Сводные. Игра на желание бесплатное чтение

Глава 1

Кит

Странное ощущение, вроде домой вернулся, но ни черта не узнаю. За пять лет здесь все поменялось. Непонятные клумбы, вазоны с цветами, качели среди деревьев. Наверняка новая жена моего отца навела тут свои порядки.

Толкаю один из вазонов ногой. Он падает, разбивается на крупные осколки. Черная земля рассыпается под ноги, а в ней уже начинают умирать неизвестные мне цветы.

Вытащив губами сигарету из пачки, прикуриваю, крепко затягиваюсь и выпускаю дым уже стоя в просторной светлой гостиной, успевшей пропитаться чужими запахами.

Стряхнув пепел себе под ноги, прохожу оглядываясь по сторонам и стараясь разглядеть среди дебильных статуэток, фотографий и прочих пылесборников нечто родное, что даст мне хоть немного ощущения дома.

Новая порция пепла летит на пол. Прохожу к камину, беру одну из фотографий. На ней отец в обнимку с ней, простушкой в дешевом платье. Со всей дури швыряю рамку об пол. Стекло бьется, деревянные рейки разлетаются в разные стороны. Наступаю кроссовкам на вылетевшую фотографию, оставляя на ней грязный след.

На грохот выскакивает домработница. Испуганно смотрит на меня. Не знает. Тоже новая. Мне на мгновение начинает казаться, что я ошибся адресом, но фотка под моей ногой говорит об обратном. Приехал я все же правильно.

— Отец дома? — интересуюсь у женщины, делая еще одну глубокую затяжку.

— Н-нет, — она испуганно крутит головой. Не понимает, если бы я был опасен, церберы на входе меня бы не пропустили. Там все знакомые. Не сразу, но узнали.

— Вот и славно. Пойду к себе, — топлю бычок в горшке с комнатным цветком и перекинув спортивную сумку через плечо, бегом поднимаюсь на второй этаж.

В одной из комнат, что раньше пустовала, приоткрыта дверь.

Подхожу, толкаю ее пальцами, полностью открывая, и пялюсь на блондинку с влажными волосами, стоящую ко мне спиной в одном полотенце, едва прикрывающем задницу. Губы сами растягиваются в довольной усмешке.

Бросаю сумку в коридоре и не стучась захожу в комнату. Оказываюсь очень близко к девчонке. Так близко, что чувствую запах ее геля для душа и вижу мелкие мурашки, побежавшие по коже. Она резко разворачивается и ударяется о мою грудь. Отскакивает словно мячик, но сзади ей мешает кровать.

— Т-ты кто? — большие голубые глаза моментально становятся синими.

— А ничего так у меня сестренка, — выдыхаю, склоняясь к ее приоткрытым губам. На миловидном личике появляется понимание. — Кит, — представляюсь, делая шаг назад и театрально склоняя голову.

— Сын Владислава. Но ты…

— Вернулся из Штатов. Надо же мне было посмотреть, кого притащил отец в наш дом, — ледяной тон с отчетливыми нотами пренебрежения проходится новой волной мурашек по ее коже.

— Посмотрел? — гордая девочка поднимает подбородок выше. — Может теперь выйдешь из моей комнаты? Мне нужно одеться.

— А, по-моему, так гораздо лучше, — делаю еще шаг назад, достаю из кармана мобильник последней модели, целюсь в девчонку камерой и делаю пару снимков в свою коллекцию.

— Придурок! Ты зачем это сделал?! — она едва не роняет полотенце от возмущения.

— Дрочить на тебя буду по утрам... сестренка, — скалюсь во все тридцать два.

— Да ты… ты… — она пытается подобрать слова.

— Сын хозяина и наследник, — все напускное хорошее настроение исчезает, оставляя лишь ледяную злость, струящуюся по венам вместе с кровью. А может и вместо нее. Давно не проверял. — А ты не тянешь даже на прислугу. Дешевка, как и твоя мать, решившая занять чужое место. Но симпатичная, — подмигиваю ей, снова опасно улыбаясь. — Я бы поимел тебя разок. Может даже два. Девственница?

— Вон! — отмирает сводная.

— Значит девственница, — делаю свои выводы.

— Пошел вон из моей комнаты! Ненормальный! Держись от меня подальше!

— Ничего не выйдет. Мы с тобой живем в соседних спальнях.

— Я перееду. В доме много свободных комнат, — складывает руки на груди и всеми силами старается не отвести взгляд.

— Не переедешь, — качаю головой, копируя ее позу.

— Это еще почему? — ее ноздри раздуваются от возмущения.

— Потому что я так сказал!

Разворачиваюсь и сваливаю из этого царства кремовых и розовых тонов, прихватив свою сумку.

Наши спальни и правда по - соседству. С общей стеной.

— Это будет весело, — улыбаюсь и замираю перед дверью собственной спальни.

Все. Больше ни хрена не весело.

Закрываю глаза, глубоко вдыхаю, словно перед прыжком в воду. Нажимаю на стильную золоченую ручку до щелчка и меня сносит запахом из моего прошлого. Я на ощупь могу найти свою кровать, на которой спал еще пацаном, письменный стол, шкаф, удобное кресло у окна и дверь, ведущую на балкон.

Открываю глаза. Все и правда точно так, как было. Старые постеры на стене, черное покрывало с серым отворотом, кеды мои старые валяются у стены, любимые книги стоят на полках. И чисто. Несмотря на легкий хаос, который остался с того дня, когда я был здесь в последний раз, на мебели нет ни грамма пыли, только тонны воспоминаний, но я принципиально отсюда не съеду.

Бросив сумку с вещами на пол, открываю окно, балконную дверь, включаю старый комп. Ржу над нашей с Таем фоткой, висящей у меня на обоях на рабочем столе. Друг еще не знает, что я вернулся. Вечером сделаю ему сюрприз, а пока врубив музыку и прикурив очередную сигарету, зажимаю ее между зубов и сдираю к чертям все постеры. Из них я точно давно вырос.

Бумага разноцветными лоскутами летит под ноги. В грудь приятно долбят басы хорошей акустической системы. Я не сразу замечаю, что в комнате уже не один.

Музыка становится тише. Отец стоит у моего рабочего стола и не понимает, то ли ему радоваться, что единственный сын вернулся, то ли начинать паниковать, потому что он отлично понимает, что вернулся я не просто так.

— Здравствуй, папа, — ухмыляюсь, хищно склонив голову на бок. — Соскучился? — издевательски.

— Конечно, — отец старается искренне улыбнуться. — Почему не позвонил? Я бы прислал за тобой машину в аэропорт или приехал бы сам. Ты надолго?

— На совсем. Ты против? — засовываю руки в карманы и стараюсь отследить его настоящие эмоции. Они мне непонятны, и я теряю немного спеси, попадаясь на искренний, обеспокоенный взгляд.

— Как я могу быть против? Это твой дом. А учеба? — он делает несколько шагов ко мне.

— Перевелся в местный универ.

После недолгой паузы отец подходит ближе и крепко меня обнимает, хлопая ладонью по плечу.

— Знаю, ты мне не веришь, но я правда скучал, Кит.

И ни слова про разгром внизу. Сомневаюсь, что ему не доложили. Это странно и наталкивает на определенные мысли, но искренность в его глазах реально подкупает.

— Позавтракаешь с нами? Я представлю тебя… — замолкает.

Да-да, папа. О том, что ты женился, я узнал из сети. Косяк.

— Своей новой жене и ее очаровательной дочурке? — договариваю за него.

— Да, Кит. Да. А потом мы с тобой обязательно поговорим. Я отменю все дела на сегодня, мы пожарим мясо во дворе и поговорим как двое взрослых мужчин. Тебе ведь уже двадцать. Тебя можно смело назвать мужчиной. — Пойдем? Маша будет рада наконец с тобой познакомиться.

— Маша, — хмыкаю себе под нос.

Имя такое же, как и она сама, новая жена моего отца. Мачеха. Мачеха Маша. Пиздец!

— Что? — не расслышав, переспрашивает отец.

— Ничего. Пойдем, говорю, познакомишь меня с нашей новой дружной семьей, — натягиваю на рожу максимально очаровательную улыбку, но папе почему-то не заходит.

Глава 2

Лада

Мамочка волнуется перед знакомством с Китом. Да это и не удивительно. Мне хватило нескольких минут в его обществе, чтобы понять одну простую вещь — держаться от него надо как можно дальше. Самоуверенный козел!

Возмущенно сопя, помогаю матери закончить сервировку стола. На завтрак у нас овсяная каша, свежий хлеб, сырная нарезка и ароматный чай. По мне, так идеально, а Кит входит в столовую, заполняя своей аурой все пространство, и недовольно кривится, глядя на кашу, разложенную по тарелкам.

Мама улыбается ему. Я даже не пытаюсь. Этот засранец продолжает свою игру в гляделки, которую начал еще в моей комнате. Быстро зацепился взглядом за мою домашнюю футболку и словно потащил ее куда-то прочь с меня. Пожалела, что после душа не стала одевать лифчик. Соски сейчас неприлично торчат сквозь ткань, а кожу снова морозит.

Дикий он какой-то. Первобытный. От него веет инстинктами и легким безумием.

Сажусь за стол и всеми силами делаю вид, что все так и должно быть. Ничего не происходит.

Ни-че-го, я сказала!

Пусть смотрит. Не сожрет же он меня взглядом. Хотя ощущения именно такие. Сожрет…

— Я очень рада, что мы, наконец, смогли познакомиться, — расшаркивается перед ним мама.

Нет, я ее понимаю. Все-таки сын ее мужа. Она хочет понравиться. Только Кит не стремится сделать ничего такого в ответ. Даже не делает вид, что ему интересно.

— Ты к нам насовсем? — спрашивает она.

— К вам? — парень вскидывает вверх свою темную бровь.

— Извини, не так выразилась, — быстро исправляется мамочка, — Домой. Конечно же, домой, Кит.

— Папа вам расскажет. Я уже отвечал на этот вопрос сегодня. Не вижу смысла повторять. Чем вы занимаетесь, Маша? Помимо того, что варите овсянку на завтрак моему отцу?

— Я воспитатель в детском саду, — воодушевленно делится мамочка. — Работаю с детками с трех лет и до самой школы.

— Я почему-то так и подумал. На всякий случай мне уже гораздо больше семи лет. Начинать воспитывать не рекомендую.

— Кит, не груби, — осаживает его отчим.

— Даже не начинал. Завтракать я не буду. Мне здесь есть абсолютно нечего. Пойду посплю после перелета. Отец, я вечером заберу Ягуар. Через пару дней возьму байк и верну тебе тачку.

— Может немного посидишь с нами? Познакомимся ближе, — просит моя добрая мама.

— Не думаю, что близкое знакомство со мной доставит вам большое удовольствие. Я двенадцать часов провел в самолете и еще два с лишним тащился сюда по пробкам. Дико хочу помыться и лечь спать. Сестренка, — его губ касается коварная улыбка, — будь зайкой, разбуди меня где-то часика в два.

— Будильник поставь! — шиплю на него, изображая скорее злую кошку, чем «зайку». И не важно, что внутри все дрожит.

Мне когда страшно, я начинаю делать глупости. Вот и сейчас, очевидно нарываюсь, а ему весело.

— Ты знаешь, я капец как крепко сплю, — по глазам вижу, что врет, — будильник не услышу. Так что, разбудишь?

— Ладно, — выдыхаю, чтобы только свалил.

Бесячий он все-таки до невозможности. Вроде и не сказал ничего такого, но каждое его слово как удар. Жалею уже, что занятия сегодня отменили, а еще вчера мы с Настей визжали, прыгали и радовались дополнительному выходному.

— Ничего, — слышу, как мама говорит с отчимом, — я все понимаю. Мальчику нужно время, чтобы привыкнуть к нам. Плохо, что мы не познакомились до свадьбы. Еще хуже, что твоего сына на ней не было.

— Все равно не позволяй ему так с собой разговаривать. У него скверный характер. Надо осаживать, иначе он теряет границы. Давайте поедим уже в конце концов! — отчим с грохотом отодвигает стул.

И правда. Завтрак же. В кои-то веки, семейный. Обычно утром все разбегаются по своим делам и встречаются только за ужином. А от каши Кит отказался зря. Вкусная она. Мама умеет готовить.

Закончив с едой, поднимаюсь к себе. По коридору на всякий случай пробираюсь на цыпочках, предварительно сняв обувь. Не дай Бог разбудить чудовище, поселившееся у меня за стеной. У него еще и дверь приоткрыта. Я быстро скрываюсь за своей и запираюсь на маленький внутренний замочек.

Уфф… Пронесло. Осталось успокоить бешено колотящееся сердце и можно браться за учебу.

Отчим помог мне с поступлением в один из лучших ВУЗов города, а дальше только сама. Изо всех сил стараюсь, чтобы не разочаровать его и маму, и конечно же, получить профессию, которая будет в будущем меня кормить.

Мама любит свою работу, но зарплаты там смешные. Вырастить, обучить меня и даже водить на кружки ей было непросто. Я люблю ее и всегда буду благодарна, но для своих детей хотела бы лучшей жизни. И для себя чуть-чуть… Очень хочется объездить весь мир, посмотреть на разные города, подышать разным воздухом и узнать, чем, к примеру, итальянское мороженное отличается от нашего, или где вкуснее хот-доги. Это же здорово!

С улыбкой открываю учебник английского и принимаюсь разбирать последнюю тему, что мы проходили. Не замечаю, как пролетает время до обеда. В реальность меня возвращает звонок подруги.

— Привет. Я на тебя обиделась, — сообщает она.

— В смысле? — от удивления ручка выпадает из рук.

— То есть, в чат курса ты сегодня не заходила? — спрашивает с подозрением.

— Нет. Выходной же. Да и утро выдалось сумасшедшее. Я еще в себя не пришла. А что там? Что-то случилось? — ерзаю попой по кровати, устраиваясь удобнее.

— И это ты у меня спрашиваешь? Ну и как он? Такой же шикарный как на фотках или еще лучше? Наверняка лучше… — тараторит Настя.

— Да подожди ты! — кричу на нее и тут же прикусываю язык. Нельзя разбудить чудовище.

Разбудить…

Черт, а сколько времени вообще?

— Але, ты тут? — Настя чуть успокоилась, а вот я, наоборот. Словила короткий неприятный приступ паники. Быстро затолкала его подальше.

— Тут, — решила, что мне плевать на то, сколько сейчас времени. Я ему не нянька и не прислуга, чтобы будить. Мы вообще едва знакомы. Сам проснется. Не маленький. — Объясни мне внятно, что произошло за половину дня? — возвращаюсь к теме звонка подруги.

— Разведка донесла… Точнее принесла в общий чат курса инфу о том, что к нам перевелся новенький. И что я узнаю. Его фамилия Толмачев, как у твоего отчима. А потом в чат скинули еще и фоточки из его инсты. Он такой… Блин, он такой красавчик, Лад. Он уже прилетел из своей Америки, да?

— Угу, — устало закрываю глаза, падая спиной на ворох подушек.

— И ты мне не сказала, — опять дуется подруга.

— Да когда бы я тебе сказала, Насть? Он явился с утра, зубы всем показал и свалил спать. Все.

— Красивый? — она о своем.

— Красивый, — вздыхаю. — Слишком красивый для такого придурка. Где учиться будет?

— Второй курс, Политология, Международная безопасность, — отчитывается Настя. — У нас столько предметов пересекается, — мечтательно вздыхает она. — Как думаешь, я ему понравлюсь?

— Насть, а ты английский сделала? — перевожу тему. — Препод обещал казнить тех, кто не принесет работу.

— Лада, блин! Вот ты можешь думать о чем-то кроме учебы? — сопит она в трубку.

— Забыла? У нас ты красивая, а я умная. Баланс в природе соблюден. Но английский ты все же сделай. А вечером посидим в кафе. Хочешь?

Конечно, она хочет. И я очень хочу развеяться. Голова жутко разболелась, а мне еще надо закончить задание.

Может использовать носителя языка? Он там столько лет прожил…

Поежилась от одной мысли, что надо идти и просить. Нет уж. Сама справлюсь. Но вместо того, чтобы открыть тетрадь, открываю чат курса. Бурное обсуждение уже закончилось. Да я в него особо и не вчитываюсь. Ищу фотки, оправдывая это исключительно природным женским любопытством.

Ну да… Красивый, гад. К тому же папу его многие хорошо знают. Начнется охота на принца Толмачева. Вот и пусть они его от меня отвлекают. Такие, как я, таким как он интересны лишь с одной целью и то, если замечают. Наверное, пусть лучше не замечает. Всем будет спокойнее, и его наглая утренняя выходка быстро забудется. Он и сам наверняка уже о ней забыл, а я все вспоминаю и смущаюсь до горящих щек и мурашек по всему телу.

Глава 3

Лада

Нагулявшись с Настей, домой возвращаюсь, как прилежная дочь, к одиннадцати вечера. Пробираюсь в комнату, принимаю душ и решаю побаловать себя хорошим фильмом. Я сегодня победила английский, попыталась вразумить подругу и объяснить, что Кит — реально придурок и связываться с ним не стоит. Программа максимум для выходного дня выполнена. Я молодец.

Улыбаясь, удобно устраиваюсь на кровати, обнимаю подушку и утыкаюсь в телевизор, висящий на стене.

Насмеявшись над романтической комедией и немного помечтав о киношной любви, решаю попробовать уснуть. Эмоции никак не улягутся. День и правда вышел несколько сумасшедший.

Листаю самый нудный паблик в социальных сетях. Он помогает успокоиться. Глаза начинают закрываться, но тут же распахиваются от шума, раздавшегося в коридоре. Судорожно вспоминаю, заперла ли я замочек на двери. Раньше ведь такой необходимости не было.

Слезаю с кровати, встав босыми ступнями на теплый пол. На цыпочках крадусь к двери и проверяю замок. Не закрыла, растяпа!

Из коридора снова раздается грохот. К нему добавляется тихий мат и пьяный смех. Хлопает соседняя дверь и… включается музыка!

Да он издевается!

На часах около трех утра или еще ночи, я уже и не знаю, а он врубил свои басы так, что стена между нашими комнатами вибрирует и в моей любимой чашке, стоящей на компьютерном столе, позвякивает ложка.

Разбираться я конечно же не пойду. Если он себя ведет как козел, когда трезвый, что бывает, когда он пьян? А это определенно именно так. Я уверена.

Ложусь на кровать. Накрываю голову подушкой, прижимаю ее ладонью к уху.

— Вот так хорошо, — бубню себе под нос.

Не знаю, сколько в соседней спальне продолжалась ночная вакханалия, я все же уснула. Проснулась по внутреннему будильнику в шесть тридцать и поспать еще хотя бы чуть-чуть не вышло.

Умываюсь холодной водой и решаю выпить кофе на улице. Прохлада осеннего утра взбодрит не хуже ароматного напитка. Выскальзываю из комнаты и останавливаюсь, глядя на растрепанную девушку в одной простыне, вынырнувшую из комнаты Кита.

— Ой, — зажав зубами губу, смотрит на меня. — Извини, а где у вас туалет? — спрашивает шепотом.

— Там, — машу рукой на дверь в самом конце коридора.

Ухожу вниз, пока вслед за ней не выползло еще и чудовище.

Варю себе кофе. Обняв чашку ладонями, выхожу на улицу и сажусь на любимые садовые качели, спрятанные под деревьями. Отталкиваясь ногами от земли, смотрю на машину красивого цвета мокрого асфальта с открытым верхом, двумя сиденьями, обтянутыми бордовой кожей, прошитой черными нитками. Выглядит очень стильно и очень дорого, как и все здесь.

Встаю, подхожу ближе к машине. Веду пальчиками по борту, на котором собрались капельки утренней влаги.

— Значит ты и есть Ягуар. Я тебя еще здесь не видела.

— Потому что я на ней не езжу. Она просто стояла в гараже, — рядом неожиданно появляется отчим с большой кружкой кофе. — Ты чего так рано в воскресенье?

— Да так, — морщусь решая, что жаловаться ему на его же сына просто неприлично.

— Кит шумел? — ну ладно, если он знает, тогда можно кивнуть.

— Если хочешь, переберись в другую комнату. Я попрошу парней из охраны, тебе помогут перенести все, что нужно.

— Хочу. Спасибо.

Вот так. У меня есть официальная отмазка, если чудовище начнет возникать. Его отец разрешил мне переехать.

Допив кофе, возвращаюсь в дом и поднимаюсь сразу на третий этаж. Он занимает не всю площадь дома, только часть, и сделан в виде мансарды. Одна просторная комната под крышей с высоким потолком и скатами. Большое окно выходит на переднюю часть двора, также есть окно прямо в так называемом потолке и ночью можно смотреть на звезды. Летом я так и делала, но попроситься жить здесь почему-то не решалась.

Сходила в хозяйственные помещения, нашла коробки и вернулась в свою спальню, чтобы собрать вещи. Включила музыку в наушниках. Подпевая любимой группе, стала скидывать в коробки всякую мелочь и переносить их на третий этаж.

Мама накормила нас завтраком. Кит не вышел.

К обеду он тоже не появился. Зато я успела перенести большую часть вещей.

Они с девушкой вышли из комнаты уже глубоко во второй половине дня. Она одетая в этот раз, а он в расстегнутых штанах и без футболки.

«Капец всем девчонкам в универе» — вздохнула, понимая, что он очень хорош.

Все мышцы отлично прокачены. Особенно те, что уходят под пояс брюк. Татуировки ему чертовски идут, подчеркивая наглющий образ чудовища. Карие глаза пожирают взглядом мое лицо, продолжая обнимать девушку. Эти же глаза, махнув черными ресницами, внимательно смотрят на коробку в моих руках и опасно щурятся.

— Мне твой отец разрешил, — выпаливаю сразу и очень хочу сбежать, но вместо этого медленно разворачиваюсь и гордо иду к лестнице, стараясь не спотыкаться.

— Стоять! — рявкает он мне в спину.

Ага, сейчас! Такой тон только прибавляет мне ускорения.

— Сводная, ты думаешь, я не достану тебя наверху? Там дверь не запирается!

Вот чего ему от меня надо? Вон, девушка у него есть. Пусть ее достает, а меня не надо. Я боюсь таких, как он. Я их всеми силами избегаю.

Добежав до своей новой комнаты, роняю коробку на пол и прижимаюсь спиной к двери. Колени дрожат, пульс никак не успокоится.

Через мгновение меня сносит этой дурацкой дверью, и я лечу вперед. Не устояв на ногах, больно приземляюсь на ладони и колени. Обидно становится до слез. В носу начинает щипать. Я изо всех сил кусаю губы, чтобы не разреветься.

— Мне, конечно, нравится твоя поза, — звучит ледяное откуда-то сверху, — но, может, ты повернешься ко мне лицом? Разрешаю остаться на коленях. Для тебя самое оно.

Его слова вышибают из моей груди воздух вместе с обидным возмущением. Да что я ему сделала?! Какого черта он себе позволяет так со мной разговаривать? И собрав все силы в кулак, поднимаюсь, отряхиваю ладошки и разворачиваюсь к нему.

Стоит все так же без футболки. Спасибо, что штаны застегнул.

— Я не разрешал тебе переезжать, — напоминает он, надвигаясь на меня огромной скалой.

— Мне разрешил твой о…

— Я. Не. Разрешал! — повторяет, разделяя слова. — Вернись на место.

— С чего вдруг? Может мне здесь больше нравится? — от страха опять начинаю язвить.

— За длинный язык я тебя сейчас снова поставлю на колени и покажу, как его надо правильно применять. Не вернешься, я все твое барахло выкину в окно и перееду тачкой. Поняла? — молчу. — Не слышу, — киваю.

Да поняла, я поняла.

— Умница, — улыбается эта сволочь. Очень обаятельно и очень плотоядно.

Не знаю, как в нем это сочетается, но мое несчастное сердце снова захлебывается в тахикардии. То ли от ужаса, то ли… От ужаса! Потому что он чудовище!

— Что ты сказала? — его глаза снова опасно сужаются.

— А я вслух…? Вот черт, — жмурюсь, готовясь к смерти, не меньше.

— Чудовище, значит, — задумчиво делает еще один шаг ко мне. — Ты права. Так и есть.

Разворачивается и уходит, а я, стараясь вернуть себе способность дышать, смотрю на еще одну татуировку, набитую на боку ближе к пояснице. Там птица. Ласточка, запутавшаяся в сети.

Глава 4

Кит

Проводив девчонку, которую подцепил в ночном клубе, иду на кухню. Жрать охота, сил нет. Голова раскалывается с похмелья. Блондинка эта еще выбесила. Лада. Маленькая домашняя девочка. Сто процентов учится на одни пятерки и большую часть ее гардероба составляют платья. Мечта, а не ребенок, не то что я. Тем будет интереснее. Невинные отличницы — это всегда вкусно.

Открываю холодильник. Печально взираю на непонятные кастрюльки, тарелки, затянутые пищевой пленкой. Нахожу миску с салатом из свежих овощей. Хоть что-то съедобное на вид.

Накидываю немного в тарелку, беру хлеб и сажусь за стол. Раньше в этом доме был повар, а еще мама готовила. Я помню. Они с детства приучили меня к другой еде. Эстетически красивой. Когда ты только смотришь, а тебе уже хочется, прямо как с женщиной, либо встает, либо нет.

Сейчас бы сочный стейк, приготовленный на гриле. К нему кисло-сладкий соус с остринкой в азиатском стиле и запечённых с травами овощей, а не вот это! Кривлюсь, впихивая в себя еще одну ложку салата. Даже с похмелья лезет с трудом. Нет, может они привыкли так питаться, но даже из долбанной овсянки можно сделать нечто более презентабельное, чем было вчера в тарелках.

Так и не доев, решаю выйти покурить. Или не выходить?

Прикуриваю прямо в столовой, скидывая пепел после пары затяжек в тарелку с остатками салата. Это все равно только в урну.

— Кит, какого черта ты куришь в доме?! — рявкает вошедший отец. — Выйди на улицу!

— Ну пошли на улицу. По глазам вижу, хочешь что-то сказать, — коварно улыбаюсь ему.

Тарелка улетает в мусорное ведро вместе с остатками еды. Папе не нравится мой жест. Его взгляд темнеет на глазах, челюсть ходуном. Равнодушно прохожу мимо него, зная, что отец последует за мной.

Прохожу мимо камина. Там чертова фотка в новой рамке. А след от моей подошвы убрать полностью так и не удалось. Перекинув дымящуюся сигарету в другую руку, пальцами толкаю рамку, и она снова летит на пол.

— Кит!

— Упало, — пожимаю плечами и ускоряюсь.

Резко становится душно и противно. Надо на улицу, пока тошнота, подкатившая к горлу, не переросла в нечто более неприятное прямо тут.

На крыльце забираюсь на перила, уперевшись пятками в железный бортик внизу.

— Давай договоримся, сын. Ты не будешь таскать в дом своих девок. Я все понимаю. Развлекайся, у тебя возраст. Но не здесь. Имей уважение к Маше. И Ладе это видеть совсем ни к чему. Хочешь, я сниму тебе квартиру?

— Хочешь, — копирую его интонацию, — снова от меня избавиться?

— Я рад тебе, Кит…

— Смешно. Продолжай, — издевательски перебиваю.

— Давно ты начал курить? — он переводит тему, понимая, что его «я скучал», «я тебе рад» и прочие фразочки только больше бесят.

— Угу, — киваю. — И пить тоже. А еще права получил и девственности лишился. Хочешь узнать, кто была та самая первая? Тебе, как отцу, наверное, это важно.

— Кит, — он тихо посмеивается, неожиданно дотянувшись до меня и взъерошив волосы. От удивления даже увернуться не успеваю, — я понял, ты злишься. И квартиру снимать не хочешь, но я не предлагаю тебе туда съезжать. Оставишь ее для понятных целей, чтобы не превращать дом в бордель. Ты вчера про байк говорил. Давай съездим вместе и купим тебе мотоцикл. Если хочешь, можем сделать это прямо сейчас. Будет подарок от меня на возвращение.

— Уговорить не получается, решил купить? — не ведусь на его интонации. Этим меня не пробить.

— Или хочу провести время с сыном, которого давно не видел, — озвучивает альтернативный вариант, но в нем все равно читается: «купить».

— Лицемерно, папа. Но знаешь, от байка я не откажусь. Поехали. Может хоть поем нормально где-нибудь по дороге. Где наш повар?

— Уехал к дочери в Канаду. Она замуж вышла. Нового брать не стали, так как Маша работает в разные смены и успевает готовить сама.

Ясно. Питаться дома я не буду.

Докурив, расходимся с отцом, чтобы собраться. Прохожу мимо комнаты своей сводной. В ней хаос. Девчонка набрала в обе руки вешалок со своей одеждой. Увидев меня, гордо вздернула вверх свой смешной маленький носик. Значит, мало того, что отличница и девственница, так еще и упрямая. Только вот я тоже, и слово свое держу. Пусть пока таскает свое барахло, надеясь, что победила.

Сменив джинсы и выбрав свежую футболку, еще раз оглядываю свою спальню. Надо из подростковой сделать нечто более мужское и добавить в нее светлых или ярких тонов. Опять же, эстетика. Люблю, когда красиво.

К байкам это не относится. В мотоцикле главное — содержание. Раньше я гонял на кроссовом, но перерос его. Уже в Америке мне захотелось добавить как можно больше скорости в свое увлечение, которое, к тому же, меня неплохо кормило. Папа сильно ограничивал мой ежемесячный бюджет. Боялся. Приходилось выкручиваться самостоятельно.

Отец ходит по салону, разглядывая технику. На нас алчно смотрят продавцы, думая, кто же из них сегодня заработает хороший процент себе в зарплату.

— Вы ищите что-то конкретное? — походит один из парней.

— Уже нашел, — киваю на мощный BMW c максималкой 300 км/ч. Модель из новых. Отлично подойдет для треков, но и по городу можно погонять, подразнить ментов и рядовых водил.

Отсканировав код рядом с ценником, внимательно вчитываюсь в характеристики.

— Уверен? — к нам присоединяется отец и заглядывает в мой экран. — Ты убьёшься на нем, Кит, — качает он головой.

— Ты расстроишься? — усмехаюсь. — Или денег стало жалко?

Ценник в почти пять с половиной миллионов — это реально недешево даже для крутого Толмачева.

— Прекрати! — шипит родитель.

Да я, собственно, только разогреваюсь, а он уже бесится.

— Я уверен, — с плотоядной улыбкой разворачиваюсь к нему.

Беру технику на тест на целый час. Это нереальный кайф. Это чертов оргазм на колесах! Все тело приятно вибрирует, по венам курсирует адреналин и сердце грохочет в ушах. Я дважды положил стрелку на максимум и понял, что он может больше, если подкрутить железо. На сто процентов моя техника. Осталось разобраться с экипировкой. Благо, тут есть все. Фирменный салон предоставляет отличный выбор качественного экипа. Шлемы, штаны, куртки, обувь и дополнительную защиту на колени и локти. Тоже дорого. Очень дорого. Но назло папе умирать слишком быстро я не планирую и продляю свою жизнь за его счет.

На витрине с мелочевкой лежат визитки. На одной из них написано:

«Мотоклуб «Liberty» ждет именно тебя, если скорость — твоя жизнь. Участие в заездах с профессионалами. Собственный трек для тренировок. Нас уже знают. А тебя?»

На обратной стороне адрес сайта, номер телефона и имя владельца — Гордей Калужский.

Чертовски знакомая фамилия. Показываю на нее отцу.

— Старший сын нашего прокурора, — кивает отец.

Точно! Недавно натыкался в сети на очередной скандал между ним и его отцом. Кажется, как раз насчет этого клуба. Мне нравится и переодевшись прямо в салоне, оставляю отца одного, забыв про еду и все остальное. Я примерно предполагаю, где находится их тренировочный трек. Пока без звонка, просто сгоняю, гляну.

Несмотря на большой город, таких треков у нас немного. Все забиты довольно давно матерыми клубами. Тем еще интереснее посмотреть, как конкурирует с ними молодое отделение.

Моя «пуля» шикарно ведет себя на дороге. Благо, движок у него уже обкатанный. Видимо знали, что байкеры на спортах немного психи и надо сразу положить стрелку, дабы понять, твое это или нет. К тому же такая скорость отлично вышибает из головы всякое дерьмо, помогает перезагружать нервную систему. Папа должен радоваться, что большую часть своих психов я буду сливать в байк, а не на него. Я намерен продлить «удовольствие» от общения с ним как можно дольше.

Гордей Калужский есть в истории его младшего брата - "Рыжик в капкане"

Глава 5

Лада

Никак не могу перестать радоваться своему внезапному, нервному, но все равно такому приятному переезду. Все вышло очень здорово и так уютно, что выбираться отсюда совсем не хочется. У меня получилось создать привычный комфортный мирок для девочки — домоседки, которая и подругу то за все свои девятнадцать лет сумела завести только одну. И то только потому, что в детском садике я еще не была такой закрытой. А еще мы с Настей жили в одном доме, пока моя мама не решилась попробовать пожить с мужчиной.

Выходки Кита стали настоящим стрессом. Выходом из зоны комфорта. Переезд и обустройство моего уютного уголка помогли успокоиться и вернуть внутренний баланс.

По крыше стучит мелкий осенний дождик. На моих губах появляется легкая улыбка. Сегодня все будет хорошо. Сводный не выломал новый замок на двери, который еще вчера поставил наш хозслужащий по моей слезной просьбе. Он даже не долбился в дверь и не орал. Я не знаю, дома ли он вообще. Вчера так устала, что не спустилась на ужин. Быстро приняла душ и завалилась с книжкой на кровать. От того и настроение, наверное, утром хорошее.

Включаю музыку. Расстилаю на полу коврик для йоги и уделяю тридцать минут дыхательной гимнастике и асанам, растягивающим мое тело, помогающим ему окончательно проснуться.

В душ после утренней зарядки приходится спускаться на второй этаж. Мимо спальни сводного брата стараюсь пройти на цыпочках, но ни по дороге туда, ни когда вышла обратно, с Китом не столкнулась.

— Супер, — радостно прошептала, быстро поднимаясь к себе.

Это не выход, конечно. Нам придется общаться, но как именно это делать с агрессивно настроенным парнем, я пока не решила.

Выбрав на сегодня голубые джинсы, белую футболку и короткую джинсовую курточку, подхватываю рюкзак за лямки и бегу в столовую. На завтрак времени почти не остается. Выпью хотя бы чай. Очень хочется чего-то горячего.

Сводного не обнаруживается в гостиной, потом и в столовой. Родителей уже нет, у мамы первая смена и отчим забрал ее с собой.

Сделав несколько глотков чая, смотрю на часы и понимаю, что все, это предел, пора выбегать. Снова подобрав рюкзак и в этот раз сразу повесив его на одно плечо, не глядя под ноги выскакиваю из столовой и врезаюсь в твердое препятствие.

Очень осторожно поднимаю взгляд. Сверху на меня смотрят недовольно сощуренные, совершенно сонные карие глаза.

— Пропусти, пожалуйста, — решаю быть вежливой, — я опаздываю.

— Отвезу, — хрипло отвечает Кит, берет меня за плечи и отодвинув в сторону, проходит в столовую, сразу же наливая себе воды из графина.

— Я сама доберусь, — только сейчас замечаю, что несмотря на сонный вид, парень одет в свежую стильную рубашку и узкие черные брюки.

— Сказал же, отвезу, — разворачивается, ставит стакан с водой на стол. На его губе остается капелька воды. Слизывает, кивает мне на выход.

Биполярный, однако, у меня сводный…

А если серьезно, я никак не пойму, что с ним сегодня не так. От парня все также тянет агрессией, но при этом он молчаливый, загруженный какой-то. И взгляд у него был странный.

— Ух ты… — не удержавшись от тихого восхищения, смотрю на спортивный мотоцикл, припаркованный прямо у крыльца.

Кит кидает на меня еще один мрачный мутноватый взгляд и кивает на машину. Дождь усиливается, но я продолжаю упрямо стоять на месте.

— В машину! — рычит так, будто внутри него и правда живет дикий зверь. — Не беси меня с утра!

Раздраженно закатывает глаза, осознав, что я все еще никуда не иду. Надвигается на меня.

— Я сама! Сама! — взвизгнув, огибаю парня и ныряю в салон двухместного Ягуара, у которого сегодня есть крыша.

— Если ты думаешь, что я забыл про свое обещание, — тихо говорит он, трогая машину с места, — зря.

А я уже размечталась.

— Зачем тогда подвозишь? — созревает закономерный вопрос. — Бросил бы меня под дождем, — пожимаю плечами.

— Чтобы ты позорила мою фамилию явившись в универ похожей на швабру? — тянет из пачки сигарету, прикуривает и приоткрывает окно, выпуская в него дым.

— Я Золотова, вообще-то. Мама взяла фамилию…

— Мне похер, — перебивает он.

Решаю, что безопаснее молчать. Всю дорогу до универа смотрю в окно на дождик и людей с разноцветными зонтиками. На переполненные остановки и маршрутки, набитые битком. Из окон общественного транспорта на меня смотрят в ответ. Точнее даже не на меня, на машину. Я примерно представляю, о чем они думают. В час пик всегда немножко завидно владельцам любых автомобилей. Им никто не наступает на ноги и не пихает локтями в ребра.

Улыбнувшись, машу ладошкой смешному мальчугану лет трех, который тычет маленьким пальчиком в стекло остановившегося рядом с нами на светофоре автобуса. А за перекрестком мы проезжаем еще чуть вперед, и Кит сворачивает на университетскую парковку.

Из машины выходим практически одновременно. И так получается, что до крыльца мы доходим тоже вместе. С высоты лестницы на меня возмущенно смотрит Настя. Переводит взгляд на моего сводного и быстро меняет его на кокетливый. Еще бы он это увидел. Нет. Ему все равно. Он посмотрел сквозь Настю, сквозь ребят, кучкующихся перед входом, и скрылся за дверью.

— Офигеть, какой он классный! — восторженно пищит подруга, цепляя меня под локоть.

Она сегодня, как и многие девочки с курса, сделала привлекательный макияж, нацепила на себя юбку и каблуки, подтверждая мою теорию о том, что в нашей с ней паре красивая точно она.

Ну правда! Ноги, как выражается иногда моя мама, от ушей. Стройная, пропорциональная, с уверенной тройкой в груди, большими зелеными глазами и густыми темно-русыми волосами. Мальчишки еще в школе обращали на нее гораздо больше внимания, чем на меня, но к их ногам эта крепость так и не пала. Впрочем, как и к тем, кто пытался ухаживать за ней на первом курсе. Настя принимает внимание, но отношений ищет… да с таким, как Кит, не меньше. А кому не хочется иметь рядом обеспеченного парня? Все девочки так или иначе мечтают о своих принцах, только критерии для отбора у всех разные.

Две пары подряд я стараюсь не замечать перешептываний девчонок, клацанья Настиных ногтей по экрану мобильника вместо того, чтобы записывать лекции. И косые взгляды в свой адрес я тоже стараюсь игнорировать. Второй год всеми силами вырабатываю иммунитет на мажоров. Тут Настя у меня что-то вроде щита, получается. По моей неловкой просьбе, за которую потом долго было ужасно стыдно, отчим помог и ей пробиться именно в этот университет, зато теперь если мне выпадает излишнее внимание, подруга быстро перетягивает его на себя и все становится хорошо.

Нет, я не социопатка. Мне просто так комфортнее.

Вот и сейчас мне было бы абсолютно комфортно, если бы на меня все так не пялились.

После второй пары у нас большой перерыв, можно перекусить или просто отдохнуть, подышать свежим воздухом. Мы с подругой решаем взять по стаканчику кофе с булочкой и выйти на улицу.

— Что происходит? — спрашиваю у нее.

— Ты опять не читаешь чат курса? — Настя ставит бумажный стаканчик на перила и отламывает кусочек от своей сдобы. — Конечно, ты не читаешь, — тут же отвечает за меня.

— Я так понимаю, зря? — делаю глоточек горьковатого черного кофе.

— Конечно. Иначе ты бы знала, что туда уже втянули твоего сводного и первое, что он написал, вот это: «Держитесь подальше от моей сестры» И я прочитала это предложение в его манере, с дерзкой угрозой. Даже взгляд представила, с которым он бы это сказал.

— Чего я не знаю? — Настя все вообще не так понимает.

И я не понимаю. Какого черта? Что это вообще значит?

— Поэтому ко мне сегодня еще никто не подошел и не попросил списать английский, — все, что доходит до меня.

Следующей парой у нас как раз именно он, а препод там лютый, его боятся, и к тем, кто шарит лучше, бегают списывать и сверяться, чтобы не выхватить залет, который потом не так просто отработать. Английский у нас как-то даже классовое неравенство на время смазывает. Проблемы одинаково не нужны ни редким бюджетникам, ни мажорам.

— Ты представляешь, какой он крутой, — восхищается Настя. — Только появился, а его уже слушают. Прирожденный лидер.

— Оборзевший придурок он, а не лидер, — фыркаю я, едва не разлив на себя остатки кофе.

— Да перестань, — хохочет подруга, — будешь в своей стихии.

— Насть, я не настолько закрыта от людей, чтобы совсем ни с кем не общаться. А судя по этому сообщению и сегодняшнему поведению наших, Кит решил вообще меня изолировать. И главное, зачем?! — сдавливаю стаканчик и кофе все же выливается мне на руку. — Там в чате ничего больше не написано? — с надеждой смотрю на нее.

— У-у, — покрутив головой, она быстро листает ленту. — Даже фотки его удалили и субботнее обсуждение почистили, — вздыхает подруга.

— Капец… — хлопаю себя ладошкой по лбу. — Ладно, пошли сдаваться. Еще не хватало на инглиш опоздать. Это хуже несделанной работы, — нервно смеюсь я.

Забегаем с Настей в большую аудиторию за три минуты до начала пары. Поднимаемся по ступенькам на верхние ряды. Садимся к двум девочкам, что-то бурно обсуждающим ровно до нашего появления. Стараюсь приветливо улыбнуться, но то ли у меня не получилось, то ли сообщение Кита в чате уже работает. Они берут свои учебники и быстро двигаются от нас с Настей как можно дальше. Перед нами тоже никто не садится, а ряд за спиной обычно и так пустой.

— Добро пожаловать в резервацию, — вздыхаю, раскладывая книги и тетради. — Ты тоже его послушаешь и сбежишь от меня, как от прокаженной?

— Еще чего! — подруга обнимает меня за плечи. — Вот черт… — вздыхает она.

Действительно черт. Точнее чудовище, с которым лекция по английскому у нас пересекается, вошло в аудиторию мило беседуя с самым строгим преподом универа.

Кит мазнул по мне своим непонятным взглядом, задержался на Насте, чему-то удовлетворенно кивнул и ушел к своей группе, где его тут же окружила стайка хорошеньких девчонок, от внимания которых сводный решил не отказываться.

Глава 6

Кит

После пары сижу на подоконнике и сплитую колоду карт от нехрен делать. Скучно. Ничего не меняется. Телки виснут, даже звать не надо. Вот как прямо сейчас, например. Напротив у стены стоят две симпатяжки с нашего курса. Милые, пустоголовые, одноразовые. Одна из них активно строит мне глазки. Раздраженно отворачиваюсь и не глядя больше на них, снова раскладываю колоду на подоконник. Не вставляет. Вообще ничего.

За те два с половиной дня, что я здесь, яркие эмоции вспыхивали всего два раза. Когда сводная, бросив мне вызов, все же перебралась в комнату на третий этаж, и когда я сел на байк и выжал из него максимум. Оценив мои возможности, Гордый взял в Либерти на испытательный срок. Это должно помочь отвлекаться от вечно полыхающего ада в моей голове.

Собственно, это все. Ну папины взвинченные нервы вроде как радуют, но это не эмоции, скорее просто удовлетворение, потому что так должно быть. Это справедливо.

Я гонял почти всю прошлую ночь. Сжег бак бензина и потом долил еще. Снова гонял недалеко от города. Бесцельно. Живя на одном лишь адреналине, со страхом, давящим на грудь. Остановлюсь и сдохну.

Не сдох. Просто вернулся в свое привычное состояние.

— Сыграем? — ко мне подсаживается парень из нашей группы. Кажется, он представлялся Витом, я не вникал.

— Во что? — лениво смотрю на него.

— Да во что угодно, — пожимает плечами одногруппник. — Гораздо интереснее, на что! — ловлю нотки азарта в его взгляде.

— Я не играю на деньги, если ты об этом, — кручу колоду в пальцах.

— А на что тогда играть? — искренне не понимает он.

— На ответы на интересующие меня вопросы. Или на желания, — наблюдаю за Витом из-под упавшей на глаза челки.

— Детский сад какой-то. Кто в двадцать играет на желание? — натыкается на мой взгляд и замолкает. — Ну окей, а как, допустим, в покере ставки делать? Тоже желаниями?

— Да, — лишь дёргаю уголком губ вверх. — Степенью безбашенности этого самого желания, — вверх ползет уже второй уголок губ и получается оскал. — Чем выше ставка, тем интереснее будет желание. Например, я начинаю с того, что ты тупо прокукарекаешь десять раз на лекции по английскому, а закончу тем, что тебе надо будет трахнуть жену нашего ректора и предоставить доказательства всему универу, — Вит приоткрывает рот. — Ну что, игра все еще детская?

— Ты же понимаешь, какие последствия будут у таких желаний? — парень решает убедиться в моей адекватности.

— Конечно. Но если выиграешь ты, эти последствия коснутся уже меня, ведь загадывать желание придется тебе. В ставках не участвуют только те желания, которые напрямую связаны с риском для жизни. Например, лечь под грузовик на трассе или прыгнуть с моста без страховки. В остальном никаких ограничений и полный простор для фантазии.

— Я подумаю, — сливается Вит.

— Окей. Станет скучно, приходи.

Кажется, я его напугал. Жаль. Я бы сыграл сейчас на что-то безобидное. Хотя бы отвлекся.

У нас сейчас последняя пара. Спрыгнув с подоконника, прячу карты в карман рюкзака и слышу забавное: «Черт!». Поднимаю взгляд. Мимо меня пробегает сводная со своей подружкой. Народ вокруг них расступается. Она, наверняка, уже и не знает, что думать.

Зачем я это сделал?

Да просто так. Хочу, чтобы эта игрушка была только моей, тем более что она способна вызывать во мне эмоции, которые не просто сгорают внутри, как обычно, а вырываются наружу.

Что делать с ее подружкой, я еще не решил. Есть пара интересных вариантов. Приберегу на крайний случай.

Лекция оказывается увлекательной. Я ее даже тезисно записываю. Потом найду больше информации в сети, почитаю.

После занятия собираюсь. Выхожу на улицу. Прикурив на крыльце, иду на парковку. Дождь давно закончился. Солнечные лучи пробиваются сквозь дыры в посветлевших тучах. Щурясь, затягиваюсь и смотрю как они играют с разноцветной листвой. Осень все же чертовски красивое время года.

Оглядываюсь по сторонам. Лады нигде не видно, хотя я изучал и ее расписание. Мы сегодня закончили в одно время. Неужели сбежала?

Решаю подождать пару минут прямо на парковке. Докурив, бросаю бычок в лужу под колеса. Сажусь за руль, крышу решаю не убирать. После дождя кататься с открытым верхом так себе кайф, тем более в одной рубашке.

Выезжаю с парковки на дорогу и плавно торможу прямо возле двух весело щебечущих подружек. Опускаю стекло, наклоняюсь к нему, уперев ладонь в пассажирское сиденье, и смотрю на сводную.

— В машину садись, — киваю ей.

— Не надо, — крутит головой, — мы сами доберемся.

— Старшего брата надо слушаться, — ухмыляюсь в ответ.

— Ты сводный брат, Кит. И я знаю тебя всего два дня, так что в нашем случае это правило не работает, — сопротивляется упрямая девчонка.

Мне нравится то, что я прямо сейчас к ней испытываю. Я хочу еще и хочу, чтобы она села в эту тачку прямо сейчас!

— Сядь в машину, Лада! — начинаю злиться.

— Пойдем, — она явно нервничает, но продолжает упрямиться. Берет под локоть подругу и тянет ее за собой.

— Л-лад-но, — быстро поднимаю стекло, давлю на газ и задним колесом заезжаю в глубокую лужу прямо у бордюра.

Грязная, холодная воды волной окатывает обеих девчонок. Раздаются визги, крики. Насте почти не досталось, а вот у Лады даже на лице потеки зеленовато-коричневой воды.

Снова открываю окно. Она смотрит на меня огромными, возмущенными глазищами. Обнимает себя руками за плечи. Там, где съехали рукава куртки, видны крупные мурашки.

— Так уж и быть, я добрый, — открываю ей дверь, — но учти, испачкаешь салон, отмывать будешь сама.

— Да иди ты, Кит! — всхлипывает блондинка и срывается на быстрый шаг, стараясь уйти как можно дальше от меня прямо в мокрых и грязных шмотках.

— Вот же… — сжав зубы, решаю отпустить. Хочет тащиться в таком виде в общественном транспорте, пусть валит! А я домой.

По дороге сразу заказываю еду, предполагая, что в холодильнике опять обнаружится малосъедобная дичь.

Успеваю принять душ, переодеться и даже забрать заказ у курьера, когда на этаже, стуча зубами и шмыгая носом, появляется Лада. Девочка быстро скрывается в своем скворечнике на третьем этаже. Я устраиваюсь на своей кровати с едой. Слышу шаги мимо комнаты и новые всхлипы. Все на мгновение стихает и шаги начинают удаляться.

Становится интересно, куда она собралась.

Отложив свой обед, выхожу за Ладой в коридор. Смотрю, как прижав к себе полотенце, заходит в родительскую спальню. Там есть еще одна ванная.

Захожу вслед за ней, плотно прикрываю дверь. Вода уже льется. Сквозь матовое стекло двери видно, как девочка раздевается. Стягивает с себя футболку. Роняет ее на пол. Интересное шоу получается. Но мне, как всегда, мало. Мне нужно взять максимум. И я дергаю дверь, открывающуюся одинаково в обе стороны. В этот момент из ее рук падает лифчик. Лада испуганно прикрывает грудь руками.

Красивую, надо сказать, грудь. Маленькую, но очень аппетитную.

— Выйди! — требует охрипшим, дрожащим голосом. — Сейчас же выйди отсюда!

— А если не выйду, что ты будешь делать?

Глава 7

Кит

Ее зрачки начинают красиво пульсировать. Это личное пространство явно еще ни разу не нарушали особи мужского пола. Забавно. Как-то я отвык от девственниц в ее возрасте. Но тут все понятно. Маленькая домашняя девочка с мамой — воспиталкой. В голову вложено слишком много моральных принципов и не все они верные.

Веду пальцами по ее обнаженному плечу, продолжая смотреть в глаза. Они то становятся синими, то вновь голубыми. Завораживает, будоражит, возбуждает.

— Кит, прекрати. Не трогай меня! — жмется к стеклу кабинки.

— Я хочу тебя трогать, — наклоняюсь к ее губам. Дергает головой назад, ударяется затылком, жмурится. Чувствую ее дыхание с ароматом клубничной жвачки. Опускаю ресницы, смотрю на приоткрытые розовые губы.

— Я не разрешаю! — они шевелятся, едва не касаясь моих.

Мне нравится ее нервировать. Она очень вкусно реагирует на мое присутствие. Чем я ближе, чем ярче ее реакция.

— А я не спрашиваю, — продолжаю смешивать наше дыхание, вырисовываю пальцами круги на ее руке. Веду вниз до локтя, поднимаюсь обратно.

По венам течет сладкое желание, скапливается в брюках, требуя выхода. Но играть с ней мне пока нравится больше. Я еще успею взять все, что себе нафантазирую, и она отдаст все сама. Она уже влюбляется в меня. Подсознательно. Потому что ей рядом нужен кто-то сильный, кто отгородит девочку — интроверта от лишних людей вокруг.

Ванная наполняется нашей совместной энергетикой. Воздух вокруг становится горячее и гуще. И виноват в этом далеко не пар от горячей воды.

— Ты не имеешь права, — она даже оттолкнуть меня не может, потому что придется опустить руки, а там ммм… там такая вкусняшка прячется. Каждое полушарие идеально войдет в мою ладонь. Ей понравится.

— Так сделай так, чтобы я отошел, — провокационно улыбаюсь. — Убеди меня, что тебе не нрав… Ай, ссука… — сгибаюсь, поймав искры в глазах от удара коленом прямо по яйцам.

Лада с визгом быстро толкает меня и выскакивает в спальню родителей, забыв про одежду и голую грудь.

— Не убедила! — кричу ей вслед, не спеша догонять.

Тряхнув головой, морщусь, поправляю содержимое, упирающееся в ширинку несмотря на боль, выключаю воду и собираю одежду Лады, чтобы ее тут не обнаружил отец. Не то, чтобы я переживал за его нотацию в случае, если девочка пожалуется, просто стараюсь избегать лишнего внимания к ничего не значащей ситуации. Тем более я скоро уеду и вернусь опять только к ночи. Взбудораженное желанием тело надо успокоить.

В комнате быстро ем остывший обед. Заливаю в себя пол-литра воды одним махом и переодеваюсь в мотоэкипировку. С собой в рюкзак кидаю кеды, чтобы переобуться после трека.

Во дворе встречаюсь с нашим хозяйственником, который отвечает за мелкий ремонт во дворе и доме, за весь рабочий инструмент и заодно помогает садовнику, когда есть время.

— У тебя же есть еще один ключ от замка в комнату моей сводной? — всегда есть запасной комплект.

— Есть. Я храню все дубликаты на экстренный случай, — спокойно отвечает мужик.

— Он мне нужен. Завтра верну.

— Простите, это вряд ли возможно. Ваш отец не разрешает давать кому-либо дубликаты, — дает заднюю.

— Я сын хозяина этого дома, — напоминаю ему. — Ты считаешь у меня недостаточно прав на то, чтобы стребовать с рядового работника ключи от одной из комнат?!

— Извините, — он делает шаг от меня. — Только через вашего отца. Если он скажет, что вам можно, я дам. Зарплату мне платит он, а своей работой я дорожу.

— Считай, что ее у тебя больше нет!

Чтобы сдержать свое обещание, данное Ладе, придется вскрывать замок без ключа. Не хочу, чтобы девочка думала, что я бросаю слова на ветер и меня можно не слушать.

С этими мыслями вывожу байк за ворота. Поправляю шлем и срываю мощную технику с места.

Черт. Как же офигенно!

Голову слегка кружит очередная доза адреналина. Пальцы крепко сжимают руль. Я на время сливаюсь с дорогой и не замечаю, как долетаю до тренировочного трека.

— Здаров, — не слезая с мотоцикла, ударяюсь кулаком с Гордеем.

Его руки закрыты защитными перчатками с обрезанными пальцами. Хозяин клуба полностью экипирован. Видимо, я приехал как раз вовремя.

— Прокатимся? — улыбается он.

— С удовольствием, — киваю и медленно качусь к стартовой линии.

— Правила помнишь? Это не уличная гонка, — напоминает Гордей.

— На память пока не жалуюсь, — смотрю, как он ровняется со мной.

Калужский дает отмашку, и мы стартуем, быстро набирая скорость. Извилистая трасса заставляет нервничать на поворотах. Особенно там, где есть слепые зоны. В напряженном теле чувствуется каждая мышца, внимательный взгляд сосредоточен на дороге и в голове не остается ничего больше. Идеальный вакуум. Дышать становится легче, в груди не горит. Глаза немного слезятся от усталости, намекая, что после таких гонок спать надо чуть больше, чем несколько беспокойных часов и вместо поездки в клуб, надо все же валить домой.

Гордей делает меня на треке. Ведет смотреть запись с нескольких камер, установленных по периметру. Рассказывает об ошибках, напоминая, чем профессиональный трек отличается от улицы.

— У тебя проблемы какие-то? — спрашивает он. — Загруженный.

— Теперь все отлично, — показываю ему большой палец вверх. — Увидимся, — завожу двигатель.

На сегодня мы закончили. Прислушиваюсь к себе. Нет, кататься на всю ночь я тоже не поеду. Есть риск поймать столб или отбойник. Да и планы у меня были интереснее. Надо же выполнять свой священный долг, ради которого я бросил Штаты и вернулся сюда.

Извиняюсь перед другом за то, что увидеться сегодня не выйдет. Реально чертовски устал. Тай понятливый. Он мою ситуацию знает и лишних вопросов не задает.

Листаю телефонную книгу, прикидывая, кем бы разбавить свой сегодняшний вечер дома. Насобирал за учебный день номеров. На пару месяцев разнообразия хватит. Еще бы вспомнить, кто как выглядит. Они у меня записаны в основном по цвету волос и порядковому номеру.

Решаю не заморачиваться. Звоню рыжей номер один. В конце концов, я записывал только тех, с кем захочется переспать хотя бы один раз, так что ошибиться тут не вариант.

— Привет, рыжик, — стараюсь быть обаяшкой.

— Кит? О, Боже! Кит! — пищит она в трубку. — Прости, — смеется. — Я просто думала, что ты не позвонишь.

— Почему? Я же сказал, захочу сладкого, наберу. Набрал. Тебе хватит два часа, чтобы собраться?

— Конечно! А мы куда-то пойдем? — с предвкушением.

— В мою постель. Я пришлю за тобой машину ровно через два часа. Не будешь готова, я расстроюсь и второго шанса не дам. Устраивает?

— Я буду ждать, — мурлыкает она в трубку.

Как все легко. Посмотрим, чей лотерейный билетик выиграл сегодня. Мозг внезапно подкидывает воспоминание о Ладе в ванной. Фантазия дорисовывает, как я трахаю ее на родительской кровати и сидеть на байке становится не очень удобно. Мои яйца тоже еще помнят сегодняшний день. Как-то я не ожидал, что она решится на такое. Тем вкуснее будет ее заполучить и, пожалуй, да, я так и сделаю. Окроплю ее девственной кровью простыню, на которой проводят ночи ее мамочка с моим отцом.

Дома от моей довольной улыбки почему-то никому не весело. Ну и пошли они!

В комнате убираю всю экипировку. Выкидываю из шкафа на кровать домашние шорты и футболку. В дверь деликатно стучат. Без каких-либо мыслей иду открывать.

— Ой, извини, — мачеха Маша отворачивается.

Парня в трусах никогда не видела что ли? На мне из одежды только темно-синие низко посаженные боксеры с широкой белой резинкой. Но не голый же.

— Кит, там твой папа приехал пораньше. Я на стол накрыла. Спускайся к ужину, — говорит она, все же повернувшись ко мне и глядя в глаза.

— Этим обычно занимается прислуга, хотя… — хмыкаю. — Вы, по сути, тоже обслуживающий персонал. Только для чужих детей. Вам не привыкать. Одним чужим мальчиком больше, одним меньше. Почему не выбрали отца-одиночку кого-то из своих подопечных? Наверняка, воспитать такого под себя было бы легче. Или у тех отцов недостаточно денег?

— Кит, — она так добро улыбается, что становится приторно до тошноты, — я не пытаюсь тебя воспитывать. И не стремлюсь влезть в кошелек твоего отца. Когда мы познакомились, я и не знала ничего о нем. Я влюбилась в мужчину, понимаешь? Но ты имеешь право злиться. Если мы будем чаще общаться, я буду лучше тебя узнавать, мы вполне сможем спокойно существовать на одной территории. Спускайся на ужин. И не забудь про штаны.

Ее волнение выдает только чересчур ровная, сейчас удаляющаяся от меня, спина и быстрые, короткие шаги. В остальном мой удар она выдержала. Но я же только начал.

Штаны все же надеваю. Беру с собой телефон, чтобы вызвать такси для рыжей номер один. Адрес мне она уже скинула. Спускаюсь в столовую. Тут воняет дешевой жирной едой, зато есть Лада.

Сводная, увидев меня, недовольно засопела и уткнулась в свою тарелку.

Кивнув отцу, сажусь на свое место. Мачеха Маша ставит передо мной ужин.

— Приятного аппетита, — снова улыбается женщина.

— Что это за дрянь? — не скрывая пренебрежения смотрю в свою тарелку.

— Котлеты с картофельным пюре. Я приготовила, — лицо мачехи все же выдает обиду на мою реакцию.

Отец, скрипнув зубами, хочет что-то сказать. Открывает рот, а я беру тарелку со своим ужином в ладони и глядя в глаза Маше переворачиваю ее. Все содержимое с чавкающим звуком падает на пол.

— Кит, твою мать! Что ты делаешь?! — взрывается отец.

— Наша кухня превратилась в дешевую столовую, — скривившись, с грохотом отодвигаю стул, перешагиваю кучку из пюре и котлет, от которых, видимо, и воняло жареным жиром. — Спасибо. Я поел, — иду к выходу, а за моей спиной раздается тихое рычание отца и всхлип его женщины.

— Не смей вот так уходить! — свирепствует «любимый» папочка. Понимает, что слушать его никто не собирается. Я лишь скептически приподнимаю бровь, оглянувшись на него. — Ко мне в кабинет. Сейчас! — он снова сжимает челюсть. — Нам надо поговорить.

У меня раздается телефонный звонок.

Очень своевременно!

— Извини, не могу, — показываю ему вибрирующую трубу. — Ко мне пришла гостья. Еще остался шанс спасти этот вечер.

Глава 8

Лада

Не могу уснуть. Просто не могу и всё! Перед глазами так и стоит наша стычка в ванной родителей. Ее дополняют мамины слезы в столовой. Кит свалил и не увидел, что достиг своей цели. Довел ее до слёз.

Именно в этот момент до меня дошло страшное. Отчиму жаловаться бесполезно, даже если бы я хотела. Чудовище не подчиняется ему, не слушает его. И тот странный взгляд утром — единственное, что заставляет меня верить в его человеческое. Оно там есть. Каким-то случайным образом прорвалось наружу. И утром, когда Кит подвозил меня до универа, он не казался мне жестоким.

Наверное, я себя уговариваю, чтобы не бояться его.

Встаю с кровати, кутаюсь в уютный клетчатый плед и выхожу из комнаты. В доме тихо уже. Я выбираюсь на улицу и решаю прогуляться по освещенным, блестящим после дождя дорожкам.

Оказавшись под окном своей бывшей комнаты, ощущаю, как за секунду вспыхивают мои щеки.

Не знаю, зачем подняла взгляд.

У Кита в спальне открыто окно и именно оттуда в тишине ночи отчетливо слышны недвусмысленные женские стоны, вызвавшие мое смущение и негодование.

Закутавшись в плед плотнее, спешу убраться подальше от этого места. Ухожу на задний двор и только тут останавливаюсь, чтобы перевести дух.

Нигде от него нет покоя. В доме Кит, в универе тоже Кит. И даже во дворе без его присутствия не погуляешь!

Пнув пышную кучу влажных разноцветных листьев, иду дальше. Возвращаться в дом совсем не хочется.

Не знаю, сколько так брожу. Ноги замёрзли и поспать хоть чуть-чуть все же надо попробовать. Иду ко входу. На крыльце стоит оно! Чудовище, изо рта и ноздрей которого идёт дым.

Кит накинул на голые плечи кожаную куртку. Кутается в нее и огонёк его сигареты вновь становится ярче.

— Не спится? — интересуется чуть хрипловатым голосом.

— Мама из-за тебя плакала, — отвечаю ему.

— Она плакала из-за себя, — его мои слова ни капли не смущают. — Надо было выйти замуж за человека своего уровня и ему готовить ту дичь, которую она выставляет на наш стол.

— Кит, да это вкусно! — взрываюсь я. — Простая еда, да. Но она вкусная!

Он улыбается, глядя на меня своим фирменным взглядом. Не скалится, не ухмыляется, а именно улыбается, и я теряюсь, давясь собственными словами.

Сводный сбегает со ступенек, берет меня за руку так резко, что с моих плеч едва не слетает плед. Тянет за собой. Я упираюсь.

— Лада, не беси меня, — он тянет сильнее, и я по инерции делаю несколько быстрых шагов следом.

Кит быстро проводит меня через гостиную и столовую. Останавливается на кухне. Пока я не очнулась, хватает обеими ладонями чуть ниже талии, подсаживает и устраивает на одной из кухонных тумб. Я неосторожно вдыхаю его запах. Адский, терпкий коктейль с нотками сладковатых женских духов, мускуса, пота и кожи. Похоже, кто-то не был в душе после секса с очередной подружкой.

— Сидеть! — приказывает он.

— Зачем мы здесь? — с опаской смотрю, как он примеряется к ножам на подставке. — Я спать хочу. Я пойду, — уже собираюсь слезть, но под его взглядом передумываю.

Кит достаёт из холодильника подмороженный кусок мяса. Кидает его в микроволновку на быструю разморозку. Возится со спаржей, морковью, картофелем, томатами, какими-то специями.

Разделывает мясо, обмазывает его приготовленным соусом и оставляет в тарелке. Заканчивает с овощами, ставит их в духовку.

Я стараюсь не уронить челюсть от того, что вижу.

— А ты думала, я в Америке четыре года одним фастфудом питался? На что бы я был похож?

— Я вообще о тебе не думала.

— Врёшь, — а вот и самодовольная ухмылка на его красивом лице. — Готов поспорить на пару штук евро, что после нашей встречи в ванной, ты только и делала, что думала обо мне, — язвит, прижаривая мясо на гриле.

По кухне разносятся какие-то нереальные ароматы. Он достаёт овощи из духовки. Окунает их на несколько секунд в холодную воду и оставляет на тарелке.

Заканчивает с мясом. Красиво режет его на сочные бруски, выкладывает на две тарелки. К ним добавляет те самые овощи, красиво украшает зеленью и каким-то другим соусом.

— Прошу, — протягивает мне красивое, яркое блюдо с ароматом, от которого рот моментально наполняется слюной. — Вот это еда, сводная. А не те помои, что вы ели на ужин.

Я жду, когда он начнет есть, мне тоже хочется. Это выглядит и правда невероятно вкусно. Я вижу, как на его губах остаётся сок и соус от мяса. Только обида за маму гораздо сильнее, и я понимаю, что подписываю себе смертный приговор, переворачивая тарелку с приготовленной им едой на пол.

Быстро спрыгиваю с тумбы. Бегу к выходу. Кит чем-то гремит там сзади, матерится.

Добегаю до лестницы и на этом мой побег заканчивается. За секунду оказываюсь прижата к его гибкому, обнажённому торсу. Лопаткой чувствую, как грохочет сердце чудовища. Мое в обмороке, я ведь не боец. Совсем наоборот. Я никогда никуда не встреваю. Я неконфликтная и незаметная. Мне так комфортно. А сейчас нет! Сейчас он опять позволяет себе вторжение на мою территорию. И этот проклятый запах обволакивает меня, остается на открытых участках кожи осязаемой плёнкой.

Кит нагло вдавливается пахом в мою попку. Дергаюсь. Эффект получается обратный. Он только сильнее меня прижимает.

— Отомстила за мамочку? — раздаётся у самого уха. — Или нравится тащить в этот дом грязь из своего болота, и ты просто не способна оценить что-то выше борща и вонючих котлет?!

— Да пусти же ты! Что ты все время меня трогаешь?! Мне не нравится!

— Снова ложь. Я очень хорошо чувствую твое тело, Лада. Слышу, как ты сейчас дышишь, — водит носом по моим волосам. Разворачивает меня к себе, но не выпускает и железного захвата. Наши лица опять слишком близко.

— Ударишь еще раз, я тебя выпорю, — его большой палец сминает мои губы.

— Тебя там девушка ждёт, — напоминаю ему, стараясь увернуться от прикосновения.

— Помню... — хмыкает сводный, и я вдруг чувствую вкус его губ, мягких, наглых и настойчивых, острых от соуса для мяса и чужих поцелуев.

Кит перемещает одну ладонь мне на затылок, давит на него и пытается протаранить мой рот языком. Пользуясь тем, что держит он меня теперь иначе, упираюсь ладонями в его грудь.

— Ты уже моя, — он отстраняется сам. Смотрит на меня диким зверем. — Моя, поняла?!

— Самоуверенный идиот! — врезаюсь ладонью в его щеку. Кожу обжигает болью. Его голова, дёрнувшись, медленно возвращается назад. А у меня ноги будто вросли в пол. Я исчерпала весь свой лимит смелости и теперь просто стою в ужасе, осознавая, что за сегодняшний день второй раз его ударила.

Я! Да я никогда в жизни не била людей!

Кит вдруг начинает смеяться, глядя на меня.

— Маленькая, смелая девочка. С тобой точно не будет скучно.

Он за мгновение снова рядом и целует уже так, что колени подгибаются. Если бы не рука, удерживающая меня за талию, я бы рухнула на ступеньки и отбила бы себе копчик.

Он делает вдох.

— Отпусти.

Это прямо девиз сегодняшнего дня!

— Не хочу, — звучит неожиданно мягко. Я теряюсь от перемен в его настроении.

— Кит...

— Ты не умеешь целоваться, — улыбается он, не слушая меня.

— Кит, убери от меня руки, — силы сопротивляться постепенно возвращаются.

Он неожиданно отступает, поднимает руки ладонями вверх, делает еще шаг назад, разворачивается и уходит в сторону столовой.

Со спринтерской скоростью добегаю до своей комнаты. Залетаю в нее, запираю дверь на замок и прислонившись спиной к ее поверхности просто стекаю вниз.

Всё. На сегодня батарейки сели.

Глава 9

Кит

Тру ладонью горящую щеку. Хорошо Лада мне зарядила. Чувствительно.

В морозилке нахожу лёд и одной рукой натыкаю на вилку кусок мяса, второй прикладываю к щеке пакет с ледяными кубиками для коктейлей. Под ногами хрустит крупный осколок, отлетевший от тарелки. По полу размазался соус и валяется еда.

Вкусная, черт бы тебя побрал, сводная!

Так же ты мне говорила?!

Перешагиваю через свой кулинарный шедевр, доедаю все, что осталось в моей тарелке. В штанах стояк после поцелуя с Ладой. Второй вышел особенно кайфовым. Она опять вытащила из меня эмоцию, и я тут же вложил ее в прикосновение. Вернул.

Ее тело, ставшее на мгновение податливым, оценило. Лада пока нет. Подумает до утра. Признается сама себе, что понравилось. Альтернативы все равно не будет. К ней никто не подойдёт. Я не отдам. Издеваться над ней и целовать ее буду только я.

Поднимаюсь в спальню. Рыжая номер один спит голышом на моей кровати. Ложусь к ней, вкрадчиво говорю на ухо:

— Подъем. Третий раунд.

— Ммм? — открывает сонные глаза.

Молча беру ее руку, кладу к себе на выпирающую ширинку.

— Какой ты ненасытный, — урчит рыжая.

— Не твоими стараниями, но опускать его придется именно тебе.

Я беру ее сам, не дожидаясь, пока проснется и разогреется. Нацепив резинку, просто закрываю глаза и грубо пользую. В конце концов она за этим и пришла.

Номер один быстро подстраивается и снова громко стонет. Обычно мне нравится, но сейчас раздражает. Зажимаю ей рот ладонью, глуша звуки, и кайфую от процесса.

Физическое удовлетворение накрывает обоих очень быстро несмотря на то, что это не первый раз за сегодня. Меня завел поцелуй с Ладой, и я кончил, пытаясь поймать ощущения от прикосновения к её губам в своем оргазме. Не сработало. Внутри все также темно и пусто.

Я просто отваливаюсь от рыжей. Устраиваюсь на спине, заложив ладони под голову, и закрываю глаза, делая вид, что сплю.

— Кит, — рыжая царапает ногтем кожу на моей груди.

— Сплю, — озвучиваю очевидное.

— Кит, а мы утром в универ вместе поедем?

— Нет. В моей машине только одно пассажирское место и оно занято. А сейчас заткнись и дай поспать, иначе отправлю домой. Пешком.

Утро врывается в мое сознание раздражающим холодом. Ночью забыл закрыть окно. В горле неприятно саднит, и рыжая прижимается ко мне всем телом, спрятавшись с головой под одеяло. Вот это хреново, на самом деле. Болеть я совсем не люблю.

Встаю, закрываю окно и включаю климат-контроль. Уже через десять минут температура в комнате поднимается до комфортной.

— Эй, — толкаю девушку в ногу. — Подъем.

Она начинает лениво шевелиться. У меня свой план. Утренняя разминка, душ, горячий чай и витамины на завтрак, чтобы не свалиться к вечеру.

Возвращаясь из душа, удивленно смотрю на отца, уже занесшего руку, чтобы постучать в мою дверь. Он видит меня и передумывает.

— Пошли со мной, Кит, — серьезный такой. Напряженный.

— Меня там ждут, — напоминаю, что ночевал не один.

— Об этом мы тоже поговорим. Пошли, я сказал! — его строгость вызывает у меня улыбку.

Решаю послушать, что же он скажет, и шагаю за ним до кабинета. Разваливаюсь в кресле, сняв с шеи влажное полотенце и повесив его на колено.

— Что с лицом? — отец подходит, прикасается к моему подбородку, поднимая голову выше и чуть поворачивая ее к свету. След от пощечины Лады еще не сошел полностью.

— Поскользнулся, упал, врезался скулой в раковину, — развожу руками. Отец не верит. — Честно, — даже ресницами хлопаю.

— Клоун, — кривится «любимый» папочка. — Кит, какого хрена ты так ведешь себя с Машей?! Она всего лишь хрупкая женщина.

— Ты ошибаешься, отец. Она — дорогая для тебя женщина. Чувствуешь разницу?

— Чувствую, — вздыхает он. — Кит, давай выяснять все между собой. Между нами были разногласия...

— Ооо! — перебиваю его, начиная закипать. — Ты это так называешь? Может еще скажешь, что произошло досадное недоразумение?! Ты, сука, за четыре года приехал ко мне всего один раз! Выкинул меня как щенка в чужую страну, подальше от себя. Избавился и забыл! Ты просто забыл обо мне на долбанные четыре года! Заебись тебе тут было? Семью новую завёл. Дочку - отличницу! Че ты лезешь ко мне теперь? Опять мешаю? Так я за этим и приехал, папа! Чтобы испортить твою гребаную показательно - идеальную жизнь! — сжимаю кулаки и зубы, с открытой ненавистью глядя на него. — Она, я так понимаю, ничего не знает ни обо мне, ни о матери? — озвучиваю с холодной яростью.

— Нет, Кит, — отец качает головой. — Я обещал тебе, что это останется тайной. Я держу слово.

— Полагаю, не ради заботы обо мне, — становится смешно и противно.

— В первую очередь о тебе, Кит. Я хочу. Искренне хочу, чтобы тебе стало легче, и ты вернулся к нормальной жизни.

— Мою нормальную жизнь уничтожил ты!

Отец закрывает глаза, делает вдох, стараясь успокоиться. Согласно кивает, признавая, что я прав.

— Кит, не трогай Машу. И давай я все же сниму тебе квартиру. Моя женщина перестанет тебя раздражать. Еще эти девушки, сын. Я ведь просил не таскать их домой. Ты же всегда ценил дом, а сейчас сам тащишь в него одноразовый секс. Мне остается только надеяться, что ты хотя бы предохраняешься.

— Хочешь поговорить об этом? — усмехаюсь.

— А почему нет? Мы же можем попробовать говорить как отец и взрослеющий сын. Находить компромиссы. Договариваться. Я не хочу воевать с тобой, Кит! Я хочу вернуть себе сына.

— Сними лимит с моей карты, тогда я подумаю, — стараюсь сидеть с серьёзной рожей.

— Нет, — категорично. — Мы с тобой отлично помним, чем это закончилось в прошлый раз.

— Тогда я пошел, — поднимаюсь. — Все остальное мне неинтересно. И квартира мне не нужна. Спасибо за щедрость, папа.

— Упрямый мальчишка, — вздыхает родитель, понимая, что этот раунд остается за мной. — Я еще не закончил. Сегодня после занятий жду тебя у себя в офисе.

— Предлагаешь работу? — скептически вздергиваю бровь.

— Она бы тебе не помешала. Но нет. Мы поедем к твоему психотерапевту. Вместе.

— Нет! — сжимаю зубы.

— Да, Кит. Это не просьба. Это моё требование как отца. Либо ты ему подчинишься, либо я буду вынужден рассказать Маше и Ладе о том, что ты так тщательно скрываешь. Мне придется им объяснить, откуда такое поведение и почему я всегда, чтобы ты не сделал, буду на твоей стороне. Но их девочек я тебе обижать не дам! Нам придется договориться, Кит!

— Шантажируешь? — пристально смотрю ему в глаза. Отец спокойно выдерживает мой взгляд. — Хорошо, — пожимаю плечами. — Пусть будет психотерапевт, раз вопрос ты ставишь именно так.

Глава 10

Кит

Пока отец пытался меня воспитывать и ставил условия, Лада смылась в универ. Под недовольным родительским взглядом выпроводил рыжую номер один, благородно заплатив за ее такси, и решил, что кофе я вполне могу купить по дороге. На сегодня отца с меня вполне хватит.

Забираю рюкзак, карты с тумбочки. Пора раскачать эту шарагу и немного развлечься…

Ах, да! Обещание!

Быстро поднимаюсь на третий этаж. Дергаю дверь в комнату Лады. Заперто. Приходится повозиться, чтобы вскрыть замок. Он все же поддается, и я попадаю внутрь. Уютно у нее тут. Тепло. Пахнет приятно. На стуле аккуратно сложены домашние вещи. На кресле у окна лежит свернутый клетчатый плед, в который Лада куталась ночью. Книжки на полках: романы, сказки.

На низком, широком подоконнике и тумбочке несколько деревянных рамок с фотографиями: Лада одна, Лада с подружкой, Лада с мамой. Красивая такая, счастливая. Улыбается. Светлая очень, чистая девочка. У меня есть ее фотка поинтереснее. Эти оставляю на месте и исследую дальше. Плевать, что не попаду на первую пару, потом подтяну.

В тумбочке у кровати всякие девчачьи мелочи от косметики до прокладок, тетрадки из универа. На рабочем столе лежит ноутбук, рядом планшет. Явно папочка расстарался, надарил приемной дочери дорогих игрушек. Покупать любовь за бабки — это так на него похоже.

Добираюсь до шкафа с одеждой. Отодвигаю створки и улыбаюсь, обнаружив такой же порядок, как и во всей спальне.

— Ты не только интроверт, но и перфекционист? Малыш, может тебе тоже пора к психотерапевту? — веду пальцами по одежде, развешанной на вешалках. Ее тоже немного. Все в основном в светлых тонах. Платья, блузки, рубашки. Выкидываю все на кровать.

За следующей дверью обнаруживаются джинсы, шорты всякие, домашняя одежда.

Это все летит туда же.

Ну и конечно белье. Самые милые трусики с мультяшными героями становятся моим трофеем. Засовываю их в карман брюк, остальное несу к окну. Одной рукой кое-как открываю створки и с удовольствием швыряю одежду вниз. Она летит на дорожку. Охрана удивленно поднимает на меня взгляд. Махнув парням, сгребаю с кровати остальное и швыряю туда же. Повторяю, приятную процедуру еще раз. Закрываю окно и довольный собой быстро иду вниз, пока все это не обнаружил отец и не начал орать.

Прыгаю в тачку, даю задний ход, прокатываясь по шмоткам Лады всеми четырьмя колесами и все под теми же удивленными взглядами охранников выезжаю за ворота.

Заваливаюсь на вторую пару. Препод нудный, слушать вообще неинтересно. Перехожу на задний ряд, показываю парням карты, рассказываю свои условия и начинается веселье. На пробу ставки делаем низкие. Ответы на простые вопросы для меня и «хотелки» для них.

Очень легко через игру узнаю, кто есть кто. Получаю немного подробностей о разных преподавателях. Пару партий специально сливаю, иначе играть потом никто не захочет.

Один из пацанов выигрывает ключи от моей тачки до вечера, второй проверяет мои возможности и просит достать ему пригласительный на одну крутую закрытую вечеринку.

— Да не вопрос, — пожимаю плечами, отвечая одному. — Тачку вечером на адрес пригонишь, сдашь охране, — отдаю ключи второму. — Поцарапаешь, заплатишь за покраску всего корпуса.

— Окей, — он с довольной рожей прячет связку в карман. — А так реально играть интереснее, чем на бабки.

— А я про что говорил. В следующий раз предлагаю немного поднять ставки, чтобы малость разогнать адреналин.

— Отличная идея, — соглашаются они.

До конца пары пацаны треплются о девчонках. Показывают пальцем на каждую и дают короткую характеристику. Ржем в голос, раздражая препода. Он сбивается с лекции, строго смотрит на нас, водит пальцем по конспекту и снова начинает заунывную начитку.

Срываюсь с места, как только нас отпускают. Капец, он душный. Если бы не карты, мы бы сдохли со скуки.

Теперь мне нужна подружка Лады. Как там ее зовут? Настя, вроде.

Нахожу стайку девчонок из их группы.

— Кит… — вздыхает одна.

— Привет. Свиридову мне позовите, но так, чтобы Лада не притащилась за ней, — фамилию «подружки» узнал у тех же парней.

— У-у-у, — куксится та, что вздыхала.

Пристально рассматриваю ее. Максимум, минет в университетском туалете и то, если в процессе смотреть на фотку сводной. Фу! Аж плечами передергиваю.

Две девочки, ушедшие выполнять мою просьбу, приводят под руки Настю. Столько удивления на ее лице. Хорошо хоть рот не открыла.

— Пошли, — цепляю ее под локоть. — Поговорить надо.

— О чем? — ей приходится быстро перебирать ногами, чтобы успеть за мной.

— О твоей подруге, конечно же. Учти, начнёшь врать, я сразу пойму и жестоко покараю.

— Так, а чего рассказать то? Ты же еще ничего не спросил, — разводит руками.

А я и не хочу спрашивать. Это своего рода провокация. Давящего взгляда достаточно, чтобы Настя начала говорить:

— Лада, она добрая, спокойная, книжки читать любит, в сериалы дома залипать. Иногда мы выбираемся погулять или посидеть в кафе. Что еще?

— Встречалась с кем - нибудь?

— Кто? Золотова? — смеется Настя. — Нет, конечно! Да и если честно, не могу сказать, что кто-то сильно стремился с ней замутить. Она же никакая. Серая и незаметная, в смысле. Ей самой так нравится.

— Удобная подруга, правда? — ухмыляюсь я.

— Да, — машинально отвечает Настя. — Да блин, я не то имела в виду! — возмущенно топает ногой и краснеет.

Ну да, конечно. Это настолько бросается в глаза, что мне и ее «да» было не нужно. Но мне на руку. В голове уже зреет одна интересная идея.

— Я люблю Ладу, — оправдывается Настя, — просто иногда не понимаю. Ей повезло! Она реально выиграла джекпот, когда ее мать вышла за твоего отца. Ей повезло во второй раз, когда он ее принял как родную дочь и дал в руки массу возможностей. А она ими не пользуется. Вот сегодня вечеринка у Ани Парфеновой. Закрытая вечеринка, на которую мы могли бы попасть, если бы Лада только захотела. Откуда возьмутся парни, если она никуда не ходит?

— Действительно… — задумчиво провожу ладонью по волосам. — Если я достану для тебя приглашение к Парфеновой, сделаешь для меня кое-что в ответ?

— Если это в моих силах, — заинтересованно смотрит лучшая подруга моей Лады.

— В твоих. Но услуга мне понадобится чуть позже. Пока свободна. Приглашение будет у тебя, — обещаю ей и направляюсь искать Аню.

Парфенова — одна из немногих, кого я был рад здесь увидеть. В моей прошлой жизни мы неплохо общались. Это было еще в средней школе. Прикольная девчонка. Пафосная немного стала, но все равно классная. Естественно, я получил от нее приглашения. Меня тоже позвала, но я гоняю в Гордым на треке вечером. После посещения психотерапевта на вечеринку мне вообще соваться нельзя. Анька не простит испорченный праздник.

После занятий вызываю такси и еду к отцу. Он встречает меня на парковке у здания центрального офиса его компании.

— Что ты устроил перед отъездом? — злится папочка. — Зачем испортил вещи Лады?

— Это воспитательный момент, — ухмыляюсь в ответ. — Мы едем или где?

— Кит, ну так же нельзя!

— Нельзя, папа, игнорировать родного сына, когда он в тебе нуждался больше всего и мечтал сдохнуть в том аду, в котором оказался. Но твой сын, папа, сначала научился выживать в этом аду, а потом захватил в нем власть. Так что терпи. Ты сделал меня таким. Так мы едем?

— Едем, — вздыхает он, открывая переднюю дверь. Даже свою машину не предлагает. Безоговорочно садится в такси.

«Натали Розенберг» — написано на табличке ее кабинета. Она теперь психотерапевт со стажем. Когда я впервые попал к Натали еще пацаном, она только начинала свой путь, но уже была сильным специалистом и очередь к ней на прием росла колоссально быстро. Я был у нее в любимчиках.

Захожу в кабинет.

— Здесь все так изменилось, — оглядываюсь по сторонам.

— Кит, — тепло улыбается красивая, уверенная в себе женщина, — какой ты стал взрослый. Здравствуй.

— Добрый день, — немного по клоунски склоняю голову. Она профессионально не реагирует на выпад.

— Садись, — кивает мне на диван. — Расскажешь, как тебе жизнь в Америке?

— Нормально, — откинувшись на спинку дивана, закрываю глаза. — Со мной необязательно говорить. Я даже могу сюда не приезжать, свои деньги от отца вы все равно будете получать. Он не узнает о том, что я пропускаю сеансы.

— Кит, наши встречи помогут тебе…

— В прошлый раз не помогли! — резко сажусь и зло смотрю на нее. — На кой хер сейчас все это со дна поднимать? Я и так не сплю! Я не хочу снова тонуть в этом дерьме!

— Те кошмары вернулись, да? — ее теплая ладонь касается моей в успокаивающем жесте.

— Я вернулся и они со мной. Если бы можно было решить эту проблему сменой страны, все психотерапевты мира разом лишились бы работы, а нагрузка на авиалинии возросла в сотню раз. Я повторяю еще раз: я не хочу, чтобы вы лезли мне в голову. Вам ли не знать, если пациент не хочет, лечить его бесполезно.

— Ты прав. Давай сделаем так. Я не буду лезть к тебе в голову. Мы попробуем поработать над нормальным сном. Придешь на несколько встреч ради эксперимента. Ты же любишь пробовать новое. Бросать себе вызов. Это вызов, Кит. Если ты его примешь, вероятно, станешь спать по ночам. И еще, — она встает, цокая каблуками по паркету, идет к своему столу, достает из ящика связку ключей, открывает сейф и вытаскивает блистер с таблетками. Приносит его мне. — Это тоже поможет тебе спать. Так что? Попробуем?

— Я подумаю, — поднимаюсь с дивана.

— Подумай. Постоянный недосып сказывается на качестве вождения. А ты у нас вроде как спортбайкер, — она снова тепло улыбается.

— Сказал, подумаю!

Из ее кабинета, выхожу, чересчур громко хлопнув дверью. Не хотел. Само получилось. Отец вопросительно на меня смотрит.

Да, папа! Мы на сегодня закончили! Я сказал, что поеду к психотерапевту. Я не обещал, что позволю ей ломать себя.

Домой возвращаюсь злой как черт. Таблетки смываю в унитаз. Пить это дерьмо я не буду. Уж лучше влить в себя бутылку текилы, чем возвращаться к таблеткам. Но у меня есть план получше. Я буду гонять до одури, пока от перегрузок кровь из носа не пойдет. Потом я сплю отлично.

— Кит, какого черта ты наделал?! — в мою спальню фурией врывается Лада. Глаза красные, губки дрожат. Злющая и расстроенная. — Это были все мои вещи! Все, понимаешь?!

— Понимаю, — делаю шаг к ней.

— Не подходи… — она отступает. — Придурок, — обиженно шмыгает носом. — Мне ходить теперь не в чем.

Еще шаг. Я обнимаю ее за тонкую талию, толкаю на стену, прижимаю собой и наклоняюсь к ее губам.

— Я куплю тебе новые шмотки. Твои все равно были отстой. Зато ты теперь знаешь, что я держу слово. И ты совсем не невзрачная. Ты офигенная, малыш.

Она удивленно распахивает глаза, а я нагло ее целую. С напором, с жадностью. Стараюсь вложить в свое прикосновение все эмоции, которые она во мне разжигает. Я опять делюсь ими с ней. Мне так хочется. Мне так нравится!

Мне нравится ощущать вкус ее губ у себя во рту. Они мягкие и податливые. Ее хрупкое тело в моих руках делает меня живым. Маленькая птичка попала в мой личный Ад. Я не знаю как из него выйти, а значит и ее не выведу. Утащу за собой. Нам будет хорошо вместе. Хочу, чтобы мне с ней было хорошо.

— Кит… — жалобно пищит, пока я отрываюсь, чтобы вдохнуть.

— Поехали со мной вечером, а. Пожалуйста. Мне очень нужно, чтобы ты поехала со мной, — это звучит с надрывом. Я сам чувствую. Лада перестает сопротивляться. — Обещаю, мы сейчас же закажем тебе новые шмотки. Самые крутые, самые модные. Только поехали со мной сегодня. Я же убьюсь к херам, — сжимаю зубы.

— Я поеду, — она касается пальчиками моей скулы. Вздрагиваю от непривычного ощущения на коже.

Нежность. Хочется окунуться в нее еще и я позволяю себе слабость. Толкаюсь головой в ее ладонь, чтобы продлить прикосновение.

— Я поеду, Кит, но не из-за одежды. Потому что ты так попросил…

— Как? — улыбаюсь ей, надеясь, что вышла именно улыбка, а не привычный оскал.

— Так, что я тебе поверила.

Глава 11

Лада

Я определенно об этом пожалею. Уже скоро. Возможно, даже сегодня. Кит непредсказуем, а я собралась сесть с ним на байк, помчаться неизвестно куда на бешеной скорости. Наверное, это будет первое совершенное мной безумство. И в других обстоятельствах я бы ни за что не рискнула, но тут другое. Дело в его взгляде и в поцелуе. Немного болезненных, безумных. Я ощутила его боль кожей. Она ледяными мурашками пробежалась по позвоночнику и подняла дыбом волосы на затылке.

— У тебя что-то случилось? — решаюсь спросить, стараясь пока не зацикливаться на том, что снова целовалась со сводным.

— Моей девушке нечего надеть, — заявляет он в своей манере, берет меня за руку, тянет к кровати.

Только я думаю о том, что после ночи с той девушкой он вряд ли менял постельное белье, как Кит сам кивает словно подтверждая мои мысли, и обойдя кровать, тянет меня к креслу, по дороге цепляя со стола планшет. Садится, дергает меня за руку, буквально роняя на себя.

— Я не твоя девушка, Кит, — кручу головой. — И целовать меня больше не нужно, — смотрю на планшет в его руке.

Его пальцы нервно стискивают пластик, но я должна была это сказать, вспомнив про то, что у меня еще осталась гордость.

— А чья? — хмыкает он.

— Своя собственная. У тебя есть девушка, — намекаю на ночную гостью. Хочется добавить, что она еще и не одна, но я прикусываю язык. — Мы можем попробовать просто общаться нормально. Даже дружить…

— Пф! — раздраженно закатывает глаза. — Дружить с девушкой можно только телами, — подмигивает сводный. — А то, что было ночью, малыш, это просто секс. Такой себе, кстати, заурядный, — жалуется он. — Уверен, с тобой у нас все будет гораздо интереснее… — пронзительно смотрит в глаза, отвлекая от маневра второй руки, забирающейся мне под единственную оставшуюся в живых футболку и то потому, что она была сегодня на мне. Шлепаю его по пальцам.

— Не делай так, — прошу, стараясь не смущаться.

— Не целуй, не трогай… — забавно ворчит Кит. — Ты вообще что-нибудь знаешь об отношениях?

— Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой? — широко улыбается и кивает. — Тогда не трогай!

Для убедительности пересаживаюсь с его колена на подлокотник. Кит снова закатывает глаза к потолку, жмет на кнопку включения планшета и быстро набирает название магазина модной молодежной одежды. Мы там были с Настей, посмотрели на цены и ушли. Подруга в очередной раз удивилась, что я отказалась купить себе хотя бы футболочку с брендовым лейблом, которые носят наши мажоры в универе. Отчим ведь сделал мне карту и там каждый месяц в доступе очень приличная сумма. Но я трачу привычно немного, покупая только самое необходимое.

— Встань, — просит Кит.

Слезаю с подлокотника, встаю перед ним. Парень с важным видом осматривает меня с ног до головы. Крутит в воздухе пальцем, намекая на то, чтобы я повторила этот манёвр. С улыбкой кручусь вокруг своей оси. Засранец облизывается, показывает мне большой палец вверх и хлопает ладонью по подлокотнику.

— Красивая у меня девушка, — глядя в экран планшета заявляет Кит, будто говорит нечто обыденное. — Только попробуй возразить, — рычит, все также листая каталог с одеждой.

Моего мнения не спрашивает. Задумчиво останавливается на некоторых вещах. Что-то кидает в корзину интернет-магазина, что-то отметает сразу.

Возражать я не буду, я каждый день вижу себя в зеркало, чтобы давно принять тот факт, что красивая у нас все же Настя, а спорить со сводным бесполезно.

Мне бы немного поправиться и научиться достойно носить высокий каблук, чтобы быть выше. Давно пора избавляться от привычки носить кеды даже под платье.

Кит все также не отрывается от планшета. Цифра на значке «корзина» растет. Смотрю на экран и по позвоночнику щекотно катится капелька пота.

— Не надо… — прошу его. Кит с непроницаемым выражением лица рассматривает женское нижнее белье.

— Будешь ходить без трусиков? — кидает на меня свой фирменный взгляд. — Правда, — его улыбка становится коварной, — одни я все же сохранил, но тебе пока не отдам. Хочу видеть их на тебе, когда у нас будет первый секс.

— Кит! — подскакиваю с подлокотника. Он ловит за руку, едва не уронив на пол планшет. — Я же сказала…

— Да-да, я помню, — равнодушно отвечает и тянет к себе. — Сядь, мы не закончили.

— Я сама могу купить себе белье, — упираюсь ногами в пол.

— Судя по тому, что я нашел в твоем шкафу, не можешь. Хлопковые трусики с мультяшками, это, конечно, очень мило, — подмигивает он, — но белье должно возбуждать.

— Кого? — вырывается у меня.

Кого, блин, мне возбуждать, если я ни с кем не встречалась и мое нижнее белье до появления сводного видела только если подруга или нечаянно вошедшая без стука мама?!

— Меня, конечно, же, — звучит совершенно обыденно. — Хотя, у меня на тебя встал, даже когда ты была в тех убогих джинсах и курточке, но внутренняя уверенность в собственной сексуальности тебе не помешает… Нашел, — засранец снова довольно улыбается и закрыв от меня экран, быстро бегает по нему пальцами. — Вроде ничего не забыл. Для первого шопинга достаточно. Потом повторим, — еще несколько нажатий. Я уже и не пытаюсь заглянуть. Страшно представить, какая там получилась итоговая сумма. — Готово. Через два часа должны привезти. Чем займемся?

— Не знаю, чем займешься ты, а я пойду к себе разбирать задания на завтра, чтобы не сидеть за учебниками ночью, — собираюсь уйти.

— Это правильно. Ночь я заберу себе.

— Точно пожалею… — вздыхаю и быстро ухожу из его комнаты.

Настя уже оставила мне десяток сообщений и даже пару раз звонила. Решаю не перезванивать. Открываю, смотрю фотки с разных ракурсов в разной одежде.

«Лад, меня все равно ест совесть. Я не стала просить для тебя приглашение зная, что ты не любишь подобные мероприятия, но мне все равно стыдно» — написала она. — «Посоветуешь, что выбрать? Никак не определюсь»

«Лада?»

«Ладка, ну ты где???»

«Капец, и на звонки не отвечает…»

«Обиделась, да?»

«Точно обиделась»

«Прости. В следующий раз, клянусь, пойдем вместе»

Так я и выяснила, что подруга идет на вечеринку к Парфеновой. Без меня. Не то, чтобы я горела особым желанием туда попасть, но вдруг становится очень обидно, что Настя ничего не сказала.

Тыкаю лайк на фотку, где она в маленьком черном платье с выпускного. Помню, как мы вместе его выбирали. Сейчас оно немного жмет ей в груди, но смотрится все равно шикарно. Эффектная девушка с уверенным взглядом. Не удивлюсь, если сегодня она все же найдет своего принца.

Погрузившись в учебные материалы, не замечаю, как пролетает время. Поднимаю взгляд на щелчок открывающейся двери. В проеме сначала появляется довольный сводный, за ним пытается шагнуть парень с кучей бумажных пакетов. Кит его останавливает, забирает покупки, молча сгружает их у моей кровати, выходит, прикрыв за собой дверь, и через минуту возвращается.

Сам копается в покупках. Достает из одного из пакетов черные узкие джинсы. Из другого на кровать летит белый, даже на вид мягкий свитер крупной вязки с коротким рукавом и высоким горлом. Сверху на него падает стильный черный кардиган с большим капюшоном. Кит достает из коробки высокие ботинки с грубой подошвой, ставит их на пол.

— Шлем свой дам. Второго нет. Собирайся… Черт, забыл, — ошарашенно смотрю, как он продолжает копаться в пакетах. Достает коробку, а в ней черный комплект кружевного нижнего белья. — Вот теперь все. У тебя есть минут сорок. Волосы советую собрать, иначе отстричь их будет проще, чем расчесать.

— Я могла бы сама выбрать одежду на вечер, — отмираю, вновь напоминая ему, что у меня может быть и свое мнение.

— Не могла бы. Ты же не ездила на байке со скоростью триста километров в час, — равнодушно отвечает он. — Одевайся. Хочу свалить из дома до появления предков.

Глава 12

Кит

Рев движка глушит мысли. Психологи мне не помогут, папа! Мне помогает лишь это. Адреналин, скорость, выжигающая мысли из черепной коробки. И тепло девочки, сидящей у меня за спиной. Я не знаю, что в ней особенного. Почему именно она вдруг стала таблеткой для моей больной психики, но я тащу Ладу за собой на трек, потому что мне так легче.

Она крепко прижимается ко мне, я выжимаю из техники максимум, забив на остальных участников движения, на камеры, штрафы, два поста ДПС. Скорость перекрывает все. Иногда пусто — это тоже хорошо.

— Кит, пожалуйста, тише, — доносится до меня.

Сводной страшно, а мне нравится, что она так близко. Если сбавлю обороты, начнет отстраняться. Я не могу лишиться ее тепла. Это единственное хорошее, что сейчас у меня есть.

Мой мотоцикл пулей прошивает ряды четырёхколёсных коробок, красиво ложится в поворот. Лада визжит и впивается ногтями мне в кожу. Вспышка боли, и царапины начинают саднить.

— Трусиха, — усмехаюсь, зная, что она не слышит.

Торможу у въезда на территорию клуба чуть качнувшись вперед по инерции. Отцепляю от себя одеревеневшие пальчики Лады. Обняв одной рукой, стаскиваю ее с байка, снимаю шлем.

Ее всю трясет. Колени подгибаются, и она падает на меня.

— Псих. Ты псих, Кит! — кричит, отталкиваясь от моей груди. — Мы чуть не упали!

— Мы не упали, — это главное.

Больше ничего не хочу объяснять. Ни то, что все было под контролем, ни то, что последний манёвр был выполнен специально. В ее голубых глазах полыхает адреналиновое пламя. Знакомое такое, родное.

Задираю футболку вверх, оголяя перед ней торс. Три красные, набухшие полоски от ее ногтей красуются чуть ниже солнечного сплетения.

— Посмотри, что ты сделала, — веду пальцем по ранкам, собирая мелкие бисеринки крови. Подношу к губам, слизываю под ее удивленным взглядом. — Больно, между прочим, — делаю еще один шаг к ней, целую, зная, что она сейчас почувствует вкус моей крови. Он металлом расползся по всему языку, и я ласкаю им ее ротик.

Отстраняюсь, сминаю ее губы пальцами.

— Вкусно? — интересуюсь, склонив голову на бок.

— Дурак! — фыркает она.

Рассмеявшись, беру байк за руль и качу его на территорию клуба. Лада идет за мной, всем своим видом изображая возмущение.

Здороваюсь с парнями, с владельцем. У нас сегодня отработка командного заезда. Гордей в наблюдателях. Ладу оставляю с ним.

Игрок я ни хрена не командный. Мне пока сложно, ведь иногда приходится уступать своим, а я так не умею. Пару раз едва не роняю парня, обгоняя его на опасных поворотах. Он злится. Как только мы останавливаемся, кидается на меня. Толкает в грудь и орет.

— Эй! Эй! — нас растаскивают Гордей и один из гонщиков. — Оба не правы! — рявкает Калужский.

— Почему?! — бесится явно лидер этой команды. Я их еще толком не знаю, но в нем ощущается интересный соперник.

— Потому что ты видел его! Надо было пропустить! — на повышенных тонах пытается донести Гордей.

— Он должен был уступить. Нахрена своих топить?! Выигрывает команда!

— Я пока не вижу команду. Пока ты, — Гордый толкает в грудь парня, — пытаешься доказать ему, — кивает на меня, — что ты главный. А главный здесь я! И либо вы делаете так, как сказал я, либо валите отсюда нахер! Оба! Я не собираюсь соскребать ваши тела с тренировочного трека, у меня тут еще дети занимаются! Вдвоем встали на стартовую и учимся уступать друг другу до тех пор, пока баки не осушите. Остальным смотреть и учиться.

Лидер нашей команды скалится с вызовом. Я отвечаю. Гордей матерится и дает старт.

Уступать…уступать… Ненавижу уступать! Но Гордый прав, на больших скоростях надо уметь контролировать абсолютно все и иногда уступить — это спасти свою жизнь.

Мы нарезаем круги, играя с газом на поворотах. Переглядываемся, пытаясь найти коннект. Надо научиться. Я хочу научиться такому контролю. Я сюда за этим пришел. И загасив собственную спесь, на третьем круге начинаю уступать там, где это требуется. На пятом включается интуиция. На седьмом я прихожу к финишу первым, хотя дважды отдал лидерство на повороте временному сопернику.

— Ты понял, в чем прикол? — спрашивает Гордей, когда мой бак реально практически пуст.

— Понял, — принимаю у одного из парней канистру с бензином.

— Неплохо получилось, — ко мне подкатывается наш лидер. Протягивает руку, ударяю по его кулаку своим и заправляюсь.

Бросаю байк, ловлю Ладу за талию, приподнимаю и кружу в воздухе. Скользя ладонями по ее одежде, спускаю вниз.

— Покатать тебя? — отрицательно крутит головой.

— У тебя глаза блестят, — она улыбается в ответ и так нежно прикасается пальцами к моей щеке, что я замираю, пытаясь просто осознать это прикосновение. Они у нее особенные. Тоже похожи на мое персональное лекарство. — Мы можем просто прогуляться? Здесь красиво вокруг.

— Прогуляться? — удивленно смотрю на нее. У нас под задницей столько лошадей, а она просит гулять? Странная.

— Да. Знаешь, люди иногда гуляют, — смеется.

— Ну давай попробуем, — пожимаю плечами.

Договариваюсь с Гордым, что байк оставлю у него на пару часиков. Он подсказывает, что недалеко проходит река и там красиво. В черте города таких мест не так уж и много. Все застроено.

Беру Ладу за руку и веду за собой, примерно поняв, в каком направлении двигаться. Мы довольно быстро находим это место. Рекой узкую колею, наполненную водой назвать сложно, но место и правда красивое.

— Кит, зачем ты распугал вокруг меня всех одногруппников? — спрашивает сводная, набирая в ладошку мелкие камушки с берега.

— Потому что тебе так комфортнее, — отвечаю правду.

— То есть, это такая оригинальная забота? — кидает разноцветные камушки в воду. Они падают на дно, оставляя на воде рябь и круги.

— Как могу, — пожимаю плечами. — А еще я не люблю делиться. Мне скучно. Поехали отсюда. Сейчас совсем стемнеет, в городе будет очень красиво. На большой скорости огни смазываются и становятся похожи на пламя, которое горит по краям от дороги.

Обнимаю ее и нагло забираюсь холодными пальцами по свитер. От моих прикосновений по ее нежной коже в разные стороны тут же разбегаются мурашки. Лада сжимается в испуганный комочек.

— Да брось, тебе же нравится то, что я сейчас делаю, — опускаю руку ниже, глажу поясницу вдоль ремешка ее брюк.

— Ты меня пугаешь, — признается Лада. — Я не понимаю, что будет через секунду. Чего ты хочешь от меня?

— Хочу, чтобы ты в меня влюбилась, — целую ее в нос. — Поехали отсюда, сестренка, — подмигиваю. — Только постарайся больше не царапаться.

Я показываю ей ту красоту, которую вижу сам, когда скорость байка достигает предела. Мы колесим по городу, пьем кофе в парке и снова гоним в никуда. Без цели. Наслаждаясь ночью.

Ее эмоции помогают мне. Я пью их через поцелуи, пока она не сопротивляется. И отдаю в два раза больше, чтобы у нее дрожали колени не от страха, а от желания.

Мы добираемся до дома. Я тащу ее в свою спальню. Не включая свет, прижимаю к стене и быстро расстегиваю штаны. Хочу! Чертовски хочу взять ее прямо сейчас. Эта ночь располагает к продолжению.

Моя ладонь проскальзывает в трусики к сводной и… Лада начинает сопротивляться.

— Кит! — взвизгивает она, пытаясь отпрыгнуть от меня прямо в стену.

Ерзает, бьет по руке. Прижимаю ее сильнее. Не хочу отпускать.

— Шшш, — дышу ей в губы. — Ты мне уже поверила, помнишь? Все под контролем. Тебе будет хорошо.

Глава 13

Лада

— Отпусти!

Черт, я уже ненавижу это слово. Но он давит. И опять все портит! Я правда только ему поверила. Так искренне люди говорят только правду. Я видела, что он творил на треке. У меня замирало сердце, каждый раз, когда его байк проносился мимо меня со скоростью пули. Я чувствовала, как дрожат его пальцы после того, как гонка закончилась. Видела, как горят глаза и как они гаснут, когда ему стало скучно у реки. Красивое место, но Кита не тронуло. Ему больше нравится риск, сумасшедший драйв, от которого пульс равняется со скоростью его мотоцикла. Но все это было настоящим. Он весь в этом. Сложно было не поверить. А сейчас я снова его боюсь. И эти качели сводят с ума.

Надо просто остановиться, сделать вдох и подумать. С ним же не получается. Он умудряется заполнять собой все вокруг меня и нагло пробирается внутрь, прямо в голову. Мне даже кажется, что вот эти сильные руки, что сейчас пытаются сотворить со мной нечто, что исправить уже не выйдет, вцепились в само сердце и играют с ним.

Кто бы мне объяснил, как у него это получается? Притягивает, как чертов магнит! И тут же отталкивает.

Сейчас своим поведением отталкивает! Я бы осталась, если бы он попросил, как просил поехать с ним на гонку. Побыла бы с ним. Возможно, мы посмотрели бы фильм вместе и поговорили. Узнали что - то друг о друге. Это ведь нормально — говорить. Выстраивать отношения через диалог. Он не умеет. Ему надо взять все и сразу. А я так не могу. Просто не могу, хотя мое проклятое сердце уже что-то чувствует к этому парню. Против моей воли, против логики, против всего разумного!

Я не понимаю, как Кит это делает.

— Ну чего ты дрожишь? — он хрипит мне в губы, продолжая поглаживать лобок подушечками пальцев. — Я могу быть милым, сводная. Могу быть нежным, если ты захочешь. Я умею обращаться с женщинами. Мне хочется сделать тебе хорошо. В благодарность за то, что не бросила сегодня. За то, что поехала со мной и я отвлекался на мысли о тебе. Это помогло. Просто впусти меня, я все сделаю сам.

— Нет, Кит. И мне не нужна такая благодарность. Никакая не нужна. Я поехала потому, что тебе это было необходимо!

— А говорила, потому что поверила, — его голос вдруг меняется. Из обжигающего, хриплого, становится ледяным. — Солгала?

— Не переворачивай мой слова…

Кит пугает меня резко выдернув руку из моих трусиков и впечатывая ладонь в стену возле моего лица. Мажет губами по щеке. Его горячее дыхание щекочет кожу.

— Такая же, как все! — зло выплевывает мне в лицо. Его верхняя губа дергается в оскале. — Просто еще одна маленькая лгунья, набивающая себе цену. Ты сказала, что поверила мне, Лада! Но это только слова. Твое тело говорит об обратном. Ты боишься. И поехала потому, что боишься, а не потому, что поверила!

— Ты не прав, Кит. Я сказала тебе правду, но ты уже придумал свою. Так ведь? Почему? Что с тобой произошло, что ты так себя ведешь?! — пришла моя очередь кричать ему в лицо. — С чего ты решил, что весь мир лжет тебе? Что я лгу? Посмотри мне в глаза? — по моим щекам текут обидные слезы. — Посмотри и скажи, я действительно лгу? Или ты хочешь, чтобы так было?! Я просто отказала тебе в сексе, потому что не готова, а ты решил, что я тебе не верю!

— Потому что это правда, — он скрипит зубами. — Если бы верила, мы бы продолжили этот вечер иначе. И я бы не сделал ничего, чтобы тебе не понравилось, Лада! Слышишь? Ничего! Но ты в это не поверила и решила меня оттолкнуть. Такая же, как все… — повторяет он, убирает руки от стены, разворачивается и уходит к окну. — Выйди из моей комнаты, сводная. Сейчас выйди! В моей постели ты все равно будешь. Как и все.

Я вылетаю из его спальни со скоростью его же мотоцикла. Врезаюсь в удивленного отчима. Он роняет из-за меня свой дорогой телефон.

— Лада? Лада, что случилось? Ты чего плачешь? — доносится до меня. — Кит! — рявкает его отец, а я бегу по ступенькам на свой чердак. Хлопаю дверью, она от сильного удара снова открывается и замок этот придурок мне сломал!

Закрываю еще раз. Стараюсь теперь аккуратнее. Меня трясет от возмущения и обиды. Ничего ведь не сделала. Я ему ничего не сделала! Мои чувства штормит как самого Кита. Мне хочется держаться от него подальше и прямо сейчас вернуться в его спальню, подойти, обнять со спины и шептать, что он не прав, пока его гнев не погаснет и он не начнет слышать.

Он упрямо ищет во всех предателей. Вот и сейчас нашел за что зацепиться, чтобы все вывернуть наизнан… Черт! До меня вдруг доходит странное. Даже слезы резко высыхают от осознания. Он испугался. Его страх оказался сильнее моего и нужен был повод меня оттолкнуть. Он его нашел в мелочи. Мог бы принять, услышать, но не стал. А чтобы опять закрыть собственные настоящие эмоции, выставил все так, что он хотел, чтобы нам было хорошо, а я все испортила.

И эта мысль толкает на еще одно несвойственное мне безумство. Я решаю пойти и сделать то, что мне захотелось.

Зайду и обниму. А когда он успокоится, мы поговорим. Я не надеюсь, что Кит откроется мне сразу, но вдруг хоть что-то он все же сможет рассказать.

С лестницы слышны крики. Спускаюсь на несколько ступенек и замираю. Кит проносится мимо меня.

— Кит! Стой же. Давай поговорим!

— Да пошел ты! — кидает отцу сводный и больше я ничего не слышу.

Вместе с отчимом спускаемся в холл первого этажа. Парня нигде нет. Во дворе агрессивно ревет мотор мотоцикла и открываются ворота.

— Ты мне можешь объяснить, что случилось? Он обидел тебя? — обращается ко мне отчим. — Где вы были?

— На треке, — решаю ответить только на последний вопрос. — Он занимался с командой. Потом попытались погулять и вернулись домой, — отчитываюсь я.

— Попытались погулять? — усмехается отчим.

— Ему стало скучно, — пожимаю плечами. — дядя Влад, а можно спросить? — он кивает. — Почему «Кит»? — решаю зайти издалека. — Это ведь не имя, но его все так называют. Даже вы.

— Производное от Кирилла Толмачева. «Кит» прицепился еще в начальной школе. Ему нравится. Дошло до того, что даже учителя чаще называли его именно так.

— А «Кирилл» ему совсем не нравится? — не унимаюсь. Мне кажется это важным. Словно зацепка, которая поможет разобраться с тем, что с ним происходит.

— Киром только не называй, — грустно улыбается отчим. — С тех пор как не стало его матери, такое сокращение у нас под строгим запретом. Его психотерапевт говорит, что для Кита это один из сильнейших триггеров. Они пока эту тему не прорабатывали.

— А что случилось с его мамой? Ой… — прикусываю язык. — Простите.

— Это закрытая тема, девочка. Не лезь в нее, ладно? А можно я тоже спрошу, Лада, раз у нас вышел такой разговор? — переводит он тему.

— Конечно, — стараюсь искренне улыбнуться, хотя мыслями уже совсем в другом месте.

— Что происходит между тобой и моим сыном? Мне кажется, это не просто война сводных, — посмеивается отчим.

— Не знаю я, что между нами происходит, — улыбка тут же стекает.

— Давай я тебе немного помогу. Ты ему нравишься. Я уже несколько раз ловил знакомый интерес в его взгляде именно тогда, когда Кит смотрел на тебя. Но он упрям и у него большие проблемы с доверием. Я был бы рад, если бы у тебя получилось до него достучаться. И возможно именно ты, детка, сможешь убедить моего парня, что нельзя так отгораживаться от тех, кто искренне хочет ему помочь. Попробуй, пожалуйста.

Отчим по-отечески целует меня в лоб и уходит, а я иду на улицу. На дорожке перед воротами черный след от шин мотоцикла.

Вот куда он умчался в таком состоянии?

На душе мерзко скребутся кошки. Из головы никак не выходят мои выводы и разговор с отцом Кита, или точнее Кирилла. Я ведь права оказалась насчет доверия. Он хочет, чтобы ему верили, но совсем никому не верит сам. И получается замкнутый круг.

От этого бесконечно тяжелого вечера начинает болеть голова. Возвращаюсь в комнату, забираюсь в кровать, но уснуть снова не выходит. Толмачев опять занял все мои мысли собой. Я переживаю за него. Такие эмоции и скорость…

Встаю, укутываюсь в плед и выхожу на улицу. Отчим тоже не спит. Сидит прямо на ступеньках, курит. Сажусь рядом с ним, смотрим на ворота и ждем, что Кит вернется. Дядя Влад звонит ему, но в ответ даже я слышу голос робота. Сводный выключил телефон.

— Иди поспи, Лада, — он гладит меня по волосам. — Вернется. Куда ему деваться, — а сам продолжает сканировать ворота.

Я засыпаю только под утро и не слышу будильник. Меня поднимает мама.

— Приехал? — спрашиваю у нее вместо доброго утра.

— Нет.

Глава 14

Кит

Скорость всегда помогает, когда мне хреново. Я гонял всю ночь, а в груди все равно нестерпимо жжет. Лада бы погасила этот чертов пожар, трансформировала его в приятное тепло. Я так думал. Разочаровался. Она всего лишь девчонка, одна из миллионов. Такая же, как все. Трахнуть и забыть.

«А сможешь?» — словно издевается надо мной внутренний голос.

— Ааа!! Сссука!!! — пинаю полупустой мусорный бак, попавшийся мне на пути. Он с грохотом падает на асфальт, бьет по и так взвинченным нервам.

Не надо было мне лгать, маленькая, глупая девочка! Чудовищу ведь нельзя верить. Чудовище нельзя полюбить. Мы ведь не в сказке, где обязательно случится счастливый конец. В реальности чудовище так и останется никому не нужным чудовищем и никакие чары это уже не исправят.

Седлаю байк и снова гоню по уже проснувшемуся городу. Машины на дорогах видятся как раздражающее препятствие. Пару раз едва не цепляю четырехколесные ведра. Концентрация летит к херам. Не спал. Мозг болезненно пульсирует и опухает от мыслей. Если их не получается выжечь адреналином, значит сегодня мы будем бухать!

Сворачиваю на первом попавшемся перекрестке, петляю некоторое время по дворам, чтобы попасть на нужное мне направление, и мчусь на адрес единственного друга.

— Та-а-ай!!! Тай, выходи! — стою и ору под его окнами.

Мне плевать, сколько сейчас времени. Утро. Это все, что я знаю. Телефон не включаю специально. Разобью его к херам, если увижу, что названивает отец.

— Та-а-ай!!!

Дверь подъезд открывается. На улице показывается заспанный друг в спортивных штанах, шлепанцах и куртке на голое тело.

— Курить есть? — хрипло спрашивает он. Кивнув, нахожу в кармане пачку сигарет, вручаю ему. Тай пару раз чиркает зажигалкой, прикуривая. Затягивается. — Чего орешь-то? Труба села?

— Выключил. Поехали, нажремся, а, — прошу его.

— В восемь утра? — морщится друг. — Не, брат, я пас. И тебе не советую. Ты спал вообще? Хреново выглядишь.

— Не спал, — качаю головой и тоже закуриваю, чтобы занять руки.

— Пойдем ко мне. Дома все равно никого. Предки в очередной командировке. Вчера свалили. А тебе определенно надо поспать. Глаза, как у обдолбанного, — вглядывается в мое лицо, — Ты же не…?

— Я похож на дебила?! — сигарета в моих пальцах ломается.

— Не бесись, — улыбается друг. — Пойдем. Примешь душ и упадешь хотя бы на пару часов. А вечером мы с тобой устроим вечеринку. Бухло, красивые девочки. Все, как полагается. И может ты расскажешь, что опять стряслось. Хотя я и так догадываюсь. Отец?

— И он тоже. Веди, — киваю на подъездную дверь.

Поднимаемся к нему в квартиру. Тай выдает мне полотенце, чистые штаны с футболкой и отправляет в ванную. За ночь за рулем я устал и замерз. Под теплой водой глаза начинают закрываться прямо в положении стоя.

Насухо вытеревшись, отказываюсь от предложенного другом кофе, ложусь на диван в гостиной и отрубаюсь. Хорошо, что без сновидений. Они бы меня доконали.

Спину царапают чьи-то ногти. Резко переворачиваюсь. От меня отскакивает незнакомая телка. За окном темно уже. Из соседней комнаты через стену долбят басы. Вспоминаю, где я и про наши с Тайсоном планы. Вечеринка.

— Какой красавчик, — улыбается девчонка.

— Свали, — отшиваю.

— И грубиян, — вздыхает, но послушно сваливает из комнаты.

Падаю обратно на подушку, понимая, что ночной заезд все же помог и выжег меня на какое-то время. Внутри знакомая, равнодушная пустота. Она всосала все мои эмоции. Я просто лежу на спине, заложив руки под голову и пялюсь в темное окно. Сейчас пустота принесла с собой облегчение и мне хочется поплавать в этом состоянии хотя бы немного, пока опять не начало накрывать.

— Держи, — перед моим лицом возникает открытая бутылка пива. Забираю. Также лежа, делаю глоток. — Ты как? — Тай садится у меня в ногах, зажав в руке узкое горлышко своей бутылки.

— Нормально. Что за телка меня лапала? — делаю еще глоток пива.

— Знакомые, не боись. Все чисто, — подмигивает он. — Можно пользовать. Твой отец мне звонил, — говорит, не дождавшись от меня реакции. — Я сказал, что не знаю, где ты. Голос у него был взволнованный.

— Похуй. Столько лет не волновался, а тут вдруг начал. Пусть хоть познакомится с новым чувством. Ему не повредит, — сажусь и залпом осушаю половину бутылки. — Пойдем, что ли. Познакомишь со своими проверенными. Надеюсь, сосут они хорошо.

В соседней комнате развернулась реально неплохая тусовка. Для нас двоих целая компания хорошеньких безымянных тел на выбор. Бухло из бара отца Тайсона, за что, я надеюсь, в прошлом боксер и в целом фанат этого вида спорта, нас не прибьет. И вот бухать я пока хочу больше, чем трахаться. Позволяю той самой телке, что будила меня, сесть на колено. Она игриво царапает ноготками шею, подливает мне алкоголь. Я сильно запоздал, теперь догоняюсь до их состояния, опрокидывая в себя стакан за стаканом. На голодный желудок в башку бьет довольно быстро.

Расслабленно раскидываю руки по спинке удобного дивана в спальне Тайсона. Съезжаю немного вниз. Упираюсь затылком в мягкий подголовник и закрываю глаза, позволяя чужим рукам прикасаться к своему телу.

Музыка разгоняет пульс до нужных частот. Руки незнакомки уже забрались мне под футболку и с любопытством изучают каждую мышцу, проходятся по тем местам, где набиты татуировки. Мне все даже нравится ровно до той секунды, пока эти самые руки не сжимают мой член прямо через штаны. Глаза резко распахиваются и по венам вместе с жаром возбуждения густой струей тянется раздражение. Отталкиваю от себя недоумевающую девчонку. Бросаю быстрый взгляд на довольную бухую рожу Тая, которому активно делает минет другая девочка. Забираю со столика бухло и сваливаю туда, где спал.

А все так просто и это бесит до чертей, что живут в моем персональном Аду. Я нацелился на совсем другую девочку и пока не получу ее, трахаться с другими мне неинтересно. Это ж, блядь, извращение, спать с одной, а порнуху в голове смотреть с другой. Гораздо интереснее соединить.

— Эй, ты чего ушел? — ко мне заглядывает ставшая назойливой девчонка.

— Не стоит у меня сегодня. Сорри, — усмехаюсь, даже не пытаясь прикрыть выпирающую из штанов физику.

— Это не стоит? Ого! — она подходит ко мне, забирает бухло и делает глоток из горла. — Ну раз не стоит, давай зальем эту трагедию. Тайсону там хорошо, — мурлычет она.

— Я искренне рад за него, но моя телка на эту ночь вот, — показываю ей бутылку.

Мы делим ее на двоих тупо нажираясь. Она травит истории из своей жизни. Я даже смеюсь и присутствие незнакомой девочки перестает напрягать. В соседней комнате стихает музыка и сменяется совсем другой — пьяными женскими стонами.

— Интересно, Тай в этом еще принимает участие или твои подружки уже между собой развлекаются?

И мы, улыбаясь этой мысли, тащимся к ним за еще одной бутылкой бухла.

Все окей. Таю и правда офигенно. Мы не мешаем и даже заботливо закрываем им дверь, заодно избавляя себя от прослушивания звуков чужого секса.

Пьем, болтаем, снова пьем и вдруг все меркнет, будто кто-то взял и вырубил свет, погрузив меня в темноту. А следующий день начинается только после обеда. Сытый друг провожает гостей, вызывает клининг и делает нам кофе.

— Легче стало? — спрашивает Тай.

— Так, — неопределенно качаю ладонью в воздухе. — Сгоняю сейчас еще в одно место, — чувствую, как приподнимается уголок губ.

— Бля! — Тай передергивает плечами. — У тебя сейчас такая рожа зверская была, что аж мне страшно стало. Может ну его нахер, чего бы ты там не задумал? Оставайся у меня, Кит. Вечером покатаемся вместе, если дождя не будет.

— Не-е-ет. Я должен закончить то, что начал. Но сначала надо закрыть один вопрос. И ты, к сожалению, мне на него не ответишь.

Глава 15

Кит

Промчавшись по городу, паркуюсь у того самого здания, где недавно мы были с моим «заботливым» папочкой. Вешаю шлем на руку, ставлю байк на сигналку и иду внутрь.

— К Розенберг. Толмачев, — сообщаю на ресепшене.

Безликая серая мышь щелкает по клавиатуре, поднимает на меня взгляд:

— А вам не назначено, — говорит совсем неуверенно.

Неужели я и правда такое чудовище? Я ведь даже не грубил.

— Скажи, кто приехал, она примет.

Мышь звонит Натали и да, меня принимают. Правда, приходится потусоваться в коридоре около двадцати минут. Она отпускает клиента и приглашает меня войти. Сама же элегантно проходит за свой стол, так же элегантно садится, сцепив пальцы в замок и устроив их поверх картонной папки с надписью «Личное дело».  Смотрит, как я брожу по ее кабинету, разглядывая всякую херь, закатанную под стекло, зажатое в деревянных рамках.

— Кит, сядь, пожалуйста, — просит мой психотерапевт.

Перепрыгнув через спинку, ложусь с ногами на скрипучий кожаный диван.

— Так даже лучше. Как прошел твой день?

— А ваш? — усмехаюсь в ответ.

— Ты знаешь, прекрасно, — Натали открыто улыбается.

— Это пока я не пришёл? — разглядываю натяжной глянцевый потолок, в котором отражается моя рожа.

— Почему? Нет. Я рада, что ты пришёл, — она умеет говорить убедительно и не упрекает за визит без предварительного звонка и вне расписания. — Готовишься к гонке?

— Угу, что-то вроде того, — задумчиво киваю. — Скажите, доктор, а если я до чертиков хочу трахнуть свою сводную сестру, это как? Лечится? Дадите таблеток? Предыдущие я благополучно утилизировал. Теперь вот думаю, может зря? — с издевкой смотрю на женщину.

— Конечно зря. После них ты бы лучше спал, — она профессионально не реагирует на мои эмоции.

— Да-да, меня когда в больничке на наркоту сажали, тоже так говорили. Скажите честно, папочка хочет снова от меня избавиться?

— Отец тебя любит и беспокоится о тебе, Кит, иначе тебя бы здесь не было.

— Меня бы здесь не было, если бы я не пришел. А я пришел.

— Верно, — смеется психотерапевт. — Раз пришел, значит наши сеансы помогают.

— Нет. Мне сможет помочь только машина времени и херь, которая стирает память. У вас нет ни того, ни другого. Я пришел задать вопрос. Я его задал. Ответа не последовало, так что я пойду, — поднимаюсь и медленно иду к двери.

— Кирилл, ты влюбился в сводную сестру? — звучит мне в спину.

От услышанного собственного имени внутри все холодеет. Я медленно возвращаюсь, иду к дивану, сажусь, скрипнув кожей, упираю предплечья в колени и смотрю на врача.

— Я сказал, что хочу трахнуть ее, а вы втираете мне про любовь. Любви не существует. Есть притяжение, влечение, зависимость. Я никогда не дохожу до последней стадии. Я там уже был. Не понравилось. Так что мне делать, доктор? Выпить ваших волшебных таблеток, подрочить на ее фоточки? У меня есть одна. Ничего такая. А может трахнуть вас? Вы тоже ничего.

— Кирилл! — Натали все же выходит из себя.

— Кит, — поправляю ее, облизывая губы. — Так что, доктор? Что вы мне посоветуете?

— Ты пришел поиздеваться? — доходит до неё.

— Не без этого, — пожимаю плечами. — Отец позволил себе ставить условия. Одно из них — посещение этого убогого кабинета, где мне не могут помочь. Так почему бы хоть удовольствие не получить, раз уж я опять потратил время и притащился сюда вместо того, чтобы заниматься тем, что мне действительно хоть немного помогает?

— Маленький засранец, — забыв о врачебной этике вздыхает мой психотерапевт.

— Не такой уж я и маленький, — зачем-то смотрю на часы. — Двадцать недавно исполнилось. В штанах примерно так же, может чуть больше, только в сантиметрах. Так что еще раз подумайте...

— Пошёл. Вон! — совсем непрофессионально рявкает знаменитая Натали Розенберг.

— Отлично, — скалюсь в ответ. — Только еще один вопрос. Когда следующий сеанс?

— Никогда, Кир. Ты здоров…

… и я резко начинаю задыхаться будто меня шарахнули кулаком под дых. Сука специально назвала меня так. Сидит, пялится теперь, как меня накрывает. Перед глазами встает четкая картинка практически пятилетней давности и последнее, что сказала мама, захлебываясь кровью у меня на коленях: «Кир».

Прохладные ладони касаются моего лица. Они медленно отрезвляют, как и женский голос:

— Это всего лишь воспоминание. Дыши. Дыши, парень. Раз, два, три, четыре, — я подстраиваюсь под счет и правда начинаю дышать. — Молодец, — Натали проводит ладонью по моим ставшим влажными от пота волосам. — Уже не реальность, Кит, воспоминание. Мы будем работать с тобой над этим. Хорошо? — и я растерянно киваю. — Вот и молодец. А сейчас отправляйся домой и лучше не садись сегодня за руль. И еще! Не забудь вечером выпить таблетки.

— Выбросил.

Она уходит от меня, стуча каблуками, а я продолжаю считать, чтобы снова не провалиться в паническую атаку.

Натали возвращается, вкладывает в ладонь блистер.

 — Просто помогут спать без кошмаров, — гладит мою руку прохладными пальцами. — Попробуй. Не понравится, не будешь принимать. Я до сих пор не понимаю, почему ты в Америке не ходил к врачу? За четыре года эту проблему можно было бы решить.

— На зло отцу.

— Дурак. Ты себе же хуже сделал в итоге. Ладно, ты был ребёнком. Спишем на это.

— Я пойду? — с трудом поднимаюсь. Чертов приступ за несколько секунд лишил меня абсолютно всех сил.

— Иди, — кивает она.

Сжав блистер с таблетками в руке, дохожу до двери.

— Кит, — зовет Натали, — а насчет любви ты не прав. Это чувство гораздо шире и объемнее, чем тебе кажется…

Не дослушав ее, выхожу в коридор. Смотрю на таблетки в своей руке. Сжимаю пальцы в кулак так, что серебряный прямоугольник впивается в кожу и ранит ладонь до крови. Швыряю препарат в урну.

— Сами жрите свое успокоительное! А я больше не дам делать из себя послушный овощ!

И на мой главный вопрос она так и не ответила. Только душу наизнанку вывернула так, что выть теперь хочется.

Выхожу из здания, прикуривая на ходу. Хер я еще сюда приду! К черту их всех! И дождь начинается. Бесит!

Пока я был в кабинете у Розенберг, небо затянуло свинцовыми тучами, на улице потемнело, вдалеке гремит гром и на асфальте становится все больше крупных темных пятен.

Я зачем-то решаю включить телефон. Система не успевает загрузиться, как ее атакуют одно за одним сообщения от отца и еще с двух неизвестных номеров. Сметаю все с экрана одним смазанным движением пальца. Долетают еще и взгляд цепляется за имя абонента: «Гордый». Открываю его:

«Кит, я не смог до тебя дозвониться. Надеюсь, с тобой все в порядке. Я принял решение включить тебя в ближайшую гонку. С завтрашнего дня начинаются ежедневные тренировки. Постарайся не опаздывать»

Сообщение отправлено сегодня. Отлично. Хоть здесь я еще не все просрал.

«Буду» — пишу ответ.

И немного подумав добавляю:

«Спасибо».

Пока снова не вырубил трубу, ищу в своей телефонной книге еще один номер. Отец портит все своим звонком. Видимо, ему пришло уведомление о том, что я появился в сети. Сбрасываю и голосом нахожу ту, что поможет мне решить мой незакрытый вопрос.

«Здарова, Свиридова» — пишу Насте. — «Будь готова в ближайшее время отработать свое приглашение на вечеринку. Позвоню»

И вырубаю телефон.

Вытерев экран об штанину, прячу мобильник в карман куртки.

Дождь разошелся. Дорога уже совсем мокрая. На улице потемнело и стало сильно холоднее. Дрожащими пальцами застегиваю куртку по самое горло, надеваю шлем и седлаю байк. Выезжаю на главную дорогу, визор заливает водой, ни хера не видно. Поднимаю его, стараюсь ехать медленно, но рука все время сама выкручивает газ, потому что случившееся в кабинете психолога не отпустило. Страшная картинка все еще пытается ворваться в мое сознание. Я отгоняю ее, снова считаю. Надо просто дышать. Сейчас пройдет.

Капли, стучащие по шлему, раздражают. Наплевав на безопасность, снимаю его, вешаю на руку. Неудобно, но я и не гоню сильно, слишком скользко на дороге. Даже чертово похмелье больше не мучает меня, только болезненные воспоминания, опасно заполняющие образовавшуюся внутри пустоту. Их надо выжечь к херам, пока они не свели меня с ума. Пальцы снова дергаются. Мотоцикл влетает в очередной поток машин. Я держу его. Все нормально. Мне очень надо выключиться. Прямо сейчас.

Раз, два, три… Дышать, сука! Просто ровно дышать! Ты ничего уже не изменишь!

Вдох, выдох. Вдох. Поворот… и я понимаю, что больше не контролирую свой байк.

Глава 16

Лада

Хорошо, что я успела вернуться домой до дождя. Лучше было бы не пойти в универ вовсе, но мама с отчимом настояли. Обещали позвонить, если Кит объявится. Они ищут его уже третий день. Отчим подключил охрану, постоянно обзванивает его друзей, сам ездит по городу.

Я почти перестала спать. Все время набирала его номер, но там только осточертевший робот.

Разве можно так себя вести? Разве можно так всех пугать?! И как не думать о нем? Боже, да это просто невозможно!

Воображение рисует ужасные картинки. Толмачев ведь, когда уезжал, был похож на начавший извержение вулкан. Где этот вулкан рвануло? Прямо на байке?

В первый день мне было просто очень волнительно за него, но уже с ночи и вплоть до сегодняшнего дня я как ненормальная слежу за всеми новостными сводками, которые сообщают о ДТП и погибших.

Слышала, как отчим обзванивал больницы, полицию, даже морги. Ничего. Только никто не радуется. Могло случиться миллион всего! Он мог улететь в реку с моста, мог заехать в лесополосу или поля и там свернуть себе шею. Тогда найти Кирилла тоже будет сложно.

Его могли даже похитить!

Когда я принеслась с этой версией в кабинет отчима, он не покрутил у виска. Сказал, что такую версию его люди тоже отрабатывают.

До всего случившегося я не знала, что любить и ненавидеть человека можно в равной степени. Эта сволочь рвет мое сердце на части своими выходками. Сводный стал неотъемлемой частью моих мыслей. С каждым разом он пробирается все глубже. Его нет уже три чертовых дня, а я до сих пор чувствую его пальцы у себя в трусиках и горячие губы на своих. Если закрыть глаза, может почудиться, что прямо сейчас он здесь, прикасается ко мне со своей наглой ухмылкой. И мой живот противоестественно скручивает болезненными и одновременно сладкими спазмами. Такими же противоречивыми и ненормальными, как чудовище, живущее на втором этаже. Мне уже кажется, что я не могу без него дышать. Нет его и нет кислорода, наполненного безумием Кирилла Толмачева.

Просмотрев новые сводки новостей, иду вниз и вроде хотела зайти на кухню, взять воды, а в итоге оказалась в его спальне.

Делаю глубокий, затяжной вдох.

Запах Кирилла наполняет легкие и впервые с тех пор, как он пропал, я чувствую слезы на своих щеках.

Так быстро… Боже, как же быстро я стала зависима от него. От его настроения, от его взглядов. Скучаю. Я только поняла, как до него достучаться. Как вытащить из озлобленного на весь мир парня то самое, что видела только я. Он взял и пропал. И мне больно без него. И в доме пусто теперь. Никто не кричит, не слушает громко музыку и не переворачивает тарелки.

Сажусь на его кровать, несмело прикасаюсь кончиками пальцев к его подушке. Тут же одергиваю. Зайдет сейчас и будет рычать...

Пусть только зайдет. Пожалуйста. Пусть эта сволочь вернется!

Слезы снова высохли, так и не принеся облегчения. Решаю все же спуститься за водой. Внизу мама с отчимом разговаривают. Она, кстати, тоже дома все эти дни. Поменялась на работе с коллегой и дежурит здесь, пока отчим мотается по всему городу в поисках сына.

Кивнув им, прохожу на кухню, забираю маленькую пластиковую бутылочку с водой, сразу откручиваю крышку и делаю несколько больших глотков. Смотрю в окно, прижав прохладный пластик к себе. За стеклом настоящий осенний ливень. Ветки стучат друг об друга от ветра, на дорожках лужи, по которым расходится в разные стороны множество накладывающихся друг на друга кругов от падающих в них капель.

Отсюда слышу, как грохает входная дверь. У меня внутри все обрывается и тяжестью падает вниз живота. Сделав вдох, роняю бутылку с водой на пол и бегу смотреть, кто же пришел. Только один человек в этом доме так хлопает дверями.

— Кит! — выкрикиваю и тут же останавливаюсь под его тяжелым взглядом.

Мы с уставшим отчимом и нервной мамочкой смотрим на парня, которого не было дома и на связи трое суток. Грязный весь, лицо разбито, костяшки пальцев в крови, хромает, проходя мимо нас. Смотрит мне глаза так, будто в его состоянии виновата я. Взгляд жуткий и очень уставший.

— Я байк разбил... — говорит едва слышно. — Случайно, — кривая ухмылка касается его разбитых губ. — Мне нужен новый. Завтра.

— Хорошо, — кивает отчим.

— Хорошо?! — мама в шоке, и я вместе с ней. — Просто хорошо, Влад?! Мы тут с ума сходили…

— Не кричи, — совершенно севшим голосом просит отчим. — Да. Завтра я куплю ему новый байк. Потому что лучше это будет байк, чем... — он замолкает на несколько секунд. — Это все неважно. Кит, — зовет парня, пока тот еле поднимается по лестнице. — Я сейчас вызову тебе врача и поднимусь сам, помогу раздеться.

— Валяй, — отмахивается сводный и скрывается из виду.

Отчим звонит семейному доктору, после обнимает мою мамочку и что-то ласково шепчет ей на ухо, поглаживая ладонью по плечу. Она ему кивает, а я пытаюсь прийти в себя. Облегчение все никак не наступает. Кит ведь вернулся. Живой, хоть и не совсем целый.

Я понимаю, что меня не отпускает. Диалог Толмачева с отцом и слова дяди Влада маме. Лучше байк, чем… Чем что?!

Как же достали эти тайны! Они ломают его. Ломают Кита, но он упрямо держит их в себе. Мне снова хочется пойти и обнять его. Прикоснуться, убедиться, что не приснилось, он действительно дома.

Глянув на расстроенную маму, бегу по ступенькам на второй этаж. Дверь в комнату сводного открыта. Оттуда уже слышны тихие мужские голоса и шорох. Решаю немного подождать. Скорее всего отчим помогает Киту снять с себя грязную, подранную одежду.

Хожу туда-сюда по коридору. Отчим выходит из комнаты Кита с ворохом одежды. Я оказалась права. Он проходит мимо меня, старательно улыбается. Как только дядя Влад спускается на первый этаж, я иду к спальне Кирилла.

Чем ближе подхожу, тем сильнее меня трясет, но я не останавливаюсь. Заглядываю к нему. Кит в одних трусах, покачиваясь, сидит на своей кровати. Смотрит на меня со своей излюбленной вечной ухмылкой на красивом лице.

— Как ты? — знаю, дурацкий вопрос, но стоять и молчать еще глупее.

— Спасибо, хреново, но жить буду. Назло всем вам, — скалится он, как побитый и все равно гордый волк.

— Мы волновались…

— Да что ты? Ну иди сюда, — расставляет чуть шире ноги с серьезными, темными от крови ссадинами, и манит рукой, — Маленькая лгунья.

Игнорируя его обидные слова, прохожу и оказываюсь между его ног. На лице Кита всего на мгновение мелькает удивление. Он быстро заменяет его скептическим взглядом. Упирается руками в матрас по обе стороны от себя и ждет. А я рвано вдыхаю и кладу ладошки на его напряженную шею. Глажу пальцами по затылку, неотрывно глядя в глаза сводного. Если он не верит словам, может увидит в моем взгляде все, что я так хочу ему сказать.

Кит шумно выдыхает. Вспоминаю, что мне тоже надо. Легкие уже горят от недостатка кислорода. Новый вдох комом застревает в горле. Толмачев кладет ладони мне на бедра, тянет на себя, утыкается лбом чуть повыше живота, а я обнимаю его крепче, глажу по волосам и слушаю, как он дышит. Напряженные мужские пальцы причиняют легкую боль, впиваясь в кожу через одежду. Он дрожит и скрипит зубами.

Его новый вдох. Мой выдох.

Кит тяжело поднимается и его ладони поднимаются вместе с ним по моему телу, обнимают лицо, фиксируя голову в одном положении. Его карие глаза быстро приближаются. Сводный впивается в мои губы грубоватым, горячим поцелуем вскрывая им все, что я копила эти три дня, пока мы его искали. Он бессовестно кусает мои губы до ярких искорок перед глазами, до новых спазмов в животе. Тут же зализывает боль кончиком языка и толкает его мне в рот, хозяйничая там, как у себя дома.

Все заканчивается так же резко, как началось. Кит прерывает поцелуй, убирает от меня руки и тяжело дыша садится на кровать.

— Иди к себе, Лада, — и в его голосе совсем нет того тепла, которое было в прикосновениях еще секунду назад. — Будем считать, что эту твою ложь я сожрал.

— Да я не лгу тебе, Кит! — топаю ногой от возмущения.

— Просто выйди отсюда сейчас! — рявкает он. — Я потом сам приду, — уже гораздо тише. — Дверь не запирай.

Глава 17

Кит

Семейный врач не задает лишних вопросов. Скорее всего отец договорился, чтобы он подлатал меня молча. Ребра целые, да и ссадин на верхней части тела практически нет. Я успел сбавить скорость и падать я тоже умею. Плохо помню, как именно это случилось, но я даже башкой об асфальт почти не приложился.

Ноги сильно покоцал, потому что верх спасла мотокуртка, а внизу были обычные джинсы. Они не пережили встречу с асфальтом.

Док сказал, есть легкое сотрясение. Его вылечит постельный режим. К разбитой роже и стесанным костяшкам возникли вопросы даже у отца. Подрался. На меня наехал один из водил за то, что я вылетел перед ним. Но я, сука, уже падал! Я ни хера не мог сделать. Инстинкт сработал на спасение себя, а вот байк прилично пострадал. Можно отремонтировать, но времени у меня нет. Я не стану подставлять Гордея своими заебами. А с тем водилой мы немного помахались. Саму драку я тоже помню местами. Шок от аварии, чертовы нервы…. Сейчас уже легче, если не считать того, что раны на теле тянет и щиплет после обработки.

— Ложись, Кит, я сейчас провожу Игоря Константиновича и вернусь. Мы с тобой спокойно поговорим обо всем, что произошло.

Не хочу я с ним говорить! Не о чем!

Как только отец уходит, тяжело поднимаюсь с кровати, пережидаю головокружение и прямо в трусах босиком иду к лестнице на третий этаж. Даже не пытаюсь оправдать этот шаг. От своего плана я все равно не отступлюсь. Маленькая лгунья должна усвоить урок, но сейчас мне хочется к ней. Хочется ее спасительных эмоций и тепла, от которого я давно отвык.

Дверь в ее спальню не заперта. Замок так и не починили.

Захожу в царство уюта. Эта комната словно вне пространства остального дома. Здесь хочется находиться и чертовски приятно пахнет. С удовольствием втягиваю ноздрями воздух, смакую его на языке и смотрю на спящую девочку, свернувшуюся в комочек на кровати поверх покрывала.

Не дождалась. Тем лучше. Слишком велик соблазн сорваться и похерить свой план, но мне слишком часто лгали, чтобы такое прощать. За ложь я жестоко наказываю.

Стараясь двигаться как можно тише, обхожу ее кровать и ложусь на другую половину. Не прикасаюсь к сводной, просто смотрю, как она спит. Такая хрупкая, невинная, нежная. Опасно. Я почти повелся…

Закрываю глаза и снова прокручиваю в воспоминаниях тот день, когда она смотрела мне в глаза и говорила, что поверила. Пошла со мной потому, что поверила! И я на мгновение поверил. Закралась мысль, что еще не все потеряно, что чудовище, в которое я превратился за четыре года, все же можно спасти. Оказалось нельзя. Как быстро ее вера трансформировалась в страх. Она решила, что я причиню ей боль, что не остановлюсь, не услышу. Она ошиблась! А заодно разрушила то хрупкое и светлое, что показалось из моей персональной тьмы. Наткнувшись на недоверие в ее глазах, оно заскулило и спряталось обратно, слишком хорошо зная, как бывает больно от предательства близких. Я больше туда не хочу. Я больше не позволю так с собой поступать. Даже той, чьи поцелуи вдыхают в меня жизнь.

Но засыпаю я все равно рядом с ней, потому что мне тепло и приятно. Ничего не могу с этим сделать и не понимаю, как делает это она. Не пытаюсь больше копаться. Комната перестает кружиться. Я отключаюсь от боли во всем теле и отрубаюсь, гася в себе желание подвинуться ближе и обнять свою маленькую лгунью.

Мне хорошо. Какое-то время просто охрененно. Никаких кошмаров, никаких мыслей. Это редкое для меня состояние обламывает мачеха Маша, решившая вломиться в комнату дочери.

— Кит, — трясет меня за плечо. Сонно открываю глаза, поворачиваю к ней голову. — Что ты тут делаешь? Да еще и в таком виде? — ругается она шепотом. — Иди к себе!

— Мне тут хорошо, — отворачиваюсь в надежде, что она свалит. Но упрямая женщина решила защищать честь своей дочери до конца и снова трясет меня. Голова начинает кружиться от этой качки. — Да чтоб тебя! — рыкнув, сажусь на кровати. — Не надо меня трогать! — слышу, как Лада начинает ворочаться.

— Я спросила, что ты делаешь в спальне моей дочери, еще и в трусах? Ты что-то сделал? У вас что-то было? — давит она.

— Мама? — за моей спиной раздается сонный голос сводной.

Поднимаюсь, оттесняю Машу и сваливаю. Пусть у дочери своей интересуется, что у нас было. Ничего пока! Но обязательно скоро будет!

Покурив на улице, иду досыпать уже к себе в комнату. И в этот раз договориться с темнотой не выходит. Я погружаюсь в свой самый страшный кошмар и просыпаюсь на рассвете от того, что по щекам текут слезы. Удивленно смотрю на отца, спящего в кресле. Какого хера он тут делает?! Он со своей бабой договорился что ли, чтобы не давать мне покоя нигде? Во что, блядь, превратился, этот дом?!

Сажусь. Отец тут же открывает глаза.

— Я ее не трогал, — говорю с ходу и вытираю ладонями мокрое лицо. За это не стыдно. Со слезами выходит боль, которая не вмещается внутри. А отцу даже полезно посмотреть.

— Она мне тоже снилась сегодня, — и это он не про Ладу. — Ругала за то, что я тебя бросил. За мою трусость. Я знаю, что это я сломал тебя, Кит. Знаю, что ты мне не веришь, но я испугался, когда ты пропал. И я очень хочу искупить свою вину перед тобой. Помоги мне, сын. Скажи, что мне нужно сделать, чтобы тебе стало легче. Очень тяжело смотреть, как ты бьёшься в этой агонии один и при этом задеваешь всех, кто попадается тебе на пути. Я куплю тебе новый байк, но ведь это не поможет. Давай попробуем говорить об этом, Кирилл. Мы четыре года молчали. Может, ошибка именно в этом?

— Ты мне обещал, что эта тема останется закрытой, — напоминаю ему.

— Обещал, но у меня было время еще раз обо всем подумать, пока мы тебя искали. Маша задает много вопросов, и она имеет на них право, сын. Я устал недоговаривать и лгать. Сохранение тайны не приносит облегчение ни тебе, ни мне. Впусти в свою жизнь людей, которые за тебя искренне переживают. Ты получишь необходимую поддержку. Любовь, в конце концов. Я видел, как ты смотришь на Ладу…

— Ты все же хочешь поговорить со мной о девочках? — смеюсь я.

— О чувствах, Кирилл…

— Кит, — поправляю его.

— Нет! Моего сына зовут Кирилл. Я дал тебе это имя. И я буду называть тебя им. И поговорить с тобой я хочу о чувствах, которые ты испытываешь к Ладе.

— Злость, ненависть, раздражение? — начинаю откровенно стебаться.

— Влюбленность, — улыбается отец.

— Если бы я не знал, что Розенберг хранит врачебную тайну, подумал бы, что вы обсуждали мой последний визит к ней. Она тоже пыталась втирать мне про любовь. Мы не будем об этом говорить, отец. Я жду свой байк. У меня сегодня тренировка, а через несколько дней важная гонка. Пойду в душ, — поднимаюсь с кровати.

— Какая тренировка, Кит? Ты только после аварии!

— И что? — пожимаю плечами. — Мне надо бросить то единственное, что приносит мне хоть какое-то удовольствие? Я уже говорил, сними лимит с моей карты и я снова начну искать удовольствие в другом, но тебе же не понравилось. Зато это был единственный раз, когда ты ко мне приехал!

— У тебя был передоз. Ты чуть не умер! — отец сжимает руки в кулаки. — Считаешь, это весело?

— Да-да, — ухмыляюсь в ответ. — Чтобы увидеть отца, мне надо было фактически сдохнуть. Все, папа, тема закрыта. Говорить об этом я не хочу и не буду. А мама права. Ты просто трус! — стягиваю полотенце с дверцы шкафа и все же собираюсь свалить в душ. Этот разговор пора заканчивать.

— Я приду на твою гонку, Кирилл, — обещает отец. — Буду болеть за тебя.

— Мне плевать, — хлопнув дверью, ухожу в ванную, не веря ни единому его слову.

Глава 18

Кит

Новый байк пригоняют прямо во двор нашего дома. Выхожу, чтобы оценить. Отец выходит со мной, а за ним тащится мачеха Маша. Смотрит на меня, как на врага народа. Расходятся у них с папочкой мнения. Он вот совсем не против, чтобы я трахнул сводную, а его жене эта идея явно не по вкусу. Забавно будет посмотреть, как затрещит по швам их хваленая любовь, когда они столкнутся в конфликте на этой почве. Даже ничего придумывать не надо, чтобы разрушить жизнь отца. Сделать всего один ход, сыграть одну игру и все рухнет. Для меня, вероятно, тоже, но я давно пуст внутри, так что, как всегда, плевать…

Завожу технику, проверяю, изучаю характеристики. Байк плюс/минус как тот, что я грохнул.

— Пойдет, — киваю отцу. Он в несколько кликов оплачивает счет на приличную сумму, я прячу ключи в карман. — Дорого я тебе обхожусь? — усмехаюсь, больше глядя на Машу.

— Вместо того, чтобы хамить, сказал бы отцу спасибо, — она включает воспиталку. — Знаешь, сколько успокоительного он выпил, пока искал тебя?

— Вы считаете, что мне должно быть это интересно? — насмешливо приподнимаю бровь.

— Конечно. Это же твой отец. Что за потребительское отношение к людям, которые за тебя волнуются? — она искренне возмущена.

— Самые честные и взаимовыгодные.

Разворачиваюсь и хромаю в дом. Не вижу смысла продолжать эту беседу. До нее все равно не дойдет, а потом будет уже поздно. С вероятностью девяносто процентов их брак развалится, и она вернется в свою убогую квартиру в убогом районе и будет жить на свою убогую зарплату подтирая задницы чужим детям. А я попробую вернуть себе ощущение дома, верну уют, мамины вещи. Я хочу видеть ее не только в кошмарах, я хочу заполнить пустоту и другими воспоминаниями. Самая добрая, самая заботливая, самая внимательная женщина в мире. У нас была счастливая семья. Отголосков не осталось даже во снах, там только темнота, кровь и страх. Я чертовски устал от этой нескончаемой агонии.

— Привет, — на ступеньках натыкаюсь на сонную Ладу в милых пижамных штанах и футболки.

От нее снова вкусно пахнет и тянет теплом, которого мне так хочется. И я тянусь к ней, не думая о том, что нас увидят. Обнимаю одной рукой, нахожу губы и быстро целую, словно получая заряд для своей севшей батарейки. 

— С ума сошел? — так смотрит на меня, вроде оттолкнуть хочет, но почему-то не делает этого. — Как ты?

— Нормально, — киваю.

От пальцев и выше по моей руке поднимаются мурашки. Они тащат с собой то, что есть для меня только у этой девчонки. И я примагнитился опять, не могу оторваться. Отлично слышу, как хлопает внизу дверь. Знаю, что вошли отец и Маша. Знаю, что лестницу и нас с Ладой им отлично видно. И есть чертов план, от которого я не стану отступать. Но я все равно стою и держу сводную одной рукой. Мурашки доползают до затылка и начинают движение по позвоночнику, разбегаясь от него в разные стороны по всей спине.

Мы молчим. Я в принципе разучился говорить, а она любит молчать, уткнувшись в свои книжки со сказками. Смотрим друг другу в глаза. Ее щеки мило розовеют и на губах блестит влага от моего поцелуя.

«Мой трофей» — думаю, разглядывая эти вкусные губы. — «Она будет плакать, а я буду ее утешать. И она все равно отдаст мне свою невинность. А потом… Черт! Главное потом не передумать, потому что сейчас вдруг очень хочется сделать именно так. Отменить концовку задуманной игры и оставить эту девочку себе навсегда. Заниматься с ней горячим сексом по утрам подальше отсюда. Попробовать, что такое отношения. Принимать ее любовь, если уж свою я дать не могу.»

Заманчиво.

Убираю руку, шагаю на несколько ступенек вниз, так же молча пропуская ее. Шла ведь куда-то. Пусть пока идет. Я вернусь вечером с тренировки, и мы поиграем.

Лада проходит мимо меня, коснувшись пальчиками тыльной стороны моей ладони. Я какого-то хера вздрагиваю всем телом от этого прикосновения. Меня ошпаривает кипятком. Оглядываюсь. Она не смотрит больше. Уходит в сторону столовой. Оттуда доносятся женские голоса. Мачеха Маша, вероятно, сейчас вынесет дочери мозг за сцену на лестнице и мою ночевку в ее постели.

Я хромаю к себе и как могу, быстро собираюсь на трек. Поеду выветривать из головы всю эту, непонятно откуда взявшуюся, чушь. Из шкафа вываливаются трусики с мультяшками, что я стянул у Лады, когда освобождал его от тряпья. Поднимаю их двумя пальцами, подношу к носу, втягиваю запах. Ее на этом белье совсем немного. Все забивает стиральный порошок. Чувствую себя извращенцем. Запихиваю трусики обратно, достаю с верхней полки небольшую цифровую видеокамеру, ставлю ее на зарядку и сажусь на край кровати, чтобы завязать ботинки.

В мою спальню без стука вламывается отец.

— Мачеха Маша орала за то, что я лапал ее дочку? — не смотрю на него, заканчивая со шнурками на втором ботинке.

— Она волнуется за дочь, но я не для этого пришел. Кирилл, — имя снова режет слух, — может останешься сегодня дома? Один день. Он вряд ли что-то решит. У вас же бешеные скорости. Закружится голова, потеряешь управление, а ты сегодня даже без спецзащиты едешь.

— Я возьму экипировку у Гордея. Надеюсь, мою до завтра приведут в порядок.

— А я надеюсь, что ты образумишься, — настаивает родитель.

Отрицательно качнув головой, забираю поцарапанный после падения шлем и сваливаю из дома. Тестирую новый байк на дороге, проверяя максимальную скорость и маневренность. Заставляю себя думать только об асфальте, мелькающем под колесами и мощности под моей задницей. От нагрузок голова и правда кружится. Сбавляю скорость, пережидая приступ и снова докручиваю газ, быстро добираясь до тренировочного трека.

Я сегодня послушный член команды. Выполняю все, чему учат. Мы катаемся парами. Меня снова ставят с лидером. Гордей говорит, они совещались и решили, что я достаточно сильный, чтобы выйти на заезд именно с ним.

Потом мы катаемся с Гордым. Я еду немного сзади, стараясь учиться у него всяким мелким фишкам. Нереальный кайф. Забывается все. И авария, и головокружение. После гонки по треку мы пьем горячий чай из фирменных термосов от спонсора и обсуждаем детали. Парни рассказывают, что и как происходит на подобных соревнованиях. Делятся опытом, смешными историями. Я чувствую себя здесь живым и значимым, а отец говорил, не надо ехать. Для меня это тоже лекарство. Моя персональная терапия.

Заканчиваем к вечеру. Я возвращаюсь домой, чтобы переодеться. Плотные джинсы и футболку с длинным рукавом меняю на черные брюки и белую рубашку. Сверху накидываю свободный кардиган длиной до колена, набрасываю на голову капюшон. Завершаю образ туалетной водой и часами на тяжелом стальном браслете.

Пишу сообщение Насте:

«У тебя есть минут сорок, чтобы собраться. Едем в клуб. Будь секси»

Вместо байка беру машину с водителем. В планах залить в себя немного алкоголя и последнее, о чем я хочу думать, это о том, как потом добираться домой, да еще и с телкой.

Встав в небольшую пробку, возле дома подружки моей сводной оказываемся ровно через час после моего сообщения. Звоню ей, чтобы выходила. Приходится ждать еще минут десять, прежде чем из темного подъезда выскочит она — красивая и продажная дешевка, которую так удобно использовать в своих целях.

Округлые бедра обтянуты черной атласной тканью юбки длиной до середины икры и высокими разрезами по бокам. Красная блузка с глубоким вырезом подчеркивает ее грудь и цвет волос. Очень яркая девочка, уверенно держится на каблуках. Стучится в стекло. Открываю ей дверь и двигаюсь, впуская в салон Настю вместе с ее духами.

— Привет, — растягивается в улыбке ее напомаженный рот.

— Поехали, — отдаю команду водителю и закуриваю, чуть приоткрыв окно.

— Какой у нас план? — немного помолчав, интересуется Настя.

— Клуб, алкоголь, моя спальня. Устраивает? — поворачиваюсь и выпускаю ей в лицо тонкую струйку дыма.

Глава 19

Кит

Настю все устраивает, а мне просто надо подумать, поэтому клуб, а не сразу спальня. Бухло в меня не лезет ни в какую. Очень хотелось, но организм за последние несколько дней выхватил такую нагрузку, что решил категорически не принимать в себя еще и это. Поэтому я кручу в руках стакан сока, глядя на танцующую красивую девушку и вроде как должно зайти, взбудоражить, взбодрить, возбудить, но нет. Она сливается у меня с сотней таких же, превращаясь к красно - черное размытое пятно.

Отвожу взгляд. Перед глазами теперь оранжевое пятно апельсинового фреша. Оно хотя бы не дрыгается, не пульсирует, не укачивает до тошноты и не мешает думать.

Дома видеокамера уже должна была зарядиться. Главное, сейчас отыграть свою роль до конца, а потом я заберу Ладу.

За это я в свое время полюбил покер. Он учит не просто играть в карты. Это своего рода психология. Научиться просчитывать свой результат, увидеть картинку, которую только хочешь получить — вот в чем фишка. Дело не в самой игре и даже не выигрыше, в процессе. Я увидел свою картинку. Сейчас просто кручу ее в разных ракурсах, продумывая разрушительные детали.

Настя возвращается с танцпола, берет в руку бокал вина, делает глоток и игриво смотрит на меня. Машинально вожу пальцем по собственным губам, продолжая смотреть в стакан.

Девчонка садится рядом. Позволяю ей к себе прикасаться.

— Кит, а чего ты все время один? Видела, как ты сидишь на подоконнике в универе и смотришь в окно, перебирая карты. Такой грустный, — вздыхает она. — И сейчас грустный.

— Я не грустный. Мне так комфортно, — подношу к губам стакан сока, тоскливо глянув на бутылку рома.

— Прямо как Ладка, — пьяно хихикает Настя.

— Угу. А смысл окружать себя лжецами и предателями? — выразительно смотрю на нее. Подруга моей сводной намека не догоняет. — Поехали ко мне. Надоело тут сидеть.

Беру ее за руку исключительно, чтобы не ждать, и тяну к выходу. Голова раскалывается от этой долбежки, а кожу покалывает от предвкушения. Садимся в машину. Ложусь затылком на подголовник и закрываю глаза. Настя пытается со мной говорить. Одним жестом затыкаю ее и девчонка, взяв меня за руку, замолкает.

Я не чувствую ее прикосновений. Нет, физически, конечно, ощущаю, что меня держат, но моя пустота хавает это и остается пустотой. Ни тепла, ни остроты, ни возбуждения, в конце концов. Я какой-то эмоциональный импотент, которому нужен допинг, чтобы начать хоть что-то чувствовать.

Водитель паркует тачку во дворе. Я даже не заметил, как доехали. Высвобождаю свою ладонь из ладони Насти и выхожу из тачки, толкнув дверь со своей стороны. Девчонке приходится выйти самой. Она смотрит по сторонам без удивления. Была здесь уже скорее всего. Они же с Ладой «дружат».

Веду ее через холл и гостиную сразу на второй этаж. Втягиваю в свою спальню закрываю дверь.

— Целка? — с ходу интересуюсь у Насти.

— Что?? — от такого хамства она возмущенно приоткрывает рот.

— Девственница, спрашиваю? — раздражаюсь.

— Да, — смущается. Надо же! Не знал, что она на такое способна.

— Удивлен. Но так даже лучше.

Проверяю видеокамеру. Индикатор показывает полный заряд. Вот и славно, осталось найти место, откуда все будет максимально хорошо видно. Отхожу на центр комнаты, рассматриваю стену напротив кровати. Ищу, где самое нормальное освещение. Ставлю камеру на полку между книг.

Где-то у меня еще пульт от нее был. Шарю в ящиках. Нахожу. Простенький совсем, но мне надо то вовремя нажать на «Play», а потом так же на «Stop».

Пульт кладу на тумбочку у своей любимой половины кровати. На покрывало кидаю колоду карт.

— Я сейчас вернусь, и мы поиграем, — подмигиваю Насте.

— А камера зачем? — пугается она.

— Это часть моей игры, — отвечаю и выхожу из комнаты.

Забираю из холодильника полулитровую бутылку воды, выпиваю сразу половину, сбивая сушняк.

В дверях встречаю мачеху. Вот она то, как ни странно, мне и нужна.

— Кит… — выдыхает Маша, приложив ладонь в район сердца. Испугалась, бедняга.

— Удивительно, правда? — усмехаюсь. — Я тут живу, — напоминаю ей. — Лада дома?

— Зачем она тебе? — мачеха недовольно поджимает губы.

Вид у нее в целом расстроенный. Такое ощущение, что они с отцом поругались. Приятно, черт побери. Значит я все делаю правильно.

— Надо. Скажите ей, пусть минут через двадцать зайдет ко мне. Задание ей на завтра передам из универа. Она же пропустила до хрена, — стараюсь убедительно врать.

— Хорошо, — услышав про универ, Маша сдается. — Только это должно быть именно задание, Кит! Она еще девочка совсем. Ты взрослый парень, должен понимать.

Забавно. Я старше сводной всего на год, но она еще девочка, а я уже взрослый.

—Я все отлично понимаю. — ухмыляюсь, докручивая в голове, что эта самая девочка скоро станет моей.

Хнык-хнык, какое разочарование для мачехи Маши. Я прям не могу. Хотя нет, могу. И сделаю.

Допив воду по дороге в спальню, выбрасываю бутылку в корзину для бумаг. Настя сидит на моей кровати, сложив ногу на ногу. Разрез на ее юбке разъехался и оголил бедро. Вздохнув, скидываю обувь в угол. Забираюсь на кровать с ногами. Настя повторяет манёвр, устроившись напротив меня.

Быстро объясняю ей правила игры. Вроде все понимает и мы начинаем. Ставки пока элементарные. Я ее раздеваю каждым последующим желанием. Сначала мелочь — украшения, следом она расстегивает блузку, глядя мне в глаза. Под красной тканью обнаруживается привлекательное кружево и грудь у нее реально ничего.

Удовлетворенно кивнув, намеренно проигрываю, и девушка отвечает зеркальным желанием. Расстегиваю рубашку, выдернув ее из-под ремня брюк. Настя с жадностью ощупывает взглядом мой торс.

Даю ей выиграть еще раз.

— Новичкам везет, — хмыкнув, расстегиваю ремень и ширинку. Настя прилипает взглядом к резинке боксеров и густо краснеет.

Взъерошив волосы, добавляю себе еще немного секса в образ и снова раздаю карты, прикидывая, что двадцать минут уже точно прошли. Лады еще нет, а я затянул игру. Надо заканчивать.

Следующим желанием оставляю Настю в одном нижнем белье и делаю свою последнюю, самую высокую ставку.

— Твоя девственность, — в конце концов она ведь за этим сюда притащилась, и я уже знаю, как поступлю дальше, но Настя вдруг меня удивляет.

— А дальше что? — спрашивает она.

— Секс, — пожимаю плечами, не понимая вопроса.

— Я не об этом, Кит. Мы переспим, а что дальше? — берет одну карту с покрывала, нервно теребит ее в руке. — Вряд ли ты захочешь отношений, а за приглашение на вечеринку это слишком высокая цена.

— Торгуешься? — моя бровь ползет вверх, но так даже лучше. Нет, это идеально! Трахаться с ней я все равно не собирался, так что легко сдаюсь. — Не вопрос. Я хочу девственность твоей подруги.

— Лады? — Настя сжимает карту в руке и режется пластиком. Шипит. Выронив карту, подносит к губам ладонь и посасывает место пореза.

— Да. Сыграем на нее? Это цена, которую я хочу за приглашение.

Нервно смотрю на дверь. Давай же, девочка, иди уже сюда. Сейчас я получу согласие твоей единственной подруги и выигрыш будет у меня в кармане, можно даже не раздавать больше. Мне важен лишь ответ.

— Настя, смотри, тут все просто, — додавливаю, — либо ты, либо она. Мне все равно, кого из вас я сегодня отымею.

— А если я выиграю? — вспоминает, что у нее получалось. Наивная дура!

— Без вариантов, — качаю головой. — Так что? Что ты выбираешь, Анастасия? Ты или Лада? Лада или ты? — пристально смотрю на нее.

— Лада, — Настя опускает голову еще ниже и в этот же момент так удачно открывается дверь моей спальни.

— Кит, — сводная входит в комнату, — мама сказала, ты меня иска... л, — застывает, глядя на растрепанного меня и полуголую подругу в моей кровати.

Глава 20

Лада

— Кит, мама сказала, ты меня иска... л, — залетаю в его комнату и застываю на месте.

Ошарашенно смотрю на парня, сидящего на кровати в черных брюках и белой шелковой рубашке нараспашку в компании лучшей подруги. Своей лучшей! Единственной подруги! В одном нижнем белье напротив него!

Настя стыдливо отводит взгляд и закрывает ладонями грудь, а между парочкой на покрывале небрежно валяется колода карт. В груди колет нехорошим предчувствием.

— Искал, — издевательски ухмыляется Кит. — Ты сама ей скажешь? — обращается к Насте. — Или мне? — «подруга» невнятно машет головой ему в ответ. — Ладно, я сам. Эта, — кривится Кит, кивнув на Настю, — только что проиграла мне в карты и решила, что ее девственность ей дороже твоей. Твоя подруга, — делает акцент на последнем слове, — любезно согласилась на замену. И теперь мое желание исполнишь ты.

— Что?!

— Не тупи, сестренка, — Кит вскидывает вверх идеальную тёмную бровь. — Тебя только что, особо не задумываясь, предали. Я бы даже сказал продали, — он слезает с кровати и хищной походкой направляется ко мне, а я с места сдвинуться не могу.

У меня шок. Просто шок от того, что он устроил. Но если от сводного я еще могла ожидать подобной подлости, то от Насти…

— Зачем ты так? — смотрю на подругу. — Зачем ты так со мной, Настя?! — срываюсь на крик. — Мы же с детства дружим. А ты… — все силы меня покидают, ноги становятся шарнирными. Кит неожиданно бережно подхватывает и прижимает к себе мое дрожащее от обиды и негодования хрупкое тельце.

— Больно, когда тебе лгут, правда? — тихо спрашивает Толмачев. — И когда предают близкие. Хочешь, я покажу тебе кино, и ты своими глазами увидишь, с какой легкостью от тебя отказались?

— Не хочу. Убери от меня руки! — упираюсь ладонями в его голую грудь. Она кажется каменной и очень горячей. Тут же одергиваю руки и стараюсь убедительно смотреть ему в глаза. Сводный спокойно выдерживает и не собирается отпускать.

— Не уберу, — целует меня в висок. — И не отпущу никуда сегодня. В конце концов это была честная игра и я хочу свой приз. Тебя.

— Ты больной, — шмыгаю носом.

— Возможно, — тихо смеется, — но я устроил это не ради секса, моя маленькая сестренка. Ради того, чтобы ты почувствовала на себе, какого это, когда ты доверяешь человеку, а тебе лгут. Это больно, Лада. Физически больно!

— Я не лгала тебе! Ни разу не лгала! Ты сам придумал эту ложь, Кит! И лишил меня единственной подруги. Доволен? Скажи, ты доволен?! В универе ко мне больше никто не подходит. У меня была Настя, но и ее ты забрал! Я совсем одна теперь, Кит! Из-за тебя одна!

— У тебя есть я, — он шепчет мне на ухо, касаясь губами волос. — Зачем тебе такая подруга, малышка? Завистливая, подлая, продажная. Знаешь, за что она продалась мне?

— Замолчи, — снова упираюсь в его каменную грудь ладонями. — Замолчи и отпусти меня! — требую я.

— Она продалась за приглашение на вечеринку к моей старой знакомой. Так просто, Лада. За то, чтобы потусоваться с мажорами, она готова была на все. Ну почти. В последний момент решила, что ее приглашение отработаешь ты.

— Лада, — Настя подает голос.

Не могу на нее смотреть. Сейчас Кит, несмотря на подлую выходку, становится щитом между мной и той, кому я доверяла абсолютно все. Самые сокровенные секреты, кроме одного… Я просто не успела рассказать ей о своих чувствах к этому придурку. И я ничего не могу с ними поделать. Я не знаю, как с ними бороться.

— Лада, прости меня, пожалуйста. Лад, — Настя тоже хлюпает носом. — Я испугалась и ляпнула…

— Снова ложь! — рявкает Кит. — Ты не ляпнула, ты сделала осознанный выбор. Пошла вон из моего дома.

— Ла - да… — плачет теперь уже бывшая подруга.

— Нет ее больше для тебя! Это только моя девочка, — зло рычит Кит. — Теперь только моя девочка, — целует меня в лоб, брови, веки и соленые от слез ресницы. — Вон! Или я позову охрану и тебя выставят прямо так.

Я зачем-то выглядываю из-за его плеча. Настя быстро одевается, виновато глядя на меня зареванными глазами.

— Прости, — шевелит губами.

— Не могу, — так же тихо отвечаю ей.

Кит гладит меня по волосам и не дает оглянуться, когда за моей спиной хлопает дверь.

— Жестокий урок, знаю, — поднимает меня на руки, несет на свою кровать и бережно укладывает на покрывало. Собирает карты, снимает с себя рубашку и ложится рядом. — Зато теперь ты понимаешь, что чувствую я. Но у меня, Лада, эти ощущения еще острее. Ты потом будешь мне благодарна. Уж лучше сейчас в искусственно созданных обстоятельствах узнать, кто все эти годы был рядом с тобой, чем однажды получить неожиданный удар в спину.

— Так было с тобой? — решаюсь поднять взгляд и заглянуть в его глаза.

— Так было со мной, — он переворачивает меня на спину и ложится сверху. Невероятно нежно целует мои соленые губы.

— Не надо, Кит, — впиваюсь ногтями в его плечи.

— Я просто целую тебя, — шепчет он, продолжая покрывать мое лицо поцелуями. — Поспи. Завтра покатаю тебя на байке после тренировки. Сходим куда-нибудь, если захочешь. Не думай об этой стерве, Лада. Она не стоит и ногтя на твоем мизинце.

— Я пойду к себе.

— Ладно, — он неожиданно соглашается. Ловит в моих глаза удивление и улыбается. — Проводить тебя в комнату?

— Нет, — качаю головой. — Мне хочется побыть одной.

Кит скатывается с меня, ложится на спину, подкладывает ладони под голову и смотрит, как я поправляю одежду и ухожу из его спальни полностью опустошенная.

По дороге встречаю маму.

— А я к тебе, — сообщает она. — Ты была у Кирилла в комнате? — киваю. — Что ты там делала? — пожимаю плечами. Я не знаю, что ей сказать. Оправдываться сил нет совершенно. — Нам надо поговорить об этом, Лада. О том, что между вами происходит.

— Потом. Мам, все потом, — обхожу ее, чтобы быстрее подняться к себе и скрыться на время от всего мира.

— Лада, что случилось? — не отстает мама. — Настя убежала от нас в слезах. Вы поссорились?

— Мам, можно меня не трогать?! — разворачиваюсь и, кажется, впервые в жизни повышаю на нее голос. — Просто оставь меня в покое на некоторое время. Я устала и хочу спать.

Пока она не очнулась от потрясения, сбегаю. Запыхавшись, хлопаю дверью своей комнаты, вспоминая, что так и не попросила починить замок. Падаю на кровать, прячась лицом в подушки. Долго лежу в одной позе с закрытыми глазами.

Сажусь, смотрю на наши с Настей фотографии и все еще не верю в том, что она так поступила со мной. У нас всякое было за время дружбы. И я даже могу допустить тот факт, что она повелась на обаятельного Толмачева, не зная о моих чувствах к нему. Но чтобы проиграть меня в карты как вещь. Это не укладывается в голове.

Подруга пишет мне сообщения и отправляет голосовые. Я игнорирую все и безжалостно рву наши фотки, кидая куски счастливых совместных моментов в мусорку.

Не выдержав, все же открываю одно из ее сообщений. Настя плачет. Очень - очень горько плачет и просит прощения. А я не могу. Впервые не готова ее простить.

Я засыпаю на покрывале в ворохе старых, теперь полупустых фотоальбомов. На компьютере остался цифровой вариант. Я запрятала его как можно дальше, запаковав в архив. Сначала хотела удалить, но в последний момент отменила действие.

Меня удивило пробуждение. Сначала едва слышный шорох, за ним поцелуй в щеку. И я по запаху узнала, кто пришел в мою комнату.

— Чай, — Кит ставит чашку на тумбочку у кровати и присаживается рядом со мной.

— Спасибо, — голос после сна и ночных слез совсем охрип.

— Я сам приготовлю нам с тобой завтрак. Твоя мать опять сварила невзрачную овсянку. Жду в столовой.

Поцеловав меня в пересохшие губы, уходит. Нахожу телефон, чтобы посмотреть время. Разрядился. Поднимаюсь, ставлю его на зарядку, разминаюсь, с тоской глянув на коврик для йоги. Не до него мне в последнее время.

Быстро привожу себя в порядок и спускаюсь на первый этаж. В столовой царит очень давящая тишина. Отчим выглядит как буфер между моей мамой и своим сыном. И стол будто разделился на две половины.

У родителей в тарелках и правда овсяная каша. Еще есть бутерброды и кофе. Кит же успел приготовить что-то красивое. Воздушная кремообразная масса, сверху присыпанная порезанными ягодами. И это только для меня. У него в тарелке высокий омлет с зеленью и, кажется, сыром.

— Доброе утро, — машу всем ладошкой.

— Доброе, Лада, — кивает отчим. — Я сегодня впервые увидел своего сына у плиты, — посмеивается он. — Удивительное зрелище.

— Согласна, — улыбаюсь в ответ.

— Творожный ванильный крем с ягодами и минимальным содержанием жира, — поясняет для меня Кит, проигнорировав отца.

— Спасибо, — беру ложку и набираю немного аппетитной красоты. — Ммм… — закрываю глаза. Крем тает во рту, обволакивая рецепторы легким послевкусием ванили и немного поднимает настроение.

— Лада, я сегодня выхожу во вторую смену, — сообщает мне мама. — Вечером будь дома, пожалуйста, нам все же надо поговорить.

— Вечером она не может, — за меня отвечает Кит. — Я возьму ее с собой на трек.

— Тебе не кажется, что девушке в принципе там не место? — строго смотрит на него мама. — Ты еще не отошел от последней аварии. Хочешь угробить и ее?

— Маш, — маму осаживает отчим. — Пусть дети покатаются. Он будет осторожен. Правда ведь, сын?

— Конечно, — скалится в своей привычной ухмылке Кит.

— Мам, мы обязательно поговорим, не переживай, — поддерживаю ее. — Я к тебе на работу могу заскочить после занятий.

Договорившись, расходимся собираться. Из своего скромного по содержанию и совершенно нескромного по стоимости гардероба, я снова отдаю предпочтение джинсам и футболке. Затягиваю шнурки на любимых кедах. Куртку накидываю уже на ходу.

Кит ждет меня в машине. Сажусь, обнимаю рюкзак руками и сразу же отворачиваюсь к окну.

— Все еще злишься? — он заводит свой Ягуар и выезжает за ворота.

— А ты сам как думаешь? — все же поворачиваюсь к нему.

— Это пройдет. Главное, что мне не пришлось догонять тебя на тачке, — смеется сводный. — Неэффективно убегать от хищника в разы мощнее тебя.

— Ты поступил очень жестко. Ты хоть сам это осознаешь?

— Ждешь, что я почувствую себя виноватым? Зря. Я считаю, что прав в этом конкретном случае, а в тебе говорят эмоции.

— Чувство вины вообще тебе не свойственно, — снова отворачиваюсь к окну.

— А вот тут, Лада, ты очень сильно ошибаешься.

Он достает губами сигарету из пачки и больше не говорит со мной до самого университета.

Из машины выхожу первая. Пока Толмачев возится, распихивая по карманам личную мелочь, ухожу вперед и первая оказываюсь у входных дверей.

В холле среди снующих туда-сюда студентов легко нахожу Настю. Она довольно паршиво выглядит сегодня. Почти без косметики, без привычного лоска. Глаза красные, как и у меня. Наревелись обе.

Мое сердце сжимается при виде той, кто столько лет была рядом.

Подняв выше подбородок, прохожу мимо.

— Лада, — зовет Настя. — Лад, давай поговорим. Ну, пожалуйста!

— Брысь, — ее отгоняет догнавший меня Кит. — Я неясно тебе вчера сказал? Не приближайся к ней, — и идет рядом со мной до аудитории.

— Пока, — уворачиваюсь от его поцелуя и забегаю в просторное помещение, гудящее голосами одногруппников. Смотрю на место, вокруг которого уже привычно пусто. Никто не решается нарушить запрет Толмачева и сесть ближе ко мне. Но и я не хочу туда садиться.

Ухожу в самый угол за самую последнюю парту, где и так никто никогда не сидит.

Настя входит через пару минут после меня. Находит меня взглядом, поджимает губы и поняв, что я не хочу сидеть с ней, уходит к остальным ребятам.

Глава 21

Лада

После последней пары вклиниваюсь в общий поток студентов, смешиваюсь с толпой и иду на остановку. Нужный мне троллейбус приходит спустя пять минут. Расплачиваюсь за проезд мелочью и ухожу в самый дальний уголок. Встаю у окна, отвернувшись от всего салона и смотрю на город через пыльное стекло. В животе сосет неприятное чувство, и я очень хочу побыстрее доехать до мамы. Давно у меня не было такой острой потребности в ней, как сейчас. Мой мир стал шатким и нестабильным. Толмачев внес в него свои коррективы и расшатал фундамент. Я теперь не понимаю, куда нужно сделать тот единственный правильный шаг, чтобы все не рухнуло окончательно. Стою в середине и боюсь пошевелиться.

— Девушка, конечная, — доносится до меня голос кондуктора.

Судя по ее взгляду, стоит она тут уже давно. Буркнув: «Простите», сбегаю по ступенькам и направляюсь во дворы, где среди многоэтажек спального района расположился детский сад с разноцветным забором и уютными игровыми участками для малышей, с рисунками на кирпичных стенах и запахом манной каши в коридорах. Приветливо кивая знакомым нянечкам и воспитателям, попадающимся мне на пути, иду в группу, расположенную на втором этаже.

Тихонечко прохожу через раздевалку и оказываюсь в основной комнате. Малыши уже проснулись. Кого - то расчесывают, кто-то сонно натягивает штанишки, а кто-то зевает, сидя на стульчике.

Ко мне подходит одна из девочек и тянет расческу.

— А заплети мне косичку.

— Давай, — с удовольствием помогаю маме и ее нянечке привести в порядок детей после дневного сна.

Дети меня никогда так не отталкивали как взрослые. С ними легче и понятнее.

Малышню рассаживают на полдник. Мне тоже предлагают перекусить, но я вежливо отказываюсь. Ухожу в спальню, сажусь на мамин стул и взяв простой карандаш, рисую абстрактный рисунок на клочке бумаги.

Оставив своих подопечных на няню, мама входит ко мне, прикрывает за собой дверь и шума сразу становится меньше.

— Обними меня, — прошу ее.

Улыбнувшись, она подходит ближе, гладит меня по волосам и обнимает. Уткнувшись ей в живот, дышу родным запахом вместо успокоительного. Так хорошо становится, но сосущее чувство все равно никуда не девается. Мне больно от того, что я потеряла подругу.

— Ну что такое? — мама целует меня в макушку. — Он тебя обидел? — честно киваю.

Обидел. Очень. Отобрал единственного человека, которому я могла рассказать то, что не могла рассказать даже маме. Только вот про чувства к Киту я и Насте ничего не сказала. «Не успела» — это, конечно, правда, но не вся. Я оказалась не готова этим делиться. Признать чувства к нему было сложно, а рассказать кому-то сложнее в разы.

— Кирилл нравится тебе, да? — мама у меня умная, она все и так понимает. — Красивый мальчик, — смеется. — Дерзкий. Отец ему многое позволяет, а вседозволенность опасна, девочка моя. Тем более с таким тяжелым характером.

Она отходит от меня, берет свободный стул и садится напротив. Гладит меня по коленке, вздыхает.

— Лад, я понимаю, у вас возраст такой. Тебе девятнадцать, и ты впервые влюбилась. У Кирилла приоритеты немного другие. Они концентрируются в нижней части его тела. Я очень не хочу, чтобы он разбил тебе сердце. Ну не вижу я его в отношениях, хоть убей! Прежде чем подпускать его к себе, очень хорошо подумай. Я не могу тебе запретить, могу лишь предостеречь и посоветовать. Мальчик очень сложный. У них что-то случилось, о чем нам с тобой не говорят, но это накладывает отпечаток на его характер и поведение. Не просто дерзкое, иногда опасное для жизни. Взять ту же недавнюю аварию. Готова ты к такому? Готова к тому, что он будет пропадать на несколько дней? А эти его девочки в родительском доме? Где гарантия, что он не позволит себе таких выходок, когда вы сойдетесь? А измена — это больно, Ладушка. А когда измена демонстративная… Плакать будешь, — снова вздыхает она. — Влад говорит, ты хорошо влияешь на Кирилла, а я очень за тебя переживаю. Неспокойно мне, девочка моя. Держалась бы ты от него подальше.

— Это сложно, — грустно улыбаюсь. — И знаешь, в чем-то дядя Влад прав. Только я не знаю, из-за меня это или оно само происходит. Когда мы вместе, остаемся наедине, Кир меняется. Он все такой же придурок, но какой-то другой. Я не могу объяснить это словами. Это надо увидеть или даже почувствовать. В такие моменты я ему верю, мам. Он становится похож на оголенный провод. Нервный, искрящийся, но без лишней брони, которой он успел обрасти. А еще ему очень важно, чтобы ему верили. Но при этом сам никому не верит. Я запуталась, — ковыряю собственные ногти, глядя в пол.

— Однажды ты устанешь его спасать, Лада. И собирать свое сердце по осколкам тебе будет очень сложно.

Мы обе замолкаем. Маму зовут работать, а я остаюсь в детской спальне. Задумчиво брожу между рядами кроваток и в голову приходит одна, на мой взгляд, самая правильная в нашей ситуации, мысль.

— Можно я перееду в нашу с тобой квартиру? — спрашиваю, как только мамочка возвращается. — На занятия ездить далеко, но это не должно стать проблемой. Наши отношения с Китом, если они получатся, будут более нормальными, что ли, — нервно смеюсь я. — Мы перестанем находиться большую часть времени на одной территории. Он поймет, нужна ли я ему на самом деле. И у меня будет возможность подумать об этом без его давления. Можно? — воодушевившись, забываю на время про свое неприятное, болезненно-сосущее чувство внутри.

— У нас там с тобой ремонта сто лет не было, — вздыхает она. — Но я поговорю с Владом. Думаю, он поможет решить эту проблему. В конце концов когда-то тебе придется жить самостоятельно.

— Тогда я поехала собираться, — заявляю с энтузиазмом, стараясь сохранить в себе этот появившийся запал.

— Хорошо, — мама шарит в сумочке и достает оттуда знакомую связку ключей. — Заезжала недавно, проверяла, проветривала, — поясняет она их наличие.

По глазам вижу, что ей грустно меня отпускать. Они с дядей Владом хотели, чтобы мы жили все вместе. Но сейчас так будет лучше. И это ведь не другой город. Просто другой район.

Добираюсь до дома Толмачевых и сразу заглядываю в хозпомещения за коробками. Сегодня постараюсь все собрать, а завтра после занятий найду машину и перевезу. Вещей у меня и так было немного, а после «ревизии» Кирилла стало еще меньше.

Забыв про то, что он собирался взять меня с собой на трек, начинаю освобождать полки.

— И чего мы трубку не… Не понял? — в мою комнату вваливается Кит в обнимку со шлемом, в мотоэкипировке, глаза блестят, как было в прошлый раз, когда он брал меня с собой. — Что происходит, Лада?! — кидает шлем на кровать и схватив меня за локоть, резко разворачивает к себе.

— Переезжаю.

— Куда? — хмурит брови.

— На нашу с мамой, как ты любишь выражаться, «убогую» квартиру, — скрывать от него сей факт я и не собиралась.

— Я против, — зло заявляет он, а я только плечами пожимаю, удивляясь, откуда во мне столько смелости. Мягко выворачиваюсь из его захвата, обхожу сводного и снимаю книги с полки над кроватью. — Это твоя мамочка придумала?

— Нет. Я так решила. Хочу попробовать жить самостоятельно. Раз уж ты оставил меня в одиночестве, почему бы не перебраться в спальный район и не раствориться там среди людей?

Кирилл, скрипя зубами, долго смотрит на меня. Взгляд тяжелый, обжигающий. Не выдержав его, отворачиваюсь. Слышу его шаги у себя за спиной. Обнимает, утыкается носом в макушку.

— Ты не одна, — напоминает он.

— Значит небольшое расстояние не станет проблемой, — разворачиваюсь в его руках.

— Хочешь, чтобы я возил тебя в универ и кормил мороженым после занятий, а вечером провожал домой, как делает серая масса, неспособная дать ничего больше? — пренебрежительно усмехается Кит.

— Хочу, — киваю ему, решаясь прикоснуться пальцами к скуле.

Толмачев, как всегда, ловит это прикосновение. Одергивает сам себя. На секунду прикрывает глаза и заявляет:

— Неделя.

— Что «неделя»? — хлопаю ресницами.

— Неделя вот таких дебильных свиданий по твоему сценарию, и я получаю тебя целиком, — целует меня в кончик носа.

— А если без условий? — тереблю замочек на его кожаной куртке.

— Это не условие, Лада. Я просто ставлю тебя перед фактом.

Глава 22

Кит

Она посмела бросить мне вызов! Мне! Моя чердачная мышь решила ставить мне условия! Забавно видеть в ее глазах страх вместе с уверенностью, что у нее получится меня «вылечить» этой неделей или приручить, не знаю. А может в глубине души она понимает, чем все закончится и просто оттягивает момент, потому что несмотря ни на что, влюблена по уши.

Я принял ее вызов. В конце концов мы же играем. Я выставил свое желание, она — свое. Девочкам надо уступать, так учила меня мама. Я уступаю лишь с целью выиграть и закончить то, что начал.

Всю ночь кручу ситуацию в голове. Еще никто и никогда не смел ставить мне условий. Кроме отца, но на него насрать. И тепло этой девочки на своих ладонях не отпускает.

Пойти к ней что ли?

Нет, это нарушит условие. И повернувшись на другой бок я заставляю себя спать.

Просыпаюсь бодренько, по будильнику. Растяжка, два десятка отжиманий, подтягиваюсь на турнике, прикрученном к стене, и в контрастный душ, чтобы окончательно зарядиться.

Открыв шкаф, долго думаю, чем бы заставить Ладу пожалеть о своем решении. Рубашка. Девочкам такое нравится, и я вытягиваю с вешалки бордовую. Она отлично подходит к черным джинсам. Оставляю в стороне любимые кроссы. Сегодня выбор падает на туфли. Как всегда, несколько штрихов в виде аксессуаров и туалетной воды. Провожу по волосам влажной ладонью, устраивая небрежный сексуальный хаос и вуаля, малыш, ты пожалеешь, что выставила срок в целую неделю.

— Доброе утро, — улыбаюсь сонной Ладе, встретив ее на лестнице.

Спотыкается, едва не падая. Ловлю и мысленно благодарю маму за то, что она научила меня таким деталям, в том числе и правильно одеваться, чтобы точно нравиться девочкам. У нее во всем был хороший вкус. Ничего лишнего ни в доме, ни в гардеробе. На нее всегда засматривались мужчины. Отец, бывало, сгорал от ревности, но ничего не мог с этим сделать. Это природа. Ее истинная, женская природа в сочетании с характером и умением создавать уют и красоту из простых вещей.

— У нас праздник? — интересуется сводная.

— Пытаюсь соответствовать романтическому образу, который ты решила на меня натянуть. Получается?

— Пока не знаю, — довольно улыбается Лада. — Идем завтракать?

— Только если поедание овсянки не входит в перечень обязательных условий, — беру ее за руку и тяну за собой в сторону столовой.

— Отлично выглядишь, — отец здоровается кивком головы. Маша пялится на наши с Ладой сцепленные руки, и моя девочка начинает высвобождать из моего захвата свою ладошку. — Лада, мама сказала, ты решила перебраться в вашу старую квартиру. Очень жаль. Я надеялся, что мы еще поживем некоторое время всей семьей под одной крышей. Вопрос с ремонтом я решу, не переживай.

Пока они едят и обсуждают детали переезда, я пью кофе, думая о своих планах на день.

— Я могу выделить машину с водителем, — цепляю часть их разговора.

— Не надо, — влезаю в него. — Я сам буду ее возить, мы уже договорились.

— Тебе придется гораздо раньше вставать, чтобы успеть добраться до Лады и потом не опоздать в университет, — сообщает очевидное отец.

— В курсе, — киваю, отставляя в сторону чашку. — Я все равно почти не сплю. Не вижу в этом проблемы.

— Опять? — вздыхает отец. Удивлен, что он вообще помнит об этой моей проблеме. — Натали должна была дать тебе препарат, который поможет, — задумчиво стучит пальцами по столу.

— Она дала. Я выбросил. С недавних пор у меня аллергия на подобные таблетки. Лада, поехали, — встаю из-за стола.

— Кирилл, — окрикивает отец. Замираю в дверях, не оглядываясь. — Почему ты перестал к ней ходить?

— Не вижу смысла тратить свое время на то, что мне не помогает. Всем счастливо, — махнув им рукой, сваливаю на улицу.

Долго курю возле машины, пока сводная заканчивает сборы. Запрещаю себе скатываться в настроение «хочу убивать». Это сложно, когда начинают лезть туда, куда не стоит, еще и в присутствии посторонних. Однажды это закончится. И бессонница, и вечная агония, и даже воспоминания станут наконец лишь воспоминаниями, а не моей практически ежедневной реальностью.

Лада выбегает из дома в джинсах, уже набивших мне оскомину, и футболке под курточкой.

— После занятий поедем по магазинам, — сообщаю ей.

— У нас переезд, — напоминает «сестренка».

— Потом, — отмахиваюсь и открываю ей дверь.

Она плюхается на сиденье Ягуара, а я иду за руль и плавно выкатываю нас за территорию двора.

У нас сегодня совместный английский. «Цербер» рвет и мечет. На стол ректора легло коллективное заявление от студентов с разных курсов с просьбой о смене преподавателя, где среди прочих фамилий есть моя и еще несколько подписей того же уровня. У нее нет ни единого шанса сохранить пост. Ректор не пойдет против нас, это может сильно ударить по спонсорскому финансированию всего университета.

Я сижу рядом с Ладой. На нас все время косо смотрят и пара челюстей неприлично падает, когда я ее обнимаю.

— Прекрати, — ерзает сводная.

— Будешь выделываться, я тебя еще и поцелую, — усмехаюсь в ответ. — Ты же хотела романтики. Романтичней поцелуев в кинотеатре может быть только поцелуй на последней парте университетской аудитории.

— Издеваешься? — фыркает она, все же скидывая с себя мою руку.

— Немножко, — глажу ее по коленке.

После второй пары мы с парнями с курса рубимся в карты, устроившись на подоконнике. Не жестим особо, хотя пробегающие мимо «жертвы» наших желаний уже шарахаются. И тут случается редкость. Задумавшись, я перестаю считать карты и сливаю игру.

— Ааа!! — раздается довольное от пацанов. — Тебя, оказывается, можно обыграть!

— Давайте уже свое желание, — посмеиваюсь я.

— Поцеловать первого препода, который появится в коридоре, — заявляет Вит, который сначала боялся со мной играть. — Только не чмокнуть в щеку, Кит, а реально, по-взрослому поцеловать.

— Ты хочешь, чтобы я блеванул? — прикидываю, что молодых преподов в универе почти нет. Костяк составляют, что называется, женщины, умудренные опытом.

— Это будет весело, — угорают пацаны.

— Океей, — тяну гласные, закатывая глаза. Проиграл, надо отдуваться. Хорошо, хоть в условия поставили только противоположный пол. Иначе я бы их поубивал нахер.

Стою, прислонившись плечом к стене, жду. И парни вместе со мной. Как назло, в эту часть коридора ни одному преподавателю не надо.

— У нас следующей парой история, — прикидываю я. — Если сейчас никто не объявится, отдам желание на ней.

Никто не объявился и это очень хорошо, потому что историю сегодня будет читать вполне себе ничего такой преподаватель. Ей лет тридцать пять примерно. Вполне современная, интересная женщина. Она вышла к нам на замену, но я слышал, что ее хотят оставить.

Интересно, после моей выходки сама не сбежит?

Входим в аудиторию, парни рассредотачиваются по своим местам и тихо наблюдают за мной.

— Добрый день, — подхожу к столу преподавателя.

— Добрый. Вы что-то хотели…?

— Кит, — подсказываю ей, всматриваясь в ухоженное лицо и напомаженные губы.

Уговариваю себя, ведь это лучше, чем случайный препод за пятьдесят. Меня бы точно вывернуло, а так, главное не подавиться дешевой помадой.

По аудитории пробегается шепот. Даже девчонки притихли, наблюдая за происходящим.

Выдыхаю, наклоняюсь, фиксируя ладонями лицо исторички, и впиваюсь поцелуем в приоткрытый от удивления рот, всовывая в него язык так, чтобы это видели все. Она не дышит, все еще пребывая в шоке, а я плавно отстраняюсь и тыльной стороной ладони вытираю свои влажные губы от ее помады.

Секунда.

Аудитория взрывается свистом и воплями. Историчка подскакивает со стула и врезается ладонью мне в щеку. Народ затихает от звука пощечины. Я равнодушно пожимаю плечами, разворачиваюсь и иду на свое место.

— Дайте воды кто-нибудь, — прошу у пацанов.

Во рту все еще стоит неприятный вкус ее помады. Лада у меня вкусная девочка и губки у нее офигенные, а это вообще не мое. Чужая женщина с чужим запахом, но было забавно. Эмоцию выдала шикарную. Щека только горит до сих пор.

До меня долетает бутылка воды. Полощу рот, делаю несколько глотков. Преподаватель возвращается к нам вместе с деканом. Указывает наманикюренным пальчиком на меня. Я салютую в ответ. Декан хмурится, думает с минуту, что-то говорит ей на ухо и уходит. Надувшись на несправедливость, историчка все же берет себя в руки и лишь иногда срывающимся голосом начинает начитывать тему.

В следующем перерыве я отыгрываюсь и Вит тащит свою задницу в деканат, приглашать на свидание секретаря, ровесницу нашей исторички. И эти уговоры должны принести результат, только тогда желание будет засчитано.

Даю ему время на его выполнение. После лекций дожидаюсь Ладу и везу ее в торговый центр. Хотела она мороженого? Будет ей и мороженое, и новые шмотки. Главное, не сдохнуть со скуки.

Останавливаюсь у ближайшего ларька. Покупаю бутылку воды и под ее удивленным взглядом еще раз полощу рот и делаю несколько глотков.

— Ты чего? — не понимает «сестренка».

— Да так, — морщусь, делая еще глоток и заворачивая на парковку ТЦ. — Не крась губы, когда со мной.

— Почему? — удивляется Лада.

— Просто не крась! — рычу в ответ и выхожу из машины.

Глава 23

Лада

Ходить с ним по магазинам оказалось довольно забавно. Он даже выдавал минутки юмора. Это правда было в стиле Кирилла Толмачева, но, когда я отворачивалась, ловила в зеркалах бутиков его улыбку.

Оставив покупки в машине, Кит со скорбным лицом ведёт меня в кафе с самой наибанальнейшей вывеской: "Мороженое".

Выбирает столик, делает заказ, складывает руки на столе, сцепив в замок пальцы, и пристально смотрит на меня.

— Что? — сдаюсь, не выдержав игры в гляделки.

— Объясни мне, какой в этом смысл? — он позволяет официантке расставить на столике наш заказ.

— Не совсем понимаю твой вопрос, — с удовольствием погружаю ложку в крем-брюле с топингом из соленой карамели и отправляю в рот.

Кит не притрагивается к своему десерту.

— Вот мы ходили с тобой по магазинам. Это я могу понять. Я должен тебе гардероб. Зачем тратить время на остальное? Тупо сидеть в кафе или шляться по улицам за ручку? Это время можно провести гораздо приятнее.

— Гулять и есть мороженое тоже приятно. Твоё, кстати, скоро растает.

— Аппетита нет, — морщится он, отодвигая от себя стеклянный стакан с шоколадными шариками и грецким орехом так, будто у него там огромная жаба, а не подтаявшая вкусняшка.

— На свиданиях люди обычно разговаривают. Узнают друг друга лучше, — поясняю Кириллу.

— Тебе то откуда знать? У тебя не было ни одного. В книжках своих прочитала?

— Даже если так, что в этом плохого? Вот что ты любишь читать? — цепляюсь за это, чтобы раскрутить его на разговор.

— Что эта информация тебе даст? — Толмачев продолжает отвечать вопросами на вопросы.

— Кит! — раздражённо закатываю глаза и топаю ногой под столом. — Просто ответь. Я ведь ничего сверхъестественного сейчас не спросила.

— Качественную фантастику, историю... — задумавшись, постукивает пальцами по столу, — стихи.

— Стихи? — неприлично приоткрываю рот. Не ожидала.

Кирилл только пожимает плечами и отворачивается к окну. Долго смотрит на проезжающие мимо кафе машины, на редких в это время суток прохожих.

— Теперь ты можешь меня о чем-нибудь спросить, — подталкиваю его к общению.

— Все, что мне нужно о тебе знать, я знаю, — не глядя на меня, отвечает Толмачев.

— Да? И что же ты знаешь? — кладу в рот еще ложку мороженого и облизываю губы. Он залипает на этом жесте. Пошло ухмыляется и отвечать не собирается. Ладно. Возвращаю его к предыдущей теме. — А какие стихи ты больше всего любишь?

— *Ты чужая, но любишь,

Любишь только меня.

Ты меня не забудешь

До последнего дня.

Ты покорно и скромно

Шла за ним от венца.

Но лицо ты склонила —

Он не видел лица.

Ты с ним женщиной стала,

Но не девушка ль ты?

Сколько в каждом движенье

Простоты, красоты!

Будут снова измены…

Но один только раз

Так застенчиво светит

Нежность любящих глаз.

Ты и скрыть не умеешь,

Что ему ты чужда…

Ты меня не забудешь

Никогда, никогда!

И снова как-то так ухмыляется, что у меня по позвоночнику пробегают мурашки и волоски на руках встают дыбом.

— Красиво, — выдыхаю, взяв себя в руки.

— Наверное, — равнодушно пожимает плечами — Ты доела? — киваю. — Поехали, я помогу с переездом, как обещал, потом мне надо на тренировку. Могу взять с собой.

— Я буду раскладывать вещи. А когда у вас гонка?

— В выходные. Хочешь прийти? — он почему-то удивляется.

— Я бы посмотрела. И поддержала тебя. Идем? — поднимаюсь со стула.

Радость на его лице меня ничуть не расстроила. Я же знала, что будет непросто.

Кирилл открывает для меня дверь машины. Докуривает на улице и только после садится за руль. Всю дорогу до дома, наблюдаю, как он ведет Ягуар. Небрежно держит руль одной рукой, внимательно глядя перед собой или в зеркало. Поворачивает на нашу улицу, открывает с пульта ворота и въезжает во двор. Нас уже ждет грузовая газель и двое крупных парней в синих комбинезонах.

«Помогу с переездом от Толмачева» равно «Проконтролирую, чтобы твое барахло погрузили в машину, которую прислал отец».

Примерно так он и заявил, усевшись на качели под деревьями и прикурив очередную сигарету. Ситуация повторилась и когда мы добрались до дома, где я выросла. Правда с изменением гримасы на красивом лице со скучающей на брезгливую.

Ему не понравилось все от двора до обоев в прихожей. Не снимая обуви, Кит обошел всю квартиру, скорбно вздохнул и сел на табурет на кухне, предварительно вытерев его первой попавшейся тряпкой.

— Уверен, идея сделать такой убогий ремонт принадлежала не тебе. Ты реально хочешь здесь жить? Это же конура, обклеенная безвкусными обоями в цветочек.

— Знаешь, можно быть немного поуважительнее к труду других людей, — раздражаюсь на сводного. — Мама вырастила меня одна и то, что у нас есть свое жилье, значит немало.

— Поняла, что ничего в жизни не добилась, ничего не смогла дать дочери и быстренько захомутала богатого мужа, — переворачивает мои слова на свой лад. — Да-да. Я знаю эту историю.

— Прекрати! — сжимаю ладони в кулаки. — Мама многое дала мне! И она действительно любит твоего отца.

— Угу, — усмехается Кирилл. — Мне так нравится, когда ты злишься, — поднимается и медленно надвигается на меня.

Кухня у нас маленькая и я начинаю отступать по коридору в сторону комнаты. Толмачев настигает, обнимает своими наглыми руками.

— Прекрати, — уклоняюсь от попытки меня поцеловать. — Тебе сначала придется извиниться за то, что ты наговорил, — заявляю ему.

— Забавно. У моей чердачной мышки есть зубки, — вжимает меня в себя еще сильнее. Я теперь чувствую всю его выпуклую анатомию. — За что ты предлагаешь мне извиниться, «сестренка»? За правду?

— За то, что опять обидел родного для меня человека, — стараюсь хоть немного от него отодвинуться, но Кир разворачивает меня к стене, лишая возможности шевелиться.

— Интересно, мать будет заступаться за тебя так же, если придется? И что она выберет: бабки моего отца или свою дочь? — он водит пальцами по моему лицу. — Не отвечай. Это был риторический вопрос. Поцелуй меня.

— Нет! Пока не извинишься и не подумаю! — на своей территории я чувствую себя немного увереннее и стараюсь удержать оборону, хотя Толмачев продолжает вгонять меня в краску, вдавливаясь в низ живота внушительной эрекцией.

— Окей. Извини, — без грамма искреннего сожаления.

— Не верю, — отвожу взгляд, не выдерживая его.

— Маленькая шантажистка, — хмыкает Толмачев. Наклоняется еще ближе к моему лицу. Коснувшись пальцами подбородка, заставляет повернуть голову и выдыхает прямо в губы, касаясь их своими при каждом слове: — Извини меня, пожалуйста. Я больше так не буду. Сегодня, — и впивается в мой рот жадным, очень горячим поцелуем, пока я ему не ответила.

Трется о мои губы своими, делая прикосновения нежнее и легче. Сам закидывает мои руки к себе на шею. Больше не давит корпусом, просто обнимает и поглаживает пальцами в районе поясницы. Провожу ладонью по его затылку. Он закрывает глаза и рвано выдыхает. Всегда тянется за лаской. Я уже знаю. У него получается неосознанно. Простое прикосновение пальцев к его щеке и Кит ловит его, довольно жмурясь. Провожу по его шее и снова на затылок. Слегка массирую, пока он касается влажным языком моих губ.

— Моя, — улыбается сводный. — Мне пора ехать. Уверена, что не хочешь со мной?

— Приятно, что ты умеешь предлагать выбор. Видишь, — продолжаю перебирать его темные волосы, — свидания — это неплохо. Я открыла для себя что-то новое в тебе.

Он только загадочно смотрит на меня, натягивает на лицо привычную маску с дерзкой ухмылкой и делает шаг назад. Затем еще один. И еще.

— Утром заеду за тобой. Будь готова. А свидания, Лада, это скучно. Через, — задумывается на секунду, — шесть дней я покажу тебе, как проводят время взрослые девочки и мальчики. Предвкушай, — выходит в подъезд и закрывает за собой дверь.

*Стихотворение Ивана Бунина «Чужая». Написано в 1906 году.

Глава 24

Кит

Гордей отменил тренировку из-за проливного дождя. Это не страшно. Команда готова и заряжена на победу. Да и впереди есть еще пара дней.

На универ я сегодня тоже забил. Отца нет, полоскать мне мозг по этому поводу некому. Отвез Ладу на занятия и вернулся домой. Поднялся в ее комнату, придвинул удобное кресло ближе к окну и уже второй час сижу, смотрю, как стекло заливает водой, а за ним расплывается наш двор и местами голые деревья. Мрачно, холодно. Под стать настроению.

Заметил, что за те три дня, что Лада таскает меня на свои дурацкие свидания, моя агония притупилась. Болтовня сводной, ее звонкий смех вместо воды из брандспойта залили пожар, полыхающий в моих венах уже четыре с лишним года. Это не навсегда. Угли лежат толстым черно-красным слоем и дымятся, грозясь вспыхнуть вновь. Стоит только вспомнить ту чертову ночь, когда не стало мамы, а потом еще год, когда я в полной мере день за днем осознавал и чувствовал предательство отца. Потом настала она, уже ставшая родной агония, переродившаяся из боли. Я четыре года мечтал о мести и мои чувства к Ладе ничего не изменят.

Я только сейчас их осознал, глядя на дождь за окном, вдыхая запах, пропитавший эту комнату на чердаке. Они стали такими шокирующими и ясными, что у меня перехватило дыхание. Вцепился пальцами в подлокотники кресла и нервно смеюсь над собой.

— Идиот, — выдыхаю вслух. — Какой же ты идиот, Толмачев. Натали, похоже, была права.

Растерев лицо ладонями, облокачиваюсь на спинку кресла, съезжаю вниз, расставив шире ноги и убеждаю себя в том, что я просто голодный. Лада дразнит своими теплыми поцелуями каждый вечер, а я считаю дни до момента, когда она окажется подо мной. Вот и сейчас тело реагирует на одну мысль о предстоящем сексе. Член встает так, что становится больно. В телефоне есть ее фотка и я могу расслабиться сам. Это поможет продержаться еще три дня. Наш с Ладой первый секс совпадает с гонкой и у нее не будет никакого морального права отказать мне в этом удовольствии. Вот тогда я и проверю, с голодухи меня кроет или я реально к ней чувствую то, что пытался втирать мне мой психолог.

Посидев еще пару минут, понимаю, что мое желание никуда не девается и придется унизительно спасаться от него в душе. Можно, конечно, не утруждаться и сделать это прямо здесь, но открытая дверь и вечно так некстати врывающаяся мачеха Маша может обломать мне даже это.

Спускаюсь к себе, беру чистое полотенце и топаю в ванную. Скидываю на пол одежду и с эрекцией наперевес залезаю под душ. Теплые капли воды чувствительно ударяют по головке. Все тело сокращается. Выдыхаю сквозь сжатые зубы. Ставлю телефон с Ладкиной фоткой, сделанной в день нашего знакомства, на полку для шампуней. Смотрю в перепуганные глаза, на ее соблазнительные, очень вкусные губы. Представляю их на своем члене и делаю то, что обещал ей в тот день. Сжимаю стояк ладонью, уперев вторую руку в кафельную стену и глядя в глаза этой малышке зло усмехаюсь, делая первое движение рукой.

— Ммм… — на секунду закрываю глаза, тут же открываю снова.

Смотрю на фотографию Лады и не сдерживаясь, обрабатываю собственный член, фантазируя, как буду жарко брать эту девочку уже совсем скоро.

— Блядь! — матерюсь сквозь зубы, сжимая головку пальцами и кончая на дно ванны. Разворачиваюсь. Тяжело дыша, упираюсь обеими ладонями и лбом в стену. — Ну, сестренка, этого я тебе точно не прощу.

Зато я теперь точно знаю, как сегодня пройдет наше свидание. Лада ведь большая девочка и прекрасно знает, что такое возбуждение. Вот и поиграем. Все же это мой профиль и переиграть меня удается лишь тогда, когда я поддаюсь сам или теряю бдительность, как было недавно.

Стоило вспомнить поцелуй с преподом, как остатки возбуждения смывает в канализацию вместе с водой и спермой.

На слегка ватных ногах возвращаюсь в комнату, скидываю с бедер полотенце, натягиваю штаны, футболку и иду вниз. Надо перекусить, засесть на пару часов за конспекты и можно ехать за Ладой.

Готовлю я себе снова сам, в очередной раз грустно вздыхая по нашему повару.

— Тебе помочь? — за моей спиной раздается ненавистный голос мачехи Маши.

— Исчезнуть было бы идеально, — отвечаю, не оглядываясь.

— Я переживаю за свою дочь, — она переходит к делу.

— Похвально. Хоть у кого-то в этом доме развит родительский инстинкт. Когда в следующий раз будете делать минет моему отцу, укусите его за член. Вдруг это передается через кровь.

— Кир! — орет Маша, больно ударяя меня моим же именем.

Оглушает. Грудь сдавливает. Нож промахивается мимо болгарского перца и попадает мне по пальцу. Дыхание сбивается к херам. На доску падают крупные капли крови одна за другой и превращаются в лужу.

«Кир» — звучит в голове. Перед глазами стоят мамины перепуганные глаза и снова ее «Кир».

Это в прошлом. Надо просто правильно дышать и сосредоточиться на пульсирующей боли в пальце. От занятий с Натали все же есть прок. Меня отпускает и чертовы угли снова превращаются в полыхающее пламя.

— Кирилл, — до меня доносится испуганное. — Кирилл, что с тобой? Что случилось? Ты плачешь? — тараторит мачеха Маша.

— Просто исчезни уже куда-нибудь! — рявкаю ей в лицо и снова иду в ванную. Надо смыть кровь и обработать глубокий порез.

Зло хлопаю дверью, открываю холодную воду и подставляю под нее раненую конечность. Смотрю на себя в зеркало. На щеках отчетливые влажные дорожки и с ресниц срывается еще несколько капель.

Уговариваю себя, что мачеха хоть и бесит меня, но она скорее всего не специально так сделала. Отец вряд ли нарушил данное мне слово. Сомневаюсь, что его идеальная жена одобрила бы столь чудовищный поступок. Хотя, если опять вспомнить их свадьбу, на которой меня не было… Похуй!

Долго умываюсь. Выдыхаю. Натягиваю на рожу привычную циничную ухмылку. Нормально все. А будет заебись, когда отец ответит за то, что со мной сейчас происходит.

Предвкушая это, возвращаюсь в комнату и уже практически спокойно сажусь за конспекты. Только пальцы слегка подрагивают. Это спецэффект. Он тоже скоро пройдет.

Мачеха Маша попыталась скрестись в мою дверь и звать обеспокоенным голосом. Кинул в ответ пустую кружку. Она глухо ударилась о деревянную панель и доходчиво объяснила назойливой женщине, что ей здесь не рады.

Глянув на время, понимаю, что пора собираться за Ладой.

Переодеваюсь в голубые джинсы с белой футболкой, накидываю косуху, распихиваю по карманам сигареты, зажигалку, кошелек и прочую мелочь, и топаю вниз. Маша больше не попадается мне на глаза, что не может не радовать.

На улице все еще льет и я бегу до машины, натянув куртку на голову.

— Капец, даже в трусы попало, — возмущаясь, сажусь за руль. Прикурив, выворачиваю со двора и еду в универ.

Успеваю как раз к концу занятий даже с учетом пары небольших пробок по дороге. От парковки снова приходится передвигаться бегом и штаны начинают неприятно прилипать к ногам.

Здороваюсь с охранником. Трясу головой и провожу по волосам ладонью, стряхивая с них капли. Мимо пробегает та самая учительница, которую я целовал. Кидает на меня полный ненависти взгляд и цокот ее каблучков становится интенсивнее.

— Мне все равно не понравилось! — кричу ей вслед.

Она передергивает плечами и скрывается за поворотом. На меня удивленно смотрит охранник.

— Вот бабы, а, — развожу руками. — Вместо того, чтобы порадоваться тому, что ее трахнул мальчик на пятнадцать лет моложе, она еще нос воротит. Ну ты прикинь! — делаю максимально скорбную рожу.

Охранник сочувствующе пожимает мою ладонь, а я чувствую взгляд, прожигающий спину в районе лопаток.

— Толмачев, а пойдем-ка со мной в кабинет, — приглашает зам нашего декана.

— Не, вы извините, я сестру жду. Папе обещал забрать. Дождик там, — честно хлопаю ресницами.

— Сестру? — не сразу понимает она.

— Ага. Сводную. А вы чего хотели то? — раскачиваюсь с пятки на носок и обратно.

— Обсудить с тобой приватно то, что я совершенно случайно сейчас услышала, — шепчет она, сделав еще шаг ко мне.

— Простите. Я как истинный джентльмен, да еще и с разбитым сердцем, интимными подробностями не делюсь.

— Ну ты не ерничай мне, Толмачев! А то я не знаю, какой ты засранец! Но это действительно очень серьезно, — настаивает она.

— Верю. Но я вам уже все сказал. А вот и Лада! — радостно распахиваю ей свои объятия. Сводная замирает с приоткрытым ртом. — Поехали, у нас еще такие планы, — многообещающе улыбаюсь ей. — Погода отвратительная, но свидание никто не отменял.

— Так она же тебе сестра, — вмешивается охранник.

— Так сводная же, — напоминаю ему. — Лада, пойдем, — беру девочку за руку и тяну к выходу. — Ты же любишь со мной разговаривать, — обнимаю ее за талию, стараясь укрыть своей курткой, пока мы практически бежим до парковки. — Вот сейчас мы сядем где-нибудь в кафе, и я расскажу тебе, как интересно прошел мой день.

Глава 25

Лада

— Мама? — отступаю в сторону, пропуская ее в квартиру. С мокрого зонта на пол стекает вода. Забираю его, уношу сушиться в другую комнату, пока она раздевается.

— Уже навела красоту, — улыбается, присаживаясь в кресло и вытягивая вперед уставшие ноги.

— Потихоньку устраиваю под себя. Надеюсь, ты не против.

— Конечно, нет. В понедельник приедет бригада. Покажешь им, что нужно сделать.

— Знаю. Мне дядя Влад звонил. А ты чего так поздно? Чай будешь?

— Не откажусь, — кивает она, разминает шею круговыми движениями головы и поднимается.

Идем на кухню. Я ставлю чайник. Достаю из холодильника тарелку с нарезанным сыром, оставшимся с завтрака. К нему дорезаю сладкую сдобную булочку. Мама улыбается. Да, я не изменяю своим детским привычкам сочетать сладкое и соленое. Вкусно же!

— У тебя щеки горят. Ты не заболела, детка? — мама порывается встать с табуретки, чтобы потрогать мой лоб.

А я улыбаюсь и быстро отворачиваюсь, потому что знаю, как глупо и смущенно выглядит сейчас моя улыбка. Я видела ее в зеркале.

Это Кит виноват. После занятий он отвёз меня в очень уютную кофейню со свечками - светильниками на столиках, приглушенным светом и легкой, едва слышимой музыкой. Заказал нам по чашке кофе с фирменным чизкейком от заведения и в этом невероятно романтическом, несвойственном Толмачеву антураже, он в мельчайших подробностях рассказал, как прошел его день начиная с посиделок у окна в моей комнате, заканчивая тем, что он делал в душе, глядя на мое фото, и что чувствовал при этом, и о чем фантазировал. Его возбужденный взгляд до сих пор стоит у меня перед глазами, а в ушах звенят слова: "Я взял свой член в руку..."

Я не могу не краснеть!

У меня вся кожа горит огнем, а низ живота пылает и тянет. У Кита всегда получается делать это со мной. О нем невозможно не думать. Он просто не позволяет, придумывая все новые и новые способы засесть у меня в голове.

Вот и сейчас дыхание участилось, губы ноют, требуя его поцелуев, а руки так и мечтают обнять за сильную шею этого обаятельного и невыносимо пошлого гада!

Наливая нам с мамой чай, немного успокаиваюсь.

— Я не заболела, мам. Холодно сегодня, а мы гуляли с Кириллом и вернулись недавно, — говорю удобную для нее правду. — Как дела на работе?

— Да нормально, — отмахивается она. — Что ей сделается, этой работе? Ты все же решила продолжить отношения с Кириллом.

Хоть это и не вопрос, я киваю на ее высказывание.

— Неспокойно мне, детка. Весь день сосет вот здесь, — прикладывает кулак к солнечному сплетению. — Тревожно за тебя.

— Мама, — улыбнувшись, оставляю свой чай, подхожу к ней, опускаюсь на пол и кладу голову ей на колени. Она гладит меня по волосам ладонью.

— Моя влюбленная дурочка, — вздыхает с тоской. — Сожжёт он твои крылья.

— Или, наоборот, поднимет так высоко, что я увижу звезды, — целую мамочку в колено.

— Падать с высоты звезд будет еще больнее.

— Ну ты же меня подхватишь? — тепло улыбаюсь ей.

— А куда я денусь? Но хотелось бы, чтобы не падала, хоть я и понимаю, что это уже невозможно.

Мы пьем с ней чай, растаскивая весь сыр с тарелки. Она все же рассказывает, чего вытворяла ее малышня сегодня, а меня переполняет уютное счастье. Я так соскучилась по нашей маленькой кухне, по таким посиделкам с мамой, когда она уставшая приходит с работы, а ее глаза все равно сияют, потому что она любит то, что делает. Мне бы очень хотелось однажды также любить дело, которым я буду заниматься.

— За мной приехали, — вздыхает мама, глянув на экран мобильного, лежащего рядом с ней на столе.

Дядя Влад в отъезде до выходных, но он все равно заботится о маме. Машину вот прислал, чтобы она на такси не ездила.

— Проводишь?

Я быстро накидываю курточку, всовываю босые ноги в кроссовки и иду с ней на улицу. Прощаемся под козырьком. Водитель моргает мне фарами, и машина скрывается под пеленой непрекращающегося дождя.

Поежившись от порыва холодного ветра и капель, попавших на ноги, бегу к себе. Надо сосредоточиться на подготовке к контрольной.

У меня получается. И я даже засыпаю, а просыпаюсь под утро с вновь горящей кожей и невыносимым желанием, скопившимся между бедер. Мне приснился очень откровенный сон. И это снова Кит! Последствия наших с ним посиделок в кафе.

Принимаю холодный душ и решаю уже не ложиться. За окном еще темно. Лить, наконец, перестало, что не может не радовать.

Пожар, разгоревшийся внутри меня, приходится тушить сначала холодным душем, а потом клацать по чашке зубами, отогреваясь горячим чаем.

Кирилл приезжает в семь, как и все предыдущие дни. Одной рукой держится за руль, во второй у него бумажный стаканчик с кофе. Сонный, слегка взъерошенный. Подставляет щеку для поцелуя. Мажу губами по прохладной коже. Он удовлетворенно улыбается и протягивает мне второй стаканчик кофе с подставки.

— Доброе утро, — голос еще хриплый, будто он только-только проснулся.

— Не уверена, — делаю глоток бодрящего, ароматного напитка.

— Что такое? Моя девочка не выспалась? — хитро усмехается он.

— Занималась! — вру. Бесит, потому что!

— Чем? — вкрадчиво интересуется этот гад.

— К контрольной готовилась, Кит! Поехали уже, иначе на Свердлова встанем в пробку и опоздаем, а у нас день сегодня начинается с английского, — страдальчески вздыхаю я.

Толмачев послушно заводит машину и вывозит нас на главную дорогу. Повезло. Пробку мы все же успеваем проскочить на стадии ее зарождения. В универ успели вовремя. В аудиторию входим вместе. Кит тянет меня за руку к месту, где я обычно сижу, и устраивается рядом. Вокруг все так же никто не садится, но я успела привыкнуть и даже нарисовала себе плюсы этой ситуации. Например, ничья болтовня не отвлекает от лекции.

Со звонком в аудиторию входит высокий мужчина в сером костюме с острым, внимательным взглядом.

— Good morning, students, — разносится по залу приятным баритоном, и женская часть курса тихо вздыхает, устремляя взгляды на преподавателя.

Каюсь, тоже засмотрелась на красивого мужчину с внутренним стержнем, который видно во всем от его взгляда до жестов.

— Я могу еще раз устроить смену преподавателя! — рявкают мне на ухо.

— Зачем? — удивленно смотрю на Толмачева, не сразу понимая, что кто-то ревнует.

Это выглядит очень забавно. Я улыбаюсь, а Кит бесится, сжимая зубы и глядя на меня многообещающим взглядом.

— Потому что! — снова рявкает он, привлекая к себе внимание половины курса. За что его выдергивают к доске.

Сюда бы моего школьного учителя по биологии. Битва самцов за территорию. Надо отдать должное нашему новому преподавателю, он легко общается с Кириллом, проверяя уровень его знаний, не реагируя на провокации, чем вызывает еще больше восхищения, теперь уже и у мужской части курса.

После занятий мы заезжаем в особняк Толмачевых. Кит переодевается, вручает мне второй шлем и ждет, когда я усядусь сзади на его байк

— Так лужи везде, — напоминаю ему. — Как мы поедем?

— Нормально поедем. Держись, — заявляет он и заводит свою «торпеду».

Только вместо трека Кирилл привозит меня домой. Ждет, когда слезу с мотоцикла. Снимает шлем, обнимает и трется холодным носом о мой.

— Ты там замерзнешь и заболеешь, а у меня на тебя планы, — проявляет заботу в своем стиле. — После тренировки заеду. Надеюсь, ты меня покормишь. И никаких преподов в голове! Там должен быть только я!

Глава 26

Кит

— Давайте красиво закроем этот сезон, — говорит команде Гордей. — У нас хорошее усиление в виде Кита. Я верю в вас, парни!

Ударяемся кулаками, садимся на байки и едем в сторону старта. Интересно ощущать себя частью команды. Сейчас, когда на экипировке нашивки клуба, появляется чувство ответственности за общий результат и желание доказать Гордому, что он не зря в меня поверил, не испугался дикого зверька, привыкшего рассчитывать только на себя, поставил в один ряд с профессиональным лидером команды.

Пока есть время, разглядываю трибуны. Смотреть гонку пришли Лада, мачеха Маша и отец. Он с самолета примчался сразу сюда. Наверное, я должен оценить порыв.

— Кит, старт, — толкает меня в плечо наш капитан.

Кивнув ему, сосредотачиваюсь на трассе. Правильно учащенный пульс гонит по венам адреналин. Рев моторов, запах выхлопа и бензина дают ощущение правильности. Здесь я на своем месте и уже были мысли помочь Гордею с клубом. Вложиться финансово, использовать некоторые связи семьи. Не знаю, насколько они способны противостоять его отцу — прокурору, но я бы попробовал. Именно здесь у меня снова начали появляться какие-то жизненные цели и желания не только мстить.

Пожалуй, когда закончу с отцом, приду к Гордому с предложением, но сначала мы должны победить.

Дают старт, байки уходят на бешеные скорости и тут очень важно не захлебнуться эмоциями. Сложно сохранять голову холодной, но я делаю все, чему успел научиться у сильного лидера и Гордея. Где-то уйти вперед, где-то уступить своим, а иногда и соперникам, сумев просчитать их ошибку и дать ее сделать, чтобы увеличить отрыв. Гонка превращается в филигранный расчет каждого движения руки на ручке газа. Это захватывает, поглощает. Я все же ошибаюсь в одном моменте, и мы теряем в позициях.

«Ничего» — слышу в наушнике под шлемом. — «Ничего не случилось. Еще есть время нагнать», — уверенно говорит Гордей, наблюдающий за нами с мониторов, вместе с другими тренерами и владельцами клубов.

Беру себя в руки, выдыхаю и вновь сосредотачиваюсь на трассе. До финиша остается всего ничего, а мы третьи. Из-за меня! Это злит. Я едва не делаю еще одну ошибку, но вовремя вижу, что вот сейчас надо совсем немного притормозить. Нос в нос со мной идет тот, кто претендует на второе место, а нам надо первое. И я даю ему совершить свою ошибку на повороте. Она едва не становится фатальной, но парень успевает уйти от столкновения, сбавляя скорость и сильно уступая. Мы же уходим вперед. Капитан моей команды и мой напарник на сегодняшнем треке уже борется за первое место с конкурирующим клубом. Я беру на себя второго члена их команды. Маневрировать на больших скоростях очень сложно. Наши байки, как торпеды, отлично идут по прямой, а здесь соревнования именно мастерства, а не просто скорости.

Смогу — не смогу? Все же я не профессионал.

На сомнения отводится доля секунды. Злость на себя помогает включиться холодному расчету. Еще две секунды и я встаю колесо в колесо с другой стороны от их капитана.

Сложность командного заезда именно в этом. Побеждает не один, побеждают или проигрывают оба.

У второго члена соседней команды не получается обойти нас. Мощность моего байка позволяет удерживать занятую позицию. Остался один рывок. Мы уже видим финиш. Сильный соперник не уступает. В шлем начинает проникать рев толпы. Самое узкое место трассы, трибуны ближе.

Время на таких скоростях считается в секундах. По спине и вискам от нагрузок течет пот.

«Сейчас» — орет в наушник Гордей.

И мы делаем этот последний рывок, пролетая полосу финиша. Тормозим. Откатываемся назад, снимаем шлемы, глядя друг на друга. Мокрые, растрепанные. Глаза бешеные, руки немного дрожат, но это стоило того.

Ждем результата. Судьи просматривают мониторы, чтобы утвердить победителя. Именно на последней секунде второй член команды соперника тоже выжал максимум и на финиш мы влетели едва ли не одновременно.

«Первые», — уверенно говорит Гордей.

Пока не услышу, не поверю. После того как считаешь время по секундам, несколько минут кажутся вечностью.

— С минимальным отрывом финалистом сезона становится команда самого молодого клуба «Liberty». Поздравляем ребята, это было красиво.

Осознание победы приходит медленно. В наушнике нас хвалит Гордей, что-то орет толпа, мой напарник жмет мне руку, я киваю, но вот та правильная эмоция, которая должна поглотить, как это происходит с остальными, у меня неуверенно показывает голову из кустов, словно спрашивая: «Можно мне тоже? Ну, пожалуйста». И я даже киваю.

Искренняя радость, которая давно позабылась, взрывается в разных участках тела мелкими, неуверенными искорками. Мы принимаем поздравления, забираем кубок и медали. Потом еще будут бабки для клуба. С хлопком открывается шампанское, как по телевизору. Это не мировой чемпионат, но уровень очень приличный. Нас фоткают с Гордеем и соперниками, занявшими второе и третье места.

Уходим от камер и на меня налетает визжащая Лада.

— Поздравляю, поздравляю, поздравляю!!! — пищит она. — Это было так страшно и так красиво. Я думала, я сгрызу все ногти, особенно в конце, — тараторит она. — Эй, — касается ладошкой моей щеки. — Улыбнись. Вы такую гонку выиграли.

И вот ей я улыбаюсь. Уголки губ сами тянутся вверх. Чтобы слить остатки адреналина, использую уже проверенный способ. Буквально вгрызаюсь в ее губы поцелуем, терзая их зубами и языком.

— Кирилл, — отец так не вовремя отвлекает. С ним возмущенная мачеха Маша. Лада тут же тушуется и делает пару маленьких шагов от меня. — Поздравляю, — «любимый» папочка протягивает мне руку.

— Спасибо, — холодно киваю, игнорируя его ладонь. — Детка, пойдем праздновать? Команда ждет, — обращаюсь к Ладе. Она кивает, но не дает мне взять себя за руку.

— Я горжусь тобой. Ты молодец! — кричит в спину отец.

Хмыкнув, не оглядываюсь. Сам шагаю к Ладе, обнимаю ее, прижимая как можно ближе к себе, и веду к парням, ожидающим нас возле клубного фургона.

— Потерялся немного, — извиняюсь перед Гордеем за свой косяк, который едва не стоил нам победы.

— Это нормально. Вы выдали очень крутой результат. Просто расслабься и радуйся победе.

— Я радуюсь, — изображаю восторг на лице.

Гордый смотрит на меня с сомнением, хлопает по плечу и помогает парням погрузить в машину наши байки и запчасти, которые не пригодились. На свою базу возвращаемся на двух машинах. Быстро переодеваемся и валим в ресторан отмечать.

Подтягиваются девушки или даже жены сокомандников. Посиделки получаются довольно уютные под хороший алкоголь и обсуждение гонки. Я аккуратно подливаю расслабленной Ладе еще вина. Музыканты заряжают медляк, и подвыпившие парни начинают вытаскивать девчонок танцевать.

— Пойдем? — с надеждой смотрит на меня Лада.

Я вообще-то не танцую, но сегодня меня ждет сладенькое, так что можно немного подыграть розовощекой девчонке.

Беру ее за руку, вывожу на площадку и сразу же прижимаю к себе гораздо теснее, чем требуется для обычного медляка. Лада закидывает руки мне на шею. Качаемся под музыку, глядя друг другу в глаза. Она у меня пьяная немножко. Улыбается, глазки блестят. Красивая на самом деле. Моя же, как иначе то? И ломать все, что только начало выстраиваться, наверное, такое себе, но я все еще уверен, что это та самая таблетка, которая мне поможет или уничтожит меня окончательно, что тоже неплохо, потому жить так, как я живу сейчас, очень сложно.

А без меня хорошей девочке будет лучше.

— Ты готова? — веду губами по щеке к ее ушку.

— К чему? — она чуть наклоняет голову, и я целую ее в местечко за ухом.

— Я выдержал твою неделю свиданий. У нее должен быть красивый финал, — кусаю ее за мочку.

Прерываю танец, подвожу Ладу к столу. Сам забираю ее сумочку, куртку, быстро прощаюсь с парнями и вывожу сводную на улицу. Она дрожит после тепла. Одной рукой прижимаю к себе, второй прикуриваю и вызываю нам такси.

— Сначала ко мне, — делюсь с ней планами, — Я быстро приму душ и переоденусь. Потом к тебе за десертом. И всем твоим отмазкам, Лада, сразу «нет»! Я твое желание выполнил. Пора осуществить мое.

Глава 27

Лада

Дверь за его спиной захлопывается, и моя маленькая, уютная прихожая заполняется запахом и тяжелой аурой Толмачева. Он помогает мне снять курточку. Рядом вешает свою. Сажает меня на полочку для обуви, присаживается на корточки и помогает снять обувь. Ведет ладонями от щиколоток по икрам до самых бедер, нагло пробираясь под подол платья. Я совсем не чувствую тонких колготок, обтянувших мои ноги. Есть только жар его рук на холодной коже и темнеющий взгляд.

Губы Кирилла медленно растягиваются в довольной, победной усмешке. Даже не пытаюсь скрыть от него волнение. Притупить его вином не получилось. Кит взял с собой еще бутылку сладкого красного, но вряд ли это поможет.

— Я не уверена, что готова, — нахожу в себе силы попробовать его остановить.

— Да брось, — наклоняется, целует меня в колени. — Пять секунд боли и море удовольствия. Тебе понравится. Иди ко мне, — поднимается и тянет меня за руку за собой.

В голове слегка шумит от выпитого, но я все же быстро трезвею от волнения. Оно выжигает градус из моей крови и стремительно накручивает другой, стоит Кириллу начать меня целовать. Такого еще не было. Он делает это медленно, касаясь языком то моего языка, то нёба, то губ и зубов. Ласкает каждый уголок моего рта, одной рукой удерживая за талию, второй поглаживая бедро под красивым платьем, выбранным специально для сегодняшнего события — гонки.

Его пальцы добираются до резинки колготок. Туда же нагло лезет и вторая рука. Кит присаживается, стягивая их с меня. Покрывает поцелуями ноги, добирается до края платья, поднимает его вверх и я рефлекторно успеваю прижать ткань к телу в самом стратегическом месте.

— Кит, давай остановимся, — прошу его. — Дай мне еще немного времени.

— Нет, — категорично заявляет он, убирая мои руки в стороны. — Ты просто трусишка. Ничего не изменится, даже если я дам тебе неделю, две, месяц. Это просто секс, Лада. Мы же не прыгаем с крыши. Хотя, в первый раз ощущения примерно такие же.

— Так же панически страшно? — хлопаю его по руке, пробирающейся под платьем к моим трусикам.

— Захватывающие. Если так боишься, закрой глаза, — он смотрит мне через плечо. — Есть идея, — тянется, снимает с вешалки осенний тонкий непрозрачный шарф.

— Нет, — кручу головой.

— Нет для тебя сегодня такого слова. Забыла? — скручивает шарф в несколько раз и закрывает мне глаза, завязывая его на затылке. — Так даже интереснее. Спальня, гостиная, душ? Где ты хочешь, чтобы это случилось?

— Кит…

— Пусть будет спальня, — сам отвечает на свой вопрос.

Придерживая меня за талию, ведет вперед. От выпитого вина и того, что ничего не видно начинает кружиться голова. Его горячие пальцы расстегивают мне платье, все время касаясь кожи. От каждого прикосновения по спине бегут электрические разряды. Я словно стою над пропастью и у меня есть только один выход — прыгать.

Платье падает вниз. Кит помогает перешагнуть через него. Шелестит своей одеждой и вдруг прижимается к моей спине голым торсом.

— Мамочки… — пищу я, чувствуя поясницей холодную бляшку его ремня.

— Скоро она будет рядом, — бубнит он, оставляя влажные поцелуи на моих плечах.

Плохо понимая, о чем он, все еще стою на краю пропасти, боясь сделать этот единственный шаг.

Кит щелчком пальцев расстегивает мне бюстгальтер и снимает его, потянув за лямки. Прикрыться не дает. Все так же прижимаясь к моей спине, накрывает грудь своими ладонями. Сминает ее, касаясь сосков. Становится очень остро и жарко.

— Мне срочно нужно выпить, — не узнаю собственный голос. Он вырывается откуда-то из-за ребер глухими полустонами.

— Потом. Не отвлекайся, — кусает меня между лопаток.

Ведет губами вдоль позвоночника. Гладит языком копчик и начинает стаскивать трусики. Пытаюсь их удержать. Получаю шлепок по пальцам и недовольное:

— Порву сейчас!

Убираю руки. Новые кружевные трусики иссиня-черного цвета почему-то становится жалко.

Кислород вокруг нас стремительно выгорает. Дышать становится практически невозможно, особенно когда мой рот занят его языком. Кит обошел меня, занял своим поцелуем и продолжает изучать реакции моего обнаженного тела.

Берет мою руку за запястье, кладет к себе на ремень.

— Помоги, — дышит в губы, — руки заняты, — перемещает ладонь на грудь, пальцами сдавливает сосок.

— Ай! — пищу от нотки боли, просочившейся сквозь жар, окутавший меня с ног до головы.

— Ай? — дразнит он, сжимая другой сосок и снова засовывая язык мне в рот.

Подрагивающими пальцами вожусь с его ремнем. На этом все. Моя смелость падает в обморок и дрыгает лапками в воздухе. Дальше Кит справляется сам. Я только слышу, как грохочет его ремень оглушая меня в тишине комнаты, и как падают где-то в стороне от меня его штаны.

— Это… это то, что я думаю? — сглатываю, ощущая бархат горячей кожи в районе низа живота.

— Угу, — кивает Кит и демонстрирует свои слова, потеревшись об меня членом. Только открываю рот, чтобы выдать свое паническое «мама», как он хмыкает и занимает мой рот уже привычным способом.

Целует губы, подбородок. Оттягивает назад голову за волосы и оставляет влажную дорожку на шее. Дует на нее. Холодок проходится по всей коже, а внизу живота сосредотачивается все больше жара.

Берет за руку, подводит к кровати и помогает лечь.

— Я забыл кое-что. Сейчас вернусь. Никуда не уходи и не смей снимать повязку.

Прикрываюсь руками, лежу испытывая то самое невыносимое желание, что уже приключилось со мной после рассказа Толмачева о том, как он мастурбировал в душе.

Кит возвращается в комнату, чем-то гремит, что-то роняет, тихо матерится.

— Что ты делаешь?

Вместо ответа, что-то плюхается рядом со мной на кровать, заставляя вздрогнуть.

— Резинки в рюкзаке забыл. Дети нам точно ни к чему, а я не уверен, что способен сейчас себя контролировать.

Мой старенький матрас продавливается, и я чувствую всего Толмачева на своем теле. Его наглые, вечно усмехающиеся губы обхватывают по очереди соски, их обжигает прикосновениями язвительного языка. Кит наполняет меня своим запахом. Живот сводит судорогой и кажется, что внутри меня вот-вот разорвется наполненный живым огнем пузырь. Я просто сгорю заживо, превращаюсь в горстку пепла.

Он давит коленом на мои бедра. Разводит их в стороны, гладит пальцами между ними. Чтобы стыдно не застонать, сама ищу его губы и впиваюсь в них. Он отвечает. Отстраняется и шуршит, видимо, упаковкой от презерватива.

Я думала, сейчас вернется. Снова прижмется ко мне и поцелует. Так, наверное, было бы легче, но Толмачев не был бы таковым, не заставь от меня сгорать не только от возбуждения, но и от смущения.

Кит сгибает в коленях мои ноги и так разводит их шире в стороны. Я чувствую, как открыта перед ним. Чувствую, как он смотрит прямо туда. Ерзаю попкой по покрывалу.

Неловко, волнительно, так по-взрослому.

Закусываю губу, чувствуя его головку, медленно двигающуюся у меня между ног.

— Кит… — выдыхаю его имя. Звук собственного голоса кажется безумно далеким и чужим.

— Ныряем, сводная, — усмехается он, а я кричу, чувствуя резкую боль внизу живота и наполненность внутри, не дающую прийти в себя.

Дышу носом, сжав зубы и впившись пальцами в простыню. Понимаю, что кричала не столько от боли, сколько от сиюсекундного страха этой самый боли. Внизу живота горит, словно тот самый пузырь повредился и пламя сочится из него, проникая под кожу и вглубь меня.

— Отдышалась? — его губы касаются моих и давление внутри становится сильнее. Кит закидывает на себя мои ноги и начинает плавно двигаться. — В первый раз ты вряд ли поймаешь весь спектр тех самых ощущений, но потом будет хорошо. Я покажу.

А я ни на чем не могу сосредоточиться. С завязанными глазами все чувствуется гораздо острее. Каждое его движение, каждый поцелуй на грани. А внутри все горит. Между ног влажно и пошло хлюпает. Мне кажется, я чувствую даже рельеф члена сводного брата. Я чувствую, как он кончает. Каждый толчок спермы. Каждый его хриплый стон и скрип зубов. Его пальцы, размазывающие влагу по моим складочкам. Его зубы, смыкающиеся на моем соске и новый стон, когда я судорогой сжимаю его член внутри себя. Мне жарко. Пузырь во мне все же лопнул до конца, заполняя меня коктейлем из боли и удовольствия. Не думала, что смогу его получить сейчас, но Кирилл нашел рычажки и выключил меня из реальности секунд на десять.

Снял повязку, лег рядом, оставив на губах легкий поцелуй.

— Я же сказал, — довольно посмеивается он, — пять секунд боли и море удовольствия.

Поворачиваюсь на бок. Рассматриваю его красивое, расслабленное лицо.

— Кит, — тихо зову.

— М?

Мне так хочется сказать. До щекотки в районе солнечного сплетения.

— Я люблю тебя, — признаюсь парню.

— Так было задумано, — хмыкает он и больше ничего не говорит.

Глава 28

Лада

«Кит, ты где? Что происходит?» — решаюсь написать ему в воскресенье, когда он в очередной раз не взял трубку и вообще никак себя не обозначил после случившегося между нами.

Телефон долго молчит. Я успеваю приготовить легкий ужин и убрать его в холодильник, потому что не лезет. Принимаю душ, готовлю одежду на завтра для универа и проверяю тетради.

Снова смотрю на телефон. Может маме позвонить? Вдруг случилось что-то, а я и не знаю. Но тогда мама обязательно позвонила мне сама. И я терзаю себя вопросами, почему Толмачев так себя ведет. Все было так ужасно? Но чего он ожидал, если для меня все было впервые? Да даже если так, это разве повод игнорировать?

Отчаянно швырнув на гладильную доску брюки, пинаю ее ногой и роняю на шкаф. Утюг скатывается, падает на пол, и пластиковая часть с него отлетает. Она клееная-переклеенная раз десять уже. Вздохнув, кое-как прикрепляю ее на место и все поднимаю.

Включаю утюг, раскладываю на доске брюки и телефон, наконец, оживает. Едва снова не уронив гладильную конструкцию, кидаюсь к нему и читаю на экране короткое сообщение:

«Занят»

Писать ему в ответ не хочется. У меня все же есть гордость и плевать, что обида топит от такого внезапно изменившегося отношения. Я что, попала в дурацкий список тех девушек, которые интересны, пока с ними не переспишь? Или что это вообще такое? Я не понимаю! Но писать и звонить ему точно не стану. Занят? Пусть не отвлекается!

Принимаюсь остервенело наглаживать брюки. Телефон в этот раз звонит.

— Освободился уже? — тянусь рукой к трубке. — Мама, — вздыхаю, увидев надпись на экране.

Быстро смахиваю предательски выступившие слезы, натягиваю на лицо улыбку и преувеличенно бодро отвечаю:

— Привет.

Ставлю на громкую, чтобы совмещать разговор со своими делами.

— Привет, доченька. Как дела? — спокойно спрашивает она.

Завязывается обычный разговор матери с дочерью, которая решила жить самостоятельно. Обсуждаем предстоящий ремонт, свои пожелания и немного говорим об учебе.

— А Кит дома? — спрашиваю я между прочим, стараясь быть равнодушной.

— Я думала вы проводите выходные вместе, — отвечает мама и я ловлю в ее голосе тревогу, а заодно понимаю, к чему на самом деле возник этот звонок.

— Нет. С чего бы? — стараюсь оставаться в тех же эмоциях, чтобы она не волновалась. А то ведь примчится сейчас и с дядей Владом еще поругается. Не хочу. Она должна быть счастливой и пожить для себя в конце то уже концов.

— Хорошо. Не торопись сближаться с ним настолько. Ну ты меня понимаешь.

— Понимаю, мам, — закончив с брюками, ставлю утюг на подставку. Шмыгая носом, тянусь за кофточкой, висящей на вешалке на двери шкафа.

— Лада, ты плачешь? — беспокоится мама. — Он обидел тебя?

— Нет, — быстро вытираю слезы с щек и раскладываю тонкие рукава кофточки на доске. — Все нормально. Честно. Насморк. На гонке, наверное, немного простудилась.

Слушаю, чем лечиться, пожелание спокойной ночи и снова наставления на тему Кирилла, пока не начинаю демонстративно зевать и уже прощаюсь с мамой сама. Ложусь поперек кровати животом на покрывало, подтягиваю к себе подушку, вдыхаю оставшийся на ней запах Толмачева.

«Что же все-таки происходит?» — задумчиво вожу пальцем по рисунку покрывала.

Завтра обязательно поймаю его в универе и выясню. Нельзя же так себя вести! Хотя, о чем это я? Я же встречаюсь с самим Кириллом Толмачевым, а это чертов хаос во всей красе.

Эта сволочь еще и снится мне всю ночь не переставая! Наш первый раз, мое признание и его отстраненное: «Так было задумано».

Просыпаюсь в отвратительном настроении гораздо раньше будильника. Долго стою под душем, стараясь скинуть сонное оцепенение и не накручивать себя раньше времени. Он же приехать за мной должен. Даже ловить не придется. И пока будем ехать, как раз спокойно поговорим без свидетелей.

Под эти мысли я даже впихиваю в себя завтрак, наношу немного косметики на лицо, чтобы скрыть следы беспокойной ночи, одеваюсь и смотрю на часы. Семь - десять уже, а его нет. Набираю его номер. Мне отвечает робот.

Класс! Просто супер! Ненавижу опаздывать!

Даю Толмачеву еще десять минут и максимально быстро влезаю в ботиночки, набрасываю куртку и мчу на остановку, едва не забыв запереть квартиру.

— Это уже перебор, Кит! — ворчу себе под нос.

Как назло, долго не приходит нужная маршрутка. Я влезаю в нее уже почти в восемь и, конечно, мы встаем в эту чертову пробку на Свердлова! Душно еще, народу набилось много, окна все закрыты. Кто-то смачно наступает мне на ногу и даже не извиняется. Особенно наглая женщина расставила локти и уперлась одним из них мне в ребра. Ёрзаю, чтобы хоть немного отодвинуться, и уже сама наступаю на ногу какому-то мужчине.

— Доброе утро, — звучит у меня над головой очень знакомый голос.

— Доброе. Извините, — отвечаю на автомате и поднимаю взгляд. — Ой, здравствуйте, Алексей Олегович, — узнаю в нем нашего преподавателя по английскому.

— А вы, — хмурится он, — второй курс, да? Подружка самоуверенного Толмачева.

Вот это память!

— Что-то вроде, — пожимаю плечами и снова чувствую чужой локоть у себя на ребрах.

— Я уже и забыл, какой ад твориться в общественном транспорте по утрам в понедельник, — обаятельно улыбается Алексей Олегович.

— Хуже только вечером в пятницу, — смеюсь я.

— Это точно. Мы, кстати, с вами сильно опаздываем… — вопросительно смотрит.

— Лада, — помогаю ему. Кивает.

— Мне ужасно стыдно, но, — обвожу взглядом едва двигающуюся маршрутку, — к сожалению, ничего с этим не сделаю.

— Тоже не люблю опаздывать. Но так бывает. Обстоятельства иногда сильнее нас.

Преподаватель устремляет взгляд в пыльное окно, и разговор сходит на нет. Мы, наконец, вырываемся из пробки. Народ начинает выходить на своих остановках. Приходит и наша очередь. Вывалившись на улицу, делаю большой глоток свежего воздуха. Алексей Олегович, снова кивнув мне, уходит вперед, по дороге принимая вызов своего мобильника. Успеваю услышать:

— Нет, не устраивает. Вы сказали, моя машина будет готова сегодня вечером. Значит вечером я должен на ней уехать из вашего сервиса.

Теперь понятно, как он в своем дорогом костюме оказался в маршрутке.

Разговор с ним помог немного отвлечься. Грустные мысли вернулись, как только я вошла в здание университета. Поздоровавшись с охранником, поднялась на второй этаж и тихо просочилась в аудиторию. Одногруппники странно на меня смотрят, перешептываются и смеются. На всякий случай осматриваю свою одежду, мало ли, вдруг испачкал кто. Волосы поправляю. Но смешки не прекращаются.

С другого конца аудитории на меня сочувствующе смотрит Настя. Гашу порыв спросить у нее, что происходит. Что во мне сегодня такого смешного?!

Лекция заканчивается, и группа просто взрывается хохотом.

— Ах-ах, Кит, мне больно. Не надо так, Кит, — глядя в глаза, дразнит один из парней, и я, едва поднявшись, падаю обратно на стул.

— А ты, оказывается, ничего, Золотова. У меня встал на твои стоны, — заявляет другой с похабной улыбочкой. — Поедешь ко мне после занятий? У меня тоже есть отличная видеокамера. Тебя ведь такое заводит?

— Уйди отсюда! — неожиданно рявкает на него Настя. — Свалите все! Идиоты!

Народ уходит, продолжая стебаться. Настя крепко обнимает меня, и мы как-то синхронно хлюпаем носами.

— Он придурок, слышишь? Просто придурок! А ты, как всегда, не смотришь чаты, да? — шепчет она, присаживаясь рядом. — Они посмеются и забудут.

— Забудут что? — я все еще крайне плохо соображаю.

Такое чувство, что где-то в мозгах дохнет батарейка. Или это шок так сработал. Я ведь уже догадываюсь, что произошло, но еще не верю. Просто не верю! Он же не мог так со мной поступить! Он хотел доверия! Он ходил со мной на свидания! Он… Да нет же. Нет. Я еще сплю. Толмачев снился мне и это что-то вроде сна во сне. Так бывает, я знаю.

— Смотри, — Настя тычет в меня своим телефоном и снова обнимает. Она тоже плачет. Я нажимаю на экран, включаю видео и в полном шоке смотрю со стороны на наш с Кириллом секс. — Это во всех чатах, кроме преподавательского. Пришло в начале первой лекции, — делится подруга.

— Выключи это, пожалуйста, — голос вдруг стал совершенно безжизненным. — И выпусти меня. Нужно на воздух.

Настя помогает собраться и почти бежит за мной, а я проталкиваюсь сквозь толпу ржущих студентов, сквозь дразнящие, пошлые стоны от парней с первого курса, сквозь непристойные выкрики с боков и в спину. И прямо у выхода из универа врезаюсь в него. В хренова Толмачева!

— Как ты мог?! — ору на сводного из последних сил, понимая, что мне больше нечего терять. — Чертов придурок! Зачем?! Зачем ты это сделал?! — вокруг нас становится тихо.

— А ты мечтала о большой, светлой любви и трех сопливых детях? — холодно интересуется Кит, глядя на меня обжигающе - холодным взглядом с такой знакомой, циничной усмешкой на губах, что еще недавно меня целовали. — Я просто выиграл в карты твою девственность, сестренка. И нашел способ ее получить, немного подыграв тебе. А кино, — уголки его губ вздрагивают, — просто развлечение. Компенсация за потраченное время на твоих дебильных свиданиях.

— Нет, — я все еще не верю. Хочется ударить его и одновременно сбежать. — Я не верю тебе. Не верю… Я же, я…

— Любишь меня? — хмыкает он. — Это было легко.

— Козел! — за меня заступается Настя. — И вы все идиоты, если думаете, что завтра никто из вас не окажется на ее месте! Пойдем. Ладушка, пожалуйста, пойдем.

Подруга выводит меня на улицу, помогает спуститься по ступенькам, заводит за крыльцо и меня выворачивает. Я сгибаюсь пополам. Все внутренности болезненно стягивает рвотными спазмами. Голова кружится и ноги совсем не держат. У Насти не получается меня удержать. Я падаю на асфальт, больно ударяясь коленями. Слезы льются еще сильнее. Голоса, цвета и звуки сливаются в единое месиво, от которого тошнит еще сильнее.

— Ччч, — различаю в этом странном круговороте и лечу вверх.

— Спасибо, Алексей Олегович, — это Настя.

— Родителям ее позвони. Пусть приедут, заберут девочку. Я отнесу ее в медпункт.

И он несет, а я рыдаю, пачкая косметикой дорогой костюм. Выламывает каждую косточку в теле. Болит кожа и даже волосы. А какая-то часть сознания все еще бьется в агонии, пытаясь сказать, что это сон и Кирилл не мог так поступить со мной. Я не хочу в это верить. В его слова. Это невыносимо больно. До хриплого стона и сжатых зубов.

Преподаватель английского кладет меня на кушетку. Чувствую запах валерианки.

— Ничего сильнее нет? — спрашивает мужчина.

— У нас университетский медпункт. Откуда сильнее? А что случилось то? — шепчет медсестра.

— Яйца кому-то надо оторвать! Вот что случилось! — очень зло и опасно отвечает ей Алексей Олегович.

— Ладушка, — Настя касается моей щеки пальцами, — я маме твой позвонила. Она сейчас приедет.

— Спасибо, — хриплю подруге и без сил закрываю глаза, чувствуя, как по щекам продолжают течь обжигающие слезы.

Глава 29

Кит

Чиркаю зажигалкой уже раз в десятый, подношу ее к сигарете и не могу прикурить. Руки ходят ходуном как у херова алкаша с бодуна. Пробую еще и еще. Я же, блядь, упрямый!

Трясти начинает еще сильнее. Зажигалка летит в стену университетского сортира. Туда же врезается мой кулак. Взвыв от боли, обнимаю раненую конечность. В башке все взрывается и кость ломит до самого плеча. Подставляю кулак под холодную воду. В раковину стремительно стекает розовая от моей крови вода. Сердце долбит так, что трещат ребра. Еще немного и оно пробьет кости. Рука уже онемела от боли и ледяной воды, но я все равно держу ее там и смотрю на себя в зеркало. За моей спиной возникает мужская фигура. Агонизирующий мозг не сразу понимает, кто это. Меня хватают за плечо, кидают на стену, удерживая одной рукой, второй лупят чуть выше пупка так, что у меня начинают гореть легкие. Хватаю ртом воздух, кашляю как чахоточный. Глаза слезятся. Пиздец просто.

— Ты охуел?! — хриплю преподу по английскому.

— Кто-то же должен был это сделать, — он вдавливает меня лопаткой в стену.

Больно!

— Пусти! — дергаюсь и получаю еще один удар в то же место. Меня снова сгибает пополам. — Ты труп, — сиплю ему.

— А давай снимем кино о том, как великого Кирилла Толмачева избивают в туалете и макают башкой в унитаз, — зло цедит он, — а потом разошлем по чатам всего курса? Ты же любишь снимать кино! — еще один удар и я просто сползаю по стене.

Препод отходит от меня, но совсем уходить явно не собирается. До меня медленно доходит, что он где - то видел мое кино и пизды сейчас я получил заслуженно. Но! От него! За Ладу! Какого хера?

— Ее только что забрали домой. Бледную, заплаканную, растерянную и молчаливую, — каждое его слово забивает гвоздь мне в грудак, но я не дергаюсь. Прикрыв глаза и уперев затылок в стену, слушаю. — Знаешь, что бывает потом с такими девочками? — он присаживается передо мной на корточки и облокачивается спиной о дверь одной из туалетных кабинок.

— Тебе то что? Студентка понравилась? — хмыкаю я, чувствуя, как по венам раскаленной лавой расползается проклятая ревность.

— Ты разнес в щепки ее мир, Кит. Своими руками. Осознанно. У тебя больше нет права на те чувства, что ты сейчас демонстрируешь. Ты будешь захлебываться ими, они будут жрать тебя изнутри, но отдать их ей, чтобы самому стало легче, не выйдет. Если психика не выдержит и тебя сорвет, ты снова окажешься там, где мы с тобой уже виделись четыре года назад, — усмехается он. — Не помнишь? — отрицательно дергаю головой, внимательнее всматриваясь в его лицо. — А я тебя запомнил. Брошенного всеми подростка с таким же затравленным взглядом, как был сегодня у Лады. Ты часами смотрел в окно и ждал, что отец приедет и заберет тебя. Ты знал, что такое любовь, ты рвался домой и по ночам истошно кричал «Мама», поднимая половину отделения. Не ожидал, что мы встретимся вот так, здесь. Я тогда из-за тебя профессию сменил. Нас в универе многому учили, но что-то в тебе было такое. Надлом, который я не мог починить. Наверное, морально оказался не готов. И что я вижу сейчас? Ты берешь и ломаешь других людей. Забыл, как это больно?

— Я живу в этой боли четыре с половиной года. Ее невозможно забыть.

— И как только в твоей жизни появилась искренняя девочка, готовая тебя принимать, быть рядом, отогреть твое сердце, ты решил, что ей должно быть так же больно? За что ты наказал ее, Кирилл? За любовь к тебе?

— Я не нуждаюсь в психоаналитике, — огрызаюсь на него. — У меня уже есть одна. Лучшая. Не помогает. Иди учи детей английскому. У тебя это тоже явно получается лучше. А я забуду про побои и не буду давить на деканат, чтобы тебя убрали отсюда. И Лада… Она моя, ты понял?! Я сам с ней разберусь!

— Как я уже сказал, — он подходит, протягивает мне руку, — ты утратил право так думать в ее сторону. Цепляйся. До медпункта провожу.

— На хуй иди! Заботливый! Сам справлюсь.

— Окей, — препод пожимает плечами и уходит, а я снова прислоняюсь затылком к стене, закрываю глаза.

Попытка вспомнить его лупит по вискам головной болью. В меня тогда столько всякой дряни пихали, что я себя то помнил с трудом. И не сидел бы я на подоконнике, будь у меня возможность нормально передвигаться. Я бы сбежал к херам оттуда. Добрался бы до дома и спросил у отца: за что он так со мной? Я был хорошим сыном. У нас, блядь, была семья!

Сжав зубы, жмурюсь сильнее. Ненавижу его. Ненавижу за то, что он сделал со мной. Ненавижу за то, что я оказался в этой точке сейчас. Ненавижу за то, что он сделал с нашим домом. Просто ненавижу!

Именно сила ненависти помогает мне подняться. Мышцы пресса еще болят от ударов препода. Я даже отвечать ему не буду. Мне похуй, что там у него было в прошлом, на его сентиментальщину, которую он мне тут задвигал. Я получил за дело, поэтому он будет жить.

Все еще трясущимися руками достаю новую сигарету. Удается прикурить. Дым заполняет легкие с первой же затяжки. Голова немного кружится. Подхожу к окну, открываю, свешиваюсь, глядя вниз, и снова затягиваясь. Достаю трубу, прохожусь по чатам и сношу кино, которое разослал утром.

«Цирк окончен» — пишу вместо него.

Они что-то пишут в ответ. Не читаю. Психанув, вообще сношу у себя все эти чаты. Мне плевать на каждого из тех, кто в них состоит.

Домой надо. Там должен состояться финал моего спектакля. Это надо обязательно посмотреть и может еще раз увидеть Ладу. Мне искренне жаль, что именно она попала под каток. Она в принципе единственная, кого мне жаль. Но иначе отец бы ничего не понял. Он должен! Он, сука, обязан прочувствовать адскую боль предательства и одиночества! Долбанный страх, заполняющий каждую клетку твоего тела. Безысходность, беспомощность. Темноту. Он пройдет через все это. Я надеюсь, что его сожрет собственная совесть. Это наша с ним война, но война не бывает без сопутствующих жертв.

Выкидываю окурок, забиваю на окно и быстро покидаю сортир, а за ним универ. Сажусь в тачку и еду домой. Пробок уже нет. У наших ворот отказываюсь довольно оперативно. С пульта открываю, въезжаю во двор и не закрывая тачку, иду в дом.

В холле стоит чемодан, но никого из действующих лиц пока не наблюдается. У меня все горит внутри. Иду опустошать родительский личный бар. Забираю бутылку вискаря, скручиваю крышку и делаю большой глоток. Крепкий алкоголь обжигает и дерет горло. Забираю его с собой, иду по второму этажу. Снизу слышны голоса.

А вот и они. Отец, пытающийся удержать свою женщину, и мачеха Маша с зареванным, опухшим лицом. Меня не видят даже когда я спускаюсь ниже и сажусь прямо на ступеньки, продолжая заливать в себя вискарь.

— Маша, пожалуйста. Я все решу, клянусь тебе. Я поговорю с ним. Кит уедет. Для Лады найдем хорошего психолога, другой ВУЗ, что угодно. Не уходи. Я люблю тебя.

— Я не могу, Влад. Я нужна дочери, а ты не можешь справиться со своим сыном. Я столько раз просила тебя заняться им. Прекратить потакать ему! Сделать хоть что-то! А ты продолжал покупать ему дорогие игрушки за каждый его проступок. Ты поощрял их отношения с Ладой. А я просила тебя прекратить это! Я говорила, ничего хорошего не выйдет, но ты заботился о своем сыне и его чувствах. Это нормально, что он у тебя в приоритете, он ведь твоя кровь, твой наследник. Им просто надо было заниматься, Влад. Даже сейчас, когда он уже взрослый!

Мачеха видит меня. В ее взгляде нет ненависти. Там только боль и жалость. Я хочу увидеть глаза отца. Мне нужны такие эмоции именно от него.

— Я прошу тебя, — он продолжает просить.

— Нет. Я так больше не могу. С тех пор как Кирилл вернулся, все пошло наперекосяк. Ты даже не объяснил мне причин его столь лютой ненависти к тебе. Это ваша с ним тайна.

— Я расскажу. Я все объясню тебе, Маш, — отец сжимает ее руку, подносит к губам.

— А я теперь не хочу ничего знать, Влад. Ваши тайны мне больше не интересны. Отпусти. Я должна ехать к своей девочке. Она сейчас в таком состоянии. Ей нужна мать. А твоему сыну нужен отец. Не забывай об этом, пожалуйста. Прощай.

Маша цепляет за ручки оба чемодана, и опустив плечи идет к двери. Исчезает за ней. Отец закрывает руками лицо, вздрагивает.

«Только не говори мне, что ты плачешь по ней, папа! Ты не способен на такое»

Делаю еще один глоток вискаря, потом еще один. В голове приятно шумит, внутри привычно пусто и больно. Видимо, легче станет потом. Не знаю…

Отец наконец слышит мое присутствие. Поднимает взгляд по ступенькам, доходит до меня и на его щеках правда слезы. А мне смешно. Блядь, это такой охреневший цирк!

— Правда больно, когда тебя предают и бросают близкие? — салютую ему бутылкой. — А мне интересно, на похоронах мамы ты тоже плакал? Или это возрастное?

— Я даже не предполагал, что ты способен на такое. Я думал, ты любишь Ладу, — хрипит он, сжимая и разжимая кулаки явно в желании меня ударить.

— Это месть, папа. Месть за твое предательство! — делаю еще глоток виски.

— Тебе стало легче? — он выдыхает, запускает пальцы в волосы, нервным движением приподнимает короткий ежик от корней. — Скажи, тебе стало легче?! — орет на меня.

— Это не важно. Главное, чтобы ты проникся тем, что сейчас топит тебя, — улыбаюсь ему.

Отец снова нервно дергается. Качает головой, словно что-то решая. В ахуе смотрю, как он опускается на колени. Передо мной, блядь! Руки плетями висят вдоль тела. В глазах невыносимая тоска. Он уже это чувствует. То, что я хотел.

— Этого ты хотел? Наверное, ты прав. Именно так я должен был просить у тебя прощения. Прости меня, сын. Я надеюсь, что однажды сможешь, иначе эта обида убьет тебя. Упивайся своей победой, мой мальчик. Только вряд ли она принесет тебе облегчение, если этого не произошло сразу. А я вижу по твоим глазам, тебе не стало легче.

Присасываюсь к горлышку бутылки и заливаю в себя виски, пока он не начинает проситься обратно.

Легче мне правда не стало. Должно было, но где-то я просчитался, получив удовлетворение без такого желанного облегчения. Моя агония не утихла. Она лишь поменяла вектор.

Поднимаюсь со ступенек. Меня пьяно шатает. Бутылка с остатками алкоголя падает из рук. Пинаю ее вниз. Скатывается, я спускаюсь следом.

— Ты куда? — тихо спрашивает подошедший отец.

— Проветрюсь, — обхожу его, едва не задев плечом, и сваливаю на улицу. Похер куда, лишь бы не сидеть на месте.

Глава 30

Лада

— Детка, поговори со мной, — мама входит в комнату и присаживается на край кровати. — Не съела опять ничего. Лада, так нельзя. Прекращай! — обеспокоенно повышает голос.

Он у нее дрожит, а я не хочу, чтобы мамочка опять плакала. Ей и так тяжело из-за разрыва с дядей Владом. Я не хотела, чтобы они расходились. Я знаю, как она его любит. Я видела, как он любит ее. У меня сейчас нет сил в этом разбираться. Сажусь на кровати, беру тарелку и начинаю есть, чтобы ей стало спокойнее. Желудок свело и всего пара ложек легкого творога кажутся тяжелым, трудноперевариваемым грузом, как и мои эмоции, застывшие в одной фазе — боль и стыд.

Мама заботливо поправляет мне волосы, выбившиеся из косы, заплетенной еще вчера вечером.

— Что мы будем делать с учебой? — задает она очень важный вопрос.

Я не хожу в универ уже две недели. Пока по официальной версии — болею. Это почти правда. Я болею им и мне ничего не помогает. Ни в одной из книжек, что я успела прочесть, не было написано, что любовь может причинять такую невыносимую боль. Я думала, это светлое, окрыляющее чувство. Смотрела, как расцвела рядом с отчимом мама. Но мне достался Кирилл Толмачев…

— Эй, — мама ловит подушечкой пальца слезинку, скатившуюся по щеке, — Ладушка, не надо плакать.

— Я не вернусь в этот университет. Прости, мам. Я не смогу. Это выше моих сил, — отставляю тарелку и снова ложусь.

— Влад может помочь с переводом, — она двигается ближе и гладит меня ладонью по руке и бедру.

— Нет, — кручу головой. — Не проси его, пожалуйста. Я сама разберусь. Ладно? Дай мне еще немного времени.

— Конечно, — она целует меня в лоб и уносит тарелку с остатками еды. Они комом стоят в горле, перемешавшись со слезами.

Ненавижу его! Растоптал! Унизил! Все разрушил!

Как же больно…

Сжав зубы, утыкаюсь лицом в подушку. Плачу, сплю, снова плачу, смотрю какой-то фильм, ем мамин куриный суп с маленькими макаронами в форме машинок, цветочков и разных животных, как она готовила мне в детстве. Смотрю на свою полку с книгами. Не буду больше их читать. Они лгут. В этом Кирилл был прав. Глупые книжки о любви, которой не существует.

Во мне зарождается новая эмоция — злость. Она требует выхода, и я встаю, иду за мусорным пакетом. Под удивленным маминым взглядом скидываю все книги в него. Они не виноваты, я знаю. Мне больше некуда деть то, что загорелось внутри. Сказки о драконах и принцессах, о магических академиях, о любви, за которую готовы умереть даже самые темные существа вымышленных миров — все это мне больше не нужно.

Звонок заводится трелью так неожиданно, что я роняю одну из самых любимых книг прямо себе на ногу. Она приземляется на ступню уголком корешка, словно отомстив мне за такое жестокое обращение с ее «подружками». Схватившись за ногу, кусаю губы, тихо поскуливая. Замираю в самом нелепом положении, увидев того, кто к нам пришел.

— Привет, — улыбается наш преподаватель по английскому.

На нем вместо костюма простые черные джинсы, белая футболка и куртка. Хлопая влажными ресницами, неприлично смотрю прямо ему в глаза.

— Здравствуйте, Алексей Олегович, — вспоминаю, что надо поздороваться.

— Вне универа можно просто Алексей. За что ты так с ними? — смотрит на местами порванный мусорный пакет с книгами.

— Там нет ни слова правды, — а сама наклоняюсь, поднимаю одну из книг, ту самую, что упала мне на ногу, и бережно прижимаю к груди.

— Книги созданы для иного, — он подходит ближе и начинает вытаскивать их из пакета. — Сюда? — кивает на полку. И я все еще ошарашенно киваю в ответ. — Они учат нас, — он ставит их по одной на место, — Развивают фантазию. Погружают в эмоции. Помогают выплакать свою боль. Или погружают в воспоминания. Они помогают формировать мечты. Развивают. Дарят отдых. Поддерживают, когда мы одиноки. Настоящие друзья, которые не предают, — как загипнотизированная, слушаю его голос. Он капля за каплей просачивается внутрь меня, действуя, как хорошее успокоительное. Удивленно моргаю лишь когда на полку встает последняя книга, та, что я держала в руках.

Алексей Олегович улыбается, шуршит пакетом, комкая его.

— Собирайся. Мы идем гулять.

— Мы?

— Да. У тебя десять минут на сборы. Если что, там холодно. Я пока с мамой твоей пообщаюсь, — он выходит из моей комнаты. Смотрю на закрывшуюся дверь, на полку с книгами, снова на дверь. Еще раз моргаю и иду к шкафу.

Вытягиваю оттуда белый свитер. Сердце сжимается. Мой гардероб состоит из вещей, купленный Кириллом. Этот чертов сводный даже тут меня не отпускает! Он везде! В голове! На дурацких полках!

Иду в мамину комнату и ищу в ее шкафу, что могло бы мне подойти. Вешаю на плечо ее длинный серый свитер. Брюки ищу дольше. У меня немного шире бедра и побольше попа. Были стрейч… нашла! Она все равно их не носит, а мне должны подойти.

Переодеваюсь в ее же комнате и куртку беру тоже ее. Старенькая. Да и плевать. Зато пахнет мамой, а не Толмачевым.

Выхожу на кухню. Мамочка, увидев меня одетую для прогулки, улыбается.

— Спасибо вам, Алексей, — говорит моему преподавателю.

— Не за что пока. Мы недолго. Я приведу ее домой. Не беспокойтесь.

По очереди обуваемся в нашей маленькой прихожей, выходим в подъезд. Он идет чуть впереди, иногда оглядываясь и проверяя, спускаюсь ли я следом. Выходим из подъезда. Я вдыхаю свежий воздух, успевший насытиться особенной морозной сладостью. Голова начинает кружиться. Я так долго не выходила. Даже окно не открывала. Алексей Олегович терпеливо ждет, пока я надышусь. Предлагает мне согнутую в локте руку для опоры.

— Держись. Сегодня подморозило и даже голый асфальт местами скользкий. Да и ноги быстро устанут с непривычки.

— Почему? — несмело опираюсь на его руку.

— Потому что я уверен, ты провела все это время в кровати, — спокойно, без упрека отвечает он.

— Я болею, — вспоминаю свою маленькую ложь.

— Эту болезнь не вылечит постельный режим. Давай я сразу проясню. Так вышло, что я в курсе того, что произошло. Так что при мне можно не изображать последствия высокой температуры или любой другой диагноз, который ты там себе нарисовала.

— Тогда я совсем не понимаю, зачем вы здесь, — останавливаюсь. Идти и правда тяжеловато. Ноги вроде передвигаются, но будто не по земле, а в воде. Чувствуется постоянное сопротивление.

— Подумал, тебе не помешает компания, — пожимает плечами и мягко тянет меня за собой.

Мы снова идем по улице. Я смотрю по сторонам и смакую на языке свежий воздух. Присутствие Алексея Олеговича на меня совсем не давит. Должно бы. Мало того, что посторонний взрослый мужчина, так еще и преподаватель, но я почему-то ничего такого не ощущаю.

— Не замерзла? — он останавливается возле кофейного киоска. Запах дотягивается даже сюда и дразнит ноздри.

— Нет. А вы? — спрашиваю и тут же прикусываю язык.

— Идем, — тянет меня за руку в киоск.

Покупает для себя кофе, а мне ароматный чай с бергамотом. Дальше идем, потягивая каждый свой напиток из стаканчиков, и глядя, как мимо проезжают машины. Разворачиваемся, идем по тому же маршруту в обратную сторону.

— Кирилл тоже не появляется в университете, — Алексей Олегович нарушает такую классную тишину, разбавленную шуршанием шин по дороге и шагами редких прохожих.

— Не хочу о нем говорить.

— Я и не собирался углубляться, — легко отвечает он. — Завтра у меня лекция утром, а потом я за тобой заеду и кое-куда отвезу. Домашнее задание на сегодня: составить письменный диалог с развернутой, убедительной аргументацией по теме последней лекции, на которой ты была.

— Вы серьезно? — я аж спотыкаюсь. Клюнула бы носом, если бы Алексей Олегович не удержал.

— Вполне. Завтра приеду, проверю. Кто-то же должен спасти твои книги от очередного полета в мусорку, — смеется он и я впервые за эти дни немного неловко и смущенно, но улыбаюсь.

Глава 31

Кит

Мышцы ноют. Перегрузил. Пот щиплет глаза. Майка давно валяется где-то на полу. Да у меня даже шорты по резинке мокрые.

Смотрю в большое зеркало нашего спортивного зала на свою откровенно заебаную рожу. Две недели. Две херовы недели я горю, наверное, с утроенной силой. То, что стало привычным за четыре года, такая херня в сравнении с тем, что творится в моей башке сейчас. Наложилось. Так не должно было быть. Это не по плану! Как-то он криво сработал. Вместо матери я теперь по ночам вижу шокированный взгляд Лады и каждый раз ее образ ускользает, стоит попытаться его коснуться.

Что ж так хреново то? Ведь просто девчонка! Что, у меня их мало было? Никогда не считал и не цеплялся. А эта засела где-то под ребрами. Она делилась со мной своими эмоциями. Я жрал их, как изголодавшийся зверь. Подсел. Теперь ломает. Еще не пусто, нет. Злит зависимость от нее. От ее запаха, от ее глаз, от ее настоящих улыбок.

Я снова срываюсь на спортивном инвентаре. В этот раз переместившись с беговой дорожки к подвешенному к потолку боксерскому мешку.

Отец либо загоняет себя на работе, либо бухает в кабинете. Мы не разговариваем. Я и без слов вижу, что ему тоже больно. Меня все еще не трогает. И вообще, пора съезжать отсюда. Ощущения дома тоже так и не появилось. Здесь все успело пропитаться чужим запахом мачехи Маши, ее дебильной овсянкой и духами. Это больше не мой дом.

Оставив в покое спортивный снаряд, восстанавливаю дыхание и ложусь голой, потной спиной на прохладные маты. Раскинув в стороны руки, смотрю в белый потолок. Это ж надо было так встрять! Это, вашу мать, был идеальный план! Чего так нажраться то хочется? Ну смешно же, блядь! Я что, реально влюбился? В сводную? В девчонку, которая жила у нас на чердаке, читала скучные книжки и таскала меня на свидания? Да ну смешно же, епта! Я же не способен на такие чувства. Я же жестокий ублюдок с обдолбанными тараканами в башке! Какая, нахер, любовь?

Самое смешное, что ни курить, ни бухать я не могу. Не лезет больше. Физика осталась, тянет залезть в пачку, вытянуть губами сигарету и вдохнуть немного никотина. Как только это происходит, меня чуть ли не выворачивает. Я теперь долбанный ЗОЖник. Пью зеленые смузи с минералкой, жру витамины, белок и тренируюсь, пока не остаюсь без сил. Везде, где надо, подтянулся. Рельефы огонь. Все телки будут течь от восторга. Одну я тут пытался трахнуть на днях. Слился на подлёте к койке. От них теперь тоже воротит.

Чувствуя себя одержимым маньяком, дрочу в душе на Ладкину фотку и падаю спать. А в шкафу у меня так и хранятся те самые трусики, что я у нее стащил.

Просыпаюсь от пищащей напоминалки. Эта зараза сигналит о том, что пора пожрать. Расписание. В графике жить в целом довольно комфортно. И пора бы, наверное, вернуть в него универ, пока меня оттуда не попросили. Бабки и фамилия все решат, конечно, но я все больше склоняюсь к тому, что и в этой стороне моей жизни пора что-то изменить. Очередная зависимость — зависимость от отца. Это точно не то, чего я хочу в двадцать.

Хмыкнув на стояк, натягиваю майку и иду готовить себе полезную еду. Очередной «залет» в душе не помог. Чтобы уронить член и угомонить гормоны, нужен нормальный секс. Готовка помогает отвлечься от этой мысли. Она в целом меня успокаивает. Если не срастется с Гордеем, попробую мыслить в этом направлении. Люди любят эмоции и вкусно поесть. Гонки — это эмоции, я все же надеюсь, что срастется именно там. Но мы закрыли сезон и сейчас пиздец как тоскливо.

Пробую на вкус, то, что получилось. Как всегда, отлично, спасибо маме. Не забывая об эстетике, выкладываю свою стряпню на правильную тарелку. Смузи из блендера перетекает в высокий прозрачный стакан. Норм. Почти ресторан.

Есть остаюсь на кухне. Встаю за высокий стол как раз напротив тумбочки, куда я посадил Ладу, когда впервые показал ей, что умею готовить. По венам снова начинает курсировать пламя.

Что ты сделала со мной, маленькая зараза? Прокляла за то, что причинил боль? Почему тебя нет в моей жизни уже две недели, а я засыпаю с тобой, просыпаюсь с тобой? Собираю воспоминания о тебе по этому дому. Почему?!

Вилка летит в эту проклятую тумбочку. Не могу больше жрать. Не лезет!

Выкидываю все в ведро, мою посуду и иду к отцу. Он дома сегодня. Вчера пережрал вискаря. Болеет. А я бы не пошел, но как бы смешно это не звучало, мне кое-что от него нужно.

Вламываюсь без стука в его кабинет. Он отрывается от монитора, смотрит на меня покрасневшими глазами.

— Завязывай пить. Хреново выглядишь, — прохожу и сажусь в кресло напротив.

— Тебе не все равно? — хмыкает он.

— Абсолютно, — пожимаю плечами. — Просто совет. Мне нужна работа в компании, — его брови удивленно ползут вверх, — пока не начался новый мотосезон, — утоняю сразу. — Только без подачек типа курьерской службы или еще чего-то в этом духе. И еще, я решил свалить. Ты же мечтал, чтобы я жил отдельно. Сейчас выйду отсюда и начну поиски квартиры.

— А как же «сними лимит с моей карты»? — саркастически посмеивается родитель.

— Больше не интересно. Так что насчет работы?

Он возвращает внимание монитору, щелкает несколько раз мышкой. Тихо жужжит принтер.

— Забери, — кивает мне на распечатки.

Поднимаюсь. Забираю их и ржу, вчитываясь в заголовок.

— Резюме? Ты серьезно? — прохожу обратно к столу.

— Я ничего о тебе не знаю, сын, — совершенно устало и обреченно вздыхает отец. — Понятия не имею об уровне твоих знаний и опыте. Познакомь меня с Кириллом Толмачевым, которого я не видел четыре года. А я посмотрю, до какой должности ты дотягиваешь. От этого будем двигаться дальше. Устраивает?

— Вполне. Я пошел, — скрутив листы в трубочку, поднимаюсь из кресла.

— Съезжать необязательно, — говорит отец.

— Мне здесь больше нечего делать, — дергаю вверх уголком губ и ухожу.

Квартиру тоже буду искать сам, без риэлторов. Мне надо занять голову чем-то, кроме мыслей о Ладе.

Устраиваюсь в своей комнате за ноутбуком. Открываю сайт с объявлениями. Смотрю фотографии квартир в разных районах города. Прикидываю, сколько готов платить за чужую жилплощадь с учетом того, что большой процент своих денег с карты я хочу вкладывать в Либерти, пока не беря в расчет возможную работу в компании отца. Если там все срастется, будет отлично. Нет, начну думать в этом направлении дальше.

Рынок недвижимости перенасыщен предложениями, так что пара вариантов на «посмотреть» находятся уже к вечеру. Прикол этих вариантов я понимаю только в процессе беседы с хозяевами. Они оба расположены в том районе, где живет сводная.

«Убогий район. Убогая квартира» — вспоминаю я.

Так и есть, на самом деле. И добираться оттуда неудобно ни в универ, ни в офис отца, но что-то в этом есть интересное. Оно щекочет под ложечкой и зудит на кончиках пальцев.

— Мне до вас сейчас добираться примерно час — двадцать, может полтора. Пробки, — говорю одному владельцу и перезваниваю второму, договариваясь с ним сдвинув время на полчаса.

Глянув в окно, к бежевым джинсам выбираю белую футболку с длинным рукавом, цепляю куртку, ключи от тачки, кошелек, и сваливаю из дома.

Ягуар встает в вечерние пробки наравне с другими машинами. Не смотрю особо по сторонам. У меня в салоне играет любимая музыка, пахнет натуральной кожей и цитрусовым освежителем. На панели подрагивает запечатанная пачка сигарет. Пальцы вроде дергаются опять, но без особо энтузиазма. Странная хрень. Лада точно прокляла меня. Других объяснений нет.

В ее район я попадаю, опоздав на встречу минут на десять. Мужик, увидев мою тачку, не обращает на это внимание. Буду самый крутой пацанчег на районе.

Дебил, блядь!

Могу же снять что-то другое. Нет, меня затягивает именно эта черная дыра с мрачными панельками и выгоревшей детской площадкой.

Квартира оказывается ничем не примечательна. Чуть пострашнее, чем на фотках. Одна комната. Чистенький, современный ремонт, минимум мебели и всяких необходимых штук для жизни. Мужик распинается, рассказывая мне о соседях, о том, как у них тут тихо и вообще лучше я ничего не найду.

Кивая ему, обещаю подумать и еду смотреть второй вариант. По-хорошему, тут и пешком можно дойти. Все рядом.

Меня встречает женщина. Сообщает, что живет по соседству и квартиру я смотреть не поднимаюсь. Она удивленно хлопает ресницами. Не вижу смысла объяснять. Я уже понимаю, как это будет. Тотальный контроль под разными предлогами и указания, сколько раз надо поливать ее цветы, которые к себе забрать почему-то нельзя.

Сижу в тачке, постукивая пальцами по рулю.

«Ну не нравится же мне район. Не вписываюсь я сюда. Неудобно, опять же» — рассуждаю, глядя себе в глаза в зеркало. — «Но я же на тачке. Пробки только и вставать раньше. Опыт есть. Я сюда целую неделю к семи утра катался. Точно дебил!»

Звоню мужику и соглашаюсь на его вариант. Договариваемся завтра подписать договор и совершить обмен «ключи — бабки».

Делаю круг по району, все еще угорая над собой. Сворачиваю на главную дорогу и резко бью по тормозам, уходя на обочину недалеко от остановочного комплекса. У меня горло сводит спазмом, и попытка смачно выматериться застревает где-то там.

Какого хера происходит? Что делает эта девчонка с нашим преподом по английскому?! Кофе покупает? Серьезно?!

Я из тачки вылетаю быстрее, чем успеваю это сообразить.

Глава 32

Кит

Все происходит молниеносно. Препод выскакивает мне наперерез, Лада роняет бумажный стаканчик с кофе и за секунду до удара в челюсть «англичанину», выскакивает прямо передо мной. Так и стою с занесённым кулаком, смотрю ей в глаза. Не понимаю, как успел затормозить. Тело стало каменным. Не гнется, не двигается.

Лада гневно смотрит мне в глаза. Делаю вдох. Легкие заполняет ее запахом. Непривычно. Он не смешан с дымом от моих сигарет. Ощущается иначе, гораздо острее, и проникает глубже в кровь без препятствий. Еще один плюс, чтобы не курить. Это просто охрененно! Ощущать ее именно так.

— Меня ударишь? Тебе было мало? — ее голос включает нашу нынешнюю реальность. Опускаю руку, делаю два шага назад.

— Что это значит? — киваю на препода, вставшего рядом с ней и напряженно следящего за ситуацией.

— Я должна отчитываться? — она прячет руки в карманы куртки. Поздно, я уже увидел, как подрагивают тонкие пальцы.

— Это простой вопрос, Лада! — завожусь я от собственной беспомощности.

Она права. У меня нет права предъявлять или требовать. А просить?

Я делаю еще один вдох и уже спокойнее прошу:

— Поговорим?

— Нет, — крутит головой сводная. Светлые волосы падают ей на лицо. Сдувает их, а у меня сердце в груди вкалывает как движок Ягуара. — Уезжай.

— Ты так этого хочешь? — взгляд сам опускается на ее губы. Чуть обветренные, сейчас влажные, потому что нервно облизывает.

Я знаю вкус этих губ. Вкус дурацкого дешевого блеска, который она наносит вместо помады.

— Хочешь, чтобы я свалил? — то, что творится в моей голове, предательски транслирует севший голос.

— Очень хочу, — поднимает подбородок выше. Я автоматом повторяю ее движение просто, чтобы не потерять из виду проклятый рот. — Ломать вокруг меня больше нечего, Кирилл, так что и тебе здесь тоже больше нечего делать. До свидания, Алексей Олегович, — поворачивается к нему и...

Блядь! Она ему улыбается!

— Я довезу до подъезда, — предлагает этот упырь. Мне снова хочется ему врезать. Я бы так и сделал, если бы Лада все еще не стояла между нами.

— Благодарю. Но тут я лучше сама. Спасибо за отличный день и урок, — вежливо отказывается сводная.

— Урок? — хмыкаю я. — И чему же ты ее учил вне университетских аудиторий?! — рык вырывается из груди, руки снова сжимаются в кулаки.

Я слишком хорошо знаю, как можно провести время вдвоем в тачке. Лада бы вряд ли стала! Но моя Лада и улыбаться бы преподу постеснялась!

Сука! Как же бесит!

Она уходит, препод порывается за ней. Ловлю его за куртку и дергаю обратно. Здесь не универ и он мне посторонний мужик, который лезет на мою территорию. Дури я успел подкачать в руки. Напрягаю мышцы и швыряю «англичанина» на капот его же тачки. Еще я Ягуар об него не марал!

— Кит! Кит, да тормози ты! — хрипло смеется препод и бесит меня еще сильнее. — Ты чего придумал своей дурной головой, а?

— О-о-о, — наклоняюсь, придавливая его весом к капоту, — у меня очень богатая фантазия! Че ты лезешь к ней?! Ровесницы не устраивают?

— Дурной ты, еще. Угомонись. Я помог ей просто, — пытается скинуть мой захват.

— Чем. Ты. Можешь. Ей. Помочь? — подпираю его коленом, чтоб не дергался.

— Тебе тогда не смог, — хмыкает он. — Долг вселенной вернул. Да и хорошая она девочка, Кирилл. Не заслужила такого обращения. И ты...

— Не начинай! — отпускаю его и отхожу. — Тот пацан, которого ты помнишь, сдох в Штатах от передоза.

— Ошибаешься, Кит. Тот пацан просто вырос. Осталось дело за малым, — он поправляет одежду, облокачивается бедрами на капот.

— Ну ка, просвети, — хмыкнув, прячу руки в карманы.

— Принять все, что произошло. Оставить это в прошлом. И повзрослеть. Пока ты не прекратишь жить тем, что уже случилось, дальше ничего не будет. Понимаешь? Ты сам не даешь будущему произойти. И с Ладой у тебя ничего не получается именно поэтому. Она — твое будущее, а ты тащишь ее в прошлое, где ей не место.

Пристально смотрю ему в глаза, расставив ноги немного шире.

— Я тебя вспомнил, — узнал именно по этому взгляду. Всего одна картинка всплыла в памяти, и та очень расплывчатая. — Ты что-то добавлял мне в раствор капельницы, чтобы туман из башки выветривался. И я тогда спал вообще без сновидений.

На самом деле, это были лучшие ночи. А потом он правда куда-то исчез. Я думал, это очередной глюк. Просто игра подсознания, чтобы крыша совсем не съехала. На тот момент ощущение безысходности уже практически поглотило меня, и любая помощь воспринималась как нечто нереальное.

А сейчас что? Совпадение, что мы встретились спустя столько лет? Или он намеренно искал меня?

Собственно, это я ему и озвучиваю.

— Нет, не искал, я же говорил. Так вышло. Череда случайных совпадений привела меня именно в этот университет. У нас не такой большой город, как может показаться, так что мы могли пересечься раньше или позже в любом другом месте. Как будешь готов поговорить, позвони мне, но учти, я работаю жестко. Иначе те рамки, в которые ты себя загнал, не пробьешь.

— Не лезь к Ладе! — разворачиваюсь, ухожу к своей тачке.

Сажусь за руль, но с места не двигаюсь. Перевариваю сегодняшний вечер. Моргнув мне фарами на прощание, уезжает наш «англичанин». Мне тоже пора. Надо подготовиться к переезду.

Пока тащусь по городу, звоню Тайсону.

— Ты вернулся со своих сборов? — спрашиваю у друга.

— Ага. Вчера ночью. Только глаза продрал, в поезде вообще не спали, — зевает он.

— Я съезжаю от отца. Есть вариант объединить поводы и организовать завтра вечеринку в «Греции»? Парней из «Либерти» дерну. Ты как?

— Если от бати свалю, то за. У нас серия боев скоро. Ты ж знаешь, как он меня пресует. Каждый шаг на контроле. Никаких телок, никакого бухла. Только тренировки и режим. Затрахал! Я голодный, пиздец просто, — стонет Тай. — Мы в этот раз на сборах чисто мужским составом. Так что я очень хочу вечеринку!

— Значит все будет, бро, — смеюсь я, прекрасно его понимая. — Я найду тебе самую лучшую девочку.

— Еще немного, и я буду согласен на любую, — ржет друг.

— Фу, Тай! Мерзость, — передергиваю плечами. — Ладно, бывай. Думай, как свалить от бати. Остальное я беру на себя.

Пробки мне на руку. Успеваю обзвонить парней и собрать прилично народу. Гордый обещал притащить своего младшего брата с подругой. Считаю, сколько нас получается, обзваниваю самых красивых и «дающих» девочек из своего списка. Соберу Тайсону ассорти, пусть выбирает. Администратору клуба дозваниваюсь уже въезжая во двор. Бронирую для нас всю вип-зону на завтрашний вечер, согласовываю закуски. С бухлом разберемся на месте.

Загоняю тачку в гараж. В дом заходить не хочется. Он стал совершенно «мертвым». Мне люто некомфортно.

Хер знает зачем, заглядываю к отцу в кабинет. Не обнаруживаю. Он спит, оказывается. Смотрю на его уставшее лицо, ищу в себе жалость или сожаление. Нет. Ничего так и не просыпается.

Разворачиваюсь и иду к себе. До глубокой ночи собираюсь. Принимаю душ. Спать иду наверх, на Ладкин любимый чердак, на ее кровать. Обнимаю подушку, которая тоже пахнет ей и отрубаюсь в диких, голодных фантазиях. Они сжигают меня дотла. Все тело дрожит от перевозбуждения. Освободив член от трусов, передергиваю рукой пару раз и со стоном кончаю в кулак.

Пиздец! Аааа!!!

Сжав, зубы, вытираю ладонь о простыню, поворачиваюсь на живот. Член трется о постельное белье. И я бессильно рычу, ерзая и стуча лбом в подушку.

Отпускает медленно. Тело приятно тянет, будто я и правда трахался всю ночь. Делаю себе душ с паром. Он немного расслабляет. Просто стою под водой, уперевшись ладонями в стену. Она приятно стекает по рельефам. Глаза закрываются. Не выспался ни хрена, но ложиться уже нет смысла.

У меня по расписанию разминка, завтрак в компании молчаливого отца. Заодно постепенно заполняю для него резюме.

— Завезу после занятий, — бросаю ему, и сваливаю в универ, по дороге заскочив в ближайшую частную клинику за справкой, за которую пришлось отвалить десять косарей.

На меня, конечно, скептически посмотрели, но с расспросами лезть не стали. Теперь надо догнать программу. Пропустил я овер дохуя.

На английском заканчиваю с резюме и от универа еду сначала на подписание договора на аренду квартиры, а уже оттуда к отцу. Бумаги передаю через секретаря. Любимый родитель на онлайн — переговорах с иностранцами. Мне на руку. Не хочу лишний раз пересекаться, даже если буду здесь работать.

До вечера вожусь с переездом. Даже с новой соседкой познакомиться успеваю. Бабуська высунула любопытный нос из квартиры, чтобы посмотреть, кого принесло в их царство. Выслушал про котов, ссущих у нее под дверью, про прошлых жильцов, не дающих бедняге спать по ночам, и прикрутил ей упавшую полку в ванной, потому что «внук бессовестный не приходит».

Разложиться времени уже не хватает. Перевернув пакеты со шмотками на кровать, выуживаю черные брюки и классику — белую рубашку. Трачу время на то, чтобы все отгладить. Одеваюсь. Рубашка сильнее обычного обтягивает подкаченные руки. Так даже интереснее.

Вместо куртки выбираю черный пиджак. К образу добавляю туфли. Все равно на машине. Не замерзну.

Подбираю Тайсона и везу наши задницы в клуб.

— А ты чего за рулем? Как бухать будешь? — интересуется друг, покачивая головой в такт играющего по радио треку.

— Я не буду, — выкручиваю руль в сторону парковки.

— Че случилось? — хмурится он.

— Ничего. Просто не буду. Я и курить бросил, прикинь?

— Заболел? — прикалывается Тай.

«Влюбился» — не произношу вслух.

Глава 33

Кит

В клубе нас собирается много. Гордей знакомит меня с младшим братом, Платоном, и его рыжей подругой. Сам обнимает за талию симпатичную кареглазую девчонку в модных круглых очках, которые явно нужны ей не для красоты. Она открыто улыбается, щеки розовеют от мужского внимания. Мою Ладу напоминает, и чертово сердце начинает опять разгоняться.

— Яся, — представляет ее Гордей.

Машинально прикидываю, сколько у них разницы в возрасте. Лет пять — шесть навскидку. Может так и надо? Она, наверняка, его слушается как старшего и проблем в паре меньше.

— Кит, — киваю в ответ и перевожу взгляд на еще одну незнакомую рожу, пробирающуюся явно к нам. — Это кто? — спрашиваю у Гордого.

— Новенький у нас в Либерти. Гоняет на всем, что ездит. Со следующего сезона войдет в команду. Здаров, — тянет руку парню со льдистыми серо-голубыми глазами. — Рад, что выбрался. У нас тут почти весь основной состав собрался. Как раз познакомишься.

— Захар, — парень тянет мне ладонь. Жму, представляюсь в ответ, а он все время оглядывается по сторонам.

— Потерял кого? — спрашиваю я.

— Да так, — неопределенно машет рукой и снова напряжённо оглядывается.

— Ты не местный, да? — это легко определить.

— Нет. Мы с Иркутска перебрались. Отцу звание дали новое и должность повыше.

— Военный или мент? — сажусь на мягкий, удобный диван. Захар и Гордей устраиваются напротив. Тай — со мной.

— Мент, — хмыкает Захар. — Как и я, в общем-то, правда пока будущий.

— Он у тебя прям совсем наверху, как я понимаю, — включается Гордый. Наш новенький кивает. — С моим, значит, пересекаться будет. У меня отец — прокурор, — кривится он. — Ну, не будем о грустном. Мы сюда пить приехали, — целует свою девушку в щеку и открывает первую бутылку. Я закрываю свой стакан ладонью, показывая, что не пью сегодня.

Гордый без вопросов заполняет стаканы Тайсона и Захара. Парни, что сидят чуть дальше от нас, справляются сами. Братишка Гордея, я смотрю, взял себе пива, а девочки в основном на соках или коктейлях. Ярослава вместе со мной пьет апельсиновый фреш.

Закидываю Калужскому свое предложение. Рисую детали сотрудничества и собственные цели. Не хочу, чтобы он думал, что я пытаюсь влезть в его бизнес, отжать его или еще какое дерьмо сотворить. Это сто процентов его. Просто я знаю то, чего не знает большая часть команды. О его вечный траблах с отцом и относительно недавней очередной попытке прикрыть клуб. Наша победа в гонке, шум в прессе по этому поводу, спасли ситуацию. Но это же прокурор! Хер он отступит.

Гордый дожидается, когда Яся с девочками уйдут танцевать, и уже тогда, тихо матерясь, делится:

— Он требует, чтобы я женился. А надавить на меня можно только через Либерти или… — тяжело втягивает ноздрями воздух, глотает алкоголя, — через Ярославу и ее родителей. До этого еще не дошло. Пока пытается продавить через клуб.

— Куда-то выше хочет залезть? — я хорошо понимаю эту «кухню».

— Нет, свое место удержать. Все телодвижения, происходящие в системе, расшатывают позиции на постах. Одно время он пытался продавить Платона, но мы разрулили. Там отчасти спасло положение отца его Сони. У меня же ситуация другая. Ясины родители моему отцу не выгодны, как члены семьи. Они не помогут ему удержать место, если начнет штормить сильнее.

— Херово, — провожу ладонью по лицу и делаю несколько глотков сока.

— Разберусь. И твое предложение обмозгую. Идея мне нравится. Усиление — всегда хорошо. У тебя как? Ты потух опять.

И я выключился из разговора. Гордый не давит, общается с Захаром и Тайсоном. Вокруг стоит гул из голосов, смеха и музыки, а мне пусто во всем этом. Я не только дела решать сюда пришел. За эмоциями. А их нет. Тех, что нужны. Нет тепла, пробирающегося под кожу. Нет того самого смеха, что вытаскивал из меня улыбку. Нет ее запаха.

Закрываю глаза, смотрю персональное кино, которое показывает мне мозг. Ее слова въедается глубоко в меня. Все сломал… Да, я сломал. Но на пустом месте же можно что-то построить!

Я не понимаю, почему это происходит. Все еще не понимаю…

Влюбился, и что? Так должно быть, что дышать без нее трудно? Если я сейчас глаза открою, буду искать ее в толпе танцующих незнакомок. Не хочу так. Мне не нравится. Я облажался так, как никогда еще в своей жизни.

Отвлекает злой рык Захара. Глаза все же приходится открыть, чтобы посмотреть, в чем дело. Парень срывается с места, за ним Гордей, ну и мы с Таем на всякий пожарный. Все же боксер в бухающей толпе — это скорее плюс, если вдруг какие разборки.

Захар на улице прижимает к стене трепыхающееся тело. Вокруг него прыгает мелкая девчонка. Она даже ниже моей Лады.

— Отпусти его сейчас же! — требует мелочь.

— Захар, Захар, не кипятись, — Гордый кладет руку ему на плечо. — Убьёшь ненароком.

Факт. Парень, прижатый к стене, явно уступает новенькому, да и многим из присутствующих, по мощи. Он уже и сам это понимает. Висит тихо, только руку, сжатую на его горле, удерживает, чтобы не задохнуться.

— Да прекрати! — девчонка стучит кулачком в спину Захара.

Он разжимает ладонь, и парень мешком падает на тротуар. Кашляет, хватаясь за горло обеими руками.

— Ты чего накинулся на него? — спрашиваю я.

— Руки распускает! А ты, — поворачивается к мелкой девчонке. — Сейчас же едешь домой!

— Не кричи на меня! — она топает ногой. — Достал!

— Домой, Стася, пока я отцу не сказал, где ты шляешься, — рявкает он и нервно клацает по экрану мобильного, вызывая такси.

Ждем все вместе, пока приедет тачка. Парни курят, я дышу, теребя в пальцах брелок с ключами от машины.

Захар запихивает сопящую мелочь в быстро приехавшую машину. Разворачивается к нам.

— Сорри, парни. Сестра. Рано ей еще с мужиками тискаться! — играет желваками и снова закуривает.

Не сильно это похоже на братскую любовь. Больше на ревность. Истинную, мужскую ревность. Но я не собираюсь в это лезть. Не мое дело. Само потом вскроется, если я прав.

Возвращаемся в клуб. Яся тут же нежно обнимает Гордея. Я завидую. Не смотрю на то, как они целуются. Мы тоже с Ладой целовались. Она вкусненькая у меня.

Не у меня… Просрал.

Прячу в карман связку ключей. Этот жест подкидывает ассоциацию. Тачка, недавняя встреча с Ладой, препод.

Да ну нахер! Я соглашусь на его предложение? Я реально так отчаялся за эти две недели?

«Ну, бля, если квартиру на автомате снял в ее районе, вероятно, отчаялся» — отвечаю сам себе.

«То есть, он мне в табло, а я к нему за помощью?» — возмущается гордость.

Смотрю на Ярославу на коленях у Гордея. Тай тискается с подругой, что я ему подогнал, на танцполе. Платон вылизывает рот своей рыжей Сони, думая, что их не видно за ее огненными волосами.

Они издеваются все, что ли?!

Зло рыкнув на себя, достаю мобильник, нахожу нужный номер. Я его сам нашел. Точно клиника!

Долго смотрю, рыча на самого себя за слабость. Но ведь херово без нее. Я окончательно крышей потеку, если что-то с этим не сделаю.

Жму на зеленую. Знаю, что времени уже далеко за полночь.

— Значит, решился? — раздается бодренькое в трубке.

— Надеюсь, я тебя ни с кого не снял, — хмыкаю я. — Хотя нет. Надеюсь, что снял.

— Засранец. Не снял. Работаю я. Ты готов поговорить? — насмешливо интересуется препод.

— Я готов посмотреть, как ты собираешься меня взламывать.

— На машине?

— Угу. И даже трезвый, — стучу пальцами по колену, обтянутому черными брюками.

— Адрес сейчас скину, забери меня. Прокатимся.

— Куда? — напрягаюсь я.

— Узнаешь. Жду, — «англичанин» сам сбрасывает вызов.

Прощаюсь с парнями. Ищу глазами Тайсона. Нет его. Раскрутил уже, значит. Окей. Пусть отрывается, пока папа — зверь, не видит. Жму ладонь Гордею, вышедшему со мной покурить. Сажусь в тачку и еду по навигатору в место назначения.

Алексей Олегович стоит у подъезда. Увидев меня, подходит к машине, садится.

— Так куда мы едем? — жду новую точку.

— На кладбище, — без тени улыбки озвучивает он.

Глава 34

Кит

Еще раз глянув на препода, убеждаюсь — не шутит. Убираю руки с руля, выхожу на улицу, делаю глубокий вдох. В груди не просто жжет, там все напалмом сжигает к ебаной матери. Кипящая кровь расходится по венам, причиняя боль всему телу. Провожу ладонями по плечам, запускаю пальцы в волосы, делаю еще один глубокий вдох.

— Ты у нее не был ни разу, ведь так? — его вопрос бьет по нервам еще сильнее. Меня передергивает до клацанья зубов. — Это тот шаг, с которого тебе надо начать путь к себе, Кит. Груз, который держит тебя на дне. Его надо сбросить. Дальше будет легче.

— Не могу, — голосовые связки не слушаются. Слова больше похожи на карканье простывшего ворона. — Не могу, понимаешь?! — ору в пустоту.

— Почему? Мама любила тебя? — киваю. — Она тебя не предавала, — снова киваю. — Тогда в чем дело? Чем она заслужила такое отношение сына к себе?

— Я ее предал. Предал тогда, когда не смог спасти. Предал, когда стал тем, кто есть сейчас. Она была бы в шоке, если бы знала, что ее сын чуть не сдох от наркоты. Про Ладу я вообще молчу…

Поднимаюсь, ноги затекли. Разминаю их. В голове гудит, будто я бухал. Лучше бы бухал, но от себя не убежишь. Это я уже пробовал.

— Ты не мог ее спасти, Кит. Никто бы не смог. Чудес не бывает.

— Откуда ты знаешь?! Может, если бы я не испугался тогда. Если бы ни чертов шок, она была бы жива?!

— Ты же помнишь, где я работал. У нас были сведения о том, как она погибла. Травмы, несовместимые с жизнью. Ей не помогли бы даже профессионалы, что говорить о мальчишке? Ты не виноват ни в той аварии, ни в гибели своей мамы. Ты сам тогда едва не погиб.

— Это не важно…

Меня жестко тригерит от воспоминаний. Не знаю, за счет чего я еще не скатился в паническую атаку. Обычно накрывает моментально. Что-то все же незаметно для меня самого в моей башке поменялось. Лада поменяла, больше некому. Она дала мне то, что я жаждал больше всего на свете. То, во что я отказывался верить.

— Поехали, — сдаюсь и кидаю преподу ключи. — Хоть на нормальной тачке покатаешься, — нервно усмехаюсь и сажусь на пассажирское.

Алексей неплохо справляется с моим Ягуаром, а меня так колбасит, что все внутренности трясутся. Хватаю ртом воздух, делая частые, короткие вдохи. Ребра сдавило, перед глазами черные точки. Не знаю я, как смотреть ей в глаза. Не знаю, вашу мать! Мне адски стыдно и за себя, и за отца. Я во сне вижу, как она умирает. Это превратилось в бесконечную череду повторяющихся с завидной периодичностью одних и тех же кадров из кошмара, случившегося в моей реальности. Но ни разу во сне я не смотрел матери в глаза. Я не знаю, как это сделать и не сойти с ума окончательно. Как признаться самому себе, что я сломанный, нахер! У меня справка есть. Я ее ненавижу. Если бы не отец, на мне не было бы этого клейма. Хотя бы этого!

Алексей быстро довозит нас до своего рода элитного кладбища. Отец не поскупился, оплатил ей хорошее место, только я не знаю, где оно. И препод не знает, а на улице ночь. Он явно делал ставку на мое упрямство. Раз уж я позволил себя сюда привезти, то уже не отступлю. Второй раз такой манёвр может не прокатить, а мне надо шагнуть за эту грань и либо сгореть к херам, либо все же выплыть.

Поднимаю на уши всех от охраны до сонных администраторов, возмущающихся на меня по телефону. После долгих споров и криков в трубку, мне обещают удаленно зайти на рабочий комп и найти это проклятое место.

— Да не смотри ты так на меня! — рявкаю на охранника. — Нормально все будет. Я к матери приехал, — уже тише.

Пока ждем инфу, у меня проверяют паспорт. Сравнивают фамилии. Предлагаю им еще отцу позвонить, но мужики отказываются. Дают мне номер места и направление, где искать.

— Пробивной, — посмеивается Алексей.

— Привык доводить все до конца, если взялся, — уверенно иду по асфальтированной дорожке.

Чистенько вокруг. И если такое определение применимо к кладбищу — стильно. Здесь нет слишком вычурных памятников, нет хаоса и разноцветных оградок разной высоты. Все как по линейке, плюс/минус одинаковое, цветы везде свежие стоят несмотря на погоду. Мама хризантемы любила и лилии, а еще сирень и простые ромашки, но я сегодня без цветов. Я несу к ней свое чувство вины, которое перестаю вывозить. Такой себе подарок через четыре с половиной года отсутствия.

— Аррр!!! — сжимаю зубы и отворачиваюсь, увидев черный камень памятника с ее фотографией. Сердце уже не справляется с ритмом, оно задыхается вместе со мной.

Перед глазами словно вживую опять та проклятая картинка и ее последнее: «Кир».

Кусаю губы, чтобы не орать. Глушу болезненный рык, зажав рот ладонью. Ненавижу все это. Как же я все это ненавижу!!!

Резко разворачиваюсь, перемахиваю через ограду и падаю перед ней на колени.

— Прости меня, — хриплю, захлебываясь собственными слезами. — Мам, прости меня, — упираюсь лбом в памятник.

Меня трясет, слезы текут, падают на холодную землю, на розы под цвет той крови, которой она захлебнулась. Это не ее цветы. Дрожащими пальцами выдергиваю их из вазона и швыряю в сторону.

— Я так скучаю. Скучаю, слышишь? Клянусь тебе! Я не приходил. Просто не мог. И это предательство по отношению к тебе. Прости меня.

Пытаюсь поднять взгляд и все же посмотреть ей в глаза. Все расплывается от влаги, продолжающей покидать мое тело. Голова кружится, и я снова упираюсь лбом в камень.

— Я так виноват. Ничего не смог сделать тогда. Не смог спасти тебя. Столько дури натворил за эти годы, мам. Мне жесть как стыдно.

— Не виноват, — мне на плечо ложится твердая рука. Ладонь касается влажного подбородка и давит, силой поднимая мое лицо вверх.

— Прекрати! — рычу, жмурясь, чтобы не смотреть на нее.

— Я предупреждал, что будет больно, — спокойно говорит Алексей. — Открой глаза, Кит, — отрицательно дергаю головой. — Открой и посмотри на маму. Она улыбается.

— Она всегда улыбалась. Это мы с отцом два мудака, а она добрая была, светлая.

— Как Лада, — хмыкает препод, я снова дергаюсь. — Хочешь ее вернуть? Хочешь снова окунуться в тепло, которое тебе так нужно? Хочешь спать по ночам спокойно? Хочешь вспомнить, что такое, когда тебя любят? — продолжает давить он. — Тогда открой глаза!

— Я не заслужил, — уже не пытаюсь вырваться.

— Чушь! Открой глаза! Давай, ломай в себе этот страх. Ничего не случится. Это уже память, Кит. И она может быть светлой. Прими этот факт. Вспомни, как она уходила. Как уходила твоя мама? Она улыбалась?

— Ей было очень страшно, — сглатываю ком из слез, а он не сглатывается. Соленая вода снова течет по щекам. — Она… Отпусти, — дергаюсь сильнее. Алексей убирает руки от моего лица, в его руке мелькает телефон.

Я сознательно толкаю свое сознание туда, в тот самый вечер, когда я потерял все. А может это была ночь. Темно. Я почему-то вдруг теряюсь от воспоминаний о времени суток. Легкая дезориентация и меня прошибает резким выбросом адреналина. Дорога, удар, скрежет металла, несработавшие подушки, боль. А потом мы уже на улице. Я не помню, как мы там оказались. Все как в тумане. Я тогда не понимал, что меня тоже поломало. Ничего не чувствовал кроме ужаса. Мама на мокром асфальте, вокруг никого, только свет фар. Я кинулся к ней. Звал. Она шептала окровавленными губами, чтобы я не боялся. Почему? Мне было пятнадцать, когда это случилось. А она меня успокаивала.

Помню, как кричал и звал на помощь, а скорая все никак не хотела к нам ехать. Я тогда сел на дорогу, положил ее голову к себе на колени. Она кашляла кровью, а я гладил ее по перепачканным волосам и просил потерпеть, обещал, что вот уже сейчас приедут врачи. И свое обещание не сдержал…

Мама начала захлебываться собственной кровью и все, что могла произнести тогда — мое имя.

«Кир» — это последнее, что она сказала, прежде чем умереть. И да, она улыбалась…

Открываю глаза, понимая, что проговаривал это вслух. Плевать уже. Взгляд медленно скользит по памятнику к фотографии. Сначала останавливаюсь на ее улыбающихся губах. Мне становится тепло от этой улыбки, как в детстве.

Сжав зубы, все же решаюсь посмотреть ей в глаза. Глупо было ожидать осуждения от старой фотокарточки, но я ждал его. Ждал укора, потому что знал, что подвел ее. Не таким она мечтала меня видеть. Точно не представляла своего сына чудовищем.

Я чувствую, как горит лицо. Слезы высохли. Они затопили пожар, полыхающий в груди, и остудили вены. Там сейчас знакомая, но какая-то спокойная пустота. Непривычная для меня.

Тянусь пальцами к фотографии. Провожу по ней пальцами и роняю руку. Силы тоже вдруг куда-то подевались. Вопросительно смотрю на Алексея.

— Это нормально. Завтра проснешься и поймешь, зачем мы сейчас здесь, — успокаивает он.

— Я потом в себя пришел уже в больнице, — говорю хрипло и тихо. Не знаю, зачем. Меня не просили, но я слишком долго молчал. Наверное, пришло время вытащить из себя все до конца. — Плавал в темноте довольно долго. Оказывается, у меня было сильное сотрясение и сломаны ребра, прикинь. Когда сидел там, на дороге с мамой, ни хера не чувствовал. Еще ушибы какие-то внутренние. Не помню и не разбираюсь. Как только немного оклемался, ко мне вместо отца пришла Натали Розенберг, мой психолог. Мы с ней там впервые и познакомились. Ее визит стал предзнаменованием того, что произошло дальше…

Глава 35

Кит

Мы снова молчим. Говорить об этом физически больно. Всю историю от начала и до конца знают, пожалуй, лишь три человека: я, отец и Натали. Она была добра ко мне. Говорила деликатно и мягко. Только сейчас как ни пытаюсь, не вспомню, о чем именно мы общались. Мне не помогало. Я тонул в собственной боли, страхе и чувстве вины.

В пятнадцать я довольно неплохо водил, ведь мотоспорт — мое все. Машина не мотоцикл, но и с ней я справлялся неплохо. Да и не было толком никого на той проклятой дороге. Обычное вечернее движение без психов и экстрима. Мама не в первый раз пустила меня за руль и ничего даже не намекало на трагедию, случившуюся так молниеносно, что я не успел ничего понять, а потом было не до того.

Думал, за руль больше не сяду. Нет. Сел. И гонки стали моим спасением. Они словно помогали умчаться от реальности, от себя самого. Иллюзия, конечно, но мне нравилось жить в этом. Так было легче, хотя бы иногда.

Понимая, что чертовски замерз, расхаживаю вдоль могилы то задирая голову вверх и глядя в небо, то опуская ее вниз, чтобы спрятать накатывающие эмоции. Ладони по привычке шарят по карманам в поисках сигарет.  Их нет, в тачке остались. Не пойду за ними. Дал себе слово. Решил меняться, значит надо перетерпеть. Алексей вот говорит, мне станет легче. Хер знает почему, но я внезапно ему верю.

— Натали приходила ко мне три-четыре раза в неделю, отец в лучшем случае один. Мне говорили, ему тоже больно, ведь он потерял жену. Он хоронил ее без меня. И я прощал, понимая эту боль. Хотя ждал, — горько усмехаюсь.  — Нужен был кто-то свой рядом вместо врачей и малознакомого молодого психолога.

Делаю вдох, останавливаюсь напротив памятника, смотрю на маму. Ребра фантомно ломит как тогда, после аварии. Сердце сжимается от тоски по родному человеку.

— Отец приехал на выписку, — продолжаю я свою исповедь. — Забрал меня из больницы, привез в опустевший дом, пропитанный ее запахами, ее голосом, ароматами ее любимой еды. Я не мог спать, не мог есть. Не мог смотреть в глаза отцу. Мне казалось, он тоже винит меня в ее гибели. Отец не переубеждал. Мы практически перестали разговаривать. Я не ходил в школу. Спустя примерно месяц или полтора, отец сказал, что не может справиться со мной, с моими кошмарами, психолог не помогает и мы поедем в очень хорошую клинику, где точно помогут. Знаешь, я когда название увидел, у меня случился настоящий истерический смех. Я уже понял, что происходит, и категорически не желал ложиться в частную психиатрическую лечебницу, какой бы замечательной по отзывам она не была. Всем было плевать. Они так и не поняли, а может не хотели понимать, что мне не нужно было лечение, мне тупо нужен был отец. Единственный на всем этом гребаном свете оставшийся у меня родной человек. Его поддержка, понимание, присутствие. Я тогда еще готов был давать ему поддержку в ответ. Меня вышвырнули из дома как сломанную игрушку. Первое время я сопротивлялся, но ты ведь знаешь, как там умеют успокаивать. Лежишь потом медленный, иногда ловишь интересные глюки, иногда тупо смотришь в одну точку, не понимая, чего вообще происходит. Я ненавидел это состояние, но все равно пытался сбежать, понимая, что опять накажут. Ловили. Наказывали. А по ночам приходили кошмары.

— Отец не приезжал?

— Нет, — качаю головой. — За весь год, что я провел в этой долбанной клинике, он ни разу не приезжал. Мне говорили, что звонит, общается с моим лечащим. Он приехал опять только на выписку. Не помню, почему это произошло. У меня тогда в голове была адская каша. Одно чувство я помню хорошо — злость на него. За то, что бросил меня этим странным людям, забыл. Предал. Это ведь так называется? Если по-человечески, не твоими медицинскими терминами.

— В человеческой природе заложен страх. Если он не переродился в фобию, он защищает нас, не дает совершить действия, которые могут причинить нам вред или лишить нас жизни. Твой отец испугался, что не может тебе помочь, не может справиться с твоим состоянием, твоими кошмарами. Этот его страх стал довольно сильным. До фобии не дорос, но сработал немного не туда. Он толкнул его на это предательство. Я уверен, что в глубине его сознания это звучало примерно так: «Я не могу помочь своему единственному сыну, а специалисты смогут. Моему мальчику там будет лучше. Так я его защищаю, потому что люблю». Давай дальше, — улыбается Алексей.

— А дальше вообще смешно, — только я не улыбаюсь. — Я то дурак, думал меня домой везут. И бля, — нервно ржу, — ты не представляешь, как я охренел, когда увидел, что отец привез меня из клиники в аэропорт. Вот там он мне и сообщил, правда не про любовь к единственному сыну, а про то, что он молодец, нашел мне место в очень крутом лицее в Штатах и я прямо сейчас лечу туда доучиваться. Я же пропустил до хрена, надо было наверстывать и потом поступать. Так я оказался в Америке. А дальше уже не интересно.

— Про передоз забыл.

— Нечего вспоминать. Меня странным образом ломало первое время без этих таблеток, что пихали в меня в клинике. Я боролся. И даже научился жить один в чужой стране. Ненависть к отцу росла. Но первое время она была смешана с тоской. Глупый был, пацан, как ты говоришь. А он не прилетал, потому что работа. Не звонил, потому что занят. И что-то щелкнуло в моей башке после очередной бессонной ночи. Где достать наркоту, я знал. Достал и вуаля. Я в реанимации, любимый папочка носится по больничке, дерет на голове волосы и орет на всех, что за мной недосмотрели. Меня откачали, выписали, он уехал и больше мы не виделись. На мою карту исправно падали бабки, он оплачивал мое обучение в лицее, потом в университете. А потом я узнал, что он женился, и принял решение напомнить ему о своем существовании, а заодно испортить жизнь. Где-то между всеми этими событиями я успел взять с него слово, что никто не узнает о том, что случилось с мамой и о том, что на мне клеймо «Лежал год в психушке». Хотя бы его он сдержал.

— Ладе не тянуло рассказать об этом? Эта девочка бы тебя поняла и приняла.

— Последнее, что мне нужно, так это ее жалость. Да и чувства свои к ней я понял недавно. Только уже поздно. Я ее потерял.

— И не собираешься бороться? — Алексей с таким скепсисом смотрит на меня, что становится смешно.  — По глазам вижу, что собираешься. Ладно, Кирилл, на сегодня хватит с тебя шоковой терапии. Сегодня обязательно спать. Сон восстановит нервную систему. Как проснешься, позвонишь мне, скажешь, как прошла ночь и что чувствуешь после пробуждения.

— Дай две минуты, — прошу его.

Подхожу к памятнику, наклоняюсь и прижимаюсь губами к фотографии мамы.

— Прости меня, — шепчу уже в который раз за сегодня. — Прости…

Глава 36

Лада

Выдохнув перед входной дверью, поднимаю подбородок выше и вхожу в здание родного университета. Мне очень жалко все здесь бросать. Много сил было вложено в поступление, в учебу. Наверное, я слабачка, но вернуться в аудиторию, где все видели меня в самом откровенном виде, не готова. Я все обязательно наверстаю, только теперь сама, без помощи дяди Влада или кого-либо другого со стороны. Сегодня мне скажут, взяли ли на работу. Как только получу первую зарплату, сниму квартиру и буду устраивать свою жизнь по собственным правилам, вне игры тех, с кем тягаться у меня нет ни сил, не возможности. А мама сможет вернуться к любимому мужчине, если захочет. Я выросла в отношениях с Китом. Обо мне больше не нужно заботиться.

Показав студенческий охраннику, поднимаюсь в административное крыло. В коридорах тишина, идут лекции. А здесь вообще все стараются ходить на цыпочках.

Уверенно стучу в дверь и тут же открываю, заглядывая к секретарю.

— Здравствуйте, можно?

— Входи, — кивает женщина.

— Лада Золотова, — представляюсь, — второй курс. Я бы хотела забрать документы. Можно мне к декану?

— Его нет сейчас. Уехал, — задумчиво стучит карандашом по столу. — Золотова, Золотова… — бубнит мою фамилию. — Секунду, — щелкает по кнопкам на клавиатуре. — Да, точно! Ты ж у нас в академическом отпуске задним числом. Уже две недели как.

— Что? — неприлично приоткрываю рот от удивления. — Какой академический отпуск? Откуда? — сжав лямки своего рюкзачка, присаживаюсь на край стула для посетителей.

— Ты же дочка этого, как его… — морщит лоб секретарь нашего декана, — Толмачева, — и живот у меня сжимается от нехорошего предчувствия. — Брат твой этот невозможный утром приходил. Застал декана. Они долго о чем-то спорили, но мы же знаем, сколько ваш отец сюда денег вкладывает, — честно говорит она. — Все оформили, как требовал его сын. На год у тебя академический. Можешь заниматься своими делами.

— Охренеть… — вылетает у меня. — А если я хочу забрать документы? Я в другой ВУЗ поступать буду в следующем году. И Толмачев мне не отец, отчим.

— Да какая мне разница, девочка, кто он тебе. Хоть любовник! Все нервы подняла ваша семейка с утра пораньше. Хочешь в другой ВУЗ? — лезет в стол. — На вот — кладет передо мной бланк, — пиши заявление. Тебе позвонят. Нет никого сейчас из руководства. Не поймешь вас. То бросай все, оформляй одно. Теперь подавай другое. Вы в следующий раз между собой договоритесь сначала, потом меня от работы отвлекайте. И вообще! Я сейчас у тебя заявление приму, а потом твой отец придет и вместе с деканом мне за это голову открутит!

— Можно я это возьму? — подскакиваю со стула. — Дома заполню, а завтра с утра привезу.

— Возьми, — машет на меня рукой.

Выхожу из кабинета, а она там продолжает ворчать. Капец какой-то! И зачем Кирилл влез? Кто его просил? Хочется позвонить ему и накричать, но я решила исключить Толмачева из своей новой жизни. Не буду звонить. Сама разберусь, как и сказала маме.

Глянув на часы, ускоряю шаг и спешу на остановку. Пока жду троллейбус, пока еду, все пытаюсь отыскать подвох в том, что сделал Кит. Явно же не просто так и не из сильной заботы обо мне.

Тереблю в руках мобильник. Может все-таки позвонить?

Объявляют мою остановку, и я убираю телефон в карман. Поскользнувшись на бордюре, обхожу жилой двор из двух пятиэтажек и нескольких девятиэтажек. Прямо за ними, рядом с общеобразовательной школой расположился старенький детский дом, где я теперь и работаю.

А привел меня сюда Алексей Олегович со словами: «Не можешь помочь себе, прекрати на этом зацикливаться и начни помогать другим».

Местные малыши настолько тронули меня, что я сначала приезжала помогать, а три дня назад мне предложили ставку нянечки. Не стала отказываться, нужно было только подтверждение самой заведующей. Сегодня она должна вернуться на работу и либо принять меня, либо я буду искать другие варианты, но сюда все равно буду приезжать.

— Мама Лада, — распахнув руки в стороны, ко мне бежит четырехлетняя Полина. На ее крик оглядываются остальные детки и прибегают обниматься.

Крошечки всех сотрудников здесь называют мамами. У нас есть мама Люся, воспитательница, а есть мама Надя, повариха. И еще много приходящих утром и уходящих вечером к своим семьям и своим детям мам.

— Привет, куколка. Ты чего такая растрепа? Давай заплетаться?

— Спааали, — тянет Поля.

Убегает за расческой. Заплетаю ей любимые косички, поправляю платьице. Помогаю остальным малышам, накидываю халат и ухожу помогать накрывать столы для полдника. Болтаем с Томой. Она закончила педагогический колледж и сразу пришла работать сюда. Пока младший воспитатель. Набирается опыта.

— Зоя Михална вернулась, — шепчет Тамара. — Пойдешь к ней?

— Сейчас рассадим малышей и пойду. Ты же поможешь присмотреть? — с надеждой смотрю на простоватую, но добрую девушку.

— Конечно, — ставит еще один стакан теплого молока на стол.

Приводим с воспитателем нашу самую младшую группу в столовую. Рассаживаем. Помогаем взяться за ложки тем, кто еще плохо это умеет. Детки у нас тут разные, но они друг за другом быстро подтягиваются и всему учатся.

Потом приводят остальных. Старшие лениво вваливаются сами. Наглые мальчишки борзо и открыто разглядывают. Первое время было непривычно, но оказывается, к такому можно адаптироваться, особенно если вспомнить, что большинство из них здесь вот с такого же возраста, как крошечная Полина.

— Приятного аппетита, — говорю детям. — Я схожу к Зое Михайловне, — шепчу воспитателю. — Тома, если что, поможет.

— Беги, конечно. Она сегодня в хорошем настроении.

Вот и славно. Снимаю халат, поправляю одежду и с легким волнением иду в кабинет заведующей. Ее тут побаиваются и дети, и сотрудники. Даже подростки стараются вести себя не так нахально, когда она на месте. Бывает, правда, редко. В основном то на каких-то собраниях, то в отъезде.

Стучу.

— Входи уже, Золотова, — раздается из кабинета.

Как она узнала, что это я? Дверь закрыта и камер тут отродясь не было. Нажимаю на дверную ручку и вхожу в небольшое светлое помещение.

— Добрый день.

— Заходи, заходи, — кивает на стул с деревянной спинкой, — Садись.

У нее в руках мое заявление и копии документов. Она задумчиво перебирает их, поглядывая на меня поверх толстых стекол своих очков. Странно, но мне не страшно. Волнительно, не более того.

— Вот скажи мне, ребенок, — хмыкает она. — Отчим миллионер, учеба в лучшем университете города. Что ты здесь забыла?

— Работать хочу, — говорю честно.

— Зачем? Кому-то что-то хочешь доказать? Ты тут уже почти две недели. Неужели не поняла, куда попала? Ладно малышня. А старшие? Не боишься, что на ночном дежурстве тебя зажмут в туалете и отымеют толпой? Ты же хлипенькая. Не выдержишь.

Кожа моментально покрывается мурашками.

— Да что вы такое говорите? Они же дети!

— Они не дети, Лада. Они подростки со всеми вытекающими. Маленькие зверьки, выросшие в клетке. Некоторые из них у нас последний год. Поступят, выпустятся и отправятся в свободное плавание. Кто-то сядет, кто-то сопьется. И только единицы выбьются в люди.

— Зачем вы так о них?

— Я не о них, я тебе объясняю, что вся вот эта романтика, которой учат в педушнике, тут не работает. И ты должна быть к этому готова. И еще. Твой отчим не разнесет мне здесь все заведение, если я его золотую девочку на грязную работу возьму?

— Нет, — кручу головой. — С этим точно проблем не будет.

— Ой, Золотова, — Зоя Михайловна поправляет очки и откладывает документы в сторону. — Не знаю я, что мне с тобой делать. Руки нам тут нужны, а вот проблемы нет. Своих хватает. Воспитатели тебя хвалят. Слышала, ты с Томкой подружилась. Хорошая девка. Бойкая. Может и выйдет из вашего тандема толк. Но учти, жалеть не буду. Я тебя предупредила. И на ночные с малышней оставаться придётся по графику.

— Я готова, — киваю ей.

— Черт с тобой, — вздыхает. — Работай, — ставит размашистую подпись и отпускает меня.

Дети успели поесть. Тома суетится в столовой, помогает убирать со стола. Я присоединяюсь.

— Взяла? — спрашивает она.

— Да. Ты дежуришь сегодня?

— Нет, я завтра. Мы с тобой в одной смене будем, — улыбается девушка.

И все то она знает. Меня только на работу официально взяли, а Тамара уже в курсе, как мы будем в ночную дежурить. Вот дает!

— Тогда давай после работы посидим где-нибудь? Чаю попьем, отметим начало моей новой жизни. Я угощаю, — добавляю на всякий случай. Немного денег у меня есть. Скромно посидеть нам точно хватит.

— А давай! — улыбается Тамара, откидывая толстую косу на спину.

Довольная тем, как проходит вторая половина сегодняшнего дня, шлепаю к своим малышам. Они сейчас будут лепить из пластилина, а потом мы пойдем с ними гулять.

Уже в конце рабочего дня я все же решаю позвонить Насте и позвать ее с нами в кафе. Не знаю, сможем ли мы общаться как раньше, но она помогала мне эти дни, поддерживала, старалась быть рядом. Дам еще один шанс нашей детской дружбе. Вдруг в этот раз все будет хорошо.

Предупреждаю маму, чтобы не беспокоилась.

Кафе выбираем в нашем районе. Насте там близко, Тома снимает комнату, потому что недорого и до работы добираться удобно, всего один транспорт.

Мы дожидаемся с ней троллейбус и едем сразу в кафе.

Простенькое заведение встречает нас ароматом кофе и свежей выпечки. Никаких изысков тут, конечно, нет, что радует меня по умолчанию. Не будет лишних напоминаний о Толмачеве.

Неловко обнимаемся с Настей. Рассаживаемся за столиком, оставив куртки на вешалке у входа. Делаем заказ. Всего лишь по чашечке кофе и по пирожному. Я делюсь новостями и даже про выходку Кирилла в универе рассказываю. Настроение отличное. Мы смеемся, обмениваемся шутками и всякими девчачьими новостями. Мне комфортно в этой компании. Не хочется сбежать и закрыться дома. Вообще, кажется, что внутри меня что-то сломалось и я стала иначе смотреть на мир вокруг и на людей, в частности.

Мне хочется еще одно пирожное. Иду к открытой витрине, чтобы выбрать вкусняшку.

— Можно мне вот это, — показываю на стакан с шоколадным бисквитом, белым воздушным кремом и вишневой прослойкой. — Черный лес в разборе, — парень за стойкой достает для меня десерт. — Чай или еще кофе?

— Мне кофе. Черный, крепкий, без сахара. И пирожное девушки туда же посчитай.

Втянув побольше воздуха, разворачиваюсь и влипаю взглядом в Толмачева.

— Ты за мной следишь? — шиплю на него.

— Я тут живу недалеко теперь. Кушай пироженку, — толкает ко мне стакан.

— Спасибо, перехотелось. Скушай сам. Сладкое, говорят, для мозгов полезно!

Глава 37

Кит

— Мы уходим, — вернувшись к столу, Лада начинает активно собираться. Незнакомая мне девчонка смотрит на меня так, будто я виноват в чем-то и перед ней. Настя пялится с открытой ненавистью.

— Не надо, Лада, — оказываюсь у нее за спиной. Не прикасаясь, но все равно очень близко. Настолько, что чувствую не только ее запах, но и тепло ее тела. — Я просто заехал за кофе, — поясняю, протягивая руку мимо нее. Ставлю на стол пирожное. — Тебе купил.

Она резко разворачивается. Прожигает меня гневным взглядом, в котором нет ни грамма той зажатости и неловкости, что была раньше. Моргнув, смотрю ей в глаза и не могу оторваться. Они полыхают обидой и злостью на меня.

— Это же убогий район, — язвительно тычет в меня моими же словами. — Как же твое величество соизволило зайти в убогое кафе в районе, который так тебе не нравится?!

— Район отстойный, я и не отрицаю, а кофе здесь вкусный. Парни отлично готовят. Нам бы поговорить, Лад.

— Извиняться будешь? — встревает Настя.

Показываю ей фак на вытянутой руке. Бесит она меня. Лицемерка!

— А ты, я смотрю, вовремя подсуетилась, — издеваюсь, склонив голову на бок. — В карты на секс больше не играешь?

У незнакомой девчонки неприлично приоткрывается рот. Она переводит взгляд с меня на Настю и обратно.

— Прекрати! — меня тормозит Лада.

— Толмачев, — Настя не может не ответить, — за то, что ты сделал, прощение надо вымаливать на коленях, а не просить о разговоре.

— Я встану на колени, если потребуется, — говорю, глядя Ладе в глаза. — Хочешь? — едва касаюсь костяшками пальцев щеки своей девочки. Она шарахается от меня, как от прокаженного. В груди начинает больно скрести. Нервно дергаю головой до хруста шейных позвонков, напоминая себе, что я это заслужил.

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, Кирилл. Пойдем? — смотрит на подруг. Они кивают и тоже начинают собираться.

— Боюсь, это невозможно, Лад, — качаю головой, желая снова прикоснуться к ней. Ощутить бархат кожи под пальцами.

Глубоко втягиваю в себя ее запах, пока близко, пока не ушла.

— Отчего же? — поджимает губки. Улыбаюсь. Мне нравится, что она нервничает.

— Я все объясню, если ты согласишься поговорить. На твоих условиях, — пытаюсь додавить.

Что-то проскальзывает в ее глазах. Она рвано выдыхает, возвращает ко мне взгляд своих красивых глаз и категорично отвечает:

— Нет.

Отступаю. Только сейчас. В этом моменте даю ей победить. Разворачиваюсь и ухожу, так и оставив остывший кофе в кафе. Сажусь в тачку, наблюдаю, как девчонки выходят на улицу. Лада расстегнутая. Хочется выйти и застегнуть ей курточку, чтобы не замерзла и не заболела. И Настю от нее отогнать подальше. Вообще всех отогнать, посадить в машину и увезти в свою новую берлогу.

Понимаю, что это больше не прокатит. Второй раз изолировать ее от всех не получится, да и не надо. Мне надо привыкнуть к тому, что Ладу придется делить с ее матерью, с ее друзьями, потом с однокурсниками. Я с утра устроил скандал в деканате, чтобы ее оформили в академ, а не исключили за длительные пропуски, как планировали. Она хотела учиться именно в этом универе. Я не мог остаться в стороне, тем более что вся вина за ее проблемы лежит только на мне.

Прошелся по основным заводилам, позатыкал рты и попросил, чтобы угомонили остальных. Ее имя больше нигде не будут трепать, и никто не скажет ни единого слова, когда она вернется к учебе.

Девчонки ушли. Завожу тачку и еду в спортивный зал. Тоже местный. Я теперь экономлю. Тренажеры, конечно, ушатанные, но зато абонемент копеечный в сравнении с тем клубом, куда я ходил раньше. Жаль, нет бассейна. Его мне тут не хватает.

Заваливаюсь в зал, переодеваюсь и стараюсь не сорваться на тренажерах, чтобы не повредить мышцы и не похерить все, что я сделал со своим телом за последнее время.

Заканчиваю, восстанавливаю дыхалку и иду в душ. Удивлен, но в зале эконом класса есть и такое.

Ополоснувшись, сижу в полотенце на скамейке, жду, когда немного подсохнут волосы и просто думаю, как подойти к своей девочке так, чтобы она меня выслушала. Спрашивать об этом у Алексея не стану. Он и так дает мне столько, сколько никто, наверное. В башке случаются очень мощные перевороты. После наших встреч каждое утро я послушно звоню и отчитываюсь, что творят мои тараканы и как я спал. А спал я нормально без всяких таблеток, которыми пыталась напичкать меня Натали. Это очень непривычно — не вскакивать среди ночи с воплями. В целом спать ночью и нормально соблюдать режим довольно приятно.

Телефон в шкафчике брякает сообщением.

«Погоняем?» — Захар.

Он давно хочет потягаться на своем Лексусе с моим Ягуаром. Все никак не состыкуемся. То я на работе, то в зале, то погода неподходящая, то у него учеба. Дрючат их в МВД серьезно. Наш ВУЗ так, шарашкина контора в сравнении с ними. Сегодня вроде звезды сошлись и я пишу:

«Давай. Через два часа на выезде из города»

«Фуры?» — прилетает вопрос.

«Редко» — отвечаю.

«Понял. Увидимся» — кидает он.

Переодевшись дома, прыгаю в машину и еду на встречу с Захаром, по дороге выдергивая с собой Тайсона, а мой соперник заберет Гордея и кого-то из своих знакомых парней. Тренеру нашему интересно посмотреть, как мы на тачках гоняем, он согласился поддержать своих не задумываясь.

— Ты чего мрачный такой? — интересуюсь у Тая, пока едем.

Он только кривится и снова погружается в себя, теребя в руке простую пластмассовую зажигалку.

— Тай, — толкаю в плечо, — колись уже. Батя опять наехал? Что на этот раз вы не поделили?

— В этот раз я не поделил, — тихо смеется он. — Сам себя наказал, теперь думаю, как из ситуации выбраться. Не грузись. Настраивайся на победу.

— Не хочешь рассказать? Или теперь моя очередь тебя спаивать без вопросов?

— Ты не пьешь, — напоминает друг. — Я вроде как тоже теперь. Расскажу, как мысли в общую картинку сложатся. Реально, Кит, не грузись пока.

— Значит дело в девчонке, — вижу машину Захара, паркуюсь рядом.

— Это не просто девчонка, Кит. Это огонь. Пожар, блядь! — лупит ладонью по передней панели и тут же трет щеку этой же рукой.

— По роже получил что ли? — стараюсь не ржать.

— Опустим подробности, — он первым выходит из машины.

— За что получил то, Тай? — догоняю его. Но тут уже парни курят, общаются, тема сворачивается сама собой.

Бьем по рукам. Захар знакомит со своими из Академии. Гордей задумчиво рассматривает наши тачки.

— Интересно будет. А чего вы сейчас решили то? — спрашивает тренер. — Не поделили чего? — внимательно смотрит на каждого.

— Да не, это так. Пацанское. Письками… — смотрю на смутившуюся подругу Гордого, — в смысле мощностями помериться. Интересно, кто на прямой вывезет.

Гордей кивает, дает мне моральных люлей, чтоб не выебывался на трассе. Нормально он меня изучил. Киваю, подтверждая, что все услышал.

Тренер сам отдает старт, и мы срываемся с места. Периодически посматривая на Захара, держу свой Ягуар на дороге вроде неплохо, но у нашего мента опыт и он меня делает на развороте. Отрывается, уходит вперед, я быстро ровняюсь.

Мчим вперед и Захар делает меня не тачкой, опытом.

Жму ему руку, поздравляя с победой. Второй заезд устраиваем, меняясь машинами. Я на такой, как у него не ездил, ну и наоборот. Шансы немного выравниваются, потому что в гонке надо знать еще и характер тачки.

Набираем скорость. Перед нами фары и габариты высоко на кабине. Фура.

Захар прет на нее и только в последний момент под громкий, протяжный сигнал бедняги — водителя многотонника, ловко уходит в соседнюю полосу и едет за мной.

Подставился он, а пальцы на руле дрожат у меня. Капец, я адреналиновый приход поймал.

Разворачиваемся на точке, едем обратно, и Захар снова делает меня, теперь уже на моем Ягуаре.

— Офигенная машина, — довольно улыбается он.

— Я думал, что в нашей команде только один псих, — нервно посмеиваюсь.

— Я никогда не делаю, если не уверен в том, что справлюсь. Показать тебе хотел, что твоя машина умеет. Такая мощность под задницей, а ты ее не используешь. Жалко.

— Уже не терпится выйти с тобой на трек на байках, — достаю воду из машины, делаю пару глотков.

Катаемся еще пару раз. В одном из заездов Захар все же дал мне выиграть. Разъезжаемся. Парни кооперируются и направляются в ближайший паб, чтобы продолжить вечер. Тай отправляется с ними, а я извиняюсь и еду домой. Только не к себе, рядом.

Встаю у дома напротив Ладкиного, глушу двигатель и просто смотрю на ее окна, на темный провал подъезда. Знал бы я еще, на кой хрен меня сюда принесло и чего я жду. Очевидно же, что сегодня мы больше не увидимся, но мне хочется. Очень хочется еще на нее посмотреть. Не на ту проклятую фотку, что изводит меня постоянным желанием, а в глаза этой девочке и запахом ее еще подышать. Мне в кафе было мало.

Глава 38

Лада

Чтобы не опоздать в свой первый официальный рабочий день, выхожу из дома гораздо раньше, чем нужно. Очень волнительно и радостно. Мне нравится ощущение независимости, которое стало появляться.

Наступаю на шнурок от своего ботинка. Наклоняюсь, чтобы завязать. Поднимаю голову от земли и понимаю, что смотрю на Ягуар Кирилла. Выпрямляюсь. Трясу головой, чтобы убедиться — точно он. Других «хищников» тут не водится.

В машине приоткрыто окно. Оттуда слышно только тихо работающее радио.

Не понимая, что он здесь забыл, да еще и в такую рань, прохожу мимо, стараясь даже не дышать.

Оглядываюсь. Я не хотела. Голова сама повернулась.

Нет, ну мало ли. Вдруг случилось что-то? Если он приехал ко мне, уже бы вышел. Через лобовое видно, что Кирилл сидит с закрытыми глазами на водительском сидении. Сжался весь, скрестив руки на груди и засунув ладони подмышки. Голова чуть повернута на бок.

Спит?

Странный…

Решаю тихонечко уйти, пока не проснулся, но мне не дает покоя мысль: вдруг случилось что-то? Он в такую погоду окно открывает в машине только чтобы покурить.

Ругаю себя. Дура же! Он так со мной, а я… уже иду к водительской двери. Меня сожрет совесть, если с ним и правда что-то случилось, а я из-за своей злости на парня прошла мимо. Такого я ему точно не желаю.

Стучу в стекло. Кит не откликается. Раненому сердцу становится тревожно. Выдыхаю, стучу еще раз. Он вздрагивает.

— Ну слава Богу! — у меня даже рюкзачок с плеча падает от облегчения.

Сводный сонно моргает. Его передергивает, скорее всего от холода. Поворачивает ко мне голову, ловит взгляд и грустно улыбается пересохшими губами.

— Пойду, — решаю я.

Нормально же с ним все. Пусть просыпается и валит.

Кивнув своим мыслям, разворачиваюсь и с чувством выполненного долга быстро перебираю ногами подальше от Толмачева.

— Ну и чего ты сбежала? — он ловит меня за локоть.

Взъерошенный такой. После сна темные волосы небрежно торчат в разные стороны. Зрачки сужены от яркого света.

— Пусти, — высвобождаюсь.

— Ты торопишься? Давай я подвезу. Не буду трогать. Могу молчать, если скажешь, — ускоряюсь в сторону остановки. — Лад, ну у меня там тачка открыта. Стой.

— Так и иди к своей тачке. Я на работу опаздываю.

— Со мной не опоздаешь.

Он доходит со мной до остановочного комплекса. Снова ежится от холода. Без куртки. На нем только тонкий черный свитер, а Кирилл упрямо никуда не желает уходить. 

— Лад… — и взгляд такой несчастный, как у побитой собаки.

— Мой троллейбус, — улыбаюсь ему и быстро запрыгиваю в транспорт, зацепив плечом входящую вместе со мной женщину.

Буркнув «Извините», смотрю в окно, как Толмачев провожает меня взглядом. Его упрямство злит, а вселенская тоска в глазах задевает за живое. Запрещаю себе вестись на это. Расправляю плечи, медленно вдыхаю носом и выдыхаю ртом. В сумке лежит заполненное заявление для универа как отличный отрезвляющий душ.

«Нет, Кир. Я боюсь, что второй раз тебя просто не вывезу. Просто боюсь…»

Настроение поднимают встретившие меня дети и улыбчивая Тома. Мы с ней сегодня тут до утра, а после дежурства я как раз хочу отвезти заявление и, если получится, забрать документы.

Перед дневным сном читаю малышам сказку, пока обедают воспитатели.

— Ляг, отдохни, — шепчет мне «мама Люся». — У тебя вся ночь впереди. Там не поспишь особо.

— Старшие, — понимаю я. Она кивает.

— Этих хрен уложишь. У них вся жизнь ночью только начинается. Перебежки из спальни в спальню, сигареты в туалете. Разборки внутри коллектива они тоже оставляют на ночь, когда основной состав расходится по домам. Так что силы тебе точно понадобятся.

Иду в самый конец спальни на свободную кровать. Отвернувшись к стене, подтягиваю ноги к животу, закрываю глаза, выставив будильник. Малыши, конечно, не дадут проспать, но на всякий случай пусть будет.

Уснуть не дает беспокойно колотящееся сердце. Оно всегда так реагирует на Кирилла. Я запрещаю, но разве этот самостоятельный орган будет слушать? Ему больно и тоскливо, особенно после таких взглядов и вида оголенного, как нерв, парня.

Меня в бок кто-то толкает. Открываю глаза, аккуратно поворачиваюсь. Полинка. Сонная растрепа залезла ко мне в кровать.

— Мама Лада, я с тобой полежу, — сообщает она, зажмурив глазки.

Улыбнувшись, заправляю ей волосы за ушко. Она смотрит на меня и снова жмурится. Хитрюга! Нельзя так с ними, но и выгнать ее я не могу. Эти малыши так тянутся к теплу и ласке, что мое сердце на время забывает про Кирилла и бьется быстрее уже в сторону воспитанников нашего детского дома.

Люся говорила, что так у многих бывает. Романтика постепенно проходит, когда окунаешься глубже в их реальность.

Даю себе десять минут полежать и поднимаюсь. Надо будить детей, помочь им застелить кровати и накрыть для них полдник.

После шести вечера в здании остаются только дежурные воспитатели и помощницы, мы с Томой. Утром нас сменят еще две работающие тут девочки.

Чем ближе к отбою, тем сильнее я начинаю волноваться. В голове так и крутятся слова заведующей и Люси.

— Да нормально все будет, — успокаивает Тома. — Меня тоже пугали, когда я сюда пришла. Живая, как видишь.

И примерно до часу ночи все действительно тихо. Младшие сопят в кроватях. Воспитатели тихо беседуют в комнате отдыха, попивая чай с шоколадными конфетами. Мы с Томой шугали двух парней, нырнувших в спальню девчонок. На нас посмотрели многообещающим взглядами, но ушли.

С места нас подорвал девчачий визг, раздавшийся из туалета. Мы с Тамарой из столовой, где обосновались, чтобы не мешать воспитателям, рванули туда. Нам ближе.

Толпа девчонок, человек пять, ногами бьют одну, съежившуюся на полу фигуру. В такой суматохе сложно разобрать возраст жертвы.

— Вы с ума сошли! — кричу я.

— Разошлись! — рявкает Тамара. — Охренели совсем?! — берет ведро холодной воды, стоящее в углу, и выплескивает на толпу.

Они визжат хором и, наконец, отходят от своей жертвы.

— Пропустите, — проталкиваюсь мимо них.

Девочка, которую били, села. Держится руками за голову. Волосы все спутанные, под носом и на губе кровь. Разбили.

— Не надо меня трогать! — шарахается от моих пальцев как от огня. — Я в твоей жалости не нуждаюсь!

— Я не собираюсь тебя жалеть. Просто посмотрю.

Скалясь и шипя от боли, позволяет рассмотреть повреждения. Тома разбирается с остальными. Подтянулись воспитатели. К нам подходит медик и уже сама занимается девочкой.

Всех отправили по кроватям. Разборки оставили на утро. Пацаны, шмыгнувшие покурить, рассказали, что это давний конфликт. Девочка, которую били, понравилась парню одной из заводил. И он открыто к ней приставал, но досталось не парню, а девочке от девочек во главе с пострадавшей стороной.

— Ужас какой, — протягиваю вперед руку. Она дрожит.

Один из мальчишек усмехается, протягивает мне дымящуюся сигарету.

— Еще чего! — фыркает на него Тома. — Вам вообще нельзя, так что давайте быстрее, пока не спалили. Поощрение за информацию.

— Какое-то скучное поощрение. А вдруг нас за это тоже побьют, — стебутся парни. — Я требую поцелуй!

— Брысь отсюда, Каверин! Не дорос еще, — закатывает глаза Тамара.

— Жадина, — парень выдыхает ей в лицо вместе с дымом. Получает подзатыльник и под громкий смех друзей уходит в здание. Мы еще немного дышим воздухом.

— С боевым крещением, — смеется Тамара, вытягивая из своей пачки тонкую сигарету.

Да уж… Но я справилась. Меня перестало колотить. Спокойно сходила к девочкам, проверила пострадавшую и даже подремала пару часов уже под утро.

В половине восьмого меняемся с коллегами. Тихо переговариваясь, идем с Томой до остановки. Она сразу домой, отсыпаться, а я поеду в университет с заявлением.

Задремав в троллейбусе, быстро выскакиваю на своей остановке. Не застегивая куртку, иду в корпус.

Секретарь недовольно хмурится, забирает у меня подписанную деканом бумагу и отправляет домой одной фразой:

— Завтра после обеда приходи.

— Я не могу, у меня работа.

— Не мои проблемы, — убирает мое заявление в папку и уходит в игнор.

Ладно. Придумаю что-то. Сейчас бы на Толмачева не натк… Да чтоб тебя!

— Ты меня чувствуешь, что ли? — бубню себе под нос, разворачиваясь в противоположную сторону от парня со стаканом кофе в руке.

— Чувствую, — раздается у меня над ухом. Услышал…

Глава 39

Кит

Удар. Разряд. Еще один удар. Разряд. Удар…

Так бьется сейчас мое сердце, генерируя электричество между нами.

Мне мало было вчера перегнать тачку к ее подъезду и уснуть там в надежде, что увижу утром. Теперь это ощущение стало постоянным.

Сегодня я ее еще в окно увидел. Спросил у охранника, куда пошла. И вот, поймал.

С огромным трудом проталкиваю в легкие загустевший воздух. Обхожу ее, протягиваю стакан с горячим кофе. Вид у моей девочки уставший. Не спала всю ночь? А чем занималась? Думала обо мне после нашей встречи?

Я думал…

— Не надо, — качает головой.

— Бери. Вкусно.

Она, то ли чтобы отстал, то ли реально так устала и нет сил спорить, забирает стаканчик. Делает глоток, а я улыбаюсь. Это почти поцелуй. Я успел тоже сделать всего один глоток.

— Ты чего здесь? — пытаюсь завязать разговор.

Лада делает еще один глоток кофе. Слежу, как шевелятся ее влажные розовые губы, считаю на них мелкие трещинки от мороза. Крыша едет. Прикасаться хочется и долго умолять о прощении. Я готов. Мне невыносимо без нее, а она теперь такая недоступная для меня. Неприступная скала, но не бывает безвыходных ситуаций. Я найду.

— Документы забираю, — зевает, прикрывая рот ладошкой.

Точно не спала.

— Зачем? Я же тебе академ сделал. Даже это не обязательно. Ты вернешься сейчас и ничего не будет. Никто ничего не скажет. Я все решил.

— Кит, — вздыхает Лада, — в моей голове это есть. Я знаю, что они видели. Понимаешь?

— Они видели красивую девушку, на которую теперь стояк у половины универа до весны не пройдет.

— Мне все еще больно от того, что ты сделал, Кирилл, — признается она, глядя мне в глаза.

— Дай мне объяснить. Мы поговорим, и я попробую залатать эту дыру.

— Один раз я тебе поверила, даже вопреки тебе же. Это была моя ошибка. Спасибо за кофе. Я отдам тебе за него деньги.

— Только попробуй! — злюсь на нее.

— Тогда просто спасибо. А сейчас извини, я очень устала. Хочу домой, — возвращает мне стакан и уходит.

Я хвостом за ней. Так сложно отпустить. Сейчас ведь опять исчезнет, а я после работы припрусь и буду ждать ее под окнами. Тупо это, но по-другому пока не получается. Хочется бросить лекции и отвезти ее, но Лада не согласится. Нужно ключик какой-то найти.

С крыльца смотрю, как она покидает территорию универа. Спотыкается, поправляет сползающую лямку рюкзака и исчезает. А я больше на занятиях сосредоточиться не могу. Сваливаю с последней лекции. Ее как раз ведет Алексей. Он без проблем отпускает, взяв с меня слово, что я буду в материале.

Работа в офисе у отца помогает немного загрузить голову другими мыслями. С родителем я почти не пересекаюсь. Он выдал мне в подчинение небольшой отдел. Отрабатываю навыки управления. Мне совсем не в тему будущей профессии, но точно пригодится, я же наследник. Просрать семейный бизнес было бы тупо.

После работы у меня спортзал. Не щажу себя сегодня, понимая, что завтра поднять тело с кровати будет проблематично. Ночью мне снится Лада. Это приятный сон. Мне нравится. Мы в нем целуемся на love— диване кинотеатра. И мне теперь это нравится, не скучно, потому что она рядом и ее можно трогать.

На утро вместо будильника опять стояк. Зашибись! Я в пятнадцать столько не дрочил, сколько сейчас.

Кончаю, стукнувшись затылком о стенку в душевой. Ржу над собой в который раз. Во что я превратился? Маме бы, наверное, понравилось, если исключить интимные подробности. А что? Не пью, не курю, спортом занимаюсь, учусь, работаю, не ору больше по ночам…

«Стоп» — торможу собственные мысли, выключаю воду, заматываюсь в полотенце.

Работа… Лада теперь работает. И мне кажется, что ключ именно в этом. Я нащупал!

Смотрю на часы. Должен успеть!

Давно я так быстро не одевался. На мокрую голову накидываю капюшон от толстовки и бегу вниз к тачке. Нетерпеливо грею. На волосах начинают таять вмиг образовавшиеся на морозе сосульки.

Еду к ней во двор, все время поглядывая на часы.

Лада уже в конце дома, поворачивает за него. Там остановка. Еду следом. Дожидаюсь, когда сядет в троллейбус. Снова двигаюсь за ней. Затеряться среди других машин даже не пытаюсь. Слишком заметная у меня тачка.

Девочка моя выходит через несколько остановок. Недалеко совсем от дома получается. Обходит многоэтажки и заходит в калитку из разноцветных железных прутьев.

Детский сад что ли?

В принципе, не удивила.

К ней у входа подваливает толпа подростков. Хмурясь, смотрю, как они разговаривают, смеются. Одному из них она с улыбкой выдает шутливый подзатыльник, и они все вместе скрываются в здании.

На детский сад это похоже все меньше.

Оставляю машину. Иду на территорию. Ко мне навстречу выходит охранник в камуфляжной куртке с меховым воротником.

— Вы к кому? — интересуется он.

— Пока не решил. Что за заведение? — мне вывеску за ним не видно.

— Заведение, — хмыкает мужик. — Это детский дом, парень. Шел бы ты отсюда, если не спонсор, но на него ты точно не похож, так что иди.

— Спонсор? — цепляюсь за еще один ключик.  — А надо?

О детских домах я не знаю вообще ничего.

— А ты сам как думаешь? Дети здесь без семьи. Им всегда что-то надо.

— Понял. Слушай, а можно я полное наименование вашего учреждения сфоткаю? Поищу, почитаю. Может, будет от меня толк.

— Ну сфоткай, — все еще подозрительно смотрит на меня мужик.

Отходит в сторону. Делаю пару снимков на мобилу. Протягиваю ему руку. Игнорирует.

Ну и хер с тобой!

У меня новая цель появилась. Это надо спокойно переварить, изучить и проконсультироваться с Алексеем. Он наверняка шарит в этом. Даст подсказки, а дальше я сам.

Глава 40

Лада

Честно признаюсь себе — устала. Маму начинаю понимать еще лучше. Тяжело работать с детьми. А когда еще попадаешь в ночные смены, где надо в оба глаза следить за старшими, начинаешь засыпать на ходу. Но это все мелочи в сравнении с кайфом от получения своих первых заработанных денег. Вчера нам перевели аванс, и мы с Томой решили его обязательно отметить. Тем более, впереди выходные. И Толмачев затерялся в неизвестности. Если бы глупое сердце еще прекратило беспокоиться по этому поводу, было бы просто замечательно. Но мой самостоятельный орган продолжает тоскливо сжиматься от одной лишь мысли об этой сволочи.

Умывшись теплой водой, выхожу в коридор и ежусь от холода. Дверь открыта. Наш дворник вместе с охранником и двумя парнями в синих комбинезонах заносят картонные коробки, заклеенные скотчем. Люся разгоняет любопытную малышню, чтобы не простыли. Ловлю двоих мальчишек за рубашки и тоже увожу в сторону.

— Что это? — киваю на очередную партию коробок.

— Спонсорская помощь, девочки, — к нам подходит Мария Витальевна, совмещающая в себе функции и бухгалтера, и отдела снабжения, и завхоза. Активная, бойкая женщина с пропеллером в одном месте.

— Новый что ли кто? — хмурится Люся.

— Да, какой-то клуб. Сейчас… — водит пальцем по накладным, — Либерти. Знаешь таких?

— Клуб? — удивляется Люся. — Я похожа на завсегдатая ночных клубов? — приподнимает бровь наш воспитатель.

— Это мотоклуб, — вырывается у меня. — А чья подпись там стоит? — с бешено колотящимся сердцем пытаюсь заглянуть в документы.

Мария Витальевна снова водит ярко накрашенным ногтем по документам.

— Калужский Г. Б, — отвечает мне. — Знакомый что ли?

— Да так, — едва заметно выдыхаю. — Косвенно.

Отхожу в сторону. Привалившись спиной к стене, прикрываю веки. Что-то меня потряхивает и колени ватные.

Так бывает только в одном случае, если где-то рядом есть Толмачев. Ну просто таких совпадений не бывает! Стоял себе Детский дом, никого не трогал. Я пришла сюда работать и бах, у них появился новый спонсор. И не просто спонсор, а мотоклуб, в котором состоит кто? Правильно, Кирилл Толмачев!

Только теперь эта ситуация у меня не складывается еще больше. Где Кит и где подобные жесты? Да и зачем ему это? И откуда он вообще знает, где я работаю? Я точно не говорила. Максимум, где мы с ним пересекались, это утром у моего дома, но в последнее время он не появлялся.

«Ааа!!! Кир, черт бы тебя побрал! Ты опять заставляешь меня думать о тебе! Брысь из моей головы!»

— Ты чего? — рядом появляется Тома.

— Голова немного закружилась, — даже не лгу. С Китом всегда так, даже на расстоянии. Это не лечится. — Пойдем, посмотрим, что там привезли? Можно уже?

— Ага. Мария Витальевна дала добро разбирать.

Входим в детскую группу. Наша партия коробок норовит посыпаться прямо на крутящихся вокруг нее детей.

— Так, котята, кыш на диван! — разгоняет их Тамара. — Кыш-кыш-кыш. Сейчас кого поймаю, съем! — раскинув руки в стороны бежит за ними громко топая ногами. Детвора с визгом кидается врассыпную. Смеются, прячутся кто куда.

Усадив их на диван, возвращаемся к коробкам. Вместе с Люсей вскрываем. Канцелярка. Много красивой, яркой, детской канцелярки. Тут все: и альбомы по полу для мальчиков и девочек с мультяшками, и тетрадки со сказочными героями, и раскраски, и специальные тетради для обучения письму. Ручки обычные шариковые, ручки цветные, наборы гелевых ручек с более яркими цветами, с блестящими чернилами, карандаши, ластики, краски, стаканчики — непроливайки, пластилин. Глаза разбегаются.

— Какие молодцы, — вздыхает Люся.

— А пойдем посмотрим, что там у старших? — подмигивает мне Тома.

Спросив разрешения у воспитателя, ухожу со своей новой подругой. У наших подростков есть своя иерархия. Каверин — лидер у всех. Он и стоит сейчас «на раздаче» у коробок. Никто не лезет. В руках у парня модный черный рюкзак с множеством удобных карманов и замков.

— Круть, — вздыхает один из ребят. Рюкзак летит в него. — Спасибо, — кивает он.

Закончив с раздачей, к слову, внешне разных рюкзаков, они приступают к мелочам. У них тоже канцелярка, но в более сдержанных тонах.

— Привет, — улыбается он Томе и кивает мне.

— Привет-привет. Справляешься, я смотрю, — отвечает она.

— А что, были сомнения в моем авторитете? — парень складывает на груди руки и смотрит на подругу с вызовом.

— Боже упаси, Дёма. Молодец. Разрулил. Пойдем, — Тома толкает меня в бок.

— А? — хлопаю ресницами. — Да. Пойдем. Задумалась.

— А скажи-ка мне, подруга, — она цепляет меня под руку и тянет в столовую. — Не твой ли это красавчик нашим детям праздник устроил?

— Он не мой! — фыркаю я. — Больше нет. И там фамилия была «Калужский». Так что не он это.

— Ну да, ну да, — смеется надо мной Тамара.

Зевнув, возвращаюсь к своим подопечным. Люся раздала им новые альбомы, цветные карандаши и усадила рисовать. В группе стоит сосредоточенное сопение и шарканье грифеля по бумаге.

Пришла моя задержавшаяся сменщица. Зевая и потягиваясь, я собралась, попрощалась со всеми, дождалась Тому на крыльце.

Идем вместе на остановку. Я машинально вглядываюсь в проезжающие мимо машины. Ругаю себя, но все равно всматриваюсь. Нелогичная девочка и сердце мое нелогичное! Ему обидно и больно, а оно все равно колотится в сторону Кирилла и, кажется, именно этот орган дает команду глазам выискивать «хищника» на дороге.

Дома тишина. Мама на работе с утра. На столе для меня накрыт салфеткой остывший завтрак. Улыбаюсь ее заботе, делаю себе чай, стаскиваю из тарелки пышный оладушек. Макаю его в миску со сметаной и жмурясь, откусываю сразу половину.

— Мням, — доев, облизываю пальцы.

На душ у меня сил уже нет. Переодевшись, забираюсь под одеяло, закрываю глаза и моментально отрубаюсь.

Меня будит звонок подруги.

— Соня - засоня, мы идем отмечать твой первый заработок или где? — бодро интересуется Тамара.

— Конечно идем, — натягиваю одеяло выше. Хорошо так под ним. Уютненько.

— Тогда предлагаю шикануть и сгонять в ночной клуб. Естественно, платим пополам, — уточняет она.

Не то, чтобы на аванс от бюджетного учреждения можно было шикануть, но я чувствую острую необходимость в подобном загуле. Нужна несвойственная мне хотя бы легкая безбашенность, чтобы все выветрилось из головы.

— Давай, — легко соглашаюсь.

Душ помогает мне проснуться окончательно. Предупреждаю маму, что вернусь поздно. Она переживает.

— Может просто в кафе посидите, Лад? — смотрит, как я наношу макияж ярче обычного.

— Нет, мам. Мы уже решили, что идем в клуб. Нормально все будет.

— В прошлый раз ты мне так же говорила, — вздыхает она. — А потом я чуть с ума не сошла, когда моя дочь стала превращаться в бледное приведение.

— Такого больше не будет, — поправляю прическу, целую ее в щеку.

Мама идет за мной прихожую, наблюдает, как я застегиваю ботинки, заправив в них белые узкие джинсы.

— Красивая? — улыбаюсь ей.

— Очень. Будь осторожна, пожалуйста. И на связи! — строго грозит пальцем.

«Профдеформация» — думаю про себя, а ей шире улыбаюсь. Я, наверное, тоже потом такая буду.

С Тамарой встречаемся на остановке. Дожидаемся свою маршрутку и едем в центр. Загул решено начать оттуда. Выберем подходящее заведение и осядем.

Мне сообщение от Насти приходит: «Чем занимаешься?». И я понимаю, что автоматом не позвала ее с нами гулять. Даже в голову не пришло! Становится неловко. Обманывать ее совсем не хочется.

«Пойдешь с нами в клуб?» — решаю все же позвать.

Она соглашается и даже советует, куда именно нам лучше податься. Настя спец в этом деле, решаем довериться.

Через час, наконец, состыковываемся и в заведение заваливаемся все вместе. Заказываем обычный столик без всяких приставок «VIP». Я совершенно теряюсь, вчитываясь в названия коктейлей. На фотографиях все такое вкусное.

— Предлагаю не париться и взять сет шотов. Все попробуем и определимся, — предлагает Настя.

Так и делаем. Через несколько минут перед нами выставляют рюмки с разноцветными жидкостями. С сомнением смотрю на это дело, а вот девчонки с удовольствием принимаются за дегустацию.

— Ты сюда зачем приехала? — смотрит на меня Тома. — Отрываться. Вперед! — вкладывает в руку одну из стопок. — Он сладенький. Пробуй залпом, чтобы весь вкус по рецепторам распределился.

Выдохнув, опрокидываю в себя шот.

— Ой, — морщусь. — Жжется!

— Так они крепкие, — смеется Настя. — Еще!

Рюмки разлетаются. Непривычный, крепкий алкоголь теплом разливается по венам. Быстро пьянит. Так хорошо становится. Заказываем еще один сет и идем танцевать. Я улетаю от ритмов музыки, растворяюсь в них и становится действительно легче.

Еще пьем. Снова танцуем. Громко смеемся, рассказывая друг другу смешные случаи из детства. Потом шутки доходят до бывших парней, и мое настроение начинает стремительно падать.

— Не-не-не, так не пойдет! — крутит головой Настя. — Пошли! — берет меня за руку и тащит за собой к выходу.

— Куда? — стараюсь быстрее перебирать ногами, чтобы банально не рухнуть прямо под ноги танцующим.

— Пробовать новое, — хулигански смеется подруга детства.

Все втроем выходим на мороз. Он пробирается под одежду и немного отрезвляет. Настя достает из сумочки плоскую пачку с длинными сигаретами. Протягивает нам по одной.

— Я же не курю, — напоминаю ей.

— Это просто маленькая шалость. Хватит быть такой правильной, — фыркает она. — Смелее!

Наверное, я слишком много выпила, потому что сигарета оказывается в моих пальцах. Настя быстро инструктирует, как ее прикурить. Горький дым попадает в горло, и я начинаю кашлять.

— Фу, какая гадость! — скривившись, выбрасываю сигарету в урну, аккуратно вытирая заслезившиеся глаза.

Девчонки по-доброму смеются надо мной.

— Как ощущение? Почувствовала себя бунтаркой? — не унимается Настя.

— В полной мере, — окидываю взглядом клуб.

Возвращаемся в тепло, заливаем в себя еще по шоту, и он бьёт в голову гораздо сильнее всех предыдущих. На танцполе начинает кружиться голова. Оставляю девчонок и возвращаюсь на диван.

В голове шумит, тело слегка ватное, но мне хорошо. Закидываю в рот оливку, бесцельно листаю ленту в социальной сети на мобильном.

Девчонки возвращаются. Мы пьем еще. Еще смеемся. От общего шума начинает закладывать уши.

Нам приносят красивые коктейли в высоких стаканах. Я даже не помню, кто именно их заказал, но выглядит вкусно. Что-то очень мягкое, с тропическими нотками. Не чувствуя в нем алкоголя, выпиваю почти половину и…

— Как пить хочется, — не узнаю собственный голос.

Я лежу…

Стоп! Я лежу?! Мы же только что в клубе были!!!

Глава 41

Лада

— Держи.

Мне в руку ложится прохладный стакан с водой, а сверху накрывает теплая ладонь. Смотрю в его проклятые карие глаза и не могу собрать мысли в кучу.

— Аккуратно пей. Тазик у кровати.

— З-зачем? — нервно сглатываю.

— Пей, — как-то жутко тепло улыбается Толмачев.

Это глюк. Его просто не может быть здесь.

Где здесь, блин?!

Но додумать не получается. Вода кажется тёплой и сладкой. Меня сильно мутит. Едва успеваю светиться кровати в тот самый тазик.

Мой глюк бережно держит мне волосы.

Как только становится легче, помогает переместиться на подушку и снова вкладывает в руку стакан.

Второй раз вода входит легче. И глаза опять закрываются.

— Поспи еще. Твоя мама звонила, я предупредил, что все нормально и ты у меня. Телефон твой на зарядке.

— Мама? — ошалело распахиваю веки и смотрю на глюк.

— Спи. Потом все расскажу, — заботливо укрывает меня одеялом.

— Ненавижу тебя, — хриплю ему.

— Угу. Закрывай глазки, — проводит пальцами по щеке, не позволяя себе ничего лишнего. Какая интересная интерпретация Толмачева мне приглючилась. Милашка просто!

Его заклинание работает. Я засыпаю надеясь, что проснусь дома в своей кровати, а Кирилл мне приснился и приснилось, что меня перед ним стошнило.

Ужас...

Снова очень хочется пить. До такой степени, что вода маячит перед глазами вместо недавней темноты. Вместе с проснувшимся сознанием бонусом головная боль и в целом очень гадкое состояние.

Вокруг меня темно. Из-под закрытой двери виднеется желтая полоска света. Аккуратно сажусь. Паники нет совершенно. Это странно, ведь я явно не дома. Почему мне нестрашно? Это похмелье?

— Ай! — жмурюсь от боли в глазах. Дверь открылась, по ним ударило слишком ярким светом.

Тихий хлопок, и моих рук касаются теплые ладони, а его запах заполняет легкие вместе с кислородом. Толмачев…

В сознание врывается мое первое пробуждение. Глюк. Рвота.

— Ой, — жмурюсь еще сильнее.

— Очень красноречивая девочка, — посмеивается он. — Ночник включу. Не открывай пока глаза.

Тепло его рук исчезает и даже с закрытыми глазами я вижу, что стало светлее. Аккуратно разлепляю веки. Осматриваю себя. Ноги голые из-под одеяла торчат и верх явно не мой. На мне длинная мужская футболка, тоже насквозь пропахшая Кириллом.

Класс. Он меня еще и раздевал.

— Как я тут оказалась?

— О-о-о! Это было забавно, — как-то невесело отвечает сводный. — Давай в душ сначала, — проходит к шкафу, достает оттуда пару полотенец и кидает рядом со мной на кровать. — Не ошибешься с дверью. Потом приходи на кухню, расскажу.

Я и сама чувствую, что душ мне очень нужен.

Боже, как я умудрилась так напиться? Больше никогда!

Осторожно выхожу из спальни. Судя по звукам, Кирилл возится на кухне. Особо не рассматривая пока его новое жилище, прячусь в ванной, снимаю его футболку и забираюсь под теплую воду, подставляя ей лицо и открытый рот.

— Хорошо то как… — выдыхаю, когда удается немного утолить жажду и меня даже не тошнит.

Тут все чисто по-мужски. Пенка для бритья на зеркале, станки, одна зубная щетка в стакане, шампунь с ментолом и пара гелей для душа. Один тоже с ментолом, второй с цитрусовыми и древесными нотками. Сейчас же холодно. Зачем ему ментол? Я выбираю второй варианты. Им же немного промываю волосы. Дома уже буду нормально приводить себя в порядок.

Высушившись полотенцами, заматываю влажные волосы в кокон, надеваю футболку Кирилла и выхожу к нему.

— Одежда твоя почти высохла. Думаю, через час сможешь забрать, — буднично сообщает он, выставляя передо мной тарелку с красивой и невероятно вкусно пахнущей едой. — Приятного, — рядом кладет вилку.

— Рассказывай, — рассматриваю его очередной кулинарный шедевр.

Кит садится на табурет напротив меня и так смотрит. Хочется подойти, погладить по голове и сказать что-то вроде: «хороший мальчик».

Ну правда, он мне все больше напоминает грустного щенка. И в антураже этой квартиры он смотрится совершенно нелепо. Мажористость из него никуда не делась. Толмачев сам по себе очень дорогой мальчик. Породистый.

— Ты не представляешь, как я оказался рад, что твоя подружка не удалила мой номер. Спал уже, когда мне позвонили две бухие в хлам тёлки и сказали, что тебе плохо и я срочно должен приехать. Подорвался, приехал.

— Почему они позвонили тебе? — закусив губу, смотрю на него через упавшие на лицо мокрые пряди.

— А что, есть варианты?! — его тон становится резким, хриплым, с надрывом.

— А если есть? — выше поднимаю подбородок.

Его лицо меняется. Напрягается шея. Взгляд больше не похож на щенячий. Сейчас он напоминает мне, что передо мной настоящий хищник.

— В клубе я нашел дрова, — цедит сквозь зубы. — Ты зачем так напилась? Тем более ты не умеешь пить! Ты вообще понимаешь, что делают с девушками в твоем состоянии в подобных заведения?! — бесится он. — И давно ты куришь? — вываливает на меня все свои эмоции.

— Курю?

— От тебя сигаретами несло за километр! И не лги, что прилипло. Я курил и прекрасно знаю разницу в концентрации запахов.

— Чего ты орешь на меня, будто я ребенок?! — вскипаю в ответ. — Ты мне вообще чужой человек! Ты сам так решил! И теперь будешь меня воспитывать?

— Буду, Лада! Потому что в отличие от тебя, я в таких клубах бывал не раз. И тёлок бухих разводил на секс в сортире. Они охрененно сосут, знаешь ли, в таком состоянии! И много на что готовы, потому что в башке в этот момент ничего! Только музыка и бухло. Бери и делай все, на что способна твоя фантазия. А знаешь, кто страшнее просто пьяной неопытной девочки?

— Кто? — обиженно и ревниво смотрю на него.

— Обиженные мужчиной пьяные неопытные девочки. Выпороть тебя хотелось адски. У меня до сих пор руки чешутся!

— Только попробуй! — крепче сжимаю в руке вилку. Кир смотрит на нее, усмехается.

Не страшно ему. А вот мне страшно. Потому что он прав. Но оправдываться я не стану. Мне это было очень - очень нужно. Клуб стал рычагом, разжавшим тугую пружину в моем животе. Каждому человеку нужен срыв. Прокричаться, поколотить боксерскую грушу или напиться. Я прокричалась внутри себя и залила это все крепкими коктейлями. Это моя личная психотерапия! От него между прочим!

И где я в итоге оказалась? Прибью завтра Настю!

Молчим. Между нами только тяжелое дыхание и его злющий, многообещающий большие проблемы взгляд.

— Ешь, — кидает мне и уходит из кухни.

Вжимаю голову в плечи, слыша серию глухих ударов. За спиной раздаются его шаги. Быстро принимаюсь есть, глядя, как на пол с разодранных костяшек капает пара капель крови. Толмачев молча подставляет руки под холодную воду. Вытирает их бумажными полотенцами и с невозмутимым лицом снова садится напротив меня.

— Это ты прислал канцелярку в детский дом? — тихо спрашиваю.

— Понятия не имею, о чем ты, — пожимает плечами, глядя как очередная вилка с его остывшим кулинарным шедевром исчезает у меня во рту.

— Кит, в накладных было написано «Либерти». И подпись вашего Гордея стояла.

— А я здесь каким боком? Значит инициатива клуба. Такого рода акции помогают начинающим бизнесменам.

Я ему совсем не верю сейчас. Уверена, что он приложил руку к этой акции, как он выразился.

— Передай Гордею спасибо от детей. Они были в восторге.

— Передам.

— У тебя кровь, — киваю на руки с красными дорожками.

Он встает, снова подставляет руки под воду. В этот раз гораздо дольше стоит ко мне спиной. Я вижу, как он дышит. Глубоко, рвано. Плечи подрагивают, острые лопатки проступают через футболку. Мне надо уйти. Уже пора. Но я сижу и жду непонятно чего.

Маме бы еще позвонить. Она будет волноваться.

— Кирилл, а где мой телефон?

— Отдам, когда мы нормально поговорим, — разворачивается. Кровь, наконец, остановилась. Костяшки и пальцы рук покраснели от ледяной воды.

— Мне надо сказать маме, что со мной все нормально.

— Я сказал. Она на меня наорала, — хмыкает он. — Требовала немедленно дать мой адрес или вернуть тебя домой. Верну. Но сначала ты меня выслушаешь. Хватит бегать.

— Говори, — киваю. Не убудет от меня, если я его выслушаю.

— Во-первых…

Толмачев подходит ко мне, опускается на колени и опять смотрит в глаза своим «щенячьим» взглядом.

— Прости меня. Я поступил как мудак. Низко, ни хрена не по-мужски. Двигался по инерции к мести отцу и пропустил один очень важный момент. Влюбился в девочку с нашего чердака.

Приоткрываю рот, чтобы ответить. Да и просто сделать вдох. Пока он говорил, я не дышала.

— Не говори сейчас ничего, — просит он, поднимаясь. — Просто выслушай. И, Лад, этот разговор… — выдыхает, устраиваясь на табурете. — Этот разговор тебя ни к чему не обязывает. Я знаю, как сильно виноват.

Глава 42

Кит

С каждым словом, новым рассказанным эпизодом я оголяюсь перед ней словно заживо без обезболивающего сдирая с себя давно приросшую броню. Если на кладбище у могилы матери на части раздирало изнутри, что сейчас к этому добавился новый спецэффект. Говорить о таком сложно. Я фактически признаюсь в убийстве, в том, что у меня есть справка от психиатра и я чуть не стал наркоманом. Все это слишком долго жило внутри меня. Наверное, я бы свихнулся, если бы Алексей не нашел меня второй раз. Случайно… Он для меня что-то вроде спасательного круга. Упорно тянет из болота даже когда я сопротивляюсь.

Мне сложно говорить Ладе о том, что она стала жертвой в нашей с отцом войне. Больно видеть слезы, застывшие в ее глазах.

— Я не видел другого способа сделать ему больно. Я хотел, чтобы отец испытал хотя бы часть того, что испытывал я, осознавая, что от меня отвернулись, бросили в самый сложный период в моей жизни. Я не ожидал, что у меня к тебе возникнут такие чувства. Все ведь казалось так просто. Отобрать у отца вас — новую семью, которой он легко заменил меня и мать. Вырвать из его груди сердце, переполненное любовью к посторонней для меня женщине. Он ведь совсем вычеркнул меня из жизни, Лад. Я это осознал, когда увидел статью о его свадьбе. Обо мне не вспомнили. И да, блядь! Это может быть тупая детская обида, но меня разорвало! Я столько лет нуждался в нем, а он выкинул меня за борт. Я ненавидел его за это. Я стал одержим местью. А потом ты сказала, что веришь мне. Веришь! Мне! Такая искренняя, чистая, светлая девочка. А я так привык жить в темноте, так привык тонуть в этом. Я не мог принять само существование чего-то хорошего в свой адрес. Но ты такая упертая, — грустно улыбаюсь. — Ты продолжала отдавать мне все свое тепло, хотя я ни хрена этого не заслуживал. А я все просрал в своем упрямстве. Я трус, как и мой отец. Испугался твоей любви. Испугался, что не справлюсь с ней. Испугался еще больше погрязнуть в боли, которая и так жгла меня четыре гребаных года, когда ты бросишь меня. А того меня ты бы бросила. Я правда ненавижу свидания, но я готов ради тебя полюбить их. Я готов еще раз встать на колени, если ты скажешь… — смотрю, как слезинки все же срываются с ее ресниц. Они, как два чистейших бриллианта, сверкают в свете кухонного светильника и падают ей на руки. — Не плач, — тяну руку через стол, большим пальцем стираю влажную дорожку с ее щеки. — Я рассказал, чтобы ты просто знала, а не для того, чтобы жалела меня. Я не пытаюсь оправдаться и открутить назад уже ничего не смогу. Я… — набираю в грудь как можно больше воздуха, — люблю тебя, Лада, — прыгаю с трамплина вместе со своим признанием. — Но и это тебя ни к чему не обязывает, хотя я бы очень хотел еще один шанс, потому что отпустить тебя у меня не получается.

Она шмыгает носом и смотрит мне в глаза. Подхожу и сажусь перед ней прямо на пол. Хочется быть ближе. Хочется еще подышать ее запахом, смешавшимся с моим гелем для душа. Уйдет же сейчас и я опять останусь один.

— Ты изменился, — тихо говорит моя девочка.

— Сильно?

— Заметно. Тот Кит, который нагло валялся на моей кровати в день нашего знакомства ни за что бы не показал свои чувства так открыто. Они у него прорывались лишь иногда, когда он переставал себя контролировать. Я ловила эти моменты и верила в них. Мне кажется, сейчас ты стал собой.

— Тебе нравится? — вывожу пальцем круги по ее коленке.

— Мне нравится, что ты теперь настоящий. Я ведь влюбилась в тебя такого. Упрямого, закрытого, невыносимого, настойчивого, дерзкого, но при всем этом внимательного и заботливого. Да, ты делал это по-своему, это твоя личная фишка. Одна только выходка с моей одеждой чего стоит, — грустно смеется она. — Или в универе. И насчет Насти ты прав. Грубо, но прав. У меня никак не получается второй раз подпустить ее так же близко. Еще никогда я не чувствовала так остро все ее эмоции.

— Настя завидует. Не буду тебе говорить, зачем она вызвонила меня на самом деле. Главное, она это сделала, и я тебя забрал, пока ты никуда не встряла. А вот вторая девчонка, Тома, она прикольная. Простая, немного грубоватая даже, зато честная. Такой друг тебе нужен. Без подтекстов и заморочек.

— А у тебя есть друзья, Кит?

— Если прям друг, то есть Тай. А вообще к этому статусу близок Гордей и мы неплохо сошлись на любви к гонкам с Захаром.

— Это хорошо, — рвано вдыхает она, расслабляет плечи, успокаиваясь. — Мне нужно домой.

— Угу. Собирайся, я отвезу.

Мы снова тонем в молчании. Я перевариваю наш разговор, ее эмоции. Лада шуршит одеждой в комнате.

Что-то у меня получилось, раз не был послан сразу после таких признаний. Черти в голове ехидно ржут над поднявшей голову надеждой. С первой «женщиной», любовью, в их компании они смирились и даже подружились. Я заново привыкаю, приучаю себя к правильным человеческим чувствам.

Сейчас я просто отвезу Ладу домой, как делают тысячи влюбленных мужчин. Дождусь, когда она поднимется в свою квартиру, и уеду спать, не требуя от нее ничего взамен.

Мне в кайф от того, что она в моей машине. Скучал по этому очень. Пока едем, думаю над следующим шагом.

— Можно я утром привезу тебе кофе? — захожу аккуратно, паркуя машину возле ее подъезда.

— Привези, — после нескольких секунд раздумий отвечает она и не спешит покидать мою тачку. — Кит, раз уж сегодня такой вечер и ты открылся, научился просить прощения, тебе надо извиниться еще перед одним человеком.

— Маша? — понимаю сразу.

— Да. Мама ведь ничего не знала о вашей ситуации с отцом. Она твоего папу искренне любит до сих пор и очень переживает из-за их расставания. Она точно не заслужила такого. Я не стану ничего рассказывать. Если они решатся помириться, твоему папе самому бы ей все рассказать.

— Помириться? — как-то я не думал об этом.

— Ты будешь против? — она нервно заламывает пальчики.

— Мне будет все равно. Теперь все равно, — отвечаю честно. — Пойдем, добьём меня, — широко улыбаюсь. — Никогда бы не подумал, что пойду на такое ради того, чтобы привезти девушке кофе, — бубню себе под нос. Лада спотыкается и возмущенно на меня смотрит. — Да шучу я, — подмигиваю ей. — Идем уже, — киваю на подъезд.

Поднимаемся по грязным ступенькам. Мне так хочется взять ее за руку. Тут местами совсем темно. Это ведь может стать аргументом для такого жеста?

Торможу свои «хотелки». Сначала будет официально разрешенный кофе.

Лада открывает дверь своим ключом и едва не получает ею по носу. Мачеха Маша встречает нас гневным взглядом, готовая расчленить меня прямо на пороге.

— Ты с ума сошла?! — кричит на дочь.

Не знал, что она так умеет. Вроде тихая всегда, серая.

— Ушла в клуб, исчезла, оказалась у него в квартире! Лада, чем ты думаешь? А ты, — показывает на меня пальцем. — Почему ты сразу не привез ее домой?! Тебе было мало того, что ты устроил?

— Мамочка, подожди, пожалуйста. Прости, что тебе пришлось так волноваться, — Лада обнимает мать. — Ну прости. Не кричи. Выслушай его. Просто выслушай и он уйдет.

— Лад, я могу сам. Маша, я ее и пальцем не тронул в том смысле, в котором вы могли подумать. Дал проспаться, накормил, мы поговорили, и я доставил ее домой, — Лада кивает, подтверждая мои слова. — Я поднялся, чтобы извиниться за то, что ваши отношения с моим отцом рухнули. Это была целенаправленная, единоразовая акция. Давний, сложный конфликт. Если вы решите помириться и снова сойтись, вмешиваться не буду, но и поддержки не обещаю. Простите, — развожу руками. — Мы с ним теперь практически не общаемся. Я самоустранился по максимуму.

— Сама честность, — недовольно хмыкает Маша.

— Стараюсь, — очаровательно улыбаюсь ей.

Не нравится. Ну и ладно. Я же не сто баксов, в конце концов. Какой есть.

— Доброй ночи, — шагаю из квартиры.

— Кирилл, — мачеха выскакивает за мной в коридор, — держись от Лады подальше.

— Не могу. Люблю ее очень. До свидания.

Быстро сбегаю вниз. Пусть переваривает. А мне надо завтра встать раньше, чтобы успеть купить своей девочке самый вкусный кофе.

Глава 43

Кит

Лада выходит из подъезда. Цепляю стакан горячего кофе и выхожу из машины.

— Доброе утро. Кто бы мог подумать, что в таком убогом районе можно встретить такую милую девушку. Черный, — вкладываю в ее ладошку стаканчик, — с мёдом и корицей, чтобы не замерзла. Познакомимся? — она удивленно хлопает ресницами. — Кирилл Толмачев. Можно просто Кир.

Внутренние органы сжимаются, но в этот раз не от звука своего имени в сокращении, а от волнения. Ответит или нет?

Давай, девочка. Давай знакомиться заново. Таким ты меня еще не знаешь. Я и сам себя таким не знаю. Будем выяснять вместе, что в нас изменилось.

Она отпивает из стакана. Довольно жмурится. Вкусный кофе, знаю. По утрам стал брать себе именно его. Правда с другой целью. Корица не только согревает, она разгоняет кровь и улучшает метаболизм, что мне в нынешнем режиме довольно полезно. Мёд точно лучше, чем сахар. Скоро я и от этой добавки откажусь полностью.

— Лада, — протягивает мне свободную руку. — Вы извините, Кирилл, я тороплюсь. Работа, — прячет улыбку в новом глотке кофе.

— Могу подвезти.

— Нет, благодарю. Я с малознакомыми мужчинами в машину не сажусь.

Ай, ты моя умница. Понял, принял. Идем дальше.

— Тогда предлагаю это исправить. Поужинаем? Обещаю вести себя прилично. Правда, — закусываю нижнюю губу, она залипает на этом жесте, и я улыбаюсь, фиксируя то, что ей нравится, — на высокую кухню я пока не заработал, но точно будет вкусно.

— Я подумаю, а сейчас извините, Кирилл, мне правда пора.

Отпускаю и пялюсь ей в спину, пока она не скрывается за поворотом. Думай, девочка с моего чердака, мне без тебя хреново.

Я учусь не снимать ее на одну ночь, а ухаживать. Хорошим девочкам ведь нужно именно это?

Сажусь в тачку и допивая свой остывший кофе, еду на работу. Отец берет меня с собой на встречу с одним из главных партнеров.

В кабинете меняю свитер на белую рубашку и пиджак. С черными джинсами смотрится вполне прилично.

— Ты в хорошем настроении? — приветственно кивает вошедший ко мне отец. — Давно я тебя таким не видел. Самостоятельная жизнь идет тебе на пользу.

— Я давно живу самостоятельно. Идем?

— Спрячь клыки, Кит. Это деловая встреча. Все семейные разногласия должны остаться дома.

Забавно видеть, как он переживает за свою репутацию.

— Не дурак.

Обхожу его и первый оказываюсь в коридоре.

Пока едем в ресторан, заказываю столик в другом, гораздо скромнее, но с отличной кухней. Отец заглядывает в мой телефон, оценивает класс выбранного мной заведения.

— Тебе нужны деньги?

— Хватает, — прячу трубку в карман.

— Но я же вижу…

— Папа! — рычу на него. — Не надо лезть. Я могу выжить в рамках зарплаты и того процента, что ты мне выделяешь ежемесячно. Надо будет больше, я найду где взять.

— Ты с кем-то встречаешься? — не отстает он.

— Займись своей личной жизнью! — огрызаюсь. — Там по тебе Маша убивается. Или такая большая была любовь, что я по щелчку ее разрушил? — издевательски ухмыляюсь.

— Ты же не хочешь, чтобы я был с женщиной, — он отворачивается к окну.

— Бля, какая жертвенность, — закатываю глаза. — Я хотел, чтобы тебе было больно. Мне насрать, с кем ты спишь.

В машине становится душно. Между нами снова пульсирует напряжение, подстраиваясь под мой разогнавшийся пульс. Мне нормально с отцом в рамках работы. Как только лезет в личное, хочется убивать. Мое личное — это мое! Нехер в него лезть!

Ты, папа, посторонний человек давно. Работодатель. На этом надо остановиться.

Я вывел эту границу. Нет, блядь! Лезет!

На встречу с партнером приезжаю немного на взводе. Глотаю морозный воздух, он остужает голову. В ресторан мы должны войти вместе. Это статус и подчеркнутая надежность компании — семейный бизнес, успешный наследник, включившийся в игру, и прочая ересь.

Внимательно вслушиваюсь в разговор, делаю пометки в рабочем планшете. Обедаем. У них в тарелках жирное мясо, у меня опять баланс.

— Понимаю, откуда такая отличная форма, — смеется полноватый мужчина. — Занимаешься чем-то?

— Есть немного. Если мы закончили с основными вопросами, я хочу поднять еще один.

Партнер смотрит заинтересованно, отец напрягается так, что сейчас в его руке треснет стакан с соком.

Ну умею я быть внезапным. Приятно видеть от них такую реакцию.

— Я внимательно изучил возможности нашего холдинга, все движения денег, налоговую базу и не понял, почему такое крупное предприятие не занимается благотворительностью. Мало того, что компания получит налоговые льготы, она покажет свой уровень. Это и встречи с журналистами, и блогеры, и эфирное время на федеральном канале, что гораздо интереснее задолбавшей всех рекламы. Ну и совету директоров не помешает почистить карму.

— Какой у тебя интересный мальчик, — у нашего главного партнера в глазах читается еще больше заинтересованности. Отец просто в изумлении смотрит на меня.

Ну да, я не совсем мудак. Сорри, что разочаровал.

— Есть конкретные предложения, Кирилл?

— Естественно. Я прошерстил на эту тему опыт других крупных компаний. Они не распыляются сразу на всех. На базе предприятия организуется благотворительный фонд, который берет под свое шефство конкретный сегмент. Для нашего холдинга я нашел один детский дом в не самом благополучном районе города. Мы можем вытащить его из задницы. Сделать там ремонт, купить детям одежду, игрушки, учебники. Обеспечим их нормальным питанием. Поможем с получением жилья не в тех убитых фондах, что им подготовили. Организуем поступление туда, куда они хотят.

— Я уже вижу заголовки, — алчно улыбается все тот же партнер. Отец пока молчит. — Да, это будет вкусный пиар. Мне очень нравится твоя идея, мальчик. Влад, вынесем ее на совет?

— Конечно, — наконец просыпается отец. — Раз Кирилл решил в это углубиться, путь сам и представляет свою идею.

— Дадим дорогу молодому поколению. Согласен.

Прощаемся, расходимся по машинам. Отец молчит половину дороги, лишь иногда поглядывая на меня. Я же продолжаю изучать информацию по организации благотворительного фонда на базе нашего холдинга. Мне там интереснее, чем слушать его сопение.

— Почему не сказал заранее? — решается заговорить он. — Кирилл, мы так и будем общаться через других людей?

— Да. Меня устраивает. К тому же это не тот вопрос, который ты решишь один, хоть и контрольный пакет акций принадлежит тебе. Какой смысл мне был распинаться дважды?

— Допустим. Где здесь подвох? Давай серьезно сейчас. Ты и благотворительность? Я пытаюсь понять личный интерес. И, знаешь, хочется быть готовым…

— К чему, папа? — грубо перебиваю. — Я к этому фонду кроме организации, никакого отношения иметь не буду. К чему ты хочешь быть готовым? Посадишь туда симпатичных, длинноногих девочек и тетеньку лет сорока пяти в очках и с большими сиськами, которая будет всем этим рулить. Все.

— Ты ничего не путаешь? Это не бордель!

— Каждый думает в меру своей испорченности, — ржу я. — Найди себе женщину, папа. Это мой тебе чисто мужской совет.

Еще раз столкнувшись взглядами, отворачиваемся друг от друга и до вечера больше не пересекаемся.

Я, как послушный мальчик, после шести еду домой. Тренировку на сегодня отменил. Переодеваюсь и снова в машину. Хотел сначала Ладу с работы забрать, но решил, что еще рано. Меня туда пока не впускают.

Жду у подъезда, слушая любимые треки.

Моя девочка появляется в восьмом часу. Кутаясь в капюшон, внимательно смотрит под ноги. Иду встречать.

— Привет, — подхватываю ее под руку, страхуя, чтобы не поскользнулась на ледяной корке.

— Привет, — устало.

— Ты подумала?

— С ног валюсь, — вздыхает она.

— Тяжелый день?

— Старшие парни подрались. Между ними искрит последние дни. Еле растащили. Ну и так, по мелочи.

— Я тебя на машинке покатаю туда и обратно. И с парнями твоими сам поговорю. Только скажи.

— Нет, Кир. Сегодня нет. Давай в следующий раз, — жалобно просит она.

Окей. Это и не совсем «нет», но и не точное «да». Не люблю неопределенность. Обламывает.

— Хорошо. Тогда сейчас домой греться и спать. А утром я снова привезу тебе кофе и отвезу на работу. Как тебе компромисс?

— Устраивает, — заглядывает мне в глаза, словно пытается там что-то отыскать.

— Что? — поправляю ей сбившийся капюшон, тормозя свое желание прикоснуться пальцами к щеке.

— Ничего, — улыбается, облизнув губки. — До завтра.

— Лад? Это жестоко! Я теперь спать не буду всю ночь! Что ты там такое увидела, в моих глазах?

— До завтра, Кирилл, — машет мне, играя пальчиками в воздухе, и сбегает в подъезд.

— Обломщица! — смеюсь я.

Достаю трубу и отменяю на сегодня ресторан. Мои планы на этот вечер резко сокращаются до душа с мыслями о ней, и сна, где скорее всего я тоже увижу ее.

Глава 44

Лада

Сегодня так получается, что на работу мы выходим вместе с мамой. У подъезда стоит машина Кирилла. Он сам спокойно пьет кофе, сидя на капоте. Увидев нас, слезает, кивает мне.

— Что он опять здесь делает? — шипит на меня мама.

— Доброе утро, — Кир подходит к нам, протягивает мне стаканчик с кофе.

Я так привыкну скоро, честное слово.

— Привет, — забираю у него свою порцию утренней энергии.

— Ты зачем приехал? — заводится мама. — Прекрати таскаться сюда!

— Маша, а давайте мы сами разберемся, — само спокойствие и невозмутимость.

— Ты уже разобрался! Моя дочь еле вылезла из депрессии и осталась без высшего образования.

— С первым я уже ничего не могу сделать, а со вторым все еще могу помочь. Лада не хочет. Мне нужно лишь ее согласие и ее восстановят в универе.

— Я забрала документы, — сообщаю ему.

— Похрен. Вернем. Я тебя за руку туда приведу, и ты сама увидишь, никто ничего не скажет. Всем плевать, Лад. Они забыли.

— А я?

— Над этим мы поработаем. Поехали. Или ты не опаздываешь?

— Блин! — подскакиваю, быстро целую маму в щеку и сбегаю, слушая недовольное ворчание в спину.

У Толмачева в машине тепло и пахнет кофе. Руки быстро отогреваются, кофе приятно греет изнутри. Кир, ритмично постукивая пальцами по рулю, аккуратно вклинивается в ряды других автомобилей.

— Не дури, Лад. Вернись в универ. Я помогу нагнать программу, достану тебе все пропущенные лекции. Зачем поступать куда-то заново? Смысл? Ты же именно там хотела учиться. Это я говнюк все испортил. Давай поправим.

— Я подумаю, — обещаю ему. И себе.

Может он прав. Может этот поступок был продиктован эмоциями. Они улеглись, и теперь я начинаю смотреть на ситуацию немного иначе. Но у меня работа. Я не хочу ее бросать и не хочу отказываться от идеи жить самостоятельно, отдельно от мамы. Мне это важно. Если пойти на заочное… Там вроде платно. Надо узнать.

Кирилл останавливается у забора, но не с главного входа, а сбоку у забора. Здесь удобнее парковаться.

Смотрю в окно.

— Вот черт! Они опять!

За корпусом драка. Каверин сцепился с парнем из своих. И ведь не говорят, что не поделили! Как гасить конфликт? И охраны нет, как назло. Им просто не видно.

Продуманные засранцы!

Толмачев выскакивает из машины, подтянувшись ловко перелезает через забор. Спрыгивает с другой стороны и врывается между парнями резко отталкивая их друг от друга. Цепляет за грудки Каверина с разбитым носом. Встряхивает.

— Успокоился! — рычит на него. — Пока я тебя мордой в снег не остудил.

Мальчишка дергается на адреналине. Скалится. Кровь течет по его губам и подбородку.

«Еще один раненый волчонок» — почему-то приходит мысль.

— Выдохнул? Что он тебе сделал?

— Ты кто такой вообще? — бесится парень.

— Тот, кто может создать тебе реальные проблемы. Я слушаю, — молчит. Кир бросает косой взгляд на второго участника драки. — Лад, можно я это чучело заберу на пару часов?

— Так он вообще в школе должен быть. Это надо к воспитателю.

— Не надо к воспитателю. Он в школе. Я верну его тебе через два часа. Обещаю. Пошли, — небрежно толкает нашего лидера старших детей вперед себя. — А ты умойся, — кидает второму. — И морду в следующий раз лучше прикрывай. Надо тебя с Тайсоном познакомить, он научит.

— С тем самым? — удивляется парень.

— Почти. Но тоже хорошо дерется, — усмехается Кир.

Каверин не спорит. Послушно плетется следом. Я очень прошу Кирилла вернуть парня вовремя. Буду теперь переживать, но я ему верю. Внутри ничего не екает и не сжимается. Есть полное ощущение, что Толмачев сделает нечто правильное и … хорошее?

Проводив взглядом ягуар с парнями, веду пострадавшего умываться. Тоже перепачканный весь, помятый. Оставляю его в туалетной комнате и к своим малышам успеваю впритык.

Ну и утро у меня. Я бы и без кофе взбодрилась.

Кит держит слово. Через два часа возвращает нам Каверина. Умытого, с обработанными ссадинами и вполне спокойного.

— Извини, Лада. Драк больше не будет, даю слово, — говорит мне явно заученный текст.

— Сдержишь свое слово, Дёма, я сдержу свое. А нет, ты видел, что бывает.

Демьян кивает и скрывается из виду.

— Где вы были? — спрашиваю у Кирилла.

— Пусть это останется между нами, мальчиками. Главное, результат. Можно пригласить тебя на ужин? — резко переводит тему.

— Я в ночь сегодня остаюсь, Кит.

— Понял, — загадочно улыбается он. — Кто еще дежурит?

— Воспитатель и мы с Томой. Что ты задумал?

— Ничего, — улыбается шире.

— Толмачев, ты меня пугаешь!

— Мы знакомимся, помнишь?

Все я помню, но сюрпризов не хочется. Толмачев целует меня в нос и исчезает. Думай теперь весь день, Золотова! О нем!

Аррр!!!

Так, надо выдохнуть и сосредоточиться.

У меня вроде получается.

До вечера больше ничего не происходит. Я расслабляюсь и отвлекаюсь от мыслей о сводном. Тома рассказывает смешные истории. У детей свободное время перед сном. Мы хохочем в столовой, разливая чай по столу.

Бегу за тряпкой на кухню. У меня телефон звонит. Возвращаюсь. Кирилл.

— Впусти меня, — кряхтя просит он.

Удивленно моргнув, бегу к двери, открываю и нос к носу сталкиваюсь с горой картонных коробок. Делаю шаг в сторону, пропуская их вместе с Китом внутрь.

¬ — Как тебя впустили? — удивленно взмахиваю ресницами. Калитку и ворота на ночь закрывают.

— Хм. Ну сначала я раздобыл номер телефона вашей заведующей. Договорился с ней. Она предупредила охранника, чтобы меня пустили на территорию. И вот. Куда это можно поставить?

— Идем.

Завожу его в столовую. Он ставит коробки на стол. Снимает сверху две, протягивает мне.

— Это нам. Остальное детям. Там на всех хватит. Количество детей мне тоже подсказала заведующая. Выдыхай, Лад. У нас ужин.

Кидает на стул рюкзак. Там что-то звякает. Засранец загадочно и очень довольно улыбается. В этом он точно не изменился. Такой же упрямый!

— Я пиццу сама раздам. Развлекайтесь, — собирается уйти Тома.

Дети еще не спят. Рано. Так что деликатность подруги пока не актуальна. Мы втроем раздаем вкусняшку детям, делимся с дежурным воспитателем. Она с интересом поглядывает на Кирилла. Оказывается, ее тоже успели предупредить о его визите.

Заговорщики! Но мне улыбательно от всего происходящего. И нравится смотреть, как Кир общается с детьми. Находит Демьяна с сигаретой в туалете на подоконнике. Меня высылают за дверь, не дав сказать и слова. Стою, прислонившись к стене, слушаю.

— Скажи своим, я с другом договорился. Завтра в четыре у вас здесь будет мастер класс от профессионального спортсмена. Он будет учить вас не драться, а защищаться, защищать и контролировать. Понял меня?

Они еще немного говорят о поездке. Кир выходит ко мне. Не выдержав, снова спрашиваю, куда он возил парня.

— Да к ментам я его возил, а потом в психушку, в которой лежал. Может переосмыслит чего, — пожимает плечами. — Но я тебе этого не говорил. Если слово сдержит, помогу ему с поступлением в нормальный ВУЗ.

— Спасибо, — благодарю так, словно это мне сейчас пообещали светлое будущее.

Ухожу к малышам. У нас отбой. Закончив, иду в столовую. Темно. На дальнем столе у окна горят свечи, стоит открытая бутылка вина и лежит явно остывшая пицца.

— Ты с ума сошел, — смеюсь я.

Он тихо включает музыку на телефоне. Подходит ко мне, протягивает руку.

— Добро пожаловать в ресторан «У Толмачева», — смеется.

— Ненормальный!

— Есть такое, — подмигивает. — Ненавижу свидания, — берет мою ладонь в свою.

Сердце моментально разгоняется и от прикосновения, и от его взгляда. Такого необычного, глубокого и открытого.

Ведет к столу. Наливает нам немного вина. Вкладывает мне в руку тонкую ножку бокала.

— За знакомство, — ударяет бортиком о мой. Звон стекла эхом разносится по столовой.

В карих глазах Кирилла отражаются язычки пламени от свечи.

Пригубив вино, не могу оторвать взгляда от его глаз. Никак у меня не получается. Они, как два магнита, притягивают к себе. Прикосновение его руки к моей руке снова обжигает. Меня захватывает и кружит в этих ощущениях. Уже знакомых и вместе с тем совершенно новых.

Кит обнимает за талию, притягивает к себе и начинает плавно раскачивать нас под музыку. Я чувствую жар его тела. Его запах снова обволакивает и заполняет каждую клеточку в моем организме.

Сердце уже сходит с ума в панике. Оно не понимает, что ему делать. Дать еще один шанс этим глазам и этим прикосновениям или бежать от них как можно дальше.

— Я страшная сволочь, — его дыхание обжигает мой висок. — Но я все осознал, клянусь тебе. Идеальным никогда не буду. Идеальных людей в принципе не бывает. И характер у меня устоявшийся. Я его никуда не дену. Со мной будет трудно. Очень трудно. И я все равно прошу у тебя дать мне возможность быть рядом. Любить тебя. Мне без тебя очень плохо, Лад. И тебе без меня, я же вижу.

— Я боюсь тебя, Кирилл, — шепчу в ответ. — Довериться снова боюсь еще больше.

— Понимаю. Заслужил, — его губы слегка касаются моей кожи на щеке.

Это даже не губы, скорее дыхание, а в крови запускается необъяснимая химическая реакция. Так ни с кем никогда больше не будет. Я сейчас это отчетливо понимаю. Мы и не расставались. Он так и остался частичкой внутри меня.

— Давай начнем с простого. Я готов играть по твоим правилам. Буду отвозить тебя на работу, забирать вечером. Будем гулять…

— И ходить в кафе «Мороженое»? — смеюсь, утыкаясь лбом ему в плечо.

Мы не замечаем, что трек давно поменялся. Не попадаем в музыку. Просто топчемся на месте касаясь друг друга.

— Если захочешь. Я ни для кого не готов меняться. Таким, как сейчас, я буду только для тебя. Для остальных — все той же агрессивной сволочью. Иногда ревнивой сволочью, — теперь точно губы касаются моей щеки. Я чувствую их тепло. В моей голове начинают взрываться фейерверки. — И вернись в университет. Не занимайся ерундой. Я точно не стою того, чтобы ломать себе будущую карьеру.

— Работа.

— У меня есть. Нам хватит.

— Нет. Не хочу ни от кого зависеть. Хочу свои деньги.

— И это я упрямый? Ты мне только «да» скажи насчет универа, Лад. Я правда могу решить. Не шутил утром. Заочку хочешь?

— Хочу, — сдаюсь.

— Будет.

Он внезапно обнимает меня крепче. Утыкается носом в шею, целует там же, в сгиб, запуская новую волну сумасшедших мурашек по моей коже.

— Прости меня, — шепчет он между короткими поцелуями. Поднимает умоляющий взгляд. — Моя маленькая, тихая девочка. Прости, — начинает целовать лицо. — Люблю тебя. Дико это, знаю. Поверить сложно. Но это правда. Я никогда и ни с кем еще не был так открыт и честен, как с тобой. Люблю, — его губы касаются моих и кончик горячего языка очень мягко ласкает чуть обветренную после мороза кожу.

Глава 45

Кит

— Улыбаешься. Надо же. Я думал, ты только скалиться умеешь, — беззлобно цепляет Алексей.

Мы сидим в небольшом ресторанчике в его обеденный перерыв. Потом он дальше пойдет в универ, а я представлять свою идею с благотворительным фондом совету директоров. Вроде все подготовил, осталось разложить дяденькам в пиджаках и донести, как это круто — помогать кому-то кроме себя.

— Лада ответила на мой поцелуй недавно. У меня такого взрыва даже с ней еще не было. Как это работает? Девушка та же, фейерверки другие. Мощнее, ярче.

— Для ответа на этот вопрос тебе не нужен психотерапевт, Кир. Ты сам все знаешь. Наша встреча ведь о другом?

— Я боюсь, — признаюсь ему.

— Чего?

— Снова облажаться. Вот тут, — показываю ему на солнечное сплетение, — мерзкое напряжение. Сбросить никак не получается. Мне стало страшно к ней прикасаться. Кажется, сейчас трону и все сломается. Второй поцелуй у нас так и не сложился, хотя мы уже были на трех свиданиях.

— Тебе стали нравиться свидания?

— Нет. Они нравятся ей. Я готов терпеть и радовать. Мне хочется дальше, а я застрял, получается. Мы откатились до поцелуев в щеку. Зато я в универе ее восстановил. Правда на заочное.

— Молодец. Это важный шаг. Отец помог?

— Да. Пришлось просить.

Отворачиваюсь к окну. Неприятно, но ради нее я готов был перед ним поунижаться. Алексей думает с минуту, смотрит на меня внимательно. Объясняет:

— Тебе страшно упасть еще раз. В прошлый раз, когда ты сделал ей больно, ты уронил и себя. Ниже было просто некуда. А падать на дно всегда больно. Удар был неизбежен. Теперь твой мозг пытается тебя защитить и дает сигналы телу, притормаживая твои порывы. С собственным организмом придется договариваться. Отпусти ситуацию. Это было. Это ваш опыт. Теперь ты создаешь ваше с ней «сейчас». Ладе ведь тоже страшно. Она хрупкая девочка, к тому же пострадавшая сторона. По ней бьет сильнее, но раз она тебя подпускает, значит в ее голове это «сейчас» тоже есть. О будущем говорить пока рано. Научись жить и получать удовольствие в моменте. Вы есть друг у друга. Вас быстрее отпустит. Тогда можно будет думать про будущее.

— Мне хорошо с ней. Я кайфую, когда она рядом.

— И при этом думаешь не об этом кайфе, а о том, что все сломается. Завязывай. Просто отдайся моменту, в котором находишься.

— И поцеловать? — я снова улыбаюсь. — Даже если страшно?

— Обязательно поцеловать. Она же пустила тебя за эту границу, а ты пытаешься возвести там стену. Зашел уже, все. Выдыхай и наслаждайся. Только не дави. Аккуратно.

— Спасибо, — жму ему руку.

— С отцом так и не надумал помириться? — отпускает мою ладонь и быстро допивает свой чай. Время. Нам обоим пора ехать.

— Нет. Я просто не вмешиваюсь в его жизнь больше. Не мешаю. Ему без меня прекрасно жилось, Алексей Олегович. Зачем навязываться? Он вроде как клинья опять к Маше подбивает. Может примет она его обратно. Мне правда все равно. Вот тут я как раз все отпустил. Он меня уже почти не раздражает. А работать с ним нормально. У него опыта дохрена. Мне интересно. Я учусь.

— Так пока тоже неплохо. Время залатает все, что еще можно вылечить. Увидимся.

Прощаемся с ним. Рассаживаемся по тачкам и каждый едет в свою сторону. Повторяю про себя речь для презентации. Главное, сейчас быть убедительным. Это я умею.

Переодеваюсь в кабинете. Сегодня у меня тоже костюм. Черные брюки, пиджак, винного цвета рубашка и туфли. Дорого, стильно, сдержанно. То, что нужно для подобного мероприятия.

Беру флешку. Иду в большой зал для переговоров. Во главе стола, напоминающего по форме вытянутый овал, сидит отец. По обе стороны от него ключевые партнеры. Еще четыре человека разной степени важности чуть вдали, тоже друг напротив друга.

«Пищевая цепочка» — смеюсь мысленно.

Включаю ноутбук, вывожу изображение с флешки на большой экран на стене и начинаю вещать им далеко не про благие цели, про выгоду, которую я рассчитал, проведя за изучением материала несколько бессонных ночей. Эти люди ведутся только на деньги. Если нельзя заработать, значит надо сберечь то, что есть, и сэкономить на расходах. Тоже прибыль в итоге, только немного другого формата.

В конце своего монолога, делаю глоток воды и бутылки и бросаю пару колких фраз про карму, и едкую ухмылку вдогонку. Я все же должен остаться собой, тогда точно поверят.

Начинается обсуждение. Они передают друг другу размноженные бумаги с тем же, что я изобразил в презентации. Спорят, считают, заказывают себе кофе.

Это все очень долго, но Алексей однажды дал мне интересную характеристику — пробивной. Так и есть. И хер я отсюда уйду, пока не получу положительный результат.

Иногда приходится вмешиваться, объяснять или даже давить. Отец неодобрительно качает головой, но это моя игра. Еще одна игра на желание, если угодно. Я хочу свой результат. Я не проигрываю!

Выносят на голосование. Не прошло и года. Поднимается одна рука, вторая из тех, что помельче. Крупные держатели акций пока молчат. Тоже наблюдают, как двое мешкаются. В итоге тот, с кем мы говорили в ресторане, поднимает руку. Его голос можно считать за два.

Бесит, что тянет отец.

Сука. Хоть раз в жизни ты можешь просто взять и поддержать меня?!

Зло смотрю ему в глаза. Он улыбается и тоже поднимает руку. Его голос я тоже считаю за два. Меня нет в совете, я голосовать не могу. Ждем еще троих.

Еще через десять минут у меня единогласное положительное решение. Рубашка мокрая на спине. Потряхивает слегка. Но я сделал это. Я получил очередной выигрыш! Джекпот, вашу мать!

Будет теперь у детского дома, в котором работает Лада, нормальное обеспечение.

— Кир, поговорим? — в коридоре меня ловит самый молодой из трех крупных игроков нашего бизнеса.

Точнее в партнерах у нас его отец, но приехал он и право голоса по документам у него есть в случае чего. Демид Добронравов. Ему вроде еще нет тридцати, а он уже очень высоко взлетел.

— Без проблем. Только давай не здесь. Тошно уже от этих… — киваю в сторону переговорной.

— Это часть большого бизнеса. Без поддержки тебя сожрут. Терпи.

Выходим на улицу. Садимся в его машину.

— Расскажи мне про этот детский дом подробнее, пожалуйста. Ты же явно знаешь.

Мне не жалко. Делюсь, но информации у меня крохи на самом деле. Больше потому, что им нужно, а его почему-то интересуют воспитанники. Демид спрашивает про условия содержания детей, про то, где они учатся. Я только руками развожу.

— Не ожидал, что тебе будет интересно. Мне еще недавно было все равно. Я даже не задумывался о таких детях.

— Все меняется, — он задумчиво стучит пальцами по рулю. — Скажи, а ты серьезно не хочешь курировать этот фонд сам?

— Да. У меня там девушка работает. Не хочу, чтобы в ее голове даже отдаленно возникла мысль о том, что я пытаюсь купить ее чувства. Я не пытаюсь. Но решил, что мое участие в этом проекте должно быть инкогнито. На всякий случай.

— Понимаю. Если я возьму фонд под свой контроль, ты не будешь против? У меня есть одна давняя задумка. Может получится осуществить.

— Если хочешь, — пожимаю плечами. — Я не против.

— Спасибо. Буду должен.

— Не надо. Просто сделай все как надо. Не дай этим старпёрам угробить идею. Они могут.

— Это точно, — смеется он.

Прощаемся. Смотрю на часы. Я как раз успеваю забрать Ладу с работы.

Мчу за своей девочкой на пределе допустимых скоростей. Криво паркуюсь у забора. Проваливаясь в свежий снег по самую кромку ботинок, пробираюсь на территорию детского дома. Охрана уже привыкла ко мне. Дежурный просто машет рукой. Отвечаю кивком головы и вхожу в корпус.

Лада уже мчится мне навстречу в облегающих джинсах и знакомом белом свитере.

— Привет, красивая моя, — ловлю ее за талию. Утягиваю в небольшой тамбур перед входом. Вжимаю в стену и жадно впиваюсь в губы.

Мне же сказали, можно целовать. Я очень хочу!

Эпилог

Мы в обнимку стоим у окна и смотрим, как небо озаряет вспышками новогодних фейерверков. В черноте над домами расцветают яркие цветы, рассыпаются на искры и падают вниз, не долетая до крыш.

Я сегодня впервые пришла к Кириллу. Тот случай, когда он забрал меня из клуба не считается.

Новый год вместе.

Говорят, как его встретишь, так и проведешь. До сегодняшнего утра я до конца не могла ответить себе на то, как хочу провести следующий год.

Мне нужно было время, чтобы во всем разобраться без давления, в том числе и мамы. Я очень ее люблю, знаю, как сильно она за меня переживает и мне приятно, что она всегда принимает меня, чтобы я не натворила. Наверное, я просто повзрослела и мне хочется чуть больше самостоятельных решений, даже если они неправильные.

Мое решение сейчас стоит за моей спиной, водит губами по изгибу открытой шеи и греет меня своим теплом.

А буквально неделю назад он сломал мой психологический барьер. Толмачев сгреб меня в охапку, погрузил в свою машину и привез в университет. Крепко взял за руку и завел внутрь. Мы просто бродили по коридорам, общались с однокурсниками. Он обнимал меня при них, открыто показывая, что мы вместе. Не было ни осуждающих взглядов, ни подколов, которых я так боялась. Наверное, это влияние Толмачева и без его присутствия все могло бы происходить иначе, но ему удалось меня убедить. Я перестала бояться полюбившихся аудиторий и тычков в спину. Появилась уверенность, что их не случится. А если вдруг кто-то посмеет, у меня есть Кир.

Он теперь правда есть именно так, как мне было нужно. Никуда не делся его жуткий характер, и он по-прежнему считает, что свидания — это пустая трата времени. Кирилл остается собой, но при этом внутри него, в его глазах произошли колоссальные перемены. Пока это замечаю только я и немножко дядя Влад. Остальные поймут позже.

Сегодня утром я проснулась с улыбкой и совершенно легко написала ему: «Да, я хочу встретить Новый год именно с тобой».

Мама уехала к дяде Владу, у них вроде налаживается, а мы здесь, обнимаемся и как любит говорить Кир, кайфуем друг от друга.

Его теплая ладонь сползает по моему животу ниже. Вторая скользит на бедро, а губы ловят мочку уха. По телу бегут мурашки. Хочется оглянуться и проверить, не очередной ли это розыгрыш и нет ли где-то поблизости камеры.

Я быстро гоню от себя эту мысль. Нет здесь камер. Есть только мы и наши чувства. Мы дали им шанс. Глупо убивать их сомнениями. Меня бы здесь не было, если бы я не поверила ему…

Откинув голову на плечо Кирилла, остро чувствую каждое прикосновение его губ и рук. Ладони гладят, сжимают бедра под праздничным платьем. Попой чувствую его эрекцию и это так жарко и сладко. Горячие пальцы пробираются к низу живота, касаются кромки трусиков, проталкиваются под резинку.

— Останови меня, пока еще я могу тормознуть, — шепчет в ухо и тут же касается его языком.

— Не… — на вдохе, — хочу… — на выдохе.

Молния платья ползет вниз. Он аккуратно снимает его по плечам, освобождает руки от рукавов и роняет к нашим ногам.

— Черт, какая же ты у меня охрененная, — накрывает обеими ладонями грудь, сминает ее, задевая соски. Электрические разряды бьют сразу во все чувствительные точки и фейерверки с неба перемещаются прямо мне в голову.

Я чувствую, как он сдерживается. Его действия не вяжутся с резковатым, хриплым, рваным дыханием, напряженным телом и нетерпеливо пульсирующим членом в тонких брюках. Мне вдруг кажется, он тоже боится.

Разворачиваюсь в кольце его рук, упираюсь ягодицами в прохладный подоконник, обнимаю крепкую шею и целую его губы сама. Они со вкусом шампанского и апельсинового сока. Это так вкусно, что голову кружит не от алкоголя. Мы почти не пили.

Его несдержанный стон подгибает мои колени. Соски трутся о рубашку. Путаясь в дурацких пуговицах, пытаюсь расстегнуть. Кит делает шаг назад, вытаскивает рубашку из - под ремня и рывком дергает в стороны. Пуговицы разлетаются по полу. Он, коварно улыбаясь, стягивает ее с себя. Следом летит ремень с холодной металлической бляшкой, и мы снова тискаемся у окна под редкие крики соседей и взрывы петард на улице.

— Я не хочу, чтобы ты сдерживался. Хочу, чтобы был собой. Пожалуйста.

На его красиво раскаченном торсе играют мышцы, прорисовывая идеальные кубики. Брюки сидят низко на бедрах, а в глазах полыхает жгучая страсть.

— Иди сюда, — обняв одной рукой за талию, легко поднимает над полом и несет на кровать. — Я просто боюсь напугать после того…

Закрываю ему рот ладонью, не давая говорить. Не хочу я «После того случая», я хочу сейчас. Я горю сейчас вместе с ним. Я горю им.

— Пожалуйста, — прошу снова.

Его поцелуи становятся наглее. Оставляя влажные следы на груди, животе, он спускается к лобку. На мне трусики, которые он стащил из моего шкафа, когда выбрасывал вещи. Вернул сегодня. Ненормальный! Мой!

Зарываюсь пальцами в волосы на его затылке, массирую, царапаю кожу. Он разводит в стороны мои бедра, прикусывает кожу на внутренней стороне и своими наглыми острыми зубами покусывает плоть под тканью белья.

Это так пошло и так сладко. Тело выгибается навстречу, требуя еще больше остроты. Оно скучало по этим губам и рукам.

Он перекатывает сосок между подушечками пальцев одновременно вдавливаясь языком между ног.

— Ммм… — ерзаю.

Подтягивается выше. Мышцы и вены на его руках красиво перекатываются под кожей. Веду по ним пальцами не скрывая восторга.

— Все для тебя, — коварно улыбается, одной рукой расстегивая ширинку и спуская брюки на бедра. — У меня кроме тебя никого нет. И… — кусает нижнюю губу, вызывая у меня микрооргазм этим своим жестом, — резинок тоже нет. Как-то я тормознул, — виновато.

«Или не верил, что я соглашусь» — додумываю сама.

— Я попробую еще раз тебе довериться.

Смотрю, как меняется его взгляд. Он закрывает глаза на секунду как перед прыжком и накрывает меня собой. Наши губы быстро находят друг друга, языки встречаются. Одно ловкое движение и я чувствую, как преодолевая сопротивление, Кит входит. Горячо. Тугие мышцы сдавливают его член слишком плотно. Им непривычно и так вкусно.

Он ловит мои руки, скользит по запястьям, переплетает пальцы, вдавливая кисти в подушку. Мы смотрим друг другу в глаза, стонем друг другу в рот, разгоняемся оба. Соскучились.

Без него мне было плохо. Словно все время не хватало очень важного в груди. Кит говорил, ему без меня так же. Сейчас хорошо. Тормозить совсем не получается. И сдерживаться тоже. Не знала, что мое тело способно испытывать подобное. Я расслабилась и полностью все отпустила. Есть только мы. Наше дыхание, наши поцелуи и ощущения друг друга на кончиках пальцев.

Его вкус у меня во рту сводит с ума.

Я так люблю его. У меня не получилось убить в себе это чувство. Оно рвется наружу громкими стонами.

Кит усиливает напор. Внизу живота становится чуточку больно, но это никак не мешает. Мы уже не горим. Мы пылаем и есть шанс спалить не только кровать, но и всю квартиру.

Улетаем почти синхронно. Он кончает от моего оргазма, заливая спермой живот. Целует губы. Пытаемся отдышаться и улыбаемся друг другу в рот.

— Люблю, — с хрипом и свистами признается. — Сдохну без тебя, наверное. Не бросай меня, пожалуйста.

— Люблю, — целую его в ответ, слегка прикусывая губу.

— Ай! — смеется, скатываясь на бок. — Спасибо тебе за этот шанс, Лад, — водит костяшками пальцев по моей щеке. — Я постараюсь не про... кхм... моргать.

КОНЕЦ

6.12.2022