В другой жизни бесплатное чтение

Когда ты вернешься,

Все будет иначе, и нам бы узнать друг друга,

Когда ты вернешься,

А я не жена и даже не подруга.

Когда ты вернешься,

Ко мне, так безумно тебя любившей в прошлом,

Когда ты вернешься –

Увидишь, что жребий давно и не нами брошен.

Зоя Ященко «Белая гвардия»

Пролог

– Мы можем обойтись без него? – спросила старая цыганка, с трудом поднимаясь с кресла, где сидела до этого, кутаясь в пестрый вязаный плед. Она неторопливо направилась к столу, прихрамывая и упираясь одной рукой в поясницу. У женщины было худое и очень смуглое лицо, испещренное мелкими морщинками, и не потускневшие от возраста жгуче-черные глаза. Сухая темная кожа обтягивала высокий лоб, выступающие скулы и нос с горбинкой, и тем не менее можно было представить, что когда-то очень давно, в молодости, она была яркой красавицей.

– Сиди, я подам, – подскочил с дивана напротив высокий седовласый мужчина, державшийся очень прямо и моложаво, но цыганка остановила его жестом, добрела до стола и вытянула сигарету из лежавшей там пачки. Она оперлась на край стола, сжала фильтр безгубым ртом и затянулась, не поднося зажигалку, однако кончик сигареты почернел, обуглился и вдруг забликовал оранжевыми огоньками. Небольшую комнату наполнил едкий запах табачного дыма.

– Мне уже лучше, – хрипло сказала цыганка старику, когда тот вернулся на место, продолжая встревоженно глядеть на нее. – С каждым днем все лучше и лучше. Ты успел. Здоровье я верну. А вот кто мне возвратит молодость?..

Она шумно выдохнула дым и снова глубоко затянулась.

– Так что, насколько он нам нужен? – повторила она, закашлявшись, и снова прижала ладонь к пояснице.

– Нужен, Вадома, и не он один, оба они нужны, ты же понимаешь…

Старая цыганка молча докурила сигарету, глядя пустым взглядом в никуда, расплющила ее в пепельнице и, шаркая, вернулась в кресло. Она села на плед и замешкалась. Неловко пытаясь вытащить его из-под себя, с каменным лицом, она боролась с немощью и слабостью, и седовласый подошел, обхватил и приподнял тщедушную фигурку старушки одной рукой, вытащил плед и бережно укрыл ее ноги.

– Понимаю, – глухо произнесла она, медленно кивая и горько поджав губы. – Но я не знаю, как их вернуть. Придумать не получается, соображаю плохо. Скорее, ты догадаешься, сам знаешь, у меня был очень длительный отпуск.

– Если бы только была возможность, – прошипел вдруг старик, – я бы с огромным удовольствием оставил ее барахтаться там навсегда, после того, что она сделала.

Цыганка уставилась на него своими черными глазами, и он поежился под пронзительным взглядом.

– Может быть, мы чего-то не знаем, – пробормотала она. – Хочу еще покурить.

Седовласый подал ей пачку сигарет и положил на колени пепельницу. Снова прикурив без огня, Вадома надолго задумалась.

Глава 1. И с чистого листа…

Нина

Я заперла за Ленкой дверь и какое-то время стояла, прислонившись к ней лбом. Сил не было совершенно, устала до чертиков: после бесконечного постельного режима – не удивительно. Поэтому я вежливо выпроводила подругу, пообещав набраться сил и сразу встретиться. А то она собиралась у меня остаться, чтобы поболтать за распиванием чая. Рассказать хотя бы малую толику того, что я должна была знать, если бы не выпала на столько лет из жизни. Сколько всего? Четыре года в бессознательном состоянии и еще, наверное, пара-тройка лет, о которых я ничего не помню.

Наверное, я теперь очень несовременная. Сейчас жизнь летит, все меняется буквально на глазах. Я словно из прошлого переместилась. Пусть даже на небольшой промежуток, но мне уже страшно. Все фильмы о путешествиях во времени – полная чушь. Не могут люди так быстро адаптироваться ни к прошлому, ни тем более к будущему. А то вылез из машины времени, нацепил новую футболку с современным логотипом и вроде как уже вписался в новый мир. Те, кто пишет или снимает эту ерунду, должны консультироваться с такими, как я.

А мне, похоже, тоже предстоят какие-то консультации. Физически я полностью здорова, чем, кажется, сильно удивляю врачей, но насчет моего психического состояния они очень волнуются, поэтому придется посещать психотерапевта. Вот никак не ожидала, что мне такое выпадет. Я даже не особо верю в то, что эта говорильня может помочь. Но с памятью действительно есть проблемы, поэтому похожу, посмотрю, что из этого выйдет. С провалами в памяти жить очень неуютно.

Я прошла в кухню и обессиленно опустилась за стол. Зря я не позволила подруге остаться ненадолго, она бы хоть чаю налила, мне даже пошевелиться трудно. Хорошо, есть не хочется. Хотя Ленка говорила, что какая-то еда в холодильнике имеется, достаточно разогреть. Вот спасибо.

В кухне было чистенько: за моей квартирой следили, а может быть, прибрались перед моим возвращением. Даже окна помыли: сквозь чистейшее стекло в комнату вливались лучи мягкого майского солнышка. Цветы только, наверное, все сдохли, и их выбросили. Странно, что вместе с горшками. На подоконнике осталась только стойкая и жизнелюбивая сансевьера, которую я, кажется, и раньше частым поливом особо не баловала. Может быть, еще что-то живое найду в комнатах. Когда доберусь туда.

Я встала, откупорила бутылку с питьевой водой и вылила половину в горшок с цветком. Вода мгновенно просочилась в сухую землю, наполнила поддон и стала переливаться через край на подоконник. Вот черт. Потом вытру.

Собравшись с силами, я отправилась осматривать квартиру. Неужели я не видела ее почти шесть лет? Точнее, не видела четыре года, но что тут происходило в последние два, я тоже не знаю. Я заглянула в ванную. Надо же, даже и не скажешь, что тут никто не жил. Все на месте: мыльно-рыльное, как Ленка говорит. Надо только воду включить: подруга предупредила, что ее перекрыли. Я отвернула вентили, проверила, льется ли вода. Все было в порядке.

Взгляд упал на отражение в зеркале, и я с досадой поморщилась. Когда только очнулась и увидела себя впервые, то поразилась, насколько я бледная, осунувшаяся и какие у меня запавшие глаза с темными кругами вокруг. Но больше всего меня впечатлила новая прическа. Видно, медсестры, что за мной ухаживали, не захотели возиться с моими лохмами, которые так трудно было расчесывать, и обкорнали их как можно короче. Буквально под мальчика. У меня тогда не было сил даже на то, чтобы расстроиться и переживать по этому поводу.

Сейчас я еще раз внимательно рассмотрела свой новый облик. Черты лица уже не были такими заострившимися, и круги под глазами исчезли, хотя лицо все равно было худое. А вот стрижка мне теперь вроде даже нравилась. По крайней мере, она меня точно не портила, надо только чуть подровнять. А может быть, я такую и носила в последнее время? Даже не удосужилась спросить об этом у Ленки. Обязательно поинтересуюсь. Помню-то себя я с волнистым каре выше плеч, но кто меня знает? Может, я давно уже сменила стиль по собственному желанию, а не по прихоти персонала по уходу.

Справа в волосах было что-то светлое, и я, с изумлением приблизив лицо к зеркалу, разглядела над ухом небольшую область седых волос. Растерянно потрогав короткие серебряные пряди пальцем, я вышла из ванной. Вот этого я точно не помню. Может, моя кома и эта седина как-то связаны? Мне же так и не сказали, почему это со мной случилось. Как, собственно, не знали они и о причинах моего пробуждения. Вот так просто заснул человек на четыре года, а потом проснулся неожиданно. В хорошей физической форме, без каких-либо повреждений. Ну, разве только силенок мало. Но это дело наживное. Зато, как мне кажется, я ни капельки не повзрослела. Никаких возрастных изменений на лице не заметно. Сколько ж мне сейчас, неужели тридцать два? Как я смогу к этому привыкнуть?

С тем, что около четырех лет навсегда вычеркнуто из моей жизни, придется смириться. Но вдруг получится вспомнить хотя бы два года до комы? Ведь за это время со мной столько всего случилось! Меня не очень долго продержали в больнице после пробуждения, но за эти дни ко мне несколько раз успела наведаться подруга. Ее-то я помнила хорошо, мы очень давно дружим. Даже когда-то, еще в институтские годы, оформили друг друга попечителями на случай непредвиденных обстоятельств. Правда, это было все шутки ради, Ленка еще, дурачась, хотела завещание написать, но я ее отговорила. Хотя идея с попечительством была моя. Надо же, как в воду глядела. Она-то до сих пор общалась с родителями, для нее это действительно было просто игрой. А я съехала от мамы рано, в студенческие годы, а еще через несколько лет ее не стало. Наверное, это просто была такая ранняя предусмотрительность. Не предсказатель же я.

Оказывается, у меня, кроме Ленки, еще были две подруги! Их я совсем не помнила, значит, подружились мы не так давно, в те самые два стершихся из памяти года. Зовут их Марина и Лада, и если с Ленкой мы ровесницы, то эти постарше. Они тоже один раз заезжали проведать меня, но их лица совершенно мне незнакомы. Но Лена говорит, что они очень хорошие девушки и мы с ними были близки. Во время моей комы они стали часто общаться, даже тоже сблизились на этой почве. А мне с ними придется сдруживаться заново.

Я осмотрела большую комнату, где обычно спала, заглянула в платяной шкаф. Шесть лет. Наверное, вся моя одежда вышла из моды. Хотя меня никогда особо мода не заботила. Но все-таки надо будет посмотреть, что сейчас носят. Мало ли, вдруг что-то кардинально изменилось. И тут я такая, гостья из прошлого. Ленка перед уходом вручила мне новый недорогой смартфон, на время, пока я не обзаведусь заново удобными гаджетами. Городской телефон она отключила. Вообще, она неплохо справлялась с ролью попечителя. Написала какие-то заявления о моей недееспособности, чтобы минимизировать расходы, за квартирой следила и даже навещала меня в больнице, хотя я об этом и не знала. Целых четыре года. Вот это подруга! Я никогда для нее не делала столь же важного и ценного. А она уверяет, что я ничего ей не должна и что она просто счастлива моему возвращению.

Я вошла во вторую комнату и остановилась на пороге. Вот здесь что-то было не так. Мне кажется, раньше она выглядела по-другому. Вроде бы мебель так же стоит, и обои те же, и занавески не меняли, а все-таки комната словно чужая.

Здесь царил идеальный порядок, будто кто-то очень старательно прибрался. Стеллаж, собранный из отдельных полок, весь был заставлен книгами. Я подошла поближе и стала их изучать. Многие из них я читала, хорошие истории. И классика, и советская фантастика, и даже сказки, наверное, еще с детства сохранились. Я помню эти книги, но не помню, чтобы они стояли здесь. Впрочем, я могла переставить их опять все в те же два загадочно исчезнувших года. На небольшом столе – вазочка с икебаной. Ни складочки на диванном покрывале. Смущал меня чрезмерный порядок и почти педантичная четкость в расстановке вещей в этой комнате. В кухне, зале и ванной тоже было чисто, но не очень аккуратно разложено. Где-то чуть криво висела картина, бугрилось полотенце, ковер был неровно сдвинут. А тут казалось, будто это не комната, а макет.

Я вдруг поймала себя на том, что, изучая квартиру, которую не видела шесть лет, я и забыла об упадке сил. Сейчас я словно не ощущала его. Кажется, мне стало лучше. А быстро же я восстанавливаюсь!

Покинув чужую, чересчур вылизанную комнату, я вернулась в кухню. С грустью подумала, что кроме сансевьеры в доме не осталось ни единого цветка. Хоть бы горшки сохранили, что ли.

Откуда-то прибывали силы – появился и аппетит. Что там мне оставила Ленка?

Особым разнообразием запасы не блистали, подруга готовила довольно просто. Хотя, помнится, когда-то она старалась для бывшего, когда думала, что этим сможет его перевоспитать. Очень смешно. Только вот совсем не смешно, что теперь мне придется подумать еще об одном любопытном факте, который сообщила Ленка и в который мне даже сложно поверить. Я нарочно отгоняла от себя все эти мысли, я не готова была об этом думать, но какой смысл оттягивать?

Она поведала, что в то время, о котором я не помню, у меня были отношения. Вместе мы не жили, просто встречались, но и эта информация вызвала у меня недоумение. Я смирилась с тем, что забыла кусок своей жизни. Но Ленка в больнице показала его фотографии со своего мобильного, и мне было трудно представить, что у нас с этим человеком могло что-то быть. Нет, он вовсе не был несимпатичным, напротив, выглядел очень даже привлекательно, но был совершенно не в моем вкусе.

Раньше я предпочитала темноволосых мужчин с серыми или голубыми глазами, это я помнила хорошо. А здесь с экрана Ленкиного телефона на меня смотрел абсолютный натуральный блондин, и первое слово, которое пришло мне на ум, когда я его увидела, было почему-то «мерзавчик». Я, разумеется, оставила свои ассоциации при себе. Сейчас я снова рассматривала его лицо уже на своем телефоне: Лена скинула мне фотографии в надежде хоть как-то разбудить воспоминания. Несомненно, он был очень интересным. На вид лет тридцать пять. Высокий лоб, слегка раскосые серо-голубые глаза, такие проникновенные, такие честные, что начинаешь сомневаться в искренности этого взгляда. Нос, возможно, чуть широковат, хотя его не портит, и слишком тонкие губы, которые он словно поджимает капризно, отчего выражение лица, несмотря на открытый взгляд, кажется ехидным и хитрым. Я все же невольно залюбовалась его внешностью, представляя себя рядом с ним. Неужели мы правда встречались?

По словам Ленки, пока я была без сознания, он иногда навещал меня в больнице и очень ждал, что я все-таки очнусь. Теперь же буквально рвался проведать меня, но я слезно просила подругу, чтобы нам не устраивали встречу. Я была совершенно не готова увидеть незнакомого мне мужчину, с которым у нас якобы были близкие отношения, смотреть на него, не узнавая, чужим взглядом, да еще предстать в таком неприглядном больничном виде. Все-таки он, кажется, приходил, когда меня выписывали, и стоял на улице, наблюдая издалека. Мне сразу в глаза бросились его белокурые волосы и стройная фигура, облаченная во что-то очень элегантное и пижонское. Я поспешно отвела взгляд, и мы с Ленкой уселись в такси. По всей видимости, мне все же придется с ним встретиться. Очень надеюсь, что он не будет меня торопить. Я готова узнавать его заново, но только без давления. Удивительно, что он не забыл меня спустя столько лет. Как вообще люди ведут себя в таких ситуациях? Все-таки сеансы психотерапии мне понадобятся. Посмотрю, узнаю, что это такое. Даже любопытно.

Глава 2. Тайный сговор

– Ну, как там наша подруга? – спросила Марина, когда Ленка уселась к ним с Ладой за стол в «Шоколаднице». – Как себя чувствует? Ничего не вспомнила?

Ленка с досадой пожала плечами.

– Она меня выпроводила, – буркнула она, подтягивая к себе брошюрку с меню, – хотя сама еле ходит. Я думала, может, покормлю ее. Но нет, сказала, хочет побыть одна.

– Она долго была одна, – задумчиво произнесла Лада. – Привыкла.

– Ну, не знаю, – возразила Лена. – После стольких лет одиночества, если она, конечно, себя там осознавала, наоборот, должно к людям тянуть. Только если она даже два предыдущих года не помнит, то время, проведенное в коме, и подавно.

– Скорее всего, – согласилась Лада. К ним подошла официантка и приняла Ленкин заказ.

– Я даже не знаю, как она на комнату отреагировала, – вновь заговорила Лена встревоженно. – Я же дальше порога не прошла. Вдруг она заметит, что комната изменилась.

– Если у нее потеря памяти начинается примерно с момента знакомства с Мариной, то и комнату она помнит в том виде.

– Так я сама уже плохо помню, что у нее там было шесть лет назад, – протянула Ленка. – Но вроде мы похоже сделали. Ладно, что теперь гадать. Я только все думаю, может, не стоило ее обманывать?

Марина грустно покачала головой.

– Я, Лен, точно ни в чем не уверена. Но мне кажется, что раз она не помнит, как все это началось, то и к лучшему. Больно уж занесло ее тогда, совсем не в ту степь.

– Хуже, чем меня тогда со Славкой? – уставилась на нее Ленка.

– Даже не сравнивай, это другое совсем. – Лада уныло ковыряла вилкой почти нетронутый «Цезарь» в прозрачной тарелке. – А если она, совершенно забыв об этом периоде своей жизни, вдруг увидела бы все магические предметы, которыми была заставлена ее комната? Может, ей бы только хуже стало? Даже врачи не могут объяснить ее кому и внезапный выход.

– Ну, возможно, все-таки это вы ее вытащили? Вам же помогали.

– Нет, это не мы, у нас не получилось, – с уверенностью ответила Лада. – Мы как слепые котята тыкались, я вообще не знаю эту область магии. И ребята тут тоже ни при чем, они сразу сказали, что тут бессильны. Хорошо, хоть спрятать ее помогли.

– Ребята еще эти, – пробормотала Марина.

– Марин, ну ты же знаешь, что никого не получилось больше найти, – недовольно сказала Лада. – Мы остались с тобой вдвоем. И это был отличный вариант, мы бы сами Нину не спрятали. Прекрати ругать уже себя за прежние ошибки и просчеты. Ты не машина, а просто человек. Ну, не просто, – поправилась она.

Внезапный выход Нины из комы был неожиданностью как для врачей, которые, похоже, уже давно махнули рукой на пациентку без сознания, так и для подруг, продолжавших надеяться. В последнее время Лада с Мариной очень старались найти хоть какой-то способ вернуть Нину и разорвать связь, которая удерживает ее за пределами тела, но беда в том, что они даже не представляли, каким образом эта связь была создана. Круга их давно не существовало: Варя рассталась с силой, Вика погибла, а Гуля вскоре после того, как они с Мариной нашли в особняке два тела в бессознательном состоянии, начала встречаться с мужчиной и почти сразу же забеременела. Объяснять что-либо подругам о нарушении своей родовой повинности она не стала и сразу пресекла все разговоры и расспросы. Вполне ожидаемо, что она отдалилась от них, так как заниматься своими обратными предсказаниями больше не собиралась, да и вообще не хотела больше ничего общего иметь с потусторонними силами.

Смутно надеясь, что удастся как-то заинтересовать Ксению и вернуть ей силы из кулона, Марина еще до приезда скорой сняла его с Нины, не чувствуя никаких угрызений совести. Эта вещь Нине не принадлежала, и нужно было вернуть ее законной обладательнице или хотя бы снова спрятать. Ксюша, правда, даже слышать не захотела о возвращении сил, к тому же она потихоньку шла на поправку. Марина не стала рассказывать ей о путешествиях амулета и просто пока оставила у себя: дом Лады сгорел, тайного хранилища больше не было.

– Девчонки, – снова с сомнением в голосе начала Ленка. – А если она все-таки вспомнит? Вспомнит все, что с ней было, и поймет, что мы ей соврали! Мы же даже комнату ее переделали! Она же никогда не простит!

– Ох, Лен, – вздохнула Марина, горестно глядя на подругу Нины. – Если она вспомнит, то будет уже не важно, врали мы ей или нет, делали перестановку или нет. Но ты не волнуйся, тебя мы выгородим.

– Интересно, как? – вскинулась Ленка.

– Скажем, что и тебя обманули, – бросила Лада, отодвигая наконец от себя подсохший салат, и в сердцах добавила: – Вот что ж такое?! Как только дело связано с Ниной, даже если все хорошо, то все равно плохо. Очнулся человек, вышел из четырехлетней комы! Радоваться надо, что он снова с нами, что не угас. А вместо радости – только тревога и нервотрепка.

Марина хотела что-то возразить, но Лада не дала вставить слово.

– Вот ты сетуешь, Мар, что мы эту парочку привлекли, хотя у нас и вариантов-то не было, а я считаю, что Нину вообще надо было оставить там, куда она так целенаправленно сама свинтила.

– Ну, вы ж сами говорите, что вы тут ни при чем, – встряла Ленка, тоже напрочь забывшая про свой холодный кофе, который давно уже принесла ей официантка.

– Не важно! – Лада заводилась все больше и больше, не обращая внимания на возмущенный взгляд Ленки и – тоскливый – Марины. – Надо было просто не выпускать ее оттуда! Нет же, все искали способы, как ей, бедной, помочь.

– Лад, спор беспредметный, – ледяным тоном наконец заговорила ее подруга и соратница. – Давно было ясно, что у нас ничего не выйдет, но что-то ее вытолкнуло. И сейчас прекрасный шанс дать ей возможность начать с чистого листа. Почему мы вообще говорим об этом?

– Потому что я ее боюсь, Марин! – сдалась Лада. – Я не знаю, чего от нее ожидать. Не понимаю, с чем мы имеем дело. Не смогу противостоять ей, если она затеет недоброе. И я никогда не прощу ей то, что она сделала с нашим Домом.

Ведьмы и Ленка какое-то время сидели молча, погруженные каждая в свои невеселые мысли. Ленка, еще недавно искренне радовавшаяся возвращению подруги, сейчас сидела совершенно расстроенная, ведь она не знала, что творилось с подругой в дни, предшествующие коме. Ведьмы, будучи не уверены в возвращении Нины в сознание, до поры до времени ничего ее подруге не рассказывали.

– М-да, – процедила Лада. – Нина вернулась. Заметно?

– Вот поэтому, – обратилась Марина к Лене, – мы и решили ее обмануть. С огромной надеждой, что она никогда не вспомнит, что случилось за последние два года.

* * *

Лена ехала домой, перебирая в голове неприятные фразы из последнего разговора. Она так искренне радовалась, что очнулась ее лучшая подруга, которую она не переставала ждать. Она даже думала, что сдружилась с Мариной и Ладой, потому что те пытались помочь и вытащить Нину из комы. А оказалось, что и кома-то эта не обычная, а связанная все с той же деятельностью, что и полузабытый инцидент со Славкой. И Нина ввязалась во что-то неправильное, и теперь придется лгать ей в лицо, потому что иначе может произойти нечто плохое.

А самое главное, Лене придется подыгрывать дурацкому фарсу, связанному с этой парочкой, которую они с ведьмами за глаза в шутку прозвали Кис-Кис из-за сочетания букв в именах обоих. Это были брат с сестрой, Максим и Оксана, которых нашли ведьмы, пытаясь самостоятельно выудить Нину из беспробудного сна. Родственнички тоже практиковали магию, и Лада с Мариной относились к ним уважительно, но настороженно. Слабо во всем разбиравшаяся Ленка и то поняла, что их новые знакомые умеют нечто, неподвластное подругам-ведьмам.

Отношение Ленки к происходящему менялось чуть ли не каждый день. Она то вспоминала свою дурость с приворотом и ее последствия, отчего ее просто воротило от любого упоминания о магическом вмешательстве. Затем она думала, скольким людям помогла Нина с помощью своего дара. Доводы Марины с Ладой были вполне убедительными: если Нина так и не вспомнит о своих способностях и действиях, всем будет только лучше. Они не рассказывали Лене всех подробностей, отчего ей было и радостно, потому что не хотелось забивать голову, и грустно, оттого что ее томило неудовлетворенное любопытство, а еще – страх перед неизведанным.

Но она со всем готова была согласиться, только очень уж не нравилось ей условие, которое поставил Максим, точнее, Макс, как называла его сестра. Вытащить Нинку ни у кого не получилось, но когда она очнулась сама, Лада с Мариной, спохватившись, срочно стали прятать ее от чьих-то магических поисков. Снова чувствуя себя человеком второго сорта, которому не доверяют важную информацию, Лена тем не менее терпеливо ждала результатов. Лада объявила, что держит защиту из последних сил, но ее кто-то постоянно пытается сломать и разыскать Нину. Словно где-то далеко поняли, что Нина очнулась, и хотели определить ее местонахождение. Кис-Кис знали, как помочь, только Макс вдруг запросил странную плату за свои услуги.

– Я все сделаю, для меня это не сложно, – самодовольно объявил он Ладе с Мариной и, увидев их лица, на которых расползалось облегчение, добавил: – Но у меня есть условие. Мы все-таки не такие друзья-друзья, чтобы я совершенно безвозмездно тратил свои силы.

– Чего же ты хочешь? – немного удивленно спросила Марина, которой вначале показалось, что ребята искренне хотят помочь, и теперь она никак не могла скрыть разочарование. Сколько же еще впереди этих разочарований? Только подумаешь, что уже ничто не сможет тебя пронять, как появляется нечто еще более удручающее.

– Вы представите меня Нине как ее любимого, – заявил вдруг Макс, и Марина с Ладой буквально потеряли дар речи. Вот это да!..

– Максим, – аккуратно начала Марина. Они все собрались в тот раз у Нины дома, чтобы привести в порядок квартиру. Заодно ведьмы планировали изменить кое-что в маленькой комнате. Сейчас все сидели на кухне, и только Макс, рисуясь перед женщинами, прохаживался из угла в угол. – Я даже боюсь представить, что ты задумал. Зачем тебе именно такой способ? Можно же просто познакомиться. Для нее сейчас не важно, незнакомы вы или она просто тебя забыла. Неужели ты надеешься, что ваше якобы давнее знакомство что-то изменит?

– Разумеется, – уверенно ответил Макс, прислоняясь плечом к дверному косяку и принимая одну из отрепетированных эффектных поз. – Вот вас же она, например, не помнит, но вы сказали ей, что подружки, она в это поверила и ищет в вас хорошее, чтобы принять.

– Мы и есть подружки, – сказала Марина.

– Ага, конечно, – ехидно улыбнувшись, произнес Максим, глядя при этом на Марину самым дружелюбным взглядом, который можно представить, с едва заметным прищуром.

– Но зачем тебе это? – до конца не веря в происходящее, спросила Лада. – Зачем тебе напрашиваться в бойфренды к девушке, которая только что очнулась на больничной койке. Какой интерес, какое удовольствие?

– Ну а что, она красивая, – небрежно бросил Максим и скучающе уставился в окно, и все поняли, что дело не в этом, только никто не нашелся, что возразить. А Марина вдруг снова вспомнила мужчину, рядом с которым нашла Нину.

Несомненно, они были очень близки. Она обнаружила в квартире этого человека много Нининых вещей. Похоже, они жили вместе. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он нашел ее. Это тот самый колдун, о котором предупреждал через Варвару выходец из иного мира. И Нина в двух словах объяснила его цели в прощальном письме. Марина с Ладой выгребли все вещи Нины, что смогли найти, и предусмотрительно вернули их в квартиру бывшей подруги. А когда Нина вышла из комы, оставалось только прибраться и разложить вещи, забрав при этом все, что было связано с магией. В кармане Нинкиных джинсов, которые Марина нашла в особняке, она обнаружила кнотен.

Долго и задумчиво перебирая в руках узелки, Марина рассматривала простые узкие дощечки, покрытые лаком, вспоминая первую Нинкину работу: в той были сосновые планочки в виде двух рыб, и она помнила, какое значение вложила начинающая ведьма в каждый символ своего помощника. Во второй раз Нина подошла к делу проще, не отвлекаясь на оформление. Кнотен Марина в квартире Нины оставлять, конечно, не стала, забрала с собой. Интересно, а где тот, первый, который она выкрала из Дома?

Зато, когда они наводили порядок после ее пробуждения, Марина вдруг нашла на полке в шкафу скомканную синюю мужскую футболку. Похоже, она лежала там с тех самых пор, как Нина переехала. Марина, застыв с футболкой в руках, долго стояла в оцепенении, оживляя в памяти события, которые та напомнила. Она как наяву увидела бездонные синие глаза мужчины, которого не стало благодаря им. После этого все покатилось по наклонной. Все остальные вещи Антона Нина куда-то подевала, а вот футболку так и хранила на полке. Марина сунула ее в сумку. Эту футболку Нина точно не должна найти, мало ли какие воспоминания потянутся следом. Лучше ее, конечно, уничтожить.

Может, и к лучшему, что Нина будет считать своим возлюбленным Максима. Это ее еще сильнее запутает и отвлечет. Вначале Марина противилась и долго спорила с Ладой, которая убеждала ее, что иначе Кис-Кис помогать не станут. Но не приняв их помощь, пусть и с корыстью, они сразу бы оставили бывшую подругу в открытом доступе для тех, кто так старательно разыскивал ее. Скрепя сердце, Марина согласилась на странную сделку.

Оксана была довольно спокойной и молчаливой и во всем соглашалась с братом – вспыльчивым, нетерпимым и явно привыкшим верховодить. Максим был очень хорош собой и прекрасно об этом знал. Оксана же не обладала яркой внешностью и напоминала его блеклую тень, словно к тому моменту, когда ее зачали, всю возможную красоту и гармонию мать уже отдала старшему брату и для сестры ничего не осталось. «Терпеть таких мужиков не могу!» – каждый раз думала Марина при виде Макса. Красота его была холодной и как будто отталкивающей. Марина тут же вспомнила Варю. Хорошо, что она сейчас не с ними. Эта и за ним бы потянулась. «А вообще, везет же Нинке на красивых мужиков! – подумалось ведьме. – Вот с этим ей даже знакомиться не пришлось, сам нарисовался. Вопрос только, зачем?»

Она вдруг снова подумала о человеке, которого нашли лежавшим неподвижно рядом с Ниной в тот трагический день. Не то чтобы красивый, но лицо интересное, благородный профиль, и фигура… Марина постаралась поскорее отогнать воспоминания о двух застывших обнаженных телах в засохших лепестках роз. Сколько раз еще в мыслях она будет возвращаться к тому моменту, сколько раз этот страшный миг будет представать во снах? Марина с тех пор часто видела кошмары о потайной спальне в особняке, только не хотела никому рассказывать.

Глава 3. Поиски и потери в тонких мирах

– Я ее потеряла…

Голос Вадомы был растерянным и испуганным. Она прерывисто дышала, то и дело прикладывая пальцы к вискам и закрывая глаза. Черные брови трогательно поднялись у переносицы, и между ними пролегли две тоненькие складки. Затряслись губы. Ее качнуло, и она сделала шаг в сторону, чтобы сохранить равновесие. Михаил, сидя в кресле, подался всем корпусом вперед, готовый в любую секунду подскочить и подхватить жену.

Он все еще никак не мог привыкнуть и тревожился за нее, хотя после возвращения силы и ритуала слияния с каждым днем она все крепла и словно молодела. Выпрямилась спина, и хромота исчезла. Разгладилось лицо, заблестели глаза, и стал звонче голос. К ней начали возвращаться отблески былой красоты. Все изменения происходили постепенно и очень медленно, и поэтому ни она, ни Михаил долго не замечали их. Только когда она не так давно буквально вспорхнула утром с постели и первым делом посмотрелась в зеркало, вместо того чтобы долго растирать больные ноги, с глаз мужа словно упала пелена, и он уставился на свою помолодевшую жену, будто не узнавая ее. Как же он не замечал, что она так похорошела? Что походка ее стала более легкой, осанка – стройной, и Вадома перестала жаловаться на боли в спине.

В то утро они сели рядышком на кухне и стали смотреть фото прошлых лет. Совсем редкие снимки, которые муж с трудом уговаривал сделать, потому что Вадома, старея, разлюбила фотографироваться. С фотографий четырехлетней давности смотрела на них мрачная старуха с худым изможденным лицом и тоской в глазах. Снимок был сделан прямо перед слиянием, когда она уже вернула свою силу. Их новый друг и благодетель Эрик наконец добыл старинный медальон, в котором очень много лет назад белые ведьмы заточили ее магию, обманом заставив согласиться на ритуал. Вадома со слезами на глазах вспоминала тот день, когда увидела свой талисман из потемневшего серебра. Ей страшно было прикоснуться к нему, она давно похоронила свои надежды вернуть силы и долгие годы пыталась прогнать от себя Михаила, чтобы шел по жизни своей дорогой. Муж остался рядом, и вместе они дождались этого дня. Но Вадома боялась, она привыкла жить так, как живет, ожидая близкого конца, и вдруг в одночасье все могло повернуться вспять.

Вадома знала, что достаточно только коснуться медальона и вся сила сразу потечет к ней. Не нужно никаких ритуалов. Это только чтобы отнять у нее самое ценное, требовался целый процесс, а для того, чтобы вернуть свое, нужно одно касание. Но как же страшно было дотронуться! Привычная тихая жизнь рядом с близким и верным Михаилом, тихое угасание, забытье. И вместо этого – словно прыжок в неизвестность.

Михаил аккуратно держал за цепочку ее талисман, избегая прикосновения к самому медальону: его способности забирать чужую магию сразу бы заработали, опустошив источник. Но это была сила Вадомы, она должна была вернуться к ней. Он никогда не терял надежды, что этот день настанет, хотя не знал, чем ей помочь. Он знал, что ее отец перевернул бы землю, чтобы помочь дочери, но тот скончался, не успев найти место, где ведьмы спрятали заветный клад. Цыган-священник несколько раз уже настигал их, но каждый раз они меняли тайник, и он так и не дошел до своей цели. Знал бы он, как иронично сыграет судьба, сделав последним пристанищем медальона Дом ведьм, расположенный так близко от церкви, где когда-то он служил.

Вадоме хотелось остановить все это, уйти, укрыться где-нибудь с головой теплым колючим пледом, но она не могла так поступить со своим мужем. Человеком, который оставался рядом все эти годы, отпустив надежду о слиянии магических сил до бесконечности. Теперь же был шанс исполнить эту забытую мечту. Старуха зачерпнула воздух вместе с медальоном сухонькой сморщенной рукой и зажала источник своей магии в кулаке что было сил. Ладонь словно пронзил электрический разряд, перед глазами женщины все поплыло, и Михаил едва успел подхватить ее и медленно опустить на пол, чтобы она не ударилась. А тем временем медальон вернул все богатство, спрятанное в нем, истинной хозяйке силы.

* * *

Когда случилась эта внезапная одновременная кома, цыганка с мужем почти не удивились. Все ждали окончания ритуала слияния Эрика и Нины, который затянулся, и то, что процесс идет не по плану, в противоречии с четкими шагами ритуала, вызывало у соратников большую тревогу. Как видно, не зря. Жаль, ни у кого не было последних страниц в ритуальной книге, возможно, они помогли бы понять, что случилось на самом деле.

Но возлюбленные не погибли, и Вадома, еще не объединив силы с мужем, но уже получив свою, попыталась узнать, что же произошло. Они оба еще были живы, значит, можно было попытаться найти их за пределами тел. Вопрос только, в каком из слоев? И куда вообще получится у нее дотянуться?

В ближних слоях, среди привычной для людей обстановки, хоть и затуманенной слегка астральным зрением, их не оказалось. Выйдя из тела впервые за много-много лет бездействия, Вадома почти сразу потерялась, хотя сам выход дался ей на удивление легко. Но она не знала, что ей следует делать дальше. В то время Эрик и Нина еще находились в одной больнице, куда их отвезли после вызова. Они были очень близко друг к другу, и Вадома решила, что это облегчит поиски. Мужчину уже перевели в одиночную палату по распоряжению попечителя, и старой цыганке с мужем удалось остаться наедине с коматозником. Она расположилась на жесткой и неудобной танкетке, подложив под голову вязаную кофту, и очень долго пыталась сосредоточиться и уловить вибрации. Михаил вышел за дверь и караулил вход, чтобы никто не тревожил жену во время выхода. Наконец у нее получилось отделиться, и она, поднявшись к потолку, оглядела комнату. Эрик лежал с каменным лицом, опутанный проводами и трубками, и ничто не указывало на то, что его астральное тело где-то поблизости.

Бестелесная Вадома в растерянности кружила по больничной палате, пытаясь найти связь, но у нее не получалось нащупать нить, которая могла соединять материальное тело Эрика с астральным. Она прошла сквозь несколько комнат до общей палаты реанимации, где к аппарату была подключена Нина, лежавшая с таким же бесстрастным и бледным лицом. Тут тоже не чувствовалось никакой связи. Может, дело в том, что Вадома утеряла свои многие способности за время, пока ее медальон перепрятывали с места на место? Когда-то она с легкостью находила нужных ей людей или сущностей через астральный мир, этот дар достался ей в наследство от отца. Можно ли его вернуть?

Цыганку резко потянуло назад, и она вернулась. Поднялась с кровати, потирая затекшую от неудобной позы шею: это ее и вытащило. Пора было соединять их с Михаилом силы и после этого снова искать. Если понять, почему это случилось с Эриком и Ниной, возможно, получится их спасти.

Их ритуал соединения прошел там же, где и у Эрика. Он сразу пообещал, что отвезет их в дом на озере, правда, теперь добираться пришлось самим. Все было сделано по той самой книге, Михаил и Вадома прошли все те же шаги, что и Эрик с Ниной до них, с одной лишь разницей, что слова «эго эт вос коммуникантес васа» они произнесли практически в унисон и ритуал сразу соединил магические силы в одну, бесконечную, буквально вдохнув в изможденную, исстрадавшуюся Вадому новую жизнь.

В ту ночь над одним из озер в Карелии неожиданно прогремела ранняя апрельская гроза, разразившаяся впоследствии сильным ливнем, смывшим остатки тающего снега с берегов. Разноцветные молнии крест-накрест пересекали синий купол неба над озером, били в лес и в воду, разрывали пространство на части. Старик со старухой стояли в вихре коричневых осенних листьев, спавших всю зиму под снегом и взметнувшихся под властью никому не ведомой стихии, которая кружила листву вокруг пары, державшейся за руки, подставляющей лица ветру и дождю. По озерной воде разбегались сверкающие змейки отражавшихся молний, озеро волновалось, как море во время шторма, страдальчески шумел лес. Ритуал завершился правильно, по всем канонам, как и должно быть. Вадома и Михаил получили доступ к силе друг друга, обменялись ею навечно и образовали собой сообщающийся сосуд, наполненный магией.

Вскоре старая цыганка продолжила свои попытки отыскать Эрика или Нину в астральном мире. Правда, Эрика незадолго до этого они перевезли в особняк, со всей медицинской аппаратурой и работавшими посменно сиделками. С радостью забрали бы и его суженую, только рядом с ней постоянно маячили ее подруги, и Вадома быстро поняла, что девицы эти не из обычных людей. Впрочем, ничего страшного в том, чтобы оставить Нину в больнице под присмотром врачей и подруг, она пока не видела. В конце концов, она знает, где находится девушка, и это главное.

– Давай перевезем его в Карелию. Там само место вернет его к жизни, ты же понимаешь, что он с ним связан, – убеждал Михаил. Но цыганка боялась расстояния между Эриком и Ниной. Надо было понять, что с ними происходит, прежде чем решаться на какие-то изменения.

В один из выходов ей повезло. Они с мужем находились в особняке. Эрик беспробудным сном спал на кровати за книжным шкафом, сиделку на время отослали: все медсестры, что ухаживали за Эриком, были надежными и молчаливыми, но не только в силу профессиональной этики, а и с помощью гипнотических чар, которые наложил на каждую Михаил. Вадома, как обычно, улеглась на диван в кабинете, муж сел в ногах, наблюдая за ее состоянием. Очутившись рядом с Эриком, Вадома наконец увидела едва заметную астральную нить. Двигаясь по ней, как по нити Ариадны, она все сильнее удалялась и от Эрика, и от собственного тела. Перемещаясь по воздуху, чувствуя легкое сопротивление стен на пути, она следовала за своим путеводителем, не понимая его направления. У нити словно и не было этого направления, либо оно указывало куда-то вне привычной нам пространственной системы координат, уходя по совершенно незнакомой оси. Поэтому в какой-то момент все те предметы, мимо которых проходила Вадома в астральной проекции, просто куда-то делись, и она очутилась в темноте, держась за свой ориентир. Нить была невидима и неосязаема, но цыганка чувствовала ее и легко скользила полупрозрачной рукой вдоль. Темнота Вадому окружала странная: она была кромешной в привычном для человека понимании, но внутри нее было очень хорошо видно. Просто вещи, принадлежащие тонкому миру и предстающие перед взором Вадомы, являлись настолько незнакомыми и чужеродными, что проще было списать их на обман зрения или восприятия, чем понять, что же тебя окружает.

А прямо перед Вадомой находилось нечто необычайное и прекрасное, не поддающееся описанию словами и состоящее из одной энергии, бушующей и переливающейся. В этот сверкающий разноцветный клубок света вела астральная нить Эрика. Близко к сгустку энергии нить становилась видимой и слегка светилась. С другой стороны в энергетическое скопление уходила еще одна такая же нить.

Цыганка приближалась, завороженно глядя на беснующиеся электрические разряды внутри светящегося клубка, и вдруг остановилась, потому что ей стало почти больно. От этого сияющего сгустка исходила такая энергия, что буквально обжигала, и боль эта была почти телесной. Энергия пульсировала, периодически захватывая то больше, то меньше пространства, и Вадома подумала, что новичок в астральных путешествиях, попавший нечаянно в такое поле, может уже не вернуться в тело, как погибнет и неумелая юная сущность, поглощенная, сожженная этой энергией, как бабочка, подлетевшая слишком близко к огню. До этого момента она еще не встречала подобного зрелища. Но раньше никто и не совершал ритуал слияния, находясь в астральной проекции.

Вадома почему-то сразу все поняла. Увидев бушующую энергию и две астральные нити, сходящиеся в одной точке, она догадалась, что это значило. Именно так и завершился тот затянувшийся ритуал. Сейчас здесь сосредоточилось неимоверное количество магии, и это было страшно и опасно для тех, кто находился рядом. Ей не суждено поговорить с ними, но она хотя бы их нашла. Теперь надо было придумать, как их разделить, но только сейчас, при взгляде на беснующуюся энергию, это казалось невозможным. Вадома вдруг почувствовала почти физическую боль и поняла, что находится уже недопустимо близко к слившимся астральным телам Эрика и Нины. Видение, то переливающееся как северное сияние, то полыхающее как пожар, завораживало и приманивало, как змея своим гипнотическим взглядом, и жертва добровольно приближалась к месту заклания. Ужаснувшись происходящему и своим ассоциациям, ведьма попыталась вырваться из магнетической силы живой энергии. Ее астральное тело горело, но вдруг она почувствовала, как нечто с силой потянуло ее назад, все дальше и дальше от этого прекрасного и страшного места.

* * *

Очнувшись, Вадома долго не могла успокоиться и отойти от увиденного. Здесь, в обычном мире, слитые астральные проекции Нины и Эрика вспоминались ей несколько иначе, чем по ту сторону, и сейчас она могла вызвать перед внутренним взором только нечто сверкающее, похожее на северное сияние. В тех слоях, где она их нашла, были цвета непривычного человеку спектра, их невозможно было различить человеческим глазом и описать, хотя в тот момент цыганка понимала, что она видит и из чего состоят эти оттенки. Одни из них были прекраснее всего, что она встречала в своей жизни, другие вызывали ужас и почти физическую боль, они колебались, смешивались, растворялись друг в друге, перетекали из одного в другой, манили и затягивали внутрь переливающегося клубка. Сейчас же женщине удавалось представить только общую пестроту красок энергетического сгустка, и то эти цвета были слишком бедны по сравнению с реальными.

То, что разделить пару слившихся астральных тел у нее не получится, Вадома поняла почти сразу. Они с Михаилом недавно получили общую силу и пока только делали первые шаги, учились управлять ею. Но то, что пылало там, в астральном мире, было намного сильнее. В момент полного соединения Нине и Эрику не мешали телесные оболочки, поэтому связь была крепче, чем у кого-либо из ранее совершавших этот ритуал, и разрушить ее было невозможно.

– Что ты там увидела? – Михаил с ужасом глядел на ее искаженное лицо. Вадома тяжело дышала, медленно приходя в себя. – Ты нашла их?

– Нашла…

Это слово далось ей с трудом, в горле пересохло. Вадома замолчала, подбирая фразы, которыми она должна поведать мужу, что натворила суженая Эрика с собой, с ним и со всеми остальными.

– Она предала его, Миша. Она выдернула его из тела и соединилась в тонком мире. Эту связь невозможно разорвать. Я боюсь, они останутся там.

На ее глаза навернулись слезы, и Михаил трясущейся рукой осторожно стер их, прижимая старушку-жену к себе.

– Я не верю, что нет выхода, – пробормотал он. – Мы что-нибудь придумаем.

Вадома горько качала головой и не отвечала.

– Как она могла о таком узнать, как только додумалась это сотворить? – продолжал старик. – Как же он ошибся в ней!

– Мне кажется, она не знала, – ответила цыганка. – Она не могла знать, ты прав. Она просто рискнула, и у нее получилось. И ведь они сейчас там вместе. Ах, если бы ты видел то, что видела я!.. Наверное, именно так выглядит любовь.

– Да что ты такое говоришь?! – возмутился Михаил. Он не мог принять и понять поступка Нины, и то, что Вадома словно оправдывала ее, испугало его. – Я знаю, что нужно делать. Мы можем отключить Нину, убить ее! Она перестанет его там держать, и он вернется к нам.

– Нет, – твердо ответила ему жена. – Нельзя. Мы не знаем, поможет ли это. А если он вернется, он нам не простит. Их соединила судьба, они связали свои жизни. Я уверена, что она не желала ему зла. Она просто была не готова.

На какое-то время между супругами прополз холодок. В тот раз Михаил, убедившись, что жене уже лучше, встал с дивана и ушел в кухню. Молча налил Вадоме прохладной воды, молча принес ей стакан и снова исчез за потайной дверью. Женщина долго сидела, погрузившись в свои мысли и пытаясь придумать хоть какой-то выход из положения. Пока все было тщетно. Им с Михаилом нужно было обуздать свою общую силу, научиться управлять ею и понимать, где заканчиваются ее границы. Сделав свою магию бесконечной, они стали во много раз сильнее большинства других ведьм и колдунов, однако понимали, что у волшебства есть пределы. Да, они могут намного больше, чем все остальные, и им не нужны ведьминские круги, в которые те сбиваются, чтобы колдовать. Каждый из таких магов, прошедший обряд слияния, сосредотачивает в себе силу пяти стихий, и больше не нужны заклинания или ритуалы и прочая ведьминская мишура. Но никто не способен перенести с места на место горы одной силой мысли, или взлететь как птица, или превратиться в иное существо. Не бывает такого волшебства, как в сказках. Есть просто очень сильно развитые способности, которые иногда могут воздействовать на некоторые законы физики, вносить некие погрешности, временно искажая их действие. А еще есть тонкие миры, множество их слоев, где совершенно иные правила, и есть определенные люди, способные туда попадать. Но двери в эти миры не односторонние, и если туда кто-то может войти, то кто-то может оттуда и выйти.

Потянулись дни, затем месяцы. Долгое время ничего не происходило, ничего не менялось. Эрик спал в своем особняке, его суженая, которую Михаил считал безумной, осталась в больнице. Вадома с мужем не потеряли надежды на невозможное и все пытались найти способ вернуть их обоих. Эрик был им очень нужен. На самый крайний случай Вадома согласилась, что можно будет пожертвовать Ниной, хотя от мысли об этом, к ее собственному удивлению, сердце обливалось кровью.

Вадома молодела, крепла и набиралась сил, Михаил не отставал. Спустя несколько лет они перестали походить на семидесятилетних стариков. Сейчас им можно было дать немногим более пятидесяти, но моложе теперь они не становились. Они достигли желаемого. Даже Вадома не хотела больше молодеть, ей нравилось смуглое красивое и умное лицо с частой сеточкой легких морщин и горящими молодыми глазами, которое она видела теперь в зеркале.

Все это время супруги методично и тщательно искали нужные им места, продолжая дело, начатое Эриком. Они записывали все данные – Вадома в тетрадь, красивым круглым почерком, а Михаил в ноутбук, заодно систематизируя информацию. Мест с огромной негативной энергией, подобных проклятой церкви или заброшенному дому, который показала Эрику Нина, было не так много, но постепенно их «коллекция» пополнялась. Они изучали информацию в интернете и в старых газетных подшивках, хранящихся в библиотеках. Общались с разными людьми, выводя их на разговоры и собирая полезные сведения. Где-то какая-то легенда, чья-то вроде бы вымышленная история – все это стекалось к ним. Затем они ехали и проверяли, насколько много вымысла в той истории и нет ли в ней хотя бы ниточки правды.

Вадома изредка наведывалась к Нине, чтобы убедиться, что ничего не изменилось, но это скорее уже стало формальностью. Она научилась чувствовать ее, поддерживать незримую связь. Точнее, это была не связь, а невидимая нить, ведущая к ней, что-то вроде постоянного контроля. Вадома всегда чувствовала два астральных тела, которые застряли по ту сторону, слившись практически воедино. У нее давно уже вошло в привычку проверять, прощупывать наличие этой нити, мысленно дергая за нее астральные тела, как собачку на поводке. Поэтому она сразу поняла, что Нины там больше нет, как опытный рыбак, потянув натренированной рукой удочку, по едва заметному изменению веса чувствует, что наживка слетела с крючка. Исчезло натяжение нити, на том конце никого уже не было.

* * *

Вадома при первой же возможности вышла в астрал, чтобы понять, что произошло. Пройдя по обычному своему пути, держась за нить Эрика, она достигла тех слоев, где сияли слившиеся астральные тела, и с тревожным предчувствием и удивлением увидела, что здесь что-то изменилось. То ли цвета стали иными, то ли колебания света, излучаемого клубком энергии. Тут было странно и страшно, и она не почувствовала той любви, о которой рассказывала Михаилу. Астральное тело Вадомы двинулось дальше, по нити, ведущей к Нине. Покинув чуждые и пугающие места, Вадома вернулась в слои, расположенные в обычном мире, и с ужасом увидела обрыв нити. Она таяла и укорачивалась на глазах, как подожженный шнурок динамита. Вадома заметалась, надеясь обнаружить второй конец, но, видимо, было уже поздно. Нить Нины истончалась, и через какое-то время осталась только та, что вела к Эрику, а сгусток энергии перестал сверкать и переливаться всеми красками немыслимого спектра, потускнел и стал монохромно-синим.

Очнувшись, Вадома как могла объяснила мужу произошедшее, и они быстро собрались и поехали в больницу, где держали Нину, только там ее больше не оказалось. И найти они ее не смогли, несмотря на свою бесконечную магическую мощь, словно нечто не менее сильное противостояло их поискам. А может, Нины просто больше не было на этом свете.

– Теперь Эрик должен прийти в себя, – почти с ликованием повторял Михаил, пока они добирались из больницы в особняк. – Раз ты видела разрыв, значит, все, она его отпустила. Я не знаю, что произошло и осталась ли между ними связь, но он теперь проснется!

Вадома качала головой, сдерживая слезы: она боялась, что Нины больше нет, и почему-то чувствовала из-за этой утраты душевную боль. Так не должно было случиться. Она всегда проверяла ее, и все было хорошо. Что-то ужасное произошло, кто-то вмешался. Только не было этому ни единого подтверждения. Но, может быть, Эрик знает. Если он очнется, то, возможно, все объяснит.

Но Эрик так и не пришел в сознание, и приборы не зафиксировали никаких изменений. Сиделка, правда, сказала, что какое-то время назад у него случился резкий приступ тахикардии, но быстро прошел, и с тех пор больше ничего не происходило.

Глава 4. Запомни меня молодой и красивой…

Нина

Утонув в мягком и уютном кресле-груше, которое я недавно купила, чтобы оживить прилизанную до фальши маленькую комнату, я листала фотографии в своем новом простеньком смартфоне. Хорошо, что хоть за шесть лет гаджеты почти не изменились. Функций добавилось, конечно, памяти и резвости тоже. В размерах подросли: вон какая лопата теперь у меня, еле в руке умещается. Но учиться заново не пришлось.

Я рассматривала фото, которые скинул мне Максим. Накануне мы встретились с ним совсем ненадолго, точнее, он заглянул к нам с девчонками на огонек. Весь май стояла очень теплая погода, и многие кафе уже открыли свои летние дворики. Вот и мы с одной подругой, которую я помнила хорошо, и с двумя, которых не помнила совершенно, расположились в одной из таких уличных кафешек. С моего согласия девчонки сообщили Максиму, что я не против увидеться, и он приехал к нам.

Кажется, мы оба чувствовали себя не очень уютно. Максим сидел с прямой спиной на краешке стула, хотя мне представлялось, что он далеко не из стеснительных. Держался он почти отстраненно, не делая попыток сблизиться, словно боясь спугнуть и оттолкнуть меня, и я это оценила. Он только робко посматривал в мою сторону иногда с искренностью и теплотой и тут же отводил глаза, замечая, что я перевожу взгляд. Побыл Максим с нами совсем немного, просто выпил кофе и засобирался уходить.

– Я нашел в ноутбуке несколько наших фотографий, решил, что они должны быть у тебя. Может быть, это поможет вспомнить, – сказал он напоследок. – Если ты не против, я тебе сейчас их перешлю.

Конечно же, я очень хотела получить эти фотографии и теперь листала их по кругу, разглядывала очень внимательно, пытаясь хоть что-то вспомнить. Оторвав наконец взгляд от телефона, я в очередной раз обвела глазами комнату. Она мне не нравилась. Можно сказать, раздражала. Чужая какая-то, пустая, не родная совершенно. Я же все-таки не полностью память потеряла, прежние-то годы в ней сохранились, и вот не припоминается мне, чтобы раньше меня эта комната не устраивала. Что-то, наверное, было тут не очень хорошее в последние два года, которые стерлись. Надо будет сделать перестановку, чтобы избавиться от неприятных ощущений. А может, вообще ремонт затеять. И мебель заменить. Начала я с кресла-груши, настолько удобного и уютного, что из него вообще не хотелось вылезать. Кстати, странно. Не помню, чтобы когда-то раньше в таких сидела, но ощущения комфорта очень знакомые. Тактильная память исчезнувших лет?

Дальше кресла дело пока не пошло: я осторожничала с лишними тратами. Оказывается, у меня сохранились какие-то небольшие сбережения, да и Максим сказал, что без средств меня не оставит, но к нему за этим мне обращаться было уж совсем неудобно. Надо было найти какую-нибудь работу, все равно, что, хотя бы на первое время. Я бы попробовала даже вернуться на старое место, но фирма, к сожалению, разорилась.

Я вернулась к фотографиям Максима. На некоторых он был один, позировал на фоне каких-то достопримечательностей. Неужели это я его снимала? И было несколько совместных фото, их я особенно тщательно разглядывала. На многих снимках он улыбался или даже смеялся, и улыбка просто подкупала, украшая его невероятно. При встрече он был слишком серьезен и напряжен и только поджимал нервно губы, а здесь выглядел совсем другим человеком. Однако улыбка не была дружелюбной и открытой, как бывает, когда человек искренне смеется, показывая истинное свое лицо, обнажая душу. Нет, она хоть и казалась естественной и глаза тоже смеялись, но при этом в улыбке присутствовала некая хитреца и снисходительность. Максим представлялся мне этаким пройдохой и баловнем судьбы. А в голову снова пришло слово «мерзавчик», а еще почему-то «алчная улыбка».

У него была забавная привычка капризно поджимать губы, складывая их уточкой, но то, что жутко выглядело на миллионе фотографий девушек в Инстаграме, у него выходило органично и мило. Он был чертовски хорош собой, и я все недоумевала, как же я умудрилась такого увлечь, да так, что он ждал меня четыре года. Что такого во мне особенного? Я снова попыталась вспомнить или хотя бы представить нас вместе. Даже воображалось с трудом.

Снимки запечатлели нас на каком-то пляже, затем на многолюдных улицах с вывесками на английском и немецком языках, еще на двух за нашими спинами сверкали под солнцем горы, укрытые снегом. Я не помнила ни одно из этих мест. Как ластиком стерли. А ведь это ужаснее, чем можно себе представить. В кинофильмах люди, потерявшие память, выглядели растерянными, дезориентированными, но я чувствовала настоящую панику. Это же часть моей жизни! Мне не так жаль было четырех лет, что я пролежала в коме, как этих двух, во время которых столько всего произошло. Можно ли это повторить? Захочет ли Максим пройти снова этот путь со мной? Как он вообще меня дождался, где нашел на это силы? Я с невольным уважением подумала о своем незнакомом мне возлюбленном. Вряд ли, конечно, он, с его внешностью и манерой рисоваться, хранил мне верность, но я совершенно на него за это не злилась. В конце концов, я могла и не очнуться. К тому же, боль ревности по отношению к нему была совсем мне не знакома. Я же ничего к нему не чувствовала.

На фотографиях я была еще со слегка взъерошенным каре выше плеч, с которым себя и помнила: волнистые пряди путались, не желая укладываться в аккуратную прическу, и я махнула на них рукой. Каждый раз забываю спросить у девчонок, когда меня так коротко постригли и откуда седые волосы. Скорее всего, это все же в больнице. Да и ладно, пусть хоть наголо меня бы побрили. Помню, в детстве мы все передавали друг другу байку, искренне в это веря, что, если побриться наголо, волосы потом будут расти густыми и кудрявыми. Я тоже верила, хотя проверить не могла: они и без того у меня были густые и кудрявые. А пока я, пожалуй, похожу со стрижкой. Очень удобно, и мне идет. Во время комы я все-таки похудела, плюс эта стрижка. Глаза теперь просто огромные. Красивая такая!

Жаль, что так мало общих снимков, но Максим сказал, что я не любила фотографироваться. Странно, мне помнится, раньше любила. Правда, в соцсетях меня не было. Я все собиралась завести аккаунт в одной из них и даже подумывала о блоге с каким-нибудь броским названием вроде «Записки коматозницы» или «Выхожу однажды я из комы», но как только я намеревалась это сделать, мне становилось до чертиков лень. Казалось, руки словно наполняются свинцом, и голова делалась туманной. "Да ну его, в самом деле, что мне даст этот блог? – одергивала себя я. – Нинка-блогерша. Придумала ж".

Максим после той встречи деликатно молчал: мы договорились, что я первая напишу или позвоню, а сама я все тянула с ответом. Мне даже стыдно было, ведь он так долго ждал меня, и вот я наконец пришла в себя, а толку никакого. Сколько можно его держать в подвешенном состоянии? Стоило, конечно, хотя бы куда-то с ним сходить, постепенно привыкая друг к другу. Но вдруг тянуть не нужно? Может, лучше наоборот, с места в карьер устроить встряску своей психике, и тогда получится вспомнить? Может быть, прикосновения и запахи разбудят то, что не смогли оживить звуки и картинки?

Я закрыла глаза, снова пытаясь представить нас вместе. Принялась рисовать в уме откровенные картины нашей близости, воображая, как Максим обнимает меня, а его лицо склоняется к моему так, что я чувствую его дыхание, и почти ощутила, как он запускает руки мне под футболку и медленно ведет ладони вверх, едва касаясь кожи горячими пальцами… Заколотилось сердце, снизу доверху по всему телу мгновенно прошла волна жара, кровь прилила к лицу, и что-то сладко кольнуло в солнечном сплетении. Я непроизвольно заулыбалась в предвкушении и вдруг словно упала в ледяную воду. Я увидела перед собой его лицо, и оно было настолько чужое, незнакомое, далекое. Холодный взгляд, ядовито-хищная улыбочка, красивая до головокружения и вместе с тем отталкивающая и неприятная. Я представила, как он прикасается к моей коже этими чужими губами, и мне стало почти страшно.

В чем же дело? Возможно, мы ссорились или он обижал меня, и мое подсознание помнит об этом. А может, все это потому, что я представляю себя с незнакомцем, что для меня несвойственно. По крайней мере, раньше я не была сторонницей одноразовых отношений, мне нужно было узнать человека, проникнуться к нему симпатией, чтобы он завел сначала мой мозг, а только потом тело.

Мне стало тоскливо и тревожно, я уже устала переливать из пустого в порожнее, обдумывать по нескольку раз одно и то же, не приходя ни к каким выводам, смотреть и не узнавать. Что же делать? Знакомиться с ним заново и ждать, пока появится влечение, или нырнуть с головой в омут в надежде, что всколыхнутся забытые чувства? Но это все нужно ему, это он ждет моего «возвращения». А для начала, может, стоит понять, чего желаю я сама?

Я не хочу его, но мне очень нужно вспомнить. Если буду сидеть и пялиться на фото, все останется на месте. Мне надо хотя бы провести с ним какое-то время. А там посмотрим. Если бы между нами происходило что-то плохое, хоть кто-то из подруг должен был знать. Они бы предупредили, уберегли бы меня. Ведь так? У меня, признаться, даже пару раз мелькнула странная мысль, что все это неправда. Но не верить не было резона. В моей квартире были его вещи. Очень мало, но они остались. Две зубные щетки, бритва и пена, две пары мужских носков, какие-то еще мелочи. Наверное, он редко у меня оставался. Да и сам он сказал, что мы чаще бывали у него. Он жил где-то в районе проспекта Мира.

Я долго сидела с телефоном в руке, то набирая, то стирая сообщение для Максима. Оно было совершенно невинным: я предлагала, точнее, соглашалась на встречу. Но мне почему-то казалось, что, отправив его, я сделаю последний шаг, после чего обратной дороги уже не будет. Я словно запущу невидимый гигантский механизм, движение которого мне будет неподвластно. Странное чувство, даже глупое. Что такого-то? Может, это предчувствие, но я не замечала за собой таких способностей.

«Я вроде оклемалась. Давай куда-нибудь сходим», – мой палец застыл над экраном, выбирая кнопку: отправить или снова удалить. Глубоко вздохнув, я нажала на отправку.

Глава 5. Так близко и так далеко

Посреди ночи, в самый час быка, чуткий сон Вадомы был нарушен тихой трелью, которую издавал мобильный телефон спящего рядом Михаила. На этот телефон должен был поступить сигнал, если в состоянии Эрика что-то кардинально изменится, и сейчас, по всей видимости, эти изменения наступили. Цыганка взяла телефон и, с ужасом увидев информацию, что у спящего пропал пульс, стала трясти мужа. Тот проснулся быстро, подскочил на кровати, с тревогой глядя на Вадому, а она, нажав уже кнопку дозвона, дрожащей рукой держала трубку у уха, пытаясь соединиться с сиделкой. На том конце провода никто не отвечал.

– Что, что там? – одними губами спросил Михаил. Расширенные черные глаза, которые быстро наполнялись слезами и безысходностью, ответили за Вадому. – Надо ехать, срочно!

– Но мы все равно не успеем, Миш, – прошептала цыганка. Плечи ее вздрагивали. – Да что ж там эта медсестра, почему она трубку не берет?!

– Может быть, она сейчас как раз с ним, пытается откачать, – как можно спокойнее сказал ее муж. – Выйди, найди его, посмотри, что случилось.

– Я сейчас не смогу, не смогу расслабиться, у меня сердце из груди выпрыгивает, – покачала головой Вадома, все еще безуспешно пытаясь дозвониться до сиделки.

– Тогда поехали, – обреченно сказал Михаил, и они быстро собрались и вышли из квартиры.

* * *

Надомная медсестра, следившая в эту смену за состоянием Эрика, сняв, как обычно, все показатели приборов, от которых тянулась сеть проводов, опутывавших больного, и не обнаружив изменений, отложила планшет на прикроватную тумбочку, приглушила в спальне свет и перебралась в кабинет. Там она вытащила из огромного книжного шкафа потрепанный том «Джейн Эйр», расположилась с ним на мягком и удобном клиентском диване, включила свет в торшере и погрузилась в чтение. Из спальни через открытый проем в книжном шкафу доносилось мерное тихое пиканье приборов, негромко тикали часы с кукушкой. Монотонные звуки, мягкий свет из-под абажура, спокойная книга – все это убаюкивало, и сиделка задремала. Проснулась она от того, что умиротворяющее спокойствие было нарушено врезавшимся в него новым звуком – резким и пронзительным. Аппарат, к которому был подключен Эрик, непрерывно пищал на раздражающей ноте, и это могло означать одно: у пациента остановка сердца. Женщина неловко вскочила с дивана, толстая книга со стуком упала с ее колен. Медсестра почти бегом достигла двери спальни. С бешеной скоростью в голове крутились мысли, что же теперь будет, если это она просмотрела больного, провалившись в сон, и теперь не успеет его спасти.

На пороге спальни она вдруг встала как вкопанная, потому что в дверном проеме возвышалась высокая темная фигура. В сумрачной комнате человека было плохо видно, но сиделка различила его очень худое, бледное, заросшее густой черной щетиной лицо с полубезумным взглядом голубых, почти прозрачных глаз. Он стоял, тяжело опершись руками на дверные косяки, словно распятый внутри прохода, и его взгляд вызвал у женщины почему-то почти сверхъестественный ужас. Сердце ее застучало так сильно, что с каждым его ударом перехватывало горло. Перед глазами все померкло, и она упала в обморок на входе в спальню.

* * *

Супруги буквально ворвались в квартиру на втором этаже особняка. В кабинете горел торшер, на полу валялась раскрытая книга, секция книжного шкафа была сдвинута, и оттуда доносился резкий непрерывный писк аппарата. Вадома бросилась внутрь и чуть не споткнулась о распростертое на полу тело сиделки. Торопившийся следом Михаил успел поддержать жену под руки. Они обошли лежащую без сознания медсестру, не отвлекаясь на нее, и быстро проследовали в спальню, на ходу зажигая свет. Вадома была готова к тому, что увидит сейчас их предводителя мертвым, после чего на всех мечтах и планах можно будет поставить жирную точку и спокойно и беспросветно доживать свои жизни. Но кровать Эрика была пуста.

Провода и трубки безжизненно свисали с аппарата, и из него доносился все тот же раздражающий писк. Михаил отключил приборы, и в квартире наступила тишина. Быстрым шагом мужчина прошел в бывшую магическую комнату, но там тоже оказалось пусто. Вадома на всякий случай проверила ванную. Эрика в квартире не было.

Несмотря на то, что пока они не знали, где его искать, муж с женой молча взглянули друг другу в глаза, и губы обоих тронула торжествующая улыбка. Эрик проснулся. Еще пять минут назад они готовились фактически признать поражение, предполагая, что их друг скончался, так и не приходя в сознание, а теперь были уверены, что он жив. Вадома вдруг вспомнила про лежавшую у дверей спальни сиделку. Цыганка нагнулась к женщине, проверила пульс, приложила ладонь ко лбу, и та вскоре вдруг зашевелилась и пришла в себя. Она с трудом встала, испуганно озираясь вокруг и потирая ушибленный локоть. Скосив глаза, сиделка оглядела пустую спальню и с виноватым видом уставилась на супругов, ежесекундно переводя взгляд с одного на другого и обратно. Дрожащие руки мяли краешек форменной блузки.

– Как вы себя чувствуете? – спокойно спросила Вадома. – Мы вас в обмороке нашли.

– Да вроде уже нормально, – промямлила она и, судорожно сглотнув, тихо добавила: – А где… пациент?

– А мы об этом как раз у вас хотели спросить, – вступил Михаил. – В квартире никого, кроме вас, нет. Что тут случилось?

Медсестра захлопала глазами, вспоминая страшную темную фигуру в проеме, словно восставшую из мертвых. Ледяные глаза будто запечатлелись у нее на сетчатке, как слишком яркий свет, и даже опуская веки она видела этот след.

– Я была в кабинете, читала, – начала женщина. – Раздался сигнал тревоги, и я побежала к больному, а он стоял на пороге… Дальше я не помню. Наверное, я просто не ожидала, люди после комы так сразу не встают.

– Голова не болит? – участливо спросила Вадома. Она легко коснулась плеча женщины.

– Нет, я совершенно нормально себя чувствую, – в недоумении пожала плечами сиделка, удивляясь, почему ее об этом спросили, ведь она только что пришла на собеседование. С ней хотели обсудить уход за лежачим больным, но пока к нему не проводили.

– Посидите, пожалуйста, тут. – Вадома аккуратно под локоть вывела сиделку в кабинет и указала ей на диван. Та в каком-то оцепенении подошла к дивану, подняла свою книгу и спокойно стала читать. Вадома вернулась в спальню, где в застывшей позе стоял Михаил с закрытыми глазами.

– Ты нашел его?

– Эрик где-то близко, и он совершенно точно живой и невредимый, – ответил мужчина, открывая глаза. Только сейчас супруги увидели на полу возле гардероба ворох одежды, словно кто-то что-то спешно искал, сбрасывая все подряд с полок. – Слушай, я второпях не обратил внимания, но теперь мне кажется, что у подъезда не было его машины.

– Прости, уж я-то точно не посмотрела, – вздохнула цыганка. – Что с медсестрой делать будем?

– Давай подождем, если Эрик в порядке и уход ему не требуется, то тогда отпустим. Пусть пока немножко тут побудет. – С этими словами Михаил направился в кабинет, Вадома последовала за ним. Медсестра все так же сидела на диване, полностью погрузившись в чтение. Михаил подошел к массивному столу из красного дерева и выдвинул правый ящик. Там все эти годы хранился органайзер с документами Эрика, его телефон и ключи от дома и машины. Сиделки регулярно заряжали мобильный, на случай, если пациент вдруг придет в себя и захочет позвонить. Сейчас ящик был пуст. Колдун выглянул в окно: машины действительно не было.

– Мне думается, он сразу к Нине рванул, – произнес Михаил. – Если ты говоришь, он оттуда не уходил, потому что безуспешно пытался ее разыскать, то, может быть, узнал, что она все-таки здесь и жива?

После обрыва нити и исчезновения эфирного тела Нины Вадома несколько раз наведывалась туда, где находился Эрик. Пугающее опасное сияние энергии давно прекратилось, и теперь цыганка могла видеть астральное тело колдуна, который оставался там и, похоже, не думал возвращаться в обычный мир, хотя здесь его уже ничего не держало. Она всегда находила его по астральной нити в одном из тонких слоев, и каждый раз в разных. Он искал свою половинку и не мог отыскать.

Сначала Эрик не отвечал на вопросы Вадомы, словно даже не замечая ее. Но когда она буквально принялась умолять его, пытаясь коснуться и передать все чувства, что копились в душе, он отстранился и не позволил ей больше приблизиться. Вадома услышала или, точнее, почувствовала его ответ, что пока он не найдет Нину, он не вернется в тело. Цыганка рассказывала ему все, что произошло, и молила вернуться, чтобы вместе искать Нину на земле.

– Если я очнусь без нее, а она еще будет здесь, я больше не смогу тут с ней встретиться, – передал Эрик. – Уходи. Я не вернусь, пока не буду уверен, что здесь ее нет.

Так происходило несколько раз, и наконец Вадома сдалась. Им оставалось только ждать. Сегодня, по всей видимости, Эрик что-то узнал и поэтому вернулся, после чего тут же отправился к Нине. Значит, он знает, где она!

– О, как бы это было хорошо! – прижимая руки к груди, с надеждой сказала цыганка.

– Я всегда был уверен, что она здесь, – ответил Михаил. – Мертвую ее ты бы нашла.

– А я вот ни в чем не уверена, – ответила Вадома. – Ритуал прошел неправильно, и дело не только в этом. Что-то вмешалось. Или кто-то. Я все больше склоняюсь к тому, что кто-то специально порвал астральную нить Нины. Я пыталась найти информацию об этом, но ее почти нет. Но если Нина жива, значит, она оторвана от своего астрального тела. Она пустая, и это страшно.

Михаил нахмурился. Вадома не первый раз уже заговаривала об этом. Все действительно выглядело слишком нехорошо. Когда Эрик вернется, – а он точно вернется, с Ниной или без, – нужно срочно ехать в Карелию. Он отвез туда очень много важных и полезных книг, возможно, там удастся что-то найти.

– Позвони же ему, – начала цыганка, но ее муж вдруг резко поднял вверх указательный палец.

– Тихо, ты слышишь? – спросил он, настораживаясь. Вадома прислушалась и кивнула.

– Машина во двор въехала. Думаешь, он?!

Супруги прильнули к окну в кабинете и в утренних сумерках увидели припаркованный джип Эрика, а затем и его самого, вылезающего из машины. Немного шатаясь, проснувшийся недавно коматозник двинулся к подъезду.

* * *

Эрик очнулся в темноте. Он открыл глаза и какое-то время просто лежал, не сразу разобравшись, где находится и что происходит. Он видел свой камин напротив кровати, но по обе стороны от нее стояла медицинская аппаратура с множеством мигающих лампочек и экранами данных. Оборудование издавало тихие щелчки и пиканье.

Что-то сковывало его движение и вызывало дискомфорт. Шевельнувшись, он почувствовал трубку в носу, а когда глаза привыкли к темноте, разглядел, что тело его облеплено датчиками, от которых тянутся провода к аппаратуре. Эрик попытался встать, но ему удалось едва приподнять голову, после чего он обессиленно уронил ее на подушку. Колдун закрыл глаза и сосредоточился на состоянии своего тела, оживляя, пробуждая слабые мышцы, почти отнявшиеся за годы, проведенные в обездвиженном положении. Верные ему люди помогали сохранять силы, но все же он пролежал без движения целых четыре года, нужно было время, чтобы восстановиться. Очень скоро он почувствовал тепло и покалывание в кончиках пальцев рук и ног. Эрик сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Тем временем тепло полилось дальше по всему телу, наполняя его силой. Это была та самая укрепившая здоровье магия, что не позволила когда-то колдуну и ведьме умереть, не дождавшись врачей. Та, что вернула Вадоме с Михаилом их молодость и жизненные силы. Сейчас она помогала Эрику скорее прийти в себя.

Наконец, почувствовав, что ток крови почти нормализовался и он уже сможет стоять на ногах, Эрик быстро сорвал с себя датчики, на что приборы тут же откликнулись резким нервным писком, выдернул катетер из вены и, скривившись от неприятных ощущений, вытащил из носа длинный назогастральный зонд. Отшвырнув от себя провода и трубки, он с трудом встал с постели и направился к выходу из комнаты, где своим видом напугал сиделку, которая тут же брякнулась без чувств. Ее присутствию Эрик не удивился, потому что знал, что происходило в его квартире. Он изредка бывал здесь, слушал разговоры Вадомы с Михаилом, рассматривал свое безжизненное тело, с интересом наблюдал за профессиональными действиями медсестер, которые за ним ухаживали.

В голове сейчас пульсировала одна мысль: «Привезти Нину».

Эрик порылся в платяном шкафу, второпях скидывая на пол не подходящие сейчас вещи, выудил наконец джинсы с какой-то футболкой, оделся и, переступив через тело сиделки, отправился в кабинет. Там он вытащил из письменного стола документы и ключи, сунул в карман телефон и вышел из квартиры.

Он все еще чувствовал слабость во всем теле, и перед глазами то и дело появлялись движущиеся точки, но он крепко зажмуривался, и точки исчезали на какое-то время, чтобы затем заплясать вновь. Посидев минут десять в машине и приведя мысли и состояние организма в порядок, Эрик включил зажигание и тронул джип с места. Твердой рукой он вывел его из двора, затем пропетлял узкими улочками по одному ему известному хитрому маршруту и наконец уверенно вывернул на Садовое. Проехав пару километров, он вдруг резко затормозил и припарковался у обочины, включив аварийку. Посидев, сосредоточенно размышляя, несколько минут, он нервным жестом пролистал маршруты в навигаторе, но нужного не нашел. А дело было в том, что он напрочь забыл, где живет Нина. В его памяти не осталось не только точного адреса или хотя бы названия улицы, но он даже не смог вспомнить примерное направление. Куда ему ехать? На юг или на север? Как выглядит ее дом? Пораженный до глубины души тем, что у него так странно и выборочно отрезало кусок памяти, он в конце концов снова тронулся, доехал до разворота и в глубоких раздумьях повернул обратно.

Сейчас он, медленно переставляя ноги, поднимался по лестнице своего особняка, все пытаясь нащупать в голове хоть какую-то зацепку, ведущую к нужным данным, но тщетно. А ведь он совсем недавно был у Нины и даже увидел ее астральным зрением, правда, совсем ненадолго, наверное, на доли секунды, потому что дальше его снова отшвырнула какая-то неведомая сила, о природе и характере которой он пока не знал. Он так долго искал, и когда ему казалось, что он уже близко, то словно упирался в невидимую преграду, сбивался с пути, терялся в слоях. Нечто намеренно прятало от него нареченную, скрывало от его поисков и, несмотря на бесконечную силу, которую обрели Эрик и Нина, это нечто могло потягаться с ними в могуществе.

И вот наконец он нашел ее и понял, что она жива, и ему не нужно больше находиться в эфирном теле, а можно спокойно возвращаться. Он пришел в себя, но теперь не помнил адрес. То, что так надежно скрывало Нину от него там, продолжало делать это и здесь.

С сумрачным лицом Эрик вошел в квартиру, где навстречу ему в прихожую тут же вышли Михаил с Вадомой. Цыганка заламывала руки, не могла наглядеться на вернувшегося почти из мира мертвых товарища, а Михаил молча подошел, протянул руку, и, сцепив ладони в рукопожатии, мужчины крепко обнялись.

– А вас и не узнать! – все же улыбнулся Эрик, разглядывая помолодевших соратников, которые выглядели теперь почти его ровесниками. Он был искренне рад встрече, но мысли о враждебных намерениях неизвестной силы не давали покоя.

– Как же мы счастливы тебя видеть! – ответил Михаил, отпуская руку Эрика. – Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше, – бросил Эрик и вдруг увидел сидящую на диване медсестру, спокойно перелистывающую страницу за страницей и не обращающую совершенно никакого внимания на то, что происходит вокруг. Хозяин квартиры расширившимися глазами какое-то время смотрел на нее, затем перевел удивленный взгляд на друзей.

– Мы на всякий случай ее придержали, – пояснила Вадома. – Если вдруг тебе еще нужна медицинская помощь.

– Я в порядке, – усмехнулся Эрик. – Думаю, можно ее отпустить. Хотя… куда она сейчас пойдет, метро еще не ходит. Пусть отдохнет пока.

Вадома подошла к сиделке, мягко прикоснулась к ее лбу, и женщина, закрыв глаза, тут же улеглась на бок и заснула. Цыганка забрала у нее книгу и поставила на свободное место в шкафу. Эрик же взглянул на себя в зеркало в прихожей, с кривой усмешкой погладил заросшее щетиной лицо и покачал головой. Когда он рванул из дома за Ниной, похоже, он был слегка не в себе, странно еще, что нагишом не побежал.

– Идите на кухню, я сейчас присоединюсь, – сказал он друзьям и скрылся за дверью ванной.

* * *

Первоначальная бравада и напускная бодрость Эрика, вызванные внезапным пробуждением и радостью от встречи с друзьями, довольно быстро переросли в какое-то болезненное оживление и мандраж. Его знобило, щеки покраснели, и лихорадочно блестели глаза. Он с потерянным видом сидел на кухне своей квартиры, отвечая невпопад, и вскоре цыганка с мужем принялись уговаривать его отдохнуть.

– Я спал несколько лет, и вы предлагаете мне опять заснуть? – отнекивался колдун, хотя уже еле держался на ногах. За окнами занимался ранний летний рассвет. Наконец Эрик почувствовал, что еще немного и он рухнет прямо на пол, и позволил отвести себя в спальню. Тут как нельзя кстати оказалась сиделка, которая мирно спала на диване в кабинете. Вадома разбудила ее, чтобы та присматривала за пациентом, вышедшим недавно из комы. И медсестра уже забыла события сегодняшней ночи и свой обморок и просто сидела тихонько рядом со спящим, сторожа его сон. Цыганка была уверена, что с Эриком под присмотром сиделки все будет в порядке, а они с мужем уже сами валились с ног от усталости, выдернутые среди ночи тревожным сообщением, и теперь ехали домой отдыхать.

Пока Эрик не отключился, они успели договориться, что в ближайшее время поедут на несколько дней в дом на озере, чтобы он смог полностью восстановить физические силы. И, конечно, все они собирались заняться изучением книг, которые там хранились. Все это время Вадома с Михаилом сами пытались что-то найти и часть книг забрали домой. Но латынь они не знали и смогли прочесть далеко не все. Даже ритуал проводили по подробной инструкции Эрика. Да и усилия их тогда были направлены на то, чтобы вытащить пару возлюбленных, застрявших в тонких мирах. Теперь же стояла задача разыскать Нину. И с ними ехал тот, кто сможет во всем разобраться.

Михаил, который вначале настроен был к Нине враждебно, после разговора с Эриком все понял и оттаял. Слившиеся в астральном мире, возлюбленные провели вместе долгих четыре года. Эти годы для них промелькнули как единый миг и при этом будто длились вечность, столь огромный поток информации лился через соединенные эфирные тела. Там подсознания открылись, и все противоречия, раздиравшие их в обычном мире, куда-то ушли. Их чувства сталкивались и будоражили пространство, а затем перемешивались и растворялись одно в другом. Они слышали и понимали друг друга без слов, чувствовали одновременно, они спорили и соглашались, ссорились и примирялись, и, казалось, их слияние стало совершенным, что невозможно было сделать в телесных оболочках.

Они видели, что происходит в обычном мире, Эрик показывал, и Нина принимала и начинала понимать. Они стали единым целым, и находиться там вместе было блаженством, с которым не хотелось расставаться. Они не пытались выбраться и ничем не помогали людям, которые пытались их спасти. Но не уходили дальше, хотя могли. Эрик хотел исполнить свое обещание тем, кто ему доверял. Они выжидали, раздумывая, возвращаться или нет, потому что там они почти уже нашли способ.

Но только вдруг в какой-то момент их счастливое единство что-то нарушило. Нине стало невыносимо больно. Эрик чувствовал, как она мучается, ощущал ее раздирающую боль и страдания как свои, а затем что-то произошло с ее астральным телом. Осталась только его оболочка, а сама Нина стала таять у него в руках. Эрик баюкал ее, как ребенка, чувствуя, что она угасает. Он прижимал Нину к себе, глядя, как теряет ее, как она умирает у него на глазах, а он не в силах ее спасти. Он продолжал держать ее почти невидимое эфирное тело, уже не слыша отклика и не чувствуя вибраций, а она никуда не уходила, не оставляла его, просто истончилась в его руках и затем будто растворилась в нем, и он остался один.

С Ниной вместе ушел и весь смысл его существования: и тут, и в обычном мире. Не связанный с ней, сейчас Эрик мог вернуться, но зачем, если без нее он все равно уже не мог закончить начатое. Он был уверен, что она умерла, но все равно пытался ее найти, понять, что случилось и почему.

И только спустя долгое время, после множества бесплодных попыток ее отыскать, он вдруг увидел живую Нину, в совершенно обычной для нее обстановке у нее дома. Почти мгновенно астральное тело Эрика словно ударилось в стену, и его буквально отшвырнуло оттуда, но увиденного было достаточно, чтобы понять: теперь он может возвращаться. Он надеялся, что пробуждение будет не очень тяжелым, видя, как Вадома часто наведывалась к нему, чтобы поддерживать в его недвижном теле силы с помощью своей магии, помогать жизненным сокам без остановки бежать по жилам, чтобы, проснувшись, он не чувствовал слабости, а напротив, будто встал после крепкого и здорового сна. Эрик вернулся в тело и сразу ринулся к возлюбленной, но нечто очень сильное по своей магической мощи поставило в его памяти невидимый барьер, и он не смог ее найти.

Глава 6. Утомительная прогулка

Нина

Мы с Максимом неторопливо прогуливались по Ботаническому саду. В воздухе пахло озоном, мокрым асфальтом и розами. Недавно прошел небольшой дождь с грозой. Он освежил зелень, вымыл тротуары, прибил пыль к земле. Я с наслаждением дышала густым влажным воздухом, думая о том, что целых четыре года была лишена этого, и пусть тогда я об этом не знала, но сейчас мне жизненно необходимо было надышаться, восполнить нехватку свежести в своих легких. Все это время я вдыхала воздух больницы, какое счастье, что я этого не помню. Некоторые вещи действительно лучше не вспоминать.

Наверное, за время своего заточения я слишком привыкла к одиночеству и тишине. Мне очень хотелось свернуть с дорожки вглубь парка, найти какое-то место, где деревья растут теснее всего, чтобы затеряться среди них, не видеть других людей, не слышать их голосов. Прильнуть к стволу какого-нибудь старого дерева, обнять его, прислониться ухом к коре и слушать, как текут соки по древесным жилам. «Господи, что за странные мысли?» – одернула я себя и взглянула на Максима, который покорно шел рядом со мной, стараясь попасть в ногу. Казалось, он с трудом сдерживался, чтобы не идти быстрее. Я подумала, что ему скучно. Да и сам он в начале прогулки признался, что с бóльшим удовольствием погулял бы по центру города, а еще лучше – посидел бы в ресторане. Но сейчас выбор был за мной, а мне хотелось на природу. К тому же центр меня немного пугал. Во-первых, шумом и скоплением людей, а во-вторых – близостью к дому самого Максима. Мне так и казалось, что, кружа в том районе, мы потихоньку приблизимся к месту, где он живет, и я уже не смогу отказаться от приглашения в гости. Странно только, что ему тут не особо нравится. Его совсем не трогала красота пробудившейся природы, не завораживали ароматы, которые доносил до нас едва заметный ветерок. Мне казалось, мы должны с ним в этом совпадать.

А еще мы никак не могли побороть обоюдную неловкость, воцарившуюся между нами с момента сегодняшней встречи. Вроде бы я должна была расспрашивать его о времени, проведенном вместе, но я совершенно не знала, о чем спросить. Мне как будто это было не интересно. Я перебирала в голове всевозможные варианты вопросов, но никак не могла выбрать нужный. Максим тоже вел себя довольно странно. Он же так ждал меня и радовался, когда я наконец созрела для встречи. Почему же сейчас почти всю дорогу молчит? Мне представлялось, что эта встреча должна вдохновлять его, и не важно, где мы гуляем и чем занимаемся. Воссоединение после столь долгой разлуки, разве таким оно должно быть? Словно и я для него чужая, и он не знает, о чем меня спросить. Видно, всему виной эти четыре года. Может, он любит даже уже не меня, а свою любовь ко мне тогда, любит воспоминания, чудесные дни, проведенные вместе. И пока я оставалась для него этим трогательным воспоминанием, он лелеял в душе мой образ, хотя жил уже совсем другой жизнью, с другими людьми. А теперь вот она я, снова рядом, но чувства-то уже ушли. Наверное, придется строить всю свою жизнь с нуля. От этих мыслей я почувствовала крошечное сожаление и украдкой взглянула на своего спутника.

Он шел серьезный, задумчиво глядя перед собой. Я ощутила, что на нашем пути друг к другу словно появилась невидимая трещина, которая медленно, но верно разрастается. И вроде и так меж нами была пропасть, но от этой трещины стало больно. Вдруг я сейчас упускаю что-то свое, важное, верное? Ведь этот человек все-таки меня ждал. И сейчас идет рядом со мной, но я молчу, а он тоже не знает, как подступиться. Заныло сердце, будто отбирали что-то дорогое. Нельзя не попробовать, нельзя вот так вот позволить разрушиться тому, что еще оставалось между нами. О сделанном пожалеешь, а потом забудешь. Но никогда не забудешь и не простишь себе несделанное.

* * *

Макс мысленно ругал себя последними словами. Они с Ниной гуляли по огромному парку. Недавно прошел дождь, и от каждого дуновения ветра сверху с деревьев сыпались дождевые капли. Максим брезгливо стряхивал их с белокурых волос, с удивлением косясь на Нину, которая каждый раз подставляла под секундный дождевой душ блаженное лицо. Девушка плелась нога за ногу и молчала, и ей тоже доставалось немножко мысленных ругательств, хотя в менее экспрессивных тонах. Это ж надо было так несерьезно отнестись к делу! На что он рассчитывал? На свое сверхъестественное обаяние? Его было, конечно, не занимать, но тут оно, как видно, не сработало.

Максим мужественно и терпеливо ждал, когда Нина сама сделает первый шаг навстречу. При короткой встрече в кафе изобразил смущение и робость, делал трогательные глаза и скромно поджимал губы. Ненавязчиво отправил совсем немного фотографий, чтобы «оживить» память. Фотографии были, бесспорно, хороши. Обработали их настолько искусно, что Макс готов был сам поверить в их естественное происхождение. Неужели она все-таки что-то заподозрила? Рука его непроизвольно сжала в кармане мобильный, и Макс с огромным трудом подавил желание достать его и перелистать все фотографии, чтобы убедиться в их реалистичности.

Когда Нина написала ему сообщение, согласившись на встречу, он выдохнул и расслабился, уверенный, что теперь дело пойдет по накатанной. Она заинтересовалась, значит, отторжения не возникло, дальше оставалось ее увлечь, а в этом ему не было равных. Макс подумал о своих прихожанах. Еще ни разу не было проколов. Ему доверяли все без исключения. Кто-то просто распахивал душу, кто-то влюблялся. Если вдруг Максима точил червячок сомнения и неуверенности, что прихожанин на крючке, он пускал в ход совсем немножко магических чар.

С Ниной эти способности использовать было опасно. Не потому, что он пообещал ведьмам этого не делать: чихать он хотел на свои обещания. А потому, что любая магия могла нечаянно пробудить силы в самой Нине, а это было совершенно лишним. Даже если при этом память так и останется заблокированной, не нужно, чтобы Нина заново открывала в себе эти способности. Тем более, кто знает, насколько они сильны после ритуала соединения. Поэтому предстояло влюбить ее в себя только с помощью своего обаяния и интеллекта, и обычно с этим он хорошо справлялся. Только не в этот раз. А все потому, что он совершенно не подготовился к тому, что Нина будет молчать и не проявлять никакого интереса. Максим закономерно ожидал, что девушка, встретившись со своим возлюбленным, о котором не помнит, сразу же станет засыпать его вопросами об их прошлом. Он даже набросал примерную легенду, надеясь, что в остальном сориентируется по ходу разговора, но Нина молчала, а Максу оставалось только обдумывать все, и он с ужасом пришел к выводу, что легенда его может легко рассыпаться в пыль.

С Ниной явно было что-то не так. Либо она догадывается, если уже не догадалась, что все это фальшивка. Либо, и это еще хуже, она помнит, что в ее жизни не было Макса, но зачем-то притворяется, и тогда любая его ложь только усугубит ситуацию. А вдруг она не просто все помнит, а еще и знает, что способна колдовать? Максима впервые за долгое время кольнуло чувство, отдаленно напоминающее панику. Теперь он уже судорожно придумывал темы для разговора, и все они казались ему неправильными и неподходящими. А, собственно, о чем он может ее спросить? Как спалось четыре года? Все остальное-то он якобы и так должен знать. Кстати, почему-то он не озаботился и этой информацией: как Нина жила до их знакомства. Сейчас можно было бы очень удачно приплести что-то из ее прошлого, якобы она это ему рассказывала. Придется потрясти ведьм. Правда, когда он спросил у них, как надо себя вести, чтобы ей понравиться, и какие мужчины вообще ее привлекали, подруги переглянулись и все разом сделали постные вытянутые лица, от чего он даже опешил, и так ничего ему и не ответили.

«Дурдом какой-то», – подумалось Максу. Он даже несколько секунд крутил в голове мысль о том, чтобы спасовать и ретироваться, а затем поискать другие варианты для решения своих задач, но взял себя в руки. Если что-то пойдет не так, будет пять минут позора и все закончится. Но вдруг тревога ложная?

Надо было, конечно, придумать крошечные детали, пусть их было бы немного, но именно такие нюансы, о которых можно было бы упомянуть, а не просто рассказать своей потерявшей память возлюбленной о том, как они жили долго и счастливо. Все-таки одно дело – придумывать хитрые махинации для привлечения прибыли и обмана прихожан, а другое – создать цельную, достоверную историю об их любви, сам смысл которой Максу был не очень ясен. Он был далек от романтики, хотя изобразить влюбленного, конечно, мог. Только, кажется, на Нину все его излюбленные методы не действовали. Малахольная она какая-то. Что колдун в ней нашел?

Приехав за Ниной на темно-бордовой «Мазерати», Макс встретил ее с огромным букетом почти таких же бордовых роз в руках, который вручил сразу около машины. Нина несколько мгновений стояла в растерянности, словно не зная, что делать с букетом, потом нерешительно потянулась за цветами, глубоко вдохнула их аромат, и Максу показалось, что в ее глазах промелькнул страх.

– Ты же не разлюбила розы? – лучезарно улыбаясь, спросил Максим, а сам внутренне напрягся: вдруг она и тут не как все и розы вообще ненавидит?

– Помню, что я их любила, – ответила Нина задумчиво, и особой радости на ее лице не отразилось. – Но мне сейчас запах не нравится почему-то. Он меня тревожит. А где твой джип? У тебя же был джип?

– Да я его давно уже продал, – подыграл Макс, неприятно поразившись неожиданному воспоминанию Нины. И вот в этот момент он словно упустил контроль над ситуацией, и теперь ему никак не удавалось войти снова в колею. Постояв еще какое-то время с цветами в руках, Нина предложила отнести их домой и поставить в воду, чтобы не мешали прогулке. Максим тут же отчетливо представил, как его дорогущий букет опускается в помойное ведро, но подавил вздох сожаления и участливо кивнул.

– Конечно, отнеси. Жалко будет, если они завянут раньше времени, – сказал он. – Хотя я знаю примету: если дарить с душой, цветы будут стоять очень долго.

– Я не верю в приметы, – буркнула Нина и скрылась с букетом в подъезде. Мужчина представил, какая занимательная прогулка его ждет дальше, и чуть не заскрежетал зубами. Как-то надо было пережить эти моменты, пропустить мимо себя. Перетерпеть ее присутствие и необходимость изображать влюбленного придурка, который дождался любимую из долгого сна. Спящая красавица, куда деваться. Маску только никак не получалось надеть. Максиму казалось, что на его лице, сквозь улыбку и теплый взгляд, так и просвечивает досада и раздражение. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться.

Нина, избавившись от букета, потащила его гулять в Ботанический сад, и теперь они шли куда глаза глядят по мокрому асфальту под мокрыми деревьями, но, кажется, девушке это нравилось. Ну, лишь бы она была довольна.

Налетел резкий порыв ветра, и с веток на головы спутникам снова брызнуло мелкими каплями. Макс вздрогнул. Недовольно скривив рот, он подумал, что от его модной укладки, наверное, скоро ничего не останется. Взъерошив пальцами влажные светлые волосы, он еле удержался, чтобы не посмотреться в телефон через селфи-камеру. Что-то подсказывало ему, что этот жест Нину удивит. Сама она словно не думала о том, как выглядит, ни разу даже не поправила волосы. Пацанка какая-то, еще с этой стрижкой. Макс искоса взглянул на Нину. Хотя пусть так. Чем меньше она будет походить на ту женщину, что нравилась Ему, тем лучше. Признаться, Макс, как бы ни кривил он душой сам перед собой, чувствовал к этой незнакомой и непонятной для него женщине влечение, хотя бы уже потому, что она оставалась совершенно равнодушной к его чарам. Неужели ее связь с Ним настолько сильна? Все дело в этом? Теперь Максу уже хотелось ее заинтриговать, завлечь, просто ради спортивного интереса, чтобы доказать себе, что он способен справиться с любыми неожиданными трудностями.

Сзади раздались резкие трели велосипедных звонков, и Максим с Ниной столкнулись, невпопад отскакивая от звонка. Мимо проехала стайка юных велосипедистов.

– Ходить надо по своей части, – сварливо высказала, поравнявшись с ними, девчонка в шлеме с розовыми пони. – Просто так, что ли, велодорожку сделали?

Макс хотел огрызнуться, но только бросил вслед прищуренный взгляд, и девчонка через несколько метров вдруг словно наткнулась колесом на невидимое препятствие и, пытаясь удержать управление, улетела вместе с велосипедом в траву и завалилась на бок. Мужчина с мстительной улыбкой проследил за ее падением, а Нина улыбнулась ему в ответ.

– Забавно, – засмеялась она, потирая ушибленную об Макса руку. – Вот нечего было вредничать, да? Как будто места им мало, широкая дорога ж.

Максим впервые увидел улыбку на ее лице, и на душе немножко отлегло. «Все-таки она не безнадежна», – подумал он. Пользуясь моментом возникшего между ними доверия, он мягко взял Нину за руку и потер в ушибленном месте.

– Сейчас все пройдет, – тепло сказал он, и Нина, опустив глаза, сосредоточенно замерла, словно принимая какое-то решение. Макс легко обнял ее за плечи и притянул к себе. Она не отстранилась, уткнувшись лицом ему в плечо. А затем подняла глаза и, очень серьезно глядя на него, вдруг сказала:

– Поехали к тебе. Может, там я что-то вспомню?

Глава 7. Если будет гроза, то мы будем вдвоем…

Царство скрипичных ключей,

Демонстрация силы перед дождем.

Я устал от твоих речей,

Если будет гроза, то мы будем вдвоем.

                              «Простые слова» Д. Постовалов

Нина

Максим высадил меня у своего подъезда, а сам поехал в подземный гараж ставить машину. Я задрала голову, рассматривая здание. С виду это был обычный дом, только балконы круглые. Снова начинал накрапывать дождь, но меня он не раздражал, я, напротив, не могла им насладиться. Четыре года я не дышала свежим воздухом. И столько же не подставляла лицо солнышку и дождю. Что там еще со мной делали, кроме того, что постригли, как мальчишку? Какое, наверное, унылое и тяжелое зрелище – палата с коматозными больными. И кто-то работает с ними, заботится о чужих людях, которые, еще неизвестно, придут ли когда-то в себя. Живые трупы, опутанные проводами…

С тех пор, как я очнулась, я не позволяла подобным мыслям приближаться ко мне. Совсем не хотелось об этом думать и знать, как все происходило. Я старательно избегала этой темы и не шарила в интернете в поисках описаний. Ленка, по доброте душевной, вначале порывалась мне рассказать, но я ее быстро осадила. Очень хочется знать, что случилось в те два года, пропавших из моей жизни. И совершенно неинтересно, что было во время комы.

Ожидая Максима, я поднялась на крыльцо и попыталась разглядеть, что находится за стеклянными дверьми огромного подъезда, но стекла были затемнены. Наконец по ступенькам ко мне взбежал довольный Макс – с того момента, как я предложила поехать к нему, его словно подменили, – и распахнул передо мной тяжелую полупрозрачную дверь. Мы вошли внутрь в просторный вестибюль, облицованный светлой мраморной плиткой. Слева был пост охраны, – Максим небрежно махнул в ту сторону рукой, – а прямо – несколько лифтов, сверкавших сталью. Ничего себе он устроился. В домах с консьержками я бывала часто, но чтобы с охраной – никогда. «Хотя, по всей видимости, все-таки была», – осеклась я, озираясь по сторонам, пока мы ждали лифт. По лицу у Максима блуждала улыбочка, которую он не пытался скрыть. Неужели так рад, что лед тронулся?

Мы поднялись на шестнадцатый этаж и вышли в широкий круглый холл. Макс торжественно подвел меня к одной из дверей и, отперев, элегантным жестом пригласил пройти. Я еле удержалась, чтобы не сделать в ответ шуточный реверанс, и шагнула в квартиру.

«Ничего себе он устроился», – снова подумала я. Для меня это были буквально хоромы. И выглядели они непомерно дорого. Да и машина, хоть я в них и не особо разбираюсь, явно стоила баснословных денег, и я понятия не имела, каким образом завела знакомство с таким мужчиной. И он говорит, что я тут уже бывала? Застыв на пороге, я никак не могла заставить себя двинуться с места. Мужчина, который ждал меня четыре года, точно не моего круга. А я еще стеснялась от него помощь денежную принимать.

– Максим, ты что, бандит? – неожиданно даже для себя ляпнула я и тут же прикусила язык.

– Что, Нин? – растерянно переспросил он. – Кто?

Потом, видно, до него дошел смысл сказанного, и он расхохотался.

– Как ты сказала, бандит? Почему?

Его улыбка была настолько открытой, а смех искренним, что мне тоже стало смешно: и от ситуации, и от своего внезапного страха. А правда, с чего я решила, что в такой квартире может жить только бандит? Кажется, я покраснела, потому что он слегка нагнулся, заглядывая мне в лицо и продолжая улыбаться.

– Я занимаюсь недвижимостью, и ты раньше об этом знала, но тебе всегда это было скучно слушать, – наконец сказал он, отсмеявшись и вытирая выступившие слезы. И, словно предупреждая мой вопрос, что же это за недвижимость такая, добавил: – Я успешный игрок и прочно занял эту нишу. И на выгодные сделки у меня чутье, а еще мне очень доверяют клиенты. В общем, крутился я, крутился, ну и накрутился на эту квартиру да машину, а так, собственно, у меня никаких капиталов необъятных нет. Просто возникла очень удачная ситуация, и я воспользовался. У людей, которые управляют огромными деньгами, иногда бывают не менее огромные долги, знаешь ли.

– И это было еще при мне? – спросила я, в конце концов проходя и осматриваясь в стильном лофте с высоченными потолками и скругленными стенами, отделанными под выцветшую кирпичную кладку.

– Да, – просто ответил он. – Совсем недолго. Я только обзавелся квартирой, и вскоре это случилось.

Он помрачнел, видимо, вспоминая свою потерю в лице меня.

– С тех пор, конечно, тут кое-что изменилось, я ремонт сделал и надстроил второй уровень, раньше этого не было. Ты не застала.

Он провел меня в кухню необъятных размеров со скошенными панорамными окнами. Напротив них от центра стены начиналась витая медная лестница, уходящая наверх.

– Там тоже небольшая кухня и зимний сад, – пояснил Максим, кивнув вверх, а у меня от увиденного закружилась голова. Не то чтобы я была падкая на роскошь, но все-таки выглядело это потрясающе.

– А там что? За окнами? Это балкон? – махнула я рукой в сторону скошенных окон.

– Да, пойдем покажу, это невероятное зрелище, тебе понравится.

Мы вышли на очень широкий балкон, полукругом опоясывавший квартиру Макса. С него открывался великолепный панорамный вид на Москву. Глаз не хватит, чтобы охватить все сразу. Снизу балконы в этом доме не казались такими огромными, хотя здесь впору было устраивать танцпол. Тут, кажется, все было оборудовано для отдыха, правда, сейчас пряталось под тентом: стол, стулья, подвесные кресла, даже мангал. Дождь накрапывал еле-еле, ласково касаясь каплями лица.

– Если дождь не прекратится, будем ужинать внутри, – сказал Максим, привычным жестом проверяя, хорошо ли уложен тент. А я облокотилась на высокие массивные перила и, опустив на руки подбородок, завороженно смотрела вдаль. Линия горизонта смазывалась серой дождевой пеленой, все крыши домов под нами выглядели серыми, словно в черно-белом кино. Мне показалось, что на миг небо стало чуть светлее. Потом вспышка повторилась, и я поняла, что где-то очень далеко началась гроза. Гром до нас не долетал, но мне очень хотелось, чтобы стихия двигалась в нашу сторону. Я любила грозу, я от нее словно силой наполнялась. Только вот когда я ее полюбила? Вопрос заставил меня задуматься. Я закрыла лицо руками, пытаясь сосредоточиться. Спиной я почти чувствовала сверлящий взгляд Максима, который насторожился, но не решался спросить, в чем дело. А дело было в том, что в то время, в которое я себя помню, мне интереса никакого до грозы не было. Я помнила только, как мы с Ленкой с недовольными лицами пересиживали непогоду в какой-то захудалой кафешке, до которой успели добежать. Или момент, когда при раскатах грома я закрыла окно, чтобы не доносился шум. Почему же я так уверена, что люблю грозу? Когда я успела ее полюбить?

Я растерянно повернулась к Максу, он молча приблизился ко мне, обнял за талию, едва касаясь, и повел внутрь. Только мы ступили под навес, как по косым стеклам часто и сильно застучали капли: дождь усиливался. Я, внутренне ликуя, обернулась назад: гроза приближалась, как я и хотела, и двигалась на нас довольно быстро. Вспышки ее теперь не казались едва заметным светлым пятном на темно-сером небе. Вдалеке его пересекали тонкие белые линии, и вскоре до нас долетели тихие раскаты грома, которые пока почти перекрывал стук дождя по стеклу. Максим, нахмурившись, закрыл дверь на балкон и оглядел остальные створки. Наверное, у меня был расстроенный вид, и он, кажется, догадался, почему.

– Ничего, если хочешь, мы откроем окно в одной из комнат, куда не попадет дождь, – улыбнулся он. – Раз уж ты почему-то так его любишь.

– А грозу оттуда будет видно?

– Думаю, эту грозу скоро будет видно из самого укромного уголка в городе, – ответил он с одной из своих хитрых улыбочек и потянул меня за собой. Мы перебрались в ту часть квартиры, где можно было раскрыть окно пошире и наблюдать за дождем, и сели на мягкий уютный диван. В квартире было по-вечернему темно, но Максим не стал включать свет, и комната только иногда озарялась отсветами молний. Какое-то время мы сидели молча, слушая шум дождя и отдаленные раскаты. Но промежутки между вспышками становились короче, раскаты грома – все сильнее. Наконец громыхнуло прямо над нами, и я, вздрогнув, непроизвольно прижалась к Максу. Он улыбнулся и покрепче обнял меня, я положила голову ему на плечо и почувствовала, как он, едва касаясь, целует меня в макушку. Осторожно и робко, словно боится, что я почувствую и отстранюсь. А я же застыла, только чтобы не спугнуть его. Даже стук сердца словно замедлился, лишь бы не разрушить этот момент. Максим нежно поцеловал меня в лоб, прижался губами к виску и замер, затаив дыхание. Я почувствовала, как волна тепла разливается по телу от его близости, его нежности, от мыслей, что этот человек так дорожил мною, что не терял надежды когда-нибудь дождаться из забытья. Я повернулась к нему и, коснувшись ладонями его лица, поцеловала в губы. Они показались мне сладкими на вкус, как черешня, и я еле сдержалась, чтобы не впиться в них зубами, а Макс тем временем торопливо расстегивал на себе черную рубашку, пальцы путались от нетерпения, и не получалось, в конце концов он рванул ворот, и на пол с тихим цокотом посыпались пуговицы, а я, на миг отстранившись, стащила футболку и снова прильнула к нему, словно притянутая магнитом. Голова кружилась, и перед глазами плыли круги, и сквозь них я как в тумане видела красивое, почти незнакомое мне ангельское лицо. Максим медленно положил меня на диван, опускаясь сверху, и я ощутила тяжесть, и жар его пылающего тела, и жар на щеках и поняла, что плачу от наслаждения.

* * *

Горячие объятия, волшебство поцелуев, эйфория предвкушения и высшая точка блаженства отняли у нас последние силы, и мы, кажется, ненадолго заснули. Очнулась я под непрерывный стук дождя по стеклам и грозовую канонаду. Рядом, обнимая меня, тихонько дремал Максим. Наши обнаженные тела были укрыты легким покрывалом. За окном стояла все та же мрачная сумеречная атмосфера, монотонная дробь дождя убаюкивала и снова манила в сон. Я приподнялась на локте и огляделась. На полу валялась скомканная второпях одежда и россыпь черных пуговиц.

Я подумала о том, что случилось между нами некоторое время назад. То, что творилось совсем недавно под покровом грозовых сумерек, было восхитительно. Хотя он был слишком уж нежен. Как будто боялся, что я рассыплюсь в его руках, разобьюсь, как хрупкая фарфоровая статуэтка. Мне хотелось больше страсти, силы и, наверное, даже грубости, но, возможно, он просто не хотел меня спугнуть?

И я ничего не вспомнила. Не то чтобы я ожидала, что сразу начнут всплывать в памяти события и эпизоды из прошлого, но я надеялась на тактильную память и запахи, и ничего этого не было. Я спала с совершенно незнакомым человеком, я не помнила его тело, его объятия и прикосновения. Они были бесконечно приятными, но чужими. Ни единого намека на то, что когда-то это уже случалось раньше. Я вспомнила жадный взгляд его голодных глаз, и он тоже был мне незнаком. Неужели я так его никогда и не вспомню? Мне стало горько от этих мыслей, но затем я подумала, что, может быть, это не так и важно. Пусть он помнит за меня, за нас двоих.

Я провела рукой по его белокурым спутанным волосам, ресницы Максима задрожали, и он открыл глаза. Трогательный сонный взгляд блуждал какие-то мгновения по моему лицу, будто не узнавая, затем в глазах засветилась улыбка. Он потянул меня к себе, и я положила голову ему на грудь, слушая мерные удары сердца. За окном гремела, удаляясь, гроза, которая сделала свое дело тут и отправилась дальше будоражить чьи-то сердца.

* * *

– Я что, заснул? – спросил Максим, потягиваясь. – Гроза закончилась?

– Мы оба задремали, – ответила я. – Дождь почти прошел.

И, повинуясь внезапному порыву, вдруг спросила:

– Расскажи, как мы познакомились?

Повисла пауза. Максим сосредоточенно о чем-то раздумывал, мне даже на секунду показалось, что он не знает ответа. Затем он сел на диване, небрежно накинув на ноги кусочек пледа.

– Вспоминай сама, – наконец сказал он. Я удивленно уставилась на него. – А если не вспоминается, то и не надо. Какой смысл выяснять что-то из не очень талантливого рассказа, если все равно ты не сможешь это ощутить? Давай просто начнем с нуля. Будем заново узнавать друг друга. Вместе.

Он серьезно взглянул мне в глаза, и я поняла, как тронули меня его слова. Ведь он фактически отказывался от общих воспоминаний, от того, что ему дорого и памятно, чтобы мне было проще. Начать все с начала, не надеясь на то, что я вспомню важные моменты, а создавать эти моменты заново, открывать новое друг в друге и в себе. Наверное, это не очень легко для того, кто все помнит. Уже не скажешь: «Ой, а помнишь, как мы?..» или «Встретимся на нашем месте». Должны появиться новые общие воспоминания и новое «наше место». А все, что лелеял в памяти, так и останется в ней. Но он прав: если воспоминаний нет, услышав их из чужих уст, я не сделаю их своими.

– Спасибо тебе, – искренне сказала я, утыкаясь носом ему в плечо.

– За что? – улыбнулся он.

– За терпение, за понимание. За то, что дождался.

Мы какое-то время еще молча сидели, прильнув друг к другу, а потом почти одновременно заговорили о том, как сильно оба проголодались.

– Закажем что-нибудь? – предложил Макс, и я попросила суши. В этой новой жизни я еще их не ела, но точно помнила, что раньше очень любила.

– Где у тебя душ?

– Их тут два, пойдем, покажу.

Я обмоталась покрывалом и поднялась с дивана, а Макс, усмехнувшись и нисколько не смущаясь, отправился показывать мне ванную в чем мать родила. Я еще не успела открыть воду, как он постучался и с кроткой улыбкой передал мне длинный шелковый халатик. Я уже хотела было неприятно удивиться, что у него припасены женские вещи на случай вот таких вот внезапных посещений, хотя вроде решила для себя, что ревновать не стану. Но тут же застыла с халатом в руках, потому что он оказался моим.

А я ж его дома искала! Кимоно с райскими птицами, подарок Ленки. Не скажу, что я его часто надевала: вещица была не особо удобной для повседневного ношения. Но кимоно было очень красивое, и когда я не смогла обнаружить его в шкафу, то расстроилась. А куда делось, вспомнить, конечно, не вышло. Получается, я его к Максу переселила, чтобы красоваться перед ним.

«Надеюсь, он не давал его своим девицам, – подумала я с легким уколом ревности. – Не хватало еще, чтобы они тут в нем расхаживали».

* * *

Дождь прошел, и мы выбрались на балкон. В воздухе пахло свежестью. Небо совсем очистилось от туч и было черным и звездным. Максим вытащил из-под тента стол и стулья, расставил посуду и свечи, вино и суши. На улице после сильной грозы было прохладно, и он принес мне уютный клетчатый плед. Пока Макс распаковывал еду, я, накинув плед на плечи, опять подошла к краю балкона, чтобы полюбоваться видом ночной Москвы. Это же надо! Какое счастье жить в таком месте и иметь возможность каждый вечер созерцать эту красоту. Я мечтательно задумалась, прислонившись к перилам, и вдруг в голове словно щелкнул знакомый кадр. Я вспомнила, как мы смотрели с Максом на Москву с балкона! Пусть это был крошечный эпизод, и я не знаю, что было до и после, но я помню этот момент, как мы с высоты смотрим на ночной город и между нами ощущается такая связь, которую даже словами невозможно описать.

– Максим, я вспомнила! – не выдержав, вскрикнула я, резко поворачиваясь к нему, и на миг он оцепенел, а в глазах как будто промелькнул страх, но я решила, что это игра света. – Я помню момент, как была с тобой здесь, мы стояли рядом и смотрели на ночные огни!

Макс расслабился, расплылся в своей неотразимой улыбке и шагнул ко мне.

– Удивительная вещь, да? – прошептал он, обнимая меня. – Как только ты решаешь отпустить все, не искать, оно само находит тебя. Пойдем, мы же оба жутко голодные. Я обещаю, потом хоть час буду стоять рядом с тобой и смотреть на ночной город.

Глава 8. Отчет о проделанной работе

Макс вошел в квартиру, запер тяжелую дверь и, расслабленно прислонившись к ней спиной, шумно выдохнул. Все. Пока отстрелялся. Не так-то это просто оказалось: притворяться почти в течение суток, и это было только начало. Он не ожидал, что лед тронется так быстро и что буквально с первого же свидания они отправятся к нему домой, но грех было не воспользоваться ситуацией.

На следующий день после грозы и «воссоединения возлюбленных» Макс, продолжая играть свою роль, предложил Нине отвезти ее домой или хотя бы проводить до метро, но девушка, обрадовавшись вчерашнему «воспоминанию», сказала, что хочет пройтись сама, чтобы «ноги вспомнили дорогу». Дались же ей эти упражнения с памятью! Вчера Макс не на шутку перепугался, когда услышал ее возглас на балконе. Он было подумал, что все его планы посыпались как карточный дом. Но нет, она, оказывается, вспомнила кусочек их общей жизни. Так вроде замечательно и удачно вышло, когда он предложил начать все с чистого листа и пойти вместе новой дорогой, красиво так прозвучало, и она, кажется, даже растрогалась… Но нет, опять принялась за свое. С кем же любовалась она ночным городом так, что это врезалось ей в память? Даже к гадалке можно не ходить. И это плохо, очень плохо. Пока она считает, что на его месте был Макс, но неизбежно потянется ниточка от одних событий к другим, и она докопается, или само как-то всплывет.

Макс поморщился. В любом случае, связь их уже дала трещину, надо было только ее расширить, расшатать, разрушить все, что их держало вместе. Процесс длительный и сложный, но дело сдвинулось с мертвой точки. Но все же стоило обзавестись каким-то запасным планом.

Он наконец отлепил себя от двери, проходя мимо ванной, зацепил там белый махровый халат, облачился в него и ленивой походкой отправился на балкон. Там он небрежно облокотился на перила и, задумавшись, рассредоточенным взглядом пялился на город.

«А я хорош!» – вспомнив вчерашнюю удачу, подумал Макс самодовольно и растянул тонкие губы в своей фирменной улыбке «уточкой». Было бы, конечно, неплохо придумать что-то, чтобы не приходилось притворяться. Нет, конечно, ему все происходящее доставило немало удовольствия, и это еще не считая удовлетворенного в очередной раз самолюбия. Было в Нине нечто магнетическое, манящее на каком-то глубинном, животном уровне. Такое, что на секунду даже захотелось махнуть рукой на все и со словами «да пропади оно пропадом!» ринуться совершать глупости. Но только на секунду. Все-таки изображать из себя галантного ухажера было довольно утомительно. Хотя это намного приятнее, чем как-то раз ему пришлось для пользы дела… Макса передернуло. Ну, ничего. Зато ему хватило на очень крутую тачку.

Макс наконец сконцентрировал бездумный взгляд и взглянул на небо. Оно было чистое, ярко-голубое. Ни намека на вчерашнее ненастье. Вот тут тоже кое-что не давало ему покоя. Не понравилась Максу вчерашняя реакция Нины на грозу. Или, может быть, грозы на Нину. Она длилась ровно столько, сколько Нине этого хотелось, а потом ушла. Ну, ладно, пусть непогоду не обещали, синоптики постоянно ошибаются. Только чутье Макса подводило очень редко, точнее, почти никогда. Он снова задумался, а справится ли он с ней? Во что вообще он ввязался? Дело того стоило, но…

Макс вернулся в кухню, взял со стола мобильный и набрал номер Марины.

– Привет, – вкрадчиво протянул он, когда ведьма ответила.

– Максим? – на том конце провода раздался немного удивленный голос Марины. – Привет, что-то случилось?

– Ну, можно и так сказать, – все таким же загадочным тоном промурлыкал Макс, снова выбираясь на балкон и подставляя довольное лицо ласковому июньскому солнцу. – Хотел вот отчитаться о проделанной работе, доложить об успехах.

Марина помолчала.

– И как успехи? – попыталась подыграть она, но вышло натянуто. С тех пор как Макс запросил плату за свои услуги, она перестала ему доверять, но тем не менее ведьмам приходилось иметь дело с ним и его сестрой. Правда, Оксана скорее казалась тенью Макса, следовала за ним как ниточка за иголочкой, а на встречи он иногда приходил и без нее. Но только благодаря их усилиям Нину не могли найти. А ее искали, Марина это точно знала. Кто-то даже в больницу приезжал и спрашивал о ней. Но Максим как-то пообщался с администраторами в регистратуре, после чего одна из них позвонила ведьмам, как только к ним обратились с вопросом про бывшую пациентку. Зато все контактные данные Нины из их системы чудесным образом исчезли.

«Что ж, – мстительно думала Марина. – Когда-то так от нас спрятали Варю. Ну, вот, получите! Только Варю я нашла, а вам Нину не найти». Как Макс это делал, она не представляла, хотя очень хотелось знать. Но что-то ей подсказывало, что делиться своими методами он не станет. Наплетет с три короба, зубы заговорит, да так, что забудешь, о чем спрашивала.

– Успехи величайшие, – ответил тем временем Макс. – Все на мази.

– Что это значит?

– У нас с Ниной все просто замечательно! – сладким голосом пропел в трубку Максим. – Она даже вспомнила кое-что из нашей с ней совместной жизни.

Марина поежилась. От мыслей, что они подсунули Нину этому белокурому пройдохе, сделав вид, что так и надо, и та искренне в это поверила, ей каждый раз становилось тягостно на душе. Она понимала, что другого выхода у них не было, но всегда себя буквально поедом ела за содеянное. Иногда она втайне мечтала, чтобы Нина все сразу вспомнила, и пусть бы она разозлилась, даже пришла в бешенство, и, может быть, совершила что-то плохое в отместку, но тогда на душе у Марины стало бы спокойней. А сейчас ее не оставляло постоянное чувство вины, тем более, еще неизвестно, с какой целью блондинчик это все затеял. В то, что он вот так вот нарисовался практически из ниоткуда и без памяти влюбился в девушку, спящую на больничной койке, она, конечно, не верила. Там был какой-то холодный, прагматичный расчет. Но если это позволит разделить Нину и того колдуна, то пусть так. Пусть чувство вины сведет Марину с ума, только бы не дать им воссоединиться. И раз Макс говорит, что у них дело сдвинулось с мертвой точки и ей даже кажется, что она что-то помнит, то это, наверное, хорошо.

– Вы виделись? Общались? – спросила Марина. Макс засмеялся в трубку.

– Мы не только виделись. Она у меня ночевала.

Марина зажмурилась. Так все быстро. Опять стало нехорошо на душе.

– Со всеми вытекающими, разумеется, – добавил Максим все тем же тоном, от которого у Марины сводило зубы. Вот для чего он рисуется? Что за манера? – Так что движемся в верном направлении.

– Ну, здорово. – Марина постаралась придать голосу искренности. – Я рада, что дело пошло. Я только очень надеюсь, что ты не морочишь ей голову.

– Ну что ты, как я могу! – елейным голосом сказал Макс. – Я полностью окунулся в пучину чувств, и жизнь моя приобрела новые оттенки… Кстати, мне тут скоро необходимо будет уехать по делам. – Макс, прогуливаясь, направился по балкону вокруг своей квартиры, ведя рукой по перилам. – Это очень важно. Ты присмотришь пока за ней? Чтобы ничего ей лишнего в голову не взбрело?

– Да, конечно, – удивленно согласилась Марина, не понимая до конца, что он имеет в виду. И, не выдержав, ввернула ехидно: – Я и при тебе буду за ней присматривать. Чтобы тебе тоже ничего лишнего не взбрело.

Макс захохотал в ответ.

– Ну что же ты такая недоверчивая! – с деланым негодованием сказал он. – Да, я тут еще хотел предложить. Может, до моего отъезда нам как-нибудь с тобой поужинать?

Марина на доли секунды лишилась дара речи: от удивления, а еще, возможно, от того, что сердце ее в груди кувыркнулось и как-то томительно сжалось.

– Что?! – возмущенно воскликнула она, тут же взяв себя в руки. – У тебя совесть есть?

– Ты о чем? – не понял Максим, а потом, додумавшись, снова засмеялся. – Ты что подумала? Да брось, ты серьезно так подумала? Боже упаси, мне бы и в голову это не пришло!

Отсмеявшись, он объяснил, что ему просто нужно порасспрашивать Марину про свою новую-старую девушку, чтобы не попасть впросак в какой-нибудь незначительной, но яркой ситуации. Как, например, с теми же роллами. Нина долго удивлялась, что Макс почти все заказал с угрем, которого она терпеть не могла.

– Надо же, а раньше так любила! – изображал крайнее изумление Максим. – Даже вкусы во время комы изменились.

– По-моему, я больше всего любила гребешки, – растерянно проговорила Нина, выискивая на столе роллы без угря. – А их ты не заказал.

– Вообще, мы перешли с тобой на настоящую японскую кухню, а не на эти сетевые суррогаты, – тоном наставника сказал ей Макс. – В следующий раз закажем их или сходим в ресторан.

И раз уж Нина все равно пытается что-то вспомнить, хоть и предлагал он начать с нуля, будет лучше, если Максим подготовится заранее. Для этого и нужно ему побеседовать с Мариной. Можно, конечно, с Леной, но она такая суетливая, беспокойная, она больше сама спрашивать будет, чем помогать, так что выбор пал на Марину.

– А, да без проблем, конечно, поговорим, – согласилась Марина, вроде успокаиваясь и даже посмеиваясь над собой, что подумала такое, и изо всех сил гася внутри себя крошечный пожар сожаления и разочарования, что все это только ради Нины.

Глава 9. Самая короткая поездка

Слишком жаркое для июня, да и вообще для лета средней полосы, солнце плавило асфальт, и густой горячий воздух клубился и переливался над дорогой, похожий на прозрачную маслянистую жидкость. Эрик ехал за рулем своего джипа, рядом сидел Михаил. Вадома расположилась сзади.

Выехали они очень рано, часов в шесть. Сейчас солнце стояло в зените, и раскаленная душная Москва осталась далеко позади. Но с противоположной стороны к столице уже двигался грозовой фронт, который нес долгожданную прохладу. Пока она была еще далеко и отправила впереди себя небольшой дождь.

Курс лежал на Карелию, в дом на озере, где Эрик хотел окончательно восстановить физические силы и разобраться с непредвиденными препятствиями на их пути. Магия, что скрывала Нину, была нездешняя. Словно сотворенная не на земле, а в потустороннем мире теми, у кого к ней всегда больше доступа и интереса. Либо, что намного менее вероятно, против них встал некто со способностью поглощать чужую магию, соединивший так же свои силы в паре. Только Эрик в это не верил. Слишком мало кто из ведьм и колдунов был наделен этим даром, и среди них почти никому не удавалось найти свою судьбу из себе подобных. Те же, кому посчастливилось пройти процесс слияния, как Эрику с Ниной и – почти на закате жизни – Вадоме с Михаилом, обычно тянулись друг к другу, сплачиваясь еще сильнее, и вряд ли бы они стали вот так вступать в тайное противостояние. В конце концов, они бы вышли открыто, а не таясь по закоулкам, строя козни и вставляя палки в колеса.

Эрик знал, что даже среди тех, кто не способен к слиянию, в основном все поддерживают его и других сторонников очищения Земли. Это были мудрые, довольно сильные маги, разумные в своей оценке происходящего. Те, кто давно хотел стряхнуть паразитирующий на планете вид с ее поверхности. Были же, однако, и противники, стоявшие по другую сторону баррикад. Не то чтобы они были на стороне людей, жалели их или хотели сохранить их жизни из соображений гуманности. Но они жили за счет людей, обогащаясь благодаря их порокам, желаниям и потребностям, и не готовы были расставаться со своим источником благосостояния. Среди них в основном были колдуны, имеющие довольно посредственные способности, слабые, бесталанные, а то и вовсе шарлатаны и фокусники, которые наживались путем притворства и обмана, но при этом относили себя к колдовскому миру, к экстрасенсам и людям, обладающим сверхъестественным даром. Такие опасались действий Эрика и его свиты больше всех, потому что понимали, что уничтожающей обычных людей волной сметет заодно и их, если эта бесчувственная мощь не распознает их жалких магических силенок.

Поэтому сложно было представить, что тот, кто прячет Нину, относится к противоборствующей стороне слабых колдунов и шарлатанов. Сила была чужеродная. Но потусторонние сущности не могут ничего творить в этом мире, если им не помогут здесь. Им нужен проводник, помощник, исполнитель их воли. Или тот, кто готов оказать услугу или сделать особое подношение в обмен на использование их магии. На счету у Эрика тоже были подобные сделки.

Где-то на середине пути в груди Эрика понемногу стало появляться неприятное, томящее чувство. Вначале это был легкий укол закравшейся тревоги, как бывает от какой-то забытой мысли. Это волнение мало-помалу нарастало и наконец с уверенностью поселилось в сердце. Переживание, которому колдун не находил причин, продолжало усиливаться, и к концу их поездки он был практически на взводе. Эрик связывал это с тем, что давно не был в дороге, что отдаляется от города, где осталась Нина, которую он так и не нашел, и со своими мыслями о предстоящих делах. Михаил сменил его за рулем, и Эрик пытался самостоятельно привести себя в норму, но, к его изумлению, у него ничего не вышло. Тревога росла, сердце принялось тихонечко ныть. Это было чувство какой-то невосполнимой утраты, только он не мог понять, что же он потерял. Все же он связал эти чувства с Ниной и с тем, что с ней происходит, хотя знал, что она жива. Здесь, в обычном мире, при смерти одного из сообщающихся сосудов вся сила должна была перетечь в единственный оставшийся и со всей мощью ударить по нему, не оставляя шансов на выживание. Такие пары всегда уходили вместе. Зато, впрочем, очень и очень нескоро. И Вадоме с Михаилом теперь тоже предстоял еще долгий жизненный путь.

Поэтому Эрик был спокоен за жизнь Нины, но чувствовал, что что-то не так. Нечто непоправимое надвигалось на них, какое-то ужасное событие, что могло посеять трещину в их связи. И пусть до конца разрушить ее было невозможно, по крайней мере, все известные колдуну труды говорили об этом, но сквозь эту невидимую прореху могла утекать их сила, их энергия. И Эрик знал, что такой ущерб их слиянию может нанести лишь одно действие: неверность одного из них. Об этом, правда, известно было только в теории, потому что после слияния неверность по сути своей была невозможна, настолько крепкой становилась связь, физическая, ментальная, духовная и магическая. Однако это было единственное, что могло нанести им вред. И, кажется, это все-таки случилось.

Они приехали в легких сумерках. В родном краю их встретила вечерняя прохлада. Оранжевое солнце катилось за лес, сверкая на водяной глади озера плавленым золотом. Эрику было уже физически плохо, и он ушел на берег, уселся на траву и мрачным взором провожал солнечный диск, медленно крадущийся вниз. У колдуна раскалывалась голова, и дрожали руки, а сердце стучало с перебоями, и он не мог никак себя излечить. Именно сейчас происходило что-то непоправимое, непозволительное, и остановить это было невозможно.

Теперь он уже встревожился за Нину. Нужно было найти ее как можно скорее, возможно, еще удастся что-то сделать.

* * *

– Завтра мы собираем все необходимое и едем назад, – объявил Эрик супругам, заходя на кухню. Вадома, вовсю уже хлопотавшая у плиты, застыла и в недоумении воззрилась на него: они едва успели разложить вещи. Михаил тоже молча бросил вопросительный взгляд. Супруги были уверены, что здесь они скорее найдут ответы на вопросы. Тут само место, казалось, давало подсказки и помогало в поисках: это было то самое место силы в прямом смысле слова. Здесь совершились два мощнейших ритуала, и все вокруг буквально было переполнено магической энергией. И он хочет уже возвращаться? – Мне надо быть там, ближе к ней. Иначе мы можем опоздать.

Эрик в двух словах поведал о своих соображениях, и у Михаила с Вадомой вытянулись лица.

– Ты уверен? – спросил Михаил.

– Я не могу знать наверняка, – мрачно ответил Эрик, – но у меня нет другого ответа. Я буквально чувствую, как слабею. Это происходит очень медленно и почти незаметно и будет длиться еще долго, но я давно научился прислушиваться к себе.

– Что ж, я согласна, – закивала Вадома, тут же вспоминая, что кто-то жестокой рукой рассек астральную нить Нины. Нужно бросить все силы на ее поиски, и для этого лучше находиться как можно ближе. Лишь бы она сама оставалась в городе. Возвращение нарушало их планы, – здесь думалось и творилось лучше, – но Эрик прав.

Вадома без вдохновения доделала ужин, и соратники наскоро и без аппетита поели и разошлись по комнатам, с тем, чтобы ранним утром собраться и двинуться в обратный путь.

Глава 10. Компромисс

До отъезда во Владивосток оставалось несколько дней.

Макс стоял на своем любимом балконе, прислонившись спиной к перилам, и скептически взирал на «рассаду»: так он называл материалы для озеленения, которыми сейчас была завалена добрая половина площади. То была прихоть Нины, и Макс зачем-то пошел на уступки, а теперь разглядывал все это барахло тоскливым взглядом, кривил красивое лицо и мысленно себя ругал.

Нет, конечно, если бы он знал, во что именно это выльется и во сколько обойдется, он бы зарубил всю идею на корню. У них было очередное свидание, и Максим, как и обещал, потащил Нину в ресторан, где готовили еду по оригинальным японским рецептам. К еде девушка отнеслась довольно прохладно, зато ее восхитил интерьер. Над его оформлением хорошо потрудился озеленитель, и Нине это очень понравилось. Она невзначай упомянула, что видела как-то сад на крыше, и с таким воодушевлением расписывала красоту и пользу такого сада, что Максим неожиданно для себя ляпнул, мол, интересно, можно ли такое замутить на балконе. И понеслось. Нина тут же уцепилась за его слова, вдохновилась этой идеей и принялась красочно мечтать вслух.

В итоге Макс обещал подумать, а теперь он стоял перед этой кучей непонятных коробок и рулонов и ждал команду озеленителей, которые должны были превратить часть его балкона в настоящий уголок живой природы. Максим закатил глаза и тяжело вздохнул. Интересно, что бы сказала эта любительница зелени, знай она, что Макс планирует сменить нынешнюю квартиру на огромные апартаменты в Москва-Сити? Лучше, конечно, пока о переезде молчать. А с этим садом… Возможно, удастся даже продать подороже.

А пока Макс и тут все-таки не упустил возможность и поставил Нине условие: сад он сделает, но только если она переедет к нему. Сам он возиться с ним не собирается, и лично ему этот сад не нужен. И делает он его лишь ради нее, поэтому какой смысл, если она с ним не живет.

– Так быстро? – заволновалась Нина, гоняя по тарелке «настоящий» ролл, который почему-то никак не решалась попробовать.

– А что тянуть? – беспечно ответил Максим. Нина кусала губы и молчала.

– Но мы же раньше вместе не жили, – наконец заговорила она.

– Мы собирались, Нин, – произнес Макс, накрывая ее ладони своими, – но не успели. И я понимаю, что ты привыкла жить одна, но не волнуйся, я часто бываю в разъездах по работе, ты даже успеешь соскучиться.

Он улыбнулся краешками губ и добавил:

– Надеюсь, по крайней мере.

Нина долго молчала, раздумывая. Потом, словно нехотя, неопределенно кивнула и пожала плечами. Макс ей нравился. Рядом с ним она не чувствовала себя выпавшей из жизни на много лет, он не лез в эти больничные дебри, не ворошил старые воспоминания, не пытался вылепить из нее того, кем она не могла стать: потом или вообще. И да, это только ей казалось, что все слишком быстро, но для него это было, наоборот, слишком долго. К тому же Нине очень нравилась его квартира, и если он разрешит там устроить этот чудесный зеленый островок, то почему бы и нет? Правда, Нине иногда чудилось, что у них с Максимом должен был быть какой-то дом на озере, стоявший особняком от поселений. Но, возможно, она только мечтала об этом и теперь просто вспоминает о своей мечте.

Нина согласилась переехать к Максиму, а Максим согласился разбить на балконе небольшую зеленую зону.

«Что ж, это будет намного меньшим злом, чем если вся Москва в итоге зарастет бурьяном и утонет в непроходимых лесных дебрях, как примечталось когда-то одному безумцу, – решил Макс. – Главное, чтобы Нина как можно сильнее отдалилась от него».

Его тревожило, что ему нужно уехать практически на самом подъеме их отношений, когда все только начало развиваться и так важно удержать это зарождающееся чувство, укрепить его. Но поездку больше нельзя было откладывать. Сил становилось меньше, причем с определенного момента на защиту Нины от поисков, поставленную Максом, набросились с новой, свежей агрессией. И с незнакомой до этого Максу магией. Он догадывался, что это значит. Самые худшие опасения оправдались: очнулся колдун. А магические силы самого Максима были на исходе. Нужно было срочно ехать по своим местам, «на жатву», как иногда называл это белокурый маг. Напомнить о себе прихожанам, вдохновить их на добровольные пожертвования и, желательно, зацепить новых. Он был уверен, что практически все, кого уже вовлек он в свои сети, обязательно исполнят свой долг, но им необходимо было дождаться своего кумира, увидеть его в последний раз, получить благословение. Были и такие, которые мечтали, чтобы в момент ухода голубой взгляд ангельских глаз провожал их, а кто-то хотел держать божественного посланника за руку. Вот это Макс больше всего не любил. Не то чтобы это причиняло ему душевные страдания или вызывало муки совести, но все-таки в эти минуты желательно было находиться подальше от инцидента.

По счастью, таких желающих было очень мало: в основном добровольно расставаться с жизнью и переходить в новый чудесный мир, чтобы дожидаться там своего кумира, люди предпочитали втайне от чужих глаз. Но на памяти Макса был неприятный случай, когда ему пришлось стоять на крыше высотного дома и держать за руки девушку, стоявшую на самом краю, спиной к пропасти. Она улыбалась, глядя ему в лицо влюбленными глазами, затем отклонилась назад так, что Максу пришлось напрячь мышцы, удерживая ее над улицей, а потом закрыла глаза и прошептала:

– До встречи там. Отпускай…

Максим равнодушно разжал пальцы, и она упала вниз, а он буквально бегом скрылся с крыши, чтобы не дай бог никто не связал его с этой историей. От жертвы остался тягостный осадок, хотя польза была двойная: влюбленная девочка отписала на одну из специально открытых для таких дел Максом фирм свою маленькую однокомнатную квартиру. Помимо оплаты магией за очередную жертву самоубийства, он получил материальную выгоду. Таких прихожан Максим ценил больше остальных и готов был на многое, лишь бы увлечь и вдохновить идеей перерождения. Туда же относилась и история, от которой его до сих пор передергивало. Однажды ему пришлось ублажать пожилую и очень богатую вдову, которая хотела насладиться своим «ангелом» еще до перехода в новую жизнь. Почти новую «Ламборджини», полученную от вдовы «в наследство», он при первой же возможности продал, хотя давно мечтал именно о такой. Но теперь, когда он садился в нее, ему казалось, что она насквозь пропитана запахом молодящейся старухи, и его тут же начинало мутить. Спасибо, что вдова не заставила смотреть на свою смерть или, как было принято называть в их кругу, «переход» и ушла тихо и в одиночестве, наглотавшись таблеток.

Перед Максом стоял выбор: оставить на свой страх и риск Нину одну, хоть и занятую садом, или взять ее с собой, на еще больший страх и риск. Потому что, если она каким-то образом узнает о том, чем он занимается в своих поездках, на их отношениях и вообще всех планах можно будет поставить жирный крест. Неизвестно, конечно, как бы отнеслась к занятиям Макса Нина, останься у нее память о ее собственных магических практиках, но пока она мнит себя совершенно обычным человеком, вряд ли можно ждать от нее одобрения действиям Максима. Здесь Макс задумался о том, что было бы, если б они познакомились с Ниной в те самые два исчезнувших для нее года, до того, как ее нашел колдун. Смогли бы они пойти этим путем вместе, рука об руку? Ведь Оксана, что ни говори, плохая помощница. И сама по себе невзрачная, и колдовских сил ей практически не досталось, впрочем, почти как и Максу, только он нашел выход из ситуации, а она нет. Его способы накопления магии ей не нравились, но она покорно соглашалась и принимала их, полагаясь во всем на брата. Однако в поездки «на жатву» Максим Оксану с собой не брал. Не нужно, чтобы прихожане видели, что у божественного посланника такая заурядная сестра.

На всякий случай он завел с Ниной разговор о поездке, на что у нее тут же вытянулось лицо, и она с готовностью согласилась переехать к нему побыстрее, чтобы в его отсутствие спокойно обживаться и следить за своей новой игрушкой: балконным садом, только чтобы Макс не тащил ее с собой в такую даль.

– Но, может быть, тебе будет интересно? – буквально ступая по лезвию ножа, прощупывал почву Макс. – Вдруг эта поездка сблизит нас еще сильнее?

– Максим, – протянула Нина, укоризненно глядя на него. – Я понимаю, что хочешь как лучше, но я пока еще далека от того, чтобы сопровождать тебя в деловых поездках, тем более на такие расстояния.

– Эх, не вышло бы из тебя жены декабриста, – печально вздохнул Макс, сам же внутренне буквально растекаясь от облегчения.

– Ой, тоже мне, декабрист, – поморщилась Нина. – Сравнил.

На этом инцидент был исчерпан, дорога во Владивосток свободна, Нина готовилась к переезду, а балкон – к озеленению. У Макса чесался язык снова набрать Марине и похвастаться, как далеко он продвинулся, но сейчас он решил воздержаться. Ему вполне хватило одного ужина, чтобы сделать выводы.

Он пригласил Марину в первый попавшийся ресторан. В его планы не входило чем-то ее поразить или порисоваться. На этот раз он действительно хотел расспросить о Нине и узнать о подводных камнях, что могут ему попасться. Он ждал ее внутри за столиком, отгороженным от общего зала перегородкой из переплетенных прутьев. Когда Марину проводили на место и она села напротив него, он еле сдержался, чтобы не отвесить ехидный комплимент, а мысленно сделал очередную зарубочку на доске своих легких побед.

Для этой встречи Марина в кои-то веки распустила и подкрутила каштановые волосы, обвела поярче глаза, отчего взгляд стал еще более пронзительным, и надела голубую блузку с глубоким вырезом, в котором поблескивала золотая цепочка с кулоном. Убеждая себя, что принарядилась, потому что идет все-таки в ресторан, а не в парк на прогулку, и забывая, что несколько дней назад сидела с Ладой и Ленкой почти в таком же заведении в джинсах и футболке и с зализанными в конский хвост волосами, Марина перед выходом оглядела себя в зеркале и невольно заулыбалась своему отражению. В таком же приподнятом настроении и подошла она к столику. Макс, увидев ее, налепил на лицо смиренное выражение и полный дружелюбия взгляд, в который изредка он намеренно запускал искорку мужского интереса, сразу подмечая, как оживает его собеседница. У него даже мелькнула секундная мысль, мол, «а что, если?..», которая почти сразу сменилась на «да зачем оно мне?».

Мысли Максима гуляли уже очень далеко, касаясь краешком всех событий: переезда Нины, забавного ужина с Мариной и предстоящей важной, но очень утомительной поездки, когда из рассуждений и воспоминаний его выдернул настойчивый звонок. Звонили снизу, с охраны, потому что не хотели пропускать просто так бригаду рабочих в униформе, называвших себя озеленителями. Макс распорядился, чтобы впустили, бросил еще один дикий взгляд на то, что скоро должно было стать кусочком природы, и отправился открывать дверь.

Глава 11. Фото из пыли и пепла

Желтое такси везло Макса в аэропорт, и впереди его ожидал очень длинный, муторный перелет, а затем куча утомительных дел. Позади осталась Москва, а в ней – Нинка, которой предстояло обживаться самостоятельно на новом месте в отсутствие Максима. Душа его была не на месте. Ох, как не вовремя пришлось ему уехать, но промедление было уже, как говорится, смерти подобно. Почти в буквальном смысле. Остается надеяться, что Нина увлечется своим балконным садом и частыми встречами с подругами, которые сейчас уж точно будут поддерживать байки Макса.

А еще Макс был зол. За день до вылета он поехал к Нине, чтобы помочь ей перевезти вещи. К его удивлению, вещей оказалось совсем мало, что его насторожило и даже вначале слегка расстроило. Словно она ехала погостить на короткий срок, не надеясь, что у них что-то получится. Впрочем, судя по ее довольно простой манере одеваться, возможно, у нее просто не так много вещей и она не набирает с собой, в отличие от многих барышень, по несколько баулов с одеждой. Что ж, это как раз достойно уважения.

Макс вынес к входной двери Нинин чемодан, а сама она замешкалась в маленькой комнате с какой-то мелочью.

– Максим, – позвала она наконец. – Ты не поможешь мне? Я сережку уронила, кажется, она под диван закатилась, а он очень уж тяжелый.

Макс вернулся в комнату и немного сдвинул массивный старый диван.

– Видишь? – спросил он.

– Пока нет, – нагнувшись, пробормотала Нина. – Давай еще.

Тогда Макс отодвинул диван настолько, что открылось почти все пространство под ним. Его покрывал толстый слой колышущейся пыли, внутри которой действительно что-то поблескивало. А еще там лежала фотография.

– Ой, как стыдно, – вытаскивая из пыли серьгу, прошептала Нина, красная от смущения. – Я бы протерла, просто он такой тяжелый. Дай мне пять минут, я пылесосом там пройдусь, это просто ужасно.

Нина выскочила в коридор и скоро загремела пылесосом, вытаскивая его.

– Да брось ты, правда, – поморщился Макс и потянулся за фотографией, которую Нина, кажется, не заметила. Мысленно он бранил на чем свет стоит Нинкиных подруг, не удосужившихся сдвинуть диван, когда прибирались в комнате. Конечно, главное ж было карты да свечки попрятать, а грязь-то зачем убирать. Он с отвращением потряс фотографией и сдул с нее пыль. Со снимка смотрел очень красивый темноволосый мужчина с синими, словно бездонными, глазами. Из-за его спины выглядывала Нина, обнимая его сзади за талию и игриво наклонив голову с кудрявым каре.

Нинка вернулась с гудящим пылесосом и принялась торопливо возить щеткой по пыльному полу, не замечая, что Макс буквально оцепенел, уставившись на фотографию.

– Это кто? – спросил он, как только смолк шум, протягивая Нине фото. Девушка повертела его в руках.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Ой, а это ж я, с волосами еще! А где ты это взял?

– Под диваном у тебя, под толстым слоем пыли, – ответил Макс, поджимая губы и раздувая ноздри. – Ну и подружки у тебя, не могли нормально прибраться.

– А мне наоборот показалось, что здесь как-то чересчур прибрано, – ответила Нина задумчиво. – Но я правда не знаю, кто это. Точнее, не помню.

– Но ты не помнишь только два года до комы, значит, это было как раз в то время? А как же мы? – с вызовом спросил он, забывая, что его тогда не было и в проекте. Словно сам уже успел поверить, что эти два года они провели вдвоем.

– Максим, ну что я могу тебе сказать? – обиделась Нина. – Если я не помню. Я не знаю, кто это. Может, просто друг.

«Ага, как же, друг», – подумал Макс, продолжая сканировать фото глазами. На картинке явно были не друзья, но от Нины глупо требовать оправданий, хотя он чуть на нее не сорвался. Тоже мне, ревнивец нашелся. А зато подруги ее были хороши: не догадались под диваном протереть, клуши. Три бабы толкались, не могли сделать по-человечески!

Но больше всего бесило то, что это был очень большой подводный камень, просто гигантский булыжник, о котором его не удосужились предупредить. Сильнее всех злила Марина, которую он специально вытащил в ресторан, чтобы та рассказала про Нину, а она про этого мужика промолчала. Может, конечно, это фото вообще валялось тут с незапамятных времен, только вряд ли бы тогда Нина такого парня забыла. А Макс ей сразу поверил: она не притворялась. Она даже себя словно не сразу узнала.

* * *

Он перевез Нину к себе. По плану Макс собирался отвести ее с завязанными глазами на балкон, проводить в зеленую зону и там торжественно снять повязку. Решил устроить ей маленький сюрприз, хотя она, конечно, знала, что все готово, но тем не менее ему хотелось видеть ее глаза в этот момент. Хотелось поймать тот огонек радости, что обязательно должен промелькнуть во взгляде.

Вместо этого он внес в квартиру вещи и, суетливо извиняясь и метя хвостом, сказал, что ему срочно нужно отъехать буквально на час. Хотя Нинку особо это и не расстроило, она наоборот, кажется, приободрилась, что будет раскладывать свои вещи в одиночестве. Тоже еще псих-одиночка. Как с ней жить-то? Взяв с нее клятву, что, пока он не вернется, она не пойдет исследовать балкон, он выскочил на улицу и тут же набрал телефон Марины.

– Ты дома? – прошипел он в трубку.

– Да, – ответила опешившая ведьма.

– Я сейчас приеду, скинь адрес и дождись меня! – бросил он грубо и отключился. Почти сразу звякнуло входящее сообщение с адресом, и Макс усмехнулся. – Ишь, дрессированная.

Марина, отправив адрес, забегала по квартире, паникуя, что дома не идеально прибрано и что она не в форме. Потом спохватилась, что Максу просто что-то надо и, возможно, он и заходить-то не будет. Голос у него был злющий, видно, случилось что-то очень плохое. В конце концов она взяла себя в руки, натянула джинсы с короткой майкой и, не выдержав, чуть тронула веки контурным карандашом. То, что стучалось к ней в сердце, она гнала и верить в это даже не хотела, а сейчас поняла, что это новое чувство вкрутилось в ее спинной мозг, просочилось в вены, как медленно действующий яд, и можно сколько угодно себя обманывать, но что-то уже изменилось, надломилось внутри нее. «А я еще на Варьку наговаривала, – переживала Марина. – А сама-то безоружная оказалась».

Мысли прервал телефонный звонок.

– Я внизу, – сказал Макс.

– Ты зайдешь? – едва скрывая дрожь в голосе, спросила Марина.

– А можешь спуститься? У меня времени в обрез.

Марина вышла из подъезда. Макс стоял, прислонившись к бордовому капоту своей машины, и обмахивался какой-то картонкой. Когда ведьма приблизилась, он сунул картонку ей в руки. Это оказалась фотография.

– И с кем же моя девушка так развлекается? – ядовито спросил Макс с места в карьер. Марина взяла фото, и взгляд ее наполнился ужасом. Растерянно прижав ладонь к щеке, она расширившимися глазами смотрела на картинку и никак не могла заговорить.

– Боже мой, где ты это взял? – наконец выдавила она.

– У Нины в квартире, – вприщур глядя на Марину, ответил Макс. Марина переминалась с ноги на ногу и цокала языком. – Под диваном валялось. Я думал, вы там все убрали.

– Максим, мы даже не догадывались, что существует это фото. Если бы мы знали…

– Не важно, знали или не знали, – перебил Макс. – Почему я не в курсе, кто это такой? Я просил тебя рассказать даже мелочи, но мне и в голову не приходило, что ты скроешь от меня вот такое! А если этот хрен встретился бы нам у ее подъезда с распростертыми объятиями?

– Не встретился бы, – мрачно ответила Марина. – Он умер.

– Ох, – только и произнес Максим, уставившись на нее. Мимо них в подъезд и из подъезда проходили жильцы. Соседи, знавшие Марину, с удивлением косились на ее собеседника, вальяжно облокотившегося на дорогую машину. Марина чувствовала их взгляды, а ее глаза невольно то и дело зыркали в сторону старенького гольфа, на котором она так до сих пор и ездила.

«И это – Нинкино», – подумала Марина, блуждая тоскливым взглядом по изящной фигуре Максима. «И это тоже Нинкино», – пришло ей в голову, когда она снова посмотрела на фотографию Нины и Антона. Вот уж никогда не думала она, что еще раз увидит это лицо. И вновь, как когда-то давно, горечь сожаления наполнила ее душу. Как часто она потом вспоминала ту ночь и умоляющий взгляд прекрасных глаз. Сколько раз гадала, не ошиблись ли они, смели, имели ли право на такой поступок? И вот сейчас эти глаза смотрели на нее с фотографии, и сердце болезненно сжималось. Она даже на миг забыла, зачем здесь стоит.

– Эй! – тем временем помахал у нее перед лицом раздраженный Макс. – Очнись.

Марина вздрогнула и подняла на него туманный взгляд.

– Так ты мне расскажешь, что за история? А то я чуть было сцену ревности не устроил, а может, и стоило?

– Это в двух словах и не расскажешь, – протянула Марина.

– А ты попытайся, – отрезал Макс. – Имей в виду, она тоже это фото видела, и, если она начнет вспоминать, мне надо быть во всеоружии. Вы вообще хотите, чтобы я помогал, или как?

Марина тяжело вздохнула и покачала головой.

– Нина однажды экспериментировала со своими новыми способностями, – начала она, – и вот каким-то образом вытащила сюда инкуба. Но не как это делают некоторые, на ночные утехи… – запнулась она.

– Ну-ну, продолжай, – подбодрил Макс.

– В общем, каким-то образом она его материализовала, что в принципе невозможно. Ну, как мы думали. Но оказалось, что ей помогли. Точнее, помог тот самый человек, от которого мы и прячем ее сейчас.

Макс нахмурился. Колдун, давший тело бестелесному инкубу, как раз недавно очнулся. Замечательно. А Максу сейчас позарез нужно уехать. И тут еще это фото. С инкубом!

– И что дальше? – произнес он, потому что Марина снова замолчала, собираясь с мыслями. У нее начинала болеть голова: то ли от напряжения, то ли это странная сила Максима так действовала на нее.

– А дальше мы, то есть наш круг, его уничтожили.

– Вот так просто? И все? А при чем тут тогда это фото? – с недоверием воззрился на нее Макс. – Давай, говори все как есть. Не надо так со мной.

– Нина им увлеклась. Я не знаю, что там у них было и как. Меня его появление очень встревожило, а она перестала с нами общаться. Затем мы с подругами провели обряд пяти стихий, собрались кругом, вызвали какую-то сущность, и та нам рассказала, что за этим инкубом стоит сильный колдун и что дальше будет только хуже. Тогда мы решили, что нужно его извести.

– И что, помогло? – ехидно спросил Макс. Марина покачала головой.

– Нет, и правда стало все хуже. Нина с нами окончательно порвала и пыталась отомстить. А потом колдун ее нашел. Ну, а дальше ты знаешь. Теперь мы ее прячем. И она, по счастью, пока ничего не помнит.

– Ага, только если она будет такие сюрпризы обнаруживать у себя под диваном, то вряд ли долго еще пробудет в счастливом беспамятстве, – съязвил Максим. – Вы что, не видели других фотографий, когда в квартире прибирались?

– Нет, Максим, ничего не нашли. Хотя действительно странно, что только одна фотография осталась. Может, она остальные уничтожила, когда колдун появился. Отдашь ее мне? Я сожгу.

Макс задумался. С одной стороны, прятать сейчас при Нинке это фото в квартире он не хотел. Но если отдать снимок Марине, она точно его уничтожит, а что-то подсказывало Максу, что делать этого не нужно. Он уже протянул руку с фотографией Марине, но вдруг решительно ее отдернул.

– Нет, я сам, – сказал он. – Надеюсь, меня больше никаких сюрпризов не ждет? Лучше сразу скажи.

– Все, больше ничего. Честное слово, – грустно ответила Марина.

– Ну ладно. Тогда я поехал. А ты присматривай за Ниной. Приезжай к ней в гости, посмотришь, как она устроилась, – с хитрой улыбочкой предложил Макс, открывая дверь со стороны водителя, и на его щеках вдруг заиграли ямочки, которых Марина раньше не замечала. – Спасибо, что рассказала.

Марина кивнула, Макс нырнул за руль, сунул фото в бардачок, хлопнул дверцей, и «Мазерати» с рычаньем сорвалась с места, а ведьма еще какое-то время стояла на тротуаре, провожая взглядом исчезнувшую за поворотом машину.

Глава 12. А мечта не нова – чтоб до неба трава…

Нина

Максим уехал в аэропорт, и я на время стала единовластной хозяйкой огромного пространства его шикарной квартиры с волшебным зеленым балконом. Я думала, что буду наслаждаться свободой и тишиной, но, как только дверь за ним закрылась, мне тут же стало одиноко. Я выбежала на балкон и проследила, как Макс выходит из подъезда с сумкой на плече и усаживается в такси. У меня защипало в носу. Оказывается, я успела к нему привыкнуть. Или это просто подсознание все еще помнит его и заставляет меня скучать. А скучать предстоит долго. Он даже не сказал точно, когда вернется. И охота ему заниматься недвижимостью в других городах, выбрал бы что-то поближе. Нет же, сначала Владивосток, затем Хабаровск, потом еще куда-то полетит.

С тяжелым сердцем я отправилась на кухню, сварила себе кофе и вернулась на балкон: в то самое чудесное место, которое сделал для меня Макс. Если раньше и были какие-то сомнения насчет него и почему-то даже иногда казалось, что все какая-то инсценировка, теперь это прошло.

Зеленая зона занимала примерно половину балкона. Здесь была настоящая трава, аккуратные клумбы с цветами, кусты крыжовника, смородины и малины, а еще небольшое вишневое деревце. Я не представляла, как это сможет прижиться, но пока выглядело все совершенно естественно и бодро. На траве стояла пара плетеных лежаков, чтобы можно было загорать. Посередине садика тихонько журчал крошечный фонтанчик. Даже не верилось, что я нахожусь на высоте шестнадцатого этажа, а не на дачном участке.

Наш балкон опоясывал половину дома, дальше за глухой перегородкой начинались чьи-то другие балконы, поменьше. У этой стены рабочие возвели нечто вроде большой беседки, под широким навесом которой стоял мягкий диванчик с плетеным журнальным столиком и круглый обеденный стол со стульями. Теперь не нужно было прятать мебель под тентом, и ужинать можно было прямо здесь, не боясь дождя. Конечно, если это не такой сильный дождь, что случился в тот самый вечер, когда я решилась приехать к Максиму в первый раз. Я расположилась на диване, поставила на столик дымящуюся чашку с кофе и задумалась.

Мысли тут же снова соскользнули к эпизоду с фотографией. Макс забрал ее себе, даже не дав толком рассмотреть мужчину, которого я так нежно обнимала на фото, и мне не давал покоя этот момент. Неужели я изменяла Максу? И только сейчас это открылось? По-моему, ничего хуже и придумать нельзя. Я со своей амнезией не могу даже вину почувствовать, ведь я не помню, как это делала. Однако Макс, представляя, что я творила в то время, когда мы были вместе, наверное, вне себя. Он ждал меня четыре года, а стоило ли меня ждать?

Я видела, что внутри у него все кипит, но он больше не поднимал эту тему, делая вид, словно ничего не произошло. Вот в таком настроении он и уехал и меня оставил тоже в подвешенном состоянии. Вдруг он за время поездки все обдумает на холодную голову, а когда вернется, выставит меня? От этих мыслей внутри похолодело. Что же это за фото? Может, все-таки этот кто-то был до Максима?

Я закрыла глаза, попытавшись восстановить в памяти лицо с фотографии. И если, когда мне после пробуждения показывали белокурого Макса, я сильно удивилась, то сейчас не было совершенно никакого удивления. Вот этот мужчина как раз был в моем вкусе. Более того, он был идеальный. То есть если бы я могла сама создать для себя совершенного человека, выглядел бы он именно так. Кто же он такой? И почему про него мне подруги не рассказывали? Неужели я скрывала его от всех, а единственную фотографию сама спрятала под кровать, чтобы никто не нашел, а потом забыла?

В голову полезли уже совершенно глупые и несуразные предположения, и я ощутила, как ее стискивает легкий приступ мигрени. Я тряхнула головой, чтобы отогнать дурацкие мысли. Было все еще непривычно, что от этого на лицо не падали кудряшки. Без них, конечно, стало удобно, но странно. Однако, Максим очень просил пока оставить так. «Ладно, – решила я. – Если Макс будет настолько великодушен, что сам не захочет больше возвращаться к этой истории, я ни слова не скажу. Забудем». Я допила кофе, вышла из беседки и расположилась на одном из шезлонгов, подставляя изголодавшееся по ультрафиолету тело солнечным лучам, которыми пока еще делилось вечернее солнышко, спускаясь к крышам домов.

Утром после истории с фотографией Максим перевез меня с вещами к себе домой, а сам куда-то срочно убежал, взяв с меня торжественное обещание не выходить на балкон без него. Я стоически крепилась минут пятнадцать, а потом не выдержала и отправилась смотреть. Точнее, мне нужно было все там разведать, чтобы не было потом сюрпризов. Чтобы, если все будет не так, как я мечтала, не скроить прямо при Максе кислую разочарованную мину. Пусть лучше я расстроюсь заранее, зато потом смогу притвориться. Но, выбравшись в зеленую зону, я зажала себе рот рукой, чтобы не закричать от восторга, пугая соседей. Я бегала по траве, рассматривая каждый кустик, любовалась умело и эффектно высаженными цветами, радовалась плодоносным кустарникам. Заглянула под навес. Все было даже лучше, чем я ожидала, и я со спокойной душой вернулась в дом и разложила свой немногочисленный скарб, а когда в замке заскрипел ключ, нацепила на лицо выражение волнения и усталого ожидания.

Я покорно дала Максу завязать себе глаза, осторожно ступала, пока он выводил меня на балкон, перешагивала порог, слушая его советы. И, конечно, изобразила восхищение, дублируя все те эмоции, которые уже испытала часом ранее. Хотя это было не сложно, ведь от восторга я не отошла до сих пор. Я отблагодарила его за подарок прямо там, на мягкой траве, в ореоле ароматов свежей зелени и цветов, и потом мы еще долго нежились под солнцем, не в силах оторваться друг от друга. Но Максиму пора было отправляться в путь, в аэропорту его ждал самолет с серебристым крылом, и ближе к вечеру он попрощался и уехал, оставив меня наедине со своими мыслями, как приятными, так и не очень.

Глава 13. Плохо не клади, вора в грех не вводи

– Ну, расскажи, что у вас еще нового-то, – спросила Варвара, снова располагаясь за столом у Марины на кухне после того, как сходила на балкон покурить. – Сто лет не общались, совсем вы про меня забыли.

– Да не забыли мы, Варь, – возразила Марина, наливая ей чай, – просто правда замотались, столько суеты в последнее время.

– Ну, значит, есть о чем поговорить, – весело сказала Варя и потянулась за домашним творожным печеньем, которое недавно напекла хозяйка. Захрустев сладостью, она добавила с набитым ртом: – У тебя на выпечку даже время есть, а ты говоришь, суета. Вот скажи, кто просто так, для себя, станет этим заниматься? Торчать летом у духовки – во имя чего?

Марина быстро отошла к раковине и, отвернувшись, стала перемывать уже в который раз одну и ту же чашку. Хотела скрыть лицо, тут же покрасневшее от набежавших мыслей. В последнее время у нее появилась привычка все время держать на виду вкусности домашнего изготовления, только она не знала, когда вернется из своей долгой поездки Макс и заедет ли вообще к ней. Она даже пыталась придумать повод его заманить, потом ужасалась своим же идеям, но тем не менее продолжала готовить. «Надо Ладке сказать, чтобы отворот мне сделала, что ли», – измученно думала она, но откладывала эту просьбу на потом, на самый крайний случай, когда уже точно станет невмоготу. А до тех пор она хранила этот секрет в сердце, не в силах никому признаться. Хотя бы уже потому, что ей было до ужаса стыдно за эти мысли. И ладно бы объект был действительно достоин уважения, так выбрала-то самого что ни на есть проходимца. Марина настолько не ожидала от самой себя такого, что была совершенно не подготовлена.

Варя сверлила ее пристальным взглядом из-под густой и черной, как смола, челки, почти закрывавшей брови. Марина еще не видела подругу с этой стрижкой под Клеопатру, и, надо было сказать, Варваре она чертовски шла. Она стала выглядеть моложе, таинственней и привлекательней. Виделись они действительно редко, и даже не в последнее время, а за все четыре года, что последовали за определенными событиями. Марина с Ладой – единственные, кто остался практиковать магию, оказывая помощь людям, обратившимся к ним. Гулю они слышали очень редко, Варя все-таки иногда заезжала в гости к Марине, и периодически они встречались в каком-нибудь суши-баре, а пару раз даже сходили в караоке. Варвара, казалось, все это время находилась в вечных поисках, она с небрежностью рассказывала подругам об очередном недолговечном знакомстве, затем это знакомство быстро забывалось, и его сменяло следующее. Потеряв свои силы, Варвара словно пыталась вырвать у жизни все, что может, но, кроме вот таких «подарков судьбы», больше ничего не попадалось.

Пока Марина придумывала логичный ответ, для чего она печет печенье, которое сама не очень-то и любит, Варя уже забыла вопрос и перескочила на другую, еще более неприятную тему.

– Что с Нинкой-то там? Без изменений? Так и дрыхнет в гробу своем хрустальном?

Марина какое-то время боролась с соблазном сказать, что все осталось на своих местах, но не хотелось завираться. Рано или поздно все равно ж узнает.

– Нина пришла в себя, – просто ответила она, и Варвара застыла за столом, уставившись на Марину. Она была уверена, что из комы не возвращаются, и спросила просто ради того, чтобы не утихал разговор. Вообще, она потихоньку подбиралась к тому, чтобы разузнать у Марины, где сейчас ее амулет-брелок. Вдруг его все-таки нашли? И тогда она сможет вернуть свои силы. То, что вместе с магией может вернуться безумие, ее уже не особо пугало. Ей было скучно, и казалось, что она что-то упускает, а время уходит.

Марина сказала Варе, что брелока со скелетиком они не видели, а времени искать не было, но она кривила душой. Безделушка осталась у колдуна в прихожей, в шкатулке для мелочей, Эрик даже не стал прятать использованный амулет в маленькой комнате. Пластмассовый скелетик так и лежал на видном месте как напоминание о Варином «подарке», но Марина, сняв с шеи Нины украшение Ксюши, Варины силы забирать не стала. Она видела, что творилось с ведьмой, что сделали с ней ее способности, и не хотела участвовать в их возвращении. О том, что амулет уже давно пуст, она, разумеется, не догадывалась.

– И что теперь? – почти шепотом испуганно произнесла Варя.– Где она? Вы с ней говорили?

Варвара знала, что Марина и Лада иногда навещают Нину в больнице, общаются с ее подругой. Она считала, что это очень правильно и лучше приглядывать за безбашенной ведьмой, пусть даже она и валяется в беспамятстве. В последний раз она видела Нину, когда та со своим отвратным любовником-психиатром притащилась к ней в палату, чтобы отобрать силы. Честно сказать, Варя была уверена, что таких вообще спасать не надо и нечего поддерживать в ней жизнь «за счет денег налогоплательщиков», как она как-то раз выразилась. О том, что Лада с Мариной делали попытки помочь Нине и разбудить ее, ей, конечно, даже говорить не стали.

– Нина у себя дома, – сказала Марина. – И ты не волнуйся, Варь, у нее полная амнезия.

– Как? – обрадованно ахнула Варя. – Она совсем не в себе? Она как овощ?

– Да нет, – вздохнула ведьма. – Она нормальная, просто не помнит ничего. Ну, не то что она не помнит, где правая рука, а где левая. Просто забыла все с того момента, как мы с ней познакомились. Она и меня не помнит.

– А так бывает? А может, она врет? – тут же возразила Варвара. – Я бы ей не верила.

– Не врет. И мы сделали все, что в наших силах, чтобы она не вспомнила. Мы даже в квартире ее прибрались, и больше ничего ей о ее былых делах не напоминает.

Варя наконец расслабилась и снова потянулась за печеньем, которое с определенного момента не лезло в горло. Марина тоже чуть успокоилась, потому что уже призналась насчет Нины, и на душе стало легче.

– А куда вы ее магические атрибуты дели? – поинтересовалась Варвара.

– Да тут, у меня, – неопределенно махнула рукой Марина. – В комнате, в коробках лежит все, что мы забрали. Я пока так и не придумала, что с ними делать.

– Можно посмотреть? – воскликнула Варя с оживлением, и Марина даже не нашлась, что возразить, просто пожала плечами.

– Посмотри.

Общество Варвары сейчас ее слегка тяготило. Она предпочла бы сегодня побыть одна или, еще лучше, с Ладой. Может, нашла бы в себе сил признаться насчет влечения к Максу, и вместе они бы придумали, что делать. А Варя стала почти чужой, неприятной, какой-то безалаберной и не чуткой.

– Ну, пошли! – объявила тут же Варвара и бесцеремонно направилась по квартире Марины искать коробки с магическими вещами.

Они стояли в одной из комнат у стены. Три коробки: одна поставлена на другую, и рядом – отдельно – третья. Варя сунула нос в верхнюю коробку. Внутри была навалена разная колдовская дребедень: антуражная вперемешку с полезной. Варя нагнулась над отдельной коробкой и слегка приподняла крышку. Там аккуратными стопками были сложены эзотерические книги и несколько колод карт – таро и обычных.

– А там что? – Варя выпрямилась и пару раз легонько пнула нижнюю коробку ногой, обернувшись к Марине.

– Там тоже книги.

Тогда Варвара стащила коробку с магическими предметами, выставила ее посередине комнаты на ковер и уселась там же по-турецки. Марина махнула рукой и примостилась рядом. Женщины вместе перебирали вещицы из коробки, рассматривали их, передавая одна другой. Тут были какие-то статуэтки, магический шар, покрытый трещинами, свечи разных форм и размеров. Со дна Варя вытянула спутанные между собой цепочки с символическими кулонами. Потом достала плетение из нескольких веревок с узлами, ограниченных двумя дощечками.

– Это то, что я думаю? – пораженно спросила Варя. Марина вопросительно посмотрела на нее. – Ну, это же Нинкин кнотен, да?

Марина кивнула.

– Это второй. Первый мы не нашли. Он был очень красивый.

Варя задумчиво вертела изделие в руках, перебирая узелки, и морщила лоб.

– Странно, узлы разные в начале и в конце, – сказала она. Марина взяла плетение у нее из рук, пригляделась и заметила, что действительно некоторые узлы сильно отличались друг от друга, и не просто формой, а словно их вывязывали разные люди. Так две женщины могут связать непохожие кофточки из одной и той же пряжи, по одному и тому же рисунку, потому что у каждой свое натяжение нити, свой размер петель, своя манера вязания: кто-то вяжет туго, а кто-то любит, чтобы спицам было свободно. Так и здесь: казалось, что за Ниной кто-то доделывал кнотен. Хотя, чтобы заметить это, нужно было быть, конечно, очень внимательным.

– И правда, – удивилась Марина. – Как я раньше внимания не обратила?

Она повертела кнотен в руках, вздохнула и вернула обратно в коробку и вдруг, спохватившись, с досадой увидела, как Варвара медленно вытягивает оттуда синюю скомканную футболку.

– Варь, положи, оставь, – умоляюще попросила она, но та держала вещь перед собой, руки ее мелко дрожали.

– Это ведь его? – еле выдавила Варя.

Марина почти вырвала футболку у нее из рук, запихнула обратно, суетливо засунула туда же предметы, которые они повытаскивали, и отнесла коробку на место.

– Пойдем, зря я тебе про вещи сказала.

Варя молча поднялась с пола, и они отправились в кухню. Разговор больше не клеился. Бывшая ведьма сидела как на иголках, словно сильно торопилась, но почему-то никак не уходила. Марина отлучилась в туалет, и после этого Варвара вдруг резко засобиралась, бодрым голосом возвестив, как рада была ее видеть и надеется на ближайшую встречу. С тем и ушла.

Марина же, заперев за ней дверь, наконец вздохнула было с облегчением, как вдруг ее озарила запоздалая догадка, и она ринулась к коробкам. Внутри верхней коробки не было ни кнотена, ни синей футболки Антона.

«Ладно, фанатичка, футболку сперла, – раздраженно недоумевала Марина, – а кнотен-то ей зачем понадобился?»

Глава 14. Сплошные разочарования

– Не представляю, что бы было, если бы я тогда не уволилась с бухты-барахты, и не пошла в меланхоличном настроении по магазинам, и не взяла на сдачу лотерейный билет! – приговаривала Гульнара, выкладывая дочке пшенную кашу на небольшую тарелочку. Маленькая Эльвира тут же наморщила нос, глядя на свой завтрак. Ренат, улыбаясь, наблюдал за ней.

– И не поехала бы на выигрыш на море, и не познакомилась с теткой, которая пропихнула Эльку в супер-садик, ага, – привычно пробубнил он, принимая от жены свою тарелку с пшенкой.

– А если бы не поехали на море, у меня бы сейчас не было братика, – заявила Эля и наконец с обреченным видом воткнула ложку в кашу.

На этом, собственно, и закончилась недолгая счастливая семейная жизнь Гульнары, а также надежда на то, что ей удалось прервать ненавистную наследственную способность к обратному гаданию.

Как ни отнекивался Ренат, пытаясь убедить жену, что их маленькая дочь просто фантазирует, по нескольким сказанным малышкой Элей предложениям можно было сделать однозначный вывод: когда год назад Гуля с дочкой поехали на море на деньги, выигранные в лотерею, – потому что шальные деньги нужно сразу же проматывать, как говорил кто-то из ее родственников, – Ренат не терял времени и оприходовал какую-то девицу. Сейчас у той на руках был крошечный младенец, и Гуле стало ясно, где муж не так давно «потерял» довольно крупную сумму денег.

Наконец, прижатый к стенке, хотя совершенно не понимающий, откуда его малолетняя дочь может знать такие вещи, Ренат признался. Он умолял простить и понять, но пообещать, что вторую кровиночку он поддерживать не будет, так и не смог. Да Гуля бы и не стала такого требовать, ребенок-то в чем виноват. И простить она пыталась, но жить с ним, зная, что у него есть еще одна семья, не смогла: противно было. «Не можешь выбрать? Я выберу за тебя, – в сердцах сказала она Ренату. – Топай!» В конце концов бывший муж переехал к новой пассии, однако первой семье помогал как мог, и Гульнара ссориться с ним не стала. За годы своей эзотерической практики она насмотрелась на столько исковерканных судеб, что эта история, хоть и произошла с ней самой, не казалась ей из ряда вон выходящей. Элю только до боли жалко было, она любила папу. В конце концов Гуля позволила бывшему мужу брать дочь иногда с собой на прогулки вместе с новорожденным братцем, лишь бы она не чувствовала себя брошенной.

* * *

Много бессонных ночей провела после этого Гуля, орошая слезами подушку, давя в ней рыдания, чтобы не слышала маленькая дочь. Эльвира была на редкость смышленой для своего возраста, и Гульнара часто ловила на себе ее такой не по-детски серьезный и умный взгляд. Это пугало и без того напуганную гадалку.

Развод с мужем для нее прошел почти безболезненно. Да, стало сложнее управляться в одиночку, но он все-таки помогал, а то, что он теперь живет себе с какой-то другой семьей, уже почти и не трогало Гульнару. Потому что все ее внимание было сейчас направлено на Элю, и она даже иногда радовалась, что Ренат ушел, потому что он совсем ничего не знал о ведьминской стороне жизни своей жены и не понял бы того, что творилось сейчас с Эльвирой. А с ней происходило что-то странное: способности к обратному гаданию открылись слишком рано, ни с кем еще такого не было. Может, предупреждение, что ведьмам их рода нельзя иметь детей, строилось именно на этом. И теперь стали ясны последствия, но только было поздно. Гуля ругала и ненавидела себя за то, что, возможно, сотворила она со своей дочерью, но только ни за что не поступила бы иначе, если бы была возможность пройти этот путь заново. Слишком велико было счастье ее материнства. И она надеялась, что найдется какой-то выход и дочке удастся помочь.

Гульнаре почему-то нередко вспоминалась встреча с Ниной в фудкорте торгового центра, где она тогда работала. Как оживилась Нина, услышав, что Гуля больше не хочет практиковать магию. Она сразу спросила, собирается ли та перегнать свою силу в амулет, и, кажется, была разочарована, когда Гульнара ответила отрицательно. «Я не хочу отказываться от своей ведьминской сущности!» – гордо ответила тогда она Нине. Сейчас Гуля готова была отказаться и от своей сущности, и от многого другого, лишь бы спасти дочь, но только видела она, что было после того, как ведьмы отдавали силу амулету. И Варя, и обратившаяся к ним за помощью Ксения, – обе сильно заболели и поправляться стали лишь после того, как Нину и ее любовника настигла кома.

«Хм, – однажды озадаченно подумала Гульнара. – А при чем тут, кстати, они? Варину магию они забрали, это да. А Ксюша отдала свою через Ладу с Мариной и тоже заболела, но выздоровела-то она именно во время комы». Странно было, что никто об этом не подумал. Все обрадовались внезапному излечению бывших ведьм, но почему-то не стали вникать в подробности, а стоило бы. Ведь, возможно, общим знаменателем был не сам обряд передачи силы, а именно Нина и колдун, знать бы только, что между этими двумя случаями общего. Какую роль они могли сыграть в ритуале Ксении? Когда Гуля с Мариной обнаружили страшную находку в особняке, на шее Нины был Ксюшин кулон. Марина его сняла. То есть связь точно была, но что это значило?

Эти мысли теперь не давали Гульнаре покоя, как и то, что дочь ее так рано столкнулась с ужасами жизни. После того, как однажды обнаружилась ее способность и она нечаянно выдала маме папину тайну, все только усугублялось. Если Гуле для гадания нужно было проводить целый ритуал, то для маленькой Эльвиры словно все открывалось при первом же интересе. Как только девочка о чем-то думала или слышала чей-то, пусть даже риторический, вопрос, – у нее уже был готов ответ, и она, не задумываясь, его произносила. И Гульнара знала, что эти ответы не приходят в виде текста или мыслей, они предстают в красочных образах, и нередко – в тяжелых и пугающих. Сердце разрывалось от одной мысли, что может видеть ее ребенок при любом чьем-то неосторожном высказывании. Гуля пыталась успокоить себя тем, что, возможно, столкнувшись с этим в детстве, Эля сызмальства привыкнет и для нее все будет естественным, но это нисколько не утешало.

Эх, если бы кто-то мог забрать у дочери злосчастный дар, не подвергая при этом ее здоровье опасности. Может, если Гульнара отдаст собственную силу, она прервет эту цепочку и ее дочка освободится? Ответов у нее не было, сама способность являлась редкостью, о которой почти никто не знал, да и в кругах колдовских Гуля в последние годы не крутилась. Созванивалась с Ладой, и Мариной, и изредка с Варей, хотя после разговоров с той у Гули всегда был неприятный осадок. Она пыталась строить свое семейное счастье, пока еще не омраченное новостью об измене мужа, а Варвару словно мотало из стороны в сторону, из постели в постель, и она пыталась передать это во всех подробностях, будто от того ее жизнь могла стать ярче.

Пару раз Варя как-то заговаривала о том, как бы вернуть свою силу, но Гуля не знала, возможно ли это. Однако была уверена, что не нужно. Да и насколько уж счастливой сделала бы Варвару возможность снова общаться с мертвыми? Зарабатывать можно и обычным способом, а радости это общение обычно приносит мало. Варя, правда, не унималась, очень ей нужен был зачем-то тот мир, но кого она там так мечтала найти, она не признавалась.

* * *

Размышления Гульнары прервал телефонный звонок. Она посмотрела на высветившийся номер. «Легка на помине», – с легким недовольством подумала она и взяла трубку.

– Привет, – раздался на том конце провода томный Варин голос. – Как ты?

– Да нормально, – привычно ответила Гуля. Варвара уже была в курсе печальных событий в личной жизни Гули и каждый раз теперь спрашивала, как дела, пытаясь поддержать. Гульнару это только нервировало. Про предательство Рената она почти не думала, все сейчас сконцентрировалось на дочке. – Ничего нового.

– А у меня есть новости, – заговорщицким тоном пропела Варя в трубку. Гуля едва подавила унылый вздох, предполагая, что сейчас речь пойдет об очередной любви до гроба. И ошиблась. – Нинка очнулась!

Сердце почему-то скакнуло, и в голове Гульнары мгновенно пронеслись события прошлых лет: влившаяся в их компанию Нина, затем ее странное увлечение. Ритуал, во время которого они убили инкуба. Эта ожившая сущность до сих пор иногда снилась Гуле в ужасных, тягучих снах. Антон виделся не в кошмарах, а именно в таких тяжелых сновидениях, когда она чувствовала, что творила зло, хотя понимала, что это нельзя предотвратить. А потом воцарилась безумная ненависть Нины, и все полетело под откос. Круг распался, Варя чуть не сошла с ума, Вика погибла, заболела Ксения… И вдруг Нина практически спасает мир, жертвуя собой и своей любовью. А теперь, оказывается, она вернулась. Чем же это грозило их мирному существованию?

Пока Гуля подбирала слова для адекватной реакции на новость, Варя заговорила сама.

– Ты не поверишь! Она ничего не помнит!

– Что значит – ничего? Вообще ничего? – наконец спросила Гульнара.

– Ну, не до такой степени, – процедила Варвара. – Она не помнит те самые два года до комы, связанные с магией. Я, конечно, предпочла бы, чтобы она если и очнулась, то овощем, но вот вышло немножко по-другому.

– Девчонки так за ней и присматривают? – поморщившись, спросила Гуля. – А этот ее… мужчина… Он тоже очнулся?

– Ой, про него не знаю, не буду врать, – ответила Варя. – Хотя Марина сказала, что он ее не найдет.

– Значит, у них получилось, – пробормотала Гульнара. Она знала, что Нину пытались вытащить и даже привлекли для этого новых колдунов. Странных, по мнению Гули. Она только один раз видела Кис-Кис, и ей они не понравились. Доверия не вызывали.

– У кого – у них? – переспросила Варвара. – Девки что, пытались ее вытащить? Ненормальные. Но, насколько я знаю, она каким-то макаром сама очухалась.

– Надо же, – удивилась Гуля. – Они просто нашли ребят, которые могли помочь, но я не знала, чем дело кончилось.

– Каких еще ребят?

– Да брата с сестрой, они колдуют тоже немного. Но некоторые вещи им намного лучше удаются, чем нам. Я почти не знаю о них ничего, – призналась она.

– А как их найти? Мне может их помощь понадобиться, – в голосе Вари послышался неподдельный интерес.

– Ну, надо у Марины узнать. Могу спросить.

– Спроси, пожалуйста, – взмолилась Варвара. – А то им сейчас не до меня, неудобно лезть.

– Хорошо, – пообещала Гуля. – Мне самой теперь интересно, как они это сделали, если это они, конечно.

– Ой! – вдруг воскликнула Варя. – Самое же интересное! До меня наконец дошло!

Гульнара молча слушала.

– В общем, Марина обмолвилась, что там какой-то парень, – и я теперь поняла, кто, – запросил очень особенную плату! Угадай, какую?

Гуля пожала плечами в пустоту, потом сказала в трубку:

– Не знаю. Какую?

– В общем, Нинка теперь думает, что он ее мужик! Он его изображает, и девки подыграли, так надо для дела. Я же говорила, она ничего не помнит. И поверила, что раньше с ним встречалась. Представляешь?

Гульнару словно ледяной водой окатили. Она растерянно смотрела перед собой, ничего не видя, и не понимала, как можно поступить так с человеком. Беспомощным, потерянным.

– Нет, не представляю, – сухо ответила она.

– Кажется, у них там даже уже кое-что было, – ухмыльнулась на том конце провода Варвара. – Он Марине отчитывается обо всем… Ой, прости, у меня параллельная линия! Пока!

Варя резко попрощалась и бросила трубку, и Гульнара с облегчением вздохнула. Хотя на душе все равно было теперь тоскливо из-за новостей. Ей просто не верилось, что ее подруги смогли пойти на такое. Буквально подложить Нину под какого-то не понятного никому мужчину со своими корыстными целями. Она снова вспомнила их встречу в кафе и то, как Нина вдруг взялась ей помогать, отведя от Гули напасть в виде двух неприятных людей, потерявших сестру и винивших в этом ее. И то, как Нина рассказала про Вику, чтобы успели ее спасти. Хотя, кажется, тут ничего не вышло. Никто так и не узнал, что случилось с Викой, осталась ли она в том заброшенном доме.

А еще, – и об этом вообще никак нельзя было забыть, – Нина отказалась от счастья быть с любимым, чтобы люди остались живы. Это был такой поступок с большой буквы, что все мелочи, которые она творила, даже засчитывать не стоило. Да и не сделала она никому, в принципе, зла. Как же можно было с ней так в ответ поступить?

Гульнара знала, что Марине не очень нравился этот семейный дуэт, особенно ее тревожил брат, и тем не менее она пошла на такое?

Глава 15. А летит – не значит ангел…

Макс обвел восторженным светящимся взглядом лица присутствующих и широко улыбнулся. Он стоял на сцене в небольшом зале старого кинотеатра, который когда-то хотели реставрировать, затем решили сносить, а потом вот появился Макс и купил это здание для своих благородных нужд. Не на собственное имя, разумеется, а так, на мифическую благотворительную организацию.

– Как же я рад снова всех видеть! – складывая руки перед собой в молитвенном жесте и слегка наклоняясь вперед, произнес он. – Я много думал о вас, вспоминал наши встречи и разговоры. Не было ни дня, чтобы я не переносился к вам мыслями.

В зале одобрительно зашумели. Лица прихожан, среди которых было подавляющее число женщин, светились счастьем. Люди улыбались и с любованием смотрели на своего кумира. Макс еще раз окинул взором прихожан, переводя сияющие голубые глаза очень медленно: так, чтобы каждому казалось, что он заметил его, узнал, уделил ему внимание.

– Сегодня я буду давать благословение. Нам всем нужно двигаться дальше. Вперед или назад – это решать вам. Кто пойдет вперед, того я потом догоню. Кто решит вернуться назад, с тем наши пути разойдутся, но это не значит, что ваш выбор неверный. Это тот путь, которого вы заслуживаете, который вам подходит. И ни я, ни кто-то из присутствующих здесь вас за это не осудит.

Прихожане захлопали. Да, скорее всего, сегодня будут те, кто выйдет за порог этого святого места в последний раз, с тем, чтобы больше уже не вернуться. Возможно, с сожалением, с болью в сердце. Им будет очень не хватать священного пристанища, единомышленников, встреч, но они пока не готовы расставаться с жизнью здесь, даже если вместо нее будет другая, новая, намного лучше прежней. Но таких обычно бывает совсем небольшой процент. А собравшихся довольно много. Почти весь зал. Сюда сегодня съехались из ближайших городов и других поселений. Они очень долго ждали возвращения Макса. Святого Максимуса, как величали его тут. Прихожане относились с пониманием к его редким появлениям: ведь он же ездил по всей России, чтобы собирать потихоньку людей, готовить их к тому, чтобы совершить переход и присоединиться к армии ангелов, таких же белокурых и прекрасных, как сам Макс. На землю надвигалось большое несчастье, шла беда в лице черного человека, который собирался извести людей. Он хотел убить, уничтожить всех, оставив лишь избранных, таких, как он сам и как их кумир: тех, кто способен творить чудеса. Черный человек хотел разрушить цивилизованный мир и поселиться в землянках и пещерах, как древние люди. Но только Святой Максимус считает, что все на свете имеют право на жизнь. И обычные люди, и наделенные особенной силой. И Максимус очень хочет удержать мир в целости и сохранности, со всеми его достижениями, открытиями, технологиями и удовольствиями. Люди не заслужили страшной судьбы. Но если истинно верующие хотят сберечь такую жизнь своим детям, они должны влиться в ряды спасителей и идти по дороге, которую укажет им Максимус.

* * *

У Макса по разным городам было организовано несколько таких «священных сообществ», а попросту говоря, сект, куда он методично и ненавязчиво заманивал новых прихожан. В обаянии ему не было равных, и даром убеждения он тоже не был обделен, поэтому завлечь участников обычно не составляло особого труда. Он нигде не светился, напуская таинственность на эту организацию, что даже нравилось прихожанам, чувствующим себя частью чего-то очень важного и секретного. Конечно, люди в здравом уме вряд ли без раздумий верили бы всему, что скажет Макс, но он умел заморочить голову, а если вдруг что-то сбоило, пускал в ход совсем немного магических чар. Членам секты он демонстрировал маленькие чудеса. Очень редко, ведь нельзя же злоупотреблять священной силой, и все прихожане относились к этому с пониманием. Тем особенно ценны были его редкие «выступления», где он показывал, как на глазах у всех вдруг оживает засохший цветок или затягивается рана. Один раз людям посчастливилось увидеть, как Святой Максимус на несколько сантиметров оторвался от пола сцены. В исключительных случаях он даже брался вылечить болезнь, на которую уже махнули рукой врачи. Но это отнимало у него огромное количество магических сил, поэтому на подобные подвиги он решался нечасто. Хотя они того стоили. После увиденных воочию «чудес» люди уже не могли не верить в его святость и становились верными подданными. Однако Максимус не позволял выносить такие истории за пределы их «церкви», чтобы не потянулись к ним вереницы больных, отчаявшихся найти лечение и ищущих спасения в его секте. Это только привлекло бы к ней лишнее внимание. Нет, свои «чудеса» Макс творил только для тех, кого сам позвал и кто заинтересовался и пришел, но колебался, не будучи полностью уверенным в своем выборе. То, что он не заявлял о себе во всеуслышание, только вызывало уважение у прихожан, убеждая их в его скромности и бескорыстии, которыми и подобало обладать настоящему святому.