Новелла. Я скажу «да». Тысячу раз «да»! бесплатное чтение

Шёл сентябрь. Анапа, отдышавшись после летнего туристического угара, возвращалась к своему привычному, курортно-студенческому ритму. Воздух уже не был обжигающе-горячим, в нём витала прохлада с моря, смешанная с терпким ароматом нагретой за день гальки и сладковатым душком винограда с ближайших плантаций.

Лев, прижав к глазу свой верный, потрёпанный Nikon D90, водил объективом по набережной. Он ловил жизнь. Убегающих от волны чаек, задумчивых стариков у парапета, шумные ватаги таких же, как он, первокурсников. Он искал тот самый, идеальный кадр. Тот, от которого защемит внутри и захочется творить снова и снова. Пока не находил. Всё было красиво, но… бездушно.

– Эх, – вздохнул он, опуская камеру.

А в это время Марина, сбежав от своей подруги и её нового, по её мнению, абсолютно неинтересного ухажёра, шлёпала по тёплой гальке босиком. Она закинула балетки за спину, держа их на двух пальцах, и наслаждалась свободой. Ветер играл её распущенными каштановыми волосами, солнце ласкало щёки, а море шумело для неё одной. Она подошла к самому краю волнореза, закрыла глаза и, подняв лицо к заходящему солнцу, глубоко вдохнула. В этой позе была какая-то дикая, естественная грация. Полное слияние с моментом.

Именно в этот миг Лев снова поднял камеру. Его палец механически нажал на спуск. Щёлк. Потом ещё один. И ещё. Он не мог остановиться. Он нашёл его. Свой идеальный кадр. Девушка, солнце, море и абсолютная гармония.

Марина услышала щелчки и обернулась. Её большие, зелёные, как морская волна на мелководье, глаза расширились от удивления, а затем в них вспыхнули огоньки негодования.

– Эй, а можно спросить, что вы делаете? – её голос, мелодичный и чёткий, прорезал шум прибоя.

Лев опешил, опустив камеру. Он пойман с поличным.

– Я… извините… – он запнулся, чувствуя, как горит лицо. – Вы просто… так красиво выглядели. Я не удержался.

– «Не удержался», – передразнила она, но уже без злости, с лёгкой усмешкой. – Это что, ваша коронная фраза для всех девушек на набережной?

– Нет! – Лев искренне возмутился. – Я снимаю моменты. Настоящие. А вы… вы были самым настоящим моментом за весь день.

Он сделал несколько неуверенных шагов в её сторону и протянул камеру. – Хотите посмотреть?

Марина колебалась секунду, потом любопытство пересилило. Она взяла тяжёлую тушку фотоаппарата и поднесла к глазам. На экране была она. Но не та, что видит себя каждое утро в зеркале. А какая-то другая. Загадочная, лёгкая, словно сошедшая со страниц романтического романа. Солнце очертило её силуэт золотым нимбом, а на губах играла едва заметная, счастливая улыбка.

– Ого, – это было всё, что она смогла вымолвить.

– Вот видите, – тихо сказал Лев. – Я же говорил.

Они познакомились. Сидели на том самом волнорезе до самого заката, болтая обо всём на свете: о скучных лекциях, о том, как странно быть взрослым, о музыке, о книгах. Лев рассказывал о магии фотографии, о том, как одна фотография может сохранить эмоцию навсегда.

– Значит, ты сохранил мою эмоцию? – улыбнулась Марина.

– Я сохранил момент, в котором ты была по-настоящему счастлива, – поправил он, глядя на неё так пристально, что у неё пощипало щёки.

С той самой встречи их жизнь изменилась. Они стали неразлучны. Лев фотографировал Марину везде: в аудитории, склонившуюся над конспектом, в парке, смеющуюся с мороженым в руках, на пустынном пляже в предрассветной дымке. Она стала его музой. А он для неё – проводником в мир искусства и света. Она видела, с какой страстью он говорит о композиции, о свете, о «золотом часе», и эта страсть заражала её.