Неисповедимы пути Господни, или Привет из Космоса бесплатное чтение

Часть 1

Привет из Космоса

Черная лента дороги стремительно летела под колеса «трака», наматывая бесконечные мили на счетчик спидометра. Крупные руки спокойно лежали на руле, уверенно справляясь с привычной работой. Мужчина был опытным трак-драйвером, водителем сорока тонного «длинномера», и уже не один десяток лет колесил по дорогам Америки.

«Отмеренных спидометром миль хватило бы, чтобы не один раз опоясать наш «земной шарик», если бы существовала такая мерная лента» – усмехнулся про себя мужчина.

Ему недавно «стукнуло» шестьдесят лет, и это были хорошие годы. Голубые с улыбчивым прищуром глаза по прежнему оставались ясными, а чистый высокий лоб все также украшала пышная шевелюра вьющихся волос. Лишь виски слегка «припорошило» сединой.

Только вот так, в одиночестве коротая часы, он все чаще погружался в прошлое. Перед мысленным взором вставали лица уже ушедших из жизни родителей, картины детства,отрочества, непростой юности и полной труда и благословений зрелости. Почему-то именно в труде, проблемах и даже страхе за жизнь, особенно видна была рука Бога, проведшего его семью через все эти непростые десятилетия.

1Таким же удивительным образом Бог провел и семью его жены, проведя их своим уникальным путем. И только с годами, когда Бог соединил их судьбы, супруги смогли увидеть удивительное водительство Творца.1

«Почему же нас, людей, нужно поставить на край бездны, к пропасти, не дне которой мы видим свою смерть, для того, чтобы мы острее почувствовали радость мирной и спокойной жизни? Что с нами такое?! Ведь можно же просто благодарить Бога за то, что сегодня ничего не случилось? Но, наверное ценность покоя мы начинаем ощущать лишь с годами, устав от перемен и стрессов, – думал он. – И все же что-то есть особенное, когда оказавшись на грани жизни и смерти, и получив избавление, вдруг совсем иначе видишь и ценишь свою жизнь и людей, что тебя окружают. Острее ощущаешь вкус жизни!»

Ловя себя на воспоминаниях, губы мужчины трогала улыбка:

«Старею…» – отчего-то непривычно смущаясь, думал он.

«Мне говорят, живи как все,

Все так сейчас живут»

«А я и так живу как все

Когда-то будут жить…»

/Павел Мурашко/

Глава 1

Толик с детства был очень старательным и исполнительным мальчиком. Он очень старался хорошо понять, чего от него хотели взрослые и с точностью выполнить задание. Поэтому он был успешным учеником. Мальчик рос в христианской семье и всегда хотел делать все насколько возможно правильнее. Он не помнил, кто объяснил ему буквы, но складывать их в слова он научился сам.

В пять лет он сам научился читать, а в шесть читал все, что видел – вывески на улицах, случайно попавшуюся на глаза газету. Особой притягательностью для него обладали книги. Толик не пугался толстых книг без картинок. Они казались мальчику кладезем нераскрытых тайн. Увидев объемный переплет, мальчик затаив дыхание разглядывал его, пытаясь представить, о чем эта книга может рассказать? Сколько приключений спрятаны за её обложкой?

И Бог приготовил для Толика свой путь. В школу мальчик пошел в шесть лет, и если забыть о водительстве Божием, то это можно было назвать случайностью.

Учительница младших классов, которая считалась лучшей не только в районной школе, но и во всем городе, сама ходила по участку, прикрепленному к их школе и набирала себе в класс учеников. В семье Белкиных по ее списку, в первый класс должен был пойти старший брат Толика – Семен. Но когда женщина пришла, Толик выбежал ей навстречу и внимательно посмотрел на гостью:

– Здравствуйте! А вы много книжек прочитали? – пытливо заглянул он ей в глаза.

– Ну, наверное не мало, – улыбнулась Мария Николаевна.

– И теперь вы все-все знаете? – продолжал выпытывать мальчик.

– Ну, конечно, не все, но, стараюсь не отставать от времени, – улыбнулась женщина. – А ты умеешь читать?

– Ага! И я все-все книжки прочитаю и буду знать все ! – уверенно заявил мальчик.

Мария Николаевна протянула малышу газету:

– Прочитай здесь то, что сможешь – попросила она.

Толик взял газету, и к удивлению учительницы, начал довольно бегло читать не только заголовки, но и статьи, написанные мелким шрифтом, затем сообщил:

– В газете не так интересно. Там все про скучное пишут.

– А ты хочешь пойти в школу? – поинтересовалась Мария Николаевна. – Если ты в этом году пойдешь в школу, тогда я буду тебя учить.

– А у вас есть интересные книжки? – уточнил мальчик.

– Да, конечно! Целая школьная библиотека, – уверенно сказала учительница.

– Вы мне нравитесь, – деловито заявил Толик. – Тогда я пойду в школу. И в библиотеку пойду, раз там много книжек.

Выяснилось, что Семен, из-за которого учительница пришла в дом, уже закончил первый класс, женщине дали не верную информацию. Но она не пожалела, что посетила Белкиных. Способный и любознательный мальчик ей понравился.

И первого сентября нарядный Толик переступал порог школы, надеясь прочитать все интересные книги мира. Мальчик уже выяснил, что существует немало печатной информации, которая казалась ему совсем не интересной, и он учился самостоятельно выбирать.

Добрая и умная Павлова Мария Николаевна готова была помочь мальчику, не ломая его личности. Она хорошо относилась к верующим и всегда была добра с детьми. С первой учительницей Толика свяжут только добрые воспоминания. Прибегая в класс, мальчик усаживался за первую парту, стараясь занять место поближе к учителю, ведь тогда он не упускал ничего из знаний, которые она предлагала и никто его не отвлекал.

Первая учительница Толика имела немало наград как лучший учитель года и много других медалей. Первую медаль она получила как «Заслуженный учитель РСФСР», когда она жила на территории России.

Женщина работала в начальной школе, но считалась ведущим учителем школы. Она умела заинтересовать ребят учебой, пробудить в них жажду знаний. Толик был очень рад, что попал в ее класс.

Первые годы мальчик бежал в школу не потому что «надо», а потому что так хотел, и он никогда не торопился домой, хотя и слишком долго не задерживался, ведь дома было много работы и родители ждали от детей помощи.

После перехода в среднюю школу, у ребят появился классный руководитель, и «предметники» – учителя по различным предметам. Классный руководитель Толика не могла смириться с тем, что успешный и талантливый мальчик посещает собрания «сектантов» и верит в Бога. Она приняла твёрдое решение переубедить его, сделав атеистом и планомерно двигалась к этой цели. Женщина знала страсть Толика к чтению, а также ценила его способности декламировать стихи, и поэтому всегда давала ему для заучивания стихи или патриотического содержания, или что-нибудь против религии.

После школы детей семьи Белкиных всегда ждала работа. Отец с матерью выращивали на огороде в парниках рассаду и продавали ее на рынке. Позже, когда начинали созревать ранние огурцы и помидоры, их также отправляли на рынок.

В семье дети с рождения слышали два языка: немецкий и русский, хотя по-немецки детей не заставляли говорить, ведь в СССР русский язык не только был превалирующим, но также любые другие наречия и языки подавлялись и над детьми, говорящими на родном языке нередко смеялись и издевались.

Дети жили и учились в Казахстане, но большая часть казахских детей, проживающих в городе даже не знали родного языка, потому что это считалось позорным.

– Ты дерёвня! – смеялись одноклассники, услышав от казахского ребенка его родную речь, – все нормальные городские говорят по-русски!

И учителя не только не ругали смеющихся, но сами поддерживали их. И дети постепенно начинали стесняться родного языка.

Агнес не хотела усложнять жизнь своим детям, поэтому, хоть иногда и говорила с ними по-немецки, но не учила детей второму родному языку.

Мать Белкиных, Агнес, оказалась со своей семьей в Казахстане во время войны, когда Сталин высылал немцев подальше от линии фронта, опасаясь, что те примкнут к Германии в войне против Советского Союза. Немцам давали на сборы очень короткое время. У них отнимали дома и все, что они не могли взять с собой в узлы. Их привозили в Сибирь и Казахстан зимой, выгружали посреди голой степи, в метели и мороз. Не всегда им предоставляли даже наскоро сколоченные бараки. Немцам было запрещено покидать место высылки, и даже ходить в город.

Люди рыли землянки в мёрзлой земле, чтобы спасти детей от холода. Позже выжившие разошлись по близлежащим городам и большинство так и остались жить в той местности, куда их забросили. Одним было запрещено покидать место высылки на многие годы, другим просто уже некуда было ехать.

Агнес не знала своего отца, он умер, когда дети были еще совсем маленькими. Одни говорили, что его звали Абрам, другие называли Избрант. Но дети и многие внуки унаследовали живой ум, развитое воображение, практическую хватку и способность быстро адаптироваться к неожиданно изменившимся обстоятельствам, качества, которыми обычно, стабильные и размеренные немцы, чаще всего, не отличались. Поэтому у некоторых возникали серьезные сомнения в том, что отец Агнес был немцем. Но доказать никто ничего не мог, а домыслы так и остались на уровне неясных слухов.

Как семье врага народа, им не полагалось хлебных карточек, и они не имели права устроиться на работу. Поэтому всей семье приходилось перебиваться временными заработками. Старшие сестры Агнес умели шить и этим зарабатывали на хлеб. Мать умерла рано и старшим девочкам не удавалось прокормить всех. Младших пришлось отдавать в разные семьи, где они делали посильную работу за еду. Чаще всего приходилось присматривать за хозяйскими детьми.

Иногда, беседуя с сестрами, Агнес спрашивала об отце.

– А какой он был, наш папа? – поинтересовалась как-то Ангес у старшей сестры.

– Я и сама не помню, – ответила та. – Да и какая разница? Ты есть, живая, значит он был. Если бы не было отца, то и тебя бы не было.

На немцах в Советском Союзе всегда было клеймо «фашистов». Почти всех мужчин отправляли в «трудармию». Это место отличалось от концлагеря только тем, что им разрешено было уходить после работы ночевать к семьям. Все остальные правила были такими же как в концентрационном лагере. Работали под охраной НКВД, за еду. За малейшую провинность без суда и следствия отправляли в ГУЛАГ или другой лагерь, откуда мало кто возвращался.

Отец семьи Белкиных, Максим, также был из семьи «врага народа». Дедушку забрали в тридцать седьмом году, и он не вернулся. Его расстреляли 21 января тысяча девятьсот тридцать восьмого года по решению «тройки НКВД». Власти употребляли решение всего трёх представителей НКВД (народный комиссариат внутренних дел), вместо суда и следствия.

Эти люди могли придумать любое обвинение и расстрелять только потому, что они так договорились сделать. Власти того времени легко осуждали и убивали людей, быстро забывая их имена и прощая себе всё.

Во время ареста отца семьи Белкиных, они жили на Алтае.

«Черный воронок», которого боялись все в СССР того времени подъехал к воротам дома. Отца схватили молча, не предъявляя никаких обвинений и не потрудившись объяснить причину.

– Скажите, что я сделал? – с удивлением и страхом спросил молодой мужчина.

– В участке объяснят, коротко ответил старший.

– Позвольте хоть с детьми и женой попрощаться.

– Прощайся, – буркнул мужчина в черной «кожанке», положив ладонь на кобуру.

Сейчас револьвер покоился в кобуре, но милиционер готов был выхватить его в любую секунду при малейшем неповиновении.

Молодая жена сунула мужу скромный сверток, в котором была чистая рубаха, теплые носки, немного отварной «картошки в мундире» и пара отваренных яиц. Она не знала, увидит ли еще хоть когда-нибудь своего любимого мужа или это из последнее расставание? Дети сидели тихо в углу, прижавшись в страхе друг ко другу. Когда отец распахнул объятия для них, малыши с ревом бросились к нему. Они не понимали, что больше никогда не увидят своего отца. Им просто было страшно от того, что злые чужие мужчины ворвались в их дом и хозяйничают. А их сильный папа почему-то не защищает ни свою семью ни свой дом. И дети поняли, что это означает одно – злые дядьки – сильнее их папы. А от этого становилось еще страшнее.

– Заткните сосунков! – угрожающе приказал старший.

Отец взял ревущего малыша на руки и крепко прижал к себе.

– Тише, малыш. Ты – мужчина и должен беречь твою маму, понял?

– Угу, – мальчик замолчал, всхлипнул и стал тереть глаза кулачками.

В доме воцарилась тягостная тишина. Прощались молча, боясь даже вздохнуть громче приказанного.

Скоро дверца «воронка» захлопнулась за отцом и мужем. Люди, живущие рядом, в страхе задернувшие шторы на окнах своих домов, тихонько поглядывали в щелочки на то, как увозят их соседа.

Как и всегда, после ареста кормильца, его семья была объявлена «семьей врага народа» и обречена на вымирание.

Немного позже арестовали его брата, и также расстреляли по осуждению «тройки НКВД». Семья получила статус «ЧС» – член семьи врага народа. В СССР этот статус означал то же самое, что значила шестиконечная звезда на одежде евреев при Гитлере. Люди не имели никаких прав, не могли устроиться на нормальную работу, за малейшую провинность – арест и ссылка.

Мать с детьми приняла решение уезжать, бросив дом. Женщина знала, что промедление может быть опасно тем, что их заставят отмечаться по месту жительства, и тогда выезд в любой город страны будет считаться побегом.

В Казахстане жило очень много «неблагонадежных» и среди них легче было затеряться.

И лишь в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году братьев посмертно реабилитировали по решению военного трибунала СибВО (сибирского военного округа). А в две тысячи первом году Серафима и Никиту Белкиных внесли в «Книгу жертв политического террора».

Имена части людей, ставших жертвами советской власти, родные и близкие смогли сообщить и их внесли в «Книгу памяти….», но очень многие канули в небытие, так и затерявшись в застенках обладателей кроваво – красного знамени.

В Казахстане мать Максима смогла устроиться швеёй. Она шила тюремную и солдатскую одежду. Максим был тогда еще грудным ребенком и спал рядом с матерью. Женщине разрешили держать ребенка рядом с собой при условии, если она будет выполнять норму. Родные подшучивали над ним:

– Максиму для сна не нужны тишина или покой вокруг, он может спать везде и при любом шуме. Он же в младенчестве спал в цехе под шум многих швейных машинок.

Все дети не понаслышке знали, что такое голод. Семья переехала в Казахстан, мечтая затеряться среди прочих «неблагонадежных», а еще надеясь, что там теплее, и легче будет прокормиться. Но денег на корову у них не было, и очень скоро выяснилось, что без «коровы-кормилицы» в Казахстане почти такой же голод, как и в Сибири.

Агнес и Максим испытали голод и холод и поэтому, как только у них появилась возможность зарабатывать на жизнь, они очень много трудились. Создав семью, Агнес и Максим работали не покладая рук, чтобы их дети не знали чувства, когда тебе снится краюха хлеба, а желудок сводит голодными спазмами.

Скопив небольшую сумму денег на покупку дома, Максим отправился на поиски, ведь на аренду даже маленькой комнатки уходили средства, так необходимые для семьи.

Молодой мужчина согласился купить старенький дом у знакомых, владельцы которого никак не могли избавиться от крупных тараканов. Чем только ни травили насекомых, ничего не помогало! Хозяевам приходилось по очереди вставать по ночам с тапочкой и веником, но насекомых не становилось меньше.

Максим согласился взять дом ради низкой цены, но подошел к делу основательно. Он разобрал старое строение до основания, отобрал строительные материалы, пригодные для нового дома, а остальное облил керосином и сжег. В новом доме Белкины никогда не видели этих насекомых. Дети даже не знали, как выглядит таракан.

Супруги работали с утра до вечера. Трудное детство и перенесенный голод давали о себе знать. Забота о пропитании, одежде и доме казалась для них самым главным в жизни. Нередко они забывали не только порадовать друг друга, но и оказать необходимое внимание и заботу. Они не замечали, что работа и деньги стали для обоих важнее улыбок любимого человека. И это не могло не повлиять на будущее их семьи. Ведь человеческое сердце не может жить без тепла и нежности близких людей.

Глава 2

Дом стоял на косогоре, и поэтому со стороны улицы он казался одноэтажным, но из огорода было видно полуподвальное помещение, в котором одну комнату оборудовали под жильё, а оставшуюся площадь использовали в качестве подвала.

С первого этажа в полуподвал вел люк. В начале первую комнату нижнего этажа задумывали погребом, но позже решили сделать его жилой комнатой, которая оказалась достаточно уютной. Из нее дверь вела в другие помещения, откуда был выход в огород. Поэтому полуподвал был с выходом на «просторы земледелия» летом, и с «видом на снег» – зимой.

Максим построил дом каркасно-камышитовым, достаточно теплым, и семья не боялась морозов.

Ворота находились напротив большого углубления на дороге и большую часть года в этом углублении находилась лужа. Машины, проезжая, обливали ворота грязной водой. И сколько ни пытались Белкины красить их, это помогало ненадолго. Построив новый дом, Максим с Агнес пригласили мать Максима жить с ними, предоставив ей комнату.

В школе, Толику нередко было скучно. В первый год он пришел в класс, бегло читая, почти как взрослый, а его одноклассники только учили алфавит. Позже он любил заранее читать темы, которые класс будет проходить, и тоже нередко скучал, пока другие пытались слушать учителя.

И все же школа не обманула ожиданий мальчика, в библиотеке действительно было много книг. Дома у ребят было не много времени читать, так как работы всегда хватало, но в школе можно было наверстать упущенное. Кроме того, мальчишка всегда радовался приходу зимы, когда в огороде не было работы, и это также было прекрасным временем для чтения.

Прочитав стихотворение А. С. Пушкина «Во глубине сибирских руд», Толик, вспоминая себя и братьев, невольно добавлял одно слово в текст:

«…Не пропадет ваш скорбный труд

И зимних дум высокое стремленье…»

«Потому что летом все равно нет ни сил, ни времени на высокие стремления или думы,», – резонно замечал мальчик.

Ранним утром, шагая в школу по скрипучему снегу, Толик заранее представлял, как спрячет книжку в парту и будет украдкой читать ее, пока другие ученики тренируются в прочтении самых простых и небольших по объёму текстов.

Толик не мог себе представить, что должно произойти, чтобы он не пошел в школу? Он бежал в нее даже с температурой и кашлем, больной или здоровый. Мальчик отказывался даже представить себе ситуацию, что он не пойдёт в школу. И мороз, пощипывающий щеки и нос никогда не мог испугать мальчика.

****

Но зима заканчивалась. Несмотря на радость от теплого солнышка, Толик не любил весну. Ведь с первыми побегами травы, начиналась ежедневная нелегкая работа без выходных, праздников или отгулов. Даже болезнь не считалась достаточно весомой причиной, если не была очень тяжелой.

Возвращаясь из школы в теплые весенние деньки, Толик очень хотел радоваться ясному солнышку и голубому небу, но мысль о том, что сейчас придется быстро обедать, переодеваться и идти на огород, гасила всю весеннюю радость.

Участок земли у дома был большим, и на нем всем хватало работы. Родители выращивали рассаду в парниках, затем продавали ее на рынке. Старшие дети почти с пеленок получали посильную часть труда на этой «плантации». Поэтому даже в шесть лет Толик прекрасно знал, что нужно делать с парниками.

– Мальчики, быстренько обедать и к отцу на огород. Он уже копает ямы под грядки. – Сообщала мать, и у ребят даже мысли не возникало усомниться в том, что нужно послушаться.

– Хорошо, мам, – «рапортовали» братья, обедали и шли к отцу.

– Наверное Семен с Толиком забрали себе всю мою немецкую последовательность и пунктуальность, – шутила иногда Агнес. – Но зато я точно знаю, что могу положиться на каждого из них. Они всегда выполнят порученное качественно и вовремя.

В огороде «мужчины» копали квадратные углубления по размеру грядок. Затем отец открывал большую яму с мякиной (чешуйки от пшеницы после молотьбы), несколько машин которой он каждый год заказывал еще с осени, и с помощью детей загружал в большие ямы.

Осенью отец заказывал машины с мякиной , которую покупал на элеваторе. После того, как ребята помогали отцу выкопать глубокие ямы в земле, они переносили мякину из кучи во дворе, которую выгружал самосвал.

Носить мякину носилками было легко и весело. Заполнив глубокие ямы, ребята иногда прыгали в них, проваливаясь в мякину, смеясь и отплевываясь. Любовь к прыжкам с высоты так и осталась у братьев, не исчезнув с возрастом.

Теперь весной, нужно было подготовить углубления под грядками и разнести мякину по огороду, прикрыв землей.

На зиму большие ямы закрывали, и весной, приоткрыв пленку, закрывающую мякину, пускали в отверстие кошку. За зиму в теплой сухой мякине плодились мыши в большом количестве. И попав в яму, кошка не знала, какую из множества мышей ловить первой?

– Пап, наверное кошка думает, что попала в рай? – поинтересовался однажды Толик, когда отец отправил кошку в яму с мышами.

– Не знаю, – улыбнулся Максим, – я не был в ее голове.

Мужчина всегда был немногословен, но очень любил детей.

Третий сын – Кирилл тоже участвовал в работе, но он пока не многое мог сделать, а средняя Алиса, родившись первой девочкой после трех ребят, получила очень много привилегий «с пеленок». Девочка даже подростком любила повторять:

– Я же маленькая и – девочка!

Весной, выкопав ямы поменьше по размеру грядок, отец с сыновьями должны были разнести мякину по огороду и засыпать в них. Затем они обильно поливали ее водой, засыпали мягкую труху слоем земли и сеяли в землю сначала редис, закрыв грядку сверху застекленными рамами. Мякина, начинала преть от попавшей в нее воды, выделяла тепло и этим согревала посеянные семена. На ночь, поверх рам, осторожно, чтобы не разбить стекла, укладывались соломенные тюфяки, затем все сооружение покрывали пленкой от холодного дождя или возможного снега.

Утром, еще до школы, мальчики должны были открыть парник, чтобы на растения попадало весеннее солнышко, и только потом они шли завтракать и собираться в школу. Вечером парники опять закрывали, прижимая пленку палками или кирпичами, чтобы ветер не унес ее. В холодные дни рамы не открывали, снимая с них только соломенные тюфяки. Но когда солнышко припекало, ребята снимали рамы, чтобы растения могли получить все солнечное тепло и свет.

Обычно ребята привычно делали ежедневную работу, но бывало, что отвлекались и забывали закрыть теплицы на ночь. Тогда бабушка сама шла в огород и закрывала их. Но после этого мать ругала ребят и стыдила их за то, что пожилая женщина вынуждена была делать их работу.

Когда вырастала редиска, ее вырывали, промывали и отправляли на базар. Позже поднималась рассада огурцов и помидор. Большую часть рассады также отправляли на рынок. Редиску и рассаду помидор и огурцов, продавали за копейки. Но, продав рассаду, хозяева высаживали на те же грядки огурцы и помидоры, и когда вырастали и созревали эти овощи, заработок был больше. Огород не позволял сделать себе выходной или «взять отгул», но исправно кормил и одевал всю немаленькую семью.

Однажды утром мальчики были разбужены слёзными причитаниями бабушки:

– Что же теперь делать?! Господи! На что мы будем жить до лета?! Что за безответственные мальчишки! И как же я вчера вечером не проверила!

Толик с Семеном попытались закрыть головы одеялом. Они сразу вспомнили, что вчера забыли закрыть парники, и мороз, похоже, не пощадил растения.

– Не повезло – тихо пробурчал Семен.

– Во попали, – также тихо отозвался Толик.

Отца в этот момент не оказалось дома, и мать с утра дала ремня обоим ребятам. Но это была лишь «наука на будущее» – вся рассада лежала на земле, побитая морозом. Наказание не могло исправить того, что произошло.

У ребят в голове еще не до конца сформировалась связь между этими зелеными росточками, лежащими на земле, и пищей на их столе до самого лета, но бабушка прекрасно осознавала эту зависимость, и пожилая женщина упала на колени.

– Господи, помилуй нас и прости за безалаберность наших детей! – заплакала она. – Пошли нам пропитание на этот сезон! Ты же знаешь, что нам так нужен этот заработок!

Мальчики, виновато склонив головы, опустились на колени рядом с бабушкой. И даже наказание ремнем не изменило их желание молиться Богу о милости. Они тоже очень хотели бы исправить свою оплошность, но не могли и поэтому все вместе просили чуда.

После молитвы ребята ушли в школу, но сегодня учебный материал плохо усваивался. Они не могли забыть слёзы бабушки и ее слова. Ребята впервые до конца осознали связь парников в огороде и ежедневной пищей на столе, одеждой и обувью.

Возвращаясь домой, братья рассуждали.

– Раз у нас не будет денег на одежду, тогда я в старых сандалиях ходить буду в это лето, – решил Семен.

– Но они же тебе уже маленькие – напомнил Толик, – их все равно мама мне отдаст.

– Ну тогда я сам себе сошью из старых башмаков, – придумал Семен. – Возьму подошву, а сверху веревкой завяжу.

Когда мальчики вошли в дом, то были удивлены прекрасному настроению бабушки. Она подметала пол и что-то напевала себе под нос. Так она делала только в самое лучшее время.

– Ба, а почему ты поёшь? – поинтересовался Сёма.

– Так как же мне не петь, если Бог чудо совершил?! – сообщила улыбающаяся женщина, – вся рассада поднялась!

– Да ты что?! – в голос воскликнули ребята и не переодеваясь, побежали на огород, смотреть на растения.

Действительно, все ростки помидор дружно поднялись навстречу солнышку и только пара нижних листочков безжизненно висела вдоль ствола. Больше ребята никогда не забывали закрывать парники на ночь. «Воскресшую» рассаду на рынке раскупили в первую очередь, ведь она считалась «закаленной» и особо жизнестойкой.

На следующее утро ребята бежали в школу, весело насвистывая. Солнышко чуть золотило крыши соседних домов, вокруг заливались птицы и на душе у ребят было светло. Бог совершил настоящее чудо и сейчас Его присутствие казалось таким очевидным и ясным!

Ребята радовались тому, что полдня могут «отдохнуть» в школе за книжками или бегая с ребятами на переменах. Возвращение домой воспринималось как выход на тяжелую работу, потому что на дворе была весна.

Они не задумывались о том, что многие люди совсем иначе относятся к окончанию зимы. Иногда Толику казалось, что весенняя радость, описанная в книжках больше похожа на сказку – красивая, но почти нереальная.

И все же душа Толика была очень чувствительна красоте не только в стихах и прозе. Он очень любил природу. Обычно в школу дети шли вместе, но возвращались в разное время и Толик шел, рассматривая игру солнечных зайчиков на домах и заборах, слушая шум ветра в ветках деревьев и нередко беспричинно улыбался только потому, что видел во всем окружающем мире творческую руку Бога.

Мальчик очень любил свою улицу, утопавшую в роскошных кустах сирени, что дружно зацветала в середине мая, незадолго перед началом летних каникул. Он смотрел на палисадник одних соседей, где покачивались ветки белой сирени, или вдыхал запах светло-сиреневых кустов проходя мимо другого забора, улыбался темным цветам, роскошной колерованной сирени в глубине сада третьих. У всех соседей она была разной, но ее запах упоительно наполнял воздух всего района, радуя людей и насекомых.

Иногда мальчик забывал о том, что нужно спешить домой и останавливался, чтобы понаблюдать за красивой бабочкой, перелетающей с одного цветка на другой, или пытаясь поймать в ладошку «музыканта» – насекомое, немного похожее на пчелу. Пойманный «музыкант» тихонько жужжал в ладошке, пытаясь вырваться на свободу. Всегда был риск ошибиться и поймать пчелу, которая могла ужалить. И это было особым, личным знанием – умение различить этих двух насекомых.

Все ребята улицы любили выбирать на кустах цветки с пятью или шестью лепесточками. Это было огромное удовольствие, разглядывая четырехлепестковые цветки, найти необычные.

– Если загадаешь желание, а потом съешь такой цветок, то все обязательно сбудется, – учили соседские ребята.

Толик не раз загадывал желание и съедал цветок, но ни разу мечта не сбылась. В основном мальчик мечтал, чтобы его родители придумали какой-нибудь другой способ заработка, вместо теплиц. Но все продолжалось как всегда. Сирень отцветала и мечта оставалась лишь мечтой.

Конечно, отец работал на производстве. Ведь в противном случае его могли посадить в тюрьму за тунеядство. Но он просто брал дежурство, и уходил из дома на сутки, затем мог три дня работать на огороде, и продавать плоды на рынке.

По пути из школы домой, мальчик старался не думать о том, что его ждет. Самое большое счастье человек испытывает тогда, когда он может полностью насладиться данным моментом, даже если это совсем короткий миг. И оказавшись в том самом миге «здесь и сейчас», слушая попискивание «музыканта» в ладошке, глядя на синее небо с барашками облачков, Толик ощущал себя очень счастливым. Затем был следующий миг счастья, когда он открывал кулачок и насекомое, сначала боясь поверить своей вновь обретенной свободе, ошеломленно сидело несколько секунд, а затем поднималось в воздух, скрываясь на фоне небесной синевы.

Сегодня получилось найти «божию коровку» и подставив ей пальчик, смотреть как она заползает на руку. Лапки насекомого смешно щекотали кожу, а Толик тихо приговаривал, как научили его ребята:

– Божия коровка, улети на небко, там твои детки, кушают котлетки, – шептал мальчик, – всем по одной, а тебе даже две.4

Стоило произнести «кодовое слово» «котлетки», как живот мальчика предательски заурчал, сообщая, что уже пора пообедать. Конечно, такая «роскошь» как котлетки, вряд ли ждёт дома, но тарелка супа с хлебом, скорее всего уже ожидает. И мальчик, позволив насекомому взлететь с кончика его пальца, не пошел, а побежал домой. Мысль о горячем супчике с хлебом заставила забыть огорчение от того, что сразу после этого нужно будет идти в огород и отец будет ругать сына, даже если тот остановится только для того, чтобы послушать песню скворца.

– И чего ты там нового услышал? – не мог понять мужчина, – он каждый день поёт. Ты давай, не ленись, а то до вечера не успеем закончить.

Выкопав и распродав рассаду, нельзя было расслабляться, ведь теперь грядки нужно было готовить к тому, чтобы на них высаживать рассаду огурцов и помидор, на своем огороде, которые также предназначались для продажи. Часть рассады Белкины оставляли себе. День, когда нужно было высадить растения, знали «особые специалисты». Один из братьев по вере – Мережко Владислав Сергеевич считался знатоком времени посадки. Но он воспринимал окружающих огородников как конкурентов, и поэтому никогда не делился своими секретами.

– Вера верой, братство-братством, – усмехался Кирилл, когда подрос и заметил поведение брата по вере, – а деньги всегда ближе к телу.

Кирилл всегда был очень строг в суждениях об окружающих, но очень легко прощал себе собственные промахи и нечестные намерения. Он всегда делал то, что хотел, и родителям приходилось наказывать мальчика намного чаще, чем старших. Но даже обычный ремень, которого было достаточно старшим братьям, не имел нужного действия на младшего. Как ни тяжело было отцу это понимать, но Кириллу «помогал усвоить урок» только кусок резинового шланга, который приходилось применять вместо ремня, в особо тяжелых случаях.

Когда Кирилл подрос, мать нередко выводила сына к отцу и сообщала:

– Этот твой сын чуть не сжег дом! Он развел костер на опилках на чердаке. Соседи прибежали и сказали, что у нас из чердачного окна дым валит, а дома никого не было. Если бы не соседи, тогда мы пришли бы к пепелищу вместо нашего дома.

Через короткое время, несмотря на серьезное наказание, мать снова была вынуждена подвести младшего сына к отцу со словами:

– А сегодня он разбил стекла на рамах для парников. Вот тебе твой сын, делай с ним что хочешь!

И Кирилл снова был наказан и опять ненадолго. Всякий раз он выдумывал что-то серьезное, что реально было опасным для него или для всей семьи. Родители не могли понять, откуда у ребенка настолько сильная жажда разрушения? Ведь он не только окружающим вредил, но и себе.

Кирилл очень хорошо замечал оплошности как соседей, так и верующих людей, живущих неподалеку. Ему доставляло особое удовольствие отмечать неблаговидные поступки верующих, особенно когда он был в подростковом возрасте. Несовершенством верующих он оправдывал свое нежелание посещать церковь и поступать правильно. И к сожалению, сосед-огородник, не любящий делиться даже простой информацией, был прекрасным поводом для нареканий мальчика в адрес верующих.

Но, конечно, «шила в мешке не утаишь» и поэтому в те дни, когда солнце согревало землю, Максим посылал детей посмотреть на огород Владислава Сергеевича.

– Если они высадили рассаду, значит морозов уже точно не будет, – уверенно говорил Максим и шел засаживать свой огород.

И на удивление, действительно обычно так и происходило. Никто так и не сумел выведать, как сосед узнавал, что уже не будет холодов? Жадный мужчина никогда и ни с кем не делился не только заработком, но даже информацией.

****

Кирилл, подрастая не проявлял ни малейшего желания учиться. Учителя, сначала радовавшиеся третьему ученику семьи из Белкиных, надеялись что он будет учиться также хорошо, как и старшие братья. Но они ошибались. Кирилл с огромным трудом «переползал» из класса в класс, потому что преподаватели больше из-за нежелания держать слишком шаловливого и ленивого ученика второй год в одном классе, ставили ему тройки за четверть. Все понимали, что заслуживал Кирилл заслужил только «двойки». И не только по предметам, но и по поведению. Единственное, что интересовало мальчика уже с раннего подросткового возраста – девочки.

Все дети семьи Белкиных были хороши собой, но старшие братья не обращали на это внимания, справедливо замечая, что «они не девочки, чтобы крутиться перед зеркалом». Тогда как для младшего брата его внешность значила очень много.

Толик всерьез и с увлечением учился. С особенной любовью он относился к литературе. В осеннее и зимнее время Толик придумал себе «избу – читальню». В комнате мальчиков, за кроватью, стояла напольная вешалка, не отличающаяся устойчивостью. Если на неё вешали три пальто, она сразу падала и поэтому приходилось держать ее за кроватью, которая мешала вешалке упасть.

Под полами висевших пальто, можно было пролезть и спрятаться в угол комнаты. Толик всегда проскальзывал в свой уголок с книжкой. Его можно было обнаружить только если заглянуть в угол из-под кровати.

Нередко мальчик прятался от всех в свой уголок с интересной книжкой, и не выходил из него даже на зов матери. Он сидел там, пока кто-то из братьев не догадывался заглянуть в угол, забравшись под кровать. Тогда мальчику приходилось покидать своё излюбленное место. Увидев, наконец, среднего сына, Агнес, уставшая искать его, чтобы дать очередное поручение, строго спрашивала:

– Толик, ты где был?

– Мам, я был дома, никуда не убегал! – честно сообщал ей сын.

В этом уголке под кроватью, он прятал свои книжки от младших сестер, которые очень любили что-нибудь рвать. Обоим малышкам нравилось наблюдать, как рвется бумага. Толик всегда старался запасать для девочек старые газеты, тщательно пряча книги, чтобы можно было не волноваться за их страницы. И все же летом Толик не часто мог использовать свой уголок для чтения. Он выручал мальчика только зимой, когда работы было меньше, вот только присматривать за младшими сестрами нужно было круглый год одинаково, сначала за средней, затем за младшей сестренкой.

И все же, когда родилась младшая Настя, Толик был уже постарше, и ему не так сложно было заботиться о малышке. Мальчик очень любил младшую сестру.

Глава 3

Мальчики семьи Белкиных иногда ненавидели трудный бизнес родителей, но они не замечали, как эта работа формировала их характер, делая из них надёжных и ответственных мужчин, на которых можно положиться в жизни. Они не думали о том, что именно участие в труде, который реально нужен семье, давало им чувство, что они нужны и важны на земле. И если бы кто-то спросил, что полезного ты умеешь делать сам, ребята не задумываясь перечислили бы десяток дел. Поэтому комплексу неполноценности и бесполезности, которым часто страдают дети, родители которых стараются «продлить им детство» и не учат труду, у ребят Белкиных просто негде было поселиться.

И все же ребята всю жизнь со вздохом вспоминали свою «парниковую эпопею». Самое трудное начиналось с момента, когда с ямы с мякиной снимали рубероид, которым она была закрыта. Мальчишки, хотя и понимали благотворность этой заботы для будущих всходов, но часто эмоции брали верх. Они ощущали только злость и досаду. Нередко ребята завидовали растениям, считая, что были бы на седьмом небе от счастья, если бы о них родители проявили бы хоть немного той заботы, которую те отдавали рассаде. С момента, когда земля избавлялась от снежного покрывала и до самой жары мальчикам нельзя было поиграть, послушать скворца, посмотреть телевизор или пообщаться с друзьями. Иногда детям хотелось просто побездельничать а это конечно, было невозможно по определению.

Но что же можно? Смотреть за рассадой можно. Жить для рассады можно, а для себя нельзя. Ведь малейшая оплошность может погубить весь урожай, а вырастить его второй раз не получится, потому что время упущено.

Позже Толик услышит армейское определение, кто такой часовой: «Часовой – это труп, одетый в тулуп, проинструктированный до слёз и выставленный на мороз». И будет с горечью вспоминать их семейную «парниковую эпопею».

И так было каждый год. Ребятам казалось, что парники неуклонно, постоянно, беспрерывно, безостановочно и бесповоротно надвигаются на них с первой пробивающейся травкой на кочках, освободившихся от снега.

Поздней осенью они опять засыпали несколько машин мякины, распределив из по ямам, накрывали от снега рамы, маты и рабочий инвентарь. И вся эта трудная работа затихала на зиму, чтобы с первой оттепелью вновь надвинуться на них, всей своей громадой с неотвратимостью айсберга. Все детство в братьев прочно вбивалось одно короткое слово «НАДО». Но именно тогда жизнь научила их ответственности.

И все же братья не роптали, потому что рядом жили двоюродные братья и сестры, которым было еще труднее. Ребята прибегали к Белкиным сразу, как только отец уходил из дома. Если их строгий родитель не был на работе, дети всегда должны были заниматься каким-то делом. Но стоило отцу выйти за порог, его отпрыски сразу бежали к бабушке, потому что та всегда их кормила.

Кузены всегда были голодны, даже если только что вышли из-за стола. На вопрос:

– Вы голодны?

Дети всегда с блестящими от радостного ожидания глазами, отвечали:

– Да!

С их отцом никто не хотел общаться, потому что на все попытки родственников хоть как-то повлиять на ситуацию, и убедить его лучше обращаться с детьми, он резко отвечал:

– Зато мои дети всегда будут бережно относиться к хлебу и ценить хлеб как конфетку, потому что будут есть его, как конфетку!

Понимая, что перекармливать детей тоже опасно для их здоровья, бабушка всегда задирала им платье или рубашку, трогала живот и говорила:

– Этому хватит.

Если живот не был упругим, как мячик, она спокойно говорила.

– А сейчас ты действительно голодный. – И усаживала ребенка за стол.

Поев, дети уходили играть со своими двоюродными братьями. Но они обязательно должны были вернуться домой, до возвращения отца с работы или с рынка, иначе он мог их наказать за то, что они бездельничают. Как только отец переступал порог дома, он сразу находил своим детям работу, даже если ее не обязательно было делать. Мужчина не переносил, если видел, что руки детей не заняты. Самым главным пороком он считал праздность, при этом игнорируя нужду детей в любви, принятии и даже в отдыхе и еде.

Поэтому, глядя на родственников, ребята считали, что у них в общем, совсем не плохая жизнь. Ведь им иногда даже мороженное покупали, да и зимой можно было почитать или поиграть.

Иногда им все же удавалось убежать на речку Алма-Атинку. Высоко в горах она была довольно большой и бурной горной речкой. Но недалеко от дома Белкиных, который стоял на окраине города, в противоположной стороне от гор, она была уже небольшой степной речушкой. Здесь люди нередко строили дамбы, чтобы собрать воду для полива. Возле дамбы во множестве водились змеи. Толик очень любил змей! Он восхищался разнообразием узоров на их проворных и гибких телах, независимостью и повадками, отличающимися у различных видов пресмыкающихся. С одним из двоюродных братьев они мечтали выучиться на егерей и жить на природе, когда вырастут.

В один из дней, мальчики смогли сбежать из дома, успев выполнить все поручения и до того времени, как родители вернулись с работы. Когда родители появлялись дома, для ребят всегда находилась дополнительная работа. Но это короткое время принадлежало мальчикам.

– Пошли, – махнул Толик брату, – я там на дамбе раньше видел вот такую гадюку! – он широко распахнул руки. – Давай поймаем ее.

– Она же может укусить, – напомнил брат.

– А мы будем осторожны, – пояснил Толик, – я видел как-то по программе «В мире животных», что егеря делают вот такую рогатину, – он показал другу гладкую палку с небольшой рогатиной на конце. – Этой штукой нужно прижать ей голову, а потом уже можно брать ее сверху, возле головы. А потом уж пусть обвивается вокруг руки. Я видел, как люди добывают змеиный яд. Он очень нужен для специальных лекарств. Но нам же яд не нужен, поэтому мы можем щипцами вырвать ей ядовитые зубы. А потом можно будет спокойно с ней играть.

Так они и сделали. Найти змею было не сложно. Их было много у дамбы. Но поймать удалось далеко не сразу. И все же ребята сумели это сделать, не получив укуса гадюки. Они действительно смогли сломать у пресмыкающегося ядовитые зубы и спрятали ее в укромном месте, чтобы позже можно было с ней играть.

Спрятав гадюку, ребята поспешили домой.

– Я ужасно голодный! – брат погладил себя по животу, – аж в животе урчит!

– А тоже очень хочу есть! – согласился Толик, – пошли, я знаю, что бабушка обязательно сначала покормит, а потом уже работу даст.

Ребята, голодные, грязные, но очень счастливые побежали домой. Не часто им удавалось пережить такое прекрасное приключение. С этого времени они всегда искали удобного случая убежать из дома, чтобы поиграть со своей смирной змеей. Когда пленница все же сбежала, они смогли поймать еще одну тем же способом.

Магазины, в которых семья покупала продукты, находились в нескольких кварталах и в них нужно было ходить каждый день. Если кому-то из детей нужно было в школу не к первому уроку, тогда он должен был идти за хлебом и молоком. В молочный магазин молоко привозили только утром и его всегда к концу большой утренней очереди не хватало. Даже на большую семью продавец не отпускала больше трехлитровой банки. Вечно сердитая тётя Вера, продавец, всегда разбавляла молоко водой из чайника.

Молоко и так было порошковым и сильно разбавленным, но это не останавливало продавца. У молока был противный привкус, но ребята все равно выпивали свои стаканы наперегонки. За хлебом по утрам также была очередь, поэтому по утрам приходилось отстаивать две очереди. Агнес обычно говорила:

– Нашей семье на продукты нужно два рубля в день. Рубль на три литра молока и рубль на хлеб.

Конечно, супы в доме варились, но хлеб и молоко должны были быть всегда. Старшие мальчики ходили в магазин по очереди, но если они начинали препираться, не желая стоять две длинные очереди, тогда отец отправлял их обоих. Поэтому очередь устанавливалась как-то сама собой.

Несколько лет, воду в дом приходилось носить из колонки. Верующий сосед сварил для семьи специальную тележку, в которую можно было ставить две фляги. И мальчики должны были каждый день привозить воду для бытовых нужд. Для того, чтобы наполнить фляги водой из колонки, ребята использовали резиновый шланг. Это был тот самый шланг, которого они больше всего боялись, потому что за самые серьезные провинности отец бил их этим самым куском шланга. На шланге были тонкие продольные полоски, которые оставались красными полосами на теле, если отец «прикладывался» к мягкому месту.

Позже ребята шутили, что этот шланг заменял им всех психотерапевтов и антидепрессанты современной медицины. Он решал все сложные проблемы в одно мгновение. К счастью, старшие не часто видели его в этом употреблении, в основном он использовался по прямому назначению для того, чтобы наполнить фляги водой. Но младший Кирилл нередко видел его в руках отца, потому что обычный ремень был для Кирилла бесполезен.

И все же отец не часто наказывал детей. Чаще им «влетало» от строгой матери. Мать не била детей без веской причины. Тем не менее мальчики знали, насколько тяжелая рука у Агнес.

В подростковом возрасте вода и магазины были для мальчиков ежедневной обязанностью.

Но затем случился большой праздник. Договорившись с соседями, Белкины провели в дом водопровод. Для этого пришлось рыть глубокую траншею через свой и соседский огороды. Затем пригласили сварщика, который провел трубы. В день подключения воды обе семьи собрались вместе, приготовили вкусную пищу и отметили это знаменательное событие за столами в огороде.

На радостях мальчики переоборудовали тележку для фляг под свое транспортное средство, которое управлялось гаечным ключом «на двадцать семь» и ездило задом. Один из ребят «работал двигателем», другой управлял, поворачивая непокорный механизм гаечным ключом. Возможно с обретением этого, «транспортного средства», старший Семен получил первые навыки управления огромным крейсером Тихоокеанского флота, на котором позже служил рулевым.

Толик тоже позже легко парковался или ехал на машине, сдавая «задом» даже с тяжелым прицепом, «отмотав» на своём «транспорте», имеющем только задний ход, (то есть на бывшей тележке для перевозки воды) не один десяток километров по Алма-Ате.

Глава 4

Исполнительность Толика не осталась незамеченной и в школе. Учительница знала, что мальчик всегда исполнит то, что ему поручили и сделает это как можно лучше. К тому же Толик умел и любил читать стихи, и внешне выглядел красавцем. Густые, чуть вьющиеся волосы обрамляли приятное лицо с ярким румянцем на всю щеку. Глаза большие, выразительные, в обрамлении пушистых ресниц, довольно густые брови и яркие губы дополняли общую картину, радующую глаз. Мальчик не думал о внешности, и поэтому вел себя естественно, не рисуясь, и не пытаясь понравится, и от этого создавал еще лучшее впечатление. Он был прекрасным образцом увлеченного и искреннего последователя движения пионеров. Поэтому учительница стала давать ему для разучивания стихи. Толик выучивал длинные произведения и выразительно их декламировал. Поэтому преподаватели все чаще задействовали мальчика в различных мероприятиях.

Из-за репетиций Толика нередко забирали с занятий. Он читал стихи не только для классных часов, но довольно скоро стал читать и на школьных линейках. Поэтому Толик неплохо «разбавлял» скучность занятий.

Через время, когда мальчик подрос, ему предложили выносить школьное знамя, так как он был пионером, хотя многие из детей верующих родителей отказывались вступать в пионеры. Толик попробовал пронести знамя школы, и учителям понравилось, как он вышагивает. И мальчику поручили всегда выносить знамя на школьных линейках. Толик любил маршировать и тренироваться красиво носить знамя, – ведь это избавляло его от необходимости скучать на занятиях. Его нередко забирали с уроков ради этих тренировок.

Мальчику нравилось заранее читать тему, которую класс будет проходить, и поэтому обычно ему было скучно слушать то, что объяснял учитель, ведь к этому времени для него тема была уже пройдена.

Паренек прекрасно справлялся как с учебой, так и с общественной нагрузкой. Толика заметили и поручили быть знаменосцем их района на конференциях и различных встречах на «более высоком уровне». От района мальчика «продвинули выше» и он стал носить знамя города.

Как знаменосца городских школ и отличника в учебе Толика выдвинули кандидатом на поездку в пионерский лагерь «Артек». Это была огромная привилегия и честь. Лагерь находился в Крыму, на берегу Черного моря, и в него попадали только «лучшие из лучших». Толик был просто счастлив, когда ему сообщили, что он попал в число тех, кого планируют отправить туда на месяц во время летних каникул. И теперь нужно было только дождаться окончания учебного года и не подвести ни учителей, ни себя, продолжая все также хорошо учиться. И все же, зная, что отношение властей к верующим резко отрицательное, Толик ожидал, что в какой-то момент его кандидатуру все же «снимут» и старался не очень надеяться на поездку.

В зимнее время, когда работы в огороде не было, детям семьи разрешали записаться в школьную группу продленного дня и Толик очень любил посещать её. Ребята возвращались домой, обедали и затем возвращались в школу. Там они делали домашнее задание. Толик, быстро закончив уроки, шел в библиотеку и брал книгу. Время за книгами для него было самым счастливым. Ведь тогда он мог погрузиться в самые различные миры и приключения, побывать в отдалённых уголках планеты, не сходя со школьной парты. Он очень любил уроки литературы, когда можно было обсудить прочитанное.

Довольно скоро мальчик прочёл все книги в местной библиотеке. Прочитав все интересное, Толик записался в библиотеку соседней школы, в которой было больше книг.

Но читать мальчик мог в основном в школе, потому что дома всегда было много работы.

Кроме библиотеки, Толик всегда находил новые способы обзавестись книгой. В то время по городу существовало много пунктов приёма макулатуры. Люди сдавали туда ненужные старые книги, стопки старых газет и любую бумагу. Школьникам нередко давали задания собирать макулатуру по городу. Однажды, придя в пункт приёма, мальчик заметил толстую старую книгу. Такие всегда обладали для него особой притягательностью.

– Простите, а можно я эту книгу заберу у вас? – попросил он.

– Если ты сможешь по весу набрать мне столько же другой макулатуры, – отвечал приёмщик, или сдать другие книги.

– Тогда не упаковывайте, пожалуйста, вот эти, – Толик отложил несколько толстых, тяжелых томов.

– Хорошо. Если хочешь забрать – бери. Но восполни по весу, – повторил приёмщик.

Толик пробежал немало дворов, спрашивая у людей ненужную бумагу и старые книги, но все же собрал необходимый объём и получил заветные «фолианты». Одной из них оказалась «хрестоматия» для учителей по литературе. Мальчик понял, что она не предназначалась для глаз учеников и это еще больше «подогрело» его любопытство. И эту книгу он прочел «от корки до корки» с особым вниманием.

Мальчик обнаружил, что не все, что говорила учительница по литературе, было правдой. Он увидел, что многие из известных писателей были верующими людьми и это поразило его. Толик прочитал стихи Лермонтова и произведения других писателей и заметил, что им религия и вера в Бога не были чужды. Вера была частью их жизни. А учительница говорила, что все они были атеистами. Толик встретил в хрестоматии оду Г. Р. Державина «Бог»:

«О Ты, пространством бесконечный,

Живый в движеньи вещества,

Теченьем времени предвечный,

Без лиц, в трех лицах Божества,

Дух всюду сущий и единый,

Кому нет места и причины,

Кого никто постичь не мог,

Кто все Собою наполняет,

Объемлет, зиждет, сохраняет,

Кого мы нарицаем – Бог!

Измерить океан глубокий,

Сочесть пески, лучи планет,

Хотя и мог бы ум высокий,

Тебе числа и меры нет!

Не могут Духи просвещенны,

От света Твоего рожденны,

Исследовать судеб Твоих:

Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает,

В Твоем величьи исчезает,

Как в вечности прошедший миг.

Хао́са бытность довременну

Из бездн Ты вечности воззвал;

А вечность, прежде век рожденну,

В Себе Самом Ты основал.

Себя Собою составляя,

Собою из Себя сияя,

Ты свет, откуда свет исте́к.

Создавший все единым словом,

В твореньи простираясь новом,

Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек….»

Читая строки оды, мальчик поразился их проникновенной силой и глубоким преклонением автора перед Творцом Вселенной. Такое не мог написать человек, не верящий в Создателя.

Теперь, слушая объяснения учителя по литературе, Толик уже не доверял ее словам как раньше.

Вскоре после этого классная руководительница в очередной раз организовала творческий вечер по атеизму. Как всегда Толику достались самые большие стихотворения, предназначенные для этого мероприятия. Но мальчик, получив тексты, и прочитав их, понял, что не сможет декламировать их по собственным убеждениям. И на репетиции, когда основная часть детей уже начали учить свои стихи, мальчик твердо сказал:

– Я не буду читать эти стихи. Потому что я не согласен с ними!

– Но ты не можешь отказаться! Ты не имеешь права! Ты не можешь сорвать мероприятие! – возмутилась женщина.

– Я сказал, что не буду – упрямо повторил мальчик, положив листы бумаги на учительский стол.

Преподаватель была в ярости. На этот вечер она возлагала большие надежды. Через эти стихи она хотела воздействовать не только на умы учеников школы, но и продемонстрировать всей школе свою власть над сыном «сектантов», которого она заставила читать атеистические стихи.

Когда мальчик категорически отказался повиноваться, женщина долго кричала, все больше распаляя себя своими же собственными словами. Толик сидел молча, но в его глазах она читала непреклонную решимость.

– Ты будешь читать то, что я тебе приказываю! – снова прокричала она, подойдя вплотную и склонившись над непокорным мальчишкой.

– Нет, – коротко ответил тот.

Тогда не думая о последствиях, женщина замахнулась и ударила ученика в лоб тяжелой связкой ключей, которую держала в руке. Неожиданно мальчик побледнел и молча сполз со стула. Он потерял сознание. Классная руководительница сильно испугалась.

– Ты чего?! – растерянно пробормотала она, – я же не сильно!

– Он в обмороке, – пронеслось по классу.

– Толик не умер? – испуганно поинтересовалась одна из девочек, сидевшая рядом.

– Может и умер, – ответил кто-то из ребят, – мне кажется он не дышит.

Учительницу впору было саму откачивать. Она не на шутку испугалась! Ведь за такое она точно получила бы срок, и не малый. Сейчас были не тридцатые годы, когда за убийство верующего можно было не только не пострадать, но еще и благодарность от властей получить.

«А ведь за этого сектанта осудят, как за человека!» – с ужасом, но жестко подумала женщина.

Она склонилась над мальчиком, не зная, что делать.

– Воды! – крикнул кто-то из учеников.

В этот момент большие глаза в обрамлении пушистых ресниц приоткрылись и Толик растерянно посмотрел на встревоженные лица учительницы и одноклассников, стоящих вокруг.

– Вы чего? – тихо пробормотал он.

– Ты отключился, – сообщил мальчик с соседней парты.

– Я не знал, – Толик поспешно, но с трудом попытался «вылезти» из-под парты. Он боялся, что учительница еще раз ударит его за то, что он оказался под партой, будто не желая слушать то, что она говорит. Но женщина вдруг стала странно доброй.

– Ты иди домой, – растерянно сказала она, – полежи. – Затем классная руководительница обратилась к двум одноклассникам. – Ребята, проводите Белкина домой.

Мальчики послушно подхватили Толика под руки и повели. Кто-то из ребят быстро собрал учебники со стола и положил их в портфель, подав одному из ребят, сопровождающих Толика.

Выходя из класса, мальчик смущенно попытался освободиться от помощи.

– Да ладно, я сам, – отстранился он от сопровождающего.

Но стоило мальчику отпустить руку Толика, того «занесло» и он опять чуть не упал.

– Белкин! – не сопротивляйся! – приказала учительница, – пусть товарищи помогут!

Ребята довели Толика домой, и он прилег на стоящий в комнате диван. После прогулки голова уже меньше кружилась и все же хотелось полежать. Наутро мальчик, как всегда пошел в школу. Дома он ничего не рассказал родителям о происшествии, решив не беспокоить их по мелочам.

Толик с первого дня учебы не представлял, что должно произойти, чтобы он не пошел в школу. Он шел туда даже если болел. Однажды мать, промучившись с кашлем ребенка пол ночи, спросила:

– Может ты не пойдешь сегодня в школу?

– Если я не пойду, значит поползу, – упрямо сообщил сын.

После инцидента в классе, Толик даже не думал о том, чтобы наутро остаться дома. Он собрался и пошел на занятия. Как только Толик пришел в класс, в кабинет заглянул один из старшеклассников.

– Белкин, тебя к директору, – сообщил мальчик.

Толик шел в кабинет директора в полной уверенности, что его опять будут заставлять рассказывать атеистические стихи и будут ругать. Он побаивался, изредка потирая внушительную шишку на лбу, но направлялся «на ковер» все еще полный решимости отказаться от участия в этом ужасном вечере. Но когда мальчик переступил порог кабинета, директор встретила его очень доброжелательно и даже заботливо. Толик не знал, что она очень боится жалобы от мальчика и его родителей в вышестоящие органы, и сильно волнуется, что не только классную руководительницу могут уволить с работы, но и ее снять с занимаемой должности.

– Белкин, доброе утро! – вдруг первой поздоровалась директор, стоило мальчику приоткрыть дверь.

– Здравствуйте! Вызывали? – растерялся Толик.

– Да, входи, – пригласила женщина, – как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – мальчик все еще не мог поверить, что его никто не будет ругать или принуждать к участию.

– Ты понимаешь, что твоего классного руководителя могут уволить с работы, если ты пожалуешься? – Трудно было понять, спрашивает она или сообщает. – Да и вообще всей школе будут грозить неприятности, – продолжила она.

– Я не буду жаловаться, – тихо сказал Толик, – я не хочу, чтобы у Тамары Львовны были из-за меня проблемы. Я и папе с мамой не стал говорить, – добавил он.

– Хорошо, ты – настоящий пионер! Ты хранишь честь нашего знамени и своей школы, – высокопарно похвалила женщина.

Толик хотел было возразить ей, что после того, как он узнал, что учителя обманывают учеников говоря, что писатели и поэты – классики, были атеистами, для него школа, с пионерской организацией и атеизмом не имеют значения. Хотел добавить, что он больше ничего не желает с ними иметь общего, и молчит только потому, что не хочет мстить за себя, чтобы исполнить то, что написано в Библии, но решил промолчать, чтобы не навлекать на себя еще больше проблем.

– Я надеюсь, что ты будешь и дальше благоразумным мальчиком и не станешь никому рассказывать о том, что произошло, – добавила директор.

– Да, я обещаю, что не буду рассказывать, – ответил Толик.

Убедившись, что ей, классному руководителю, и школе ничего не грозит, директор отпустила мальчика в класс.

Но «шила в мешке не утаишь» и об инциденте говорили другие ученики. Ведь все это происходило при всем классе. И о Толике нередко говорили как о том, кто пострадал за свою веру. Но мнения учеников разделились. Одни жестко говорили:

– Ну и поделом сектанту! Будет знать, как учительницу подводить!

Другие относились очень уважительно.

– Зато, Толик не предал свою веру, – с гордостью за своего одноклассника говорили они. – Может Бог и есть, если за свою веру пацан готов даже пострадать.

Тексты отдали другому мальчику, но тот не мог так хорошо читать стихи, и вечер атеизма отменили. Классная руководительница озлобилась и с этого времени решила сделать все, чтобы сломать веру мальчика, если не переубедить, то по крайней мере сделать так, чтобы ему было трудно придерживаться его убеждений.

Глава 5

На другой стороне города, у самых гор, за несколько лет до рождения Толика, проживала семья Лисициных. Павел и Вера познакомились на молодёжной вечеринке в честь седьмого ноября тысяча девятьсот шестидесятого года. Много молодежи со всего района собрались вместе, чтобы пообщаться и потанцевать.

Вера родилась в неверующей семье. Она была младшей из семи детей. Отца девушки контузило на войне и его комиссовали. И все же после возвращения домой он прожил недолго, и поэтому Вера его почти не знала. В ее семье не говорили о Боге, но все же девушка верила, что есть Кто-то или что-то, что управляет этим миром и что умнее людей. Ее мать иногда украдкой крестилась на икону, но не решалась вслух говорить о своей вере в атеистическом государстве. Вере в то время было лишь семнадцать лет и только через четыре месяца должно было исполниться восемнадцать.

Родители Павла были верующими людьми, но молодой человек не собирался следовать по стопам родителей. Его больше привлекала жизнь без Бога. Парень не гнушался веселых компаний, и все же он мечтал встретить девушку, с которой мог бы прожить всю свою жизнь. Девушки лёгкого поведения его не интересовали. Но до сих пор он еще не повстречал ту, с которой хотел бы остаться до конца дней. Но он не терял надежды найти ее. Павел отслужил в армии и серьезно думал о женитьбе. Его родители мечтали, что сын вернется в церковь и женится на верующей девушке, но у него были совсем другие планы.

Неверующие друзья пригласили Павла на вечеринку. Несмотря на позднюю осень, погода стояла прекрасная. Снег еще не выпал и деревья помахивали на ветру голыми ветками. Пожухлая трава в садах и огородах, еще не укрытая белым покрывалом, желтела на солнышке, наполняя воздух особым ароматом осени.

Павел шел по улице, улыбаясь мягкому теплу осеннего солнца. Нередко люди считают, что только весна способна разбудить мечту о любви и нежности. Но парню был безразличен сезон. Он вернулся из армии и мечтал встретить ту, с которой сможет прожить всю жизнь, поэтому для него было не важно, что впереди зима. Жизнь человеческая намного длиннее одного сезона.

Вера с подругой также были приглашены на встречу. Девушки надели самые красивые платья, начистили до блеска короткие сапожки и вышли из дома. Как и многие представительницы прекрасной половины человечества, они не смогли собраться вовремя и теперь уже опаздывали.

– А ты всех там знаешь? – поинтересовалась Вера у подруги, пригласившей ее.

– Да что ты! Откуда? Может нескольких ребят и девчат знаю. А с остальными познакомимся, если захотим – отмахнулась девушка, – главное, что мы не так уж и сильно опаздываем, – весело рассмеялась она. – Может не всех хороших парней не успеют разобрать, – с надеждой проговорила девушка.

– Угу, как дефицит в магазине, – поддержала Вера. – Но, мне кажется, что наше от нас не уйдет. Я верю в судьбу.

– И я тоже, – поддержала подруга, – нам же все не нужны, а только один, наш. Который нам судьбой предназначен.

– Аха, – улыбнулась Вера, нервно перебирая пальцами поясок плаща.

Девушки пришли по указанному адресу и услышали негромкую музыку, доносящуюся из помещения.

Придя на вечеринку, Павел присоединился к танцующим. Здесь собралось немало народу, не меньше двадцати человек. Он поглядывал по сторонам, надеясь встретить девушку, которая показалась бы ему «той самой». Но все девушки казались почти на одно лицо – приятные, но ничего особенного.

Но вдруг в прибывающей толпе он заметил двух подруг, немного опоздавших на общую встречу. Одна из девушек показалась парню почти игрушечной девочкой. Она была маленького роста, сложена как куколка, прилично одета и сейчас казалась растерянной и даже чуть испуганной. К девушкам подошел крепкий самоуверенный парень. Его смелость в обращении с девушками граничила с развязностью, и в глазах светились совсем не добрые и не чистые намерения. Парень явно «запал» на ту самую, которая невольно обратила на себя внимание Павла. Недолго думая, Павел направился к подругам и почти «бортанул» незнакомца.

– Я могу пригласить тебя на танец, – обратился он к хрупкой девушке.

– Э, ты чё не видишь, я здесь стою! – возмутился крепыш.

– Девушка сама выберет с кем ей танцевать, – возразил Павел, – пока я не видел, чтобы ты приглашал ее на танец.

– А я и не танцую! – резко ответил незнакомец.

– А я танцую! – облегченно выдохнула девушка и повернулась к Павлу, позволяя увести себя в центр, к танцующей молодежи.

Раздосадованный крепыш развернулся и ушел, не обращая внимания на подругу хрупкой девушки. Но в тот же момент к подруге подошел парень интеллигентного вида, и она тоже с облегчением выдохнула. Начав танец, Павел спросил:

– Ты здесь в первый раз?

– Ага, – искренне призналась девушка.

– А звать тебя как? – продолжил парень.

– Вера.

– Красивое имя! Мне очень нравится. И мне кажется, оно тебе подходит. Сразу начинаешь верить в чудеса, фей и сказочных принцесс, – обворожительно улыбнулся Павел.

– Да ну тебя! А может, еще в кикимор и коварных русалок? – рассмеялась Вера.

– Нет. Хочется верить только в добрые сказки, – покачал головой Павел и с восторгом посмотрел на девушку.

С хорошим чувством юмора и живым умом, она нравилась ему еще больше. Молодые люди протанцевали вместе почти весь вечер. Иногда ребята пробовали пригласить Веру на танец и она соглашалась, если Павел ее не «занимал». Но скоро он попросил:

– Ты не могла бы танцевать со мной до конца вечера? Мне не хочется тебя отпускать. Ты очень интересный собеседник и красивая, – Павел восхищенно взглянул на Веру, и она невольно смутилась, опустив глаза.

После этого вечера молодые люди стали видеться часто. Парень провожал Веру домой, иногда приглашал в кино или просто погулять. И девушка не отказывалась. Ей очень нравился этот обаятельный крепкий парень с немного по-детски полноватыми губами, слегка оттопыренными ушами, отчего он казался похожим на маленького мальчика. Но все же Павел был очень надежным и никогда не обещал того, что не мог бы исполнить. Он уже отслужил в армии и работал на заводе. Вера не могла понять, как в Павле сочетается детская веселость и легкое чувство юмора, и очень глубокая внутренняя серьезность?

Одно Вера знала наверняка. Павел ей очень нравился!

Однажды на прогулке парень решил признаться:

– У меня родители баптисты, – сообщил он.

– Ладно, лишь бы на русских были похожи, – ответила Вера, подумав, что «баптисты» – это национальность.

В тот день девушка не поняла, что ее интерес к Богу и к жизни верующих людей чем-то связан со словом «баптисты».

Не только Павел приходил к Вере домой, но и Вера иногда заходила в дом парня. Подруга Веры рассказала, что его родители посещают какие-то собрания верующих, и сами верят в Бога и Вера сразу заинтересовалась. В следующий раз, когда молодые люди встретились, она попросила:

– Паш, ты можешь рассказать мне про Бога? Мне интересно было бы узнать о Нём, – сказала она.

– Хорошо, – согласился Павел. – Но я сам не хожу сейчас на собрание, да и о Боге не думал в последнее время.

– А мне очень интересно! – глаза Веры сияли. Все говорят, что Бога нет, а мне кажется, что не может быть, чтобы не было. Ведь все вокруг так красиво и продумано! Даже моя простая брошь не могла сама собой появиться, а тут – целая Земля! Мне кажется, что сам собой появляется только мусор у нас во дворе да так регулярно, что надоедает его убирать. А можно попросить твоих родителей рассказать мне о Нем?

Павел сказал родителям, что Вера хотела бы больше узнать о Боге и о верующих. Его родители были искренне верующими людьми. Когда отец Павла стал рассказывать Вере о Боге, девушка очень обрадовалась. Ведь она так надеялась, что это так!

– Я чувствовала, что Он есть! – глаза Веры засветились радостью, – Не может не быть! Все так здорово создано и все так мудро устроено, что не могло возникнуть само по себе! – ответила она отцу Павла, когда тот сообщил ей, что верит в существование Бога, и о том, что Бог отвечает на его молитвы.

Павел и Вера после этой встречи стали часто говорить о Боге. Парень, хоть и говорил родителям, что не верит в Него, и не будет посещать служения, все же много знал о Творце и о том, как Он трудится в окружающем мире. Он знал библейские истории, и слышал немало свидетельств верующих людей о том, как Бог менял их жизнь и как помогал в трудную минуту. И он рассказывал девушке обо всем, что знал.

И получилось, что Павел, не обратившись к Богу сам, уже свидетельствовал о Нем своей девушке.

Однажды Вера спросила:

– Паш, ты можешь сводить меня на собрание? Я бы хотела послушать.

– Без проблем, пошли, в воскресение – спокойно ответил парень.

– А как там одеваются? – поинтересовалась она.

– Ну, не знаю, как обычно. Как все, – растерянно ответил он.

– Разве в церковь можно в брюках или в сарафане на бретельках? – удивилась Вера.

– Ну, в брюках, конечно, ходят только мужчины, – усмехнулся парень, – да и в сарафане, наверное, будет неприлично.

– Вот об этом я и говорю, – уточнила Вера, – есть же какие-то обычаи. Как твоя мама одевается, когда идет на собрание?

– В общем, наверное, просто скромно, – опять пожал плечами Павел. Он, как и многие мужчины, совсем не замечал кто и в чем одет. – Мама обычно платье надевает и косынку.

Для Веры это было важно. Она не хотела, чтобы на нее смотрели с осуждением или удивлением. Она просто хотела одеться так, чтобы не привлекать к себе внимание окружающих людей, чтобы просто послушать о Боге. В воскресение утром девушка надела черное платье, закрывающее локти и колени, на ноги надела черные носки, а на голову повязала белую тряпичную косынку. В этой одежде девушка была похожа скорее на маленькую бабушку, чем на симпатичную девочку. Когда молодые люди вошли в зал, Вера невольно вздохнула и рассердилась на Павла. Здесь ее окружали девушки и женщины нарядно одетые, в красивых платьях. Мужчины были в светлых рубашках, опрятные и праздничные.

Увидев окружающих ее людей, Вера невольно ощутила себя выглядевшей почти траурно на большом празднике жизни.

– Ты почему мне не сказал, что в церковь одеваются как на праздник? – тихо и обиженно спросила она парня.

– Не знаю, а разве это празднично? – не понял Павел. – Мне кажется как обычно, ну… – помялся он, – как на собрание.

Вера поняла, что с Павлом лучше не советоваться в вопросах внешнего вида и одежды. Она быстро стянула с головы косынку и поправила волосы, чтобы хоть что-то изменить в своей внешности, и не выделяться среди людей в зале. Девушка была рада, что на улице холодно и многие люди даже в зале сидели в пальто. За счет этого ее темное платье не так сильно выделялось. Но она твердо решила, больше не одеваться так, идя в церковь. Теперь она знала, что может наряжаться так как пожелает, и именно это будет здесь нормально. Ведь Вера по характеру и сама не любила ничего вызывающего. Она обладала достаточно утонченным вкусом в одежде.

Глава 6

С этого дня Вера стала ходить на собрания каждое воскресение. И не только на утреннее служение, но и на вечернее. Павел тоже стал посещать дом молитвы, и родители вздохнули с облегчением. Раньше не раз Павел с вызовом сообщал:

– Я никогда не женюсь на верующей! И на моей свадьбе будет бражка. А вы как хотите!

Родители только молились и ждали. Когда сын привел совсем молоденькую девочку из неверующей семьи, они еще больше переживали.

– Похоже Паша решил исполнить своё обещание, – вздохнула мать.

– Это мы еще посмотрим, – тихо ответил отец, – если она хорошая, тогда и сама к Богу придет и Пашку за собой потянет. А мне кажется, она добрая девочка.

Так и произошло. Даже в те моменты, когда Павел не очень хотел идти на служение, он приходил к дому девушки и слышал о том, что она уже ушла. Павел знал, где ее искать и спешил к дому молитвы, чтобы не опоздать на служение.

Как написано в Библии: «Итак вера от слышания, а слышание от слова Божия».1 И скоро Вера и Павел уже с радостью читали и обсуждали Библейские тексты. Их жизнь менялась, почти незаметно для самих молодых людей. Но близкие сразу увидели эти перемены.

Зимние морозы и снега уступили место весенней капели, затем расцвели сады. Павел очень ждал, чтобы Вере исполнилось восемнадцать лет. Ведь до этого момента им не разрешили бы пожениться. Он ничего не говорил Вере, а просто ждал. Девушка всегда была рада его появлению и юноша не сомневался, что она согласится выйти за него замуж, и до заветного дня приходилось просто ждать.

За прохладным мартом и переменчивым апрелем наступил теплый май, и природа ожила. Сердце Веры также ожило, когда она приняла самое важное решение в своей жизни. Однажды, в последнее воскресение мая тысяча девятьсот шестьдесят первого года, на утреннем служении она вышла после проповеди и сказала, что хотела бы посвятить свою жизнь Богу. Девушка раскаялась в прежних проступках, и просила у Бога сил служить Ему и жить только для добра.

Павел немного растерялся. Он сам думал о том, чтобы обратиться к Богу и отдать Ему свою жизнь, но любимая опередила юношу, смутив его свои шагом. Ведь Павел искренне верил в то, что мужчина – это священник семьи. Но как он сможет назвать себя священником, если его девушка отдала свою судьбу Творцу раньше него? А в том, что именно Вера должна быть его спутницей жизни, Павел не сомневался, полюбив ее с первого взгляда. Он замечал, что в начале их общения молоденькая девочка и сама не знала, как к нему относится. Но любовь и внимание юноши, разбудили девичье сердце и теперь он видел, что Вера также любит его.

В то же воскресение, на вечернем собрании Павел вышел перед общиной и заявил, что хочет служить Богу. Внутреннее решение Павла состоялось раньше, но Вера своим поступком сама не осознавая, поторопила его.

Вернувшись вечером домой Вера сообщила:

– Мам, я покаялась в собрании и теперь буду служить Богу.

– Ты чего вздумала? Почему ты меня не предупредила? Что за обещания ты даёшь за спиной матери?! Ты зачем к этим баптистам записалась? – возмутилась Домнекия, – молода ты еще, чтобы такие серьёзные вопросы без матери решать!

Среди неверующих людей многие считали, что к баптистам нужно обязательно «записываться», и что потом люди из «секты» будут контролировать всех, кто к ним записался. И женщина переживала за свою молодую неразумную дочь. После смерти мужа, Домнекия сама воспитывала детей, которые теперь уже были взрослыми, но она очень волновалась за судьбу младшей дочери.

– Мам, мне уже исполнилось восемнадцать, – напомнила девушка. – Но я бы не стала прятаться, если бы заранее собиралась это сделать. Просто когда Бог побуждает сердце молиться, то очень трудно устоять! Я очень люблю Бога!

– Что значит: «Люблю Бога», что Он тебе, парень какой?! – проворчала женщина. Она была очень доброй и кроткой женщиной, но ее тревога за ребенка не позволяла сейчас принимать ее сообщения спокойно. – Что за странные вещи ты говоришь?! Ох, промыли тебе мозги эти сектанты! Лучше бы в православную церкву пошла. Там таких странных вещей не внушают!

На следующий вечер, когда Павел пришел в дом Веры, чтобы позвать девушку погулять, Домнекия остановила его:

– Паша, мне нужно с тобой поговорить!

– Да, конечно! – живо отозвался парень, – а о чём?

– Паша, ты – взрослый парень, уже отслужил в армии, но почему ты поступил настолько нечестно по отношению к нашей семье?

– Я?! – растерялся Павел. – В чём же заключается моя нечестность?

Павел невольно стал анализировать все прогулки с Верой, не допустил ли он вольностей?

«А может я в чём-то проявил неуважение к ней?» – напряженно думал он. Но не мог вспомнить ни одного случая, который взрослая женщина могла бы счесть проявлением неуважения к Вере. Он всегда старался вести себя очень сдержано и тактично.

– Ты записал Веру к вам в общину, не посоветовался со мной, – ответила женщина.

– Простите, но у нас никто никого и никуда не записывает, – Павел невольно облегченно вздохнул, поняв причину упрека матери Веры. – Если бы я сам знал, что Вера решит покаяться, я бы, наверное раньше ее вышел, – улыбнулся юноша.

Он объяснил, как в их общине происходит покаяние и принятие решения служить Богу, затем сообщил, что Вера опередила его в этом вопросе.

– Мам, я сама стала расспрашивать Пашу про его родителей. Мне подружка сказала, что они верующие. Вот я и пристала к нему, чтобы он все мне рассказал, – вмешалась в разговор Вера. – Подружка мне сказала, что у Паши родители хорошие, но странные, что они куда-то ходят. Вот я и напросилась.

– Да я и сам стал ходить на собрания, потому что Веру сопровождал, – признался парень.

– Мам, ты не ругай его. Получается, что я его на собрание привела, а не он – меня, – улыбнулась девушка.

– И у нас все приходят и уходят когда пожелают, – успокоил женщину парень. – Вера никому и ничего не должна, также как и я. Просто мы с ней хотим теперь жить христианской жизнью, не делать зла.

– Ну это и так ясно, – все еще не могла понять Домнекия, – зачем же всем рассказывать?

– Мам, ну вы с Димой же не все, – вы моя семья, – вставила Вера, – поэтому я вам и рассказала.

– Ладно, – вздохнула женщина, – но все равно странно все это для меня!

– Ничего, мамуль, привыкнешь, – улыбнулась девушка и чмокнула мать в щеку.

– Ох ты – лиса-Патрикеевна! – усмехнулась женщина, явно смягчаясь.

Прошло совсем немного времени после покаяния молодых людей. В один из июньских вечеров, когда улица благоухала запахом сирени и ландышей, спрятавшихся в тени палисадников, молодые люди гуляли наслаждаясь началом лета. Вдруг Павел, немного волнуясь, сказал:

– Мы с родителями придем в среду к вам домой сватать тебя. Ты согласна?

– Да, я согласна, приходите, – покраснела девушка. – А вдруг моя мама будет против?

Она совсем не удивилась тому, что ее любимый не спрашивает, выйдет ли она за него замуж, но только узнает, может ли прийти к ее матери просить благословения на брак? Павел не сомневался, что Вера любит его, и девушка не ждала официального предложения. В советское время не было интернета или инстаграмма, и некому было внушить молодым людям, как нужно решать вопрос брака. Они вели себя так, как чувствовали, без всяких шаблонов и были просто счастливы, не предъявляя друг другу никаких требований что и как должно быть.

– Надеюсь, что мы с родителями сможем ее убедить, – улыбнулся счастливый Павел.

Вернувшись домой, Вера подошла к матери:

– Мама, Паша сказал, что в среду придет с родителями меня сватать.

– Ты чего вздумала?! – поразилась Домнекия. – Сиди! Ты еще не работала. На какие «ши-ши» собираетесь делать свадьбу? Да у тебя же еще ничего нет! Нет! Нет! Никаких тебе «замужеств» Вон чего удумала! – причитала она.

Но сватов в середине недели все же встретили. Доброе сердце женщины не позволяло отказаться принять людей, которые не сделали ей ничего плохого. Но она все же была настроена решительно и не собиралась позволять дочери так рано выходить замуж. Павел все обстоятельно объяснил, и его отец поддержал решение сына.

– На свадьбу Паша заработал, как и положено мужчине, – сообщил отец. – Жить пока молодые могут у нас. Мы пристроим вторую половину, и у нас будет дом на два хозяина. Я сам помогу им собрать деньги на их собственный, а пока будем жить рядом, – сообщил мужчина.

– Но она же совсем еще ребенок! – настаивала мать Веры.

– Ничего, повзрослеет. – Ответил отец Павла, – раньше и в шестнадцать замуж отдавали. Ничего, все как-то складывалось.

– Я сказала «Нет! Значит нет!» – резко ответила женщина.

Домнекия не хотела отдавать дочь в семью баптистов, ей было страшно за судьбу ребенка. Но Вера вдруг резко встала из-за стола.

– Если ты не согласишься выдать меня замуж за Пашу, я сейчас уйду из дома с ними! – категорично заявила она.

– Непокорная! – возмутилась мать. – Ты точно решила и не отступишь? – сердито сдвинула она брови.

– Не отступлю! – твёрдо ответила девушка.

– Что ж, твоя воля. Но ты еще пожалеешь об этом! – уверенно заявила Домнекия.

– Не пожалею! – было заметно, что характеры дочери и матери очень похожи. Если Вера была в чем-то уверена, ее трудно было разубедить.

Уходили сваты из дома Веры, заручившись согласием самой девушки и ее матери. Домнекия, приняла решение дочери, хоть и была с ним не согласна. Она умела уважать решение близких, даже юной и неопытной младшей дочери. И все же женщина очень волновалась за Веру, ведь та пошла в путь полный неизвестности, что очень пугало ее мать. Атеистическая пропаганда не стеснялась клеветать, в красках описывая ужасы, которые они, «навешивали» на верующих и церковь любых христианских течений и поэтому мать была уверена, что имеет все основания волноваться за своего ребенка.

Скоро сыграли скромную христианскую свадьбу. Свадебный пир сделали в доме, где молодые собирались жить вместе а родителями жениха. В двух комнатах накрыли столы. Среди гостей было много христианской молодежи. Приглашенных было около пятидесяти человек. Свидетели молодой пары также собирались вскоре пожениться. Подруга Веры и друг Павла нередко украдкой обменивались нежными взглядами. Ведь через два месяца у них тоже была намечена свадьба.

Мать Веры впервые присутствовала на христианской свадьбе, благословляя молодых. И, хоть мать и показывала своё недовольство, Вера и Павел настояли, чтобы на свадьбе не было спиртного.

После бракосочетания дочери и ее свадьбы, Домнекия изменила мнение о верующих. Ей очень понравилась атмосфера в церкви, песни и проповеди. Понравились наставления, которые молодожены получили на их предстоящую совместную жизнь. Она тоже стала посещать собрания верующих и вскоре покаялась. Теперь мать уже не боялась за судьбу младшей дочери. Она знала, что Веру всегда поддержат и защитят, что муж будет любить ее и заботиться о ней.

Глава 7

Вера с Павлом поселились в одном доме с родителями Павла. Они оба работали, но зарплату отдавали отцу Павла и тот собирал средства на стройку. Скоро отец с сыном достроили дом на два хозяина, с разными входами. Молодая семья теперь жила самостоятельно, и все же родные всегда были рядом.

Крещение молодые супруги также принимали вместе, тридцать первого августа тысяча девятьсот шестьдесят второго года.

Власти не могли оставить без внимания обращение молодых людей к Богу. У Павла на работе начались неприятности. Его не раз вызывали в кабинет директора, пытались “наставить на истинный путь”.

Двоюродный брат Павла написал жалобу в райком партии о том, что его родственник "попал секту" и нуждается в исправлении. Партийные работники активно взялись за "перевоспитание молодого рабочего”, вызывая в райком для бесед в рабочее время, которое, конечно же, не оплачивалось. Кроме того, райком не выдавал никаких документов о том, что вызов был официальным и потому на заводе время "бесед" считалось прогулом. Но не явиться на встречу было невозможно – это грозило еще бОльшими неприятностями. После смены Павлу приходилось отрабатывать часы, занятые в райкоме партии, чтобы его не привлекли к ответственности за уклонение от работы.

Кроме проблем на производстве, друзья и сотрудники, подстрекаемые родственником, не раз пытались "учить жизни" молодого мужчину.

В один из дней двоюродный брат пригласил Павла прогуляться в садах, раскинувшихся недалеко от их дома. Когда Павел пришел на встречу, оказалось, что брат не один. Он собрал компанию из нескольких парней. Вокруг на земле лежала скошенная сухая трава, которую еще не собрали в стога. Упав на не до конца просохшее сено, брат заявил:

–– У вас же принято приносить людей в жертву. А ты еще новичок, никого не принес. – Так вот тебе я, приноси свою первую жертву!

– Слушай, брат, ты что-то попутал, – напряженно нахмурился Павел.

Он знал, что брат не от невежества устроил этот цирк, он просто явно издевается, пытаясь выставить брата в нехорошем свете перед друзьями. Но кузен не унимался:

– Что же ты, "кишка тонка" по-настоящему "прописаться" у своих баптистов?

– Ты прекрасно знаешь, что у нас никто и никого в жертву не приносит. – Устало ответил Павел, вынужденный отвечать брату при людях, которых тот пригласил на "воспитательную беседу". – Мы тобой не первый день знакомы. А если ты собрался меня перевоспитывать, то сначала покажи пример: не пей – не только на работе, но и дома, вообще не пей. Не обижай жену, заботься о ней и люби ее, не только на восьмое марта, но и просто каждый день. Люби её и детей и заботься о них от сердца. Перестань материться, и не только при женщинах или при начальстве, но даже среди нас, мужиков. Вот тогда приходи, и начинай меня учить жизни. А до тех пор, пока ты не привел в порядок свою жизнь, не вмешивайся в мою. Меня надо было перевоспитывать, когда я жил также, как и вы. А теперь оставь меня в покое. Ведь я к тебе не лезу, и не учу тебя жизни.

Павел видел, что кузен не просто так собрал друзей и сотрудников. Он планировал "накачать" всех, и устроить драку, чтобы избить своего родственника. Но пока собравшиеся мужчины еще не могли найти повод, чтобы, начать избиение. Они не опустились настолько, чтобы просто так бить, только потому, что никому и ничего за это не будет. Ведь в людях, к сожалению, раскрываются все самые низменные пороки и желания, если им обещают стопроцентную безнаказанность. А за избиение верующего в те годы никто бы не наказал. И его озлобленный       двоюродный брат твердо обещал это всем собравшимся "на воспитательную встречу".

Но кузен не рассчитал одного – физическую силу Павла. А мужчина, похоже, не собирался становиться "боксерской грушей". Заметив, что один из приятелей брата и его бывший сослуживец, намеревается ударить его, Павел молча взглянул ему в глаза, схватил за запястье, на котором у того были наручные часы, и сжал его. Рука мужчины покраснела, через секунду раздался хруст стекла наручных часов. Агрессор отпрянул и Павел выпустил его руку.

– Сектант несчастный! – пробурчал парень, невольно потирая запястье и разглядывая раздавленные часы, злобно матерясь, – не руки, а тиски какие-то!

После этой вежливой демонстрации силы, больше никто не рискнул замахнуться на Павла и все поспешили уйти из сада.

Интересно было, что на заводе, узнав о случившемся, товарищи по работе отреагировали совершенно иначе, чем ожидали враги молодого мужчины. Теперь к Павлу люди подходили поговорить, чтобы узнать о его вере, и новых убеждениях. Люди уже не пытались его перевоспитать, скорее хотели услышать что-то новое узнать о том, что дает человеку вера.

На некоторое время кузен успокоился, но на работе и в особом отделе КГБ "профилактика" продолжалась. Двоюродный брат добился своей цели, серьезно усложнив Павлу жизнь.

Молодому мужчине стало очень не просто прокормить свою семью из-за настойчивых "приглашений" в обком партии, от которых нельзя было отказаться.

****

После покаяния, братья прочитали Павлу место из Библии:

"сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению"

– Брат, твоя вера не будет укрепляться, если ты не будешь на практике применять оба эти принципа. Нужно учиться жить, сердцем доверяя Богу во всех ситуациях. А говорить о своей вере необходимо, чтобы укреплялась твоя сила для противостояния греху и распространения Царства Божия на земле.

Для Павла основным служением было – участие в жизни церкви. Так он явно ощущал свою причастность к церкви, родство душ верующих и свое посвящение Богу. Поэтому для него стало очень важно все, что происходило в общине. Он очень серьезно подошел к пожеланию, и старался “расти” в обоих областях, как в жизни веры, так и в исповедании своего упования.

Довольно скоро после покаяния супругов, ддля их общины наступило время нелегких перемен. – Дом Молитвы на углу Пятой линии и Абая попал под снос.

Так как по закону в Советском Союзе провозглашалась свобода вероисповедания, и власти не могли просто забрать участок с домом, то они предоставили участок земли вместо того, который забрали. Но когда братья поехали смотреть то, что им выделили, то были поражены. Недалеко от этого места находилась скотобойня и останки животных захоранивали на том самом участке, который руководители города выделили под строительство Дома Молитвы.

Кто-то попытался возражать, но им сухо ответили:

– Можем ничего не давать. Другого не будет.

Братья вынуждены были молча согласиться. Так как строительные материалы были в большом дефиците, да и денег у общины было не много, принято было решение разобрать старый Дом Молитвы и перевезти его на новое место. Так и сделали.

Многие братья после работы приходили, чтобы демонтировать здание и перевозить материалы на выделенный участок.

На новом участке братья – строители разметили место под фундамент и начали копать. Но эта работа оказалась очень сложной, так как в запахе гниющих останков животных не многие могли продолжать работу. Люди работали, замотав лица тканью, часто меняя друг друга. Многих мутило и они вынуждены были бросать работу. И все же фундамент здания был залит.

Но как только власти города увидели, что верующих не остановили те препятствия, которые они устроили, пришел человек, и запретил строительство.

– На могильнике запрещено строить общественное здание. Здесь неизвестно какие инфекции могут быть! – завил он.

– Как вас прикажете понимать, товарищ, – поразился прораб стройки, – вы выделяете участок для общественного здания, на котором по закону запрещено его строить? Разве этим вы сами не нарушаете закон?

– Я не хочу нарушать закон, и поэтому запрещаю стройку. – Холодно сообщил проверяющий.

– Но у нас документ на выделение участка под строительство, подписанное товарищем…, – прораб прочитал фамилию.

– Можно посмотреть? – протянул руку к бумагам проверяющий.

– Нет, только с расстояния и из моих рук, – ответил опытный прораб, прошедший худшие годы в СССР. Он знал, что сейчас, конечно, не сталинские времена, но порвать документ этот человек может, и потом церковь не получит ничего.

– Вы что, не доверяете мне? – возмутился мужчина.

– Нет, не доверяю, – спокойно и честно ответил прораб. – Пока вы не дали мне повода доверять вам. Власти нашей страны потребовали от нас, как церкви, зарегистрироваться, и мы это сделали. Вы использовали нашу регистрацию против нас, начав гонения на местах работы и в школах и других учебных заведениях, преследуя наших детей. У нас начались проблемы и во многих других областях нашей жизни. Посудите сами, есть ли повод вам доверять? А теперь вы пытаетесь отнять Дом Молитвы, который принадлежит нам на законных основаниях. Ведь мы не просили перевозить нас, почти из центра города, на окраину, в самое худшее место, которое только можно придумать. А теперь, мало того, что вы сделали для нас, вы еще и строительство пытаетесь запретить. Разве это не нарушение того самого закона, о котором вы только что говорили?

В шестидесятые годы власти вели себя уж не так смело, и не считали себя полностью безнаказанными, особенно в столице, где было немало грамотных и хорошо образованных людей, знающих законы.

Власти знали, что у некоторых верующих есть связи с Братскими общинами за рубежом, ведь в страну поступала духовная литература из-за границы, так что написать заявление о нарушении прав человека, чтобы поднять международный скандал стало вполне возможным. Поэтому они стремились избегать подобных рисков, и побаивались грубо нарушать собственный закон о свободе вероисповедания.

Когда проверяющий ушел, так ничего и не добившись, прораб сказал:

– Братья, продолжаем строить. Господь на нашей стороне. Они уже не могут вести себя как в тридцатые годы.

Строители продолжили работу и через время здание Дома Молитвы было готово. За время строительства еще не раз приходили проверяющие, цепляясь к каждой мелочи. Не раз приходилось останавливать стройку, выверять каждую мелочь и сверять с подписанными документами, но запретить работы они все же не сумели. В стройке участвовали братья и сестры не только с первой алма-атинской церкви, но также многие верующие со второй общины, у которых был свой Дом Молитвы, приезжали на помощь. Из-за препятствий со стороны властей, Дом Молитвы строился с перерывами в течение двух лет.

Для всех церквей Советского Союза это было не простое время, потому что власти, с одной стороны, дали больше свободы, с другой – потребовали официальной регистрации общин. Многие церкви подали документы на регистрацию, но выяснилось, что коммунисты стали вмешиваться в церковь и диктовать свои правила, которые для общины были губительными.

После покаяния Павел и Вера не сразу поняли правила, установленные коммунистами. Однажды к Павлу подошел один из братьев и тихо спросил:

– Паш, у тебя есть свободный вечер, чтобы помочь одной многодетной семье? Их отец лишился работы. Начальник, как только узнал, что он верующий, сразу стал преследовать его и искать повода для увольнения. Но потом в цехе случилась авария, и его "сделали виноватым". Но тогда даже не его смена была. Брата Ивана на заводе в тот момент не было. Но разве кому-то что-то докажешь? Хорошо еще, хоть расстреливать перестали.

– Конечно помогу! – спокойно и довольно громко ответил Павел.

– Тише ты! А то мы сами можем попасть "под статью"! -зашипел молодой парень.

– Не понял?! – удивился Павел, мгновенно перейдя на шепот, – за что?

– Как за что? Нам нельзя помогать друг другу! А тем более тем, кто за веру страдает! Ты что, не знаешь? – поразился парень.

– Впервые слышу, и понять не могу! – растерялся Павел, – то есть, получается, что я, в свое свободное время, не могу помочь ближнему, ну, допустим, бабушке какой-нибудь… так?

– Да, именно так! – подтвердил брат по вере.

– Подожди! Нам же всем с детского сада твердят, что хороший будущий коммунист тот, кто всегда готов помочь ближнему, а тут – все наоборот что-ли? – Павел был готов протереть уши, чтобы удостовериться, что правильно понял собеседника.

– Да, пионер, комсомолец, коммунист, когда помогает ближним – он молодец и герой. А когда верующий помогает ближнему, он преступник и негодяй. Ты все правильно понял. – Горько усмехнулся тот.

– У меня не укладывается в голове – Павел с недоумением потряс головой.

– Ну, понимаешь, они же хотят сломить нас. А пока мы дружные и вместе, это невозможно. Поэтому для нас взаимопомощь – это преступление. – Пояснил более опытный верующий, который годами был моложе Павла.

– Ну да ладно, понял. Что нужно сделать? – вспомнил молодой мужчина, с чего начался их разговор.

– Да у брата Ивана угля на зиму не было, так вот братья скинулись и собрали деньги на большую машину угля. А послезавтра снег обещают, вот мы с молодежью решили прийти и помочь быстро уголь убрать. А то у них детей много, и все – мал-мала-меньше. – Пояснил парень.

– Конечно приду! – живо откликнулся Павел. – Я только Верочку предупрежу. Говори адрес.

Коммунисты запрещали помогать нуждающимся, тем, у кого в определенные моменты жизни происходили беды. Если у кого-то сгорел дом или провалилась крыша – власти всеми силами поощряли взаимопомощь неверующих людей, но для церкви это было противозаконно. Если верующие помогали тому, кто из-за своих убеждений потерял работу, или когда чей-то отец сидел в тюрьме, это было особенно опасно.

Власти запрещали молиться с детьми, проводить молодежные общения или детские собрания. Детям было запрещено участвовать в служении, рассказывать стихи или петь песни. Существовал еще очень большой список того, что верующим запрещалось делать. Если бы общины исполняли эти правила, церковь обречена была бы на вымирание в ближайшие годы.

Были те, кто категорически отказался регистрироваться. Кроме того, что они не регистрировались сами, верующие активно критиковали тех, кто подписался под документами об обязательной регистрации. В церквях произошло разделение. Верующие из Совета Церквей нередко приходили к пресвитеру, "обличая" его за то, что он согласился зарегистрировать общину. Для пресвитера это была еще одна нелегкая ноша.

– Братья, – не раз и не два отвечал он "обличителям". – Что вам не живется мирно? Мы же с братьями не вмешиваемся в вашу жизнь, не требуем, чтобы вы регистрировались? Почему вам так важно навязать нам свою волю? Где же хоть маленькое уважение к свободе выбора? Даже Бог не заставляет нас делать то, что Он считает правильным. А Он – то точно знает всё! Что же вам не живется мирно? Зачем вы вносите смуту и разделение в общину?

– Мы страдали за веру, а вы в это время подписали эти греховные документы! – возмущенно твердили "обличители".

– Вам обидно, что времена изменились, и что-то стало не так как прежде? Или вам не хватает славы "мучеников" – устало вздыхал пресвитер. – Мы приняли решение не в одиночку, молились и немало дней, размышляли. Да, сейчас коммунисты, как всегда, лгут и нарушают все договоренности. Они не изменились, они всегда такими были. Но в Библии сказано, чтобы мы не противились власти в том, что не нарушает Заповеди.

Верующие, вернувшиеся из мест заключения за убеждения, пришли в церковь, которая официально зарегистрирована, и над ней уже не висит "дамоклов меч" страданий за проведения собраний и совместные молитвы. Власти дали послабление, но не все готовы были меняться. Мужчинам было горько, будто они страдали ни за что.

И все же в тот момент, когда их арестовали, все было иначе для всех, и те, кто согласился пройти регистрацию, тоже страдали до момента послабления. Но эти братья продолжали бередить умы верующих, утверждая, что регистрация была от дьявола, и старшие братья зарегистрировавшихся общин стали "пособниками сатаны".

Для пресвитера, постоянно подвергающегося давлению от властей, добавилась еще одна беда. К сожалению, в этом была победа коммунистов. Они отняли мир в общинах.

Павел с Верой покаялись в церкви, которая уже была официально зарегистрирована, но исполнять правила, навязанные властями, никто из искренне верующих людей не собирался, ведь это было нарушением учения Иисуса и Заповедей Божьих. Поэтому Павел и Вера не раз помогали ближним в случае нужды, хотя им это грозило штрафом и различными взысканиями. Они также выполняли посильную работу на строительстве нового здания.

Видя разрозненность и переживания братьев и сестер по вере, Павел не мог стоять в стороне. Он старался нести мир, собирать тех, кто рассеялся и кто страдал от разделения. Молодой мужчина всей душой болел за церковь. Ему не важно было состояние бумаг – есть там регистрация или нет. Павлу важны были души людей, страдающие от боли и одиночества. Поэтому он начал посещать небольшие группы верующих, своей заболевшей духовной семьи.

Наконец здание Дома Молитвы на новом месте было построено, и братья провели освящение. Теперь, хотя многим верующим стало дальше добираться до места служения, все же они радовались, что вновь есть Дом, где они все вместе могут славить Бога.

Павел с Верой участвовали не только в стройке, и в помощи своим по вере. Они оба, имея музыкальный слух и хорошие голоса, записались в хор и теперь могли петь в собрании. Их жизнь была заполнена не только работой для себя, но и служением Господу и ближним. Супругам хватило мудрости не вмешиваться в пересуды и разговоры о регистрации или отказе от нее. Они сосредоточились на искреннем служении Богу.

Первым ребенком в семье была дочь, которую назвали Светой. Малышка родилась совсем красной и Вера устало улыбнулась:

– Она красная, потому что я всю беременность очень любила свёклу и много её ела.

Врач лишь усмехнулась. Она была удивлена, что маленькая храбрая мамочка не утеряла чувство юмора даже после родов, впервые в жизни пройдя через предел боли, которую могла выдержать.

Женщина давно заметила, какими глубокими и устало – помудревшими становятся глаза мамочек – первородок. Лишь вчера она казалась наивной девочкой, а сейчас, пройдя сквозь боль появления на свет новой живой души, подойдя к грани жизни и смерти, словно заглянув туда, за ту таинственную грань, вдруг смотрит на мир совсем иначе. В ее глазах навсегда появляется нечто новое, будто та самая тайна жизни и смерти навсегда поселяется этом взгляде.

Когда первой дочери Лисициных было только шесть месяцев, она заболела коклюшем. В то время прививку от коклюша делали не часто и ребенок не был привит.

У молодых родителей начался очень тяжелый период жизни. Малышка задыхалась в тяжелых приступах кашля, с трудом втягивая воздух и выдавливая его обратно, издавая свистящий звук. Во время приступов лицо и все тело синело, малышка почти не спала. Вера сутками носила ее на руках и только возвращаясь с работы, Павел мог забрать крошечную дочь с рук матери. Молодой отец не мог постоянно помогать жене, ведь он обязал был ходить на работу каждый день и быть внимательным, чтобы не получить травму, работая на станке. И все же Павел старался помогать Вере ночами носить малышку на руках. Светочка очень мало спала. Часто во сне начинались сильные приступы кашля, заканчивающиеся синевой ее личика.

Когда руки молодой матери начинали сильно болеть от усталости, она клала ребенка на кровать. Но малышка очень скоро начинала снова кашлять. Видя как синеет лицо ребенка, Вера сразу подхватывала дочь на руки, и держала ее вертикально. Ребенок почти не спал ни днем, ни ночью. Родители понимали опасность заболевания и старались прикрывать свое лицо, чтобы не заразиться. Ведь коклюшем болеют не только дети, но и взрослые. Они знали, что от этой болезни умерло огромное количество людей.

Вера очень тяжело переживала болезнь дочери. Света задыхалась от кашля, а мать готова была забрать болезнь себе, только бы ее малышка могла спокойно дышать! Мать давала ребенку все лекарства, прописанные доктором, но почти не видела никаких результатов.

Люди советовали разное.

– Ее нужно на вертолете поднять в разреженный воздух. Она там сможет спокойно дышать, – советовал один.

– Нужно отвезти ее высоко в горы, – предлагал другой.

– Но где же я возьму вертолет или машину, которая могла бы увезти нас на вершину?! – со слезами спрашивала молодая мать.

– Можно отнести на речку, чтобы она подышала влажным воздухом от речки, – предложил кто-то.

Вера на рассвете стала носить малышку к речке. Она укладывала девочку у самой воды, чтобы та дышала испарениями. Ребенок стал дышать чуть лучше. Но стоило вернуться домой, все начиналось сначала. Молодая мать знала, что далеко не все дети выживают при этом заболевании, и ее сердце сжималось от страха за свою крошку. Она молилась, почти не прекращая молитву, сутками. Ей казалось, что даже во сне она продолжает молиться за свою малышку. Павел также непрестанно взывал о милости Бога к его семье и его крошечной дочери.

Время болезни ребенка казалось для родителей бесконечным! И все же наконец кашель стал реже и не настолько удушливым. Ребенок и родители, наконец, вздохнули с облегчением, опасность миновала, хотя врач предупредила, что после коклюша может возникнуть вторичная инфекция из-за ослабленного организма ребенка. Да и опасность заражения всех окружающих все еще оставалась. Тем не менее болезнь, наконец, покинула их дом. Павел с Верой искренне благодарили Бога за милость и сохранность жизни их первого ребенка. Но трудные дни болезни они запомнили на всю жизнь!

Вера тоже пошла работать, чтобы быстрее накопить на свой собственный дом. Она уже носила под сердцем второго ребенка и хотела также получить декретные деньги от государства. Но перед тем как выйти в декрет, молодой женщине нужно было отработать несколько месяцев. В Советском Союзе можно было уходить в декретный отпуск в семь месяцев беременности, поэтому Вера взяла вечернюю работу, чтобы муж после смены мог помогать ей в работе и в пути.

Им приходилось ездить на двух автобусах. Вера брала Свету с собой. Павел понимал, что беременной жене не просто добираться с ребенком на автобусе, и он старался никогда не задерживаться на заводе, чтобы сопроводить жену. Усадив дочь на колени, Павел сидел в автобусе рядом с женой. Одна из попутчиц, решила поговорить с ребенком. Она обратилась к Свете.

– Привет! А где твоя мама?

Светочка прищурилась, хитро улыбнулась, посмотрев на свою мать, затем указала на постороннюю женщину. Попутчица очень удивилась. Она заметила, что ребенок не ошибся, девочка явно знает все правильно, но решила пошутить. Женщина обратилась к родителям Светы:

– В таком возрасте обычно у детей с чувством юмора еще не очень. Но ваша юмористка не из тех.

Покинув автобус, Павел усадил дочь себе на шею, чтобы перенести ребенка с одной остановки на другую. На улице было холодно, и тепло одетая девочка была немного неуклюжа. Но восседать на шее у отца было не сложно, и Света свысока поглядывала на всех. По пути ее шапочка упала с головы, но Света была только рада этому обстоятельству. Она не любила носить шапки. И поэтому, потеряв шапочку, малышка ничего не сказала. Но когда отец снял ее со своей шеи, прежде чем войти в следующий автобус, он увидел, что ребенок с непокрытой головой.

– Света, где твоя шапочка? – не понял мужчина.

– Ку-ку, – развела руками малышка.

Пришлось взрослым срочно придумывать, чем закрыть голову ребенку, чтобы дочь не простудилась.

****

Через время на свет появилась вторая дочь, которую назвали Витой. Малышка Света вдруг стала старшей, не успев насладиться местом малышки в своей семье.

К двум годам родители решили отучать Светочку от соски. Но это было не просто, ведь рядом была маленькая Вита, у которой была не только соска-пустышка, но и бутылочка с вкусным молоком. Света не любила пить молоко из стакана. Оно казалось ей не таким вкусным, как из бутылочки, но мама постоянно давала девочке пить его из кружки.

Умная малышка заметила, что рядом с Витой всегда появляется бутылка с тёплым молоком перед тем, как маленькая сестричка должна проснуться. Мама старалась заранее подготовить молоко, чтобы младшая сестренка не расплакалась. Вера заметила, что если Вита, не до конца проснувшись, сразу получает бутылку с молоком, она засыпает еще раз и может проспать лишний час. И молодая мать, заранее готовила тёплое молоко.

Но Света выяснила то, что было выгодно ей, и стоило матери выйти из комнаты, Света хватала бутылочку, выпивала молоко, а если в это время просыпалась Вита, старшая сестра давала малышке пустышку, которая тоже всегда лежала рядом.

Но перед сном пустышка казалась очень ценной для Светы. Девочка знала, что днем родители не позволят ей сосать соску. Но ночью было темно и никто не видел. Поэтому Света прятала пустышку к себе под подушку, чтобы пососать ее перед сном.

Однажды, когда Свете было около трёх лет, она играла на улице, но что-то пошло не по ее планам и желаниям. Она упала на землю и начала дрыгать ногами и кричать. Павел сорвал первую попавшуюся тонкую веточку курая (стебель высохшей травы), случайно веточка сорвалась вместе с высохшим корнем. Павел подошел к кричащему ребенку и шлепнул ее по попе. Света не отреагировала, явно доказывая, что наказание было слишком несерьезным для нее. Но в этот момент рядом стояли обе бабушки. Они заметили, что на ножке ребенка появилась капелька крови. У основания стебля, на корне оказалась колючка.

Что тут началось!

– Как ты мог! Взрослый мужчина! Она же такая крошка! Тебя нельзя к детям на пушечный выстрел подпускать! – раскричалась мать Веры.

– Изверг! – возмутилась мать Павла.

– Стоп! – резко ответил молодой отец, – это моя дочь и воспитывать ее буду я!

Пока Света была совсем маленькой, три сестры и две бабушки почти не спускали ребенка с рук. Но позже, когда появились и другие малыши, Света вдруг стала «большой», хотя соседи так не считали, глядя на трех или четырехлетнего ребенка, считающего себя большим.

Молодые супруги решили иметь большую семью, если Бог позволит. И молодой отец копил деньги, чтобы купить или построить дом побольше. А пока они продолжали жить рядом с родными. Они жили дружно, но дети Павла и Веры немного побаивались строгого дедушку. Детям не позволено было заходить в сад бабушки и дедушки, если в нем созревали фрукты или ягоды. Дедушка также не часто угощал детей сладостями, но всегда закупал печенье и конфеты коробками. Детям было странно видеть коробки сладостей в кладовой дедушки. Но мужчина, переживший голод, все закупал с запасом. В его кладовой всегда находилась внушительная ёмкость с пшеницей.

Иногда он звал детей к себе в дом и приговаривал:

– Пойдёмте я вас угощу.

Дети наперегонки бежали к дедушке, а он медленно открывал один замок, открывал дверь и медленно шел к следующей. Затем он открывал еще один замок и также медленно раскрывал дверь в кладовую. Когда кладовая открывалась, взгляду детей представали коробки с печеньем и конфетами.

Дети не знали, почему он предпочитал покупать конфеты, которые в народе называли: «дунькина радость» – без обёрток. Глаза детей загорались. Они готовы были съесть всё и сразу, но дедушка давал им по две печеньки и по паре конфет и отправлял домой. Если бы перед глазами детей не предстала картина с большими картонными коробками, полными сладостей, они были бы безоблачно счастливы, но воспоминание о том, сколько там еще осталось вкусного, заставляло их невольно мечтательно вздыхать.

Глава 8

Когда девочки подросли, в семье появилась третья дочь, затем черед два года родился сын.

Погодкам Свете и Вите до школы оставался только один год, потому что родители приняли решение отдать девочек в школу вместе, чтобы сестрам не было скучно, и чтобы они могли помогать друг другу.

Жарким летним днем, когда отец был на работе, а мать занималась малышами, Вита решила сделать себе новую прическу. Она обрезала себе чёлку, хотя родители запрещали девочкам стричь волосы. У обоих сестёр были густые волосы и к этому времени они гордились своими длинными, почти до пояса, косами. Вита обрезала чёлку криво, но девочке казалось, что теперь она стала очень красивой! Вернувшись с работы, отец увидел этот «шедевр парикмахерского искусства» и спросил:

– Что это такое?

– Я хотела, чтобы было красиво, – ответила девочка.

– Кто тебе помогал?

– Люба.

– Какая Люба, у нас здесь есть четыре Любы? – не успокоился отец. – Моя сестра?

– Да.

Павел пошел к сестре и спросил:

– Зачем ты постригла Вите чёлку?

– Какую чёлку? – не поняла девушка.

Тогда молодой отец понял, что вторая дочь его обманула.

Так методом перебора, называя фамилии и проверяя сказанную ребенком информацию, Павел пытался найти «помощницу» девочки. Он назвал уже всех «Люб», кто жил рядом, но дочь все равно твердила:

– Другая Люба…

Поняв, что дочь совсем «завралась», пытаясь скрыть имя своей «помощницы», отец принял решение:

– Вера, неси машинку! – обратился он к жене.

– Я не знаю, где она, – ответила молодая женщина.

Она на самом деле не помнила, где находится инструмент, но не хотела помогать мужу искать ее, надеясь на то, что Павел успеет «остыть» и не станет стричь девочек, если будет долго искать машинку. Но Павел не передумал. Он нашел машинку, посадил девочек на стул посередине двора и постриг их обеих «наголо».

Обе девочки плакали, расставаясь со своими косами.

– Но Свету-то за что? – не поняла Вера.

– А чтобы не повадно было! – ответил отец. – Она знала, что мы с тобой запретили им обоим стричь волосы, и не остановила младшую сестру. И тогда, когда та лгала мне, Света тоже молчала. А значит, участвовала во лжи Виты.

К школе косы девочек отрасли. К счастью их волосы росли очень быстро, но обе хорошо запомнили, что не стоит делать запрещенные вещи, и уж тем более лгать отцу.

В школу девочек-погодок отправили в один класс. Сестры сидели за одной партой и многие воспринимали их как двойняшек. Из-за того, что девочки везде были вместе, они не очень нуждались в подружках и намного легче переносили притеснения за веру или насмешки одноклассников после очередного «атеистического часа». Девочки могли поддерживать друг друга.

Бабушка Домнекия иногда приходила к дочери, чтобы помочь ей с детьми, или отпустить её куда-нибудь по делам. Дети в семье росли уверенными в любви родителей, подвижными и нередко шумными. Когда они, разыгравшись, совсем переставали слушаться, бабушка не ругала и не наказывала их. Она не могла поднять на малышей руку или повысить на них голос. Но женщине нужно было хоть как-то призвать расшалившихся малышей к порядку. Тогда она говорила:

– Всё! Вы не слушаетесь меня, значит я вам не нужна, и я ухожу от вас.

– Нет, бабушка, ты очень нам нужна! – убеждали малыши, – мы будем слушаться!

И дети затихали. Но их обещания хватало ненадолго и тогда бабушка выходила во двор, в уличный туалет. Детвора бежала за бабушкой, и выстроившись вокруг маленького деревянного, дурно пахнущего домика громко просили:

– Бабушка, мы больше не будем, вернись, пожалуйста!

– Бабуля, мы будем слушаться!

– Иди к нам, мы больше не будем! Мы станем тихи-тихо себя вести!

Соседи поглядывали через забор и не понимали, что у баптистов происходит? Кого вызывает детвора из уличного туалета?

Бабушка Домнекия иногда уезжала к старшим детям, ведь она вырастила семерых детей, младшей из которых была Вера, но все же считала своим домом семью Веры, хотя в ней и было шумно. Пожилой женщине было хорошо в растущей семье младшей дочери.

Света была левшой, но в школе учителя переучивали ее, заставляя писать только правой рукой. Девочке привязывали левую руку к телу, чтобы она держала ручку только в правой.

Света научилась писать правой рукой, но рисовала всегда левой. Ножом и ножницами всю жизнь также пользовалась левой. А ложку и вилку научилась держать, и правой, и левой рукой.

В классе с девочками учился мальчишка, крупный, задиристый, вредный. Все одноклассники боялись Гришу и мальчишки обычно делали все, что он скажет. Однажды Света рассердилась и сказала:

– Если мы будем соревноваться на руках, я тебя одной левой положу на стол!

– Да ты! – возмутился мальчишка. – Слабо тебе, девчонка!

– Давай проверим, – смело заявила Света.

Все одноклассники собрались вокруг парты, рядом с которой сели Света и Гриша, напротив друг друга. Света не призналась, что она – левша и ее левая рука значительно сильнее правой, ведь в классе она всегда писала правой. Уже через минуту после начала поединка, рука Гриши лежала на столе, а Света торжествовала победу.

– Нет, так не честно! – закричал мальчик, – ты слишком быстро начала бороться!

Поединок повторили, и теперь один из мальчиков взмахнул рукой, чтобы девочка и мальчик начали борьбу одновременно. И снова Света выиграла. Раздосадованный Гриша вынужден был признать поражение и после этого случая все мальчишки стали побаиваться обоих девочек. Ведь Света и Вита всегда держались вместе.

Перед поступлением в музыкальную школу, девочек обучала певица Вера Фёдоровна, работавшая в тот момент в Казахконцерте. Павел посещал родителей певицы, беседовал с ними о Боге, молился. Отец женщины вскоре умер, но мать была жива и любила, когда ее посещал Павел, беседовал с ней. Певица решила отблагодарить доброго молодого мужчину и предложила подготовить его дочерей, чтобы те смогли поступить в музыкальную школу. Женщина решила приходить к ним домой, чтобы подготовить детей.

Вера Фёдоровна так хорошо подготовила девочек, что их приняли в престижную музыкальную школу в центре города, при «Доме офицеров». Через время певица уверовала и приняла крещение. Для солистки Казахконцерта в то время это было почти невозможно. Понимая, что после покаяния ей не дадут выступать, женщина уехала в Ригу, поменяв квартиру. В Латвии меньше прислушивались к атеистическим властям и женщина смогла продолжить выступать на сцене.

На работе Павлу выдавали кусочки ткани десять на двенадцать сантиметров. Они считались «ветошью» и нужны были для того, чтобы он мог вытирать ими во время работы черные, испачканные машинным маслом руки. Но Павел приносил из дома то, что реально было непригодным ни на что другое, заменяя выданные куски новой ткани. А из собранных кусочков бабушка Домнекия иногда шила девочкам платья.

Света запомнила бабушку Домнекию как очень кроткого и доброго человека. Пожилая женщина умерла, когда Свете исполнилось только тринадцать лет.

В музыкальную школу приходилось ездить на двух автобусах. В первый год мать возила девочек, но на следующий год, девочки ездили в школу самостоятельно.

Каждый месяц отец покупал детям проездной билет, но те очень быстро его теряли и приходилось родителям давать девочкам деньги на проезд.

Света обычно старалась все делать по правилам, но Вита нередко что-нибудь выдумывала. Нередко она предлагала не платить за проезд и таким образом сэкономить. Света чаще всего соглашалась на затеи сестры, ведь на сэкономленные деньги они покупали мороженное или пирожные, которые обе девочки очень любили. Однажды дети собрали довольно много денег и им хватило, чтобы купить билеты на канатную дорогу, которая поднимала людей на гору, где стояла телевизионная башня и все вокруг было очень красиво оформлено.

С этой горы открывался прекрасный вид на город, и сестры давно мечтали побывать на Кок Тɵбе. И теперь их мечта воплотилась в жизнь! Но дети не подумали о том, как они будут возвращаться. Погуляв по горе, они подошли к канатной дороге.

– Можно нам пройти? – спросила Вита, показывая контролеру использованный билет.

– Нет, конечно! – ответила женщина. – У вас же билет был только в один конец.

– А как мы домой попадём? – расстроились дети.

– Можете спуститься пешком по той дороге, где машины поднимаются, – ответила женщина.

– Но мы же заблудимся. И это очень далеко! – испугалась Света.

– Девочки, не мешайте людям проходить! – строго сказала контролер. – Отойдите!

– Что же нам теперь делать?! – расстроилась Света, – нас уже ждут дома! Если мы будем слишком долго возвращаться, тогда мама и папа узнают, что мы не платили в автобусе!

– А мы попросим у людей, у всех понемногу, – решила Вита, – и людям не жалко, и мы сможем купить обратные билеты.

– Но мне стыдно просить! – расстроилась Света.

– А наказание от папы не стыдно получить? – поинтересовалась Вита.

Девочки вернулись на смотровую площадку, с которой открывался чудесный вид на город. Здесь было очень много людей. Они стали подходить к тем, кто казался им добрым, и просили денег на обратный билет.

– Мы думали, что билет один и туда и обратно, – признавались они.

К удивлению обоих девочек, их приличная внешность и наивные глаза очень помогли. Они довольно быстро набрали денег на обратную дорогу и пошли за билетами. Домой они вернулись вовремя. Родители знали, что автобусы иногда приходится ждать довольно долго и еще не начали волноваться за детей.

Света была большая сладкоежка. Она просто не представляла себе жизни без сладкого. Но в доме не часто появлялись десерты, ведь с зарплаты рабочего нужно было не только одеть и обуть детей, но и отложить на постройку дома. И поэтому дети придумали свой «десерт». Они отрезали кусок хлеба, обмакивали его в воду и затем погружали в сахар. Таким образом они сами себе создавали «пирожное».

Однажды, собираясь в музыкальную школу, Света залезла в карман отцовского пиджака и обнаружила в нем десять рублей. Это была очень крупная купюра, но меньшей там не оказалось.

Девочка взяла деньги и они с сестрой уехали в школу. По дороге Света показала сестре деньги.

– Откуда!?! – обрадовалась Вита.

– Я у папы из кармана взяла, – призналась Света. – Я хотела копейки на проезд взять, а там были только эти деньги.

– Здорово! – обрадовалась Вита. – А давай после музыкалки на все мороженного купим!

– На все, наверное много будет, а давай всех по два возьмём. А потом, если еще захотим, тогда купим ещё, – предложила Света

– Давай, – согласилась Вита.

После окончания занятий в музыкальной школе, девочки отправились в ларёк, где продавали мороженное. Они взяли всех видов по два и начали есть с самого дорогого, по двадцать восемь копеек, затем по двадцать, обычный пломбир, по пятнадцать крем-брюле, а потом по десять и по девять копеек. Самое дешевое мороженное показалось детям совсем не вкусным, даже соленым. Они не знали о том, что этот вид мороженного действительно был солёным, потому что родители никогда не покупали его, зная пристрастия своих детей.

Девочки смогли съесть все, что купили. Но к концу им стало плохо. А когда они вернулись домой, их ждал отец.

– Света, Вита, я хочу знать, где деньги, которые лежали у меня в кармане? – строго спросил он.

– Я хотела взять денежку на проезд, – призналась Света, опустив глаза, – но там было только десять рублей и я их взяла.

– И где же сдача? Если ты только на проезд хотела взять? – не успокаивался отец.

– Мы много потратили на мороженное, – Света достала остатки денег.

– Где же мороженное? – строго продолжал отец.

– Мы его съели, – обе девочки стояли перед отцом с поникшей головой. Им было плохо, тошнота подступала к горлу и у обеих начиналась ангина. Но сейчас они понимали, что это не самая большая их проблема.

– Значит вы не оставили ничего ни малышам, ни нам с мамой, а все съели сами? – уточнил мужчина.

– Ага, – качнули головой девочки.

Отец долго объяснял детям, как плохо они поступили, взяв деньги без спроса, а потом потратив их только на себя. Он рассказывал, что нельзя быть настолько эгоистичными детьми, напоминал, что Бог учит людей заботиться о ближних и любить друг друга. Обеим девочкам хотелось, чтобы он быстрее отшлепал их и отпустил, чтобы можно было полежать и попытаться уснуть. Их сильно мутило. Но Павел продолжал лекцию. Наконец он спросил:

– Вы все поняли?

– Да! – с готовностью ответили дети.

– Тогда давайте помолимся, – как всегда сказал отец.

Света и Вита коротко сказали:

– Господи, прости, мы больше не будем так делать.

Отец закончил молитву и взял ремень. Он шлепнул по паре раз по мягкому месту обеих девочек и отпустил их в комнату. Теперь наконец можно было лечь. Тошнота так и не проходила и у обеих болело горло. В этот раз девочек можно было и не наказывать, они достаточно наказали себя сами, но отец не знал об этом. Одно он знал наверняка – такой поступок нельзя оставлять без наказания, иначе он может закрепиться и сломать жизнь его детям.

Глава 9

Подобное наказание было обычной практикой отца. Павел никогда не наказывал детей пока не объяснит им, за что именно будет наказание, и пока ребенок не согласится с тем, что это необходимо. Детям иногда было проще, если бы отец просто шлепнул ремнём и все – быстро и эффективно. Но Павел не мог наказывать, если не был убежден в том, что ребенок понял, что у отца действительно нет другого выбора. И после долгой беседы отец всегда молился с детьми и только после этого наказывал. Зато у детей был шанс показать, что они все поняли и без наказания, и тогда оно отменялось.

Сначала девочки ездили в музыкальную школу вдвоём, но позже к ним присоединилась третья сестра, которая тоже начала учиться играть на фортепиано.

Летом, когда в саду и огороде созревали фрукты и ягоды, дедушка не позволял детям заходить в его огород самостоятельно. Он мог пригласить детей к себе, сорвать что-то вкусное и угостить. Но рвать что-то самим детям было запрещено.

Однажды летом Света увидела, что у бабушки с дедушкой в саду созрели персики. Девочке очень хотелось вкусных плодов! Глядя на их желтые, иногда кажущиеся прозрачными на солнышке бока, девочка невольно проглатывала слюну. Но дедушка всегда был дома и не приглашал к себе, чтобы угостить. И это было очень грустно. И ждать приглашения совсем не хотелось.

Тогда Света задумала хитрость. Когда все собирались идти на служение в церковь, девочка притворилась, что у нее болит голова и не пошла в собрание. Когда из обоих домов все ушли на служение, Света осторожно открыла калитку и пошла в сад. Она уже предвкушала как сорвет персик и с наслаждением откусит сочный кусок. Девочка хотела нарвать побольше, чтобы поесть их вволю. Но дойти маленькая плутовка не смогла. Когда она смело шла по тропинке в сад, на нее вдруг напали осы. Они больно жалили ребенка. Света со всех ног побежала на улицу, отмахиваясь от злых ос. Так она и осталась без персиков.

Но когда обе семьи вернулись из церкви, маленькую сладкоежку еще и отругали. Наказывать Свету не стали, ведь осы справились с этой задачей и без родителей.

Каждую осень семья Лисициных выезжала в ущелье Туюк на неделю, собирать грибы. Там же в речке их мыли и засаливали в бочках. С раннего утра все шли собирать грибы, затем возвращались на стоянку и мыли грузди в речке. Павел сделал «заводь», отгородив ее камнями. Вода протекала между камней и была всегда чистой и проточной. Но грибы никуда не уплывали, оставаясь внутри.

Свете исполнилось десять лет и в ее обязанности входило не только собирать и мыть грибы, но и готовить обед на всех. В это время она уже хорошо умела готовить. В один из дней, Павел со старшей дочерью как всегда ушли в лес собирать грибы. Набрав довольно много, Павел пересыпал все дочери в рюкзак и сказал:

– Я пойду туда, в дальний лес. А ты возвращайся, чтобы успеть приготовить еду, когда все вернутся.

Света пошла вниз к стоянке, а Павел ушел вверх, дальше собирать грибы. Девочка не знала, как это произошло, но через время она поняла, что заблудилась. Света очень испугалась! Она шла одна по незнакомому лесу и не было ни одного человека вокруг, чтобы можно было спросить дорогу. Все тропинки в лесу казались совершенно одинаковыми и все были безлюдны.

Она попыталась свернуть в одну сторону – ничего не узнала. Затем пошла в другую, все тот же незнакомый лес. Света не выдержала и заплакала. Она была всего лишь десятилетней девочкой заблудившейся в огромном лесу.

– Господи! – Начала молиться Света, – я знаю, что Ты все знаешь. И Ты можешь как-нибудь показать мне дорогу к нашей машине! Я совсем не знаю, куда мне идти? Я не всегда бываю послушной и иногда обижаю младших и Ты не должен мне помогать. Но я прошу Тебя, чтобы Ты все-таки помог мне, по милости. В Библии же написано, что Ты любишь миловать. И это так хорошо для меня, потому что мне сейчас очень нужно, чтобы Ты сильно любил миловать, особенно детей!

Она помнила место из Библии, которое учила : «Кто Бог, как Ты, прощающий беззаконие и не вменяющий преступления… не вечно гневается Он, потому что любит миловать»2.

Девочка шептала свою молитву не останавливаясь. Она шла с рюкзаком, полным грибов, молилась и плакала. Вдруг среди стволов Света увидела палатку в окружении ульев с пчелами. Она даже забыла о том, что пчелы могут укусить ее, и почти бегом направилась к палатке.

Навстречу Свете вышла супружеская пара средних лет. Увидев заплаканную девочку, они спросили:

– Что случилось, малышка?

– Я заблудилась! – призналась Света, забыв обидеться за то, что ее назвали малышкой.

Ведь она считала себя почти взрослой. Девочка была старшей из семи детей и в другое время поспорила бы с тем, кто рискнул назвать ее малышкой. Но сейчас она была согласна на все. Да и пасечники казались ей стариками, а старики разве что-то могут понимать в настоящем возрасте детей? Мужчина и женщина расспросили девочку, с кем и когда она приехала и поняли, откуда она.

– Ты иди вот по этой дороге вниз, – показала они. – А там скоро ты узнаешь место, где стоит ваша машина.

Несмотря на вес рюкзака с грибами и прежнюю усталость, Света со всех ног побежала по дороге вниз. Она бежала до тех пор, пока не стала узнавать окружающую местность. Девочка на всю жизнь запомнила, что пасечники, указавшие ей дорогу появились после ее молитвы к Богу. И она никогда не забывала место из Библии, что Господь любит миловать и поэтому старалась тоже научиться быть милостивой к людям, потому что также помнила место: «С милостивым Ты поступаешь милостиво, с мужем искренним – искренно, с чистым – чисто, а с лукавым – по лукавству его»3.

Когда Света однажды перепутала и сказала: «С лукавым – лукаво», отец уточнил:

– Дочь, ты не верно цитируешь. Бог не поступает лукаво, даже с лукавым. Но Он поступает «по лукавству его». То есть Бог просто не отвечает на молитвы, в которых есть лукавство. Поэтому очень важно быть искренней, когда ты молишься.

И сейчас, спеша к месту стоянки, Света искренне благодарила Бога за то, что Он оказал милость и ответил на ее искреннюю молитву.

Стресс, пережитый Светой в детстве оставил след в ее душе на всю жизнь. Даже взрослой она никогда не ходила по лесу в одиночестве. Но в тот день она вернулась на стоянку и успела приготовить пищу для сестер и отца, которые собирали грибы. Мама с самыми маленькими ожидала их дома. Пока в семье были маленькие дети, она не могла поехать с мужем и старшими детьми на заготовки, ведь малышам лучше было оставаться дома.

Все собранные грибы высыпали в запруду горной речки, сделанную Павлом. Затем девочки щетками должны были отмывать грузди и складывать в ведро. После этого их перекладывали в бочки, заливая соленым рассолом.

Девочкам совсем не хотелось мыть грибы в холодной воде. Они промывали крупные, которые создавали наибольший объём, а мелочь отпускали вниз по речке, не понимая, что именно мелкие грибы при засолке наиболее вкусны, и не задумываясь также, что они уже потратили время и силы на то, чтобы собрать эти грибы и принести их из леса. Но они были всего лишь детьми, которым совсем не хотелось работать. Девочки с удовольствием лишь играли вечером, когда вся работа была закончена.

Света всю жизнь боялась змей. Это был даже не обычный страх. Она до паники пугалась встречая что-то лишь отдаленно напоминающее змею. И все, кто обычно ездил с семьей Лисициных на заготовку грибов, хорошо знали об этом. Никто не знал почему, Свете они всегда попадались. Каким-то непостижимым образом Света и змеи всегда находили друг друга, и девочка каждый раз сильно пугалась.

В одну из очередных поездок, с Лисициными поехала одна знакомая женщина. В это время четвертый ребенок семьи, Сережа, был уже достаточно большим, чтобы тоже поехать на заготовки. Отойдя немного от места стоянки, Света увидела змею и сильно испугалась.

– Пап! Там змея! – побледневшими губами почти прошептала она.

– Где? – поинтересовался отец.

– Там, на тропинке! – указала девочка.

– Да нет там никакой       змеи! – отмахнулась женщина. – Выдумываешь ты все! Здесь нет змей! – категорично заявила она.

Павел пошел в сторону, куда указала дочь и действительно обнаружил гадюку. Мужчина знал, что нельзя оставлять змею там, где бегают дети и убил ее, отбросив подальше от стоянки. Но Сережа обиделся за старшую сестру. Ему не понравилось, что по сути женщина назвала Свету лгуньей, хотя и не произнесла этого вслух, и мальчик решил отомстить обидчице. Он взял мертвую змею и повесил на ветку рядом с тропинкой, ведущей к речке. Довольно скоро попутчица направилась мыть свои грибы. Дети знали о проделке и молча приготовились.

Через минуту от тропы, ведущей к запруде раздался истошный вопль! Как выяснилось, женщина не меньше Светы боялась змей. И увидев висящую на ветке гадюку подняла шум на весь лес.

– Светка, ты отмщена, – тихо шепнул мальчик, пока отец побежал выручать их спутницу из беды.

Когда Павел увидел, мертвую змею, он отнес ее как можно дальше и выбросил там. Никто из детей не признался в том, что сделал, и к счастью на стоянке были не только Лисицины. Их отец подумал, что кто-то из соседей сыграл злую шутку.

****

В доме, где жила семья летом почти никогда не было воды. Ее приходилось привозить за несколько кварталов. Павел соорудил тележку, на которую крепилась фляга, поэтому Вера или дети могли сами привезти воду домой, пока он был на работе.

Однажды утром Вера попросила детей:

– Привезите мне флягу воды, мне нужно постирать.

Девочки привычно поставили пустую флягу на тележку и поехали к колонке. Они уже привыкли возить воду, и не считали эту работу чем-то особенным. Девочки подкатили тележку под трубу колонки, накачали воды полную флягу. Назад было намного труднее катить. Света тянула за веревку, пригибаясь к земле и глядя на дорогу перед собой, а Вита толкала поклажу сзади. Наконец девочки довезли воду до дома соседей.

Поравнявшись с домом соседей, Вита воскликнула:

– Света, мне кажется, что у них сено горит!

Света подняла голову и закричала:

– Пожар! Там сено горит!

Девочки закричали, громко стуча в калитку соседей. Из дома выбежал отец семейства. Он сразу бросился к сеновалу. Из дома Лисициных прибежала Вера.

– Воды! – крикнул мужчина. – У нас в доме только в чайнике есть!

– Вот! – поспешила Вера. Она уже несла пустое ведро. – Дети только что флягу привезли!

Соседи-азербайджанцы держали баранов и у них в это время уже было заготовлено сено и огонь возник на их сеновале. Мужчина быстро налил ведро воды, и побежал заливать огонь. Прибежали другие соседи. Воды почти ни у кого не оказалось. Все принесли понемногу. Но зато теперь была посуда для того, чтобы набирать ее из фляги. Огонь быстро потушили.

– Если бы не ваша вода, девчонки, – обратился сосед к девочкам, – сгорел бы наш сеновал, да и ваш сарай тоже! – Спасибо вам за воду!

– У нас в сарае две бочки с бензином стоят, – ужаснулась Вера, обратившись к дочерям, – если бы не ваша вода, то и нашего дома бы не было! Ведь у нас сарай вплотную к дому прилегает.

Потушив огонь, сосед стал разбираться в причинах его возникновения. Мужчина расспросил детей. Кто где был в момент возникновения пожара.

– Асиф от сарая бежал, – сообщил старший сын, указывая на младшего.

– Подойди, Асиф, – строго приказал отец, – что ты там делал? – отец ловко прохлопал карманы пятилетнего мальчишки и оттуда раздался предательский звук неполного коробка спичек.

– Я просто хотел поиграть, – испуганно всхлипнул мальчик.

– Ты мог оставить всех нас без домов! – гневно крикнул отец, отвесив сыну подзатыльник.

Возможно мальчику досталось бы больше, если бы в это время к воротам не подъехала пожарная машина. К счастью огонь был давно потушен и пожарники только расспросили, что произошло, узнав, что вызов не был ложным, но люди сами справились с огнем. Облегченно вздохнув, пожарные уехали.

– Слава Богу, что вы привезли воду! – облегченно вздохнула Вера, – если бы не эта фляга, мы точно остались бы без дома! Бензин бы обязательно взорвался, а у нас дом совсем близко к сараю, – с облегчением повторила она.

Девочки, конечно, были рады, что нечаянно спасли свой дом и соседский, но за водой им пришлось идти еще раз.

Глава 10

Каждый год детей отправляли в пионерский лагерь. Они ненавидели ездить в него и соглашались делать любую работу, только бы не уезжать из дома. Но Павел считал, что для детей все же будет правильно отдохнуть в лагере и пообщаться со сверстниками. Ведь дома им всегда приходилось много работать.

Девочки очень скучали по дому, и ни разу не пробыли в лагере полную смену, которая длилась целый месяц. Однажды они вернулись из лагеря раньше времени и мать, увидев детей с короткими стрижками, охнула:

– Что с вашими косами?!

– Нам сказали, что так будет лучше, – бойко ответили девочки.

Выяснилось, что девочки в общем бассейне «подцепили» от кого-то вшей и воспитатель решила сначала постричь их, а уж потом отправлять домой.

Для того, чтобы детей пустили в лагерь, они обязаны были пройти медицинскую комиссию. Кроме общих анализов их всегда проверяли на педикулёз (наличие вшей). Кроме того, в момент, когда дети выходили из автобусов, их еще раз проверяли на педикулёз. И все же кто-то «привез» вшей в лагерь ,и через общий бассейн заразил детей. А так как у девочек были длинные волосы, воспитатель обрезала им косы, сказав, что так будет лучше. То есть проще выводить вшей.

– Если когда-то у меня будут дети, я никогда не стану отправлять их в лагерь! – категорично заявила Вита, возвращаясь домой, – ненавижу пионерский лагерь!

Света Лисицина и Толик Белкин познакомились в пионерском лагере, когда в очередной раз родители Толика купили путевку для кого-то из братьев мальчика, но брат не выдержал целый месяц «ссылки» и стал проситься домой. Тогда родители отправили Толика «отбывать оставшийся срок» за брата. Мальчик тоже не любил лагерь, но не мог сказать родителям «нет», и молча поехал в него, затем терпеливо ожидал окончания смены. Он не запомнил знакомство со Светой и Витой, потому что ничем не интересовался в лагере. Нередко он просто лежал на траве и ждал, когда еще один день пребывания в лагере закончится.

Толик тоже согласен был работать дома, только бы не оставаться в лагере. Конечно, в конце лета на огороде было намного меньше работы, ведь теплицы уже не нужно было открывать и закрывать. Но он считал себя обязанным прожить в лагере до конца смены, раз уж родители потратились на путёвку и приказали ему быть там.

Дети на всю жизнь запомнили песенку, сочиненную в пионерлагере, на мотив песни «Остров невезения», исполненный в фильме «Бриллиантовая рука» Андреем Мироновым:

«Лагерь «Орбита» в Тургене где-то есть

Весь покрытый зеленью абсолютно весь

Там живут несчастные из Алма-Аты

На лицо ужасные, добрые внутри

На лицо ужасные, добрые внутри

Там живут несчастные из Алма-Аты

Что б, они не делали не идут дела

Видно в понедельник их мама родила.

Видно в понедельник их мама родила.

Что б, они не делали не идут дела.

Для Светы и Виты Лисициных день возвращения домой, был всегда намного счастливее того момента, когда их отправляли на отдых.

Толик Белкин также мечтал об окончании смены в пионерском лагере, как заключенные мечтали о свободе. Пионерский лагерь для детей обеих семей запомнился не с самой лучшей стороны.

****

Для девочек Лисициных очень увлекательным и приятным летним моментом была поездка на дачу. У Павла не было времени работать на участке на горе, который принадлежал семье. Дачный участок был очень неудобным. Он располагался на крутом склоне горы в ущелье, называемом «Широкая щель».

Если кто-то ронял ведро вверху, рядом с домиком, который построил Павел у самой дороги, то поднять его с земли можно было только у противоположного забора, внизу.

Павел на работе получил право недорого приобрести этот участок и выкупил его.

Он посадил на нем сад, и кусты ягоды, чтобы не нужно было часто приезжать на дачу. Ведь мужчина работал на производстве, заботился о семье, а Вера была занята с малышами.

Летняя поездка на дачу всегда была славным приключением. Павел отвозил старших дочерей на участок перед тем как уезжал на работу, и оставлял их там на весь день. Девочки должны были собрать на участке ягоду, чтобы мама дома могла сварить варенье на зиму.

Уезжая, и оставляя детей на даче, отец обычно напоминал:

– Сейчас прохладно. Лучше соберите ягоду с утра. А то потом на солнце работать будет намного труднее. А так, вы сейчас соберете, а потом спокойно можете сидеть в доме и заниматься чем хотите, пока я за вами приеду.

Как только отец уезжал, Вита говорила

– Я буду убирать в домике, а вы собирайте. – Она не любила работать на солнце и жаре.

– А почему всегда ты? – Возмущались сёстры.

– Потому что я чисто убираю, – отвечала девочка.

– Мы убираем нисколько не хуже тебя! – Не сдавалась Катя, третья сестра, тогда как Света обычно не спорила. Она уступала младшим.

– А ты убираешься хуже всех нас, так что я старше и я сказала, что буду делать уборку, – заметив, что Света «устранилась» из спора, победно заявила Вита.

– Но я же маленькая! – обиделась Катя.

– Вот поэтому иди и собирай вишню. Там без разницы, какая ты, маленькая или большая! Маленьким даже лучше, можно на дерево залезть и ветка не сломается, – закончила Вита, и Катя вынуждена была отступить.

Но все же девочки не спешили в сад. Они спокойно играли в доме, занимались своими делами, и только когда понимали, что скоро за ними приедет отец, бежали собирать ягоду. И поэтому к возвращению отца они выглядели достаточно уставшими, чтобы он не ругал их, даже если ягоды было собрано не так много.

Проблема заключалась в том, что если кто-то из сестёр ронял чашку или ведро с ягодой, она рассыпалась полностью, разлетаясь во все стороны из прыгающего по кочкам ведра. И тогда приходилось собирать ее заново, теперь уже с земли.

Наряду с житейскими заботами и переживаниями, Павел искренне старался участвовать в различных служениях в церкви. Ему нравилось петь. Но однажды братья предложили ему выучиться на дирижера.