Пленный Суворов и косноязычный Тургенев: правда и небылицы о крепости Шпаньола бесплатное чтение

Когда стоишь в одиночестве на крепостной стене 16-го века, легко представить себя командующим здешним гарнизоном, тревожно вглядывающимся в силуэты вражеских кораблей, заходящих в бухту. В такие минуты наверняка снова и снова прокручиваешь в голове, все ли ты предусмотрел, хватит ли припасов, чтобы выдержать осаду, смогут ли твои бойцы отразить штурм, успеет ли отправленный утром гонец привести подкрепление, много ли ущерба причинят твои пушки, если корабли будут настолько неосторожны, чтобы подойти поближе к берегу.

Что-то такое я пытался себе вообразить, глядя со стены черногорской крепости Шпаньола на бирюзовые воды Бока-Которской бухты, искрящиеся позолотой в солнечном свете далеко внизу, где у подножья горы раскинулся очаровательный старинный городок Херцег-Нови.

Из задумчивости меня вывел монотонный голос, чуть гнусаво бубнящий на чистом русском языке: "В этой крепости в 1806 году был заключен попавший в плен русский генерал Александр Васильевич Суворов". Слегка помятый гид проговаривал заученный текст для семьи доверчивых туристов. Эта стайка крутилась поблизости уже некоторое время и безостановочное бормотание экскурсовода напоминало назойливую муху, которая раздражающе жужжит над ухом, мешая сосредоточиться.

До поры до времени мне удавалось игнорировать унылый поток банальностей, пока слух не выхватил этот пассаж про Суворова. Компания стояла в каких-то пяти шагах от меня, и я, поддавшись порыву, вдруг сказал: "Простите. Это, конечно, совершенно не мое дело, но Александру Суворову затруднительно было бы содержаться в здешней крепости в 1806 году, учитывая, что он умер за 6 лет до этого".

Возникла немая сцена. Шесть пар глаз уставились на меня с таким выражением, будто мухой был я. И кто бы стал их осуждать? Зачем я влез? Это вообще не в моих привычках – вот так встревать в разговор посторонних людей. Но, не успев додумать эту мысль до конца, я неожиданно для самого себя добавил, что, честно говоря, Суворов вообще ни разу не бывал в плену – даже когда был жив. Последнее замечание мне казалось забавным и призвано было чуть смягчить бесцеремонность моего комментария.

Не сработало.

Наши тени на старинных камнях успели слегка сместиться по часовой стрелке, прежде чем онемевший экскурсовод наконец ожил. Он повернулся к своим клиентам и как ни в чем не бывало забубнил: "Эта крепость имеет богатую историю и привлекает туристов со всего мира…"

Про туристов опять вранье, подумал я, но говорить этого вслух уже не стал, тем более, что и гид, и заплатившие ему туристы уже потянулись стайкой к выходу из крепости.

Я вспомнил эту гротескную сцену недели три спустя, когда меня познакомили с человеком, который тоже в свое время водил российских туристов по окрестностям, пока не занялся строительным бизнесом. Новый знакомый от души посмеялся над выдумками своего коллеги, а потом снисходительно сообщил, что ни к чему сочинять глупости, если можно упомянуть вполне достоверные истории, связанные со знаменитостями. Ведь Шпаньолу упоминал еще Тургенев в своих "Записках охотника".