Василиса из рода Ягинь бесплатное чтение
Глава 1. Гуси – лебеди
Когда она вошла в деревню, все песни смолкли, и наступила настороженная и тревожная тишина.
Было слышно, как матери подзывают своих детей, а те сбегаются, как цыплята под пестрые платки.
– Ванко! Ванко! – кричал охрипший женский голос.
Прямо по дороге спешил к протянутой материнской руке мальчонка в длинной рубахе, чтобы тут же юркнуть за мать, чтобы потом опасливо оттуда выглянуть.
– Мама, а кто это? – слышался перепуганный детский шепот. Грязный палец указывал на странную девушку, которая вошла в деревню, минуя караульную башню. Сама она была странной, белой-белой. Не чета загорелым крестьянкам с огрубевшими руками. Тонкая, как березка, худющая с расправленными плечами.
Тяжкий труд уже заставил сгорбиться половину женщин, а она шла ровная, словно не знала ни сохи, ни плуга, не таскала ведра из колодца, не горбилась над вышивкой.
– Тише, тише, – шипели матери, не сводя глаз с незнакомки.
Незнакомка шла, осматриваясь по сторонам. Деревня затихла, глядя на незваную гостью. Даже парни с девушками, которые до этого запевали песни и смеялись на завалинке возле одной избы, умолкли, провожая взглядом невысокую фигуру.
– Страшно, матушка! – вжимались дети, но при этом с любопытством смотрели на девушку. А ведь было на что смотреть!
Ростом она была не дюжа, лицом бела. В светлой косе пестрели заговоренные ленты. Длинный сарафан, расшитый защитными узорами, шуршал по утренней росе. Большие голубые глаза с удивлением осматривали просевшие крыши, кривые окна и собак, которые, словно с цепи сорвались, едва почуяв незнакомые запах. Они разрывались хриплым лаем, учуяв то, что не чуяли люди. Запах навьих.
В руках у девицы был посох, увенчанный человеческим черепом. На голове мрачный кокошник, словно костяные пальцы, оплетённые паутиной. А может, то они и были. Кто ж знал!
На плече гостьи дремал огромный черный филин.
– Это ж василиса, – испуганно перешептывался люд, пока василиса обводила взглядом убогие бревенчатые дома и тех, кто высыпал из них поглазеть.
Близко к ней не подходили. Сторонились. Опасались.
Гостей в деревне мало бывало. Да и от тех, что бывали жди беды.
– Ходят василисы, детей воруют, – слышался трусливый шепот за спиной. – Из лесу приходят… Говорят, что сами они – сила нечистая… Тише-тише… Зачем пришла? А кто знает? Неужто у кого-то домовой расшалился?
– Чем обязаны, – послышался громкий голос седого мужика, который снимал с себя шапку, обнажая взъерошенные волосы. – Староста Бадейка…
– Из лесу вышла, тропами нехожими и погаными шла, – не мог успокоиться люд, вытаращив глаза на страшный череп, украсивший посох. На мгновенье он сверкнул глазами. – Гиблыми… По таким пройдешь там и сгинешь. А ей ничего! Хоть бы хны!
– Здравия вам, – послышался голос василисы. Она стояла посреди деревни. – Староста…
– С чем пожаловали? – дрожащим голосом спросил староста, пока где-то отчаянно кричал петух и лаяли собаки.
Высокая бревенчатая смотровая башня в самом центре деревни смотрела сразу во все стороны Черного Леса.
– Бом, бом, бом, – опомнился звонарь, дергая за язык старинный тревожный колокол. Гулкие удары возвещали пожар, свадьбу, похороны, приход чужаков, нападение и прочие важные для деревни события.
Раскатистый звон поднял перепуганных птиц, которые тут же вспорхнули в сумрачное, затянутое утренней дымкой, небо и разлетелись над древним лесом.
– В Красный Посад иду, – ответила василиса, с удивлением глядя на людей.
– Я же тебе говорил, – послышался негромкий голос Филина. – Деревня, это тебе не лес. – Народу много, шуму много, толку мало. Привыкай. Ну… Че молчишь? Давай, про беды спрашивай! Что я тебя должен за язык тянуть!
– Может, беда какая у вас приключилась? – спросила василиса, а голос ее чуть не дрогнул. – Рассказывайте, люди, добрые… Помогу, чем смогу…
– Не бесплатно, – пихал головой филин, делая вид, что крепко спит и ворочается во сне. – Сколько тебя учить надо! Ой, чую, без меня ты с голоду помрешь! Я – то себе мышь поймаю! Ты не переживай! Но не поделюсь! Будешь сосать мышиные косточки!
– Коли в цене сойдемся, – негромко и даже немного робко добавила молодая василиса. И покрепче сжала свой страшный посох.
– Так ведь есть беда! – сделал шаг вперед староста, указывая рукой за околицу. – Совсем одолели! Ни шагу ступить! Как налетят, окаянные, как небо заполонят! Крыльями бьют, с ног валят! Вчера ребятенка унесли! Мать не доглядела!
В тишине послышался плач возле одной неказистой избы. Напротив избы стояло старое деревянное корыто, а на бревне, прислонившись к деревянному столбу, сидела израненная женщина, в окружении взъерошенных детей. Дети облепили ее со всех сторон, утешая. Но при этом сами ревели!
Василиса посмотрела на мрачный лес, которые начинался за околицей. Даже дорога сворачивала направо, где деревья не такие густые, не рискуя вести путников через мрачные дебри.
– Где унесли? Из деревни? – выдохнула василиса, пока бабы налетели на несчастную, утешая ее.
– Да два шага за околицу сделал! Мы уже подрядились, как на горизонте их завидим, так во все колокола трезвонить. Это дите глуховато было! Или напугалось! Мамка не успела. Бросилась за околицу, отбить пыталась! А они, гляди, что с ней сделали! Сама едва жива осталась. У них перья, как мечи! Мы уж и стреляли с башни. Да что толку? Семь сердец у них! В одно попадешь, в шесть промахнешься!
Староста уже вел василису в сторону завалинки.
– А ну пошли прочь! – шугнул утешительниц староста. А те вспорхнули, словно птицы, отходя на несколько шагов. – Гляди, василисушка!
Баба подняла глаза. Руки ее были перемотаны. Сквозь лен виднелась спекшаяся кровь. На лице – глубокие кровавые ссадины.
– Матушка, – послышался детский всхлип, пока василиса разматывала повязки. На руках виднелись следы зубов и порезы. Ну и лютые.!
– Да погодь ты! Не видишь, что старшие разговаривают! – прикрикнул староста. – Совсем спасу нет! А до ентого тоже ребятенка унесли. Сестра за ним пошла… Не вернулась!
– Гуси – Лебеди? – вздохнула василиса, положив посох с черепом на траву.
– Про деньгу помним, да? – послышалось уханье филина. – Мы помогаем не бесплатно! Бесплатно мы только сочувствуем!
– Но ведь помочь надо! Гляди, горе какое! – тихо вздохнула василиса. И тут же дернулась, глядя в сторону посоха. – Не трожь!
Прыткий и любопытный малец, который полез смотреть посох, отдернул грязную руку. Стоило ему только приблизить руку, как глаза у черепа стали загораться зловещим зеленым светом.
– Убьет, ведь! – прошептала василиса, беря в руки посох. – Ладно, помогу вам! Если скажете, куда полетели!
– Вот те раз! Когда жадность воспитывать будем? – послышался недовольный голос филина. – Понимаю, она у нас еще маленькая, не выросла! Но когда растить будем?
– Да туда и полетели! – махнул рукой староста, хмуро поглядывая на чащобу. – Мы туда не ходим. Говорят, что там пещеры есть! Охотники говорили, что видали! Видать, там и осели, эти лебеди проклятущие. Девки – дуры ходили за грибами, видали пещеру. Перепугались не на шутку! Но хоть живыми вернулись! И то счастье!
– Рассказать, где видали, смогут? – спросила василиса, глядя на собравшуюся вокруг деревню. Жители держались на почтительном расстоянии.
– Как пойдешь вон туда, промеж тех двух деревьев, что ворота напоминают, – размахивали руками девушки, немного осмелев. – Будет там поляна. На ней направо свернешь и до камня дойдешь…
Василиса слушала и кивала.
– Про деньгу давай! Дескать, пойду, люди добрые, а вы пока деньгу готовьте! – ухал филин на плече, подсматривая одним глазом. – Чай не домовушку – буяна приструнить! Тут жизнью рисковать надобно!
– Да успокойся ты, – шепнула василиса, а филин демонстративно повернулся к ней задом, впиваясь в костяной наплечник острыми когтями.
– Я с тобой не обедаю, – проворчал он. – Я –то себе обед поймаю. А ты как хочешь! На грибочках посидишь! Вот! Тебе не привыкать!
– Пойду я, – вздохнула василиса, вставая с бревна и двигаясь в сторону лесных врат.
Чем дальше от деревни, тем меньше страх. Стоило только зайти за первое дерево, как на сердце полегчало.
– Страшно-то как с людьми, – выдохнула василиса, оглядываясь на деревню. – Непривычно и боязно.
Лес зашелестел, а василиса наконец-то вздохнула с облегчением.
– А правда, что раньше люди в огромных теремах жили? – спросила василиса, глядя на хвост филина. – И на телегах самоходных ездили? А потом беда пришла, и они в лесу укрылись. И теперь нет ни выхода из лесу, ни входа….
– Сказки все это! – проворчал филин, все еще обижаясь. – Люди много чего понарасскажут! Ты о птичках думай!
– Ну ты же летать умеешь! – вздохнула василиса, медленно приближаясь по шелестящим травам к темной границе древнего леса. – Может, летал и видал чего?
Под ногами шелестела трава. Утреннее марево сменялось холодом жуткого Черного Леса. Таинственный полумрак окутал старые пни, покрытые плесенью корни. Серые космы паутины свисали с веток, а таинственные крики в глубине леса наводили ужас.
– Ну наконец-то! Хоть не так страшно! – радостно выдохнула Василиса, глядя на черные ветви и вековые стволы. – А то я так перепугалась! Мало того, что деревьев нет. Так еще и людей столько! Отродясь столько не видывала…
Веточки хрустели под ногами, а посох вспыхнул тусклым светом. Нехороший знак.
Глава 2. Тот, кто прячется в лесу
– О, ты еще Посады не видела! Это что? Так, маленькая деревенька! – оживился филин, сидя на костяном наплечнике. – Откинуть детей, стариков, дюжины три останется народу! Не горюешь, что от Яги ушла?
Вспомнилось Василисе, как она с Ягой прощалась. А по избе девки мелкие бегали. В горелки играли. Будущие василисы. И невдомек им, неразумным, что как возраст придет, так придется распрощаться с избушкой. В люди пойдут, добро нести да защиту.
– Опять принесли! – послышался голос Ягини, баюкающей всхлипывающий сверток. – Тут только в печь! Ну-ка, сейчас тесто раскатаем!
Видела василиса, как лопата с тестом и дитенком в печь отправляется.
– И не трогать! – погрозила пальцем Ягиня, доставая из еще одной печи дите. – А тебе еще доходить! Кто ж виноват, что мамка не доносила! Вот и лежи в тепле! Считай. В мамке! Ой, старая я стала! Совсем силов нет. И помощи никакой! Эй, охломонки, почем зря в горелки бегать, лучше бы трав рвать пошли!
Василиса сидела на скамейке, видя, как Ягиня достала из сундука потаенного нарядный сарафан и кокошник.
– Ну все, девонька, – усмехнулась Ягиня. – Совсем взрослой стала. Пора и честь знать. Пойдешь людям служить! Да от напасти беречь!
А в глазах василисы слезы стояли. Сердце до сих пор не верило, что пришла пора расстаться. Она так привыкла к этому месту, где все родное. Тесто в кадушке, травы под потолком, печка с магическими символами и мисочка для домового. Она знала каждую щербинку, каждую шероховатость лавки, знала каждую доску на полу. И теперь все это придется отрывать от сердца. Ведь сюда она больше никогда не вернется.
– Все они василисами будут. А без василис нынче никак! – покачала головой Ягиня, гладя узловатыми пальцами защитные знаки, вышитые на сарафане.
– Матушка Ягиня, – взмолилась василиса. – Может, я при тебе останусь? С детками подсоблю. Тоже Ягиней стану!
– Полно! – насупилась Ягиня, шелестя сарафаном. – Вот сколько василис при мне останется. Не пропаду! Ты там смотри! Делов не навороти! Особливо мужиков бойси! От них усе беды бабьи идут! Ну, че сидишь, пошли в баньку парится! Навий дух из тебя выгонять! А то люди за версту почуют, так еще че надумают нехорошее!
Новый сарафан был очень красив, а новая рубаха и того краше. Никогда у василисы такой обновки не было.
– О, какая ты у меня красавица! Всем на зависть! Ну, тяни косточку, – усмехнулась Ягиня, доставая потертый мешочек с вышивкой и развязывая замусоленную тесьму. – Поглядим, какая судьба тебя ждет!
Дрожащая рука василисы опустилась в мешочек, а в руках был костяной крючок. Что это значило, одной Ягине ведомо было.
– Так, поглядим, – прищурилась Ягиня. – Много хорошего сделаешь ты… Любовь свою вскорости встретишь… Ох…
– Что? Любовь? – удивилась василиса, зажимая руки между коленями.
– Сейчас глянем! Тяни еще две! – потребовала Ягиня, а рука василисы нырнула в мешочек. Она вытащила две косточки. Темную и острую.
– Да тьмою она окутана, девка. Я бы поостереглась! – встревоженно заметила Ягиня, глядя на перепуганную девушку. – Как любовь сладка, так и расплата горька… Страшна любовь его будет, да не уберечься. Глаз на тебя положил кто-то темный, навий. Правда, лицо скрывает! Видал он тебя, когда ты дитем бегала. И с тех пор следит за тобой! Глаз не сводит. И мне глаза отводит. Сильный, значит…
Василиса вздрогнула. Ей часто в чащобах глаза чудились, когда она с девками за травами или грибами ходила. Стоило ей только глянуть, как исчезали они. Никому он про глаза страшные не рассказывала. Даже Ягине. А девкам подавно! Засмеют! Уж кто-то, а они – то с детства всю нечисть знают!
– А что там еще? – с замиранием сердца спросила василиса, нетерпеливо ерзая по лавке.
– А тебе это знать не надобно! – прищурилась Ягиня, а потом посмотрела на бледное лицо девицы. – Знаешь, что. Дорогой другой пойдешь. Не как все. Может, от любви и судьбы тебя отважу! Ну, куда путь держать удумала?
– В Красный Посад, наверное,– пожала плечами василиса.
Она никогда не была в Посадах, но что-то слово ей приглянулось. Красный, красивый, значит!
– Значится так, обойдешь избу три раза, и пойдешь по дороге, по которой я тебе скажу. – Вот тебе оберег. Может, отвадит полюбовничка твоего будущего!
– Принесли! – послышались детские голоса под окном, пока на шею василисе узловатые пальцы надевали обереги. – Ой, а что уходит Василиса Старшая?
– Пора ей со двора! – послышался скрипучий голос, а изба повернулась, открывая двери.
– Ну иди! – обняла ее Ягиня, выходя из избы. Черные ветки переплетали жуткий частокол.
– А ты со мной брусникой не поделилась! – гомонила беззаботная малышня, толкая друг друга. – И венок я тебе не дам! Свой сплети!
Василиса посмотрела на них с завистью. Она уходит в огромный и неизведанный мир. А они остаются в уютном лесу, среди ягод, грибов и знакомых тропок.
– Тише! – прикрикнула Ягиня на разбушевавшуюся толпу девочек. Самой старшей было двенадцать. Самой младшей три.
– Ну, выбирайте себе василису! – послышался голос Ягини. Она обращалась к черепам, надетым на кольях. – Эй, глухомань! Я кому говорю!
Черепа развернулись к Ягине, а их глаза тускло засветились.
– Какой вспыхнет, тот и твой! – прошептала Ягиня, беря за плечи василису.– Крайний не бери! Он себе на уме! С норовом! Да он тебя и не выберет. Он свою ждет. Намучается с ним девка, мама не горюй! Че зыркаешь? Про тебя речь идет!
Осторожными шагами, василиса подошла к частоколу, откуда на нее зловещими глазами смотрели черепа. Пожелтевшие, треснутые, беззубые, омытые дождями и иссушенные ветром, они никогда не пугали василису.
Стоило ей поднести руку к первому, так тот как погас.
– Не мой, – вздохнула василиса. – Ну что, а ты со мной пойдешь? И ты нет? Жаль…
Один из черепов вспыхнул, заставив ее отшатнуться и зажмурить глаза от яркого света, ударившего из пустых глазниц.
– Бери его, на посох надевай! Будет служить тебе верой и правдой! – вздохнула Ягиня. – Береги его. Он твой помощник, твой защитник. Помни, всему, что я учила.
Василиса держала в руках череп, чувствуя, как ее наполняет колдовская сила. Она словно дышала ею. А потом водрузила череп на поданную палку из осины, продела веревки сквозь пустые глазницы, пропустила во рту и примотала крепко-накрепко.
Назад дороги не было.
– Ну все, прощай, – послышался голос Ягини, когда василиса стала обходить избу три раза. – Сюда иди… Этой дорогой пойдешь!
Старая потайная тропка, уходящая в темные дебри, открылась ее взгляду после короткого шепотка Ягини.
– Вот что я людям скажу? – пугалась Василиса, чувствуя, как дрожит рука с черепом. – Я же совсем с людьми не умею! Боюсь я их!
– Не боись! Но с людьми на чеку будь! – наставляла Ягиня. Василиса смотрела на нее, представляя, сколько раз уже Ягиня так делала. Скольких василис проводила. И ни одна не вернулась.
Первый шаг дался с трудом. Лес зашелестел, словно приветствуя ее. Поначалу казалось, что она вышла за травами, и скоро вернется в уютную избу. Но с каждым шагом, василиса понимала, она уже не вернется. И быть может, никогда.
На пути попадались грибные поляны, а она медленно шагала по нехоженой тропе, видимой только ей.
Много в лесу таких потайных троп, которыми люди не ходят. А если и шагнут на нее, то заплутают и сгинут. На то они и потаенные.
Внезапно василиса почувствовала, как лес потемнел. А это был плохой знак. Лес темнеет неспроста. Вспомнила василиса, как бежала в избу, едва завидев, как лес чернеет на глазах. И вспоминала корзинку, брошенную на тропе. «Правильно все сделала! Ниче страшного! Главное, что уцелела!».
– Кто здесь? – внезапно дернулась василиса, выставляя череп вперед. – Отвечай!
В темноте ей глаза мерещились. Словно смотрят они то здесь, то там.
– Отвечай, по добру поздорову! – пригрозила василиса.
– Ждал я, когда ты подрастешь, – послышался голос. Он, словно окружал ее. – Приглянулась ты мне… Сгинуть не хочешь?
Глава 3. Полюбовник
– Кто ты? – крикнула Василиса, медленно поворачиваясь на месте. Череп в руках горел, освещая деревья призрачно-зеленоватым светом.
– Судьба твоя, – послышался голос позади.
– Что? – дернулась василиса, тряся головой. Вот еще недавно она в теплой избушке жила, а теперь по миру шатается.
– Говорю, лох – это судьба! – ухнул филин, обижаясь и нахохливаясь.
– Аааа… – многозначительно протянула василиса, перелезая через поваленное дерево. Сразу было видно, что места здесь не хоженые. Вон чаща какая непролазная!
Только сейчас, вынырнув из воспоминаний, она вспомнила, что идет к гусям – лебедям. И стало ей вдруг страшно. Никогда она с ними не сталкивалась. Только на картинках видала.
– Альтруизмом в детстве девочки болеют! – обиделся филин. – Так, я составляю ценник! Жалобы на нечисть – первые три минуты бесплатно, а потом по рублю за минуту! Просто поговорить – пять рублей. Просто спросить – десять рублей. «Сделать ли хоть что-нибудь» – одиннадцать. Так, за домового сколько берем? Ну давай пять рублей! За кикимору – пятнадцать! Ты хоть запоминаешь, что я говорю? Или я тут сам с собой беседы веду?
– Запоминаю, – прошептала Василиса, прислушиваясь. Где-то неподалеку слышался шелест крыльев.
– Пока ты голову чешешь, нечисть плодится! Пока ты цветочки на лугу собираешь, нечисть плодится! Пока ты грибы ищешь– нечисть плодится! – продолжал филин.
– Ты о чем? – спросила василиса, ступая осторожно, чтобы не выдать своего присутствия. Тусклый свет черепа на посохе напоминал, что где-то рядом есть нечистый.
– Я составляю объявление! Напишешь на бересте и прибьешь в деревне! – фыркнул филин, ерзая на костяном наплечнике. – Кто-то же должен тащить тебя из финансовой задницы!
– Ага, – согласилась василиса. Только вот Яга ничего про деньги не говорила. И не рассказывала, как правильно с людей деньги брать! – Сам –то ты, какая нечисть?
– Что? Я? – ужаснулся филин. – Я нечисть? Я…. Эм… просто говорящая сова!
– Таких не бывает, – вздохнула мудрая василиса, глядя на нахохлившегося филина.
– Нет, почему же? Мышь радиоактивная попалась! – юлили филин, поглядывая светящимися глазами по сторонам. – Съел и сразу разговаривать начал!
– Не могу понять, кто ты, – нахмурилась василиса. – Но чую силу твою. С тобой бы я не совладала. Если бы матушка ягиня тебя мне на помощь не послала, то …
– Послала! Послала! – как-то спешно заметил филин. – И еще и наказывала беречь тебя! Уму разуму учить!
– Странно, сколько жила, о тебе не слышала. И еще страннее, что другим она никого не посылала! – сомневалась василиса, осторожно подбираясь к страшному месту. Нельзя было выдать свое присутствие раньше времени.
– А что тут такого? – заухал филин, прикрыв один глаз. – Она послала меня в задницу! И вот, я на месте!
– Меня –то обмануть можно. А вот череп не обманешь! Он нечисть за версту чует! – заметила василиса, пока светящиеся глаза черепа освещали путь туда, где слышался «гогот» и шум крыльев.
– Пируют… Опоздали… – резко заметил филин, вздыхая. – Гуси – лебеди, помнишь да? У них семь сердец!
– Ага, – выдохнула василиса, раздвигая кусты. На усеянной костями и обрывками одежды поляне зияла чернотой пещера. А в не мелькали зловещие огоньки. Крики, отразившиеся от стен пещеры, разносились по лесу. И, правда, казалось, что это кричат деревенские гуси, если бы не одно но…
– Слетай! – дернула плечом василиса, покрепче сжимая посох.
Она вышла из кустов, слыша страшный «гогот» из пещеры.
Череп горел в темноте, а его магия окутывала василису с ног до головы.
– В пещеру целься! – слышался голос филина, присевшего на ветку.
– А вдруг там кто-то живой? – прошептала василиса, глядя на уставившиеся на нее светящиеся глаза. – Вдруг там дети!
– А вдруг здесь кто-то живой? В пещеру! – орал филин. – В пещеру!
– Нет! Пусть вылетят! – ответила василиса, чувствуя, как дрожит ее рука.
Послышалось хлопанье крыльев. Из зловещего мрака пещеры вылетела целая смертоносная стая. Издалека из действительно можно было принять за гусей или даже за лебедей. Белые, как лебеди, крикливые, как гуси, они были с половину человеческого роста. Страшные острые клювы были усеяны зубами. А светящиеся глаза наводили первобытный страх. Вместо перепончатых лап у них были цепкие когти, как у хищных птиц.
С дикими криками, от которых по коже пробежали мурашки, они взмыли вверх жуткой стаей, а потом бросились вниз.
Василиса сжала посох покрепче, видя окровавленное оперение.
– Ииии! – пискнула она, впервые в жизни испугавшись ни на шутку. Ее пересохшие губы читали старинный заговор, от которого глаза черепа вспыхивали все сильнее. Смертоносный свет, поднятый вверх заставил нескольких особо рьяных гусей упасть замертво к ее ногам. Остальная стая поднялась вверх, пугая своими диким криками.
– … ни в день деньской, ни в черную ночь…. Прочь! Прочь! Прочь! –шептала Василиса, обжигая зеленым светом тех, кто пытался приблизиться к ней.
Опаленные крылья чернели и рассыпались прахом, а сами гуси лебеди падали на землю, издавая предсмертные хрипы.
В голове василисы гудела одна мысль: «Какая огромная стая!». В старинных книгах, которые показывала Ягиня, было сказано, что их обычно не больше семи – десяти. А здесь их было больше тридцати. И, казалось, они все не заканчивались.
«Только бы не сбиться!», – выдыхала василиса, читая заговор еще раз. Один из гусей, словно попытался схватить ее, полоснув острыми когтями по плечу!
– … в навь вас оправляю, словом заклинаю… – шептала василиса, чувствуя, как по руке течет горячая кровь. Казалось, сам небо почернело от их теней.
Как вдруг они бросились на ней всей стаей.
Глава 4. Калинов мост
Лишь на секунду, отвлекшись на рану, василиса почувствовала, как ее пытаются поднять в воздух. Когти впивались в спину, пытаясь оторвать ее от земли.
«Уж коли совсем беда, то падай на землю, цепляйся в траву и проси, чтобы земля – матушка тебя уберегла! Низко не летают! Земля не подпускает!», – вспомнила василиса слова Ягини, вырываясь из цепких лап и падая на землю, усеянную мертвыми телами гусей – лебедей. Череп погас, отлетев на несколько метров. Василиса вжалась в землю щекой, цепляясь скользкими от крови руками за пучки травы.
– Земля – матушка, – шептала она, слыша страшный гусиный гомон над головой. Опьяненные близкой добычей, гуси – лебеди пришли в неистовство!
Несколько раз острые когти впивались ей в спину, пытаясь поднять вверх, но каждый раз промахивались, отрывая куски одежды.
– Травушка-муравушка, спаси – убереги, – шептала василиса, ползя в сторону лежащего на траве посоха.
Стоило только схватиться за него, как она выставила его вперед, шепча смертоносное заклинание, убивающее всех, кого коснется взгляд зияющих глазниц.
– Вернитесь в Навь! Где вам и место! – крикнула она, обессиленно опуская череп.
Яркая зеленая вспышка на мгновение озарила лес. Деревья, словно отклонились от нее, чувствуя нечто мертвое и опасное.
– Что это? – удивилась василиса, чувствуя, что с земли ей больше не подняться. Череп едва заметно горел зеленым огнем, а к нему тянулись черные дымки, вылетающие из мертвых тел дивных птиц.
«Ест!», – подумала василиса, лениво глядя в глаза черепу. – «Силушки набирается. В навь провожает».
Совершенно обессиленная, израненная, она попыталась встать, вслушиваясь в шелест листьев, как вдруг ее ноги подкосились, голова закружилась, перед глазами все поплыло, и она обессиленно упала на траву. Все вокруг меркло, словно закатывалось солнце.
Сначала была звенящая темнота, раскрывающаяся в туманы Нави. Она видела костяной мост через черную реку, огромную, пугающую трехголовую тушу, раздирающую случайного путника. Свирепая пасть раскрывалась острыми зубами.
«Калинов мост… Река Смородина… Горыныч», – пронеслось в голове у василисы. – «Значит, я умираю…»
Эта мысль была такой пугающей, что василиса вздрогнула. Холод навьих туманов пробежал по ее спине, а она чувствовала, как в туманной дымке ее зовут чужие голоса.
Вокруг рыскали черными тенями домовые, кикиморы и прочие навьи…. Страшная пасть трехголового змия хватала и терзала тех, кто смел нарушить границы.
«Что же там?», – подумала василиса, глядя на ту сторону моста, где туман был густым, словно молоко.
Черная река медленно текла, словно разделяя границу между живыми и мертвыми.
«Обидно, до слез!», – подумала василиса, чувствуя, как ее зовут с той стороны. Ей хотелось заплакать от чувства собственной никчемности. Это ж надо! Не справилась! Сразу, считай, полегла…
Зов из тумана на том берегу становился все отчетливей. И василиса обернулась, словно не понимая, идти ей или нет…
«Найдут мои косточки в лесу, да быть может, схоронят!», – подумала она, не желая возвращаться в той боли.
Маленькая фигурка шла по огромному мосту. Жуткая пасть Горыныча со светящимися глазами оскалилась на нее, но вместо того, чтобы схватить, пропустила, пронесясь над головой. Две остальные головы были по другую сторону…
Не было слышно шума воды. Даже звук шагов съедал туман. С каждым шагом василиса чувствовала, как сердце замедляется.
Сделав несколько шагов по мосту, василиса обернулась.
Как вдруг почувствовала, словно ее кто-то хватает за косу, а потом перехватывает за рубаху и тащит. Тащит упорно назад.
– Куда пошла! – слышался тихий яростный шепот. Лица она не видела. – Горыныч, фу!
И снова наступила темнота…
– Лежи тихо, – послышался шепот, от которого василиса приоткрыла мутные глаза. Она не видела, кто над ней склонился. Только длинные волосы, которые ерзали по ее груди.
На фоне ночного неба виднелся силуэт. А на обнаженной груди чувствовалось мягкое прикосновение рук, срывающей с нее разодранный сарафан.
– Ты кто? – едва слышным шепотом спросила василиса, пытаясь пошевелиться.
Даже звезды на небе расплывались, сливаясь в сверкающие ленты.
В ответ была тишина.
Только в этой звенящей тишине, она почувствовала, как боль ран и ссадин отступает, толкая ее в объятия усталой дремоты.
«Травы!», – вспомнила василиса, пытаясь нащупать свою котомку.
– Не шевелись, – словно ветер выдохнул в ее губы таинственный незнакомец. Василиса попыталась открыть глаза, но они были плотно закрыты.
– Травы, – с трудом разлепила она пересохшие губы. – Там… травы… В котомке…
Но слабая рука едва шевельнулась, чувствуя покрытую холодной ночной росу траву.
– Пей, – насильно раздвинули ей губы. Вода, льющаяся по губам и стекающая на грудь, показалась сладким зельем, от которого в тело стали возвращаться силы.
– А теперь спи, – послышался шепот. А к ее полуоткрытым губам мягко прикоснулись чужие губы, выдыхая смерть.
Только сейчас она почувствовала идущий от них нечеловеческий холод.
– Навий! – внезапно пронеслось в голове у василисы.
Она испугалась этой мысли, пытаясь оттолкнуть. Но тут же обессилила и снова провалилась в темноту.
Глава 5. Обратный путь
Где-то сквозь темноту щебетали птицы. Слышно было шуршание ветра в кронах столетних деревьев.
Ветерок скользнул по василисе, заставив открыть глаза. Она лежала под деревом, а под головой у нее была ее котомка. На теле не было ни единой раны. О битве напоминало поле, усеянное гусями – лебедями и разорванная одежда, которую василиса нервно стягивала на груди, стыдливо вспоминая поцелуй во сне.
– Позорище! – послышался с ветки недовольный голос филина. – Говорил я тебе – в пещеру направляй! Так бы хлоп и все! Убила бы там все живое!
– А вдруг там еще живой есть? – спросила василиса, чувствуя, как ее качает. Она осмотрела руки, на которых и следа не осталось от острых когтей и зубов. Странно все это. Не могло оно так быстро зажить само.
Морщась и вздрагивая от утреннего холода, василиса встала на ноги. Посох ее был прислонен к дереву, вещи не тронуты. Они аккуратно лежали рядом. Котомка, а поверх нее наплечник и кокошник.
– Или ты думала, что гуси – лебеди сидели в пещере и переговаривались. Что-то вроде: «Давай пока дитятко не будем жрать! Отложим на ужин! А то сейчас василиса придет!», – ухал с ветки филин очень недовольным голосом. – Не трогай! Это на новый год!
– Здесь кто-то был? – спросила василиса, осматриваясь по сторонам и ощупывая себя. Она потянула наплечник и нацепила его обратно. Разодранный сарафан багровел спекшейся кровью, но ран не было.
– Уточни где? Неподалеку или в тебе? – съехидничал филин, слетая с ветки на наплечник.
Рука василисы взяла посох, который горел слабым светом. От слабости ее еще шатало, поэтому она повисла на нем, чувствуя, как ей дурнеет с каждым шагом.
Ничего, это пройдет.
– Здесь кто-то был! Тот, кто меня вылечил! – осмотрелась василиса, сгребая сумку с травы. – Сегодня ночью!
– Так, я не помню мужика с большой дубиной! – язвительно заметил вечно недовольный филин, пытаясь усесться поудобней. – Которой он долго думал, как распорядиться. Или ударить тебя по голове, чтобы ты перестала вести себя, как бессмертная! Или познать тебя, как женщину. Я бы на его месте ударил по голове!
– А с чего ты решил, что это был мужчина? – с подозрением спросила василиса. – Ты видел кого-то?
Слова Ягини о навьем, который к ней прицепился, пугали. Кто же он такой, раз сама Ягиня с ним связываться побоялась. И следы закручивала, и морок наводила, и другой дорогой идти велела, чтобы встречи избежать. Или все-таки знала, но умолчала о чем-то?
– Ой, как только ты упала, на тебя целая очередь выстроилась! Отовсюду набежали! – фыркнул филин, пока василиса брала за горло жуткого гусенка. – Я ногой отгонял, как мог. Но один, видимо, прорвался!
Вокруг лежали дохлые гуси – лебеди. Они и правда были похожи на гусей. Только шеи у них были длинные, как у лебедей. Вместо головы у них был белый птичий череп. Клюв был усеян острыми зубищами, а пустых глазницах навсегда померк навий огонь.
– Гуся подбери! – заметил филин. – Люди на слово не верят. Им доказательства нужны! Так что выбирай, не стесняйся!
Василиса осмотрела поле битвы.
– Ну что ты такого мелкого берешь! Бери пожирнее и пострашнее! Вон того, оскалившегося! Левее! Еще левее! О! Бери его! Такого, чтобы посмотрели и такие: «Ого! Итить твою мать, что у нас тут под боком жило!», – командовал филин. – Так заплатят больше! Я тебя еще эффектно кидать его научу в толпу. Чтобы от ужаса аж отпрыгнули. Так еще больше деньги дадут!
– Опять шутишь? – спросила девушка, ковыляя в сторону деревни с жирным гусем. – Так был ли кто?
Силы потихоньку возвращались к ней, и дорога становилась легче.
Лес скрипел на разные лады, ухал, протяжно стонал, словно старик. Запах сырых пней и грибов щекотал ноздри.
– Ладно, пробегал тут парень один…. И вылечил тебя! – отмахнулся филин, пока они шли по лесу. – Ух! Ух! Мышку будешь?
– Нет! Не буду!, – скривилась василиса, вслушиваясь в травы и деревья. Они перешептывались листьями, кряхтели ветками и чирикали птицами. Птицы появились. Хороший знак!
– Я так и знал, поэтому съел две, – ответил филин, когда среди деревьев показался просвет. Василиса вышла в поле, за которым виднелась деревенька.
Утренние дымки коптили рассветное небо. Медовый запах луговых трав заставил василису вздохнуть полной грудью.
– Про деньги помним? Гуся не потеряли? – послышались наставления филина. – Так, смотри! Что ты скажешь в деревне?
– Ну, то, что убила всех гусей, – пожала плечами василиса, опираясь на посох. – Заплатите, сколько не жалко…
– Ой-ой-ой… – умилился филин, но в его голосе слышалась издевка. – Сколько не жалко! Заплатите жизнями, сколько не жалко! Все не так! Всему тебя учить надо! Сначала ты рассказываешь минут пять о том, как мы шли в пещеру! На пути повстречались: кикимора, леший, три боли-бошки…
– Да тут идти… – махнула рукой василиса. – До деревни рукой подать!
– Рассказываешь, как в страшном лесу нарвалась на лешего, отбилась от заложенного покойника… Смекаешь? – филин крутанул головой. – Героически! Так, чтобы поседели даже шкуры на завалинках под задницами! И куры в курятнике! Потом…
Василиса уже почти доковыляла до деревни.
– … и ты в два счета разделалась с заложенным блудом! – произнес филин. – И это только на пути туда!
Василиса покачала головой, таща в качестве доказательства мертвого гуся.
– А потом ты схватила одного за горло! – послышались наставления филина. – И вон ягоды! Сорвала быстро и лицо с рубахой намазала соком! Чтобы выглядело так, словно ты их голыми руками передушила! Их была сотня! Они налетели черной тучей! И небо почернело… Ты запоминаешь?
Василиса вздохнула, тихонько захныкав. Рассвет уже золотил крыши унылых деревянных домишек, которые жались друг к дружке, словно боясь обступившего их леса. Все вокруг говорило: «Люди, вы чужие здесь! Убирайтесь обратно, откуда пришли!».
– Одного шмяк! Второго – хрясь! Ты успеваешь запоминать? – прищурился филин. – Так, повтори, что я тебе только что рассказывал?
– А вот и деревня, – оживилась василиса, переводя тему. – А почему они меня не встречают?
Глава 6. Любовь домового
– Гуси – гусями! А сон по расписанию! Тоже мне! Новый год! Чтобы тебя встречать! Чай, не княжна посадская приехала! – фыркнул филин, обидевшись, что его не слушали. – Запомни. Люди открыв слушают – василиса вкусно кушает! Простое правило!
На кривой улице деревни не было никого. Вечерело. Если днем лес казался людям почти безопасным, то с наступлением сумерек, он начинал пугать.
Деревня погружалась во мрак.
– Не будем никого будить! Подождем до утра, – пожала плечами василиса. Она присела на траву, бросив гусенка рядом. – Не буду же я в каждую избу стучаться?
– Караул! Пожар!!! – истошно и громко заорал филин. – Пожар! Горим!
Василиса аж подпрыгнула от неожиданности!
Двери стали открываться, люди спросонья выбегали из изб, подпоясывая рубахи.
– Где пожар? – переглядывались они, мечась по деревне.
– Пожар в груди моей, – усмехнулся филин, клюнув василису. – Вставай! Ну! Начинай! Все собрались! Давай с самого начала! Как я учил!
Василиса робко смотрела на сонных людей. Где-то сквозь толпу пробирался староста, на ходу натягивая шапку.
«Опояска!», – спешила за ним жена. А он спешно подпоясывался, прямо на ходу.
– Вот, – протянула василиса гусенка, опустив глаза.
Филин чуть не слетел с костяного наплечника. Он смотрел круглыми глазами на василису.
– Ууууу! – протянул он, снова косясь на смутившуюся девушку. Непросто ей давались разговоры с людьми. И хвастаться она не умела.
– Ба! – переглянулись люди, а потом посмотрели в сторону нехоженого леса. – Неужто? Всю погань извела?
– Да, – ответила василиса, робко поднимая взгляд. – Так что вот…
– Да ты сегодня вообще многословная! – фыркнул филин. – Просто речиста, аж заслушаешься.
– Всех? – выдохнул староста, делая круглые глаза.
Он тоже посмотрел на лес, который в вечерней дымке и в лучах уставшего за день солнца казался розовым.
– Да, – вздохнула василиса, снова робко поглядывая на людей. Она впервые видела их столько, поэтому робела. Это тебе не привычная избушка в лесу, полная знакомой детворы!
– Ну и дела… – протянул староста, озадаченно вздохнув. – Да ты молодца, девка! Вон, от горшка два вершка, а с такой бедой совладала! Ну, спасибо тебе! Земной поклон от всей нашей деревни.
– Земной поклон и де-е-енюжка! – произнес филин, пытаясь подражать голосу василисы. – И ночле-е-ег! Мы тут притомились немного! Ночь на дворе-е-е.
– В избу на ночлег… – произнесла василиса.
– Кто возьмет на ночлег? – спросил староста, обведя глазами деревню. Все притихли, лишь изредка перешептываясь. Брать в дом василису никто не хотел. Пусть и благодарны были, но опасались.
– Малюта! Ты что скажешь? – спросил староста.
– Домовой разбушуется! Он у меня чужих не любит! – ответил бородатый мужик.
Понятно все стало. У кого положить некуда, у кого-то дети малые, у кого хворь какая в доме.
Староста отвернулся, с кем-то договариваясь. Все смотрели на гусенка, который лежал на траве: «Э-какой зубастый! Вот невидаль! Поганец! Маленький, а кусучий! Зато гляди какой жирный! И вон какой свирепый!».
Толпа гудела, как улей, обсуждая гусенка, пока василиса переминалась с ноги на ногу.
«Вон, иди к Матвею!», – показал староста на чинного мужика, который стоял напару с женой и дочерью. Матвей обреченно кивнул. Чужаков не сильно жаловали. Всегда с опаской смотрели.
– Де-е-еньги! – напомнил филин. – Де-е-еньги!
– Де-деньги, – икнула василиса, виновато глядя на людей.
Стыдно ей было про деньги разговор заводить. Глядя на избушки старые, ставни не крашенные, платки застиранные да детей босоногих, неловко ей было деньги с людей брать.
– А, матушка, мы сейчас покумекаем с деревней. Авось че и насобираем! – подмигнул староста, уходя с мужиками.
– Сюда! – вел Матвей в сторону добротной избы с резными ставнями. В избе пахло щами и погребом. Словно открывали недавно.
– Вот, чем богаты! – развел руками Матвей, пока жена и дочь опасливо стояли в сторонке. – А ну быстро гостью накормить! Такую напасть извела, проголодалась, небось!
Молчаливая дочка зажгла свечки, а мать ставила горшок в печь, вытирая руки о фартук.
Похожи они с матерью были. Только одна замученная, рано постаревшая. А вторая болезная, хоть и молодая. Молодая все на василису косилась. Редко сюда чужаки захаживали.
Сразу видно было, что Матвей в доме хозяин. Слово его, как кулак по столу.
– Ты откуда такая нарисовалась? – спрашивал Матвей. – Маленькая да удаленькая! Нет, ну надо же! Всех гусей-лебедей перебить! Куда путь держишь?
Василиса безотрывно смотрела на дочку хозяина. Та молчала, а на голове у нее было много мелких косиц. Нехорошо это. Ой, не хорошо.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – негромко спросил филин, поглядывая на смущенную девку. – Хочешь сказать, у нас тут лябовь запечная?
Василиса не сводила глаз с девицы, притихшей в сторонке. А та, словно заметив ее взгляд, поспешила улечься на скамейку.
– Притомилась, гостья? – спросил Матвей, добродушно улыбнувшись. – Можешь спать! Лезь на печку! А мы работать! Вон, первые петухи уже кричат!
Василиса неловко полезла на печь, чувствуя идущее от нее тепло. Продавленная лежанка была мягче травы, а сбитая серая подушка, набитая душистыми травами напомнила ей о доме яги.
– Спи! Когда тебе еще доведется, как человеку поспать? – ухнул он, усаживаясь поудобней.
Василиса обняла свой посох и свернулась калачиком, проваливаясь в сон.
Проснулась она, а в избе было уже темно. Видимо, она проспала весь день! Печка остывала, заставляя ежиться. Филин дремал рядом, усевшись на снятый наплечник. Без кокошника голова казалась непривычно легкой. Василиса уже хотела слезть, как вдруг услышала то ли стон, то ли вздох. А потом скрип половиц.
Филин тут же открыл глаза, выглянув из-за занавески.
– Ухухушечки! – повернул филин голову. Василиса сглотнула и тоже отодвинула занавеску, которой спящие занавешивались.
В лунном свете на скамейке лежала девушка в одной рубахе. Лунная дорожка освещала избу, в который слышался забористый храп хозяина и жалобное посапывание хозяйки. Словно, она даже во сне жаловалась на судьбину бабью, горькую.
С тихим шелестом рубашка девицы, спящей на спине, медленно ползла вверх, обнажая белоснежные округлые колени, которые казались мертвенно бледными в лунном свете. Рубашка поднималась все выше и выше, заставляя девушку во сне простонать.
Василиса на секунду закрыла глаза, а когда открыла, они напоминали глаза слепой. Не было в них ни зрачка, ни радужки. Белесые, страшные, словно заплывшие бельмом, они способны были видеть любую нечисть. Даже ту, которая не хотела, чтобы ее видели.
– Ах! – томно выдохнула девица, а вышитая оберегами рубаха поехала с ее плеча, обнажая девичьи прелести.
– Ох… – простонала во сне девица, выгибаясь так, словно ее кто-то приподнимает.
Изба стала серой и холодной, а над девицей, колыхалась черная тень очертаниями напоминающая человека.
– Любишь меня? – послышался тихий голос. «Да…», – простонала девица, обнимая тень двумя руками.
– Расплетешь мои косы – задушу, – шептал голос тени, пока девица покачивалась, скрипя скамейкой.
Глава 7. Сомнения
– Намекай тонко! Мужик молодец! Нет, главное – добрый, мягкий и пушистый! Не век же ему с волосатыми ладошками ходить. И «к худу или к добру спрашивать»?– прыснул филин, пока василиса c ужасом смотрела на столб пыли в лунном свете.
В избе все было по – прежнему. Только девка простонала и заворочалась, скрипя лавкой. Черная тень над ней исчезла.
– Что делать будем? – прошептала василиса. – Девку спасать надо! Загубит, ведь!
– Запомни, о юная василиса, – усмехнулся филин, глядя на нее с укором. – Если девка кричит и стонет, то не всегда ее спасать надо! Возможно, ее уже спасают! И вообще, не просили 0 не лезь! Мало ли, что у них тут? Вот коли попросят, то тогда можно! И не за спасибо! За за деньгу!
– Погубит он ее! Чуть родители замуж ее, так на косах задушит! – в ужасе прошептала василиса, видя, как тень снова появилась. Черная мохнатая тень над девкой сидела и косами ее игралась.
Вот отчего в доме Матвея достаток такой. Не чета другим! Домовой заботится. Только есть у этой заботы сторона обратная. Бывало такое, что девка к сердцу домового прикипит.
Вспомнила василиса, как Ягиня про домовых рассказывала. Пусть из всех навьих и кажутся они самыми добрыми и безобидными, но если тронуть их или что-то не так сделать, мало не покажется. Рассказывала она много историй про девок, что домовому приглянулись. К одной повадился. Сначала косы расплетет и свои заплетет. Так их расплетать не надо.
А потом сваты, свадьба. И в ночь перед свадьбой расплели девки косы домового. Не доглядели. Лежала невестушка посреди избы задушенная, а он из-за печки выл.
– Так ведь бедой обернётся, – прошептала василиса. – А если кто просватает. Он же ее загубит.
– А сам за печкой выть будет! – усмехнулся филин, нахохлившись. – Что? Домового не видали влюбленного? Посмотрели, спать идем! А, погоди! Тебе не нравится любовь тихая домашняя? Тебе дикую любовь подавай? Или пример хочешь взять?
Василиса вздохнула, поглядывая на спящую девку, обычным, не навьим взглядом. Рубаха ее обратно скользнула обратно, скрывая белые округлые колени. В избе половицы скрипнули, горшки сами собой звякнули.
– Что?! – возмутилась василиса, осматривая внимательно избу. – Да чтобы я с нечистыми водилась! Дорого за любовь с нечистыми платят!
– А я тебе что? Домового поймал и свататься привел? – ухнул филин. – Учти, я ревнивый! Я тебе сам мозг выклюю, и его на косички пущу! Спи!
Василиса взглядом навьим на филина посмотрела. Давненько ей проверить хотелось. Да все никак возможности не было.
– Ой-ой-ой! – усмехнулся филин, расправив крылья, а потом переминаясь с место на место. – Сейчас, погоди! Вот так я похож на нечисть? А если с другой стороны? Сверху смотрела? А снизу? Может, снизу я больше похож.
Филин вертеться начал, пока василиса понимала. Не видит она ничего. Филин, как филин. Нет, что-то было, но что это, василиса понять не могла. Вот сердцем чуяла, что что-то не так. А что сказать не могла.
– Тебе как еще повернуться? Могу в полупрофиль! Не смотри на меня так! Все равно ничего не увидишь! – ехидно заметил филин. – Спи! Когда еще на подушке спать доведется!
– Не могу уснуть! Девка тревожит! – вздохнула василиса, выглядывая на спящую девку. – Загубит он ее!
– Вот заладила! – обиделся филин. – Думай о том, как будешь спать в лесочке, ногами нечисть отгонять! Запомни, василиса, если люди не просят о помощи, то проходи мимо! Кому надо, те попросят! Сначала ты бегаешь за ними, чтобы помочь! А потом еще столько же, чтобы деньгу забрать! Ну влюбился домовой? А чем он хуже? Зато сразу видно, девка по вечоркам не ходит, песни не поет, с парнями не заигрывает! Вон сколько девок ходит, а у них потом от третьего куплета дети сами собой появляются! А тут вроде бы все при доме. И в хозяйстве, гляди, какой лад! И дом – полная чаша! Другие вон, кислые щи доедают, а тут гляди какой достаток!
– Может, оно и правда? – вздохнула василиса, ворочась на месте. Но на сердце неспокойно было.
Уснула она не сразу, все про домового думала. Может, родителям сказать? Чтобы замуж не надумали выдавать?
– Да спит она! Не видите, притомилась! – послышался сквозь дрему строгий голос Матвея. – Чай не с бабами языком на завалинке чесала. Отвяжитесь от девки!
Василиса приоткрыла глаза и тут же закрыла.
– Дак мы награду собрали! – донесся голос старосты.
– Вставай, вставай! – толкал ее филин. – Там награду твою первую принесли!
Василиса открыла сонные глаза, а потом зевнула и потянулась.
– Ну, матушка, – распинался староста, пока василиса с печи слезала. – Расстарались мы! Пойдем! Награду вручим!
Василиса мельком на девку взглянула. Та возле печи матери помогала, а сама на василису зыркала. Чуть горшок из ее рук не выпал.
– Живем мы небогато! – начал староста, пока они скрипели половицами. – Не жили богато никогда, и уже не доведется!
– Перевожу. Ты там сильно губу не раскатывай, – прищурился филин, пока василиса выходила на улицу. Прохладный вечер хорошо бодрил, прогоняя зевоту и дремоту.
– Все честным трудом, да заботами! – качал головой староста. – Урожай у нас в этом году совсем плох! Ничего толком не уродилось!
– Что? Неужели все настолько плохо? – дернул глазом филин, поглядывая на василису.
Та промолчала, идя вслед за старостой. Филин встревоженно вертел головой. То на старосту, то на василису.
– Пятнадцать рублей, – вздохнул филин, нахохлившись. – Даю пятнадцать рублей!
– А с месяц назад из лесу разбойники набежали! Люд перепугали, все из закромов повыносили! – сетовал староста, качая головой.
– Что? Десять? Десять рублей? – ужаснулся филин.
– А тут еще полуденница на нас взъелась! Мы же все правила соблюдали! В полдень не работали! – продолжал староста, сокрушенно вздыхая.
– Семь? – расширил глаза филин, украдкой глядя на притихшую василису. – Только не говорите, что семь? За семь рублей мы нечисти пальчиком «а-та-та!» сделать можем!
– Коровья смерть по деревне ходила! Еле отвадили! – убитым голосом продолжал староста, пока василиса терпеливо ждала.
– Пя-я-ять?!!! – ухнул филин, делая страшные глаза. – За пять рублей мы открываем дверь и орем в нее «брысь!». И тут же закрываем ее!
– Сколько коров полегло, не сосчитать, – причитал староста. – А до этого ведьма в деревне все молоко испортила! Окаянная!
– Три? – обреченно спросил филин, дернув правым глазом. – Два?
– Так что вот, – закончил староста, показывая рукой на награду. – Что собрали со всей деревни, то и отдаем!
– Ааа, – филин чуть не шлепнулся с плеча. – Это что? Рубаха старая? Прялка сломанная? Лопата? Платок? Да вы что?! Издеваетесь? Мы что? Мусор выносить подрядились? Вот мешок, василисушка, пойдешь по лесу, оставь где-нибудь на месте неприметном!
– Тише, – сглотнула василиса, глядя на нехитрый скарб. – Может, у них и правда ничего нет!
– Совести у них нет! – ухнул филин очень недовольным голосом. – Не вздумай брать!
– А яга учила, что нужно с благодарностью принимать все, что дают, – заметила василиса, видя, как староста нахваливает рубаху. Почти новая! Не ношенная!
– Когда твоя яга в последний раз в люди выходила? А? А? – наседал филин, требуя деньги, как вдруг послышался звон бубенцов. На этот звон высыпала вся деревня, видя, как едет телега с разодетыми людьми.
– Сваты! К кому-то сваты приехали! – кричали на деревне, выбегая смотреть на развеселых сватов. – Сватать будут!
Телега остановилась возле дома Матвея, а с нее стали слезать люди.
– Эй! Кто хозяин! – залихватским голосом произнес усатый мужик в нарядной рубахе. Он бы кудрявым и широкоплечим. – У вас товар, у нас купец!
– Ой! – выбежал Матвей, глядя на сватов. – Неужто! К нам что ли! Ну проходите, гости дорогие! Эй! Одевай невестушку! Сейчас засватают!
– Ну все, прощаемся и в путь! – толкнул василису филин, которая смотрела на сватов, как зачарованная.
Они были навеселе, а деревенские девки завистливо переглядывались. Среди сватов был жених. Парень рослый, крепкий, курчавый. Нос картошкой и глазища в пол лица. Руки у него были сильные, к работе привычные.
– Василисушка, – поклонился вышедший из веселой избы Матвей. – Уважь нас! Побудь на сватовстве! А то мало ли! Вечер уже! А то к Авдотье черти сватами приехали! Сундуков надарили, девку забрали. А как родители выбежали, так сквозь землю провалились. Вон! Мать ее стоит!
И правда, на пороге избы стояла женщина, словно статуя. А по щекам слезы текли. Видать, звон бубенцов про горюшко напомнил.
– Она теперича на каждое сватовство приходит. И ревет, – вздохнул Матвей. – Ну, чего стоим! В избу проходи! Гостьей дорогой будешь!
– Пойдем мы, нечего засиживаться! – произнес филин. – Нечисть сама себя не убьет!
– Может, останемся? Девку защитить надо, – спорила василиса. – Так по совести будет.
И правда, и раз люди помощи не просят, то что с ней лезть? А с другой стороны девку в беде оставлять нельзя!
Пока встречали сватов, василиса стояла, сомневаясь. Уйти или остаться?
Глава 8. Сваты
– Хорошо, останусь я на сватовство! – кивнула василиса, слыша, как заходится от тихого негодования на плече филин.
– Мы уйдем когда-нибудь из этой деревни? – ухал он, пока сваты нарочито громко женихом похвалялись. – Кстати, как деревня называется?
– А как деревня называется? – спросила у Матвея василиса, заходя в избу.
Атмосфера всеобщего веселья была заразительной. Редко на деревне праздники бывают. Да и лес шум не любит.
– Становища! – ответил Матвей, пока сваты нахваливали жениха перед оторопевшей матерью невесты, вышедшей на крыльцо. – Я здесь с самого начала живу! Предки мои сюда пришли много лет назад из-за леса! И деревню сладили. Раньше деревенька была куда больше! Это сейчас она поубавилась. Вечно у нас из лесу падаль какая лезет! Спасу нет! Вот гусей-лебедей извела. Дык, года не пройдет, как новое что-то объявится. Либо Леший – людоед, либо кикимора…
Пока сваты развлекали всю деревню, давая девице возможность принарядиться, Матвей и василиса вошли в дом. Следом вбежала растревоженная мать, бросаясь к огромному сундуку.
– Вы бы со сватами поосторожней. Ваша дочь с домовым сошлась, – негромко произнесла василиса, глядя на Матвея. – Он к ней каждую ночь приходит!
– Да ты прямо сама тактичность! – буркнул филин, пока до Матвея доходил смысл слов. – Прямо «хрясь!» и правду – матку! А где: «Присядь на лавку, вот тебе водицы…». Люди не зря такое придумали. Думаешь, кому-то сесть хочется и пить? Нет, просто услышав это, сразу начинаешь к новостям плохим готовиться. Ты гляди, мужик разрыв сердца чуть не получил!
– Да чур нас, чур! – дернулся Матвей. А глаза у него были напуганными. – Али привиделось тебе? Не бывать такому! Не станет наша дочка с нечистью путаться! Чур нас, чур! Мы за дочкой нашей пуще глаза следили! Ни на какие гульки да вечёрки не пускали! И на попрядухи с девками не ходила!
– Видимо, именно поэтому и не ходила, – ехидно заметил филин.
– У нее косы плетеные. Не она сама их плела. Попробуй сама так заплети! Ей домовой по ночам косы плетет, – произнесла василиса, видя, как сваты топчутся в предбаннике да на крыльце, а в избе крики да плачь. – Он ее на косах задушит!
– Вот что ты с ним говоришь? Не понимает он! – с укором заметил филин. – Мужик! Ты это! Ку-ку! Твою дочку домовой задавит!
Василиса взглянула в оконце, что на крыльцо выходило.
Сваты веселились на полную катушку. Даже гармониста с собой взяли. Жених скрипел нарядными сапогами, а сватья орала во все горло, нахваливая жениха на все лады.
– Сам по себе молодец! Красавец, кузнец! – заводила шустрая тетка, показывая на жениха. – В руках все спорится! Любая работа по плечу! Сам избу себе поставил! И тут закручинился. Для кого, говорит, я красоту такую строил? Нет в избе хозяюшки! Вот, говорит, только невестушки не хватает для счастья! Прослышал он, что здесь красавица живет! Говорит, что жизни не будет, коли ее в жены не возьмет! Приуныл, и все из рук вон! Видать, задела сердце ретивое краса девичья!
– Нет! – закричала девушка. – Тятенька, выгони их вон!
– Это кто у нас тут раскричался! – прикрикнул Матвей, открывая дверь в горницу. – Вон скольким уже отворот- поворот дала! Радуйся, что как Матрене килу не посадили за норов больно крутой! Мотря тоже переборчивой была, пока килу не схлопотала от жениха разобиженного! И ты хочешь? Ты на жениха глянь! Мужик – хоть куда!
– Тятя, не надо! – слышался в избе крик. – Тятенька! Мне и здесь хорошо!
– Цыц! – прикрикнул Матвей, пока мать дочку наряжала.
Василиса смотрела на слезы, которые катились градом по девичьим щекам.
– И цыц мне тут! А то засиделась в девках! Всех уже просватали! – приговаривала мать, наряжая красавицу. В открытом сундуке с приданным виднелись рубашки вышитые, платки и ленты.
– Гони сватов, – осмелела василиса, видя, как девка перестает плакать, и на нее смотрит. – Горем обернётся. С таким не шутят!
Матвей скрипнул половицами и к дочери.
– Правда, ты с домовым шашни крутишь! – насел он на бедную девку. – Отвечай отцу!
– Тятенька, правда все это… – всхлипнула девка, спасая руками свои косы. Она опустила глаза и замолчала. Мать завыла белугой: «Горе-то какое!».
– Вот чуяло мое сердце… Тихо, мать! Позор-то какой! Чтобы к девке нашей нечистый ходил! Да не голоси! – рявкнул Матвей, пока мать невесты рот рукой прикрыла и на дочь посмотрела.
– Не уследили! Не углядели, – подвывала мать, роняя слезы.
– Вот тем паче надо ее поскорее замуж выдать! – нахмурил суровые кустистые брови Матвей, оглаживая бороду. – А не то не ровен час на матице рожать придется!
– Не надо! – дернулась василиса, но ее не слушали.
Или просто не хотели слушать. Красная от рыданий мать поправляла нарядные ленты и разглаживала руками вышитую рубаху.
– Пускай сваты заходят! – громко произнес Матвей, пока наряженная красавица – дочь утирала слезы.
Василиса смотрела во все глаза, как сваты нахваливают невесту, оглядывают ее со всех сторон. Как бедная девушка, опустив голову, роняет слезинки. Как стоит нервная мать, бросая любопытные взгляды на жениха, который зубоскалил невесте.
– Ох, ну и ладная же ягодка у вас выросла! Так бы и укусили! – ходила вокруг невесты сводница, скрепя половицами. – Ну прямо не девка, а сказка! Вот такая невестушка нам нужна! Чтобы весь свет обойти, а такой красавицы не сыскать!
– Что-то здесь не так, – шепотом заметила василиса, пытаясь призвать взгляд нави, но обычно это делать тяжело.
Особенно, когда в избе светло. Несколько раз он обращалась к навьему взгляду, но яркий свет свечей заставлял ее жмуриться и резал глаза.
– Неужели? Наверное, потому что мы еще здесь! – ответил филин с явным вызовом. Он был ужасно недоволен тем, что его не послушали! – Что? У жениха нос кривой? Так не к тебе же сватаются. Не тебе с ним жить!
Он фыркнул и демонстративно повернулся спиной к жениху и сватам.
– Да вот нет, вроде бы, – заметила Василиса, присматриваясь к жениху. И парень на редкость ладный. Красивый, крепкий, улыбчивый. Вон стоит, подбоченившись. – Слишком ладный…
– Это, считай, первый молодой и привлекательный мужик, которого ты в жизнь видела! – ехидно заметил филин.
– А ты что? Считал? – спросила василиса, не сводя взгляда с гостей.
– Нет, не считал! Делать мне нечего! – вздохнул филин. – Двадцать шестой, если быть точнее!
Тем временем сваты уже окружили невесту со всех сторон, уговаривая на разные лады.
Упираться для невесты было хорошим знаком. Это был признак скромности.
– И сапожки купим! Красные! Все подружки обзавидуются! И в сарафан оденем! И бусы подарим! Чтобы все видали, какая девка у нас красивущая! Баская! – нараспев нахваливали сваты. – Будет девка красавицей ходить, из лучшей посуды есть, слово поперек никто не молвит!
– Ну что, – зычно произнес Матвей, пока рядом с невестой появлялись подарки, на которые она даже не взглянула. – Дочка скромница у нас! Не ходила, ни гуляла, парней только в окно видала! И то не засматривалась! Так что она согласна!
Мать в подтверждение слов кивнула, делая глубокий вдох. Вокруг невесты стояли тяжелые, кованые сундуки, из которых торчали отрезы дорогой ткани, кухонная утварь и россыпь украшений.
– Слишком богатые дары, – прищурилась Василиса, глядя на сватов. – Вроде бы на кузнеца похож… А откуда у кузнеца столько денег?
– Я что? С берестой стою и каждую лошадь подкованную у него проверяю? – недовольно заметил филин, нахохлившись на наплечнике. Он демонстративно отвернулся от праздника. – Даже смотреть не буду!
Невеста подняла красные от слез глаза на отца, как вдруг посуда загремела… Горшки, стоящие рядком на полке, попадали под ноги матери, которая чудом успела отскочить. Тяжелый чугунок отлетел в жениха, который не ожидал такого!
– Говорят, примета хорошая! – заметил отец, видя как испугались сваты – Домовой из дома выпроваживает! Коли домовой девку из дома гонит, значит, свадьбе быть!
Невесту уже взяли за руку, а та покорно встала, искоса глядя на отца и мать. В воздухе висело что-то нехорошее. Василиса это чуяла, но понять не могла. Изредка она бросала взгляд на размалеванную печь, которая в полумраке раскрыла свой черный зев. Видимо, домовой не доволен!
– Так прямо сейчас и забирайте! – развел руками отец. – А то засиделась она у нас в девках! Все не знали, кому красоту отдать!
Казалось, в избе стало темнее. Даже огонек трех огарков свечей на столе подрагивал, словно от невидимого сквозняка.
– Благословить… – шепнула мать отцу, а тот шикнул на нее. Его взгляд блуждал по избе, словно чуял неладное. – Как же без благословения?
– Повезем мы ее к себе, в деревню! – вели невесту под руки, кланяясь родителям.
Она вырвалась и бросилась на грудь отцу.
– Не отдавай меня тятенька, – причитала она.
– Негоже, дочка, с нечистью якшаться, – послышался василисе тихий голос Матвея. – Бедой обернется… Пусть тебя увезут побыстрее! А мы с матерью на свадьбу и приедем!
Его тяжелая рука легла на голову дочери, а та вцепилась в отцовскую рубаху, как в последний раз.
– Не поеду, тятенька, – умоляла она, пока сваты ее ждали. – Сердцем беду чую!
– Беда будет, если останешься! – внезапно произнесла мать, беря заплаканное лицо дочери в сморщенные от тяжкого труда руки. – Езжай, доча, езжай…
Казалось, все в избе пришло в движение. Даже занавеска на печи, и та стала колыхаться, как от ветра. Утварь подпрыгивала на своих местах. Шевелились даже черепки от горшков на полу.
– Нет, – замерла василиса, глядя вокруг себя. Казалось, по стене избы пробежала черная тень, похожая на кота. Потом эта тень пробежала по потолку…
Ой, не к добру все это!
Глава 9. Чертова свадьба
– Езжай! – крикнул Матвей, выталкивая дочь в руки сватов.
Те удалились, забирая невесту. Видать, поняли, что брать девку надо, пока худо не стало.
– Ну вот тебе и любовь домового! Есть народный способ, как ее исцелить! Теперь он над ней силы не имеет! – устало произнес Матвей, со скрипом опускаясь на лавку.
– Ох, ты ж, батюшки! – всплеснула руками мать, заглядывая один из сундуков, оставленных сватами. – Ой, беда!!!
Василиса быстро глянула на сундуки, как вдруг поняла, что все в них превратилось в головешки горелые да камни придорожные. Не было ни тканей, не драгоценностей, ни утвари всякой. Мусор один. Да и сундуки, что раньше поблескивали красивой ковкой, превратились в старые, дырявые с запахом сырости.
– Вот что значит! – дернулась василиса, а филин едва не слетел с нее. – Не того боялись! Домовой не просто ревновал! Он предупредить пытался! Черти сватались! Кто-то из вас девку к чертям послал!
Мать побледнела и закрыла рот рукой. Матвей замер с открытым ртом прямо посреди избы.
– Черти?! – ужаснулся филин, тут же перестав обижаться.
– Не может быть! – вскочил Матвей, ловя падающую жену.
Василиса бросилась на улицу, осматриваясь по сторонам.
– Куда сваты поехали? – крикнула она, понимая, что еще можно успеть.
Но на улице никого не было. Даже те, кто были, поспешили в дома, словно почуяв неладное.
– Ну, посмотри! – взмолилась василиса, скидывая с плеча филина. Тот нехотя расправил крылья, зыркая в темноту страшными глазами.
– Их много, а ты одна, – заметил филин, даже не подумав взлететь. – Ты чем думаешь!
– Ну нельзя же так все бросать! – крикнула василиса, вглядываясь в темноту навьим взглядом. От ее взгляда деревня преобразилась. На крыше одной избы сидела черная тень со светящимися глазами. Под окнами избы, в которой надрывно плакал младенец, и тускло горела сальная свеча, почти бесшумно кралась жуткая тень с длинными когтистыми пальцами. Словно приманенная детским криком и колыбельной, тень заглядывала в окно, водила тонкими пальцами по мутному стеклу, словно выжидая момента, когда уставшая мать уснет.
– Сюда! – крикнула Василиса, видя навий след на дороге.
Она побежала через всю деревню, боясь, что не успеет.
Стоило выбежать из деревни за околицу да пробежать до первых деревьев, как василиса увидела брошенную телегу и чертей, которые тащат бедную девку за косу. Когти раздирали ее одежду, оставляя кровавые ссадины на ее теле.
Рубахи, картузы, сапоги, сарафаны – все это валялось возле телеги, словно скинулось в одночасье. Словно гости, только выехали за околицу, личины поскидывали. И вон тот большой, рогатый, небось, жених!
Оступившись, бедная невеста упала, а они бросились на нее скопом, с мерзким хихиканьем.
– Стоять! – крикнула василиса пронзительно и громко.
Посох посмотрел светящимся взглядом на чертей, окруживших бледную, истерзанную девушку.
– О! Явилась – не запылилась! – послышались голоса чертей, волоком за косу тащивших бедную девку, которая даже кричать не могла от ужаса. – Сразу тебя заприметили! Иди своей дорожкой, василиса! Девка – наша! Мать ее к черту послала!
– Отпустите! – рука василисы задрожала.
Еще бы! Тут был не один бес, не два, а целая бесовская свадьба. Невеста тянула к василисе исцарапанную руку, словно умоляя помочь.
– Уходим, – произнес филин на плече. – Они в своем праве!
– Хоть в прави, хоть в леви! – передразнила василиса, решительно готовясь к битве. В темноте глаза чертей светились жутким светом, а сами они, черные, лохматые, казались пугающими тенями в ночном полумраке. – Девку верните!
– Ай, кака пава выискалась! – хихикнули черти. – Вы только гляньте! Уж не хочешь ли ты на ее место?
– Помоги, – шептала исцарапанная девка, трясущейся рукой цепляясь за траву. Ее коса, словно веревка, была обмотана вокруг черной когтистой лапы «жениха».
– У нас товар, у вас купец, – начали черти, передразнивая голос свахи. – Так что взамен предложишь?
– Смерть! – рявкнула василиса, покрепче сжимая посох.
– Нда, переговорщик из тебя так себе! – заметил филин, вздохнув. – Саммит большой… Раз, два, три… Саммит чертовой дюжины объявляют открытым!
– Ну тогда дави ее! Держи ее! Хватай! – завизжали черти, бросаясь на василису.
– Слушай, что-то кушать хочется? Тебе не хочется? Нет? – зевнул филин. – А я бы перекусил! Слетаю я за мышкой! Заморю червячка.
– Стой! Куда ты! – крикнула василиса, понимая, что черти ломятся на нее.
Глава 10. Леший
Она едва успела взмахнуть посохом. Зеленые глаза черепа, сочащиеся магией, оставили дымчатый след в ночном воздухе.
– Жжется! – пискнул мелкий черт, пока василиса отбивалась, как могла. Брошенная на траву, девка ползла в сторону дерева, рыдая и трясясь.
В не волосы вцепилась лапа и больно дернула, чтобы свалить на землю.
– Проклятые! – кричала василиса.
Но девушка каким-то чудом устояла, отшвырнув посохом черта. Ее белый сарафан тонул в черных тенях. И лишь зеленые вспышки напоминали, что она еще жива.
– Чур меня, чур! – кричала василиса, отбиваясь изо всех сил, как вдруг лес заскрипел на разные голоса. Огромная черная тень шагнула, с треском ломая деревья.
Василиса упала на землю, чувствуя, как по ней бегут перепуганные черти.
Их голоса стихли в темноте, а огромная тень, ломающая деревья угрожающе замерла над лесом страшным исполином. На фоне сизого ночного неба тень казалась воистину огромной. Даже древний лес ему был, словно трава по пояс.
Постояв, тень развернулась и побрела обратно, растворяясь в ночном мраке.
– Это… Леший? – прошептала василиса, пытаясь нащупать посох.
Неужели сам леший крики услышал и на помощь явился.
Девка выла неподалеку, свернувшись в комочек. От ее праздничного наряда остались лишь лохмотья.
– Мои косы… – ревела она, сжимая в руках оторванные чертями косы. Василиса встала, пошатываясь и побрела к невесте.
– Вставай, – прошептала василиса, протягивая руку. – Пойдем домой…
– Ну, что я пропустил? – послышался голос филина и хлопанье могучих крыльев. В его клюве болталась мышь. – Так, не смотрите! Мышь не дам! Свою поймайте!
– Тут… леший был… – выдохнула василиса, все еще поглядывая на кроны деревьев. – За нас заступился. Всех чертей распугал.
– А, это я его позвал, – небрежно заметил филин, бросая мышь на ветки и прижимая ее лапой. – Лечу, смотрю, сидит на пеньке, тоскует. А я ему говорю, хочешь, взглянуть, как мужественная василиса чертей одолевает? Кстати, неподалеку, на опушке! Черти на нее, а она их раз, два, три… Все по кучкам раскидала!
– Ты самого лешего позвал? – с удивлением и ужасом спросила василиса, глядя на филина.
– Нет, его заместителя! – прыснул филин. – Ну и ерунду ты городишь! Конечно, лешего!
– Так его уже вон сколько лет никто не видел! – прошептала василиса, глядя на разорванный сарафан.
– Он просто стеснительный, – заметил филин, доедая мышь. – Не смотри так жалобно! А то у меня кусок в горло не лезет. Но я могу оставить тебе мышиный хвост. Я хвосты не люблю!
– Пойдем, – подняла василиса невесту. Разбитая телега с приданным лежала на боку. Мертвый, задранный чертями конь, валялся в кустах, а невеста еле передвигала ногами.
– Сейчас вернемся к маме и папе, – утешала василиса, чувствуя, что сама еле идет. – Домой… Гляди, вон уже и деревня видна!
Невеста шла молча, всхлипывая и тяжко вздыхая.
– Ты лучше про домового расскажи! – спросил филин, слетая на наплечник василисы. – Иногда мне хочется послушать мелодраму!
– Когда я маленькая была, – всхлипнула невеста. – Он ко мне по ночам приходил… Играл со мной, пока матушка и батюшка спали. А потом, когда я подросла, стал лезть целоваться. Бывало, сплю я, а он целуется… Стыдоба!
– Только целуется? Правда? – спросил филин, явно не поверив.
Девка зарумянилась, стыдливо опуская глаза.
Она вздохнула, семеня в деревню.
Деревня уже спала. Только собаки разрывались хриплым лаем, заставляя людей замирать в своих домах: «Кто там пришел?».
Из одной избы слышался детский плач. Из окна выбиралась черная тень с длинными пальцами, унося с собой ребенка.
– А ну брось его! – крикнула василиса, а череп вспыхнул ярко- ярко, освещая сгорбленную хищную тень, вылезающую в окно. Она ловко скользнула по стене дома, исчезая на темном чердаке.
Плачь послышался снова. «Ой, батюшки!», – донесся голос разбуженной криком матери, увидевшей ребенка на подоконнике.
– Откуда эта нечисть берется? – спросила невеста, поежившись. – Раньше –то ее не было.
– Когда не было, историк ты эдакий? – заметил филин, когда показалась единственная изба, в окнах которой горел слабый огонек. – Раньше людей много было, вот и пряталась нечисть по углам. А теперь людей мало стало, так вот и вылезла. Реванш брать!
– А что будет, если я с домовым останусь? – внезапно спросила невеста, когда они подошли к дому Матвея.
– Будет у тебя изба в достатке, хозяйство ладится всем на зависть и удивление, – усмехнулся филин, отвечая вместо василисы. Та уже открыла рот, чтобы ответить, но он ее опередил.
Они стояли и смотрели на разукрашенные ставни и добротную крышу.
– Только вот ни вечорок, ни попрядух ты не увидишь. А коли женихи придут, лютовать будет! На порог не пустит. А коли прознает, что ты с кем-то шашни крутишь, так задушит тебя. Если нечисть, то это навсегда, – с усмешкой заметил филин, пока девка нерешительно мялась на пороге. – Того и глядишь, помрешь, домовихой станешь. Ну, ты решай, а нам в путь пора! Иначе мы отсюда никогда не уйдем, да, вась?
Невеста мялась, не зная, что и выбрать.
– Опять ты со своим влез! – возмутилась василиса. – Нельзя с нечистью якшаться! Ты вон, лучше себе парня какого найди, да из другой деревни. Все ж лучше, чем с домовым жить!
– Ага! – раскинул крылья филин. – Будет бить да поколачивать, пить да за другими бегать! Будете хозяйство с мужем держать, а удержите ли? Не слушай ее! Бери домового! Он из дома ни ногой. На других девок засматриваться не станет. А захочешь, так молодцем пригожим явится. Он умеет. А хочешь – котиком ласковым на коленях лежать будет. Вот тебе и муж, и кот.
– Нет! – спорила василиса, глядя на филина. Она уперла руки в боки. – Ты почто ей такие советы даешь! Пущай человека себе ищет!
– Бери домового! У него всегда хозяйство большое! – спорил филин. – А тебя, васька, я сейчас в макушку клюну! Помни, я мышь ел! Сил у меня ого-го!
– Человека! – спорила василиса. – А там и детки пойдут! Нечего с нечистью знаться. Добром это не кончится!
– Коровы не сдохнут! – возмущался филин, раскинув крылья. – В избе всегда лад! От пожара убережет, от воров!
– Помрешь ты, рожая на матице! – снова спорила василиса.
– Ага, на шестых родах! – кричал филин, как вдруг они обернулись. – А так, будто ты от смерти застрахована!
Невесты нигде не было.
– Так, а кто знает, куда она делась? Домой пошла или из дома? – филин повертел головой вокруг.
Глава 11. Придорожные камни
Василиса тоже осмотрелась.
– Эх! Пойдем отсюда! А то мы здесь застрянем! Нам в Красный Посад надобно! Стоять! А награда? – внезапно спохватился филин.
– Какая? Ты же сам сказал, что… – замялась василиса, глядя на груду старого барахла. – Тем более, что ягиня сказала, что …
– Да мало ли, что тебе сказали! Так, посмотрим, что у нас тут! – слетал с плеча филин. Он стал рыться в вещах. – Скатерть рваная? У нас и стола нет, чтобы накрывать! Сапоги мужские растоптанные! Надо? Нет, не надо! У нас и мужика нет, чтобы их носить! Прямо представлю объявление: «Требуется мужик с вот такенной ногой! Сапоги уже есть!». Это тоже нам не надо…
Василиса смотрела на деревню, пока филин рылся в обносках.
– Гляди, что я нашел! – оживился он, таща подкову.
– Она приносит удачу! – оживилась василиса, радуясь, что хоть что-то полезное.
– Ага, если ее в тряпицу замотать, и по голове кому-то огреть! – согласился филин. – А самой кошель суздить!
– И все равно, нужно брать, раз люди дали! Так ягиня говорила! – заметила василиса, сгребая скарб в старую скатерть.
– Да брось! Налегке быстрее дойдем! – отмахнулся филин. – Там и брать нечего!
– Нет, надо брать! Авось пригодится! – заметила василиса, рассматривая вещи. – Тем более, что они от чистого сердца!
– От чистого сердца и от грязной совести! Сама потащишь! – фыркнул филин, закатив глаза. – Ну почему ты меня не слушаешь? Вот дался тебе этот скарб! Но василиса уже несла мешок, вспоминая слова яги про благодарность!
– Ладно-ладно! – летел над ней филин. – Неси- неси!
Сначала нести было легко, а потом стало тяжелее. Еще и посох мешался, но василиса шла по старинной дороге, исчезающей в лесу.
На росстани старой росстани, куда они вышли через полчаса, было тихо. Пройдя совсем немного, они увидели, что на росстани лежал мужик.
– Гляди! Помер! А сам ли? – спросила василиса, сгружая мешок с плеча, чтобы передохнуть. Тяжела благодарность, ничего не скажешь! – Что скажешь?
Она осматривалась по сторонам, с тревогой. Мало ли кто это сделал? И разбойников в лесу хватает! Многих нелегкая доля в леса загнала.
Подойдя ближе, василиса увидела разорванную рубаху и высыпанный из котомки скарб, разбросанный в траве. Лежал он недолго. Ветер трепал его серую, льняную, почти добротную рубаху и шевелил волосы с проседью на голове.
– Так, погоди! Сейчас все скажу! – заметил филин. – Итак, что мы имеем! Предположительно труп, предположительно человека, предположительно на перекрестке, предположительно ногами в сторону Красного Посада! Нам туда!
– А вдруг здесь нечисть побывала? – спросила василиса, осматриваясь.
– Давай выследим ее, догоним, объясним, что с людями так не поступают. Пусть даже на это уйдут долгие годы, но мы же никуда не торопимся! – язвительно заметил филин. – Жизнь положим на месть за того, кого ты в первый раз видишь. Причем, уже дохлым.
Где то в дремучем лесу выл волк. На небе сверкали звезды. Черные листья древнего леса зловеще шуршали, а ветки скрипели. На росстани дул ветерок. Он шевелил изодранной рубахой мертвеца, и со стороны казалось, словно он еще живой.
– Чего насупилась? – заерзал филин. – Или ты думаешь, что мы будем за каждой нечистью гоняться? Каждому домовому инвентарный номер присвоим?
– А что такое инвентарный номер? – спросила василиса, идя по широкой дороге.
– Пролетели, не запоминай, – вздохнул филин. – Ты мне лучше расскажи, на кой мы вообще в Красный Посад премся? Ты сразу заладила, что тебе в Красный Посад надо. Ну в Красный Посад, так в Красный Посад.
– К князю на службу поступать, – вздохнула василиса. – Ягиня сказала, что лучше туда.
– А с чего ты решила, что там своей василисы нет? – спросил филин, вращая головой. – Или мы придем и скажем: «Подвинься!». Одна василиса хорошо, а две лучше!
– Нет там больше василисы, – вздохнула василиса. – Весточка пришла, что краснопосадскую василису убили. Знаешь, у Ягини есть перышки в огромной миске. На каждую василису. И вот какое потонет, ту и убили… Если мое потонет, то и меня нет. И вместо меня кого-то пришлют.
– Я просто задыхаюсь от оптимизма, – прокашлялся филин. – Мы идем прямой дорогой туда, где уже один труп был! Вот скажи, умные мы или как? Он же от сюда бежал!
– У князя, как говорила Ягиня, работа всегда не пыльная. Да и почетно у князя в услужении ходить, – перечисляла василиса все, что слышала с детства. – Князю василиса позарез нужна! То домовой у кого разбушуется, то кикимора заведется, то покойник привяжется. Все к князю идут, помощи просят. Вот.
Дорога шла через густой непроходимый лес, который пугал случайных путников таинственным шорохами, звуками, горящими глазами. Вдоль дороги лежали камни, которые изредка вспыхивали тусклым светом.
– Под ноги смотри! – заметил филин, а василиса чуть не споткнулась о камень. – Как видишь, у меня дар предвидения. Ничего хорошего нас там не ждет!
– Ой, кто-то обережный камень сдвинул! – заметила василиса, глядя на булыжник на дороге.
Она обернулась и посмотрела назад, где на росстани лежал покойник. Конечно же, росстани уже не было видно. Ночной мрак поглотил и росстань, и белую рубаху, и даже огни далекой деревни.
– И все-таки нечисть! Вот значит, как она до путника добралась! – заметила Василиса, осторожно поднимая камень и неся его на место. Камень лег в ямку и тут же вспыхнул, пока василиса отряхивала руки и поднимала посох с дороги.
– Ты имя себе придумала? А то василиса – это ж не имя! Это призвание! Ну там, как насчет Василисы Прекрасной? Василисы Премудрой? – спросил филин, поворачивая голову.
– Есть такие, – вздохнула василиса. – А имя народ должен дать сам. Мне так Ягиня говорила.
– Ой, и чем хорошим тебя назовут? – заметил филин, заметно оживившись. – Василиса из Красного Посада? Василиса Белая? Василиса Черная? Василиса с Филином?
– Они должны за дело имя дать! – спорила василиса, чувствуя, как к ней подбирается усталость. Если бы она шла налегке, то уже бы была на половине пути.
– Василиса Безалаберная, – заметил филин, пока василиса уже присматривала дерево для отдыха. – Василиса Бессовестная!
– Давай отдохнем? – зевнула василиса, глядя на сверкающие звезды между черными кронами.
Она сошла с дороги и присела под огромным деревом, свалив на землю все свои пожитки. Ей было ужасно интересно, что вообще надавали люди. Она развернулся огромный узел, и стала доставать вещи.
– Отличное подспорье в борьбе с нечистью! – согласился филин, пока василиса вертела в руках старенький гребень с намалеванным цветочком. – Гребень! Отловим и расчешем! Страшная угроза, между прочим. Или русалке подарим, чтобы от деревни отвязалась. Так вот, я бы на месте приличной русалке, за такой гребень тебе еще в лицо плюнул бы!
Но василисе все было интересно. Она потянулась и взяла скалку.
– Ну все, теперь тебе нет равных в ближнем бою. Морально униженная нечисть больше к тебе не сунется! Еще бы, стыдно говорить, что тебя скалкой отмудохали, – потешался филин, сидя на ветке. – Так, что у нас дальше из страшного оружия?
Василиса достала веретено, которое с интересом рассматривала, пытаясь понять, что это такое.
– О, мы еще и рубашечку пошьем! – заметил филин. – Оденем и обуем! Чтобы другим неповадно было. Все! Хватит! Брось ты этот мусор! Что? Зеркальце? Ой! Я уже представил. «Ты посмотри, на кого ты похож!!!», – тычем мы зеркальце в лицо нечисти. «И пусть тебе стыдно будет!», – добиваем мы плачущую нечисть.
Василиса достала маленькое зеркальце, с интересом глядя на себя. В лунном свете с растрепанными волосами она напоминала русалку. Ее глаза едва заметно горели бледным мертвяцким огнем. Днем это было почти незаметно, но вот ночью, навье брало свое.
– Скажи, а я красивая? – внезапно спросила василиса, присматриваясь к себе.
– Красивая, – зевнул филин, видя, как василиса зажала зеркальце коленями, а сама перебирала волосы, пытаясь заплести их в косу. – Все, хватит любоваться! Красавица ты, красавица!
– Ладно, передохнули, идти пора, – вздохнула василиса, поглядывая на себя еще раз. – Так, погоди…
Она присмотрелась к отражению. На ветке она видела вовсе не филина, а…