Босая для сурового бесплатное чтение

Глава 1

От голода сводит желудок. Кажется, я не ела больше двух дней, и это в который раз уже за последний месяц. Эту затею мы с Пашкой продумывали больше недели, и сегодня я надеюсь, наконец, разжиться деньжатами.

– Давай, Марусь, не тупи!

Пашка – мой лучший друг, а точнее единственный. Той же крови, что и я, детдомовский. Беспризорные мы с ним, как щенки дворовые последние два года, но мне так даже нравится. Вот честно, после того как я сбежала из детдома, синяки хоть на теле немного посходили, а то всегда ходила битая преподшами-тираншами, да другими дикими детьми, отхватывая за любую провинность.

Я смотрю, как Пашка машет мне рукой, уже пробравшись в разбитое окно этого огромного коттеджа. Мы едва ли дошли до него. Дом находится далеко за городом, поэтому добрались мы уже к ночи, как и планировали. Я только куртку порвала себе, через забор перелезая.

Мы почти у цели. Быстро оглядываюсь по сторонам, вокруг очень темно, мы на это и рассчитывали. Натягиваю сильнее свою дурацкую кепку на голову, лицо прикрывая, и пячусь за Пашкой, с легкостью пролезая в окно. Я очень худая для своих семнадцати лет, но прыткая, поэтому не медлю так, как нерасторопный Пашка. Сразу же оказываюсь в здании на втором этаже. Мы в какую-то комнату попадаем и, кажется, это кабинет.

– Что дальше, Марусь? Куда идем?

– Это ты меня спрашиваешь?! Твоя вообще-то идея была залезть в дом к этому богачу, а я его даже не видела ни разу. Вдруг это маньяк какой или вообще, чего похуже? Подожди теперь, дай подумать.

Окидываю взглядом эти хоромы. Хоть и темно тут, все равно глаза разбегаются, сроду таких шикарных штор не видела, и диванов, и люстру такую…со стекляшками красивыми. Ха, мне кажется, я вообще такого не видела, да и плевать мне на всю эту мишуру, когда сосет под ложечкой. У меня вон, уже скоро живот к спине прилипнет от голодухи, или свалюсь прямо тут от истощения.

В глубокой тьме, освещаемой лишь слабым лунным светом, замечаю стол. Отлично. Стол никогда пустым не бывает.

– Пашка, давай за мной.

Мы подбираемся к большому деревянному столу, начиная потрошить его со всех сторон, но вдруг звук какой-то слышится с первого этажа, и мы оба замираем. Шиплю на Пашку, готовая голыми руками его задушить.

– Ты же говорил никого тут не будет!

– Да я откуда знал? Тихо было, когда мы пролазили, может вернулся он. Давай быстрее, и уматываем отсюда!

Открываем шкафчики, вываливаем оттуда разные бумажки. Я вот вообще в этом не разбираюсь, поэтому бесцеремонно выкидываю все, что продать нельзя.

Черт. Пусто тут, ни единой купюры. Шкурой неладное чую, да и слишком тихо стало кругом. Надо быстрее действовать. Где, где эти богачи хранят все ценное?! Неужто на себе носят, скотчем примотав?

Чувствую дрожь в коленях. Что-то волнуюсь я сильно. Где же вы, где…Сейф! Как же я раньше не додумалась!

– Паш, подсвети, я не вижу ничего.

Пашка на год младше меня, но точно не по росту. За последние пару лет он стал на две головы выше меня, хоть я и подобрала его сопливым низкоросликом. Он достает зажигалку из кармана и подсвечивает мне, пока я отчаянно ищу хоть что-то похожее на сейф.

Кажется, я перерыла все в этом кабинете, но так и не нашла ничего, что могла бы обменять на кусок хлеба с колбасой. Ну, или просто, на кусок хлеба. Я уже не помню, когда мясо ела последний раз, кажется, в прошлой жизни это было. Я уже почти не помню простую домашнюю жизнь, так как с четырех лет в детдоме выживала.

– Марусь, глянь-ка на это!

Вытираю нос рукой и поворачиваюсь к Пашке. Он стоит, как придурошный, и радуется, держа в руках какую-то шкатулку.

– Молодчина, давай сюда.

Беру эту шкатулку и открываю ее, застывая на месте как завороженная. Ни в жизни не видала такой красоты. Жемчуг, белоснежный и идеально ровный, блестит, бусы какие-то. Колье, явно драгоценное, с просто огромных размеров красным сверкающим камнем. А еще колечко – простое, золотое, на обручальное похоже.

Не удерживаюсь, и примеряю его на палец безымянный, но оно мне жутко большое, да и не носила я такого никогда, а вот продать подороже, самое то!

Я уже предчувствую, какой пир мы с Пашкой устроим уже завтра, когда дверь кабинета с грохотом открывается, и в ней амбал двухметровый появляется с битой в руке.

– Какого хрена?!

Вот и приехали. Попались на горячем, что называется. Черт!

Такого расклада я вот вообще не ожидала, поэтому всего лишь на секунду теряю преимущество, пряча награбленное и шкатулку подальше отбрасывая. Этот амбал огромный надвигается с огромной скоростью на нас, заставляя мое сердце колотиться в бешеном ритме.

Все случается настолько быстро, что я даже среагировать не успеваю. Пашка, проклятый гаденыш, берет и бросает меня одну, со страху тут же в окно сиганув, а я…когда за ним собираюсь, тут же оказываюсь поймана чей-то грубой рукой.

Меня хватают прямо за эту проклятую драную куртку, грубо на пол отбрасывая. Я успеваю лишь дыхание перевести, когда огромных размеров рука смыкается на моем предплечье, больно подрывая с пола, и волоча вглубь дома.

– А ну, пошел. Живо!

– Пустите! Мы вообще тут случайно.

– Разберемся сейчас. Давай, шевели копытами.

Пока меня бесцеремонно вниз по лестнице тащат, я стараюсь сильнее натянуть свою кепку на лицо, за которой волосы длинные спрятаны. На мне мешковатая одежда, брюки-клеш и уже рваная черная куртка, которую я в прошлый месяц одолжила у одного нерадивого продавца. Обуви только нет. Те старые обноски, которые я обувью зову, на улице пришлось оставить, так как они бы выдали меня в первую же минуту своим жутким скрипом. Так что ступаю по полу я босая. Уже все ноги себе отморозила.

Я уже проклинаю Пашку за эту ходку, потому что он целых два дня клялся мне, что ни души не будет в этом доме, а сейчас я разрыдаться готова, когда этот амбал заталкивает меня в гостиную на первый этаж, а там за столом сидят еще три огромных страшных мужика.

Из всех них взгляд лишь на одного падает. Самого страшного из них. У него на шее тату тигра с клыками острыми виднеется, а я сглатываю от ужаса и понимания, что попала я вот вообще не туда.

Когда эти головорезы на меня взгляд голодный поднимают, у меня чуть ли дар речи от этого зрелища не пропадает. И не смешно мне уже нисколечки, страшно до ужаса от одной только мысли, что они сделать тут со мной могут.

Хватка этого амбала на моей руке становится сильнее, и я уже почти ладони своей не чувствую. Занемела вся.

– Пустите, мне больно!

Как могу, пытаюсь вырваться из цепкого захвата этого мужика, но он держит меня чуть ли не на весу, а потом отпускает резко, от чего я кулем на пол плюхаюсь, ошарашенно подползая к стене. Кажется, я уже хочу, чтобы ментов поганых вызвали. Мне и то так спокойнее будет, чем один на один и этими вот…Волками дикими.

Кажется, что сердце мое сейчас выпрыгнет из груди, которая, кстати, у меня так и не доросла до второго размера. Ну, хоть что-то есть, учитывая то, как я питаюсь практически всю жизнь. Не сказать, что в детдоме был сбалансированный рацион, но хоть что-то.

Как на улице оказалась, голодать часто начала, но зато и не лупил больше никто. Не смели, я сдачи научилась давать, прямо по башке, а еще лучше – по яйцам. До сих пор диву даюсь, как вообще дожила до семнадцати, так как жизнью рисковать приходилось почти каждый день.

Я сглатываю, когда из-за стола медленно поднимается здоровенный мужик с диким просто взглядом. Тот самый, с тигром на шее. Ой, он намного выше Пашки, и шире его в плечах будет. Раза в три. И идет этот зверь прямо ко мне, недовольно лицо свое страшное кривя в оскале зверином.

Я же сильнее в стену вжимаюсь, лихорадочно ищу пути отступления, которых тут просто нет. Он все ближе, а я…начинаю паниковать не на шутку уже.

– Одного только выловил, Арбат. Второй в окно сразу сиганул. Обделался, видать. Напарника своего бросил. Нерадивого.

Я голову в пол опускаю, но все же успеваю одним мигом взглянуть в глаза этого Арбата. Страшные они у него, темно-зеленые, дикие. Кажется, он сейчас испепелит себя злым взглядом, видать это его дом, другие вон мужики, сидят и, кажется, уже бухают.

– Кто навел вас, крысята?

Его голос. Низкий и хорошо поставленный, словно командует он, каждый день. Снова быстро смотрю на него, всего секунда, но этого хватает, чтобы понять, что этот мужик взрослый. Намного старше меня, вон седина уже пробивается в темно-русых волосах. Осанка, как у военного, плечи широченные, ровный нос, губы строгие, брови изломанные широкие, а глаза…точно звериные.

– Никто.

Пищу ему, но стараюсь сделать голос грубее.

– Мы это, тут по ошибке. Мы не туда зашли просто. И вообще, вы права не имеете меня задерживать тут!

Выкрикиваю прямо этому Арбату в лицо, но получается лишь писк какой-то слабый. Я набралась таких фразочек в ментовке, но судя по громкому гоготу, последовавшему на мои слова, это не напугало никого из абмалов, а Арбата и вовсе рассмешило. Он на это только зубы белые показал, оскал, точно как у тигра. Блин, лучше бы я вообще молчала.

Сжимаю кулаки. Надо действовать, иначе вряд ли живой отсюда выберусь. Поправляю кепку, максимально голос понижая, сама обращаюсь к Арбату. Походу, он тут хозяин, судя по тому, как расслабленно ведет себя.

– Дядь, вы это, правда, отпустите меня. Ошиблись мы, ну…с кем не бывает.

Открываю губы в немом вопросе, когда мужчина смотрит на меня. Долго и в упор.

– Имя.

– Что?

– Как тебя зовут, щенок?

– Ээ, Вадик я.

– Вадик? Хм…Ну ладно. Скажи мне, Вадик, ты на хрена залез в мой дом? Ты знаешь, кто я?

– Так это…я ж говорю, мы с Пашкой ошиблись. Ну, случайно вышло, понимаете?

– Арбат, валить его надо, чего ты чешешь с ним еще?!

Амбал, который спалил нас на горячем все никак не унимается, за что тут же получает от меня полный презрения взгляд. Прибила бы, если бы могла.

Тигр с Лехой быстро взглядами перекидываются, а я…лишь непонимающе смотрю на них, но одно лишь улавливаю – мне точно несдобровать.

– Ладно. Леха, вывези этого крысеныша в лес. Давай назад только живо, нам еще отметить надо рождение сына Савки. Вон сидит уже, и так никакой.

Когда слышу слово лес, меня током прошибает, но никто даже не думает реагировать на это. Видать для них это вообще в порядке вещей. А я…жить еще хочу, рано мне!

Вскрикиваю, когда грубая рука этого амбала по имени Леха до хруста сжимает мое плечо, почти до перелома. Он бесцеремонно тащит меня на выход. Мне больно. Очень.

– Ай, больно! Пусти!

Я, как уж, пытаюсь вывернуться, хоть как-то убрать его руку огромную, но она просто стальная. В какой-то момент я так поворачиваюсь, что даже не замечаю, как с моей головы слетает кепка. Прямо на пол плюхается, и волосы мои больше нечем сдержать. Они длинные и тяжелые у меня, тут же выбиваются, и волнами темными на плечи спадают. Проклятье, ну чего мне так не везет…

Вокруг сразу все стихают, и на меня пялиться начинают словно звери дикие. Кажется, что сердце мое сейчас выпрыгнет из груди от страха. Я замираю, и сразу же ловлю голодный взгляд всех этих четырех мужиков на себе. Да, я девушка. И я очень, просто мега-хреново спалила себя.

Глава 2

За свою короткую жизнь я встревала в разные передряги, но никогда, ни разу в жизни не была еще в такой просто нереальной жопе. Было, когда меня ударить хотели там, ну или наброситься исподтишка с ножом, но это всегда были малолетние придурки, а не взрослые мужики, которые сейчас буквально взглядом пожирают мою тощую фигуру. Особенно этот, самый страшный главарь их со звериными глазами. Арбатов.

Делаю шаг назад, когда он наступает на меня, как тигр на овечку, криво усмехаясь. Оскал это дикий, никак не улыбка.

– Что-то ты не похожа на Вадика, кукла. Ряженая, оказывается ты. Так что, соплюха, признаваться будешь, кто навел или помочь?

– Дяденька, ну правда! Никто не навел. Отпустите меня, ну пожалуйста.

– Еще раз соврешь мне, получишь по заднице. Имя. Настоящее. Живо.

Опускаю голову. Нет смысла спорить с ним. Он больше меня раза в четыре, и сильнее в сотню раз как минимум. Голос тоже занижать уже не надо, поэтому отвечаю своим голосом. Тонким и чуть хриплым от недавней простуды.

– Маша.

Где-то за столом слышу свист и грубое улюлюканье, но в ответ лишь кулаки сжимаю. Я стараюсь придать голосу всю жалость мира, однако кажется, это вообще не действует на этого мужчину с тату тигра на шее. Нет в нем жалости и, кажется, он вообще не знает, что это такое.

С ужасом вижу, как еще один амбал поднимается со стола, и идет прямо к нам, отчего еще сильнее вжимаюсь в стену. Мне уже вообще не до смеха. Они убить меня могут тут, и это еще не самое худшее, что они способны сотворить со мной в этом доме.

– Ух ты, а вот и сладкое! Арбат, ты прямо удивляешь меня подарками сегодня! Иди к нам, цыпа. Можно сразу на колени.

Этот громадина лысый тянет свои ручищи огромные ко мне, а я вскрикиваю истошно, тут же отшатываясь от него. Кажется, я сдохну прямо сейчас от одного только понимания, что могут сделать со мной эти звери, явно хорошо подвыпившие. Сама не замечаю, как реветь начинаю. От страха. Никогда трусливой не была, а тут…испугалась я их. Не на шутку.

– Не надо! Пожалуйста…

– Стоп, Шамиль, хорош. Не видишь, малолетка она. Отвали.

Голос Тигра сталью отдает, разрезая воздух. Тот, кого он Шамилем назвал, подчиняется ему, но все также голодно смотрит на меня, как на кусок мяса.

Глаза свои поднимаю, и снова с зелеными омутами встречаюсь, смотря на мужчину снизу вверх. Сглатываю, когда вблизи снова это тату на его шее пульсирующей вижу. Оно пугает меня и завораживает одновременно.

– Сколько тебе лет, Маша?

– Ээ, четырнадцать.

– Сколько?!

– Это правда. Мне четырнадцать всего.

Смотрю прямо на него, ресницами своими хлопая. Задерживаю дыхание, хоть бы поверил, пожалуйста, хотя думаю, он бы мне и не дал больше. Я слишком уж худощавая, и ростом невысокая. Пусть так лучше думает чем то, что через два дня мне уже восемнадцать стукнет, и я навек забуду о детдоме и освобожусь от этих гребаных оков.

Арбатов сканирует меня взглядом еще несколько мучительных минут, словно правду пытаясь раскрыть, но потом все же ухмыляется, глядя на мои ноги. Босые. В его взгляде презрение читаю, а еще злость.

– Что ты успела стащить?

– Ничего, клянусь. Ваш амбал нас раньше…нашел.

Говорю это, и пальчики мысленно скрещиваю, чтоб он не просек про драгоценности, которые я уже в штаны спрятать успела.

– Снова врешь? Мне проверить?

– Нет, правда! Не вру.

– Где твоя обувь?

– Так я это…на улице. Разулась.

Мне кажется, что от стыда я провалюсь под землю прямо сейчас, но нет. Жуткое урчание в животе на всю комнату доводит до предела мое смущение перед этим огромным суровым мужчиной. Не знаю, чего так реагирую перед ним, он словно насквозь меня видит, своей энергетикой подавляет, заставляя подчиняться.

Он руку свою мощную поднимает резко, а у меня инстинкт срабатывает чертов. Закрываюсь от него, ожидая удара.

– Только не бейте!

Тигр проводит пальцами по своим волосам, пронизывая меня взглядом страшным, пристальным.

– Хм…Ты видишь, что я тебя бью?

– Нет. Пока вроде не бьете.

Все также к стене жмусь, я никому тут не доверяю.

– Голодная?

Этот вопрос застает врасплох. Даже не сразу понимаю, правильно ли я услышала. Не стану врать. Я такая голодная, что медведя бы съела сейчас, целиком. А запахи эти, доносящиеся от стола накрытого, дурманят и кружат мне голову.

– Да.

– Иди за стол.

Все бы ничего, вот только не нравится мне это предложение, с волками сидеть за одним столом. Не хочу так рисковать.

– Вы это…спасибо, конечно, мне пора уже. Там Пашка ждет, да и время позднее. Мне спать пора, я пойду…

– Я сказал, села за стол. Живо.

Его низкий бас эхом по комнате разноситься, заставляя подчиниться. Беспрекословно. Я сажусь на самый край стула последнего, в углу стола, и не знаю, куда себя деть. Это все настолько дико для меня, что от нервов больно впиваюсь ногтями в ладони холодные. Почему-то у меня стойкое ощущение, что мы попали в логово к зверю, который накормить меня хочет перед тем, как на куски разрезать и сожрать.

Арбатов садится напротив меня, и я не дышу рядом с ним. Мне кажется это опасным. Я всегда знала, что и как делать, как выпутаться из любой ситуации, но сейчас сижу, как овечка, в окружении этих взрослых и невероятно опасных волков, и боюсь даже пошевелиться.

Перед глазами картошка, мясо, рыба. Нарезки разные, сыры. Фрукты заморские и еще какая-то еда, названия которой я не знаю, но выглядит очень вкусно. Рот тут же наполняется слюной, я почти умираю от голода, но не смею даже двинуться в сторону тарелок. Хватит. Я и так сегодня попалась уже. Хуже просто некуда.

Словно читая все мои мысли, Всеволод берет тарелку, и сгружает туда разных вкусностей, от которых у меня еще больше урчать в животе начинает. Он ставит ее прямо перед моим носом, заставляя исподтишка закатить глаза от этих прекрасных запахов горячей еды. Я не помню, когда последний раз ела такое, да черт, наверное, никогда.

Дикаркой смотрю на него. Не знаю, чего ожидать от этого мужчины крупного. Как деревянная вся стала, боюсь пошевелиться. Вообще не похоже на меня. Все жду подвоха, глазами на всех этих четырех мужиков зыркаю. Все еще колотит меня. От страха.

– Ешь, бери, никто не тронет тебя.

Низкий басистый голос хрипотой приятной отдает. Он окутывает, заставляет меня слушаться. Его одного только.

Я беру эту тарелку на руки, на колени ставлю. Быстро по сторонам смотрю, и как только понимаю, что моя персона тут больше никому за милую душу не сдалась, начинаю уплетать за обе щеки. Господи, я настолько голодная, что сметаю почти все, что мне дали, стыдливо отворачиваясь от стола. В какой-то момент кусок мяса встает поперек горла, и я позорно давлюсь им, начиная громко кашлять. Проклятье!

– Никто не отберет, звереныш, не спеши.

Едкий смешок Тигра слышу за спиной, продолжая кашлять. Закрываю лицо руками от стыда. Сказала бы я ему в ответ…Да только думаю, хуже только сделаю. Молчу лишь. Что-то не хочется мне уже есть. Осторожно кладу тарелку полупустую обратно, намереваясь свалить отсюда, по-добру, по-здорову, но огромная лапа Арбатова ложится на мое плечо грузным камнем, заставляя сесть обратно.

– Далеко собралась?

Он смотрит на меня сверху вниз глазами своими дикими, а я…чувствую себя птичкой, попавшей в клетку.

– Так я это…поела уже. Мне домой надо.

– Сиди. Я решу, когда тебе домой пора.

После этого Арбатов ужинает еще добрых полчаса за столом, обсуждая с этими мужиками какие-то вообще непонятные мне вещи, а я сижу и жду сама не знаю чего, но сбегать снова даже не пытаюсь. Проклинаю только, нервное, уже в тысячный раз Пашку, который бросил меня на растерзание этим волкам. Предатель. Глаза ему выдеру, как только увижу.

– За мной ступай.

Всеволод поднимается и идет на выход, даже не окинув меня взглядом. Я догоняю его уже на улице ночной, босиком ступая по холодному асфальту. Он пальто черное набрасывает на себя на ходу, и теперь еще крупнее для меня кажется.

Огромный просто по сравнению с моей тощей фигурой.

Когда мужчина к черной тонированной машине подходит, по сторонам глазами быстро рыскаю. Что-то не хочется мне ехать с ним в одном авто. Да еще и таком, явно бандитском, по виду, которые только где-то в хрониках ментовских могут показывать. Он ведь и правда может завести меня в чащу какую непроглядную, да прикопать там под первой же сосной.

А я молодая еще, и не жила-то вовсе. Так, перебивалась только, пытаясь не окоченеть на улицах, да с голодухи не помереть.

Стремаюсь я, назад отступаю, пытаясь улизнуть от него, но куда там. Всеволод видит меня прекрасно, видать глазами своими зелеными и страшными сканировать ночью умеет.

– Чего застыла, как истукан? В машину, быстро.

– Я это…сама дойду. Дяденька, не поеду я с вами…в лес. И в ментовку тоже…не сдавайте, а?

Громко сглатываю, смотря прямо на него. Лицо сосредоточенное и серьезное, желваки вон ходят. Злится. Кажется, в эту минуту зверь как раз решает, под какой елкой меня закопать, и от этого мороз по коже проходится.

Грубые ноты в голосе Тигра заставляют судорожно втянуть холодный воздух.

– Значит так, мелочь. Если слушаться меня будешь, в лес не повезу. Ментам тоже не отдам. На этот раз. Села в машину, я сказал. Или ты босиком собралась в город ишачить пятнадцать километров?

Стою на распутье. Ноги уже окоченели от мартовского холода жуткого, а о том, чтобы босой к городу идти, так вообще, подумать страшно. Сглатываю, понимая, что он прав, медленно к дверце машины тянусь и открываю ее с трудом.

Забираюсь на переднее сиденье, мгновенно согреваясь там. Честно признаться, я еще ни разу в таких машинах не ездила, поэтому дикарем смотрю на салон. Красиво тут все. Кожей пахнет и сигаретами.

Арбатов садится за руль, и я снова невольно отмечаю, насколько он большой против меня. Мы разные, вот только я не понимаю, зачем вообще провожу эту параллель. Я никто ему, случайная воришка, пойманная на горячем за руку.

Мы едем молча по ночной улице. В какой-то момент мужчина закуривает, глубоко затягиваясь сигаретой, а я балдею, вдыхая густой запах седого дыма, сидя рядом. Я смотрю на его ладони крупные с венами и порослью темных волос, на пальцы сильные, длинные. Если кулак сожмет этими ладонями, он по размеру, как полголовы моей будет. Такой по стенке размажет, и дальше пойдет. Не сомневаюсь даже.

От мужчины приятно пахнет дымом и мускусом, и я невольно вдыхаю этот аромат парфюма. Кажется, дорогой он, хотя я в этом не разбираюсь. У самой-то сроду духов не было. Зачем мне эти брызгалки, когда ждать нечего. Не надобно.

Арбатов курит, продолжая вдаль смотреть, а меня что-то завораживает в этом. Сама не знаю, что. Я уже пробовала курить, однако денег никогда не было на свои сигареты, поэтому сейчас просто не могу упустить такой шанс. Наглость – мое второе имя.

– Дайте и мне.

Он поворачивается ко мне, поднимая одну бровь вверх.

– Чего тебе дать?

– Сигарету. Я тоже хочу.

– А по губам ты не хочешь? Сиди уже, соплюха, не нарывайся.

Сжимаю зубы от злости. Какая я ему соплюха?! Жалко ему одну сигарету что ли? Сукин сын. Язык в последний момент прикусываю, чтобы не послать его ко всем чертям, ведь как раз мимо леса проезжаем. Передумает еще, не дай Бог, да прикопает у лесополосы, как и планировал изначально.

Арбатов докуривает сигарету, и в окно полуоткрытое ее бросает, а я в этот момент понимаю, что кажется, засмотрелась на него. Впервые в жизни. Не знаю чего. Просто понравился он мне. Сильно.

Мы едем долго, доезжая до самого города. В салоне уже дико жарко, поэтому я из последних сил сдерживаюсь, чтобы не сбросить с себя куртку, и не остаться в одной только футболке. Но до последнего сижу, не рискую сбросить с себя последнюю свою защиту.

– Где живешь?

Этот вопрос застает меня врасплох, так как я сама не знаю по сути, где мой дом. Ночую, где придется, но обычно в конуре одной, заброшенной хате. Там не живет никто давно, но зато осталась кое-какая мебель. Крыша не течет, есть матрац старый, вода и окна большие. Не хоромы, конечно, но пока что мне хватало.

Молчу, не знаю, что сказать. Нет у меня дома нормального. Детдом назвать домом язык не поворачивается, а говорить этому амбалу, где я ночую обычно, стремаюсь. Вдруг найдет еще и придушит, поняв, что обворовала я его все-таки сегодня, и нехило. Украшения те, из кабинета его, так и гремят в моих карманах, и я молюсь только об одном – чтобы он этого не услышал, так как тогда точно не жить моей шкуре голодной.

– Мой дом…он там, за углом сразу.

– Я же сказал, не сметь врать мне!

Тигр поворачивается ко мне, и я вижу взгляд его раздраженный. Черт, ну зачем я опять соврала…Поздно уже.

– Так все, пошла на хрен отсюда. И чтоб я не видел тебя больше. Ясно?

– Ясно, более чем!

Я открываю дверь, и пулей вылетаю из машины этого гада, с особым смаком хлопая ей со всей дури. Единственное, что меня радует – это кожаный коричневый кошелек, полный крупных бумажных купюр, который я тоже удачно стащила у Арбатова еще в начале нашей с ним поездки. Пусть знает, как связываться со мной.

В эту ночь я довольная бегу со своим добром наворованным до халупы, даже не представляя, что увижу Арбатова снова совсем скоро.

Глава 3

Ворованных у этого зверя зеленоглазого денег мне хватает, чтобы неделю жить, как королева. Свое восемнадцатилетие я впервые в жизни встречаю с небольшим куском торта, который сама себе купила, не своровала.

За эти деньги краденые я сразу же накупаю себе кучу еды, вот только почти ничего не могу есть. Живот болит с непривычки, тошнит даже. Один только чай с конфетами могу пить, от всего остального сразу же плохо становится.

Украшения из дома Тигра я все же смогла вынести и то, каким-то чудом. Ведь он грозился обыскать меня, а я соврала, что не взяла ничего, когда на самом деле взяла, и прилично. Почти все успела схватить с той шкатулки дорогущей, пока тот амбал по имени Леха пытался Пашку выловить, а тот в окно со страху сиганул.

Я же времени зря не теряла. Колечко золотое и колье с огромным красным камнем себе припасла. Мне пригодится еще, а зверь себе еще купит, хотя похоже, что цацки эти женские были. Жены его, что ли, хотя у такого как он, не может быть жены нормальной, уж больно дикий, и страшный какой-то. Тату его это, с оскалом. Брр…

В первый же день после побега я прячу эти украшения под диван, в самую мою тайную заначку, о которой только Пашка только знает, больше ни одна душа. С таким багажом мне спать спокойней, ведь я знаю, что всегда продать это смогу, и не буду мучатся снова от голода.

На обычную работу мне не приходится рассчитывать. У меня нет документов, вообще никаких, поэтому даже на роль грузчика меня не возьмет никто. Да и пробовала я уже однажды. Два года назад, когда из детдома сбежала, и все мечтала, что работу найду, да заживу, как человек.

Хрен там. Посмеялись только с меня, обозвав тощей беспризорницей. Обиделась я тогда, до слез прямо, и воровать начала. По-черному прямо, без доли стыда. Некогда мне было стыдится, когда живот от голода болел. А я…жить просто хотела.

Я не привыкла деньгами распоряжаться, поэтому этот куш транжирю предельно быстро, и уже на вторую неделю снова оказываюсь с пустыми карманами. Голод, сволочь, тоже не заставляет себя ждать, а еще обувь. Я больше не могу перебиваться обычными шлепанцами. Мои ноги все время мерзнут, поэтому в кой-то веки я решаю честно купить себе нормальные кроссовки.

Я лезу за все той же заначкой под диван, шаря рукой по коробке с украшениями, но их там нет. Чуть ли весь диван лихорадочно не перерываю и все под ним, но с ужасом обнаруживаю, что там пусто. Нет совершенно ничего!

В голове тут же пульсирует кровь. Пашка. Это засранец сам меня обворовал, и совсем недавно, так как еще два дня назад коробка была на месте. Пашка, сукин сын! Больше некому. Только он знал об этом месте, и сейчас я готова задушить его голыми руками, вот только для начала мне найти его надо, а я его не видела с того самого дня, как кинул он меня. Паразит проклятый.

В этот день, кажется, воскресенье, я шатаюсь где-то у рынка, когда Пашку, наконец, издалека замечаю. Он стоит рядом с какими-то мужиками с черной бородой, и я чуть ли не сгораю от злости, когда вижу, как он пытается продать им мои украшения, честно сворованные у того богача с тату тигра на шее.

Я ускоряю шаг, и уже готовлю кулаки, чтобы смачно врезать Пашке по роже, но вдруг крик его слышу. Сдавленный и испуганный. Все случается так быстро, что я даже среагировать толком не успеваю. Один из стоящих рядом с Пашкой мужиков быстро вынимает блестящий нож из кармана, и ударяет им прямо в живот парня, отнимая у него пакетик с украшениями, и быстро скрываясь в толпе. Паша же орет и падает на пол, прижимая дрожащую руку к кровавому следу на куртке.

От шока я даже не знаю, что делать, лишь подбегаю к уже лежащему на земле Пашке, который руками обеими в живот впивается. С раны его кровь хлещет, пульсирует прямо, алым пятном расползаясь под курткой. В какой-то момент он кашлять начинает, захлебываясь собственной кровью, а я…стою лишь на месте, слезы горькие глотая, и не зная, как могу помочь ему.

– Пашка, дурачок! Господи, что ты натворил?! Зачем, зачем ты взял это, да еще и тут продать пытался? Ты же знаешь, это рынок, тут опасно…

– Прости, Марусь. Я слабым оказался.

Мимо нас проходят сотни людей, но никому нет дела до грязных бродяжек. Я до хрипоты ору и прошу помочь хоть кого-то, но все лишь дальше идут, не замечая нас. Одна только бабушка старая на минуту задерживается из чистого интереса, но когда видит Пашку, брезгливо отворачивается и идет дальше, по своим делам.

Светлые глаза Пашки медленно закрываются, и больше я никогда не увижу их живыми. Только через час сюда приедет полиция и скорая, вот только некого будет уже спасать. Погиб Пашка, так и не успев толком пожить. Все его мечты ушли вместе с ним, так и не став явью. Я даже проводить его не смогла, в толпе быстро затерялась, смахивая горькие слезы, так как не хотела в этот день еще и в ментовку загреметь.

Корю себя. Это я должна была быть на его месте, и это меня уже должно не существовать, ведь я украла эти цацки проклятые изначально я, а не он. Я отчаянно злюсь на этого паренька белокурого, однако все же прощаю ему все. Он просто был таким же, как и я. Голодным и ничейным. Просто выжить пытался, а я…все еще пытаюсь.

Через пару дней, когда у меня уже вообще ничего нет из еды, я подумываю над тем, чтобы с позором вернуться в детский дом, однако гоню эту мысль поганой метлой. Я знаю, что там делают с молодыми девушками моего возраста. Их продают мужикам за деньги, на одну или две ночи, но девочки уже после этого не возвращаются прежними. Они приходят в новой одежде, с дорогими подарками, косметикой и шоколадками в руках. Но глаза их пустые, потухшие. Они улыбаются сквозь слезы, а я…не хочу так. Не хочу и все тут.

Я прохожусь по рынку, присматривая, чего бы взять на сегодня, хоть яблоко какое, и то сгодится, как вдруг глазами нахожу Гарика. Этот неприятный тип лет пятидесяти заведует одним из крупных продуктовых магазинов, и сегодня он станет моей целью, и права на ошибку у меня просто нет.

Я прикладываю все свое мастерство, чтобы увести у него из-под носа просто шикарную палку колбасы, но в какой-то момент от голода у меня все плывет перед глазами. Я теряюсь всего на секунду, но этого оказывается достаточно, чтобы быть позорно пойманной Гариком за руку. Он, как клещ, вцепляется в меня, и кажется, еще немного, и просто напополам руку мою переломает.

– Попалась, сука малолетняя!

– Ай, больно! Пустите! Вы что себе позволяете? Отпустите меня!

– Карманы выворачивай, я все видел.

Гарик выдирает из рук мою сумку, и заставляет выложить все, что я успела наскрести сегодня. Там немного, всего-то пару яблок и овощей, но этого достаточно, чтобы еще больше взбесить его. Он больно хватает меня за шиворот и тащит из прилавка в свой вагончик, который находится сразу за ним.

Вокруг ходит толпа людей но, кажется, всем наплевать. Я отчаянно прошу о помощи, но прохожие так и проходят мимо. Вот и она, доброта людская, которой я еще не видела в своей жизни никогда. А нет, видела. Один раз, когда тот мужик страшный с тату тигра дал мне тарелку еды, и не попросил взамен у меня ничего.

Сейчас же этот чертов жирдяй чуть ли плечо мне не ломает, когда с силой в вагончик заталкивает, а я упираюсь, как могу, из последних сил уже. Мой разум тут же включает красный свет, когда я вижу, как сально  Гарик облизывается, видя мою разорванную от его лап куртку и часть свисающей футболки, показывая черную лямку простого бюстгальтера.

Я сразу понимаю, что у него на уме, и от этого чуть ли не проваливаюсь в пустоту. От страха дикого, и обиды еще. На весь мир этот гребанный, злой и чужой.

Мое сердце чуть ли из груди не выпрыгивает, когда он закрывает дверь вагончика на ключ, и я понимаю, что не смогу от него убежать. Хоть он и старый жирный тип, но он мужик, и ему ничего не будет стоять повалить меня на землю.

– Отпустите, немедленно! Я заявлю на вас, сразу же! Мой отец в ментовке работает!

– Не неси пургу, ничейная ты! Бродяжка поганая. Возмещай ущерб за ворованное, краля, отпущу тогда. Может даже продуктов дам, каких хочешь. Давай, поработай ротиком.

Гарик опускает свою руку в область паха, а у меня тошнота к горлу подкатывает. От его слов и противного запаха меня всю передергивает. Ну и влипла же я.

Быстро оглядываюсь по сторонам в поисках иного выхода. На небольших окнах стоят решетки металлические, дверь тут только одна. Выхода нет.

От страха дышать становится трудно. Пальцы рук почему-то немеют.

– У меня нет денег, честно. – выпаливаю я, чувствуя, как сильно колотиться мое сердце. – Я все отдам, отпустите, а?

Я смотрю прямо на него в надежде, что моя жалкая тирада хоть как-то подействует на него и этот урод смягчиться, но выходит в точности наоборот.

Гарик звереет и хватает меня за шкирку, как какого-то беспризорного котенка. Он тянется своей зловонной рожей ко мне, и когда я из последних сил отталкиваю его, ударяет меня по лицу. Безжалостно и в упор.

От силы его удара у меня темнеет перед глазами, и буквально на секунду я проваливаюсь в темноту, но вскоре, к сожалению, прихожу в себя. Я лежу на полу на другом краю комнаты, больно ударившись плечом о спинку стула.

– Можешь орать сколько влезет, всем все равно насрать на тебя, паршивая воровка! А не будешь послушной, вообще не выйдешь живой отсюда.

– Урод. Ты урод гребаный!

Лучше бы я молчала, да куда там. Язык мой – враг мой, я давно это поняла.  Гарик набрасывается на меня словно дикий зверь, с размаху ударяя ботинком по ребрам, заставляя услышать отчетливый хруст кости. Когда я уже практически отключаюсь, он начинает расстегивать пуговицы моей куртки, и вырывать их с мясом, когда у него это не получается. После этого он на себя переключается, кряхтит, и начинает расстегивать свой ремень.

В тот момент я впервые по-настоящему прощаюсь с жизнью. У меня болит все тело, я даже пошевелится не могу. Дышу лишь поверхностно, прижимая руки к боку. Мне больно. Кажется, он сломал мне что-то.

Когда с детдома два года назад сбегала, знала что будет нелегко, но уж точно не думала, что умру вот так, лежа на полу в каком-то грязном вагончике, истекая кровью. Так тебе и надо, Маруся, меньше воровать надо было. Говорила же преподша в детдоме, что толку с меня не будет, если за разум не возьмусь, видать, права была. Не стала я никем. Воровкой только. Ничейной при том.

Гарик продолжает сдирать с моего полумертвого тела куртку, пропуская мимо ушей мои слабые мычания, когда ручка его двери начинает поворачиваться. Ее кто-то сильно дергает пару раз, но когда она не поддается, дверь с грохотом сносят с петель, словно от сильного удара ногой. Замок, на который она была закрыта, отлетает куда-то в сторону, издавая звонкий звук металла.

Хоть меня сильно ударили по голове, и перед глазами все плывет, я вижу, как внутрь входят какие-то мужики. Кажется, двое. Через пелену слез я сразу узнаю их. Быть не может…Это же тот, Леха полоумный и…Черт! Только не они, только не он! Хозяин дома того, мною обворованного, Арбат. Он вальяжно внутрь входит собственной персоной, а я хочу провалиться под землю. Была одна беда, стало две. Зашибись просто.

Если Арбатов узнает меня, то живой я точно уже отсюда не выберусь. Он наверняка заметил пропажу своего кошелька, и тех побрякушек дорогих, которые я в его кабинете к рукам прибрала.

Из последних сил натягиваю сильнее капюшон на лицо и к полу прижимаюсь, чтобы эти волки не узнали меня. Я чувствую себя слабой и беззащитной, мне некому помочь. Я всегда сама за себя была, а теперь еще и без Пашки. Действительно жалкая бродяжка, которую можно ударить, можно избить и убить, наверное, тоже не составит труда.

Арбатов ближе подходит, и кажется, смотрит прямо на меня. Он все в том же пальто дорогущем черном и ботинках. В этот момент я впервые жалею о том, что все еще не умерла.

Глава 4

– Господин Арбатов, хм…какая неожиданность. Извините, я…не ждал вас сегодня.

Гарик быстро слезает с меня, поправляя свои грязные брюки и стирая мою кровь с костяшек толстых пальцев. Я же, как можно дальше к стене отползаю, едва ли сдерживая глухой кашель, рвущийся из груди. От боли. Видать,  Гарик перестарался, и сломал мне все же оно или два ребра, подонок.

– Ты долг мне свой просрочил, на месяц целый, если помнишь. Часики тикают, а от тебя ни весточки нет, ни хрена,  Гарик. Вот сам решил наведаться, лично проверить, как у тебя дела идут, и хорошо идут-то, насколько я вижу. Шлюхи вон дают, значит, бабло водится. Одного не пойму – ты такой тупой или самым умным себя считаешь, раз подумал, что кинуть меня можно?

В воздухе пауза напряженная повисает, и я впервые слышу нотки страха в голосе  Гарика. Он боится. Арбатова.

– Господин Арбатов, мой бизнес, он плохо идет, есть сложно…

– Заткнись. Или ты отдаешь мне полную сумму долга сейчас, или уже сегодня станешь удобрением под елкой.

Гарик медлит, ему уже трудно скрывать свой страх. Он нервно перебирает пальцами свои сальные редкие волосы, пока его взгляд на меня не падает.

– У меня сейчас нет…нет денег, правда. Стойте! Не надо рукоприкладства! Подождите, у меня есть что-то куда лучше! Вот, посмотрите сюда. Возьмите эту девчонку, строптивая, словно девственница. А глаза какие – карие, блестящие. Куколка самая настоящая. Отмыть только надо. Заберите в честь долга. Она дороже стоит на рынке, уж поверьте. Да и продать сможете по

хорошей цене, если вам не понравится. Она ничейная, бродяжка дворовая.

От его слов у меня чуть ли сердце не останавливается. Гад проклятый, убила бы его прямо тут, если бы встать могла за такое. Как он посмел…предлагать меня словно товар на его прилавке. Сволочь. Сжимаю зубы от боли, с ужасом понимая, что еще немного, и я просто сдохну, не выдержит мой организм еще и такой пытки.

Гарик отступает в сторону, чтобы меня стало лучше видно, а я лишь сильнее натягиваю капюшон, все еще бессовестно на полу валяясь, обхватив себя руками. Моя голова начинает кружиться, как только пытаюсь подняться. Ребра болят при каждом вдохе. Приходится дышать медленно и поверхностно, ловля хрипы в груди.

Хоть я и не вижу лица тигра сейчас, я знаю, он сканирует меня взглядом, своими глазами страшными опаляет. Опускаю голову ниже, пытаюсь слиться с землей, но кажется, этот трюк больше не прокатит. С ужасом замечаю, как мужчина подходит прямо ко мне. Его черные ботинки все ближе, как бы я ни старалась отползти от него подальше.

Задерживаю дыхание, когда Арбатов садится на корточки прямо напротив меня, и руку к голове подносит, одним рывком сдирая мою последнюю защиту – черный капюшон. Тут же рык хриплый и пробирающий до костей его слышу. Он узнал меня. Сразу же.

– Ну, привет, крысеныш, давно не виделись.

Пищу что-то невнятное в ответ. У меня так сильно болит бок, что каждый звук с трудом дается. Губа разбитая жжет. На лице что-то липкое, явно кровь запеклась от удара.  Гарик на славу постарался. Урод.

Я решаюсь посмотреть в глаза Арбату, однако тут же жалею об этом. Ничего кроме злости и презрения в этих зеленых омутах я там не нахожу. Он меня не важнее мошки уличной считает, и это отчетливо видно по его лицу. Такому…мужественному и суровому.

Мужчина грубо рукой по моей губе разбитой проводит, а я отталкиваюсь от него, шипя словно змея. Больно. Но он сильнее. В сотню раз. За грудки меня хватает и ближе наклоняется.

– Ты все-таки соврала мне тогда, мелочь вороватая. Зря я тебя отпустил, не обыскав твое тощее тело. На мордашку твою невинную повелся, а ты шлюха просто дворовая. Тебя здесь придушить или сама и так копыта отбросишь? Как вижу, ты уже недалеко от второго варианта.

– Я не воровала…

Ловлю раздраженный гортанный смех тигра. Он не верит ни единому моему слову.

– Я тебе уже говорил, чтоб врать мне не смела. Куда украшения с моего кабинета дела?!

– Не знаю… Забрали их. Из-за них Пашку…ножом пырнули, насмерть. Из-за цацок этих ваших проклятых…

Сглатываю, когда вижу как кулаки Арбатова сжимаются. До хруста. Черт, лучше бы я молчала. Этот зверь страшнее  Гарика будет, в миллион раз.  Гарик просто пешка рядом с ним, жалкая тень безвидная.

Взгляд Арбатова как у хищника дикого, и кажется, он убьет меня прямо тут. Одного его удара хватит, чтобы я навсегда уснула. Сном спокойным и мертвым. Закрываю руками голову, когда мужчина наклоняется ко мне. Боюсь его.

– Значит так, зверушка. Я говорю один раз, а ты слушаешь. Я забираю тебя сейчас. Отныне ты мне принадлежишь. Будешь отрабатывать долг  Гарика полмиллиона, а после свой долг, еще восемьсот тысяч за ворованные вещи. Отпущу, когда расплатишься. Вздумаешь сбежать, найду и продам. Прямо по адресу. Ты вон и так я вижу, уже практикуешься.

– Чт…что?

Не понимаю, что он говорит. Как это, принадлежу ему…

– Леха, забирай нашего найденыша.

– Уже?

– Да, давай паковать, пока копыта не отбросила. И так вон, еле дышит уже, а ей еще долг мне отрабатывать.

Услышанное словно ледяной водой меня обливает. Какая еще собственность, какой долг?! Да я таких денег не то, что в глаза не видала, не снились они мне даже. Не могу поверить в это, этого быть просто не может. Уж лучше в тюрьму поганую меня пусть отправит, но не себе забирает. Нет…

Я и пикнуть не успеваю в ответ, как Арбатов поднимается, и не обращая внимания на мои мычания, выходит из вагончика, больше ни разу так и не взглянув в мою сторону. Вместо него ко мне подходит Леха этот двухметровый, который тогда еще застал меня в доме Тигра, и за руку больно хватает. Он и сейчас не церемониться со мной, подхватывая на руки с пола резко, словно мешок с картошкой берет.

– Иди сюда, малая.

Невольно вскрикиваю. У меня болит все тело, однако это все ерунда по сравнению с тем, чей собственностью я только что стала, и какого размера долг нажила. Впервые чувствую слезы на щеках. От страха.

В какой-то момент Леха уж очень сильно задевает мой бок рукой, от чего я резко вздрагиваю, и кажется, отключаюсь.

Я совсем не помню дороги, и прихожу в себя в какой-то темной конуре, где кажется, даже нет окна. Это похоже на подсобку с брошенной туда маленькой раскладушкой и матрасом. Я сижу прямо на ней, а точнее лежу, подобрав под себя ноги.

Как только встать пытаюсь, с ужасом обнаруживаю, что у меня жутко болит бок, а еще одна моя рука не шевелится. Я что…черт! Что, что это такое?! Меня наручниками к батарее приковали! Он это сделал, монстр с тату тигра на шее!

Отчаянно пытаюсь вырвать руку от железных оков, освободиться, но куда там. Хоть я и худая, этот зверь специально наручник потуже скрепил, и я выберусь из него, только если ладонь сама себе сломаю. Сукин сын!

Звонкий стук металлических наручников о батарею провоцирует у меня жуткий страх, но куда хуже мне становится тогда, когда я обнаруживаю, что лежу под одеялом почти голая! Я в одних трусах и лифчике лежу, а ребра мои несчастные перемотаны чем-то. Бинты что ли какие-то. Тугие. Черт, что этот гад сделал со мной, где я?

Воздуха становится мало, особенно от этого маленького замкнутого пространства. Да, у меня есть страхи, несмотря на то, что много дней на улице провела. И замкнутая тесная конура без окон как раз один из них.

– Помогите! Сволочи…Кто-нибудь, выпустите меня отсюда. Эй, вы слышите, немедленно отпустите меня!

Тишина в ответ парализует и, .кажется, я сейчас умру прямо тут. Стены на мозги давить начинают, мне становится все хуже.

– Эй! Ну хоть кто-нибудь…Суки!

Кажется, еще немного, и я бы голос сорвала. Я орала изо всех сил, истошно колотя наручниками по батарее, и к счастью, спустя пару часов это подействовало. На меня обратили внимание, однако оно было совсем не таким, какого я ждала.

Затихаю, когда дверь резко отворяется, и я вижу в ней зверя огромного. Арбатов. Он стоит у порога, облокотившись о дверь спиной. На нем идеально выглаженный синий костюм с белой расстегнутой на две пуговицы рубашкой. Выглядит так, словно на парад собрался. Бизнесмен хренов, или бандит, мне уже все равно. Я убить его готова за то, что приволок меня сюда.

– Чего ты орешь, зверек?

– Сволочь, маньяк! Отпусти меня немедленно, не то пожалеешь! Ты не знаешь, с кем связался, мои родители найдут тебя, и засудят, и…

Я ору из последних сил, срывая голос и прикладывая руку к боку, который очень сильно болит, но даже среагировать не успеваю, когда всего за секунду этот хищник преодолевает расстояние между нами, вплотную оказываясь передо мной. Арбатов заставляет меня вжаться в стену спиной от страха. Я задерживаю дыхание, когда он резко обхватывает своей огромной ладонью мое лицо, и больно впивается сильными пальцами в щеки. Его глаза такие зеленые. Как у дикого зверя.

Этот мужчина взрослый и очень опасный. В его взгляде смерть только читаю. Я слишком близко, опасно и так…странно как-то. Запах его парфюма улавливаю, и не могу не признать, что он привлекает меня. Вдыхать его хочется, снова и снова.

– Во-первых, для тебя я Всеволод Генрихович, зверушка. Ко мне только на “вы” можешь обращаться. Во-вторых, нет у тебя никаких родителей, Мария. Ты из детдома сбежала два года назад. Отец неизвестен, мать погибла, когда тебе было четыре года. Ты сирота. Никому на хрен не нужная. Я ничего не упустил?

Я затихаю. Откуда он все это знает…

– Это вообще не ваше дело! Не смейте лезть в мою жизнь! Почему я голая и в бинте этом?! Вы что… трогали меня?

От одного только предположения слезы собираются в глазах, а тигр смеется, показывая свои белые зубы, а точнее оскал звериный, страшный. Он руку свою убирает от моего лица, а я все еще чувствую ее на коже. Огнем пылает вся.

– Да кому ты нужна, мышь дворовая. Ребра лишь сложил твои в кучу, пока ты в отключке лежала. Сейчас бы не такая боевая была. Выла бы от боли. Сломаны они у тебя.

Молчу. Про ребра как-то даже не переживаю сильно. Били меня по ним и раньше, заживало как на собаке. А вот от того, что Арбатов касался меня, пока я была без сознания, холод проходится по спине. Тот, арктический, или как там его называют…Самый суровый из всех.

– Значит так, воровка. С сегодняшнего дня мы заключаем с тобой договор, в котором ты обязуешься свой долг мне отрабатывать. Полностью.

Хватаю ртом воздух, руками сжимая одеяло. Мне страшно. Я не знаю, чего ожидать от этого мужика огромного, но даже не думаю показать ему, какого мне. Не дождется.

– Какой долг… Как отрабатывать? Да чего вы хотите от меня, спать с вами, да? Этого хотите?

Громкий раскатистый смех разливается по комнате. Арбатов смеется с моих слов, показывая белые зубы. После смотрит на меня, и снова смеется, словно я сказанула что-то невероятно смешное и нелепое. А мне совсем не до смеха. Вот ни на чуточку даже.

– На себя посмотри, от тебя как от помойки несет. И да, я не трахаю детей. Ты будешь на меня работать, зверек. Делать все, что скажу, беспрекословно. Свой долг отрабатывать. За каждую провинность долг будет расти, поэтому поосторожней с моими вещами. Спать будешь здесь, и чтоб без надобности я не видел тебя.

– Что? Нет, отпустите немедленно! Я не хочу в этой конуре сидеть!

Пытаюсь вырваться от наручников, но кожа уже слишком сильно щиплет. Вижу кровавые следы. Черт, кажется, я поранила сама себя.

– Можешь брыкаться сколько влезет. Тебе это ничем не поможет.

– Вы не можете…не можете так поступить со мной!

Слезы предательски подступают к глазам, я не играю. Это правда мои слезы. Натуральные. Искренние.

– Могу.

Его голос стальной и низкий. Всеволод не играет со мной, и мне страшно от этого. Совсем не до смеха от его интонации. Так только с уголовниками разговаривают, как он со мной. Как палач перед казнью.

– Слушай меня внимательно, крысеныш дворовой. Ты не в гостях и не дома. Я купил тебя у  Гарика как товар на базаре, как вещь, поняла? Если я захочу, уже сегодня ты вернешься и ляжешь под него, раз так уж хочешь свободы. Я забрал тебя в качестве откупа за долг, так что отработаешь все, до копейки.

Вдобавок ты посмела обворовать меня, притом дважды, взяв особо ценные мне вещи, а долгов я не прощаю никому. Ты могла вернуть мне все это миллион раз, но не стала, за что тоже будешь расплачиваться. Завтра поедешь к врачам на осмотр. Не хочу принести в дом заразу вместе с тобой.

– Что…что?! Какие врачи, нет!

– Молчать. Как миленькая пройдешь терапевта, стоматолога, инфекциониста и гинеколога.

– Гинеколога?! Да вы сумасшедший! Ненормальный просто, сукин сын!

Вскрикиваю громко, когда резко получаю по губам от него. Огнем жжет. Больно. Чертовски больно. Я тут же затихаю, прикладывая руку к лицу. Тигр вовсе не шутит со мной. Он, правда, может сделать все, что ему угодно.

– Еще раз в моем присутствии матом будешь ругаться, рот вымою. С перцем. В моем доме ты должна вести себя прилично, а не как дворовая падаль, иначе отправишься в колонию, которая и так по тебе давно плачет. И поверь, девочка, я тебе такое дело насобираю, что ближайшие двадцать лет не выйдешь оттуда.

– Ненавижу…Ненавижу вас!

Шиплю тихо на него змеей, роняя слезы, и уже продумывая, как буду убивать Арбатова. Смачно и особо жестоко.

– Отпущу на волю, как только отработаешь долг. Полностью. И да, твое шмотье я сжег. От него воняло как от помойки. Это будешь носить, когда сама отмоешься.

Он бросает на матрац пару футболок огромных размеров и спортивные брюки. Явно со своего барского плеча.

Вытираю быстро нос и глаза от слез соленых, да что ж такое. Давно я так не расклеивалась. Да никогда, наверное. Вот только не хочу реветь перед зверем этим, ему все равно плевать, что там бродяжка чувствует. Я лишь воровка для Арбатова, грязная оборванка. А он для меня… дьявол в человечьем обличии.

– Выходить за пределы дома запрещено. Кроме меня в нем также живет моя женщина, Лиза. Ее не трогать. Мои дети уже взрослые, они тоже иногда заходят. Для всех ты должна быть незаметной тенью. Меня слушаться беспрекословно, делать что скажу. И самое главное – он так смотрит на меня, что я аж назад отодвигаюсь – никакого больше воровства. Если я еще хоть раз такое дерьмо замечу, выпорю ремнем. Будет больно, обещаю.

Пытаюсь переварить сказанное тигром, однако это просто не помещается в моей голове. Лишь смотрю в глаза его зеленые, ресницами черными обрамленные. Лицо его суровое такое, и такое…Убила бы!

Замираю от страха, когда мужчина наклоняется ко мне, руку мою бедную осматривая, а после слышу щелчок, и наконец, могу растереть раненое запястье. Он расстегнул наручники, однако теперь моя спесь поубавилась, и я не рискую наброситься на того, кто может свернуть мне шею одним движением руки.

По его интонации военного, и удару по губам за мат я хорошо понимаю, что возиться со мной тут никто не собирается. Он холодный, суровый и жестокий зверь. Я кожей чувствую его мощь, этот мужчина очень опасен, и это не какой-то там  Гарик с рынка. Всеволод силен и страшен. Он не пощадит меня, и играть со мной не станет.

Мужчина отстраняется от меня, и уже у двери я осмеливаюсь впервые окликнуть его, по имени.

– Всеволод…Генрихович! Сколько…сколько времени я буду отрабатывать вам этот долг проклятый?

Мужчина останавливается и смотрит на меня в упор, заставляя задержать дыхание.

– Год. После этого вернемся к этому разговору.

Я не успеваю крикнуть ему пару ласковых в ответ, как дверь с грохотом закрывается. Слышу щелчок ключа. Он закрыл меня тут, закрыл!

Всхлипываю. Этого я точно не ожидала. Ну, неделю там, ну месяц, но уж точно не год в лапах этого зверя. Не год!

Всеволод Генрихович Арбатов. Это имя клеймом у меня в мозгу выжигается. Я теперь его. Должница, собственность…а на деле просто вещь. Даже в страшном сне я не могла предположить, что воровство мое безобидное таким адом закончится для меня.

Обнимаю колени острые руками холодными, и опускаюсь на матрац, заливаясь горькими слезами ненависти к этому зверю проклятому. Зачем он кормил меня тогда? Лучше бы сразу взял и убил. Меньше мучилась бы теперь.

Глава 5

Я не знаю, сколько времени проходит но, кажется, уже ночь. В этой темной будке нет ни единого лучика света или часов, чтобы я хоть как-то ориентировалась, и это сводит меня с ума.

Кажется, я провожу здесь не меньше суток. Одно только успокаивает – мне не хочется в туалет, так как я давно ничего не ела и не пила, так бы даже не знаю, что бы делала. Тут не то, что туалета нет, даже какой-то альтернативы поганой не предвидится.

В эту ночь я не могу сомкнуть глаз. Эта конура, где меня поселил Арбатов, очень маленькая, а главное – в ней нет окна. Мне трудно встать из-за сильной боли в ребрах, так что я вынужденно пластом лежу на матрасе, чувствуя себя…побитой. Но даже не это печально. Хреново то, что мне все время кажется, что воздух в этой будке скоро закончится, и я тут просто копыта отброшу, так и не дотянув до утра.

Превозмогая жжение в груди, медленно поднимаюсь, и беру вещи тигра. Скрепя зубами, все же напяливаю их на себя. Все равно лучше, чем в одних только труселях и бинте широком на груди шастать. Штаны и футболка оказываются просто огромными на меня, поэтому мне приходится их завернуть чуть ли не вдвое, чтобы они не сваливались с моей тощей фигуры.

Кажется, ненадолго я все же отключаюсь, так как из транса меня выводит скрип ключа, и звон открывающейся двери. Вскакиваю на этой жутко скрепящей раскладушке, совершенно забыв о том, где я нахожусь, и тут же кривлюсь от острой боли в боку.

– Кто здесь?

Подбираю одеяло выше, видя одну только тень огромную у двери. Тигр. Он пришел за мной, и от этого мороз проходится по спине.

– Жду тебя на улице через пять минут.

– Зач…

Мой ответ никого не интересует. Арбатов лишь хлопает дверью, и идет дальше по коридору. Я отчетливо слышу его тяжелые удаляющиеся шаги.

Поднимаюсь на кровати, шипя, и сразу же пальцами в бок впиваясь. Как же болит, кажется, даже больше чем вчера. Сволочь,  Гарик! Он так сильно ударил меня ботинком, что я еще долго буду его вспоминать с острым желанием задавить этого мерзкого типа голыми руками.

Опускаю ноги босые на пол холодный. Носков мне никто так и не предложил, а я и не просила. И не буду. И так сойдет. Вон, всю зиму практически без них обходилась, одни только кроссовки были, и те…по дурости оставила. Не найти уже теперь их.

Держась за стену рукой, медленно выхожу из своей камеры, чисто примерно ориентируясь, где тут выход. Кажется, это тот самый дом, в который мы с Пашкой залезли тогда еще, только первый этаж. Ах, бедный Пашка, лучше бы меня прирезали, вот честное слово, и не пришлось бы теперь долг этот проклятый отрабатывать мужику этому страшному с тату тигра.

Спустя пару минут все же доползаю до улицы, и вижу черную машину моего тюремщика. Она заведена уже. Мужчина рядом стоит, облокотившись об нее спиной, и курит. Он глубоко затягивается, выпуская дым через нос, и что-то завораживающее я ловлю в этом, что-то такое близкое, но…Нет. Этот подонок просто своровал меня. Гад! Быстро голову опускаю. Зачем вообще пялюсь на него, он же вещью меня своей считает, вот зачем?! Дура потому-что.

– Садись.

Маюсь, но даже не думаю двигаться, пока не узнаю о его намерениях, и они точно не благие.

– Это…куда вы отвезете меня?

– В клинику.

– Зачем? Я это, не заразная. И вшей у меня нет. Честное слово.

– В последнем сильно сомневаюсь. Села в машину, живо.

Вроде и не очень обидное сказал, а мне больно. Нет у меня вшей никаких, и не было отроду. С чего он вообще это взял? Что, раз бродяжка, так сразу вши что-ли?!

Превозмогая боль, залезаю в автомобиль этот огромный на переднее сиденье. Тут же ловлю сильный запах кожаного салона и обхватываю себя руками. Мне и холодно, и как-то боязно, а еще необычно. Я не ездила в таких тачках дорогих. Я вообще не ездила в машинах, кроме того раза, когда тигр меня вечером до города подвозил, а я…его кошелек по-тихому подрезала.

Сейчас же я снова еду с ним наедине, смотря на руки мужчины. Сильные и крепкие. Ладони крупные, кисти волосами покрытые. Он руль ими обхватывает, смотрит на дорогу сосредоточенно, а я…на него взгляды бросаю. Мне чего-то хочется пялится на него, как полоумной. Я и есть, сумасшедшая, наверное, раз смею любоваться тем, кто вещью своей меня считает.

Арбатов не говорит больше ничего, а я и не спрашиваю. Слишком много чести. Для него.

Спустя полчаса мы доезжаем. Как только машина паркуется у какого-то огромного здания, и мой тюремщик выходит, я сижу, не смея двигаться. Я еще никогда не была у врачей, и знаю только понаслышке, что они либо убивают, либо боль несусветную причиняют. Ах да, еще ж на органы сдают. Больше ничего. И вот не хочется мне идти к ним, вот совсем не хочется.

Поворачиваю голову, когда напротив своей двери вижу Всеволода Генриховича. Он взглядом меня своим сверлит, суровым и страшным, показывая на часы. Когда я никак не реагирую, он резко сам двери открывает, недовольно пальто свое поправляя. А я… лишь дальше в салон пытаюсь залезть от страха, но куда там. Сильная лапа тигра не дает мне и с места сдвинутся, сразу же беря в свои тиски.

– Куда ты собралась, зверушка? Выходи давай.

– Я не хочу, пожалуйста! Сходите сами!

– Вышла, я сказал. Живо. Мы тебя к врачам привезли, не меня.

– Я не буду. Не буду!

Кажется, мои вопли слышали все во дворе этой клиники, а также в ее огромном холле. Я даже пикнуть не успеваю, как Всеволод Генрихович с молниеносной скоростью на руки меня подхватывает и несет прямо в здание, никак не реагируя на мои причитания и проклеены. Конечно, в его адрес.

– Пустите! Немедленно отпустите меня, аа, мама!

Я ору и вырываюсь из его захвата от страха дикого, однако одновременно с этим мне почему-то нравится оказаться в его крепких руках. Таких сильных, больших, могущественных. А еще от мужчины снова так приятно пахнет, что я невольно вдыхаю этот аромат, и чуть ли глаза не закатываю от удовольствия. Но даже оно быстро заканчивается, когда тигр заносит меня в какое-то помещение с жутким смрадом спирта, и на кушетку небрежно бросает, точно куклу пластмассовую.

Я быстро по сторонам оглядываюсь, обхватывая себя руками. Малейшее движение или глубокий вдох заставляют стонать от боли в груди. Да что ж такое?

– Сиди тут. Ни шагу, ясно?

– Нет, не ясно! Какого черта я тут делаю, вы можете мне пояснить?!

Конечно, никто даже не собирался мне отвечать. Этот гад просто разворачивается, и выходит, захлопывая за собой дверь, бросая, что называется одну среди минного поля.

Тут все белое и блестящее от чистоты. За стеклянные шкафами какие-то бутылки стоят, бинты, а еще шприцы. Господи, мне уже кажется, что меня тут просто на части разрежут. Отдельно голова будет, отдельно почки. Мне страшно. Я никому тут не доверяю, и Арбатову в особенности. Холод собачий в этой комнате заставляет съежиться. Боже, неужели это и есть операционная?

Спустя несколько минут Арбатов все же возвращается, притом не один. С ним женщина какая-то средних лет заходит. По ее белому халату и шапочке накрахмаленной понимаю – врачиха.

– Виктория, осмотрите эту… хм, особу. Полностью.

– Особу?! Какая я вам еще особа?

Вскрикиваю так громко, что бок тут же простреливает новая волна боли. Морщусь, даже кашлять начинаю. Гребаный  Гарик. Гад.

– Молчать. Рот закрыла и сиди спокойно.

Его голос. Точно командирский, все приказы мне раздает. Ненавижу! Хмурюсь и отворачиваюсь. От тигра подальше.

Докторша взглядом меня сразу окидывает. Презрительным и цепким. Не нравится она мне. Точно органами торгует.

– Предыстория есть?

– Семнадцать лет. Побои недавно были, вполне возможно, что и проституция случалась. Бездомная.

– Что? Да я не проститутка никакая, и не бездомная! И не бил меня никто…сама я. Упала. И вообще, восемнадцать мне, уже неделю как стукнуло!

Отползаю назад на кушетке, когда докторша прямо ко мне подходит, пристально осматривая мою голову. Вскрикиваю, когда она какую-то хрень достает из кармана халата, и начинает мне светить ею в глаза, буквально, выжигая их.

– Аа! Че вы делаете, с ума сошли? Черт, да вы мне глаза выжжете так!

Отворачиваюсь, волосами прикрыться пытаюсь, но куда там. У этой докторши цепкая хватка, и она лишь продолжает свой осмотр.

– Ты не в полиции, девочка, можешь не лгать о побоях. Никто тебя не обвиняет ни в чем. Сейчас тебя беспокоит что-то?

– Нет. Да хватит светить уже на меня! А то ослепну скоро от фонаря вашего.

Бубню себе под нос, пока суровый взгляд Всеволода не ловлю. Черт.

– Господин Арбатов, пока можете выйти, чтобы нашу пациентку не смущать. Я сама разберусь. По врачам повожу. Все сделаем.

Врачиха говорит так, словно меня вообще тут нет. А я есть, вообще-то. Только не понимаю я ничегошеньки.Что сделаем-то? Что?

Арбатов коротко кивает и выходит, и если до этого в его присутствии мне было страшно и неловко, то когда он покидает палату, и я наедине с врачом остаюсь, становится еще хуже. В моем больном сознании тут же всплывают воспоминания интернатских детей о тех несчастных, которых на органы разбирают, и продают потом. Становится не по себе, и я затихаю. Затаиваюсь, ожидая любого удара. В спину там, ну или по голове.

Докторша снова подходит ко мне, благо, на этот раз без фонарика. Она голову мою зачем-то начинает осматривать пристально, руки, ноги, а затем и живот. Да чего она хочет?

– Не бойся, ляг спокойно. Дай просто осмотреть тебя. Я врач.

– Нет! Не трогайте меня. Я вам не зверушка для опытов!

Машу руками, не давая ей приблизится, и одновременно с этим стараясь утихомирить свое бешеное сердце.

Кажется, глаза этой врачихи уже на лоб чуть ли не лезут от моей строптивости, но ее терпение очень быстро заканчивается.

– Значит так, девочка. Или ты сама успокаиваешься, или я зову господина Арбатова, и дальше осмотр мы проводим в его присутствии.

Это действует на меня лучше всякого успокоительного. Мгновенно прямо срабатывает. Одна только мысль о том, что Всеволод Генрихович увидит меня без майки, заставляет сердце биться чаще. Ну уж нет. Нет!

– Умница. Сними футболку и ляг спокойно.

Делаю, что она говорит. Врачиха сводит брови и осматривает мой живот, после чего помогает снять эту чертову повязку с груди, и прощупывает чуть ли не каждое мое бедное ребро.

– Ай! Больно, хватит!

Она каким-то образом нащупывает самую болезненную точку на одном из моих ребер, вызывая этим просто адское ощущение боли у меня, от которого аж в глазах темнеет.

– Ногами били?

Опускаю голову. Почему-то мне стыдно за это. Очень.

– Да.

– Куда еще били?

– По голове один раз. Кулаком. Но вы не думайте, мне и в детдоме прилетало иногда. Нормально все со мной. Всегда как на собаке заживает, правда.

Черт, лучше бы молчала, так как чего-то мне не нравится реакция этой врачихи. Все в блокнот свой записывает, каждое слово мое сказанное, и это заставляет напрячься еще сильнее.

После этого осмотра заходит медсестра, и еще час водит меня по разного рода докторам, от которых у меня мороз по коже. Они смотрят на меня, как на мышь подопытную, а у зубного я вообще, кажется, провожу битых два часа в этом жутком кресле, пока он какие-то пломбы мне не трамбует в зубы. Ужас просто!

Но нет, самое пекло начинается у гинеколога, где я вообще впервые в жизни оказываюсь, и даже не представляю, насколько больно он “там” ковыряться будет. Оно только радует – гинекологом женщина молодая оказывается, и как мне кажется, действует осторожно.

– Сейчас осмотрю вас, лежите спокойно, ясно?

– Ага. Ой, вы че делаете, руки уберите! Уберите!

– Вы что, первый раз у гинеколога? Это не больно совсем. Не бойтесь.

Господи. Такого унижения и кошмара я уж точно еще не проходила. Докторша осматривает меня ТАМ в перчатках своих белых, прямо между ног, а я сгораю от стыда.

– Девственница что ли?

– Чего?

– Опыт интимный был?

– Нет. Не было. Ну хватит уже, отпустите!

– Хорошо. Все, можете одеваться.

Это просто выше моих сил. С облегчением вздыхаю, когда наконец-то она отпускает меня, царапая свое заключение.

– Мария, как давно у вас начались менструации?

Этот ее вопрос меня в ступор ставит. Нашла что спрашивать.

– Мм…их нет.

Брови докторши быстро ползут вверх.

– Ну…то есть, вроде были, а потом пропали. Короче, хватит мучить меня. Сейчас их нет. Давно уже.

– Ладно-ладно. Не переживайте так сильно. Так бывает. Вы как вообще питаетесь?

– Нормально питаюсь. Чем придется, обычно. Но стараюсь не голодать больше двух дней.

Пытаюсь улыбнуться ей, но выходит слабо. Корю себя. Снова не то. Не такой ответ она услышать хотела, а я…не знаю, что сказать и как правильно.

– Ясно. Хорошо, можете идти.

Выхожу из этого пыточной, и уже думаю, что кошмар закончился, но не тут- то было. Адский ад приходит, когда мне кровь начинают брать из руки. Это просто невыносимо. Я такого вообще ни в жизни не видела, и от этого сумасшествия раза три чуть ли сознание не теряю прямо на стуле.

До чего же больно, кожу жжет невыносимо! Едва ли выдерживаю эту пытку и кажется, меня держат еще две медсестры, пока наконец, всю кровь мою не выпивают. Результатов этих анализов жду еще битый час, маясь в коридоре. Кровопийцы проклятые.

Самым безобидным оказывается УЗИ живота, однако я пугаюсь этого аппарата долбаного, поэтому едва ли выдерживаю процедуру. Последнее, что мне делают – хрень под названием рентген, после чего я получаю снимок своих ребер и заключение врача: “Закрытый перелом третьего ребра справа, трещина четвертого ребра справа”.

Сжимаю зубы. Понятно теперь, чего так болит. Ну да ладно, я и раньше получала не меньше. Отлеживалась как-то сама. И теперь пройдет.

Отдаю все эти бумажки докторше Виктории, она сканирует их, а после выписывает мне целую простыню каких-то назначений.

– Что это? Я что, больная?

– Ничего серьезного, но твой организм истощен, девочка, на пределе уже, можно сказать. Тебе диету надо соблюдать, перестать есть, что попало. Отлежаться несколько дней обязательно. Значит так, я выписываю тебе витамины, кальций, минералы. Будешь пить каждый день. Каждый, поняла меня?

– Ага. Как уж тут не понять-то. Вот только, наверняка, это целое состояние стоит, а у меня нет денег на все это. Так что можете себе оставить этот листочек, или кому-то другому подарить. Мне не надо.

– Мария, выйди за дверь.

Ни с кем не спутаю этот стальной голос. Арбатов. И как давно он стоит за моей спиной? Оборачиваюсь, и тут же на шаг назад от него отскакиваю. Он слишком высокий и большой. Пугающий. Его энергетика не дает мне нормально дышать.

– Я не уйду. При мне говорите.

– Я сказал ждать за дверью. И без глупостей. Охрана у входа стоит.

До последнего упираюсь, пока Арбатов за руку больно меня не хватает, и буквально не выволакивает за дверь. Я же только и успеваю, что обхватить зубами его ладонь, но все равно оказываюсь бесцеремонно выставленной в коридор. Гад. Конечно, мне не равняться силами с ним. Он просто огромен, зол и невероятно силен.

Приходится ждать Всеволода Генриховича еще добрых десять минут. Он выходит словно с маской на лице. На его самодовольном строгом фейсе не написано ничего, не прочитать вообще ни одной эмоции. Одно только замечаю – он держит в руке заключение врачихи, снимки моих ребер, а также целую простыню ее назначений. Тех самых, которые мне выписывали.

– Ну что, убедились, что я не заразная?

– Я бы так не сказал.

– В смысле? Что там такое?

Сердце пропускает пару ударов.

– Надо еще кое-что было проверить.

– Что?

– Анализ на бешенство сдать, зверек. Ты укусила меня. Еще раз посмеешь наброситься, сломаю челюсть.

Показывает свою ладонь огромную, а на ней виднеются кровавые следы от моих зубов. Становится стыдно от своего поведения, но в то же время я не жалею. Он сам напросился! Но про челюсть все-таки запоминаю. Я знаю, Арбатов не шутит. Он на все способен. Губа вон, до сих пор болит от его удара.

Всеволод Генрихович быстро ступает вперед по коридору, и я едва успеваю следовать за ним. Выходим на улицу. Молча иду в машину. По пути Арбатов заезжает в какую-то аптеку, а потом везет меня в тюрьму, по совместительству являющуюся его домом.

В этот же день начинается первый день заключения, моего отрабатывания долга, и я не знаю, чего ожидать от того, кто вещью меня своей считает. А самое главное – я даже не представляю, как именно буду ему отрабатывать этот долг проклятый, вот только чует мое сердце – на этот раз не отделаться мне легким испугом.

Глава 6

Домой едем молча. Я все еще потираю руку, обколотую этими жуткими иголками. Ненавижу его. Это все Арбатов. Он закомандовал, и меня полдня в этой клинике мучили. Что еще он для меня придумает, даже думать страшно.

Когда в его доме оказываемся, Всеволод Генрихович меня прямо до камеры моей доводит, и одним махом сваливает все эти назначенные для меня пилюли прямо на матрац.

– С этим сама разберешься. До вечера чтоб ужин был приготовлен. И душ прими, воняешь как помойка.

Сжимаю кулаки. Как же мне хочется самой накормить его этими пилюлями, а потом утопить в этом же душе. Молчу, волком смотрю на мужчину. Едва сдерживаюсь, чтобы не отправить его к черту. Честно, из последних сил.

– На. Ребра туго надо заматывать. Будет что-то критичное, Лехе набирай. Телефон на столе в гостиной есть. И чтоб без фокусов, зверек, а то долг твой неизмеримым станет.

Арбатов бросает мне бинт какой-то широкий, и я ловлю его прямо на лету. Ненавижу его. Со всей дури замахиваюсь в него этим бинтом, но попадаю только в закрытую дверь. Сволочь! Гад проклятый!

Когда выползаю в коридор, тигра уже и след простыл. Он уехал, оставив меня одну в этой тюрьме с видом королевских хором.

Прислушиваюсь к звукам. Кажется, я одна в доме, нет тут больше ни души. Кое-как доползаю на второй этаж, и с третьей попытки все-таки нахожу душ. В одной из комнат есть, и кажется, это комната для гостей, только не про мою душу это. Меня тигр вон в какой конуре поселил на первом этаже, без окна даже. Куда там, не в гостях ведь я, сам сказал.

На полке в ванной нахожу целое море каких-то пахучих пузырьков, и на себя выливаю добрую треть из них. Как же пахнет приятно, сладкой вишней. Полной грудью вдыхаю этот запах, он нравиться мне, но честно говоря, аромат духов Арбатова мне нравится больше. Сильно больше.

Эта штука, которую я втираю в свою кожу, оказывается очень мыльной, поэтому пену с тела я смываю еще добрых пятнадцать минут. Особенно трудно оказывается вымыть волосы, так как они густые у меня и тяжелые. С детства такие, но я привыкла. Все прятала их только, притворяясь мальчишкой. Так безопаснее, правильнее. Никто на парня не наброситься лишний раз, никто не будет приставать. Это спасало меня во многих ситуациях, вот только не спасло от Арбатова.

Приняв горячий душ, в кой-то веки чувствую себя чистой, и мне нравится это ощущение. Очень.

Вытираюсь полотенцем, и в зеркало смотрю на себя. Черт, еще хуже стало за последнее время. Кости вон торчат уже, ребра худые выпирают, а что самое паршивое – синяки. На правом боку два огромных синих развода. Сука.  Гарик на славу постарался, когда метелил меня ногами.

Кручу бинт этот проклятый в руке минут пять, но так и отбрасываю его в сторону, не замотав на груди. Незачем он мне. Так заживет. Само. Как обычно.

Надеваю чистые штаны и футболку моего тюремщика, сразу же утопая в них, но в тоже время прислушиваюсь к их запаху. Такой же, как у него. Сильный, дурманящий, кедровый. Мне нравится этот аромат, он будоражит меня, а Всеволод Генрихович пугает. До невозможности просто.

Не понимаю я, чего он за долг этот так взъелся. Да у него денег этих вагон, видно же. Дом этот огромный, псы цепные в охране, машины дорогущие. Чего так за цацки какие-то печется, неужто жены его. Хотя… я не видела что-то кольца на его руке, но женщина, насколько я понимаю, тут живет. Да, точно, он же говорил. Хорошо устроился. Гад.

Громкое урчание в животе выдает мой двухдневный голод. Я есть хочу, очень сильно, аж жжет уже все внутри. Спускаюсь на первый этаж и блуждаю по огромному холлу, пока все-таки не нахожу кухню. Опасливо оглядываюсь, но убедившись, что никто тут за мной не следит, начинаю рыться в шкафчиках, ища хоть что-то съестное. Мне уже все равно что, хоть кусок хлеба, и то сойдет, я вообще не переборчива.

Но дома у Арбатова оказывается целый склад вкусностей. Печенье, шоколадки, зефир, и даже мармелад есть. Много мармелада. Я ела его всего один раз в жизни, своровав у одной нерадивой продавщицы, но эта штука оказалась такой вкусной, что я решила: мармелад и есть мое самое любимое блюдо из всех. Лучше просто быть не может.

Отлично. Щедро загребаю все это добро себе за пазуху. Особенно мармелад. Его я весь забираю, все пять коробочек, и несу этот клад прямо в чулан. Достаю свои припасы, съедаю одну шоколадку и коробку мармелада, чуть ли не мурча от удовольствия. Все остальное бережливо прячу под матрац. Не знаю, чего так делаю, привычка просто. Я всегда все прячу под матрац, если добываю чего-то поесть. Сегодня я сытая, а завтра будет новый день. Есть мне-то надо тут что-то, не с голоду ж помирать.

Прислушиваюсь к звукам. В доме все еще тихо, поэтому я наглею, и снова иду на кухню. Не одним же сладким мне питаться. Если я думала, что у Арбатова дома много только сладостей, то я сильно ошибалась, ведь когда открываю холодильник, просто прихожу в восторг. Он доверху забит едой, самой разной! Я вообще такого никогда не видела, только на витринах магазинов. Кажется, тут целый гастроном собрали, и у меня уже слюнки просто текут.

Набираю себе мяса и овощей побольше из холодильника, сыр, колбасу, хлеб и еще кучу всего. Тащу все это добро на стол, особо не церемонясь с сервировкой. Я голодная, и честно, мне наплевать на всякие там причуды богатых. Беру себе тарелку и вилку. Этого хватит.

Нахожу чайник и завариваю себе чай. Целых две чашки сразу. И воду беру, и сок еще. И булочки какие-то нахожу, кетчуп, мандарины. Вот это да. Сроду так не наедалась, и кажется, меня уже тошнить начинает. Черт, наверное, хватит. Только вдоволь наевшись, наконец, чувствую такое желанное облегчение.

– Это что здесь за свинарник?!

Какой-то писклявый голос заставляет меня подскочить на месте и сморщится от боли в груди. Судя по интонации, вот и хозяйка объявилась. Поднимаю глаза, и вижу прямо перед собой женщину. Холеную, высокую и раскрашенную, как елка новогодняя, блондинку. С длинными ногами, как у лани и большой грудью. Вот значит, каких Арбатов любит. Почему-то я и не надеялась на другое.

– Ты кто такая, что здесь устроила?

Быстро прожевываю кусок колбасы, который чуть ли поперек горла мне стает от вида этой дамочки, готовой разорвать меня тут на части. Ее лицо. Это просто надо видеть. Да ее аж перекосило всю от злости. Бедная, хоть бы нервный тик не случился.

Ее вопрос застает меня врасплох. А и правда, на каких правах я тут? Не скажу же, что вещь бесправная.

– Я это…работаю на Всеволода Генриховича. Помогать по дому буду, поручения там его всякие выполнять. А вы, собственно, кто сама такая?

– Кто я? Девочка, для тебя я Елизавета Викторовна. Хозяйка этого дома. Если ты служанка, какого черта тогда сидишь тут, и жрешь нашу еду?

Она так громко орет, что у меня чуть ли уши не закладывает. Спокойно беру стакан оранжевого сока, и выпиваю его до дна, видя, как с каждым моим глотком желчь этой мадам только повышается. Вот и добегалась я. Весело же тут жить мне придется, ничего не скажешь.

– Я уберу все, не орите так, а то уши отсохнут скоро от вашего писка.

– Да как ты говоришь со мной? Немедленно все убрала, грязная шваль! И не смей больше ничего из еды тут брать. Не твое это, а хозяйское. Господи, как Всеволод позволил тебе работать у нас? Какой кошмар. Я сейчас же позвоню ему и скажу, что ты тут устроила!

Она презрительно смотрит на меня, словно я не важнее червя дождевого, а мне…почему-то больно становится. Нет, на шваль я не обиделась. Чего уж тут. Сотню раз это слышала. Тут другое.

Мне всегда было наплевать на то, как я выгляжу, но теперь что-то изменилось. Уж сильно большая разница у нас с Викторовной этой во внешности. Ну нет у меня таких цацок и тряпок, и груди такой большой. Чего уж теперь, помереть что ли…

Эта мадам белобрысая сваливает, стуча высокими каблуками по плитке, а я быстро сгребаю свою поляну, и в мусорку отправляю. Что не съела, обратно в холодильник заталкиваю. Поела, называется. Лучше бы не трогала тут ничего. Меньше бы уши болели теперь.

Уже в свою конуру собираюсь, но вспоминаю, что Арбатов что-то про ужин мне говорил, и это заставляет меня остаться. Честно говоря, я вообще не умею готовить, только чай и мивину, поэтому сейчас действую чисто интуитивно.

Следующий час пытаюсь какой-то замороженный кусок мяса пожарить на сковороде, однако он чего-то не хочет жарится, а лишь дымится начинает, а еще плохо пахнуть. Я его вилкой помешиваю да водой поливаю, но становиться только хуже. Мои усилия заканчиваются тем, что я больно обжигаю палец, из-за чего добрых пару минут ору на всю кухню, не зная, что делать.

В конце-концов выключаю плиту и ставлю эту проклятую сковородку на стол, так и не решившись готовить что-нибудь еще. Хватит, наготовилась уже. Палец и так вон, горит огнем. Обожгла его до волдырей. Проклятье.

Дую на свой палец, сжимая зубы от боли. Да пусть Арбатов сам себя кормит, или вон, баба его полоумная готовит ему весь день, а у меня палец болит, и ребра тоже! Последние уже так сильно ноют, что в три погибели согнувшись, едва ли доползаю до ближайшего дивана. Не буду я спать больше в той темной конуре. Не буду, и все тут. Мне еще хуже в ней, дышать там нечем.

Я не замечаю даже, как уже через минуту засыпаю на этом огромном бархатном и невероятно мягком диване в гостиной, поджав под себя ноги и повернувшись носом к его спинке. Он такой удобный, что я чуть ли не мурчу от удовольствия, практически сразу проваливаясь в сон беспокойный от боли в боку. Прихожу в себя лишь от низкого голоса, который гремит прямо над моим ухом. И голос этот стальной хозяину дома принадлежит. С тигром на шее.

– Ты охренела?

С трудом разлепляю веки. Резь в боку стала намного сильнее, и теперь мне приходится глубоко дышать, чтобы не сойти с ума от этой боли. Зря я не пила таблеток, там же было что-то от боли, врачиха ж говорила. А теперь лишь мучится приходится.

Поднимаю глаза. Арбатов стоит прямо надо мной, недовольно сканируя меня взглядом своих диких зеленых глаз. На нем рубашка черная, с закатанными рукавами и расстегнутой грудниной, и такого же цвета джинсы. Я могла бы посчитать его привлекательным и жутко мужественным, если бы так отчаянно не мечтала снести ему голову за то, что приволок меня в тюрьму эту проклятую, по совместительству его домом являющуюся.

– Че вам надо?

– Шоколада. Почему ты тут лежишь?

Поднимаюсь, держась за бок. Господи, ну когда эта боль чертовая уже пройдет?

– Мне не нравится сидеть в той конуре темной, куда вы поселили меня. Мне плохо там.

Арбатов лишь вдох делает, сложив крепкие жилистые руки на мощной груди с золотой цепочкой и крестом сверкающим на ней.

– Ты ужин приготовила?

– Да. На столе.

– То, что я нашел на кухне, ужином не считается. Кстати, горячей сковородкой ты пропалила столешницу нахрен, поэтому к твоему долгу плюсуется еще сто пятьдесят тысяч за деревянный стол.

Сжимаю кулаки. Мало того Арбатов не оценил моего кулинарного таланта и стараний, так еще и долг решит выращивать! Ну уж нет, не бывать такому. Взрываюсь, вскакивая с дивана, превозмогая боль. Кто он такой вообще? Почему я должна слушаться его?!

– Хватит! Не должна я вам ничего! Пусть вон, ваша дылда блондинистая готовит. А я не буду! И вообще, хватит меня тут держать, я не ваша рабыня!

Прямо в лицо ору ему, а Всеволод стоит, не шелохнется даже. Он отвечает спокойно, даже как-то слишком. И у меня от его интонации мороз проходится по коже. Тот самый, арктический.

– Ты должна мне возмещение долга, зверек. Так или иначе ты отработаешь его.

– А не пойти бы вам к черту!

– Хочешь к черту? Идем!

Вскрикиваю, когда грубая рука Арбатова меня за шкирку хватает, и тащит обратно в чулан как котенка дворового. От его силы у меня аж дух спирает, хоть он и не делает мне больно. Все равно страшно. До жути просто.

– Пустите!

Пытаюсь ударить его, но куда там. Мужчина намного выше и сильнее меня, поэтому я не то, что ударить, замахнуться на него даже не могу. Одной своей огромной лапой он с легкостью удерживает обе мои руки, не давая и шанса на спасение. Да и дергаться уж больно сильно я не могу со своими сломанными ребрами. Каждое движение приносит просто адскую боль.

– Ты кажется, забыла, девочка, кого слушаться должна? Или на нары захотела? Так я быстро организую, скажи только. Сгниешь там, если за голову уже сейчас не возьмешься. Начинай уже вести себя как человек, а не как подзаборный щенок. Посиди тут, подумай над своим поведением.

Я слушаю все это, и на глаза слезы наворачиваются. Вот значит, кем этот мужчина считает меня. Подзаборным щенком. Почему-то это ранит меня, задевает прямо. Сглатываю ком этот болючий, быстро слезы смахивая. Уж лучше бы ударил. Он не заслуживает того, чтобы видеть как мне больно.

Тигр с легкостью меня в чулан бросает, и дверь закрывает на ключ, а я вдруг начинаю жестко паниковать. Я не переношу такие пространства. Закрытые и темные. Мне плохо тут становится очень, и страшно до ужаса, неужели он не понял? Меня в детстве так воспитательницы детдома пугали, частенько закрывая одну в темной комнате и стуча по дверям.

Они так наказывали меня за непослушание, думали что исправлюсь, однако ни к чему, кроме жуткой озлобленности на весь мир от такого метода я не получила. Я тогда мелкой совсем была, ревела лишь от страха, кусая кулаки. Вот откуда я боюсь теперь таких вот комнат. Маленьких, закрытых и темных.

– Выпустите! Выпустите меня отсюда! Хорошо, я не буду так больше. Я буду слушаться вас, но не закрывайте снова только, пожалуйста! Всеволод Генрихович! Ну, пожалуйста…

Колочу отчаянно кулаками по двери закрытой, а после падаю прямо под нее, хватая ртом воздух. Мне страшно, а еще жутко больно в боку. Так хреново мне еще никогда не было, и причина всего этого – чудовище по имени Всеволод Генрихович Арбатов.

В темноте судорожно ищу этот бинт проклятий, которым надо было ребра перемотать, но кажется, я выбросила его в коридор, а теперь выйти не могу. Тигр закрыл меня здесь. В гробу этом проклятом и темном. Он проучить меня хотел, вот только перестарался маленько. Сдохну я тут до утра. От боли или от нехватки воздуха задохнусь. Вот ему будет веселье. Ненавижу!

Я не знаю, сколько проходит времени, но боль в ребрах уже кажется просто невыносимой, и я плакать от нее начинаю. Впервые в голос рыдаю. Не знаю, что со мной. Даже в детдоме так не раскисала, когда меньше еще была, и также побитой лежала никому ненужная. А тут, наверное, от простой безысходности разревелась и гребаной, невыносимой жалости к себе.

От острой боли не могу больше подняться на ноги. Только всхлипывать начинаю, так и лежа под дверью. Хватаю ртом воздух, как рыба, которого как мне кажется, уже тут нет совсем. Еще несколько минут, и наконец, я отключаюсь, увидев, что дверь эта проклятая все же открывается в последний момент.

Глава 7

В тот вечер у Шамиля сын рождается, первенец, мать его, и мы хорошо его поздравляем, пока на втором этаже не слышим какое-то шуршание. Я сразу же ствол достаю, однако Леха решает проверить для начала, уж больно громкие звуки доносятся сверху. Наемники так не работают, скорее крысята завелись, что и подтверждается уже спустя минуту.

Этот оборванец, щенок беспризорный, которого я замечаю в руках Лехи, трясется как лист осиновый. Худощавый и мелкий, совершенно дикий, он пытается храбрится, однако боится даже в глаза мне прямо посмотреть. Я понимаю, что это чудо ряженое еще до того, как с него кепка сваливается, показывая копну длинных темных волос.

Я не блефую, когда про лес говорю, однако это разоблачение даже лучше самого леса срабатывает. Чудо пугается и само скидывает свой маскарад, под которым девчонка малолетняя оказывается. Со взглядом сверкающим, до смерти зашуганная, дикая и дерзкая не по годам.

Ее глазенки темные по пять копеек становятся, когда мужики со стола на нее внимание обращают. Как стая волков на молодую овечку смотрят. Жадно и голодно. Особенно Шамиль, мать его, пугает ее, видимо, до смерти, от чего воровка аж дрожать начинает, и я вижу, что еще немного, и она просто разреветься тут на месте.

Бесспорно, мы бы могли хорошо поразвлечься с ней и деньжатами потом хорошо присыпать, однако уж больно мелкой эта воровайка выглядит, и я даю Шамилю отпор. Когда же чудо свой возраст называет, я чуть ли сам себя не пристреливаю за одну лишь мысль поганую. Черт.

Малолетка эта прозорливой, сука, оказывается. Хоть и видно, что голодная, она все время по углам рыскает, смотря пути отступления. Она ест точно как дикий зверек, быстро и много, заглатывая целые куски мяса, одним из которых чуть ли не давиться впопыхах, вызывая едкие смешки парней, и мой в их числе.

Я думал, что девчонка от страху тогда у стены все выложила мне как на духу, но нет. Воровка все-таки чисто сработала и обобрала меня, притом дважды. Уже на обратном пути, когда до города ее закидываю, замечаю пропажу кошелька, а уже приехав домой, ору как бешеный, обнаружив пустую шкатулку с украшениями. Мне могло бы быть все равно, однако это жены моей вещи были, десять лет уже как погибшей. Дороги они мне как память. Последняя о ней.

Спустя неделю я и думать забываю о чуде этом ряженом, и каково же мое удивление, когда ее снова у Гарика вижу. А точнее под ним. Видать, недооценил я таланты воровайки этой, раз уж она под Гариком оказалась, и что-то неприятное сразу по жилам растекается. Не ожидал от нее, думал она мелкая еще, а она…обычной шлюхой оказалась.

Вот только вид у мелкой что-то совсем неважный. Видать уж слишком жестко Гарик забавляется с ней, видать и ногами даже лупил. Девочка выглядит, мягко говоря, хреново. Она уже почти сознание теряет, когда я подхожу к ней, и на корточки приседаю.

Ее взгляд какой-то расфокусирован, словно ее хорошо по голове долбанули. Она тихо ноет, тяжело дышит и дрожащими пальцами держится за правый бок. Сжимаю зубы. Мне не нравится это, а еще больше не нравится вид Гарика. Его поросячьи глазенки испуганно бегают по сторонам, словно я зашел вот совсем не вовремя.

Даже не ожидаю, когда этот жирный гаденыш с легкостью меняет воровку на свой долг, и почему-то меня это устраивает. Я хочу ее себе. Эту девчонку. Должницу свою. Она посмела обворовать меня, притом дважды, за что будет отрабатывать мне долг, притом сполна.

Леха выносит чудо из вагончика уже через минуту, и я вижу, что мелкая в полной отключке. Даже не ноет уже.

Грузим ее тело в машину на заднее сиденье. Из багажника достаю какой-то плед, укрываю ее. Сгодится.

Мы везем ее минут сорок до моего дома, и за все это время воровка так и не приходит в себя.

– Арбат, может это, долой ее? Смотри, она даже не шевелится. Тут мокрухой пахнет. На хрена она сдалась тебе. Может просто на обочине скинем?

Леха выглядит взбудораженным, что совсем непохоже на него. Быстро назад оглядываюсь. Мелкая лежит в машине на заднем сидении в прострации полной. Я бы и правда мог выкинуть ее и не брать себе этот головняк, но я не привык разбрасываться своими вещами. Тянусь рукой к воровке и беру ее руку ледяную, пульс проверяю на запястье тонком. Слабый, но есть. Выживет.

– Она живее всех живых, только без сознания. Давай, до дома едем.

В больницу сейчас нельзя. Будут вопросы. Оклемается сама. Дальше решу что с ней делать.

Как только до дома доезжаем, Леха заносит девчонку в дом, так и застревая в коридоре.

– Куда ее?

– Давай сюда.

Открываю дверь кладовки, и вываливаю все оттуда. Нахожу старую раскладушку и матрац. Сгодится.

Леха укладывает малую, и пристально смотрит на нее. Уж больно сильно пристально, и мне это не нравится.

– Так все, вали отсюда. Я сам разберусь.

– Хорошо. Смотри, чтоб дом тебе не сожгла, раз уж приволок сюда эту уголовщину малолетнюю.

– Без тебя разберусь. Вали, Лех.

– Да иди ты.

Усмехаюсь. Знаю Леху больше десяти лет. Он мой охранник и по совместительству психолог бесплатный. Чертов пес.

Леха сваливает, и я впервые наедине с этой куклой спящей остаюсь. Она в полной отключке, и я уже не так уверен, что копыта не отбросит до вечера. Быстро окидываю ее взглядом. До чего же мелкая и худощавая. Ее глаза закрыты. Ресницы только темные дрожат и еще кончики пальцев подрагивают на руках.

Не нравится мне это ее состояние. Словно в шоке болевом воровка. Ее надо осмотреть. Срочно.

Убираю плед. Осторожно снимаю с нее куртку эту разорванную, штаны ее и обувь, а точнее простые шлепанцы, которые она носит вначале весны.

Осматриваю кости и суставы. Руки целы. Ноги тоже. Она вроде за бок тогда держалась, когда валялась на полу. Надо проверить. Поднимаю ее футболку вверх немного. Вот и оно. Красота. На боку ее правом огромных размеров ссадина красная. Явно от сильного удара ботинком. Знаю я такие следы. Сам бил, и меня били когда-то, по молодости. Давно это было, в прошлой жизни, наверное.

Быстро прощупываю пальцами ее ребра с обеих сторон. Черт, до чего же она худая, вообще что-ли не жрет? Парочку ребер, кажется, все-таки треснуло. Одно или два. Хреново. Но не хрипит она больше, легкие не проткнуло. Тогда от боли, видать, просто дышать не могла.

Сдираю на хрен эту футболку с нее, беру бинт широкий и бандаж накладываю тугой, стараясь вообще на ее грудь девичью в бюстгальтере не смотреть. Да и на что там смотреть, не на что, по сути, маленькая она у нее, хоть и полная. Молодая она уж больно, но не думаю, что ей четырнадцать, как тогда заливала. Судя по взгляду дерзкому, она взрослая уже.

Уже за пару минут все готово. Повязка поможет ей не сдохнуть от боли как придет в себя. Я знаю, так как сам когда-то себе накладывал такую же.

Кроме свежих синяков невольно замечаю на теле воровки и старые ссадины на ребрах. На спине виднеются шрамы какие-то, даже на голове есть следы от порезов. Уже нисколько не сомневаюсь в том, что воровством она давно промышляет, и на улицах шатается уже не один год.

Из одной из гостевых спален волоку одеяло большое и закутываю девчонку в него. Она подрагивает все еще, хоть и без сознания. Все же на шок болевой похоже, однако я не собираюсь больше с ней возится. Все чего я хочу – чтобы она отработала мне долг. Гарика и свой. Все.

Уже на выходе пристегиваю ее руку наручниками к батарее, чтобы не смылась или еще чего не унесла. Ее запястье такое тонкое, что приходится на самую мелкую защелку ее приковать. В том, что сегодняшний день с Гариком ее хоть чему-то научил я сильно сомневаюсь, однако свой долг она мне отработает, и я уже знаю, как именно.

Пока воровка в чулане сидит, проходит несколько часов, и этого времени мне вполне хватает, чтобы отрыть и изучить ее досье, полное всякой разной хрени.

Мария Стрельцова, 18 лет. Сирота. Так и знал, что детдомовская, дикарка самая настоящая. Попала туда в четыре года. Сбегала трижды, последний раз два года назад. С тех пор пропавшей без вести числится. Опекуна нет. В графе контакты или родственники прочерк. Родителей давно нет в живых.

Личные характеристики: неуравновешенная, агрессивная. Сниженная успеваемость, регулярные прогулы. Ясно все. Закрываю эту папку и на стол бросаю, слыша громкие крики из каморки. Вот и чудо проснулось.

Она так сильно колотит наручниками по батарее, что весь дом уже на ушах стоит. Благо, Лизки сейчас нет, и не слышит она, так бы испугалась этого чуда побитого и грязного, сидящего в моем чулане.

Когда я к воровке захожу, охреневаю просто. Ее запястье все уже разодрано. До крови. Она сама поранила себя, не щадя, и это мне совсем не нравится.

Я до последнего считал, что ей и правда четырнадцать, и удивился, когда узнал, что она совершеннолетняя. Такая худая и тощая, смотреть страшно. Только взгляд ее выдает полностью. Дерзкий, дикий и жутко наглый.

Эта девочка раза в четыре меньше меня по телосложению, и вдвое меньше по возрасту, однако смеет дерзить словно равному, хоть и вся эта спесь оказывается пузырем мыльным и раздутым. А еще она ругается, точно сапожник, за что отхватывает от меня по губам.

Я понимаю прекрасно, что вся эта дерзость ее показная, когда за лицо ее хватаю, а она затихает. Не дышит даже, когда отстегиваю ее от наручников. Смотрит озлобленно волком загнанным, хотя нет. Точнее, змеей ядовитой, гремучей. Аж смешно становится, когда в глазах ее читаю, что она убить меня хочет. Да. Именно этого она и желает в тот момент, а потом еще много раз после.

Я разное в жизни видел, но настолько дикого маугли еще не встречал. Во всей своей красе Маша показывает себя, когда в клинику ее волоку. Она орет там на все отделение так, словно убивать ее привез. Только пугается, когда заключение Виктория выносит, а еще кусает меня за руку до крови, мелочь зубастая.

Я покупаю ей все пилюли по списку и привожу зверька домой, оставив в чулане. Весь день я занят делами, и домой приезжаю лишь вечером, ожидая увидеть хоть какое-то подобие ужина, которого, конечно, нет. Вместо ужина я нахожу сырой кусок мяса на сковороде, залитый водой. Еще больше меня впечатляет горелый след от сковороды на столе из красного дерева. Его буквально пропалили, оставив круглое черное отверстие. Воровка постаралась. Ее рук дело.

Открываю чулан и обнаруживаю, что там пусто, и видимо, весь день никого не было. Зверька я нахожу на диване в гостиной, мирно сопящим на боку. Она ослушалась меня, а когда проснулась, дерзить мне снова стала, точно хренов сапожник, и я закрыл ее в каморке, желая проучить.

Девчонка как резаная орала минут десять, а потом реветь начала. Так громко и протяжно, что я больше не выдержал. Если это снова ее театральные выступления, то она, блядь, должна в Голливуде играть, а не воровать на базаре.

Когда дверь чулана открыл, охренел просто. Не играла зверушка. Она на полу лежала, хватая ртом воздух, и руками за бок держась. Все лицо ее было мокрым от слез. Волосы темные разметались по плечам и груди, а пальцы дрожали. Я понял, что она задыхается тут, одновременно с этим подыхая от боли. Черт.

Глава 8

– Маша, посмотри на меня.

Открываю глаза с огромным трудом. Плывет как-то все, чувствую, что все лицо мокрое от слез. Встречаю зеленые глаза звериные напротив. Всеволод Генрихович. Склонился надо мной, пульс мой на руке считает, а меня прошибает током от одного только его прикосновения. Пугаюсь его чего-то. Он слишком близко. Точно. Убить пришел меня, а точнее, добить.

– Не надо. Только не бейте.

Голову руками быстро закрываю. Всегда так делала, когда кто-то темную в детдоме устраивал. Ребра заживут всегда, а вот голова – не факт. Дрожу вся, хоть я и дерзить люблю, но уж точно не лежа на полу перед взрослым мужиком, в несколько раз больше меня.

– Так, а ну иди сюда.

Тигр от пола меня резко отрывает, а я вскрикиваю. До чего же больно. Господи.

– Пустите, болит…ай, мне больно! Мне дышать нечем.

Пытаюсь вырваться, но куда там. У мужчины мертвая хватка, и я не имею и шанса выбраться из его захвата.

– Спокойно, Маша. Так, а ну не дергайся!

Гаркает на меня громко и я, наконец, затихаю, перестаю так отчаянно вырываться. Арбатов действует, словно хирург профессиональный. Несмотря на мои протесты и жуткий страх, одним рывком сдирает футболку с меня, ребра мои несчастные осматривая.

Становится зябко, а еще страшно. От одного только понимания, что сейчас мужчина видит меня в одном только белье, в груди спирает воздух. Мне жутко стыдно перед ним. Пытаюсь руками прикрыться хоть как-то, но это вообще не спасает от его сканирующего взгляда.

Арбатов проходится рукой большой и горячей по моему боку подбитому, пальцами каждое ребро перебирая, а я двигаться от этого не могу. Как застыла вся, точно кролик перед тигром, и жду, когда он уже сожрет меня, но он только недовольно головой качает, окидывая меня взглядом. Презрительным и строгим.

– Дурочка, ты почему ребра не перемотала? Тебе же хуже стало.

– Не надо мне все это! Так заживет. Без ваших бинтов этих гребаных. Мне хорошо уже. Прошло все. Уйдите!

Шиплю на него змеей ядовитой, пытаясь скрыть, как мне больно. До ужаса просто. Укусила бы его снова, но боюсь, тогда не только со сломанными ребрами буду сидеть, но и с черепом пробитым.

– Ага. Я вижу как тебе хорошо. Лежи спокойно.

Арбатов выходит, и уже через минуту возвращается с тем самым бинтом в руках, который я выкинула в коридор. Я смотрю на него, и подальше отодвинутся пытаюсь на раскладушке, но куда там. Всеволод Генрихович, словно зверь дикий настигает меня в считанные секунды, больно прижимая к матрацу, и не давая подняться с него.

– Не дергайся, себе же хуже делаешь.

Мужчина с легкостью приподнимает меня за спину, и начинает повязку на ребра накладывать, туго перебинтовывая мое бедное тело. Всего пару минут и готово. Как ни стараюсь отрицать, мне сразу же легче становится. Хоть вздохнуть нормально могу.

Он отстраняется, бросая мне свою футболку, которую я тут же напяливаю на себя. А еще одеяло натягиваю до самых ушей, пытаясь скрыться от него, спрятаться хоть как-то, но куда там. Арбатов, как хищник, никуда меня не отпускает. Я встречаюсь с его взглядом тигриным, и не по себе мне от этого становится. Его взгляд почему-то огнем ярким пылает, когда он смотрит на меня. Такой убить может не задумываясь или ударить, или еще чего. Жуткий, страшный зверь.

– Почему ты задыхаться стала? Пространства закрытые не переносишь?

– Не знаю. Мне вдруг стало страшно. И дышать было совсем нечем. Я же говорила вам, мне плохо тут.

Говорю ему прямо. Чего уж скрывать. Он сам все видел.

– Вставай, пошли.

– Куда?

– Я сказал иди за мной. В другое место пойдешь. С окном.

Непонимающе смотрю на тигра. То он убить хочет, то помиловать.

– Зачем вам это? Бросили бы подыхать тут. Достаточно снова закрыть меня на замок и оставить на пару часов.

В этот момент Арбатов так смотрит на меня, серьезно и по-взрослому, что у меня тут же стая мурашек по спине проходится. Невольно назад отодвигаюсь. От него подальше.

– Ты еще свой долг не отработала. Пока косячишь только, увеличивая его. И еще одно. Девочка, ты не бояться меня должна, а слушаться. Лупить тебя никто тут не будет, но ты должна уважать меня. Делать, что говорю. Уяснила?

– Да.

Киваю, а сама план мести продумываю. Не собираюсь я на задних лапках прыгать перед ним. Ему не сломать меня, ни в жизни не выйдет, и я ему это докажу.

Всеволод Генрихович встает с раскладушки, и при этом мы оба слышим шуршание от бумажек. Он непонимающе смотрит на меня всего лишь миг, а после резко матрац поднимает, и видит все мои припасы сладостей, сворованные сегодня с кухни. Они все в кучу свалены, блестят красиво разноцветные обертки. Проклятье. У меня кровь стынет в жилах. Ну как так…

Он берет одну коробочку в руку, и взглядом меня сканирует. Суровым и строгим. Страшным.

– Что это?

Закусываю губу. Вот же черт, самое лучшее сразу взял.

– Мармелад. Я люблю мармелад. Очень.

– Я что тебе про воровство в моем доме говорил, помнишь?

Опускаю взгляд. Спалилась перед ним. Снова. Вроде и не очень ценное все это, сладости обычные, мармелад простой, а мне стыдно. Пристыдил меня прямо. Черт. Раствориться хочется, чтобы мужчина этот взрослый не видел меня сейчас.

Судорожно простынь руками сжимаю. Не знаю что делать. Жалко ему что ли? Вернуть по-хорошему все это надо.

– Помню. Я не буду больше воровать в вашем доме. Честно. Я все обратно отнесу. Правда.

– Хорошо. Я верю тебе, Маша. Пока верю. И да, мне не жалко для тебя этого мармелада, но ты своровала его, стащила просто, понимаешь?

– Да.

Голову стыдливо опускаю. Эти слова его…ножом острым меня словно режут. Не знаю чего, реветь просто хочется от всего дерьма этого, но я держусь. Я же сильная, солдатка, как меня в детдоме все называли, потому что не ревела я обычно тогда, когда даже мальчишки слезами захлебывались, а я терпела, сжав зубы и кулаки. До последнего.

– Поднимайся, в комнату пойдешь.

– Да мне уже нормально. Не хочу я ни в какую комнату!

Что-то я не знаю, в какую-то именно комнату зовет меня тигр, и заднюю давать начинаю.

– В гостевую пойдешь. Или ты в мою спальню захотела?

От этих слов его краснеют уши. Не знаю, что это за реакция такая. Глупая.

– Нет! Гостевая нормально будет.

Я поднимаюсь за мужчиной на второй этаж, останавливаясь каждые пару шагов, и за стену от боли хватаюсь, но все же доползаю до заветной комнаты. Она прямо по соседству с хозяйской спальней оказывается, и мне от этого только хуже становится. Как-то слишком близко к тигру, и меня это вовсе не радует.

Арбатов приносит из каморки одеяло мое, и на кровать одним махом бросает. Также пилюли те приволакивает, и прямо в руку мне отдает один коробок.

– Это витамины. Каждый день пить надо. И ребра перематывай, а то снова реветь будешь от боли. Ау, Маша, ты слышишь меня?

Щелкает пальцами перед моими глазами и, наконец, я прихожу в себя. Кажется, я все это время пялилась на него, не моргая даже. Он строгий, но красивый очень. Почему-то мужчина завораживает меня, заставляя забыть обо всем на свете.

– Ага. Слышу.

Арбатов так и держит мою руку в своей ладони большой и горячей, а потом, словно тоже очнувшись, быстро убирает, оставляя меня в легком шоке. Я же деревянная стою, шелохнутся даже боюсь перед ним.

Тигр разворачивается резко и выходит, быстро захлопывая дверь, а я обессилено на матрац опускаюсь. Не знаю, что это было, словно заряд тока какой-то между нами прошел. Я точно почувствовала его, или же от боли у меня просто уже переклинивает.

Быстро осматриваю комнату. Шикарная просто. Я никогда в таких хоромах не жила, одни только койки в детдоме были да матрацы обшарпанные по заброшенным домам.

Тут же кровать есть, большая и даже очень. У изголовья куча подушек мягких лежит, десяток, не меньше. Кровать покрывалом молочным застелена, таким мягким и приятно пахнущим, что в него лицом зарыться хочется, и вдыхать этот удивительный запах цветов.

Комната моя новоиспеченная очень красивая, мебель деревянная, телек огромный напротив кровати. Все как в музее здесь каком-то, поэтому чувствую себя тут прямо инородным телом, впрочем, как и в остальных частях дома. Зато окно тут есть, огромное, светлое, в пол стены, и мне это уже нравится.

Открываю внутреннюю дверь и душ обнаруживаю. Кажется, это же тот же самый, где я впервые купалась. Тогда просто в таком шоке была, что не заметила даже всей комнаты этой, а теперь, можно сказать, хозяйничать тут буду.

Быстро принимаю душ и мою голову какими-то пахучими штуками, после чего напяливаю халат белоснежный. В эту ночь я впервые за долгое время сплю не боясь, что во сне мне открутят голову. Хотя тут вот не факт.

Я все еще не знаю, как именно буду отрабатывать долг Арбатову. Он не отпустит меня так просто, я в этом уверена. Не для уборки или готовки он приволок меня сюда. Тигр выпьет все мои соки, прежде чем посчитает, что мой долг уплачен, и очень скоро я сама в этом смогу убедится.

Глава 9

Эту ночь я словно сплю на белом облаке. Таким мягким мне кажется этот матрац, даже чересчур как-то. Просыпаюсь только от жуткой тянущей боли в животе, больше на спазмы похожую. Такого не было давно, очень давно.

Поднимаюсь и плетусь в ванную, где уже спустя минуту матерюсь на всю комнату, увидев кровь на трусиках. Черт, нет, но почему сейчас-то? Те самые дни, о которых врачиха мне заливала, все-таки снова начались, сволочи.

Я стою в ванной еще пять минут, перерыв тут все и понимая, что ни хрена тут нет никаких прокладок женских. Ни одной, вот вообще ни единой. Нервный смешок вырывается из горла. С каждой секундой, мать ее, жить мне становится все веселее и веселее.

Быстро одеваюсь и выхожу в коридор. Мне жутко стыдно, но я должна попросить купить Арбатова мне это. Больше некого просить о таком, а к его змее гремучей я и не думаю соваться. После того как она меня на кухне встретила, считаю ее злейшим своим врагом. Черт. Такие вещи я всегда сама покупала, ну или чаще, конечно, воровала, но это мне было надо, и сейчас. Тоже надо.

На часах семь утра, а я стою уже как минуты три под дверью спальни Арбатова, и не решаюсь зайти. Как-то странно все это, неправильно и стыдно. Я вообще не знаю этого мужчину сурового, он можно сказать, как вещь меня забрал, а тут такое…

Уже разворачиваюсь, чтоб уйти, но в последний момент все же нажимаю ручку двери и тут же застываю на пороге от увиденного.

Святые угодники. Лучше бы я у себя сидела. Как только двери открываются, я вижу Всеволода Генриховича. Голого. А еще Лизу змеевну. Тоже голую. Она лежит на кровати, задрав высоко ноги и сложив их ему на плечи огромные. Эта белобрысая змея орет громко и бесстыдно, пока мужчина двигается на ней, как зверь дикий и неистовый.

Мне бы свалить отсюда по-добру, по-здорову, но я словно к полу приросла. Я впервые вижу голого взрослого мужика, и это завораживает меня. Тигр делает грубые толчки, от чего мышцы на мощной спине красиво переливаются на свету при каждом из них.

Его тело, оно точно тигриное. Он вбивается в Лизу, буквально расплющивая ее на кровати, а я…сдвинутся с места не могу. Не знаю что со мной, но я хочу смотреть на него. Снова и снова, не останавливаясь, и даже не моргая. А что, если бы он меня так держал. Также прикасался.

В животе что-то сильно тянет, и это уже не похоже на боль от месячных. Сглатываю громко. Почему-то мое сердце начало быстро стучать от увиденного. Колотиться стало прямо как бешеное в груди.

В какой-то момент я понимаю, что стою тут уже больше минуты, даже не пытаясь скрыться, и выдаю себя с потрохами, когда громко шмыгаю носом. Блин, шпион, конечно, из меня никудышний.

– Аа! Сева, она смотрит!

Арбатов оборачивается быстро, и я его голый торс вижу. И волосы черные на груди тоже замечаю. Сердце пропускает пару ударов.

– Блядь, пошла на хрен отсюда!

Меня пулей сметает с этого места проклятого, я даже двери толком не успеваю захлопнуть, молниеносно скрываясь к своей комнате. Сердце стучит так быстро, что кажется, еще немного, и просто выпадет из груди. Господи, зачем, ну зачем я смотрела на Всеволода Генриховича…Зачем хотела смотреть. Дура!

Почему-то становится трудно дышать. Ловлю губами воздух, сидя на кровати и нервно сжимая простынь пальцами. И нет, это не ребра болят. Что-то неприятное в груди разливается, как только вспоминаю недавнюю картину. Не знаю, что это, но определенно что-то очень болезненное, острое, жгучее.

От одного только понимания, что Всеволод Генрихович вообще-то взрослый мужик, и у него вон, даже баба есть длинноногая, становится не по себе. Конечно, он не мой, и не может быть моим, но что-то неприятное чувствую, когда вспоминаю, как он Лизу змеевну касался, а она его обхватывала ногами своими длинными. Брр…Ужас какой. И вообще, какого черта меня вообще это донимает? Сама не знаю. Еще не знаю.

Я долго мучаю себя, но в конечном итоге вынужденно признаю: у меня никогда не было такого рода опыта с мужчинами, но я бы тоже хотела ощутить его ласку и прикосновение к себе. Именно чтоб Арбатов меня коснулся сам. Хоть на миг, тайно и чтоб никто не видел, но хотела бы. Чтоб слышать свое имя, ласково промолвленное им, а не быть для него лишь тенью, безмолвным долгом, и ничем более.

От пережитого шока я даже забываю, зачем вообще приходила к мужчине, однако уже через несколько минут снова ощущаю жуткую боль в животе, не дающую даже двигаться нормально.

Все что я могу сейчас – залезть под одеяло и закрыться им до самых ушей. Кажется, я забыла сказать той докторше, что эти дни проходят у меня с мертвецкой болью, поэтому обычно, когда они случаются, я чувствую себя полумертвой.

Весь день я провожу в своей комнате, радуясь, что меня, наконец, никто не трогает. Кажется, Всеволод Генрихович просто забыл обо мне, а я и рада. После того, что утром случилось, даже не знаю, как в глаза смотреть ему буду. Как-то не по себе от того, что я просто стояла и пялилась, как он трахал свою бабу. Стыд жгучий – вот что я чувствую прямо сейчас.

Однако почему-то мне также больно становится от всего дерьма этого, и еще колко, и неприятно. Почему-то до жжения в руках хочется Лизу эту раздавить, расплющить ее как жука навозного, а еще…мне хочется оказаться на ее месте.

Всего лишь на миг, на минуту представить, что тигр меня также касаться будет, как ее. Как бы это было, если бы он тоже лег на меня, и…Стоп! Даже думать не буду!

Переворачиваюсь на другой бок. В животе от этих мыслей что-то сильно тянет, и я уже не уверена, что это связано с днями этими проклятыми. Да что ж такое.

Я сплю почти весь день, так и не выходя больше из своей комнаты. Есть конечно, жутко хочется, однако не так, чтобы критично. Да и помню я прекрасно реакцию Лизы этой придурошной на мой пир вчерашний на кухне. Чуть ли не подавилась от нее, ей Богу. Жалко ей еды, видите ли для меня. Да и насрать. Перебьюсь как-то. Не впервые.

На часах уже одиннадцать ночи пробивает, и я уже спать укладываюсь, когда дверь моей спальни с грохотом открывается, заставляя меня тут же подскочить на матраце. На пороге Арбатов стоит. Собственной персоной. Он входит без стука, смело и решительно, а я нервничать начинаю.

Чего он хочет от меня так поздно? По комнате тут же его запах разливается. Сильный, мужской аромат кедрового парфюма, и я невольно втягиваю его полной грудью. Он нравится мне, очень сильно, хоть я в этом не признаюсь даже сама себе.

Подбираю ноги под себя. Мне не нравится его пристальный строгий взгляд, сканирующий меня до костей.

– Эй, вы чего?

Арбатов так быстро подходит ко мне, что в груди аж холодеет от его напора. Невольно назад отодвигаюсь.

– Я не видел тебя весь день. Что такое, зверушка, ребра болят?

– Нет. Я просто…полежать захотела. И я вам никакая не зверушка! У меня имя есть!

Одеяло лишь сильнее натягиваю, пытаясь закрыться от него, но куда там. Арбатов быстро взглядом меня окидывает, после чего в одну секунду прямо возле меня оказывается, и отбрасывает одним махом мое одеяло, которым я до подбородка укрывалась.

По коже сразу же стая мурашек проносится. Мне холодно, а еще как-то щекотно даже от того, что мужчина меня видит. Быстро подползаю к изголовью кровати, натягивая футболку длинную ниже на ноги, колени свои закрывая. Под ней две пары трусов. На всякий случай.

Руки невольно прижимаю к ноющему животу, но убранное одеяло заставляет быстро убрать их, и это не остается незамеченным. Всеволод смотрит на меня в упор, а мне под землю хочется провалиться от взгляда этого его хищного.

– В чем дело, ты заболела?

– Нет.

– Еще раз соврешь, выпорю.

– Это не болезнь.

Выдавливаю из себя еле-еле, пальцами перебирая край футболки. Господи, ну почему все так сложно?

– Какого хрена тогда ты лежишь тут пластом весь день с видом умирающего?

– Нормально со мной все. Просто встать не могу.

– Причина?

Молчу, не могу выдавить и слова. Стыдно. Только перед Всеволодом такое со мной. Как придурошная становлюсь, ей Богу. Тигр смотрит прямо на меня. В его глазах огонь опасный разгорается. Он теряет терпение.

– Причина.

Более вкрадчиво, низко, и я больше не выдерживаю этого напора. Хочет знать, ладно, не проблема.

– У меня месячные начались, ясно?! А прокладок нет. И купить не на что.

И живот еще болит у меня, сильно.

Выпаливаю на одном дыхании, руками к животу прикасаясь. Всеволод Генрихович же чуть ли не давится от этого моего признания. Пауза в воздухе повисает неловкая, я прямо чувствую этот заряд электричества между нами. Снова не то сказала. Опять двадцать пять.

– Весь день прошел уже. Почему не пришла ко мне, не сказала?

– Вообще-то я приходила. Утром еще. Вы были заняты.

– Чем?

– Лизой.

Едва ли выдавливаю это из себя, хотя знаю прекрасно, он заметил утром, что я их видела. Сам же прогнал меня. Я пялилась на них, как какая-то больная маньячка. Мне стыдно перед ним. Только перед ним одним такое дерьмо со мной происходит.

Вижу, как сильно ходят желваки у мужчины, после чего он берет одеяло и укрывает меня им обратно.

– Хм…Тебе привезут что надо. Через час.

После этого Арбатов просто уходит, а я так и остаюсь лежать на кровати, и молясь о том, чтобы не помереть в этой тюрьме с голоду раньше, чем мне отведено.

Уже через сорок минут ко мне в комнату кто-то тактично стучит, и это точно не тигр. Как я пойму позже, он всегда будет врываться ко мне нагло и без стука. Это был водитель. Он молча оставил небольшой пакет у меня под дверью и смылся по-тихому.

Во мне тут же разгорается жгущая жилка интереса, и она не заставляет долго себя ждать. Я хватаю пакет и сразу же заглядываю в него. Там оказывается куча всякого барахла, которое мне сейчас ой как надо. Мыло, простое хлопковое белье, разные виды прокладок, еще какая-то хрень под названием тампоны, а также обезболивающее. Так и написано: “При болях во время ПМС”.

Усмехаюсь невольно, прижимая этот коробок к себе. Даже не ожидаю такой подачки от своего тюремщика по имени Всеволод Генрихович, мысленно уже прикидывая, сколько же еще я буду должна ему за все это добро. В том, что он это делает лишь по доброте душевной, я что-то сильно сомневаюсь.

Следующее утро проходит как в психдоме, потому что я не только опаздываю на завтрак, который вообще-то должна была рано приготовить, но и в конечном счете ко всем чертям сжигаю его на плите.

Я пытаюсь пожарить яичницу, однако эта странно пахнущая жижа со скорлупой мало похожа на что-то съестное, поэтому Всеволод Генрихович лишь выпивает свой кофе и набирает бутербродов из холодильника, не забывая меня при этом окинуть презрительным царским взглядом.

– Ну а че?! Я вообще-то старалась.

– Я видел. Дом мне не сожги, а то до гроба не расплатишься. К обеду приду, поговорим.

О чем именно мне , конечно, никто рассказывать не собирался. Тигр выходит, проходя мимо меня, я а лишь улавливаю его запах, который почему-то волнует меня. Очень сильно. Задерживаю дыхание, когда он очень близко оказывается, и выдыхаю, когда отходит от меня.

Благо, его белобрысую в это утро я не вижу, поскольку она дрыхнет почти до полудня, а потом практически сразу сваливает по магазинам, шипя мне что-то за спиной.

Не могу сдержать стона удовольствия, когда, наконец, остаюсь одна в этих хоромах. Все еще никак не привыкну к ним. Все кажется каким-то чужим и ненастоящим, музейным.

О том, сколько же сюда баблишка вбухано, даже думать боюсь, однако воровать отсюда еще хоть что-то, точно не собираюсь. Хватит, и так вон уже, доворовалась, на целый год рабства.

Я стою у плиты, пытаясь все-таки научиться хоть что-нибудь готовить, когда мое счастливое одиночество какой-то звук не прерывает, и я понимаю, что в доме уже не одна. Уже через минуту на кухню входит молодой парень, и что-то очень знакомое мне выдается в его наглой роже.

Глава 10

– Ты кто такая, новая соска что ли?

Охреневаю просто от его наглости, и вдруг понимаю, что это сын Арбатова. У них губы похожи и, пожалуй, на этом их сходство заканчивается.

– Чего?

– Сосешь у отца моего?

– Нет! Я ни у кого не сосу.

Парень вальяжно заходит внутрь кухни, где я пытаюсь хоть что-то научиться готовить, отыскав какую-то поваренную книжку на одной из полок. Он выглядит очень молодо, и я не думаю, что он намного старше меня.

Одного взгляда на это тело мне хватает чтобы понять – отпрыск Всеволода явно не пошел в отца. Он лишь жалкая его копия, тень бесцветная. Бледный и узкоплечий, явно балуется наркотой. Я этот взгляд дурной уже достаточно на улице перевидала, и уже ни с чем его не перепутаю.

– Так кто ты такая, детка, я что-то не видел тебя тут раньше.

Как же я мечтаю, чтобы этот прыщ куда-то слинял уже, однако он лишь сканирует меня взглядом каким-то липким, от которого мороз по коже неприятный проходит. Точно также Гарик на меня смотрел тогда в вагончике. Как на кусок мяса.

– Это ты кто такой? Отвали от меня.

– Я Игорь. Я хозяин тут, ну…или буду в будущем. Я вижу, ты явно тут не шикуешь, новая горничная что ли?

– Отвянь. Я не горничная. Я…просто работаю на твоего отца.

– Слышь, малая, отсоси мне, а? Я денег дам, хорошо присыплю.

Услышанное меня водой ледяной окатывает. Вот же паразит мелкий.

– Я же сказала, отвали.

Отворачиваюсь от него, пытаясь выключить кипящую воду, как чувствую руки цепкие сзади на талии своей. Игорь. Он сзади подкрался, и зажал меня прямо у плиты.

– Пусти, ты придурок, пусти!

– Чш…тихо, не рыпайся. Давай, поработай лучше ртом.

Я охреневаю просто от того, какой сынок у Арбатова растет. Он впивается в мою талию руками, словно клешнями, заставляя опуститься перед ним на колени. Я отталкиваю его, но этот худощавый придурок оказывается сильнее, и буквально заваливает меня назад. Каким-то чудом из последних сил я смачно ему по яйцам ногой заряжаю, и он орет, как свинья резаная, но к моему ужасу это его не останавливает.

Игорь звереет, и толкает меня назад, прямо на плиту. Из-за этого я невольно опрокидываю на себя кастрюлю с кипятком, которая сильно обжигает мою руку и живот, вызывая у меня истошный крик боли.

– Аа!

На колени падаю, руку к себе прижимая. Она горит огнем, и я реально не знаю что делать. Игорь этот полоумный лишь смотрит на меня зверем диким, и что-то подсказывает мне, что он снова набросится на меня. Прямо сейчас. Отползаю от него на шаг назад, подбирая под себя ноги.

– Что здесь происходит?

Низкий командный голос гремит как раскат грома. А вот и хозяин вернулся. Всеволод Генрихович стоит на пороге и недовольно окидывает нас взглядом, а я лишь зубы сжимаю, чтобы не показать, как сильно горит у меня рука от ожога горячей водой. Игорь же, сученыш, проворливее оказывается, и подскакивает к Арбатову на задних лапках.

– Отец, ты зачем приволок сюда эту шалаву? Она клеила меня, ужас просто. Где ты ее откопал вообще, что, получше горничных не было?

– Че?! Че ты сказал, слизняк? Всеволод Генрихович, да он сам, сам набросился на меня, этот ваш сынишка мерзотный! Да как вы можете его слуша…

– Молчать! Мария, иди в свою комнату. И чтоб я не видел тебя, пока не успокоишься. Я уже говорил тебе про ругательства и больше повторять не стану.

Он говорит это такой интонацией, от которой провалиться хочется. Ненавижу.

– Игорь, тоже свалил нахрен. Не приходи, когда меня нет дома, сколько раз говорить.

– Ну, паап. Я соскучился вообще-то.

– Сын, ты не услышал меня? Ты давно на учебе должен быть.

– Да. Прости.

Сынуля говорит это, а на меня взгляд бросает едкий. Знаю я таких, видала-перевидала. Злобные мерзкие сволочи, и этот точно такой же.

Этот упырь малолетний так хочет казаться святошей перед папочкой, что мне аж тошно становится. Я больше не могу это выносить, да и меня никто выслушивать не собирается.

Больно только где-то внутри. Тигр поверил сыну, а меня даже слушать не стал, словно я и не человек вовсе, а так…вещь бездушная в его доме. От этого меня всю аж колотит от злости.

Опустив голову, ураганом проношусь мимо Арбатова, прижимая горящую руку к груди. Не покажу ему как мне больно, ему все равно. Только за сына своего переживает, а я…простая оборванка. Босая воровка, которая в дом его влезла неделю назад.

В этот вечер и весь следующий день я не выхожу из своей комнаты, диким зверем зализывая раны. Сижу тихо как мышь, а еще рыдаю. От обиды. Почему-то мне жутко больно от того, что тигр так легко поверил, что я могла себя предлагать кому-то. Неужели он еще не понял, что я совсем не такая. Не продажная я, не шлюха никакая. Не целовалась я даже еще ни разу ни с кем, хотя, кого это волнует.

Если до этого я думала, что бедные мои ребра, то теперь бедной оказывается рука. Кожа на ней вздулась, и стала очень чувствительной от ожога. Я глотала обезболивающее несколько раз, однако оно быстро закончилось, поэтому большую часть времени просто терпела. Молча. Зарывшись лицом в подушку. Живот также обожгла, но меньше. Там только покраснение появилось небольшое, которое жгло мою нежную кожу чуть ниже пупка.

Следующие пару дней я вообще не вижу Арбатова, даже машины его нет. Лишь Лизка, кобра эта гремучая, шастает до дому, частенько приволакивая подружек-змеек, которые выпячивают свои накрашенные глазенки при виде меня, словно и правда зверушку в зоопарке увидели.

Я стараюсь не пересекаться с белобрысой, однако один раз все же встречаю ее в коридоре дома. Хочу молча обойти ее, но цепкая рука этой суки больно впечатывает меня в стену. Шиплю от боли, она мою руку раненую задела своими острыми как когти ногтями.

– Не думай, что я слепая, девочка. Я все вижу, насквозь тебя сканирую! Я не знаю, на кой черт Сева приволок тебя сюда, но не думай, что ты можешь на что-то тут рассчитывать!

Охреневаю просто от услышанного. Вот тебе и тихоня, Лиза, мать ее.

– Пусти, мне больно! Свали отсюда, пока здоровая ещё.

– Это ты свали уже отсюда, я не нуждаюсь ни в какой горничной или кем ты там устроилась к моему мужу! Я вижу, как ты смотришь на Всеволода, как мышь на сыр, так вот, даже думать о нем забудь. Никчемная грязная блоха!

– Что? Что ты сказала, змея! А ну повтори!

– Что слышала! Не смей так глазеть на моего жениха, а то глаза выцарапаю, голыми руками! Знай свое место, а еще лучше – вали отсюда, пока жива еще, падаль!

– Ах ты, сука!

Даже сама не понимаю, как со всей дури набрасываюсь на эту гадину, и пальцами в ее патлы крашеные намертво вцепляюсь. Лизка эта полоумная визжать начинает, как недорезанная свинья, яростно отбиваясь от меня, пока в итоге я не вырываю все-таки клочок ее белых волос.

Она ревет и воет раненным зверем, тут же в спальню хозяйскую улепетывая, и напоследок обещая мне все муки ада. Я же смотрю на руку свою горемычную, которую она разодрала мне прямо до крови на покрасневшей от ожога коже, и слезы смахиваю быстро. Хоть бы заражения от нее не было. Психопатка больная.

Господи, ну и змея же эта Лизка. И как только этого Всеволод Генрихович не видит, или может, нравятся ему такие, кобры гремучие, которые овцами прикидываются. Черт один знает, я точно нет.

В этот день Лизки я больше не вижу, однако прекрасно знаю, что она все наплетет тигру в такой форме, что мне точно несдобровать, тем более что под моими ногами до сих пор валяется приличный клочок ее выдранных волос.

Я возвращаюсь в свою комнату и с ужасом рану на руке осматриваю. Она кровить начала. Черт. С каждым днем жить мне тут все веселее.

Кажется, в этом плену я уже четвертые сутки, двое из которых я не вижу Арбатова. С одной стороны мне хорошо от этого, а с другой я тайно хочу увидеть его снова. Почему-то любая мысль о мужчине будоражит меня, заставляет сердце стучать быстрее, хоть я и продолжаю ненавидеть его, особенно за тот проклятый случай на кухне с его отворотным сынулей.

Тигр обещал поговорить со мной, однако тогда так и не пришел, поэтому я до сих пор не знаю, что ждет меня впереди, и эта неизвестность просто убивает.

Все это время я перебиваюсь одним только чаем, так как брать хоть что-то у Арбатова и его малохольной змеи рука не поднимается, тем более что поймана я и так уже была. На горячем.

Поначалу мне кажется это хорошей идеей, однако проснувшись сегодняшним утром, я едва ли встаю с постели. Как только на ноги поднимаюсь, перед глазами все жутко темнеет, и это меня просто бесит. Ха. Да они просто сломать меня хотят, но ничего выйдет у них. Я сильнее. В тысячу раз.

Ребра за это время уже не так сильно стали болеть, вот только рука никак не проходит. Ожог не хочет заживать, поэтому мне приходится перемотать его тем самым бинтом, которым тигр меня обматывал, когда сильно болели ребра. От одного только воспоминания о том, как мужчина прикасался ко мне, почему-то чувствую тяжесть в животе.

Я делаю себе очередную чашку чая, когда на кухню Арбатов собственной персоной заходит, и я невольно вся сжимаюсь от этого. Огромный, высокий мужчина подавляет меня своей энергетикой, от которой мне сразу же хочется закрыться черным балахоном, чтобы он не видел меня.

– Сделай мне кофе.

Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Конечно, с вещами не здороваются, куда уж там. Сцепляю зубы и молча беру стеклянный чайник. Не хочу бодаться с ним сейчас, на это просто нет сил никаких. Наливаю в чайник воду. Единственное, что я научилась все-таки готовить за это время – кофе. По крайней мере, мужчина уже один раз пил его и не плевался.

Я уже наливаю кипяток в чашку, когда перед глазами снова все темнеет, и в этот раз до такой степени, что меня отшатывает в сторону. Обычно это проходило через секунду, однако сейчас почему-то длится гораздо дольше, и я пугаюсь. Во рту сразу же становится сухо, а сердце начинает неистово колотиться в груди.

Я даже сама не замечаю, как мои пальцы теряют силу, и я роняю этот чертов чайник на пол, разбивая его на тысячи осколков, из которых валит горячий пар с кипятком.

Раздается оглушительный треск битого стекла и, наверное, битой плитки. Только после этого меня немного отпускает и я, наконец, вижу, что натворила, притом прямо перед самим хозяином дома.

Глава 11

– Черт!

Тут же на пол бросаюсь, и руками начинаю собирать эти острые осколки стекла. Они очень горячие, из них валит пар, но я даже не замечаю этого. Не хватало, чтобы тигр и это к моему долгу доплюсовал. Мне и так вон, стола пропаленного из красного дерева с головой хватило.

– Не надо. Не трогай. Отойди.

Не реагирую на него, продолжая собирать осколки, пока не чувствую сильные руки на своих плечах. Точно куклу Арбатов берет меня, и переносит на два шага назад от стекла, заставляя задержать дыхание.

– Извините, это случайно. Правда.

Сглатываю. Во рту уже пустыня настоящая. Едва ли выдыхаю, снова ловля сильное головокружение. Руками дрожащими о столешницу невольно опираюсь, ища опоры. Сейчас пройдет. Уже проходит. Слышу лишь хриплое дыхание неподалеку. Тигр злиться. На меня. Опускаю голову. Чего-то мне стыдно смотреть ему в глаза эти хищные.

– Маша, ты ела что-то сегодня?

Молчу. Не знаю, какой правильный ответ. Честный или тот, который надо сказать.

– Да.

– Снова врешь?

Сжимаю кулаки. Ну как, как он видит это?! Сканирует меня насквозь что ли?

– Я не ела сегодня.

– Почему?

– Да потому что ваша зме…в общем, “ваша” сказала, что мне нельзя ничего тут брать.

Арбатов как-то напрягается весь, аж рубашка его белая трещит по швам, от чего я невольно на шаг назад отступаю. Что-то не нравится мне его реакция. Видимо, это тоже был неправильный ответ.

– Что сказала?

– Чтобы я жратву никакую не трогала из кухни. Ну вот, я и не брала. Чай только, немного. Не хочу я свой долг увеличивать вам. Перебьюсь как-то.

Бубню себе под нос, после чего разворачиваюсь, и уже на выход собираюсь свалить с места преступления, но мужчина за руку меня быстро перехватывает, а меня током от этого жалит. Тут же каменею от движения этого, и от жара его ладони огромной чуть ли не задыхаюсь.

– Я не разрешал тебе уходить, зверек. Сколько дней ты не ела?

– Не знаю, я не считаю их. Один раз только поела. Тогда еще, в первый день. И мне не нужно ваше разрешение, чтобы уйти. Пустите, мне больно!

Руку свою выдергиваю из его захвата, шипя от боли. Он рану мою от ожога задел, а у меня искры от этого мелькают перед глазами. Как же больно! Невольно руку свою горемычную к груди прикладываю. Вроде немного легчает.

– Блядь, Маша, ты не ела ни хрена четыре дня уже?

– Выходит что так.

Просто пожимаю плечами, однако реакция мужчины на это мое заявление мне вот вообще не нравится. Его взгляд таким становится, словно убивать меня сейчас будет.

– Садись за стол. Давай, живо.

Всеволод выходит куда-то в коридор, после чего возвращается с двумя бумажными пакетами. Из них доносится очень аппетитный аромат, до умопомрачения просто. У меня тут же слюнки собираются во рту, и живот урчит на всю кухню, вызывая еще один недовольный взгляд мужчины.

Всеволод Генрихович достает несколько коробочек с едой из пакетов. Открывает их и прямо передо мной ставит.

– Бери, ешь.

Медлю, только смотрю на него. Зачем он делает это. Вообще не понимаю богачей этих проклятых. То можно есть, то нельзя.

– Не буду. Не хочу свой долг пополнять.

– Я сказал, ешь. Не пополниться твой долг от этого, не трясись. И из кухни можешь брать еду, какую хочешь, только под матрац больше не прячь. Незачем это в моем доме. Ясно?

– Да.

Прячу глаза в пол. Стыдно почему-то. Даже не от того, что нашел тигр тогда мою заначку мармелада, а от того, что я сделала так. Вроде не стоило, но по-другому я просто не умела.

Я беру две тарелки и выкладываю эту еду на них. Похоже на рис какой-то с мясом и приправами, вкуса которых я не знаю. К блюду еще соус какой-то красный идет и палочки, которыми, конечно, я не умею пользоваться.

Я мучаюсь этими палочками еще пару минут, пыхтя, и пытаясь взять их также, как Арбатов, однако ни черта у меня не получается. Они вываливаются из моих пальцев, не давая захватить ни кусочка еды. Психую, а еще сгораю от стыда. Я и правда ничего не умею.

– Возьми вилку. Так тоже можно.

Сцепляю зубы, но все же беру вилку. Живот, кажется, сейчас к спине уже приклеится, так есть хочется. Накалываю первый кусочек мяса и в рот отправляю, тут же закрывая глаза и мыча от удовольствия в голос. Это самое вкусное, что я ела в своей жизни! Просто тает во рту.

После беру этот красный соус и щедро вилкой его забираю, пробую на вкус. Вроде ничего, необычно, но…Господи, как же остро! Мой язык словно гореть начинает. Во рту пожар самый настоящий пылает, а глаза чуть ли из орбит не вываливаются. Слезы катятся по щекам.

– Тише, зачем так набросилась?

– А, жжет! Боже, что…что это за хрень?

Быстро машу рукой перед ртом, пытаясь потушить этот пожар, а Всеволод, нахал, хрипло смеется, показывая улыбку свою красивую, до умопомрачения просто. Этот мужчина сейчас просто ржет с меня, и я убить его сейчас хочу за это!

Мне уже кажется, что этот кусок горелого мяса, который я готовить пыталась, и то получше будет, чем это. Кошмар какой. Слезы выступают на глазах от остроты этой.

– Это соус чили. Его немного надо добавлять, а не так как ты, полбанки сразу. Спокойно, просто дыши глубже. Сейчас пройдет.

Делаю, как он говорит, и правда, вскоре жар отступает, а на его месте приятное послевкусие остается. Вздыхаю облегченно.

– Я же говорил, пройдет.

– Лучше бы вы вообще мне этот соус не давали. Чуть без языка не осталась!

– Будешь и дальше дерзить мне постоянно, точно без него останешься.

Бросаю гневный взгляд на мужчину, одновременно засматриваясь на него. Красивый он, хоть и страшный, суровый. Почему-то Арбатов меня притягивает, и не как мышь на сыр, нет. Гораздо сильнее и больше, запретнее. Я смотрю на него как крошечная пчелка на целую бочку меда.

Он пугает меня, и я ненавижу его каждой клеткой своего тела, однако продолжаю на него смотреть, пока не ловлю встречный наглый взгляд, и меня не заливает краска. Спалилась, что называется. Снова.

Быстро опускаю взгляд, и продолжаю ковырять вилкой мясо с рисом. Смотрю куда угодно, только не на него, чтобы не показать Всеволоду Генриховичу, как сильно сейчас блестят мои глаза. И не от слез, нет. А от картинок, которые я случайно вспомнила. Те самые, где мужчина без рубашки был, и голым я его торс увидела впервые. Черт, о чем только думаю. Хватит уже!

Я летаю где-то в мыслях своих глупых, пока низкий баритон не выводит меня из этого постоянного транса.

– Дай сюда свою руку.

Поднимаю взгляд на мужчину. В упор на меня смотрит, зелеными своими глазищами с черными ресницами насквозь прожигает.

– Какую руку? Зачем это?

– Не задавай глупых вопросов.

Я маюсь еще пару секунд, после чего Арбатов сам мою руку берет, бесцеремонно свитер задирает вверх, и обнаруживает повязку мою импровизированную. Одним резким движением сдирает ее, вызывая у меня громкий стон боли.

– Ай, пустите, больно!

Смотрю на свою рану, и не вижу там нет хорошего. Красная она вся жутко, кое-где волдыри отчетливо видны. Раздражение ужасное просто, да еще и кровавый след от когтей. Это Лиза, змейка его любимая, тогда у стены постаралась.

Тигр быстро окидывает взглядом строгим и суровым меня, от которого хочется провалится под землю.

– Это что за хрень еще?

– Кипятком обожгла, когда сынуля ваш приходил. А потом Лиза…набросилась на меня.

– Лиза? Снова врешь?

– Думайте что хотите.

Тигр пристально осматривает мою рану, а я от его прикосновения снова дыхание задерживаю. Близко, он слишком близко ко мне, отчего я вся дрожу. Да что ж такое.

– Почему не сказала, что так сильно обожгла?

– А что бы это изменило? Вы же сами мне тогда сказали сидеть в своей комнате, вот я сидела.

Кожей ощущаю его гнев. Не понимаю реакцию, чего он злиться. Я же не морочила ему голову, молчала себе. Чего уж тут.

– Пошли.

Арбатов встает со стула, и так же держа меня за руку, ведет на второй этаж. Не понимаю, чего он хочет, не убивать же ведет, поэтому просто следую за ним. Уже через минуту я впервые оказываюсь в логове зверя, не представляя даже, зачем он притащил меня сюда.

Глава 12

Тигр заводит меня в свою спальню, закрывая дверь, а я не знаю, куда себя деть и чего от него ожидать. Волчонком смотрю на этого огромного мужчину, переминаясь с ноги на ногу, готовая в любую секунду дать деру отсюда, но он даже не думает набрасываться на меня.

Смотрю лишь как Всеволод Генрихович спиной поворачивается ко мне, достает из шкафа аптечку и садится на стул.

– Иди сюда.

– Зачем это?

Так и стою на месте, не двигаюсь. Что-то мне резко расхотелось находиться тут. В воздухе уже витает эта опасная энергетика, исходящая от него.

– Руку буду отпиливать.

– Что?!

Впадаю в ужас просто от этих слов, но когда едкий смешок мужчины ловлю, злюсь на него невероятно. Да он просто издевается!

– Иди сюда, зверек. Не бойся, надо рану обработать, а то и правда без руки останешься. Ну же. Смелее.

Медленно подхожу к нему, руку недоверчиво протягивая, и тут же на кровати оказываюсь, прямо напротив него. Точно куклу Арбатов усаживает меня, особо не церемонясь, и кладет мою руку к себе на колени, задирая свитер.

– Эй, вы че делаете?

– Сиди спокойно. Не дергайся.

– Ай, больно!

– Терпи, сейчас пройдет.

Мужчина перекисью поливает по моей ране, от чего она жутко шипит, после чего смазывает ее какой-то белой мазью. Она тут же боль ослабляет, и мне становится лучше. Намного.

После этого он берет бинт, и перематывает мою руку точно хирург. С такой же ловкостью и скоростью.

– Жить будешь.

Я сижу напротив него, смотря прямо в глаза эти зеленые. Они опаляют меня, насквозь пронизывают. Обо мне еще никто так не заботился. Ни разу. Никогда в жизни, и от этого какое-то тепло разливается в груди.

– Это…спасибо.

В этот момент чувствую какой-то заряд тока, который молнией проносится между нами, ну или я все придумала просто, но в секунду эту проклятую я так хочу прикоснуться к мужчине. Я жажду впервые ощутить его силу, мощь, заботу.

Тату тигра на шее Арбатова пугает меня до чертиков, однако я действую чисто инстинктивно, полностью этому ощущению отдаваясь, и впервые делаю то, что хочу.

Я тянусь к Всеволоду Генриховичу сама, и нежно прикасаюсь своими губами к его губам. Они горячие у него, и меня тут же колет его жесткая щетина. Это длиться всего лишь миг, но меня всю током прошибает от этого. До костей просто. Я не могу объяснить этого, это сильнее меня.

– Ты что творишь?!

Всеволод резко отстраняется от меня, со стула даже встает, взглядом своим горящим окидывая, и я теряюсь. Впервые в жизни язык заплетается. Я лихорадочно подбираю слова, но не знаю, что сказать в свое оправдание. Тут же жалею о том, что сделала. Мгновенно. Проклятье!

– Я подумала…Подумала, что вы хотите этого.

– Чего этого, трахнуть тебя? Это предлагаешь?

Острый осколок стекла прямо в сердце мне больно впивается от слов тигра. Больно.

– Нет…не это! Я ничего не предлагаю.

Черт, как же я жалею о том, что натворила. Господи, какая же я дура.

– Ты не подумала о том, что лезть к мужику вдвое тебя старше может быть опасно для такой мелочи как ты? Ты еще не отработала свой долг, девочка. И я уже говорил, что не трахаю детей. Пошла вон отсюда, и чтоб я не видел тебя сегодня больше, живо!

– Я не ребенок никакой давно, ясно?! Мне уже восемнадцать стукнуло как две недели!

Вскакиваю тоже с кровати, выдавая ему это прямо в лицо, но тут же замолкаю, поняв, что лучше бы я молчала. Мой глупый язык без костей меня в могилу заведет.

– Ах, ты взрослая? Заебись просто, зверушка! Созрела, значит, отлично! Ляжешь тогда под моего конкурента и информацию нужную мне достанешь, чтоб твои навыки не пропадали даром. А то гляди, талант еще растеряешь, не дай Бог, конечно.

Не могу понять о чем. Что он такое говорит.

– Как это? Что значит “ляжешь” под конкурента, вы че, с ума сошли?!

– Пришло время долг отрабатывать, девочка. Я вижу, ты оклемалась уже полностью, и это не может не радовать. Хватит уже отлеживаться, ты не на курорте тут, если вдруг забыла. Уже завтра начинается твоя подготовка. Ты познакомишься с Захаровым, войдешь к нему в доверие, и на блюдечке принесешь нужную мне информацию. Если понадобиться, станешь его женой.

Я молчу и непонимающе хлопаю ресницами только. С каждым словом тигра мне становится все страшнее, и все больше хочется его убить.

– Конечно, Камиль и не глянет на тебя в таком…хм, виде как сейчас, поэтому тобой будет заниматься Стелла. Она подготовит тебя, научит вести себя как человек, а не как оборванка.

Перед Захаровым ты должна произвести впечатление леди, а не воровки, блеснуть умом. На все про все у тебя месяц. Я лично буду проверять твои успехи.

Пришла пора платить по счетам, девочка. А сейчас вон пошла, живо!

– Да как вы…Ненавижу!

Стираю слезы на лету, разворачиваюсь, и тут же бегу на выход, громко хлопая дверью. Не могу вздохнуть нормально. Сердце, кажется, сейчас из груди вывалится. Меня всю колотит, никак не могу успокоится и прийти в себя.

Он же несерьезно все это, снова издевался надо мной, пугал, да? Всеволод Генрихович же не станет меня отдавать другому мужику… Он же не поступит так со мной, не сможет, правда? Усмехаюсь сквозь слезы горькие, понимая, что я в ловушке. Он как раз-таки сможет, еще как сможет! Господи, какая же я дура! Несусветная просто.

Зачем, ну на кой черт я полезла к Арбатову с поцелуем этим дурацким, на что я вообще надеялась, он же за человека даже меня не считает. Вещью гребаной, тенью в его доме, просто НИКЕМ! Ненавижу его, как же сильно я его сейчас ненавижу, до скрипа зубов просто.

Ха, зато я теперь знаю, как именно долг ему отрабатывать буду, лежа под чужим мужиком! Да я этого даже во сне самом страшном не представляла. Да лучше бы он палкой меня побил, чем такое.

Господи. Ну почему, почему я такая невезучая? Неужели не могла просто плюнуть ему в лицо, а не лезть с поцелуями своими дурацкими? Сидела бы сейчас побитая, но зато без всего того дерьма, которое мне теперь предстоит вынести.

Весь вечер никак не могу успокоится. Злость к Арбатову захлестывает меня до самых краев, ведь вообще-то это был мой первый в жизни поцелуй! И пусть я выглядела полной дурой, не могу не признаться в том, что прикосновение своими губами к губам Всеволода Генриховича заставило мое тело задрожать.

Аж кончики пальцев онемели. Однако то, что произошло после, с мясом все вырвало, перечеркнуло и сожгло. Сукин сын. Да он просто выгнал меня из своей комнаты как какую-то продажную девку.

Всю ночь не могу сомкнуть глаз. Последние слова тигра заставляют мое сердце колотиться в бешеном ритме. Вот значит, как он хочет, чтобы я отрабатывала долг ему это проклятый, вот для чего я ему нужна. Он все же шлюхой меня считает, и под своих конкурентов решил подкладывать. Гад!

В этот момент я ненавижу Всеволода Арбатова такой лютой ненавистью, которой даже не существует еще в природе. Я реву в подушку еще часа два и думаю над вариантами побега, прежде чем провалиться в беспокойный сон.

Следующим утром меня буквально сдирают с кровати в гребаных пять утра. Я всю ночь ревела, поэтому сейчас едва ли разлепляю веки, и могу себе только представить, как выгляжу.

– Мария, доброе утро.

Поднимаю взгляд, попутно смачно зевая. Предо мной стоит какая-то мадам средних лет в строгом сером костюме. Она разукрашенная вся и такая вылизанная, что мне аж тошно от этого становится.

– Че это? Вы кто такая?

– Не “че”, а “что”. Меня зовут Стелла, я буду вашим наставником следующий месяц по поручению Всеволода Генриховича.

– Чего? Идите-ка…Сами к Всеволоду Генриховичу и наставляйте его. Мне не надо.

Поднимаюсь на кровати, так и не понимая до сих пор, что тут твориться.

– Мария, у нас с вами очень мало времени. И теперь я окончательно понимаю, насколько его мало.

Она быстро окидывает меня оценивающим взглядом, поправляя свои блестящие волосы.

– Отстаньте от меня. Мне ничего от вас не надо.

Бурчу на нее, укутываясь сильнее в одеяло.

– Мне так и передать Всеволоду Генриховичу?

– Так и передайте.

Стелла разворачивается на каблуках и уходит, а я дальше заваливаюсь спать, зарываясь в одеяло с головой. Я только-только успеваю вздремнуть сладким утренним сном, как мое тепленькое одеяло беспардонно сдирают с меня, и оно кулем летит прямо на пол.

– Какого?

Арбатов. Стоит передо мной и молнии бросает прямо в меня.

– Вставай. Стелла ждет.

Подбираюсь вся, обнимая колени руками.

– Всеволод Генрихович, ну хватит уже. Я поняла урок вчера. Ну не надо, а? Не отдавайте меня никому.

– Слишком поздно, зверушка. Мне нужна эта информация, и ты поможешь мне в этом. Вздумаешь сбежать, я найду тебя и твой долг удвоиться в два раза. Если же послушаешься и все пройдет гладко, твой долг заметно уменьшится. Вопросы?

Горькие слезы капают на подушку. Быстро вытираю их об руку, отворачиваясь от тигра. Ненавижу.

– Горите в аду!

– Я уже там, малышка. Давно. Стелла! Заходи. Мария больше не будет буянить и выгонять тебя. Я надеюсь, вы хорошо поработаете.

Как же мне хочется задушить Арбатова прямо сейчас. Я даже представляю себе это в разных вариантах, и каждый, мать его, мне чертовски нравится.

Всеволод выходит, и его сменяет это дамочка прилизанная, которая тоже меня уже жутко бесит. Сжимаю кулаки, понимая, что уж точно не курорт меня тут ждет. Вот и все Маруся, добегалась ты. Нечего было с поцелуями лезть к хищнику, который может разодрать тебя одним взмахом острых закрученных когтей.

Глава 13

Эта лощеная дамочка не вызывает у меня ничего кроме приступа тошноты. Она расхаживает по моей комнате, сцепив руки в замок и высокого задрав свой подбородок.

– Что ж, начнем сначала, Мария. Каждый день я буду заниматься с вами. Я помогу вам подобрать гардероб и обувь, обучу манерам, правильной речи и самому важному как я вижу для вас – выдержке.

Она запинается, когда видит мой поднятый средний палец, адресованный точно ей.

– Месяц в вашем случае, конечно, ничтожно мало, но поверьте, я приложу все усилия для того, чтобы сделать из вас человека.

– А я, типа не человек сейчас, да?

Шиплю на нее злобно. Ох, как не нравится мне эта тетка придурошная, а еще то, что она собралась со мной делать.

– Вы человек, конечно, но вам, как я вижу, не хватает самых простых основ. Вставайте. Сегодня начнем с простого. Шоппинг.

Я даже рот открыть не успеваю, как Стелла подходит, помогает мне подняться и одеться. После быстрого завтрака она тащит меня на улицу, где нас уже ждет водитель.

Через полчаса мы оказываемся в огромном магазине одежды, где проводим часа четыре, не меньше. Они наряжают меня по миллиону раз, заставляя примерять разные шмотки снова и снова, от чего я уже чуть ли в голос не рыдаю. Сроду столько вещей не мерила.

Стелла покупает мне, наверное, все что есть в этом магазине. От простой домашней одежды, которой у меня сроду не было, до дорогущего вечернего платья. Все такое мягкое и красивое, приятное, а мне рыдать от этого хочется. Почему-то мне все равно милее моя куртка рваная, джинсы старые, да футболка в дырочку, чем это вот все добро.

Под конец я уже не могу сдержаться, и начинаю ныть в голос, примеряя, наверное, сотый комплект одежды.

– Хватит! Я вам не елка новогодняя! Не надо меня наряжать.

– Спокойнее, девочка. Леди должна уметь сдерживать свои эмоции.

– Я вам никакая не леди, усекли? Отстаньте от меня.

Когда мы выходим из этого магазина, я облегченно вздыхаю, однако Стелла тащит меня в обувной, и ад повторяется вдвойне. Я сроду не видела столько обуви, да еще и такой красивой. Мадам не жалеет бабла, и покупает настолько дорогие туфли для меня, что у меня чуть ли глаза на лоб от ценника не лезут. Молчу себе тихонько, надеясь, что мне все же не придется ходить на этих ходулях, так как на них я точно сломаю себе ноги.

Проходя мимо отдела с кроссовками, зависаю на одних из них. Белые с розовыми вставками. До чего же красивые. Смотрю на свои ноги в шлепанцах и на эти кроссовки, сжимая зубы.

– Нравятся?

– Ага.

– Мы берем их.

Непонимающе смотрю на Стеллу.

– Правда, можно?

– Конечно.

Не могу сдержать улыбки, надевая эти кроссовки. Они моими единственными и любимыми станут в этот месяц. Моя первая обувь, которую я не своровала.

– Это еще не все, девочка. Идем.

Стелла берет меня под руку, и на этот раз ведет в место, где я вообще никогда не была, лишь могла наблюдать на всей этой красотой из витрин магазинов. Она приводит меня в магазин, где продают нижнее белье, и судя по ценам, просто королевское.

– Ну, зачем это? У меня все есть.

– Идите в примерочную. Снимайте верхнюю одежду. Я посмотрю, что у вас есть. Давайте, у нас мало времени.

Я ною еще пару минут, пока все же не захожу в кабинку и не снимаю верхнее шмотье из себя, представая перед Стеллой в одном только белье. Она сканирует меня с головы до пят, после чего неудовлетворенно качает головой.

– Фигурка конечно, у вас модельная, дюймовочка просто, но то, что вы напялили на себя, бельем назвать трудно. Нет, это никуда не годится, и это все надо немедленно сжечь. Сейчас все подберем, не волнуйтесь.

Стелла уходит, и через пять минут возвращается с целым ворохом самых разных комплектов, от которых у меня дух захватывает.

– Примерьте.

– Да чтоб вас…

Беру эти тряпки и перемериваю каждую. Мне никогда моя фигура не нравилась, я вообще не любила смотреться в зеркало, однако это нижнее белье мерить мне приятно. Оно безумно красивое, кружевное. Особенно нравится белое и красное.

Аж дух захватывает, и впервые в жизни, смотря в зеркало, я не отворачиваюсь. У меня очень стройные ноги и тонкая талия. Худощавые плечи, тонкие запястья и маленькая грудь, но подобранный Стеллой бюстгальтер делает ее очень даже симпатичной и привлекательной. Сама не замечаю, как улыбаться начинаю при виде себя.

– Воот, это уже мне нравится. Этот точно оставим. И еще три других, которых до этого примеряли.

Стелла удовлетворенно хлопает в ладоши, когда видит меня в красном комплекте, а я…избавляюсь от улыбки как только понимаю, что все это не простые подарки от Всеволода Генриховича. Это обычный маскарад, красивая обертка, в которую он меня заворачивают, чтобы корыстно использовать в своих целях.

– Ну же, Мария, не надо так хмуриться и брови сдвигать, морщины будут появлятся с годами! На лице всегда должна быть легкая улыбка. Смелее!

Я пытаюсь натянуть на себя вымученную улыбку, но Стелла лишь руку ко рту подносит, качая головой.

– Ладно, мы еще потренируемся. Выходите. Чулки и колготки мерить не надо, я уже все подобрала.

Когда выходим отсюда, я уже молюсь, чтобы мы уже домой поехали, но Стелла все никак не унимается.

– Стелла, ну хватит! Я уже жрать хочу. Очень сильно притом. Ну, пожалуйста, отцепитесь уже от меня, а?

– Выбирайте выражения, Мария. Нет такого слова “жрать”. Если вы голодны, мы остановимся и пообедаем. Но сначала в салон заедем. Не больше двух часов потратить должны. Хотя, наверное, все же три.

Она смотрит на мои волосы и ногти, а после еще и лицо крутит в разные стороны на свету, словно лошадь на рынке выбирает. Ужас!

Я волочусь за ней, тихонько кидая ей проклятия и скрывая свои волосы за капюшоном по привычке.

– Есть такое слово “жрать”. По-другому мое единственное желание сейчас просто не назвать.

Бубню себе под нос.

Как только в салоне оказываемся, мне под землю хочется провалиться. Эти придурки смотрят на меня словно на зверушку, осматривая мою кожу, ногти и волосы.

– Стелла! Ну скажите им уже! Ничего мне не надо делать!

– Спокойнее, Мария. Все сделаем, не переживайте. Яна, Лена, займитесь девушкой. Полный комплект делаем, люкс.

Эти накрашенные дамочки усаживают меня в кресло и балахон черный надевают, затягивая его на шее. Как только вижу ножницы в руке одной из них, вскакиваю, но меня тут же обратно усаживают.

– Только не обрезайте волосы! Ну, пожалуйста, не трогайте их! Стелла!

– Хорошо-хорошо. Только пару сантиметров. У вас отличные локоны, не будем портить. Брови тоже, кстати, не тронем. Они очень красивые у вас, с заломом, темные и густые. Точно, как у модели.

Фух. Хоть в этом пронесло, а то думала уже, сейчас налысо побреют, буду точно, как “леди”.

После стрижки мне делают пытку под названием маникюр и педикюр, в конце которой я получаю охренеть какие красивые блестящие ногти. Сроду таких у меня не было, поэтому вот уже пять минут как я сижу и смотрю на свои руки с ногтями этими красивыми и улыбаюсь, точно дура.

– Мария, пойдемте дальше.

– Ну что еще?

– Немного. Последнее осталось.

Если раньше я думала, что мне делали больно, то я в этом сильно ошибалась, когда попала на процедуру под названием депиляция. Эти изверги лишили меня волос на всем, всем моем теле!

Это было так больно, что даже слезы выступили из глаз. Я так громко материлась, что наверное, меня слышал даже водитель, сидящий в машине и ожидающий нас на улице.

– Тише, Мария, ну что же вы так ругаетесь-то, как сапожник настоящий?

– Да мне больно! Вы что, убить меня решили?! Уже все тело болит, я трупом стану скорее, чем леди этой вашей.

– Посмотрите на свои ноги. Кожа стала бархатной, нежной. Даже интимная зона теперь лучше, когда без волос. Неужели вам не нравится?

– Нет! Мне и так было зашибись. А теперь голой себя чувствую. Брр…

Стелла лишь смеется в ответ, помогая мне подняться с этого стола пыток.

Уже через час меня снова возвращают в тюрьму, которая по совместительству с домом Арбатова считается. Стелла заносит все сегодняшние покупки в мою комнату, а я бессильно сваливаюсь на кровать.

– Завтра продолжим.

– Что? Это разве еще не все было?

В это момент я хочу просто задавить эту Стеллу, а нет, вру. Куда больше я хочу прибить Арбатова, который является автором сего шабаша. Сволочь!

Глава 14

Если я вчера думала, что у меня был адски трудный день, то сегодня он умножается еще в два раза. Стелла поднимает меня в четыре утра, помогает одеться и тащит в какое-то заведение, которое почему-то мне очень школу напоминает.

– Это че еще такое?

– Не “че”, а “что”. Мария, ну пора бы запомнить уже.

– Ну и че, то есть что это?

– Это языковая школа.

– Так я это, умею говорить, вроде как.

– Судя по тому, что я слышала до этого, не умеете. Пойдемте. У нас совсем мало времени.

Стелла ведет меня в какой-то кабинет, где мне еще целых два часа приходится сидеть за партой. Реально как школьницу они меня штудируют, работая над моей лексикой, интонацией и даже тембром голоса.

– Вы слишком много и часто ругаетесь. Попробуйте заменить нецензурные слова приличными.

– Это как?

Хлопаю лишь глазами на преподшу эту, а после на Стеллу. Кажется, они одного сапога пара.

– Не используйте в речи “ну”, “типа”, “счас” и другие похожие слова. Не ругайтесь. Вы же девушка, а не гопница. Маша, вы слышите меня?

Быстро спохватываюсь на этой парте Черт, кажется, я уснула.

– Ага, слышу. Все мне ясно. Я все буду делать. Я ж это, леди, типа как.

Усмехаюсь этим дамочкам, но они лишь переглядываются, головой качая. Не, ну а че?

Дальше Стелла ведет меня в магазин косметики, в который я до последнего идти упираясь, словно она меня на каторгу волочит.

– Ну чего вы так боитесь? Это же не депиляция даже. Все девочки это обожают. Ну поверьте мне. Станете красавицей настоящей.

– Я и так нормальная. Не надо мне этих ваших…штук. Ну, зачем?

– Маша, просто доверьтесь мне. Я вас не испорчу.

Она за руку меня берет и все-таки ведет в этот магазин, а я уже едва ли ноги волочу от усталости. К счастью, никто меня там не мучает. Напротив, глаза разбегаются от разнообразия всякой разной косметики, которую я не то, что в жизни не использовала, в руках даже не держала.

– Смотри, это помада. На губы наносить надо. Это тени и тушь. Вот попробуй, осторожно только, не испачкайся.

Я беру у нее тушь из рук и пытаюсь накраситься, но впервые делая это, чуть ли глаз себе не выцарапываю.

– Черт, да заберите уже это! Я хочу видеть еще, а не быть красавицей одноглазой!

– Тише, не кричите так. Смотрите, все очень просто. Легко на ресницы тушь наноситься, и взгляд открывается больше. Вот так. Ну, как вам? У вас шикарные ресницы просто. Завидные.

Смотрю в зеркало, вроде и правда красиво. Нравятся даже.

– Видите, Маша, нужна только практика.

Стелла внимательно меня сканирует, довольно головой качая.

– Уже намного лучше, но остался последний штрих.

– Это какой?

– Серьги. Надо уши проколоть. Это обязательно.

Охреневаю просто. Это ж больно!

– Что проколоть? Вы че там, совсем с катушек съехали? На хрена?

– Мария, выбирайте выражения. Всеволод Генрихович указал это обязательным условием. И даже серьги вам купил сам. Вот, посмотрите, какая красота.

Стелла вынимает из сумочки небольшой бархатный коробок, а в нем…маленькие золотые сережки в виде бабочек. Сроду таких не видела. Красивые, миленько на свету переливаются.

Пытку под названием прокалывание ушей я выдерживаю, держа в руке чашку с водой. Это оказывается не менее больно, чем депиляция. Зато в итоге в моих ушах появляются эти самые бабочки от тигра, и мне они очень даже нравятся. И не столько даже сами сережки, а сколько то, что их Арбатов мне купил. Лично.

Когда уже домой собираемся, пару раз я пытаюсь по-тихому слинять от нее, однако вездесущий охранник, который постоянно следует за нами, не дает мне сделать и шагу лишнего. Сволочь!

Кроме косметики мне покупают еще стеклянный флакончик духов. Цветочных, очень нежных, которые я сама выбираю. Впервые в жизни. Она на руку мне их наносит, и я постоянно их вдыхаю уже по пути домой.

Очень мне нравится этот запах, однако он все равно не такой как у Всеволода Генриховича. У него еще лучше. От его лишь аромата у меня кружится голова.

Когда дома оказываемся, я сразу же обедать бегу, так как чувствую, что и слона бы сейчас съела, однако даже крошки не получаю, пока Стелла не проводит мне целый инструктаж о правилах питания за столом. Я уже слюнки пускаю на кусок колбасы, лежащей на хлебе, когда она, наконец, заканчивает меня инструктировать.

– Нет! Не руками. Вилкой и ножом. И спину ровно держите.

Чувствую себя солдатом, но готова хоть и им быть, лишь бы уже, наконец, поесть нормально. Стелла, мать ее, запросто могла бы диктатором быть, с ее то характером.

– Спину ровнее!

– Да куда уж ровнее-то? Я и так сижу нормально.

У меня аж плечи хрустят, когда она кладет цепкие пальцы мне на спину, и медленно прогибает ее, растягивая позвонки.

– Вот так ровно. Так сидят леди.

– Господи…

Уже лишнее движение боюсь сделать, чтобы не получить очередной укол от этой мадам полоумной. Ужас какой. Как раз в этот момент на кухню Лиза заходит и чуть ли ядом не плюется, заметив меня в новой одежде. Она ничего не говорит, однако по ее змеиным глазкам я прекрасно вижу, как сильно она злится. Ну и пусть. Мне наплевать на нее с большой горы.

Следующая неделя проходит в таком же жестком режиме, поэтому я заваливаюсь спать часто не позже девяти вечера, просто падая на кровать после всех этих уроков. Кажется, я еще никогда в жизни столько не училась и буквально чувствую, как закипают мои мозги от всех этих нравоучений.

Арбатова все это время я почти не вижу. Только издалека из окна по утрам, когда он уезжает на работу, ну или в кухне пересекаемся, когда кофе ему готовлю. И каждый раз, каждый я хочу высказать ему в лицо все, что чувствую все, что он заставляет меня проходить, но молчу.

Я не буду слабой перед ним. Не дождется. Я все вынесу, ему на зло.

Сегодня Стелла учит меня ходить, хотя раньше я думала, что вроде как умею. Я аж рот открываю, когда она достает из коробки те самые туфли на высоченном каблуке, протягивая их мне.

– Попробуйте пройтись. Это не так сложно как кажется.

– Да вы издеваетесь. Нет! Я эти ходули вовек не надену!

– Мария, смелее. Каблук обязателен.

Стелла помогает мне надеть эти чертовые туфли и за руку меня поддерживает, помогая подняться.

– Ну же, девочка, сделайте шаг. Один, второй…

Мои бедные ноги. Я едва ли шаг делаю в этих туфлях, которые выворачивают мою стопу чрезвычайным образом. И как девчата ходят в таком, ужас просто! Делаю шаг, еще один…

– Аа!

Моя щиколотка больно подворачивается, и я лечу кулем вниз, прямо на пол, пока вдруг не оказываюсь перехваченной крепкими руками. Мужскими.

– Рано ноги ломать, зверек.

Открываю глаза и вижу зеленые омуты напротив. Арбатов. Он держит меня в двадцати сантиметрах от пола, после чего, придерживая за руку, помогает подняться, но я лишь отшатываюсь от него.

– Я сама! Сама могла. И не упала бы. И хватит меня так называть, у меня имя есть!

На этом тигр лишь криво усмехается и бросает какую-то красную папку на мою постель.

– У нас осталось мало времени. Это твоя новая биография, вплоть до детского сада. Выучишь наизусть. А теперь покажи мне, что ты уже научилась, девочка. Ведь ты способная ученица, не так ли?

Сжимаю кулаки. Расцарапать его самодовольное лицо готова, и в этот раз почему-то не могу сдержаться. Сил моих уже просто нет выносить все это.

– А не пойти бы вам на все четыре стороны!

Что-то во взгляде Арбатова резко меняется. Глаза его темнеют так резко, что я тут же жалею о своих словах. Его интонация не дает и шанса усомниться в том, что за сказанное я буду наказана, и от этого кровь стынет в жилах.

– Стелла, выйди. И дверь закрой. На сегодня ты свободна.

Моя мучительница сваливает, и я остаюсь один на один со зверем, которого до ужаса ненавижу в этот момент.

– Чего вы хотите, зачем… выгнали Стеллу?

Мужчина подходит ко мне так быстро, что я даже пикнуть не успеваю.

– Мне не нравится твой результат, которого, как я вижу, нет вообще. Видать, на улице ты свои мозги оставила, раз до сих пор так и не научилась держать язык за зубами. Я уже сомневаюсь в том, что ты вообще обучаема, Маша.

– Ха! Да вы…Да вы что хотите мне доказать-то! Вы, как собаку, меня натаскиваете, готовя неизвестно к чему, а хоть раз сами спросили, хочу ли я этого, надо ли это мне?!

– Ты будешь слушаться меня беспрекословно, пока я не скажу, что твой долг возмещен, ясно?

– Нет! Мне вообще ничего не ясно! Я не знаю, какой ад вы мне приготовили, и что еще мне придется выучить до встречи с этим вашим…Захаровым! Что еще я должна знать, что?! Как целоваться, как спать с ним? Чему еще вы меня научите?!

Громко сглатываю, понимая, что только что сказала, и уже жалею об этом. Арбатов весь напрягается, и я вижу, как сильно блестят его глаза. Опасно и как-то по-дикому. Как у хищника, который собирается напасть на свою добычу.

Замираю, когда в один миг мужчина проводит костяшкой руки по моему лицу, опускаясь к шее и груди, а после руку сжимает в кулак. До хруста.

– Тебе повезло, что Захаров предпочитает девственниц, и он ее получит, однако не думай, что теперь тебе можно меня провоцировать. Я не мальчик тебе, малышка, и не надо красным флагом махать передо мной. У тебя три недели до встречи с Камилем. Готовься, и не дай Бог ты накосячишь. Не расплатишься до конца своих дней.

Я стою перед ним и голову опускаю. Слова тигра заставляют насторожиться, я прекрасно знаю, он не шутит.

– Кстати, Лиза жаловалась, что ты как дикарка набросилась на нее, и выдрала клок волос. Это правда?

– Да.

– Причина?

– Она оскорбила меня.

– Как?

– Не важно.

Замираю, когда горячая рука Арбатова под подбородок поднимает, заставляя посмотреть прямо ему в глаза звериные.

– Еще раз набросишься на кого-то в моем доме, запру в клетку, где тебе самое место, зверек. Пора приспосабливаться, девочка, если хочешь выжить в этом мире.

Со всей дури швыряю подушку в дверь, когда тигр выходит, оставляя меня наедине с собой. Ох, сколько же эмоций он во мне вызывает, целая смесь гремучая, а самая сильная из них – гнев. Такой сильный, что уже просто не помещается во мне. Всеволод играет со мной точно с куклой, однако я уже знаю как ему отплатить, и обязательно это реализую.

Глава 15

День за днем Стелла штудирует меня и тягает по урокам, от чего я чувствую себя просто подопытной мышкой. Благо, мое физическое состояние немного улучшилось и даже румянец на щеках начал проступать. Все же ежедневное питание хорошо сказывается на молодом организме, да и ребра мои горемычные, уже почти не болят.

До дня икс остается всего неделя, и переживать по этому поводу я начинаю все больше. Стелла мне уже все мозги проела о том, как вести себя, как есть, как ходить и даже, наверное, как дышать. Сегодня она тоже таскала меня весь день по учителям, которые чуть ли мозги мне не сломали своими нравоучениями о том, как быть “леди”, мать ее.

Я уже поднимаюсь к себе поздно вечером, когда из комнаты Всеволода Генриховича слышу недовольное бурчание. Вот и змейка проснулась. Давно не слышались.

– Да кто она такая, сколько еще будет с нами жить?!

– Я все сказал, Лиза. Повторять не буду. Мария работает на меня.

А вот это уже интересно. Меня, сволочи, обсуждают. Ну-ну. Да и хрен с ними. Иду дальше к себе, пока дверь спальни тигра с грохотом не отворяется, и оттуда Лиза не выскакивает, театрально заламывая руки. Знаю я эти движения все, сама так делала, вот только она уж больно сильно переигрывает.

Крик Лизы только усиливается, как только она меня уже на пороге замечает, становясь поистине невыносимым для моих ушей.

– Это она, Всеволод! Эта бешеная уличная девка напала на меня еще в коридоре, когда тебя не было. А ты простил ее, так выходит? А теперь еще мой телефон. Он пропал вчера еще. Это она стащила его, я знаю. Возьми, проверь сам!

Уже через секунду выходит Арбатов, и я взглядом с ним сталкиваюсь почти сразу. Что-то неладное подкрадывается в груди. Холодом от него веет, больше чем обычно.

– Маша, подойди.

Арбатов явно не в духе, и это мягко сказано. Сглатываю и медленно подхожу к нему, в метре останавливаясь.

Смотрю на мужчину, а он сканирует меня взглядом, точно рентгеном. Насквозь словно видит. Змейка же в это время продолжает истерично лить слезы, актриса, мать ее. Неужели он верит ей?

– Ты брала телефон Лизы? Я хочу услышать правду.

Сжимаю кулаки. Вот и вылезла гремучая, исполнила все-таки свои угрозы. Сука.

– Нет. Я не брала я ничего.

– Да что ты слушаешь эту оборванку, дорогой? Разве не она у тебя деньги тогда своровала? Леша мне все рассказал, это же ужас просто воровку в дом притащить! А вчера я своими глазами видела как эта…хм, девица смотрела на мой телефон жадно. Она точно его себе забрала, чтобы продать подороже. Это же твой подарок, ты же знаешь как он дорог мне.

Арбатов лишь взгляд переводит с Лизы на меня.

– Я спрашиваю еще раз. Ты брала телефон?

– Я же сказала, что не брала. Эта сука ваша врет, вы что не видите?

– Не дай Бог я узнаю, что это правда, и ты снова взялась за старое. В сторону.

Его голос. Низкий и хриплый. Только у Всеволода Генриховича такой, я узнаю его из миллиона, однако сейчас в нем нет ни капли доверия ко мне, отчего на глаза тут же наворачиваются слезы.

Тигр обходит меня, и направляется прямо в мою комнату, беспардонно открывая двери. Лиза заплывает прямо за ним, не забыв при этом бросить в меня презрительный, полный злости светящийся взгляд.

Я стою на пороге и не верю в то, что происходит. Я не плачу, но внутри мне очень больно от одного только понимания, что Всеволод Генрихович снова не верит мне. Совсем. Я не могу ничего сделать.

Лишь молча наблюдаю, как тигр открывает дверцы моего шкафа и начинает бесцеремонно перетряхивать мои казенные пожитки. Каждую, мать ее, вещь проверяют, бросая ее на пол. Я же стою уже ни живая не мертвая. Ну что он хочет там найти, что?!

В скором времени все мои вещи лежат на полу, кроме последних джинс, из которых в последний момент все же выпадает этот злосчастный телефон, громко звеня об пол. В воздухе повисает напряженная тишина и кажется, в ней слышно лишь сумасшедший стук моего сердца.

Я не двигаюсь с места. Боюсь даже пошевелиться, чтобы не показать, насколько мне страшно. Его сучка Лиза все-таки обвела меня вокруг пальца как какую-то лохушку.

Даже думать не хочу, когда она в мою комнату пробралась. За эти дни, что меня не было, у нее было миллион времени и возможностей это сделать. Усмехаюсь про себя. Вот и все. Змея добилась своего: теперь мужчина окончательно во мне разочаровался.

Тигр наклоняется и подбирает телефон с пола. Я вижу, как его желваки начинают перекатываться, и невольно на шаг назад отступаю. Когда он взгляд на меня поднимает, я вижу там лишь разочарование, а еще гнев дикий. На меня.

– Не брала, говоришь?

– Я говорю правду. Правду! Вы что не верите мне? Я ничего не брала. Не знаю, как эта штука тут появилась.

Арбатов молча отдает телефон Лизе, которая чуть ли не пищит от радости этой напускной, однако все это театр дешевой актрисы, и я едва ли сдерживаюсь, чтобы не вырвать ей оставшуюся часть окрашенных патл.

– Я говорил тебе прекратить крысятничать? Чего тебе не хватает, а? Ты не голодаешь, ты в тепле, обута, одета. Сюда иди.

– Что вы…собираетесь делать?

Назад отступаю, но он все ближе.

– Видишь, любимый? Зачем ты вообще держишь ее здесь? Да она психованная, воровка, еще прирежет нас ночью! Ей давно пора за решетку. Я сейчас же вызываю полицию!

– Заткнись, Лиза. Забирай свою цацку и иди в комнату. И дверь за собой закрой.

Змея довольно выходит, просто сияя от предвкушения расплаты надо мной. Она закрывает за собой дверь, и я остаюсь один на один с хищником, который надвигается прямо на меня, чтобы сожрать, на куски просто разорвать.

Мои глаза падают на мощные красивые руки мужчины, а сердце замирает, когда я вижу, как он руками этими касается своей пряжки ремня. Арбатов медленно снимает его и вдвое складывает, подходя ближе.

– Всеволод Генрихович, не надо…Пожалуйста.

В руке мужчины блестит ремень черный кожаный, который он сжимает до хруста, надвигаясь на меня.

Мои мольбы разбиваются о пол как хрустальные стаканы. Тигр никак не реагирует на них. Он наступает все ближе, преодолевая то крохотное расстояние комнаты, что между нами еще остается.

Арбатов оказывается прямо напротив меня в два шага. Он хватает меня как нерадивого щенка за шкирку, и опрокидывает одним махом на кровать. Я вскрикиваю, и тут же пытаюсь встать, но оказываюсь больно придавлена коленом мужчины.

Воздуха тут же становится невыносимо мало, а сердце…Мое бедное сердце ломает мне ребра от страха.

В один миг я оказываюсь на животе, головой упираясь в подушку. Одним махом зверь стаскивает с меня штаны вместе с трусами, оголяя попу. Нежной кожей я тут же чувствую прохладный воздух. По телу проносится стая диких мурашек.

Хватаю ртом воздух, роняя слезы. Мне становится жутко обидно и больно от того, что тигр наказывает меня ремнем, даже не выслушав толком, не попытавшись понять.

Если еще десять минут назад я бы хотела, чтобы Всеволод Генрихович притронулся ко мне, то сейчас я проклинаю его за это, а еще себя…за такое глупое желание.

Несмотря на годы моего существования без семьи и дома, меня еще ни разу никто ТАК не наказывал. Жестоко, грубо, настолько унизительно. От страха и ожидания боли я тут же начинаю плакать, но не вырываюсь.

Меня словно парализует от одного только понимания, как все это выглядит. Да и смысла вырываться от того, кто раза в четыре тяжелее тебя, особо то и нет.

Тигр поверил ей, своей женщине, а не мне, хоть впервые в жизни я не врала. Я не брала этот чертов телефон! Он мне на хрен не сдался, вот только проворонила я, как Лиза подбросила эту штуку мне, не сориентировалась, просто растерялась перед мужчиной, за что теперь буду расплачиваться сполна.

Первый удар холодным ремнем проносится острым кинжалом по моей коже. Я вскрикиваю, а потом лишь сцепляю зубы и закрываю глаза, не издавая больше ни звука, и не показывая, как мне больно. Затем следует еще два таких же болючих и горячих удара, после которых я уже не сдерживаюсь. Всхлипываю и рыдаю в голос, зарывшись головой в подушку.

Я ненавижу его. Ненавижу!

После этой пытки Арбатов отпускает меня, и я, наконец, чувствую желанное облегчение. Он такой тяжелый, что под ним я даже дернуться не могла.

Реву и слышу лишь глухое рычание, а еще дыхание мужчины. Тяжелое и медленное.

– Прости, девочка, но я уже предупреждал тебя. Еще раз поймаю на воровстве в моем доме, отправишься на нары. Ты знаешь, я не шучу.

Я прекрасно слышу его, но ничего не отвечаю. Продолжаю лишь сдавленно реветь в подушку, натянув штаны обратно и отвернувшись от него спиной. Моя кожа горит огнем, однако намного больнее где-то там, внутри. Там лавой раскаленной от обиды щедро поливают. До жжения в груди.

Зверь выходит из комнаты, с грохотом закрывая за собой дверь. Уже через полчаса я услышу громкие причитания Лизы, а после увижу из окна, как Леха выносит ее вещи из дома, и усаживает в машину. Кажется, Арбатов выдворил ее, но теперь мне на это уже все равно.

Все это время я глотаю горькие слезы обиды, и именно в этот момент решаю изменить тактику. Я больше не буду дворовой оборванкой для Арбатова. Пусть я сломаю себя, все жилы вытащу, но стану той, кем он так хочет видеть меня. И нет, не для него я это буду делать, а наоборот. Ему назло.

Глава 16

Все это время, каждый гребаный день я жалею о том, что приволок эту дикарку в свой дом. Она просто неуправляемая, упрямая и дерзкая. На малейшую просьбу или приказ реагирует словно взрывчатка, бесится, и при каждом, мать его, удобном случае, показывает мне свой скверный необратимый характер.

Каждый вечер мне отчитывается Стелла, которая уже на второй день умоляет меня отказаться от этой дурацкой затеи, но я стою на своем. Я не собираюсь ни от чего отказываться, уже слишком поздно что-то менять.

Мне нужно узнать, кому Захаров все время сливает данные моей компании, и я знаю, что с этим мне поможет Маша. С ее талантом воровать и играть на публику девочка на блюдечке мне принесет все нужные бумаги, и даже скопирует файлы из компьютера конкурента.

Эта дерзкая воровка с первого дня пребывания в моем доме плохо действует на меня. Она поселилась в моей голове, и не дает мне ни на день забыть о ее существовании. Мне не нравится моя реакция на нее. Она точно наркотик, который не любишь, но хочешь так сильно попробовать, что аж искры из глаз сыпятся.

Я просто охреневаю, когда в один из первых вечеров девочка сама ко мне губами тянется. Я ее в свою спальню приволок, чтобы руку обработать, а не чтобы трахать, однако этот ее порыв надолго запечатывается в моей памяти. Неумело совсем и робко она целует меня, и это пробирает меня до костей.

И нет, мне совсем не неприятно. Напротив, очень даже нравится эта ее смелость и пыл, пусть и напускные, однако я не могу трахать девочку, которая вдвое меня младше. Это уже слишком, даже для меня.

От ее мягких губ у меня тут же колом встает член. Да черт, одно лишь неумелое прикосновение этой чертовки кареглазой заводит меня лучше, чем долгие оральные ласки Лизы, и это сводит с ума.

Я рычу и прогоняю Машу из комнаты понимая, что если она хоть на минуту еще здесь останется, я трахну ее прямо тут. На своей кровати или на полу, и мне все равно будет, что она там мне говорит.

Сам от себя такой реакции не ожидаю, но впоследствии это станет моим фетишем. Смотреть на нее и знать, что дикарку нельзя трогать. Запрещено, неправильно.

В эту ночь я впервые трахаю Лизу, представляя на ее месте эту девчонку-оборванку, которая сладко спит прямо у меня за стеной в своей белой пижаме. Это был фееричный секс. Я так не трахался годами, однако одного лишь представления оказывается мало. Я хочу свою дикарку, и с каждым днем все больше.

Я выделяю Стелле неограниченный бюджет для того, чтобы сделать из Маши дорогущую леди, на которую может клюнуть Захаров. Ей покупают люксовые вещи, косметику, цацки. Все только самое лучшее. С ней занимаются топовые преподаватели, и на это я тоже не жалею бабла. Она должна произвести впечатление на Камиля, ведь шанс втереться в доверие у нее будет только один.

Через неделю занятий со Стеллой я замечаю, что зверек постепенно меняется, однако этого ничтожно мало. В ее карих блестящих глазках я прекрасно вижу, что она играет. Так тонко и красиво, почти натурально, но все же притворяется.

Воровка оказывается прекрасной актрисой, и может изобразить что угодно, даже гребаную леди, которую я так хочу слепить из нее, чтобы выбить этот ужасный дворовой пыл и повадки беспризорницы.

Еще через две недели ежедневных занятий Маше почти удается убедить меня в том, что из нее все-таки получится человек, но новость о пропаже телефона все перечеркивает нахрен.

Почему-то в этот момент меня злость дикая переполняет. Не от того даже, что своровала она, а от того, что меня ослушалась. Эта оборванка живет в тепле, в доме, где всегда полно еды, и еще смеет воровать у своего хозяина. Снова.

Я хочу проучить ее, наказать ремнем по непослушной заднице, однако только хуже этим делаю, притом себе. Когда наваливаюсь на нее сверху, и штаны с нее сдираю одним махом, видя кожу нежную, от накатившего желания чуть ли не трахаю воровку прямо в этот момент.

Я хочу ее, и вовсе не до смеха мне уже. У нее красивая фигура, которую она любит прятать под балахонами, однако то, что скрывается под ними, сводит меня с ума. Я хочу эту девочку так, как мужик хочет свою женщину. Даже запах ее нежный и цветочный чертовски заводит меня, делая стояк просто каменным в штанах.

Ее кожа такая нежная и трепетная, от ремня моего покрасневшая. Она вся дрожит и ревет подо мной после того, как я трижды хлестаю ее этим ремнем проклятым. Черт. Лучше бы я вообще ее не трогал, так как никакого толку от такого воспитания, кроме ее озлобленности на меня в следующие дни я не добиваюсь.

Когда перестаю держать малышку, и отпускаю ее, она так и остается лежать на кровати, зарывшись лицом в подушку, и отчаянно рыдая. Не могу описать словами то, что твориться со мной сейчас.

Впервые в жизни мои руки дрожат, а сердце быстро колотиться в груди. Я не думал в тот момент. Нет. Я просто наказывал воровку. Холодно и беспощадно. Так, как она заслуживает этого.

Я хочу подойти и успокоить ее, но не делаю этого. Она моя должница, воровка, и ничего кроме. Молча выхожу из комнаты, громко хлопнув дверью.

Только спустя пару минут в себя прихожу, вспоминая слова Маши. Они никак не выходят у меня из головы, и я решаю перепроверить. Конечно, я доверяю Лизе как самому себе, однако то, как Маша просила поверить ей, заставляет лишь на секунду усомниться в словах своей женщины.

В коридоре была размещена всего одна скрытая камера, однако мне хватает всего пару кадров, чтобы понять, что в этот раз зверушка мне не врала. Лгала Лиза. Мне в лицо. А потом снова лгала, пытаясь оправдаться, почему вчера она оказалась в комнате девчонки со своим телефоном в руках.

Лиза много всего говорила, однако я больше не слушал этого бреда. Я просто набрал Лехе, и выставил ее вместе с вещами. Вот и все. Еще один год жизни я просрал со змеей на груди. Я мог простить ей многое, но только не ложь.

На часах два ночи. Я сижу в спальне, которую освещает лишь свет луны, и пью виски в абсолютной тишине. Я остаюсь один на один с обиженной дикаркой, которая уже задурманила мне мои мозги, и которую мне нельзя трогать.

Глава 17

Если и можно стать одержимым чем-то, то я становлюсь одержима идеей доказать Арбатову, что могу измениться. Следующим утром я сама подрываюсь еще до прихода Стеллы и тренируюсь ходить на каблуках до того момента, пока не чувствую, что могу уже танцевать на них.

Сначала мне это кажется идиотским занятием, однако под конец мне это даже нравится. Я дефилирую на этих ходулях уже почти как профи, и даже ни разу не спотыкаясь об них, однако понимаю, что этого еще мало. Мало, чтобы он поверил, что я изменилась.

Во мне кипит энергия, я не могу усидеть на месте. Желание показать новую себя тигру такое сильное, что оно дает мне силы даже в дни, когда я совсем не хочу вставать с кровати.

Еще ни разу в жизни я не чувствовала такого подъема, и Стелла практически сразу же замечает это, встречая по утрам меня уже полностью собранную. Меня больше не нужно подрывать с кровати, я сама встаю и жду ее. Я хочу измениться. Хочу стать той, кем так жаждет меня видеть Всеволод Генрихович, ему назло.

Я, как ненормальная, начинаю учиться, старательно выполняя все, что мне говорят учителя, и это не проходит бесследно. Моя речь становится чище, я учусь пользоваться косметикой и правильно подбирать наряды.

Я заучиваю дежурные фразы вежливости, которые должны сделать из меня леди, однако конечно, это тоже часть маскарада. Внутри меня сидит все та же обиженная девочка, и она просто хочет насолить человеку, который посмел ее вещью своей посчитать.

Все это время я практически не вижу Арбатова. Он бесконечно пропадает на работе и, наверное, частенько не ночует дома, поэтому в какой-то момент я ловлю себя на мысли, что он просто избегает меня. А я его. До скрипа зубов.

Между нами словно холодная война после того случая с ремнем, и я не собираюсь так просто отступаться, ведь мой план мести уже совсем скоро запуститься в исполнение. Мне плевать что будет после, но я докажу ему, что ему не сломать меня. Никогда.

Следующие две недели проходят как в каком-то тумане. Я старательно готовлюсь к встрече с Зараховым и учу свою искусственную биографию. Все должно пройти идеально, по моему собственному сценарию, и я постараюсь, чтобы так и было.

В эту ночь мне снится Всеволод Генрихович. В очередной раз, как какое-то наваждение. Я никогда не видела снов, пока не попала в этот дом, и тигр не залез мне под кожу.

Теперь же практически каждую ночь я вижу его. Разным. Злым и добрым, нежным, обнимающим меня. Я не знаю, зачем он сниться мне, но определенно не могу это контролировать.

Просыпаюсь от того, что в животе что-то сильно тянет. Это снова он. Мужчина с зелеными глазами, о котором я думаю практически каждую минуту. Кажется, сегодня мне снилось что-то запретное. С Всеволодом Генриховичем в главной роли. Мои трусики насквозь мокрые, и мне это не нравится.

Быстро вскакиваю с кровати. Сегодня день икс, и наконец, я смогу проявить всю себя. Быстро умываюсь и собираюсь. Жду Стеллу в своей комнате.

– О, Машенька, вы уже собраны?

Стелла удивленно моргает, видя меня полностью собранной уже в семь утра.

– Да. Давно. Поехали уже быстрее.

– Умница. Всеволод Генрихович будет ждать нас сразу после салона. Ваш наряд и туфли я возьму с собой.

– Отлично.

Уже через двадцать минут в салоне мне снова делают весь набор процедур от маникюра до депиляции, которые на этот раз я выдерживаю просто геройски. После этого меня усаживают в кресло визажиста, который делает мне просто умопомрачительно красивый легкий макияж и прическу. Все очень сдержанно и в тоже время невероятно красиво.

Когда же я, наконец, наряжаюсь в черного цвета платье до колена и те самые туфли на высоком каблуке, мне трудно узнать себя в зеркале. Нет. Этот вовсе не я. Это какая-то очень красивая темноволосая девушка, которая смотрит на меня оттуда. У нее есть маникюр и прическа, идеально накрашены глаза и губы.

Усмехаюсь про себя. Вот и начинается игра. Сегодня я не Маруся-оборванка. Теперь меня зовут Виктория, и я студентка архитектурного факультета. Я полночи повторяла свою речь из папки, которую мне бросил Арбатов как собаке, поэтому теперь каждое слово оттуда у меня от зубов отскакивает, и я уже точно не налажаю.

Я выхожу из салона уже ближе к обеду, чувствуя себя буквально в чужой шкуре, однако мне от этого даже радостно. Тигр хотел получить леди, он ее получит. Притом сполна. Стелла проводит меня прямо до машины Арбатова, и за несколько шагов до автомобиля я теряюсь, видя Всеволода Генриховича прямо у двери.

Он выглядит шикарно. Высокий и широкоплечий. Его волосы назад зачесаны, на руке сверкают часы. Он одет в черный костюм и белую, расстегнутую на верхние пуговки рубашку. Его начищенные дорогущие туфли, а также черный блестят не хуже моего маникюра.

Все бы ничего, но то, как он смотрит на меня…Заставляет сильно замедлить шаг и быстро поубавить пыл, который горел во мне еще минуту назад.

Его взгляд тут же загорается при виде моих голых ног, фигуры, и лица. Я предвидела, что он будет удивлен от моего нового образа, однако сейчас почему-то мне не нравится его реакция. Арбатов смотрит на меня как-то по животному так, словно хочет сожрать. Живьем.

– Хороший маскарад, зверушка.

– Я вам не зверушка.

Задираю подбородок и гордо сажусь на заднее сиденье, куда он меня пропускает. Всю дорогу я еду молча, отвернувшись от мужчины к окну и буквально вцепившись в дверцу дрожащей рукой. Чтобы не смотреть на него, не слышать и особенно не чувствовать его запах, сводящий меня с ума.

Почему-то с каждой минутой дороги моя дрожь в теле только увеличивается. Я совсем не знаю, куда меня везут, и что со мной будет сегодня, и эта неизвестность просто убивает.

Слезы так и норовят повалить из глаз, но я держусь до последнего, так как тогда сразу же потечет тушь, как говорила Стелла, и мой маскарад развалиться на части.

Уже через полчаса мы подъезжаем к какому-то явно дорогущему ресторану, который переливается красивыми красно-золотыми бликами. Как только машина паркуется у входа, я делаю судорожный вдох, пытаясь скрыть дрожь в руках, и это не остается незамеченным.

– Не переживай. Я буду рядом, но ты должна делать вид, что не знаешь меня.

Задерживаю дыхание, когда вижу, как огромная ладонь Арбатова мою руку сверху накрывает. Очень нежно и бережно, а у меня от этого тут же табун мурашек по спине проносится. Смотрю прямо в глаза тигриные, до сих пор не веря, что мужчина позволяет всему этому происходить.

– Как это будет? Что мне делать?

Не узнаю свой голос. Черт, чего же я так трясусь-то…Я же готовилась весь месяц к этой встречи, однако сейчас почему-то не чувствую в себе такого пыла как раньше.

– Тебе надо познакомиться с Захаровым и сделать так, чтобы он захотел встретиться снова. Вотрись к нему в доверие. Все должно пройти идеально.

Я смотрю на свои дрожащие пальцы с нежно-розовым маникюром и пытаюсь успокоиться, но куда там. Эти игры мне уже не нравятся, и я не знаю, что ждет меня впереди.

– Маша, ты слышишь меня?

– А? Да. Слышу.

Я вроде и правда слышу Всеволода Генриховича, однако его ладонь все еще касается моей, и это просто парализует мне мозг. Он еще ни разу меня так не касался, отчего я просто теряюсь.

– Биографию Виктории выучила?

Набираю воздуха полную грудь и выдаю на одном дыхании.

– Да. Я готова.

Арбатов первым выходит из машины и идет в клуб, а я следую за ним только спустя полчаса, чтобы не вызвать подозрений. Хоть я и тренировалась все эти дни ходить на каблуках, сейчас мои ноги почему-то все равно дико трясутся.

Нет, я конечно, уже ходила ряженой и раньше, однако всегда под пацана косила, уж точно не под леди. И теперь от этого, мягко говоря, чувствую себя не в своей тарелке.

Только злость на Арбатова и обида за наказание ремнем дают мне силы встать и войти в этот гребаный ресторан как королева. Внутри оказывается еще красивее, чем снаружи. Играет тихая музыка, по обе стороны огромного зала расположены круглые столики, перегороженные декоративными стенами. Все в красно-черных тонах, аж пестрит от дороговизны.

Я замечаю тигра почти сразу. Он сидит в центре зала за столиком, а с ним еще двое мужчин. Камиля мне удается опознать по шраму на лице, о котором я прочитала в его досье. Им оказывается огромный мужик средних лет, с жесткой черной бородой. Сглатываю. Ну и попала же я.

Медленно начинаю идти между столиков, лихорадочно подыскивая нужные слова, однако в последний момент решаю сделать так, как привыкла, и кулем падаю на пол.

– Ай, моя нога! Помогите…

По просто удивительному стечению обстоятельств я сваливаюсь прямо напротив столика, где сидит Арбатов с Захаровым. Я начинаю так жалобно стонать, что даже глухой бы услышал мои мольбы о помощи.

– Вы ушиблись? Позвольте помочь даме.

Поднимаю глаза и встречаюсь с янтарным хищным взглядом. Камиль. Он собственной персоной подходит ко мне, и грубовато, но все же помогает подняться на ноги. То, что нужно.

– Спасибо вам. Так неловко…

Улыбаюсь ему премилейшим образом, краем глаза замечая Всеволода Генриховича, который сидит почему-то чернее тучи. Не, ну а че? Надо же мне было привлечь внимание. Я понимаю, что играть надо лучше, поэтому задействую все свое мастерство.

– Вы очень добры.

Дарю Камилю еще одну добрую и открытую улыбку. Оранжевые глаза этого мужика в этот момент жадно сканируют всю меня, после чего он даже облизывается, а меня почему-то тошнить от этого начинает.

– Пройдем за наш столик, краля.

– Обычно я не сажусь за чужие столики с незнакомцами.

Хлопаю невинно глазками на него, понимая, что Камиль уже у меня на крючке.

– Камиль Захаров.

– А я…Виктория.

– Ну, садись, Виктория.

Захаров усаживает меня за свой столик, и сам размещается рядом. Совсем рядом. Напротив нас сидит Арбатов, который медленно потягивает виски из своего бокала и сверлит меня гневным взглядом.

Невольно отмечаю его напряжение, которое вижу в его широкой спине и плечах. Словно тигр готовиться к прыжку, чтобы растерзать…Меня.

Я уже готовлюсь начать свою заученную речь, когда рука Захарова со стула медленно перекочевывает на мою спину. Он откровенно и нагло меня начинает лапать прямо при всех, а я…теряюсь. Что-то я не ожидала, что он будет таким быстрым, ведь это всего-то первая наша встреча.

– Хм…господин Захаров, расскажите лучше о себе.

Медленно отодвигаюсь, стараясь его руку с себя сбросить, но он как клешней впился в мое голое плечо, и не отпускает.

– Я состоятельный человек. Это все, что тебе надо знать, куколка.

Захаров наклоняется ниже и смачно вдыхает мои волосы, от чего меня чуть ли не выворачивает. Невольно на Арбатова смотрю, который почему-то бледным стал. Не пойму его реакцию. Он же сам меня сюда приволок, почему теперь злится, или я что-то не так делаю?

А я делаю, притом специально. Чтобы побесить тигра. Отплатить ему сполна. За ремень тот болючий, которым он наказывал меня, даже не удосужившись выслушать. За слезы мои горькие и обиду. На него.

От волнения заученный текст тут же выветривается из моей башки, и я начинаю импровизировать. Жестко притом.

– Что у вас интересного есть? Я хочу узнать вас лучше.

Облизываюсь нагло, смотря прямо ему в глаза. Громкий раскатистый смех проноситься прямо над ухом. Неприятно.

– Кукла, самое интересное у меня в штанах находится. Хочешь посмотреть?

– Ой! Простите…

Опрокидываю бокал с водой прямо на штаны Захарова совершенно неслучайно, и начинаю тут же промакивать его брюки белой салфеткой, провоцируя громкое улюлюканье. Я хочу позлить Всеволода, сидящего напротив, и кажется, у меня это отлично получается.

Проходит всего пара секунд, когда я вскрикиваю, слыша треск стекла. Арбатов. Он с такой силой сжал свой бокал, что тот просто треснул, разлетевшись по всему столу острыми осколками. На скатерть плюхнулся алкоголь вперемешку со стеклом.

Вокруг тут же все стихает, а я у меня салфетка из рук выпадает. От неожиданности я тут же от Захарова отскакиваю. Подальше. Я пугаюсь такой реакции тигра, который кажется, готов разорвать меня прямо здесь.

Быстро смахнув осколки со своей руки, Всеволод Генрихович поднимается, подходит ко мне, и буквально вырывает из рук Камиля, больно подхватывая меня под руку.

– Тебе пора. В машину. Живо.

Его голос в этот момент просто стальной. Чуть ли уши у меня от него не закладывает, хоть он и говорит тихо, вовсе негромко.

Кажется, я забываю как дышать. Черт, неужели я все испортила. Да…притом бессовестно.

Не обращая внимания на недоумение Камиля, Всеволод чуть ли за шкирку меня не выволакивает из этого ресторана, грубо доводя прямо до машины.

От скорости его шага у меня подворачиваются ноги на этих каблуках, из-за чего я пару раз чуть ли не падаю на колени, но мужчина не дает.

Он тащит меня все дальше как нерадивого щенка.

– Да хватит уже, отпустите, больно! Что происходит?

– Что ты вытворяешь? Посмотри на себя, ведешь себя как шлюха.

Он смотрит на меня презрительно с головы до пят.

– И выглядишь так же.

Я всего ожидала от мужчины, но только не этого. Просто взрываюсь от злости, слыша такое от него. В глазах начинают блестеть предательские слезы обиды. Я ж все для него, а он…

Разворачиваюсь, чтоб уйти, но тигр не дает и шанса мне это сделать. Он сильнее, намного. Сильные руки впиваются в мое предплечье, сжимая его до боли.

– Не смей поворачиваться ко мне спиной, когда я говорю с тобой! Ты текст свой вообще учила? Какого хрена ты там творила?

– Я учила текст, вот только он выветрился из моей башки, как только этот урод начал меня лапать! А вы разве не для этого меня сюда приволокли? Не для того, чтобы сегодня я была шлюхой?

– Нет. Не для того.

– А для чего же тогда? Хватит обращаться так со мной! Я что вам вещь? Захотели – притащили сюда, захотели – забрали.

– Да. Ты – моя вещь. И будешь ей, пока не отработаешь долг.

Эти слова режут меня без ножа. Мне больно. Так сильно жжет в груди, что выть хочется, но я лишь злюсь. На него. Я пытаюсь вырваться из цепких рук мужчины, но это оказывается не так просто. Его сильные пальцы больно впиваются мне в кожу.

Тигр сдерживается из последних сил, но и я тоже отступать не собираюсь. Обида оказывается сильнее меня, и я больше не могу сдерживать своих эмоций. Я ору Арбатову прямо в лицо все, что чувствую в эту секунду.

– Да кто вы мне такой, чтобы я вас слушалась? Вы сами разрешили мне прийти сюда, сами нарядили меня во все это. Так почему же вам не нравится? Не такая я да, не вашего уровня? Я, может, впервые себя красивой ощутила! Может я хотела простого мужского внимания! Что в этом плохого, что?!

Громко сглатываю, видя, как с каждым моим словом темнеет взгляд тигра, становясь поистине безумным.

– Ах, внимания мужского ты захотела. Хорошо, поехали.

Я и пикнуть не успеваю, как Арбатов усаживает меня в машину на заднее сиденье, сам садиться на переднее, и резко захлопывает дверь. На улице уже темнеет, и мне не по себе становится от этого. Мы сегодня больше ничего не планировали. Куда еще меня везет этот зверь?

– Леха, давай в ВИП-зону. И быстрее, мы очень торопимся.

Леха, точно верный пес, даже вопросов не задает, а я затаиваюсь. На мои вопросы никто и не думает отвечать всю дорогу, провоцируя у меня тем самым дрожь во всем теле. Мне не нравится все это, и особенно, взгляд мужчины. Он дико зол, и я не знаю, что он собирается делать.

Как только машина подъезжает, Арбатов выходит, открывает дверцу с моей стороны и больно за руку хватает, заводя прямо в клуб. От испуга я даже не сопротивляюсь. Словно оцепенела вся и только молча следую за ним.

Я чуть ли рот не открываю, когда внутри оказываюсь. Тут жутко накурено, пахнет алкоголем, а еще…бабы полуголые танцуют прямо на столиках вокруг шестов, за которыми сидят пьяные мужики и голодно пялятся на них.

– З..зачем мы здесь?

Непонимающе смотрю на Всеволода Генриховича, но не нахожу там ничего кроме злости. Ни капли понимания там нет. Он как айсберг. Холодный и непробиваемый просто.

– Ты же хотела мужского внимания. Я обеспечу тебе его. Иди на сцену. Вставай у шеста. Танцуй для всех, Маша. Получишь свое внимание.

Глава 18

– Что? Вы же не серьезно это, да?

Не верю в то, что слышу. Это просто в голове не укладывается. Быть не может такого.

– Я не шучу, девочка. Иди к шесту, пляши, раз уж так хочешь, чтобы мужики глазели на тебя. Не забудь покрутить жопой перед всеми. Получишь свое внимание.

– Не буду.

Обиженно надуваю губки. Это уже слишком.

– А тебя уже никто не спрашивает.

Арбатов тащит меня к одному из танцевальных столов. На мне огромные каблуки, поэтому я едва ли туда взбираюсь. Резко сменяется музыка. Словно специально для меня ставят какой-то эротический медляк. Сволочи! В какой-то момент ловлю дерзкий взгляд тигра. Там пламя пылает, он просто испытывает меня, однако у меня этот огонь горит не меньше.

Что ж…Хотите смотреть? Ладно!

Сжимаю кулаки и иду к центральному столику, который по удивительному стечению обстоятельств сейчас пустой. Уверенно поднимаюсь на него, обхватываю рукой металлическую вертикальную колонну, закрываю глаза и просто начинаю двигаться.

Я совершенно не умею танцевать, однако зная, что на меня сейчас смотрит Арбатов, впервые просто отдаюсь чувствам, начиная делать плавные движения бедрами, прогибать спину, точно кошка.

Я безумно хочу, чтобы мужчина в эту секунду посмотрел на меня не как на бродяжку, а как на девушку. Красивую и привлекательную. Только он. Мне плевать на всех остальных.

В какой-то момент я теряю счет времени, просто вслушиваясь в музыку, всецело ей отдаваясь. Чувствую слезы на щеках, но мне уже плевать. Перекидываю свою копну волос на спину, и двигаюсь еще более раскованно, дерзко, плавно. Я хочу соблазнить тигра, и делаю это так, как чувствует мое тело.

Не знаю, сколько проходит времени, но я прихожу в себя только тогда, когда слышу смешки и грубое улюлюканье близко сидящих мужиков. Открываю глаза и вижу, что на меня пялится уже весь зал.

Эти дикари смотрят на меня, как на мясо, раздевая взглядом, и мысленно уже раскладывая меня прямо на этом столе. Лишь Арбатов сидит за одним из столиков совершенно невозмутимо, потягивая коньяк из стакана.

Его взгляд пронизывает меня холодом, в нем я не вижу ни капли теплоты, только злость, ненависть и презрение. Ко мне.

В этот момент во мне словно что-то переключается. Я чувствую этот огонь обиды внутри, но не прекращаю танец. Напротив, я начинаю стараться еще больше, сексуально крутиться, прогибаться словно кошка, чтобы Всеволод Генрихович, наконец, увидел во мне женщину.

Пусть таким способом, другого я просто не знаю. Я чувствую эту дикость в себе, непокорность и упрямство, которые буквально захлестывают меня, порабощают, уничтожают на месте.

Из этой агонии меня выдергивает грубый голос тигра. Я даже не заметила, как он оказался рядом со мной.

– Слезай, довольно.

Я лишь слезы смахиваю, но и не думаю его слушаться, пока грубая рука Арбатова буквально не сдирает меня со сцены.

– Ай, отстаньте от меня!

– Угомонись уже, Маша.

– Не трогайте меня!

Шиплю змеей на него, пытаясь унять дрожь в теле. Меня всю колотит, и на сцене я даже не замечала, насколько сильно мне плохо.

Отступаю от мужчины на шаг, понимая, насколько сильно я раззадорила зверя.

– Так понравилось крутить буферами перед всеми? Может, еще хочешь?

– Да, понравилось! А вам понравилось смотреть на меня?

– Нет. Ты не умеешь танцевать. Бревно и то лучше двигается.

Вроде ничего такого, а мне больно. До слез просто обидно, что даже теперь, после всего этого унижения, Всеволод все равно не увидел во мне женщину. Только бревно. Бревно! На меня накатывает такой силы злость, что я уже не могу остановиться.

– Да это вы не умеете ничего и не видите ничего! Кто вы такой, чтоб указывать мне, что делать и как себя вести! Если вы еще не заметили, я уже давно не ребенок. Я женщина, и чувствую все! И я буду трогать, кого хочу, танцевать, как хочу, и трахаться с теми, с кем хочу, ясно?!

В его глазах сталь расплавленная. Всеволод Генрихович словно окончательно разочаровался во мне. А я в нем. Навсегда.

Тигр подходит предельно близко ко мне, от чего в нос тут же ударяет его запах. Только у него такой. Сводящий меня с ума. Я ожидала от него всего, но только не этого.

Вскрикиваю скорее от испуга, чем от боли, когда Арбатов звонко ударяет меня по щеке. Его глаза полыхают огнем и яростью. В этот момент мне кажется, что он не остановиться и убьет меня прямо на месте за сказанное, хотя я всего-то хотела привлечь его внимание. Его!

Я хотела, чтобы именно он, наконец, посмотрел на меня как на женщину, а не как на девочку-подростка, которая тенью ходит в его доме. Я мечтала, чтобы он посмотрел на меня также, как смотрел на Лизу. Ведь я ничем не хуже. Нисколько.

Делаю судорожный вдох, молча прижимая дрожащую руку к щеке. Она горит огнем от силы его удара, но боли в этот момент я совсем не чувствую. Только адреналин, звенящий где-то в ушах, а еще бешеный стук своего сердца.

Где-то в груди расползается тугая, давящая боль, которая прорезает мне живот скальпелем, и расползается по венам, как наркотик. Между нами ток проходит. Я буквально чувствую его кожей. Смотрю на Арбатова сквозь пелену слез, до сих пор не веря в то, что он сделал.

– Вы ударили меня. Ударили…

По щекам катятся слезы. Он так и не понял, зачем я делала и говорила все это…Ему все равно.

– Хочешь трахаться с мужиками, говоришь? Даже опытная ты. Ладно, блядь, будь по-твоему.

Тигр говорит это тихо, а у меня мороз по коже от его интонации. Он вовсе не кричит на меня, нет. Говорит спокойно, а у меня дыхание спирает от его интонации. Могильной.

Задерживаю дыхание, когда Всеволод Генрихович набирает кому-то, и уже через минуту к нам подходит Леха.

– Отвези ее к Артуру, пусть подыщет теплое местечко в своем притоне. Там есть и старые и молодые, и нарики, и больные. Познает все прелести взрослой жизни, да Маш? Ах да, ты же уже давно взрослая, так что никаких сюрпризов для тебя не будет. Пойдет как по маслу.

Услышанное ведром ледяной воды меня окатывает. Нет, я не верю.

– Что? Всеволод Генрихович, вы не можете! Нет…Пожалуйста!

Я просто цепенею от страха, наблюдая, как после этих слов тигр просто разворачивается и уходит, садиться за какой-то столик и вливает в себя бокал коньяка одним махом, больше даже не смотрит в мою сторону.

Он не может так со мной поступить. Или может?

– Давай, детка, на выход.

Цепкая рука Лехи хватает мое предплечье, и тогда я понимаю, что со мной никто не играет. Арбатов и правда отдал меня. Избавился, как от ненужной ему вещи, которая осмелилась ослушаться его, которая не подчинилась его приказам.

Я брыкаюсь, ору и извиваюсь, пытаясь выбраться из цепких лап Лехи, но это не срабатывает. Этот двухметровый амбал как тростинку меня берет в охапку и тащит прямо в машину. Выпрыгнуть из нее у меня тоже не выходит, так как он тут же закрывает все замки в дверях.

Мне кажется, что это просто какой-то страшный сон, который никак не хочет заканчиваться. До последнего я не верю в то, что Всеволод Генрихович просто выкинул меня, отдал в какой-то притон, где вероятнее всего, я сдохну в первый же день. Я сама себе вены перегрызу, но не стану шлюхой, не стану!

Как он мог так поступить со мной…Мог, оказывается, еще как мог. Потому что это не я дикая, это он дикий и страшный зверь, а я всего лишь наивная дурочка, посмевшая посчитать, что такой мужчина как Арбатов сможет обратить на меня хоть каплю своего внимания.

Глаза щиплет от потоков непрекращающихся слез, и мне даже представить страшно, как я выгляжу сейчас. Вытираю руками глаза, и мои ладони тут же размазывают косметику, но мне все равно. Я проклинаю Арбатова и ненавижу его в этот момент так сильно, что аж скулы сводит.

Я всегда была сильной, никогда и никого не подпускала к себе, а теперь даже сама себя не узнаю. Почему тигр так меня задевает, почему настолько мне неравнодушен…Сама не знаю.

Знаю только то, что сейчас меня всю колотит от страха неизвестности, а точнее известности. Я прекрасно знаю, что после притона никто не выживает, а я со своим характером так уж точно, отброшу копыта максимально быстро.

В какой-то момент дрожь перерастает в истерику, которая захлестывает меня с головой. Пусть я и знаю, что двери заперты, все равно начинаю отчаянно дергать за них, а также лупить руками прямо по стеклу. Я не сдамся. Ему меня не сломать.

– Отпустите меня! Выпустите. Пожалуйста, хватит!

Мой голос. От страха и слез стал хриплым, мне трудно вдохнуть. Кажется, что на грудь положили булыжник.

– Успокойся или поедешь дальше в багажнике.

– Ну ладно, пошутили и хватит. Он же не серьезно это, да? Леха, останови машину. Ты же добрый. Ты же человек…

– Не велено.

Судорожно всхлипываю, понимая, что никто тут со мной не играет. Меня и правда отвезут в притон. Я стану шлюхой. Общего пользования телом, и от этого в груди разливается просто леденящий душу ужас.

Страх парализует мое сознание. Я стараюсь унять разворачивающуюся во мне панику, но это лишь усиливает ее. Впервые в жизни я не могу контролировать ситуацию, и чувствую себя совершенно беззащитной. Куклой, которой руководит безумный кукловод.

Кажется, я просто срываюсь. Не могу больше сдерживаться, храброй казаться, и реву в голос, точно маленькая. Я и чувствую себя маленькой в этот момент. Просто беззащитной девочкой, которую так отчаянно прятала все это время где-то глубоко в себе.

– Я не хочу…не хочу быть шлюхой, пожалуйста! Я не стану такой. Я все поняла. Это была ошибка, я не хотела всего этого говорить, не хотела внимания. Я не хотела так…

– Мы почти доехали, сиди тихо.

– Господи, прошу не надо…

Меня накрывает все новыми волнами истерики. Слезы градом льются из глаз, дыхание перехватывает от всхлипов. Я ненавижу Леху этого проклятого, но в сотню раз больше я ненавижу Арбатова. Это он. Снова. Он позволил сделать это со мной, и я ненавижу его за это.

Леха едет, как робот, гоня машину по ночной улице на предельной скорости, и меня в какой-то момент начинает тошнить. Просто от предела эмоций, страха и обиды.

Как только представлю, что чужие руки будут прикасаться к моему телу, такие, например, как у Захарова сегодня, не могу сдержать рвотного спазма. Отвращение. Вот что я чувствую вперемешку с диким страхом. Арбатов добился, чего хотел. Он показал мне мое место. Место вещи. Его вещи.

Глава 19

Этот месяц со мной твориться что-то неладное, и причина этого живет у меня в доме. Эта дикарка, Маша, с каждым, мать его днем, сводит меня с ума все больше. Она словно чует это, намеренно провоцируя и дразня меня, виляя своей задницей прямо у меня под носом.

После того случая с ремнем я чуть ли не поселяюсь на работе. Всеми силами стараюсь быть где угодно, только не дома, ведь там она. И глаза эти ее…невинные, но такие дерзкие, что мое тело тут же реагирует на них отменным стояком.

В какой-то момент я замечаю, что начинаю думать о Маше уже больше не как о своей должнице, а как о девушке, и это меня очень даже напрягает. Когда наряженную в эти тряпки вижу ее с голыми ногами и раскрасом боевым, член тут же дергается в штанах, и мне приходится приложить просто титанические усилия, чтобы не поиметь эту куклу прямо в машине.

Она красивая была и без всей этой мишуры, но сегодня Стелла сделала с Маши просто лакомую, мать ее, конфету.

Сейчас же, сидя в машине, я до одури хочу ее, и в то же время не смею даже пальцем тронуть эти невинные пухлые губы. Не позволяю себе, не смею, ведь тогда весь план уйдет насмарку.

Я готовлю Машу для Захарова. Она нужна мне только для этого, для дела, однако я не учитываю только одного: мне самому надо было готовиться к этой встрече. Морально. Ведь то, что уже через полчаса начала вытворять на ней, чуть ли с ума меня не сводит.

Она всего-то должна была выучить текст и следовать точно по сценарию, забираясь Захарову под кожу, но эта дерзкая пигалица решила действовать по-своему, назло мне, и делала это просто прекрасно.

Эта бродяжка, которая сейчас выглядела ничуть не хуже миллионной модели, стала вести себя как последняя шалава, позволяя Захарову лапать себя, и при этом одаривала его такой сладкой улыбкой, которую ни разу мне не давала. Да я вообще впервые ее улыбку увидел за этим столом, и адресована она была точно не мне.

Последней каплей стал ее эротический, мать ее, массаж яиц Захарова через брюки, который я уже просто не смог выносить. Это стало последней каплей, и продолжать этот спектакль уже было бессмысленно.

Ни о каком доверии к вымышленной Виктории у Камиля уже и речи не шло. Он просто хотел ее трахнуть, в первый же кабинке туалета, и насколько я видел, Мария тоже была вовсе не против.

Я не помню, как взбесился. Очнулся только тогда, когда острые осколки стекла впились мне в руку. На меня глазел весь зал, однако мне было насрать. Весь мой план провалила эта пигалица, и я готов был открутить ей голову прямо там, в зале, но нет.

Я вытащил девчонку из ресторана, упрямую и брыкающуюся, и едва ли сдержался, чтобы не пришибить ее прямо там. Малая так хотела засветиться, внимание мужское, видите ли получить, что я просто съехал с катушек.

Не знаю, что нашло на меня, но остановиться я уже не мог. Я хотел ее проучить, дать понять, как она ведет себя, однако добился обратного.

Я повез ее в самый отвратный стриптиз-клуб нашего города и заставил ее там крутиться у шеста. Каким же было мое удивление, когда эта чертовка не только взобралась на танцевальный стол, но и стала вытворять там такое, от чего все мужики в зале тут же захотели ее трахнуть. И я не исключение.

Я хотел ее до одури, аж член дымился, хоть она совсем и не умела двигаться. Мне это было неважно. Ее хрупкое податливое тело и так меня вставляло не на шутку, однако я не мог. Просто запрещал себе. До последнего.

Не знаю, сколько шествие это длилось, но я уже успел изрядно нажраться, пока Маша плясала на шесте. Она двигалась плавно, прогибалась и выпячивала перед всеми задницу, точно дикая кошка в период течки. Малышка словно намеренно провоцировала и дразнила меня, хотела вывести из себя, и у нее это отлично получалось.

В какой-то момент я понял, что кроме меня на нее глазеет ещё хренова куча мужиков. Они буквально трахали ее взглядом, пожирая каждый сантиметр ее тоненькой фигуры, которая заметно отличалась от других танцовщиц. Она была, как свежее мясо для них. Очень молода и свежа, такая сладкая, юная, нежная, что аж приторно.

Я понимал, что эту хрень надо прекращать, так как ее тут просто толпой сейчас поимеют, и буквально содрал чертовку со сцены. Я не хотел этой публичности больше. Нет. Словно психопат больной, я хотел ее только себе, но не позволял даже думать в эту сторону.

Последние слова воровки сорвали с меня чеку. Она прямо заявила, что хочет ебаться с мужиками, и по сути, ей даже все равно с кем. В тот момент у меня упала планка от бешенства, и я просто отдал ее. Приказал Лехе отвезти эту оборванку в бордель. Я ошибся в ней. Не леди она никакая, а самая обычная шалава. И место ее в борделе. Самом последнем притом.

В этот миг ее взгляд изменился. Он просто убивал меня, на части резал. Маша смотрела на меня так…невыносимо, но мне было уже похрен. Она вывела меня из себя, сорвала мою сделку, вымотала все жилы и потеряла месяц времени. Я отдал ее на растерзание, и при этом сам чуть не подох. От боли.

Проходит минут сорок, как я вливаю в себя коньяк снова и снова, но не чувствую ни облегчения, ни пьяного дурмана. Ко мне клеиться какая-то рыжая шваль, однако я посылаю ее нахрен. Все мои мысли о ней. Об этой упрямой малышке с карими глазами, которая посмела меня ослушаться. Почему-то я не могу забыть ее. Меня живьем разъедают чувства к этой воровке. Душу словно кислотой щедро поливают.

Ха. Да у нее, оказывается, есть фигура, и очень даже нехилая, которую она все время за балахонами скрывала. Эта оборванка красивая на самом деле, до одури просто, и это сводит меня с ума.

В какой-то момент я не выдерживаю, и судорожно хватаюсь за телефон. Мне надо узнать о ней. Хоть что-то.

– Леха, где вы?

– Едем. Сейчас остановился, вышел покурить на минуту. На полпути уже.

Молчу. Яростно сжимаю трубку так, что та аж хрустит в руке.

– Арбат, ты это, не перегибаешь? Ну какая из нее шлюха? У Артура эта сопля загнется уже через неделю. Ее выебут во все щели, а потом выкинут где-то под лесом подыхать, как отработанный материал. Ну, или на наркоту посадят, хуже зомби будет. Сам знаешь.

Сцепляю зубы так, что заходят желваки.

– Как она?

– Ну как сказать, брат, сидит лебедем умирающем. Трясется, воет, а еще ревет неугомонно. Слезами своими залила мне пол сиденья уже. А еще, тут это…тошнить ее в машине начало. Думаю, от истерики.

– Черт!

Лучше бы я не спрашивал. Самому становится хреново. И давит где-то камнем. В груди.

– Ладно, Леха, разворачивай, отменяем каламбур. Домой вези.

– Принято, Арбат.

Я уже мало соображаю от выпитого спиртного, когда ко мне кто-то подходит с соседнего столика. Это разжиревшие от бабла и сытой жизни сволочи, которые не раз вставляли мне палки в колеса.

– Арбат, дорогой, как жизнь?

– Отвали.

– Чего так грубо? У нас сегодня прекрасный вечер, его скрасила та молодая темноволосая шлюшка. Поделись контактом, брат. Я видел, ты с ней пришел.

– Она не шлюха, и это не твое собачье дело.

Сдерживаюсь из последних сил. Как же хочется мне начистить ему рожу.

– Да че ты гонишь брат? Она вылитая шалава, и по виду, и по движениям. На шесте просто профессионально отрабатывала. Ладно, не хочешь делиться, не проблема, сам ее найду. По этой кошке дикой видно, никому не откажет.

– Заткни пасть!

Я набрасываюсь на этого самоубийцу, и заваливаю его на пол одним ударом. В себя прихожу лишь тогда, когда меня силой от него оттаскивают. Костяшки пальцев сильно неприятно щиплет. Черт. Я разбил их об его рожу до крови.

Вызываю водителя. Сажусь в машину и еду домой по ночной улице. Я очень надеюсь, что когда приеду, моя непослушная девочка уже будет спать в своей кровати сном крепким и спокойным, однако моя надежда лопается как мыльный пузырь, когда я вижу Машу на кухне в одной только короткой белой пижаме.

Она стоит прямо передо мной, невинно хлопая ресницами, и я понимаю, что больше сдерживаться не смогу.

Глава 20

От слез у меня жутко разболелась голова и когда Леха вернулся в машину после перекура, я уже не доставала его. Я ехала молча по ночной дороге, затаившись, как дикий зверек, и кажется, уже не чувствовала ничего.

Я не знаю, сколько еще мы пробыли в пути, однако просто не могла поверить своим глазам, когда фары машины осветили дом Арбатова. Быть не может. Леха привез меня обратно домой к чудовищу.

– Что происходит?

– Приехали. Вылезай и дуй в дом.

– Я не понимаю.

– Я тоже. Вали давай. Пока Арбат не передумал. Советую тебе не мельтешить сегодня перед ним. Он явно не в духе.

Перевожу дыхание, пытаясь понять, что говорит мужчина. Как-то слишком подозрительно все это и опасно. Тигр решил поиграть со мной? Или это только начало…

Медленно вылезаю из машины и на ватных ногах захожу в дом. Внутри очень тихо и темно. От сегодняшней истерики едва ли ноги волочу до своей комнаты и заваливаюсь сразу в душ. Сдираю с себя платье и сбрасываю чертовы каблуки. Ненавижу их. Вовек больше не надену такие, хоть ноги мне отпилите.

Подхожу к зеркалу и сразу же руку ко рту прикладываю. Господи…зомби самоубийца и то лучше будет выглядеть. Под глазами ужасные черные разводы, помада размазалась, а на щеках светлые дорожки от слез.

Плескаю холодной водой по лицу. Вроде помогает. Еще пару минут вожусь с этой косметикой, смывая все дочиста, и наконец, вижу настоящую себя. Уставшую, раскрасневшуюся и зареванную. Вот она я. Маша-оборванка, а не Виктория-леди, студентка архитектурного факультета.

Залезаю в кабинку и принимаю горячий душ, чуть ли не постанывая от удовольствия. Наконец-то могу выдохнуть за весь день спокойно, не притворяясь никем, а просто, будучи самой собой, однако мысли как дикие лошади все равно скачут у меня в голове, не давая расслабиться.

Сегодняшний спектакль закончился, однако я провалила с грохотом свое задание, а значит, Арбатов приготовит для меня другое. Я разозлила его, однако почему-то он отменил свое решение отдать меня, и я не знаю, почему. И не хочу знать.

Горячие капли воды стекают по моей коже. В кабинке уже куча густого пара, который тут же расслабляет и успокаивает меня.

Выхожу из душа, вытираюсь полотенцем и надеваю свою новую пижаму. Кружевная белая майка на тонких бретелях и коротенькие шорты. Очень просто, но мне жутко нравится этот материал. Сроду такого не носила. Какой-то легкий и дышащий, словно льющийся по телу.

На дворе уже полпервого ночи. Я плетусь на кухню и завариваю себе чай. Не ела весь день, да и вряд ли сейчас кусок в горло полезет, но чай все-таки мне нужен. Выпив полчашки, уже спать собираюсь укладываться, но внезапно в окне вижу яркий свет от фар. Сердце сразу же пропускает пару ударов. Абратов вернулся. Я узнаю его машину из миллиона по одному только звуку.

Подскакиваю со стула, и не знаю, куда себя деть. Вроде бы и не воровала ничего, но все равно. Все чужое тут, а я…все еще инородное тело в этом палаце.

Разволновавшись, впопыхах теряю драгоценные секунды, и уже на выходе из кухни врезаюсь в мощную грудь мужчины. Отскакиваю от него, и замираю на месте, когда с ужасом понимаю, что Арбатов пьян. Чертовски и бессовестно.

Его затуманенный взгляд опасно блестит, когда он жадно рассматривает мою пижаму и то, что должно быть под ней. Материя настолько тонкая, что в ней отчетливо просвечиваются очертания моих сжавшихся от холода сосков. Черт, я даже халат не набросила на себя. Дура!

Так и стою на месте. Не знаю, что делать. Но одно понимаю совершенно точно – мне надо поблагодарить его за то, что все же изменил свое решение.

– Всеволод Генрихович, я хотела сказать…

– Стой. Не подходи.

Тигр резко выставляет огромную руку вперед, словно железный щит между нами, и я не понимаю его. Совсем не понимаю.

– Я просто хотела сказать спасибо, что не дали увезти меня туда…в бордель.

Мне чертовски трудно это произносить, но я не привыкла оставаться в долгу. Он все же передумал губить мою жизнь.

– Иди к себе. Девочка, уйди. Чтоб я тебя не видел.

Голос какой-то страшный у него. Душу леденящий, опасный и дикий совершенно. Он словно из последних сил сдерживается, а я не понимаю, от чего именно.

Мужчина рукой проводит по своим волосам, сканируя меня этим опасным взглядом, и я вдруг понимаю, что лучше мне и правда уйти. Он явно не шутит, а провоцировать его еще больше сейчас мне почему-то совсем не хочется.

Тигр пьян. Настолько пьян, что едва держится на ногах. Его взгляд расфокусирован, замечаю на скуле какой-то порез. Замираю, когда мужчина обходит меня, идет к холодильнику, вынимает оттуда какое-то замороженное мясо и прикладывает его к сбитым костяшкам. Почему-то это завораживает меня. Я вижу, что ему больно, и хочу помочь.

Медленно подхожу к нему, становлюсь совсем рядом. Наверно, я набитая дура, но в этот момент я хочу как-то утешить его, помощь унять боль. Ведь мне тоже было больно, и я знаю, что это такое.

Внимательно осматриваю его руки. Пальцами по костяшкам провожу. Он дрался. Оба кулака сбиты до мяса.

– Ваши руки. Вам очень больно?

– Ты что, глухая?! Я сказал, пошла вон!

Его разъяренный рык раздается по всему дому, заставляя меня оцепенеть от ужаса, но не уйти. Слезы на глаза наворачиваются. Он снова меня прогоняет, даже помочь ему не дает. Да сколько можно?

– Я не хочу уходить, ясно? Не хочу! Я не игрушка вам. Не надо меня прогонять, если я не хочу никуда уходить!

Цепенею, когда Всеволод Генрихович опасно опускает на меня взгляд, который темнеет на глазах. Даже пикнуть больше не успеваю, когда одним махом он сметает во со стола, быстро подхватывает меня под руки и усаживает на него, становясь напротив. От этого движения у меня аж дух перехватывает, но я не думаю сбегать. Он не обидит меня.

Мы с тигром находимся на кухне ночью в совершенной тишине. Мы одни, и между нами пропасть длиною в целую жизнь, но сейчас мне все равно. Я хочу быть с ним сейчас, хочу, чтобы он касался меня. Нежно и трепетно. Так, как я мечтала об этом все эти дни.

Точно завороженная смотрю, когда моей голой ноги касается огромная рука мужчины. Смело, нагло и напористо, быстро пробираясь от колена к бедру. Не дышу даже. Не могу просто. Нельзя. Одним движением тигр разводит мои бедра, вклиниваясь между них.

– Хочу тебя. Сейчас.

Он яростно сминает мои губы в болезннном поцелуе и кажется, даже кусает меня. Его щетина очень жесткая, она царапает мое лицо, но я готова терпеть это, ведь само понимание, что Всеволод Генрихович так близко, дурманит мне голову.

Я понимаю, что что-то не так, когда вместо ожидаемой ласки Арбатов просто жадно набрасывается на меня, больно целуя в губы. Жестко, напористо и так…по-взрослому.

Господи, я же мечтала об этом все эти дни и ночи, однако теперь почему-то резко пугаюсь. Мужчина просто пьян, а значит, не контролирует себя. Совершенно.

Кажется, ему просто все равно, кто сейчас перед ним. На моем месте сейчас могла быть обычная шлюха, которую он бы поимел в таком состоянии. Или же он и дальше просто считает меня шлюхой, и обходиться точно также.

В груди что-то больно колет. Я не хочу так. По-пьяни. Не стану. У меня тоже есть гордость.

– Остановитесь. Всеволод Генрихович. Не надо так…

В один миг я осознаю, что тигр не осознает что делает, ведь он чертовски пьян, а я… просто попалась под руку. Очередная «никто», как он меня назвал в прошлый раз. Ничего с тех пор не изменилось, а я, наивная дура, посмевшая мечтать о невозможном. Он просто вещь свою хочет использовать. Жестко и бесцеремонно. Так, как сам того хочет, и это ранит мое сердце острым осколком стекла.

Я пытаюсь оттолкнуть мужчину, но это все равно, что гору каменную с места сдвинуть. Он жадно целует меня в губы и шею, проходясь руками по плечам, спине, больно сжимая грудь.

Вскрикиваю, когда одним рывком он разрывает на мне майку, превращая ее в жалкие ошметки. Я остаюсь перед Всеволодом Генриховичем до пояса обнаженной, чувствуя холод спиной. Его взгляд в этот миг пугает меня до чертиков. Он просто звериный и дикий.

Мужчина жадно и пьяно смотрит на мою грудь, и я понимаю, что мне некуда бежать. Хищник везде меня догонит. И сожрет.

– Умоляю, я прошу вас, не надо. Мне страшно так…

Сама не замечаю, как начинаю плакать. Дрожь в теле такая сильная, что я уже не могу ее контролировать. Я не кричу, шепчу ему тихо, стараясь достучаться до затуманенного сознания зверя, но он не слышит меня. Или не хочет слышать.

Тигр закрыл глаза и крепко обхватил меня руками за талию. В его движения вовсе нет ласки. Только дикая жажда моего тела, которое он сминает до боли, до красных следов на теле.

Не выдерживаю и срываюсь. Это все неправильно, и я так не хочу. Начинаю орать и колотить его руками, царапать грудь, но ничего не помогает. Тигр поймал свою добычу, и никуда не собирается отпускать.

– Нет! Хватит, я так не хочу! Пожалуйста!

– Чш…, не брыкайся, и больно не будет. Я так хочу тебя, сладкая. Не могу больше. Ты мне мозги все выкрутила.

Я понимаю, что выхода нет, когда его рука грубо накрывает мою промежность через шортики. Мне впервые становится настолько страшно. Мы в доме одни. И никто мне не поможет спастись от зверя. Ни одна живая душа.

Впервые я пугаюсь Арбатова настолько сильно. Я думала, что он никогда меня не обидит, но ошибалась. Он опьянел от своей злости, и теперь не отступиться. Все происходит слишком быстро, напористо и резко. Я ору уже в голос, умоляя его отпустить меня, но он не слышит. Его зверь выбрался наружу. Он не пощадит меня. Он слишком зол на меня.

Резко подхватив меня под попу, тигр прижимает меня к себе, и несет прямо в свою комнату, не обращая внимания на мои мольбы и слезы. Он отпускает меня уже внутри, когда я отскакиваю от него, пытаясь добраться до двери, но слишком поздно. Хищник захлопывает ее прямо перед моим носом.

Всхлипываю, быстро хватая ртом воздух. Тигр готов наброситься на свою добычу, и я читаю прямо сейчас это в его глазах. Похоть и желание отражаются не только в его зверином оскале, но и в паху.

Я вижу огромный бугор у него в брюках. Мне страшно. Я отхожу от него. Мое сердце так сильно колотится, что трудно сделать нормальный вдох. Мужчина не обидит меня, не сделает этого, только не он…Нет.

В полутемной комнате раздается щелчок от замка. Зверь закрывает дверь на ключ, и идет ко мне. Словно дикое животное мужчина идет прямо на свою добычу. Он все ближе. Я не верю в то, что происходит. Только не так. Не так!

Вскрикиваю и отползаю подальше на кровати, но понимаю, что выхода просто нет. Он сильнее меня, больше, он зол и совершенно не контролирует себя.

Глава 21

Не помню, как включаюсь в сознание, но происходит это просто дико отвратно. Голова жутко гудит, словно я не спал месяц или же вчера был просто мертвецки пьян. С трудом открываю глаза. На улице день давно. Двенадцать уже.

Оглядываюсь по сторонам. Я один в постели, и это уже хорошо. Вспомнить бы, как я добрался вчера домой только надо. Ни хрена, кажется, не помню. Последнее что мелькает перед глазами – Маша. Крутиться на шесте этом проклятом, а я…глотаю коньяк. Много коньяка.

Устало провожу рукой по лицу. Побриться бы точно не мешало. Одеяло на полу у кровати валяется, простынь белоснежная скомкана вся, а ней алые следы виднеются, размазанные, кровавые. Что за?

Сажусь на кровать, по сторонам оглядываюсь. В комнате вроде культурно все, вот только стул один перевернут да подушки разбросаны, но мое внимание сразу же цепляет входная дверь, а точнее девочка, лежащая под ней. Маша. Моя Маша.

Во рту тут же становится сухо. Сердце пропускает пару гулких ударов. Да быть не может. Неет. Я не мог. Не мог, не мог! Нет, только не это. Сглатываю, прикладывая руку ко рту. Скажите, что это просто сон. Идиотский пьяный угар, из которого я просто еще не отошел.

Но нет. Это все правда, и я просто охуеваю, когда вижу, как девочка лежит в моей спальне в позе эмбриона спиной ко мне. Она совершенно голая. Я вижу ошмётки ее беленьких пижамных шортиков, которые валяются в углу комнаты. Они разорваны в клочья. Мной.

Натягиваю трусы, лежащие на кровати, и поднимаюсь, тут же практически теряя ориентацию. Меня не на шутку качает. Во рту уже пустыня, на спине и груди что-то сильно жжет. Одного взгляда мне достаточно, чтобы понять, что я весь в царапинах. Это Машины отметины. Видимо, она до последнего сопротивлялась зверю, которого я выпустил наружу этой ночью.

Подхожу к малышке ближе, сжимая зубы до треска. Тонкие запястья Маши туго стянуты за спиной ремнем. Моим, мать его, ремнем, который я носил вчера. Она выйти хотела, но не смогла. Дверь все также закрыта. Мной.

Ее темные волосы разметались по груди девичьей и плечам голым. Она спиной повернута ко мне, поэтому лишь сбоку вижу ее лицо и глаза, прикрытые пушистыми ресницами. Вроде спит, но как-то хрипло дышит, тяжело, беспокойно.

Осматриваю бегло ее всю. Маленькая, худенькая фигурка, ноги под себя поджаты, согнуты в коленях. Взгляд тут же на бедра ее падает, где кровь засохшая виднеется, а я у меня в душе от этого зрелища холодеет. Только не это. Этого просто не могло случиться. Только не с ней. Проклятье!

Сжимаю кулаки. Я всегда знаю, что делать, но сейчас впервые в жизни просто теряюсь. Надо врача. Я запросто мог что-то повредить ей, ранить ее, больно сделать, и сделал. Еще как.

Черт, я плохо помню, как это случилось. Я был зол на нее, очень зол. Я же сам ее с Лехой отправил, а потом отменил все, домой вернулся…А там она была. В пижаме этой своей белой. Такая нежная и манящая. Твою ж мать!

Лихорадочно пытаюсь вспомнить хоть что-то. Маша же вроде как встретила меня. Сама. Даже трогала меня, рук моих касалась своими тонкими пальцами, ладонями маленькими, нежными.

Я поцеловал ее, она ответила, не отвергла. Сама же тянулась ко мне, как цветок нежный и ласковый. Дальше обрывками в моем сознании пролетает, как раздевал я ее, снова целовал, ласкал всю нежно. Любил я ее… Или мне только хочется это помнить, а на самом деле я жестко набросился на нее, и озверело трахал всю ночь…

Если бы малышка не противилась, стал бы я использовать ремень? Стал бы, но не так. Не до синяков на ее руках затягивать его, до остроты, но не до боли. Сука!

Сажусь на корточки рядом с Машей. Кажется, она действительно спит. Ее губы припухшие и искусаны до запекшейся крови. Щеки бледные, глаза прикрыты под трепещущими ресницами.

Сжимаю зубы, и перевожу взгляд на ее руки. Они все еще жестко зафиксированы моим ремнем за ее спиной, от чего на бледной коже уже образовались отметины и ссадины. Видимо, она так сильно старалась освободиться, что сама поранила себя.

Помимо этого на бедрах, талии и попе Маши я отчетливо вижу красные следы от пальцев, которые уже начинают превращаться в синяки. Это сделали мои руки. Мои. Дьявол! Впервые в жизни мне становится не по себе, до тошноты, до дрожи в теле.

Стараясь как можно меньше прикасаться к нежной коже, быстро развязываю руки малышке. Отбрасываю этот чертов ремень в сторону, будь он неладен. Провожу сбитой костяшкой руки по ее бледной, как мел, щеке. Твою ж мать.

– Маша, посмотри на меня.

Проходит несколько долгих секунд моего дикого ожидания ее реакции, прежде чем малышка распахивает свои красные от слез глаза. Ее взгляд расфокусирован и рассредоточен, однако как только она приходит в себя, диким зверьком смотрит на меня. В глазах ее я впервые читаю такую лютую ненависть и страх, которые режут меня на куски без ножа. Заживо.

Проглатываю этот ком. Ей хуже. В сотню раз. Одни только бедра с засохшей на них кровью чего стоят.

– Девочка, я обидел тебя вчера.

Девочка молчит. Только подобралась вся резко, и в дверь спиной вжимается, как только меня узнает, словно боится. Меня боится, мать ее!

Руками своими грудь прикрывает, и смотрит на меня так…невыносимо просто.

– Тише, не трону. Не бойся. У тебя болит где-то?

Снова молчит, дышит лишь хрипло. Дикий маленький зверек.

Тяжело вздыхаю, проклиная уже себя на этот грех как только можно, и глаза прикрываю. Я обидел ее. Как я мог так напортачить, да еще и кем. Проклятье!

Не трогаю ее больше. Встаю и подхожу к шкафу, переступая через одеяло, которое все еще на полу валяется. Вынимаю оттуда чистую простынь, расправляю ее, и накрываю ею Машу, давая ей возможность, наконец, прикрыться. Я действую без слов. Мне нечего сказать. Ей, кажется, тоже.

Я понимаю, что никакие слова не смогут смыть то, что я сделал с ней вчера. Моя звериная натура пробралась наружу, и я все-таки выместил все зло на той, которую так сильно боялся тронуть.

Я не помню досконально, как это произошло. Одно только всплывает. Я был зол и хотел ее. До безумия, которое все же случилось. Я злился на Машу. Она то и дело провоцировала меня, дразнила, хотя на деле девственницей самой настоящей оказалась. Никем не тронутой девочкой она была. До меня.

В кармане брюк нахожу ключи от двери, отворяю ее, не забыв отметить, как резко дернулась малая от меня. Сцепляю зубы и отхожу на два метра от двери, давая ей пространство для выхода.

– Иди к себе. Тебе надо принять душ.

Маша поднимается во весь рост, кутаясь в простынь. Почему-то замечаю, что она прихрамывает на одну ногу. Блядь, этого еще не хватало.

Я ожидаю от нее истерики, криков, обвинений, и даже угроз как обычно, но она совсем не плачет. Словно застыла вся, апатичная даже, и мне это ее состояние дико не нравится. Уж лучше бы набросилась на меня, ударила, характер показала, а не покорность эту жуткую, заставляющую кровь стыть в жилах.

Ее голос ровный и тихий, только хриплый уж больно сильно, словно кричала она, пока не сорвала его ко всем чертям.

– Всеволод Генрихович, мой долг теперь оплачен?

Сжимаю кулаки так сильно, что из сбитых вчера костяшек кровь начинает сочится. Я никогда не намеревался забирать ее долг таким, мать его, способом.

Мы так и стоим молча, и я понимаю, что малышка все еще ждет моего ответа. Маша у порога стоит, и я вижу, как сильно она сжимает простынь пальцами, которые все побледнели уже. Вместо того, чтобы обвинить меня в содеянном, малышка только про долг этот проклятый беспокоится. Черт.

– Иди в свою комнату, Маша.

Девочка ничего не отвечает. Лишь усмехается как-то странно и выходит, тихо закрыв за собой дверь. Я же остаюсь один в комнате понимая, что своими руками просто с землей сравнял то, что еще даже не началось, и не могло начаться даже, не должно было.

Я посмел обидеть ту, которая уже давно поселилась в моей голове, и что еще хреновее – почти ничего не помню.

Иду в душ и быстро смываю с себя кровь. Ее, мать ее, кровь девственную. Одеваюсь и караулю Машу под ее дверью минут двадцать, но она так не выходит.

За это время успеваю убрать следы своего безумия, словно самому себе показать, что не было зверя, и вчерашней ночи тоже. Но нет. Не отмыть такое уже. Ничем.

Набираю Елену, врач нам тут точно не помешает. Хоть один адекватный человек должен быть. Проходит еще полчаса, но Маша так и не выходит из комнаты. За дверью тишина гробовая, и это заставляет меня насторожиться. Мне надо проверить ее. Просто на всякий случай.

Вхожу в ее комнату. Кровать застелена, все чисто и убрано, как никогда. Дверь в ванную плотно закрыта, оттуда доносятся звуки воды из душа. Слишком долго что-то отмывается девчонка, чересчур долго.

Что-то неладное я чувствую в этот момент. Открываю дверь и застываю на пороге.

Сквозь стеклянную стену душа вижу девочку. Она сидит на самом дне кабинки и не шевелится. По ее худому телу неистово бьет вода, а она никак не реагирует, точно застыла вся. В ванной уже все паром заплыло и, кажется, совсем нет воздуха.

Подхожу ближе, не могу сдержаться. Маша так и сидит в одной позе, даже не замечая меня. Ее бледная кожа стала розовой от пара и влаги. Кое-где уже отчетливо проступили синяки. От моих рук. Она смотрит в одну точку и даже не моргает.

Невольно на грудь ее взгляд бросаю. Маленькие, но полные полушария с нежно розовыми-сосками поднимаются с каждым ее вздохом. Тяжелым и глубоким.

Одним махом выключаю воду. Ругаюсь про себя как только можно.

Хочу помочь ей выбраться, но как только мои руки ее касаются, девочка словно в себя приходит, из пучины своих мыслей вырывается. Она вскрикивает громко раненым зверем, забиваясь вглубь кабинки, и неистово отмахиваясь от меня руками.

– Неет, не надо! Не прикасайтесь!

Черт, я сам этой ее реакции дикой пугаюсь, а малышка лишь подбирает ноги под себя, пытаясь прикрыться. Матерю себя как только можно, хватаю первое попавшееся полотенце, и заворачиваю девочку в него, пытаясь вытащить ее отсюда, но это оказывается не так просто.

Малышка словно взбесилась. Она брыкаться начинает, орать истошно, кусаться и при этом всем реветь так сильно, что у меня, блядь, мороз по коже тут же проходится.

– Тихо, малыш, спокойно! Маша…Да не трону я тебя, не бойся, девочка.

Сцепляю зубы и все же подхватываю малышку на руки. Выношу ее из ванной. Она мне вообще невесомой кажется, хоть бы сорок килограмм в ней было.

На кровать укладываю, прямо так, в полотенце завернутую. Ее всю трясет, губы дрожат, смотрит в одну точку глазами своими стеклянными. Она пытается закутаться сильнее в это полотенце, закрыться от меня, а я…не знаю что делать.

Мне нельзя ее обнять. Вообще ее трогать запрещено теперь. Хуже только сделаю, хотя кажется, хуже уже некуда. Сажусь на корточки напротив нее. Руки по обе стороны от ее бедер ставлю, заставляя посмотреть мне в глаза.

– Маш, где болит у тебя? Скажи, не надо скрывать. Я мог навредить тебе. Сильно.

Я пытаюсь по голове ее погладить, но она лишь вздрагивает от этого, словно я делаю ей больно. На мой вопрос как-то странно реагирует, начиная вздрагивать и головой качать. Истерика это. В самом ее хреновом проявлении.

– Нигде. Нигде не болит. Ничего не болит. Не болит. Уйдите. Уйдите, прошу…

Она дрожит вся ужасно и сильно заикается, а я хочу пустить себе пулю в лоб за то, что сделал с ней.

Не знаю, сколько это длится, но мне кажется, эта истерика не прекратиться никогда. Маша тяжело и прерывисто дышит. Ее всю колотит, трясет просто, словно от шока такая реакция дикая или моей близости сейчас. Господи маленькая, что же я сотворил с тобой.

Раны на ее запястьях от жара воды стали еще краснее. На бедрах отчетливо красуются синяки от МОИХ рук. От ее истерики тихой даже у меня по спине проходит мороз, но я даже рад этому, ведь лучше так, чем она будет умирать молча, закапывая тем самым и меня заживо.

– Ложись. Тебе надо поспать.

Укладываю Машу в кровать прямо в полотенце. Одеялом укрываю и выхожу за дверь, о которую хочется головой биться. Кажется, нужен врач. Срочно.

Глава 22

Не помню, как доковыляла до своей комнаты. Болело все тело и кажется, даже волосы. Добравшись до своей кровати, я просто падаю на нее прямо в простыни, которой меня укрыл…зверь.

Я глупая. Просто идиотка, раз посмела подумать, просто представить на миг, что Арбатов будет со мной нежен. Нет. Он зверь, и сегодня лишь доказал это. Я увидела его злость во всей красе и теперь мне хочется только одного – поскорее сдохнуть.

Переворачиваюсь на бок, и глаза закрываю, поджав под себя ноги. Мне ничего не хочется. Все тело ноет, внизу живота все еще тянет. Мне кажется, что я до сих пор сплю, и то, что произошло – неправда. Ведь не таким должен быть первый раз. Наверное, не таким.

На дворе уже давно рассвело, за окном мелькают и поют маленькие птички. Я смотрю на них и жалею, что у меня нет ружья. Я бы их все убила, оторвала бы им головы, не оставив ни одной в живых. Поступила бы также, как поступил со мной тигр этой ночью.

В голове набатом стучит – сама. Сама же хотела его, как остервенелая. Всего его, каждую его клетку, желала заполучить, но не так. От одной только мысли об Арбатове мои трусики тут же становились мокрыми, вот и добилась я чего хотела. Понравилось?

Наверно, мне надо радоваться, вот только что-то мне не радостно совсем. Он не любил меня сегодня ночью. Нет. Он просто использовал меня. Как шлюху. Жестоко, больно и без капли ласки. Я просто кукла для Арбатова, вещь. Ничего больше.

С этой ночи проходит не один час, а я все еще пахну ним. Запах мужчины словно впечатался в мою кожу, оставив на ней жгущее клеймо. И болит оно так сильно, что мне дышать трудно, словно кто-то давит ногой на грудь. Безжалостно и жестоко.

Откидываю простынь с себя и смотрю на свои бедра. Кое-где кровь засохла, где-то красно-синие отметины на теле. На руках еще хуже. Ссадины остались, наверное, шрамы даже будут. Это был ремень. Его ремень.

Чуть ли не на четвереньках доползаю до душа, плюхаясь на самый поддон. Сил подняться просто нет, словно всю мою жизнь зверь высосал, зверь все отобрал.

Капли воды больно бьют по коже, смывая следы моего позора. Жаль, что с мозгами так не получиться. Как ни стараюсь отвлечься, все мои мысли только о вчерашней ночи.

Я словно проживаю ее снова и снова. Вот тигр закрывает дверь на ключ и надвигается на меня. Он пьян, агрессивен и все еще зол на меня. Я выбесила его, раздразнила, а потом дала заднюю.

Я хотела его ревности, и добилась ее в лучшем виде. Теперь Всеволод Генрихович считает меня шлюхой, а значит, будет поступать со мной точно также. Как со шлюхой.

Впервые он поверил мне. Все-таки купился на мой дешевый спектакль, где я отчаянно играла соблазнительницу, однако на самом деле еще еще ни разу не была с мужчиной.

Я отчетливо помню его руки на моем теле. Горячие, грубые, властные, до боли сжимающие мою тонкую талию. Руки, сминающие мою грудь, попу, хватающие за волосы до боли. В эту секунду каждый из нас играет свою роль. Он чувствует себя хозяином, а я…его вещью.

Всеволод словно специально ведет себя со мной грубо, как с последней шлюхой, с которой не церемонятся, ведь ей и так сойдет. В этот момент я осознаю, что сама дала ему ложное представление о себе, как об опытной женщине, которой ничего не стоит переспать с любым мужиком. А он поверил. Так просто. Даже не усомнившись в моих словах.

Оставшись наедине с тигром, я впервые понимаю, что такое быть в клетке с диким зверем. Мужчина бросает меня на кровать, как пушинку, после чего в один момент расстегивает ремень и ширинку.

Всего секунда ему требуется, что полностью оголиться и наброситься на меня. И нет. В его движениях нет ни капли ласки и любви, которую я наивно ждала получить. Я так хотела ощутить все то, с жадностью взять у него хоть крошку нежности, но опьяненный злобой и алкоголем тигр был скуп. Он не подарил мне ничего, кроме страха, боли и унижения.

Когда я начала вырываться и царапать его, одним движением мужчина перевернул меня на живот и сел сверху, придавив своим мощным телом. Он жестко зафиксировал мои руки своим ремнем. Тем самым, черным и блестящим. До боли, до искр из глаз. Нет, это не был больше Всеволод Генрихович. Это был тигр. Во всем его зверином обличии.

Наклонившись надо мной, Арбатов коленом развел мои ноги и приставил свой твердый член к моей промежности. Одним мощным толчком он вошел в мое совершенно неподготовленное лоно и толкнулся в меня, вызывая острую боль, от которой я истошно заорала на весь дом.

Такой боли я еще никогда в жизни не чувствовала. Я как-то слышала, что первый раз немного неприятен, но даже не ожидала ТАКОЙ боли. Когда мужчина остановился всего лишь на секунду что-то несвязно бормоча и ругаясь, я подумала что пытка закончилась, но нет. Она только начиналась.

Тигр начал двигаться во мне. Одной рукой он намотал мои волосы на кулак, а второй придерживал за талию, при этом безостановочно врезаясь в мое тело. Если бы он не держал меня, я бы, наверно, уже после первого толчка отлетела на пол с кровати, но он не давал.

Мне казалось, что Арбатов меня разорвет на части своим членом. Он был у него просто огромным и твердым. Он таранил меня им, как шпагой, каждый раз входя до упора, разрывая мою плоть, растягивая стенки до предела. Зверь никак не реагировал на мои слезы и страх. Он был пьян, зол и не слышал меня.

Я поняла, что все закончилось, когда тигр сделал последние толчки и удовлетворенно прижался ко мне. Он поцеловал меня в макушку, вынимая пульсирующий член, и уснул буквально через минуту, оставив меня наедине со своей болью.

Я тут же вскочила с кровати, больно ударившись коленом. Мои руки были все еще связаны, и как ни старалась, я не смогла освободиться от ремня, который был затянут очень сильно, и просто обжигал мою кожу.

Я не хотела оставаться ни на миг больше рядом со зверем, но двери были закрыты. Ключи от них были все еще у мужчины, но желания лезть к нему снова у меня теперь точно не было. Все что я смогла – подползти к двери, поджать под себя ноги, и молиться о том, чтобы до утра зверь не проснулся, и не повторил этот ад.

Из пелены воспоминаний меня вырывают чьи-то руки. Не сразу понимаю что это, но когда прихожу в себя, вижу тигра прямо перед собой. Он стоит весь мокрый под душем, говорит мне что-то, а я не понимаю ни слова, не могу понимать.

Как в прострации где-то нахожусь, пока мужчина не подхватывает меня на руки. Лишь потом меня словно током пробирает, от запаха его, сводящего меня с ума.

Его прикосновение срабатывает, как мина. Я физически ощущаю, что мне больно только от того, что он сейчас рядом. Тигр относит меня в спальню, на кровать укладывает, и меня, наконец-то, включает.

Кажется, никогда в жизни я еще так не ревела как в этот момент. Меня всю просто колотило, не хватало воздуха, а еще болело где-то в груди. Жгло прямо все внутри.

Конечно, я не мечтала о персиковых обоях и ароматических свечах при своем первом разе, но и о таком сексе даже в страшном сне не могла себе представить. Уж лучше бы зверь избил меня, чем любил…так. А точнее просто использовал. Как вещь. По назначению.

Меня трясло все время, пока Арбатов рядом находился и гладил меня по голове. Еще вчера я бы мурчала от тайного удовольствия такой близости, но не сейчас. Теперь все иначе. Я не прощу его. Никогда.

Когда тигр вышел, наконец, смогла дать волю слезам и кажется, даже задремала, а точнее, провалилась в сон беспокойный и страшный. Где зверь был пьяный и дикий. И я. Одна.

Из пучины дремоты меня вырывает какой-то голос. Женский. Открываю глаза. Передо мной стоит очень ухоженная брюнетка средних лет. Вся собранная и даже красивая, только взгляд ее строгий и холодный. Я понимаю, что она врач минутой позже, когда она достает из своего чемодана какие-то приборы.

– Кто вы?

– Меня зовут Елена. Я доктор. Позвольте вас осмотреть.

– Я не хочу. Уберите руки!

– Дорогая, это не просьба. Если вы не позволите сами осмотреть вас, я все равно это сделаю, только в присутствии господина Арбатова.

– Нет! Только не он, не надо его, пожалуйста.

Скулю самым последним щенком, не узнавая свой голос. Быстро вытираю слезы рукой и даю этой мадам приблизиться к себе и осмотреть. На удивление она оказывается очень тактичной и вежливой.

Докторша внимательно сканирует все мои ссадины и синяки, обработав их какой-то мазью. Также она осматривает меня там, между ног, и я едва ли выдерживаю эту пытку, отворачиваясь от нее и сжимая простынь пальцами до треска.

– Не бойтесь. Ничего страшного я там не вижу. Вы поправитесь очень быстро.

– То, что меня, как вещь попользовали, это ничего страшного?

Смотрю на нее. Мне уже нечего боятся. Взгляд врачихи вмиг меняется. Она сбрасывает с себя прикрытую вежливость и, наконец, отвечает мне прямо:

– Маша, я видела много жертв жестокого изнасилования. Вы к ним не относитесь. Это был просто секс без подготовки, вероятно агрессивнее, чем это должно случится в первый раз. У вас нет разрывов влагалища, внутреннего кровотечения или угрожающих жизни ранений, которые обычно бывают при изнасиловании.

– Уйдите, мне наплевать на ваши причитания.

Отворачиваюсь на бок, натягивая на себя одеяло. Мне насрать на ее мнение.

– Я уйду, но для начала выпейте немного чая.

Она достает небольшой термос, и наливает в чашку какой-то горячий напиток. Мне передает. Беру неохотно, но вижу, что она не отцепится. Медленно вдыхаю запах, пробую. Это и правда чай, только с каким-то странным привкусом. Делаю несколько глотков, чтобы эта мадам уже ушла наконец, и сама не замечаю, как постепенно чувствую огромный прилив слабости во всем теле.

– Вы что…намешали мне туда…

Уже через несколько минут мое тело пробирает такая усталость и желание уснуть, что я просто поворачиваюсь, и отключаюсь от этого зелья, которым меня накачала врачиха.

Глава 23

Сжимаю в ладони уже вторую чашку кофе, обжигая руку. Лена все никак не выходит, и мне это не нравится. Слишком долго, запредельно просто. От одного только предположения, что я мог причинить Маше непоправимый вред хочется расшибится в лепешку.

Почему не остановился, почему не смог прекратить все это, сам не знаю. Хотя нет, знаю я прекрасно. Потому что хотел ее как сумасшедший, как зверь дикий, который все-таки сорвался с цепи.

Лена выходит спустя полчаса, держа в руке дежурный чемоданчик.

– Говори.

– Жить будет, даже родить когда-то сможет, только напугал ты ее до чертиков. Переломов, сотрясения нет, но у девчонки по всему телу ссадины, на руках синяки. Как от ремня. Удивительно, что разрывов влагалища нет, но из-за того, что она была не подготовлена нормально, и секс был на сухую, есть микро трещины. Я не сказала, не хотела ее пугать, она и так, как заяц, тряслась вся, когда осматривала ее.

Сжимаю зубы. Сука.

– Спасибо, Лен, выручаешь просто.

Лена молча кивает, окидывая меня строгим взглядом. Только она так может. Только ей позволено по старой дружбе.

– Я думаю, ты уже понял, что это была ее первая близость с мужчиной, явно не самая аккуратная и нежная. Сейчас я накормила ее успокоительными, но боюсь, этого не достаточно. Может быть истерика снова, когда проснется, так что осторожнее с ней, пусть придет в себя. Не надо пока ее волновать. Лучше вообще не трогать лишний раз. Просто следи, чтобы ела нормально. Она очень худенькая и так. Могут быть проблемы.

– Понял, можешь не пояснять.

Я знаю Лену больше пятнадцати лет, и она умеет держать язык за зубами, что делает ее просто отменным врачом. Как только она уходит, я остаюсь один на один с той, которую тронуть посмел, и которую все еще хочу до одури.

Я оставляю Леху дома сторожить малышку, а сам еду по делам. Моя вчерашняя выходка с Захаровым не сулит мне ничего хорошего, однако мне уже плевать. Второй раз так рисковать Машей я не собираюсь.

Проходит часов восемь, перед тем как я начинаю получать назойливые звонки от Лехи, которые следуют один за другим.

– Что стряслось?

– Тут это, дикарка твоя проснулась.

– И?

– Да она как с ума сошла. Гремит, трощит в доме все. Точно полоумная.

– Ревет?

– Да в том то и дело, что нет. Молча просто бьет все, что под руку попадется. Боюсь, до твоего прихода в доме не останется ни одной целой тарелки. Что делать с ней, запереть?

Сжимаю кулаки до хруста.

– Ничего не делать. Не трогай ее. Просто смотри, чтоб не поранилась.

Быстро отключаю телефон. Вот и очнулась моя дикарка, наконец-то.

Уже через час я дома. Леха встречает у самого порога, и мне это не нравится.

– Ну?

– Да ничего. Я уже не трогал ее. Сам разбирайся со своей психбольной, я еще жить хочу. Психованная девка, вот только не пойму, что за ночь изменилось. Вчера ревела белугой, а сегодня трощит все на своем пути. Что тут произошло у вас за ночь? Ты что ее, трахнул что ли, что она так беситься теперь?

Сжимаю кулаки до хруста.

– Да. По-пьяни набросился.

– Арбат…

– Не лезь. Сам разберусь. Где она?

– Последний раз на кухне видел.

– Хорошо, свободен на сегодня.

Захожу в дом и сразу же на осколки наступаю. Черт. Весь пол устлан ими. Стекло, фарфор дорогущий – все разбила на хрен.

Захожу в кухню. Словно ураган там прошелся. Разбита каждая, мать ее тарелка. В гостиной пусто, только телек перевернут и растрощен, словно по нему долбанули чем-то тяжелым. И откуда у нее столько силы взялось?

Иду в спальню. Маши спальню. Как только дверь открываю, вижу тоненькую фигурку, сидящую прямо на подоконнике. В глазах слезы, в руке открытая бутылка красного сухого. Выпитая больше половины. Приехали.

– Какого хрена ты тут устроила?

Подхожу к ней и быстро вырываю эту бутылку. Отлично, этого еще не хватало.

Поднимает глаза свои соловьиные, опьяневшие от вина.

– Всеволод Генрихович…

Быстро окидываю ее взглядом. Девочка выглядит куда хуже нашей последней встречи. Одета в обтягивающую черную водолазку и такие же брюки она кажется мне потухшей свечой. Ее глаза красные от слез, пустые, щеки впалые. Кажется, она стала еще меньше.

– Какого черта ты разгромила тут все? Ау, ты слышишь меня?

– Добавьте разбитое в мой долг. Вы же можете. Я все выдержу. Вещь же не умеет чувствовать. Ей все равно.

Сжимаю зубы. Она меня так до дурки доведет.

– Хватит. У тебя болит что-то?

Малышка снова смотрит на меня, так долго и в упор, а потом одним махом с подоконника спрыгивает, чуть ли на пол сваливаясь. Ее всю качает. Она едва ли на ногах стоит.

– Да что ты делаешь…На хрена ты это вино пила?

Подхватываю ее, не давая упасть, но она вырывается из моих рук, словно дикий зверек.

– Не трогайте!

Орет так истошно, что тут же отпускаю ее, обжигая пальцы.

– У меня уже нечему болеть. Вы забрали все. Последнее, что было у меня, отняли. У вещи не может быть боли. Только долг. Больше ничего.

Говорит это так спокойно, а у меня мороз по коже. Ее глаза полны слез, и мне застрелиться от этого хочется.

– Маш, спокойно. Уже все прошло…Очнись же девочка!

Пытаюсь за руку ее взять, но она лишь открывает ее, царапая мне руку.

– Зачем вы сделали с нами это? – ее крик оглушает эту убивающую меня тишину.

– Я бы и так позволила вам. Все позволила – тише добавляет она.

– Чего ты хочешь? Скажи мне маленькая, чего?

– Поцелуйте меня.

Я даже открыть рот не успеваю, как Маша тянется ко мне с поцелуем. Сама. Своими губами сладкими моих касается, закрыв глаза. Я так сильно хочу ее, что тут же инициативу перехватываю, сминая ее губы в грубом поцелуе, который больше на укус чем-то похож, безумие просто.

Она, как пластилин , тает в моих руках, такая мягкая и податливая, однако под этой пеленой мина спрятана. Я понимаю, что малышка совсем потерялась, когда глаза свои прикрывает, а потом тихо стонет мне в ответ.

Черт, алкоголь совсем ударил ей в голову. Задурманил, спустил тормоза. Нельзя ей пить, да и мне после вчерашнего тоже противопоказано.

– Стоп, хватит, остановись.

С огромным трудом заставляю себя отстраниться от нее, ловля встречный соловьиный взгляд. Господи, да она просто в стельку пьяная, не меньше чем я вчера.

Девочка ни хрена не соображает в таком состоянии, да и я, кажется тоже. Член уже снова встал на нее, чуть ли дымиться не начинает.

– Всеволод…

– Все, Маш, не надо. Я не позволю снова случиться этой ошибке.

Девочка останавливается и смотрит на меня. Вся ее страсть напускная как ветром улетучивается, сменяясь гневом вселенским.

– Ошибке? Значит все, что вы сделали со мной вчера, это была ошибка? Я – ошибка для вас?

– Да. И перестань вести себя так, словно сумасшедшая. Начинай есть уже, не то совсем ослабеешь. Сил не будет, чтобы жить.

– А зачем мне жить, чтобы долг вам отрабатывать? Да я и так не живу! Я умерла уже. Нет меня. Можете заказывать гроб или передарить еще кому-то свою вещь. Ах да, я же уже пользованная, сломанная кукла. Дорого не получиться продать. Как жаль!

Хватаю ее за руки, хочу успокоить, но добиваюсь ровно противоположного эффекта.

– Что ты несешь, дурочка, ты загнешься так уже через неделю!

– Пустите! Не надо ждать неделю. Я уже умерла. Я лежу под землей, меня укрывает земля, и мне хо-ро-шо! Пустите, пустите меня!

Черт! Я вылетаю из ее спальни, хлопнув дверью с такой силой, что щепки отлетают в стороны. Спускаюсь в подвал и начинаю молотить грушу кулаками с такой силой, что в какой-то момент она просто разрывается в клочья.

Блядь, что со мной. Себя не узнаю. Это ее признание просто убивает меня нахрен. Она и так меня хотела, а я…все просрал. Я сжег эту тонкую грань, выпустил зверя, которого так долго пытался сдержать.

Я прихожу в себя только тогда, когда из костяшек рук начинает капать кровь, марая пол под ногами. Берусь руками за голову, и к стене холодной прислоняюсь. Не исправить уже это, не смыть грех мой ничем, и я знаю только один выход из этого дерьма.

Глава 24

Просыпаюсь от жуткой головной боли. Я лежу на кровати, закутанная в одеяло, хотя точно помню, что ложилась без него. А еще я помню, как мне было больно, и я крушила в доме все, что видела. А еще я помню Арбатова. Он приходил ко мне вечером, а я…кажется, была пьяна.

По правде сказать, это был первый раз, когда я пробовала вино, и кажется, оно плохо подействовало на меня. Словно все мои чувства как провода оголило, даже самые тайные желания открыло, которых я не хотела показывать никому. И ему в особенности.

Кусаю губы, как только вспоминаю, как сама вчера полезла с поцелуем к тигру. Снова, несмотря на свой жуткий страх после случившегося. Я хотела смыть все, что было раньше, убедиться, что все еще…люблю его. Отчаянно и несмотря ни на что.

Вот только на этот раз мужчина не оттолкнул меня, а наоборот, поцеловал в ответ. Так напористо и сильно, что у меня сразу голова закружилась, и я не думаю, что дело было только в вине.

В этот момент я все еще ненавидела Арбатова, и в тот же миг отчаянно хотела, чтобы он целовал меня снова и снова, чтобы не останавливался ни за что на свете, но он остановился. Мужчина, который залез мне под кожу как яд, назвал меня ошибкой. Вот кто я для него. Всего лишь ошибка, промашка, глупость по-пьяни, о которой он жалеет. Или не жалеет.

Ему просто все равно на жалкую оборванку, которая ничего не умеет чувствовать. Вот только почему одно только воспоминание об этих его словах просто убивает меня, живьем режет и сжигает на адском пламени ненависти и любви…к зверю.

Быстро одеваюсь и выхожу в коридор, до ужаса хочу пить. Спускаюсь на первый этаж и буквально замираю на месте. В доме словно ураган прошелся…Господи, неужели это все я сделала? Если да, то мой долг перед Арбатовым теперь станет просто неизмеримым.

Весь день я только и делаю, что убираю весь этот хлам, а точнее осколки своего вчерашнего сумасшествия. Сама удивляюсь, как Арбатов не прибил меня за содеянное еще вчера, ведь он точно все это видел, но не наказал меня, или пока не наказал.

Я уже практически заканчиваю, когда на пороге кухни вижу Леху. Этот высокий светловолосый мужчина не внушает мне доверия, однако все же я не боюсь его так сильно, как Арбатова.

– Привет, дьяволица. Развлекаешься?

– Уйди. Без тебя тошно.

– Собирайся.

Непонимающе смотрю на него. Что он хочет?

– Куда это?

– Уму-разуму поедешь учиться. За границу. В пансионат.

– Чего? Какой еще пансионат, Лех, ты сбрендил?

– Что слышала. Всеволод отправляет тебя в Англию. Поедешь в пансионат для девушек, образование получать. Элитный, между прочим. Человека, видите ли, приспичило ему из тебя сделать.

К груди словно камень приложили. Что он хочет? А я, значит, не человек сейчас?

– Я не поеду.

– Поедешь, как миленькая. Давай, чтобы через десять минут собранная была. У нас рейс через полчаса.

Понимание приходит постепенно. Вот и наказание за все содеянное. Пришла пора платить по счетам, Маруся. Такие, как Арбатов, не прощают ничего. И никого. Если им надоедает кто-то, они просто избавляются от него.

Не замечаю даже, как горькие слезы подступают к глазам. Как он мог. Тигр просто выкинул меня, избавился, как от ненужной ему вещи. Пользованной вещи.

– Леха, дай телефон. Пожалуйста!

– На. Мне не жалко.

Трясущимися руками беру это устройство и к себе в комнату бегу, быстро захлопывая дверь. Набираю мужчине, стараясь унять бешеный стук своего сердца, пока в рубке идут длинные гудки.

– Леха, что-то срочное? Я занят сейчас.

– Это…я. Маша.

– Маша? Хм, да, говори.

Его голос в трубке. Такой чужой и одновременно мой. В крови течет уже. Ядом.

– Мне сказали, что я должна уехать. Я не понимаю, куда. Всеволод Генрихович, я вам отработаю все до копейки. И за вчерашнее…тоже. Буду делать, что скажете. Я могу работать без выходных. Только не отправляйте меня в пансионат этот. Пожалуйста.

– Мне жаль, малыш, но тебе придется уехать. Так будет лучше.

– Кому лучше?! Вам? Да вы…вы просто приручили меня как щенка, а теперь избавляетесь, как от ненужной пользованной вещи! Вот только не поможет мне ваш пансионат, беспризорницы уже не перевоспитываются! Хоть я и дикарка, и ни хрена не видела в этой жизни, я тоже чувствовать могу. Ненавижу вас, слышите, ненавижу!

Бросаю со всей дури этот чертов телефон о стену, от чего он разлетается в мелкие щепки. Пусть и это к моему долгу допишет. Мне уже все равно.

Быстро смахиваю соленые слезы из щек, опускаясь на пол, спиной о стену упираясь. Не буду больше реветь. Не чем. Вот только горький ком в груди никуда не девается, заставляя меня всхлипывать против воли.

Усмехаюсь сквозь слезы. Арбатов даже не удосужился лично мне это сказать, переложив все на плечи Лехи. Ну почему, Всеволод. Почему вы такой? Я бы все вам простила, даже грубость вашу, но только не это.

Меня и так всю жизнь выкидывали как ненужную куклу, переводили из детдома в детдом, а теперь и вы тоже. Выкидываете меня, как мусор. Как ненужный осколок из своей жизни.

– Эй, ты чего тут гремишь?

Леха открыл двери, и стоит на пороге моей комнаты.

– Какого черта, сумасшедшая?! Мой телефон, да ты мозги ему скрутила, лучше б не давал!

Он видит свой телефон на полу, а точнее то, что осталось от него.

– Можешь тоже дописать это в мой долг.

– Так, птичка. Хватит реветь. Я все еще жду тебя. У тебя пять минут.

– Да провалитесь вы все пропадом!

Ору на него, а больно мне. В этот же момент хватаю только свою куртку, наспех обуваю те самые любимые кроссовки с розовой вставкой, и выбегаю на улицу. Мне ничего больше не надо от зверя. Он и так все забрал у меня.

Залезаю в машину сама, проносясь мимо опешевшего Лехи, который, кажется, не ожидает такого от меня. Да я и сама не ожидаю, действуя чисто интуитивно, впрочем, как всегда.

– Поехали! Я больше ни секунды тут не останусь!

– Уверена, что больше из вещей тебе ничего не пригодится? Все-таки в другую страну едешь.

– Более чем.

Всю дорогу до города едем молча. Я лишь слезы тихонько роняю. От боли и обиды. Не прощу я его. Никогда. Такого унижения я еще в жизни не испытывала, уж лучше бы тигр снова меня ударил.

Леха уже подъезжает к городу, когда краем глаза я улавливаю знакомое лицо. Смотрю на эту рожу, и глазам своим не верю. Быть не может. Это же тот самый барыга с рынка, который Пашку тогда прирезал!

Он крутиться у какого-то прилавка, а я уже продумываю план мести. Я не могу его так просто отпустить. Ни за что! Мне надо ему отплатить, иначе все это зря было. Все нипочем. Зря Пашка погиб, а мне зря сердце вырвали с мясом из-за цацок этих проклятых.

Больше ни секунды не собираюсь ходить в должниках у Арбатова. Я лучше сдохну, но верну тигру ворованное.

– Леха, останови машину, быстро!

Ору так истошно, что он тут же по тормозам ударяет.

– Что стряслось? На хрена так орать, будто тебя тут режут?

– Режут! У меня это, живот болит очень сильно! Останови, мне в туалет надо.

– Нет, ни хрена. У меня приказ тебя прямо до аэропорта доставить. Все документы уже готовы. У нас реально десять минут осталось.

Хватаю его за плечо и сжимаю со всей силы. Мне надо, чтобы он поверил мне.

– Да я сдохну тут от боли, если сейчас же не попаду в туалет, или еще лучше – просто здесь это грязное дело сделаю. В салоне, на твоем любимом кожаном сиденье. Хочешь посмотреть?

Уже начинаю снимать демонстративно штаны, когда Леха тут же останавливает машину.

– Таак, стоп! Ладно, иди вон в те кусты. Я тут жду.

Уже через секунду я выскакиваю из машины, скрываясь за ближайшими кустами, а точнее, бессовестно сбегая от Лехи. Этот двухметровый детина, вероятно, получит нагоняй о Арбатова, но тогда я уже буду очень далеко.

На мне легкая куртка в ветреную поганую погоду, но я хотя бы не босая. Гуськом пробираюсь сквозь заросли, и выхожу с другой части дороги. Еще несколько виляний, и наконец, я на свободе, вот только чего-то реветь белугой хочется от всего этого.

Быстро по сторонам оглядываюсь. Ну и куда же подевался тот черт, который Пашку завалил? Как его теперь найти, где он? Затаиваюсь в одном заброшенном здании, из которого вся улица как на ладони.

Всего двадцать минут проходит, прежде чем я снова замечаю этого бородача. Он выходит из одного ломбарда, и я просто охреневаю, когда замечаю на его руке намотанную цепочку. Ту самую, с красным камнем. Черт недовольно головой качает, после чего складывает руку в карман. Видать, не вышло у него слить это золотишко, явно продешевить не хочет. Урод.

Накидываю капюшон куртки на голову, волосы прячу под него. Под мальчишку уже не скосить, особенно с моими бело-розовыми, мать их, кроссовками, ну да ладно.

Я караулю этого бородача на улице, а потом просто в толпе теряюсь, следуя за ним по пятам. Я еще не потеряла голову настолько, чтоб среди бела дня на людей бросаться, но мне нужно забрать это колье. Просто необходимо. Нет, вовсе не для денег. Ради долга. Я верну его, и тогда ни один Арбатов больше не посмеет мне упрекать в том, что я его должница.

Не знаю, сколько проходит времени, но этот мужик все никак не останавливается. В какой-то момент он за угол здания заходит, а я за ним ступаю, вот только черт прозорливее оказывается, и уже через секунду я стою у стены, больно придавленная этим амбалом черноглазым.

Замечаю, как у моего горла блестит огромных размеров тисак, и понимаю, что попала я. По-крупному просто.

– Ты чего шастаешь за мной, а?

Даже испугаться не успеваю, хотя нет. До чертиков просто пробирает этот голос. Его руки кровавые чем-то неприятным воняют, да впрочем, как и он сам.

– Пустите! Я вовсе не хожу за вами, я вообще, к маме иду.

Черт рассматривает меня пристально, после чего одним махом сдирает мой капюшон, и его глаза загораются опасной искрой.

Лезвием ножа он поворачивает мою голову по сторонам.

– Ха, да это же ты! Беспризорница с базара. Я видел тебя с тем щенком белобрысым. Что, отомстить решила, а бродяжка? Или может ты за этим пришла?

Он вытаскивает то самое колье из кармана, и трясет им у меня перед самыми глазами, после чего снова прячет в надежное место.

– Пустите, больно!

Кажется, ему просто плевать на мои мольбы. Урод ножом мои волосы поддевает, и его глаза тут же опасно загораются.

– Какая прелесть. А ну давай сюда!

– Ай!

Одним махом этот гад сдирает с моих ушей те самые бабочки. Маленькие золотые сережки, которые мне так нравились. Последнее напоминание об Арбатове и то, с мясом вырывает, до боли. В руках своих грязных крутит, рассматривает довольно.

– Дорогие цацки. Где взяла, стащила?

– Не ваше дело. Меня искать будут. Уже ищут!

Раскидистый мерзкий смех раздается прямо над головой.

– Ты и в последний раз была бродяжкой, и сейчас такая же. Давай, пошла, овечка. И не вздумать орать. Мой нож быстрее твоего языка будет, уж поверь.

Мороз в груди разливается, когда я понимаю, что никто меня не будет искать. Я же сама сбежала, и угодила прямо в лапы убийцы, который не пощадит меня.

Вскрикиваю негромко, когда чувствую, как в бок под моей курткой упирается что-то острое. Боже…Только не это.

Глава 25

Охреневаю, когда Маша впервые сама звонит мне, да еще и с телефона Лехи. Не узнаю ее голос. Всегда дерзкий и нахальный, в этот раз такой растерянный и взволнованный.

В груди жжёт лавой, когда она просит меня не отдавать ее, не прогонять, но уже все решено. Девочку уже ждут в пансионате Лондона, где она получит отменное образование и билет в обеспеченную жизнь. Так надо. Нам обоим надо. Нет пути обратно, ведь если сейчас нить эту не разорвать с мясом, я просто сгорю на хрен от этого наваждения, или снова обижу ее, что еще хуже.

Возвращаюсь домой лишь поздно вечером. Не могу раньше, не позволяю себе сорваться, и гнать за ней до самого аэропорта. Нагружаю себя делами и встречами. Лишь бы не думать о кареглазой дикарке, которая уже вывернула мне все мозги.

В доме гробовая тишина. Я один, как волчара, здесь остался. Ноги сами несут в спальню Маши. Разбросано тут все, явно впопыхах собиралась. Вот только не вижу я, чтобы она хоть что-то взяла отсюда, хоть это все уже и ее вещи.

Упрямая она, а еще гордая, мать ее. Все доказать мне что-то хочет, хоть и нечего ей доказывать уже. Не должна она мне ничего давно уже. Я только ей должен. Жизнь нормальную, ту, которую она заслуживает. Которую уже давно заслужила.

А теперь пусть уезжает, уже прилететь как час назад должна была. Пусть так, подальше от меня, ей так безопаснее. Лучше, правильнее.

Звонящий телефон в штанах пробуждает от дурмана мыслей.

– Арбат, тут это…Проблема нарисовалась.

– Не тяни, у меня вот вообще нет желания выспрашивать.

– Бешеная эта, девчонка твоя, сбежала. Я не довез ее даже до аэропорта.

– Что? Что ты сейчас сказал, Лех, ты издеваешься?! Куда сбежала, когда?

– Да мы уже в городе были, а потом ей в туалет прямо срочно приспичило. Она выскочила, а дальше ищи ее в поле. Я реально три часа лазил, всю окрестность обходил, Маша твоя как в воду канула.

– Блядь, Леха, ты остолоп. Она развела тебя, как идиота. Черт!

Отключаю телефон, до хруста его сжимая. Девочка, ну что же ты творишь. Сбежала моя воровка. От меня все-таки смылась.

Вот только не предвидела ты, что я найду тебя везде. Из-под земли вырою. И накажу твою мелкую непослушную задницу.

Как же ужасно быть девушкой небольшого роста и хрупкого телосложения. Чувствуешь себя прямо мега слабой и уязвимой, особенно по сравнению с огромным бугаем, который за шкирку тащит тебя в какой-то темный переулок.

От страха у меня уже зуб на зуб не попадает, так как я собственными глазами видела, как этот черт Пашку тогда прирезал, и глазом даже не моргнул, а сейчас этим же ножом упирается мне в поясницу. Одно неверное движение, и нет меня больше, а я даже и пожить-то еще не успела.

Я не знаю, что в голове у этого маньяка, но спорить с ним даже не думаю. Он заводит меня все в новые улицы, и постепенно мы оказываемся в таком Богом забытом районе, куда даже я с Пашкой не рисковала никогда ходить.

Тут мельтешит один сброд, шастают опасные группировки и настоящая криминальщина орудует, что уж точно меня не радует сейчас. По сравнению с этими шайками мы с Пашкой были детским лепетом, обычными уличными воришками.

Жадно хватаю ртом воздух. Чего-то меня тошнить начинает, а еще немеют кончики пальцев на руках. От страха. Вокруг ни души, и этот урод меня может прямо тут прирезать, никому и дела не будет до моей жалкой шкурки.

Хоть лезвие все еще впритык упирается в мой бок, я не могу упустить шанса на спасение. Даже одного из миллиона.

– Ну, вы чего, дяденька? Отпустите меня, я вообще никому ничего не скажу. Правда.

– Молчать. Ни звука больше, а то без почки останешься. Они и так нынче дорогие. А у тебя их целых две.

Сразу же рот закрываю. От слов этой сволочи у меня волосы дыбом стают, и я ничуть не сомневаюсь, что он может выполнить свое обещание, а мне как-то еще нужны мои почки, обе притом.

Бугай заводит меня в полуразваленное помещение, которое иначе как сараем нельзя назвать. Вокруг валяются кучи мусора, битый кирпич, какая-то старая одежда. Здесь нет не то что обоев, даже окон не предвидится.

Одни только полуразваленные деревянные остатки подоконников, и те, на ладан дышат.

С ужасом вижу, как он сканирует меня своими черными глазами, словно живьем пожирает.

– Снимай обувь.

– Что? Зачем это?

– Мне нравятся твои кроссовки. Снимай, я сказал.

Сглатываю. Вот уж не ожидала, что последнее отберет. Как же жалко мне эти кроссовки. Мои любимые и единственные. Закусываю губу и снимаю обувь. Бросаю ее этому упырю, который довольно рассматривает бренд.

Я стою босая на этом холодном полу и не знаю, что дальше делать. Могу сигануть в окно, но он догонит и прирежет. Могу толкнуть его в грудь, но не факт, что первый сценарий не повториться.

На улице ночь глубокая уже давно опустилась, и я вижу одно лишь очертание этого маньяка перед собой, а также светящееся лезвие его ножа. Сглатываю, пытаясь унять дрожь в теле. Вот это я попала. Не на шутку прямо в этот раз.

В какой-то момент маньяк ногой отодвигает мешок мусора, и под ним я вижу что-то похожее на дверцу в полу. В этот момент я словно цепенею. Да быть не может. Он же не…

– Залезай, красавица. Посидишь тут, пока я не подыщу тебе применение.

– Что? Вы с что ума сошли? Я не полезу в этот подвал!

Отступаю на шаг назад, но амбал больно хватает меня за шиворот. Хлесткий удар прямо по лицу заставляет меня кулем свалиться на пол. От неожиданности я всего лишь на секунду теряю равновесие, однако встать мне никто уже не дает.

Словно мешок с картошкой бугай бесцеремонно меня хватает, открывает этот люк и забрасывает мое тело внутрь. Кажется, я сваливаюсь вниз по ступенькам, больно ударяясь коленями об одну из них.

От силы удара у меня словно весь воздух из груди выбивают, и я уже всерьез переживаю о том, чтобы мои ребра не треснули заново, ведь теперь уже не будет Арбатова рядом, чтобы перемотать их бинтом. Теперь никого не будет. Только я и смерть моя напротив.

Я лежу на боку и чувствую, как из моей разбитой губы сочится кровь. Последнее что я успеваю увидеть – небольшой лучик света вверху, который пропадает сразу же, как только этот урод захлопывает люк.

В ушах тишина мертвецкая образуется. Слышу только издалека звук поезда, который проходится по рельсам. Обхватываю себя руками холодными, подбираясь к сырой стене, пропитанной запахом зловонного грибка.

Всхлипываю, не в силах больше держать всю эту боль в себе. Вот и все Маруся, это и есть твоя финальная станция. Сейчас бы уже где-то в Англии шаталась в элитном пансионе, а не лежала избитая неизвестно где в сыром подвале, где на меня уже наверняка крысы слюни пускают.

– Помогите…кто-нибудь! Эй! По-мо-ги-те!

Усмехаюсь сквозь слезы. Нет. Уж лучше так. Мне ничего не нужно от того, кто сердце мое вырвал и себе оставил. Я не жалею нисколько, что сбежала. Я бы сбежала снова от того, кто не хочет больше рядом видеть меня.

Я не помню, сколько времени так сижу, опираясь о холодную стену, и просто реву, до спазмов в руке сжимая эту чертову цепочку с красным камнем. Да, я все же стащила ее у этого урода из кармана еще на улице, однако думаю, что когда он это обнаружит, меня ждет доля похуже Пашкиной.

Тут так холодно, что в скором времени у меня уже зуб на зуб не попадает. Все что я могу – лишь сильнее обнять свои колени руками. К счастью, в какой-то момент мое сознание все же отключается, и я проваливаюсь в спасительную темноту. Наконец-то.

Глава 26

Уже сутки прошли, а Машу мы так и не находим. Мои люди перерывают весь тот район, но девочка словно в воду канула. Никто ее не видел, никто не узнавал по описанию. Тут же проверяю все больницы, полицейские участки и даже морги. Нет ее нигде, словно в воздухе, блядь, растворилась.

Я выкуриваю уже пятую по счету сигарету, но никак не могу успокоиться. Мне надо знать, что с ней все в порядке. Только потом я буду иметь право ее наказать за побег.

Звенящий телефон заставляет отбросить сигарету в сторону.

– Говори, Лех, есть новости?

– Мне жаль, но реально нет ничего. Мы уже даже службу розыска подключили. Но сам знаешь, они пока раскачаются, девочка может быть уже очень далеко.

– Притоны проверил?

– Пусто там все. Не было такой у них, даже похожей за последние сутки.

– Дьявол!

– Брат, я не понимаю, ну чего ты так бесишься? Может это, отпусти ты уже ее. На хрен тебе этот долг сдался? Это же копейки для тебя. Пусть уже валит воровка, раз так хочет свободы.

– Не в долге дело, Лех, и я не успокоюсь, пока не найду ее. Ищите дальше.

Выключаю телефон, до хруста его в руке сжимая. Устало рукой по лицу провожу. Всю ночь так и не смог сомкнуть глаз, зная, что Маша где-то на улице шатается. Совсем одна. Зная ее, я практически уверен в том, что девочка не пропадет, однако какое-то шестое чувство все равно не дает мне покоя.

Не успокоюсь, пока сам лично не смогу убедится, что с ней все нормально. А дальше…Видно будет, что с ней делать.

Смотрю на часы. Одиннадцать утра. Лихорадочно перебираю все возможные варианты, куда Маша могла пойти, но ни один из них мне не кажется правдоподобным. В детдом она не вернется, на рынок больше не сунется, а больше…ей некуда идти.

– Твою ж мать!

Вскакиваю так быстро, что кресло переворачивается набок. Как я мог забыть. Черт, кажется, я знаю, как ее найти.

Уже через полчаса у меня в руках распечатанный адрес, откуда мы выследили ее точку местонахождения. В этом диком угаре я совсем забыл про то, как еще почти месяц назад установил Маше небольшие жучки, спрятанные в ее сережки. Это должно было защитить ее от Захарова, а теперь поможет мне найти ее.

Маячок отслеживает Машу в одном из криминальных районов нашего города, в самой, мать его, жопе, где ни один нормальный человек не стал был шататься. Я беру Леху, еще двоих парней, и мы вместе выезжаем по адресу.

Уже через двадцать минут успешно находим верный источник сигнала. Старый заброшенный сарай, который даже временным пристанищем нельзя назвать, выглядит просто отвратно. Вот ты и попалась, моя дикарка.

Я уже предчувствую, как буду наказывать девочку по непослушной заднице, но в здании вместо нее находим совершенно иное тело. На одном из дырявых диванов сидит какой-то чмырь, упоротый до такой степени, что даже не замечает нашего прихода.

– Подъем.

Пинаю его тело ногой, от чего он тут же глаза свои заплывшие открывает.

– Вы охуели? Кто такие?

Непонимающе смотрит на нас, а мне почему-то хочется задавить его. Прямо тут. Не нравится мне этот тип. Очень не нравится.

– Обыщите это тело.

Мои парни сразу же кладут упыря на лопатки, и уже через секунду я вижу те самые золотые сережки с жучками, которые они достают из его заднего кармана. Охреневаю просто от увиденного. Это же ее бабочки, я сам их девчонке выбирал.

– Где ты взял это? Где?!

Хватаю упыря за грудки и трясу, как ненормальный. Маша бы не стала свое отдавать просто так. Не стала бы.

– Я купил! Мое это. Девчонка беспризорная вчера толканула мне эти цацки! Ей бабки были нужны, а я просто купил, и все. Это что, преступление?

Одним махом отпускаю его, от чего это тело на пол кулем сваливается. Понимание приходит постепенно вместе с каким-то неприятным разочарованием. Маше на хрен мой подарок не сдался. Ей просто нужны были деньги. Ничего кроме.

В сарае сразу же тишина воцаряется давящая, пожирающая меня. Я чувствую только пустоту, а еще злость. Словно потерял последнюю ниточку, и теперь по-настоящему не имею никакого шанса отыскать девчонку в этом гребаном мире.

– На выход парни. Некого тут больше искать.

Я уже на порог ступаю, когда краем глаза из-под дивана мельком замечаю какой-то розовый цвет. Обувь, кажется, там стоит, кроссовки белые. Один ровно стоит, второй на бок перевернут, от чего я вижу его блестящую розовую вставку.

Точно такие же, как у Маши были. Странное совпадение или нет. Что-то слишком много совпадений на сегодня.

Кажется, я просто сошел с ума, и ее вещи мне уже на каждом шагу мерещатся, но я все же разворачиваюсь как психбольной, иду к дивану и вытаскиваю оттуда эту обувь. Действую чисто на автомате. Просто проверить. На всякий случай.

В моих руках оказываются кроссовки белые. С розовыми вставками. Точно такие же, как у Маши. Она бы точно их не продала, что-что, а обувью она дорожила как ничем другим. Глотку бы за них перегрызла, но не продала.

Сглатываю и глаза свои поднимаю, смотря на хозяина этого сарая. Его глазенки опасливо бегают по сторонам. Кажется, он уже в штаны навалил от страха. Ошибки быть не может, а это значит только одно: этому гандону просто не жить, если он хоть что-то сделал с девочкой.

Хватаю урода за горло одним махом, к стене его башку прижимая, отчего с нее сыпется белая штукатурка прямо на его волосы.

– Где девочка, говори, тварь, иначе без головы останешься!

– Я не знаю, правда! Бабки взяла и свалила куда-то. Ушла!

Он так брыкается, что я невольно нож у него замечаю за поясом. Отличный крупный тисак с лезвием наточенным. То, что доктор прописал. Сам беру этот нож и к его горлу прикладываю. Прямо над кадыком зажимаю. Мне нечего терять.

– Этой игрушкой ее пугал, урод, не так ли? Говори, сука, а то сам тебе глотку перережу, как барану дикому. Где она, где?!

Надавливаю ему лезвием на кожу, отчего тут же появляется порез с кровоточащей раной. Еще один нажим, и я перережу ему сонную артерию, и кажется, мы хорошо понимаем друг друга.

– Ладно, ладно! Опусти нож. Здесь она. Заперта.

– Сука!

Вырубаю его одним ударом.

– Пакуйте, парни.

Мы роемся в этих мешках с мусором, но Маши нигде нет. У меня по спине мороз проходит от одного только понимания, что девочка может быть в одном из этих мешков. По частям притом, но я лишь отгоняю от себя эти мысли, чтобы не свихнуться раньше времени.

В какой-то момент я откидываю очередной мешок с битым кирпичом, и нахожу в полу люк старый, деревянный еще. С грохотом его отворяю и подвал обнаруживаю. Непроглядный, глубокий, черный.

– Маша!

– Абрат, лучше не лезь туда, мало ли что там за мокруха. Этот маньяк, видимо тут хорошо развлекался. Может у него там расчлененки целый склад? Ну, на хрен!

– Нет. Пока все тут не оброем, не выйдем никуда. Дай фонарик, Лех. И на ступеньки подсвети мне отдельно.

Уже через секунду спускаюсь вниз по ступенькам крутым деревянным. Ни поручней в них нет, ни хрена. Тут же оказываюсь в каком-то погребе заброшенном, или подвале. Везде жутко сыро и холодно.

Темнота такая стоит, что даже рук своих не вижу без света фонаря. Слышу лишь свое шумное дыхание в этом большом гробу, который высотой будет не больше двух метров, от чего я пару раз чуть ли не прикладываюсь башкой о потолок.

Быстро фонариком свечу по сторонам, освещая стены этой конуры.

– Ну где же ты, где…

Круглый блик света проходиться по каким-то доскам и стеклу битому, пока, наконец, не улавливает маленькую фигурку, скукожившуюся в самом углу.

– Маша!

Подбегаю к ней, быстро осматривая. Нащупываю пульс на почти заледенелой уже руке. Слабо стучит, но она жива! Осторожно поднимаю ее лицо бледное. Глаза полуприкрытые, ресницами пушистыми укрыты, губы пухлые потресканные, от холода уже синеть начали.

На скуле огромных размеров сверкает синяк. Взгляд ее какой-то потерянный, рассредоточен. Она как будто в прострации находится какой-то. Дрожит лишь вся от холода этого собачьего, ладони и ноги босые к груди прижимая. Черт.

–Девочка, давай, посмотри на меня.

Легко ее за плечо тормошу, пробудить от шока этого пытаюсь. Спустя несколько секунд, как только в себя приходит, сразу же начинает биться в истерике и отбиваться от меня как от огня.

Не узнает, за другого принимает в этой тьме кромешной. Видать, сволочь с ножом ту сильно испугалась, который наверху вырубленным лежит. Мало я ему врезал. Надо было все же вспороть ему горло, как последней свинье.

– Не надо, пожалуйста! Я все отдам, только не убивайте!

За плечи ее дрожащие хватаю, заставляя посмотреть на себя.

– Маша, эй, тише-тише! Ты что не узнала меня? Это же я, Всеволод. Спокойно, девочка. Никто тебя не тронет.

За руку ее беру осторожно, к лицу своему прикладываю, чтобы узнала меня. Малышка затихает, всхлипывает только, а после и правда, вроде узнает. Вот только реветь продолжает уже молча.

Не понимаю, что она делает, когда рукой своей дрожащей тянется ко мне и прямо в ладонь мне что-то кладет. Лишь спустя секунду осознаю, что это то самое ожерелье, которое она тогда еще стащила у меня.

– Я обещала…больше не воровать. Я только это смогла найти. Колечка не было. Это был правда последний раз…

Она мне эту вещь отдает, а сама назад отклоняется, из рук моих вырываясь.

– Да не за ожерельем этим я пришел! За тобой только сюда притащился. Слышишь? Зачем, ну на хрена ты сбежала, глупая?

– Я не могу так…Быть вашей вещью не могу.

– Ты не вещь, Маша! Не вещь для меня никакая, давно уже. Слышишь, малыш! Нет, только не закрывай глаза. Черт!

Успеваю лишь подхватить малышку, которая прямо передо мной теряет сознание. На руки ее подхватываю и быстро поднимаюсь по ступенькам, наружу выношу.

– Лех, давай в больницу, живо!

Уже через минуту, сидя на заднем сидении машины, я крепко прижимаю холодное тело малышки к себе. Она так и не приходит в сознание, как я не стараюсь ее согреть или растормошишь. Ее ресницы темные укрывают глаза закрытые. Пальцы заледенелые вообще не двигаются. Дыхание тихое, хриплое какое-то, очень слабое.

Проклятье. Она слишком долго пробыла в этом погребе холодном, в сырости сидела босая, в тьме кромешной находилась. Совсем одна.

Я понимаю, что девочке совсем плохо, когда даже спустя десять минут она все еще не открывает глаз. Липкий страх пробирается острой иглой мне под кожу. Я не могу ее потерять. Только не теперь.

– Черт, мы так ее не довезем. Леха, гони быстрее, на хрен эти светофоры!

Глава 27

Как только Леха паркуется, быстро достаю Машу из машины и несу в приемное отделение, где нас уже ждет Виктория с бригадой врачей. Она нехило удивляется, видя меня с малышкой на руках, но тактично молчит. Никому не нужны лишние вопросы, и мне в особенности.

– Заносите сюда девочку.

Осторожно укладываю Машу на каталку, невольно отмечая, как сильно дрожат мои руки. Она точно кукла фарфоровая, совершенно не двигается, словно застыла вся. Замерзла в подвале том проклятом, слишком долго там пробыла.

– Как давно без сознания?

– Последние полчаса.

Виктория быстро ее голову осматривает, и я снова вижу этот синяк на скуле. Сине-фиолетовый, огромный фингал, мать его, переливается на бледной нежной коже радугой. Кажется, за этой время он стал еще больше. Проклятье.

– Судороги были?

– Нет. Дрожала только сильно.

– Хорошо. Уже лучше. Ждите тут. Разберемся.

Машу увозят, и я остаюсь в этом длинном коридоре наедине с собой. Леха на улице курить остался. Что было бы, если бы я все же не глянул на эти кроссовки ее любимые, даже думать не хочу. Не выжила бы она там. От холода загнулась скорее всего, либо тот урод прирезал бы ее за малейшую промашку.

В этот момент невольно о ожерелье вспоминаю. За ним же Маша поплелась к маньяку этому, и даже глазом не моргнула, не испугалась, дурочка. Лишь бы мне его отдать, долг этот проклятый вернуть, и в нос ткнуть это ожерелье, чтобы я, блядь, подавился им.

Умница девочка. Хорошо это у нее получилось, вот только мне уже на хренне надо украшение это без нее. Мне Маша нужна. Живая. И только.

Молча достаю колье из кармана и в руке до боли сжимаю. Странная штука. Оно привело ко мне Машу, забрало, а потом снова привело. Вот только дороже мне эта девочка уже в миллион раз будет.

Я любил свою жену, когда-то очень давно. До потери пульса любил. Думал, что никогда снова уже ничего похожего не почувствую. Но я ошибся. Лоханулся просто, как пацан зеленый. Накрыло уже меня. И, кажется, по-крупному.

Я думал, что отправлю Машу в пансионат, подальше от себя и лучше мне станет, отпустит наваждение это. Но не стало. Ни на грамм, блядь, не стало лучше. Даже не знаю, как бы жил, если бы все иначе сложилось, и она уехала от меня за тридевять земель.

Только через сорок минут Виктория выходит из палаты, снимая перчатки и маску. Тут же со стула вскакиваю. Внутри все сжалось, предвидя неладное.

– Не тяни. Говори.

– Состояние средней тяжести. Переохлаждение сильное и шок. Выявили сотрясение головы от удара, но внутреннего кровоизлияния нет. Нужно пару дней как минимум на восстановление. В идеале, чтоб пока в стационаре девочка полежала. Под наблюдением. Она истощена, откапывать будем.

Сжимаю кулаки от злости на пигалицу, лежащую в палате. Ну кто тебя сбегать просил, кто? Сидела бы уже где-то в Лондоне, гранит науки грызла, так нет же, приспичило снова в жизнь дворовую сигануть, чтоб мне насолить. Да побольше.

– В себя пришла уже?

– Да. Спит сейчас. Еле успокоили ее, пациентка уж больно сильно волновалась, все вставать и нестись куда-то норовилась, даже с ее сотрясением. Можете войти, если хотите. Ненадолго, но пожалуйста, не будите, лишние волнения ей сейчас ни к чему.

Киваю и иду к Маше. Ноги сами несут в ее палату. Кажется, что просто сдохну, если не увижу ее прямо сейчас.

Тихо дверь отворяю, вхожу внутрь бесшумно. Хрупкая фигурка девочки лежит на кровати, белым одеялом укрыта до груди. Глаза закрыты. На пальце указательном датчик стоит. Сердцебиение быстрое считает. В руке тоненькой капельница капает. Синяк этот проклятый на лице какой-то мазью обработан, но выглядит все также хреново.

Подхожу прямо к Маше, не могу сдержаться. Осторожно за руку ее беру. Мне нужно ее почувствовать, убедиться самому, что жива она и все нормально с ней будет.

Ее маленькая ладошка немного согрелась, и уже не кажется такой ледяной как еще час назад, когда в машине ее вез. Она тут же в моей руке утопает, но потом сжимается резко. Маша как-то слишком быстро руку свою убирает, чуть ли капельницу с мясом от этого не вырывая. К себе тянет. Дрожать начинает. Сильно.

Черт. Не думал, что она уже не спит. И как давно мы оба молчим в этой палате?

– Зачем вы забрали меня оттуда?

Голос тихий и хриплый. Простуженный.

– Я не мог оставить тебя там.

Вижу, как из опущенных ресниц девочки слеза прозрачная стекает к виску. А затем еще одна и еще.

Губы поджимаю, когда ее плечи хрупкие начинают дрожать от всхлипов частых и глубоких. Этого еще не хватало. Нельзя ей волноваться, только не сейчас.

– Маш, спокойно. Ты в больнице. В безопасности. Все прошло уже.

– Не прошло. Не прошло…

Похоже, эти слезы были только началом. Малышка начинает как-то тяжело дышать, и я вижу, что она из последних сил сдерживается, чтобы в голос не разрыдаться. Только потому, что я тут. Рядом с ней стою. Она гордая, видите ли. Не станет слабость свою показывать при мне.

Всхлипывает только тихо все чаще, отвернувшись от меня к стене. Все ее тело как-то слишком сильно содрогается, и я понимаю, что тут, мать ее, точно что-то не так.

– Ты дрожишь, болит что-то, врача позвать?

– Нет. Я не от боли. Я просто…

– Что просто?

Замолкает, а я сжимаю зубы. Эта девочка меня скоро с ума сведет. Из нее приходится все буквально по слову клешнями вытаскивать, но я лишь жду терпеливо. У нее шок, она и так едва говорит.

Тихий, едва ли слышный ответ доноситься от Маши спустя мгновение, но блядь, лучше я бы вообще этого не слышал.

– Я боюсь.

– Чего?

– Вас. Вас боюсь.

Это заявление пронизывает меня словно кочергой раскаленной. Насквозь. Под дых прямо бьет. Без подготовки. Дожили, блядь.

Так, нам надо успокоиться, и мне в особенности.

– Чего именно ты боишься, девочка? Маш, повернись, посмотри на меня.

Спустя пару секунд малышка поворачивается, и на меня смотрит. Ресницами своими пушистыми хлопает. Всего лишь на миг, а потом быстро отводит взгляд, но мне этого хватает, чтобы увидеть, что в ее глазах в этот момент такая боль вселенская плескается, от которого у меня, взрослого мужика, по спине муравьи ползти начинают.

Она пальцами своими бледными и дрожащими одеяло это мнет, продолжая всхлипывать, а я хочу под землю провалиться. Не видел я еще Машу такой. Даже тогда, когда обидеть ее посмел, не была она настолько…раздавленной и сломанной. Моими стараниями.

– Ваше тату на шее. Оно пугает меня. И всегда пугало. А еще я боюсь…боюсь, что теперь вы точно продадите меня, потому что я не захотела в пансионат ваш тот ехать. А я и сейчас не хочу. Я не изменюсь. Я такая уже…оборванка, беспризорница ничейная. Вот только я не хочу быть бесправным зверьком для вас больше! Лучше убейте сразу!

Ее голос срывается от рыданий. Девочка руками лицо закрывает, а мне хочется головой биться от заявления этого.

– Ни в какой пансионат ты не поедешь, если уж так сильно этого не хочешь. Ты приняла решение, и посмотри, к чему оно привело тебя.

Девочка лишь сильнее рыдать начинает. Проклятье. Что там говорила докторша, не волновать? Что-то не получается.

– Все будет хорошо с тобой. Верь мне. Тебе нечего бояться.

Хочу снова за руку ее взять, успокоить, но она лишь вырывает ее, задевая тем самым иглу в руке от капельницы. Шипит зверем раненым, слезы глотая. Больно сделал. Снова.

– Нет, пожалуйста! Я не хочу быть вашей должницей больше, вещью не хочу быть бесправной, с которой все что угодно можно сделать. Я лучше сдохну. Я уже и так умерла. Тогда еще. Когда…

Запинается, а я материю себя как только можно. Знаю я, о чем она. Мы оба знаем.

Слезы свои, наконец, вытирает, а потом выдает финальное и тихое, но целит оно мне прямо в голову.

– Всеволод Генрихович, пожалуйста, отвезите меня обратно в тот подвал. Я уже смирилась там. Правда.

Сглатываю, сжимая кулаки до хруста. От ее слов этих тихих и жутких у меня жжёт в груди где-то. До мяса просто сгорает.

Не должны молодые девушки говорить такое. Не должны о смерти думать как о единственном своем спасении. Что вообще у нее в голове сейчас твориться, подумать страшно. Проклятье!

– Ложись, девочка. Тебе надо поспать.

Укрываю ее одеялом, видя, что ни хрена она не успокоилась нормально, и на шаг отступаю. Подальше. От нее. От той, которую трогать нельзя было, а я посмел. Обидел ее. Набросился тогда как зверь. Напугал. Больно сделал. Ведь это первый раз был ее, надо было поосторожнее, и как минимум, без ремня.

Боится она меня теперь, а еще ненавидит. Алым диким пламенем. И не смыть этого уже, не замазать ничем этот грех. Сам не замечаю, как вылетаю из ее палаты, проводя рукой по лицу.

Это слишком далеко зашло, и дальше так не может продолжаться, иначе один из нас точно не выживет. Я обидел эту девочку так сильно, что не вовек теперь себя простить не смогу.

Она и правда лучше умрет, но мне не подчинится. Слишком вольная, свободолюбивая, дикая. Как не приручай зверька дикого, как не корми, он все равно диким останется, и всегда будет смотреть в сторону свободы. Однако это уже мой зверек, и я знаю лишь один шанс его приручить.

Кажется, я еще никогда в жизни так долго и постоянно не спала. У меня болело все тело, но в особенности лицо. По нему словно танком проехали, и малейшее движение причиняло адское жжение.

Я смогла встать с кровати только на следующие сутки, и сразу же к зеркалу побежала. Я знала, что тут урод с ножом нехило долбанул меня, однако даже не думала, что настолько сильно. Яркий сине-фиолетовый фингал только подтвердил мои опасения.

Я почти не помню, как меня достали с того подвала страшного и когда именно это произошло. Помню только, что это был Всеволод Генрихович, либо же мне просто приснилось, что он пришел за мной и вытащил из того ада. Наверное, я просто очень сильно хотела, чтобы это был именно он.

Все что я запоминаю – жар его тела и запах любимый. Кажется, он меня к себе прижимал, по голове гладил, либо же это снова разыгралась моя больная фантазия.

Я думаю о нем. Все еще и притом постоянно. Никуда этот мужчина не делся с моей больной головы, и кажется, все только хуже стало. Болезнь под названием Арбатов явно прогрессировала в моем сердце с каждым днем.

Я была рада и одновременно с этим не хотела, чтобы Арбатов меня забирал меня с того подвала. Ведь если он нашел меня, то за этим обязательно последует наказание, и я даже не представляю, какое на этот раз.

А еще я не знала, зачем вообще мужчина искал меня. Он ведь выкинул меня сам как вещь ненужную, отправил в пансионат, с глаз своих подальше. Чтоб не мешалась больше, чтоб не видеть меня никогда, переделать, перешить так, как ему нужно. Слепить из меня леди, или кого он там так долго пытался сделать из меня…

Наверное, Всеволоду Генриховичу легко будет меня забыть. Наверное, он уже и забыл даже и не вспоминает никогда. Вот только я, дура, уже не вырежу его из своей души. Он навеки там уже, и вырвать его смогу только вместе со своим сердцем.

Этот мужчина пугает меня до чертиков, а еще я злюсь на него. Тигр просто избавился от меня. Снова. Так зачем же забрал обратно? Что меня теперь ждет?

Лишь обрывками вспоминаю, как тигр приходил ко мне, и за руку меня брал, вероятно, думая, что я сплю. А мне…хотелось просто раствориться от движения этого. Зачем, ну зачем он дальше мучает меня?

Неужели не видит, что мое сердце от этого орет от боли и обиды. А еще от желания большего. Нежности его больше, ласки, его всего я до безумия хочу больше. Но не получу. Потому что оборванка я для тигра. Обычная воровка, вещь, которую меня ему за долги отдали на рынке.

Эта гремучая смесь из чувств таких разносторонних мне уже дышать не дает. Кажется, я заболела Арбатовым так сильно, что это уже не лечится.

Из последних сил поднимаюсь на кровати, выдергивая капельницу. Я уже и так тут три дня лежу, сколько можно-то? Не нахожу никаких тапочек в палате, поэтому босиком выбираюсь из этого заточения. Мне не привыкать.

Надо сваливать отсюда, пока тигр не вернулся ко мне, чтобы наказать за побег тот глупый. Но я бы и второй раз бежала. И в сотый даже. Ведь он сам меня прогнал. Избавился как от ненужного кота, которого бросают в мешок и вывозят в лес. Просто потому, что он больше не нужный.

Быстро ступаю по холодному полу, все время по сторонам оглядываясь. У меня на этот раз вообще нет вещей, и я даже не представляю, как буду сваливать отсюда в одной только больничной ночнушке, но все это не важно. Оставаться здесь я больше не намерена ни на минуту.

Я плетусь по темному коридору, о стену рукой опираясь, пока мое тело не перехватывают чьи-то руки сильные, крепко сжимая, двигаться не давая. От неожиданности тут же спирает дыхание. Только не это. Я оказалась в капкане зверя дикого. Снова.

Кажется, из меня просто паршивая беглянка, ведь я врезаюсь в того, от кого вообще-то сбегать уже намылилась. Я попадаю прямо в руки мужчине с тату тигра на шее, который кажется, даже не собирается меня выпускать из своего цепкого захвата.

– А, пустите!

– Куда ты собралась? Зачем опять сбегаешь.

Он держит меня не больно совсем, но достаточно сильно для того, чтобы я и думать забыла о возможности побега. Лихорадочно по сторонам оглядываюсь, ища оправдания. Черт. Ну хоть одна мысль то есть?

– Я это…надо мне.

– Куда надо? Тебе еще не выписали. Иди в палату.

Мужчина смотрит на меня в упор сверху вниз, а мне раствориться от взгляда этого хищного хочется. Я как птичка в его силках вырваться пытаюсь, но он не дает, и кажется, это срабатывает как мина.

Я начинаю позорно всхлипывать перед ним. Как в прошлый раз, только теперь уже сильнее. Гораздо сильнее. И нет, я нисколько не играю. Кажется, мои нервы уже просто расшатаны до предела.

– Пустите…Не надо!

– В чем дело, девочка? Или ты говоришь, или отправляешься в палату немедленно.

– Я не хочу в тюрьму, не отдавайте меня, пожалуйста!

Выкрикиваю это, смотря прямо на него сквозь слезы. Мне уже не до гордости совсем, когда понимаю, что ждет меня за побег и воровство. Мне до жути страшно, но тигр все равно не отпускает. Только наклоняется ближе, и глазами своими зелеными сверлит меня, заставляя взгляд опустить. Слишком хищный и дикий. Звериный сейчас просто.

– Так стоп! Маша, хватит трястись. Какая тюрьма, о чем ты?

– Вы сказали…тогда еще в вашем доме, что если еще раз сворую, на нары сразу отправите. А если сбегу от вас – продадите. Я и то и то сделала. А теперь я боюсь. Очень. Не знаю, что будет со мной. Ой…

Перед глазами все на миг становится черным. Ноги как ватные. Во рту пустыня. Я быстро теряю равновесие, заваливаясь назад кулем.

– Тише-тише. Дыши просто. Сейчас пройдет. Ну на хрена ты встала? Иди сюда.

Всего миг, и мужчина на руки меня подхватывает, к себе прижимая. Снова этот аромат от его рубашки ощущаю. Ненавидимый мной, и одновременно с этим до беспамятства обожаемый.

Тигр несет меня обратно в палату. От близости этой дышать не могу. Просто не в состоянии. В комок вся сжалась и не двигаюсь даже.

Как только внутри оказываемся, на кровать меня укладывает. Я вижу, как недовольно он хмурится, замечая выдернутую мной капельницу, болтающуюся на подставке.

Ноги под себя подбираю, колени руками охватываю. Арбатов напротив меня горой возвышается, скрестив руки на груди. Не знаю, что ожидать от него, но точно ничего хорошего. Кажется, я вывела его, и страх липкий снова по спине проходит.

– Значит так, девочка. Ни в какую тюрьму я тебя не отдам. Продавать никому я тебя не буду, но не надейся, что я забуду о том, как ты свое обещание не воровать нарушила.

– Что…вы сделаете?

– Я дам тебе возможность выбора. У тебя есть два варианта. Первый – свалить от меня подальше сразу после выписки, как ты того и хочешь. Обещаю, что больше не буду тебя искать. Твой долг возмещен, и ты мне больше ничего не должна. Ты вернешься к своей прежней жизни, и будешь распоряжаться ей так, как тебе вздумается. Хочешь – воруй, хочешь – шатайся по улицам. Это будет уже не мое дело.

Сглатываю. Ну, хоть продавать не собирается.

– А второй, какой?

Сжимаю простынь пальцами. Что он еще мне приготовил?

– Ты возвращаешься в мой дом. Я даю тебе защиту и кров над головой. У тебя всегда будет еда, тепло и возможность учиться на того, кем ты захочешь сама стать. Это шанс жить нормальной жизнью.

Смотрю прямо на Всеволода Генриховича. Что-то подсказывает мне, что этот вариант он предлагает мне не просто по доброте душевной.

– Это же не просто благотворительность. Что я должна буду сделать взамен?

– Взамен ты станешь моей девушкой.

Лишь рот успеваю открыть, приходя просто в шок от услышанного.

– Твоя выписка завтра в десять утра. Решай. У тебя целая ночь подумать. Леха заедет за тобой и отвезет туда, куда ты сама решишь.

Арбатов поднимается и выходит за дверь, а я так и остаюсь сидеть на кровати в полном шоке от услышанного.

Глава 28

Я могла предвидеть все. Что тигр отдаст меня в тюрьму, продаст или даже сам придушит, однако то, что мужчина предложит стать его девушкой всерьез, мне даже в голову не могло прийти.

Эту ночь не могу сомкнуть глаз. Снова и снова обдумываю слова Всеволода Генриховича, впервые не зная, радоваться или выть от злости. Я могу уйти, ведь, наконец, он сам меня отпускает. У меня нет больше никакого долга, я свободна, я смогу вернуться к прежней жизни, которой сама распоряжалась, и о которой… хотела бы забыть.

Слова мужчины о том, что у меня будет дом и даже возможность учиться, медом поливают мою душу, однако цена за это слишком высока.

Кажется, я недооценила свои силы, ведь одна только мысль о том, чтобы стать девушкой Арбатова, будоражит и пугает меня одновременно. Она мне какой-то даже не реальной кажется, слишком опасной. Один раз мужчина уже показал мне свою звериную натуру, и второй такого опыта я точно не вынесу.

Впервые в жизни не знаю, как поступить. Все стало слишком сложно, но рисковать своей жизнью я уже точно больше не намерена. Я реву в подушку до самого утра, просыпаясь вымотанная и вся на нервах, так и не приняв решения.

Вскоре заходит моя докторша с выпиской в руках и целым листом назначенных витамин. Я слушаю ее рекомендации и напутствия, а сама все время думаю о том, кто у меня из головы уйти не может вот уже второй месяц.

– Мария, вы слышите меня? Обязательно берегите себя. Не перемерзайте, не ходите босиком больше по холодному.

– А? Да. Слышу. Спасибо, док. Я надеюсь, что не загремлю к вам снова, по крайней мере, очень скоро.

Врачиха лишь неодобрительно головой качает.

– Если не перестанете все время лезть на рожон, не попадете.

Уже через полчаса я стою на пороге больницы вся собранная и не знаю, что мне делать дальше. Меня уже никто тут не держит. Я могу свалить отсюда прямо сейчас, никто за мной не пойдет. Вот только одно лишь понимание того, что выйди я за ворота больницы, больше никогда не увижу Всеволода Генриховича, больно бьет в грудь. С размаху.

– Готова уже, куда везти тебя?

Спохватываюсь от неожиданности, чуть ли равновесие не теряя. Черт. Надо бы нервы подлечить.

– Леха! Ну ты…Ты напугал меня.

– Хм…раньше что-то ты не была такой пугливой. Так куда везти, решила уже? Арбат сказал отвезти, куда сама скажешь.

Вот и все. Решать надо. А я не знаю, что решать. Не знаю и все тут! Мысли уже, как паутина, в голове спутались. Я так и не смогла принять решения.

Делаю глубокий выдох. Так надо. Так правильно будет. От него подальше. Ведь он сам этого хотел.

– На вокзал отвези, наверное…

– Хорошо. Садись давай. У меня еще куча дел сегодня.

Честно говоря, у меня вообще нет плана. Про вокзал я вспоминаю в последний момент, так как вообще в голове нет вариантов. Куда ехать дальше, даже не представляю.

Едем в тишине гробовой прямо. Я вижу, что Леха надулся. Конечно, Арбатов видно, его по головке не погладил за тот мой закидон по пути в пансионат, но Леха, блин, тот еще цепной и верный пес.

– Лех, ты это…извини, что сбежала тогда. Я не могла в пансионат тот уехать. Просто не могла.

– Да ладно, не сержусь я на тебя. На полоумных грех обижаться, да и тебе вон и так не хило досталось за это. Чуть копыта в том подвале не откинула. Сиди уже. Доедем скоро. Деньги-то есть у тебя хоть на билет?

– Нет. Откуда. Я ж это, воровать не могу больше. Обещала, вроде как.

Ему обещала. Тигру своему дикому. В которого по уши влюбиться посмела, а потом…не нужна оказалась. От одного только воспоминания об Арбатове слезы собираются в глазах. Больно мне. Все еще болит, и вряд ли заживет когда-то эта рана.

– Ну и как ты собралась ехать куда-то? Да, возьми, хоть на билет будет.

Леха протягивает мне пару купюр, а я реветь начинаю. Слезы капают на куртку, а из нее на сиденье стекают. Срываюсь я. Не могу больше сдерживаться. Это сильнее меня. Захлестывает прямо с головой.

– Э, ну что за потоп опять-то? Я только машину помыл недавно! Если деньги не нужны, так ты так и скажи. Не буду предлагать больше. Я ж это, от чистого сердца вообще-то.

Я же только реветь дальше продолжаю. Уже в голос. Словно все эмоции, что сдерживала, в себе копила, вдруг наружу выбираются в самый неподходящий момент.

– Слышь, малая, Ты это, пугаешь уже меня. Может в больницу обратно?

– Нет! Не надо в больницу.

Машина резко останавливается, и я непонимающе на Леху хлопаю глазами.

– Блядь, вы меня скоро с ума сведете. Тот волком дома воет, крушит все. Ты еще здесь мозги мне скручиваешь. Как с ума посходили за эти дни, голова уже болит от вас, придурошные. Так, девочка. Скажи мне одно, ты точно уехать именно на вокзал хочешь?

Молчу. Всхлипываю только. Еще более неуверенной чем сейчас, я в жизни не была.

– Не знаю. Я уже ничего не знаю!

– Ай, ясно все с вами! Гм, мне это, разворачивать машину или как? Куда ты сама ехать-то хочешь?

Задумываюсь. Это наваждение сильнее меня. Я ведь к нему хочу. К тигру своему. А не на вокзал этот, бродяжничать снова.

– К нему. К нему хочу.

Едва ли выдавливаю из себя.

– Вот как знал! Раньше что ли нельзя было сказать? Ей Богу, вы меня до дурки доведете своими разборками. Сорок минут зря потеряли. Перестань реветь уже. Довезу я тебя к твоему Арбатову, не кисни.

Машина резко разворачивается, и теперь уже я по доброй воле еду к тому, кто в сердце моем поселился, и кого я до чертиков боюсь.

Одна только мысль о том, что я должна буду стать девушкой Арбатова, пугает меня до дрожи в коленках, однако я не хочу уезжать больше от того, кого кажется, люблю. До невозможности, до нехватки воздуха, притом давно.

Не смогу я уже без него, не сумею. Эта болезнь, от которой лишь он сможет вылечить меня. Если у нас есть хоть один шанс на миллион, я хочу попробовать его использовать.

Когда до дома Арбатова доезжаем, я чувствую, что еще немного, и мое сердце просто выпрыгнет из груди. От волнения меня всю колотит, так как я понимаю, что назад пути уже не будет. Это мой выбор. Добровольно зайти в клетку с тигром, молясь лишь о том, чтобы он не разорвал меня когтями в первую же ночь.

Открываю входную дверь, внутрь захожу. Тихо вокруг. Слишком тихо. Сглатываю. Я не пленница вроде уже, однако это жуткое чувство все равно не покидает меня ни на секунду.

Дико пить хочу. Иду на кухню и набираю себе воды прямо из-под крана, жадно ее глотая. От шороха за спиной чуть ли чашку не роняю прямо на пол.

– Вернулась.

Сжимаю эту чашку до хруста. Прямо за моей спиной стоит Арбатов. Узнаю его голос из тысячи других. Серьезный и строгий как всегда. Хрипотой отдает, но я слышать его все время готова.

Поворачиваюсь и взглядом с мужчиной встречаюсь. Молча киваю. Не знаю, что сказать в ответ. Нет у меня слов, чтобы логически объяснить свой поступок. Я поступила так, как чувствовала. По-другому просто не умею.

– Ты приняла правильное решение, девочка. И можешь так не пугаться. Ты теперь хозяйка тут. Можешь брать что хочешь. Ходить где хочешь.

Киваю снова. Так стою перед ним в опасной близости, опустив взгляд в пол. Что-то мне уже не хочется дерзить тому, в чей полной власти я теперь оказалась.

– Всеволод Генрихович, можно я…к себе пойду?

– Нет. Теперь ты будешь спать в моей комнате. И можешь называть меня просто Всеволод. Будет странно, если моя девушка будет звать меня по имени отчеству.

Закусываю губу. Что-то я не ожидала, что все это будет так скоро, но даже не смею перечить. Я уже видела тигра в гневе, и мне этого хватило до донца дней. Второй раз злить я его не собираюсь.

Я словно застыла вся. Не знаю, что говорить, как вести себя перед этим властным огромным мужчиной. Все изменилось слишком быстро, а я…кажется, еще не успела прийти в себя. Я боюсь его, не доверяю ему. Вообще не знаю, что делать. В песчинку просто превратиться хочется.

– Маша, отмирай уже. Голодная?

– Да. Немного.

– Садись.

Всеволод Ген…Всеволод ставит предо мной тарелку и наваливает туда целую гору разной еды, от которой меня тут же предательски урчит живот. Мужчина лишь усмехается, передавая мне большую чашку горячего чая. А после…он мармелад из шкафчика достает. Целую упаковку новую. Неужели тогда запомнил, что я просто обожаю его? Мармелад, в смысле. Кажется да.

Так и сижу солдатом, не касаясь еды. Невольно вспоминаю, как мужчина впервые кормил меня. Тогда еще, когда я в его дом залезла, и это воспоминание больно бьет в грудь. Я тогда впервые его увидела, и он до чертиков меня напугал. С того дня прошло много времени, но бояться я его стала только больше.

Слишком многое изменилось, и я в особенности, однако этот страх перед мужчиной не делся никуда. Он лишь усилился, когда я узнала, каким он может быть в гневе. Черт, кажется, я слишком долго летала в своих мыслях, от чего просто уронила вилку на стол.

– Все нормально?

– Да. Все…хорошо.

– Кушай. Мне пора. Вечером буду.

Тигр выходит, и я в доме одна остаюсь, понимая, что сегодня вечером все измениться. Мужчина не просто так меня принял тут. Наверное, я должна теперь отрабатывать за все это…в его постели.

Так надо, так правильно, однако почему-то одна лишь мысль о предстоящей с ним ночи заставляет мою душу леденеть от ужаса и предвкушения повторения боли.

Глава 29

Стрелка часов неумолимо движется вперед, и с каждым часом я все больше не нахожу себе места. Когда тигр возвращается домой, на часах уже одиннадцать пробивает, и я вскакиваю с кровати точно ошпаренная.

Не знаю, что делать. Не знаю, что ждет меня сегодня. Всеволод сказал, что мне больше нельзя быть в моей комнате, поэтому я нахожусь в его спальне, сидя на самом краю кровати, готовая в первый же момент удрать отсюда со всех ног.

Я уже приняла душ. На мне пижама молочного цвета. Смысла одевать что-то иное я не вижу. Зверя это все равно не остановит.

Сердце стучит так быстро, что кажется, выпрыгнет скоро из груди. Мне страшно. Я боюсь Всеволода, а точнее его зверя, которого он снова может выпустить наружу, и тогда…я точно не выживу. Мое тело все еще помнит грубый захват рук, ремень и боль невероятную, которую он причинил мне, врываясь в него впервые.

Когда дверь комнаты открывается, быстро с кровати вскакиваю, становясь в двух шагах перед мужчиной. Ближе идти не рискую. Так и стою, переминаясь с ноги на ногу.

– Меня ждешь? Умница.

Замираю, когда тигр сам подходит ко мне, обхватывает рукой голову, и впервые нежно целует в висок. От этого движения у меня голова почему-то кружится. Забываю, как дышать.

Мужчина устало сбрасывает пиджак и рубашку. Когда за ремень хватается, я невольно взгляд опускаю. Помню я этот ремень. Прекрасно помню.

– Все нормально?

Арбатов прямо на меня смотрит. Черт, чего же я такая трусиха? Раньше что-то не замечала у себя такого.

– Да. Вполне.

Всеволод идет в душ, и только тогда я выдохнуть могу. Тут же взгляд на дверь бросаю, но понимаю, как это глупо. Не сбежать мне уже никуда от него. Да и какой смысл в этом, если я до невозможности хочу, чтобы он прикоснулся ко мне.

Когда мужчина выходит из душа в одном только белом полотенце на бедрах, не знаю, куда деть свои глаза. В ту ночь было темно, и я почти не видела его, а теперь вижу. Во всей красе. Он и правда красивый. А еще большой. Очень.

Сглатываю, видя его широкий торс, крепкие плечи и волосы темные на груди. Набираюсь смелости, и делаю шаг вперед. Ближе подхожу. Сама. Первая. Смотрю на него снизу вверх. Он выше меня. Значительно.

Закусываю губу и тянусь сама к его полотенцу. Действую чисто на автомате, ведь если думать начну, просто сбегу от него с позором.

– Стой, что ты делаешь?

Вздрагиваю, когда руки тигра накрывают мои, не давая полностью снять полотенце.

– Теперь я ваша девушка. Я должна.

Снимаю с него это чертово полотенце, на пол его опуская. Тут же вижу огромных размеров член мужской. Длинный и толстый. В полной боевой готовности. Господи, как он тогда вместился в меня, сама не знаю.

Мне жутко страшно, но стараюсь не подать виду. Медленно опускаюсь перед ним на колени. Ведь так девушки делают своим парням? Так им нравится? Ловлю судорожный вдох, снова смотря на это орудие пыток. Сглатываю.

– Так все, хватит, стоп.

Меня поднимают с пола руки крепкие мужские и на кровать усаживают точно куклу. Всеволод быстро полотенце свое назад возвращает, на бедрах заново заматывая, смотря на меня строго и недовольно.

Только когда он снова прикрывается, мне немного лучше становятся. Смотрю куда-то в пол. Мне стыдно.

– Всеволод Генрихович, я…что-то не так сделала?

– На себя посмотри. Дрожишь вся как лист осиновый. Вон гляди, свалишься в обморок от одного только вида моего члена. Я и говорил тебе уже на “ты” меня называть.

– Извините. То есть, извини.

Сглатываю, когда мужчина на корточки напротив меня садится, и руки мои в свои берет.

– Тебе не за что извиняться. Маш, я вижу все прекрасно. Это я должен прощения просить за то, что сделал тогда с тобой. И прошу. Мне жаль, что у тебя впервые это произошло именно так, как произошло.

Я сорвался тогда, и совсем не контролировал себя. Знаю, что больно тебе сделал, и мне хреново от этого. Я вижу, как ты теперь боишься меня, но поверь мне девочка, я не собираюсь принуждать тебя делать то, чего ты сама не захочешь.

Не думай, что раз ты теперь моя девушка, я буду издеваться над тобой или насиловать снова.

Тигр отстраняется, поднимаясь на ноги. А я реветь чего-то начинаю. Сама не знаю, чего. Вроде и не тронул он меня. Принуждать не стал, не набросился, как я боялась, даже извинился, а мне все равно больно. Все внутри прямо огнем жжет.

– А вы сами…хоть раз в жизни боялись чего-то?

– Да.

– Чего?

– Что потеряю тебя в том холодном подвале. Что не увижу тебя больше, если решишь уйти, выбрав тот, первый вариант.

– Я не смогла…Хотела сначала первый вариант выбрать. Но не смогла…

– Я знаю. Не плачь. Ложись спать, малыш. Ничего не бойся.

Мужчина одевается и выходит, и я понимаю, что если он уйдет сейчас, мы не переборем это. Не свалим стену эту километровую между нами уже никогда, а я…не готова его терять, так и не получив. Быстро вскакиваю, и у самого порога догоняю Арбатова, за руку осторожно беру.

– Не уходите… Не уходи. Останься со мной. Просто рядом побудь. Недолго. Пожалуйста, Всеволод.

Я сама зову тигра, по доброй воле маню хищника к себе, забыв обо всякой осторожности в этот момент. Я боюсь его до чертиков, однако вместе с тем мечтаю о том, чтобы впервые в жизни уснуть в его крепких объятиях.

Глава 30

Это все очень странно, но наверное, по-другому у нас и не будет. Мужчина возвращается ко мне, а точнее к себе в комнату, и ложиться рядом на кровати. Совсем рядом.

От его близости у меня дух спирает, и начинают дрожать коленки, но я стойко переношу это, стараясь не показать своего страха. Это впервые, когда мы лежим вместе на кровати, и почему-то у меня в животе что-то щекочет.

– Иди ко мне. Обниму просто.

После недолгих сомнений, все же подползаю осторожно к тигру и укладываюсь у него на мощном плече как кошка. Жар его тела тут же согревает и расслабляет меня.

Огромной рукой Всеволод начинает гладить меня по волосам, а я…боюсь сделать лишнее движение и даже громко дышать. Кажется, одно лишнее движение, и вся эта нежность просто раствориться, пропадет, как мираж, а я не хочу этого.

Не хочу, чтобы это прекращалось, ведь мне нравиться, когда мужчина вот так просто гладит меня по волосам. Кажется, он делал также, когда с подвала меня забрал и вез в машине до больницы. Я тогда была такая напуганная и замерзшая, что даже говорить не могла, однако я все чувствовала.

Тепло его и ласку ощущала, и мне нравилась она также, как и его запах. Он и сейчас сводит меня с ума. Кажется мне таким родным и каким-то…моим что-ли. Это точно запах моего мужчины. Ошибки быть не может.

Вскоре я чуть ли не мурчу от удовольствия, и даже не замечаю, как засыпаю от этой запредельной нежности, которую впервые получаю от зверя. Я сплю крепким сном всю ночь, впервые не просыпаясь до рассвета. Мне тепло и уютно.

Кажется, Всеволод обнимал меня до самого утра, а я…в его грудь носом, как котенок мелкий утыкалась, пытаясь согреться и запах его вдыхала, втайне наслаждаясь ним.

Просыпаюсь от того, что меня кто-то щекочет тихонько по шее. Так ласково и трепетно, словно легкий ветер дует по нежной коже.

Открываю глаза и встречаюсь с взглядом диких глаз зеленых. Сердце тут же ускоряет темп. Дергаюсь чего-то, забыв, где я и с кем. Понимание лишь через секунду приходит. Черт, я всю ночь провела рядом с Всеволодом! Совсем рядом.

Даже не сбежала никуда, хоть и думала об этом до последнего, перед тем как бессовестно уснуть у него на плече. Или это я лишь сейчас об этом думаю, а вчера лишь мурчала от удовольствия, когда мужчина гладил меня по волосам…Что-то запуталась я уже совсем. Сама себя не понимаю.

– Тише, чего так всполошилась?

– Сама не знаю.

Знаю я прекрасно. Страх мужчины никуда не делся, и я еще не привыкла как-то лежать в одной постели с тем, кто уже однажды сделал мне больно и запросто мог это повторить.

Дышать перестаю, когда тигр осторожно ладонью по моей щеке проводит. Прямо там, где синяк мой огромный виднеется.

– Сегодня уже лучше выглядит. Болит еще?

Нажимает легонько, но мне уже не больно. Я тайно лишь наслаждаюсь этим движением его ласковым. И вниманием.

– Нет. Уже нет. Не смотрите.

Закрываюсь от него, но Всеволод руку мою перехватывает, не давая скрыть лицо.

– Не закрывайся. Ты красивая. Мне плевать на синяк этот.

– Врете.

Смотрю на глаза его красивые. Как же нравятся они мне.

– Не вру. Ты мне любой нравишься, даже с фингалом этим.

Кажется, краснеть начинаю. Черт.

– Маш, я хочу кое-что попробовать. Обещай, что не сбежишь.

Хлопаю ресницами только. Это чего еще?

– Что попробовать?

– Просто закрой глаза. Послушай меня хоть один раз. Не двигайся, ладно?

Настораживаюсь вся. Выше на кровати подбираюсь. Что он задумал?

– Больно будет?

– Если будешь меня слушаться, то нет.

Я долго не могу собраться с мыслями. Кажется, проходит вечность, прежде чем я все же расслабляюсь и закрываю глаза, сжав при этом простынь пальцами до скрипа. Я все еще не доверяю Всеволоду. Не знаю, что он задумал.

Всего лишь миг проходит, когда я чувствуя горячие губы мужчины на своих губах. Он впервые накрывает меня очень нежным поцелуем, от которого я тут же чувствую тяжесть внизу живота. Открываю глаза и взглядом встречаюсь с глазами тигра, который тут же отстраняется от меня.

– Я не разрешал открывать глаз, маленькая обманщица.

– Я хочу смотреть на вас. То есть…на тебя.

– Хорошо. Можно и так. Дай свою руку. Не бойся ничего, девочка. Я не сделаю больно, обещаю.

Осторожно ладонь ему свою протягиваю, и мужчина тут же ее перехватывает, заводя над моей головой и снова накрывая меня поцелуем. Более страстным и напористым, долгим, таким сладким, от которого я чуть ли не стону от удовольствия.

Когда Всеволод проталкивает в мой рот свой язык, творя им что-то невероятное, я не могу сдержаться, и тихонько стону ему в ответ. Между ног почему-то становится морко. До неприличия просто. Черт, что он делает со мной…

– Хватит…Не мучай меня!

В ответ мужчина лишь хрипло смеется, а затем бесцеремонно свою руку опускает туда, куда нельзя! Прямо под мои трусики забирается, и нахально проводит пальцами длинными по промежности, которая уже мокрая стала от возбуждения.

– Что-то не похоже, чтоб я мучил тебя. По-моему, тебе нравится. И даже очень. Сама глянь. Ты мокрая вся стала. Завелась детка. От моих ласк.

Отползаю от него, выбираясь из стального захвата. Что-то мои щеки позорно горят.

– Ничего я не завелась, не выдумывайте…

– Ахах, в постели ты что-то не такая дерзкая, как вне ее пределов. Ладно, иди ко мне, девочка. Я хорошо сделаю, сладко, приятно. Тебе понравится, обещаю. Доверься мне. Не бойся.

Мужчина на кровать меня обратно укладывает, действуя уверенно и умело. Он одним движением плавным снимает с меня пижамные шортики вместе с трусиками.

Сглатываю, это как-то слишком быстро…а еще неправильно и страшно. Дурные воспоминания тут же в голову лезут, но я гоню их поганой метлой. Я верю. Всеволод не обидит меня сейчас.

Как завороженная смотрю, когда мужчина проходится руками крупными по моим ногам, поднимаясь опасно к промежности. Его взгляд при этом опасно загорается, хищным становиться, и я задерживаю дыхание.

– Не бойся. Сегодня только ты получишь удовольствие. Я должен хоть как-то попытаться замолить свой грех. Иди ко мне, девочка.

Всеволод укладывает меня боком на кровать, поддерживая за поясницу. Сам же на пол опускается, становясь напротив на колени. Прямо между моих ног.

– Опустись ниже. Расставь ножки. Шире.

– Что ты…будешь делать?

Непонимающе смотрю на него. Пока что все эти премудрости интимной жизни как-то обходили меня стороной, и я вот вообще не знаю, что собирается делать со мной этот взрослый мужчина, который как-то опасно усмехается, видя мое замешательство и страх.

– Я сделаю тебе хорошо. Закрой глаза.

Делаю, как он говорит. Откидываюсь назад на подушку подложенную, и стараюсь расслабиться, хотя мне в такой-то позе это кажется вообще нереальным.

Вскрикиваю тихонько, когда впервые ощущаю губы мужчины ТАМ. Господи, он что, целует меня прямо туда? В самое мое незащищенное и чувствительное местечко.

– Хватит, Всеволод, что ты делаешь?

– Расслабься. Чш…Не напрягай живот.

Закусываю губу, когда начинаю дергаться, но в один миг оказываюсь придавлена к постели огромной мужской рукой, которую Всеволод кладет прямо мне на живот и поглаживать его начинает. Совсем не больно, но как-то…нежно и запретно. Слишком откровенно. Запредельно просто.

Если я думала, что пытка на этом закончиться, что я чертовски ошибалась, так как после легких поцелуев Арбатов подключает язык и начинает творить со мной что-то невероятно запретное, от чего у меня тут же в тугой узел все сжимается между ног. А еще в животе. Такая тяжесть ощущается, что я уже не знаю, как все это прекратить.

В какой-то момент тяжесть чем-то иным сменяется, гораздо более сильным, запретным. Я чувствую, как мое тело предает меня, расслабляясь, полностью отдаваясь во власть умелых рук мужчины.

Шире развожу ноги, давая ему возможность делать то, что он хочет со мной делать. Сейчас я вся его. У меня уже не гордости тогда, когда я так сильно хочу этого.

– Ай!

Вскрикиваю громко, когда Всеволод медленно вводит в меня палец, при этом ни на секунду не останавливаясь, и продолжая терзать языком мой клитор. Всего пару секунд ему требуется, чтобы я взорвалась на тысячи осколков какой-то невероятной волны удовольствия, тока электрического, которого я ранее никогда не испытывала.

– Аах, Боже…О Боже! Что это?

Не могу это контролировать. Он что-то сделал со мной, от чего мое тело пробирает волна судорог, и я просто не могу перестать извиваться перед ним.

– Чш… Девочка, дыши глубже. Чувствуй. Ты просто до оргазма дошла. Все нормально с тобой. Более чем.

Мужчина поднимается с пола и на кровать садиться, довольно усмехаясь, а я…убить его готова за эту нахальную усмешку надо мной. Почему-то реветь хочется. Я, кажется, и это не так сделала.

– С меня смеешься…

Обижено губки надуваю, тяну одеяло на меня, чтоб прикрыться, но мужчина лишь мои руки перехватывает одной своей ладонью. Второй проводит по моему животу, от чего у меня внутри снова все трепещет.

– Нет, малыш. Вовсе нет. Странно просто, что ты не знала раньше, что это такое. Ты молодец, девочка. Я тебя всему обучу. И не говори, что тебе не понравилось. Сам все видел.

Не знаю, как скрыть свой стыд. Щеки, наверное, уже пунцовые стали.

– Понравилось.

– Умница. Но это только начало. Ты моя девушка теперь, и я буду делать тебе приятно. Нечего тут стесняться.

После этого Всеволод целует меня в макушку, к себе привлекая и уходит, а я так и остаюсь на кровати сидеть без трусиков. Кажется, я потеряла всякий стыд только что, и не знаю, как теперь буду смотреть в глаза тигру.

Глава 31

В этот день я впервые завтракаю в качестве девушки Арбатова, и мне это очень даже нравится. Оказывается, мужчина может быть очень обходительным, а еще…ласковым со мной. Всеволод кормит меня всякими вкусностями, а я…кормлю его. Пытаюсь, по крайней мере.

Уровень моего стыда перед ним просто зашкаливает, особенно после сегодняшнего утра, поэтому я прямо чувствую, как меня всю колотит.

– Маш, я так с голоду пропаду.

– Извини. Сейчас.

– Подсядь ко мне. Не сожру я тебя.

Пододвигаюсь немного к нему.

– Ближе.

Одним махом мужчина поднимает стул и переставляет его к себе прямо вместе со мной.

– Так нормально. Так что, покормишь меня уже, наконец? Я хочу попробовать твой мармелад обожаемый.

– Какой это?

– Тот, который ты прячешь под столом сейчас.

Поджимаю губы. Ну как он увидел? Насквозь что ли стол этот сканирует? Ужас просто. Нехотя достаю коробку из-под стола. Да, я та еще жадина.

– Мне самой его всегда мало, но ладно. Держи.

Передаю ему кусочек в руку, но он лишь отворачивается.

– Нет, так не пойдет. Я не так хотел попробовать.

– А как?

Непонимающе хлопаю глазками на него. Что он задумал.

Тигр берет у меня этот кусочек мармелада и к моим губам подносит, наполовину кладя в рот.

– Вкусно?

– Ага…Очень.

– Поделишься?

Только кивнуть слабо успеваю, когда мужчина обхватывает мою голову и нежно губами к моим губам прикасается, откусывая свою половинку мармелада, и целуя меня в губы. Так сладко и нежно, что у меня голова сразу же кружиться, а он, видя мое состояние, нахально усмехается, отстраняясь.

– Вот так надо меня кормить. Всегда малыш.

Кажется, я сейчас просто провалюсь от стыда. Да он просто схитрил, чтобы поцеловать меня! Обманул как девочку глупую…которой, по сути, я и являюсь. Это надо ж быть такой наивной? Ужас просто.

Недовольно брови свожу, но не могу не отрицать, что поцелуй этот мне понравился. Очень сильно. Что-то запретное пробудил во мне. Заставил захотеть…большего.

Мужчина поднимается, надевает пиджак, и я понимаю, что снова сегодня весь день проведу одна.

– Чем мне заняться дома? Какое задание будет?

– Ты не горничная тут. Нет тебе заданий. Отдыхай, сил набирайся. Но условие не сжечь дом все еще в силе.

– А можно…мне на учебу пойти?

– Можно. Но определись сначала, на какую именно. Что ты бы хотела учить?

– Я бы хотела…обувь придумывать. Но не знаю, как называется эта профессия.

– Хорошо, я подумаю над этим. Можешь Стелле позвонить, она скучала по тебе. Волновалась очень.

Киваю. Кажется, Я тоже скучала по ней, хоть и бесила она тогда меня до жути, а все-таки много советов мне ценных дала, научила все же хоть чему-то.

Всеволод подходит ко мне и прямо в руку дает телефон. Совсем новый. Что-то я не видела его раньше.

– Держи. Тут ее и мой номер. Можешь звонить, когда хочешь. У Лехи больше не бери телефон, он и так ныл из-за него двое суток.

Осторожно беру этот телефон как особую ценность.

– Спасибо. Я это, не со зла тогда телефон его разбила. Я просто расстроилась, что ты…увезти меня решил.

– Знаю, малыш. Я думал тогда, что правильно делаю.

– А сейчас, сейчас что ты думаешь?

– Я рад, что ты вернулась ко мне добровольно. Очень.

Всеволод нежно в висок меня целует, а я чуть ли глаза не закатываю от теплоты этой и одного только понимания, что он сам хочет касаться меня. А я его. До потери пульса.

Отстраняюсь и смотрю на него снизу вверх. Я не уверена, могу ли, но должна попробовать, хотя знаю, что второго раза такого позора точно не переживу.

– Всеволод…

Не знаю, как спросить, неловко даже как-то. Мужчина с вопросом смотрит на меня, гладя по талии.

– Можно…поцеловать тебя?

Один миг, и я оказываюсь прижата к мужчине вплотную.

– Можно. И можешь больше не спрашивать о таком. Я хочу, чтобы ты целовала меня малыш. Очень.

Не могу сдержать улыбки. Кажется, это именно тот ответ, который я хотела услышать. Встаю на носочки и тянусь к мужчине, нежно целуя его в губы. Он очень высокий по сравнению со мной, поэтому ему приходится нехило наклониться, чтобы я достала до него.

Я целую его осторожно и боязно, едва ли губами прикасаясь, но этого хватает, чтобы в животе моем целая стая бабочек начала порхать.

Это длиться всего лишь пару секунд, после чего тигр ловко перехватывает инициативу, и теперь уже сам целует меня. Напористо и сильно, до дрожи в коленках, но я чуть ли не стону от такого удовольствия. Мне нравится целовать его. Очень.

Эту ночь с Всеволодом мы также проводим в одной постели. Как ни стараюсь держаться до последнего, я засыпаю снова в объятиях мужчины почти сразу после того, как он согревает меня и гладит по волосам.

Мы словно приручаем друг друга, и я рада, что тигр не давит на меня, а терпеливо ждет, пока я переборю всех своих внутренних демонов и разрешу ему делать со мной то, что уже давно должен делать мужчина со своей девушкой.

На следующий день у тигра неожиданно оказывается выходной. Кажется впервые за все то время, что я его знаю, утром он никуда не спешит, а остается рядом со мной.

Мы лежим на диване в гостиной. Мне приспичило посмотреть какой-то фильм, однако это скорее предлог для того, чтобы побыть с ним рядом хотя бы час.

Я лежу у правого плеча Всеволода, и чуть ли не мурчу вслух от удовольствия, когда ощущаю его руку на своем плече. Он нежно касается меня, не позволяя себе ничего лишнего, однако опустив взгляд вниз, я невольно отмечаю большой бугор в его штанах. Мигом каменею вся. Слишком близко. Опасно.

С трудом скидываю его руку, в тот же час с дивана вскакивая и ловля непонимающий взгляд.

– Что случилось?

– Ничего. Мне это…пора уже.

– Испугалась, трусишка.

Слышу хриплый смешок. Да он издевается!

– Нет! Я вообще ничего не боюсь.

– Серьезно? Проверим?

А вот это уже мне не нравится. На шаг назад от тигра отступаю на всякий случай.

– Что проверим?

– Вернись на диван, малыш. Подойди ко мне. Ближе.

Медлю, недоверчиво поглядывая на Всеволода, но все же иду к нему. Напротив на диван сажусь. Мужчина руку мою берет и к шее своей подносит. Туда, куда я смотреть даже боюсь.

– Дотронься до меня сюда.

– Зачем это?

– Ты говорила тогда в больнице, что боишься моего тигра. Погладь его. Может в этот раз он не укусит тебя. Ну же девочка, попробуй его приручить.

– Ничего я не боюсь…

Пытаюсь придать своему лицу совершенно равнодушный вид, но тигр словно на рентгене меня сканирует.

– Боишься. И сейчас своим поведением лишь доказываешь это.

– Ладно!

Руку поднимаю, и тянусь к его тату на шее. Крупный тигр со страшным звериным оскалом, острыми зубами и глазами светящимися. Кажется, сейчас он снова наброситься на меня. Сглатываю, невольно глаза закрываю, но потом все же пересиливаю себя.

Осторожно провожу пальцами по коже татуированной и горячей, по венке на шее его пульсирующей, и это просто завораживает меня в какой-то момент. Картинка тигра сейчас мне кажется такой живой и настоящей, пугающей.

Вздрагиваю, когда мою руку ладонь Всеволода накрывает. Он смотрит прямо на меня глазами своими зелеными.

– Ну что, все еще страшно?

– Да. Немного.

Не вру. Зачем, ведь видит все.

– Он не укусит, не бойся, вот только нет никаких гарантий, что я этого не сделаю вместо него…

Всеволод тут же сгребает меня в охапку, и рыча, впивается в мою шею, отчего я громко вскрикиваю и смеяться начинаю. Нет, мне не больно нисколько, щекотно только и еще как-то…тепло и хорошо. Приятно даже. Однако вскоре имитация укуса мужчины перерастает в поцелуй сильный и сладкий. Запретный.

Тигр обхватывает мою грудь, несильно сжимая небольшое полушарие, лаская сосок большим пальцем поверх футболки. В то же время начинает языком ласкать мою шею, добираясь к уху, и тем самым доводя меня до исступления.

– Девочка моя…Сладкая.

Всеволод целует меня, одновременно с этим каким-то магическим образом пробираясь под мою майку и обхватывая уже голую грудь, от чего у меня дыхание спирает. Кажется, даже дышать от этого перестаю. Деревенею просто от этой близости запредельной и опасной.

– Расслабься, дыши.

Его руки творят что-то безумное с моим телом, отчего трусики просто насквозь мокрыми стают. Ласки становятся все откровеннее, и в какой-то момент мужчина наваливается на меня сверху, под себя быстро подбирая, а у меня словно в мозгу что-то щелкает. Сменяется кадр.

Одна только вспышка, воспоминание той страшной ночи со зверем проносится перед глазами, но этого достаточно, чтобы я истошно заорала и начала отбиваться от него как от огня, истошно колотя мужчину по груди.

– Нет, не надо! Не надо!

Сама не понимаю что со мной, но вдруг реветь чего-то начинаю. Руку ко рту прикладываю, чтобы сдержать всхлипы.

Всеволод тут же останавливается, его за секунду с меня сдувает.

– Все, Маш. Не буду. Прости что напугал. Черт!

Не понимаю себя. Да что со мной такое…Страх. Вот что. Дикий страх этот проклятый не делся никуда. Наверное, он всегда будет жить между нами.

Мужчина материться в голос, хватает пачку сигарет и на улицу выходит, громко хлопнув дверью. Дурочка. Что же я наделала…Я думала, что простила его, но нет. Мои тело все помнит, и оно все еще до жути боится тигра.

Возвращаюсь в свою комнату. Точнее уже в нашу спальню, и жду Всеволода до самого вечера, но он не приходит. Липкое ощущение подкрадывается в груди. А вдруг он жалеет, что вообще мне это условие поставил? Вдруг я не оправдала его ожиданий, и он уже не знает, как отделаться от меня?

Данные мысли окутывают меня липкой лентой, заставляя сердце стучать чаще и не находить себе уже места каждую минуту. Я знаю, Всеволод бы не оставил меня одну на весь день. Сам же говорил, выходной у него, если только…Он не проводит этот выходной с какой-то другой…девушкой.

Выглядываю во двор. Машин мужчины уже не во дворе, и кажется, мои догадки оказываются правдивыми.

Определенно точно я ни разу в жизни так не бесилась как сейчас. От обиды и злости на Арбатова хватаю подушку и колочу ею о кровать до того момента, пока из нее весь пух не вылетает, укутывая меня в белое пушистое облако. Впрочем, не только меня. Вся комната оказывается усыпана этим наполнителем.

Не узнаю себя. От одной только мысли о том, что мужчина прямо сейчас может ласкать ту, которая не шарахается от каждого его движения, в груди что-то печет. Снова реву белугой. Кажется, это и есть ревность. Я ревную кого-то впервые в жизни и так сильно, что дышать не могу.

В какой-то момент не выдерживаю, и сама спускаюсь на первый этаж. Не успокоюсь, пока не увижу Всеволода. Телефон свой даже трогать боюсь. Я знаю, что если услышу на том проводе женский голос, мой сегодняшний подарок ждет та же участь, что и мобилка Лехи.

Раздается какой-то шорох. Это он. Он вернулся.

– Всеволод!

Быстро ступаю по коридору, пока в одну секунду не оказываюсь в кольце цепких рук, с ужасом понимая, что принадлежат они вовсе не Всеволоду.

Глава 32

– Ну привет, оборванка. Давно не виделись.

Сжимаю зубы. Игорь. Мерзкая сволочь. Ну кто его пропустил сюда?

– Пусти! Тебе разве отец не говорил, чтобы ты не приползал сюда, когда его нет?

– Мне не нужно его разрешение. Это и мой дом тоже. А ты, я вижу, стала еще краше. Намного. Нехило так изменилась. Не узнать прямо. Красавица.

Цепкие руки этого ублюдка беспардонно шарят по моему телу, от чего на глаза тут же слезы наворачиваются. Всего секунды мне хватает, чтоб понять – отпрыск тигра сейчас снова обдолбанный. И в этот раз не на шутку.

Его газа опасно блестят. Зрачки расширены. Он обкурился какой-то травы либо таблеток наглотался, хрен разберешь, но взгляд этот безумный мне не сулит ничего хорошего.

Ору со всех сил, когда ладонь ублюдка до боли сжимает мою грудь, выкручивая сосок через футболку.

– Нет! Не надо! Всеволод!

– Детка, его здесь нет. Можешь не стесняться. Давай, надо закончить то, что мы тогда еще начали. Я же сказал, заплачу.

Хоть Игорь и будет примерно моего возраста, он все же парень, и гораздо сильнее меня. Одним махом эта сволочь толкает меня прямо на пол, навалившись сверху.

Он больно придавливает меня к полу, из-за чего мне трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы на помощь позвать. Кажется, в этот раз мне все же не подфартит.

Игорь сверху на меня садиться, одним махом разрывая мою футболку, лифчик сдирает следом за ней. От шока и неожиданности я даже среагировать не успеваю. Лишь руками пытаюсь прикрыться от стыда.

Сил на то, чтобы врезать ему или просто отбиваться нормально у меня нет. Мои жалкие попытки его столкнуть парень лишь насмешкой пренебрежительной встречает. Черт. Кажется, я просто не успела оклематься после недавнего сотрясения полностью, от чего теперь лишь ловлю черные круги перед глазами.

Все лицо мое уже мокрое от слез. Я пугаюсь этого урода, хоть он и будет раза в три меньше Всеволода. Вскрикиваю, когда ублюдок до боли сжимает мою голую грудь руками своими грязными. Мне кажется, это конец. Даже если я выживу, очухаться после такого унижения уже точно не смогу.

– Сученыш!

Голос тигра раздается где-то совсем рядом, и рыдать от этого позора я начинаю еще больше. Прикрываю лицо руками, стараясь хоть как-то закрыться от этого кошмара.

То, как это выглядит, Игорь снова может использовать против меня. И конечно, он использует.

– Отец, я…она сама! Ай…

В один миг я чувствую такое долгожданное облегчение. Всеволод буквально сдирает с меня Игоря, который отлетает куда-то в сторону, головой об шкаф красиво приземляясь.

– Ты охуел?! Сегодня же уедешь в клинику. Понял меня? Пидзец просто.

Быстро с пола поднимаюсь, собирая ошметки своей футболки. Смахиваю слезы, хватаю первый попавшийся плед с дивана и закутываюсь в него дрожащими руками. Меня всю колотит, невольно всхлипываю, хватая ртом воздух.

Кажется, мне пора тоже на выход после случившегося. На Всеволода смотреть не могу. Стыдно. Конечно, он своему сыну родному снова поверит, поэтому я даже оправдываться не буду. Проходили мы уже это. Знаем. Только обидно мне до ужаса.

– Алло, Лех, нет, я дома уже. Вот скажи мне, какого хуя Игоря в дом пустили? Какая охрана? На хрен ее уволить сейчас же! Мне не нужны люди, которые моих приказов ослушиваются. Игоря надо в клинику забрать наркологическую. Да, прямо сейчас. Все!

– Отец…ты что! Из-за этой оборванки? Сбрендил что-ли?

Аж на месте подскакиваю, когда тигр за шею сына хватает, впечатывая одним махом в стену.

– Она не оборванка. Ее Маша зовут. Это женщина моя. А тебя, сынок, уже ждут. Лечиться поедешь.

– Что? Что ты сказал?!

– Что слышал. Я тебя предупреждал, чтоб не смел больше наркотики жрать, ты ослушался. Доступ к баблу для тебя уже пожизненно перекрыт. Я буду только лечение твое спонсировать, и то, если только ты будешь хотеть выздороветь. А теперь свалил отсюда на хрен, пока я пришиб тебя своими руками. Все. Разговор окончен.

Игорь плюется змеиным ядом, но все же сваливает, оставляя меня наедине с тигром. Кажется, я тоже тут лишняя давно, поэтому просто молча разворачиваюсь, уйти намереваясь, но сильная рука останавливает меня.

– Как ты? Игорь успел что-то сделать, скажи, успел? Я урою его!

– Нет. Он не успел! Трогал только меня…

Из рук Всеволода вырваться хочу, но мужчина крепко держит меня, не уйти так просто.

– Я это…вещи свои сейчас же соберу и уеду. Пожалуйста, попроси Леху отвезти меня на вокзал. На ближайший рейс.

– Что? Так стоп. Маша, куда ты собралась, какой еще рейс?!

Мужчина обеими руками меня за плечи обхватывает, а я смотреть не могу на него. Куда угодно, только не на него.

– Ну это, я же не глупая. Я отвергла тебя утром. Ты ушел, а потом…Игорь этот. В общем, я знаю, ты ему поверил. Также как тогда и Лизе. А мне нет. Я понимаю, мне не надо верить. Я же простая оборванка, воровка, патологическая лгунья. Я никто в твоей жизни. Никто.

Не могу сдержать всхлипа. Внутри так болит, словно кислотой там поливают.

– Маш, посмотри на меня.

По щекам слезы предательски катятся, когда мужчина мое лицо поднимает, заставляя смотреть прямо ему в глаза.

– Я верю тебе, слышишь? Верю. Ты все для меня. Давно уже, глупая. Все, что есть у меня. Самое дорогое. И ты не оборванка никакая. Ты девушка моя, любимая притом.

Мне жаль, что я раньше этого не понял, и не верил тебе. И за Игоря мне стыдно, и за ремень тот, которым я наказывал тебя, застрелиться хочется. Я слишком многое задолжал тебе девочка, чтобы теперь так просто отпустить.

– Я не смогла…забыть этого не смогла. И ночь ту тоже. Извини.

Слышу, как Всеволод вздыхает тяжело, медленно меня к себе привлекая, отчего я носом в его рубашку утыкаюсь, вдыхая такой любимый аромат. Чувствую, как мужчина по голове меня начинает гладить, условно успокаивая.

– Знаю я, что ты не забыла ничего. И эта рана навсегда будет с тобой, но я клянусь, что сделаю все, чтобы у тебя больше не было никаких ран. Малыш, мне хреново было утром за то, что ты отвергла меня, но я все понимаю и дам тебе столько времени, сколько тебе понадобиться. Ну все, успокойся уже, не плачь…

– Не могу…Я не могу успокоиться зная, что ты был с другой сегодня. Мне больно. Тут болит!

В грудь себя бью кулаком, не сдерживая слез. Никогда бы не подумала, что буду белугой реветь по мужику. Скажи мне это еще два месяца назад, рассмеялась бы в лицо.

Слышу над ухом смешок хриплый и непонимающе смотрю на мужчину. Он еще и смеяться с меня будет?!

– Да ты ревнуешь меня, девочка, и мне это охренеть как приятно. И нет, я не был ни с какой бабой сегодня кроме тебя. Кажется, сюрпризы тебе трудно будет устраивать, поэтому вот. Держи.

Всеволод подбирает какую-то папку из пола и мне передает.

Вытираю слезы и непонимающе смотрю на него.

– Это что, справка о моем пожизненном заключении?

– Разве что в моих объятиях, девочка. Ну же, посмотри.

Открываю папку, достаю документы. Читаю и не верю. Быть не может. Не может.

– Это же…

– Поздравляю. Учеба уже с осени начнется, поэтому у тебя всего три месяца на подготовку.

– Всеволод…Это же дизайнерский факультет, который я хотела…

Не знаю что сказать. Я же мечтала об этом. Только раз обмолвилась, что хотела бы обувь рисовать.

– Иди ко мне.

Подлетаю к мужчине, обхватывая его руками за спину широкую. Не был он ни с какой бабой. Он за учебу мою думал, а я…

– Спасибо! Это лучший подарок. Но у меня…нет ничего для тебя.

– Ты мой лучший подарок.

Даже пикнуть не успеваю, как мужчина наклоняется и целует меня, продолжая к себе прижимать, завернутую в этот плед. И такое тепло у меня от этого по телу разливается, что словами не передать.

– Всеволод, я…люблю тебя. Очень. И уже давно это со мной.

– Я знаю.

– А ты…хоть немного любишь меня?

– Не спрашивай. Мне кажется, утром ты видела, насколько сильно. Сейчас ничего не изменилось, девочка. Хуже только стало.

Мужчина руку мою берет, и к паху своему прикладывает. Мои щеки заливает краска, как только я ощущаю, насколько сильно у него член эрегирован от одного только поцелуя со мной.

Глава 33

Всеволод относит меня на второй этаж, завернутую прямо в этом пледе. На кровать укладывает, садясь на корточки напротив.

– Ты как?

– Нормально. Спасибо.

Говорю это, а у самой глаза уже от усталости слипаются. Кажется, сегодня было слишком много стрессов. Как котенок тянусь к ладони мужчины, когда Всеволод проводит рукой по моему лицу.

– Тебе надо отдохнуть.

– Нет, я совсем не хочу спать. Я с тобой хочу быть.

– Ложись. Я рядом буду. Посторожу твой сон.

Мужчина нежно целует меня в губы, после чего поднимается и достает мне новую футболку из шкафа.

– Надень это. Не мерзни.

– Спасибо.

Укладываюсь у него на плече и практически сразу же засыпаю, а точнее просто отрубаюсь после всего того, что за сегодня вынесла.

Если раньше мне казалось, что я просто обожаю спать сама в большой кровати, то теперь все меняется. Сейчас я обожаю спать рядом с мужчиной. Со своим мужчиной, вот так просто залезая ему на грудь или умащиваясь на плече как кошка.

Просыпаюсь уже тогда, когда на улице темнеет. Черт, я целых полдня проспала!

Протираю глаза рукой, и тут же дыхание размеренное слышу над ухом. Тигр не ушел никуда. Так и сидит со мной. Сон мой сторожит.

– Проснулась?

– Ага. Спасибо что согревал.

– Ах, так вот почему ты прижималась ко мне. Тепло искала. А я думал, что просто обнять хочешь.

– Обнимать тоже хотела.

Не могу врать. Я нагло обнимала мужчину, положив на его грудь голову, и пальчиками перебирала волосы на его мощном торсе, от чего внизу живота что-то сильно сжималось. Он нравится мне. Очень сильно.

Поднимаюсь и бегу в душ. Почему-то закрываюсь там. Сердце бешено колотиться в груди, не нахожу себе места. Маруся, ну сколько можно еще бегать от него, да и смысл в чем? Я люблю его. Давно уже и так сильно, что простить его готова на все. Искренне и по-настоящему.

За все это время, кроме поцелуев и того бесстыдства вчерашнего с моим оргазмом, тигр даже пальцем меня не тронул, и мы оба знаем, почему.

Он не хочет пугать меня снова, а я…сама не знаю, чего боюсь. Его все еще, наверное. Хоть и понимаю я, что не может это длиться бесконечно. Я ведь тоже хочу его. И уже так сильно, что приходится трусики менять после его жарких и долгих поцелуев.

Делаю судорожный вдох. Кажется, я готова. Ну, или мне хочется так думать. Черт. Если еще десять минут назад я была в этом супер уверена, что сейчас от моей уверенности не остается ни капли.

Принимаю душ два раза. Почему-то до последнего тяну время. Я знаю, мужчина прямо за дверью и ждет меня, вот только все решиться никак не могу.

Вытершись полотенцем, набрасываю одежду, и как только волосы влажные обматываю полотенцем, понимаю, что в ванной я уже не одна!

– Всеволод! Как ты…Попал сюда? Я же закрывалась.

– У меня есть ключи от всех замков, малыш. Ты не утонула тут?

– Нет…

Сверлю взглядом пол. Неловко как-то. Мужчина жадно разглядывает меня. Дико прямо смотрит. Как хищник настоящий. На мне ночнушка белоснежная и трусики лишь тонкие полупрозрачные. Наряд такой откровенный, что мне стыдно на себя даже в зеркало было смотреть, но почему-то хочется надеяться, что тигру понравится.

– Не стоило тебе так одеваться сегодня.

– Не нравиться, да?

– Наоборот. Сожрать тебя хочется в этом наряде сладком.

Не знаю, куда взгляд день. Вот же проклятье.

– Иди ко мне.

Одним рывком мужчина меня на руки подхватывает, вынося из ванной, и прямо на кровать укладывает. Целует жадно, но потом отстраняется, видя мои зрачки, которые, наверное, уже по пять копеек стали. Мне все еще боязно. Ничего не могу поделать с собой.

Тигр недовольно сжимает зубы, я вижу, как сильно его желваки ходят, а я…чувствую, что если сейчас не решусь, не решусь уже никогда.

Как только мужчина за дверью ванной скрывается, свет приглушаю, зажигаю несколько маленьких свечей, которые со своей комнаты приволакиваю. Я знаю, это банально, но почему-то мне хочется именно этого. Той романтики, которой у нас не было в тот, наш единственный раз. Сейчас я хочу изменить это. Исправить.

Через пару минут Всеволод из душа выходит, и застает меня, стоящую среди комнаты в окружении красивых горящих оранжевых огоньков. Переминаюсь с ноги на ногу. Черт, ну и где моя спесь, где та дерзкая девчонка? Нет. Только не перед этим мужчиной. Рядом с ним я чувствую что-то гораздо большее.

Растерянно по сторонам оглядываюсь, теребя край ночнушки. Мельком взгляд на любимого бросаю, на бронзовой коже которого тоже сверкают блики от свечей. Красивый он. Суровый и большой. Мой.

Еще шаг, и Всеволод оказывается вплотную ко мне. Я слишком поздно понимаю, что он голый. Совсем! Его полотенце, в котором он выходил, бессовестно на пол брошено, а это значит, что сейчас он ко мне голый совершенно прижимается, и от этого просто дух захватывает.

– Малыш, ты точно уверена?

– Нет, но хочу попробовать.

Не узнаю свой голос. Едва ли говорить могу от волнения.

– Ты можешь остановить меня в любой момент. Помни об этом. Иди ко мне.

Одним движением Всеволод притягивает меня рукой к себе за талию, мягко прикасаясь губами к моим губам. Целует нежно и ласково, так сладко и маняще, что я чувствую жар внизу живота, который начинает разгораться все больше.

Отвечаю на поцелуй. Хочу, чтобы он касался меня везде. Чувствую его руки горячие на своих плечах. Он обхватывает тонкие бретели моей ночнушки, и уже через секунду та белым облаком на пол опускается.

Теперь я в одних лишь трусиках прозрачных перед тигром. Совершенно беззащитная и ранимая.

От эмоций у меня кружится голова и кажется, даже пальцы на руках начинают неметь.

– Ой, что ты делаешь?

Замираю, когда мужчина опускается предо мной на колени. В его глазах горит огонь дикий и необузданный. Он взрослый и опытный, а я…не знаю что делать. Одним движением он стягивает с меня трусики. Зубами. Они уже насквозь промокшие от моего возбуждения, отчего мне становится стыдно.

– Я хочу тебя, малыш. Хочу тебя всю сегодня. Любить. Только это.

Закусываю губу, когда мужчина начинает ласкать меня, целуя в самые запретные местечки так развязно и по-взрослому, что меня тут же заливает краска. В какой-то момент он касается клитора и делает с ним что-то невообразимое, от чего внизу моего живота уже просто начинает разгораться пожар.

– Иди ко мне.

Всеволод подхватывает меня под попу, и на кровать укладывает, но на этом моя сладкая пытка не заканчивается. Мужчина словно специально меня раскаляет, и кажется, что еще немного, и я просто взорвусь.

В какой-то момент он прекращает ласкать мой клитор, и я просто не могу удержаться. Сразу же хныкать недовольно начинаю.

– Всеволод…

– Потерпи девочка. Не так быстро.

Даже пикнуть не успеваю в ответ, когда мужчина накрывает мои губы поцелуем, лаская огромными руками грудь и живот. Я словно пластилин в его руках. Позволяю ему делать со мной все и даже больше.

Закусываю губу, когда Всеволод ложиться сверху на меня и разводит мои ноги коленом. Если до этого мне казалось, что я переборола свой страх, сейчас я уже в этом вот вообще не уверена.

Увидев большой эрегированный член мужчины, невольно вспоминаю наш первый раз, и ту боль, которую он мне принес, когда зверя своего выпустил.

Тут же сжимаюсь вся в тугой комок, деревенею просто. В голове мелькают неприятные картинки, кровь, слезы и жуткая, пронизывающая всю меня боль. Я боюсь, что в этот раз все может повториться, но поцелуй тигра возвращает меня в настоящий момент.

– Не бойся, малыш. Я буду очень осторожен. Обещаю. Веришь мне?

– Да. Верю. Ты больше не обидишь меня.

Тигр ладонь мою сжимает в своей руке огромной, накрывая меня поцелуем. Я закрываю глаза и чувствую, как толстая головка его члена толкается в мое лоно, проталкиваясь внутрь все глубже. И хоть я уже не девственница, именно этот секс я считаю своим настоящим первым разом. Своей близостью с мужчиной, которую мы оба хотим до безумия.

Внутри все как струна натягивается. Я чувствую, как мои мышцы растягиваются от его напора. Ерзать начинаю, впиваясь ногтями в плечи мужчины. Жжет.

– Ах…

– Больно?

– Да, он большой. Не поместиться в меня!

Хриплый голос сразу же успокаивает меня, но боль никуда не проходит.

– С этим мы справимся. Потерпи, малыш, ты быстро привыкнешь, и потом сама просить его будешь. Снова и снова. Все хорошо, любимая. Почувствуй меня. Я буду осторожен. Разведи ножки шире. Не зажимайся, прими меня.

Он шепчет это нежно, целуя меня в шею, от чего я потихоньку расслабляюсь и завожусь снова. От его поцелуев и ласк между ног снова становится жутко влажно. Я доверяю тигру и хочу его безумно.

Всеволод начинает делать медленные толчки, до предела просто натягивая мои мышцы. Я от этого лишь сильнее впиваюсь в его плечи. Хоть я и мокрая вся внизу, его член слишком большой, и мне точно надо привыкнуть.

Я вижу, как сильно мужчина сдерживается, опираясь на руки, чтоб не раздавить меня. Капли пота стекают по его вискам, он боится снова причинить мне боль, и я благодарна за то, что он делает это осторожно. Он не обидит меня.

Тянусь к Всеволоду, и целую его в губы, принимая все его желание, чувствуя невероятную наполненность. Сначала он входит в меня медленно, словно пробуя на вкус, но постепенно его толчки начинают становиться сильнее.

Когда тигр входит в меня полностью, я крепко обнимаю его за плечи, впиваясь в его кожу ногтями, и оставляя красные отметины. Я все также ожидаю повторения той жуткой боли, которую испытала в ту злосчастную ночь, но ее просто нет. Вместо этого я чувствую лишь желание и возбуждение. А еще мне приятно. Даже очень.

Всеволод прикусывает мою мочку уха, начиная ускорять темп, и от этого я уже больше не могу сдержаться. Я бесстыдно начинаю стонать в голос. От удовольствия неземного, граничащего с болью сладкой. Все это так остро и запредельно, но я уже не хочу, чтобы он останавливался. Сегодня хочу быть вся его. До последней клетки.

Мужчина берет меня ласково и нежно, но я вижу, что он все еще сильно сдерживается. Ради меня. Чтоб не напугать, чтоб я тигра больше не испугалась, но кажется, я больше не боюсь его так сильно. Наоборот, я хочу приласкать тигра. И, кажется, даже поиграть с ним.

Осторожно провожу рукой по тату на его шее, давая понять, что готова на большее.

Всеволод понимает меня, и перестает сдерживаться. Он начинает делать быстрые и сильные толчки, от которых я громко стону в голос от удовольствия. Это слишком остро и запретно, по-животному, невероятно, но я просто в восторге от его силы.

В какой-то момент боль полностью отпускает, и на место нее приходит что-то запретное, совершенно дикое и необузданное, но такое…желанное.

– Ах! Всеволод!

Впиваюсь ногтями ему в плечи в широкие, чувствуя, что мне очень приятно. Этот жар распаляется все больше, и в какой-то момент я уже не могу сдержаться. Острый, просто крышесносный оргазм просто накрывает меня волной удовольствия, и я пойму позже, что он будет далеко не последним сегодня.

– Умница моя.

Мужчина накрывает мои губы поцелуем и грудь мою сжимает, начиная сосок теребить, то чего я тут же снова завожусь, и между ног опять становится горячо и мокро.

– Сладкая. Ненасытная тигрица.

Тигр врезается в меня, наполняя до предела, больше не сдерживаясь, и от этого я получаю такой заряд энергии, от которого тут же испытываю второй оргазм. Уже спустя пару секунд мужчина издает хриплый рык и кончает тоже.

Теперь я все его. Полностью и добровольно принадлежу этому мужчине, в которого кажется, влюбилась с первого взгляда, тогда еще, когда тряслась у стены, пойманная на воровстве.

Мы смотрим друг на друга и понимаем, что справились. Мы снесли, наконец, эту стену километровую, которую сами же выстроили друг от друга, которую я думала, уже никогда не смогу сдвинуть с места. Но мы смогли преодолеть это, чтобы получить шанс быть вместе.

– Я люблю тебя, девочка.

Улыбаюсь, и щекой прижимаюсь к тигру своему. Как же долго я ждала этих слов.

– Я люблю тебя, любимый.

Я больше не смотрю все время на входную дверь, пытаясь высечь лучший момент для побега. Нет. Я хочу быть с ним здесь. Засыпать и просыпаться с Всеволодом вместе каждый день, просто рядом с ним быть.

Пройдя этот огромный тяжкий путь я ни о чем не жалею, ведь наконец нашла то, чего мне так сильно не хватало – дом, тепло и мужчину, который любит меня также сильно, как и я его люблю.

Конец

Екатерина Ромеро

2022