Хроники Чёрной Земли бесплатное чтение

1. Мер-Нефер. 63 дня до разлива. Вечерние разговоры

– …и вот, занавеска моя колыхнулась, а была же полная луна, всё видно. И он вошёл. Молча вошёл, не поклонился. Прошёл в дом и сел на корточки за стол напротив меня. А мы в честь праздника гуся запекли, так он отломил здоровенный кусок… вот такой, – старый Хеви развёл ладони, показывая, какого размера кусок оторвал гость от гуся, – и долго молча жевал его…

– А голова? Голова была у него шакалья? – присутствующие повернулись в сторону говорившего.

Хеви повернулся вслед за всеми и недоумённо уставился на вопрошающего:

– Ну а как, по-твоему, я его узнал?

Он протянул руку, взял с низко стоящего столика засушенную рыбину и разломив её пополам, передал один кусок соседу справа, а другой стал задумчиво пережёвывать.

Слушатели терпеливо ждали, когда он продолжит рассказ, пока самый беспокойный снова не выдержал:

– Ну и что? Договорился ты с ним о хорошем месте в Дуате¹?

Хеви дожевал свой кусок, затем достал длинную толстую кость и принялся ковырять ей в зубах.

– Эх… – сказал он негромко. – Зубы-то уж не молодые, – и, кряхтя, стал подниматься. – Домой пора, – пояснил он. – Поздно уж.

Соседи провожали его укоризненными взглядами. Уже в дверях, отодвинув тростниковую циновку с начертанными на ней ликами богов и демонов, Хеви повернулся и сказал:

– Нет, не договорился. Инпу²сказал, что он только похоронные вопросы решает. Чтоб нужный бог или человек пришёл на погребение, это он устроит. А насчёт жизни в Дуате – это не к нему.

– А к кому же? – спросил немолодой мужчина с гладко выбритой головой и узенькой бородкой, собранной в клинышек, как у чиновников.

– Джехути³, говорит, по таким делам, – ответил Хеви, после чего повернулся и на этот раз скрылся за занавеской.

Шере лежал на крыше, рядом с открытой комнатой старшей сестры, которая уже спала, отвернувшись к стене. За происходящим внизу он следил через отдушину в стене под потолком. Правой ногой Шере зацепился за деревянную рейку, отбивавшую кромку невысокого парапета в передней части крыши и почти наполовину свесился вниз, чтобы видеть и слышать всё происходящее.

По окончании полевых работ наступил спокойный шему⁴и дел было немного – по утрам отец с братом ходили на обязательные работы в храм, но к полудню возвращались и, сделав несложные домашние дела, отдыхали – Хеси уходил побродить с друзьями по окрестностям, а немолодойуже Саф растягивался на земле под раскидистым сикомором и дремал там до вечера, перекатываясь вслед за тенью от широкой лапы дерева. Раз в два-три дня кто-нибудь из семьи ходил в херет-нечер⁵за рекой – прибраться и отнести туда новые поделки, воду.

Посреди межсезонья, когда работы у земледельцев было мало, херет-нечер становился очень оживлённым местом. Туда-сюда сновали между могилами жрецы и местные чародеи, которые давали советы, а иногда и руководили устройством гробниц и часовен. Жители Мер-Нефера проводили у своих гробниц и у гробниц родственников много времени – в первых они устраивали жизненные пространства для своих Ка⁶, каждый в меру своих возможностей, во вторых помогали Ка близких процветать в их небольших мирах⁷. Все знали, что Ка существует до тех пор, пока жива память о человеке. Поэтому часовня требовала особенного ухода и внимания.

Семья Шере не имела возможностей для возведения больших гробниц. На всю семью у них была одна. В ней были заготовлены места для старших членов семьи – отца с матерью, для их же Ка была обустроена небольшая часовня в крохотном дворике при гробнице. Шере любил ходить сюда вместе со всеми: было очень радостно трудиться на будущее благо родителей и наблюдать, как улучшают свои жилища соседи. Такая работа воодушевляла и дарила хорошее настроение – ведь чем больше делалось сейчас, тем лучше жизнь будет у Ка родителей, когда они отправятся в страну мёртвых, лежащую в западной пустыне.

Шере знал, что когда придёт время, его дети будут трудиться над строительством уже его мира в одной из систем загробного бытия.

Этим жители Мер-Нефера занимались днём. А по вечерам, когда спадала жара, а недоделанные дела оставляли на завтра, они собирались в своих двориках и обсуждали новости, делились воспоминаниями, рассказывали истории про богов. Соседи Сафа и Иринефер тоже один за другим подтягивались к их дому, чтобы вспомнить прошлое и поделиться мыслями о будущем.

Шере обожал слушать их байки, а собравшиеся любили их рассказывать – наперебой следовали они одна за другой. Часто истории повторялись, ещё чаще были смесью рассказов из предыдущих вечеров, но все соседи, внимая рассказчику, дружно кивали и только изредка кто-то позволял себе усомниться в правдивости услышанного.

До прошлого разлива для Шере со сменой сезона мало что менялось – в силу возраста (он всего только в восьмой раз готовился увидеть Красный Хапи⁸, а отчётливо помнил последние три,) он ещё не мог работать в поле и его обязанностью круглый год была помощь матери и сестре по хозяйству. Но вечера, наполненные болтовнёй соседей, начинавшиеся после сбора урожая и продолжающиеся до разлива, он любил. Ему нравилось наблюдать за выражениями лиц собравшихся – и тех, кто болтал, и тех, кто слушал. На сами посиделки отец его не пускал, отправляя спать, но Шере нашёл выход: пристроившись ночевать в трёхстенной комнате сестры на кровле, он видел и слышал происходящее внизу не хуже, а бывало, что и лучше, чем участники.

В прошлом году во время разлива отец впервые взял Шере помогать себе и брату в поле – мальчик с помощью высокого шадуфа поднимал из канала бадьи с водой и наполнял ею специальные сосуды с удобными ручками для переноски. Саф и Хеси носили эти сосуды по участку и выливали воду, перемешанную с илом, на почву. Но по окончании разлива Шере снова вернулся к обычной работе с женщинами. Кроме того, в его обязанности входило каждый день приносить по бадье речной воды, чтобы поливать сикомор. Ещё по паре бадей приносили отец с братом. Благодаря этому сикомор рос и своей развесистой кроной давал обширную тень на участке. До ближайшего ахета⁹, когда Шере предстояло вновь участвовать в полевых работах, оставалось ещё месяца три.

Поле Сафа находилось на самом краю земельных угодий. Сразу за ним была полоска бесплодной земли, потрескавшейся от жары и ветра, а в тысяче шагов на восток – оазис, отделявший пригодную для жизни местность от обширной восточной пустыни. Оазис этот многие дни пути¹⁰тянулся с севера на юг вдоль земельных угодий, то отдаляясь от них, то снова приближаясь почти вплотную.

Внизу, у самой Великой реки и сразу за береговой дамбой, простирались земли пер’о¹¹и храма. Они террасами тянулись вверх две тысячи локтей¹². Затем шли земли местных чиновников, которые занимали ещё тысячу. И только за ними начинались участки простых крестьян. Канал, наполнявшийся водой во время разлива, был на двадцать пять локтейниже поля Сафа и даже в лучшие годы вода не доходила до поля Сафа на десяток локтей. Поднимать воду помогал шадуф с камнем, привязанным в качестве противовеса на длиннющую жердь, сделанную из обтёсанного ствола пальмы. С помощью такой конструкции поднимать наполненную водой и илом бадью было не трудно. Тяжелее было опускать пустую посудину в воду, борясь с сопротивлением противовеса. Кроме того, несколько раз в день приходилось спускаться к каналу и длинным шестом взбалтывать воду, поднимая со дна оседающий ил, который и являлся главной ценностью. Саф ругал сына, если вода в бадье была прозрачной. Уже после нескольких дней работы Шере стал с завистью смотреть на работников но́мовых и храмовых полей, заливавшихся водой поднявшегося Хапи без их участия. Мальчик не знал, что это мерет¹³, и после работы на нижних полях эти люди, получившие землю в обмен на труд, поднимались вверх, чтобы работать ещё и на своих.

При воспоминании о тяжёлой прошлогодней работе, Шере почти физически ощутил боль в мышцах и Ка сказал ему, что не зря он теперь каждый день тренируется, поднимая камни, сложенные кучкой в углу сада для каких-то будущих нужд.

Тем временем разговор внизу продолжался.

– А почему старый Уирсет больше не приходит? – спросил один из гостей.

– Его Ка всё реже возвращается к нему, – ответил Саф. – Похоже, что боги вот-вот заберут его в Дуат…

– Боги? – спросил Дефатсен, их сосед справа, пользовавшийся большим уважением из-за преклонного возраста. – Боги среди нас появляются нечасто. Это и понятно, – объяснял он, – ведь нас много, а богов куда меньше, и приходят они только к самым почтенным из нас… хотя я тоже в молодости был знаком с одним богом, – старик не удержался от того, чтобы прихвастнуть. – Он приходил ко мне, когда жена разбушуется. Запирался с ней в доме, о чём-то толковал, а когда уходил, она была тихая как озеро без ветра…

– Это что же за бог такой, который жён урезонивает? – спросил мужчина, имени которого Шере не знал.

– А? – переспросил Дефатсен. – Что за бог? Такой толстый языкастый карлик, Безой¹⁴звался. Всё шутил…

– И часто он приходил? – настаивал любопытный.

– Да как разойдётся моя Мерерт, так каждый раз и приходил, – терпеливо объяснил Дефатсен. – Она ведь, хоть и Мерерт¹⁵была, но сварливая… – старик посмотрел в сторону запада. – Как ей там сейчас?

В его голосе послышалась тоска. После паузы Дефатсен продолжил:

– Но я же не об этом… – он прижал руку к груди и обвёл взглядом присутствующих. – Кемтян много, а богов-то мало, – повторил он ещё раз. – А вот упокоившихся намного больше, чем беспокойных¹⁶. Ведь люди уходят и уходят в страну Хентиаменти¹⁷, разлив за разливом и многие сотни разливов. Их набралось в Дуате уже очень много… А разве часто мы видим упокойников?

– Нет, нечасто, – сказал Эйдефа, сидящий напротив, – но всё-таки чаще богов. Вот мой хенмес¹⁸рассказывал…

Все присутствующие немедленно повернулись к нему, а Шере, который обожал слушать рассказы о мёртвых, замер и даже дышать почти перестал, чтобы не пропустить ни слова.

Эйдефа насладился тишиной и начал:

– Сейчас-то он богатырь, молодого бычка на плечи взваливает. А тогда был ещё мальчиком. Как младший твой, – повернулся он в сторону Сафа.

– Младшему восемь, – сказал Саф, кивнув головой.

– Вот-вот, – подтвердил Эйдефа. – И Бухаа тогда было столько же. Или помладше…

– Постой, – перебил его один из присутствующих. – Это тот Бухаа, которого я видел у тебя после жатвы? Этот молодой крепыш?

Все зашикали в его сторону, а Эйдефа кивнул:

– У меня один хенмес. Сестра только девочек рожает! Сколько раз муж её бил за это – не помогает! Как первенца принесла, так потом одни девицы…

– Так что он рассказывает, твой Бухаа? – не выдержал кто-то.

Эйдефа посмотрел на говорящего тяжёлым взглядом и обратился к Дефатсену:

– Передай мне вон то блюдо с виноградом, мой друг…

И неодобрительно кивнул в сторону, откуда раздался вопрос:

– Какая нетерпеливая молодёжь нынче! Меня старики учили молча ждать. И сестру мою учили так же. Суетливое выспрашивание силу высасывает из сердца. И когда будет его взвешивать Джехути на суде в Зале Истины¹⁹, этот вопрос, возможно закроет тебе путь в тростниковые поля Иалу²⁰.

Любопытный надулся и сидел молча, рассматривая босые ноги.

Эйдефа помолчал ещё, глядя на него, и продолжил:

– У Бухаа есть такая особенность – он смотрит на человека и знает, что ему срок пришёл, – слушатели многозначительно переглянулись и закивали головами. – И вот однажды к его отцу Хевипанехси, а всем известно, что Хевипанехси делает хорошие лодки из папируса, такие хорошие, что можно плыть хоть через пороги… так вот, к нему пришёл человек и сказал, что ему нужна как раз такая – чтобы плыть в Та-Сети²¹…

– А зачем же ему в Та-Сети-то? – озадаченно спросил Саф.

– Кто уходит на чужбину, отдаёт себя в руки врага, – сказал Дефатсен. – Наши боги там не помогают, а их – только вредят.

– Не знаю уж, зачем ему за пороги, – ответил Эйдефа. – А только не успел Хевипанехси ответить, как почувствовал, что Бухаа тянет его куда-то за передник, да так сильно, что едва не обнажил естество перед гостем. Хевипанехси рассердился и дал по рукам сыну, а тот посмотрел на него да и убежал в дом. Тогда Хевипанехси подумал, что тут что-то есть и пошёл вслед за сыном, не дав ответа пришедшему. В доме-то Бухаа и сказал ему, что заказчику жить осталось до завтра или, может, послезавтра. Хевипанехси мигом смекнул, что можно взять заказ, получить деньги в оплату и ничего не делать и, радостный, вернулся во двор. Договорился, взял полдебена²²серебра задатка, а когда заказчик вышел, тут же забыл о нём.

Слушатели одобрительно закивали. Кто-то сказал невнятно, пережёвывая пресную лепёшку:

– Полдебена – неплохая цена и за всю лодку. Как это он так сумел договориться?

– Ну этого я не знаю, – отмахнулся Эйдефа. – Он взял деньги и всё. Стал заниматься своими делами. И совсем забыл про то, что надо делать лодку – ведь лодку делать дней десять, и заказчик к тому времени должен был умереть. Но в следующую луну, откуда ни возьмись, явился этот куи²³и стал требовать свою лодку. Хевипанехси растерялся и начал нести какие-то небылицы, а тот молча выслушал и сказал, что через три дня придёт за лодкой, и если лодки не будет, то он вместо лодки заберёт Бухаа.

Опустилась тишина. Дело приобрело какой-то мрачноватый оборот. Дочерей за долги, случалось, забирали. А вот о взыскании долга наследниками слухов не было. Забрать наследника означало получить право на всё имущество должника после его смерти.

Шере стало немного страшно – а ну как и его придёт забирать какой-нибудь таинственный чужак. Заберёт и унесёт с собой. Он огляделся. Кафи, как ни в чём ни бывало, спала, раскинувшись на постели и знать не знала, какая страшная опасность нависла над её младшим братом. Шере моментально расхотел слушать эти ужасы и пополз по крыше поближе к сестре.

Но звук снизу распространялся хорошо. После небольшой паузы кто-то из слушателей спросил:

– Ну и как же он выпутался?

– Хевипанехси сообразил, что тут что-то не так. Бухаа ни разу так не ошибался. Поэтому через три дня он позвал к себе их местного хекаи²⁴. А колдун тот лет двадцать назад служил в Унуте²⁵в храме…

– В храме Джехути? – услышал Шере голос отца. И в голосе этом Шере услышал не только любопытство, но и странное напряжение.

Эйдефа что-то буркнул в ответ и продолжил:

– Ну и вот… когда незнакомец явился за заказом, колдун встал напротив и стал читать свои хекау²⁶, а тот глянул на него и говорит: «Иди вон!»

Все засмеялись, а Эйдефа, словно не заметив этого, сказал:

– И хекаи, сгорбившись, ушёл вон. Оказалось, что сила незнакомца намного превосходила его силу.

– И что же? – тихо спросил кто-то. – Ведь Бухаа сейчас живёт с отцом, ты сам говорил. Чем он расплатился?

– Он отдал этому сильному незнакомцу свою собственную лодку, а за просрочку добавил дочь. И незнакомец положил лодку на плечо и ушёл, никого не тронув. А через пять лун дочь привезли домой.

– Он отпустил её?

– Он разбился о пороги Хапи, и его хат²⁷остался лежать на дне. А девочку подобрали местные и отправили домой на торговых лодках.

В нижней комнате раздалось ворчание. Шере снова стало интересно, он прислушался и опять подполз к отдушине. Собравшиеся обсуждали столь страшную смерть – ведь утратив тело, невозможно попасть в Дуат, если только…

– …если заранее не освободить Ба²⁸, – сказал кто-то, но в общем гвалте его не услышали.

– А при чём тут отошедшие? – наконец, спросил кто-то из соседей. – Ты начал с того, что хенмес тебе рассказывал о встрече с упокоившимися…

Эйдефа ворчливо продолжил:

– Так вы же слова не даёте сказать! Всё время перебиваете, что-то обсуждаете между собой, спорите… Упокоившиеся тут вот при чём. – Эйдефа замолчал, строго посмотрел на собравшихся, и только удостоверившись, что все молчат, продолжил. – С тех пор уже десять лет каждую луну! – он многозначительно поднял палец вверх, оглядел присутствующих и повторил: – Каждую луну этот заказчик приходит в дом Хевипанехси и требует от него и его дочери за те полдебена, что он дал, выловить его из реки и похоронить как подобает жене и тестю… И иногда даже бьёт их!

Снизу послышался удивлённый гул.

– И что прямо каждый месяц приходит? – послышался вопрос.

– Да, – твёрдо сказал Эйдефа. – Каждую луну.

– В своём теле? Или только Ка? – продолжил уточнять кто-то настойчивый.

– Вот этого не знаю, – развёл руками Эйдефа.– Сам не видел, сочинять не стану.

– Не может быть, чтобы Ка, – сказал кто-то в гуще слушателей. – Вот если…

Но тут всеобщее внимание снова переключилось на Эйдефу, который задумчиво произнёс:

– Хекаи тот говорит, что он упокойником был уж когда его гнал… Из живых, де, никто такой силы иметь не мог, чтоб его ослушаться… А потом кто-то сказал, что на базаре точно в те дни зарезали чужестранца, а тело выбросили в Хапи… вот такая история, – и Эйдефа снова обвёл всех взглядом, пытаясь угадать, произвёл ли его рассказ впечатление.

Раздался гул. Гости обсуждали таинственное совпадение – ведь тело-то в итоге так и оказалось в реке, разве что за многие дни пути от места убийства. Эйдефа был очень доволен произведённым эффектом и достав специальный скребок, стал почёсывать им свою обритую голову.

Шере был поражён. Он уже не раз слышал, что если после смерти человека Ка не обеспечить надёжного пристанища и не кормить, то двойник может начать мстить тем, кого он считает в этом виновными. Но он впервые услышал о действительном случае такой кары. Это так впечатлило его, что он не сдержался и, желая принять участие в общем обсуждении, выкрикнул:

– А дочь-то хоть вышла замуж потом?

Эйдефа, как и остальные, вскинул глаза наверх и, увидев в отдушине всклокоченную голову Шере, вскрикнул:

– Саф, что за рыжий птенец у тебя на крыше чирикает?!

Саф свёл брови, и Шере мгновенно скрылся из вида. У него, действительно, были огненно-рыжие волосы, которых отродясь не видали в Та-Кемте²⁹, и это всегда привлекало к нему повышенное внимание.

Эйдефа же, как ни в чём не бывало, ответил:

– Никто не берёт девку. Говорят – порченая она, мертвецу отдана в жёны. Пока не похоронят, не считается харт³⁰.

– Сколько ж ей сейчас? – донёсся до Шере вопрос.

– Шестнадцать минуло, – сказал Эйдефа. – Младших дочек уже разобрали, а эта… ну никому не нужна.

– Да в шестнадцать-то уже и не пристроишь… – сказал Дефатсен. – Не царевна, чай…

– Дааа… – протянул кто-то, вторя ему.

– А вот как быть в таком случае… – начал кто-то новый. – Сестра моя жалуется, что Ка её сынишки, ну того, который утонул восемь лет назад, всё реже и реже приходит говорить с ней³¹, – говоривший немного помолчал и продолжил торжественным голосом: – Даже в часовне! Даже в часовне появляется словно в тумане. Сестра боится, что его Ка заблудился…

– Такое случается, – авторитетно ответил всё тот же Эйдефа. – Потерявшиеся Ка упокойных приходят либо к дому, где жили, либо в храм. Раз дома нет, то нужно в храме поискать…

В это время на крышу поднялся Саф, шикнул на сына и согнал с крыши, приказав немедленно отправляться спать. Шере покорно спустился вниз по деревянной лестнице и отправился в угол сада, где лежала отцовская циновка. Сегодня он решил лечь здесь, а отец не возражал.

1 – Дуат (dwȝt) – место посмертного существования человека. В древнеегипетском языке это слово женского рода, но из-за грамматических особенностей русского языка в нашем повествовании мы будем склонять его как слово мужского рода.

2 – Инпу (inpw) – Анубис, бог погребальных ритуалов в Древнем Египте.

3 – Джехути (ḏḥwty) – Тот, бог Луны, мудрости и знаний в Древнем Египте. Покровитель писцов, создатель письменности. Присутствовал на суде мёртвых Осириса, воплощение беспристрастности и справедливости.

4 – Шему (Šmw) – египетский сельскохозяйственный год делился на три сезона. Шему – сезон засухи.

5 – Херет-нечер (город мёртвых) – здесь кладбище и отдельная могила на кладбище.

6 – Ка (kȝ) – одна из жизненных оболочек человека, его двойник.

7 – Согласно верованиям египтян, Ка после смерти физического тела входил в часовню при гробнице и мир, где предстояло ему обитать, зависел от убранства этой часовни.

8 – Хапи (ḥꜥpj) – Нил, а также божество Нила. Перед разливом вода Нила делалась красной.

9 – Ахет – сезон половодья. Третий сезон, сезон всходов, назывался перет.

10 – День пути – мера длины в Древнем Египте, равная 28725 метров.

11 – Пер’о ( pr ꜥꜣ) – фараон.

12 – Около одного километра, один локоть составлял примерно 52 сантиметра.

13 – Мерет (mrt) – работники по найму за право пользоваться землёй.

14 – Безы – семейство древнеегипетских божеств, хранители домашнего очага, нечто, вроде славянских домовых. Изображались в виде усмехающегося уродливого карлика с длинным высунутым языком и короткими толстыми ногами.

15 – Мерерт (Mrrt) – любящая.

16 – То есть живых.

17 – Хентиаменти – владыка Запада, божество, управляющее царством мёртвых. Ассоциировался с Анубисом, Осирисом и Упуатом. Страна Хентиаменти – царство мёртвых.

18 – Хенмес – племянник по линии сестры. Эта родственная связь считалась одной из самых важных наряду со связями между родителями и детьми.

19 – Зал Истины – место посмертного суда, где умерший представал перед 42 судьями, здесь его сердце кладётся на одну чашу весов, а на другой лежит белое перо от тела Маат. Если сердце оказывалось легче пера, то умерший признавался праведником. Если легче оказывалось перо, сердце отдавали Ам-мут, которая съедала его.

20 – Тростниковые поля Иалу – место в Дуате, где росли ячмень высотой 4 локтя (2 метра) и полба – 9 локтей (4,5 метра). Место для посмертного существования праведников, аналог христианского рая.

21 – Та-Сети (tȝ-stj) – область, лежащая за нильскими порогами, южная часть Египта и лежащая ещё южнее Нубия.

22 – Дебен – единица массы в Древнем Египте. В Древнем царстве один дебен был равен примерно 13,5 граммам.

23 – Куи – чужеземец.

24 – Хекаи – колдун.

25 – Унут – позднее Шмун, у греков – Геромополь. Один из главных религиозных центров Древнего Египта, центр культа Огдоады и бога Тота. Столица XV (Заячьего) верхнеегипетского нома.

26 – Хекау – заговоры, заклинания.

27 – Хат (ẖt) – останки человека, его бренная оболочка, физическое тело.

28 – Ба (bꜣ) – жизненная сущность человека, совокупность его эмоций и интеллекта. Приблизительная параллель – душа в христианстве. Ба, в отличие от Ка, после смерти человека продолжает жизнь не в мире-двойнике, а в Дуате.

29 – Та-Кемт (tꜣ-kmt), Та-Кемет, Кемет, Кемт – «Чёрная земля», название плодородной страны Древнего Египта в отличие от Дешрет («Красная земля»), как называли пустыню.

30 – Харт – вдова.

31 – Воспоминание о человеке, выражавшееся в представлении его образа в Древнем Египте воспринимали как встречу с его Ка. Люди могли общаться с Ка как живых людей, так и умерших, сохранившихся в памяти.

2. Мер-Нефер. 62 дня до разлива. Ночная встреча

Ночью Шере проснулся от комариного звона. Одним из немногих преимуществ жизни вдали от Хапи было почти полное отсутствие комаров, от которых вблизи реки приходилось укрываться в башенках, плотно закрывая на ночь окна. Здесь же, даже ложась спать в саду, достаточно было положить рядом пару пучков пахучей травки, чтобы она отпугнула тех немногочисленных кровососов, которые не нашли себе добычу на прохладном берегу. Но сегодня, казалось, целые полчища их прилетели сюда с Хапи, чтобы искусать Шере.

Ночь стояла безлунная, в саду было темно, и только звёзды, усыпавшие небо от края до края, сплошным ковром покрывали небосвод, не давая света. Шере сел, опёршись спиной на сикомор и стал чесаться, чтобы унять нестерпимый зуд, который, в результате его действий, только усиливался. Одновременно он махал руками и шлёпал себя, чтобы разогнать кровожадную свору. Помучившись так некоторое время, он вспомнил, что советовала ему мать и, поплевав на руки, стал размазывать слюну по телу, надеясь, что удастся подавить чесотку.

И тут внимание Шере переключилось с зуда на нечто, находившееся буквально в десятке локтей от него. Это был силуэт крепкой мужской фигуры, сидевшей к нему то ли лицом, то ли спиной. Силуэт находился словно на возвышении и контур его выделялся на фоне звёздного неба. Фигура медленно покачивалась из стороны в сторону. Голова была гладкой, видимо, обритой. Могучая шея переходила в широкие плечи, которые, по всей видимости, покрывала роскошная одежда. Фантазия дорисовала Шере всё остальное, невидимое на фоне ограды из смеси ила и глины. Засмотревшись на загадочную фигуру, которая не вызвала у Шере страха, а только пробудила любопытство, он услышал рядом, в шаге или двух, шорох. Повернув голову в сторону звука, он тут же снова начал искать глазами загадочный силуэт, но он уже исчез, и только необозримое звёздное поле простиралось вдаль. А вот шорох не затихал, рядом с Шере точно кто-то двигался. Он немедленно вспомнил вечернюю историю о мёртвых и напрягся.

– Кто здесь? – прошептал он, стараясь, чтобы его голос прозвучал твёрдо и угрожающе.

И обратился к своему Ка¹за сведениями о том, как отогнать Ка мертвеца, если он забрался в жилище. Известно, что Ка, у которых нет подходящего места для жизни или это место заброшено и никем не посещается, будет неприкаянно бродить по земле, доставляя проблемы живым, особенно родственникам. Шере тут же наморщил лоб, призывая умерших родственников, которые могли бы сердиться на него. Но все могилы, образы которых рисовало воображение, были ухоженными – каждые несколько дней они всей семьёй или по очереди пересекали Хапи, пользуясь услугами лодочника Пакера, и на городском Херет-Нечере обходили погребения всех близких, оставляя там пищу для Ка.

Шере знал, что бродячему Ка нужно указать выход. Он нащупал правой рукой кусок известняка на земле, схватил его и, подбежав к ограде, быстро нарисовал прямоугольник такой высоты, куда смог дотянуться.

– О, владыка Ка, – начал бормотать Шере, – укажи этому Ка дверь, чтобы выйти отсюда…

– Я это, не скули, – раздался низкий девчачий голос.

Шере даже вздрогнул от неожиданности.

– Кто это «я»? – переспросил он.

– Я, Эй-Нефер.

– Эй-Нефер? А что ты тут делаешь?

Эй-Нефер жила через несколько домов. И она была немху². Родственники постоянно жаловались на неё, говорили, что она непослушная, уходит из дома и подолгу где-то пропадает, что приворовывает и вообще ведёт себя не так, как подобает девочке. Поэтому Саф и Иринефер, как и другие соседи, гнали её от двора и следили, чтобы Шере, Кафи и Хеси с ней не общались.

Что случилось с отцом Эй-Нефер, Шере не знал. А про мать говорили, что её съел крокодил. Соседи утверждали, что она разозлила крокодилоголового Себека³тем, что ловила рыбу на продажу. И значит её смерть была полезной, потому что иначе Себек мог лишить кемтян хорошего разлива, и наступил бы голод. И значит хорошо, что всё так произошло, потому что не случись предначертанного, боги рассердились бы и наслали на людей ужасные бедствия.

Эй-Нефер была на два года старше Шере, но выглядела словно на все пять – рослая, с бронзовым телом, уже приобретавшим взрослые формы, с огромными, слегка косящими глазами – она могла бы быть очень привлекательной, если бы не вечная неухоженность. Да и какая могла быть ухоженность у девочки, ночевавшей на прибрежной дамбе, а то и прямо в поле и многие дни не бывавшей дома?

– Я тут… – Эй-Нефер явно замялась. – На берегу сегодня комаров много. И откуда только поналетели? Всю искусали… я сбежала от них.

– А почему ты не идёшь домой, Эй-Нефер? – задал Шере совершенно естественный, по его мнению вопрос.

– Домой? У меня нет дома, – ответила Эй-Нефер. – Послушай, малёк, принеси что-нибудь похавать, я с утра только сырой папирус пожевала… а он уже жёсткий стал.

Шере прислушался к своему Ка⁴. За едой нужно было идти в обеденную комнату мимо спальни родителей. Мать спала чутко, она наверняка проснётся, как ни крадись. И объяснять, что еда нужна для хулиганки Эй-Нефер, ему вовсе не хотелось.

Эй-Нефер, похоже, подошла к нему совсем близко, потому что он то ли услышал, то ли даже почувствовал её дыхание. Шере решил, что в прихожей могли остаться недоеденные куски от вчерашнего ужина соседей, и прошептал:

– Сейчас. Сиди здесь.

Подойдя к дому, Шере услышал внутри тихие голоса. Он прислушался. Удалось разобрать ворчливый голос отца и тонкий голос матери, что-то отвечавшей ему. Пока Шере ощупью собирал недоеденную рыбу и куски лепёшек, ползая между столиками, до него донеслось:

– …и когда он сегодня сказал про мертвеца и про колдуна из храма Джехути… – дальше снова было неразборчиво, потом мать что-то сказала, потом снова отец.

Шере стало любопытно, что они там говорят про мертвецов и колдунов и он, положив собранную еду на низкий столик у двери, тихо-тихо, на цыпочках прошёл поближе к родительской спальне.

– Он тогда ударил его дубиной по голове, мут⁵, – донёсся куда более отчётливый голос Сафа.

– Жреца? – спросила Иринефер, и недоверие, смешанное с ужасом, услышал Шере в его голосе.

– Ну да, мут. Жреца, Хамерута.

Наверное, Иринефер как-то проявила сомнение, потому что Саф сердито буркнул:

– Да я же своими глазами это видел, мут!

– Ну сколько тебе тогда было? Ты мог что-то не так понять. Может, они просто ссорились…

– Мне было двенадцать, как нашему Хеси сейчас. Это было в том самом году, когда нынешний пер’о сменил прежнего. Я хорошо соображал и всё отчётливо видел.

– Двадцать пять лет прошло… и потом, сам подумай – почему тогда убийцу не схватили на другой же день?

– Да откуда мне знать? Может, и схватили, а может он на кого другого показал, я ведь тут же сбежал, потому что Птахотеп увидел меня и погнался.

– Как же он тебя увидел? Ведь ты говоришь, что была темень.

– Да, ночь была безлунная, как сегодня. В храме горели несколько факелов, а я прятался в тёмном закутке. Потом Птахотеп исчез, и мне подумалось, что он ушёл. Я захотел помочь Хамеруту и подошёл к нему, чтобы помочь подняться. Но жрец лежал вниз лицом и не шевелился. Он даже не дышал, Иринефер.

– Но ты ведь мог просто не услышать.

– Наверное, мог. Но тут откуда-то опять примчался Птахотеп, увидел меня возле тела, понял, что я всё видел и кинулся за мной. Я выскочил из храма, было очень темно. Какое-то время я бежал и слышал, как сандалии Птахотепа стучат по земле и понял, что и он меня слышит. Тогда я остановился и тихонько отошёл в сторону, и почти сразу Птахотеп пробежал мимо… А я медленно, чтобы не было слышно, пошёл обратно в храм. Когда я пришёл, Хамерут так и лежал на полу, и вокруг него уже натекла приличная лужа крови.

– А зачем ты туда вернулся, Саф?

– Сам не знаю. Пожалуй мой Ка покинул меня в тот момент.

Саф замолчал и, похоже, встал с постели.

– Ты куда? – спросила Иринефер.

– Двор проверить… что-то неспокойно мне.

Шере захотел убежать, но понял, что шаги отец точно услышит и накажет его за то, что он не спит, а бродит по комнатам. Он замер и даже задержал дыхание, когда отец, шаркая по полу босыми ступнями, прошёл мимо.

Отец постоял немного на пороге в прихожей, прислушиваясь, и вернулся в спальню.

– Кажется, всё спокойно, мут… – сказал он и деревянное ложе заскрипело, когда он забирался на него по лесенке.

– Потом я понял, что Птахотеп вернётся в храм, чтобы убрать тело и выскочил на улицу. Почти тут же и он пришёл. Он взял факел и вышел на улицу, осматриваясь. Я упал на землю, чтобы он меня не увидел. А потом он выволок из храма тело Хамерута, достал нож и отсёк ему голову.

Иринефер тихо вскрикнула.

– Ну или не отсёк, я точно не видел. Но горло точно перерезал. Просто я так испугался, что закрыл глаза и уткнулся лицом в землю. А потом я задом стал отползать от храма, чтобы скрыться от того ужаса.

– Зачем же он его убил, Саф?

– Вот это и непонятно, – ответил Саф. – Он у нас в храме появился недавно, кто-то важный прислал его. Хамеруту это не нравилось, но, похоже, он не мог отказать. А что там у них получилось, мне неизвестно. И я в ту же ночь сбежал из Унута.

Унут! И колдун, который пытался прогнать мертвеца, был оттуда. Шере знал, что в Унуте был храм Джехути. Неужели отец служил в этом храме?

Саф продолжал что-то рассказывать, но Шере стал потихоньку выбираться из дома и до него доносилось далеко не всё. Уже в прихожей он услышал то, что снова обострило все его чувства:

– И вот пару дней назад на нашем базаре я встретил Хамерута. Он постарел, но я узнал его сразу. Он посмотрел на меня, но, кажется, не узнал.

– Ну и хорошо, что не узнал, – сказала Иринефер. – Чего ты так разволновался?

– Да ты понимаешь… с ним был ещё один человек, и он-то, похоже, меня узнал.

– Кто же это был?

– Птахотеп! – почти крикнул Саф. – Это был убийца Птахотеп! И он так посмотрел на меня… точно убил бы на месте, если бы не люди кругом. Взгляд у него был странный… как у рыбы или лягушки – вот!

– То есть ты встретил на базаре жреца-упокойника и его убийцу? – спросила Иринефер.

– Получается так. А сегодня днём я видел Хамерута, заглядывающего в наш двор через ограду.

Шере похолодел от ужаса: так всё-таки мертвец здесь. И ему что-то нужно. А вдруг он потребует отдать его, Шере, для каких-то своих мертвячьих дел?

Он на ватных ногах вышел из дома, в последний момент прихватив еду, которую собрал для Эй-Нефер. Та ждала его почти у входа и сразу же забрала всё из его рук в свои.

– Я же сказал тебе ждать там, – сердито прошептал Шере.

– Да ты пропал куда-то, – так же шёпотом объяснила Эй-Нефер. – Знаешь, как жрать хочется!

– Ты слышала? – спросил Шере напряжённо.

– Так, обрывки какие-то. Про мертвецов. Вроде отец твой убил кого-то в Унуте?

Шере даже онемел.

– Да ты что! – возмутился он. – Мой отец никого не убивал!

– Ну кто-то другой убил, – невозмутимо ответила Эй-Нефер. – Тебе-то что до того?

Шере промолчал. Эй-Нефер уселась на циновку под сикомором и, чавкая, уплетала лепёшки.

– Правда, что ли, с утра не ела? – спросил Шере.

– Ну да. Да я вообще не каждый день ем, так-то я привычная.

– А почему ты всё-таки домой не идёшь?

– А что там делать? – беззаботно ответила девочка. – Еды всё равно не дадут, а стянешь что-нибудь, – побьют. Так уж лучше на базаре своровать, там хоть убежишь…

– Как побьют? – оторопел Шере. – Почему за еду побьют? Они же твои кто… Дядя, тётя…

– Ну да, а толку-то? Не мут же.

– А что с твоей мут случилось? – спросил Шере, решив выслушать версию Эй-Нефер.

– Да всем известно, что случилось, – сказала она. – Её съел крокодил.

Небо уже стало светлеть, и в тусклом свете Шере увидел профиль Эй-Нефер. Шере показалось довольно приятным смотреть на неё, ему даже захотелось коснуться её щеки, и он, испугавшись этого желания, тут же немного отодвинулся. Девочка тем временем продолжила:

– Когда итеф⁶умер, нам стало нечего есть. Мут не могла одна обрабатывать землю, а мне было всего два или три года.

– А ты видишь его Ка⁷? Итефа, – спросил Шере.

– Нет, знаю только, что умер от каких-то судорог. Мут сначала пыталась поливать поле, но сил не хватило. Тогда она приспособилась ловить рыбу. Часть мы съедали сами, а другую она меняла на базаре. И немного выращивали ячменя и полбы… на лепёшки, – Эй-Нефер замолчала.

– Ну? А дальше? – поторопил её Шере.

– А дальше она брала меня с собой на реку и пока с лодки ловила рыбу, я плескалась у берега. Вдруг – голова крокодила и мама, которая выпрыгивает из лодки. Дальше я выскочила на берег, а Хапи стал весь красный как перед разливом…

Шере стало жаль её.

– Ну а дядя с тётей – они же приехали, беспокоясь о тебе?

– Как же, беспокоясь! – возмутилась Эй-Нефер. – Они сюда постоянно рвались, но мут их не хотела. А когда мама… – девочка запнулась, – они тут же припёрлись и поселились тут. Нет, сначала они были даже заботливыми… до того, как последний сеш⁸ушёл.

Наступила тишина. Эй-Нефер дожевала очередную лепёшку, а оставшиеся завернула в кусок грязной ткани, который извлекла из-за пазухи.

– На ужин… – сказала она.

На восточном горизонте появился свет, предвещавший скорое появление солнечной ладьи.

– Послушай-ка, – сказала Эй-Нефер. – У тебя ведь отец грамотей, да?

В Мер-Нефере все приходили к Сафу, когда нужно было что-то написать или прочитать.

– Ну… – согласился Шере. – Он и меня учит читать и писать.

– И что, правда, Ра по ночам плавает в своей ладье через Дуат?

– Конечно, – уверенно ответил Шере. – Мёртвым тоже нужно тепло и свет.

– А Апопа он зачем убивает?

– Апоп выпивает воду из Хапи, чтобы помешать Ра плыть через Дуат…

– Враки! – выпалила девочка. – Я каждую ночь сплю у реки и ни разу не видела, чтобы её воды куда-то делись.

– Так это же про Хапи загробного мира… – неуверенно пояснил Шере.

– А с нашим он связан?

– Ну да… Я потом у отца разузнаю.

– А правду говорят, что когда Хапи покраснеет за один день, придёт спаситель мира и сделает всех в Кемте счастливыми?

– Ага, так боги сказали, – подтвердил Шере. – Прекратится вражда и война между Сетом и Хором⁹. Только когда это будет… может, итеф знает…

Эй-Нефер посмотрела на него и сказала:

– Кого же всё-таки он убил в Унуте?

– Да не он, – снова возразил Шере. – Он просто видел как убили жреца и убежал.

– И теперь что? Убийца нашёл его? Чего он там бубнил полночи?

Шере молчал, не зная, стоит ли делиться услышанным.

Эй-Нефер толкнула его в плечо.

– Ну давай, малёк. Рассказывай, что знаешь.

Шере повернул к ней голову. В мягком свете восхода её чумазая физиономия была чем-то привлекательна. В уголке рта застряла крошка, Шере протянул руку и смахнул её. И ему почему-то захотелось поделиться с Эй-Нефер своими переживаниями.

– Да мертвец какой-то… – прогундел он взволнованно. – Отец встретил его на базаре и говорит, что это тот самый жрец, которого убили. А я думаю – зачем он пришёл сюда? Может, чтобы меня утащить?

– А ты-то ему зачем? – опешила Эй-Нефер.

Шере растерялся. Действительно, зачем?

– Мертвяки всегда утаскивают сыновей! – ляпнул он.

Эй-Нефер рассмеялась. Смех её был странный, словно и не её вовсе. Голос у немху был низкий, грудной, а смеялась она тоненько, заливисто и даже с какими-то трелями.

Шере обиженно посмотрел на неё и вдруг резко и сильно толкнул обеими руками так, что она опрокинулась навзничь.

– А ну пошла вон отсюда, – выкрикнул он. – Смеётся она… А я ещё пожалел её…

Эй-Нефер поднялась с земли, отряхнулась и посмотрела на Шере:

– Ишь ты, какой злобный, – иронично сказала она, затем повернулась и пошла прочь. Подойдя к воротцам, она обернулась:

– А жалеть меня не надо, у меня всё хорошо. Лучше, чем у тебя! – воскликнула Эй-Нефер и скрылась за оградой.

Сноски:

1 – То есть, стал вспоминать.

2 – Немху (nmhw) – сирота.

3 – Себек (sbk) – бог воды и разлива Нила. Изображался крокодилом или человеком с головой крокодила.

4 – То есть, задумался. В раннединастическом Египте и позже мышление воспринималось как диалог со своим Ка или персонализированным божеством (см. прим. 54).

5 – Мут – мать.

6 – Итеф – отец.

7 – Видеть чей-то Ка – вспоминать.

8 – Сеш – писец. Писцы в Древнем Египте оформляли во владение земли и усадьбы как современные нотариусы.

9 – При фараоне II династии Перибсене произошло разделение объединённого Египта. В Нижнем Египте поклонялись Хору, а в Верхнем – Сету. Фараон Хасехемуи на протяжении 48 лет своего правления занимался объединением страны.

3. Мер-Нефер. 62 дня до разлива. Настойчивый зов

Утром, после завтрака Саф подозвал к себе младшего сына.

– Готовься, сакет¹. После урожая поедешь в Унут, – без обиняков заявил отец и пристально посмотрел на Шере, ожидая реакции.

Шере сначала растерялся, потом напугался. Опять этот Унут?! Это тот самый город, откуда сбежал отец, где жрец – мертвяк Хамерут. Отец всё-таки решил отдать его этому мёртвому и страшному человеку, которого сам боится! А вдруг это вообще город мертвецов?

Ка уже рисовал Шере страшные картины жизни среди мертвецов, почему-то непринятых в Дуат и потому злобных и опасных. Он всхлипнул, и из глаз его, помимо воли, брызнули слёзы.

Отцу это не понравилось. Он нахмурился.

– Что такое?!

Шере опустил голову и начал размазывать по лицу слёзы вперемежку с соплями.

– Там… там… там же нет никого, – сквозь всхлипы бормотал он. – А где я там буду жить? А что есть? Ты хочешь выгнать меня из дома? Это из-за того, что я вчера подслушивал? Я больше не буду подслушивать, хоть сколько рассказывайте там про мертвецов… – услышав это, отец поморщился². – Я буду уши затыкать, – причитал мальчик, – только не гони меня из дома…

– Глупец! – закричал отец. – Это же для твоего блага! Я договорюсь, и тебя возьмут в школу писцов в Унуте. Выучишься и сможешь служить в храме или у номарха! Всяко лучше, чем всю жизнь таскать по полю вёдра с илом.

На крики прибежала Иринефер, недобро взглянула на Сафа и увела сына, бросив мужу:

– Ты напугал его!

Тот насупился и стоял молча, раздирая пальцами всклокоченную бороду.

Мать быстро успокоила Шере и объяснила, что отец хочет дать ему образование, а вовсе не выгоняет из дома. Занятия в школе писцов идут с перерывами, во время которых все ученики разъезжаются по домам.

Шере хмуро слушал, а потом сказал:

– Мут… а можно я не поеду в этот Унут? Там ведь страшно… там людей… – он хотел сказать «убивают», но вовремя спохватился. – …заставляют много работать на полях.

Иринефер удивилась.

– С чего ты взял, сынок? Унут – огромный город, куда крупнее нашего Мер-Нефера. Там хороший храм, много начальства. В Унуте занимаются ремёслами, торговлей и общением с богами. Да у них и полей-то почти нет, Унут стоит далеко от Хапи – не меньше, чем в трёх тысячах шагов³.

– Ну можно, я не поеду? Я лучше буду работать с отцом и братом в поле…

Иринефер неодобрительно посмотрела на него.

– Я думаю, Шере, тебе не нужно спорить с отцом и отказываться. Школа открывается после сбора урожая, через пять лун, а пока ты будешь жить как жил.

Шере вздохнул и хотел было пойти погулять – с улицы раздавались крики соседской детворы, но Иринефер сначала заставила его натаскать воды, потом он и Кафи помогали ей убирать в доме, затем Кафи села прясть, а мут – ткать… и когда солнечная ладья начала склоняться к западной пустыне, Шере даже сказал своему Ка, что может быть жизнь в школе писцов не так и плоха. После обеда, когда Саф отправился дремать под свой сикомор, Иринефер, наконец, разрешила ему выйти на улицу.

Но там было тихо и безлюдно, и Шере, в очередной раз полюбовавшись яркими узорами, покрывавшими небогатые дома в их квартале, решил прогуляться к реке, где воздух был свежее и можно было отдохнуть от изнурительной жары. Дети часто бегали туда во время зноя и устраивали в воде игры.

Но на этот раз Шере нашёл там только Эй-Нефер. Она сидела на камне у берега, обняв колени и глядя вдаль, словно высматривая что-то на противоположном берегу. С её головы стекала вода, похоже, она только что выбралась из реки.

Увидев её, Шере остановился и хотел было пойти назад, но то ли девчонка услышала его шаги, то ли по какой-то другой причине, она оглянулась и приветливо улыбнулась.

Он не сразу понял, почему не хочет подходить к Эй-Нефер, ведь она не сделала ему ничего плохого. Он считал, что избегает её, потому что отец запрещает. Но внутри Шере уже поселился червячок, сверливший его совесть, которая говорила ему, что ночью он незаслуженно обидел сироту, немху, пришедшую к нему без злых мыслей. Из-за этого он и боялся встречи с ней, стесняясь своего поступка, и желал этого, понимая, что всякая несправедливость должна быть исправлена.

Так или иначе Эй-Нефер уже увидела его. Поколебавшись, Шере подошёл к ней и сел рядом. Он посмотрел на её профиль, как ночью, а она тут же повернулась к нему и снова улыбнулась.

– Привет, малёк, – сказала она. – Пожрать чё есть?

Шере отрицательно мотнул головой и Ка упрекнул его, что он-то вот не знает, что, оказывается, можно быть голодным: у них в доме небогато, но еда есть всегда. А ещё Ка сказал, что если бы знать, то надо было захватить рыбы или жареных овощей.

– Ничего, – встряхнула головой Эй-Нефер, – я сегодня не голодная. Хочешь?

Она извлекла откуда-то кусок жареного мяса и ломоть туретского хлеба⁴. Шере так удивился, что даже онемел. У них в доме мясо было только по праздникам, а на туретские караваи он разве что на базаре посматривал, глотая слюнки.

– Откуда это? – выдавил он и не удержался, отломил кусочек ароматного хлеба и, положив его в рот, блаженно вдохнул аромат.

– Ешь, малёк, – сказала Эй-Нефер. – И ничего не спрашивай. Ты знаешь, что я решила?

Шере с интересом посмотрела на неё.

– Ну? – спросил он с набитым ртом.

– Мы с тобой пойдём в Унут.

Шере поперхнулся. Да что они – сговорились, что ли?!

– Никуда я не пойду, – вскрикнул он. – Ни в какой Унут!

– Да ты погоди… – сказала Эй-Нефер. – Вот смотри: ты боишься какого-то мертвеца, так?

– Так, – буркнул Шере.

– Мертвец этот где? Здесь?

– Ну да, здесь.

– Раз он здесь, значит, там его нет? Значит, там безопасно.

– А это неизвестно! – начал спорить Шере. – Он же мёртвый, фьють – и там, где ему нужно. И потом, может, там весь город мертвяков, – вспомнил он утренний разговор с отцом и матерью и свои опасения.

– А может, нет! – воскликнула Эй-Нефер. – Ну подумай, с чего ты это взял? Просто придумал же.

– Ну да, придумал… – пробурчал Шере. – А отец сказал, что этот мертвяк к нам через забор заглядывал – это тоже я придумал?

– Так это же здесь, Шере. Здесь, а не там.

– Но раньше-то он был там! – заорал Шере. – Отстань! Не пойду никуда.

И хотел было броситься на Эй-Нефер, но вспомнил, что ему уже было стыдно за это и просто вскочил, сжав кулаки. Эй-Нефер даже не шелохнулась.

– Эх ты, – сказала она. – А я-то думала, ты мне поможешь…

Шере удивился.

– А ты при чём?

– Там где-то моя мама, – ответила Эй-Нефер. – Мне надо её найти, а одной страшно что-то…

– Твою маму съел крокодил, – напомнил Шере.

– Да, съел, – подтвердила Эй-Нефер. – А потом она спустилась в Дуат и стала богиней. Богиней Хатхор⁵. Она теперь живёт в Кемте, и мне надо её найти.

– Хатхор? – обалдел Шере. – Да с чего ты это взяла?

– Просто знаю, – упрямо сказала девочка. – Знаю и всё.

Она встряхнула головой и встала.

– Так что, малёк, идёшь?

– Нет, – ответил Шере.

– Ну и ладно, – ответила Эй-Нефер. – Одна пойду. А ты… вали к мамке под шенти⁶.

И она скорчила гримасу, изображая хныканье ребёнка.

Шере разозлился и хотел было убежать, но решил, что Эй-Нефер тогда совсем засмеёт его. И вместо этого просто опять сел рядом.

– Не надо дразниться, – попросил он. – Зачем ты злишься?

– Потому что ты трусишка и мамкин лягушонок, – сказала Эй-Нефер.

– Я не трусишка, – сказал Шере. – Просто незачем идти в этот Унут. К тому же…

Он хотел объяснить, что, если он уйдёт внезапно, родители будут волноваться, но тут Ка сказал ему, что Эй-Нефер снова посмеётся над ним. Ей-то что? – согласился Шере. У неё нет никого, может идти куда угодно.

– …к тому же нечего тащиться туда, откуда пришли мертвяки. Нечего! – закончил он.

– Дались тебе эти мертвяки, – сказала Эй-Нефер. – Зато всё узнаешь, вернёшься, отцу расскажешь.

– Нет, – твёрдо сказал Шере. – Я не пойду в Унут, мне это не нужно.

Они поднялись с камня и пошли в сторону дома.

– Эй-Нефер, – сказал Шере. – Я сегодня опять буду спать в саду. Если хочешь, приходи ночью, поболтаем, и я тебе припасу какой-нибудь еды с ужина.

– Посмотрим, – сказала она. – Не очень-то ты надёжный, малёк.

Вдруг она остановилась и показала рукой на огромного, как гора, мужчину в сотне шагов перед ними.

– Смотри, – сказала она. – Видишь вон человек?

– Ну тот лысый? – спросил Шере.

– Ага, тот лысый, – ответила она. – Он бродил возле вашего дома сегодня ночью.

– Как же ты его разглядела? – недоверчиво спросил Шере. – Темень была.

– У него был тростниковый факел. Он заглядывал к вам во двор зачем-то. Мне ещё Ка сказал, что такой взрослый, а, как я, по дворам бродит, жратву ищет. И я решила, что в ваш двор не пойду, всё равно он там всё подъест. А потом гляжу, он во двор не полез, а повернулся и ушёл, ну я к вам и забралась.

– Хм… – задумался Шере. – И отец кого-то видел возле нашего дома. Может это он и есть? А чего ему в нашем дворе?

И тут его осенило.

– Ну точно меня хотел утащить. Это же он и есть, мертвяк!

Эй-Нефер снова засмеялась.

– Ну кому ты нужен-то? Толку от тебя? Ни работать заставить, ни…

Вдруг девочка замолчала.

– Чего ты? – спросил Шере.

– Нет, малёк, ничего. Не обращай внимания.

Шере надулся.

– Не хочешь говорить?

– Да глупость… забудь.

После небольшой паузы она спросила:

– Послушай-ка… а ты что – всегда в саду спишь?

– Нет, обычно на крыше у сестры. Просто отец…

– Ну вот, малёк. Ты спи лучше на крыше. А если я приду, я в тебя камушком кину, чтобы разбудить.

– Да ты не попадёшь.

– Я не попаду?! Смотри!

Она подняла с земли камень, коротко размахнулась и попала точно в пролетавшего невысоко ибиса. Тот дёрнулся, но не упал, продолжив полёт.

– Эх, плохо попала, – огорчилась она. – Должен был упасть. Жратва помешала.

Она жевала кусок мяса с хлебом.

– Да ты что? – возмутился Шере. – Это же священная птица Джехути, а может и сам Джехути!

Он оглянулся по сторонам.

– Хорошо, что не видел никто, а то бы тебя сейчас потащили к сехему⁷, и меня с тобой вместе.

Эй-Нефер усмехнулась.

– Птица Джехути, говоришь? А почему тогда Джехути немедленно не покарает меня? – и она засмеялась с набитым ртом.

Вдруг она остановилась, глаза её покраснели, а рот открылся. Лицо быстро налилось кровью, она схватилась руками за горло и судорожно глотала ртом воздух.

«Подавилась», – услышал Шере голос своего Ка, подошёл к ней сзади и изо всех сил ударил кулаком по спине. Эй-Нефер упала и больно ушиблась головой о камень, но вдохнуть сумела. Ещё некоторое время она лежала на земле лицом вниз, затем медленно поднялась, прокашлялась и, сидя на земле, сказала:

– Спасибо, малёк… выручил.

– Видишь сама, – нравоучительно сказал Шере, – нельзя ибиса бить! Джехути покарает!

Дальше они шли молча, только Эй-Нефер всё время кашляла. Когда показался дом Шере, уже опустились короткие сумерки.

– Ну иди домой, малёк, – сказала Эй-Нефер и снова закашлялась. – И смотри – спать ложись на крыше, не в саду.

Шере посмотрел на неё. Глаза у неё всё ещё слезились.

– А ты больше не убивай ибисов, Эй-Нефер… и не болтай, когда ешь, пожалуйста. Мне будет жаль, если с тобой случится несчастье…

Эй-Нефер посмотрела на него, и Шере показалось, что слезинка, скатившаяся по её щеке, была не от спазма.

Сноски:

1 – Сакет – младший сын; саур, сасемсу – старший сын, упхет – первенец.

2 – В Древнем Египте не принято было говорить о мёртвых как о мёртвых. Шере говорит так, не осознавая в силу возраста, что может нанести вред как живущим, так и ушедшим. Взрослые же называют мёртвых ушедшими, уснувшими, упокоившимися и т.д.

3 – 1000 шагов – примерно 1480 метров.

4 – Дорогой хлеб, который подавали к столам представителей египетской знати. Зерно для него поступало из Турета.

5 – Хатхор – в египетской мифологии богиня неба, любви, материнства. Хатхор, в частности, поклонялись в номах Унут и Мехедж. Самым крупным центром почитания Хатхор был город Дендеры (Иун-Та-Нечерт) в Верхнем Египте.

6 – Шенти – древнейшая египетская одежда из хлопчатобумажных тканей, в неё одевались небогатые люди.

7 – Сехем – здесь начальник округа.

4. Мер-Нефер. 49 дней до разлива. Эй-Нефер в городе мёртвых

После этого разговора Эй-Нефер надолго исчезла. Отец тоже помалкивал о поездке в Унут. Днём они прятались от палящего солнца – мать с Кафи в доме, отец под своим любимым сикомором. Хеси целыми днями пропадал где-то. А вечером, когда зной спадал, всей семьёй они копались в саду – рыхлили потрескавшуюся от жары землю, отец с братом то подправляли покосившуюся ограду, то замазывали илом трещины в стенах дома, выстроенного из такого же ила, смешанного с песком и глиной. Кафи почти каждый день садилась прясть. Она умела это делать как никто другой. Из её нежных и чувствительных пальчиков выходила удивительная нить – невесомая и такая тонкая, что её и видно-то было только в клубке, да и тот казался полупрозрачным, словно собранным из паутины. Пару лет назад Кафи напряла очень много такой нити.

– Это никуда не годится, – недовольно говорил отец, который пытался рассмотреть нить, то поднося руку близко к глазам, то отодвигая на длину руки. – Из этого не будет плотной ткани, да и времени уходит сколько…

Иринефер была не согласна с мужем. Она соткала из Кафиной «паутинки» несколько образцов ткани и носила их на рынок, а потом и знакомой портнихе. Та понимающе осмотрела куски, подбросила небольшой отрез в воздух и долго наблюдала, как он падает вниз, покачиваясь словно лодка на волнах, одобрительно цокая языком.

– Прекрасная ткань, просто волшебство, – сказала она Иринефер. – Но я такую не возьму.

– Почему? – удивилась она. – Раз она прекрасная…

– Ну сама рассуди, – отвечала портниха. – Что и кому я буду шить здесь, в нашей глуши из этакого полотна. У нас здесь нет вельмож с их жёнами, которые смогли бы оценить красоту и тончайшую работу…

– Да ты посмотри, какая она крепкая, – настаивала Иринефер. – Даром, что тонкая как брызги воды…

Но портниха твёрдо стояла на своём. С тех пор несколько кусков, которые соткала Иринефер так и лежали в доме никому не нужные. А Кафи стала прясть обычную нить, такую, к которой привыкли жители Мер-Нефера. Но всё её существо противилось грубой работе, поэтому и времени на такую нить уходило больше.

Иногда к отцу приходил кто-нибудь, чтобы составить жалобу или обращение к властям, и это были радостные дни: отцу за работу отдавали то половину гуся, то четверть хара¹ячменя, то пару-тройку хин²вина. В такие дни Иринефер устраивала праздничный ужин, на который тянулись и соседи, устраивавшие разговоры на полночи.

В обычные дни они ели только лепёшки да рыбу, а в такие удачные на ужин было мясо птицы, в пресные лепёшки Иринефер добавляла что-то, от чего они становились сладкими, а после еды всем доставалось пиво, даже Шере давали несколько глотков, после чего он засыпал как убитый.

И это было неудачей, ведь каждое застолье сопровождалось новыми рассказами, а уснув, Шере их пропускал. Пару раз проспав всё самое интересное и уяснив связь между сонливостью и выпитым пивом, Шере стал отказываться от пьянящего напитка, сразу после ужина забирался на своё любимое место на крыше и наслаждался рассказами болтливых стариков.

В последние дни много обсуждали Нахи – одинокого старика, жившего в другой части города. Он ещё в молодости овдовел, детей не завёл и заново не женился, так как был беден, и отдавать ему своих дочерей никто не хотел. Нахи переживал, что после смерти некому будет ухаживать за его Ка, и он не сможет жить даже в маленьком мирке, который способен обеспечить его двойник, не говоря о Дуате, дорогу в который должны были предварять многие и многие действия жрецов и родственников. Этим были заняты все его мысли. Но однажды он явился довольным и даже счастливым.

– Моё будущее обеспечено, – радостно возвестил он собравшимся, и все заинтересованно посмотрели на него. – Я договорился с Каром… ну тот самый торговец, который продаёт украшения с юга у нас и в других городах. Он напишет моё имя в своём сердабе³.

Гости недоумённо посмотрели на него.

– И что, ты считаешь этого достаточно? – спросил Дефатсен.

– Конечно, – заявил Нахи, выпив половину кружки пива и отламывая большой кусок от запечённого гуся. – Ведь если его хем-ка⁴будет читать моё имя, то мой Ка будет жить в том же мире, где и Ка Кара.

– И что он за это с тебя взял? – спросил Эйдефа.

– Не так много. Я должен каждый день работать в его усадьбе по утрам и мой Ка поступает в службу его Ка после моей смерти.

Такой способ обеспечения жизни своему Ка вызвал бурное обсуждение, которое продолжалось несколько вечеров. Шере было скучно выслушивать рассуждения стариков, и он возвращался мыслями к таинственным событиям, которые случайно подслушал у родительской спальни.

Постепенно страхи перед мертвецами, которые могли бы на него охотиться, покидали его. Скоро Шере уже позабыл о своих опасениях и не прислушивался больше к каждому шороху по ночам, а переночевав пару раз рядом с сестрой под крышей, снова перебрался в сад, под сикомор. Лёжа под открытым небом, он вглядывался в звёзды, заполнявшие бескрайнее пространство, и внимательно разглядывал луну, которая, как рассказывали старики, была ни чем иным, как лодкой Джехути, в которой бог мудрости перевозил умерших за западный горизонт, в Дуат.

– Может быть, эти мертвяки, которых видел отец, просто шли через Мер-Нефер, чтобы сесть в лодку на востоке, – вслух рассуждал Шере. – Просто долго шли, но и путь к нам из Унута неблизкий…

Он себя обманывал, чтобы успокоиться. До Унута было два дня пути, правда, путь этот лежал через Хапи, который следовало пересечь на перевозчике в районе острова Кети.

– Да мало ли, какие трудности в пути! – уговаривал себя Шере. – К тому же мёртвым ведь нужно всё другое, чем живым, всё магическое… Магический ячмень, магическое пиво, магическая вода… да всё. Вот и блуждают подолгу. Да и просто заблудиться могли…

Этот пришедший от Ка вывод окончательно успокоил Шере, и он, посмотрев ещё немного на лодку Джехути, совсем уже собрался спать и даже задремал, когда почувствовал, что кто-то трясёт его за плечои шепчет на ухо:

– Эй, малёк, просыпайся! Новости есть про твоих мертвяков!

Шере открыл глаза и повернулся. При свете полной луны он увидел склонившееся над ним лицо Эй-Нефер, как обычно, ироничное и насмешливое.

– Давай, вставай, – шептала она. – Ты упадёшь, когда узнаешь!

Шере приподнялся и облокотился спиной на ствол сикомора.

– Ну чего там? – спросил он, растирая кулаками глаза в надежде прогнать сон.

– Чегооо там… – передразнила его Эй-Нефер. – Видела твоих мертвяков, ну, то есть, я думаю, что их. Не может же быть, что вокруг Мер-Нефера им маслом намазано, и они все сюда тащатся. Парочка, всё как твой отец сказал. Два мертвяка, а может, и не мертвяка, или не два…

– Ну чего ты тянешь? – не вытерпел Шере. – Рассказывай давай…

– Помнишь того лысого? Которого мы в прошлый раз видели, а потом я сбила ибиса и подавилась…

– Ну… – сказал Шере. – Помню.

– Ну вот. Ты пошёл домой, а я – обратно на берег, потому что когда комаров мало, там спать лучше всего, прохладно… Не дойдя до Хапи, я увидела этого лысого, а с ним ещё одного, жреца, это точно.

– Почему думаешь, что жреца?

– Потому что одет так… шендот⁵, посох, богатые одежды с белыми полосами, бритая голова… ну, короче, он выглядел, как жрец. Он что-то говорил первому лысому, а тот кивал головой. После этого они подорвались куда-то, а я решила сходить за ними, посмотреть, где твои мертвяки живут.

Шере стало интересно, сон мгновенно слетел, и он пристально посмотрел на Эй-Нефер. Та, похоже, решив подразнить его, замолчала, а когда увидела, что Шере весь напрягся от любопытства, с невинным видом сказала:

– Ну, в общем, сходила. И вот только что вернулась. Устала, сил нет как, пойду-ка спать.

– Но-но! – возмутился Шере. – Не надо так! Давай-ка, рассказывай, что видела. А то хитрая… пришла, разбудила и уходишь?

– Интересно, что ли? Да? – ехидно сказала Эй-Нефер. – Ну ладно, малёк, расскажу. Только иди-ка пожрать чего-ничего принеси.

Шере мгновенно сбегал за лепёшками и рыбой и даже нашёл небольшой кувшин с остатками пива. Эй-Нефер с удовольствием накинулась на еду.

– Щас… – сказала она. – Немного поем, а то опять подавлюсь, как тогда.

Эй-Нефер уплетала за обе щеки и запивала пивом. Вскоре она насытилась и, блаженно откинувшись на спину, улеглась на землю.

– Сейчас, сейчас… – сказала она тихо и замолчала.

Шере присмотрелся и увидел, что Эй-Нефер спит.

– Ну вот… расскажу-расскажу, и вырубилась. Зачем только я ей пиво принёс, – пробурчал Шере и, поскольку ничего другого не оставалось, растянулся с другой стороны дерева и тоже мгновенно уснул.

Утром его разбудил шум.

– Ах ты, дрянь этакая! Ты как здесь оказалась?! – кричала Иринефер, схватив дубину и охаживая ей куда ни попадя бедную Эй-Нефер, которая спросонок ничего не соображала и только молча сносила побои, сжавшись в комок и прикрыв руками голову.

– И пиво наше скрала, воровка! – продолжала шуметь Иринефер. – Кувшин-то вон валяется. Значит, и в прихожку к нам забралась, ам-мутово отродье⁶…

Иринефер отбросила дубину, схватила кожаный хлыст и стала лупить им Эй-Нефер. До Шере, наконец, дошло, что происходит. Он вскочил, перехватил своей маленькой ручкой хлыст и закричал:

– Мут, ты что! Это же я сам ей пиво принёс!

И тут же перепугался, поняв, что за такой проступок обычным наказанием ему не отделаться.

– Что, сынок? Ты сам ей принёс? Ах ты!

Иринефер опустила руки, а Эй-Нефер, воспользовавшись паузой, тут же перемахнула через ограду и вела наблюдение за происходящим, просунув голову между калиткой и забором. Шере, увидев замешательство матери, тоже бросился наутёк и уже на улице услышал крики:

– Стой, злыдень! А ну вернись!

Но Шере так нёсся, что мигом оказался в конце улицы. Там он оглянулся и в клубах пыли увидел силуэт отца, который воздымал к небу кулаки и то-то кричал ему вслед.

«Ну всё, пришибёт теперь точно», – услышал⁷Шере и рванул вниз, к реке.

На берегу он сел на камень и дал волю слезам. Пока рыдал, не заметил, как подошла Эй-Нефер и села справа. Она посидела немного, потом положила ему руку на левое плечо, а голову на правое и сказала:

– А ты молодец, малёк… Прямо защитил меня, спасибо. Меня после мамы никто никогда не защищал, только били.

И тоже заплакала.

Так просидели они долго. Наконец, слёзы у обоих кончились, и они отёкшими глазами посмотрели друг на друга.

– Вообще-то я хотела идти в Унут, ты же знаешь, – сказала Эй-Нефер. – Но попёрлась за мертвяками, а они начали кружить по полям, искали, что ли, что-то. Потом ушли за поля… Я бы с голоду подохла, но слава Атуму⁸, они зашли в оазис. Там полно съедобного, так что я наелась. Но бродили мы с ними несколько дней, и в конце жрецу стало плохо, и первый лысый потащил его на себе. Упёрлись мы далеко. Да ещё такие кольца нареза́ли, я прямо с ног валилась.

– А зачем ты за ними пошла? – спросил Шере.

Она посмотрела на него удивлённо:

– Думаешь, я знаю? Просто Ка сказал мне – узнай, кто они. Мертвяки или нет.

– Ну и как? Узнала?

– Ага, – сказала Эй-Нефер. – Кое-что узнала. Пока жрец был в норме, они иногда разговаривали, а я подкрадывалась быстро и подслушивала. Первого лысого зовут Птахотеп, а жреца – Хамерут…

– Точно. Это про них отец рассказывал, – упавшим голосом сказал Шере. – Птахотеп убил Хамерута. Сначала ударил его какой-то дубиной по голове, а потом ещё перерезал горло…

Эй-Нефер посмотрела на него.

– Ну значит Хамерут – мертвяк. А вот зачем с ним Птахотеп ходит, да ещё как слуга?

Шере пожал плечами.

– Они ночью всегда костёр разводили и спали возле, похоже, чтобы зверей распугать. Я тоже там неподалёку пристраивалась. И вот однажды утром Хамерут не проснулся. Птахотеп всё бегал, бегал вокруг, какие-то побрякушки на него навешивал…

– Амулеты, что ли?

– Похоже, они, амулеты, – Эй-Нефер пощупала рукой ожерелье на шее. – Потом он в него тлеющей головнёй тыкал, прожёг дыры в одежде. Ну и, в конце концов, взвалил жреца на себя и поволок.

Эй-Нефер замолчала.

– А куда поволок-то?

– Так по оазису и тащил. Тащит-тащит, сядет. Посидит и опять тащит. И я за ним. Он измучился, и я устала, захотелось мне обогнать его да валить в Унут.

– Не пойму я, Эй-Нефер, чего тебе Унут этот дался?

– Да что непонятного-то? Там же Хатхор, мама моя.

– Хатхор, она же и тут тоже. Она же не только в Унуте богиня, но и в Махедже⁹. Зачем её там искать?

– А тут я уже искала, – объяснила Эй-Нефер. – Не нашла.

– А почему ты думаешь, что она твоя мать?

– Ну а кто ещё? – спросила Эй-Нефер. – Конечно она. И не спорь. Пошли жратву искать, есть пора.

– Да я домой… – промямлил Шере.

– Куда ты сейчас домой, дурачок? Тебя же отец прибьёт за меня. Думаешь, я не знаю, что вас всех мной пугают? Ты домой иди вечером, когда они успокоятся. А лучше, когда лягут спать. До завтра с них слетит, они на тебя поорут и всё. А если ты сейчас явишься, запорют!

Шере поговорил с Ка и решил, что Эй-Нефер, похоже, права. Действительно, сейчас идти домой, это только нарываться на побои. Да и завтра побьют же не сильнее, чем сейчас? Зато завтра, а не сегодня. Но есть, действительно, хотелось.

– А где еду искать? – спросил он.

– Где-где… Воровать же ты не пойдёшь? Значит, тут, на Хапи. Можно голубя убить и запечь на костре, можно лягушек (Шере скривился), можно рыбу… голубя проще. Папирус сейчас невкусный, жёсткий. Но если получится найти молодые побеги, то ничего… Ну что, пошли?

Шере встал и поплёлся за своей кормилицей.

Вскоре Эй-Нефер убила голубя, затем, схватив его, в мгновение ока вцепилась зубами в шею, откусила голову и выплюнула. Увидев расширившиеся глаза Шере, она покраснела и вытерла ладонью кровь с губ.

– Что, отец гусю голову не рубит? – сказала она, словно оправдываясь.

Шере промолчал.

– Можно прямо так есть, но ты же не будешь? – спросила Эй-Нефер.

Шере отрицательно помотал головой.

– Тогда нужен костёр. Ты посиди здесь, я сейчас быстро.

Эй-Нефер бросила возле него убитого и обезглавленного голубя и мгновенно скрылась из вида, даже не обратив внимания на испуг мальчика. «Огонь?» – встревожился Шере. Огонь просто так разводить нельзя. Иринефер и Саф всегда, прежде, чем разжечь огонь, читали какие-то заговоры и что-то подбрасывали в очаг, чтобы задобрить богов. Шере пожалел, что не понаблюдал за этим и теперь попал в такое ужасное положение – ведь боги наверняка рассердятся за этакое самоуправство. Вскоре Эй-Нефер вернулась с факелом и несколькими крупными сучьями подмышкой. Разложив всё это на берегу, она быстро и не задумываясь, развела костёр, а голубя, чтобы не ощипывать, просто обдала пламенем факела. Шере всё это время сидел с закрытыми глазами и про себя бормотал все обращения к богам, которые приходили ему в голову. Приоткрыв глаза, он заметил, что Эй-Нефер ловко и со знанием дела порубила птицу на куски острым камнем, который подобрала здесь же, на берегу и села рядом с Шере.

– Огонь спалит, надо, чтобы прогорел немного.

Вроде бы никаких ужасов не происходило, и Ка сказал Шере, что похоже, боги довольны теми словами, с которыми он к ним обратился. Но на всякий случай он отщипнул кусочек от разделанной птицы и швырнул в огонь.

– Ты что! – воскликнула Эй-Нефер. – И так же мало!

– Зато бог огня наестся, и не тронет нас, – объяснил Шере, и девочка промолчала.

Когда пламя почти погасло, и остались яркие угли, она нанизала куски птицы на ветки, взяла одну из них и протянула к углям. Затем посмотрела на Шере:

– Делай так же.

Шере взял вторую ветку и тоже протянул её к костру.

– И крути по чуть-чуть, – подсказала Эй-Нефер. – Смотри как.

Вскоре Эй-Нефер кивнула, и они с удовольствием вцепились зубами в печёное мясо.

– Вкусно, – удивился Шере.

– А ты думал я тебя чем накормлю, дурачок? Только смотри, малёк… голубь маленький, мы им не наедимся. Поэтому делай так.

Она отщипнула маленький кусочек и положила в рот.

– И посасываешь так помаленьку. Еда смешается со слюной и её станет больше, понимаешь? Если так есть, то наешься маленьким кусочком.

Шере попробовал. Очень хотелось проглотить весь кусок, но он терпел и старательно гладил его языком, прижав к нёбу. Затем положил второй кусочек, третий… через какое-то время голод, действительно, утих.

– Ну а дальше-то что было? – спросил Шере. – Ну там…

– А дальше мы пришли к мертвякам…

– Как к мертвякам? – замер Шере, и внутри у него всё похолодело.

– Очень просто, – сказала Эй-Нефер и рассмеялась. – Погребения. Много-много погребений. Настоящий город мёртвых, херет-нечер.

– А… зачем?

– Ну я не поняла, зачем, Шере. Он туда припёрся, сбросил с себя жреца и завалился спать. А я такого страху натерпелась, что просто свалила оттуда и пошла назад. Хотела напрямки пройти, чтобы не блуждать по оазису, да заплутала, лучше бы через оазис пошла, там хоть жратва есть…

Они помолчали, а потом Шере спросил:

– Ну а в Унут-то ты пойдёшь?

– А то! Конечно пойду, – заявила Эй-Нефер. – Чую я, что моя мут там, в Унуте. И надо туда идти. Ничего, проберусь через этот город мёртвых, чай, не съедят меня там.

И Эй-Нефер снова засмеялась. А Шере отвернулся.

1 – Хар – единица объёма сыпучих тел, равная примерно 48 литрам.

2 – Хин или хену – мера объёма жидкостей, чуть меньше половины литра.

3 – Сердаб – часовня в погребальном комплексе, возводившаяся для отправления культа Ка. Существовала отдельно от погребальной камеры, имела особое предназначение – формирование для Ка умершего Мира-двойника. Ка всех упоминавшихся в сердабе людей, вещей, животных, становились обитателями этого мира.

4 – Хем-ка – заупокойный жрец, который за определённую плату обязался поддерживать заупокойный, а иногда и прижизненный культ Ка в погребальном комплексе заказчика.

5 – Шендот – передник особого фасона, который в Раннем и Древнем царствах носили представители египетской аристократии и жречества.

6 – Ам-Мут (ꜥm-mwt) – демон с телом гиппопотама, лапами и гривой льва и пастью крокодила. В Зале Истины ей отдавали сердце человека, которому вынесен обвинительный приговор.

7 – Согласно гипотезе бикамерализма или двухкамерного разума (Джулиан Джонсон, 1976) 3000 лет назад, то есть, вплоть до первого тысячелетия до н.э. человек воспринимал мышление как диалог с внешней сущностью. В верованиях египтян этой сущностью, вероятно, являлся Ка, как персонализированное божество. В христианстве некоторые, схожие с Ка, функции даны ангелу-хранителю. Ка, как и ангел-хранитель появляется в момент рождения человека и сопровождает его на протяжении всей жизни).

8 – Атум – Бог-творец, создатель мира.

9 – Махедж – XVI (Антилопий) ном со столицей в Хебену. Мер-Нефер, где живут Шере и Эй-Нефер, был небольшим поселением в Махедже. Унут был центром почитания Огдоады – четвёрки двуполых богов, представляющих Маат (Порядок) и противостоящих ей сил Исфет (Хаос), также представленных четвёркой богов-гермафродитов. Богиня Хатхор входила в пантеон богов обоих номов.

5. Мер-Нефер. 49-39 дней до разлива. Мертвячья бол