Секрет кладбищенского дуба бесплатное чтение

Пролог

Это отличное воскресное утро предвещало только хорошее, поэтому Евгения и Валерия спешили скорее уехать на природу и торопливо укладывали сумки в багажник машины. Своих мужей подруги даже не стали будить, а сами отправлялись на озеро. С ними был хороший друг двух семей ‒ юноша, прозванный Квазимодо в честь легендарного персонажа Гюго, хотя внешность его сильно отличалась от оригинала.

Женщины загрузили чёрную «ауди» всем сладким, мясным и спиртным, что имелось в доме. Лера села за руль. Лесной воздух был невероятно свежим. Ветер, продувавший салон автомобиля через открытые двери и окна трепал волосы. Было холодно, но Валерия любила холод и чувствовала себя в раю. Да, она была по-настоящему счастлива.

Когда Квазимодо обнаружил, что компания забыла специальную сумочку с бокалами внутри, он отправился в дом. Спустя семь минут его отсутствия недовольной Жене пришлось пойти за ним. Евгения застала юношу, стоящим посреди кухни с очень напряжённым выражением лица. В руках Квазимодо держал нужную сумку, но с места не сдвигался. Он к чему-то прислушивался.

‒ Что с тобой? ‒ тихо спросила Евгения.

‒ Кто-то из них опять был здесь, ‒ ответил юноша и зажмурил глаза. ‒ И до сих пор где-то рядом.

‒ Опять старик?

‒ Нет… это та новая энергия, о которой я говорил тебе позавчера. Скорее всего, это молодая девушка.

‒ Какой бред! Квазимодо, мне надоело это! ‒ лицо Жени исказилось яростью.

‒ Я попрошу своих людей прочесать весь дом и лес вокруг после того, как они освободятся сегодня вечером.

Евгения тяжело вздохнула. Она вышла в коридор, достала из сумки ежедневник, вырвала из него лист и написала:

«Я знаю, что вы здесь и что вас двое. Убирайтесь из этого дома к чёртовой матери, забудьте навсегда дорогу в это место, или вам обоим будет очень плохо. Я устрою вам что-нибудь похуже смерти. Мёртвые тоже могут страдать.»

Не задумываясь о том, как её муж, брат или слуги отреагируют на письмо с таким нестандартным содержанием, Женя булавкой прикрепила записку к обоям рядом с входной дверью.

Объяснив Лере свою задержку тем, что сумка с бокалами оказалась вовсе не там, где они ожидали, поэтому на поиски было потрачено так много времени, Женя и Квазимодо сели в машину, и компания спокойно отправилась отдыхать на природу.

Глава 1

Раннее-раннее утро, такое, когда небо ещё не успело поддаться влиянию сонного красного солнца, но уже перестало быть абсолютно чёрным и лишь немного холодно сверкает предстоящим днём, ‒ лучшее время для начала путешествия на своём автомобиле. Загородные дороги совсем пустые, потому что желающих поспать подольше всегда больше, чем желающих миновать все пробки и приехать раньше. Вы попадаете в особенный мир, совсем далёкий от будничной обыденности. Вокруг спящие поля: пустые, или дикие, или засаженные пшеницей, гречкой, подсолнухами, кукурузой. Они тянутся во все стороны красочными гигантскими полотнами, на которых время от времени мелькают пятнами одинокие тёмные домики, трактора, поднимающие вслед за собой пылевые облака, лениво пасущиеся коровы, козы, овцы, важно прогуливающиеся курицы и гуси. Мелькают придорожные мотели со странными названиями и грязными вывесками и одинокие заброшенные автозаправочные станции. И над всем этим постепенно, с особенной божественной гордостью сменяет свои краски небо: розовея, краснея, желтея. Венера остаётся последней звездой, но вскоре и она начинает тускнеть и спокойно уплывает за горизонт.

Лето в этот раз было непривычно холодное. Небо было покрыто дружелюбно кучковавшимися облаками, с которыми не расставалось ни на минуту, а если их количество вдруг уменьшалось, то ветер приносил новые так ещё и в большем объёме. Ветер был по-настоящему сильным: гудящий в ушах, он заставлял стекла в окнах трещать, открывал и закрывал двери, рвал ветки на деревьях, и МЧС только и успевало предупреждать о том, что он становится всё сильнее. Дождей было не слишком много, но если они были, то никогда не проявлялись в виде спокойных летних грибных дождей, а превращались в чернеющие грохочущие и мечущие ливни, уничтожающие урожай.

Но мы вернёмся к нашему утру. К по-настоящему холодному утру, с пронизывающим ветром и медленно, но верно сереющими тучами. Но Майя, абсолютно безразличная к собственному комфорту, стояла в одной майке, в которой проснулась. А ведь под её ногами бурлила река, добавлявшая особый мокрый озноб и запах травянистой гнилости. В любом случае Майя не чувствовала ни первого, ни второго.

Она добралась сюда автостопом, с помощью одной семьи, решившей насладиться всем тем, что предлагает нам летнее утро в три часа ночи и что было описано выше. Вокруг девушки не было ничего, кроме диких полей, буйной реки, старого моста, дороги с неоднородным пятнистым асфальтом и леса, чернеющего совсем вдалеке, словно в иной жизни. По всей земле мягко расстилался туман, из-за которого всё было расплывшимся и нечетким. Майя Воробьёва была совсем одна.

Руки девушки почти срослись с перилами моста. Она стояла, как статуя. Не двигаясь и даже не моргая. Бледная. Больная. Не имеющая ничего общего с оживающим вокруг неё миром.

По лбу, спине, груди стекал ледяной пот. Ветер трепал и запутывал её жидкие белые волосы. Ноги потяжелели. Кишки сжались в страшном спазме. Грудь будто обвивала колючая проволока. Она почти не дышала, но сердце билось в диком ритме. Оно больно отдавалось в кончиках пальцев, колотилось в ушах, раздавливало виски, трескало сосуды в глазах. Сердце откровенно издевалось над Майей, над её уставшим слабым телом, и отчасти это болезненное состояние тела и было причиной тахикардии. Но в большей степени она была вызвана страхом. Ужасом.

Майя стояла на маленьком выступе. Стоит ей отпустить перила и всего-навсего чуть наклониться вперёд, как её задумка будет исполнена. Высота здесь была большая. Река пенилась, струилась, рвалась вперёд и вперёд. Но Воробьёву пугала не высота и не река. Её пугало осознание факта, что наконец она своими руками может прямо сейчас закончить все свои страдания. Одна секунда ‒ и вокруг неё не будет ничего, и сама она не будет никем. Перед глазами Майи стояла пелена, а в голове была полная пустота. Она уже была никем. Она сама себя убедила в этом. И теперь оставалось совсем мало. Один последний шаг…

‒ Ты лучше прямо вон там не прыгай, где стоишь. Тебе, наверное, охота утонуть, но если прыгнешь именно там, то просто разобьешься об камни. А это ужас как неприятно. Совсем не советую!

Зрачки Майи мгновенно расширились, и пелена с глаз пропала. Её всю дёрнуло, но она сумела удержаться. Рот девушки самопроизвольно открылся. Кто-то стоял сзади неё. Кто-то обращался к ней. Именно к ней, потому что больше тут разговаривать не с кем.

И ведь Майя так сильно боялась, что ей кто-то помешает. Кто-то ринется её спасать. Или же будет просто наблюдать. Она специально выбрала самые безлюдные место и время. Но какого-то чёрта, тут всё равно кто-то есть. Майю охватил внезапный гнев. Её некогда смертельно-бледное лицо за секунды покраснело.

‒ Ты не думай, что я там что-то это… Просто даю совет… Основанный на своём опыте!

Голос сзади не был испуганным, злым, весёлым или имеющим ещё какой-либо живой оттенок. На удивление, он был совершенно безразличным, сухим. В нём даже слышался сарказм, а может, была и насмешка. Это Майю взбесило больше всего. Ничто в этой жизни не происходит так, как она хочет, а из безразличия и насмешек состоит буквально все её отношения с людьми. А теперь кто-то таким же способом пытается помешать ей покончить с собой?

Воробьёва посмотрела вниз, и голова у неё закружилась. В горле стоял ком. Сердце забилось ещё сильнее. Нужно было срочно что-то предпринимать. Прыгать? Человек сзади наверняка бросится её спасать, а дальше ‒ огромный привет жёлтому дому. Не прыгать? И что дальше? Искать себе новое место? Или «план Б»? «План Б» слишком пугал её, поэтому она не решилась на него сразу. Нужно выбирать быстрее.

А что-то выбирать, анализировать в таком состоянии… невозможно. Майя сейчас не то чтобы не могла найти какой-то хитрый выход из ситуации, она в принципе не могла думать. Ею управляло желание исчезнуть из жизни как можно скорее, а теперь ещё и сильное раздражение со злобой, вызванные присутствием кого-то сзади.

Майю застряло. Нижняя челюсть начала судорожно биться о верхнюю, зубы неприятно затрещали. Из глаз девушки, некогда совершенно высохших, одна за другой покатились слезы. Каждый раз всё идёт не так. Ни разу ей не повезло. У неё никогда ничего не получается. Ни одно её желание не становится реальностью. Она совершенно не управляет своей жизнью… Она даже не может её завершить! Эти мысли захватили весь разум Майи. Она заплакала сильнее и начала задыхаться.

‒ Короче, как-то так… Но в моих словах всё равно нет никакого смысла…

‒ ДА КОГДА ХОТЬ ТЫ, НАКОНЕЦ, ЗАТКНЁШЬСЯ?!

Майя крикнула совсем болезненно и хрипло и, вся трясущаяся и потеющая от гнева, обернулась.

Напротив неё, опёршись на перила, стояла девушка, примерно такого же возраста и роста. Из-за своей громадной растрёпанной чёрной гривы, грязной одежды, вымазанной в чём-то вроде ила и речной грязи и растёкшейся по щекам косметики она напоминала дикое животное, только что вылезшее из глубоких непролазных зарослей, чтобы полакомиться человечиной. Она смотрела на Майю обезумевшими глазами и не шевелилась.

В одно мгновение Майя пошатнулась и вскрикнула, чуть не сорвавшись вниз. Река бурлила пеной, будто кипела. Шумела, заглушая все остальные звуки, а ветер, начинавший усиливаться, только увеличивал её волны. Майя снова закричала. Одним движением, вызванным неизвестно откуда взявшимися физическими силами, она перепрыгнула через перила и оказалась на безопасной стороне моста. Ноги её дрожали, и она едва могла стоять. А девушка напротив будто превратилась в недвижимую жуткую статую. Она ни на секунду не отводила своего безумного, помешанного взгляда от Майи.

Воробьёва посмотрела на неё чуть внимательнее и в глаза ей бросилась одна вещь, которую она по какой-то причине не приметила до этого: проломленный надвое череп. Корни волос незнакомки были смочены кровью, и по лбу стекали багровые капельки.

‒ Я могу помочь, ‒ пролепетала Майя своим тоненьким высоком голосом, ‒ Вам не вызвать скорую?

Ветер подул с новой силой, и где-то вдалеке зашумел тёмный лес. Неожиданно громыхнуло небо. Ни волосы, ни одежда девушки напротив не колыхнулись.

Вспотевшими трясущимися руками Майя потянулась в карман джинсов за телефоном. Но тот предательски выскользнул из её ладони и с треском упал на асфальт проезжей части моста. Что её вдруг побудило помочь какой-то незнакомой девке? Не подсознательный ли страх оказаться на её месте? Майя очень плохо отдавала себе отчёт в своих действиях. Наверное, ей правда сейчас просто хотелось, чтобы её саму кто-то спас. От всего мира вокруг. И от самой себя.

Воробьёва наклонилась, чтобы поднять телефон. Когда она через секунду подняла голову, её охватил первобытный ужас: незнакомка стояла прямо перед ней, вперившись в неё взглядом. Это были огромные карие глаза, казавшиеся сейчас полностью чёрными. Не просто странный взгляд ‒ по-настоящему маниакальный. Майю охватило желание мгновенно бежать, но всё её и без того слабое тело закостенело. Она задержала дыхание.

‒ Девчунь, да ты чё, меня видишь, что ли?! ‒ незнакомка расплылась в улыбке и обнажила свои острые зубы. ‒ Господи, господи… Господи!!! Не может такого быть! Ты ведь живая! Живая?

Она положила свою ладонь Майе на плечо ‒ но рука прошла сквозь тело Воробьёвой.

‒ Живая! ‒ сделала вывод незнакомка. ‒ Живая на сто процентов! Милая, дорогая, да ты просто не можешь себе представить, как приятно встретить живого человека, который может тебя видеть и слышать! Живого!

‒ Я бы предпочла быть мёртвой.

Лицо Майи было каменным. Оно снова приобрело свой привычный мёртвенно-бледный оттенок. В глазах её больше не было ни страха, ни жалости ‒ только злость. И, кажется, Майя снова была готова расплакаться. Выражение лица Воробьёвой потрясло девушку с разбитым черепом. Улыбка её мгновенно исчезла.

Майя развернулась и быстрым шагом отправилась в направлении города. Её продолжало трясти. Теперь только «план Б». И что его бояться? Всё равно уже галлюцинации начались.

Девушка не знала, стоит ли снова поймать машину или дойти до ближайшей остановки и дождаться междугороднего автобуса. В какой-то мере ей было страшно снова просить кого-то её подвезти. Ей хотелось, чтобы она сама убила себя, а не чтобы кто-то другой убил её. И так все вокруг управляли её жизнью. Не хватало, чтобы кто-то ещё распорядился её смертью. Поэтому, как только Майя нашла автобусную остановку, она удобно устроилась на деревянной скамье.

В голове её теперь уже не было пустоты, но царил полный беспорядок (никогда не знаешь, что лучше). Майя старалась сконцентрироваться на мыслях о своих дальнейших действиях. Но перед глазами её так и стоял образ девушки с моста: растёкшаяся под глазами тушь, грязь под длинными розовыми ногтями, короткая кожаная юбка, наверное, некогда дорогая и блестящая, но теперь заношенная и мятая, надпись «Молодость» на грязной футболке, розовая куртка со следами речной земли, щель в черепе, откуда сочится яркая кровь…

Майю передёрнула судорога. В увиденном ею образе мёртвой девушки нет ничего особенного или нового. У неё были галлюцинации и пострашнее, и поинтереснее. Чего стоил один тот случай, когда ей привиделось, как у неё изо рта выпали все зубы, а она держит их в ладонях и понятия не имеет, стоит ли вставлять обратно… Другое дело, что Майя не принимала ничего уже больше суток. С чего бы её мозгу вдруг выдавать такие образы? Может быть, уже начинается ломка, и это такая реакция организма? Может быть, это просто от стресса? А может, ей уже правда просто пора в могилу, и она всё делает правильно?

Снова прогремело небо. Начал накрапывать дождь. Капельки оставляли тёмные пятнышки на сухой пыли и песке под ногами Майи. Вскоре подъехал автобус, и девушка оставила остановку пустой.

Глава 2

Дождь усилился и за секунды превратился в ливень, который запросто можно было назвать штормовым. Ударяясь о землю и листья деревьев миллионами и миллиардами капель, он шумел так, будто тысячи хлыстов били дорогу, а каждая капля кричала, когда падала. Где-то вдалеке воздух разрывали яркими вспышками молнии и спустя минуту времени, сверху раздавались взрывы грома. За мутными стёклами окон и стеной ливня трудно было что-нибудь разглядеть, и виднелись лишь тёмные очертания дачных домов и заброшенных заводов.

Но Майя чувствовала себя довольно безопасно в автобусе. Она заняла удобное место и пригрелась. Водитель автобуса поставил дворники на самый быстрый режим и включил радио погромче. Играл знакомый мотив Ирины Салтыковой:

Мне говорят: «Ты сошла с ума»,

А я говорю: «Разберусь сама»,

Уж я как-нибудь разберусь без вас,

Раз дело касается серых глаз.

Кроме Майи в автобусе была только одна сморщенная, завернутая в белый шерстяной платок старушка, сидящая в другом ряду. На коленях у неё было несколько сумок с загадочным содержимым, очень напоминающим подарки для внуков, а сама она спала и не замечала ничего вокруг себя.

Какое-то время Майя пыталась привести свои мысли в порядок, но десятки образов и обрывков воспоминаний набрасывались на неё, накладывались друг на друга, смешивались, поглощали друг друга. Голова сильно болела, казалось, внутрь черепной коробки запихнули необычайно тяжёлый груз, который вот-вот раздавит все сосуды и ткани и в итоге разорвёт голову. Когда Майе хотелось отвлечься от какого-либо недуга или плохих мыслей, она открывала сайты с фанфиками и находила что-то, более-менее подходящее для её душевного состояния, но чаще всего девушка искала произведения с простой и милой любовной линией, без страшных и насильственных моментов. В этот раз Воробьёва поступила так же.

Текст увлекал Майю, но она всё равно не могла до конца погрузиться в него, посторонние мысли одна за другой скользили на подкорке. Зато рядом с ней был человек действительно увлеченный найденным фанфиком.

‒ Вот это было написано просто великолепно, серьёзно! Девчонке бы свои книги писать, а не фанфики!

Майя вскрикнула. Прямо перед ней снова были два уже знакомых чёрных глаза, блестящих приключенческим задором. Незнакомка с моста со своей косматой гривой, грязной одеждой, сапожками на тонком каблуке и пробитой головой сидела в соседнем кресле и улыбалась. Улыбалась обыкновенной доброй улыбкой, какой обычно улыбаются дети, встретив в песочнице нового друга.

Майя молчала. Она боялась даже повернуть голову в сторону этой необычной девушки. Это пройдёт. Обязательно пройдёт. Нужно просто подождать чуть-чуть, может быть, сделать дыхательные упражнения…

‒ Прости, если отвлекла, ‒ тихо добавила незнакомка, прочистила горло и неловко отвернулась.

Какие к чёрту дыхательные упражнения? Тут уже ничего не поможет. Да и есть ли разница? Всё равно Майя едет домой, чтобы исполнить «план Б». Ну и зачем волноваться из-за каких-то галлюцинаций? Надо просто постараться не обращать на них внимания, не думать о них, не волноваться, тихо, спокойно…

‒ Ты прости, если я немного дискомфорт доставляю, ‒ вдруг сказала соседка.

‒ ДИСКОМФОРТ?! ‒ Майя вскочила на ноги, но чуть не упала. ‒ Причиняешь ли ты дискомфорт?! Да ты только что рекомендовала мне, куда прыгать! Ты хотела, чтобы я сдохла!

‒ Не хотела я такого, ни в коем случае! ‒ она заслонилась руками. ‒ Я же просто… Просто так это… Я даже не знала, что ты меня слышишь!

‒ Конечно! И ещё говорила со мной сначала настолько безразлично, как с пустым местом! А теперь пристала ко мне, как… не знаю что! Смотришь на меня, как не знаю на кого! Как будто я, блин, рок-звезда!

Майя сжала руки в кулаки, и ногти её больно врезались в кожу. Лицо её снова покраснело.

‒ А как мне ещё на тебя смотреть? За три месяца ты первый и единственный живой человек, который увидел и услышал меня! К тому же… ‒ девушка смутилась, ‒ ты хотела мне помочь, и это меня…

‒ Я спорю с галлюцинацией, мне точно пора в дурку, ‒ Майя закрыла лицо руками и снова села на сиденье.

‒ А вот это уже мне неприятно. Я не твоя галлюцинация, ‒ незнакомка скрестила руки на груди.

‒ А кто? Привидение? ‒ Майя массировала виски.

‒ Это тоже неприятно. Ненавижу, когда меня называют привидением! Потому что привидение ‒ это то, что привиделось. А я никому не привиделась! Я реально есть. Прямо здесь и сейчас существую.

Майя усмехнулась. Каких только речей и идей не выдаёт больной уставший мозг! И как умело он отрицает свою болезнь и усталость! Обман на обмане! Нужно придумать всё как можно реалистичнее, чтобы владелец получил наиболее качественное шоу. И есть ли смысл такому мозгу противиться? Точно нет. Всё равно скоро будет совершён «план Б», и всё это не будет иметь никакого значения. Почему бы немного не побезумствовать перед смертью?

‒ Ну и как мне тогда тебя называть?

Воробьёва посмотрела на соседку, и теперь напугалась уже вторая. Всё лицо и взгляд Майи переполняло жуткое отчаяние.

‒ Вообще меня зовут Кэт, ‒ тихо ответила девушка, ‒ А точнее Катя. Екатерина Кислова, если быть более официальной.

‒ А меня зовут Майя! И что же с тобой приключилось, Кэт? Ты тоже суицидница?

Это «тоже» заставило Кэт вздрогнуть. Только сейчас к ней начало приходить полное осознание того, что её новая живая подружка может совсем скоро… стать неживой. Почему-то до этого она не воспринимала всерьёз действия Майи, хотя та уже почти спрыгнула в реку прямо при ней. Почему-то она не верила в происходящее и видела всё это, как фильм, где Майя в главной роли.

Возможно Кэт в принципе так воспринимала весь мир живых и самих живых. Что-то вторичное и ненастоящее. Что-то, на что смотришь просто ради развлечения и отдыха. При этом сам же ты не имеешь ни единого отношения к этому киношному миру. Ты всего лишь наблюдатель.

‒ Типа того. Я покончила с собой полтора года назад. На том самом мосту.

‒ Классно. И что же тебя побудило сделать это?

Очень странно, но был ещё и второй факт, который Кэт восприняла всерьёз только сейчас. Да, этот человек хотел помочь ей. Но смог бы? Перед ней совсем больная девушка-подросток, которую саму-то в надо спасать! И теперь эта ответственность на ней? Как вообще общаться с таким человеком?

‒ Я… Я думаю, что я… Что меня всё достало или типа того. Я довольно плохо помню свою жизнь…

‒ То есть ты меня понимаешь! Должна понимать! Да, наверное, мне не стоило тебя ругать за те советы, ‒ Майя горько улыбнулась. ‒ Ты ведь правда хотела помочь мне как можно безболезненней уйти из этой грёбаной жизни… Понимаешь ведь, что я задолбалась, как и ты когда-то…

Кэт ничего не ответила. Она по-настоящему не желала Майе смерти ни в тот момент, ни сейчас. И она не желала ей смерти именно по той причине, что мертва сама. Именно по той причине, что сама когда-то покончила с собой. При этом Кэт понимала, что убедить в этом другую суицидницу очень сложно, если это возможно в принципе. Какой-нибудь, например, священник наоборот только и ждёт признания о том, что Кэт жалеет о суициде. Но человек, находящийся в таком состоянии, как её новая подруга, ‒ никогда. Она захочет узнать самые лучшие стороны, как и самого процесса, так и состояния, которое её будет ждать после. Поэтому лучшим вариантом для Кэт было просто молчать.

Майя тоже молчала. Грустно-безумная улыбка всё ещё оставалась на её лице.

Они уже въехали в город, поэтому за окном автобуса под ливнем теперь мокли старые пятиэтажные дома и небольшие магазины. Радио говорило что-то о несчастном случае на стройке, об исчезнувшем владельце какой-то забегаловки, о нескольких пропавших девушках в разных районах города, а завершались новости весёлым сообщением об открытии целых двух новых торгово-развлекательных центров. После перечисления списка всех этих по-своему интересных событий ведущий добавил, чтобы граждане не забывали о приближающихся выборах губернатора, внимательней присматривались к кандидатам и не испытывали предрассудков по отношению к самовыдвиженцам. Впрочем, ни одна из этих новостей не волновала ни одну из наших трёх пассажирок. Особенно Майю. Она уже выходила на нужной ей остановке.

Старушка, оставшись одна в теплом автобусе, не открывая глаз, тихо прошептала: «Господи, бедные, совсем посходили с ума из-за своих телефонов».

Глава 3

Пока Майя бежала до подъезда своего дома, она вымокла до последней нитки. Ей было жутко холодно, нижняя челюсть снова начала трястись, и зубы ударялись друг о друга; всё тело покрылось мурашками. Вместо хвостика на голове у неё была мокрая спутанная в комок мочалка. Впрочем, её голову продолжала занимать лишь одна мысль. Мысль, от которой её трясло сильнее, чем от воды и холода. «План Б».

Майя точно знала смертельную дозу очень многих наркотиков, даже тех, которые не пробовала сама. Этот опыт ей передался, конечно же, не из книг, не из научной литературы, не из кино, а из жизни, а точнее, смерти её знакомых. Другой вещью, которую Майя точно знала, было вот что: такая доза имелась у неё дома.

Но девушка боялась такой смерти. Поэтому изначально она хотела избежать этого. Тем не менее Воробьёва не рассматривала вариант, например, повешения в каком-нибудь лесу. Здесь тоже играла роль эмоциональная составляющая: повешение не то чтобы пугало Майю ещё сильнее «плана Б», но вызывало отторжение. Один человек, один из немногих, относившихся к Майе с заботой, покончил с собой, когда ей было восемь, именно таким способом. Когда возникала мысль о верёвке, Майя невольно вспоминала его. И она не хотела себе такой смерти. Это будто бы была чужая территория, обраставшая чем-то горьким и пугающим.

В подъезде тускло светила лампа, загрязнённая роем дохлой мошкары. От стен шёл родной запах сырости и чего-то технического. Это была обыкновенная панельная хрущёвка, в которой остались жить одни старики. Майя начала медленно подниматься по ступенькам на третий этаж. Кэт шагала за ней.

‒ Как хорошо, что галлюцинации не промокают под дождём, ‒ сказала Майя с издёвкой, но мёртвая девушка ничего не ответила.

Кэт очень серьёзно размышляла над тем, что она может предпринять в данной ситуации. Допустить самоубийство человека, который хотел тебе помочь, ‒ отвратительно, так считала сама Кэт. А ведь Майя была не просто человеком, готовым ей помочь: она была единственным живым человеком, который мог её видеть. Потерять Майю означало для Кэт потерять возможность связи с материальным миром живых.

Кэт не промокла под дождем, потому что понятия не имела, как взаимодействовать с материальными предметами. Но девушка знала, что это точно возможно, и знала она это не из фильма «Приведение», а от других мёртвых, которых она встречала время от времени на мосте. Но практики у Кэт в этом деле не было никакой. Другие мёртвые описывали ей свой опыт: кто-то научился сразу, а кто-то учился несколько лет. Зависело ещё от конкретного предмета, с которым собираешься взаимодействовать. С живыми существами, например, это сложнее всего.

Майя тем временем резко остановилась посреди лестницы. Вовсе не потому что её впечатлили философские надписи на стенах или кучи окурков на полу. Её напугала мысль: «Максим. Что если он проснулся? И что если я разбужу его прямо сейчас?»

Стоит отметить важную вещь: Воробьёва жила не в своей квартире, а в квартире своего парня, где, кроме того, время от времени ночевали и развлекались с полдюжины других друзей Максима. Поэтому комнаты никогда не пустовали и в них нельзя было уединиться, чтобы заняться какими-то сугубо личными, секретными делами, как это сейчас планировала сделать Майя.

Стоит отметить также другую важную вещь: Максим, двадцатитрёхлетний наркоман с пятилетним стажем, старался контролировать каждое действие своей девушки. Он никогда не отпускал Майю никуда одну, особенно в сопровождении лиц мужского пола; следил, с кем Воробьёва переписывалась в соцсетях; старался не оставлять её одну в комнате. Если же Майя, нарочно или случайно, делала что-то против его правил, он решал этот вопрос единственным методом, понятным ему и всей его среде: насилием.

Поэтому это был первый раз за полгода, когда Майя вышла на улицу одна, да ещё и сумела оказаться так далеко от дома. И у неё получилось это, только потому что она очень хорошо спланировала всё заранее. На протяжении нескольких дней она внимательно следила за Максимом и поджидала хороший момент.

И только сейчас она осознала свою единственную ошибку: к «плану Б» тоже нужно было подготовиться заранее. Нужно было взять всё с собой, чтобы не возвращаться в квартиру и чтобы принять золотую дозу наркотика прямо там, на мосте или где-нибудь в лесу неподалёку. Но Майя была уверена, что у неё получится спрыгнуть с моста, поэтому ей и в голову не пришло брать наркотики с собой.

«Ничего не поделаешь. Мне просто нужно будет делать всё максимально тихо, и всё получится. А если он проснётся… Запрусь в ванной, и сделаю всё по-быстрому там. Он и добраться до меня не успеет. Главное, чтоб сразу не вызвал скорую…»

Она медленно зашагала дальше.

Казалось, весь дом спал, настолько было тихо. Только шаги Майи отдавались эхом от синих стен, и глухо шумел ливень на улице. Добравшись до своей лестничной площадки, Майя начала искать в карманах ключи, когда откуда-то сбоку раздался громкий кряхтящий старушечий голос:

‒ Вот! Вернулась, гадина! Глянь, все руки в этих прыщах! И сейчас опять небось собралась пить, курить… А где была всю ночь? Неужели своему идиоту изменяла? ‒ на пару секунд голос прервался, а потом заворчал с новой силой. ‒ А ты кто такая? Чего припёрлась сюда? Одета, как шлюха. По старой памяти что ли?

Очевидно было, что второй вопрос относился к Кэт, и Майя с испугом обернулась.

У дверей квартиры напротив стояла её соседка баба Люся. Она выглядела, как обычно: одета в свой домашний синий халат, второй подбородок так же толст и здоров, на груди маленький серебряный крестик, а в правой руке, как всегда, пульт от телевизора. Майя сначала не поняла, в чем подвох…

‒ А вы чего так разговариваете? Сами-то, что здесь делаете?! ‒ Кэт нахмурилась, подбоченилась и вытянула вперед шею, что сделало её похожей на злого гуся.

‒ Что я тут делаю? Милочка, я тут жила! И до сих пор живу! Подохла здесь, и до сих лежу на кровати, гнию!

Майя вздрогнула: «Так вот почему в ванной так воняет в последнее время». Она отвернулась и начала медленно и осторожно открывать дверь ключом.

‒ А этим прекрасным соседям плевать! Вот так повезло мне: две соседние квартиры, а в обеих наркоманы! Такая молодёжь пошла! И никто не зайдёт на минутку, не проведает старую бабку! А я ведь не могу сама позвонить в скорую. Набрать-то номер наберу, а говорить ‒ меня не услышат! А знаете, какого это ‒ на своё мёртвое тело смотреть каждый день?

‒ Знаю, ‒ тихо сказала Кэт и опустила голову. За секунду её боевой жар испарился. ‒ Майя, давай поможем и позвоним.

‒ Это не мои проблемы, ‒ ответила девушка и тихо отворила дверь.

‒ Вот видите! Что я и говорила! Вот такие у меня соседи!

Неожиданно для себя Кэт заметила в руке у старухи пульт от телевизора, и её лицо озарила улыбка.

‒ Вы… Вы можете касаться предметов! Да, вы же только что сказали, что можете набрать номер по телефону!

‒ Конечно, могу! С чего бы мне не мочь?

‒ Научите меня! ‒ неожиданно Кэт набросилась на старуху и впилась своими длинными ногтями в её толстые жирные плечи. ‒ Я вас умоляю!

‒ Ты что? Вчера умерла? Вот молодёжь, сама ничему научиться не может…

Дальнейшего диалога Майя не слышала. Она так же тихо закрыла за собой входную дверь и осмотрелась.

Прихожая была погружена во мрак. Майя вдохнула воздух и чуть не раскашлялась. Кажется, впервые в жизни родной, въевшийся в стены этого дома и в её собственную кожу запах сигарет, алкоголя и пота показался ей абсолютно чужеродным. После утренней речной свежести это затхлое помещение, из которого она не выбиралась так много времени, перестало казаться ей таким комфортным и привлекательным. Впрочем, Майя сразу отогнала эти мысли от себя. Сейчас нужно сфокусироваться на другом.

Она посмотрела под ноги: в прихожей нигде не было обуви Максима. Этот факт сначала успокоил Майю, но через несколько секунд напугал: его здесь нет, но он может вернуться в любую минуту, а возможно он её уже заметил где-нибудь на улице.

Девушка осторожно прошла в спальню. Такой же мрак и такая же затхлость: окна заклеены газетами; на столике перед старым телевизором несколько смятых банок пива и энергетиков; из дивана со всех сторон торчат пружины; над грязным матрасом вырезки из «Playboy» и «Максима» с женщинами, призывающими присоединиться к их интересной жизни; весь пол в окурках. Родной дом.

Майя всегда спала на матрасе, что лежал на голом полу. Родной матрас, запятнанный всевозможными напитками, соусами, жиром и разного рода человеческими жидкостями, именно под ним хранилась её «заначка», аккуратно сложенная в несколько целлофановых пакетов и связанная скотчем. Это были наркотики не для рядового приёма, а на «чёрный день». Привычку создавать такие тайные сбережения имел Максим и приучил к этому Майю. Сначала она относилась к этому несерьёзно, но именно сейчас осознала, насколько это важно. Чёрный день наступил. Пора.

Майя села на корточки, одной рукой приподняла матрас, другой потянулась за своим богатством, за своим спасением, за своим «планом Б». Пакетики приятно зашуршали. Модели с плакатов весело и одобряюще смотрели на нее, сверкая белоснежными улыбками. Давай, давай, не бойся. И поторопись.

Майя поднесла драгоценный пакетик к бледным губам и поцеловала. Бесценный порошок, лекарство от всех болезней. Чего там всё люди страдают? Вот же оно ‒ помощь во всём и от всего. Хотя дома никого не было, Воробьёва всё равно решила исполнить «план Б» в ванной на случай, если кто-то неожиданно явится обратно. А что будет дальше с кем-то из них ‒ уже вообще не её проблемы.

«Не мои проблемы», ‒ произнесла Майя вслух и ещё раз поцеловала пакетик.

‒ Какие проблемы?

Майя обернулась. На неё были устремлены два круглых сонных пьяных глаза. Сзади девушки на диване лежало огромное сальное тело, принадлежавшее хорошему другу Максима ‒ Сашке.

Сашка. Она забыла про него. Забыла, что он остался ночевать у них. Не заметила его. А ведь его обувь стояла в прихожей. Она видела её, но больной мозг никак не воспринял и не обработал эту информацию.

‒ Майка! А ведь Макс тебя искать пошёл!

Он с грохотом вскочил на ноги. Высокий, с круглым пузом, грязью под ногтями ‒ это была не какая-то эфемерная галлюцинация, не что-то призрачное и невесомое. Материальный, живой и до сих пор не протрезвевший ‒ это был настоящий Сашка, который не отрываясь смотрел на Майю, которая казалась такой маленькой, по сравнению с ним.

Он начал приближаться к ней, и Майю охватил оцепеняющий ужас, как это было с ней совсем недавно на мосте. Мышцы её закостенели, она застыла на месте, сердце снова болезненно запульсировало в ушах и висках. Как действовать? И есть ли смысл? Перетерпит она сейчас этот ужас, эту боль, но потом сразу же она покончит с собой, и всё забудется, вся эта ситуация не будет иметь никакого значения. Но почему опять? Почему опять кто-то хочет распорядиться её жизнью, её телом, её болью?

Пересилив себя, Майя дёрнулась с места, но одна тяжёлая рука схватила её за запястье, а вторая обхватила горло. Пакетик с заветным содержимым выпал из руки Майи. Трахею пронзила острая боль: Сашка давил на её шею всё сильнее и сильнее.

‒ Я обещал Максу, что не отпущу тебя, если ты вернёшься, Майка, ‒ он глупо захихикал. ‒ Думаю, он не будет против, если мы развлечёмся немного, пока ждём его.

Глаза Майи один за другим начали заволакивать тёмные фиолетовые пятна, а внутри горла всё горело. Во рту пересохло, голова закружилась, всё поплыло. Теперь «план Б» тоже провалился.

Воробьёва попыталась то ли вскрикнуть, то ли что-то сказать, но из её рта вырвался лишь слабый хрип. Она с трудом могла дышать. Перед глазами её была только размытая, будто в тумане, пьяная улыбка Сашки. Девушка закрыла глаза.

Над головой раздался тупой удар. Давление на горле начало ослабевать, а через несколько секунд и вовсе исчезло. Запястье Майи так же освободилось. Бум: перед Майей как будто рухнул тяжёлый шкаф.

Девушка подняла отяжелевшие веки: под её ногами, растянувшись на полу, лежал лицом вниз Сашка. Левая сторона его головы кровоточила. Над ним в воздухе висела Кэт, держа в руках кухонный стул. В тёмных глазах её светилось весёлое безумство.

‒ Дорогуша, техника бабы Люси действительно работает! ‒ с этими словами она выронила стул, который упал прямо на жирную спину Сашки. Тот не шелохнулся.

Майя попыталась вдохнуть воздух, но её гортань снова пронзила острая боль, как будто туда была вставлена пара десятков игл. Кашель безудержно вырвался из её горла, но кашлять было так больно, что из глаз девушки брызнули слезы. Голова продолжала кружиться, и Воробьёва, прижавшись спиной к стене и держась руками за горло, скатилась на пол.

Озорство мгновенно исчезло из глаз Кэт. Да, она всё ещё забывает, насколько всё это серьёзно. Живые люди, окружающие её, ‒ вовсе не персонажи видеоигры с возобновляемым количеством жизней; на самом деле они… живые люди. Какой и Кэт была когда-то. Нужно относиться к ситуации серьёзнее.

‒ Господи, прости меня! Ты в порядке? ‒ она мигом оказалась на корточках перед Майей.

Какое-то время Майя продолжала кашлять и хрипло дышать. Руки её тряслись, тело не слушалось. Она только стирала слёзы с глаз. Безумство. Просто безумство. Один раз в жизни она решила поступить так, как сама посчитала нужным, и столько преград образовалось на её пути. Как будто весь мир настроился против неё. Когда кашель прекратился и дышать стало менее болезненно, Майя снова подняла глаза и посмотрела на Кэт, сидящую перед ней в растерянности и с чувством вины в лице. В этот момент Воробьёва вспомнила о лежащем рядом Сашке, который может очнуться в любую секунду, вскочила на ноги и со всей силы рванула из квартиры на улицу. Даже не прикрыла дверь за собой.

Глава 4

Ливень кончился так же быстро и неожиданно, как и начался, правда Майя этого даже и не заметила. Асфальт вокруг дома проели огромные лужи, отражавшие в себе облачное небо. Лужи были единственным, что заметила Майя, потому что она никак не могла решить, как обойти их так, чтобы не промочить ноги ещё сильнее. Хотя с чего бы это вдруг её в принципе волнуют такие вещи? Какая разница, мокрые ноги, сухие ноги, заболеет она или нет, а может, ей как раз надо заболеть и не лечиться?.. Этот поток мыслей прервал голос сзади:

‒ Стой! Куда ты?

Майя обернулась. Конечно же, это была Кэт, догоняющая её. Ну хотя бы спасибо, что не Максим.

Тут Майю вдруг переполнила смесь злости и отчаяния. Почему всё настолько плохо? И ведь всё началось именно с этой страшной девки! До этого у неё всё получалось, всё шло по плану, вселенная была благосклонна к её желаниям. А значит…

‒ Это ты во всём виновата!

Забыв про лужи, как и вообще про всё остальное, из чего состоит мир, Майя накинулась на Кэт. И ведь она попала, Кэт оказалась прямо в её яростных объятиях, с одним «но»: Майя тут же провалилась сквозь свою главную врагиню и упала в глубокую лужу.

‒ В чём виновата? ‒ Кэт недоуменно посмотрела на неё.

‒ Во всём! ‒ Воробьёва поднялась на ноги. Теперь она была не только мокрой, но ещё и грязной. ‒ Ты не просто привидение! Ты чёрт! Демон! Дьявол!

‒ Да с чего бы я дьявол?

‒ Потому что ты всё время пытаешься мне помешать!

‒ В чём помешать? Я пытаюсь тебе помочь! Я пытаюсь тебя спасти! Демон стал бы тебя спасать?

‒ Да от кого ты всё меня спасаешь?! ‒ от неконтролируемых эмоций сердце Майи снова пустилось в дикий пляс, а щеки её покраснели. От прилива крови Воробьёва даже перестала чувствовать холод.

‒ Я тебя от самой себя и спасаю! ‒ не сдержавшись, закричала во всё горло Кэт.

Майя застыла. Почему-то именно в эту секунду она почувствовала себя маленьким беззащитным ребёнком, совершившим какую-то непонятную ему самому ошибку, сделав её по причине обычной детской неаккуратности и глупости. Как можно винить ребёнка за это? Но на него кричат. На него кричит… мама. Мама. Так кричит только мама. Такие слова произносит только мама.

Майя, сама того не замечая, заплакала. Теперь она плакала не по причине физической боли или даже не из-за какого-то душераздирающего чувства, ужасной мысли или тяжёлого воспоминания. Она заплакала так, как плачут только дети: от беспомощности, от непонимания происходящего, от жалости к себе, от нестерпимого желания оказаться в руках мамы.

Майя сделала несколько шагов назад, приземлилась на холодные ступени, ведущие в подъезд, и полностью погрузилась в рыдания. Кэт, снова чувствуя вину, осторожно села рядом с ней. Она молчала и терпеливо ждала, когда Майе станет лучше. Потому что после слез всегда становится лучше, мёртвая девушка это хорошо знала.

Вытерев с глаз последние слезинки, Майя достала из кармана мятую пачку сигарет и зажигалку, но сигарета, промокшая насквозь, не подчинялась ей. Кэт чувствовала, что должна вставить какую-то дружелюбную успокаивающую фразу, но не смогла придумать ничего лучше банального:

‒ Всё будет в порядке.

‒ Уже никогда ничто не будет в порядке, ‒ совершенно спокойно ответила Майя, шмыгая носом, и положила бесполезные сигареты обратно в карман джинсов.

‒ Из-за этого ты хочешь покончить с собой?

‒ Да, типа того. Когда ты поломала всю свою жизнь уже в шестнадцать лет, ничто уже никогда не будет в порядке, ‒ Воробьёва тяжело вздохнула. ‒ Ты прости, что я всё время какой-то бред несу. Меня сейчас кидает из крайности в крайность, я сама не понимаю, что я на самом деле думаю и что я хочу.

‒ Да ладно! Думаю, это абсолютно нормальное поведение после того, как тебя пытался задушить жирнющий хрен под сто килограммов. Мне вот даже страшно представить свою реакцию!

‒ Нет, у тебя была бы другая реакция. Я уже поняла, что ты намного смелее меня, ‒ Воробьёва слабо улыбнулась. ‒ И… наверное, мне нужно сказать тебе спасибо.

Глаза Кэт засияли, будто их тёмная пугающая глубина наполнилась радостными светлячками.

Майя осмотрелась вокруг. Старый микрорайон на краю города примыкал к деревне, а деревня в свою очередь ‒ к лесу. По правде говоря, и деревня, и лес сейчас активно уничтожались: здесь шла крупная стройка нового многоэтажного комплекса. Над пустующими недостроенными зданиями, закрытыми высоким металлическим забором, высились два башенных крана. Длинные, яркие, жёлтые они были чем-то необыкновенным, будто из другого мира. Майя схватилась за голову: сколько уже длится эта стройка? Явно больше нескольких месяцев. Но она заметила её только сейчас. Всё это время прямо перед её носом находились два великана, два жирафа, два динозавра, тягающие массивные блоки. И она не видела их. Они для неё не существовали. Теперь Майя спокойно сидела, забыв обо всём, и рассматривала краны во всех подробностях.

Сейчас стройка пустовала и было совсем тихо, рабочие либо ещё не вышли на смену, либо всё ещё прятались от дождя. Но всё-таки появился один объект, который вывел Майю из этого хрупкого, неожиданно образовавшегося душевного равновесия.

На заборе, свесив ноги в грязных пыльных брюках, сидел мужчина. Что-то в его облике было неправильным, неестественным, и что конкретно это было, Майя поняла только спустя несколько секунд: вместо головы у него на шее сидела мясная кровавая лепёшка, местами, словно кремом, смазанная мозгами; два глаза, такие же плоские, как голова, будто вылепленные из грязного красного пластилина, удивлённо рассматривали Майю и Кэт. Никаких признаков носа или челюстей у мужчины не наблюдалось; из макушки местами торчали клочки волос.

‒ Эй, привет! ‒ Кэт замахала рукой, заметив мужчину.

Тот испугался и поспешно отвернулся.

‒ Да ладно тебе. Не стесняйся! ‒ крикнула ему Кэт. ‒ Это всё ерунда. В аду на такое никто внимания обращать не будет! Ну, мне так кажется.

Мужчина пожал плечами и махнул рукой в знак того, что он в порядке и спокоен на этот счёт. За другой стороной забора послышались голоса. Безликий мужчина ещё раз помахал Кэт рукой, в этот раз в знак прощания, и спрыгнул с забора к своим товарищам.

‒ У нас принято здороваться с незнакомцами. Мы, мёртвые, должны держаться вместе. Хотя, конечно, полным-полно затворников, ‒ пояснила Кэт Майе. ‒ Ты в порядке?

Майя продолжала с открытым ртом смотреть в ту точку, где до этого сидел строитель. Тут она вскочила, отбежала в сторону, и её вырвало прямо на клумбу под окнами дома. Воробьёва снова закашлялась.

‒ Какого хрена, Кэт?!

‒ Я думаю, на него упала плита или типа того. Не знаю, спрашивать у мёртвого, как он умер, ‒ дурной тон.

‒ Да я не об этом. И не хочу знать о нём никаких подробностей, ‒ Майя закрыла глаза и сделала глубокий вдох в надежде стереть из памяти увиденное. ‒ Какого хрена, Кэт? Я серьёзно. Всё началось именно с тебя. До этого я такого дерьма не видела. И… и что? Теперь это будет всё время?

‒ Не знаю, Майя, честно. Не могу ответить ни на один твой вопрос. Я сама впервые вижу живую девушку, способную видеть нежить!

‒ Тогда пошли отсюда. Я больше не хочу видеть этот район.

‒ Стоп! ‒ Кэт взлетела и остановила её жестом. ‒ Баба Люся.

‒ Что баба Люся?

‒ Ты должна вызвать ей скорую помощь, чтобы они забрали её тело и по-нормальному похоронили.

‒ Чего сделать? Кэт! Она всю жизнь относилась ко мне, как к дерьму! ‒ Майя сделала обиженное лицо.

‒ Майя! Благодаря ей, я смогла спасти тебя. К тому же я теперь круто взаимодействую с материальными предметами, ‒ она довольно улыбнулась.

Майя, сделав такое лицо, будто ей приходится психологически насиловать себя, переступая через собственные моральные принципы, всё-таки позвонила в скорую, назвала нужные улицу, дом и квартиру и сразу же после этого отправилась прочь в случайном направлении.

Вокруг были серые пятиэтажки, затопленные дождём детские площадки с ржавыми скрипучими качелями и небольшие магазины на первых этажах домов. Обычная скучная картина, которая сейчас казалась Майе совершенно новой, будто бы она оказалась в совершенно другом измерении, и вокруг неё за раз выросли, как декорации, эти дома, склеенные из квадратных кусочков картона, и пластиковые деревья. Но всё это было настоящим и, более того, очень старым. Сам район Майя знала с детства. Здесь, кроме Максима и его шайки, жила её одноклассница Даша Морозова. Такая маленькая, с круглыми мягкими щёчками, глупым русым пучком на голове и розовым блеском на пухлых губах. Послушная тихая отличница, которая никогда не говорит ничего против и только сдержанно улыбается. Кого она может не бесить?

И теперь та девушка в спортивных лосинах и розовой толстовке, бегущая впереди навстречу Майе, имеет с ней явно что-то общее. Но не в манере движения ‒ слишком уверенно для Даши. И не в самом факте бега ‒ Даша никогда не занималась спортом. Но чем ближе становилась девушка, тем отчётливее было видно: это не какая-то случайная незнакомка, а настоящая Даша Морозова. Аккуратная, чистенькая Даша, которая вот-вот поравняется с мокрой, грязной, растрёпанной Майей.

Нужно было срочно куда-то деться, куда-то спрятаться, свернуть куда-нибудь, вопреки всем законам физики испариться или провалиться под землю, лишь бы не столкнуться с ней, ‒ вот всё, чего желала перепуганная Майя, искавшая взглядом место, куда бы приткнуть своё тело. Но было поздно.

И это действительно была Даша. Та самая Даша, внешне почти не изменившаяся: маленькая, с круглыми мягкими щёчками, глупым русым пучком на голове и розовым блеском на пухлых губах. Лишь внешне. Взгляд и лицо её имели совсем другое выражение, нежели всего лишь год назад.

Майя надеялась, девушка сделает вид, что не заметила её, и просто пробежит дальше, но Даша уже с расстояния в пять метров одарила Майю неожиданной доброй, но при этом уверенной улыбкой, какой может улыбаться начальство самому любимому и продуктивному сотруднику. В наушниках её играло что-то танцевальное, играло так громко, что было слышно с большого расстояния, но, как только Даша поравнялась с Майей, она сразу выключила музыку. И остановилась.

‒ Майя, привет! Я так давно не видела тебя, надо же! А тут встретились в шесть утра, ‒ она улыбнулась ещё шире.

Вся свежая, румяная, полная физической и духовной энергии, Даша сейчас представляла полную противоположность Майи, и вторая это очень хороша чувствовала. И сейчас Воробьёвой стало стыдно дважды. Во-первых, за то, что лежало на поверхности: за свой ужасный внешний вид, за свое собственное физическое и духовное состояние, находившееся сейчас в полном упадке. Во-вторых, за то, что лежало в самой глубине её души и её воспоминаний, что-то специально спрятанное и хранящееся под замком. Сейчас это что-то изо всех сил старалось вырваться, чтобы огромной волной поглотить мозги Майи и сделать ей ещё хуже. Люди, неспособные на рефлексию, неспособные признавать собственные ошибки, двигаться дальше и развиваться, всегда закапывают такие воспоминания в самую глубокую могилу в гробу на десяти замках, ведь если покойник случайно проснётся и выберется из своей темницы, он устроит полный переполох в психике и может заставить пересмотреть отношения ко многим вещам, изменить ценности. А такого Майе не нужно было. Вот и сейчас она продолжала старательно удерживать себя от потопа из воспоминаний.

‒ Привет, Даша, ‒ Воробьёва постаралась говорить максимально нейтральным тоном.

‒ Куда направляешься в столь ранний час?

Куда Майя направлялась? Знать бы ей самой. Она не понимала, что делать дальше, не понимала, что чувствует и что хочет, но знала одно: нужно уходить из места, где за ней охотятся её парень с его лучшим другом и где обитает это жуткое изуродованное несчастной смертью существо. Майя хотела уйти, но вот куда уйти ‒ вопрос из совершенно другой системы координат. Но нужно придумать ответ. Куда? Куда может отправляться человек так рано, если он не отягощён учёбой или работой?

‒ В магазин за сигаретами, ‒ тихо ответила Майя. А ведь ей действительно не помешало бы купить новую пачку сухих и свежих.

‒ Отлично! А я тут бегаю. Уже четвёртый месяц стараюсь бегать каждое утро. Просто хочу стать сильнее, увеличить объём лёгких и всё такое.

Даша говорила всё это настолько искренне и без какого-либо хвастовства, насколько это в принципе возможно для живого человека, и это ставило Майю в ещё более неудобное положение.

‒ Это круто.

Наверное, это был самый неудобный разговор для Майи за всё последнее время. Но после следующего Дашиного вопроса он стал ещё более неловким.

‒ Не хочешь пойти выпить кофе? Тут буквально в двух шагах чудесная кофейня.

‒ У меня с собой деньги только на сигареты.

‒ Я всё оплачу! Ведь это я приглашаю! После кофе день всегда ощущается лучше, ‒ неожиданно Даша весело подхватила Майю под руку и повела куда-то направо.

Что она делает? Чего она хочет? Чего она добивается? Специально издевается над ней? Хочет поставить на место? Посмотри на себя, убедись, что ты не только наркоманка, но ещё и нищенка, у которой даже нет лишних ста рублей на кофе, ‒ представительница самого низшего слоя общества?

Кофейня, находившаяся на первом этаже одного из домов, была довольно милой и уютной. Стены и мебель в светлых пастельных тонах, обои с незамысловатыми узорами из кофейных зёрен, свежие пирожные всех сортов на витрине рядом с кассой, картины, изображающие романтичные силуэты людей, элегантно сидящих за столиками, спокойная тихая музыка ‒ всё такое тёплое и аккуратное, прямо как сама Даша. Неудивительно, что ей так нравится это место.

За кассой стояла девушка лет двадцати с длинным русым хвостом, одетая в фирменный чёрный фартук кофейни. «Покофейничаем?» ‒ было написано крупными буквами на груди, а чуть ниже, более мелким шрифтом: «кофейня Бабурина». Девушка рассматривала что-то в своем телефоне и улыбалась, но когда вошли клиентки, сразу же отложила смартфон в карман своего фартука и поприветствовала их.

Даша, как и обещала, заказала два капучино. Майя же, пока кофе находился в процессе приготовления, продумывала план побега.

‒ Что с тобой? ‒ обратилась к ней Кэт.

‒ Я не могу так, ‒ зажмурилась девушка. Она стояла в полуметре от Даши, но всё равно старалась говорить очень тихо.

‒ Да посмотри, как тут хорошо! Отогреешься заодно, горяченького попьёшь.

‒ Это, конечно, супер, но… Ты просто не знаешь. Не понимаешь.

‒ Чего? Тебе подруга дарит кофе! А тебе как раз надо взбодриться.

‒ Не понимаешь. Не понимаешь, ‒ говорила она, стиснув зубы. ‒ Она мне не подруга. Никогда не была подругой.

‒ А кто тогда? Она так по-доброму смотрит на тебя. Неужели она твоя врагиня?

‒ Типа того.

‒ Она издевалась над тобой?

‒ Нет, ‒ Майя выдержала паузу. ‒ Я над ней.

‒ Кофе готов! ‒ Даша, улыбаясь своей фирменной милой улыбкой, стояла с двумя бумажными стаканчиками. ‒ Давай сядем вон там. Тут очень мягкие удобные стульчики.

‒ Черт, ‒ прошептала Майя для Кэт. ‒ Конечно! ‒ улыбнулась она для Даши.

Они присели, и уровень неловкости повысился раз так в пять. Но лишь для Майи. Даша свободно продолжала разговор.

‒ Как твои дела? Вопрос банальный, но очень важный!

‒ Нормально, ‒ Майя не решалась поднять глаза и рассматривала молочную пенку кофе, ‒ А у тебя?

‒ Майя, расслабься! ‒ Кэт стояла рядом, опёршись локтем на стол. ‒ Чего ты как запуганный дикий зверь?

‒ Я и есть, ‒ прошептала Майя.

‒ У меня сейчас всё просто отлично! Начинаю потихоньку готовиться к ЕГЭ, очень хочу поступить в ВУЗ в Москву, где сестра учится. Да! Влада сейчас здесь! Приехала буквально три дня назад. Когда я ей сказала, во сколько встаю по утрам, она была просто в шоке. Сказала, чтобы я её так не будила!.. На самом деле, она очень устала от Москвы.

«Да, не хватало ещё встретить эту Владу ненормальную», ‒ подумала Майя.

‒ Да чë хоть ты всё в телефон пялишься?! ‒ за спиной Майи, словно гром посреди ясного неба, прорычал низкий мужской голос.

Майя автоматически обернулась.

За витриной с пирожными, рядом с девушкой-кассиршей стоял низкий смуглый мужчина с густой бородой, в которой тут и там уже начали появляться седые волосы.

‒ Что вы всё там смотрите такое особенное?! Для чего я тебя нанимал?! Пришла и даже ничего не протерла, посмотри, все столы грязные!

Но девушка не только ничего не отвечала, она даже не поднимала глаз от экрана своего гаджета, ведь она досматривала напряжённую финальную серию своего любимого шоу ‒ как тут можно оторваться? Какие к чёрту столы, когда решается судьба любимых героев?

‒ Полы не помыла, даже не подмела! Мусор со вчерашнего вечера не вынесла! Аня, это всё твои обязанности! ‒ продолжал кричать мужчина, но уже без злости, но с оттенком агрессивного отчаяния.

‒ Майя, ты в порядке? ‒ тихо спросила Даша, не понимая, на что так испуганно смотрит Майя, и та сразу обернулась.

Даша не слышит и не видит этого странного мужика? Неужели он опять из этих? Из мёртвых? Как же неловко и глупо Майя снова выглядит! По крайней мере, так казалось самой Майе.

‒ А можно потише со своими разборками? Вы мешаете отдыхать своим клиенткам! ‒ Кэт недовольно обратилась к мужчине.

‒ Чего? Посмотри, какой бардак! Меня убили всего три дня назад, всего три дня не проверял выполненную работу, а уже полный беспорядок! Как тут не кричать! А эти девки меня всё равно не слышат!

‒ Так и твоя работница тебя тоже не слышит!

‒ Ну и что ты мне предлагаешь сделать?

‒ Привлеки внимание к проблемам!

‒ Это ещё как?

Майя так и не ответила Даше на вопрос. Она сидела с напряженным, напуганным лицом, и Даше казалось, будто Майя находится в трансе.

В этот момент Кэт подошла к заполненному по края мусорному ведру у входа и поддала его ногой. Ведро с грохотом покатилось по полу, вываливая из себя все бумажные и пластиковые стаканчики, обёртки, картонки, пластиковые пакеты, зубочистки и многое другое. Аня дёрнулась от неожиданности, вынула из ушей наушники и быстро заморгала. Что произошло?

‒ Вот как, ‒ прокомментировала свой поступок Кэт и подмигнула.

Аня недовольно вздохнула, поставила фильм на паузу и направилась в служебную комнату за перчатками и веником. Мужчина показал Кэт большой палец.

‒ Я вообще Бабурин. Владелец этой кофейни, ‒ он взлетел вверх над кассой, чтобы стала видна нижняя часть его туловища. ‒ Понимаешь, бизнес разборки по-русски, всё такое.

Из живота Бабурина, на уровне ремня брюк, торчал кухонный нож, все джинсы его были залиты кровью.

‒ Надо же, ведро упало под собственным весом, ‒ спокойно констатировала Даша.

Она не видела ни Кэт с проломленным черепом, ни Бабурина с проткнутым животом, не слышала их разговор; для неё существовала только милая, тихая, светлая кофейня, в которой играла мелодичная музыка, а на витринах красовались чизкейки, «Праги», «Наполеоны» и заварные пирожные.

‒ Да, ‒ лаконично ответила Майя.

Спустя несколько минут они расстались.

Глава 5

Майя и Кэт шли молча. Шли никуда. Мысли Майи также находились в пространстве, которое легко можно было назвать «нигде». Потеряна и физически, и духовно. Кэт же молчала, потому что обдумывала некоторые вещи. Ей хотелось спросить у Майи многое, но она понимала, что эти вопросы могут оказаться слишком личными и болезненными.

‒ Я хочу пойти к маме. Ещё раз, ‒ сказала Майя. Лицо её выражало высший уровень скорби.

‒ Конечно! Мама ‒ это человек, который всегда примет тебя в тяжёлой ситуации! ‒ Кэт пыталась говорить подбадривающим тоном, хотя прекрасно осознавала, что отношения матери и дочери могут быть очень тяжёлыми.

‒ Ну, ‒ Майя усмехнулась. ‒ Не всё так просто. Но я… Просто хочу попробовать ещё раз. Может быть, на этот раз что-нибудь получится… Давай, тут пройти две остановки.

«Ещё раз», «на этот раз» ‒ Кэт оставалось только сочинять самой, что же произошло «в предыдущий раз», о котором Воробьёва молчит.

Майя жила во внешне похожем районе, хотя это место было менее криминальным. Здесь было намного больше магазинов, аптек, маленьких едален и, кроме того, стоял новый, почти готовый к открытию, торговый центр, на который все засматривались с жадностью: больше не придётся ехать куда-то сорок минут, всё под рукой!

Родительская квартира находилась на пятом этаже девятиэтажного кирпичного дома. Под окнами, практически касаясь ветвями окольных стёкол, росла высокая, сильная, пышная берёза, с очаровательным светящимся на солнце белым стволом, покрытым узором из чёрных полос и пятен, необыкновенных форм. Эту березу, возвышавшуюся до шестого этажа здания, можно было свободно и гордо назвать достопримечательностью этого дома. Она и украшала его, и оживляла, и будто бы охраняла. Хотя, нужно признать, далеко не все жители были довольны соседством с таким деревом: кто-то возмущался, что своими ветвями оно закрывает солнце, и из-за этого сыреют стены, а одна очень религиозная бабушка утверждала, что дерево приносит несчастья, ведь посажено безбожниками чуть ли не при Ленине. Кажется, мама Майи ‒ Варвара Воробьёва ‒ любила эту берёзу и иногда даже ухаживала за ней. Но сейчас девушка испытывала полное безразличие к этому шикарному дереву.

‒ Может быть, вчера, когда я приходила к ней последний раз, её просто не было дома… Может, она просто была на работе, ‒ вдруг тихо заговорила Майя. Она и Кэт уже подходили к дому.

‒ Ты вчера тоже приходила сюда? ‒ осторожно спросила Кэт.

‒ Да. Я гуляла с Максом. Естественно, как же без него. Попросила его зайти сюда на секунду. Ему не хотелось. Он даже разозлился. Он ненавидит мою мать и не хочет ничего о ней слышать, а тем более видеть её. Но я уговорила его. Сказала, чтоб подождал снизу, а я быстро. Соврала, что маму надо поздравить с днём рождения, иначе без повода он меня бы совсем не отпустил.

Майя опустила глаза. Кроссовки её, некогда белые, теперь тёмно-серые, шагали по такой же серой растрескавшейся плитке. По этой же плитке, совсем новой и ровной, она бегала, когда была совсем крошечной, а мама её догоняла.

‒ И… что сказала тебе мама?

‒ Ничего, ‒ Майя не отрывала взгляда от земли. ‒ Она не открыла мне дверь, хотя я звонила в звонок довольно долго. Потом я попыталась позвонить ей по телефону, но она не взяла трубку, ‒ в этот момент девушка подняла голову и устремила на подругу по-взрослому серьёзный, совершенно ей не свойственный, взгляд. ‒ После этого я точно решила, что завтра, то есть сегодня, покончу с собой. До этого я ещё колебалась. Я ведь специально пошла к ней. Хотела убедиться, остался ли хоть один человек, которому я действительно нужна. Который любит меня. И вчера я убедилась, что не осталось…

Майя снова опустила голову. Кэт молчала и смотрела на неё с нескрываемой тревогой, ожидая следующих слов. И они действительно последовали.

‒ Да, вчера я была на грани срыва. Очень эмоционально отреагировала на это. Чуть не расплакалась там, на лестничной площадке. Но сдержала себя, потому что Макс не должен был ничего заподозрить. Но, короче говоря, мне вчера вообще не пришло в голову, что она может быть на работе. Мама работает учительницей, а по субботам ведь тоже занятия есть. Сегодня у неё точно выходной, это понятно. Другое дело, что она могла уехать куда-нибудь. Но я попытаюсь.

‒ А если она снова тебе не откроет? И не возьмёт трубку? Не перезвонит? ‒ не сдержалась Кэт и спросила всё, что так волновало её.

‒ Понятия не имею. Я уже больше совсем ничего не знаю. Ничего не хочу. Я бы сейчас, наверное, просто села прямо здесь, посреди дороги, и застыла бы, как статуя. Стала каменной. Это невозможно. Но больше идей у меня нет.

Они вошли в подъезд, поднялись на лифте и остановились на лестничной площадке. Белые стены, залепленные тут и там рекламой, голубая деревянная дверь, ведущая в тамбур, два номера («52» и «53») из серых, давно потерявших свой блеск цифр, справа и слева от двери ‒ в этой картине не было ничего особенного, ничего такого, что отличало бы её от тысяч других лестничных площадок. Но Майя стояла здесь и содрогалась.

‒ А ты не пробовала спросить у соседей, не знают ли они, где твоя мама?

‒ В пятьдесят второй квартире никто не живёт постоянно. Владельцы сдают её. В основном там всякие молодые парочки, которые сбегают сюда от своих родителей, пока не найдут жильё получше. Думаю, им плевать на соседей, ‒ вздохнула Майя.

Она нерешительно потянулась рукой к круглой чёрной кнопке звонка. Но в последний момент судорожно отдернула её, будто от удара током.

‒ Если она сейчас выйдет… что я ей скажу? Я понятия не имею, что говорить. Вчера я, наверное, несла бы всякую чепуху на эмоциях и расплакалась бы. Может, даже в ноги бы ей упала. А сейчас… ‒ Майя нахмурила брови и зажмурилась. ‒ Вот что я ей скажу? Прибежала к ней, как грязный щенок, которого покусали на улице. Мама, мама, меня никто не любит! Так что ли? Надо подготовить слова…

‒ Просто скажи ей всё, что думаешь на самом деле вот и всё. Зачем что-то придумывать? Майя, ‒ Кэт встала перед ней и взяла её за плечи, Майя же почувствовала это неожиданное прикосновение и слегка дрогнула, а лицо её немного покраснело, ‒ знаешь, я не имею не единого представления о том, что произошло между тобой и мамой, но просто говори ей всё, что думаешь. Может, после такой прямолинейности она снова не захочет тебя видеть! Но это будет первый шаг. И пусть он будет плохим, чем его не будет вовсе.

‒ Вау, моя дорогая, откуда ты так разбираешься в психологии? ‒ Майя слабо улыбнулась.

‒ Не знаю. Я могу уйти, если тебе будет неудобно говорить с мамой при постороннем человеке. Пусть и мёртвом, ‒ Кэт улыбнулась в ответ.

‒ Лучше не уходи.

‒ Давай! Давай!

Майя снова потянулась своей тонкой бледной рукой к звонку. Подушечка указательного пальца с обкусанным ногтем осторожно коснулась пластиковой кнопки. Ещё пару секунд Майя подумала, а потом легко нажала. Сердце её снова начало сходить с ума в груди, на лбу выступил холодный пот. Может, убежать? Тогда ей не нужно будет переживать этот ужаснейший разговор. Но она сама пришла сюда. Её никто не заставлял. Но всё это ощущалось для Майи не так, будто сейчас ей предстояло встретиться и поговорить со своей родной матерью, а словно ей нужно было сразиться с жутким чудовищем, после встречи с которым никто не возвращался домой. По крайней мере живым.

Сигнал побежал по жёлтому проводу. Пробежал по стене, забежал в тамбур, там пробежал под потолком и наконец забежал внутрь квартиры «53».

Майя услышала это глухое и слабое жужжание. Сейчас она слышала всё, она до предела напрягла все свои органы чувств. Сердце билось о рёбра, как птица о прутья клетки, так же рьяно, так же больно, так же отчаянно. Дыхание остановилось. Как Майя сейчас будет что-то говорить? Она не сможет выдавить из себя ни единого хрипа, ни одного стона. Язык будет заплетаться, воздуха будет не хватать, челюсть окаменеет, мысли спутаются, забудутся. Они уже спутались и забылись! Надо было все-таки придумать хоть какую-то речь…

Прошла минута, но из квартиры не послышалось ни единого звука.

‒ Позвонить ещё раз?

‒ Звони, конечно!

Майя снова приложила палец к кнопке звонка, и внутри раздалось такое же слабое дребезжание. Опять ничего.

‒ Видимо не судьба! ‒ сказала Майя спустя ещё три минуты ожидания.

Воробьёву охватило чувство облегчения, какое обычно испытывают школьники и студенты при новости об отмене очень сложного экзамена. Её легкие наполнились воздухом, сердце начало успокаиваться. Страшного разговора не будет! А если и будет, то не прямо сейчас, не сию секунду, и у неё есть время поразмыслить над словами. Или сбежать. Майя села на пол, опёршись спиной на холодную бетонную стену, и вытянула ноги. Нужно расслабиться.

‒ Только что теперь? ‒ заговорила она спокойно. ‒ Ждать её? Когда она вернётся? Или когда она выйдет? Я буду похожа на маньячку.

‒ Майя, у меня тут есть одно предложение, но я стесняюсь его озвучивать. Я почему-то думала, ты сама решишь воспользоваться моими способностями и предложишь…

‒ О чем ты?

Майя нащупала в кармане старую пачку сигарет. Они наконец достаточно просохли, чтобы поддаться огоньку зажигалки и породить такой сладкий и желанный в данный момент дымок. Сейчас Майя была готова скурить всю оставшуюся пачку.

‒ Я прохожу сквозь стены… Я могу посмотреть, там твоя мама или нет…

Майя выронила сигарету.

‒ Кэт! Ты серьёзно? Мне такое вообще не пришло в голову! Почему ты не предложила сразу?

‒ Ну, знаешь ли, у меня нет желания без спроса ходить по чужим квартирам и подсматривать за незнакомыми людьми. Я не такой человек…

‒ Оставь свои правильности на потом. Быстро зайди туда! ‒ Майя вдруг вскочила. ‒ И посмотри, там ли она!

Взгляд Майи загорелся нетерпением, и Кэт почти мгновенно растворилась в стене. Майя вся задрожала, закусила губу, сжала руки в кулаки. Снова это болезненное нервозное ожидание. Воробьёва сейчас абсолютно беспомощный человек, это нужно признать. Она всё ещё зависима, зависима от странного пугающего эфемерного существа, а это существо, в свою очередь, зависит от неё.

Кэт беззвучно появилась прямо перед Майей. Она была в растерянности.

‒ Ну? Её нет? – спросила Майя в нетерпении.

‒ Её нет…

Майя настойчиво смотрела в глаза Кэт.

‒ Там вообще ничего нет. Квартира пуста. Голые стены.

Майя впала в ступор. Неужели её мать переехала, а Майя даже не слышала об этом? И никто, никто не известил Майю о таком большом событии, как переезд? Или её ограбили? Но как воры могли взять и незаметно вынести всю мебель? Или всё сгорело при пожаре, о котором Майе также ничего неизвестно? Но где же теперь её мама?

‒ Кэт, ты можешь открыть дверь изнутри? Если это возможно сделать без ключей…

‒ Я могу попробовать, ‒ Кэт снова исчезла.

Майя стояла в мучительном ожидании, когда послышался звук щелчков от поворотов задвижки двери квартиры, и дверь отворилась, затем ‒ звук поворота задвижки синей двери тамбура, и она тоже наконец открылась. Портал в заветное секретное место разблокирован. Кэт серьёзно смотрела на Майю.

‒ Спасибо большое, Кэт! ‒ голос Воробьёвой подрагивал.

‒ Заходи, подруга.

Майя с дрожащими руками прошла в тамбур ‒ маленькую квадратную комнатку с дешёвыми золотистыми обоями и слабым жёлтым светом. Слева ‒ запертая, блестящая металлическая чёрная дверь с номером «52». Справа ‒ загадочно приоткрытая, отделанная изящной искусственной коричневой кожей дверь с номером «53». Тёмная узкая щель этой приоткрытой двери приковала взгляд Воробьёвой: стоит распахнуть эту дверь и сделать один шаг, как перед девушкой окажется её старый родной дом, в котором она не была уже так много времени. Только, если верить её мёртвой спутнице, смотреть там не на что. Вся кожа Майи, начиная с лодыжек, заканчивая затылком, покрылась мурашками.

Сколько же всего произошло в этом месте! Майя чувствовала, как её накрывает волна страха и стыда. Она раскрыла дверь и вошла внутрь. За её спиной Кэт заперла дверь тамбура.

Из тамбура шёл слабый свет, который мало что давал разглядеть, поэтому Майя сразу же включила свет в коридоре. Сумрак и темнота ей слишком надоели.

Пустое серое пространство. А ведь у девушки остались воспоминания о былом облике квартиры. Сейчас она стоит в узком коротком коридоре, в котором раньше слева от девушки стоял гардероб с двумя большими зеркалами на дверцах, справа была деревянная вешалка с кучей одежды, а внизу, рядом с вешалкой находилась маленькая обувница. В коридоре было трудно развернуться, но теперь Майя могла даже свободно вытянуть руки в стороны, и это ощущалось совсем противоестественно.

Девушка попыталась вдохнуть воздух, чтобы вспомнить какой-нибудь родной запах из детства, но к носу сразу пристала пыль. К тому же было очень душно, как будто в квартире давно не открывали окна, и воздух застоялся и окаменел. Родных запахов не осталось, они исчезли вместе с содержимым этого места.

Воробьёва вошла в спальню. Такое же пустое квадратное помещение без намёка на то, что здесь когда-то вообще жили люди. Квартира была однокомнатная, и раньше в одной этой комнатке не слишком внушительных размеров спали они втроём ‒ мать, отец и дочь.

«ДА ЧТО ТЕБЕ ПОЛИЦИЯ?! ОНИ ТЕБЯ НЕ СПАСУТ! ТЫ ДАЖЕ ИМ НЕ НУЖНА! ОНИ ВООБЩЕ НЕ ПРИЕДУТ!»

Майя прижала ладони к ушам. По всему телу пробежали холодные мурашки. На лбу выступил пот.

«ТЕБЕ НИКТО НЕ ПОМОЖЕТ В ПОЛИЦИИ! ИМ НА ТАКИХ, КАК ТЫ, ШЛЮХ ПЛЕВАТЬ! ПОНЯЛА?! ИМ НА ТЕБЯ ПЛЕВАТЬ!»

Девушка содрогнулась всем телом, ноги её подкосились, и она поняла, что начинает падать.

‒ Майя, что с тобой? ‒ Кэт подхватила её за плечи, и это прикосновение, сильно напугавшее Майю, немного привело её в себя. ‒ Тебе плохо?

‒ Надо открыть окна, ‒ тихо ответила Воробьёва. ‒ Всё нормально, спасибо, Кэт.

Ей нужно чаще говорить «спасибо» и «прости». Те слова, которыми она раньше пренебрегала. Да, теперь Майя будет поступать именно так.

Но если вернуться к предыдущей мысли… Нет, пожалуй, лучше это делать не стоит…

Кэт открыла окно, и в комнату словно вдохнули жизнь. По расплывчатым, словно принадлежавшим полузабытому сну, воспоминаниям девушки, большую часть спальни раньше занимала прогнувшаяся кровать, стоявшая спинкой к правой стене. Напротив кровати, очень близко к ней и параллельно левой стене, стоял небольшой диван, на котором обыкновенно спала Майя. А когда-то ещё раньше на этом же месте стояла её кроватка-люлька. Рядом с подоконником был покосившийся комод, лак на поверхности которого облезал проплешинами. В комоде хранилось бельё. Всю стену противоположную окну занимал большой книжный шкаф.

Книжный шкаф. Воробьёва обернулась и совсем растерялась, когда поняла, что он тоже отсутствует. На полу остались нечёткие отметины, обозначавшие, что раньше здесь стоял очень тяжёлый предмет мебели. Книжный шкаф был сокровищницей матери. Это была не просто домашняя библиотека учительницы русского языка, а профессиональная коллекция разбирающейся в своём деле литературоведки: древнегреческие и скандинавские мифы, русские, еврейские и африканские сказки, сборники сочинений Омара Хайяма, Маяковского, Ахматовой, Сильвии Плат в оригинале, Мандельштама, эссе Оскара Уайльда и Вирджинии Вулф, томики Марселя Пруста, Библия и Коран и так далее… Книги имели для Варвары огромное значение. Где же они теперь?

Воробьёва покинула спальню и вошла в кухню, которая была достаточно большой и выполняла роль гостиной.

Здесь не осталось ни белого деревянного стола, что стоял в центре, ни старой столешницы, ни раковины с пятнышками от ржавчины, ни самого главного достояния кухни ‒ телевизора, стоявшего на большой коричневой тумбочке, которая теперь тоже отсутствовала. Неужели мать увезла с собой даже эту рухлядь? Или теперь всё это находится там, где и должно, ‒ на свалке?

Майя пришла сюда, чтобы снова обрести свой дом, чтобы снова обрести мать. Но стоя посреди пустого серого пространства с кучками пыли вдоль стен, девушка чувствовала себя ещё более потерянной, чем до этого. Её последняя надежда разрушилась, а всё, что она помнила о родном месте, в котором выросла, ‒ исчезло. Воспоминания Майи теперь ‒ не более, чем набор бессмысленных образов, не имеющих ничего общего с пустынной безлюдной реальностью.

Но кому принадлежит квартира сейчас? Продала ли её мама? Или же…

Воробьёва ощутила ужасную вспышку гнева, такую, что лицо девушки побагровело. Она точно знала одного человека, который так сильно желал заполучить эту квартиру, что был готов на всё. На любой бесчеловечный поступок.

«ДУРА, КОГО ТЫ ИЗ СЕБЯ СТРОИШЬ?! ТЫ НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ДОБЬЁШЬСЯ! ТЫ ПРОСТО НЕУДАЧНИЦА! У ТЕБЯ НЕ БУДЕТ НИЧЕГО, А У МЕНЯ БУДЕТ ВСЁ!»

‒ Это место надо будет привести в порядок, ‒ сказала Майя дрожащим голосом.

Кэт стояла сзади неё, рассматривая берёзу в окне.

‒ Хочу, чтобы в квартире мамочки было чисто.

Кэт не видела взгляда Майи, но её голос ‒ притихший, монотонный и бесцветный ‒ заставил мёртвую девушку напрячься. Она посмотрела на подругу.

‒ Ты знаешь, где твоя мама? ‒ осторожно спросила Кэт, разглядывая согнутую спину Воробьёвой.

‒ Нет, этого я не знаю. Но я знаю, что с ней случилось…

Майя обернулась, и Кэт вздрогнула от ужаса. Уставшее и бледное лицо девушки выражало жестокое безумие.

‒ Пойдём отсюда. Нам надо навестить кое-кого.