Предтечи будущих побед бесплатное чтение

Книга четвертая

Моему горячо любимому соавтору и критику,

моей маме – Морозовой Тамаре Павловне

посвящается

«Говорят, что Россия сердится. Нет, господа.

Россия не сердится, Россия сосредотачивается».

А.М.Горчаков

Пролог

Сегодня подниматься на четвертый этаж своего (вернее, еще вчера своего) здания СБУ Василию Васильевичу Бурбе было особенно тяжко. И дело даже не в том, что лифт не работал по причине обесточивания электросети, а в том, что ему с огромным трудом удалось вообще попасть внутрь помещения, в котором он еще вчера был полновластным хозяином. Это было вчера. А сегодня, он – бывший генерал-полковник и бывший начальник СБУ, одетый в гражданский костюм с тяжелым сердцем поднимался на последний этаж, чтобы хоть как-то прояснить свою дальнейшую незавидную судьбу. Лишенный всех званий и прежних наград, оскорбленный до глубины души тем, что провальную операцию ВСУ, разработанную Генштабом на фронте Донбасса целиком и полностью «повесили» на него, экс-генерал не нашел ничего для себя лучшего, чем предложить свои услуги истинным хозяевам Украины. Пока поднимался по мраморным и скользким ступеням невольно отметил про себя царящую вокруг суету. На лестнице туда и сюда сновали янкесы в форме морских пехотинцев. В руках они таскали какие-то коробки и ящики. Создавалось впечатление. Будто бы он попал не учреждение, занимающееся обеспечением безопасности государства на всех уровнях, а на какую-то перевалочную станции с суматошными служащими, плохо осознающими реальность, а потому бестолково суетящихся, или паче того – эвакопункт в ожидании прорыва немецких танков. Подумав о немецких танках, Василий Васильевич грустно улыбнулся про себя: «Немецкие танки, сейчас, как раз бы и не помешали». Суета и бестолковость представителей самой могущественной иностранной спецслужбы была такова, что у него в полуэтаже между третьим и четвертым этажами «службы бэспеки» даже не удосужились, как обычно, проверить документы, поэтому он совершенно беспрепятственно поднялся в «апартаменты» занимаемые цэрэушниками и, пройдя несколько шагов по коридору, оказался в приемной резидента из Лэнгли. В плане царящего вокруг бедлама приемная резидента мало чем отличалась от лестничной клетки. Здесь также сновали клерки с военной выправкой, порой бесцеремонно задевая плечами украинского визитера. Откуда-то явно попахивало горелым. Спрашивать у спешащих сотрудников о местонахождении босса Василий Васильевич не стал, а просто молча прошел приемную по диагонали, переступая через свернутые ковры, и открыл заветную дверь, за которой его ждало еще пока неизвестное будущее. Первое, что бросилось вошедшему в глаза, так это варварски разведенное кострище прямо в кабинете из обломков дорогущего паркета, который он когда-то самолично приказал выложить из набора редких пород дерева. Он скривил рот в неприязни к наглости и неуважению постояльцев. Жгли какие-то ценные, судя по всему, бумаги, не доверив их уничтожение шредеру. Большие – в два человеческих роста окна были открыты нараспашку, поэтому дым не скапливался внутри помещения, а уносился на улицу. Процессом руководил, стоящий к нему спиной лысый человек с величавыми манерами английского лорда.

– Мистер Сковин… – обратился бывший глава СБУ к лысому. Тот резко, всем корпусом повернулся на голос. Сразу узнав визитера, он хищно прищурился, однако не торопясь приветствовать украинского коллегу.

– Мистер Сковин, – еще раз повторил свое обращение Бурба, – я рад видеть вас в бодром здравии. Однако я вижу, что у вас тут наблюдается подготовка к передислокации?

– Да, черт бы вас побрал, – рыкнул нелюбезно резидент, не сочтя для себя нужным даже поздороваться. Несмотря на полное отсутствие хотя бы тени дружелюбия со стороны собеседника, Бурба был категорически не настроен на конфронтацию с ним, поэтому пропустил резкие слова мимо ушей. В его планы это никак не входило.

– А я вот прогуливался по городу, увидел дым из окна, дай думаю, зайду, узнаю, что там у них случилось, – начал издалека Бурба, явно кося под беззаботного обывателя, необремененного ничем кроме банального любопытства.

– Как будто вы не знаете, что случилось? – ядовитой гадюкой прошипел на него Сковин.

– Догадываюсь, – пожал плечами экс-руководитель армейской разведки. – Но стоит ли представителю могущественных Соединенных Штатов пороть горячку?! Неужели вы всерьез восприняли угрозы русского генерала стереть с лица земли здание СБУ?

– Те, кто не воспринял всерьез слова этого сумасшедшего Рудова, уже на небесах жалуются на нечестивость русских самому привратнику Петру, – угрюмо процедил сквозь зубы резидент.

– И все-таки спешка, да еще среди белого дня может подорвать авторитет наших заграничных друзей, в глазах колеблющихся, – предположил Бурба, чем невольно привел своего собеседника в ничем не сдерживающуюся ярость.

– Да кто вы такой, чтобы иметь право рассуждать об авторитете тех, с чьих рук вы вкушали манну небесную все эти годы?! – взревел он, не обращая внимания на то, что стал предметом пристального внимания своих сотрудников, на какое-то время замешкавшихся со своими коробками. – Не по вашей ли милости мы сейчас вынуждены в срочном порядке паковать вещи?! Бестолковые туземцы! – орал, все больше распаляясь, американец. – Это не мои, а ваши подчиненные не сумели ни разработать операцию, ни провернуть ее толком. Я уж молчу о том, что утечка информации произошла именно из вашего ведомства. Я и раньше предполагал, что вы бездарность, но не предполагал, что вы бездарность ярчайшая.

Слова этого янки больно задели за живое бывшего начальника СБУ. И хоть он в душе и не отрицал полностью своей вины за конечный провал операции «Чистое поле», но считал ее весьма небольшой на фоне ошибочных действий генералитета при ее выполнении. Но все же упрямый дух славянства, не выветрившийся из него до сих пор, не давал покорно сносить оскорбления от этого полукровки-выкреста1:

– Господин Сковин, я являюсь так же, как и вы, гражданином Соединенных Штатов, а потому, попросил бы вас…

– Что?! – на полуслове перебил его заграничный куратор. – Какой еще гражданин?! Наличие паспорта еще не делает вас полноценным гражданином Штатов. Паспорт – всего лишь аванс, опрометчиво выданный вам Госдепом в счет будущих заслуг, которых у вас не оказалось.

– И все-таки мой опыт, и знание вашего эвентуального противника нельзя сбрасывать со счетов, тем более, что и заслуги в этом деле у меня имеются немалые, о чем говорит мой послужной список. Вы же не станете отрицать, что заинтересованы в специалистах по России. Поэтому не вашей более чем скромной персоне судить об опрометчивости вышестоящего начальства, выдавшего мне гражданство. Ему виднее, представляю я, какую либо ценность или нет.

Янки уже не сдерживаясь от подступившей злобы, прошипел на манер разъяренной змеи:

– Именно благодаря вашей, так называемой ценности мы сейчас и вынуждены в спешном порядке покидать это здание!

– Я отвечал за армейскую разведку, – тут же парировал Бурба гневное обвинение резидента, – а не за спонтанные решения московских генералов. Мое ведомство сделало свою часть работы точно и безукоризненно, свидетельством чего стало отдельное постановление военной прокуратуры, снявшей с меня все обвинения в халатности и профессиональной некомпетентности.

– И тем не менее, – перебил его Сковин, – от службы вас отставили, как щенка напрудившего на юбку влиятельной дамы, – не без ехидства заметил он, несколько приходя в себя после бесконтрольной вспышки негодования.

– Это интриги из аппарата президента, – слегка поник Василий Васильевич, но тут же воспрял духом. – Кстати, вы мистер Сковин не забыли, чья это была идея – использовать в качестве провокации химические боеприпасы?

По моментально пробежавшей тени на лице собеседника он понял, что, пожалуй, зря брякнул тому в глаза про его давешнее предложение, но слово, как говорится не воробей. Никому не хочется причислять свою персону к провалившейся операции. Не хотелось этого и американцу. Его лицо тут же закаменело, а взгляд, как будто отрешенный, устремился куда-то за плечо нежданного визитера. Эсбэушник не придал этому значения, никак не ожидая подвоха со стороны кураторов. А зря…

– Что вы хотите? – процедил он сквозь сомкнутые челюсти.

– Да в общем-то ничего особенного, – пожал тот плечами, явно желая разрядить взрывоопасную обстановку. – Просто я слышал, что вы собираетесь в Штаты, вот я и хотел, чтобы присоединиться к вам, дабы на месте предложить вашему руководству данные моей личной картотеки на высших должностных лиц Украины, а также представителей деловых кругов.

– Материалы у вас с собой? – быстро спросил резидент.

– Разумеется, нет! – широко улыбнулся отставник, возомнивший себя обладателем «золотой акции». – Такие вещи с собой не носят.

– Ну да, ну да, – покивал американец, полностью соглашаясь и опять бросая мимолетный взгляд за плечо Бурбы, что на этот раз заставило того слегка насторожиться. Он уже сделал начал оборачиваться, чтобы рассмотреть предмет, который так заинтересовал Сковина, но не смог завершать это действо.

За его спиной неизвестно как оказался громадный негр, ловко накинувший тонкую и острую металлическую струну на шею, хитрого, но все же в какой-то степени наивного соискателя объедков с барского стола. Ни уклониться, ни провести контрприем Василий Васильевич не успевал. Шлепогубый и громадный негр с силой рванул за концы накинутой на шею удавки, да так, что струна буквально перерезала тому горло, почти отделяя ее от туловища. Теперь только позвоночник не давал ей упасть к ногам его бывших хозяев. Хрипя и булькая кровью, хлынувшей на остатки паркета, Бурба медленно оседал на пол, а в глазах, распяленных от ужаса и непонимания, но уже начинающих потухать, где-то далеко затаилась обида обманутого судьбой человечка.

Сковин с жадностью пожирал взглядом дергавшееся в предсмертных конвульсиях тело подопечного. Даже для него, немало повидавшего на своем веку, такое зрелище было в новинку. Негр с нашивками сержанта морской пехоты бросил на пол концы металлической удавки и вытянулся по стойке «смирно» перед боссом:

– Масса Сковин, – обратился он к нему так, как обращались его предки к представителям Конфедерации Южных Штатов, – ваше распоряжение выполнено! Какие будут дальнейшие указания?

Все еще не отойдя от увиденного, Тимоти поднял мутный взгляд на исполнительного сержанта, туго соображая, что тот спрашивает от него. Когда сержант повторил свой вопрос, он только вяло покачал головой, не отрывая взгляда от кровавого трупа у ног и произнес, как сомнамбула – лихо и не вполне внятно:

– Упакуйте, и это… Вывезите вечером на мусорку. Куда-нибудь подальше.

Откуда ни возьмись появился О΄Берн. Критически оглянув трагическую сцену, прошептал, наклоняясь к уху невысокого ростом соратника:

– А не поторопились ли мы с ликвидацией опасного свидетеля нашего промаха? Новое руководство СБУ может превратно истолковать наши действия.

Эти слова, произнесенные полушепотом, словно «живая» вода, привели в чувство представителя ЦРУ. Хищный блеск промелькнул в глазах Сковина:

– Отнюдь, коллега. Отнюдь. Мы сделали это даже с опозданием, позволив ему дать показания военной прокуратуре. И хоть у него хватило ума не заикаться о нашем соучастии в этом деле, согласитесь, мы многим рисковали. Что же касается возможного недопонимания со стороны нового руководства в лице мистера Буданова, то смею вас заверить, что с его стороны также не последует никаких возражений. Скажу даже больше: инициатива ликвидации своего оплошавшего начальства исходила именно от самого Кирилла Алексеевича. Но это, сами понимаете, абсолютно конфиденциальная информация.

– И все равно, не поторопились ли мы с его ликвидацией? Я слышал, что он говорил о какой-то там картотеке…

– Эээ, коллега, – поморщился, как от кислого резидент, – не стоит обращать внимания на попытки коммивояжера всучить нам просроченный товар. Вы здесь находитесь чуть больше года, а я почти шесть лет. И смею вам заметить, что местную плутократию уже никаким компроматом не смутишь. Все прекрасно знают, что нет такого преступления, в котором не была бы замешана местная «элитка». Какие бы неудобные факты из прошлого и настоящего вы бы им не предъявили, они только нагло рассмеются в лицо. Их интересуют только баксы, причем наличные. Здесь и сейчас. На перспективу они не думают. И тем более им чужды интересы своего государства.

– Не могу не согласиться с вами, коллега, – поддержал его О΄Берн, – это конечно будет иметь печальный финал для их страны, но нам грех будет не воспользоваться сложившейся ситуацией.

Глава 32

I.

После того, как Украина попыталась штурмом овладеть территориями непризнанных пока «народных республик Донбасса» и получила в ответ от России почти, что нокаутирующий удар в виде уничтожения всего руководящего состава ВСУ, ее военная активность понизилась до точки замерзания. Как и ожидалось в высоких кремлевских кабинетах, лишенные централизованного руководства, ВСУ стали представлять собой автономные воинские формирования, плохо управляемые командирами не знающими военной обстановки в целом и абсолютно неподконтрольные киевским властям. Это создавало реальную угрозу не столько для «мятежных» республик, сколько для местных властей. При отсутствии централизованного снабжения из-за разрыва логистических цепочек, предоставленные сами себе, воинские части, не говоря уже о добробатах, все больше и больше скатывались в анархию. Каждый из более или менее крупных военачальников частей, расположенных в зоне АТО, да и не только там, но и по всей территории «нэзалэжной», не уповая уже на Киев, с которым теперь опасно было связываться, быстренько старался подмять под себя все мелкие воинские соединения, находящиеся в ареале своей дислокации. Покончив с этим делом, почти каждый из полевых командиров «закукливался» на данной территории, объявив ее чуть ли не своей вотчиной, и начинал на ней править исходя из своих собственных представлений об истинной самостийности. Такое поведение, естественно, никак не могло нравиться местным гражданским властям, полномочия которых не просто подвергались сомнению со стороны военных, а элементарно игнорировались. Посылаемые по этому поводу «челобитные» в столицу, все еще пребывающую в прострации, не имели никакого практического значения. Киев в своих ответах либо бормотал что-то невнятное, либо просто отмалчивался, что никак не добавляло оптимизма местным властям. А военные, тем временем, от требований взять их «на полный кошт», немного погодя, стали переходить к банальной экспроприации, сиречь ограблению, не обращая внимания на вопли населения и областных руководителей. В надежде привести к послушанию зарвавшихся военных, и кое-как заштопать расползающееся одеяло государственности, Киев направлял в такие регионы своих эмиссаров, снабженных «грозными» полномочиями. Но, в лучшем случае, от них просто отмахивались, как от назойливых мух, а в худшем, если они уж слишком досаждали своим гудением самостийным панам-атаманам, они просто исчезала, будто их и вовсе тут не было. В общем, Украина и сама не заметила, как стала превращаться в Гуляй-поле. Вся недолгая история независимой Украины начиналась с фарса, продолжалась, как трагедия, и заканчивалась, опять-таки фарсом. А знаменитая «Свадьба в Малиновке» уже смотрелась не как художественный фильм с элементами комедии, но как сугубо документальный. И если видимость подчинения центральным властям еще сохранялась в таких областях как Киевская, Черниговская, Полтавская, Сумская, Кировоградская, Черкасская, Винницкая, Хмельницкая и Житомирская, то с областями расположенными к западу, югу и востоку от них ситуация приобретала характер перманентной катастрофы. Мало того, что юг и восток традиционно тяготели к Матушке-России, более чем неохотно, посылая своих сыновей в АТОшную мясорубку, да тут еще отбившиеся вконец от рук военные, своими необдуманными поступками усугубили положение, настроив против себя местное население. Обстановка, по донесениям с мест, готова была взорваться в любой момент. Учитывая наличие у населения большого количества огнестрельных средств широчайшего ассортимента, ближайшее будущее грозило вооруженным конфликтом внутри государства, по сравнению с которым донбасский мятеж выглядел как игра в песочнице. Достойно удивления было только то, что Москва до сих пор не воспользовалась подвернувшимся случаем, чтобы раз и навсегда закрыть украинский вопрос. Такая малопонятная заминка со стороны противника сначала весьма обескуражила Киев, уже сидевший на чемоданах в Борисполе, а затем и вовсе воодушевила, вселяя уверенность в том, что Москва просто не посмела перейти границу, в опасении неисчислимых потерь в личном составе. Запад страны являл собой не менее гремучую смесь, чем юг и восток. Но если на юге и востоке существовала вероятность того, что военные, самостийно объявившие себя главами территориальных образований, кроваво и страшно все-таки подавят любые поползновения к сепаратизму, пока численный перевес не оказался на стороне недовольных, то на западе все оказывалось гораздо печальнее. Самовольно покинувшие расположение в зоне АТО тер и нацбаты, сформированные из добровольцев «западэнских» областей и вернувшиеся на малую родину с прихваченным оружием, они моментально спелись не только с тыловыми частями в своих областях, но и с местной властью, всегда тяготевшей к государствам, находящимся по ту сторону границы. Поэтому никакого внутреннего конфликта между ними не произошло. Напротив, поощряемые внешними спонсорами извне, они взяли твердый курс на отделение от «нэньки». Взяв дурной пример с русских, поляки, мадьяры и румыны, щедро множили своих сторонников, раздавая паспорта налево и направо. В итоге, даже в такие дремучие головы, как у нового секретаря СНБО Данилова, невольно закрадывались мысли о некоем тайном сговоре между москалями и прочими пшеками о дерибане Украины. И поделать с этим уже было ничего нельзя. Весь мобилизационный резерв был израсходован на затыкание дыр в обороне на востоке, образовавшихся в результате массового дезертирства военнослужащих. Однако, несмотря на ужасающее положение украинских вооруженных сил на по всему периметру границ, правительство изо всех сил старалось выглядеть бодрячком, заверяя мировую общественность, а еще больше собственное население, что дела идут, как никогда успешно. Ситуация в информационном пространстве дошла до абсурда. Сначала конфиденциально и шепотом поползли слухи из офисов президента и кабмина, а затем уже и во всеуслышание о том, что де уничтожение всего офицерского состава аппаратов Министерства обороны и Генштаба оказалось отнюдь не катастрофой гомерического масштаба. Напротив, как открыто, заявил некий советник президента Аристевич «живительным благом, расчистившим авгиевы конюшни, доставшиеся в наследство от советской эпохи». Народ от таких слов впал в полнейшую прострацию. Со слов неизвестно из какой выгребной ямы вынырнувшего советника выходило, что единовременное уничтожение почти тысячи представителей офицерского корпуса оказалось благом, дающим возможность занять образовавшиеся вакантные места, истинным патриотам Украины, до этого безжалостно затираемым окопавшимися там наймитами московлян. Его словеса были никем не опровергнуты из официальных представителей властной верхушки. Паче того, назначенный, вместо ушедшего в отставку руководителя администрации (офиса) президента Андрея Богданова, новый руководитель – Андрей Ермаченко подтвердил это спорное высказывание в одном из своих последних интервью, заграничным СМИ. Вскоре этот тезис поддержали и в кабинете министров. После чего в широких народных массах появилось стойкое убеждение в том, что в состоянии неадекватности находится не только сам президент, но и все его окружение, включая депутатов от «слуг народа». Тут, к слову надо сказать, что «широких народных масс», заметивших неадекватность своего руководства, было не так-то уж и много. Наиболее вменяемые из них, либо уже успели сбежать от прелестей национального возрождения страны вышиванок, либо предпочло благоразумно придержать свое мнение при себе в надежде того, что молчание, как и всякий драгоценный металл лучше всего хранить при себе. Воспользовавшись актом «неприкрытой агрессии» власти наряду с объявлением «военного положения» под истерические вопли патриотов о защите «ридной Краiни» прикрутили гайки не в меру распоясавшейся оппозиции закрыв целый ряд телевизионных и радио каналов широкого вещания. Этим не преминули воспользоваться нацики всех мастей и оттенков, заполонив собой пустующее пространство эфира. Благодаря их самоотверженной работе по промыванию мозгов, очередная «зрада» превратилась в эпохальную «перемогу». На короткий срок телевизор победил-таки своего извечного оппонента – холодильника. Ну да оно и неудивительно: урожай озимых был неплохим, яровые культуры так и вообще обещали побить все рекорды урожайности, зима была еще далеко, а МВФ, чтобы хоть как-то подбодрить своих опростоволосившихся ставленников пообещал реструктуризировать задолженность. Правда, картину несколько подпортили данные по эпидемиологической обстановке, связанной с covid-19, но заботливые «слуги народа» и тут выкрутились, срочно засекретив всю статистику, поступающую с мест. Итак, к каким же результатам подошла Украина за год с небольшим правления ею комиком, подрабатывающим в качестве президента?

Еще год назад ему были открыты двери во все международные организации от Евросоюза до ООН. Выданный народом карт-бланш и высокий первоначальный рейтинг доверия, основанный на не в меру распиаренном образе Голобородько2, дал новому президенту все шансы на реализацию предвыборных обещалок. Но дорвавшись до власти, артист разговорного жанра быстро сменил не только навеянный кинематографом образ защитника народа от несправедливостей и повальной коррупции, но и отказался от выполнения обещаний закончить войну на Донбассе, действуя в духе прежнего сидельца в этом кресле. Паче того, вместо борьбы с коррупцией он возглавил негласный рейтинг самых матерых коррупционеров. Постоянные скандалы с ним самим и его окружением, замешанном в теневых схемах не замедлили вылезти наружу. А уж рассказы о его выходках в состоянии наркотического опьянения могли бы возбудить приступы дикой зависти со стороны, вертящегося в гробу Борьки-пьяницы. Все это не прошло незамеченным мимо представителей местной и зарубежной общественности. В итоге всего этого международный престиж украинской власти младореформаторов резко пошатнулся и стремительно пополз вниз. А русская ракета, выпущенная месяц назад по зданию Генштаба окончательно подорвала веру народа, как в состоятельность вооруженных сил страны, так и всей власти в целом. Таким образом политика администрации президента Зилинского за год с небольшим привела к тому, что Украина испортила отношения не только почти со всеми своими соседями, но подорвала доверие к себе со стороны еще недавних и безоговорочных спонсоров. Исключением осталась Турция, с правителем которой Зеленский умудрился найти общий язык на платформе обоюдной ненависти к России, но их общение скорее продиктовано экономическими интересами самой Турции, чем дружеским отношением.

Что же касалось внутренней политики, то в этой области успехи президента Зилинского выглядели примерно так же, как и в политике внешней: гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Рейтинг Зилинского после ограниченного удара возмездия со стороны России не просто упал, а рухнул, скатившись до уровня статистической погрешности. Очевидными причинами этого были помимо русского ответа, прилетевшего на гиперзвуке, невыполнение данных ранее обещаний по окончанию войны на Юго-Востоке, а также посадки воров и коррупционеров из предыдущей власти. Кроме всего прочего, ударили по уровню поддержки Зилинского и другие проблемы. К ним можно отнести провалы в тарифной политике, которая шла вразрез с интересами и реальными финансовыми возможностями населения и привела к колоссальному росту задолженности домохозяйств по услугам ЖКХ, а также падение уровня промышленного производства и сокращение экономики, рост безработицы, падение уровня жизни украинцев. Остался нерешенным вопрос по углублению раскола общества в языковом пространстве. После принятия дискриминационного закона о повсеместном использовании украинского языка в ущерб конституционных прав русскоговорящих граждан Украины он настолько усилился, что на него обратили свои взоры даже ангажированные ранее международные правозащитные организации и Венецианская комиссия. Ну и в качестве заключительного акта полной несостоятельности властей стало фиаско в борьбе с пандемией и попыткой произвести собственную вакцину.

К таким печальным результатам пришла Украина к концу июля 2020 года. Видя, что ни на одном из направлений, будь то военная сфера, политика, социально-экономическое обустройство, не происходит ровным счетом никаких улучшений, команда президента решила сосредоточить свое внимание на разведывательно-диверсионной деятельности и пропаганде, с целью вконец «замылить» глаза электорату.

Было бы верхом наивности считать, что посланный Москвой «привет» украинскому Генштабу никак не отразился на ней самой. Отразился. Еще как отразился.! Москве прилетело со всех сторон, как говорится «по самое не могу». Как и предсказывали аналитики Генштаба при помощи ИИ3, запрятанного в недрах Центра Национальной обороны, «цивилизованные» страны, после недолгого паралича постарались применить к России все, что было в их обширных арсеналах. Началось все, как уже стало нормой, с того, что страны ЕС (включая Норвегию и Швейцарию), США, Канада, Австралия и примкнувшая к ним на этот раз Япония, дружно повысылали наших дипломатов. Где-то, двоих, где-то троих, а где-то и вообще одного, ради соблюдения приличия и солидарности, как в Черногории. Россия, в ответ на это, стиснув зубы, пообещала дать в скором времени симметричный ответ, как и положено по неписаным правилам дипломатического этикета. На этом можно было бы, и успокоиться, но «заднеприводные» европейцы, вкупе с неугомонными янки и прочими пристяжными уже начинали входить в раж. Решив не останавливаться на достигнутом, западные «партнеры» совершили попытку «добить» и так не слишком твердо стоящую на ногах экономику России. Пользуясь обвалом цен на нефть и ее переизбытком в своих хранилищах, они просто объявили эмбарго на ввоз из России любых нефтесодержащих продуктов. И так не слишком высокие биржевые котировки российской нефти марки Urals, после этого решения и вовсе рухнули, колеблясь в районе 2-3 $ за баррель. Это потянуло за собой и радикальное удешевление природного газа, в связи с тем, что формула расчета его цены по долгосрочным контрактам с европейскими контрагентами была привязана именно к стоимости нефти. Россия промолчала в ответ. Но жадным до чужого добра европейцам и этого показалось мало. Поэтому тут же, как по заказу, подоспело решение шведского Арбитражного суда по иску польской нефтегазовой компании PGNiC к нашему «Промгазу». Оно не только обязало вернуть ей якобы переплату за проданный ранее газ, в размере полутора миллиардов долларов, но и вынудило привязать все дальнейшие поставки газа на европейский рынок к спотовым ценам с лагом в 180 календарных дней. Ободренные этим обстоятельством, европейцы решили продлить свое веселое пиршество, а посему не стряпая, решением собрания министров иностранных дел запретили поставки в Россию солидного перечня промышленной продукции, мотивируя это тем, что она может иметь двойное назначение. При этом их совершенно не смутил тот факт, что в подавляющем большинстве случаев продукция уже была оплачена. Таким образом, западные фирмачи оказались в двойном выигрыше – и денежки получили, и от поставки по контрактам отказались. Россия опять смолчала. Уязвленная успехами русских в деле восстановления своего сельского хозяйства, бывшая Monsanto, а с недавних пор поглощенная немецким Bayer, уже изрядно подсадившая на свою продукции многих сельхозпроизводителей в России, тоже решила присоединиться к травле русского медведя, внезапно разорвав соглашения о поставках семенной продукции, чем нанесла ощутимый удар по фермерским хозяйствам, рассчитывавшим на порядочность бюргеров. Россия вновь промолчала, едва слышно скрежетнув зубами. Ободренные русской пассивностью, страны «демократий» пуще прежнего стали тыкать палками в медвежью берлогу, в неоправданной надежде, что если русский медведь еще и не сдох окончательно, то уж во всяком случае, находится в предсмертной агонии. Дабы усилить эффект от и без того «убойный», по мнению многих аналитиков, санкций, коллективный Запад все-таки решился на применение долго обещанной угрозы – отключить Россию от SWIFT. Каждая из этих санкций была сама по себе вещью более чем неприятной, но вкупе они составляли просто зубодробительный коктейль. Но даже и эта, казалось бы запредельная смесь, бьющая сразу по многим отраслям экономики – от финансов и до производства могла быть, хоть и с трудом, но переварена новой российской властью, если бы не одно но… В числе длинного перечня запретительных мер незаметно на фоне остальных промелькнул запрет на поставку продукции со стороны Eli-Lilly, Novo Nordisk и Sanofi, которые лидируют во всем мире и занимают около 93% российского рынка инсулина емкостью в 350 млн. долларов в год. Последние две компании, кстати, имеют свои заводы в России, но подчиняясь принятым вышестоящими органами решениям, вынуждены были приостановить производство. Вот это уже действительно был удар в солнечное сплетение. Последнее обстоятельство резко усилило угрозу повышенной смертности в истерзанной пандемией стране. Необходимо было принимать срочные решения по всему спектру возникших проблем. Откладывать решение было никак нельзя, поэтому Афанасьев, как Глава Высшего Военного Совета, сиречь хунты, созвал на завтра экстренное совещание Президиума, на которое пригласил и некоторых профильных министров из наиболее пострадавших от санкций отраслей народного хозяйства.

II.

28 июля 2020г. г. Москва, Национальный Центр обороны.

Получить в свои шестьдесят пять свидетельство «О расторжении брака», в котором пребывал более сорока лет – дело непростое, с какой стороны на него ни глянь. Потерять человека, даже и нелюбимого, но привычного за такой немалый срок, было тяжело не столько физически (телесной близости давно уже не было), сколько морально. Вечером в воскресенье заехал по дороге домой в отделение ЗАГСа и получил на руки листок сиреневого цвета, подведший черту под совместным проживанием под одной крышей с бывшей уже теперь супругой, а сегодня с утра уже заметил у многих из числа приближенных этакие озорные огоньки в глазах – смесь одобрения и похабничества. «И как узнали-то за один день?» – удивлялся Верховный игривым поползновениям соратничков. Все это, конечно, никак не добавляло настроения Валерию Васильевичу, и без того издерганному донельзя последними событиями.

На сегодняшнее совещание помимо уже устоявшейся «пятерки», составляющей ближайшую свиту диктатору, были приглашены: Хазарова – министр иностранных дел; Глазырев – министр финансов и одновременно председатель Центробанка; Новиков – министр энергетики еще в прошлом составе правительства, а теперь еще и назначенный Юрьевым курировать вопросы, связанные с ТЭКом; Чегодайкин – министр здравоохранения; Трояновский – министр сельского хозяйства; Кириллов – генеральный директор Фонда Перспективных Исследований4 и начальник Департамента развития IT-технологий при министерстве экономического развития. Лица у собравшихся, были угрюмо-сосредоточенные, если не сказать, что ожесточенные. У некоторых из них глаза были красные и слегка припухшие, что говорило о хроническом недосыпе их владельцев. Да и то сказать, с последними санкциями Россия оказалась в одном шаге от уже настоящей войны, хоть и не объявленной, но уже осуществляемой почти по всем направлениям. После того, как все приглашенные лица расселись за круглым демократическим столом в небольшом, но уютном кабинете Главы Высшего Совета и разложили перед собой объёмистые папки, Афанасьев открыл заседание, предварительно надев очки на вздернутый курносый нос. Стенограмма заседания не велась, но верный Михайлов пристроился в самом дальнем углу с блокнотом на коленях. А в приемной, тем временем, коротали время уже два носителя «черного чемоданчика».

– Товарищи, – начал он буднично, как будто на заводском парткоме в очередной раз рассматривалось обыденное и уже набившее оскомину дело о беспробудном пьянстве какого-нибудь сторожа дяди Леши, – последние события, разворачивающиеся в мире вокруг России создали серьезный повод для беспокойства по поводу дальнейшего существования, как самой России, так и ее граждан в новых условиях ужесточения санкционного режима. Именно это обстоятельство и вынудило нас собраться здесь и в этом составе для выработки решения в плане оперативного реагирования на быстро меняющуюся обстановку.

При этом Глава замолчал, сделав небольшую паузу, и как строгий учитель оглядел собрание поверх очков, дабы убедиться, что все присутствующие с должным пиететом прониклись духом ответственности исторического момента. «Старая гвардия» в лице членов Президиума уже привыкла и к такому обзору поверх очков и к такой манере начала диалога, поэтому сохранила на своих лицах некое подобие беспристрастия и отстраненности, а вот гости сразу почувствовали неловкость от подобного «сканирования» и слегка начали ерзать в своих креслах.

– Судя по тем папкам, что сейчас лежат на столе у вас имеется готовый алгоритм ответов на поставленные ребром вопросы нашего выживания в немилосердных объятиях наших заграничных друзей, – не столько спросил, сколько утвердил свое предположение Верховный.

Профильные министры вновь зашевелились, как бы соглашаясь с этой сентенцией.

– Вот и отлично, – правильно поняв их ёрзание, продолжил Афанасьев. – Давайте тогда сразу и начнем не стряпая. Кто из вас готов начать первым, товарищи?

– Позвольте мне, – поднял руку кверху как благонравный ученик, министр сельского хозяйства.

– Прошу вас, Михаил Геннадиевич, – поощрительно склонил голову Валерий Васильевич, – к барьеру, так сказать…

– Я не займу много времени, – заверил всех Трояновский, – а скажу коротко и по существу вопроса. Начну с того, что не стану излишне драматизировать обстановку, складывающуюся вокруг нашего сельского хозяйства. И как бы мы не ругали прежний состав правительства за коррупционные схемы, нерациональное использование средств и громоздкость управления в сфере обеспечения населения продуктами питания, надо признать, что курс, взятый им на импортозамещение, так или иначе, но дал свои положительные результаты. Целевое субсидирование собственного сельского хозяйства, наряду с объявленными контрсанкциями в отношении заграничной продукции, позволили нам быть более независимыми от капризов иностранных монополий, уже почти захвативших наш рынок в конце 90-х. По основным видам зерновых культур, мясу птицы и свинины мы полностью перешли не только на самообеспечение, но и существенно подвинули наших естественных конкурентов на их же, как говорится, игровом поле. Конечно, иностранцам, окопавшимся тут с незапамятных времен это как острым шилом в одно место, но ничего поделать с этим они уже не могут по большому счету. Глупым пришлось уйти с нашего рынка уступив свои позиции нашим доморощенным производителям, а тем, кто оказался чуть похитрее, как финский Valio, не осталось ничего, как перенести свои производственные мощности к нам и локализовать производство на месте, чтобы окончательно не остаться на обочине. В общем, там, где можем – срочно переводим производство к нам и пытаемся внедрить отечественные аналоги. Разумеется, не везде все сразу получается. Торговые сети кривятся «и пармезан де не тот и хамон не того качества». Но тут надо учитывать некоторые факторы. Наши, с позволения сказать, торговые сети тоже до недавнего времени имели иностранную прописку в большинстве случаев. Оттого у них и такое предубеждение по отношению к местным производителям только-только начавшим осваивать новые виды продукции. Кривятся, конечно, но все таки берут, хоть и по заниженным ценам, потому, как в условиях складывающейся обстановки выбор инструментариев у них невелик: либо брать, что дают, либо оголять прилавки. Разумеется, сельхозпроизводителям, есть еще куда расти, но тут надо принимать в расчет и то обстоятельство, что для большинства из них спрос порождает еще не освоенные компетенции. Ведь, к слову сказать, тот же самый пармезан, он как марочное вино должен быть выдержан на протяжении не менее десяти лет, а нашей программе импортозамещения едва-едва шесть лет исполняется на днях. Главное, я считаю, заключается в том, что наши отечественные производители не теряют духа и буквально молятся на то, чтобы контрсанкции не прекратили свое действие. Во всяком случае, в обозримом будущем, чтобы была возможность им встать на ноги и окрепнуть. Что же касается фруктов, то тут надо признать, что дела обстоят не самым лучшим образом. И проблема тут встает не из-за злокозненности Европы, а из нашего географического положения. Ну не хотят бананы расти в тундре, климат им видишь, не подходит. И с этим ничего, к сожалению нельзя поделать. Но если раньше – во времена Советского Союза нас здорово выручали страны Северной Африки, то теперь об этом можно забыть. После прокатившихся там цветных революций, начавшихся десять лет назад, они сами шатаются от голода. Им не до экспорта сейчас. Да и пандемия резко оборвала все торговые связи. Все сидят по домам и носа боятся высунуть наружу. Мировая торговля, считай при смерти. Мы пытаемся как-то исправить подобный перекос. В этой связи, не побоюсь похвалить своего предшественника на данном посту. Он хоть и с опозданием, но все-таки озаботился о выделении около миллиона гектаров под разведение садов. Но сами понимаете, саженцы не растут по мановению волшебной палочки. Тут надо сказать отдельное спасибо Абхазии, а паче того – Ирану. Они нас сильно выручают. Иран, так же как и мы, со всех сторон задавленный санкциями остро нуждается в широкой номенклатуре промышленных товаров. И мы уже успешно налаживаем с ним бартерный обмен. Персы грозятся завалить нас всеми видами цитрусовых, по крайней мере. Однако во всем полагаться на Иран тоже не следует, ибо настроения клерикального режима аятолл может меняться с калейдоскопической скоростью. Нужно развивать собственное производство. Особенно тепличные хозяйства. Та же самая Европа половину собственного спроса на овощи и фрукты формирует за счет внедрения тепличных технологий, закупая на стороне только экзотические виды флоры. А мы чем хуже? Теперь что касается пресловутой Monsanto. Тут проблема больше информационная, нежели техническая. Не вникая в подоплеку истории с эмбарго на поставку нам семенного фонда, газетчики развопились о неминуемом голоде в России, спровоцированном действиями одной недобросовестной фирмы, работающей в сфере генной инженерии. Да, бойкот на поставки семенного фонда – мера весьма огорчительная и она, безусловно, больно ударит на урожайности следующего года. Это надо признать. Экспорт зерновых мы провалим в будущем году. Но вместе с тем следует признать, что это оружие одноразового действия. Высоколобые умники из менеджмента этой фирмы в скором времени убедятся, что не только потеряли окончательно наш рынок, но и поставили под глубокое сомнение свою надежность на рынке международном. После этого вряд ли найдется много желающих, по крайней мере, из стран Третьего мира, подпадать в зависимость от политически ангажированной корпорации. Так что господа из Monsanto, она же Bayer после слияния, явно просчитались, думая, что поставили нас в безвыходное положение. К счастью эта фирмочка не так глубоко пустила свои корешки на нашей территории. Зерновые производители в европейской части России, безусловно пострадают, хоть и не критически, а вот те, что находятся за Уралом – ничуть, потому как всегда были настроены консервативно к новым методам повышения урожайности, более уповая на мичуринский опыт, чем на генетическое вмешательство в естественный отбор. В этом году у сибиряков был неплохой урожай озимых, а по прогнозам, если не случится погодных аномалий, то и яровые будут хороши. Да и энтузиасты на местах, те, которые, несмотря на внешнее давление, не прекратили селекционную работу еще остались в достаточном количестве. Местные селекционные станции обладают некоторым запасом высокоурожайных сортов злаковых и бобовых. Если их деятельности придать общегосударственное значение, то мы в кратчайшие сроки сможем восстановить нашу агрокультуру.

– Это конечно все звучит довольно оптимистично, но на среднюю и дальнюю перспективу, а вот что нам делать сейчас? – буркнул вечно чем-то недовольный Рудов, считающий себя специалистом чуть ли не во всех сферах народного хозяйства, начиная от ракетно-космической отрасли и заканчивая акушерством и гинекологией. Порой складывалось впечатление, что дай ему волю, и он начнет собственноручно составлять инструкции для молодых матерей по грудному вскармливанию младенцев. Но в данном случае он правильно сформулировал вопрос, с чем согласились все члены Президиума, дружно закивав головами. Трояновский, вначале, слегка замялся, а затем, словно решившись нырнуть в омут с головой, выпалил:

– Я на этот пост пришел из Госрезерва, а потому для меня не составляет секрета то, что хранится у нас в закромах Родины.

– И что?! – сначала запереглядывались члены Президиума и приглашенные, а затем дружно набросились на министра. – Неужели вы хотите растеребить и разбазарить неприкосновенные запасы хранящегося там зерна?!

– Что значит, разбазарить?! – обиделся Михаил Геннадиевич.

– Ну-ну, Михаил Геннадиевич, – постарался утихомирить страсти Глава Совета, – не принимайте близко к сердцу, сказанное нами в порыве чувств. Просто поясните вашу мысль до конца.

– И поясню! – вскинулся Трояновский, которому, как он сам полагал, уже нечего было терять. – Прежде всего, позвольте заметить вам свое недоумение! Вроде взрослые люди и специалисты, а терминологией не владеете. То, что вы называете неприкосновенным или так называемым «неснижаемым запасом» является мука высшего и первого сорта. А зерно является мобилизационным резервом. Чуете разницу или мне вам на пальцах объяснять?! – дерзко бросил он упрек коллегам и продолжил. – Мобилизационного! Как раз у нас сейчас такое время и наступило – мобилизационное. Еще со времен Иосифа Виссарионовича в районе Верхоянска начали делать зерновые закладки особо продуктивных сортов семян различных агрокультур на случай уничтожения семенного фонда в ходе предполагаемой ядерной войны. Это дело Вождя не умерло вместе с ним. Фонд постоянно пополнялся даже во времена приснопамятного Борьки-пьяницы. Пополняется и сейчас за счет сортов исключительно российского происхождения. Скажу по памяти. Основой мобилизационного резерва злаковых, в частности мягкой пшеницы являются запасы сортов «Воронежская 18» и «Донская элегия». Их урожайность вплотную приблизилась за многие годы к европейским стандартам и составляет почти 52 центнера с гектара. По моим прикидкам там этого зерна хватит на две посевные кампании в масштабах всего государства. А нам всего-то и надо, что обеспечить европейскую часть страны данным посевным материалом. И потом, я не приемлю сам термин «разбазаривание»! При такой урожайности, мы легко сможем пополнить эти запасы вновь. Конечно, львиной долей экспорта придется пожертвовать в этом году, возможно даже и в начале будущего, но думаю, что к концу 2021-го все устаканится. Зато будем со своим хлебом, и не придется больше кланяться засранцам-иностранцам.

– Хмм… А почему мы тогда вообще связались с этой Монсантой, коли у нас самих имеется конкурентоспособные семена? – подал голос Барышев.

– А это уже не ко мне вопрос, – съехидничал главный крестьянин страны, – но насколько я в курсе дела, то это было одним из ключевых условий Запада на открытие своего рынка сельхозпродукции для наших поставщиков. Теперь же, после того, как мы с ними перебили все горшки, в результате взаимной санкционной войны, данный пакт уже не имеет никакого практического значения.

– Хорошо. Что требуется от нас в срочном порядке? – опять возник Сергей Иванович.

– Что-что?! – передразнил всесильного «серого кардинала» Трояновский, похоже махнувший рукой на свою карьеру. – Санкция, конечно, на «разбазаривание», как тут некоторые выразились, мобилизационного резерва. Такие действия, сами знаете, можно совершать только за подписью высшего должностного лица страны, – развел он руками.

– Что касается санкции, – медленно растягивая слова и одновременно оглядывая соратников, произнес Афанасьев, – то мы вам ее дадим, если Президиум не возражает.

Дождавшись утвердительных кивков со стороны собравшихся, он резюмировал:

– Сегодня же и оформим, как полагается.

– Тогда вопрос снимается с повестки, – повеселел министр.

– Ну а вообще, какие у вас еще имеются предложения, которые мы могли бы решить исходя из нашей компетенции? – спросил диктатор.

– Если коротко и не размазывая сути по краям тарелки, то можно перечислить буквально по пунктам, – еще больше приободрился Трояновский.

– Отлично. Давайте, – пришпорил его Валерий Васильевич.

– Во-первых, ни в коем случае не поддаваться на шантаж и не снимать контрсанкции, как бы иностранцы не просили, используя свою челночную дипломатию. Нам нужно твердо поставить на ноги своих производителей. Пуще того, я считаю необходимым ваше публичное заверение в том, что мы не пойдем не только на попятную, но и на размен, если таковой будет негласно предложен нам европейскими партнерами. Тем самым мы усилим уверенность наших сельхозпроизводителей в их поддержке государством, а то до меня уже начали доходить шепотки и возможной сепаратной сделке. Во-вторых, простите за невольный каламбур, сказать ФАСу5 «фас!», велев ему начать антимонопольное расследование в отношение картельного сговора торговых сетей на предмет занижения закупочных цен, делающих продукцию нерентабельной у крестьянских и фермерских хозяйств. Причем сделать это надо в пожарном порядке, пока не завершился сезон сбора урожая.

– Борис Борисыч, ты там записываешь? – окликнул Афанасьев адъютанта, пока Трояновский набирал в грудь воздух для следующей своей тирады.

– Так, точно, товарищ Верховный! Все как есть, чтобы не забыть.

– Продолжайте-продолжайте, Михаил Геннадиевич, – обратился диктатор к министру, видя, что тот замолк. – Не обращайте на меня внимание.

– В-третьих, – кивнув, продолжил Трояновский, – всячески стимулировать тепличное производство, хотя бы основных видов овощей и фруктов. А в особенности в районах рискованного земледелия, либо вообще отсутствия такового. Я имею в виду районы Крайнего Севера и приближенные к ним. С этой целью активнее использовать методы гидропоники, при дефиците плодородной земли. Это не просто красивые слова и прожекты, а реальная внутренняя политика, призванная сразу решить несколько насущных проблем.

– Ну-ка, ну-ка, поясните свою мысль чуть подробнее, – заинтересованно подался вперед Афанасьев.

– С удовольствием, – со вкусом причмокнул тот, так как эта проблема была весьма близка к его сердцу. – Развивая тепличное хозяйство, мы избавляемся не только от пресловутого вопроса импортозамещения, но и попутно решаем такие социальные вопросы, как проблему северного завоза, которая влечет за собой экономию сил и средств по доставке продуктов питания в труднодоступные районы, а также экономию денежных средств. Многочисленные опыты показали, что при наличии правильной постановки дела, в тепличных условиях можно выращивать не только традиционные кормовые культуры, но и экзотические для нашей местности, такие как, например гранаты, ананасы, бананы, я уж молчу про цитрусовые, которые умели выращивать еще в XVII веке монахи Соловецкого монастыря. Как ни крути, а это экономия валюты. Паче этого решаются и социальные вопросы. Ведь ни для кого из нас не секрет, что на Крайнем Севере работают не только вахтовым методом, но там еще и живут семьями. Да-с. И это очень большая проблема, спросите об этом службы соцзащиты и занятости. Буровики, стало быть, работают на своих местах, а их жены в условиях ограниченного производства маются дома от безделья, получая пособия по вынужденной безработице. А тут-то, как раз и подвернутся наши тепличные хозяйства, которые решат эту проблему. Если будут развернуты в достаточном количестве, разумеется. Я понимаю, что первоначально это потребует вложения некоторых средств, но поверьте мне, что вскоре они окупятся с лихвой. Наши технологии уже сейчас позволяют сооружать тепличные хозяйства площадью до двадцати гектаров. К тому же это не просто тепличные фермы, а целая логистическая цепочка. Она призвана включать в себя не только выращивание агрокультур, но и осуществлять контроль над их качеством, доставкой до розничных точек продаж, включая появление самих новых точек, а значит и увеличение занятости населения, отсюда и налоговые поступления, как от юридических, так и физических лиц.

От подобных перспектив у окружающих, включая даже таких флегматиков, как Барышев и Костюченков, постепенно начали разгораться глазенки.

– Борисыч, пиши-пиши! – прикрикнул Афанасьев в порыве неподдельного энтузиазма.

– Пишу-пишу, – в тон ему отвечал секретарь-адъютант.

– Еще есть, какие предложения?! – обратился диктатор вновь к министру.

– Да, – коротко бросил Михаил Геннадиевич.

– Говорите! Слушаем внимательно.

– Необходимо простимулировать работу и развитие крупных садоводческих хозяйств, которых у нас, к сожалению, не так уж и много. Многие из них прекратили свое существование, когда на наш рынок хлынули «польские яблоки» и иже с ними, не выдержав конкуренции. Остались в основном только энтузиасты, но сами понимаете, на голом энтузиазме нельзя добиться стабильности и обилия. Для увеличения их количества нужно не так уж и много. Всего-то снизить налогооблагаемую базу, и снабдить их твердым госзаказом на длительную перспективу. Ну, и в качестве совсем уж простой меры, не требующей никаких усилий со стороны государства, можно предложить оставить в покое мелких частных производителей, а именно, дачников. А то в последнее время их просто-таки замордовали всяческими преследованиями, то за дачные сараи, то за капитально устроенные теплицы. Да еще полицию приспособили устраивать облавы на бабушек, торгующих выращенной своими руками клубникой, «видишь ли, не декларируемый доход». Как будто полиции больше заняться нечем?! А наше государство забеспокоилось, как бы у старухи лишняя копейка на похороны не завалялась. И, что, сильно помогли госбюджету копейки, полученные с оштрафованных бабулек?! Тьфу ты, прости Господи! – бросил в сердцах распалившийся министр. – Я вон, недавно получил статистику. За последние пять лет количество садово-дачных участков сократилось едва ли не на 40%. А что получили взамен? Автомойки, шиномонтажки и складские ангары IKEA. Отмена всех этих ограничительных и запретительных мер не только повысит авторитет нового правления, но и в значительной мере окажет вспомоществование насыщению рынка продовольствия. При Хрущеве дачи во многом спасли страну от неминуемого голода, и сейчас окажут ей помощь. У меня все, товарищи.

– У кого-нибудь будут вопросы к докладчику? – дежурно поинтересовался Глава Совета.

После недолгой паузы, как прорвало. Вопросы посыпались со всех сторон, один за другим. Причем, вопросы были довольно дельными и по существу, чего Афанасьев, честно говоря, никак не ждал от своих облеченных в мундиры соратников. Тут были вопросы по районированию сельскохозяйственных культур, по наполняемости хранилищ основными видами продукции сельхозпроизводства, по экспортным и импортным мощностям, по видам на предстоящий урожай и прочие. Многих интересовала финансовая политика министерства, а именно, какие виды продукции нуждаются в дотировании, а какие государственном регулировании цен. Не обошли своим вниманием принятую ранее программу «дальневосточного гектара», потому что с некоторых пор программа по переселению соотечественников из дальнего и ближнего зарубежья, когда-то громогласно провозглашенная прежней властью, постепенно затухла. Трояновский охотно отвечал на все поставленные вопросы. Было видно невооруженным глазом, что он «в теме» всех задаваемых вопросов и имеет по каждому из них аргументированную точку зрения. Для всех присутствующих было понятно, что человек находится на своем месте, раз за месяц смог войти в курс дела по всем животрепещущим проблемам своего ведомства. Невольный брифинг мог бы продолжаться и далее, если бы Афанасьев, зная, что предстоит заслушать и других докладчиков, не решил подвести черту.

– Ну, что ж, – подвел итог Афанасьев, – изложенная вами информация, представляется нам исчерпывающей. Решения, предложенные вами, тоже кажутся весьма убедительными. Я, наверное, не ошибусь, если попрошу присутствующего здесь Бориса Ивановича, сделать все возможное по своей линии, чтобы претворить в жизнь громадье ваших планов. Ему, наверное, не составит большого труда отменить законодательные инициативы прежнего состава правительства, направленные на ущемление прав и свобод отечественных сельскохозяйственных производителей. Со своей же колокольни, обещаю вам всяческое содействие в делах по улучшению состояния наших аграрных дел, а также отмену тех Указов Президента, которые идут вразрез с интересами народного хозяйства. По поводу санкционирования использования мобилизационного семенного резерва, как я уже говорил выше, тоже можете не волноваться. Завтра с утра закрытое Постановление Президиума Высшего Военного Совета будет лежать у вас на письменном столе.

Трояновский, который уж и не чаял выйти из этого кабинета, не лишившись должности, робко заулыбался. Все присутствующие поддержали недавно назначенного на этот пост Михаила Геннадиевича ободрительными улыбками и жестами. Даже вечно скептически настроенный ко всему и озабоченный, только ему известными делишками Барышев попытался изобразить на своем лице некое подобие одобрения.

– Я могу уйти? – сделал попытку подняться из своего кресла Трояновский.

– Сидите-сидите, Михаил Геннадиевич, – махнул ему диктатор. – Неужели вам не интересно послушать, как идут дела у ваших коллег?

Глава аграриев плюхнулся на свое место, застенчиво краснея лицом. Он еще не успел заматереть в своей чиновничьей циничности.

III.

– Ладно. Давайте продолжим, – вернулся к теме совещания Афанасьев. – Кто будет следующим кандидатом на лобное место?

– Вообще-то, «лобным местом» называлось возвышение в центре городской площади, откуда зачитывались царские указы, – не удержался и решил показать свою начитанность глава Фонда Перспективных Исследований.

– Да?! – сделал вид, что изумился Валерий Василевич. – А я то всегда думал, что это то место, где всем желающим дают по лбу.

По кабинету прокатился довольный смешок.

– Раз вы у нас такой грамотный, – хитренько улыбаясь, начал Глава хунты, – то, стало быть, вам и карты в руки. К барьеру-с, Александр Дмитриевич.

Кириллов уже не первый год находился на своем посту, поэтому чувствовал себя в этой компании гораздо увереннее, чем прежний докладчик. Он не торопясь раскрыл принесенную с собой папку, и поминутно заглядывая в заранее приготовленный конспект, забубнил скучным до зевоты голосом:

– Начну, как и предыдущий докладчик – с неприятностей. Дела у нас отнюдь не блистают радужными красками, но и впадать в уныние по этому поводу, считаю преждевременным. Да, западные партнеры сильно подгадили нам в этот раз с санкциями. Наиболее ощутимыми для нас стали последствия запрета на экспорт нам карусельных станков обработки микрометрической точности, микрочипов, адаптированных для работы в космосе и авиационных композитных материалов. И если с импортозамещением украинских двигателей для ВМФ и ВВС мы худо-бедно, но разобрались, так как уже имели свои собственные разработки и компетенции в этой сфере, то тут дела обстоят несколько иначе. Еще в начале нулевых мы полностью утратили нашу станкостроительную промышленность, безоглядно доверившись коварным западным партнерам. К 2005 году наше собственное производство станков с ЧПУ составляло всего 5% от общего числа и это при том, что к началу «перестройки» в этой отрасли мы от Европы и Штатов практически не отставали, полностью насыщая нашу промышленность продукцией собственного станкостроения. Спохватились только в 2008, когда приспела пора перевооружения нашей армии после событий в Осетии. Уже тогда наши визави начали не только потихоньку перекрывать нам кислород, отказывая в поставках по тем или иным позициям, но и откровенно занимались вредительством, выводя из строя уже поставленные станки, путем срабатывания электронных «закладок». А спохватившись, схватились за голову. Мало того, что предприятия изготавливающие станки пришли в упадок и позакрывались в своем большинстве, железо – дело наживное. Самое печальное было в том, что люди, занимавшиеся этим делом всю жизнь за двадцать лет разрухи или поумирали, или разбежались по всему белому свету. Сейчас понемногу дела налаживаются. Прошли процесс реанимации такие мэтры как крупнейший в России станкостроительный завод САСТА, ООО «Стан», АО «Станкопром», НИТИ «Прогресс», БелЗАН. Появились и новые предприятия, созданные с нуля, такие как компания Unimatic. Она с момента своего основания не занималась производством станков, а оказывала инжиниринговые услуги и поставляла импортные станки. Но в 2019 году началось проектирование своего собственного завода по производству станочного оборудования и автоматизированных гибких производственных линий. Но вот с особо крупными станками карусельной обработки пока наблюдается полный затык. Завод в Перми по их производству, пока еще только строится, а сами станки тоже еще пока находятся в чертежах. Завод мы, конечно, построим ударными темпами, но пройдет, пожалуй, не менее двух лет, пока первые образцы появятся в натуре. Так что производство крупногабаритных конструкций типа особо мощных турбин, котлов и прочего, придется отложить. Увы. Использовать китайские аналоги считаю делом контрпродуктивным, так как они не обладают достаточной надежностью и производственным ресурсом, а по стоимости не уступают западноевропейским. Так что менять шило на мыло не имеет смысла. Уж лучше потерпеть и дождаться своих. А пока вместо 300 мегаваттных турбин будем производить в Рыбинске 110-ти мегаваттные.

Теперь по поводу авиационных композитных материалов для создания «черного крыла». Скажу честно, что не ожидал такой подставы, по крайней мере, от японцев – вторых, помимо американцев, обладающих данной технологией. По этой причине остановилось полностью не только производство Суперджетов, но и наших, полностью отечественных МС-21. Дело в том, что лишь только такое крыло способно обеспечить решение двух главных задач, поставленных перед конструкторами этого самолета – создать повышенный комфорт для пассажиров, для чего фюзеляж расширен по отношению к общепринятому стандарту, и максимально снизить расход горючего. Для этого необходимо обеспечить прекрасную аэродинамику самолета. Крыло необходимого удлинения и формы можно сделать лишь из полимерных материалов. Короче говоря, если такого крыла не будет, то и самолет никому не нужен. По топливным затратам он будет сильно проигрывать и «Боингу», и «Аэйрбасу». И все предварительные заявки на МС-21 могут быть аннулированы. А заявок, кстати, уже немало. Крыло разработала компания «АэроКомпозит», входящая в ОАК. И производит его она же на своих заводах в Казани и Ульяновске. Но для производства необходимы исходные материалы. Главным компонентом этих материалов является углеродная лента, производимая янкесами и косоглазыми.

– Я в курсе этой проблемы, – вставил премьер-министр. – Недавно стало известно, что «Росатомстрой» уже несколько лет занимается на своей промышленной базе производством углеволокна. Его качество приближается к тому, которое необходимо для получения углеродной ленты для «черного» крыла. «Росатомстрой» сейчас дорабатывает технологию, чтобы получить полуфабрикат, который полностью устроил бы «АэроКомпозит» по качеству. Для чего строится вторая очередь производства углеволокна, обладающего повышенными характеристиками. Предполагается, что произойдет это в следующем году. И тогда начнется строительство полностью «российских» авиалайнеров.

– Да-да, – поддержал Юрьева директор ФПИ, – задержки производства самолетов из-за отсутствия необходимых компонентов «черного» крыла быть не должно. Потому что в «АэроКомпозите» есть запасы полуфабрикатов японского производства минимум на пять-шесть самолетов.

– Сроки ввода в эксплуатацию полностью отечественного МС-21 с двигателем ПД-14 отодвигается, но не критически, – вновь подхватил Кириллов. – Теперь перейдем к еще одной печальной странице – микроэлектронике. Тут у нас сложилась парадоксальная ситуация. Все одновременно плохо и в то же время – хорошо.

– Как это? – вскинул брови Афанасьев.

– Поясняю. Благодаря объявленному нам эмбарго на поставку микрочипов, принятой архитектуры и стандарта, приспособленных для работы в условиях космической радиации, наш Роскосмос прочно встал на прикол. Имеющегося запаса едва хватит на обслуживание МКС. А вот серия геодезических спутников «Ямал», боюсь, еще долго не сможет выйти на орбиту. По этой же причине срывается график запуска российско-германского космического телескопа «Спектр-Д». Отечественных микрочипов, работающих в экстремальной среде, мы никогда не то что не изготавливали, но даже и не проектировали, целиком и полностью полагаясь на международную кооперацию.

Видя, как недовольно засопел и заворочался в своем кресле «серый кардинал» Рудов, директор РФПИ поспешил заранее успокоить его:

– Нет-нет, Сергей Иванович, успокойтесь. Военно-космическую тематику эта проблема никак не коснется. Там совсем другие подходы, архитектура и стандарты, не требующие сопряжения с иностранной аппаратурой. Мы, конечно, дали уже техническое задание на разработку подобных микрочипов нашим столпам микроэлектроники – МЦСТ и «Байкалу», но пройдет не менее двух, а то и трех лет, пока получим продукцию, отвечающую всем заданным параметрам.

– К китайцам не пробовали обращаться? У них, я слышал, имеются неплохие достижения в этой области? – поинтересовался главный нелегал страны.

– Все их разработки, это не что иное, как тупое копирование intel-овской продукции. Как только на Западе пронюхают, что они нам поставляют что-то из санкционного списка, так сразу и припомнят своим китайским товарищам о пагубности нелицензионного копирования. Поэтому китайцы сейчас тихо-тихо сидят, боясь дыхнуть в сторону евро-американцев, тем более им сейчас и так хватает скандалов, связанных с HUAWEI, – опять пришел на выручку Кириллову премьер-министр.

– Вот именно, – подтвердил его слова директор РФПИ. Так что тут нам опять остается только ждать и платить неустойку за срыв ввода в эксплуатацию международной научной спутниковой программы, несмотря на то, что объективная вина за это лежит именно на наших партнерах. И вместе с тем, не все так уж плохо складывается на этом фронте.

– Что вы имеете в виду? – поверх очков взглянул на него Афанасьев.

– Я говорю об общей обстановке, складывающейся вокруг отечественной микроэлектроники. Сначала мы прошли этап, когда о ней можно было говорить, скорее как о покойнике, нежели, как о нечто существующем. Особенно после того, как мы оказались практически без квалифицированных разработчиков во главе с академиком Бабаяном, в полном составе отчаливших из МЦСТ в Силиконовую Долину. Кстати, PENTIUM, целиком и полностью на их нечистой совести. Мы тогда, вообще, остались со студентами старших курсов, как цыган в чистом поле. Но именно на их плечи и выпала честь возрождения нашей микроэлектроники. Потом мы пережили времена, когда над нами потешались в том плане, что российская микроэлектроника – самая крупная микроэлектроника в мире. Да, мы и сейчас можем самостоятельно производить микрочипы по 60-нм техпроцессу, что, казалось бы, весьма далековато до 7-нм рекордов. Но, во-первых, это уже не столь критичное отставание, какое было в прошлом, а во-вторых, по иронии судьбы Россия осталась единственной в Европе, кто осуществляет на своей территории полный цикл создания всех электронных компонентов, начиная с материнских плат и заканчивая самими «камешками».

– Камешками, это простите, что? – не к месту встрял любопытный по натуре сельскохозяйственник.

– На сленге АйТишников, так принято именовать сами микрочипы, – с ленцой в голосе сообщил жандарм, никогда не чуравшийся новых технологий.

– Совершенно верно, – согласился Кириллов, – но я все-таки продолжу, с вашего позволения. Так вот, все это касалось вчерашнего дня. Сегодня картина выглядит совершенно иначе. Речь идет о новейшем российском процессоре Baikal-S. Это серверный 48 ядерный процессор. Процессор построен на архитектуре ARM Cortex-A75 и 16-нм техпроцессе, поддерживает до шести каналов DDR4 3200 МГц и может предложить 80 линий ввода/вывода PCIe Gen 4.0. Впервые за всю историю советских, а теперь уже и российских процессоров, по основным показателям мы сравнились с процессором Intel Xeon 6148, работающем на тактовой частоте 2.4 ГГц и процессором AMD Epyc 7351, работающем на частоте в 2.8 гигагерца. Правда чуть не дотягивает до процессора Huawei Kunpeng 9206, ну да Москва ведь тоже не сразу строилась. То есть наш процессор и характеристики имеет не хуже, и цену адекватную, хоть пока и великоватую для нас. О рентабельности, в сложившейся ситуации, пока можно и забыть. Нам сейчас не до подсчета барышей. Лишь бы выжить.

Но техпроцесс, у нас 16-нм, что по нынешним меркам – просто великолепно. Хоть мы уже и знаем про зарубежные 7-5-нм, а скоро и 3-нм будет. Думаете, что опять мы отстали?! Но снова вспоминаем, речь о серверных процессорах, там никогда за самыми тонкими техпроцессами не гнались. И у Интеловского аналога 14-нм, чуть лучше, чем у нашего микропроцессора, но в целом не критично. Итого, что мы видим? Что наше отставание в целом преодолено, и наши современные процессоры находятся на уровне импортных. Это, что касается разработок. Лет пять работы в перенапряженном режиме, и мы пойдем ноздря в ноздрю с ведущими разработчиками. Но главная проблема не в разработке, а в массовом призводстве, которого у нас, к сожалению нет.

И да, я знаю, что все наши передовые чипы производят на Тайване, на фабрике TSMC. И да, я в курсе, что в основе Baikal-S лежит лицензированное ядро ARM. Но и здесь мы в тренде, так как именно эта фабрика крупнейшая в мире, и там производят свои процессоры и Китай и США, и остальной мир. И ядро ARM сейчас так же в тренде, американская Apple его давно использует в своих процессорах, и даже переводит на него десктопы. Так что Россия действует очень здраво и логично. Что касается же стратегической безопасности, так у нас для этого есть "Эльбрус", который на нашей архитектуре и производится в России на фабрике "Микрон", а также есть разработки на архитектуре RISC-V и MIPS7. Так что если прижмет, у нас есть "план Б". А пока не прижало, глупо отказываться от самых эффективных путей развития. И ещё раз по поводу производственных мощностей. Недавно при нашей поддержке был открыт завод «Макро-АМС», буквально следом за этим в Арзамасе открыли завод «Рикор», производящий ноутбуки, планшеты и сервера. Но и это еще не все. Группа российских высокотехнологических компаний объединенных под названием «Ядро» создает в Дубне крупнейший в России завод полного цикла производства вычислительной техники и телекоммуникационного оборудования. Планируемая мощность составит до 1 млн. единиц продукции в год. Ориентировочно, к марту-апрелю будущего года завод выйдет на полную мощность. Может, некоторые из вас помнят, нашумевшую два года назад историю с обанкротившимся заводом по производству чипов «Ангстрем-Т»? Тогда было закуплено у AMD оборудование для производства микрочипов по 48-нм техпроцессу. Не Бог весть что, конечно, но для нас и это было прорывом. Но что-то у них там не сложилось с финансированием, и оборудование осталось даже не распакованным. И вот мы приняли решение по возобновлению деятельности данного предприятия. У нас даже кадры для комплектации персонала имеются. Компания «НМ-Тех», которой теперь принадлежит «Ангстрем-Т» при нашей поддержке, а также при содействии Минпромторга, наняла несколько десятков специалистов из тайваньской фирмы UMC, кстати, третьего в мире производителя полупроводников, предложив им достойную оплату и проживание, для того чтобы они наладили производство и подготовили кадры. Наши китайские товарищи, узнав об этом, естественно покривились, но так как сами ничего не смогли предложить нам в этом плане, то смирились и никаких явных претензий высказывать не стали. В общем, надо стиснуть зубы и как-то пережить год-два, потом станет легче.

– Это все понятно, Александр Дмитриевич, – подал реплику молчавший до этого Глазырев, – но меня, как министра и банкира, например, больше интересуют вопросы не размера техпроцесса, а дела с нашим программным обеспечением и состоянием интернета в целом. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я?! Ведь всем ясно, что следующий удар, который не за горами, будет нанесен именно в этой области, как наиболее уязвимой, с точки зрения защиты.

– Безусловно, Сергей Юрьевич, – кивнул Кириллов. – Что касается гражданского интернета, то мы получаем его с корневых серверов, находящихся в Швеции. Наши data-центры8, в районе Норильска, еще только строятся. Первые из них, укомплектованные 8-ми ядерными микропроцессорами «Эльбрус-8с», заступят на дежурство не раньше, чем года через 2, если не позднее. Ибо сам процессор, на который мы так уповаем, изготовлен пока в ограниченном количестве и проходит испытания. Мы, конечно, в своих расчетах, учитываем дальнейшую эскалацию событий в неблагоприятном для нас ключе. И вполне себе можем предположить, что нас на каком-то этапе попытаются вовсе отключить от «всемирной паутины». Тем более, что прецеденты этого уже имели место быть – в Венесуэле и Иране. На этот случай у нас имеются предварительные договоренности опять же с Китаем, маршрутизаторами которого мы можем пользоваться, хотя бы первое время. Ну да это все для обывателя, чтобы сбить накал недовольства от того, что его лишили возможности просмотра зарубежного контента. Свой-то контент мы уже несколько лет храним у себя в доменной зоне «ру». Она еще пока далека от совершенства, разбита на кластеры, но мы работаем в данном направлении и надеемся, что в скором времени обретет монолит и сможет без проблем существовать вне зависимости от своенравных иностранцев из ICANN9. А вам, Сергей Юрьевич, как чиновнику высшего ранга, я бы посоветовал обратиться к присутствующими здесь военными, в лице хотя бы того же Сергея Ивановича и Валерия Василевича.

– И? – недоуменно вскинул брови Глазырев.

– … и договориться с ними о сотрудничестве, – закончил Кириллов за него. – Вы-то, может быть, не догадываетесь, но я-то точно знаю, что военный интернет под названием «Андромеда» успешно функционирует уже больше десяти лет и показывает выдающиеся результаты. Поток информации, проходящий по их каналам, вполне сопоставим с гражданским потоком. И только их профессиональная скромность не дает им заявить об этом во всеуслышание. Наша армия обладает не только высокозащищенными линиями передачи информации, но и мощными серверами на которых она хранится. И если на то будет их добрая воля, то они, думаю, без особых напрягов смогут выделить и вам некоторые из своих линий. Конечно не всем, но хотя бы наиболее важным государственным учреждениям.

При этом Кириллов хитренько посмотрел на Афанасьева с Рудовым. Лицо диктатора оставалось каменно-непроницаемым, будто дело его и вовсе не касалось, а вот Рудов нервно дернул головой, в том смысле, что «если конечно, то, разумеется».

– Но не думаю, что это дойдет до такой крайности, – поспешил Кириллов разрядить невольное напряжение.

– Вот именно, – старым вороном каркнул Рудов на это последнее предположение. – Пусть только попробуют отключить нас от интернета! А то мы живо вырубим им все электричество и «кина не будет».

– Хорошо. Я воспользуюсь вашим советом Александр Дмитриевич, если и не самолично, то через Бориса Ивановича, вхожего на самые верха, – усмехнулся председатель Центробанка. – А вот еще по поводу софта? Как с ним быть?

– У нас имеется «Фантом» – прямой конкурент Linux, но ее внедрение на замену «окон»10идет со скрипом. Хотя, на мой взгляд, она и удобней и практичней детища Билла Гейтся, не будь помянутого к ночи.

– С чем вы связываете трудности по ее внедрению на ПК госпредприятий? – поинтересовался премьер-министр.

– Прежде всего, с ценой. Удаление и переустановка программного обеспечения в масштабе государства – весьма затратная вещь. Такая же затратная, как и переход на отечественные микропроцессоры, которые пока стоят гораздо больше «железа».

– И что, в связи с этим, вы можете нам предложить? – задал риторический вопрос Афанасьев, так как ответ был очевиден для всех.

– Мы находимся в состоянии войны, – вздохнул директор РФПИ, – а как говорил Наполеон наш Бонапарт «для войны нужны три вещи»…

– Деньги, деньги и еще раз деньги, – блеснула эрудицией единственная сидящая здесь женщина.

– Да, Мария Владимировна, – согласился с ней Кириллов. – а если говорить применительно к нашей ситуации, то нам до зарезу нужны две вещи: государственная программа по переоснащению хотя бы всех госучреждений на отечественное оборудование и софт, с жесткой привязкой по срокам и персональной ответственностью каждого отраслевого министра, а во-вторых, массовый государственный заказ. Иначе так и будем делать штучные образцы.

– Насчет госзаказа, конечно, без сомнения вы правы, – с осторожностью начал Барышев, – ибо тут, как ни крути, но только большой опт способен сбить цену. А вот насчет обязательной к исполнению госпрограммы, да еще и привязанной по срокам с персональной ответственностью… Как бы это сказать… Не перегнем ли мы палку с этой штурмовщиной. Может, стоит лучше сконцентрироваться на особо чувствительных для жизнеспособности государства учреждениях и производствах, а не размазывать кашу по всей тарелке? Не думаю, что наши противники обрушат сразу все коммуникационные системы. Для этого им нужно будет отмобилизовать громадную армию хакеров.

– На ваши опасения у меня есть, что возразить, – ничуть не смутился Александр Дмитриевич. – Начну с последнего. Вы напрасно полагаете, что для того, чтобы обрушить всю сеть необходимо задействовать огромное количество хакеров. Должен вас разочаровать. Эти представления пришли из вчерашнего дня. Если закладки в персональные компьютеры уже были сделаны заранее, то достаточно послать всего один зашифрованный сигнал со спутника для их срабатывания. А если нужно атаковать сети, то современные виды вирусов распространяются по сети со скоростью гиперзвуковой ракеты и для компьютера, не снабженного соответствующей защитой, достаточно быть просто включенным в сеть, чтобы выйти из строя. Теперь второе. Всем вам известно, что лучше перебдеть, чем не добдеть. Вам, как руководителю нелегальной разведки это должно быть понятно, как никому другому, – уел Барышева директор Фонда. – Ну и наконец, третье. Пока нашим чиновникам не дашь божественного пенделя сверху, они никогда сами не почешутся. А наших современных чинуш даже пендель под мозолистые чресла не сподвигнет к работе. Их проймет только зрачок ствола революционного маузера, приставленного к носопырке. Так вот, ныне дела делаются.

– Ладно, сдаюсь! – поднял руки кверху разведчик и изобразил тень улыбки на своем лице, едва ли не первый раз за весь разговор. – Ваша взяла. Признаю себя замшелым ретроградом.

Его шуточную сдачу в плен поддержали все присутствующие улыбками и одобрительными жестами.

– А вот я слыхал, – вновь возвращая к теме собеседников Глазырев, который любил на досуге полистать научно-популярную литературу, – что и сами нынешние компьютеры уже являются пережитком прошлого. Вроде как уже существуют квантовые компьютеры. Не просветите ли, вкратце, хотя бы?

– Просвещу, – опять не растерялся Кириллов. – Квантовые компьютеры это очень перспективное направление в развитии информационных технологий. И к нему надо готовиться уже вчера, дабы не отстать в технологической гонке. И у нас, признаюсь честно, имеются все шансы возглавить эту гонку. Во всяком случае, быть в числе ее лидеров. Как такового, квантового компьютера пока не существует. Имеются прототипы образцов, созданные в лабораторных условиях и заточенные на выполнение сугубо конкретных задач, не требующих широты охвата всеобщего видения, приписываемого ИИ11. Но и имеющиеся в распоряжении ученых малокубитные конструкционные схемы поражают своими потенциальными возможностями. Прикладные задачи, ныне действующими опытными образцами решаются со скоростью превышающей самые быстродействующие компьютерные системы на порядки. Так, скажем, если современному суперкомпьютеру для решения какой-либо задачи понадобится сто-сто пятьдесят лет, то квантовому собрату на это хватит час-полтора. Это поистине гигантские возможности практически ничем не ограниченные. И еще раз подчеркну, нам есть чем гордиться. Так, в ходе Международной квантовой конференции, прошедшей не так давно в Москве российский учёный Михаил Лукин представил самый мощный на сегодняшний день 51-кубитный квантовый компьютер12. Число 51 было выбрано не случайно: Google уже долгое время работает над 49-кубитным квантовым компьютером, а потому обойти конкурента было для Лукина, как для азартного учёного, делом принципа. Но пока это все опытные образцы – до серийного производства весьма далекие, ведь природу кубита еще сами ученые до конца не выяснили. Пока даже создатели мощнейших квантовых компьютеров не могут сказать наверняка, зачем человечеству понадобятся настолько мощные вычислительные машины. Возможно, с их помощью будут разработаны принципиально новые материалы. Могут быть совершены новые открытия на ниве физики или химии. Или, возможно, квантовые компьютеры помогут, наконец, полностью понять природу человеческого мозга и сознания.

После этих слов небольшое помещение погрузилось в задумчивую тишину. Этой невольной паузой не преминул воспользоваться Афанасьев, глядя со значением на свои командирские часы:

– Дискуссия была чрезвычайно плодотворной. Не знаю, как вам, но лично я для себя вынес из нее много полезного. Но предусмотренное Кодексом о Труде обеденное время пропускать из-за нее не рекомендуется Минздравом. А посему я, пользуясь своими диктаторско-сатрапскими замашками объявляю перерыв. А наших гостей призываю воспользоваться случаем и посетить местную столовую, дабы воспользоваться гостеприимством наших столовых работников и иметь возможность сравнить качество питания между отраслями. Через час, прошу вас обратно для продолжения разговора.

Присутствующие весело загомонили, как стадо проголодавшихся гусей и стали вставать. Попутно разминая затекшие ноги.

– А вас Игорь Олегович, – хитренько улыбаясь одними глазами, произнес диктатор, – я попросил бы задержаться на пять минуток.

Рудов бросил вопросительный взгляд на товарища, но тот только мотнул головой, давая понять, что разговор будет носить сугубо личный характер, а значит, третий будет явно лишним. А чтобы тот не сильно обижался, напутствовал его:

– Сергей Иванович, голубчик, будьте так любезны, сопроводите наших гостей. А то они в наших катакомбах не разберутся.

Но Рудов, к его чести, и не думал обижаться, понимая, что у руководителя страны могут быть конфиденциальные разговоры с кем угодно.

Глава 33

I.

Когда за последним из уходящих, включая Михайлова, закрылась дверь, Костюченков, как примерный первоклашка сложил руки на столе, приготовившись к серьезному разговору. В глазах промелькнула тень тревоги. Не любил военный разведчик спонтанных разговоров, к которым специально не готовился. И хотя никаких серьезных прегрешений он за собой не чувствовал, но все равно внутри присутствовало некое напряжение от неизвестности. Однако вскоре он заметил, что и Афанасьев заметно нервничает. Это было видно по тому, как слепо и бесцельно он передвигает предметы, лежащие перед ним, не решаясь заговорить первым. Решив про себя, что шеф все же находится в более нервозном состоянии, Игорь Олегович рискнул подстегнуть ситуацию, одновременно приободряя руководство:

– Говорите, Валерий Васильевич. Сами знаете, дальше меня информация никуда не пойдет.

– Да я не о том, – поморщился Афанасьев из-за того, что приходится обращаться с личной просьбой к руководству такого могущественного ведомства, как военная разведка (смех и грех). – Просто не знаю, как и с чего начать…

– С самого начала, – вновь попытался приободрить его Костюченков.

– С самого начала – слишком долго будет, – возразил Афанасьев. – Ну да ладно. Постараюсь изложить самую суть.

Адмирал всем корпусом подался вперед, буквально навалившись на столешницу.

– В общем, так. Ты, Игорь Олегович, извини, что на «ты», просто хочу с тобой как мужик с мужиком поговорить. Без званий и чинов, так сказать.

Дождавшись утвердительного кивка продолжил:

– Да, так вот. Ты, Игорь Олегович, наверное, тоже уже в курсах, что за неподобь творится в моем семействе? – пытливо воззрился он на разведчика. У того тут же отлегло на сердце, но он сдерживая облегченный вздох не торопясь склонил голову.

– Краем уха, – подтвердил он.

– Дело некрасивое и довольно постыдное. Ну, да не об этом речь. Я о другом хотел с тобой поговорить.

– Слушаю.

– Помнишь, месяц назад, когда мы у тебя всем гамузом пребывали в Ясенево?

– Отлично помню, – закивал сухопутный адмирал.

– Так вот, после той головомойки, что устроили ваши архаровцы, довелось мне побывать в вашей местной столовой.

На этом месте Валерий Васильевич сделал паузу. Было видно, как трудно ему даются слова. Но все же он сумел быстро собраться и преодолеть неловкость.

– В-о-о-т, – протянул он, собираясь с духом и очередной порцией мыслей.

На этот раз Костюченков не стал торопить события, а смиренно и молча ждал продолжения, которое не замедлило с приходом.

– Ладно! – хлопнул ладонями по столу Глава хунты. – Нечего сиськи мять! Мы тут не кадеты. Говорю, как есть. Там, в столовой, на раздаче встретил женщину, которая меня чем-то зацепила. Я и сам понимаю, что конь уже старый, однако и подковы сдирать с меня вроде бы еще рановато. Дочери взрослые, внуки тоже уже не дети. У всех своя жизнь, а я вроде как того тополя на Плющихе – ни Богу свечка, ни черту кочерга. Ну, в общем, сам понимаешь, – заглянул он прямо в глаза собеседнику, будто жалом впился.

– Понимаю, – тихо проговорил Игорь Олегович, не отводя глаз. – Как не понять.

– Да. Я и поговорить-то толком с ней не успел, да и сам был в состоянии нестояния, после твоих измывательств.

–Не моих, – вставил адмирал.

– Ладно, не цепляйся к словам, – махнул рукой Афанасьев. – Да. Так вот. И поговорить-то толком не сумел с ней. Знаю только имя ее. Вероника. Да. Вероника, – еще раз с какой-то непонятной ноткой в голосе еще раз повторил он это имя, которое уже не раз произносил в течение этого месяца, лежа на одинокой подушке.

– Вероника, – эхом отозвался Игорь Олегович, отмечая про себя редкое имя женщины.

– Я бы хотел с ней поближе познакомиться, – трудно произнес он эти слова и, сделав очередную паузу, обронил: – Осуждаешь?

– Да нет, – мотнул головой Костюченков, которому тоже уже было за пятьдесят с немалым хвостиком. – Не осуждаю. Кто я такой, чтобы осуждать подобные душевные порывы людей?

– И все-таки я чувствую в твоем тоне некое непонимание и осуждение, – настаивал на своем Валерий Васильевич.

– Да нет. Что ты, Валерий Васильевич? – тоже перешел на «ты» адмирал. – Какое уж тут осуждение? А только…

– Что?! – уставился на него Афанасьев. – Говори, не стесняйся.

– Еще раз говорю, не мое это собачье дело лезть в души людей. А только, зря ты Валерий Васильевич, хочешь связаться с ней, – задумчиво и как бы нехотя произнес он.

– Почему?! Ты ее знаешь?!

– Нет, – пожал плечами разведчик. – А только ты и сам должен понимать, что в таких учреждениях, как наше, простых, а тем более случайных людей не бывает.

– Что ты этим хочешь сказать? Она уже завербованная вами или из контингента «медовых ловушек»?

– Не исключено, – потупился Костюченков.

– Ну да не большая беда, – хмыкнул Афанасьев. – Чай не вражеской разведкой завербована. А я домой секретных документов не таскаю, да и с домашними на служебные темы разговоров не веду. А скоро и вообще не с кем будет и словом перемолвиться, хоть ходи по квартире и кричи «Ау!». В чем вопрос-то?

– Вопрос в том, что даже в нашей столовой работают специально подготовленные люди, вся деятельность которых направлена далеко от создания семейного уюта. Боюсь, Валерий Васильевич, что не обретешь ты с ней душевного покоя. Да и почему ты решил, что она не замужем?

– Найду или не найду, это, как говорится, из области предположений, а область эта имеет спектр от минус и до плюс бесконечности. Как и статистика. А по поводу моей уверенности в том, что она свободна, так это не ко мне. С этим обращайся к артисту Баталову из «Москва слезам не верит». Он довольно точно вычислил женщин, находящихся в поиске. Ну, так что? Поможешь?

– Я, собственно говоря, готов, всем, чем могу, – слегка подрастерялся разведчик, – только вот не могу взять в толк, чем же помочь? Провести с ней беседу?

– Ну, что ты, ей Богу, говоришь такое, Игорь Олегович? – поморщился Афанасьев. – Какие еще беседы? Мы же не на парткоме.

– А что, тогда? – недоумевающе вскинул брови собеседник.

– Мне от тебя нужно совсем другое.

– Что?

– А вот что. Сам видишь, какой высокий и ответственный пост я занимаю. К тому же возраст у меня тоже не юношеский. Осечку в этом деле я себе позволить не могу, и временем на пригляд уже, к сожалению, не располагаю. Пост, еще раз подчеркну, у меня большой и ответственный, а значит и женщина, которая будет находиться рядом со мной должна как-то соответствовать этому моему положению. Это я в том смысле, что у нее не должно быть никаких пятен в биографии, чтобы мне на старости лет не позориться, если ушлые журналюги на нее что-нибудь раскопают.

– В нашем ведомстве не работают люди с запятнанной или неоднозначной репутацией, – попробовал деланно оскорбиться Костюченков.

Но Афанасьев только отмахнулся от этой реплики:

– Твой коллега, кстати, тоже адмирал, по этому поводу сказал однажды что?

– Отбросов нет – есть кадры, – уныло процитировал Канариса13 Игорь Олегович.

– Вот именно, – со значением произнес диктатор. – Поэтому ты Игорь Олегович, не в службу, а в дружбу подготовь-ка на нее подробное досье. Где? Что? Как? Знакомые. Привычки. Ну и всякое такое, сам понимаешь. Сможешь?

– Смогу, – коротко ответил Костюченков.

– Как скоро? – спросил Афанасьев и даже слегка застыдился своего мальчишеского нетерпения.

– Разрешите ваш сотовый? (В здание Национального Центра обороны никому не разрешалось проносить сотовые телефоны. Исключение составляли только Министр обороны и Начальник Генштаба).

– На, – протянул ему свой коммуникатор Афанасьев.

Костюченков набрал какой-то невероятно длинный номер и приставил динамик к уху. Абонент, судя по непродолжительности гудков, был на месте.

– Петрович, это я – Костюченков. Да, звоню не со своего. Дельце у меня к тебе. Подготовь-ка мне подробное досье на работницу нашей столовой в Центральном аппарате. Фамилию не знаю. Зовут Вероника. Да нет, ничего не натворила. Да нет, ни в чем не подозревается. Просто подготовь материалы, желательно не привлекая никого лишнего. А лучше всего, сам займись. Как скоро сможешь управиться? К завтрашнему утру? Отлично. Тогда откопируй в двух экземплярах. За одним я сам зайду, а за вторым утром зайдет Рассохин, ему передашь лично в руки. Хорошо. Спасибо, Петрович. Отбой.

– Оперативно! – не сдержал восхищения Афанасьев и тут же полюбопытствовал. – Петрович, как я понял, заведует кадрами или что-то в этом роде, а Рассохин это кто?

– Да, Петрович это наш кадровик-архивариус. Один из старейших сотрудников. А Рассохин это начальник службы внутренней безопасности. Разрешите сделать еще один звонок?

Афанасьев, молча кивнул на просьбу. Костюченков опять быстро-быстро пробежал пальцами по клавишам коммуникатора. На этот раз длинных гудков было гораздо больше. Видимо абонент был занят или далеко от телефона, но Костюченкову было не занимать упорства, которое было, в конце концов, вознаграждено.

– Саша, привет! – поздоровался он с невидимым собеседником. – Узнал? Да-да, не со своего. Слушай, Саш, у меня к тебе шкурное дело, неслужебное, но по твоей специфике. Завтра утром зайди к Петровичу и возьми у него дело на некую Веронику – работницу нашей столовой. Да нет же. И ты туда же?! Ничего она не натворила. Что вы все, какие параноики?! Просто ее личность меня сильно интересует. Да не гогочи ты, как стоялый конь! Не в этом плане. В общем, так, получишь дело, ознакомишься и понаблюдай за ней деньков этак с пяток. Выясни: с кем общается, куда ходит, кто у нее родственники, привычки, каким маршрутом ходит домой, ну и прочее. Постарайтесь не засветиться и если можно, то привлеки к этому, как можно меньшее число людей. Материалы наблюдения – мне на стол. Да, вот еще, чуть не забыл. Сделайте негласный осмотр ее квартиры. Хорошо. Спасибо. Пока.

– Пять дней на выпас – не слишком ли маленький срок? – спросил Афанасьев. Принимая мобильный коммуникатор из рук разведчика.

– А больше и не надо. Если что-то есть, то сразу будет видно, а тянуть со слежкой тоже опасно – может заметить, что ее «пасут». Еще не дай Бог глупостей наделает. Их ведь всему обучали, даже приемам рукопашной борьбы.

– Да ты что?! – округлил глаза Афанасьев.

– А что в этом такого? – пожал плечами Игорь Олегович. – Я же говорил, что в нашем ведомстве случайных лиц нет. Мы ведь специально готовим кухонных работников для наших заграничных дипломатических представительств. В целях оптимизации, так скажем.

– Ну, вы даете?! – покачал головой не то, осуждая, не то, одобряя, Афанасьев. – В любом случае, спасибо. И за помощь, и за понимание.

– Да, ладно, чего уж там? – засмущался адмирал. – Мужская солидарность – она и в Африке мужская. Так что, завтра до обеда я вам доставлю первый экземпляр досье на гражданку Веронику. Разрешите идти? – снова перешел к субординации Костюченков. – А то не успею свой стомах14 набить.

– Ступай-ступай, – усмехнулся Валерий Васильевич.

– А вы?

– У меня сегодня все с собой, – кивнул Верховный куда-то за плечо и пояснил. – Дочка наготовила своего, домашнего.

II.

Не прошло и часа, как все приглашенные на совещание уже начали подтягиваться. Последними пришли Костюченков и Тучков, о чем-то оживленно беседуя. Афанасьев еще никогда не видел бурно жестикулирующего Костюченкова. Любопытство одолело Валерия Васильевича и он решил, пока гости приходили в себя после щедрот генштабовской столовой, подключиться к оживленной беседе двух силовиков.

– Гой, еси, добры молодцы! А о чем это вы так оживленно беседовать изволите? Просветите, если не секрет?

– Да какие там секреты, Валерий Васильевич?! – вскинулся Костюченков. – Я вон, Николаю Палычу рассказываю, как вчера приходил ко мне Клочков.

– Это который Клочков? Не тот, что устраивал покушение на Чайбуса в 2006-м?

– 2005-м, – уточнил Костюченков. – Он самый. Притащил слезницу о своей реабилитации, как пострадавший за народные чаяния. Тем более, что самого Чайбуса повязали за шпионскую и подрывную деятельность. Вот он и посчитал себя невинно осужденным и подвергшимся необоснованным репрессиям со стороны прежних властей.

– И что же вы ему ответили?

– Да просто турнул его из кабинета, – хохотнул адмирал.

– Просто так турнули и даже без напутствия? – удивился Афанасьев.

– Почему же без напутствия?! Сказал, конечно. Жаль только, что не дал коленом под дряблое седалище, – с явным сожалением в голосе ответил Игорь Олегович.

– И какими словами отправили его, я так понимаю, в долгий эротический поход? – улыбаясь во всю ширь лица, продолжал любопытствовать Афанасьев. – Только учтите, среди нас находится дама.

– Да нет, – решил успокоить Верховного военный разведчик, – разговор был коротким и нецензурными словесами не сопровождался. Просто я ему сказал: «Ты, Владимир Васильевич, благодари Бога, что тебя просто отправили в отставку, не лишив ни пенсии, ни звания. Ты до седых волос дожил, а ума так и не нажил, поэтому и не понял, что срок тебе дали не за то, что совершил покушение, а за то, что не завершил».

– Ага. Понимаю-понимаю, – одобрительно закивал головой Афанасьев. – Не за то цыгана били, что лошадей воровал, а за то, что попался.

– Вот-вот. И я о том же, – согласился с ним Костюченков. – Если человек всю жизнь занимался подготовкой профессиональных диверсантов в тылу врага, а сам не смог провести подобное мероприятие, то грош цена и ему самому и всем тем, кого он обучал этому ремеслу.

– Да уж, Илья Старинов15, наверное, уже весь извертелся в гробу, краснея, за своего преемничка, – задумчиво произнес Афанасьев. – Думаю, что вы правильно поступили в данной ситуации, Игорь Олегович.

– К тому же поощрять робингудство одного государственного служащего в отношении другого – не есть хорошо, – пробурчал под нос Юрьев, раскладывая перед собой какие-то бумаги и тут же пояснил. – На этот случай имеется государственный репрессивный аппарат в лице нашего Николая Павловича, или на худой конец – Околокова.

– Верно. Все верно говорите, товарищи. Но давайте все же приступим к заседанию, – подвел черту Афанасьев. – Кто у нас там на очереди?

– Позвольте, мне? – поднял руку Чегодайкин.

– Прошу вас, Павел Викентьевич, – сделал пригласительный жест рукой Верховный.

– Я поддержу сложившуюся традицию, поэтому тоже начну с плохих известий. Санкции, которые на нас обрушила «гуманистическая и демократическая» Европа очень больно задела нашу отрасль, а, следовательно, и всех, кто нуждается в лечении. Жаловаться на нехватку медицинского оборудования не стану, ибо потребность в современных аппаратах и инструментах более-менее решена путем появления отечественных аналогов, произведенных, прежде всего, на предприятиях оборонно-промышленного комплекса, а также в соответствие с программой импортозамещения. Но нам перекрыли буквально все поставки, которые осуществляли европейские и американские фармацевтические компании. Угроза тотальной зависимости от зарубежных фармацевтических гигантов встала на горизонте не вчера, а тогда когда рухнуло наше собственное производство, не выдержав конкуренции с нахлынувшим товаром. Ко второму десятилетию правления покойного президента, дошли, наконец, руки и до этой проблемы. Кинулись исправлять ситуацию, где и как только можно. По многим позициям закрыли острую потребность путем либо лицензированного производства. Либо заменой на отечественные аналоги. Как грибы после дождя стали появляться и наши отечественные фармацевтические производства, обновляться и расширяться старые. А там, где пока не смогли, то постарались локализовать производство иностранных препаратов на нашей территории, но с участием зарубежных фирм. На этом нас и подловили, воспользовавшись тем, что мы вздохнули спокойно, уповая на международную интеграцию в сфере производства лекарственных препаратов. Наиболее остро эта проблема встала при производстве инсулинов для поддержания больных сахарным диабетом. Страдающих этим заболеванием в России по предварительным подсчетам на сегодняшний день более восьми миллионов человек.

– Ничего себе! – не удержался и присвистнул Рудов.

– Да-да, и прогнозы, к сожалению, говорят об ухудшении статистики. Не стану скрывать – положение близко к катастрофическому. Имеющихся запасов инсулина на централизованных складах хватил от силы на месяц.

– Вы обращались к странам не входящим во враждебные нам блоки? – подала голос Хазарова.

– Это первое, что мы сделали, Мария Владимировна.

– К кому вы обращались? – сжала губы министр в узкую полоску, что выдавало в ней крайнюю степень раздражения и досады.

– По своей линии мы обращались к соответствующим министерствам Индии и Китая, ибо только у этих стран имеются соответствующие производственные мощности. Ответ был довольно расплывчатым и сводился к тому, что, так как производители инсулина являются частными компаниями, поэтому у министерств нет рычагов влияния на них, следовательно, и обращаться с подобной просьбой нужно непосредственно к ним.

– И? – продолжала она настаивать. – Они сказали вам, что свободных мощностей для наращивания выпуска нет?

– Отнюдь. В помощи нам они не отказали, но при этом заломили цену, едва ли не вчетверо больше среднемировой. Сами понимаете, мы на бюджете и естественно, такими средствами не располагаем.

– Твою ж дивизию! – не удержался и воскликнул опять импульсивный Начальник Главного Оперативного Управления.

– Ладно-кось! – крякнул Верховный. – Попросят они еще у нас хлеба в голодный год.

– Я слыхал, где-то краем уха, что у нас развернуто собственное производство инсулина, – попробовал встрять в разговор неугомонный живчик Трояновский.

– Да. Это то, что я имел в виду, когда упомянул лукавство международной кооперации, – скривился Чегодайкин. – У нас имеются совместные предприятия с Novo Nordisk и Sanofi. В связи с тем, что головные офисы этих фирм находятся вне нашей юрисдикции, а в европейской, то соответвенно они подчиняются командам оттуда. Они не смеют игнорировать директивы ЕС, а потому перестали отгружать нам свою продукцию.

– Это покушение на жизнь наших граждан! В соответствие с недавно принятым законом о том, что все иностранные предприятия, расположенные на нашей территории обязаны соблюдать российское законодательство, надо просто прийти туда и заластать все местное руководство! – зло ощерился Тучков. – Хватит, натерпелись их высокомерия в своем дому! Почему вы не сказали нам об этом раньше?! – набросился он на министра здравоохранения.

– В самом деле, почему вы не обратились с этим раньше? – вопросил Афанасьев, строго уставившись на Чегодайкина.

Другой бы растерялся от напора сразу с нескольких сторон, но министр даже не вздрогнул:

– Ну, пришли бы, ну арестовали, а дальше-то что? Они сами сидят на давальческом сырье. Производство, расположенное у нас это всего лишь конечная стадия, нечто вроде отверточной сборки. Какое первичное сырье им из-за бугра привезут, тем они и пользуются. Так что, арестами тут делу не поможешь. Сырья у них нет. Я сам проверял. Или вы думаете, что они сами довольны из-за того, что остались без работы?

– И что, по-вашему, нет никаких перспектив? – с надеждой в голосе обратился к нему премьер-министр.

– Перспективы-то всегда найдутся, – тяжко прокряхтел еще совсем не старый Павел Викентьевич. – Другое дело насколько они далеки во времени.

– Не тяните кота за причиндалы, Павел Викентьевич, – не слишком ласково поощрил его Верховный.

– Помнится в бытность мою еще в должности заместителя министра, этак году в 2013-м, с большой помпой анонсировали открытие в Серпуховском районе Московской области гигантский завод по производству инсулина полного цикла – от создания субстанции до упаковки продукции. Анонсировать-то анонсировали, нодо открытия дело так и не дошло. Вишь, конкуренты подсуетились, дали кое-кому на лапу, говорят аж десять миллиардов рублей, и все затихло. А ведь готовность была свыше 95%. Уже и оборудование завезли. Оставалось только отладить, да установить регламент. Оно и сейчас там все стоит в законсервированном виде. Я тогда попробовал было поерепениться, докладную даже на имя министра сочинил, да вызвали меня к шефу на ковер, а там у него уже сидели представители Eli-Lilly, Novo Nordisk, Sanofi и нашего ОАО «Герофарм-Био», в качестве их представителя, да ласково так предложили угомониться. Ну, я умишком-то раскинул, да и смекнул, что лучше тихо сидеть на своем месте, чем попасть в автомобильную катастрофу. Потому как дядечки, ворочающие миллиардами долларов, не остановятся ни перед чем, а уж через меня-то и вовсе перешагнут не запнувшись. Признаюсь, смалодушничал. Ну, так я и не Марат Казей, а всего лишь Чегодайкин.

Тучков, что-то шустро строчивший в своем блокноте, не поднимая глаз, процитировал известную крылатую фразу, несколько ее видоизменив, проникновенным голосом почти себе под нос:

– Казеем можешь ты не быть, но гражданином быть обязан.

Все обернули свои взоры на «Малюту Скуратова», ожидая продолжения сентенции. А когда тот остановился от писанины и поднял глаза на министра, то присовокупил:

– Малодушный поступок еще можно попытаться исправить, пока он не превратился в предательство. Вы, Павел Викентьевич, не сочтите за труд, свяжитесь со мной в самое ближайшее время. Мне хотелось бы с вами поподробней поговорить о событиях тех давних лет. Вот вам мой личный мобильный, – протянул он вырванный из блокнота листок Чегодайкину.

– Хотите привлечь прежнее руководство Минздрава? – сразу сообразил Павел Викентьевич.

– Да, – не стал отпираться Николай Павлович. – И его привлечь, и нынешнее руководство «Герофарма», хоть вы и говорите, что они всего лишь конечное звено в цепи. Нужна публичная порка для тех, кто на примере АО «Кавминстекла»16 все еще не понял, что находясь в России нужно выполнять российские законы.

– Что вы хотите этим добиться? – не понял Чегодайкин.

– Чего добиться? – переспросил Тучков и тут же ответил. – Конфискации предприятия.

– Но это в будущем негативно скажется на наших отношениях с партнерами! – ужаснулся робкий министр здравоохранения, уже представивший, как будут рушиться годами отработанные связи с зарубежными поставщиками.

– Да что вы так разволновались, Павел Викентьевич?! – довольно резко, чего от него никто не ожидал, высказался Глазырев. – Белый свет не сошелся на европейских и американских производителях. Те, кто поумнее будут, а их большинство, понимают, что лучше играть по правилам привлекательного рынка, чем ввязываться в санкционную войну с непредсказуемым итогом.

– Вы так говорите, Сергей Юрьевич, как будто Третья Мировая война уже на пороге, – поежился Чегодайкин.

– Вынужден вас разочаровать, милейший Павел Викентьевич, – вмешался в перепалку Афанасьев, – но Третья Мировая война уже перешагнула порог нашего дома.

– Да, но ведь пока ни они по нам, ни мы по ним еще не бабахаем ядерными боеголовками!

– «Обязательно бахнем! И не раз! Весь мир в труху!.. Но потом»17, – зло хохотнул Рудов и от его зловещего смеха мурашки побежали по спине абсолютно мирного человека по фамилии Чегодайкин, который, ну, никак не Марат Казей.

Решив разрядить накаленную обстановку, грозившую перерасти в нечто большее, чем спор на профессиональные темы, Верховный обратился к министру здравоохранения:

– Давайте, все же вернемся к основной теме нашего разговора. Так, что вы там говорили про завод в Серпуховском районе?

– Ах, да, – спохватился Чегодайкин, вовремя поняв, что в стае волков, надо выть по-волчьи или хотя бы не блеять бараном во избежание дурных последствий для себя. – Так вот. Завод находится на консервации. Расконсервировать его и запустить производство инсулина не на основе поджелудочной железы свиней, как это было в Советском Союзе, а основываясь на генно-инженерных технологиях, думаю, будет не слишком проблематично. Зато мы получим отечественное производство мощностью до 350-ти миллионов доз в год, что более чем на 85% покроет наши потребности. Правда…

– Что?! Говорите, не стесняйтесь. Здесь все свои, – подбодрил его Афанасьев, видя заминку со стороны министра.

– Правда, это вконец испортит наши отношения с этими тремя монополистами, оккупировавшими наш рынок, ведь условием их поставок, как раз и было замораживание этого проекта. Но тут уж выбирать не из чего. Отношения и так уже испорчены – дальше некуда после объявления нам эмбарго, – развел он пухлые ручки в стороны, как бы признавая неизбежность дальнейшей конфронтации.

– Отлично. Я рад, что вы все же прониклись пониманием сложившейся обстановки, – без улыбки ответил Афанасьев. – Но я вижу в ваших глазах какую-то недоговоренность. Нужны дополнительные ассигнования? Я ошибаюсь?

– Нет. Расконсервирование и запуск не потребуют больших вложений. Но как бы вам это объяснить попонятней, – опять замитусил Чегодайкин.

– Вы говорите. А мы уж как-нибудь постараемся понять.

– Нельзя ли будет провести эту операцию не по нашему ведомству? И переподчинить его, хотя бы все тому же Министерству обороны, в качестве оборонного предприятия, что, по сути, так оно и есть?

– Ага, – сразу раскусил его Верховный. – Хотите и на этот раз остаться в стороне?

– Просто не хочу обрубать все концы, – не стал вилять Павел Викентьевич. – Вдруг Третья Мировая закончится и возникнет необходимость в примирении?

– Я вас понял. Хорошо. Я думаю, что мы сможем пойти вам навстречу в этом вопросе. Но все равно, так или иначе, вашим специалистам придется участвовать и в разработке техрегламента и в налаживании выпуска продукции. Хотя бы на первоначальном этапе.

– Это не проблема, – заулыбался Павел Викентьевич, пожалуй, впервые с начала этого разговора. – Специалистов можно будет временно откомандировать в распоряжение Минобороны.

– Если начать немедленно процедуру расконсервирования, то когда, по-вашему, можно будет ожидать первую партию инсулина в аптеках страны? – поинтересовался Юрьев, который все это время испытывал неловкость за трусоватость своего подчиненного.

Чегодайкин поднял глаза в потолок, прикидывая, так и сяк, возможные сроки запуска, а затем нехотя выдал:

– Меньше года, а если быть точнее, то что-то около десяти месяцев точно понадобится.

– Что так долго-то?! – почти хором удивились все.

– Товарищи, товарищи, я тут не виноват, – сразу начал оправдываться он за упреки в нерасторопности. – Вы просто далеки от понимания специфики данного производства. Расконсервировать и запустить производство – дело нехитрое. Месяц-полтора и завод может выйти на заявленную мощность. Но все упирается в выращивание сельскохозяйственной культуры. Вон, товарищ Трояновский меня поймет. Это как бульон. Его мало приготовить. Его еще надо вырастить до масштабов промышленного производства. А это потребует времени. Вы же не можете требовать яблок от только что воткнутых в землю саженцев. Надо чтобы они превратились в яблони. Восемь-девять месяцев – минимальный срок. И это при том, что мы уже завтра начнем все восстановительные работы в авральном режиме.

– А запасов у нас только на два месяца, – с грустью резюмировал Новиков, упорно молчавший все время, пока длилось это совещание.

– А что будем делать остальные восемь месяцев? – в тон ему вопросил Кириллов и с тем же немым вопросом поглядел на Юрьева.

– Тут нечего думать, товарищи! – встрепенулся премьер-министр. – Жизнь и здоровье наших граждан не должны подвергаться риску и быть разменной монетой в межгосударственных спорах. Поэтому я предлагаю профинансировать закупку инсулина исходя из годовых потребностей, у наших азиатских партнеров. Как, Сергей Юрьевич, – обратился он к Глазыреву, – потянем?

– Потянем, – уверенно кивнул министр финансов. – А наши «друзья» нехай подавятся нашими кровными сбережениями. Пишите, Павел Викентьевич, запрос на выделение дополнительных ассигнований для централизованной закупки лекарственных средств. Посчитайте там все, как следует, и направьте на мое имя. За неделю управитесь?

– Собственно говоря, – немного стушевался Чегодайкин, – докладная со всеми выкладками у меня уже готова и по счастливой случайности находится при мне. Правда, не на ваше имя, а на имя Бориса Ивановича.

– Не критично, – кивнул Юрьев и протянул руку за документами.

Чегодайкин быстро сунулся в свою объемистую папку и достал оттуда туго набитый бумагами прозрачный файл.

– Вот, – бережно передал он его премьер-министру.

Тот не глядя переправил его, сидящему рядом Глазыреву, со словами:

– Сергей Юрьич, рассмотри в порядке приоритета.

– Вот так бы у нас все дела решались! – весело прокомментировал Афанасьев процедуру передачи бумаг между ведомствами. – Считайте, что вопрос закрыт. Но с расконсервированием поторапливайтесь. Я скажу Начальнику Тыла, и он с вами свяжется завтра по поводу передачи ему на баланс этого завода, а вы тем временем, готовьте специалистов для откомандирования их в распоряжение Министерства обороны. А Николая Павловича мы попросим обеспечить спокойную обстановку, чтобы никто палки в колеса не вставлял, да и вашу безопасность тоже.

– Огромное спасибо! – расцвел в улыбке Павел Викентьевич.

– Теперь давайте затронем еще более животрепещущую тему, – мигом посерьезнев, предложил Афанасьев. – А именно, проблему пандемии в стране. Что там у нас вытанцовывается?

– А вот тут-то у нас дела обстоят гораздо лучше, чем с инсулином. И я даже беру на себя смелость заявить, что наши дела в этой области идут даже лучше чем у зарубежных коллег.

– Обожаю хорошие новости! Давайте-ка поподробней, – еще сильней приободрил Афанасьев министра.

– С удовольствием! – расцвел Павел Викентьевич. – Уже ни для кого не секрет, что пресловутый COVID-19, как прозвали его во Всемирной Организации Здравоохранения, есть ни что иное, как ослабленный штамм боевого вируса, созданного американцами на одном из островов Средиземного моря, принадлежащих Италии и призванный в масштабах всей планеты выяснить свою убойную силу и методику распространения.

– А как же Ухань? – вырвалось невольно у Хазаровой.

– Ухань – это для отвода глаз, чтобы свалить все на китайцев в предстоящем глобальном переделе мира, в котором, по мнению пиндосов, китайцам, да и нам тоже, места нет. Сейчас даже дети в детском саду не верят, что такая пандемия смогла развиться из-за того, что кто-то там, на рынке слопал летучую мышь. Все это чушь и байки разжигания китаефобии. Впервые он проявил себя еще в 2016-м году. В секретной лаборатории произошла утечка. Преднамеренная или нет – не скажу. Однако факт говорит сам за себя. Тогда его удалось быстро локализовать, не поднимая шума. Но мы уже тогда взяли на заметку этот случай и стали внимательно следить за происходящим. Именно тогда нам удалось получить исходный материал для дальнейших исследований.

– То есть вы хотите сказать, что получили образцы вируса еще в 16-м году? И каким же это образом вам удалось провернуть?! – воскликнул Барышев, всегда ревниво относившийся к задетой чести своей конторы.

– Это наш маленький профессиональный секрет, – улыбнулся Чегодайкин. – Но не в обиду будь вам сказано, наше министерство имеет свою широко разветвленную разведывательную сеть, мало в чем уступающую специально заточенным на это ведомствам.

– И все-таки, мне бы очень хотелось, чтобы вы поделились своими источниками информации, – начал не на шутку сердиться уязвленный «генерал-нелегал».

– Что, уели тебя Дмитрий Аркадьевич? – с ехидцей поддел его Афанасьев.

– Хорошо-хорошо, я все поясню, – замахал ручками Айболит, чувствуя, что невольно накалил обстановку. – Объясняю в двух словах. Вы, Дмитрий Аркадьевич, просто не берете в расчет профессиональную солидарность медиков всего мира, объединенных клятвой Гиппократа. Именно она и является основным источником для получения актуальной информации.

– Ну, если только дело в этом, то тогда ладно, – пробормотал Барышев, потирая в смущении свой подбородок.

– И мы активно работали с этим вирусом. Особенно плотно этим занимались в Федеральном научном центре исследований и разработки иммунобиологических препаратов имени Чумакова. И уже через год мы имели не только вакцину от него, но и разработали препарат для лечения заболевания. Правда, вирус 19-го года весьма отличался от вируса 16-го, что поначалу сбило нас ненадолго с толку, но потом навело на мысль о том, что наши оппоненты за четыре года весьма и весьма продвинулись в его модификации. Я хоть и не вирусолог, но должен признаться, что этот вирус – просто шедевр генной инженерии. Степень его мутагенности поразителен. Он видоизменяется каждые две недели. Именно поэтому все мировые лаборатории бьются-бьются, но никак не могут понять, на каких принципах основана его изменчивость, иным словом, по каким алгоритмам это происходит. Десятки суперкомпьютеров по всему миру пытаются определить закономерности его мутирования и ничегошеньки у них не получается, – улыбаясь и со вкусом описывая ситуацию вещал Чегодайкин.

– Судя по выражению вашего хитренького лица, Павел Викентьевич, у нас с этим дела обстоят как-то иначе? – заметил Афанасьев.

– Тут вон, товарищ Кириллов, – кивнул он в сторону директора РФПИ, – нам рассказывал про всякие там стартапы и прочие инновации, а мы люди консервативные и больше уповаем на смекалку да на жизненный опыт, а потому просчитали на своих стареньких персоналках весь алгоритм развития и видоизменяемости этого вируса.

– И какова же практическая отдача от ваших кропотливых трудов? – снедовольничал, задетый за живое, Кириллов.

– А практическая отдача вылилась в конкретную форму под названием «Спутник-V», сиречь универсальную вакцину от Ковида.

– С этого места поподробнее, пожалуйста, – слегка улыбнулся Афанасьев, наблюдая за кондовостью и русопятостью главного медика страны.

– Я по специальности нейрохирург, поэтому извините, если буду объяснять так, как я сам это понимаю – без углубления в научную терминологию.

– Конечно-конечно, – закивал Верховный, и вслед за ним все присутствующие, – мы и сами тут не шибко Пироговы.

– Все вакцины, используемые в России, делятся на три группы. Векторные или генно-инженерные вакцины, где в качестве вектора выступает безопасный для человека вирус. Пептидные, где используются уже готовые очищенные белки коронавируса. И цельновирионные, то есть с ослабленными или инактивированными (убитыми) вирусными частицами. И хотя мы работаем по всем трем направлениям, но по общему мнению наших вирусологов векторная вакцина, к которой относится «Спутник-V» является наиболее перспективной. Это комбинированная векторная вакцина, разработанная Национальным исследовательским центром эпидемиологии и микробиологии имени Н.Ф. Гамалеи. Из-за сложившейся экстраординарной ситуации, наши разработчики рекомендуют зарегистрировать ее уже после II фазы испытаний, не без оснований считающих, что третьей и четвертой фазой можно пренебречь, как ничего не решающих в принципе. Поясняю: на первой фазе исследований препарат вводят 10-30 добровольцам; на второй – 50-500; на третьей же фазе принимает участие более 1000 человек разного возраста, а на четвертой проводятся наблюдательные клинические исследования в разных странах с разными климатическими поясами. В качестве вектора для «Спутника V» используется аденовирус человека, в геном которого вставлен ген фрагмента S-белка коронавируса. Примечательно, что векторы первой и второй дозы «Спутник V» отличаются. Первый компонент изготовлен на основе аденовируса 26 серотипа, а второй – аденовируса 5 серотипа. Такой подход не случаен. Дело в том, что после прививки иммунитет вырабатывается как против коронавирусного S-белка, так и против белков оболочки аденовируса (вектора). Это значит, что повторное введение такого же вектора будет малоэффективно, поскольку иммунитет его быстро разрушит. Поэтому второй компонент «Спутника V» изготовлен на основе другого вектора. Время между вводом первой дозы и второй составляет примерно 21 день. Заявленная эффективность препарата «Спутник V» составила 92%18. Исследование эффективности вакцины «Спутник V» не прекращается, по сей день. Первыми с кем мы поделились новой вакциной, это были наши коллеги из Белоруссии, где с пандемией, благодаря усатому «батьке» дела идут, прямо скажем, неважнецки. Третью фазу испытаний мы наметили как раз там. И она проходит как раз в эти дни. Основные результаты двух фаз испытаний: 1) количество побочных эффектов – умеренное; 2) серьезные побочные эффекты – отсутствуют; 3) смерти – отсутствуют.

– Серьезных побочных эффектов, говорите, нет, а какие есть? – полюбопытствовал премьер-министр, очень внимательно слушавший доклад Чегодайкина.

– «Спутник V» является действенным препаратом, однако он не лишен побочных эффектов. Все они проявляются по-разному в каждом индивидуальном случае. После введения компонента вы можете столкнуться со следующими эффектами: повышенная температура до 38,5 градусов; озноб; боль мышц и суставов; усталость; головная боль; боль и покраснения в районе введения компонента. Побочные действия могут, как проявиться в первые несколько часов после прививки, так и не проявиться вообще. Обычно они полностью проходят в течение 2-3 дней. Однако если явления не исчезают по истечении этого срока или проявляются в слишком раздражительной форме, рекомендуется обратиться к специалисту.

– Ну, головной и мышечной болью нас, стариков, не проймешь, – усмехнулся Афанасьев и от каждодневных новостей бросает то в жар, то в холод, почище, чем от любой вакцины. Так что вся эта побочка нам не страшна.

– А что насчет стоимости? – не преминул вставить свои пять копеек Глазырев.

– Я считаю, и мое мнение поддерживает абсолютное большинство медицинских работников, что вакцинация для наших граждан должна быть бесплатной.

– А вы посчитали примерную себестоимость одной дозы? – продолжал наседать на него министр финансов, на которого уже с неодобрением стали поглядывать как члены Президиума, так и приглашенные. Юрьев даже покачал головой:

– От ить какой же ты Сергей Юрьевич меркантильный, прости Господи?! Никак не ожидал от тебя такого пассажа.

– Я не меркантильный, а просто хочу знать, на какую сумму будет необходимо субсидировать массовую вакцинацию населения, – слегка обиделся Глазырев. – Мне денег не жалко. Но порядок должен быть во всем. А то сначала недофинансируем, а потом опять будем бегать и искать копейки по углам.

– Предварительная смета уже имеется, – поспешил погасить начинающуюся перепалку медик. – Само изготовление, упаковка, доставка к месту вакцинирования и трудозатраты связанные непосредственно с вакцинацией могут составлять примерно 400 рублей за каждую дозу.

У Глазырева, откуда ни возьмись, тут же появился массивный бухгалтерский калькулятор (и где только он его прятал все это время?).

– Из расчета населения в сто сорок два миллиона, – бубнил он себе под нос, бегло нажимая на широкие кнопки, – выходит пятьдесят шесть миллиардов восемьсот миллионов целковых.

– Ну и как? – поинтересовался сидящий рядом Юрьев.

– Терпимо, – коротко ответил жадина-профессионал.

– С учетом того, что у наших ближайших конкурентов из Pfizer/BioNTech, Moderna и AstraZeneca дела пока не клеятся от слова «совсем», – подлил масла в огонь Айболит, – а мы сумеем зарегистрировать первыми в мире универсальную вакцину, то и сможем диктовать экспортные цены по своему усмотрению. Достоверных сведений по Китаю у нас нет, но думаю, что и у них с этим не ахти.

– Какова примерно может быть экспортная цена?! – впился в него глазами Сергей Юрьевич, оторвавшись от калькулятора.

– Точно пока не могу сказать, то все та же AstraZeneca, у которой еще конь не валялся, на страницах авторитетнейшего английского медицинского журнала «Ланцет» уже поспешила заявить, что предварительная стоимость вакцины не может быть менее 100 долларов за одну дозу.

– Ого! – дружно раздалось сразу со всех концов круглого стола.

– По сведениям из того же источника, – тихим и умильным голоском продолжил вещать Чегодайкин, – объем предполагаемого рынка вакцин может достичь величины в 150 миллиардов долларов.

– Мощность?! Какова мощность наших производителей?! – выпучил глаза министр финансов, нервно теребя свою главную бухгалтерскую принадлежность.

– Пока не слишком велика, – развел руками Чегодайкин. – Порядка 150-170 миллионов доз в год. Однако при благоприятных условиях, я имею в виду своевременную регистрацию и первоначальную финансовую помощь от государства, производители обещают к февралю-марту выйти на показатели в 600-700 миллионов доз.

– Всего-то? – скуксился Глазырев.

– Да, – хитренько улыбнулся Павел Викентьевич. – Но ведь не обязательно самим производить такое гомерическое количество вакцины. Можно просто продавать лицензию на ее производство. Дешево и сердито.

– А ведь и правда! – обрадовался Сергей Юрьевич, опять начиная бодро выстукивать новые цифири на калькуляторе.

Все опять заулыбались. И не просто от того, как благополучно завершилась беседа на невеселые темы, а от предчувствия того, вскоре будет преодолена очередная трудность и можно будет вздохнуть чуть посвободней. Афанасьев, дождавшись, когда уляжется одобрительный гул голосов, задал вполне уместный вопрос:

– Все это конечно хорошо, Павел Викентьевич, но все же, когда вы намерены подать официальную заявку на регистрацию? Поймите, я ведь не из простого любопытства интересуюсь. Каждый день промедления с вакцинацией множит число умерших наших граждан.

– Абсолютно согласен с вами, Валерий Васильевич, – закивал головой министр. – Я тоже не сторонник бюрократии и волокиты. На следующей неделе мы ждем окончательных результатов из Белоруссии по четвертой фазе испытаний, и как только их получим, так сразу и подадим заявку. Во всяком случае, ибо в результатах не сомневаюсь, заявка будет подана не позже 11 августа.

– А вот у меня, в связи с этим имеется шкурное предложение, – опять вылез неугомонный Трояновский.

– Какое? – обернулись к нему все.

– Раз, как вы говорили, три фазы испытаний прошли, а четвертая пройдет вот-вот, может быть и нам – членам правительства подать пример добровольного вакцинирования? Не знаю, как вы, а я готов хоть сейчас. Надоело, знаете ли, в наморднике шастать, как собака.

– А что? Дельное предложение по-моему, – поддержал коллегу Новиков. – У меня каждый день – встречи с иностранными делегациями и заседания. По четыре-пять раз маску меняю. Заколдобился уже.

– Я, собственно говоря, только «за», – развел руками Чегодайкин. – В нашей вакцине я уверен. Так что, милости просим. Организуем. Только время назначьте.

– Вы сами-то, Павел Викентьевич привились? – спросил всегда подозрительный ко всему Барышев. – У медиков ведь принято на самих себе испытывать новые лекарственные препараты.

– Да как-то все недосуг, – смутился министр. – Но я готов в любое время, если надо.

– Тогда давайте так, – решил подвести итог беседы Верховный, – если вам будет удобно послезавтра организовать приезд к нам сюда бригады по вакцинированию, то мы в вашем распоряжении.

– На какое количество доз вы рассчитываете? – уже деловым тоном осведомился медик.

– Я думаю, что доз 500, а лучше 1000, на всякий пожарный случай, – ответил Афанасьев. – Чтобы смогли привиться члены Высшего Военного Совета и значительная часть из персонала Центра обороны. А на следующий день, мы попросим Бориса Ивановича организовать такую же акцию у себя в Кабмине. Вы, как, Борис Иванович, не против? Вот и отлично. А там уже составим график по министерствам и ведомствам. Хватит вакцины-то?

– У нас сейчас в распоряжении что-то около двухсот тысяч доз. Пробная партия, так сказать. Но я уже взял на себя смелость отдать распоряжение об увеличении выпуска в промышленных объемах.

– И обязательно транслировать по телевидению акт вакцинации высших должностных лиц. А то вон уже шепотки по Москве поползли – на ком из простых людей, как на лабораторных крысах, будут испытывать ожидаемую вакцину? – вдруг высказалась Хазарова, строго поджимая губы.

– Можно, конечно, – нехотя согласился Афанасьев, не терпящий таких дешевых заигрываний с народом, но понимающий в данном случае такую необходимость.

– Павел Викентьевич, а можно еще один вопрос? – вновь подала голос Хазарова.

– Да, Мария Владимировна, конечно.

– А почему вы назвали свою вакцину «Спутник-V»?

– Ну…, – как-то сразу растерялся министр, – как бы это сказать… Спутник, слава, Гагарин, победа. Слово известное во всем мире. А латинское «v» – виктория, тоже сиречь победа. В общем, так как-то.

III.

– Хорошо. С этим разобрались. У нас еще остались товарищи Новиков и Глазырев. Тяните жребий, господа, гусары, – не проговорил, а проворковал диктатор.

– Давайте, я, – взял слово министр энергетики.

– Прошу, – не стал возражать Афанасьев.

– У нас тоже все плохо, – начал с какой-то обреченной удалью, пропившегося насквозь бомжа, Новиков. – Даже, я бы сказал гораздо хуже, чем у коллег, выступавших до меня.

Александр Валентинович, не в пример предыдущим ораторам был человеком хоть и интеллектуально одаренным, но косноязычным, поэтому свое выступление он заранее напечатал, а сейчас просто достал его из папки и начал зачитывать:

– В прошлом году, мы, заканчивая подготовку «Прогноза энергетики мира и России – 2019», предприняли попытку привлечь внимание наших компаний, завязанных на ТЭК, и прежних властей к начавшемуся в мире переходу – к так называемой «зеленой» энергетике. Она призвана использовать возобновляемые источники энергии (ВИЭ) и постепенно вытеснить традиционные ископаемые виды топлива, – ровным голосом произнес он вступление, и на миг, оторвавшись от бумаги, оглядел сидящих. – К нашей попытке донести эту информацию, тогда отнеслись скептически, как если бы мы сказали, что через год очень многие люди будут работать исключительно из дома. Выходить на улицу можно будет только в маске. И никто не предполагал, что цена кубометра газа, совершив крутое пике, упрется в плинтус, а баррель нефти, так и вообще в минусовые показатели. И вот кошмар наступил, вот они, наши новые реалии. Я теперь уже не исключаю, что все сюрпризы на этом не закончились и вслед за «черным лебедем» коронавируса прилетит следующий «лебедь» – энергопереход. Борьба с COVID-19 привела к повсеместным массовым локдаунам в масштабах всей планеты, а значит, и резкому снижению экономической активности, мирового спроса на энергоресурсы и соответственно, обрушению цен на них. Россия, как и страны, в которых нефтегазовый экспорт является превалирующей статьей доходов, в полной мере ощутила на себе удар от схлопывания спроса и цены на ископаемые энергоресурсы. А тут еще Саудиты со своими приспешниками, по наущению тех же Штатов затеяли мировую топливную войну, хотя сами понимают, что на этот раз живыми они из нее не выберутся. Поэтому уже сейчас мы видим, как они потихоньку начинают сдавать назад. Но сути дела это не меняет. Все равно Россия оказалась в шоковом состоянии, находясь под двойной угрозой: в краткосрочной перспективе – радикальное сокращение выручки от экспорта энергоресурсов, а в долгосрочной – ускорение энергоперехода и передел энергетических рынков. Однако перспективы у наших нефтяников отнюдь не печальны в свете последних событий. Санкционный шквал, обрушившийся на нас, неминуемо подстегнет цены на мировом рынке уже в ближайшей перспективе. Помяните мое слово, если «печатный станок санкций» будет работать в прежнем бешеном режиме, то не пройдет и двух недель, как мы станем свидетелями очень быстрого подъема цен на «черное золото», ибо экспортные ограничения в Евросоюз наших поставщиков бумерангом ударят по волатильности нефтяного рынка. И если сейчас нефть основных марок торгуется в коридоре 25-35$ за баррель, то к сентябрю, я полагаю, ситуация выправится, и мы выйдем на уровень 50-60$. Но мы не должны от этого расслабляться, потому что на этом пути нас поджидают иные опасности о которых я скажу чуть позже.

Основной удар принял на себя рынок нефти и производных от нее, в связи с тем, что транспортный сектор – один из основных потребителей, оказался почти парализованным из-за принятых повсеместно карантинных мер. Беспрецедентное падение спроса на нефть (на 30% в апреле и почти на 10% в среднем по прошедшему полугодию, по оценкам Международного энергетического агентства) при избытке ее предложения привело к колоссальному дисбалансу, с которым участникам рынка еще не приходилось сталкиваться никогда, что вылилось в рекордное падение цен. И нам еще несказанно повезло, что с января до середины апреля нефть марки Urals подешевела в 3 раза, тогда как фьючерсы на зарубежную Brent, впервые за всю историю биржевых торгов продавались по отрицательной цене.

Наша газовая отрасль пострадала чуть в меньшей степени. Тут можно говорить лишь о незначительном сокращении спроса. Однако цены на газ во всем мире уже рухнули примерно до уровня внутрироссийских. Кстати, белорусский «батька» уже выразил по этому поводу свое очередное неудовольствие, дескать скидка для Белоруссии уже не отвечает сложившимся реалиям. Что же говоря до основного для России европейского рынка, то сильное падение спроса во II–III кварталах в условиях высокого заполнения подземных хранилищ газа могут спровоцировать ценовую войну, схожую с войной на нефтяном рынке. Правда, все это было применимо до конца прошлого месяца. События на Украине, как вы все знаете, вовсе отрезало нашу страну, как от поставок нефти, так и от поставок газа.

Таким образом, речь идет о более чем двукратном падении цен и сокращении на 30–35% российского экспорта нефти, газа и угля одновременно, что эквивалентно потере 60% доходов от экспорта. Для бюджета это означает сокращение доходов примерно на 30%, как раз в тот момент, когда население и бизнес больше всего нуждаются в господдержке. Потери экспортных доходов нефтегазового сектора в 2020 году составят 7–8 триллионов рублей, а в 2021-м, если сохранится такая тенденция, то – 5,5 триллиона рублей, что примерно составляет третью часть от всего фонда национального благосостояния. Для компаний, связанных с нефтью, сокращение прибыли несколько смягчается налоговым регулированием. Я имею в виду, что еще прежним правительством было принято решение уменьшать налоговую и пошлинную нагрузку в зависимости от падения цен на нефть. И, несмотря на это смягчение, предприятиям ТЭКа волей-неволей, но все же придется переходить к жесткой экономии на обслуживание инфраструктуры, сокращению долговременных инвестиционных программ, замораживанию части проектов, в особенности капиталоемких и малоприбыльных, что, в свою очередь, неизбежно отразится на смежных отраслях. По нашим прикидкам, это может привести к дополнительному снижению ВВП страны (помимо непосредственного влияния коронавируса и ограничительных мер по борьбе с ним) еще, как минимум, на 5–13% в 2020-м году в зависимости от дальнейших событий. Помимо сырьевого экспорта COVID-19 создает также риски для электроэнергетики и теплоснабжения. Основная угроза – не падение спроса, а резкое снижение выручки из-за неплатежей. Поспешное и опрометчивое, на мой взгляд, постановление правительства о не начислении штрафов за неплатежи уже было воспринято многими потребителями как карт-бланш. И, к сожалению, этим решили воспользоваться многие нечистые на руку проходимцы и просто безответственные люди, и даже целый ряд юридических лиц. Неплатежи нарастают в течение апреля – июня впечатляющими темпами, создавая угрозу массовых банкротств по примеру 1990-х годов.

Последняя тирада министра не осталась без внимания со стороны Юрьева, и он нахмурился, принимая на свой счет упреки Новика в недальновидности, хотя это решение и было принято задолго до того, как Борис Иванович возглавил Кабинет министров. А Новиков тем временем продолжал. Как глухарь на токовище:

– Но, пожалуй, главные вызовы для России связаны не с шоками этого года и не с эмбарго Европы на поставку наших энергетиков, а с их долгосрочными последствиями. Высока вероятность, что под влиянием коронакризиса усилятся основные технологические драйверы энергоперехода – декарбонизация и децентрализация. Около 75% генерирующих мощностей в 2019 г. в мире введено именно в возобновляемой энергетике, а в I квартале 2020 г. в Европе достигнут рекорд производства. Децентрализация также получит новый импульс – мир постепенно привыкает сидеть по домам, и спрос на распределенную энергетику только вырастет. Все громче со стороны национальных правительств и международных организаций звучат призывы пойти по низкоуглеродному пути восстановления экономики. Евросоюз четко подтвердил свою приверженность зеленому курсу на полную климатическую нейтральность к 2050 г., что потребует колоссальных средств – 175–290 млрд евро инвестиций в год. Кроме государственного финансирования в 1 трлн евро на ближайшие 10 лет, в ЕС предусмотрено несколько инициатив для развития частного зеленого финансирования – такие инвестиционные проекты будут получать привилегированный доступ к деньгам. Лично я не разделяю столь алармистские опасения, но вынужден в докладе отразить точку зрения большинства моих коллег. Все дело в том, что Европа слишком резкий старт осуществила в этом направлении. И это грозит ей в недалеком будущем очень серьезными проблемами. Те, кто учился не по современным школьным программам, а по старым советским учебникам знают, что во избежание перекосов при изъятии какого-то количества вещества одного вида, его нужно заменить аналогичным количеством вещества иного вида. Так и с энергетикой. Осуществляя декарбонизацию ее тут же необходимо, во избежание дефицита заменить чем-то другим. А чем, если нефть, газ и атомную энергетику признали «разрушителями экологической среды»? Конечно, перспективы углеводородных рынков будут зависеть от множества факторов: продолжительности пандемии и карантинных ограничений, скорости экономического восстановления, госрегулирования, а в нашем случае еще и от политической обстановки, диктующей свои правила, вопреки расхожему мнению о независимости экономических отношений от политических веяний, а главное, от того, как изменится поведение потребителей. Возьмем, к примеру, сейчас навязчиво пропагандируемое на всех уровнях социальное дистанцирование, которое подталкивает к использованию частного автотранспорта взамен общественного. Однако повсеместный и массовый переход на удаленную работу, сокращение командировок и международного туризма, наоборот, приводят к снижению расхода топлива. Уже во всеуслышание тут и там раздаются опасения от представителей промышленности и транспортной индустрии и сферы услуг о том, что спрос на нефть может и не вернуться на уровень докризисного 2019 года. А если и вернется, то ненадолго. Поэтому мы сейчас находимся на развилке истории. Восстановление энергетических рынков может пойти либо по традиционной траектории, либо по пути ускорения энергоперехода. Я все надеюсь на осуществление первого сценария, при котором спрос на углеводороды, подстегиваемый низкими ценами на нефть, начнет быстро восстанавливаться, а рынки, неизбежно почувствовавшие глубокий провал в инвестициях отыграют назад, что неизбежно должно привести к новому скачку цен, но уже по восходящей линии. Хотя и тут тоже имеются свои обоснованные опасения. Крутой скачок цен на углеводородные энергетики опять может подстегнуть к поиску и внедрению новых проектов по замещению традиционных видов топлива альтернативными источниками энергии и росту энергоэффективности. Вот вам и сказка про «белого бычка». Еще раз подчеркну, что я являюсь убежденным скептиком в вопросах энергоперехода, ибо слишком много объективных факторов играют не в его пользу. Он, конечно, обязательно произойдет вследствие истощения запасов углеводородного сырья, рентабельных к извлечению. Но это, слава Богу, по крайней мере, для нас, вопрос не сегодняшнего и даже не завтрашнего дня. А пока альтернативные источники энергии по надежности не выдерживают конкуренции с углеводородными ископаемыми. Для ветряков нужен постоянный и стабильный ветер, но он сегодня есть, а завтра – полный штиль. Для генерации солнечной энергии тоже необходимо светило в виде нашего желтого карлика. А оно мало того, что светит только половину суток, да к тому же еще на небе периодически появляются тучи, что, как сами понимаете, вносит сумятицу в энергопоставки. А строить свое «светлое будущее», простите за каламбур, исходя из шатких прогнозов погоды, это уже какое-то средневековье, прости Господи! Да и с точки зрения экологии, там не все благополучно. Мало того, что изготовление теплопоглощающего покрытия солнечных батарей требует применения технологий далеких от требований экологической безопасности, так еще и их утилизация связана с рисками загрязнения окружающей среды. А с учетом того, что фотоэлементы этих батарей недолговечны и требуют периодической замены, то тут даже и не знаешь что хуже – болезнь или лекарство. Что же касается ветряков, в последнее время обильно усеявших пространство Западной Европы, то орнитологи уже сейчас бьют во все колокола: птицы, напуганные крутящимися лопастями и шумом от их вращения, перестают гнездиться в традиционных местах, предпочитая эмиграцию в более спокойные районы континента. И все это приводит к перекосу природной кормовой цепочки. Нет птиц – есть гусеницы и прочие вредители, есть вредители – значит, их надо уничтожать химическими реагентами, применение которых дурно сказывается, как на флоре, так и на фауне. Да и производство реагентов не способствует оздоровлению экологии. Ох и ах, в одном стакане.

И все же энергопереход произойдет, так или иначе, хоть и не одномоментно. И нам надо заранее к этому быть готовыми. При этом кризис дал производителям углеводородов уникальную возможность проверить в ускоренном режиме, как может выглядеть пик спроса и его падение на углеводороды. И для всех это оказалось жестким испытанием. К большому сожалению, среди целей и приоритетов деятельности нашего правительства до 2025 года борьба с изменением климата пока не упоминается, будто бы этой проблемы вовсе не существует. Национальный проект «Экология» тему изменения климата и выбросов парниковых газов не затрагивает вовсе. Это не вина моего министерства, а вина, прежде всего, Минэкономразвития и Минприроды. Понятие «энергетический переход» и связанные с ним изменения конъюнктуры внешних рынков вовсе не используются в новой Энергетической стратегии до 2035 г., предполагающей ударное наращивание экспорта угля, нефти и газа. Совершенно очевидно, что прямо сейчас для России основными принципами смягчения кризиса должно стать максимальное сохранение рабочих мест в ТЭКе и смежных отраслях при минимальном снижении фонда оплаты труда, предотвращение кризиса неплатежей, сохранение ликвидности, капитальных вложений и заказов компаний ТЭКа. Это требует адресной господдержки, и, судя по уже готовящимся мерам, такая поддержка будет оказана. Так, предотвращение неплатежей – отличный момент для перехода от многочисленных надбавок в ценах на электроэнергию к адресным субсидиям из бюджета, что позволило бы дать, наконец, рыночные сигналы и инвесторам, и потребителям, стимулировав инвестиции в энергоэффективность. Все последние годы мы наблюдали, как стремительно росла финансовая нагрузка на коммерческих и промышленных потребителей. Ведь только перекрестное субсидирование, по предварительным подсчетам, оценивается в 300–3500 миллиардов рублей в год. К этому еще нужно добавить программы по модернизации ТЭС и поддержки возобновляемых источников энергии, сооружение мусороперерабатывающих и мусоросжигающих заводов. Если государство рискнет и решит взять на себя, хотя бы часть затрат по компенсации перекрестного субсидирования населения, то это, во-первых, поможет бизнесу, во-вторых, не нанесет никакого ущерба надежности энергосистемы, и не затронет генерирующие сетевые компании. Неизбежное замедление экономического роста неминуемо приведет к снижению и прогнозов потребления электроэнергии, что не только обострит вопрос избыточных генерирующих и сетевых мощностей, но и даст время пройти безболезненно этап по сооружению новой генерации либо модернизации существующей. Поскольку эффект от сокращения финансовой нагрузки важно получить в ближайшее время, то основной негативный эффект может быть не для энергосистемы в целом, а для конкретных энергокомпаний, которые уже запустили соответствующие проекты. Им государство могло бы компенсировать затраты из бюджета, если эти проекты действительно стратегически важны и будут востребованы в ближайшие годы. Еще одна важная мера – компенсация за счет бюджета стоимости электроэнергии в регионах с особым тарифным регулированием (Бурятия, Тува, Дагестан и прочие), а также на Дальнем Востоке: это более справедливый подход, чем финансирование этой разницы за счет всех потребителей. А самое главное на этом пути является продвижение энергоэффективности. Наша страна, чего греха таить, в этом плане, катастрофически отстает от всего мира. У нас крайне неэффективно используется энергия, прежде всего в теплоснабжении. Простите, что приходится опускаться до таких бытовых мелочей, но прошедшей теплой зимой многие из нас не закрывали не только форточки, но уже даже и окна, что невозможно себе представить в Европе. Этой проблеме уже несколько десятилетий. О неотлагательном перезапуске государственной программы энергоэффективности много говорят, но мало что делают. Сейчас, возможно, идеальный момент для давно назревших мер – бюджетных субсидий на длинные кредиты для энергоэффективных проектов, адресной помощи нуждающимся потребителям, стимулирования бизнеса и госсектора к поиску таких проектов, внедрению энергоменеджмента. Прорыв в этой сфере не только способен резко повысить нашу глобальную конкурентоспособность и снизить углеродный след, но и создать большое число новых, локализованных производств и рабочих мест. Ставка на стимулирование высокотехнологичных сфер – программа тотального повышения энергоэффективности, локализация сервисов и производства оборудования, стимулирование ВИЭ, создание государственного фонда целевых инвестиций в технологии с низким уровнем выбросов парниковых газов (например, водород и т. п.) – все это дает возможность выйти из кризиса с более современной структурой экономики. Это новые высококвалифицированные рабочие места, развитие производств с высокой добавленной стоимостью, опережающее, а не догоняющее развитие. И это вовсе не означает непременного отказа от углеводородов. При определенной трансформации нефть и газ могут оставаться драйверами развития экономики страны и вполне сочетаться с зеленой повесткой. Но это требует новых решений (технологии улавливания, хранения и использования углерода, контроль эмиссии метана, водород, использование всего спектра офсетных механизмов), а главное – стратегического выбора. Вот, собственно и все, что я хотел сказать.

После произнесения последних слов, вопреки ожиданиям министра, в комнате воцарилась убийственная тишина, и лишь напольные часы с маятником, сделанные в псевдо старинном стиле нарушали гробовое молчание. Александр Валентинович ждал чего угодно после своего доклада: вопросов, отрицания, гнева, наконец. Но он и представить себе не мог этой ватной тишины. В состоянии крайнего недоумения он стал вертеть головой, чтобы убедиться в реальности происходящего, но повсюду натыкался лишь на остекленевшие взоры сидящих. Первым, как и положено, по должности, очнулся диктатор:

– Гмм…, – многозначительно хмыкнул он, одновременно делая попытку ослабить тугой узел галстука (хотя тот был на резинке), – умственно… Вы не находите, товарищи?

– Витиевато, – в тон ему лапидарно поддержал Рудов.

– Может быть, кто-то хочет задать вопросы оратору? – спросил Верховный.

– Лично я из сказанного понял только то, что «переход» – плохо, но он все равно будет, а у нас его нет, поэтому все хорошо. Однако все мы умрем, так или иначе, – выпалил слегка прибалдевший главфермер.

Рядом сидевший с ним, то ли взрыднул, то ли срыгнул Чегодайкин, тут же спохватившийся и моментально прикрывший рот.

– Что с вами, Павел Викентьевич? – участливо поинтересовался Костюченков, который тоже находился не в лучшем состоянии.

– Птичку жалко, – выдавил с трудом из себя врач, продолжая прикрывать рот.

– Какую?

– Которую ветряки перепугали, – пояснил он недотепистому военному разведчику.

Эта фраза будто весенний солнечный луч разморозила застывшие ледяные фигуры членов Президиума. Будто волна пробежала по ним и заставила окончательно прийти в себя. Они разом загомонили, как зрители в кинозале сразу после долгого и скучного фильма советской эпохи, снятого на производственную тему. Афанасьев тут же прервал веселый щебет:

– Товарищи, давайте сначала поблагодарим докладчика за подготовленные им материалы. Я понимаю, он старался, как мог. И не его вина, что здесь собрались такие дремучие люди, как мы, абсолютно не разбирающие в чем разница между энергоменеджментом и энергоэффективностью, – позволил он себе легкую шпильку в адрес министра энергетики.

Дождавшись, хоть и не слишком уверенных, но одобрительных кивков, он продолжил:

– Не знаю, как другие, – строго оглядел он поверх очков аудиторию, – но я-то внимательно слушал ваш доклад. Вы много говорили о так называемом энергопереходе, альтернативной энергетике, падении спроса на углеводороды в результате пандемии и шансах России на модернизацию ТЭКа. Но вместе с тем, вы как-то обошли стороной главный вызов для нашей страны. Я говорю сейчас об объявленном нам эмбарго со стороны наших традиционных потребителей. И вообще у меня сложилось впечатление, что это доклад мирного времени, а ведь у нас сейчас война, причем, самая что ни на есть настоящая. Поэтому, я, наверное, выражу мнение большинства присутствующих, если скажу, что нам не совсем понятно, почему вы упустили данный момент в своем выступлении. Или в перечне вызовов, стоящих перед Россией этот пункт не значится?

– Как это не покажется странным, но я действительно не считаю серьезным вызовом для России европейское топанье ножкой, – слегка улыбнулся Новиков, поправляя очки. – Скажу даже больше, я считаю этот демарш в нашу сторону Божьим даром. Господь услышал мои ежедневные молитвы и пришел к нам на выручку.

– Как это?! – хором воскликнули все, включая флегматика Барышева.

– А все очень просто, – не стал скрывать торжества Александр Валентинович. – Пусть-пусть проклятые саудовцы и подыгрывающие им ОАЭ, ни дна им, ни покрышки, и дальше демпингуют на всем мировом пространстве, продавая, а вернее отдавая теперь уже бесплатно свое единственное национальное достояние. В своем яростном желании вытеснить нас с традиционных рынков, они просто забыли не только основы экономики, но даже физики и прости Господи, арифметики начальных классов. Как не велики нефтехранилища Европы, Азии и Америки, но и они все же далеки от резиновых. Они уже в июне были набиты под завязку, а сейчас ситуация дошла до того, что под временные хранилища уже стали приспосабливать сами танкеры. А ведь фрахт тоже денег стоит и немалых. Судовладельцы не преминули этим воспользоваться, задрав его стоимость чуть не в четыре раза. Но арабы продолжают выбрасывать на рынок все новые и новые миллионы баррелей себе в убыток – районе 1-1.5$. И это при том, что себестоимость добычи составляет, примерно, 30$ за бочку. Да плюс сюда доставка и хранение. У нас, как я уже говорил, тоже продажи несколько просели, но до «болевого порога» мы не опустились. Правду говорят, если Бог хочет наказать, то лишает разума! – воскликнул Новиков, раскрасневшийся от возбуждения. – Они, конечно, жаждут всеми фибрами свалить нас, как это уже им удалось однажды в 80-х, но на этот раз крупно просчитались. Расклад на мировом рынке нефти сейчас совсем иной. Не та структура производства, не те формы развития.

– А у нас? У нас-то почем себестоимость?! – вытянул шею Тучков.

– Где-то, в районе 22-23$. Но это в среднем и в зависимости от месторождений. Иногда да и ниже 15$. Но мы-то свою нефть все-таки продаем худо-бедно за 25-30$, а они задаром, да еще и приплачивают. Нам, конечно же, хотелось, чтобы цена на нашу нефть была побольше, ну, хотя бы в районе 40$, как и предусмотрено в бюджете, но спасибо, что хоть по такой цене торгуем. Но как я уже говорил ранее, с учетом последних реалий цена в 40$к сентябрю уже будет неактуальной. А пока надо просто переждать и пересидеть шторм, сидя на берегу.

– Что-то я не понял, – почесал лоб Николай Павлович. У них-то понятно, почему берут за эту цену, а вот почему берут у нас? Тем более, я слышал, что наша нефть не такая уж и качественная по сравнению с их нефтью.

– Слово «качественная» здесь не слишком уместно, – возразил ему министр, уже потерявший свою косноязычность. – Их «светлая» нефть более качественная по сравнению с нашей при производстве высокооктанового бензина и авиационного керосина. Но ведь это далеко не единственные ее производные. Подавляющую номенклатуру продукции, в основе которой лежит нефть, составляют: моторные масла, резина, полистиролы, парафины, пластмассы, краска, моющие средства и даже некоторые виды лекарств. Павел Викентьевич не даст соврать. Вот тут-то наша «тяжелая» нефть, как раз, и вне конкуренции. Ей Богу! И смех и грех. Один дурак разбазаривает налево и направо свое национальное достояние, а другой дурак, это я о Штатах, забивает им все свои хранилища под завязку. Оба радуются, как малые дети, что у нас сократился экспорт на 20%, а только ни те, ни другие так и не поняли, что действуют нам в угоду. Саудовцы, войдя в раж вселенской щедрости, распечатали все свои стратегические запасы нефти. По нашим данным, на конец июля у них в хранилищах находится всего лишь 11% от первоначальных запасов, но скоро не будет и их. И никто во всем белом свете не подскажет бедным арабам, что своими опрометчивыми действиями они разрушают свою и так некрепко стоящую на ногах страну. Они своей дармовой нефтью заполнили все мировые хранилища под завязку. Да так преуспели в этом деле, что покупатели уже отказываются от нее, невзирая на немыслимый дисконт. Они сами себя загнали в ловушку, подстроенную для нас. Сейчас у них вообще прекратятся все продажи из-за переизбытка предложения. На добычу, продажу в убыток, на фрахт и плату за хранения они очень сильно потратились. Настолько, что пришлось реквизировать имущество и средства более сотни шейхов. Как вы думаете, обобранные и обозленные принцы не станут ли главной движущей силой оппозиции? Это, во-первых. Кроме нефти они ничего производить не могут. Таков уж их менталитет: ну не в силах они работать руками и головой. После ажиотажа, как всем известно, неизбежно наступает спад. Сейчас произойдет то же самое. После перенасыщения рынка наступит период жуткой стагнации. Покупатели откажутся от приобретения дополнительных объемов нефти. Следовательно, нефтянка саудитов начнет работать вхолостую, ибо добычу нефти нельзя вот так просто взять и прекратить. Нефтяные качалки невозможно остановить, потому что если они остановятся, то вторичный их запуск потребует невероятных технологических и энергетических затрат. Они обречены продолжать работу, не то что ничего не получая взамен, но, даже и себе в убыток, причем довольно продолжительное время. А это тяжким бременем ложится на бюджет государства, к тому ведущего войну. Неуспешную войну, замечу вам. При отсутствии иных источников дохода, им придется резать все социальные программы, которыми они так всегда гордились. А все идет к тому, что спрос на «легкие» сорта нефти типа «дубай» продолжит свое стремительное падение по всему миру. Как я уже говорил, мир не держится на одних автомобилистах, ему еще до зарезу нужны промтовары, созданные на основе нефтепродуктов. Вот тут-то мы и появимся на сцене во всем белом – красивые и пушистые. Поэтому я не вижу ничего плохого от того, что мы не кинулись сломя голову продавать по дешевке свои богатства. Да, сейчас рынок просел, но он обязательно вернется к первоначальному положению. Мы впоследствии легко отыграемся за этот незначительный откат. Всем известно, чем сильней маятник отклонится влево, тем сильней он качнется потом вправо.

– А про Штаты? Вы там еще вскользь упомянули про их глупости. Можно осветить подробнее? – оживленно поинтересовался осмелевший Чегодайкин.

– Там свой водевиль разворачивается, – вновь разулыбался Новиков, – не менее захватывающий, чем на Ближнем Востоке. Они ведь тоже, как сумасшедшие ринулись скупать дешевую нефть, наплевав на предостережения еще кое-где оставшихся умных голов. А что получили в результате?

– Что?! – опять почти хором воскликнула аудитория, которая на сей раз уже распласталась у ног оратора.

– В результате, – поднял кверху указующий перст Александр Валентинович, – они сделали «контрольный выстрел» в голову своей сланцевой нефте и газодобыче, и без того закредитованной по самое не балуйся, рентабельность которой и так была около 60$ за баррель. Масла подлили в кипящий котелок собственные банкиры, испугавшиеся прекращения государственных дотаций сланцевикам, и тут же потребовавшие немедленного возврата ранее выданных кредитов нефтяникам. К настоящему моменту можно считать полностью разорившимися около 65% компаний по добыче сланцевой нефти. На грани банкротства находятся еще около 30%. Кое-как на плаву держатся еще 5%, но это благодаря тому, что они кроме разработки сланцев имеют еще и другие направления деятельности. Но беда не приходит одна. Затарившись до краев привозной нефтью, трейдеры не подумали о собственных производителях. Нефть собственного производства складировать оказалось банально некуда. Так что бравые парни из Техаса сидят без работы, выжидая, когда освободятся хранилища, но ждать им придется долго. И это еще не конец смешной истории, о том, как жадность сгубила фраера. Большинство нефтеперерабатывающих заводов США, были традиционно заточены на переработку «тяжелой» нефти с месторождений, расположенных в Венесуэле. В политическом угаре непризнания власти Мадуро, янки не нашли ничего лучшего для себя, как объявить эмбарго на поставку нефти из этой страны. Идентичную по составу нефть поставляют на мировой рынок еще только две страны: извечный «друг» Соединенных Штатов – Иран, которому, кстати, тоже объявлен бойкот, и не менее извечный враг – Россия. Нефтеперерабатывающие заводы резко начали снижать мощности. Вслед за ними начнут снижать производство и те отрасли, которые на этом завязаны. На прошлой неделе, представители американского бизнеса, связанного с переработкой нефти, через посредников уже зондировали почву по поводу негласных договоренностей о поставках для них нашей нефти. Вот такие пироги. Но и нашу нефть, если мы согласимся на поставки, им тоже пока негде складировать. Разве что, они арендуют у нас наши же терминалы. Во всяком случае, разговоры об этом носят кулуарный характер, а потому и не могут пока нами всерьез рассматриваться, ибо еще неизвестно, чем закончатся у них выборы в ноябре.

– И что же вы предлагаете, вместо того, чтобы подставить ногу зарвавшимся пиндосам, подставить им спасительное плечо? Из ваших слов я понял, что вы бы не прочь это сделать, – нахмурив брови, изумился Барышев.

– А почему бы и нет? – в свою очередь спросил Новиков.

– Ну, вы и даете Александр Валентинович?! – покачал укоризненно головой Афанасьев, а у Тучкова в глазах при этом зажглись нехорошие огоньки.

– Вы меня не правильно поняли, товарищи, – усмехнулся министр, видя первоначальную реакцию на свои слова. – Это ведь смотря как помогать…

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Верховный.

– Почему бы нам не взять и не выкупить весь объем добываемой в Венесуэле нефти? – хитренько, как дедушка Ленин прищурился из под очков Новиков. – Да и перепродать его Штатам на фьючерсном рынке. Рано или поздно, но хранилища освободятся. Цены на рынке сейчас более чем приемлемы. Мы можем, не привлекая частников, на государственном уровне, провернуть эту сделку. Тут мы не одного, а сразу трех зайцев убьем. Сохраним свои ресурсы нетронутыми, неплохо подзаработаем на спекуляции, да и венесуэльским товарищам заодно поможем расплатиться с нами за поставку военной техники живыми деньгами. Очень выгодно. Логистическое плечо короткое, а значит танкеры, как челноки будут туда и сюда сновать. Что может быть лучше, чем оказание помощи не в убыток себе? – задал он под конец риторический вопрос.

– А вы, хитрован, как я погляжу, – не то осуждающе, не то одобряюще заметил Афанасьев. – Дождитесь более внятных предложений со стороны янкесов, а потом доложите: как, что и почем. А мы покумекаем, как можно выжать максимум из этого обстоятельства.

– Непременно доложу. Мне мой пост нравится, и по своей воле я не хочу его терять, – откровенно признался он собравшимся.

– Вот и хорошо. Ладно. С нефтью мы разобрались. А что там у нас по поводу газа?

– По поводу газа ситуация почти такая же, как и с нефтью. Оба эти компонента взаимосвязаны. Все наши долгосрочные контракты, как в отношении Европы, так и в отношении Китая, имеют стоимостную привязку к нефти. Упала нефть – упала стоимость газа. Объемы экспорта нашего газа с начала кризиса не упали, так как значимых поставщиков газа на мировом рынке значительно меньше чем поставщиков нефти. Мы, Катар, Штаты, Норвегия и Алжир, вот собственно и все из более менее серьезных поставщиков. Еще месяц назад мы были вынуждены реализовывать свой газ по цене 120$ за 1000 кубометров, хотя при сверстке бюджета мы первоначально исходили из цены, как минимум в 170$. Правда, за исключением Белоруссии, которой мы поставляем газ по фиксированной в 127$. Не торговля, а чистой воды разорение. Да еще эти полтора миллиарда, проигранные в арбитраже польской PGNiG.

– Я в курсе, – кивнул утвердительно Верховный. – Мюллер прибегал ко мне плакаться на превратности судьбы. А под это дело пытался выклянчить смягчение налогового режима.

– А вы что ему сказали? – не удержался от природного любопытства жандарм.

– Я припомнил ему не только этот проигранный процесс. Но и те два с половиной миллиарда, что пришлось отдать Украине, вытащив их, по сути, из кармана рядового гражданина. А заодно пришлось напомнить ему стоимость Лахта-Центр, построенного в Петербурге и величину зарплат его топ-менеджеров, включая его собственную.

– И что? – не унималась «кровавая гэбня».

– В течение года он обязался возместить финансовые потери государства в результате проигранных процессов, из фондов корпорации, сберегаемых на крайний случай. И не заключать больше контрактов, где в качестве арбитража фигурировали бы европейские ангажированные суды.

– О, как! – не смог скрыть удивления Николай Павлович. – И откуда же у государственной корпорации господина Мюллера четыре лярда зелени набралось?! Что это за фонды такие?! И почему об этом не знает до сих пор налоговая инспекция?!

– Сие есть тайна превеликая! – торжественно провозгласил Валерий Васильевич. – Но ты его пока не трогай! А то, знаю я тебя, держиморду! Пусть сначала с долгами расплатится. А уж потом мы всерьез возьмемся за прощупывание его вымени.

– Трогать не трогай, а глаз с него нельзя спускать, – буркнул Тучков. – Извините за невольное отступление, Александр Валентинович, так что вы там дальше хотели сказать? – обратился он к слегка побледневшему Новикову.

– Я хотел сказать, что, в общем, дело приняло бы нежелательный оборот, если бы не спасительное эмбарго. Оно спасло нас от вынужденного демпинга. Так что мы сейчас по трубам качаем газ только в Китай и Турцию. Ну и ладно. Долго эта ситуация продлиться не может. Как я уже заметил выше, санкционный режим неизбежно подхлестнет цены на газ в ближайшее время. К тому же зима не за горами. А у нас появилось время, и освободились мощности для внутренней газификации. Зато вот Украина уже взвыла не по-детски, потому как объявленное ЕС эмбарго автоматически прекратило, так называемый «реверс». Они сейчас будут входить в отопительный сезон с почти пустыми хранилищами, так как обычно они их заполняют в летний период, когда цена на газ проседает. А тут и проседать нечему: трубы сухие. Да и Европа хороша мастерица стрелять по своим ногам. Тоже, небось, думает, что зима в этом году не настанет. Так что, и с этой стороны я не вижу большой опасности для нас.

– А с какой стороны видите? – бесцеремонно влез Тучков.

– Как я уже сказал выше, главная опасность для нас состоит в упрямстве Европы, во что бы то ни стало осуществить декарбонизацию. «Зеленые» и оголтелые леваки, в последнее время заглушили трезвые голоса, поэтому я не исключаю, что они возьмут, так или иначе, власть в свои руки, по крайней мере, в ведущих странах континента: Германии, Франции и Италии. И не исключено, что к заявленному 2035-му году они своего добьются и откажутся от угля, нефти, газа и атома. С некоторым исключением, конечно. Во Франции слишком сильно атомное лобби, несмотря ни на что, а Германия, уже отказавшаяся от мирного атома, вряд ли настолько поглупеет, чтобы еще отказаться и от трубопроводного газа. Поэтому все эти пляски с бубном вокруг проекта «Северного потока-2» я расцениваю никак иначе, чем проявление ритуального единства с США. Бюргеры понимают, что без относительно дешевого трубопроводного газа из России, их продукция на мировом рынке не выдержит ценовой конкуренции с теперь уже технически развитым Востоком. Вот увидите, сейчас они начнут изощряться в изобретении способов обойти собственное эмбарго. Бог им в помощь, а мы подождем, когда давление газа в их хранилищах достигнет критически низкой отметки.

– Я надеюсь, что ваш оптимистичный прогноз воплотится в реальность. Ну а в общем плане, как у нас обстоят дела, включая и электроэнергетику?

– На фоне пандемического и связанного с ним экономического безумия, наши «голубые фишки» изрядно просели на мировых биржах. И я вижу немалую в этом выгоду.

– Хотите поиграть в «медведя»19 на мировых биржевых площадках? – Схватил мысль на лету Кириллов.

– Да, – не стал отпираться Новиков. – Это нам уже однажды удалось в 2014 году. Думаю, что удастся и сейчас. А тут давеча переговорил с новым руководителем «Сбербанка» – Юлием Эдуардовичем. У него еще такая характерная фамилия для банкира. Однако мужик толковый и мне кажется, что на своем месте.

Афанасьев молча кивнул, а Рудов не удержался от улыбки и вставил:

– Как же, как же! Знаем-с такового. Наш с Валерием Василевичем протеже.

– Да, так вот, – продолжил министр. – Пользуясь тем, что у него сейчас на руках образовалась кругленькая сумма за счет резкого притока со стороны граждан и юрлиц, я предложил ему выкупить подешевевшие акции нашего ТЭКа. Этим он сослужит сразу две услуги. Во-первых, укрепит положение своего банка, опираясь на реальные активы, а во-вторых, снизит вес и влияние зарубежных акционеров, вольготно чувствующих себя на нашем внутреннем рынке. Да и валюты будет меньше уходить из страны.

– И что он ответил на ваше предложение? – спросил Афанасьев.

– Он не просто ответил, но и горячо одобрил мое предложение. Мало того. Он успешно успел проделать эту операцию через своих «дочек» за рубежом и подставных фирм, дабы не возбуждать ненужного ажиотажа.

– Вот как?! – сделал удивленное лицо диктатор. – А я и не знал! Ну и хват этот наш Юлий Эдуардович!

– А я знал, – подал голос со своего места Глазырев. – Мы с ним разговаривали на эту тему сразу после его и моего назначений. И я уже тогда предупреждал его, что может сложиться такая благоприятная ситуация на рынке. Впрочем, как вы все помните, он уже проделал нечто подобное в своем банке, турнув оттуда американские пенсионные фонды.

– И он вас уведомил о планах по скупке рухнувших акций? – спросил Афанасьев.

– Не только уведомил, но еще и взял взаймы у Центробанка изрядную сумму.

– А когда обещал отдать? – ревниво поинтересовался Тучков, который буквально во всем искал подвох.

– Не волнуйтесь, Николай Павлович, этот отдаст. Ему, в отличие от его предшественника, я почему-то, верю, – махнул рукой Валерий Васильевич, как бы подводя итого начавшейся было дискуссии.

– Да, – резюмировал Новиков, тоже не сомневавшийся в деловой порядочности нового руководителя крупнейшего банка страны, – портфель активов «Сбербанка» существенно вырос за последние две недели. Его бывшие акционеры, наверняка, уже грызут локти, что сбросили свои акции после ареста Совета Директоров. И я не удивлюсь, если после завершения кризиса, а он рано или поздно завершится, вдруг окажется, что наш всеми любимый банк войдет в топ-лист крупнейших банков мира.

IV.

– Ладно, Александр Валентинович, – покряхтел в кресле диктатор, – хоть вы и порядком вначале напугали и ошарашили непонятной для таких заскорузлых людей, как мы, специфической терминологией, в целом ваш доклад не выглядит столь уж пессимистическим. Во всяком случае, свет в конце тоннеля явно у вас просматривается. И это не огни встречного поезда, как любил шутить один талантливый сатирик, но скверный гражданин по фамилии Жавнецкий. Кстати, Павел Викентьевич, вы не в курсе, он еще не болел ковидом?

– Признаться, не знаю, – развел тот руками. – Сейчас многие болеют. Не уследишь тут за всеми. А что?

– Ничего. Просто слишком много вони от него в последнее время. Ей Богу, крыса! Где жрет, там и гадит!

При этом Верховный очень выразительно посмотрел в глаза Николая Павловича. Тот едва заметно и медленно, как кошка, прикрыл веки. Впрочем, никто из присутствующих не заметил этого немого диалога. Почти никто.

– У нас же на повестке дня осталось только заслушать товарища Глазырева, – шмыгнул носом Афанасьев, разминая спину, изрядно затекшую в процессе заслушивания речей.

– Позвольте, а как же я?! – воскликнула, чуть обиженным голосом, Хазарова. – Разве меня вы не хотите заслушать?

– Слушать вас, дорогая Мария Владимировна, все равно, что припасть пересохшими губами к роднику в жаркий полдень! – подольстился пожилой генерал. – Но разве я, когда приглашал вас на это совещание, что-нибудь говорил о вашем предстоящем докладе? – в свою очередь сделал вид, что удивился Верховный. – Насколько я в курсе, у вас на завтра назначен очередной брифинг для представителей зарубежных стран. И главной темой его непременно будет обсуждение очередного «убийственного» пакета санкций. Вот я и хотел, чтобы к завтрашней битве вы были во всеоружии. Поэтому заслушаем мы вас послезавтра, когда еще раз соберемся здесь. А после брифинга может быть, у вас появятся еще какие-нибудь нетривиальные мысли.

– Хорошо, Валерий Васильевич, – не стала возражать умная женщина.

– А мы, давайте, заслушаем сейчас нашего Сергея Юрьевича. Прошу вас, начинайте, – сделал он приглашающий жест, в сторону министра и банкира в одном лице.

Глазырев, обладая хорошей профессиональной памятью на цифры, не стал раскладывать на столе никакие бумаги, хоть принес с собой целый портфель. Сложив руки на столе и опираясь о них, он начал свою речь напористо и без предисловий.

– Товарищи, – начал он пафосно, – давайте будем честными сами с собой. Отбросим ложную учтивость и скажем прямо, что зарубежье в лице Европы, Штатов и примкнувших к ним Японии, Австралии и Канады никакие нам не партнеры. Более того, это враги на манер коллективного Гитлера, жаждущие любыми средствами уничтожить нас, как в прямом, так и в переносном смысле. Единственное их отличие от бесноватого фюрера, что они более осторожны в словах, но методы их берут свои начала оттуда. Поэтому все их разговоры о якобы защите демократии, прав и свобод, с применением санкций к тем, кто не вписывается в их понимание мироустройства во главе с пресловутым «золотым миллиардом», всего лишь подготовка к решительному и окончательному броску в нашу сторону. Я, человек сугубо гражданский, не военный и не дипломат, поэтому не разбираюсь во всех ваших тонкостях. Но со своей колокольни экономиста не могу не расценивать действия наших визави по отключению России от SWIFT, ограничению расплат общемировыми валютами, рестрикций в отношении наших банков, товарно-сырьевого эмбарго, иначе как casus belli. Это война товарищи. Пока еще не ядерная. Но в любой момент угрожающая вспыхнуть по-настоящему, ибо у наших врагов в заднем месте уже давно подгорает. Они, ослепленные своим высокомерием, наивно полагают с помощью победоносной войны решить все свои проблемы, появившиеся вследствие некомпетентного правления, а заодно пограбить то, что еще осталось, потому что кроме России все уже давно подчистую разграблено.

Пушки, выкаченные из арсеналов, еще молчат, но деньги уже стреляют. Что мы можем сделать в данной ситуации? Ведь не секрет, что ответить зеркальным образом мы не сможем в силу своего незначительного экономического влияния на мировые процессы. Поэтому нам не следует пороть горячку и угрожать применением симметричных мер к нашим противникам, как это делало прежнее правительство, навлекая на себя только насмешки со стороны экономических гигантов. У нас уже укоренилась привычка делать вид, что санкции никак нам не мешают развивать свою экономику. И вследствие этого всегда было под запретом даже думать о том, как реагировать на все эти выпады. А нужно просто успокоиться и с холодной головой сесть, глубоко вдохнуть в себя воздух и подумать, а нельзя ли действия противника обернуть против него же, затратив при этом минимум средств и усилий? Итак, что можно предложить в первую очередь из оборонительных средств? Нас отключили от SWIFT. Отлично. У нас имеется свой, уже хорошо себя зарекомендовавший с 2018-го года аналог под названием «Система Передачи Финансовых Сообщений». И уже с октября 2019 года началось постепенное и не афишируемое особо соединение платежных систем трех крупнейших промышленно-финансовых систем евразийского континента – России, Индии и Китая. С Индией вообще все прекрасно. Там СПФС внедряется напрямую. Китай, как всегда пошел своим путем, создавая связку нашей СПФС с местной системой CIPS. Его тоже можно понять в какой-то мере. Уходя от англосаксонской зависимости, ему не хотелось бы попадать в нашу. Иран, находящийся под санкциями уже несколько десятков лет и тоже отключенный от SWIFT, в конце 2019 года изъявил желание присоединиться к нашей системе. И уже к началу нынешнего года нами были совместно проведены регламентные работы по сопряжению связи между СПФС и иранской системой SEPAM, что позволяет работать России в обход SWIFT со всеми странами, работающими с SEPAM. По итогам первой половины 2020 года доля СПФС во внутрироссийском трафике уже составила 27,6 % от общего числа операций. В настоящий момент, 23 иностранных банка подключились к СПФС. Да, немного, но это только пока. На начальном этапе все экономические процессы развиваются малозаметными темпами. А когда набирают критическую массу, то изменения нарастают, словно снежная лавина. Еще месяц назад, когда я только вступил в свои должности, начальник Управления департамента национальной платёжной системы Банка России товарищ Барашкин Семен Ильич объявил о том, что к СПФС подключились все банки Белоруссии. Кроме этого он уведомил, что к СПФС уже подключилось более 38 участников из двенадцати стран. В том числе банки Турции, Японии, Вьетнама и Таиланда, а также Таджикистана, Кубы, Венесуэлы и Никарагуа. А еще ЦБ России, при моем непосредственном участии, реализовал возможность организации на площадках любых иностранных ЦБ или дочерних компаний шлюза для обеспечения взаимодействия» между СПФС и локальной системой передачи финансовых сообщений. Мало того, тенденция к расширению нарастает. Многие страны, которым надоел диктат заокеанского «дядюшки» с интересом наблюдают за разворачивающейся борьбой платежных систем и не прочь опробовать нашу на своих площадках. Это, конечно, еще не бунт на корабле, но уже заметное брожение умов.

– Я затрагивала эту тему со своим китайским коллегой Ван Сю на прошлой неделе, когда он был у нас с визитом. И в ходе переговоров мы договорились об активизации расширения использования СПФС в расчетах между нами. Прошу прощения, что перебила докладчика, – не утерпела Хазарова, чтобы не вставить свои 5 копеек.

– Да, – согласился Глазырев, – меня привлекали к этой беседе на одном из этапов переговоров. А я продолжу, с вашего позволения. Исходя из этой данности, мы еще до объявления нам тотальных санкций планировали довести долю СПФС в рамках внутрироссийского трафика к 2024 году до 50%. Теперь думаю, что нужно форсировать этот процесс и довести его долю до 100% к концу нынешнего года. Таким образом, проблема нашего отключения от SWIFT нами успешно купирована и уже не носит критического характера, хоть и создает временные неудобства. Но я предлагаю пойти дальше и подложить нашим врагам завернутую в сахар горькую пилюлю.