Лора бесплатное чтение
Музыка для создания настроения при прочтении:
• Наутилиус Помпилиус – Я хочу быть с тобой
• Ария – Возьми моё сердце
• Король и Шут – Наблюдатель
• Ария – Беспечный ангел
• Король и Шут – Фред и скелет
• Агата Кристи – Каменное сердце
• Наутилиус Помпилиус – Крылья
• Ария – Ты устала быть покорной
• Король и Шут – Мадам Жоржетт
• Агата Кристи – Опиум для никого
• Агата Кристи – Как на войне
• Ария – Улица роз
• Ария & Хелависа – Там высоко
Примечание:
Разумеется, слушать при прочтении именно эти песни не обязательно, и я не могу на таком настаивать. Но, хочу заметить, что именно эта музыка присутствовала в жизни героев истории, была свидетелем тех событий. Не стану лукавить, и скажу, что это повествование родилось из реальных рассказов, реальных людей. По обыкновению, в таком формате написания, изменены лишь имена и названия населенных пунктов. Таким образом, подборка музыки помогает воссоздать те чувства, что охватывали главного героя, оказаться возле него. Возможно, разделить с ним самые разные эмоции, а может быть прожить свои, которые таились в глубинах вашей души.
Лично я, когда слушаю эти песни во время прочтения, ощущаю книгу как глоток горького, обжигающе горячего кофе, после которого я кусаю сочный апельсин, позволяя его сладкому соку маскировать горечь тёмного напитка. Такой вот вихрь вкуса, всплеск эмоций, совокупность мелодии и текста. А что почувствуете вы – узнаем лишь в конце.
Самой лучшей женщине во всей вселенной – моей ба
«Лора»
Кресло-качалка размеренно покачивалось, и под его методичный скрип я, уже привычно, погружался в лёгкое сонливое состояние. Шум речки, доносящийся до крыльца моего дома, только усиливал этот эффект. Такая медитация последние несколько дней была роскошью для меня. Тишину, мою дорогую спутницу, соседку по дому последние семь лет, теперь заменили детский смех и шум новомодных игрушек. Внуки, десятилетний Александр и шестилетний Матвей, приехали ко мне проводить летние каникулы. Я, разумеется, рад, мне это напоминало счастливые годы, когда мой дом наполнял смех жены и дочери.
С тех пор как семь лет назад почила моя дорогая супруга Антонина, здесь стало очень тихо, несмотря на то, что дочка Лизавета исправно приезжала, привозила единственного тогда внука Сашку. Предлагала даже переехать к ним, в город, но куда я поеду, мешать им? Тем более, через год после смерти Тонечки, дочка родила Мотю. Не до старика молодой семье, это понятно.
Но теперь Саша и Матвей уже взрослые, после лета младший внучок пойдёт в школу, а значит оставить их одних у меня вполне можно. Так что да, я рад. Дети они послушные, весёлые, конечно бывают озорными. За это я люблю их ещё больше. Да разве же мы такими не были? Были, все были, и я был. Только вот взрослые забывают об этом, я, к сожалению, не исключению. Но вот теперь, благодаря мальчишкам, я на протяжении нескольких дней предаюсь воспоминаниям о своих детских днях.
***
Знаете, наверное, в жизни каждого человека появляется тот (или та, как в этом случае), кто меняет всё.
Так говорила моя мама, но я по-настоящему задумался об этом лишь первого сентября, когда впервые вошёл в школу номер шестнадцать. Человеком, который изменил всё во мне и вокруг меня, стала Лора.
Не могу сказать, что совсем не вспоминал это имя со времён школы, не могу и не скажу. Зачем врать? Это имя жило со мной с семи лет до сегодняшнего дня. Если бы я и захотел забыть, то не смог – казалось, что эта девушка была во всём. Её имя звучало в смехе детей, напоминало о себе журчанием воды, вспыхивало в голове, стоило мне только почувствовать приближение морозного дыхания зимы.
С того дня, как я впервые увидел девочку Лору – я ещё не знал, но как будто почувствовал – она станет моей «болезнью», ту что тревожит душу и тело, станет поводом для смеха в самый грустный день, будет причиной для слёз. Но, разумеется, в семь лет я и подумать не мог, как глубоко во мне засядет эта «болезнь». Смешно, скажите? Что мог такого подумать мелкий мальчишка. Но вспоминая те дни, я даже думаю, что знал всё, что будет уже наперёд, едва взглянув в глаза Лоры.
***
В том возрасте я не обращал особого внимания на девочек, хотя в деревне, куда я ездил к бабушке, они были в моей компании мальчишек. Девчонки казались мне тогда трусливыми, плаксивыми, а от того скучными, не интересными. Мы с друзьями обожали кататься на велосипедах, играть в «войну», в догонялки, девчонкам не было места в таких играх.
Тридцать первого августа, только-только приехав из деревни с красивым, звучным названием Малые Васильки, я был полон решимости стать гордостью родителей. Папа с мамой и раньше мне говорили, что школа станет моей работой, местом, куда мне нужно ходить каждый день, и в обмен на усердный труд буду получать оценки, «зарплату». Я был готов. И, понятное дело, девчонки вообще не вызывали никакого интереса на фоне таких перемен в моей жизни. И, быть может, и Лору я бы даже не заметил, но её выделили, как нарочно, словно уже тогда она не могла быть как все.
Галина Леонидовна, моя первая классная руководительница, провела её перед партами, властно взяла за плечи и громко окликнула новоявленных учеников:
–Дети, эта девочка Лора Лёвина, она особенная, – я помню, что заметил, как Лора при этих словах сердито поморщилась – она сломала позвоночник, и теперь обращение к ней требует аккуратности. Никаких драк, толканий и тому подобного!
Наверное, это и послужило причиной, по которой я запомнил её. Помню ещё, что тогда был удивлён – сломала спину, а стоит? Как так? Но больше всего, я запомнил другие детали. Сердитый взгляд, длинные волосы, собранные в высокий хвост. Он бил её при ходьбе по чёрной юбке. А ещё огромный белый бант, похожий на зефир, украшающий её голову.
Она долгое время была для меня как шкатулка, в которой лежат странные, не связанные между собой предметы, но от этого не менее важные. Так что теперь, столько лет спустя, я могу сказать, что всё началось именно в тот день, когда я впервые увидел Лору. Внутри меня сама собой появился тайник, в который я сложил все эти детали, и спрятал, спрятал так, что даже сам не знал о существовании такого в себе.
Было странно, но она не пришла на следующий день, не было её и через неделю, и через месяц. От этого её появление ещё больше начало казаться мне чудом, а сама девочка – видением. Будто я сам себе придумал Лору, с её сердитыми глазами. Потом я думал об этом по-разному, даже сердился, словно девчонка так ещё больше обращала на себя внимание. Хотя на перекличке её фамилию не называли, никто из детей её не знал, ни один из одноклассников о ней не говорил. Будто и не было её. И мне думалось, я успокоился.
Оказалось, она обучалась дома, как раз из-за своего перелома, девочке нельзя было сидеть. Много времени спустя я спрашивал у неё – как же он училась дома, как сидела, раз сломана спина? Всё оказалось просто, Лора делала уроки стоя, либо стоя на коленях. Устные – лёжа на спине. Я никогда не задумывался о том, как это, жить с таким переломом, и, возможно, эта ситуация с ней была одной из причин, почему она казалась мне такой необычной.
Появилась девочка только лишь на первое сентября нашего второго класса. Лора казалась мне повзрослевшей. Возможно, это была иллюзия, ведь я не видел её целый год. Я бы мог и не узнать девочку, ведь столько времени прошло, но и вновь она не смогла слиться с чёрно-белой толпой одноклассниц.
Детали прошлого образа моментально возникли в моих мыслях. Теперь на её голове нет зефира-банта, длинные волосы были собраны замысловатой заколкой в виде белого цветка. На замену юбке пришли брюки, а на белоснежной рубашке красовался галстук. Всё это было для меня странным. Раньше я не видел девчонок в галстуках, да и первого сентября, среди школьниц в чёрных платьях и юбках, Лора в брюках выделялась. Только взгляд, тяжёлый, сердитый остался прежним. Обнаружив это, я будто выдохнул, меня успокаивало постоянство.
Наверное, она была симпатичной, но тогда я не обнаружил никакой привлекательности. А мог ли? Проще было сказать, что во втором классе девочки всё ещё не были предметом моего интереса. Они казались мне какими-то другими, будто с другой планеты, а уж Лора и вовсе из иной вселенной. Так что она вызывала интерес, но не совсем в хорошем смысле, что-то в ней пробуждало внутри меня тревогу. И в связи с этим, я помню, как удивился тому, что едва взглянув на Костю Сергеева, моего школьного товарища – Лора моментально сразила его.
Честно сказать, теперь я уже плохо помню многое из своих школьных будней, но голос Лоры, момент, когда впервые услышал его, помню так, словно это произошло минуту назад. Правда, заговорила она не со мной. Сначала мы с ним увидели протянутую в нашу сторону ладошку, и следом прозвучал уверенный, по-детски звонкий голос:
–Ты будешь сидеть со мной?– спросила она и сама расхохоталась. Не было «привет», она не представилась, хотя я её имя, конечно, не забыл. Но что могло так рассмешить эту странную девочку?
Не дожидаясь ответа Кости, она крепко схватила его за руку, видимо, этим вызвав смущенный румянец на его лице. Я был удивлён. Во-первых, потому что сам планировал сидеть с Сергеевым, во-вторых – Костик даже слова ей не сказал, ещё вон, стоит, красный как рак. А в третьих.… В голове, почему-то, промелькнуло, что я и сам был не против, оказаться на месте друга… Щекотливую, странную мысль я тут же скрыл за негодованием. Костя-то так ни слова ей не сказал. С того дня и до конца года второго класса Константин и Лора сидели вместе на каждом уроке.
И, как ни странно, опять первое сентября стало самым запоминающимся моментом, связанным с ней за весь второй класс.
***
Сегодня Алексашка с Мотей большую часть дня провели на чердаке. Я не волнуюсь, верхний этаж этого дома вовсе не такой, как представляется многим людям, когда те слышат слово «чердак». Сейчас я постараюсь объяснить.
После выхода на пенсию, мы с Тонечкой удалились от города, окончательно переехали в те самые Малые Васильки, в дом, что остался мне после бабушки и дедушки. Пока работали, я – на аккумуляторном заводе, Тонечка учительницей младших классов – ездили сюда в основном летом, попутно делая ремонт. Антонина моя была женщиной очень домовитой, не только любила уют, но и ценила практичность. Я не спорил, зачем, если всем удобно и глаз радует? Ремонт удался на славу, что и говорить. И туалет уличный убрали, воду провели в дом, душ хороший поставили, санузел отдельный сделали. Хотя теперь такие дома в Васильках не редкость, конечно. Речка, хороший берег, да лесок сотворили из наших Малых Васильков дивное место, где много кто хотел бы приобрести участок. Даже к нам приходили с этими денежными делами, но куда там. По молодости родители отговорили меня продавать здесь землю, а потом и Тонечка убедила, мол, с ребёнком будем на свежий воздух ездить. Не прогадала, каждое лето стабильно выходные тут. И Лизавете нашей нравилось, а как не понравится-то? И речка рядом, и сад жена моя красивый сделала, с небольшим огородом. Ну, тут как водится, чтоб на стол своё ставить, что земле пустой-то стоять. Я даже свой каприз в жизнь воплотил – баньку сделал, правда, не один, конечно. Зять, Лизушкин муж, рукастый оказался парень. Вот с ним и управились. А с домом нам повезло. Дед мой сам строил, два этажа, плюс чердак, кирпичный, на года. Мы только отделали, покрасили. Антонина с гордостью говорила, что наш персиковый дом самый красивый в Васильках.
Внутри тоже было всё покрашено, окна сделали, всё цивильно, как говорит Лизавета. И возвращаясь к теме чердака, не удивлю, если скажу, что Тонечка и там навела порядок. Не только потому, что в доме и на самом участке не осталось места, которое жена обошла бы вниманием, но ещё и по просьбе нашей доченьки. Лиза любила играть наверху, называла чердак своим шалашом. Мы и не противились, главное, что ребёнок радуется. Так вот, половину чердака Тоня под наши вещи оставила, документы всякие, книги, вещи. Другая половина, та, что с окном, была владениями Лизаветы.
Через некоторое время, после того, как Антонина умерла, мы с дочерью отнесли её вещи тоже наверх, хотя некоторую часть Лизка себе забрала. Я оставил только фотографии на стенах, хотя на самом деле лучше бы и их не оставлял. Тяжело оказалось день за днём просыпаться, есть, спать, жить под тёплым взглядом её карих глаз. Будто корит меня, что не с ней. Хотя, сама Тонечка никогда бы такого не пожелала. Даже когда помирала, говорила чтоб жил, за дочкой следил, проживал ту жизнь, которая мне отмерена. Значит, не то говорили её глаза, а я вновь не понимал – что именно?
Честно сказать, сначала кощунством казалось, что вещи убрали, но дочь убедила, что так лучше будет для меня. Память о человеке не в вещах же, память она в сердце, в душе. Чердак стал местом, куда я изредка поднимался по деревянной лестнице, на совесть сделанной мной да зятем. Он для детей своих старался, чтоб бегали туда и обходились без стремянки, которая вызывала опасения у всей нашей семьи. Так что да, дети там бывали чаще меня. Для меня этот чердак больше походил на склеп, в котором схоронены мои прошлые годы.