Хочу от вас ребенка бесплатное чтение

Глава 1.

Алена

– Доволен? – я раздраженно шибанула по кнопке вызова лифта. – Теперь вот это – твой ежедневный рацион, – кивнула на расхлябанно зажатый в пальцах брата рецептурный бланк, после чего перевела взгляд на цифровое табло, нервно притопнув носком розового «крокса».

 Оба лифта ожесточенно кем-то использовались и не торопились нас подбирать, чем сильнее выводили меня из себя. Я хоть и знала, что старшая медсестра Ада Адамовна прикроет мое временное отсутствие на рабочем месте, но лишний раз злоупотреблять ее расположением не хотелось. Все-таки прозвище «Адовна» она получила не столько и не только за имя-отчество…

– Угу, – равнодушно пробурчал Пашка, не отрываясь от экрана своего гаджета в тот момент, когда лифтовая кабина гостеприимно распахнула перед нами двери.

Наконец-то!

Я облегченно выдохнула и влетела внутрь первая. Следом свою тушу лениво втащил мой брат. Сто восемьдесят с лишним сантиметров моих нервов и семьдесят килограммов придури!

Как только двери лифта сомкнулись, я продолжила свою воспитательную тираду:

– Ну что «угу»? По-твоему, все это шутки? – я снова кивнула на рецептурный бланк, но Пашка снова этого не увидел. Он по-прежнему зависал в телефоне, и ему было откровенно плевать: и на мои воспитательные потуги, и на всю ситуацию в целом. Без шуток, я скоро забуду его лицо, оно постоянно опущено к экрану гаджета.

– А я тебя предупреждала! Предупреждала…

– Ну начинается… – брат закатил глаза и ударил пальцами по кнопке первого этажа. Я вытянула руку и нажала второй для себя. – Давай не будем, а? Ниче же страшного не случилось, – пробасил семнадцатилетний «ребенок».

Я поморщилась.

Вскинув голову, пробежалась глазами по «мужику», в который раз убеждаясь: этот конь – мой брат-одиннадцатиклассник.  Мне стоило бы давно привыкнуть к этому факту, но каждый раз, когда дома за моей спиной басил мужской голос, я вздрагивала. Не удивительно, ведь я подсознательно знала, что кроме меня и младшего брата в квартире никто не проживал, так откуда взялся этот долговяз? Когда тощий и мелкий Павлик успел так вымахать?

Брату семнадцать, нажранные харчи у него пошли в рост. Он красавчик, паршивец и жуткий пофигист!

Мне тридцать пять, я ответственна, находчива и мой рост – без одного сантиметра 160, а вес… пятидесятикилограммовый мешок картошки весит больше, чем я.

Где справедливость? Где равномерное распределение наследственности?

Я с девятого класса балансировала на уровне сорока восьми килограммов, которые однажды упали до критических сорока. Это был не самый лучший период моей жизни, воспоминания о котором тугим болезненным комком оседали в горле.

Сглотнув, я злорадно пригрозила:

– ФГДС покажет.

– Че? – Пашка сдвинул к переносице брови и недоверчиво покосился на меня.

– Кишку глотать пойдешь – вот че. Там и посмотрим, случилось че или нет, – произнесла в его манере, глядя на цифровое табло, отсчитывающее этажи. Ну что же так медленно, когда очень надо?!

– Ну и че? – усмехнулся брат. – Че я, принцесса какая? Ну глотну я твою кишку – нефиг делать. И ниче там не найдут, – гордо расправил плечи и, кажется, стал еще выше.

– Ну-ну, – закивала я и вспомнила слова гастроэнтеролога Ольги, у которой пять минут назад были на приеме.

Помнится она рассказывала, что к категории самых паниковатых и бздатых пациентов, сбегающих прямо со стола перед началом неприятной процедуры, относится как раз-таки «сильный» пол. В обмороки тоже чаще всего сваливались мужчины, и они же проклинали врача-специалиста после процедуры.

– Постригись, что ли, – скривилась, бросив взгляд на торчащие в разные стороны лохмы брата. Вскинула руку, чтобы пригладить, но вовремя вспомнила – не дотянусь.

– Стайл, че… – Пашка медленно провел пятерней по космам и ловко откинул их назад. Ну позер!

– Че! – Передразнила, скорчив лицо. – В армии побреют.

– У меня плоскостопие, – не растерялся в ответ младший Волков.

Он дьявольски мне улыбнулся, а потом вернул свое внимание телефону.

– Ну да, плоскостопие головного мозга, – я не осталась в долгу, выбивая из братца смешок. – Не забудь зайти в аптеку, – выхватила из Пашкиных пальцев рецепт, в который уткнулась глазами.

Балбес малолетний! Семнадцать лет, а уже гастрит!

А все потому, что питаться надо дома и нормальной пищей, а не фастфудом из сетевой забегаловки и чипсами с колой.

Ну разве я такому детине указ? Он и дома пожрет, и с пацанами пищевым шлаком отшлифует, а потом – «сис, дай че от живота».

Хоть бы не язва, Оля вот подозревает…

Тяжело вздохнула, глядя на обойный рулон с назначениями своей коллеги и приходя от этого в ужас.

– Ага, – безучастно пробурчал Пашка в тот момент, когда лифт остановился, очевидно, подбирая попутчиков. Кабина слегка пошатнулась. – Так вы че, будете сегодня Уши поздравлять? – внезапно спросил он, не отрываясь от переписки в своем гаджете.

Резко подняла на него глаза, намереваясь шикнуть на балбеса. Мы, вообще-то, не дома, а у меня на работе, где я приличная сотрудница, а Уши – мой начальник и зав офтальмологическим отделением, в котором работаю около пяти лет.

Но, не донеся эту информацию до брата, мой рот замер в позиции «О», а глаза ненормально распахнулись – в кабинке стало на одного человека больше. Им, по закону вселенской несправедливости, оказался Зайцев Иван Романович. Тот самый Ушастый и заведующий моим отделением, мимо которого незамеченным не пролетит даже комар.

Глава 2.

Алена

Вполне просторный лифт мгновенно сжался до размера спичечной коробки.

В реальности между нами совершенно точно оставался как минимум метр, но у Зайцева от природы была такая подавляющая, осязаемая аура, что ощущалось так, будто он впечатался прямо в меня.

Ни улыбки, ни кивка. Только тяжелый взгляд, демонстративно отсканировавший меня с ног до головы и застывший на моём вспыхнувшем лице. Точнее на губах, которые оставались изумленно приоткрытыми.

Ну да, я не в отделении… И что такого криминального?

Мысленно напомнив себе, что никакой закон я не нарушила, подобралась и расплылась в вежливой, насколько смогла, улыбке, пропев:

– Здравствуйте, Иван Романович!

Но этот чопорный сухарь вместо того, чтобы поприветствовать меня в ответ, сначала выразительно покосился на свои наручные часы, и только потом удостоил вниманием мою фигуру. И сделал это так, будто оказал великую услугу.

Говнюк он и в офтальмологии говнюк!

– Прохлаждаетесь… – вынес вердикт, дёрнув бровью.

– Что? – Вспыхнула я и поспешила опровергнуть: – нет! –  отчеканила, с трудом удерживая на лице улыбку, а пальцы – в кулаке, чтобы не показать ему вверх поднятый средний.

– Ален, ну так че? – неожиданно подал голос мой брат, про которого напрочь успела забыть.

Зайцев тут же покосился на Павла, гадко усмехнулся и заключил:

– Занимаетесь личными вопросами в рабочее время.

Ну и кто просил родственника открывать рот?

Незаметно ткнула его локтем в бок. Пашка вопросительно взглянул на меня, в ответ я стиснула губы так, чтобы ему стало понятно – «поговорим дома, а сейчас лучше помалкивай, бестолочь!». Покачав головой, брат, к своему и моему счастью, нырнул в телефон, а я исподлобья посмотрела на зава, который разглядывал двери лифта.

Попытаться объяснить ему, почему я в данную секунду не в отделении?

Я только успела открыть рот, как в этот момент лифт крякнул, останавливаясь на втором этаже, и мне пришлось переключиться на брата:

– Всё, Паш, давай, – встала на цыпочки, чтобы быстро поцеловать воздух в районе его шеи. Наклониться ко мне, чтобы я достала до его щеки, он не удосужился, но в ответ пробурчал:

– Ага, давай.

– В аптеку не забудь! – напомнила ему, выходя из лифта, который Зайцев успел покинуть вперед меня, но не успел далеко уйти.

– Вы опасно, патологически не дисциплинированы, Алена Алексеевна. Расшатываете мне всё отделение, – повернув ко мне голову, внезапно произнес занудным низким баритоном мой шеф. Сложив руки за спиной, он размашистым шагом двигался в сторону отделения. Я же торопливо семенила за ним и от произнесенных им слов снова вспыхнула, чуть не подвернув ногу.

Как? Как такой внешне красивый мужик может быть таким неприятным? Просто поразительно! Индюк он самодовольный, а не ушастый Заяц. Надо вынести на всеобщее обсуждение более точное прозвище, да!

– Я уже на работе! В больнице! – возмущенно повысила голос, не выдержав. —У брата подозрение на гастрит, надо было проконсультироваться со специалистом, а Ада Адамовна знала, что я на рабочем месте.

На мое объяснение пунктуальный извращенец не реагировал никак. На своих длинных ногах он упрямо несся вперед, и я поспешила добавить:

– Иван Романович, такого больше не повторится, – просипела сквозь зубы.

Зайцев резко тормознул, и я с размаху впечаталась лицом в его каменную спину.

Ошарашенно сделала глубокий вдох, тут же отпрыгнув.

Зря.

Лёгкие обожгло будоражащей смесью чистоты, лекарств и едва уловимого терпко-теплого его личного запаха. Почему-то покраснела от факта, что нашла в том, как пахнет этот деспот, что-то будоражащее… Чтобы смахнуть морок, пару раз энергично моргнула в тот момент, когда Иван Романович повернул голову, смерив меня тяжелым взглядом.

– Вы уж определитесь, Алена Алексеевна, с линией своего поведения. Обещаете, что «больше не повторится» и тут же вываливаете на меня кучу объяснений, которые, по правде говоря, мне совершенно не интересны.

Отчеканив это, он стремительно зашагал вперёд. С силой толкнул пластиковую дверь, в которую успела прошмыгнуть и я.

– А разве одновременно обещать и объясняться нельзя, Иван Романович? – едко спросила.

Боже, ну какой зануда!

– Можно, но это выглядит неубедительно, – направился к посту. Я семенила за ним. – Будто пытаетесь мне понравиться, как и всем тут. И одновременно выбить особое отношение для себя.

Что? А вот это действительно было обидно! Да он в нашей родной офтальмологии всего без года неделю, а меня… меня здесь все любили! В отличии от него я умела общаться с людьми, располагать к себе и быть приветливой!

– Вы думаете, я специально что-то делаю, чтобы людям нравиться? Из какого-то личного, выгодного расчета? – взвизгнула я.  Вот сейчас он меня люто задел! – Я что, не могу быть просто хорошим человеком?! – перешла на высокие частоты.

Зайцев снова резко затормозил и развернулся ко мне всем корпусом. В этот раз я уже была готова к подобному маневру и успела отшатнуться раньше, чем моё лицо расплющилось бы о его грудь.

– Вы можете быть хоть матерью Терезой, Алена Алексеевна, – твердо сообщил Зайцев, въедаясь в меня своими льдисто-голубыми глазами. – На это мне плевать. Мне важно какой вы врач. И только.

От набухающей в груди обиды я почувствовала удушье, с которым хрипло произнесла:

– Намекаете, что я плохой врач?!

Иван Романович поджал губы в тонкую линию, взял паузу в пару секунд, а потом выдал:

– Почему вы не берете сложные случаи?

Он смотрел на меня пытливо. Взглядом водил круги по моему лицу, заставляя покрыться испариной. Под медицинским халатом мое тело задрожало, и я стала учащенно дышать, стараясь успокоиться.

 Самое ужасное в этом было то, что он прав. Я не беру сложные операции…

– У вас достаточная квалификация, – продолжил он. – Или вы способны только на то, чтобы всем в отделении прозвища раздавать?

Меня подбросило как от пощечины. Я буквально задохнулась от подобного обвинения, а когда левее услышала приглушенный «ох», мне захотелось провалиться сквозь землю. Вжав головы в плечи, за нами с любопытством наблюдали притихшие постовые медсестры.  Боже. Какое унижение…

– Будете и дальше опаздывать так демонстративно – уволю. Надеюсь, это послужит для вас мотивацией, и на обход вы явитесь раньше всех, – добил меня контрольным чертов Иван Романович и, убедившись, что я полностью раздавлена, подошел к онемевшим девчонкам на посту, грубо требуя:

– Анализы Рыбаковой и Погосяна уже есть?

Погосяна? Он же мой пациент! То есть… этот Ушастый еще и в моем профессионализме сомневается?

 Зайцев, ну погоди!

Гордо задрав голову (очень надеюсь, что это выглядело именно так), я вытянулась и поторопилась мимо него в ординаторскую.

Глава 3.

Алена

– Аленочка Алексеевна, что там у вас сегодня?  – Андрей кивнул на мой рабочий стол и его глаза жадно блеснули.

Я раскрыла пакет с угощением и заглянула внутрь:

– Какой-то пирог, – пожала плечами. – Кажется, сладкий. Угощайтесь, – продвинула сверток на край стола.

Андрей Сотников, самый молодой на нашем отделении офтальмологии, неженатый и вечно голодный, вскочил с единственного в ординаторской диванчика и в два шага оказался возле моего стола.

– Твои обходы, Волкова, похожи на ежедневный сбор оброка, – заржал Виталя Сосновский, самый женатый в коллективе, но тоже вечно голодный, и мгновенно материализовался у пакета, умыкнув из того приличный кусок презентованного пирога.

В любой другой день я бы оценила шутку коллеги, но не сегодня, когда с утра мое настроение расшатал один несносный Заяц.

– Завидуй молча, – буркнула я и подхватила со стола пакет с пирогом, которого прямо на моих глазах становилось меньше. Завязала тугим узлом сверток и сунула в свою тумбочку.

Шутники нашлись. Как лопать – так первые! Все, лавочка прикрыта, у меня дома ребенок некормленый… Хотя… ему, наверное, теперь такое нельзя…

– Аленочка, ты наша голубушка, – елейно пропел Сосновский и приобнял меня за плечи, – ну как не завидовать? Мы-то, вон, с Андрюхой с обходов с кучей пирогов не возвращаемся.

Пф-ф, о том и речь!

– Эх, и почему нам такие щедрые пациенты не попадаются, а, Андрюх? – сокрушенно продолжил Виталик, когда я, выпутавшись из его объятий, направилась к раковине.

– Не в пациентах дело, Виталий Борисович. Пациенты – они и в гнойной хирургии пациенты, – философски заключил Андрюша. – У нашей Алены Алексеевны глаза красивые.  И добрые. Ну как ее можно не любить?

Я стряхнула мокрые руки и резко обернулась:

– Вот именно! Ты это нашему заву скажи! – Выкрикнула в сердцах.

А то, видите ли, обвинил меня в лицемерии. Понравиться я всем хочу… Меня люди любят безусловно! И пациенты часто одаривают, не без того! Просто я человек хороший! Я к ним с душой, они в ответ с пирогами! Которые всегда беру, никогда не отказываюсь! А зачем? Я не Рокфеллер, моей зарплаты нам с Пашкой хватает не бедствовать, но излишествами мы не избалованы.

Вот и мой пациент, Погосян, сегодня пирогом угостил, ему дети привезли, поздравили с наступающим Днём Защитника Отечества. Ему куда столько? А я взяла, мне надо! Ну и как я могу обидеть своих подопечных отказом?

А Зайцев этот… он… он сухарь и самодур!

– А что случилось, Ален? Опять наш Ушастый лютует? – Виталя заинтересованно выгнул бровь.

Поморщилась, вспомнив последние слова нашего зава о том, что якобы прозвища на работе всем раздаю именно я, и снова жгучая обида сдавила грудь. Потому что, во-первых, это наше коллективное народное творчество, а, во-вторых… откуда он вообще об этом узнал? Кто-то ему стучит или Зайцев случайно услышал?

– Кстати, он знает про «Уши», – решила предупредить коллег. Предупреждён значит вооружен!

– Пф! – хмыкнул Андрюха. – Не удивлен. Мне вообще кажется, что даже сейчас он за нами наблюдает, – и сощурившись огляделся по сторонам, задерживаясь взглядом на встроенной в углу под потолком камере видеонаблюдения.

Мы с Виталей уставились на нее тоже. Никаких признаков жизни она не подавала. Вообще-то, она не рабочая года как два, но неприятный холодок по телу все же пробежал. А кто эти Уши знает? Чем он тут без нас занимается? Вполне возможно, жучками ординаторскую нашпиговал.

Этот может…

Он крайне скрытный и себе на уме. Удивительно, но в коллективе никто не знает, с каких полей он к нам залетел. Даже Адовна, которая работала в отделении с первого дня функционирования клинического центра, и гардеробщица, которая в курсе каждой сплетни. Потому что сама же их и распускала.

Зайцев Иван Романович приступил к обязанностям заведующего отделением сразу после Нового года. До этого его никто ни разу не видел. Единственное, что поговаривают, Зайцев этот – протеже самого шефа! Ну в смысле Олега Альбертовича Гуляева, главврача нашего центра.

 А предыдущего, всеми обожаемого Абрама Германовича, мы неожиданно проводили на пенсию.

Мировой мужик был! Спокойный, справедливый, голос никогда не повышал, даже, если ругал. А ругал он очень редко и всегда за дело. Не то, что… П-ф-ф…

Хотя, Уши тоже не кричал, но его загробный баритон в сочетании с ледяными глазами… Бр-р-р! Ощущение, будто на тебя в рупор орал, даже, если вкрадчиво шептал.

Мысленно продышалась, стараясь выкинуть злосчастного Ивана Романовича из головы, но он нагло там расселся, никак не желая сваливать!

– Ладно, коллеги, с вами хорошо… – хлопнул себя по бедрам Виталя, отлепляя свой зад от края моего стола. Он поправил на себе белый халат и направился к двери, которую для него придерживал Сотников.

– А без нас? – весело спросил Андрей.

– А без вас я хотя бы трезвый, – заржал Сосновский, и оба покинули ординаторскую.

Я не успела моргнуть, как неожиданно дверь снова распахнулась и в проеме показалась голова Виталика.

– Кажется, Ушастый свалил, – прошептал он, на что я пулей рванула к двери и высунулась из нее, дабы убедиться лично.

Действительно, что-то бросив девочкам на посту, Зайцев размашистыми шагами двигался в сторону выхода из отделения, на ходу набрасывая коричневую парку.

Отлично.

Мне это подходило: помимо брата и его предполагаемого гастрита, у меня было запланировано еще одно важное дело, которое я решила не откладывать ни на секунду. Неизвестно куда и насколько наш зав отчалил, а я уже и так сегодня перед ним засветилась.

Выудив из сумки подарочный пакет с «обязательным февральским набором» – носками, мужскими трусами и пеной для бритья, я выскочила из кабинета и юркнула в противоположную от лифтов сторону. На лестницу, ведущую на пятый этаж в отделение гинекологии.

Глава 4.

Алена

«Туманов Илья Валентинович, акушер-гинеколог», – красовалось на табличке, прибитой к двери, перед которой переминалась с ноги на ногу.

Я сделала несколько предупреждающих стуков, прежде чем приоткрыть дверь и просунуть в проем голову.

Илюха важно сидел за рабочим столом, но, увидев меня, расплылся в приветливой улыбке.

– Заходи! – махнул рукой, приглашая внутрь.

Прошмыгнув в кабинет «старого» друга, я с торжественным видом водрузила на его рабочий стол подарочный пакет:

– Я, как обычно, сегодня за жену. Знаю, что твои любовницы тебе такого не подарят. Им же, наверное, выпендриться охота, а о насущных мужских потребностях никто и не подумает, – начала с того, с чего не планировала начинать свою поздравительную речь.

– Это да, Аленыч, что бы я делал без тебя. Как раз последнюю пару твоих носков с прошлого года донашиваю, – Илюха вытащил из-под стола длинную ногу, обутую в резиновый белый крокс, и продемонстрировал не менее белый носок. Следом юркнул в пакет чуть ли не с головой, и методично проверил его содержимое, одобрительно урча. – Переживал, что в этот раз не подаришь… – состроил печальную гримасу.

Охнув, театрально приложила ладонь к груди:

– Как я могу?! Для чего же нужны друзья?!

– Точно, – вынырнув из пакета, Илья философски поднял указательный палец вверх, – настоящие друзья без годового запаса носков человека не оставят.

Я прыснула.

Обожала Тумана. После брата он второй человек, которого я любила всем сердцем.

С Ильей мы познакомились в самом начале первого курса родного меда. Трудно сказать, в какой момент родилась наша дружба. Мы просто оба почувствовали родство. Невидимую прочную нить, порвать которую мы могли бы миллион раз. Например, когда, напиваясь на студенческих вечеринках, оказывались в одной постели… Но даже тогда у нас не возникало желания переспать друг с другом. А если и возникало, мы оба понимали, что, разорвав эту нить, потеряем гораздо больше нежели получим от временного сомнительного удовольствия. Мы потеряем нашу дружбу. То доверие и взаимность между нами, которыми, порой, не могут похвастаться любовники и семейные пары.

– Ну иди ко мне, мой настоящий, – не выдержав патетичности момента, раскинула руки в стороны, приглашая в объятия вскочившего с места друга. – С Наступающим! – расцеловала Илюшу в колючие щеки, когда он ко мне нагнулся. – Будь всегда таким, какой ты есть… Ну и… желаю найти ту, которая сможет тебя поразить! – расхохоталась я.

Илья – перманентный холостяк. Не знаю, возможно, это издержки его профессии, но Туман – настоящий кобель, который, по его же словам, в женщинах видел все и даже больше!

– Тогда у нее должен быть член, Волкова, – весело хмыкнул друг. – Потому что ничем другим меня точно не удивишь! Но спасибо за поздравление, это было мощно!

– Пошляк! – скривилась я. – Я о душе, Туманов, о тонкой душевной организации, а ты вечно все опошлишь, – махнула на него рукой.

Еще пару минут мы потрепались ни о чем, прежде чем, натянув профессиональную озабоченность на лицо, Илья сообщил:

– Утром анализы твои пришли…

И сделал это так, будто вынес смертельный приговор.

– Ну ты знаешь, как испортить момент… – я закатила глаза, падая на стул для пациентов напротив его рабочего стола.

– Что поделать, профессия обязывает. Аffectus obnubilare animus (прим.автора: чувства застилают разум), – пробормотал философски Илья, открывая электронную карту в компьютере. – Та-а-ак… – глядя в монитор, нахмурился до глубокой вертикальной линии в межбровье, отчего я рефлекторно нахмурилась тоже.

Под ложечкой неприятно засосало.

– Что там? – я вытянула шею, пытаясь заглянуть в свои анализы, но Илья резко хлопнул ладонями по столу, переключая моё внимание на себя.

– Так, Алена Алексеевна, а давайте я вас посмотрю, – и криво улыбнулся, кивая на кушетку.

В этот момент по моему позвоночнику пробежал озноб.

– Туманов, ты меня пугаешь…

– Давай-давай, Волкова, снимай трусы, дело-то житейское, – отшутился он, но его взгляд так и остался каким-то задумчивым.

Такой… Очень внимательный врачебный взгляд. До боли знакомый.

– Илья… я переживаю… – сощурилась, глядя на него.

Быть пациентом, когда сама врач, – задача практически невыполнимая. Ты примерно представляешь, какое дерьмо может стоять за сощуренным взглядом, за вверх вздернутой бровью или ободряющей фразой лечащего врача. Ведь ты сама так смотришь, когда у твоего пациента маячит так себе перспектива.

– А чего ты переживаешь? Что я там не видел? – Туман весело мне подмигнул.

Это правда. Между моих разведенных бедер его голова была чаще, чем любого другого мужчины.

– Я не об этом… – насупилась.

– Иди-иди. Я буду нежным! – кивком подбородка друг указал на ширму, за которую я побрела, чтобы раздеться, понимая – пока не посмотрит, он ничего мне не скажет.

Внутри упало всё, улыбка больше не держалась на моих губах. На губах Тумана ее не было тоже.

Ну что за день такой, а?  Боже, хоть бы ничего серьёзного… Пожалуйста!!! Очень прошу…

Погруженная в обрывочные молитвы, я легла на кушетку, застеленной одноразовой пеленкой, и от страха прикусила губу.

 Мой цикл уже полгода как шалил, но на себя, как обычно, не хватало времени. Врачи вообще чаще всего самые необследованные люди. Я в их числе.

– Смотри, личный презерватив на тебя трачу, Волкова. Будешь должна, – натянуто улыбнулся мой друг. Но профессионально отработанные попытки отвлечь меня, пока он вводил вагинальный датчик, только подтверждали – Туманову сильно что-то не нравилось.

От волнения мои руки начали мелко трястись.

«Да говори ты уже!» – мне хотелось кричать, при этом тряся Илью за грудки, но в ответ я лишь отшутилась дрогнувшим голосом:

– Если сегодня из-за этого кто-нибудь от тебя залетит, обещаю на рождение шикарный подарок.

– Сплюнь! – возмущенно сверкнул глазами Туманов, вынимая из меня датчик. – Всё, можешь одеваться. И пошепчемся «девочками», – заговорщицки подмигнул.

Я не сплюнула, решив подгадить лучшему другу, и со страдальческим вздохом встала с кушетки.

Подрагивающими руками натянула одежду, а потом присела напротив Ильи.

 Пока он копался в рабочем компе, принялась крутить головой по сторонам, чтобы не накрутить себя до изжоги. Внутри и так все тарахтело из-за плохого предчувствия.

Стены рабочего кабинета Тумана были обвешаны информационными плакатами: женская нижняя часть тела в разрезах и всевозможных проекциях. Пухлые улыбающиеся младенцы, торчащие вниз головой… Роженица в муках. Ее искаженное выражение лица и женская грудь в разрезе. С каплей вытекающего молока.

Я поморщилась и посмотрела на Туманова. Кажется, я поняла, почему он не хочет иметь ничего личного с женщинами. Ведь все это выглядело ужасно и крайне проблемно. Наводило какое-то тревожное ощущение, и я мысленно порадовалась, что когда-то выбрала офтальмологию.

То ли дело человеческий глаз! Я внезапно хохотнула, вспомнив, как месяц назад из приемного отделения на первом этаже кто-то умыкнул огромный макет органа зрения! Кому он понадобился? Для чего? И как вообще его смогли пронести мимо охраны?

– Так, Волкова, ты мне скажи, – прервав поток моего бессмысленного вспоминания, Илюша почесал щетинистый подбородок и сложил руки домиком, вперив в меня проницательный профессиональный взгляд, – ты рожать собираешься?

Меня пригвоздило к стулу, и я растерянно захлопала глазами.

– Прямо сейчас? – необдуманно ляпнула я и тут же исправилась. – Ну…  когда-нибудь – конечно, но пока не от кого… – пожала плечами.

Он увидел это на экране монитора? Надпись, что мне пора рожать?

– Ну от кого – дело, Ален, десятое. Вопрос сейчас в тебе. Тебе тридцать пять, – вкрадчивым тоном напомнил мне мой «друг», что с его стороны было вообще не по-дружески!

– Намекаешь, что я старая?

– Ты – нет, – заявил твердо. – А вот твоя репродуктивная система, Алёна Алексеевна, стремительно стареет, – тяжко вздохнул Туманов и начал загибать пальцы для убедительности, считая: – постоянный стресс, отсутствие режима, здорового питания, регулярной половой жизни, что тоже очень немаловажно! – Илья выразительно дёрнул бровями, когда на последней фразе мои щеки вспыхнули, и добавил не как врач, а как друг:

– Алён, реально. Хоть бы какого-нибудь плохонького бы завела. Чтобы по-братски… Все ж для здоровья полезно!

– По-братски… – повторила я и скривилась, а потом с опаской покосилась на друга. – Эй, ты же не про себя?!

– Нет! Мне нельзя! – он совершенно искренне от меня отшатнулся. – Влюблюсь ещё. Зачем нам эти проблемы?!

– Правильно, Илья Валентинович, нам с вами совершенно незачем, – удовлетворенно кивнула, вяло улыбнувшись.

– В общем, Алён, – он снова тяжело вздохнул, возвращая нас в русло разговора, – всё это и для среднестатистической, уже рожавшей женщины объективные факторы риска. После тридцати пяти у всех резко снижается количество яйцеклеток в несколько раз. Это факт. Но у тебя, судя по анализам, Алён, этот уровень уже катастрофически низкий, – Илья сделал паузу, смотря мне в глаза.

Несмотря на то, что я выразительно молча ждала продолжения моего распятия, я не могла нормально дышать, а кровь стучала в ушах.

– Ещё щитовидка, Алён… Все гормоны на краю нормы. Это всё можно поправить, конечно, но в комплексе… – неубедительно сказал друг. – Ещё и не рожавший организм. В общем… – Туманов прочистил горло, кашлянув, а я почувствовала, как предательски защипало в носу.

Чёрт… Только не хватало сейчас расплакаться! Я быстро заморгала, беря себя в руки.

Илья сейчас же предложит выход, и всё будет хорошо… Да?!!!

– В общем, варианта два, – Туманов подался ко мне через стол, говоря тоном, каким только врач говорит со своим сложным пациентом, – либо мы сейчас пропиваем гормончики, и ты в ближайшее время решаешься на оплодотворение. Либо тоже пропиваем, и ты замораживаешь оставшиеся яйцеклетки до лучших времен. Но учти, что лучшие времена могут и не наступить никогда. Плюс каждый год в геометрической прогрессии понижает твои шансы на успешную первую беременность. Организм не молодеет, работа у тебя нервная…Хотя и медицина не стоит на месте, но мы исходим из нынешних реалий, да? Так что, Алён, если уж ты намерена рожать, то я, как врач, рекомендовал бы прямо сейчас.

Илья замолчал, ожидая от меня хоть какой-то реакции, когда я просто окаменела. Так и пялилась на него сухими глазами от того, что даже моргнуть не могла.

– Мне надо это переварить… – едва слышно пробормотала.

– Без проблем, – Туманов сделал великодушный жест рукой и улыбнулся. – А вообще, всё не так плохо, Волкова! Ещё поживем! – неуклюже постарался меня приободрить. Как перед смертью…

– Ага…– с трудом выдавила из себя, вставая со стула.

Глава 5.

Алена

 Не помню, как добралась до отделения.

В голове то и дело прокручивались слова друга, но ведь друзья плохого не посоветуют, правда?

Не знаю…

Ребенок… и срочно?! Ну это же не в магазин за хлебом сходить!

Нет, я, конечно, задумывалась об этом, но… но не прямо сейчас!

Подложив под щеку ладонь, вздохнула и снова взглянула на себя в карманное зеркало: в уголках глаз мелкие морщинки… Просто я много смеюсь! А не потому, что мне 35! И вообще… какого черта моя репродуктивная система стареет? Кто позволял?

Зло захлопнула крышку зеркала и отбросила несчастное в сторону.

Устало потерла лицо ладонями.

Может, Туманов и прав… Мне 35… Ни мужа, ни детей… За спиной неподъемный рюкзак из проблем, гонки, спешки и стен, от которых на моем лбу закостенелые шишки. Я по этим стенам до сих пор карабкаюсь…

Наши с Пашкой родители погибли в автокатастрофе, когда брату было шесть лет, а я только закончила мед и поступила в ординатуру. Тяжело об этом вспоминать, но уже не больно. Время залечило. Зарубцевало.

Благодаря Туману не сломалась. Вытащил на поверхность, когда думала, что утону в водовороте свалившихся на меня, двадцатичетырёхлетнюю девушку, обязанностей. Если бы не он, я бы не закончила ординатуру, да и вообще… не знаю, как бы мы жили с Пашкой… Пришлось крутиться волчком, чтобы обеспечить себя и малолетнего брата. Постараться дать ему хотя бы часть того родительского внимания, тепла и заботы, которых маленький ребенок в одночасье лишился… А на других, да и на себя, меня уже не хватало… Пока я считала, что поставила свою личную жизнь на паузу, моя жизнь промчалась мимо меня. Ни сил, ни времени, порой ни желания… И вот, мне тридцать пять, моя репродуктивная система стареет, Павлу скоро восемнадцать, а я останусь одна и заведу себе кошку. А нет… у меня на кошачью шерсть аллергия. Вот черт…

Я резко схватила телефон и в последних контактах отыскала Илью, который спустя пару гудков ответил на мой звонок.

– Туманов! – возбуждённо вскрикнула я. – Ты мне друг? – зашла издалека.

В трубке повисло гробовое секундное молчание, после которого Илюха настороженно произнес:

– Волкова, что-то мне это не нравится…

– Ты мне друг? – я повторила настойчивее.

– Ну конечно друг… – неуверенно ответил Туман.

– В общем… – я сделала глубокий вдох, прежде чем заявить, – если я решусь забеременеть, будешь моим донором? – и крепко зажмурилась.

На том конце провода послышался сдавленный кашель.

– Я не могу, – прохрипел Илюха.

– Почему? Я не буду претендовать на тебя и твое наследство, можешь об этом не волноваться, – сообщила деловым тоном.

– Я не могу, – повторил он. – В моем роду были шизофреники. И диабетики, – следом добавил.

Я уставилась в одну точку, в мыслях перерабатывая Илюхины слова, а потом расхохоталась.

– Ален, ну серьезно, – продолжил Туманов, пока я смеялась и вытирала слезы из уголков глаз. – Как мы сможем дружить, зная, что ты растишь моего ребёнка? Я, конечно, еще тот козел, но не настолько, чтобы не принимать участия в воспитании своего сына. Или дочери…

С каждым его словом на меня снисходило озарение… Боже… я совсем выжила из ума, когда предложила лучшему другу такое. О чем я думала? Ни о чем… Просто Туманов был единственным мужчиной, которому я доверяла, вот и всё.

– … давай мы обратимся в банк и подберем тебе нормального здорового донора?  – спросил Илюха, чем заставил мои щеки вспыхнуть.

В банк?

– Не хочу в банк, – пробормотала как обиженная маленькая девочка.

Я что, совсем фригидная, чтобы обращаться в банк?

Это было как-то унизительно… Ещё и сомнительная история, связанная с этим несчастном банком в нашем центре, совсем некстати всплыла в памяти: однажды они там биоматериал перепутали… Ну уж нет! Если и решаться на такое, то в результате я должна быть уверена на все сто процентов.

– Тогда ищи мужика, – подытожил Туманов. – Так, Волкова, давай это обсудим позже, ко мне пациентка пришла.

Пожелав другу «удачи», я отбила звонок и принялась…страдать.

Ну где я возьму мужика? Здорового и нормального? И вот прямо сейчас! Такие на моем горизонте не маячили. По крайней мере в ближайшей перспективе.

Я вздрогнула, когда дверь в ординаторскую резко и громко распахнулась. Так ее открыть мог только один человек…

– Больных закапывать будем в семь! – прокричала Ада Адамовна, обернувшись через плечо.

– Как закапывать? Живьем? – из коридора послышался чей-то испуганный голос, который старшая медсестра отрезала, закрыв с хлопком дверь.

Я развернулась к ней всем корпусом. Ада Адамовна Пельц была старожилом нашего отделения. Скоро Центру стукнет юбилей, десятилетие, которое планируется отметить с размахом. Адовна стояла у самых истоков. Маленькая, пухлая, квадратная женщина, которую боялись и уважали все. Даже Ушастый с ней никогда не спорил.

– Лексевна, а ты чего грустишь? – она сфокусировала на мне сощуренный взгляд, уперев руки в крутые бока.

Я поджала губы и покачала головой:

– Все нормально.

Развернулась к монитору, пытаясь сосредоточиться на рабочем процессе, но слова перед глазами плыли, и, когда на моем столе образовались две кружки с горячим чаем, я дернулась. Перевела взгляд правее, замирая им на старшей медсестре, которая уже сидела на стуле рядом и подпирала кулаком щеку:

– Ну, милочка, рассказывай, – скомандовала Пельц.

Глава 6.

Алена

Выразительно замолчав, Ада Адамовна сложила на столе локти. Как следователь, глядя на преступника и предлагая ему  самому дать признательные показания, тем самым облегчив свою участь. Она умела так смотреть, а для меня не составляло особого труда завести с человеком беседу, потрындеть с ним или посплетничать. Я кошмарно коммуникабельна. Думаю, за это меня и любили мои пациенты – я умела их слушать, сопереживать и поддержать беседу, которая не имела ничего общего с планом лечения.

Но сейчас я сидела с полным раздраем в душе и не знала с чего начать говорить.

И стоит ли вообще об этом рассказывать?

Как-то унизительно было признаваться Адовне в том, что моя репродуктивная система старела быстрее меня и что в ближайшее время мне следовало бы забеременеть. И куда более унизительно было признаться еще и в том, что для этого мероприятия требовалось найти мужчину, которого у меня даже в намеках не было.

А уж обратиться в банк спермы – личный приговор для моей увядающей естественным образом  привлекательности и страдающей от этого самооценки.

Но высказаться болезненно хотелось. Психолог, с которым мне пришлось однажды работать, сказала: «Ничего нельзя держать в себе». С тех пор у меня ничего и не держалось. В смысле – в себе.

Потому, отхлебнув горячего чая и подложив под щеку ладонь, с риторическим вздохом спросила:

– Ада Адамовна, где можно найти мужика?

Ее стойкости и умению держать лицо можно было бы позавидовать, но искра подозрения на нем все же прошмыгнула:

– Лексевна, ты, часом, не заболела? – она потрогала мой лоб. – В мужском крыле, где же еще! Вон, в шестой палате ни одной койки свободной нет.

Я на секунду подзависла, а потом прыснула со смеху:

– Так мне здоровый мужик нужен! – вытирая слезинки из уголков глаз, уточнила я.

– Ох, так здоровые нынче в Красную книгу занесены, Аленушка Алексеевна, – хмыкнула Адовна, пошарив рукой в кармане халата, прежде чем бросить на стол несколько карамельных конфет, которые всегда носила с собой.

Я развернула карамельку и сунула в рот, после чего мои плечи обреченно упали, ведь Пельц была чертовски права.

Я не ханжа. Я ходила на свидания и пробовала строить отношения. Но мужчины, которые попадались конкретно мне, были придурками. А если и не были, то активно стремились таковыми стать.

Я знаю, о чем говорю.

Месяц назад у меня случилось свидание.

С Михаилом мы познакомились в популярной соцсети, долго общались, и мне начало казаться, что мне он понравился. Деликатный, остроумный, много шутил, иногда даже удачно.

 Спустя две недели виртуального общения я согласилась на встречу, о чем пожалела в первую же ее минуту. Когда Михаил поднял руку и махнул ею, подзывая официанта, на его рубашке подмышкой темнело огромное мокрое пятно.

Меня бы стошнило, но спасло то, что я не ужинала. Ну и все же я была врачом. Мало ли, может, высокая потливость – следствие какого-нибудь серьезного заболевания и мне стоило бы проявить к нему милосердие. Но спустя полчаса я поняла – он просто придурок, который не в курсе о средствах личной гигиены и как вести себя на свидании с девушкой. Об этом он спрашивал свою маму, с которой все полчаса советовался по телефону.

Я даже поесть не успела, когда сделала вид, будто меня срочно вызвали в отделение. Я часто во время неудачных свиданий такой трюк проворачивала, чтобы технично свалить.

– А тебе зачем именно здорового, Алена Алексеевна? В отделение-то таких не кладут, – сощурилась Ада Адамовна, принимаясь разворачивать карамельку.

Я прикусила губу, вертя шуршащую обертку от конфеты в руках и, предварительно покраснев, рассказала женщине все как на духу: и про визит к Туманову, и про его неутешительную статистику, и про сиюминутную беременность.

–....я-то в целом не против, Адочка Адамовна. Но… не от кого, – тяжело вздохнула, покорно принимая скупую ласку от старшей медсестры, погладившей меня по плечу.

– Н-да-а-а, Алена Алексеевна… дела… Так, может, в банк дрочильный, а? – тут же воспрянула идеей женщина. – Там по анкеткам кого-нибудь поздоровее уж выберете, –  предложила озабоченно.

 Услышав такое сравнение банка донорского материала, снова прыснула, но отрицательно замотала головой, припоминая:

– Ага, вон, Соколовские уже выбрали. Так выбрали, что негритенок родился. Судятся теперь. Если решаться, так уж чтобы надежно всё было.

– А Туманов ваш, Ален Алексеевна? Красивый, умный, с виду здоров как бык. Вы же дружите, что ж ему жалко, что ли? Знаете, Аленочка Алекссевна, – Адовна подалась ко мне близко-близко и постучала указательным пальцем по столу, продолжая заговорщическим тоном, –  я, вот, в дружбу с мужиками не верю. Всем им одно надо, точно вам говорю. Так вот пусть получит то, что надо, ради дела, а там и свадебка… М? Первая у вас на банкете отплясывать буду!

Бурная фантазия нашей старшей была бесподобна! С полминуты я хохотала, прежде чем произнести:

– Ну нет, Илья мне как брат, так что наша связь  – практически инцест! Да и в его родословной шизофреники были, – добавила ко всему прочему.

Скривив лицо, Адовна отмахнулась:

– Нет, шизофреников нам не надо! – и решительно хлопнула ладонью по столу. Ее глаза азартно сверкнули, а  у меня возникло тревожное предчувствие: неужели старшая решила взять моё оплодотворение в свои заботливые  деятельные руки? – Ой, Аленочка Алексеевна… Есть у меня на примете ревматолог один. Красавец, умница, молодой… Кобель правда, но нам даже на руку, да? Точно согласи…

Но продолжить рекламировать какого-то молодого кобеля-ревматолога Адовна не смогла, потому что дверь в ординаторскую резко распахнулась и на пороге появился Зайцев Иван «Уши» Романович. Грозный и хмурый. Впрочем, это его обычное состояние.

– Отдыхаете?

Не спросил, – прорычал. Словно разом обвинил во всех  смертных грехах нашего отделения.

– Чаевничаем, Иван Романович, – хмыкнула Адовна, ничуть не смутившись в отличие от меня, непроизвольно выпрямившейся и быстро проглотившей конфету практически целиком.  – Присаживайтесь и вы с нами. У меня конфетки есть, –  в доказательство своих слов Ада Адамовна повертела перед его лицом карамелькой.

– Щедрое предложение, но, пожалуй, откажусь, – сквозь зубы пробормотал Зайцев. – Обед закончился сорок минут назад, – его ледяной взгляд остановился на мне, красноречиво давая понять, что произнесенная фраза предназначалась исключительно мне одной. – Алена Алексеевна, вы сегодня целый день делаете всё, чтобы ничего не делать. Это саботаж какой-то или что?

От возмущения у меня перехватило дыхание. Да что он привязался ко мне сегодня?

Я начала было возражать, но Зайцев злостно рыкнул, не дослушав:

– Я искал вас пятнадцать минут назад. В отделении офтальмологии вас не оказалось, зато в отделении гинекологии вы провели больше часа. И я очень сомневаюсь, что вам понадобилась консультация их специалистов для корректировки плана лечения вашего пациента Погосяна. Вы сюда ходите, чтобы посплетничать на каждом этаже, или всё-таки работать?! – Выпалив это, Иван Романович раздраженно одернул идеально белый халат, повторно сверкнул глазами и, видимо, не ожидая от меня никаких оправданий, глухо добавил: – допивайте свой чай и ко мне в кабинет с историей Погосяна, – хлопнул дверью, оставляя нас с Адовной вдвоем.

Брови женщины взлетели вверх и, шумно отхлебнув глоток чая, она покосилась в мою сторону, говоря:

– Дела… Что-то неравнодушен к вам, Алена Алексеевна, наш Ушастый. И чем это вы так его зацепили?

– Ещё один повод сбежать в декрет, – буркнула себе под нос, –  он, наверное, только рад будет от меня избавиться.

– Так пусть сам и отправляет, раз ему «всё не так», – хохотнула Адовна и стукнула своей кружкой мою, как бокалом.

Глаза Пельц дьявольски блестели, пока я, открыв рот, переваривала абсурдность ее предложения.

Зайцев?

Этот…  самодур и деспот? Этот умник доморощенный?

Да ни за что!

Даже откреститься захотелось.

– Ну а что? Красивый? Красивый! Умный? Кто спорить будет! Породистый, молодой. Что такое его тридцать восемь или тридцать семь? Для мужика самый смак! Здоровый, холостой! Характер мог бы быть и получше, конечно, но спишем на недостаток воспитания, а не на генетический дефект, – тем временем продолжила развивать мысль старшая медсестра. – Ну ведь всем хорош, а?! Может, распушит хвост, как павлин, от такой чести, да и придираться перестанет. В общем, оплодотворитель  хороший! Надо брать! –  торжественно подвела итог Адовна и следом мечтательно закатила глаза. –  Эх, скинуть бы лет двадцать, я б сама ему предложила. И пусть ворчит сколько хочет потом. Главное, чтобы во время дела языком не трепал.

Вероятно, всё, что я об этом думала, было написано на моем лице красным фломастером, когда Ада Адамовна произнесла:

– А что ты нос воротишь, Ален? Ты подумай, подумай…

Не собиралась я думать, мне даже сама мысль об этом казалась дикой и неприязненной. Прямо как наш зав.

– Ладно, Ада Адамовна, побежала я.  Пока из «Ушей» пар не пошел, – вздохнув, встала со стула и понесла пустую кружку к умывальнику.

Глава 7.

Алена

Cтоя перед кабинетом начальства, я чувствовала себя так, будто меня приволокли на помост для казни. Никогда не было похожих проблем с Абрамом Германовичем, нашим предыдущим завом. Сейчас же я силком себя заставляла переставлять ноги, которые потеряли со мной связь примерно на половине пути. Они просто отказались нести меня к Зайцу. И я их прекрасно понимала. Я тоже не горела желанием лицезреть его вечно недовольную физиономию.

А его тон? Высокомерно-надменный… Заставлял себя чувствовать слизняком или бараном. Понятия не имею, как он это проворачивал, но срабатывало отлично.

Зажав папку с историей болезни Погосяна, сделала пару расслабляющих вдохов-выдохов, прежде чем постучать в злосчастную дверь.

Естественно, за ней мне никто не ответил.

Опасливо толкнула ручку вперед, и просунула в узкий дверной проем голову:

– Можно?

А дальше произошло то, что заставило меня натурально опешить. Я стояла и пялилась на Зайцева, прежде чем кивком головы его величество соизволило разрешить мне пройти в кабинет. Но даже тогда, когда семенила к небольшому переговорному столу, я не сводила с лица Ивана Романовича потрясенного взгляда. А все потому, что на нем были надеты очки… Впервые я видела его в очках, и это открытие каким-то невероятным образом откликнулось в моем животе незнакомой щекоткой. И нет… это открытие не имело ничего общего с вопросом «как он оперирует, если имеет проблемы со зрением?».

Меня волновало другое.

А именно тот факт, что я нашла в его образе некую сексуальность.

Волкова, ты серьезно?

Да, черт возьми! Самой себе можно было не врать.

Я не слепая, я офтальмолог! Объективно: наш новый зав – красивый мужчина. Пульс непозволительно подскочил, когда мой взгляд залип на четком мужском профиле. С точки зрения генетики практически идеальном.

Мотнула головой, вытряхивая из нее бредовые мысли. Я глубоко надеялась, что в список сверхъестественных способностей Ивана Романовича не входило чтение чужих мыслей, ведь я на самом деле считала, что Зайцеву невероятно шли эти стильные, аккуратные очки в широкой оправе. Под ними русые, даже немного рыжеватые брови съехались к переносице. Его острый взгляд сквозняком прогулялся по мне, после чего мужчина кивнул на свободный стул, говоря:

– Минуту. Присаживайтесь пока.

Вообще-то свободные здесь были все стулья, но я села конкретно на тот, куда мне позволили.

Моментально потеряв ко мне интерес, Иван Романович продолжил что-то печатать в своем ноутбуке, а я, как примерная ученица, положила папку на темный лакированный стол, на него же пристроила локти.

Стало обидно. Меня задело то, что мне хотелось продолжить любоваться его лицом в то время, как до моего Ушастому не было никакого дела.

Я покосилась на Зайцева. Его внешний вид был таким же, как его лицо – бесстрастным и ровным счетом не говорил ни о чем. С таким видом он мог и отчитывать за ошибки, и поздравлять с юбилеем.

Самодур!

Он сам не уставал от себя?

Интересно, вне стен больницы он себя также вел? Или это только нам от него доставалось?

Например, в семье. Какой Зайцев был в семье?

Адовна сказала, что он холостой, но, если на его безымянном пальце отсутствовало обручальное кольцо, это же не говорило о том, что он не женат или в его жизни не было любимого человека?

Мой взгляд зацепился за мужские пальцы, которыми Иван Романыч энергично клацал по клавиатуре. Длинные, ровные, ногти подстриженные. Виталик рассказывал, что он профи. В том смысле, что у него золотые руки, и он первоклассный хирург.

Уверена, так оно и было.

На пятиминутках нам всем страшно открыть рот. Помолчи – за умного сойдешь… Думаю, каждый в нашем отделении придерживался этого умозаключения. На пятиминутках рот Зайцева извергал совершенно фантастические вещи. Уверена, его пальцы во время операций творили нечто подобное.

Но все же природа всегда за баланс. Повышенный коэффициент его умственного развития явно компенсировался отвратительным характером.

Он попросил минуту, кажется, она уже прошла, однако, глаза Зайцева все еще были прикованы к экрану ноутбука, а лицо – предельно сосредоточенное. Возможно, он уже забыл о моем присутствии. Хотя, о чем я: Иван Романович никогда никого и ничего не забывал.

Мне-то не сложно, я подожду.  И пусть Ушастый только попробует заикнуться, что я отлынивала от работы.

Хмыкнула про себя и отвела от него взгляд, останавливаясь им на широком подоконнике, который был заставлен всяческим алкоголем: от шампанского до марочного коньяка. Я снова покосилась на Зайцева: самодур, хирург от Бога, полузрячий, так еще и прикладывается на работе?

Решила, что нашла его слабые стороны, но потом вспомнила: сегодня 22 февраля, а, значит, нашему заву весь этот «бар» надарили.

Я пришла без подарка.

Еще чего?! Обойдется. Я и так скрипя зубами оторвала от себя пятьсот рублей, которые пошли в складчину на презент этому Ушастому. Не в курсе, что ему приготовила Адовна (у нас за сборы на дни рождения и похороны ответственная она), но уверена, наша старшая медсестра отличилась оригинальностью.

– Что-нибудь для себя присмотрели? – низкий баритон напугал.

Я повернулась на этот сексуальный звук и убедилась, что он принадлежал единственному мужчине в этом кабинете, взгляд из-под стильной оправы которого был прикован ко мне.

Зайцев смотрел на меня и, черт возьми, уголки его глаз улыбались. Мне же не могло показаться? Пф-ф-ф! Конечно, могло! Это же Зайцев… Где он, а где улыбки? Думаю, он вообще не в курсе, что люди умеют смеяться.

И все же… о чем он? Слегка откашлявшись, уточнила:

– Что…вы имеете в виду? – но мне не потребовался его ответ, потому что внезапно ответ озарил меня сам. – Нет! – воскликнула в сердцах. Не хватало, чтобы Ушастый заподозрил меня еще и в пьянстве. Достаточно того, что он считает меня главной сплетницей отделения, поэтому я тут же попыталась обелить свою честь. – Я вообще не пьющая! – и для наглядности приосанилась.

Одна из бровей Ивана Романыча выразительно взлетела вверх. Не знаю, что он этим хотел мне сказать, но я расправила плечи и вздернула подбородок. Надеюсь, я выглядела достаточно убедительно.

– Это радует, – Зайцев поднял руку, сжал пальцы в кулак и в него же тихо откашлялся. – Алена Алексеевна, я хотел бы послушать ваше мнение по поводу истории Погосяна, – сходу перешел к делу.

Я прямо опешила. Ну кто так делает?

Надо же собраться, подготовиться…

Ладно.

Я положила ладони поверх папки и произнесла:

– Я думаю, что Погосяну необходима витрэктомия.

Сказав это, я быстро взглянула на Зайцева. Как школьница на учителя. Я боялась ответить неправильно, но больше я боялась того, что зав посчитает меня некомпетентной.

Для меня это было крайне важно.

– Но вы не уверены? – в его тоне просквозило разочарованием.

Мои ладони тут же вспотели. Стали влажными. Я ощущала себя как на экзамене. И нет, я не боялась его, но у мужчины, который сидел передо мной и смотрел на меня твердым взглядом, была такая подавляющая энергетика, что мое сердце начало отбивать корявую чечетку.

– Нет! Я считаю… – запальчиво затараторила я.

– Вы сказали, что думаете… Вы не сказали, что уверены в необходимости витрэктомии, – Зайцев перебил меня твердо.

Вот же зараза! Мне дико хотелось встать и ударить по его умной голове папкой с историей болезни Погосяна! Вместо этого я глубоко вздохнула и постаралась сказать ровным, сдержанным тоном высококвалифицированного специалиста:

– Я уверена… что пациенту Погосяну требуется витрэктомия с тампонадой силиконом.

Глубокая задумчивость полоснула привлекательное лицо Зайцева. Он почесал кончиком указательного пальца подбородок, который покрывала светлая густая щетина, а потом снял очки.

Возможно, он собирался меня уволить. Вот прямо здесь и сейчас собирался заставить меня подписать заявление на увольнение. Тем не менее я держала спину ровно и не собиралась забирать свои слова обратно.

– Почему силиконом? – спустя пару секунд услышала вместо «Уволена!».

Я даже растерялась, но быстро нашлась:

– У пациента несколько разрывов на сетчатке с отслойками. Газовая смесь и эндолазер не удержат. Я… я уверена, что конкретно в его случае показана витрэктомия с тампонадой силиконом.

Зайцев смотрел на меня цепко. Я хотела отвести свой взгляд, настолько его взгляд казался мне непосильным, но все же в ответ смотрела упрямо. Я не надеялась получить от него аплодисменты и тем более не рассчитывала услышать:

– Назначайте дату операции и приступайте, – сцепив вытянутые по столу руки в замок и подавшись корпусом вперед, заявил Иван Романыч.

Меня окатило ледяным душем. Под халатом на мне была шифоновая блуза, которая мгновенно прилипла к спине.

Вероятно, я должна была визжать от восторга. Ведь слова Ивана Романовича сообщали о том, что с моим врачебным заключением дотошный Зайцев был абсолютно согласен.

Но я не визжала… я хотела спрятаться в домике.

– Вас что-то смутило, Алена Алексеевна? – нахмурился Зайцев, подметив мое замешательство.

– Я… я предлагаю поручить эту операцию Виталию Игоревичу. Он более опытный врач и его квалификация…

– Стоп, стоп, стоп! – зав выставил ладонь вперед, прерывая мой поток слов. – Причем тут Сосновский? Погосян ваш пациент, Алена Алексеевна, – акцентировал жестко. – И вашей квалификации вполне достаточно, чтобы провести подобную операцию.

Я распахнула глаза и прилипла к спинке стула.

Он что, копался в моем личном деле?

– Разумеется, я ознакомился с личными делами всех своих сотрудников, – усмехнулся Ушастый.

Господи, он все-таки умел читать мысли?

– Я же должен знать, с кем имею честь работать, – продолжил он.

И был прав…

Почему я решила, что он интересовался конкретно моим личным делом? Не много ли чести, Волкова?

– Три года назад вы подтвердили квалификацию витрео-ретинального хирурга. Поэтому не вижу никаких препятствий к тому, чтобы вы делали операцию Погосяну.

– Я делаю только факоэмульсификацию катаракты, – поспешила объясниться и опустила глаза, замечая, как нервно скребла пальцами по папке.

– Почему?

Подняла лицо и не моргая уставилась на Ивана Романовича. Я не могла поверить, что он мог так спросить… практически заботливо и участливо.

– Я…

Резко подпрыгнула на стуле. Громкие удары в дверь выдернули из морока, в котором Зайцев Иван Романович мне показался «живым и настоящим».

Мы одновременно повернули головы на звук.

В приоткрытой двери маячило улыбающееся лицо Адовны:

–Иван-вы-наш-дорогой-Романыч, разрешите? – торжественно спросила она и, не дождавшись ответа, ввалилась в кабинет, таща за собой практически все наше отделение.

Глава 8.

Алена

– Что… хм…что… – непонимающе нахмурился Зайцев, но продолжение его фразы потонуло в громогласном нестройном «Поз-дра-вля-ем!», исполненном всем коллективом нашего дружного отделения.

– Я… То есть вы… – Иван Романович дернул ворот рубашки, явно растерявшись, а затем и вовсе привстал со стула, намереваясь либо поклониться в знак благодарности, либо выгнать поздравляющих взашей.

Ада Адамовна, не тратя драгоценные секунды и подбоченясь, гордо выступила вперед, своим обширным бюстом буквально возвращая заведующего на место:

– Иван Романович, наш дорогой! – нараспев запричитала она. – Защитник наш главный! Умелец наш рукастый! – развела руки в стороны и подала знак мнущимся позади нее Андрею и Виталику, которые держали в руках по большой подарочной коробке. – Разрешите от лица ваших верных подчиненных поздравить Вас с главным мужским праздником!

Андрей и Виталик синхронно сделали шаг к Зайцеву, выставляя вперед завернутые подарки.

– Что вы…не стоило…– Иван Романыч нервно поправил очки, которые успел незаметно надеть, и вжался в спинку стула, прежде чем кабинет начальства содрогнулся под голосом Адовны:

С Двадцать третьим февраля!

Радости желаем,

Пусть печали прочь спешат,

А глаза сияют.

Ребята за её спиной дружно захлопали в такт всем известному мотиву. Я тоже решила не отставать, крикнув «Ух!» и застучав носком крокса о больничный ламинат.

Как же они вовремя появились! От такого неприятного разговора меня спасли…

Всё, с меня шоколадка!

С пациентами везёт,

Множатся доходы,

Каждый день и круглый год

Счастье к вам приходит!

Ада Адамовна повышала голос на каждом новом слове и, казалось, она сейчас не выдержит и спляшет. Впрочем, зная нашу старшую, я бы ничуть не удивилась.

– Ну всё…Спасибо…Приятно…Очень… – беспомощно бормотал порозовевший от перебора внимания Иван Романович, но кто бы его слушал!

Не выдержав, Адовна все-таки начала приплясывать, окончательно перейдя на частушки:

Вас мы, Зайцев, поздравляем

С 23-м Февраля. 

И, как водится, желаем, 

Чтоб не падал… курс рубля!

Я прыснула со смеху, косясь на онемевшего Ивана Романовича. Боже, он так растерянно и беспомощно смотрел на Пельц, что в какую-то секунду мне стало его по-настоящему жалко. Но вскоре я вспоминала, что он деспот и самодур, и это чувство исчезло еще стремительней, чем появилось.

Есть весомая причина

Этот день отметить:

Наш заслуженный мужчина

Лучше всех на свете! У-у-ух!

На невероятно громкой ноте Адовна закончила концерт, приуроченный к 23 февраля, шумно выдохнула и поклонилась широко до земли, срывая бурные аплодисменты.

– Какие у нас тут, однако, таланты, – прохрипел Иван Романович и, одернув белоснежный халат, вышел из-за стола к народу.

Но близко подходить не стал, вежливо держал дистанцию. Видимо, из опасений, что начнут обнимать.

– Мальчики, подарки! – скомандовала медсестра, и Андрей с Виталиком синхронно вручили Зайцеву две коробки.

– Еще подарки? – левый глаз заведующего нервно дернулся, а в голосе, честное слово, прошмыгнул испуг.

Я прикусила губу, чтобы не засмеяться в голос! Испуганно-растерянный вид нашего зава забавлял и удивлял одновременно, потому что до этого момента я даже не подозревала, что он так умеет – быть застигнутым врасплох!

– А как же! – воскликнула Ада Адамовна и рывком стащила с коробки картонную крышку. – Торт! – торжественно произнесла.  – Правда, не знали какой вы любите, поэтому решили взять морковный!

У Зайцева по щекам прокатились желваки в то время, как я чуть не упала со стула! Ну Адовна! Святая женщина!

– Оригинальный выбор…– тихо пробормотал Зайцев и нервно поправил ворот халата.

– Ну и коньячок, разумеется! – развела руками Пельц, но в тот же момент покосилась на батарею алкогольного добра у заведующего на подоконнике. Прищурилась, а потом счастливого вздохнула, – ой, ну такого, как мы подарили, у вас нет!

– Какого такого? – насторожился Зайцев. – Отравленного? – его губы впервые за всё поздравление дернулись в легкой улыбке, и, кажется, это заметили все. Потому что на мгновение кабинет погрузился в напряженную тишину – народ недоумевал: показалась ли им эта улыбка или то был мираж, но спустя пару секунд все нестройно и дружно засмеялись.

– Скажете тоже!  – старшая медсестра беспечно махнула на Ивана Романовича рукой. – Наш – коллекционный и в форме туфельки! Признаем, так сказать, вашу власть, Иван Романович, и что все мы у вас тут…– вместо продолжения Ада Адамовна выразительно постучала пяткой по полу, а Иван Романович внезапно довольно улыбнулся во второй раз.

Да ладно? Улыбнулся?

– Ну и заодно желаем вам свой каблучок найти! – Адовна, окрыленная успехом, по-свойски подмигнула заву, – дело хорошее, нужное! – и неожиданно перевела многозначительный взгляд на меня.

Моя челюсть отвисла, а стул подо мной обещал пробить пол и рухнуть на этаж ниже. Это что еще за фокусы, Ада Адамовна?

Ко всему прочему Зайцев, проследив за её взглядом, автоматически переключился на меня, отчего я вспыхнула как спичка.

– Думаю, с этим пока повременим… – рассеянно пробурчал, глядя мне прямо в глаза, а следом отвернулся, неразборчиво затараторив и оттесняя народ к выходу из своего кабинета.

Я была оглушена, кровь шумела в ушах. Уловила только момент, как Адовна буквально заставила Зайцева согласиться пойти с нами в караоке-бар через дорогу.

Прикрывшись Виталиком, выскользнула из кабинета зава и только тогда осознала, какую редкостную дичь натворила Адамовна, когда пригласила начальство. Как вообще веселиться при нем?!

Глава 9.

Алена

Моя рука дернулась, когда я тонко чихнула. Черная тушь украсила скулу. Просто чудо какое-то, что не проткнула себе глаз, ведь сегодняшний день с самого утра не задался.

– Будь здорова! – в спину прилетело пожелание от Адовны.

Шмыгнув носом, я обернулась и недовольно покосилась на женщину, которая орошала начес из волос, похожий на огромную сладкую вату, баллончиком лака сверхсильной фиксации.

В небольшом помещении моментально стало нечем дышать, отчего мои глаза заслезились. Я старательно удерживала их распахнутыми, чтобы не потекла тушь, но щипало безумно.

– Фух, девочки, – начала размахивать руками Пельц, – надо проветрить, – двинулась в сторону окна.

Вот уж точно.

Для наведения марафета мы с девочками оккупировали кабинет старшей медсестры, оставив ординаторскую мужчинам. Им тоже нужно подготовиться к мероприятию, собственно, в их честь оно и было организовано.

Как только прохладный уличный воздух перемешался с удушливым внутренним и стало легче дышать, ватной палочкой поправила макияж, последним штрихом которого должна была стать красная помада. Но сегодня явно все шло не по плану – руки не слушались, мысли разбегались в стороны, помада ложилась неровно…

Меня раздражало всё! Даже Адовна, пригласившая Зайца, ее топорные намеки и подмигивания, Туманов с беременностью и…и вообще!

Звонко чмокнув губы друг о друга, я распустила волосы и взбила их у корней.

Поправила черное трикотажное платье длиною чуть выше коленей.  Я не наряжалась по случаю праздника, просто любила платья. Они мне шли, вот и всё.

Бросив на себя взгляд в зеркало, я вздохнула. Во мне не было ничего фееричного с точки зрения общепринятых канонов красоты, но любить и принимать себя я умела. Сейчас я себе не нравилась.

– А кто у нас сегодня дежурный? – уточнила медсестра Настя, когда мы гуськом вышли из кабинета Пельц.

– Екатерина Григорьевна, – ответила ей Ирина Александровна. – Поменялась с Сотниковым. Какое ей караоке, девочки?! Она сейчас ляжет, покемарит в тишине и спокойствии. У нее дома каждый день свое караоке – трое внуков и дочь с зятем-виолончелистом.

Женщины дружно хохотали, пока впятером шли по длинному коридору, в конце которого с постовой медсестрой переговаривались наши виновники торжества. Ушей среди них не было, и я, облегченно выдохнув, опрометью рванула в ординаторскую, чтобы забрать из тумбочки подаренный Погосяном пирог и накинуть пальто.

Когда мы толпой выходили из отделения, Зайцева по-прежнему не наблюдалось, и это было прекрасно. В душе я питала надежду, что он не придет.

Привычным составом мы двинулись в бар-караоке, в котором обычно гуляли отделения нашего медцентра, и уже через пятнадцать минут сидели за двумя соединенными вместе столами.

Несмотря на то, что всё вокруг было знакомым: это место, сидящие рядом люди и наш постоянный столик, я никак не могла расслабиться, сбросить напряжение текущего дня. Даже с учетом того, что Зайцев так и не явился.

Пусть бы вообще этот сухарь не приходил!

Не думаю, что такие, как он, умели расслабляться. Что ему вообще здесь делать? Считать, что и сколько кто выпил?

Я мотнула головой, выпроваживая из нее нежелательные мысли, ведь думать о Зайцеве мне совершенно не хотелось. Мне было о чем и о ком подумать, тем не менее мысли все равно кружились вокруг него и его взгляда, которым он наградил меня после слов Адовны о «каблуке». Этот взгляд не давал мне покоя. Будоражил, заставлял чувствовать себя неспокойно.

– Аленчик…

Сквозь галдеж я едва различила свое имя, произнесенное Сосновским. Я повернула к нему голову и вопросительно выгнула бровь.

Виталя кивнул подбородком на дежурно улыбающуюся официантку, спрашивая:

– Что будешь пить?

«Ромашковый чай с мятой!» – кричало мое увядающе-стареющее нутро.

Вот оно! Начиналось! То, о чем говорил Туманов. А завтра я приду на работу в шерстяных носках, а потом… потом выпишу себе журнал с народными рецептами и каждый вечер буду обводить карандашом отвары из лечебных трав от радикулита.

Ну уже нет!!!

– Мартини со льдом и лимоном! – заявила себе же назло.

Мы пришли сюда отметить наступающее двадцать третье февраля, а не провожать на пенсию мою стареющую репродуктивную систему.

Поэтому я заставила себя вымученно улыбнуться и оглядеться по сторонам.

Бар был забит под завязку. Гул стоял как в оркестровой яме. Сегодня здесь гуляли врачи, большая часть их лиц была до боли знакома. Многие подходили к нашему столику обмениваться приветствиями и врачебными сплетнями. Культурно и цивилизованно. До первого микрофона.

Вообще-то, врачи умели отрываться…

– Аленка Алексеевна, ты же со мной споешь? – влетело в мое ухо спустя полчаса.

Алкогольные пары обдали щеку, вызывая рефлекторный озноб. Уложив руку на спинку моего стула, Андрюша Сотников широко улыбался и шальным взглядом разгуливал по моему лицу.

На праздновании наступающего Нового года мы с ним зажгли. Два месяца назад. А сейчас настроения петь не было. Настроения вообще не было, хоть и убеждала себя в обратном.  День сегодня какой-то сумбурный. Неприятный день. А сто грамм выпитого Мартини не произвели должного эффекта. Усталость по-прежнему давила на плечи бетонной плитой, мой стареющий организм брал в свои руки бразды, и я, вздохнув, пробормотала:

– Андрюш, я попозже присоединюсь. Начни пока без меня.

Прикрыв глаза от острой жалости к самой себе и смутной обиды на Вселенную, я поняла, что в шаге от присоединения к секте Елизаветы Валентиновны, предводительнице наших дворовых скамейных бабулек.

Отказаться поорать в микрофон вместе с Андреем «Медлячок» Басты – это просто позор. Край. Практически дно. И судя по тяжелому осуждающему взгляду Сотникова, брошенному на меня исподлобья, мой коллега был того же мнения.

– Скучная вы сегодня, Алёна Алексеевна, – раздосадовано махнул на меня рукой и, недолго думая, подхватил Настю, сидящую напротив.

Настя и не собиралась сопротивляться. Смущенно и счастливо хихикая, нестройной походкой первая стала лавировать в толпе танцующих, подбираясь к ди-джею и утягивая Сотникова за собой.

С тяжким вздохом проводила их растворяющиеся в мигающем от стробоскопов полумраке фигуры. Мозг лениво отметил, что Андрейка-то и ничего… Высокий, правда худой. Настолько худой, что все халаты на нём покачивались, как сдутые паруса на мачте. Симпатичный. Если не смотреть на торчащие уши. И на волосы. Боже… Его волосы будто чего-то испугались лет двадцать назад и от страха сбежали с макушки на плечи. Не скажу, что для мужчины это недостаток.  Но… а вдруг от него родится девочка?! Худенькая, это вполне себе плюс, но насчет ушей, залысины и шелковистых плеч я не была так уверена… Поймав себя на том, что примерялась к Сотникову, как к будущему отцу своего потенциального ребенка, я почувствовала себя еще гаже, чем до этого. Боже, до чего я дошла…

– Так, Аленочка Лексеевна, – мои отчаянно-тоскливые размышления внезапно прервала Адовна, которая явно пребывала в пьяно-боевом настроении.

 На заставленный закусками и напитками стол с глухим стуком опустился вытянутый деревянный поднос с маленькими рюмками, наполненными разноцветными жидкостями. Следом на диванчик рядом со мной опустилась сама Пельц, бесцеремонно подвинув меня вглубь своим крутым бедром.

– Я с хорошими новостями, – деловито сообщила Ада Адамовна, потирая руки и двигая шоты ближе ко мне.

– Это что? –  перебила её, с подозрением косясь на горящую жидкость в стопках.

– Это «Боярский», – сообщила Адовна таким тоном, будто этого было достаточно для объяснения и не требовало особого внимания. –  Алексеевна, к новостям, – впихнула полную рюмку мне в руку раньше, чем я успела возмутиться, – всё на мази. Зайцев придет через полчаса. Будем брать! – чокнулась со мной и залпом опрокинула в себя стопку.

Моя рука с шотом замерла над столом, но я успела моргнуть.

– Пей давай, деточка. Надо! –  подгоняя, Адовна толкнула меня локтем в бок.

– Как брать? Куда брать?! Кому надо? Зачем н-надо? –  я окончательно потеряла нить разговора.

– А как же ты собралась договариваться с нашим папашкой ушастым? На сухую? –  крякнула старшая, не скрывая иронии. –   Пей, давай, мать! Будущая…! Адушка Адамовна плохого не посоветует! – и буквально насильно влила в меня слоистую жидкость.

Горло обожгло, из глаз брызнули слёзы, а на языке будто разом выросла плантация острого перца. Пока я надсадно кашляла, пытаясь прийти в себя, Адовна ласково лупила меня по спине.

– Н-не собираюсь я с ним…договариваться… – обмахиваясь ладонями, из меня сыпались искры. –  Ада Адамовна, это что вообще было?

– Это, – медсестра покосилась на рюмки, – водка, гренадин и табаско. На случай важных переговоров. Ни разу не подвели, – подмигнула старшая и продолжила гнуть своё. – Так что давай, запей, – настойчиво сунула мне в руку еще одну стопку. – А то забеременеешь и тю-тю.

– Что тю-тю? –  пробормотала, охнув.

– Как что?! Потом калмыцкий чай, компот из сухофруктов и обезжиренный кефир, – запричитала Ада Адамовна так убедительно, что моя рука невольно потянулась за третьей стопкой.

Пельц одобрительно причмокнула губами и тоже подняла свою:

– Ну, Аленушка, за тебя и хранителя привлекательного генного материала Иванушку!

Глава 10.

Алена

Полчаса спустя

– …ты волшебный, ты с другой планеты. Ты из моей мечты-ы-ы…

Быстро сделав вдох, я вступила одновременно с бэк-вокалом:

– О, Боже, какой мужчина-а, я хочу от тебя сына…

Бар загудел вместе со мной и Адовной:

–....и я хочу от тебя дочку. И точка, и точка… (Натали «О Боже, какой мужчина»)

В душном помещении не осталось ни одного человека, не подпевающего нам с Пельц, с которой мы орали в микрофоны на небольшом помосте в середине танцпола.

Обняв меня за плечи, Ада Адамовна прыгала вместе со мной и своим грандиозным бюстом, попадая практически в ритм мелодии. Практически. Опустошенные шоты слегка… а, может, и не слегка притупили нашу координацию… Господи, я сейчас упаду! Как хорошо-то! М-м-м!

– …о, Боже, какой мужчина… – тем временем на второй заход припева Ада Адамовна пошла без меня.

А мне хотелось смеяться.

И я смеялась!

Рука с микрофоном упала вдоль тела, и я просто скакала на месте, ощущая приятное головокружение и легкость, от которой хотелось постоянно глупо хихикать. Я позволила себе расслабиться, отпустить ситуацию и даже немного проникнуться деятельной активностью Пельц.

Классный вечер! Нечего киснуть, всё впереди!

–…Иван Романыч, от вас хотят сына…– оглушал голос солирующей Пельц.

Ла-ла-ла-а-а…

Так… стоп!

В с-смысле? Иван Р-Романыч? А в песне разве были такие слова?

Встряхнула головой.

–…но можно еще и дочку, и точка, и точка…

Что-о?

Еще раз мотнула головой, сбрасывая с себя наваждение. Я перепила?

Икнув, возмущенно воззрилась на старшую, которая в этот момент смотрела куда-то мне за спину. Смотрела целенаправленно, выделяя голосом особенно важные, по ее мнению, слова:

–...о, Боже, какой мужчина-аа…

Тревожное предчувствие царапнуло мой расслабленный мозг. Медленно, стараясь контролировать равновесие, я обернулась и…мои ноги на мгновение потеряли опору.

В обступившей нас толпе, слегка выдвинувшись вперед и затолкав ладони в передние карманы джинсов, стоял… Джонни Депп и Брэд Питт в одном флаконе. Прямо как в песне, только красивее…

Ой, мамочки…

Зайцев. Он…он такой…ОН ТАКОЙ! Господи, он что, такой? Я никогда не видела его без халата или без медпижамы.

Волкова, окстись. Никто не видел Зайцева без халата.

Без халата? В смысле – без одежды?  Боже, о чем я? Я никогда не видела Ивана Романыча в повседневной одежде – вот о чем!

Но ты же не против увидеть его без халаты и без одежды?

Да, я не против… Господи!

Мысленно захлопнула рот.

Что я несу? Просто он, Зайцев, выглядит как чума!

Чума?

Боже, не знаю! Он выглядит потрясно, вот и все! Я не знала, что под халатом он прячет такое тело. Ему невозможно, просто кошмарно идут эти джинсы и эта белая рубашка с закатанными по локоть рукавами. Он выглядит как мужчина.

Волкова, он и есть мужчина…

До этого момента я думала, что он врач. Врачи же бесполые существа.

Да… А ты, бесполая, зачем губы красной помадой накрасила?

 Кто? Я?

Ты же знала, что он должен был прийти. Для него?

Что-о? Да не в жизнь!

Господи… Бред пьяного человека. Кошмар.

Луч стробоскопа мимолетно мазнул по заячьему лицу в тот момент, когда его левая бровь выгнулась в какую-то невероятную вопросительную дугу, а тяжелый взгляд поочередно просканировал нас с Пельц.  На мне этот взгляд задержался чуть дольше, становясь снисходительным, мол, иного он от меня и не ожидал.

В груди кольнуло чувство протеста: я тут мужчину, видите ли, в нем разглядела, а он…он! Ну и пошел он! Расправила плечи, попытавшись встать ровнее, но… эти чертовы шпильки!

Вместо того, чтобы продемонстрировать, что я как стекло, только усугубила свое положение, чуть не завалив нас с Адовной, когда, покачнувшись, мертвой хваткой вцепилась в её надежное плечо.

Несколько человек вокруг засмеялись, Зайцев прикрыл лицо ладонью и раздраженно провел пальцами по лбу. От этого жеста меня окатило жаром необъяснимого стыда, который я мгновенно прогнала усилием воли, потому что… С какой вообще стати он меня осуждает? У нас корпоратив!  Мы наших мальчиков поздравляем, веселимся и ничего плохого не делаем! А если Иван-Ушастый-свет-Романыч не умеет отдыхать, так это его проблемы, не мои!

Я попыталась натянуть обратно на лицо сползшую улыбку, но она не собиралась возвращаться на положенное место. И алкоголь очень сильно почувствовался в крови, вызывая ощущение духоты и легкую головную боль.

– Адочка Адамовна, я пойду, попью, ладно? – прокричала на ухо старшей в попытке заглушить стоявший вокруг шум и, дождавшись ее кивка, неловко покачнулась, пока спускалась с помоста для желающих поорать в микрофон.

Поймав на себе косой неодобрительный взгляд Ушастого, взмахом головы отбросила волосы назад и, задрав подбородок, гордой лебедью проплыла мимо нашего заведующего. Боковым зрением успела поймать, что Зайцев стоял не один – на его локте висела какая-то симпатичная брюнетка и увлеченно о чем-то рассказывала.

От неожиданности я даже притормозила и сощурилась, чтобы рассмотреть его спутницу.

Нет, ну что за человек такой невыносимый! Я практически уговорила себя от него рожать, а у него…баба!

Но сквозь хмельную пелену разглядела женщину и неожиданно для себя выдохнула, узнав в ней Лилю, косметолога из нашего медцентра. Насколько я знала, Лилия была замужем, хоть мы и не были близко знакомы, но о том, что она новенькая, растрепала Катюша, успевшая посетить косметологический кабинет вперед всех.

И все же, откуда наш зав и Лиля знали друг друга? Хм-м-м…

– Алёна Алексеевна, садитесь, – Андрей привстал с диванчика и переключил на себя моё внимание, – напелась?

– Напилась, – пробормотала в ответ, еле сдерживая рвущуюся наружу икоту. – Простая вода есть? – обмахиваясь, пролезла между Андрюхой и столом на своё место и глубоко вдохнула, втянув в себя живот и задерживая дыхание.

– Нет. Принести?

Я подняла на Сотникова благодарный взгляд и быстро-быстро закивала, но откуда-то изнутри внезапно вырвалось:

– И-ик! Ой, – испуганно прикрыла ладонью рот. Господи, какой позор!

– Бегу! – Понимающе хохотнул Андрюха и мгновенно исчез, растворившись в толпе.

Я устало откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза, стараясь дышать размеренно и остановить тем самым раздражающую икоту.

Растеклась по сидению жижей и тихо захихикала сама с собой, вспоминая, как старшая переиначила слова, вставив в песню имя заведующего. Бо-о-оже…И стыдно, и смешно одновременно.

– Иван Романович, присаживайтесь!  – раздался энергичный голос Виталика, который буквально заставил прийти в себя, широко распахнув глаза.

Над столом возвышался Зайцев и смотрел на меня. Спустя секунду он опустил взгляд на диванчик. Я посмотрела туда же. Кроме Андрюхиного места не было ни одного свободного.

Брови Зайцева взлетели. Мои же упали на переносицу.

Каждый из нас знал – место только одно, и оно было рядом со мной.

Иван Романыч сделал еще один быстрый круг глазами по сидящим за столом. Вероятно, надеясь на то, что кто-нибудь подвинется и ему не придется тесниться в моей компании.

Чем его не устраивает моя компания?

Я воинственно сощурилась и, хлопнув ладонью по «кожаной» обивке дивана, твердо велела, обрубая Зайцеву все трусливые пути к отступлению:

– Устраивайтесь поудобнее, Иван Романыч.

«Буду вас соблазнять!» – добавила про себя и утвердительно икнула.

Расправила плечи и вперилась в глаза Зайцева вызывающим взглядом, на который в ответ наш зав усмехнулся, а через секунду его бедро подпирало мое.

Глава 11.

Алена

От вынужденного соприкосновения с теплом мужского тела кожу на моем бедре зажгло. Зажгло у меня не только кожу, но и под резинками новых капроновых чулок, отчего мой воинственный настрой начал сбоить и летел к пресловутым чертям.

Я растерялась.

Не каждый день мне приходилось соблазнять мужчину.  Признаться, мне вообще не приходилось соблазнять мужчин, они появлялись сами собой, проявляли инициативу, периодически разбавляя мою до краев заполненную работой и заботой о брате жизнь. А потом так же бесследно исчезали, не сумев в нее вписаться. Кто-то раньше, кто-то чуть позже…

Я набрала в грудь спертый концентрированный воздух.

Как вообще это делается – флиртовать? Как расположить к себе мужчину в конкретном случае, и уместно ли?  Я же не отношений с Зайцевым хотела, а всего лишь пробирку с его генетическим материалом, так может, и не стоило так загоняться?

Я уставилась на точеный профиль Ивана Романовича, подмечая, что его отросшая за день щетина пробивалась густо и ровно – отлично с точки зрения генетики. Тестостерон, должно быть, высокий. И вообще… Нервно облизала губы. Зайцев выглядел обалденно среди шумного зала, который мягко плыл и покачивался, оставляя четким пятном лишь близко сидящего ко мне мужчину.

– У меня что-то на спине написано? – неожиданно Зайцев повернулся в мою сторону, вопросительно изогнув правую бровь, чем заставил меня встрепенуться.

– Э…что? – подобралась я и непонимающе нахмурилась, машинально бросив взгляд на кипельно-белую ткань его рубашки.

– Ну вы так смотрели… как на скидки в любимом магазине.

Я вспыхнула! Как же неловко… но зачем так грубить?

– Не понимаю, о чем вы…– хмыкнула в ответ. Не признаваться же, что я действительно прожигала его спину своим взглядом. А как он вообще это понял? У него что, глаза на зад…хм…спине?

Поражаясь своим бредовым мыслям и неординарным умениям зава, я схватила первый попавшийся бокал со стола и махом опрокинула в себя. Горло обожгло ядреной смесью виски с колой, в которую колу, похоже, забыли налить.

– Волкова, ты бы сказала, я бы тебе тоже намешал. Чего воруешь? – усмехнулся Виталик, когда у нашего стола материализовался Андрюша с бутылкой воды и чистым стаканом.

– О, я, похоже, уже не в кассу!  – весело подытожил Сотников. – Ален, так, может, не воды надо было тебе принести, а чего покрепче? Я пулей!

Впервые в жизни мне хотелось ударить человека. Я не склонна к насилию. Просто я человек крайне повышенной эмпатичности.

Но Сотников, как и сказал, оказался пулей, стремглав исчезнув.

Я сидела ни жива ни мертва.  Правую половину моего лица запекло, и я повернулась на источник этой реакции.

Гадкий Заяц насмешливо разгуливал по мне голубыми глазами.

«Что?» – мысленно покосилась на его кривую улыбку, на что он неопределенно пожал плечами, а следом повторил за Андреем, копируя его радостные интонации:

– Надо было не воды принести, а чего покрепче… А коллектив, вероятно, не в курсе, что вы не пьющая, да? – сверкнул глазами, отпивая своё пиво. – Я, порядком, устал считать ваши баллы отличного сотрудника. Идете на рекорд, Алена Алексеевна, – припечатал с нескрываемым ехидством и следом отвернулся.

Казалось, что падать больше некуда, когда снизу постучали…

Мое лицо залило краской. Щеки пылали. Я… я не ожидала от него ничего толкового, но все равно разочарована.

Какое счастье, что занудство по наследству не передаётся.

Ну по крайней мере, доказано не было. В отличие от голубых глаз, широких плеч и залипательных ямочек при улыбке…Только это заставило меня собраться, а не послать Ушастого бабочек ловить. Честное слово, я была близка к тому, чтобы пожелать Зайцеву расслабиться и прилечь отдохнуть. Желательно на рельсы. Но тут вернулся тот, который «пуля», таща за собой официантку с полным подносом разнообразного алкоголя и закусок, и последнее слово осталось не за мной.

Стол оживился. Народ сдавал грязные тарелки, расставлял новые. Виталик бахнул пробкой от шампанского под одобрительный визг девчонок, кто-то орал в микрофон «Рюмка водки на столе», и в этом балагане я решила плюнуть на нашего заведующего. Не нужен мне такой вредный физиологический отец для будущего ребенка!

Хотя… эти голубые глаза, конечно, не помешали бы, но… я обиделась. Откинулась на спинку дивана, уложив на нее локоть и подперев щеку кулаком. Изнутри меня распирало так, что я нервно ерзала по сидению. Надеюсь, Зайцев не подумает, что меня мучали, скажем, геморрой или паразиты. Пфф… Конечно, не подумает. О чем ты, Волкова? Он, в отличии от тебя, вообще о твоей персоне не думал, сидя расслабленно и подавшись корпусом близко к столу.

Зайцев молчал, лишь изредка поддерживая беседу короткими фразами. Тем не менее, он был звездой нашего стола! Ему заглядывали в рот практически все. Кроме меня, ведь я сидела позади него и прожигала его спину, туго обтянутую белой тканью сорочки, огнедышащим взглядом. Внимание всех коллег было обращено нашему скверному заву, а меня бесило! Бесило, что его внимание не касалось меня! Будто меня вообще не существовало! Будто меня он нарочно игнорировал. Меня! Женщину, планирующую от него забеременеть!

«Идете на рекорд, Алена Алексеевна, – в мыслях пробубнила голосом Зайца. – Нет уж, Иван Романыч, это вы идете на рекорд, теряя баллы», – и послала его спине мысленный фак.

Потом еще один. Надеюсь, оба до него долетели. Я никогда не была стервой и истеричкой. Повторюсь, я человек крайне повышенной эмпатичности. Вот и все.

– Иван Романович, – выпрыгивая из штанов, Виталя переключил внимание зава на себя, чем вызвал во мне бурю негодования. Хрен тебе, а не пироги. Пусть жена теперь тебя кормит! – А еще в отделении случай был, – заикаясь, подавился своим смехом, – привезли нам экстренно мужика. С ним двое сопровождающих. С виду бритоголовые бандюганы в кожаных куртках. Короче, мужику тому требовалась трансплантация роговицы. Мы собрали врачебный консилиум, ну и начали объяснять эти двум шкафам, что необходимо ждать донорский материал для пересадки. И тут меня один прерывает и совершенно серьезно спрашивает: «Док, че, глаз нужен? Если через часа 3-4 привезу, нормально будет?».

Стол мгновенно взорвался хохотом.

Я закатила глаза. Эту историю Сосновский рассказывал при любом удобном случае. Особенно, когда выпьет. Всем уже давно не смешно. Кроме самого Витали, закатывающегося пьяной истерикой.

Я посмотрела  на Зайцева. Его голова была повернута вправо, к ржущему Витале, демонстрируя мне четкие линии профиля.  Губы лениво улыбались. Скорее из вежливости, нежели в ответ на рассказ Виталика.

Это тоже неимоверно раздражало. Зайцев был сдержанно вежлив со всеми! Со всеми, кроме меня! Будто мне выпала черная метка.

Проследила за тем, как Иван Романыч поднял руку и поднес к губам стакан с виски-колой, которую термоядерно замешал Сосновский. После сделал небольшой глоток. Когда он сглотнул, его кадык дернулся. Боже… Я кошмарно пьяна, раз увидела в этом мужском естестве дикую сексуальность.

Тоже сглотнула внезапно образовавшийся ком в горле.  Меня заводило, как Зайцев пил. Даже эта простая функция делала его каким-то другим… породистым, что ли… А еще от него пахло… Сквозь винегрет разносортных запахов, витающих в воздухе бара, я ощущала, как мой начальник пышет здоровьем, неподдельной мужественностью и капелькой горького мускуса.

Чем дольше я молча сидела и уныло потягивала крохотными глотками какую-то мешанину Витали, тем больше мне становилось инвефе…индере, тьфу, ин-де-фе-рентно на то, что Зайцев вредина и зануда. Характер по наследству не передается! А видеть в своем будущем ребенке его голубоглазую копию – я была не против. Уж научить ее добру, вежливости и порядочности я сумею. Павла же воспитала!

На волне этой будоражащей мысли я мужественно решила завязать очередной конструктивный разговор с будущим отцом.

Ну, Зайцев, это твой последний шанс сдать мне свой эякулят. Не провали!

Глава 12.

Алена

– Кхм! – я громко кашлянула для привлечения внимания Ивана Романовича. – Кхм, кхм, – еще раз натужно выдавила из себя кашель, но вместо реакции потенциального осеменителя мне прилетело сзади – Андрейка приложился ладонью к моей спине, ощутимо по ней похлопав.

– Подавилась, Ален? – уточнил участливо, за что получил от меня грозный взгляд.

Не твое внимание мне нужно, балбес! А одного конкретного представителя человеческого генофонда, которому до меня не было никакого дела. Интересно, если бы сейчас я действительно подавилась и начала задыхаться, Заяц оказал бы мне первую медицинскую помощь или, наоборот, помог бы отдать Богу душу?

Ладно. Переходим к плану Б. План А с треском провален, действуем решительно!

– Иван Романович… – хлопнула его по плечу. Не настолько, чтобы могла сломать ему плечевую кость, но достаточно ощутимо, чтобы привлечь к себе внимание.

И замерла. Ощущение горячего твердого тела под тонкой тканью белоснежной рубашки внезапно оказалось очень острым. Кончики пальцев закололо, вверх по предплечью побежали микротоки.

Зайцев медленно обернулся, по своему обыкновению вопросительно изогнув бровь. Его слегка мутный взгляд проехался по моей шее от подбородка до ключиц, опустился в зону декольте, задержался на вырезе платья у самой груди и только потом остановился на моем порозовевшем от такого избыточного внимания лице.

– Слушаю вас, Алена Алексеевна… – впорол в меня свой пристальный «васильковый» взгляд.

Я быстро облизала губы, мысленно подбадривая себя и убеждая быть беспечно- дружелюбной.

– А откуда к нам… – «такого красивого дяденьку замело?»  – хотела ляпнуть, но вовремя опомнилась, – …вы…перевелись? – выпалила первое, что пришло в голову.

Губы Ивана Романыча стиснулись в тонкую линию. Мне могло показаться, но, кажется, он только что подавил в себе желание улыбнуться. Покосился на меня, сделал очередной большой глоток из стакана с виски-колой, прежде чем сказать:

– А вы не знаете?

– Без понятия, – я расплылась в лучезарной улыбке, всем своим видом демонстрируя жгучую заинтересованность.

– Хм, – Зайцев, сощурившись, наблюдал за мной поверх стеклянного бокала, будто искал подвох в моем внезапном любопытстве, – сложно поверить, Алена Алексеевна. Учитывая, сколько времени вы отводите коммуникации с коллегами буквально на всех этажах нашего центра.

Я застыла.

С виду нормальный человек. А бредит.

От очередного ироничного укола, которыми так щедро сыпал в мою сторону Иван-нудяга-Романович, я скрипнула зубами, при этом мужественно стараясь удержать улыбку на лице.

Характер по наследству не передается, помни, Алена! А вот эта обворожительная ямочка на его щеке – вполне себе «да». Возможно, именно эта ямочка сдерживала меня от совершения преступления, по части убийства.

– У вас неточная информация, Иван Романович. Я ни разу и ни с кем не обсуждала вас, – ответила, намеренно выделяя последнее слово и концентрируясь на ленивой усмешке заведующего, которую я без сомнения находила сексуальной. Ради такой усмешки можно чуть-чуть потерпеть занудство ее обладателя.

– Жаль… – беззаботно ответил Зайцев и приложился губами к стакану, пока я старалась качественно переварить брошенную им реплику.

Жаль? В смысле?

Стоп, стоп, стоп…

– Хотите сказать, вам жаль, что я вас ни с кем не обсуждаю? Я правильно понимаю?  – я совершенно запуталась. Мой опьяневший мозг отказывался здраво соображать.

В ответ Зайцев неопределенно пожал плечами, прежде чем ответить:

– Выходит, конкретно я вам не интересен.

Моя челюсть попыталась упасть в тарелку. Низ моего живота свело теплой короткой судорогой.

Он, что, флиртовал со мной или я выдавала желаемое за действительное?

– Хотите быть мне интересны? – сама не поняла, откуда нашла в себе смелость спросить.

Иван Романыч развернулся ко мне всем корпусом, наши лица оказались близко друг к другу, отодвигая шумный, душный зал караоке на второй, размытый план. Мужское теплое дыхание легким движением воздуха коснулось моей щеки, тревожа внутри тонкие струны. Зайцев прогулялся по моему лицу немного захмелевшим взглядом и коротко улыбнулся одним уголком губ, не без труда сосредотачиваясь на моих глазах.

Ничего не ответил. Продолжал смотреть на меня в упор, выдерживая многозначительную паузу. Вместо слов он придвинулся ближе и закинул одну руку на спинку дивана за моей спиной, а вторую положил на стол прямо передо мной, рассеянно прокручивая свой бокал длинными пальцами.

Будто захватил меня в полукольцо.

Стало жарко. Ощущение нервной невесомости в животе стремительно нарастало. Я не рассчитывала так быстро перейти к почти объятиям. Точнее, на объятия я вообще не рассчитывала…

Иван Романович снисходительно хмыкнул, наблюдая за тем, как я напряглась от его внезапной близости. Весело сверкнул голубыми глазами, залпом допил свой напиток и отодвинулся подальше, давая мне возможность свободно дышать, после чего произнес практически интимным шепотом, от которого побежали мурашки:

– Я не столько хочу быть вам интересен, сколько пытаюсь разгадать тайну намеков Ады Адамовны. У меня в кабинете во время поздравления, – начал перечислять он, распугивая моих мурашек. – Подозрительная песня, которую вы исполняли, когда я пришел, – сощурился, сканируя мое мгновенно мучительно покрасневшее лицо. – Вот и думаю, Алена Алексеевна, может, вам есть что по этому поводу мне рассказать? Я у вас с госпожой Пельц – объект для насмешек? – вкрадчиво поинтересовался Иван Романович, поглаживая пальцами грани своего бокала.

Я вытянулась в струну. В позвоночник словно воткнули металлический кол.

– Что вы говорите? Вы не так поня…– запальчиво затараторила, но внезапный громоподобный голос Адовны, в несколько раз усиленный микрофоном, перебил мои оправдания.

Присутствующие за столом, как по команде, повернули головы в сторону сцены, которую вновь оккупировала старшая медсестра.

– Дамы и господа! Товарищи и коллеги! Да что там…семья!!! – Адовна в сердцах махнула рукой, а потом умильным жестом смахнула с глаз невидимые слёзы. – Хочу ещё раз поздравить наших мужчин! Настоящих защитников, всегда готовых подставить сильное плечо и прийти на помощь! Мужчины! Мальчики! Я вас очень люблю! – Ада Адамовна постучала себя кулаком в пышную грудь для убедительности, смотря в сторону нашего стола. Андрюха с Виталиком, крепко обнявшись, пьяно заулыбались. Зайцев сдвинул брови к переносице и сжал челюсти, выдавая тем самым неловкость от столь щедрого проявления чувств нашей старшей медсестры. В такой трудный для него момент мне захотелось успокаивающе погладить его по плечу, но я вовремя себя остановила, вспомнив, что прилично пьяна. Трезвой до такого бы не додумалась.

– Оставайтесь такими, какие вы есть, и оберегайте, любите своих женщин! – тем временем продолжала распинаться захмелевшая Ада Адамовна. – Эта песня для вас! И особенно… – Пельц низко хохотнула и ткнула пальцем прямо в нашу с Зайцевым пару, – для вас, Иван Романович! И дам, сидящих рядом! – подмигнула Адовна так, что перекосило половину лица, а после дала широкую отмашку диджею о старте.

Полилось музыкальное вступление. Наш стол взорвался весельем. Подвыпившие коллеги смеялись и, чокаясь фужерами, желали друг другу долгих счастливых лет.

Все, кроме Зайцева. Тот, нагнувшись ко мне, в самое ухо возмущенно зашипел:

– Вот! Что это такое?! – он взмахнул рукой в направлении сцены, на которой Ада Адамовна фальшивила, но старательно пела:

– Не зови меня «Зая-я-я», зови меня замуж!

   Не зови меня baby, b-b-b-baby…

    Лучше сделай мне baby.

     Сделай мне baby-у-у-у!!! (Клава Кока «Замуж»)

Я прикрыла глаза ладонью, мучительно страдая в этот момент.

Адовна, убью! Но сначала отберу подаренный ей несколько лет назад радиоприемник, из которого, вероятно, она черпала весь свой репертуар.

Надеясь, что, если я не видела закрытыми глазами разъяренного Зайца, значит, и он меня тоже, начала медленно двигаться по дивану. В сторону выхода. Или туалета. А лучше другой планеты.

– Стоять! – на мое плечо приземлилась тяжелая лапа. Должно быть, заячья. – Куда собрались, Алена Алексеевна? – прогремел голос зава.

Боже, боже… что сказать-то?

– Я…я, – распахнула глаза, напарываясь ими на требовательно взирающего на меня Зайцева. – Попи́сать. Можно? – и попыталась улыбнуться.

Глава 13.

Алена

Несмотря на то, что в баре не протолкнуться, в женском туалете я была одна. Компания моего собственного отражения в зеркале, в которое смотрелась какое-то время, меня полностью устраивала.

В который раз ополоснула кисти рук прохладной водой и приложила мокрую ладонь ко лбу.

Меня немного шатало.

Когда я оказалась на ровных ногах, я прочувствовала каждый выпитый мною шот. Голова кружилась. Во рту пустыня, на лице потекший макияж. Этого достаточно, чтобы прямо из туалета направиться в гардероб, а оттуда домой?

Я не хотела возвращаться обратно за стол. Все дело в этом. Сердитый Заяц ждал от меня явки-пароли, с этим условием он отпустил меня в туалет. Надеюсь, он не подпирает сейчас дверь женского сортира?

Боже… во что я вляпалась? Точнее, во что Пельц меня вляпала?

Вздрогнула, когда дверь в уборную внезапно открылась, впуская кого-то одновременно со словами «…гуляй, шальная императрица…», доносящиеся из зала.

Я повернулась, чтобы посмотреть, кому выпала честь войти в туалет так красиво, и замерла.

– Здравствуйте! – улыбнулась Лиля, наш новый косметолог. Единственная женщина, которую я когда-либо видела рядом с Зайцем.

– Добрый вечер, – подарила ей ответную улыбку и проводила девушку сощуренным взглядом до кабинки, в которой спустя пару секунд она скрылась.

Мне стоило покинуть свое временное убежище. Так долго «пи́сать» даже для меня моветон, а что подумает придирчивый Зайцев?

Но… ноги меня не несли. И жгучее любопытство тоже.

С таким настроем я и дождалась Лилю, которая с очевидным удивлением посмотрела на меня, когда вышла из кабинки. Мы не были близко знакомы. Мы вообще с ней не общались, я даже фамилии ее не знала.