Байки кладбищенского сторожа бесплатное чтение
Не ходи на кладбище ночью
Участковый Прокопенко расплылся в улыбке, глядя на сидевшего перед ним на табурете колоритного старика. Кладбищенский сторож Семеныч крякнул с досады. Погладил седые, прожженные табачным дымом усы и вытер рукавом суконной куртки мясистый, с горбинкой нос.
– Что, Семеныч? Подписываем чистосердечное признание?
– А что я? Негоже на кладбище ночью соваться.
Старик хлопнул по карманам. Достал серебряный портсигар. Выудил папиросу и размял заскорузлыми пальцами, прижимая губами. Из-под густых бровей в немом вопросе глянули на участкового слезливые старческие глаза. Прокопенко качнул головой и чиркнул зажигалкой. Склонился через стол, поднося огонек к папиросе. Участковый подошел к окну и пошире распахнул створку. Летний день позволял курить в кабинете, выгоняя дым прочь, на волю.
– Ладно, Семеныч. Рассказывай по порядку, как дело было. Мужик ты хороший, но сам понимаешь. Покрывать не имею право. Парень на больничной койке. Протокол составить надо. Дай бог, договоритесь. Дальше дело не пойдет.
Старик закинул ногу на ногу. Хлопнул смятой шляпой по голенищу сапога и глубоко затянулся, выпуская колечко дыма. Прищурившись, он глядел, как оно медленно поднималось к потолку, рассеиваясь в воздухе, как призраки на кладбище.
Прокопенко терпеливо ожидал, всматриваясь в испещренное морщинами лицо старика. Так уж получилось, что пострадавший парень жил в районе под ведомством участкового. Через поле раскинулось местное кладбище. Должностные обязанности не раз сталкивали капитана полиции со служителями погоста. Сторож Семеныч однажды проходил как свидетель разборок местных банд, решивших свести счеты за кладбищенскими стенами. Газетный заголовок, как никогда кстати, озвучил крылатое выражение: «Одной ногой в могиле».
Малолетние шалопаи, возомнившие себя медиумами, порой драпали с погоста, сверкая пятками, под грозные окрики Семеныча, а Прокопенко выслушивал жалобы нервных мамашек по поводу сторожа, напугавшего детей.
– Что рассказывать, Николаич? Утро выдалось суетливое: покойнички один за другим прибывали. Да среди них один именитый. Даже журналисты прибыли и телевидение. Нашли где снимать, едрить-колотить! А я что? Мое дело маленькое: сиди да и поглядывай. Я на сутки заступил: до восьми утра следующего дня, значит.
Старик вновь затянулся и выпустил дым тонкой струйкой. Разогнал рукой и вздохнул, поглядывая на папиросу в скрюченных пальцах. К куреву пристрастился давно. Понимал, что вредно. Но как тут бросить? Работа. Будь она неладна.
Прокопенко не перебивал. Он с удовольствием слушал байки кладбищенского сторожа не столько для протокола, как из простого любопытства. Семеныч много занятных историй рассказывал.
– Днем-то я не выходил на территорию, только в туалет. Чего случится-то? Народу много. Ребята работают, да и приглядывают, покуда покойничков закапывают. Так и день прошел. Мужики-то нынче неплохо заработали. Водки хряпнули, закусили да и разошлись. В положенное время я обошел территорию и закрыл ворота. Посидел в сторожке и решил мужикам подсобить: ямы покопать. Чего зря времени пропадать? Стемнело уж. Я фонарь взял и пошел на участок, где свежие ямы под могилы стояли.
– Дальше-то что произошло, Семеныч, – не удержался Прокопенко.
Старик выдержал театральную паузу. Затушил папиросу о подошву сапога. Метким броском закинул окурок в урну возле стола. Прокопенко проследил за полетом. На всякий случай плеснул на смятые комки бумаги остатки воды из граненого стакана.
– Тебе в сапогах-то не жарко, Семеныч? На градуснике ртуть скоро выскочит.
– Когда тебе стукнет лет, как мне поймешь, – усмехнулся сторож и добавил: – По кладбищу в сапогах сподручнее, нежели в ботинках щеголять.
– Понятно. Договаривай уже.
– Что ж рассказывать? Копаю я, значит. Фонарь на надгробии соседнем стоит, освещает мне яму. Вокруг темнота. Слышу позади вздохи. Краем глаза гляжу, а там белеется. Ну, думаю, молодняк вылез. Мы так новеньких усопших называем. Тело только закопали, а душонка уже покоя не знает. Копаю дальше. Тот опять вздыхает. Вот ведь, думаю, бедолага. Но вида не подаю, продолжаю работать. Сам краем глаза поглядываю. Луна высоко поднялась. Изредка за тучи пряталась. Но я увидел, как призрак рукой махнул и поплыл неровно меж могил. Думаю: иди, соколик, иди к себе в могилу. Тебе еще девять дней так маяться. Дай-то бог, поминать будут хорошо, так и вознестись на небеса помогут. Плесни, Николаич, водички! Пересохло в горле.
Участковый подхватил графин за длинное тонкое горлышко и налил полный стакан воды, подавая старику. Подождал, пока тот выпьет. Поставил на поднос, присаживаясь на угол стола.
– А коньячку нет? – спросил сторож. – Мне бы в медицинских целях. Для успокоения нервишек.
– Семеныч, не сегодня! Нам еще к парню в больницу заехать надо. Заканчивай рассказ-то!
Старик смял в руках потрепанную шляпу и пригладил пятерней взлохмаченные седые волосы. Понуро поглядел на пол, покрытый линолеумом с рисунком в ромбик. Шмыгнул носом и вновь утерся рукавом видавшей былые времена курточки.
– Смотрю я во след призраку, а шельма этот мимо могил и прямехонько к воротам. Что за черт, думаю? Не бывало такого, чтобы молодняк в первую же ночь с погоста сбегал. Не по правилам это. Не мог я такого допустить. Не в мою смену. Схватил я лопату и бегом за призраком. Думаю, огрею по спине, тот и развеется по воздуху, да в могилку вернется.
– Ну и?
– Ну и огрел! А он возьми да упади! Кто ж знал, что этот шельма – живой человек, которому мысль пришла в голову из себя мертвяка корчить? Да еще и дружок с камерой из кустов выскочил. Снимал фильму про призраков на кладбище. Вон как, Николаич! Плесни коньячку, что ли? Душа болит, веришь? Живого за мертвяка принять!
Сердобольный Прокопенко рассмеялся и налил сто грамм бедолаге. На всякий случай в столе держал бутылочку пятизвездочного.
В больницу Прокопенко привез сторожа с ветерком. Жара стояла страшная, а в машине полетел кондиционер. Пришлось опустить стекла, врубить сирену и пронестись по улицам города до больницы. Но старику подобное приключение даже по душе пришлось.
– С огоньком, да с ветерком, – приговаривал Семеныч, выбираясь из полицейской машины.
Пострадавший Сергей Кузьмин, репортер местного телевидения, встретил участкового и сторожа, сидя на кровати. Голову венчала белая повязка. Не рассчитав в темноте траекторию, старик приложил мнимому призраку лопатой по голове. Но старческие силы ослабили удар. Сергей упал и потерял сознание.
Придя в себя уже в больнице, Кузьмин с удивлением вспоминал, как тело перевернули. К горлу подступала тошнота. Перед глазами плыли радужные круги. Сквозь отяжелевшие веки он успел разглядеть склонившегося над ним старика и парочку мужиков, чьи тела превратились в дымку и развеялись, прежде чем тьма поглотила его.
Подоспевший и ошалевший от увиденного напарник и оператор Никита вызвал скорую помощь, а после признался сторожу в содеянном.
Вместе с Сергеем они давно искали интересный материал для репортажа. На похоронах значимого в городе человека мысль пришла: вернуться на кладбище под вечер, притаиться до закрытия и разыграть сценку, продвигаясь в белой рубашке между могил. Тут возьми и выйди сторож и давай копать яму. Сергей вознамерился напугать старика. Да не думал Кузьмин, что сторож на своем веку и не такое видывал. Когда репортеру наскучило вздыхать, махнул рукой и пошел к воротам, чтобы домой убраться. И вновь ошибся: сторож на кладбище ночью никого не впускал, но и не выпускал.
– Ты, парень, не держи на старика обиду, – шмыгнул носом Семеныч. – Я ж при исполнении был. Кто ж знал, что ты живой?
– Вы хотите сказать, что призраки существуют, – Сергей ухватился за брошенные стариком слова и уточнил: – Вы один ночью на кладбище сторожили?
– Конечно! С кем же еще?
– Перед тем, как я потерял сознание, видел три склоненных лица: ваше и два незнакомых. Но потом они развеялись по воздуху.
– Привиделось вам, Кузьмин. Удар по голове получили, – усмехнулся участковый.
– Не скажи, Николаич, – пробормотал старик. – Поди, опять Гриня с дружком подсматривали.
– Кто это? – подскочил на кровати Сергей.
– А вот не пиши на меня заявление, тогда и расскажу, – подмигнул сторож.
– Да я и не собирался. Простите, что так получилось. Дурак я.
– Эх, молодежь! Ладно, шут с тобой. Приходи, как выйдешь из больницы. Только днем. Не ходи на кладбище ночью!
Звонок с кладбища
Через порог домика привратника перевалился молодой человек, ухватился за дверной косяк и уставился выпученными от страха глазами на сторожа кладбища. Старик Семеныч отложил газету. Неторопливо развернулся на скрипучем табурете в сторону двери и поверх очков поглядел на могильщика.
– Семеныч, там жесть такая творится!
Генка уже год работал на кладбище и слыл спокойным и рассудительным человеком. Работал исправно. За день с мужиками до десяти могил копал. Пил, как все: ни больше, ни меньше, главное, чтобы на работу выйти. Семеныч ни разу не замечал за парнем склонности к мистицизму – ни в пьяном угаре, ни на трезвую голову.
– Ты, Генка, толково поясни, – велел сторож и посмотрел на часы.
Время едва перевалило за полдень, но хмурые тучи заволокли небо, готовое разверзнуться проливным дождем. За окном сторожки наметились ранние сумерки. Последняя на дню похоронная процессия, по подсчетам Семеныча, подходила к логическому завершению, когда на пороге появился ошалевший рабочий кладбища.
– Собрались мы, значит, гроб заколачивать. Чин по чину, как полагается. Руки и ноги от пут освободили. Батюшка вдогонку молитвы отчитал, – захлебываясь от волнения, поведал Генка. – Провожающие полукругом стоят, в платочки сморкаются. Глянул, а по толпе волна прошла, да вздохи прокатились. Народ на две кучки расслоился. Меж них покойничек наш прошел. Остановился возле гроба и смотрит на себя, возлежащего под белым саваном. Что тут началось, Семеныч! Бабы в крик. Мужики крестятся. Жена покойного руками всплеснула, да и в обморок упала. А я до тебя побежал.
– Мертвяк на собственные похороны пришел?
Судя по голосу, Семеныч не поверил байке могильщика. Но доносившиеся крики с дальнего края кладбища говорили за себя: дело не чистое. Крякнув с досады и хлопнув ладонями по коленям, Семеныч поднялся и вышел из сторожки вслед за рабочим.
Пройдя в направлении волнующейся массы провожающих в дальний путь, старик остановился и критически оценил обстановку. С правого фланга могильщики вытаскивали из свежевскопанных ям нечаянно упавших в неразберихе людей. Иные кучковались с другой стороны, а посреди на двух табуретках возвышался гроб. Рядом с ним стоял человек в черном костюме, удерживая в объятиях рыдающую вдову.
– Генка, едрить-колотить! – выругался старик и вопросительно посмотрел на могильщика: – Как понимать?
– Разберемся, Семеныч. Не дрейфь!
Сторож сплюнул с досады и подошел ближе. С внимательным прищуром посмотрел на мужика в черном костюме и перевел взгляд на покойника в гробу. Повторил маневр и крякнул:
– Вот шельма. Одно лицо!
– Брат мой, – пояснил мужик в костюме. – Близнецы мы. Столько лет не виделись, а тут такое горе! Борисом звать меня. Я за границей живу. Думал, не поспею к похоронам. Пришел и народ перепугал: некоторые не в курсе, что у Олежки брат-близнец. Нина знала, но от волнения сознание потеряла.
Убитая горем вдова смотрела на Бориса и видела перед собой ожившего мужа. Гладила по рукавам пиджака, причитая да всхлипывая. Тот обнял невестку. Так и стояли, покуда могильщики навели порядок да закончили церемонию, опустив гроб с настоящим покойником в яму. К счастью, обошлось без переломов. Люди отделались шоком.
Подбоченившись, Семеныч по-хозяйски осмотрел владения. Удостоверился, что более ничто не нарушало покой, и вернулся в сторожку. В скором времени мимо окон прошли провожатые да вдова под руку с братом покойного мужа. Кладбище опустело.
Ночь стремительно опустилась на землю, щедро поливая дождем. Затворив ворота кладбища, Семеныч вернулся в сторожку. Надавил кнопку электрочайника и достал пакет с сухарями. Любил он по старинке обмакивать золотистый сухарь в кипяток и смаковать тот беззубым ртом.
Покуда шел дождь, про обход территории нечего и думать. Кому приспичит в такую погоду щемиться ночью на кладбище? Мертвяки и те из могил не выходили. Вода просачивалась сквозь землю, остужая истлевшие косточки. После призраки выбирались и начинали скулить, что земля сырая.
Семеныч плеснул кипятка в кружку, усмехаясь в усы и вспоминая испуганную физиономию Генки. Чтобы сказал парень, останься он на кладбище ночью, когда призракам не лежится в могилах? На своем веку Семеныч многое повидал, да трепаться не любил.
Старик поставил горячую кружку на потертую временем деревянную столешницу. Уселся на табурет, подхватив сухарь. Через оконное стекло сверкнули фары, на миг добавив освещения в коморке сторожа.
– Кого там на ночь черти привели?
Старик проворчал в усы, но из сторожки не вышел. Прислушался. Заглушая шум дождя в ночи, раздался отчетливый стук по металлическим перекладинам кладбищенских ворот. Семеныч смачно выругался. Вытаскивать под проливной дождь старческое тело совершенно не прельщало сторожа. Да опасался, что по ту сторону ворот дожидается банда Степки-хромого. Поди, опять кого-то припрятать попросит. Брать грех на душу старику не хотелось.
Накинув на плечи плащ-палатку и укрывшись под капюшоном, Семеныч нехотя подошел к воротам, осветив фонарем нарушителя покоя. За день дважды удивился. Сквозь железные прутья из-под бесполезного в дождевом потоке зонта на старика смотрело лицо Бориса.
– Прошу прощения! Я обронил телефон мобильный. Позвольте мне поискать возле могилы брата. Там важные контакты. Они нужны для работы! Я заплачу за беспокойство.
Последняя фраза значительно перевесила чаши весов по сравнению с важностью контактов. Зарплата сторожа – несущественная добавка к пенсии, а плата за моральную неустойку улучшит настроение. Семеныч для порядка побурчал, но вошел в положение человека, потерявшего в одночасье и брата-близнеца, и мобильный телефон.
– Вот спасибо! Благодарен буду!
– Ты сначала телефон найди. После отблагодаришь. Хоть и грех подбирать на кладбище, что уронил. Да пойдем, провожу тебя. Не иначе как заплутаешь. Ищи тебя потом средь могил да по такой погоде.
– Это точно! Спасибо.
Семеныч чувствовал себя на погосте, как рыба в воде. Завяжи старику глаза, он без проблем определил бы, где находился. «Не иначе, как с самим Хозяином кладбища договор заключил», – поговаривали за спиной Семеныча.
Не сомневаясь в выбранном направлении, сторож вывел Бориса к свежей могилке брата, щедро покрытую венками от родных, друзей и коллег. Осветил могилу фонарем. Охватывая ближайшие мокрые надгробия, он с сомнением заметил:
– Накрылся, поди, телефон под таким дождем.
– Модель хорошая. Надеюсь, что нет, – ответил Борис.
Откинув зонт, он старательно высматривал мобильник среди венков, не беспокоясь о дожде, который усердно заливал за шиворот. Семеныч покачал головой, невольно подумав о воспалении легких еще не старого человека. Как бы тому раньше времени не присоединиться к брату из-за дурацкого телефона.
– Уверен, что здесь потерял? Поди, на поминках выронил?
– Нет. Я уже там обнаружил пропажу. Где и потерял, так только на кладбище. Выронил из кармана.
– На вот. Держи мой телефон, – Семеныч достал из внутреннего кармана и протянул Борису старую модель кнопочного мобильника. – Набери номер и слушай.
– Вот спасибо! Забыл спросить, как звать-то вас? – обрадовался находчивости сторожа Борис, набирая по памяти номер своего телефона.
– Семеныч.
– Рад знакомству, – искренне ответил тот, вслушиваясь в гудки.
Сквозь шум дождя до обоих долетели далекие и приглушенные звуки мелодии. Старик и Борис многозначительно переглянулись и уставились под ноги, словно в попытке пробуравить взглядом землю.
– Трындец телефону, – выдохнул Семеныч. – Закопали могильщики.
– Во дела! – охнул Борис. – Что ж теперь делать?
– Купить новый. Оставь, что на кладбище обронил! А уж из могилы доставать и в помине грешно.
– Верно, батя, говоришь! Эх, раззява я!
Проводив Бориса за ворота и затворив створки, старик вернулся в коморку. Остаток ночи прошел спокойно, как и следующий день. Покой нарушал затяжной дождь и звонок сменщика с просьбой отдежурить за того смену.
– Ладно, Петрович! С кем не бывает. Выздоравливай. Но с тебя должок!
День пролетел незаметно. Однако ближе к вечеру сторож вышел перекурить и с удивлением воззрился на знакомую машину Бориса. Тот припарковался, вышел и достал из багажника увесистый пакет с продуктами.
– Чего-то зачистил ты на кладбище, – резонно заметил Семеныч, выпуская табачный дым в небо.
– Не поверишь, батя, что произошло! Так рад, что ты на смене! Пошли в сторожку, что ли. Расскажу.
Семеныч потушил папиросу и выбросил окурок аккуратно в мусорное ведро. Отворил дверь и пропустил нежданного гостя вперед себя. Борис поставил на стол пакет, вытащил коньяк, закуску и пачку банкнот. От невиданной щедрости старческий прищур Семеныча увеличился в размере.
– Как понимать?
– За помощь, батя. Сам в шоке, как подобное возможно, – почесал затылок Борис, присаживаясь на колченогий табурет и вглядываясь в добрые внимательные глаза старика. – Скажи, Семеныч, ты в призраков веришь?
Сторож крякнул и ухмыльнулся в пепельные усы. По жизни не раз ему задавали подобный вопрос, но Семеныч отвечал не каждому. Окинул оценивающим взором сидящего перед ним добротного и плечистого мужика в новеньком костюме. Подумал с минуту и решил, что не будет деловой человек напраслину возводить.
– Ты, Борис, говори, что случилось-то. Всяко бывало. Мне поведать можно без утайки.
– Ух, Семеныч. До сих пор мурашки по телу, ей-богу! Купил я новый телефон. Еду по трассе. Скорость добавил. Сам думаю, ну не дурак ли? Дорога мокрая. Дождь второй день шпарит. Сбавил чуток. Под сто двадцать гоню. Тут звонок на мобильный. Пришлось на тормоза надавить. Думаю, вдруг невестка звонит. Что-то опять случилось.
– Не она?
– Нет, Семеныч! Я как номер входящий увидел, ударил по тормозам. Мой номер звонил! С того телефона, которому трындец.
– Да ну?
– Вот те крест! – осенил себя знамением Борис.
– Ответил?
– Да! Но в ответ лишь скрежет и шипение. Я добрых полчаса сидел в машине. Вспотел, как черт на сковороде. Но и это не все! Я взял и перезвонил.
Семеныч едва не поперхнулся куском хлеба, который вытащил из принесенных Борисом запасов. Удивленно вскинул брови в молчаливом вопросе. Тот открутил крышку на бутылке и разлил коньяк в подставленные сторожем рюмки, которые тот позаимствовал в тумбочке у сменщика.
– Разумеется, на звонок никто не ответил. Я перевел дух. Включил зажигание и поехал дальше. Не прошло и пяти минут, как выехал к месту ДТП. Тут-то я и понял все, Семеныч: звонок с кладбища жизнь мне спас! Не иначе, брат позвонил, а я от неожиданности скорость сбросил и вовсе остановился. Гони я дальше, одним трупом стало бы больше. Вот так, Семеныч! Ну что? Дрогнем за здоровье, а после за упокой души брата?
– А обратно-то как? Выпивши, за руль сядешь? Так и станешь брата на звонки провоцировать?
– Нет. Такси вызову. За машиной после приеду.
– То-то же, – усмехнулся Семеныч. – Брату стопку на могилку отнеси. Поблагодарить надобно да помянуть, чтоб душа покойна оставалась…
Одной ногой в могиле
Кричащий газетный заголовок взбудоражил общественность города: «Одной ногой в могиле». Скандальная история произошла на задворках местного кладбища, где схлестнулись две бандитские группировки. Ходить далеко не надо: тут же упокоить души погибших членов банды.
Однако смерть от свинца настигла не те жертвы. В беспорядочной стрельбе погибли зачинщики, а чудом выжившие с дрожью в голосе твердили о мистическом вмешательстве.
Правоохранительные органы открыто в мистику не верили. Дело оставили на попечении местного отдела полиции: на лицо сходка, наличие жертв. Соответственно, есть виновные. Разберетесь.
Капитан Прокопенко сдвинул на затылок фуражку и потер лоб в попытке зрительно воссоздать картину происшествия. Раскинувшееся перед ним поле упиралось в высокую стену кладбища и хранило молчание. Чего не скажешь о задержанных. Те наперебой признавались в сходке, не скрывая причины разногласий, и взахлеб рассказывали мистические детали.
Банда Степки Радзинова периодически терроризировала население и соперничала с цыганским бароном. Тот полгорода держал под собой. Степка стоял до последнего, но, видимо, припекло. Сам барон на встречу благоразумно не явился, отрядив доверенных лиц.
Прокопенко хмыкнул от досады: в цыганскую мистику он бы поверил. Самого однажды по молодости развели на деньги. До сих пор не понимал, как так ловко цыганка мозг затуманила, что он половину зарплаты из кармана вытащил. Но красивая чертовка оказалась! Глаза так и прожигали до сердца, губы коралловые что-то шептали. Отпустил, конечно. Сам же деньги отдал: свидетели были. В воровстве не уличить. Но урок запомнил навсегда.
Однако подельники Степки обычные люди. Они верили в силу денег и поклонялись культу бесчинства. Прокопенко вернул фуражку на место, склонился и сорвал полевой цветок, задумчиво наматывая стебелек на палец.
Степкина банда лишилась двоих парней. Сам главарь сломал ногу, свалившись в канаву. Капитан проследил траекторию движения Степки: тот бежал не к машинам, чьи следы протекторов отчетливо выделялись на земле. Главарь устремился в другом направлении, в безумии спасался бегством. Но в темноте не рассчитал и завалился в канаву. Так и лежал в яме до приезда скорой помощи и полиции.
Задержанные единогласно утверждали, что ничего не пили, тем более с цыганами. Да и за те считанные минуты они и трубку мира не успели бы раскурить. Однако обе стороны клятвенно заверяли о вмешательстве потусторонних сил. Но к делу призраков не пришить! Прокопенко выругался в голос.
– Зря, Николаич, – раздалось позади.
Капитан развернулся и увидел перед собой приземистого старика в потертой суконной курточке, темных брюках, заправленных в солдатские сапоги. Старая помятая шляпа венчала седую голову, из-под полей которой на Прокопенко смотрели насмешливые, но проницательные глаза.
– Приветствую, Семеныч! Как жив и здоров?
– Ничего, скрипим помаленьку. Сам как?
– Как видишь, расследую, – махнул рукой капитан, обозревая место преступления. – А чего зря-то? Что не так сказал?
– Негоже на святом месте ругаться, беду накликать можно, – ответил сторож кладбища, выуживая из кармана портсигар. – Закурим?
Прокопенко вытащил пачку сигарет, вежливо отказался от предложенных папирос старика и поднес огонек зажигалки Семенычу. Сторож прикурил с горьковато-никотиновым прищуром правого глаза, а левым поглядывая на капитана.
– Мы же за забором, Семеныч!
– На прилегающей территории, – поднял палец вверх старик и усмехнулся: – Если учитывать санитарно-эпидемиологические мерки, то от забора кладбищенская земля простирается на пятьсот метров.
Прокопенко со второго чирка зажигалкой раскурил сигарету. Затянулся, замер на мгновение и медленно выдохнул, вопросительно вскинув брови. По затуманенным глазам Семеныч уловил шевеление мысли в голове полицейского. Крякнул, усмехнувшись, и пошел неспешно к воротам кладбища.
Прокопенко вынырнул из омута мыслей и присоединился к сторожу. Ловить на поле больше нечего. Эксперты старательно исследовали каждый сантиметр территории и вынесли заключение.
– Не знай я тебя, Семеныч, не придал бы значения словам. Но каждая произнесенная фраза таит под собой скрытый смысл.
– Скажешь тоже, – хрипло рассмеялся старик и закашлялся. – Тьфу ты! Не доведет никотин до добра, да бросать уже поздно. Так и помру на кладбище среди своих.
– Кого из своих-то, Семеныч?
– Жены, к примеру, – отозвался старик, умалчивая об остальном. – Тут Клавдия моя покоится, царствие небесное.
– Специально сюда работать устроился, чтобы покой ее оберегать?
– Вот именно, Николаич. Покой.
Старик опустился на лавочку возле сторожки, Прокопенко примостился рядом. Из-за одноэтажного домика просматривалась часть кладбища, остальная убегала вдаль, теряясь из виду. Звенящая тишина умиротворяла, а свежий воздух наполнял прокуренные легкие.
– Поговаривают, что на кладбище воздух тяжелый. По мне так легко дышится, – заметил Прокопенко.
– Зависит от способностей человека, – загадочно произнес старик. – Но ты ведь не за этим сюда пришел, Николаич.
– Верно.
Капитан затушил сигарету и выбросил окурок в мусорное ведро, стоящее рядом. Повернулся к сторожу и спросил:
– Это правда, что духи кладбища затеяли дебош и разогнали две банды, устроившие сходку?
– Дебош устроила братва, а духи защищали территорию и покой, – возразил старик. – Но к делу-то не присовокупить! Что парни-то рассказывают или не имеешь права разглашать следственную информацию?
– Да что уж там, – вздохнул Прокопенко. – По следствию дело ясное: эксперты определили чьи пули, кто стрелял. Виновные понесут наказание, да те и чистосердечное подписали. Но фишка-то в другом, Семеныч! Причина стрельбы не в раздоре двух банд.
– Хочешь сказать, что не вмешайся духи, до стрельбы дело бы не дошло? – спросил старик.
– Сомневаюсь, – признался Прокопенко. – Больно уж враждебно настроены мужики.
– То-то, – хмыкнул Семеныч. – Но что рассказывают? Поделишься?
– Говорят, марево над кладбищем поднялось, да цвет, подобно северному сиянию, менялся. Пока братва, разинув рты, глазела на зрелище, со стены кладбищенской устремились белесые потоки, да из-под земли тени просочились. Неразбериха началась. Парни и давай в испуге отстреливаться, да по своим попали.
– А Степка что сказывает? – с хитрым прищуром спросил сторож.
– Говорит, призрак за ним погнался. Тот едва в штаны не наложил от ужаса. Да угодил в канаву и взвыл от боли. Думал, что дух ногу откусил. На деле-то споткнулся и перелом. Страху натерпелся. Что скажешь, Семеныч?
– А что тут говорить, Николаич? Сияние не просто так появилось: сам Хозяин кладбища пробудился. Значит, дело серьезное затевалось. А учинять беспредел ни на территории погоста, ни на прилегающих землях никому не позволено. Так-то, Николаич! Братва легко отделалась…
Сквозь прутья кованых ворот Семеныч долго смотрел вслед полицейской машине, глубоко засунув руки в карманы курточки.
– Что, Гриня? Стоило оно того? – спросил старик, поворачиваясь к бледной тени рядом с ним.
– Двое погибших лучше, чем десяток, – выдохнул дух.
– Скажи это Степке, – усмехнулся Семеныч. – По твоей вине теперь хромать будет.
– И по моей же вине продолжит жить, – добавил дух Гришки и развеялся по воздуху…
Новый год на кладбище
– Вот шельмы! Успели склеп расписать. Стоило сутки пропустить – и на тебе. Не уследил, Петрович!
Подбоченившись, сторож Семеныч критически оглядывал территорию кладбища, куда хватало глаз. Могилки, надгробия и оградки преобразились, покрытые пушистым снегом, а под ликом луны на чистом небосклоне серебрились дождик и мишура. Темными пятнами угадывались на близлежащих могилках елочные шары на еловых ветках, воткнутых в вазы вместо цветов.
Непонятные современному человеку традиции былых времен канули в лету. На смену кострам на краю деревни и походу на кладбище в канун Нового года пришел просмотр новогодних фильмов и запуск фейерверков.
Но остались люди, кто приходил проведать усопших, украшая могилы хвойными ветками и оставляя сладкие угощения. Церковь не запрещала оказывать дань уважения подобным образом, а люди верили, что и в загробной жизни есть место чуду в новогоднюю ночь.
– Семеныч, ты чего шумишь?
Позади сторожа возникла дымчатая фигура местного призрака, постепенно принимая видимые очертания. Вскоре к нему присоединились и другие духи усопших и не нашедших покой.
– Не, я понимаю шарики повесить или елку в могилу воткнуть, – бурчал старик, освещая фонариком белые стены склепа, принадлежавшего старинному знатному семейству. – Не возбраняется, как говорится. Но зачем на склепе желания писать, ума не приложу! Ведь давеча закрасил, так они по свежей штукатурке, гляди, Гриня, расписали!
– Верует народ в силу исполнения желаний на кладбище, – усмехнулся призрак. – Одно дело в небо прокричать, другое – душу вложить в рукописный шрифт.
– Так могилу правильную найти надо, – ворчал Семеныч. – Что ж стены склепа портить, когда чета давно на небесах? Души упокоенные.
– Зато стены белые. Писать удобно, – заметил Гриня, а старик лишь рукой махнул и пошел в сторону сторожки, аккуратно обходя могилки.
– Ладно. После закрашу. Авось и исполнятся желания. А вы не шалите тут! Вот ведь Модестов день! Это ж надо – сутки духам и всякой нечисти гулять дозволено!
– Да не бойся, Семеныч! Мы мирные!
Проводив взглядом сторожа, группа призраков расположилась в уютном местечке под деревьями. В ночное время столик да скамейки, установленные сердобольным Семенычем для посетителей, облюбовали духи. Отсюда виднелась большая часть территории кладбища с высоким забором и дорожкой, которая вела к домику привратника.
– Чем займемся в новогоднюю ночь? – подал голос призрак в обвисшем костюме: видимо, хоронили бедолагу в одежде с чужого плеча.
– Рванем на окраину города? – предложил дух молодого парнишки. – Испугаем кого-нибудь шутки ради.
– А после несчастный к нам присоединится? – вставил третий и отвесил молодому подзатыльник.
– Ша, мужики! – цыкнул Гриня и указал на стену кладбища, через которую перебросили еловые ветки, а после показалась голова в вязаной шапочке. – Похоже, к нам гости незваные!
Духи испарились из видимости, но в могилы возвращаться не подумали, исподтишка подглядывая за смельчаком, решившим отметить Новый год на кладбище. До полуночи оставалось не более получаса…
Дерзкий любитель приключений взобрался на стену, подтянул лестницу и перекинул ту на другую сторону. Ловко спустился на землю и осмотрелся. Вдалеке мерцал огонек в сторожке Семеныча, а над кладбищем сияла луна, рассеивая мягкий призрачный свет.
Подхватив хвойные ветки и лавируя между могил, сорвиголова целеустремленно двинулся к свежему холмику недавно почившего человека. Обложив могилку пахучими ветками поверх венков, скинул рюкзак, извлекая пластиковую коробочку и двенадцать церковных свечей.
– Вот вкусняшку принес. Сказали, что потребуется каша. Сварил, как получилось. Не серчай на меня, хорошо? Но мне помощь нужна, правда!
Смельчак возложил коробочку с дарами на могилу у основания креста, а свечи потыкал рядом, предварительно отодвинув венки, опасаясь возгорания. Опустился на колени и низко припал к холодной земле, проговаривая заклинание:
– Я тебя, мертвяк, родила, в чреве носила, молоком кормила, одеялом теплым укрывала. Так пришел твой час отплаты: могилу покинь, силы собери, да желание мое исполни.
– Мать, ты серьезно? – не выдержал Гриня, проявившись позади парня.
– Кто здесь? – тот резво повернулся, расширенными от страха глазами уставившись на призрака.
– Да ты не бойся, не укушу, – спокойно выдохнул Гриня и присел перед озадаченным парнем. – Что за бредовое заклинание ты произнес? Ты ж мужик!
Парень сдвинул шапочку. Смахнул бисеринки пота со лба, прежде чем они превратились в ледышки на морозе. Гриня уловил тяжелое дыхание не на шутку перепуганного молодого человека.
– Да, я призрак! А кого ты хотел увидеть на кладбище?
Парень сглотнул. Раскрыл рот, силясь ответить, но из горла вырвался хрип. Призрак улыбнулся и качнул головой.
– Не бойся! Меня Гриня зовут. А тебя?
Вскинув голову, незадачливый колдун посмотрел на табличку с именем на кресте, перевел взор на призрака и с трудом выговорил:
– Это не ваша могила.
– Нет. Моя дальше, в левом углу кладбища. Звать-то тебя как?
– Матвей.
– Приятно познакомиться! Что тебя надоумило в новогоднюю ночь на кладбище желание загадывать, да еще нелепые заклинания произносить?
– Так в интернете сказано: слова не менять. Независимо от пола колдующего, – пролепетал парень.
– Ну бред же! Согласись!
Матвей вздохнул и вытер рукавом куртки хлюпающий нос. Признак поднялся и кивком головы предложил следовать за ним, предварительно захватив коробочку с кашей и свечи. Парень не торопился. Страх постепенно сменился любопытством: в кои века Матвею пришлось столкнуться с настоящим привидением. Да ни где-то, а на кладбище в полночь.
Парень вскинул руку и посмотрел на часы: светящийся циферблат показывал 23:45. Остались считанные минуты до истечения срока, когда загаданное желание всенепременно исполнится.
– Вы правда мне поможете? – Матвей махнул рукой на последствия и побежал за призраком.
– Ночь новогодняя. Чудеса случаются, – выдохнул Гриня и остановился на пересечении двух дорожек. – Лучше всего заклинания произносить на перекрестке. Ты хоть и правильно могилу выбрал, но дух в праве отказать. Пересечение дорог – верный способ.
– Откуда знаете? Вы колдун?
– Нет, парень. Но повидал и слышал многое.
– Хорошо. А что от меня требуется?
– Прежде дары положи, да горсть монет кинь. Имеются?
– Да, взял на всякий случай, – Матвей вытащил из кармана куртки деньги и бросил на землю, рядом поставил кашу.
– Желание-то на какую тему будет? Любовь или добиться успехов в деле? На деньги не загадывай, не к добру это.
Прикусив губу, парень нахмурился, уставившись в землю. По лицу пробежала тень огорчения. Гриня приблизился и заглянул в глаза Матвея:
– Парень, облегчи душу! Я хоть и призрак, но понятливый.
– Брат у меня в больнице, – глухим голосом выговорил тот. – После аварии. В тяжелом состоянии. Врачи не дают гарантий. Мать в отчаянии! Последняя надежда, что желание, загаданное в новогоднюю ночь на кладбище, исполнится.
– Ну дела! Что ж ты сразу не сказал?
– Так вы не спрашивали! Чтобы изменилось?
– По сути, ничего. Но мы бы просто потеряли время, – ответил Гриня. – За жизнь близкого лучше пожертвовать каплей крови, хоть и не рекомендуется проливать ее на кладбище. Но тут особый случай. Вот если бы ты захватил фото…
– Есть фото: мое и брата! – скинув рюкзак, парень вытащил снимок и показал призраку: двое сияющих улыбками парней стояли в обнимку на фоне морского пейзажа.
– Похож, – похвалил Гриня. – Ручка шариковая есть?
– Да, минуту. Вот!
– Пиши на обратной стороне желание. Не забудь приписать, что во благо и на радость загадываешь.
Перевернув рюкзак, Матвей расположил на плоской поверхности снимок и быстрыми штрихами накидал послание, изредка вскидывая глаза на стоящего рядом призрака. Гриня благосклонно поглядывал на парня, прогоняя сомнения.
– Проколоть указательный палец надо. Иголка нужна.
– Нож подойдет?
– Чтоб наверняка и от души? – с усмешкой спросил Гриня. – Осторожно! Лишние капли ни к чему. Скрепи кровью желание, приложив палец.
Матвей в точности выполнил указания призрака, поглядывая на часы. Оставалось пять минут до полуночи…
– Что дальше?
– Зажги свечу и сожги фото, а пепел развей по ветру, – распорядился Гриня.
Матвей вытащил зажигалку и чиркнул кремнем. Искры рассыпались в ночи, но огонек не загорался.
– О нет!
– Спокойнее! Не спеши.
Повторив попытку, Матвей поджег фитиль свечи, прикрывая ладошкой мерцающий огонек. Поднес край фотоснимка к пламени и затаил дыхание, наблюдая, как проворные язычки огня поглощают изображение, подбираясь к пальцам.
– Положи на камень, – предложил Гриня, указывая на булыжник возле дорожки. – Как потухнет – сдуй пепел.
Встав коленями на мерзлую землю, Матвей низко припал к камню, набрал полные легкие воздуха и дунул на пепел, развеивая желание и запечатлевая момент в памяти. Бросил взгляд на часы:
– Вот и все! Как думаете, исполнится?
– Остается только ждать и надеяться, – тихо ответил призрак и посмотрел в сторону домика привратника. – Сторож идет. Видимо, огонь увидел в окошко. Стой смирно! Он мужик хороший, понятливый.
Отряхивая штаны от снега, Матвей поднялся с колен, готовый принять порцию отповеди за нарушения правил. Поравнявшись с Гриней и незнакомым пареньком, Семеныч недоуменно переводил глаза с одного на другого:
– Как прикажете понимать? Кто таков будешь и как попал на кладбище?
– Семеныч, давай я сам после расскажу, а парня отпустим домой. Поверь, тут такое дело… Не со зла он и не для собственной нужды.
Поглядывая из-под кустистых бровей, Семеныч проницательно посмотрел на призрака, перевел взор на парня и хмыкнул:
– Не знай тебя, Гриня, взашей бы гнал любителей ночных вылазок на кладбище, да еще в новогоднюю ночь. Но коль не со зла…
– Спасибо, – Матвей вскинул руку с зажатой свечой.
– О, чуть не забыл! Когда желание сбудется, вернись на кладбище и зажги свечу вновь, чтобы догорела до конца, закрепляя результат, – добавил призрак под недоуменный взгляд сторожа.
– Скажите, пожалуйста…, – с усмешкой проговорил Семеныч, провожая глазами молодого человека, который вернулся к могиле и собрал брошенные на холмик ветки. – Эй, парень! Оставь их! Нельзя с кладбища ничего выносить! Пусть украшают могилки. Забери лестницу и выйди, как все люди, через ворота.
Махнув на прощание неожиданному знакомому в лице призрака, Матвей пошел вслед за сторожем.
– Ты же понимаешь, что должен хранить молчание о том, что видел? Иначе желание не сбудется! – сказал Семеныч, отворяя створку ворот.
– Разумеется! Спасибо вам!
– Мне за что?
– Потому что не ругали, – улыбнулся Матвей.
– Иди с богом, парень!
– С Новым годом! – махнул рукой тот, подхватил лестницу и поспешил к машине, темной массой выделявшейся на обочине дороги на подъезде к кладбищу.
В молчании старик достал папиросы и прикурил. Маленький огонек весело плясал в полумраке ночи, когда Матвей бросил взгляд из окна машины. В какой-то момент парню почудилось, что сторож стоял в белесом облаке, отдаленно напоминающем человеческие силуэты.
– Призраки кладбища. Удивительно!
Семеныч смотрел вдаль, слушая рассказ Грини, изредка кивая в такт словам и выпуская струйку дыма в морозное небо.
– И ты веришь в это, Гриня? Желание в Новый год на кладбище?
– Скажи, Семеныч, а в призраков ты веришь? – усмехнулся Гриня, а сторож лишь крякнул в ответ, затушив папиросу. – То-то же!
– Ладно, мужики, расходитесь уже! А я пошел «Голубой огонек» смотреть, – скомандовал Семеныч и скрылся за дверью сторожки.
Однако через неделю на очередном дежурстве Семеныч вновь столкнулся с ночным визитером. При дневном свете парень выглядел иначе: высокий и статный, с ясным лицом и сверкающими глазами. С улыбкой Матвей подошел к сторожу и дружески пожал руку.
– С хорошими новостями?
– Да! Брату значительно лучше. Перевели в обычную палату. Идет на поправку.
– Рад за тебя, парень! И за брата тоже, – улыбнулся Семеныч. – Но лучше не рискуй так! Кладбище – дело не шуточное, всяко бывает.
– Да, я запомню. Позвольте просьбу?
– Валяй!
– Покажите могилу Грини, пожалуйста! Я тут ему гостиницы принес. Знаю, что усопшим уже не до них, но от всей души, в память… Да и вам тоже праздничный сувенир!
– Спасибо, парень! Поставь в каморку пакет и ступай за мной.
Неспешно старик вывел Матвея к неприметной могилке в дальнем левом углу кладбища: без надгробия и памятника, с покосившимся крестом.
– Как же так? Позабыт и заброшен! – воскликнул Матвей.
– Так уж получилось. Похоронил он жену свою. Горевал сильно, да и угодил в аварию спустя полгода. Матушка не выдержала, следом преставилась. Никого не осталось у Грини, некому могилку досматривать. По мере сил и возможностей рабочие следят за состоянием брошенных могил. Так-то, парень!
– Мне дадут разрешение, чтобы поставить памятник и надгробную плиту возложить?
Семеныч с интересом посмотрел на молодого человека, засунул руки в карманы телогрейки и задумался:
– Кто знает эти бюрократические проволочки? Поспрашивай, коль уж появилось такое желание.
– Да уж. Желания на кладбище стало моей фишкой, – усмехнулся Матвей.
– Ты бы с ними поаккуратнее, – погрозил заскорузлым пальцем старик. – Но про памятник спроси.
– А Гриня не против будет? – спохватился Матвей. – Читал как-то в интернете, что неправильно установили плиту и призрак начал являться родственникам да жаловаться, что дышать нечем.
– О как! – крякнул дед и улыбнулся. – Что же, спрошу у Грини, коль увижу! А ты давай, парень, не задерживайся тут! К живым ступай, к брату!
– Обязательно. Только вот свечу поставлю. Гриня наказал, чтобы до конца сгорела. С Рождеством вас, Семеныч! С Новым годом!..
Победа не в радость
Он приходил каждый день. Стоял понуро над могилой с непокрытой головой, сжимая кулаки. Снег белыми хлопьями медленно оседал на светлых волосах и опущенных плечах. Но парнишка не замечал ни мороза, ни редких посетителей кладбища. Молча разворачивался и уходил, чтобы вернуться на следующий день.
Покачав головой, сторож кладбища отвернулся от окна в домике смотрителя. Снял с вешалки телогрейку, оделся и вышел на крыльцо, на ходу натянув на голову шапку.
Людское горе не проходило мимо, накапливаясь и обрушиваясь лавиной на погосте. Боль не покидала близких. Семеныч невольно становился свидетелем душевных терзаний. Годы работы сторожем закалили характер, притупили чувства. Но вид парня всколыхнул в старике забытые эмоции. Вернуть отца он не в силах. Однако Семеныч прошел по расчищенной дорожке и, поравнявшись с юношей, остановился возле могилы, чтобы помочь словами. Ведь в них тоже заключена душа.
Краем глаза Семеныч осмотрел статную фигуру молодого человека. Обратил внимание на спортивную выправку. Лишь плечи выдавали скорбь парня. Но присутствие старика заставило того выпрямиться.
– Спортсмен?
– Да. Занимаюсь каратэ.
– Не слабо! Поди, черный пояс?
Парень нахмурился. Стиснул зубы. По лицу прошла судорога, но он сдержался. Зажмурился и медленно выдохнул. Прищурившись, Семеныч с интересом посматривал на молодого человека, словно заглядывал сквозь прутья замкнутости его потерянной души.
– Говорят, черный цвет пояса – это смешение всех цветов за годы обучения и упорных тренировок. Так? – спросил Семеныч.
– Да, черный пояс указывает, что каратист преодолел все препятствия, начиная с первой тренировки.
– Ну, а ты преодолел? – Семеныч повернулся к молодому человеку и заглянул в грустные серые глаза. – Слышал на днях фразу. Прямо в душу запала: «Победа над самим собою единственное торжество, в котором удача не имеет доли».
– Стойте! – воскликнул парень. – Где вы слышали эти слова? Кто вам сказал?
– Это имеет значение?
– Вы не представляете насколько!
Склонившись над могилой, Семеныч неспешно поправил съехавший венок, стряхнул снег с алых искусственных цветов. Распрямился и продолжил тем же тоном, словно и не заметил волнения парня:
– Еще я слышал, что черный – это цвет ночи и символизирует начало нового дня и начало пути мастера. Ведь именно так тебе говорил отец, правда?
– Откуда вы знаете? – глухим голосом выдохнул молодой человек.
– Я многое вижу и слышу, парень. Тебя Славиком зовут? – уточнил Семеныч и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: – Слушай, что скажу, Славик: отец ушел из жизни, но не из твоего сердца. Он всегда рядом, помогает и направляет. Надо лишь верить! Но то, что ты забросил тренировки, не сделает его счастливым на том свете. Почему?
– Я обещал получить черный пояс, чтобы ни случилось, – процедил юноша.
– И ты его получишь! Придешь на кладбище в тот день, когда заслуженно докажешь, что достиг максимального уровня. Способен самостоятельно исправлять ошибки и оттачивать мастерство до идеала. А до тех пор, парень, твой отец не будет знать покоя. Ведь он любит тебя. Хоть сердце остановилось, но душа жива.
Семеныч долго смотрел вслед юноше и гадал: справится ли тот. Не сломается ли окончательно? Сумеет ли победить в первую очередь себя?
– Время покажет, – раздалось позади.
Обернувшись, сторож увидел призрачную тень под сенью сказочных деревьев, усыпанных снегом. Отец Славика, скоропостижно покинувший мир, по-прежнему думал о семье, о незаконченных делах, о соревнованиях сына, которые он ни разу не пропустил. Но так и не дожил до знаменательного события: черный пояс по каратэ, первый дан и звание мастера.
Парень не появлялся до самой весны. Семеныч изредка вспоминал о нем, когда проходил ночью с обходом по территории кладбища, натыкался на могилку отца каратиста или видел призрачную тень того среди прочих духов в излюбленном месте на лавочках под деревьями.
Сменившись утром, сторож собирался идти домой, когда у ворот остановилась машина, из которой выскочил молодой человек. Удерживая в руках спортивную сумку и букет цветов, Славик быстрым шагом преодолел расстояние от ворот до могилы отца и замер, склонив голову.
Обогнув сторожку, Семеныч осторожно прошел вдоль забора, прислонился к каменной кладке и затих, всматриваясь в парня. Славик откинул в сторону старые венки, вставил в вазу букет цветов и склонился над сумкой, извлекая на свет черный предмет. Утренние солнечные лучи скользнули по вышитым золотой нитью иероглифам. Семеныч догадался, что Славик принес на могилку отца доказательства своей победы.
Но вновь плечи парня поникли, и мелкая дрожь сотрясла тело. Слезы оросили промерзшую землю.
– Вот, отец, как обещал! Я добился того, к чему шел долгие годы упорных тренировок. Проигрывал и вновь побеждал на соревнованиях. Оттачивал мастерство, чтобы получить черный пояс. Я начал новый день, но без тебя! Как мне радоваться этой победе, когда ты так далеко?
– Я всегда буду рядом, сынок! Горжусь тобой! Победа над собой – единственное торжество…
Не веря глазам, Славик смотрел на призрачную тень отца. Тот стоял по другую сторону могилы и искренне улыбался сыну. Прижав черный пояс к груди, Славик прошептал едва слышно:
– Спасибо, отец! Спи спокойно!
Солнечные лучи скользнули по призрачной фигуре. Она растворилась в воздухе сверкающей дымкой…
Восставший мертвец
– Вот объясни мне, Семеныч, почему на смене у Петровича тишина? Как твое дежурство, так кладбище оживает.
Капитан Прокопенко пропустил вперед старика и прикрыл дверь кабинета. Стянув с головы потертую шляпу, сторож местного кладбища остановился посреди кабинета участкового и пригладил взъерошенный вихор. Комкая в руках головной убор, вопросительно посмотрел из-под кустистых бровей на капитана.
– Ты присаживайся, Семеныч! В ногах правды нет, – пригласил Прокопенко, кивнув на стул и занимая рабочее место за письменным столом.
– Добротная мебель, – проговорил старик, протирая мозолистой ладонью плотный темно-коричневый дерматин на сиденье. – Умели раньше делать! Натуральное дерево, не то что теперь: сплошь из опилок.
– Ты от вопроса-то не увиливай, Семеныч, – усмехнулся Прокопенко, с хитрым прищуром посматривая на сторожа.
– А чего я? Случайно так вышло, – старик развел руками, посмеиваясь в густые прокуренные табаком усы. – Смена-то не моя. Мы с Петровичем поменялись.
– Но факт остается фактом. Счастье, что женщина отделалась испугом. Иначе не избежать бы тебе нового призрака на кладбище.
– Рано или поздно все там будем, – хмыкнул Семеныч, усаживаясь на стул.
– Типун тебе на язык!
– От судьбы не убежать, Николаич. Кем бы ты ни работал, чем ни занимался в жизни, а после смерти встретимся в одном месте.
– Бросай философствовать, Семеныч. Вернемся к делу. По словам пострадавшей, она пришла на кладбище ранним утром перед работой проведать покойного мужа. Пробираясь между могил, увидела восставшего мертвеца. Как следствие – сердечный приступ, скорая и госпитализация.
Прочистив горло, старик запустил руку в карман и достал незаменимый портсигар с гравировкой инициалов на крышке. Скомкав шляпу и засунув под мышку, открыл серебряную коробочку. Под выжидательным взглядом Прокопенко неторопливо, двумя пальцами вытащил папиросу, постучал ею о крышку, скидывая крошки неплотной забивки табака. Проворными движениями сплющил картонный мундштук и воткнул папиросу между губ, вопросительно посмотрев на участкового.
– Да кури уже, черт с тобой, – махнул рукой Прокопенко, поднимаясь из-за стола и открывая форточку. Гостеприимно чиркнул зажигалкой, позволяя старику прикурить, и вновь уселся за стол, сложив руки поверх папки с бумагами. – Я уж думал, папиросы вышли из продажи.
– В розничных магазинах исчезли, но сын через интернет заказывает, – пояснил Семеныч.
– Ясно. Так что там, мертвяк?
– Да какой там мертвяк? Пьяный гот это был или нечто похожее на молодежную субкультуру, – усмехнулся сторож. – В черном одеянии, длинные волосы цвета воронова крыла. Лицо бледное, особенно после проведенной ночи на кладбище. Ясное дело, такое чучело поднялось между могил! Любой испугается.
– Как же так, Семеныч? Допустил неформальным типам несанкционированную ночевку на кладбище?
– Ну, недоглядел, – старик выпустил колечко дыма, поглядывая, как оно медленно поднимается к потолку и растворяется на белом фоне. – Зачастили нонче готы на кладбище, наслаждаясь эстетикой смерти. Ладно бы только прогуливались, слушая тишину да впитывая умиротворяющую атмосферу. Эти черти ритуалы повадились проводить. И ведь выведали, когда смены Петровича. Тот спит и не мешает им бесчинствовать. А тут, на их несчастье, Петровичу приспичило поменяться по семейным обстоятельствам.
Прокопенко протянул старику импровизированную пепельницу из консервной банки, слушая рассказ в надежде услышать нечто мистическое. Однако сторож кладбища откровенно обходил стороной подобные темы. Прокопенко понимал, что темнит Семеныч, укрывая правду.
– Готы задумали свадебную церемонию провести на кладбище в полночь, – продолжил старик. – Невеста, как и полагается, в свадебном платье, но черного цвета. Обосновались на могилках, пируют. Но, сдается, они уже в пьяном угаре явились.
– Не томи, Семеныч. Рассказывай дальше!
– А что дальше? Появился аккурат вовремя Предотвратил соитие молодоженов, не позволив совершить греховный акт на кладбище. Нет, как оно тебе, Николаич: брачная ночь на надгробиях! Ну и шуганул малехо.
Прокопенко откинулся на спинку стула. Срестил руки на груди, с недоверчивым прищуром посматривая на сторожа:
– Неувязочка выходит, Семеныч!
– Почему это?
– По словам очевидцев, дорожных рабочих, что трудилисьв ночную смену, с кладбища повалили, прости господи, вурдалаки в черных одеяниях и с дикими воплями. Как после выяснилось, то оказалась неформальная молодежь.
– Так в чем неувязка? – хмыкнув, спросил сторож.
– В том-то и дело, что и готы твои орали про восставших мертвецов. Каким это чудом ты в одиночку напугал с десяток человек? Поведай-ка, Семеныч!
Сторож крякнул с досады. Затянулся, прищурив глаз. Утопил окурок в пепельнице и расправил шляпу, водрузив на седые, торчащие в стороны волосы:
– Чего только по пьяни не привидится, Николаич! Но вот одного проморгал, каюсь. Видимо, упал среди могил, да так и пролежал до утра и бабенку ту перепугал чуть ли не до смерти.
– Ох, Семеныч, темнишь ты! – погрозил пальцем Прокопенко.
– К чему мне это, Николаич?
– Покрываешь призраков?
– К делу их не пришить, а свое духи не то чтобы отсидели, но уже и отлежали. Ты бы лучше за живыми следил, Николаич. От них больше бед! Так-то, капитан…
Поднявшись, сторож Семеныч одернул потрепанную суконную курточку. Заложил руки за спину, кивнул участковому на прощание и вышел из кабинета. Хмурый взгляд скользнул по скамейке вдоль стены, с которой поднялся знакомый молодой человек – Сергей Кузьмин, репортер местного телевидения.
– Только тебя не хватало! – ругнулся Семеныч.
– Нам бы поговорить, – заикнулся Кузьмин.
– Не о чем тут толковать. Пьяные неформалы устроили дебош на кладбище. Я не позволил продолжать бесчинство. На этом все!
– Однако один из готов, что провел ночь на кладбище, говорит весьма интересные вещи.
– Ты ему веришь?
– Но я готов поверить вам! – воскликнул молодой человек.
Пристально посмотрев на репортера, Семеныч сдвинул шляпу на затылок. Усмехнулся собственным мыслям, но вслух произнес:
– Как сказал один мудрый человек: «Смерть одного есть начало жизни другого». Возможно, так и есть, но не для достояния общественности, Сергей. Смерть тоже достойна уважения…
Блуждающие могилы
– Ей-богу, уволюсь, – ворчливо заметил Петрович, пожимая руку прибывшему на работу сменщику Семенычу.
– Чего так? Мертвяки шалят?
– Не, – отмахнулся Петрович и поскреб ногтем куцую бороденку. – Ходишь между могил, только и читаешь: здесь покоится тот-то, либо лежит да спит. Один ты, как проклятый, работаешь!
– Скажешь тоже, – хриплый смех Семеныча утих в одно мгновение, когда взор выхватил могильщика.
Сломя голову, Генка бежал в их направлении. По перепуганной физиономии парня Семеныч догадался, что новости не радужные. Сплюнул, сдержав порыв ядрено выругаться, памятуя, где находится. Молча вытащил портсигар и закурил. По идее, день только занимался. Смену Семеныч еще не принял, но приключения уже начались.
– Петрович, там это… Приветствую, Семеныч. Хорошо, что ты тоже приехал!
– Рассказывай уже, – оборвал парня старик, выпуская табачный дым в хмурое небо.
– Вам бы глянуть не мешало, а то не поверите. Илюха в яме сидит. Ждет!
Оба сторожа переглянулись. Семеныч вновь сплюнул с досады, прежде чем затянуться, и хмуро пошел вслед за молодым копателем.
Петрович посмотрел на часы, махнул рукой и поплелся за напарником, ворча под нос, что следовало уехать вовремя, а не точить лясы с Семенычем.
Отчаянно жестикулируя и захлебываясь от эмоций, Генка в красках поведал утренние события. Семеныч спокойно взирал на парня. Годы жизни закалили характер старика, а работа сторожем на кладбище притупила чувства. Глянув искоса на Петровича, усмехнулся в усы. Тому и вовсе жилось вольготно: мертвяки не донимали. Чувство страха мужику не ведомо. Петрович умудрялся шутить на рабочем месте, спокойно воспринимая обстановку.
Молодой и темпераментный Генка взирал на работу копателя с другой колокольни: каждое событие будоражило разум, обрастая мистическими подробностями. Семеныч удивлялся, как это местный репортер Сергей Кузьмин не состыковался с Генкой в поисках занимательного материала?
– Как теперь бабке-то сказать, что ее дед сбежал? – развел руками Генка, когда троица остановилась на краю ямы, и мужики с удивлением воззрились вглубь, где на дне сидел второй могильщик Илюха.
– Гроб деда слинял, – весело резюмировал парень и помахал в руках красной туфлей. – По ходу, у него тут романтика с дамочкой назрела. После тот отбыл в неизвестном направлении.
– Хватит прикалываться, Илюха! – взмолился Генка и с надеждой посмотрел на Семеныча, как на знатока кладбищенской жизни и аномалий. Но тот продолжал курить, храня молчание.
– Во дела, – почесал затылок Петрович. – Я слышал про блуждающие могилы, но лично с подобным явлением не сталкивался.
– А вы уверены, что докопались до достаточной глубины? – с сомнением спросил Семеныч. – Земля и осесть могла вместе с гробом.
– Семеныч, не обижай копателей, – усмехнулся Петрович. – Им и так со школьного курса математики пригодилась одна лишь задачка про землекопов.
Парни прыснули со смеха, но быстро успокоились. Илюха подхватил лопату и вонзил острие в землю. Копнул пару раз, но удара о крышку гроба не послышалось.
– Да не, Семеныч, расчеты верны! Нам же следовало лишь немного углубиться в яму, чтобы подзахоронить жену покойного деда. Но я увлекся и выкопал яму больше, чем предполагалось. Тут-то Генка и смекнул, что гроба нет. Начали копать дальше. Как видите, яма уже стандартного размера, а мертвяк исчез. Только туфля чья-то прибыла с другого гроба. Что за миграция мертвяков, а, Семеныч?
– Грунтовые воды, – задумчиво резюмировал старик. – Вспомните, как вода в заготовленных ямах поднимается едва ли не до краев. Слои почвы подмывает и сдвигает мертвяков под соседние памятники.
– Где же нам деда теперь искать? – воскликнул Генка. – Что же, кладбище перекопать в радиусе десяти метров от точки захоронения?
– Нет, это нереально, – подхватил Илюха. – Не факт, что и соседи на месте. Это ж сколько биться, чтобы эксгумацию произвести и растащить по местам.
Петрович склонился к уху сторожа и шепнул тихо, чтобы Генка не расслышал, жалея эмоциональный фон молодого парня:
– А ты ночью у Грини-то узнай, что у них творится? Что за переселение душ?
– Иди ты, Петрович! – хмыкнул Семеныч и потушил папиросу, поискав глазами, куда бы окурок выбросить. Не найдя ближайшей кучи с мусором, недолго думая, засунул в карман потертой курточки. – Парни, когда захоронение планировалось?
– Так сегодня, Семеныч! Мы потому и с утра самого пашем. Что делать-то?
– Верните землю в яму на нужную глубину для подзахоронения, – распорядился Семеныч. – Родственникам и провожающим в дальний путь по инструкции нижний гроб не демонстрируется. Молча опустите покойницу, закопаете. А духи сами друг друга найдут на том свете.
– А с туфлей что делать? – спохватился Генка.
– Обратно закопай, – отмахнулся Петрович. – Авось потеряшка сама найдет свою обувь.
Оба сторожа удалились, вполголоса обсуждая создавшуюся ситуацию. Семеныч отпустил сменщика домой, а сам заступил на дежурство, прикидывая в уме, какие новые приключения на кладбище его ожидают в течение смены…
Фото с кладбища
– Семеныч, там это…, – Генка задержался в дверях, споткнувшись о хмурый взгляд поверх очков сторожа кладбища.
Недовольный вид старику придавали косматые и нависшие над глубоко посаженными глазами брови. Отложив очки на книгу с пожелтевшими от времени страницами, сторож Семеныч развернулся на скрипучем табурете и внимательно посмотрел на парня, передразнив интонацию местного могильщика:
– Что «это»?
– Могилку ограбили, – выдохнул Генка, переступив порог сторожки.
Переминаясь с ноги на ногу, парень не решился без разрешения старика опуститься на свободный стул. Словно не замечая нерешительность могильщика, Семеныч сощурил глаза, зрительно увеличивая паутину морщинок на лице, но не двинулся с места. Уподобившись строгому преподавателю, прежде выслушал корявый ответ студента:
– Значит, я копал яму, периодически вымеряя рулеткой размеры. Каждый раз засовывать в карман несподручно, и я положил ее на край ямы. Хвать, а нет рулетки! Глянул, лежит с другого бока. Огляделся – никого нет. Рановато для посетителей. Думаю, шут с ним, сам ошибся. Измерил, положил на прежнее место. И что ты думаешь, Семеныч?
– Пить меньше надо, Генка, – сторож хмыкнул в опаленные табаком густые усы.
– Ай, Семеныч! – махнул рукой парень. – Дело не в выпивке. То духи шалят. Во как! Глянул – нет рулетки на том месте. Покрутился и увидел на соседнем надгробии. Вот как бы я туда ее положил, не вылезая из ямы? Как, Семеныч? То-то смеешься в усы!
Сотрясаясь от беззвучного смеха, старик сложил очки в чехол и засунул тот во внутренний карман суконной курточки. Заломил уголок странички и закрыл книгу, аккуратно отложив в сторону под нетерпеливое подпрыгивание Генки.
– Проблема-то в чем?
– Так я ж и говорю! – встрепенулся парень. – Соседнее надгробие!
– Твою ж дивизию, Генка! Ты конкретно скажи.
– Вылез я из ямы, огляделся: на кладбище тишина. Подошел к могиле, подобрал рулетку и глаза поднял на памятник, – отчеканил парень, – а фото нет. Пустое пятно!
– Кому ж в здравом уме фото с кладбища понадобится, – недоуменно пожал плечами Семеныч. – Поди, на реставрацию отправили? Кто там лежал?
– Барышня средних лет, миловидная такая, – ответил Генка. – Я когда вчера место готовил под копку, обратил внимание. Фото висело, когда я домой уходил.
– Петрович вчера на смене был. Ничего поутру не сказал, – старик почесал затылок, кряхтя, поднялся с табурета. – Пойдем, глянем место преступления.
Отворив перед сторожем дверь, Генка прошел следом, указывая дорогу, где работу не закончил, на ходу добавив: