90-е. Бухгалтер в законе, или Кривые числа бесплатное чтение

Огромное человеческое спасибо всем, кто находился рядом, придавал Силы, верил в меня! Я не профессиональная писательница, этой книгой отдаю дань девчонкам 90-х, тем, кто выжили смеясь, и продолжают жить сейчас, такие же задорные, смелые, увлекающиеся, любимые любящие Женщины! Встречайте: Приключения главбухов в России.

Правлю первую книжку, настрой такой, чтобы легко читалось, я же для своего поколения пишу, чтобы улыбнуло. А так как было- тот и так все помнит.

События и имена вымышленные, любые совпадения – случайность, и я могла быть любой из героинь.

Начало 90-х.

Уснули в одной стране и по решению меченого старца, проснулись в перестройке, из-под обломков бывшего Союза, с застенчивой улыбкой крокодила, проклюнулся капитализм, со всех щелей штормило, людей накрыла волна бизнесомании.

      Ушлые по-русски, хваткие ребятки, ломились в щели, прорубали окна, сносили двери, на белый свет рождались «группировки по интересам» – СП, ЧП, кооперативы, ОООшки- кто во что горазд, главное успеть урвать кусочек, при том жить так, чтобы «ограничивать ответственность» Уставом. Бендер нервно отдыхал в сторонке.

Бухгалтер, невзрачная профессия утерянной эпохи, взлетел в цене, в тотальной смене декорации в многоликом государстве нуждался бизнес в гибком человечке, мостике-посреднике, спрут власти набирая силу, выплевывал из чрева различные инспекции, фонды, и прочая отделы контролеров, и мелким аппетитом не страдал.

Немногие совковые конторщики готовились к грядущим переменам, анархия в среде финансовых умов настигла апогея. Дезориентация в шатком законотворчестве налогов, да и просто шок от темпа жизни, от скорости и глубины полета, сметал все старые устои советских счетоводов и в недрах хаоса и беспорядка зарождалось на белый свет поколение Бухгалтеров России, уже не «Ниночки» «Служебного романа», суетные потомки цифрового царства, выцветшие женщины в пыльной серой «двойке», хлопотливые бабенки-сплетницы, – зародилось поколение молодых и амбициозных главбухов современности.

Раскрылись в нескрываемой жесткости – жестокости: в манере говорить, одеваться, и вести себя так, как подобает на войне, где реально все средства хороши.

Никто больше не пытался и не смел шутить, высмеивать главбуха.

Чтобы начать работу главным и порой единственным бухгалтером нужны были элементарные познания в экономике и цифрах.

Спрос рождает предложение, на свет полезли полезные курсы, круг замкнулся и кукушкой звонкой пробил звездный час новейшей бухгалтерии. Для первых подснежников начинающихся курсов потребовался навык и опыт отвергнутого, но выжившего поколения экономистов исчезнувшей страны Советов.

Предприимчивые, очнувшиеся от шока «бывшие» кинулись преподавать, а курсы, в свою очередь, цыплятками из инкубатора, наскоро выплевывали амбициозных, честолюбивых «специалистов».

Новые главбухи, молодые, разменявшие третий десяток женщины, красивые, сильные, яркие, с решительным блеском в глазах, за плечами которых технарь, или даже «вышка», причем любой направленности, главное наличие твердости характера, экономическая жилка и жизненная хватка.

Бонусом шли неудачное замужество и, как правило, маленький ребенок.

Вышли на охоту брошенные и преданные, голодные молодые волчицы, на чьей-то шее, пластмассовой медалькой на хлипкой петле, еще болтался муж. Запуганный, растерявшийся мужчинка, по русской вековой привычке, потянулся к спасительной бутылке, у инфантильных недорослей, воспитанных совковыми мамками и няньками, сломался встроенный четкий алгоритм.

Дальше -больше, уже не один элемент мозаики «от школы до пенсии», не сложился, исчезла сама «коробка с пазлами», рухнули надежды на запланированное счастье.

Такого супруга, безжалостно скидывали за борт, но кто-то в страхе потерять привычную модель семьи, цепляясь за тень супружеской идиллии, пыталась вытащить любимого из паутины алкоголя, срабатывала воспетая русской классикой генетическая память бабьей жертвенности, увы, пристроив мужика к оборотистому бизнесмену на вторые, а то и третьи роли, напрочь теряла уважения к кормильцу. Агония любви крушила счастье, наступило время, когда иллюзорная бутылка побеждала жизнь.

Время показало, что выиграли те, кто ответственность за жизнь взяв исключительно на себя, предоставили мужчине право собственного выбора.

Неля.

Миша Меченый пять лет назад торжественно на Пленуме ЦК КПСС объявил широкие реформы партии под лозунгом перестройки, и страну Советов лихорадило все чаще, к 1990 году Неля была уже взрослой замужней женщиной двадцати одного года.

Рухнул привычный мир: с экрана отовсюду слепит «прожектор перестройки», давящая «тихая революция», страшная и пугающая глубиной отчаяния, люди слепыми котятами, мечутся в поисках смысла происходящего, попутно ругая и оправдывая власть имущих.

Молодая невестка, запрятав волосенки в самодельный чепчик, (в свой фирменный домашний стиль, отголосок деревенского детства в бабушкиных наставлениях, где ноги в тепле, а голова прикрыта), в цветастом фланелевом халатике, с осоловелыми глазами, с чашкой остывшего чая за обшарпанным столом на крошечной кухне коммуналки предавалась грезам под убаюкивающий звук мужниного голоса.

Остатки голубого хлопка клубочком спрятались в кармашке, торчал крючок в недовязанном носочке, маленький кусочек жизни, застрявший в ткани времени, напоминал о незавершенности, о том, что даже в мелких деталях скрыта целая история.

Совсем недавно из трешки родительской квартиры в центре города, Неля переехала жить к новоиспеченному супругу. Меланхоличная, неповоротливая и грузная сейчас, лениво думала обо всем и ни о чем, вязкие мысли, речными рачками искали тихое русло, дабы залечь на илистое дно, но даже в темной бездне, где время кажется застывшим, пробивался луч надежды – тонкий, как луч солнца сквозь плотный туман: совсем скоро роды, Неля станет мамой.

В квартире сохраняли добрый старый мир, островок покоя и стабильности, излюбленный совковый шик, резьба и кружевные салфетки, нежные, ручной работы шедевры, простота традиций в вещах, которые хранились с любовью и заботой еще покойной бабушкой Ильи, в непритязательности убранства комнаты прятался невероятный комфорт для молодоженов, шорохи времени, будто песок скользили сквозь узкое горлышко песочных часов на стареньком комоде.

Илья, высокий, весь нескладный и рыхлый, с покатыми плечами и невыразительным лицом, развалившись рядышком в мятом временем кресле, рассуждал о мире, о политике и просто «ни о чем», на парне цветная рубашка в клетку, заботливо выглаженная молодой женой, синие линялые спортивки, изношенные, но уютные, в их мягких складках отражалось очарование домашнего тепла.

Многословный Илья любил говорить часами, обычный парень, звезд с неба не хватал, из образования – в кармане вожделенный диплом автотехнаря.

Подкупала в парне улыбка, открытая и бесхитростная, на нее и поймалась девушка во время летней практики в пионерском лагере.

Неля тоже не тянула на роль роковой красавицы, невысокая округлая «плюшечка», с восточным лицом поэтической «луноликой», крашеные прямые волосы спрятались в легкую беретку-чепчик, кожа на щеках краснела точками в видимых глазу капиллярах.

Поразительными на неприметном лице были глаза- карие «пуговки» под тонко выщипанными бровями. Девочка смотрела на мир по-доброму, удивленно, взгляд завораживал, в нем не было загадок или вызова, но были искренность и тепло, что делало её ещё привлекательнее для мужчин.

Илья тренькал на гитаре извечных «три аккорда» и застенчиво улыбался при свете ночного костра, глаза сияли отблеском далеких звезд, в благодати с природой и музыкой, забывая дневные заботы, зарождалась любовь.

Словом, пара гармонично дополняла друг друга, и вскоре скандально известная дырка в заборе стала летним пропуском во взрослый мир, и романтичные любовники, сбегая от гвалта детворы на задворки столовой, дышали страстью в боровом лесу, прохладная колючая трава была постелью под открытым небом.

И к осени этот самый мир открылся в первозданной красоте извечной математики- «один плюс один» случился больше, чем просто цифра, то ли темперамент подкачал, то ли в резиновых изделиях номер «два» вся партия попались с браком…

– Так сильно любишь? Ты так решила? Ну что же – вольному воля! – родители, настоящие консерваторы в вопросах национальности, не одобрили выбор русского парня в зятья, их устаревшие взгляды сталкивались с искренними чувствами и выбором дочери, но любовь не знает границ и национальных предубеждений, и молодые люди были настроены решительно.

– На поддержку не рассчитывай! – мама в сердцах захлопнула дверь перед своенравной дочерью.

Инженеры с высшим институтским образованием мечтали об интеллигентном эрудированном зяте.

В семье мужа детей любили больше, чем свои надежды, отвели молодоженам самую большую, светлую комнату и стали мирно жить-соседствовать. Свекровь, обычная советская работница общепита, уже на пенсии, и свекор, работяга, тихий пьяница, пригревшийся под боком у жены.

Коммунальная квартира от завода, подарок родины за безупречную работу, зато четыре комнаты свои, бывшие соседи уже повымирали от всякие болезни, и на жилплощади остались только старые родители Ильи.

Мокрый февраль напоследок яростно спорил с весной, за окном кружила мелкая метель, и грязный асфальт вновь укрывали снежинки.

Беременная поставила холодную чашку остывшего чая на стол и свободной рукой нервно поглаживала растущий живот, любимый Илюша целовал сквозь прикрытые веки пухлые коленки, а руки шарили ширинку на штанах в момент смешения нежности и страсти, но в последнее время Неля отграничила «доступ к телу», не до утех любовных, животище распирал и болел так, что ее больше страсть не волновала – скорей бы разродиться.

– Ничего не понимаю?! -, акушерка в местной гинекологии, старая глуховатая еврейка, надолго впечатывалась стетоскопом, качала головой и недоуменно пожимала плечами, врачиха УЗИ не назначала принципиально, не доверяла новомодным аппаратам, только подозрительно бормотала фразы об уникальности беременной.

На приеме казалось, что доктор не меньше пациентки хочет «выдавить» младенца, прощупывая множества мелких частей плода… И весной в середине марта, сомнения гинеколога наконец развеялись – Неля разрешилась от бремени. Кесарили двойней.

Мартовская оттепель под вечер ударила морозами, для врачей больницы этот день запомнился не меньше, чем для роженицы.

Тяжелый, жестокий день… На фоне изменчивой природы человеческая жизнь казалась ещё более хрупкой и непредсказуемой.

Не успела очнуться от наркоза в одиночной палате, услышала, как санитарка в накрахмаленном халате, тихонько причитая, елозила мокрой шваброй пол:

–Горе-то какое, милая! двойня у тебя, девчонка и мальчонка, слепенький пацан…

Невольно запомнила ласковую старушку, судорожно вздохнув, завыла, забилась в диком крике и впала в забытье.

Время остановилось, все ощущения слились в одно, а мир вокруг замер.

С роддома скорая увезла в лечебницу- сдали нервы, молодая мать нуждалась в профессиональной помощи.

Услышав о страшном диагнозе ребенка и разродившейся жены от той же самой санитарки, дежурившей у телефона в ночь, новоиспеченный папаша «слился» – исчез из города подальше от калек. Илья не смог себя заставить доехать до психушки, сломался, перегорел спичкой, и целую неделю в заброшенном сарае, где с друзьями разбирали на запчасти украденный москвич, на лоскутных лохмотьях спал пьяным сном среди пустых бутылок.

Зацвела весна. Зеленые бутоны раскрываясь навстречу солнцу, дарили людям надежду на спасение и радость новой жизни, в нежных лепестках скрытая сила природы, способная преобразить окружающий мир и пробудить в сердцах людей чувство восхищения и благодарности, шел 1990 год от Рождества Христова.

Союз в осколках, страны все больше отдалялись друг от друга, распадались семьи, великое переселение душ маячило на горизонте, времена перемен касались каждого уголка некогда большой страны, и люди стояли перед выбором – продолжать разделение или обрести силу в объединении.

Через неделю после трагических событий, мартовским утром из роддома детей забирала свекровь- в цветастом платочке и сером плащике, маленькая, сморщенная от боли баба Нина, с двумя прижатыми к груди кульками младенцев на руках- такой ее запомнил персонал больницы. Неподалеку от жены курил в сторонке дед, за рулем крохотного запорожца притулился соседский парень, сын друзей покойных.

Так встретил мир двойняшек.

Илья объявился ненадолго, собрал нехитрые пожитки в рюкзачок спортивный, с которым ездил в лагерь пионерский, взглянул на ребятишек, в последний раз обнял отца и мать, исчез за дверью, оставив на столе конверт с деньгами, растворился в хаосе большого города.

– Скатертью дорога! – бессильно кричала мать вслед непутевому сыну – Неля мне дочь, и дети – мои внуки! И тихо плакала ночами– «Храни тебя, Господь, сынок!»

Выписали молодую мать из лечебницы только через месяц, исполненный боли, надежды и борьбы, дома дошел настоящий смысл трагедии: детки, доча и сыночек, совершенно здоровые младенцы, немного слабенькие, а диагноз перепутали, в роковую ночь там действительно родился слепой мальчонка, фамилии у рожениц писались одинаково, старушка-санитарка кинулась «причинять добро» – «пожалеть бедняжку».

Родители Нели не спешили обнять дочь и внуков, не нашли в себе силы простить ослушницу, двойняшек в сердце не приняли, свои амбиции и надежды связали с младшей из сестер, гордостью семьи, отличницей школьницей Лейлой, которую «тянули на медаль».

Для молодой матери жизнь закатилась строго в бытовую колею. Крутили колеса часики на кухне, спешили дни за днями, рассвет за закатом сменил весну на лето, малыши окрепли, улыбались бабушке и деду, в постоянной гонке за временем она находила силы и радость в счастливых моментах с детьми и близкими.

– Грузовой аист принес, – цинично шутила по поводу своих младенцев, Нелю всегда отличала способность находить юмор даже в самых трудных ситуациях. Денис с Дашутой, наливались силой, как в старой русской сказке, росли как на дрожжах, после больницы грудного молока у молодой мамаши едва хватало на разочек, а в молочной кухне выдавали деткам мизерный паек, баба Нина варила вкусный сытный творожок из магазинной треугольной пачки молока.

–Дочка, мы уже немолодые, детей смотреть поможем, а вот с деньгами туго, надо идти работать, – пьяный свекор наставлял невестку уму-разуму. Неля понимала, что старый работяга прав по всем статьям, и с декретным отпуском пора завязывать.

На руках синяя картонка- диплом пищевика, местный Торговый техникум выпускал универсалов: бухгалтер плюс технолог в одном флаконе.

После тяжелых родов простилась со столовой, здоровье слабое тягать кастрюли уже не позволяло, единственный выход- решила закончить бухгалтерские курсы для новоиспеченных бизнесменов, и параллельно пошла работать на близлежащий рынок продавцом.

Во всей красе благоухала осень, пчелы так и вились возле фруктов, хозяин ларька, черноусый Гиви был благодушен к новой пассии, Неля поневоле улыбалась, не прятала счастливые глаза, когда он вечерами прижимался к ней в крохотной подсобке на виноградных ящиках, молодое тело жаждало любви и ласки, совсем как в юности ушедшей, возлежали двое на пряных листьях августа, разгоряченные от страсти.

Насытившись сполна свободой отношений, вечерами бежала на бухгалтерские курсы, а дома тихо пела колыбельную себе, детишки уже спали в кровати деда. Золотая осень рассыпала щедрой горстью колдовское счастье.

Верность выбранного пути осознала на первом же занятии. Попала, куда целилась, пришла к своим: уставшие девчонки-слушательницы и не менее уставшая очкастая пенсионерка, бухгалтерша, настоящая советская училка – хмурое лицо вечерней столицы принимало роды новой жизни, Неля чувствовала себя дома среди разношерстных женщин.

Уже сентябрь на пороге, рассветный город дышал горячей чашкой чая и бутерброда с иностранным маргарином «рама», спят безмятежно малыши, на кухне баба Нина неслышной тенью варит кашку себе и деду, багряная погода листьями, опавшими прощально, рисует на дворе зигзаги.

Новый забег нетронутого утра, туманами дымился день осенний, по замкнутому кругу, бежала, как ослик за морковкой, стремясь уловить каждый момент и не упустить ни одной возможности.

Прошло два месяца, ночным шакалом диким осенние ветра завыли, но с каждым днем светлело утро от яркой лампочки на кухне коммуналки, и бутерброды были не просто с маслом, на них ложились сверху сыр и колбаса, рекламой в телевизоре дразнящие ароматы сулили счастье. И чай пустой сменился крепким сладким кофе, и Неля улыбалась чаще, возвращалась к жизни, задорный женский смех звучал на рынке, блестели глазки от любви, Гиви не скупился на мужские ласки.

И только ночью глухое одиночество давило на подушку, но женщина уже в зародыше ее душила, не позволяя вырваться наружу зверю, сама себе боялась признаваться, что стала забывать Илью, непутевого родителя детей и мужа.

Лишь изредка, глядя на спящих в обнимку дочь и сына, с тоской вспоминала, что, когда-то также доверчиво и нежно прижималась к их отцу. Так мозг спасительный до времени скрывает в ящике Пандоры невысказанную скорбь предательства побега от судьбы, в глубинах души скрыта тайна, которую не решается раскрыть, ибо страх перед болезненной правдой иногда оказывается сильнее жажды осознания.

Детки находились под неусыпным оком любящей свекрови, а деда-свекор молча тосковал по сыну, у раскрытой форточки с прокуренными легкими просиживал полдня, сокрушаясь о чем-то, его скорбь была молчаливой, но глубоко ощущаемой, каждый вздох напоминал о потере и невозвратности ушедших времен.

–Продуктов до зимы нам хватит, – раскрасневшаяся Неля командовала молодыми грузчиками, ребята занесли последнюю коробку из машины, с шумом поставили на пол, Денис с Дашуткой нетерпеливо ползали на четвереньках у двери дальней комнаты, баба Нина еле сдерживала деток, оберегая от залетевшего с улицы мороза.

Грузчики на прощание кинули на столик пару шариков чупа-чупса, и шумной ватагой вышли из подъезда, визг тормозов и оглушительная песня из динамиков «девятки» предупреждали двор о новых хозяевах жизни.

Вдоль коридора, на кухне коммуналки разномастным этажом выстроились фанерные ящики с консервой – рыба, тушенка, каши, рядом в мелких коробках притулились конфетки, сухари и печенюшки, голодная смерть семье не угрожает.

Неля с удовольствием скинула тесные от двух надетых теплых носочков валенки, растирая затекшие ноги мечтательно улыбнулась детям и бабе с дедом, роднее их на всем белом свете у женщины никого не было, а за своих любимых перегрызет горло любому зверю.

От полноты нахлынувших чувств вдруг расплакалась навзрыд, и уже через минуту в коридоре обнявшись рыдали трое взрослых, а малыши, ничего не понимая тоже заскулили вслед, но пострелята недолго горевали, стянули и разворошили пачку шоколадного печенья, чумазые счастливчики разрядили скорбь.

Взрослые от слез перешли на смех, и через полчасика на кухне вместе пили чай и рассуждали о скором новогоднем празднике, дед с внучатами деловито считали съестные запасы, а женщины достали модные журналы «Лиза» и приготовились шить новые наряды. Баба Нина была отменной рукодельницей, да и невестка ей под стать любила кройку и шитье еще со школьных лет.

Жизнь перестроила семью, перекроила счастье, поставила на рельсы паровоз, придала ускорение мечтам.

Пропавший муж всего лишь раз появился на вечерних курсах. В опустевшем коридоре школы вдруг стало шумно, после недолгой возни с охранницей в дверях учебной залы возник Илья – нетрезвый, с недельной щетиной, с виноватой улыбкой и безумно грустными глазами, в кармане за пазухой несвежей джинсовки торчал куриный гриль, прозванный в народе «ножки Буша».

– Я помню, милая, ты копченую курочку сильно уважаешь! – прямо на глазах изумленной публики, выложил окорочок на лежащую перед женой раскрытую тетрадь.

В тот миг, Неля была готова под стол провалиться от стыда, но увидела понимающие взгляды коллег по несчастью, ее не осуждали, не смеялись, девчонки девяностых ей сострадали, им было также больно за утерянное счастье, у каждой прятался, возможно даже не один собственный «скелет в шкафу».

Молча завернула птицу в недописанный конспект и вышла.

– Прости! Не могу! Только подумаю – тебя лечили в «дурке», мне страшно, любимая, мне страшно! – пьяно, громко икая, грузно привалившись на колени перед женой, мужчина оплакивал злосчастную судьбу, с детства впечатлительный мальчишка, слишком близко к сердцу принял новость в роковую ночь.

Еще при Советах печально известная лечебница сыскала недобрую славу, в стенах «дурки» «ломали» диссидентов, коротали дни невменяемые душевнобольные, и там недавно лечилась Неля…

Илья почти в бреду, шептал жене, что боится услышать голоса кирпичных стен, и что-то в нем надломилось так, что уже ничем не склеить, не вернуть былого счастья близости, что лучше будет расстаться, он покидает город, чтобы не вернуться никогда в жизнь жены и детей, что он ее прощает и отпускает.

Женщина застыла изваянием в камне, на полу, на раскрытой грязной куртке мужа, не чувствуя ни холода, ни боли, гладила немытые волосы любимого, прощалась с молодостью, хоронила наглухо надежду и мечты, её дыхание замирало, последним вздохом осеннего ветра, который лишь легонько колышет опавшие листья, напоминая о невозвратности ушедших дней.

В коридоре вечерней школы умирала Неля, подруга и жена Ильи, безмолвно омывая скорбь, слезы текли из карих глаз, вымывая счастье быть любимой женщиной любимого мужчины, отца ее детей… Прощала и прощалась с мужем.

И по пути домой сбросила окорочок возле помойки котам бродячим…

Начиналась эпоха российских девяностых.

Это была их последняя встреча в молодости.

А наутро в теплой коммуналке уже другая, свободная от брачных уз и обещаний верности, обновленная встречала день, тело пылало жаром, в ней просыпалась женщина, готовая жить дальше, идти своей дорогой, не страшась любить и быть любимой, сердце, освобожденное от тяжести прошлого, замирало в предвкушении новых приключений, новых чувств и возможностей, смело открывала окно в мир, пусть даже и безвозвратно потерянный мир любви и иллюзий, ведь впереди новые горизонты, полные надежды и свободы.

Неля схоронила любовь Илюши в сердце, сказав спасибо за «подарочки», и сейчас, словно подслушав мысли мамочки, детки в разноцветных ползунках с веселыми подвязками, ранними букашками выползли на кухню, молодая мама крепко обняла малышей, улыбаясь, целовала в теплые макушки.

Кристина.

Кристина – замужняя аспирантка ВУЗа с маленьким ребенком. С мужем выросли в соседних двориках, дружили с детсада и закончили школу за одной партой, образцовая девочка Кристина любила Антона, а эгоистичный красивый мальчик, единственный наследник тетушек и бабушек, баловень судьбы, позволял себя любить, юные любовники так спешили стать взрослыми, что уже в августе 1986 года на свет появилась маленькая Стася. Дети родили дитя.

Родители не сильно удивились юношеской прыти, Кристине презентовали пустовавшую доселе бабушкину квартиру, частенько наведываясь проведать «молодых», мама Кристи по привычке наводила порядок в комнатах, такое навязчивое внимание тещи не успело надоесть Антону, новоиспеченного супруга, студента-первокурсника, осенью призвали на Советский Военный Флот.

Подводная лодка гарантировала три года верности Антона и одиночества Кристины, в темноте безмолвного океана под покровом воды, среди машин и механизмов, любовь проходила испытание временем и расстоянием.

Закаленный в огне искусственной жизни на борту подводной лодки, отслужив положенное, муж вернулся в 1989 году и пошел учиться снова на первый курс в авиационный институт. Годы плавания не изменили характер, как и в юности студент был увлечен исключительно собой, у тещи уже вошло в привычку «помогать Кристине», прибираться дома, стирать и гладить, что было на руку молодой семье, да и материально было туговато без помощи родителей, молодых деньгами все еще снабжали.

Так бы и жили дальше, но тут случилась полным ходом перестройка, капитализм уже не щерился зверьком, а имел вполне определенные черты дикого гиганта. Мир, в котором они привыкли существовать, начал меняться под напором новых реалий и идеалов, все, что казалось надежным и стабильным, начало рушиться под напором перемен, Антон с Кристиной оказались на гребне волны, и им пришлось осваивать серфинг жизни, адаптироваться к новым условиям, стремясь сохранить свою связь в мире, где царила неопределенность и конкуренция.

Антон учился на дневном, Стася подрастала, Кристина шестой год на кафедре мехмата универа, сначала институт, а потом аспирантура, наука перед ней в буквальном смысле, захлопнула двери в один, наверно, прекраснейший момент.

Одетая неброско, но со вкусом, Кристина в черной юбке прямого кроя до колен и таком же строгом пиджачке, прикрывающем салатовую блузку, зашла в приемную декана, её стильное, но сдержанное обличье отражало не только внешнюю красоту, но и внутреннюю силу и уверенность.

– Проходи, проходи, Кристиночка! – проблеял научрук Константин Семенович, покровительственно показал на стул, и вдруг неожиданно сильно, рывком притянул к себе на колени, девушка так близко увидела сальные волосы и глубоко посаженные профессорские глазки-щелочки, качнулась брезгливо, не сдерживая возмущения резко оттолкнула преклонного ловеласа, задев коленкой «причинные места».

Старикашка охнул и ослабил хватку, Кристина, сделав «ход конем», послала воздушный «нах@й поцелуй» и хлопнув дверью «ушла в люди».

–Запомни, дура! – нет тебе места на кафедре! – плевался вслед словами отвергнутый развратник.

Рванув с вешалки легкое пальто и сумку, Крис побежала через дорогу, до студенческих хором, рыдала долго, глотая слезы под кафельным душем в институтской общаге, скребла себя руками, смывая липкий взгляд научного засранца, тело тряслось под порывами горя и обиды, а сердце разрывалось от боли и разочарования, вода струилась, смывая тяжелые мысли и унижения.

Но рано или поздно слезы тоже имеют обыкновение высыхать, уже немного успокоившись, придя в себя, неспешно закурила сигарету, приняла решение.

Антона мало интересовала материальная часть семейной жизни, приоритетом было стремление к собственному комфорту, он- человек, для которого важным было личное удобство и благополучие, хотя он мог быть участливым и заботиться о близких, его основное внимание всегда было сосредоточено на своих потребностях, значит Кристине обеспечивать себя и дочь придется самостоятельно,

Крис предпочитала всяким курсам индивидуальное обучение, и в тот же вечер бывшая адьюнкт оказалась на кухне двухкомнатной «хрущевки» с приятельницей по Малому Универу, в уютной квартире матери Амалии.

– Амалька! Давно не виделись…– Кристина пригубила остывший чай, – а помнишь Малый?

Девушки бросали оценивающие взгляды друг на друга: стройные, высокие, симпатичные в юности, сохранившие фигуру и стать, молодые женщины, успевшие хлебнуть горькой женской доли за шесть лет после окончания школы, каждая несла следы прожитой жизни, но и каждая сохраняла в себе огонь надежды и стремления к лучшему.

Крис строгая по стилю, а сейчас с разбросанными по плечам, веселыми медно-рыжими кудрями, удивительно сочетавшимися с ее огромными зелеными глазами, казалась юной, словно свежий ветерок, разгоняющий серые мысли, придавал ей легкость и жизнерадостность.

Амалия, сероглазая шатенка с длинными прямыми волосами, собранными в домашний «хвостик», более романтичная на вид, в расклешенной юбке- «татьянке»– миди в мелкую серую клетку и атласной красной блузке, с коротким рукавом «фонарик», облик, словно сошедшей со страничек романтической повести прошлого века, излучал утонченность и элегантность.

Кристина заметно нервничала и потирала ушки, их украшали маленькие золотые «гвоздики», Амалия инстинктивно потянулась за своими, девчонки засмеялись- их первая совместная покупка в ювелирке по случаю окончания школы, обе не любили наряжаться «новогодней елкой».

Кристина никогда не снимала широкого обручального кольца, золотая гайка- жест доброй воли Антона на отшумевшую пышную свадьбу, которую гуляли многочисленным семейством, родители расщедрились на праздник единственных детей, да и муженек любил сверкать «на публику».

Амалия на хрупких пальчиках крутила тоненьким колечком с едва заметным аметистом – подарок Арне на свадьбу, память о непорочных чувствах.

Кристина робко пыталась расспросить подругу о семейной жизни, но неуверенно, не зная, как подруга отреагирует на любопытство:

–Полюбила иностранца залетного, -отшутилась, и сразу «закрыли тему».

Хвастать собственной семейной жизнью Кристи было нечем, приятельница остро ощущала фальшь, на том и порешили, не прибегая ко лжи и преувеличениям, предпочли честно и открыто промолчать.

Девушки мысленно играли партию, понарошку передвигая тяжелые фигурки на шахматной доске. Прошла веселая и беззаботная пора, не было суждено сбыться и половине совместных планов у костра ночного, где под звук гитары выводили веткой на речном песке, остались фотографии в альбоме… Моменты жизни, что казались вечными и безграничными, остались яркими воспоминаниями, запечатленными в сердцах и на снимках, напоминая о времени, когда мир был полон надежды и обещаний.

Кристина плюс Антон, Амалия плюс Роман…

Сквозь пелену прошедших лет время безжалостно расставило другие фигурки, новые вызовы, переменные обстоятельства внесли изменения в игру жизни, перерисовав расстановку на шахматной доске судьбы.

Кристина плюс Стася плюс призрачный Антон… Амалия плюс Сонечка и плюс-минус Арне…

В тот вечер, так и не решились открыться душой, близкие подруги юности стали совсем далекими…, но еще не чужие друг другу, под давлением времени и жизненных обстоятельств их связь ослабла, но в сердце каждой теплился остаток дружбы и понимания.

Перелистали школьные альбомы, осторожно, хрупкой бусинкой в хрустальном ожерелье, перебирая воспоминания, дождались с работы Сылу Анваровну.

Дома предстоял тяжелый разговор с Антоном.

–А я сегодня с кафедры уволилась, – муж приподнял брови, – знаешь, там денег нет совсем, сейчас в науке не прокормишься, – Кристина благоразумно опустила подробности столкновения с профессором.

Немного помолчав, он на удивление спокойно отреагировал на решение жены завершить аспирантуру, заметив мимоходом:

–Чудьненко, как знаешь милая, ведь я студент теперь.

Антон на роль семейного кормильца не покушался, трехлетнее затворничество на подводной лодке взлелеяло думы о свободе, мечтая «оторваться на полную катушку» на вольной жизни, мужчина, зрелый и ухоженный красавец проживал запоздалое студенчество, и не слишком интересовался, как будет «выкручиваться» жена- ведь обходилась без него три года, и сейчас справится, большая девочка.

Кристина с облегчением вздохнула, не стала вдаваться в подробности осуществления плана, только поделилась, что находится в поиске работы, отводя взгляд от мужа, который не проявлял особого интереса к её делам.

Мама согласилась с решением дочери не столь охотно быстро, ей все же пришлось раскрыть истинную причину ухода с кафедры, и попросить понянчиться вечерами с внучкой, пока Кристина будет обучаться.

Уже назавтра с вечера до глубокой ночи Кристина вместе с виртуозом бухучета постигала азы экономической науки, высчитывая дебеты-кредиты, сводила мифический баланс, училась заполнять документы, с удивлением замечая, что занятие приносит удовольствие и действительно нравится- есть где разгуляться любознательному мозгу, во всем есть научный подход, в бухучете тоже, новый опыт открывал новые возможности и она с увлечением вглядывалась в финансовый мир.

Доморощенный педагог тоже была довольна успехами «студентки».

–Знаешь, девочка, а ты ведь прирожденная главбух!

То, на что Неля потратила два месяца на вечерних курсах, Крис уложила в семь ночей. Выпускница сильнейшей математической школы, с красным (таким бесполезным теперь) дипломом мехмата универа, была уверена в своем прекрасном будущем, недельные экспресс-посиделки на хрущевской кухне, позволили несостоявшейся научной сотруднице снова почувствовать себя деловой и умной.

Профессия главбуха, что именно «главного»– ничуть не сомневалась, придаст смысл жизни Кристины на ближайшие годы.

С энтузиазмом и решимостью Кристина приготовилась искать работу, и успех не заставил себя долго ждать, на ловца и зверь бежит.

–Знаешь, Крис, все сошли с ума, носятся с бизнесом, как с торбой писаной,– возбуждение подруги передавалась по телефонной трубке, – нас «посадили» на самоокупаемость, теперь на кафедре бардак, замутили что-то вроде НКО, типа некоммерческое общество,– шепотом в трубку задышала Таня, – и знаешь, кто у нас главный? Малиновский!

Это был реальный шанс. Профессор Малиновский был давний враг и оппонент ее бывшего шефа. Невысокого роста, седеющий, но еще не старый, презентабельный Георгий Николаевич принял девушку благодушно, издалека его можно было принять за старшего брата Кристины, непослушные светлые волосы, кудрявые с висков, и четкий профиль с чуть горбинкой нос удивительно схожий с портретом отца Крис.

– Знаете бухучет? – близорукие глаза председателя смотрели сквозь линзы аристократических очков скорее отрешенно – равнодушно. Темно-синий «научный» пиджак, классические в тон, чуть помятые брюки- немного оттопыренные «коленки» и слегка засаленные отвороты рукава выдавали «старость» костюма будущего шефа. Науку деньгами не баловали.

Им нужен сотрудник, а профессор никогда не нанимал работников- он «червь науки», а не коммерсант, но все же с любопытством рассматривал молодую женщину. Рыжие кудри собраны в элегантный пучок, кошачьи глаза слегка подведены, губы тронуты легкой помадой, и держится уверенно, темно-зеленый брючный костюм идеально подчеркивает соблазнительные изгибы «опальной» аспирантки.

–Хороша! Губа не дура, однако у Семеныча! – удовлетворенно подметил про себя, в институте слышали про скандал на кафедре, и немного польстило, что теперь такая красотка будет радовать его ежедневно своим присутствием, а то, что сработаются, он не сомневался, профессор был не такой самовлюбленный и любвеобильный, он умел терпеливо ждать, и не столь активно крутил романы с молодыми сотрудницами.

Прозвучало утвердительное «да!».

– Ваше рабочее место – несколько сухо показал на коричневый стол в углу кабинета и удалился по своим ученым делам.

Кристина, оставшись одна, присела на полумягкий стульчик, с удовольствием скинув черные на небольшой шпильке «лодочки», достала блокнот и ручку, аккуратным почерком поставив дату, сама себя поздравила:

– С первым рабочим днем, Кристина Михайловна!

Амалия.

– Амалия завтра же должна быть в городе! – голос Сылу резкий и жесткий, как пистолетный выстрел.

– Кызым, ей Гуля зубы в деревне лечит, поздно уже, ночь скоро, да и гроза похоже будет, – Сара попыталась защитить внучку.

– Ничего не знаю, пусть возвращается! – Сылу раздраженно опустила трубку на рычаг, – довольно и того, что замуж выскочила без разбора-, подумала про младшую дочь.

Сара задумчиво взглянула на белокурую головку Сонечки, поправила лоскутное одеяльце, и набрала номер своей деревенской невестки.

Молния раскроила небо на лиловые кусочки, Амалия ехала в высокой кабине «железной лошадки» бульдозера в самом сердце чудовищной грозы, не предполагая, что именно так начинается ее путь к профессиональному Олимпу, вершину которого украшала корона «Главный бухгалтер».

Гора Тенкей грозной стеной разделяет деревню от райцентра, даже днем, а сейчас и вовсю кажется неприступной крепостью, Булат вел «К-700» уверенно, затянув бесконечную заунывную татарскую песню, возможно сожалея, что согласился на ночную грозовую авантюру.

Скользнула взглядом по родственнику, урчал утробно агрегат, ливнем обрушились мысли, а гром и молнии лишь подчеркивали атмосферу торжественности и значимости момента. В селе с прабабушкой осталась полуторогодовалая дочь, мама потребовала немедленного возвращения в город – нашлась работа, и выбирать не приходилось, Амалия недавно пережила развод с мужем, а к бабушке приехала «зализывать раны.

Деревенский дом был единственным местом Силы, своеобразной тайной пещерой, где девушка в полной безопасности, исцеляла душу, набирала мощь, что для нее сейчас было главным делом жизни.

Сверкающая молния выводила причудливые зигзаги, менялся в калейдоскопе рисунок черного неба, услужливо сортируя воспоминания.

Амалия почти была обречена на цифры, семья экономистов по судьбе, где мама, дед, многочисленные дальние и недальние родственники – дяди, тети трудились финансистами, цифровая крепость рода закручивала гайки день за днем, алгоритмы и коды создавали сложные системы защиты.

Девчонка выросла с бабушкой – эбекей, так ласково зовут любимых деревенские татары, не просто «эби» – бабушка, а именно эбекей – бабулечка, трогательно нежно и певуче. Мама в детстве казалась эфемерным существом, призрачная и недоступная за пеленой туманных цифр, и в детские секреты малышка посвящала эбекей, ей же в юности поверяла девчачьи тайны.

Зимними вечерами эбекей усаживалась на резной деревянный сундучок и тихонько напевая колыбельную, пряла. Веретено волшебной палочкой сквозь пальцы из мотка овечьей шерсти выводило тонкую серую нить, завороженная внучка любовалась бабушкой, она казалась доброй феей, совершенно случайно оказавшейся на планете, чтобы увезти малышку в цветочную страну грез.

В бархатные ночи осенних урожаев, под аромат душистых яблок, разбросанных в сенях, внучка нередко засыпала на коврике в ногах эбекей, и оживали сказания об отважных добрых рыцарях и красивых принцессах, богатствах золотых дворцов, коварствах интриг сказочных злодеев, переплетаясь в шепоте секретов волшебных трав и корешков.

Озорная первоклассница, непокоренная строгостью училки выдавала «на-гора» фантазии.

– Что все это значит? – эбекей сурово смотрела на девчушку, – почему слова с ошибкой?

Тетрадь по математике пестрела тройками, но немало не смущаясь, Амалия на беловик переписала правильные цифры, сама наставила пятерки, для пущей важности добавив красной пастой «МАЛАДЕЦ!».

– Держи! – бабушка, протянув букварь, лукаво улыбнулась, – тогда по- маладецки, и русский подтяни!

Трехлетней осталась безотцовщиной, когда отец покинул бренный мир, очень рано оставив жену и двух своих девчонок, жизнь перевернулась, вечно занятая мама из райцентра вскоре переехала в столицу, и через четыре года перевезла детей.

За стеклом барабанил дождь, мысли клубочком закатившейся пряжи разматывали детские годы. В столице утренней забавой была дорога в школу, сестренки наперегонки перемножали, прибавляли, делили и отнимали цифры на автомобильных номерах, мелькающих впереди машин.

Нехитрые манипуляции на скорости позволяли скоротать время по дороге на заводском автобусе, где взрослые дремали, или лениво переругивались дворовыми собачками.

Школьница еще в запой читала книги, с любого места начинала пересказ на память, а также придумывала смешные добрые истории сама, местной библиотекарше ребенок литературным гением казалась.

– Амалька, расскажи еще про Робинзона! – умоляющие голоса деревенских сестренок. В безветренные ночи девчонкам разрешали оставаться под ситцевым навесом во дворике большого дома, спать под комариный гул, от взрослой суеты закрывшись тонкой марлей вместо стен.

Многодетная тетина семья каждое лето на недельку принимала столичных внучек в гости.

Ярко сверкнула молния, барабанили капли по стеклу и под монотонный шум дождя вновь погрузилась в воспоминания.

Мама часто брала домой «подработку», и младшую выбрала на роль помощницы, судьба неумолимо вклинивала девочку в общую фамильную картинку, воронка Рода угрожающе раскручивалась, щупальцами осьминога переплетались дебет-кредит, выводили сальдо корни.

– Кызым, не торопись, считай внимательно! – на время после ужина, где мама с дочкой делили взрослые заботы, единственный стол в комнате превращался в рабочий инвентарь.

Амбарные бухгалтерские книги не понарошку так и назывались, и раскрывались двери огромного хранилища, где на бумаге в клетку красивым почерком выводила Сылу таинственные знаки, выстраивая цифры строго в ряд.

Дебет- кредит, дебет- кредит…

Амалия по-детски хулиганила:

– Дверь- ключи, дверь- ключи…

Мама не ругалась, лишь грустно улыбалась, что тут скажешь, ранняя потеря папы не по годам взрослит детей, десятилетняя девчушка начисляла зарплату работникам завода.

Умножала, прибавляла– тарифы на количество и выпуск, результат в итоге шел циферкой в «наряд».

– Пиши карандашом! – учила мама, – мне легче исправлять твои ошибки.

– «Наряд!» – желтый лист картонки- чудно и непонятно для провинциального ребенка, воображала себя юной волшебницей таинственного замка, впитывая новые слова, с заправским видом щелкала костяшками счетов, под детскими пальцами из черно-белых кругляков складывались цифры, значение которых понимали только мать и дочь.

Советская «электроника» – деревянные четки, нанизанные на проволоку черно-белые птички, в обрамлении строгой рамки, казенный атрибут бухгалтера, который в недалеком будущем израильские знакомые назовут «очень милым «массажером для ног».

Совковый «массажер» буквально всюду, где обращались деньги: в руках конторщика в серых нарукавниках, на прилавке продавщицы с золотым передним зубом, у строгого в халате белом фармацевта, у хамоватой приемщицы КБО- прародителя «ателье», в замыленных прачечных, в вальяжных парикмахерских, чуть позже их заменят арифмометры на перфокарте и ЭВМ.

Под несмолкающие раскаты грома Амалия вслушивалась в натужный рев бульдозера, и мыслями вновь уносилась в свое невеселое – веселое детство.

Четвероклассница проводила вечера на кухне и считала, считала, считала…

Удивительно, но строгая мама лишь пару раз проверила ее расчеты, ребенок ни разу не ошиблась в цифрах, сосредоточенно и верно писала результат, игры в деревянные костяшки не пропали даром, апофеозом года стала победа на городском шахматном турнире, вручили приз- диплом – третий юношеский разряд, десятилетнюю девчонку «своей» признали умные очкарики-подростки.

Ее величество «Цифра» была на пике славы и оказалась гораздо сильнее своей соперницы «Буквы».

В расчетах-вычислениях пролетело детство, Амалия выросла в красивую стройную девушку, каштановые волосы и серые, внимательные, чересчур серьезные глаза, в руках все чаще справочник абитуриента, и колебания от цифры к букве.

Старшая Майя, три года, как с головой ушла в мир торгашей, проводила время в компании друзей из технаря, предоставив сестренке выбирать свой путь самостоятельно, балуя нередко красивыми вещами.

Настала пора выбирать ВУЗ, или Выйти Удачно Замуж…

– Нет! В бухгалтерию – через мой труп! – категоричность в голосе не удивила, давно привыкли дети к материнской холодной отстраненности, к манере обрывистых фраз-приказов, потрясло нечто другое -впервые увидели взволнованную маму, у которой никогда так раньше не прорывались чувства.

Сылу Анваровна с сожалением смотрела на младшего ребенка, в дочке горел тот самый огонек, который когда-то привлек ее в покойном муже, очень творческом ранимом человеке.

Ничтожно ценимая, низкооплачиваемая, презираемая рутина советского счетовода не для ее младшенькой, и при всей своей суровости Сылу детей своих любила, и желала лучшей доли, Майя прирожденная торгашка, та не пропадет, Амалия с ее тонким чутьем может оказаться лишней в мире цифр.

В природной апатичности Сылу спасалась после смерти мужа, словно оторвался рычажок-переключатель солнца, перестав делиться остатками душевного тепла, женщина превратилась в подземного крота-отшельника, погружаясь в мир своих мыслей и воспоминаний, где могла найти утешение и покой.

Однако у Провидения на Амалию имелись свои планы.

В непрекрасное летнее утро, благополучно провалила экзамен на филфаке универа – экзаменатор посчитала, что девочка списала сочинение:

–Хочешь сказать, что сама написала? –грозно вопрошала монументальная тетка с рыбьими глазами,

–Взяла и сочинила? – вслух зачитала строки из письменной работы:

– «горным потоком обрушилась музыка, неистово забили по клавишам наполненные чувствами пальцы пианиста».

Амалия в гневе развернулась и зашагала прочь из аудитории…

Не решаясь спросить, что больше задело училку – горный поток или наполненные чувствами пальцы, упрямо не пошла сдавать второй экзамен, оскорбившись не на шутку, решила «наказать» обидчиков.

Дождь барабанил по стеклу, гора Тенкей давно покорена Булатом, Амалия уже в райцентре, вспоминала гордое начало взрослой жизни, сейчас смешно – конечно «наказала», но только вот кого?

Желание писать красивые истории никогда не покидало.

Эбекей.

Экстравагантная внучка цыганского барона и татарской деревенской девушки, Сара, для внуков ставшая эбекей, единственную дочь среди мальчишек-сыновей, нарекла звучным именем Сылу – красавица, а ее деток–майских погодков, редкими в семидесятые даже для русских, именами – Майя и Амалия, словно знала, что внучки в деревне надолго не задержатся.

В улыбке эбекей, каждая морщинка была насквозь пропитана загадкой, успев родить детей, на дорогах жестокой судьбы почти всех растеряв, никогда не переставала улыбаться, не позволяя личной трагедии затрагивать близких.