Один месяц один бесплатное чтение
1 марта.
Посмотрел фильм о том, как вор забрался в огромный пентхаус в отсутствии хозяев, апартаменты полные современного искусства, а система «умного дома» заблокировала выход. Минимум еды, воды и необычные пространства видеоинсталляций. Минимализм в репликах, игра света в окнах небоскрёба, чёрно-белые окна-аквариумы камер слежения. Нет спасения для человека. Нет смысла в картинах. Робинзон Крузо выживает на голодном враждебном острове роскоши стоящим среди моря дождя и гор пищи, до которых не достать сквозь бронь двери и окон. Прекрасная аллегория на необитаемый остров. Вор частично теряет рассудок после ряда неудачных попыток выбраться, ход времени и атмосфера необычного жилища толкают его самого на создание скульптур из сломанной мебели и картин сажей на стене. Беда рассудка, одиночество художника. Не будет спасения даже если принести себя в жертву. Когда нужна вода и хлеб нет нужды в автопортретах Шиле. Когда ты способен повторить автопортрет Шиле, тебя не устроит просто хлеб и вода. Фильм наслоился на свежие воспоминания о «Прекрасных днях» и «Квадрате», таких же образчиках современного одиночества среди толпы людей. Разного взгляда на потребность в искусстве, на его природу, на саму ткань творчества. Как написано на стене одного музея – не подменяй искусство историей искусства. Чувствуй. Пользуйся. А не повторяй чужие оценки. Оно вокруг, ты – творец или потребитель, критик, слепой, но оно вокруг. Разглядеть в бликах уходящей зимы, потрогать в треснувшем полене, расписаться по-новому на заявлении, декламировать придуманный диалог с псом. Я делаю искусство. В моём собственном сериале жизни тоже немного людей. Заметил, они не путаются под ногами. Может от того, что я вор, попавший в их преумный мир и застрявший здесь, внутри. Кино лучше смотреть одному и снимать одному. Особенно, если это фильм о тебе самом.
3 марта.
Из всех сверхспособностей, пожив в мире людей и насмотревшись на их сказки, я бы хотел только две. Совсем не из набора из тех, что предлагает массовая культура. Все эти марвелы и эльфы, чужая скучная сказка. Невидимость, обращение всего в золото, читать мысли – глупая чепуха. Я хочу другое. Первую суперспособность – вызывать страх. Трепет, ужас, базовая вещь в человечности, основа общения и выживания на земле, среди случайно скомканных в общество тел. Я не хотел бы чтобы меня боялись, как злого или страшного монстра, рогатого или колючего, урода. Я бы хотел, чтобы люди вокруг просто панически рефлекторно боялись, мочились от страха, чтобы у них дыхание перехватывало, чтобы они бежали от меня, не оборачиваясь и запоминали этот страх на всю жизнь. Просыпались среди ночи, вспоминая встречу со мной. Посещали психолога и пили таблетки всю оставшуюся бренность бытия. Чтобы никто испытавший эту эмоцию однажды и не думал повторить её, избегал бы меня, проверял бы моё расписание чтобы не встретить, предостерегал других. Чтобы детям своим завещали обходить меня. Вот тогда я бы мог легче выбирать маршруты прогулок, не вступать в ненужные диалоги, дешёвые соседские разборки, жалкие рабочие споры, жить легко. Сверхспособность была бы отключаемой. Скажем, как с тем животом, что втягиваешь, когда нужно, напрягаешь пресс. Я бы не сеял лютый ужас просто так на всех подряд, денно и нощно. Полагаю, я бы «напрягал пресс» очень редко, для решения конкретных ситуаций в стаде людей. Включал бы иногда навык по своему желанию в некоторых ситуациях. Для защиты и нападения, для освобождения места под солнцем и создания тишины. Для того чтобы к моему псу не подходили уродливые дети «просто погладить». Чтобы мы очищали перед собой путь в весеннем лесу заранее. Санировали территорию суперсилой. Не часто. Этого бы мне хватило. Оказаться одному в тихом красивом месте. Вторая суперспособность – спать мало и высыпаться. Например, уметь спать всего полчаса, а вставать как после девяти часов глубокого полноценного отдыха. Я бы спал пару раз в сутки, ночью и после обеда, по половинке такого волшебного часа, а всё остальное время тратил бы на продуктивное дело. Работал, учился, помогал близким, занимался спортом, научился готовить рыбу или мастерить мебель. Могло бы дойти до волонтёрства и творчества. Время – это ценная валюта. Больше времени внутри своей жизни. Я бы успел всё о чём только мечтаю и что остаётся за бортом будней полных усталого объяснения самому себе, что я не успел то-то и то-то. Управление чужим страхом и лишнее время. Мне нужно так немного. Освободить для себя место и провести в этом месте моё большое полновесное время.
4 марта.
Из всего может получиться процесс. К примеру камин. Каминная топка на даче, если быть аккуратным со словами. Короче, такая чугунная неподъёмная коробка на ножках, у которой сверху выходит труба, а спереди открывающаяся дверца со стеклом. Стекло огнеупорное и позволяет видеть красоту огня. Непередаваемую словами красоту огня. Магию окисления мертвечины дерева. Вот эта чугуниевая алтарь-подобная банка и есть центр внимания в каждом доме. Своего рода закрытый камин для простолюдинов. Всякий волен позволить себе лицезреть красоту пламени в такой банке. Вот и я тоже. Моя чуть позамороченнее, сноб как-никак, с претензией как-никак. Тут и ретро стиль, и ножки повыше, цвет, регуляторы и всякая прочая удорожающая банку снедь. И от того она мне мила ещё больше. Как всякое существо обезьяньей породы я могу бесконечно смотреть на то как работает огонь, вода и другое обезьянье тело. Сегодня у меня огонь. Сегодня процесс. Ради экстренной сушки дров я расставляю их полукругом призывников напротив фасада камина. Им не хватило видите ли времени в дровнице на улице и затем под лестницей чтобы отдать воду, очистить свои кишки и потовые поры, облегчиться. Дрова всё ещё сыроваты и тяжелы. Тёмные пятна на спилах, не сходящая береста, много знаков не готовых к топке буратин. И вот, призванные, после просмотра ужаса геенны огненной через стекло, идут в внутрь огня. На место избранных, стоять и сушиться вплотную, тут же, процесс не остановим, залезают в кованую дроводержательницу новые, этапом из-под лестницы. На место тех, подлестничных, ковыляют беспомощные на моих руках, претенденты, с уличной высокой дровницы. На место последних закидываются просто какие-то случайные торчащие из сугроба. Одно движение у печки дёрнуло всю цепь. Движение дров в природе. Земля – дровница – подлестничное тёплое место – декоративное лежбище – парад перед огнём – пламя. Такой порядок. Такой процесс. Процессы кажутся случайными, пока не начинаешь их разделять на маленькие шаги. Крохотные понятные движения делают сложный процесс элементарным. И тогда открывается, что ты держатель каждого процесса от прорастания семени до пламени печи.
7 марта.
Пёс подозрительно бодро тянул поводок вперёд по коридору глубокой тропинки, вытоптанной в каменном мартовском снегу. Мы только что вошли в лес за посёлком и одна псовая сила, тяга, торопливость, могли означать зайца или белку. Я не отпустил пса и шёл позади, старательно не падая на скользком пути, со своими старыми сапогами и высоко размещённым центром тяжести. Заяц – страшный зверь. Собака ломанётся через все кусты и поваленные деревья, и долго потом не придёт, не будет слушаться зова. Зайца не догнать. Он разрушает собачью дисциплину. Может спровоцировать забег на дорогу с машинами или в соседнюю деревню с дикими, не знавшими ласки, сторожевыми собаками о цепях и ранах от хозяев. Для моего высококультурного пса такие приключения не закончатся хорошо. Зайца лучше встретить в более глухом месте, не на границе деревни. А ещё лучше просто его следы. Дури из пса выйдет столько же, а рисков меньше. Один заяц способен весь лес покрыть следами. Белка проще. Поругается с высоты. Поцокает. Поскачет. Белку не достать. Белку мы видим чаще, чем зайца. Думаю, что в этот раз это не она. Слишком уж сильный интерес показывает натянутый поводок. Идём далее. Тут и я замечаю что-то пушистое пробежавшее от ствола к стволу. Гигантская белка? Кот! Это самый обычный толстый домашний кот, ярко-рыжий с уплощённой мордой. Вышел в лес, турист. Старательно лезет от нас на дерево. Собакен стоит по стойке смирно опираясь на ствол и лает. Лай-вой хриплый и басовитый. Он запускает каскад лая в деревне за прудом. Неведомый для деревенских заводила провоцирует ансамбль самодеятельности за каждым забором. Мой пёс не слышит их, всё внимание к коту на дереве. Кот молчит. Его доля – держаться за ветки и греться в своей шкурке. Сегодня необычно холодно для начала весны. Минус тринадцать. Я даю псу немного повыделываться, показать, что он великий охотник и после отвожу от ствола на глубокую тропинку и мы продолжаем углубляться в хвою. Кот на высоте третьего этажа кажется видел всё это не раз. Он остаётся. Не слезает. Где-то твой хозяин, полный жира и крови, озадаченно зовёт: «кыс-кыс». Снег в лесу оседает, утрамбовывается, спрессован в наст выдерживающий мои килограммы. Сплошным ворсом везде иголки. Они выглянули из-под снега бесконечной армией спичек, что придаёт тому серый оттенок. Также родились и торчат на поверхности снега ранее невидимые шишки, какашки и мелкие ветки. Словно только вчера все деревья одновременно скинули веточки, кору и семена. Снег уходит вниз, оголяя свою начинку, осадок зимы. Самое твёрдое на нём – это тропинка. Мраморной прочности. Собака отпущена и мне остаётся только подзывать иногда, ради повторения какой-нибудь команды и дарения вкусняшек. Мелко нарезанные кубики сухого говяжьего лёгкого. Ничего лучше в мире не придумали для тренировки собак. Отлучившийся пёс даёт мне пару минут рассмотреть заброшенный пионерский лагерь. Настолько старый, что сквозь котельную проросло высокое дерево. Стоит с девяностых, полагаю. Тридцать пять лет экранизации «Сталкера». Можно снимать продолжение, тридцать пятую серию. Обрушенные корпуса, дикий сад, упавший забор. Людей смыло потопом времени. Но контуры всех зданий и дорожек угадываются. Какой-то завод-миллионер строил своим деткам на века. Из домиков вынесено всё. Нет даже обломков дверей, рам или стекла. Ни одного висящего провода, ни одной целой доски, розетки, выключателя. Что-то лежит под снегом, но сегодня не проступает ничего. Очень давно заброшенный объект. Скоро растает вода, проснутся местные жители – клещи. А пока нет никого. Кот и тот не дошёл, задержался на дереве. Я слушаю как возбуждённо перекликаются птицы. Одни только ищут пару, большинство строят гнёзда. Опускающийся снег выставляет им свои сокровища. Шерсть собак, которых расчёсывали на прогулках, утеплитель, заброшенный сюда ветром, варежки. Птицам не нравится моё присутствие, ещё меньше собачье. Горячая пора, миссия жизни, размножение. А тут мы, с тренировками и дневником природы. Оставляю на нехоженном насте след протекторов, отпечаток своих грубых выносливых сапог. Рядом совсем мало вмятых в старый белый ковёр следов пса. Совсем нет следов других людей, этих странных, никогда не выгуливающих своих собак людей. Начинаю бросать псу шишки, за которыми он скачет как будто щенок. И так, шишками, указываю направление в более безопасную часть леса. Безопасную, для меня это значит, без людей. Нет страшнее на свете никого, чем человек.