Ниалл. Возвращение Повелителя Света бесплатное чтение

Глава 1. Птенчик в золотистой клетке

В зале наказаний царил яркий белесый свет, что не погасал ни на секунду. Ночи в Небесном Царстве не бывало. Ниалл уже забыл, насколько прекрасна была ночь на Безграничье. С ее холодными звездами, качающимися на небе цвета спелой черники, огромным серебристым диском луны, протягивающей свои длинные лучи, словно зазывая в объятия, и тишиной, которую разрезали только воздушные волны моря, ласкающие скалы, стрекотание насекомых и горячий шепот ветра. Впрочем, тишины Бог тоже давно не слышал. Порой, ему хотелось просто зажать ладонями уши и крикнуть, чтобы все замолчали. Такие земные вещи больше были недоступны провинившемуся Повелителю Света. И он по ним скучал, когда приходил в себя. Половину своего пребывания в Небесном Царстве он не помнил. Боль, что обжигающими ударами пронзала земное тело, выжигала душу, помутила рассудок, заставляла его проваливаться в бесконечный сон. События жизни, словно картинки в калейдоскопе, сменяли друг друга так быстро, до тошноты, выворачивая душу наизнанку.

Ниалла приковали тяжелыми магическими цепями к золотистой клетке. Магия была заперта в специальном сосуде. Его Мать всего сущего повесила на свою шею. Даже если бы Бог нашел способ выбраться, без своего Света он — ничто. Единственное чувство было доступно бывшему Повелителю — боль. Бесконечная. Отравляющая. Ломающая на части. Ни сожаления, ни раскаяния, ни сочувствия к запертым в других клетках магов не было. Они стонали, просили пощады, тянули высохшие руки, закованные в кандалы друг к другу, и к тому единственному, кто навещал Бога.

— Как дела, Ушакхал? — раздался усмехающийся голос.

Ниалл приподнял голову. Платиновые локоны спутанной стайкой спускались по его опущенному лицу, щекотали нагую грудь, блестящую в свете Царства. Он прищурил потухшие лазурные глаза, которые сейчас больше напоминали скучные дождливые, чем яркие, как небесная гладь, и язвительно прохрипел:

— Как у смертного на курорте!

Глаза, все еще не привыкшие к такому яркому свету, наконец смогли разглядеть извечного гостя. Он сидел на качающемся в воздухе зеленом островке, словно на поляне, подложив под подбородок сжатую в кулак ладонь. Седые волосы спускались по спине и полностью покрывали ее, пустые глазницы, казалось, могли высосать душу, алые губы, постоянно приподнятые в усмешке, мужское нагое тело. Когда Ниалл последний раз видел Фата, тело его мерцало, просвечивая окружающие предметы, а сейчас было осязаемое: фарфоровая кожа мерцала под направленным на нее светом, а грудь вздымалась от дыхания.

— Рад, что ты не потерял змеиный яд на кончике своего языка, — ответил Фат.

Бог искренне не понимал почему Фат таскается именно к нему. Проплывает между одинаковыми клетками, едва касается их прутьев пальцами, а затем садится на зеленом островке и все говорит и говорит. Если бы Ниаллу мать включила еще хоть одно чувство, помимо бесконечной боли, он бы уже сошел с ума от этой болтовни.

— Расскажешь, зачем ты таскаешься ко мне? — спросил Ниалл.

— Я твой личный палач. Или ты не хочешь освободиться и вновь вернуть свою магию?

Ниалл прищурил глаза, смотря на самодовольное ухмыляющееся лицо вершителя судеб. Он тот, кто сплетает между собой нити, сводит людей и отрезает их друг от друга.

— И как ты мне поможешь?

Фат вскочил со своего места и приблизился к клетке, наклонив голову набок. Он прошелся взглядом по крепкому обнаженному телу, на котором кое-где были сиреневые кровоподтеки, мазнул по глубоким синякам под глазами Ниалла, вздохнул, любовно проведя пальцами по толстенной магической цепи и ответил:

— Ты мой птенчик в золотистой клетке. Мне нравится мелодия израненных душ, что несут здесь наказание, но ты другой. Ты молчишь. Упрямый, несломленный Бог. Когда же ты признаешь свое поражение? Только скажи это: «Я проиграл» и Царица тотчас освободит тебя.

Ниалл рассмеялся. Стальной смех оттолкнулся от золотистых прутьев его личной клетки и эхом прокатился по залу. Проиграл? Ниалл? Повелитель Света, Бог, которого заперли здесь из-за жажды стать единственным правителем мира и желания уничтожить брата, который забрал у него все: величие, любимую женщину, любовь народа, никогда не признает поражения.

— Тогда твоим единственным спутником жизни станет Вечность. Но я помогу тебе передумать, Ушакхал. Как насчет позволить тебе чувствовать самую любимую эмоцию? Ненависть! Да, точно! Она сломает тебя, — улыбнулся Фат. Ниаллу показалось, ярко-алые губы его собеседника от того, что тот по капле высасывает у пленных кровь. Под его пальцами заискрилась серебристая магия. Он коснулся горячего лба Ниалла и удовлетворенно расплылся в улыбке.

Повелитель Света сделал судорожный вдох и в груди тотчас разлился огонь, что ласкал его сердце как лес, вспыхнувший из-за оставленного на поляне горящего костра. Ненависть, что копилась ежесекундно на протяжении полугода, что Бог находится здесь, выплеснулась наружу, заполнила разум, словно туманом и холодила своим дыханием. Захотелось кричать, разорвать эти цепи, забрать свой Свет назад. Он и подумать не мог, что без магии так трудно жить. Существовать, чувствуя зов собственной силы и не иметь к ней доступа — безжалостно. Только поверженный Бог не сдастся и обязательно выберется отсюда, чтобы править собственным народом, созданным им самим.

Время в Царстве идет совсем не так. На Земле полгода, на Небесах же целый век. Век, в котором была только боль и рекой льющиеся воспоминания, которые Ниалл рассматривал с холодным равнодушием. Иногда его посещали мысли: как там Селена, все ли в порядке у Астрейи, жив ли Ленар. Но чувства заперты в такую же золотую клетку как он и вспомнить их, увы, не представляется возможным.

Вдалеке вдруг зазвонил колокольчик. Яркий, звонкий, он раздавался так громко, захотелось зажать ладонями уши. Фат удивленно вскинул тонкие полоски седых бровей, протянул ладонь, где на пальцы ему присели две бабочки: одна золотая, побольше, а вторая меньше, нежно-голубого цвета. У обеих насекомых крылья были сломаны, перевязаны какой-то нитью, переплетающейся между собой и скрепленной крепким узлом. Нахмурившись, вершитель судеб вдруг щелкнул пальцами и ненависть в груди Ниалла потухла.

— В чем дело? — спросил Бог.

Фат перевел на него пустой взгляд, вернул его на двух сияющих бабочек, а затем медленно сказал:

— Кажется, дни твои в клетке сочтены. А мне так нравилось вести с тобой непринужденные беседы, — и он исчез. Растворился в воздухе, только колокольный перезвон все еще был слышен вдалеке.

Небесная Царица гордо сидела на троне, положив ногу на ногу. Золотистые волосы змейками спускались по ее груди, едва прикрытой полупрозрачной голубой тканью, словно сотканной магическими пауками. Спинка трона была сплошь усеяна мелкими багровыми цветами, а зеленые витиеватые стебли опутывали подлокотники. Она будто сидела на мягкой травяной подушке. Вокруг резвились дети, если можно их так назвать. Бестелесные, мерцающие тысячами светлячков, они протягивали друг к другу ладошки, танцевали вокруг Царицы, подбрасывая вверх цветы, и их звонкий смех будто отталкивался от невидимых стен и эхом раздавался в тронном зале. Это были души магов, что еще не бывали на Земле. Их судьбы пока не были переплетены и потому они находились здесь — во владении великой Вселенной.

Фат величественно вышагивал по мягкой траве. Блестящие капли росы задерживались на его ступнях и холодили их. Он испытывал небывалый восторг, когда касался прохладных стебельков, ведь раньше такие чувства, присущие смертным, ему были просто недоступны. Но после всех пророчеств, нашептанных им Царице, она решила подарить ему оболочку. Седые волосы мужчины спускались почти до самых пят. Одежда ему была не нужна, ведь пышный водопад прикрывал все, что должно быть скрыто. Он подошел к подножию трона, едва коснулся губами горячей руки Царицы, а затем приложил ее к своему лбу и встал на колени.

— Говори, — разрешила она.

Фат поднялся, чтобы затем взмахнуть пальцами, на которые тотчас медленно опустились две бабочки, переплетенные между собой нитью. Она связывала их сломанные крылья, словно две разбитые души, готовые излечить друг друга. Царица медленно наклонилась, с интересом посмотрела то на одно насекомое, то на другое. Грудь ее часто вздымалась, а губы разомкнулись, она выдохнула:

— Невероятно!

Фат кивнул и бабочки растворились на его пальцах. Царица взмахнула рукой, погружая ее в оставленный от насекомых блестящий туман. Он искрился разноцветными частичками: золотыми, лиловыми, голубыми. Богиня откинулась на спинку трона и задумчиво смотрела в пустые глазницы вершителя судеб.

— Как ты это сделал? — спросила она.

— Нити сами переплетаются, Повелительница, я, лишь, вовремя услышал их зов.

— И какой он был?

Фат растянул багровые губы в мечтательной улыбке. Он лукаво посмотрел на задумчивую женщину и ответил:

— Самый звонкий из всех мною созданных.

Царица вздохнула. Она сняла с шеи Свет Ниалла, который светился золотистыми искрами, мерцал, закованный в стеклянную клетку, сжала его в ладони, а затем протянула Фату.

— Но ведь он еще не перевоспитался, — попыталась возразить Царица.

— Ваш сын не из тех, кто сдается.

— Ломаются даже самые непокорные, — отмахнулась она.

— Но не Ушакхал. Его предназначение прописано, Госпожа. Вопрос в другом, погубит ли его судьба, или возродит из пепла истинный Свет. Ведь он совсем забыл о том, кто он есть на самом деле. Он должен помочь смертной, иначе никогда не выберется из этой клетки.

— А если не станет?

— Скажите, что тогда вернете его назад. В клетку, — предложил Фат.

Богиня кивнула. Она грациозно поднялась, спускаясь с подножия трона. Фат протянул ладонь и помог Госпоже спустится. Она забрала пузырь обратно и обронила:

— Проводи.

Вершитель судеб кивнул, едва приподняв кончики губ в подобии улыбки. Он так давно мечтал сплести нити Ниалла, как сделал двумя веками ранее с другим сыном Царицы — Повелителем Тьмы. Он был уверен, судьба Повелителя Света зазвенит ярче, чем все прочие. Лишь бы она не оборвалась, как сотни других, что сплетал Фат. Одно неосторожное движение и чья-то жизнь вспыхнет, подобно спичке, и больше уже никогда не сможет соединиться с другой.

Ниалл запрокинул голову. Платиновые локоны качнулись вслед за ним, будто пытались обнять хозяина, утешить его, уменьшить боль, которая током пронзала его крепкое тело в определенное время. Бог быстро научился определять в какой момент нужно стиснуть зубы крепче: когда свет станет ярче, а легкий ветерок будет обманчиво ласкать кожу. Он глубоко вздохнул, задержал дыхание, смежил веки и крепко сжал челюсть. Раздался истошный крик миллиона душ. Ниалл приготовился и ничего не почувствовал. Он приоткрыл один глаз и удивленно огляделся. То ли привык к вечной боли, то ли его клетка дала сбой, но боли не было. Души корчились, сгорая в агонии, умоляли о пощаде, рычали, зубами силились разорвать цепи, а Ниалл стоял посреди этого ада и не мог понять что случилось. Вдруг кандалы на запястьях разжались, руки безвольно упали вдоль тела. Повелитель рухнул на колени, пораженный случившимся. Его колени тряслись, но он, держась за золотистые прутья, вдруг поднялся и замер. Перед его лицом стояла девушка. Длинные платиновые локоны были завязаны на затылке в низкий хвост, кристально-голубые глаза с интересом разглядывали поверженного Бога, а пухлые губы разомкнулись, раздался нежный голос:

— Здравствуй, Повелитель Света.

— Кто ты? — спросил Ниалл, наклонив голову набок.

Девушка взмахнула рукой и клетка исчезла, а вместо нее Ниалл оказался на солнечной поляне. Золотистые лучи ласкали его алебастровую кожу, по небу медленно проплывали белоснежные, похожие на сладкую вату облака, воздух разрезал сочный аромат роз, так любимых Ниаллом. Он настороженно сделал шаг и зажмурился. Ног касалась трава. Она вдруг показалась ему обжигающе горячей. Тело охватил восторг, улыбка сама по себя озарила бледное лицо, он будто сам засветился, подобно этому солнцу. Мимо Ниалла пролетели бабочки. Нежно-голубые, они кружились вокруг друг друга, взмывая ввысь. Бог опустил взгляд на травинки под ногами и увидел божью коровку. Алая спинка с черными крапинками медленно ползла по своим делам, а он вдруг наклонился и коснулся пальцем гладкой спинки. По рукам Ниалла поползли мурашки. Как давно он не чувствовал обычных земных радостей! В постоянной суматохе дел, он вовсе забыл, как прекрасна природа. Как прекрасна жизнь! Смертные и те забыли. Их существование подобно капле, что проделывает свой путь с тучки вниз. Всего секунда, и она уже ударяется о землю, разбивается на осколки и каплей уже больше не становится. А они тратят такие прекрасные секунды на глупые обиды, раздражаются по пустякам, теряют в попытке что-то друг другу доказать дорогих им людей. И Ниалл вдруг понял, он больше не променяет свою земную жизнь на золотую клетку. Прав был Фат, Бог — всего лишь птенчик и ему пришла пора превратиться в горящего феникса, что возрождается из пепла вновь.

— Вижу, ты счастлив вновь обрести способность чувствовать, — улыбнулась девушка.

Ниалл заинтересованно перевел на нее взгляд. Улыбка спала с красивых губ, он настороженно сделал шаг назад. Девушка вдруг протянула пузырек, где находилась его сила. Бог недоверчиво принял свой Свет, сжимая в ладони холодное стекло.

— Цена твоего освобождения ничтожна. Меня зовут Персефона и ты должен помочь мне, Ниалл, если хочешь вернуться на Безграничье вновь.

— Помочь? — переспросил Бог. — Чем я помогу тебе?

Девушка пожала плечами и отвернулась, собираясь уйти, но напоследок обронила:

— Судьба сама приведет меня к тебе в нужное время. Тебе всего лишь стоит выслушать. До встречи, Ниалл.

И она растворилась. Ниалл огляделся. Его сердце все еще стучало, восторг током прокатывался под ребрами, а в руке мерцал его Свет. Он откупорил крышку и разомкнул губы. Когда сила до последней капли впиталась в Бога, он распахнул веки. Глаза вновь горели лазурным огнем, в платиновых волосах бликами играло солнце, а тело светилось так ярко, что даже Небесная Царица прикрыла глаза рукой. Ниалл при виде матери спешно рухнул на колени, опуская голову. Она остановилась от него в двух шагах и сказала:

— Помоги нуждающейся в тебе душе, мой милый Ушакхал, и ты будешь прощен. Я даю тебе три земных месяца. Не успеешь — золотая клетка станет твоей тюрьмой навечно.

— Но как я найду ее? — спросил Бог.

— Ее не нужно искать. Она сама тебя отыщет.

— Кто она такая?

Небесная Царица улыбнулась, но не ответила. Она ласково погладила сына по волосам, коснулась горячими губами его лба, а когда Ниалл распахнул глаза, он уже был не во владениях матери. Он был дома.

Глава 2. Нефритовая Арфа

Ниалл стоял на скале над Розовым морем. Ледяной камень сковывал босые ступни, а яростный ветер, что ласкал его обнаженное тело, разносил сочный аромат отцветающей сирени. Ниалл в блаженстве прикрыл глаза, расставил руки в стороны и тотчас взорвался солнечными брызгами, сроднился с воздухом, стал с ним единым целым. Восторженным вихрем он мчался над водной гладью, взбивая эту малиновую воду в белоснежную пену. Ветер подхватил стальной радостный смех и разнес его вокруг, отталкивая от скал, кидая в море, предлагая солнцу как подношение. Солнце засияло ярче, признавая своего Повелителя. Он в блаженстве спикировал в воду, вынырнул, сделав судорожный вдох, наслаждаясь лимонным ароматом любимого моря. Платиновые локоны прилипли к груди, волна подкинула его вверх, чтобы осторожно отдать во владение песчаного берега. Ниалл взмахнул рукой и раскаленный золотой шар засиял ярче, протянул свои лучи, лаская тело хозяина, высушивая его волосы, превращая блестящие розовые капли в пар. Бог обернулся. Любимое место не хотелось покидать, но сейчас единственной целью Ниалла было вернуть себе трон назад. Трон, который принадлежал ему по праву. Он коснулся нити Света и оставил от себя только сочный морской аромат.

Селена сидела в тронном зале, листая пустые бумаги. Перед ней, точно провинившийся ребенок, слуга выводил носком ботинка узоры. Он не знал куда деть глаза, чувствуя угрозу, что ореолом Порядка светилась от тела Повелительницы. Она гневно вскинула руку и листы тотчас разлетелись в разные стороны. Вскочив с трона, она повысила голос:

— Я уже на протяжении полугода слышу эти оправдания! Похоже, вы зря занимаете собственное место, Вильям.

— Повелитель Света считал меня самым лучшим ищейкой, — дерзко сказал мужчина.

— Видимо, он ошибся, раз за полгода вы не продвинулись в поисках Ленара ни на шаг!

— Я никогда не ошибаюсь, — раздался насмешливый голос.

Селена вскинула голову. Ее сердце радостно взмыло ввысь, забилось, точно опаленное огнем, губы приподнялись в улыбке, с них сорвался горячий выдох:

— Ниалл!

Бог стоял, прислонившись плечом к дверному косяку. От любимого места он переместился в собственный замок. На удивление, слуг в коридорах не было, и он, нагой и счастливый, смог вновь полюбоваться собственным творением, любовно провести по кирпичикам на стене, гобелена картин, живых цветов в вазе. Возле его комнаты был пышный букет из семнадцати рубиновых роз. Улыбка сама по себе тронула губы. Селена о нем не забывала. Распахнув дверь своей спальни, он удивленно приподнял брови. Здесь было чисто, вещи покоились на тех же местах, где Ниалл их оставил в день битвы с братом. Даже флакон духов стоял нетронутый. Пройдя внутрь, Бог настежь распахнул балкон, впуская в комнату аромат цветов из своего сада роз. Он открыл шкаф, на минуту замерев на месте. Хотел выбрать любимое голубое платье с серебристыми ромбиками на манжетах, но в последний момент одернул руку и достал черные брюки на подтяжках с белоснежной рубашкой в тонкую небесную полоску. Волосы Ниалл закрепил в низкий хвост, а на рукава прицепил жемчужные запонки.

— Как идут дела? — невозмутимо спросил Повелитель и двинулся к сестре, обводя взглядом тронный зал.

Ищейка удивленно вытянул шею, и не знал что делать. То ли кланяться Ниаллу в ноги, то ли ретироваться, если вдруг сейчас начнется драка за трон. Но Селена бегом спустилась с подножия трона, проигнорировала протянутую ладонь слуги, а затем с размаху влетела в крепкую грудь брата, стискивая его в объятиях. Она уткнулась носом в его шею, вдохнула морской аромат и едва не разрыдалась, обрадованная его появлением. Селена не злилась. Она простила. Ведь самое важное, что есть в жизни каждого из нас — семья. Какой бы ни был ее брат: жестокий, причиняющий боль, она до щемящей раны в сердце скучала по нему ежесекундно. Да, он заслужил наказание и понес его, но это не значит, что теперь он изгой. Ниалл сомкнул кольцо рук на ее талии и в русые волосы, пахнущие орхидеями, насмешливо произнес:

— Вот это прием!

Селена отстранилась, только чтобы приказать слугам подать горячий розовый чай и испеченные недавно имбирные печенья. Чуть погодя, они устроились на мягком диванчике. Селена все никак не могла оторвать свой взор от родного лица, а Ниалл хмуро рассматривал трон. Сестра его заменила, сделала больше, из голубого, обивка стала цвета парного молока, деревянные резные узоры больше не походили на солнечные лучи, их заменили вырезанные листочки, выкрашенные золотистой краской. Знак солнца больше не украшал подлокотники, он был стерт, вместо него там было гладкое красное дерево.

— Где Ленар? — полюбопытствовал Ниалл.

Он прочитал с лица сестры сотню эмоций: от испуга до вспыхнувшего в глазах отчаяния. Она прочистила горло и со вздохом ответила:

— Когда ты ушел, Ленар не смог смириться с тем, что выбрал не меня. Обещал вернуться через год, но я до сих пор пытаюсь его отыскать.

— Ты его не найдешь. Я обучал его лично, забыла? Если сказал, что через год, значит так и будет. Так как идут дела?

Селена не ответила. Она подозрительно сощурила глаза, сложила руки на груди и недовольно буркнула:

— Я думала, ты пришел, потому что хочешь извиниться передо мной, а ты явился вернуть себе трон?

Ниалл виновато отвернулся, не в силах выдержать напористый взгляд сестры. Но не может же он признаться ей в том, что скучал? Ниалл своих слабостей никогда не признавал и этот раз ни чем не отличается от остальных.

— Мне не за что извиняться, — сказал Бог. — Я пришел не только, чтобы переговорить с тобой об условии возвращения моего народа. Ведь условия будут, я полагаю. — Селена кивнула. — Я хочу зарыть топор войны. Это все еще мой дом, я не хочу менять его, если мы не придем к обоюдному согласию.

— Я тебя не гоню, Ниалл. Боюсь, Адриан не захочет так быстро мириться.

Ниалл с отвращением скривился. Мириться с Адрианом? Скорее рухнут небеса, чем когда-либо он захочет снова называть его братом. Селена, увидев выражение лица, поникла.

— Речь шла о нас с тобой, Селена. Я по — прежнему считаю Адриана недостойным ходить по нашей земле, но раз уж я не смог его уничтожить, смирюсь. Как — нибудь буду избегать его и воспринимать как белый шум, — сказал Ниалл. — Ну так что, ты готова начать все с нуля?

Селена задумчиво кусала губы. У Ниалла как и у медали, есть две стороны. Сегодня он с тобой милый, а завтра, когда получит желаемое, наносит удар в спину. Откинув русые волосы за спину, Богиня достала из кармана небольшой бархатный конверт и протянула его Ниаллу.

— Сегодня вечером я устраиваю бал в честь наступившего лета. Приходи, узнаешь ответ, заодно обговорим другие условия.

Ниалл конверт принял, но сказал:

— Я не хочу видеть Адриана.

— Приходи в мой кабинет за час до начала. Уверяю, его там не будет. А теперь скажи мне, как ты выбрался?

Ниалл вкратце рассказал о своем пребывании в Небесном Царстве, отпуская подробностей. Он видел на лице сестры разнообразие эмоций, одной из которых была жалость. Та самая эмоция, которую Ниалл ненавидел. Он поморщился, словно от боли, и отрезал:

— Я не нуждаюсь в утешении, Селена.

Она кивнула. Он никогда не нуждался в ее утешении. Рядом с ним всегда был Ленар — единственный, кому Ниалл доверил бы даже собственную жизнь, если бы был смертным. Она разглядела грусть на дне его жестоких лазурных глаз, когда он узнал об уходе мужчины. Селена была уверена, первым, кого Ниалл хотел видеть после возвращения, никогда не была она. Он даже не спросил о дочери, девушка сама рассказала. В дверь постучали, на пороге возникли слуги. Они поклонились, а затем застыли, смотря расширенными глазами на сидящего на диване Бога.

— Повелитель, с возвращением! — выдохнул мужчина и рухнул на колени.

Ниалл улыбнулся. Люди по-прежнему его уважали и он как никогда захотел вернуть свой народ обратно. Бог гордо выпрямился и поднялся, обронив:

— Увидимся на балу.

Ниалл вышел, мимо него пробежали горничные. Селена не распорядилась поменять их форму и это заставило его плотоядно улыбнуться, когда оценивающий взгляд лазурных глаз утонул в манящем вырезе. Миловидная девушка с копной кудрявых русых волос смутилась. Ее щеки вмиг вспыхнули малиновым огнем, а руки инстинктивно прижались к груди. Она поклонилась, опустив глаза в пол. Ниалл усмехнулся. Кокетливый взмах ресниц говорил красноречивее всяких слов. Бог вдруг поймал за хвост мысль, что как змейка, попыталась прошмыгнуть мимо. Ему подумалось, что после полугодового заточения, он больше не тот, кем был. Теперь он стал другим, и на душе стало тепло, словно большое красное солнце протянуло свои лучи, обняло Ниалла и оставило на его сердце звонкий поцелуй, а в лицо ударил теплый ветер перемен.

В комнате, залитой ярким золотистым светом солнца были двое. Они лежали на смятой простыни, мокрой от разгоряченных тел, что сплетались в страстном танце некоторое время назад. Начало июня выдалось очень жарким. Солнце как на зло припекало так, что даже ветерок, ласкающий шторы сквозь приоткрытое окно, ни сколько не охлаждал. Девушка сползла с шелковой кровати, подхватила с пола платье и рывком натянула его на себя, застегивая маленькие пуговицы. Она тряхнула кудрявыми платиновыми волосами, откидывая их за спину и помахала ладонью на разгоряченное лицо. Мужчина повернул голову, медовые глаза с обожанием скользнули по ее тоненькой талии, пушистым упругим кудряшкам, глазам цвета небесной глади, опустились на припухлые от жарких поцелуев губы, вздохнул, встретившись с безразличием, застывшем на ее фарфором личике.

— Персефона, мы еще увидимся? — с надеждой спросил мужчина.

Девушка пожала плечами. Ядовитые слова сорвались с кончика ее языка и припечатали парня к резному изголовью кровати. Он не понимал как в такой ангельской внешности может уживаться холодный айсберг, точно лед в Снежной долине вместо сердца.

— Я дам знать, если будешь нужен.

Персефона подхватила со стола сумочку и вышла из дома парня. Он вздохнул, схватил упавшую на пол подушку и прижал ее к носу, вдыхая яркий черничный аромат, который еще долго витал в комнате после ухода жестокой девушки. Ее имя поселилось в его сердце, точно золотистая нить, вышитая по шелку. Она, такая холодная и ядовитая, но одновременно нежная и хрупкая, словно цветок розы, одурманила его, заполнила собой разум, заставляя вновь и вновь вспоминать черничный дурман ее фарфоровой кожи.

Персефона воровато обернулась. Солнечный луч ослепил, заставил чуть вздернутый носик сморщиться, закрывая глаза ладонью. Жаркий воздух, точно выдох разгоряченных любовников, обдал ее тело. Девушка подошла к колодцу, погрузила в прохладную воду пальцы, побрызгала на платье, в надежде, что солнце сжалится и скроется за пышными облаками, похожими сегодня на сахарную вату. В легкие ворвался аромат соленого моря. Персефона напряглась, инстинктивно зажгла на пальцах левой руки магию, а в правую из длинного пышного рукава скользнула горячая деревянная рукоятка ножа. Она обернулась и облегченно выдохнула, хотя напряжение все еще сковывало ее тело.

Перед взором небесно-голубых глаз стоял маг, крепкое тело которого утонуло в тонком черном плаще с капюшоном, натянутым по самый нос. Через полумрак было видно горящий взгляд синих как васильки глаз. Его запястья сковывали железные кандалы, которые от движения звенели, точно колокольчики. Он кивнул в приветствии и, наклонив голову набок, спросил:

— Принесла?

Персефона не ответила. Она сунула руку в маленький кармашек сумочки и выудила на свет черный как ночь ключик. Васильковые глаза, спрятанные в тени капюшона, засияли ярче. Он протянул запястья и приказал освободить его.

— Не так быстро! — Персефона убрала ключ в сумку, усмехнувшись: — Я тебя освобожу, а ты убьешь меня? Так не пойдет. Сначала информация для меня, потом освобождение для тебя.

— Что мешает мне убить тебя после? — зло улыбнулся мужчина.

Персефона пожала плечами, закрыла замок на сумочке, натянула ее на плечо и, обронив: «Чао!» собиралась уйти. Мужчина тяжело вздохнул, буркнул: «Упрямая чертовка!» и догнал ее в два прыжка.

— Не дури. Я же знаю как тебе важна эта информация, а мне важно освободиться, твое бледное тельце меня не интересует. Еще не хватало руки марать!

Персефона остановилась, приподняв брови, мол, я жду. Мужчина кивнул на гулявших неподалеку девушек. Они опасливо косились на него и шептались. Персефона сделала вид, словно обнимает его. Он напрягся, попытался отстраниться, но девушка шепнула:

— Замри, — и он подчинился.

От мужчины исходил легкий аромат сигаретного дыма и хмеля, который разрезал запах соленого моря. Персефона скривилась, а когда девушки прошли мимо, отстранилась и отошла на пару шагов назад.

— Выкладывай, — кивнула она.

— Нефритовая Арфа последний раз была у Повелительницы Порядка. Тебе придется очень постараться, чтобы найти ее. Эта Богиня не так проста как твой наивный Повелитель, — он усмехнулся. — По легенде, Арфу создала Небесная Царица для своих детей, чтобы они не забывали кем являются на самом деле. — Он сунул длинные загорелые пальцы в карман плаща и выудил из него сложенный вчетверо листок, но Персефоне не отдал, сказал: — Она всегда хранилась во льдах Снежной долины. На этой бумажке нарисовано точное местоположение артефакта и заклинание, способное заставить ее петь. Увы, как достать изо льда не знаю. Это все, что я смог добыть. А теперь открывай, или карту не увидишь.

Персефона задумалась: если Арфа была последний раз у Повелительницы Порядка, значит стоит наведаться в гости. В этот вечер она устраивает бал в честь начала лета, приглашены только самые известные маги, простой народ будет веселиться у входа. Разумеется, Повелительница позаботится о напитках и еде для обычных магов, но она должна попасть внутрь и пробраться в ее покои. Благо, она еще в прошлом году стащила план замка, который еще тогда принадлежал Повелителю Света. Персефона достала ключик. Солнечный свет оттолкнулся от него, бликом осветил лицо, скрывающееся за капюшоном. Девушка смогла разглядеть только белоснежные зубы и рваный шрам на левой щеке. Мужчина протянул руки и кандалы со звоном ухнули вниз, подняв маленький столп пыли. Парень потер затекшие конечности, в блаженстве запрокинув голову.

— Карта, — напомнила Персефона.

Он протянул листок. Девушка спрятала его в сумочке, а затем сказала:

— Мне нужно еще кое — что.

— Только быстро, пока я добрый.

— Достань приглашение на сегодняшний бал. И такой же костюмчик как у тебя.

Мужчина в капюшоне охотно согласился, усмехнувшись. Персефона проводила его задумчивым взглядом. Они встретились месяц назад, когда девушка в ночи бежала до замка Повелителя Хаоса, где работает личной гувернанткой его возлюбленной. Девушка бежала дворами, пока на ее глаза не попал мужчина, облаченный в капюшон. За ним тянулась длинная полоска рубиновой крови. Он уже почти не мог идти, держался за стены, оставляя на них кровавые отпечатки. Сначала Персефона решила пройти мимо, ведь ее это не касается, а потом подумала: люди, которые носят в жарком мае плащи, определенно что-то скрывают и обладают запретной информацией. А Персефоне любая, даже самая крохотная зацепка об артефакте была нужна как воздух. Она остановила мужчину и предложила свою помощь, но не бесплатно. Он усмехнулся: «Ну конечно, как иначе, нынче за все нужно платить». Девушка умела зашивать раны и останавливать кровь с помощью трав. Она не была уверена, что таинственный мужчина поможет, ведь он исчез в ночи, словно его и не было. А неделю назад ей из открытого окна на ноги прилетел самолетик, в котором было всего пять слов: «Арфа. Дэрлай. Пятая дорога. Полночь». Когда встретились, он сказал: «Я узнал о чем просила, девчонка, но за такую информацию маловато раны штопать. Мне нужен ключ из хранилища Повелителя Хаоса. Достанешь — все расскажу. Встречаемся через неделю на этом же месте в полдень». Каких же трудов Персефоне стоило стибрить ключик, но жажда узнать об Арфе, которая стала ее целью целых десять лет назад, перевесила здравый смысл. На одной чаше было желание узнать правду, а на другой какой-то ключ, коих у Повелителя великое множество. Персефона улыбнулась, потерла ладони друг о друга и скрылась в тени узких улочек прекрасного города.

Ниалл стоял у зеркала в полный рост. Он закручивал две пряди у виска в тугие косы, а затем закрепил их на затылке голубой ленточкой. Остальные же локоны платиновым водопадом ниспадали по спине, облаченной в белоснежную рубашку. На рукавах бриллиантовые запонки сверкнули в свете заходящего малинового солнца, которое протягивало свои лучи сквозь открытые двери балкона. В воздухе витал аромат сочных роз и летней прохлады. После такого знойного дня легкий свежий ветерок показался жителям глотком воды для испытывающего жажду человека. Повелитель поправил кожаный ремень на небесно-голубых брюках, подхватил с тумбочки духи и распылил их на шею. Аромат розового перца смешивался с природным запахом алебастровой кожи и создавал новый, манящий, словно сидя у моря Ниалл разрезал сочный красный апельсин, а на его голове был венок из можжевельника, оставляющий от себя легкий хвойный шлейф. Он подхватил с кровати маску — золотистую, усеянную мелкими блестками, отражающими его силу, будто солнечный свет рассеивался в полумраке. Сквозь ее прорези были видны холодные лазурные глаза, вспыхнувшие огнем, когда в комнату вошла служанка — та самая, с которой он столкнулся утром и его взгляд утонул в манящем вырезе ее пышной груди. Проведя языком по губам, Ниалл мурлыкнул:

— Как дела?

Щеки служанки вспыхнули малиновым огнем, ресницы кокетливо опустились, скрывая блеск, промелькнувший в глазах, а правая рука накручивала на палец русый локон. Бог плавно подошел ближе, словно кот, готовый сцапать птичку. Служанка уперлась спиной в дверь и осмелилась поднять взгляд. Все знали, Повелитель Света был не только хорош собой, но и отменным любовником. Если Повелитель Хаоса в свое время заботился только о себе, Ниалл же доставлял удовольствие каждой наложнице.

— Все хорошо, — прошептала девушка.

Ниалл наклонился к ней и носом провел по щеке, пощекотал дыханием шею, на которой бледная жилка билась так сильно, казалось, ее толчки слышны в радиусе километра. Он вскинул руку и провел пальцем от бедра девушки, поднимаясь все выше, дотрагиваясь до груди, которая вздымалась от частого дыхания. Там, где он касался, кожа служанки вспыхивала подобно спичке и покрылась мурашками. Бог провел языком по ее шее, едва, но девушке этого хватило, чтобы потерять рассудок. От него не хотелось убегать, отталкивать, а только зарыться в шелк платиновых волос, прижаться ближе и позволить все на свете. Какая-то магия исходила от него — манящая, блокирующая здравый смысл. Ниалл хищно взглянул на приоткрытые губы, состроил грустное выражение лица, отошел на шаг назад и обронил:

— Дела. Еще увидимся.

Он вышел из спальни и вихрем влетел наверх по лестнице. Когда остановился у двери, решил быть вежливым. Пребывая в клетке, где была только отравляющая и отрезвляющая боль, в голове Ниалла что-то поменялось. Будто возраст из четырехсот превратился в двадцать. Ему хотелось жить, наслаждаться каждой минутой, дышать глубоко, наполняя легкие ароматами, которые уже очень давно стали для него обыденными. Даже духи, которыми Ниалл не пользовался очень давно, показались ему необычайными. Раньше наложницы были для него только способом скинуть напряжение, или развеять скуку, а сейчас маленькая шалость вызвала в нем бурю эмоций: от бешеного желания до страсти, а ощущение нежной кожи под пальцами показалось прикосновением к легкому небесному облаку. Такие земные радости, ранее забытые жестоким Богом, будто раскрывали его душу подобно пышной розе, что по одному распахивает лепестки, подставляя их под теплые хрустальные капли дождя.

Селена распахнула дверь и удивленно вскинула брови при виде брата. Она даже смешно вытянула шею, пораженная увиденным. Это был Ниалл, но вот таким как сейчас — вежливым, одетым в костюм, а не платье, она не видела брата уже очень давно. Он словно вернулся из прошлого, когда в его сердце еще не попала хрустальная ледяная крошка, превратившая его душу в кусок твердого льда. Была ли это маска, чтобы Селена потеряла бдительность, попалась в сети ядовитого паука, зависнув на качающейся паутине беспомощной мухой, отдала управление магами Света назад? Или наказание Царицы напомнило Ниаллу кто он есть на самом деле?

— Бесподобное платье! — похвалил брат и прошел внутрь.

Селена застыла на месте. По хрупкому телу Богини струилось серебристое платье в пол с кокетливым разрезом по правой ноге, мерцающее сотнями блесток, по лифу спускались мелкие бриллианты, а шею обнимало колье. Ниалл опустил взгляд и он тотчас зацепился за ножной браслет, подаренный Ленаром когда-то. Она ни на секунду не забывала русоволосого наглеца, правую руку Ниалла — того, кто сумел сыграть на арфе, где струны — звонкие нити души Селены, а нотную доску писало его сердце. Девушка моргнула и села на стул, указав на противоположный. Ниалл плюхнулся в него и положил подбородок на сжатую в кулак ладонь.

— Полагаю, Адди тоже будет здесь? — спросил Ниалл.

Селена кивнула. Бог скривился. Только зря выбирал костюм и надевал маску. Видеться с братом не хотелось. При одном упоминании его имени в груди Ниалла до сих пор горел пожар — высокий, ласкающий язычками пламени его сердце, выжигающий душу. Он не желал даже взглядом встречаться с тем, кто не должен ходить по земле вместе со своим народом, обладающим самой разрушительной силой в мире.

— Печально. А я так хотел развлечься.

— Тебя никто не гонит, Ниалл, — возразила Селена.

— Ага, только представь его лицо, когда он меня увидит. Если бы его взгляд мог превращать в пепел, от меня бы остались только ботинки.

Селена тихо посмеялась. Ей хотелось помирить братьев, или хотя бы сделать так, чтобы они оба могли спокойно находиться в одной комнате и не мечтали убить друг друга. Адриану новость о возвращении Ниалла не понравилась. У него и так были проблемы, Селена побоялась спросить. Она давно не видела у брата такое холодное гневное лицо. Он еще больше помрачнел, узнав о брате. Дафна, сидящая рядом, тоже напряглась. Селена заверила, он не желает зла, но как поверить, если с момента битвы двух братьев прошло всего полгода? Адриан помнит каждое ядовитое слово брата, вгоняющее кол в его сердце все глубже и глубже.

— Тебе стоит только сделать шаг, и Адриан шагнет тоже.

— Селена, наши пути давно разошлись. Точка! Не желаю даже слышать его имя!

В лазурных глазах вновь заострился лед. Селена вздрогнула. Ей показалось, будто одна острая льдинка на дне его радужки кольнула ее прямо в сердце и там, под ребрами, выступила гигантская рубиновая капля крови.

— А что насчет тебя? — спросил Ниалл. — Я готов сделать шаг.

— Я тоже, Алли. Я скучала!

Ниалл хотел ответить также, но всего два слова застряли в горле, царапнули кожу подобно рыбьей косточке и рухнули вниз. Он кивнул и опустил глаза в пол. Селена вздохнула. Брат всегда был скуп на эмоции. Это было неизменно. Но раз он сам сделал шаг, Селена сделает два. Она должна была оставаться в стороне от войны двух братьев, но не могла. Пришлось сделать тяжелый выбор, убивающий ее по сей день. И пусть отношения с победившим братом наладились, у нее еще оставалась цель — стать вновь семьей с другим братом, не привыкшим проигрывать, уступать, любить горячо. Его любовь была похожа на замерзшее море, в котором навеки замерли слова, что так и не смогли сорваться с кончика его языка.

— А мой трон? — с надеждой спросил Ниалл. Он не заметил как затаил дыхание, ожидая ответа.

Селена помрачнела. Она была готова отдать ему все что угодно, вот только дар, что подарила ей однажды Царица — предсказывать, вышивая картины, замолк с уходом брата. Сначала Селена думала, будто это из-за грусти от потери Ленара, но нет. Когда Ниалл вернулся, возвратился и дар. И ей никак нельзя отдавать ему народ. Не сейчас.

— Не могу, — упрямо мотнула она головой. — Ты еще не готов.

— Глупости! — фыркнул Ниалл. — Я вернул свои силы не для того, чтобы смотреть на все сквозь маску.

— Ниалл, ты никогда не прислушивался к моим предсказаниям. Если хочешь вновь быть семьей, тебе придется послушать меня. Всему свое время.

— К Хаосу предсказания! — взвился Бог. — Чем я буду заниматься по — твоему? Сидеть у окошка, вздыхать, смотря как люди Света подстригают шипы на моих розах, и махать им белым платочком?

— Нет, ты будешь моим советником, — спокойно заявила Селена.

Лицо Ниалла замерло, превратилось в маску презрения, лазурный взгляд потемнел, а руки сжались в кулаки. Он выровнял дыхание, успокаивая ярость в груди. Хорошо, он будет советником. Начнет с низов, чтобы вновь стать великим. Куда ему спешить? Впереди целая Вечность. Найдет смертную с необычным именем, решит ее глупую проблему, тем самым избавляясь от тюремного заключения, а затем вернет по праву принадлежащий ему трон. Моргнув, выражение лица Ниалла поменялось. Селене вначале показалось, что он ударит ее как раньше, заставит. Ее сердце выпрыгивало из груди, а руки едва тряслись. Даже будучи Богиней, она боялась гнева брата. Все боялись. Бог улыбнулся, соглашаясь:

— Хорошо, Повелительница, как скажете. Я пойду, пожалуй, пока Адриан тоже не решит навестить любимую сестренку.

Ниалл поднялся, но Селена схватила его за ладонь, заглядывая в глаза.

— Может останешься? Там будут танцы, вкусная еда, девушки.

— И братец, — зло усмехнулся Бог. — Боюсь, от его кислого лица вся еда стухнет.

Селена закатила глаза. Ниалл всегда выбирал самые грубые формулировки. Он шутливо поклонился и вышел. Еще не хватало столкнуться с Адрианом. Бог боялся, что не сможет держать себя в руках и что-то разобьет. Или кого-то.

Ниалл медленно спускался с лестницы, обитой ковром яркого василькового цвета. По бокам серебристые узоры напоминали витиеватые листья винограда. Он шел, опустив голову вниз и через прорезь золотистой маски лазурным взглядом блуждал по ступенькам. В голове он мысленно считал их, остановившись на цифре двадцать три, а до конца оставалось еще с десяток, когда в его грудь ощутимо кто-то влетел. Он инстинктивно схватил хулигана за плечи и вскинул светлые брови, медленно и неохотно поднимая взгляд от соблазнительного выреза черного платья со шнуровкой на груди, до черной маски, из которой на него смотрели огромные дождливые глаза, из уголка которых падали слезы. Они прокатились по щекам и со шлепком упали на руки Бога. Он не спешил разжимать ладони, наоборот, сильнее стиснул пальцы, мурлыкнув:

— Дафна! Какая приятная встреча.

От стального голоса девушка вздрогнула. Она попыталась отстраниться, но Ниалл переплел их пальцы между собой и потащил вниз, особо не заботясь, поспевает ли девушка за его широкими шагами. А она даже не сопротивлялась, все еще не понимая, сон ли это. Или Ниалл действительно выбрался из клетки Небесной Царицы?

Подойдя к белоснежной колонне, на которой был вылеплен силуэт Повелителя Света и его жестокие глаза, Ниалл девушку отпустил, но приблизился, стирая со щеки слезу.

— По какому поводу водопад? Мой братец перестал удовлетворять тебя?

Дафна моргнула. К ней потихоньку возвращалась способность думать, а страх своими холодными липкими лапами подбирался ближе к ее сердцу. Она все еще помнила стальные пальцы, что сомкнулись на ее шее и порез острия ножа, после которого весь свет померк.

— Ниалл, ты свободен?

— Как видишь. Что с тобой? Ты словно призрака увидела. Ну же, Фанни, обними меня! Мы ведь так давно не виделись.

Ниалл шагнул ближе. Дафна инстинктивно сделала шаг назад и уперлась спиной в стену. Раздался надрывный визг скрипки, от которого Фанни вздрогнула всем телом. Вокруг не было ни души. Никто не мог спасти ее от жестокого Повелителя Света. Он, кажется, забавлялся, наблюдая за ее реакцией из-под полуприкрытых век. Вскинув руку, Ниалл тыльной стороной ладони провел по ее щеке и, наклонившись, прошептал:

— Ты можешь рассказать мне что случилось. Я больше не тот Ниалл, которого ты знала. Я другой. Я могу помочь.

Страх из груди взметнулся вверх, достигая мозга. Дафне показалось, что даже волосы на затылке встали дыбом от стального голоса. Обманчиво нежного. Ее сердце стучало так сильно, что ударялось о ребра, и казалось, будто его стук перекрывает скрипку. Сбоку от Бога раздался хлопок и из черной дымки шагнул Адриан. На нем была черная рубашка с запонками из агата, из этого же камня маска показывала горящие гневом серебристые глаза, штаны цвета мокрого асфальта обнимали длинные ноги, волосы были зачесаны назад, а отблеск свечей запутывался в шелковых локонах огненными всполохами. Он сразу же нашел взглядом Дафну, а затем серебристые глаза потемнели. Втянув носом воздух, Адриан прошипел:

— Ниалл!

Ниалл выпрямился и лучезарно улыбнулся, забавляясь ревности, что отразилась на застывшем безразличной маской лице брата.

— Адриан! Признайся, ты скучал?

Адриан молча подошел к Дафне, схватив ее за руку. Она выдохнула, когда он оказался рядом. Глупо с ее стороны было убегать. Бог прошел мимо брата, не удостоив его вниманием, но тот схватил его за плечо, останавливая, и воскликнул:

— Невежда! Где твои манеры?

— Коснешься ее еще раз, и тебе не жить, — предупредил Адриан, выдергивая свою руку из цепкой хватки брата, и повел Дафну за собой.

Ниалл проводил их взглядом с тенью усмешки на лице. Ему придется смириться, что брат отныне жив и существовать с ним в одном мире, где магии Хаоса, как считал Ниалл, места просто не было. Он еще долго смотрел туда, где еще недавно стоял Адриан. Но взгляд вдруг зацепился за копну волнистых платиновых волос, медленно проплывших мимо. Тело будто ударило током, перед глазами сразу вспыхнул образ, что освободил его из клетки. Когда Ниалл опомнился, девушка уже скрылась за тяжелыми дверями зала. Он не собирался оставаться, раз сестра сказала нет, но теперь он должен избавиться от долга. Ниалл поправил воротник рубашки и решительно зашагал в сторону зала.

Глава 3. Откровение Небесной Царицы

Ниалл распахнул дверь, ведущую в бальный зал и бегло осмотрелся. Девушку он нашел сразу, будто почувствовал ее каждой клеточкой тела. Персефона стояла у стены, прислонившись к ней плечом. Перед ней находился небольшой деревянный столик, выкрашенный блестящим от яркого света лаком, на котором в ведре со льдом была бутылка шампанского и бутылка дорогого крепкого алкоголя. На тарелке в форме лепестка водной лилии разложены закуски: канапе с овощами и красной рыбой, кусочки сыра, нанизанные на шпажку и разнообразные овощи и фрукты. Девушка достала крепкий алкоголь, повертела его в руке, а затем откупорила крышку и налила в стакан. Ниалл вскинул брови и усмехнулся. Она не хочет дамский напиток? Интересная, должно быть, девушка. Она залпом осушила стакан и отправила в рот маслину.

Ниалл, будто в замедленной съемке увидел, как тоненькие фарфоровые пальчики берут черный плод, касаются его сочными губами цвета розового заката, а кристально-голубые глаза, похожие на морской лед, бегло перемещаются по гостям. Одетая в джинсовые брюки и белую майку на тоненьких бретельках, она выделялась из общего фона одинаковых, шуршащих по полу платьев. На балу не принято так одеваться, и ее дерзость заставила Ниалла расплыться в улыбке. Такой контраст белокурых волос, больших глаз, обрамленных пышными ресницами, чуть вздернутого носика, манящих пухлых губ и ее манер выбивал из колеи.

Ниалл решил больше не медлить и подошел к ней. Девушка будто даже не заметила, только мазнула по нему взглядом, а затем протянула ладонь к бутылке. Ниалл перехватил ее инициативу и плеснул хмельной напиток, поясняя:

— Виски принято пить со льдом.

Он взял щипцы и достал из ведра крупные квадратные куски льда. Положив пару штук в стакан, он протянул его.

— А еще принято класть внутрь лимон, но я его что — то не вижу.

Ниалл улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.

— Огромное упущение Госпожи Порядка. Ниалл, — он протянул ладонь.

— Персефона, — отозвалась девушка и вложила свои тоненькие пальчики, уверенно сжав протянутую руку Бога. Он отметил про себя насколько нежная у девушки кожа, словно зефир. И фарфоровая. Ему захотелось прижать ее ближе, прямо здесь, за шторой, и почувствовать зефирной кожи на вкус. Так ли она сладка, как на ощупь?

— Подожди, Ниалл? Ты — Повелитель Света?

Ниалл кивнул, уточняя:

— Это проблема?

Персефона пожала плечами:

— Мне все равно.

Бог недоуменно смотрел как девушка делает глоток, отставляет стакан, отправляет в рот кусочек огурца, и теряет к нему всякий интерес. Впрочем, интереса не было с самого начала. А где же: «Ой, простите, Повелитель, какая честь познакомиться с вами». Где поклон в ноги и лобызание ладони? Все в этой девушке было какое-то не такое. Неправильное.

— Потанцуем? — Бог протянул ладонь, когда трели скрипки сменились на нежную мелодию фортепиано. Она играла так, словно капли росы колышутся на бархатных лепестках алой розы.

Персефона согласилась. Положив руки на плечи Ниалла, они кружились по залу, иногда задевая спиной гостей. Персефона на него не смотрела, а блуждала взглядом за его спиной, словно там было что-то гораздо интереснее, чем сам Ниалл. Он бегло обернулся и столкнулся с серебристым напряженным взглядом Адриана. Он сидел возле Селены на резном обсидиановом троне. Пальцы его покоились на пухлых губах, а глаза будто приклеились к Ниаллу. Дафны рядом не было, ее место пустовало. Повелитель Света нахмурился и едва повернул голову. Дафна была неподалеку, вложив свои пальцы в руки какого-то рыжеволосого мужчины. А он, словно надутый индюк, важно выпячивал грудь вперед. Конечно, когда ты танцуешь с женщиной Повелителя, это не может не радовать, особенно когда сам этот Повелитель сгорает от ревности.

— Здесь красиво, — раздался нежный голос Персефоны.

Ниалл посмотрел на нее, наклонился ближе, касаясь губами ее уха и ответил:

— Этот зал был спроектирован мной лично. Каждый мазок краски, каждая нить на вышитых картинах: все это создал я.

Персефона скептически прищурилась, но, увидев гордое и самовлюбленное выражение лица Ниалла, вдруг поняла, что верит.

— Почему же ты не сидишь рядом со своим братом и сестрой? — спросила она.

— Это временные трудности. Персефона, ты нарочно играешь со мной в кошки — мышки?

Девушка недоуменно приподняла брови:

— Прошу прощения?

Ниалл остановился. Пары вокруг танцевали, кружились по залу, шуршали подолами платьев, а одна неординарная, сразу бросающаяся в глаза пара, вдруг встала посреди этого великолепия.

— Это ты спасла меня в Небесном Царстве. Говори, в какой помощи ты нуждаешься и разойдемся.

Персефона свела брови на переносице. Она слышала о Повелителе Света разное: тиран, собственник, великолепный любовник, самовлюбленный Повелитель, поверженный Бог, но, чтобы он был еще сумасшедшим — никогда. Ниалл вдруг вздохнул и закатил глаза:

— У меня мало времени. Чего ты хочешь?

Персефона сама от себя не ожидала, но ей вдруг подумалось: сумасшествие одного могущественного Бога может сыграть ей на руку и помочь в достижении цели, если сегодня ее план с треском провалится. Она выпалила:

— Мне нужна Нефритовая Арфа.

— Зачем? — вскинул брови Бог.

Персефона высвободила из его руки свою ладонь, развернулась, чтобы уйти к своему столику, но обернулась, отвечая:

— Я хочу узнать правду.

Ниалл последовал за ней, лавируя между кружащимися парами. Копна пушистых платиновых волос маячила впереди и Ниалл шел за ней, точно завороженный. Нефритовая Арфа — артефакт для Богов. Каких же ответов хочет эта маленькая смертная? А она тем временем залпом осушила стакан с виски, промочила губы салфеткой и видя, что Ниалл не уходит, сообщила:

— Мне нужно припудрить носик.

Она подхватила сумку и вышла из зала. Оглянувшись, Персефона убедилась, что липучий Повелитель Света за ней не пошел. Тогда она юркнула под лестницу. В углу стояла больших размеров ваза с пышным букетом пионов. Глиняная тара была расписана нежными золотистыми узорами, словно художник тянул из солнца нити и оборачивал ими вазу. Девушка залюбовалась рисунком, а потом толкнула ее. Каких усилий ей стоило сдвинуть эту тяжелую громадину. Выудив пакет с черным плащом, она натянула его по самый нос, стягивая волосы в тугой хвост на затылке. Развернув карту, небрежно нарисованную от руки, Персефона завернула за угол, осторожно нажала на нужные три камня в стене. Каменная створка отъехала в сторону, и девушка юркнула внутрь. Она решила не оставлять от себя никаких магических следов, а потому бесшумно двигалась в полумраке.

В длинном узком коридоре было холодно. Пахло застарелой пылью и сыростью, с потолка со шлепками падали крупные капли воды. Персефона знала как пройти к кабинету Повелительницы, где по ее мнению могла находиться Арфа. Сердце в груди отстукивало, больно ударяясь о ребра. Страх сковывал конечности, вынуждая замедлить шаг. Девушка остановилась у трех разветвлений, огороженных тяжелыми красными шторами. Персефона глянула на карту и отправилась влево. Юркнув внутрь, в нос тут же ударил запах сочных персиков. Он манил, заставляя рот наполниться слюной, а внизу живота почему-то заныло. Слева послышался шорох. Персефона замерла и медленно повернула голову. Сквозь небольшую щелку виднелась просторная комната, залитая белесым светом. На столе сидела девушка с копной каштановых волос и звонко целовала мужчину. Он, полураздетый, оттянул ее волосы назад, скинул кипы бумаг со стола и одним рывком повалил девушку на спину. Она застонала, спешно расстегивая платье. Пальцы не слушались, скользили по маленькому замочку. Мужчина ждать не хотел. Рыкнув, он дернул руками ткань, и она затрещала, разорванная на груди. Он тут же наклонился и припал к ней губами. Девушка застонала, запустила ладонь в русые волосы и откинула в блаженстве назад голову. Персефона стояла и смотрела, словно завороженная. Запах персиков окутал ее, туманил разум. Ей казалось, ноги уже унесли ее дальше, но она стояла, приклеенная к холодному полу, а в животе разрастался клубок возбуждения. Мужчина тем временем избавил девушку от одежды, притянул к себе и грубо вошел, вызывая сладостный крик, что сорвался с припухлых губ, по которым была размазана ярко-алая помада. Персефона разглядела ее глаза — большие и карие, напоминающие крепкий виски, который еще недавно наливал ей Повелитель. А какие у него красивые руки! В обрамлении серебряных колец, соединяющихся между собой тонкой цепочкой. Пожалуй, таким рукам она могла бы позволить многое. Стоп! Почему она вдруг вообще думает о Боге? Мужчина перевернул девушку, поставил ее на столе на четвереньки и вновь овладел — грубо, почти животно, вбиваясь в мягкую плоть. И она кричала, тушь со слезами стекала по щекам, с губ ежесекундно срывались стоны.

— Любишь подглядывать? — усмехающийся стальной голос раздался прямо над ухом Персефоны. Она едва повернула голову и встретилась с лазурными горящими глазами.

Ниалл расплылся в улыбке, когда капюшон, скрывающий лицо, вдруг откинулся назад, и перед ним предстала Персефона. Ноздри Повелителя трепетали, вдыхая сочный персиковый аромат. Он смешался с его — ярким цитрусом ворвался в легкие, сменился морской прохладой, и растекся на языке вкусом еловой веточки. Рука Ниалла нащупала пуговицы плаща и по одной, они выскальзывали из петель, открывая доступ к основной одежде. Мужчина обдал шею Персефоны горячим дыханием, пальцы пощекотали шею за ухом, спустились к пульсирующей жилке, а затем двинулись дальше, бесстыдно обвели ореол ее груди.

— Что ты вынюхиваешь, маленькая шпионка? — горячо прошептал Ниалл.

Скрывать не хотелось. Персиковый запах окутывал ее с ног до головы, туманил разум и развязал язык.

— Я ищу Арфу, — выдохнула Персефона и застонала.

Рука Ниалла скользнула ниже, погладила девушку по животу, забралась в джинсы. Мозг умолял ее остановить жестокие ласки, а тело плавилось в грубых горячих руках и желало одного: чтобы он не останавливался.

— Тебе нравится? — шепнул Ниалл и зарылся носом в волосы Персефоны. Они точно сахарная вата с ароматом черники, который вызвал у него восторг. Как давно он так сильно не хотел женщину. Ниалл прижался к ней бедрами, и Персефона почувствовала его возбуждение.

— Да! — простонала она в ответ на его вопрос.

Два противоречивых чувства в душе девушки столкнулись, и точно фехтовальщики скрестили шпаги. Один кричал: «Остановись», другой же горячо выдыхал: «Продолжай». Ниалл расстегнул ее джинсы одним ловким движением и поцеловал в шею. Девушка запрокинула голову ему на плечо, а через секунду ей вдруг стало холодно и пусто. Манящий соленый аромат моря исчез вместе его холодным обладателем. Поволока, застилающая глаза, потихоньку возвращала Персефону с небес на землю. Ниалл исчез, словно его и не было, а горячие руки, скользившие по ее талии, ей всего лишь привиделись. Аромат персика пропал. Персефона поняла — то был мощный афродизиак, и она попалась в его ловушку. Опустив взгляд, она увидела расстегнутые брюки и распахнутый настежь плащ. Осознание, что Повелитель Света не был игрой ее воображения, заставил душу похолодеть, точно форточку открыли в морозный день. Она ему все беззаботно выдала! «Персефона, ты такая глупая! — сетовала девушка на себя, — Он всего лишь дотронулся, а ты выдала все тайны». Повелителя нужно было срочно отыскать, пока он все не рассказал сестре.

Девушка пулей выскочила из потайного хода, сунула под вазу плащ, поправила прическу и взглянула на себя в зеркало. Пунцовые щеки не исчезли. Она распахнула двери, ведущие в бальный зал и огляделась. Ниалл, точно почувствовав ее присутствие, вскинул голову и усмехнулся. Стало стыдно, но отступать было некуда. Гордо подняв подбородок, она прошествовала к нему. Ниалл молчал, только вложил в тоненькие пальчики стакан с виски, а себе налил шампанского. Он сделал глоток, хищно осмотрел Персефону и наконец заговорил.

— Почему ты сразу не сказала, что владеешь Хаосом? — зашипел Ниалл, крутя в пальцах изящную ножку бокала.

— Это разве проблема? — недоуменно спросила Персефона.

— О, да, еще какая! Хаос тебя раздери! Это все в корне меняет.

— Как то, чем я обладаю, меняет ход дела? Ты сказал, что можешь помочь. Я что, какая-то прокаженная? — зло усмехнулась девушка.

— Я не помогаю отродьям Тьмы! Царица знала кого мне подослать, чтобы я переступил через свои принципы.

Персефона пожала плечами:

— Меня не волнует твое отношение к моей силе. Я, знаешь ли, тоже не рада была ее получить. Но это лучше, чем ничего! Так ты поможешь?

Ниалл сжал рукой переносицу и со вздохом сказал:

— Ну ты хотя бы не уродина. Хоть в чем-то мне повезло.

Персефона издала смешок и Ниалл вдруг улыбнулся. Обычно, мало кто искренне смеется над его шутками. С ней было так непринужденно общаться, а еще ее вдруг возжелало тело. Но Ниалл не опустится до секса с отродьем Хаоса. Одно дело — помочь в угоду самому себе, а другое — похоронить собственные принципы. Только от сочного черничного запаха кружилась голова, а перед глазами встало лицо, что в блаженстве прикрыло веки, плавясь в его руках. Ниалл мысленно выругался и попытался затолкать мысли в железную коробку с толстенным замком, а сверху засыпать землей.

— Ты…расскажешь обо мне своей сестре или моему Повелителю? — тихо спросила Персефона. Ее голос перекрикивали надрывные звуки скрипки. Ниалл ее еле расслышал. Он сморщил нос и ответил:

— Нет, но больше не смей лазить в моем замке без позволения, — он так выделил «моем», что стало не по себе. А затем добавил: — Ты спасла меня, я обещал помочь. Чем быстрее отыщу Арфу, тем лучше для нас обоих. Я выясню как растопить лед. Думаю, дня мне хватит. Приходи завтра в мой кабинет к восьми вечера. Слуга тебя проводит.

Персефона кивнула. Уж от чего она его спасла, не знала, да и ей было плевать. Лишь бы помог найти Арфу, такую долгожданную. Ниалл допил шампанское, бегло взглянул на Адриана, а затем поставил бокал и сказал:

— До завтра, Персефона.

Девушка проводила ровную спину Повелителя задумчивым взглядом. Ненормальный какой-то, этот Бог, точно его полная противоположность, судя по рассказам, что она слышала о нем. Персефона еще пару минут прокручивала в голове события сегодняшнего дня, а тело, при воспоминании горячих ладоней, вспыхивало точно фитиль. Она позволила ему трогать себя, бесстыдно касаться груди, забраться под тоненькую майку. Немыслимо! Да, она и сама не святая, но малознакомому, еще и бессмертному человеку никогда не разрешала подобные вольности. Только шея в месте поцелуя до сих пор горела, словно опаленная ледяным огнем. Тряхнув головой, Персефона удалилась, не заметив нахмуренный взгляд своего Повелителя.

Ниалл распахнул золотые двери с ручками в форме солнца и вошел внутрь. Библиотека встретила его безмолвными книгами, таящими в себе сотни секретов, тысячи жизней, миллионы изречений великих философов и бесконечную мудрость. Он улыбнулся, прошелся пальцами по разноцветным корешкам, расставленным по цветам: красный к красному, черный к черному. Каждый фолиант он лично отбирал ради лучшего друга. В сердце, точно острой льдиной, кольнуло сожаление. Если бы он Ленара тогда не остановил, позволил перейти на сторону сестры, сейчас бы как раньше тот сидел на диванчике, обитым кожей, пил кофе и, точно какой-то профессор, с важным видом поправлял очки и шелестел страницами.

Когда Ленар впервые увидел этот диван, сказал укоризненно: «Роскошь нужна во дворце, Ниалл. А книгам нужен лишь безмолвный слушатель». А Ниалл тогда ответил: «Друг мой, ты разговариваешь с книгами? Мне позвать лекаря?» Друг ничего не ответил, только в изумрудных глазах застыло разочарование. Ниалл раздражился, как он может так смотреть, словно сам познал великий смысл, а не является им? Бог вздохнул, тоскливо обронив взгляд на пустующее кресло. Ленар ему сейчас был нужен как никогда. Он знал где искать друга, но нарушить его покой не решился.

Библиотека Ниалла — одна из самых гигантских на Безграничье. Трехэтажные деревянные стеллажи цвета бордо покрывали все стены, не оставляя даже маленького пространства для картин. Да чего уж там картин, Ниалл тут даже своего портрета не повесил. Библиотеку он создал специально для друга. Когда тот впервые перешагнул через порог дворца, первым делом спросил о книгах.

— Как? Ни одной? — ужаснулся Ленар.

— Великому магу не нужны бумажки, — гордо изрек Ниалл.

— Вы ошибаетесь, учитель. В книгах великий смысл.

Ниалл не стал дальше слушать, махнул рукой, приказывая замолчать.

— Лучше бы ты с таким диким огнем в глазах кадрил девчонок.

Ленар ответил, отведя взгляд:

— Мне это не нужно.

— Глупости! Давай так: я построю тебе библиотеку, наполню ее лучшими книгами, ты таких даже не видел! А я покажу тебе свой мир, и ты, мой милый мальчик, будешь очень послушным.

Ленар скептически хмыкнул, но кивнул. И тогда Ниалл повел его за собой в самое сердце дворца — его личную комнату наложниц. В комнате пахло разнообразием ароматических масел: виноградное, персиковое, миндальное. Девушки покорно сидели на полу в окружении мягкий подушек. Блондинок было больше, на втором месте рыжие, а брюнетки и русые одинаково разделяли третье. Девушки были одеты в тонкие портупеи, хотя одеждой назвать полоски материи у Ленара не поворачивался язык. В воздухе витал аромат феромонов, вызывающий внизу живота яркое предвкушение. Изумрудные глаза мужчины заблестели, забегали под пристальным взглядом наложниц.

— Выбирай, не стесняйся, — мурлыкнул Ниалл.

Он вальяжной походкой проходил мимо них, едва касаясь пальцами. Девушки покорно опускали головы, кто-то кокетливо закусывал нижнюю губу, кто-то не сводил с Повелителя Света глаз. Бог остановился возле своей любимицы: рыжеволосая наложница вальяжно сидела на диване, закинув ногу на ногу. Глаза цвета свежей луговой травы с интересом разглядывали Ленара. Ему стало неуютно, захотелось почему-то убежать и к Хаосу библиотеку! Но мужчина словно завороженный остался стоять на месте, сгорая под палящим взглядом. Россыпь веснушек на бледном лице придавала холодному лицу наивности. Девушка провела язычком по пухлым губам кораллового цвета и улыбнулась. Когда Ниалл подошел к ней, она даже не шевельнулась, только запрокинула вверх голову и протянула руки. Золотистая портупея под движением тоненькой талии зазвенела колокольчиками. Бог обхватил ладонью ее затылок и впился в губы глубоким поцелуем. Ленар стоял и как завороженный смотрел на все огромными наивными глазами. Он впервые находился в подобном месте. Стоит бы отвести взгляд, но он не мог. Отстранившись, наложница с вызовом глянула на покрасневшего Ленара и хищно улыбнулась. Не отворачиваясь, девушка взяла Повелителя Света за ладонь и повела ее от шеи ниже.

— Я начинаю ревновать, моя милая, — шепнул Ниалл.

Его глаза уже горели от желания, тело напряглось, дыхание стало частым и рваным.

— Мальчик хочет присоединиться, мой Повелитель, — шепнула она и подалась вперед навстречу горячих пальцев Ниалла.

Он обернулся на Ленара. Тот стоял белее снега, не зная куда деть взгляд. Он рассматривал стены, выкрашенные бархатной синей краской, портреты Бога, все что угодно, лишь бы не сгореть под луговыми глазами.

— Ленар, — позвал мужчину Повелитель. Он вздрогнул от хриплого голоса и почему-то зажмурился. Ниалл издал смешок, а затем спросил: — Так и будешь стоять столбом? Девочки ждут.

— Я… — начал Ленар, но Повелитель вдруг посерьезнел, вскинул брови в изумлении и двинулся навстречу другу, схватив по дороге русоволосую красавицу. Ярко-алое белье обтягивало ее небольшую грудь, часто вздымающуюся от дыхания, наивные голубые глаза миндалевидной формы послушно опущены в пол, чуть вздернутый носик сморщился от грубой хватки стальных пальцев Ниалла. Она растянула тонкие красные губы в улыбке и покорно остановилась возле Ленара.

— Дарю, — ухмыльнулся Ниалл, вкладывая в его пальцы тоненькую ручку наложницы. Он наклонился к уху друга, понизив голос: — Ты серьезно все еще девственник? Или мне показалось?

— Не показалось, — сглотнув, хрипло ответил Ленар.

Его сердце стучало в груди, точно кролик, убегающий от дула ружья охотника. Руки похолодели, взгляд — растерянный и затравленный блуждал по изумленному лицу Ниалла. Ленар облизнул сухие губы, пробормотав:

— Может, в следующий раз?

— Струсил? — фыркнул Ниалл. — Вот еще! У нас пари, забыл? Или ты не хочешь свою собственную библиотеку?

— Хочу, — поспешно выпалил Ленар.

Ниалл развернул друга по направлении к свободной комнате и подтолкнул его в спину, шепнув:

— Не подведи, мой мальчик.

Ленар крепче сжал руку девушки и, не смотря на нее, повел за собой, а через три месяца в замке Повелителя появилась библиотека с лучшими собраниями книг.

Ниалл остановился у стеллажа с секретными собраниями. Он бегло оглядел масштаб работы и тоскливо вздохнул. После воспоминаниях о наложнице захотелось послать все к Хаосу и как в старые добрые времена запереться с рыжеволосой любимицей на всю ночь. Перед глазами как назло встали большие голубые глаза, в обрамлении пушистых ресниц, платиновые змейки волос и горячий стон, что сорвался с пухлых губ.

— Проклятье! — выдохнул Ниалл. — Зачем же ей понадобилась Арфа?

Его взгляд зацепился за толстый фолиант в кожаном переплете. Он вытянул его на свет и увидел надпись на языке Богов: «Книга Порядка». То что нужно! Он сунул книгу подмышку и двинулся дальше. Следующий выбор пал на «Откровение Небесной Царицы». Ниалл уселся за дубовый стол, зажег свечу и распахнул первую книгу. Селена очень постаралась, чтобы смертные не смогли прочесть ее. Ленар был, пожалуй, исключением, да и он путал слова и всего смысла так и не понял. Бог листал страницы, пока не наткнулся на надпись: «Предназначение Богов». Закатив глаза, он вчитался в текст. Селена писала: «С каждым веком из памяти Повелителей стирается правда. Та, с которой они ступили в этот мир, оторвавшись от крыла Небесной Царицы. И она создала Нефритовую Арфу из жемчуга материнских слез, чтобы дети не забывали самого главного — миссии, выжженной в их душе Вечностью».

— И все? — спросил вслух Ниалл.

Разочарованно вздохнув, он оттолкнул от себя фолиант и взял следующий. «Откровение» мать написала в порыве скуки. Ниалл всего этого не понимал. Для кого? И главное зачем? Распахнув оглавление, лазурные глаза нашли нужную страницу «Сказание о Нефритовой Арфе».

«Великая Царица, раскрой ка мне секрет:

Какой же твоя Арфа несет в себе ответ?

Безмолвный инструмент, закованный во льдах,

Заставит всех Богов покаяться в грехах.

Он им напомнит миссию, с какой ступили в мир,

Когда они покинули Сапфировый Эфир.

А смертным он откроет правдивую стезю,

И души их прольют жемчужную слезу.

Те слезы путь откроют и растопят лед,

Нефритовая Арфа их в пропасть поведет.

Они услышат песню — то звонкий плач души,

А глыбы будут вторить: «Иди и согреши».

И если души смертных таят Ниалла Свет,

Их путь окрасит Арфа в золотистый цвет.

Из Адриана Тьмы их выведет она,

И Арфы миссия будет осуществлена.

Но если души вдруг несут собою Тьму,

Они навеки попадут в холодную тюрьму.

И лед им станет домом, застынет сердце вмиг,

И чем наполнена душа — такой финал настиг.»

— Замечательно! — ядовито воскликнул Ниалл. — И чем же я должен буду помочь смертной, в душе которой сияет осколок Хаоса? Просто найти Арфу или не дать превратиться в ледяную скульптуру?

Бог на миг прикрыл глаза, лихорадочно соображая как быстрее от девчонки отделаться, как вдруг услышал шорох и скрип закрывающейся двери. Он бесшумно встал и спрятался в тени стеллажей, только лед лазурных глаз горел в полумраке. Сквозь щель он увидел силуэт в черном плаще с капюшоном, склонившийся над столиком с раскрытым «Предсказанием».

«Упрямая девчонка! Ничему жизнь не учит!» — воскликнул про себя Ниалл.

Он шагнул на свет и, схватив Персефону за локоть, резко развернул ее к себе, а затем сложил руки на груди и укоризненно сверкнул лазурными глазами. Персефона растерялась. Ее взгляд упал на деревянный пол, а щеки покрылись пунцовым румянцем.

— Я же сказал, что помогу! — раздраженно воскликнул Ниалл. — По моему замку запрещено ходить без разрешения, Персефона.

— Это замок Повелительницы Порядка, — ответила девушка и улыбнулась, поднимая вверх прозрачные глаза.

Ниалл сжал руки в кулаки, в груди стало тесно, захотелось заставить ее пожалеть о ядовитых словах.

— Ты играешь с огнем, девочка! За неповиновение Повелителю положено наказание.

Персефона испуганно вжалась спиной в стол, когда бледное лицо Повелителя Света озарила плотоядная улыбка. Он наклонил голову набок, а затем рука в обрамлении серебристых колец взметнулась вверх. Костяшки пальцев погладили гладкую щеку Персефоны. Она действительно напомнила ему зефир. Сердце забилось чаще, губы горели, точно опаленные огнем. Ему захотелось почувствовать ее на вкус, хотя он знал, она будет как сладкий пепел.

«У тебя совсем мозги растерялись, Ниалл», — одернул он сам себя, но ее манящий черничный аромат, словно афродизиак, манил к себе. Ниалл наклонился, но девушка запрокинула голову и прошептала:

— Что ты делаешь?

Повелитель замер в миллиметре от ее губ. Ее дыхание пощекотало кожу, а стук сердца оглушал. Он хотел поцеловать Персефону так сильно, словно мучился жаждой долгие годы. У него так было всего раз, когда он впервые встретил Катрин. Резко отстранившись, Ниалл сделал шаг назад, одернув себя. Если он и сошел с ума, то не настолько. Брезгливо поморщившись, Бог кивнул на диван и сказал:

— Рассказывай все, что ты знаешь об Арфе.

Глава 4. Небесные слезы

В комнате было душно. Из приоткрытого окна тянулся сочный запах пионов. Ветерок разнес по спальне дождливый аромат, смешанный с ярким цветочным, вызывая у Персефоны восторг. Она до безумия любила природу, была готова хоть сейчас сбежать по лестнице и расставить руки в стороны, позволяя прохладным брызгам целовать ее лицо. Пусть люди смотрели бы на нее как на сумасшедшую, Персефоне было плевать. Люди порой забывают о таких мелочах в житейской суете. Не видят прекрасного, не замечают хрустальную мелодию дождя, играющую на струнах души, не нежатся под солнечными лучами, смыкающими их на талии в жарком объятии и не видят главного — жизни. Люди считают, будто она выкрашена только в черное и белое, не задумываясь, сколько оттенков нас всех окружает: от медового восхода до багряного заката, от лазурного до печально серого неба, от сочной зеленой до жухлой желтой травы и семицветной радуги.

— Заплетешь мне две косы? — раздался позади голос Дафны и Персефона обернулась.

Девушка с серыми глазами, точно тучки на небе, одетая в белоснежное платье, подчеркивающее ее оливковую кожу, расчесывала смоляные локоны и выжидающе смотрела на свою служанку. Персефона едва заметно кивнула и принялась заплетать волосы в две тугие косы, а на концы повязала белые ленточки.

— Персефона, тебе нравится быть магом? — спросила Дафна.

Персефона вздрогнула. Лента едва не выпала из рук. Она была очень благодарна Повелителю Хаоса за то, что тот дал ей работу, кров, вещи на первое время и магию, ведь девушка родилась абсолютно пустой. Но магия Тьмы была совершенно не желанной для Персефоны. Она мечтала о другой — пахнущей соленым морем. Ведь будь у нее сила Света, она в любой, даже самый холодный день, могла подарить себе солнце. Раскаленный золотистый шар, что светит для всех каждый день, радует ее глаз, и она до жути завидовала тем, кто в любую секунду мог заставить золотые нити потянуться для объятий.

— Очень нравится, госпожа. Я безмерно благодарна нашему Повелителю, — Персефона не убедила даже саму себя, а Дафна кивнула, будто не заметила фальши, сквозившую в звонком голоске. Удовлетворенная своей прической, Дафна поднялась, но Персефона схватила ее за ладонь и, опустив взгляд, спросила:

— Могу я отлучиться на неопределенное время?

Дафна вскинула брови. Персефона была ее лучшей служанкой, пришедшей на смену Мире, которая бесследно пропала после конфликта братьев.

— Куда ты? — удивилась Дафна.

— Я отъеду в Снежную долину. Повидать родных, — ложь сорвалась с языка, точно легкое перышко, подхваченное ветерком.

— Разве у тебя кто — то есть?

— Отец и мать, — это была не ложь.

Дафна кивнула и протянула руку. Персефона тут же дала ей вольную, где значилась фраза: на неопределенное время. Дафна поставила свою роспись и поманила девушку пальцем, мол следуй за мной. Они спустились на первый этаж в тронный зал. Дафна толкнула дверь и вошла внутрь. Персефона же поклонилась Адриану. Его холодные серебристые глаза потеплели, стоило увидеть Дафну. Сердце забилось, взгляд хищно опустился с красивого лица на лиф платья, но увидев Персефону, поволока, застилающая глаза, исчезла. Бог выпрямился и кивнул в приветствии.

— Риан, Персефона просит отгул. Повидать семью.

Взгляд Адриана похолодел, он принял из рук возлюбленной вольную и, пробежавшись глазами, поставил подпись, а затем достал печать из верхнего ящика стола, но, занеся над бумагой, вдруг остановился.

— Персефона, о чем ты говорила с Ниаллом?

Ни один мускул не дрогнул на лице девушки, только губы едва сжались, а сердце забилось чаще. Она знала о конфликте братьев. В день, когда небо превратилось в кровавое, Персефона ехала в замок Повелителя, который дарует всем пустым людям магию Хаоса. Девушка знала, Ниалл пытался уничтожить каждого такого мага, но в душе все равно теплился маленький огонек надежды, что однажды он сжалится и дарует ей частицу Света.

— Ни о чем интересном, Повелитель, он пригласил меня на танец, — она впервые соврала Адриану.

— Не мне тебе указывать, но дам совет: держись подальше от моего брата, Персефона. Где он, там разрушение.

Персефона натянуто улыбнулась, а Бог поставил свою личную печать — белоснежную луну. Она присела в реверансе, и спешно покинула тронный зал, лишь бы Повелитель Хаоса не разглядел в ее глазах ложь.

Селена сидела на троне, угрюмо выслушивая Адриана, который яростно жестикулировал руками, косил взгляд на спокойное лицо Ниалла и шипел точно змея:

— Кто — то посмел пробраться в мое хранилище и украсть ключ.

— Как они только посмели? — театрально ахнул Ниалл, чем вызвал укоризненный взгляд сестры, а Адриана чуть не привел в бешенство.

— Тебе смешно, Ниалл? Веселишься? Ну конечно, ты же всего лишь советник, дела Повелителей тебе больше недоступны.

Это была пощечина. Ниалл еле сдержал свой порыв накинуться на брата с кулаками. Вместо этого прикусил язык и презренно отвернулся, скрывая свой потемневший от ярости взгляд. Он не должен обращать внимание на лаяние собаки.

— Еще что — то пропало? — поинтересовалась Селена.

Адриан кивнул:

— Преступник, что устроил заговор против меня месяц назад. Благо, мои солдаты успели его ранить. Увы, на посту были новенькие, они еще не до конца овладели Хаосом, а потому ранили его мечом, но он каким — то образом исчез. Я лично шел по кровавому следу, но тот оборвался солнечной нитью. Его ждала смертная казнь.

— Вздор! Зачем ты магу Света понадобился? Мой народ никогда бы до такого не опустился. У меня ни одного преступника не было, не считая твоей подружки, — возразил Ниалл.

— Ниалл, спустись с небес на землю, наконец! Это в твоем идеальном мирке не было преступников, а когда тебя забрала Царица, люди точно с ума посходили, — раздраженно махнул рукой Адриан.

— Ниалл прав, Адриан, при его правлении преступности действительно не было. Народ его боялся и уважал.

Ниалл горделиво выпятил грудь, а Адриан кивнул:

— Боялись может быть, но уважать? Не думаю. Уважают сильных, а не тех, кто любит применять насилие.

— Ну — ну, то — то я смотрю, стоило такому сильному и не жестокому как ты появиться, и преступность возросла стократно. Наверно, так уважают тебя, братец, что решили отсечь твою дурную голову и поместить ее в моем замке. Как трофей.

Адриан мрачно перевел на брата взгляд, стиснув зубы. Селена, почуяв тяжелый запах пепла, что оседал в легких, заверила:

— Мы найдем его, Адриан. Я отправлю лучших ищеек отследить нить, что он за собой оставил. Маги изучат кровь, быть может кого — то узнают.

Адриан кивнул, посмотрел на брата взглядом, способным убить, и сказал:

— Если это твоих рук дело, Ниалл, я лично попрошу Царицу упечь тебя назад.

— Ты меня больше не интересуешь, — холодно и гордо произнес Повелитель Света, — И если бы это был я, поверь, так легко бы мой человек не сдался.

Селена закатила глаза. Все-таки огромной ошибкой было привести обоих братьев на собрание. Они еще не готовы даже в одном доме находиться, не говоря уже о небольшом помещении. Когда Адриан ушел, плечи Ниалла заметно расслабились. Он повернулся к Селене и задал вопрос:

— Как часто я должен посещать подобные слушания?

— Ты свободен и волен делать что пожелаешь. Если тебе нужно отлучиться, то иди.

Ниалл кивнул. Отлучиться — это мягко сказано. Его ждало путешествие к Снежной долине прямиком в пещеру Нефритовой Арфы. Ниалл колебался, стоило ли Селене задать вопрос. Он прикусил губу, а потом решился:

— Селена, что ты знаешь о Нефритовой Арфе?

Богиня если и выглядела удивленной, то постаралась это скрыть, лишь отвела взгляд и тихо сказала:

— Немногое. Я пользовалась ей однажды, когда помогла тебе упечь Адриана. Арфа напомнила мне кто я есть.

— И как ты заставила ее петь? — спросил Бог.

Селена покачала головой:

— Каждый должен разгадать ее на месте, Ниалл. Ты хочешь воспользоваться артефактом?

Ниалл поднялся и, ничего не ответив, вышел из тронного зала. Селена проводила его задумчивым взглядом. Во что же Ниалл втянул себя на этот раз?

Повелитель Света зашел в свою спальню и взгляд лазурных глаз тут же наткнулся на перьевую ручку, подаренную ему дочерью. Он нежно коснулся корпуса, погладил выпуклую надпись, обозначающую его имя. Он ни разу так и не навестил дочь после возвращения. Ниалл посмотрел в зеркало долгим задумчивым взглядом. Ему вдруг пришло осознание, что за эти пару дней он ни разу не вспомнил о Катрин. Закрывая глаза, он больше не видел ее упругих рыжих кудряшек, зелени глаз, кокетливого взмаха ресниц, забыл какие на вкус были ее губы, какими нежными были руки. Теперь он, закрывая глаза, вспоминал аромат черники Хаосовой девчонки. Проклятье! Околдовала ягодным запахом, помутила рассудок. Он ведь в потайной ход пошел, потому что учуял ее там. И откуда только девчонка узнала об этом? А когда он увидел, как Персефона завороженно наблюдает за двумя любовниками, ему захотелось взять ее прямо там, в такт чужим разгоряченным телам. И как нестерпимо зудели губы, возжелавшие ее. И он не сдержался, коснулся зефирной кожи на шее. Проклятый пепел! Он выбил всю почву из-под ног, заставил трусливо сбежать. Зато догадка оказалась верна: на вкус кожа Персефоны действительно сладкая. Если бы не личные убеждения не иметь дела с народом брата, одним поцелуем их вечер бы не ограничился. Ниалл даже захотел перейти через себя, почувствовать горячую плоть, остудить свой пыл и забыть о ней, чтобы больше не смела врываться в его разум своими небесно-голубыми глазами и черничным ароматом.

Коснувшись нити Света, Ниалл переместился в комнату дочери. Кровать была идеально заправлена, а возле нее в большой вазе стоял пышный букет рубиновых роз. Он любовно коснулся бархатных лепестков подушечками пальцев, перевел взгляд на книжный шкаф, где под стеклом стояла картина: Ниалл улыбался, держа ладонь на заметно округлившемся животе Катрин. Горечь, точно гниль на сочном фрукте, заставила Ниалла поморщиться и отвернуться. Дочь приходила к нему и забрала самое ценное — запечатанные навеки воспоминания, рожденные из хаотичных мазков масляных красок и магии Солнца. У него защемило сердце. Поселив в нем ледяной осколок, Ниалл забыл о самых важных вещах — любви к самым близким. И лед замораживал самые глубокие чувства, превращал их в скульптуры. А теперь, капля за каплей, чувства будто оттаивали из многолетней ледяной клетки, куда Бог их заточил.

Щелкнул замок и дверь спальни отворилась. Рыжеволосая красавица прошла внутрь, напевая под нос веселю песню. На ней было легкое воздушное платье цвета луговой травы с пышными короткими рукавами. Резко вскинув голову, девушка выставила вперед руку, где на пальцах ее искрилась магия Света. Она округлила большие лазурные глаза и, выдохнув: «Отец!» — бросилась на шею Ниалла. Он крепко-крепко стиснул дочь в объятиях. С ее глаз лились ручьи слез. Она знала, отец ненавидит, когда разводят сырость, но ничего не могла с собой поделать. Скучала!

Отстранившись, Ниалл погладил дочь по голове, запечатлел на лбу долгий поцелуй, и спросил:

— Как ты?

Девушка вытерла дорожку слез тыльной стороной ладони и ответила:

— Хорошо! Меня приглашают на соревнования по игре на флейте.

Ниалл улыбнулся. Астрейа замерла, удивленно хлопая ресницами. Улыбку на лице отца она видела крайне редко. Злую, жестокую — постоянно, а вот такую — гордящуюся — никогда.

— Отец… — она замялась, но встретив одобрение в непривычно теплых глазах, продолжила: — У тебя все хорошо?

— У меня все прекрасно. Я пришел удостовериться, что ты в порядке.

Девушка кивнула и смущенно потупилась. Ей показалось, будто она говорит не с отцом, а с кем-то чужим в обличии холодного Повелителя Света. Дверь в комнату отворилась, на пороге показался парень. Он застыл, встретившись с Ниаллом взглядом. В душе Астрейи похолодело, руки прижались к груди. Ну все! Сейчас отец ее ударит. Он не позволял иметь ей отношения, если только наложников. Но Повелитель наклонил голову на бок, а парень отмер, осознал кто стоит перед ним, и поспешно опустился на колени, низко склонив голову в приветствии. Бог сказал:

— Вижу, ты занята. Да и мне уже пора идти. Мне нужно будет отлучиться на пару недель, а потом увидимся.

Ниалл коснулся нити Света и растворился, взрываясь солнечными брызгами.

Персефона нарочито медлила с перемещением в замок Повелителя Света. Она смотрела в окно и кусала губы. Они условились встретиться в восемь вечера. Мысль, что она снова останется с Повелителем наедине, заставляла тело странно реагировать. В душе горел целый пожар, а тело до сих покрывалось мурашками от воспоминаний о его губах, касающихся ее шеи. Дождь закончился, вечернее солнце ярко играло с облаками, которые медленно проплывали мимо, хватали золотистые лучи и уводили их прочь за собой. Из открытого окна тянулся свежий, по настоящему летний запах мокрой земли и распускающихся цветов.

Персефона натянула на плечи рюкзак, коснулась нити Хаоса и очутилась у замка Повелителя Света. Солдаты, при виде шагнувшей из черной дымки девушки, заметно напряглись и коснулись ладонями рукояток мечей. Девушка приветливо улыбнулась и сказала:

— Я к Повелителю Света, у меня назначено на восемь.

Солдаты переглянулись. Русоволосый мужчина кивнул, приказал ждать за воротами, удалился на пару минут, а затем дверь замка распахнулась.

— Пойдемте со мной, — сказал солдат.

Девушка последовала за ровной спиной мужчины. Каждый шаг, что отделял ее от встречи с Повелителем, отдавался дрожью во всем теле. Она боялась, что он не поможет найти Арфу и цель всей жизни просто канет в лету.

Персефона мялась у входа в спальню Повелителя Света. Она сжимала в руках края маечки на тонких бретельках, от чего черная ткань натягивалась, открывая взору красивое декольте. В комнате пахло розами. Свежесрезанные малиновые бутоны стояли в прозрачной вазе. Персефона насчитала двадцать один. Их лепестки похожи на бархат с легкими каплями дождя. Девушке захотелось коснуться цветов, почувствовать их теплую бархатистость под пальцами.

Ниалл вальяжно развалился на диване. Изумрудная рубашка была застегнута почти на все пуговицы, лишь две были распахнуты, обнажая ключицы и кусок гладкой кожи на груди. С его белоснежных волос, разметавшихся по плечам, капала вода, просвечивая сквозь ткань алебастровую кожу. Изящные длинные пальцы в обрамлении широких золотых колец покоились на тонких губах, а взгляд лазурных глаз устремлен на стену. Персефона постучала, ответом ей стала тишина. Тогда она кашлянула, привлекая внимание, но и в этот раз Повелитель промолчал. Между его пушистых бровей залегли глубокие складки. Персефона проследила за его взглядом. На выкрашенной краской стене висела картина. Улыбающийся сияющей улыбкой Ниалл в голубом платье с серебристыми ромбиками на манжетах смотрел на своего брата. Адриан в свою очередь улыбался ему в ответ. Лучи смешинок тянулись из уголков пронзительных серебристых глаз, а на руках он держал черного щенка с белыми пятнами на длинных обвисших ушках. Пес высунул розовый язык и смотрел на мир пустыми глазами. Ладонь Селены покоилась на его жесткой шерсти, а лоб был прижат к руке Ниалла. Она, подняв вверх голову, смотрела на брата взглядом, полным нежности. Художнику удалось очень живо передать каждую эмоцию.

— Я убил его, ты знаешь? — в тишине раздался хриплый голос Повелителя и Персефона вздрогнула. Она вошла в комнату, прикрыла за собой дверь, прижавшись к ней спиной, и спросила:

— За что?

Ниалл метнул на нее лазурный взгляд и зло улыбнулся.

— Он любил Адриана больше, чем меня.

Персефона промолчала. И тогда Ниалл поднялся, подошел к ней, наклонившись ближе. Так, чтобы почувствовать яркий черничный аромат. Его мокрые волосы прилипли к ее груди. Майка намокла и ткань бесстыдно облегала округлую грудь. Благо, девушка надела белье, иначе сгорела бы со стыда.

— Хочешь знать как это было?

Девушка не поднимала глаз. Ее тело трясло дрожью и она не понимала от чего. То ли от близости Повелителя Солнца, то ли от его жестокости, о которой знало все Безграничье. Ниалл не щадил никого, даже собственную сестру.

— Хочу, — вдруг прошептала Персефона. Ниалл схватил ее за подбородок и указательным пальцем заставил поднять голову. Она зажмурилась, Бог сказал:

— Всегда смотри в глаза оппоненту, Персефона, чтобы не выглядеть жалкой трусихой.

Девушка распахнула ледяные глаза. Ниалл удовлетворенно улыбнулся и выпрямился, указав на кресло. Его глаза потемнели, когда взгляд упал на мокрую майку девушки.

— Боюсь, в Снежной долине тебе будет холодно, — сказал Ниалл. И когда девушка проходила мимо, добавил: — Но я могу согреть тебя, только попроси.

Персефона сняла с плеч рюкзак и кивнула на него:

— Благодарю за благосклонность, Повелитель, но мое тело будет греть песцовая шубейка.

Ниалл плюхнулся на диван напротив, подложил под голову кулак и скользнул взглядом по Персефоне. Все в ней было неправильно с самого начала. Девушки штаны носили крайне редко, все время выбирали утонченные платья. Но Персефона не такая. Ее стройные ноги сегодня обнимали песочного цвета облегающие брюки и грубые кожаные ботинки. Весь образ кричал об ее индивидуальности, заставляя Ниалла с первой же секунды заинтересоваться этой девчонкой. Под палящим лазурным взором Персефона почувствовала себя неуютно. Там, где нежный взгляд ласкал ее кожу, она вспыхивала точно спичка и зудела. Захотелось спрятаться, но в голову назойливо лезли воспоминания красивых, бесстыдно трогающих ее пальцев. Ниалл вдруг кашлянул и будто отмер, отвел взгляд и сказал:

— Я нашел этого щенка в Изумрудном лесу. Побитый, с раной в боку и выколотыми глазами, он уже не подавал признаков жизни. Но что — то заставило меня остановиться и излечить его. Глаза уже было не спасти, но этот пес вдруг лизнул меня в щеку и последовал за мной. Я хотел от него отвязаться, но он настойчиво бежал следом, спотыкаясь о ветки. Он не хотел отпускать меня и я решил забрать собаку с собой. Мы тогда жили на Горном Хребте вместе с братом и сестрой. Адриан, увидев кого я принес, сразу же резюмировал: «Его будут звать Лекси». Я был не против, но стоило моему брату коснуться пса, тот точно сошел с ума: принялся лизать его руки, следовал по пятам, а обо мне, спасшим его жизнь, позабыл. Эту картину написал один художник, что прибыл во дворец. Его поразило как этот маленький комочек вызывал глупые улыбки на губах Повелителей. Особенно на моих — жестоких и кровавых, как все считают. — Ниалл усмехнулся и Персефоне сделалось не по себе. — Лекси вырос. Адриан стал отдаляться от меня, а в один из дней, я увидел его целующимся с женщиной, которую я полюбил и поделился своей любовь с братом, а тот заставил стереть ей память, ведь нам запрещено было иметь отношения со смертными. И тогда я решил отобрать у него самое ценное, взамен на свою утрату по его вине. Ты даже не представляешь себе, Персефона, что именно я чувствовал в тот момент. — Голос Повелителя дрогнул. Он замолчал, девушка сглотнула. В лазурных глазах заискрился лед, точно заморозилось бескрайнее море. Она думала, Ниалл не продолжит, но он вдруг заговорил острым, точно острие ножа, голосом. Таким, что душу Персефоны вывернуло наизнанку. — Вечером я пришел в комнату к брату. Его не оказалось, зато был Лекс. Он был мне так рад, Персефона, а я впервые заколебался, чтобы забрать чью — то жизнь. — Ниалл горько улыбнулся, голова опустилась вниз, глаза закрылись и он пустым голосом продолжил: — На столе я нашел записку. Моя Катрин писала как сильно она любит Адриана и что…Никогда никого не любила так, как его. Она просто забыла обо мне. Я в ее памяти был лишь выжженным пятном. Я протянул ладонь. Лекс уткнулся мордой, будто чувствовал мой замысел. В тот день я увидел по-звериному яростные глаза своего брата. Он даже не понял почему я это сделал, Персефона. Он просто взял и смирился. Не попытался выяснить причину. Принял как данность, словно моя жестокость необоснованна. Но у всего есть мотив, а мой брат слишком слабый, чтобы это признать.

Когда Ниалл закончил рассказ, Персефона смотрела на него, словно впервые видела. И эта откровенность заставила ее решительно подняться и обнять Повелителя Света. На удивление, он не оттолкнул, позволил себя утешить.

— Если бы ты не была Хаосом, малышка, я бы взял тебя прямо здесь после такого душещипательного рассказа, — насмешливо пробормотал Ниалл. Персефона резко отстранилась, гневно сузила глаза и прошипела:

— Ну какой же ты мерзавец! Зачем солгал?

— Я не лгал, — улыбнулся Бог. — Можешь спросить у своего Повелителя, только боюсь, он всей правды не скажет. Ведь у каждого своя правда.

— Тогда почему не избавился от картины?

Ниалл вздохнул:

— Она напоминает мне кто я есть на самом деле.

За окном зазвенели капли дождя. Они мчались, точно тройка лошадей по небу, смывая с дорог грязь, позволяя бутонам летних цветов раскрыться, впитывая сладкие небесные слезы. Персефона считала, если небо плачет — ему больно смотреть на поступки своих детей. В комнату ворвался пряный запах дождя. Он смешался с ароматом роз Повелителя, обнял Персефону, разнося по спальне ее особенный черничный запах. Она поежилась от холода, а Ниалл поднялся, снял с дивана плед и накинул его на плечи девушки. Она благодарно улыбнулась. Руки Повелителя лежали на ее плечах, с волос медленно опадали холодные капли воды. Они затекали под плед, холодили кожу на шее и вызывали мурашки. Персефона подняла голову. На шее Ниалла застыли крохотные блестящие капельки, жилка билась, точно птица, загнанная в клетку. От него исходил яркий аромат соленого моря и девушке вдруг захотелось вскинуть руку и стереть блестящую воду. Она колебалась, а когда вдруг решилась, Ниалл спросил:

— Ненавидишь меня теперь?

Персефона моргнула, нахмурившись.

— Нет, Ниалл, не ненавижу.

— Почему?

Девушка вскинула руку, провела холодными пальцами по шее Ниалла. Он разомкнул губы, вбирая в легкие пленительный аромат черники. Ледяные прикосновения обожгли его горячую кожу, а внимательный взгляд голубых глаз прожигал. Захотелось наклониться ближе и слизать с ее кожи сладкую чернику. Но в легкие ворвался запах пепла — тяжелый, напоминающий брата, и наваждение вмиг стерлось. Пальцы на плечах Персефоны напряглись, губы сжались, а голова дернулась, сбрасывая ее руку со своей шеи. Девушке захотелось, чтобы он не уходил, и она ответила на вопрос:

— Потому что твоя жестокость обоснованна. Если кто — то посмел сделать тебе больно, растоптать душу и потоптать ее цветы, он заслуживает наказания.

— А как же заповедь о милосердии и всепрощении? — уточнил Ниалл.

— Это слабости. К Хаосу слабости! Причинять боль совсем не просто, как все вокруг считают. Если мне растоптали душу, я отберу у этого человека самое ценное. Но это не значит, что мне от этого не будет плохо. Просто миром правят сильные, а для слабых места нет.

Ниалл улыбнулся, коснулся носом пышных змеек волос Персефоны, потерся о них словно кот и с тоской спросил:

— И почему ты владеешь Хаосом?

— Потому что ты истребляешь пустых людей, Ниалл. И мне «повезло» такой родиться. В семье магов Света.

Бог вздрогнул и отошел на шаг назад, убирая руки с плеч Персефоны. Ей вдруг стало холодно. Она обняла себя и отвела глаза, тряхнув головой. Слова сами сорвались с языка. Она никогда и никому не рассказывала о себе. Даже Повелитель Хаоса не знал правды. А Ниаллу взяла и выложила в ответ на его откровенность. Захотелось вернуть время назад и забрать свои слова, засунуть их в железную коробку и бросить в пучину лазурного моря. Бог взглянул на часы, а затем принялся расстегивать жемчужные пуговицы рубашки.

— Что ты делаешь? — испуганно удивилась Персефона.

— Раздеваюсь, — невозмутимо ответил он. — Мы отправимся в Долину утром.

— Но зачем ты позвал меня?

Ниалл пожал плечами, откинул одеяло и лег в кровать, закрывая глаза и выключая свет. Комната погрузилась в сумеречный полумрак. Дождь стучал в окно, а комната наполнилась ночной прохладой и тишиной, в которой играла хрустальная мелодия природы на тонких струнах чьих-то звонких душ. Девушка сидела на кресле и не знала что делать. То ли коснуться нити Хаоса и вернуться во дворец, то ли поиграть в игры Ниалла и лечь рядом. Ей хотелось, но было страшно. Они и так перешли все мыслимые грани приличия в потайном ходе. Как на зло перед глазами встали красивые руки Повелителя, бесстыдно трогающие ее, властно забирающиеся под самую кожу, будто ставили на нее свои права. Она посмотрела на Ниалла. Свет уличных фонарей проникал сквозь тонкий тюль и ложился мягким голубым свечением на красивое алебастровое лицо Бога. Его глаза были плотно закрыты, волосы разметались по подушке, а тонкие коралловые губы маняще приоткрыты. Голая гладкая грудь мирно вздымалась от дыхания, а руки вытянуты вдоль тела. Персефона не решилась лечь на большую кровать. Места бы им хватило на двоих, да и еще столько же поместились бы. Девушка легла на мягкий диван, накрылась пледом и закрыла глаза. Хрустальная музыка природы, точно фортепианная мелодия, утаскивала за собой в пучину небесного плача, а запах соленого моря порывистым свежим ветром унес ее на песчаных берег снов.

Ниалл повернул голову, скользнул взглядом по безмятежному лицу, вздохнул, усмехаясь. Маленькая хрупкая девочка послушно уснула на его диване, не попыталась возразить, боясь, что он не сдержит слово и не отведет ее к Арфе. Что же она на самом деле хочет узнать? Ниалл поднялся, почти бесшумно подошел к ней, поднял на руки и медленно опустил на кровать, замерев в миллиметре от губ. Ему хотелось поцеловать ее еще тогда, когда она вдруг принялась рассуждать о слабых людях, не считая Ниалла ничтожеством, как все вокруг. И он впервые не увидел в глазах девушки страх от собственной жестокости. Бог прилег рядом, невесомо погладил ее теплые пушистые кудряшки, поднес к носу прядь и блаженно прикрыл глаза. В эту ночь ему снилось черничное поле и прекрасный танец бесстрашной девчонки.

Глава 5. Зов Хрустальной пещеры

Золотистое июньское солнце сияло так ярко, что прохожим приходилось закрываться от палящих лучей. Они тянули свои руки, бесстыдно касались кожи, оставляя на ней малиновые следы. Лазурное небо без единого облачка радовало глаз. По нему резво мчались птицы, что пели звонкими голосами. Июньский ветер разнес аромат отцветающей сирени, подхватил пушистые седые шапки одуванчиков и закружил их в нежном летнем вальсе.

Ниалл распахнул глаза. С улицы доносился гневный голос сестры, которая отчитывала садовника за плохое обращение с любимыми цветами Бога. Ниалл нахмурился, вслушиваясь в обрывки ядовитых фраз. Сад роз был его детищем, местом, куда он был готов возвращаться вновь и вновь, личным убежищем. Разнообразные сорта цветов: от больших белоснежных до маленьких чайных, они были его личной гордостью. Каждый бутон Бог отбирал собственноручно и при его правлении следил за состоянием цветов ежедневно.

Кожу на груди Ниалла опалил жаркий выдох и он опустил глаза. На его груди, перекинув руку через живот, мирно сопела Персефона. Воздушные змейки платиновых волос щекотали его шею. Он попытался отстраниться, но рука на животе напряглась, а затем девушка распахнула голубые глаза. Мягко щуря их от яркого солнечного света, она часто заморгала, скидывая сладкий сон, но он пытался утянуть ее назад в пучину радужных историй. Персефона перевела взгляд на крепкий торс Бога. Испугавшись, она резко села и встретилась взглядом с насмешливыми лазурными глазами. Ниалл поправил съехавшую ото сна лямку ее майки, а Персефона покраснела, натягивая одеяло по самый нос.

— Как спалось в покоях Повелителя? — насмешливо поинтересовался он.

— Я же уснула на диване. Как я…?

Ниалл откинул одеяло и сел на кровати, снимая с лица остатки сна. Платиновые локоны накрыли его спину, исполосованную белесыми шрамами. Персефона ужаснулась. На спине Повелителя Света почти не было живого места, словно его бесконечно били плетью. Она решительно вскинула руку и коснулась пальцами горячей кожи, провела по ней, повторяя траекторию рваных белесых полос. Ниалл вздрогнул, а затем вскочил с кровати, рывком натягивая футболку. Он недовольно нахмурился и в полной тишине раздался его стальной голос:

— Я не нуждаюсь в утешении.

— Я вовсе не… — начала оправдывать Персефона, но Ниалл не дослушал, скрылся за дверью. Послышался громкий плеск воды.

Девушка соскользнула с кровати, порылась в рюкзаке, выудила на свет легкие летние штаны и тонкую ярко-алую футболку. Она мяла в руках одежду, соображая где ей переодеться. В тишине раздался стук. Персефоне показалось, он был такой громкий, точно колокольный перезвон. От неожиданности она подпрыгнула на месте, прижимая вещи ближе к груди. Широко распахнутые ледяные глаза в ужасе бегали по спальне, ища пути к отступлению. Раздался голос:

— Повелитель, простите, прикажете подать завтрак?

Плеск воды стих, распахнулась дверь и уже одетый Ниалл перешагнул порог своей спальни. Увидев затравленный взгляд, он изогнул бровь и насмешливо поинтересовался:

— Ты увидела призрака или собственное всклокоченное отражение?

Девушка промолчала. Она прошла мимо, не смотря на Бога, все еще прижимая ворох одежды к груди. Ниалл стоял в проеме, склонив голову набок. Платиновые локоны забраны в высокий хвост, тело обнимала обтягивающая водолазка черного, совершенно непривычного для мужчины цвета, на ногах брюки и грубые шипованые ботинки. Весь его образ кричал о том, что отныне это не привычный всеми Повелитель — маленькая золотая птичка, а возродившийся из пепла гордый феникс. Вновь послышался стук и служанка повторила вопрос. Ниалл оторвался от косяка, чтобы распахнуть дверь и застать девушку в странной позе. Она стояла, согнувшись пополам, и прижималась к дереву ухом. Взгляд лазурных глаз тотчас утонул в манящем вырезе ее клетчатой формы. Она покраснела, выпрямилась, одергивая непозволительно короткую юбчонку, и закусила изнутри щеку, заглядывая Повелителю за спину. Персефона вздрогнула, когда ее взгляд столкнулся с большими глазами цвета матового обсидиана. Девушка только сейчас поняла как выглядит: растрепанная, со съехавшей лямкой тоненькой маечки, прижимающая к себе одежду. Служанка если и удивилась, то не подала виду. Ниалл приказал подать завтрак на две персоны не в столовую в оранжерее (где завтракал на протяжении многих лет), а в свою спальню, тем самым еще сильнее подтверждая догадки служанки. Персефона покраснела, и когда за ней закрылась дверь, поинтересовалась:

— Я могу воспользоваться твоей ванной?

— Если только я присоединюсь к тебе, — задумчиво сказал Ниалл и расплылся в улыбке.

— Не думаю, что Повелителю понравится запах магии его брата.

Ниалл поморщился, буркнул: — Давай только не долго, — и плюхнулся на диван, теряя к Персефоне всякий интерес.

Она забежала в ванную, захлопнула дверь, провернула ключ и на всякий случай наложила на нее магическую ловушку, чтобы если Ниалл все-таки бесстыдно захотел зайти, Персефона успела накинуть на тело одежду. Девушка осмотрелась. Она не так представляла комнату Повелителя, думала, ее будут ждать хоромы, сделанные сплошь из золота, под стать такому мужчине. На удивление, ванна оказалась другой. Умывальник цвета розового кварца, квадратное зеркало в полный рост, большая круглая ванна под цвет раковины, на стенах нежно-голубая краска, а в каждом углу пузатые хрустальные вазы с рубиновыми розами. Персефона открыла дверцу белоснежного шкафчика. Внутри лежало розовое мыло и пару баночек шампуня. Она наскоро приняла душ, наслаждаясь прохладными брызгами, оделась и выскользнула из-за двери.

Ниалл сидел за небольшим стеклянным столиком, положив ногу на ногу. В руке он держал стакан, с поверхности которого медленно тянулся седой пар, а комната наполнялась сочным ароматом клубники и лепестков роз. На деревянной фруктовнице лежали большие спелые яблоки, бананы и блестящие от ярких солнечных лучей ягоды клубники. Ниалл сделал глоток и его коралловые губы окрасило в красный. Он позвонил в маленький ручной колокольчик и спустя пару минут служанка принесла нарезанное куриное мясо и два жареных яйца. После завтрака Ниалл сказал:

— Советую переодеться во что — то теплое сейчас. Мы отправимся путями Света.

Персефона выудила из рюкзака сложенную теплую шубейку поразительного изумрудного цвета — единственная вещь, что досталась ей от матери. Она напоминала Персефоне кто она есть на самом деле и какими могут оказаться самые близкие люди. Девушка пригладила черный воротник, собрала волосы в хвост и осмотрела себя в зеркало. В такой одежде она все больше была похожа на маму. Холодные голубые глаза сверкнули, заискрился в радужке лед, кольнул острым концом прямо в каменное сердце Персефоны. Золотое кольцо на пальце с маленьким круглым бриллиантом от яркого солнечного света переливалось черными бликами, ведь в нем была запечатлена ее сила. Кольцо ей подарил отец на десятилетие. Этот возраст — последняя надежда, что в детях просыпается магия и он, надеясь, что в лаборатории ошиблись, сунул в руку фамильное украшение. Оно сразу приятно похолодило кожу и признало свою хозяйку, вот только магия так и не появилась.

От воспоминаний Персефона сжала руки в кулаки, да так, что острые ногти впились в кожу — дурацкая привычка из детства. Это отрезвляло, успокаивало неконтролируемый гнев и напоминало о единственной миссии всей ее жизни. Персефона знала, если она найдет Арфу, узнает все ответы, то успокоится и начнет жить, а не существовать, проживая день за днем как хомяк, что бесконечно делает две вещи: ест и крутится в колесе, запертый в клетку. Только хомяк не стремится выйти за ее пределы, а девушка мечтала об этом давно. Быть может, если Ниалл поможет ей найти Арфу и заставить ее петь, то и дарует ей такой желанный Свет? Она докажет, если нужно, как сильно желает его с самого детства. Как подражала и завидовала родителям. Как учила заклинания из фамильных книг, ведь магия передавалась им из поколения в поколение. Род Персефоны никогда не смешивался с другими фракциями, только первозданная чистая сила.

— Налюбовалась? — раздался насмешливый голос и Персефона вздрогнула от неожиданности. Ниалл стоял позади, склонив голову набок. Его крепкое тело обнимала голубая шубейка с пушистым белоснежным воротником и глубоким капюшоном. Он оглядел девушку с головы до ног, а затем спросил: — Откуда у тебя деньги на дорогую шубу? Неужто мой братец много платит личной помощнице его подружки?

— Это мамина, — отозвалась Персефона и протянула ему ладонь, поясняя: — Я готова отправиться в путь.

Снежная долина — главный северный город Безграничья. Сплошь усеянный хвойными деревьями и разнообразными ароматами выпечки: от пряной корицы и свежего цитруса, до сладких цукат и горьковатых орехов, он оставлял от себя только самые приятные воспоминания. Ниалл всей душой любил его и возвращался сюда каждый раз, когда хотел побыть один, отдохнуть от суеты и указов, пройтись между узких улочек, точно обычный мужчина, купить сладостей и вдохнуть полной грудью морозный аромат. Особенно ему нравилось приходить сюда летом, когда на Дерлай опускалась знойная жара, касаться хвойных веточек, подносить их к носу. Когда он проводил подушечками пальцев по тонким зеленым иголкам, снег таял, точно по приказу, а маленькие шишки раскрывались, источая пряный аромат. Ниалл покупал кусок горячего яблочного пирога, а затем возвращался домой, клал сверху шарики мороженого из лепестков роз и наслаждался любимыми вкусами, в блаженстве прикрывая глаза.

Только в последние годы, даже, наверное, целое столетие, Повелитель Света совсем забыл о таких земных вещах, которые ему когда-то открыл Адриан. При воспоминании о брате, пушистые светлые брови сошлись на переносице, потеплевший лазурный взгляд застыл, точно ледяное изваяние, а губы сжались в тонкую полоску. Тряхнув головой, Ниалл скинул неприятные воспоминания о серебристых глазах и обернулся к молчаливой Персефоне. Она угрюмо смотрела под ноги и почти не моргала, думая о чем-то своем. От нее исходил аромат роз, такой непривычный для ее фарфоровой кожи.

— Хочешь что — нибудь? — поинтересовался Ниалл.

Девушка заметно вздрогнула и подняла глаза, уточняя:

— Что ты имеешь ввиду?

Ниалл обвел руками торговые ряды, где они проходили. Девушки зазывали купить украшения, юноши предлагали цветы, женщины бесплатно угощали образцами выпечки, а мужчины подмигивали, открывали пробки с домашними винами и на всю улицу раздавался сладкий хмельной аромат.

— От твоего кислого лица вон у того мальчишки завянут цветы, а девушки подумают, будто я тащу тебя силой, Персефона. Ты испортишь всю мою репутацию! Ты разве не этого желала? Ответов, да еще и в компании с таким обаятельным мной? — улыбнулся Ниалл.

Персефона засмеялась, решив подыграть, схватилась руками за локоть Повелителя и, подводя его к ряду с украшениями, томно заглянула в глаза, кокетливо закусила губу, выпячивая грудь вперед, и, накручивая на палец локон, поинтересовалась:

— Повелитель не хочет сделать подарок красивой одинокой девушке?

Она провела языком по верхней губе, прижалась к его боку ближе, медленно погладила ноготками по руке, ловя на себе насмешливый лазурный взгляд. Ниалл наклонился к ней, обдавая ухо жаром своего дыхания, и прошептал:

— Хитрая лисичка! Сделай так еще раз, и я подарю тебе этот город, — а уже громче добавил: — Выбирай, Повелитель сегодня добрый.

Персефона замялась, но Ниалл, похоже, выглядел вполне серьезно. Продавщица встрепенулась, начала сходу предлагать кольца, но Бог поморщился, точно ему предлагали кусок стекла, вместо драгоценного камня. Он протянул руку и достал подвеску из белого золота — яркий аквамарин в форме капли в огранке, напоминающей шипы.

— Нравится? — поинтересовался Ниалл.

Он увидел как глаза Персефоны заблестели, она ахнула, к щекам прилил румянец. Отрицательно мотнув головой, девушка отвернулась, но Ниалл схватил ее за локоть, останавливая.

— Тебе же понравилось, зачем врешь?

— Я не могу себе позволить драгоценности, — возразила Персефона.

Повелитель вскинул брови, усмехаясь. Он достал из кармана нужную сумму золотых монет и протянул продавцу. Девушка заохала, благодарно приложила лоб к ладони Повелителя, и сунула крупную сумму в поясную сумку.

— Я не могу, — запротестовала Персефона. — Я не хочу быть тебе должной, Ниалл.

Ниалл развернул девушку к себе спиной и накинул на ее шею подвеску. Он закрепил замок, но отпускать Персефону не спешил, наклонился и прошептал:

— Ты подобна этому украшению. Снаружи холодная, ограненная острыми шипами, внутри же яркая как аквамарин. Мужчины были созданы, чтобы дарить подарки, а ты была создана, чтобы их получать. Так что наслаждайся благосклонностью Повелителя Света, Персефона. Конечно, если хочешь, можешь отблагодарить меня когда вернемся. Несколько десятков раз, — Ниалл выпрямился и, улыбаясь, отошел на шаг назад.

Персефона обернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало. На нее смотрела девушка, не имеющая с ней ничего общего, кроме ледяных глаз. Дорогая шуба и роскошные украшения она никогда не могла бы себе позволить. Разве что, если бы изначально родилась с силой Света. Временами, Персефоне даже нечего было есть. Тогда она мазала волосы сажей, скрывая их платиновый цвет, надевала самые драные и грязные вещи, и выходила на площадь. Она вытягивала вперед руку, а прохожие проходили мимо. Кто-то кидал деньги в грязь, насмехаясь, кто-то швырял в нее пустые упаковки из-под еды, некоторые гнали ее палками. С каждым днем становилось все труднее скрывать свою пустоту, лишь фамильное кольцо помогало избавиться от гонений. Стоило только показать руку, гордо вздернуть носик и шайка Повелителя тотчас приносила извинения.

— Спасибо! — воскликнула Персефона, прижимая руку к драгоценному камню.

Ниалл улыбнулся. Его холодное, точно выточенное из льдины лицо, потеплело. Он кивнул и сказал:

— Пошли, мы должны к обеду попасть в Хрустальную пещеру.

Адриан задумчиво выслушивал доклад капитана стражи. Мужчина хмурился, разводил руками и качал головой. Ночью было проникновение в его хранилище. Преступника интересовал важнейший артефакт — кристалл, забирающий Силу. Он был создан тремя Богами перед тем, как Адриана заточили в камень. Повелители поместили внутрь кристаллов каплю своей крови, что помогало им без труда отбирать магию. Преступника поймали сразу же. Им оказался молоденький мальчишка, владеющий Порядком. Он клялся и божился, что не знает как оказался здесь, и не слышал ничего о кристаллах. Взгляд его карих глаз был честным, только Адриана он не убедил.

Капитан закончил рассказ и вытер пот со лба. Он тонкими струйками стекал по лицу и заливался в оттопыренный ворот рубашки.

— Ну и жара же сегодня, Повелитель, — выдохнул мужчина.

Адриан кивнул, приказал подать воду со льдом и предложил присесть. Капитан поблагодарил и сел на стул, потупив взгляд. Он боялся встречаться с темными серебристыми глазами. Пусть Повелитель был не такой жестокий, как его брат, но от одного его холодного тона хочется засунуть голову в песок, точно страус, а лучше расплавиться под прожигающим взглядом и не отвечать на его вопросы.

— Я не понимаю что всем нужно от моего хранилища. Сначала пропал преступник, затем важный ключ, теперь хотели украсть кристалл. Как ты считаешь, это дело рук одного человека, или на мое хранилище нацелилась целая шайка?

Капитан пожал плечами, закусил губу, но, увидев решительный взгляд Адриана, решился высказать собственное мнение:

— Я считаю, это дело рук вашего брата. Он никогда не проигрывает и не уступает. Я слышал от одной служанки, он отправился куда — то с симпатичной блондинкой, поставил вашу сестру в известность, что его не будет пару дней, — капитан понизил голос: — Вполне вероятно, что они действуют вам во вред.

— Блондинкой? — хмуро переспросил Адриан. — Кто эта служанка?

Капитан побледнел, принялся теребить в руке край рубахи, но требовательный взгляд заставил его понуро вздохнуть и нехотя ответить:

— Кармелита, она временно назначена личной служанкой Повелителя.

Адриан поднялся с трона. Полы длинного черного платья зашуршали под его широкими шагами. Он спустился с подножия вниз, проигнорировав протянутую для помощи ладонь, и двинулся по направлению к выходу. У двери он обернулся и сказал:

— Я отлучусь к Повелительнице, а ваша задача разговорить мальчишку.

Капитан поклонился и проводил Адриана задумчивым взглядом. Как же разговорить того, кто верен зверю в обличии белокурого ангела, сошедшего со страниц любовных романов? Все знали, изощренность пыток Ниалла не сравнить ни с чем. Он бы разговорил преступника одним только лазурным взглядом, даже к магии бы не пришлось прибегать. Адриану в этом вопросе будет труднее. Милосердный Бог не сможет выбить правду, особенно, если во всем этом виноват самый жестокий Повелитель Света.

Адриан путями Хаоса переместился к замку сестры. Стража у входа встрепенулась, но, завидев гостя, тотчас поклонилась. Один из мужчин любезно предложил проводить в оранжерею роз, где сейчас находилась Селена. Адриан отказался. Он завернул за угол, проходя через деревянную беседку в окружении ягодных кустов, мимо статуи Ниалла в полный рост. Взгляд серебристых глаз зацепился за маленькую золотистую табличку, прибитую с левой стороны мраморного Ниалла. Прямо там, где сердце. Заинтересованный Повелитель подошел ближе и скользнул взглядом по выпуклым буквам. Табличка была яркая, без единого развода или капли грязи, словно ее полируют каждую секунду. На ней значилось: «Дорогая Катрин, спасибо за бесконечные минуты счастья. Мое заледенелое сердце горело в твоих руках. Покойся с миром, моя Госпожа. Навечно твой — Ниалл». Адриан вздохнул, присел на лавочку возле мраморного брата и вслух сказал:

— Если бы я знал, Ниалл, как она дорога тебе, ни за что не стал бы бороться за ее любовь. Жаль, что я не могу вернуться в прошлое и вернуть утраченные отношения.

— Почему ты ему просто не скажешь? — раздался сзади голос и из пышных кустов рябины шагнула Селена. Одетая в нежно-розовое платье, которое развевалось в разные стороны от легкого летнего ветерка, она подошла ближе, цокая высокими каблуками серебристых туфель.

— Он не хочет, — вздохнул Адриан.

— Глупости! Он хочет, Адди. Просто слишком гордый, чтобы это признать. Это же Ниалл, он никогда не показывает слабости.

— Это уже не важно. Я не собираюсь мириться первым. Я предлагал, ты же помнишь, он не захотел. Не вижу смысла, и вообще, я пришел к тебе по важному вопросу.

Селена напряглась и присела рядом. Адриан вкратце рассказал о новом происшествии и спросил про Кармелиту. Богиня тотчас приказала найти ее и доставить в тронный зал. Когда девушка пришла, Повелители сидели на тронах. Она покраснела под палящими взглядами, опустила глаза и нервно теребила передник. Адриан попросил описать Персефону. Кармелита закончила, и Бог махнул рукой, вынуждая ее удалиться, а сам обернулся к Селене.

— Что она могла делать в спальне Ниалла?

Селена вскинула брови и усмехнулась.

— Ты как будто не знаешь, Адди. У Ниалла толпы женщин, а Персефона очень даже милая. Видела ее на балу. Кажется, она увлекла брата. Уже давно я не видела такого блеска в его глазах.

— Вчера Персефона попросила у меня вольную, якобы повидать родных, соврала, что их с Ниаллом ничего не связывает, а сама ночевала в его спальне. А что, если он не бросил попытки насолить мне? — задумчиво поинтересовался Адриан.

— Мама не даст ему навредить тебе. Ты зря беспокоишься, у Ниалла другие планы. Он спрашивал у меня о Нефритовой Арфе. Полагаю, наш брат хочет вспомнить кто он есть. Вот увидишь, он вернется и станет прежним, — мечтательно сказала Селена.

Адриан же нахмурился. Такие как Ниалл не меняются. Даже Нефритовая Арфа, способная вытянуть из него Свет, не изменит темную душу. Повелитель Хаоса не поверил сестре. Он поднялся, поблагодарил за уделенное время и вернулся в собственный замок. Ему еще предстояло разговорить преступника, даже если ради этого придется отступиться от собственных принципов.

Ниалл и Персефона вышли за пределы города. Стих гул сотен людей, исчезли пряные ароматы, стало холоднее. Морозный ветер развевал во все стороны платиновые локоны Повелителя, забранные в высокий хвост. Он разносил по снежной поляне хвойный запах. С опушки дерева со свистом рухнула шапка снега. Ледяные хлопья приземлилась за шиворот Персефоны. От неожиданности девушка запрыгала на месте, словно брошенная на раскаленную сковороду змея. Ниалл засмеялся, наблюдая за ее попытками скинуть белоснежные хлопья, а затем взмахнул ладонью и снег растаял, вода испарилась, стало вновь тепло. Девушка насупилась, а Бог кивнул на каменную гору.

— Мы пришли, Персефона. Это Хрустальная пещера.

— А где же вход? — поинтересовалась девушка.

Ниалл изящно изогнул брови, скрестил на груди руки и спросил:

— Ты собиралась отправиться на поиски Арфы в одиночку и не в курсе как открыть вход в пещеру?

Персефона отвела глаза и принялась носком ботинка вырисовывать на снегу круги. Она выдохнула. Изо рта тут же метнулся седой пар и медленно развеялся в воздухе. Ниалл закатил глаза. Интересно, зачем же матери нужно, чтобы Повелитель помог Персефоне? В чем же ее выгода? Бог достал из кармана шубейки сложенный вдвое листок и развернул его. На пожелтевшей от времени странице было написано заклинание на старом языке. Персефона заглянула за его плечо и спросила:

— Это санскрит?

Ниалл удивленно обернулся. Лазурный взгляд с интересом мазнул по лицу Персефоны. От его взгляда у нее почему-то пошли мурашки. То ли потому что он пробирал до костей, то ли потому что ей нравилась заинтересованность на дне лазурной радужки. Она ловила себя на мысли, что ей нравится внимание самого Повелителя Света. Персефона выбирала себе мужчин по статусу. Всегда. Если у него были деньги — она кокетливо взмахивала ресничками, надувала пухлые губки и соблазнительно улыбалась, а потом, когда бдительность была уменьшена и мужчина мирно спал в своем доме, девушка доставала его драгоценности, деньги и уходила в закат. У нее были кучи париков, различных средств для сокрытия фарфоровой кожи. Вчера она была жгучей рыжеволосой красавицей с розоватой кожей, сегодня уже загорелая брюнетка, а завтра нежный белокурый ангел. Она была готова на многое, чтобы хоть немного заработать денег, поселиться в таверне, принять горячую ванну и насладиться ароматным ужином.

— Санскрит, — кивнул Ниалл и протянул лист. — Ты знаешь?

— Немного, — ответила Персефона и вчиталась в каллиграфические буквы. — Чтобы ворота Хрустальной пещеры отворились, Бог должен порезать ладонь, на четырехугольном камне нарисовать кровью три символа, символизирующего Повелителей, а затем… — Девушка замялась. — Пролить душу? Я тут не поняла.

Ошарашенный Ниалл заглянул в лист, пробежался глазами по буквам и ответил:

— Не совсем, но ты была близка. Влить в образовавшийся кристалл свою истинную сущность. Занятно. Откуда знаешь санскрит?

Персефона замялась, отвела глаза, но Ниалл схватил ее за подбородок, вынуждая не опускать глаза. Девушка открыла было рот, чтобы ответить, но лазурное море — такое сверкающее и глубокое, затянуло ее в свою пучину. Сердце забилось чаще, в черных как обсидиан зрачках она увидела собственное отражение и не смогла произнести ни слова. Бог сглотнул, когда легкий зимний ветерок развеял в разные стороны платиновые локоны Персефоны и ворвался в его легкие черничным морозным ароматом. Девушка выдохнула и ему захотелось поймать этот выдох, заполнить им все свое нутро, утолить вековую жажду. Что же это за пленительный аромат, помутивший рассудок? Наркотик ли? Или жестокая судьба подкинула ему испытание?

— Проклятье! — рыкнул Ниалл и резко отстранился, отходя на пару шагов назад. Персефона дернулась вслед за горячей ладонью, державшей ее подбородок, но удержалась на месте. Ей захотелось удержать его, и девушка сказала:

— Я украла книгу у наложника Госпожи.

Ниалл застыл. Глаза будто покрылись корочкой кристально — голубого льда, на лбу залегли глубокие складки, а руки сжались в кулаки. Книга санскрита хранилась в его личной библиотеке с самого ее основания. Ленар учился по ней, и когда она стала ему не нужна, поместил под стекло на отдельной полке для фолиантов в единственном экземпляре. Однажды Селена дала ее почитать одному из своих наложников. Очередному «это любовь навсегда». А тот явился в ее покои весь бледный и сообщил, что книга была украдена. С ее помощью можно было все: в том числе добраться до самых секретных заклинаний Богов и сделать их слабее. Богиня взяла всю вину на себя и Ниалл оставил на ее лице огромное безобразное пятно своей грубой ладони.

— Кто ты, Хаос тебя раздери, такая!? — воскликнул Ниалл.

— Я девушка без магии. Выживала как могла, — ответила Персефона.

— Кто еще ее видел?

— Никто, клянусь! Такой ценный фолиант я хранила как зеницу ока! — воскликнула Персефона.

— Вернешь, когда прибудем назад! Или я тебя оставлю замерзать во льдах!

Персефона закивала, соглашаясь. Она не собиралась давать фолиант в недобрые руки. Она хранит его в замке Адриана под кроватью, завернув в ворох старой одежды.

Ниалл достал из кармана складной нож с вырезанным на рукоятке знаком солнца. Он провел им по ладони и крупные рубиновые капли с глухим стуком ухнули в снег. Персефона проследила за выражением его лица. Ни один мускул не дрогнул на красивом алебастровом лице. Бог макнул два пальца в тягучую жидкость и быстро начал рисовать на скале узоры. Наверху весы: на одной чаше Тьма, на другой Свет; слева Луна, справа Солнце. Он вытер руки о снег и принялся под нос читать заклинание. Когда закончил, четырехугольный камень отъехал в сторону и из темноты, будто из тайника, выплыл переливающийся кристалл. Он мерцал всеми цветами радуги, но внутри был пуст. Ниалл подошел ближе и положил на верхушку кристалла ладонь. Тело Повелителя Света загорелось, сила охватила его ярким золотым ореолом, заставив Персефону ахнуть от восхищения. Вот она — магия, о которой девушка мечтает всю свою жизнь. Сильная, прекрасная, желанная. Из-под пальцев, плотно обхватывающих кристалл, в него полилась чистая магия, наполняя пустой сосуд до краев. Когда Ниалл закончил, он отошел на шаг назад, а кристалл вернулся в тайник. Земля задрожала, с горы посыпались хлопья снега. Испуганная Персефона схватила Бога за руку и прижалась ближе, зажмурившись. Ниалл усмехнулся, а в следующую минуту четырехугольный камень осыпался, его место заняла тяжелая железная дверь с деревянной ручкой.

Бог толкнул ее и вошел внутрь, крепко держа Персефону за ладонь. Дверь позади них хлопнула и закрылась. Коридор погрузился во тьму. Было так холодно, что нос тут же защипало от мороза, а в сторону метнулся седой пар. Ниалл зажег в руке шар и пустил его вверх, освещая путь. Коридор был сделан сплошь изо льда. Стены, пол, даже потолок напоминал Ледяной дворец Снежной долины, куда Персефону любил водить отец. Она смотрела на прекрасный танец магов под хрустальные звуки фортепиано и завидовала их силе. Вокруг танцоров кружились золотые и серебристые частички, превращаясь в бабочек, цветы и феерверк. Коридор разветвлялся на три длинные полосы, разделявшие друг друга толстой снежной коркой.

— Куда теперь? — поинтересовалась Персефона.

Ниалл пожал плечами:

— Ты мне скажи. Ты же узнала кучу информации, верно?

Девушка кивнула, проглотив издевку в стальном голосе.

— Нужно услышать зов Арфы.

Воцарилась тишина. Было слышно как на льдинах собираются капли воды, как они мчатся вниз и хрустальной капелью приземляются на землю.

— Слышишь что — нибудь? — прошептал наклонившийся Ниалл. Легкие Персефоны наполнились морским ароматом. Она старалась дышать через когда Ниалл касался ее, наклонялся ближе как сейчас.

— Только тебя, — ответила она и вскинула голову. Повелитель усмехнулся и ответил:

— Ну тогда пошли вперед. Быть может так ты что — то услышишь.

А Нефритовая Арфа ожила, легкий ветерок пробрался сквозь толстую корку льда и шевельнул звонкие струны. Если девушка хочет знать ответ, артефакт приведет ее в самое сердце Хрустальной пещеры.

Глава 6. Путешествие начинается

Душно. С русых волос опущенной вниз головы стекали капли пота. Соленые, они со шлепками ударялись о мраморный пол. Нагое тело блестело от ярких солнечных лучей, рекой льющихся из окна тронного зала. Запястья, перевязанные обсидиановой нитью Хаоса обжигало от боли. Ноги облегали черные кожаные штаны. Они горели, когда золотистые лучи заключали их в свои объятия и целовали кожу, оставляя на ней ожоги.

Адриан нетерпеливо барабанил пальцами по плотно сжатым губам. Серебристые глаза гневно сверкали, а на лбу залегли глубокие складки. Он сидел на троне, точно вылепленная из гипса фигура с прямой спиной и гордо вскинутой головой. Обсидиановые локоны идеально лежали на голове — волосок к волоску. Он был одет в тонкое ситцевое платье, слегка распахнутое на груди, обнажая гладкую оливковую кожу на выступающей ключице. В тронном зале пахло пеплом. Он тяжело оседал в легких, затрудняя дыхание.

В тронный зал прошла Дафна. Девушка, одетая в коротенькое ярко-алое платье держала в ладони конверт с сургучной печатью. Она, цокая каблуками белоснежных туфель, что тонкой нитью кокетливо оплетали ее лодыжку и завязывались под коленом, подошла к Адриану и почти швырнула ему конверт в лицо. Он едва успел поймать его, нахмурившись еще пуще прежнего. А он то думал, что искупил вину, когда с утра приказал обставить их спальню сочными бутонами пионов, так любимых Дафной. Она развернулась и собиралась уйти, но Бог не дал, схватил за ладонь и притянул к своей груди, не стесняясь ни стражу у входа, ни преступника, который заинтересованными серо-голубыми глазами скользнул по тоненькой фигурке возлюбленной Повелителя.

— Прости меня, — шепнул в волосы Дафны Адриан и серьезно посмотрел ей в глаза, добавив: — Я был не прав.

Фанни вздохнула. Ей до зуда на кончиках пальцев хотелось прижаться к Богу ближе, наплевать на все и простить. Но она отчего-то стояла, не шевелясь. В тот день, когда месяц назад из камеры сбежал преступник, ключ был у Дафны. Она вызвалась помочь слугам и покормить его и еще пару заключенных самостоятельно, а после ночью раздалась тревога. Адриан пошел по кровавому следу, но он оборвался, преступник умело замел за собой все следы и сбежал. Рассерженный Бог яростной фурией забежал в спальню, схватил сонную Дафну за плечи и тряс, обвиняя, что это она плохо закрыла камеру и позволила мужчине сбежать. Девушка впервые по-настоящему испугалась своего Повелителя. Она пыталась оправдаться, но он и слушать ничего не желал. А когда из хранилища пропал ключ от кандалов, Адриан понял, что девушка ни причем. Только уже было поздно, она отказывалась прощать. Общалась холодно и по делу, все время пропадала где-то. Адриан украдкой трогал метку, чтобы удостовериться в ее безопасности. Фанни хотела простить, вот только отчего-то стояла, не шевелясь, с опущенным вниз серым взглядом дождливых глаз.

— Поговорим позже, — холодно сказала Фанни.

Ее тон не понравился Адриану. Он кольнул в самое сердце острой льдинкой. Осознание, что он может ее потерять, накрыло с головой прозрачной пепельной мантией. Девушка дернула запястье на себя. Адриан не отпустил. Он сильнее сжал пальцы, почти вцепляясь в ее руку мертвой хваткой. Дафна недоуменно приподняла брови. Пушистые обсидиановые ресницы Адриана дрогнули, когда он возвел глаза к потолку и тяжело вздохнул.

— Останься, — попросил Адриан. Видя как Фанни вновь запротестовала, добавил: — Пожалуйста!

Она вздохнула, но кивнула, позволяя переплести их пальцы с Повелителем Хаоса. Он проводил девушку к ее трону. Когда она села, он сорвал сургучную печать и выудил из конверта сложенный вдвое лист с печатью Хранителей священной Арфы — золотыми рогами. Развернув письмо, Адриан пробежался по буквам серебристым взглядом, темневшим с каждой секундой все сильнее. Фанни внимательно следила за меняющимся выражением лица возлюбленного и нахмурилась, а когда он рыкнул и швырнул от себя листок, схватила Адриана за руку и погладила ее большим пальцем. Это остудило его ярость. Он выровнял частое дыхание, а затем пустым голосом сообщил:

— Кто — то пробрался в Хрустальную пещеру. Хаос его раздери! Откуда на меня свалились все эти проблемы? Как Ниалл со всем справлялся?

— Сравниваешь себя с Повелителем Света? — ехидно поинтересовался юноша, сидевший на стуле. Он злобно оскалился и хрипло рассмеялся. — Его изощренные пытки даже вслух боятся произнести, не говоря уже о том, чтобы совершить какое — либо преступление. А на что способен ты, Повелитель Хаоса, если так легко можно украсть из — под твоего носа важные артефакты? Только ныть со своей подружкой?

Дафна испуганно вздрогнула, когда в комнате потемнело, воздух превратился в тягучую патоку, запахло пеплом, а Адриан до хруста сжал руки в кулаки. Злая улыбка, точно восковая маска, приклеилась к красивому лицу. Серебристую радужку затянуло обсидиановым туманом. Он лениво наклонил голову набок и вскинул руку. Тени сгустились, обжигающе холодные, они поползли к своей жертве, точно ядовитые змеи. Юноша испуганно вжался в спинку стула, когда тень, будто живая, коснулась его щеки, спустилась к животу, а затем раздался его истошный крик. В животе точно что — то щелкнуло, изо рта потекла горячая струйка крови, стекая по его груди. Адриан отозвал тени, а затем спросил:

— Ну как тебе? Конечно, до моего брата мне далеко, но я на верном пути.

Преступник хрипло рассмеялся, выплюнул кровь и ответил:

— Я ничего не скажу.

Адриан улыбнулся, обернулся к Фанни. Она притихла, испуганно вжавшись в спинку трона.

— Тебе лучше не смотреть на это, — сказал Адриан.

Девушка упрямо мотнула головой:

— Я останусь.

Бог кивнул, хотя эта идея ему не понравилась, но на споры сейчас вовсе не было времени. Он лениво спустился с подножия трона и подошел к парню. Тот довольно оскалился и гордо вскинул голову. Адриан обхватил ладонями его лицо и вперил в серо-голубые глаза свои стальные. Воспоминания вылились из мужчины, оседая серебристым туманом на его ладони, что мертвой хваткой вцепились в руки Бога, силясь скинуть их со своего лица. Адриан нахмурился, листая воспоминания, точно страницы книги под названием «Жизнь». Вдруг он встретил преграду. Страницы словно склеились между собой и та часть, где юноша встречается с кем-то, облаченном в плащ, стерлась из его воспоминаний, оставляя на кончике языка привкус орхидей. Отстранившись, Бог смотрел как тело мужчины дрожит от потраченных сил, а изо рта снова потекла струйка крови. Он сплюнул ее под ноги и откинулся на спинку стула, прикрывая в изнеможении глаза. Адриан кивнул страже и они тотчас подхватили мужчину подмышки и увели из тронного зала.

— Что ты увидел? — спросила Фанни, с интересом подавшись вперед.

Адриан обернулся и ответил:

— Ничего, Фанни. Совсем ничего! Кто же этот Хаосов заключенный, раз смог закрыть от меня часть своего разума?

Дафна поднялась, собираясь уйти, но Адриан схватил ее за ладонь, заглядывая в дождливые глаза. Обычно, она всегда высказывала собственное мнение, делилась идеями, а сейчас собиралась просто уйти?

— Поделись со мной своими мыслями.

— Он владеет Порядком. Быть может, стоит позвать Селену?

Адриан кивнул, соглашаясь. Когда Фанни попыталась высвободить ладонь, Бог не дал уйти, притянул ее к своей груди и зарылся носом в пепельный аромат ее локонов. На удивление, она не оттолкнула, вздохнула и сомкнула кольцо рук на его талии. Адриан приподнял рукой ее подбородок и поцеловал. Нежно, словно она была хрупкой и вот — вот ускользнет сквозь его пальцы точно песчинки. Дафна развязала пояс его платья и скользнула руками по голой груди, спускаясь по рельефному животу вниз. Адриан улыбнулся сквозь поцелуй, рывком посадил девушку на свою талию и они скрылись в пепельной дымке.

Ниалл хмурился. Пушистые светлые брови сошлись на переносице, лазурные глаза поблескивали в полумраке, точно два алмаза на солнце. Он медленно шел вперед, крепко держа Персефону за ладонь. Девушка шла позади, все время оборачиваясь. Арфу она все еще не слышала, только звук шипения, чьих-то шагов, шепот, который усиливало эхо Хрустальной пещеры. Вдруг Ниалл замер и увеличил свечение своего шара.

— Ты слышала? — шепнул он.

— Я постоянно что — то слышу, — ответила девушка и поежилась.

Ниалл отрицательно качнул головой. Он читал, в Хрустальной пещере постоянно раздаются пугающие звуки, способные запутать путников, ведь Арфе не нравится, когда ее тревожат без дела с глупыми вопросами. Обычно, маги хотят знать когда их настигнет богатство, слава и как влюбить в себя Богов. Ниалл замер. Рука, удерживающая Персефону напряглась, а потом слева с боевым кличем на них кто-то прыгнул. Девушка успела увидеть золотые рога, как Ниалл закрыл ее своей спиной и в его ладони вспыхнул меч Света. Он мерцал золотистым свечением, а с его острия на землю с шипением падал огонь. Существо напоминало чертенка, которым детей пугают родители, читая им сказки за непослушание. Вокруг рогов в свете блестела опушка черных кудрявых волос. Лицо напоминало человеческое, вот только вместо носа был ярко-розовый пятачок. На щеках кое-где были пучки волос, похожие на ворс щетки — такие же жесткие и колючие. Тело человеческое: гладкая оливковая грудь, рельефный торс, ноги покрыты теплыми штанами, а вместо стоп копыта, запястья, как ни странно, человеческие, но с шестью пальцами.

Существо выстрелило золотистой магией и встретилось с преградой в виде меча Света. Когда он увидел в кого посмел выстрелить, то пронзительные обсидиановые глаза расширились от ужаса, алые пухлые губы задрожали и он спешно рухнул на колени, прижался к ногам Ниалла, причитая писклявым голосом:

— Опростоволосился! Не признал! Повелитель, простите, я думал, это нарушители опять пожаловали, захотел проучить.

Ниалл потушил в руке меч, брезгливо скривился, выдергивая свои ноги из мертвой хватки стражника. Он отряхнул штанины и высокомерно заявил:

— Вставай! На первый раз прощу, но в следующий раз будешь кишки свои соскребать с ледяных стен.

Страж побледнел, закивал головой и встал, сложив ладони в молитвенном жесте. Он заинтересованно посмотрел на Персефону, робко и с опаской выглядывающей из-за спины Повелителя. Ниалл проследил за его взглядом и отодвинул девушку дальше.

— Только попробуй! — предупредил Бог.

Стражи с обсидиановыми глазами затягивали в свой омут, охмуряли, заставляя смотреть в них, не отрываясь. Сколько же людей превратились в ледяные изваяния — не счесть. Страж моргнул, скидывая свою притягательность. Он улыбнулся, обнажив ряд черных острых зубов и воскликнул:

— Я хотел помочь, Повелитель! Девочка ищет Арфу? Я могу привести прямиком к ней.

Персефона выскочила из-за спины Бога и обворожительно улыбнулась:

— Было бы прекрасно!

Но Ниалл дернул ее за ладонь и оборвал:

— Мы не нуждаемся в помощи. Ты свободен.

Страж поджал губы, поклонился, напоследок стрельнул в Персефону свой гипнотический взгляд и скрылся во мраке.

— Ниалл! — прорычала она. — Он мог бы помочь!

— Не мог. Это страж, Персефона! Он затащил бы тебя еще дальше в снежный лабиринт. Хочешь украсить своим красивым личиком пещеру? Пожалуйста, я тебя не держу, — Ниалл отпустил ее ладонь, и бодрым шагом пошел дальше, унося с собой свет.

Щеки Персефоны запылали. Он считает ее красивой? Девушка быстро догнала его и схватила за руку, чтобы не потеряться.

— Что, здравый смысл все — таки посетил твою светлую головку? — язвительно поинтересовался Ниалл. Девушка промолчала.

Время тягуче остановилось. Персефоне казалось, ледяные коридоры не сменяют друг друга, а они с Ниаллом просто ходят по кругу. В животе предательски заурчало, глаза начинали слипаться от одинаковой картинки заснеженного пейзажа. Ноги еле поспевали за Повелителем. В какой-то момент она споткнулась о булыжник и упала бы на колени, если бы Ниалл вовремя не потянул ее наверх. Сначала он недовольно цокнул, а затем взглянул на ее страдающее лицо, услышал урчание в животе и заметил как тело Персефоны трясется от потраченной на заклинание силы. Чтобы согреться, девушка использовала Хаос.

— Все, привал, — констатировал Ниалл и положил свой рюкзак у ледяной стены.

Персефона бросила свой рядом и плюхнулась прямо на холодный пол, прикрывая в блаженстве глаза. Она не знала сколько так просидела, но когда ее плеча коснулись горячие пальцы, она вздрогнула и распахнула глаза. Руки Персефоны покрылись обсидиановым туманом. Щит — едва мерцающий, но осязаемый, вспыхнул на ее пальцах. Ниалл использовал свою магию, чтобы дать ей немного тепла.

— Не трать свою энергию, — сказал Бог. — Ты взяла с собой что поесть?

Персефона отвела глаза и отрицательно качнула головой. Она думала, стоит им войти в Хрустальную пещеру, Арфа сразу же запоет и пригласит Персефону в свои холодные объятия. Ниалл тяжело вздохнул. Он повесил на плечо рюкзак, усилил свечение своего шара и наказал:

— Сиди здесь, никуда не уходи, ни с кем не говори. Сиди и жди меня, поняла?

— Куда ты? — испуганно ахнула Персефона.

— За едой. Думала, Арфа сразу же запоет для тебя, глупая девчонка? — усмехнулся Ниалл. — Молись всем Богам сразу, чтобы мы не остались здесь навечно. Я то могу переместиться путями Света, а вот смертную пещера не отпустит.

Девушка побледнела и испуганно сжала в руках край рюкзака на котором сидела. Ниалл коснулся ее запястья пальцем и на руке девушки образовалась метка — солнце, лучи которого огибали ее запястье. Персефона зашипела от боли и потерла метку рукой.

— Если с тобой что — то случится, просто коснись ее и назови мое имя. — Ниалл коснулся нити Света и его фигура рассыпалась золотистыми искрами.

В Снежной долине рассвет начинался в четыре утра. Чуть позже, чем, например, в Дэрлае, где багряное солнце восходит на час раньше, освещает лучами горизонт, распускает нежными касаниями лепестки цветов, подсвечивает капли росы на тонких травинках и будит людей своими звонкими поцелуями. В Снежной долине с ее почти вечными снегами, летом царит совершенно другая погода. Серебристые снежинки периодически валят с ясного лазурного неба, садятся на опушки елей, запутываются в волосах магов, оставляют на щеках детей влажные поцелуи. Ниалл обожал рассвет. Эта незримая черта, отделяющая ночь ото дня с ее особенным запахом. Бархатный ночной аромат плавно перетекал в утреннюю свежесть, оставляя на кончике языка легкую сладость. Стоило солнцу выглянуть на небе, птицы тут же просыпались, начинали звонко петь, подставляя свои крылышки под золотистые лучи. Иногда Ниалл перемещался на первый солнечный луч, вдыхал глубоко и чувствовал себя подобно этим птицам: свободным, гордым и счастливым. Он позволял себе пройтись по мягким травинкам, чтобы стопы утонули в них, чтобы звонко зазвенели блестящие капли росы, оставляя от себя прохладные касания.

Ниалл переместился неподалеку от центра города. Торговые площади были пустыми. Люди только-только начинали раскладывать свой товар, напевая под нос любимые мелодии. Повелитель прошел мимо прямиком в ближайшую таверну. Из открытой настежь двери «Айсберга» рекой лился голубоватый свет, окрашивая снежные тротуары. Камень под ногами Ниалла захрустел и он вошел в таверну. В нос тут же ударил запах пива и жареного мяса. Рот тут же наполнился слюной. За барной стойкой сидела знакомая спина с разметавшимися по ней каштановыми волосами. Пышные бедра обтянуло зеленое платье с яркими маками. Ниалл скривился — полнейшая безвкусица. Когда он присел рядом, девушка повернула голову. Рука с длинными черными ногтями держала изящную ножку бокала с шампанским. С поверхности нежно-розового напитка вверх прыгали прозрачные пузырьки. Горячий язычок тут же облизал пухлые алые губы. Они расплылись в улыбке, оставляя на алебастровых щеках милые ямочки — единственное, что в этой девушке было милым. Янтарные глаза в обрамлении пушистых черных ресниц кокетливо заморгали. Она мотнула головой, смахивая непослушную челку и мурлыкнула:

— Повелитель, какая честь! Зачем пожаловали?

На слове «Повелитель» из подсобки тут же выскочила бармен. Она низко поклонилась, закинув белое в пятнах полотенце на плечо. Когда Ниалл позволил подняться, девушка спросила:

— Чего изволите, Повелитель? Такая честь принять вас!

— Четыре лепешки, пару кусков вяленой говядины и бутылку крепкого чая…с черникой.

Бармен кивнула и удалилась. Девушка заерзала на стуле, как бы невзначай касаясь плечом Повелителя. Ему стало жарко. Ниалл распахнул шубейку и девушка мазнула янтарным взглядом по его шее, точно прожгла ее взглядом. С Рони Ниалл познакомился пару лет назад, провел с ней ночь и на рассвете ретировался. Девушка попыток стать наложницей самого Повелителя Света не бросила и везде, где бы его не встречала, выпячивала свои единственные достоинства. Пустышки Ниалла не интересовали даже в роли наложниц.

— Рони, оставь свои жалкие попытки. Я уже все сказал, — в который раз отрезал Бог. Девушка надула губы и демонстративно отвернулась, нервно мотая ножкой, обутой в сапоги-чулки на длинной шпильке. Из подсобки выскочила бармен. Она была похожа на трубочиста: короткие рыжие волосы торчали точно антенны. На светлом лице с россыпью золотистых веснушек кое-где была размазана сажа от печи, в которой грелись лепешки. Белоснежную рубашку и песочного цвета юбку покрывали масляные брызги и дорожки пыльной муки. Она положила на стойку заказ, и пока Ниалл доставал из мешочка монеты, налила кружку лучшего пива и протянула ему, поясняя:

— За счет заведения лучшему Повелителю.

Ниалл расплылся в улыбке. Он знал, его боялись, но уважали. Что может быть приятнее, чем знать, что ты небезразличен собственному народу. Он прислушался: метка молчала, а значит с Персефоной все в порядке, можно позволить себе расслабиться. К тому же, что может с ней случиться, если страж уже видел ее в компании с Повелителем? Ниалл отхлебнул пива и хмельной напиток тут же приятно охладил в груди, а на языке оставил от себя горьковатый привкус. Повелитель с блаженством вгрызся в хрустящую лепешку и сочное мясо. Рони тем временем заказала себе бокал вина и нарочито громко спросила:

— Повелитель, может уделите даме пару минут?

Ниалл на нее даже не взглянул. Он вытер руки салфеткой, скомкал ее в ладони, швырнул на барную стойку и только тогда сказал:

— Меня не интересуют пустышки.

Рони пренебрежительно цокнула языком, вскочила со своего места, наблюдая как Ниалл скользнул взглядом по ее ногам и бедру, где и без того коротенькая юбка задралась еще выше. Она победно улыбнулась, кокетливо опустила ресницы и нарочито медленно стала одергивать ткань. Когда она подумала, что Повелитель попался в сети, он зашипел от боли, прикладывая ладонь к метке и на всю таверну раздался испуганный крик Персефоны:

— Ниалл!

Мужчина нахмурился, кинул на стойку чаевые, накинул на плечи рюкзак и собирался уйти, но Рони схватила его за руку и спросила:

— Бежите по первому зову наложницы?

— Завидуешь, дорогая? — усмехнулся Ниалл, коснулся нити Света и растворился в солнечных брызгах.

Ниалл очутился на том самом месте, где оставил Персефону. Ее рюкзак небрежно валялся на льдине, но самой девушки не было. Бог попытался позвать ее, но ответом ему было звонкое эхо, отталкивающееся от стен Хрустального лабиринта. Он выругался, сжал в руке метку, силясь увидеть ледяные глаза, но вместо них раздался громкий хлопок и белая вспышка откинула Повелителя в стену. Благо, у него достаточно сил, чтобы чужая магия не припечатала его к стене. Но все-таки, как это могло произойти?

— Какого Хаоса? — рявкнул Ниалл.

Эхо повторило за ним громкое ругательство, отдаляя его все дальше — в самое сердце пещеры. С потолка закапала вода, с ярким звоном ударилась о пол, словно заиграла мелодия, запели льды. Бог решительно сжал метку вновь, но в этот раз ответом ему стала тишина. Заколотив по стене, Ниалл принялся звать стражей. Спустя пару минут томительного ожидания слева раздался хлопок и из белоснежной вспышки вышел страж. Золотые рога на голове блеснули в свете, лохматая опушка соломенных волос разметалась по оголенной шее, обсидиановые глаза сонно щурились, а мохнатые руки недовольно сложились на груди.

— Ну, и чего кричим? — поинтересовался страж и неприлично громко зевнул, не стараясь даже прикрыть черные зубы ладошкой.

Ниалл прищурился, его брови недоуменно поползли вверх, рот открылся в изумлении, а затем он хищно улыбнулся, наблюдая как меняется выражение лица стража, как светлая кожа бледнеет, сливаясь со снежными стенами, как глаза расширяются от ужаса, а руки безвольно падают вдоль тела. Страж резко выпрямился, спешно рухнул на колени, зажмурившись. Ниалл тут же отвесил ему звонкую оплеуху. Мохнатая голова дернулась в сторону, на щеке тут же выступил багровый след ладони.

— Как ты смеешь так разговаривать с Повелителем? — прорычал Ниалл. — Смотрю, стоило мне уйти на пару месяцев, вы тут все распоясались? Забыл кто стоит перед тобой? Так я напомню.

Усилив свечение шара, кожа стража тут же стала покрываться волдырями от солнечного ожога. Он только вздрогнул, не посмел даже рта раскрыть, чтобы закричать от адской боли. Ниалл уменьшил магию и рыкнул:

— Где она?

Страж сгорбился от гневного окрика. Его тело горело и тряслось крупной дрожью, с поверхности кожи вверх шел пар. Он не посмел посмотреть в гневные лазурные глаза, а потому, смотря в пол, ответил:

— У великой Арфы.

— Вы постарались? — спросил Ниалл стальным голосом.

— Никак нет. Артефакт запел, Повелитель.

Ниалл рывком поднял стража за плечо. Тот испуганно дернулся, ожидая очередного удара, но Бог сказал: — Веди, — и существо, вновь низко поклонившись, повело Ниалла за собой в самую глубь Хрустального лабиринта.

Пока шли, Повелитель Света нарочно оставлял на стенах свой знак, чтобы в случае, если пещера не позволит ему выйти магическим путем, он тут не застрял на долгие годы. Чем глубже заходил в лабиринт, тем холоднее становилось. Изо рта шел густой пар, дышать становилось труднее, ведь ледяной воздух оседал в легких, точно плотное желе. Капли талой воды падали с потолка, по пути превращаясь в крошку, похожую на хрусталь. Они звонко ударялись о пол, издавая высокую мелодию самой природы. Ниалл оказался на выступе. Страж указал рукой вниз и Бог подошел к краю. Складки на лбу разгладились, когда он увидел Персефону. Девушка сидела на льдине прямо над Нефритовой Арфой. Ее теплая шубейка валялась неподалеку, а фарфоровая кожа приобрела синюшный оттенок. На светлых ресницах застыли хрустальные льдинки. Она обнимала себя руками, а по щекам текли слезы.

— Проклятье! — выругался Ниалл. Коснувшись нити Света, он очутился прямо возле Персефоны. Бог схватил ее одежду. Полы шубы примерзли к льдине, пришлось воспользоваться магией, чтобы поднять ее. Он накинул шубейку на тело Персефоны. Она вздрогнула, а затем подняла голову. Озябшие пальцы вцепились в руки Бога, ресницы дрогнули и с них скатились холодные слезинки.

— Ниалл! — шмыгнула она носом. — Арфа позвала меня!

— Тебе больно? — спросил Повелитель.

— Нет. В пророчестве говорится, нужны жемчужные слезы. А я не знаю как их вызвать.

Ниалл вскинул голову и успел увидеть, как в полумраке сверкнули обсидиановые глаза стража, а затем он испарился в яркой вспышке. Повелитель достал из рюкзака еду и протянул Персефоне:

— Поешь, а потом ляжешь спать, поняла? Арфа никуда от тебя не денется.

После ужина девушка собиралась подложить под голову рюкзак, но Ниалл дернул ее за руку, укладывая на свои колени. Сам он облокотился на ледяную стену. Его телу тоже требовался отдых, но в Хрустальной пещере опасно было засыпать.

— А как же ты? — удивилась Персефона, широко зевая и прикрываясь ладонью.

— Спи, — буркнул Ниалл.

Девушка прикрыла глаза и под нос пробурчала:

— Ты не такой, каким тебя все считают, Ниалл. Спасибо. — И она провалилась в глубокий сон, где были только голоса хрустальных льдин, а Ниалл недоуменно посмотрел на ее безмятежное лицо и ответил:

— Ты многого обо мне не знаешь, глупая девчонка! — он смахнул с ее лица упавшую платиновую прядку и заправил ее за ухо. Маленькая девочка еще не знает каким жестоким бывает Повелитель Света. Ей еще предстоит в нем разочароваться.

Селена стояла в оранжерее роз. Белоснежный фартук с кружевными узорами нежно обнимал тоненькую талию Госпожи Порядка. На нем были безобразные коричневые пятна грязи и зеленые от травы. Нежно-розовое платьице, похожее на бархатные лепестки цветов, струилось по ногам Селены. Подол развевался от летнего ветерка, который ласкал его из приоткрытой двери оранжереи. Русые волосы, забранные в хвост, пушистыми кудряшками спускались по спине. Гетерохромные глаза ласкали взглядом крохотные чайные розы — самые любимые и дорогие сердцу Повелителя Света.

Девушка опрыскала бутоны водой, схватила лопату и рядом вырыла небольшую ямку, а затем взяла в руки куст нового вида роз, который был выращен на заказ специально для Богини Порядка. Бутон был двух цветов. Плавным градиентом они переходили друг в друга. Половина бутона цвета морской глади, а вторая словно сиреневый летний закат. Селена аккуратно закопала корни, взяла лейку и полила новый вид роз. Она любовно провела пальцами по лепесткам и мечтательно улыбнулась. Когда Ниалл вернется, он будет совсем другим. Он станет как прежде — любящим Повелителем Света. И тогда увидит подарок сестры, расплывется в ласковой улыбке и станет, наконец, счастливым.

Глава 7. Обсидиановый жемчуг

Мужчина с копной спутанных каштановых волос поправил повязку на плече и скривился от резкой боли, которая подобно яркой вспышке света ослепила его. Кусок тряпки, что он прикладывал к боку окрасило рубиновой кровью. Рубашка на груди разорвана и спускалась по коже, блестящей от капелек пота, точно лохмотья. Кое-где зияли дырки от ожогов, а штаны, спущенные на бедре, держались только на добром слове, ведь кожаный ремень пришлось повязать как жгут, удерживая кровь на месте и не позволяя ей течь со скоростью бурной горной реки. Зияющие края раны чернели, будто превращали их в мертвую плоть. С поверхности поврежденной кожи вверх тянулся туман.

Мужчина мученически застонал от боли и попытался вылечить себя магией, но что может противопоставить обычный маг тысячелетнему Богу? Мысленно проклиная Адриана, он с ноги выбил деревянную дверь, что покосилась от времени. В нос тут же ударил запах трав и затхлой пыли. Из окна, занавешенного только грязной тряпкой, тянулись серебристые лучи полной луны. Крысы, завидев полоску света от уличного фонаря, заверещали от страха и разбежались в разные стороны. Мужчина плюнул, в васильковых глазах огнем едва промелькнул страх, но тут же потух, скрываясь за маску безразличия. Он вошел внутрь и брезгливо толкнул дверь, захлопывая ее.

— Какие же секреты ты скрываешь, чертово отродье Тьмы? — рыкнул мужчина и носком ботинка пнул аккуратно задвинутые стулья.

Деревянные сидения разлетелись в разные стороны, кое-где отвалилась спинка. Тотчас завоняло сыростью и из-под обломков в разные стороны побежали мелкие жучки. Мужчина скривился, он дернулся, чтобы раздавить ботинком бегущих насекомых, но охнул от резкой боли. Кровь из раны в боку хлынула, окропляя собой повязку, а затем с глухим стуком закапала на пол, окрашивая грязные доски рубиновой краской. Мужчина прошел дальше, толкнул плечом ближайшую дверь и очутился в спальне. Большой книжный стеллаж и стол с кипой бумаг тут же бросился в глаза и он расплылся в улыбке. Синеглазый плюхнулся на стул, брезгливо откинул от себя насквозь пропитанную кровью тряпку и старательно оглядел каждый лист, особо не заботясь, испачкает ли что-то в грязи и крови. Когда он дошел до последней бумаги, брови его поползли вверх, а рот слегка приоткрылся в изумлении.

— Вот это находка! Я подожду тебя, Хаосов птенчик! С таким козырем в руках я наконец стану могущественным!

Мужчина засмеялся, точно умалишенный, рухнул на пыльную кровать и тут же погрузился в сон, а рубиновая кровь так и продолжала мерцать в полумраке лунного света, лишь черные края раны зловеще источали дым.

Ниалл распахнул глаза, не сразу соображая где находится. Лазурный взгляд потихоньку сфокусировался и он увидел перед собой Персефону. Девушка распустила волосы и выглядела сейчас подобно ангелу, сошедшему со страниц детских книжек. Как она могла родиться пустой, если вся ее внешность кричала об истинной силе, которой она должна была обладать — о силе Света? Поначалу, когда маги еще не смешивали свою магию между собой, три фракции отделяли друг от друга определенные признаки во внешности. У Хаоса это были черные волосы и серые глаза, у Света платиновые локоны и ледяной взгляд, Порядок же мог похвастаться русыми кудрями, а радужка была двух цветов: либо сиреневая, либо синяя. В Персефоне же все кричало о силе Света. Быть может, поэтому Ниалла так тянет к ней и в роду девочки они были?

Персефона пошарила в рюкзаке Ниалла и вытащила из него недопитый чай и немного еды. Рот Бога тут же наполнился слюной. Он поднялся, разминая затекшие конечности. Персефона, услышав шорох, улыбнулась и протянула еду.

— Хочешь?

Ниалл хотел. Только его тело бессмертно. Ничего страшного, если пару дней он поголодает. Смертное тело Персефоны не может долго выдержать без еды.

— Ешь, — приказал Ниалл, — и потом будем думать как вытащить Арфу.

После завтрака девушка тоскливо окинула взглядом артефакт. Когда Арфа позвала, Персефона тут же шагнула в яркий белый свет, сроднилась с ним и очутилась в самом сердце Хрустальной пещеры. Она думала: все, артефакт сейчас запоет, но он молчал. Тогда Персефона скинула с себя шубу. В пророчестве говорилось: нужно пролить жемчужные слезы. Как это понимать, девушка не знала. Она думала — просто заплакать. Только вот слезы не шли, пришлось замерзнуть настолько, чтобы они сами потекли по щекам. Не помогло. В таком состоянии ее и нашел Ниалл.

— Ну как же вытащить эту Арфу? — простонала Персефона и поскребла ногтями по льдине. Ниалл тоскливо обернулся. В сводах пещеры царил полумрак, только Арфа светилась зеленоватым свечением. С потолка падали крупные капли воды и медленно шлепали о льдины, издавая яркий звук, точно хрусталь разбивалась.

— В пророчестве говорилось…, — начал Ниалл, но девушка его перебила:

— Я знаю о чем говорилось в пророчестве! — она достала из кармана шубейки смятую бумагу и разгладила страницы.

— Ты…Когда успела? — недовольство в голосе Ниалла заставило Персефону подмигнуть ему.

— Думаешь, я тебе доверяю?

— Следовало бы! — холодно воскликнул Повелитель.

Он вырвал из ее рук бумагу и прочел пророчество вслух.

— Жемчужные слезы…Что это значит? — задумчиво спросила Персефона.

— Искренность, — ответил Бог. — Наивысшая искренность мага.

У Персефоны была идея получше. Таинственный мужчина, которому она спасла жизнь, достал для нее листок с заклинанием, которое поможет заставить Арфу петь. Осененная догадкой, девушка полезла в свой рюкзак, что, словно удачное стечение обстоятельств, так любезно прихватил с собой Ниалл. Она выудила скомканную бумажку, развернула ее и пригладила на льдине страницы. Повелитель Света заинтересованно смотрел на ее манипуляции. Он опирался на ледяную колонну и в полумраке сводов пещеры его лазурные глаза горели синим пламенем. Ниалл наклонил голову набок и платиновые локоны, забранные в высокий хвост, качнулись вслед за хозяином. Персефона со знанием дела пояснила:

— Тут заклинание, способное заставить Арфу петь.

Ниалл рассмеялся, а затем указал на светящийся артефакт и насмешливо воскликнул:

— Удачи!

Персефона скептически фыркнула, прочистила горло и, пробегая кристально-голубыми глазами по корявому почерку, зажгла на пальцах темный огонь. Он вспыхнул подобно вспышке. Запахло пеплом, в груди разлился восторг — так было всегда, когда девушка пользовалась магией. Ее охватывал небывалый восторг, сродни с катанием с горки на санках. Оранжевое пламя качалось из стороны в сторону, а вокруг него клубился обсидиановый дым. Ниалл скривился. Он понимал, девочка ни в чем не виновата, она просто хотела быть магом, а не простым человеком, а в голове все равно стоял вопрос: почему Хаос? Из-за страха быть убитой людьми Ниалла, ведь Бог истреблял пустых людей, или она действительно так хотела получить силу, что ей попросту было все равно Хаос это или Порядок?

Девушка направила магию в светящийся артефакт, а затем произнесла слова:

— Ми фаре гио ла нуто зил.

Арфа засветилась ярче. Пещеру озарила яркая зеленая вспышка, льды завибрировали, затрясся пол, с потолка вниз ухнули острые сосульки и со звоном разбились. Ниалл не на шутку испугался. Он засветился, и крошки льда, что падали вниз, таяли еще до приближения к Повелителю. Раздался звон такой силы, что у Персефоны из ушей и носа закапала кровь, а затем Арфа вспыхнула черным огнем и раздался взрыв. Крошки льда, точно острые толстые льдины мчались со скоростью ветра, готовые прибить тело Персефоны к стене. Ниалл среагировал молниеносно. Он за долю секунды коснулся нити Света и оказался перед Персефоной, заключил ее в свои объятия, закрывая от летящего льда своей крепкой спиной. Они рухнули на пол, сосульки со свистом пролетели над головой Персефоны и врезались в стену, а затем осыпались снежной крошкой. Изо рта Ниалла на шею девушки полилась обжигающе горячая кровь. Она жгла кожу так сильно, что она вздрогнула, испугавшись, что Ниалл больше не откроет свои красивые глаза. Когда все резко стихло, Бог страдальчески сморщился и распахнул веки. Радужка горела синим пламенем, с уголка губ стекала кровь. Она была такой черной, что Персефона, ужаснулась. Она вскинула руку и попыталась стереть ее ладонью, но Ниалл не дал. Он сполз с Персефоны, зашипев от сильной боли. Стоя на четвереньках, тело Бога трясло, кровь все вытекала, не прекращаясь, а стук его сердца, казалось, мог оглушить любого в радиусе километра. Персефона поднялась, потирая ушибленный от удара локоть. В ушах звенело, голова гудела и раскалывалась на части. Девушка, шатаясь, подскочила к Богу и ужаснулась. В его спину были воткнуты острые, длинные и толстые ледяные шипы. Они проткнули его насквозь и с их кончиков капала кровь. Персефона не знала что делать, она то касалась острых шипов, то в ужасе одергивала ладонь. Ниалл прохрипел:

— Ты дура, Персефона, ты знаешь? Маленькая глупая смертная!

Его и без того алебастровая кожа побелела точно снег, под глазами залегли фиолетовые синяки. Персефона вскинула руку и погладила Ниалла по волосам, прошептав:

— Ниалл! Прости меня. Я…я…не знала, что так получится.

Ниалл мученически сморщился и закрыл глаза, а затем распахнул их и сказал:

— Спрячься за колонну. Я попытаюсь растопить их Светом.

Персефона послушно забежала за колонну и зажмурилась. Ей очень хотелось посмотреть на его силу, но яркий Свет мог выжечь ей глаза в лучшем случае, а в худшем превратил бы ее в поджаренный кусок мяса. Ниалл сплюнул кровь. Мерзкий металлический привкус во рту раздражал, захотелось запить его розовым чаем. Бог сосредоточился, призывая весь Свет, что горел в его душе. Тело вспыхнуло, ослепляя Персефону даже через закрытые глаза. Ниалл был слишком слаб, чтобы растопить каждую льдину. Сотни мелких клинков растеклись по его телу, смешиваясь с кровью, а три больших кола так и продолжали торчать, лишь едва разморозились. Свечение исчезло, стало темно, только Арфа продолжала гореть привычным изумрудным огнем. Персефона выглянула из-за колонны, взгляд голубых глаз тут же нашел Ниалла. Бог так и продолжал стоять на четвереньках, морщась от сильной боли. Девушка подскочила к нему и спросила:

— Чем я могу помочь? Быть может… Может Хаос растопит их?

— Не прикасайся ко мне своим Хаосом! — хрипло рявкнул Ниалл. Его тело засветилось, указывая на дикое раздражение от ее слов. — Просто схватись крепко за льдину и попытайся вытащить их.

— Но Хаос мог бы…

— Не мог! — оборвал Ниалл. — Хочешь помочь? Делай, что велено.

— Вот упрямец! — проворчала Персефона.

Девушка встала сбоку от Бога. Ее начало мутить от вида крови и насыщенного металлического запаха, который смешался с ярким ароматом соленого моря. К горлу Персефоны подступила тошнота. Девушка сморщила нос, борясь с приступом, обхватила льдину двумя руками и потянула на себя. Ниалл зарычал точно раненый зверь, вцепился пальцами в обжигающе холодный пол и зажмурился, ощущая адскую боль. Сейчас бы ему пригодились способности матери — забирать чувства. Персефона вздрогнула от яростного крика, но попыталась сосредоточиться только на шипах. Ее сердце и руки дрожали, перед глазами заскакали золотистые мушки, рот наполнился слюной. Не смотря ни на что, девушка приложила всю силу, что у нее имелась. Когда она смогла выдернуть шип, то не удержалась на скользком полу и упала. Он отлетел и кровавыми разводами покатился в сторону, ударяясь о снежные колонны. Ниалл дышал рвано и часто. Персефона погладила его по щеке и тут же одернула руку. Кожа Бога была такой горячей, что тотчас обожгла ее ладонь. Девушка зашипел, а Ниалл втянул воздух сквозь сжатые зубы и процедил:

— Продолжай!

Персефона послушно обхватила второй шип и что есть силы тащила на себя. Руки тряслись, кол очень медленно выходил из тела, вызывая адскую боль. С хрустом разрывая позвонки и кости, он сантиметр за сантиметром выскальзывал из крепкого тела Повелителя. Не будь он бессмертным, давно уже был бы мертв. Шип выскочил, и Персефона презрительно откинула его от себя. Льдина отскочила и, ударившись о стену, рассыпалась мелкой крошкой. Последний осколок — самый толстый и острый торчал прямо из сердца Повелителя Света. С его кончика медленно капала тягучая кровь. Ниалл был белее снега. Персефона обеспокоенно опустилась на корточки, обхватывая лицо Ниалла ладонями. Мужчина сквозь плотно сжатые зубы процедил:

— Вытащи его, Персефона!

Девушка испуганно вздрогнула, когда Бог распахнул потухшие глаза. Сейчас они напоминали ей дождливую тучу, из которой вот-вот должен обрушиться проливной дождь. Персефона схватила шип обеими руками и потянула на себя. Руки не слушали, соскальзывали со льдины, подтаявшей от пылающего тела Повелителя. Персефона выругалась, а Ниалл опустился ниже, теряя энергию. Девушка сильнее вцепилась пальцами в льдину, точно мертвой хваткой. Бог просил не использовать Хаос, но ему стало хуже, и она решилась. С пальцев Персефоны на лед перепрыгнули клубы черного тумана. Они окутали его обсидиановой нитью. Девушка схватилась руками за магические путы и потянула их на себя со всей силой, что у нее имеется. Льдина застряла, не хотела покидать сердце Бога. Прилипла к его снежной корке и сопротивлялась. Персефона закричала, вложила больше магии. В воздухе запахло пеплом. Его запах оседал в легких Бога тяжелым слоем.

— Не используй Хаос, — прошептал Ниалл.

Персефона не ответила, только сильнее схватилась за шип. Осколок льдины внезапно поддался и, точно смазанный маслом, легко выскользнул из тела Бога. Персефона потеряла достаточно много силы и в изнеможении рухнула на пол. Ее тело трясло, из груди выпрыгивало сердце. Ниалл вдруг завалился на бок и девушка едва успела поймать его. Раны вмиг затянулись, но энергия была на нуле и он погрузился в сон, чтобы тело восполнило потерянные запасы. Девушка положила голову Бога себе на колени и погладила по волосам. Он спас ей жизнь. Еще немного, и Ниаллу пришлось бы снимать ее распятое тело. Он был прав — Персефона дура. Маленькая, глупая смертная, поверила, будто заклинание верное, усомнилась в Повелителе Света. Она перевела на его лицо тоскливый взгляд и улыбнулась. Он, даже будучи раненным, выглядел красивым: алебастровая кожа, высокий аристократичный лоб, пушистые светлые брови, прямой нос с легкой горбинкой, острые скулы и выраженная ямка над верхней губой — самая сексуальная часть в мужчинах. Девушка откинула голову назад. Восстановится ли Ниалл? Очнется ли?

В пещере царил полумрак. Арфа зловеще светилась, точно подмигивая Персефоне. Ее ноги затекли, она уже не чувствовала движения груди Бога от мирного дыхания. Девушка то и дело касалась его кожи, с поверхности которой вверх поднимался пар. Под пальцами горело, а волосы Ниалла окропило кровью. Персефона попыталась поменять позу, но тяжесть его тела не давала сделать никаких движений. Девушка не знала сколько уже так просидела, а Бог все никак не приходил в себя.

— Ниалл, — позвала она хриплым голосом. Ответом была тишина. Он даже не шелохнулся.

Тогда Персефона поднесла ладонь к его носу, силясь почувствовать есть ли дыхание. Выдохнула от облегчения, и, набравшись смелости, распустила локоны Ниалла, стирая магией кровавые следы с волос, с одежды, с его красивых губ. Когда он отключился, они были цианотичного оттенка, почти бескровные, сейчас же губы его порозовели, возвращая свой коралловый оттенок, а к щекам прилил румянец.

— Ниалл, очнись! — громче воскликнула девушка. Не помогло. Персефона зевнула и прилегла на льдину, увеличивая магией защиту от холода. Сон затянул ее в свою пучину и уже через пару минут она отключилась.

Селена стояла в тронном зале мрачнее тучи. Она смотрела в окно, хмуря пушистые русые брови. Локоны ее змейками спускались по спине, затянутой в воздушное платье яркого цвета фуксии. Ноги обнимали босоножки с квадратным носом на высокой прозрачной шпильке. Она, скрестив руки на груди, выслушивала очередные оправдания. Она ни на миг не бросила попытки отыскать Ленара. Их связь, что тонкой нитью стянула влюбленные горячие сердца, потихоньку слабела и это выводило Богиню из себя. В Изумрудном лесу вчера ночью ищейки почувствовали след Ленара. Он использовал магию Порядка. Его магию ни с чем было невозможно перепутать. Она пахла так ярко, словно сама Богиня была на месте. Селена тотчас переместилась к месту, в котором почувствовала след возлюбленного, но она успела увидеть только яркую сиреневую вспышку и русые кудри, шелковым водопадом взметнувшиеся вверх, а еще его запах — родной, вызывающий под кожей бешеный топот мурашек. Селена попыталась отследить его перемещение. Не успела. Ленар мастерски замел следы, все же не зря его учителем был сам Ниалл. Бог Света знал различные секреты магии лучше любого из Богов.

— Повелительница, — ищейка аккуратно тронул ее за плечо и Селена обернулась. Волосы разметались по ее спине, тело охватил ореол Порядка, а в воздухе запахло орхидеями. Ищейка отошел на шаг назад, пряча глаза, стушевался под выжидающим взглядом гетерохромных глаз и сглотнул вдруг ставшую вязкой слюну.

— Сплошные оправдания! — прошипела Селена. — У меня что, бездарные подчиненные?

— Никак нет! — замотал головой ищейка.

Селена зажмурилась, успокаивая дыхание. Ниалл бы на ее месте нашел способ связаться с другом, перевернул бы вверх дном все Безграничье, заставил магов работать лучше, а она своими сердечными поступками жалела их и маги не боялись, не хотели подчиняться, знали, что Селена простит. А еще переполох в замке Адриана…Ниалл действительно — лучшая кандидатура на роль правителя мира. Жаль только, что под ее пальцами на полотна ложились совсем другие образы. Тот, где она отдает Ниаллу корону — никак не хотел вышиваться. Вчера Селене превиделось — ее брат лежал на льдине, закрыв глаза, а из его тела торчали ледяные шипы, с кончиков которых капала кровь. Она хотела сначала показать его Адриану, а потом заметила интересную деталь — девушку с платиновыми волосами, что стояла над братом с обеспокоенным лицом, а на ее пальцах искрился обсидиановый туман. Это была та самая девушка, которую Ниалл встретил на балу. Кто же она такая? И почему именно с ней Бог отправился к Нефритовой Арфе?

Вдруг в кармане платья Богини завибрировал кусок следящего камня, вторую половину которого Богиня установила в Изумрудном лесу на месте, где видела Ленара. Она достала его на свет и помрачнела. Камень светился синим огнем, а затем раздалась вспышка и к ногам Селены упала бумажка. Запахло орхидеями. Она опустилась, подняла записку и дрожащими пальцами развернула. Красивым почерком ее возлюбленного была выведена надпись: «Не ищи меня. Ленар». Селена скомкала бумагу в ладони. Она вспыхнула огнем и рассыпалась пеплом сквозь ее пальцы. На глаза навернулись предательские слезы, в горле встал ком, а тело засветилось. Богиня приказала:

— Отозвать всех ищеек!

— Но мы исправимся, — возразил мужчина.

Глаза Богини полыхнуло огнем. Она рявкнула:

— Это приказ! — и, вскинув гордо голову, ушла в оранжерею роз, скрывая под ресницами горькие слезинки.

Персефона распахнула глаза. Голова все еще гудела, во рту стоял мерзкий металлический привкус. Она лежала на льдине, тело потрясывало от потраченной магической энергии. Повернув голову вправо, Персефона увидела лежащего на спине Повелителя Света. Глаза были закрыты, на светлых ресницах блестели льдинки, платиновые локоны разметались, грудь мирно вздымалась от дыхания, а руки покоились на животе. Он был похож сейчас на ледяное изваяние, фарфоровую скульптуру или произведение искусства. Персефона ужаснулась: ему холодно! Девушка подползла к Богу, зажгла на пальцах обсидиановый огонек и собиралась коснуться им лба Ниалла. Но он резко вскинул руку и схватил девушку за запястье. Глаза распахнулись, возвращая им лазурную свежесть. Он недовольно сморщился и хриплым ото сна голосом произнес:

— Не прикасайся ко мне своим Хаосом.

— Я думала, ты замерз, — попыталась оправдаться Персефона. Она поджала губы, едва не разрыдавшись от облегчения, и спросила: — Как ты себя чувствуешь?

Ниалл медленно приподнялся на локтях, огляделся и ответил:

— Хорошо. Что со мной будет? Я бессмертен.

Губы Персефоны задрожали, с уголка ледяных слез упали две горячие слезинки. Они прокатились по ее ладоням и ухнули на льдину. Ниалл усмехнулся:

— Так ты не заставишь Арфу петь, настырная девчонка!

Персефона окончательно разрыдалась, вцепившись Ниаллу в края шубы. Он вскинул в изумлении брови и попытался разжать ее пальцы, но в конце концов сдался и потянул, укладывая девушку на свою грудь, и погладил по волосам. Она сотрясалась от рыданий ровно до того момента, пока не поняла, что лежит на его груди. Ахнув, Персефона вскочила на ноги и воскликнула:

— Ты же ранен!

— Я восстановился. Но больше не советую тебе использовать магические выкрутасы на мощнейших артефактах. Как ты до своего возраста только дожила? И кто тебя надоумил на это?

— Мой информатор, — Персефона вытерла с щек слезинки. Ниалл покачал головой:

— Скажешь кто? Я выпущу ему кишки за покушение на убийство самого Повелителя Света.

Девушка рассмеялась. Слезы окончательно высохли. Она порылась в рюкзаке, где припасла крохотный кусок лепешки и немного чая. Когда протянула еду Богу, тот отрицательно качнул головой.

— Пора тебе заставить Арфу петь, Персефона. Мы не можем остаться здесь навечно.

Девушка согласно кивнула и после обеда прислонилась к ледяной колонне спиной.

— Расскажи что ли слезливую историю, вдруг поможет? — пожал плечами Повелитель. — Где ты скрывалась?

Он распустил волосы и сейчас они накрывали вуалью его спину, облаченную в теплую шубейку. Зеленый свет от Арфы бликами запутывался в платиновых локонах, придавая им необычный цвет. Бог сейчас напоминал русалок, сошедших со страниц детских книжек. Мягкий свет ложился на его лицо, придавая глазам глубины и подсвечивая радужку изнутри. Казалось, на лазурном небе золотистыми крошками взорвалось само солнце. Прекрасен как никогда!

— Ох, полагаю, нужно начать рассказ сначала. Не думаю, что тебе будет интересно.

— А ты попробуй заинтересовать, — улыбнулся Ниалл. Персефона кивнула, набрала в легкие побольше воздуха и начала свой рассказ.

Она родилась в деревне Ниалла в семье магов Света. Ее род исходит от самых первых магов — Линеи и Кристофера и никогда не смешивался с другими фракциями. Их особенность — платиновые локоны и холодные ледяные глаза, похожие на застывший в радужке топаз. Отец Персефоны — Ури славился своим урожаем. Каждый житель деревни старался покупать овощи и фрукты именно у него — уж больно сладкими были помидоры и сочными ягоды клубники. Мать Персефоны — Алиса шила одежду на заказ. У нее заказывала платья сама Богиня Порядка, а Ниалл частенько покупал подарки своим наложницам. У Алисы и Ури было все: деньги, слава, почет, их даже приглашали на балы в честь Богов. Не было только одного — детей. Долгие годы Алиса не могла забеременеть, пока в один из дней не обратилась к шаманке, что жила на отшибе в Изумрудном лесу. Ури останавливал жену, просил не ехать, но та была решительно настроена иметь детей и отправилась в путь, оставив мужа одного — вести хозяйство. Пять дней девушка добиралась до шаманки, останавливалась только, чтобы немного поспать и перекусить. Ту шаманку звали Мина. Люди считали ее ведьмой, ведь шел слух среди магов: она владеет сразу двумя фракциями. Это было просто нереально и никак не укладывалось в голове людей. Когда Алиса прибыла, Мина сразу же ей сказала: «Уж вижу, не беремчатая ты давно. Детей теряла с десяток. Кровавый след на тебе. Род свой предал кто-то из твоих родственников, смешал кровь, да так и бросил дитя свое. Проходи, ложись на лавку, я сниму проклятие». Водила Мина ладонями над телом Алисы, шептала под нос слова заклинания, посыпала ее пахнущими травами, а когда закончила, в окно ударила птица. Шаманка помочила руки в ледяной воде и та окрасилась в черный. Она вытерла их сухой тряпкой и кивнула на дверь: «Ступай, милая, к мужу. Через месяц беремчатой будешь». Алиса благодарно поклонилась, сунула старушке деньги, но та не приняла. Когда Алиса вернулась назад, ровно через месяц она узнала о своей долгожданной беременности. Через девять месяцев родилась Персефона — копия своих родителей: пушистые платиновые кудри, голубые глаза и фарфоровая кожа. Родители были на седьмом небе от счастья. Персефона росла и с каждым днем они ждали проявления ее силы. Вот только она ее не обрела и, когда девушке стукнуло пятнадцать, мать молча собрала ее вещи и сказала: «Ты уходишь, Персефона, мы больше не можем скрывать тебя». Девушка ушла и больше родителей не видела. Она даже не знает где они сейчас. Персефона скрывалась в своем секретном месте — пустом домике, где она ночевала и занималась, не смотря на отсутствие магии.

— Они ни разу не прислали ни письма, ни весточки. Им просто было плевать! Я хочу узнать ответ, Ниалл, почему я пустая? Почему? Ты знаешь как сильно я мечтала о силе Света? Она должна была течь по моим венам. А в итоге я имею силу Хаоса, которая совсем мне чужда! Что случилось в прошлом? Почему я?

Персефона обхватила себя руками и все кричала, а из глаз капля за каплей падали слезы, по пути превращаясь в черные жемчужины. Они ударялись о льдину и катились по направлению к Нефритовой Арфе. Ниалл как завороженный смотрел на пробегающий мимо обсидиановый жемчуг и не мог поверить своим глазам. Она смогла вызвать слезы, смогла заставить Арфу петь.

— Ниалл! Я смогла! — воскликнула Персефона и схватила крупную жемчужину.

Артефакт встрепенулся, струны колыхнулись, яркий зеленый свет померк, а льды завибрировали. Раздалась прекрасная мелодия, ни с чем не сравнимая, точно тысячи ангелов запели хор. Бог обхватил руками колонну, чтобы не упасть, а Персефона, будто знала что делает, шагнула ближе к Арфе. Лед треснул, яркая золотая вспышка озарила пещеру и Ниалл увидел все, о чем просила Персефона. С широко распахнутыми глазами Бог смотрел на картинку, что показывал артефакт и сердце его вдруг растаяло из векового заледенения, забилось, сжалось от боли и загорелось синим пламенем. Теперь он знает ответ и тот ему совсем не понравился.

Глава 8. Цена ошибки

Алиса сидела на траве в окружении одуванчиков. Желтые бутоны, будто само солнце, радовали глаз и тянули свои лепестки к магии Света, что вспышками зажигалась на ее пальцах. Девушка, одетая в яркое воздушное платье цвета фуксии содрогалась от рыданий. Капля за каплей соленые слезы падали из голубых глаз. Горячие, они окропляли ее руки, опущенные в миску с прозрачной водой.

Алиса вот уже пять лет была замужем за Ури. Они были предназначены друг другу с детства. Две самые сильнейшие семьи Света договорились, что девочка и мальчик поженятся, ведь они за все годы ни разу не смешивали фракции и имели чистейший Свет. Алиса любила Ури как брата, а он надышаться на жену не мог. За пять лет они нажили все: славу, состояние, почет. Вот только не было детей, о которых мечтала Алиса. Ури считал: еще не время, но девушка настаивала. И сейчас она сидела на поляне, усеянной одуванчиками, опустив ладони в воду и зажигая на пальцах магию — единственный способ узнать о беременности. Если вода окрасится в цвет твоей фракции — беременность есть. В очередной раз девушку ждало разочарование.

Раздраженно выдернув ладони, она откинула от себя глиняную тару и вода вылилась, впитываясь в землю. На улице было прохладно. В свежем воздухе витали ароматы полевых цветов и грубо выдернутой травы, в которую от злости вцепилась Алиса. Ее тело трясло, слезы все капали из глаз, а в голове был только один вопрос: «Почему у нас не получается?» Сзади бесшумно подкрался ее лучший друг — Джаред. Мужчина обладал магией Порядка. Они дружили с детства, жили по соседству. Он присел рядом, тряхнув копной кудрявых каштановых волос. Зеленые глаза прищурились от яркого летнего солнца, а крепкая грудь, облаченная в черную футболку, взметнулась от тяжелого вздоха. Он обнял Алису сзади, прижимая к себе и поцеловал в макушку. Девушка всхлипнула, затряслась сильнее, пытаясь удержать набежавшие слезы, но они бурным потоком полились на обнимающие ее руки Джареда.

— Т-ш-ш, Алиса, все будет хорошо, малышка, — прошептал мужчина и прижал ее сильнее.

— Я устала, — ответила она. — Я так устала от этого, Джар! Я хочу ребенка! Ури считает, что я помешалась.

Джаред развернул Алису к себе и стер большими пальцами блестящие слезинки с ее розоватых щек. Глаза покраснели, усиливая глубину ярким голубым сапфирам в ее радужке. Губы припухли, а платиновый локоны спутались от ледяного ветра, забирающегося под тоненькое платье. Фарфоровая кожа Алисы покрылась мурашками, и Джаред, заметив, рывком поднял девушку на ноги и молча повел за собой. Он вел ее в импровизированный домик неподалеку от поляны. Многие годы она была их любимым секретным местом и, когда Джаред повзрослел, смог из досок сколотить небольшой сарай. Туда они принесли старый матрас и подолгу лежали на нем, рассказывая друг другу сказки и читая мифы. Тут они и обедали, и делали вместе уроки, а когда стали повзрослее, учились целоваться. Если бы парень обладал силой Света, девушка без колебаний бы вышла за него замуж. Умный и интеллигентный Ури не шел ни в какое сравнение с Джаредом: красивым, высоким, со спортивным телосложением, и кучей увлечений, совпадающих с Алисиными. Ури же был другим. От него голова не шла кругом, колени не дрожали. С ним было хорошо только из-за стабильности. Мужчина обладал кучей недостатков и самым главным было — он не Джаред. А у того, напротив, недостатков не было, кроме одного: он не имел силы Света.

Зайдя внутрь, в нос тут же ударил аромат жасмина от свечи. Кусок воска безобразной кляксой расползался на имитированном столике, рядом валялся кусок выцветшей и пожелтевшей от времени бумаги — «кодекс дружбы», что Алиса и Джаред составили еще в детстве. От воспоминаний сердце девушки сжалось. Она так давно не была в их особенном месте, что грудь приятно сдавило, а от привычного родного аромата внизу живота заворочился горячий клубок. Алиса плюхнулась на матрас, подняв вверх столп пыли. Ее совершенно не заботило испачкается ли платье. Она смахнула с щеки последние слезы и выдохнула, выравнивая частое дыхание. Джаред пошарил рукой за коробкой и выудил оттуда бутылку припасенного крепкого алкоголя. Он вопросительно изогнул пушистую бровь и Алиса утвердительно кивнула. Мужчина дунул дыханием Порядка в стакан, избавляя того от пыли, а затем плеснул хмельной напиток. В воздухе тотчас запахло хвоей. Он присел рядом, откидываясь спиной на стену и протянул стакан, заранее охладив алкоголь магией. Алиса благодарно улыбнулась и сделала глоток. По горлу потекла горячая лава, а язык приятно похолодил хвойный привкус, будто она зажевала напиток еловой веточкой.

Воцарилась тишина, которую нарушало только дыхание Джареда — шумное, частое и горячее. Кожу Алисы опалило огнем от его близости. Девушка прикрыла глаза, силясь заглушить приятные ощущения. Она любила этого мужчину уже очень давно, но после свадьбы с Ури они не переходили грань. Больше не было сумасшедших поцелуев под дождем, когда ледяные брызги стекают с волос, заливаясь за шиворот, безумных скачек на лошадях, когда сердце бешено выскакивает из груди, а в животе разливается восторг, и больше никогда не будет уютных вечеров, где двое влюбленных строили планы на свое будущее. Только будущего у них не было никогда.

— Ты любишь его? — вдруг нарушил тишину Джаред.

Алиса вздрогнула, переводя взгляд на нахмуренного мужчину. Он свел на переносице пушистые каштановые брови, а глаза его — зеленые, которые обычно похожи на матовый застывший изумруд, пылали огнем, подсвеченные изнутри. Он напряженно смотрел на пухлые губы цвета пепельной розы, будто пытался поймать ответ своими, едва раскрытыми губами.

— Нет, — призналась Алиса на выдохе. Она сделала глоток и зажмурилась. — Я никогда его не любила, Джар.

— Тогда зачем тебе ребенок от этого…? — он не договорил, резко отвернулся и прикусил язык, словно спросил сейчас несусветную глупость.

— Потому что я должна продолжить род Света. Мы ведь знали, что нам не позволят быть вместе. Твоя семья против моей не пойдет никогда, а моя просто убьет меня. Как всегда со спокойным хладнокровием.

— Ты не должна ничего, Алиса. Разве мы не можем сбежать? — Джаред развернулся к ней и с надеждой во взгляде посмотрел в голубые глаза.

Сбежать? Мысль о свободе лишь на мгновение озарила фарфоровое лицо, а затем надежда потухла и Алиса, горько улыбнувшись, отрицательно покачала головой. Их найдут где бы они не были и тогда Джаред мог пострадать. Куда лучше встречаться вот так: тайно, обсуждая все на свете, ведь с мужем она так сделать не могла. Он ее просто не понимал, называл дурной, а девушка считала его скучным тупицей. И не смотря на это, мысль уйти от мужа одновременно казалась такой близкой, но такой далекой.

Джаред нежно взял Алису за ладонь, поднес ее к губам и мягко коснулся ими, оставляя на коже обжигающий поцелуй. А затем, все также нежно, почти невесомо, он поднялся выше, коснулся плеча и замер, смотря затуманенным взглядом на манящие полуоткрытые губы Алисы. Девушка хотела остановить его, сказать, что не хочет изменять мужу и купаться в грязи с чужим мужчиной, но когда она раскрыла рот, не смогла ни звука произнести, напротив, будто объятая каким-то порывом, наклонилась и коснулась мягких губ Джареда своими. Он будто только этого и ждал. От нежности не осталось и следа. На смену ей пришла страсть — удушающая, выбивающая из легких воздух, заставляющая задыхаться, а холодный разум напрочь исчез, мысли пропали, словно их и не было. Страсть, что поглотила двух бесконечно влюбленных, раскололась на части. Из рук Алисы выпал стакан с алкоголем и хмельной напиток разлился по платью безобразной коричневой кляксой. Джаред отставил свой стакан, уложил девушку на пыльный матрас, оторвался от губ всего на секунду, чтобы сказать:

— Я не могу без тебя жить, мое солнце.

Он вновь припал к ее губам, словно она была для него кислородом, жизненноважным существом, без которой его существование просто теряло всякий смысл. Джаред коснулся шеи влажным поцелуем, прикусил кожу, вызывая стон, что сорвался с припухлых губ Алисы. Она вцепилась ногтями в его спину, сдерживая крик. Потянув за край футболки, Джаред оказался полуобнаженным, только штаны, спущенные на бедрах, едва держались на них. Свет, что проникал сквозь щели деревянных стен, солнечными зайчиками прыгал по его идеальному торсу. Алиса восхищенно прикусила губу, провела рукой по рельефным мышцам возлюбленного, а вторую запустила в шелк его каштановых волос и пропустила сквозь пальцы. Он вызывал под ее кожей целый пожар. Захотелось скорее потушить его, утолить годовую жажду, быть с ним одним целым. Джаред целовал каждый сантиметр тела Алисы, останавливаясь лишь на миг: полюбоваться красотой своей девочки. И он ненавидел Ури за то, что тот отобрал у него смысл жизни.

Мужчина расстегнул платье и откинул его от себя. В зеленых глазах вспыхнул огонь обожания, взгляд прошелся по фарфоровой нежной коже, руки погладили грудь и Алиса тут же покрылась мурашками. В одежде становилось тесно и Джаред стянул с себя брюки, представ перед ней во всей красе. Девушка потянула его на себя, но прежде чем они оба разбили на осколки собственные жизни, прошептала:

— А я не могу без тебя, мое разрушение.

Джаред вошел в нее так резко, что в глазах потемнело, а с губ сорвался сладостный крик. Он двигался ритмично, вдавливая Алису в матрас всем своим телом. Под пальцами, вцепившимися в его руки, перекатывались напряженные мышцы, с губ мужчины срывались стоны, ладони запутывались в его шелковых волосах. Перевернув Алису и, поставив ее на колени, Джаред схватил ее ладонью за шею и прорычал:

— Люблю! Ты моя! Не смей больше говорить, что это не так!

Он грубо схватил ее за волосы и прижал к своей груди. Ей еще никогда не было так хорошо. Нежный муж не мог подарить ей таких эмоций: безбашенных, сумасшедших, стирающих все мысли. После секса с ним хотелось спать, а с Джаредом хочется, чтобы эти сладостные минуты превратились в вечность. Мужчина уложил Алису на спину и припал губами к груди, а затем спускался все ниже, вызывая под кожей яркие вспышки. Его губы накрыли ее, заглушая крик оргазма, а он закончил спустя пару секунд.

Они лежали, тяжело дыша. Алиса рассеянно перебирала пряди волос Джареда, а он, перевернувшись на бок и, подперев под голову сжатую в кулак руку, наблюдал за возлюбленной. Она приподнялась на локтях и поцеловала его долгим нежным поцелуем, а затем отстранилась и спросила:

— Что же теперь мы будем делать, Джар?

— Скрываться, любовь моя. Уходи от мужа.

— Я не могу так быстро, — возразила она. — Мне нужно время, чтобы собраться с мыслями.

— Хорошо, — подумав, произнес Джаред. — Сколько тебе нужно? Месяца хватит?

Алиса кивнула. За месяц она точно соберется с мыслями, обдумает все на холодную голову и сбежит. Мысль, что она предает всю семью и весь род разъедала ее сердце, точно червь спелое яблоко. Облизнув сухие губы, она сказала:

— Нам лучше не видеться этот месяц, чтобы не вызывать подозрений. Встретимся на этом же месте, любовь моя.

Джаред согласился. Напоследок, он целовал ее так, словно они виделись в последний раз. Весь месяц Алиса напряженно обдумывала произошедшее. От мужа она отдалилась, не подпуская того ни на дюйм к себе. Она больше не разрешала касаться себя, даже целовать. Ури не понимал почему, думал, жена расстроена, что беременность не наступила и ей нужно время прийти в себя. Спустя три недели Алиса почувствовала себя плохо. Ее затошнило, голова поплыла и она едва не рухнула, благо успела схватиться за стол. Почуяв неладное, девушка провела процедуру с водой и обомлела: воду окрасило в золото. Она была беременна от Джареда. Мысль о долгожданной исполненной мечте подарила ей крылья. Теперь их ничто не сможет разлучить! Муж ушел на работу, пребывая в непривычной задумчивости. Он даже не сказал жене ни слова, просто тихо затворил за собой дверь. Но Алисе было плевать на состояние Ури, ведь она предвкушала радость от встречи с Джаредом и как скажет ему о своем интересном положении.

Девушка побросала в рюкзак необходимые вещи, в последний раз обвела взглядом дом, и распахнула дверь. На пороге стояла ее мать. Женщина с проседью в золотых волосах скрестила на груди руки и гадко улыбнулась, сверкнув ледяными глазами.

— Собралась куда-то, дочь моя?

— Нет, — соврала Алиса. — Погулять.

— Ты к нему не пойдешь, шлюха!

Алиса вздрогнула и поджала губы. Мать все знает! Откуда? И как смеет запрещать?

— Ошибаешься. Не удерживай меня. Это его ребенок и я…

Раздалась звонкая пощечина. Щеку Алисы тотчас обожгло и окрасило в красный, голова дернулась, а под ресницами заблестели слезинки. Если мать думает, что ее это остановит — она ошибается. Коснувшись нити Света, Алиса тотчас переместилась к домику. Слезы все же брызнули, стекая по обожженной щеке.

Войдя внутрь, девушка стерла слезинки и широко улыбнулась. Джаред стоял у стены, оперевшись на нее ногой и скрестив на груди руки. Голова с опушкой каштановых волос была опущена вниз, а затем улыбка спала с губ Алисы, когда она увидела как со шлепками на пол падают крупные рубиновые капли крови. Девушка было хотела подскочить к возлюбленному, но он резко вскинул голову и сверкнул на нее горящим изумрудным взглядом, полным ненависти.

— Ты беременна? — с презрением выплюнул он.

— Джаред, я хотела сказать. Ребенок твой, — опешила Алиса.

— И что я должен теперь? Кинуться к твоим ногам?

Холодный тон обжег и ударил больно в грудь. Пощечина показалась Алисе касанием легкого перышка.

— Что происходит? — спросила она севшим голосом.

— Твой отец вырезал всю мою семью, когда я выбрал тебя!

— Что? — удивилась Алиса. — Не может этого быть. Он не мог…

Джаред зло рассмеялся, а затем процедил сквозь зубы:

— Уходи!

От его бешеного взгляда Алисе стало не по себе. Девушка вздрогнула и попятилась назад.

— Я не знала, — только и смогла прошептать она.

Джаред коснулся нити Порядка и больше Алиса его не видела. Когда она вернулась в дом, ее ждал сюрприз. Ури сидел за столом в гостиной, а вокруг него были сотни роз: от чайных ярко-желтых до белоснежных, а на столе стояло любимое мороженое Алисы — фисташковое. Девушка застыла в проеме. Под глазами блестели не пролитые слезы, грудь все еще сдавливало от боли, а сердце стучало галопом под ребрами, силясь разорвать их и выбежать наружу, но вместо этого оно покрылось толстой коркой льда.

— Алиса, я понимаю, ты злилась на меня все это время, но я готов загладить вину, — нежно произнес Ури.

Девушка крепко сжала челюсть, прикусывая до боли язык. Ее семья не позволила им с Джаредом быть вместе. Он даже не захотел ее выслушать, просто исчез. Алиса рухнула на колени и закричала так сильно, что Ури вздрогнул и подскочил к жене. Она хватала себя руками за волосы и рычала, точно раненный зверь, а затем слезы неожиданно высохли и безжизненным голосом Алиса сказала:

— Я беременна.

А затем через восемь месяцев на свет появилась Персефона — копия матери и ее мужа. Одно только роднило ее с настоящим отцом — родинка в виде сердца на левой груди.

Яркая вспышка погасла. На Хрустальную пещеру опустилась черная пелена, только Арфа, что поднялась изо льда, горела изумрудным огнем. Персефона стояла на коленях. Она рыдала, задыхаясь от боли, хватаясь руками за волосы. Всю свою жизнь она мечтала знать ответ. А когда узнала, поняла: иногда лучше жить в неведении, чтобы сердце твое не разбилось на тысячи осколков, не обливалось кровью и не выжигало в груди огромные дыры. Тело Персефоны трясло мелкой дрожью, а к ногам вдруг начала медленно приближаться ледяная корка.

Ниалл оказался лежащим на полу. Его голова гудела, а мозг не хотел верить в происходящее. Так вот почему его так влечет к Персефоне. Она должна была обладать силой Света. Бог задумчиво смотрел как подрагивают ее плечи, как сквозь прижатые к глазам ладони на льдину падают горькие слезы. Он хотел подойти, обнять эту девочку, как-то утешить, но вместо этого стоял, будто примерзший к этой льдине и не мог пошевелиться. Миссия выполнена. Теперь Ниалл свободен, вот только отчего-то в душе совершенно не было ликования. Это была его вина. После того, как все маги Хаоса были уничтожены, в мире нарушилось равновесие и все чаще стали рождаться пустые маги, которых Бог уничтожал. И Персефона не была бы исключением, если бы так искусно не пряталась, обманывая солдат Света.

Вдруг Персефона вскинула голову и Ниалл едва заметно вздрогнул. Ее прекрасные глаза цвета льда заполнились черным туманом, скрывая радужку, превращая ее в холодные куски обсидиана. Бог думал, ее магия выходила из-под контроля, пока лазурный взгляд не наткнулся на ледяные корки, начинающие покрывать ее ноги. Проклятье! Арфа не позволит ей выйти. А затем слух уловил рычание Персефоны:

— Я убью ее! Это все ее вина! Я ее уничтожу!

Ниалл коснулся нити Света и оказался возле девушки, силясь растопить магией лед, вот только он не поддавался и сильнее сковывал ноги Персефоны. Бог выругался, схватил ее руками за плечи и с силой тряхнул. Он мог бы бросить ее здесь, какое ему дело? Вот только отчего-то не смог.

— Персефона! Очнись, Хаос тебя раздери!

— Я убью ее, Ниалл. Убью!

Бог покачал головой, схватил Персефону за лицо обеими руками и воскликнул:

— Выкинь эти мысли сейчас же! Арфа не позволит тебе выйти, глупая девчонка! Ты станешь ледяным изваянием, если сейчас же не успокоишься!

— Почему она так поступила со своей семьей, Ниалл? Почему выгнала меня? Она ведь так хотела детей! Тот, кто уничтожил мою жизнь, не достоин собственной!

Слезы все лились из глаз Персефоны, обжигающие, они окропляли собой руки Ниалла, крепко вцепившиеся в шубу девчонки. Он резко дернул ее на себя, поднимая, но лед не позволил ему увести ее за собой. Персефона вскрикнула от боли. Острая льдина впилась в ее кожу и сквозь дырки в сапогах проступила рубиновая кровь. Взгляд девушки сфокусировался. Острая боль отрезвила, прогнала туман в небесной радужке, возвращая ей прежнюю глубину. Ниалл вцепился пальцами в льдину, вложил магию, разрушая ее, зарычал, мысленно растапливая лед, но магия не послушала. Арфа засияла ярче, раздалась вспышка и Ниалла мощной волной откинуло в снежную колонну. Он расколол ее на части своей спиной, из легких выбило воздух. Рухнув, он сделал судорожный вдох и сморщился от острой боли. Голова поплыла, взгляд пытался сфокусироваться, а легкие горели огнем. Повелитель Света застонал и подумал о том, что из-за этой Хаосовой девчонки Арфа уже второй раз причиняет боль. Персефона тряслась, шепча под нос грязные ругательства. Ниалл уже хотел отступить, вот только легкий ветерок, что колыхнул ее платиновые кудри, разнес по пещере спелый аромат черники и мышцы Бога напряглись. Проклятье! Медленно поднявшись, Повелитель Света, шатаясь, подошел к Персефоне и рухнул перед ней. Колени девушки уже покрылись толстой коркой льда, а по щекам больше не текли горячие слезы. Они высохли так быстро, словно их и не было, лишь в глазах появилась непривычная им сталь. Ниалл схватил ее рукой за подбородок и сказал:

— Если ты не успокоишься, Арфа превратит тебя в ледяную скульптуру и ты не сможешь отомстить. Все это, — он обвел свободной рукой пещеру, — было напрасным. Но ты можешь взять себя в руки, Хаосов цветочек, и успокоиться. Я отомщу за тебя. Я убью любого, кто причинил тебе боль. Я обещал помочь, помнишь? Я сдержу слово. Если ты убьешь их, тебя казнят! А что будет Богу, Персефона?

Она посмотрела на Ниалла огромными голубыми глазами, в которых, казалось, застыло бескрайнее море. Море, где была только боль — отравляющая, заставляющая совершать неправильные поступки. И эта боль преследовала девушку с самого детства. Маленькую, беззащитную Персефону, так нуждающуюся в любви. Также, как в ней нуждался Ниалл. В любви, в одобрении, в нежности. Только реальность другая. Она смотрит на тебя огромными зелеными глазами и говорит: «Я люблю твоего брата». Она убивает внутри тебя все хорошее, все светлое и чистое, а оставляет от себя, лишь выжженное поле. И в этих голубых глазах Ниалл вдруг увидел себя — обнаженную израненную душу, отчаянно нуждающуюся в любви. Мать хотела, чтобы Бог помог, чтобы совершил добрый поступок взамен на освобождение из клетки и он сдержит слово. Опустив голову, он коснулся губами губ Персефоны. Поймал ее пепельный выдох, смешанный с черничным ароматом. Он целовал ее так нежно, словно сам нуждался в этом долгие годы. Отстранившись, Персефона прошептала:

— Спасибо.

Лед отступил. Арфа, разочарованная поступком девушки, которая приняла свое прошлое и смогла отпустить плохие мысли, отдать их тому, кто сильнее, кто накроет своим крылом, избавляя от преступления, кто сделает все сам, засияла ярче изумрудным светом и скрылась под толщей льда. Застыли струны, они больше не играли ярким перезвоном, а льды перестали вибрировать. Ниалл поднялся и протянул ладонь.

— Пора найти твою мать, цветочек. Но сначала, я хочу показать тебе мир, который ты достойна. Ты готова увидеть Свет?

Персефона улыбнулась, вложила в горячую большую ладонь свою — холодную, и они скрылись в золотистой вспышке, что подобна феерверку, рассыпалась миллионами ярких искр.

Госпожа Порядка сидела в оранжерее роз. Она медленно раскачивалась на качелях, смотря перед собой. Правая ладонь, зажатая в кулак была окрашена в черный от пепла. Она в очередной раз вздохнула и разжала руку. Записка от Ленара вспыхнула сама собой. Прошло всего полгода. Неужели разлюбил? Мысль об этом ударила в грудь, обожгла, точно стальным ножом провели по сердцу. Под охристыми ресницами защипало, от солнечного света, рекой льющегося сквозь стекла оранжереи, заблестели слезинки. И как бы Селена ни старалась удержать их, злая капелька все равно потекла по щеке, неприятно пощекотав кожу. Слуги слонялись неподалеку. Ищейка думал, Богиня разозлилась на него, и он сможет исправиться, пока Селена не пожаловалась брату. Мысль о том, в какое бешенство придет Ниалл и какое наказание мужчину последует, заставляла его тело содрогаться. Изощренность наказаний Повелителя Света не сравнима ни с чем. Это как добровольно пойти и засунуть голову в воду — самоубийственно.

Селена зло вытерла ладонью щеку и ее тут же окрасило черной сажей. Вдруг она услышала позади себя шаги и зажмурилась. Ей вспомнилось, как прошлой осенью после жестких слов брата Ленар пришел ее утешить. Присел рядом, нежно коснулся щеки и заверил, что она теперь в безопасности, ведь он будет рядом не смотря ни на что. Ей его сейчас не хватало, словно он был для нее глотком воды для жаждущего. Волоски на лице встало дыбом, русые кудри колыхнулись от легкого ветерка, а потом она почувствовала нежное прикосновение к щеке. Втянув носом воздух, она разочарованно распахнула глаза. Пахло мерзким приторным медом! Ни намека на мускусный, сексуальный аромат кожи ее возлюбленного. Перед Богиней на коленях стоял незнакомый мужчина. Его черные как смоль волосы были короткострижены, на высоком лбу залегли мудрые складки, словно он был уже не молод, но и не стар, на загорелой золотистой коже выступили блестящие капельки пота, ведь на улице сегодня стояла духота, прямой нос с легкой горбинкой, острые, высокоподнятые скулы, на квадратном жестком подбородке с милой ямочкой была легкая щетина с хаотичными мазками проседи, худое телосложение, грудь обнимала рубашка глубокого синего цвета, расстегнутая на две пуговицы на груди и с закатанными рукавами, на ногах черные брюки с подтяжками и туфли, натертые до блеска. Взгляд Селены упал на его руку и наткнулся на широкий золотой перстень с обсидианом. Резко дернув щекой, Богиня отстранилась, а рука мужчины безвольно повисла в воздухе с зажатым в ладони белоснежным платком. Пушистые смоляные брови взметнулись в удивлении вверх. Он деликатно кашлянул, опустил ладонь и поднялся, поклонившись, а затем протянул платок и сказал:

— Простите, я не хотел напугать вас, Госпожа. У вас просто щека испачкана.

— Кто ты? — удивилась Селена.

Уголки полных губ дрогнули, он ответил:

— Мое имя Татум. Я пришел по велению Повелителя Хаоса. В замке случилась беда и он просит вас немедленно прийти на помощь.

Нахмурившись, Селена приняла из рук платок и провела им по щеке, а затем, почему-то смутившись, хотела вернуть назад, но прикусила губу и сказала:

— Слуги купят вам новый.

— Полно, Госпожа! Оставьте себе. — Он протянул ладонь и Селена вложила в нее пальцы. — Не против отправиться путями Хаоса?

Богиня выдернула руку, чем вновь вызвала удивление на лице Татума. Она сказала:

— Пожалуй, лучше я отправлюсь путями Порядка сама. Спасибо.

И, коснувшись нити Порядка, Селена испарилась. Татум еще пару минут стоял и наслаждался серебристыми искрами, переливающимися от солнца подобно алмазам, и ярким ароматом орхидей. Богиня два века жила и не помнила магию Хаоса. Неужто испугалась? Когда она коснулась его, руку Татума будто опалило огнем, под кожей прошелся ток. Красивая. Пожалуй, красивее женщины он не видел. Свободна ли? Или у него нет шансов? Едва улыбнувшись, Татум коснулся нити Хаоса и исчез. Удастся ли магу Тьмы растопить ледяное сердце Богини Порядка или оно так и не вытеснило образ русоволосого советника Повелителя?

Глава 9. Ну здравствуй, мама!

Розовое море бушевало. Мощным потоком вода мчалась к песчаному берегу, но у самого края сбавляла темп и нежно ласкала его белоснежной пеной. Большой диск солнца медленно и величественно выплывал на небе. Карминно-красный шар протянул свои длинные лучи, точно для объятий и на первый луч плавно приземлился Бог Света, крепко держа в своей ладони руку Персефоны. Сердце девушки забилось чаще, голова закружилась, когда она посмотрела вниз. Втянув носом воздух, девушка ощутила сочный лимонный аромат, схожий с ее любимым тартом. Вода, и без того ярко-малиновая, окрасилась в алый, отражая на водной глади солнечные блики. Ветер мчал по лиловому небу белоснежные пушистые облака. Сладкой ватой они стелились на небесной глади и мчались все дальше, куда их гнал лимонный морской аромат.

— Невероятно! — восхищенно воскликнула Персефона. Ее тело охватил небывалый восторг, сродни с катанием с горки. Она резко повернулась к Богу, крепче сжимая его ладонь. На фарфоровом лице сияла широкая улыбка, а в небесных глазах больше не было льда. В гигантских черных зрачках Ниалл увидел себя: счастливого, сияющего, живого. Персефона потянула его за руку и громче воскликнула: —Посмотри, Ниалл, как это красиво!

Девушка отвернулась. Платиновые кудри качнулись вслед за хозяйкой, а ветер их растрепал во все стороны, нежным поцелуем коснулся лба, мазнул по полуоткрытым губам, пробежал меж сплетенных пальцев и толкнул Ниалла вперед. Он восторженно рассмеялся, запрокидывая голову назад и щуря лазурные глаза. Еще никого он не приводил в свое секретное место, не показывал величие природы, особенно магам Тьмы. А Персефону привел. Она как никто иной достойна силы Света и должна была с ней родиться. Он хотел показать ей как прекрасно встречать рассвет, будучи свободной. Он думал, стоило показать девушке жизнь с другой стороны, не той, где она вынуждена была бежать и жить в страхе от солдат Солнца, а той, где можно восхищаться минутами счастья от путешествия, ведь Безграничье прекрасно, и она откажется от идеи мести, забудет и простит.

— Красивая, — наклонившись, шепнул Бог.

— Природа? Да, очень! — спросила Персефона и обернулась посмотреть на Ниалла.

— И она тоже.

Девушка отчего-то смутилась. Щек коснулся легкий румянец. Чтобы скрыть его за копной волос, она наклонилась вниз, смотря как поднимаются волны, как радостно выпрыгивают дельфины необычного темно-желтого окраса, похожего на сердцевину ромашки. Животные счастливо закричали, один выпрыгнул ввысь, будто захотел взлететь, перевернулся в воздухе и спикировал вниз, поднимая от себя малиновые брызги. Чайки стайками выискивали добычу, а деревья потянули зеленые листья навстречу проснувшемуся солнцу.

— Хочешь поплавать? — предложил Ниалл.

Персефона повернула голову, вскинула брови, всматриваясь в абсолютно серьезное лицо Повелителя.

— Хочу, — кивнула она. — Только у меня купальника нет.

Бог отмахнулся, щелкнул пальцами и вот они уже не стояли на солнечном луче, а оказались на берегу. Горячий песок приятно согрел замерзшие ступни. Еще на выходе из пещеры Ниалл залечил Персефоне рану и сжег ее сапоги. А сейчас она босыми ступнями разрыхляла горячий песок, зарываясь все глубже. Скинув рюкзак, Повелитель достал из него помятую рубашку голубого цвета и протянул Персефоне.

— Она длинная. Прикроет что надо.

А сам стянул с себя водолазку, оголяя безупречный торс с гладкой кожей. На спине и ребрах виднелись застарелые белоснежные шрамы. Девушка смутилась, отвела глаза, когда Бог непринужденно расстегнул брюки, откинул их от себя, оставаясь в одном нижнем белье. Платиновые локоны, доселе разметавшиеся по спине, он забрал в высокий хвост, только две непослушные прядки, что были короче остальных, отделились из общей массой и нежно касались скул. Облизнув коралловые губы, Ниалл скользнул взглядом по девичьей фигурке и изогнул бровь.

— Ты долго, — мурлыкнул он.

Персефона приказала:

— Отвернись.

Ниалл усмехнулся, но спорить не стал и послушно повернулся к девушке спиной, демонстрируя старые шрамы. Ей было интересно откуда они взялись на красивом теле, но постеснялась спросить, вдруг он вспылит, и их путешествие закончится.

— Даю тебе десять секунд. Не успеешь: повернусь, и пеняй на себя, — раздался хрипловатый голос. Персефона вздрогнула и, внимая его словам, стала быстрее раздеваться.

Солнце засияло ярче, осветило фигуру девушки и отбросило тень на песок, позволяя Ниаллу рассмотреть ее. Вот он увидел руки, которые осторожно положили одежду, округлую грудь, когда Персефона повернулась боком, как тонкие девичьи пальцы накидывают на себя ткань рубашки, силясь одернуть ее ниже. Ниалл досчитал до девяти и обернулся. Девушка ахнула, запахнула рубашку, успев только две верхние пуговицы застегнуть. Она была ей настолько большая, что можно было обернуть вокруг себя ткань несколько раз и завернуться в нее как в кокон.

— Десять секунд прошли, — сказал Бог и стал медленно идти вперед, не отрывая взгляда от растерянной девушки.

Ее пальцы не слушались, пуговицы выскальзывали из них, в голове напрочь исчезли всякие мысли, а еще отчего-то забилось сердце. От страха ли? Ниалл медленно подошел. Персефона подняла голову и замерла, держа ткань ладонью. Бог вскинул руку, откинул пушистые платиновые кудри за спину девушки, наклонился к ней ближе, да так, что на губах она почувствовала сладкий морской выдох, что обжег ее — пульсирующие. Ниалл коснулся горячими пальцами ее рук, погладил нежную кожу, а затем отстранил их от ткани рубашки и опустил вниз, все также не отрывая лазурного взгляда от приоткрытых губ и пылающих щек. Он опустил голову и Персефона вздрогнула. Ей показалось, ветер поцеловал ее в шею, коснулся плеч, перешел на ключицу и забрался ниже, лаская собой напрягшийся живот.

— Красивая, — прошептал Ниалл.

У Персефоны напрочь снесло все мысли. Перед глазами заплясали мушки, а на лбу выступила испарина. Она сглотнула и облизнула высохшие губы.

— Я? — глупо переспросила она.

— Нет, я говорил о рубашке, — серьезно сказал Бог. — Ее шила лучшая портниха Безграничья. Берет дорого, но зато смотри какие ровные швы!

Он говорил серьезно, только на дне лазурных глаз в бескрайнем море тонула улыбка. Ниалл обхватил пальцами алмазную пуговицу и ловко продел ее в отверстие. Он как бы невзначай, совсем не нарочно, касался нежной кожи девушки. Под ней вспышками проходил ток от горячих прикосновений. Она должна была оттолкнуть его еще тогда — в тайной комнате, когда они вдруг перешли всякие границы дозволенности, но отчего-то не смогла. Вот и сейчас позволяла себя касаться. Пусть он делал это не открыто, лишь едва, никому подобных вольностей Персефона не позволяла. О Повелителе Света она слышала разное, понимала, когда соглашалась на его помощь, что если он захочет, она не посмеет перечить. Он мог бы переломить ее шею одними только пальцами, принудить, ведь он брал всегда все, чего желала его душа. Но то, что она видела сейчас перед собой, напрочь стирало из ее мыслей чужие пересуды. Перед ней был красивый мужчина, бережно касающийся ее, словно Персефона сделана из хрусталя. Мужчина, спасший ее жизнь. Бог, показавший величайший артефакт. Наемный хрупкой девчонкой убийца. Великий Повелитель Света, что открыл для нее целый мир.

Когда последняя пуговица была продета в отверстие, Ниалл отошел на шаг назад, скидывая легкую дымку тумана со своих лазурных глаз, скрывая неожиданно натянувшуюся ткань тонкого белья, когда в легкие ворвался аромат черники. Он, словно мальчишка, забежал в прохладную воду и нырнул. Персефона качнулась, ее ноги подкосились, стало прохладнее, когда горячие пальцы исчезли с ее кожи. Девушка озиралась по сторонам, но Ниалла нигде не было видно. Она несмело позвала его, сделала шаг вперед, тут же остановилась, прикусила ноготь большого пальца руки, а затем ахнула от неожиданности, когда позади раздалась вспышка и сильные руки обняли ее со спины, прижали к широкой сырой груди, а на плечи закапала вода с платиновых волос Бога. Он часто дышал, мокрые губы коснулись уха, вызывая мурашки по всему телу.

— Боишься меня? — хрипло прошептал Бог.

— Н-нет, — заикаясь, ответила Персефона.

— Нет? А сейчас?

Его рука медленно поднялась с живота вверх, коснулась груди, а затем жесткие пальцы нежно, но твердо сомкнулись на шее Персефоны. Сердце галопом билось под ее ребрами, глаза распахнулись от ужаса, но на коже выступили мурашки вовсе не от страха, а внизу живота заворочался горячий клубок.

— Не боюсь, — прошептала Персефона.

Ниалл носом коснулся ее шеи, вбирая в себя пепельный аромат черники. Если бы только она не была Хаосом, он взял бы ее в потайном ходе, в своей комнате, в пещере Великой Арфы, наплевав на снующих туда-сюда Хранителей, на солнечном луче, на этом берегу. Везде, где только бы пожелало его сердце. Но он не мог переступить через свои принципы. А иначе он не был бы Ниаллом. Бедра Бога плотно прижимались к Персефоне, совершенно не скрывая пульсирующего желания. Девушка сглотнула, в горле пересохло. Она хотела обернуться, до зуда в губах страстно поцеловать его губы, но когда решилась, он отпрянул от нее, грязно выругался и, обронив:

— Мне нужно остыть, — нырнул в воду.

Остыть было нужно не только ему. Персефона обхватила себя руками и медленно подошла к воде. Розовая волна приятно ласкала ступни, позволяя привыкнуть к прохладным брызгам. Только девушка занесла ногу, собираясь зайти в воду, как справа от нее шумно вынырнул Ниалл. Девушка вздрогнула, а Бог, выжав воду с длинных платиновых волос, забранных в хвост, приглашающем жестом позвал ее с собой.

— Не будь трусихой, — сказал он и протянул ладонь, подплывая ближе.

Когда Персефона вложила свои тоненькие пальчики, Ниалл дернул ее на себя и она чуть было не влетела в его крепкую грудь, благо он успел подхватить ее на руки. Девушка взвизгнула и мертвой хваткой вцепилась в его плечи.

— Ниалл, я плавать не умею! — закричала Персефона.

Бог рассмеялся и спросил:

— Зачем же руку дала? Серьезно не боишься меня? Доверяешь? А если я хочу утопить тебя, чтобы не болтала подружкам об артефакте?

Ниалл, удобнее подхватив Персефону под коленями, вытянул руки и замер с ней, скрывая широкую улыбку. Девушка затряслась как осиный лист, замахала руками, силясь дотянуться до Бога.

— Пусти! Я боюсь! — закричала Персефона.

— Что-что? Отпустить? — насмешливо спросил Повелитель и разжал руки. Девушка взвизгнула и забарахталась в воздухе. Когда она наполовину погрузилась в воду, Ниалл схватил ее и притянул к себе.

— Дурак! — воскликнула Персефона и стукнула Бога кулаком в грудь.

— Покушение на жизнь Повелителя Света! — театрально ахнул Бог. Понизив голос, он наклонился к ее уху и прошептал: —Ты будешь жестоко наказана.

Он учил ее плавать, терпеливо показывал как нужно грести руками, позволил обхватить шею позади ладонями и катал на водной глади. Они резвились, точно подростки, словно Ниалл вовсе не был Богом. Как давно он так не веселился. Не дурачился. Не жил. С ней было так легко раскрыться, показать истинного себя, спрятать показушную надменность и раскрыть себя настоящего, который уже очень давно спрятался за железную маску. А сейчас она словно раскололась на части и возродила из пепла истинную ипостась.

Вечером похолодало. Солнце скрылось за горизонтом, лишь багровый свет рекой лился на небе, освещая берег. Персефона сидела на песке. Платиновые кудри были уложены в две толстые косы, которые Ниалл научил ее заплетать. На спину был накинут теплый плед, в руке дымилась созданная из лучей солнца кружка с чаем из лепестков роз. Ниалл заботливо достал свежий мед, нагрел на костре воду, а сейчас стоял по пояс в воде и смотрел в море немигающим взглядом. Вдруг он дернулся, рука резко выбросилась в море, а затем на поверхности, зажатая в ладони Бога, трепыхалась толстая рыбешка. Он вышел из воды, нанизал ее на созданный магией прут, и опустил на поверхность костра, где уже жарилась во всю рыба поменьше. Восхищенная Персефона с широкими глазами смотрела на серьезного Бога. Он был похож сейчас на русалку: распущенные платиновые локоны накрывали широкую спину, под рельефным животом перекатывались мышцы, на бедрах чуть спустились легкие летние шорты. Заметив на себе пристальный взгляд, Бог встрепенулся. Ему снова захотелось натянуть на лицо привычную маску.

— Как тебе чай? — спросил Ниалл и присел рядом.

— Лучшее, что я пила в своей жизни.

Бог вскинул брови и вгляделся в лицо Персефоны, ища на дне голубых глаз ложь. Не нашел. Он достал из рюкзака легкую рубашку и штаны, повернулся к девушке спиной и принялся одеваться. Она впервые не отвела глаза. Захотелось коснуться каждого шрама, спросить про их историю, узнать Ниалла ближе. Но он не позволит приблизиться настолько близко. Коснуться души. Одно поняла Персефона: Ниалл не такой, каким его считают окружающие.

Одевшись, Повелитель подошел к костру, подхватил уже готовую рыбу и протянул Персефоне.

— А ты? — спросила она.

— То, что я Бог, не значит, что не мужчина. А мужчина всегда должен уступать женщине. Бери.

Персефона забрала еду, осторожно подула на нее и пальцами отщипнула кусочек. Рыба оказалась восхитительной! Лучшее, что девушка ела в своей жизни. После ужина, Ниалл расстелил плед, потушил костер и улегся на него, вытягиваясь, словно струна. Девушка прилегла рядом, сворачиваясь клубком как котенок. Бог покосился на нее, но ничего не сказал, прикрыл в блаженстве веки.

— Ниалл, — позвала Персефона.

— М-м? — отозвался Бог.

— Ты не передумал? Я ведь могу сейчас и сама…отомстить. Арфа далеко.

Повелитель вздохнул, распахнул глаза и повернул голову. Яркая голубая луна отбрасывала свои лучи на красивое лицо Персефоны. Отблеск света бликами запутывался в ее волосах и подсвечивал изнутри ледяные глаза. Ну кого она может убить? Муху хлопнуть и то бы не смогла. Один чего взгляд по-детски наивных глаз вовсе не наводил ужас.

— Не передумал. Я думал, ты сама не захочешь мстить.

— Хочу! — твердо воскликнула она. — Моя мать не достойна этой жизни! Она забрала у меня возможность быть магом Света, учиться в академии, поступить на службу в твой замок. А в итоге я вынуждена жить с Хаосом, прислуживать женщине Повелителя, выстирывая их постельное белье и носить в комнату пионы, расчесывать волосы и подавать лучшие блюда. Моя жизнь закончена. Все!

Ниалл вздохнул, схватил Персефона за запястье и притянул к себе. Она уткнулась в его грудь и подавила желание разрыдаться. Она сильная! Она сможет! Она справится!

— Твоя жизнь не кончена, Персефона! Не говори ерунды. Я помогу. Я избавлю тебя от тех, кто не заслужил этой жизни. Если Адриан позволит, попроси у него забрать твой Хаос. Я дам тебе Свет.

— Правда? — ахнула Персефона и вскинула голову. Ниалл кивнул.

— Никогда я не давал пустым людям магию. Я их убивал, считая недостойными жить. Я и сейчас так считаю, но Арфа показала мне, что ты должна была иметь Свет. И я позволю себе сделать исключение.

Засыпая в теплых объятиях, слушая размеренное дыхание и редкое сердцебиение, Персефона прошептала:

— Спасибо, Ниалл. Ты лучший Бог из всех.

Ниалл улыбнулся и притянул девушку ближе. Он хотел превратить эти мгновения в вечность, вот только когда он выполнит условие, Персефону придется отпустить. И сделать это нужно как обычно: жестоко, чтобы она не смела привязываться. Только сможет ли он сам удалить из жизни черничный омут ее кожи?

На рассвете Ниалл растолкал сонную Персефону. Подавляя зевок, она умылась в небольшом пруде с пресной водой, заплела волосы в косы, а Бог нашел чем позавтракать. В последний раз, перед тем как отправиться в путь, Ниалл спросил готова ли Персефона к смерти того человека, который подарил ей жизнь. Девушка долго смотрела как багряное солнце встает на востоке, а потом тихо ответила:

— Знаешь, какое мое самое приятное воспоминание о детстве?

Шел снег. Пушистые серебристые снежинки водопадом валили с затянутого седыми тучами неба. Они стелились воздушным ковром на золотистые травинки, которые остались от недавней осени. Выглянуло солнце и протянуло свои лучи для прохладных объятий, словно две сестры сменили друг друга. Осень погладила по белым волосам Зиму и вверила ей украшение природы серебристыми узорами. Сегодня праздник Рождества Богов и маленькая Персефона сидела у окна, повторяя пальцем изогнутые линии поцелуев, что мороз оставил на стекле. Мама уже во всю готовила праздничный ужин. В легкие девушки ворвался аромат пряных трав, жареного мяса и свежих овощей. На диване лежало отглаженное и сшитое руками мамы небесно-голубое платье с длинным рукавом и рюшами на белоснежном воротничке. На пышном многослойном подоле спускался вниз жемчужный бисер, который на свету переливался различными цветами: от зеленого до серебристого. Платиновые кудри девочки были уложены в две толстые косы с повязанными на затылке голубыми бантами.

Дверь дома распахнулась, впуская свежий аромат мороза и живой хвои. Персефона обернулась, восторженно ахнула и приложила к сердцу ладошки. Папа принес елку. На пушистых зеленых иголках блестели капельки талого снега. Он прошел внутрь, закрыл дверь, не впуская завьюженные снежинки в дом. С кухни выскочила мама, улыбнулась широкой сияющей улыбкой и поцеловала мужа в щеку. Елку нарядили стеклянными разноцветными шарами, а на верхушке должна быть звезда с изображением либо Ниалла, либо Селены.

— В честь кого наряжаем? — улыбнулся отец.

— Повелителя Света, конечно же! — воскликнула Персефона.

Отец взял дочь на руки, вложив ей в ладони звезду, посадил на свою шею и позволил насадить ее на верхушку елки. За окном шел, не переставая, серебристый снег. Мама, одетая в длинное голубое платье и повязанный на талии фартук, ставила на стол горячие блюда, а для Персефоны время остановилось. Она поставила звезду, надела платье, и стащила из фруктовницы мандарин, а затем села под елку и загадала свое самое большое желание: получить на следующий год силу Света. Они ужинали всей семьей, танцевали на площади с другими магами под звуки холодной флейты и матовой скрипки.

— Это последнее счастливое воспоминание. А потом они выгнали меня, назвали пустым отродьем и я не отступлю, Ниалл. Моя мать легла под другого и соврала. Выгнала, зная, что это ее ошибка! Я не жила: существовала.

— Хорошо, маленькая мстительница! Выдвигаемся.

Персефона стояла во дворе дома, в котором прожила долгие годы. От волнения, она теребила край рубашки и кусала губы. Ниалл брезгливо пнул валяющееся под ногами грязное железное ведро и с отвращением скривился. Персефона ужаснулась. Двор, доселе живой, зеленый, с разнообразием плодовых деревьев, выглядел сейчас как заброшенное место, в котором, временами, пряталась Персефона от солдат Солнца. Дом покосился, окна заросли травой и сквозь них ничего не было видно. Будка, где жил пес, пустовала, одиноко валялась ржавая цепь. Над двором кружили голодные хищные птицы. Девушка обернулась. Там, за чертой забора, словно была другая жизнь: живая, а тут все было мертвое, мрачное.

Персефона шагнула вперед, но Ниалл преградил ей путь ладонью и отрицательно покачал головой. Он подошел к двери и постучал по ней костяшками пальцев, а затем брезгливо вытер руку о штанины. Раздался звук шагов. Персефона затаила дыхание, ее сердце забилось чаще, ладони вспотели и в горле пересохло. Дверь со скрипом отворилась и в проеме, сощурив глаза от яркого солнца появился тот, кого девушка называла отцом. Его волосы — сальные и спутанные торчали в разные стороны как оборванные антенны. Блестела на солнце лысая проплешина на затылке. Глаза потухли, под ними залегли синяки. Очки в толстой круглой оправе заляпаны, кое-где потрескались. На лице седая щетина спускалась на морщинистую шею. На высохшем теле некогда белая, сейчас же грязная с сальными пятнами, майка, бедра обтягивали драные шорты, а ступни с длинными нестрижеными ногтями привели Персефону в ужас.

Когда Ури проморгался, его редкие брови поползли вверх, а затем он спешно рухнул на колени перед Богом и поклонился ему в ноги. Ниалл брезгливо скривился, дернулся, отходя на шаг назад, и спросил:

— Где жена твоя?

Ури поднялся, улыбнулся черными зубами и, брызжа слюнями, ехидно ответил:

— С любовничком развлекается в деревне Света. Он там преподает в академии.

— Отец, — подала голос Персефона. — Как же так?

Мужчина прищурился. В глазах заострился лед, ноздри раздулись от гнева. Он поднял вверх дрожащую ладонь, указал на девушку и прорычал:

— Это все из — за тебя! Убирайся, пустое отродье!

Персефона дернулась. Глаза отца смотрели с такой ненавистью, что у нее встал ком в горле, а под светлыми ресницами заблестели слезинки. Ниалл обернулся, вопросительно изогнул бровь, но Персефона отрицательно покачала головой. Тогда Бог усмехнулся и наотмашь ударил Ури по лицу. Щелкнула челюсть, мужчина упал, с кончика губ полилась густая кровь. Он завыл и схватился рукой за щеку. Персефона ахнула, вздрогнув, и приложила ладонь ко рту. Бог сел на корточки и, наклонившись к самому уху Ури, прошептал так, чтобы девушка не услышала:

— Еще раз посмеешь ее так назвать, выпущу кишки.

Ури закивал, смотря огромными глазами на брезгливо скривившееся лицо Повелителя Света, а затем и на Персефону. Но она отвернулась, тело трясло мелкой дрожью, словно на улице было холодно. Ниалл подошел, легонько коснулся плеча, сказав:

— Я могу вернуть тебя назад. В замок.

Но Персефона покачала головой.

— Я не отступлю.

Селена шла по пустому коридору замка Хаоса. Каблуки цокали по каменному полу и в абсолютной тишине эхо шагов, казалось, оглушало. Она свернула влево, спустилась по лестнице и толкнула тяжелые двери тронного зала. Брат сидел на троне. Пальцы упирались в нахмуренный лоб, глаза были закрыты, а черное платье с зелеными витиеватыми узорами на манжетах распахнуто настежь, обнажая гладкую оливковую грудь. Волосы растрепались и мягким шелком стелились на скулы. Адриан сейчас был похож на милого мальчишку, нежели на грозного Повелителя. Дафна сидела рядом, подперев под голову сжатую в кулак ладонь. Ее серые глаза под мягким светом, что лился из окна, казались серебристыми, точно как у Адриана. Обсидиановые локоны, забранные в высокую прическу, колыхались от нежного ветерка, что разносил по тронному залу аромат пионов. Сочные бардовые бутоны стояли в полных черных вазах в каждом углу и источали сладкий аромат. На бархатных лепестках блестели капельки воды и переливались на солнце точно алмазы.

Стража у входа поклонилась. Адриан махнул рукой и один из охранников тотчас принес резной трон для Госпожи Порядка. Она улыбнулась и присела, выжидающе смотря на брата. Тот поднял тяжелый взгляд и голос его — хриплый и грозный прогремел в тишине громовыми раскатами.

— Из хранилища был украден кристалл Хаоса.

Селена вздрогнула и зажала рот ладонями. Гетерохромные глаза расширились от ужаса. В немом крике она смотрела на Адриана и качала головой. Что же теперь делать? Самый важнейший артефакт одного из Богов похищен. С его помощью можно отбирать Хаос, а также даровать его любому. В голове Госпожи Порядка, точно винтики, закрутилась догадка, в которую она не хотела верить.

— Нужно звать Ниалла. Сейчас же, — сказала она.

— Нет, — отрезал Адриан. — Без него справимся.

— Ты не понимаешь, Адриан! — Богиня вскочила с трона и кивнула стражникам: — Сейчас же отыщите Повелителя Света. Расскажите ему правду. Мы будем ждать здесь.

Мужчины переглянулись, метнули взгляд на Повелителя, но тот, вздохнув, кивнул. Солдаты удалились, а Селена схватилась ладонями за волосы.

— Если это то, о чем я думаю, Адди, нам всем придет конец.

Лазурное небо затянуло тучами. Поднялся прохладный ветер, разнося за собой аромат приближающейся грозы. Вдалеке громыхнуло так, что Персефона вздрогнула, оборачиваясь. Небо разразила яркая сиреневая вспышка молнии. С тучки капнуло. Большая капля плюхнулась девушке на нос, орошая лицо прохладными брызгами. Ниалл шел впереди. Затянутое в нежно-голубую рубашку мощное тело заслоняло собой солнце, что золотыми лучами пыталось пробиться сквозь седую пелену. Щелкнув пальцами, над головой Персефоны раскрылся купол Света, не давая холодному дождю забраться под тоненькую маечку.

Они остановились у Академии Света и Ниалл собирался взяться за ручку, но Персефона подергала его за рукав. Повернув голову, в полумраке сверкнули лазурные глаза, полыхнули рыжим огнем.

— Я постою здесь.

Раздался очередной грохот, Персефоне пришлось перекричать громовые раскаты. Ниалл вскинул бровь, уточняя:

— Хочешь умереть от удара молнии? Грядет сильная, смотри. — Он указал на небо. — Сиреневая. Будет хлестать землю, взрывая ее на куски и вырывая траву. Хочешь превратиться в пепел?

Глаза Персефоны округлились. Она отрицательно качнула головой, но Ниалл уже на нее не смотрел. Он раскрыл двери и вошел внутрь. Девушка последовала за ним. Охрана у входа встрепенулась. Солдаты Солнца поклонились, ожидая приказа, но Бог на них даже не взглянул. Схватив девушку за ладонь, он потащил ее наверх по лестнице, особо не заботясь, поспевает ли она за его широкими шагами. Он остановился у кабинета ректора и, не стучась, распахнул дверь. Ректор вздрогнул. Очки соскочили на нос, глаза округлились. Он вскочил со своего места и поклонился.

— Повелитель! Такая честь!

Бог бегло осмотрелся, а затем сказал:

— Приведи мне нового преподавателя. Его имя Джаред.

— Ах, новый учитель защиты от магии Хаоса. Минуту.

Ниалл нахмурился. Меж бровей залегли глубокие складки, а взгляд заострился, точно лед в Снежной долине. За окном громыхнуло. Фиолетовая молния осветила кабинет. Ректор прошел мимо, но Бог схватил его за руку и развернул к себе.

— Повтори, — приказал он.

Мужчина сглотнул и вытаращил глаза. Его нижняя губа затряслась. Он опасливо посмотрел на сжатые в тонкую полоску губы Бога и ответил:

— Новый преподаватель защиты от магии Хаоса. — На последней фразе голос ректора понизился.

Ниалл гордо вскинул голову. В воцарившейся тишине раздался его стальной голос.

— Немедленно убери эту дисциплину. Как ты посмел действовать без моего согласия?

— Я думал, вы не будете против.

— Будешь действовать без моего ведома и я заменю тебя, превратив твою тушку в пепел! — воскликнул Бог.

Бледный ректор кивнул, поклонился и пулей выскочил из своего кабинета, смахивая трясущимися руками капельки пота с нахмуренного лба. Ниалл прошел вперед, плюхнулся в кресло мужчины и положил ноги на стол. Персефона скромно присела на стул напротив, закатив глаза.

— Как невежливо! — покачала она головой.

— Я Повелитель. Кто мне запретит?

Девушка хмыкнула, нервно потеребила край тоненькой маечки и кусала губы. Встреча с родным отцом наводила на нее страх. Что она скажет? А что ответит он? Вдруг выстрелит магией и откажется приводить ее к матери? И главное…стоит ли оставлять его в живых?

Спустя пару минут дверь скрипнула и в комнату вошел мужчина с копной каштановых кудрявых волос. Завидев Повелителя, он резко поклонился и скромно потупил взгляд. Бог поднялся. На его фоне любой смотрелся как букашка. Распрямив плечи, Ниалл поравнялся с Джаредом и, наклонившись к нему, спросил:

— Где твоя женщина?

Мужчина вытаращил глаза и побледнел. Под глазами словно залегли фиолетовые синяки. Он пожал плечами и вжался спиной в стену. Ниалл недобро улыбнулся. Схватив мужчину за ладонь, он крепко сжал ее, послышался хруст.

— Я по одному буду ломать твои пальцы, если ты не ответишь.

Персефона испуганно подскочила к Богу и дернула его за рукав. Она обеспокоенно смотрела на холодное лицо Повелителя. Сердце в груди стучало так сильно, что стук отдавался пульсацией в голове. Она перевела взгляд на мужчину и перед глазами встала картинка, что показала ей Арфа. Этот мужчина не достоин жизни. Девушка успокоила частое дыхание, гордо вскинула подбородок и не узнала звук собственного голоса: настолько властно он прозвучал.

— Пусть приведет нас к ней.

— А ты кто? — моргнул Джаред.

Персефона заколебалась, Ниалл ответил за нее:

— Это Персефона.

Глаза мужчины расширились от ужаса, плечи сгорбились и он судорожно вздохнул, взгляд приобрел ясность. Только на дне его зеленых глаз не было ни сожаления, ни раскаяния, только злость и отвращение. Бог, заметив это, сильнее сжал руку. Джаред зашипел и выкрикнул:

— Повелитель, я приведу!

Дождь закончился. Тучки все еще медленно проплывали по небу, но уже кое-где золотые солнечные лучи пробивали себе путь. Было свежо. Легкий ветерок разносил аромат цветов и летней прохлады. Джаред шел впереди, изредка кидая взгляд за спину, где молча шел Ниалл и Персефона. Девушка задумчиво кусала губы, а Бог сосредоточенно смотрел вперед. Джаред обернулся, вздохнул и задал вопрос, что мучил его с самой встречи в академии.

— Зачем тебе Алиса? — даже не мать, просто имя. Персефона нахмурилась. Он никак не признавал ее, стало обидно, но девушка не подала вида, ответила:

— Хочу увидеться с матерью. Ты против, папочка?

Мужчина вздрогнул, крепко сжимая челюсть. С языка Персефоны капал яд. Ниалл покосился на нее и улыбнулся. Девушка вернула улыбку. Стало легче. Больше Джаред не задавал вопросов.

Они вошли в деревню, мужчина нарочито медлил, но твердая рука Бога толкнула его в спину, вынуждая ускорить шаг. Люди на улицах, увидев Повелителя, тотчас низко поклонились и с интересом провожали его взглядом. Джаред дошел до конца улицы, завернул налево и остановился у кирпичного одноэтажного домика. У двери в вазах стояли пышные бутоны желтых роз, припорошенные блестящими капельками воды и источающие сладкий аромат. Женщина была на улице. Платиновые локоны она отрезала и они едва касались шеи. Голубые глаза застыли, в радужке заострился лед, а губы сжались в тонкую полоску, когда она увидела Персефону. Женщина была одета в нежно-зеленое платье, а в руке она держала ножницы и пару разноцветных шелковых лент.

— Ну здравствуй, мама!

Глава 10. Кристаллы Богов

Алиса не дышала. Огромными голубыми глазами она смотрела на крепкую фигуру Повелителя, которому поклонялась почти полвека. Он стоял, расставив широко ноги. Красивые руки с обилием серебряных колец покоились на кожаном ремне светлых джинсов, слегка спущенных на бедре. Голубая рубашка с закатанными по локоть рукавами облегала рельефный живот. Платиновые локоны забраны в высокий хвост на затылке и перевязаны белоснежной лентой. У виска две выпущенные пряди были заплетены в тугие косы и на них Бог прикрепил по паре серебряных колец с вырезанным знаком Солнца. Персефона набрала в легкие воздух и сделала шаг по направлению к матери, но та будто отмерла. Она моргнула, спешно поклонилась Ниаллу и сделала шаг назад, вытягивая ладони вперед.

— Не подходи! — воскликнула она дрожащим голосом.

Джаред, который все это время скромно мялся позади Бога, вдруг выскочил вперед, заключая женщину в объятия. Он грубо спросил:

— Что тебе нужно? Забирай и уходи.

Ниалл дернул щекой в сторону матери девушки, похлопал пальцем по запястью, мол поторопись, я не могу стоять здесь вечно. Персефона кивнула и ответила:

— Мне нужно задать всего один вопрос. — Она посмотрела матери в глаза. — Почему ты бросила меня, если это все твоя вина?

Алиса расправила плечи, гордо вздернула подбородок и фыркнула:

— В чем моя вина, дорогая? Ты родилась пустой, так бывает. Мы с папой..

Глаза Персефоны заполонил черный туман. На пальцах вспыхнул огонь Хаоса. Он сиял так ярко, что Ниалл вскинул брови в изумлении. Родившись пустой, она слишком хорошо прокачала свои магические способности. С кончиков пальцев девушки язычки пламени опадали вниз и поджигали траву, превращая ее в пепел. Он стремительно набирал обороты и полз к Алисе точно змея. Ниалл схватил Персефону за плечо и крепко сжал его, приводя девушку в чувства. Он поморщился от яркого запаха пепла и брезгливо одернул ладонь. Она уменьшила огонь, но он все еще ласкал ее пальцы обсидиановыми поцелуями.

— Ты лжешь! Я знаю правду. Ты нарушила клятву, что весь наш род давал Повелителю Света: никогда не смешивать фракции. Ты знала почему я пустая и бросила меня! Как ты могла так поступить, мама!? — воскликнула Персефона. Ее тело трясло крупной дрожью, голос срывался на хриплый крик.

— Не называй меня так. Ты не понимаешь! Если бы солдаты узнали, что я скрываю пустого ребенка, они бы убили меня. Моя жизнь стоит дороже какого — то обычного смертного. Тем более, вижу, у тебя все хорошо. Бог Тьмы даровал тебе свой Хаос, дорогая? Вот видишь, как все удачно сложилось.

— Ты хоть знаешь, как я жила эти годы? — рыкнула девушка. — Я голодала! Я спала с мужчинами за деньги! Я воровала!

Алиса пожала плечами:

— Это не моя проблема. Ты пришла рассказать мне о себе? Мне не интересно. Что тебе нужно, Персефона?

Персефона сглотнула. На глаза навернулись предательские слезы. Мать всегда заботилась только о себе. Избавившись от Персефоны, она сделала лучше только себе. Уличила момент, бросила мужа и снова сошлась с магом Порядка. Мужчина стоял, прижимая женщину к себе, шепча ей на ухо нежные слова, а в глазах обоих не было ни тепла, ни раскаяния, ни капли любви к своему ребенку. Только отчуждение, только ненависть и ярость. Девушка вытерла дорожку слез, отвернулась и словно чужим голосом твердо сказала:

— Убей ее.

Глаза Алисы расширились, когда она увидела как Ниалл кивнул и шагнул к ней. Женщина попыталась оправдаться, остановить Повелителя, но он хладнокровно подскочил к ней. В лазурных глазах на миг отразилось сожаление, но оно тут же погасло, когда Бог вспомнил свою дочь. Когда она родилась, он также отказался от собственного ребенка, считая ее виноватой в смерти возлюбленной, но затем его сердце оттаяло. Он бы принял ее, даже будучи пустой, не испугался бы ни осуждения, ни чего-то еще. Однажды Бог видел как в лесу волчица сражается с охотником за собственного ребенка: не жалея собственной жизни. Ниалл спас и ее и щенка. Благодарность в карих глазах зверя он помнит до сих пор. Алиса же, имея такую прекрасную дочь, посмела променять ее на член.

Вдруг Джаред призвал весь Порядок, что горел в его душе. С пальцев сорвался серебристый столп искр и врезался в грудь Бога. Тот даже не пошевелился, только пушистые светлые брови взметнулись вверх, а глаза вспыхнули ярким светом. Он шевельнул пальцами и мужчину откинуло в сторону словно назойливую муху. Джаред ударился о стену дома. Из легких выбило воздух, штукатурка с камня осыпалась и седой крошкой припорошила отключившегося мужчину.

— Повелитель, не надо! — взмолилась Алиса, спешно поклонилась, но в глазах ее не было раскаяния. Она даже слезинки не проронила.

Ниалл вздохнул. Обернулся на Персефону. Девушка стояла и смотрела на мать, но заметив взгляд Бога, поспешила кивнуть, чтобы он не заметил колебания. Назад пути не было. Повелитель Света резко вытянул руку вперед и схватил осколок души, а затем дернул ладонь на себя и вырвал его. Голубые глаза стали стеклянными, с кончика губ потекла густая вишневая струйка крови, ноги подкосились и Алиса рухнула на колени, а затем ее тело завалилось вперед. Персефона прижала руки ко рту, из глаз полились слезы. Она села на корточки и плечи ее подрагивали в немом рыдании. Ниалл схлопнул ладонь. Душа Света рассыпалась золотыми осколками, которые Бог брезгливо раскрошил на траву. Кровавую ладонь он вытер о платок и бросил рядом, скривившись, а затем подошел к Персефоне, схватил ее за ладонь и поднял вверх. Глаза девушки закатились, и, не выдержав увиденного, она рухнула в обморок. Бог едва успел поймать ее.

— Персефона! — воскликнул Бог и слегка пошлепал ее по щекам, а затем зажег магию и приложил два пальца ко лбу девушки.

Она распахнула ледяные глаза, не понимая где находится. Ниалл помог подняться и позволил опереться на свою ладонь, а затем коснулся нити Света и они снова оказались на песчаном берегу Розового моря.

— Как ты? — спросил Ниалл.

— Мне нужно побыть одной, — бросила Персефона и, свернув к каньону, по песку спустилась вниз и скрылась из вида.

Вечерело. Лазурное небо сменил градиент из малинового и сиреневого цвета. Поднялся ветер. Он небрежно гладил морские волны, от чего они колыхались и набирали оборот, а у самого берега рассыпались молочной пеной. Ниалл сидел на берегу и подставлял свое лицо под заходящие лучи багрового солнца. Пахло лимоном, а вверх с его кружки тянулся седой пар. Бог пригубил розовый чай и прикрыл в блаженстве веки. Когда в его легкие ворвался аромат черники, он, не раскрывая глаз, безразлично спросил:

— Как ты?

— Я в норме, — хрипло ответила девушка и села рядом.

— Полагаю, моя миссия окончена. Мы можем вернуться.

— Да, я хотела сказать спасибо. Ты… — но Персефоне не дали закончить.

Раздалась вспышка и из черного тумана вышли двое мужчин в обмундировании Хаоса. Персефона испуганно вздрогнула, а Ниалл лениво распахнул глаза и раздраженно скривился. Солдаты, одетые в черные кожаные брюки и льняную рубашку такого же цвета поклонились. На поясе висели ножны с мечами, на рукоятках которых вырезана луна. Бог встал, отряхивая ладони от песка. Мужчина с копной русых волос прочистил горло и сказал:

— Приветствую Повелителя Света. Повелитель Хаоса просит вашей помощи. Из хранилища был украден артефакт, — мужчина покосился на Персефону и та, поняв намек, отошла поодаль. Солдат продолжил: — Украден кристалл Хаоса.

Глаза Ниалла расширились, лазурная радужка вспыхнула светом, руки сжались в кулаки, а тело засветилось от гнева. Он дернул плечом, оборачиваясь к Персефоне и рыкнул:

— Подойди! Мы возвращаемся сейчас.

Девушка подошла, открыла рот, но Ниалл грубо схватил ее за ладонь, коснулся нити Света и уже через миг они очутились в замке Повелителя Хаоса. Ниалл разжал ладонь, вскинул гордо голову и пошел по коридору вперед. Девушка последовала за ним.

— Подожди, Ниалл, что случилось?

Бог остановился, обернулся, смерил девушку холодным взглядом, изогнул бровь и спросил:

— Ниалл? Как смеет обычная смертная так ко мне обращаться? — И, не дожидаясь ее ответа, Бог последовал вперед, спустился по лестнице и скрылся за тяжелыми дверями тронного зала. Персефона непонимающе постояла пару минут, смотря на закрытую дверь. Рядом с ней прыснул от смеха страж, что приходил рассказать о случившемся.

— Ну вы даете! — рассмеялся он. — По имени даже Повелитель Хаоса не позволяет обращаться к себе, а вы так к Богу Света. Хорошо, что в пепел не превратил.

Девушка поняла: он помог и на этом их «дружба» закончилась. Отныне он Повелитель, а она просто смертная. Вздохнув, она метнула взгляд в улыбающегося солдата, а затем удалилась в свою комнату, чтобы принять душ и захватить пару вещей. Сегодня она хотела побыть одна в своем секретном месте.

Ниалл вошел в тронный зал. Брат сидел на троне, подперев под голову ладонь. Его тело охватывал ореол Хаоса, что разносил по залу аромат пепла, так ненавистный Ниаллом. Селена, увидев брата, вскочила и, выдохнув его имя, бросилась обниматься. Бог замер, когда она с разбега повисла на его шее. Поморщившись, он похлопал сестру по спине и отодвинул от себя. Она воскликнула:

— Я так рада видеть тебе! Что тебе показала Арфа?

— Мне? Ничего.

— Как? Ведь ты был у Великой Арфы? — растерялась Селена.

— С каких пор тебя волнует где я был? — нахмурился Ниалл. Адриан фыркнул, метнул в Селену сочувственный взгляд и поднялся с трона, запахивая посильнее платье.

— Арфа была нужна не тебе, — догадалась сестра. — Я думала, ты хочешь знать кто ты.

Ниалл проигнорировал ее, нахмурился и подошел к брату, толкая того ладонью в грудь. Адриан растерялся. Вскинув брови, он недоуменно посмотрел на брата. Тот пояснил:

— Как ты мог допустить пропажу самого важного артефакта?

— Ты похож на девчонку. Что это за косички? — фыркнул брат, подергав Ниалла за платиновый локон. Тот дернулся, не позволяя Адриану прикоснуться. Бог вздохнул и ответил: — Хранилище охраняется. Никто мимо солдат не проходил и внутри хранилища не было ни намека на магию. Ни следа, а кристалл пропал.

— Ты проверял их? — Ниалл скрестил на груди руки и нахмурился.

Адриан кивнул, смахивая челку с глаз. Он снова отпустил волосы и сейчас они касались нежно шеи. Часть локонов была забрана на затылке и перевязана красной шелковой лентой. Адриан поправил перстень на пальце и взглянул на Ниалла. Тот странно переглянулся с Селеной. Она пожала плечами и моргнула.

— Что за переглядки? — удивился Хаос.

— Есть догадка, но пока я все не выясню, не расскажу, — Ниалл развернулся и, вскинув гордо голову, пошел на выход. Селена последовала за ним, но Бог отрицательно покачал головой и скрылся за тяжелыми дверями тронного зала.

— Что вы скрываете? — хмуро спросил Адриан.

Селена прикусила губу, опустила глаза в пол и виновато произнесла:

— Я обещала оставить все в тайне. Ниалл расскажет, если сочтет нужным.

— Селена, пропал артефакт, который мы создали из куска собственной души! А вы решили скрывать от меня что — то? Знаете кто мог это сделать? И главное как. Он же не мог просто раствориться в воздухе.

— Адриан, нужно подождать Ниалла.

Адриан ждать не собирался. Он коснулся нити Хаоса и переместился в замок Света.

Персефона медленно прогуливалась по улочкам Солнечной деревни. Солнце зашло за горизонт. Небо накрылось черным бархатным одеялом и рассыпало по нему холодные серебристые звезды. Полная луна вышла из-за облаков и мягким голубым светом ложилась на лица жителей. После дождя земля пахла особенно вкусно. В высокой траве стрекотали сверчки, ночные бабочки порхали в воздухе, раскрывая свои серые крылышки. Персефона вытянула ладонь и на нее тут же плавно приземлилась большая бабочка. Раскрыв обсидиановые крылья, девушка удивленно вскинула брови. На мохнатом тельце была нарисована луна, а белесые точки напоминали звездную крошку. Бабочка крепко цеплялась лапками за палец Персефоны, смотря на нее большими бездонными глазами. Казалось, в них сама Вселенная отражается.

Персефона шла в заброшенный дом, в котором проводила все свое свободное время. В нем она пряталась от солдат Солнца, в нем она ночевала и в нем могла быть вдали от посторонних глаз, чтобы никто не видел чем девушка занимается в свободное время. Она любит танцевать. Включая пластинки с нежными трелями скрипки, хрустальной мелодией фортепиано, ее ладони взметались вверх, пальцы, охваченные обсидиановым огнем Хаоса жарко касались тела, талия плавно двигалась в такт горячему сердцу. Она то взлетала ввысь, подобно птице, то перекатывалась по полу, хватая зубами розу, а затем зажимала стебель между пальцев и словно рисовала цветком в воздухе. Танец завершал красивый водопад из бархатных лепестков. Персефона надевала белоснежную рубашку, черные свободные штаны, забирала волосы на затылке, перевязывала их лентой и всю себя отдавала зову души.

Персефона подошла к дому, убедилась, что за ней никто не идет и собиралась толкнуть дверь, но заметила, что та покосилась, словно кто-то выбил ее с ноги. Нахмурившись, она поправила лямку рюкзака на плече и осторожно вошла внутрь. Внутри было темно. Пахло кровью и лекарством. Только сейчас девушка заметила алые брызги на пыльном полу, а затем лунный свет переместился и осветил силуэт, скрытый в полумраке. Мужчина сидел на стуле, а ноги его покоились на столе. Он был в одних штанах, на крепком торсе, пропитанная гноем и кровью, наспех завязанная повязка. Персефона замерла, на пальцах заискрилась магия, но мужчина хрипло рассмеялся.

— Не узнала? — спросил он. Девушка расслабилась, но Хаос все еще пылал на ее пальцах.

— Что ты здесь делаешь? Я отдала тебе ключ, мы квиты.

— Не совсем, малышка.

Мужчина поднялся. С пальцев сорвалась серебристая магия и, минуя выставленный молниеносно щит, крепкой нитью связала запястья Персефоны. Она зашипела от боли, а соперник дернул свободный конец на себя. Девушка, протестуя, заскользила ногами по полу и едва не рухнула, но грязная ладонь сомкнулась на ее шее. Он втянул носом воздух и прошептал:

— Молоденькая, как ты вкусно пахнешь! Так бы и съел, — он лизнул ее в шею кончиком языка и улыбнулся.

Персефона скривилась и попыталась зажечь магию, но она ее не слушалась. В запястья до крови врезалась магическая нить Порядка и пара алых капель потекли по руке, скрываясь в рукаве теплой кофты. Девушка зашипела от боли и рыкнула:

— Что тебе нужно?

Мужчина лениво наклонился к ее уху, сильнее сжимая ладонь на горле.

— Хаосов цветочек, ты очень помогла мне, когда украла связку ключей у своего наивного Повелителя. Теперь мне от тебя нужно всего одно: кристалл Света из Хранилища Повелителя Солнца. Слышал, он любит таких сладких девочек. Тебе не составит труда стать его главной наложницей и пробраться в хранилище.

Персефона гортанно рассмеялась и попыталась ударить мужчину коленом, но он развернул ее спиной, вжимая животом в стол, а свободной рукой, все еще сжимающей магическую нить, расстегнул джинсы девушки и дернул их вниз. Послышался треск ткани. Персефона ахнула, развернулась и попыталась вырваться, но мужчина прижался к ней пахом. Девушка почувствовала его возбуждение и закричала:

— Помогите!

На рот ей легла его грязная ладонь, пропитанная кровью. Желудок Персефоны стянуло узлом, к горлу подступила тошнота. Мужчина толкнул ее, вжимая в стол до боли в животе. Он сказал:

— Я не трону, если дашь согласие. — Его рука опустилась.

— Повелитель казнит меня. Его хранилище охраняется солдатами. Я не смогу пробраться внутрь.

— Ой, не лги мне! Не может она! Вы, женщины, те еще твари. Вы можете все. Влюби его в себя, делов-то. Ты сладкая, Повелитель растает. К тому же, слышал, он через два дня собирает отбор на роль наложницы. У тебя есть все шансы. Видел как ты танцуешь, это поможет тебе соблазнить его.

— А если откажусь? — пропыхтела Персефона. — Изнасилуешь? Убьешь?

— Ага, — улыбнулся маг. — Только не тебя. Ты нужна мне. Как насчет того, кто находится в соседней комнате?

Схватив Персефону за волосы, он потащил ее по коридору, толкнул дверь и затащил внутрь. На пыльной кровати лежал пятнадцатилетний мальчик, раздетый по пояс. Его запястья и ноги были перевязаны магической нитью и прикованы к кровати, грудь мирно вздымалась от дыхания, а русые волосы разметались по подушке.

— Что ты сделал с ним? — зло прошипела девушка.

— Всего лишь усыпил. Он спит. Пока. Ты же не хочешь видеть как я ломаю мальчишке жизнь? Как он будет существовать, зная, что его…

— Замочи! — рявкнула Персефона.

Этого мальчика зовут Майкл. Он маг Света, что спас Персефону однажды, когда прогуливался по вечерней деревне. Девушку подстрелили, из раны сочилась кровь. Она прижалась спиной к холодному дому и в ужасе думала куда бежать, что делать. Парнишка накрыл ее пологом Света, скрыл от посторонних глаз, даже помог залечить рану. Он тоже сирота, воспитанник детского дома. Половину заработанных денег Персефона до сих отправляет ему на карманные расходы.

— Ты отпустишь его, если я соглашусь? — дрожащим голосом спросила девушка.

— Малышка, он даже не почувствует, что полночи провел в чужом доме, — ответил маг и дернул Персефону за волосы. — И еще, полагаю, ты знаешь зачем мне кристаллы Богов, а потому заклинание, что ты украла, я забираю с собой.

Девушка кивнула, усмехнувшись. Решил стать равным Повелителям, стать сильнее, сместить их и стать единственным правителем мира. Персефона понимала, ей нужно согласиться, пустить пыль в глаза и рассказать все Ниаллу. Но мужчина все предусмотрел. Стоило ему убедиться, что девушка готова сотрудничать, он освободил Майкла, а затем впился жесткими пальцами в лицо Персефоны, стирая о себе воспоминания в ее голове. Маг облачился в плащ с капюшоном, встал позади дрожащей девушки и обозначил:

— Поторопись! Месяц, малышка, не то у пацана пара пальцев станут лишними, — и он испарился, даже кровь, что въелась в деревянный пол, исчезла.

Персефона качнулась. В глазах потемнело, мир поплыл и она рухнула на пыльный пол, провалившись в беспамятство. Так бывает, когда в мозг въедается чужое магическое воздействие. Теперь она не помнила ни внешность, ни цвет глаз, только холодные пальцы, пахнущие кровью.

Ниалл медленно шел по холодному каменному коридору. По бокам от него решетки тюремных камер, через которые просовывали пальцы сидящие там магические преступники. Пахло сыростью, потом, стухшей едой. Ниалл уткнул нос в рукав рубашки и поморщился от мерзкого запаха. Со всех сторон раздавались хрипы и стоны, но Бог не обращал на них никакого внимания. Он сосредоточенно шел в самый конец. Остановившись у камеры, Повелитель достал из кармана связку ключей и провернул ими в замочной скважине. Раздался хриплый смех и голос, который надрывался на каждом слове, словно мужчина молчал целую тысячу лет.

— Ниалл! Какая честь, Повелитель!

Бог зажег в ладони сгусток Света, подбросил его на ладони, и он осветил преступника. Тот сморщился от яркого солнечного луча и теперь Ниалл мог его рассмотреть. Высокий, даже выше Ниалла мужчина сидел на холодном грязном полу, прикованный за горло, запястья и ноги тяжелыми цепями с вырезанными на звеньях магическими рунами, не позволяющими использовать силу. Длинные черные волосы спускались по нагой спине и стелились ковром. На конце спутанных локонов мирно спала жирная крыса. Две седые пряди мерцали в полумраке, словно звезды на небе. Бог достал спелое красное яблоко и метнул в мужчину. Сверкнули карие глаза, тонкие сухие губы растянулись в подобии улыбки.

— Подачки от великого Бога? Что я должен сделать за это? Вычистить ваши ботинки языком?

— В следующий раз обязательно исполню твою волю, Хонг, но не сегодня. Занятная вещь случилась, не объяснишь, как из хранилища моего брата пропал кристалл Хаоса?

Ни один мускул не дрогнул на бледном лице. Хонг лениво поднял фрукт и вгрызся в него, прикрывая в блаженстве глаза. Он пожал плечами, не отрываясь от интересного занятия. Как давно он не ел что-то подобное. Еду, которой его кормят, даже свиньям не дают. Безвкусные помои.

— Ответь, — спокойно сказал Ниалл. — Ты же не хочешь снова почувствовать на себе мой гнев, верно?

— Я этого не делал, — снова спокойно ответил тот.

— А кто делал?

Хонг открыл глаза, посмотрел на Ниалла и скривил губы в виноватом выражении.

— Не имею ни малейшего понятия.

— Если я узнаю, что это ты, языком ты будешь соскребать половину оторванного туловища! — воскликнул Бог, потушил Свет и запер камеру, а затем, нахмурившись, пошел по коридору назад, размышляя. Хонг явно лжет, покрывая того, кто за всем этим стоит. Одно ясно: тот, кто украл ключ, определенно приближен к Адриану. Он же, скорее всего, взял кристалл. Кто-то, обладающий большой силой, чтобы стереть о себе память у стражников. Ниалл так задумался, что не заметил брата. Тот схватил его за руку, но Бог дернулся.

— Ты что здесь делаешь? — раздраженно спросил Ниалл.

— Хватит тайн, Ниалл, ты мне тоже не нравишься, но если мы не объединимся, ты тоже можешь пострадать.

— Я в курсе, только трогать меня не обязательно. Где Селена?

— Осталась в замке, — ответил Адриан, сложив на груди руки.

Ниалл кивнул, прикоснулся к брату пальцем, чтобы перенести их обоих в замок путями Света. Когда ноги коснулись пола, мужчина брезгливо вытер палец о штанину, поднялся по лестнице и плюхнулся на трон брата. Тот недовольно фыркнул, но ничего не сказал, сел за стол. Селена присела рядом, вышивая очередную картину. На ней Персефона стояла с испуганными глазами, а позади нее стоял мужчина в капюшоне. Ни глаз, ни очертания лица Богиня не смогла увидеть.

— Ниалл, кажется девочке, с которой ты был, нужна помощь, — она развернула полотно к Богу, но тот махнул рукой.

— Селена, мне плевать на ее проблемы. Мама сказала помочь ей отыскать Арфу, чтобы я мог освободиться из клетки. Я выполнил условие, и даже больше. Меня не волнует ее жизнь. Прекращай заниматься ерундой!

— Мама сказала? — удивился Адриан.

Ниалл махнул рукой.

— Вас обоих это не касается. Перейдем к насущным вопросам. Я уверен, но не на сто процентов, что это дело рук Хонга. Он не сбежал, Селена, как я предполагал. Он действует чужими руками. Чтоб его Хаос разорвал!

— Кто это? Объясните, наконец!

70 лет после заточения Бога Хаоса

Черноволосый мужчина с превосходством в карих глазах медленно ступал по пыльной дорожке Мертвой деревни. С клинка, что он держал в руке, облаченной кожаной перчаткой, медленно капала тягучая бордовая кровь. Черное платье развевалось от осеннего ветерка, подол касался мокрой от крови земли. Длинные волосы забраны в пучок, а на алебастровой щеке зияли края раны. Две платиновые пряди маг не стал забирать, демонстрируя свою изюминку. Позади него раздавались стоны раненых людей. Пустые смертные, которых настиг клинок безжалостного человека, корчились от боли и истекали кровью, теряя драгоценные песчинки собственных жизней. Черноволосый расплылся в улыбке и расставил ладони в стороны. С правой у него сорвались два золотистых шара Света, с левой же полился столп серебристых искр Порядка, а соединившись, магия взорвалась в небе и окропила людей, разъедая их тела и превращая в пепел.

Раздалась яркая вспышка. Повелитель Света появился на поляне в бессменном голубом платье и с холодным взглядом жестоких лазурных глаз. Черноволосый не поклонился, гордо вздернул подбородок и зажег на пальцах две противоположные друг другу силы. Ниалл мрачно покосился на его руки и похлопал в ладони. Он медленно улыбнулся и сказал:

— Я так долго гонялся за тобой. Ты утомил меня. Советую встать на колени и не сопротивляться.

— Я был занят. Подчищал за тобой, Ниалл. Пустых людей становится все больше, а ты не торопишься очищать Безграничье от мусора. — скривился черноволосый. — И это ты должен встать на колени, поклоняясь в ноги мне: подчинившему две фракции.

Ниалл хрипло рассмеялся:

— Я Бог, а ты всего лишь букашка, которую я раздавлю двумя пальцами, пикнуть не успеешь.

Хонг улыбнулся. Карие глаза засветились, в них будто рассыпало крошку раскаленного огня. С пальцев обеих рук сорвалась магия. Она соединилась, превращаясь в огромный шар, и выстрелила в грудь Повелителя Света. Он охнул, тело пронзило резкой болью, по коже пробежали мурашки. Ниалл не выдержал напора и рухнул на колени. С уголка рта закапала тягучая кровь. Он удивленно вскинул голову, вытирая рубиновую жидкость.

— Кто теперь на коленях, Повелитель Света? Или мне стоит уже называть тебя просто Ниалл? — рассмеялся Хонг.

Бог прищурился. Лазурные глаза вспыхнули огнем, руки по локоть утонули во вмиг вспыхнувшей золотистой магии. Он медленно поднялся с колен, гордо поднял голову, верхняя губа дернулась в раздражении, а Хонг лишь рассмеялся ему в лицо. Как смеет эта букашка ударить Бога?

— Это ты украл кристалл Порядка? — грозно спросил Бог.

Хонг сунул ладонь в карман платья, достал из него кусок кристалла лавандового цвета и подкинул его на ладони, а затем изогнул брови, уточняя:

— Будем драться? Или ты уже усвоил урок? Предлагаю обмен: трон на твою жизнь.

Ниалл гортанно рассмеялся. Магия вспыхнула ярче, подобралась к плечам и лизала их огненными всполохами.

— Я выпущу тебе кишки. Даже клинок доставать не придется, — прорычал Ниалл. — Верни артефакт!

— О, нет — нет, Алли, я еще не закончил. Ведь я не нашел кристалл Хаоса и не обрел третью фракцию, но, полагаю, она мне не нужна, чтобы занять твое место.

— Твое место под моими ногами, щенок! — рявкнул Бог.

Хонг улыбнулся, чем привел Ниалла в ледяное бешенство. Он вскинул руки и с них сорвался мощный поток магии. Хонга откинуло в сторону. Он охнул, призывая щит Порядка. Мужчина проехался ногами по земле, но сумел удержать равновесие, прячась за щит. Кольцо его засветилось, восполняя запасы магии, но в целом он даже не помялся. Ниалл нахмурился.

— Какого Хаоса? — рявкнул он.

Хонг театрально смахнул с платья пыль, одернул подол, посильнее запахивая его, покрутил перстень и снова улыбнулся.

— Вы, Боги, да и остальные смертные, слишком глупые, чтобы решиться подчинить себе две фракции сразу. Вы ограничены установками, что вам вбили в голову с детства. Уж не знаю, было ли детство у Богов, но, полагаю, тебе даже в голову не приходила идея стать великим.

— Я уже великий, — сказал Ниалл. Хонг покачал головой:

— Уже нет. Я вышел за рамки своих возможностей, и к чему это приведет, Ниалл, как думаешь? К созданию новой, высшей расы магов.

— Их просто разорвет, глупый мальчишка! — рявкнул Ниалл.

— Не всех. Кто останется, наплодит новых, усовершенствованных магов. Мы сможем подчинить себе Вселенную, стать бессмертными! — воодушевленно проговорил Хонг. — Но для этого мне придется избавиться от тебя. Ты тянешь людей на дно. Им нужен новый, сильный правитель.

— Думаешь, ты бессмертный? — рассмеялся Бог. В ладони его вспыхнул яркий меч Света. С кончика с шипением падал огонь и впитывался в кровавую землю.

— Бессмертна только Вселенная, — улыбнулся Хонг. — Но когда я выведу высшую расу, полагаю, смогу жить вечно. Прощай, Ниалл! — он состроил грустную мордашку, схватил кристалл и направил его в Бога.

Ниалл призвал весь Свет, что горел в его душе. Он был способен выжечь все в радиусе нескольких километров, только Хонг даже не поморщился. Кристалл Порядка поглотил всю силу, а затем из него полилась чистая магия. Серебристая волна, словно густая краска, хлынула и бурным потоком выстрелила в Ниалла. Вовремя выставленный щит не помог, он пошел трещинами и рассыпался. Если бы Бог в свое время не поделился частью души с братом, защита бы сработала. Хонг засмеялся как умалишенный, а затем порезал ладонь грубым рывком о лезвие ножа. Рубиновая кровь полилась на кристалл. Он засветился сиреневым огнем, вспыхнул и раскрылся цветком орхидеи. Ниалл схватился за грудь, что сдавило от потерянной энергии. На лбу выступила испарина и если бы не кольцо, способное единожды полностью восполнить потерянные запасы, Бог бы рухнул на колени. Его тело лихорадочно трясло, соленый пот стекал по скулам, заливаясь в полуоткрытый рот. С уголка губ полилась кровь. Ниалл сплюнул, гордо вскинул голову и позволил чистому Свету кольца впитаться в него. Только было поздно. Хонг произнес последние слова заклинания и из раскрытого цветка орхидеи хлынул поток магии. Почернело. Небо громыхнуло, алая вспышка молнии разразила его на две половины, поднялся ледяной ветер, разнося по поляне сгустки пыли и земляную крошку. Защищаясь щитом, Бог потратил все свои запасы. Он зарычал, лазурные глаза вспыхнули огнем, на шее вздулась вена, а ладони потрескались, рубиновая кровь полилась на землю, впитываясь в жухлую осеннюю траву.

Неожиданно раздалась вспышка и хрупкий девичий силуэт закрыл поверженного Бога. Магия не причиняла ей вреда, она впитывалась в тело, в легкий ворвался сладкий аромат орхидей.

— Селена, — прохрипел Ниалл.

Девушка взмахнула ладонью и кристалл захлопнулся, цветок исчез, на его месте лежал холодный кусок души Богини Порядка. Хонг в удивлении вскинул брови, кинулся к кристаллу, но девушка вытянула ладонь и он, откликнувшись на зов хозяйки, плавно переместился к ней. Захлопнув руку, кристалл исчез. Селена обернулась. Брат хватался окровавленной ладонью за сердце. Его лихорадочно трясло от потерянной силы, голубая ткань платья намокла от холодного пота, а из ран треснувшей кожи продолжала стекать кровь. Богиня схватила его за руку, не позволяя рухнуть на колени, коснулась пальцами лба, вливая немного своей магии, чтобы тело начало регенерировать.

— Тебе конец, — зло прохрипел Ниалл.

На лице Хонга даже мускул не дрогнул. Он просто усмехнулся краешком губ и раскинул ладони в стороны. С пальцев обеих рук сорвалась противоположная друг другу магия. Она соединилась в единый шар и двинулась к Селене. Девушка, распахнув от ужаса гетерохромные глаза, смотрела как фракции становятся единым целом и ни одна магия не пытается подавить другую. Ниалл шепнул:

— Создай иллюзию, а я перемещусь к нему, захлопну на руке кандалы. Пока он отвлечется, ты начеркаешь руны. Поняла?

— Это опасно, — ахнула Богиня.

Но Ниалл уже не слушал. Он спрятался за спиной сестры, а она, увидев приближающийся шар чужой магии, вытянула ладонь вперед и огромный орел взмыл ввысь, принимая на себя удар. Магия вспыхнула и рассыпалась разноцветными искрами. В воздухе запахло жжеными орхидеями, оставляющими от себя соленый привкус на кончике языка. Хонг сделал шаг вперед, собираясь колдовать вновь, но Ниалл коснулся нити Света и, очутившись позади мужчины, использовал последние крупицы силы, наколдовал кандалы и захлопнул их на запястье Хонга. Магия на пальцах схлопнулась. Он удивленно вскинул брови, резко развернулся и наотмашь ударил Бога по лицу. Голова с платиновыми локонами дернулась, губа вмиг припухла и под яркими лучами осеннего солнца, выглянувшего из-за облаков, заблестела кровь. Селена шептала под нос слова заклинания, а Хонг воспользовался слабостью Ниалла, чтобы ударить Порядком.

— Вам меня не победить! — выкрикнул он.

Магия сорвалась с пальцев и серебристым пологом должна была откинуть Бога в сторону, вот только Селена успела произнести заклинание и на магических кандалах появились руны, сдерживающие Порядок. Ниалл вытер со лба испарину, слизал кровь с губ и, рыкнув:

— Тварь! — наотмашь ударил мужчину. Хонг рухнул на колени и засмеялся.

— Вам не убить меня, — прохрипел он.

— Это мы еще посмотрим! — Селена вытянула вперед ладонь, но ее брови взметнулись вверх от удивления, а рот приоткрылся в немом изумлении. На лбу Хонга сияла отметина: зеленый росток с красным цветком.

— Печально, верно? — он сделал грустное выражение лица и театрально вздохнул.

— В чем дело? — грубо спросил Ниалл.

— Он связал себя с кристаллом.

— Что это значит?

Селена подняла глаза на брата и, запустив ладонь в копну русых волос, ответила:

— Убьешь его — умру и я.

Настоящее время

— Я заточил его в камеру, отобрал Свет, Порядок же отобрать не вышло. — Ниалл закончил рассказ и покрутил в руке кольцо, устало откинувшись на спинку трона.

Адриан сжал переносицу двумя пальцами и в ужасе спросил:

— Думаешь, это его рук дело?

— Он пообещал, что вернется, Адди, так что да, скорее всего это он, — глухо произнесла сестра.

— Хаос его побери! — выругался Адриан.

Ниалл усмехнулся, застегнул пуговицы на рубашке и поднялся, собираясь уйти. Возле брата он остановился и сказал:

— Я распоряжусь насчет ищеек. Теперь нужно охранять остальные кристаллы. Я так понимаю, раз у него есть Порядок, следующая цель — мой осколок.

— Ниалл, держи в курсе всего. Хватит тайн, нужно объединиться.

Повелитель Света скривился, словно брат предложил ему проглотить живого осьминога.

— Селена будет держать тебя в курсе.

Адриан закатил глаза. Это ему, Богу Хаоса, надлежало воротить нос, не пресмыкаться перед тем, кто хотел убить его дважды, но он почему-то решил сделать первый шаг. В душе взметнулся огонь обиды, к горлу подступил ком досады, создалось ощущение, что это Адриан виноват во всем.

— Какой же ты эгоист! Я сделал шаг, а ты…

— А я делаю два, Адриан. На выход. До свидания! — Ниалл, не смотря на брата, двинулся к выходу.

Всю дорогу до своего замка Бог пребывал в мрачном унынии. В том, что кристалл украл Хонг, он не сомневался. Только чьими руками он действует? Того, кто сбежал из-под стражи, не дождавшись смертной казни? Или кого-то близкого брату? Стоило спросить кто его советник, расспросить об отношениях со слугами, но Ниалл не мог и слова произнести. Брат бесил его одним своим фактом существования, не говоря уже о том, что Ниалл чувствовал в его присутствии, особенно когда в легкие врывался тяжелый пепельный аромат. Теперь, когда он полностью свободен, можно день расслабиться в нежных руках наложниц. Правда, Бог решил распустить их. Уж больно давно не менял женский состав. Вернувшись из заточения, он захотел покончить с прошлым, а потому сегодняшняя ночь будет точкой в его отношениях с главной наложницей, так похожей на Катрин, которую Бог любил долгие несколько веков.

Бог распахнул дверь собственной спальни и замер. На него смотрели ледяные глаза в обрамлении пушистых светлых ресниц. Персефона улыбнулась и помахала рукой. Ниалл нахмурился и грубо спросил:

— Какого Хаоса ты здесь забыла?

Девушка кокетливо закусила губу, опустила глаза в пол и тихо произнесла:

— Я пришла отблагодарить Повелителя за помощь.

Ниалл пошире распахнул дверь и дернул подбородком на выход.

— Не нуждаюсь. Уходи.

Персефона нахмурилась. Почему он так груб? Он с ней таким не был: шутил, флиртовал, целовал, что поменялось? Девушка думала, он намекал на близкие отношения и никак не ожидала подобного. Ей нужно во что бы то ни стало соблазнить Повелителя и быстренько украсть кристалл. Тряхнув платиновыми кудрями, она поднялась с кресла и, цокая высокой шпилькой нежно-розовых туфлей, подошла к Ниаллу, провела пальчиком по его груди и томно произнесла:

— Повелитель устал, я могу помочь. — Ниалл схватил ее за палец, не позволяя себя касаться и рыкнул:

— Что ты удумала, лживый Хаос?

Девушка встала на цыпочки и попыталась поцеловать Бога в губы, но он дернулся, словно ошпаренный, ударяясь спиной о дверь, и захлопывая ее.

— Сдурела? — рявкнул он. — Ты мне не интересна. Уходи, пока тебя охрана не выпроводила. Адриан знает где ты?

Бог попытался выпроводить ее в замок брата, коснувшись нити Света, но она отпрянула. Ниалл пришел в бешенство. Он ринулся к девушке, но Персефона развернулась и, хохоча, подбежала к кровати Бога. Он догнал ее, схватил за локоть и развернул к себе.

— Ниалл, я хочу стать твоей главной наложницей.

Ниалл рассмеялся, а затем резко посерьезнел и, выделяя каждое слово, прорычал:

— Пошла отсюда, Персефона, пока я тебя не выкинул! В моей постели никогда не будет Хаосовых подстилок. Слышишь? Никогда!

Улыбка спала с губ девушки. К чему тогда были поцелуи, нежные слова, красивые вечера, проведенные вместе? Уж точно не из-за Арфы. Персефона могла отличить желание мужчины от лжи. Он просто играет в недотрогу! Девушке нужна была роль наложницы. Только ради дела, или ее сердце желает этого мужчину еще с того момента в потайном ходе? Заметив замешательство на ее лице, Ниалл усмехнулся.

— А ты на что рассчитывала? — зло прорычал Бог. — Что я сейчас кинусь к твоим раздвинутым ногам?

Слова звучали как пощечина. Глаза Персефоны защипало. Они сделались прозрачнее льда, забегали по холодному жестокому лицу Повелителя Света. Адриан был прав? Ниалл совсем не тот, кем Персефона себе надумала. Девушка растерянно прошептала:

— Но как же слова, которые ты говорил?

— Я был не в себе и пытался поскорее избавиться от тебя. Думаешь, я помогал тебе из-за великих чувств? Спустись на землю! Я не опущусь до чувств к жалкому отродью Хаоса!

— Выходит, что ты лживый Повелитель? — взвилась Персефона. Ее щеки запылали, руки сжались в кулаки, а глаза гневно засверкали. Ниаллу даже показалось, ледяную радужку заполонил обсидиановый туман.

— Как ты смеешь? Я…

— Да — да, я это уже слышала. Ты — великий Бог, Повелитель Света и мерзкий лжец! А впрочем, я ничего не потеряла, только обрела. — Персефона низко поклонилась и громко воскликнула: — Спасибо за помощь, о великий Повелитель Света! И пусть правление ваше будет долгим!

Пока Ниалл приходил в себя, девушка схватила рюкзак и пулей выскочила из его спальни. Бог моргнул и нахмурился. Его тело запылало золотым огнем. Так сильно его заполонила ярость. Глаза загорелись, а на кончиках пальцев вспыхнула магия. Ниалл выскочил из спальни. Персефону он нагнал уже почти у лестницы, ведущей на выход. Она собиралась спуститься, но он схватил ее за ладонь и потащил за собой. Ниалл огненной фурией залетел в пустую комнату, опечатывая ее магией. Персефона не на шутку испугалась. Всклокоченные платиновые локоны, горящий безумный взгляд и искрящиеся в воздухе нотки ярости пугали ее. Девушка сделала шаг назад, но Ниалл подскочил к ней в два прыжка и схватил ладонью за горло. Стальные пальцы мертвой хваткой держали ее за шею. Ниалл наклонился к ее уху и прорычал:

— Повтори что ты сказала! Я могу одними только пальцами переломить тебя! Думала, если я помог, теперь ты смеешь бесстрашно и нагло со мной разговаривать?

— Смею! — гордо воскликнула Персефона. Она тяжело дышала. Грудь часто вздымалась от дыхания, соски сквозь тонкую ткань нежно-голубого платья просвечивали и соблазнительно терлись о руку Ниалла. Он перевел свой взгляд в ложбинку ее груди и крепко сжал челюсть. Внизу живота заныло, пыл остудился и свечение тела уменьшилось. Только вместе с ним исчезла и вся ярость. Персефона продолжила:

— За скотским поведением ты скрываешь свою нежную натуру, Ниалл. Думаешь, если покажешь свои шипы, люди отвернутся от тебя? Я вижу тебя насквозь. В конце концов, Ниалл, хватит отталкивать людей.

Девушка толкнула Бога в грудь и отошла на шаг назад. Он сжал руки в кулаки и рыкнул:

— Ты ничего обо мне не знаешь! Перестань думать, будто ты что-то значишь для меня! Ничего!

— Тогда зачем ты целовал меня, Повелитель Света? — устало спросила Персефона.

Ниалл без колебаний ответил:

— Потому что я использую женщин и не испытываю при этом никаких чувств.

— Ложь! Но я не собираюсь унижаться. Отпусти меня.

— О, теперь ты умоляешь отпустить тебя?

Персефона пригладила подол голубого платья. Ниалл только сейчас заметил — она надела его любимый цвет. А ведь девушка не любит платья.

— Вырядилась, чтобы понравиться мне? — зло спросил Бог. — А говорила, не станешь унижаться.

Персефона крепко сжала челюсть, а потом схватилась пальцами за маленький замок на спине и, пыхтя, расстегнула его. Ситцевая ткань соскользнула с хрупкого тела. Ниалл будто в замедленной съемке увидел как по нежной фарфоровой коже спускается вниз голубая вуаль. Из открытого окна подул ветер. Он разнес по комнате аромат черники, точно сейчас яркий сочный плод кто-то раздавил в своих сильных пальцах. Персефона схватила платье, скомкала в своей руке и зашвырнула в стоящего Повелителя. Он успел пригнуться и тонкая ткань шлепнулась на пол, прокатилась по комнате и скрылась под кроватью. Не стесняясь своей наготы, девушка прошла мимо и дернула за ручку двери, но та оказалась заперта.

— Выпусти меня! — воскликнула девушка.

От ее яростного дыхания грудь соблазнительно вздымалась. Ниалл сглотнул. Его рассудок точно затянул черничный туман и, подавшись порыву, Бог схватил девушку за затылок и притянул к себе, игнорируя жалобный писк. Он целовал ее жадно и влажно, будто ставил свои права. Сминал губы, шершавой ладонью бесстыдно касался кожи, а когда Персефона застонала, он резко отстранился и рыкнул:

— Проклятье! — а затем замахнулся. Персефона в страхе зажмурилась, но Ниалл ударил ладонью о дверь, снимая заклинание, а когда девушка распахнула глаза, Ниалла уже не было, только золотистые искры переливались на солнце. Девушка оделась и спешно покинула замок Повелителя Света, собираясь во что бы то ни было пройти отбор, даже если ей придется переехать все свои железные принципы.

Глава 11. Бабочка в темноте

Ниалл сидел в своем кабинете и крутил на пальце кольцо. Малиновый свет солнца, только протягивающего свои утренние лучи, осветил его бледную кожу, придавая щекам кокетливый румянец. Лазурные глаза в обрамлении светлых ресниц медленно скользили по лицу любимой наложницы. Рыжие кудри зеленоглазой красавицы струились по ее утонченному телу, облаченному в шелковое платье шоколадного оттенка на тонких бретельках, от чего декольте пышной груди соблазнительно просвечивало сквозь ткань. Промелькнула мысль, что он совершает ошибку и стоит оставить ее в наложницах, а потом перед глазами встали ледяные глаза и пушистые блондинистые кудри. Легкие наполнились отголоском черничного аромата и Ниалл отбросил всякие мысли. Он черканул пером по бумаге, а затем тонкие длинные пальцы с обилием широких серебряных колец взяли фирменную печать с именем Бога и знаком солнца. Он покрутил ее в пальцах и поставил отметину возле своей подписи. Наложница улыбнулась краем губ, выкрашенных алой помадой, и уточнила:

— Уверен? А как же…Катрин? — она сделала паузу, решаясь задать вопрос и не вызвать гнев Повелителя.

Ниалл наклонил голову набок и платиновые локоны, забранные на затылке в высокий хвост, качнулись вслед за хозяином. Бог поправил перстень и, опустив взгляд, ответил:

— Прошлое должно остаться в прошлом, верно? Ты не будешь ни в чем нуждаться. Здесь хватит, даже если ты проживешь до трехсот лет.

С момента возвращения, о Катрин он думал ничтожно мало, а к наложницам не приходил ни разу. Сначала он исполнил наказание Царицы, а затем, настроившись на развлечение, встретился с ледяными глазами обладательницы соблазнительного черничного аромата и все желание как рукой сняло. А если быть точнее, он захотел только ее. И если бы не собственные принципы, платье расстегивала бы совсем не Персефона. Ниалл вздохнул и откинулся на спинку расшитого кресла. Теперь, когда он жестко послал девушку к Хаосу, Бог был уверен, что она не появится в жизни. Но как же он ошибался…

Наложница посмотрела на бумагу, перевела взгляд на Ниалла, поднялась и поклонилась. Улыбнувшись, открыто и радушно, она вдруг сказала:

— Спасибо за возможность быть вашей, Повелитель, — подхватила бумагу и спешно покинула замок Повелителя Света.

В душе Ниалла остался небольшой осадок опустошения, ведь главная наложница тысячи ночей заменяла ему любовь всей его вечности. Пришла пора забыть ту, которую не вернешь. Бог пообещал себе не распахивать собственное сердце, чтобы больше не чувствовать боли от потери, вот только сможет ли он?

В дверь постучали и на пороге появилась сестра. Тонкая ткань мини-платья в красный горошек обтягивала ее хрупкое тело, по мраморному полу цокали высокие каблуки черных бархатных туфель. Она откинула за спину русые змейки волос и улыбнулась. Ниалл улыбнулся в ответ. Богиня присела на стул напротив, достала какие-то бумаги и протянула брату. Тот бегло пробежался глазами по корявому почерку и помрачнел. Это был отчет капитана стражи и опрос очевидцев, кто в день пропажи артефакта находился в замке брата и в его округе. Все как один твердили: никого не видели и не слышали. Селена сказала:

— Им стерли память. Я даже пыталась вышивать, но ничего. Белое полотно.

— Если этот всемогущий кто — то посмеет из — под моего носа украсть мою душу, я спалю все Безграничье! — угрожающе прорычал Ниалл.

Из приоткрытого окна доносились девичьи визги, звонкий смех и громкие переговоры. Ниалл поморщился и спросил:

— Что там? Неужели мой распавшийся гарем требует компенсации?

Селена улыбнулась, отвечая:

— Это прибывшие дамы на отбор.

Бог удивленно вскинул брови. Сколько же там женщин прибыло? Неужели так много желающих? Спохватившись, Ниалл достал из ящика стола два нежно-голубых конверта и протянул сестре, поясняя:

— Приглашения. Для Адриана тоже. Скажи, пусть приходит, если хочет поглазеть на красоток, которые ему не светят.

Селена кивнула и покинула кабинет брата, а он коснулся нити Света, чтобы явиться в Небесное Царство. Нужно убедиться, что мама простила и Бог может перейти к следующему этапу: возвращению своего трона.

Персефона стояла посреди своей комнаты в замке Повелителя Хаоса. Вокруг нее были разбросаны вещи: от пары ситцевых платьев до кучи брюк, шорт, джинсов и разноцветных рубашек. Она выбирала в чем будет сегодня танцевать для Ниалла. Отбор был в традициях Повелителя Света: девушки по одной выходили в середину тронного зала, демонстрировали свои таланты, а затем Бог приглашал выбранных дам на свидание, суживая круг будущих наложниц. Если девушка покорила его с первого взгляда (так было с главной наложницей), Ниалл мог остановить свой выбор сразу. Для Персефоны было главным пробраться на отбор, не привлекая особого внимания, очаровать Бога и стать очередной снежинкой в его Снежном королевстве.

Танец, который она решила продемонстрировать, являет собой сочетание нежности и страсти, словно бабочка порхает над сладким цветком, зная, что проживет всего сутки. Девушка подхватила с пола платье, сразу же откинула его от себя. Танец не предполагает развратную картину. Он должен продемонстрировать красоту и нежность Персефоны, а не показать все, что должно быть скрыто. Задумчиво прикусив губу, девушка подхватила с пола свободную белоснежную рубашку с кружевными узорами на пышных рукавах, черные брюки, в которых будет не тесно и прозрачную накидку, которая, по идее Персефоны, должна демонстрировать тонкие крылышки бабочки.

Персефона вздрогнула, когда дверь скрипнула и, распахнувшись, на пороге появилась Дафна. Девушка удивленно огляделась, а затем ласково улыбнулась, спросив:

— Ты решила устроить ревизию?

Лгать не хотелось. Персефона целиком и полностью погрязла в болоте лжи.

— Да вот, решила переодеться. Вам нужна моя помощь?

Дафна кивнула:

— Нанеси мне макияж под черное платье. Хочу выглядеть сегодня блистательно. А затем Адриан вызывает тебя к себе.

Персефона побледнела. Он знает. Неужели накажет? Девушка заплела Дафне две пышные косы, закрутила их в пучки и закрепила тонкими заколками под цвет волос. Она нарочито медлила, оттягивая неизбежное. Если Адриан накажет, план рухнет и возможности подобраться к Ниаллу у нее больше не будет. Дафна оглядела свою прическу и, довольно улыбнувшись, поманила Персефону за собой.

Бог сидел на троне, закинув ногу на ногу. Черная майка облегала его рельефный торс, болотного цвета брюки обнимали длинные ноги, обутые в грубые кожаные ботинки. Персефона удивленно вскинула брови, обнаружив, что Бог решил отпускать волосы и сейчас их часть была забрана на затылке и перевязана черной лентой. Взгляд серебристых глаз, обрамленных обсидиановыми ресницами тяжело уставился на девушку, низко склонившую голову. Он постучал пальцем по подлокотнику, а затем поманил ее к себе. Она, закусив губу, подошла к подножию трона и только сейчас заметила, что Фанни не ушла. Девушка сидела рядом, гордо расправив плечи. Она ободряюще улыбнулась Персефоне и та вернула улыбку. Стало легче дышать.

— Объяснись, — потребовал Адриан. — Почему ты была не у родителей, как уверила меня, а в компании Повелителя Света? Я не вправе решать с кем тебе видеться, Персефона, я лишь хочу знать: почему ты солгала?

Девушка прочистила горло, подняла голову и, смотря словно сквозь Адриана, ответила:

— Я не солгала, просто не все рассказала. Я была у своих родителей, но сначала отправилась к Великой Арфе. Я хотела знать правду: почему я родилась пустой. Повелитель Света помог мне.

— Я в курсе. Так помог, что убил твою собственную мать?

Девушка побледнела, но выдержала напряженный взгляд Бога. Он прибивал ее невидимыми гвоздями и стягивал нитями, не давая дышать полной грудью.

— На это были причины, — туманно сказала Персефона и все — таки отвела глаза.

— Нет таких причин, которые оправдали бы твою жестокость, Персефона. Я понимаю, Ниалл запудрил тебе мозги, но…

— Это было мое решение! — перебила девушка. — Эти люди бросили меня и должны понести наказание. Я благодарна Повелителю! Он не дал Арфе убить меня.

— И понес наказание вместо тебя, — проворчал Адриан.

— Наказание?

— Да, Небесная Царица ударила его молнией десять раз. Я знаю, он должен был помочь отыскать Арфу, но спасение твоей жизни не входило в планы Госпожи. Он нарушил баланс и был за это наказан.

— Он в порядке? — испуганно ахнула Персефона.

Адриан нахмурился, наклонил голову набок и спросил:

— Тебе действительно важно это знать? Поверь мне, Персефона, мой брат не стоит того, чтобы о нем переживать. Мой тебе совет: забудь его, пока он не разбил твое сердце. Но с ним все хорошо, немного слаб, скоро пройдет.

Девушка кивнула. Адриан еще не в курсе, что она собирается стать его наложницей. И знать ему не обязательно. Она поклонилась, собираясь уйти, но у двери обернулась.

— Повелитель, а вы пойдете смотреть отбор наложниц Бога Света?

— Мне это не интересно, — коротко ответил Адриан.

Персефона внутренне ликовала. Отчего-то, ей совсем не хотелось увидеть глаза Повелителя. Она не хотела его разочаровывать, ведь он даровал ей силу и кров, а она хочет променять комфорт на бесконечное ожидание. Только отныне по-другому девушка не могла. Она тихо прикрыла за собой двери тронного зала и отправилась в свое секретное место, повторяя уже давно изученный танец.

Двор замка Повелителя Света сиял. Солнце скрылось за горизонт, позволяя занять свое место сестре, облаченной в серебристую накидку. Она светила так ярко, что у присутствующих дам захватывало дух. Огромный голубой диск возвышался над замком, превращая его в сказочный, словно сейчас появится прекрасный принц и навеки заберет любимую во дворец. Было свежо и в воздухе пахло розами. Яркий сладкий аромат тянулся из открытых настежь дверей оранжереи. Персефона вдохнула полной грудью и расплылась в улыбке. Розы были ее самыми любимыми цветами. Она обернулась посмотреть на оранжерею Бога и завистливо скривилась. В ее руке, зажатый меж тонких пальцев, лежал полный алый бутон розы, но не такой прекрасный как у Повелителя Света.

Девушек было такое множество, что у Персефоны начало рябить в глазах от обилия блесток на их платьях. Среди них девушка выглядела как белая ворона, облаченная в мрачные черные брюки. Волосы ее сейчас струились платиновыми змейками по гордо выпрямленной спине. На лице только легкий макияж, подчеркивающий глубину ледяных глаз, но не выделяющийся и тем более не вульгарный, как у многих дам. Персефона осмотрелась: в руке каждой была небольшая карточка с цифрой. Когда очередь дошла до нее, распорядитель сунул ей карточку с номером 314. Персефона удивленно посмотрела в его изумрудные глаза и спросила:

— Это что, такая длинная очередь?

— А ты что думала, милая? Это Повелитель Света. — Он наклонился к девушке ближе, пощекотав ее щеку черным локоном волос и прошептал: — В прошлый раз их было в два раза больше. Даже замужние приехали. Вон, смотри, еще партия идет. — Распорядитель выпрямился и пошел к прибывшим дама.

Персефона вздохнула. Скорее всего, до нее очередь не дойдет никогда. Закусив губу, она в панике придумывала новый план, а уже второй распорядитель распахнул двери и позволил первым пяти девушкам зайти внутрь. Вокруг зашептались, стало теснее. Толпа продвинулась ближе, почти толкая Персефону вперед. Она едва устояла на ногах, но успела заметить, как одна из девушек, что стояли близко к дверям, отдалилась от толпы и отошла поодаль, держась ладонью за фасад замка. Персефона огляделась. Никто не спешил на помощь, лекарь не дежурил рядом, только в самом здании. Это был шанс.

Девушка сидела на лавочке за замком, обмахивая себе лицо. Персефона ужаснулась. Ее лицо было таким багровым, что, казалось, вот-вот лопнет. Волосы прилипли к потному лбу, а руки потрясывало. Персефона еще раз огляделась и неспешно подошла. На лавочке в стороне лежала карточка с цифрой 10. Потрясающе!

— Эй, ты в порядке? — сыграть обеспокоенность оказалось не трудно.

Девушка подняла на Персефону карие глаза с россыпью золотистых точек. Они были густо подведены угольным карандашом, который сейчас размазался от пота чуть ли не до щек. Рыжие волосы, явно окрашенные солнечной магией, причем не очень качественно, уложены в сложную прическу, только выпущенные пряди у висков прилипли к потному лбу. Сквозь магию просвечивался их природный каштановый оттенок.

— Не совсем. Я от волнения могу упасть в обморок. Я Лия, а ты?

— Ханна, — соврала Персефона, достала из рюкзака бутылку воды и протянула девушке. — Держи, попей воды и постарайся расслабиться.

Лия благодарно улыбнулась и жадно сделала глоток, прикрыв в блаженстве веки. Этого хватило, чтобы Персефона успела применить заклинание дыхания Хаоса. Легкий ветерок сорвался с ее пальцев, распространяя аромат пепла, смешанный с сочным запахом роз, а затем карточки поменялись и в ладонь Персефоны легла другая, с номером 10. Девушка победно улыбнулась и обеспокоенно спросила:

— Тебе лучше?

— Да, спасибо тебе. Ты единственная, кто заметил мое отсутствие.

Персефона улыбнулась. Она поступила гадко, но иначе тебя задавит жизнь. Она была вынуждена поступать плохо, чтобы выжить в жестоком мире, которым правят только сильные. Слабым же в нем не место. Девушка выпрямилась, сжимая в ладони заветную карточку, помахала рукой и скрылась за высокими кустами. Спустя пару минут из замка вышли три девушки. Одна из них гордо выпрямилась и прошла мимо как истинная королева, не унывая от проигрыша. Другие же размазывали слезы и тушь по щекам. Распорядитель проводил их сочувственным взглядом, а затем сказал:

— Прошу следующих пять!

Персефона ловко забежала по лестнице, обгоняя дам, придерживающих пышные подолы платьев, показала карточку с цифрой и вошла внутрь. В замке было так ярко, что дух захватило. Солнечной магией Бога Света были выведены узоры на стенах. Они переливались как алмазы, двигались, превращались в бабочек, птиц и бутоны сочных роз. Персефона ахнула. Вот она — магия, о которой она так мечтает! Пахло морской свежестью, в каждом углу в белоснежных вазах стояли рубиновые розы. Настолько сочные, что Персефона, пропустив девушек вперед, незаметно вытащила из вазы цветок, заменив его на свой: невзрачный, и поспешила за остальными. У дверей тронного зала дежурили двое солдат в обмундировании. У одного на рукоятке меча были вырезаны весы, означающие магию Порядка, у другого же солнце.

Распорядитель впустил девушку с номером шесть, а остальным приказал ждать. Персефона мысленно пыталась успокоить разбушевавшееся сердце. Оно колотилось так сильно, что, казалось, его стук отдавался в голове. Она боялась, что Бог ей даже шагу ступить не позволит. Сразу же выгонит. Ладони вспотели, меж пальцев скользил стебель. Острый шип больно уколол нежную фарфоровую кожу и алая капля крови заскользила по хрупкому тельцу цветка. Боль отрезвила, заставила Персефону задержать дыхание и успокоить бешеные толчки сердца. Девушка переключила свое внимание на картину, висевшую на стене. На ней Ниалл стоял в пушистой голубой шубе, накинутой на голое тело. В лазурных глазах застыл образ красивой девушки. Персефона встала на цыпочки и внимательнее вгляделась в бездонные зрачки Повелителя Света. В них она отчетливо увидела яркие рыжие кудри и россыпь веснушек, что солнечными крошками рассыпались по ее фарфоровому лицу. Персефона так засмотрелась в лазурный омут, что чуть не пропустила свою очередь.

— Номер десять! — громче воскликнул распорядитель. Персефона вздрогнула и подняла вверх руку с зажатой в ладони карточкой.

Ее сердце застучало чаще, на лбу выступила испарина, а руки похолодели. Солдаты распахнули дверь и Персефона шагнула навстречу смерти с красивыми лазурными глазами. Когда двери закрылись, девушка подняла голову и застыла. В зале стояло три трона и на одном из них: обсидиановом, с резными подлокотниками, сидел Адриан. Повелитель Хаоса вытянул шею и его серебристые глаза вспыхнули, точно звезды в ночном небе, а затем взгляд потемнел, пушистые брови сошлись на переносице, ресницы дрогнули, а губы скривились в презрительной усмешке.

— Она не будет твоей, — отрезал Адриан. — Прикажи сопроводить ее к моему замку.

Ниалл повернул голову. Персефона заметила как шея Бога исполосована и кое-где видно сиреневые кровоподтеки. В груди похолодело. Неужели Небесная Царица действительно наказала сына из-за нее? Повелитель, одетый в небесно-голубое платье изящно изогнул бровь и наклонил голову набок. Его волосы забраны в хвост, который был перевязан резинками в разных местах, а две пряди у виска свободно касались его острых скул. Лазурные глаза похолодели, руки с обилием широких колец сжали подлокотники трона до побледневших костяшек.

— Ты знаешь, Адриан, я сам хотел отправить ее назад.

— Вот и славно! — Хаос облегченно выдохнул и откинулся на спинку трона.

— Вот только… — сделал паузу Ниалл. — Теперь я обязательно посмотрю что приготовила эта девочка.

— Ниалл! Она Хаос! Прекрати, ты не станешь спать с ней.

— Неужели? Ты подбиваешь меня доказать тебе обратное, братец, — улыбнулся Ниалл и обратил внимание на Персефону. — Ты не шутила, когда сказала, что хочешь быть моей наложницей, Персефона. Я дам тебе шанс.

— Ты хочешь стать его наложницей? — грозно спросил Адриан.

Персефона запоздало поклонилась и только сейчас заметила на себе заинтересованный взгляд Госпожи Порядка. Она улыбнулась и кивнула в знак приветствия. Девушка ответила:

— Хочу стать главной.

Ниалл рассмеялся, а Адриан словно стал белее снега, хотя с его оливковой кожей это просто невозможно. Он шумно выдохнул и разочарованно покачал головой. В сердце Персефоны предательски кольнуло. Она не хотела разочаровывать того, кто даровал ей кров и магию, а потому сказала:

— Я верну вам все, что вы мне даровали, Повелитель.

Он махнул рукой и посмотрел на Ниалла. Тот же не сводил горящих глаз с Персефоны. Его взгляд скользил по светлому личику, едва подкрашенному косметикой, по груди, спрятанной за свободный крой белоснежной рубашки, опустился на бедра, обтянутые черными штанами и остановился на грубых кожаный ботинках, а затем Ниалл нахмурился и посмотрел на зажатый в пальцах стебель алой розы. Бог думал о том, что за всю свою долгую жизнь он впервые встречает такую девчонку: целеустремленную, падающую на колени и тут же встающую твердо на ноги, не смотря на всю жестокость этого мира. Разве может она быть наложницей? Ее надлежит любить до боли в сердце, до бешеных объятий, до влажных поцелуев под дождем. Разве Ниалл может дать ей этого всего? Нет. Но она упрямо хочет стать частью его вечности. Перед глазами встало ее нагое тело, грозно сведенные брови и наглый тон. Никто не позволял так обращаться с Богом, а кто рискнул, тому Ниалл тотчас отвешивал звонкую пощечину. Когда Персефона нагрубила, бросила ему в лицо платье, он захотел ударить ее, но отчего-то не смог, вместо этого поцеловал, стоило только черничному аромату ворваться в его легкие. Может, это какой-то афродизиак, сносящий крышу только ему одному? И выглядит она совсем не так, как остальные: дерзко, стильно, немного по-мальчишески, наплевав на дресс-код, установленный Богом.

— Я могу начинать, Повелитель? — нарушила тишину Персефона.

Ниалл моргнул, махнул рукой и удобнее устроился в кресле. (Примечание от автора: дорогие читатели, танец Персефоны я очень долго искала в Ютубе и наткнулась на невероятный танец. Я когда увидела его впервые, на протяжении часов трех смотрела на повторе. Для полноты картины предлагаю вам погрузиться в мир великолепного танцора, потому что словами я не смогу передать это искусство. Несмотря на то, что его исполняет парень (еще и такой красавчик!) он смог передать в нем и страсть, и нежность, точно полет бабочки — Hyunjin «Play with Fire». Напишите в комментариях понравился ли вам танец:)

Персефона попросила приглушить свет. Ниалл вскинул брови, но едва шевельнул пальцами и тронный зал погрузился в полумрак. Персефона взмахнула ладонью. С пальцев сорвалась магия Хаоса и раздалась музыка. Звонкие ноты фортепиано побежали, точно горный ручеек, спешащий по камушкам добраться до реки. Персефона положила бутон на пол посередине зала, достала из кармана черную ленту и закрепила часть волос на затылке, а затем начался танец. Ниалл смотрел завороженно, почти не моргая. Он подался вперед и точно заколдованный не сводил с девушки глаз. Адриан все это время подпирал рукой подбородок и кидал косые взгляды на брата. Девчонка его не интересовала, а вот реакция Ниалла поражала. Неужели она ему нравится?

Заиграла скрипка. Яркие трели надрывно взвизгнули и Персефона схватила себя правой рукой за горло вместе с первым ударом барабана. Она отвела руку в сторону, слегка прикусила зубами рукав рубашки, а затем вспорхнула, точно бабочка, одним рывком скинула прозрачную накидку и закружилась по залу. То взмывая ввысь, красивые руки с обилием колец порхали, обвивали тело, касались ткани одежды, то падая вниз, она скользила по полу, вздрагивала вместе с ударами барабанов, словно ее хрупкое тело пронзали горящие вспышки молнии. Персефона опустилась рядом с розой, подхватила ее зубами и вскочила на ноги, чтобы вновь запорхать подобно бабочке. Роза перекочевала в ладонь и описывала в воздухе красивые узоры, кружилась вокруг хрупкого тела, а затем лепестки оторвались и рубиновым водопадом обрушились на Персефону, подхваченные легким ветерком Хаоса, сорвавшимся с ее пальцев. Заиграл последний аккорд и, с завершающим ударом барабана, девушка схватила себя за горло, отвернулась от Ниалла и, тяжело дыша, сделала два шага вперед.

Музыка стихла. Последние рубиновые лепестки опустились на пол. Ниалл не дышал. Его сердце отстукивало в груди барабанной дробью, в горле пересохло, а ладони сами собой ударились друг об друга в звонких аплодисментах. Адриан мрачно посмотрел на Ниалла, увидел широкую сияющую улыбку сестры и помрачнел еще больше. Но разве сможет он удержать ту, которая добровольно шагнула в пропасть?

Персефона поклонилась и задержала дыхание. Ниалл кокетливо закусил губу и сам спустился с подножия трона. Девушка не шевельнулась, когда он медленно подошел к ней, провел тыльной стороной ладони по розовым щекам, наклонился к уху, вбирая в легкие черничный аромат, что свел его скулы своим сладким запахом, а затем прошептал:

— Невероятная, если бы ты не была Хаосом…

Персефона повернула голову и посмотрела в блестящие лазурные глаза. Стоило ей взглянуть в омут его огромных бархатных зрачков, сердце забилось чаще, захотелось прижаться ближе, встать на носочки и коснуться полуоткрытых губ, с которых так красиво срывается ее имя, заставить дышать Бога чаще, запрокидывать в блаженстве голову, целовать до боли в губах, до красных и влажных на коже следах.

— Ты говорил, что у тебя никогда не было Хаоса.

— Верно, — шепнул Ниалл.

— Значит я буду первой, Ниалл. — Ее рука взметнулась вверх, тонкие пальцы пробежались по груди, а когда коснулись шеи, Бог напрягся, но Персефона не позволила отпрянуть. Она схватила его рукой за ткань на груди и сжала ее со всей силой, чтобы позволить пальцам заскользить по кровоподтекам, оставленным в наказание, очертить ровную линию подбородка и погладить по острой скуле правой щеки.

— Мой братец не позволит тебе стать наложницей, Персефона, хотя, признаю, ты меня заинтересовала. Какие еще ты скрываешь в себе грани, мой маленький бриллиант? — спросил Бог, наклонив голову набок.

Персефона улыбнулась и прошептала:

— Прими меня и узнаешь.

Легкие заполнились черничным ароматом, рассудок поплыл, а губы запылали. Ниалл тряхнул головой, отошел на шаг назад и обернулся. Адриан напряженно смотрел только на брата, а Селена вышивала очередную картину, напевая что-то под нос. Бог Хаоса отрицательно покачал головой и Ниалл гадко улыбнулся. Братец против? Значит точно нужно забрать девушку себе.

— Хорошо, твоя взяла, Персефона. Ты принята в следующий отбор. — Он вытянул ладонь вперед и на ней появилась золотая монета с изображением Ниалла и цифра один. Когда Персефона взяла монету, Бог пояснил: — Ты первой идешь на свидание со мной. Попробуй заинтересовать меня, если так хочешь стать главной, Персефона.

Девушка счастливо улыбнулась и поклонилась, а когда подошла к двери, ее окликнул Адриан. Бог Хаоса задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику трона и спросил:

— Тебе не хватало жалования?

Персефона замерла. Опустив голову вниз, она ответила:

— Дело не в деньгах.

— А в чем же? Неужели в Ниалле? Тебе никогда не добиться его любви, глупая девчонка! Ты сгоришь в попытках.

Персефона обернулась:

— Это мы еще посмотрим.

Брови Адриана взметнулись вверх в немом удивлении, а рот слегка приоткрылся. Он покачал головой и попытался в последний раз вразумить глупую несмышленую смертную.

— Не дури, Персефона! Откажись, пока не поздно.

— Не могу, — мотнула головой Персефона. — Я всегда добиваюсь чего хочу. А сейчас я хочу только одного, — она кивнула в сторону Ниалла и вышла, тихо притворяя за собой дверь.

Адриан сжал рукой переносицу и, проследив как брат садится на трон с гордым видом, воскликнул:

— Ты это специально, Ниалл! Признайся, ты хочешь позлить меня. Персефона не нужна тебе. Тебе захотелось поиграть на ее чувствах? Она же…

— Адриан! — перебил Повелитель Света. — Ты наскучил мне своим нытьем. Как Дафна тебя только терпит?

Адриан проглотил колкость, фыркнул и отвернулся от брата. Он предпринял все попытки вразумить девчонку и брата, но они оба упрямо не хотят его слышать. Ниалл же весь оставшийся вечер отрешенно смотрел словно сквозь девушек. Они пели, танцевали, демонстрировали свои утонченные фигурки, но Бог рассеянно водил по ним лазурными глазами. В красивой морской радужке черно-белой бабочкой порхала Персефона. Бог все прокручивал и прокручивал ее танец, выплескивая на свои руки солнечные брызги. Бог отбирал остальных девушек наугад, даже не оценивая ни красоты, ни талантов.

Вечер кончился. Ниалл остался сидеть на троне. Распахнув платье, он поморщился от боли. На рельефном животе фиолетовыми кровоподтеками виднелись следы наказания Небесной Царицы. Бог попытался залечить их магией, только у него не вышло. Наказания Царицы проходят постепенно, либо остаются навечно как след на щеке Селены, оставленный из-за заточения Адриана. Бог Хаоса уходить не спешил. Он принес бутылку вина, два стакана и поставил их на трон Селены, что отделял его от брата.

— И что, она того стоила? — кивнул на кровоподтеки Адриан. Он разлил гранатовое вино по бокалам и протянул один брату.

Тот скептически скосил взгляд на протянутый стакан, но принял. Коснувшись пальцем поверхности, Бог применил магию, делая напиток теплым. Адриан скривился. Какая мерзость!

— А Дафна стоила, когда ты укрывал ее спиной от магии моих солдат? — спросил Ниалл и пригубил сладкий напиток. Он тотчас потек по горлу обжигающей волной и оставил от себя пряность на кончике языка.

— Не сравнивай. Я люблю ее, а ты просто играешь, — фыркнул брат.

— Адриан, а ты в этом так уверен? — Ниалл внимательно посмотрел в серебристые глаза Бога. Адриан отвел взгляд. Он был уверен, что брат просто делает ему назло. Ему и в голову не приходила мысль о влюбленности.

Они сидели в тишине, каждый думал о своем. Лишь изредка тишину нарушало вино, разливающееся по бокалам. Ниалл вдруг спросил:

— Дафна знает где ты был?

— Да, — кивнул Бог. — Можешь порадоваться и позлорадствовать. Мы в ссоре.

Ниалл оживленно повернулся к брату, улыбнулся и подпер ладонью подбородок.

— В чем дело, Адди? Ты ее не удовлетворяешь?

Адриан мрачно стрельнул в брата взглядом и поморщился.

— Ну какой же ты…!

— Великолепный? Идеальный? Божественный? Я знаю, спасибо. А если серьезно, в чем дело? Давай так: я пять минут побуду твоим старшим братом, а потом снова начнем друг друга ненавидеть, — предложил брат.

— Я не ненавижу тебя, Ниалл, — отмахнулся Адриан.

— Неужели? Ты кому сейчас лжешь, Адриан, мне или себе?

Адриан задумался: а действительно, лжет ли он? Ненавидит брата? Пожалуй, злится, негодует, не понимает почему они не могут просто наладить свои отношения, стать семьей. Но не ненавидит, больше нет. Он все еще хочет вернуть расположение старшего брата, стать частью его жизни, в которую Ниалл закрыл дверь больше двух веков назад. Катрин в их жизни больше нет, делить нечего. Бог простил сестру, теперь его очередь.

— Мы поссорились из — за ерунды. Она надела красивое платье с разрезом по ноге, я хотел максимально корректно намекнуть, что оно не подходит под формат, был уверен, что ей не стоит так одеваться на отбор наложниц. Слово за слово…в общем, она сказала, что тогда вообще никуда не пойдет. А я взял и ушел.

— Ну и дурак же ты, Адриан! — воскликнул Ниалл. — Девочка оделась для тебя. Ни для меня, ни тем более для моих будущих наложниц. Ты должен был остаться, а ты вместо этого пришел посмотреть на девчонок? Обещать скучать по тебе не буду, но цветы на могилку принесу. Синие ирисы, я верно помню?

Бог залпом осушил бокал и, поставив его на подлокотник, поднялся. Адриан хотел остановить его, поговорить еще, но вместо это сказал:

— Постарайся не разбить ей сердце, Алли.

Ниалл обернулся, серьезно посмотрел на брата, отвечая:

— Я по — другому не умею, Адриан. — И ушел, тихо притворяя за собой дверь. Ему нужно было побыть с той, которую он не забывал столько веков, пока в его жизни не появились ледяные глаза и платиновые кудряшки.

Богиня Порядка медленно прогуливалась по саду Ниалла. Она улыбалась, стоило гетерохромным глазам наткнуться на красивые бутоны роз, на порхающих вокруг цветов бабочек, на звездное бархатное небо и полную голубую луну. Она остановилась, поежившись от свежего летнего ветерка, лавирующего меж бутонов, танцующего вокруг Селены и забирающегося под тоненькое лиловое платье. Позади раздался хруст гравия под ногами и Богиня обернулась. Это был Татум — мужчина, что ранее хотел сопроводить ее в замок Адриана, когда кристалл был украден.

— Добрый вечер, Госпожа, — мужчина поклонился. Выпрямившись, он снял с себя изумрудный пиджак и протянул Селене.

— Спасибо, — смутилась она, принимая протянутый пиджак. Накинув на плечи, Богиня сказала: — Ты Татум, верно? Я помню тебя.

— Верно, Госпожа.

Татум завел ладонь за спину, а затем в его руке, зажатый меж пальцев, был стебель необычного цветка. Похожий на пион, но черный с горящей огнем сердцевиной. Пахло пеплом, Селена улыбнулась, принимая цветок: мужчина неплохо владеет магией.

— Ваше сердце занято? — вдруг спросил мужчина и поспешил добавить: — Я бы хотел пригласить вас на свидание, если позволите. Такую красивую женщину грех упустить. Простите, если я перешел грань.

Селена задумалась. Ее сердце свободно? В нем все еще был Ленар, но мужчина не захотел быть с ней. Сколько же она будет существовать в ожидании: любви брата, возвращении Ленара? В ожидании чего-либо мы теряем драгоценное время, когда могли быть по-истине счастливыми. Мы ждем, что человек, которого ты любишь, изменится, что ненавистная работа станет приносить удовольствие, откладываем в долгий ящик мелкие желания, скидывая их «на потом», но это самое «потом» не возникнет никогда, если ты не начнешь жить сейчас, в эту самую минуту: разорви отношения, которые уже давно мертвы, займись музыкой или танцами, даже если считаешь, что поздно. Никогда не бывает поздно жить.

— Я с удовольствием проведу с тобой время, Татум.

Мужчина поклонился, подал свою ладонь и, нежно сжав руку Госпожи Порядка, повел ее по дорожке великолепного сада цветов.

Глава 12. Свидание

Персефона сидела на полу своей комнаты в замке Повелителя Хаоса и прижимала ладони к груди. Рядом с ней лежала большая белоснежная коробка, перевязанная небесно-голубой шелковой ленточкой, а сбоку воткнута карточка, на которой золотистыми буквами красивым почерком было выведено: «Готова отправиться на самое лучшее свидание в своей жизни? Будь готова в восемь. Я как истинный джентльмен хочу сделать тебе подарок. Надень, если понравится. Ниалл».

Персефона медленно потянула за конец шелковой ленты, развязывая узел. Она взяла в руку карточку и сразу же почувствовала исходящий от нее аромат роз, словно сочный рубиновый бутон, бархатные лепестки которого оросил дождь, только что принесли в ее комнату. Открыв крышку коробки, Персефона ахнула. Внутри, на пергаментной бумаге лежал топ корсетного типа, на котором нежными витиеватыми нитями пудрового и зеленого цвета вышиты красивые розы. Короткие рукава-рюши надеваются на плечи, открывая взгляду соблазнительную ключицу. Девушка прижала к груди наряд. Она совсем не умела носить такое великолепие, а в сердце кольнуло от его красоты.

В окно ворвался опаляющий ветерок. Он пошевелил блондинистые кудри, оставил жаркий поцелуй на шее и, подхватив карточку, закинул ее под кровать. Персефона поднялась, чтобы выбрать брюки, как дверь комнаты неожиданно распахнулась и на пороге появилась Дафна. Девушка заправила за ухо обсидиановый локон, а взгляд дождливых глаз наткнулся на прижатый к груди подарок.

— Это от Ниалла? — Дафна закрыла дверь и прижалась к ней спиной.

Смущаясь, Персефона отвела взгляд и тихо произнесла:

— Да, от Повелителя.

— Адриан рассказал мне. Что ты творишь, Персефона? Зачем он тебе? Ниалл как солнце. Светит для всех, но не принадлежит никому, — попыталась вразумить девушку Фанни.

— Я знаю, — ответила Персефона, распахнула шкаф и принялась рассеянно скользить ледяными глазами по брюкам.

Она боялась смотреть на Дафну, чтобы та ничего не заподозрила. Что было бы, узнай она правду? Непременно рассказала бы Адриану. Так и стоило поступить, вот только Персефона была уверена: узнай об этом маг, мальчик бы пострадал и девушка не простила бы себя никогда. А кристалл…разве всемогущие Боги не сделают себе еще один? К тому же, ей хотелось обратить на себя внимание Повелителя. От него становилось жарко, а мозг то и дело подбрасывал ей воспоминания мягких губ, грубых ладоней, скользящих по ее талии вниз, горящего лазурного взгляда. Щеки вновь опалило огнем и Персефона отогнала ненужные мысли. Она вытащила из шкафа нежно-розовые брюки из тонкой ткани с соблазнительными разрезами посередине обеих ног, начиная с середины бедра. Они были с высокой талией и топ, подаренный Повелителем прекрасно будет с ними сочетаться.

Дафна удивленно вскинула брови и попробовала вразумить Персефону еще раз.

— Ты хоть знаешь какого быть его наложницей? Ниалл жестокий холодный тиран.

— Это не правда! — возразила Персефона. — Он ни разу не сделал мне больно.

Дафна возвела глаза к потолку и, покачав головой, сказала:

— Ты такая наивная, Персефона. Не ожидала, что мне снова придется искать себе служанку.

Девушка обернулась, отвечая:

— Я не собираюсь жить в его замке. Я по — прежнему хочу вернуть Повелителю долг и думала остаться, если вы позволите.

— Ниалл не будет играть по твоим правилам, Персефона, но я с радостью посмотрю на твои попытки. — Дафна распахнула дверь и вышла. Адриан был прав: не стоит спасать ту, которая собирается сигануть с края пропасти.

Вечерело. По небу градиентом разлилась краска: голубая, лиловая, алая. Она окрасила заходящее солнце в багряный и подсветила белоснежные облака, что воздушной ватой разбрелись по небесной глади. В воздухе витал по-истине летний аромат с его сладким отголоском цветущих яблонь, бутонами цветов, что закрывались на ночь и особенным бархатным запахом приближающейся ночи.

Жители города Дэрлай вышли из собственных домов охладиться после дневного пекла. Давно не было такого жаркого лета. Люди считают: солнце радуется возвращению хозяина. Все заметили перемену в Повелителе Света. Раньше он проходил мимо них с гордо поднятой головой и ледяной коркой в лазурных глазах. Сейчас же его коралловых губ трогала улыбка и от нее на душе становилось тепло-тепло, словно само солнце оставило свой золотистый поцелуй.

Под раскитистым деревом цветущей вишни на лавочке сидели двое. Тень скрывала их лица, только гетерохромные глаза выдавали в хрупком силуэте Богиню Порядка. Она звонко смеялась, касаясь тонкими пальчиками груди мужчины, сидящего к ней непозволительно близко. В тени было не видно, как после каждого касания он опускал глаза, а щек касался малиновый румянец, что придавал его не молодому лицу мальчишества. Мощную грудь облегала соблазнительно обтягивающая майка, а ноги обнимали спортивные штаны, которые на щиколотке стягивались резинкой, и ярко-алые кроссовки. Богиня же, одетая в длинное лиловое платье с разрезом по правой ноге и рукавами из лент, что завязывались бантами, выглядела уж очень празднично.

Татум отвел ладонь назад и магия Хаоса плавно вложила ему бутон васильковой розы. Подняв руку, он протянул цветок Селене. Девушка, смутившись, приняла подарок. Поднеся его к носу, она в блаженстве вдохнула сладкий аромат. В груди кольнуло. Ленар дарил ей «ветер», поймал самое красивое «счастье», а потом разбил все на осколки, точно кусок льда, нисколечко не сожалея об этом. Сколько же еще Селена будет ждать его?

— Вы прекрасней любой розы, Госпожа, — сказал Татум. Его бархатный голос отозвался под кожей мурашками.

Мужчина наклонился вперед, ожидая, поддержит ли его Селена. Девушка заколебалась, а затем подалась навстречу. В нос ударил яркий хвойный аромат, приправленный ледяной сладостью и пепельной пряностью. Сделав вдох, Селена резко выпрямилась, озираясь вокруг. В ее легкие, точно порыв морского ветра, ворвался ни с чем не сравнимый аромат: мускус, смешанный с орхидеями. Селена вскочила, сделала два шага в сторону высоких кустов и крикнула:

— Ленар!

Ответом ей стала тишина. Поднялся шелестящий ветер. Он колыхнул русые пряди, погладил вспотевшие ладони и словно оставил на щеке мокрый от слез поцелуй. Селена протянула руки, силясь поймать этот ветер, схватить возлюбленного и больше никогда не отпускать. Сердце стянуло в крепкий узел, глаза защипало, в горле встал горящий ком.

— Прекрати меня мучить, Ленар! — топнула ногой Госпожа.

Ветер зашептался, закрутился водоворотом, толкнул дерево вишни, и на тело Селены обрушился водопад из нежно-розовых лепестков. Они кружились вокруг нее, касались нежно кожи, опадали на протянутые ладони, а затем обрели силуэт, который вскинул руку, погладил Селену по щеке и опал. Ветер резко стих. Шепот исчез. А по щеке Богини стекали серебристые жемчужины. Татум смотрел как в немом рыдании подрагивают ее оголенные плечи, как руки обхватывают тонкую талию и как по коже вверх бегут мурашки. Как ей забыть возлюбленного, если он то и дело врывается в ее жизнь, стоит только немного забыться в чужих объятиях? Татум поджал губы от досады, сделал шаг назад, а затем покачал головой и ринулся вперед. Он прижал девушку к груди, гладя ее по волосам и шепча в волосы слова утешения. Селена прижалась ближе, закрыла глаза, и перед взором тотчас встали матовые изумрудные глаза, светящиеся из-под кудрявой русой челки. Она выглядела сейчас не как Богиня, а как хрупкая девочка, мечтающая, чтобы ее любили до скрипа в сердце.

— Госпожа, он не стоит ваших слез, — прошептал Татум и стер с ее лица горячие жемчужины. Селена подняла голову и сказала:

— Я испортила свидание.

— Вовсе нет, — улыбнулся он. — Вы вся дрожите. Пойдемте, я напою вас мятным чаем.

Он приобнял ее за плечи и уверенно повел в сторону замка. Если Ленар посмел вызвать на глазах Богини слезы, Татум непременно должен стереть их и заставить эту красивую женщину вновь улыбаться.

Персефона нервно пригладила штанины и еще раз оглядела себя в зеркало. Платиновые локоны она закрепила блестящими заколками на левую сторону. Ледяные глаза стали ярче благодаря нежно-розовым теням, которые она легким касанием нанесла на веки. Обычно бледные, сегодня фарфоровую кожу щек покрывал волнительный румянец, а губы едва-едва подкрашены, выделяя их соблазнительный контур. На шее неизменно находился кулон, подаренный Повелителем Света. Он разбавлял образ, заставлял взгляд тонуть в манящем вырезе, наблюдая, как колышется драгоценный камень.

В дверь постучали и на пороге появился вчерашний распорядитель. Мужчина, одетый в бархатный фрак баклажанового цвета, поклонился и протянул ладонь, обрамленную белой перчаткой.

— Прошу за мной, госпожа. Повелитель ждет вас.

Ниалл как истинный джентльмен прислал за девушкой дорогую, расшитую золотыми нитями карету, запряженную двумя белоснежными конями. Распорядитель помог Персефоне забраться внутрь, захлопнул за ней дверцу, сел на место кучера, а затем коснулся нити Света и вот уже через секунду магия выбросила их на дорожку, ведущую к замку Бога. Персефона не успела насладиться дорогим великолепием, ведь голубой бархат, которым была расшита карета внутри, вызвал в ней восторг. Захотелось проследить за серебристыми нитями, куда они ведут, во что переплетаются. Распорядитель спрыгнул, распахнул дверь и протянул руку.

— Прошу прощения за столь быструю поездку, но иначе к назначенному времени мы бы с вами не прибыли.

Девушка улыбнулась, вложила свою тоненькую ручку в протянутую ладонь и выбралась наружу. Уже стемнело, в воздухе витал аромат свежей вечерней прохлады. В кустах стрекотали сверчки и летали ночные бабочки. Персефона последовала за распорядителем. Они юркнули под арку, увитую цветами, зашли за оранжерею лилий и остановились у стеклянной двери, через которую не было ничего видно, только изумленное лицо Персефоны. Распорядитель поклонился, распахнул дверь и сказал:

— Повелитель подойдет чуть позже. Обождите.

Девушка кивнула и сделала шаг. Она удивленно вскинула брови и заозиралась по сторонам. Она оказалась в просторной, полностью стеклянной комнате. Сквозь потолок было видно как прекрасна и величественна эта полная серебристая луна на бархатном небе. Как далеки и холодны звезды, соединяющиеся в созведия. Как прекрасна природа на Безграничье. На полу повсюду лежали бархатные лепестки нежно-пудровых роз, лишь дорожка от входа была пустой и вела к столику.

Приглушенный свет лился от свечей в золотистых канделябрах. В середине комнаты стоял квадратный стол с разнообразием яств: от жареного мяса до нарезанного треугольниками арбуза. В ведре со льдом остывало вино. Персефона немного смутилась, ведь комната была сплошь стеклянная и куда ни посмотри, ты увидишь только себя. Лишь потолок позволял природному свету проникать внутрь. Стулья с голубыми мягкими спинками и удобными белыми подлокотниками были плотно придвинуты к столу. Девушка мялась, если сядет сейчас, не проявит ли неуважения?

Повелитель Света сидел на стуле в своем кабинете и скрипел ручкой по бумаге. Он макал ее в чернила и выводил ровные золотистые буквы. Платиновые локоны зачесаны назад. Два толстых колоска были заплетены на голове и соединялись друг с другом нежно-голубой ситцевой лентой. Одна прядь отделилась от остальной массы волос и нежно касалась острой скулы. Белоснежная рубашка облегала могучий торс. Расстегнутая на две пуговицы, она оголяла соблазнительно выступающие ключицы. На плечи были закинуты подтяжки цвета морского бриза, цепляющиеся за такого же цвета брюки. В кабинете витал аромат клубники от зажженной ароматической свечи. В дверь постучали, а затем дверь распахнулась и в кабинет вошла Богиня Порядка. На ее плечи была накинута спортивная кофта поверх красивого вечернего платья. Ниалл отложил перьевую ручку и, удивленно вскинув брови, посмотрел на сестру. Она прижалась к двери спиной, и только потом, встрепенувшись, стянула с себя кофту, любезно предложенную Татумом.

— Что с тобой? — спросил брат.

Селена, оглядев Ниалла, улыбнулась. Давно она не видела брата таким красивым. Совсем другим, чем был до заточения в Небесную тюрьму. Оттолкнувшись от двери, Богиня плюхнулась на диванчик, забираясь в него с ногами, и уронила голову на подтянутые к груди колени.

— Ты скучаешь по нему, Ниалл?

Бог вздохнул. Хотел бы он как раньше посмеяться сестре в лицо, съязвить, мол: «Я не девчонка, чтобы скучать по нему», но не стал. Ниалл откинулся на спинку стула, прикусил кончик ручки и только тогда сказал:

— Мне его не хватает. — Он не хотел, чтобы разговор перетек в сентиментальное русло, а потому, усмехнувшись, натянул обратно свою излюбленную маску, и добавил: — У тебя новый ухажер?

— Вроде того, — туманно ответила Богиня. — Его зовут Татум.

Ниалл вздохнул, а затем лазурные глаза заискрились под светлыми ресницами, превратившись в ледяные настолько, что Селена поежилась. Ей показалось, в комнату ворвался зимний морозец. Бог почувствовал отголосок пепла.

— Он Хаос? — удивился Ниалл.

Селена, почуяв угрозу, выпрямилась. Ей вовсе не хотелось обсуждать отношения с братом. К тому же, они просто гуляют вместе, ничего серьезного. Образ русоволосого советника Повелителя прочно закрепился в ее сердце.

— Ты виделся с Ленаром, Алли?

— Нет. Я понятия не имею где он. — Бог опустил глаза и продолжил писать.

— Ты обманываешь меня, — не сдавалась Селена. — Скажи мне, где он?

Ниалл подул на бумагу, чтобы чернила быстрее высохли, а затем сложил лист, сунул его в конверт, капнул сургуча и поставил печать в форме Солнца. Он сунул письмо в верхний ящик стола, а затем поднялся. Селена не дала уйти. Схватила брата за плечо и, заглянув в глаза, прошептала:

— Пожалуйста, Алли! Он мучает меня! Он везде, повсюду! Появляется, напоминает мне о себе, и исчезает! Я устала ждать. Скажи мне, Ниалл. Скажи как найти его! — ее голос сорвался на крик.

— Он этого не хочет. Живи своей жизнью, Селена. — Бог отцепил ее ладонь от себя и едва сжал в поддерживающем жесте.

— Как мне жить своей жизнью, если Ленар постоянно напоминает о себе?

Глаза Селены защипало. Они загорелись огнем от сдерживаемых слез. Девушка расправила плечи, а затем вышла из кабинета брата. Она не взяла кофту Татума. Ниалл схватил ее, повертел в ладони, а затем коснулся нити Света и переместил в свою комнату. Она ему еще обязательно пригодится.

Ниалл лениво шел к Персефоне. В его ладони лежал букет из одиннадцати роз аметистового цвета, перевязанных белоснежной ленточкой. Бог поправил ворот рубашки, а затем от магии, что золотистыми частичками сорвалась с его пальцев, стеклянные двери распахнулись. Персефона вздрогнула. Бог застал ее в странной позе: девушка сидела на корточках и смотрела на разбросанные по полу лепестки. Ниалл пригляделся: по руке Персефоны ползло красное пятнышко с черными и желтыми крапинками.

— Смотри, Ниалл! Тут божья коровка. Ее надо выпустить на волю.

Довольная Персефона прошла мимо Ниалла и вновь опустилась на корточки. Когда она проходила мимо, Бог почувствовал яркий цитрусовый шлейф, что порывом ветерка ударил ему в лицо. Только как бы Персефона не старалась перебить свой природный, ни с чем несравнимый аромат, Ниалл его все равно почувствовал. Бог изумленно смотрел на широкую улыбку пухлых губ, едва подкрашенных бесцветным блеском, на голубые глаза, искрящиеся светом из-под длинных белесых ресниц, на изящные пальцы, с которых сорвалось насекомое, что раскрыло свои крылья и полетело в неизвестность, а когда взгляд лазурных глаз упал на топ, подаренный Богом, на гладкую фарфоровую кожу выступающих ключиц, его губ тронула лукавая улыбка. Персефона обернулась. Бог подошел ближе, нежно взял девушку за руку и оставил на ней мягкий поцелуй, а затем протянул букет и сказал:

— Ты прекрасна, Персефона! Я рад провести с тобой время. Вина?

Девушка улыбнулась, отвечая:

— С удовольствием.

Ниалл галантно отодвинул стул, помогая ей присесть, откупорил бутылку вина, а затем разлил слегка желтоватый напиток по бокалам. Запахло сочными персиками и девушка, подхватив напиток, коснулась поверхности пальцем, делая его холоднее. В лазурных глазах блеснула сталь и Персефона испуганно ойкнула.

— Все в порядке, — улыбнулся Бог. Он сделал вино теплым и пригубил сладкий напиток, а затем откинулся на спинку стула, сцепил руки в замок и наклонил голову набок.

Персефоне стало неуютно под цепким лазурным взглядом, опаляющим ее кожу. Он точно вспышками зажигал под ней огни, ласкал обнаженную шею, ключицу, плечи, спускался вниз по цепочке кулона, касался топа, где под слоем одежды начинало сильнее стучать ее сердце. Персефона попыталась начать диалог. Она указала ладонью в сторону цветочного ковра, похвалила интересную задумку со стеклянной комнатой, улыбнулась, смотря на красивые холодные звезды над головой. Только Ниалл ни на что не смотрел. Он все еще блуждал лазурным взглядом по красивому лицу, не замечая вокруг ничего. Только движет им отнюдь не любовь.

— Персефона, что тебе нужно? — спросил Бог.

— О чем ты? — нахмурилась она. Ниалл усмехнулся: какие у нее невинные ледяные глаза.

— Ты знаешь, сколько лет я живу? — девушка отрицательно покачала головой. — Больше четырехсот! И ты думала, я поверю, что ты захотела стать моей наложницей? Что ты хочешь?

Персефона сглотнула. В горле вдруг стало совсем сухо. Захотелось выпить вина, но она сидела, гордо выпрямив спину.

— Так трудно поверить, что я хочу стать вашей, Повелитель?

— Трудно. Тебе нужны деньги? Сколько?

Персефона не сдавалась. Деньги? Сейчас она хорошо получает, будучи помощницей женщины Повелителя Тьмы.

— Стала бы я так унижаться ради денег, — ответила она.

— Бриллианты? Меха? Хорошая должность?

— Нет. Нет. И должность меня устраивает. Я просто хочу быть твоей, Ниалл.

Бог наклонился. Персефона задержала дыхание, когда приоткрытые губы Повелителя неумолимо приближались к ее лицу. Он едва коснулся ими подбородка, поднялся к уголку губ, переместился на щеку, а затем наклонился еще ближе, упираясь ладонями в стол и прошептал:

— Ты не умеешь лгать, Хаосов цветочек.

Бог взглянул в ее глаза и улыбнулся, услышав как оглушительно билось под ребрами сердце Персефоны, как расширились ледяные глаза и как вздымалась и опадала грудь от частого дыхания. Ниалл вскинул ладонь, погладил большим пальцем по щеке и покачал головой:

— Тебе не нужна краска, чтобы быть красивой. Достаточно улыбки.

Ниалл оттолкнулся от стола и сел на стул обратно, прикусив кончик большого пальца и склонив голову набок. Персефона, избавившись от плена лазурных глаз, осушила бокал с вином одним глотком. Ниалл лениво подлил еще. Персефона проследила за красивыми длинными пальцами в обрамлении серебряных колец. Аристократичные руки Повелителя Света приковывали к себе взгляд, а метка на руке то и дело заставляла Персефону завистливо вздыхать. Как бы она хотела иметь силу Света и сделать себе такую же метку в напоминание через что ей пришлось пройти, чтобы получить желанную магию.

— Хорошо, Персефона, — вдруг сказал Бог. — Я поиграю по твоим правилам и посмотрю к чему это приведет.

Ниалл распорядился подать ужин. Ели в тишине, а если быть точнее, ела только Персефона. Ниалл же сидел, подперев под подбородок сжатую в кулак ладонь и смотрел на нее. Шея девушки горела под лазурным взглядом, от вина стало жарко, а сердце стучало в груди, точно табун лошадей.

— Почему ты так смотришь? — не выдержала девушка.

— Пытаюсь поймать момент, чтобы уличить тебя во лжи, — усмехнулся Повелитель.

Ниалл поднялся, застегнул рубашку на одну пуговицу и протянул девушке ладонь. Качнулась серебряная цепочка, что соединяла кольца, блеснула под лунным светом, что лился из приоткрытого люка.

— Потанцуем?

Персефона кивнула и вложила в протянутую ладонь свою прохладную руку. Кожа Бога на ощупь показалась девушке гладкой как зефир. Он решительно повел ее в гущу розовых лепестков. Девушка запротестовала, но Ниалл заверил: «Им не больно. Доверься мне». И она доверилась. Из-под пальцев Ниалла сорвались золотые частицы магии и в комнате раздалась нежная музыка. Хрустальная мелодия фортепиано подобно жемчужинам побежала по мраморному полу, коснулась кожи, обняла и затянула в пучину романтичной нежности. Положив ладонь на плечо Бога, Персефона сделала шаг назад, Ниалл шагнул вперед, прижал девушку за талию ближе, развернул к себе спиной, и шепнул:

— Посмотри как ты прекрасна.

Персефона испуганно смотрела в зеркальное отражение, наблюдая как вспышкой загораются лазурные глаза, как пальцы Повелителя скользят по ее талии, а затем он развернул ее к себе и закружил по залу. Пудровые лепестки разлетались под быстрыми движениями, касались нежно обнаженных ног, хрустели сломанные лепестки, оставляя на коже розовые слезы. Бог касался Персефону едва-едва, но сердце ее стучало в горле, а лазурный омут затягивал. Девушка опустила ресницы и посмотрела как прекрасны коралловые губы Повелителя. Слегка приоткрытые, они напомнили ей бутон самой прекрасной розы. Ниалл думал о том же. Была бы его воля, все художники Безграничья рисовали бы только ее портреты.

Музыка заиграла быстрее, полилась страстными аккордами, достигая сердца. Из-под пальцев Бога тянулась магия. Она вспыхнула сама собой, объятая восторгом в груди хозяина. Золотистые нити тянулись, переплетались, ложились мазками на стекла, обретая форму. Большие голубые бабочки запорхали вокруг танцующей пары, луна: большая и полная, засияла ярче, звезды вспыхнули на небе голубыми вспышками, а ветерок из приоткрытого окна на крыше колыхнул лепестки, закружил их в водоворот и обрушился на тяжело дышащую пару. Музыка стихла. Персефона остановилась. Двое смотрели друг другу в глаза и не могли разорвать это притяжение. Магия последний раз покружила вокруг Персефоны, а затем, вспыхнув, легла на стекло витиеватой лентой. Ниалл коснулся горячими губами ладони Персефоны.

— Повернись спиной, — попросил Повелитель.

Девушка медленно обернулась и застыла. На стекле золотистой краской Солнечной магии порхала одна бабочка с платиновыми кудрями. Она, улыбнувшись, исполняла танец, полный нежности и страсти. Кружилась, опадала на пол, складывая свои прозрачные крылышки, порхала вокруг прекрасной розы и была едина со своим танцем. Ниалл запомнил его до мельчайших подробностей. Выливал на себя золотистую магию, чтобы не упустить ни одну деталь этого танца. Персефона смотрела на себя и не могла поверить, что это все сделал Ниалл. «Жестокий тиран» как назвала его Дафна. Разве может он быть таким чутким, чувствующим больше других, если он тиран? Навряд ли. Он видел дальше и чувствовал глубже. Персефоне захотелось плакать. Слезы шли из ее глаз крайне редко. Она не привыкла к ним, но сейчас, по щекам текли влажные горячие ручейки. Они бежали, окропляя руки, прижатые к груди и с глухим стуком падали на прекрасные лепестки.

— Посмотри какая ты хрупкая, цветочек. Я сломаю тебя. Я не нужен тебе. Ты юная и живая, а я мертв внутри уже очень давно, — горько прошептал Ниалл.

Он отвернулся и сделал шаг, но девушка схватила его за руку и обернулась.

— Я тоже, Ниалл. Я тоже мертва внутри. Ты — Свет, и только ты можешь сделать меня живой.

Ниалл нахмурился. Его потухшие глаза распахнулись, с губ сорвался соленый выдох, а взгляд опустился на ладонь, что крепко вцепилась в его рукав. Он вернул взгляд на Персефону, а она, объятая порывом, обвила вокруг него кольцо рук и уткнулась носом в грудь. Сердце Повелителя Света мирно стучало в груди, а в голове роем пчел летали мысли. Только здравую, которая кричала голосом брата: «Отпусти. Ты погубишь ее, Ниалл! Ты разобьешь ей сердце!» он вдруг отогнал от себя, словно назойливую муху, и обнял Персефону в ответ, коснувшись носом пушистых платиновых кудрей. Она снова пахла черникой и ему захотелось поцеловать ее губы. Только он не успел. Подняв голову, Персефона встала на носочки и впилась в его губы жадным поцелуем, и Повелитель ответил, зарываясь ладонями в ее горячие змейки волос. И в эту минуту не существовало ничего, кроме сладкого черничного выдоха, смешанного с соленым и морским. Время остановилось, лепестки роз повалили с неба. Ярким водоворотом: лиловым, желтым, белым, рубиновым, они порхали подобно бабочкам, опадали на щеки, открытые плечи девушки, пальцы, переплетенные между собой, и застывали на стеклянном полу бархатным ковром.

А на лунном луче стоял хмурый Адриан и взгляд его серебристых глаз чернел с каждой секундой. Неужели, он ошибся, и брат действительно влюблен? Неужели, Адриан его больше не знает? Или, быть может, он так долго был зациклен на себе, что не разглядел скрытую за ледяной стеной горящую ярким огнем душу брата?

Мужчина в плаще стоял, широко расставив ноги. Руки его обхватывали плечи, а взгляд васильковых глаз хмуро разглядывал собственное отражение через зеркало в полный рост. В очередной раз вздохнув, он перевел взгляд на часы и скривился: «Опаздывает. Как же раздражают не пунктуальные маги!» Спустя пару минут зеркало затянула лиловая дымка, запахло орхидеями и отражение мужчины в капюшоне сменилось. Появился сначала силуэт, а затем отчетливо показался мужчина. «Хозяин», как называл его тот. Он едва улыбнулся высохшими губами, сверкнул карими глазами, похожими сейчас на два застывших янтаря и запустил ладонь в копну черных волос, а затем вытянул из них серебристую прядка, словно демонстрировал свою «изюминку».

Мужчина в плаще почтительно поклонился. Хонг кивнул и прохрипел:

— Ты достал?

Мужчина пожевал губы, а затем тихо произнес:

— Не совсем, — и зажмурился, ожидая гневного окрика, но его не последовало. Хонг спокойно сказал:

— Что так? Жизнь стала не нужна?

— Прошу простить меня, хозяин! Но я нашел способ. Я заставил глупую девчонку работать на меня. В ближайшее время она достанет кристалл Света, клянусь вам!

Хонг задумчиво оглядел мужчину, а затем из зеркала вытянулась ладонь и тот испуганно ахнул. Хонг притянул его к себе и на его ладони показалось окровавленное легкое. Стало тяжело дышать, каждый вдох отдавался болью в груди.

— Для мотивации, — гадко улыбнулся Хонг. — Если в течение месяца ты не достанешь мне кристалл, я заберу второе.

Тело Хонга заволокло лиловой дымкой. Запахло приторным ароматом орхидей. Мужчина в капюшоне рухнул на колени, пытаясь привыкнуть к горящим ощущениям в груди, а затем его синие глаза вспыхнули огнем и он коснулся сияющей нити Света, чтобы переместиться к Персефоне. Пора поторопить эту девчонку.

Глава 13. Кровавый бал

Двое шли по темной улице, освещенной только мерцающим золотистым шаром магии Повелителя Света. Он держал ладони в карманах брюк и периодически косился на задумчивую девушку, идущую рядом. Персефона кусала губы и сосредоточенно смотрела под ноги, боясь ненароком не задержать свой взгляд на мужчине. Ее губы горели, а щеки пылали от воспоминаний недавнего поцелуя. Странная закономерность: где бы эти двое не встретились, их тянет слиться в страстном поцелуе и по одной ломать воздвигаемые стены.

Ниалл облизнулся. По кончику языка растекся сладкий ягодный вкус, ни с чем не сравнимый, но отчего-то желанный. Бог вздохнул и возвел искрящиеся лазурные глаза к бархатному ночному небу. На нем, словно кулон на цепочке, качались голубые далекие звезды. Не смотря на знойный день, ночь была холодна и Персефона поежилась. Ниалл покосился на нее. Девушка обхватила голые плечи ладонями и медленно растирала их. Фарфоровая кожа покрылась мурашками и Бог укоризненно спросил:

— Я, конечно понимаю, что рядом с Повелителем Света жарко, но почему ты не позаботилась о верхней одежде, Персефона? Или хотя бы о коконе тепла, Адриан не научил?

— Научил, — кивнула Персефона и все — таки взглянула на Бога. — Просто тебя всегда передергивает, когда я использую Хаос.

Ниалл цокнул, за пару секунд расстегнул свою рубашку и накинул на плечи Персефоны, спросив:

— Долго еще идти до твоего секретного места?

Девушка покраснела и, буркнув:

— Спасибо, еще немного, — отвернулась, стараясь не смотреть на рельефный живот, на перекатывающиеся от движения мышцы, на гладкую кожу груди и выступающие ключицы.

Ледяные глаза обвели взглядом гравий под ногами, яблони, растущие в садах жителей, но вернулись назад. Закусив губу, Персефона скользнула взглядом по дорожке светлых волос, теряющейся за тканью облегающих штанов, подняла глаза выше, задержалась на красивой родинке над пупком, погладила взглядом выступающие вены на руке, золотистую метку, а затем глаза ослепил яркий свет. Персефона испуганно вздрогнула и уставилась на неприметный доселе кулон. Золотистый ромбик висел на серебряной цепочке и светился подобно Солнцу.

— Что это за камень? — удивленно спросила Персефона.

Ниалл нахмуренно посмотрел на кулон, сжал его в ладони, убирая Свет, и только потом пожал плечами, отвечая:

— Какой-то редкий. — Он отвел взгляд, все еще хмуря пушистые светлые брови. Ниалл не любил лгать, но маленькой смертной, владеющей Хаосом, не стоит знать о камне.

Когда они остановились у покосившейся двери, Персефона стянула с себя рубашку, протягивая ее Богу, но он вернул ее назад. Ниалл улыбнулся и сказал:

— Спасибо за прекрасный вечер, Персефона. Кстати, чуть не забыл! — он вытянул вперед ладонь, а уже через секунду на ней лежал голубой конверт с золотистыми витиеватыми узорами по краям. Бог пояснил: — Приглашение на бал. Завтра будет одно из нескольких испытаний для кандидаток в главные наложницы. Я обещал поиграть по твоим правилам, Хаосов цветочек, а потому подскажу: я буду оценивать ваши умения дворцового этикета. У тебя есть время для подготовки. — Бог оставил на тыльной стороне ладони Персефоны мягкий поцелуй, а затем коснулся нити Света и скрылся за водопадом золотистых искр.

Персефона постояла пару минут, наслаждаясь соленым морским ароматом и красотой магии Света. Девушка обернулась к двери, вдохнула аромат кожи Повелителя, приложив ворот его рубашки к носу, коснулась пальцами губ и, улыбнувшись, вошла в дом. А Ниалл стоял на холодном луче далекой звезды и удивленно смотрел на Персефону. Он не хотел, чтобы все зашло так далеко. Думал, они просто поужинают и потанцуют, но он не удержался, поцеловал в ответ, хотя должен был остановить несмышленую смертную. А еще кулон…почему он засветился рядом с ней? Ниалл проследил, пока девушка не скроется за дверью и только потом, коснувшись нити Света, вернулся в замок. Ему еще предстоит разгадать загадку ледяных глаз.

Персефона стянула с тела рубашку Ниалла, постояла, вдыхая аромат моря и сочного красного апельсина, а потом в ее груди похолодело, ноги будто приросли к полу, в груди сдавило, не давая ей возможности ни вдохнуть, ни закричать. В полумраке в дверном проеме стоял силуэт в капюшоне. Васильковые глаза горели, гадкая улыбка озаряла лицо, усеянное шрамами, а в воздухе витал аромат сигарет и морского, но отнюдь не прекрасного, аромата. Девушка сглотнула вмиг ставшую вязкой слюну и облизнула высохшие губы.

— Здравствуй, птенчик, — прохрипел мужчина. — Вижу, ты потихоньку обхаживаешь Ниалла, верно? Вот только я не привык ждать так долго. Ты нашла кристалл?

Он взмахнул ладонью и Персефоне стало легче дышать. Она жадно хватала ртом воздух, держа ладонь у горла. Оно горело, словно залили жидкий огонь. Девушка отрицательно покачала головой:

— Я на верном пути.

— Неделя, — отрезал синеглазый. — Или я лишу мальчика двух важных органов. Ты что больше любишь: сердце или мозг? — Он засмеялся как умалишенный, щелкнул пальцами и растворился в золотистых брызгах.

Персефона рухнула на колени и прижала ладони к глазам. Злые слезы потекли по щекам, тело затрясло мелкой дрожью. Она вскочила на ноги, смахивая горячие слезинки. Она не позволит себе плакать! Она и не из такого болота выбиралась. Нужно всего лишь найти кристалл. Только как после сегодняшнего дня она предаст Ниалла? Как посмеет после всего, что Повелитель Света сделал для обычной смертной? И как потом она посмотрит в его красивые лазурные глаза?

Персефона мялась у входа в тронный зал Повелителя Хаоса. В дворцовом этикете она была полный ноль, и уступать свое место магичкам не собиралась, а потому решилась попросить помощи у Дафны. В очередной раз подняв ладонь, она одернула ее и закусила губу. А если откажет? А если Адриан будет снова смотреть осуждающим взглядом? Она сгорит под напряженными серебристыми глазами, темнеющими подобно обсидиану только от одного упоминания о брате. Выдохнув, Персефона постучала костяшками пальцев по тяжелой двери и, задержав дыхание, вошла внутрь. Две пары серых глаз воззрились на нее. Адриан удивленно, Дафна же заинтересованно. Персефона поклонилась Богу и, сминая в ладони край тоненькой маечки на широких бретельках, сказала:

— Добрый день, Повелитель. Дафна, могу я попросить тебя о помощи?

Дафна обменялась с Адрианом взглядом и только потом ответила:

— Что случилось?

Персефона покосилась на Бога, боясь его реакции, которая незамедлительно последует после ее слов.

— Сегодня бал у Повелителя Света и одно из моих испытаний. Он будет оценивать знания дворцового этикета, а я в этом полный ноль. Могу я рассчитывать на вашу помощь?

Дафна посмотрела в глаза Адриану. Он же, закусив кончик большого пальца, напряженно смотрел на Персефону. Что скрывается за стеной ледяных глаз? Любовь ли, привязанность, или игра? Бог взъерошил обсидиановые локоны и, вздохнув, сказал:

— Хорошо. Вот только ты уверена, что действительно хочешь победить? Мой брат никогда тебя не полюбит, Персефона. Он любит только себя. В его жизни уже была смертная женщина, разбившая его сердце. Для второй такой он его больше не распахнет.

— Он любит ее до сих пор? — Персефона не заметила как задержала дыхание, ожидая ответа Повелителя Хаоса. Он помедлил, отведя глаза, а затем пожал плечами:

— Я совру, если скажу «да». Ответ на этот вопрос знает только Ниалл. Ее звали Катрин. Главная наложница моего брата была на нее очень похожа. Но после возвращения он ее отпустил. Быть может решил, что хочет двигаться дальше, не знаю.

Персефона кивнула. Она видела, Адриан хотел сказать что-то еще, как-то попробовать ее отговорить, но он свернул тему на дворцовый этикет.

— Как ты уже знаешь, при входе в тронный зал, Богам положено поклониться. Все стоят, пока Повелители не займут свои места, и только после взмаха ладони Ниалла, — Адриан сделал паузу, поморщившись, а затем продолжил: — все остальные могут занять свои места. Наложницы сидят за отдельным столом, ближе к тронам своих Повелителей. В данный момент это касается только Ниалла, у остальных Богов наложников нет. Им запрещено танцевать с кем-то помимо своего Повелителя. Нужно дождаться, пока Бог сам пригласит тебя на танец. Начинается и заканчивается он одинаково: поклоном, выражая свое почтение. Если ты хочешь уйти раньше Повелителей, обязательно спрашивать разрешение, иначе это будет считаться оскорблением. Дресс-код: мой брат любит платья. Штаны и твои любимые шорты не подойдут, Персефона, на бал так одеваться не принято. Любимый цвет — голубой, но ты можешь выбрать либо мой — черный, как бы показывая какой магией ты владеешь, либо лиловый — цвет Госпожи Порядка. Поговорим о столовых приборах. Вилки бывают нескольких видов: закусочная — меньше столовой, ей принято есть салаты и какие-либо холодные закуски, вилка для рыбы с четырьмя зубчиками и разрезом посередине, ее ты ни с чем не спутаешь. Рыбу принято есть, используя нож лопаточной формы, чтобы легче было отделить филе от кости. Если ты хочешь взять еду с общей тарелки, используй плоскую вилку, похожую на ложку, но с косым разрезом, и широкий нож с закругленным лезвием. Мой брат любит роскошь, так что приготовься попробовать устрицы и улитки. — Персефона поморщилась, Адриан же продолжил: — Для устриц ты должна будешь взять маленький трезубец, улиток же едят крохотной вилкой и маленькими щипцами. Смотри не перепутай, Ниалл в вопросах этикета очень капризный. Не волнуйся, сервировка стола классическая: две ложки, две вилки и два ножа, остальные же принесут тебе по мере подачи блюд. Запомни: нож ты держишь в правой руке, а вилку в левой. Это одно из главных правил. Пара приборов дальше от центра — закусочная, а ближе — для основных блюд. Что касается супа: если его подают в чашке с одной ручкой — ты должна будешь пить бульон, если с двумя — есть ложкой. Булочку никогда не кусай, это неприлично, нужно отламывать маленькие кусочки над тарелкой. Старайся не паниковать, если что-то забудешь, просто посмотри на людей вокруг. На приеме будут кандидатки только в главные наложницы, поэтому девушек будет немного, но старайся не поддаваться на провокации и призыв к конфронтации. На балу конфликты и склоки излишне. Ниалл может оскорбиться и твоя игра закончится, так и не успев начаться.

На слове «игра» Персефона вздрогнула, но постаралась не подать вида как запаниковала. Она кивнула и благодарно поклонилась. Дафна же предложила:

— Хочешь, я подарю тебе одно из своих платьев? Я все равно не люблю голубой цвет. Портниха подошьет его под твой рост. Я и с макияжем могу помочь.

Персефона засияла: подходящего платья для бала у нее действительно нет, да и макияж нужен другой — вечерний. Она поклонилась Дафне, а та совсем по-девчачьи похлопала в ладони и, поцеловав Адриана в щеку, подхватила Персефону под локоть и повела из тронного зала. Бог же улыбнулся и покачал головой. Он не мог поверить, что помогает смертной стать наложницей брата. Какой нонсенс! Бог поднялся с трона и подошел к окну.

Природа сегодня плакала. Небесные слезы лились бурным потоком и хрустальными жемчужинами опадали на зеленые листья деревьев, на фруктовые плоды, на бархатные бутоны синих как море ирисов. Их было видно со стороны тронного зала и Адриан частенько любовался их красотой. Порой, в его голове всплывали воспоминания из прошлой, совсем далекой жизни. Как он, стоя под деревом, и сжимая в руке букет, любовался рыжеволосой красавицей, так волнующей его сердце. А сейчас, закрывая глаза, он видел обсидиановые локоны, манящие пухлые губы и чувствовал аромат пепла, а не соленого моря.

Бог шевельнул пальцами и окно распахнулось. В лицо ударил сладкий дождевой порыв, приправленный пряным цветочным ароматом и горьковатым миндальным шлейфом прокатился по его лицу. Серебристые глаза закрылись, холодные капли оросили обсидиановые ресницы и точно хрустальная крошка, застыли на черных паутинках. По оливковым щекам потекли небесные слезы, теряясь в вороте белоснежной рубашки. Ткань намокла и обтянула крепкую гладкую грудь Бога. По ладоням вниз потекла вода, обсидиановые локоны прилипли ко лбу, щекам и шее. Адриан приоткрыл губы, чтобы вобрать в себя этот прекрасный аромат плачущей природы. На языке растеклась цветочная сладость, дождевая свежесть и пряная горчинка. В такие секунды, слушая хрустальную фортепианную мелодию Вселенной, он закрывал глаза и расставлял руки в стороны, чтобы тело его медленно растаяло пепельным ковром, а затем пепел кружился, точно смерч, взмывал ввысь, собирался воедино и Адриан уже стоял на мягкой тучке и смотрел вниз на бескрайнее Безграничье. В этом они были похожи с Ниаллом. Брат тоже любил дождь, не смотря на силу Солнца, дарованную ему при рождении. Он никогда не заставлял золотистый шар протягивать свои лучи, вынуждая тучи разбежаться, напротив, он выходил на улицу, позволял дождю скользить по его лицу, платиновым волосам, забираясь под одежду. Он взрывался яркой вспышкой, чтобы встать на солнечный луч и любоваться природой с высоты птичьего полета.

Адриан повернул голову и застыл. На него смотрели горящие лазурные глаза брата. По нагой груди спускались намокшие платиновые змейки волос. Вода с них лилась на насквозь промокшие брюки из легкой ткани, и огромными каплями шлепалась на босые ступни. Ниалл отвел глаза и собирался спрыгнуть вниз, но Адриан его остановил:

— Я думал, ты забыл.

Ниалл повернул голову. Тонкие коралловые губы приоткрылись, грудь поднималась и опадала в частом дыхании, а затем он усмехнулся:

— Но я помню, Адриан.

— Почему? — Адриан, доселе смотрящий на линию горизонта, обернулся к брату. Тот блуждал по его лицу заинтересованным взглядом, но сжатые кулаки выдавали его раздражение. Бог Хаоса затронул больную для Ниалла тему. А ведь когда — то он был для брата самым любимым существом на планете. Он любил его больше сестры, даже сильнее, чем самого себя. А потом в их жизни появилась женщина и сердца двух Богов бились с ней в унисон. Если бы только Повелитель Хаоса знал…никогда бы не отобрал ее у брата. Но он даже не постарался узнать имя той, которой заставил стереть память, а потом наступил на свои же грабли и с размаха нырнул в пропасть, все дальше и глубже отделяющую его от брата.

— Ты знаешь ответ, — сказал Ниалл.

Он помедлил, прежде чем уйти. Смотрел вниз, наблюдая за каплями дождя, за бегущими от непогоды магами, за жизнью народа, который когда — то создали Боги. Ниалл обернулся к брату. Тот не сводил с него серебристого взгляда, а за кончик языка цеплялись невысказанные слова, ненужные Ниаллу извинения, пакт о перемирии. Богу Света нужно сделать только шаг и всепрощающий Адриан сделал бы два навстречу. Но гордый и холодный Бог не примет слабость. Отвергнет любые слова. Вычеркнет Адриана из своей жизни. Только Бог Хаоса не знал с какой раной на сердце Ниалл выдирал имя брата целиком, как кровоточила душа, как лились жемчужные слезы от предательства самого дорогого существа. За язвительностью он прячет совсем иное чувство. Он хотел бы повернуть время вспять, вот только это не под силу ни Богам, ни даже Небесной Матери.

— А если есть способ все исправить? — серьезно спросил Адриан.

Ниалл усмехнулся:

— Этого способа уже давно нет в живых, Адди. В напоминание о ней у меня осталась только дочь, которую я держал возле себя как щенка на поводке, запрещая делать и шаг без моего одобрения. Ведь стоило мне отвернуться, как Катрин рассыпалась пеплом.

— Мне тоже было больно, Ниалл! — воскликнул Адриан. Его голос сорвался на хрип. Ниалл же покачал головой:

— Ты эгоист, Адди, скажешь нет? Ты позволил ей умереть, лишь бы не давать возможности быть моей. Ты заставил меня стереть ей память, чтобы затем отобрать ее у меня. Ты знаешь, как сильно я любил ее, Адриан? Я пожертвовал Селеной, чтобы она воскресила ее, отдал часть души, чтобы потом она вновь рассыпалась пеплом. Я потерял ее, не успев обрести. Дважды.

— Но ведь и я потерял. Я тоже любил ее, Ниалл. Ты не можешь говорить, что любил ее больше, не зная о масштабе моих чувств. Почему ты просто не сказал мне, что она дорога тебе? Я бы отошел в сторону.

— Ты лжешь, Адриан. Ты не сдался бы, я знаю тебя лучше, чем ты сам. Во мне часть твоей души, забыл? — покачал головой Ниалл и собирался спрыгнуть, но Адриан коснулся нити Хаоса и схватил брата за ладонь. Тот перевел лазурные глаза на руку, крепко держащуюся за брата.

— Мы не можем просто вычеркнуть друг друга, Ниалл. Я этого не хочу.

Ниалл скинул руку брата, посмотрел в потухшие серебристые глаза и, сказав:

— Опять твой эгоизм. Ты не спросил хочу ли я все исправить. Мой ответ «нет», — спрыгнул вниз и взорвался золотистыми искрами. Адриан смотрел как гаснут солнечные зайчики, словно душа Повелителя Света, что вновь взорвалась на мелкие клочки и потухла во тьме брата. Бог Хаоса от досады пнул тучку и та, ударившись о соседнюю, разразилась яркой фиолетовой вспышкой.

Персефона крутилась у зеркала, прикладывая то одно платье, то другое. Дафна же рылась в своем шкафу, блуждая серыми глазами по изобилию тканей, по жемчужинам на лифах, по бисеру на шлейфах и по кокетливым разрезам. Если Персефона хочет стать главной наложницей, она должна выглядеть лучше остальных. Нырнув в ворох тканей с головой, Дафна вытащила на свет очередное платье и воскликнула:

— Вот оно! Нашла!

Персефона обернулась. В ладонях Госпожи было самое красивое платье, которое ей только доводилось видеть: холодного голубого цвета, без бретелек, выгодно приподнимающее грудь девушки. Края лифа были обшиты серебристым бисером в форме снежинок. Под грудью небольшие оборки, выделяющие ее округлость. Пышный подол струился шелком и слегка тянулся позади. Дафна порылась в шкатулке и выудила из нее заколку с серебряными ягодами рябины, словно припорошенные снегом. Идеальное сочетание для ледяного образа, подчеркивающее холодную красоту Персефоны.

Девушка примерила образ и смотрела на себя в зеркало огромными голубыми глазами. Это словно была не она, а Персефона из другой, совершенно незнакомой жизни. Дафна протянула девушке туфли: прозрачные, с острым носом на небольшом квадратном каблуке и серебряной снежинкой на носике. Платье даже ушивать не пришлось. Оно идеально село по фигуре Персефоны, словно создавалось специально под параметры ее тоненькой фигурки. Фанни нахмурила смоляные брови. Этот наряд ей подарила Госпожа Порядка. Она сказала: «Однажды, оно сможет спасти чью-то жизнь, Дафна. Береги его». Отогнав негативные мысли и плохое предчувствие, девушка тряхнула обсидиановыми локонами и, улыбнувшись, уложила волосы Персефоны на левый бок, закрепив часть волос заколкой. Она нанесла на веки нежно-розовые мерцающие тени, добавила румянца и нанесла глянцевую помаду, мерцающую, подобно холодным звездам. Персефона поклонилась, выражая благодарность, и вновь посмотрела на себя в зеркало. Не хватало только одного: желанной силы Света.

Замок Бога Света сиял. Хрустальные ноты фортепиано бежали по ступенькам, ведущим в тронный зал, матовые трели флейты уносили за собой в бескрайнее море мелодии, а золотой смычок словно играл на струнах душ всех присутствующих. Перед Персефоной распахнули дверь, когда она показала конверт, что отдал ей Ниалл. Слуги поклонились и пропустили ее вперед. Девушка вошла в тронный зал и обомлела. Вокруг сияло великолепие! В каждом углу в полных нежно-голубых вазах стояли гигантские бутоны белоснежных роз, источающих сладкий аромат. Квадратные столы стояли по разным сторонам и изобиловали разнообразием блюд и столовых приборов. У девушки разбежались глаза, а к горлу подступил ком волнения. Она попыталась выровнять частое сердцебиение и успокоить себя. Перед выходом Дафна еще раз рассказала правила этикета и Персефона повторяла их про себя, пока путями Хаоса добиралась до замка. Магов было такое множество, что девушка растерялась. В день, когда она познакомилась с Ниаллом, людей было не так много, как сейчас и ее затошнило. Персефона попыталась рассмотреть гостей, определить среди них кандидаток в наложницы, но так и не смогла.

Музыка стихла и вышли Боги. Сначала Адриан, одетый в черную рубашку с обсидиановыми запонками и такого же цвета брюками, обтягивающими его бедра; он крепко держал за ладонь Фанни. Девушки в зале ахнули, ведь женщина Повелителя выглядела как сияющий на солнце алмаз. Черное платье все сплошь было усеяно драгоценными камнями и светилось, соблазнительный вырез кокетливо открывал взору гладкие оливковые ноги, обутые в кожаные лодочки, макияж в винных оттенках подчеркнул глубину серых глаз, делая их темнее, словно тучки на небе сгустились, полные губы, очерченные помадой цвета бордо, сделались пухлее и соблазнительнее. Длинные прямые волосы струились по спине и блестели под направленным на них светом. Следом за ними вышла Госпожа Порядка. Тут уже и Персефона не сдержалась, ахнула от ее красоты. Лиловое платье Селены обтягивало ее тоненькую фигурку и спускалось шелком от колена до самого пола. Острые высокие каблуки цокали по полу, подобно жемчужинам, падающим вниз с оборванной нити. На первый взгляд платье простое, но стоило Богине немного повернуться и открыть взору соблазнительный вырез на спине, сужающийся треугольником к низу, его больше нельзя было назвать простым. Открытую шею касались длинные серьги в форме капель воды, а русые змейки волос уложены на левый бок и закреплены несколькими заколками в виде лиловых орхидей. Когда появился Ниалл, Персефона неосознанно задержала дыхание. Ее ледяные глаза распахнулись, пухлые губы приоткрылись в немом удивлении, сердце застучало в груди, а внизу живота заныло от волнения. Как же он был красив! Присутствующие переглянулись, брови Адриана изумленно поползли вверх при виде брата, а Селена радушно улыбнулась и протянула ему ладонь. Повелитель Света сжал тоненькую ручку сестры и поклонился гостям. На нем была жилетка черного цвета с золотой цепочкой для брегета, белоснежная рубашка с рюшами на воротнике-стойке и широкими рукавами, прикрывающими костяшки пальцев, но с разрезом до середины предплечья, открывая при движении гладкую кожу. Взгляд Персефоны упал на обтягивающие узкие бедра Бога черные штаны, на грубые кожаные ботинки, которые, казалось, портили весь утонченный аристократичный образ, но привели Персефону в восторг. Он оделся в ее любимом стиле. Ледяные глаза пробежались по длинным пальцам с обилием широких серебряных колец, упали на кольцо-печатку, призывно сверкнувшее от качнувшегося в сторону пламени свечи из золотистого канделябра. Волосы Бога сегодня были распущены и зачесаны назад, кроме одной непослушной прядки, нежно касающейся его гладкой скулы. У Персефоны зачесались кончики пальцев: как сильно она хотела бы заправить эту прядку назад. Искрящиеся светом лазурные глаза холодно пробежались по гостям. Персефона инстинктивно спряталась за широкую спину стоящего перед ней мужчины. Ей отчего — то не хотелось встречаться с ним взглядом и выдать свое восхищение его образом. А Ниаллу напротив, хотелось посмотреть именно на реакцию Персефоны. Ему было плевать на брата, который вот-вот бы рухнул в обморок от увиденного, на будущих наложниц, что от одного вида Бога обмахивались веерами, он хотел только одного: изумления и восхищения на лице обладательницы ледяного взгляда.

Маги по одному подходили к подножию тронов и кланялись Богам. Сердце Персефоны стучало в горле, казалось, его стук слышит сам Ниалл, а ладони вспотели и похолодели. Когда очередь дошла до Персефоны, она медленно на негнущихся ногах подошла к трону, но прежде чем поклониться, задержала свой взгляд на лице Ниалла. Ее щеки вспыхнули малиновым огнем, когда она увидела как от восхищения приоткрылись коралловые губы, как лазурные глаза заискрились под пушистыми светлыми ресницами, осматривая девушку с головы до ног. Персефона поклонилась и отвела взгляд, лишь бы не смотреть на Бога, и не сгореть от его магнитизма. Она подошла к столу для наложниц и только тогда смогла выдохнуть. Она чуть было не села на стул, но вовремя одернула себя, вспоминая уроки Адриана.

— Видела, как он смотрел на нее? — послышалось Персефоне шушуканье двух девушек. Она усилила слух и услышала ответ:

— На эту мышь? Не смеши меня, Клара, Повелитель на такую не посмотрит. То ли дело мы с тобой!

Персефона обернулась и гордым взглядом смерила двух девиц. Одна из них была выше другой на целую голову. Ее платье голубого цвета было настолько пышным, что ей понадобится отдельный стол, чтобы не мешать остальным гостям. Яркие рыжие локоны спускались по спине и закреплены белоснежной лентой на затылке. Зеленые глаза в обрамлении охристых ресниц подведены угольным карандашом. Их цвет усиливался матовыми коричневыми тенями, а нежно-розовая помада выделяла пухлые губы-бантики. Вторая кандидатка в наложницы выглядела более сдержанно: лаконичное лиловое платье до колен и с длинным рукавом обтягивало ее тонкую фигурку, каштановые волосы были короткие и едва касались шеи, а на руках были белые капроновые перчатки и пара колец с крупными камнями. Они бормотали что-то еще, но Персефона уже не слушала. Она смотрела как Ниалл улыбался, приветствуя остальных гостей, как изящно он заправлял выбившиеся прядки волос, как изредка поворачивал голову и смотрел на Персефону. Не долго, всего секунду, но под ее кожей словно вспыхивали огненные поцелуи.

Ниалл кивнул и гости синхронно отодвинули стулья и присели. Персефона смотрела на обилие горячих блюд, стоящих рядом, и ее обуревал страх, а еще было очень жарко. Она знала, всему виной взгляд Повелителя Света, неотрывно следящий за ней. Есть не хотелось, от волнения ее тошнило, но девушке пришлось, чтобы показать свою осведомленность правилами этикета, ведь она никак не могла проиграть сидящим за ее столом особам. Их было пятеро: еще две кандидатки держались особняком. Они испуганно озирались и вздрагивали от каждого шороха. Персефона пододвинула к себе блюдо с рыбой, взяла вилку с четырьмя зубчиками, как учил Адриан, нож и медленно отделила филе от кости, чтобы заставить себя поесть хоть немного. Это была форель в сливочном соусе. Невероятно таящая во рту! Девушка никогда подобного не ела. В замке Повелителя Хаоса было много блюд, но они не настолько восхитительны. Подошел слуга и предложил вино на выбор. Персефона знала: к рыбе подходит белое полусухое и она озвучила свои предпочтения. Взгляд ледяных глаз сам по себе метнулся в сторону Богов. Ниалл сидел на троне, закинув ногу на ногу и подперев под голову сжатую в кулак ладонь. Заметив на себе заинтересованный взгляд, он медленно облизнул губы и растянул их в усмешке. Щеки Персефоны вспыхнули, корсет платья показался слишком тугим, каждый вдох отдавался тяжестью, а сердце уж совсем застучало как сумасшедшее. Девушка непонимающе вскинула брови. Да что же с ней такое? После того танца, что она исполнила для Бога, рядом с Ниаллом она стала испытывать неловкость, краснеть, а еще все чаще она ловила себя на мысли, что ей хочется смотреть на него, любоваться солнечными бликами, запутывающимися в платиновых локонах, струящихся по нагой спине, усеянной белесыми шрамами, рельефными мышцами и гладкой кожей, наслаждаться нежными касаниями, горячими поцелуями, а потом…Персефона одернула сама себя, потому что поток ее мыслей понесся совсем не в то направление.

Девушка отпила вино и холодный напиток тотчас обжег горло и растекся сочным персиковым вкусом на кончике языка. Подали холодные закуски и Персефона для вида ковырнула вилкой в салате, отправляя в рот кусочки овощей и креветок, и отставила блюдо в сторону. Как можно наслаждаться едой, когда на тебя смотрят как на выставочную лошадь? Ей было неуютно, платье казалось тесным, а кожа горела малиновым огнем. На деле же, Персефона была белее снега.

— Ниалл, прекрати так смотреть, ты смущаешь девочку, — улыбнулась Селена.

Ниалл моргнул, разрывая притяжение и обернулся к сестре.

— Завидуешь, дорогая? Пора бы и тебе обзавестись наложниками.

— Ты же знаешь, я не могу.

Дафна, что сидела посередине между Госпожой Порядка и Адрианом, обернулась посмотреть на Селену. Она была несчастна: гетерохромные глаза больше не светились как в присутствии советника Повелителя Света, она отклоняла любые предложения мужчин, не танцевала на балах, чаще всего сидела и вышивала картины, надеясь запечатлеть их встречу с Ленаром. Эти полгода для Госпожи Порядка казались целой вечностью.

К подножию трона подошел мужчина. Боги синхронно посмотрели на него. Адриан удивленно, Селена заинтересованно, Ниалл же раздраженно, учуяв запах пепла, тяжело оседающий в легких. Татум, одетый в черный костюм-тройка с цепочкой для карманных часов, поклонился Госпоже Порядка и протянул ладонь, сказав:

— Прошу простить мне мою наглость, Госпожа, но я бы хотел пригласить вас на танец и убрать с вашего прекрасного лица это хмурое выражение.

Присутствующие в зале ахнули. Сейчас было время не для танцев, как посмел обычный слуга пригласить Богиню? Но Селена вдруг широко улыбнулась и вложила в протянутую ладонь свои хрупкие пальчики. Татум бесцеремонно поцеловал ее руку, будто ставил на нее свои права и повел в самый центр зала. Богиня взмахнула рукой и в зале раздались нежные трели скрипки. Они кружились по залу вдвоем, не замечая ничего вокруг. Мир сузился до размера горошины и в этот самый момент для Татума не существовало ничего, кроме гетерохромного омута ее глаз, так поразивших его при первой встречи. Его сердце больше не стучало мирно, оно отстукивало в груди ее имя. Взгляд Селены наткнулся на кудрявые русые локоны и грустные изумрудные глаза. Ленар был здесь. Он снова был там, мешая ей жить дальше, отпустив возлюбленного. Только в этот раз улыбка не соскочила с красивых губ Богини, напротив, она засмеялась, теснее прижимаясь к мужчине. Видение пропало, лишь мускусный шлейф напоминал о мимолетном присутствии советника Повелителя.

Ниалл не сводил глаз с сестры и в груди его взметнувшейся стеной огня горела злость и ненависть. Он не хотел для сестры такого мужчину: владеющего Хаосом, но он больше не станет ей указывать. Хватит всех вокруг контролировать. Он позволил дочери жить своей жизнью, пора дать свободу и сестре. Ненависть утихла, стоило вновь обернуться к Персефоне и заметить на себе ледяной заинтересованный взгляд. Ниалл поднялся и медленно подошел к столу. Персефона выпрямилась точно струна и затаила дыхание.

— Как вам прием, дамы? — спросил Ниалл.

— Лучший, что я посещала! — воскликнула Клара и кокетливо заморгала ресничками.

— Тебе нравится, Персефона? — Ниалл специально наклонился к ней, обдавая ухо жаром своего дыхания.

Клара ткнула подругу локтем в бок и расширила глаза от ужаса. Персефона сглотнула и точно не своим голосом, который показался ей уж очень писклявым, произнесла:

— Благодарю за честь, Повелитель, все прекрасно.

— Особенно ты, — улыбнулся Бог.

Сердце Персефоны ухнуло куда — то вниз и разбилось на мелкие хрустальные кусочки, чтобы затем собраться воедино и застучать сильнее. Она подняла глаза и потонула в лазурном омуте. Нужно было ответить комплиментом на комплимент, но она не смогла произнести и слова. Не дыша, она смотрела в бархатный омут его глаз, а он на ее полуоткрытые губы, такие манящие. Захотелось стереть поцелуем эту помаду на ее губах, смыть всю косметику, такую ненужную прекрасному фарфоровому личику и увидеть на дне ледяной радужки восхищение им самим.

— Повелитель, вы сегодня так прекрасны! — прощебетала подружка Клары, но Ниалл не услышал, либо предпочел проглотить комплимент. Он протянул ладонь Персефоне и спросил:

— Хочешь потанцевать?

— Очень, — выдохнула она и сжала прохладной ладонью его горячую руку.

Бог улыбнулся и повел ее по залу к танцующей сестре. Они поклонились друг другу и, поймав ритм, закружились по тронному залу. Адриан изумленно смотрел на брата, а Дафна вдруг спросила:

— Это точно Ниалл? Может, он все еще заточен в клетке, а это некто похожий на него?

— Я тоже так думал по началу, Фанни. Но это Ниалл, вот только…кажется, я совсем не знаю своего брата. Больше не знаю.

Ниалл прижал Персефону ближе, почти переходя за рамки приличия. Прижимать кандидаток так было нельзя, но он не сдержался. Он хотел чувствовать черничный аромат бесконечно на протяжении всего танца. Бог закружил Персефону сильнее, а затем прошептал:

— А я не знал, что ты жестокая. — Персефона недоуменно подняла голову и Ниалл пояснил: — Платье? Да еще и такое соблазнительное? Да еще и в моем любимом цвете. Я думал, ты будешь в брюках, а ты решила ошеломить меня, Персефона, заставить распустить остальных девушек сейчас же.

Девушка попыталась скрыть широкую сияющую улыбку, но у нее не вышло. Она кокетливо произнесла:

— Как будто вы не жестокий, Повелитель! Вы шокировали окружающих и привели меня в восторг своим образом.

— Я старался понравиться одной капризной смертной, — усмехнулся Ниалл.

Слова сорвались с губ Персефоны до того, как мозг успел придумать правильный ответ. Она сказала:

— Ты нравишься мне любым.

Ниалл вскинул брови в изумлении, а Персефона прикусила язык и мысленно застонала от досады. Что она только что вообще сказала? Но Ниалл, похоже, выглядел не менее удивленным. Он облизнул губы и сказал:

— Хорошая попытка пройти в следующий этап. Но я и так этим танцем показал свое расположение.

— И каким же будет следующий этап?

Ниалл задумчиво прошептал:

— Горячим. Надеюсь, ты умеешь рисовать.

Музыка стихла. Ниалл поклонился и, оставив поцелуй на руке Персефоны, с сияющей улыбкой на лице вернулся к трону. Персефона же медленно подошла к столу, залпом осушила бокал с вином и только заметила на себе гневные взгляды присутствующих дам. Клара вдруг через плотно сжатые зубы прошипела:

— Тебе конец!

Персефона, как учил Адриан, проглотила выпад и села на свое место. Только Клара не собиралась сидеть и ждать, пока Персефона заберет у нее Бога Света. Таинственный мужчина с серебристыми прядями обещал ей силу, если она подберется к Ниаллу ближе, а эта настырная наглая блондинка путалась под ногами! Сжав в ладони кусочек камня, что дал ей мужчина, Клара вдруг сказала:

— Я не позволю тебе отобрать его у меня. Пошли со мной, дрянь!

Персефона удивленно вскинула брови и хотела осадить наглую девчонку, только в нос ударил приторный клубничный запах, а ноги сами поплелись за ней. Клара быстрым шагом пересекла половину тронного зала, а затем, увидев как Боги отвлеклись, резко обернулась и кинула камнем в Персефону. Он взорвался яркой вспышкой, кусок отлетел в грудь девушки, один острый осколок отскочил, ударившись о снежинку на лифе, но сотни других неумолимо мчались к ней. Изо рта на руки брызнула кровь, стало тяжелее дышать. Ниалл за долю секунды коснулся нити Света, заключил Персефону в объятия и закрыл спиной от летящих осколков. Они влетели в него с размаху, впились в кожу, выжигали ее магией, пытались добраться до осколков души, только Бог был бессмертен. Он обеспокоенно оглядел Персефону и грязно выругался, заметив кровь. Приложив к ее лбу два пальца, он облегченно выдохнул. Осколок души был надтреснутым, но не рассыпался в груди. Он зажег на пальцах магию и залечил ее душу, а затем глаза Повелителя вспыхнули светом от гнева, крылья носа затрепетали, руки сжались в кулаки.

Клара бежала до выхода, все время оборачиваясь. Она тяжело дышала, ладонь горела от камня, руки слегка подрагивали, ведь она чуть не убила человека! Юркнув за колонну, Клара прижалась к ней спиной и затаила дыхание. В тронном зале воцарилась тишина. Она была такой тягучей и осязаемой, что девушка прижала ладонь ко рту, лишь бы не выдать себя. Она почти не дышала, чтобы унять частое сердцебиение. Но Ниалл ее услышал. Он медленно, точно хищник, коснулся нити Света и вышел из золотистой вспышки. Клара вздрогнула, зеленые глаза расширились от ужаса, она с размаху запустила в лицо Повелителя камнем. Тот даже не шелохнулся, хватило одного взгляда, чтобы он застыл и рассыпался мелкой крошкой. Девушка сильнее вжалась спиной в колонну, ища пути к отступлению, но Ниалл уже схватил ее за горло и вывел из укрытия. Присутствующие ахнули, Адриан дернулся, чтобы не позволить брату задушить ее голыми руками, но Селена твердо схватила его за ладонь и покачала головой.

— Кто ты? — с вызовом спросил Ниалл.

Глаза девушки медленно поднялись. Изумрудный цвет сменился на карий. Взгляд с испуганного сменился высокомерием. Губы дернулись в усмешке, а затем раздался хриплый смех.

— Неужто не узнал?

Ниалл сильнее сжал ладонь на горле. Это был Хонг в теле девушки. Как это возможно? Он уже семьдесят лет сидит в камере, прикованный кандалами, сдерживающими силу.

— Что ты творишь? — прошипел Ниалл.

— Предупреждаю, Алли. Я обещал вернуться, помнишь? Чтобы ты боялся собственной тени, чтобы вздрагивал от каждого шороха. Готовься добровольно отдать трон, — рассмеялся Хонг.

Ниалл крепко сжал челюсть, собирался ответить, но глаза девушки закатились, изо рта фонтаном брызнула кровь. Ниалл отскочил и тело Клары рухнуло на мраморный пол, подрагивая и хрипя, а кровь все выливалась из нее, тягучим рубиновым водопадом подбиралась ближе к Богу. Адриан ругнулся, коснулся нити Хаоса, чтобы оказаться рядом с братом.

— Зачем ты убил ее? — прошипел Повелитель Хаоса.

Ниалл на него не смотрел. Его взгляд обеспокоенно нашел бледную Персефону. Девушка стояла, прислонившись плечом к колонне с закрытыми глазами. Она тяжело дышала, на лбу выступила испарина.

— Это не он, — констатировала подошедшая Селена.

Дафна все это время смотрела только на Госпожу Порядка. Когда она дарила это платье, предупреждала о беде. Это не может быть простым совпадением. Если бы осколок камня не отскочил от бисерной снежинки, Персефона была бы мертва.

— Это был Хонг, — безжизненным голосом сообщил Ниалл.

Повелитель подошел к Персефоне. Она распахнула глаза и в ужасе ахнула:

— Твоя спина! Ты в порядке?

Ниалл кивнул, а девушка покачнулась и рухнула бы на колени, если бы он вовремя не подхватил ее на руки. Глаза Персефоны слипались, сил не осталось и она, прижавшись лбом к горячей шее Бога, пахнущей соленым морским ароматом, провалилась в сон.

— Я отнесу ее домой, — сказал подошедший Адриан.

Ниалл заколебался, но переложил Персефону на руки брата. Тот, хмуря смоляные брови, коснулся нити Хаоса и скрылся в черной дымке. Дафна схватила Селену за ладонь.

— Повелительница, вы знали? — спросила она.

Селена помедлила с ответом. Она знала, что это платье когда-то спасет чью-то жизнь, но чью именно не видела. Вселенная нашептала только образ девушки без лица и волос и летящие в нее острые осколки камня Порядка.

— Я не знала, что это окажется Персефона.

Ниалл сжал рукой переносицу и шумно выдохнул. Если Хонг каким-то образом сумел переместиться в чужое тело, вскоре он может выбраться на волю и тогда кристаллы будут в большой опасности. Ниалл не знал что от него ожидать. Только вздрагивать от любого шороха Повелитель Света не станет никогда.

— Встречаемся в моем кабинете через тридцать минут, — бросил Бог, коснулся нити Света и растворился в золотистых брызгах.

Ниалл решительно шел по каменному коридору мимо сырых и вонючих камер, где содержались заключенные маги. Тяжелые ботинки ударялись о пол, цепочка на них звенела от каждого шага. Бог на ходу скинул с себя жилет, закатал рукава рубашки и расслабил ее ворот, расстегнув две пуговицы. В ладони блеснуло серебряное лезвие ножа с вырезанным на рукоятке знаком Солнца. Лазурные глаза все еще светились, между бровей залегли глубокие складки, а ноздри трепетались от гнева. От плотно сжатой челюсти заболели зубы, но Бог не обратил на это никакого внимания. Провернув ключом в замочной скважине, он настежь распахнул железную дверь камеры. Она с грохотом ударилась о стену и захлопнулась. В кромешной темноте было видно только вспыхнувшие огнем лазурные глаза Повелителя Света.

Хонг лениво потянулся, точно кот и тихо рассмеялся. Холодное бешенство накатило на Бога. Он хотел держать себя в руках, но не смог. Схватив Хонга за горло, Ниалл со всем остервенением полоснул по его лицу ножом. Мужчина зашипел и прохрипел:

— За что?

— Прекрати эти игры, мальчик! Ты меня больше не проведешь.

— Думаешь? — улыбнулся Хонг, слизывая свою же кровь, что потекла по щеке и залилась в полуоткрытый рот. — Ты еще всего не знаешь, Ниалл, но у меня на тебя большие планы. Мои слуги везде. В каждом уголке твоей земли! Ты даже понятия не имеешь сколько магов хотят твоей смерти и моего освобождения. Мои пешки везде, а мне как королю нужно просто наблюдать как они свергнут тебя.

— Я тебя убью прямо сейчас! — гневно прошипел Бог.

— Валяй! Если только тебе не важна жизнь твоей сестрицы. Мы же связаны с ней жизнью, забыл?

Ниалл от досады сжал челюсть так сильно, что послышался скрежет зубов. Хонга это рассмешило, за что он получил звонкую пощечину и удар тяжелым ботинком в живот. Мужчина охнул, согнулся пополам, стараясь выровнять дыхание, а потом прохрипел:

— Тебя предадут самые близкие. Чье-то хрупкое сердечко снова будет разбито. Мне так жаль!

Бог брезгливо вытер нож о грязные штанины Хонга, громко хлопнул дверью, провернул замком и словно ураган выбежал из камеры. Его затошнило, желудок стянуло узлом от слов мага. Все было куда хуже, чем он предполагал. Кому теперь доверять? Как же не хватает Ленара! Ниалл не хотел мешать другу, но ситуация была критичная и ему нужна помощь.

Когда Ниалл вошел в свой кабинет, там уже сидел Адриан, а Селена стояла у окна, провожая тоскливым взглядом седые капли дождя. Бог сел на стул, сцепил руки в замок и сказал:

— Ситуация крайне критичная. Я был у Хонга. Мы все в опасности. Он выберется, Селена, это лишь вопрос времени. Отберите людей, в верности которых вы уверены на все сто процентов, проверим их, и если им стерли память, значит больше доверять этим людям нельзя. Селена, где твой кристалл?

Девушка обернулась. На ее лице была обеспокоенность, а в гетерохромных глазах застыл страх. Она боялась не за себя. Она боялась потерять кого-нибудь из братьев. Богиня не представляла какого это: когда самые близкие в одночасье закроют глаза и больше никогда их не распахнут. Ей бы сейчас пригодились теплые объятия Ленара. Рядом с ним всегда было спокойно.

— Я не дам ему навредить тебе, — отрезал Ниалл. — Мы найдем способ разрушить вашу связь, чтоб его Хаос разорвал!

— Я не за себя боюсь. Мои силы со мной, а ваши после обмена осколками работают только вполовину! — воскликнула Богиня и прикусила губу, подавляя набежавшие на глаза слезинки. Она выровняла дыхание и продолжила: — Кристалл в кулоне, как ты и сказал сделать.

Ниалл кивнул. Сейчас самым главным было сохранить оставшиеся кристаллы и не дать Хонгу завладеть всеми тремя фракциями. Перед глазами встали испуганные ледяные глаза Персефоны и осколок камня, ударившего ей в грудь. Ниалл думал, что не успеет, не сможет спасти ее. Отчего-то им овладел страх потерять эту несмышленую глупую девчонку! Только сейчас, когда Бог немного успокоился, он почувствовал острую боль в спине, а обернувшись, в зеркале увидел алые пятна крови на своей рубашке. Селена взмахнула ладонью и магия Порядка затянула раны на спине брата, оставляя в напоминание только грязную одежду.

— Как Персефона? — спросил Ниалл.

Адриан поднял серебристые глаза на брата и пожал плечами:

— Спит. Все будет хорошо, я направил к ней лекаря.

Ниалл благодарно кивнул, а брат поднялся, чтобы уйти, но у двери обернулся и сказал:

— Спасибо.

— За что? — удивился Ниалл.

— За спасение мага Хаоса.

Ниалл изумленно смотрел на закрытую дверь. А ведь брат прав, она Хаос, а Ниалл обещал себе не спасать магов Адриана без крайней необходимости. Но он не думал, тело все сделало за хозяина. Селена смотрела как на лице брата одна гамма эмоций сменяется другой. В последнее время он позабыл о ее силе, увлекся красотой смертной девчонки, помутил свой рассудок. Ему надлежит держаться от Персефоны подальше, только отчего тогда так стучит сердце, а перед глазами то и дело встает ее красивое лицо? Селена обняла брата и прошептала:

— Не дай ему отобрать тебя у меня, Алли!

Фигура сестры уже давно скрылась за лиловой дымкой, а Ниалл все сидел и смотрел как по комнате в солнечных лучах порхает белокурая бабочка.

Глава 14. Горячий натюрморт

Ленар медленно собирал сухие ветки. Он складывал их в общую кучку, чтобы затем с пальцев сорвался огонек Порядка и фиолетовыми язычками вспыхнул костер. Мужчина тряхнул длинными русыми кудрями, которые так и норовили попасть ему в глаза. Он достал из кармана зеленую ленту и закрепил волосы, чтобы не мешали готовить обед.

Он скучал по дворцовой жизни, когда только по одному щелчку его пальцев повара приносили все, что мужчина захочет: запеченную утку, обжаренные в томатном соусе мидии или просто филе красной рыбы. Сейчас же он спал в палатке, путешествуя по Безграничью, чтобы не натолкнуться на толпу разбойников. Он знал все лазейки, сам добывал пищу, охотившись на лесных животных. У него были деньги и Ленар мог бы выйти в город, вот только он не хотел, чтобы Селена в очередной раз не попыталась поймать его. Его душу разрывало на части, когда он увидел как какой-то маг Хаоса пытается прикоснуться к его женщине. Он не выдержал, показался Селене, заставил слезы политься из гетерохромных глаз. Вздохнув, он сунул руку в карман и на раскрытой ладони показались перламутровые жемчужины — искренность его Госпожи. От яркого солнечного света они сверкнули и Ленар поморщился. А вчера он снова показал ей себя, только в этот раз Селена больше не плакала. Она не звала его и не прекратила танец. Наоборот, теснее прижалась к этому мальчишке, чтоб его Хаос разорвал! В груди Ленара вспыхнул целый океан, ревность жгла его сердце и плавила душу. Он уже был готов вернуться в ту же секунду, но, сделав шаг, растворился в лиловой дымке. Он не изменит собственным принципам, даже если есть риск потерять свой самый ценный бриллиант. Если это настоящие чувства, они пройдут испытание временем.

Вздохнув, Ленар застыл. В легкие ворвался соленый аромат моря, а на плечо легла тяжелая рука друга. Мужчина резко обернулся и, выдохнув:

— Повелитель! — глубоко поклонился.

Ниалл схватил мужчину за плечо, рывком приподнял, чтобы сжать его в объятиях. Ленар опешил, а Бог воскликнул:

— Ну и занесло же тебя в эту дыру! Я пол Безграничья осмотрел, пока искал тебя.

— Если ты пришел вернуть меня назад, предупреждаю: я буду сопротивляться!

Ниалл радушно засмеялся и покачал головой.

— Я пришел не за этим. Сейчас мне нужен лучший друг.

С каждым словом Повелителя Света глаза Ленара становились темнее, а вскоре изумрудная радужка вспыхнула лиловым огнем, и на кончиках пальцев трещала магия. Закончив, Ниалл вздохнул и обернулся к другу. Верхняя губа Ленара дернулась в раздражении, руки сжались в кулаки и он воскликнул:

— Я собственноручно выпущу ему кишки, если он посмеет навредить Селене!

— Долго ты еще будешь мучить ее?

Ленар отвел глаза и отвернулся, но солнечная магия, что сорвалась с алебастровых пальцев Бога, заставила мужчину повернуть лицо.

— Я не собирался раскрывать себя, так получилось.

— Пока ты тут занимаешься самобичеванием, Лин, этот Хаосов мальчишка рискует забрать Селену себе. Сестра в нем заинтересована, она больше не позволит тебе разбить ей сердце!

— Почему ты не запретишь им видеться? — удивился друг.

Ниалл твердо сказал:

— Я больше не посмею ни Селене, ни Астрейе указывать как жить и с кем встречаться. Дело твое, просто если ты потеряешь ее, будешь жалеть об этом всю жизнь. Поверь мне, ты станешь каждый день спрашивать самого себя: «почему я просто не засунул свои принципы глубоко в Хаос и позволил ему отобрать мою женщину?» Однажды тебя это сломает.

Ленар изумленно смотрел на лицо лучшего друга и не понимал, сон ли это, или Ниалл настолько сильно изменился после заточения? Он даже не заметил, но на Боге было не излюбленное голубое платье, а белоснежная рубашка с алмазными запонками, черные штаны и тяжелые ботинки, а волосы, что обычно забраны в высокий хвост, элегантно уложены назад. Повелитель был прав, но Ленар не готов вернуться прямо сейчас. Он сказал:

— Я помогу чем смогу, Повелитель, но вернуться я пока не готов. Что Селена говорит насчет их связи с этим Хонгом?

— В книге Порядка подходящего заклинания нет. Она ищет способ, чтобы снять с него метку, но пока тщетно. Уговаривать не стану, но ты нам нужен. Ты мне нужен.

Ниалл поднялся, Ленар же поклонился Повелителю, а тот, улыбнувшись, коснулся нити Света и исчез. Мужчина долгим взглядом смотрел на линию горизонта, думая обо всем, что услышал. Если не снять метку, Селена может погибнуть. Ленар себе этого никогда не простит. Но как же сложно сделать выбор, когда на кону стоит любовь всей жизни или свобода?

Ниалл вернулся в замок. От каждого касания грубых ботинок о землю, под ними хрустел гравий. Бог решительно шел к оранжерее роз, но взгляд лазурных глаз зацепился за собственную мраморную статую, где со стороны сердца сияла золотая табличка. Катрин. Он хотел отпустить возлюбленную, жить дальше, но в его замке все напоминало о ней: картины, ее собственные рисунки, табличка в саду, даже излюбленные ирисы брата были в оранжерее. Как забыть ту, по которой твое сердце до сих пор кровоточит? Образ белокурой Персефоны с каждым днем все сильнее перетягивал внимание Ниалла на себя. Он стал замечать, что думает о ней все чаще, вспоминает разговоры, касания, поцелуи, ее особенный аромат. А образ Катрин стал мутнеть и потихоньку стираться из памяти Ниалла. Он больше не выливает на себя воспоминания о ней. Теперь, запираясь в кабинете, солнечная магия рисует ему совсем другую девушку.

Повелитель хотел остановиться, посидеть на скамейке как раньше, но он уже решил порвать с прошлым, иначе дверь в будущее никогда для него не распахнется. Отвернувшись, Ниалл решительно вошел в оранжерею. В нос ударил сочный аромат роз: такой уютный и любимый, что на лице сама по себе возникла сияющая улыбка. Он остановился возле васильковых бархатных бутонов и, взяв садовые ножницы, сорвал 37 цветов. Аккуратно положив их в ведро с водой, Бог двинулся в самый дальний конец своей оранжереи, где находились сочные обсидиановые розы. Огромные раскрытые бутоны источали сладкий аромат, а блестящие от света капли воды на лепестках были похожи на застывшие бриллианты, лежащие на черном бархате. Ниалл сорвал 44 цветка. Положив их в ведро, он принялся бережно и аккуратно срезать шипы, подгонять стебли под один размер, а когда закончил, с алебастровых пальцев сорвалась золотистая магия. Она тянулась, переплеталась, обретала форму хрустальной круглой коробочки, похожей на застывшие льдинки, собранные воедино.

Ниалл вырезал круг из флористической губки, намочил в воде и поместил внутрь магической коробки. Он опустился на колени прямо на припорошенную пылью дорожку, даже не заботясь испачкает ли брюки, закатал рукава белоснежной рубашки и, вытягивая бутоны по одному, аккуратно собирал цветочную композицию. В середину он поместил васильковые бутоны, а вокруг них уложил обсидиановые розы. Сейчас он был похож вовсе не на Повелителя, а на красивого мальчишку, старательно собирающего букет для любимой девчонки.

Поднявшись, Бог отряхнул от пыли колени, отошел на пару шагов, рассматривая собранный подарок. Он задумчиво прикусил изнутри щеку и, достав из кармана несколько разноцветных лент, выбрал белую и, обернув ее вокруг коробки, завязал бант. Он взял пустую карточку и красивым каллиграфическим почерком, макая ручку в золотистые чернила, принялся писать:

«Хочу извиниться за происшествие на моем приеме. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. Хочу искупить вину: как насчет урока рисования в моей художественной студии? Напиши ответ на обороте. P.S. Если согласна, жду тебя через час у моего замка. Слуга проводит тебя в нужное место. Ниалл».

Удовлетворенный собой, Бог приказал слуге доставить букет Персефоне, а сам вернулся в свою спальню. Нужно было подготовиться к ближайшему свиданию. Улыбнувшись кокетливой улыбкой, Ниалл коснулся нити Света и растворился в солнечных бликах.

Персефона сидела на скамейке в саду Повелителя Хаоса. С происшествия на балу прошло два дня. Первые сутки лекарь не позволял ей выходить из комнаты, поил мерзким отваром, оставляющим на языке горечь, наказал много спать и не перетруждаться. Он даже не позволил смотреть в окно, только покой и постельный режим. На вторые сутки Персефоне наконец разрешили выйти из замка всего на пятнадцать минут. С ней постоянно находилась Дафна. Женщина Повелителя приходила утром, приносила поесть, садилась в кресло и читала. Они много разговаривали, словно были подругами и Персефоне было не так одиноко. О Повелителе Света не говорили. Девушка хотела спросить как он, все ли в порядке, поблагодарить за помощь, но она боялась расстроить Фанни. При упоминании имени Бога девушка всегда кривилась.

Сегодня у Персефоны был гость. Девушка радостно сбежала по крыльцу, надеясь, что это Ниалл пришел навестить, но рядом с ней, краснея и отводя медовый взгляд, сидел мальчишка, что до сих пор не терял надежды растопить холодное сердце Персефоны. А она отрешенно следила за танцем порхающих над ирисами бабочек. Рядом с ней лежали три алых розы, перевязанные белой ленточкой.

— Персефона, может сходим погулять?

Девушка поморщилась, словно ей предложили проглотить лягушку и возвела ледяные глаза на бескрайнюю небесную гладь. Яркое золотистое солнце сегодня припекало, но свежий ветерок ласкал тела жителей и не давал лучам оставить на коже красные пятна. Перед глазами снова встало обеспокоенное лицо Ниалла, который успел за долю секунды оказаться рядом, закрыть собой от удара, залечил надтреснутый осколок и спас ее жизнь. Снова. Ее игра зашла слишком далеко, теперь перед девушкой стоял выбор: предать или дать другу погибнуть? Что будет, когда он узнает о краже? Убьет собственными руками? Уж точно не зацелует до смерти! От собственных мыслей стало смешно и девушка выдохнула смешок.

Раздалась вспышка и на поляне показался слуга в обмундировании Света. В руках он держал гигантский букет роз и сердце Персефоны забилось чаще. Она восхищенно ахнула, а брови парня, сидящего рядом, поползли вверх. Поднялся ветер, который подхватил скромный букет, бережно собранный и подаренный от самого сердца и грубо швырнул розы в пыль. Оторвалась пара лепестков, закружилась водоворотом и унеслась в далекую неизвестность.

Слуга поклонился и, протянув букет, сказал:

— Прочтите записку, Госпожа, Повелитель ждет ответа.

— Повелитель? — изумился мальчишка. Он взъерошил русые волосы и, вытянув шею, вчитался в красивые буквы.

Через секунду лицо Персефоны озарилось широкой улыбкой, глаза сами собой засветились от радости, руки слегка затряслись в предвкушении, а сердце забилось со скоростью света. Ахнув, девушка поняла, что ручки и чернил поблизости нет. Закусив губу, она решила рискнуть и применить магию. Так с ее пальцев сорвался обсидиановый огонек и на обороте карточки появилось: «Благодарю за честь, Повелитель. С радостью проведу с вами время. Персефона».

Девушка протянула слуге карточку и он, поклонившись, коснулся нити Света и исчез. Персефона наклонилась к цветам и вдохнула их аромат. Какие же прекрасные! Сделав шаг, под ногами что-то хрустнуло. Удивленные ледяные глаза опустились вниз. На пыльной земле валялись сломанные стебли роз, которые были совсем не нужны ее сердцу. От Ниалла она готова была принять даже один крохотный цветок и быть при этом счастливой, а от мальчишки был бы не мил даже букет из 101 розы, выложенный сердцем. Она швырнула бы ему в лицо мир, который он возложил к ее ногам, просто потому что ее сердце рядом с ним мирно стучало в груди всего лишь в одном ритме, сотканном золотистыми нитями и вышитыми четырьмя буквами «Ниалл».

— Персефона, как же так? — растерянно прошептал мужчина. Под охристыми ресницами заблестели слезинки.

Персефона раздраженно дернулась, обхватила руками коробку, но прежде чем исчезнуть, жестоко вогнала в сердце мужчины огромный ледяной кол, с конца которого на сломанные стебли потекла рубиновая кровь.

— А ты на что рассчитывал? Что я растаю от твоих букетиков и вечных тасканий за мной? Посмотри где ты, — кивнула она в сторону сломанных стебельков, припорошенных пылью, — и где Повелитель Света.

Мужчина сглотнул ставшую вязкой слюну и прикусил кончик языка. Предательские слезы все равно побежали по щекам, капая на бархатные рубиновые лепестки. Зло взмахнув ладонью, их вдруг охватил яркий огонь. Он лизал бутоны, за долю секунды превращая их в пепел. И только когда последний лепесток сгорел, огонь исчез, как испарился мужчина, чье сердце сегодня тоже превратилось в пепел, который подхватил летний ветерок и унес в далекое бескрайнее море надежды.

Персефона медленно шла за ровной спиной слуги. Мужчина вел ее через арки разнообразных цветов. Девушка таких даже никогда не видела. Бутоны похожи на маки, только цвет у них был необычный: плавным градиентом от белоснежного до ярко-алого лепестки обрамляли черную как бархатную ночь сердцевину. Персефона посмотрела под ноги и ахнула. Они шли по хрустальной дорожке и от каждого шага в разные стороны разливались разноцветные волны: то синие, то ярко-желтые.

— Это магия Повелителя? — удивленно спросила Персефона.

Слуга покосился на изумленную девушку. Карие глаза скользнули по тоненькой фигурке, затянутой в белоснежную рубашку на шнуровке, опустились ниже на пышную юбку в черно-красную клетку, но взгляду пришлось вернуться на ее фарфоровое лицо. Мужчина нехотя поднял глаза и ответил:

— Все верно, госпожа.

Карий взгляд задержался на змейках волос, собранных в высокий хвост, на длинные угольные стрелки, придающие глазам кокетливый лисий прищур, на пухлые губы, сияющие под солнечными лучами. Он вздохнул: хорошенькая. Жаль только, что Повелитель оторвал бы ему голову, если бы заметил такой откровенный заинтересованный взгляд. Все знали: рядом с женщинами Ниалла лучше даже не дышать, чтобы не вызвать его гнев.

Они свернули на дорожку, усеянную разноцветными камушками и вышли к небольшому деревянному домику с широкими окнами. Слуга указал ладонью на дверь, поклонился и ушел. Персефона задержала дыхание. Внизу живота заворочался нервный клубок, руки похолодели, она потрясла ими в воздухе, сбрасывая напряжение, улыбнулась и распахнула дверь. Ниалл, одетый в василькового цвета рубашку и белый фартук сидел перед мольбертом и держал меж пальцев кисть. В другой руке у него была палитра, на которой из тюбиков акриловой краски он выдавил несколько цветов: белый, черный, охра, синий, красный и зеленый. Подняв лазурные глаза, Бог улыбнулся. Он вытер испачканные в краске руки о тряпочку, а затем кивнул на место рядом с собой.

Персефона замерла, стоило Богу только улыбнуться. Его глаза усиливал красивый оттенок рубашки и в свете солнца, что мягкими лучами ложился на его лицо, они выглядели как бескрайнее море, в котором утонули далекие холодные звезды. Платиновые локоны прямым водопадом струились по широким плечам. Одна прядка испачкалась синей краской и Персефоне захотелось прикоснуться к ней. Запоздало поклонившись, девушка робко подошла к пустующему месту у мольберта.

— Добрый день, Повелитель, — сказала она.

— Повелитель? — удивился Бог. — Я думал, не в твоем стиле так ко мне обращаться.

— Но я же все еще хочу быть вашей.

Ниалл хмыкнул, но промолчал. Он скользнул взглядом по лицу и нахмурился. Ее прекрасное личико снова было скрыто от него за этой краской. Женщины убивают свою настоящую красоту, делая глаза больше, меняя их разрез, данный природой, увеличивают карандашами губы, рисуют веснушки, становятся другими, заменяют свою индивидуальность, скрываясь под маской грима. Персефоне не нужна была косметика, Ниалл хотел видеть ее настоящей.

Он поднялся, макнул губку в воду и подошел к Персефоне. Девушка испуганно вжалась в спинку стула, но Ниалл опустился на колени, схватил ее за плечо, чтобы не двигалась и коснулся мягкой губкой лица. Она было дернулась, но Бог приказал:

— Не двигайся.

— Что ты делаешь?

— Когда я сказал, что хочу позвать тебя на урок рисования, я не имел ввиду, что нужно разрисовать свое лицо. Писать картины лучше на холсте, Хаосов цветочек. — Бог лукаво улыбнулся, а затем наклонился к притихшей Персефоне и прошептал: — Если, конечно, холст не твое прекрасное тело.

От прикосновений Бога стало жарко. К щекам прилил румянец, а руки инстинктивно сжали сидение стула. Когда Ниалл закончил, он обвел большим пальцем скулу девушки, очертил прямую линию подбородка, коснулся губ и сказал:

— Так гораздо лучше. Не надо менять свою индивидуальность под стандарты общества. — Бог поднялся, но замер, когда в тишине, нарушаемой только сильным сердцебиением Персефоны, раздался ее нежный голос:

— Я хотела понравиться Повелителю.

Ниалл обернулся. Лазурный взгляд заинтересованно скользнул по ее лицу, спустился вниз на короткую клетчатую юбку, он хмыкнул, посмотрев на босоножки на грубой подошве. Единственной женщиной, которая надевала штаны и продолжала будоражить фантазии Бога, была Персефона, и ему не хотелось видеть ее другой.

— Мне нравится как ты выглядишь, Персефона, крича всему миру свое имя и бросая мне в лицо мои же законы. Этим ты и привлекла меня, не стоит становиться безвольной куклой, только чтобы кому — то понравиться. Даже если мне.

Он сел к холсту, подхватил палитру и, наклонив голову набок, быстрыми мазками нанес краску. Персефона же рисовать не умела. Она заинтересованно разглядывала Бога. Сейчас на его лице не было привычной задумчивости, мудрости в глазах, а только безмятежность. Губы то и дело растягивались в легкой полуулыбке, в лазурной радужке вспыхивали золотистые искры, лицо озарялось светом, а красивые пальцы взметались вверх, плавными мазками ложились на холст, четкими движениями краска смешивалась между собой, плоская кисть рисовала ровные линии.

— Прекрати так смотреть, — Ниалл обернулся к Персефоне. Она тут же смущенно отвела глаза и набрала на кисть краску.

— Мне интересно, что ты рисуешь?

— Всему свое время, цветочек.

Персефона вздохнула. Она огляделась: студия была деревянная, лишь пара широких окон пропускали в нее яркий золотистый цвет. В каждом углу в вазах стояли розы, на стенах висели картины. Персефона пригляделась. Это были букеты цветов, скала над Розовым морем и прекрасный багровый закат, красивая девушка с рыжими кудрями в зеленом платье, которое от ветра развевалось в разные стороны. Она придерживала ладонью соломенную шляпку и сияюще улыбалась. На одном холсте Персефона заметила Селену. Богиня сидела на нежно-голубом диване, а в ладони ее лежало полотно, из-под пальцев тянулись разноцветные нити. Она выглядела безмятежной и счастливой. Такой Повелительницу Порядка Персефона не видела ни разу.

— Это…Катрин? — прошептала девушка, боясь смотреть на Повелителя.

Он застыл, крепче сжимая в пальцах кисть. Девушка думала: «вот же глупая! Он выгонит тебя за такие личные вопросы и будет прав». Но Ниалл тяжело выдохнул и тихо произнес:

— Да.

Больше Персефона не решалась задавать вопросов. Она поднялась, подхватила из вазы сочный алый бутон и положила его перед собой. Макнув кисть в белую краску, она смешала ее с красной, чтобы слегка разбавить цвет, и мазнула по холсту. Девушка так увлеклась, пытаясь передать красоту розы, мягкий солнечный свет, подсвечивающий лепестки, остроту шипов, что не заметила как Ниалл вытер руки от краски и уже несколько минут наблюдал за ней. Персефона вздрогнула, когда в тишине раздался его стальной голос:

— Что же ты так долго и увлеченно рисуешь?

Он поднялся, чтобы посмотреть, но девушка отвернула мольберт в сторону и воскликнула:

— Не смотри! Еще не готово.

— Ты не можешь запретить Повелителю, — возразил Ниалл, улыбнулся и встал позади Персефоны.

Вздохнув, она повернула холст и задержала дыхание. Бог долго всматривался в подобие цветка, на тени, что Персефона попыталась передать темно-зеленой краской, на желтый свет, льющийся из окна, на белоснежные блики на лепестках, на острые шипы.

— Весьма неплохо, — похвалил он.

— А что же нарисовал ты?

Девушка вскочила со своего места, отпрянула от ладони, что хотела задержать ее и схватил холст ладонями.

— Аккуратнее! — прошипел Бог. — Краска же еще не высохла.

Лукавая улыбка соскочила с пухлых губ, ледяные глаза расширились от удивления, руки сильнее вцепились в подрамник. На нее смотрела Персефона, держащая меж пальцев сочный бутон розы, а вокруг порхали бархатные лепестки. Ниалл изящно передал даже блики на серебряных кольцах и мягкие капли воды на перьях розы.

— Я хочу повесить его здесь.

— На стене? — изумленно спросила Персефона. — Я думала, вы хотите отдать его мне.

— Вот еще! Но я рад, что тебе понравилось.

Ниалл бережно забрал портрет из цепких пальцев Персефоны, подошел к пустующему месту на стене и солнечная магия закрепила холст. Сердце девушки выпрыгивало из горла, а ледяной взгляд по-другому взглянул на Бога. Она совсем не знает его. И снова ей вспомнились слова Дафны. «Жестокий тиран», «тот, кто не умеет любить», который рисовал ее магией на стекле, красками на холсте, заставлял ее сердце с каждой секундой стучать все чаще, а мысли хаотичной стайкой летать в голове. Игра, которая обернулась против нее самой. Теперь все чаще Персефоне хотелось мчаться к нему, куда бы Ниалл не позвал, не из желания поскорее отдать кристалл разбойнику, а чтобы в очередной раз увидеть его, коснуться, поймать соленый морской выдох. Что она будет делать, если их чувства не окажутся взаимными? Исчезнет из его жизни? Навряд ли Повелитель позволит нарушительнице Порядка так просто уйти.

Ниалл, заметив такую резкую смену настроения Персефоны, подхватил чистый холст, сел на стул, разводя ноги шире и похлопал по месту между ними.

— Садись, я научу тебя чувствовать магию изобразительного искусства также, как ты чувствуешь танец.

Персефона заколебалась, но села. Места было не много и Ниаллу пришлось прижаться к ее спине грудью. Девушка почувствовала жар, исходящий от него, соленое дыхание пощекотало ее шею, горячие пальцы мягко взяли ее за ладонь и вложили в нее кисть.

— Представь, что все в мире состоит из геометрических фигур. Какой ты видишь розу?

— Круглой, — ответила Персефона.

— Почти.

Ниалл, все еще не выпуская ее ладонь, макнул кисть в красную краску, а вторую руку положил ей на живот, удерживая положение, чтобы кисть не соскочила с холста. Он повел красной краской, рисуя линиями непрерывающийся круг от крохотной точки до четкой округлой линии, затем от его основания он сделал полуовал, а от него коричневым цветом мазнул прямоугольник, слегка сужающийся книзу.

— Это основа твоей будущей розы, не нужно сразу начинать с детализации. Так у тебя не получится.

Бог медленно водил кистью по холсту, придавая лепесткам форму, стирал тряпочкой ненужные детали, учил Персефону смешивать цвета, видеть куда ложится тень, как нарисовать свет и передать блики. Он крепко держал хрупкую девушку в своих сильных руках, направлял, учил видеть оттенки и полутона. А она, затаив дыхание, внимала хорошо поставленному стальному голосу Бога, замирала, когда широкая грудь касалась ее спины при вдохе, покрывалась мурашками от горячего выдоха, обжигающего шею. А Ниалл еле сдерживал себя, чтобы не сойти с ума от соблазнительного черничного аромата, чтобы не впиться в ее шею влажным поцелуем, повалить на пол и целовать каждый сантиметр сладкой манящей кожи. Ткань рубашки казалась ему тесной, мысли то и дело подкидывали неприличные сцены, ему приходилось все чаще сжимать бедра, сдерживаясь. Ниалл успокаивал сам себя, мол в веренице событий он просто еще ни разу после возвращения не был с женщиной. Вот только его тело желало только ее: обладательницу ледяных глаз и черничного аромата зефирной кожи.

Когда Бог нанес последний мазок и картина была готова, они еще пару минут сидели в тишине, а Персефона, объятая порывом, вскочила со своего места, опустилась перед Ниаллом на колени, одним рывком сняла с Бога фартук и принялась по одной расстегивать пуговицы его рубашки.

— Что ты делаешь? — спросил Ниалл и попытался оттолкнуть девушку, но она упрямо покачала головой и попросила:

— Позвольте мне украсить ваше прекрасное тело.

— Ты будешь рисовать? — удивился Бог.

Девушка кивнула. Алмазные пуговицы по одной выскальзывали из петель, открывая взору гладкую алебастровую грудь и рельефный живот. Персефона приблизилась ближе, почти касаясь губами его шеи и медленно опустила рубашку. Шелковая ткань соскользнула с широких плеч, прокатилась по выпуклым венам на предплечье и мягко осела на деревянный пол. Мышцы перекатывались от движения, когда Ниалл удобнее откинулся на спинку стула. Он заинтересованным лазурным взглядом мазнул по щекам, которых коснулся легкий розовый румянец, проследил как язык скользит по пухлым губам, как тонкие девичьи пальцы зажимают кисть.

Персефона макнула кончиком в алую краску. Ниалл дернулся и напрягся, когда холодная мягкая кисть коснулась его горячей кожи. Руки покрылись мурашками, пальцы вцепились в ножки стула до побелевших костяшек, а сердце застучало чаще. С каждым касанием, мышцы все сильнее напрягались, становилось тяжелее держать себя в руках, глаза заволокло дымной поволокой, а голова в блаженстве запрокинулась назад, лишь бы не смотреть на манящие полуоткрытые губы, на медленные движения длинных пальцев. Девушка принялась писать на теле Повелителя бархатные лепестки, припорошенные каплями дождя. Таким она видела его: величественным снаружи и хрупким внутри, а блестящие слезы неба, застывшие на бархатные лепестках — его израненная душа. На зеленом стебле Персефона нарисовала острые шипы. На одном из них блестела от света рубиновая капля крови. Стоит коснуться Повелителя и ты истечешь кровью, но если убрать шипы, вырвать их с корнем, перед тобой откроется совсем иной Ниалл — прекрасный, как бутон этой алой розы.

Персефона наклонилась ближе и волосы, забранные в хвост, вдруг мягким водопадом рассыпались по животу Бога. Он вздрогнул и прохрипел:

— Остановись, Персефона, или я не сдержусь.

Она застыла с зажатой меж пальцев кистью и медленно подняла глаза. Ниалл тяжело дышал, на лбу выступила испарина, тело засветилось, а ткань на свободных брюках натянулась. Игра зашла слишком далеко. Ей стоит остановиться, а лучше вернуться обратно в замок Повелителя и послать всех к Хаосу. Но она, выдохнув, подалась вперед и впилась в полуоткрытые губы Повелителя. Он дернулся навстречу, запустил ладонь в водопад платиновых локонов и жадно сминал ее губы, словно измученный многовековой жаждой. Горячие языки сплелись в жарком танце, холодные пальцы Персефоны вцепились в напрягшиеся плечи Ниалла. Она сильнее сжала руки и острые ногти впились в алебастровую кожу до боли. Повелитель застонал, одним рывком посадил девушку на свои бедра, оттянул ее волосы назад и припал губами к шее. Белоснежная рубашка испачкалась в краске, алая роза отпечаталась на ней. Он кусал ее нежную кожу, оставляя на ней красные следы. Сердце Персефоны билось так сильно, что до боли ударялось в грудную клетку. Умелые пальцы расстегнули рубашку, губы коснулись ключицы, спустились на плечо, а грубые ладони сжали соблазнительные бедра. Персефона подалась ближе, чувствуя как сильно возбужден Ниалл. Ей было жарко, свет, что охватывал его тело, оставлял на ней небольшие ожоги. Это приводило ее в восторг, захотелось его всего без остатка, чтобы он принадлежал только ей, чтобы со сладких губ срывалось только ее имя.

— Я хочу тебя, Персефона, — прохрипел Ниалл.

Он дернул полы ее рубашки, отчего пуговицы оторвались и хрустальной крошкой рассыпались по полу. Тонкая ткань соскользнула с нежной кожи и рухнула вниз. Грудь Персефоны соблазнительно вздымалась, между ног стало невыносимо жарко и влажно. Пальцы Бога рывком приподняли бедра девушки, чтобы расстегнуть свои брюки. Сердце Персефоны в нетерпении выпрыгивало из горла, руки подрагивали, а губы ловили сладость его кожи. Морской аромат заполнил легкие, ладонь запуталась в его платиновых локонах. Ниалл отодвинул насквозь промокшее белье Персефоны и пальцы скользнули внутрь. Она ахнула, тело словно ударило током, голова запрокинулась, руки сильнее вцепились в плечи Бога. Боль должна была отрезвить его, но Повелитель Света наслаждался болью. Он хотел эту хрупкую девочку целиком, думал не сдержится и возьмет ее в ту же секунду, но ему хотелось, чтобы она кричала его имя, чтобы плавилась в сильных руках, чтобы просила его не останавливаться.

— Ниалл! — всхлипнула Персефона и задрожала. Волна удовольствия накрыла ее с головой, ударила током, заставляя тело вздрагивать от каждого касания. Горячий язык Ниалла скользнул по шее вверх, губы впились в ее. Ему нужна была черничная сладость, помутившая рассудок, горячий выдох удовольствия, сорвавшийся с них.

Ниалл развернул девушку спиной к себе, стянул юбку и белье, а затем рывком посадил на свои бедра. Она вскрикнула, вцепилась в его ладонь, лежащую на ее животе и запрокинула голову назад. Ниалл прижался горячей грудью к ее спине, едва взмахнул рукой и перед Персефоной появилось зеркало в полный рост. Она увидела сияющие лазурные глаза, припухлые от поцелуев губы, румянец на своих щеках и легкие укусы, покрывающие ее шею. Ее охватил небывалый восторг. Ниалл прошептал:

— Смотри то, что вижу я. Тебе нравится?

Ниалл задвигался чаще, рывками сажая ее на свои бедра. Персефона закричала, закрыла глаза, но Повелитель сжал ее грудь, не переходя грань между болью и удовольствием и прорычал:

— Ответь! И не закрывай глаза, я хочу, чтобы ты видела как прекрасна.

— Нравится, — выкрикнула Персефона.

Она смотрела как ее бедра скользят вверх-вниз, волосы от пота прилипли ко лбу, но стоило взглянуть на Ниалла, волна удовольствия накрыла ее с головой. Он смотрел на нее с обожанием. В бескрайней лазурной радужке золотыми крапинками сияли звезды, влажные губы скользили по шее, покрывали поцелуями спину, ладонь сильнее сжалась на ее животе и, вздрогнув, Ниалл запрокинул голову назад и застонал. Они тяжело дышали, прижавшись друг к другу. Щеки Персефоны пылали, тело приятно потягивало, а в голове было пусто, словно все мысли разом затихли и не беспокоили свою хозяйку.

Они перешли эту грань, другого пути назад нет. Кто она теперь для него? Наложница или очередная снежинка, чей черничный аромат помутил рассудок холодного Повелителя Света? Вдруг кулон засветился и до боли обжег спину Персефоны. Она вздрогнула и зашипела от боли, отстраняясь. Ниалл смотрел на горящий золотым огнем кулон и не понимал почему уже второй раз кристалл светится рядом с Персефоной.

Девушка рывком натянула рубашку, застегивая пуговицы, но Ниалл схватил ее за ладонь и протянул свою, поясняя:

— Я порвал твою. Не думаю, что тебе стоит расхаживать в таком виде.

Персефона застыла, смотря огромными глазами на Ниалла.

— Кто я теперь? — спросила она.

— А кем ты хочешь быть?

Ниалл наклонил голову набок и закусил губу.

— А кем я могу быть для тебя?

— Любимой…наложницей, — вздохнул Ниалл, отвечая. — Большего дать я тебе не смогу. Решай, нужно ли тебе это или мы навсегда можем исчезнуть из жизней друг друга.

Персефона кивнула. Она на большее и не рассчитывала, а в груди все равно ревностно кольнуло. Она хотела отказаться, спрятаться в замке Повелителя Хаоса и пережить неожиданное влечение к Богу Света, только не смогла. Им еще многое нужно было попробовать вместе.

— Твой кулон, — кивнула она, — снова светится. Что это все же за камень?

Бог заколебался с ответом, но потом все же сказал:

— Это кристалл Света. Часть моей души.

Сердце Персефоны остановилось. В горле стало сухо, а глаза расширились от осознания: он все время был рядом с ней, стоило только протянуть ладонь и оборвать цепочку. Девушка постаралась унять частое сердцебиение и облизнула губы. Ниалл проследил как язычок скользнул по мягкой коже. Он думал, стоит удовлетворить свое желание и он больше не захочет эту Хаосову смертную, только все обернулось наоборот: он захотел ее еще сильнее. Все его принципы разом превратились в прах. Быть может, когда-нибудь он пожалеет о своем решении, но Бог понял одно: он больше не хочет ее отпускать.

— Собери все необходимые вещи. Слуги завтра перенесут их в крыло наложниц. У тебя будет отдельная комната и…

— Подожди — подожди, Ниалл, я разве не говорила? Я останусь жить в замке Повелителя Хаоса.

— Исключено! — воскликнул Бог. — Наложницы живут рядом, это правило.

— К Хаосу правила! Мне нравится жить там.

— И быть прислугой у его Дафны? — фыркнул Ниалл. — Моя главная наложница не будет прислуживать подружке моего брата.

— Я не прислуга! Я делаю ей макияж и заплетаю волосы. Мне нравится эта работа. Наложница — не равно рабыня.

Ниалл тяжело вздохнул, но, подумав пару минут, кивнул, соглашаясь. Пусть живет где хочет, так даже лучше.

— Хорошо, будь по — твоему.

Персефона улыбнулась и поклонилась. Теперь осталось украсть кулон, а в душе взметнувшейся стеной огня горело сердце. В нем неожиданно поселилось имя Повелителя Света, а предательство равносильно смерти. И умирает не только тот, кого предали, а тот, кто занес над головой с длинными платиновыми волосами свой обсидиановый клинок. Сможет ли он простить? Решится ли Персефона предать? И чье сердце тогда будет разбито: ее или его? Но больше всего девушка хотела знать: какое место она отныне занимает в сердце Бога? Наложница ли или его израненное сердце вновь распахнуло свои двери для души, готовой любить его целиком?

Глава 15. Между сердцем и душой

Ниалл очнулся в Небесном Царстве. Сочная зеленая трава приятно щекотала кожу, яркое золотистое солнце слепило глаза. Две голубые бабочки порхали над бархатными бутонами алых роз и нежно касались кровавых лепестков полупрозрачными крылышками. В теплом летнем воздухе витал аромат трав и верескового меда. Бог настороженно огляделся, ведь так пахла любовь всей его жизни. Та, о которой он вмиг позабыл, стоило белокурой владелице Хаоса появиться в его серой жизни.

Позади послышались шаги и Ниалл медленно обернулся. Мать всего сущего, одетая в полупрозрачную белоснежную накидку, не скрывающую наготу, шла по траве. Прохладные капли росы касались ее ног и приятно холодили кожу. Она остановилась в двух шагах от сына и он глубоко поклонился. Вселенная улыбнулась и глаза ее вспыхнули светом.

— Зачем я здесь? — удивился Ниалл.

— Ты не рад быть дома?

Бог поклонился еще раз и только тогда ответил:

— Я люблю бывать дома, но у всего есть цель, верно?

Вселенная кивнула:

— Каково это, Ушакхал, проявить сострадание?

— Сострадание? — переспросил Ниалл.

— Ты спас девочку Хаоса дважды. Не это ли слабость, которую ты презирал?

Сердце Ниалла забилось чаще, ладони вспотели и он сглотнул ставшую вязкой слюну, отвечая:

— Вы ошиблись, Повелительница, я не проявлял сострадания.

— Зачем же укрыл ее от магии Порядка?

Царица наклонила голову набок и усмехнулась. Сердце Ниалла стучало так громко, что ей стало смешно. Он пытается обмануть ее, но разве можно одурачить Вселенную?

— Я не знаю, матар, тело реагировало быстрее мозга.

Царица покачала головой:

— Ты будешь влюбляться в нее все сильнее, мой мальчик. Я не позволю тебе полюбить. Солнечный Бог уже один раз пострадал от рук смертной, и я больше не согласна смотреть как ты рушишь свой мир ради человека, предаешь семью, вырываешь из груди свое хрупкое сердце.

— Разве ты не любишь людей больше, чем кого — либо? — обиженно вопросил Ниалл.

Вселенная улыбнулась краем губ:

— Я люблю каждое свое творение, мое Солнце. Кто эта девушка для тебя?

— Тебе не о чем беспокоиться, матар. Она всего лишь наложница. Разве Богу Света отныне запрещено развлекаться?

— Разве ты не видишь, сын, как меняется твоя душа?

Ниалл отрицательно покачал головой:

— Я не опущусь до чувств к наложнице.

Мир поплыл, лицо матери исказилось и заволокло сизой дымкой.

— Ради наложниц не рискуют собственной вечностью, — горько прошептала создательница мира.

Тело Ниалла замерцало, а затем он распахнул глаза и резко сел на кровати. По лицу тек пот, тонкая майка промокла насквозь, а платиновые локоны прилипли ко лбу. Он стер ладонью остаток сна и грубо откинул от себя одеяло. Не к добру в его сон пришла Царица. Ой как не к добру!

Персефона сидела на подоконнике, свесив левую ногу. Правую же она подтянула к груди и упиралась в колено подбородком. Тоскливый взгляд потухших ледяных глаз безразлично блуждал по саду ирисов Повелителя Тьмы, по резвящихся над цветами насекомых, по слугам, что слонялись туда-сюда. Она в очередной раз тяжело вздохнула и ударила лбом пару раз о колено, мысленно застонав от отчаяния. Ее сердце разрывалось на части, обливалось кровью, взрывалось на тысячи осколков только от одного осознания, что она предает Повелителя Света.

После последней встречи прошел день, а время неумолимо приближало ее к мужчине в капюшоне, которому на днях она должна отдать кристалл. «Неделя» стучало в голове молотком, точно по наковальне. Она искусала все губы в кровь, размышляя как стоит поступить. Как все исправить? Украсть кристалл или пустить свою жизнь на самотек? Ее игра зашла слишком далеко. Персефона хотела только одного: выпутаться из паутины, в которой она и паук и жертва. Сама запутала себя во лжи, не понимая к чему это приведет. Повела себя глупо, помогая незнакомцу. Думала, что ей стоит украсть кристалл? Будет также просто как с ключом, но не заметила как влюбилась в смерть с красивыми лазурными глазами. Каждое его касание вызывало под ее кожей целый пожар, губы зудели до сих пор, а тело требовало продолжить ласки жестокого Повелителя Света.

В голову, точно соленый морской порыв ветра ворвалась мысль: спрятать. Она спрячет мальчика, отдаст ему все накопленные деньги и отправит в другой город, да хоть на самый конец Безграничья, лишь бы мужчина его не нашел. И тогда он не сможет манипулировать ею, Персефона все расскажет Ниаллу, и не нужно будет делать сложный выбор.

Спрыгнув с подоконника, Персефона юркнула под кровать, достала сверток и, развернув его, пересчитала деньги. Здесь должно хватить, чтобы снять жилье на полгода и при этом неплохо питаться. Она копила их, чтобы в будущем купить себе жилье, но сейчас жизнь важного для нее существа находилась в опасности. Его жизнь и ее сердце, что разрывалось на части от одной мысли о предательстве Ниалла. Девушка переоделась и, коснувшись нити Хаоса, растворилась в черной дымке.

Магия выбросила ее в деревню Бога Света. Осмотревшись, Персефона прищурилась от яркого солнечного света, а затем, поправив лямку рюкзака, что сполз с правого плеча, направилась к заброшенному дому, где частенько прятался Майк, в надежде, что парень и сейчас там. Она обогнула колодец, из которого старушка набирала в ведро воды, прошла между высоких розовых кустов, свернула к тропинке и вышла на неприметную полянку с покосившимися от времени домиками. Скрипнула дверь, отворяясь, в нос ударил запах запеченной на солнце пыли и тяжелый аромат железа, что скрутил желудок Персефоны в тугой узел. Девушка закашлялась, в груди похолодело, на лбу выступил холодный пот и она хрипло позвала:

— Майкл!?

Ответом ей была тишина. В комнате послышался шорох и Персефона, зажигая на пальцах магию, прошла вперед. Хаос трещал, обжигающими поцелуями ласкал ее пальцы и уговаривал хозяйку повернуть назад, но она, отогнав негативные мысли, двинулась дальше. Хаос сорвался с пальцев, освещая полумрак. Мыши от света заверещали и разбежались в разные стороны, только смех, что эхом оттолкнулся от стен, накинул на ее шею удавку. Персефона замерла, огонек Хаоса сорвался с пальцев и выстрелил в пустоту. Хохоча, мужчина в капюшоне вышел из-за двери и прижался к ней спиной. Оказавшись в ловушке, девушка дернула рукой и из рукава нырнул клинок с вырезанным знаком луны на рукоятке — подарок Дафны после бала.

— Я буду драться, — предупредила Персефона.

Васильковые глаза призывно сверкнули из-под капюшона, на пальцах заискрилась магия, в ладонь скользнул клинок.

— Кристалл! — воскликнул мужчина.

— Неделя еще не прошла. Где Майкл?

— Ты, видимо, расслабилась, Хаосово отродье! Ну так я помогу тебе поторопиться.

Мужчина взмахнул ладонью и клинок, подхваченный магией, завертелся и со свистом полетел к Персефоне. Она дернулась, уворачиваясь, но острое лезвие коснулось щеки. Алая кровь выступила на нежной фарфоровой коже. Девушка призвала тени, собираясь выпить его целиком. Этот прием был запрещен после возвращения Повелителя Хаоса. Каждый, кто работал на него, получил кольцо, помогающее восстанавливать силу. Персефона рисковала, но собственная жизнь ей была дороже. Раскинув руки в стороны, она вдохнула носом воздух и ничего! Мужчина хрипло рассмеялся, похлопал в ладони и, указывая на неприметную красную нить на запястье, пояснил:

— Хозяин обезопасил меня, чтобы не было подобных осечек от Хаосова отродья. Будем дальше мериться силами или ты отдашь кристалл?

— У меня его нет!

Девушка задрожала. Внутри стало холодно и пусто, а с пальцев уже сорвалась магия, готовая спасти хозяйку. Блеснула нить Хаоса и Персефона вытянула ладонь, только мужчина не дал, разрубил ее мечом Света и покачал головой.

— Не выйдет у тебя ничего! Я не отпущу ни мальчишку, ни тебя, пока ты не достанешь кристалл. Как насчет завтра? Или мой хозяин принесет тебе под дверь посылку с его отрубленной головой.

Персефона вжалась спиной в стену и с вызовом спросила:

— Не боишься, что я все расскажу Повелителям?

Мужчина наклонил голову набок, сверкнув васильковыми глазами и пожал плечами:

— Валяй, только я в таком случае расскажу и даже покажу кто украл ключ из хранилища Хаоса, а еще, — мужчина достал из кармана сверток и Персефона побледнела, — украденное заклинание, способное совместить несколько магических фракций. Как ты думаешь, что тебе за это будет? Повелитель Света изощренный палач, малышка, поверь, тебе будет очень больно.

— Откуда оно у тебя?

— Завтра вечером, — отрезал мужчина. Он пошарил в кармане брюк, выудил полный синий пузырек с мерцающей рубиновой жидкостью, а затем бросил его в Персефону, поясняя: — Это зелье, оно поможет усыпить Бога Света так, чтобы у тебя было несколько часов на кражу его артефакта. До встречи, малышка.

И мужчина растворился в золотистых брызгах, только васильковые глаза еще пару минут зловеще мерцали в полумраке. Персефона сползла по стене, обнимая себя за плечи. На улице было жарко, но ее трясло так, что зубы отстукивали чечетку. Паук сильнее заработал лапками, оборачивая паутину на шее Персефоны. Она зло вытерла кровавую щеку, выровняла частое дыхание и поднялась. Не важно украдет она кристалл или нет, ее все равно ждет смерть, но пока есть шанс спасти невинную жизнь, она им воспользуется.

С серебристого лезвия на пол падали крупные рубиновые капли крови. Они блестели под направленным на них рыжим пламенем свечи. В комнате стоял густой запах железа, смешанный с прекрасным ароматом соленого моря. Ниалл, наклонившись к привязанному к стулу Хонгу, проводил лезвием по его нагому телу и шипел:

— Где кристалл Хаоса?

Лицо Хонга было белее снега. Губа разбита и припухла, под карими глазами фиолетовые кровоподтеки, на правой щеке порез, а с волос на ноги капает холодный пот. Мужчина мученически застонал и улыбнулся, поморщившись от яркой боли в губе. Он слизнул кровь и, сплюнув ее, хрипло ответил:

— Еще раз повторяю, Повелитель, у меня его нет.

— Мразь! — грязно выругался Ниалл и, вложив в кулак силу Света, ударил мужчину в живот. Он охнул, из открытого рта потекла тягучая рубиновая жидкость. Бог схватил его за волосы и грубо дернул. Поднялась голова, губы растянулись в усмешке, карие глаза сверкнули.

— Мне нравится боль. Она напоминает мне кто я. В этом мы и похожи, Повелитель Света, — улыбнулся Хонг. — Ведь ты тоже наслаждаешься болью.

Ниалл промолчал, только сильнее сжал челюсть. Он провел кончиком клинка по рельефному животу заложника и собирался нанести удар, но замер, услышав имя, еще недавно скручивающее его сердце в тугой узел.

— Как быстро ты позабыл кто ты есть, Повелитель Света. Клялся Катрин в вечной любви, а сам забываешься в объятиях Хаосова отродья! — Хонг брезгвительно сплюнул и оскалился. — От тебя за версту разит Хаосом. Вспомни, с каким безразличием в глазах ты убивал этих отродьев Тьмы. Что же случилось?

— Откуда ты обо всем знаешь, находясь в заточении? — рыкнул Ниалл и наотмашь ударил мужчину по лицу. — Еще раз упомянешь ее имя и я тебя задушу голыми руками.

Хонг рассмеялся:

— Слышал выражение: «У стен есть глаза и уши»? Я бы поразвлекался с такой красоткой. Рыженьких у меня еще не было. Жаль только, что она мертва.

Клинок полыхнул рыжим огнем. С острого кончика на пол закапали горящие язычки пламени. Они с шипением плюхались на мрамор, распространяя по комнате аромат соленого моря. Тело Бога охватил яркий свет, а лазурная радужка вспыхнула, подобно звездам на небе. Адриан, доселе молча подпиравший спиной стену, моргнул и, прячась за щитом Хаоса, чтобы не ослепнуть, подскочил к брату. Ниалл замахнулся, целясь Хонгу в горло, но не успел сделать удар. Цепкая ладонь брата вцепилась в его руку. Адриан воскликнул:

— Не смей! Убьешь его — убьешь Селену.

Ниалл грубо выдернул свою руку, швырнул клинок и, бросив солдатам у входа: «В камеру его», коснулся нити Света и исчез. Хонг сидел, улыбаясь. Наклонив голову набок, он цепким взглядом прошелся по Адриану и сказал:

— Ну вот мы и встретились, Адриан. Тебе не долго осталось. Ты будешь первым, чьей кровью я напою своих людей.

Повелитель Хаоса проводил мужчину презрительным взглядом. Никак нельзя допустить, чтобы он завладел тремя фракциями, иначе на земле на самом деле наступит непроглядный Хаос.

Ниаллу нужно было остыть. Слова Хонга задели струны в душе Бога, выворачивая их наизнанку. Он действительно позабыл кто он, сделался слишком чувствительным, позволяя смертной, да еще и владеющей Хаосом, забраться настолько далеко в его сердце. Сначала мать явилась в его сон с предупреждением, теперь проклятый Хонг! Ниаллу нужно было сбросить напряжение, только повести себя как раньше он не мог. Раньше он крушил все вокруг, превращая статуи в мраморные крошки, картины в разодранные куски тканей, стулья в щепки, а свое сердце в ледяные осколки. Он поднимал руку на сестру, слуг или дочь, а позже забывался в объятиях наложниц, иногда сразу нескольких. Сейчас же, он себя не узнавал. Злясь, Бог заходил в свою комнату, ложился на пол, а затем отжимался и качал пресс со всем остервенением, хотя его земному телу не нужен был спорт, чтобы выглядеть безупречно. Мать всего сущего создала Богов идеальными, точно выточенными из мрамора. Обливаясь потом, Ниалл поднимал гантели, считая в уме, заставляя свой мозг опустеть от ненужных мыслей, мешающих ему думать с холодной расчетливостью.

Повелитель Света рывком дернул полы рубашки, от чего алмазные пуговицы разлетелись в разные стороны, ударились о пол и закатились под кровать. Ниалл откинул от себя кусок васильковой тряпки, так подчеркивающей его глаза, подлетел к окну, широко распахивая створки. Сочный аромат роз теплым порывом ветра ударил его в лицо и, вдохнув полной грудью, он опустился на пол. Мышцы перекатывались от движений, на широкой спине, покрытой белесыми полосками шрамов, выступили блестящие капельки пота. Они прокатились вниз, заставляя платиновые локоны волос прилипнуть к ней. Бог отжимался со всем остервенением, пока мышцы на руках не начали гореть и дрожать. Ниалл перевернулся на спину, завел ладони за голову и, оторвав от пола грудную клетку, начал отжиматься. Живот горел, сердце сильно стучало в груди, а по вискам стекали капли пота.

В дверь неожиданно постучали, а затем ручка провернулась. Ниалл думал, Селена пришла, поэтому он схватил рубашку и принялся ей вытирать лицо. Стоило на пороге показаться неожиданной гостье и Бог застыл. Персефона робко поклонилась, щеки вмиг вспыхнули кокетливым румянцем, а глаза опустились в пол. На ней была соблазнительная серая майка на бретельках и короткие песочного цвета шорты. В животе Ниалла разлилось тепло, он инстинктивно облизнул губы и изогнул бровь, приподнимаясь на локтях. Персефона достала из-за спины полную стеклянную бутылку, доверху наполненную рубиновой жидкостью.

— Составишь мне компанию? У меня был не очень хороший день и я решила, что мне хочется с кем-то просто посидеть и выпить вина.

Ниалл поднялся. Персефона проследила как по его груди вниз скатилась капелька пота. Внизу живота разлилось тепло, а руки задрожали от осознания, что ее план мог с треском провалиться, ведь Бог живет не первый день, и почувствовать зелье, которое она собиралась подлить ему сегодня, было для Бога проще простого.

— Какого Хаоса ты здесь забыла? — рыкнул Ниалл.

Он скрестил руки на груди и злобно буравил потемневшим лазурным взглядом Персефону. Девушка опешила, бутылка вина чуть не выпала из озябших пальцев. Ноздри Повелителя трепетали от гнева, а челюсть была крепко сжата.

— Я думала, ты не будешь против, — пролепетала Персефона.

— Я разве звал тебя? Как ты смеешь являться ко мне без позволения? Как смеешь звать меня по имени и не проявлять должного уважения?

Ледяные глаза расширились, ресницы дрогнули, а кожа стала белее снега. Каждое слово, что срывалось с красивых коралловых губ, вгоняло в грудь Персефоны огромный кол. Что могло случиться за пару дней? Или Ниалл снял свою маску и снова стал самим собой? Жестоким тираном. Девушка облизнула сухие губы и выдавила из себя, лишь:

— Я думала, теперь мне не нужно разрешение.

— Хватит! — оборвал Бог. Его сердце стучало в груди так сильно, что ударялось о ребра и пульсировало в горле. Он не хотел быть с ней резким, но Хонг вывел его из себя, задел за живое, тронул те самые тонкие душевные нити. — Надеешься, что раз я проявил слабость, тебе можно являться сюда без приглашения? Ты мерзкое отродье Хаоса! Мне вообще не нужно было тебя касаться.

Он брезгливо скривился и губы его дрогнули в презрительной усмешке. На глаза Персефоны навернулись слезы, в горле встал ком. Ниалл дернулся к ней, схватил за горло и припечатал к стене. Она охнула, с пальцев сорвалось горлышко бутылки и стекло, упав на мраморный пол, разбилось на тысячи осколков. Пара врезалась в ноги девушки и рубиновая кровь потекла по голой лодыжке, смешиваясь с нежно-розовыми брызгами вина. Запахло клубникой и Ниалл сильнее сжал ладонь, а в другой его руке блеснул нож. Он коснулся холодным металлом щеки Персефоны и замер. На нежной фарфоровой коже блестел свежий порез. Девушка задрожала, полные губы дрогнули и она прошептала:

— Не трогай меня. Пожалуйста, не делай мне больно.

Слова ударили Ниалла по лицу. По позвоночнику вниз побежал холодок, стоило увидеть испуганные глаза и почувствовать вибрацию дрожащего тела. Тела, что еще недавно горело под его пальцами. Горячий пыл остудился и ошарашенный Ниалл разжал ладонь и отступил на шаг назад. Персефона вжималась в стену, зубы стучали, а глаза зажмурились. Бог впервые испугался кому-то навредить. Он делал больно всем, кто становился ему дорог, кто оставил след на сердце и поселился в душе. Персефона нравилась ему и он собирался увидеть ее снова, он хотел узнать ее, чего она боится, о чем мечтает и о ком думает перед сном. Только теперь он знает, она боится его. Ему раньше нравилось смотреть в испуганные глаза подданных, наслаждаться болью, которую он причинял. Ему это поднимало настроение. Сейчас же он перешел черту. Персефона — такая хрупкая, как рубиновый бутон розы, только-только распустивший свои лепестки, а он зажал ее меж своих жестоких пальцев и сломал нежный стебель. И впервые Ниалл себя возненавидел. Просто по-другому он пока не умел. Персефона распахнула глаза, но ледяной взгляд не осмелился подняться, а Ниаллу хотелось увидеть в них не испуг, а желание, нежность, страсть, что угодно, да хоть злость и ненависть, но только не страх.

— Посмотри на меня! — потребовал он.

А когда Персефона подняла глаза, Бог пожалел о своем желании. Он увидел в них боль и разочарование. Да какое ему дело, что она о нем думает? Но сердце в груди застучало чаще, он сглотнул и убрал нож в задний карман брюк. Нужно было что-то сказать. Слова не шли, они застряли в горле, царапая кожу. Разочарование на дне ледяных глаз вдруг сменилось гневом. Огонь в них полыхнул и обжигающими язычками ударил Бога по щеке. Голова с копной платиновых змеек дернулась в гордом жесте, губы разомкнулись и она холодно поинтересовалась:

— Я могу идти, Повелитель?

В нос порывом ветра ударил аромат спелой ягоды черники и сквозь ягодный шлейф проникся тяжелый запах крови. Бог опустил глаза и лазурный взгляд наткнулся на стекающую дорожку крови и блестящее в нежной коже стекло.

— Ты ранена, — указал на ногу Ниалл.

— Мне пора, — сказала Персефона.

Отвернувшись, она почти бегом спустилась с лестницы и дверь замка Повелителя Света захлопнулась. Ниалл стоял и смотрел как переливаются от света, что охватил его тело, стеклянные осколки. И в груди его стучало сердце, а в душе вдруг стало пусто. Делая больно другим, он больше не испытывал радости. Мама была права: Ниалл изменился и это ему совсем не понравилось.

Персефону трясло. Сердце стучало в груди подобно загнанной в клетку птицы, в горле стоял ком, а на глаза навернулись слезы. Они порывались соскользнуть с ресниц и хрустальной крошкой рассыпаться по щекам, но она затолкала их назад. Девушка забежала по лестнице замка Повелителя Хаоса. Фанни сидела на скамейке, вдыхая аромат ирисов, и читала книгу. Увидев расстроенную Персефону, девушка поняла: всему виной Ниалл. Она окликнула ее, но та не остановилась. Разъяренной фурией Персефона забежала в свою комнату и сползла по стене, обхватывая ладонями трясущиеся плечи. Слезы как назло побежали по щекам, по пути превращаясь в прекрасные черные жемчужины. Дафна постучала, а затем дверь распахнулась и ошарашенная девушка присела рядом.

— Тише, Персефона, он того не стоит.

Дафна обняла ее, позволяя пальцам вцепиться в ткань ее рубинового платья. Девушка гладила ее по спине, шептала слова утешения и потихоньку плечи Персефоны перестали подрагивать, и она, шмыгнув носом, смахнула последние жемчужины. Это был второй раз, когда из ее глаз текут слезы наивысшей искренности мага.

— Что он сделал? — спросила Дафна, насупив брови.

— Оттолкнул меня. Все было хорошо, но он вдруг вышел из себя и наговорил всего.

— В этом весь Ниалл, — пробубнила Фанни. — Он по-другому не умеет. Ты что, действительно влюбилась? Я думала, это просто увлечение и не больше.

Персефона пожала плечами. Он ей нравился, хотелось лететь к нему куда бы он не позвал, хотелось вновь почувствовать на вкус его губы и сладкую кожу.

— Кажется, он мне нравится, Дафна. Но я не понимаю что я сделала не так.

Дафна задумалась, закусив губу: она поверить не могла, что будет помогать кому-то в отношениях с Ниаллом, которому до сих пор не могла простить ни собственную смерть, ни вред, причиненный Адриану.

— Дело не в тебе. Дело в нем. Ниалл — сплошная загадка. Никогда невозможно предугадать смены его настроения. Могу сказать одно: я не одобряю ваших отношений, потому что он тебя не достоин. Он не достоин ни одной хорошей женщины.

Персефона вздрогнула. Она не хорошая. Она собиралась украсть важнейший артефакт, она убила собственную мать, хоть и не своей рукой, она обманывала Адриана и Дафну. Это она не заслуживала ничего и никого в своей жизни. Фанни поднялась, протянула ладонь и сказала:

— Вставай! Сегодня бал в честь новых наложниц и ты должна выглядеть как главный бриллиант Повелителя Света. Будь неотразимой и гордой. Покажи, что тебе все равно и совсем не обидно. Поверь, он будет думать о тебе весь вечер.

Персефона улыбнулась и вложила в протянутую ладонь свои холодные пальцы. Фанни права: она должна выглядеть как истинная наложница, не стесняясь собственной силы.

— Я хочу выглядеть как Хаос.

На дне дождливых глаз блеснул лукавый огонек и Фанни улыбнулась. Она заставит Ниалла пускать слюни и пусть он пожалеет о своих словах. Девушка распахнула шкаф Персефоны и взгляд серых как тучки глаз наткнулся на длинное черное платье. Лиф его инкрустирован мелкими агатами и в форме буквы «V» спускался на талию и по спине. Кокетливый разрез открывал при движении соблазнительную правую ножку. Фанни выбрала бархатные туфли на высоком каблуке и, закусив губу, она выудила из своей высокой прически шпильки с алыми розами.

— Я сделаю из тебя истинный Хаос.

Девушка зачесала волосы Персефоны наверх, сделав пучок. Пару прядей она выпустила и выпрямила. Макияж в винном оттенке сделал голубые глаза темнее. Сейчас они напоминали лазурный взгляд Повелителя Света, а пухлые губы подкрасила темной помадой. Дафна брызнула на ее шею цитрусовые духи и, удовлетворенная созданным образом, широко улыбнулась.

— Ему понравится. Не думала, что когда-нибудь скажу такое.

Персефона рассмеялась:

— Спасибо, Госпожа!

Фанни обняла девушку за плечи и воскликнула:

— Мы подруги, Персефона! Пора называть меня по имени.

Персефона отвернулась, в горле вмиг встал ком. Она не заслужила никого в своей жизни. Ни Дафну, ни даже жестокого Повелителя Света. От самой себя сделалось мерзко. Где она свернула не туда, принимая абсолютно неправильные решения? Разгладив подол, девушка взяла Дафну за руку и, коснувшись нити Хаоса, они переместились в замок Ниалла. Он обязательно пожалеет о своей грубости.

Ниалл сидел на троне и взгляд его неотрывно следил за Персефоной. Ему было плевать на всех остальных наложниц, что кокетливо взмахивали ресницами, надеясь, что эту ночь Ниалл проведет в их объятиях, ему сейчас хотелось только одну женщину. Ту, что показывает свой гордый характер. Ту, которая стоит в соблазнительном черном платье, кидая вызов этому миру. Крича: «Я Хаос и горжусь этим». Фарфоровые ноги кокетливо выглядывали из-за разреза и этот цвет ей совершенно не шел. Ниалл ловил взглядом ее губы, накрашенные вишневой помадой, что растягивались в улыбке, скользил по шее, которая открывалась его взору, когда она от смеха запрокидывала голову назад. Дафна находилась рядом, словно защищала ее от любого, кто посмеет причинить ей боль. Адриан сидел поодаль и то и дело касался метки, когда Фанни пропадала из поля его зрения. Он выглядел счастливее, чем обычно. Даже Селена смеялась над шутками Хаосова мальчишки и только Ниалл хмуро подпирал кулаком подбородок. Он все пытался поймать ее взгляд, но она упрямо не смотрела в его сторону. Наложницам запрещалось танцевать с кем-то, кроме Бога, разговаривать же разрешалось, и сейчас мальчишка с кудрявыми русыми волосами подошел к Персефоне и, лучисто улыбаясь, оставил на ее руке поцелуй. Ниалл крепко сжал челюсть и отвернулся. Какого Хаоса его это задевает? Взгляд вернулся назад. Брови поползли вверх, а лазурные глаза распахнулись. Девушки нигде не было, мальчишка тоже испарился и внизу живота Ниалла похолодело. Он вскочил с трона, осматриваясь. Адриан усмехнулся и сказал:

— Она на балконе. Одна. — Он поднялся, похлопал брата по плечу, обтянутому в нежно-голубую рубашку, а сам, спустившись с подножия трона, поклонился Дафне и девушка, лучисто улыбнувшись, вложила в его ладонь свои тоненькие пальчики.

Ниалл облизнул губы и, подхватив из ведра шампанское и два фужера, выскользнул на балкон, опечатывая дверь магией. Персефона сидела, свесив ноги вниз и положив голову на раскрытые ладони. Она смотрела на горящую линию горизонта, а теплый летний ветерок развевал змейки волос. Ниалл присел рядом, Персефона на него даже не взглянула. В груди кольнуло и Бог, закусив губу, откупорил пробку и разлил шампанское. Запахло розами и девушка, лениво повернув голову, подхватила фужер и сделала глоток.

— Извинений ждешь? — усмехнулся Ниалл и затаил дыхание, ожидая ответа.

Он должен был извиниться, только гордость не позволит ему раскрыть рта. Персефона медленно покачала головой:

— Как я могу требовать у Повелителя?

Ниалл проглотил гневный ответ. Безразличие и спокойствие в ее голосе выводило его из себя. Он хотел, чтобы она накричала, замахнулась на него, чтобы он заткнул ей рот поцелуем как тогда, когда она запустила в него платьем. Девушка молчала, Ниалл разомкнул губы, собираясь что-то сказать, но она вдруг спросила:

— Какого это?

— Что? — удивленно спросил Бог.

— Причинять боль, — девушка наконец повернулась к нему и продолжила: — Ты чувствуешь при этом что-то?

— Если ты о том, что произошло днем, то я…

— Нет, — перебила Персефона. — Я хочу знать: только я ничего не чувствую, причиняя боль тем, кто меня любит, или мы похожи?

Ниалл сделал глоток. Холодное вино потекло по горлу обжигающей волной. Он тяжело вздохнул и уставился в голубые глаза Персефоны. Он никак не ожидал ее вопроса и тот привел мужчину в замешательство, вмиг остудил горячий пыл и заставил задуматься.

— Я делал ужасные вещи, Персефона. Мои грехи так велики, что, пожалуй, нет мага более порочного, чем я. Я уничтожил народ брата, я без единого сожаления заточил его в камень, я поднимал руку на сестру и дочь. Но я чувствовал, что, делая больно им, хуже становится только мне. Я не заслуживаю Селену, которая всегда меня прощала. Я все еще ненавижу своего брата за то, что он отобрал у меня женщину, но я не заслужил его прощения. Мне жаль, я не хотел напугать тебя сегодня, не собирался делать больно. Просто ты попала под горячую руку.

— Не правда! Ты заслуживаешь больше любви, чем они. Я не обижаюсь на тебя, Повелитель Света. Я благодарна за откровение с обычной смертной.

Персефона протянула ладонь и коснулась горячими пальцами руки Ниалла. Он вздрогнул от робких прикосновений и крепко сжал челюсть. Почему она так говорит? Зачем пытается так глубоко увязнуть в его черной душе? Почему он уже в который раз раскрывает себя и позволяет ей стать ближе? Нельзя позволить ей быть рядом с ним. Слишком далеко зашли их игры, заставляя вновь ожившими чувствами потихоньку таять его заледенелое сердце.

— Смертная жизнь слишком коротка. Тебе нужен тот, кто будет делать тебя счастливой. И это не я, Персефона. Это совсем не я! Мы зашли слишком далеко, переступили черту и должны остановиться, пока все не зашло еще дальше, — покачал головой Ниалл. Он поднялся, чтобы уйти, но девушка схватила его за руку. Ее голос дрожал, а сердце вот-вот выпрыгнуло бы из груди.

— Ты ошибаешься, Повелитель Света! Я бесконечно влюблена в боль. Быть может, я сумасшедшая, но никто, кроме тебя, не разделит это самое сумасшествие. И если ты сейчас вновь уйдешь и оттолкнешь меня, побоявшись чувств, я найду и хладнокровно убью тебя. Ты же видел, я цинично смотрела на смерть близких.

— А я разве тебе близок? — спросил Ниалл.

— Ты моя неожиданная боль, что защемила душу и оставила на ней шрам в виде солнца.

Ниалл поддел подбородок Персефоны пальцем, обводя контур губ и сказал:

— А ты мой обсидиановый клинок, лишивший разума. — Он запустил в ее волосы ладонь и наклонил голову, грубо впиваясь в дымные губы поцелуем. Плевать, что она Хаос. Его тело возбуждалось, стоило почувствовать запах черники. Он знал, что погубит ее, но никому не позволит прикоснуться к его Персефоне. Отныне, она принадлежит только ему. Прижавшись бедрами ближе, Ниалл прорычал:

— Я хочу тебя каждую секунду своей проклятой вечности!

Персефона судорожно вздохнула. Это было больше похоже не всхлип. От рычащих ноток глубокого вибрирующего голоса Ниалла ее тело покрылось мурашками, а внизу живота заныло. Вся обида стерлась от горячих слов. Она перекинула ноги через бедра Бога и села на него сверху, обхватив лицо ладонями. Губы впились в его — сладкие как сахарная вата. Горячий морской выдох растекся на языке пряной свежестью. Персефона спустилась на шею, прикусила нежную кожу, расстегнула пуговицы рубашки, обнажая ключицы. Пальцы Ниалла сильнее впились в ее тонкую талию, а ткань штанов оказалась слишком тесной. Бог поднялся, Персефона обхватила его талию ногами и, развернувшись, Ниалл прижал ее к стене.

— Укуси меня еще раз, цветочек! — горячо прошептал он и впился в пепельные губы жестким, лишенным нежности поцелуем. Таким, что у нее разом стерлись все мысли, а тело целиком покрылось мурашками, от кончиков пальцев до затылка.

Девушка зарылась пальцами в платиновые локоны и, оттянув их назад, открыла своему взору пульсирующую жилку на шее Повелителя Света. Он застонал, почуяв легкую боль, а потом она наклонилась, прикусила алебастровую кожу и тут же поцеловала место укуса. Гости танцевали, наложницы искали Ниалла взглядом, а он плавился в руках Персефоны, наслаждался грубостью, сжимал в ладонях ее бедра до красных на нежной коже следах. Тело засветилось, низ живота пульсировал. Пальцы Бога спустились ниже и коснулись влажной кожи.

— Жестокая маленькая смертная! — ухмыльнулся Бог. Под такое платье не носят белье и это привело Ниалла в восторг. — Такая сладкая. Моя!

Балконная дверь дернулась, но магия не позволила ей распахнуться. Послышался стук и голос брата.

— Ниалл, ты должен представить наложниц.

Персефона вздрогнула, вцепилась пальцами в плечи Ниалла и зажмурилась. Бог шумно выдохнул, обдавая шею Персефоны горячим дыханием. Адриан постучал настойчивее и через щель Бог увидел как на пальцах брата вспыхивает магия. Еще секунда, и он войдет сюда. Резко вытянув руку, он коснулся нити Света и пара ввалилась в комнату Повелителя Света. В ней царил полумрак. Из распахнутого настежь окна тянулся серебристый свет полной луны. Аромат цветущих роз заполнил легкие, оставил на языке приятную сладость, смешанную с соленым морским вкусом кожи Бога. Он бросил Персефону на кровать, схватил ее за лодыжку и притянул ближе, к самому краю. Горячие руки стянули туфли, губы накрыли ступню и обжигающими поцелуями он медленно поднимался выше.

— Что ты делаешь? — ахнула Персефона.

В руке Ниалла блеснул клинок. Девушка задрожала, ледяные глаза расширились от ужаса, но мужчина, облизнув губы, прошептал:

— Тебе не нужно меня бояться. Я не причиню тебе боль, — Ниалл усмехнулся, на дне лазурных глаз вспыхнул лукавый огонек. — Ты мне доверяешь?

Не дожидаясь ответа, острое лезвие взметнулось вверх и с характерным треском порвалась ткань на платье Персефоны. Она ахнула и запрокинула голову назад. Какое-то безумие — возбуждаться от острого клинка, зажатого меж длинных пальцев, от треска ткани и от касания холодного металла к ее горячей кожи. Безумие — быть в одной постели с Повелителем Света, влюбляться в него с каждым касанием, желать только его, хотеть его руки по всему телу. Он порвал ее платье и по телу будто полетели толпы бабочек.

— Этот цвет уродует тебя, цветочек.

Губы Ниалла коснулись лодыжки, сантиметр за сантиметром они поднимались все выше, лаская и дразня. Горячий язык коснулся напряженного живота, зубы сомкнулись на коже, заставляя Персефону прогибаться в спине. Она вскрикнула, когда губы Повелителя коснулись груди. Ногти впились в плечи, платиновые локоны рассыпались по шелковому белью.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептала Персефона.

Ниалл усмехнулся и прохрипел:

— О, еще недостаточно.

Бог завел ладонь за спину Персефоны и, резко дернув ее на себя, перевернул и поставил на колени. Она вскрикнула, когда губы Ниалла скользнули по ее шее вниз, а ладони завели руки Персефоны за спину и крепко держали за запястья. Послышался звук открывающегося замка на брюках и уже через минуту девушка вскрикнула, запрокидывая голову назад. Ниалл двигался быстро, держа ее ладонью за горло, будто говоря: «Ты в моей власти».

— Как же я хотел тебя, Персефона, Хаос тебя раздери!

— Ты только мой, — твердо сказала она, повернув голову. Ниалл усмехнулся впился в ее губы поцелуем, а затем резко отклонился и прохрипел:

— Меня хватит на всех, дорогая.

Дернувшись вперед, Персефона выскользнула из цепкой хватки. Ниалл удивленно распахнул мутные от удовольствия глаза, а она, обхватив ладонью его член, облизнулась и опустилась на колени, смотря на Бога снизу вверх. Он вздрогнул, когда горячий язык скользнул по твердой плоти.

— Что ты творишь? — ахнул Ниалл.

— Ты только мой, — повторила Персефона. — Я не хочу делиться.

— Самовлюбленная, гордая, маленькая смертная! — рассмеялся Ниалл, запрокинув голову. — Я не собираюсь хранить тебе верность, но я готов сделать послабление, пока не наиграюсь.

Персефона крепче обхватила член ладонями и, скользя вверх-вниз, ухмыльнулась:

— Ты хотел сказать: пока не наиграюсь я.

Ниалл рывком поднял ее за локоть и, схватив за шею, притянул для поцелуя. Он кусал ее губы, руки гладили грудь, оставляли на коже красные следы. Оторвавшись от нее, он прорычал:

— Ты сводишь меня с ума своим Хаосовым черничным запахом.

Он сел на кровать и притянул Персефону ближе, рывком посадив на свои колени. Она выгнулась, запрокинула голову назад и заскользила по горячей плоти. Пот стекал по спине, платиновые локоны прилипли к коже. Персефона стянула с Бога рубашку и прижалась к горячей груди, ловя его сладкий выдох. Он хотел только ее. В душе, в кровати, в оранжерее. Ни одна наложница еще так сильно его не возбуждала одним только холодным взглядом и взмахом светлых ресничек. И он ненавидел себя за это. Неосознанно, Бог хранил ей верность, ведь после возвращения из Хрустальной пещеры, он спал только с ней и хотел только ее одну.

Пальцы Персефоны вцепились в голые плечи Бога, рука дернулась, серебряная цепочка оборвалась, кристалл Света рухнул, откатившись подальше. Она ахнула, виновато посмотрела в лазурные глаза, останавливаясь, но Бог прорычал:

— Плевать! Не смей останавливаться.

Чуть позже, они лежали на холодных простынях, помогающих остыть разгоряченным телам. Ветерок из распахнутого окна ласкал кожу, серебристый лунный свет ореолом охватывал Ниалла. Он, закусив губу, смотрел как на потолке играют между собой причудливые тени. Его сердце потихоньку останавливалось после бешеной скачки. Персефона вздохнула и выскользнула из объятий, чтобы подхватить с пола рубашку Бога. Она была такой большой, что можно было несколько раз в ней обернуться и доходила до колен. Сойдет, чтобы вернуться в замок Адриана.

— Куда ты? — спросил Бог.

Персефона наклонилась и страстно поцеловала Ниалла в губы. Он обнял ее и повалил на кровать, зарываясь пальцами в волнистые змейки. Она рассмеялась и погладила большим пальцем острую скулу.

— Мне пора домой. Дафна, наверное, волнуется.

— К Хаосу брата и его подружку! Не хочу в постели слышать их имена. Останься, — попросил Ниалл.

Закусив губу, Персефона помедлила с ответом, но затем кивнула. Удовлетворенный Повелитель откинул одеяло в сторону и плюхнулся, закрывая глаза.

— Ты утомила меня. Ложись, — он похлопал ладонью по кровати.

Персефона легла рядом и перекинула руки через широкую грудь Бога. Он зарылся носом в волосы, так соблазнительно пахнущие черникой и прошептал:

— Пообещай мне.

— Мм?

— Обещай, что не предашь меня. — Персефона резко распахнула глаза и сглотнула. Ниалл горько продолжил: — Я так устал от этого, Персефона. Не предавай меня. Ты обещаешь?

— Обещаю, — тихо прошептала она.

А в груди сильнее застучало сердце. Из глаз на ладонь под щекой потекли слезы. Закусив до боли губу, она пыталась остановить рыдания. Грудь Ниалла мирно вздымалась, дыхание стало ровным, а под ладонью медленно стучало его оттаявшее сердце. Сегодня Бог переступил все свои принципы, потонул в черничном аромате фарфоровой кожи и не заметил как влюбился и шагнул в пропасть Хаоса. Кристалл Света засветился и Персефона, удивленно смотря на него, поднялась. Взглянув на разгладившиеся морщинки на красивом лбу Ниалла, она прошептала:

— Прости меня, — и, коснувшись нити Хаоса, переместила кристалл в свое секретное место. Пусть этот Хаосов манипулятор подавится, заберет артефакт и оставит ее в покое. Завтра она обязательно удостоверится, что Майкл в порядке. Но сейчас ей нужно было ощущать морской аромат Повелителя, что с первой встречи поселился в ее сердце самой острой льдиной, оставляя на ее кончике алую кровь. Она вернулась обратно и легла рядом. Ниалл во сне шевельнулся, притягивая девушку ближе, и сонно прошептал:

— Ты моя.

Девушка, закусив до крови губы, старалась не закричать. Горячие слезы лились на подушку и неприятно щекотали кожу. Сегодня она предала не Ниалла. Сегодня она предала себя. Подавив рыдание, Персефона провалилась в сон, а мужчина в капюшоне сжимал в руке кристалл Света и ветер понес его стальной радостный смех далеко-далеко, чтобы все знали: хозяин скоро вернется.

Глава 16. Сердце в ладонях

Дворец сотрясался от гнева. Летели осколки ваз, стебли сочных роз сломались пополам и на пол брызнули их жемчужные слезы. Свет, что охватывал фигуру Повелителя ослеплял настолько, что подданным пришлось укрыться за пологом собственной магии. Бог перевернул в спальне все, даже собственную кровать. Она жалобно скрипнула под натиском его силы, а затем деревянный каркас вспыхнул, стоило гневным лазурным глазам взглянуть на него. Селена подлетела к брату в тот момент, когда он, тряся за грудки солдата, что охранял его спальню, собирался выбросить его с балкона с высоты четвертого этажа.

— Ниалл! — воскликнула Богиня и схватила брата за предплечье. — Он не виноват. Не делай этого.

— А кто виноват, Селена? — рыкнул Бог.

— П-повелитель, клянусь, к вам в спальню никто не заходил.

— Как же тогда кристалл пропал, а? — тряхнул его Бог, сильнее сжимая на груди пальцы.

— Ниалл! Из хранилища Адриана кристалл тоже исчез без следа. Никто не заходил внутрь.

— Значит на него работают такие же бездари! — рыкнул Бог.

— Хонг силен, ты же знаешь. Отпусти его, Алли, он не причем. Ну хочешь, ударь меня! Но мальчик не виноват.

Лазурные глаза сверкнули гневом, губы поджались в полоску, а ладонь зачесалась по привычке, как было всегда, когда он срывал злость на сестре. Но он больше так не посмеет с ней поступить. Ниалл толкнул солдата, а сам вышел, громко хлопнув дверью. Ему нужно сбросить напряжение и как никогда он нуждался в ней. Той, которая за последнее время полностью заняла его мысли. Но он не может поддаться порыву, как бы сильно он не желал ее видеть, зарыться пальцами в шелк волос, уткнуться носом в гладкую шею, вдыхая сладкий аромат черники, закрыть глаза, чтобы сердце успокоилось и билось под ребрами в медленном ритме. Пальцы зудели коснуться нити Света и переместиться в замок брата, но он не станет. Пора возвращать себе былое величие и момент представился как никогда лучший.

Во дворце Повелителя Хаоса было на удивление слишком тихо. Половина солдат еще с утра были вызваны к Повелителю Света. Они помогали искать кристалл под руководством Селены. Ниалл же в своем дворце не хотел видеть «отродьев» Хаоса, а потому вместе с ними не участвовал. Персефона с самого утра пыталась поговорить с Адрианом по поводу своей силы. Но он то отдавал приказы, то собирался на совещание, то куда-то исчез. Девушка еще раз решила попытать удачу и та сейчас встала на ее сторону. Адриан сидел на краешке стола и рассматривал на свету бумагу. Июльское солнце припекало не на шутку, словно пыталось поджечь жителей Безграничья. Бог Хаоса вздохнул и откинул бумагу от себя. Клочок, подхваченный ветерком, дующим из распахнутого настежь окна, отлетел в сторону и спрятался за обсидиановым троном, скрываясь от гнева хозяина.

Персефона скромно потупила ледяные глаза и постучала. Бог обернулся. Обсидиановые локоны, свободно касающиеся нежной шеи, качнулись вслед за хозяином. Тонкая прямая прядь рухнула на светящиеся серебристые глаза и в ее тени они сверкали подобно звездам на бархатном небе. Он облизнул пухлые губы, соскочил со стола и позволил войти. Девушка сделала робкие шаги, остановилась, поклонилась и, набрав в легкие побольше воздуха, сказала:

— Такая жара сегодня, Повелитель.

Адриан кивнул, смахнул прядь и указал на стул, а сам поднялся по лестнице и сел на трон, закинул ногу на ногу и задумчиво подпер подбородок сжатой в кулак ладонью.

— Ты пришла обменяться новостями о погоде, или перейдем сразу к делу?

Девушка на стул не села. Она подошла к трону, снова низко поклонилась и потеребила в руке край тонкой майки. От жары она прилипла к телу словно вторая кожа и соблазнительно обтягивала округлую грудь.

— Не сочтите за дерзость, но я бы хотела, чтобы вы забрали мой Хаос. Насовсем.

Бровь Бога изящно изогнулась, губы скривились в усмешке, глаза вспыхнули ярче. Он покачал головой и потер ладонью подбородок.

— Ты из-за Ниалла так решила?

Персефона боялась смотреть на Повелителя. Она рассматривала свои потрепавшиеся черные кроссовки, не поднимая глаз. Адриан поднялся и подошел, хватая девушку жесткими пальцами за подбородок. Персефона поспешила сказать:

— Дело не только в вашем брате. Я должна была родиться с этой силой, если бы мама не совершила ошибку.

— Зачем ты лжешь? — глаза Адриана скользили по фарфоровому лицу, заглядывая в ледяные глаза, так похожие своей жесткостью на брата. — Ниалл не нужен тебе, Персефона. Он никогда не полюбит тебя, даже если отдаст тебе свой Свет. Мой брат любит только себя.

Персефона подняла глаза, а Адриан сильнее сжал на ее подбородке пальцы.

— Вы отказываете мне? — спросила девушка.

— Пока я не удостоверюсь, что чувства взаимны, я этого делать не стану. Сегодня я устраиваю бал. Полагаю, вы придете, вот я и посмотрю как далеко зашли ваши чувства, Персефона. Мне нужно подумать.

Персефона кивнула, поклонилась и вышла из тронного зала. Если Адриан не согласен, возможно есть шанс договориться с госпожой Порядка. Вдруг, поддерживая баланс двух сил, она сможет отобрать нелюбимый Хаос.

Ниалл стоял в середине зала, опираясь на острие меча Света. Платиновые локоны, забранные в высокий хвост плавными змейками качались из стороны в сторону от легкого ветерка, дующего из распахнутых настежь окон. Лазурные глаза смотрели вниз, голова опустилась, а на красивом алебастровом лице выступили капли пота. Ниалл облизнул губы и на языке растекся солоноватый привкус моря. Белоснежная рубашка с закатанными рукавами прилипла к телу, выделяя рельефные мышцы, перекатывающиеся от каждого движения. Черные брюки обтягивали узкие бедра, а пальцы крепко стиснули рукоятку меча. Вокруг сидели солдаты Солнца, Порядка и даже Хаоса — тот самый маленький отряд, верность которых не подлежала никакому сомнению. По-началу, тренировкой Порядка и Света должен был заниматься Ниалл, а Адриан своих солдат натаскивать собирался сам, но Селена настояла на совместной тренировке, брат возражать не стал.

Адриан прижимался спиной к противоположной стене в распахнутой настежь рубиновой рубашке, так подчеркивающей его оливковую кожу. Он смотрел на брата блестящими серебристыми глазами из-под опущенной обсидиановой челки. Когда раздался скрип открывающейся двери, Ниалл выпрямился и удивленно распахнул лазурные глаза. Его сердце забилось чаще, в горле пересохло при виде вошедшей гостьи. Впереди шла Селена. Богиня выглядела невероятно. Русые волосы были закручены в две тугие косы и закреплены шпильками в пучки. Гетерохромные глаза твердо осмотрели присутствующих и, остановившись на Адриане, губы растянулись в улыбке. Ее хрупкое тело обтягивала тренировочная форма песочного оттенка — брюки-карго и водолазка с коротким рукавом. А позади нее шла задумчивая Персефона. Девушка потупила ледяные глаза, сгорая под откровенным взглядом Ниалла. Солдаты вмиг вскочили и поклонились. Девушка, ойкнув, последовала их примеру. Когда она наклонилась, Ниалл проследил как платиновые локоны скользнули вниз, открывая взгляду красивую фарфоровую кожу. Грудь обтягивал черный топ, а бедра утонули в спортивных брюках свободного кроя. Эта одежда ей совершенно не шла, особенно цвет, и Ниалл нахмурился. Она выделяла свою фракцию или это приказ Адриана, ведь его солдаты одеты в тот же цвет?

— Зачем вы здесь? — полюбопытствовал Адриан.

Он запнулся, когда дверь вновь распахнулась и вошла Дафна. Девушка выглядела неотразимо: в обтягивающем топе и юбке-шортах рубинового оттенка, на пальцах кожаные перчатки, открывающие гладкую кожу на костяшках. Бог нахмурился, когда Фанни подошла не к нему, а последовала за Госпожой Порядка. Ниалл наклонил голову набок и сказал:

— Не говори, что ты притащила их сюда тренироваться.

— Я не останусь в стороне, — качнула головой Селена.

Ниалл потушил в руке меч и приблизился к сестре. Она смотрела на него снизу вверх, сложив на груди руки. Бог мягко повернул ее и подтолкнул к двери, сказав:

— Исключено. Женщинам нечего делать на поле боя.

— Ой ли? — изогнула бровь Фанни. — Ты хочешь сказать, что женщины дерутся хуже мужчин?

Адриан улыбнулся, вокруг глубоких глаз образовались лучи смешинок. Вот она — любовь всей его жизни, спасшая его однажды: упорная, волевая, безумно красивая в этом наряде. Но Ниалл был прав и как никогда Бог не хотел с ним соглашаться.

— Он хочет сказать, что вы останетесь в стороне.

Селена поджала губы и метнула в брата грозный взгляд. Тот примирительно поднял ладони и оторвался от стены. Он сомкнул вокруг Дафны кольцо рук и положил подбородок на ее голову, не стесняясь ни солдат, ни брата. Персефона облизнула губы и повернулась к Ниаллу.

— Повелитель, позвольте, мы можем помочь.

— Селена, чем ты думала, притащив сюда смертную? — фыркнул Ниалл.

Персефона поджала губы, а потом вдруг дернулась вперед, сделала в воздухе прыжок, приземляясь возле Бога. В правой руке блеснул меч Хаоса и острие его уперлось в шею Ниалла. Он вскинул брови, вздрогнув от неожиданности.

— Бой — это парный танец, только с мечом в ладони. Быть может я и смертная, но…

— Бой — это не твои танцульки, Персефона, — грубо одернул ее Бог. — Женщины любят все романтизировать. Селена и Дафна еще ладно, но ты? Я могу сомкнуть на твоей шее пальцы и ты в ту же секунду увидишь Небесное Царство.

Один из солдат вышел вперед, поклонился и только после кивка позволил себе заговорить:

— Позвольте им остаться. Женщинам Повелителей нужно уметь защищать себя.

Ниалл открыл было рот, чтобы возразить, но затем захлопнул его, махнув рукой. Пусть остаются, на поле боя им никто не позволит выйти. Он вернулся в исходное место, разминая плечи. Солдаты безмолвно выстроились друг напротив друга, зажигая на пальцах магию. Фанни подошла к Адриану и тот, поцеловав ее руку, поклонился. Селена улыбнулась Майклу и в ладони вспыхнул меч Порядка. Лезвие вспыхнуло сиреневым огнем и с его конца на пол с легким шипением падали язычки пламени. Мужчина облизнул сухие губы, спросив:

— Госпожа желает тренироваться со мной?

— Хочу посмотреть какими навыками тебя научил мой брат.

Персефона же, закусив изнутри щеку, подошла к свободному мужчине из своей фракции. Мало кто захотел тренироваться с магами Хаоса, не до конца зная на что они способны. Ниалл фыркнул, но промолчал. В груди вспыхнул огонек ревности, когда парень улыбнулся его Персефоне. А когда она широко улыбнулась в ответ, ни разу не одарив Повелителя взглядом, он вовсе отвернулся, сильнее сжимая в ладони рукоятку меча Света. Он отдал приказ начинать и встал напротив своего партнера. Раньше он всегда тренировался с Ленаром, но мужчина так и не объявился, не захотел вернуться раньше установленного собой времени. Ками был вторым, кому Бог мог бы хоть немного доверять. Послышался лязг мечей, запахло жжеными орхидеями, тяжелый пепел оседал в легких, лишь соленый морской аромат разбавлял эту какофонию запахов. Бог тренировался в пол силы, то и дело кидая взгляд на девушку. Она ловко парировала удары, приседала, кружилась подобно бабочке, использовала магию. Ей можно было любоваться вечно: отточенными ударами, красивыми пальцами, горящими ледяными глазами и полуоткрытыми манящими губами. Капелька пота потекла по ее шее вниз и Ниалл проследил за ней взглядом. Он затаил дыхание, сердце сильнее застучало в груди, когда мужчина рассмеялся, коснулся нити Хаоса и встал позади нее, прикладывая острие к горлу, касаясь ладонями ее хрупкую талию, сжимая ее слишком откровенно, а Персефона, не растерявшись, едва махнула пальцами и его откинуло в сторону. Парень удержался на ногах, затормозив благодаря острию меча, что он упер в пол. Ниалл так засмотрелся, что не заметил удара своего противника. Меч Света взметнулся вверх, раздался треск ткани, когда его острие порезало на груди белоснежную рубашку. Ткань повисла лохмотьями и намокла, из раны потекла рубиновая кровь, теряясь в складках одежды. Солдаты замерли, Персефона ахнула, дернувшись к Богу. Он медленно перевел взгляд на рану, а солдат тотчас рухнул на колени, низко склонив голову и ожидая удар. Ниалл сглотнул, не узнавая звук собственного голоса, прозвучавший в полной тишине.

— Все в порядке, Ками, это моя вина. — Бог протянул ладонь, помогая мужчине подняться.

Все в зале, включая Селену, ошарашенно смотрели на Ниалла. Дафна толкнула Адриана в бок, а тот пожал плечами. В любое другое время никто не смел ранить его, за это можно было лишиться головы и Бог тотчас бы продемонстрировал это всем присутствующим для профилактики, но сейчас всем казалось, что его подменили. Персефона достала из кармана белоснежный платок с вышитыми по бокам оранжевыми розами и протянула Ниаллу. Тот не принял, отмахнулся, вынуждая всех продолжить тренировку. Девушка не двинулась с места, приблизилась ближе, прикладывая платок к зияющим краям раны. Ниалл схватил ее за запястья, но Персефона упрямо нажала на порез. Бог зашипел от боли, от прикосновений горячих пальцев его сердце забилось чаще, а сочный черничный аромат ворвался в легкие манящим порывом.

— Я сам могу о себе позаботиться, — прошептал Бог.

Персефона вскинула голову, сжимая пальцами его рубашку, чтобы не дергался. Ладонь вспыхнула магией, запахло пеплом и Ниалл, нахмурившись, отпрянул. Девушка ахнула, рука скользнула в пустоту. Рана Бога медленно затягивалась, сияя ярче солнца. Его тело засветилось, в воздухе заискрились золотые частицы. Он раздраженно дернул полы рубашки и воскликнул:

— Не смей прикасаться ко мне своим Хаосом!

— Почему ты такой? — громко спросила Персефона. — Я хочу помочь.

Воцарилась тишина, солдаты замерли с поднятыми вверх мечами, повернув головы. Они заинтересованно следили за Повелителем. Селена нахмурилась, сделала шаг, но Майкл удержал ее на месте и покачал головой. Дафна поджала губы, когда наткнулась взглядом на потемневшие лазурные глаза и сжатые в кулак ладони. Ниалл выпрямился, гордо вздернул подбородок и прошипел:

— Что-то не устраивает?

— Да, ты! — воскликнула Персефона.

Присутствующие ахнули, Дафна прижала ко рту руки, а Селена инстинктивно дернулась вперед, чтобы в любой момент закрыть девушку собой от ярости брата. Персефона резко отвернулась и, не говоря больше ни слова, быстрым шагом направлялась к двери. Ниалл было дернулся, но затем покачал головой, одергивая себя. Когда Персефона схватилась за ручку, он выкрикнул:

— Не думай, будто мне нужна помощь или что-то еще от отродья Хаоса.

Персефона сильнее сжала в ладони дверную ручку. Холодный металл нисколько не остужал ее пыл, напротив, показался ей обжигающим. Она обернулась, смерила Бога задумчивым взглядом и ответила:

— Не думай, что отродью Хаоса отныне нужен только ты.

Она захлопнула дверь и Ниаллу показалось, будто этот звук оглушил, точно сотня колокольных перезвонов. Поджав губы, он отвернулся, скрывая ото всех свои чувства. Он не понимал, зачем нагрубил, если ему нравились ее прикосновения и забота? Вновь показал свои ледяные шипы, ранил ее и без того окровавленное сердце. А она не стерпела грубость, ответила той же монетой. И его это привело в бешенство. Ее непокорность раздражала, и в то же время вызывала восхищение и дикое желание, что подобно яду растеклось по венам Повелителя Света.

— Так значит тебе не нужна помощь от «отродьев» Хаоса? — фыркнул Адриан.

— Ой, ну ты только не начинай! — отмахнулся брат.

Адриан закатал рукава рубашки, зажег в ладони меч и двинулся к брату. Тот, нахмурившись, смерил его презрительным взглядом и отвернулся.

— Давай сразимся, Ниалл? — предложил Адриан.

— Не терпится снова потерпеть поражение, братец?

Бог обернулся, скрестил на груди руки и усмехнулся. Уголки губ Адриана дернулись в усмешке, глаза ярче вспыхнули серебром, язык скользнул по пухлым губам, а потом он ядовито подметил:

— Помнится мне, ты тогда проиграл. У дома Катрин, помнишь? Ну, когда решил, будто ей нравятся кровавые розы.

Селена отрицательно покачала головой, когда воздух в комнате сгустился, стало тяжелее дышать. Соленый аромат моря оседал в легких плотной пеленой, мешая сделать глубокий вдох, глаза вспыхнули, словно в них залили жидкое золото, в комнате потемнело, только тело, что сейчас светилось подобно ночным звездам, освещало потемневшее пространство. В правой руке вспыхнул меч Света и с его кончика на пол падали язычки горящего пламени. Ниалл пригласительно развел руки в стороны, указывая на себя и язвительно произнес:

— Начинай, так уж и быть, уступлю младшему брату первый удар, чтобы было не так больно проигрывать.

Солдаты зашептались, кто-то усмехнулся, кто-то одобрительно засвистел, многие выкрикнули: «Вперед, Повелитель, вы победите любое отродье Тьмы». Маги Хаоса нахмурились, воздух сгустился, ситуация накалялась. Разъяренные мужчины, не выдержав, принялись толкать стоящих солдат Света. Солдаты Порядка же разделились, но большинство были на стороне Ниалла. Бог обвел взглядом каждого мага, а потом положил ладонь на плечо брата и прошептал:

— Посмотри, Адди, как мало людей следует за тобой. Величие все еще у ног истинного Повелителя.

Адриан дернулся, скинул ладонь брата, что до боли стиснула его плечо, а потом сделал выпад. С кончика меча сорвалась магия. Обсидиановый шар выстрелил в грудь Ниалла и мужчина ловко отпрыгнул в сторону, Хаос с шипением ударился о стену, взрывая камень. Он осыпался крошкой и белая пыль припорошила волосы стоящих рядом солдат. Ниалл едва шевельнул пальцами и сгусток горящего Света со свистом полетел в Адриана. Бог выставил меч вперед и магия, ударившись о гладкое острие, мерцающее обсидиановым туманом, рассыпалась на золотые осколки. Ниалл не стал ждать ответного удара, а потому шевельнул пальцами и луч солнца, ворвавшись через окно, подобно лазеру ударил Адриана. Повелитель зашипел от боли, луч полоснул по животу и по гладкой оливковой коже потекла рубиновая кровь. Запахло железом и Фанни, нахмурившись, призвала Хаос. Он обжигающими язычками ласкал ее тело и несся на Ниалла туманным пологом.

— Не лезь! — рыкнул Повелитель Света.

Он взмахнул рукой и туман рассеялся, а с пальцев сорвалась магия и ударила бы Фанни по лицу, если бы Селена одним взмахом руки не потушила обе фракции.

— Достаточно! — воскликнула она, смерив братьев горящим взглядом. — Мы здесь не для того, чтобы выяснить кто сильнее, Адриан, и сейчас совсем не время воротить нос от магов Хаоса, Ниалл, учитывая, что все фракции в опасности, и нам нужно быть сильными вместе.

Селена была права, но Бог Света совсем не хотел сдаваться, однако он понимал: без магов Хаоса Хонга было не победить. Меч Света потух, свечение тела испарилось, Ниалл последовал на выход, но у двери обернулся. Дафна нежно касалась живота Адриана, на ее пальцах теплился огонек Хаоса. Она залечивала его рану, а брат улыбался, смотря только на нее, и смахивая с глаз упавшие обсидиановые прядки. Вот так следовало реагировать на желание Персефоны помочь, только Ниалл совершенно не хотел при солдатах показываться слабым, но впервые ему захотелось, чтобы о нем заботились также.

— Продолжим завтра, — сказал Бог и, отвернувшись, скрылся за дверями тренировочного зала.

Ему нужно возвращать того, кого он потерял — себя. И сейчас как никогда он нуждался в нежных женских ласках. Бог свернул в крыло наложниц и толкнул тяжелую дверь. Ниалл перестал быть собой, кинувшись в черничный омут, неосознанно хранил верность одной женщине, да еще и Хаосовой девчонке. Но так больше продолжаться не может и ему пора возвращать былое величие.

Мужчина в капюшоне бежал по тропинке. Ботинки чавкали, попадая в грязевые лужи. Он скользил, ноги отяжелели от прилипшей грязи, волосы намокли от дождя, а капюшон плаща сорвался от порывистого ветра. Он прижимал к груди два светящихся кристалла. Один черный, словно бархатная ночь, а второй — его полная противоположность, мерцающий золотистыми искрами. Он переливался подобно алмазу и горел в его ладонях. Мужчина зашипел от боли и попытался воспользоваться меткой Хонга, позволяющей ему пользоваться Порядком. Магия помогла, боль уменьшилась и свечение кристаллов исчезло. Он остановился, осмотрелся, удостоверившись в том, что за ним никто не следит, а затем взмахнул свободной рукой, снимая полог высокого здания и, толкнув дверь, прошел внутрь. Деревянные створки со скрипом захлопнулись, пыль в воздухе заиграла серебристыми искрами, попадая под солнечные лучи кристалла Ниалла. Мужчина прошел вперед, завернул направо, ища нужный проход. В доме было темно, в канделябрах не горели свечи, пахло затхлой сыростью и пылью, но этот мерзкий запах разрезал аромат спелой вишни и крепкого алкоголя.

Мужчина толкнул дверь, заходя внутрь и оказался в просторной гостиной. Свет от камина рассеивал полумрак, а потрескивающие поленья приятно ласкали слух. Хонг полулежал на диване, расставив широко ноги. Волосы были такими длинными, что одежда была не нужна, они прикрывали все, что стоило скрыть. В изящных длинных пальцах, усеянных обилием тонких золотых колец, лежал наполненный рубиновым вином бокал на хрустальной ножке. Губы изогнулись в приветливой улыбке при виде вошедшего гостя. Две полностью нагие девушки крутились рядом. Одна с короткими шоколадными кудрями делала Хонгу расслабляющий массаж плеч, втирая в них ароматное масло, а вторая покрывала поцелуями нагую грудь, усеянную шрамами.

— Лино, проходи, не стесняйся, — мурлыкнул Хонг.

Лино кивнул, встал на колени и протянул кристаллы, лежащие в раскрытых ладонях. Глаза Хонга сверкнули, губы, испачканные вином, растянулись в улыбке. В свете от камина они казались кровавыми. Он облизнулся, руки затряслись в нетерпении, голос сорвался на хрип.

— Ох, мои дорогие, как я мечтал держать вас в своих ладонях!

Хонг подскочил, схватил кристаллы, прижимая их к своей груди. Он едва не затанцевал на месте и не расцеловал пришедшего Лино. Мужчина стоял на коленях, опустив низко голову, и ждал награду. Хонг тотчас бережно завернул кристаллы в бархатную тряпку, уложил их на мягкую подушку, точно дорогого гостя и пальцем поманил мужчину, позволяя приблизиться. Он сел на диван и протянул ладонь для поцелуя. Шершавые губы мужчины коснулись протянутой ладони, глаза с обожанием скользнули по лицу того, кого он называл «хозяином» и «Повелителем мира».

— Ты заслужил награду, мой мальчик. Но только, когда в моей коллекции будет кристалл Порядка. Ты же сможешь украсть его для меня, верно? — Хонг погладил Лино по щеке, обвел пальцами острую линию скул, спустился на белесый шрам, а затем сжал пальцами подбородок, вынуждая смотреть в затягивающий омут глаз.

— Конечно, мой Повелитель. Девчонка мне в этом поможет.

— Нет, Лино, на этот раз ты должен доказать мне, что можешь справиться сам. А девчонку доставишь мне, послужит рычагом давления на нашего любимого Ниалла, если вдруг ты не сможешь найти кристалл.

— Не думаю, что Бог Света пойдет на такие жертвы ради смертной.

— Поверь мне, Лино, ради смазливой мордашки мужчины способны пожертвовать всем, даже собственной жизнью.

Хонг опустил ладонь и откинулся на спинку дивана, в блаженстве прикрывая веки. Ему оставался всего шаг до начала правления миром и Лино поможет сделать завершающий штрих на пейзаже, написанным кровью, где холстом послужит мертвое тело Ниалла, а красками — кровь Бога Тьмы. Селену же Хонг хотел оставить как божественную наложницу. Он улыбнулся собственным мыслям, впиваясь в сочные губы женщины. Впереди его ждет бессмертие.

Ниалл в блаженстве прикрыл глаза и из груди вырвался непроизвольный стон, когда молодая девушка губами целовала его живот, едва переходя грань. Ниалл схватил ее за волосы, собранные в хвост и повел ниже. Не успел. Дверь с грохотом отворилась, ударяясь о стену, и он, распахнув мутные от удовольствия глаза, застыл с накрученными в кулак русыми волосами. Он резко отпихнул девушку и сел, не зная куда смотреть. Ниалл вдруг испытал укол вины, что подобно яду, бурным потоком тек по его венам и достиг сердца, где одна острая капля превратилась в крошку льда и застыла. Персефона резко выдохнула, на кристально голубые глаза навернулись горькие слезы. Она дрожащей рукой схватилась за ручку двери и вышла, громко хлопнув за собой. В душе Ниалла что-то оборвалось. Такая несвойственная ему эмоция — чувство вины вдруг туманом встала перед глазами, как и наполненные слезами глаза его Персефоны. А еще вдруг появилось отвращение к самому себе. Он говорил ей: «Я не стану хранить верность одной женщине, особенно прислуживающей моему брату», но она упрямо захотела стать частью его холодного мира. Стать очередной снежинкой — яркой и серебристой в его Снежном королевстве. Похоже, она считала, будто Ниалл изменится. Но он доказал ей, что способен только причинять боль, и теперь она к нему больше не прикоснется. Мысль об этом стеной взметнувшегося вверх огня жгла его душу, превращала ее в Хаосов пепел, выжигала, только-только поселившееся имя Персефоны.

Ниалл выскочил следом, даже не стал надевать рубашку. При виде затравленного лица, с которого он прочитал разочарование, возбуждение как рекой унесло, а с лица соскочила эта глупая улыбка. Надо было закрыть дверь, тогда бы…А что бы тогда? Ниалл как ни в чем не бывало явился бы под окна ее покоев во дворце брата, пел глупые серенады и по тряпкам, что она бы скинула вниз, забрался бы внутрь? Мысль, точно молоток по наковальне, стучала в его висках всего одной фразой: «Она не простит». Ниалл догнал ее у выхода из дворца, схватил за ладонь, развернул к себе. Слезы Персефоны высохли, лишь в небесных радужках горело разочарование. Он смотрел на нее и не знал что сказать. Оправдаться? Глупо! Повелитель Света будет оправдываться перед смертной? Поэтому Ниалл решил быть жестоким, прикрывая своим ядом совсем другое чувство.

— Тебя стучать не учили? — раздраженно выпалил он.

Персефона медленно отстранилась, скидывая пальцы со своих плеч, которые крепко стиснули их. Она подняла глаза и глухо сказала:

— Прости, я больше так не буду.

Фраза прозвучала по-детски. Но Ниалл вдруг вздрогнул. Ее безразличные слова сорвались со сладких пепельных губ и ударили его по лицу. Он еще больше раздражился. Безразличие пугало. Еще минуту назад она едва удерживала слезы, сейчас же от них не осталось и следа.

— Что ты хотела? — лазурные глаза блеснули, челюсть сжалась до скрипа.

Персефона отступила на шаг назад и покачала головой.

— Мне пора.

Она отвернулась. Ниалл застыл, точно его полная копия, вылепленная на белоснежной колонне. И когда девушка схватилась за ручку, собираясь уйти вот так и не попрощаться, Повелитель схватил ее за плечо, развернул к себе, игнорируя испуганный писк, и прижал к стене, нависая над ней раздраженной тенью.

— Ты думала, я буду верен тебе одной? Глупой маленькой смертной? Отродью Хаоса? — каждое слово, что ядовитыми плевками срывалось с его языка, вгоняло в грудь девушки огромный кол. Он блуждал по ее бледному лицу сверкающими лазурными глазами, а потом вдруг рыкнул и впился в губы властным, жестким, лишенным какой — либо нежности, поцелуем. Таким, что разум отказывался работать, заполнился дымкой морского аромата, исходившего от кожи Повелителя Света, а внизу живота скрутился клубок возбуждения. Персефона разомкнула губы, зарылась пальцами в платиновый шелк его волос и потихоньку сходила с ума. Разве можно любить боль, наслаждаться грубостью? Быть может, она действительно сумасшедшая, маленькая, глупая смертная, возомнившая, будто Бог будет любить ее одну? Как можно, ведь у него впереди — вечность, а она для него — лишь краткий миг удовольствия. Не в силах больше выдержать этой пытки, она отвернулась, горячие припухлые губы Ниалла скользнули по ее щеке, спустились на шею. Ей захотелось плакать. До боли прикусив губу, отрезвляющая капля крови выступила на ней, и Ниалл, который все понял, вдруг резко отстранился и прорычал:

— Я погублю тебя, Персефона!

Если заменить третью букву на «л», девушка была бы самой счастливой. Она оттолкнулась от стены, провела пальцем по губам, стирая капельку крови, не решаясь посмотреть в глаза жестокому Богу Света. Если бы ей сказали: ты будешь бесконечно сходить с ума от боли, что станет причинять мужчина, она рассмеялась бы этому человеку в лицо. И она себя ненавидела! Покорно принимала все его пороки, терпела грубость, плавилась в жестких руках как сыр на костре. Другого мужчину она уже давно послала бы к Хаосу! Но не его. Его имя на кончике ее языка всегда превращалось в отравляющий яд. И когда оно впервые сорвалось с ее губ, то навеки отравило ее смертное тело, вызывая в душе целый пожар.

— Я тоже погублю тебя, Ниалл, — сказала Персефона.

Бог рассмеялся ей в лицо. Всегда смеялся. Только отчего-то веселости в этом стальном голосе не было. Только удушающая печаль. Он покачал головой, вскинул руку, коснувшись пальцами кожи на щеке и едва не мурлыкнул от удовольствия. С того самого момента, как она появилась в его жизни, ему захотелось коснуться этой кожи. Она манила его, заставляла переезжать собственные принципы, точно нож по сердцу. Если бы у нее были другие силы, проблем бы таких не было. Но она пахла пеплом. Дешевые игры судьбы!

— Если ты думаешь, что меня задело то, чем ты там занимался, ты ошибаешься, — вдруг сказала Персефона. Ниалл посмотрел ей в глаза, наклонился к губам, обдавая жаром своего дыхания и выдохнул:

— Лгунья! — голова вновь закружилась, а рассудок рассеял всякие мысли. Ноги подкосились, и если бы не рука, что держала ее за подбородок, Персефона рухнула бы на колени прямо у ног Повелителя Света. Она пожала плечами, мол, думай как хочешь и ответила так, что у Ниалла вдруг похолодело в груди:

— Не обязательно же хранить верность, если мы всего лишь любовники, верно?

Она усмехнулась, наслаждаясь изумлением на его лице, потемневшими лазурными глазами и пальцами, что с силой стиснули ее подбородок.

— Если ты хочешь спать со мной, у тебя никого больше быть не должно. Это правило, — зло улыбнулся Ниалл.

— К Хаосу правила!

Ниалл выпрямился, сжав руки в кулаки.

— Тогда я не буду спать с тобой, — резюмировал он.

Персефона повела плечиком, разворачиваясь к двери, но прежде чем уйти, обронила:

— Как хочешь.

Ниалл не видел как на ее лице застыла улыбка превосходства. Он стиснул зубы от досады и ударил рукой по стене. От движения его ладони легкий ветерок ударил в лицо черничным ароматом его Персефоны. Он не знал были ли это духи, или шампунь, но спелый ягодный запах скручивал его сердце в тугой узел. Взяв себя в руки, и выровняв частое от злости дыхание, Ниалл ушел. В этот день к наложнице он больше не возвращался.

Ниалл смотрел на Персефону, не отрывая холодных лазурных глаз. Она лучисто улыбалась, положив свои руки, обрамленные прозрачными голубыми перчатками на плечи парня. Он краснел и пытался спрятать глупую улыбку за копной русых кудрявых волос, что пушистыми змейками спускались по его лицу, касаясь нежно кожи на шее. Играла скрипка. Ее Романтичные трели утаскивали за собой в пучину нежности. Персефона рассмеялась. Ее лицо озарилось светом, а голова запрокинулась назад, открывая прекрасный вид ее глубоко декольте. Ниалл сжал руки в кулаки, еле сдерживая себя. Мстительная девчонка! Его тело начало светиться, ослепляя Селену.

— Ниалл! — поморщилась сестра. — Что с тобой?

Бог не ответил. Адриан проследил за его взглядом и усмехнулся:

— А он, похоже, ревнует.

— Что ты мелешь? — рыкнул Ниалл, смерив брата потемневшим яростным взглядом.

— Тогда убери свой Свет, пока гости не ослепли!

Ниалл попытался выровнять дыхание, сконцентрировать свое внимание на чем-то другом. Он скользнул взглядом по тоненькой фигурке Дафны, но, поймав укоризненный взгляд брата, вздохнул, переводя внимание на гостей. Только перед глазами как на зло встала картинка: пухлые губы цвета пепельной розы сливаются в сочном поцелуе с русоволосым парнем.

— Проклятье! — выругался вслух Ниалл и посмотрел в сторону Персефоны.

Девушка улыбалась. Ей, пожалуй, можно залюбоваться, потонуть в ледяном озере бесконечных глаз, потерять рассудок от черничного аромата фарфоровой кожи и писать ее портреты, чтобы успеть запечатлеть на холст красоту смертной девчонки. Рука парня, лежащая неподвижно, вдруг поднялась вверх, погладила открытую спину, пропустила сквозь пальцы шелковистую прядь, а затем…Ниалл вскочил с трона, словно ошпаренный. Все его самообладание раскололось на части, Свет охватил фигуру, и точно ошалелый ветер, понес его вниз. Бог сбежал по ступенькам, в два шага настиг ничего не замечающую пару, грубо схватил Персефону за руку и потащил за собой. Девушка едва поспевала за ним, а парень растерянно смотрел вслед уходящей девушки. Он понимал, где Повелитель, а где он. Персефона никогда его не выберет. Она слишком самовлюбленная. Ниалл затащил девушку в пустую комнату, прижал ее к двери, защелкнув замок, и положил свои ладони по обе стороны от ее головы.

— Ты что творишь? — прошипел он.

— А ты? — задохнувшись от возмущения, выпалила девушка.

— Не смей играть со мной! Что у тебя с ним?

Персефона растерялась, опустила глаза цвета льдины в пол, но Ниалл схватил ее за подбородок, заставляя смотреть в его потемневший взор.

— Какое тебе дело? — раздраженно спросила она и скинула ладонь Ниалла, а затем проскользнула под его рукой и собиралась сбежать, но он не дал уйти. Прижал к двери руку, а второй обнял Персефону за талию. Она замерла. Сердце стучало в груди точно табун лошадей, от прикосновения горячей даже сквозь рубашку груди Повелителя, спина девушки покрылась мурашками. Ниалл наклонился, пощекотал ее кожу платиновыми локонами, обдал ухо жаром своего дыхания и прорычал:

— Отвечай!

Персефона отклонилась, прижимаясь ближе к груди Бога и ответила:

— Не твое дело.

— Ошибаешься. Я Повелитель Света, и если я задаю вопрос, ты обязана отвечать.

Ниалл откинул волосы Персефоны за плечо, открывая его взгляду сияющую в свете луны фарфоровую кожу. Голубые лучи шара, качающегося на звездном небе, разрезали этот полумрак и охватывали две фигуры, заключая их в свои объятия. Бог втянул носом воздух. Аромат черники, такой манящий, заставил его отключить собственный разум и прикоснуться к шее Персефоны. Он провел губами от плеча до ее уха, оставляя за собой дорожки, бьющие тело током. Девушка в блаженстве прикрыла глаза. Ниалл провел языком по сладкой коже, едва не замурлыкав как кот, от удовольствия. Дыхание Персефоны стало частым и рваным, руки с силой сжали ручку двери. Она едва сдерживалась, чтобы не обернуться и не впиться в губы Повелителя страстным, сносящим крышу, поцелуем. Таким, чтобы ноги начали дрожать, а перед глазами вспыхнули искры.

— Маленькая смертная малышка, отвечай на вопрос, — мурлыкнул Бог и рука его на талии напряглась, большой палец поглаживал ткань на животе и это место горело, точно подожженное ярким пламенем.

— Не скажу, — упрямо заявила она.

Ниалл улыбнулся. Персефона почувствовала его улыбку, которая не предвещала абсолютно ничего хорошего. Рука на талии бесстыдно поднялась выше, сжала грудь, не переходя грань между болью и удовольствием. У Персефоны перехватило дыхание. Она жадно задышала, опустила глаза, наблюдая как приходят в движение пальцы Повелителя, поглаживающие ее сосок.

— Остановись! — хрипло попросила Персефона.

— Остановиться? — усмехнулся Ниалл и прикусил нежную кожу на шее. — О нет, моя малышка, пока я не услышу ответ, я ни за что не остановлюсь.

Его бархатный голос заставлял девушку потихоньку сходить с ума. Мысли плавились, точно масло на раскаленной сковороде, разум пытался остановить Ниалла, а тело податливо подставляло себя под ласки. Удерживая девушку за талию, Бог решил перейти к решительным действиям. Второй рукой, горячей и большой, он провел по бедру Персефоны, бесстыдно поднял пышный подол, и коснулся пальцами влажной девушки. Она вскрикнула, когда рука скользнула под белье и нежно касалась ее. Персефону трясло, захотелось податься назад, заставить ладонь быть грубее, взять ее прямо сейчас. Только Ниалл, такой жесткий и холодный, своей нежностью заставлял тело плавиться, превращаться в раскаленный, наполненный рыжим огнем, шар, который был уже на грани, чтобы взорваться яркой вспышкой. Ниалл остановился, осыпал поцелуями шею Персефоны и повторил вопрос:

— Что у тебя с этим мальчишкой, Персефона?

— Пожалуйста, — всхлипнула она, заерзав на месте.

— Сначала ответь.

— Ничего! Он таскается за мной! — выкрикнула она. — Пожалуйста, не останавливайся!

Ниалл хотел этого до безумия. Девушка вызывала в нем яркие, доселе позабытые чувства страсти. Его мозг, всегда холодный и рассудительный, сгорел под черничным запахом фарфоровой кожи. Проклятье! Как же сложно отступиться от собственных принципов. То ли алкоголь в крови, то ли манящий аромат и сладкая кожа, но Ниалл сказал:

— Если я продолжу, у тебя теперь может быть только один любовник, Персефона, и это я. Мне продолжать?

Рука Ниалла вновь отодвинула белоснежное, насквозь промокшее белье, и скользнула внутрь, заставив Персефону вскрикнуть и запрокинуть в блаженстве голову, прижимаясь бедрами к Ниаллу. Его желание — твердое и горячее, опаляло ее кожу. Захотелось его всего. И прямо сейчас.

— Продолжай! — рыкнула она. — Только если сам готов хранить мне верность. Я на меньшее больше не согласна!

Ниалл засмеялся, вибрация из груди передалась на тело Персефоны, а пальцы заскользили глубже, быстрее, рывками. Она вцепилась в его руку, заставляя увеличить темп.

— Так вот ты какая, Персефона! — хрипло воскликнул Ниалл. Он повернул ее голову и впился в сладкие дымные губы жестким и властным поцелуем. Поцелуем, который ставил на нее свои права. Клеймил, сминая губы, сплетая горячие языки. Она застонала, а затем ее тело содрогнулось и она обмякла в руках Повелителя, тяжело дыша. Он поправил подол Персефоны, оставил на лбу поцелуй, а затем повернул замок и собирался уйти.

— Ты куда? — удивилась девушка.

— Тебе было мало, дорогая? В следующий раз продолжим. — Он усмехнулся, сверкнув лазурными глазами, облизнул губы и вышел, прикрывая за собой дверь. Персефона от досады сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Проклятый Повелитель! Поиграл и оставил. Ну ничего, она тоже умеет играть по таким правилам.

Глава 17. Лазурные осколки разбитого сердца

В комнате, залитой багровым светом восходящего солнца, было душно. Свежий летний ветерок дул из приоткрытого окна, приятно обволакивал тело и холодил разгоряченную кожу двух влюбленных. Персефона лежала на смятой простыни, прикрыв в блаженстве глаза. Ниалл, лежащий рядом, нежно проводил алым бутоном пышной розы по красивым изгибам талии, по округлой груди, по румяным щекам. Он улыбался, щуря светящиеся лазурные глаза. Сердце, что еще недавно покоилась под толстой коркой льда, вдруг оттаяло из векового заледенения, забилось чаще, вспыхнуло синим пламенем и ни на минуту не хотело потухать. Ниалл переехал собственные принципы, покорно смирился с судьбой, принимая Персефону целиком. Она же приняла его грубость, терпела пороки, доказала, что это не просто прихоть и желание быть в постели Бога Света. Это нечто большее, заставляющее нас отключить рассудок, поддаться порыву сердца. Это то, что называется «влюбленность».

Девушка перевернулась на бок и распахнула ледяные глаза. Ладонь взметнулась вверх, пальцы перебрали лежащие платиновые прядки, что сейчас накрывали нагую спину, усеянную шрамами. Ниалл придвинулся ближе, коснувшись носом шеи. Сейчас он хотел, чтобы эти минуты превратились в вечность. В ее объятиях было тепло и спокойно, и не хотелось покидать ее ни на минуту. После бала у брата они, наконец, поставили точку в своих отношениях, определяясь с ролью в жизни друг друга. Ниалл распустил наложниц, представив Персефону двору. Она все чаще пропадала в его замке, а к Адриану возвращалась затемно, только забирала чистые вещи, навещала Дафну и возвращалась назад. Селена сияла ярче алмазов, когда видела глаза брата, любовно смотрящие на Персефону, ее ласковую улыбку, подаренную только ему. Адриан же фыркал, все еще не веря в чувства, особенно со стороны Ниалла.

— Я просила Повелителя забрать мой Хаос.

— И что же Повелитель? — спросил Ниалл, оставляя на шее Персефоны невесомые поцелуи, напоминающие ей касания крыльев бабочки.

— Не позволил. Сказал, не верит в истинность наших чувств.

Ниалл улыбнулся сквозь поцелуй, дыхание Персефоны участилось, голова в блаженстве запрокинулась назад.

— Я думаю, он хочет, чтобы ты сам попросил его об этом.

Ниалл застыл, челюсть крепче сжалась, роза выпала из ладони и мягко скользнула с шелковой простыни. Бог отвернулся, накидывая на плечи рубашку. Персефона схватила его за ладонь, заглядывая в глаза, и спросила:

— Что вы не поделили?

— Тебя это не касается, — холодно констатировал Повелитель. Он прикусил язык, вздохнул, проводя ладонью по волосам. Он не хотел вновь ее ранить грубыми словами, но Персефона перешла черту, и так зашла глубоко в его душу, цепляясь за нее черничными путами. Бог облизнул губы и, поддавшись порыву, прижал девушку к себе.

— В погоне за властью ты рискуешь потерять свой главный бриллиант, — с тоской сказала Персефона.

Ниалл наклонился к ее уху, коснулся его губами и прошептал:

— Самоуверенно считать себя моим бриллиантом.

Девушка смежила веки и ответила:

— Я говорила не о себе.

Ниалл отстранился, стало холоднее. Он пробежался пальцами по позвоночнику Персефоны, остановив свою ладонь на ее шее, точно говоря: «мне достаточно сомкнуть пальцы и я переломлю тебя точно тростинку». Но он касался ее едва-едва, будто боялся это делать, но каждое его прикосновение зажигало под ее кожей целый океан.

— О ком же ты тогда, мой птенчик?

Девушка откинулась назад, прижимаясь грудью к Ниаллу, и ответила:

— Я о твоем брате.

Ниалл застыл и отстранился.

— Ты ничего не знаешь! — холодно воскликнул он, подошел к столу, плеснул себе виски и залпом осушил стакан. Малиновый свет солнца охватывал его крепкую фигуру, выделяя рельефные мышцы и белесые шрамы.

— Так расскажи мне. — Персефона натянула платье на голое тело и села на диван с ногами, ровно как Ленар, который всегда так делал, когда оказывался в кабинете Повелителя. Ленар…как же сильно не хватает лучшего друга! — Что вы не поделили с братом? Откуда на твоей спине шрамы? О чем ты мечтаешь?

— Зачем тебе это знать, Персефона? — раздраженно спросил Ниалл. Он уперся ладонями в стол и опустил голову. Платиновые локоны пощекотали лицо, пряди закрыли глаза. Он продолжил: —Чтобы была возможность манипулировать мной, когда я в очередной раз разобью твое сердце?

Персефона вскинула брови, покачала головой, а затем вскочила с дивана, подхватила свой рюкзак и сказала:

— Я хочу узнать тебя целиком, Ниалл.

— Боюсь, ты будешь сильно разочарована, — зло улыбнулся он.

Персефона подошла к двери, собираясь уйти, но обернулась. Ниалл дернулся, вскидывая ладонь, будто собирался остановить ее, но в последний момент передумал. Рука безвольно упала вдоль тела, а глаза вспыхнули подобно солнцу, что встало из-за горизонта.

— Это мне решать: разочаровываться в вас, Повелитель, или нет. Только, когда в следующий раз захочешь задать мне вопрос, сначала ответь на два моих. Перестань отталкивать людей, которые любят тебя, — и она вышла из спальни Повелителя Света, так и не давая ему сказать и слова.

Он смотрел на дверь, и в голове его точно рой жужжащих пчел, гудели ее слова. Он постоянно отталкивает ее, будто уверен, что девушка никуда не денется. Но она ведь дорога ему? Или это просто мимолетная страсть, что ослепила душу жестокого Повелителя Света?

Ниалл весь день рассеянно водил глазами по бумагам, что приносили слуги, плохо тренировался с солдатами, был слишком молчаливым. Сейчас он сидел на троне в небесно-голубом платье с серебристыми ромбиками на манжетах. Хочешь узнать настроение Повелителя? Посмотри во что он сегодня одет. Отныне гардероб Бога составляли рубашки всяких цветов, брюки и грубые ботинки. Платье он надевал только тогда, когда душе Повелителя требовалась помощь. Персефона заставила его подумать над ее словами, решать какое место она все же занимает в его сердце. Влюблен ли он? Похоже на то. Хочет ли открыть ей душу? Несомненно. В очередной раз вздохнув, Ниалл решительно вскочил с трона и собирался коснуться нити Света и переместиться в замок брата, но тяжелая дверь тронного зала распахнулась. Светлые брови взметнулись вверх, пушистые ресницы дрогнули, лазурный взгляд вспыхнул, а губы растянулись в приветливой улыбке. Ленар прошел вперед, поклонился, а затем поднялся по лестнице и стиснул друга в объятиях. Ниалл воскликнул:

— Не поверишь, но я по тебе скучал!

Ленар рассмеялся, похлопал друга по спине, отвечая:

— Я тоже, Ниалл. Я тоже.

Позже, сидя в кабинете Повелителя Света, Ленар забрался на диван с ногами и медленно потягивал из бокала вино. Ниалл же, нахмурившись, распахнул окно, впуская в кабинет вечернюю прохладу. Ленар нашел способ снять с Хонга отметину на лбу, тем самым разрывая связь с Селеной, вот только он отнюдь не нравился Ниаллу. Бог уперся ладонями в подоконник, опуская голову вниз, и спросил:

— Это точно сработает? И другого способа нет?

— Увы, — вздохнул Ленар. — А иначе, Ниалл, она погибнет, ведь с этим Хаосовым мальчишкой может случиться все что угодно.

— В моей камере? Что с ним может случиться? — фыркнул Ниалл.

Ленар пожал плечами и наполнил опустевший бокал. Доносившийся из открытого окна радостный смех, заставил Ленара застыть с поднесенным к губам вином. Когда он услышал голос, сердце мужчины ухнулся вниз с высоты птичьего полета и разбилось на миллионы кровавых осколков. Ленар подскочил с места, чуть не сбивая Ниалла с ног и свесил голову вниз. Дыхание перехватило, в горле вмиг пересохло. Он облизнул сухие губы и шумно втянул носом воздух. На улице, держась за руки и смеясь, гуляли Селена и Татум. Его Селена! Запрокинув голову, она смеялась, а он прижимал ее к своей груди и целовал в русую макушку. Татум поднял карие глаза и улыбка соскочила с красивого лица. Он заметил Ленара и в душе взметнулась ревность. Госпоже не стоит его видеть. Почему он вообще появляется в ее жизни, когда сам оставил ее в прошлом году? Для чего? Чтобы сделать больнее? Татум не позволит причинить боль его женщине. Она только-только начала ему доверять, открылась и согласилась, хоть и не на полноценные отношения, но хотя бы на небольшое послабление. Остановившись, он схватил Богиню ладонями за лицо и впился в губы страстным поцелуем. Костяшки пальцев Ленара побелели, так сильно он вцепился ими в подоконник. Тело засветилось, дерево под пальцами хрустнуло и по нему пошли крупные трещины. Ниалл удивленно смотрел вниз на сестру и его почему-то обуревала ярость. Он представил, как Персефона, устав от бесконечного ожидания и грубости, отпустит Ниалла и забудется в чужих объятиях, ни разу не вспомнив о нем.

— Не совершай моих ошибок, Лин. Не уступай ее никому, иначе однажды ты проснешься, в твоей душе зияет огромная рана, а на сердце выжжено ее имя, только быть с ней ты больше никогда не сможешь.

— Почему ты просто не запретишь им? — горько прошептал Ленар.

— Потому что я люблю ее и желаю ей только счастья.

От слов Повелителя Ленар вздрогнул. Любовь…Ниалл говорит о любви? Изумрудные глаза забегали по алебастровому лицу, ища намек на веселье, но его нет. Ниалл говорил совершенно серьезно. Сглотнув, Ленар выбежал из кабинета друга, бегом спустился по лестнице и, распахнув двери, выбежал на улицу. Полил дождь. Ледяным порывом он смывал с душ всех присутствующих грязь, капая на землю хрустальной крошкой. Селена застыла, на глаза навернулись слезы. Татум вышел вперед, преграждая путь, но на пальцах Ленара уже вспыхнула магия.

— Как ты посмел явиться сюда? — рыкнул Татум.

Ниалл присел на подоконник, смотря на разворачивающуюся картину, и улыбнулся. Друг даже слушать не стал. Сглотнув, он сделал два шага вперед, останавливаясь, смотря, последует ли за ним Селена. Она, выглянув из-за спины Татума, сделала шаг и, не стараясь удержать слезы, всхлипнула:

— Как ты мог бросить меня и явиться сейчас как ни в чем не бывало?

— Прости меня! — выдохнул Ленар. Он сорвался на бег, заключая Селену в объятия. Она рыдала в его плечо, била кулаками в грудь, сильнее жалась к мужчине, зарываясь носом в русые кудри, пахнущие мускусом и орхидеями. Она всхлипывала, плечи подрагивали в немом рыдании, а Ленар, не боясь ни дождя, ни грязи, сидел на залитой земле и гладил Госпожу Порядка по спине, шептал слова любви, бесконечно извинялся, а потом отодвинул ее от себя, обхватил ладонью лицо и впился в губы поцелуем.

— Я больше не оставлю тебя, — прошептал Ленар. — Я люблю тебя.

Ниалл осушил залпом вино. Так просто друг говорил всего три слова, способное возвысить тебя до небес или разрушить чью-то жизнь. Но почему же для Ниалла так тяжело их произнести? Он говорил о любви всем: прикосновениями, поцелуями, цветами, подарками, но словами — почти никогда. Татум стоял, дрожа то ли от холода, то ли от боли. Стоило появиться Ленару, и Селена о нем позабыла, словно его никогда и не существовало. Когда собирается из осколков чье-то сердце, другое же разбивается на куски. Круговорот разбитых сердец, готовых склеить себя сами, или прибегнуть к помощи. Он был для Селены лишь утешением. Способом забыть русоволосого красавца. Всего лишь временный вариант. Дождь все лил с небес, а двое сидели на грязной земле и не могли надышаться друг другом. Татум коснулся нити Хаоса и исчез, только платок, однажды подаренный Госпоже, остался валяться на размытой дождем дороге.

Персефона сидела на подоконнике в спальне и тоскливо провожала взглядом седые капли дождя. Было уже за полночь, а Ниалл так и не пришел. Она весь день слонялась по комнате, помогла Дафне сделать прическу, поужинала в тронном зале вместе со слугами и Повелителем, погуляла по саду ирисов, даже взяла из библиотеки Бога книгу о магии Хаоса. Только взгляд ледяных глаз смотрел сквозь буквы, рассеянно блуждал между строчек, и то и дело подкидывал ей воспоминания красивого алебастрового лица, шелка платиновых волос, и вкуса сладких губ. Она думала, он последует за ней, раскроет душу, но он не последовал. Сначала девушка разозлилась. Обида в душе вспыхнула подобно спичке, а потом огонь потух, стоило сесть и подумать. Ниалл и так сделал шаг, переехал собственные принципы, чтобы позволить девушке остаться рядом, быть его женщиной, распустить остальных наложниц. Для него пока было трудно открыться, а она сглупила и надавила. Закусив кончик большого пальца правой руки, Персефона тяжело вздохнула. Она захлопнула книгу и откинула ее от себя. Вдруг Ниалл еще не спит и она сможет извиниться за свой глупый порыв влезть в его душу? Она вытянула вперед руку и собиралась коснуться нити Хаоса, но дверь спальни неожиданно распахнулась и на пороге появился Ниалл. В распахнутой на груди белоснежной рубашке и песочного цвета брюках-карго, он выглядел великолепно. Волосы он забрал в высокий хвост, а одну прядь затянул в тугую косу и повесил на нее золотые кольца. Правая ладонь была заведена за спину, губы растянулись в улыбке. «Не злится!» — промелькнуло в голове. Спрыгнув с подоконника, Персефона с размаху влетела в крепкую грудь и, поднявшись на носочки, нежно коснулась губ. Отстранившись, они оба сказали:

— Прости меня!

Персефона рассмеялась и, скромно потупив глаза, закусила губу. Такая нежная и маленькая, что у Ниалла защемило сердце. Он думал, она снова будет показывать свой гордый характер, отвернется, сделает вид, что его не существует, но он оказался не прав. В груди стало теплее от ласковой улыбки и блестящего ледяного взгляда. Бог вытянул вперед руку, протягивая Персефоне небольшой синий сверток. Она стянула шелковую ленту, сняла бархатную тряпку и ахнула от увиденного. На холсте хаотичными мазками вырисовывалось фарфоровое личико с сияющими голубыми глазами, припухлые от жарких поцелуев губы, красивые изгибы нагого тела, а на животе разбросаны бархатные лепестки алой розы. Из распахнутого окна струился малиновый свет, охватывающий фигуру подобно огню.

— Ниалл, — начала было Персефона, но Бог приложил палец к ее губам.

— Мои шрамы — результат неправильных действий. Мать всего сущего наказала меня за проступок, отобрала магию и поместила в клетку, где единственное, что я чувствовал — боль. Она была бесконечная, отравляющая. Я проваливался в беспамятство, просыпался только тогда, когда на мое тело обрушивались сотни ударов молнии. Наказания Царицы оставляют шрамы, цветочек, и они не заживают никогда. — Ниалл горько улыбнулся, а девушка уткнулась носом в его грудь и прошептала:

— Прости, что заставила тебя вспомнить. Я не подумала.

— Да, думать иногда полезно, — усмехнулся Ниалл, за что получил легкий толчок под ребра. — Пойдем ко мне?

Персефона отвела глаза и покачала головой:

— Рано утром мне нужно сделать Дафне макияж и прическу.

— И что же?

— Я могу прийти утром. Если хочешь.

Бог улыбнулся, вздохнув. Они не вылезали из постели несколько недель. Все никак не могли насытиться друг другом. Нужно сделать паузу, Персефона права. Притянув девушку к себе, Бог поцеловал ее в макушку и сказал:

— Я буду занят весь день, но я что-нибудь придумаю. Сладких снов, Персефона.

И, коснувшись нити Света, Ниалл испарился. Девушка, прижав к груди портрет, написанный Богом, рухнула на кровать, закрывая глаза. Она улыбалась, а бабочки силились разорвать ее ребра и вспорхнуть навстречу небу. Она думала, что теперь, наконец, стала счастливой. А в полумраке комнаты зажглись васильковые глаза и сухие ладони протянулись навстречу ничего не подозревающей Персефоны. Эта ночь навсегда поделит жизнь Повелителя Света на «до» и «после», и только он сам решит для себя исход предстоящего сражения.

Богиня Порядка стояла на коленях на мраморном полу, обхватив ладонями свое трясущееся тело. Ее русые, всегда уложенные и чистые волосы, сейчас спутанной стайкой лежали на спине. Белоснежное легкое платье, обнимающее торс, разодрано, помято и испачкано кровью, что тягуче стекала из приоткрытого рта. Потухшие гетерохромные глаза безразлично смотрели перед собой, под ними залегли фиолетовые синяки. На лбу сияла отметина, связывающая ее с Хонгом. На плечах порезы и ткань платья лохмотьями спускалась по ним. В комнате ни на секунду не потухал Свет, что золотистыми волнами бил ее тело от крепкой фигуры брата. Ниалл стоял, широко расставив ноги. Нагой торс горел, охваченный пламенем магии, руки тряслись от потраченных сил, энергия кольца была на нуле, метка на предплечье светилась, выделяя солнце, нарисованное на нем. Вены бугрились от напряжения, лазурные глаза неотрывно смотрели на отметину на лбу сестры, ожидая, когда та исчезнет. Ниалл использовал силу с утра, выжигая магией чужое воздействие из души и тела сестры.

Ленар хмуро подпирал плечом стену и защищался ореолом Порядка, чтобы сила друга не превратила его в пепел. Он периодически шептал заклинание, что нашел в книге, тогда отметина горела ярче и по крупицам стиралась с горячего лба Госпожи Порядка. Ниалл зарычал, тело его затрясло, а со лба на вытянутые руки плюхнулись большие капли пота. Он вложил всю оставшуюся магию, горящую в душе, прежде чем Свет с хлопком потух, а Бог рухнул на колени. Метка со лба Селены исчезла, она судорожно вдохнула и, закатив глаза, упала бы, но Ленар успел поймать ее осевшее тело. Он бережно уложил возлюбленную на колени, гладя ее по волосам.

— Получилось? — устало спросил Ниалл и поморщился от боли. Тело гудело, осколок души надтреснул, а регенерация замедлена, ведь энергия была на нуле.

Ленар приложил два пальца ко лбу Селены и шумно выдохнул, отвечая:

— Получилось, Ниалл!

Бог мученически скривился, поднимаясь с пола. Он, держась за стену, медленно побрел на выход. У двери он обернулся. Ленар, бережно взяв Селену на руки, собирался коснуться нити Порядка, но остановился, заметив взгляд друга. Впервые он увидел в нем нечто иное, совсем несвойственное Богу Солнца — благодарность.

— Спасибо, — улыбнулся Бог.

— За что? — вскинул брови Ленар.

— За то что вернулся.

Персефона медленно распахнула глаза. Голова раскалывалась так сильно, что ее колокольный перезвон, казалось, мог оглушить собой толпу. На виске застыла рубиновая капля крови, губы горели и опухли, на языке растекался металлический привкус. Яркий свет от солнца ударил в глаза, заставив поморщиться. Она сидела на полу, привязанная магическими путами к железному шесту. Привыкнув к освещению, девушка обвела ледяным взглядом комнату, только рассмотреть как следует не дали. Поодаль зашуршало и, повернув голову, девушка увидела сидящего на диване нагого мужчину. Его черные волосы были настолько длинные, что он мог ими обернуться несколько раз. Серебристая прядь выделялась на их фоне и, словно звезды на небе, мерцала от солнечного света. Карие глаза горели, словно в них залили жидкий янтарь. Губы растянулись в ухмылке, язык медленно обвел их контур. Персефона заметила бархатную подушку рядом с мужчиной, на которой лежали уже знакомые ей кристаллы Богов. Шевельнув пальцами, по телу током расползлась боль. Запястья девушки были скованы магическими кандалами, сдерживающими силу. Хаос ее больше не слышал.

— Как ты себя чувствуешь, Персефона? — мурлыкнул Хонг.

— Кто ты? — спросила она.

— А что, Лино тебе не рассказал для кого ты искала кристаллы?

Персефона отрицательно покачала головой. Испуганные ледяные глаза забегали на бледном лице. Хонг схватил золотой колокольчик, лежащий на столе и потряс им. Спустя пару минут в комнату прошли две девушки, одетые в одно нижнее белье. В руке одной была миска, доверху наполненная рисом и мясом курицы, вторая же держала воду. Когда Хонг кивнул, девушки уложили тарелки на пол и, поклонившись, удалились.

— Поешь, тебе нужны силы.

— Кто ты? И зачем тебе я?

Хонг поднялся. Опустившись рядом с девушкой на колени, он дрожащими пальцами трогал ее окровавленное лицо, подносил к носу и блаженно вдыхал запах крови. Персефона скривилась, к горлу подступила тошнота. Она кашлянула, сдерживая накатившую волну тошноты. Хонг, наклонившись, прошептал:

— Я твой новый хозяин. Ниалл будет в ярости, когда узнает кто украл его любимую игрушку, но ведь игрушками положено делиться, так учат с детства, а, Персефона?

— Да кто ты такой, Хаос тебя раздери? — голос Персефоны дрожал, на глаза навернулись слезы. Она была в ужасе, зачем этот человек ее похитил? Что ему нужно? Кто он такой?

Хонг провел языком от шеи Персефоны до пятнышка крови на щеке и, удовлетворенно улыбнувшись, погладил ее по волосам, отвечая:

— Меня зовут Хонг. Я — новый правитель мира, Персефона. Служи мне, и я позволю тебе жить. Знаешь, зачем ты мне? Я хочу, чтобы Ниалл перед смертью страдал. Он еще не знает, что я свободен, кто украл кристалл и самое главное, что в эту самую минуту из хранилища Селены будет украден последний кусочек кровавого паззла. Скоро весь мир будет принадлежать мне. Я готовлю пьедестал, на котором будет располагаться голова Повелителя Света. — Мужчина мечтательно смежил веки и облизнулся.

Персефона ногами толкнула миски и они, перевернувшись, брызнули на сидящего Хонга. Он рыкнул и схватил ее за шею. Холодные пальцы стиснули горло, в глазах потемнело, дыхания не хватало. Хонг разжал ладонь, когда лицо девушки побагровело. Он поднялся, наблюдая за ее судорожными попытками сделать вдох. Персефона кашляла, захлебываясь слезами. Ей стало по настоящему страшно, стоит только взглянуть на обезумевшее лицо мужчины.

— Отпусти меня, — прошептала Персефона.

Хонг обернулся, сверкнув карими глазами. В свете солнца, отбрасывающего свои золотистые лучи, радужка казалась неземного оранжевого цвета. Сухие губы растянулись в полуулыбке, язык обвел их контур.

— Нет, малышка, я хочу, чтобы сердце твоего Бога разбилось.

— Ниалл не любит меня. Я всего лишь наложница, ты зря потратишь время.

Хонг наклонился и прошептал:

— Ради наложниц не ставят на уши все Безграничье. Он скоро узнает правду. Рыбка почти заглотила наживку, стоит только подождать. Поешь, перед казнью ты будешь лишена таких почестей.

Сердце Персефоны ухнуло вниз, в груди похолодело, руки затряслись пуще прежнего.

— Перед казнью? — безжизненным голосом спросила она.

Хонг кивнул и усмехнулся:

— Предателей надлежит казнить.

В комнату постучали и уже через секунду вошел мужчина в обмундировании. На мече, висевшем в ножнах, был вырезан знак солнца. Персефона узнала в нем того мужчину, что однажды посмеялся над ней после возвращения из Хрустальной пещеры. Он низко поклонился и воскликнул:

— Повелители поймали Лино!

Хонг засмеялся, захлопал в ладони и затанцевал на месте, совсем не стесняясь своей наготы. Карие глаза засветились, тело охватил ореол Порядка. Мужчина обернулся к Персефоне и сказал:

— Вот видишь! Мне пора, Персефона, не скучай. Я делаю шаг и чувствую под ногами осколки сердца Ниалла. Ах, так вот каково счастье!

Коснувшись нити Порядка, Хонг испарился, а солдат, осмотрев сальным взглядом Персефону, гордо вздернул подбородок и ушел. Девушка задрожала, огромные черные жемчужины раскаяния и сожаления потекли по щекам и покатились по комнате. Ее волновала вовсе не казнь. Ее волновали лазурные глаза, что еще вчера смотрели на нее со всей нежностью, сейчас же на их дне будет сталь разочарования. Сердце Повелителя только оттаяло, запорхало золотистой бабочкой, горело в ее ладонях. Что теперь будет с ними? Она уже казнила себя сама, Ниаллу стоит только посильнее сжать на ее шее ладонь. Прижавшись лбом к холодному шесту, Персефона смежила веки. Чье сердце разбилось на самом деле? И какова на вкус боль Повелителя Света?

Ниалл сидел в своей спальне, подпирая ладонью подбородок. Лазурные глаза смотрели на дверь, не отрываясь. Торс обнимала ярко-алая рубашка, выделяющая рельеф живота. Черные брюки облегали бедра, а пальцы холодило обилие серебряных колец. Возле Ниалла на столике охлаждалось рубиновое вино, стояли закуски и лежал букет из нежно-оранжевых крупных бутонов роз. Вздохнув, Бог взглянул на часы и нахмурился. Персефона должна была прийти вечером, он послал ей письмо, неужели проигнорировала? В груди Бога весь день было не спокойно. Он думал, то из-за сестры, но сейчас волнение усилилось. Ниалл поднялся, решительно готовый выяснить в чем дело. Больше не хочет встреч? Пусть скажет ему в лицо. Коснувшись нити Света, золотистые брызги переместили фигуру Бога в комнату Персефоны. Кровать ее была не заправлена, на полу валялся портрет, написанный Ниаллом. Он нахмурился, поднимая его. Девушки не было, в комнате не витал аромат черники, значит она давно покинула свою спальню. Бог обошел замок брата, бесцеремонно заглядывая в каждую комнату. Остался только тронный зал и он хмуро толкнул дверь. Голоса резко стихли, Адриан и Фанни синхронно обернулись, солдаты поклонились, а советники, сидящие за столом, поднялись, склонив головы.

— Ниалл? — вскинул брови Адриан.

Брат обвел тронный взгляд хмурым взглядом, а потом, смотря на Дафну спросил:

— Где Персефона?

Фанни изумленно поднялась с трона, отвечая:

— Я думала, она у тебя. Я ее со вчерашнего вечера не видела.

Бог сжал челюсть, лазурные глаза вспыхнули подобно огню в камине, на пальцах заискрила магия, в тронном зале тотчас запахло морем.

— Ее у меня нет. Где она?

— Ниалл, мы найдем ее, — заверил Адриан, поднимаясь. — Мы задействуем лучших ищеек и…

Договорить не дали. Яркая лиловая вспышка осветила тронный зал и на колени рухнула сестра. Богиня прижимала к животу тряпку, полностью пропитанную кровью, нижняя губа припухла и саднила, на правой щеке зиял свежий порез. Кристалл Порядка светился на шее, ослепляя, а ладони тряслись от потраченных сил. Адриан подскочил к сестре и обеспокоенно оглядел ее с головы до ног.

— Что случилось? — спросил брат.

Ниалл в два широких шага пересек комнату и опустился на корточки. Он еще не до конца восстановился, камень в кольце едва светился бледным свечением, но он все равно приложил ко лбу сестры два пальца, прикрывая глаза. Тело затрясло, магия золотыми волнами впитывалась в кожу сестры. Селена судорожно вдохнула, ахнув:

— Ты же еще не восстановился.

— После чего? — недоуменно спросил Адриан.

Селена отстранилась, не давая брату до конца затянуть ее раны. Рука брата безвольно упала. Он крепко сжал челюсть, пряча глаза. Дыхание Ниалла было частым, сердце лихорадочно качало кровь по организму, осколок в душе надтреснул, отдаваясь болью в сердце, холодные капли пота выступили на лбу, а ладони сжались в кулаки, скрывая тремор. Селена отмахнулась от вопроса Адриана и, схватив брата за воротник, притянула к себе, чтобы прошептать:

— Он сказал, что знает где Персефона и хочет, чтобы ты сам выпытал это у него. — Ниалл повернул голову, встречаясь с глазами сестры. Она облизнула сухие губы, продолжая: — Ленар выпил его воспоминания, но ничего не увидел, его сознание блокировано.

Тело Ниалла вмиг засветилось, глаза вспыхнули гневом, он рыкнул:

— Я заставлю его блевать собственными кишками!

Дафна бегом спустилась с подножия трона, но Адриан выставил ладонь вперед. Он стоял, расставив широко ноги и нахмурив смоляные брови. Вся эта ситуация с Хонгом ему не нравилась с самого начала, а сейчас, когда Персефона похищена из собственной спальни, он понял, что никому нельзя доверять. Никому, кроме семьи.

— Найти тех, кто ночью дежурил у спальни Персефоны.

— А как же ты? — спросила Фанни, подходя ближе.

— Ты остаешься. Вы отвечаете за нее головой, ясно? — Бог обвел потемневшим взглядом советников и те, сглотнув, закивали.

Адриан коснулся губ Дафны своими, а затем вытянул ладони, зажигая нить Хаоса. Ниалл заколебался, но потом, заталкивая поглубже свои принципы, сжал ладонь брата и нить Хаоса переместила их в замок Ниалла прямиком к тюремным камерам. Тот толкнул тяжелую дверь, зажигая на пальцах магию. Взгляд потемневших лазурных глаз хмуро обвел комнату, наткнувшись на изумрудный взгляд друга. Плечи Ниалла расслабились, стоило увидеть, что с Ленаром относительно все в порядке. Под глазами залегли синяки от потраченных сил, костяшки пальцев стерты в кровь, на голом животе виднелись синяки, а грудь была исполосована магическим воздействием и кровь из рубиновой превратилась в тягучую черную. Селена ахнула, но мужчина отмахнулся.

— Хонга в камере нет, — сказал Ленар. Ниалл застыл, крепко сжимая челюсть.

Мужчина с васильковыми глазами сидел, прикованный магическими кандалами к стулу и посмеивался. Волосы его были окрашены алой кровью, на лице шрамы, губа и щека разбита, а из живота медленно стекала кровь.

— Ты кто такой? — грубо спросил Ниалл.

Лино мученически распахнул глаза и, смотря снизу вверх на рассерженного Бога, ответил:

— Твой брат знает.

Адриан прищурился, а потом его брови взметнулись вверх, а серебристые глаза распахнулись. Лино был самым первым нарушителем, который встал на пути Адриана, стоило Ниаллу уйти во владения Царицы. Он был мелким вором, что пробрался в хранилище. Солдаты Хаоса заковали его кандалами в камере, но спустя сутки он каким-то образом сбежал. Бог успел подстрелить его Хаосом, но этого оказалось мало, чтобы поймать. А потом началась череда воровства: то связка ключей от кандалов преступников, то кристалл Хаоса. Ниалл грубо схватил того за волосы и прошептал так тихо, чтобы слышал только Лино.

— Я скормлю твои собственные кишки, если ты мне не скажешь где Персефона.

Лино едва повернул голову, сухие губы расплылись в улыбке, демонстрируя белоснежные зубы и он прошептал:

— Боюсь, ты не захочешь искать ее.

Личина спала, глаза вместо синих стали карими, а серебристая прядь качнулась от легкого ветерка и вот на стуле уже сидел Хонг. Кандалы рухнули, он потер запястья и, вздернув гордо подбородок, откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу.

— Печально осознавать, что тебя снова надули, да, Ниалл?

На пальцах Бога вспыхнула магия, в руке Адриана блеснул меч Хаоса, Селена же призвала всю свою силу, готовая нанести удар. Только Хонг лениво вздохнул и щелчком пальцев потушил силу братьев. Магию Селены же захлопнуть не вышло.

— Где она? — прорычал Ниалл, хватая Хонга за грудки и с силой тряхнув его.

Тот вскинул голову и прошептал:

— Посмотри сам.

Ниалл обхватил ладонями лицо мужчины и вперил в него взгляд лазурных глаз. Воспоминания из Хонга вылились солнечными волнами, прокатились по вытянутым рукам и ударили в грудь Бога. Он видел все, и с каждой секундой его сердце сжималось все сильнее. Вот Персефона бежала в ночи вместе с беглым преступником, вот передала ему ключи, вот Лино шантажирует Персефону и она идет на отбор наложниц, чтобы подобраться к Ниаллу ближе и украсть кристалл Света. Она предала. Говорила о любви, обнимала, словно он ее ценность, целовала, нежно касаясь губ, убеждала его переступить собственные принципы, а потом убила в нем все живое, грубо сорвала пудровые бутоны расцветших в сердце роз, разбивших ледяную клетку на осколки. Хонг разорвал связь, а затем испарился, словно его и не существовало в этой комнате, только разноцветные искры переливались в воздухе. Обернувшись, Ниалл пустым голосом сказал:

— Персефона помогла украсть кристаллы, Адриан. Она из твоего народа, тебе и решать что с ней делать. — Ниалл коснулся пальцами лба брата, передавая ему воспоминания.

— Ниалл, — позвал Адриан, но Бог уже коснулся нити Света и исчез, оставляя от себя кровавые осколки разбитого сердца.

Персефона лежала на полу, скукожившись как младенец в утробе матери. В комнате царил полумрак, только свет от полной луны разрезал темноту серебристыми огнями. Она не знала сколько прошло времени, как таинственный мужчина ушел. Еда валялась на полу и источала приятный аромат, наполняя рот девушки слюной, но она не собиралась есть с пола, несмотря на громкое урчание живота. Руки затекли от кандалов, ноги болели от неудобного положения, а в голове было до безумного пусто. Она искусала губы в кровь, громко рассуждала сама с собой: а стоило ли ее предательство того? Зачем она, украв кристалл, продолжила отношения с Ниаллом? Она планировала собрать все свои сбережения и уйти, сбежать, прячась за пологом магии. Не смогла. Сердце ее от мысли уйти сжималось в тугой узел. Судьба никогда не была к ней благосклонна, но в этот раз она поступила с девушкой слишком жестоко. Судьба вышила на сердце Персефоны золотистыми нитями солнечной магии всего 5 букв, образующих имя самого жестокого Бога. Повелителя, который занимал все ее мысли, в присутствии которого ее тело били сотни вспышек молнии, когда лазурный взгляд смотрел на нее, а в душе бабочкой порхало светлое чувство. Чтобы предать, ей хватило секунды, а вот исправить все, увы, никогда не представится возможным. Ниалл казнит ее, даже бровью не поведет.

В коридоре раздались шаги, а потом дверь распахнулась. Магия сорвалась с пальцев Адриана и комната тотчас погрузилась в теплый желтый свет. Персефона повернула голову, встречаясь с мрачными серебристыми глазами. Она поднялась, не смотря на боль, и наклонила голову, прошептав:

— Повелитель.

Ее сердце забилось, глаза опустились в пол, она задышала чаще, ища отголосок соленого моря, но в легкие врывался только аромат пепла. Адриан подошел ближе, развязал путы, а потом грубо схватил ее за локоть и поднял на ноги. Персефона ахнула, колени задрожали, мышцы ног отдались болью. Бог кивнул солдатам и те, схватив Персефону за руки, коснулись нити Хаоса и переместились в замок Бога Тьмы. Солдаты застыли, стоило им натолкнуться на хмурый лазурный взгляд. Ниалл, одетый в бессменное голубое платье с серебристыми ромбиками на манжетах, подпирал стену коридора, ожидая. Ему уж очень сильно захотелось посмотреть в Хаосовы голубые глаза.

— Ниалл!

Персефона бросилась к нему, рухнула на колени и схватилась за ноги Повелителя мертвой хваткой. Верхняя губа Бога дернулась в раздражении. Он схватил девушку за горло одной рукой, а второй за локоть, чтобы поднять ее на ноги. Он прошипел:

— Не смей больше произносить мое имя!

Он сильнее сжал руку на ее шее, и Персефона прохрипела:

— Ты же любишь меня.

— Люблю? — язвительно переспросил Ниалл. — Я уже давно никого не люблю, мой птенчик.

Он разжал ладонь и Персефона упала на колени. Ниалл долго смотрел на ее лицо. На стекающие ручьем соленые слезы. Они капали на ее прижатые к груди руки, туда, где висел некогда подаренный Ниаллом кулон. Повелитель подошел к ней, схватил драгоценный камень и дернул на себя, вынуждая цепочку порваться. Звенья рассыпались, зазвенели по полу и потонули в лужице слез блестящими чешуйками, словно блики на прозрачной водной глади моря. Бескрайнего моря сожаления.

— Ты не достойна даже Хаоса, что даровал тебе мой брат.

Ниалл метнул в притихшего Адриана взгляд и тот вздрогнул, ведь в лазурной радужке острой льдиной его кольнула боль. Дикая боль, отчаяние, безнадежность, смирение.

— Когда ее казнят? — спросил Ниалл.

— На рассвете, — ответил Адриан.

— Хорошо, я приду посмотреть.

— Ниалл… — Адриан дернулся к брату, но тот щелкнул пальцами и рассыпался солнечными искрами.

Адриан кивнул солдатам и они подхватили девушку за руки, а затем отвели ее в камеру. А Адриан все стоял и смотрел как звенья рваной цепочки блестят под светом, брошенным из окна. Он думал о том, что Ниалл, который, наконец, стал цельным, наполненным и счастливым, порвал свою душу на мелкие блестящие звенья. И собрать их воедино больше не представится возможным.

Глава 18. Возвращение Повелителя Света

Хонг медленно шел по длинному коридору. Под ногами хрустела каменная крошка. Он провел ладонью по обстриженным черным волосам, забирая серебристую прядку за ухо. Волосы его, что еще вчера волочились по земле, сейчас же еле касались лопаток. Взгляд янтарных глаз напряженно смотрел вперед, челюсть плотно сжата, на губах играет привычная презрительная усмешка. Тело утонуло в длинном черном плаще, распахнутом настежь, где под тонкой тканью было видно белоснежную рубашку и темно-синие брюки с кожаным ремнем на бедрах. Ладони обнимали черные перчатки, оголяющие гладкие костяшки пальцев и полоску кожи на запястьях. Раздались шаги и мужчина резко остановился и затаил дыхание. Впереди в полумраке коридора он увидел безумный карий взгляд. По спине поползли мурашки. Они бежали, точно муравьи на сладкий мед. Волосы на затылке встали дыбом, а по позвоночнику вниз скатились холодные капли пота.

— Отец? — позвал Хонг охрипшим голосом.

Тень с карими глазами рассмеялась, а затем низкий голос спросил:

— Мерзкое отродье все еще здесь?

Хонг сглотнул ставшую вязкой слюну и выдохнул:

— Не подходи!

— Поговори еще мне, щенок! Ты ни на что не годишься! Такая же бездарность, как твоя мать. Вы все сидите на моей шее, прислуживая этим Хаосовым Богам!

Хонг попятился назад, в ужасе выставляя трясущиеся ладони перед собой. На лбу выступили капли липкого пота и прокатились по вискам вниз. Он споткнулся и плюхнулся с размаха на спину. Тень засмеялась и смех ее оттолкнулся от стен, прокатился по дорожке и эхом отдался в голове, заставляя мужчину заткнуть уши и зажмуриться. Хонг качался взад-вперед, шепча: «Ты не настоящий. Ты иллюзия». Мужчина приоткрыл глаза и вздрогнул. Отец возвышался над ним огромной скалой. На широкой груди была льняная рубашка на шнуровке пшеничного оттенка, а бедра обнимали свободного кроя брюки болотного цвета. Он замахнулся, собираясь обрушить свою ладонь на притихшего Хонга, но неожиданно на ней повисла хрупкая женщина с черными как смоль волосами и серебристой прядкой у виска. Огромные голубые как небо глаза с мольбой посмотрели на мужчину, с черных ресниц скатились вниз горячие слезинки, что прокатились по пудровым щекам, пухлые окровавленные губы задрожали, послышался всхлип. Руки, которые мертвой хваткой вцепились в рукава льняной рубашки, дрожали как осиный лист на ветру. Тоненький дырявый халатик, едва прикрывающий недавно разбитые колени, был весь в безобразных пятнах крови.

— Не трогай его, Алекс, он всего лишь мальчик! — всхлипнула женщина.

Алекс рыкнул, пытаясь скинуть холодные пальцы со своей руки.

— В первую очередь он мужчина, а он позволяет себе пускать сопли, как какая-то разукрашенная баба! Отцепись от меня, Ив, и перестань защищать этого поганца.

Мужчина толкнул Ив и она, ахнув, упала на пол, закрывая лицо ладонями. Сквозь пальцы побежали горячие слезы. Они капали на разбитые коленки соленым водопадом, заставляя кожу щипать от боли. Хонг вздрогнул, стоило услышать плач матери. Он подполз к ней, схватил женщину за плечи и прошептал:

— Мама! Мамочка, он сделал тебе больно?

Алекс, раздражаясь еще пуще прежнего, схватил Хонга за копну длинных смоляных локонов и, дернув их на себя, заставил зашипеть от боли и запрокинуть голову.

— Сопливое ничтожество! Надо было утопить тебя в кадушке, когда эта притаранила тебя в подоле!

Алекс тащил мужчину за волосы по коридору, все сильнее вцепляясь в них мертвой хваткой. Хонг пытался скинуть ладони отца, но у него ничего не вышло, а тот тем временем подошел к глубокой луже, которую он обычно наполняет для скота. Посильнее вцепившись в волосы сына, он свободной рукой снял с брюк ремень и наотмашь ударил его по лицу. Хонг дернулся, на глаза навернулись слезы, губа тотчас припухла и на ней выступили капельки крови.

— Я научу тебя быть мужчиной, — прорычал Алекс.

Ив истошно закричала, вскочила на ноги и, спотыкаясь о камни, босиком побежала к мужу, не смотря на боль от врезающихся в нежные ступни камушек, щепок и шипов растений.

— Не трогай его! Не трогай моего сына! — кричала она, только Алекс ее не слышал.

Он наклонил голову Хонга над водой. Тот, сопротивляясь, вцепился ладонями в грязную землю. Она забралась под ногти, камни порезали кожу на руках, в нее впились осколки разбитых бутылок. Магия Порядка, что едва горела в душе Хонга (ему было всего десять и сила только пробудилась) отозвалась на зов хозяина и серебристыми частицами выскочила из груди, стягивая ладони отца. Алекс оказался слишком силен, чтобы с легкостью отразить магию сына и наклонить его голову ближе к грязной луже. Хонг вовремя задержал дыхание, когда отец одним рывком погрузил его голову под воду. Она залилась в уши и нос, частички грязи впились в закрытые веки и повисли на черных ресницах. Хонг барахтался, силился вырваться, но отец крепко держал его со всем остервенением. Ив бросилась на мужа, маленькие женские кулачки обрушились на лицо мужчины и стали молотить его со всей силой, что у нее имелась. Магия Порядка порывом вырвалась из груди, опустошая душу и сетью вцепилась в лицо Алекса. Мужчина разжал ладонь и Хонг, вырвавшись, сделал судорожный вдох. Он кашлял, холодная вода стекала с локонов волос, грязевыми разводами ложилась на загорелые щеки, заливалась в полуоткрытый рот. Холодный ветер забрался под одежду, заставляя тело трястись крупной дрожью.

— Ах ты дрянь! — выругался Алекс и, замахнувшись, его кулак встретился с виском Ив.

Женщина даже ахнуть не успела, когда по щеке потекла рубиновая кровь, а глаза закатились, она рухнула на землю и в этот день ее голубые глаза закрылись навечно. Хонг в ужасе прижался к ближайшему колодцу и затаил дыхание. Огромными глазами он смотрел на неподвижное тело матери и на склонившееся над ней остервенелое лицо мужчины. Того, кого он ненавидел больше всех на свете. Того, кого вряд ли можно назвать отцом. Алекс носком ботинка потрогал жену и, запустив ладонь в волосы, он облизнул сухие губы. Он вовсе не хотел ее убивать, так получилось.

— Это ты! — воскликнул Алекс, сверкнув карими глазами. — Ты убил маму, паршивец!

Схватив валяющийся в грязи ремень, Алекс подлетел к сыну и в эту ночь он бил его как никогда. Со всей силой, что у него имелась, даже не прибегая к магии. Лицо Хонга было все в крови, на плечах, шее и спине рубцы, ноги не слушали его и когда отец закончил и ушел, он едва ли был в сознании. Мир перед глазами плыл, слез не осталось, как и сил существовать. В ту ночь Хонг понял одну вещь: он заставит отца страдать также сильно, как страдал он. Хонг ползком добрался до мертвого тела матери. Издалека казалось, что она просто спит. Ангельски красивое лицо было безмятежно и наконец она стала свободной птицей, что бестелесной душой парит в Небесном Царстве, ожидая перерождения. Хонг схватился за ладонь мамы, сжимая ее в своей кровавой руке.

— Мама, я буду сильным, — прошептал он. — Я тебе обещаю.

Хонга нашли на рассвете солдаты Солнца. Они не стали разбираться, подумали, что он умер и скинули его тело в яму. Только мужчина выжил назло всем. Однажды, он попросил аудиенции у Бога Света, ища способ воскресить мать. Ниалл даже слушать не стал. Он сказал:

— Сотни тысяч детей нуждаются в матери и что же, я должен воскрешать каждого? Мне некогда выслушивать пустые проблемы глупых смертных.

В эту минуту Хонг понял еще одну вещь: никто не спасет тебя, кроме самого себя, а имя Бога он внес в свою таблицу, чью голову он отсечет в первую очередь, став сильным. Хонг учился, изучая по ночам запрещенные заклинания из библиотеки, куда профессор из Академии Порядка выписал ему пропуск. Мужчина взрослел, укреплялись силы Порядка, но ему этого было мало. Хонг захотел подчинить себе все фракции, чтобы свергнуть Богов и быть самым сильным существом на Безграничье.

В один из самых прекрасных для Хонга дней он явился в свой старый дом. Отец сидел за столом, хлебая горячий суп из капусты, а вокруг него бегали дети, красавица жена, напевая под нос, пекла блинчики. Ярость охватила разум Хонга и мощная волна магии Порядка выбила дверь, срывая ее с петель. В безумном карем взгляде Алекс узнал собственного сына. Поднявшись, он вытер рукавом губы и, усмехнувшись, сказал:

— Я уж думал, ты сдох. Удивительно живучий, не то что твоя мать.

Глаза Хонга вспыхнули Светом, в одной ладони зажглась золотая магия, с другой срывались серебристые частицы. Лицо отца вытянулось, губы изогнулись в презрительной усмешке. Он обернулся к жене и впервые Хонг увидел эмоцию, не свойственную отцу — страх за семью. Он не собирался трогать никого, ему нужен был только мужчина, забравший жизнь его матери.

— Как меня зовут? — с вызовом спросил Хонг.

— И это твоя благодарность за жизнь, щенок? — вопросил отец.

— Как. Меня. Зовут?

Отец не ответил. Женщина прижала к груди мальчика и девочку, и попятилась назад, не сводя глаз с грозного мужчины. Хонг улыбнулся, обнажая ряд белоснежных зубов. Он сказал:

— Я думал, ты хочешь жить. Ну что же, раз это не так, не буду больше отнимать у себя возможность лицезреть твои размазанные по полу кишки.

С двух ладоней сорвалась магия. Свет золотыми частицами накрыл фигуру отца, а серебристый поток впитался в кожу, выжигая на ней ожоги до костей. Алекс зарычал, рухнув на колени. Сквозь пальцы, прижатые ко рту, потекла рубиновая кровь. Отец смеялся как умалишенный, а с уголка глаз капали горячие слезы, только в янтарной радужке не горело то чувство, которое Хонг все еще мечтал увидеть в глазах отца: сожаление. Сжав ладони сильнее, ногти впились в кожу до боли, а кровь интенсивнее полилась, заливая руки отца, его льняную рубашку и чистый, натертый воском деревянный пол. Алекс корчился от боли и магии сына, что буквально кипятила его органы. Отвернувшись, Хонг крепче сжал челюсть, посильнее запахнул полы плаща и коснулся нити Порядка, чтобы навсегда захлопнуть черную страницу книги под названием «Жизнь». Ниалл победил его однажды, но не сейчас. В этот раз Хонг не даст ему так просто победить и скоро голова Повелителя Света будет украшать его спальню как самый желанный трофей.

— Повелитель! Повелитель, у вас опять видения? — раздался над ухом хриплый голос советника.

Хонг моргнул и осмотрелся: он сидел на полу, прижатый спиной к холодной каменной стене. Руки мужчины дрожали, сердце вот-вот бы выпрыгнуло из груди. Так было всегда, когда его неожиданно настигали видения. Хонг скосил взгляд на протянутую ладонь, но встал сам, морщась от боли. В голове раздавался колокольный перезвон, а во рту стоял мерзкий металлический привкус, который захотелось зажевать листиком мяты.

— Ты нашел кристалл?

— Нет, Повелитель, Богиня Порядка его держит при себе. Она никогда не ходит одна и поймать ее будет тяжело, — мужчина закусил язык и потупил взгляд под острым как льдина взглядом карих глаз.

Хонг отряхнул плащ и, отмахнувшись от очередных оправданий, медленно побрел в спальню. Ему срочно требовалось поспать, чтобы не подхватить нервное истощение. Когда Ниалл, наконец, сломлен, победить Богов будет проще простого. Хонг толкнул деревянную дверь и скрылся в густом полумраке.

Селена осторожно постучала. Ниалл сидел на диване, положив ноги на прозрачный стол. Вокруг него валялись осколки разбитых ваз, блестели от яркого света сломанные стебли роз, словно кровь сочилась из раны, как и сердце Повелителя Света, разорванное на куски; разлетелись по тронному залу бумаги, с глухим стуком стекали со стола чернила. Богиня бегло оглядела масштаб гнева брата и прошла дальше. Под серебристыми туфлями хрустели осколки, подол длинного изумрудного платья шуршал под быстрыми шагами. Она аккуратно села рядом, сложив на ногах руки и открыла было рот, но Ниалл ее опередил.

— Я прикажу убрать.

Селена посмотрела на него, нахмурилась и тихо сказала:

— Я пришла не за этим. Меня не заботят разбитые вазы, Ниалл, меня волнуешь ты.

— Со мной все в порядке, — безразлично ответил брат.

— Ты не в порядке! Я не собираюсь утешать тебя, говорить, что ты скоро забудешь ее. Я лишь хочу удостовериться, что ты справишься с этим.

Ниалл наконец взглянул на нее, горько усмехнулся и спросил:

— А ты смирилась? Ты столько времени надеялась, что Ленар вернется, хранила ему верность, часами пропадала в моем саду, хотя слуги вполне могли позаботиться о нем сами. А сейчас Ленар вернулся, но наши жизни с Адрианом на грани, чтобы оборваться и ты снова не в порядке. Хватит уже заботиться обо всех вокруг. Начни с себя!

Девушка кивнула, соглашаясь. Она действительно не в порядке и до сих пор часами пропадает в оранжерее. Розы отвлекают ее от болезненных мыслей.

— Ниалл, — Селена сняла с головы корону и положила ее между собой и братом, — я больше не могу управлять обоими народами. Маги Света не воспринимают меня. Я думаю, тебе пора вернуться.

Ниалл безразлично кивнул, взял в руки корону, повертел ее в руках, а затем сжал ладонь и она рассыпалась, врезаясь в кожу до крови. Боль отрезвила, заставляя голову работать. Ниалл поднялся, позвал слуг и отдал приказ:

— Уберите здесь! И верните мой трон, замените это убожество. И еще…Поставьте рядом обсидиановый трон.

Селена, если и выглядела ошеломленной, то постаралась это скрыть. Завтра казнят Персефону и пусть Ниалл говорит, что он в порядке, то капли крови, стекающие по его ладони, говорят об обратном. Девушка вздохнула, смотря на прямую гордую спину удаляющегося брата, коснулась нити Порядка и растворилась в сочном аромате орхидей.

Адриан распахнул двери тронного зала. Взгляд серебристых глаз внимательно обвел комнату. Исчезли вазы, их заменили новые, белоснежные, с изображением солнца, символизирующие возвращение Повелителя Света. Сочные бутоны малиновых роз благоухали из каждого угла. Большие бархатные лепестки раскрылись навстречу блестящим на них каплям воды. Теплый желтый свет струился от зажженных в канделябрах свечей. Оранжевое пламя неспешно качалось из стороны в сторону, оставляя на стене причудливые тени. Ниалл полулежал на троне. Распахнутая настежь белоснежная рубашка открывала виду алебастровую гладкую грудь и рельефный живот. Маленькая аккуратная родинка над пупком придавала красивому телу изюминку. На белой рубашке виднелись безобразные розовые пятна. Рука с обилием на ней серебряных колец держала хрустальный бокал на длинной ножке. Внутри блестел рубиновый напиток, источающий сладкий вишневый аромат. Пустые лазурные глаза, напоминающие сейчас скорее лед в снежной долине, смотрели сквозь стену. Коралловые губы окрасило в вишневый и их уголки вместо привычной усмешки были опущены вниз и поджаты.

Адриан поднялся по лестнице, поставил на столик бутылку с вином и сказал:

— Вижу, ты веселишься.

Ниалл поднял взгляд, криво усмехнулся и указал рукой на обсидиановый трон. Адриан сел и внимательно посмотрел на брата, спросив:

— Как ты?

Повелитель Света хрипло рассмеялся, но не ответил. Он взял чистый бокал, плеснул в него вина и протянул брату. Тот скептически скосил взгляд на протянутую жидкость.

— Боишься отравлю? — Ниалл скривился, осушил залпом стакан, плеснул в него вина и настойчиво вложил его в пальцы брата. — Если тут отрава, то мы вместе будем кормить червей.

Адриан закатил глаза и пригубил теплый напиток. Скривившись, он коснулся пальцем поверхности вина и тот тут же покрылся тонкой коркой льда.

— Ниалл, — начал было брат.

— Я не нуждаюсь в утешении, — отрезал Ниалл. — Если ты пришел за этим, то оставь свои попытки. Пей вино и наслаждайся тишиной.

— Почему ты такой? — взвился Адриан. — Я хочу наладить отношения, хотя бы чтобы мы друг друга перестали ненавидеть! А ты пресекаешь все мои попытки. Зачем врешь, что ты в порядке? Зачем делаешь вид, будто ты весь такой холодный и безразличный, когда внутри тебя бушует целый горящий океан?

Ниалл прыснул от смеха и спросил:

— С каких пор ты стал таким лиричным?

Адриан поджал губы, поднялся, бросив:

— Ты не нуждаешься во мне. Я ухожу.

Он собирался было сделать шаг, но Ниалл схватил его за ладонь.

— Мир не вертится вокруг тебя, Адриан. С самого моего возвращения ты только и делаешь, что ноешь! Ах, Ниалл обидел меня! Ах, какой я бедный и несчастный, у меня из-под носа пропадают артефакты! Да, я совершал ошибки. Мои руки по локоть в крови, Адриан, и я за это расплачиваюсь сполна, представляешь?

Адриан залпом осушил стакан, закипая.

— Ты! — но Ниалл ничего не дал больше сказать, указал на трон.

— Я снова Повелитель Света, и ты ничего не сделаешь. Если мама хочет, чтобы мы все жили рядом, я сделаю вид, что все хорошо. И больше не лезь в мою душу, Адриан, тебе в ней места нет.

Повелитель Хаоса сел на трон, подлил себе вина и будто в пустоту сказал:

— Наверное, ты прав. Нам больше никогда не стать семьей.

Ниалл задумчиво побарабанил пальцами по губам и отвернулся, закрывая глаза. Его сердце стучало в груди, а желание обернуться и сказать всего два слова: «Прости меня» едва не разорвало его на куски, но холодный Ниалл, что никогда не отступает от своих принципов, не сделает ответный шаг. И пусть в их жизни больше нет Катрин, из-за которой началась многовековая борьба двух братьев, Ниалл не перешагнет через себя.

— Как она? — тихо спросил Бог, не открывая глаз.

Адриан пригубил вино и оно тотчас охладило его пыл. На оливковых щеках Бога выступил розовый румянец, а серебристые глаза заблестели. Он облизнул сладкие губы и ответил:

— Молчит. Я пытался разговорить ее, но она упрямо сохраняет молчание. Я отобрал ее Хаос, Ниалл, она его больше не достойна.

Ниалл обернулся к брату и усмехнулся. Он пропустил платиновые пряди сквозь пальцы, залпом выпил вино и сжал бокал в ладони. Хрустальные осколки впились в алебастровую кожу и по запястью вниз потекла тягучая рубиновая кровь. Адриан было дернулся, чтобы залечить брату рану, но застыл. Он разбил вовсе не стакан, он разбил собственное сердце. Грудь брата стянуло крепким узлом, смоляные брови сошлись на переносице, а глаза воззрились на расписной потолок. Только сейчас Адриан заметил: на голубой краске хаотичными мазками вырисовывались пушистые белоснежные облака.

— Ты считаешь меня наивным юнцом, Адриан? — спросил Ниалл в пустоту. Кровь с глухим стуком падала на пол, осколки в ране блестели от света в зажженных канделябрах, а Бог подался вперед, наклонив голову. Платиновые локоны закрыли лицо подобно маске и Адриан не смог прочитать ни единой эмоции, отразившейся на красивом алебастровом лице брата.

— Нет, Ниалл, — вздохнув, ответил брат. Он откупорил принесенное вино и в комнате запахло медом, подхватил чистый бокал для брата и разлил напиток. Он даже сделал его теплым специально для него и продолжил: — Я считаю, ты должен поговорить с Персефоной.

— Чтобы что? Окончательно убедиться в меркантильности смертных?

— У всего есть причина, Алли. Блеск глаз не удастся так искусно сыграть, даже если ты профессиональная лгунья.

Ниалл заправил за ухо волосы и посмотрел на Адриана. Тот протянул стакан и в абсолютной тишине раздался звон хрусталя. Они молча пили вино, изредка переговаривались о дальнейших действиях, тренировке с магами, но мыслями Ниалл был вовсе не в тронном зале. Разум его покоился в сырой холодной камере, где прижатая к железным прутьям сидела его Персефона. Женщина, что впервые за долгое время заставила его сердце стучать как ошалелое, женщина, которая оторвала свое крыло, точно бабочка, и подарила его раненному Богу, чтобы он вновь мог летать над бескрайним Розовым морем.

Часы давно перевалили за полночь. Персефона пустыми ледяными глазами смотрела перед собой. Жирная крыса, пища, пробежала мимо и проскочила сквозь щель в железных прутьях. Раздались тяжелые медленные шаги. Подошва ботинок с громким глухим стуком ударялась о пол и в полумраке показался силуэт высокого мужчины с горящими лазурными глазами. Персефона вздрогнула и встала на колени, вцепившись озябшими пальцами в толстые холодные прутья. Она прижалась к ним лбом и прошептала:

— Ниалл!

В глазах застыли слезинки, в горле встал ком, а в груди стало совсем пусто, словно душу вынули. Бог подошел к ней, послышался тяжелый выдох. Он был одет в длинный кожаный плащ черного цвета и в зеленую рубашку с длинным рукавом. Ноги обнимали обтягивающие брюки и грубые ботинки. Он опустился на корточки и вытянул руку. Персефона заметила раны на его ладони и блестящую в полумраке кровь. По фарфоровой щеке прокатилась одинокая слезинка, заливаясь в полуоткрытый рот. Бог коснулся пальцами спутанных платиновых змеек волос, а потом опустил ладонь. Он прижался спиной к железным прутьям и вытянул ноги. Персефона почувствовала исходящий от Бога хмельной аромат вина и рот ее наполнился слюной. Адриан не давал предавшим заключенным ни воды, ни еды.

— Расскажи мне все, — потребовал Бог.

И Персефона рассказала. И о спасенном заключенном, ключ для которого она украла взамен на информацию об Арфе, и о заклинании смешения фракций, которое она бережно хранила, и о мальчишке, чью жизнь спасала предательством.

— Я не думала, что полюблю, — тихо закончила Персефона.

Ниалл все это время не дышал, но тело его светилось подобно утреннему солнцу и лихорадочно тряслось. Бог уронил лицо на раскрытые ладони, а затем коснулся нити Света и вышел из золотистой вспышки. Персефона подскочила, обхватила себя ладонями и так громко зарыдала, что сердце Ниалла сжалось. Он прижал ее к своей груди и прокричал:

— Почему? Почему ты все мне не рассказала, Хаос тебя раздери!?

— Испугалась…я…думала…ты…убьешь меня! — заикаясь, прорыдала девушка.

В легкие ворвался черничный аромат и это отрезвило Повелителя Света. Он резко отстранился и, зарычав, ударил раненой ладонью о стену. По камню поползла трещина, крошка пыли осыпалась и припорошила седым туманом шерстку спящей крысы. Она недовольно приоткрыла алый глаз и фыркнула, отбежав подальше.

— Я не могу, — сказал Ниалл, оборачиваясь. — Я не прощаю предательств.

И, коснувшись нити Света, он испарился. Персефона сделала шаг вперед, поднимая руку, но Бог уже исчез, только любимый морской аромат все еще витал в комнате до самого рассвета. Девушка рухнула на колени и, захлебываясь слезами, провалилась в сон. До казни оставались считанные часы и Ниалл стоял на солнечном луче, а по щекам его стекал обсидиановый жемчуг, который терялся во взбитой молочной пене и медленно падал на дно прекрасного Розового моря.

Глава 19. Прощение и прощание

Солнце медленно вставало из-за горизонта. Длинные золотистые лучи протягивались сквозь пушистые, подсвеченные розовым светом, облака. Они были похожи на клубничные кусочки сахарной ваты, хаотично разбросанной на лазурном небе. Августовский ветер холодил дыханием приближающейся осени и забирался под тоненькие наряды жителей Мертвой деревни. В воздухе витал аромат отцветающих хризантем и медовых яблонь. Ниалл сидел на троне в идеально выглаженном кроваво-красном платье. На воротнике-стойке золотистые витиеваты узоры, а на груди пара пуговиц была расстегнута, обнажая гладкую алебастровую кожу. По шее вниз спускался золотой кулон с сиреневым камнем в форме круга — аметистом. Ладони Бога были забинтованы, но рубиновая кровь все равно смогла просочиться сквозь плотно наложенный материал (результат потери силы под ноль). Из-под платья виднелись облегающие черные брюки и кожаные ботинки на шнуровке с квадратным носом. Ниалл напряженным лазурным взглядом буравил палача. Тот стоял, широко расставив ноги, и крепко обхватывал топор с вырезанным знаком луны на рукоятке. Он находился к Персефоне так близко, что вибрация ее трясущегося тела передавалась и на него.

Девушка, одетая в специальную одежду для казни — кофейного цвета платье в пол с длинными рукавами, стояла на коленях со связанными на спине запястьями. Длинные платиновые локоны, что обычно волнистыми змейками струились по плечам, сейчас же выглядели спутанными и перепачканными пылью, кое-где лежала легкая сеть паутинки. Из глаз ее не шли слезы, они слипались в диком желании рухнуть прямо на пыльный деревянный постамент, на котором она стояла в ожидании казни. Губы Персефоны высохли и потрескались от недостатка жидкости, а желудок болел без еды, усиленно вытягивая из нее нити оставшихся крупиц силы. Она уже и забыла каково это: быть смертной без магии. Обычные люди слабее, их организм не способен восполнить потерянные запасы энергии. Маги же могли долгое время находиться без еды и воды, «питаясь» собственной силой.

К своему трону подошел Адриан. Бог пуще прежнего выглядел мрачным. Одетый в брюки, рубашку и жилет обсидианового цвета, он выглядел особенно устрашающе. Волосы он убрал в хвост, но передние пряди оказались слишком коротки и нежно касались щек, украшенных легким пудровым румянцем. Серебристые глаза горели, на скулах ходили желваки, а ладони то сжимались в кулаки, то разжимались. Адриан бросил мрачный взгляд на брата, поднял его на палача, опустил к дрожащей Персефоне и только потом сел на свой трон. На казнь не пришел ни один житель Мертвой деревни. Никто не хотел смотреть на смерть предателя всего Безграничья, ведь жизни каждого были в опасности. Адриан забрал за ухо прядь, что от дуновения августовского ветерка легла ему на глаз, и спросил:

— У тебя есть предсмертное желание, Персефона?

Девушка не сразу поняла, что обращаются к ней, только когда палач ощутимо толкнул ее рукояткой топора в спину. Она качнулась, едва удерживая равновесие и медленно подняла голову. Ниалл крепче вцепился в подлокотники трона, оставляя на них глубокие трещины. Он не заметил как задержал дыхание, а частые удары сердца больно били в его грудь. Воздух сгустился, солнце спряталось за воздушные облака и позади Богов громыхнуло. Адриан стрельнул в Ниалла удивленным взглядом, но все внимание брата было приковано к девушке.

Персефона облизнула сухие губы, медленно кивнула и прохрипела:

— Я хочу попрощаться со своим Повелителем.

— Прощайся, — махнул рукой Адриан.

Персефона умоляюще прошептала:

— Подойди ко мне, прошу!

Ниалл поднялся, ноги его одеревенели и каждый шаг показался испытанием. Ботинки будто налились свинцом и в абсолютной тишине их касания о пол казались ударом о гонг. Одного лазурного взгляда, брошенного в палача, словно сотню ледяных клинков, оказалось достаточно, чтобы он отошел на приличное расстояние. Повелитель Света подошел к Персефоне. Она пробыла ночь в грязной вонючей клетке, но ветерок разнес не запах затхлости и дохлых крыс, а ее особенный, все еще манящий, свежий, родной аромат спелой ягоды черники. У Ниалла сердце стянуло в тугой узел, захотелось взмахнуть ладонью и раскрошить кандалы, что стягивали ее запястья, превратить их в пыль, наплевать на все, прижать девушку к себе и укрыть от этого мерзкого жестокого мира, но она предала, а Бог не прощает предательств. Больше нет.

— Забери в правой ладони.

— Что? — недоуменно переспросил Бог.

Вместо ответа Персефона повернулась боком и тогда Ниалл заметил мятый скомканный клочок бумаги. Он скептически осмотрел девушку, нахмурил брови, но листок принял. На нем углем и не совсем разборчиво было выведено: «Хонг забрал Селену. Он держит ее на четвертой к югу поляне в Изумрудном лесу. Там будут все маги, что последовали за ним. Поспеши. Персефона». Ниалл побледнел, брови взметнулись вверх, а взгляд заострился и заискрился под пушистыми светлыми ресницами.

— Что это такое? — грозно спросил Бог.

Адриан удивленно поднялся и, не сводя с девушки глаз, зажег в ладони меч Хаоса и поравнялся с братом. Персефона повернулась и тихо ответила на вопрос.

В камере было темно. Голубой свет полной луны рекой лился из решетчатого окна. Мерзкий канализационный запах проникал сквозь щели в деревянных створках. Персефона периодически проваливалась в сон, чтобы организм берег энергию. Легкое дуновение ветерка пошевелило пряди, словно невесомое касание к теплым кудрям, опустилось на прохладные щеки, коснулось шеи. Девушка думала, Ниалл вернулся, чтобы проститься. Распахнув потухшие ледяные глаза, сон, застилающий их поволокой, вмиг испарился. Она вздрогнула всем телом, села и попятилась назад, прижимаясь спиной к железным прутьям. Напротив нее прямо на пыльном полу сидел Хонг. Он улыбался, щуря карие глаза, и выглядел вполне довольным. Мужчина сложил на груди руки, медленно скользнул взглядом по стенкам камеры, по мирно спящей крысе, губ коснулась легкая улыбка и он, нисколечко не страшась, провел длинными изящными пальцами по гладкой серой шерстке, задумчиво глядя из-под длинных черных локонов волос, ниспадающих на глаза. От лунного света необычный камень в кольце на безымянном пальце будто вздрогнул и переливался двумя цветами: черным и белым, а в середине рубиновым огнем горела капля крови. Хонг взмахнул черными ресницами и вздохнул, а затем тишину разрезал его хриплый голос.

— Знаешь за что я люблю крыс? Они умнее людей, живучей и у них отсутствует самое глупое чувство — преданность.

— Зачем ты здесь? — тихо спросила Персефона.

Карие глаза сверкнули в полумраке, словно виски на дне стакана Ниалла, держащего его в своих ладонях под палящими лучами летнего солнца. Однажды Персефона, когда еще терялась в собственных чувствах к Богу, явилась в его замок по поручению Дафны, но стоило ей увидеть как Ниалл, сидя в саду в окружении своих скульптур, одетый только в одни тонкие шорты, пил виски и рисовал, она замерла на месте, точно его гипсовые фигуры, вылепленные лучшими скульптурами Безграничья. Хаотичными мазками на белесом холсте рождалась прекрасная картина: Розовое море, горячий песок, цвета спелого апельсина, нагретый от золотистого диска солнца, а на скале его сидели двое мужчин: одетый в голубое Ниалл и смотрящий на него брат в длинном черном платтье, и на лицах обоих играет яркая улыбка, способная затмить само солнце. Тогда ее сердце впервые застучало так сильно, что она испуганно вздрогнула от его резвых ударов. Ниалл тогда застыл, крепче сжимая кисть. Послышался шумный вдох, а затем напрягшиеся плечи расслабились. Персефона испуганно затаила дыхание, глаза забегали в попытке скрыться, но на губах Ниалла заиграла легкая тень усмешки. Он сделал глоток, нарочито медленно облизнул губы и, больше не отвлекаясь, закончил картину. Персефона не могла пошевелиться, все ее внимание было приковано к нему — Богу Света, все еще «жестокому тирану». Когда он закончил, с изящных пальцев сорвалась золотистая магия и картина ожила. Адриан превратился в птицу и, взмывая ввысь, рассыпался обсидиановыми блестками, а грустный Ниалл все сидел на скале, пока с неба не полилась хрустальная крошка дождя. Тогда он поднялся, чтобы с размаху нырнуть в пучину Розового моря и навеки застыть на ее дне огромной золотой жемчужиной.

— Понравилась ты мне, Персефона, хорошо сработала. Хочешь жить?

— А есть смысл? — усмехнулась девушка, выныривая из пучины воспоминаний.

— Я могу даровать тебе любую из сил. У меня два кристалла, — Хонг запнулся, чтобы затем расплыться в хищной улыбке и поправить себя: — Уже три. Ну так что? Вижу же, жизнь тебя не тяготит. Соглашайся, нужно всего-то передать Ниаллу это. — Хонг достал из кармана сложенный вчетверо листок и поманил им Персефону.

Девушка скептически посмотрела на протянутую бумагу, но приняла ее, вчитываясь в идеальные каллиграфические буквы: «Повелитель, ваша сестра у Хонга на реке Сира. Поспешите, если хотите спасти ее. Персефона».

— Ниалл не глупый, — возразила девушка.

— О, поверь мне, цветочек, когда дело касается семьи, Ниалл поверит во все. Тебе стоит только добавить ему: «Ленар с ней», и в ту же секунду солнечная нить выкинет этого спасателя прямо в мою ловушку. Ну, согласна?

Девушка сглотнула, сердце в груди застучало чаще, на руках выступили мурашки, а светлые волоски на затылке встали дыбом, точно шерсть на загривке кота, чувствующего опасность. Она попыталась унять дрожь. Ее все равно ждет казнь, даже если она согласится на условия Хонга. Он не сдержит слово, не дарует ей защиту и магию, да и не хочется ей жить дальше, вспоминая каждый день, как предала того, кого полюбила. Уж лучше казнь, как бы сильно не хотелось жить, но она сможет спасти Ниалла, помешать планам сумасшедшего и даровать своей черной душе освобождение.

— А если согласна? Где мне искать тебя?

Хонг за долю секунды оказался возле нее, хватая жесткими пальцами за подбородок. Персефона вздрогнула всем телом и вскрикнула. Холодные карие глаза убийцы прожигали ее изнутри, силились найти на дне кристально-голубых зрачков, напоминающих лед в Снежной долине, ложь. Он знал, порой чувства настолько сильны, что желание спасти свою любовь преобладает над здравым смыслом. Но корысть и жажда власти ломает даже самые сильные чувства. Впрочем, Хонг ничего не потеряет, Селена все равно уже в его власти. Мужчина почувствовал исходящий от Персефоны аромат черники и удивленно вскинул брови. Теперь он понял как обычная смертная смогла так вскружить голову холодному и неприступному Богу. Хонг наклонился непозволительно близко, едва касаясь своими губами губ Персефоны. Девушка замерла, внутренне сжалась и напряглась, но тот лишь издал вздох то ли разочарования, то ли злости и разжал ладонь, чтобы затем встать и отойти к окну.

— Изумрудный лес. Четвертая к югу поляна. Если не сможешь добраться сама, попроси любого из свиты Адриана. Они все на моей стороне, а кто нет давно убит. До встречи, цветочек.

И Хонг растворился в лунном свете так изящно, словно его вовсе не было здесь. Только тяжелый запах смерти оседал в легких плотным дымным кольцом. Персефона почувствовала сладкий гнилостный аромат, стоило только ему подойти к ней ближе. Неужели тело его не выдерживает столько фракций, или на его руках лежит след от миллиона трупов?

Ниалл бледнел с каждым словом, что срывался с губ этой смертной, что перевернула жизни каждого из Богов с ног на голову, нарушила многовековое спокойствие, а в сердце Ниалла забралась слишком далеко, поселяясь в нем тонкой обсидиановой нитью, крепким узлом стянувшей ледяные стенки. Небо потемнело, за спиной Адриана поползли обсидиановые тени, глаза заволокло черной пеленой и он сквозь зубы прошипел:

— Ей нельзя верить, Ниалл, это ловушка. — Бог схватил девушку за горло и рывком поднял на ноги.

Ниалл дернулся, но сдержал свой порыв. Любой, кто касался его Персефону, раздражал, заставляя тело светиться и трястись мелкой дрожью.

— Адриан! — предостерегающе воскликнул брат. — Она не лжет. Любая минута промедления может стоить Селене жизни. И Ленар…Хаос его раздери! Я заставлю Хонга есть собственные кишки, если он навредит им.

— Маги Хаоса вновь мертвы! Я не выстою! Если он навредит Дафне, я поставлю на колени весь мир.

Ниалл схватил брата за плечи и с силой отвесил ему звонкую пощечину. Это отрезвило, Адриан взял себя в руки и часто заморгал. Ниалл твердо сказал:

— Мы выстоим, слышишь!? Ты соберешь новую армию, когда все закончится. Отыщи Дафну, а потом иди в мой замок, прикажи собраться тем, кого мы обучили.

— А ты? — спросил брат.

Ниалл обернулся к Персефоне и вздохнул. Ее нельзя так просто оставлять. Он казнит ее позже, когда все закончится. А в душе все равно теплился огонек прощения, который с каждым вот таким ее нежным взглядом разрастался в целый костер, если не в бескрайний горящий океан.

— Я перенесу Персефону в… — Бог запнулся, но, облизнув губы, продолжил: — наше место.

Ниалл уже вытянул ладонь вперед, чтобы призвать нить Света, но голос брата заставил его замереть.

— Ниалл, предателей надлежит казнить.

— Но не сейчас, когда мы в любую секунду можем потерять Селену. Встретимся в тронном зале, — отрезал Повелитель Света, взял Персефону под локоть и переместился к Розовому морю.

Бог взмахнул рукой, снимая полог невидимости, и на золотом песчаном берегу появился небольшой дом. Он толкнул входную дверь и пропустил Персефону вперед. Она сделала робкие шаги, осматриваясь. Домик состоял из трех спален, отделенных друг от друга дверями. На обшитых красным деревом стенах висели портреты Богов, написанные маслом пейзажи, на полу лежал пушистый белый ковер, а если пройти вперед, можно было очутиться в уютной маленькой кухне фисташкового оттенка. Ниалл указал на самую дальнюю дверь и сказал:

— Ты можешь отдохнуть в моей комнате и уйти. Не думаю, что мы с Адрианом вернемся живыми, а Селене не будет до тебя дела, Персефона.

Ниалл взмахнул ладонью и кандалы рассыпались, освобождая запястья Персефоны. Она мученически поморщилась от боли и потерла руки, разгоняя кровь. Ниалл обернулся, чтобы уйти, но девушка схватила его за ладонь. Бог застыл, сердце его билось в груди как ошалелое, холодное прикосновение обожгло, захотелось обернуться и сжать девушку в объятиях, но он не мог, не сейчас, когда весь его мир рушится на глазах, не когда прощение билось с гордостью в ожесточенной схватке.

— Не надо, Персефона, — прошептал Бог, мягко высвобождая запястье. — Я даю тебе возможность уйти.

— А если я не хочу!? — в отчаянии выкрикнула девушка.

Ниалл обернулся. Лазурные глаза потемнели, стоило взглянуть на лицо возлюбленной. На ее бескрайние голубые глаза, на застывшие ледяной крошкой слезинки на белесых ресницах, на бледные щеки, на пухлые губы, чуть приоткрытые и такие манящие. Он полюбил ее так сильно, что чувствовал всю боль, которая ранее была недоступна черствому Богу после смерти Катрин. Он не смотрел на других женщин, долгое время забывался в вине, пытаясь собрать свои разбитые осколки воедино, поднимая их с самого дна. Персефона долго всматривалась в лазурные глаза, прежде чем сказала:

— Я хочу, чтобы ты казнил меня своей рукой.

— Почему? — выдохнул Бог.

— У меня больше никого нет, Ниалл. Я не хочу существовать без тебя…

— Замолчи! — рявкнул он, зажмуриваясь и зажимая ладонями уши. — Прекрати делать меня уязвимым. Прекрати делать мне больно! — от отчаянного крика задрожали стекла, земля взбугрилась, взрывая золотистый песчаный берег, солнце засияло ярче, с поверхности моря вверх взметнулся горячий пар.

Персефона сглотнула горький комок слез, и дрожащим голосом прошептала:

— Это должен сделать ты. Казнь от руки того, кого любишь, не так горька.

Ниалл вскинул голову. Он хотел, чтобы она ушла, исчезла из его мыслей, из его разума, но из сердца выгнать девчонку с черничным ароматом будет не так просто. Почему она упрямо не хочет жить? Действительно ли дело в нем? Каждый раз, когда женщины признавались Ниаллу в любви, он искал в этом подвох, корысть и ложь. Разве сможет он простить предательство? Бог задумался: а как бы он поступил, если бы Селена оказалась в опасности? Без колебания отдал бы все кристаллы, лишь бы она выжила. Селена…Встрепенувшись, Ниалл вдруг крепко прижал Персефону к груди, вбирая в легкие ее черничный аромат. Весь без остатка, чтобы, если погибнет, ледяные глаза, теплые платиновые кудри и аромат спелой черники забрали его вековую боль. Девушка закрыла глаза, сдерживая под ресницами горячие слезинки, а когда открыла, в доме было пусто, лишь золотые частицы магии запутывались в рыжих лучах восходящего солнца.

Хонг стоял на залитой солнцем поляне и щурил глаза цвета крепкого виски. Золотистый шар, что качается на лазурном небе, сегодня слишком опалял его бледную кожу. Хонг вытер ладонью испарину со лба и облизнул сухие губы. За его спиной, напряженно смотря вперед, стояла армия, состоящая из нескольких сотен солдат Порядка, чуть меньше Света и около дюжины Хаоса. За Хонгом меньше всех последовали маги Тьмы, а кто был не согласен, тех мужчина тотчас испепелил на месте. Когда он явился в замок Адриана, Фанни была с советниками в тронном зале. Раздался взрыв и железная дверь слетела с петель и едва не снесла девушку с ног, но она вовремя спряталась за щитом Хаоса. В тронном зале было очень пыльно, но сквозь седую пелену отчетливо было видно безумный карий взгляд, искрящийся ненавистью. Советник, что был ближе к девушке, среагировал молниеносно, вытянул ладонь вперед, коснулся нити Хаоса и толкнул Госпожу в образовавшуюся обсидиановую дымку, а затем его легкие рассыпались на куски, из искореженного рта потекла густая вишневая кровь, а тело, словно в замедленной съемке, рухнуло на пыльный мраморный пол и навеки осело на нем черными частицами Хаоса. Хонг собирался отследить местоположение женщины Повелителя Тьмы, но она слишком быстро отрезала нить. От досады мужчина даже не стал разбираться, убил всех без разбора, будь то советник, или горничная. В замке Повелителя Хаоса снова воцарилась мертвая тишина.

Мимо пролетела птица. Ее громкий крик выдернул Хонга из недавних воспоминаний. Он мотнул головой и повернул ее влево. На сочной зеленой траве сидели двое. Ленар прижимался спиной к дереву и часто дышал. Его кожа была настолько бледной, что наверняка слилась бы со снегом, будь сейчас зима. На лбу выступила испарина и холодный липкий пот медленно стекал с разбитого виска, смешиваясь с блестящей в свете рубиновой кровью. Зеленые глаза потухли и напоминали сейчас матовый изумруд, под ними залегли глубокие синяки. Обычно кудрявые, сейчас же волосы напоминали длинные прямые пакли, обрамляющие красивое лицо. Белоснежная рубашка изодрана на животе и в свете яркого солнца края раны зияли и из нее медленно вытекала кровь, окрашивая зеленую траву. Селена сидела рядом и напряженным взглядом всматривалась в лицо любимого мужчины. Когда он закрывал глаза, она тотчас звала его, не давая проваливаться в сон от потери сил. Она боялась, что тогда глаза его больше никогда не откроются. Ладони ее были стянуты солнечной нитью, а на запястьях захлопнуты кандалы, сдерживающие магию. Богиня с легкостью могла бы призвать изначальные силы и раскрошить эти путы, но она боялась, что своими действиями навредит Ленару, ведь она не знала чего можно ожидать от сумасшедшего мага. Девушка приблизилась ближе, уронив голову на плечо возлюбленного.

— Потерпи, Ленар, Ниалл скоро будет рядом.

Хонг услышал. Он медленно обернулся и расплылся в улыбке.

— Ага, он уже близок к своей смерти, Селена, очень близок!

Ниалл вышел из яркой вспышки, что на миг ослепила всех присутствующих в тронном зале магов. Адриан прикрыл глаза руками, избегая Света брата, что охватывал его крепкую фигуру. Золотистые частицы его магии витали в воздухе, подхваченные яростным порывом августовского ветра. На лбу Бога залегли глубокие складки, лазурные глаза горели, словно в них залили жидкий огонь, челюсть крепко сжата, а с бинтов, что перевязывали ладони, на мраморный пол с глухим стуком капала кровь. Адриан припирал спиной стену. Волосы его закрывали опущенное лицо и щекотали щеки, но Бог их упорно не замечал. Руки были сложены на груди, ладони сжимались в кулаки. Адриан переоделся в более удобную для боя одежду в его любимом черном цвете, подчеркивающим фракцию: облегающая водолазка с коротким рукавом, свободного кроя спортивные брюки, сужающиеся книзу и обтягивающие щиколотку, и кожаные ботинки. Когда раздалась вспышка, он вскинул голову и приветственно кивнул. Фанни сидела на стуле белее снега, держа в ладони стакан с водой. Она напряженно скребла по стеклу ногтем большого пальца и старалась держать себя в руках, чтобы не показать ни Адриану, ни присутствующим магам, как боится того, что будет дальше. Ниалл развязал пояс платья, дернул вниз замок, а затем откинул от себя багровую ткань. Он был уже готов к бою, ведь под верхней одеждой скрывалась обтягивающая берцовка цвета хаки. Взгляд лазурных глаз остановился на девушке и он спросил:

— Все в сборе?

Адриан покачал головой и тихо ответил. Но в абсолютной тишине его голос показался присутствующим ударом о гонг, настолько жутко он прозвучал.

— Мой замок пал.

Воздух сгустился, позади громыхнуло и задрожали стекла. Поднялся порывистый ветер. Он несся так яростно, что срывал с деревьев листья, кружил их в водовороте и грубо швырял о пыльную землю. Серебристые глаза Адриана заволокло черной пеленой, за спиной возникли обжигающе холодные тени. Они встали позади хозяина, колыхались, словно язычки пламени и ждали приказ. Ниалл подошел к брату, все еще не убирая свечение своего разъяренного тела. Он и не думал, что когда-нибудь будет драться бок о бок с братом, которого ненавидел так долго, которого заточил в камень, пытал и собирался обратить бессмертие, а сейчас они стояли напротив друг друга и тяжелый, пронзительный, полный боли взгляд Адриана оседал в душе брата дымным туманом, оставлял на сердце порезы, и заставил переступить собственные принципы. Впервые за очень долгое время Ниалл захотел спасти свою семью, пожертвовать всем, даже собственным бессмертием. Он сжал плечо брата и прошептал:

— Я все еще люблю тебя больше, чем самого себя. Когда-то я сказал: «Скорее рухнут небеса, чем мне когда-либо снова станет тебя жаль». Кажется, сегодня небо исчезнет, Адриан.

Адриан застыл, открыл было рот, чтобы ответить, но Ниалл обернулся к солдатам и отдал приказ защищать замок и Дафну ценой собственной жизни. Девушка пыталась возразить, что не останется здесь, смотря как ее мир рушится, но Адриан настоял на своем: Фанни осталась в замке. Ниалл протянул ладонь. Пора решить кто будет править миром, но даже если на кону целая вечность, Бог Солнца пожертвует всем, лишь бы Селена, Ленар и даже Адриан были в безопасности. Только он имеет право причинять близким боль. Адриан кивнул, сжимая в руке горячую ладонь брата, и солнечная вспышка поглотила обоих братьев, только золотистые частицы все еще витали в воздухе в напоминание о солнечной магии Бога Света. .К.н.и.г.о.е. д…н.е.т.

Персефона отворила дверь спальни Повелителя Света. Она вошла внутрь и осмотрелась: большая кровать, заправленная голубым бельем с белым балдахином из фатина, шкаф, доверху наполненный одеждой, сохранившей его особенный морской аромат, на стене, выкрашенной изумрудной краской, в деревянных рамках висели картины. Персефона сразу поняла: Ниалл сам написал их пастелью, лишь один портрет выделялся из общей массы. То была Катрин — единственная любовь Повелителя Света. Карандашные штрихи мягко ложились на бумагу, очерчивая ее красивое лицо, воздушные змейки волос, блестящие глаза, в которых навеки запечатлены чувства к Богу Солнца. Персефона первым делом выпила воды, сорвала фрукты и вгрызлась в мягкие плоды, утоляя голод. Сейчас же она распахнула шкаф, вытянула из него нежно-голубую рубашку и подошла к морю. На удивление, волны сегодня были спокойны, не смотря на приближающуюся войну, от которой непременно пострадает природа, ведь Порядок нарушен. Девушка вошла в воду и замерла. Ей вспомнилось, как Ниалл, словно и не в этой жизни, учил ее плавать, смеялся вместе с ней и выглядел счастливым, а она разрушила всю его жизнь одним своим появлением.

Хлопок, раздавшийся рядом, заставил девушку подпрыгнуть на месте. Она уже несколько часов сидела на полу, прижимаясь спиной к стене, и пыталась позвать магию, вдруг Адриан оставил хоть одну частичку. Из яркой вспышки вышла она: Богиня мира, Мать всего сущего, Вселенная. Ее нагое тело покрывала зеленая паутинка, а на ней колыхались блестящие капельки росы, словно алмазная крошка. Увидев девушку, складки на лбу разгладились, она улыбнулась краем губ, протянула ладонь, обтянутую прозрачными перчатками, мерцающими словно звезды в ночном небе, и сказала:

— Пойдем со мной, дитя, ты больше не причинишь боль моему сыну.

Персефона поклонилась, огромными ледяными глазами она рассматривала создательницу мира, но ладонь принимать не спешила.

— Вы пришли за мной? Но как же…

— Хонг? — хмыкнула Богиня. — Я не вмешиваюсь в судьбу мира, Персефона, но ты — другое. Ты должна была умереть еще там, во льдах Нефритовой Арфы, если бы Ушакхал не принял решение спасти тебя. Вставай, тебе пора в Небесное Царство.

Персефона кивнула. Так будет правильно. Она протянула ладонь, но, когда ее пальцы коснулись прохладной руки Богини, та резко одернула ее, словно обожглась. Ресницы Вселенной дрогнули, пухлые губы распахнулись, с них сорвался выдох:

— Не может быть!

В абсолютной тишине раздалось хлопанье крыльев. Такое громкое, что Вселенная вздрогнула всем телом и завертелась на месте. Персефона замерла, стоило ледяным глазам наткнуться на двух бабочек. У обеих сломано одно крыло, но золотая бабочка бережно несла на своей спине сломленное насекомое поменьше. Нить, что раньше связывала их, порвалась и висела лохмотьями. Бабочка подлетела к Богине, а когда та вытянула ладонь, она приземлилась на нее и уставилась на Вселенную своими глазами-бусинками необычного лазурного цвета. Дверь распахнулась, и словно обычный человек, в дом вошел Фат. Он поклонился, улыбнулся притихшей Персефоне и протянул свою ладонь Госпоже.

— Пойдем, Повелительница, нам пора.

— Но как же…?

— Я же говорил, их не разлучить, даже если вы порвете нить. Посмотрите как Ушакхал — раненый, сломленный Бог, несмотря на боль, тянет ее на себе. Вам этого не изменить, он найдет способ вернуть ее к жизни. Разве что…

— Что? — с надеждой спросила Вселенная.

— Если не казнит ее собственной рукой.

Богиня кивнула, грустно улыбнулась Персефоне, а затем коснулась губами мохнатой головки бабочки и, взяв Фата за ладонь, растворилась в золотистых брызгах, а две раненые бабочки, цепляясь друг за друга, взмыли ввысь и потерялись в лазурной глади бескрайнего неба.

Глава 20. Финал

Карие глаза с прищуром смотрели на пришедшего Повелителя Света. Губы приподнялись в усмешке, руки взметнулись вверх, чтобы натянуть рукав повыше, оголяя недавно «набитую» метку. Это были весы, где на одной чаше горело золотом солнце, а на другой сияла серебром луна. Ниалл опустил лазурный взгляд на его предплечье и из груди его вырвался смешок:

— Каждый из Богов уже родился с меткой, а ты свою фломастером нарисовал?

Хонг опустил взгляд, улыбнулся, обнажая ряд белоснежных зубов, проглотил издевку и промолчал. Пальцы Ниалла в обрамлении колец из белого золота засветились, глаза брата же заволокло черным дымом. Он обернулся к Богу Света, уголки губ приподнялись в усмешке. Адриан протянул ладонь, Ниалл схватил руку брата, сцепляя пальцы между собой.

— Как мило, — состроил рожицу Хонг.

Селена кивнула, стоило ей взглянуть на братьев, развела ладони в стороны и кандалы с громким хлопком рассыпались крошкой, освобождая запястья Госпожи Порядка. Она наклонилась к Ленару, шепнув:

— Дафна позаботится о тебе, — коснулась нити магии и за долю секунды переместила возлюбленного в замок, не дав ему сказать и слова, а затем встала плечом к плечу с братьями.

Вспышка магии выбросила Ленара на пол. Он рухнул на спину и застонал от боли, что пронзила живот. Из зияющих краев потекла обжигающая кровь и мужчина тут же приложил ладонь к животу. Дафна вздрогнула, стоило раздаться вспышке. Она распахнула дождливые глаза, вскочила с диванчика, на котором сидела, и рухнула на колени рядом с Ленаром. Энергия мужчины была на нуле. Кольцо, что Ниалл даровал лучшему другу, Хонг превратил в пыль. Фанни ахнула:

— Ленар! — и приложила ладонь, сияющую обсидиановым туманом, к его животу.

Мужчина мученически застонал, запрокидывая голову и закрывая потухшие изумрудные глаза. Когда края раны затянулись, Дафна помогла Ленару подняться и сесть на диван. Глаза его слипались, тело требовало отдохнуть и восстановить силы. Он разомкнул сухие губы, чтобы жадно выпить протянутый стакан воды.

— Ты как? — тихо спросила Фанни.

Ленар поморщился, приподнимаясь, но девушка схватила его за плечо, потянув назад.

— Там Ниалл и Селена. Я должен помочь, — прохрипел мужчина.

— С ума сошел? Ты смертный, — возразила Фанни.

Ленар скинул ладонь со своего плеча и рыкнул:

— Там Селена, ты не понимаешь!

Девушка вскинула смоляные брови. Не понимает? Ее сердце обливалось кровью от одной только мысли, что Адриан может пострадать, или еще того хуже — не вернуться! И она как никогда хотела ринуться в бой с мечом Хаоса наперевес. Но она понимала, что даже будучи бессмертной, ее сила никогда не сравнится с Богом.

— В тебе говорит сожаление, Ленар, что ты оставил ее в трудный момент. Но послушай! Вы будете только мешать друг другу. Да и что может противопоставить обычный смертный сумасшедшему, подчинившему себе сразу три фракции?

Ленар поджал губы. Дафна была права как никогда, и пусть он до сих пор не питал к ней любви из-за магии Хаоса, что текла по ее венам, он может только навредить Селене. Мужчина лег на диван и уже через секунду погрузился в сон, а Фанни подошла к окну, обхватывая себя за плечи. Адриан обязан выжить, ведь у них впереди — вечность!

Хонг похлопал ладонями. Его руки по локоть макнуло в магию. Правая покрылась золотом, левая же серебром, а глаза заволокло обсидиановым туманом. За спиной поползли черные тени. Обжигающе-холодные, они покрыли травинки и листья на деревьях голубым инеем.

— Я вас недооценил, — хмыкнул Хонг. — Думал, многовековая ссора так и не решится, но, кажется, вас это объединило.

Послышался свист. Тетива сотней луков синхронно натянулась, наконечники стрел горели золотым огнем, серебристым, черным. Маги стояли, широко расставив ноги, и ожидали приказа своего нового хозяина. Ниалл лениво наклонил голову набок. Сотни лет правления коту под хвост. Жалкие смертные, которым он даровал теплое местечко у своих ног, повелись на напускное величие. Чего же Хонг пообещал им? Неужели объединить все три фракции. Вот она человеческая сущность — слабая, не верная, жалкая. Ниалл облизнул губы, подавляя свечение своего тела, которое вот-вот бы охватил огонь от разочарования. Он до последнего надеялся, что его маги последуют только за Повелителем Света.

— Что он пообещал вам?

Маги молчали, только один, что стоял ближе к Богам, сделал шаг вперед, сильнее натягивая тетиву, и гордо выплюнул:

— Силу!

— Сильными рождаются, а не становятся, — констатировал Ниалл. — Впрочем, так даже лучше. Предатели в отряде мне не нужны.

Мужчины медлили. Пара сотен глаз неотрывно смотрели вперед, поверх голов Повелителей. Не каждый решался взглянуть в жестокий лазурный океан, встретиться с холодным стальным серебром, разбиться о солнечную зелень и потонуть в сиреневом закате. Ниаллу было больно. Он отбирал народ самолично, устраивал состязания и поединки, чтобы набрать в отряд сильнейших, даровать им кров, осыпать золотом, позволить быть так близко к Богам, а стоило Хонгу поманить пальцем и солдаты забыли к чему шли долгие годы, забыли кого нужно бояться, уважать и кому действительно стоит поклоняться. Он мог бы взмахнуть ладонью и Свет бы поглотил предателей, заставляя их корчиться в агонии, сгорать под палящим солнцем, превращаясь в пыль. Адриан выглядел спокойнее. Но под напускным безразличием в его душе горело разочарование. Он только набирал свою мощь, собирал армию, а они так легко предали того, кто даровал им Божественную частицу, позволяя пользоваться магией. Селена же сосредоточенно смотрела на Хонга. Единственное, что волновало Повелительницу Порядка — братья. Только их жизни заботили ее сильнее собственной. Плевать на каких-то смертных, чья жизнь — всего лишь песчинка в огромном океане. Капля, падающая с тучки. Секунда и от нее останется только воспоминание.

Хонг закашлял. Изо рта по подбородку потекла зеленая гнилостная жижа, смешанная с багровой кровью. Боги удивленно переглянулись, мужчина же сплюнул, поморщившись от мерзкого металлического привкуса крови и сладко-приторного гноя. Его пальцы слегка подрагивали, по телу вниз проскользнула дрожь, оставляя от себя только слабость. Захотелось присесть, а лучше лечь под одеяло и уснуть. Хонг прислонился плечом к дереву, в глазах на миг потемнело, в ушах запульсировало, но уже через секунду мужчина пришел в себя. После того, как в его власти оказался кристалл Ниалла и он принял в свою душу Свет, осколок в душе вспыхнул. Хонг рухнул на колени, хватаясь ногтями о пыльную землю. Его крик был таким громким, что, казалось, его слышали в каждом уголке Безграничья. Когда боль утихла, от осколка души остался только обгоревший уголек, и если бы не магия Порядка, что поддерживала его изнутри, тело Хонга бы рассыпалось в труху. Самый лучший лекарь пытался вылечить его душу, но все было тщетно. Магия Хаоса просто не давала к себе прикоснуться. Лекарь развел руками и сказал:

— В теле не может жить противоположная друг другу сила, милорд, вы должны сделать выбор, иначе она когда-нибудь уничтожит ваше тело.

Хонг отмахнулся. Он так долго шел к величию, что отказаться от него не собирается, когда от владения целым миром его отделяет всего одна черта, которую он скоро перешагнет, не оборачиваясь назад. Мужчина вытер рот рукой, брезгливо скривился, а затем карие глаза потемнели, гадкая улыбка озарила его лицо, а с пальцев сорвался огонь Хаоса. Адриан вышел вперед и магия, ударяясь в созданный им щит, с шипением потухла. Тогда Хонг кивнул и армия солдат выстрелила сотнями стрел с горящими магическими наконечниками. Боги даже не шевельнулись, только Селена прошептала под нос заклинание, и стрелы, касаясь лиловой преграды, вспыхнули огнем. Хонг сверкнул на Селену горящим взглядом, поджав губы. Он надеялся, кандалы, что солдаты Ниалла украли для него из хранилища, смогут сдержать ее магию. Увы, он недооценил насколько сильна Богиня Порядка. Ниалл сделал шаг и, смотря вперед, словно заглядывая в души каждого, крикнул:

— Сдайтесь! И я пощажу тех, кто сложит оружие и склонит передо мной голову. Думаете, ему так важны ваши жизни? Глупцы!

Маги не шевельнулись, только опустили головы размышляя как стоит поступить. Хонг рассмеялся, прикрывая ладонью рот, и смех его совсем не понравился Богам.

— Что-то не так, Ниалл, — нахмурился Адриан. — Их что-то держит здесь.

— Ага, — кивнул Хонг, — поклонение истинному Повелителю. Игры кончились, господа, пришла пора разжечь погребальный костер.

Мужчина взмахнул ладонью и солдаты один за другим превращались в пепел. Иссиня-черный пар, исходящий от их мертвых тел, тянулся к перстню Хонга. Адриан попытался перехватить свою магию, но она, точно завороженная, не слышала его зов, впитываясь в кольцо «нового Повелителя». Руки Хонга по локоть утонули в магии. С правой сорвался золотистый шар. Он мчался так быстро, что Адриан не успел увернуться, и магия угодила ему прямо в грудь, минуя щит Порядка. Бог охнул, магия Света протащила его по поляне, ударила о дерево, выбивая из легких воздух. Один из осколков в душе надтреснул, причиняя дикую боль. В глазах на миг потемнело, в ушах зазвенело. Адриан закашлял, сплевывая под ноги кровь и попытался подняться. Тело Ниалла засветилось, вспыхнуло подобно спичке. Оно сияло так ярко, словно раскаленное солнце укрыло его в своих объятиях.

— Только я имею право причинять моему брату боль! — прорычал Ниалл.

Селена бросилась к Адриану, помогая ему подняться с земли. Она собиралась излечить его осколок, но брат отрицательно покачал головой. Солнце засияло ярче, выглянуло из пучины серебристых облаков, потянуло свои лучи навстречу своему Повелителю, лаская его тело. Золотая магия рассыпалась на частицы, скрывая за собой образ Бога Солнца, кружилась вихрем, миллионами бабочек взмыла ввысь, чтобы очутиться перед Хонгом во всем своем величии.

— Ниалл, нет! — взвизгнула Селена, но брат ее не услышал.

Не уменьшая свечения, он бросился вперед, сжимая Хонга в объятиях. Мужчина зарычал, магия Бога дотла сожгла его одежду, добралась до кожи, оставляя на ней горящие вспышки, разъедая кожу. Магия Порядка вспыхнула в душе, спасая своего хозяина, вылилась холодным потоком, с хлопками поглощая магию Ниалла. Зарычав, Хонг выставил ладони вперед и лиловый щит с яркой вспышкой откинул Бога. Тот проехал спиной по земле, но уже через секунду вскочил на ноги. Из кольца Хонга полился чистый Хаос и обсидиановые тени бурным потоком кинулись вперед. Темный огонь острыми клинками порезал его одежду и под ней заблестела рубиновая кровь, с глухим стуком капая на пыльную землю. Ниалл выставил щит вперед, но магия, минуя защиту, взметнулась вверх, целясь ему в шею. Бог за долю секунды успел пригнуться и острое лезвие Хаоса рассекло воздух, отстригая платиновые локоны.

— Чтоб тебя Хаос разорвал! — рыкнул Повелитель Света.

Волосы, что доселе платиновыми змейками спускались до середины спины, сейчас неровными паклями едва касались плеч. Адриан поднялся, держась ладонью за плечо сестры. Медлить больше было нельзя, пора использовать первозданную силу. Мир был на грани исчезновения и этого никак было нельзя допустить.

Селена схватила Адриана за ладонь и сиреневая вспышка магии Порядка переместила их к брату. Пора было начинать то, за чем они сюда явились. Первым свою силу использовала сестра. Ее тело начало стремительно меняться. Серебристая дымка заполонила глаза, яркой вспышкой осела на теле, повторяя его изгибы и стирая привычный для людского глаза облик. Хонг вскинул брови и сделал шаг назад, прижимаясь к дереву спиной. На ладонях Госпожи Порядка появились очертания. В правой она держала Солнце, в левой же Луну, а на груди вспыхнули весы. Следом за ней выступил Ниалл. Он словно снял с себя кожу, так это выглядело со стороны. Обычные смертные рассыпались бы пеплом при одном только взгляде на «жидкое» Солнце. Хонг же смог спрятаться за щитом, но увиденное его впечатлило. Когда Адриан скинул свой облик, стало обжигающе холодно. И если Нилл мог сжечь все вокруг дотла, сила Бога Тьмы же могла превратить мир в ледяное изваяние, где седыми хлопьями пепла будут лежать смертные тела. Изо рта Хонга метнулся пар. Он должен победить и доказать своему отцу и всему миру, что Боги — ничто, по сравнению с ним, тем, кто обрел высшую силу, познал смысл, а не просто развлекается, снизойдя до преклонения к смертным.

В середине стояла Селена. Богиня Порядка, которая держит в своих ладонях равновесие, хрупкая девушка с самой лучистой улыбкой на свете, сейчас же была выше собственных братьев и голос ее эхом прокатился по верхушкам деревьев Изумрудного леса и ударил Хонга в грудь.

— Сдавайся! Смертный не сможет вынести такой разрушительной силы.

Хонг запаниковал. Огромными карими глазами он смотрел на Богов, все сильнее прижимаясь к дереву спиной, почти вжимаясь в него, словно хотел слиться с кроной. Он снова кашлянул, на ладонь брызнула кровь. Хонг брезгливо вытер ее о штанину, а затем отрицательно покачал головой. Сдаться? Он не для того столько лет гнил в камере, питаясь помоями, и терпел побои, чтобы сейчас так легко упасть на колени перед этими Хаосовыми Богами. Кто вообще решил, что они будут править миром? Пришла пора сменить власть. Вытянув ладонь вперед, на ней вдруг засияло три кристалла. Они были вместе, ровно как в первый день, когда еще любящие друга члены семьи запечатали свою магию в кусках камней, делая их живыми.

— У вас не получится победить, пока кристаллы находятся в моей власти. Мне много не нужно, только голову твою, Ниалл, насадить на пику и украсить собственную спальню.

Ниалл рассмеялся. Смех его громовыми раскатами прогремел над поляной. Грачи, испугавшись, взмыли ввысь и пронзительно закаркали, удаляясь все дальше от разъяренных создателей мира. Селена, что держит в своих ладонях Равновесие, Ниалл, в груди которого сияет Свет, и Адриан — воплощение Хаоса, стоят бок о бок в своих первозданных обличьях, как в тот день, когда четыре века назад Мать всего сущего позволила им спуститься в этот мир. Держась за руки, они создали магию, и сейчас, держась за руки, разрушат все, что будет угрожать Безграничью. Хонг прочитал заклинание и из кристаллов полилась чистая магия. Она впитывалась в его тело, подсвечивая глаза, наполняя его энергией. Из носа Хонга закапала кровь, заливаясь в полуоткрытый рот. Он сплюнул ее под ноги, а затем его лицо озарила улыбка. Он почувствовал себя могущественным, сильным и наполненным безграничной силой. Селена сильнее сжала ладони братьев. Ее сердце отстукивало в груди, но она переживала не за себя и даже не за людей вокруг. Ее волновало только одно: чтобы в этой войне ее братья остались живы.

Хонг встал в воинственную позу, широко расставив ноги. Кристаллы, полностью потратив энергию, пустыми сосудами скатились с его ладоней и затерялись в жухлой траве. Мужчина поднял руки. Из-под его пальцев тянулись серебристые, черные и золотые нити. Они соединялись между собой, формируя обсидиановый шар, внутри которого горело лиловым огнем багряное солнце.

— Вы не должны погибнуть, — вдруг прошептал Ниалл, отпуская ладонь сестры.

— Алли, что ты задумал? — голос Селены дрогнул, по щекам потекла дорожка слез, что по пути превращалась в прекрасные белоснежные жемчужины, переливающиеся на солнце ярким перламутром.

Хонг взмахнул рукой. Время превратилось в тягучую массу. Селена сделала судорожный то ли вздох, то ли вскрик, Адриан дернулся, заводя сестру за спину, с пальцев едва не сорвалась магия, но он вовремя потушил ее, стоило увидеть взгляд лазурных глаз, брошенный в его сторону. Взгляд, полный сожаления. Слова застыли на кончике языка привкусом седого пепла, но так и не сорвались с обрыва в пучину прощения. Ниалл покачал головой и прошептал:

— Береги Селену, Адди.

И Ниалл выскочил перед братом, раскрывая руки в стороны. Поляну оглушил истошный крик. Селена дернулась, но ладонь брата схватила ее за плечо, удерживая на месте. Шар врезался в грудь Ниалла, тело его отлетело назад, ударяясь спиной о дерево. Осколок в душе треснул, изо рта брызнула кровь, окропляя пыльную землю, окрашивая траву в багряный цвет. В груди было так больно, что вдох казался раскаленной лавой. Бог стоял на коленях, сжимая челюсть, борясь с желанием рухнуть прямо в пыль и закрыть лазурные глаза. Хонг рассмеялся точно умалишенный, затанцевал на месте и захлопал в ладоши.

— Повелитель Света на коленях!

Ниалл кивнул и вымученно улыбнулся, прошептав:

— Сейчас.

У них не будет другого шанса, Селена это поняла. Коснувшись нити Порядка, она переместилась к кристаллам. Энергия была на нуле, но запечатанные в них Божественные частицы все еще были живы. Хонг подошел к Ниаллу. Ладонь его взметнулась вверх, пальцы погладили Бога по щеке так ласково, точно мать, а потом кожу опалило огнем от боли, голова дернулась, по губе потекла капля крови. Ниалл крепче сжал кулаки, борясь с желанием ударить мальчишку в ответ, но Хонг так сильно мечтал увидеть Бога Света на коленях, что совершенно не обращал внимание на его брата и сестру.

— Ну вот и пришел твой конец, Алли, — мурлыкнул Хонг. — Как мне будет тебя не хватать! Ты был бы моей непокорной игрушкой, но не переживай, Селена вдоволь ощутит на себе мое наказание.

— И что ты медлишь? — поинтересовался Ниалл. — Я больше не сопротивляюсь.

— Наслаждаюсь запахом твоего страха, — прошептал он, наклонившись.

Кристаллы в ладонях Богов засветились, когда Селена и Адриан порезали свои ладони, чтобы напитать их кровью. Кровь для кристалла Ниалла же девушка взяла из перстня, который тот незаметно передал ей вчера. Пришлось разбить драгоценный камень, но даже капли хватило для подзарядки. Хонг приставил к шее Ниалла клинок, наслаждаясь, будто впитывая все его эмоции. Сердце в груди Бога стучало так сильно, что он затаил дыхание. Он не хотел умирать, очень сильно не хотел. Вернувшись из заточения несколько месяцев назад, он стал ценить жизнь. Вдыхать аромат дождя, стекающий по пряным листьям, гладить пальцами бархатные лепестки любимых роз, подставлять лицо под теплые солнечные лучи, наслаждаться вкусом коричного пирога и ароматного кофе. Пока клинок, лезвие которого горело от смешанной магии, неумолимо приближалось к сердцу, он успел подумать как много Ниалл совершил зла и как многих в своей вечности он не достоин. Он больше не увидит победы Астрейи, не вдохнет черничный аромат Персефоны, не посмеется вместе с Селеной, не наладит отношения с Адрианом. О последнем он жалел больше всего.

Огромный шар магии, что сформировали кристаллы, рванул вперед, почти достигая цели. У Богов была всего одна попытка. И Ниалл не может больше ждать. Вскочив на ноги, Бог схватил Хонга за волосы, рывком притянул к себе, обнимая, а потом мир померк. Магия вспыхнула, ударяясь о тела двух мужчин. Бога откинуло в сторону, он ударился головой о булыжник и замер. Тело Хонга же вспыхнуло огнем. Он бился в агонии и кричал несколько минут, пока от него не остался один только пепел, что усеял собой пожелтевшую траву.

Поднялся ледяной ветер. Завывая, он нагнал синие как чернила тучи, закрывая яркое золотистое солнце. Селена рухнула перед братом на колени. Лазурные глаза были закрыты, грудь больше не вздымалась от дыхания, а в груди едва-едва горели два осколка души. Платиновые пряди колыхнулись от повеявшего морозного ветерка и рухнули на красивое безмятежное лицо. Селена раздраженно смахнула их и прижалась щекой к груди Ниалла. Сердце его не билось, оно затихло в немом молчании. Адриан схватил брата за ладонь и рыкнул:

— Ну же, Ниалл! Я же знаю, что тебя так просто не убить! Вставай, Хаос тебя раздери!

Руки Селены дрожали. Она шептала под нос заклинание, пытаясь воскресить потухшие осколки, но Ниалл больше не открывал своих лазурных глаз. Селена от бессилия стала колотить его по груди, пытаясь завести безмолвное сердце. Адриан вздрогнул от ее пронзительного крика, вскочил на ноги, чтобы рухнуть рядом с сестрой на колени и прижать к своему телу. Она продолжала биться, шептать слова заклинания, но это не помогало.

— Он не может умереть, Адриан! Он не посмеет оставить меня!

Ветер поднялся сильнее. Он яростным порывом подскочил к Богам, поднимая тело Ниалла над землей, словно свое дитя. Селена вскочила, выстрелила Порядком в воздушный поток со всей силой, что у нее еще осталась, но магия, встретившись с преградой, рассыпалась на миллионы искр. Тело брата вспыхнуло золотом и во все стороны полетели сотни тысяч бабочек. Они кружились в вихре, удаляясь все дальше с поляны. Богиня Порядка прижала ладони ко рту, а Адриан выдохнул:

— Что это?

— Ниалл, — тихо прошептала Богиня.

Вдруг одна бабочка отделилась от остальных. Большая, сияющая ярче всех, но со сломанным крылом, несущая на себе насекомое поменьше. Она облетела Адриана, едва касаясь бархатными лепестками его лицо, пощекотала лапками мокрые от слез щеки Селены, а затем вспыхнула таким ярким светом, что Боги мгновенно закрыли глаза ладонями, а воздушный поток слегка толкнул их, вынуждая сделать шаг назад. Когда Боги распахнули глаза, сердце Селены забилось чаще, а на лице Адриана возникла широкая улыбка. Напротив них во всем своем величии стоял Ниалл. Лазурные глаза удивленно рассматривали свои руки, нагое тело и воздушные платиновые локоны, которые аккуратной стайкой едва касались плеч. Исчезли шрамы на спине, взгляд потеплел, растворилась из него привычная сталь и растаяла крошка голубого льда. Коралловые губы растянулись в улыбке и Ниалл вдруг сказал:

— Мне так жалко мои волосы.

Селена всхлипнула и рванула с места, чтобы тотчас утонуть в горячих объятиях Повелителя Света. Когда она отстранилась, Бог протянул ладонь, уточнив:

— Мир?

Адриан хмыкнул:

— Я подумаю!

Боги победили. И в той войне, что угрожала созданному ими миру, и в той, которую каждый из них вел внутри себя. Еще сотни лет они будут помнить через что каждому Повелителю пришлось пройти, чтобы стать теми великими правителями мира, которыми они стали сейчас.

Адриан и Фанни вернулись в замок, вновь начиная с нуля. Маги, что захотели примкнуть к Повелителю Тьмы, все еще стекались со всего Безграничья, больше не боясь гнева Ниалла. Селена приказала построить свой отдельный дворец, чтобы править Порядком вместе с Ленаром. Богиня захотела даровать возлюбленному бессмертие, чтобы они стали равными друг другу. Астрейа, выбывшая, наконец, из-под крыла отца объезжает все Безграничье, давая концерты и создавая музыку, которая еще ни один век будет раздаваться из каждого дома. Что же касается Ниалла…

Часы размеренно тикали, разбавляя тягучую тишину. Из приоткрытого окна повеяло цитрусовым морским ароматом и Персефона подложила под спину подушки, повернув голову. Розовое море сегодня было таким спокойным, что на водной глади едва проступала блестящая рябь. Холодные серебристые звезды и полная луна, похожая сегодня на головку матового сыра, отражались в малиновой воде. Девушка все смотрела вдаль, а в голове ее сами по себе возникали молитвы. Она никогда не прибегала к ним, даже если ее собственная жизнь оказывалась в опасности, но сейчас она хотела обратиться к Вселенной. Девушка сложила ладони в молитвенном жесте, прикладывая кончики пальцев к губам, и закрывая глаза. Шелест ветра, песня моря, помогли ей сосредоточиться на вспыхнувшем перед глазами образом Небесной царицы.

— Я думал, ты будешь молиться своему Богу, — раздался позади насмешливый голос.

Персефона вздрогнула. Белесые ресницы дрогнули, ледяные глаза резко распахнулись. Она спрыгнула к кровати, бросилась вперед, но одернула свой порыв прижаться к груди Повелителя Света. Глаза осмотрели его, ладонь взметнулась вверх, указывая на уложенные платиновые локоны, блестящим водопадом струящиеся по гладкой шее.

— Твои…Ваши волосы…Повелитель. Все закончилось?

— Да, мне тоже их будет не хватать, — кивнул Ниалл. — Все закончилось, Персефона.

Персефона облизнула сухие губы и, опустив голову, протянула запястья. Ниалл удивленно спросил:

— Неужто даже не попросишь помилования?

Девушка отрицательно покачала головой. Ниалл сделал шаг, затем второй, пока в его легкие не ворвался черничный аромат, что помутил его рассудок три месяца назад, что опьянил его и помог возродиться из раскаленных брызг Солнца. Он протянул ладонь и коснулся пальцами фарфоровой щеки возлюбленной.

— А как тебе такое наказание, Хаосов цветочек: вечность, проведенная со мной?

Персефона вскинула голову, выдохнув:

— Что?

— Я говорю, — перешел на шепот Ниалл. Он обхватил ладони Персефоны своими руками, оставил на них легкий невесомый поцелуй, продолжая: — Лучшим наказанием будет вечность, проведенная с таким обаятельным Богом как я.

Девушка растерянно смотрела на усмешку коралловых губ, на искрящиеся Светом лазурные глаза, на обтянутую небесной рубашкой широкую грудь, где под ее пальцами сильно стучало его горячее сердце, и не знала что сказать. Слова не шли, они оказались излишни. Ниалл все решил для себя, а ей остается только одно: любить его, принимая Бога целиком. Единственная женщина, что не пыталась переделать Повелителя Света была Персефона. Обычная смертная, обладающая Хаосом, заставила сердце жестокого Бога оттаять из векового заточения в ледяную клетку.

— Я не привык принимать отказов, — констатировал Повелитель. — Спрошу лишь об одном: ты готова принять мой Свет?

Персефона поклонилась, складывая ладони в молитвенном жесте.

— Почту за честь, мой Повелитель, — улыбнулась она.

На пальцах Ниалла засиял осколок Света. Последняя часть его души, которая осталась цельной, сияла рыжим огнем. Бог коснулся груди возлюбленной и прошептал:

— Добро пожаловать в вечность, любовь моя!

А где-то вдали, сидя на Небесном троне, улыбалась Вселенная, держа на ладони двух сломленных бабочек.

— Ушакхал будет счастлив? — спросила Богиня, повернув голову.

Фат мечтательно улыбнулся, коснулся губами руки Создательницы мира и ответил:

— Это зависит лишь от него одного, моя Госпожа.

Больше книг на сайте — Knigoed.net