С первого взгляда бесплатное чтение

От автора

Хочу поблагодарить свою жену Кейти, которая не только вдохновила меня на создание образа Лекси, но и выказала необычайное терпение, пока я писал. Каждый день просыпаюсь и думаю о том, как мне повезло, что Кейти стала моей женой.

Благодарю своих детей — Майлза, Райана, Лэндона, Лекси и Саванну, — которые не позволяют мне забывать о том, что я не только писатель, но в первую очередь отец.

Спасибо моему агенту Терезе Парк, которая терпеливо выслушивает меня в любое время дня и ночи. Но главное — она всегда прекрасно знает, что сказать, когда дело не ладится. Я счастлив работать с ней.

Мой издатель Джейми Рааб вновь заслужила глубочайшую признательность. Она не только умна, но и обаятельна — без нее я бы никогда не написал эту книгу.

Ларри Киршбаум, глава «Тайм уорнер бук гроуп», уже не с нами, но я не могу расстаться с ним без благодарственного слова. Понимаю, решение было нелегким, но, разумеется, ты знал, что делаешь. Работать с тобой — большая честь. Желаю всего наилучшего, какое бы будущее тебя ни ожидало.

Сотрудничество с Морин Иджин из «Тайм уорнер бук гроуп» также доставило мне много радости. Я с удовольствием вспоминаю каждую минуту, что мы провели вместе.

Дениза Ди Нови, моя покровительница в Голливуде, — ты настоящее сокровище.

Хауи Сандерс и Дейв Парк, мои агенты, — я благодарен за то, что мне довелось работать с вами.

Дженнифер Романелло и Эдна Фарли — вы изумительны. Благодаря вам я все еще в состоянии встречаться с читателями.

Линн Гаррис и Марк Джонсон, вдохновители «Дневника памяти», — вы навсегда останетесь моими друзьями.

Скотт Шваймер, мой поверенный, — он обладает не только добрым сердцем, но и удивительной способностью добиваться достойных контрактов.

Флэг, который рисует обложки, Харви-Джейн Коуэл, издатель, Шеннон О'Киф, Шарон Крассни и Джули Бейрер — я благодарен всем вам.

Я бы хотел сказать спасибо еще нескольким людям. Прежде всего доктору Робу Паттерсону, который рассказал мне про синдром амниотических перетяжек. Если я не наделал ошибок, это его заслуга; все промахи — исключительно моя вина. Спасибо Тодду Эдвардсу, который спас роман, когда у меня сломался компьютер. Все, что я могу сказать, — хорошо, что в ту минуту ты был рядом.

И наконец, хочу поблагодарить Дейва Симпсона, Филемона Грэя, Слэйда Трабакко и ребят из нью-бернской старшей школы, встречи с которыми принесли мне столько удовольствия. Вы сделали все, что могли.

Пролог

Февраль 2005 года

Бывает ли любовь с первого взгляда?

Сидя в гостиной, он в сотый раз размышлял над этим вопросом. Солнце уже давно зашло, за окном виднелась лишь пелена тумана. Не считая постукивания ветки по стеклу, стояла тишина. Мужчина был не один. Поднявшись с кушетки, он отправился в спальню, чтобы взглянуть на дочь. Там он подумал, не устроиться ли рядом с ней, — предлог для того, чтобы закрыть глаза. Отдых — это хорошо, но мужчина боялся сразу же заснуть. Девочка пошевелилась во сне. Глядя на нее, он мысленно оказался в прошлом, снова перебирая в памяти тот путь, который свел их. Кем он был тогда? И кто он сейчас? Как будто простые вопросы. Его зовут Джереми, ему сорок два года. Сын фермера-ирландца и итальянки, зарабатывает на жизнь написанием статей. Именно так он говорил себе, если его спрашивали. Хотя это было правдой, иногда Джереми задумывался, стоит ли пускаться в подробности. Нужно ли, например, упоминать, что пять лет назад он приехал в Северную Каролину, надеясь разгадать некую тайну?

Что там он влюбился? Красота воспоминаний была неразрывно связана со скорбью, и он до сих пор задавался вопросом, какое чувство в итоге победит.

Джереми вернулся в гостиную. Хотя он давно не задумывался об этих событиях, полностью выбросить их из головы он также не мог. Удалить главу своей жизни не проще, чем изменить дату рождения. Бывали времена, когда ему хотелось вернуться в прошлое и все исправить, но потом он понимал: вместе с печалью исчезнет и радость. А этого он совсем не хотел.

Чаще всего Джереми вспоминал ночь, проведенную с Лекси на кладбище, — ночь, когда он увидел призрачные огни, ради которых приехал из Нью-Йорка. Именно тогда он впервые осознал, как много она для него значит. Лекси рассказала ему свою историю. Она осиротела в раннем детстве. Джереми понятия не имел, что через несколько лет после смерти родителей ее начали мучить ночные кошмары. Ужасные, повторяющиеся сны, в которых она видела гибель отца и матери. Бабушка Дорис, не зная, чем еще помочь, отвела девочку на кладбище, чтобы та увидела загадочные огни. Они показались ребенку чудесными, сверхъестественными. Лекси решила, что это души ее родителей. Ей было нужно нечто, во что она могла бы поверить, и с тех пор кошмары больше ее не преследовали.

Джереми был тронут историей о силе детской веры. Но тем же вечером, увидев огни, он спросил у Лекси: что это такое, на ее взгляд? Она наклонилась к нему и прошептала: «Это были мои родители. Наверное, они хотели увидеть вас».

Ему захотелось заключить Лекси в объятия. Именно в ту минуту Джереми влюбился в нее — и с тех пор не мог думать о другой.

На улице вновь поднялся февральский ветер. В непроницаемой темноте ничего не было видно; с тяжелым вздохом Джереми прилег на кушетку, чувствуя себя так, будто вернулся в прошлое. Он мог отогнать эти воспоминания, но стоило уставиться в потолок, как они возвращались. Джереми всегда позволял им возвращаться.

Вот что случилось потом.

Глава 1

Пятью годами ранее.

Нью-Йорк, 2000 год

— Видишь, все просто, — сказал Элвин. — Сначала ты знакомишься с хорошей девушкой, потом вы некоторое время встречаетесь, чтобы выяснить, насколько подходите друг другу. Вы убеждаетесь, что у вас много общего — ну, вроде, «такова наша жизнь, и мы пойдем по ней вместе». Вы решаете, чьих родственников будете навещать по выходным, хотите ли поселиться в квартире или в собственном доме, завести кошку или собаку, кто первым пойдет в душ утром, и так далее. Если у вас действительно много общего, вы женитесь. Ты меня слушаешь?

— Слушаю, — отозвался Джереми.

Этот разговор происходил дома у Джереми Марша, в Верхнем Уэст-Сайде, прохладным субботним утром. Джереми и Элвин уже несколько часов собирали вещи, повсюду были расставлены коробки: одни стояли у двери в ожидании той минуты, когда их отнесут в машину; другие еще предстояло упаковать. Выглядело все так, словно в дом ворвался тасманский дьявол, устроил дебош и удалился, перевернув вверх дном все, что мог. Джереми диву давался, видя, сколько барахла у него скопилось за годы — его невеста, Лекси Дарнелл, все утро только об этом и говорила. Минут двадцать назад, в отчаянии всплеснув руками, она отправилась на ленч с матерью Джереми, впервые за весь день оставив мужчин одних.

— Объясни мне, ради всего святого, что ты творишь? — потребовал Элвин.

— Именно то, что ты и сказал.

— Нет. Ты сделал все наоборот: принял важное решение, не выяснив прежде, действительно ли вы подходите друг другу. Ты едва знаешь Лекси!

Джереми освободил очередной ящик комода, мысленно умоляя Бога, чтобы Элвин сменил тему.

— Я ее хорошо знаю.

Элвин начал рыться в бумагах на столе, затем сунул всю пачку в ту же самую коробку, которую укладывал Джереми. На правах лучшего друга он считал себя вправе выражаться без обиняков.

— Я просто пытаюсь быть честным. Ты прекрасно понимаешь, что я говорю то, о чем думают в последнее время все твои родственники. Так или иначе, ты знаешь Лекси недостаточно хорошо для того, чтобы переехать к ней, не говоря уже о свадьбе. Вы вместе всего неделю. С Марией у тебя было совсем иначе. — Мария была первой женой Джереми. — Учти, я знал Марию куда лучше, чем ты знаешь Лекси, но мне и в голову не приходило, что этого достаточно, чтобы, предположим, жениться.

Джереми вынул из коробки бумаги и положил их обратно на стол. Он вспомнил, что Элвин познакомился с Марией раньше него и до сих пор дружит с его бывшей женой.

— И что?

— Как что? А если я приду и скажу: знаешь, я встретил замечательную женщину, поэтому бросаю работу, оставляю друзей и родных и еду далеко на юг, чтобы жениться… например, на той девчонке, как ее… Рейчел?

Рейчел работала в ресторане у Дорис; Элвин познакомился с ней во время своего короткого пребывания в Бун-Крике и зашел так далеко, что даже пригласил подружку в Нью-Йорк.

— Я бы порадовался за тебя.

— Ой, умоляю!.. Помнишь, что ты сказал, когда я собирался жениться на Еве?

— Помню. Но это другое дело.

— Ну конечно. Потому что якобы ты готов к браку, а я нет!

— Плюс тот факт, что Ева не из тех женщин, на которых стоит жениться.

Элвин признал, что это правда. Лекси была библиотекарем, жила далеко на Юге и надеялась однажды завести семью, а Ева работала в тату-салоне в Джерси. Именно она сделала Элвину большую часть татуировок, не считая пирсинга, и в итоге он стал выглядеть так, будто недавно вышел из тюрьмы. Все это, впрочем, не смущало Элвина. Их отношения были недолгими, поскольку Ева не удосужилась предупредить, что у нее уже есть постоянный парень.

— Даже Мария считает, что это безумие.

— Ты ей рассказал?

— Разумеется. Мы обо всем разговариваем.

— Счастлив, что ты настолько близок с моей бывшей женой. Но это не твое дело. И не ее.

— Я просто пытаюсь тебя образумить. Ты слишком торопишься. Ты не знаешь Лекси.

— Почему ты все время это повторяешь?

— И буду повторять, пока ты не признаешь, что вы друг другу чужие.

Элвин, как и пятеро старших братьев Джереми, не умел менять тему — точно так же, как собака никогда не бросит кость.

— Мы не посторонние.

— Нет? Тогда как ее второе имя?

— Что?

— Назови мне второе имя Лекси.

Джереми моргнул.

— Какое это имеет отношение к…

— Никакого. Но если ты собрался жениться, то, вероятно, должен знать ответ на этот вопрос.

Джереми вдруг понял, что ему нечего возразить другу. Лекси никогда не говорила, а он не спрашивал. Элвин словно почувствовал, что задел его за живое, и продолжал:

— Ну хорошо, а как насчет других серьезных проблем? Какой был ее любимый предмет в колледже? Как звали ее подруг? Какой ее любимый цвет? Фильм? Ток-шоу? Писатель? Ты хотя бы знаешь, сколько ей лет?

— Чуть за тридцать, — отозвался Джереми.

— За тридцать? Я так и знал.

— Почти уверен, что тридцать один.

— «Почти уверен»? Ты хоть представляешь, что за чушь несешь? Нельзя жениться, если даже не знаешь, сколько невесте лет!

Джереми открыл следующий ящик и высыпал все в коробку; он понимал, что Элвин прав, но не желал это признавать. Он глубоко вздохнул.

— А я думал, ты рад, что я наконец кого-то нашел, — сказал он.

— Я рад! Но я понятия не имел, что ты и впрямь собираешься уезжать из Нью-Йорка и жениться на Лекси! Я думал, ты просто шутишь. Конечно, она замечательная женщина. Так и есть. Если ты не изменишь своего мнения о ней через пару лет, я сам притащу тебя к алтарю. Но ты торопишься без всяких на то причин.

Джереми отвернулся к окну. За стеклом маячила серая, покрытая копотью кирпичная стена дома напротив. Там двигались смутные тени: женщина говорила по телефону, мужчина шагал в ванную комнату, завернувшись в полотенце. Еще одна женщина гладила белье и смотрела телевизор. Джереми прожил здесь столько времени, но едва ли обменялся с этими людьми парой слов.

— Она беременна, — наконец сказал он.

Сначала Элвин решил, что ослышался. Но потом он увидел выражение лица Джереми и понял: друг не шутит.

— Беременна?

— У нее будет ребенок.

Элвин плюхнулся на кровать, как будто у него внезапно отказали ноги.

— Почему ты сразу не сказал?

Джереми пожал плечами:

— Она попросила пока никому не говорить. Так что держи язык за зубами, ладно?

— Ладно. — Элвин явно был в шоке.

— И еще кое-что…

Элвин взглянул на него. Джереми положил руку ему на плечо.

— Я хочу, чтоб ты был моим шафером.

Как все произошло?

На следующий день, бродя с Лекси по магазину игрушек, Джереми по-прежнему не мог найти ответа на этот вопрос. Речь шла не о беременности — ту ночь он и так запомнил на всю жизнь. Хотя в разговоре с Элвином Джереми держался смело, иногда ему казалось, что он играет роль в какой-то слезливой романтической пьесе, где возможно буквально все и ничего не ясно вплоть до самого финала.

То, что случилось с ним, — не совсем обычно. Точнее, такого вообще почти не бывает. Кто отправится в маленький городок, чтобы написать статью для «Сайентифик американ», познакомится с тамошней библиотекаршей и по уши влюбится за считанные дни? Кто решит отказаться от работы на телевидении и жизни в Нью-Йорке, чтобы уехать в Бун-Крик — городок размером с крошечную точку на карте?!

И так далее.

Не то чтобы Джереми сомневался в том, что он собирался сделать. Наблюдая за тем, как Лекси рассматривает ряды Барби и игрушечных солдатиков (она хотела купить подарки его многочисленным племянникам и племянницам в надежде произвести приятное впечатление), он еще более утвердился в своем решении. Джереми улыбнулся, представив себе, какая жизнь его ждет. Тихие ужины, романтические прогулки, уютное сидение перед телевизором. Вещи, ради которых стоит жить. Он не был настолько наивен, чтобы полагать, будто они обойдутся без ссор, но не сомневался, что им удастся успешно преодолеть бурные воды и в конце концов осознать, что они — идеальная пара.

Лекси, погруженная в свои мысли, слегка подтолкнула Джереми, и он поймал себя на том, что уставился на парочку, которая стояла в отделе мягких игрушек. Честно говоря, этих двоих трудно было не заметить — обоим чуть за тридцать, хорошо одетые, мужчина похож на банкира или адвоката, а жена явно из тех, что проводит каждый вечер в «Блумингдейле». Они тащили с полдесятка набитых пакетов; бриллианту нее на пальце был размером с мраморный шарик — куда крупнее, чем на том обручальном кольце, которое Джереми только что купил для Лекси. Наблюдая за ними, Джереми не сомневался, что обычно они берут с собой в магазин няню — потому что сейчас, судя по всему, оба понятия не имели, что делать.

Ребенок в коляске вопил так оглушительно, что едва ли не трескались стекла, а прочие покупатели то и дело вздрагивали. Вдруг его старший брат, лет четырех, тоже завизжал, даже еще громче, а потом повалился на пол. На лицах родителей появилось выражение ужаса, точь-в-точь как у солдат под обстрелом. Было нетрудно заметить мешки у них под глазами и полупрозрачную бледность кожи. Невзирая на внешнюю непроницаемость, они явно были на пределе. Мать наконец вынула малыша из коляски и прижала к себе, а муж наклонился к ней и похлопал ребенка по спине.

— Ты не видишь, что я пытаюсь ее успокоить? — рявкнула жена. — Займись Элиотом!

Мужчина нагнулся к сыну, который катался по полу в истерике.

— Немедленно прекрати орать! — строго произнес он, грозя пальцем.

Ну да, подумал Джереми. Как будто это поможет.

Элиот тем временем продолжал корчиться.

Даже Лекси перестала осматривать полки и обратила на них внимание. Джереми подумал: это все равно что наблюдать, как женщина в бикини подстригает лужайку, — зрелище, которое невозможно пропустить. Младенец вопил, Элиот тоже, жена орала на мужа, требуя что-нибудь сделать, а тот кричал, что и так старается изо всех сил.

Счастливую семью кольцом окружили зеваки. Женщины смотрели на бедолаг с жалостью и облегчением: они благодарили Бога за то, что это происходит не с ними, и в то же время прекрасно понимали, что именно испытывает злополучная чета. Мужчины, наоборот, старались держаться подальше от источника шума.

Элиот бился головой об пол и ревел все громче.

— Идем же! — наконец приказала мать.

— Именно это я и собираюсь сделать! — огрызнулся отец.

— Подними его!

— Я пытаюсь, черт возьми!

Элиот не проявлял к отцу никакого сочувствия. Когда мужчина наконец ухватил его, мальчик принялся извиваться, как змея. Голова моталась из стороны в сторону, ноги так и мелькали в воздухе. На лбу отца выступили капли пота — Элиот как будто потяжелел, раздувшись от гнева.

Каким-то чудом они наконец тронулись вперед, нагруженные покупками, с коляской и двумя детьми. Толпа расступилась, точь-в-точь как воды Красного моря, когда к ним приблизился Моисей, и злополучное семейство скрылось из глаз — лишь затихающие детские вопли свидетельствовали, что они еще неподалеку.

Толпа начала рассасываться. Джереми и Лекси застыли на месте как зачарованные.

— Бедняги, — сказал Джереми, внезапно задавшись вопросом, не станет ли его жизнь точно такой же через пару лет.

— Не то слово, — отозвалась Лекси. Видимо, она тоже испугалась.

Джереми смотрел в пространство, пока плач не затих; семья, должно быть, вышла из магазина.

— Наш ребенок никогда не будет закатывать истерик, — заявил он.

— Никогда. — Сознательно или нет, Лекси положила руку на живот. — Это просто ненормально.

— А родители, кажется, совсем растерялись, — продолжал Джереми. — Ты слышала, как он говорил с сыном?

— Кошмар. — Лекси кивнула. — А как они кричали друг на друга? Дети всегда чувствуют напряжение. Неудивительно, что родители не могут их контролировать.

— Похоже, они не знают, что делать.

— Это уж точно.

— Но почему?

— Может, они слишком заняты собой, чтобы проводить время с детьми.

Джереми, по-прежнему не трогаясь с места, наблюдал за тем, как рассеивается толпа.

— Это просто ненормально, — повторил он.

— Совершенно согласна.

Итак, они обманывали себя. В глубине души и Джереми и Лекси это знали, но было проще делать вид, что они никогда не столкнутся с подобной ситуацией. Потому что они лучше подготовятся. Будут внимательнее к детям. Добрее и терпеливее. Нежнее.

Их девочка… она расцветет в том окружении, которое создадут для нее отец и мать. Только так. В младенчестве она будет спокойно спать всю ночь. Когда подрастет, то примется изумлять их сообразительностью и не по годам развитой моторикой. Она триумфально минует все ловушки подросткового возраста, ни разу не помыслив ни о наркотиках, ни о запретных фильмах. Когда придет время покинуть отчий дом, будет вежливой, воспитанной и достаточно умной для того, чтобы поступить в Гарвард. Она станет чемпионкой Америки по плаванию и при этом найдет время, чтобы летом поработать в какой-нибудь благотворительной организации.

Джереми ссутулился. Несмотря на полное отсутствие родительского опыта, он понимал, что все не так просто. Кроме того, он изрядно опережал события.

Через час они сидели в такси, зажатые в пробке, по пути в Квинс. Лекси листала свежекупленный справочник под названием «Чего ожидать, когда ты в положении», Джереми смотрел в окно. Это была их последняя ночь в Нью-Йорке — он вез Лекси к своим родителям, которые затеяли небольшую вечеринку у себя дома. «Небольшую», конечно, неточное слово: пять братьев с женами, девятнадцать племянников и племянниц — следовательно, дом будет битком набит, как всегда. Пусть даже Джереми с нетерпением ждал вечера, он никак не мог забыть виденную в магазине семью. Эти люди выглядели вполне… нормально. Не считая усталости, разумеется. Он задумался: неужели они с Лекси станут такими же? Или судьба их пощадит?

Может быть, Элвин прав. Во всяком случае, отчасти. Пусть Джереми обожал Лекси — и был в этом уверен, иначе не сделал бы ей предложение, — он действительно плохо ее знал. У них просто не было времени, чтобы узнать друг друга. Чем больше Джереми об этом думал, тем сильнее убеждался, как было бы хорошо, если бы им с Лекси выпал шанс некоторое время пожить просто так. Он уже был женат и знал, сколько времени требуется на то, чтобы приладиться к партнеру и привыкнуть к его привычкам, странностям. Причуды есть у всех, но пока ты не узнаешь человека как следует, его заскоки остаются тайной. Интересно, каковы причуды Лекси? А вдруг она надевает на ночь зеленую маску, которая якобы предотвращает появление морщин? Будет ли он счастлив наблюдать это зрелище каждое утро?

— О чем ты думаешь? — поинтересовалась Лекси.

— А?

— Я спросила, о чем ты думаешь? У тебя забавное выражение лица.

— Так, ни о чем.

Она взглянула на него.

— Ни о чем или совсем-совсем ни о чем?

Джереми нахмурился:

— Как твое второе имя?

В течение нескольких минут Джереми задавал те же вопросы, что и Элвин, и узнал следующее: ее второе имя Марин, в колледже она специализировалась по английскому языку, ее лучшую подругу звали Сьюзен, любимый цвет — фиолетовый, любимый автор — Джейн Остен, и 13 сентября ей исполнится тридцать два.

Вот так.

Он удовлетворенно откинулся на спинку сиденья, а Лекси продолжала листать книгу. Она не то чтобы читала ее, как заметил Джереми, а лишь просматривала отдельные абзацы в надежде составить общее впечатление. Интересно, не делала ли она то же самое, когда училась в колледже?

Как и сказал Элвин, в Лекси было многое, чего Джереми не знал. И в то же время кое-что было ему известно. Единственный ребенок в семье, родом из Бун-Крика, штат Северная Каролина. Родители погибли в автомобильной катастрофе, когда Лекси была маленькой. Девочку вырастили бабушка и дедушка — Дорис и… Джереми отметил про себя, что нужно узнать имя дедушки. Потом она поступила в университет Северной Каролины, уехала в Чепл-Хилл, влюбилась в парня по имени Эйвери и прожила год в Нью-Йорке, где работала в библиотеке. В конце концов Эйвери ей изменил, так что Лекси вернулась домой и стала по примеру своей матери главным библиотекарем в Бун-Крике. Потом у нее был роман с мужчиной, которого впоследствии она называла Мистер Ренессанс, но тот уехал из города, даже не попрощавшись. С тех пор Лекси жила тихо, время от времени ходила на свидания с помощником местного шерифа, пока не появился Джереми. Ах да — Дорис, хозяйка ресторана в Бун-Крике, обладает паранормальными способностями, в том числе умеет предсказывать пол ребенка (именно так Лекси узнала, что у них будет девочка).

Все это, как полагал Джереми, было известно каждому в Бун-Крике. Но знают ли горожане, что Лекси заправляет волосы за уши, когда нервничает? И что она отлично готовит? А когда она нуждается в отдыхе, то скрывается в коттедже неподалеку от маяка на мысе Гаттерас, где поженились ее родители. У нее темно-синие глаза, овальное лицо и темные волосы. Лекси умна и красива. Она запросто разгадала его неуклюжие попытки очаровать ее. Джереми понравилось то, что Лекси не позволила ему увильнуть и высказалась открыто и смело. Каким-то образом она проделывала такого рода дела, оставаясь обаятельной и женственной, что еще более подчеркивал соблазнительный южный акцент. И потом, Лекси в своих узких джинсах была просто прекрасна. Джереми влюбился по уши.

А что она знает о нем? То, что и положено, наверное. Что он вырос в Квинсе, был младшим из шестерых сыновей в семье ирландца и итальянки, некогда намеревался стать профессором математики, но затем решил, что у него писательский дар, и сделался обозревателем в «Сайентифик американ», специализирующимся на разоблачении чудес и суеверий. Когда-то он был женат на женщине по имени Мария, которая ушла от него после того, как врачи выяснили, что Джереми не способен завести ребенка. Много лет после этого он потратил, прочесывая бары, встречаясь с бесчисленными партнершами и пытаясь избегать серьезных отношений, как будто подсознательно понимал, что не сможет стать хорошим мужем. В возрасте тридцати семи лет он отправился в Бун-Крик, чтобы расследовать регулярное появление загадочных огней на городском кладбище и в итоге, возможно, получить место комментатора в программе «Доброе утро, Америка», но затем обнаружил, что большую часть времени думает исключительно о Лекси. Они провели вместе четыре удивительных дня, потом последовала жаркая ссора, Джереми уехал в Нью-Йорк и понял, что не мыслит жизни без нее. Он вернулся, намереваясь доказать это Лекси; в ответ та положила его руку на свой живот и объявила о совершившемся чуде — она забеременела, и у Джереми появился шанс стать отцом. То, что он считал невозможным.

Он улыбнулся, подумав, что это очень хорошая история. Возможно, даже подходящий сюжет для романа.

Дело в том, что Лекси, пытаясь противостоять его чарам, влюбилась в Джереми. Смотря на нее, он пытался понять почему. Конечно, он приятный человек, но все-таки что соединяет двух людей? В прошлом он написал бесчисленное множество статей о принципах взаимного влечения, анализировал роль феромонов, дофамина, биологических инстинктов, но все это никоим образом не объясняло его чувств к Лекси и наоборот. Джереми знал лишь, что они каким-то образом сошлись, как будто он всю жизнь шел по дороге, которая неумолимо вела к этой женщине.

Это был романтический, даже поэтический взгляд на вещи, а Джереми никогда не питал склонности к поэзии. Может быть, была и другая причина, по которой он понял, что Лекси ему подходит. Она сделала его восприимчивым к новым идеям и чувствам. Но как бы то ни было, сидя в машине со своей очаровательной невестой, Джереми заранее принимал все, что ожидало их в будущем.

Он взял ее за руку.

В конце концов, так ли это важно, что он бросает Нью-Йорк и отказывается от карьеры, чтобы переехать бог весть куда? Что ему предстоит год, в течение которого нужно устроить свадьбу, обзавестись хозяйством и приготовиться к рождению ребенка?

Насколько тяжело это будет?

Глава 2

Джереми сделал ей предложение на крыше Эмпайр-стейт-билдинг, в День святого Валентина.

Он знал, что это банально, но разве само по себе предложение не банальность? В конце концов, вариантов масса. Можно было предложить Лекси руку и сердце сидя, стоя, на коленях или лежа, во время еды, дома или где-нибудь еще, со свечами или без, на восходе или на закате — и так далее, включая способы, которые трудно назвать романтическими. Джереми знал, что когда-то и кем-то все это уже было проделано, поэтому не было смысла беспокоиться о том, что Лекси будет разочарована. Конечно, некоторые мужчины из кожи вон лезут — тут тебе и самолеты, ирекламные щиты, и обручальное кольцо, якобы найденное на романтической прогулке. Но он был уверен: Лекси не из тех, кто непременно требует оригинальности. Кроме того, вид на Манхэттен был прекрасен, так что все пункты плана (вручение кольца, объяснение, почему он хочет провести с ней всю жизнь, и так далее), насколько помнил Джереми, были выполнены как нельзя лучше.

Честно говоря, его предложение не то чтобы явилось сюрпризом. Они не обсуждали эту тему заранее, но тот факт, что Джереми собирался переехать в Бун-Крик, плюс несколько разговоров, в которых фигурировало слово «мы», не оставляли никаких сомнений в том, что именно грядет. Например, «купим плетеную колыбель для ребенка и поставим ее в нашей спальне», «мы навестим твоих родителей». Поскольку Джереми и не думал возражать, можно было заключить, что Лекси уже, так сказать, сделала ему предложение сама.

И все же, пусть стопроцентного сюрприза и не получилось, Лекси явно была удивлена. Ее первым побуждением (вслед за тем, как она обняла Джереми и поцеловала его) было позвонить Дорис и поведать ей все новости — разговор с бабушкой длился двадцать минут. Джереми не спорил. Внешне он был спокоен, хотя то, что Лекси согласилась прожить с ним до конца дней, приводило Джереми в восторг.

И вот примерно неделю спустя они сидели в такси и ехали в гости к его родителям. Джереми видел на пальце Лекси кольцо. Обручиться, а не просто встречаться — это важный шаг, который с восторгом предвкушает большинство мужчин, и Джереми не был исключением. Теперь он мог проделывать с Лекси то, что оставалось запретным для всех остальных. Например, целоваться. Он мог склониться к ней прямо сейчас и поцеловать ее. И скорее всего Лекси бы не смутилась. Ей бы, несомненно, понравилось. Попробуй проделать то же самое с посторонней женщиной и увидишь, что получится, подумал Джереми. Эта мысль вселила в него уверенность по поводу принятого решения.

Лекси, впрочем, смотрела в окно и казалась обеспокоенной.

— Что случилось? — спросил Джереми.

— А если я им не понравлюсь?

— Непременно понравишься. Почему бы и нет? И потом, ты уже виделась с моей мамой за ленчем. Кажется, вы поладили.

— Да, — неуверенно кивнула Лекси.

— Тогда в чем проблема?

— А если они подумают, что я увожу тебя силой? Может, твоя мама просто не хотела меня огорчать, но в глубине души сердится?

— Ничего подобного, — возразил Джереми. — Говорю тебе, не беспокойся. Ведь никто меня не увозит, я уезжаю из Нью-Йорка, потому что предпочитаю быть с тобой, и все это знают. Поверь, они рады. Мама много лет докучала мне разговорами о браке.

Лекси поджала губы и задумалась.

— Ну ладно, — произнесла она. — Но пожалуйста, пока не говори им, что я беременна.

— Почему?

— У них сложится нехорошее впечатление.

— Они ведь все равно узнают.

— Да, но пусть не сегодня, хорошо? Пускай они сначала как следует узнают меня. Пусть привыкнут к мысли о том, что мы поженимся. Иначе будет слишком много сюрпризов для одного вечера. С остальным разберемся позже.

— Как хочешь. — Джереми откинулся на спинку сиденья. — Но учти, беспокоиться не стоит, даже если кто-нибудь обмолвится.

Она моргнула.

— Как это — обмолвится? Только не говори, что ты уже все им рассказал!

Джереми покачал головой:

— Нет, конечно. Но я сказал Элвину.

— Элвину? — побледнев, переспросила Лекси.

— Прости. Не удержался. Но не волнуйся, он обещал держать язык за зубами.

Лекси помедлила, прежде чем кивнуть:

— Ну ладно…

— Больше такого не повторится, — сказал Джереми и взял ее за руку. — Нет никаких поводов для беспокойства.

Она с усилием улыбнулась:

— Легко тебе говорить.

Лекси снова отвернулась к окну. Как будто до сих пор она мало волновалась. Теперь нужно думать еще и об этом. Неужели так трудно сохранить секрет?

Она знала, что Джереми не помышлял о дурном и что Элвин будет помалкивать, но дело было не в том. Джереми, видимо, не понимал, как его родня может воспринять такую новость. Лекси не сомневалась — все они разумные люди (его мать показалась ей довольно милой), которые вряд ли сочтут ее шлюхой, но все-таки сам факт, что они женятся так быстро, способен вызвать изрядное удивление. В этом сомневаться не приходилось. Нужно лишь взглянуть на эту проблему с их точки зрения. Полтора месяца назад они с Джереми еще не были знакомы, а потом как будто угодили в водоворот — и вот уже официально обручились. Потрясающе.

А если они выяснят, что она беременна?

Ну, тогда родственники немедленно решат, что Джереми женится исключительно по этой причине. Когда он скажет, что любит ее, не поверят — просто кивнут и пробормочут: «Очень мило», но едва Джереми и Лекси уйдут, как примутся судачить. Это очень дружная, старомодная семья, которая собирается вместе несколько раз в месяц, — разве Джереми ее не предупреждал? Лекси трудно назвать наивной. О чем беседуют в семье? О радостях и горестях, успехах и неудачах… дружные семьи делятся любыми новостями. Но если Джереми снова проболтается, всем понятно, что произойдет дальше. Родственники примутся говорить не о помолвке, а о ее беременности, и вслух удивляться, о чем он думал. Или, еще хуже, твердить, что Лекси его обманула.

Конечно, она может ошибаться. Может быть, они придут в восторг и сочтут ситуацию абсолютно нормальной. Может, они поверят, что обручение и беременность никак не связаны друг с другом, — ведь так оно и есть. Лекси останется лишь лететь домой на крыльях любви.

Она не хотела проблем с семьей будущего мужа. Как правило, ничего здесь поделать нельзя; но Лекси не собиралась допускать промахов.

Кроме того, Лекси признавала, что на месте родственников Джереми она бы тоже скептически отнеслась к подобному известию. Брак — важное решение для всякой пары, не говоря уже о людях, которые едва знакомы. Хотя мать Джереми не особенно на нее давила, Лекси чувствовала, что та ее оценивает — как это сделала бы всякая хорошая мать. Лекси старалась изо всех сил, и в итоге будущая свекровь обняла ее и расцеловала на прощание.

Лекси решила, что это хороший знак. Удачное начало, во всяком случае. Конечно, потребуется какое-то время, чтобы семья Джереми приняла ее. В отличие от прочих невесток Лекси не будет видеться с новыми родственниками на выходных. Ей назначат своего рода испытательный срок, пока время не покажет, что Джереми сделал правильный выбор. Год или два — может быть, больше. Лекси полагала, что сможет ускорить процесс при помощи писем и регулярных звонков…

«Не забудь, — сказала она себе. — Купи побольше бумаги».

Честно говоря, Лекси сама удивлялась тому, с какой скоростью развивались события. Действительно ли Джереми полюбил ее? А она? Лекси задавала себе эти вопросы по десять раз на дню в течение последних двух недель и каждый раз отвечала на них одинаково. Да, она беременна. Да, она носит его ребенка. Но она не согласилась бы выйти за Джереми, если бы не верила, что они будут счастливы вместе.

Они будут счастливы. Не так ли?

Лекси задумалась: удивляется ли Джереми тому, как быстро все это произошло? Наверное, да. Трудно было бы не удивляться. Но он, кажется, относился ко всему куда спокойнее, чем она. Интересно, почему? Может быть, потому что он уже был женат или потому, что сам инициировал все случившееся в Бун-Крике? Но так или иначе, в том, что касалось их отношений, Джереми всегда держался увереннее, чем Лекси, и это было странно, поскольку именно он провозглашал себя скептиком.

Лекси взглянула на него. Ей нравились его темные волосы и ямочки на щеках. Джереми понравился ей при первой же встрече. Что там сказала Дорис после того, как они познакомились: «Он не тот, за кого себя выдает». Что ж, подумала Лекси, скоро она это выяснит.

Они приехали последними. Лекси все еще нервничала. Подойдя к двери, девушка замерла на верхней ступеньке.

— Ты им понравишься, — уверенно сказал Джереми. — Поверь мне.

— Будь рядом, ладно?

— А где же мне еще быть?

Все оказалось не так плохо, как думала Лекси. Она более чем владела собой, поэтому, невзирая на обещание держаться поблизости, Джереми вскоре оказался на заднем крыльце — он переминался с ноги на ногу, скрестив руки на груди, чтобы согреться, и наблюдал за тем, как отец колдует над барбекю. Отец обожал барбекю, и погода была не в силах ему помешать. В детстве Джереми видел, как отец счищает снег с решетки, после чего ныряет в метель, чтобы через полчаса вернуться в дом с обледеневшими бровями и горой жареного мяса.

Хотя Джереми предпочел бы остаться в доме, мать посоветовала ему составить компанию отцу — таким образом она намекала, чтобы он присмотрел за стариком. У того случился сердечный приступ пару лет назад; хотя отец поклялся, что больше не станет простужаться, мать беспокоилась. Она бы сама за ним приглядела, но маленький дом, в который набилось тридцать пять человек, превратился в сущий бедлам. На плите стояли четыре кастрюли, братья Джереми заняли все места в гостиной, а племянников и племянниц приходилось то и дело выгонять из комнаты. Заглянув в стекло, Джереми убедился, что его невеста неплохо держится.

Невеста. В этом слове было нечто странное. Не то чтобы было странно обзавестись невестой — скорее, оно необычно звучало, когда его произносили многочисленные родственницы Джереми (на тот момент это случилось уж никак не меньше сотни раз). Когда они вошли, Лекси еще не успела снять куртку, — к ней бросились София и Энн, и слово «невеста» присутствовало буквально в каждой их реплике.

— Теперь мы наконец познакомимся с твоей невестой!

— Джереми, куда ты сегодня возил свою невесту?

— Джереми, предложи своей невесте что-нибудь выпить!

Братья Джереми, напротив, старательно избегали этого слова.

— Ага, вот и Лекси!

— Лекси не устала от поездки?

— Ну-ка расскажи, как вы с Лекси познакомились!

Видимо, это чисто по-женски, решил Джереми: он, как и его братья, до сих пор избегал слова «невеста». Возможно, об этом стоит написать статью; впрочем, редактор наверняка ее не пропустит под тем предлогом, что тема недостаточно серьезна для «Сайентифик американ». И это говорит человек, который обожает материалы про НЛО и снежного человека! Пусть даже он позволил присылать статьи для журнала из Бун-Крика, Джереми не будет по нему скучать.

Он потер руки; отец тем временем перевернул мясо. Нос и уши у него покраснели от холода.

— Эй, дай-ка тарелку. Твоя мать оставила ее на перилах. Скоро все будет готово.

Джереми взял тарелку и вернулся к отцу.

— Сегодня чертовски холодно, тебе не кажется?

— Ничего подобного. И потом, от углей тепло.

Отец, последний обломок эпохи, по-прежнему пользовался древесным углем. Некогда Джереми подарил ему на Рождество газовый гриль, который пылился в гараже, пока его наконец не забрал брат Том.

Отец принялся выкладывать мясо на тарелку.

— Я, конечно, почти не общался с ней, но, по-моему, Лекси очень милая.

— Так и есть, папа.

— Ты вполне этого достоин. Мария мне никогда особо не нравилась. Буквально с самого начала я чувствовал в ней что-то не то.

— Нужно было меня предупредить.

— Ха!.. Ты бы не стал слушать. Ты ведь всегда все знаешь сам.

— А маме понравилась Лекси? Вчера, за ленчем?

— Да. Хотя вряд ли она будет выражать шумный восторг.

— Это хороший знак?

— От твоей матери — да. Лучший из всех возможных.

Джереми улыбнулся:

— Посоветуешь мне что-нибудь?

Отец отставил тарелку и покачал головой:

— Нет. Ты уже взрослый и сам принимаешь решения. И потом, что я могу сказать? Я прожил в браке почти пятьдесят лет, но до сих пор бывают случаи, когда твоя мать злится, а я понятия не имею почему.

— Ничего себе утешение.

— Привыкнешь. — Отец кашлянул. — Впрочем, один совет я тебе, так и быть, скажу.

— Какой?

— Точнее, два. Во-первых, не принимай близко к сердцу, если Лекси начнет сердиться. Все мы иногда сердимся, поэтому не переживай.

— А во-вторых?

— Звони матери. И почаще. Она плачет каждый день с тех пор, как узнала, что ты уезжаешь. И не перенимай южный акцент, ради Бога. Мать тебе этого не скажет, но иногда она с трудом понимает Лекси.

Джереми засмеялся:

— Обещаю.

— Все прошло не так уж плохо, а? — спросил он. Несколько часов спустя они возвращались в «Плаза».

Поскольку в квартире царил хаос, Джереми решил потратиться и провести последнюю ночь в отеле.

— Великолепно. У тебя чудесная семья. Теперь понятно, почему ты не хотел уезжать.

— Я по-прежнему буду с ними видеться, ведь мне придется бывать в редакции.

Лекси кивнула. Они въехали в город, и она принялась разглядывать небоскребы, удивляясь тому, какое все большое и шумное. Хотя Лекси некогда жила в Нью-Йорке, она успела забыть здешнюю толпу, непомерную высоту зданий и шум. Отныне им предстоит жить в совершенно непохожем месте. В другом мире. Во всем Бун-Крике, вероятно, меньше людей, чем в одном нью-йоркском небоскребе.

— Ты будешь скучать по большому городу?

Джереми взглянул в окно, прежде чем ответить.

— Немного, — признался он. — Но все, о чем я когда-либо мечтал, — на Юге.

После удивительной ночи в «Плаза» они начали новую жизнь.

Глава 3

На следующее утро, когда лучи света начали пробиваться сквозь жалюзи, Джереми открыл глаза. Лекси спала, лежа на спине; ее темные волосы разметались по подушке. Снаружи доносились слабые звуки улицы: гудки машин и грохот грузовиков, кативших по Пятой авеню.

По мнению Джереми, он не должен был слышать вообще ничего — одному Богу известно, какую сумму пришлось выложить за этот номер со звуконепроницаемыми окнами. И все же он не жаловался. Лекси понравилось все — высокие потолки и классические деревянные панели, тяжелый халат и удобные шлепанцы, мягкая постель и невозмутимый официант, который принес им клубнику в шоколаде и яблочный сидр (они решили заменить им шампанское). Буквально все.

Легонько коснувшись ее волос, Джереми подумал, какая Лекси красивая, когда лежит рядом с ним. Он облегченно вздохнул, осознав, что она не надевает на ночь отвратительную зеленую маску, которую он воображал накануне. Что еще лучше, она не надела бигуди или безобразную пижаму, а еще не застревала на полчаса в ванной, как делают некоторые женщины. Прежде чем забраться в постель, Лекси просто умылась и провела расческой по волосам, а потом свернулась рядом с Джереми — именно так, как ему хотелось.

Вот видите, он многое знает о ней, что бы ни говорил Элвин. Разумеется, пока не все, но на это нужно время. Он лучше узнает Лекси, а она лучше узнает его, понемногу их жизнь войдет в колею. Конечно, будут и некоторые сюрпризы — так всегда бывает, — но в семейной жизни это неизбежно. Со временем Лекси узнает настоящего Джереми — Джереми, которому уже не нужно будет изо всех сил производить на нее впечатление. Рядом с Лекси он может быть самим собой — человеком, который способен бродить по дому в спортивных штанах и есть чипсы перед телевизором.

Джереми сцепил руки за головой, чувствуя внезапное удовлетворение. Лекси полюбит его таким, каков он есть.

Не правда ли?

Он нахмурился, вдруг задумавшись: а знает ли Лекси, что ее ждет? Может быть, открыть ей свое истинное лицо — не такая уж хорошая идея? Не то чтобы Джереми считал себя плохим человеком, но, как и у всех людей, у него были причуды, к которым можно привыкнуть лишь с течением времени. Например, Лекси предстоит узнать, что он всегда оставляет крышку унитаза поднятой. Так было и так будет, но вдруг возникнут проблемы? Джереми помнил, что одной из его подружек это страшно не нравилось. И как Лекси отнесется к тому, что он больше обеспокоен успехами любимой баскетбольной команды, нежели недавней засухой в Африке? Или к тому, что он способен отправить в рот кусок, который упал на пол? Это его привычки, но если Лекси они не понравятся? Вдруг она сочтет их не просто причудами, а настоящими изъянами личности? А если…

— О чем ты думаешь? — Голос Лекси вмешался в его мысли. — Выглядишь так, будто жука проглотил.

Джереми заметил, что она смотрит на него.

— Сама знаешь, я не идеален.

— О чем ты?

— Просто говорю тебе, что у меня есть свои недостатки.

Лекси, кажется, удивилась.

— Правда? А я думала, ты умеешь ходить по воде.

— Кроме шуток. Я подумал, тебе нужно знать, во что ты ввязываешься, прежде чем вступить в брак.

— На тот случай, если я решу пойти на попятный?

— Вот именно. У меня есть свои причуды.

— Например?

Джереми задумался и решил начать с малого.

— Я оставляю воду включенной, когда чищу зубы. Не знаю почему. И сомневаюсь, что смогу избавиться от этой привычки.

Стараясь сохранять серьезное выражение лица, Лекси кивнула.

— Надеюсь, что как-нибудь это переживу.

— А иногда — просто чтобы ты знала — я долго стою перед открытым холодильником и размышляю, что бы такое съесть. Понимаю, что холодильник от этого портится, но ничего не могу с собой поделать.

Она снова кивнула:

— Ясно. Еще что-нибудь?

Джереми пожал плечами:

— Я не ем сломанное печенье. Если оно остается в пакете, просто выбрасываю. Конечно, это трата продуктов, но я всю жизнь так поступал. Оно на вкус другое.

— Хм, — отозвалась Лекси. — Конечно, мне придется нелегко, но, наверное, я справлюсь.

Он прикусил губу и задумался, стоит ли упомянуть про крышку унитаза. Поскольку для некоторых женщин это стало камнем преткновения, Джереми решил обождать.

— Значит, все это тебя не шокирует?

— Думаю, что нет.

— Правда?

— Абсолютно.

— А если я скажу тебе, что стригу ногти в постели?

— Не испытывай мое терпение, парень.

Он ухмыльнулся и придвинулся ближе.

— Ты любишь меня, хотя я не идеален?

— Конечно, люблю.

Прекрасно, подумал Джереми.

Когда они добрались до Бун-Крика, на небе показались первые звезды. Джереми подумал, что вокруг ничего не изменилось. Не то чтобы он ожидал перемен — судя по всему, город не менялся последние лет сто. Или триста. Когда они выехали из аэропорта в Роли, по обеим сторонам дороги как будто разворачивались бесконечные декорации к фильму «День сурка». Ветхие домики, голые поля, полуразвалившиеся сараи, купы деревьев — и так миля за милей. Время от времени проезжали какой-нибудь городок, неотличимый от остальных, — вряд ли кто-то и впрямь способен увидеть разницу между Хардисом и Боджанглсом.

Но поскольку рядом сидела Лекси, поездка оказалась не такой уж скверной. Лекси весь день была в хорошем настроении и еще более приободрилась, когда подъехали к дому — «к нашему дому», вдруг подумал Джереми. Последние два часа они обсуждали свое пребывание в Нью-Йорке, но на лице Лекси возникло выражение несомненного удовлетворения, как только они пересекли Памлико, откуда начинался последний отрезок пути.

Джереми вспомнил, что когда он впервые приехал сюда, с трудом нашел нужное место. Единственный поворот, ведущий в город, находился в стороне от шоссе, поэтому он его пропустил и вынужден был съехать на обочину, чтобы взглянуть на карту. Но, оказавшись на главной улице Бун-Крика, он пришел в восторг.

Джереми покачал головой. Он думал о Лекси, а не о городе. Бун-Крик, изящный, старомодный, как и все маленькие города на Юге, был прелестен. По крайней мере на взгляд неискушенного наблюдателя. В свой первый приезд сюда Джереми думал, что Бун-Крик медленно умирает. Несколько небольших кварталов, большая часть магазинов закрыта, полусгнившие вывески облупились, жители один за другим покидают город. Бун-Крик, некогда удивительное место, отчаянно боролся за жизнь с тех пор, как закрылись фосфорная шахта и текстильная фабрика, и Джереми гадал, уцелеет ли он вообще.

Счет был не в пользу города. Но Лекси хотелось жить именно здесь, и этого достаточно. Кроме того, если не думать о том, что скоро Бун-Крик превратится в город-призрак, начинаешь понимать, как он живописен — на южный манер. На слиянии Бун-Крик и Памлико была построена дощатая набережная, с которой можно любоваться парусниками; если верить данным Торговой палаты, весной высаженные по всему городу азалии и кизил «представляют собой какофонию цвета, с которой может соперничать разве что осенняя листва в октябре, подобная океанскому закату» (что бы это ни значило). И потом, кое-кто из жителей весьма оживлял Бун-Крик — по крайней мере так уверяла Лекси. Как и многие провинциалы, она считала всех горожан одной семьей. Про себя Джереми отмечал, что среди членов семьи всегда есть сумасшедшая тетушка, — и Бун-Крик не был исключением. Слову «характер» здешние жители придавали совершенно особое значение.

Джереми миновал кафе «Эй, я тебя люблю!», куда местные обычно заходили после работы, пиццерию и парикмахерскую; за углом, насколько он помнил, стояло массивное здание в готическом стиле, которое служило библиотекой. Там работала Лекси. Когда машина свернула на улицу, ведущую к «Гербсу» — ресторану, которым владела Дорис, — Лекси выпрямилась. Забавно, но именно из-за Дорис Джереми некогда приехал в Бун-Крик. Будучи официальным городским экстрасенсом, бабушка Лекси, несомненно, входила в число вышеупомянутых «характеров».

Даже с расстояния Джереми видел, что «Гербс» ярко освещен. Это здание викторианской постройки заметно возвышалось над своими соседями. Что странно, перед ним стояло много машин.

— А я думал, в «Гербсе» кормят только завтраком и ленчем.

— Ну да.

Памятуя о маленьком «торжестве», которое мэр устроил в честь его предыдущего визита (в числе приглашенных оказался едва ли не весь округ), Джереми так и застыл за рулем.

— Только не говори, что они ждут тебя.

Лекси засмеялась.

— Веришь или нет, но мир не вращается исключительно вокруг нас. Просто сегодня третий понедельник месяца.

— И что?

— В этот день собирается городской совет. А потом все играют в бинго.

Джереми хлопнул глазами.

— В бинго?

Лекси кивнула.

— А как еще заманить человека на собрание?

— Ну да. — Джереми задумался. Не стоит высказывать осуждение. Здесь другой мир, вот и все. Какая разница, если никто из твоих знакомых в жизни не играл в бинго?

Заметив выражение его лица, Лекси улыбнулась:

— И не удивляйся. Видишь, сколько машин? Пока не придумали играть в бинго после собрания, никого было не дозваться. А теперь люди получают призы, и все такое.

— Дай-ка подумать: это устроил мэр Геркин?

Она засмеялась.

— А кто же еще?

Мэр Геркин сидел у дальней стены, за двумя сдвинутыми столами. Напротив него расположились двое. Джереми вспомнил, что это члены городского света — худощавый адвокат и тучный врач. С краю, скрестив руки на груди, восседал хмурый Джед. Джереми еще не доводилось видеть таких великанов. Лицо Джеда было почти полностью скрыто бородой, а на голове красовалась спутанная шапка волос, которая почему-то навела Джереми на мысль о мамонтах. Облик Джеда соответствовал его нраву — этот тип был не только владельцем «Гринлиф коттеджес» (единственной городской гостиницы), но и местным таксидермистом. Джереми неделю ночевал в номере «Гринлиф коттеджес», окруженный чучелами самых разнообразных животных, какие только встречаются в этой части света.

Все остальные теснились вокруг столов, разложив перед собой билеты, и лихорадочно ставили крестики, по мере того как Геркин называл в микрофон номера. Табачный дым висел, как туман, хотя под потолком работали вентиляторы. Большинство собравшихся были в комбинезонах, клетчатых рубашках и бейсболках; Джереми решил, что они отоварились в одном и том же магазине — из серии «любой товар за десять центов». Джереми, с ног до головы одетый в черное (по примеру большинства ньюйоркцев), внезапно понял, как чувствовал себя Джонни Кэш[1], когда пел кантри на деревенской ярмарке.

Шум стоял такой, что Джереми с трудом различал голос мэра:

— Б-11… Н-26…

С каждым названным номером рев толпы становился все громче. Те, кому не удалось занять место за столом, клали билеты на подоконники. По кругу передавали целые корзины жареных кукурузных хлебцев, как будто горожанам, отчаянно рвущимся к победе, для успокоения нервов непременно требовались углеводы. Лекси и Джереми протиснулись сквозь толпу и заметили Дорис, которая водружала на поднос несколько таких корзинок. Рейчел, местная официантка и любительница пококетничать, пыталась взмахами разогнать сигаретный дым. В отличие от Нью-Йорка в Бун-Крике не воспрещено курение в общественных местах — проще говоря, как можно играть в бинго и при этом не курить?!

— Кажется, я слышу свадебные колокола, — раздался голос мэра. Внезапно шум прекратился. Слышно было только гудение вентиляторов. Все присутствующие обернулись к Лекси и Джереми. Тот в жизни не видел столько курильщиков сразу. Потом он очнулся, вспомнил, как нужно себя вести, кивнул и помахал рукой. Ему ответили тем же.

— С дороги, дайте пройти! — крикнула Дорис. Люди задвигались, вжимаясь друг в друга. Когда толпа расступилась, Дорис вышла вперед и немедленно заключила внучку в объятия, а потом перевела взгляд с Лекси на Джереми — и снова на Лекси. Джереми заметил, что вся компания сделала то же самое, как будто наравне с ними принимала участие в этом семейном торжестве. Учитывая близость местных жителей друг к другу, так оно и было.

— Черт возьми, — сказала Дорис с отчетливым акцентом уроженки Юга. — А я думала, вы приедете позднее.

Лекси с улыбкой кивнула в сторону Джереми.

— Скажи спасибо этому безумцу. Лимит скорости для него — правило со множеством исключений.

— Молодец, Джереми. — Дорис подмигнула. — Нам о многом нужно поговорить. Я хочу знать, как вы провели время в Нью-Йорке. Хочу знать все. А где же кольцо, о котором ты говорила, Лекси?

Все взгляды устремились на кольцо, когда Лекси вытянула руку. Послышались восхищенные вздохи. Люди начали придвигаться ближе, чтобы разглядеть как следует; Джереми чувствовал, что ему буквально дышат в затылок.

— Классное колечко, — сказал кто-то позади него.

— Ну-ка подыми руку повыше, Лекс, — добавил другой.

— Похоже на те циркониевые штуки, какие я видела по телевизору, — заметила женщина.

Лекси и Дорис как будто впервые почувствовали, что стали центром внимания.

— Ну-ну… концерт окончен, друзья, — объявила Дорис. — Дайте мне побеседовать с внучкой наедине. Нам есть о чем поговорить. Посторонитесь-ка.

Со вздохами разочарования люди попытались отступить, но места не было. Большая часть гостей лишь переминалась с ноги на ногу.

— Пойдем ко мне, — наконец предаожила Дорис.

Она взяла Лекси за руку и повела в глубь дома; Джереми старался не отставать. Они вошли в «кабинет» Дорис, расположенный сразу за кухней, и та засыпала внучку вопросами со скоростью пулеметной очереди. Лекси рассказала ей про статую Свободы, Таймс-сквер и, конечно, Эмпайр-стейт-билдинг. Чем быстрее обе тараторили, тем ощутимее становился южный акцент; хотя Джереми пытался не упускать нить беседы, он понимал далеко не все, о чем шла речь. Он разобрал, что Лекси в восторге от его семьи, но слегка обиделся, когда она сказала: «Все было примерно так, как в фильме „Все любят Рэймонда“, только увеличенное в десять раз, — куча родственников, и каждый из них по-своему сумасшедший».

— Думаю, это было забавно, — отозвалась Дорис. — Ну-ка дай я получше рассмотрю кольцо.

Лекси снова вытянула руку, сияя, как девчонка. Дорис взглянула на Джереми.

— Сам выбирал?

Тот пожал плечами:

— Ну, мне посоветовали…

— Очень красивое.

В этот момент заглянула Рейчел:

— Привет, Лекс. Привет, Джереми. Простите, что вмешиваюсь, но хлебцы закончились. Может, я начну печь следующую партию?

— Конечно. Подожди… сначала иди сюда и посмотри на кольцо.

Женщины во всем мире обожают рассматривать кольца — едва ли не больше, чем произносить слово «невеста».

Рейчел приблизилась. Темноволосая и стройная, как тростник, она была неизменно привлекательна, хотя и выглядела более усталой, чем обычно. В старшей школе Лекси и Рейчел были лучшими подругами и до сих пор близко общались — в таком маленьком городе иначе просто невозможно, — но все-таки заметно разошлись с тех пор, как Лекси поступила в колледж и уехала. Рейчел принялась изучать кольцо.

— Шикарно, — сказала она. — Поздравляю, Лекс. И тебя, Джереми. Весь город просто с ума сходит с того самого дня, как об этом стало известно.

— Спасибо, Рейч, — ответила Лекси. — Как у тебя дела с Родни?

Родни, помощник местного шерифа и поклонник бодибилдинга, ухаживал за Лекси с тех пор, как они были детьми, и не обрадовался тому, что она предпочла Джереми. Вскоре после этого Родни начал встречаться с Рейчел. Несмотря на это, Джереми был абсолютно уверен: помощник шерифа предпочел бы больше никогда в жизни его не видеть.

Рейчел заметно потускнела.

— Ничего себе…

Лекси взглянула на нее и промолчала. Рейчел отвела со щеки прядку волос.

— Слушай, я бы охотно поболтала, но в зале сущий ад. Я понятия не имею, с какой стати вы позволили мэру устраивать здесь собрания. Люди прямо с тормозов слетают, когда дело доходит до бинго. Увидимся, Лекс. Может, я еще загляну.

Когда она ушла, Лекси обернулась к Дорис.

— У нее проблемы?

— Это все Родни… — отозвалась Дорис и махнула рукой. — Пару дней назад они поругались.

— Надеюсь, не из-за меня?

— Нет, конечно, — поспешно подтвердила Дорис, но Джереми не клюнул на эту удочку. Прежнюю любовь нелегко забыть; ссора, видимо, напрямую была связана с новостями о помолвке.

— А вот и вы! — воскликнул мэр Геркин, прервав мысли Джереми. Тучный и лысеющий, в вопросах одежды мэр отличался удивительной раскованностью. Сегодня он нарядился в фиолетовые брюки, желтую рубашку и пестрый галстук. Прирожденный политик, он обладал способностью говорить почти непрерывно. Просто ходячий словесный тайфун.

А Геркин между тем продолжал:

— Прятаться в задней комнате… ну, если бы я вас не знал, то предположил бы, что вы тут строите секретные планы, чтобы сбежать и лишить весь город заслуженного праздника.

Он схватил Джереми за руку и покачал ее вверх- вниз.

— Рад тебя видеть. Очень рад, — сообщил Геркин, как будто внезапно вспомнив о необходимости поздороваться, а затем продолжал: — Я подумываю о том, чтобы устроить церемонию в городском сквере, при свете фонарей, а может быть, прямо в библиотеке. Если все как следует спланировать и хорошенько разрекламировать, то, возможно, удастся залучить к нам самого губернатора. Он мой приятель; если свадьба совпадет с его очередной поездкой… впрочем, предугадать трудно. — Подняв брови, Геркин уставился на Джереми.

Тот откашлялся.

— Мы еще даже не обсуждали свадьбу, но, честно говоря, хотелось бы чего-то менее шумного.

— Менее шумного? Чушь. Вы понимаете, что одна из выдающихся жительниц нашего города выходит замуж за знаменитость?

— Я журналист, а не знаменитость. Наверное, можно обойтись…

— Не нужно скромничать, Джереми. Я так себе это представляю… — Геркин прищурился, как бы всматриваясь вдаль. — Сегодня — статья в «Сайентифик американ», завтра — собственное ток-шоу, которое смотрят зрители по всему миру. Трансляция — отсюда, из Бун-Крика.

— Я сомневаюсь, что…

— Нужно мыслить шире, сынок. Шире, да. Если бы Колумб не мечтал, он никогда бы не открыл Новый Свет. А Рембрандт не взялся бы за кисть.

Он похлопал Джереми по спине, потом наклонился и поцеловал Лекси в щеку.

— А ты еще прекраснее, чем обычно, Лекси. Помолвка тебе на пользу, дорогая.

— Спасибо, Том, — ответила та.

Дорис уже собиралась выпроводить Геркина, когда тот снова обратился к Джереми:

— Ты не против, если мы минутку поговорим о делах? — Ответа мэр не дожидался. — Я бы пренебрег своим долгом общественного деятеля, если бы не спросил: а не собираешься ли ты написать что-нибудь о Бун-Крике? То есть теперь ведь ты поселился здесь. По-моему, неплохая идея. И польза для города. Ты знаешь, например, что каждого второго гигантского сома в Северной Каролине выуживают из Бун-Крик? Только подумай… каждого второго. Должно быть, у здешней воды какие-то волшебные свойства.

Джереми не знал, что ответить. Да, редактору такое уж точно понравится! Особенно заголовок: «Живая вода из Бун-Крика». Никаких шансов. Он и так ступил на тонкий лед, когда покинул Нью-Йорк; Джереми подозревал, что если в журнале начнутся сокращения, то он окажется первым претендентом на «вылет». Не то чтобы он нуждался в денежных поступлениях из «Сайентифик» — большую часть дохода приносили статьи, которые он писал для других газет и журналов, и вдобавок Джереми за все эти годы обратил довольно крупную сумму в ценные бумаги. Денег было более чем достаточно для того, чтобы продержаться какое-то время, но работа в «Сайентифик американ» изрядно украшала его послужной список.

— Честно говоря, я уже написал шесть статей вперед. О чем пойдет речь потом, еще не знаю, но про сомов я запомню.

Мэр кивнул:

— Запомни, сынок. В общем, хочу официально поздравить вас обоих с возвращением. Вы не представляете, как я рад, что вы выбрали наш прекрасный город для того, чтобы поселиться здесь насовсем. Однако мне пора в зал. Номера называет Ретт, но если, не дай Бог, ошибется, то разразится скандал. Он ведь едва умеет читать. Одному Господу ведомо, что тут устроят сестры Гаррисон, если решат, что их обманули.

— Мы относимся к бинго очень серьезно, — подтвердила Дорис.

— Истинная правда. Прошу простить, долг зовет. Быстро развернувшись — что было удивительно при его-то объемах, — Геркин вышел из комнаты; Джереми покачал головой. Дорис выглянула за дверь, чтобы убедиться в отсутствии посторонних, склонилась к внучке и указала на ее живот.

— Как ты себя чувствуешь?

Прислушиваясь, как женщины шепотом обсуждают беременность, Джереми поймал себя на мысли о том, что в рождении и воспитании детей присутствует доля иронии.

Большинство людей прекрасно понимают, какая это ответственность. Наблюдая за своими братьями и невестками, Джереми видел, как менялась их жизнь после появления детей — им уже не удавалось подольше поспать в выходные или внезапно съездить в ресторан. Но они утверждали, что не возражают, поскольку отцовство и материнство — это акт самоотвержения. Они охотно шли на жертвы ради блага своих отпрысков. И его родственники не были исключением. На Манхэттене Джереми убедился, что подобное поведение порой выходит за грань разумного. Все его знакомые старались отдать ребенка в лучшую школу, найти для него лучшего учителя музыки, отправить в лучший спортивный лагерь — и все в надежде на то, что однажды их детище поступит в один из колледжей «Лиги плюща»[2].

Но разве подобное поведение не сродни эгоизму?

В этом-то и вся ирония, подумал Джереми. В конце концов, заводить детей — не такая уж насущная необходимость. Обычно появление ребенка связано с двумя проблемами: во-первых, это логичный шаг во взаимоотношениях пары, а во-вторых, желание создать миниатюрную копию себя. Ты так уникален, что просто уму непостижимо, как это мир умудряется обходиться тобой в единственном экземпляре. А дальше? Все жертвы, которые завершаются «Лигой плюща»? Джереми был уверен: пятилетний ребенок знает о колледже лишь то, что это почему-то важно маме и папе. Иными словами, большинство родителей пытаются создать не просто копию себя, но улучшенную копию. Никто не хочет тридцать лет спустя сказать на вечеринке что-нибудь вроде: «О, Джимми просто молодец, его освободили из тюрьмы досрочно, и он уже почти бросил наркотики». Нет, все хотят сообщить: «Мой Эмметт, он не только стал мультимиллионером, но еще и защитил диссертацию по микробиологии, а в „Нью-Йорк таймс“ недавно написали, что благодаря его последним исследованиям, кажется, найдено лекарство от рака».

Конечно, вышеперечисленное никоим образом не относилось к Лекси и Джереми, и он раздувался от гордости при мысли об этом. Они не были типичными родителями по той простой причине, что зачатие произошло незапланированно. Когда это случилось, никто из них не думал ни о ребенке, ни о следующем шаге в отношениях, поскольку у них еще не было отношений как таковых. Нет, их ребенок вырастет в атмосфере красоты и нежности, он не будет знать эгоизма. Следовательно, они с Лекси лучше других родителей. Джереми подумал, что это окажет неоценимую помощь ребенку, когда речь зайдет о поступлении в Гарвард.

— Ты в порядке? — спросила Лекси. — Молчишь с тех пор, как мы уехали из «Гербса»…

Было уже почти десять вечера. Лекси и Джереми сидели у нее дома — в маленьком старом бунгало, окна которого выходили на сосновый бор. Джереми видел, как за стеклом макушки деревьев качаются от ветра; в лунном свете иглы отливали серебром. Лекси пристроилась у него под мышкой. На столе мерцала свеча и стояла тарелка всякой снеди, которую приготовила для них Дорис.

— Я думал о ребенке, — признался Джереми.

— Правда? — Лекси склонила голову набок.

— Да. А что, ты сомневаешься, что я способен думать о ребенке?

— Нет-нет. Просто мне показалось, ты слегка отключился, пока мы с Дорис болтали. О чем ты думал?

Он притянул ее ближе и задумался, как бы обойти при ответе слово «эгоизм».

— Думал о том, как повезло нашему ребенку, что у него такая мать.

Лекси улыбнулась, а потом взглянула ему в лицо.

— Надеюсь, у нашей дочери будут такие же ямочки на щеках.

— Тебе нравятся мои ямочки?

— Я их обожаю. Но хорошо бы, чтобы при этом у нее были мои глаза.

— А что не так с моими глазами?

— С твоими глазами все в порядке…

—…но твои красивее, да? Между прочим, мама в восторге от моих глаз.

— Я тоже. Они такие соблазнительные. Но я не хочу, чтобы у нашей дочери были соблазнительные глаза, она еще крошка.

Джереми засмеялся:

— Что еще?

Лекси задумчиво взглянула на него.

— Я хочу, чтобы у нее были мои волосы. Мой нос. И подбородок. — Она заправила прядку за ухо. — И мой лоб.

— Лоб?

Она кивнула.

— У тебя складочка между бровями.

Джереми машинально поднес палец ко лбу, как будто никогда прежде этого не замечал.

— Это оттого, что я хмурюсь, когда задумываюсь. — Он продемонстрировал, как именно. — Видишь? Я сосредоточен. Или ты не хочешь, чтобы наша дочь думала?

— А ты хочешь, чтобы у нашей дочери были морщины?

— Ну… нет. Значит, кроме ямочек, во мне нет ничего хорошего?

— Пускай у нее будут твои уши.

— Уши? Да кто обращает на них внимание?

— Я считаю, что у тебя очаровательные уши.

— Правда?

— Идеальные. Возможно, самые замечательные уши на свете. Вокруг только и разговору, какие у тебя чудесные уши.

Джереми расхохотался.

— Ну хорошо, мои уши и ямочки, твои глаза, нос, подбородок и лоб. Что-нибудь еще?

— Может, хватит? Я бы еще пожелала, чтобы у нашей дочери были мои ноги, но мне страшно подумать, что ты скажешь. Ты сегодня такой чувствительный…

— Вовсе нет. Но думается, от меня можно унаследовать нечто большее, чем уши и ямочки на щеках. А мои ноги… если хочешь знать, они многим вскружили голову.

Лекси хихикнула.

— Ладно, ладно, ты прав. А какие у тебя планы насчет свадьбы?

— Меняешь тему?

— Нам, так или иначе, придется об этом поговорить. Уверена, ты захочешь внести свою лепту.

— Я бы предпочел предоставить все это дело тебе.

— Может, устроим свадьбу возле маяка? Там, где коттедж?

— Я помню.

Джереми знал, что она имеет в виду маяк на мысе Гаттерас, где поженились ее родители.

— Это государственный парк, поэтому потребуется разрешение. Назначим свадьбу на конец весны или начало лета? Не хочу, чтобы на фотографиях был виден мой живот.

— В этом есть определенный смысл. Ты не хочешь, чтобы люди знали, что ты беременна. «Что они скажут?»

Лекси засмеялась:

— Значит, у тебя нет никаких планов?

— В общем, нет. Есть кое-какие планы по поводу мальчишника, но это совсем другое…

Она игриво ткнула его в живот.

— Смотри у меня!..

Успокоившись, Лекси сказала:

— Я рада, что ты здесь.

— Я тоже.

— И когда мы займемся покупкой дома?

Эти внезапные смены тем и интонации в разговоре неизменно напоминали Джереми о том, что вся его жизнь круто изменилась.

— Что-что?

— Нам нужно будет присмотреть дом, как ты понимаешь.

— А я думал, мы останемся жить здесь.

— Здесь? Здесь же нет места. Где, например, ты будешь работать?

— В спальне. — Джереми пожал плечами.

— А девочка? Где она будет спать?

Ах да, ребенок. Просто удивительно, что он на секунду об этом забыл.

— А у тебя есть какие-то предпочтения?

— Я бы предпочла дом с видом на море, если ты не против.

— На море — это здорово.

Лекси мечтательно продолжала:

— Хочу, чтобы там была большая веранда. Пусть у нас будет уютный дом, с просторными комнатами и окнами, в которые светит солнце. И с железной крышей. Ты не жил на свете, если ни разу не слышал, как дождь стучит по крыше. Это самый романтический звук на свете.

— Не имею ничего против романтических звуков.

Она нахмурилась:

— Ты так легкомысленно к этому относишься…

— Не забывай, что последние пятнадцать лет я прожил в городской квартире и привык беспокоиться о других проблемах. Например, о том, работает ли лифт.

— Насколько я помню, в твоем доме он не работал.

— Отсюда можно сделать вывод, что я неприхотлив.

Лекси улыбнулась:

— Что ж, на этой неделе все равно ничего не получится. В библиотеке наверняка скопилась уйма работы. Уйдет немало времени, чтобы со всем разобраться. Но может быть, на выходных…

— Отличная идея.

— А чем ты займешься, пока я буду работать?

— Вероятно, буду обрывать лепестки цветов и скучать по тебе.

— Я серьезно.

— Ну, попытаюсь освоиться и составить нечто вроде расписания. Установлю компьютер и принтер, выясню, есть ли тут скоростной доступ в Интернет. Хочу написать несколько статей вперед — таким образом, освободится время, если вдруг подвернется интересный сюжет. И потом, редактор спит спокойно.

Лекси задумалась и притихла.

— Сомневаюсь, что в «Гринлиф коттеджес» у тебя будет выход в Интернет. Здесь даже нет кабеля.

— А при чем тут это? Я, кажется, недавно провел Интернет прямо сюда.

— Тогда можешь пользоваться библиотекой. А жить в «Гринлиф коттеджес».

— В «Гринлиф коттеджес»?

Лекси выскользнула из-под его руки.

— А где же еще?

— Я думал остаться здесь.

— Со мной?

— Конечно, с тобой. — Джереми удивился.

— Но мы еще не женаты.

— И что?

— Конечно, это старомодно, но в наших краях мужчина и женщина не живут в одном доме, если они не женаты. В городе косо на это посмотрят. Они решат, что мы спим вместе.

Джереми уставился на нее, не пытаясь скрыть изумление.

— Но мы действительно спим вместе! Ты забыла, что беременна?

Лекси улыбнулась:

— Поверь, я-то не вижу никаких преград. И если бы это зависело только от меня, ты бы остался. Конечно, в конце концов все узнают, что я беременна. Здесь все прекрасно понимают, что люди порой ошибаются, и готовы эти ошибки простить, но все-таки жить вместе нам не следует. За глаза соседи будут сплетничать. В городе очень не скоро забудут, что мы «жили во грехе». В течение многих лет именно так о нас и будут говорить. — Она покачала головой и взяла Джереми за руку. — Конечно, я прошу многого, но сделай это ради меня.

Откинувшись на спинку, Джереми вспоминал «Гринлиф коттеджес» — полуразвалившаяся кучка лачуг на болоте, куда можно добраться лишь в резиновых сапогах; жуткий безмолвный Джед; чучела животных в каждом номере. О Боже!..

— Хорошо, — сказал он. — Но… «Гринлиф коттеджес»?

— А где же еще? То есть, если хочешь, у Дорис за домом есть сарай — кажется, даже с душем, — но там не так удобно, как в «Гринлиф коттеджес».

Джереми сглотнул и признался:

— Джед меня пугает.

— Знаю, — отозвалась Лекси. — Когда я бронировала номер, он мне так и сказал, но потом пообещал, что будет обходиться с тобой помягче, ведь теперь ты местный. Хорошая новость: поскольку ты поживешь там какое-то время, получишь скидку.

— Повезло, — выдавил Джереми.

Она провела пальцем по его лбу.

— Я тебе это компенсирую. Если будешь осторожен, то сможешь навещать меня когда вздумается. И я даже приготовлю тебе ужин.

— Быть осторожным?

Лекси кивнула.

— Ну, не оставлять машину перед дверью или уезжать на рассвете, чтобы никто не заметил.

— Почему я внезапно почувствовал себя шестнадцатилетним подростком, который бегает к подружке тайком от родителей?

— Потому что именно это нас и ожидает. С той лишь разницей, что наши соседи далеко не такие понимающие, как родители. Они гораздо хуже.

— Тогда почему мы здесь поселились?

— Потому что ты меня любишь.

Глава 4

В течение следующего месяца Джереми начал привыкать к жизни в Бун-Крике. В Нью-Йорке первые признаки весны появляются в апреле, но здесь это произошло в самом начале марта. На деревьях набухли почки, холодные утра постепенно сменились прохладными; днем, если не шел дождь, стояла такая теплынь, что можно было ходить в одной рубашке. Лужайки, побуревшие за зиму и сплошь покрытые поникшей травой, начали зеленеть и сделались изумрудными — одновременно с тем, как расцвели азалии и кизил. В воздухе пахло цветами, хвоей и солью, лишь изредка на синем небе показывалось облачко. К концу марта сам город как будто стал ярче и живее, словно его зимний облик был всего лишь мрачным сном.

Вещи Джереми наконец прибыли и были сложены в сарае у Дорис. Живя в «Гринлиф коттеджес», он порой спрашивал себя, не было бы лучше перебраться туда же. Не то чтобы он не сумел привыкнуть к обществу своего единственного соседа. Джед не перекинулся с ним и парой слов, зато иногда они обменивались записками. Их было нелегко разобрать, и нередко они были чем-то запачканы — видимо, субстанцией, которую он использовал для набивания чучел, — так или иначе, они клеились прямо на дверь, и ни Джеда, ни Джереми не беспокоили остающиеся после этого пятна.

Джереми погрузился в своего рода рутину. Лекси не ошиблась — в «Гринлиф коттеджес» не было никакой возможности получить скоростной доступ в Интернет, но он на скорую руку настроил свой компьютер таким образом, чтобы получать почту и выходить в поисковые системы, хотя на загрузку одной страницы тратилось до пяти минут. С другой стороны, проблемы со скоростью связи давали ему повод большую часть времени проводить в библиотеке. Иногда они с Лекси виделись у нее в кабинете, порой вместе ходили на ленч, но, проведя с Джереми час-полтора, она обычно говорила: «Я бы охотно проболтала с тобой целый день, но у меня полно работы». Джереми смирялся и снова уходил в компьютерную комнату (можно сказать, он там прочно обосновался). Его агент, Нат, регулярно звонил, оставлял сообщения, интересовался, нет ли у Джереми каких-нибудь планов и набросков, поскольку «идея с телевидением еще не отпала». Как и большинство агентов, Нат был оптимистом. Джереми, как правило, отвечал, что Нат в любом случае узнает обо всем первым. Он еще не написал ни одной статьи, ни заметки с тех пор, как перебрался на Юг. Вокруг столько всего происходило, что сосредоточиться не было возможности.

Или по крайней мере так он себе внушал. То есть у него была пара идей, но толку выходило немного. Как только Джереми пытался взяться за дело, мозги у него будто превращались в кашу, а пальцы сводило артритом. Он записывал несколько фраз, перечитывал их в течение двадцати минут и наконец стирал. Целые дни Джереми проводил, перечитывая и стирая. Иногда он начинал подозревать, что компьютер взбунтовался против него, но затем вспоминал, что просто голова сейчас занята более важными делами.

Например, Лекси. И свадьба. И ребенок. И конечно, мальчишник. Элвин пытался установить дату свадьбы с тех самых пор, как Джереми уехал, но организация праздника на мысе Гаттерас зависела от природоохранного департамента. Несмотря на бесконечные напоминания Лекси, Джереми не в состоянии был найти человека, который мог бы помочь. В конце концов он сказал другу, что мальчишник состоится в последние выходные апреля, решив: «Чем раньше, тем лучше». Элвин повесил трубку с возбужденным смешком, пообещав, что этой вечеринки Джереми не забудет.

Тот подумал, что многого и не потребуется. По мере того как Джереми привыкал к Бун-Крику, он осознавал, что скучает по мегаполису. Разумеется, он смирился с этим еще до переезда, но все-таки его по-прежнему удивляло то, что в Бун-Крике нечем заняться. В Нью-Йорке можно выйти из дома, пройти два квартала в любом направлении и увидеть рекламу кино — все, что угодно, начиная от новейшего боевика и заканчивая какой-нибудь претенциозной французской лентой. В Бун-Крике вообще не было кинотеатра, а ближайший — в Вашингтоне — располагал всего тремя экранами, на одном из которых непрерывно показывали диснеевские мультики. В Нью-Йорке то и дело открывается новый ресторан, где можно заказать еду под стать настроению — от вьетнамских и итальянских блюд до греческих и эфиопских. В Бун-Крике «ужин в городе» означал либо пиццу в картонной коробке, либо «домашнюю кухню» в закусочной у Неда, где вечно пахнет жареным и так душно, что перед уходом приходится вытирать лоб салфеткой. Джереми слышал, как посетители у стойки беседуют о наилучшем способе процеживать жир от жарки, чтобы добиться максимального «аромата», и о том, сколько свиного сала добавлять к капусте, прежде чем залить это блюдо маслом. Только южане знают, как сделать овощи вредными для здоровья.

Джереми решил, что он просто ворчун. Но если нет ресторанов и кино, чем заняться молодой паре? Даже если захочешь прогуляться по городу, уже через несколько минут ходьбы в любом направлении придется поворачивать обратно. Лекси не видела в этом ничего необычного и была рада посидеть после работы на крыльце, попивая сладкий чай или лимонад и обмениваясь приветствиями с соседями. А если соберется гроза, очередной потрясающе интересный вечер закончится опять-таки сидением на крыльце. Чтобы Джереми не разочаровался окончательно, Лекси уверила его: «Летом вокруг будет столько светлячков, что ты сразу вспомнишь Рождество». «Не могу дождаться», — со вздохом отозвался он.

С другой стороны, Джереми наконец достиг очень важного рубежа — купил машину. Назовите это «мужскими заморочками», но, как только он осознал, что переезжает в Бун-Крик, машина стала его большой мечтой. Он не напрасно все эти годы копил деньги. Статья о будущем Интернета дала ему как автору счастливую возможность приобрести акции Yahoo и AOL и неплохо на них заработать, прежде чем перевести часть бумаг в наличные. Он рисовал себе каждый этап — вот он листает автомобильный журнал, вот расхаживает по стоянке, садится за руль, вдыхает пресловутый аромат новой машины… Бесчисленное количество раз Джереми жалел о том, что живет в Нью-Йорке, поскольку в большом городе автомобиль, как правило, не нужен. Он мечтал забраться в спортивный двухместный автомобиль с откидным верхом и прокатиться по тихой проселочной дороге. Тем утром, когда они с Лекси должны были отправиться в автосалон, Джереми то и дело улыбался, воображая, как он сядет за руль машины своей мечты.

Чего Джереми совершенно не ожидал, так это реакции Лекси, когда он влюбленно взглянул на спортивный автомобиль и провел рукой по его изящным изгибам.

— Как тебе? — поинтересовался Джереми. Он знал, что Лекси не сможет устоять.

Та в замешательстве взглянула на машину.

— А куда же здесь ставить детское креслице?

— Ребенка можно возить в твоей машине, — предложил Джереми. — А эта крошка для нас двоих. Чтобы сгонять на пляж, в горы, в Вашингтон на выходные и так далее.

— Сомневаюсь, что моя машина протянет долго. Может, лучше приобрести то, что подойдет для всей семьи?

— Что, например?

— Скажем, мини-вэн.

Джереми хлопнул глазами.

— Ни за что! Я ждал тридцать семь лет не ради того, чтобы купить мини-вэн.

— Как насчет красивого седана?

— Его водит мой отец. Я еще слишком молод для того, чтобы покупать седан.

— Тогда внедорожник. Спортивно и практично. Можно ездить в горы…

Джереми попытался представить, как он будет выглядеть за рулем внедорожника, и покачал головой.

— Такие машины обычно покупают домохозяйки, живущие в пригороде. И кроме того, они загрязняют среду сильнее, чем обычные машины. А меня беспокоит экология. — Он приложил ладонь к груди для пущей выразительности.

Лекси задумалась.

— Что же тогда нам остается?

— То, что я предложил с самого начала, — с нажимом сказал Джереми. — Вообрази, как чудесно это будет, — скоростное шоссе, ветер в волосах…

Она засмеялась:

— Совсем как в рекламе. Поверь, я не сомневаюсь, что это прекрасно. Мне очень нравятся такие машинки. Но признай, она не очень практична.

Джереми наблюдал за будущей женой; при мысли о том, что придется проститься с мечтой, у него пересохло во рту. Лекси, конечно, была права. Джереми переступил с ноги на ногу.

— А что бы выбрала ты?

— Мне кажется, для семьи подойдет вот такая, — сказала Лекси, указывая на четырехдверный седан. — В «Консьюмер репортс» ее особо отметили за безопасность. Гарантированный пробег — семьдесят тысяч миль.

Экономично. Разумно. Ответственно. Лекси все учла, признал Джереми, но тем не менее сердце у него сжалось, когда он увидел седан. С тем же успехом этот автомобиль мог быть обшит деревянными панелями — впечатление не изменилось бы.

Увидев выражение лица Джереми, Лекси закинула обе руки ему на шею.

— Я понимаю — скорее всего ты мечтал не о нем, но давай в таком случае купим ярко-красный.

Он изогнул бровь:

— С нарисованными на капоте языками пламени?

Лекси засмеялась:

— Если тебе так хочется…

— Нет. Просто интересно, как далеко я могу зайти.

Она поцеловала его.

— Спасибо. Не сомневаюсь, за рулем этой машины ты будешь выглядеть очень сексуально.

— И буду похож на своего отца.

— Нет, — возразила Лекси. — Ты будешь похож на отца нашего ребенка и заткнешь за пояс всех мужчин на свете.

Джереми улыбнулся, догадавшись, что она пытается поднять ему настроение. И все-таки через час, подписывая документы на машину, он тяжело вздохнул.

Не считая легкого разочарования, которое Джереми испытывал каждый раз, когда садился за руль, жизнь была не так уж плоха. Поскольку он не писал, свободного времени оказалась масса — куда больше, нежели он привык. В течение многих лет Джереми ездил по всему свету в поисках сюжетов и занимался чем угодно, начиная от гималайского снежного человека и заканчивая Туринской плащаницей. Он раскрывал мошенничества и фальсификации, а в промежутках писал статьи, разоблачающие мнимых экстрасенсов и целителей. При этом ему еще удавалось выкраивать время на то, чтобы ежегодно выдавать двенадцать материалов. Это была жизнь под постоянным напряжением, иногда увлекательная, но чаще утомительная. Когда Джереми был женат на Марии, разъезды стали источником конфликтов; жена просила его бросить «бродяжничество» и найти работу в каком-нибудь из крупнейших нью-йоркских журналов — работу со стабильной зарплатой. Джереми не отнесся к ее просьбе всерьез, но теперь порой задумывался, не зря ли он так поступил. Постоянное желание найти и открыть преследовало его и в других сферах жизни. Многие годы он испытывал постоянную потребность делать что-нибудь — что угодно — каждую секунду; Джереми не мог усидеть на месте несколько минут, поскольку всегда находилось то, что нужно было прочесть, изучить или написать. Понемногу он понял, что утратил способность отдыхать, и в итоге целые месяцы и годы его жизни сливались, не отличаясь один от другого.

Месяц в Бун-Крике, пусть и тоскливый, неожиданно освежил его. Здесь было просто нечем заняться. Но разве посетует на это человек, который на протяжении последних пятнадцати лет жил в бешеном ритме? Получилось нечто вроде незапланированного отпуска, во время которого Джереми чувствовал себя отдохнувшим как никогда. Впервые за целую вечность он сам выбирал для себя темп жизни, а не наоборот. Он решил, что скучать — это недооцененная форма искусства.

Особенно ему нравилось скучать в обществе Лекси. Не только сидеть на крыльце, но и, например, смотреть баскетбол в обнимку. Это было так уютно, Джереми наслаждался тихими разговорами за ужином и теплом ее тела, когда они сидели рядом на вершине Райкерс-Хилл. Он ожидал этих незамысловатых развлечений с энтузиазмом, который удивлял его самого, но больше всего Джереми радовали те утра, когда они ночевали у Лекси, а потом медленно просыпались. Это была запретная радость — Лекси сама заезжала за ним в «Гринлиф коттеджес» после работы, чтобы его машину не заметили возле дома любопытные соседи, — но, так или иначе, тайна придавала остроту ощущениям. Проснувшись, они завтракали и читали газету за маленьким кухонным столом. Чаще всего Лекси выходила к завтраку в пижаме и мохнатых шлепанцах, растрепанная, с припухшими после сна глазами. Но когда сквозь жалюзи пробивалось солнце, Джереми убеждался, что она — самая прекрасная женщина на свете.

Иногда Лекси замечала, как он смотрит на нее, и брала Джереми за руку. Тот снова погружался в чтение; так они сидели, держась за руки, затерянные в собственных мирах, и Джереми удивлялся: возможно ли большее счастье?

Потом они вместе ездили выбирать дом; поскольку Лекси отчетливо представляла себе, что именно она хочет, а выбор в Бун-Крике был небольшим, Джереми решил, что через пару дней все закончится. Если повезет, даже сегодня вечером.

Он ошибся. По каким-то неведомым причинам они потратили три долгих недели, зайдя в каждый выставленный на продажу дом как минимум дважды. Джереми эти походы угнетали. Расхаживая по чужим домам, он чувствовал себя прокурором, выносящим приговор, причем нередко суровый. Город сам по себе был исторической достопримечательностью, и дома снаружи казались очаровательными, но стоило зайти внутрь, как неизбежно наступало разочарование. В половине случаев это было все равно что вернуться в прошлое — например, в семидесятые годы. Джереми не видел столько мохнатых бежевых ковров, оранжевых обоев и ярко-зеленых кухонных раковин со времен выхода на экран «Семейки Брэди»[3]. Иногда в домах витали странные запахи, от которых Джереми мутило, — пахло нафталином, кошачьим туалетом, грязными подгузниками или заплесневелым хлебом; чаще всего одного взгляда на мебель было достаточно, чтобы отрицательно покачать головой. Он прожил тридцать семь лет и даже не подозревал, что кресло-качалка может стоять в гостиной, а кушетка — на веранде. Но в конце концов Джереми многому учился заново.

Были бесчисленные поводы сказать «нет», но даже если что-нибудь вдруг поражало их воображение и побуждало согласиться, оно зачастую оказывалось не менее нелепым.

— Смотри-ка, — восклицал Джереми, — в этом доме есть фотолаборатория!

— Но ты ведь не фотограф, — возражала Лекси. — Тебе не нужна эта комната!

— Да, но я мог бы заняться фотографией!

Или:

— Мне нравятся высокие потолки, — говорила она. — Я всегда мечтала о спальне с высокими потолками.

— Зато сама спальня крошечная. В нее едва влезет кровать.

— Вижу. Но посмотри, какие здесь высокие потолки!

Наконец они нашли дом. Точнее, дом, который понравился Лекси, — Джереми по-прежнему был не уверен. Двухэтажный кирпичный коттедж георгианской постройки[4], с верандой, выходившей на Бун-Крик, и вполне приемлемой планировкой комнат. Его выставили на продажу два года назад, и это была весьма выгодная сделка — а по нью-йоркским стандартам тем более, — хотя дом необходимо было отремонтировать. Когда Лекси предложила пройтись по нему в третий раз, даже миссис Рейнольдс, риелтор, поняла — наживка проглочена и рыбка на крючке. Худая, седоволосая, она с улыбкой на мышином личике заверила Джереми, что ремонт обойдется не дороже, чем стоимость самого приобретения.

— Великолепно, — ответил тот, мысленно подсчитывая, хватит ли у него денег на счету.

— Не беспокойтесь, — добавила миссис Рейнольдс. — Этот дом идеально подходит для молодой семьи, особенно если вы собираетесь заводить детей. Такие дома попадаются не каждый день.

И впрямь, подумал Джереми. Непонятно, отчего за два года никто на него не позарился?..

Он уже собирался сострить, когда заметил, что Лекси движется к лестнице.

— Можно еще разок подняться наверх? — спросила она. Миссис Рейнольдс обернулась к ней с улыбкой, вспомнив о своей миссии.

— Конечно, дорогая. Я вас провожу. Кстати, не собираетесь ли вы и в самом деле заводить детей? Если да, непременно осмотрите чердак. Из него может получиться замечательная комната для игр.

Наблюдая за тем, как она ведет Лекси наверх, Джереми задумался: может быть, миссис Рейнольдс каким-то образом догадалась, что они уже миновали стадию размышлений?

Вряд ли. Лекси по-прежнему хранила беременность в тайне и собиралась помалкивать по крайней мере до свадьбы. Знала только Дорис — с этим можно было смириться, хотя в последнее время Лекси частенько втягивала Джереми в странные разговоры, которые ей скорее подобало вести с подружками. Например, сидя на крыльце, она внезапно поворачивалась к нему со словами: «Представляешь, шейка матки у меня растянется на целых десять сантиметров!»

С тех пор как Лекси начала читать книги о беременности, Джереми слишком часто доводилось слышать слова вроде «плаценты», «пуповины» и «кровоизлияния». Если она упоминала о том, что от кормления грудью у нее будут болеть соски, он выскакивал из комнаты. Как большинство мужчин, Джереми имел самое слабое представление о том, как формируется ребенок в утробе матери, и не питал к этому никакого интереса. Куда сильнее его удивлял тот специфический акт, который положил всему начало. О нем он был бы не прочь поговорить, особенно с бокалом вина и при свечах.

Дело в том, что Лекси роняла эти слова, как будто читала список ингредиентов на коробке с хлопьями, и, вместо того чтобы радостно предвкушать великое событие, от подобных бесед Джереми ощущал тошноту.

Не считая этого, он ликовал. Было нечто восхитительное в том, что Лекси носит его ребенка. Джереми испытывал гордость при мысли о том, что внес свою лепту в продолжение рода человеческого и создал новую жизнь, — нередко он даже жалел о том, что Лекси попросила его хранить молчание.

Задумавшись, он не сразу заметил, что Лекси и миссис Рейнольдс спускаются.

— Прекрасный дом! — сияя, сказала Лекси и взяла Джереми за руку. — Мы можем его купить?

Тот ощутил прилив радости, пусть даже и понимал, что придется продать изрядную долю ценных бумаг, чтобы заключить сделку.

— Когда тебе угодно, — ответил Джереми, надеясь, что Лекси оценит его благородство.

Вечером они подписали все бумаги; на следующее утро хозяева дали свое согласие. По иронии судьбы, вступить во владение домом предстояло двадцать восьмого апреля — в тот самый день, когда Джереми собирался отправиться в Нью-Йорк на мальчишник. Лишь потом ему пришло в голову, что за последний месяц он стал другим человеком.

Глава 5

— Ты еще не договорился насчет свадьбы на маяке? — спросила Лекси.

Это было в конце марта; они вместе направлялись к машине.

— Я пытался, — ответил он. — Но ты даже не представляешь, что такое общаться с чиновниками. Одни не хотят с тобой говорить, пока ты не заполнишь анкету, а другие вечно в отпуске. Я даже не понимаю, что мне вообще нужно сделать.

Она покачала головой.

— К тому времени, когда ты обо всем договоришься, будет уже июнь.

— Что-нибудь придумаю, — пообещал Джереми.

— Не сомневаюсь. Но я бы предпочла не выставлять беременность напоказ. Уже почти апрель. Вряд ли я смогу продержаться до июля. Брюки мне тесны, и задница стала толще.

Джереми помедлил, понимая, что это — минное поле, куда лучше не ступать. В последние несколько дней подобные разговоры начинались все чаще. Сказать правду («Да, задница у тебя стала толще, потому что ты беременна!») означало ночевать в «Гринлиф коттеджес» целую неделю.

— По-моему, ты выглядишь абсолютно как всегда, — солгал Джереми.

Лекси задумчиво кивнула и предложила:

— Поговори с мэром Геркином.

Он взглянул на нее, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.

— О том, что задница у тебя стала толще?

— Нет! Насчет маяка. Уверена, он сможет помочь.

Они прошли еще несколько шагов, а потом Лекси игриво ткнула его плечом.

— Она ведь не стала толще, правда?

— Конечно, нет.

Как обычно, по пути домой нужно было остановиться и проверить, как продвигается ремонт.

Хотя официально дом переходил к ним только в конце апреля, владелец, который получил дом по наследству, но жил в другом штате, охотно позволил им начать работы, и Лекси с удовольствием взялась за дело. Именно она контролировала процесс, поскольку знала всех плотников, сантехников, кровельщиков, маляров и электриков в городе и прекрасно представляла себе итоговый результат. Обязанности Джереми свелись к выписыванию чеков — это была честная сделка, учитывая то, что он не горел желанием нести ответственность за ремонт.

Пусть он не вполне понимал, чего ожидать, но уж точно не этого. На минувшей неделе в доме работали целые бригады. Джереми восхищался тем, что было проделано в первый же день, — кухню отчистили от старой краски, на лужайке сложили кровельные дранки, ковровое покрытие убрали, большую части рам вынули. По всему дому валялись груды мусора; но с тех пор, кажется, рабочие были заняты лишь перемещением этих груд с места на место. Когда бы Джереми ни заехал, чтобы понаблюдать за процессом, никто не работал. Люди распивали кофе или курили на заднем крыльце, работа не двигалась. Насколько Джереми мог судить, они вечно ждали то прибытия фургона, то возвращения подрядчика либо устраивали перекур. Разумеется, почти все рабочие получали почасовую оплату, и Джереми неизменно ощущал приступ финансовой паники, когда возвращался в «Гринлиф коттеджес».

Лекси тем не менее была рада и замечала то, чего не замечал Джереми.

— Ты видел, что они начали прокладывать проводку наверху?

Или:

— О, они вделывают трубы в стену, можно будет поставить раковину под окном.

Обычно Джереми кивал в знак согласия:

— Знаю.

Не считая чеков подрядчику, он ничего не писал; но, с другой стороны, Джереми полагал, что причина ему ясна. Виной тому был не недостаток информации, а ее избыток. Многое изменилось — не только самоочевидные вещи, но и мелочи. Например, его взгляды на то, как одеваться. Джереми всегда считал, что у него врожденное чувство стиля, притом с отчетливым нью-йоркским акцентом, и в прошлом многочисленные подружки нередко делали ему комплименты по поводу внешности. Он долгое время был подписан на «Джентльменс квотерли», предпочитал ботинки от «Бруно Магли» и элегантные итальянские рубашки. Но у Лекси, видимо, было свое мнение; судя по всему, она хотела полностью изменить Джереми. Два дня назад будущая жена вручила ему сверток. Джереми был тронут ее заботой… а потом открыл подарок.

Внутри оказалась клетчатая рубашка. Клетчатая. Такие носят лесорубы. А еще — джинсы.

— Спасибо, — выдавил он.

Лекси взглянула на него.

— Тебе не нравится?

— Нет-нет… нравится, — солгал он, не желая ее расстраивать. — Очень мило.

— А по-моему, что-то не так.

— Все в порядке.

— Я просто подумала — у тебя в шкафу должно быть что-нибудь такое, что поможет тебе сойтись с ребятами.

— Какими ребятами?

— Ну, местными парнями. На тот случай, если… ну, я не знаю… если ты захочешь поиграть в покер, или отправиться на охоту, или порыбачить.

— Я не играю в покер. Не охочусь и не рыбачу.

«И друзей у меня тоже нет», — вдруг подумал Джереми. Удивительно, что до сих пор он этого даже не замечал.

— Знаю, — ответила Лекси. — Но может быть, однажды ты решишь развлечься. Например, раз в неделю ребята собираются у Родни поиграть в покер. А Джед — самый замечательный охотник в округе.

— Родни и Джед? — переспросил Джереми, тщетно стараясь представить себе времяпрепровождение с кем-то из этой парочки.

— А что не так с Родни и Джедом?

— Джед меня не любит. И Родни, кажется, тоже.

— Чушь. С чего бы им тебя не любить? Знаешь что — поговори завтра с Дорис. Наверняка у нее будут идеи получше.

— Покер с Родни? Охота с Джедом? Я заплачу, чтобы это увидеть! — заорал в трубку Элвин.

Поскольку Элвин снимал на камеру загадочные огни на кладбище, он прекрасно помнил, о ком идет речь, и живо представил себе обоих. Родни сунул его за решетку по вымышленному обвинению, после того как Элвин вздумал заигрывать с Рейчел в «Эй, я тебя люблю!». А Джед пугал его ничуть не меньше, чем Джереми.

— Представляю себе… ты крадешься по лесу в своих ботинках «Гуччи» и клетчатой рубашке.

— От «Бруно Магли», — поправил Джереми. Он сидел в номере в «Гринлиф коттеджес» и размышлял о том, что у него действительно нет друзей.

— Какая разница? — Элвин снова засмеялся. — Великолепно! Горожанин превратился в провинциала, и все из-за этой малышки. Обязательно предупреди, когда соберешься на охоту. Я специально приеду с камерой и запечатлею тебя для потомства.

— Все в порядке, — отозвался Джереми. — Я справлюсь.

— А знаешь, она права. Тебе действительно нужно завести друзей. Кстати, помнишь ту девчонку, с которой я познакомился?

— Рейчел?

— Ну да, точно. Ты ее видишь?

— Иногда. Поскольку она подружка невесты, ты тоже с ней увидишься.

— И как она поживает?

— Веришь ли, она встречается с Родни.

— С этой горой мускулов? Могла бы выбрать кого-нибудь получше. Впрочем, у меня есть идея. Вы с Лекси могли бы устроить двойное свидание. Поужинать в «Гербсе», посидеть на крылечке…

Джереми рассмеялся:

— Ты говоришь так, будто прожил здесь сто лет. Знаешь все местные развлечения.

— Да, я такой. Умею приспособиться. Если увидишь Рейчел, передай привет и скажи, что я с нетерпением жду встречи.

— Обязательно.

— Как там твоя работа? Держу пари, тебе не терпится написать очередную статью.

Джереми поерзал.

— Хотелось бы мне, чтоб это было так…

— Ты не пишешь?

— Ни слова с тех пор, как переехал, — признался он. — У меня нет ни одной свободной минуты в промежутках между подготовкой к свадьбе, ремонтом и Лекси.

Наступила тишина.

— Подожди, я не понял. Ты вообще не пишешь? Даже для своего журнала?

— Да.

— Но ты ведь любишь писать.

— Да. И непременно возьмусь за дело, как только все уляжется.

— Ну ладно… — произнес Элвин с ощутимой долей скепсиса. — Теперь о том, что касается мальчишника… будет нечто потрясающее. Я оповестил всех. Обещаю, этой вечеринки ты никогда не забудешь.

— Только учти, никаких танцовщиц. И девочек в нижнем белье, выпрыгивающих из торта.

— Да брось, такова традиция.

— Элвин, я серьезно. Я влюблен, не забывай.

— Лекси беспокоится о тебе, — сказала Дорис.

Они вместе завтракали в «Гербсе». Большая часть утренних посетителей уже разошлась, в ресторане было почти пусто. Как обычно, Дорис настояла на том, чтобы накормить Джереми; при встрече она неизменно заявляла, что будущий зять просто «кожа да кости», и сегодня он с удовольствием поглощал сандвич с курицей.

— Не о чем беспокоиться, — возразил он. — У меня много дел, только и всего.

— Лекси это понимает. Но она хочет, чтобы ты чувствовал себя как дома. И был здесь счастлив.

— Я счастлив.

— Ты счастлив, потому что с тобой Лекси. Но пойми, в глубине души она мечтает, чтобы ты относился к Бун-Крику так же, как она. Лекси не хочет, чтобы ты оставался здесь только ради нее. Она хочет, чтобы ты жил в Бун-Крике, потому что у тебя здесь друзья. Потому что здесь твой дом. Она понимает, какая жертва с твоей стороны уехать из Нью-Йорка, но если ты будешь так на это смотреть…

— Поверьте, если я буду так на это смотреть, Лекси узнает первой. Но… Родни и Джед?

— Хочешь верь, хочешь нет, они славные парни, если узнать их поближе. Джед рассказывает самые смешные анекдоты из всех, что мне доводилось слышать. Конечно, если ты не любишь отдыхать, как они, тогда, вероятно, Джед и Родни действительно тебе не компания… — Она задумчиво поднесла палец к губам. — А чем вы с друзьями занимались в Нью-Йорке?

Болтались по барам и флиртовали с женщинами, подумал Джереми.

— Ну… чем обычно занимаются мужчины, — проговорил он. — Ходили на футбол, играли в бильярд. В основном просто проводили время в городе. Я уверен, что заведу друзей в Бун-Крике. Просто сейчас я слишком занят.

Дорис задумалась.

— Лекси говорит, ты бросил писать.

— Да.

— Это из-за…

— Нет-нет. — Джереми покачал головой. — Это никак не связано с моим отношением к Бун-Крику или с чем-то подобным. Писательство не похоже на прочие профессии. Нельзя просто сесть и писать. Главное здесь — вдохновение и идеи, а иногда… ну, человек не ощущает вдохновения. Хотел бы я испытывать его каждый раз, когда нужно, но увы. Впрочем, если я чему-нибудь и научился за пятнадцать лет, так это тому, что в конце концов вдохновение приходит.

— У тебя нет идей?

— Оригинальных нет. Каждый раз, когда мне что-нибудь приходит в голову, я вспоминаю, что уже писал об этом. И как правило, не раз.

— Может быть, тебе пригодится моя тетрадь? — спросила Дорис. — Ты в это не веришь, но мог бы, например… написать статью по материалам своего расследования.

Она имела в виду тетрадь, которую вела в связи со своей предполагаемой способностью предсказывать пол ребенка. На страницах стояли десятки имен и дат, включая предсказание насчет рождения Лекси.

Честно говоря, Джереми размышлял об этом. Дорис дважды делала ему такое предложение, и в первый раз он отказался, поскольку считал ее способности выдумкой, а во второй — потому что не хотел, чтобы его скепсис поселил разлад между ними. Дорис предстояло стать частью его семьи.

— Не знаю…

— Вот что я тебе скажу. Можешь решить позже, когда прочитаешь. И не беспокойся — я уж как-нибудь переживу «звездную болезнь», если в итоге ты обо мне напишешь. Тебе не о чем волноваться. Я останусь той же самой очаровательной женщиной, какой была всегда. Тетрадь у меня в кабинете. Подожди здесь.

Прежде чем Джереми успел возразить, Дорис встала и направилась на кухню. Вскоре со скрипом отворилась входная дверь, и он увидел мэра Геркина.

— Мальчик мой! — воскликнул тот и похлопал Джереми по спине. — Не ожидал тебя здесь увидеть. Я-то думал, ты берешь пробы воды и пытаешься разгадать нашу последнюю тайну.

Ах да, сомы.

— Вынужден вас разочаровать, господин мэр. Как поживаете?

— Неплохо, неплохо. Очень занят. Жизнь в городе не останавливается. Всегда уйма дел. Почти не спал в последнее время, но можешь не беспокоиться о моем здоровье. Мне нужно не более двух-трех часов сна, с тех пор как лет десять назад меня чуть не убило током от кондиционера. Вода и электричество, знаешь ли, несовместимы.

— Да, я слышал об этом, — ответил Джереми. — Послушайте, я рад, что встретил вас. Лекси просила поговорить с вами о свадьбе.

Геркин поднял брови.

— Вы подумали над моим предложением и решили устроить праздник для всего города? С приглашением губернатора?

— Нет-нет. Лекси хочет, чтобы церемония прошла возле маяка на мысе Гаттерас, а я никак не могу получить разрешение. Не могли бы вы помочь?

Мэр Геркин задумался, потом присвистнул.

— Это непросто. — Он покачал головой. — Общение с властями — дело хитрое. Все равно что идти по минному полю. Нужно найти человека, который знает дорогу.

— Именно поэтому нам нужна ваша помощь.

— Я бы рад, но сейчас у меня дел по горло с организацией летнего праздника Цапли. В наших краях это значительное событие — даже важнее, чем экскурсия по историческим домам. Мы устраиваем аттракционы для детей, ставим торговые палатки вдоль главной улицы, проводим парад и все такое. Короче говоря, маршалом парада должна была стать Мирна Джексон из Саванны, но она только что позвонила и сказала, что не сможет приехать из-за мужа. Знаешь Мирну Джексон?

Джереми попытался вспомнить.

— Кажется, нет.

— Она известный фотограф.

— Простите, не помню.

— Знаменитая женщина эта Мирна, — продолжал Геркин, пропустив слова Джереми мимо ушей. — Наверное, самый известный фотограф на Юге. У нее удивительные работы. Она провела лето в Бун-Крике, когда была девочкой. Нам страшно повезло, что Мирна согласилась приехать. И представляешь, у ее мужа обнаружили рак. Конечно, это ужасно, и мы будем за него молиться, но в итоге у нас все пошло кувырком. Сроки поджимают, а на то, чтобы найти нового маршала, понадобится какое-то время. Мне придется провести немало часов на телефоне, чтобы кого-нибудь уговорить. Какую-нибудь знаменитость. Как скверно, что у меня нет связей в мире знаменитостей. За исключением вас, разумеется.

Джереми уставился на мэра.

— Вы хотите, чтобы я был маршалом?

— Нет, конечно. Ты и так уже получил ключ от города. Нам нужен человек, чье имя у всех на слуху. — Он покачал головой. — Хотя здесь такая красота, что дух захватывает, и люди просто замечательные, не так уж просто заполучить в Бун-Крик человека из мегаполиса. Честно говоря, я вовсе не рвусь этим заниматься — учитывая то, сколько всего еще нужно сделать к празднику. А вдобавок общаться с типами из департамента… — Он не договорил, как будто даже помыслить о таком не хватило сил.

Джереми прекрасно понимал, чего добивается мэр. Геркин заставлял людей делать то, что ему было нужно, и при этом внушал каждому, что это его собственная идея. Очевидно, он намекал, что Джереми должен заняться проблемой с маршалом в обмен на разрешение — вопрос заключался лишь в том, согласится ли тот подыграть. Честно говоря, Джереми не хотел в это влезать, но ведь они так и не условились насчет даты свадьбы…

Он вздохнул:

— Возможно, я сумею помочь… Кого вы хотели бы видеть?

Геркин почесал подбородок с таким видом, словно от его ответа зависела судьба человечества.

— В общем, мне все равно… Скажем, человека, чье имя известно… Пусть весь город охает и ахает, пусть посмотреть собираются целые толпы.

— А если я кого-нибудь найду? В качестве ответной любезности вы поможете нам получить разрешение?

— Да, это хорошая идея. Удивительно, как я сам не догадался? Дайте-ка подумать… — Геркин постукивал пальцами по подбородку. — Что ж, полагаю, у нас все получится. Разумеется, если ты найдешь нам правильного человека. Кого бы ты мог предложить?

— За эти годы я брал интервью у многих. Ученые, лауреаты Нобелевской премии…

Мэр качал головой, а Джереми продолжал:

—…физики, химики, математики, путешественники, астронавты…

Геркин оживился:

— Ты сказал — астронавты?

Джереми кивнул:

— Ну да, парни, которые летают в космос. Пару лет назад я писал большую статью про НАСА и кое с кем подружился. Я мог бы им позвонить…

— Договорились. — Геркин прищелкнул пальцами. — Представляю себе афиши: «Праздник Цапли — космос у вашего порога!» Мы сделаем это темой на все время фестиваля. Не просто соревнование по поеданию пирогов, но «Соревнование по поеданию лунных пирогов». Еще можно будет сделать плоты в виде ракет и спутников…

— Ты снова докучаешь Джереми своей ерундой про сомов, Том? — поинтересовалась Дорис, возвращаясь в комнату с тетрадью под мышкой.

— Ничего подобного, — возразил Геркин. — Джереми был так любезен, что предложил помочь подыскать нам маршала для парада. Он обещал договориться с настоящим астронавтом. Как тебе космическая тематика?

— Впечатляет, — ответила Доррис. — Гениально.

Мэр раздулся от гордости.

— Да, ты абсолютно права. Мне нравится твой образ мыслей. Итак, Джереми, когда ты планируешь устроить свадьбу? Летом график довольно напряженный, столько туристов…

— В мае.

— В конце или в начале?

— Подойдет любая дата. Но конечно, чем раньше, тем лучше.

— Торопитесь, э? Ну, считай, что решено. С нетерпением жду от тебя вестей насчет астронавта.

Быстро развернувшись, Геркин вышел.

Дорис села и тихонько рассмеялась.

— Снова к тебе приставал?

— Лекси беспокоится насчет этого разрешения.

— Но в остальном все идет как положено?

— Надеюсь. У нас возникли кое-какие разногласия — она хочет, чтобы свадьба прошла в узком кругу, а я говорю, что если приедут одни лишь мои родственники, в Бун-Крике не хватит места, чтобы всех их поселить. Я хочу, чтобы приехал Нат. Это мой агент. А Лекси говорит: если приглашаешь одного друга, нужно пригласить всех. Ну и так далее. Но мы договоримся. Моя семья меня поймет вне зависимости от того, что мы придумаем, братьям я уже объяснил ситуацию. Они, конечно, не в восторге, но…

Дорис собиралась что-то ответить, и тут в кухню влетела Рейчел с заплаканными глазами. Она шмыгнула носом, когда заметила Джереми, застыла на мгновение и тут же нырнула в дальнюю комнату. Джереми увидел на лице Дорис тревогу.

— Думаю, она хочет поговорить, — заметил он.

— Ты не возражаешь?

— Нет. Займемся нашими свадебными планами в другое время.

— Хорошо… спасибо. — Дорис протянула ему тетрадь. — Возьми. Обещаю, не пожалеешь. Не найдешь ни одного обмана, поскольку их там нет.

Джереми взял тетрадь, все еще сомневаясь, собирается ли он ее читать.

Через десять минут Джереми наслаждался вечерним солнцем по пути в «Гринлиф коттеджес», а потом, после недолгого колебания, завернул к Джеду и толкнул дверь. Хозяина нигде не было видно — возможно, это означало, что Джед в лачуге на дальнем конце участка. Именно там он совершенствовал свое искусство таксидермиста. Джереми помедлил. Сказал себе — почему бы и нет? Он попробует сломать лед. Лекси поклялась, что Джед умеет говорить.

Он зашагал по тропке к хижине. Запах смерти и разложения донесся до него задолго до того, как Джереми вошел.

В центре комнаты стоял длинный деревянный верстак, покрытый пятнами (видимо, крови) и заваленный плоскогубцами, ножами и десятками других жутковатого вида инструментов. Вдоль стен, на полках и по углам стояли бесчисленные образчики мастерства Джеда, и всем им, от опоссума до оленя, была придана характерная атакующая поза. Слева, в углу, кипела работа. Там тоже все было запачкано кровью, и Джереми ощутил возрастающую тошноту.

Джед в мясницком фартуке, возившийся над тушей кабана, взглянул на Джереми, и тот замер.

— Привет, Джед. Как дела?

Хозяин промолчал.

— Вот решил зайти и посмотреть, где ты делаешь все эти чучела. Кажется, раньше я тебе не говорил, но твои работы просто удивительны.

Джереми подождал ответа. Джед просто уставился на него — точь-в-точь как на жука, разбившегося о ветровое стекло.

Джереми предпринял еще одну попытку, стараясь не думать о том, что Джед огромен и космат, что у него не самое лучшее настроение, а в руках нож. Он продолжал:

— Скажи, как тебе удается придать им такой вид? Они рычат, скалят клыки, вот-вот бросятся… Я ничего подобного прежде не видел. В Музее национальной истории в Нью-Йорке большинство животных выглядят дружелюбно. А твои совсем как бешеные.

Джед нахмурился. Джереми подумал, что его инициатива ничем хорошим не кончится.

— Лекси сказала, ты любишь охотиться, — проговорил он. Ему показалось, что внезапно в лачуге стало очень жарко. — А я никогда не был на охоте. В Квинсе мы охотились разве что на крыс. — Он засмеялся. Джеф молчал. Джереми понял, что нервничает. — То есть по городским улицам не бегают олени. Но даже если бы бегали, я бы, наверное, не стал в них стрелять — после «Бемби» и всего остального…

Глядя на нож в руках Джеда, Джереми поймал себя на том, что начинает бормотать и ничего не может с собой поделать.

— Впрочем, это лишь мое мнение… Не то чтобы я был против охоты, конечно… Национальная стрелковая ассоциация, билль о правах, вторая поправка. Я обеими руками за. Охота — это американская традиция, так ведь? Поймал оленя на мушку и выстрелил, зверюга летит вверх тормашками…

Джед переложил нож в другую руку; Джереми сглотнул, мечтая поскорее убраться подальше.

— Ну, я просто зашел поздороваться. И пожелать удачи… чем бы ты тут ни занимался. Очень хочу увидеть результат. Писем для меня нет? — Он переступил с ноги на ногу. — Пока. Приятно было поболтать.

Джереми устроился за столом в своей комнате и уставился на пустой экран, пытаясь забыть о том, что видел. Он изо всех сил старался сочинить хоть что-нибудь, но постепенно пришел к выводу, что источник иссяк.

Конечно, такое случается со всеми писателями время от времени, и от этого нет лекарства просто потому, что каждый пишущий человек берется за дело по-своему. Один пишет утром, другой днем, третий вечером. Один включает музыку, другой нуждается в абсолютной тишине. Джереми знал журналиста, который, по слухам, полностью раздевался, запирался в комнате и строжайше воспрещал возвращать ему одежду до тех пор, пока он не просунет под дверь пять готовых страниц. Джереми знал и тех, кто смотрел один и тот же фильм по десять раз, и тех, кто не мог писать без алкоголя или непрерывного курения. Сам он не был настолько эксцентричен; в прошлом он писал когда угодно и где угодно, поэтому теперь нуждался в чем-то ином, нежели простая смена обстановки.

Хотя до паники было еще далеко, Джереми начал беспокоиться. Прошло более двух месяцев с тех пор, как он написал последнюю статью, но, поскольку план издательства обычно составлялся на полтора месяца вперед, Джереми уже сдал восемь статей и мог не волноваться до конца июля. Это значило, что еще оставалось время — а затем его ждали серьезные неприятности с «Сайентифик американ». Так как большую часть доходов Джереми приносила подработка в других журналах — а он уже практически истощил свой брокерский счет, после того как купил дом, уплатил по счетам и затеял этот бесконечный ремонт, — он сомневался, что времени много. Деньги текли, как будто их выкачивали насосом.

Джереми начал думать, что исчерпал себя. Дело было не в том, что у него много дел или жизнь изменилась, как он говорил Элвину и Дорис. В конце концов Джереми не утратил способности писать после развода с Марией. Тогда он писал, просто чтобы не думать о проблемах. В прошлом работа была спасением, а теперь? Что, если он так и не оправится?

Он потеряет работу. Источник дохода. На что содержать жену и дочь? Неужели он превратится в домохозяйку, тогда как Лекси будет работать, чтобы кормить семью? Картины рисовались печальнее некуда.

На глаза Джереми попалась тетрадь Дорис. Может, именно что-то в этом духе и нужно, чтобы источник забил вновь, — сверхъестественный элемент, нечто интересное и оригинальное. Если, конечно, это правда. Неужели она действительно умеет предсказывать пол ребенка?

Да ладно, сказал себе Джереми. Это не может быть правдой. Просто одно из величайших совпадений в истории. Невозможно предсказать пол ребенка, положив руку на живот беременной женщины.

Тогда почему же сам он поверил, что у них родится девочка? Почему он уверен так же, как Лекси? Когда Джереми представлял себя с младенцем на руках, то ребенок неизменно был завернут в розовое одеяльце. Он откинулся на спинку стула и задумался, а потом решил, что на самом деле не уверен на все сто процентов в отличие от Лекси. Он просто повторяет за ней. Ведь она постоянно твердит, что ждет девочку.

Вместо того чтобы поразмыслить над этим или приступить к работе, Джереми решил просмотреть свои любимые новостные сайты в Интернете в надежде на то, что в голове что-нибудь сдвинется. В отсутствие скоростного доступа загрузка шла так медленно, что он едва не задремал, но все-таки упорно продолжал. Джереми посетил четыре сайта, посвященных НЛО и домам с привидениями, а также сайт Джеймса Рэнди, который, как и он, занимался разоблачением мошенничеств и фальсификаций. В течение долгих лет Рэнди обещал выплатить миллион долларов любому экстрасенсу, который подтвердит свои способности под бдительным оком ученых. До сегодняшнего дня никто не принял этого предложения, включая знаменитых экстрасенсов, которые регулярно появлялись на телевидении и писали книги. Некогда в одной из своих статей Джереми сделал то же самое (хотя сумма вознаграждения была куда скромнее) и получил аналогичный результат. Люди, называющие себя экстрасенсами, были куда более крупными специалистами по саморекламе, нежели по сверхъестественному. Джереми вспомнил, как разоблачил Тимоти Клоузена, который якобы был способен общаться с духами умерших. Это было последнее громкое дело, над которым он работал, прежде чем отправиться в Бун-Крик на поиски привидений. Вместо них он нашел Лекси.

На сайте Рэнди была обычная подборка историй, приправленных авторским скептицизмом, но через пару часов Джереми отключил Интернет, осознав, что он не продвинулся ни на йоту.

Взглянув на часы, он увидел, что уже почти пять, и задумался, стоит ли заехать в новый дом и посмотреть, как продвигается ремонт. Может быть, с крыши сняли еще одну черепицу, дабы убедить его, что к концу года дело будет окончено. Невзирая на бесконечные счета, Джереми начал сомневаться, что ремонт вообще идет. То, что раньше казалось вполне осуществимым, превратилось в кошмар; Джереми решил, что не станет наносить очередной визит. Незачем ухудшать и без того скверный день.

Вместо этого он вознамерился заехать в библиотеку и взглянуть, как дела у Лекси. Джереми надел чистую рубашку, причесался, побрызгался одеколоном; через несколько минут он катил мимо «Гербса» в библиотеку. Кизил и азалии уже завяли, зато вокруг домов и у подножия деревьев начали раскрываться яркие тюльпаны и нарциссы. Дул теплый южный ветерок, скорее начало лета, чем конец марта — именно в такие дни в центральном парке собираются толпы народу.

Джереми задумался, не сделать ли крюк, чтобы купить Лекси букет, и решил, что так и поступит. В городе был единственный цветочный магазин, где заодно продавались рыболовные снасти и наживка; несмотря на скудный ассортимент, Джереми вскоре вышел из магазина с весенним букетом, который должен был непременно понравиться Лекси.

Он добрался до библиотеки и слегка нахмурился, когда увидел, что ее машины нет на привычном месте. Посмотрев на окно ее кабинета, заметил, что свет выключен. Джереми решил, что она в «Гербсе», и поехал обратно, тщетно высматривая знакомую машину, затем миновал бунгало, подумав, что Лекси могла устроить себе короткий день. Возможно, она отправилась за покупками или по делам.

Он развернулся и медленно поехал обратно через город. Заметив машину Лекси, припаркованную за местной пиццерией, рядом с мусорным контейнером, Джереми нажал на тормоза и остановился бок о бок. Видимо, Лекси решила прогуляться по набережной в такой погожий день.

Джереми схватил букет и зашагал мимо пиццерии, надеясь удивить Лекси; но стоило ему завернуть за угол, как пришлось резко остановиться.

Лекси была там, как он и ожидал. Она сидела на скамье с видом на реку. Джереми помешало подойти то, что она была не одна.

Она сидела рядом с Родни, почти прижавшись к нему. Со спины трудно было увидеть что-то еще. Джереми напомнил себе, что эти двое — друзья с детства. Джереми ненадолго успокоился.

До тех пор, пока Лекси не подвинулась. И тогда стало заметно, что они держатся за руки.

Глава 6

Джереми понимал, что увиденное не должно его беспокоить. В глубине души он знал, что Лекси равнодушна к Родни, но на следующей неделе то и дело задумывался над сценой, свидетелем которой стал. Когда он спросил невесту, не случилось ли в тот день чего-нибудь странного, та ответила «нет» и сказала, что провела весь вечер в библиотеке. Хотя Джереми мог бы уличить Лекси во лжи, он не видел в том необходимости. Лекси пришла в восторг от букета и поцеловала Джереми. Он пытался увидеть в ее поцелуе нечто необычное — например, неуверенность или, наоборот, излишнюю энергию, как бы в знак компенсации, — но ничего такого не почувствовал. Не было никаких странностей и в их разговоре за ужином, и в сидении на крыльце.

И все-таки Джереми не мог забыть о том, что Лекси держала Родни за руку. Чем больше он об этом думал, тем сильнее уверялся, что они выглядели парочкой, но затем напоминал себе, что этого не может быть. Лекси и Родни не могут встречаться втайне от него. Джереми почти постоянно сидел в библиотеке, пытался работать, а вечера проводил с невестой. Он не в силах был поверить в то, что она прикидывает, чем бы могли закончиться их отношения с Родни, не появись он в ее жизни. Лекси говорила ему, что тот влюблен в нее с детства и что время от времени они появлялись на городских праздниках вдвоем, но это все в прошлом. Она неизменно отказывалась продолжать общение с Родни, и Джереми понятия не имел, с чего бы ей теперь передумать. Да, они держались за руки, но это вовсе не значит, что чувства Лекси к жениху изменились. Джереми, например, порой держал за руку собственную мать. Это знак привязанности и поддержки или просто способ показать, что ты внимательно слушаешь человека, который рассказывает тебе о своих проблемах. Для Родни и Лекси такое могло быть абсолютно естественным, ведь они знали друг друга много лет. Он ведь не ожидал, что его невеста начнет игнорировать людей, которых знает всю жизнь? Или что перестанет думать о других? Разве не поэтому он влюбился в нее? Разумеется, поэтому. Все, с кем общалась Лекси, начинали чувствовать себя центром вселенной; и хотя Родни не был исключением из общего правила, это отнюдь не значило, что Лекси его любит. Следовательно, беспокоиться было не о чем.

Тогда почему, ради всего святого, он продолжал об этом думать? Почему Джереми испытал укол ревности, когда увидел их вместе?

Потому что Лекси солгала. Точнее, умолчала — но это все равно ложь. Наконец, не в силах больше терпеть, Джереми встал из-за стола, взял ключи от машины и поехал в библиотеку.

Затормозив, он увидел машину Лекси на обычном месте и свет в окне. Несколько минут он смотрел туда и быстро отвернулся, когда заметил ее силуэт. В связи с этой историей он чувствовал себя полным идиотом, но тем не менее вздохнул с облегчением. Джереми вновь сказал себе: нелепа сама мысль, что Лекси может быть не на работе. Он испытывал неловкость, пока не вернулся в «Гринлиф коттеджес».

Да, подумал Джереми, усаживаясь перед компьютером, у них с Лекси все хорошо. Он выругал себя за подозрительность, решив как-нибудь искупить свою вину. Он должен был это сделать, пусть даже без объяснения причин. Например, свозить Лекси в ресторан сегодня вечером. Не считая сидения на крыльце, в их расписании не было ничего срочного. Небольшая смена обстановки пойдет на пользу обоим, думал он. Более того, Лекси удивится его чуткости. Если он чему-нибудь и научился при общении с женщинами, то именно тому, что они любят сюрпризы, и если вдобавок это поможет ему избавиться от чувства вины — тем лучше.

Особенный вечер — именно то, что им нужно. Он купит ей еще один букет. Следующие двадцать минут Джереми провел в Интернете; выбрав подходящий ресторан, он позвонил Дорис и спросил ее мнение (та посоветовала непременно туда отправиться), заказал столик и снова полез в душ.

Следующие два часа, пока Лекси не вернулась с работы, Джереми сидел за компьютером, положив пальцы на клавиатуру. Но даже после целого дня, проведенного за рабочим столом, он был не ближе к цели, чем поутру.

— Я тебя сегодня видела, — сказала Лекси, глядя на него поверх меню.

— Правда?

Она кивнула.

— Видела, как ты проехал мимо библиотеки. Куда ты направлялся?

— В общем, никуда, — ответил Джереми. Слава Богу, она не застала его за тем, как он пялился на ее окно. — Просто решил проветриться, а потом снова сесть за компьютер.

Лекси пришла в восторг от букета нарциссов и ужина в ресторане, как и следовало ожидать. Но разумеется, подразумевалось, что после ужина они поедут к ней, поэтому Лекси должна была переодеться и приготовиться — в результате они задержались на сорок пять минут. Когда приехали в «Кэридж-хаус» на окраине Гринвилла, их столик уже отдали другим, так что пришлось минут двадцать ждать в баре.

Лекси, кажется, не хотела задавать обычные вопросы, и Джереми понимал почему. Каждый день она спрашивала, как продвигается работа, и он неизменно отвечал, что никаких изменений нет. Видимо, это стало утомлять ее точно так же, как и его.

— Появились какие-нибудь идеи? — наконец спросила она.

— Да, кое-что есть, — соврал Джереми. Это не было ложью — у него и в самом деле появилась странная идея насчет Лекси и Родни — хотя она, разумеется, имела в виду совсем другое.

— Правда?

— Я как раз кое над чем думаю. Посмотрим, что получится.

— Отлично, милый. — Она просияла. — Нужно это отпраздновать.

Лекси осмотрела тускло освещенный зал. Официанты в черном и белом, свечи на каждом столе, элегантная сервировка.

— Скажи на милость, откуда ты узнал про это место? Я прежде здесь не бывала, хотя мне очень хотелось.

— Немного усилий… А еще я позвонил Дорис.

— Она обожает этот ресторан, — сказала Лекси. — Если бы она могла, то заправляла бы именно таким рестораном, а не «Гербсом».

— И тебе пришлось бы платить по счетам, да?

— Разумеется. Что будем заказывать?

— Например, бифштекс. — Джереми просматривал меню. — Я скучаю по хорошему бифштексу с тех пор, как уехал из Нью-Йорка. И по картофелю, запеченному в сыре.

— Бифштекс — это ведь два куска? Вырезка и филе?

— Вот почему он так прекрасен, — сказал Джереми, закрывая меню.

Взглянув на Лекси, он заметил, что та морщит нос.

— Что? — поинтересовался он.

— Как ты думаешь, сколько в нем калорий?

— Не знаю. И знать не хочу.

Лекси натянуто улыбнулась и снова принялась изучать меню.

— Ты прав, — сказала она. — Не каждый день мы бываем в ресторане, поэтому ничего страшного. Даже если и так, ну и что? Фунт-другой мяса…

Джереми нахмурился.

— Я ведь не сказал, что собираюсь съесть все целиком.

— Не важно. В конце концов, я здесь права голоса не имею. Заказывай что хочешь.

— И закажу, — упрямо произнес Джереми. В тишине он наблюдал за тем, как Лекси читает меню, и думал о бифштексе. Да, если подумать, — много мяса, уйма холестерина и жиров. Разве эксперты не утверждают, что можно съесть лишь три унции за раз? А бифштекс… сколько в нем унций? Шестнадцать? Двадцать четыре? Достаточно, чтобы накормить целую семью.

Какая разница? Он молод и завтра же избавится от лишних калорий. Побегает с утра или сделает зарядку.

— А что ты будешь заказывать?

— Еще не решила, — сказала Лекси. — Не знаю, к чему у меня больше лежит душа, но это будет либо вареный тунец, либо фаршированная цыплячья грудка с соусом. И овощи на пару.

Разумеется, именно это она и закажет, подумал Джереми. Нечто легкое и полезное для здоровья. Лекси останется изящной и стройной, даже невзирая на беременность, тогда как он выйдет из ресторана с переполненным желудком.

Джереми снова взял меню, заметив, что Лекси намеренно не обращает на него внимания. То есть, конечно, это означало, что она следит. Он принялся изучать список блюд из рыбы и курицы. Все они были прекрасны. Конечно, не так прекрасны, как бифштекс. Джереми закрыл меню, подумав, что всему причиной чувство вины.

С каких пор еда стала выражением характера? Если он закажет здоровую пищу, то проявит себя хорошим человеком; если закажет что-нибудь тяжелое — значит, он плох? Но ведь у него нет проблем с весом. Нужно заказать бифштекс, решил Джереми, но съесть только половину или даже меньше. А остатки захватить домой. Джереми мысленно похватал себя за такое решение. Итак, он закажет бифштекс.

Когда подошел официант, Лекси заказала клюквенный сок и фаршированную цыплячью грудку. Джереми тоже попросил сока.

— Что будете есть?

Он чувствовал, что Лекси смотрит на него.

— Тунца. Среднего размера.

Когда официант ушел, Лекси улыбнулась:

— Тунец?

— Ну да. Когда ты упомянула его, я решил, что это вкусно.

Она пожала плечами.

— Что такое?

— Просто этот ресторан славится своими бифштексами. Я надеялась, что ты со мной поделишься.

Джереми ощутил разочарование.

— В следующий раз, — сказал он.

Джереми отнюдь не был уверен, что понимает женщин. Порой во время свидания он искренне верил, что начинает постигать нюансы женского поведения. Но как показал ужин с Лекси, ему предстояло учиться и учиться.

Проблема была не в том, что он заказал тунца вместо бифштекса. Корни лежали куда глубже. Большинство мужчин хотят, чтобы женщины ими восхищались, и, как следствие, они готовы пойти на многое, чтобы добиться восхищения. Женщины, подозревал Джереми, не в состоянии понять эту простую истину. Например, они могут предположить, что мужчина, который проводит много времени в офисе, поступает так лишь потому, что считает работу самой важной составляющей своей жизни, хотя это, разумеется, неправда. Речь идет не о силе во имя силы — ну хорошо, у некоторых мужчин действительно все так, но их меньшинство; дело в том, что женщин привлекает сила по тем же самым причинам, по которым мужчин притягивают хорошенькие молодые девушки. Это пережитки архаического сознания пещерных людей, и представители обоих полов не в силах себя контролировать. Несколько лет назад Джереми написал статью об эволюционных основах поведения, указав, что в числе прочего мужчин привлекают молодые, стройные, красивые женщины именно потому, что они предположительно здоровы и способны родить полноценного ребенка — иными словами, дать хорошее потомство. А женщин точно так же тянет к мужчинам, которые достаточно сильны для того, чтобы защитить их и обеспечить.

Джереми получил много писем после этой статьи, и самым удивительным было различие реакций. Мужчины соглашались с эволюционной теорией, большинство женщин отрицали правоту Джереми, порой даже гневно. Через несколько месяцев он написал на этом материале еще одну статью, используя в качестве примеров выдержки из писем.

Но пусть даже он прекрасно осознавал, что заказал тунца, пытаясь добиться расположения Лекси (от этого Джереми чувствовал себя сильным), он тем не менее не в силах был понять, что именно ее рассердило, а беременность усложняла задачу. Джереми признал, что ему мало известно о беременности; он знал лишь то, что у женщин в положении часто появляются странные капризы. В иных областях Лекси тоже нередко его озадачивала, но по части беременности Джереми был готов практически ко всему. Братья наказывали ему ожидать чего угодно: одна его невестка постоянно требовала шпината, другая хотела пастрами и оливок, третья просыпалась посреди ночи, чтобы поесть томатного супа и сыра. В результате Джереми если не сидел за компьютером, то ехал в магазин и набивал багажник всем, что приходило в голову. Всем, что могло удовлетворить желания Лекси, какими бы странными они ни оказались.

Впрочем, к чему он не был готов, так это к внезапным переменам настроения. Спустя неделю после ужина в «Кэридж-хаус» он проснулся и услышал, как любимая плачет. Джереми обернулся и увидел, что она сидит в постели, прислонившись спиной к изголовью. В тусклом свете ее черты были едва различимы, но на коленях лежала груда использованных платков. Джереми сел.

— Лекс, ты в порядке? В чем дело?

— Прости, — сказала она, шмыгая носом. — Я не хотела тебя будить.

— Ничего страшного. Что случилось?

— Ничего.

Это прозвучало как «дичего». Джереми наблюдал за Лекси, все еще не понимая, что происходит. Его взгляд не успокоил ее, и она снова всхлипнула.

— Просто мне грустно, — объяснила Лекси.

— Принести тебе что-нибудь? Мяса? Томатный суп?

Она внимательно посмотрела на него, как будто усомнившись, что расслышала правильно.

— Господи, с чего ты взял, что я хочу мяса?

— Ни с чего, — ответил Джереми. Придвинувшись ближе, он обнял ее. — Значит, ты не голодна? Никаких странных желаний?

— Нет. — Лекси покачала головой. — Просто грустно.

— И ты не знаешь почему?

Она снова не удержалась и зарыдала так, что плечи затряслись. Джереми почувствовал, как у него сжимается горло. Нет ничего хуже женского плача; ему захотелось утешить Лекси.

— Ну-ну… — пробормотал он. — Что бы там ни случилось, все будет в порядке…

— Нет, не будет, — всхлипнула она. — Ничего и никогда не будет в порядке.

— Что произошло?

Прошло немало времени, прежде чем Лекси отчасти совладала с собой. Наконец она взглянула на Джереми красными, опухшими глазами и сообщила:

— Я убила своего кота.

Джереми ожидал чего угодно. Например, что Лекси ошеломлена случившимися в ее жизни переменами. Или скучает по родителям. Он не сомневался, что эмоциональный срыв связан с беременностью, но такого уж точно не ожидал.

— Кота? — переспросил он.

Она кивнула и взяла еще один платок, повторив сквозь рыдания:

— Я… его… убила…

— Э, — произнес Джереми. Если честно, он не знал, что еще сказать. Прежде в доме не было животных, и Лекси даже об этом не заговаривала. Джереми понятия не имел, что она любит кошек.

Судя по выражению лица, Лекси была разочарована его реакцией. Она сипло спросила:

— И ты… больше ничего… не можешь сказать?

Джереми растерялся. Возразить ей? «Ты бы ни за что на свете этого не сделала!» Посочувствовать? «Ничего страшного. Наверное, кот это заслужил». Успокоить? «Ты хороший человек, даже несмотря на то что ты убила кота». В то же время он лихорадочно вспоминал, был ли в доме кот, и если да, то как его звали? И каким образом он столько здесь прожил, ни разу его не заметив? Затем в приливе вдохновения в голову Джереми пришел идеальный ответ:

— Расскажи мне, что случилось. — Он старался говорить спокойно.

Судя по всему, Лекси хотела услышать именно это. Слава Богу, ее рыдания начали утихать. Она высморкалась.

— Я стирала. Вытащила белье из сушилки, чтобы загрузить следующую порцию, — сказала она. — Я прекрасно знала, что он любит теплые местечки, но даже не удосужилась заглянуть внутрь перед тем, как захлопнуть дверцу. И убила Бутса.

Бутс. Вот как. Кота звали Бутс. Впрочем, история не стала яснее.

— И когда это случилось? — уточнил Джереми.

— В конце лета. — Она вздохнула. — Когда я собиралась ехать в Чепл-Хилл.

— То есть когда ты поступила в колледж! — провозгласил Джереми, ощутив облегчение.

Лекси взглянула на него — в замешательстве и с явным раздражением.

— Разумеется. А ты думал когда?

Джереми решил, что лучше промолчать.

— Прости, что перебил. Продолжай, — сказал он как можно более мягко.

— Бутс был для меня все равно что ребенком, — негромко заговорила Лекси. — Я подобрала его на улице, когда он был маленьким. Все эти годы он спал в моей постели. Он был такой славный, рыженький, с белыми лапками… я думала, Бог послал его мне, чтобы я стала ему защитой. А я… заперла Бутса в сушилке.

Она взяла новый платочек.

— Наверное, он забрался внутрь, когда я отвернулась. Он и раньше это проделывал, поэтому я всегда проверяла сушилку, а в тот раз почему-то не проверила. Просто сунула туда мокрую одежду из стиральной машины, закрыла дверцу и нажала на кнопку… — Слезы потекли опять. Лекси продолжала, глотая слова: — Я была внизу… через полчаса… услышала… звуки… поднялась наверх… и нашла его…

Она бессильно прислонилась к Джереми. Инстинктивно тот притянул ее к себе, бормоча слова утешения.

— Ты не убивала своего кота, — сказал он. — Это был несчастный случай.

Лекси зарыдала еще сильнее.

— Разве… ты… не понимаешь?

— Не понимаю чего?

— Я… буду плохой матерью. Я… заперла бедного Бутса… в сушилке…

— Я обнимал ее, а она все плакала и плакала, — сказал Джереми за ленчем. — Сколько бы я ни повторял Лекси, что она будет прекрасной матерью, она мне не верила. Плакала несколько часов. Я ничем не мог ее утешить, пока она не уснула. А когда проснулась, то как будто обо всем забыла.

— Это беременность виновата, — объяснила Доррис. — Она действует как увеличительное стекло. Все разрастается — тело, живот, руки. Эмоции и воспоминания тоже. Женщина может сорваться в любой момент и иногда совершает очень странные поступки, которые она никогда бы не сделала при других обстоятельствах.

Джереми вспомнил, как Лекси и Родни держались за руки; на мгновение он задумался, не упомянуть ли об этом. Но как только его посетила эта мысль, он попытался ее отогнать.

Дорис, кажется, разгадала выражение его лица.

— Джереми, все в порядке?

Он покачал головой.

— Да. Просто сейчас о многом приходится думать.

— О ребенке?

— Обо всем. О свадьбе, о доме. И так далее. У нас столько дел. Мы переезжаем в конце месяца. Геркин раздобыл разрешение на первые выходные мая. Мы живем в постоянном напряжении. — Он взглянул на Дорис. — Спасибо, что помогаете Лекси готовиться к свадьбе.

— Не стоит благодарности. После нашего разговора я решила, что это самое меньшее, чем я могу помочь. Честное слово, у меня будет не так уж много работы. Я приготовлю торт и привезу еды для гостей. В общем, не считая этого, остались сущие пустяки, раз вы уже добились разрешения. С утра я накрою столы для пикника, из магазина пришлют цветы, потом придут фотографы…

— Лекси сказала, что наконец выбрала платье.

— Да. И для Рейчел, раз уж она подружка невесты.

— Живот не будет видно?

Дорис засмеялась:

— Это было ее главное условие. Не беспокойся, Лекси будет выглядеть прекрасно — в жизни не подумаешь, что она беременна. Хотя, наверное, люди уже начинают догадываться. — Она кивнула в сторону Рейчел, которая вытирала соседний стол. — Подозреваю, она в курсе.

— Откуда? Вы что-то ей рассказали?

— Нет, конечно. Но женщины видят, когда их подруги беременны. И я слышала, как об этом шепчутся за ленчем. Конечно, Лекси сама дала пищу сплетням, когда бродила по отделу детской одежды в магазине Геркина. Люди замечают такого рода события.

— Лекси уж точно не обрадуется.

— Но и не будет против. Кроме того, она изначально сомневалась, что сможет скрывать беременность долго.

— Я могу теперь рассказать своим родственникам?

— Полагаю, — неторопливо ответила Дорис, — тебе лучше посоветоваться с Лекси. Она по-прежнему беспокоится о том, что твоя семья ее не любит. Особенно после того, как вы решили устроить свадьбу в узком кругу. Ей неловко при мысли о том, что она не может пригласить весь ваш клан. — Дорис улыбнулась. — Между прочим, это ее словечко.

— Отлично, — сказал Джереми. — Мы и есть клан. Впрочем, довольно покладистый.

Рейчел подошла к их столику с кувшином сладкого чая.

— Вам добавить?

— Спасибо, Рейч, — отозвался Джереми.

— Волнуешься перед свадьбой?

— Немного. Как съездили за покупками?

— Было весело, — ответила Рейчел. — Так приятно ненадолго выбраться из города. Наверное, ты меня понимаешь.

Еще бы, подумал Джереми.

— Да, кстати, я разговаривал с Элвином, и он просил передать привет.

— Правда?

— Сказал, что надеется повидать тебя еще раз.

— Передай и ему привет. — Она потеребила передник. — Хотите орехового пирога? Кажется, еще несколько кусков осталось.

— Нет, спасибо, — отказался Джереми. — Ясыт по горло.

— И я, — подхватила Дорис.

Когда Рейчел зашагала на кухню, Дорис положила салфетку на столик и вновь обратилась к Джереми:

— Вчера я прошлась по дому. Судя по всему, дело продвигается.

— Неужели? А я и не заметил.

— Все будет готово, — уверила Дорис. — Может быть, в наших краях люди работают не торопясь, но в конце концов все приходит в норму.

— Надеюсь, ремонт закончат до того, как наша дочь уедет учиться в колледж. Недавно мы узнали, что дом подгрызли термиты.

— А чего ты ожидал? Он старый.

— Совсем как в фильме «Денежная яма». Всегда находится что-нибудь, что нужно починить.

— Нужно было предупредить тебя заранее. Как ты думаешь, почему этот дом не покупали так долго? Впрочем, не важно, сколько он стоит — он в любом случае дешевле жилья на Манхэттене, ведь так?

— И куда депрессивнее.

Дорис взглянула на него.

— Судя по всему, ты так и не начал писать?

— Простите?

— Ты не пишешь, — мягко повторила она. — Вот в чем проблема. Ну видимо, это как беременность. Увеличительное стекло…

Джереми решил, что Дорис права. Стоимость ремонта, свадебные планы, ребенок и то, что он еще не привык к семейной жизни, здесь ни при чем. Все стрессы, которые он испытывал, были преимущественно связаны с тем, что Джереми не мог писать.

Накануне он отослал очередную статью (у него оставались четыре про запас), и его редактор в «Сайентифик американ» начал отправлять Джереми сообщения, спрашивая, отчего тот не выходит на связь. Даже Нат забеспокоился; раньше он расспрашивал о том, скоро ли появится очередная история, которая понравится продюсерам, а теперь гадал: работает ли Джереми вообще?

Поначалу было нетрудно изобретать предлоги: и редактор, и Нат понимали, что многое изменилось в его жизни. Но, уклоняясь от разговоров в очередной раз, сам Джереми прекрасно понимал, что это просто отсрочка. И не мог понять, что не так. Почему у него путаются мысли каждый раз, когда он садится за компьютер? Почему пальцы делаются неповоротливыми? И почему это происходит исключительно в тех случаях, когда нужно написать что-нибудь оплачиваемое?

В том-то и дело. Элвин регулярно посылал письма, и Джереми мог сочинить подробный ответ всего за пару минут. То же самое случалось, когда он получал письма от родителей или братьев, или писал им сам, или набрасывал заметки о том, что прочел в Интернете. Джереми мог писать о ток-шоу, о бизнесе, о политике — он это знал, поскольку уже пробовал. Было так просто сочинять… пока он писал о том, в чем не имел никакого опыта. В нынешних обстоятельствах он выдохся. А главное, Джереми боялся, что больше никогда не обретет вдохновения.

Он подозревал, что его проблема — в отсутствии уверенности. Это было странное ощущение, какого он не испытывал прежде, до переезда в Бун-Крик.

Он гадал, что может быть причиной. Сам переезд. Вот когда это началось. Ремонт и свадебные планы не виноваты. Он «заглох» с того момента, когда вернулся в Бун-Крик, будто само решение перебраться в провинцию имело побочный эффект. Следовательно, он сможет писать в Нью-Йорке… сможет ли? Джереми задумался, потом покачал головой. Не важно, в конце концов. Он здесь. Меньше чем через три недели, двадцать восьмого апреля, он вступит во владение домом, а потом отправится на мальчишник; еще через неделю, шестого мая, будет свадьба. Так или иначе, но теперь Бун-Крик стал его второй родиной.

Он посмотрел на тетрадь Дорис. Как об этом написать? Не то чтобы он собирался, но хотя бы в качестве эксперимента…

Открыв чистую страницу, Джереми положил пальцы на клавиатуру и начал размышлять. Ничего. Вообще ничего. Он даже не знал, с чего начать.

Джереми в отчаянии провел рукой по волосам, гадая, что делать, и решил, что ему нужен перерыв. Ехать в новый дом он не собирался — настроение только ухудшилось бы. Вместо этого Джереми решил потратить немного времени на Интернет. Он услышал, как подключается модем, подождал, пока загрузится страница, и начал ее просматривать. Заметив, что в ящике два десятка новых сообщений, Джереми принялся проверять почту.

По большей части это был спам; Джереми удалял рекламу, не читая. Нат прислал письмо, в котором спрашивал, не попадались ли Джереми статьи о метеоритном дожде в Австралии. Тот ответил, что некогда сам написал четыре статьи о метеоритах, причем одну из них — в прошлом году. В любом случае спасибо за идею.

Он уже собрался удалить последнее сообщение, без указания темы, потом передумал — и уставился на экран, как только письмо открылось. Во рту у него пересохло, Джереми затаил дыхание. Письмо было короткое, и мигающий курсор, казалось, дразнил его:

Откуда ты знаешь, что ребенок твой?

Глава 7

Откуда ты знаешь, что ребенок твой?

Джереми оттолкнул стул и поднялся из-за стола, продолжая смотреть на экран. Ему хотелось крикнуть: «Конечно, мой! Я знаю, потому что знаю!»

Да, намекало письмо, ты так говоришь. Но откуда тебе знать наверняка?

Он лихорадочно перебирал в уме ответы. Потому что у них с Лекси была восхитительная ночь. Потому что она сказала, что это его ребенок, и у нее не было повода лгать. Потому что они собираются пожениться. Потому что она не могла забеременеть от другого. Потому что это его ребенок…

Так ли?

Если бы на месте Джереми был кто-нибудь другой, если бы в его прошлом все сложилось иначе, если бы он знал Лекси не первый год, ответ был бы очевиден. Но…

Такова жизнь. Всегда есть «но».

Джереми отогнал эту мысль и сосредоточился на письме, пытаясь совладать со своими эмоциями. Нет нужды волноваться, твердил он себе, пусть даже письмо не просто оскорбительное, но и на грани… преступления. Вот что это такое. Преступление. Кем надо быть, чтобы написать такую гадость? И чего ради? Кому-то это показалось забавным? Кто-то хочет поссорить Лекси и Джереми? Или…

На мгновение он замер, мысли бешено неслись — Джереми знал ответ, но не хотел это признавать.

Или…

И тихий внутренний голос наконец договорил: человек, отправивший письмо, знает, что однажды ты усомнился.

Нет, немедленно подумал Джереми, это ложь. Ребенок его.

«Не забывай, что ты не способен оплодотворить женщину», — возразил внутренний голос.

Его мгновенно посетило воспоминание — брак с Марией, неудачные попытки зачать ребенка, поездки в клинику, анализы, которые Джереми пришлось сдавать, и приговор врача: «Скорее всего вы никогда не сможете стать отцом».

Врач был деликатен в выборе слов; во время последнего визита Джереми понял, что, невзирая на все усилия, он стерилен, и это в итоге привело к разводу.

Врач сказал ему, что число его жизнеспособных сперматозоидов незначительно — точнее, чрезвычайно мало. Джереми в шоке цеплялся за соломинку. «Может быть, мне носить просторные трусы? Я слышал, это помогает… Как насчет лечения?» Врач объяснил, что, в общем, помочь ничем нельзя.

Этот день стал одним из самых ужасных в его жизни; до сих пор Джереми был уверен, что у него будут дети. После развода он превратился в другого человека — числил случайные связи десятками и свято верил, что до конца дней своих останется холостяком. Пока не встретил Лекси. Ее чудесная беременность — ребенок, созданный силой любви, — заставила Джереми понять, какими бессмысленными были минувшие годы.

Если только…

Забудь, подумал Джереми. Не может быть никаких «если». Все, начиная с совпадения по времени и заканчивая тем, как с ним обращалась Дорис, указывало на то, что отец ребенка — Джереми. Он повторял это как заклинание, надеясь выбросить из головы то, что некогда сказал врач.

Письмо не давало ему покоя. Кто его послал? И главное, зачем?

Годы расследований научили Джереми обращению с Интернетом; и хотя письмо пришло с незнакомого адреса, он знал, что путь каждого послания можно проследить. Немного настойчивости, пара звонков нужным людям — и он вычислит сервер, а вслед за тем и компьютер, с которого отправили сообщение. Джереми заметил, что оно прибыло всего двадцать минут назад — примерно в то самое время, когда он возвращался в «Гринлиф коттеджес».

Но опять-таки — с какой целью? Зачем кто-то послал это письмо?

Не считая Лекси, Джереми никому не говорил — ни друзьям, ни родителям — о своей неспособности зачать ребенка. Иногда он действительно задумывался, каким образом она забеременела, но тут же отбрасывал эту мысль. Но если знали только Лекси и Мария — а Джереми был уверен, что ни одна из них не присылала письма, — тогда что это? Чья-то глупая шутка?

Дорис обмолвилась, что горожане начали подозревать о беременности Лекси — например, Рейчел. Но Джереми даже помыслить не мог, что девушка повинна в такой выходке. Они с Лекси дружили много лет, а подобные послания явно не из разряда дружеских шуток.

Но если это не розыгрыш, то единственная причина написать подобное письмо — желание поссорить Джереми и Лекси. Кто на это способен?

«Настоящий отец ребенка», — подсказал внутренний голос, и Джереми немедленно вспомнил, как Лекси и Родни держались за руки.

Он тысячу раз об этом думал. Просто невозможно. Смешно даже предположить.

«Это объясняет появление письма», — продолжал голос.

Нет, ответил Джереми на сей раз решительнее. Лекси не из таких. Она ни с кем не спала и ни с кем не встречалась. И Родни — не тот человек, чтобы написать анонимку, он бы поговорил с Джереми лично.

Джереми решил удалить письмо. Когда на экране появился запрос на подтверждение, он задумался. Хочет ли он избавиться от письма, не выяснив, кто его послал?

Нет, нужно узнать. Понадобится некоторое время, но Джереми непременно отыщет этого человека, скажет ему пару слов и даст понять, что тот совершил большую глупость. А если это Родни… что ж, тогда с ним поговорит не только Джереми. Несомненно, Лекси тоже выскажет ему свое мнение.

Джереми кивнул. Он найдет виновника. И сохранил письмо, решив начать поиски немедленно. Как только он что-нибудь выяснит, Лекси узнает об этом первой.

Вечер, проведенный с Лекси, рассеял все сомнения Джереми по поводу отцовства. За ужином она болтала, как обычно, и вообще в течение всей следующей недели вела себя так, словно ничто ее не тревожило. Честно говоря, Джереми счел это слегка странным, учитывая, что до свадьбы оставалось две недели, а переехать в новый дом им предстояло в пятницу (хотя пригодным для жилья его еще трудно было назвать). Джереми начал вслух задаваться вопросом, удастся ли ему найти работу в Бун-Крике, поскольку он, видимо, разучился писать статьи. Он отослал в «Сайентифик» еще одну заблаговременно написанную заметку (осталось три). Пока что отследить отправителя письма не удавалось — тот, кто это сделал, умел заметать следы. Адрес был не только анонимным, но и письмо вдобавок прошло через несколько серверов — один находился в оффшоре, а другой отказался выдавать какую бы то ни было информацию без судебного ордера. Вообще-то Джереми знал в Нью-Йорке человека, который мог бы взломать систему, но на это требовалось время. Парень подрабатывал в ФБР, и дел у него было по горло.

С другой стороны, не считая еще одной истерики посреди ночи, Лекси держалась куда спокойнее, нежели он. Конечно, это не значило, что она — именно та женщина, какой ее видел Джереми. Постепенно он понял, что на Лекси лежит вся ответственность за ребенка. В конце концов, именно она вынашивала малыша, подвергалась перепадам настроения и читала справочники. Но это не значило, что Джереми полный невежда. Или что его утомляли подробности, которые казались Лекси столь интригующими. В субботу, когда яркое апрельское солнце палило что есть сил, Лекси побренчала ключами от машины — они собирались в магазин, и Джереми сообразил, что ему предоставляется последний шанс вернуться к исполнению отцовских обязанностей.

— Ты уверен, что хочешь ехать со мной? — удивилась Лекси.

— Абсолютно.

— А разве ты не собирался смотреть баскетбол? Пропустишь матч.

Джереми улыбнулся:

— Ничего страшного. Завтра будут еще трансляции.

— Но ты же знаешь, на покупки уйдет много времени.

— И что?

— Я не хочу, чтобы ты скучал.

— Обожаю ходить по магазинам.

— С каких это пор? И потом, я собираюсь за вещами для ребенка.

— Обожаю выбирать вещи для ребенка.

Она покачала головой:

— Ну что ж…

Через час, по прибытии в Гринвилл, Джереми вошел в детский магазин и вдруг подумал, что Лекси, возможно, права. В Нью-Йорке он таких мест не видел. Оно не только напоминало пещеру своими широкими проходами и высокими потолками, но и ассортимент товаров буквально сводил с ума. Если любовь к ребенку измеряется количеством покупок, идти следовало именно сюда. Джереми несколько минут озирался вокруг в замешательстве и размышлял, кто мог придумать все эти вещи.

Разве он знал, что есть, к примеру, тысячи разнообразных подвесок, которые можно цеплять к детской кроватке? Подвески с игрушечными зверюшками, с цветным узором, с черно-белым геометрическим рисунком; музыкальные и вращающиеся… Само собой, что каждая из них была предназначена стимулировать интеллектуальное развитие малыша. Джереми и Лекси рассматривали разнообразные подвески минут двадцать, и за это время он понял, что его мнение никакой роли не играет.

— Я читала, что дети реагируют в основном на черное и белое, — сказала Лекси.

— Тогда давай купим вот эту. — Джереми указал на подвеску с черно-белым рисунком.

— Но я хотела, чтобы в детской присутствовала тема животных. Такая подвеска не будет гармонировать.

— Это всего лишь игрушка. Никто ее не заметит.

— Я замечу.

— Тогда возьми вот эту, с бегемотами и жирафами.

— Но она не черно-белая.

— Ты действительно думаешь, что это так важно? Если у нашей дочери не будет черно-белой подвески, ее не примут в детский сад?

— Примут, конечно, — ответила Лекси. Она продолжала стоять в проходе, скрестив руки на груди, и явно не знала, что выбрать.

— Может быть, эту? — наконец предложил Джереми. — Видишь, здесь можно менять панельки. А еще она вращается и играет музыку.

Лекси взглянула на него с грустью.

— А тебе не кажется, что в таком случае ребенок перевозбудится?

Каким-то чудом они наконец выбрали подвеску. Черно-белая, с животными, она вращалась, но без музыки. У Джереми появилась надежда, что дальше все пойдет гладко. В течение нескольких следующих часов кое-что действительно давалось легко — например, выбор одеялец, бутылочек и, что удивительно, кроватки, — но потом, в отделе автомобильных креслиц, они снова застряли. Джереми был свято уверен, что можно обойтись одним-единственным креслицем; однако им показали модель «до полугода», и модель «легко снимать и перемещать», и вариант «можно установить на детскую коляску», и еще один — «для ползунка», и «укрепленный, на случай аварии»… Плюс бесконечный выбор цветов, степень легкости, с которой креслице можно установить в машине, и разнообразные крепления — в итоге Джереми испытал неимоверное облегчение, когда они выбрали всего два креслица (оба получили номинацию «За безопасность» в «Консьюмер репортс»). Этот статус казался сущим издевательством в связи с запредельной ценой и тем фактом, что автомобильное креслице для ребенка окажется на чердаке спустя несколько месяцев после рождения малыша.

Но безопасность — основный критерий. Лекси напомнила:

— Ты ведь не хочешь, чтобы с нашим ребенком что-нибудь случилось?

Как будто Джереми мог возразить…

— Ты права, — ответил он, водружая коробки поверх горы прочих покупок. Две тележки были уже набиты до отказа, и теперь они нагружали третью. — Кстати, который час?

— Десять минут четвертого. В последний раз ты спросил ровно пятнадцать минут назад.

— Правда? А я думал, уже давно.

— Пятнадцать минут назад ты сказал то же самое.

— Прости.

— Я предупреждала, что это утомительно.

— Я не устал, — солгал Джереми. — В отличие от других отцов мне небезразличен мой ребенок.

Лекси, кажется, обрадовалась:

— Вот и хорошо. Мы уже почти закончили.

— Да?

— Я только быстренько посмотрю детскую одежду.

— Прекрасно, — выдавил Джереми, сообразив, что «быстро» — это утопия.

— Всего минутку.

— Сколько хочешь, — великодушно отозвался он.

Лекси поймала его на слове. В итоге они провели целую вечность в отделе детской одежды. С ноющими ногами, чувствуя себя вьючным мулом, Джереми сел на какую-то приступочку, тогда как Лекси словно вознамерилась осмотреть все, что имелось в магазине. Она одну за другой брала вещи, рассматривала их, улыбалась или хмурилась, представляя свою маленькую дочку в том или ином наряде. Конечно, для Джереми это не имело смысла, поскольку они все равно понятия не имели, как будет выглядеть их ребенок.

— Как тебе Саванна? — спросила Лекси, изучая очередной комбинезончик. Розовый с фиолетовыми кроликами.

— Я был там всего один раз, — ответил Джереми.

— Я имею в виду имя для ребенка. Как насчет Саванны?

Джереми задумался.

— Нет, — сказал он. — Звучит слишком по-южному.

— А в чем проблема? Она южанка.

— Но отец у нее, если помнишь, янки.

— Хорошо. А какое имя нравится тебе?

— Может, Энн?

— Так зовут половину женщин в вашей семье.

Действительно, подумал Джереми.

— Зато всем им будет приятно.

Лекси покачала головой:

— Мы не можем назвать ее Энн. Я хочу, чтобы у нее было уникальное имя.

— Как насчет Оливии?

Она снова покачала головой:

— Нет.

— Что не так с Оливией?

— В школе я училась с девочкой по имени Оливия. У нее были кошмарные прыщи.

— И что?

— Это имя вызывает у меня неприятные ассоциации…

Джереми кивнул, решив, что она права. Он бы, например, не назвал дочь Марией.

— Есть другие предложения?

— Я подумала насчет Бонни. Что скажешь?

— Я встречался с женщиной по имени Бонни. У нее плохо пахло изо рта.

— Шарон?

Джереми пожал плечами.

— Шарон, которую я знал, была клептоманкой.

— Линда?

— Прости. Эта особа однажды запустила в меня туфлей.

Лекси пристально взглянула на него.

— Со сколькими ты встречался за последние десять лет?

— Понятия не имею. А что?

— У меня такое ощущение, что ты перебрал все возможные имена.

— Неправда.

— Тогда назови хоть одно.

Джереми задумался.

— Гертруда. Я могу честно сказать, что никогда не встречался с женщиной по имени Гертруда.

Лекси закатила глаза, потом снова принялась рассматривать одежду — отложила одно, потянулась за другим… Еще десять миллионов тряпок — и можно будет вернуться домой, подумал Джереми. Такими темпами, наверное, они выберутся из магазина незадолго до того, как ребенок появится на свет.

Лекси взглянула на него.

— Хм…

— Что?

— Гертруда? У меня была тетя Гертруда. Очень милая женщина… Наверное, в этом действительно что-то есть… Если подумать…

— Погоди, — запротестовал Джереми, тщетно пытаясь представить себе дочку с таким именем. — Ты шутишь?

— Мы можем звать ее Герти или Труди. Сокращенно.

Джереми встал.

— Нет уж, — сказал он. — Я много с чем могу смириться, но мы не назовем нашу дочь Гертрудой. И точка. Я отец, и, полагаю, у меня есть право голоса. Ты всего лишь спросила имя женщины, с которой я не встречался.

— Отлично, — улыбнулась Лекси. — Я пошутила. Мне никогда не нравилось имя Гертруда.

Она подошла и закинула руки ему на шею.

— Вот что… может быть, я компенсирую то, что весь день таскала тебя за собой? Например, романтический ужин у меня дома? Со свечами и вином… на твое усмотрение, разумеется. А может быть, после ужина мы еще чем-нибудь займемся…

Только Лекси могла поднять ему настроение в такой день, как сегодня, решил Джереми.

— Возможно, я сумею что-нибудь придумать.

— Дождаться не могу, когда ты скажешь, что именно.

— Придется тебе показать.

— Еще лучше, — поддразнила Лекси. Когда она потянулась поцеловать его, у нее внезапно зазвонил мобильник. Помрачнев, она принялась рыться в сумочке в поисках телефона и ответила на третьем звонке. — Да? — произнесла она. И хотя больше ничего Лекси не сказала, Джереми вдруг понял, что возникла проблема.

Через час, быстро погрузив покупки в машину, они уже сидели за столом в «Гербсе» напротив Дорис. Та говорила так быстро, что Джереми с трудом понимал.

—Давайте начнем сначала, — потребовал он, вскидывая руки.

Дорис перевела дух.

— Уму непостижимо, — сказала она. — То есть я знаю, что Рейчел взбалмошна, но не настолько же! Сегодня она должна была работать. И никто не знает, куда она делась.

— А Родни? — спросил Джереми.

— Он расстроен не меньше, чем я. Целый день ее искал. И родители тоже. Это не похоже на Рейчел — просто взять и исчезнуть, никого не предупредив. А вдруг что-нибудь случилось?

Дорис, кажется, собиралась расплакаться. Рейчел проработала в ресторане лет десять и всегда дружила с Лекси; Джереми знал, что Дорис считает девушку членом семьи.

— Я уверен, что беспокоиться не о чем. Вдруг она решила устроить себе выходной и уехала из города…

— Никому не сказав? Не удосужившись даже позвонить мне и предупредить, что не выйдет на работу? Не поговорив с Родни?

— Что именно сказал вам Родни? Может, они поссорились или…

Дорис покачала головой:

— Он ничего не сказал. Пришел утром и спросил, где Рейчел. Когда я сказала, что ее еще нет, сел и стал ждать. Она так и не появилась, и Родни решил заскочить к ней. Потом он вернулся и спросил, не приходила ли она, пока его не было.

— Он сердился? — спросила Лекси, наконец вступив в разговор.

— Нет. — Дорис потянулась за салфеткой. — Был расстроен, но не сердит.

Лекси кивнула и замолчала. Джереми поерзал.

— А она не могла просто поехать в гости?

Дорис комкала салфетку, скручивая ее, как половую тряпку.

— Родни ничего не сказал, но ты же его знаешь. Я уверена, он не ограничился тем, что «заскочил» к Рейчел. Наверное, всюду ее искал.

— И ее машины тоже нет на месте? — уточнил Джереми.

Дорис кивнула.

— Потому-то я и волнуюсь. Вдруг с ней что-нибудь случилось? Вдруг ее кто-нибудь увез?

— Вы имеете в виду — похитил?

— А что еще я могу иметь в виду?! Даже если бы Рейчел захотела уехать, куда ей деваться? Она выросла в Бун-Крике, здесь ее семья и друзья. У нее нет знакомых в Роли или в Норфолке, да и где бы то ни было еще. Рейчел не из тех, кто просто срывается с места и исчезает, никого не предупредив.

Джереми промолчал. Он посмотрел на Лекси; казалось, та внимательно слушает, но взгляд у нее был туманный, словно она погрузилась в собственные мысли.

— Рейчел и Родни ладили? — спросил Джереми. — Вы упомянули, что у них были проблемы.

— При чем здесь это? — поинтересовалась Дорис. — Родни волнуется не меньше, чем я. Он не виноват.

— Я не утверждаю, что он виноват. Я всего лишь пытаюсь выяснить, почему Рейчел могла уехать.

Дорис смерила его решительным взглядом.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Джереми. Очень легко обвинить Родни. Сказать, что он своими словами или поступками вынудил Рейчел уехать. Но это не так. Родни здесь ни при чем. Что бы ни случилось, причина в Рейчел. Или в ком-то третьем. Оставь Родни в покое. С Рейчел что-то случилось. Или она просто удрала. Вот и все.

Ее тон не допускал возражений.

— Я всего лишь пытаюсь понять, что происходит, — объяснил Джереми.

Услышав это, Дорис смягчилась.

— Я знаю, — сказала она. — Возможно, беспокоиться не о чем, но… что-то здесь не так. Рейчел никогда бы не сбежала, разве что есть причины, о которых мне неизвестно.

— Родни оповестил патрульных?

— Не знаю. — Дорис пожала плечами. — Знаю только, что сейчас он ищет Рейчел. Он обещал держать нас в курсе дела, но у меня скверные предчувствия. Мне кажется, вот-вот случится нечто ужасное. Если уже не случилось. — Она помолчала. — И это каким-то образом связано с вами.

Когда она закончила, Джереми понял, что Дорис переживает очередное прозрение. Хотя она не стесняясь именовала себя прорицательницей и определяла пол еще не рожденных детей, Дорис с меньшей охотой бралась предсказывать что-либо другое. Тем не менее ее слова не оставляли сомнений в том, что она уверена в собственной правоте. Исчезновение Рейчел каким-то образом коснется их всех.

— Не понимаю, что вы хотите сказать, — произнес Джереми.

Дорис вздохнула и встала, бросив скомканную салфетку на стол.

— Я и сама не понимаю, — призналась она, отворачиваясь к окну. — Не вижу смысла. Рейчел пропала. Я понимаю, что должна волноваться… и действительно волнуюсь, но во всем этом есть что-то еще… то, чего я пока не могу понять. Знаю лишь, что лучше бы этого не было и что…

—…случится нечто ужасное, — договорила Лекси.

Дорис и Джереми одновременно повернулись к ней. Лекси казалась такой же убежденной, как и Дорис, а главное, в ее словах прозвучала нотка понимания, как будто она в точности знала, что именно пытается выразить бабушка. Джереми снова почувствовал себя посторонним.

Дорис промолчала. В общем, слова были не нужны. Какими бы импульсами они ни обменивались, какую бы информацию ни передавали, все это оставалось непостижимым для Джереми. Внезапно он понял, что любая из них могла бы прояснить для него ситуацию, если бы пожелала, но по каким-то причинам обе предпочитали держать Джереми в неведении. Точно так же, как Лекси умолчала о том, что сидела на скамейке с Родни.

Словно прочитав его мысли, Лекси потянулась через стол и взяла Джереми за руку.

— Может быть, мне стоит пока побыть с Дорис…

Старая женщина молчала.

Джереми кивнул и встал из-за стола, опять ощутив себя чужаком. Он пытался убедить себя, что Лекси просто хочет остаться и утешить бабушку, а потому натянуто улыбнулся:

— Да. Это хорошая идея.

— Я уверен, с Рейчел все в порядке, — звучал в трубке голос Элвина. — Она взрослая женщина и, разумеется, знает, что делает.

Уехав из «Гербса», Джереми заскочил к Лекси и оставил там покупки. Сначала он намеревался подождать ее, но потом решил поехать в «Гринлиф коттеджес». Не за тем, чтобы работать, а чтобы оттуда позвонить Элвину. Почти против воли, но он начал сомневаться, что действительно знает Лекси. Судя по всему, она куда больше волновалась о Родни, чем о Рейчел; Джереми задумался, что могло означать внезапное исчезновение официантки.

— Согласен, но это странно, тебе так не кажется? Ты ведь ее видел. Скажи, Рейчел похожа на женщину, которая может просто взять и уехать, никого не предупредив?

— Бог весть, — отозвался Элвин. — Но возможно, это как-то связано с Родни.

— С чего ты взял?

— Она ведь с ним встречается. Не знаю — может, они поссорились. Может быть, она думает, что он по-прежнему клеится к Лекси, ну или что-то в этом духе. Или она решила уехать на пару дней, чтобы проветрить мозги. Если помнишь, Лекси поступила точно так же.

Джереми вспомнил свой опыт с Лекси и подумал, что это, вероятно, общая для южанок черта.

— Не исключено, — ответил он. — Но Родни ничего не сказал Дорис.

— Так утверждает сама Дорис. Ты не можешь знать наверняка. Возможно, именно об этом у них с Лекси сейчас разговор, поэтому они и хотели остаться наедине. Наверное, Дорис переживает за Родни не меньше, чем за Рейчел.

Джереми не ответил. Вполне вероятно, что его друг прав. В наступившей тишине Элвин добавил:

— А может быть, никакой проблемы вообще нет. Я уверен, все выяснится.

— Да, — ответил Джереми. — Наверное. Он слышал, как Элвин дышит в трубку.

— Что у вас творится на самом деле?

— А что ты имеешь в виду?

— Тебя… и все остальное. С каждым разом ты становишься все более подавленным.

— Просто занят, — привычно отговорился Джереми. — Слишком много нового.

— Да, это я уже слышал. Последние деньги уходят на ремонт, скоро свадьба, у тебя будет ребенок. Но проблемы случались и раньше, и признай, что сейчас твоя жизнь куда приятней, чем во времена развода с Марией. Однако ж в те годы чувство юмора тебе не отказывало.

— И сейчас не отказывает. Если бы я не смеялся над своими бедами, то, наверное, уже забился бы в угол и пускал слюни.

— Ты что-нибудь пишешь?

— Нет.

— Есть идеи?

— Нет.

— Может быть, попросить Джеда, чтобы он прятал твою одежду, пока ты работаешь?

Джереми впервые расхохотался.

— Да уж, это точно поможет. Я уверен, Джед оценит идею.

— С другой стороны, можешь быть уверен, что он не проболтается. Он ведь не умеет разговаривать.

— Умеет.

— Правда?

— Если верить Лекси, да. Просто он со мной не разговаривает.

Элвин усмехнулся:

— Ты уже привык к чучелам в твоей комнате?

Джереми понял, что просто перестал их замечать.

— Ты не поверишь, но привык.

— Даже не знаю, хорошо это или плохо.

— Честно говоря, я и сам не знаю.

— Ладно, слушай, я тут не один. Невежливо бросать гостя, поэтому пока. Позвони на выходных. Или я сам позвоню.

— Хорошо, — сказал Джереми и положил трубку. Глядя на экран, он покачал головой. Может быть, завтра получится.

Как только он встал, телефон зазвонил опять. Решив, что это Элвин, который позабыл ему что-то сказать, Джереми поинтересовался:

— Ну?

— Привет, Джереми, — произнесла Лекси. — Странный способ отвечать на звонки.

— Прости. Я только что разговаривал с Элвином и решил, что это он. В чем дело?

— Мне очень неприятно, но придется отменить наш сегодняшний ужин. Давай перенесем его на завтра, ладно?

— Почему?

— Из-за Дорис. Она сильно расстроена, так что, видимо, мне придется посидеть у нее какое-то время.

— Может быть, я приеду? Заодно привезу еды.

— Ничего страшного. У Дорис полно провизии. Честно говоря, вряд ли она в настроении ужинать. И потом, мне самой будет спокойнее, если я удостоверюсь, что все в порядке — у бабушки ведь проблемы с сердцем…

— Понимаю, — сказал Джереми.

— Ты уверен? Мне так неловко…

— Честное слово, никаких проблем.

— Обещаю искупить свою вину. Завтра же. Может быть, даже надену узкое платье, пока буду готовить для тебя ужин.

Невзирая на разочарование, Джереми попытался говорить спокойно:

— Прекрасная мысль.

— Я тебе перезвоню, хорошо?

— Конечно.

— Я тебя люблю. И ты это знаешь.

— Да. Знаю.

Лекси замолчала; лишь повесив трубку, Джереми сообразил, что не произнес тех же слов в ответ.

Как завоевать доверие человека? Или нужно просто верить?

Джереми по-прежнему не знал. Сколько бы он ни сталкивался с подобными ситуациями, каждый раз понятия не имел, что делать. Оставаться в «Гринлиф коттеджес»? Поехать к Лекси и подождать ее там? Проверить, действительно ли она у Дорис?

Вот чем все закончилось, подумал он. Действительно ли она у Дорис? Конечно, можно изобрести какой-нибудь правдоподобный предлог и позвонить Дорис, чтобы выяснить. Но это означало бы, что он не верит Лекси. А если так — почему они женятся?

«Потому что ты ее любишь», — ответил внутренний голос.

Так и есть, признал Джереми, но сейчас, сидя в одиночестве в «Гринлиф коттеджес», он задумался о том, что такое слепая любовь. Когда они с Марией были женаты, Джереми ни разу ее не заподозрил, даже когда отношения близились к концу. Он не выяснял у ее родителей, где она, редко звонил на работу и лишь пару раз приехал без предупреждения. Мария не давала ему повода к расспросам, и Джереми не помнил, чтобы у него возникали сомнения. Но теперь, когда речь идет о нем и Лекси?..

Такое ощущение, что он видел ее с двух точек зрения: когда они вместе, он бранил себя за подозрительность, а когда порознь — позволял своему воображению разгуляться.

Но разве это просто игра воображения? Он видел, как Лекси и Родни держатся за руки. Когда Джереми спросил, чем Лекси занималась днем, она даже не упомянула о встрече с Родни. Потом Джереми получил странное письмо от человека, который предпринял огромные усилия к тому, чтобы остаться неизвестным. И когда Дорис заговорила о Рейчел, Лекси спросила лишь, был ли Родни сердит или нет.

С другой стороны, если она неравнодушна к Родни, почему бы просто этого не признать? Зачем ей давать согласие на брак с другим? Зачем покупать дом, ехать в детский магазин и проводить с Джереми почти каждый вечер? Из-за ребенка? Лекси консервативна, но она — не женщина пятидесятых годов. Она жила с парнем в Нью-Йорке, завела страстный роман с Мистером Ренессансом… Лекси не из тех, кто откажется от любимого человека ради ребенка. Следовательно, она любит Джереми. Она сказала ему это по телефону. И говорила каждый раз, когда они были вместе. Шептала, когда они держали друг друга в объятиях.

Нет поводов не верить Лекси, подумал он. Никаких. Она его невеста; если Лекси говорит, что посидит у Дорис, так оно и есть. Точка. И только одно «но»: отчего-то Джереми сомневался, что она у Дорис.

Небо потемнело; Джереми было видно, как на ветру качаются ветви деревьев. Их покрывала свежая весенняя листва, которая в свете месяца отливала серебром.

Он останется и подождет звонка. Они собираются пожениться, и Джереми ей доверяет. Сколько раз он уже проверял Лекси, после того как заметил ее с Родни, — лишь для того, чтобы обнаружить ее машину возле библиотеки и почувствовать себя идиотом? Пять раз? Десять? Почему сегодня что-то должно быть иначе?

Все в порядке, твердил он, когда потянулся за ключами. Как у мотылька, которого влечет к свету, у Джереми не было выбора; он продолжал ругать себя, но тем не менее выскользнул за дверь и сел в машину.

Ночь была тихая, город казался безлюдным, а «Гербс» — странно зловещим. Джереми, не останавливаясь, покатил к Дорис, зная, что найдет Лекси там. Когда он увидел машину Дорис на дорожке, то вздохнул и ощутил странную смесь облегчения и сожаления. До этой минуты Джереми не помнил, что оставил Лекси в «Гербсе» без машины. Он чуть не засмеялся вслух.

Отлично, подумал он, все в порядке. Джереми поехал обратно, решив дождаться Лекси дома. Когда она вернется, он охотно и спокойно выслушает ее и приготовит горячий шоколад, если нужно. Вечно он делает из мухи слона.

Когда Джереми свернул и увидел в конце улицы бунгало, то инстинктивно принялся нащупывать тормоз. Пригнувшись к ветровому стеклу и замедлив ход, он несколько раз моргнул, не веря своим глазам, а потом изо всех сил сжал руль.

Ее машины не было, свет в доме не горел. Джереми развернулся, не заботясь о том, что покрышки оглушительно скрипнули. Он нажал на газ и помчался через весь город. Он прекрасно знал, где она. Если Лекси не в библиотеке, не в «Гринлиф коттеджес», не у Дорис и не в «Гербсе», есть только одно место, где она может быть.

Он не ошибся; свернув на улочку, где жил Родни Хоппер, Джереми увидел машину Лекси возле его дома.

Глава 8

Джереми ждал на крыльце бунгало.

У него был ключ, он мог войти, но не хотел. Предпочитал сидеть на ступеньках. И медленно накаляться. Болтать с Родни — одно дело, а лгать об этом — совсем другое. Лекси солгала. Она отменила ужин, позвонила ему и солгала о том, где находится.

Он ждал ее возвращения, стиснув зубы.

Джереми было все равно, какова причина. Для подобных происшествий объяснения нет. Она всего лишь должна была сказать ему, что хочет поговорить с Родни, поскольку переживает за него, и что волноваться не стоит. Конечно, он не пришел бы в восторг, но смирился бы. К чему скрытность?

Так не должно быть. Лекси не следовало обращаться таким образом с ним — да и с любым человеком, который ей небезразличен. А если она будет так себя вести и после свадьбы? Хочет ли он и впредь проводить дни в сомнениях?

Ни за что. Никоим образом. В семье такого быть не должно. Он не уйдет отсюда, не сдастся, не позволит себя обмануть. Лекси любит его либо нет — вот и все. Она отменила ужин ради того, чтобы побыть с Родни, — разве не ясно, каковы ее чувства к Джереми?

Ему плевать, что они с Родни друзья, плевать, что Лекси, по ее мнению, всего лишь выказывает ему сочувствие. Все, что она должна была сделать, — сказать правду.

Джереми должен был признать, что он не только рассержен, но и обижен. Он переехал сюда из Нью-Йорка, чтобы разделить с Лекси ее судьбу. Из-за нее. Не из-за ребенка, не из-за того, что мечтал о домике с белым заборчиком или втайне верил в романтику Юга. Он приехал в Бун-Крик, потому что хотел быть со своей женой.

И вот Лекси ему солгала. Не один раз, дважды. Джереми чувствовал странную пустоту в животе и не знал, что делать — то ли в ярости стукнуть кулаком по стене, то ли разрыдаться…

Час спустя, когда Лекси вернулась, он все еще сидел на крыльце. Она вышла из машины и удивилась, увидев его, а потом пошла вперед как ни в чем не бывало.

— Привет, — сказала она, перебрасывая сумочку через плечо. — Что ты тут делаешь?

Джереми встал.

— Жду тебя, — ответил он. Взглянув на часы, он заметил, что уже начало десятого. Поздно, но не слишком…

Хотя Джереми не подошел к ней, Лекси тем не менее потянулась за поцелуем. Если она и заметила его холодность, то не подала виду.

— Рада тебя видеть, — сказала она. Джереми взглянул на нее; невзирая на гнев (а точнее, страх), он не мог не заметить, как она красива. Сама мысль о том, что кто-то другой заключает ее в объятия, была отвратительна.

Ощутив, что он в смятении, Лекси потянула Джереми за рукав.

— С тобой все в порядке?

— Да.

— Выглядишь расстроенным.

Это была прекрасная возможность высказать все, но Джереми замялся.

— Просто устал, — ответил он. — Как там Дорис?

Лекси заправила прядку волос за ухо.

— Сильно беспокоится. Рейчел так и не позвонила.

— Она по-прежнему думает, что с ней что-то случилось?

— Понятия не имею. Ты же знаешь Дорис. Если она что-нибудь вобьет себе в голову, то надолго, причем без всяких логических объяснений. Мне кажется, она думает, что с Рейчел все в порядке, хотя бы относительно, но причина, по которой она уехала… — Лекси снова покачала головой. — Честно говоря, понятия не имею, что думает Дорис. У нее предчувствие, что Рейчел не следовало уезжать.

Джереми кивнул, пусть даже он не вполне понимал.

— Если она в порядке, значит, все как-нибудь наладится, да?

Лекси пожала плечами:

— Не знаю… Я уже не пытаюсь понять, как у Дорис работает голова. Знаю только, что обычно бабушка не ошибается. Я не раз в этом убеждалась.

Джереми наблюдал за ней и чувствовал, что она говорит правду… о времени, проведенном с Дорис. Лекси ни словом не обмолвилась о том, где она была после.

Он выпрямился.

— Значит, ты провела целый вечер с Дорис, да?

— В общем, так, — ответила Лекси.

— В общем?

Судя по всему, она пыталась понять, много ли он знает.

— Да, — наконец ответила Лекси.

— И что это значит?

Она промолчала.

— Я проезжал сегодня вечером мимо дома Дорис, — сказал он, — но тебя там не было.

— Ты ездил к Дорис?

— В том числе.

Лекси слегка отступила и скрестила руки на груди.

— Ты следил за мной?

— Называй это как хочешь, — сказал Джереми, стараясь сохранять спокойствие. — Так или иначе, ты не сказала мне правды.

— О чем ты?

— Где ты была сегодня вечером? После того как уехала от Дорис?

— Поехала сюда, — ответила она.

— А до того? — спросил Джереми, надеясь, что она скажет сама. Он молился, чтобы Лекси призналась сама, и чувствовал, как растет пустота в желудке.

— Ты следил за мной.

В ее тоне было осознание собственной правоты, поэтому Джереми взорвался.

— Дело не во мне! — огрызнулся он. — Просто ответь на вопрос!

— Что ты кричишь? — поинтересовалась Лекси. — Я сказала тебе, где была.

— Нет, не сказала! — заорал Джереми. — Ты всего лишь сказала, где была перед тем, как поехать куда-то еще. Ведь ты была где-то еще, после того как уехала от Дорис?

— Почему ты кричишь? — повторила Лекси, повысив голос. — Что на тебя нашло?

— Ты была у Родни! — рявкнул он.

— Что?

— Ты поехала к Родни! Я тебя там видел!

Лекси сделала еще шажок назад.

— Ты меня преследуешь?

— Нет, — ответил Джереми. — Не преследую. Я поехал к Дорис, потом сюда, потом отправился тебя искать. И угадай, что я нашел?

Лекси помолчала, как будто задумавшись над ответом.

— Это не то, что ты думаешь, — выговорила она куда мягче, чем он ожидал.

— А что я думаю? — поинтересовался Джереми. — Что моей невесте не следует бывать у другого мужчины? Что, наверное, она должна была сказать, куда едет? Что могла бы и предупредить, если доверяет мне? Что не следовало отменять наш ужин и проводить время с другим, если я ей небезразличен?

— Ты тут ни при чем, — сказала Лекси. — И я не отменяла наше свидание. Я спросила, можно ли перенести его на завтра, и ты согласился!

Джереми придвинулся ближе.

— Проблема не только в свидании, Лекси. А в том, что ты сегодня вечером была у другого.

Лекси стояла на своем.

— И что? Ты думаешь, я спала с Родни? Думаешь, мы трахались на кушетке? Мы разговаривали, Джереми! Только и всего! Дорис устала, поэтому я, перед тем как ехать домой, решила заскочить к Родни и выяснить, что случилось. Я заглянула к нему, и мы поговорили о Рейчел, вот и все.

— Ты должна была мне сказать.

— Я сказала бы! Тебе даже не пришлось бы спрашивать. У меня нет от тебя тайн.

Джереми приподнял брови.

— Правда? А как насчет того дня на набережной?

— Какого дня на набережной?

— Месяц назад я видел, как вы с Родни держались за руки.

Лекси уставилась на него так, будто видела впервые в жизни.

— И давно ты за мной шпионишь?

— Я не шпионю! Но я действительно видел, как ты держала его за руку!

Она продолжала смотреть на него.

— Что ты за человек?

— Твой жених, — ответил Джереми, повысив голос. — И полагаю, что пора объясниться. Сначала я вижу, как вы держитесь за руки. А потом выясняю, что ты отменила свидание, чтобы провести время с…

— Заткнись! — крикнула Лекси. — Просто молчи и слушай!

— Я слушаю! — заорал он в ответ. — Но ты не говоришь правды! Ты врешь!

— Не вру!

— Нет? Тогда почему ты не рассказала мне о том, что вы встречались на набережной?

— Ты делаешь из мухи слона…

— Да неужели? — перебил Джереми. — А если бы ты застукала меня с бывшей подружкой или узнала, что я тайком провожу с ней время?

— Я ни с кем не провожу время тайком! — возразила Лекси. — Ты же слышал… весь вечер я была у Дорис, но мне хотелось выяснить, что происходит. Я волнуюсь за Рейчел. Поэтому я заехала к Родни, чтобы спросить, не знает ли он чего-нибудь.

— Разумеется, сначала вы подержались за руки.

Глаза у Лекси блеснули; когда она заговорила, ее голос дрожал:

— Нет. Не держались. Мы сидели на заднем крыльце и разговаривали. Сколько раз нужно тебе повторить?

— Лучше признай, что ты врешь.

— Я не вру!

Джереми жестко произнес:

— Врешь и сама это знаешь! — Он укоризненно ткнул в нее пальцем. — Ложь ужасна сама по себе, но мне больно не только поэтому. Мне больно потому, что ты пытаешься все отрицать.

С этими словами он сошел с крыльца и зашагал к машине, ни разу не обернувшись.

Джереми мчался через город, не зная, что делать. Он не собирался возвращаться в «Гринлиф коттеджес» и не хотел ехать в «Эй, я тебя люблю!» — единственный бар, открытый допоздна. Хотя он уже бывал там пару раз, сегодня у Джереми не было никакого желания проводить остаток вечера за стойкой — он понимал, что начнутся пересуды. Он прекрасно знал, что в маленьких городах новости, особенно сплетни, распространяются быстро. Джереми не хотел, чтобы все начали болтать о нем и Лекси. Он просто сделал большой круг без определенной цели. Бун-Крик — не Нью-Йорк, здесь некуда деваться человеку, который хочет затеряться в толпе. Здесь нет толпы.

Иногда Джереми ненавидел Бун-Крик.

Лекси могла говорить что угодно про прелестный пейзаж и соседей, которые для нее как родные. Видимо, следовало этого ожидать. Будучи единственным ребенком и вдобавок сиротой, Лекси в отличие от Джереми не знала, что такое большая семья, и иногда ему хотелось сказать, что она понятия не имеет, о чем говорит. Большинство людей в Бун-Крике были любезны и дружелюбны, но Джереми начал подозревать, что это всего лишь притворство. Под маской доброжелательного интереса таилось любопытство, секреты и махинации, точь-в-точь как и везде, но люди пытались их скрывать. Например, Дорис. Когда он задавал вопросы, Дорис и Лекси обменивались тайными знаками, и все для того, чтобы держать его в неведении. Или мэр Геркин. Вместо того чтобы просто помочь ему с разрешением, он повел собственную игру. В пользу ньюйоркцев можно кое-что сказать, подумал Джереми. Когда они злятся, то не скрывают этого и не пытаются подсластить пилюлю, особенно если речь идет о семье. Люди просто говорят то, что думают.

Жаль, что Лекси не похожа на них. Катаясь по городу, Джереми никак не мог понять, сердится он или успокаивается, не знал, ехать ли ему обратно к невесте, чтобы поговорить, или разбираться во всем самостоятельно. Очевидно, она что-то скрывает, но что? Невзирая на гнев и очевидные улики, Джереми не в силах был поверить, что у Лекси тайная интрижка с Родни. Если только она не водит его за нос (что маловероятно), сама мысль об этом нелепа. Но что-то изменилось между ними, а Лекси не решалась это обсудить. И еще письмо…

Джереми покачал головой. Сделав третий круг, он выбрался за город и ехал несколько минут, затем повернул и вскоре остановился перед кладбищем Седар-Крик — местом, где появлялись таинственные огни, которые некогда привели его сюда.

Здесь он впервые увидел Лекси. Прибыв в Бун-Крик, он пришел на кладбище, чтобы сделать несколько фотографий, — Джереми до сих пор отчетливо помнил, как она внезапно появилась перед ним той ночью. Помнил, как она двигалась и как ветер трепал ее волосы. Именно на кладбище Лекси рассказала ему о ночных кошмарах, которые мучили ее в детстве.

Выйдя из машины, Джереми поразился, как обыденно выглядит это место без тумана. В ту ночь, когда он впервые увидел загадочные огни, окутанное туманом кладбище казалось затерянным во времени, потусторонним местом. Сегодня, в ярком свете луны, Джереми различал отдельные надгробия и даже сумел разглядеть тропинку, по которой он некогда шел, пытаясь запечатлеть огни на пленку.

Он миновал кованые железные ворота. Тишину нарушало только поскрипывание гравия под ногами. Джереми не был здесь со времен своего возвращения в Бун-Крик; пробираясь мимо полуразрушенных надгробий, он думал о Лекси.

Она сказала ему правду? Отчасти. Призналась бы сама, где была? Возможно. Имел ли он право сердиться? Да.

Впрочем, Джереми не хотелось с ней спорить. И ему не понравилось то, как Лекси смотрела на него, поняв, что он за ней следил. Он признал, что слежка неприятна ему самому. По правде говоря, Джереми жалел о том, что вообще застал Родни и Лекси на набережной. Случай сделал его подозрительным. Он напомнил себе, что нет никаких причин ревновать. Да, она отправилась повидать Родни, но ведь Рейчел исчезла, и, без сомнения, помощник шерифа был тем человеком, с которым следовало поговорить.

Но письмо…

Он не хотел думать о нем.

Джереми вдруг показалось, что вокруг посветлело. Конечно, это невозможно — призрачные огни появлялись только в туманные ночи, — но он протер глаза и убедился, что ему не мерещится. На кладбище действительно стало светлее. Джереми прищурился в замешательстве и услышал звук мотора, а потом оглянулся и увидел свет фар. Джереми задумался, кто может ехать сюда, и с удивлением заметил, что автомобиль остановился.

Невзирая на темноту, он узнал машину мэра Геркина; в следующее мгновение из нее появилась смутная фигура.

— Джереми Марш! — позвал мэр. — Ты здесь?

Джереми кашлянул. Он не знал, отвечать или нет, а потом сообразил, что машина все равно его выдала.

— Да, господин мэр, я здесь.

— Где? Тебя не видно.

— Я возле большого дерева.

Мэр двинулся к нему, одновременно продолжая говорить:

— А тебя действительно тянет в странные места, Джереми, вот что я скажу. Хотя, наверное, мне не следовало бы удивляться, я ведь знаю, как ты связан с Седар-Криком. И все-таки я мог бы назвать десяток мест получше, куда человек может пойти, когда хочет побыть один. То есть преступника всегда тянет на место преступления, э?

Он подошел к Джереми. Даже в темноте тот разглядел, что мэр одет в красные нейлоновые штаны, фиолетовую рубашку и желтый спортивный пиджак. Геркин смахивал на расписное пасхальное яйцо.

— А что вы здесь делаете, господин мэр?

— Разумеется, приехал, чтобы поговорить с тобой.

— Об астронавте? Я оставил вам сообщение…

— Нет, конечно, не об этом. Сообщение я получил, так что можешь не беспокоиться. У меня не было сомнений, что ты не подведешь, ты ведь знаменитость и все такое. Дело в том, что я работал у себя в офисе, приводил в порядок бумаги и вдруг увидел, как ты промчался мимо. Я помахал, но ты, наверное, не заметил, и я спросил себя: интересно, куда это Джереми Марш так торопится?

Джереми вскинул руку, пытаясь его остановить.

— Господин мэр, я не в настроении…

Мэр продолжал, как будто не слыша:

— Разумеется, ничего такого я не подумал. По крайней мере сначала. Но потом ты проехал мимо во второй раз и в третий, и я решил, что, возможно, тебе хочется с кем-нибудь поговорить. Тогда я сказал себе: куда, интересно, он поехал, и… — Мэр сделал паузу для пущего эффекта и хлопнул себя по бедрам. — И тут меня осенило. Конечно, Джереми Марш едет на кладбище!

Джереми уставился на него.

— С чего вы взяли, что я еду на кладбище?

Мэр довольно улыбнулся, но вместо прямого ответа указал на роскошную магнолию, которая росла в центре кладбища.

— Видишь это дерево, Джереми?

Тот проследил направление его взгляда. Магнолия, со скрюченными корнями и раскидистой кроной, росла тут, должно быть, не меньше ста лет.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе его историю?

— Нет, но…

— Эту магнолию посадил Колман Толлс, один из самых уважаемых жителей города, незадолго до войны с Севером. Он продавал корм для скота и держал бакалею, а еще у него была самая красивая жена в округе. Ее звали Патриция. Ее единственный портрет сгорел во время пожара в библиотеке. Мой отец клялся, что порой приходил туда специально ради того, чтобы взглянуть на него.

Джереми нетерпеливо покачал головой.

— Господин мэр…

— Дай мне закончить. Полагаю, это прольет некоторый свет на твою проблему.

— Какую проблему?

— Которая у тебя с Лекси. На твоем месте я бы тоже не пришел в восторг, если бы выяснил, что она проводит время с другим.

Джереми в ответ только моргал.

— Как я уже сказал, Патриция была красавицей. Колман ухаживал за ней много лет, прежде чем женился. Разумеется, парни со всей округи за ней увивались — а Патриция обожала внимание, — но старина Колман завоевал ее сердце, и свадьбу устроили королевскую. Наверное, они могли бы жить долго и счастливо, только не получилось. Колман был ревнив, Патриция охотно принимала ухаживания от других. Колман этого не переносил.

Мэр покачал головой.

— В итоге они страшно поссорились, и этот стресс доконал Патрицию. Бедняга заболела, две недели пролежала в постели, а потом отправилась в лучший мир. Колман чуть с ума не сошел; после похорон он посадил здесь это дерево в ее честь. Вот оно и растет — что-то вроде нашего собственного Тадж-Махала.

Джереми взглянул на мэра.

— Это правда? — спросил он.

Мэр поднял правую руку, как будто приносил присягу.

— Разрази меня гром, если нет.

Джереми не знал, что и сказать; и уж тем более он понятия не имел, кто посвятил мэра в его проблемы.

Геркин сунул руки в карманы.

— Как видишь, все довольно логично, учитывая твои обстоятельства. Огонь влечет мотылька, а это дерево вполне могло привлечь тебя на кладбище.

— Господин мэр…

— Знаю, о чем ты думаешь, Джереми. Ты удивляешься, отчего я не рассказал об этом раньше, когда ты собирался писать статью о Седар-Крик.

— Не совсем.

— Значит, гадаешь, отчего с нашим славным городом связано столько чудес. Могу сказать лишь, что Бун-Крик — обломок истории. Я мог бы поведать тебе о половине городских зданий такие подробности, от которых всякий придет в восторг.

— Нет, я думаю не об этом, — ответил Джереми, по-прежнему пытаясь понять, что происходит.

— Значит, ты пытаешься понять, откуда я узнал про Лекси и Родни?

Джереми встретился с Геркином взглядом.

Мэр пожал плечами:

— В маленьких городках вести разносятся быстро.

— То есть все уже в курсе?

— Нет, конечно. По крайней мере не о вас. Полагаю, в курсе всего несколько человек, и они не собираются распространять слухи, которые могут кому-нибудь повредить. Я, как и остальные, обеспокоен загадочным отсутствием Рейчел. Вчера я провел некоторое время с Дорис, прежде чем к ней приехал ты, и она была страшно расстроена. Она любит эту девушку. Кстати, я был там, когда приехал Родни, и заглянул еще раз вскоре после того, как ты вернулся в «Гринлиф коттеджес».

— А как насчет остального?

— Простая дедукция, — сказал Геркин, пожав плечами. — Родни и Рейчел встречаются, но у них проблемы. Родни дружит с Лекси. Ты наматываешь круги по городу с бешеной скоростью, как ненормальный. Нетрудно сделать вывод, что Лекси отправилась к Родни поговорить, а ты разозлился, потому что у тебя и так сплошной стресс.

— Стресс?

— Конечно. Свадьба, дом, беременность Лекси…

— Вы и об этом знаете?

— Джереми, сынок, раз уж ты стал жителем нашего славного города, то должен усвоить — в здешних краях люди чертовски проницательны. Тут практически нечем заняться, кроме как чужими делами. Но не беспокойся, я буду хранить молчание, пока об этом не будет объявлено официально. Будучи избранным главой города, я стараюсь быть выше всех местных сплетен.

Джереми решил по возможности не высовывать носа из «Гринлиф коттеджес».

— Но главное, почему я хотел тебя разыскать, так это чтобы рассказать одну историю…

— Еще одну?

— Ну, это не столько история, сколько урок. Речь о моей жене, Глэдис. Она самая замечательная женщина на свете, но иногда и ее доводилось уличать во лжи. Меня это долго раздражало, порой мы друг на друга кричали, но в конце концов я понял: если женщина действительно тебя любит, не ожидай, что она всегда будет говорить правду. Женщины чувствуют тоньше, чем мужчины. Если они не говорят правду, то чаще всего потому, что, по их мнению, правда может ранить наши чувства. Но это не значит, что они нас не любят.

— То есть для женщины естественно лгать?

— Нет. Я хочу сказать — если женщина лжет, так это потому, что она о тебе заботится.

— А если я хочу, чтобы она была откровенна?

— Тогда, сынок, лучше приготовься принять правду в том виде, в каком ее тебе преподнесут.

Джереми задумался и ничего не сказал.

Мэр Геркин вздрогнул.

— Однако становится холодно, как, по-твоему? Напоследок скажу вот что: в душе ты уверен, что Лекси тебя любит. Дорис это знает, я это знаю, да и весь город тоже. Когда люди видят вас вместе, никто не сомневается, что вы счастливы. Поэтому нет повода беспокоиться о том, что Лекси отправилась повидать Родни, когда у него возникли проблемы.

Джереми отвел взгляд. Пусть даже мэр стоял рядом с ним, он вдруг ощутил себя невероятно одиноким.

Вернувшись в «Гринлиф коттеджес», Джереми задумался, звонить Элвину или нет. Он знал, что если поговорит с другом, то целый вечер будет думать об одном и том же, а ему этого не хотелось. Не то чтобы он был готов принять совет мэра. Может быть, для Геркина ложь жены — это и впрямь пустяки, но Джереми не хотел того же в браке с Лекси.

Он покачал головой, утомленный своими проблемами, свадебными планами, ремонтом, неспособностью писать. С тех пор как он приехал сюда, его жизнь превратилась в череду неудач — и ради чего? Любви к Лекси? Но почему вся тяжесть падает на него, а она держится так, будто все в порядке? Почему он вечно должен быть козлом отпущения?

Нет, подумал Джереми, это несправедливо. Лекси тоже испытывает стресс. Не только в связи со свадьбой и ремонтом; она беременна. Она просыпается в слезах посреди ночи и тщательно следит за тем, что ест и пьет. Видимо, Лекси просто лучше справляется с проблемами, чем он.

Джереми рассеянно сел за компьютер, прекрасно понимая, что не сможет работать, но решив по крайней мере проверить почту. Открыв первое письмо, он застыл.

Она сказала тебе правду? Прочитай тетрадь Дорис. Там ты найдешь ответ.

Глава 9

— Не знаю, что и сказать, — произнес Элвин. Кажется, он растерялся. — Как сам думаешь, что это значит?

Перечитав письмо раз двадцать, Джереми наконец позвонил другу.

— Не знаю, — ответил он.

— Ты читал тетрадь Дорис?

— Нет. Я только что получил сообщение. Просто не успел больше ничего сделать. И пытаюсь понять, какой в этом смысл.

— Может быть, поступить так, как говорится в письме? — предложил Элвин. — Полистай тетрадь.

— Зачем? — спросил Джереми. — Я даже не знаю, что искать. Готов поклясться, тетрадь Дорис никак не связана с тем, что творится в последнее время.

— О чем ты говоришь?

Джереми откинулся на спинку стула, затем встал и принялся расхаживать туда-сюда, потом снова сел и рассказал о событиях последних нескольких часов. Когда он закончил, Элвин заговорил не сразу.

— Я правильно тебя понял? — наконец спросил он. — Она была у Родни?

— Да.

— И не предупредила тебя?

Джереми облокотился на стол и задумался над ответом.

— Нет. Но она сказала, что собиралась.

— Ты веришь ей?

В том-то и вопрос. Действительно ли Лекси собиралась ему признаться?

— Не знаю, — признался Джереми. Элвин помолчал.

— Ну что тебе сказать… — наконец произнес он.

— Как думаешь, что это значит? Почему кто-то шлет мне такие письма?

— Может быть, этот человек знает то, чего не знаешь ты.

— Или просто хочет, чтобы мы поссорились.

— Ты ее любишь? — спросил Элвин вместо ответа.

Джереми провел рукой по волосам.

— Больше всего на свете.

Как будто пытаясь подбодрить друга, Элвин заговорил веселее:

— Ну, по крайней мере новый этап твоей жизни начнется с вечеринки в следующие выходные. Шесть дней, а потом…

Впервые за целый вечер Джереми улыбнулся:

— Будет весело.

— Не сомневайся. Не каждый день мой лучший друг женится. Страшно хочется тебя повидать. Кроме того, поездка в мегаполис поднимет тебе настроение. Я ведь был в Бун-Крике, не забывай. И прекрасно знаю, что там нечем заняться — разве что отращивать живот.

И изучать людей, подумал Джереми. Но ничего не сказал.

— Слушай, позвони, если найдешь что-нибудь в тетради Дорис. Пусть мне и неприятно это признавать, но я как будто переживаю твои приключения вместе с тобой.

— Я бы не назвал эти письма «приключениями».

— Называй их как хочешь. Но согласись, они заставили тебя шевелить мозгами.

— О да, — согласился Джереми. — Я шевелю мозгами.

— В конце концов, если ты собираешься жениться на Лекси, то должен ей доверять.

— Точно, — ответил Джереми. — Поверь, я в курсе.

Во второй раз за вечер он задумался о том, что такое доверие. Вот к чему все свелось. И в последнее время это было особенно нелегко.

И потом, письма. Не одно, а целых два. Причем второе…

Если он откроет тетрадь Дорис, то, возможно, узнает нечто о Лекси — то, чего он не знал или не хотел знать. Повлияет ли это на его чувства к ней? Не заставит ли бежать без оглядки?

Джереми попытался сложить все фрагменты воедино. Человек, который посылал письма, не только знает, что Лекси беременна и что тетрадь у Джереми, но и достаточно смел для того, чтобы намекнуть: ему известно, что скрывает Лекси. Видимо, кто-то хочет их поссорить.

Но кто? О том, что Лекси беременна, может знать буквально любой, а некоторые в курсе, что тетрадь у Джереми. Но, не считая Лекси, только одному человеку известно содержание тетради.

Дорис.

Но это бессмысленно. Именно Дорис первой свела Лекси и Джереми, именно она объяснила ему поведение своей внучки, так что он сумел понять девушку. Именно с Дорис Джереми обсуждал свои проблемы.

Он настолько погрузился в свои печальные мысли, что не сразу расслышал стук в дверь. Открыл и увидел Лекси.

Та натянуто улыбнулась. Невзирая на внешнюю браваду, глаза у нее были красные и опухшие. Джереми понял, что невеста плакала. Сначала оба молчали. Потом Лекси произнесла:

— Привет.

— Привет, Лекс, — сказал он, не двигаясь с места.

Она потупилась.

— Наверное, удивляешься, почему я здесь, да? Я надеялась, что ты вернешься, но ты так и не приехал…

Джереми не ответил; Лекси заправила прядь волос за ухо.

— Хочу сказать, что очень сожалею. Ты был прав. Следовало тебя предупредить. Я поступила нехорошо.

Джереми пристально взглянул на нее, а потом сделал шаг назад. Получив молчаливое разрешение, Лекси вошла и села на кровать. Джереми устроился на стуле.

— Почему ты мне не сказала? — спросил он.

— Я не собиралась к Родни, — ответила она. — Ты, наверное, не поверишь, но когда я ушла от Дорис, то собиралась домой. Не знаю… вдруг пришло в голову, что нужно поговорить с Родни. Я решила, что он объяснит мне, куда делась Рейчел.

— А до того? На набережной? Почему ты мне не сказала?

— Родни мой друг, и у него проблемы. Я понимаю, как это выглядело со стороны, но у нас общее прошлое. Я просто пыталась его поддержать.

Джереми заметил, как старательно она уходит от прямого ответа. Он подался вперед.

— Давай договоримся, Лекси: больше никаких игр, — твердо произнес он. — Я не в том настроении. И всего лишь хочу знать, почему ты мне не сказала.

Лекси отвернулась к окну; Джереми видел, как свет лампы отражается в ее глазах.

— Это было… трудно. Я не хотела впутываться. И впутывать тебя — тоже. — Она слабо засмеялась. — Видимо, не получилось. — Лекси покачала головой и глубоко вздохнула, а затем продолжала: — Дело в том, что в последнее время Родни и Рейчел часто ссорились из-за меня. Рейчел переживала, потому что мы с Родни когда-то встречались. И кроме того, она знает, как он ко мне относится. Она думает, что Родни по-прежнему влюблен. По ее словам, он то и дело меня вспоминает, причем, как правило, исключительно не вовремя. Родни утверждает, что Рейчел преувеличивает. Вот о чем мы говорили с ним на набережной.

Джереми скрестил руки на груди.

— Он действительно к тебе неравнодушен?

— Понятия не имею, — ответила Лекси.

Когда на лице Джереми отразилось недоверие, она быстро продолжила:

— Конечно, это жалкая отговорка, но я просто не знаю, что еще сказать. Думает ли Родни обо мне? Полагаю, что да, но мы ведь знаем друг друга с детства. Ты хочешь знать, встречался бы он с Рейчел, если бы мы с тобой не были помолвлены? Думаю, что да. Я уже говорила тебе, эти двое как будто созданы друг для друга. Но…

Она нахмурилась.

— Но ты не знаешь наверняка, — закончил Джереми. Он сомневался, что на ее месте смог бы найти ответ.

— Нет, — сказала Лекси. — Он понимает, что я обручена с другим. Признает, что у нас ничего не получится. Родни действительно неравнодушен к Рейчел. Но она очень болезненно реагирует на все, что связано со мной, а он, полагаю, случайно усугубил ситуацию. Родни сказал, однажды она разозлилась просто потому, что он, сидя с ней в машине, мельком взглянул в сторону библиотеки. Родни клялся, что это просто привычка, что он ничего такого не имел в виду, но Рейчел твердила, что он никогда не перестанет меня любить и всего лишь изобретает отговорки. На следующий день он все еще был расстроен и поэтому пришел за советом. Мы отправились на набережную поговорить.

Она вздохнула и выпрямилась.

— Сегодня так получилось… Я знаю их обоих, они мне небезразличны, я хочу, чтобы у них все наладилось — вот и решила, что должна попытаться. Или по крайней мере выслушать, если кто-нибудь из них захочет со мной поговорить. Влипла по уши, а теперь не знаю, как выбраться и что делать.

— Может быть, ты была права, что не рассказала мне. Южные страсти — не мое хобби.

Впервые с момента своего приезда Лекси слегка расслабилась.

— И не мое. Иногда я мечтаю вернуться в Нью-Йорк, где вокруг все чужие. Такого рода события остаются в прошлом. Что хуже всего, я тебя рассердила. Сначала пробудила в тебе подозрения, а потом еще и попыталась скрыть свою вину. Ты понятия не имеешь, как мне жаль. Больше этого не повторится.

Ее голос снова начал обрываться; Лекси вытерла глаза, и Джереми сел на кровать рядом с ней. Когда он взял ее за руку, плечи девушки задрожали, она прерывисто вздохнула.

— Эй, — шепнул Джереми. — Все в порядке. Не плачь.

Его слова, судя по всему, разрушили некую плотину, и Лекси закрыла лицо руками. Она тяжело всхлипывала, как будто часами сдерживала рыдания. Когда Джереми обнял ее, она заплакала еще сильнее.

— Все нормально, — прошептал он.

— Нет… нет… — выдавила она, не поднимая лица.

— Да, — произнес Джереми. — Я тебя простил.

— Нет… не простил… Я видела… как ты смотрел на меня… с порога… когда я пришла.

— Просто тогда я еще сердился. А теперь не сержусь.

Лекси вздрогнула, по-прежнему пряча лицо.

— Сердишься. Ты… ненавидишь меня. У нас будет ребенок, а мы только и делаем, что ссоримся.

Что-то было не так. В растерянности Джереми напомнил себе о том, что у Лекси разыгрались гормоны. Как и большинство мужчин, он полагал, что гормоны — причина любого эмоционального срыва. Сейчас это казалось правдой.

— Я тебя не ненавижу. Раньше я сердился, а теперь нет.

— Я не люблю Родни. Люблю тебя…

— Знаю.

— Я больше никогда не буду с ним говорить.

— Ты можешь с ним говорить. Только не у него дома, хорошо? И разумеется, не держа его за руку.

При этих словах Лекси зарыдала еще громче.

— Я так и знала… что ты еще сердишься…

Прошло почти полчаса, прежде чем Лекси перестала плакать; в конце концов Джереми решил, что лучше вообще ничего не говорить — лишь твердить, что он уже не сердится. Как маленький ребенок после жестокой обиды, каждые полминуты Лекси прерывисто вздыхала, а затем ее лицо кривилось, словно она собиралась зарыдать снова. Не желая провоцировать очередной приступ, Джереми сидел молча, пока она пыталась совладать с собой.

— Ух, — произнесла она сиплым голосом.

— Точно, — согласился Джереми.

— Прости, — сказала Лекси, судя по всему, ошеломленная не меньше, чем он. — Не понимаю, что со мной такое.

— Ты плакала, — напомнил он.

Она искоса взглянула на него, хотя обычного эффекта это не возымело — из-за распухших век.

— Что-нибудь узнала о Рейчел? — спросил Джереми.

— Немногое. Родни уверен, что она уехала не сегодня. Он думает, Рейчел сбежала вчера после работы. В четверг вечером они поругались. Если верить ему, Рейчел сказала, что между ними все кончено и больше она не желает его видеть. Позже, когда он проезжал мимо ее дома, машины Рейчел не было на дорожке.

— Родни следил за ней? — уточнил Джереми, радуясь, что он не один такой.

— Нет, хотел помириться. Но так или иначе, если она уехала в пятницу после работы… то, возможно, на все выходные. По-прежнему непонятно, почему Рейчел не позвонила Дорис и не предупредила об отлучке. И мы до сих пор не знаем, где она.

Джереми вспомнил, как Дорис и Лекси утверждали, что у Рейчел нет знакомых вне Бун-Крика.

— А она не могла просто поехать на пляж или еще куда-нибудь? Может быть, девушка просто захотела побыть одна. По крайней мере без Родни.

— Бог весть. — Лекси пожала плечами. — Но и раньше… — Она, судя по всему, осторожно подбирала слова. — В последнее время Рейчел вела себя странно даже со мной. Как будто у нее начался кризис среднего возраста.

— Для этого она слишком молода, — возразил Джереми. — Ты ведь сказала — причиной тому ее отношения с Родни.

— Да… но здесь нечто большее. Она стала замкнутой. Обычно Рейчел болтает не умолкая, но когда мы поехали выбирать ей платье, она почти все время молчала. Словно что-то скрывала.

— Может быть, она уже строила планы на выходные.

— Может быть, — повторила Лекси. — Не знаю.

Долгое время оба молчали. Лекси попыталась подавить зевок; она выглядела смущенной.

— Прости. Я устала.

— Устанешь, если будешь плакать целый час.

— Плюс беременность, — вздохнула она. — В последнее время я быстро утомляюсь. На работе иногда запираю дверь и опускаю голову на стол.

— Расслабься. Ты носишь моего ребенка. Если устанешь в библиотеке, поезжай домой и поспи.

Она изогнула бровь.

— Хочешь поехать ко мне?

Джереми подумал.

— Наверное, нет, — ответил он. — Сама знаешь, что бывает, когда я у тебя ночую.

— Хочешь сказать, какое-то время мы не будем спать вместе?

— Ничего не могу поделать.

Лекси кивнула и вдруг посерьезнела.

— Это точно не из-за того, что…

— Нет, — перебил Джереми с улыбкой. — Я не сержусь. Теперь я понял, что происходит, и успокоился.

Лекси поцеловала его и встала.

— Ладно, — сказала она, потягиваясь. Джереми заметил ее слегка округлившийся живот, и его взгляд задержался на секунду дольше положенного.

— Не смотри на мое брюхо, — смущенно потребовала Лекси.

— Никакое это не брюхо, — машинально парировал Джереми. — Ты беременна и прекрасно выглядишь.

Она рассматривала его и как будто размышляла, сказал ли он правду, но затем, видимо, решила не развивать эту тему. Джереми встал и проводил ее до двери. Поцеловав Лекси на прощание, он наблюдал за тем, как она идет к машине, и вспоминал события минувшего вечера.

— Лекси…

Она обернулась.

— Что?

— Забыл спросить. У Дорис есть компьютер?

— У Дорис? Нет.

— Даже на работе?

— Да. Бабушка жутко старомодная. Сомневаюсь, что она хотя бы умеет его включать. А что?

— Ничего.

Джереми увидел замешательство на ее лице, но предпочел ничего не объяснять.

— Спокойной ночи, — сказал он. — Я люблю тебя.

— И я тебя люблю, — ласково ответила Лекси и села за руль.

Джереми наблюдал за тем, как она дает задний ход, а потом выруливает с подъездной дорожки. Свет фар померк, машина скрылась из глаз. Через пару минут он уже сидел перед компьютером, откинувшись на спинку стула и задрав ноги на стол.

Сегодня многое получило объяснение, причем безукоризненное. О подозрениях насчет Родни можно было забыть (а ведь он действительно мучился), но загадка писем осталась.

Если Лекси сказала правду, Дорис их не писала. Но если не она, то кто?

На столе лежала тетрадь. Джереми поймал себя на том, что смотрит на нее. Сколько раз он спорил сам с собой: читать ее в поисках вдохновения или нет? По каким-то причинам Джереми медлил, но теперь повторил про себя последнее письмо.

Она сказала тебе правду? Прочитай тетрадь Дорис. Там ты найдешь ответ.

Какую правду? Какой ответ?

Джереми не знал. Сомневался, что хочет его найти.

И все-таки потянулся за тетрадью.

Глава 10

Джереми изучал тетрадь почти целую неделю.

Дорис педантично вела записи. В тетради оказалось двести тридцать два имени, еще двадцать восемь женщин были обозначены инициалами, хотя и без указания причины. Отцы почти всегда были названы. Чаще всего Дорис указывала дату визита, примерный срок беременности и пол будущего ребенка. Матери расписывались под предсказанием. В трех случаях женщины, о которых шла речь, даже не знали, что они беременны.

Под каждым предсказанием Дорис оставляла немного места, куда она позднее, после родов, вписывала имя и пол ребенка, иногда даже ручкой другого цвета. Иногда она узнавала об этом из объявления в газете. Как утверждала Лекси, Дорис ни разу не ошиблась. По крайней мере когда ей было что сказать. Тринадцать раз Дорис не смогла определить пол ребенка (об этом факте умолчали обе). По дальнейшим записям Джереми сделал вывод, что у матерей случились выкидыши.

Записи наползали друг на друга.

19 февраля 1995 г. Эшли Беннет, 23, 12 недель.

Отец Том Харкер. Мальчик.

Тоби Рой Беннет, родился 31 августа 1995 г.

12 июля 1995 г. Терри Миллер, 27, 9 недель. Тошнит по утрам. Второй ребенок. Девочка.

Софи Мэй Миллер. Родилась 11 февраля 1996 г.

Джереми продолжал читать, пытаясь обнаружить что-нибудь необычное. Он раз десять просмотрел тетрадь запись за записью. К середине недели Джереми почувствовал странное беспокойство, как будто что-то пропустил. Он начал читать по новой, на сей раз с конца.

В пятницу утром он наконец нашел разгадку. Через полчаса ему предстояло заехать за Лекси и вместе отправиться в новый дом. Он еще не собрал вещи для поездки в Нью-Йорк. Но теперь все, на что Джереми был способен, — это смотреть на запись, сделанную дрожащим почерком Дорис.

28 сент. 1996. Л.М.Д. Возраст 28, 7 недель. Тревор Ньюленд, вероятный отец. Обнаружилось случайно.

Упоминания о ребенке не последовало; предполагалось, что у матери произошел выкидыш.

Джереми стиснул тетрадь; у него внезапно перехватило дыхание. До сих пор он не мог разгадать это имя. Теперь узнал инициалы.

Л.М.Д. Лекси Марин Дарнелл.

Беременная от другого. Еще одна ложь.

Ложь…

Мысли понеслись бешеным потоком. Лекси солгала насчет ребенка, точно так же как солгала насчет Родни. Солгала о том, куда отправилась после своего визита к Дорис… а до того она солгала, что знает правду про загадочные огни на кладбище.

Ложь и тайна.

Такова ее жизнь.

Джереми мрачно поджал губы. Кто такая Лекси? Почему она так поступает с ним? Почему она ему не призналась? Он бы понял…

Джереми не знал, сердиться или обижаться. Или же и то и другое. Требовалось время, чтобы хорошенько подумать, но времени не было. Вскоре они с Лекси получат дом в свое распоряжение; через неделю свадьба. Элвин был прав. Джереми не знал эту женщину. Он внезапно понял, что никогда не доверял ей полностью. Да, Лекси объяснила свои обманы — каждый, если брать по отдельности, имел свое объяснение. Но неужели это станет обычным явлением? Неужели ему придется существовать в атмосфере лжи? Сможет ли он так жить?

И кто послал эти письма? Все дороги ведут к ним, не так ли? Знакомый Джереми, пытавшийся проследить маршрут загадочных посланий, позвонил на неделе и сказал, что письма скорее всего отправили не из Бун-Крика и что вскоре он надеется найти ответ. Следовательно… что?

Джереми не знал, а выяснять было некогда. Встреча по поводу дома должна была состояться через двадцать минут. Отложить? Но сможет ли Джереми это сделать, даже если захочет? Слишком о многом нужно подумать. Слишком многое сделать.

Двигаясь автоматически, он сел в машину и через десять минут в растрепанных чувствах остановился у дома Лекси. Через окно было видно, как она ходит по комнате. Лекси вышла на крыльцо.

Джереми машинально отметил, что она принарядилась — надела коричневые брюки, жакет в тон и светло-голубую блузку. Лекси улыбнулась, помахала ему и сбежала с крыльца. На мгновение Джереми забыл, что она беременна.

Беременна…

Мысль об этом вновь пробудила в нем гнев, но Лекси, кажется, ничего не заметила, когда садилась в машину.

— Привет, как дела? А я уж думала, что мы опоздаем.

Джереми не ответил. Он не в силах был смотреть на нее.

Он решал, обвинить ли ее сейчас или подождать, пока все не раскроется окончательно.

Лекси положила руку ему на плечо.

— С тобой все в порядке? Ты какой-то рассеянный…

Мужчина сжал руль, стараясь не терять самообладания.

— Просто задумался.

Лекси пристально смотрела на него. — Не хочешь поговорить?

— Нет.

Она продолжала смотреть и, видимо, сомневалась, беспокоиться или нет. Потом села, пристегнулась.

— Разве это не замечательно? — спросила Лекси, пытаясь одновременно сменить тему и поднять ему настроение. — Наш собственный дом. Нужно будет отметить. Например, вместе пообедать перед тем, как ты поедешь в аэропорт. Учти, мы с тобой не увидимся пару дней.

Джереми выехал на дорогу.

— Как хочешь.

— Не вижу особого энтузиазма.

Он сделал вид, что всецело поглощен дорогой.

— Я сказал, что не против.

Лекси покачала головой и отвернулась к окну.

— Спасибо, — буркнула она.

— Что? Теперь ты сердишься?

— Просто не понимаю, почему у тебя такое скверное настроение. Сегодня замечательный день. Мы купили дом, тебе предстоит мальчишник. Ты должен радоваться, а не вести себя так, будто мы едем на похороны!

Джереми открыл рот, чтобы ответить, и тут же передумал. Если начать выяснять отношения сейчас, то они не успеют все высказать до того, как приедут к нотариусу. Он не хотел выносить личные проблемы на всеобщее обозрение. Тем более Джереми даже понятия не имел, как начать. Надо поговорить об этом позже. Обязательно.

Остаток пути прошел в молчании, настроение у обоих ухудшалось с каждой минутой. Когда они добрались до конторы и увидели миссис Рейнольдс, которая ждала на крыльце, Лекси уже старалась не смотреть на Джереми. Как только машина остановилась, она открыла дверцу, вышла и зашагала к миссис Рейнольдс, не дожидаясь его.

Прекрасно, подумал Джереми. Она сердится? Добро пожаловать в клуб, дорогая. Он захлопнул дверцу и медленно пошел следом, не выказывая никакого желания догонять невесту.

— Сегодня у вас важный день, — заявила миссис Рейнольдс, улыбаясь Лекси. — Вы готовы?

Та кивнула, Джереми промолчал. Миссис Рейнольдс взглянула на него, потом на Лекси, и ее улыбка увяла. Она провела на этой работе достаточно времени, чтобы распознать ссору с первого взгляда. Покупка дома — сложное событие, и люди реагируют по-разному. Но это не ее дело. Она лишь должна провести обоих в кабинет и предложить бумаги на подпись, прежде чем ссора перерастет в скандал, который может послужить причиной расторжения сделки.

— Нас уже ждут, — сообщила она, делая вид, что не замечает унылых лиц клиентов. — Пройдемте в конференц-зал. Сюда. Прекрасная сделка. Когда закончите ремонт, получится настоящий дворец.

Миссис Рейнольде придержала дверь в ожидании ответа.

— По коридору. Вторая дверь налево.

Она быстро зашагала вперед, вынуждая клиентов следовать за ней. Лекси и Джереми так и сделали, но по иронии судьбы нотариуса на месте не оказалось.

— Присядьте. Наверное, он вышел на минутку. Я сейчас схожу за ним.

Джереми и Лекси сели боком друг к другу. Миссис Рейнольде вышла. Джереми взял карандаш и начал рассеянно постукивать им по столу.

— Да что с тобой такое сегодня? — не выдержала Лекси.

Он услышал вызов в ее тоне, но промолчал.

— Не хочешь со мной разговаривать?

Джереми медленно поднял глаза и встретился с ней взглядом.

— Что у тебя было с Тревором Ньюлендом? — негромко произнес он. — Или, правильнее сказать, с Мистером Ренессансом?

Глаза у Лекси расширились. Она собиралась ответить, когда на пороге появилась миссис Рейнольдс с нотариусом на буксире. Все заняли места за столом, и нотариус положил перед ними папку с документами.

Он начал объяснять процедуру, но Джереми не слушал. Мыслями он обратился к прошлому. В последний раз он находился в похожем месте, когда расторгал брак с Марией. Все было точно таким же, начиная от массивного стола, окруженного мягкими стульями, и заканчивая полками и огромными окнами, которые пропускали в комнату солнечный свет.

Следующие несколько минут нотариус страницу за страницей комментировал контракт. Он называл цифры, показывал Джереми и Лекси суммы банковских ссуд и результаты экспертиз, вел их сквозь дебри «оценок» и «пропорциональных долей». Итоговый расчет внезапно показался Джереми ужасающим, как и тот факт, что в течение следующих тридцати лет ему предстоит выплачивать долг за дом. Чувствуя пустоту под ложечкой, Джереми расписался где положено и протянул документы Лекси. Никто из них не задавал вопросов. Джереми увидел, как нотариус обменялся взглядами с миссис Рейнольдс. Та просто пожала плечами в ответ.

Наконец нотариус разложил документы в три папки — для прежних хозяев, для себя и для новых владельцев дома. Он протянул папку Джереми, тот взял ее и встал из-за стола.

— Поздравляю, — сказал нотариус.

— Спасибо.

Не было никакого обмена любезностями, когда миссис Рейнольдс провожала Джереми и Лекси; на улице она поздравила их, а потом быстро зашагала к машине.

Стоя в лучах солнца, оба не знали, что сказать. Лекси первой нарушила молчание.

— Поедем в новый дом? — спросила она.

Джереми взглянул на нее, прежде чем ответить:

— Может быть, сначала поговорим?

— Там и поговорим.

Когда они подъехали, Джереми сразу же заметил воздушные шарики, привязанные к входной двери, под ними висел плакат, гласивший «Добро пожаловать домой!». Он посмотрел на Лекси.

— Я повесила это сегодня утром, — объяснила она. — Подумала, что получится неплохой сюрприз.

— Да уж, — выдавил он. Наверное, следовало сказать еще что-нибудь, но Джереми не смог.

Лекси покачала головой — легкое, почти незаметное движение, которое говорило о многом. Молча она вышла из машины. Джереми смотрел, как она направилась к дому. Он заметил, что Лекси не подождала его и не обернулась.

Джереми ощутил, что она разочаровалась в нем точно так же, как и он — в ней. Ему стало известно про Тревора Ньюленда. Лекси это понимала.

И все-таки она, видимо, пыталась избежать разговора.

Джереми вышел из машины. Лекси уже стояла на крыльце, скрестив руки на груди, и смотрела в сторону, на группу старых кипарисов. Джереми подошел к ней, отчетливо слыша звук собственных шагов на ступеньках. Он остановился, подойдя вплотную.

Лекси заговорила почти шепотом:

— Я все спланировала. На сегодня. Я так радовалась, когда купила в магазине шарики и плакат. Сто раз проделала все это в уме. Думала, когда мы подпишем документы, то устроим пикник — возьмем в «Гербсе» сандвичи и содовую, а потом привезу тебя сюда. В наш дом, в первый же день. Мы посидим на крыльце и… не знаю… просто порадуемся, потому что такого дня у нас больше не будет. — Она помолчала. — Но ведь так не получится?

Джереми, пусть лишь на мгновение, пожалел о ссоре. Но это не его вина. Он всего лишь узнал один секрет, который Лекси, недостаточно доверяя ему, предпочла скрыть. И потребовал объяснений.

Джереми услышал, как Лекси глубоко вздохнула.

— Зачем тебе знать о Треворе Ньюленде? Я уже о нем рассказывала. Он появился здесь несколько лет назад, у нас была интрижка, а потом он уехал. Все.

— Я спросил не об этом. Я спросил, что случилось.

— Не понимаю, почему это так важно, — сказала она. — Я была к нему неравнодушна, потом он уехал, и мы больше никогда не виделись. С тех пор я не получала от него вестей.

— Но что-то между вами было? — настаивал Джереми.

— Зачем ты об этом говоришь? — спросила она. — Мне тридцать один год. Я не прилетела с другой планеты и не провела всю жизнь, прячась на чердаке. Да, я встречалась с мужчинами, до того как появился ты. И что? Да, некоторые из них были мне небезразличны. Ты жил точно так же, однако я не расспрашиваю о Марии и твоих прежних подружках. Я понятия не имею, что с тобой такое. Такое ощущение, что я должна ходить вокруг тебя на цыпочках, чтобы, не дай Бог, ты не обиделся. Да, может быть, следовало рассказать о Треворе, но в последнее время ты так себя ведешь, что в итоге мы бы все равно поссорились.

— Как я себя веду?!

— Слегка ревновать — это нормально, — продолжала Лекси, повысив голос, — но твое поведение просто нелепо. Сначала Родни, теперь Тревор… Когда ты прекратишь? Собираешься выпытать у меня имена всех парней, с которыми я встречалась в колледже? Хочешь знать, с кем я ходила на выпускной бал? Или как звали первого мальчика, с которым я поцеловалась? Тебе нужны подробности? Послушай, когда это закончится?

— Дело не в ревности, — огрызнулся он.

— Нет? А в чем?

— В доверии.

— Доверии? — Лекси озадаченно воззрилась на него. — Как я могу доверять тебе, если ты не отвечаешь мне тем же? Всю неделю я боялась даже поздороваться с Родни, особенно после того как вернулась Рейчел, лишь бы ты чего-нибудь не подумал. Я по-прежнему не знаю, где она была и что с ней такое, но я изо всех сил стараюсь тебя не расстраивать, поэтому у меня даже нет возможности выяснить! И как только я думаю, что между нами все налаживается, ты начинаешь разговор о Треворе. Как будто ищешь повод для ссоры. Я от этого устала…

— Не обвиняй меня, — ответил Джереми. — Я-то ничего не скрываю.

— И я не скрываю!

— Я прочел тетрадь Дорис! — отрезал он. — И нашел там твои инициалы.

— О чем ты?

— О ее тетради! В записях значится, что Л.М.Д. беременна. Дорис не смогла определить пол ребенка. Насколько я понимаю, произошел выкидыш. Л.М.Д. — Лекси Марин Дарнелл. То есть ты.

Она сглотнула, не скрывая своего замешательство.

— Это было в ее тетради?

— Да. И имя Тревора Ньюленда.

— Подожди… — произнесла Лекси. Ее смущение стало еще более очевидным.

— Объясни, — потребовал Джереми. — Я видел твои инициалы, видел его имя. И просто сложил все фрагменты воедино. Ты уже была беременна, ведь так?

— И что? — крикнула Лекси. — Какое тебе дело?

— Мне больно думать, что ты не доверяешь мне настолько… Я устал от того, что между нами постоянные тайны.

Лекси перебила прежде, чем Джереми успел закончить:

— Тебе больно? А ты хоть раз подумал о моих чувствах, когда увидел тетрадь? Что мне тоже может быть больно? Что, возможно, я не рассказала тебе, поскольку не хочу вспоминать о случившемся? Что это было ужасное время, и я не желаю его воскрешать? Это никак не связано с доверием. Ты здесь вообще ни при чем. Я была беременна. У меня случился выкидыш. И что? Люди иногда ошибаются, Джереми.

— Ты не ответила на вопрос.

— Какой вопрос? Хочешь завязать очередную ссору и ищешь повод? Прекрасно, ты его нашел. Поздравляю. Я понимаю, что тебе нелегко, но зачем выплескивать эмоции на меня?!

— О чем ты?

— О том, что ты бросил писать! — выкрикнула Лекси. — Вот в чем дело, и ты сам это знаешь. Ты не можешь писать и срываешься на меня, как будто я виновата. Все преувеличиваешь, а я вечно оказываюсь козлом отпущения. Мой друг в беде, я побеседовала с ним, и вдруг это стало значить, что я тебе не доверяю. Я умолчала о том, что четыре года назад у меня случился выкидыш, и это значит, что я тебе не доверяю! Мне до тошноты надоело чувствовать себя преступницей из-за того, что ты не можешь написать статью.

— Не перекладывай вину на меня. Именно я пожертвовал всем, чтобы приехать сюда…

— Вот видишь! Об этом я и говорю! Ты «пожертвовал всем». — Лекси буквально выплюнула эти слова. — Так ты себя и ведешь! Как будто разрушил свою жизнь, переехав в Бун-Крик!

— Я этого не говорил.

— Нет, но подразумеваешь! Ты расстроен и во всем винишь меня, но я тут ни при чем! До тебя когда-нибудь дойдет, что мне тоже нелегко? Именно я занята подготовкой к свадьбе! Именно я присматриваю за ремонтом! Именно я ношу ребенка! И какова же награда? «Ты не сказала мне правду». Даже если бы рассказала тебе все, ты бы нашел повод для ссоры! Все, что я делаю, — не так. Ты страшно изменился, Джереми.

Джереми ощутил, как в нем нарастает гнев.

— Это ты считаешь, что я все делаю неправильно! Неправильно одеваюсь, ем неправильную еду, покупаю неправильную машину. Мне даже не позволили самому выбрать дом, в котором нам предстоит жить. Ты сама принимаешь все решения, а мое мнение тебя не интересует!

Глаза у нее вспыхнули.

— Потому, что я думаю о семье! А ты — только о себе!

— А как насчет тебя? — заорал Джереми. — Мне пришлось бросить родных, потому что ты не пожелала уезжать из Бун-Крика. Мне пришлось поставить на кон карьеру! Я живу в паршивом мотеле, среди мертвых животных, потому что ты не хочешь, чтобы у соседей сложилось плохое впечатление! Это я плачу за все, что тебе нужно, и не иначе!

— Деньги? Ты сердишься из-за денег?

— Я здесь совсем выдохся, а ты даже не заметила. Мы бы могли подождать с ремонтом! Нам не нужна детская кроватка за пятьсот долларов! Не нужен полный шкаф одежды! Ребенок еще даже не родился! — Джереми воздел обе руки. — Теперь ты понимаешь, почему я волнуюсь из-за статей? Именно таким образом я оплачиваю все, что тебе нужно. А здесь я не могу работать. Здесь нет новостей, нет энергии, ничего нет!

Когда Джереми замолк, оба долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова.

— Вот как ты думаешь на самом деле? Что в Бун-Крике «ничего нет»? А как же я и ребенок? Разве мы — пустое место?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Лекси скрестила руки на груди.

— Нет, не знаю. Может быть, объяснишь?

Джереми покачал головой, ощутив внезапную усталость. Он всего лишь хотел, чтобы Лекси его выслушала. Он молча вышел на крыльцо и зашагал к машине, а потом решил обойтись без нее. Машина может понадобиться Лекси. Мужчина как-нибудь обойдется. Джереми достал ключи и бросил их наземь рядом с колесом. Выйдя на улицу, он даже не обернулся.

Глава 11

Несколько часов спустя Джереми сидел в кресле дома у родителей, в Квинсе, и смотрел в окно. В итоге он одолжил машину у Дорис, чтобы забрать вещи из «Гринлиф коттеджес» и поехать в аэропорт. Заметив выражение его лица, Дорис не стала задавать вопросов. Во время поездки Джереми сотни раз прокрутил в памяти случившееся.

Поначалу его гнев питала мысль о том, что Лекси извращает факты в свою пользу, но по мере того, как мимо катилась миля за милей, Джереми начал успокаиваться и задумался: а если она права? Не во всем — Лекси отчасти повинна в том, какого накала достигла ссора, — но хотя бы в некоторых вопросах. Действительно ли он рассердился из-за недоверия или просто выплеснул на нее эмоции? Честно говоря, Джереми вынужден был признать, что стресс сыграл свою роль. Но он переживал не только из-за работы. Оставались еще и письма.

Письма заставляли его усомниться, действительно ли он отец ребенка. Видимо, именно этой цели они и служили. Но кто их послал?

Кто знал, что Лекси беременна? Разумеется, Дорис, ответ очевиден. Но Джереми не представлял себе Дорис в роли преступницы. Если верить Лекси, старая женщина даже не умеет пользоваться компьютером. А человек, пославший письма, — специалист.

Потом — сама Лекси. Джереми вспомнил выражение ее лица, когда он сказал, что видел инициалы в тетради Дорис. Если только она не притворялась, Лекси вообще не знала, что ее имя внесено в тетрадь. Говорила ли Дорис внучке, что все знает? Рассказывала ли ей Лекси? В зависимости от того, когда именно случился выкидыш, обе могли ни словом не обмолвиться друг другу.

Поэтому — бог весть.

Джереми еще раз позвонил знакомому хакеру и оставил сообщение, предупредив, что это срочно и что ему нужна информация. Он попросил звонить на мобильник, как только что-нибудь станет известно.

Через час ему предстояло отправиться на мальчишник, но у Джереми не было настроения. Провести время с Эдвином всегда приятно, но не хотелось впутывать друга в свои дела. Мальчишник должен быть веселым, а сейчас всякое веселье казалось невозможным.

— Разве тебе не пора собираться?

На кухню вошел отец.

— Я готов, — ответил Джереми.

— А рубашка? Ты похож на лесоруба.

Желая поскорее собраться и уехать из Бун-Крика (то, что было надето на нем с утра, пропотело насквозь), Джереми впопыхах схватил клетчатую рубашку. Оглядев себя, он задумался, не пытается ли его подсознание признать, что Лекси права.

— Тебе не нравится?

— Ты такие обычно не носишь, — заметил отец. — Ты ее там купил?

— Подарила Лекси.

— Лучше побеседуй с ней о стиле. Может быть, такие штуки неплохо смотрятся на мне, но тебя они не украшают. Особенно если ты собираешься сегодня вечером в город.

— Посмотрим, — отозвался Джереми.

— Сядь, — сказал отец, устраиваясь на кушетке. — Что произошло? Вы поссорились с Лекси перед отъездом?

Джереми поднял брови. Сначала мэр, теперь отец. Неужели его так просто раскусить?

— С чего ты взял? — спросил он.

— Ты странно себя ведешь… Лекси сердится, что у тебя мальчишник?

— Вовсе нет.

— Иногда женщины злятся из-за этого. Разумеется, они говорят, что все в порядке, это ведь традиция, но в глубине души им не нравится, что их жених будет пялиться на хорошеньких женщин.

— Только не сегодня. Я сказал Элвину, что не хочу ничего подобного.

Отец сел поудобнее.

— Тогда из-за чего вы поругались? Хочешь поговорить?

Джереми задумался и решил, что входить в подробности не стоит.

— Нет. Это личное.

Отец кивнул:

— Правильно. Я тоже так считаю. Из-за чего бы мужчина с женщиной ни ссорились, это должно оставаться между ними. Если нет, начинается чертова уйма проблем. Но я все равно могу дать тебе совет. Ведь так?

— Когда это тебя останавливало?

— Все пары ссорятся. Вот что ты должен помнить.

— Я знаю.

— Да, но ты наверняка думаешь, что вы с Лекси ссоритесь больше, чем следует. Не знаю, так это или нет, но я видел ее и могу прямо сказать, что она тебе подходит, и ты просто болван, если не попытаешься разрешить ваши проблемы. Мать считает, что тебе исключительно повезло. И все остальные, к слову, с ней согласны.

— Ты даже не знаешь Лекси. Вы виделись раз в жизни.

— А ты знаешь, что она писала твоей матери каждую неделю с тех пор, как побывала у нас? И твоим невесткам тоже.

Джереми не мог скрыть удивления.

— Так я и думал, — сказал отец. — Она и звонила, и писала. И присылала фотографии. Твоя мать видела свадебное платье Лекси, праздничный торт и ваш новый дом. Она даже прислала несколько открыток с изображением маяка, так что мама теперь знает, как он выглядит. Благодаря Лекси мы чувствуем себя участниками происходящего. Твоя мать ждет не дождется, когда они снова увидятся и проведут вместе побольше времени.

Джереми молчал.

— Почему я этого не знал? — наконец спросил он.

— Понятия не имею. Может быть, она хотела сделать тебе свадебный сюрприз. Прости, если все испортил. Хочу лишь сказать, что большинство женщин вообще не стали бы этого делать. Лекси знала, что мама отнюдь не рада твоему отъезду, но не стала винить себя. Она просто попыталась улучшить положение вещей. Нужно быть особенным человеком, чтобы так заботиться о других.

— Поверить не могу… — пробормотал Джереми, подумав, что Лекси полна сюрпризов. На сей раз — приятных.

— Ты, конечно, уже был женат, но теперь придется все начать сначала. Главное, помни о том, что нужно смотреть на вещи шире. Когда приходится несладко, вспоминай, как ты полюбил Лекси. Она необыкновенная женщина, тебе повезло, что ты ее встретил. А ей повезло, что она встретила тебя. У нее золотое сердце. Здесь невозможно притворство.

— Почему мне все время кажется, что ты на ее стороне? Почему ты считаешь, что ссора случилась по моей вине?

— Потому что я тебя знаю много лет. — Отец подмигнул. — Ты всегда умел ссориться. Конфликтовать. Как по-твоему, чем ты занимаешься, когда пишешь статьи?

Почти против воли Джереми засмеялся:

— А если ты не прав? Если виновата Лекси?

Отец пожал плечами:

— Тогда я скажу, что оба хороши. Догадываюсь, что вы в равной мере и правы и не правы. Именно так начинается большинство ссор. Люди есть люди, они не идеальны, но брак — это жизнь сообща. До конца дней вы будете узнавать новое друг о друге и время от времени ссориться. Но вся прелесть брака в том, что если ты выбрал правильного человека и если вы оба любите друг друга, то всегда найдете способ помириться.

Вечером Джереми подпирал стенку дома у Элвина, с пивом в руках, и наблюдал за гостями, большая часть которых смотрела телевизор. Благодаря своей бывшей подружке Элвин стал большим поклонником баскетбола, и именно сегодня «76» сошлись в дополнительном матче с «Хорнетс». Так или иначе, все собрались вокруг телевизора, превратив мальчишник в предлог для того, чтобы в отсутствие жен посмотреть матч и от души пошуметь. Если, конечно, у них вообще были жены. Джереми сильно сомневался насчет некоторых парней, столь же густо покрытых татуировками, как и Элвин. Но они, видимо, оттягивались по полной; иные пили не переставая с самого приезда и уже с трудом ворочали языком. Время от времени кто-нибудь вдруг вспоминал о теме вечеринки и брел к Джереми.

— Веселишься? — спрашивал он. — Принести тебе еще пива?

— Все в порядке, спасибо, — улыбался Джереми.

Хотя он не видел этих людей пару месяцев, они как будто не испытывали никакой нужды в расспросах — в основном из-за того, что собрались преимущественно друзья Элвина, а не Джереми. Окинув взглядом комнату, он вдруг понял, что не знает и половины присутствующих, и очень удивился, поскольку предполагалось, что вечеринка в его честь. Джереми был бы счастлив провести вечер с Элвином, Натом и своими братьями, но Элвин всегда пользовался любым предлогом, чтобы закатить гулянку. Он, видимо, и впрямь наслаждался, поскольку в третьем периоде «76» вели. Он улюлюкал и вопил вместе с остальными каждый раз, когда любимая команда зарабатывала очко. Братья Джереми тоже. Только Нат, равнодушный к спорту, не интересовался игрой: он был занят пиццей.

Вечеринка началась позитивно — Джереми вошел в комнату, и его приветствовали так, как будто он вернулся с войны. Братья столпились вокруг и засыпали его вопросами о Лекси, Бун-Крике и новом доме. Нат принес целый список потенциальных сюжетов, в том числе предложил написать о том, что астрология притягивает все больше капиталовложений. Джереми слушал, мотал на ус и признавал, что темы достаточно интересные для заметок, если не для статей. Он поблагодарил Ната и пообещал подумать. Не то чтобы он надеялся на удачу.

Так или иначе, сегодня было легко забыть о своих проблемах. Расстояние обладает странным свойством: беды, пережитые в Бун-Крике, отсюда, из Нью-Йорка, казались смехотворными. Когда Джереми рассказывал братьям о ремонте, они не умолкая смеялись, и он поймал себя на том, что тоже хохочет. Они ревели от восторга по поводу того, что Лекси заставила его жить в «Гринлиф коттеджес», и умоляли Джереми сфотографировать комнату с чучелами животных. Еще они попросили фотографию Джеда, который в ходе разговора обрел почти мифические черты. Как и Элвин, братья требовали, чтобы Джереми дал им знать, когда соберется на охоту.

Со временем почти все они переместились к телевизору и внесли свою лепту в общее ликование. Джереми удовледворился тем, что смотрел издалека.

— Классная рубашка, — заметил Элвин.

— Знаю, — ответил Джереми. — Ты уже дважды мне сказал.

— И буду говорить. Мне все равно, кто ее подарил. Ты похож на туриста.

— И что?

— Как что? Сегодня вечером мы идем развлекаться. Возьмем город штурмом. Это вечеринка в честь последних дней, которые тебе осталось провести холостяком, а ты вырядился так, как будто только что вышел из коровника. Что стряслось?

— Я изменился.

Элвин рассмеялся:

— Разве не ты сам жаловался на эту рубашку?

— Видимо, я с ней сжился.

— Да уж. Надо сказать, моих друзей она развлекла.

Джереми отхлебнул пива. Он держал бутылку уже целый час, и пиво стало теплым.

— Меня это не напрягает. Половина твоих друзей в футболках, а другая с ног до головы затянута в кожу. Я бы выглядел странно в любой одежде.

— Возможно, — ухмыльнувшись, сказал Элвин, — зато сколько в них энергии! Я не представляю, как можно провести целый вечер в компании одного лишь Ната.

Джереми заметил Ната в противоположном углу. Тот явился на вечеринку в узком костюме-тройке, макушка блестела от пота, на подбородке виднелось пятнышко соуса. Нат казался здесь еще более неуместным, нежели Джереми. Заметив его взгляд, агент помахал куском пиццы.

— Да уж… Спасибо, что пригласил своих друзей на мой мальчишник.

— А кого мне было приглашать? Я звонил парням из «Сайентифик американ», но они не проявили особого интереса. Не считая братьев и Ната, все прочие твои знакомые — женщины. Я и не подозревал, что в Нью-Йорке ты жил таким отшельником. И потом, это всего лишь прелюдия — для того чтобы прийти в нужное настроение и продолжить вечер.

— Страшно подумать, что меня ждет дальше.

— Даже не спрашивай. Это сюрприз.

Гости, издав восторженный рев, принялись хлопать друг друга по спинам. Там и сям открывали пиво: Айверсон забросил трехочковый.

— Нат с тобой говорил?

— Да. А что?

— Не хочу, чтобы он разговорами о статьях испортил все веселье. Я знаю, для тебя это сейчас больной вопрос, но, пожалуйста, забудь о нем на время.

— Без проблем, — солгал Джереми.

— Ну да, конечно. Именно поэтому ты торчишь здесь и подпираешь стенку, вместо того чтобы смотреть телик. Да?

— Я готовлюсь к продолжению вечера.

— Больше похоже на то, что ты пытаешься успокоиться. Если б я тебя не знал, то подумал бы, что это твое первое пиво за сегодня.

— И что?

— Что? У тебя мальчишник. Можно расслабиться. Точнее, нужно расслабиться! Поэтому сейчас я принесу тебе еще пива, и мы начнем развлекаться.

— Со мной все в порядке, — возразил Джереми. — Честное слово, мне весело.

Элвин уставился на него.

— А ты действительно изменился.

Да, подумал Джереми. Он промолчал.

Элвин покачал головой.

— Понимаю, ты женишься, но…

Он замолк, и Джереми взглянул на него:

— Но что?

— Все это. — Элвин пожал плечами. — То, как ты одет. То, как ты себя ведешь. Я тебя не узнаю.

Джереми пожал плечами:

— Возможно, я повзрослел.

Элвин принялся сдирать этикетку со своей бутылки.

— Да, — отозвался он. — Возможно.

Когда матч закончился, большая часть гостей перебралась к столу с едой, торопясь расправиться с пиццей до того, как Элвин выдворит их из квартиры. Когда они разошлись, Джереми вместе с Элвином, Натом и своими братьями спустился на улицу; все забрались в ожидавший лимузин. В салоне их ждал еще один ящик ледяного пива; кажется, даже Нат проникся праздничным настроением. В поединке со спиртным он явно проигрывал — после третьей бутылки едва держался прямо и с заметным усилием поднимал веки.

— Клоузен, — твердил он. — Напиши статью вроде той, что ты написал о Клоузене. Вот что тебе нужно. Что-то огромное, как слон. Ты меня слышишь?

— Огромное, как слон, — повторил Джереми, уклоняясь от запаха алкоголя. — Я тебя понял.

— Вот как ты должен поступить.

— Знаю.

— Но это непременно должен быть настоящий слон.

— Конечно.

— Слон. Ты меня слышал?

— Большие уши, длинный хобот, питается орехами. Слон. Я понял.

Нат кивнул.

Элвин перебрался вперед, чтобы дать указания водителю. Через несколько минут машина остановилась; братья Джереми допили пиво, прежде чем выбраться из салона.

Джереми вышел последним и понял, что они возле того самого модного бара, куда он отправился в январе праздновать свое появление на экране. Это заведение, с длинной гранитной стойкой и впечатляющей подсветкой, было таким же стильным и битком набитым, как тогда. Судя по всему, внутри оставались только стоячие места.

— Я подумал, тебе захочется начать отсюда, — сказал Элвин.

— Почему бы и нет?

— Эй! — крикнул Нат. — Я узнаю это место! Я здесь уже был!

— Пошли, парень, — сказал один из братьев. — Давай посмотрим, что там есть.

— А где танцовщицы?

— Позже, — добавил другой брат. — Время детское. Вечер только начинается.

Когда Джереми обернулся к Элвину, тот пожал плечами:

— Я ничего такого не планировал. Сам знаешь, что делается с людьми, когда речь заходит о мальчишнике. Я не могу отвечать за все, что произойдет сегодня.

— Разумеется, можешь.

— Старик, да ты сегодня весел, как никогда.

Джереми вошел в бар вслед за Элвином; Нат и братья уже были внутри и протискивались сквозь толпу. Джереми поймал себя на мысли о том, что вдыхает воздух, некогда бывший ему родным. Большинство присутствующих были стильно одеты, немногие посетители в деловых костюмах выглядели так, будто приехали прямо с работы. Вскоре он заметил в дальнем конце бара роскошную брюнетку, которая пила нечто тропическое; прежде Джереми непременно угостил бы ее выпивкой, чтобы завязать знакомство. Сегодня при взгляде на женщину он подумал о Лекси и принялся нащупывать мобильник. Наверное, нужно позвонить ей и сказать, что он добрался благополучно. Может быть, даже извиниться.

— Что будешь пить? — гаркнул Элвин. Он уже проложил себе дорогу к бару и опирался на стойку, пытаясь привлечь внимание бармена.

— Пока ничего, — ответил Джереми, перекрикивая шум. Он смотрел на братьев, те собрались в противоположном конце бара. Нат, шатаясь, бродил между компаниями.

Элвин покачал головой и заказал два джина с тоником; расплатившись, он протянул один из них Джереми.

— Черта с два, — сказал он. — Это твой мальчишник. И на правах шафера я требую, чтобы ты подбодрился.

— Мне и так весело, — возразил Джереми.

— Врешь. Что, вы с Лекси опять поругались?

Джереми окинул взглядом бар. Ему показалось, что он заметил знакомую женщину. Джейн как-ее-там. Или Джоан? Не важно, просто это способ уйти от ответа.

Джереми выпрямился.

— Вроде того, — признал он.

— Вы все время ссоритесь, — сказал Элвин. — Тебе это ни о чем не говорит?

— Мы не ссоримся все время.

— Из-за чего у вас вышло в последний раз? — спросил Элвин, игнорируя его слова. — Ты забыл ее поцеловать, прежде чем ехать в аэропорт?

Джереми нахмурился:

— Лекси не из таких.

— Так или иначе, что-то произошло, — настаивал Элвин. — Хочешь поговорить?

— Не сейчас.

Элвин изогнул бровь.

— Должно быть, вы крупно поругались.

Джереми отхлебнул джина и ощутил жжение в глотке.

— Нет, — ответил он.

— Все равно. — Элвин покачал головой. — Ну ладно, не хочешь говорить со мной — может, захочешь с братьями. Я лишь скажу тебе, что ты выглядишь не больно-то счастливым. — Он сделал паузу для пущего эффекта. — Может быть, поэтому ты и писать не можешь.

— Не знаю, почему я не могу писать, но это уж точно никак не связано с Лекси. И я вполне счастлив.

— Ты не видишь леса за деревьями.

— Что на тебя нашло?

— Просто пытаюсь прочистить тебе мозги.

— Зачем? — уточнил Джереми. — Ты говоришь так, как будто не хочешь, чтобы я женился на Лекси.

— Я сомневаюсь, что тебе следует на ней жениться, — огрызнулся Элвин. — Именно это я пытался объяснить, когда ты собирался в Бун-Крик. Ты ее даже не знаешь. Полагаю, часть твоей проблемы в том, что ты наконец это понял. Еще не поздно…

— Я люблю ее! — перебил Джереми, повысив голос. — Зачем ты так говоришь?

— Не хочу, чтобы ты промахнулся. Я за тебя волнуюсь, старик. Ты не можешь писать, ты выдохся, не доверяешь ей, и она, видимо, тоже, поскольку умолчала о том, что однажды уже была беременна. А теперь вы в энный раз поссорились…

Джереми насторожился.

— Что ты сказал?

— Что не хочу, чтоб ты промахнулся.

— А потом?

— Что?

— Ты сказал, что Лекси уже была беременна.

Элвин покачал головой.

— Я имею в виду…

— Как ты узнал?

— Понятия не имею… Наверное, ты сам об этом сказал.

— Нет! — отрезал Джереми. — Не говорил. Я узнал об этом только сегодня утром. Я тебе не говорил. Откуда ты знаешь?

В эту секунду, глядя на друга, он ясно ощутил, как все фрагменты начали складываться воедино: загадочные письма… короткое увлечение Рейчел… предложение приехать в гости… а еще Элвин старался ввернуть ее в разговор (значит, он по-прежнему о ней думал)… необъяснимое отсутствие Рейчел и слова Элвина о том, что он не один…

Джереми затаил дыхание; головоломка сложилась. Слишком замысловато, чтобы поверить. Слишком очевидно, чтобы игнорировать.

Рейчел, которая много лет была лучшей подругой Лекси… она имела доступ к тетради Дорис и знала, что там написано… ей наверняка стало известно, что Дорис отдала тетрадь Джереми… у которого проблемы с Лекси…

А Элвин по-прежнему общается с Марией. Они давние друзья, которые делятся всем…

— Рейчел была здесь. — Голос Джереми срывался от гнева. — Она приезжала к тебе в Нью-Йорк, ведь так?

— Нет.

— Ты послал эти письма, — продолжал Джереми, наконец постигнувший всю глубину предательства Элвина. — Ты мне лгал.

На них начали глазеть. Джереми как будто этого не замечал. Элвин инстинктивно сделал шаг назад.

— Могу объяснить…

— Зачем ты это сделал? Я думал, ты мой друг.

— Я и есть твой друг.

Джереми пропустил его слова мимо ушей.

— Ты знал, как мне нелегко…

Он покачал головой, все еще пытаясь осмыслить происходящее. Элвин коснулся его плеча.

— Ладно, ладно — Рейчел действительно была здесь, и именно я послал письма, — признал он. — Я понятия не имел, что Рейчел приедет, пока она не позвонила накануне, и удивился не меньше тебя. Пожалуйста, поверь. А что касается писем, я написал их исключительно потому, что беспокоюсь о тебе. Ты сам не свой, с тех пор как переехал в Бун-Крик. Будет жаль, если ты сделаешь ошибку.

Джереми молчал. Элвин сжал его руку и продолжал:

— Я не утверждаю, что тебе не следует на ней жениться. Лекси славная, честное слово. Но ты бросаешься в омут с головой и не слушаешь никаких доводов. Может быть, Лекси самая лучшая женщина на свете — надеюсь, так оно и есть, — но тебе следует знать, во что ты ввязываешься.

Джереми вздохнул, все еще не в силах смотреть Элвину в лицо.

— Мария тебе рассказала. О том, почему мы развелись.

— Да, — признал Элвин, который явно испытал облегчение от того, что Джереми все понял. — Она объяснила, что Лекси просто не могла забеременеть. Если хочешь знать правду, у Марии возникло еще больше подозрений, чем у меня. В итоге я подумал… и послал эти письма. Может, мне не следовало это делать. Я искренне верил, что ты не придашь им значения. Но потом ты позвонил… и я вдруг понял, что и у тебя сомнения насчет того, каким чудом Лекси забеременела.

Элвин помолчал.

— А потом приехала Рейчел, мы вместе выпили, и она начала жаловаться, что Родни до сих пор неравнодушен к Лекси. А Лекси, кажется, не отрицает тот факт, что она провела вечер с Родни. Так или иначе, чем больше рассказывала Рейчел, тем больше я узнавал о прошлом Лекси — о том, что она встречалась с другим. О том, что однажды уже была беременна. Это лишь подтверждает, как мало ты о ней знаешь.

— Что ты хочешь сказать?

Элвин вздохнул и заговорил, осторожно подбирая слова:

— Тебе предстоит принять важное решение, и ты должен знать, во что впутываешься.

— Ты считаешь, что ребенок от Родни? — в упор спросил Джереми.

— Понятия не имею, — ответил Элвин. — Дело не в этом…

— Не в этом? — переспросил Джереми. — Тогда в чем? Ты хочешь, чтобы я бросил свою невесту в то время, когда она беременна, переехал в Нью-Йорк и снова ходил с тобой по барам?

Элвин вскинул руку.

— Я этого не говорил.

— Зато, черт возьми, ты именно это имел в виду! — заорал Джереми, не желая больше ничего слушать.

На них снова начали оглядываться, но Джереми не обращал на любопытных внимания.

— Вот что я тебе скажу, — продолжал он. — Мне плевать, какого ты об этом мнения. Это мой ребенок. Я женюсь на Лекси. И буду жить в Бун-Крике, потому что там мой дом!

— Не нужно так орать…

— Ты мне врал!

— Я пытался помочь…

— Ты меня предал!

— Нет! — Элвин тоже повысил голос. — Я всего лишь задавал вопросы, которые ты сам должен был задать уже давно!

— Не твое дело!

— Я не хотел тебя обидеть! — крикнул Элвин. — И не один я считаю, что ты слишком торопишься! Твои братья думают то же самое!

Джереми замер на мгновение, и Элвин воспользовался этим, чтобы продолжить:

— Женитьба — серьезное дело, Джереми! Речь не о том, чтобы пойти с Лекси на свидание! Каждое утро до конца жизни вы будете просыпаться рядом! Люди не влюбляются за пару дней. Не важно, что ты сам об этом думаешь. Ты не исключение. Она замечательная, умная, красивая, все, что угодно… но внезапно решить, что ты готов провести с ней всю жизнь? Бросить дом и карьеру ради каприза?

В его голосе зазвучала мольба, словно Элвин был учителем, который урезонивает талантливого, но упрямого ученика. Джереми мог бы привести множество доводов. Мог бы сказать, что не сомневается в своем отцовстве. Что посылать анонимки было не только глупо, но и жестоко. Что он любит Лекси и всегда будет любить. Но они действительно поспешили, и, даже если Элвин ошибался, Джереми не хотел этого признавать.

А тот ошибся. Несомненно.

Джереми уставился на свой бокал и покрутил его в руках, прежде чем встретиться взглядом с другом. Быстрым движением он выплеснул остатки тоника в лицо Элвина, схватил его за ворот, толкнул назад, лишив равновесия, и прижал к стене.

Он не ударил его. Просто придвинулся вплотную — достаточно близко для того, чтобы ощутить дыхание Элвина.

— Я больше видеть тебя не желаю.

С этими словами Джереми развернулся и вышел.

Глава 12

— От него ни слуху ни духу, — сказала следующим вечером Лекси, сидя с Дорис в «Гербсе».

— Я уверена, что все в порядке, — ответила та.

Лекси помедлила, пытаясь понять, действительно ли бабушка так думает или просто успокаивает ее.

— Ты не видела, какое у него вчера было лицо. Он смотрел на меня так, будто хотел убить.

— По-твоему, он виноват?

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе бы понравилось, если бы ты узнала о Джереми что-нибудь этакое и поняла, что не можешь доверять ему?

Лекси запротестовала:

— Я пришла сюда не затем, чтобы это выслушивать!

— Однако ты здесь, и ты меня выслушаешь. Ты пришла ко мне в поисках сочувствия, но я не постоянно думаю о том, как все это должно выглядеть с точки зрения Джереми. Он видит, как ты держишься за руки с Родни. Потом ты отменяешь свидание, чтобы поехать к Родни. И наконец, Джереми обнаруживает: некогда ты уже была беременна. Неудивительно, что он разозлился.

Лекси открыла рот, собираясь возразить, но Дорис жестом велела ей молчать.

— Знаю, ты надеялась услышать другое, но Джереми — не единственный, кто повинен в ссоре.

— Я извинилась. И все объяснила.

— Иногда этого недостаточно. Ты кое-что скрывала от него, причем не раз и не два, а трижды. Ты зря так поступила, особенно если хотела завоевать его доверие. Следовало рассказать Джереми о том, что было у вас с Тревором. Я думала, ты уже ему рассказала, иначе бы ни за что не дала ему тетрадь.

— Почему я должна была ему рассказывать? Я несколько лет об этом не думала. Это давняя история.

— Но не для Джереми. Для него это случилось в пятницу. И я бы на его месте тоже рассердилась.

— Ты, кажется, с ним заодно.

— Сейчас — да.

— Дорис!

— Ты помолвлена, Лекси. Знаю, вы с Родни дружили много лет, но сейчас ты помолвлена с Джереми, и правила изменились. Все было бы в порядке, если бы ты честно его предупредила. Но ты предпочла действовать у него за спиной.

— Потому что я знаю, как бы он отреагировал.

— Неужели? А откуда тебе знать? — Дорис пристально взглянула на внучку. — Нужно было позвонить Джереми и сказать, что ты хочешь поговорить с Родни. Что вы пытаетесь выяснить, куда подевалась Рейчел и не связано ли ее исчезновение с вами. Но ты не открыла ему правды, притом не впервые. А потом Джереми вдобавок выяснил, что ты уже была беременна.

— То есть, по-твоему, я должна была обо всем ему рассказать?

— Я так не думаю. Но об этом — да, следовало ему сказать. Не то чтобы это большой секрет. И даже если тебе хочется выкинуть Тревора из головы, не забывай, что рано или поздно Джереми все равно узнал бы. Лучше, если бы ты сказала ему сама, не дожидаясь, пока он выяснит сам. Или что еще хуже, узнает от посторонних.

Лекси отвернулась к окну, упрямо поджав губы; Дорис подумала, что внучка сейчас уйдет. Но Лекси осталась сидеть, и бабушка потянулась через стол, чтобы взять ее за руку.

— Я тебя знаю, Лекси. Ты упряма, как ослица. Но в данной ситуации ты — не жертва. И Джереми — тоже. То, что с вами творится, все ваши проблемы — это жизнь. А у жизни есть обыкновение устраивать западню именно тогда, когда вы меньше всего готовы. У всех людей бывают взлеты и падения, все ссорятся. В том-то и дело — вы пара, а пара не может существовать без взаимного доверия. Ты должна доверять Джереми, и он будет доверять тебе.

Лекси размышляла над словами Дорис, продолжая молча смотреть в окно. На подоконник села птичка и принялась прыгать с места на место, словно ей обжигало лапки. Потом она улетела. Лекси сотни или даже тысячи раз видела на окне птиц, но сегодня ее вдруг посетила нелепая мысль, что маленькая гостья пыталась что-то ей сказать. Она подождала, не прилетит ли птичка снова, но та не вернулась, и Лекси подумала: «Какая глупость». Над головой, описывая лопастями широкие круги в воздухе, гудел вентилятор.

— Думаешь, он вернется? — наконец спросила Лекси, не скрывая тревоги.

— Вернется, — ответила Дорис и сжала ей руку. Лекси хотелось в это верить, пусть она и сомневалась.

— Он не звонил, с тех пор как уехал, — прошептала она. — Ни разу.

— Позвонит, — сказала Дорис. — Дай ему время. Джереми пытается все обдумать. И потом, он сейчас с друзьями. Не забывай, у него мальчишник.

— Знаю…

— И не делай из, мухи слона. Когда он собирался вернуться?

— В воскресенье вечером. Но…

— Значит, в воскресенье вечером он и приедет! — отрезала Дорис. — И когда Джереми появится, покажи, что ты рада его видеть. Спроси, как прошли выходные, и с интересом выслушай все, что он тебе расскажет. Пусть знает, каким необыкновенным ты его считаешь. Поверь мне. Я много лет прожила в браке.

Лекси усмехнулась, несмотря на полнейшее смятение.

— Ты и впрямь эксперт.

Дорис пожала плечами.

— Я знаю мужчин. Мужчина может быть в ярости, или расстроен, или встревожен бог весть из-за чего, но в конце концов не так уж сложно им управлять, если только ты знаешь, что именно выводит его из равновесия. В частности, отчаянное желание быть объектом поклонения и восхищения. Если ты поддерживаешь его в нужном настроении, то мужчина готов совершить для тебя любое чудо.

Лекси молча уставилась на бабушку. Дорис продолжала с лукавой улыбкой:

— Конечно, еще они хотят страстного секса, и чтобы ты держала дом в полном порядке, одновременно оставаясь красивой, и чтобы у тебя хватало энергии на совместные развлечения, но все равно обожание и поддержка на первом месте.

У Лекси отвисла челюсть.

— Нет, правда? Может быть, мне скрывать беременность в те моменты, когда я раздеваюсь перед ним?

— Нечего так возмущаться, — заметила Дорис. — Ты не первая, кому приходится идти на определенные жертвы, когда речь идет о создании семьи. Мужчины тоже вынуждены жертвовать. Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты ведь хочешь, чтобы Джереми держал тебя за руки, когда вы смотрите кино, он разделял твои чувства и был внимателен, проводил время с дочерью и зарабатывал достаточно для покупки и ремонта дома. Ну а я скажу тебе прямо, что ни один мужчина, идя к алтарю, не думает: «Я буду усердно работать и жертвовать собой, чтобы обеспечить своей семье достойное существование, буду проводить много времени с детьми, даже если устану, буду обниматься, целоваться и болтать с женой, делиться с ней всеми своими проблемами, а главное, ничего не требовать от нее». — Дорис не дожидалась ответа. — Мужчина обещает делать все необходимое для твоего счастья, поскольку надеется, что ты, в свою очередь, сделаешь счастливым его.

Она взяла Лекси за руку.

— Я уже сказала, вам предстоит жить вместе. У мужчин одни потребности, у женщин другие, так было и так будет до скончания времен. Если вы оба это поймете и научитесь друг другу уступать, получится хорошая семья. И одно из необходимых условий — доверие. В конце концов, все не так сложно.

— Не понимаю, зачем ты мне это говоришь.

Дорис многозначительно улыбнулась:

— Понимаешь. И надеюсь, не забудешь, когда выйдешь замуж. Если тебе кажется, что сейчас нелегко, просто повремени. Если думаешь, что хуже некуда, ты ошибаешься. Если думаешь, что лучше уже не будет, ты опять-таки ошибаешься. Но пока ты помнишь, что он любит тебя, и пока вы оба считаетесь друг с другом, у вас все будет в порядке.

Лекси задумалась.

— Подозреваю, это предсвадебный разговор, да? Который ты предвкушала много лет?

Дорис коснулась ее руки.

— Не знаю. Наверное, рано или поздно он все равно бы состоялся, но я ничего не планировала заранее. Просто так получилось.

Лекси помолчала.

— Иными словами, ты уверена, что он вернется?

— Уверена. Я видела, как Джереми на тебя смотрит. И я знаю, что это значит. Хочешь верь, хочешь нет, но я такое видела уже не раз.

— А если ты ошибаешься?

— Не ошибаюсь. Забыла? Я экстрасенс.

— Ты предсказательница.

Дорис пожала плечами:

— Иногда предчувствие приходит точно так же.

Лекси задержалась на улице перед «Гербсом», щурясь на ярком вечернем солнце. Нащупывая в сумочке ключи от машины, она раздумывала над мудрыми словами Дорис. Было не так легко выслушать от бабушки оценку происходящего, но разве бывает приятно слышать, что ты не права? С той минуты как Джереми оставил ее стоящей на крыльце, Лекси упорно пыталась оправдаться перед собой, словно гнев помогал ей держать эмоции под контролем. Однако теперь она вынуждена была признать, что воспоминания о ссоре вселяют в нее ощущение собственного ничтожества. Она не хотела ссориться с Джереми, она устала от перепалок так же, как и он. Скверный способ начинать семейную жизнь. Лекси решила, что пора положить конец раздорам. Сев за руль, она кивнула себе. Она изменится, если так нужно, — ведь именно это и надо сделать.

Лекси выехала с парковки, не зная, куда отправиться. Занятая своими мыслями, она приехала на кладбище, и вскоре уже стояла у могилы родителей. Рассматривая их имена, вырезанные в граните, она думала о людях, которых не помнила, и пыталась представить, какими они были. Мама была смешливой или сдержанной? Отец предпочитал футбол или бейсбол? Лекси задумалась, походила ли мама на Дорис и прочитала бы она дочери такую же нотацию. Видимо, да. В конце концов, она же ее мать. Отчего-то Лекси улыбнулась при мысли об этом. Она решила, что позвонит Джереми, как только вернется. Попросит прощения и скажет, что скучает по нему.

Как будто мама ее слышала, в воздухе пронесся легкий ветерок, и листья магнолии зашелестели, словно в знак молчаливого одобрения.

Лекси провела на кладбище почти час, размышляя о Джереми и гадая, чем он занят. Она воображала, как он сидит в потертом кресле в родительской гостиной и разговаривает с отцом. Лекси словно находилась в соседней комнате и подслушивала. Она вдруг вспомнила, как чувствовала себя, когда впервые вошла в его дом, окруженная его родными и близкими, — теми, кто знал Джереми куда дольше, чем она. Вспомнила, как игриво Джереми смотрел на нее в тот вечер и как ласково коснулся пальцем ее живота, когда они возвращались в «Плаза».

Лекси со вздохом посмотрела на часы и поняла, что у нее еще много дел — нужно сходить в магазин, разобрать бумаги в библиотеке, купить несколько подарков для коллег, у которых приближается день рождения… Но, достав ключи, она вдруг ощутила непреодолимое желание вернуться домой — такое сильное, что выбора, в общем, не оставалось. Лекси зашагала к машине, удивляясь настойчивости внутреннего голоса.

Она ехала медленно, опасаясь задавить кролика или енота, которые частенько выскакивали под колеса на этом отрезке дороги, но, приблизившись к дому, почувствовала столь несомненное предвкушение, что решительно нажала на газ. Лекси свернула в проулок и удивленно хлопнула глазами, увидев возле дома машину Дорис — и тут же заметила на крыльце человека, который сидел, уперевшись локтями в колени.

Поборов желание выскочить из машины на ходу, она неторопливо затормозила и зашагала по дорожке, как будто эта встреча в порядке вещей.

Джереми поднялся.

— Привет.

Лекси заставила себя улыбнуться и спокойно ответила:

— Здесь, на Юге, говорят не «привет», а «эй».

Джереми уставился себе под ноги, пропустив шутку мимо ушей.

— Я рада тебя видеть, — ласково сказала Лекси. — Не так уж часто, возвращаясь домой, я вижу на крылечке красивого мужчину.

Джереми поднял голову, и Лекси прочла на его лице выражение крайней усталости.

— А я уже начал гадать, где ты.

Она стояла перед ним и вспоминала его прикосновение к своему телу. Ей хотелось броситься в объятия Джереми, но в его поведении было нечто столь робкое, что она сдержалась.

— Рада тебя видеть, — повторила она.

Джереми слабо улыбнулся в ответ, но ничего не произнес.

— Все еще сердишься? — спросила она.

Он молча уставился на нее. Лекси поняла: Джереми раздумывает над ответом и борется с желанием сказать вместо правды то, что ей хочется услышать. Тогда она взяла его за руку.

— Если сердишься, у тебя есть на то все основания. — И она продолжала, не переводя дыхания и опасаясь забыть хоть что-то из того, что нужно было сказать: — Ты был прав. Мне следовало во всем тебе признаться. И впредь я ничего такого не буду скрывать. Прости.

Джереми, кажется, удивился.

— Ничего такого?

— Мне нужно было время, чтобы об этом подумать.

— И ты меня прости, — сказал он. — Я не должен был так бурно реагировать.

В наступившей тишине Лекси думала о том, какой усталостью и грустью веет от его фигуры. Инстинктивно она придвинулась ближе. Джереми поколебался, а потом распахнул ей объятия. Она прижалась к нему, поцеловала в губы и склонила голову на грудь. Они долго стояли обнявшись, но Лекси чувствовала, что в его прикосновениях недостает страсти.

— С тобой все в порядке? — шепнула она.

— Да, — ответил он.

Лекси взяла его за руку и повела в дом. В гостиной она замялась — не знала, сесть ли на кушетку рядом с Джереми или устроиться в кресле. Джереми обошел ее и свернулся на кушетке, а потом, подавшись вперед, провел рукой по волосам.

— Сядь, — попросил он. — Якое-что должен тебе сказать.

Сердце у нее замерло. Лекси села рядом, ощущая тепло его бедра. Джереми вздохнул, и Лекси застыла.

— Это касается нас? — спросила она.

Он взглянул в сторону кухни; взгляд у него блуждал.

— Нетрудно догадаться.

— И свадьбы?

Когда Джереми кивнул, Лекси приготовилась к худшему.

— Ты возвращаешься в Нью-Йорк? — прошептала она.

Джереми не сразу понял, о чем она, а потом удивленно взглянул на нее.

— С чего ты взяла? Хочешь, чтобы я уехал?

— Нет, конечно. Но я не знаю, что и думать, ты так странно себя ведешь.

Джереми покачал головой.

— Прости. Ты неправильно меня поняла. Я сам еще пытаюсь во многом разобраться. Но я не сержусь на тебя и не собираюсь отменять свадьбу. Наверное, нужно было с этого начать.

Лекси расслабилась.

— Тогда в чем дело? Что-то произошло на мальчишнике?

— Да. И довольно важное.

Джереми наконец рассказал ей о своих проблемах, о беспокойстве насчет стоимости дома, о разочаровании, которое он порой испытывает в узких рамках провинциального городка. Лекси и прежде кое-что от него слышала, хотя призналась себе, что до сих пор не понимала, как нелегко живется Джереми. Он говорил, никого не обвиняя, будто беседовал не только с ней, но и сам с собой.

Лекси не знала, куда он клонит, но хранила молчание, пока Джереми не закончил.

— А потом, — добавил он, — я увидел, как вы с Родни держитесь за руки. Конечно, даже в тот момент я понимал, что это не должно меня беспокоить. Я сотни раз себе это твердил, но в связи с прочими проблемами подумал, что между вами может быть нечто большее. Разумеется, это нелепо, но, наверное, я просто искал причину, чтобы сорваться. — Джереми криво улыбнулся. — Именно так ты мне и сказала. Потом ты снова поехала к Родни, и я не сдержался. Но я не рассказал тебе еще кое-что. То, что случилось потом.

Лекси взяла его за руку и испытала облегчение, когда он ответил пожатием.

Джереми рассказал про письма и описал тревогу и гнев, которые они вызвали. Сначала Лекси не понимала, о чем речь, а потом ей пришлось подавлять все возрастающее чувство ужаса.

— Так ты и узнал, что написано в тетради? — спросила она.

— Да. Иначе не знаю, заметил бы я эту запись.

— Но… кто это сделал?

Джереми со вздохом ответил:

— Элвин.

— Элвин? Письма прислал Элвин? Но… это бессмысленно. Он никоим образом не мог узнать…

— Ему рассказала Рейчел, — вздохнул Джереми. — Она была в Нью-Йорке у него.

Лекси покачала головой:

— Нет. Я знаю ее с пеленок. Она бы такого не сделала.

Джереми рассказал ей историю до конца и добавил:

— Когда я выбежал из бара, просто не знал, что делать. Брел куда глаза глядят, пока не услышал, что меня догоняют. Мои братья… — Он пожал плечами. — Они увидели, что я зол, и помчались следом. Плюс пара стаканчиков спиртного… короче, они были только счастливы устроить скандал. Они спрашивали, что сделал Элвин и не следует ли с ним «поговорить». Я велел им не вмешиваться.

Джереми, кажется, говорил без всяких усилий, а Лекси все еще пыталась вникнуть в то, о чем идет речь.

— В итоге они привезли меня домой, но я не мог спать. О том, что случилось, я бы не стал говорить ни с кем, поэтому улетел следующим же утром, первым рейсом.

Когда Джереми договорил, Лекси ощутила, как у нее перехватило дыхание.

— Я думала, он твой друг.

— И я так думал.

— Почему он так поступил?

— Не знаю.

— Из-за меня? Но что я ему сделала? Мы едва знакомы. Это…

—…преступление, — закончил Джереми. — Вот что это.

— Но… — Она запнулась, борясь с подступившими слезами. — Он… я просто…

— И я не знаю, что сказать, — произнес Джереми. — Я пытался хоть что-то понять с тех пор, как это случилось… видимо, Элвин, на свой лад, помогал мне избежать какой-то воображаемой опасности. Он ненормальный, конечно. Во всяком случае, я его больше знать не знаю.

Она вдруг с яростью взглянула на него.

— Почему ты не рассказал о письмах раньше?

— Я просто не знал, что сказать. Не знал, кто их послал и почему. И потом, все остальное…

— Твоя семья в курсе?

— Насчет писем? Нет, я ничего им не говорил.

— Я не об этом, — с дрожью в голосе перебила Лекси. — О том, что ты сомневаешься, твой ли это ребенок.

— Это мой ребенок.

— Твой. Я никогда не спала с Родни. Ты единственный, с кем я спала за последние несколько лет.

— Знаю…

— Ты хотел это услышать? Ребенок наш — твой и мой. Клянусь.

— Знаю.

— Но ты сомневался, ведь так? — Голос у нее дрогнул. — Пусть всего секунду, но сомневался. Сначала ты увидел меня с Родни, потом узнал, что я умолчала о предыдущей беременности, плюс другие проблемы…

— Ничего страшного.

— Неправда. Ты должен был сказать мне. Если бы я знала… мы бы вместе справились. — Лекси отчаянно старалась совладать с собой.

— Все кончено. Больше мы ничего не можем сделать. Мы это пережили и двинулись дальше.

— Ты, наверное, меня ненавидишь.

— Нет, — ответил Джереми, притянув ее к себе. — Я тебя люблю. И на следующей неделе мы поженимся, не забывай.

Лекси уткнулась лицом ему в грудь и успокоилась. Потом она вздохнула:

— Не хочу видеть Элвина на свадьбе.

— Я тоже. Но я должен сказать тебе кое-что еще…

— Не сейчас. Хватит ужасов для одного дня.

— Это хорошая новость, — пообещал Джереми. — Тебе понравится.

Лекси взглянула на него, надеясь, что он не лжет.

— Спасибо, — произнес Джереми.

— За что?

С улыбкой он поцеловал ее в губы.

— За письма, которые ты писала моим родным. Особенно маме. Ты не позволяешь мне забыть о том, что жениться на тебе — это самое лучшее, что я могу сделать.

Глава 13

Холодный проливной дождь, совсем не по сезону, яростно хлестал по окнам. Серые облака, которые начали тихонько стягиваться накануне вечером, принесли с собой туман и ветер, оборвавший последние цветы кизила. Было начало мая, до свадьбы оставалось три дня. Джереми собирался встретить родителей в аэропорту Норфолка, откуда на взятой напрокат машине им предстояло отправиться в Бакстон, на мыс Гаттерас. А до тех пор он занимался тем, что вместе с Лекси в последний раз проверял, все ли готово.

Скверная погода не в силах была погасить вновь ожившую, страсть. В тот вечер, когда Джереми вернулся, они занялись любовью с такой энергией, что оба удивились. Прикосновения ее тела электризовали. Как будто Джереми и Лекси пытались стереть всю боль и разочарование, тайны и гнев последних месяцев.

Как только бремя исчезло, Джереми стало легче. Поскольку приближалась свадьба, у него были веские причины не думать о работе — он и не думал. Дважды отправлялся на пробежку и решил делать это регулярно после свадьбы. Хотя ремонт в новом доме еще не закончился, подрядчик поклялся, что Джереми и Лекси смогут переехать до рождения ребенка — то есть в конце августа. Лекси чувствовала себя достаточно уверен но для того, чтобы сделать следующий шаг, — она выставила свое бунгало на продажу и пообещала положить весь доход в банк, чтобы пополнить истощившиеся сбережения.

Они не бывали только в «Гербсе». Узнав, что Рейчел обо всем рассказала Элвину, Лекси не могла даже вообразить себе встречи с ней — по крайней мере пока. Накануне Дорис позвонила и спросила, отчего ни Джереми, ни Лекси не заехали поздороваться. Лекси уверила бабушку, что не сердится, и признала, что та была права, когда во время последней встречи дала внучке нагоняй. Визита, впрочем, так и не последовало, поэтому Дорис позвонила еще раз.

— Я начинаю догадываться, что вы чего-то мне недорассказали, — заметила она. — И если сами не объясните, в чем дело, я приду к вам и буду торчать на крыльце, пока вы не удовлетворите мое любопытство.

— Просто мы заняты. Нужно проверить, все ли готово к выходным, — попыталась отговориться Лекси.

— Послушай, я не вчера родилась! — отрезала Дорис. — Когда меня избегают, я это вижу. А вы меня избегаете.

— Неправда.

— Тогда почему бы не заскочить сегодня в «Гербс»?

Лекси замялась, и Дорис проницательно спросила:

— Это, часом, не связано с Рейчел?

Лекси промолчала, и бабушка вздохнула.

— Ну да, конечно. Мне следовало догадаться. В понедельник она тоже меня избегала. И сегодня. Что на сей раз?

Лекси думала над ответом, когда на кухне появился Джереми. Решив, что он пришел за стаканом воды или чем-нибудь съедобным, она рассеянно взглянула на него, a потом заметила выражение его лица.

— Здесь Рейчел, — сказал Джереми. — Хочет с тобой поговорить.

Рейчел нервно улыбнулась, когда Лекси вошла в гостиную, а потом быстро отвела взгляд. Лекси молча взглянула на нее. Стоя в дверях, Джереми переступил с ноги на ногу, а потом решил выйти на веранду, чтобы женщины могли побыть наедине.

Услышав, как закрылась задняя дверь, Лекси села напротив Рейчел. Без макияжа та выглядела измученной и обеспокоенной. Она машинально крутила в руках платочек.

— Прости. — Она начала с главного. — Я не хотела, чтобы так вышло. Представляю себе, как ты злишься. Я не хотела тебя обидеть. Я понятия не имела о том, что сделал Элвин…

Лекси не ответила; Рейчел потерла виски.

— В воскресенье он позвонил и попытался все объяснить, я пришла в ужас. Если бы знала заранее, если бы он только намекнул, я бы не стала с ним даже разговаривать. Но он меня обманул…

Она замолчала, все еще не в силах встретиться с Лекси взглядом.

— Ты не единственная. Джереми он тоже обманул, — ответила Лекси.

— Но это моя вина.

— Да.

Ответ Лекси, кажется, сбил Рейчел с толку. В наступившей тишине Лекси рассматривала подругу, пытаясь понять, отчего та чувствует себя пристыженной — оттого, что поступила плохо, или оттого, что попалась? Рейчел была ее подругой — человеком, которому Лекси доверяла. Но ведь Джереми мог сказать то же самое об Элвине.

— Расскажи, как все было, — наконец потребовала она.

Рейчел выпрямилась; похоже, она репетировала свою исповедь.

— Ты ведь знаешь, что у нас с Родни были проблемы…

Лекси кивнула.

— С них все и началось. Вы по-разному оценивали свои отношения. Для тебя он был просто другом, но для Родни… ты была чем-то вроде мечты. Я до сих пор не уверена, забудет ли он когда-нибудь об этом. Иногда он смотрит на меня, но как будто хочет увидеть на моем месте тебя. Ты скажешь, что я спятила, но это чувство возникает у меня каждый раз, когда он приходит. Как будто я всегда недостаточно хороша, и не важно, что на мне надето и чем мы будем заниматься. Однажды, когда я прибиралась в кабинете Дорис, то нашла телефон Элвина и… не знаю… чувствовала себя подавленной и одинокой, поэтому решила ему позвонить. Я не знала, чего ожидать — вообще ничего не ожидала, — мы просто поговорили. Я начала рассказывать о том, что у нас с Родни проблемы, поскольку он, видимо, не может выкинуть тебя из головы. Элвин слушал очень внимательно, а потом сказал мне, что ты беременна. Судя по голосу, он был не уверен, что ребенок от Джереми. Скорее всего от Родни.

Лекси замерла.

— Но я никогда не думала, что ты беременна от Родни. Никогда. Я знаю, вы с Родни не спали. Так я и сказала. Я решила, что вряд ли нам доведется поговорить еще раз, но потом Элвин позвонил сам, и я подумала, как это мило. Когда мы с Родни опять поругались, я захотела отдохнуть от всего этого… и на несколько дней уехала в Нью-Йорк. Мне хотелось убраться из Бун-Крика, а Нью-Йорк — именно то место, где я всегда мечтала побывать. По приезде я позвонила Элвину, и мы провели за разговорами почти всю ночь. Я расстроилась, а может быть, слишком много выпила, но каким-то образом речь снова зашла о тебе, и я проболталась, что однажды ты уже была беременна. И что это записано у Дорис.

Лекси подняла брови, и Рейчел неохотно продолжала:

— Дорис хранит тетрадь у себя. Я заглянула в нее, увидела твои инициалы и имя Тревора. Конечно, это не мое дело, и мне не следовало никому говорить, но мы ведь просто болтали. Я понятия не имела, что он начнет посылать Джереми письма и попытается вас поссорить. Я ничего не знала до прошлой субботы, пока не вернулся Джереми. Элвин позвонил в панике и все рассказал, и мне сразу стало нехорошо. Не только потому, что я выдала твои тайны. Еще и потому, что он меня использовал. — Голос у нее дрогнул. Рейчел уставилась на изорванный платочек. — Клянусь, я не хотела тебя обидеть, Лекс. Я думала, мы с ним просто разговариваем.

Ее глаза наполнились слезами.

— Не удивлюсь, если ты больше никогда не захочешь меня видеть. На твоем месте бы уж точно не захотела. Я долго не могла набраться смелости и прийти сюда. Последние два дня мне кусок в горло не лез. Наверное, это уже не важно, но я хочу, чтобы ты знала правду. Все эти годы ты была для меня как сестра, а Дорис — как родная мать… У меня сердце разрывается при мысли о том, что я тебя обидела… что я участвовала в этой мерзости. Прости. Ты даже не представляешь, как мне стыдно за то, что случилось.

Когда Рейчел закончила, воцарилась тишина. До сих пор она говорила не умолкая и, видимо, обессилела вконец. Платочек был изорван в клочья, кусочки ткани сыпались на пол, и Рейчел наклонилась, чтобы собрать их. Пока она этим занималась, Лекси раздумывала, уменьшило ли признание вину подруги и каким должен быть ответ. Она колебалась. Она могла с чистой совестью сказать Рейчел, что больше не желает ее видеть, но куда сильнее гнева было все возрастающее сочувствие. Лекси знала, что Рейчел легкомысленна и ревнива, неосторожна и порой безответственна, но не способна на предательство. Судя по всему, она говорила правду, когда утверждала, что понятия не имела о замыслах Элвина.

— Послушай… — наконец сказала Лекси.

Рейчел взглянула на нее.

— Я все еще сержусь, но знаю, что ты сделала это ненамеренно.

Рейчел сглотнула.

— Мне очень стыдно, — повторила она.

— Понимаю.

Рейчел кивнула.

— Что ты скажешь Джереми?

— Правду. Что ты ничего не знала.

— А Дорис?

— Она еще не в курсе. И честно говоря, я сомневаюсь, что бабушке стоит об этом рассказывать.

Рейчел вздохнула с явным облегчением.

— И Родни это тоже касается, — добавила Лекси.

— А как насчет нас? Мы останемся подругами?

Лекси пожала плечами:

— Полагаю, у нас нет другого выбора. Ты ведь подружка невесты.

Глаза Рейчел наполнились слезами.

— Правда?

Лекси улыбнулась:

— Да.

Глава 14

В день свадьбы солнце встало над спокойным океаном, заливая воду потоками света. На пляже еще виднелся легкий туман, когда Дорис и Лекси принялись готовить для гостей завтрак. Дорис впервые встретилась с родителями Джереми и прекрасно поладила с его отцом. Братья и их жены, как обычно, шумно перекликались. Большую часть утра они провели на веранде, любуясь коричневыми пеликанами, которые как будто катались на спинах дельфинов за линией прибоя.

Поскольку Лекси настаивала на сокращении числа гостей, Джереми удивило присутствие братьев. Когда он увидел, как они выходят из самолета в норфолкском аэропорту, то решил, что их пригласили в последний момент, из-за Элвина. Впрочем, Джереми тут же изменил свое мнение, когда невестки бросились к нему в объятия и принялись наперебой рассказывать, как Лекси пригласила каждую из них персонально и как им не терпится ее увидеть.

Всего собралось шестнадцать человек: родственники Джереми, Дорис, Рейчел и Родни (его позвали вместо Элвина). Несколько часов спустя, когда Джереми стоял на пляже и ожидал появления Лекси, мэр Геркин похлопал его по плечу.

— Я тебе уже об этом говорил и повторю: быть твоим шафером в столь знаменательный день — огромная честь для меня.

Мэр, в синих нейлоновых брюках, желтой рубашке и клетчатом спортивном пиджаке, как обычно, привлекал общее внимание, и Джереми знал, что без него всё было бы иначе. И без Джеда. Тот оказался не только местным таксидермистом, но и настоящим священником. Причесанный и наряженный в лучший, по его меркам, костюм, он впервые смотрел на Джереми почти дружелюбно.

Как и хотел Джереми, церемония была камерной и романтичной. Рядом с ним небольшим полукругом выстроились его родители, братья и невестки, в сторонке гитарист тихонько наигрывал какую-то мелодию; узкая дорожка была выложена ракушками — братья Джереми постарались после ленча. Солнце садилось, и пламя десятков маленьких факелов оттеняло золотистые тона неба. Рейчел прослезилась; она сжимала букет так, как будто ни за что не собиралась с ним расставаться.

Лекси была босиком, Джереми тоже. На голове у нее красовался маленький венок. Дорис сияла, шагая рядом с ней, — трудно было представить, что передать Лекси в руки жениха может кто-то, кроме бабушки. Когда невеста остановилась, Дорис поцеловала ее в щеку. Краем глаза Джереми видел, как его мать взяла Дорис под руку и притянула поближе к себе.

Лекси как будто парила по воздуху, когда медленно двигалась к Джереми. В руках у нее был букет из диких цветов. Когда она встала рядом, он ощутил легкий запах духов.

Они повернулись лицом друг к другу, а Джед открыл Библию и начал говорить.

Джереми был поражен мягким и мелодичным звуком его голоса. Он зачарованно слушал, как Джед приветствует гостей и читает несколько стихов из Библии. Серьезно глядя на новобрачных из-под густых бровей, Джед говорил о любви и преданности, о терпении и честности, о том, как важно жить по законам Бога. Он сказал, что жизнь — непростая вещь, но если верить в Господа и друг в друга, то можно преодолеть любые трудности. Джед говорил с удивительным красноречием. Как учитель, давно заслуживший уважение учеников, он выслушал их клятвы.

Мэр Геркин и Лекси протянули Джереми кольца, и он почувствовал, что у него дрожат руки. Они с Лекси обменялись кольцами, и Джед провозгласил их мужем и женой. Джереми поцеловал ее и взял за руку. Перед лицом Бога и своих родных он пообещал любить и почитать Лекси вечно, и ему казалось, что ничего не может быть естественнее и правильнее.

После церемонии гости собрались на пляже. Дорис приготовила небольшой фуршет на столе для пикника. Родственники Джереми один за другим подходили с поздравлениями, а вслед за ними — мэр Геркин. Джед исчез прежде, чем Джереми успел его поблагодарить, но потом появился снова, таща картонную коробку размером с холодильник. Он уже успел переодеться в комбинезон, и даже его волосы пришли в первозданное состояние.

Лекси и Джереми приблизились в ту минуту, когда он поставил свой презент наземь.

— Что это? — спросила Лекси. — Не нужно никаких подарков.

Джед промолчал. Только пожал плечами, показывая, что обидится, если она откажет. Лекси обняла его и спросила, можно ли открыть коробку прямо сейчас. Джед снова пожал плечами, и Лекси расценила это как знак согласия.

Внутри было чучело кабана. Джед, в своей излюбленной манере, придал животному такой вид, как будто оно собиралось броситься на того, кто подойдет слишком близко.

— Спасибо, — ласково сказала Лекси. И Джереми был готов поклясться, что Джед покраснел — возможно, впервые в жизни.

Позже, когда почти все угощение было съедено и веселье начало утихать, Джереми отошел от гостей и побрел к воде. Лекси догнала его.

— С тобой все в порядке?

Джереми поцеловал ее.

— Да. Прекрасно себя чувствую. Просто хочу немного прогуляться.

— Один?

— Да. Чтобы подумать. Обо всем.

— Ладно, — сказала Лекси и поцеловала его. — Только не задерживайся. Через несколько минут нужно будет возвращаться.

Джереми подождал, пока Лекси присоединится к его родителям, потом повернулся и медленно зашагал по песку, прислушиваясь к звукам набегавших на берег волн. Он вспоминал то, что было совсем недавно: как выглядела Лекси, когда шла к нему, с какой затаенной силой говорил Джед, как у него самого кружилась голова всего за пару часов до клятвы в вечной любви. С каждым шагом возрастало ощущение того, что все возможно. Даже небо, окрашенное в невероятные цвета, как будто поздравляло его. Когда Джереми ступил в длинную тень маяка, он заметил небольшой табун диких лошадей на поросшей травой дюне. Мустанги паслись, но один обернулся и взглянул на него. Джереми двинулся вперед, рассматривая мощные мускулистые ноги и наблюдая за тем, как ритмично и плавно движется хвост. На мгновение ему показалось, что он сможет прикоснуться к животному. Это была нелепая мысль, и Джереми никогда бы не рискнул, но, остановившись, он поймал себя на том, что протягивает к тому руку. Конь поднял на него взгляд, как будто силился понять человека, а затем вдруг кивнул головой, словно изъявляя добродушие на свой лад. Джереми молча смотрел на него и удивлялся тому, что они каким-то образом нашли общий язык. Когда он обернулся и увидел, как Лекси нежно обнимается со свекровью, то решил, что это самый прекрасный день в его жизни.

Глава 15

Недели, последовавшие за свадьбой, больше походили на сказку. Летняя жара накрыла Бун-Крик, и городок жил в неспешном ритме. К середине июля Лекси и Джереми тоже привыкли к такому порядку вещей, тем более что минувшие неприятности были далеко позади. Даже ремонт как будто протекал без особых проблем, пусть даже медленно и дорого. Легкость, с которой оба приспособились к новой жизни, не удивила их. Главное, чего оба не ожидали, так это того, что жизнь в браке настолько отличается от периода помолвки.

После короткого медового месяца на мысе Гаттерас, когда по утрам они лениво нежились в постели, а вечерами долго гуляли по песчаному пляжу, Джереми и Лекси вернулись в Бун-Крик, забрали вещи из «Гринлиф коттеджес» и перебрались в бунгало. Джереми оборудовал себе кабинет в комнате для гостей, но вместо работы большую часть времени занимался тем, что приводил дом в порядок и ожидал потенциальных покупателей. Он подстриг газон, посадил вокруг деревьев гвоздики, подровнял изгороди, выкрасил крыльцо и перетащил часть барахла в сарай за домом Дорис. Учитывая тот факт, что посмотреть бунгало заходили лишь два-три человека в неделю, а финансы нуждались в пополнении, Джереми и Лекси старались, чтобы дом выглядел как можно лучше. Не считая этого, жизнь в Бун-Крике текла как обычно. Мэр Геркин готовился к летнему фестивалю, Джед опять погрузился в молчание, Родни и Рейчел официально встречались и выглядели куда счастливее.

Впрочем, к некоторым проблемам еще нужно было привыкать. Например, вступив в брак, Джереми задумался, нравится ли ему обниматься. Лекси, казалось, была готова обниматься постоянно, а Джереми подумывал о некоторых более приятных формах близости. Но он хотел, чтобы она была счастлива. Что это значит? Должны ли они обниматься каждую ночь? Как долго? Как именно? Можно ли задремать рядом с Лекси? Джереми отчаянно пытался выяснить нюансы ее желаний, не задавая лишних вопросов.

Потом, температура в спальне. Джереми включал вентилятор и кондиционер, а Лекси всегда мерзла. Когда на улице было двадцать восемь градусов и влажно, так что окна и стены делались теплыми на ощупь, Джереми устанавливал термостат на девятнадцати градусах, ложился спать в одних трусах и лежал, покрытый потом, без одеяла. Лекси выходила из ванной, устанавливала термостат на отметке двадцать четыре, накрывалась двумя одеялами, натянув их до ушей, и дрожала так, будто только что пересекла арктическую тундру.

— Почему так холодно? — спрашивала она, согревшись.

— Потому что я весь взмок, — отвечал Джереми.

— Здесь же мороз!

По крайней мере они сходились во взглядах, когда дело касалось секса, радовался Джереми. В первое время после свадьбы Лекси неизменно была в подходящем настроении, что, по мнению Джереми, отражало истинную сущность медового месяца. Слова «нет» в ее словаре не существовало, и Джереми приписывал это тому, что она наконец расслабилась — во-первых, они официально стали парой, а во-вторых, Лекси не могла перед ним устоять. Ощущения настолько опьяняли его, что днем Джереми грезил о ней, пока возился в доме. Он рисовал себе нежные формы жены, вспоминал, как она прикасается к его обнаженному телу, как приятно ее дыхание и как соблазнительны волосы, когда он пропускает их между пальцев. Лекси возвращалась с работы, и Джереми готов был сделать что угодно за один-единственный поцелуй. За ужином он смотрел на ее губы, пока она ела, и ждал своего шанса. Лекси никогда не отвергала мужа. Он мог быть в поту и в грязи после возни в саду, и все равно, оказавшись в спальне, они немедленно принимались освобождаться от одежд.

Потом все внезапно изменилось. День начался как обычно, а к вечеру нежную, добрую Лекси, которую он знал, как будто подменили хмурым двойником. Джереми хорошо запомнил дату, когда впервые получил отказ. Это случилось семнадцатого июня, и он полдня то убеждал себя, что невелика беда, то удивлялся, не сделал ли что-нибудь неправильно. Вечером ситуация повторилась, и так продолжалось в течение восьми дней. Джереми делал шаг навстречу, Лекси говорила, что устала или не в духе, и он лежал рядом с ней сердитый и недоумевающий. Как будто он вдруг превратился из мужа в приятеля, с которым можно обняться, а потом уснуть в комнате, жаркой, как печка.

— Ты сегодня как будто встал не с той ноги, — заметила однажды утром Лекси.

— Я не выспался.

— Плохие сны? — обеспокоенно спросила она.

Несмотря на растрепанные волосы и длинную пижаму, Лекси была очень соблазнительна. Джереми не знал, сердиться на нее или испытывать стыд оттого, что каждый раз при виде жены он думает о сексе. Он знал, что это опасная привычка: первые недели протекали именно так, как ему и хотелось, но Лекси, видимо, была другого мнения. Но если Джереми чему-то и научился в первом браке, так это тому, что не стоит жаловаться на нерегулярный секс. Мужчины и женщины разные. Женщины хотят иногда, а мужчины всегда. Это серьезно. При удачном стечении обстоятельств пара приходит к разумному компромиссу, который пусть и не удовлетворяет полностью, но по крайней мере приемлем для обоих. Джереми понимал, что будет выглядеть нытиком, если вздумает пожаловаться на чересчур короткий медовый месяц, которому бы продолжаться еще этак лет пятьдесят.

— Не знаю, — наконец ответил он.

Его недоумение усугублялось еще и тем, что в течение дня Лекси вела себя как обычно. Они читали газету и делились новостями; он шел вслед за ней в ванную, пока она собиралась на работу, и там они продолжали болтать.

Днем Джереми старался не думать о проблемах.

Но каждый вечер он забирался в постель и готовился к очередному отказу, старательно убеждая себя, что это его не волнует. Разумеется, сначала он демонстративно устанавливал термостат на девятнадцати градусах. По мере того как шло время, Джереми испытывал все большее разочарование и неловкость. Однажды вечером они вместе посмотрели телевизор, потом выключили свет, Джереми немного повозился с Лекси и отодвинулся на край кровати, чтобы остыть. Он почувствовал, как она взяла его за руку.

— Спокойной ночи, — ласково сказала Лекси, щекоча ему ладонь большим пальцем.

Джереми не ответил; когда он проснулся наутро, Лекси показалась ему рассерженной. Он последовал за ней в ванную; они вместе почистили зубы, а потом она наконец взглянула на него.

— Что это на тебя нашло вчера? — поинтересовалась она.

— О чем ты?

— Я была не прочь, а ты взял и заснул.

— Откуда мне было знать?

— Я ведь взяла тебя за руку.

Джереми хлопнул глазами. Так это был намек?

— Прости, — ответил он. — Я не понял.

— Ничего страшного, — ответила она и покачала головой.

Когда Лекси ушла на кухню, Джереми решил, что в следующий раз не забудет об этой ее причуде. Два дня спустя, когда она, лежа в постели, снова потянулась за его рукой, Джереми быстро перекатился к ней и попытался поцеловать.

— Что ты делаешь? — спросила Лекси, отстраняясь.

— Ты ведь взяла меня за руку.

— И что?

— В последний раз, когда так случилось, это значило, что ты не прочь.

— Да, но в тот раз я гладила твою ладонь большим пальцем, — возразила Лекси. — Помнишь? А сегодня — нет.

Джереми тяжело задумался.

— Значит, сегодня тыне в настроении?

— Кажется, нет. Ты не против?

Он попытался подавить вздох разочарования.

— Никаких проблем.

— Может быть, обнимешь меня на сон грядущий?

Джереми ответил не сразу:

— Хорошо.

И лишь на следующее утро все стало окончательно ясно. Он проснулся и увидел, что Лекси сидит на кушетке — точнее, полулежит — в пижаме, задранной до груди. Свет ночника был направлен на ее живот.

— Что ты делаешь? — спросил Джереми, заложив руку за голову.

— Иди сюда, быстро, — потребовала она. — Сядь рядом. Джереми уселся на кушетке, и Лекси указала на свой живот.

— Сиди и смотри. Только очень внимательно, тогда увидишь.

Джереми сделал, как ему было велено, и внезапно на животе Лекси сама собой появилась маленькая выпуклость. Она возникла и исчезла так быстро, что он даже не понял, что случилось.

— Ты видел? — воскликнула Лекси.

— Кажется, да. Что это?

— Наша девочка. Она брыкается. В последнее время она частенько двигалась, но сегодня я окончательно убедилась.

Выпуклость снова появилась.

— Вижу! — крикнул Джереми. — Это она?

Лекси восхищенно кивнула.

— Она все утро шевелилась, но я не хотела тебя будить, поэтому и перебралась сюда, чтобы рассмотреть получше. Правда ведь, чудо?

— Потрясающе, — сказал Джереми, не отрывая взгляда от ее живота.

— Дай руку.

Лекси положила его ладонь на свой живот. Через несколько секунд Джереми ощутил легкий толчок и улыбнулся.

— Тебе больно?

— Нет, — сказала Лекси. — Просто немного давит. Трудно описать. Но это чудесно.

В мягком желтом свете лампы она была прекрасна. Когда Лекси взглянула на него, глаза у нее сияли.

— Кажется, это стоит всех мучений.

— И всегда стоило.

— Прости, что мы с тобой в последнее время мало развлекались, но две недели меня мутило по утрам. Странно, потому что до сих пор я чувствовала себя нормально. Я боялась, что меня вырвет, когда мы будем заниматься сексом. Теперь по крайней мере знаю, в чем причина.

— Ничего страшного, — ответил Джереми. — В общем, я особо не переживал.

— Ну да, конечно. Особенно судя по твоему мрачному виду.

— Правда?

Она кивнула.

— Ты крутился и переворачивался. А иногда вздыхал. Это очевидно. Но теперь меня уже не тошнит.

— Нет?

— Я чувствую себя так же, как и сразу после свадьбы.

— Неужели?

Лекси вновь кивнула, игриво глядя на мужа.

Если и была какая-то проблема в первые месяцы их совместной жизни, так это работа. В конце июля Джереми отослал своему редактору в Нью-Йорк еще одну из заранее написанных статей. Последнюю. Начался обратный отсчет. У него оставалось четыре недели, чтобы написать что-нибудь новое.

И по-прежнему он садился за компьютер, но не мог ничего сочинить.

В августе настала столь безжалостная жара, о которой Джереми только слышал, но которой никогда прежде не испытывал. Хотя в Нью-Йорке летом душно и жарких дней там тоже хватает, их можно пережить, заперевшись дома и включив кондиционер. Бун-Крик, напротив, был городом уличных развлечений, и на время летнего фестиваля все люди покинули свои жилища.

Как и предсказывал Геркин, на праздник съехались тысячи гостей со всей восточной оконечности штата. Улицы, переполненные народом, были заставлены десятками палаток, в которых продавали все что угодно, от сандвичей до креветок на палочке. Возле реки открылись аттракционы, и дети ждали своей очереди покататься на горках и скрипучем колесе обозрения. Бумажная фабрика на противоположном берегу предоставила несколько тысяч деревянных чурбачков — квадратных, круглых, треугольных и так далее, — и дети часами строили из них замки.

Главной приманкой для толпы был астронавт, он часами раздавал автографы. Геркин тем временем со сверхъестественным старанием обыгрывал космическую тему — призы представляли собой игрушечные спутники, ракеты и планеты. Каким-то чудом он уговорил компанию «Лего» пожертвовать тысячу наборов, так что дети с удовольствием собирали собственные шаттлы. Вся эта деятельность разворачивалась под огромным навесом и привлекала даже взрослых, поскольку тент был единственным укрытием от солнца.

Джереми взмок в первые же несколько минут, а Лекси, уже на шестом месяце беременности, чувствовала себя совсем несчастной. Хотя живот у нее был не так уж велик, она отчаянно выставляла его напоказ, и соседки, не знавшие о ее беременности вплоть до самого праздника, теперь не скрывали своего удивления. Сначала каждая вскидывала брови, а потом шумно выражала восторг.

Лекси храбро делала вид, что прекрасно себя чувствует, и предлагала Джереми пробыть на празднике столько времени, сколько ему захочется. Разглядывая пунцовые щеки жены, тот покачал головой и сказал, что уже видел достаточно. Он предложил провести остаток выходных подальше от толпы. Наскоро собрав вещи, они отправились в Бакстон. Поскольку еще не похолодало всерьез, океанский бриз и вода стали для них сущим благословением. Вернувшись в Бун-Крик, Джереми и Лекси узнали, что Родни и Рейчел обручились. Каким-то образом они справились со своими проблемами, и два дня спустя та попросила Лекси быть у нее подружкой на свадьбе.

Ремонт тоже продвигался. Основные работы уже закончились, кухня и ванная сверкали как новенькие, требовалось лишь нанести последние штрихи, которые превратили бы особнячок в настоящий дом. Лекси и Джереми собирались переехать в конце месяца. Это был отличный расчет, поскольку некая пожилая пара из Виргинии буквально только что предложила купить бунгало и собиралась вступить во владение как можно скорее.

Несмотря на писательский кризис, жизнь Джереми наладилась. Иногда он вспоминал размолвки, которые они с Лекси пережили до брака, и видел, что испытания лишь крепче связали их. Когда он смотрел на жену, то понимал, что она дорога ему как никто. Джереми не знал, да и не мог знать, что нелегкие дни еще впереди.

Глава 16

— Мы до сих пор не выбрали имя ребенку, — сказала Лекси.

Был вечер в начале августа. Лекси и Джереми сидели на веранде нового дома. Хотя они еще не переехали окончательно, но рабочие ушли вечером, и можно было полюбоваться на реку. Спокойная гладь воды походила на зеркало, и казалось, что кипарисы на противоположном берегу стоят верхушками вниз.

— Я решил предоставить это тебе, — сказал Джереми. Он обмахивался журналом — взял, чтобы почитать, а потом понял, что жарким летним вечером можно найти куда лучшее применение для «Спортс иллюстрейтед».

— Это же наш ребенок. Я хочу знать твое мнение.

— Я уже говорил, но тебе не понравилось.

— Я не собираюсь называть нашу дочь Мисти.

— Мисти Марш? Почему бы и нет?

Джереми предложил это имя неделю назад, полушутя. Лекси так возмутилась, что с тех пор он ее поддразнивал.

— Исключено. — Лекси, в шортах и просторной футболке, раскраснелась от жары. Ноги у нее начали отекать, поэтому Джереми притащил старое ведро, на которое жена могла их положить.

— Тебе не кажется, что «Мисти» хорошо звучит?

— Ее будут дразнить. Все равно что назвать ребенка Шнелли Марш или как-нибудь в этом роде.

— Я приберегу это имя дли ее брата.

Лекси засмеялась:

— Да уж, он будет по гроб жизни нам благодарен. Я серьезно, неужели у тебя нет никаких идей?

— Нет. Я же сказал — придумывай что хочешь.

— В том-то и проблема. Не могу решить.

— Ты же скупила все сборники детских имен. У тебя огромный выбор.

— Я хочу, чтобы имя подходило.

— В том-то все и дело. Не важно, что мы выберем — прямо сейчас ей ничего не подойдет. Ни один младенец не выглядит как Синди или Дженнифер, все они похожи на гадкого утенка.

— Неправда, дети очень милы.

— Все одинаковые.

— Нет. Предупреждаю заранее, я крайне разочаруюсь, если в яслях ты спутаешь нашу дочь с другой девочкой.

— Зря беспокоишься, там же будут карточки с именами.

— Ха-ха. Все равно ты должен знать, как она выглядит.

— Она будет самой красивой девочкой в истории Северной Каролины. Фотографы со всего света будут толпиться вокруг и говорить: «Как хорошо, что у нее папины ушки».

Лекси снова засмеялась:

— И ямочки.

— Да. Спасибо, что напомнила.

Она взяла Джереми за руку.

— Волнуешься насчет завтра?

— Не могу дождаться. Конечно, первая сонограмма — это всегда волнующе, но вдобавок… теперь мы ее увидим.

— Хорошо, что ты идешь со мной.

— Шутишь?! Я бы в жизни такое не пропустил. Сонограмма — самое приятное во всем этом. Надеюсь, врач распечатает снимок, чтобы я мог похвастаться перед приятелями.

— Какими приятелями?

— А я тебе не говорил? Перед Джедом, конечно. Да Боже мой, он меня просто ни на минуту не оставляет в покое, то и дело звонит, чтобы потрепаться.

— По-моему, ты перегрелся на солнце. В последний раз ты жаловался, что Джед по-прежнему не говорит тебе ни слова.

— Ах да. Все равно. Я хочу фотографию нашей дочери. Наконец я увижу, какая она красавица.

Лекси изогнула бровь.

— Значит, ты теперь уверен, что это девочка?

— Полагаю, ты меня убедила.

— А как насчет способностей Дорис?

— Я по-прежнему утверждаю, что при раскладке «пятьдесят на пятьдесят» Дорис угадала правильно. Повезти могло любому.

— Все еще не веришь, да?

— Я скептик.

— Ты мужчина моей мечты.

— Правильно. — Джереми кивнул. — Вспоминай об этом почаще.

Лекси заерзала, как будто ей вдруг стало неудобно, и поморщилась.

— А что ты думаешь о свадьбе Родни и Рейчел?

— Что ж, брак — это хорошо. Прекрасный общественный институт.

— Прекрати. Тебе не кажется, что они торопятся?

— Кто мы такие, чтобы так говорить? Я сделал тебе предложение через несколько недель после знакомства, а Родни знает Рейчел с детства. Скорее, они должны задаться этим вопросом, а не мы.

— Я не сомневаюсь, что они задаются, но…

— Подожди, — перебил Джереми. — Думаешь, они обсуждают нас?

— Уверена. О нас многие говорят.

— Правда?

— Ну да, — сказала Лекси, как будто ответ был очевиден. — Бун-Крик — маленький город. Мы все обсуждаем всех. Выясняем, как у них дела, спорим, правы они или нет, и решаем чужие проблемы, заперевшись в четырех стенах. Разумеется, никто не признается, но все здесь этим занимаются. Своего рода образ жизни.

Джереми помолчал.

—Ты думаешь, где-нибудь прямо сейчас сплетничают о нас?

— Конечно. — Она пожала плечами. — Одни утверждают, что мы поженились, поскольку я забеременела. Другие говорят, что ты не задержишься в Бун-Крике надолго. Третьи удивляются, как это мы позволили себе покупку дома, будучи по уши в долгах, в отличие от некоторых. Да, люди болтают и, полагаю, прекрасно проводят время.

— И тебя это не раздражает?

— Нет. А почему это должно раздражать? Все равно люди не признаются, а при следующей встрече будут милы и любезны, так что мы никогда ничего не узнаем. Кроме того, мы ведь тоже сплетничаем. Например, о Родни и Рейчел. Итак, тебе не кажется, что они слегка торопятся?

Вечером в постели оба читали. Джереми наконец добрался до «Спортс иллюстрейтед» и погрузился в чтение статьи о женском волейболе, когда Лекси вдруг отложила книжку.

— Ты думаешь о будущем? — спросила она.

— Конечно, — ответил Джереми, глядя поверх журнала. — Как и все.

— И каким, по-твоему, оно будет?

— Для нас? Или для всего человечества?

— Я серьезно.

— И я тоже. Ведь это вопрос, который выходит на самые разнообразные темы. Мы можем поговорить о глобальном потеплении или, наоборот, похолодании, в связи с судьбой человеческой цивилизации. Или о том, существует ли Бог, и как будут судить людей, когда их призовут на небеса, в связи с чем земная жизнь слегка обесценивается. Может быть, ты имела в виду экономику и ее влияние на наше будущее. Или то, куда приведет нас следующий президент — к процветанию или ничтожеству. Или…

Лекси взяла его за руку.

— Ты всегда будешь таким?

— Каким?

— Вот таким. Педантом. Буквалистом. Я не собираюсь завязывать глубокий философский спор. Я просто спросила.

— Уверен, мы будем счастливы, — ответил Джереми. — Я не представляю жизни без тебя.

Лекси стиснула его руку как бы в знак согласия.

— Я тоже так думаю. Но иногда…

Джереми взглянул на нее.

— Что?

— Гадаю, какие из нас получатся родители. Порой мне страшно.

— Мы отлично справимся, — улыбнулся Джереми. — Из тебя выйдет прекрасная мать.

— Откуда нам знать? А если наша дочь превратится в агрессивного подростка, который будет одеваться в черное, употреблять наркотики и спать со всеми подряд?

— Не превратится.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, — возразил Джереми. — Она вырастет хорошей девушкой. Разве может быть иначе, если ты — ее мама?

— По-твоему, все очень просто, но ты ошибаешься. Дети — тоже люди. Они подрастают и начинают принимать собственные решения. И ты ничего не можешь поделать.

— Многое зависит от воспитания…

— Да, но иногда, как бы ты ни старался, все идет прахом. Мы можем учить ее игре на фортепиано, записать в спортивную секцию, водить каждое воскресенье в церковь, отправить в школу бальных танцев, где ей привьют хорошие манеры. Она может буквально купаться в нашей любви, но как только станет подростком… в некоторых случаях ничего нельзя поделать. С тобой или без тебя, в конце концов дети становятся именно такими, какими им предназначено быть.

Джереми задумался, потом притянул Лекси к себе.

— Тебя это действительно тревожит?

— Нет. Но я думаю об этом. А ты?

— Честно говоря, нет. Ты сама сказала, дети становятся такими, какими им предназначено быть. Родители могут лишь по мере сил направить их в нужную сторону.

— А если этого мало?

— С нашей дочкой все будет в порядке, — сказал Джереми.

— Почему ты так уверен?

— Я знаю тебя. Верю в тебя. Ты будешь фантастической матерью. Не забывай, я писал статьи о соотношении природы и воспитания. И то и другое важно, но в большинстве случаев среда определяет поведение ребенка в будущем куда вернее, чем генетика.

— Но…

— Мы постараемся. Я уверен, с девочкой все будет в порядке.

Лекси задумалась.

— Ты действительно писал статьи о воспитании?

— И не только. Когда-то я проводил настоящее исследование и знаю, о чем говорю.

Она улыбнулась:

— Ты не глуп.

— Ну…

— Не знаю, как насчет твоих выводов, но ты говоришь разумно. И мне все равно, прав ты или нет. Просто это именно то, что я хотела услышать.

— Вот сердце ребенка, прямо здесь. — Врач показывал расплывчатую картинку на мониторе. — А это — легкие, позвоночник.

Джереми взял Лекси, лежавшую на смотровом столе, за руку. Они находились в вашингтонской гинекологической клинике. Джереми здесь не особенно понравилось. Разумеется, ему очень хотелось еще разок увидеть ребенка (первые снимки висели дома, на холодильнике), но Лекси, которая лежала на столе с раздвинутыми ногами… Короче говоря, Джереми чувствовал себя человеком, который вторгается в некий весьма интимный процесс.

Разумеется, доктор Эндрю Соммерс — высокий, элегантный, с волнистыми темными волосами — по мере сил держался так, как будто всего лишь щупал Лекси пульс, и та охотно подыгрывала. Пока доктор Соммерс проверял и трогал, они поболтали о недавней жаре, о лесных пожарах в Вайоминге и о том, что доктор мечтает поужинать в «Гербсе», который ему то и дело нахваливали пациенты. Время от времени он вкраплял в разговор привычные вопросы — например, чувствует ли она головокружение или тошноту? Лекси отвечала так легко, как будто они беседовали за ленчем.

Джереми, сидевшему у изголовья, ситуация казалась нереальной. Да, мистер Соммерс — врач. Джереми не сомневался, что он смотрит десятки пациенток каждый день, но все-таки изо всех сил старался не замечать, что врач делает с его женой. Видимо, Лекси к этому привыкла, но Джереми сейчас от души радовался, что он мужчина.

Когда врач ушел, Джереми и Лекси несколько минут в одиночестве ждали медсестру. Та пришла, приказала Лекси задрать блузку и выдавила на выпяченный живот немного геля. Лекси охнула.

— Простите, мне следовало предупредить, что будет холодно. Давайте посмотрим, как там дела у малыша.

Сестра надавливала на живот то сильнее, то слабее и одновременно объясняла то, что видит, расшифровывая сонограмму для Джереми и Лекси.

— Вы уверены, что это девочка? — спросил Джереми. Хотя в последний раз он в этом убедился, ему с трудом удавалось разобрать на картинке хоть что-нибудь.

— Абсолютно. — Медсестра указала на экран. — Вот отсюда хорошо видно. Посмотрите сами.

Джереми прищурился.

— И что там такое?

— Вот попка, а вот ножки. Она как будто нам позирует…

— Я ничего не вижу.

— Вот именно. Следовательно, это девочка.

Лекси засмеялась, и Джереми склонился к ней.

— Поздоровайся с Мисти, — шепнул он.

— Ш-ш! Я пытаюсь наслаждаться процессом, — ответила она, стискивая ему руку.

— Отлично, теперь я кое-что измерю, чтобы удостовериться, что ребенок развивается правильно.

Медсестра нажала несколько кнопок. Джереми вспомнил, что в последний раз было то же самое.

— Развитие идет нормально, — сообщила она. — Здесь сказано, что ребенок должен родиться девятнадцатого октября.

— Все в порядке? — уточнил Джереми.

— Кажется, да, — сказала сестра. Она принялась измерять сердце и объем бедер и вдруг замерла. Вместо того чтобы нажать на кнопку, она сосредоточилась на какой-то белой полоске, которая тянулась к ребенку и больше смахивала на помехи или трещину на экране. Сестра слегка нахмурилась, а потом быстро начала перемещать движок, то и дело останавливаясь, чтобы рассмотреть загадочный объект. Судя по всему, она изучала ребенка со всех ракурсов.

— Что вы делаете? — спросил Джереми. Сестра, казалось, была в глубокой задумчивости.

— Кое-что проверяю, — пробормотала она, продолжая рассматривать картинку, потом покачала головой и снова занялась странной волнистой полоской. Изображения ребенка то появлялись, то исчезали.

— Что там? — требовательно спросил Джереми. Сестра, не отрывая глаз от экрана, тяжело вздохнула. Голос у нее был на удивление спокойный.

— Возможно, доктор захочет посмотреть…

— На что?

— Разрешите мне пригласить доктора Соммерса, — заявила она, вставая. — Полагаю, он сможет сказать вам больше, чем я. Подождите, пожалуйста, я скоро вернусь.

Лекси, заслышав размеренный звук ее голоса, страшно побледнела. Джереми почувствовал, как жена снова стискивает ему руку, на сей раз сильнее. В его сознании пронеслись несколько ужасающих образов: он прекрасно понял, что имела в виду сестра. Она увидела нечто необычное, странное… плохое. Время как будто остановилось; Джереми перебирал в уме варианты и пытался угадать, что означает эта нечеткая линия.

— В чем дело? — шепнула Лекси.

— Не знаю, — ответил Джереми.

— С ребенком что-то не так?

— Она этого не сказала. — Джереми пытался успокоить и себя, и ее. Он сглотнул: во рту вдруг все пересохло. — Я уверен, какие-нибудь пустяки.

Лекси, казалось, была готова заплакать.

— И зачем она пошла за врачом?

— Наверное, так положено, если она что-нибудь видит на экране.

— Но что она увидела? — умоляюще спросила Лекси. — Я ничего не вижу!

Джереми задумался.

— Понятия не имею…

Не зная, что еще можно сделать, он придвинулся ближе вместе со стулом.

— Мы знаем, что у девочки правильно бьется сердце и что она растет. Наверное, сестра сказала бы раньше, если бы с ребенком что-то было не так.

— Ты видел ее лицо? По-моему, она… испугалась. Джереми промолчал. Просто уставился в стену. Хотя Лекси была рядом, Джереми вдруг ощутил себя одиноким.

Вскоре сестра вернулась с врачом, на их лицах застыли натянутые улыбки. Сестра села, доктор Соммерс встал за ее спиной. Ни Джереми, ни Лекси не знали, что сказать. В тишине Джереми слышал собственное дыхание.

— Посмотрим… — произнес доктор Соммерс.

Сестра добавила немного геля; когда прибор коснулся живота Лекси, на экране вновь появился ребенок. Сестра указала где-то рядом с ним.

— Видите?

Врач подался вперед, Джереми тоже. Он снова увидел волнистую белую линию. Теперь он заметил, что она как будто отходит от стенок, окружающих ребенка.

— Вот. Врач кивнул.

— Она примыкает?

На экране замелькали разные ракурсы. Сестра покачала головой.

— Незаметно, чтобы примыкала. Кажется, я везде проверила.

— Давайте проверим еще раз, — предложил врач. — Позвольте, я сам этим займусь…

Он сел на ее место и принялся в молчании смотреть на экран. Видимо, он хуже владел прибором, потому что картинки возникали медленнее. Как и сестра, доктор Соммерс подался вперед; долгое время царила тишина.

— Что это? — дрожащим голосом спросила Лекси. — Что вы ищете?

Врач взглянул на сестру, и та тихо вышла. Когда они остались одни, он указал на белую полоску.

— Видите? — спросил он. — Это называется амниотическая перетяжка. Я проверяю, не примыкает ли она к телу ребенка. Такое бывает обычно в районе конечностей. Но по-моему, она нигде не примыкает, и слава Богу.

— Что значит «перетяжка»? Какой от нее вред? — спросил Джереми.

Врач вздохнул:

— Эта перетяжка состоит из того же волокнистого материала, что и амнион — мешок, в котором находится ребенок. Видите? — Он провел пальцем сначала по мешку, потом по перетяжке. — Один ее конец прикреплен к амниону, а другой свободен. Этот свободный конец может прилепиться к плоду. В таком случае ребенок родится с синдромом амниотических перетяжек.

Врач помолчал, потом заговорил снова — с подчеркнутым бесстрастием.

— Буду предельно честен: если это произойдет, то высок шанс возникновения аномалий. Я знаю, как тяжело это слышать, но именно поэтому мы и занимаемся обследованием плода. Хотим быть уверены, что перетяжка не примыкает к телу ребенка.

Джереми затаил дыхание. Углом глаза он видел, как Лекси прикусила губу.

— А она может примкнуть? — спросил он.

— Никто не знает. Сейчас свободный конец перетяжки плавает в амниотической жидкости. Плод еще довольно мал. Когда ребенок подрастет, угроза примыкания увеличится, но подлинный синдром амниотических перетяжек случается редко.

— А какого рода аномалии бывают? — прошептала Лекси.

Врач явно не хотел отвечать на этот вопрос.

— Повторяю, все зависит от того, в каком месте примыкает перетяжка. Если синдром подлинный, последствия могут быть серьезными.

— Насколько серьезными?

Доктор Соммерс вздохнул:

— Если перетяжка примкнет к конечностям, ребенок может родиться без руки, или без ноги, или с деформированной стопой, или со сросшимися пальцами — это называется синдактилия. Если перетяжка примыкает в другом месте, может быть еще хуже.

Джереми ощутил тошноту.

— И что теперь? — спросил он. — С Лекси все будет в порядке?

— Да. Синдром амниотических перетяжек никак не отражается на матери. И мы ничего не можем сделать — только ждать. Нет никаких причин соблюдать постельный режим или что-то в этом духе. Я бы порекомендовал ультразвуковое исследование, чтобы получить более четкую картинку, но опять-таки мы будем высматривать лишь, не примыкает ли перетяжка к плоду. А я не вижу, чтобы она примыкала. Нужно проводить обследования регулярно — каждые две-три недели.

— Как это произошло?

— Вне зависимости от вас. Сейчас с вашим ребенком все в порядке. Девочка хорошо растет, у нее стабильный сердечный ритм, мозг также развивается нормально. Никаких проблем.

В тишине Джереми слышал ровный, монотонный гул аппарата.

— Вы сказали, может быть еще хуже, если перетяжка где-нибудь примкнет, — сказал он.

Врач заерзал.

— Да, — признал он. — Хотя это маловероятно.

— Насколько хуже?

Доктор Соммерс переложил папку с места на место, как будто в размышлении.

— Если перетяжка обовьется вокруг пуповины, — наконец сказал он, — вы можете потерять ребенка.

Глава 17

Потерять ребенка.

Как только врач вышел, Лекси зарыдала; все, что мог сделать Джереми, — это держать собственные эмоции под контролем. Он разговаривал на автопилоте, снова и снова напоминая жене, что пока с ребенком все в порядке, и, возможно, так будет и впредь. Но его слова не успокаивали Лекси, а расстраивали еще сильнее. Плечи у нее вздрагивали, руки тряслись; когда она наконец успокоилась, рубашка Джереми намокла от ее слез.

Лекси одевалась молча. Слышалось только прерывистое дыхание, будто она изо всех сил сдерживала слезы. Кабинет казался нестерпимо тесным, словно из него выкачали весь кислород, Джереми с трудом держался на ногах. Когда он увидел, как Лекси застегивает блузку на своем округлившемся животе, ему пришлось опереться о стену, чтобы не упасть.

Страх душил и ошеломлял, стерильность помещения казалась неестественной. Такого не могло случиться. Это нелепо. Предыдущие осмотры ничего не выявили. С тех пор как Лекси узнала о своей беременности, она позволяла себе максимум чашку кофе. Она сильная и здоровая, она достаточно спит. Но что-то пошло не так. Джереми воображал себе перетяжку, плавающую в околоплодной жидкости и похожую на щупальце ядовитой медузы, которая выжидает, таится и готовится атаковать.

Может быть, Лекси лучше лечь и не двигаться — тогда щупальце не доберется до ребенка? Или, наоборот, надо ходить и действовать как обычно, раз уж малышке пока ничто не грозит? Что делать, чтобы у ребенка было больше шансов на удачу? Воздуха в комнате почти не осталось, Джереми сходил с ума от страха.

Девочка может погибнуть. Возможно, их единственный ребенок.

Джереми мечтал уйти отсюда и никогда не возвращаться, но в то же время ему хотелось остаться и еще раз поговорить с доктором Соммерсом, чтобы удостовериться, что он все понял правильно. Нужно рассказать матери, братьям, отцу, выплакаться… Не нужно никому рассказывать, надо стоически нести свою ношу. Джереми молился, чтобы с ребенком все было в порядке. Он повторял это снова и снова, как будто наказывал малышке держаться подальше от щу-пальца. Когда Лекси потянулась за сумочкой, Джереми увидел заплаканные глаза жены, и у него сжалось сердце. Этого не должно было случиться. Их ждал хороший день. Счастливый день. Но вся радость испарилась, и завтра будет только тяжелее. Ребенок подрастет, и щупальце подберется ближе. И с каждым днем опасность будет возрастать.

Медсестра сидела в коридоре, погрузившись в какие-то бумаги, когда Джереми и Лекси шли в кабинет врача. Они устроились за столом, и доктор Соммерс показал им распечатки обследования. Он повторил про амниотическую перетяжку и объяснил, что часто приходится повторять одно и то же дважды: из-за шока люди не понимают с первого раза. Доктор Соммерс подчеркнул, что ребенок развивается нормально и что перетяжка вряд ли примкнет. Это хорошие новости. Но Джереми думал лишь о щупальце, которое плавало где-то внутри его жены, то подбираясь ближе к ребенку, то вновь сворачивая в сторону. Риск, смертельная игра в пятнашки. Девочка растет, становится больше, заполняет амнион. Разве перетяжка сможет плавать свободно?

— Я знаю, как тяжело это слышать, — повторил врач.

Нет, не знаешь, подумал Джереми. Это не твой ребенок, не твоя малышка. Дочка доктора Соммерса, с мячиком в обнимку, улыбалась с фотографии на столе. С ней все в порядке. Нет, он не знает. Не может знать.

На улице Лекси снова расплакалась, и Джереми крепко прижал ее к себе. По пути домой они молчали. Впоследствии Джереми с трудом мог припомнить эту поездку. Дома он сразу включил Интернет и принялся читать про синдром амниотических перетяжек. Он видел фотографии сросшихся пальцев, искривленных ножек, культяпок. К чему он не был готов, так это к зрелищу уродств, из-за которых дети теряли человеческий облик. Джереми читал про позвоночные и кишечные аномалии в тех случаях, когда перетяжка примыкает к телу. Он выключил компьютер, пошел в ванную и подставил лицо под холодную воду, решив не говорить Лекси о том, что видел.

Лекси позвонила Дорис, как только они вернулись домой, и теперь обе сидели в гостиной. Лекси расплакалась в первый раз, когда бабушка пришла, и во второй — когда они устроились на кушетке. Дорис тоже начала плакать, пусть даже она уверяла, что с ребенком все будет в порядке, что Бог их благословил и что нельзя терять веру. Лекси попросила ее никому не говорить, и та пообещала. Джереми тоже не сказал родным. Он знал, как отреагирует мать, каким тоном начнет говорить по телефону и сколько последует звонков. Пусть даже она будет считать, что поддерживает сына, ситуация получится обратная. Он не справится. Немыслимо поддерживать кого-то прямо сейчас, даже мать. Особенно мать. Ему и так нелегко ободрять Лекси и держать собственные эмоции под контролем. Но нужно быть сильным, ради них обоих.

Вечером, когда они с Лекси легли, Джереми тщетно пытался думать о чем-нибудь другом, кроме щупальца, которое пытается ухватить ребенка.

Через три дня они отправились на ультразвуковое обследование в Университетский медицинский центр Восточной Каролины, в Гринвилл. На этот раз не было никакого радостного возбуждения, пока они регистрировались и заполняли анкеты. В приемной Лекси то и дело перекладывала сумочку со стола на колени. Она подошла к стойке с журналами и взяла один, но даже не открыла его, вернувшись на свое место. Заправила за ухо прядь волос и окинула комнату взглядом. Потом заправила другую прядь и посмотрела на часы.

Накануне Джереми, выяснил все, что мог, о синдроме амниотических перетяжек, надеясь, что знание поможет ему справиться со страхом. Но чем больше он узнавал, тем сильнее беспокоился. Ночью он метался и ворочался не только при мысли о том, что ребенок в опасности, но и о том, что это скорее всего единственная беременность Лекси. Беременность, которой могло и не быть. Иногда, приходя в крайнее отчаяние, Джереми задумывался, не мстит ли ему мироздание за то, что он стал исключением из правил. У него не должно было быть ребенка. Никогда.

Ничего этого Джереми не сказал Лекси. Как и не открыл ей всей правды о синдроме.

— Что ты прочел в Интернете? — спросила она накануне вечером.

— Примерно то же самое, что сказал врач, — ответил Джереми.

Она кивнула. В отличие от него Лекси не питала иллюзий по поводу того, что знание может уменьшить страх.

— Каждый раз, когда я двигаюсь, то боюсь навредить девочке.

— Думаю, ты не права, — сказал Джереми.

Лекси снова кивнула.

— Мне страшно, — шепнула она.

Джереми обнял ее.

— Мне тоже.

Их провели в смотровую, и Лекси задрала блузку, как только появилась медсестра. Та улыбнулась, но, несомненно, почувствовала напряженность ситуации и тут же взялась за дело.

На экране появился ребенок, и картинка была куда более четкой. Они могли различить его черты — носик, подбородок, веки, пальчики. Когда Джереми взглянул на Лекси, та до боли стиснула ему руку.

Антиотическая перетяжка — щупальце — нигде не примыкала. Оставалось еще десять недель.

— Ненавижу вот так ждать, — сказала Лекси. — Ждать, надеяться и не знать, что будет.

Именно об этом думал Джереми и не решался говорить в ее присутствии. Прошла неделя с тех пор, как они узнали об опасности и пережили эту новость. Больше действительно сделать было ничего нельзя. Жить дальше, надеяться и верить. Следующее обследование назначили через две недели.

— Все будет хорошо, — сказал Джереми. — Никто не утверждает, что перетяжка непременно примкнет.

— Почему именно я? Почему?

— Не знаю. Но все будет в порядке.

— Откуда тебе знать? Ты не можешь это гарантировать.

«Не могу», — подумал Джереми.

— Ты делаешь все, что нужно, — ответил он. — Ты здорова, правильно питаешься и следишь за собой. Я не устаю повторять себе, что, пока ты продолжаешь так делать, с ребенком будет полный порядок.

— Нечестно! — воскликнула Лекси. — Конечно, это глупо, но в газетах мне то и дело встречаются истории о девушках, которые беременеют, даже не догадываясь об этом. Или рожают абсолютно здоровых детей и бросают их. Или курят и пьют, но все у них в порядке. Это нечестно. А я даже не могу доносить ребенка спокойно. Просыпаюсь каждый день и мгновенно об этом вспоминаю, а если нет, то постоянно испытываю чувство тревоги. Потом — раз! До меня доходит, я все вспоминаю и думаю о том, что какая-то дрянь внутри меня может убить ребенка. Это я! Я сама его убиваю! Это делает мое тело, как бы я ни возражала. И ничего нельзя поделать.

— Ты не виновата, — повторил Джереми.

— А кто виноват? Ребенок? — огрызнулась она. — В чем моя ошибка?

Джереми впервые осознал, что Лекси не только испугана, но и чувствует вину. Ему стало больно при мысли об этом.

— Ты не сделала никакой ошибки.

— Но эта штука внутри меня…

—…еще не причинила никакого вреда, — мягко закончил он. — Полагаю, именно потому, что ты ведешь правильный образ жизни. С ребенком все нормально. Сейчас мы это знаем наверняка. Наша девочка прекрасно развивается.

Лекси прошептала — так тихо, что Джереми едва мог ее расслышать:

— Ты думаешь, все будет в порядке?

— Я в этом уверен.

Он лгал, но сказать ей правду не мог. Джереми знал, что иногда ложь — это самое правильное.

Джереми редко сталкивался со смертью. Зато она была постоянной спутницей его жены. Лекси не только потеряла родителей, но несколько лет назад еще и дедушку. Джереми выражал свое сочувствие и понимал, что в не силах полностью осознать, как тяжело это для Лекси. Он не знал ее в те годы и понятия не имел, как она реагировала. Зато не сомневался, как она отреагирует, если потеряет ребенка.

Что, если после очередного обследования все будет в порядке? Не важно, ведь перетяжка может примкнуть к пуповине. А вдруг это произойдет, когда начнутся роды? А если врачи запоздают на несколько минут? Да, они потеряют ребенка, и это будет горе. Но что станет с Лекси? Начнет ли она винить себя? Или Джереми, поскольку шансы забеременеть вторично практически равны нулю? О чем она подумает, когда войдет в детскую в новом доме? Сохранит ли мебель или распродаст? Усыновят ли они малыша?

Джереми не знал и не искал ответов.

Его мучило и еще кое-что. Синдром амниотических перетяжек редко заканчивается летальным исходом. Но уродства и аномалии — правило, а не исключение. Они не говорили об этом с Лекси, не хотели говорить. Речь между ними заходила преимущественно о смерти ребенка, но не о другом, более реалистичном варианте развития событий — что девочка может отличаться от других детей. Что у нее могут быть серьезные отклонения, что ей придется перенести многочисленные операции, что она будет страдать.

Джереми ненавидел себя за подобные мысли; он знал, что будет любить дочку, невзирая ни на что. Пусть ребенок родится со сросшимися пальцами, он будет заботиться о малышке, как и всякий другой отец. И все-таки, думая о ребенке, Джереми не мог отрицать, что рисует некий типичный образ: малышка в кружевном платье стоит посреди тюльпанов, плещется в бассейне, сидит с перепачканной шоколадом рожицей и широко улыбается… Джереми не представлял себе дочь с какими-либо уродствами — с заячьей губой, или без носа, или с недоразвитыми ушками. Перед его мысленным взором она всегда представала идеальной, ясноглазой. И он понимал, что Лекси видит ее точно так же.

Джереми знал, что у всех людей свои проблемы, что жизнь не бывает безмятежной. Но у одних ноша тяжелее, чем у других. Хотя эта мысль внушала ему отвращение к самому себе, Джереми порой гадал, не была бы смерть лучшим исходом для ребенка, нежели жизнь с тяжелой аномалией. Вдруг девочку ждет не просто отсутствие ноги, но нечто гораздо худшее. Дефект, который заставит ее мучиться до конца жизни, какой бы долгой она ни была. Он не мог представить ребенка, для которого боль и страдание так же естественны, как дыхание и биение сердца. Что, если именно такая судьба уготована его дочери? Было слишком страшно об этом думать, и Джереми старался изгнать подобные образы из сознания.

Тщетно.

Медленно текла очередная неделя. Лекси собиралась на работу, а Джереми даже не предпринимал попыток писать. Ему недоставало энергии на то, чтобы сосредоточиться, поэтому большую часть времени он проводил в новом доме. Ремонт подходил к концу, и он занимался уборкой. Вымыл окна изнутри и снаружи, вычистил лестницу, отодрал засохшую краску с кухонного стола. Монотонная, отупляющая работа помогала ненадолго позабыть о странах. Маляры выкрасили комнаты внизу, а в детской уже поклеили обои. Лекси купила большую часть обстановки; когда мебель доставили, Джереми потратил два дня на то, чтобы привести комнату в порядок. Дождавшись жену с работы, он отвез ее в новый дом, попросил закрыть глаза и привел в детскую.

— Теперь можешь посмотреть, — сказал он.

На мгновение исчезла тревога за ребенка. Перед ним стояла прежняя Лекси — Лекси, которая жаждала материнства, ласково улыбалась и надеялась навсегда запомнить то, что видела теперь.

— Ты это сделал сам? — негромко спросила она.

— Почти все. Пришлось попросить маляров, чтобы они помогли мне повесить занавески и жалюзи, но остальное — сам.

— Прекрасно, — шепнула Лекси и вошла в комнату.

На полу лежал коврик с изображениями утят, в углу стояла кроватка, с уже прикрепленными разноцветными амортизаторами, застеленная мягкими простынками и с подвеской, которую они купили давным-давно. Занавески были в тон коврику и маленьким полотенцам на комоде. В ящиках пеленального столика лежали подгузники, присыпки и салфетки. В мягком желтом свете ночника, поблескивая, медленно вращалась маленькая музыкальная карусель.

— Я подумал — раз уж мы скоро переезжаем, нужно поторопиться и привести детскую в порядок.

Лекси подошла к столу и взяла маленькую фарфоровую уточку.

— Это ты ее купил?

— Она гармонирует с ковриком и занавесками. Если тебе не нравится…

— Мне нравится. Просто я удивлена.

— Чему?

— Когда мы ходили за покупками, ты был не в восторге.

— Видимо, я наконец привык. И потом, просто несправедливо, что все удовольствие достается тебе одной. Как думаешь, девочке понравится?

Лекси подошла к окну и коснулась занавески.

— Обязательно понравится. Я в восторге.

— Я рад.

Она вернулась к кроватке и улыбнулась, увидев множество мягких игрушек, но ее улыбка быстро угасла. Лекси скрестила руки на груди, и Джереми понял, что страхи вернулись.

— Мы сможем переехать уже в выходные, — заметил он, не зная, что еще сказать. — Маляры говорят, можно перевозить вещи в любое время. Придется пока кое-что хранить в спальне, пока они не докрасят гостиную, но остальные комнаты готовы. Я подумал, что после детской нужно привести в порядок мой кабинет, а затем спальню. Но так или иначе, поскольку ты занята на работе, я сам этим займусь.

— Хорошо, — кивнула Лекси.

Джереми сунул руки в карманы.

— Я долго думал об имени для ребенка. Не беспокойся, это не Мисти.

Она взглянула на него, подняв бровь.

— Не знаю, как я раньше не додумался…

— И что за имя?

Он помедлил и вспомнил, как оно выглядело на странице тетради Дорис. И на могильном камне, рядом с надгробием отца Лекси. Джереми глубоко вздохнул и ощутил странное волнение.

— Клэр, — сказал он.

Выражение лица Лекси трудно было разгадать. На мгновение Джереми решил, что ошибся. Но потом жена шагнула к нему с легкой улыбкой на губах, обняла и прижалась к груди. Джереми заключил Лекси в объятия. Они стояли в детской, по-прежнему испуганные, но уже не одинокие.

— Моя мама, — шепнула она.

— Да, — ответил он. — И я не представляю себе, чтобы нашу дочь звали иначе.

Вечером Джереми молился впервые за много лет.

Хотя его воспитали католиком и он исправно посещал мессу на Рождество и на Пасху вместе с родными, Джереми редко задумывался о вере. Не то чтобы он сомневался в существовании Бога. Невзирая на скептицизм, на котором строилась его карьера, Джереми чувствовал, что вера в Бога не только естественна, но и разумна. Каким образом поддерживается порядок во Вселенной? Как развивается жизнь? Сколько-то лет назад он написал статью, в которой выразил свои сомнения насчет того, что где-то еще в космосе есть жизнь. Свою точку зрения Джереми подкрепил математическими данными. Он утверждал, что, несмотря на миллионы галактик и миллиарды звезд, шансы на то; что во Вселенной есть еще разумные существа, близки к нулю.

Это была одна из самых популярных его статей, на которую пришло множество откликов. Большинство читателей соглашались с тем, что Бог создал Вселенную, но некоторые возражали, ссылаясь на теорию большого взрыва. В следующей статье Джереми написал о большом взрыве с точки зрения мирянина, в основном упирая на то, что, согласно теории, вся материя некогда была сжата в маленьком пространстве размером не больше теннисного мяча. Потом произошел взрыв, создавший Вселенную. Джереми завершил статью вопросами: «Что на первый взгляд выглядит более вероятным? Существование Бога или то, что некогда вся материя во Вселенной, все атомы и молекулы были сжаты до размера теннисного мячика?»

И все-таки упование на Бога — вопрос веры. Даже для тех, кто, как Джереми, был сторонником теории большого взрыва, оставалось неясным происхождение пресловутого «мячика». Атеисты скажут, что он был всегда, верующие будут утверждать, что его создал Бог, и невозможно доказать, кто прав. Вот почему, думал Джереми, это и называется «верой».

Он не был готов поверить в то, что Бог способен активно вмешиваться в человеческую жизнь. Несмотря на католическое воспитание, Джереми не верил в чудеса и разоблачил не одного «чудотворца». Он не верил в Бога, который вслушивается в молитвы, отвечает на одни и пропускает мимо ушей другие, вне зависимости от того, достоин или недостоин проситель. Джереми предпочитал верить в Бога, который одарил всех людей задатками и способностями и поселил их в несовершенном мире: только так испытывается вера. Только так веру можно заслужить.

Его идеи не совпадали с догматами религии. Когда Джереми ходил на мессу, то помнил, что делает это ради матери. Иногда та угадывала его чувства и настаивала, чтобы он молился. Чаще всего Джереми говорил, что попытается, но никогда этого не делал. До сих пор.

Вечером, приведя в порядок детскую, Джереми встал на колени и попросил Бога сохранить ребенка живым и здоровым. Сложив руки, он молился в тишине и обещал стать идеальным отцом. Обещал ходить в церковь и сделать молитву частью своей повседневной жизни. Обещал прочесть Библию от корки до корки. Он молил о знаке, который показал бы ему, что молитва услышана. Но знака не было.

— Иногда я не знаю, что сказать или сделать, — признался Джереми.

Они с Дорис сидели в «Гербсе» на следующий день. Поскольку он ничего не рассказал родным, Дорис была единственной, с кем Джереми мог поделиться.

— Знаю, нужно быть сильным ради Лекси, и я держусь. Стараюсь не утратить оптимизма, говорю, что проблем не будет, делаю все возможное, чтобы она не нервничала. Но…

Он замолк, и Дорис договорила:

— Но это трудно, потому что ты испуган не меньше Лекси.

— Да, — сказал Джереми. — Простите. Я вовсе не хотел вас втягивать.

— Я уже втянута по уши, — напомнила Дорис. — И могу сказать лишь, что знаю, тебе тяжело, но ты действуешь правильно. Сейчас Лекси нуждается в твоей поддержке. Это — одна из причин, по которой она за тебя вышла. Она знает, что ты здесь ради нее. Она все время твердит мне, что ты очень ей помогаешь.

Сквозь стекло Джереми видел, как люди едят на веранде, ведут обычные разговоры, словно у них нет никаких забот. Но из его жизни все обычное исчезло.

— Я постоянно об этом думаю. Завтра у нас еще одно обследование, и мне страшно. То и дело представляю себе, что будет, если перетяжка примкнула. Представляю выражение лица медсестры. Сначала она замолчит, потом пригласит доктора… Мне становится плохо при одной мысли… Знаю, Лекси чувствует себя точно так же. Последние два дня она почти все время молчит. Чем ближе обследование, тем сильнее мы беспокоимся.

— Это нормально, — сказала Дорис.

— Я молился, — признался он.

Дорис вздохнула и взглянула на потолок, потом перевела взгляд на Джереми.

— Я тоже.

На следующий день он получил ответ. Ребенок растет, сердечный ритм сильный и регулярный, перетяжка не примкнула. Врач заявил, что это хорошие новости. Джереми и Лекси испытали прилив облегчения, но все тревоги вернулись, как только они сели в машину и вспомнили, что им предстоят еще две мучительные недели. И восемь — в итоге.

Через два дня они переехали. Мэр Геркин, Джед, Родни и Джереми погрузили мебель в фургон, Рейчел и Дорис перенесли коробки, а Лекси всеми командовала. Поскольку бунгало было маленьким, новый дом казался пустоватым, даже после того как мебель расставили по местам.

Лекси провела всех по дому; мэр Геркин немедленно предложил включить дом в программу экскурсии по историческим зданиям Бун-Крика, а Джед переставил чучело кабана ближе к окну, на видное место.

Наблюдая за Лекси и Рейчел, которые направились на кухню, Джереми заметил, что Родни задержался возле него. Мужчины посмотрели друг на друга.

— Я хочу извиниться, — сказал Родни.

— За что?

— Сам знаешь. — Он переступил с ноги на ногу. — А еще — поблагодарить за то, что вы оставили Рейчел подружкой невесты. Я уже давно хотел тебе сказать. Это было для нее очень важно.

— Для Лекси тоже.

Родни ухмыльнулся, потом вновь посерьезнел.

— У вас отличный дом. Я даже не представлял, что он может так выглядеть. Вы здорово постарались.

— Это все Лекси. Я здесь, в общем, ни при чем.

— Разумеется, при чем. И этот дом тебе подходит. Вашей семье в нем будет уютно.

Джереми сглотнул.

— Надеюсь.

— Поздравляю с малышом. Говорят, у вас девочка? Рейчел уже накупила для нее всяких тряпок. Не говори Лекси, но я подозреваю, что Рейчел собирается преподнести сюрприз.

— Уверен, Лекси будет в восторге. А тебя поздравляю с помолвкой. Рейчел — отличная девушка.

Родни взглянул на кухню, вслед Рейчел.

— Нам обоим повезло.

Джереми промолчал.

Он наконец сделал то, чего боялся уже давно и откладывал несколько недель, — позвонил редактору. Джереми сказал, что в этом месяце статьи не будет. Он пропустил срок сдачи впервые в жизни. Редактор был шокирован, разочарован. Джереми объяснил, что у жены проблемы. Редактор немедленно смягчился и спросил, нет ли, упаси Боже, какой-нибудь опасности. Джереми уклонился от прямого ответа и сказал, что не может вдаваться в подробности. Судя по тишине на другом конце провода, редактор представил себе худшее.

— Ничего страшного, — наконец сказал он. — Мы перепечатаем одну из твоих старых статей. Держу пари, читатели либо не помнят ее, либо вообще не читали. Хочешь выбрать сам или предоставишь мне?

Джереми помедлил, и редактор ответил за него:

— Ладно, я все улажу. Лучше займись женой. Сейчас это самое важное.

— Спасибо. — Редактор, хоть они с Джереми порой и ссорились, сочувствовал. — Я тебе очень признателен.

— Я могу еще чем-нибудь помочь?

— Нет. Я просто хотел предупредить.

Джереми услышал скрип и понял, что редактор откинулся на спинку кресла.

— Если ничего не напишешь через месяц, позвони. Мы снова опубликуем что-нибудь из старого. Хорошо?

— Обязательно позвоню, — ответил Джереми, — но надеюсь, что к тому времени у меня появится материал.

— Не падай духом. Это нелегко, но я уверен, что все будет в порядке.

— Спасибо.

— Кстати, мне чертовски хочется узнать, над чем ты сейчас работаешь. Скажешь, когда будешь готов. Я тебя не тороплю.

— О чем ты?

— О твоей следующей сенсации. Поскольку от тебя давно ни слуху ни духу, я делаю вывод, что ты подцепил крупную рыбку. Ты всегда уходишь в тень, когда находишь золотое дно. Я знаю, у тебя сейчас голова занята другим, но учти, люди впечатлены тем, что было с Клоузеном. И мы бы очень хотели видеть следующую твою статью у нас, нежели где-то еще. Я не прочь обсудить это с тобой. Мы готовы драться, когда речь заходит о том, чтобы опубликовать твой материал. Журналу будет польза. Кто знает — мы могли бы даже поместить анонс на обложку. Прости, что говорю об этом сейчас — я тебя не тороплю. Когда будешь готов, тогда и…

Джереми взглянул на экран и вздохнул:

— Конечно.

Хотя формально Джереми не соврал редактору, он не сказал и правды, а потому, повесив трубку, ощутил укол совести. Подсознательно он ожидал услышать, что они нашли другого автора на его место или просто выбросили эту рубрику. Не ожидал, что редактор проявит такое понимание. Оттого муки совести усилились.

Джереми даже хотелось перезвонить и признаться, что он не пишет, но здравый смысл победил. Редактор выказал сочувствие, потому что должен был это сделать. А что еще он мог сказать? «Да, жаль, что у тебя проблемы с женой и ребенком, но пойми меня правильно, срок есть срок, и я тебя уволю, если через пять минут ты не пришлешь мне материал»? Нет, редактор бы этого не сказал, особенно учитывая его последние слова — что журнал ждет возможности опубликовать следующую крупную статью Джереми. Ту, над которой он предположительно работает.

Джереми не хотел об этом думать. И не мог. Само по себе ужасно то, что он не в состоянии написать даже заметку. Зато он сделал то, что должен был. Выторговал себе еще месяц — может быть, полтора. Если и тогда он ничего не придумает, то скажет редактору правду. Придется так поступить. Нельзя быть писателем, если не можешь писать, и нет смысла притворяться.

Но что тогда он будет делать? Как платить по счетам? Как содержать семью?

Джереми не знал. И не хотел об этом думать. Ему хватало мыслей о Лекси и Клэр. Они были куда важнее, чем карьера, и Джереми знал: забота о близких заняла бы первое место, даже если бы он продолжал работать. А сейчас у него просто не осталось иного выбора.

Глава 18

Как описать следующие шесть недель? Возможно, впоследствии он вспомнит те выходные, когда они с Лекси обходили распродажи и антикварные магазины в поисках подходящих вещиц, чтобы закончить отделку дома. У Лекси оказался не только тонкий вкус, но и способность видеть, как та или иная вещь впишется в интерьер. А ее способность торговаться помогла им потратить куда меньше, чем он предполагал. В конце концов даже подарок Джеда стал выглядеть так, будто стоял в доме всегда.

Или он будет вспоминать, как наконец позвонил родителям и все выложил, а потом безудержно разрыдался, словно слишком долго сдерживал эмоции и лишь теперь получил возможность дать им волю, не обеспокоив Лекси?

Или он будет думать о бесконечных ночах, проведенных за компьютером в тщетных попытках писать, о гневе и отчаянии, которые посещали его, пока шел обратный отчет?

Нет, подумал Джереми, до конца дней он будет помнить то время как тревожную череду двухнедельных отрезков в промежутке между ультразвуковыми обследованиями.

Хотя страхи оставались прежними, первоначальный ужас слегка ослаб. Как будто включился некий спасительный ограничитель, который облегчил нестерпимо тяжелую ношу и успокоил вихрь эмоций. Включился не вдруг — постепенно, почти неощутимо, и лишь через несколько дней после очередного обследования Джереми понял, что провел большую часть суток, не сжимаясь от страха. То же самое испытала и Лекси. В течение этих шести недель они не раз устраивали себе романтические застолья, посмотрели несколько комедий в кино, запоем читали перед сном. Однако тревога по-прежнему посещала их без предупреждения — например, когда они видели детей в церкви или стали свидетелями начавшихся у женщины ложных схваток. Видимо, оба примирились с тем фактом, что ничего не могут изменить.

Бывали времена, когда Джереми гадал, стоит ли вообще беспокоиться. Если раньше он рисовал себе только наихудшие варианты, то теперь порой воображал, как в будущем они будут вспоминать беременность Лекси со вздохом облегчения. Они будут рассказывать о своих переживаниях знакомым и благодарить Бога за то, что все обошлось.

Но так или иначе, когда приближалось очередное обследование, оба затихали. По пути в клинику молчали, Лекси держала мужа за руку и смотрела в окно.

Обследование восьмого сентября не выявило никаких изменений. Осталось шесть недель.

Вечером они отпраздновали это, выпив холодного яблочного сока. Когда они сидели на кушетке, Джереми преподнес Лекси маленький сюрприз. Лосьон. Пока она удивленно рассматривала подарок, он предложил жене лечь и устроиться поудобнее. Забрав у нее бутылочку, он стянул с Лекси носки и начал массировать ей ступни. Они снова начали отекать. Но когда Лекси пожаловалась, Джереми сказал, что ничего не заметно.

Та недоверчиво взглянула на него.

— Ты не видишь?

— Нет, — ответил он, растирая ей пальцы.

— А мой живот? Разве он не стал больше?

— Если бы ты не сказала, я бы не заметил. Поверь, ты смотришься лучше большинства беременных.

— Я огромная. Выгляжу так, будто пытаюсь провезти контрабандой баскетбольный мяч.

Он засмеялся:

— Ты выглядишь прекрасно. Со спины невозможно сказать, что ты беременна. Только смотри, не сшиби лампу со столика, когда повернешься на бок.

Лекси расхохоталась.

— Осторожнее, — предупредила она. — Я на последнем месяце.

— Именно поэтому я и растираю тебе ноги. Мне-то легко говорить. Ведь это не я ношу Клэр.

Лекси откинулась назад и выключила лампу.

— Да, так лучше, — сказала она и снова улеглась поудобнее. — Теперь можно расслабиться.

Он молча растирал ей ноги, слушая, как она мурлычет от наслаждения. Джереми чувствовал, как ее ступни согреваются.

— У нас не осталось вишни в шоколаде? — шепотом спросила Лекси.

— А ты покупала ее вчера?

— Нет. Я подумала — может быть, ты купил.

— Зачем?

— Не знаю, — ответила она. — Мне просто хочется вишни в шоколаде. По-моему, это хорошая идея.

Джереми перестал растирать жене ступни.

— Сбегать в магазин?

— Не надо. У тебя был трудный день. И потом, мы отдыхаем. Не стоит мчаться в магазин только потому, что у меня возникло необъяснимое желание.

— Ладно, — сказал Джереми и снова принялся за дело.

— Но по-моему, вишня в шоколаде пришлась бы сейчас очень кстати.

Он засмеялся:

— Хорошо, хорошо. Я схожу.

— Ты уверен? Неохота гнать тебя на улицу.

— Никаких проблем, милая.

— А ты еще потрешь мне ноги, когда вернешься?

— Я буду делать это, пока тебе не надоест.

Лекси улыбнулась:

— Я уже говорила, как я счастлива, что мы поженились? Как мне повезло, что в моей жизни есть ты?

Он ласково поцеловал ее в лоб.

— Ты твердишь об этом каждый день.

На день рождения Лекси Джереми подарил ей элегантное черное платье для беременных и купил билеты в театр. Он заказал лимузин, они устроили романтический ужин, а потом отправились ночевать в дорогой отель.

Джереми решил, что именно это ей и нужно — шанс вырваться из города, убежать от проблем, провести какое-то время наедине с ним. Но по мере того как шло время, он понимал, что это нужно и ему самому. Во время спектакля он наблюдал за Лекси и наслаждался сменой эмоций на лице жены, ее предельной погруженностью в происходящее на сцене. Несколько раз она прислонялась к нему, иногда они одновременно поворачивались друг к другу, как будто в знак молчаливого согласия. По пути на улицу Джереми замечал, как на них смотрят. Несмотря на округлый живот, Лекси была прекрасна, и мужчины нередко оглядывались, когда она проходила мимо. То, что его жена как будто не замечала чужих взглядов, наполняло Джереми гордостью. Их брак казался ему чудом, и он задрожал от восторга, когда Лекси на выходе из театра взяла его под руку. Когда водитель открыл дверцу лимузина, выражение его лица ясно говорило о том, как Джереми повезло.

Говорят, что на поздней стадии беременности романтика исключена, но Джереми убедился: это неправда. Хотя Лекси уже достигла того состояния, когда заниматься любовью неудобно, но зато они лежали в постели в обнимку и делились детскими воспоминаниями. Они болтали несколько часов, го смеясь, то мрачнея, и когда наконец выключили свет, Джереми мысленно пожелал, чтобы утро подольше не наступало. В темноте он обнял Лекси, все еще поражаясь тому, что может это сделать; он начал засыпать и почувствовал, как она бережно перемещает его руки к себе на живот. Ребенок двигался и брыкался, и эти ощущения внушали Джереми, что все в порядке и закончится благополучно. Когда они заснули, он мечтал лишь о том, чтобы впереди их ждало еще десять тысяч таких вечеров.

Наутро Джереми и Лекси позавтракали в постели — они кормили друг друга фруктами и чувствовали себя, как во время медового месяца. Он поцеловал жену не меньше двадцати раз. Но по пути домой оба притихли, очарование последних часов развеялось. Они боялись того, что было впереди.

На следующей неделе, зная, что оставшиеся семь дней ничего не изменят, Джереми снова позвонил редактору, и тот сказал: «Никаких проблем, я понимаю, что у тебя творится». Но едва уловимый оттенок нетерпения в его голосе показывал, что оттягивать неизбежное долго не удастся. Стресс еще возрос — Джереми не спал две ночи, — но это казалось просто мелочью по сравнению с той тревогой, какую испытывали они с Лекси, пока ждали следующего обследования.

Та же палата, тот же аппарат, тот же врач, но на сей раз многое изменилось. Они пришли сюда не за тем, чтобы увидеть, как развивается ребенок. Они хотели знать, не ждет ли их девочку увечье или смерть.

Живот Лекси намазали гелем, и оба немедленно услышали биение сердца — сильное, частое и мерное. Лекси и Джереми одновременно вздохнули от облегчения.

Теперь они уже знали, на что смотреть, и Джереми впился взглядом в амниотическую перетяжку рядом с ребенком. Он пытался рассмотреть, не примыкает ли она, буквально предчувствовал, что появится на экране в следующую секунду, и прекрасно понимал, о чем думает врач. Джереми заставлял себя сохранять спокойствие, хотя ему хотелось сказать сестре, чтобы она получше поглядела там-то и там-то (она именно это и делала). Все вместе смотрели на экран, и Джереми знал, что она видит.

Ребенок вырос, заметила медсестра, как будто не обращаясь ни к кому конкретно; размеры плода мешают рассмотреть все в деталях. Она тянула время, меняя картинку за картинкой. Джереми знал, что она скажет. Что с ребенком все в порядке. Но вдруг услышал нечто неожиданное. Врач, мол, попросил сразу же сказать им, если все будет в порядке, поэтому она с радостью сообщает, что перетяжка не примкнула, но все-таки пусть лучше доктор Соммерс удостоверится сам. Она встала и пошла за врачом. Джереми и Лекси ждали целую вечность. Наконец доктор появился, он выглядел усталым и взволнованным — возможно, накануне вечером принимал роды. Но терпение и методичность его не покинули. Понаблюдав за действиями медсестры, он принялся за дело сам, а потом подтвердил:

— С ребенком все в порядке. Она отлично развивается — даже лучше, чем я ожидал. Но перетяжка как будто стала немного больше. Видимо, она растет вместе с малышкой. Хотя я не уверен.

— Может быть, сделать кесарево сечение? — спросил Джереми.

Врач кивнул, словно предвидел этот вопрос.

— У кесарева сечения свои опасности. Это серьезное хирургическое вмешательство. Хотя ребенок жизнеспособен, могут возникнуть другие проблемы. Перетяжка нигде не примыкает, плод развивается правильно, и я боюсь, что кесарево скорее повредит и Лекси, и ребенку. Мы не будем отказываться от этого варианта. Но пока давайте действовать так, как прежде.

Джереми был не в силах говорить. Еще четыре недели.

Он держал Лекси за руку, возвращаясь к машине. На лице жены отражалась та же тревога. С ребенком все в порядке, но хорошие новости — ничто по сравнению с пугающим известием о том, что перетяжка увеличивается, а кесарево сечение пока в планы врачей не входит. Пусть даже доктор Соммерс и не уверен.

Лекси обернулась к мужу, сжав губы. Она казалась усталой.

— Поедем домой, — попросила она, инстинктивно сложив руки на животе, и покраснела.

— Точно?

— Да.

Джереми уже собирался завести мотор, когда увидел, как Лекси закрыла лицо руками.

— Ненавижу! Стоит хотя бы на минуту поверить, что все будет хорошо, то сразу выясняется, что впереди только худшее! Мне так это надоело!

«Мне тоже», — подумал Джереми.

— Я знаю, — успокаивающе ответил он. Больше Джереми ничего не мог сказать. Он хотел подбодрить Лекси, помочь ей, хотя уже понял: жене всего лишь нужно, чтобы ее выслушали.

— Прости, — сказала она. — Знаю, тебе тяжело, как и мне. Ты точно так же волнуешься. Но видимо, лучше владеешь собой, чем я.

Джереми против воли засмеялся:

— Сомневаюсь. В животе все перевернулось, как только вошел доктор. Врачи начинают вызывать у меня отвращение. Прямо мурашки по коже. Клэр ни за что на свете не станет врачом. Уж я сумею настоять на своем.

— Как ты можешь шутить в такое время?

— Так я борюсь со стрессом.

Лекси улыбнулась:

— У тебя может случиться нервный срыв.

— Вряд ли. Это больше в твоем вкусе.

— Да уж, я наревелась за нас обоих. Прости.

— Тебе не за что извиняться. И потом, мы получили хорошую весть. Пока что все в порядке. Ведь именно на это мы и надеялись.

Лекси взяла его за руку.

— Ты готов ехать домой?

— Да. Мне нужен яблочный сок со льдом, чтобы успокоить нервы.

— Нет, ты выпьешь пива. А я буду пить сок и с завистью смотреть на тебя.

— Эй, — сказала Лекси.

Они только что закончили ужинать, и Джереми ушел в кабинет. Он сидел за столом, глядя на экран компьютера.

Услышав голос Лекси, он обернулся, увидел жену в дверях и подумал, что, несмотря на беременность, она самая красивая женщина на свете.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. Просто решила посмотреть, как у тебя дела.

После брака Джереми исправно рассказывал ей, как продвигается работа, но лишь когда Лекси спрашивала. Не было смысла делиться с ней своими ежедневными проблемами, когда она возвращалась домой из библиотеки. Сколько раз женщина должна услышать, что ее супруг переживает кризис, прежде чем наконец поверить, что он неудачник? Вместо этого Джереми предпочитал укрыться в кабинете в надежде на божественное вдохновение. Он пытался сделать невозможное возможным.

— Все то же самое, — сказал он уклончиво и красноречиво. Джереми подумал, что Лекси в ответ кивнет и вернется в гостиную, поскольку именно так она и поступала в последнее время, с тех пор как узнала, что он уже просрочил две статьи. Вместо этого Лекси вошла в кабинет.

— Ты не против, если я составлю тебе компанию?

— Обожаю компании, — улыбнулся он. — Особенно когда ничего не получается.

— Трудный день?

— Я же сказал — такой, как обычно.

Вместо того чтобы занять кресло в углу, Лекси подошла и положила руку на спинку стула. Джереми понял намек — он откинулся назад, и она устроилась у него на коленях. Лекси обняла мужа за плечи, не обращая внимания на его удивление.

— Прости, если прижала, — сказала она. — Я потяжелела.

— Ничего страшного. Можешь садиться ко мне на колени, когда захочешь.

Лекси посмотрела на него и тяжело вздохнула.

— Я не была честна с тобой, — призналась она.

— О чем ты?

— Обо всем. — Лекси коснулась пальцем его плеча. — Я не была честна с самого начала.

— Не понимаю… — сказал Джереми, не обращая внимания на ее жест.

— Я думала о том, что ты сделал за эти девять месяцев. Знай, я готова провести остаток жизни с тобой, и не важно, какая судьба нас ожидает. — Лекси помолчала. — Наверное, это звучит глупо, поэтому позволь мне сразу перейти к сути дела. Я вышла замуж за писателя. И хочу, чтоб ты писал.

— Пытаюсь, — ответил Джереми. — Именно это я и пытаюсь делать с тех пор, как переехал сюда…

— В том-то и дело, — сказала Лекси. — Знаешь, за что я тебя люблю? За то, как ты вел себя с тех пор, как мы узнали о Клэр. За то, что всегда был уверен. Каждый раз, когда я расстраивалась, ты знал, что сказать и что сделать. Но самое главное, я люблю тебя таким, какой ты есть. И сделаю все, чтобы тебе помочь.

Она крепко обхватила мужа за шею.

— Я в последнее время иного думала о том, что ты переживаешь. Не знаю… может быть, тебе было слишком тяжело. Подумай, сколько мы пережили начиная с января. Свадьба, новый дом, беременность… и в довершение всего переезд. Твоя работа отличается от моей. Я по большей части знаю, чем буду заниматься днем. Конечно, иногда это скучно и раздражает, но вряд ли библиотека закроется, если я перестану там появляться. Но твоя работа… это творчество. Я не смогла бы делать то, что делаешь ты. Не смогла бы писать каждый месяц по статье. Они прекрасны.

Джереми даже не стал скрывать свое удивление. Лекси провеларукой по его волосам.

— Именно этим я и занималась в библиотеке, когда выпадаласвободная минутка. Я прочла все, что ты написал. И мне не хочется, чтобы ты прекращал творить. Если жизнь в Бун-Крике способна помешать тебе, я не требую жертвы.

— Это не жертва, — возразил Джереми. — Я сам захотел сюда переехать. Никто меня не принуждал.

— Да, но ты знал, что я не желаю уезжать. Я действительно не желаю, но если нужно… — Лекси встретилась с ним взглядом. — Ты мой муж, и я последую за тобой, даже если придется перебраться в Нью-Йорк. Если ты считаешь, что так будет лучше…

Он не нашелся, что ответить.

— Ты готова уехать из Бун-Крика?

— Если тебе это потребуется, чтобы работать.

— А как же Дорис?

— Ябуду ее навещать. Дорис поймет. Мы уже говорили об этом.

Лекси улыбнулась в ожидании ответа, и на мгновение Джереми представил себе Нью-Йорк. Он вообразил энергию большого города, огни Таймс-сквер, огни Манхэттена в ночи. Ежедневные пробежки в парке, любимое кафе, бесконечная вереница новых ресторанов, кино, магазинов, людей…

Но только на мгновение. Взглянув в окно, за которым виднелись белоснежные стволы кипарисов и спокойная река, отражавшая небо, Джереми понял, что не уедет. С удивительной ясностью он осознал, что и не хочет никуда уезжать.

— Я счастлив здесь, — сказал он. — Сомневаюсь, что возвращение в Нью-Йорк поможет мне в работе.

— И все? — уточнила Лекси. — Тебе не нужно время, чтобы подумать?

— Нет, — ответил Джереми. — Все, что требуется, у меня уже есть.

Когда Лекси вышла, он навел порядок на столе и только собирался выключить компьютер, когда заметил тетрадь Дорис. Она лежала здесь с тех пор, как он переехал, и Джереми решил, что стоит к ней вернуться. Он открыл тетрадь и вновь увидел имена на страницах. Сколько из этих женщин по-прежнему живут в округе, задумался он. И что сталось с их детьми? Они поступили в колледж? Создали свои семьи? Знают ли они, что их матери некогда ходили к Дорис?

Интересно, многие ли поверят ей, если она появится с этой тетрадью на телевидении и расскажет свою историю. Наверное, половина зрителей, если не больше. Но почему? Почему люди верят в такие нелепости?

Джереми включил компьютер и задумался над вопросом, одновременно записывая приходившие ему в голову ответы. Он отметил, что теория влияет на наблюдения, что слух отличается от свидетельства, что нередко смелые утверждения интуитивно принимаются за правду, сплетни часто не имеют под собой никакой базы, а большинство людей, как правило, не требуют доказательств. Он привел пятнадцать доводов и начал подтверждать их примерами. Печатая, Джереми ощущал легкое головокружение и восхищение от того, как легко льются слова. Он боялся остановиться, выключить свет, отлучиться за чашкой кофе, чтобы вдохновение его не покинуло. Джереми боялся случайно уничтожить написанное. Потом он немного расслабился, однако не утратил способности писать. Через час он удовлетворенно созерцал свою новую статью под названием «Почему люди верят».

Джереми распечатал ее и перечитал. Статья была еще не закончена. Он знал, что придется много редактировать. Но основа была заложена, идеи продолжали прибывать, и Джереми с уверенностью мог сказать: кризису конец. Он сделал несколько пометок на листе бумаги — просто на всякий случай, — а потом вышел из кабинета и отправился к Лекси, которая читала в гостиной.

— Эй, — сказала она. — Хочешь посидеть со мной?

— В том числе, — ответил он.

— А что ты делал?

Джереми протянул жене листы, не стараясь скрыть широкую улыбку.

— Может, прочтешь мою новую статью?

Лекси поднялась с кушетки. Она взяла текст с выражением недоверия и радости на лице, быстро просмртрела, потом с улыбкой взглянула на Джереми.

— Ты сочинил это только что?

Он кивнул.

— Здорово! — просияла она. — Конечно, я прочту. Прямо сейчас.

Лекси вернулась на кушетку, и несколько минут Джереми наблюдал за тем, как она внимательно читает. В глубокой сосредоточенности Лекси накручивала на палец прядь волос. Глядя на нее, Джереми вдруг заподозрил, что именно могло вызвать кризис. Виной была не жизнь в Бун-Крике. Скорее подсознательная боязнь, что он никогда не сможет отсюда уехать.

Джереми рассмеялся бы, услышав столь нелепое предположение от кого-нибудь другого, но он понял, что так оно и есть, и не удержал улыбки. Ему хотелось отпраздновать свою победу, заключив Лекси в объятия и не выпуская целую вечность. Он вырастит дочь там, где летом можно ловить светлячков и смотреть с веранды на дождь. Здесь его дом, их дом, и эта мысль внушила Джереми твердую уверенность в том, что с ребенком все будет в порядке. Они уже столько пережили вместе, что с девочкой ничего не может случиться. И когда они отправились на обследование шестого октября — последнее перед родами, — Джереми убедился, что был прав. Клэр развивалась нормально.

Пока что.

Глава 19

Пока он силился понять, что случилось, мир казался туманным и расплывчатым. Что, впрочем, неудивительно — он ведь спал. Джереми знал наверняка лишь то, что первым его словом поутру было «ай».

— Просыпайся. — Лекси толкала его.

Все еще сонный, он натянул одеяло повыше.

— Что ты толкаешься? Сейчас ночь.

— Не ночь, а уже почти пять. По-моему, пора.

— Что пора? — пробормотал он.

— Ехать в больницу.

Когда до Джереми дошло, он подскочил и отбросил одеяло. Сон как рукой сняло.

— У тебя схватки? Когда они начались? Почему ты мне не сказала? Ты уверена?

— Да. У меня уже были однажды ложные схватки, но на этот раз все по-другому. Они более регулярные.

Джереми сглотнул.

— Значит, началось?

— Кажется, да.

— Ладно, — сказал он и сделал глубокий вдох. — Не будем паниковать.

— Я не паникую.

— Прекрасно, потому что поводов для паники нет.

— Знаю.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.

— Мне надо принять душ, — наконец сказал Джереми.

— Душ?

— Да, — ответил он, выбираясь из постели. — Я скоро.

Джереми не торопился. Он принимал душ так долго, что ее зеркала запотели, поэтому пришлось протереть их, чтобы побриться. Он почистил зубы, побрызгался лосьоном — после бритья, дважды прополоскал рот, неторопливо открыл новый дезодорант, включил фен и уложил волосы геем. Он заметил, что ногти у него слегка отросли. Джереми принялся подстригать их и услышал, как позади него paспахнулась дверь.

— Господи, что ты делаешь? — удивленно спросила Лекси. Обеими руками она поддерживала живот. — Почему так долго?

— Я почти закончил, — запротестовал он.

— Ты здесь уже полчаса!

— Правда?

— Правда! — Лекси с трудом сосредоточилась сквозь боль и хлопнула глазами, когда увидела, чем он занят. — Ты стрижешь ногти?!

Прежде чем Джереми успел ответить, она развернулась и заковыляла прочь.

Раньше, воображая этот день, Джереми даже не подозревал, что поведет себя таким образом. Он полагал, что будет образцом спокойствия и сдержанности. Соберется с нечеловеческой аккуратностью, будет присматривать за женой и утешать ее, потом возьмет приготовленную заранее сумку и повезет Лекси в больницу, сжимая руль недрогнувшей рукой.

Джереми не ожидал, что будет настолько перепуган. Он не был готов. Какой из него отец? Он понятия не имеет, что делать. Подгузники? Прикорм? Как держать ребенка? Одному Богу известно. Ему нужен еще хотя бы день, чтобы прочитать одну из тех книг, которые Лекси штудировала месяцами. Но теперь уже слишком поздно. Его подсознательная попытка оттянуть неизбежное провалилась.

— Нет, мы не выехали, — сказала Лекси по телефону. — Он собирается!

Джереми догадался, что она разговаривает с Дорис. И, видимо, недовольна.

Он начал одеваться и едва успел натянуть через голову рубашку, когда Лекси повесила трубку. Согнувшись вдвое, она молча вытерпела очередные схватки. Джереми ждал, пока боль утихнет. Затем, поддерживая жену, он повел ее в машину, отчасти восстановив самообладание.

— Не забудь сумку, — сказала она.

— Я схожу за ней.

Они сели в машину. Снова начались схватки, и Джереми торопливо начал выруливать с дорожки.

— Сумка! — морщась, крикнула Лекси.

Джереми ударил по тормозам и снова вкатил во двор. Он действительно был не готов к этому.

Дороги были пустыми и черными. Джереми жал на газ, торопясь в Гринвилл. В связи с возможными осложнениями Лекси решила рожать в гринвиллской клинике, и Джереми предупредил врача, что они уже едут.

Когда минули очередные схватки, побледневшая Лекси откинулась на спинку сиденья. Джереми погнал машину еще быстрее.

Они неслись по безлюдным дорогам, в зеркальце заднего вида можно было разглядеть сероватый утренний свет на горизонте. Лекси притихла, Джереми тоже молчал. Никто из них не произнес ни слова с тех пор, как они сели в машину.

— С тобой все в порядке?

— Да, — ответила Лекси, хотя, очевидно, страдала. — Однако можно было бы ехать и поживее.

Сердце бешено заколотилось в его груди. Спокойнее, сказал себе Джереми. Он почувствовал, как занесло машину на повороте.

— Не так быстро, — сказала Лекси. — Я не хочу умереть прежде, чем мы доберемся.

Джереми слегка сбросил скорость, но каждый раз, когда у жены начинались схватки, он ловил себя на том, что жмет на газ. Схватки приходили каждые восемь минут. И он не знал, сколько у него времени — много или мало. Действительно, следовало прочитать справочник. Любой. Теперь некогда.

Гринвилл уже проснулся. Не слишком много машин, но вполне достаточно, чтобы застрять на нескольких перекрестках. На втором из них Джереми обернулся к Лекси. Если такое возможно, она казалась еще более беременной, чем в ту минуту, когда они садились в машину.

— Ты в порядке? — повторил он.

— Перестань. Честное слово, я скажу, если что-то будет не так.

— Мы уже почти на месте.

— Слава Богу.

Джереми уставился на светофор, гадая, отчего не загорается зеленый свет. Разве не понятно, что у него неотложное дело? Он взглянул на жену и с трудом поборол желание вновь спросить, как она себя чувствует.

Когда Джереми, приехав в клинику, с безумным видом прокричал, что у его жены роды, санитарка подкатила к машине кресло на колесах. Джереми помог Лекси выбраться, и она устроилась в каталке. Он схватил с заднего сиденья сумку и последовал за ней. Несмотря на ранний час, народу было полно, у окошка регистратуры ждали трое.

Джереми ожидал, что они сразу же отправятся в родильное отделение, но вместо этого Лекси подкатили к окошку, и пришлось ждать в очереди. Никто не спешил. Медсестры, кажется, были всецело поглощены кофе и болтовней. Джереми с трудом справлялся с нетерпением, особенно пока записывались первые трое. Никто из них не стоял одной ногой в могиле — судя по всему, они пришли всего лишь за рецептами. Кто-то даже пытался флиртовать. Наконец — наконец-то! — наступила их очередь. Прежде чем Джереми успел что-нибудь сказать, медсестра, не обращая никакого внимания на состояние Лекси, сунула ему бумаги.

— Заполните первые три страницы, на четвертой распишитесь. И предъявите страховую карточку.

— Это так уж необходимо сейчас? У моей жены роды. Может быть, вы сначала положите ее в палату?

Медсестра взглянула на Лекси.

— Какой промежуток между схватками?

— Минут восемь.

— И давно?

— Не знаю. Около трех часов.

Сестра кивнула и перевела глаза на Джереми.

— Заполните первые три страницы, на четвертой распишитесь. И не забудьте карточку.

Джереми взял анкету и сел, чувствуя себя изрядно смущенным. Бумаги? В такой момент им нужны бумаги? Когда дело срочное? Мир и так уже потонул в бумагах, и в частности — эта больница. Джереми собирался отложить анкету, вернуться к окошку и спокойно объяснить ситуацию. Видимо, сестра чего-то не поняла.

— Эй…

Джереми обернулся на звук голоса Лекси. Она по-прежнему сидела в кресле у окошка регистратуры.

— Ты так и оставишь меня здесь?

Джереми увидел, как присутствующие воззрились на него. Несколько женщин нахмурились.

— Прости, — сказал он, быстро встал и заспешил к жене. Развернув кресло, Джереми вернулся на место.

— Не забудь сумку.

— Да.

Джереми сходил за сумкой, игнорируя взгляды, потом сел рядом с Лекси.

— Ты в порядке?

— Я тебя ущипну, если ты спросишь еще раз. Кроме шуток.

— Хорошо. Прости.

— Заполни все бумаги, ладно?

Джереми кивнул и принялся за дело, снова подумав о том, что это пустая трата времени. Сначала нужно поместить Лекси в палату, а бумагами можно заняться и позже.

Прошло несколько минут, прежде чем он зашагал к окошку регистратуры. По иронии судьбы многим пришла в голову та же идея, поэтому Джереми снова был вынужден ждать. Когда подошла его очередь, он уже извелся и протянул бумаги без единого слова.

Сестра не торопилась. Она просмотрела каждую страницу, сделала ксерокопию, потом взяла из ящика несколько пластмассовых браслетов и вывела на каждом из них имя Лекси и номер. Медленно. Очень медленно. Джереми ждал, пристукивая ногой. Он намеревался написать жалобу. Это было просто нелепо.

— Отлично, — наконец сказала сестра, — посидите вон там. Мы вас вызовем, когда все подготовим.

— Нам снова нужно ждать? — воскликнул Джереми. Медсестра взглянула на него поверх очков.

— Это ваш первый ребенок?

— Да.

Она покачала головой.

— Сядьте. Я уже сказала, вас вызовут. И наденьте браслеты.

Целую вечность спустя наконец назвали имя Лекси.

Конечно, прошло не так много времени, но оно текло бесконечно. У Лекси снова начались схватки, и она сжала губы, приложив обе руки к животу.

—Лекси Марш?

Джереми вскочил как ужаленный и начал толкать каталку вперед. Через несколько секунд он достиг дверей.

— Мы здесь, — сказал он. — Нас отправят в палату?

— Да, — ответила сестра, не обращая внимания на его волнение. — Сюда, пожалуйста. Пора в родительное отделение. Как вы себя чувствуете, милая?

— Хорошо, — сказала Лекси. — Только что у меня были схватки. Они по-прежнему случаются каждые восемь минут.

— Давайте поторопимся, — произнес Джереми. Лекси и сестра взглянули на него. Возможно, он сказал это слегка ворчливо, но сейчас было не время для дружеской болтовни.

— Где ваши вещи? — спросила сестра.

— Сейчас принесу сумку. — Джереми мысленно выругал себя.

— Мы подождем, — сказала сестра.

Джереми хотел ответить «Спасибо» самым саркастическим тоном, на который он только был способен, но передумал. В конце концов, этой женщине предстояло ассистировать при родах, и меньше всего он хотел вызвать ее неудовольствие.

Он бегом вернулся и схватил сумку, а потом они направились через лабиринт переходов. На лифте, по коридору, в палату. Наконец-то.

Палата была пустой, стерильной и функциональной, как и все больничные палаты. Лекси поднялась с каталки и переоделась в халат, а затем осторожно легла. В течение следующих двадцати минут туда-сюда сновали медсестры. Ей измерили давление, пульс и шейку матки. Лекси вновь объяснила, как долго и с какой частотой продолжаются схватки, когда она в последний раз ела и какие проблемы были во время беременности. Наконец ее подключили к монитору, и Джереми услышал мерное биение детского сердца.

— Оно и должно биться так быстро? — спросил он.

— Все в порядке, — уверила сестра. Вернувшись к Лекси, она прицепила в изножье кровати график. — Меня зовут Джоанн, я буду заходить и смотреть, как у вас дела. Поскольку схватки еще не очень частые, вам придется побыть здесь некоторое время. Невозможно сказать, сколько они продлятся. Иногда все происходит быстро, иногда процесс более длительный. Но вы вовсе не обязательно должны лежать в постели. Некоторым женщинам бывает полезно походить, другие предпочитают сидеть, а третьи даже становятся на четвереньки. Вводить лекарство еще рано, поэтому занимайтесь чем вздумается, если это поможет вам расслабиться.

— Ладно, — сказала Лекси.

— И… мистер… — продолжала сестра, поворачиваясь к Лекси.

— Марш, — ответил он. — Меня зовут Джереми Марш. А это Лекси, моя жена. У нас будет ребенок.

Медсестру, кажется, удивил такой ответ.

— Я вижу. И сейчас ваша задача — поддерживать жену. В коридоре есть холодильник. Можете брать льда сколько понадобится. Возле раковины лежат салфетки, ими можно вытирать лоб. Если Лекси захочет походить, помогите ей. Иногда схватки начинаются неожиданно, и ноги отказывают. Вы ведь не хотите, чтобы ваша жена упала?

— Я сделаю все, что нужно, — отозвался Джереми, повторяя про себя этот перечень.

— Если понадобится помощь, нажмите эту кнопку. Кто-нибудь из сестер придет, как только освободится.

Она направилась к двери.

— Подождите… Вы уходите? — спросил Джереми.

— Мне нужно осмотреть другую пациентку. И потом, сейчас я больше ничем не могу помочь, разве что оставить заявку анестезиологу. Скоро я вернусь вас проведать.

— И что нам делать?

Медсестра задумалась.

— Посмотрите телевизор, если хотите. Пульт на тумбочке.

— У моей жены схватки. Сомневаюсь, что ей хочется смотреть телевизор.

— Как угодно, — сказала Джоанн. — Но вам все равно придется пока побыть здесь. Я видела женщину, у которой схватки продолжались почти тридцать часов.

Джереми побледнел. Лекси тоже. Тридцать часов? Преждe чем они успели как следует поужасаться, у нее снова начались схватки, и Джереми вздрогнул не только от выражения муки на лице Лекси, но и оттого, что она впилась ногтями ему в руку.

Через полчаса они включили телевизор. Это было неправильно, но они так и не придумали, чем еще заняться в промежутке между схватками, которые исправно повторялись каждые восемь минут. У Джереми вдруг возникло подозрение, что их дочка тянет время. Еще не родилась, а уже учится запаздывать. Даже если бы его не предупредили заранее, теперь он бы и сам уверился, что родится девочка.

Лекси чувствовала себя нормально. Джереми догадался, потому что она ущипнула его за руку, когда он спросил.

Дорис приехала через час, в лучшем платье, что казалось весьма уместным в этот торжественный день. Джереми был рад, что принял душ. Поскольку схватки не учащались, времени у них было предостаточно.

Дорис как будто заняла всю комнату, когда, размахивая руками, устремилась к кровати. Она напомнила, что ей доводилось рожать, поэтому она прекрасно знает, чего ожидать. Судя по всему, Лекси обрадовалась приезду бабушки. Когда Дорис спросила, все ли в порядке, Лекси ее не ущипнула, а просто ответила на вопрос.

Джереми был вынужден признать, что это слегка его раздражает — сам факт, что Дорис рядом. Он понимал, что она вырастила Лекси и хочет принять участие в столь важном событии, но ему казалось, что эту радость должны разделять лишь муж и жена. Потом будет много времени для болтовни, объятий и восторгов. И все-таки он без единого слова пересел на стул в углу. Джереми знал, что в таких случаях даже самый деликатный намек может оскорбить.

Следующие три четверти часа он провел, прислушиваясь краем уха к их разговору. Одновременно Джереми пытался смотреть «Доброе утро, Америка». Большая часть программы была посвящена предвыборным кампаниям Джорджа Буша и Альберта Гора. Джереми поймал себя на том, что обращается в слух каждый раз, когда кто-либо из кандидатов открывает рот. Но это было проще, нежели выслушивать, каким эгоистом он проявил себя с утра.

— Он стриг ногти? — уточнила Дорис, разглядывая Джереми с наигранной яростью.

— Они немного отросли, — объяснил он.

— А потом гнал всю дорогу как сумасшедший, — добавила Лекси. — Аж покрышки дымились.

Дорис неодобрительно покачала головой.

— Я думал, она вот-вот родит, — оправдывался Джереми. — Откуда мне было знать, что придется ждать еще много часов?

— Послушай, — сказала Дорис внучке. — Я представляю, что это такое, поэтому заехала в магазин и купила несколько журналов. Страшная чушь, зато время пройдет незаметно.

— Спасибо, Дорис, — улыбнулась Лекси. — Как хорошо, что ты здесь.

— И я тоже рада. Давно ждала.

Лекси улыбнулась.

— Я схожу вниз и выпью кофе, ладно? — спросила Дорис. — Ты не против?

— Нет-нет, иди.

— Тебе чего-нибудь принести, Джереми?

— Не нужно, все в порядке, — сказал он, игнорируя урчание в животе. Если Лекси не ест, он тоже не будет. Это самое правильное, что можно сделать.

— Я скоро вернусь, — бодро прочирикала Дорис. По пути кдвери она тронула Джереми за плечо. — Не переживай о том, что было утром, — сказала она. — Мой муж вел себя точно так же. Он начал прибираться в кабинете. Это нормально.

Джереми кивнул.

Схватки участились. Сначала каждые семь минут, потом каждые шесть. Через час они случались каждые пять минут. Джоанн и Айрис, еще одна медсестра, попеременно заглядывали в палату.

Дорис все еще была внизу. Возможно, она догадалась, что Джереми хочет побыть один. Телевизор по-прежнему работал, хотя ни он, ни Лекси не обращали на него внимания. Когда схватки участились, Джереми начал вытирать жене лоб салфеткой и класть на него кубики льда. Лекси не хотела ходить, вместо этого она не сводила глаз с монитора, следила за сердечным ритмом ребенка.

— Ты боишься? — наконец спросила она.

На ее лице Джереми прочел тревогу. Неудивительно, ведь приближался финал.

— Нет, — сказал он. — В последний раз, две недели назад, доктор Соммерс ничего не обнаружил. Если бы перетяжка должна была примкнуть, это произошло бы давно. Врач сказал: даже если она примкнет теперь, ребенок уже развился настолько, что проблемы будут минимальными.

— А если она в последнюю минуту обовьется вокруг пуповины? Если прервется кровоснабжение?

— Не прервется, — твердо сказал Джереми. — Я уверен, все будет в порядке. Если бы врач сомневался, он бы подключил тебя к десяти аппаратам и собрал консилиум.

Лекси кивнула, надеясь, что муж прав, но не в силах убедить себя. Пока неизвестно наверняка. Пока она не возьмет дочку на руки и не увидит ее своими глазами.

— У нее должны быть брат или сестра, — сказала Лекси. — Не хочу, чтобы Клэр, как и я, выросла в одиночестве.

— Тебе это не повредило.

—Да, но все-таки в детстве я мечтала, чтобы у меня были братья и сестры, как у большинства моих друзей. С ними можно поиграть в дождливый день или поболтать за ужином. Ты вырос с пятью братьями. Разве это не прекрасно?

— Иногда, — признал Джереми. — Но в детстве я видел в этом мало хорошего. Быть самым младшим — значит получать прорву неприятностей, особенно по утрам. Сама понимаешь, младшему из шести детей достаются ледяной душ и мокрые полотенца.

Лекси улыбнулась:

— И все-таки я хочу, чтобы у нас был не один ребенок.

— Я тоже. Но давай сначала разберемся с первым. А потом посмотрим.

— А мы сможем усыновить? То есть если…

— Если я не смогу сделать тебе второго ребенка?

Она кивнула.

— Да. Конечно, мы можем усыновить. Хотя, говорят, на это уходит много времени.

— Тогда, наверное, стоит начать пораньше.

— Вряд ли ты в том состоянии, чтобы заняться этим прямо сейчас.

— Нет. Я имею в виду, когда Клэр будет два-три месяца. Мы постараемся завести ребенка обычным способом и одновременно испробуем второй вариант. Я не хочу, чтобы у детей была большая разница в возрасте.

Джереми снова вытер ей лоб.

— Ты, наверное, много об этом думала.

— С тех самых пор, как мы узнали о перетяжке. Когда врач сказал, что можно потерять ребенка, я поняла, как сильно мне хочется стать матерью. И я ею стану, несмотря ни на что.

— Ничего страшного не случится, — повторил Джереми. — Но я тебя вполне понимаю.

Лекси взяла его за руку и поцеловала.

— Я тебя люблю.

— Да. Я знаю.

— А ты меня любишь?

— Моя любовь глубже моря и выше луны.

Лекси удивленно взглянула на него, и Джереми пожал плечами:

— Так говорила моя мама, когда мы были маленькими.

Она снова поцеловала ему руку.

— Ты будешь говорить это Клэр, да?

— Каждый день.

У Лекси снова начались схватки.

Дорис вернулась чуть позже; время шло, и схватки участились. Пять минут, потом четыре с половиной. Когда промежуток сократился до четырех минут, Лекси снова проверили матку — не самое приятное зрелище, подумал Джереми, — и Джоанн выпрямилась с многозначительным видом.

— Кажется, пора вызвать анестезиолога, — сказала она. — Шейка раскрылась на шесть сантиметров.

Джереми задумался, каким образом Джоани подсчитала, но решил, что сейчас не время для таких вопросов.

— Схватки стали сильнее? — спросила сестра, бросая перчатки в мусорную корзину.

Лекси кивнула, и Джоани взглянула на монитор.

— Пока что ребенок справляется отлично. Не волнуйтесь, как только вам введут лекарство, боли больше не будет.

— Прекрасно, — сказала Лекси.

— Вы можете отказаться, если предпочитаете естественные роды, — предложила Джоани.

— Нет, пожалуй, — ответила та. — Сколько еще осталось времени?

— Трудно сказать, но если все будет продолжаться в том же духе, — возможно, через час.

Сердце у Джереми бешено застучало. Ему показалось, что сердце ребенка тоже, хотя, возможно, это был лишь плод воображения. Он попытался успокоиться.

Через несколько минут пришел анестезиолог, и Джоани попросила Джереми выйти. Тот согласился, но, стоя в коридоре с Дорис, счел это требование довольно нелепым. Неужели наблюдать за введением лекарства столь же неприятно, как и за исследованием матки?

— Лекси сказала, ты начат писать, — заметила Дорис.

— Да, — ответил он. — И на прошлой неделе уже написал несколько заметок.

— Планируешь какие-нибудь крупные статьи?

— Да. Впрочем, придется подумать. Не знаю, что скажет Лекси, если я уеду на две-три недели. Хотя есть одна статья, которую я вполне мог бы написать дома. Она не похожа на историю Клоузена, но мысль достаточно интересная.

— Поздравляю, — сказала Дорис. — Рада за тебя.

— Я тоже, — ответил Джереми, и она засмеялась.

— Слышала, вы хотите назвать ребенка Клэр.

— Да.

— Мне всегда нравилось это имя, — негромко произнесла Дорис. Наступила тишина, и Джереми понял, что она вспоминает дочь. — Ты бы видел ее, когда она появилась на свет. У нее была целая грива черных как смоль волос. А как она вопила! Я сразу поняла, что за ней нужен глаз да глаз. Она с самого рождения не давала нам покоя.

— Неужели? — спросил Джереми. — Глядя на Лекси, я бы предположил, что ее мать была просто ангелом.

Дорис засмеялась:

— Издеваешься? Клэр была славным ребенком, это уж точно, но испытывала мое терпение не на шутку. В третьем классе ее отослали из школы домой за то, что на перемене она целовала всех мальчишек. Один из них даже расплакался. Мы посадили ее под замок до вечера, приказали убраться в комнате и прожужжали все уши, объясняя, что так вести себя неприлично. На следующий день она сделала то же самое. Когда мы забирали ее, то прямо не знали, как быть. А она честно сказала, что ей нравится целоваться, даже если за это сажают под арест.

Джереми засмеялся:

— Лекси знает?

— Понятия не имею. Бог весть почему я сама вдруг вспомнила. Дети меняют твою жизнь, как ничто другое. Это самое трудное и самое прекрасное, что может быть на свете.

— Не могу дождаться, — сказал Джереми. — Я готов.

— Правда? Ты, кажется, испуган.

— Нет, — солгал он.

— Хм… Можно взять тебя за руку?

В последний раз, когда она это проделала, у Джереми возникло странное ощущение, что Дорис читает его мысли. Пусть даже он не верил, что такое возможно.

— Не надо, — сказал он. Дорис улыбнулась:

— Ничего удивительного в том, что ты немного нервничаешь. И боишься. Это огромная ответственность. Но все будет в порядке.

Джереми кивнул и подумал, что через полчаса сам в этом убедится.

Когда Лекси ввели лекарство, боль прекратилась; ей приходилось смотреть на монитор, чтобы убедиться, что схватки по-прежнему продолжаются. Через двадцать минут матка раскрылась на восемь сантиментов. Как только она раскроется на десять, начнется веселье. Сердце у ребенка билось нормально.

Поскольку Лекси не испытывала боли, настроение у нее заметно улучшилось.

— Мне хорошо, — нараспев сказала она.

— Ты говоришь так, будто выпила бутылку пива.

— Да, похоже, — подтвердила Лекси. — Теперь гораздо лучше, чем раньше. Какое хорошее лекарство. Неужели кто-то предпочитает рожать естественным путем? Ведь схватки — это больно.

— Вот и я так думаю. Принести тебе еще льда?

— Нет. Все отлично.

— Ты выглядишь лучше.

— И ты не так уж плох.

— Не забывай, с утра я помылся.

— Помню, — сказала Лекси. — Поверить не могу, что ты это сделал.

— Мне хотелось хорошо смотреться на фотографиях.

— Я всем расскажу.

— Просто покажи им фото.

— Нет, черт возьми, я расскажу о том, как ты тянул время, пока я корчилась в агонии.

— Ты болтала по телефону с Дорис, а не корчилась.

— Я корчилась мысленно, — возразила она. — Просто не показывала этого, потому что я сильная.

— И красивая. Не забывай.

— Да, ты прав. Тебе повезло.

— Конечно, — сказал Джереми, беря ее за руку. — Я люблю тебя.

— И я тебя.

Пора.

В палату торопливо вошли медсестры. Вслед за ними появился врач и тоже исследовал матку Лекси. Потом, подавшись вперед на своем табурете, он объяснил, что именно сейчас будет. Он прикажет ей тужиться, когда начнутся схватки. Потребуется проделать это два-три раза, чтобы вытолкнуть ребенка. В промежутке она должна собираться с силами. Лекси и Джереми ловили каждое слово.

— Правда, проблема с перетяжкой остается по-прежнему, — сказал врач. — Но сердечный ритм стабильный, поэтому ничего необычного при родах я не ожидаю. Сомневаюсь, что перетяжка примкнула к пуповине, поскольку девочка, видимо, не испытывает никаких неудобств. Конечно, есть шанс, что в последнюю минуту перетяжка каким-то образом обовьется вокруг пуповины, но тогда уж нам ничего не останется, кроме как побыстрее извлечь ребенка, и я к этому готов. Здесь присутствует педиатр, он осмотрит малышку на предмет синдрома, но опять-таки я считаю, что нам повезло.

Джереми и Лекси нервно кивнули.

— Все будет в порядке, — повторил врач. — Просто делайте то, что я говорю, и через несколько минут вы станете матерью. Договорились?

Лекси вздохнула.

— Да, — сказала она и взяла Джереми за руку.

— Где мне встать? — спросил тот.

— Оставайтесь там, где стоите.

Как только с приготовлениями было покончено, в палату вошли еще одна медсестра и женщина-педиатр, которая представилась как доктор Райан. К кровати подкатили тележку со стерильными инструментами. Врач, казалось, был абсолютно спокоен, доктор Райан добродушно болтала с сестрой.

Когда схватки начались вновь, врач приказал Лекси обхватить колени и тужиться. Та морщилась от усилий. Врач снова проверил сердечный ритм ребенка. Лекси напряглась и что было сил стиснула руку Джереми.

— Хорошо, хорошо, — сказал врач, возвращаясь на прежнее место, и поудобнее устроился на вертящемся стуле. — Теперь расслабьтесь, восстановите дыхание, и мы попробуем еще разок. Тужьтесь посильнее, если сможете.

Она кивнула. Джереми удивился, возможно ли тужиться сильнее, но Лекси, кажется, не возражала. Она сделала вторую попытку.

Врач сосредоточился.

— Хорошо, хорошо… Продолжайте…

Лекси тужилась, и Джереми даже не обращал внимания на боль в руке. Схватки закончились.

— Расслабьтесь. Вы молодчина, — ободряюще сказал врач.

Лекси отдышалась, и Джереми вытер пот с ее лба. Когда схватки начались опять, она снова принялась тужиться, плотно зажмурив глаза, стиснув зубы и побагровев от напряжения. Медсестры стояли наготове. Джереми по-прежнему держал жену за руку, удивляясь тому, как быстро развиваются события.

— Хорошо, хорошо… Еще разок, и…

Потом все поплыло у него перед глазами. Джереми даже не мог объяснить, как это случилось. Впоследствии он вспоминал лишь фрагменты и обрывки, иногда из-за этого его мучила совесть. Последнее отчетливое воспоминание о Лекси — то, как она лежит, подняв ноги, дыхание прерывистое, лицо блестит от пота, а врач велит тужиться изо всех сил — еще разок. Джереми показалось, что Лекси улыбается.

А потом? Он перевел взгляд на ее ноги — туда, где быстро орудовал врач. Хотя Джереми считал себя вполне просвещенным, его вдруг поразило то, что это первый — и, возможно, единственный — случай, когда он наблюдает за рождением ребенка. Комната как будто уменьшилась. Джереми лишь смутно сознавал, что Дорис где-то здесь. Он слышат стоны Лекси и наблюдал за тем, как на свет появляется Клэр.

Сначала головка, затем, одним движением, выскользнули плечики, потом, почти сразу же, тельце. В одно мгновение Джереми стал отцом и в изумлении смотрел на появление новой жизни.

Покрытая околоплодной жидкостью, с еще не перерезанной пуповиной, Клэр представляла собой скользкий серо-красный комок и, кажется, никак не могла вздохнуть. Доктор Райан положила девочку на стол, сунула ей в рот трубочку и очистила дыхательные пути. Только тогда Клэр начала плакать. Доктор Райан принялась ее осматривать. Джереми не знал, в порядке ли ребенок. Мир по-прежнему давил на него. Откуда-то издалека донесся вздох Лекси.

— Амниотическая перетяжка не примкнула, — сказала доктор Райан. — Все пальцы на месте. Прелестная малышка. Хороший цвет кожи, и дышит ровно. Просто великолепно.

Клэр продолжала реветь, и Джереми наконец обернулся к жене. Все произошло так быстро, что он до сих пор с трудом вникал в происходящее.

— Ты слышала? — спросил он.

И лишь тогда, глядя на нее, он услышал длинный мерный писк аппарата. Глаза Лекси были закрыты, голова лежала на подушке, словно она спала.

Джереми подумал: как странно, что же она не осматривается в поисках ребенка? Затем врач вскочил — так быстро, что стул откатился к противоположной стене. Медсестра крикнула что-то насчет кода, врач приказал другой сестре немедленно вывести Джереми и Дорис.

У Джереми внезапно замерло сердце.

— Что случилось? — спросил он.

Сестра схватила его за руку и потащила, прочь.

— В чем дело? Что с ней такое? Подождите…

— Пожалуйста! — крикнула сестра. — Вам придется выйти!

Его глаза расширились от ужаса. Он не мог оставить Лекси. И Дорис не могла. Точно издалека Джереми слышал, как медсестра зовет санитаров. Доктор склонился над Лекси, он давил ей на грудь…

Паника. Они все паниковали.

— Не-е-ет! — завопил Джереми и попытался высвободиться.

— Уберите его отсюда! — рявкнул врач.

Джереми почувствовал, как кто-то еще схватил его за руку. Через секунду он оказался в коридоре.

Этого не должно было случиться. В чем дело? Почему Лекси не двигается? Господи, пусть все будет в порядке. Просыпайся, Лекси. Господи, пожалуйста. Просыпайся.

— В чем дело? — снова крикнул он. Различные голоса приказывали ему успокоиться. Углом глаза Джереми увидел, как двое санитаров торопятся с носилками. Они вбежали в палату.

Джереми держали, приперев к стене. Он прерывисто дышал и чувствовал, что тело сделалось негнущимся и холодным, как сталь. Он слышал, как всхлипывает Дорис, но едва ли понимал, что это за звуки. Его окружали суетящиеся люди, и в то же время он был один. Вот что такое настоящий ужас. Через минуту Лекси вынесли из палаты. У изголовья шел врач, который делал непрямой массаж сердца. Лицо жены было закрыто маской.

Время остановилось. Когда Лекси исчезла за дверьми в конце коридора, Джереми обмяк. Он ощутил внезапную слабость и едва удержался на ногах. У него кружилась голова.

— Что случилось? — спросил он. — Куда ее унесли? Почему она не двигается?

Ни санитары, ни медсестра не смотрели на него.

Джереми и Дорис отвели в отдельную комнату. Не в приемную, не в палату — куда-то еще. Вдоль стен стояли синие виниловые стулья с мягкими сиденьями, на полу лежал ковер. Стол был завален журналами — разноцветная груда, залитая холодным флуоресцентным светом. На дальней стене висело деревянное распятие. Пустая комната, и никого, кроме них двоих.

Дорис сидела бледная и дрожащая, глядя в никуда. Джереми опустился рядом, затем встал, покружил по комнате, потом снова сел. Он спросил, что случилось, но Дорис знала ровно столько же. Она закрыла лицо руками и начала плакать.

Джереми едва дышал. Думать он не мог. Он попытался вспомнить, что произошло, сложить все воедино, но был не в силах сосредоточиться.

Секунды, минуты, часы… Он не знал, сколько времени прошло, не знал, что происходит, не знал, поправится ли Лекси, не знал, что делать. Ему хотелось выбежать в коридор в поисках ответа. Джереми нужно было увидеть жену. Дорис, сидевшая рядом с ним, продолжала плакать и заламывать руки в безмолвной молитве.

Джереми на всю жизнь запомнил комнату, где они ждали, но, невзирая на все усилия, он не мог припомнить лица того человека, который наконец пришел за ними. Даже доктор Соммерс теперь выглядел иначе, чем во время их предыдущих встреч или в ту минуту, когда он впервые появился в родильном отделении. Все, что Джереми помнил, — ледяной ужас, который он испытал, увидев врача. Он встал, Дорис тоже. Хотя Джереми ждал ответа, ему вдруг расхотелось слушать. Дорис взяла его за руку, как будто надеясь, что он достаточно сильный, чтобы поддержать их обоих.

— Как Лекси? — спросил Джереми. Врач казался измученным.

— Мне очень жаль, но у вашей жены случилась так называемая эмболия околоплодными водами…

Джереми вновь ощутил головокружение. Пытаясь прийти в себя, он принялся рассматривать брызги крови, усеявшие халат врача во время родов. Слова доносились до него как будто издалека.

— Вряд ли это как-то связано с амниотической перетяжкой… это совершенно разные вещи… Околоплодные воды каким-то образом проникли в один из сосудов матки. Мы никоим образом не могли предвидеть… Мы ничего не могли сделать…

Стены сомкнулись вокруг него. Дорис обмякла, голос у нее срывался:

— О Боже… нет… нет…

Джереми с трудом вздохнул. Он молча слушал врача.

— Это очень редкий случай. Околоплодные воды попали в артерию и достигли сердца… Мне очень жаль, но она не выжила. С девочкой все в порядке…

Дорис пошатнулась, но Джереми успел ее поддержать. Он сам не знал как. Все потеряло смысл. Лекси не могла умереть. С ней все в порядке. Она здорова. Несколько минут назадони разговаривали. Она родила. Тужилась изо всех сил. Такого не могло быть. Но это случилось.

Врач, судя по всему, сам был в шоке, когда продолжал объяснять. Джереми смотрел на него сквозь слезы, страдая от тошноты и головокружения.

— Можно мне ее увидеть? — хрипло спросил он.

— Она в яслях, — сказал врач, как будто обрадовавшись вопросу, на который имелся ответ. Он был хороший человек, и ему все равно приходилось нелегко. — Я уже сказал, с ней все в порядке.

— Нет, — сдавленным голосом перебил Джереми. Он с усилием выговаривал слова. — Моя жена. Я могу ее увидеть?

Глава 20

Джереми молчал, пока шел по коридору. Врач держался в полушаге позади и тоже не произносил ни слова.

Он не хотел верить, не мог заставить себя вникнуть в слова врача. Доктор Соммерс ошибся, думал Джереми, Лекси жива. Пока врач разговаривал с ним, кто-нибудь что-нибудь заметил — слабый пульс или активность мозга, — и все взялись за дело. Сейчас они помогают ей, и Лекси становится лучше. Они никогда ничего подобного не видели, это чудо, но Джереми не сомневался — Лекси на такое способна. Она молодая и сильная. Ей только что исполнилось тридцать два, и она не может умереть. Не может.

Врач остановился у входа в палату рядом с отделением интенсивной терапии, и Джереми почувствовал, как сердце подскочило в его груди при мысли о том, что он, возможно, прав.

— Ее перенесли сюда, так что вы можете побыть наедине, — сказал врач. Лицо у него было мрачное; он положил руку Джереми на плечо.

— Оставайтесь здесь сколько хотите. И примите мои соболезнования.

Джереми не обратил внимания на эти слова. Дрожащей рукой он открыл дверь. Она весила целую тонну, десять тонн, тысячу, но в конце концов он ее открыл. Его глаза были прикованы к фигуре на постели. Лекси лежала неподвижно. Ни оборудования, ни мониторов, ни капельницы. Именно так она выглядела по утрам. Лекси спала, ее волосы разметались по подушке… но странно, она лежала, вытянув руки по швам. Как будто это положение им придал посторонний.

У него сдавило горло, комната превратилась в туннель — не осталось ничего, кроме Лекси, но Джереми не хотел видеть жену такой. Только не такой, с вытянутыми по швам руками. С ней все должно быть в порядке. Ей всего лишь тридцать два. Лекси здоровая и сильная, она прирожденный боец. Она любит его. Она его жена.

Но эти руки… с ними что-то не так… они должны быть согнуты в локтях, одна рука за головой, другая на животе…

Он не мог вздохнуть.

Его жена умерла.

Его жена…

Это был не сон. Теперь Джереми знал. По его щекам потекли слезы. Он был уверен, что они никогда не иссякнут.

Чуть позже Дорис тоже зашла попрощаться, и Джереми оставил ее наедине с внучкой. Он двигался по коридору в трансе, смутно замечая медсестер, проходивших мимо, и санитара, толтавшего каталку. Они как будто совершенно его игнорировали. Джереми гадал, отчего медики стараются не смотреть на него — оттого, что знают о случившемся, или наоборот?..

Он вернулся в комнату, где разговаривал с врачом, чувствуя себя слабым и опустошенным. Плакать он не мог. Ничего не осталось, и вся энергия оставила его. Джереми изо всех сил старался не упасть. Он бесчисленное множество раз вспоминал то, что было в родильной палате, стараясь понять, когда произошла эмболия. А вдруг он пропустил то, что должно было его насторожить? Катастрофа случилась, когда Лекси уснула? Или секундой позже? Джереми не мог избавиться от чувства вины. Быть может, следовало убедить жену прибегнуть к кесареву сечению или по крайней мере не тужиться сильно, как будто ее энергичные потуги могли спровоцировать несчастье. Джереми злился на самого себя, на Господа Бога, на врача. И на ребенка.

Он даже не хотел видеть дочь, будучи уверен, что каким-то образом, появившись на свет, малышка забрала чужую жизнь. Если бы не ребенок, Лекси по-прежнему была бы с ним. Если бы не ребенок, их последние месяцы вдвоем прошли бы без стресса. Если бы не ребенок, они могли бы заниматься любовью. Теперь все это невозможно. Из-за ребенка Лекси умерла. И сам Джереми чувствовал себя мертвецом.

Разве он сможет любить Клэр? Разве он сможет когда-нибудь ее простить? Сможет видеть ее, держать на руках и не думать о том, что она забрала жизнь Лекси в обмен на свою?

Как можно не возненавидеть Клэр за то, что она сделала с женщиной, которую он любил?

Джереми сознавал всю нелепость этих мыслей и понимал, что они неправильные, злые, противоречат всему, что должен чувствовать отец, но разве заставишь сердце замолчать? Разве он мог попрощаться с Лекси, а в следующее мгновение поприветствовать ребенка? Как себя вести? Взять девочку на руку и восторженно вздыхать, как делают другие отцы? Словно с Лекси ничего не случилось?

А что потом? Когда он привезет ребенка домой из клиники? Джереми не мог представить себе, что он будет о ком-то заботиться — сейчас ему больше всего хотелось свернуться клубочком прямо на полу. Он ничего не знал о младенцах и был уверен лишь в том, что дети должны находиться на попечении матерей. Именно Лекси читала книжки, именно Лекси в детстве нянчилась с малышами. Пока она была беременна, Джереми не тяготился собственным невежеством и твердил себе, что жена всему его научит. Но у ребенка оказались другие планы…

У ребенка, который убил его жену…

Вместо того чтобы отправиться в ясли, Джереми снова рухнул в одно из кресел в приемной. Джереми не хотел плохо думать о ребенке, он понимал, что этого делать нельзя, но… Лекси умерла в родах. В современном мире, в больнице. Такого просто не бывает. А где же чудесное исцеление? Моменты, предназначенные специально для телевидения? Где, во имя всего святого, какое-то подобие реальности? Джереми закрыл глаза, убеждая себя, что если он как следует сосредоточится, то кошмар, в который превратилась его жизнь, немедленно закончился.

Наконец появилась Дорис. Он не слышал, как вошла старая женщина. Джереми открыл глаза, когда она коснулась его плеча, и увидел залитое слезами лицо. Как и Джереми, Дорис была на грани срыва.

— Ты позвонил родителям? — сипло спросила она.

Джереми покачал головой:

— Не могу. Знаю, что надо, но прямо сейчас — не могу.

У нее задрожали плечи.

— Ох, Джереми…

Он встал и обнял Дорис. Они вместе плакали, как будто пытаясь уберечь друг друга. Потом Дорис отодвинулась и вытерла слезы.

— Ты видел Клэр? — прошептала она.

При звуках этого имени Джереми вновь испытал прилив.

— Нет, — сказал он. — Только в родильной палате.

Дорис грустно улыбнулась, и у него чуть не разорвалось сердце.

— Она как две капли воды похожа на Лекси.

Джереми отвернулся. Он не желал этого слышать. Не желал слышать ничего о ребенке. Ему что, радоваться?! Разве он сможет когда-нибудь испытать это чувство?

Джереми не мог этого представить. День, что должен был стать самым счастливым в его жизни, вдруг стал самым страшным. Ничто не в силах подготовить человека к такому удару. А теперь? Он не только должен пережить невообразимое, но еще и заботиться о ком-то? О маленьком существе, которое убило его жену?

— Она красавица, — сказала в тишине Дорис. — Ты должен ее увидеть.

— Я… я не могу, — пробормотал Джереми. — Не теперь. Не хочу ее видеть.

Он чувствовал, что Дорис наблюдает за ним, как бы сквозь дымку собственной боли.

— Клэр твоя дочь, — произнесла она.

—Да, — ответил Джереми, ощущая лишь пульсирующий под кожей гнев.

— Лекси сказала бы, что ты должен о ней позаботиться. — Дорис взяла его за руку. — Если не можешь сделать это ради себя, сделай ради своей жены. Ей было бы приятно, если бы ты посмотрел на девочку и взял ее на руки. Да, это трудно, но ты не вправе отказаться. Ты не можешь сказать «нет» Лекси, не можешь сказать «нет» мне. Не можешь сказать «нет» Клэр. Идем.

Джереми понятия не имел, откуда Дорис черпает силу и терпение для общения с ним. Она взяла его за руку и решительно повела по коридору в ясли. Он двигался машинально и с каждым шагом чувствовал, как нарастает беспокойство. Джереми понимал, что злиться на ребенка неправильно, и одновременно боялся, что гнев утихнет, — это тоже казалось неправильным, как будто тем самым он простил бы малышку за гибель Лекси. Он знал, что не готов ни к тому, ни к другому.

Но Дорис невозможно было разубедить. Она вела его за собой, и в каждом помещении Джереми видел беременных женщин и рожениц, окруженных родственниками. Вокруг кипела жизнь, целенаправленно двигались медсестры. Миновали палату, где случилась катастрофа; ему пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.

Они пересекли регистратуру и повернули за угол, к яслям. Серый, в крапинку, кафель сбивал с толку, у Джереми закружилась голова. Ему захотелось вырваться из рук Дорис и бежать, а потом позвонить матери, рассказать, что случилось, и разрыдаться в трубку. Тогда появится повод уйти, освободиться от этого гнета…

Впереди, в коридоре, стояла кучка людей, они заглядывали сквозь стекло в ясли, показывали пальцами и улыбались. Джереми слышал, как они бормочут: «У нее твой нос» или «По-моему, у него синие глаза». Он не знал никого из этих людей, но внезапно возненавидел всех, потому что они испытывали недоступную для него радость. Джереми не мог вообразить себя стоящим среди них. Что делать, когда спросят, который ребенок — его? Когда неизбежно примутся хвалить красоту Клэр? Джереми заметил медсестру, которая присутствовала при смерти Лекси, — она занималась своими делами, как будто это был самый обычный день.

Джереми поразил ее вид. Как будто угадав его мысли, Дорис сжала зятю руку и остановилась.

— Ступай, — сказала она, направляя Джереми к двери.

— Вы не пойдете со мной?

— Нет. Подожду здесь.

— Пожалуйста, — попросил он. — Пойдемте вместе.

— Нет. Ты должен сделать это сам.

Джереми уставился на нее.

— Пожалуйста… — прошептал он.

Дорис смягчилась.

— Она тебе понравится, — сказала она. — Ты ее полюбишь, как только увидишь.

Возможна ли любовь с первого взгляда?

Джереми не мог себе такого представить. Он нерешительно вступил в ясли. Выражение лица медсестры изменилось, как только она его увидела. По больнице уже разлетелся слух о том, что Лекси, здоровая и энергичная молодая женщина, внезапно умерла, оставив пораженного ужасом мужа и младенца. Можно было выразить сочувствие или просто отвернуться, но медсестра не сделала ни того ни другого. Вместо этого она с натянутой улыбкой указала в сторону одной из кроваток у окна.

— Ваша дочь слева, — сказала она. Ее улыбка увяла, и Джереми немедленно подумал, как это все неправильно. Здесь должна была быть Лекси. Лекси. Он сглотнул, у него внезапно перехватило дыхание. Откуда-то издалека донесся знакомый шепот: «Она красавица».

Джереми машинально двинулся к кроватке, ему хотелось и уйти, и посмотреть на ребенка. Он как будто наблюдал за происходящим со стороны. Его здесь не было. Это был не он. И не его ребенок.

Он замер, когда прочел имя Клэр на ярлычке, привязанном к лодыжке девочки, и у него снова сдавило горло, когда он увидел имя Лекси. Джереми сглотнул слезы и посмотрел на дочь. Крошечная и беззащитная, девочка лежала, завернутая в одеяльце, в чепчике, ее кожа была здорового розового оттенка, возле глаз виднелись следы мази. Ее грудка быстро вздымалась и опадала. Джереми склонился над дочерью, удивляясь тому, как странно она двигается. Малышка до странности походила на Лекси — формой ушей, овалом личика.

За его спиной возникла медсестра.

— Прелестный ребенок, — сказала она. — Много спит, почти не плачет.

Джереми промолчал. Он ничего не чувствовал.

— Завтра вы сможете ее забрать, — продолжала сестра. — Все в порядке, она уже умеет сосать. Иногда с такими крохами возникают проблемы, но она сразу же привыкла к бутылочке. Посмотрите, она просыпается.

— Хорошо, — пробормотал Джереми, почти не слыша ее. Он мог лишь смотреть.

Сестра коснулась крошечной грудки Клэр.

— Привет, детка. К тебе пришел папа.

Ручка Клэр снова дернулась.

— Что это?

— Все нормально, — объяснила медсестра, поправляя одеяльце, и повторила: — Привет, детка.

Джереми чувствовал, как Дорис смотрит на него сквозь стекло.

— Хотите ее подержать?

Джереми сглотнул. Малышка казалась такой хрупкой, что любое прикосновение могло ей повредить. Он не хотел прикасаться к малютке, но слова вырвались прежде, чем он успел удержаться:

— А можно?

— Конечно, — сказала сестра. Она взяла Клэр на руки, и Джереми поразился тому, что с детьми можно обращаться столь хладнокровно.

— Я не знаю, что дальше, — шепнул он. — Прежде никогда этого не делал.

— Все просто, — мягко произнесла сестра. Она была старше Джереми, но младше Дорис. Он вдруг задумался, есть ли у нее дети. — Садитесь в кресло, а я принесу вам девочку. Возьмите ее одной рукой под спинку и обязательно поддерживайте головку. А главное — любите до конца жизни.

Джереми сел — он был испуган и боролся со слезами. Он не успел подготовиться к этому. Ему хотелось выплакаться. Хотелось подождать. Он снова увидел за стеклом лицо Дорис — кажется, она слегка улыбнулась. Сиделка подошла, держа ребенка с уверенностью человека, который проделывал это тысячи раз.

Джереми взял почти невесомое тельце Клэр. Через секунду она уже покоилась в его руках.

Шквал эмоций нахлынул на Джереми в это мгновение. Разочарование, которое он ощутил в кабинете врача, куда пришел с Марией. Шок и ужас, которые испытал в родильной палате. Пустота, владевшая им в коридоре. Тревога, которая не давала ему покоя всего минуту назад.

Клэр смотрела на него, ее серебристые глаза вглядывались в отцовское лицо. Джереми мог думать лишь об одном: она — единственное, что осталось от Лекси. Клэр — дочь Лекси, ее плоть и кровь. Джереми затаил дыхание. Он думал о жене, которая доверяла ему достаточно, чтобы завести от негоребенка, которая вышла за него, потому что знала: Джереми не идеален, но он будет достойным отцом для Клэр. Лекси пожертвовала жизнью, чтобы подарить ему дочь, и внезапно его поразила мысль о том, что если бы у нее был выбор, она вновь поступила бы точно так же. Дорис не ошиблась: Лекси хотела, чтобы он любил Клэр так же, как ее самое. Лекси хотела, чтобы Джереми был сильным. Невзирая на душевное потрясение, он смотрел на дочь и думал о том, что пришел на Землю именно за этим. Чтобы любить свою малышку. Заботиться о ней, помогать, пока она не станет достаточно сильной для того, чтобы справиться самой. Заботиться о ребенке без всяких «если», потому что, в конце концов, в этом и есть смысл жизни. Лекси умерла, зная, что Джереми справится.

В это мгновение, глядя на дочь сквозь слезы, Джереми полюбил ее. Ему больше ничего не хотелось — только держать малышку на руках и оберегать ее до конца дней.

Эпилог

Февраль 2005 года

Джереми открыл глаза, когда зазвонил телефон. В доме стояла тишина; он был, как одеялом, укрыт густым туманом. Джереми сел и удивился тому, что вообще заснул. Он не смыкал глаз накануне — а в течение последних двух недель спал не более двух-трех часов за ночь. Глаза у него опухли и покраснели, в голове гудело, и он знал, что выглядит крайне измученным. Телефон снова зазвонил, и он взял трубку.

— Джереми, — спросил брат, — что случилось?

— Ничего, — буркнул тот.

— Ты спал?

Джереми инстинктивно взглянул на часы.

— Всего двадцать минут. Вряд ли это кому-нибудь повредило.

— Тогда лучше отдохни.

Нашаривая куртку и ключи, Джереми вновь подумал о том, что собирается сделать сегодня. Предстояла еще одна почти бессонная ночь; хорошо, что он неожиданно вздремнул.

— Нет. Все равно больше не усну. Приятно тебя слышать. Как поживаешь?

Он выглянул в коридор.

— Я звоню, потому что получил твое сообщение, — сказал брат виноватым голосом. — Которое ты оставил два дня назад. Ты как будто был не в себе. Как зомби.

— Прости, — произнес Джереми. — Я всю ночь не спал.

— Опять?

— А что я могу поделать? Так бывает…

— Тебе не кажется, что в последнее время это случается чересчур часто? Мама начала беспокоиться. Она говорит — если так продлится еще немного, ты всерьез заболеешь.

— Все будет в порядке, — пообещал Джереми, потягиваясь.

— Сомневаюсь. У тебя голос как у полумертвого.

— Да я выгляжу на миллион баксов.

— Ага, верю-верю. Мама просила передать, чтоб ты больше спал, и я вполне с ней согласен. Прости, что разбудил. Возвращайся в постель.

Невзирая на усталость, Джереми рассмеялся.

— Не могу. Не сейчас, во всяком случае.

— Почему?

— Толку не будет. Просто пролежу всю ночь без сна.

— Неужели всю ночь?

— Да, — сказал Джереми. — Всю. Такая уж это штука — бессонница.

Брат помолчал.

— Я все-таки не понимаю, — озадаченно произнес он. — Почему ты не можешь спать?

Джереми посмотрел в окно. Всюду был серебристый туман. Он поймал себя на том, что думает о Лекси.

— Клэр снятся кошмары, — ответил он.

Они начались месяц назад, сразу после Рождества, без всякой видимой причины.

День был самый обычный. Клэр помогла отцу приготовить омлет, и они вместе позавтракали, потом сходили в магазин, а затем Джереми на пару часов отвез ее к Дорис. Там девочка смотрела «Красавицу и чудовище» — мультфильм, который видела уже десятки раз. На ужин ели индейку и макароны с сыром, а после ванны читали те же сказки, что и всегда. Клэр никогда не капризничала, укладываясь. Джереми заглянул в детскую через двадцать минут и убедился, что дочь крепко спит.

Но после полуночи девочка проснулась с криком.

Джереми влетел в комнату и принялся утешать плачущую дочку. Наконец Клэр успокоилась, он укрыл ее одеялом и поцеловал в лоб.

Через час она снова проснулась.

И снова.

Так продолжалось почти всю ночь, но поутру Клэр ничего не помнила. Джереми, измученный и сонный, благодарил Бога за то, что все закончилось. Так по крайней мере ему казалось. Но на следующую ночь повторилось то же самое. И два дня спустя.

Через неделю он отвез Клэр к врачу; ему сказали, что физически с девочкой все в порядке, а ночные кошмары — если не широко распространенная, то вполне обычная вещь. Со временем все пройдет.

Но ничего не прошло. Стало еще хуже. Если раньше Клэр просыпалась два-три раза за ночь, теперь это случалось четыре или пять раз, и успокоить крошку могли только ласковые слова, которые, убаюкивая, шептал ей отец. Джереми укладывал Клэр спать в своей постели и сам ложился вместе с ней, часами держал ее, спящую, на коленях. Он включал музыку, убавлял и прибавлял свет, поил девочку теплым молоком перед сном. Он попросил помощи у Дорис, но когда Клэр осталась ночевать у бабушки, то и там проснулась с криком. Ничего не помогало.

Недостаток сна сделал обоих постоянно возбужденными. Теперь они ссорились чаще, чем обычно, было больше внезапных слез и капризов Клэр. Четырехлетняя девочка не умела контролировать вспышки ярости; Джереми поймал себя на том, что огрызается в ответ, и это уж никак нельзя было списать на возраст. От усталости он вечно был расстроен и встревожен. Это ему надоело. Надоело бояться, что все пойдет не так, что, если Клэр не начнет нормально спать, случится нечто ужасное. Джереми смог бы о себе позаботиться, но Клэр? Он отвечал за нее.

Он вспомнил, как вел себя его отец в тот день, когда брат Дэвид попал в аварию. Вечером восьмилетний Джереми увидел, что отец сидит в кресле и смотрит в никуда. Джереми не узнал отца. Тот как будто стал меньше ростом. На мгновение мальчик решил, что неправильно понял родителей. Те сказали, что с Дэвидом все в порядке, но, возможно, брат умер, и теперь они боятся открыть ему правду. У Джереми вдруг перехватило дыхание, но в ту секунду, когда он был готов разрыдаться, отец словно освободился от чар. Джереми забрался к нему на колени и прижался к жесткой, как наждак, щеке. Когда он спросил про Дэвида, папа покачал головой:

— С ним все будет в порядке. Но мы никогда не перестанем волноваться. Родители всегда волнуются.

— И обо мне? — спросил Джереми.

Отец притянул его ближе.

— Обо всех вас. Всегда. Иногда говоришь себе: вот, они растут, и ты перестанешь беспокоиться. Но это не так.

Джереми вспомнил об отце, когда заглянул к Клэр, борясь с желанием прижать девочку к себе и отогнать все кошмары. Она уже час как заснула, и он знал, что вскоре снова вскочит с криком. Он видел, как во сне легко поднимается и опускается ее грудка.

Джереми как всегда, задумался об этих кошмарах, он гадал какие образы возникают в сознании девочки. Как и все Клэр менялась необычайно быстро, осваивала речь и невербальное общение, у нее развивалась координация, она училасьнормам поведения и узнавала правила жизни. Поскольку она еще слишком мало знала о мире, чтобы обзавестись кошмарами, которые мучают взрослых, Джереми предположил, что либо плод ее не по возрасту развитого воображения, либо попытка сознания разобраться в сложности всего происходящего. Но каким образом кошмары проявляются в ее снах? Она видит чудовищ? За ней гонится нечто жуткое? Джереми не знал и не мог даже предположить. Разум ребенка — загадка.

Иногда он думал, что сам отчасти виноват. Осознает ли это, что она отличается от других детей? Понимает ли, что в парке он — единственный отец в толпе женщин, которые приводят малышей поиграть? Но Джереми знал, что его вины здесь нет. Ничьей нет. Это, как он частенько себе напоминал себе, результат трагедии, в которой не повинен никто. И однажды он расскажет Клэр о собственных кошмарах.

Местом действия в них всегда была больница. И Джереми понимал, что это не просто сны.

Он осторожно подошел к шкафу и открыл дверцу, Сняв с вешалки куртку, оглядел комнату и вспомнил, как удивилась Лекси, когда увидела отремонтированную им детскую.

Как и сама Клэр, комната изменилась с тех пор. Теперь она была выкрашена в пастельные желто-лиловые тона, на обоях резвились маленькие ангелочки в кружевных платьицах. Клэр помогала отцу выбирать обои и наблюдала затем, как он их клеит.

Над ее кроваткой висело то, что Джереми считал самым ценным в доме. Когда Клэр была еще маленькой, отец попросил сделать несколько десятков черно-белых фотографий с близкого расстояния. Некоторые снимки изображали ее руки, другие — ноги, третьи — глаза, уши, нос. Джереми склеил два больших коллажа; когда он смотрел на них, то вспоминал, какой крошечной казалась Клэр, когда он держал ее на руках.

В течение нескольких недель, последовавших зарождением ребенка, Дорис и мать Джереми действовали вместе, чтобы помочь ему и девочке. Мать приехала погостить и преподать сыну азы родительского искусства — как менять подгузник, до какой температуры подогревать молоко, как давать лекарство, чтобы Клэр его не выплюнула. Для Дорис кормление ребенка было своего рода терапией, она могла часами баюкать правнучку. Мать Джереми чувствовала себя обязанной помогать Дорис по мере сил, и иногда, поздно вечером, он слышал, как женщины тихонько разговаривают на кухне. Порой Дорис плакала, а его мама шептала ей слова утешения.

Они все больше привязывались друг к другу, и, хотя обеим было нелегко, женщины не давали Джереми погрузиться в отчаяние. Они позволяли ему оставаться наедине с собой, части брали на себя заботу о Клэр, но в то же время настаивали, чтобы Джереми выполнял свои обязанности вне зависимости от того, насколько он страдает. Обе неустанно напоминали, что он отец и в ответе за Клэр. Здесь они выступали единым фронтом.

Понемногу Джереми научился заботиться о ребенке, и со временем скорбь начала медленно отступать. Если раньше она переполняла его с минуты пробуждения и до поздней ночи, то теперь Джереми временами забывал о своем горе, потому что был поглощен воспитанием дочери. Но когда мать собралась уезжать, он запаниковал при мысли о том, что теперь останется один. Она повторила свои наставления десятки раз, уверила сына, что ему стоит лишь позвонить, если возникнут какие-нибудь вопросы. Мать напомнила, что Дорис рядом и что он вдобавок всегда может посоветоваться с врачом, если возникнут проблемы.

Джереми помнил, как спокойно она говорила, но все равно он умолял ее погостить еще немного.

— Не могу, — ответила мать. — И потом, я считаю, что тебе пора этим заняться. Клэр полностью зависит от тебя. Когда он впервые остался на ночь один с Клэр, то вставал посмотреть на дочку не менее десяти раз. Она спала в колыбельке рядом с его кроватью. На столике лежал фонарик — Джереми светил, чтобы удостовериться, что девочка дышит. Когда малютка просыпалась с плачем, он кормил ее, утром искупал и страшно перепугался, когда увидел, как она дрожит. Чтобы одеть ребенка, ушло куда больше времени, чем он предполагал. Джереми уложил Клэр на одеяло в гостиной и смотрел на нее, пока пил кофе. Он надеялся заняться делами, когда она заснет, но не смог, и так раз за разом. В течение всего первого месяца Джереми даже не смог проверить электронную почту.

Недели шли за неделями, и он наконец приладился. Работа теперь перемежалась сменой подгузников, кормлением, купанием и визитами к врачу. Джереми возил Клэр на прививки и позвонил педиатру, потому что ее ножка оставалась вспухшей и красной несколько часов спустя. Он сажал девочку в детское креслице и брал с собой, когда ехал за покупками или в церковь. Прежде чем он стал это осознавать, Клэр научилась улыбаться и смеяться, она часто тянулась ручонкой к его лицу. Джереми мог часами смотреть на нее, точно так же как она рассматривала его. Он сделал сотни фотографий дочери и запечатлел на пленку тот момент, когда малютка отпустила опору и сделала свой первый шаг.

Дни рождения и праздники приходили и уходили, Клэр росла, и ее характер проявлялся все отчетливее. В младенчестве она носила только розовое, потом голубое, а теперь, в четыре года, фиолетовое. Клэр любила раскрашивать картинки, но терпеть не могла рисовать. На рукаве ее любимой куртки была изображена путешественница Дора — героиня мультика, — и Клэр выбирала эту курточку, даже когда светило солнце. Она сама одевалась, не считая шнурков, и знала почти все буквы алфавита. Коллекция ее диснеевских мультфильмов занимала большую часть стойки возле телевизора, и после ванной Джереми читал дочери три-четыре сказки, а затем они вместе преклоняли колени, чтобы произнести молитву.

В его жизни была радость, но была и рутина, и само время играло с ним странные шутки. Оно как будто летело стремглав, когда Джереми уходил из дому — поэтому он вечно опаздывал, — зато он нередко играл с дочерью в куклы или раскрашивал картинки, как ему казалось, часами, а затем понимал, что на самом деле прошло пять-десять минут. Порой он чувствовал, что должен заняться чем-то еще, но когда Джереми размышлял об этом, то сознавал, что у него нет никакого желания что-либо менять.

Как и предсказывала Лекси, Бун-Крик был идеальным местом для того, чтобы растить Клэр. Джереми с дочерью часто заглядывали в «Гербс». Хотя Дорис уже ходила медленнее, чем обычно, она с радостью проводила время с малюткой, и Джереми неизменно улыбался, когда в ресторан входила беременная женщина и спрашивала хозяйку. Видимо, этого и следовало ожидать. Три года назад он наконец решил принять предложение Дорис и устроил настоящий эксперимент под пристальным контролем ученых. Всего Дорис увиделась с девяноста тремя женщинами; когда спустя год предсказания были обнародованы, выяснилось, что она не ошиблась ни разу.

Джереми написал о Дорис небольшую книжку, которая в течение пяти месяцев оставалась в списке бестселлеров. В заключение он признавал, что вышеизложенному нет никаких научных объяснений.

Он вернулся в гостиную. Бросив куртку Клэр на кресло рядом со своей, Джереми подошел к окну и отодвинул занавеску. Сбоку, почти невидимый, был сад — они с Лекси посадили деревья, когда переехали в новый дом.

Он часто думал о Лекси, особенно в такие тихие ночи, как эта. Со дня ее смерти Джереми не встречался ни с одной женщиной и не испытывал никакого желания это делать. Он знал, что о нем беспокоятся. Раз за разом друзья и родные заговаривали с ним о других женщинах, но Джереми неизменно отвечал одно и тоже: он слишком занят дочерью. Джереми не лукавил, но умалчивал о том, что какая-то часть его души умерла вместе с Лекси. Жена всегда пребудет с ним. Когда Джереми рисовал ее себе, то не на смертном одре. Он видел, как она улыбается, любуясь городом с вершины Райкерс-Хилл. Вспоминал выражение ее лица, когда она впервые ощутила, как шевелится ребенок. Слышал заразительный смех Лекси и видел ее сосредоточенный взгляд во время чтения. Она была жива, и Джереми гадал, каким он стал бы, если бы не встретил Лекси. Женился бы он? Жил бы по-прежнему в большом городе? Он не знал этого и никогда не узнает, но, когда Джереми задумывался, порой ему казалось, что его жизнь началась пять лет назад. Интересно, будет ли он через несколько лет помнить хоть что-нибудь о Нью-Йорке и о том, каким некогда был он сам?..

Джереми не грустил. Он радовался, что стал таким, как теперь, — в том числе отцом. Лекси была права — любовь наполнила его жизнь смыслом. По утрам Джереми всегда с нетерпением ждал той минуты, когда Клэр спустится из детской на кухню, где он читал газету и пил кофе. Пижама на ней обычно сидела криво — один рукав задран, штанины перекручены, темные волосы взлохмачены. В ярком кухонном свете девочка останавливалась, жмурилась и терла глаза.

— Привет, папа, — говорила она чуть слышно.

— Привет, детка, — отвечал Джереми.

Клэр обнимала его, и он брал дочь на руки — она клала голову ему на плечо, ее крошечные ручки обхватывали Джереми за шею.

— Я тебя так люблю, — говорил он, чувствуя, как дви-гается ее грудка в такт дыханию.

— Я тебя тоже, папа.

В такие минуты Джереми страшно жалел, что она не знает матери.

Пора.

Джереми оделся, прихватил с собой куртку, шапку и перчатки Клэр и вошел в спальню. Он коснулся спины девочки и ощутил, как быстро колотится ее сердце.

— Клэр, детка, — прошептал Джереми. — Просыпайся.

Он легонько потряс ее, и она перекатила голову с боку на бок.

— Просыпайся, крошка, — повторил Джереми, осторожно взял дочь на руки и подивился тому, какая она легкая. Пройдет всего несколько лет, и он уже не сможет этого сделать.

Она тихонько застонала и шепнула:

— Папа…

Джереми улыбнулся и подумал, что Клэр — самая красивая девочка на свете.

— Пора ехать.

С закрытыми глазами она отозвалась:

— Ладно, папа.

Он усадил ее на кровать, надел резиновые сапожки, набросил на плечи, поверх пижамы, куртку, натянул перчатки, шапку и снова поднял дочь на руки.

— Папа.

— Что?

Малышка зевнула.

— Куда мы идем?

— Немного прокатимся, — сказал Джереми, неся ее через гостиную. Устроив девочку поудобнее, он похлопал себя по карманам в поисках ключей.

— На машине?

— Да. На машине.

Клэр огляделась с выражением младенческого замешательства, которое Джереми обожал, и повернулась к окну.

— Темно, — заметила девочка.

— Да, — подтвердил Джереми. — И туман.

На улице было холодно и сыро, отрезок дороги, который проходил мимо дома, выглядел так, будто его окутало облако. Ни луны, ни звезд на небе, словно исчез сам космос. Джереми достал ключи и посадил Клэр в детское креслице.

— Страшно, — пожаловалась она. — Как в «Скуби-Ду».

— Немножко есть, — согласился он, застегивая ремень безопасности. — Но с нами все будет в порядке.

— Знаю, — отозвалась Клэр.

— Я тебя люблю, — добавил Джереми. — Ты знаешь, как сильно я тебя люблю?

Она театрально закатила глаза.

— Твоя любовь глубже моря и выше луны.

— Да.

— Холодно, — сказала Клэр.

— Я включу обогреватель, как только мы поедем.

— Мы едем к бабушке?

— Нет. Бабушка спит. Мы едем в другое место.

За окнами машины мелькали тихие улицы Бун-Крика, город спал. Не считая фонарей на крылечках, в домах света небыло. Джереми медленно, осторожно вел машину меж Покрытых туманом холмов.

Остановившись у кладбища Седар-Крик, он достал из бардочка фонарик, извлек Клэр из креслица и пошел к воротам, крепко держа дочь за руку.

Джереми взглянул на часы и заметил, что уже почти полночь. Он знал, что у него есть несколько минут. Клэр держала фонарик; шагая рядом с ней, он слышал шуршание листвы под ногами. Из-за тумана вокруг ничего не было видно, но Клэр сразу поняла, где они находятся.

— Мы идем к маме? — спросила она. — Ты забыл купить цветы.

Раньше, когда они приезжали сюда, Джереми всегда приносил цветы. Лекси похоронили рядом с ее родителями. Потребовалось специальное разрешение, но мэр Геркин добился этого по просьбе Дорис и Джереми. Джереми помолчал.

— Ты сама все увидишь, — сказал он.

— Что мы здесь будем делать?

Джереми сжал ее руку и повторил:

— Увидишь.

Несколько шагов они прошли молча.

— Можно я посмотрю, цветы еще там?

Джереми улыбнулся, обрадованный тем, что Клэр не испугалась, оказавшись здесь посреди ночи.

— Конечно, детка.

Со дня похорон Джереми бывал на кладбище по крайней мере раз в две недели, обычно вместе с дочерью. Именно здесь Клэр узнала многое о своей матери. Отец рассказал ей о поездках на вершину Райкерс-Хилл и о том, что именно там он влюбился. Он объяснил девочке, что переехал сюда, поскольку не мог вообразить себе жизни без Лекси. Он говорил, пытаясь сохранить жену живой в своей памяти, и сомневался, что Клэр слушает. Но хотя ей еще не исполнилось пяти, дочка могла пересказать его истории так, как будто была всему свидетелем. В последний раз, когда они приезжали сюда — вскоре после Дня благодарения, — она слушала тихо и держалась очень серьезно.

— Жаль, что она умерла, — сказала Клэр, когда они шли к машине. Впоследствии Джереми гадал, не связано ли это каким-то образом с ее кошмарами, которые начались месяц спустя.

Шагая сквозь морозную сырую ночь, они наконец добрались до могил. Клэр осветила их фонариком. Джереми увидел имена Джеймса и Клэр, а рядом — имя Лекси Марш и цветы, которые они положили на могилу в канун Рождества.

Отведя Клэр туда, где они с женой впервые увидели огни, он сел и устроил дочь у себя на коленях. Джереми вспоминал то, что Лекси рассказала ему о своих родителях и о кошмарах, которые мучили ее в детстве. Клэр, догадавшись, что вот-вот произойдет нечто необычное, не двигалась.

Клэр была истинной дочерью Лекси — в большей мере, чем он подозревал: когда на небе вспыхнули огни, Джереми ощутил, как дочь прижалась к нему. Клэр, которую прабабушка убедила в существовании призраков, словно зачарованная смотрела на разворачивающееся перед ней действо. Это было всего лишь ощущение, но Джереми, держа малышку в объятиях, вдруг понял, что кошмаров больше не будет. Сегодня они закончатся, и Клэр сможет спать спокойно. Он не знал, как это объяснить, но в последние несколько лет Джереми убедился, что у науки есть ответы далеко не на все вопросы.

Огни, как всегда, были настоящим чудом, они вспыхивалии угасали. Джереми поймал себя на том, что любуется ими вместе с дочерью. Сегодня отблески как будто задержались на небе чуть дольше обычного, и в ярком свете он видел благоговейное выражение на лице девочки.

— Это мама? — наконец спросила она. Ее голосок шелестел не сильнее ветра в листве.

Джереми улыбнулся, у него сдавило горло. В тишине ночи казалось, что они одни на целом свете. Он вздохнул, вспоминая Лекси. Джереми верил, что жена сейчас с ними. И наверняка она улыбается от радости при мысли о том, что у ее дочери и мужа все в порядке.

— Да, — сказал он, крепко прижимая к себе Клэр. — Думаю, она хотела тебя повидать.