Прах бесплатное чтение

Пролог

Первое что бросилось в глаза Энн, когда она проснулась – это яркий свет светодиодной лампы, – он ослепил девушку. Перед глазами сразу запрыгали чёрные точки, и они тут же заслезились. От яркого беспощадного света и непрошенной жалости к себе. Когда тебе девятнадцать, то жизнь кажется невероятным, захватывающим приключением непременно с кучей эмоций и счастливой концовкой. Перед тобой открыты все дороги. Ты и только ты хозяин своей жизни. Вот только у Анны так не вышло, её сверхъестественные приключения привели её прямиком на больничную койку, сделав тело молодой девушки, с совсем ещё юной, по-детски непосредственной душой беспомощной старухой.

Повернув голову на бок избегая яркой пытки она влажными, опухшими глазами неторопливо пробежалась по своей палате, которая за три месяца её пребывания здесь стала ей уже вторым домом. Всё было на своих местах: букет цветов на тумбочке у кровати, поставленный сюда её несостоявшимся ухажёром – Робертом; капельница с неизвестным Энн физраствором, что по словам её лечащего врача должен был в скором времени поставить девушку на ноги, вернув ей возможность нормальной жизни; небольшой столик в углу комнаты и рядом стоящий с ним стул, на котором обычно сидели немногочисленные посетители Анны, а сейчас устроился любимый плюшевый павлин девушки с вычурным именем Паблиссио; даже мигающая и издающая монотонный писк установка с кучей трубочек подсоединённых к ней отбивала привычную, медицинскую «азбуку Морзе».

Была уже глубокая ночь и Энн со всей доступной ей сейчас силой сжала руки в кулаки и до боли закусила губу, чтобы не расплакаться. Одиночество, что было её верным спутником вот уже три месяца с приходом ночной владыки ощущалось острее и безнадёжнее. Оно не просто накатывало, оно захлёстывало с головой и тянуло на дно внутреннего отчаяния, словно морская волна, накрывшая незадачливого пловца в шторм утаскивая его в свою пучину. Всем нам суждено остаться один на один перед лицом смерти, этот крест каждый из нас понесёт в одиночку, Анне же всё это предстояло пережить ещё до встречи с костлявой старухой с косой. Она умирала много раз, ещё до того, как оказалась на больничной койке, просто не чувствовала и не понимала этого.

В палате девушки никогда не гасили свет, обход странной пациентки с неведомым заболеванием производился каждые два часа, что только сильнее подкрепляло догадки Энн и её недоверие к врачу по поводу того, что этот до омерзения позитивный и оптимистично настроенный доктор понятия не имеет, как её вылечить. Не знает он и когда она умрёт. Замешательство, вот что видела каждый раз девушка во время её осмотров врачом сопровождающееся каждый раз бахвальством с его стороны и убеждениями, что болезнь отступает и сегодня Анна выглядит ещё лучше, чем вчера, более свежей и живой. Парадокс – вот только она сама с каждым днём всё больше и больше чувствовала себя живым трупом. Узники концлагеря Освенцим и то выглядели поживее её. По крайней мере в их глазах горели надежда и жажда жизни, в её же они давно угасли, словно обгорелые поленья, превратившиеся в угли. Вот только на эти угли сколько не дуй – пламя ты не разожжёшь.

Шелест в коридоре и звук чьих-то шагов вытянул Энн из её грустных раздумий словно человеческая рука кота за шкирку. Грубо, бесцеремонно и без каких-либо предупреждений. Было время обхода. Сейчас дверь в её палату откроется и в неё влетит лёгкая словно птичка колибри – медсестра. И Энн завистливо в очередной раз возненавидит ту за её молодость и беспечность, за то, что в её теле кипит и бьёт ключом жизнь, жизнь которая ещё недавно точно так же била и в ней самой.

Как всё-таки ничтожна сущность людей, как мы малодушны и слабы. Вместо того, чтобы признать собственные ошибки и взять ответственность за них нам проще возненавидеть ближнего своего, переложив всю ответственность за собственные неправильные решения на плечи другого человека. Это не я ошиблась, это счастье и безмятежность медсестры не уместны! А её молодость и свежесть преступны в этом склепе!

Какой бред! Какая инфантильность! Какое лицемерие!

Разве не вела бы себя точно так же Энн, если бы не её болезнь? Разве она не щебетала бы соловьём? Не порхала ласточкой? Не плыла бы грациозно по коридорам этой больницы словно лебедь по водной глади вместо ходьбы?

Да! Да! И ещё раз да!

Дверь в палату распахнулась, впуская вместе с молоденькой, рыжеволосой ещё по-детски щуплой девчонкой запах весны – её духов. От этой рыжеволосой бестии с зелёными глазами всегда пахло сиренью и свежестью летнего луга с едва заметными нотками цитруса. Энн была ей за это сердечно благодарна, духи этой сестры милосердия были практически единственным источником не больничного запаха, который Анна за своё нахождение здесь просто возненавидела. Другим источником были цветы на тумбочке, что с каждым своим посещением приносил Роберт.

«Роберт… Роберт… Бедный, преданный Роберт… Нельзя сейчас думать о нём!»

Вообще-то Анне нравилась эта рыженькая, в отличие от всех остальных медсестёр, что занимались ей она была вполне сносной: не лезла в душу с ненужными расспросами, приятно пахла, была чудо как расторопна и самое главное не смотрела на неё с жалостью. Но даже эти достоинства в глазах больной удерживали её от того, чтобы хотя бы узнать имя медсестры и перекидываться время от времени хоть парой слов с ней. У неё был один, но перевешивающий все её достоинства недостаток – она была молода!

Не желая идти ни на какого рода контакт Энн закрыв глаза притворилась спящей. Это был её единственно-оставшийся способ уединения. Жаль она не могла закрыть ещё и уши руками, не выдав своего истинного состояния. Ничего не слышать и не видеть сейчас было бы идеально.

– Шли бы вы, Пётр Алексеевич к своим пациентам, – раздражённо произнесла рыжая медсестра, переступив порог палаты.

Но вместо того, чтобы внять её просьбе никто иной, как молодой, только что закончивший обучение и поступивший на службу в больницу Пётр Алексеевич Гнедой, двадцати шести лет отроду шагнул вслед за девушкой в палату.

Он представлял собой интересное создание. Высокий, с хорошо развитым плечевым суставом и широкой рельефной грудью мужчина больше был похож на бойца боёв без правил или санитара в псих больнице. Такой внушительной была его фигура. А вот лицо напротив было до смешного безобидным. Слегка курносый нос, усыпанный веснушками, пухлые, не по-мужски чувственные губы и ясные, небесно-голубые глаза, что выгодно контрастировали с его чёрными как смоль волосами, смягчая немного острые, мальчишеские черты лица. Доброжелательность и открытость, что светились в его взгляде делали Петра Алексеевича похожим пусть и на большого, но всё же плюшевого мишку.

– Лика ты ведёшь себя как неразумный ребёнок, – устало выдохнул слова Пётр Алексеевич. А вместе с ними кажется и все свои доводы. – У тебя есть потенциал и глупо хотя бы не попытаться поступить в институт. Неужели быть обычной медсестрой для тебя лучше, чем использовать возможность стать врачом?

«Лика, вот как её зовут», – непроизвольно подумала Энн. – «Доктор Грачёв, когда производил осмотр Анны с ней всегда обращался к медсестре не иначе как – «голубушка»».

Лика недовольно фыркнула себе под нос так как будто она была не молоденькой девушкой, а самой настоящей кобылой.

– Ты так говоришь, как будто поступление зависит только от моего желания. А ты хоть знаешь какой там проходной балл!

– Знаю.

– Знает он! – буркнула себе под нос Лика.

Пётр Алексеевич, пропустив мимо ушей недовольство Лики продолжил наседать:

– Ректор института старый приятель моего отца, так что с поступлением проблем не будет, да и я тебе помогу подготовиться к экзаменам.

– А взамен – что? – девушка повысила голос переходя с собеседником на «ты». – Что ты хочешь взамен, Петя?

– Шанс, – голос мужчины напротив стал тише.

Пётр Алексеевич или просто Петя, как часто его звали медсёстры за глаза, был просто безумно влюблён в Лику. Он вздыхал о ней так открыто, что уже вся больница, от врачей до больных знала об этом сильном, светлом, но пока безответном чувстве, что испытывал молодой человек. Даже намеренно ограждающаяся от всех слухов Энн и то знала об этом.

– Петь, ну какой к чёрту шанс? Ну подумай сам какое будущее нас ждёт вместе? – Лика подошла к капельнице и вынув пустую бутылку с физраствором заменила её на новую, продула трубку, а затем вставила иглу в катетер, аккуратно, чтобы не побеспокоить спящую пациентку. Покрутив колёсико настроила подачу лекарства. – Ты правда думаешь, что для меня достаточно будет стать врачом, выйти за тебя замуж и нарожав детишек думать, как поддерживать домашний уют в перерывах между совместными сменами в больнице и болезнью детей? Нет Петь, мне этого мало!

– Чего же ты хочешь Лика?

– Я хочу путешествовать! Хочу рассекать на яхте! Хочу греться в лучах солнца на Лазурном берегу! Хочу одеваться в брендовых магазинах! Хочу ездить в самых дорогих машинах! Хочу есть омаров и устрицы на завтрак запивая всё это самым дорогим шампанским!

Мечты Лики заставили молодого врача повесив голову умолкнуть. Он не мог сейчас дать всего этого любимой. И неизвестно сможет ли когда-нибудь. Ничего обещать он не стал, этот мужчина был на удивление честным малым, далеким от несбыточных мечтаний и строительства воздушных замков, а его любовь была трезвой. Молча развернувшись он покинул палату, не обернувшись на свой предмет воздыхания. Энн могла поклясться, что слышала, как вдребезги разбилось его сердце. Но Пётр Алексеевич был не единственным в этой палате кого слова Лики ударили словно хлёсткая пощёчина. Для Анны они были издёвкой, брошенной ей в лицо, плевком в душу, позорным напоминанием, её личной моральной пыткой. Ведь ещё два года назад она сама говорила тоже самое, слово в слово мужчине безумно влюблённому в неё. Мужчине, чьё сердце так и не удалось никому собрать воедино.

Прийти в себя она смогла только тогда, когда, закончив проверять работу приборов и сделав соответствующую пометку в карточке больной медсестра засобиралась уходить. Слова Анны застигли её на пороге.

– Лика…

– Да? – участливая медсестра тут же оказалась у её кровати. – Вы что-то хотите?

– Да, дать тебе совет. Выходи замуж за Петра Алексеевича. Забудь о своих несбыточных иллюзиях.

Слова Энн вызвали неудовольствие Лики граничащее с гневом, но она быстро подавила свою агрессию. Она на работе, а эта старушка лезет в её жизнь со своими ненужными советами только от скуки и убеждённости, что знает эту жизнь лучше неё, потому что уже прожила большую её часть. Пытаться доказать ей что каждый видит жизнь по-разному и что то, что хорошо для одного может быть плохо для другого – пустая трата времени.

От Анны не укрылась настоящая реакция на её слова хоть она и была мимолётной и девушка, глядя на которую язык не повернулся бы её так назвать, убедилась в правильности своей догадки. Эта рыжеволосая девчонка отравлена тем же недугом, что была и она. Она не просто хотела лучшей, более сытой, красивой, насыщенной, красочной жизни и стремилась к ней. Нет, она хотела чужой жизни! Лика мечтала, жаждала примерить еёнакинув словно дорогое, лёгкое манто на плечи и пройти с ним по жизни красивой походкой от бедра ничего не заплатив при этом. Но так не бывает, уж Энн точно это знает. Платить придётся за всё.

– Вы конечно извините, но это в ваше время женщинам для счастья нужно было выйти замуж и нарожать детей. Сейчас времена изменились. Женщины стремятся к большему, – как можно мягче выразила своё возражение Лика.

– В вашевремя! – со злой издёвкой повторила Энн. – У нас с тобой одно время! Сколько тебе? Восемнадцать? Девятнадцать? Двадцать?

– Мне девятнадцать.

– О, так мы ровесницы…

Глаза Лики округлились, а брови сами полезли на лоб, девушка ничего с собой не могла поделать, как не старалась. Глядя на эту сухую, дряхлую старуху с прозрачной серой кожей и седыми жидкими волосами она не могла уместить в своей голове мысль, что та могла быть с ней одного возраста.

– Вы так шутите? – это всё что смогла выдавить из себя медсестра Лика Любимова думая про себя, что должно быть из-за возраста, прогрессирующей болезни и бесконечных лекарств старуха выжила из ума.

– Ну какие могут быть шутки?.. У тебя ведь есть моя карточка, ты можешь сама посмотреть и убедиться, что я говорю правду.

Конечно у Лики была её карточка, она взяла её в регистратуре прежде чем пойти на обход. Она даже уже внесла в неё все сделанные ей процедуры и показания мониторов, а ещё ранее она ознакомилась со странной болезнью её больной, правда ничего не поняла. А вот посмотреть на личные данные не подумала.

Сжимая карточку в руках Лика не смело поднесла её к глазам, чтобы убедиться или опровергнуть только что услышанное. То, что она увидела повергло её в самый настоящий шок. Девушке пришлось перечитывать несколько раз чтобы принять прочитанное: «Анна Викторовна Вишневская. 19 лет. Диагноз: преждевременное старение, вызванное сбоем генов».

– Я никому этого не рассказывала, но… Хочешь я расскажу тебе свою историю? Почему я стала такой…

– А почему вы решили рассказать эту историю именно мне? – в глубине души Лики нарастала неведомая тревога.

– Потому что ты поймёшь. И потому что, очень скоро я уже не смогу рассказать ничего.

В больничной палате стояла мёртвая, девственная тишина, нарушаемая лишь писком приборов, шепотом Энн и тяжёлыми вздохами Лики.

Глава 1

Это солнечное, летнее утро в жизни Анны должно было стать самым счастливым за последний месяц. Месяц поражений, разочарований, взаимных упрёков и претензий, а также безысходности и смирения перед волей родителей.

Лето началось совсем не так, как должно было для юной и полной надежд Энн. Сначала она завалила школьный экзамен по математике, а потом умудрилась недобрать приличное количество баллов при поступлении в ВУЗ. И даже запасной план, имевшийся у неё на случай как раз такого исхода – участие в популярном ток-шоу – с треском провалился. Аня осталась один на один со своими проблемами.

Всегда всё понимающий и лояльно относящийся к живущей в своём собственном, выдуманном мире Анне отец на сей раз просто не смог игнорировать инфантильность дочери. Он рвал и метал, устроив ей такую головомойку, что девушка ещё не скоро её забудет. Её мать, обычно всегда в любом споре и конфликте становящаяся на сторону дочери была подавлена и молчалива, за всю тираду отца она не вымолвила ни слова. И это был конец, конец свободе действий Энн. Наступил период жёстких репрессий и диктатуры отца в следствии которых в жизни Анны появились: список дел по дому, что необходимо было выполнить; необходимость отчитываться отцу о каждом своём шаге, куда бы не пошла девушка; комендантский час и… ненавистная работа.

Это солнечное, летнее утро должно было стать самым счастливым за последний месяц, но не стало им. Её лучший друг всё испортил!А как всёхорошо начиналось: её начальник позволил прийти на работу к обеду, всегда бывавший не в настроении отец был нежен и приветлив с дочерью и вместо домашних дел позволил той с утра поваляться подольше в постели, а после сходить прогуляться. Даже солнце сегодня было ласковее, его лучи не обжигали, а лишь согревали.

Они сидели в летнем кафе окружённые искусственно вырытым каналом, закрытые от любопытных глаз свисающими ветвями ив, что были специально высажены вдоль водной глади. Лёгкий ветерок, пробивающийся сквозь природный занавес приятно холодил разгорячённую кожу, а восхищение и блеск в глазах спутника светившие ярче софитов заставляли почувствовать Энн себя настоящей кинозвездой. Девушка знала, что нравится Роберту и без стеснения наслаждалась его увлечённостью, купаясь в симпатии молодого человека, как в ванне с дорогим шампанским.

Роберт Граф был старше Анны на три года, но по мышлению казалось, что лет на десять, не меньше. Всегда не по-юношески трезво смотрящий на жизнь, ответственный и серьёзный он просто млел, как несмышлёный юнец перед этой девушкой, становясь похожим на глупого мальчишку. Тот вздор, что несла Энн он списывал на её неопытность и несмышленость, а не на глупость и эгоцентризм, которыми девушка с завышенной самооценкой просто фонтанировала во все стороны. Его чувство делало его слепым. Про таких часто говорят: умный, но дурак!

– Анна… – не смело начал юноша, но был грубо перебит.

– Энн! Сколько раз я просила тебя называть меня Энн!

– Ну да, Энн… Прости, я забыл, – на самом деле Роберт прекрасно помнил об этой блажи дорогой его сердцу подруги, но никак не мог смериться с этим. Юноша чувствовал, что с чужой и далёкой Энн у него нет никаких шансов. Другое дело его Анна, его лучик солнца, его путеводная звезда.

В воздухе повисла неловкая тишина. Роберт перебитый Анной теперь вновь пытался собраться с мыслями перед своим признанием. Признанием, после которого их дружба может развалиться, как песчаный домик встретивший морскую волну.

Медленный глубокий вдох и такой же выдох. Юноша изо всех сил пытался замедлить свой бешено бьющийся пульс, но выходило неважно. Ему нужно было чуть больше времени, чтобы окончательно успокоиться. Больше, чем он мог позволить себе сидя в полной тишине глядя на Анну.

– Знаешь, я никак не могу понять почему ты так настаиваешь на том, чтобы все звали тебя Энн? – разбавить тишину помог давно напрашивающийся вопрос.

– Пф! – презрительно фыркнула девушка. – Ещё бы! Тебя то Роберт зовут и не просто Роберт, а Роберт Граф! Где тебе меня понять, Анну Вишневскую?! – при произношении своего имени Энн презрительно скривила губы. – Хорошо ещё Нюркой, как принято в деревне не называют.

– В деревнях давно уже никого так не называют. И имя у тебя очень красивое, имя императрицы! А я всего лишь на всего какой-то Граф! – Роберт пытался давить на «больное» место Анны – гордыню. Обычно это приносило свои плоды, но не сейчас.

– Ты это серьёзно? – она подняла вверх одну бровь, от чего её всегда приятное лицо стало выглядеть комично. – Думаешь я на это куплюсь? Быть императрицей и иметь имя императрицы не одно и тоже! К тому же лучше вообще не вспоминать такую тёзку. Другое дело ты, даже если у тебя и нет никаких аристократичных корней ты в любом случае Граф! Боже мой, это так романтично!

Ничего романтичного Роберт в этом не видел. Редкая Фамилия Граф досталась ему от деда немца, впрочем, имя Роберт было дано парню с его же подачи. Дедушка парня Генрих Граф так стремился сохранить в своём роду хоть что-то немецкое, что буквально силой заставил свою дочь Эльзу оставить после замужества девичью фамилию иначе никакой свадьбы не будет. Молодые влюблённые, родители Роберта, согласились не подозревая, что это только «цветочки»! «Ягодок» долго ждать не пришлось, узнав о беременности дочери Генрих с новой силой стал терроризировать будущих родителей, у ребёнка должна была быть его фамилия. После недолгого сопротивления и пары нервных срывов у материи Роберта его отец сдался. Так появился на свет Роберт Владимирович Граф. Глупее не придумаешь! Но деда даже этим было не пронять, он называл внука Роберт Вольдемарович Граф.

– Ну если проблема только в этом, то ты тоже можешь стать Граф, – юноша решил, что открыться возлюбленной в непринуждённой шутливой форме будет проще. – Нужно только твоё согласие.

– Твоя мама согласна меня удочерить? – в ситуациях, когда Энн не хотела давать ответа или принимать решение она была невероятно изворотлива и до последнего делала вид, что не понимает, что именно пытается сказать ей собеседник. Обычно это действовало, но в случае с Робертом это было просто оттягиванием времени, и девушка это понимала.

– Нет, я готов на тебе жениться, – от непринуждённости ситуации не осталось и следа. Шутки кончились.

– Мне семнадцать, – вновь попыталась уклониться Анна, от обсуждения щекотливой темы.

– Я готов подождать год.

Растерянность, вот что испытала Энн, но не от предложения своего друга детства. Тут как раз всё было логично. Рано или поздно это должно было произойти. А от того, что сейчас напротив неё сидел не мальчишка, а взрослый мужчина. Мужчина готовый взять на себя ответственность, а она этого даже не замечала. Когда он так повзрослел и возмужал? Когда его симпатия переросла во что-то большее? Или, когда он окончил школу и покинув отчий дом поступил в лётное училище?

Не зная, что сказать Анна дрогнувшим голосом произнесла:

– Почему сейчас?

– Потому что тебя больше ничего здесь не держит. Я хотел раньше признаться тебе в своих чувствах и уговорить поехать поступать в другой город вместе со мной, но решил, что это эгоистично. Я не имел права лишать тебя выбора. Но ты не поступила и тянуть больше смысла нет.

– Может я поступлю на следующий год.

– Нет, не поступишь, – Роберт любил Анну, искренне и самозабвенно, всей душой, но врать он не собирался. Ни ей, ни себе. – Тебе это не нужно. А даже если и решишь поступать, то это можно сделать и в другом городе.

– Ты что возомнил себя Господом Богом, что сидишь и утверждаешь здесь что кому нужно, а что нет?! – взорвалась Анна. Она не знала какую цель преследовал Роберт своим откровением, но то что единственное чего он добился это разозлил её – это факт!

– Нет, я просто наблюдатель, – всё так же спокойно произнёс он. – Ты же даже не знаешь, чего хочешь от жизни.

– Я знаю! – зло выплюнула ему в лицо девушка.

– Да и чего же?

– Я хочу купаться в океане, хочу красоваться на обложках глянцевых журналов, хочу есть чёрную икру на завтрак огромной ложкой, хочу иметь свои собственные виноградники и именное вино, хочу иметь яхту, дачу, крутую машину и дом на побережье! – всё это Энн выпалила на одном дыхании и теперь пытаясь отдышаться смотрела в лицо Роберту, который сделав глоток кофе с молоком нарисовал на своём лице кривую ухмылку.

– Так кем ты говоришь хочешь стать?

Это был контрольный выстрел. Искренне верящая, что заслуживает всего этого Анна понятия не имела чем она хочет заниматься по жизни, кроме как предаваться мечтам. Не считала она и нужным что-то делать, чтобы приблизить наступление осуществления хоть одного её желания. Она ждала, когда все блага мира сами упадут ей на голову. Но произнесли это вслух значит проиграть, признать, что её друг детства прав.

Вскочив со своего места, как ужаленная Анна бросилась прочь, даже не удосужившись что-либо сказать на прощание Роберту. Он не заслуживал этого. Время от времени, когда девушка отошла уже достаточно далеко, она пару раз оборачивалась чтобы посмотреть на него. Юноша по-прежнему сидел и пил свой кофе, на его губах словно застыла кривая улыбка, но сейчас она была печальной.

Взвинченная и напряжённая, как пружина что готова в любой момент выстрелить, Энн добралась до работы в глубине души надеясь хоть на какой-то покой в стенах этого здания. Но открыв металлическую дверь крематория и столкнувшись в холле с траурной процессией девушка поняла, что её ожидания вновь не оправдались.

Состроив на лице кислую мину она ни привлекая к себе лишнего внимания юркнула в небольшое помещение справа, служившее комнатой для персонала. Здесь Анна неторопливо переоделась, сбросив с себя лёгкий цветочный сарафан и натянув вместо него хлопчатобумажные штаны и такую же футболку с длинным рукавом. Закончила своё перевоплощение девушка закрытой обувью на ногах.

Работа Энн в стенах этого мавзолея с вратами ада, как сама называла его она, была вполне сносной. Девушке всего лишь нужно было поддерживать порядок в помещении, сметать остывший прах покойников в специальные урны и после выдавать его родственникам или пометив имя прошедшего кремацию и присвоив номер поставить в специальный шкаф. Где хранились такие же образцы, за отдельную плату, ожидая своего часа.

Это было редкостью, обычно родственники сразу забирали урны, но были и те, кто ждал лучших времён чтобы развеять прах дорогого сердцу человека где-нибудь над Атлантикой, тем самым исполняя последнюю волю усопшего. Или такие, кто, заплатив начальнику Анны Остапу Вениаминовичу искренне верили, что этот предприимчивый плут за их деньги сам возьмёт на себя эту обузу. Но вместо обещанного места поживописнее, Гробовой просто вытряхивал прах на ходу из машины по дороге домой, открыв окно своего старенького форда.

Выйдя обратно в холл Энн обнаружила, что он опустел. А это значило, что-либо родственники не стали забирать то, что осталось после кремации и вверили заботы об этом Остапу Вениаминовичу, либо она слишком долго переодевалась и сейчас получит нагоняй от начальства. Тяжело вздохнув она отправилась исследовать содержимое печи в сердцах проклиная этот день.

– А вот и ты! – слишком радостно для человека, которому пришлось делать всю грязную работу пропел Гробовой.

«Видимо не хило упало на карман», – подумала про себя девушка, произнося вслух: – Добрый день, Остап Вениаминович. Я видела в холле людей, мы кого-то кремировали?

– Действительно добрый! – противоестественно счастливым тоном для этого места подтвердил он. – Но к сожалению, не для всех.

Его «К сожалению, не для всех» прозвучало так искусственно и неубедительно, что Энн скривившись едва не сплюнула, но пол, прямо ему под ноги.

– Страшное несчастье, страшное! – ничего не замечая продолжал он. – Автомобильная авария. Совсем молодая девушка, не намного старше тебя. Двадцать лет! Что такое двадцать лет? Разве это нормальный возраст для смерти?! Нет, говорю тебе я! Так не должно быть!

Глядя на своего просто лоснящегося от счастья начальника Анна молча кивала головой на каждую его реплику, ожидая развязки. И она наступила сразу же после того, как он выдал весь тот поток информации, что хотел.

– Анечка я уеду сегодня пораньше, мне по делам нужно. Прямо сейчас отъеду, – это было ещё одно доказательство, говорившее в пользу того, что Гробовой «состриг» большой куш с родственников погибшей. – А ты займись пока урной кремированной. Номер ей присвой, да на полочку в шкафчик поставь. Да чего я тебя учу? Ты сама всё знаешь. Я потом развею его в каком-нибудь чудном месте, как пожелали её родные!

«Ага, вдоль трассы по дороге домой»

– Конечно Остап Вениаминович, можете ехать и не о чём не переживать.

Гробовой выскочил из крематория, как бабочка из сачка. И откуда только в этом тучном теле обнаружилась такая лёгкость? Некоторых деньги действительно окрыляют!

Оставшись одна в тишине и покое, как и хотела изначально Энн против всех существующих доводов логики не обрела его. Наоборот оставшись наедине с самой собой и своими мыслями она раз за разом возвращалась в своем сознании к её утреннему разговору с Робертом. Её гнев нарастал в ней, поднимаясь волной испепеляющей лавы со дна души.

– Да кто он такой, чтобы говорить всё это мне? – присваивая урне номер зло спрашивала она сама себя и каждое её движение приобретало нервозную резкость. – Тоже мне мудрец без бороды!

Закончив с урной, девушка поставила её в открытый шкаф на полку.

– Думает, если он поступил с первого раза и без блата, так он самый умный! – набирая воду в ведро с моющим средством продолжала разговаривать с пустой комнатой она. – Я может хочу, чтобы мои желания исполнились без усилий с моей стороны, как по волшебству! Точно, волшебства хочу! А если он не умеет верить в чудо, то это уже его проблемы!

Намочив тряпку в ведре и набросив её на швабру Анна принялась натирать полы, резко и с остервенением словно не отмывала с кафеля грязь, а играла в кёрлинг. Все её мысли были заняты выяснением отношений с Робертом, который сейчас явно был не в выигрышной позиции и совсем не мог защитить себя в глазах девушки, сказав пару весомых аргументов в свою защиту.

В пылу разыгравшегося спора девушка не заметила, как подошла слишком близко к шкафу с урнами. Резкий размах шваброй и – ба-бах – конец черенка швабры угодил по шкафу, посылая вибрации по нему и приводя в движение стоящие на нём урны.

Бросив швабру, она кинулась ловить хрупкое содержимое. Крепко обняв шкаф, девушка пыталась унять его «дрожь». Это помогло, движение урн замедлилось их звон стал тише, но одна из них, стоявшая недостаточно глубоко, сегодняшняя, всё же завалилась на бок. Неплотно закрытая крышка упала и на голову Энн посыпался прах недавно кремированного человека. Девушки разбившейся на автомобиле.

Это было ужасно! Глаза, волосы, лицо, нос, губы – всё оказалось в сожжённых останках чужой плоти. Анна не могла сделать и вдоха не рискуя поглотить прах. Но и не дышать совсем она не могла. Ей стало дурно, к горлу подступила тошнота, голова закружилась, а потом ничего не в силах поделать с собой Анна крепко зажмурив глаза вдохнула. Чужая смерть вошла в неё облепляя пазухи носа, всё закружилось, а потом ей в лицо ударил…ветер.

Сначала девушка подумала, что кто-то открыл окно, но потом она поняла, почувствовала кожей, это был другой ветер!Следом за ним ушей девушки коснулся крик чаек, и Анна наконец-то распахнула глаза. То, что предстало пред ней ошеломило её. Она больше не была в гнетущем помещении крематория, она была на огромной яхте посреди отливающего всеми оттенками синего – океана.

В небе, которое могло посоревноваться с водной поверхностью своей глубиной, летала стая белоснежных чаек. А солнце так обжигало, уже ставшую бронзовой кожу, что казалось хочет прожечь её до костей.

– Коктейль? – сильная мужская рука обвивается вокруг талии девушки притягивая её спину к крепкому торсу, другая рука вытянутая вперёд протягивает напиток.

– Ты просто читаешь мои мысли, дорогой! – слышит чужой женский голос Энн и наблюдает, как её тело само берёт стакан с прохладительным напитком.

«Что происходит?» – внутри разгорается паника, но девушка управляющая телом Анны совсем её не чувствует. Она пьёт коктейль и наслаждается близостью мужчины, что, слегка покусывая плечо, Аня уже и не знает чьё именно, шепчет непристойности на ухо чужачке.

Опустошив стакан, девушка бесцеремонно отбрасывает его в сторону, совсем не переживая, что он может разбиться. Резко обернувшись эта самозванка, обвив шею мужчины томно закусив губу пытается заглянуть ему в глаза через солнечные очки. Её лицо отражается в тёмной поверхности стёкол и Энн понимает, что самозванка – это она. Именно она каким-то невероятным образом смогла подселиться в тело незнакомой ей девушки и разделять сейчас с ней события её жизни.

– Алиса… – тяжело выдыхает красавчик, не спуская глаз с губ девушки, а после словно сорвавшийся с цепи пёс набрасывается на них сминая в грубом, страстном поцелуе.

Девушка отвечает ему с не меньшим остервенением, Энн ощущает весть спектр её чувств и это украденное ею интимное действо, предназначенное только для этих двух, пьянит её похлеще вина. Анну больше не волнует ни то, что она оказалась заперта в чужом теле, ни моральная сторона вопроса. Когда ощущения становятся настолько острыми, что она готова задохнуться от счастья, её хрупкое сознание пошатывается и Анна оказывается выброшенной из этого Эдема на холодный грязный кафель крематория.

Отчаянье… Им пропитана каждая клеточка тела девушки, пока она, обливаясь горючими слезами стоя под струёй горячей воды в душе смывает с себя остатки человеческого праха. Её счастье… Её мечты… Её другая, пусть и чужаяжизнь… Всё это было так близко! Она могла прикасаться к ним, но жестокая реальность отобрала у неё их. Как старуха с косой отбирает у человека последний вдох, неожиданно и без сожалений.

– Смерть! – неожиданная догадка пронзает Энн и на её губах расцветает довольная плотоядная улыбка. – Именно она позволила примерить мне на себя чужуюжизнь. Лучшую жизнь!

Она найдёт возможность пережить этоснова, чего бы ей это не стоило! И кто знает может однажды Анна найдёт способ задержаться в той жизни, которой она достойна – навсегда…

Уже вечером, возвращаясь домой девушка попала в грозу, которая разыгралась, как это обычно бывает после долгой, изнурительной жары. Хлынул ливень и Энн совершенно вымокла. Ступая по лужам голыми ногами, держа в руках босоножки она всю дорогу широко улыбалась несмотря на непогоду. Разбушевавшаяся стихия совсем не волновала её. Всё что занимало мысли девушки – это то, что случилось в тесной комнатке с урнами праха.

Этот летний день должен был стать самым счастливым днём за последний месяц, и он стал им. Так думала Энн, если бы она только знала тогда, как она заблуждалась.

Глава 2

Утро настигло их врасплох, так как ловит бдительный гражданин вора, засунувшего руку в чужой карман. И если для Энн это утро впервые за три месяца стало началом чего-то светлого, то для Лики Любимовой всё было иначе. Рыжеволосая не знала, как ей относиться к истории, что поведала ей странная пациентка. Что на самом деле представлял из себя её рассказ? Вымысел молодой девушки, которую постигло что-то страшное и не объяснимое. То чего она не понимала, то с чем она была не в силах справиться и поэтому решила придать этому чему-то хотя бы флёр таинственности и мистики? Чтобы всё это выглядело не слишком жалко и имело хоть какой-то смысл. Пусть и бредовый. Или правда рассказанная ей? Только затем, чтобы предостеречь её, легкомысленную девчонку от опрометчивого шага?

Лика не знала. И спросить было не у кого. Это тебе не доказанный научно факт и даже не легенда, передающаяся из поколения в поколение. Не было в этой истории ни учёных, что боролись над тайной возможностью прожить чужую жизнь вместе с её обладателем, присосавшись к нему словно клоп. Не было и очевидцев, передававших из уст в уста знания предков. Вообще ничего не было. Разве что зудящее чувство где-то под коркой намекающее на то, что всё это не выдумки сумасшедшей пациентки и даже не плод её больного воображения. Нет, эта угасающая на глазах девушка с тонкой словно пергамент кожей не лгала. Но даже если и так, что это даёт Лике?

Что это даёт, а главное, что со всем этим делать медсестра Любимова решила подумать в одиночестве. Молча встав со стула, на котором сидела и что ночью сама придвинула к кровати больной, она вернула его на место игнорируя присутствие Анны. Рыжая делала это не со зла, а просто потому что знала, стоит ей сейчас взглянуть на девушку и её психическое здоровье пошатнётся. Всё-таки не каждый день приходится услышать что-то подобное! Когда-то подруга детства Лики Катька Ла́птева упрекала её за скудость фантазии и не способность поверить во что-то сверхъестественное, то что наука всячески пытается объяснить, а если вдруг не может, то опровергает его существование. «Любимова», – говорила Катька. – «Тебе нужно расширять кругозор!» Ну что ж, сегодня ночью её кругозор расширился дальше не куда! Словно сомнамбула она поплелась на выход. Слабый от бессонной ночи и пережитых вновь событий, пусть и происходивших сейчас всего лишь в памяти, а не наяву голос Энн вновь остановил девушку на пороге:

– Лика ты ещё придёшь? – вопрос был адресован не медсестре Любимовой, которая конечно же ещё придёт в палату к Ане и сделает это ни раз, а девушке Лике. Девушке, которая после услышанного может начать избегать общения со своей пациенткой.

Рыжеволосая закусив губу нервно пожевала её, перед тем как не оборачиваясь бросить через плечо:

– Приду.

И это была сущая правда, она действительно придёт. После того, как эта девушка приоткрыла перед ней завесу тайны, а после тут же резко захлопнула её обратно, чтобы Лика не успела увидеть ничего лишнего она точно знала, что придёт. Она просто обязана услышать эту историю до конца. Невидимая человеческому глазу нить связала этих не похожих друг на друга и в тоже время близких словно родные сёстры девушек невидимой связью. И разрушить эту связь могла либо обнажённая истина, либо смерть Энн…

Когда дверь за медсестрой закрылась Анна смогла позволить себе облегчённый вздох. Эта девушка была для неё не просто первый человек, которому она смогла без страха быть не понятой, осуждённой и осмеянной доверить свою тайну, она была её исповедником. Не так-то просто рассказать чужому, не знакомому человеку какой-нибудь постыдный факт из своей биографии. Тем более зная, что с этим человеком тебе ещё предстоит иметь дело. Но с Ликой Любимовой всё было не так. Анна чувствовала, что она не осудит её, слишком сильно они были похожи и уж тем более не предаст. Эта рыжеволосая уже захватила наживку, что Энн бросила ей, это было видно по вспыхнувшему в её глазах огню. Точно так же она сама когда-то купилась на уловку жизни, а теперь была вынуждена нести её непосильное бремя.

Прикрыв уставшие веки, девушка задумалась как ловко её обставила судьба. Бросила ей маленький кусочек, обрывок чужой жизни, чтобы заманить в свои сети и стала ждать. Медленно и планомерно, никуда не спеша. Пазл за пазлом, каждый раз делая картинку всё более полной, но не до конца, чтобы она пыталась собрать её вновь и вновь. Должно быть так методично плетёт свою паутину паук. Добавляя с каждым разом в плетущуюся им пряжу всё больше и больше кружев. Прекрасно понимая, что глупая муха не удержится и обязательно примерит их на себя. Энн и не удержалась.

Дверь распахнулась, впуская в палату тучного, с нелепыми, как у рыбы глазами на выкате, расположенными далеко друг от друга и лысеющей макушкой доктора. С лица и тела которого время давно стёрло налёт молодости и свежести. Не врач, а заветренный лобан на прилавке магазина.

Вслед за доктором в палату влетела не уступающая ему ни в чём в габаритах медсестра с огромной корзиной цветов. Она конечно же тоже не постучалась. В этой больничке, пусть она и была частной и смерть какой дорогой вообще были проблемы с личным пространством. Точнее оно отсутствовало напрочь! Что очень угнетало Анну. Она не любила, когда кто-то пытался войти без спроса за очерченные границы её жизни. Даже дорогому другу детства она этого когда-то не позволила.

…Они проникли в здание городской библиотеки после её закрытия потому, что Анне очень хотелось прочесть роман из отсека взрослой литературы. Женский роман про слабую, из обедневшего рода, но гордую леди и жестокого лорда, располагающего всеми благами жизни, что стремился завладеть хрупким цветком, ведомый своими низменными инстинктами, но конечно же в последствии влюбившегося в неё и бросившего весь мир ей под ноги.

Истинную цель своего визита в закрытую библиотеку она конечно же Роберту не сказала. Как никогда не озвучивала своего интереса к такого рода литературе. Друг детства этого бы не понял. Поэтому наспех выдумав байку, что забыла там кофту, которая очень нужна ей для сегодняшнего похода в гости с родителями она уговорила парня помочь ей залезть в библиотеку. Миссия Роберта заключалась в том, чтобы взломать старое деревянное окно, да подсадить Энн, чтобы она могла через него залезть внутрь, но он не был бы её другом если бы не попёрся вместе с ней.

– Если нас поймают за проникновением в чужую частную собственность, то вдвоём. Я тебя одну тут не брошу! – деловито заявил он. У Роберта вообще была странная страсть брать ответственность за все ужасные поступки Анны на себя. Словно он чувствовал себя виноватым, что не доглядел или не смог отговорить.

– Ладно, только давай держаться на расстоянии? – нервно попросила девушка. – На всякий случай.

– Хорошо, – к её счастью парень безоговорочно согласился.

Избавившись от критичного наблюдателя в виде её лучшего друга, девушка рванула прямиком в запретный отдел, к заветной книге. Лихорадочно перелистывая страницы, она быстро скользила взглядом по строчкам выискивая именно те моменты, что интересовали её больше всего. Вот за этим занятием её и поймал Роберт.

– Я не думаю, что ты найдёшь свою кофту на страницах женского романа! – Анна не заметила его приближения. Голос парня звенел от злости. – Поставь книгу обратно на полку, мы уходим! Немедленно!

Роберт Граф был отличным парнем, но был у него по мнению Энн весомый недостаток – он никогда не нарушал правил и не позволял делать это ей. Ну точнее старался не позволять.

Прижав книгу к груди, девушка нервно сглотнула, а затем принялась пятиться назад.

– Нет! Я ещё не нашла то, что меня интересует!

Развернувшись она понеслась куда глаза глядят по слабоосвещённым проходам, мимо книжных стеллажей проклиная про себя занудство друга и то, что зимой быстро темнеет. Света поступающего через окна библиотеки уже не хватало.

Погоня закончилась быстро. Граф настиг её. В какой-то момент он просто вышел на перерез из-за стеллажа прямо перед Энн преграждая ей путь.

Настиг и заставил вернуть книгу на место. Анне пришлось подчиниться, точнее она подчинилась отчасти. Девушка вернула книгу, но перед этим умудрилась незаметно вырвать пару интересующих её листов и спрятать их в карман. Это была её негласная победа. Она никому не позволит нарушать личные границы её жизни…

– Аннушка, дорогая моя сегодня вы выглядите намного лучше! – начал со своей каждодневной лжи, служившей ему вместо приветствия Эдуард Виленович. – А эта аристократическая бледность вам только к лицу!

Аристократическая бледность никогда не была Энн к лицу. Ни тогда, когда она была здорова, ни тем более сейчас. Счастливого обладателя русого или как его ещё называют «мышиного» цвета волос и светлых глаз редко красит бледность. Она скорее делает его бесцветным и не выразительным, как поганка. Сейчас же на фоне белых простыней, пододеяльника и наволочки её серая бледность смотрелась как грязно белое на белоснежно белом. Это только чёрную кошку сложно найти в тёмной комнате, а вот бледное пятно на белом – запросто!

– Я думаю здоровый, ровный загар мне пошёл бы больше, – уклончиво намекнула девушка Грачёву о том, что не согласна с ним.

– Загар это конечно хорошо, но тут нужно знать меру. Излишнее нахождение на солнце способно нанести вред в то время как бледность ещё никому не навредила!

– Вы так тонко доктор пытаетесь намекнуть мне, что у меня больше не будет возможности увидеть солнечный свет, погреться в его лучах?

Эдуард Виленович недовольно засопел, как загнанный в угол ёжик. Те три волосины, что ещё росли на его черепушке ощетинились и встали дыбом. Этакий супергерой русского марвел «Человек – Ёж». Тяжело признавать своё поражение перед болезнью, пусть и редкой и до конца не изученной, тем более если ты светила медицины. Так что Анна знала наверняка, что нанесла своей репликой доктору грубое оскорбление. Но ей было плевать! Что ей за дело до его самолюбия? Ей бы со своими бесами разобраться.

– Ну зачем вы Анечка так говорите? – по-доброму спросил её он, но обида из голоса никуда не делась. – Откуда столько неверия в медицину?

Анне очень хотелось прокомментировать, что сейчас речь скорее шла о его профессионализме, а не вере в медицину в целом, но она вовремя прикусила свой язык. Не стоило вступать в конфронтацию со своим лечащим врачом. Навредить специально он ей конечно не навредит. Как никак клятву Гиппократа давал, да и Роберт, Энн была уверенна в оплату её лечения включил графу расходов – «оскорблённое самолюбие». Друг детства хорошо знал её нрав. Но не вредящую клизму Грачёв поставить мог. Факт!

– Это всё от тоски и отчаянья, – примирительно сказала Анна и почти даже не соврала. – Посудите сами, лежу тут одна уже три месяца. Посетители приходят ко мне редко. Все про меня забыли.

– Ну что вы, голубушка моя! – Теперь звание «голубушки» от Лики перешло ей. – «А лучше бы её молодость!» – подумала про себя Энн. – Никто про вас не забывает. Вы только посмотрите на эти восхитительные цветы, что прислал вам Роберт Владимирович! – Грачёв махнул в сторону объёмной медсестры, что по-прежнему не могла расстаться с цветами Анны, засунув в корзину свою, почти что свиную рожу.

– А Роберт Владимирович, когда присылал их попросил дополнительно чтобы цветы, держали от меня на расстоянии? Мне можно увидеть, но нельзя потрогать и вдохнуть их запах?

– Ну что вы… – неловко переминаясь с ноги на ногу Эдуард Виленович рявкнул: -Людочка, да отлепитесь вы наконец от этой корзины! Поставьте её на тумбочку рядом с Анной Викторовной! Это же всё-таки её цветы! И осмотр давно пора проводить, вы мне нужны вообще-то Людочка!

Высунув свой пятак, покрытый пыльцой из корзины с цветами, медсестра Людочка бросила уничижающий взгляд в сторону своего непосредственного начальства. Прошествовав мимо Грачёва и едва не сбив его, она, презрительно скривив свои губы поставила цветы на тумбочку рядом с Анной. По её взгляду Энн поняла, что с дополнительными просьбами к ней можно не обращаться. Поняла она и ещё кое-что, Роберт присылал цветы регулярно, просто они не всегда доходили до своего адресата.

Осмотр производимый в это утро был, пожалуй, тщательнее чем обычно, доктор Грачёв заручившись помощью Людочки, чуть ли не исследовал каждый миллиметр тела пациентки как будто это могло натолкнуть его на какое-то новое решение проблемы. Не натолкнуло. Как бы пристально он не всматривался и не ощупывал Энн, как не крутила её толстая Людочка словно юлу вокруг своей оси – лучше не стало. Её тело не дало подсказки, как эти двое не пытались её найти. Тупик, в который загнала Анна Эдуарда Виленовича оставался таким же не проходящим, без единой лазеечки.

Не желая выдавать собственного поражения, а также признавать то, что она зря пережила все эти манипуляции, которые и нужны то не были Грачёв не переставал повторять себе под нос, как заведённый: хорошо, хорошо, очень хорошо! Но вот нервно пульсирующая венка у него на виске выдавала его со всем потрохами.

– Ну что я могу сказать, – фальшиво бодрым голосом произнёс он, отрываясь от девушки. – Мы пусть и медленно, но уверенно движемся к выздоровлению.

«Мы медленно, но уверенно движемся в ад! Пытаясь прожить чужие жизни, обманывая своих пациентов, воруя цветы, адресованные тем, для кого они могут стать последней радостью в жизни».

– Сколько? – равнодушно спросила она.

– Что сколько? – уточнил доктор.

– Сколько на это уйдёт времени? На моё выздоровление, – вопрос, заданный вслух, но звучавший в голове Энн иначе. – «Сколько мне осталось?»

– Ну голубушка, – уклончиво начал Грачёв. – Я же вам не цыганка с картами. Ваше выздоровление зависит от многих факторов…

От каких Эдуард Виленович так и не сказал, сославшись на чрезвычайную занятость и отсутствие лишнего времени он поспешил ретироваться, прихватив габаритную Людочку вместе с собой. Анна осталась в палате одна сожалея только о том, что пахнущая весной Лика сегодня выходная. О Роберте она думать себе запретила.

Глава 3

Преимущество ночного кошмара над дневным – это то что, когда заканчивается сон тогда и проходит кошмар. А ещё обычно человек видит не более одного ужаса за ночь. Жаль, что дневные кошмары могут приходить один за одним и тянуться мучительно долго, как тягучая карамель. Сегодняшнему дню суждено было стать рекордсменом по таким вот неприятным сюрпризам.

Робкий стук в дверь, и она открылась. Тот, кто стоял с другой стороны не стал дожидаться разрешения Анны, чтобы войти. На пороге палаты демонстрируя нервозность, граничащую с неловкостью и стыдом, показались родители больной. Её отец, грузный здоровенный детина, который в возрасте Энн был ещё тем рубаха-парнем сейчас выглядел маленьким и жалким, сжавшемся под гнетом дочкиных проблем. Этот груз оказался непосильным для пышущего здоровьем и самой жизнью мужчины. Его светлые волосы, ещё вчера лишь слегка тронутые сединой, сейчас приобрели оттенок серебра. Мать выглядела и того хуже, маленькая и миниатюрная блондинка была похожа на жалкую копию себя. Исчезла красота тонкости линий, а на её место пришла уродливая худоба. Такая же, как и у самой Анны. У обоих родителей под глазами пролегли тёмные тени.

– Мама? Папа? – девушка попыталась привстать, но ничего не вышло после утренних манипуляций Грачёва она чувствовала себя максимально обессиленной.

«Тряпичная кукла, вот кто я теперь».

– Как ты себя чувствуешь дочка? – спросил отец, подталкивая к кровати Анны маму и усаживая её на один единственный стул имевшийся в палате.

– Эдуард Виленович говорит, что иду на поправку, – обнадёжила их она, заведомо скрыв от родителей истинное положение дел.

Она не может сотворить для них чудо и выздороветь, но может уберечь от лишних переживаний. Пусть и всего лишь на время. На короткое время. Сейчас им обоим жизненно необходима эта передышка, чтобы найти в себе силы жить дальше, и она даст им её.

– Это замечательная новость, – выдавив из себя улыбку произнёс отец, смотря при этом

ни на дочку, а на корзину с цветами, что стояла на тумбочке.

Эта привычка появилась у него вместе с её болезнью и была словно ещё одним её симптомом. Отец Анны, Виктор Иванович в те редкие посещения их с женой, Ольгой Анатольевной дочери, постоянно разговаривая с ней смотрел на что угодно, но только не на своего потомка. Чаще всего обращаясь к ней, он смотрел на неодушевлённый предмет, не живой и не такой уродливый, как его дочь. Вот и сейчас отец улыбался цветам. Они конечно были живыми и находились в состоянии схожем с Энн – жизнь медленно покидала их, но внешний вид им удалось сохранить более презентабельный нежели девушке. И всё же это было лучше того, как справлялась её мать, та вовсе не отнимала платка от глаз, не переставая плакать. Губы её при этом не прекращая тряслись.

Глядя на эту скорбную пьесу, что развернулась у её постели Анна искренне считала себя живым мертвецом. Её кровать, с которой она не в состоянии сделать и шага, чем не гроб? А её рыдающая навзрыд мать и отец с горестным взглядом чем не траурная процессия? А её палата – чем тебе не склеп? Даже корзина на тумбочке символизировала цветы на могилке. Вот только достать оттуда один, чтобы было чётное количество и всё. Будет всё как надо!

Она искренне любила родителей и берегла их чувства, как могла, но в такие моменты в глубине её души просыпалась ярость. В такие моменты девушка начинала их ненавидеть. Лучше бы вообще не приходили, как Роберт, чем придя вели себя так. Роберт, она опять вспомнила его. Как не вовремя! Чувство обиды на друга детства с его великодушием и на родителей с их неспособностью поддержать дочь и успокоить, тогда, когда ей это так необходимо разрывало её изнутри. К телесной боли примешивалась душевная.

Может быть эта епитимья ей за то, что она отказывается исповедаться? Батюшка каждый день оббивает пороги её палаты желая отпустить странной больной её грехи утверждая, что такую странную болезнь можно победить только, покаявшись. Что всё это проделки лукавого, не иначе! Тут поможет только молитва! Ну что ж в чём-то он действительно прав, именно её грехисотворили с ней такое. Из цветущей девчонки превратили в разваливающуюся старуху. Вот только если раскаянье способно было бы вернуть ей её жизнь, то это уже случилось бы. Энн была бы уже молода, потому как за эти три месяца она не просто осознала всё и покаялась, она сделала это искренне! Исповедального же она себе уже выбрала. Святому отцу снова придётся столкнуться со стеной, что Анна выстроила между ними.

– Дочка… – робкий голос отца выдернул девушку из её собственной, внутренней войны. А ведь она совсем забыла об их присутствии, так надолго затянулось неловкое молчание. Даже всхлипывания матери ушли на второй план и стали служить фоном развернувшейся битвы. – Может тебе что-то надо?

– Нет, у меня всё есть, – бесцветным тоном ответила она, подавляя в себе всё худшее, что рвалось наружу и грозило излиться. – Роберт обо всём позаботился.

– Кстати об этом, – отец замялся, что раньше было ему не свойственно. – Сейчас не лучшее время говорить об этом, но у нас просто нет выхода. Твоё пребывание здесь… как бы сказать… затянулось на дольше, чем мы рассчитывали. Ты не думай дочка, нам для тебя ничего не жалко, но… Но ведь твоё нахождение здесь оплачиваем не мы, а этот парень и неизвестно сколько продлится твоя болезнь. А деньги… деньги потом нужно будет отдавать… А у нас нет таких денег… Ты же знаешь! Ольга, ну не молчи ты, – отец призвал жену на помощь, – подтверди же, что у нас нет таких денег!

– Нет, нет… у нас их нет, – как заведённая игрушка, которую заклинило повторила за отцом мать.

– Я не думаю, что Роберт в конце выставит вам какой-то счёт. Он не такой.

– Конечно твой друг не такой, он отличный парень, из хорошей семьи. Поверь мы с мамой всё это знаем. Но, – мужчина силился подобрать слова, а Энн подумала: – «Почему в нашей жизни всегда должно появляться какое-то «но»? Для чего оно нам? Чтобы сделать жизнь сложнее и значимее в глазах окружающих? Почему просто нельзя принять помощь со стороны, не обременяя себя лишними, глупыми и абсолютно не нужными мыслями? – Понимаешь мы с матерью будем себя очень неудобно чувствовать, если ты продолжишь лечение в частной клинике.

«Они будут себя неудобно чувствовать, если чужой человек просто по доброте душевной будет оплачивать моё лечение. Ну что ж, меня это нисколько не удивляет, узнаю своих родителей. Кичащийся своей независимостью и тем, что всего добился сам – отец. Строящий из себя фигуру подобную императору, а на самом деле сжимающийся от страха от мнения посторонних людей и того, что они скажут, если узнают, что ему помогли. Даже сейчас, когда его дочь почти одной ногой в могиле он больше беспокоился о том, что скажут соседи и друзья. И мать во всём соглашающаяся с ним. Тень мужа, не имевшая своего собственного мнения и права голоса».

Может именно поэтому она стала такой? Может это истинное объяснение её неправильных, преступных, противоестественных поступков, а не проделки лукавого, как утверждал священник? Разве могла она вырасти нормальной с такими родителями? Может быть и могла. У многих, даже выдающихся личностей были никчёмные родители, но это не помешало им стать такими какими они стали. Как и ей ничто не помешало.

«Они будут себя неловко чувствовать… Почему никого не заботит как себя будет чувствовать она? Или все думают, что она уже ничего не чувствует? Может в этом всё дело? Живой мертвец, зомби… А зомби не чувствуют, они просто существуют по инерции».

– Что ты предлагаешь отец? – Анна нашла в себе силы на дальнейший диалог, но вот голос, которым она задала свой вопрос был чужим.

– Обычную бюджетную больницу.

«Со старой кроватью, продавленным матрасом и соседями, и их бесконечной чередой родственников, от которых не спрятаться. А ещё ограниченный набор медикаментов и возможностей. Медсёстры, работающие за копейки и врачи с постными лицами. А главное запахи, много разных запахов. Похоже моя семья очень хочет, чтобы я помучилась перед смертью. Чудненько!»

– Когда меня перевезут?

– Вот в этом и проблема, – отец сжал челюсть, послышался скрип зубов. – Начальник больницы не даёт разрешения на твой перевод, ссылаясь на то, что ты не транспортабельна, но я догадываюсь, что он так говорит по просьбе Роберта. Это же всё-таки он тебя сюда устроил.

Смерив отца и мать мрачным взглядом Энн отвернулась к стенке. Устало прикрыв веками остекленевшие, от стоящих в них слёз, глаза она прошептала:

– Хорошо, я поговорю с Робертом, когда он вернётся, – в голове при этом пронеслось: – «Если он вернётся!»

– Аня… – попытался было ещё что-то сказать отец, но быстро понял, что поза дочери говорила о том, что их разговор окончен. Подхватив жену под руку, он потащил её на выход, даже не позаботившись поставить стул на место.

Она снова осталась одна. По щеке скользнула неудержанная слеза. Стерев её тыльной стороной ладони Анна внутренне сжавшись приготовилась к встрече с Людочкой, что должна была принести ей обед. Но похоже сама медсестра не стремилась к этому. Обеда девушка так и не дождалась.

***

Отойти от своего фиаско Эдуард Виленович смог только после обеда. Во второй половине дня заглянув в палату к Анне, он, не отрывая взгляда от карточки девушки давал новые указания стоящей рядом с ним с кислой миной Людочке. На пациентку лишний раз не обращали внимания оба.

– Значит так Людочка поставите ей капельницу вот с этим препаратом, – Грачёв водил толстым пальцем по карточке с назначением, Людочка неотрывно следила за ним, – затем, я думаю мы увеличим немного интервал перед приёмами, – он задумался. – Значит через три часа прокапаете вот это и… И я думаю на этом всё. Посмотрим, как организм отреагирует на новые лекарства и корректировку в целом. Завтра с утра возьмёте необходимые анализы.

Эдуард Виленович резко захлопнул карточку и небрежно передал её медсестре перед уходом бросив беглый взгляд в сторону Энн. Что-то бросилось ему в глаза, это было видно по тому, как недоумённо выгнулась его бровь. Капризная пациентка хотела уже пожалеть о всех своих нелицеприятных оценках и мнениях в сторону его медицинского гения. Ведь нужно быть поистине профессионалом, чтобы бегло что-то уловить в состоянии своего больного, тем более такого больного как Анна. Но когда она услышала, что именно заметил доктор хрупкое строение выстраиваемого ей доверия и уважения к своему лечащему врачу разлетелось в дребезги, как хрупкий хрусталь от встречи с полом.

– Людмила! – Грачёв впервые перешёл со своей верной соратницей на повышенный тон. – Вы что до сих пор не принесли Анне Викторовне её обед? – не дав медсестре и слова вставить в своё оправдание он продолжил: – Это не дело! Она у нас особенная пациентка! Чтобы после капельницы сразу же ей принесли обед!

«Особенная пациентка»Эдуард Виленович неосознанно выделил, что ясно дало Энн понять, что она не только очень странный и нетипичный случай в медицине, а ещё очень и очень дорогой. Интересно сколько денег Роберт вбухал уже за три месяца пребывания её здесь? Похоже очень много. Нужно будет поговорить с ним об этом, если конечно представится такой случай. Возможно его участие в жизни Анны ограничится огромным счётом из клиники и корзинами с цветами. Возможно он не захочет её увидеть. Она поняла бы его и не осудила. Она сама, будь на его месте, не захотела бы… К тому же долечиваться ей предстоит в другом месте, отец от своего не отступится.

Закончив свою гневную, но скорее притворную тираду Грачёв отсалютовав пациентке удалился, оставив её один на один с цербером Людочкой. Медсестра после своей взбучки так и светилась ненавистью и злостью по отношению к своей пациентке. Анна уже хотела даже отдать ей свою корзину с цветами, чтобы хоть как-то сгладить острые углы её недовольства, но вовремя опомнилась. Упоминание о цветах могло оживить в её памяти утренний инцидент с их участием и чего доброго у неё ещё случится рецидив утренней ярости. Вот тогда пациентке останется жить точно от силы минут десять.

Все манипуляции, что Энн пришлось пережить, были максимально болезненными. Чтобы попасть иглой от капельницы в вену медсестре понадобилось минуты две и попыток пять. Из-за чего и без того исколотая рука девушки превратилась чуть ли не в решето. Она уже успела пожалеть, что ей сняли катетер. Правда, когда снимали обещали поставить новый, но Анна точно не будет сейчас об этом напоминать церберу в белом халате. И просить его поставить Людочку она тоже не будет, возможно даже сменщицу Людочки не будет просить. Разумнее будет подождать Лику. Лика точно ей не откажет и сделает всё аккуратно и совсем не больно. Главное дождаться смены Любимовой, а это похоже в сложившихся обстоятельствах будет не так-то просто.

Закончив экзекуцию пациентки лихо вырисовывая восьмёрку мощными бедрами, медсестра вышла из палаты. Вернулась минуты через три с подносом на котором был уже остывший обед Анны. Отодвинув цветы в сторону Людочка примостила поднос на тумбочку, бросив грустный щенячий взгляд на корзину.

Как же ей не давали покоя эти цветы! Была бы Энн добрее она отдала бы их ей, но она была злой. Её жизнь в стенах этой по-домашнему обставленной палаты сделала её такой. А ещё немного окружающие её люди. Конечно среди них были и хорошие, как безнадёжно влюблённый доктор Гнедой и по-женски глупая, но не злобная медсестра Лика Любимова. Были и другие, но встречи с отталкивающими своими поступками людьми в этих четырёх стенах были ярче и въедались в душу больной, как серная кислота, выжигая в ней всё хорошее.

Оставив обед Людочка удалилась, даже не задав пациентке дежурных вопросов: как она себя чувствует и не нужна ли ей какая-либо помощь? Дама в белом затаила злобу не на шутку. Сама была виновата в том, что её отчитали дважды за день, а винила в этом больную и несчастную пациентку. Сколько же гнили, сколько желчи иногда может носить внутри себя человек?! Сколько черноты… Тут и молитва, и отпущение грехов могут оказаться бессильны. Нельзя развеять тьму человеческой души, если человек сам этого не захочет. Если он сам не станет бороться, встав под знамёна света.

Титаническим усилием Анне удалось принять полу сидячую позу. Откинувшись на подушки, что она устроила кое-как у себя за спиной девушка начала есть, но очень быстро выбилась из сил и бросила эту затею. Оставаться полуголодной в её положении не лучшая идея, но просить помощи у ненавидящей её медсестры ещё хуже. Придётся ждать завтрашнего дня и надеяться, что сменщица Людочки будет к ней более благосклонна. На последнем издыхании закинув себе в рот ещё одну ложку холодного куриного бульона и откусив кусочек хлеба девушка сползла вниз вместе с подушками принимая лежачую позу. Отдых это единственное, что ей сейчас доступно. Сон на голодный желудок может и не прийти, будет настоящим чудом, если ей удастся хоть немного вздремнуть.

Неизвестно, что спровоцировало такую резкую беспомощность Энн: акробатически «па», что с её телом выделывали доктор Грачёв и Людочка, тяжёлый разговор с родителями, пропущенный по времени обед или смена препаратов, но девушка чувствовала себя выжатой, как лимон. За одно сегодняшнее утро жизнь словно переживала и выплюнула её обратно, так и не переварив. Чего же ей ждать от ночи? И самое главное, как пережить ещё один день?

Глава 4

Как она и предполагала сон не шёл. Вообще трудно заснуть, когда твой желудок постоянно урчит, как двигатель заведённой машины у которой оторвали глушитель. Но если разобраться это было не единственной причиной бессонницы Энн. Сегодня ночью с ней происходило что-то странное, ещё более странное чем обычно. Её мысли лихорадочно носились в голове сменяя одна другую, разыгралось нервное возбуждение. Чтобы хоть как-то успокоиться девушка решила найти объяснение своему состоянию и желательно описать его, одним словом.

Тревожность! Да, тревожность – это именно то, что мучило её этой ночью. Раньше она переживала, но расценивала свою болезнь и лечение как данность, не заглядывая далеко в будущее и не задаваясь вопросом – Что же будет потом? Чем окончится эта вялая и невыразительная с её стороны борьба с недугом, что обрушился небесной карой на её голову? После прихода родителей и их ультиматума всё изменилось. Она осознала бедственность своего положения. С каждой секундой времени оставалось всё меньше и меньше, а она не рассказала ещё всё что хотела! Она не поведала свою историю до конца!

Вот только что если этого и не нужно делать? Может жизнь намеренно совершила этот резкий зигзаг как раз для того чтобы заставить её замолчать? Может приход родителей и её перевод – это знак? Анна должна унести свою постыдную историю в могилу. Но как быть ей с этим тяжким грузом на душе перед дверьми в вечность? Разве может человек уйти, не сбросив с себя этого ярма? Разве не имеет права покаяться?

Мысли… В её голове никогда раньше не было так много мыслей одновременно. Это и сводило с ума и выматывало одновременно. Девушка не заметила, как погрузилась в глубокий, тревожный сон. Господь решил сжалиться над ней подарив ей немного успокоения.

Утро встретило её ароматами завтрака и шелестом медицинского халата. Открыв глаза, она увидела спину сменившей Людочку медсестры, та, расставив несколько ампул в ряд на столе неторопливо открывала одну за одной и заправляла в шприц. Это несколько удивило Анну, последний раз ей ставили уколы, когда она только попала сюда и то не долго, их быстро сменили бесконечные капельницы. Медсестра, так была поглощена своими действиями, что не сразу заметила пробуждения странной пациентки.

– Доброе утро, – поздоровалась Энн, восхитительный запах творожной запеканки и крепкого чая, как она любит расположил девушку начать это утро приветливо. Кто знает может это поможет сделать день хоть чуточку не таким отвратительным, как обычно. – Мне прописали уколы?

– Доброе утро! – медсестра обернулась, и Анна распознала в ней приветливую, но иногда душащую своей чрезмерной заботой Викторию Ильиничну, которую все больные называли не иначе как баба Вика. Это обращение вполне себя оправдывало с больными она общалась как со своими внуками. Иными словами, считала их детьми не разумными и вечно бросалась учить жизни. – Да, вздумалось нашему светиле ещё и уколы прописать. Был бы от них толк! А то мечется со своими назначениями, как первокурсник на первой сессии вытянувший билет, что не выучил!

Нужно сказать, что учила жизни, как и критиковала баба Вика не только пациентов, но и врачей. Большинство её старших по званию коллег относились к этому спокойно, с иронией и пониманием – Виктория Ильинична давно в медицине, с многими именитыми врачами поработать успела, многое повидала, а значит вполне может высказывать свою точку зрения. Да и дельное говорила не раз! А сколько раз выручала в трудную минуту по пальцам двух рук не пересчитать!

Большинство относилось к бабе Вике с пониманием, только не Эдуард Виленович. Тот каждую реплику медсестры, являвшейся кстати его ровесницей, воспринимал чуть ли не брошенной в лицо перчаткой и как следствием вызовом на дуэль. Толи его врачебное эго было раздуто до таких размеров, толи ему не нравилось, что Виктория Ильинична не подбирает слова высказываясь, а может вообще он придерживался идей мужского шовинизма и его раздражало, что его лезет учить женщина. Грачёв был таким персонажем, что там и не угадаешь. Единственное, что считывалось по его лицу без каких-либо усилий это то, что он любил деньги. Даже, пожалуй, больше родной матери.

– В какую руку будем ставить? – пропустив мимо ушей недовольное бормотание медсестры спросила девушка не желая погружаться в развитие темы дальше. Чем скорее ей поставят уколы, тем быстрее баба Вика уйдёт, и она сможет приступить к поглощению своего завтрака.

– Ни в какую, они внутримышечные, – баба Вика задумалась. – Но ты, наверное, сначала позавтракай. Их не желательно натощак ставить. Я зайду минут через пятнадцать.

По лицу Энн расползлась счастливая улыбка, это было именно то, что ей нужно – завтрак в одиночестве. Сейчас за Викторией Ильиничной закроется дверь, и она сможет насладиться этим маленьким кусочком личного рая! Как же всё-таки мало нужно человеку для счастья!

Но медсестра не спешила покидать палату, замерев на пороге она спросила:

– Ты сама-то справишься с завтраком или может быть тебя покормить?

Боже, как много за этот вопрос отдала бы вчера Анна! Но не сейчас! Не сегодня! После сна девушка чувствовала себя отдохнувшей и полной сил, насколько это было вообще возможно в её положении и единственное чего она хотела это спокойный завтрак, без необходимости поддерживать беседу с кем бы то ни было. Вчера она не задумываясь приняла бы предложение бабы Вики и терпеливо выслушала бы все её старческие недовольства. Возможно даже поддержала их. Но не сегодня. Сегодня брюзжания доброй старушки было для неё приговором. Почему в жизни часто так бывает, что мы получаем то чего очень сильно хотим, то что нам жизненно необходимо тогда, когда нужда в этом уже отпадает? Что это, насмешка судьбы? Её ирония?

– Спасибо большое, Виктория Ильинична, но я справлюсь сама.

– Ну как знаешь, – дверь палаты открылась, выпуская медсестру в коридор.

Устроившись по удобнее Анна принялась быстро поглощать свой завтрак. Она опасалась, что силы могут покинуть её в любой момент и ей снова придётся остаться полуголодной, ну или обратиться за помощью к бабе Вике, которая непременно прокомментирует это. В голове Энн само собой всплыла фантазия по поводу того, как именно это будет звучать: – «Ну что за молодёжь пошла! Что у них за привычки то такие, отказаться от помощи зная, что она им необходима, чтобы потом её всё же попросить! Ну где, логика-то?»

На лице девушки второй раз за утро появилась искренняя улыбка. Может этот день будет не так плох, как она ожидала?

***

Хрупкая надежда, что возлагала на этот день Энн рухнула ближе к вечеру, когда в дверь палаты не слишком громко, но настойчиво постучали. Сердце девушки ёкнуло. Кто мог прийти к ней? А главное зачем? Последние её посетители только пошатнули духовное состояние девушки и ей не хотелось больше никого видеть.

Но загадочный гость, что, постучавшись так и не вошёл в палату без разрешения вызвал в её душе неподдельный интерес. Кто бы это ни был в нём чувствовалась сила и напор, нескончаемое терпение и умение уважать чужие границы. Анна не была уверенна, что он находится до сих пор за дверью и ждёт от неё разрешения зайти, как никак прошло три минуты с момента его стука в дверь. Но всё равно зачем-то произнесла вслух:

– Войдите!

Дверь тут же отворилась и на пороге она увидела того, кого ожидала меньше всего – Генриха Францевича Графа, дедушку Роберта. Крепкий, седой как лунь старик прошёл к столу в дальний конец палаты и тут же вернулся к кровати Энн вместе со стулом, удобнее устраиваясь на нём. В руках у него был пакет с фруктами, который он тут же положил на тумбочку рядом с корзиной цветов от своего внука, не удостоив её даже беглым взглядом. Его пристальные светлые глаза, которые с возрастом стали почти бесцветными были устремлены на девушку. Анне захотелось стать невидимой под этим тяжёлым взглядом.

– Здравствуй, Энн. – В отличие от всех остальных дедушка Роберта всегда сам называл её Энн. Но зная, кто именно дал имя её лучшему другу, она совсем не удивлялась этому. Ни тогда, ни теперь.

– Здравствуйте, Генрих Францевич, – ломанным голосом поздоровалась девушка. – Извините, что заставила вас так долго ждать в коридоре.

Старик искренне махнул рукой в жесте, означающем «ерунда».

– Не извиняйся внучка, я всё понимаю. Ты же всё-таки женщина, а женщине всегда перед тем как встречать гостей нужно привести себя в порядок. Да и не так уж я долго и ждал, – он потёр подбородок. – Ножки не подкосились. Ничего, есть ещё порох в пороховницах!

Губ Анны коснулась грустная улыбка.

– Ты лучше скажи, как себя чувствуешь?

– Как старуха. Жалкая, больная старуха! – Она не хотела говорить дедушке Роберта этого, но ничего не смогла с собой поделать. С юных лет она испытывала страх к этому грозному, деспотичному мужчине. Даже сейчас находясь одной ногой в могиле она побоялась ему соврать.

Глаза невыносимо запекло и на них выступили слёзы. Нос тут же подхватил эстафету и начал неприятно хлюпать.

– Ну-ну, перестань! – постарался подбодрить Энн мужчина. – Не нужно раскисать! Ты же у нас боец! Повоюем ещё! – Генрих Францевич начал неловко озираться. – Ну перестань Энн, ты же знаешь я совершенно не умею утешать!

И эта была чистая правда дедушка Роберта напрочь был лишён чуткости. Когда в детстве его единственный обожаемый внук, упав с дерева сильно ударился его дед в качестве успокоения произнёс: -«Ну чего ты ревёшь, как девчонка? Ну не сломал же ничего. И сотрясения нет!»

Это воспоминание заставило её немного успокоиться.

– Вот, скушай лучше банан, – мужчина всё же нашёл на что переключить внимание Анны. – Хочешь я почищу?

– Хочу, – глотая слёзы сказала девушка.

Словно чувствуя смену морального состояния своей пациентки в комнату вбежала Виктория Ильинична.

– Что тут происходит?

– Ничего, – бросив на неё твёрдый взгляд ответил Генрих Францевич. – Бананы едим.

Энн видела, как у неуёмной бабы Вики горит кончик языка от того, как сильно она хочет высказаться, но что-то в облике гостья Анны её остановило. Она впервые на памяти девушки решила оставить свои мысли при себе. Вместо этого она кинулась помогать Энн принять полу сидячую позу, но и тут дедушка Роберта ограничил её свободу, перехватив её порывы, вызванные в данном случае скорее любопытством, чем добротой душевной.

– Ну что вы моя дорогая? Я ещё в состоянии сам позаботиться о даме! Я не так стар и немощен ещё, – Виктория Ильинична открыла рот чтобы парировать удар, но едва ощутимой, но крепкой хваткой взяв её за руки мужчина, встав со своего места повёл медсестру на выход. Выпихнув бабу Вику в коридор, он добавил: – Не беспокойте нас милейшая. Мы с Энн хотели бы пообщаться наедине!

– Но!

– Большое спасибо! – мужчина закрыл дверь. Вернувшись к кровати Анны, он помог сесть той поудобнее, дал в руку почищенный банан и уже после сел обратно на стул.

– О чём вы хотели поговорить со мной? – девушка откусила кусочек банана и принялась энергично жевать. Чтобы не хотел сказать ей этот старик она надеялась, что жевание ей поможет не расплакаться. Хотя бы пока он не уйдёт.

– О дороге.

– О дороге? – удивлённо переспросила она.

– Да, о дороге, – мужчина откинулся на спинку стула. – Понимаешь Энн вся наша жизнь – это дорога. Мы идём по ней вместе с другими людьми. Кому-то с нами по пути до ближайшего перекрёстка, кому-то до конца. Кто-то сворачивает на небольшие тропки и даже упирается в тупик. В этом нет ничего страшного, это нормально. Из жизненного тупика можно выйти вернувшись назад, на то место где свернул ни туда и продолжить свой путь дальше, но возможно люди, с которыми ты разошёлся во время сворачивания не на ту тропу могут там тебя уже не ждать и тебе придётся идти дальше одному или с другими людьми.

– Вы меня простите Генрих Францевич, но я не совсем понимаю, что вы мне хотите сказать.

«Точнее вижу в ваших словах один смысл – я должна исчезнуть из жизни Роберта» – подумала Энн.

– Я постараюсь тебе объяснить доходчивее, – мужчина глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, а она подумала: «Почему нельзя просто сказать всё прямо? Как он обычно и делал». – Жизнь человека очень похожа на движущийся по рельсам поезд. На одних станциях мы делаем длительную остановку, на других короткую, мимо некоторых и вовсе проезжаем, даже не сбавляя скорости.

– Вы хотите, чтобы я прогнала Роберта? – Анна не могла больше выносить этого разговора. – Но он не приходит ко мне. Я понимаю, что вы конечно думали иначе, ведь он оплачивает эту палату и моё лечение, но уверяю вас ваш внук не навещает меня. Вам не о чем беспокоиться.

– Напротив, – его ответ выбил воздух из лёгких. – Я хочу Энн чтобы ты позволила Роберту стать твоей остановкой. Нет, ты не думай я не прошу и ни в коем случае не принуждаю тебя к отношениям с ним, говорить ему о своей любви или выйти за него замуж. Я просто прошу тебя не прогонять его. Позволь ему стать твоей остановкой, пусть и короткой.

– Зачем вам это?

– Я люблю своего внука, а он любит тебя. Как видишь, круг замкнулся. Я хочу, чтобы он был по-настоящему счастлив, пусть и на короткий миг.

– Простите Генрих Францевич, но вы сошли с ума. Вы видите вообще, как я выгляжу? Да увидев меня Роберт не то что не подумает меня замуж позвать, он сбежит отсюда, неоглядываясь!

– Глупая, слепая девчонка! – голос мужчины прозвучал словно удар грома. – Он подпустил тебя к себе ближе всех, а ты так и не смогла узнать его! Увидеть его настоящего!

Это несдержанное восклицание впервые заставило девушку задуматься, как сильно её друг был похож на своего деда. Их характеры были практически идентичны. Та же прямолинейность и не боязнь говорить и услышать в ответ правду, только в случае Генриха Францевича она частенько граничила с бестактностью в то время, как Роберт был очень тактичен. Та же невероятная упёртость и трудолюбие. Гибкий ум и умение анализировать. Даже деспотичность деда проскальзывала в её друге, но правда проявлялась в пределах разумного. Лояльность прослеживающаяся во всех его поступках делала её привлекательной. А ещё он был очень открытым и добрым, умеющим прощать и сострадать. Не боявшимся брать на себя ответственность за свои поступки.

Но всё же предположение, высказанное стариком о том, что Роберт мог на ней жениться не умещалась в голове у девушки. Конечно он не раз намекал… Мысли об этом отбросили девушку в прошлое, на целых 4 года.

… Солнце адски палило, прожигая кожу до костей пока они, прогуливаясь по летнему базару вдоль торговых мест выбирали ей платье. Во рту пересохло так, что теперь горло неприятно саднило, хотелось развернуться и уйти в тень наплевав на эту дурацкую свадьбу. Свадьбу, на которую она сама и напросилась.

«Кто, будучи в своём уме играет свадьбу летом? Да и ещё в самый жаркий месяц?»

Август и правда в этом году бил все рекорды аномальности жары. Достаточно было выйти на улицу на пять минут, чтобы, потом сняв майку выжать её.

В воздухе стоял удушливый запах всевозможных цветений, летний сарафан неприятно лип к телу, сковывая движения и натирая, а голова раскалывалась, но они упрямо двигались вдоль рядов ища подходящее платье. Энн уже, и сама была не рада, что отказалась взять то, что предложил Роберт десятью минутами ранее. Оно было таким лёгким и воздушным, а его лавандовый цвет так шёл девушке. Но было уже поздно, назад время не отмотаешь. А признаться другу, что забраковала платье только потому, что он его заметил первый она не собиралась.

Роберт, нужно отдать ему должное, был очень терпелив. Не замечая толкотни людей, которая его любящую уединение натуру должно быть доводила до крайнего состояния нервозности и пота, струящегося у него по вискам не каплями, а уже полноценными руслами рек парень смиренно ждал пока его подруга найдёт «то самое платье».

Его жертва не осталась напрасной, уже через пятнадцать минут его ждал счастливый возглас Энн, которая за это утро преодолела уже путь от неудержимой радости, до полной апатии и обратно.

– Смотри Роберт это оно! – счастливый голосок треснул, продемонстрировав ещё одну, мгновенную смену настроения. – Но оно, наверное, не подойдёт…

– Почему? Размер не твой? – он пытался угадать какое именно платье так запало в душу Анны, выхватывая глазами наугад «то самое» из груды висящих нарядов.

– Нет. Оно молочно-белое.

– Ну и что? – Роберт наконец-то его нашёл.

– Как что? Это свадьба! На свадьбе в белом должна быть только невеста, – в голосе послышались подкрадывающиеся слёзы, и парень понял насколько его зазнобе оно понравилось.

– Может быть ты тоже невеста? Моя! – он игриво щипнул её за бок, девушка взвизгнув подпрыгнула на месте. – Беги мерь.

– Правда?

– Да, я прям чувствую, что сегодня вечером ты должна быть в нём. А ещё, что если не куплю его тебе, то меня ждут семь лет неудач!

– Семь лет – это долго, – наигранно задумавшись произнесла она.

– Вот и я про что.

Быстро чмокнув друга в щёчку Энн скользнула за ширму, где при помощи продавщицы смогла надеть на себя так запавший ей в душу наряд. Отодвинув шторку девушка, гордо держа спину вышла к парню, чтобы он смог рассмотреть её со всех сторон. Платье ей очень шло.

– Ну как?

– Великолепно! Ты затмишь любую невесту!

– Обманываешь?

– Неа!

Не сдержав своего восторга и отчаянного порыва Анна бросилась Роберту на шею. Подхватив девушку за талию, он начал её кружить. Струящаяся шёлковая ткань красиво разлеталась словно в нежном танце ещё по-детски чистой и наивной любви. Звонкий смех ребят привлекал взгляды прохожих, а блеск их глаз завораживал. Сейчас они действительно выглядели, как счастливые жених и невеста…

– Генрих Францевич можно я задам вам вопрос? – силой заставив вернуться себя в настоящее спросила Энн.

– Конечно.

– Вы не были рады влюблённости Роберта в меня, так почему же вы никогда открыто не выступали против его планов?

– Потому что понимал, что этого не потребуется. Вы оба невероятно упрямы, и я знал, что именно это качество и оттолкнёт вас друг от друга. О том, что с тобой случиться я и помыслить не мог. Да и Роберт не из тех, кто позволит собой помыкать, попробуй я надавить, и он сделал бы всё наоборот.

– Да, он такой. Гордый и упрямый.

«Её Роберт!»

В комнате повисло молчание. Всё что эти двое могли сказать друг другу они уже сказали. Дальнейшее развитие событий уже не зависело ни от него, ни от неё.

– Ну, я, пожалуй, пойду. Тебе отдыхать нужно и так засиделся, – мужчина встал со стула, но в отличие от её родителей не спешил постыдно сбежать после их разговора. Взяв стул он размеренным шагом направился в конец комнаты поставить стул на место. Затем пересек комнату в обратном направлении. – Я зашёл бы к тебе ещё, если ты не против.

– Я буду рада, – она не лгала, что-то произошло между ними. Рядом с этим угрюмым, жёстким стариком она чувствовала себя лучше, чем со своей семьёй. Может тому причиной их откровенный разговор?

Он махнул головой на прощанье добавив:

– Ешь витамины, тебе полезно.

Энн привычным движением сползла вниз вместе с подушками уверенная в том, что ничто сегодня уже не взволнует её, но ошиблась. Дверь с грохотом отварилась и в палату ввалилась Лика. В руках рыжая медсестра держала поднос с ужином попутно стараясь затащить вслед за собой штатив для капельницы.

– Лика? Что ты здесь делаешь?

– Как что? Кормить тебя пришла, – она слегка приподняла поднос как бы указывая на него. – И капельницу поставить.

– Но у тебя сегодня же выходной. Где Виктория Ильинична?

– Да, выходной, – согласилась молоденькая медсестра. – Но видишь ли я не могу больше терпеть я должна услышать продолжение твоей истории. Вот поэтому я и предложила нашей замечательной бабе Вике подменить её ночью.

– И она так просто согласилась?

– Нет, ну конечно сначала она по упиралась. Баба Вика очень хорошая и опытная медсестра. Но возраст даёт о себе знать, сама должна понимать. Ей уже сложно не спать ночью, так что немного повозмущавшись для вида она счастливая упорхнула домой спать.

– Ясно.

– Так что предлагаю не терять времени даром. Сейчас я тебя покормлю, поставлю капельницу и можем приступать.

– И катетер.

– Что катетер?

– Поставь мне катетер в руку, я устала терпеть каждодневные пытки иглой.

– А что Людмила не поставила?

Энн отрицательно махнула головой.

– Ну что за человек!

Покончив со всеми делами Лика поудобнее устроилась рядом с Анной, готовая вслушиваться в каждое слово пациентки, не шевелясь и дыша через раз.

Глава 5

После того случая отношение Анны к работе резко изменилось, из ненавистной и постыдной, не достойной девушки она превратилась в горячо любимую. Энн чуть ли не возвела её в культ и не начала поклоняться.

Все желания, стремления и мечты ушли на второй план, теперь в её жизни остался только людской прах. Каждый день она бежала на работу, чтобы завладеть остатком чужой жизни. Каждый день выходя из дома, она кощунственно молилась всем известным ей богам, чтобы в крематории появилось новое молодое тело, в жизнь которого она ворвётся, вдохнув его прах.

И лишь Роберт, милый, рассудительный Роберт способен был иногда отвлечь девушку от этих постыдных, противоестественных человеческой природе помыслов. Но к сожалению, им удавалось видеться не так часто, парень был бесконечно занят практическими работами и прочим, что ему задавали на лето в его лётном училище. В остальное время года они виделись и того меньше, учился друг в другом городе.

С момента того инцидента, что произошёл между ними и тем что произошло немногим позже с Энн прошло две недели. Две недели каждодневных ожиданий, разочарований и терзаний. Жизнь словно сжалилась над своими детьми даруя им долгую жизнь, укрывая от смертельных бед. А те, на кого её милости не хватило с лихвой получали её от своих родных – те забирали останки любимого человека с собой, лишая Анну возможности окунуться в чужой мир.

Сегодняшнее утро было максимально унылым, тучи заволокли всё небо пряча ласковое солнце от людей. С одной стороны, это было даже здорово, не жарило как в пустыне, а с другой повышенная облачность вселяла необъяснимую хандру. А следом за ней теперь новое для Анны, но прежде старое чувство – не желание идти на работу. После того случая с ней не случалось этого ни разу. Но всё бывает впервые. Верно?

С кислой миной Энн вышла из дома заранее зная, что разочарование что ей возможно доведётся испытать сегодня, будет чувствоваться острее и невыносимее. Когда небо хмурится всё кажется бесконечно ужасным. Но вышедший из-за толстого ствола дерева ей навстречу Роберт словно волшебник или маг управляющий погодой развеял грозовые облака в душе девушки до того, как ударил первый раскат грома и пошёл дождь.

– Роберт! – радостно воскликнула она. Девушка и думать забыла об их перепалке, не станет о ней вспоминать и он, это она точно знала. – Какими судьбами?

– Привет Энн. Да вот закончил все дела пораньше и решил тебя проводить до работы. Ну если ты не против конечно?

– Конечно же я не против! Что за вопрос? – она взяла предложенную им галантно руку, и они неторопливо двинулись вдоль цветущей аллеи. – Как твоя учёба?

– Всё хорошо, спасибо. А у тебя как на работе?

Улыбка, что ещё минуту назад озаряла лицо девушки тут же сползла, как потёкший на жаре макияж.

– Нормально.

– Странно, а по лицу совсем не скажешь. Давай я поговорю с дедом, и он возьмёт тебя к себе?

– Кем?

– Секретарём, – девушка награждает его снисходительным взглядом. – Ну хорошо, помощником секретаря. Да вообще кем угодно! Не всё ли равно? Если я попрошу он не откажет.

– Спасибо тебе за заботу милый друг, но не надо. Мне моя работа в общем-то нравится, – Роберт вперил в неё недоумённый и даже испуганный взгляд, и она поспешила поправиться. – Ну не в том смысле, что мне нравится, что люди умирают и их тела потом в печи жгут, а прах в урну собирают. «Именно это ты и имела в виду!» – тут же противно кричит внутренний голос. – Просто мне кажется эти манипуляции чем-то похожи на сожжение с почестями война из скандинавских фильмов, а я как бы причастна к этому. Мне сложно объяснить. «Тебе сложно соврать ему с ходу, а не объяснить!» – снова вставляет свои пять копеек внутренний голос. В последнее время он стал слишком часто давать о себе знать.

– Не переживай, я понял тебя, – парень улыбается. – Ты всегда была слишком впечатлительной натурой. Пора переходить на комедии или сопливые мелодрамы с неземной любовью и пышной свадьбой в конце.

Энн шутливо шлёпнула ему по плечу свободной рукой на что Роберт рассмеялся.

– Ты сам не понимаешь, что предлагаешь. Вот насмотрюсь такого кино и начну выстраивать соответствующие декорации. Вокруг дома рассажу цветов, чтобы сделать его похожим на клумбу, а из маминой тюли сошью белое свадебное платье, на заднем дворе как столяр смастерю арку для свадеб и посажу возле неё плетущуюся розу, чтобы она её красиво обвила, ну и конечно же, в довершение ко всему прослыву местной городской сумасшедшей.

– Не переживай я не перестану с тобой общаться даже после этого, более того поддержу тебя – подарю кольцо! Какая же невеста может обойтись без помолвочного кольца?

– Хм, – ухмыляется девушка, но продолжает поддерживать игру, что они начали. – И каким же будет это кольцо?

– Золотым, с аккуратным александритом посередине.

– Почему именно с александритом?

– Этот камень способен менять свой оттенок так же стремительно, как ты настроение. Вот оденешь его себе на палец и будете с ним соревноваться кто кого.

На этот раз она отвесила ему подзатыльник, чем вызвала волну хохота, которой невозможно было сопротивляться. При всей своей серьёзности Роберт мог вести себя как ребёнок и никогда не упрекал Анну за её легкомысленность. С ним было легко и просто. Всегда. Так чего же она тогда искала? На этот вопрос у девушки никогда не было ответа.

Попрощавшись с другом Энн окрылённая влетела в здание крематория. Что не говори, а их бредовая игра смогла не только поднять ей настроение, но и перезагрузить её. Вот только радость длилась не долго. В огромном просторном холле девушка увидела толпу распространяющую боль и скорбь, сеющую слёзы в этом аду человеческого оплота. К горлу подступил ком, который она как не пыталась не могла сглотнуть, а в голову ворвалась только одна мысль, подчиняющая полностью её волю – «Это должна быть молодая девушка! Остатки её жизни должны стать моими!»

Пристально вглядываясь в посетителей, как хищник на свою добычу, что пришла утолить жажду на водопой Энн пыталась вычислить из них самую слабую особь, ту что станет её жертвой, если у многоуважаемого Остапа Виниаминовича ничего не выйдет. Если этот старый плут не сможет окрутить этих богачей оставить заботу о прахе на них – за отдельные дивиденды разумеется – то это придётся сделать ей. Как Анна пока не знала, но услуга, исходящая от неё будет бесплатной, может ничего другого больше придумывать и не придётся. Ведь давно известно, что самые жадные люди – это богатые люди! И чем они богаче, тем жаднее.

Скорбящая процессия состояла из трёх человек. Среднего роста светловолосый мужчина лет сорока, с карими глазами светлого оттенка, этакая расплавившаяся ириска на солнце и с глубокой складкой на лбу между бровей, выдающей что он часто хмурится. Женщина точно такого же роста и ненамного младше его, ну или просто лучше сохранившаяся с голубыми, как утреннее солнечное небо глазами и тёмными волосами. Она не переставая плакала отчего её лицо выглядело до безобразия опухшим, как у утопленницы. И молодой юноша лет двадцати с притворной печалью на красивом лице. Он был высоким, на голову выше отца и подтянутым. Из стенаний женщины и попыток двух мужчин её успокоить Анна поняла, что у них погибла дочь. Слова неизвестная лихорадка, прививки и энцефалит донеслись до ушей девушки прежде чем она зашла в комнату для персонала переодеться. Но и их хватило чтобы отбить у неё желание договариваться с ними лично.

«Надеюсь Остап Виленович их уговорит».

Гробовой не подвёл, он в отличие от Энн был старым, а от того и намного более опытным хищником и самое главное способным заглушить в себе любые эмоции. Нужную ему жертву он просчитал на раз! Он был сильный и опасный противник. Если бы их интересы сталкивались, то девушке пришлось бы туго, но слава богу их интересовали разные вещи. Получив деньги интерес Остапа Виниаминовича к ещё даже не остывшему праху угас, а вот у Энн наоборот. Дождавшись пока начальник, как это обычно бывало после получения им нежданной прибыли, укатил по архиважным делам она лихорадочно соображала, как ей использовать «волшебный порошок».

О том, чтобы опробовать его на себе, как в прошлый раз и речи не шло. Не только потому что Анне не очень хотелось после своего погружения в чужую жизнь обнаружить себя лежащей на грязном кафельном полу в крематории, но и из-за того, что уборщица Олеся, до этого находящаяся в отпуске снова была в строю. Так же Остап Виниаминович ещё взял себе в помощники не шибко умного, но здорового как тяжелоатлет детину лет двадцати – Гордея. По словам Гробового кто-то же должен таскать все эти тяжёлые тела, сам он был уже не в том возрасте. Вот и получалось, что применить прах на себе в стенах этого храма смерти Энн не могла. Но и так же она не могла вынести его из здания оставшись незамеченной. Кто-то из этих двух мог обнаружить пропажу, девушке слишком хорошо был знаком «закон подлости».

Лихорадочно накидывая самой себе идеи и тут же отвергая их одну за одной, девушка не заметила, как её рабочая смена подошла к концу. Нужно было срочно что-то предпринять, если она не хочет уйти домой ни с чем. Решение, которого она так отчаянно искала нашло её само, закрывая окно в комнате для персонала она чуть не свалила с подоконника цветок. В голове тут же противно зазвучал голос Гробового: «Анна заберите этот цветок домой! Ему нечего здесь делать! Зачем вы его сюда принесли?!»

Она не приносила этот цветок и вообще не знала кто его принёс. Ей даже казалось, что он появился здесь даже раньше её, но сейчас она была благодарна человеку, который это сделал. Он дал ей возможность осуществить её замысел. Нужно только быть очень осторожной.

Прижав к себе горшок с цветком так как будто, он был её ребёнком Энн вышла из комнаты в холл. Озираясь по сторонам, она на цыпочках направилась в помещение где стояли урны. Беззвучно открыв нужную дверь, девушка прошмыгнула внутрь. Прикрыв дверь она какое-то время ещё стояла возле неё прислушиваясь к звукам снаружи. Было тихо. Похоже Гордей и Олеся были в другой части крыла.

Поставив горшок на стол Анна, не теряя ни минуты бросилась к высокому стеллажу. Отыскав нужную ей урну, она поставив её рядом с горшком сняла с неё крышку. Обхватив рукой ствол цветка, она дёрнула его вверх, вырывая из горшка. Жалобный стон вросшихся в отверстие, через которое уходит лишняя вода корней было единственным признаком сопротивления растения. В другой руке Энн уже держала урну из которой пересыпала прах в горшок некогда служивший домом несчастному цветку. Ей потребовалось всё её самообладание чтобы не высыпать в него всё, но рассудок вовремя подсказал ей что это будет очень подозрительно. Если Гробовой не обнаружит праха расспросов не избежать. Большая часть его осталась в своей урне, девушке придётся довольствоваться каплей. Устроив цветок обратно в горшок, прямо на остатки человеческой жизни Анна, закрыв урну поставила её на место. Смахнув следы земли со стола и проверив всё ли в порядке она, подхватив горшок двинулась на выход. На её губах играла счастливая улыбка предвкушения.

Найти место где можно было бы уединиться оказалось задачей не из лёгких. Летом везде снуёт куча народа. В какой уголок ты бы не заглянул там обязательно кто-то наслаждается прогулкой и свежим воздухом. А то и просто влюблённые парочки зажимаются. Раньше Энн это радовало, иллюзия бурной жизни как в мегаполисах воодушевляла её мечтательную натуру. Сейчас же это жутко раздражало. Нельзя что ли дома под кондиционером посидеть воздухом подышать?! Сделать это дома девушка не решалась. Какой-то не видимый барьер не позволял ей этого.

Бросая гневные, убийственные взгляды она вышагивала строевым шагом по аллее высматривая наиболее удалённый и укрытый от чужих глаз укромный уголок. Где она могла бы на немного покинуть одну реальность чтобы погрузиться в другую. Что у неё это выйдет Анна почему-то ни капельки не сомневалась. Всё должно сработать! Она вдохнёт прах и проживёт ещё одно мгновение из чужой жизни.

Солнце в небе пригревало уже не так сильно, а длинная аллея подходила к концу, но место всё никак не находилось, влюблённые облюбовали все подходящие уголки, как голуби чердак дома. Энн направилась в последний, отдалённый угол аллеи, что немного уходил в сторону от основной тропы. Но и тут её ждало разочарование, это место естественно было занято обнимающейся парой. Её охватил гнев, не тот что часто настигает людей, а другой – животный, первобытный. Ей хотелось вцепиться в волосы этим двум и без жалости вырывать их, вгрызться в конечности и кусать, кусать, кусать пока челюсть не заболит. За гневом её тут же окатила волна страха. Страха за свои собственные мысли. За то, что она готова была сделать. На ватных, не сгибаемых ногах Анна, обессиленная не долгой ходьбой, а своими внутренними переживаниями дошла до лавочки, что была напротив парочки и рухнула на неё.

Устремив на них взгляд, она с презрением смотрела на этих двух, что так раздражали её, но всё же смогли избежать того, что им даже и не снилось. Похоже эти двое испытывали к Энн если и не схожие чувства, то рады её присутствию уж точно не были. Девушка с выражением лица недовольной королевы встала и схватив за руку своего парня потянув за собой произнесла:

– Пойдём отсюда.

Смотря в спину удаляющимся парню и девушке Анна не смогла сдержаться и разрыдалась. Слёзы струились из её глаз градом и текли по щекам, она не успевала их утирать. Это было ужасно. Её накрыла истерика, самая настоящая. Ещё никогда в жизни она не чувствовала себя такой сломленной.

Всё закончилось так же резко как и началось. Ещё секунду назад она не могла остановиться, а сейчас уже её глаза сухие, как пески в пустыне Сахара. Рассудок тоже прояснился, а вслед за ним и пришло осознание зачем она здесь.

Выдернув цветок из горшка, она бросила несчастное растение в мусорную урну. Высыпав прах с остатками земли себе в ладоши, Энн приложила это всё к лицу, словно умывалась водой. Глубоко вдыхая закрыла глаза, погружаясь в водоворот прошедших событий…

Звук лопастей вертолёта, что было слышно даже через специальные наушники страшно раздражал. Они медленно приземлялись на небольшую полянку окружённую со всех сторон вековыми соснами, словно бесконечной зелёной стеной. Казалось, что верхушки деревьев пронзают насквозь само небо, а тёмная кора как те самые тридцать три богатыря из сказки стоят на посту охраняя лес от чужаков. Сама по себе эта картина конечно же была восхитительна, но не для неё – ребёнка каменных джунглей. Она чувствовала себя здесь не просто чужачкой, она чувствовала себя чужой. Словно была инородным телом.

Рядом сидящие с ней любящие родители и придурок брат её недовольства не разделяли. Папа с мамой всегда были очень подвижными людьми, которых приводили в дикий восторг вот такие вот вылазки дикарём бог знает куда. Для них это было что-то сродни квеста для современной молодёжи, выжить на природе, там, где нет цивилизации или она сведена до минимума. Это напоминало им их молодость, когда они при любом удобном случае, собирались большими шумными компаниями у костра с гитарой. Всё-таки родители были людьми другого поколения, именно поэтому до того, как им вздумалось потащить в Тайгу вместе с собой Лизу она снисходительно прощала им эту блажь. Сейчас же она искренне не желала их видеть. Про братца же и говорить не стоило, полудурок каких ещё поискать нужно. Единственное его достоинство это любовь к спорту. Именно поэтому он чувствует себя в сложившихся обстоятельствах лучше, чем Лиза. Ему всё нравится, он готов к приключениям. Ага, конечно, на самом деле он просто в очередной раз нашёл возможность сбежать от отношений, которые закончились, но он об этом забыл – конечно же чисто случайно! – сообщить партнёрше.

Вертолёт приземлился от чего всю кабину неприятно сотрясло. Лиза крепко сжала зубы, сейчас начнётся бессмысленная прогулка по лесу, которой очень будут довольны местные насекомые. Четыре миллиарда лет эволюции человека таёжному комару под хвост! «Интересно у комара вообще есть хвост?»

– Так мы на месте, выгружаемся! – радостно восклицает отец и от ненависти к нему девушку удерживает лишь неподдельный, детский восторг и широкая улыбка, написанные на его лице. Её папа вообще редко улыбается.

Он покидает кабину первым, затем подав руку помогает спуститься маме. Следующим на твёрдую почву ступает Сергей, брат Лизы. Она же, надев лямки огромного и просто ужасного по её собственному мнению рюкзака делает последний глубокий вдох прежде, чем подняться со своего места.

– Ну где ты застряла? Давай живее Лиз! – отец подгоняет её, и она против собственной воли вылезает из вертолёта. Наградив её одобрительной улыбкой, мужчина произносит, обращаясь к пилоту: – Прилетишь за нами на эту же поляну через три дня. – Пилот делает знак, что он понял и поднимает вертолёт в небо, оставляя их одних в этом зелёном лабиринте.

– То есть как это прилетишь через три дня?! – Лиза кричит, силясь перекричать шум лопастей. – Он что не останется здесь?

– Ну конечно же нет, дочка, – мужчина недоумённо улыбается. – Ему нужно вернуться на базу. Он приедет за нами через три дня.

– А если что-то случится? Если потребуется помощь? – не унимаясь увещевает девушка. – Кому-нибудь станет плохо?

– Лиз перестань паниковать. Ничего плохого не случиться, мы с мамой уже были здесь и с нами как видишь всё хорошо. В рюкзаках есть всё необходимое для оказания первой помощи. Нужные прививки мы все сделали. Так что нечего переживать.

– Ты же сделала прививки, правда Лиз? – ехидно интересуется её брат.

– Разумеется! – таким же тоном отвечает ему девушка и сидящая в её теле Энн, до этого не подававшая лишних признаков чувствует, что девчонка врёт. В голове тут же всплывают услышанные ею слова, звучавшие в холле: неизвестная лихорадка, прививки, энцефалит…

– Ну значит не о чем переживать, – Сергей подмигивает ей.

– Ну значит не о чем, – вторит она ему провожая тревожным взглядом, удаляющийся в небе вертолёт.

– Ну вот и славно, – голос мамы звучит звонко. – Пора выдвигаться, нам ещё нужно найти подходящее место для ночёвки пока не стемнело.

– А почему нельзя просто взять и переночевать здесь? – Лиз не оставляет попыток не ходить в гущу леса. Ощущение неминуемой беды словно нависло над ней, как дамоклов меч.

– Ну ты же не ночуешь на парковке перед домом, – Сергей отвешивает сестре ещё одну колкость.

– Лиз! Серж! Немедленно прекратите свою перепалку! Нам предстоит провести вместе три дня, постарайтесь хотя бы это время создать видимость нормальной семьи! – резко отрезает отец и девушка с юношей понимают, что им лучше замолчав двинуться в путь.

Первым в их движущейся процессии идёт отец. На его лице застыла гордость и осознание собственной значимости, он словно полководец или первопроходец ведущий свой отряд к спасению, на самом деле он ведёт их к трагедии, и Анна в отличие от них это знает. «Интересно какое лицо у него было потом, когда и он понял это?» Мама идёт сразу следом за ним. Далее демонстрируя подтянутую задницу – Серж. Без стыда и вероятности быть пойманной Энн рассматривает развитую фигуру юноши со спины. Его физическая форма впечатляет, а вот лицо девушке совсем не нравится. Слишком лощёное и сладкое, он выглядит, как отфотошопленный до идеала персонаж, слишком рафинированный. Лиза и вероломно вторгшаяся в тело девушки Анна завершают процессию.

Энн чувствует, что девушке комфортно идти одной. Общение с братом приносит ей дискомфорт, а вот ему кажется наоборот чуждо одиночество, он не нуждается в возможности побыть наедине со своими мыслями. Замедлив шаг, он ждёт, когда Лиза поравняется с ним.

– Как дела сестрёнка? Ещё не успела затосковать по городу?

– А ты по своим подстилкам?

– Ну, тогда уж по нашим, – деловито заявляет парень. – Твои обожаемые подружки тоже находятся в их числе!

Она не выдерживает и словно ядовитая змея шипит на него:

– Как ты мог Серж! Она же моя лучшая подруга!

– Ну и что? – нагло ухмыляется он. – Мне-то она не подруга. К тому же двести баксов на дороге не валяются.

– Поверить не могу! – девушка закипает. – Ты оценил невинность моей подруги в двести баксов?

– А что мало? Думаешь продешевил?

– Дело не в этом! Она же одна из нас! Эвелина не какая-то там официантка или продавщица на которых вы постоянно спорите! Как ты мог?!

Анна тоже не могла поверить, но не в то как посмел этот избалованный мажор поспорить на девушку, а в то с каким упорством, с какой чудовищной убеждённостью девушка в чью жизнь она заглянула утверждала, что они детишки богатеньких родителей чем-то лучше обычных девушек, имеющих в отличие от них хоть какую-то работу и сами обеспечивающие себя. И она ещё хотела быть частью их среды! Нет, такие как они не заслуживают такой жизни! На их месте должна быть Энн и такие как она!

Прогулка по лесу ей не нравится, да это же так здорово! Тут такая благодать, а от пейзажей и величия деревьев, от осознания сколько лет они уже растут тут дух захватывает! Сама Анна обожала походы и любые поездки на природу. Жаль в её жизни их было не много, родителям вечно не хватало на это времени.

– Господи Лиз, расслабься! Это не твоя проблема, а проблема твоей тупоголовой подружки! – он закатывает глаза. – И вообще я бы предпочёл, чтобы ты с ней больше не общалась. А то не дай Бог и тебя постигнет её постыдная участь.

– Я не настолько наивная, чтобы купиться на хорошенькую мордашку и сладкие речи! И сама буду решать с кем мне общаться, а с кем нет!

– Да Лиз, твоё счастье что ты редкостная стерва!

– Заткнись Серж!

Эти двое не переставали собачиться, а Энн не имевшая возможности от них избавиться и насладиться такой неожиданной поездкой в Тайгу сполна старалась как могла абстрагироваться от их конфликта. Бодрый голос отца семейства положил этому всему конец.

– Всё дальше не пойдём. Предлагаю сделать привал здесь.

– Я за! – словно девчонка радостно прыгая на одном месте и хлопая в ладошки соглашается мама. Её детишки при этом смотрят на неё как на душевнобольную.

Привал проходит совсем не в той обстановке, как это обычно показано в фильмах. Радость и очарование, что испытывают родители потихоньку рассеиваются из-за недовольных физиономий детей, их раздражение словно отрава заставляет медленно гибнуть всё вокруг. Ну ещё бы! Они то привыкли спать на пуховой перине, а не в спальном мешке! И на ужин у них фуа-гра, а не жареный хлеб и запечённая картошка!

Вечерние посиделки у огня после приёма пищи и вовсе похожи на поминки. Таких тягостных мероприятий Энн в своей жизни не видела. Так же, как и не испытывала такой агрессии сестры по отношению к брату. Конечно ей сложно было судить у неё не было родного брата, но зато был Роберт. А это можно сказать одно и тоже, но она никогда так не злилась на него. Да и он не вёл себя так как этот Серж. Представить, что Граф может использовать наивность девушки из-за спора или денег… Бред! Скорее случится конец света!

Бросив, что она устала и хочет спать Лиза залезла в палатку. Там, она чувствующая уже холодное дыхание ночи залезла ещё и в спальный мешок. Она знала, что так не делают, видела в фильмах, но она не желала видеть своих родных. Ей нужно было уединение, которое не дал бы спальный мешок. В тоже время и просто в палатке ей не уснуть, слишком холодно. Поэтому пришлось совместить.

Всю ночь она металась и беззвучно бредила. Кого-то звала, но кого Анна так и не смогла разобрать. Тело её горело огнём. Энн знала, что это значит, ей не долго осталось делить жизнь с Лиз. Скоро она вернётся в свою реальность. Ну что же, в этот раз она смогла хотя бы задержаться в влекущем её мире подольше. А ещё – ей вдруг вспомнился комментарий Роберта про имя императрицы – в этом теле было сразу две императрицы Российской Империи одновременно. Забавно. Кажется, лихорадка Лизы охватывает и сознание Анны, у неё тоже начинается бред.

Глава 6

– Что было дальше?

– Дальше, – на губах Анны появляется кривая усмешка, – я очнулась через три дня в городской больнице под капельницей. Врачи говорили, что у меня какой-то неизвестный вирус и изо всех сил боролись за мою жизнь. В тот раз мне повезло, меня выписали из больницы через месяц. Похудевшую на семь килограмм, с тёмными кругами под глазами и впавшими скулами, но всё же. Я была жива, а это не мало.

– Ты хочешь сказать, что ты подхватила лихорадку той девушки, в тело которой вселилась? – на лице Лики Любимовой отражалось не удивление, а самый настоящий шок, её потрясение было таким сильным, что Энн невольно задумалась почему произошедшее с ней не подействовало так же на неё в своё время? Почему она не сочла это знаком, предупреждением, что игры, в которые она играла очень опасны? Ответ напрашивался сам собой, потому что она была беспечна и непроходимо тупа.

– Нет, не думаю иначе я тоже была бы мертва. Думаю, это было что-то похожее, ну или, – она пожимает плечами, – может мне досталось меньше, чем ей. Всё же я была не в Тайге, как эта девушка, а всего лишь в её теле.

«Ага, всего лишь! Чистый пустяк!»

– После того случая ты перестала… использовать прах? – было видно, что медсестра тщательно подбирает слова прежде чем произнести их вслух, но даже после этого сомневается, что применила самые подходящие.

– Нет, – ответ пациентки словно выбивает весь воздух из груди Лики, рыжеволосая делает такой глубокий выдох, что кажется она сейчас начнёт задыхаться из-за нехватки воздуха, а Энн продолжает: – Но я стала осторожна и более избирательна. Если раньше мне нужен был просто прах от молодых девушек с жизнью, как из сериала про богатых и успешных, то теперь самым главным критерием было узнать, как она умерла. Если от смертельного вируса или утонула, сгорела, то она мне не подходит.

Лика задумалась, но кажется так и не нашла объяснения услышанному.

– Не понимаю… Чем лучше любая другая смерть? Ты могла умереть, разбившись на машине вместе с тем чьё тело позаимствовала.

– Знаешь я и сама это не могу полностью объяснить, но, когда я примерила чужую жизнь на себя в первый раз, это была девушка, разбившаяся на машине и я прожила с ней совсем другой день, счастливый. Это конечно чистая догадка, интуиция, но я подумала, что проживаю вместе с ними самое яркое и запомнившееся им событие, что стало последним в их жизни. Разбившаяся девушка погибла мгновенно она не успела пережить тот момент и осознать. А вот в случае с лихорадкой наоборот, галлюцинации от жара, которые длились возможно всю ночь или даже дольше отпечатались в её сознании, как самые важные воспоминания. Ведь в человеческой памяти сохраняются не только моменты счастья или радости, но и страданий.

– Иными словами ты сделала вывод, что всё можно, если осторожно.

– Да, ведь именно этому нас учат с экранов телевизоров каждый день посредством фильмов и сериалов – «То, что не запрещено, разрешено». Только вот реальная жизнь – это не кино. Она жестока и у неё более изощрённый сценарий для каждого из нас.

– Да уж, – Лика провела рукой по лицу. – Того что ты мне рассказала хватит на такой экшен, а это ещё даже не конец истории.

– К сожалению. К моему величайшему сожалению, – веки Энн дрогнули, смахивая с глаз непрошенные слёзы.

На какое-то время в палате повисло необходимое двум девушкам молчание. Каждая обдумывала как построить диалог дальше. Говорить просто так, о какой-то ерунде не хотелось, тем более после того как ты почти буквально этой ночью прожил чью-то жизнь.

Анна пришла к выводу, что она с удовольствием бы помолчала или послушала Лику. Девушка раскрыла медсестре свою самую страшную тайну, но совсем ничего не знала о ней, кроме того, что она не принимала ухаживания Петра Алексеевича и готова была работать сверхурочно чтобы узнать историю Энн до конца. Так же она не отказалась бы просто поспать, девушка физически чувствовала, что отдых ей был необходим.

Лика же в свою очередь хотела вытянуть из пациентки как можно больше за один раз. В своей острой необходимости дойти до конца истории она начинала напоминать Анну. Той тоже с каждым её погружением в чужую жизнь требовалось всё больше и больше событий, эмоций, чувств. Это словно наркотик, попробовав один раз тебе непременно нужно каждый раз увеличивать дозу. Любимову начало трясти от предвкушения, и она первой нарушила тишину:

– Послушай Анна, то есть я хочу сказать Энн, – медсестра быстро исправилась, вспомнив о начале исповеди пациентки и о том, как та предпочитает, чтобы к ней обращались. – У меня ещё есть время до начала утреннего обхода, – она бросила взгляд на наручные часы желая убедиться в правильности своих слов, – да так и есть, у меня в запасе целых пол часа. Может ты расскажешь мне что-нибудь ещё?

«Под что-нибудь ещё» Лика конечно же подразумевала истории о кощунственном поведении Энн. Это заставило её ужаснуться и в очередной раз осознать, как же привлекательны пороки для людей. Они словно невидимый магнит, так и манят познать аморальное и противоестественное, словно открывая в душе людей потайную дверцу и выпуская наружу демонов, дремавших за ней в ожидании свободы. Вот тебе и история «Алисы в стране чудес» перенесённая в реальные декорации. Мелькнуло в голове Анны, и кое-что ещё, то что заставило девушку нахмуриться – интерес Лики больше не был праздным любопытством.

– Мне кажется или ты как-то слишком сильно прониклась этой историей?

– А как иначе? – от удивления красивые бровки Лики поползли вверх. – Такое не каждый день услышишь! Твоя история – это что-то из разряда фантастики!

– Я надеюсь ты не собираешься стать новой героиней этих приключений?

Медсестра замялась, но очень быстро взяла себя в руки и фальшиво рассмеявшись ответила:

– Что ты?! Ну конечно же нет! – заметив, что пациентка не повелась на её манипуляции Любимова пустилась разыгрывать спектакль дальше. – Господи Энн что за подозрения вообще такие? К тому же я, если ты ещё помнишь работаю медсестрой в этой клинике, а не в крематории. У меня нет доступа к праху, как был у тебя. Единственные остатки жизнедеятельности, что есть у меня под рукой это анализы. Да и умирают у нас тут не часто. Единственный случай за последние три года, это вчера днём умер дедушка восьмидесяти лет. Не думаешь же ты что я стану обливаться его мочой, которую он успел сдать в лабораторию до своей смерти или чего доброго буду пить её?

– Очень надеюсь, что нет, – красочный рассказ Лики Анну нисколько не смутил и не убедил. Люди и на большее способны пойти, нужно только знать ради чего всё это. Цена, у всего есть своя цена. – Я рассказываю это тебе не для того, чтобы ты пошла по моим стопам, а для того чтобы ты не повторила моих ошибок. И не только в этом, но и во всём остальном.

– Ты слишком подозрительна! – не поведя бровью воскликнула Лика. – Я просто хотела ещё послушать про твою жизнь, тебе не обязательно рассказывать про прах.

– Про мою жизнь?.. Ну что же…

… Через две недели после выписки Анны из больницы Роберт пригласил её за город. Лето подходило к концу и юноше нужно было уезжать, впереди ждал новый учебный год. Для Энн этот год должен был быть полным тягот и забот, необходимо было не только работать, но и готовиться к поступлению на следующий год. Девушка притащила целую кипу книг из библиотеки, но учиться на самом деле она не собиралась. Книги нужны были ей для отвода глаз, чтобы родители думали, что всё идёт так как нужно. Некогда грандиозные мечты и стремления Анны испарились, как дым в ветреную погоду, всё что имело значение для неё сейчас это остатки человеческой жизни.

Родители долго упирались, но всё же позволили Анне поехать на прощальную студенческую вечеринку, подумав, что это может стать для дочери неплохим стимулом. Она послушает истории тех, кто поступил и будет прилежнее учиться. К тому же Роберт обещал привести её вечером домой, о ночёвке на даче у семейства Граф, да ещё и в компании пьяной молодёжи речи и быть не могло. Хоть Роберт и врал так натурально, что их сбор за городом носит безалкогольный характер ему всё равно никто не поверил. Потому что компания молодых людей за городом без надзора взрослых и отсутствие алкоголя вещи не сопоставимые.

Прихорашиваясь перед зеркалом в ожидании, когда за ней заедет друг, Анна обнаружила седую прядь в волосах. Странно, откуда она могла появиться? Ведь предпосылок к этому у девушки не было никаких. Наследственность была отменной – все предки, как один начали седеть уже к пятидесяти, особо сильно она никогда не нервничала, хорошо питалась и принимала витамины, экология у них в городке была прекрасной. «Может показалось? – с надеждой подумала Энн подхватил пальцами волосок. – Нет не показалось…» Резко дёрнув она вырвала нарушителя своего спокойствия.

Но молодые девушки устроены не так просто, избавившись от того, что их удручает они не забывают об этом. Придвинув лицо ближе к зеркалу Анна начала пристально рассматривать себя и тут же нашла ещё недочёты: взгляд казался каким-то потухшим, а цвет лица недостаточно здоровый, но это скорее были последствия недавно перенесённой ею болезни. По крайней мере она так себя успокоила. Когда же приехал Роберт это и вовсе потеряло значение, на время, но всё же.

Эгоизм Энн был таким огромным и всеобъемлющим, что она никогда не задумывалась почему Роберт брал её на все вечеринки для взрослых. Между ними было три года разницы и в юном возрасте это довольно прилично. Ему восемнадцать, а ей пятнадцать. Ему нужны отношения во всей своей многогранности, а она только-только ступает на этот путь.

Оказавшись на даче, она впервые задумалась об этом. Все приятели Роберта были с подругами, а он был с ней. Почему? Не смог найти себе девушку? Её друг конечно был далёк от звания «плохого парня» которое так нравилось большинству девчонок и Энн в том числе, но разве это причина? Посмотрев на друга под другим углом Энн сделала вывод – он обычный. Да, вот в чём дело! Девушки ждут обаятельного мерзавца или принца с голливудской улыбкой, а он не такой. Ей даже стало жаль Роберта. Не скоро похоже он найдёт себе подругу сердца. Анне и дальше придётся выручать друга и сопровождать его. О том, что в большинстве случаев она сама напрашивалась пойти с ним девушка предусмотрительно предпочла забыть.

Посиделки за городом, это всегда что-то волшебное. Прекрасные пейзажи вокруг, запах цветущих трав и мяса, приготовленного на костре, весёлый гомон голосов разносящийся по воде и её освежающая прохлада, а главное ощущение простора и полной свободы. Всё здесь пышет любовью и счастьем. Умиротворением и покоем. Единением душ и сердец.

Они расположились на берегу речки и пока остальные собирали дрова, разводили костёр, накрывали на стол и жарили мясо Анна, усевшись на небольшом пирсе свесив ноги болтала ими в воде. Конечно, наверное, это было не очень вежливо отлынивать от работы, когда все остальные были заняты, но ей было наплевать. Она и так делает большое дело – выручает Роберта. Так ему пришлось бы поехать в этот «Ноев ковчег на природе» одному и наблюдать весь день за обнимающимися парочками, а так у него есть она. Раздумывая о своей великой жертве Энн и не заметила, как к ней подошёл тот, кого она якобы выручала.

– Чудный сегодня денёк, – парень сел рядом. – Можно было бы покататься на лодке, да жаль она у деда совсем прохудилась.

– Тут есть лодка? – удивлённо спросила девушка.

– Да, вон там, – Роберт указал в сторону берега слева от них, приглядевшись Энн действительно смогла рассмотреть погруженную почти под самый борт в воду лодку.

– Почему Генрих Францевич её не починит?

– Не хочет, – поймав на себе недоверчивый взгляд юноша пояснил: – Это единственный ответ, что я смог получить от деда. Ты же его знаешь, если он не хочет что-то объяснять никакая сила его не заставит. Таков уж характер.

– Да, дед у тебя кремень. А чего тогда не выбросит её?

– Местные девицы попросили. В этой деревеньке совсем нет никаких развлечений. Только клуб старый и танцы в нём раз в неделю.

– Ну и что? Затонувшая лодка то им зачем?

– Чтобы на будущее гадать.

– Это как? – девушка не на шутку оживилась, и парень понял, что совершил ошибку вообще заговорив об этом. Он же прекрасно знал легковерную натуру Анны. Ничем хорошим это не кончится.

– Энн, это всё глупости и выдумки деревенских жителей, – он предпринял последнюю попытку себя спасти. – Да и вообще не стоит относиться к этому серьёзно, местные дурачатся просто так!

– Расскажи! – требовательно произнесла она.

И он сдался. А что ещё ему оставалось? Сказал – «А», говори – «Б».

– Они ложатся в ложку, закрывают глаза и ждут видения или знака, – парень рассказал всё в свойственной ему трезвой манере, изложив факты происходящего без всякой там романтизации происходящего, но даже это не отрезвило Анну.

– Ой, я тоже хочу попробовать!

– Ты же это сейчас не серьёзно?

– Не будь занудой!

– Я не зануда, а реалист! А все эти гадания чушь собачья! К тому же они ложатся одетыми, а у тебя нет с собой сменной одежды! Будешь мокрая ходить! – всё это не возымело результата, показав язык Энн отправилась в сторону левого берега. Зашла наплевав на всё в воду, приблизилась к лодке, занесла ногу чтобы перелезть через её борт и тут Роберт произнёс то, что поколебало её уверенность: – Смотри на краба жопой не сядь! – будь в более хорошем настроении он бы употребил слово «попа», но эта перепалка, возникшая на ровном месте и то, что из-за легкомыслия Анны ему придётся выслушивать нотации от её родителей взбесила его. Она поехала под его ответственность, ему и отвечать за её бездумные поступки. Остановить же её силой он не имеет никакого права. И даже при этом раскладе, если бы он пошёл на это проповедь от отца Энн ему всё равно пришлось бы выслушать, но уже на тему: «Как ты посмел её удерживать силой!»

– Тут есть крабы? – пугливо вглядываясь в воду спросила девушка.

– Есть, – буркнул он.

То что произошло дальше просто выбило почву из под ног парня. Анна громко, совсем как ребёнок расплакалась. Если бы он только знал тогда, что грош цена этим слезам, девушка просто им умело манипулировала. Вмиг оказавшись в воде рядом с ней, он взволнованно спросил:

– Что случилось? На осколок бутылки наступила? Местные совсем как свиньи иногда себя ведут! – он засуетился.

– Нет, не на осколок, – продолжая скулить ответила девушка.

– Что тогда?

– Я хочу погадать, но боюсь краба! – она заморгав посмотрела на него смахивая слёзы. – Ты уже все равно зашёл в воду, может ты мне поможешь?

Пелена спала с его глаз пробуждая злость, которая быстро уступила место усталости. Он не смог уследить за Анной, как обещал, её родителям. Не смог распознать её игру. И он уже стоит по колено в воде. Какой смыл начинать бесконечный спор с Энн? Тяжело вздохнув Роберт спросил:

– Как?

– Что как?

– Как я могу тебе помочь? Надеюсь ты не хочешь, чтобы я выловил всех крабов в реке!

– А-а-а-а-а-а! – завизжав она бросилась ему на шею. Тогда он ещё не знал, как часто Анна, получив то, что хочет будет баловать его этим проявлением нежности. – Я знала, что ты не такой правильный зануда каким хочешь казаться!

– Тебе лучше сказать чего ты от меня хочешь пока я не передумал!

– Ты не мог бы лечь в лодку? А я легла бы сверху, на тебя…

– … чтобы в случае чего краб цапнул меня, – закончил он за неё.

– Ну как бы… получается… что да.

– Ладно, что с тобой делать!..

Переступив через борт лодки Роберт подал руку Анне, помогая залезть вслед за ним. Затем приняв положение лёжа, он погрузился в воду внутри неё чуть больше чем на половину своего тела. Энн тут же устроилась на нём мечтательно, в предвкушении прикрыв глаза. Парень не верил во всю эту чушь, но не смог удержаться от того, чтобы не закрыть глаза вслед за ней. От близости дорогой ему девушки и той нежности, что он испытывал в этот момент, обнимая её. Пусть причиной этому и были дурацкие предрассудки Анны. Пусть он сейчас и находился в прохладной воде. Пусть после этого ему и предстоит выслушать о себе много нелицеприятного. Пусть даже весь мир рухнет! Плевать, сейчас важным был лишь этот момент – девушка которую он безумно любит в его объятьях.

Он не надеялся ни на какие откровения, на неё же они так и не снизошли. Замерзнув и потеряв всякую надежду увидеть что-либо Анна открыла глаза, то что предстало её взору удивило девушку. Они с Робертом были окружены цветами, нежные розовые бутоны были и в лодке, и за её бортами. Слегка привстав она увидела точно такие же розовые островки и дальше, их несло по течению. Девушки на том берегу гадали на любовь…

Глава 7

Впервые в жизни он не мог воздействовать на собственное сознание и мысли, удерживаемые им всё это время на короткой цепи, а они просто не могли этим не воспользоваться и не разбежаться в разные стороны, как спугнутые диким зверем травоядные. Вырвавшись из бетонного ящика забвения, они рвали душу Роберта в клочья, уничтожая то единственное, что ещё было цело и не отравлено ядом этой жизни, который он хлебнул сполна.

С силой тряхнув головой он постарался сосредоточиться на действительности, на том где он был и что делал, здесь и сейчас. Но не вышло. Не прошло и минуты, как он снова был в тёмном грязном переулке где к запаху вечной сырости примешивался стойкий шлейф человеческих испражнений. Роберт до сих пор не мог понять, что могла там делать Энн. Его Анна – легкомысленная в своей непосредственности и в тоже время возвышенная собственным мечтами и иллюзиями.

За последние три месяца он летел в свой родной город уже и не счесть который раз. Но несмотря на это Граф ещё ни разу не навестил Анну. Сразу по прилёту он закрывался в номере гостиницы, что снимал, – о том, чтобы переночевать до утреннего вылета дома и речи быть не могло, – и завалившись на кровать, укрывшись с головой пытался заснуть.

Страх.

Эта самая сильная из всех человеческих эмоций удерживала его в номере, что он снял. Но не перед реальностью, её он нисколько не страшился. Роберт боялся быть снова непонятым, ненужным и отвергнутым той, что могла заставить его сердце перестать биться одним лишь только взглядом. Ни чувства, ни желания Графа несколько не поколеблись за всё это время, даже после того, как он увидел её такой. Надломленной, беспомощной, покрывшей раньше срока волосы серебром, а лицо бороздами морщин. Да, он видел, что сотворила с ней жизнь, ведь это именно он нашёл её в месте обитания рванья и человеческих отходов. Он спас её и одновременно обрёк на эту продолжающуюся уже три месяца агонию, но она никогда не узнает об этом. Роберт никогда не расскажет ей об этом и проследит чтобы никто другой не рассказал.

Печальный налёт старости словно въевшаяся и трудно выводимая ржавчина, когда сколько не три всё равно не добьёшься идеального блеска. Но для него, Анна осталась всё столь же любима и желанна, что лишний раз подтверждало догадку, возникшую в его голове давно – это навсегда.

Он хотел дать ей время подготовиться к их встрече, хоть и понимал, что это опасно. Никто точно не знал сколько его ещё в распоряжении Энн. Он готов был рискнуть ради её душевного спокойствия и внутреннего комфорта, чувства Роберта не в счёт, но дед в очередной раз всё испортил, бесцеремонно вторгся на его территорию, в его жизнь как будто имел на это хоть какое-то право. То, что Генрих Францевич внёс беспокойство и лишний дисбаланс и в без того покорёженную жизнь Анны он не сомневался. Этот старый фриц всегда был против увлечённости внука этой вертихвосткой, как не только за глаза, но и в глаза называл Анну самый старый из семейства Граф. Именно поэтому после крупной ссоры Роберта и Энн он без лишних вопросов и обнажения клыков в хищной улыбке согласился посодействовать внуку в его стремлении начать летать. Хотя Роберт не сомневался в том, как же он в этот момент ликовал в душе! Когда его категоричный и никогда не принимающий помощь, презирающий блат внук, переступая через собственные принципы, через самого себя попросил замолвить за него словечко.

Уже через неделю Роберту позвонили и сообщили, что его ждёт место помощника пилота. В первую секунду он даже разочаровался, парень искренне надеялся, что у всемогущего деда ничего не выйдет. Вспыхнувшие во время ссоры с любимой эмоции поутихли и всё уже не казалось таким не поправимым, как в первые часы. Размолвка перестала казаться концом света. Ох, уж этот юношеский максимализм! Но потом он решил, что возможно это даже к лучшему. Хоть и считал, что нужно быть идиотом, ну или слишком падким на деньги, чтобы позволить только что окончившему обучение юнцу вести самолёт, к счастью ему этого и не позволили, он был вторым пилотом, что тоже откровенно говоря было рискованно.

– Роберт! Роберт! – знакомый голос в наушниках позвал его. – Вернись пожалуйста из своих грёз. Мне нужно не только твоё физическое присутствие, но и мысленное. Мы скоро приземляемся.

Главный пилот, имени, которого он не потрудился запомнить, хоть и летал с ним уже не один десяток раз пытался его дозваться. Кажется, уход от реальности был продолжительнее, чем он сам мог предположить.

– Я в них и не прибывал, – тряхнув головой соврал Роберт, избавляясь от одного воспоминания и сразу же попадая в липкую паутину другого.

Вытерев вспотевшие от волнения ладони об плотную ткань джинсов, он постучался. Короткое «войдите!» послышалось из кабинета начальника аэропорта. Сделав последние вдох-выдох толкнув дверь Роберт вошёл внутрь. Перед его взором тут же возник большой светлый кабинет стены которого были украшены дипломами и сертификатами, благодарственными письмами. Во главе этой лётной аллеи славы, за тяжёлым дубовым столом сидел хозяин помещения, высокий сухой мужчина возраст которого было очень сложно определить сходу. Ему могло быть как пятьдесят, так и семьдесят лет. Тёмно карие глаза выглядывали из-под нависших широких бровей и были внимательны и неприветливы. Жидкие, некогда чёрные волосы были нелепо зализаны на бок, в попытке скрыть лысину, зрелище было жалким и отталкивающим. Протолкнув огромный ком в горле молодой Граф заговорил первым:

– С вами должны были поговорить обо мне я от…

– …от него, – не позволив Роберту договорить недоброжелательно закончил за него фразу хозяин кабинета. – Да. Твой вопрос улажен. Ты можешь приступать к работе хоть завтра, будешь вторым пилотом.

Сердце сделало в груди кульбит и, если бы не это презрительное «от него» Роберт, наверное, даже сейчас радовался бы, но эта мелкая деталь всё портила. Старые приятели не говорят друг о друге используя такие слова, они употребляю имя, фамилию или глупое прозвище данное в юности, в крайнем случае словосочетание «твой дед». Человек сидящий в кресле напротив Роберта и даже не предложивший ему сесть не был товарищем его деда, как он подумал изначально, но и не деньги помогли заполучить ему место второго пилота. Всё говорило об этом: желание избавиться от него поскорее, недобрый взгляд, крепко сжатая челюсть. Так как же тогда деду удалось так его пристроить? Шантаж? Мог он пойти на это? Мог! Ещё как мог!

Небрежно махнув головой толи прощаясь, толи давая понять, что он всё понял молодой Граф вылетел из кабинета намереваясь тут же отправиться открывать этот ящик Пандоры. Он чувствовал кожей, что не сможет работать, там не зная какая цена за этим стоит. К его удивлению дед не стал упираться и как показалось Роберту даже с удовольствием открыл перед ним дверь шкафа, в котором прятал уйму скелетов.

– Он это сделал потому что чувствовал за собой должок. Не больше не меньше, – равнодушно произнёс пожилой мужчина. – Я предлогал ему деньги, но на нет и суда нет.

– А почему он чувствовал себя должным тебе? – Роберт уловил уловку деда с деньгами и продолжил задавать правильные вопросы.

– Из-за твоей бабки.

– Бабушки Эльзы?

– Эльза… – медленно протянул Генрих Францевич словно не расслышав вопрос внука, – как много в имени твоём.

– Согласен. Красивое имя.

– Красивое? По-моему, слишком холодное, – мужчина бросил оценивающий взгляд на юношу. – Это тоже у тебя от меня – умение выбирать не тех женщин.

– Объяснишь или продолжишь говорить загадками?

– Да какие уж тут загадки. Твоя бабка бросила меня с твоей мамой, когда та была ещё совсем кроха и ушла к своему любовнику, этому самому начальнику аэропорта, раньше он конечно был простым пилотом…

– Подожди, – у Роберта не укладывалось в голове то, что он слышал. – Ты же говорил, что бабушка умерла!

– Так и было. Для меня она умерла в тот самый миг, когда променяла семью на него.

«Опять это «него». Только теперь с приставкой «на»».

– И ты ничего не…

– Я отпустил её, – дед грустно ухмыльнулся. – Вот он и маялся все эти годы, считая, что должен мне.

– Но почему? – в глазах внука горело непонимание и старый Граф хорошо знал его природу. Они были не только разного возраста, они росли и жили в разных социальных устоях.

– Понимаешь Роберт раньше мир был другим. В моей молодости не так-то просто было развестись, это было целое событие, скандал, катастрофа. Тех, кто разрушал ячейку общества вызывали на собрания, их отчитывали как малых детей и даже заставляли вернуться в семью. Твоя личная жизнь на самом деле не являлась таковой. Женщинам, разрушившим семью, приходилось сложнее, чем мужчинам. Вот я и взял весь удар на себя, подав на развод. В глазах общества я стал главным виновником, а твоя бабушка спокойно смогла заново отстроить своё светлое будущее, без косых взглядов и тыканья в неё пальцем.

– Вместо неё все тыкали в тебя! Шушукались за спиной! Осуждали! – гнев захлестнул молодое не искушённое предательством сердце.

– Поверь внучок тогда это было самой меньшей из моих проблем, – он стиснул плечо Роберта и потрепал его, успокаивая. – Не надо, не наполняй своё сердце ненавистью. Пусть оно останется чистым. Что было, то прошло.

После этого разговора Роберт впервые понял всю ту каменную, грубо обтёсанную жизнью натуру деда. Его деспотичность и чувство собственности, пустившие корни давно и так глубоко проросшие что их уже не выкорчевать, не повредив всё дерево. Он начал понимать и принимать его таким, по-настоящему. До того, момента как он покусился на самое для него святое – покой Анны.

Глава 8

Он влетел в палату словно камень брошенный хулиганом в окно и подобно ему разбил на мелкие осколки доверительный разговор двух девушек. Они явно шушукались о том, что ему знать не стоит и, наверное, Роберту нужно было постучать прежде чем войти. Конечно же ему стоило постучать. Но он не мог ждать ни одной лишней секунды, он и так слишком долго был в дали от неё. Пролетев по палате, как ураган он, схватив стул уселся на него возле кровати Энн. Его темные вихрастые волосы беспорядочно торчали во все стороны делая этого молодого статного мужчину похожим на мальчишку.

Подавшись вперёд он с жаром протянул руки к Анне, но так и не осмелившись взять её ладонь в свои просто положил их рядом. Это нисколько не обидело девушку, горящие искренностью и неподдельной заботой глаза Роберта выдали его с головой. Он не коснулся её не потому, что побрезговал, а потому что боялся случайно навредить. Они не виделись столько времени, она изменилась до неузнаваемости, а он всё так же испытывал трепет от их встреч. Немой диалог, что вели их глаза был красноречивее любых слов. Иногда слова просто не нужны. Он был счастлив оказаться с ней рядом, а она была рада, что он пришёл.

Единственным человеком, находящимся в недоумении, была Лика Любимова. Рассматривая мужчину в форме пилота, она никак не могла понять кто этот красавчик и почему Анна ей о нём ничего не рассказывала. Она не могла даже предположить, что это может быть тот самый Роберт. Её подсознание наградило его неказистой внешностью, угловатой фигурой, нечем не примечательным постным лицом, возможно даже обезображенным следами угрей и холодным как у покойника темпераментом. То есть сидящий сейчас на против Энн мужчина был полной его противоположностью. Засмотревшись на острые, словно высеченные скульптором скулы рыжая медсестра вспыхнула как черкнувшая об асфальт спичка, разгораясь изнутри неконтролируемым влечением, тем самым, первобытным и необъяснимым. Когда достаточно только одного взгляда, чтобы ощутить потребность в чём-то большем. Когда моральные принципы уходят на задний план уступая неутолённой жажде. Когда по твоим венам бежит чистое вожделение.

Воспользовавшись тем, что эти двое были так поглощены игрой в гляделки Лика незаметно, расстегнула пару верхних пуговиц на белом халате, привлекая внимание к тому, чем так милостиво одарила её природа. Анна и до своей болезни не могла похвастаться такими формами, сейчас же и вовсе не смогла бы конкурировать с этой рыжей обольстительницей.

– Анна тебе что-нибудь ещё нужно? – как бы между прочим спросила Лика привлекая внимание мужчины и девушки на себя. – Мне нужно идти уже делать обход.

Две пары глаз тут же оказались устремлены на медсестру, чей силуэт принял позу ленивого нетерпения. Первым отвел взгляд от Любимовой Роберт, мужчина толи действительно не заметил, толи не захотел замечать тех невербальных сигналов тела, что посылала в его сторону Лика. А вот всегда рассеянная и невнимательная Энн наоборот зацепилась взглядом за количество не достающих застёгнутых пуговиц на халате медсестры. Она горько усмехнулась про себя обнаружив такую метаморфозу. Кто бы мог подумать, что её жизнь, скучная и ничтожная по её же собственному мнению может стать для кого-то причиной вожделения и завести. Если ей кто-то сказал бы, что такая яркая красавица, как Любимова будет пытаться отвоевать у неё сердце Роберта, её удобного и отвергнутого Роберта то она рассмеялась бы ему в лицо. Роберта, который был всегда рядом, когда нужен и прогонялся прочь, как бродячая собака, когда нет. Но сейчас она ясно видела, как молодая, пышущая здоровьем и красотой девушка пытается отобрать у неё, жалкой дряхлой старухи последнее светлое пятно в жизни. Оказывается, её жизнь тоже может быть предметом зависти! Какая ирония!

– Ой, Лика прости, – Анна сделала вид, что ничего не заметила хоть в душе её и душила ревность. Она смогла усмирить её, терять последнего человека, хорошо относящегося к ней она не желала. – Я совсем забыла вас представить друг другу! Вот знакомься это Роберт, мой самый близкий человек – друг, товарищ и почти что брат! Роберт, а это Лика. Медсестра, без которой я бы тут уже зачахла.

Роберт слегка развернулся в сторону медсестры, подарив ей обворожительную улыбку он, протянув руку для рукопожатия произнёс:

– Очень приятно познакомиться. Спасибо вам Лика, что приглядываете за моей Энн.

– Роберт? – механически пожав протянутую руку, не совладав со своим удивлением переспросила Любимова. – Тот самый Роберт?

– Тот самый? – вздёрнув одну бровь с нотками шутливого сарказма в голосе поинтересовался мужчина. – Вы мне тут оказывается кости перемываете. Ты уже успела рассказать какой я неповторимый?

– Успела рассказать какой ты не выносимый! – Анна шутливо шлёпнула его по руке, которая осталась, как и прежде лежать рядом с её и он, потеряв остатки страха, опьянённый осознанием того, что любимая про него вспоминала тут же схватил её и наклонившись поцеловал в тыльную сторону ладони, а затем перевернув её наградил такой же лаской подушечку каждого пальца. – Мальчишка! Какой же ты ещё мальчишка! – она посмотрела на Лику. – Представляешь, когда-то он готов был на мне жениться!

Лика отлично это представляла, она даже помнила в какую из ночей Анна ей об этом рассказала.

– Я и сейчас готов, – это прозвучало как выстрел в тишине и было такой же правдой, как и то что, выстрелив в сердце можно убить. Говоря это, мужчина не врал, каждый находящийся в комнате почувствовал это кожей.

Воздух в палате сгущался, жар исходящий от Графа грозил испепелить своей страстью всех находящихся в ней. Настоящая любовь слепа и Роберт был явным тому подтверждением, он не видел того же, что видела Анна, смотрясь каждый день в зеркало или того, что отражалось в зрачках тех, кто на неё смотрел. У влюблённых своё зрение, для него она оставалась такой же прекрасной и юной, как и раньше, и навсегда останется. Тот, кто любим защищён, ему не страшны ни седина, ни морщины, ни сама старость. Смерть и та бессильна перед ними, она могла забрать их жизнь, но не любовь, испытываемую к ним. Даже после того, как она облачила человека в деревянный макинтош он оставался чьим-то смыслом жизни.

Красивое, бледное лицо Лики пошло красными пятнами, не каждый день она попадала в такую неловкую ситуацию. Да и самолюбие её было неприятно ущемлено. Впервые в её жизни мужчина предпочёл ей старуху.

Вы слышали когда-нибудь, чтобы мужчины брали в любовницы вместо молодух старушек? А в невесты или жёны? То-то же оно! Вот и Любимова не знала, что ей делать с таким открытием. Она же не была влюблена в Анну и не видела её глазами Роберта.

На помощь своей неудачливой сопернице пришла сама Энн. После того, что с ней произошло её характер смягчился и она многое переосмыслила в своей жизни. Девушка перевела тему:

– Роберт приходили родители, они хотят перевести меня в обычную больницу, но главврач не даёт разрешения ссылаясь на тебя, – она упорно прятала от него свои глаза. – Понимаешь они просто не потянут…

– Нет! – рявкнул он так грубо и грозно, что Анна вздрогнула, а Лика ещё и подпрыгнула от страха. От милого приветливого юноши не осталось и следа, сквозь внешний флёр безобидного и заботливого парня проступил деспотичный и не терпящий возражений мужчина. – Ты останешься здесь. В обычной больнице нет тех условий и специалистов, что есть здесь. Тебе нужен постоянный уход и внимание, которые там ты не дополучишь. Если нужно я ещё найму отдельно для тебя сиделку, которая будет находиться с тобой в палате двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, но о смене больницы и речи быть не может!

Понимая, что разговор приобретает агрессивное направление медсестра Любимова поспешила наконец-то вспомнить о своих непосредственных обязанностях и удалиться. А то Роберт решит, что она не очень обязательна выполняя свою работу, вон сколько она уже торчит в палате Анны вместо того, чтобы делать обход и заменит её на сиделку, и тогда она так и не узнает историю Энн до конца. Пусть мужчину ей заполучить не удалось, но она может завладеть тайной странной пациентки. В палате остались только Анна и Роберт.

– Не нужно принимать всё в штыки, – постаралась оправдать своих родителей девушка, хоть и знала, что они этого не заслуживают. – Просто папа не хочет чувствовать себя должным тебе. Он никогда не сможет расплатиться с тобой.

– Не хочет чувствовать себя должным, пусть не чувствует! – в его глазах расползалась горящая магма. Должно быть угли в аду так тлеют ожидая, когда их раздуют прежде чем поставить на них котёл с очередным грешником. Если бы Роберт по-прежнему не держал её ладонь в своих, нежно гладя большим пальцем Анна бы испугалась. – Ему не стоит думать о деньгах и тем, более он не должен вбивать мысли о них в твою голову! Я всё равно от него денег не возьму.

Девушка лишний раз отметила про себя сходство молодого Графа с его дедом. И как только она не замечала этого раньше? Он словно его продолжение, ветка, выросшая из ствола. Точно такой же, но в тоже время другой. Он не был китайской подделкой оригинала. Нет. Он был новой, более усовершенствованной моделью.

– Хорошо, – сдалась она и испытала при этом такое облегчение, в котором не посмела бы признаться даже самой себе. – Но имей в виду теперь ты будешь не нравиться моему отцу ещё больше.

– Хорошо, что мне на это абсолютно наплевать!

– Давно?

– Всегда. Единственное мнение что меня волновало и волнует – твоё. На остальных мне наплевать.

– Как же ты похож на своего деда, – не удержалась от сравнения вслух девушка.

Впервые за своё посещение Роберт разжал руки и отпустил её ладонь. Откинувшись на спинку стула, он закусил нижнюю губу и пожевал её. Взгляд его при этом был колючим и виноватым.

– Кстати о нём я тоже хотел с тобой поговорить. Ты прости меня за то, что он приходил сюда и тем более за то, что говорил…

Сердце Анны, что только-только оттаяло и начало верить в лучшее предательски дрогнуло, пропуская удар за ударом. Неужели она ошиблась? Заставила себя поверить после разговора с Генрихом Францевичем в то чего давно нет? Неужели любовь, что она рассмотрела в его глазах была плодом её воображения и она спутала её с жалостью? Теперь она понимала, как должно было быть больно Роберту принимая один отказ за другим. Равнодушие за пылкость. Усилием воли она заставила себя слушать то, что продолжал говорить мужчина:

– … ты же знаешь какой он у меня! Снежный человек, не иначе. Да он о деликатности и не слышал никогда! Так что, если он тебе нагрубил ты просто не обращай на это внимание. Я обещаю, я поговорю с ним, сегодня же! Он больше не побеспокоит тебя.

Понимая, что Роберт говорит совсем о другом она сделала такой громкий вздох, что тот подскочил к ней и рухнув на колени у её постели обеспокоенно заговорил:

– Энн тебе плохо? Трудно дышать? Подожди я позову врача! – он поднялся на ноги намереваясь исполнить то о чём сказал, но девушка, поймав его за руку удержала.

– Успокойся. Со мной всё хорошо.

Мужчина обессиленно рухнул обратно на стул. Страх за Анну вытягивал из него все силы. Как же он устал постоянно бояться за неё. Каждый час, минуту, секунду. Роберт был морально истощён, но виртуозно скрывал это от девушки. Ей не стоило знать этого, для её же блага.

– Не ругайся с дедом из-за меня. Он был таким милым, когда приходил. Фруктов мне принёс…

– Милым? – перебил её он. – Ты сейчас вообще уверена, что о моём дедушке говоришь?

– Уверена, Роберт. Уверена, – на её губах появилась счастливая улыбка. – Он был первым за последнее время человеком общение, с которым доставило мне удовольствие. А ещё он почистил мне банан! – это прозвучало очень несерьёзно, и они оба засмеялись.

– Знал бы раньше, что для того чтобы тебе понравиться нужно приносить и чистить тебе бананы, каждый день с ними приходил бы, – мужчина хитро сверкнул глазами. – А о чём вы говорили?

– А-а-а, хитренький! Не скажу. Это секрет!

– Значит у тебя есть от меня секреты? – он постарался сделать обиженное лицо и Энн снова не удержалась и расхохоталась.

– Как и у тебя от меня!

– Что-то я такого не припомню.

– Ну-у, ты же так мне и не ответил на вопрос был у твоих предков графский титул или нет!

– Не ответил, – соглашаясь махнул он головой. – Дураком был.

– Почему?

– Потому что боялся, что ты примешь моё предложение только из-за того, что мои предки были аристократами. Как будто это имеет какое-то значение сейчас. Как-будто это вообще имеет какое-то значение.

– А что тогда имеет значение?

– Только то, что, если бы я ответил тебе мы давно были бы счастливо женаты. И плевать, что послужило бы тому причиной, – в его глазах появилось что-то чего Энн не могла объяснить. – Я столько времени потерял.

– Значит ты всё-таки не только по фамилии граф?

– Нет, – он усмехнулся. – Мои предки были баронами. Так что формально я барон.

– Барон! – она произнесла это так кичливо и важно, что Роберт даже не смог обидеться на Анну за её насмешку. – Я всегда мечтала быть баронессой!

Оставшееся время они провели за непринуждённой болтовнёй. Анна изображала из себя аристократку, и они много смеялись. Потом Роберт рассказывал ей о своей работе вторым пилотом. Продолжалось это до тех пор, пока девушка, утомившись от их общения не заснула под его монотонное бурчание. Бесшумно, боясь потревожить её покой он ушёл.

Проснулась Энн только глубокой ночью. В палате стояла мёртвая тишина, а через окно к её кровати струился тёплый лимонный свет луны. Полнолуние. Время чудес и мистики. Невероятно, но с ней этой ночью тоже случилось чудо. Или это была всё же мистика? Не важно. Главное, что она проснулась, чувствуя себя на десять лет моложе и то, что теперь на её безымянном пальце красовалось колечко с александритом.

Глава 9

Он никогда не хотел быть сталкером, более того, как человек с высшим медицинским образованием, пусть и не психиатрической специализацией он прекрасно понимал, что это ни что иное, как расстройство личности. Но разве Гнедой мог поступить иначе увидев, как его зеленоглазая любовь вышла из палаты своей пациентки в столь откровенно вызывающем виде? Нет, у него просто не хватит на это ни сил и ни мужества. Он не сможет спокойно взирать на то, как его Лика пытается соблазнить другого мужчину. Несомненно, молодого и привлекательного внешне.

Проследовав за ней неуловимой тенью до процедурного кабинета Пётр Алексеевич подглядывал за действиями медсестры через не плотно закрытую дверь. Вот его рыжеволосая чертовка, смочив ладони под струей холодной воды поднесла их к горящим щекам, румянец на которых пошёл неровными пятнами толи от смущения, толи от возбуждения. Бросив взгляд на саму себя в зеркало, она поправила свои волнистые, торчащие в разные стороны замысловатой спиралью волосы, словно змеи у медузы Горгоны и принялась тут же, не отрывая взгляда от своего отражения застёгивать злополучные три пуговицы на халате. Те самые, что выставляли её порочную красоту на показ. Те самые, что заставили Гнедого забыть о всех принципах и доводах рассудка, подталкивая его к дальнейшим действиям. Он знал, что сделает дальше. Знал и ненавидел себя за эту слабость.

С Ликой всё было ясно, она увлеклась другим мужчиной. Разговаривать с ней на эту тему было бессмысленно, да и что он ей скажет? Она ничего ему не обещала, наоборот при каждой возможности девушка сразу прямо отвергала ухаживания незадачливого ухажёра. Так какое право он вообще имеет вмешиваться в её жизнь? С первого взгляда – никакого, но всё же, если задуматься оно у него было. Это было право влюблённого мужчины.

От процедурного кабинета до палаты странной пациентки Пётр Алексеевич проделал путь так же незаметно. Облокотившись на стену, опустив голову вниз разглядывая носки своих ботинок мужчина стал ждать. Со стороны он походил на провинившегося школьника, что ждёт под дверью директора школы, когда его позовут. Чувствовал себя Гнедой при этом так же неважно. Минута сменялась минутой и ему уже начало казаться, что всё напрасно. Наверное, этот неизвестный соперник уже ушёл, воспользовался тем, что он пошёл следить за Ликой, но нет. Заветная дверь наконец-то распахнулась, выпуская в коридор статную фигуру в форме лётчика. Все внутренности Петра при виде этого мужчины сначала скрутились тугим узлом, а потом распустились стоило ему разглядеть знакомый профиль. Это был Роберт, сомнений быть не могло, конечно он очень изменился за столь короткий срок, стал старше и приобрёл черты мужской, а не юношеской красоты, но не настолько чтобы его нельзя было бы узнать.

Не глядя по сторонам, не задерживаясь и самое главное, совсем не заметив Гнедого и его горящего ревностью взгляда Роберт двинулся прямиком в сторону выхода. Сегодня в стенах этого заведения он не искал больше встреч.

– Сибари́т! – громогласно донеслось ему в спину, и Роберт не удержался и по привычке, как в школе закатил глаза прежде, чем обернуться. Это слово долгие годы было его проклятьем, ярлыком, навешанным на юношу из-за влиятельного деда.

– Некоторые вещи не меняются никогда, верно? – он выдавил из себя вежливую улыбку, как того требовало его воспитание и этикет. – Здравствуй, Петя.

– Здравствуй, Роберт. Пришёл кого-то проведать?

– Да, но ты ведь меня тут поджидал не для того чтобы это спросить, – щёки Гнедого вспыхнули гневом, и мужчина понял, что попал точно в цель озвучив свою догадку. Роберт наградил своего собеседника ещё одной улыбкой, но на этот раз искренней, с нескрываемым ехидством. – У тебя ко мне какое-то дело?

Вообще Пётр был отличным парнем, Роберт всегда так считал. Даже тогда, когда всё говорило не в пользу Гнедого. На пару лет старше Графа, из приличной и по-своему довольно обеспеченной семьи потомственных врачей. Добродушный, наивный, но с когнитивным диссонансом в голове. Готовый отстаивать правду, но не знавший точно, как эта самая правда выглядит, ведомый. Попав в компанию тех, кто гнездился на затворках цивилизации, уж в умственном развитии так точно, часто оступался и делал то, что сам по себе он никогда не сделал бы. Граф всегда закрывал на это глаза, даже когда он сам стал предметом нападок тех, кому по их собственному мнению повезло в жизни меньше, чем ему. Тогда-то и появилось при обращении к нему вместо имени короткое, но такое ёмкое «Сибари́т».

Была у лояльности Роберта и ещё одна причина, он как никто другой понимал какое давление Петру приходится испытывать каждый день со стороны семьи. Единственное будущее, которое ему прочили, впрочем, как и Роберту, это продолжение семейного дела. Родившись в династии врачей у тебя почти не остаётся шансов стать дипломатом. И если молодой Граф отличался жёстким, упрямым и свободолюбивым характером, то Гнедому приходилось туго, он был мягким и покладистым человеком. На алтарь семейного спокойствия Пётр положил все свои стремления и мечты, но самое главное –талант. Тот самый, один единственный, дающийся человеку неведомой силой свыше.

Лучше всего в этой жизни у юного Пети получалось играть в регби. Этот не популярный и совершенно чужой вид спорта для нашей страны в жизнь провинциального городка привнёс дед Роберта, Генрих Францевич. Будучи человеком сложным, неординарным и хорошо физически развитым он просто обожал силовые виды спорта. Своей страстью к ним он решил поделиться с земляками. В глубине души Роберт подозревал, что если у деда было бы диссациотивное расстройство личности, то он точно был бы садистом! Невероятно, но этот грубый вид спорта понравился многим из молодёжи, стоит ли удивляться это был отличный способ выплеснуть неконтролируемые вспышки агрессии и гнева свойственные пубертатному периоду у юношей. Роберт тоже не стал исключением. Яблоко не далеко укатилось от яблони.

Граф хорошо играл, даже очень хорошо, но до Гнедого ему было далеко. Комплекция его фигуры была более скромной для этого вида спорта, нежели у соперника. Выходя на поле Петя словно становился другим человеком, цельным и уверенным в своём превосходстве. Стоило ему набирая скорость бежать, как все сжимались в страхе и лишь воля удерживала их на местах. Роберт мог поклясться, что чувствовал, как содрогается и вибрирует земля под ногами Гнедого. Это была его стихия, его поле, его игра.

Роберт всегда считал Петра отличным парнем, уж точно до того случая. Когда ослеплённый любовью и отвергнутый Гнедой превратил поле для игр в поле для боя, не предупредив при этом своего более удачливого соперника. Ревность худшее из чувств толкающая нас на мерзкие, постыдные, не достойные нас самих поступки. В тот день ревность, не имевшая под собой никаких оснований, подтолкнула Петра сломать ногу Роберту. Это был неконтролируемый глупый порыв, о котором он тут же искренне и горячо пожалел, но дело было сделано. Время нельзя отмотать назад. Роберт видел раскаянье Гнедого и простил его, но не до конца, осадок что возникает в нашей душе против воли, некое пренебрежение осталось с ним до сих пор. Именно этот маленький червячок и заставлял Графа вести себя вызывающе и нагло.

– Да, – коротко ответил Пётр Алексеевич и в его глазах мелькнул опасный и хорошо знакомый Роберту огонёк.

– Опять беспричинно сломаешь мне что-нибудь или для разнообразия сначала поговорим?

– Я думаю в этот раз для начала поговорим. У меня смена заканчивается через пять минут, подожди меня. Здесь недалеко бар, выпьем и поговорим заодно.

– Хорошо, – он согласился так легко и непринуждённо, как будто они были старыми друзьями. Но всё же в голове его возникла мысль на сколько это хорошая идея – пить с плохо контролирующим свои эмоции будучи влюблённым, но трезвым Гнедым, не говоря уже под действием алкоголя, но Роберт быстро отмахнулся от этих размышлений. Любопытство, съедающее его изнутри где на этот раз он перешёл дорогу Петру было сильнее даже инстинкта сохранения.

Гнедой привёл Роберта в обычный спорт бар, он был здесь впервые, раньше на этом месте было интернет кафе. Изменился не только он, Энн и Пётр. Даже его родной город менялся. Как же мало он замечал вокруг себя последние два года.

Они устроились в самом конце заведения, в тёмном слабо освещаемом углу откуда обзор матча на большом экране был плохо виден. Но ведь они пришли сюда не для того чтобы смотреть хоккейный матч, верно? В их случае чем меньше отвлекающих факторов, тем лучше. Подошла официантка и Гнедой заказал виски, Роберт ограничился кружкой чёрного кофе без сахара.

– Может хотя бы каплю коньячку попросишь добавить? – пытаясь настроить беседу на нужную волну поинтересовался Пётр.

– Нет, – Граф отрицательно махнул головой, у меня утром рейс я хочу быть в максимально трезвом состоянии.

– От десяти грамм коньяка ничего не будет.

– Нет. Не в моих правилах рисковать жизнями других людей.

– Ну как хочешь.

Разговор явно не шёл. Встретив такое отчаянное сопротивление Гнедой надувшись, как подросток замолчал. Стоящую за их столиком тишину разбавлял голос комментатора матча и звук глотков, Петя поглощал янтарную жидкость из своего стакана. «Вот и его детская непосредственность во всей красе». Некоторым удаётся сохранить в себе что-то от ребёнка навсегда. Роберт по-доброму позавидовал мужчине, сидящему напротив, у него от ребёнка ничего не осталось. По крайней мере он искренне так считал. Разве, что рядом с Анной он чувствовал себя совсем ещё зелёным юнцом. Проявив великодушие к сему великовозрастному детине, он помог ему выйти на разговор.

– Ну и кто она?

– Кто – кто она? – за стеной обиды не сразу сообразил Пётр Алексеевич.

– Женщина из-за которой ты меня чуть не вызвал на дуэль.

– Лика, – коротко бросил он насупившись.

Похоже алкоголь притуплял все реакции в его организме. «Интересное стечение обстоятельств».

– Лика… Лика… Лика… – Роберт пытался вспомнить о ком шла речь, радость от встречи с Энн вытолкнула из его головы все остальные события. – А! – воскликнул он. – Это рыжая медсестра? И что с ней?

– Ты дурака то из себя не строй! – буркнул мужчина, громко ставя стакан на стол, остатки жидкости подлетели вверх и его капли полетели во все стороны: пролились на стол, рубашку Петра и форму Роберта. Что-то даже попало на пол. – Я видел, как она выходила из палаты Вишневской сверкая сооружённым наспех декольте! Каким огнём горели её глаза! И угадай, кто помимо больной там находился в это же самое время?

Поставив локоть на стол Роберт, подперев свой подбородок и слегка поддавшись вперёд стал изучать лицо Гнедого с наглой ироничной улыбкой. Когда терпение Петра лопнуло, и он уже собирался дать в лоб Графу тот словно считав это с его лица приняв прежнее положение заговорил:

– Ну а я-то тут причём? – его красивые светлые глаза неопределённого цвета сузились, делая взгляд хищным. – Я приходил к Анне. А чаянья твоей подружки на мой счёт мне не интересны.

– Ты думаешь я поверю, что ты, обнаружив свою дорогую и горячо любимую Энн, – Пётр специально произнёс имя девушки на иностранный манер намеренно делая своему сопернику больнее и у него получилось дёрнуть именно за ту, опасную струну души Графа, – «такой» не переключил всё своё обаяние на другую, молодую и красивую?!

– Мне плевать во что ты веришь, а во что нет, – голос стал плотнее и решительнее, с просачивающимися угрожающими нотками. – Меня в этой палате, в этом городе, на этой планете и в этой галактике интересует только одна девушка – Энн.

Роберт сделал глоток кофе желая вместе с горькой бодрящей жидкостью проглотить и слова, рвущиеся из него. Не вышло.

– И вообще если хочешь знать, мне твоя Лика не понравилась. Мне не по душе такая откровенная, яркая, я бы даже сказал хищная красота!

– Ну конечно! Старуха же по привлекательнее будет! Вне всяких сомнений, да?!

– ДА! – не ожидая от самого себя сорвался на крик Роберт и этот неконтролируемый порыв поубавил пыл у обоих мужчин. – Я любил Анну, люблю и всегда буду любить.

– Несмотря на то какой она стала? – испытывая вину за то, что вывел на откровения мужчину, сидящего на против спросил Пётр.

– Несмотря ни на что.

– Знаешь мне сложно это понять, – честно признался он. – Она же стала такой…

– То есть если у твоей Лики появятся седые волосы и пара морщинок ты её разлюбишь и начнёшь искать себе другой предмет для воздыхания?

– Конечно же нет! – вскочил от возмущения на ноги мужчина и тут же сел на место склонив голову. – Я всё понял.

– А я вот до сих пор понять не могу за что ты мне тогда ногу сломал. Может расскажешь, раз у нас вечер откровений?

– А ты мне тогда, как такого правильного святошу угораздило влюбиться в столь ветреную и легкомысленную особу, как Энн. Всегда было интересно почему ты на ней так зациклился!

– Ладно, но ты первый.

– Хорошо, но мне тогда нужно ещё выпить! – подозвав официантку Гнедой заказал ещё виски и только когда дождался заказа начал свой рассказ.

– Я был влюблён в Ангелину…

– Ангелина! – тут же перебил рассказ Роберт. – Вот значит, как её звали. Буду теперь хоть знать, кому обязан переломом и вылетом из команды.

– Можно подумать ты не знал, как её зовут!

– Не знал. Специально не узнавал, чтобы не возненавидеть. Ну это ладно, ты продолжай.

– Так вот, она крутила мной как хотела и всё у нас было хорошо, ну я так думал. Пока в команду по регби не пришёл ты. Сначала она начала на тебя засматриваться, а потом и вовсе заявила, что вы будете встречаться. Вот у меня башню и сорвало.

– То есть мне сломали ногу только потому, что какая-то там даже не знакомая мне девчонка имела на меня личные притязания?

– Ну, в общем-то, да.

– Просто прекрасно!

– Да-да, я был молод и туп! Теперь твоя очередь рассказывать.

– Можно подумать сейчас шибко поумнел, – произнёс себе под нос Граф.

– Чего?

– Я говорю слушай. Вряд ли у меня появится желание делиться ещё когда-нибудь личным с кем бы то ни было, – он набрал в грудь воздух, а затем громко выдохнул. – Я не сразу полюбил Энн. В начале я её даже не замечал, пока однажды…

… Был конец марта, стояла прекрасная солнечная погода. Это были первые тёплые деньки после зимы и все словно договорившись скинули с себя пуховики и шапки, облачившись в лёгкие ветровки и олимпийки. Расположившись под сенью большого миндального дерева, юноша увлечённо читал книгу, не замечая ничего вокруг кроме пьянящего запаха цветов и цветочного снега, что сыпался на него сверху из-за разгулявшегося ветра. С блаженной улыбкой на лице он то и дело смахивал маленькие розовые лепесточки со страниц пропитывая ладонь и кончики пальцев нежным запахом, что будет тянуться за ним шлейфом придавая недопустимой женственности. Но юношу это кажется нисколько не заботило. Ничто не способно было заставить его отнять взгляд от строчек на которых были описаны невероятные и опасные приключения благородных мужчин и трепетность чувств и непоколебимая стойкость, и верность восхитительных женщин. Волшебный мир захватил его целиком и крики, стоявшие на школьном дворе не способны, были вернуть Роберта в реальность.

Хлёсткий звук пощёчины и испуганный девичий крик разорвал паутину плетущейся иллюзии, что обступила его со всех сторон, зачаровала и утянула на край света стоять вместе с отчаянным, борющимся за свою жизнь и свободу молодым мужчиной «совершающем прогулку на доске». В спину ему предвкушающее улюлюкали мерзкие хладнокровные пираты, а под ногами простиралось бушующее море, дна которого он не видел. Роберт готов был уже сорваться вместе с ним вниз, ощутить холод воды на теле и соль на губах, готов был бороться с чарующей и такой хладнокровной стихией, как к крику добавились девичьи всхлипы, и иллюзия окончательно растворилась.

Оторвав затуманенный взгляд от книги, он увидел девчонку, это была Анна, но все звали её Энн. Эта высокомерная выскочка никогда ему не нравилась, и он игнорировал её существование. Но сейчас она была иной, вся та спесь и горделивость, что всегда украшали её, как женщину из высшего общества жемчужная нить, исчезли. Сейчас перед ним была смелая и отчаянная девушка, сильная и справедливая, не пасующая перед тем кто в десяток раз сильнее неё отстаивая и защищая ещё более слабого чем она сама.

Травля одними детьми других не такая уж редкость в школе. Сам Роберт никогда не испытывал этого на себе или просто не замечал, он редко выплывал из своих книжных приключений. Можно было смело сказать, что в том мире он жил больше, чем в реальном. Но и Энн никогда не доводилось испытывать подобного на своей шкуре, это он точно знал. Так что же произошло? Ответ нашёлся сам по себе в лице новенького ученика в прошлом пережившего огромную трагедию – его родители сгорели заживо при пожаре, что случился в их доме. Сам мальчишка чудом остался жив, но восемьдесят процентов его кожи было покрыто ожогами. Молчаливый и забитый он и стал предметом издевательств на школьном дворе этим погожим весенним днём.

Отстаивая несчастного с пунцовой щекой от удара и разбитой губой Анна показала Роберту ту себя, что была укрыта от посторонних глаз и та Энн мгновенно завладела не только вниманием парня, что поспешил ей на помощь, но и сердцем. Она словно сошла со страниц тех книг, что он читал, чтобы, околдовав сделать Роберта её вечным личным рыцарем…

Глава 10

Кучевые облака лениво плыли по небу. Эти маленькие островки, заполнившие небосвод, были похожи на вату принявшую форму разнообразных животных. Словно создатель всего живого впав неосознанно в детство принялся выделывать точные копии своих созданий из скопления доступных ему частиц. Вон проплыл величественный лебедь, а вот там показалась свирепая, оскалившаяся морда короля зверей – льва, а вон там, чуть дальше словно из ниоткуда вынырнул грозный медведь, следом за ним раскинул крылья в полную мощь орёл.

Точно также, подобно этому облачному орлу раскинулись на летней, сухой от нестерпимой засухи траве юноша и девушка. Сквозь полуприкрытые веки они наблюдали за сменяющимся калейдоскопом фигур на небе. Их влажные от пота тела соприкасались, а запах излучаемый их кожей смешивался. Несмотря на удушливую жару, жёсткость земли и жужжащих насекомых они были счастливы и спокойны. Лишь только грудная клетка вздымалась тяжело и беспорядочно от тёплого воздуха и переполняющих их обоих эмоций.

Роберт не знал, чем была вызвана такая резкая перемена отношения к нему со стороны Энн. Знавшая о его чувствах девушка всегда держала парня в пресловутой «френд зоне», а сегодня всё переменилось. Сегодня девушка сама льнулась к нему, как домашняя кошка, требующая ласки. И он не задумываясь раскрыл для неё свои объятия, не сомневаясь ни на секунду.

Податливость её нежного, гибкого тела, жар дыхания на его коже, манящие губы и сладость поцелуев – всё это с лихвой окупило бы любое «после», даже нож в спину.

Для самой Анны её поступок был не меньшей неожиданностью. Роберт всегда нравился ей, он был словно недосягаемый маяк, на свет которого она шла. Но если в душе парня царил покой и умиротворение, то в мятежной душе Энн был полный раздрай. Она любила его и в тоже время ненавидела. Чувства к нему могли стать преградой на пути к её счастью, к жизни которую она сама себе придумала и которою сам Роберт никогда не примет. Приземлённый и основательный юноша не станет постоянно пребывать в мечтах и уж тем более воспротивится попытке Анны жить под копирку, а именно этого она и хотела жизнь как у… Стабильно раз в месяц это «Как у…» менялось.

Резкий порыв ветра подхватил волосы Энн и разметал их по лицу Роберта. Юноша, зажмурив глаза улыбнулся. Сегодня всё доставляло ему удовольствие, даже эта нестерпимая пытка щекоткой. Пытаясь совладать с ветром и своими волосами девушка порывисто села, а после и вовсе подскочила на ноги. Подставив лицо ветру она, ловко скрутив волосы жгутом завязала их в узел. Роберт наблюдал за ней привстав на локтях, детский азарт захлестнул его, и он осторожно присев попытался схватить девушку. Лишь чудом Анне удалось увернуться от его крепкой хватки в самый последний момент отскочив в сторону. В её глазах загорелся ответный огонёк, резко развернувшись с громким заливистым смехом она понеслась прочь словно Аталанта в сторону холмов.

Роберт был отличным бегуном, намного более лучшим чем Энн. У него имелось всё для того чтобы настигнуть девушку: длинные ноги, отличная дыхалка и выносливость. Но эта маленькая, строптивая девчонка не собиралась так быстро сдаваться, своё единственное преимущество – хитрость, она использовала по полной. Словно пчёлка, перелетающая с цветка на цветок она взбегала с холма на холм, то показываясь на самой верхушке, то прячась внизу, там, где Роберт не мог её увидеть. Огибая невысокие возвышения, снова взбираясь и опускаясь она ловко уходила от погони пока не загнала сама себя в угол. Оказавшись на верхушке холма за которым был обрыв, девушка застыла отлично понимая, что в какую бы она сторону не побежала юноша всё равно поймает её.

На губах Роберта блуждала победная улыбка, грудь тяжело вздымалась от быстрого бега. Каждый вдох был рваным. По лицу струился пот, скатываясь с бровей он попадал в глаза, застилая их и вызывая неприятное жжение. Он был победителем этой гонки, гонки в которой Роберт на самом деле проиграл.

Слишком поздно он осознал, что вызывающая ухмылка на лице Энн – это не женское кокетство. Повернувшись к нему спиной, девушка шла к краю обрыва неотрывно наблюдая за реакцией Роберта, оставшегося стоять на месте, как вкопанный. У самого края она остановилась, резко развернулась и найдя его глаза хищно улыбнувшись раскинула руки в сторону, как будто они были крылья, одновременно отталкиваясь от земли назад. То, что произошло дальше было чистым импульсом, юный Граф никогда не смог бы объяснить, как он только что стоящий в отдалении и улыбающийся победной улыбкой мог оказаться у края обрыва, кричащий во всё горло, неистово, до хрипоты наблюдая за свободным полётом вниз девушки, которую он так неистово любил. Когда до удара об землю Энн оставались считанные мгновения стоящий в ушах Роберта, его же собственный крик, смешался с каким-то тревожным, громким звоном, вырывающим его из объятий чужой смерти. Будильник разрушил морок, что овладел его сознанием во сне, смешав воспоминания из прошлого с привидевшимся кошмаром.

Простыни были влажными от пота, сердце заходилось в груди, словно у него была тахикардия, а во рту стало невыносимо сухо.

– Ещё парочка таких снов и здравствуй первый инфаркт! – сказал он сам себе вслух растирая влажное от струящегося пота лицо точно такими же влажными ладонями. Ощущение было не из приятным, словно скользишь по жирной поверхности измазанными в отработке руками.

Поднявшись с кровати он нетвёрдой походкой направился в душ. Нужно было привести себя хотя бы в подобие порядка, у него сегодня ещё вылет. Да и к Энн неплохо было бы заскочить перед этим. Чувство страха за девушку не рассеялось вместе с дурным сном, оно лишь напротив усилило беспокойство и предчувствие неминуемой беды.

Наспех приведя себя в порядок, он выскочил из гостиницы, где снимал номер, так стремительно, как будто за ним гналась свора бродячих собак. Не обращая внимание на царящую оживлённую атмосферу в холле и многозначительный взгляд девушки за стойкой регистрации, которым она одаривала его каждый раз, когда он у них останавливался. Конечно же она считала его странным. Потому что это действительно странно, снимать номер в гостинице, когда у тебя есть свой дом. Но Роберту было плевать на это. Его непростые отношения с семьёй никого не касаются. Он взрослый человек и может ночевать там, где хочет! Он был невероятно счастливым человеком, ему всегда было плевать на чужое мнение.

Побег от мифических собак завершился на самом старте. Не пройдя и ста метров, он упёрся в знакомый угрюмый силуэт.

«Да что б тебя!» – выругался про себя молодой мужчина, прикидывая в уме сколько времени он потратит зря.

– Роберт ты не мог бы уделить мне минутку? Мне нужно с тобой кое о чём переговорить, – отец Анны, Виктор Иванович передёрнул плечами демонстрируя еле сдерживаемое раздражение.

О чём именно хотел поговорить с ним Вишневский сомнений не вызывало, как и то, что его «не мог бы ты уделить мне минутку» растянется на все добрые десять, а то и пятнадцать минут. Граф отчаянно спешил и ему стоило огромных усилий подавить желание просто послать своего предполагаемого будущего родственника куда по дальше, но, если он действительно хочет связать свою жизнь с Анной придётся считаться и с её отцом. Хотя бы сделать вид.

– Да, конечно, Виктор Иванович, – ответил он, благодаря про себя деда за привитые ему хорошие манеры и натренированную выдержку. – Чем обязан?

Вишневский отлично знавший, что все вежливые обороты, вворачиваемые Робертом не более чем ширма, за которой тот прячет реальные чувства, как вышколенный солдат прячет страх за личиной равнодушия задумался с чего начать неприятный разговор. Ему было бы намного проще если бы его соперник, годящийся ему в сыновья, намного хуже умел бы справляться со своими эмоциями. В таком случае Виктор Иванович знал бы за какую верёвочку, когда нужно потянуть, а когда нужно надавить. Но Граф как всегда был хладнокровен и беспристрастен как изваяние статуи бога Марса.

– Виктор Иванович, вы не против если мы во время нашей беседы пройдёмся по парку? – Роберт, ненавязчиво подталкивающий Вишневского к разговору решил совместить потребность с необходимостью. Потребность не терять времени понапрасну и, хотя бы прогулочным шагом двигаться в сторону больницы с необходимостью нужного только Виктору Ивановичу разговора.

– Да-да, конечно! – поспешно согласился мужчина неловко откашливаясь.

Они не спеша двинулись в сторону парка, пустые аллеи которого постепенно освещал утренний свет. Солнце только-только выглянуло из-за горизонта просыпаясь и окрашивая небосвод в терракотовый цвет. Вместе с ним просыпался город, сбрасывая с себя оковы оцепенения.

Свернув с прилегающей на центральную дорожку Роберт старался абстрагироваться от своего по-прежнему молчавшего попутчика. Обычно он любил тишину, но сейчас она жутко действовала ему на нервы. Правильно говорят, что есть люди, с которыми приятно помолчать, а есть такие с которыми и тишина в тягость. Всё зависит от твоего окружения. Нужный с тобой человек или нет.

Разглядывая высаженные вдоль бордюров жёлтые эустомы молодой, мужчина развлекал себя раздумьями о том, что они очень похожи на розы. А может это они и есть, английские розы или как их ещё называют розы Дэвида Остина? Он слегка подался вперёд с целью внимательнее присмотреться к саженцам. Нет, это были точно эустомы, селекционер из него конечно был так себе, но розы от других цветов он отличить был всё же в состоянии.

– Роберт я против того чтобы моя дочь проходила лечение в той клинике, что ты оплачиваешь! – несдержанно, чуть ли не с рыком неожиданно выпалил Вишневский, прерывая его раздумья.

Кажется, затянувшееся молчание изрядно потрепало ему нервы. Он разрывался от нежелания говорить с Графом и потребностью в этом разговоре. Гордыня отца Анны была непомерной и необъяснимой. Каких-то вершин в своей жизни он так и не добился, но это грешное чувство взращивал в себе старательно. Гордыня не могла позволить ему начать разговор первым, и он ждал, когда Роберт сам встанет на эту кривую дорожку нужного Виктору Ивановичу диалога, но как назло этот мальчишка молчал. Та же гордыня нашептывала, что он не может просто уйти, не поговорив с ним, даже если Роберт так и не начнёт этот разговор. Вот и получилось, что Графу удалось вывести из себя своего предполагаемого будущего родственника ничего при этом не делав. Это был успех! Дед сейчас бы им искренне гордился! Так уметь нервировать людей это нужно ещё постараться!

Саркастичные насмешки над самим собой, что пронеслись в голове Роберта вызвали на его лице не уместную улыбку, которая только усилила напряжение между двумя мужчинами ещё до вопроса Графа:

– Почему?

– Потому что это моя дочь и я сам хочу решать, что для неё лучше! – уклончиво ответил Вишневский. – Та клиника нам не подходит! Анна должна проходить лечение в обычной, городской больнице!

– В обычной городской больнице Анне не дадут ни того внимания, ни того лечения, что ей необходимо. В частной клинике под постоянным присмотром ей лучше и то лечение, что там ей назначили подходит ей больше того, что будет в бюджетной больнице, – он смерил мужчину оценивающим взглядом. – Так почему же несмотря на эти факты она не подходит конкретно вам?

Вопрос был прямым, честным и унизительным. Можно было подобрать слова и озвучить свою мысль как-то по-другому, более мягко, тактично, но Роберт не хотел играть в эти игры. Все эти недосказанности и намёки хороши лишь тогда, когда на кону стоит жизнь не твоего близкого и дорогого человека.

– Потому что я никогда не смогу покрыть твои расходы! – откровенность за откровенность, отец Энн никогда не был хорошим оратором и сейчас готов был выплеснуть на Роберта все свои комплексы.

– Мне не нужно чтобы вы отдавали мне деньги за лечение Энн. Я прекрасно знаю, что у вас их всё равно нет. Более того, даже если бы они у вас были я бы их не взял.

– Я не привык быть кому-то должен! – вместо благодарности за искреннюю, безвозмездную помощь Виктора Ивановича переполнял гнев. – Ты сегодня же дашь согласие главврачу на её перевод! Ты не думай, я прекрасно знаю, что этот старый эскулап запрещает нам её перевести не из-за её хрупкого здоровья, а потому что ты ему это приказал!

– Ну, во-первых, не в моей компетенции приказывать главврачам, во-вторых вы не можете указывать мне что и как делать, ну и в-третьих я просто говорю вам – нет.

Ярость, захлестнувшая Вишневского от категоричности и тона Роберта, была такой огромной и непомерной, что могла бы своими потоками низвергающейся лавы смыть с лица земли не только этот городок вместе с этим нахальным парнем, но и близлежащие города. От подобного гнева земли когда-то исчез Содом и Гоморра. Но Виктор Иванович понимал, что, давая волю своим эмоциям, которые он и так плохо контролировал, чем в конечном итоге навредил сам себе, мужчина сделает только хуже. Нужно обуздать свои страсти, нужно уговорить этого парня по-хорошему, возможно даже опуститься в его глазах до жалости к самому себе. Иначе повернуть дело в нужное ему направление не выйдет. Упрямство и твёрдость было главной добродетелью Графа и его же пороком.

– Роберт послушай, ты отличный парень и я понимаю, что ты хочешь, как лучше, но своей помощью ты делаешь только хуже, – примирительно произнёс Виктор Иванович. – И самой первой при этом страдает Анна. Подумай, как она должна себя чувствовать зная, что её лечение оплачивает отвергнутый ей молодой человек? – Вишневский не знал о том, что Энн действительно когда-то отказала Роберту и поэтому говорил наугад внимательно, наблюдая за реакцией собеседника, уловив секундное замешательство, отразившееся на лице юноши он, облегчённо выдохнув про себя продолжил наступать в том же направлении: – Думаешь она не переживает зная, что её отцу нужно вернуть деньги за её лечение? Думаешь не корит себя за то, что соседи будут обсуждать меня и мать из-за того, что я позволил тебя взять на себя все расходы заранее зная, что не смогу потом с тобой расплатиться?

Последняя фраза, сказанная Вишневским, была лишней. Именно она словно рассыпанные на земле крошки позволила Роберту найти верную дорогу из того дремучего леса в который пытался его увлечь Виктор Иванович.

– Я думаю, – не церемонясь перебил пламенную речь Вишневского Граф, чем вызвал новую волну гнева в будущем тесте, – что это не Анна, а вы переживаете по поводу того, что скажут люди.

– А если и так, что с того? – перепадам настроения Виктора Ивановича могла позавидовать даже самая капризная беременная. – Что ты можешь понимать в этом? У тебя нет детей! Что ты вообще можешь понимать, чёрт возьми?! Думаешь будь на моём месте ты поступил бы иначе? Не хочу тебя расстраивать парень, но это не так! Ты ещё похуже меня будешь!

– Я думаю, что если бы я был на вашем месте, то меня в первую очередь волновало бы здоровьем моего ребёнка, а не то что скажут люди. Так что вам придётся смириться с тем, что о вас могут говорить. Не советую больше вам надоедать этим вопросом Энн, причём настоятельно не советую! – угрожающим тоном отчеканил Граф. – И ещё в скором времени мы можем с вами породниться, советую уже сейчас привыкать к этой мысли. Всего доброго!

Бросив слова прощания таким тоном будто бы выкрикнул страшное проклятие Роберт нервным, стремительным шагом двинулся прочь ни разу не обернувшись на оставшегося за своей спиной Вишневского. Когда-то он чувствовал свою вину перед этим человеком, отпрашивая Анну и обещая, что с ней ничего не случится парню не всегда удавалось исполнить своё обещание. Энн была просто магнитом для неприятностей. А если говорить честно, то она сама нарочно их искала, будучи авантюристкой до корней волос. И за это качество он тоже её любил. И за это тоже…

… Он с самого начала знал, что пустить эту маленькую занозу в подсобку со старыми вещами это огромная ошибка, но несмотря на это всё равно поддался на её уговоры и вот теперь стоя у кромки замерзшего залива наблюдая, как Анна шнурует его старые коньки пытался отговорить её от идеи кататься на них.

– Энн одумайся, это безумие! Лёд слишком хрупкий! Пару дней назад ещё был плюс, вода не могла промёрзнуть за столь короткий срок и малые минусовые температуры, как следует! Ты провалишься, заболеешь, а мне придётся таскать тебе лекарства с фруктами и терпеть на себе недовольный взгляд твоей матери и упрёки отца!

– Господи Роберт прекрати брюзжать, а то у меня такое ощущение, что в тебя вселился мой отец или твой дед!

– На счёт моего деда ты сильно заблуждаешься, он бы с тобой даже разговаривать не стал! – отговаривавший Граф вместо того, чтобы силой отобрать у Анны коньки нагнулся и потуже затянув шнурки помог девушке, как следует их зашнуровать. – Не жмёт?

Он не мог противиться её прихотям, эта девушка оказывала на него особое влияние. Роберт беспокоился, но несмотря на это не мог запретить или остановить Анну, хоть и понимал, что её затея не безопасна.

– Нет. Сидят, как литые! – она чмокнула парня в щёку. – Спасибо Роберт.

– Посмотрим, как ты меня поблагодаришь, когда провалишься!

Пропустив слова парня мимо ушей, она неловко начала отталкиваться, отъезжая от берега. Движения её были неловки и скованны, ей нужно было время чтобы привыкнуть к неустойчивости коньков. Это тебе не в кроссовках рассекать по асфальту. Тут и поверхность другая и обувь, требующая определённой сноровки и мастерства.

– Не заходи слишком далеко! – крикнул ей Роберт.

– Хорошо, – ответила она ему обернувшись через плечо и потеряв равновесие шлёпнувшись на задницу.

Неудачный пируэт вызвал добрый смешок Графа и заливистый смех Энн. Девушка не боялась казаться неумелой и смешной, не стеснялась показать свою неловкость и неудачи. Она была рада учиться чему-то новому и обладала способностью посмеяться над самой собой. Этим Анна и восхищала Роберта. В те минуты, когда сквозь маску копируемого девушкой образа выглядывала настоящая сущность Энн парень был готов отдать всё что у него есть, даже собственную душу.

Мало по малу у неё стало более-менее, что-то получаться. Прислушиваясь к советам Роберта, она освоила как нужно держать ноги, как отталкиваться и в случае чего затормозить. Всё остальное должно было прийти само собой путём постоянных практик, проб и ошибок.

– Смотри, как я могу! – оттолкнувшись девушка, изобразив позу ласточки заскользила в глубь залива.

– Анна не нужно катиться в том направлении! Держись ближе к берегу! – слова очередного предупреждения Графа послужили вместо музыкального сопровождения ещё одного неудачного пируэта Энн, но на этот раз с погружением. Сейчас девушка предстала женской версией терминатора, уходящего под воду, единственным различием служила её поза и то, что она была не роботом.

В тот день они оба замёрзли и вымокли до нитки. Анна из-за своего упрямства и недостаточной осторожности, а Роберт из-за того, что бросился вытаскивать подругу из воды. Ухаживая за резко окоченевшей Энн Граф помог девушке избавившись от мокрой одежды облачиться в сухую, испытав при этом чувства, что были не ведомы ему ранее в отношении к Анне. Его любовь к девушке всегда была чистой, нежной, платонической. Сейчас же нежные, округляющиеся формы Энн пробудили в его душе тёмное, порочное желание. Вожделение скрутило тугим узлом все его внутренности. В этот день он с трудом удержал своих демонов…

Глава 11

Пробуждение