Если. Вернувшаяся бесплатное чтение

Глава 1. Выбор.

Пусть кажется, что за чертой – плато,

А смерть, возможно, – просто инквизитор.

Нам остается верить только в то,

Что всем будет предложен новый выбор.

Из-за яркой вспышки в течение пары мгновений было трудно что-либо различить. В ушах немного звенело, а в голове будто бы не осталось ни единой мысли – бег времени замедлился, и трудно было определить, сколько минут прошло, прежде чем зрение начало возвращаться. Когда пелена наконец рассосалась, из пустоты возникла ослепительно-белая комната и человек с мягкой улыбкой, сидящий за столом.

– Добро пожаловать, дорогая, – сказал он. – Рад приветствовать тебя.

– Где я?

– Там, куда всё идёт. Там, куда все идут.

– Я умер? – собственный голос прозвучал незнакомо. – Или умерлА?..

– Да, ты покинула земной мир, – глаза человека светились потусторонней, всепоглощающей добротой. – Сразу после перехода память может стирать некоторые моменты из прожитых жизней, однако воспоминания еще вернутся, – он подался вперед, облокотившись о стол. – Не важен здесь и вопрос пола – первое время мы обращаемся ко всем в женском роде, ведь то, что ты есть – это твоя душа. Я знаю, что у тебя много вопросов, но будь терпелива, у нас полно времени.

Душа неловко повела плечами и посмотрела на свои руки. Трудно было сказать, кому они принадлежали – каждую секунду по ним будто бы пробегала рябь, и они казались попеременно мужскими и женскими, детскими и взрослыми, светлыми и тёмными. Как и говорил собеседник, память постепенно возвращалась.

– Я помню! – наконец заговорила она. – Меня звали…

– Тише, – твердо прервал её незнакомец. – Здесь мы не называем ни своих имён, ни имён тех, кто остался на земле, ни всего того, что связывает нас с прошлым. Ты завершила лишь первое свое путешествие в мир живых, так что запоминай правила.

– Первое? – душа удивлённо подняла голову. – Мы перерождаемся?

– Ты удивительно быстро соображаешь, – слегка рассмеялся её собеседник. – Конечно – души бессмертны, но каждый сам выбирает, как распоряжаться вечностью. Если последнее земное существование было хорошим, душам дается выбор – многие остаются здесь. Другие решают вернуться в мир живых.

– Вот как. Стало быть, многое, что нам говорили о жизни после смерти – правда, – протянула она. – Как я могу обращаться к Вам?

– Как тебе угодно, – человек расправил плечи. – Люди дают мне много имён при жизни, однако суть от этого не меняется.

– Вы Бог?

– Христиане называют меня так, – уклончиво ответил тот. – Ты близка к истине. Но познать ее в первый переход тебе, к сожалению, рано. Ты можешь называть меня Распорядителем.

– Хорошо, – ответила душа. – Но почему я завершила свою первую жизнь, если другие, как я понимаю, прожили далеко не одну?

– Многие души стары, как мир, – пояснил Распорядитель. – Но иногда новые возникают из пустоты, как звёзды, и начинают свой путь. Никто, даже я, не может этому противиться.

– Но что дальше? Что будет с… – она решила не называть имен, – с моими близкими, которые остались на земле?

– Не беспокойся, – Распорядитель качнул головой. – Они выбрали хорошие жизни, и каждый из них будет счастлив на протяжении своего земного существования. Однажды, возможно, вы встретитесь с ними в других мирах.

– Так, стало быть, вселенная тоже не одна? – душа удивлённо выдохнула.

– Разумеется, – Распорядитель снисходительно улыбнулся. – Ты помнишь какие-нибудь книги, которая читала при жизни, фильмы, которые смотрела, истории, которые слышала от других? – Он дождался одобрительного кивка. – Души, которые прожили много жизней или были чисты, сохраняют некоторые воспоминания о своих прошлых существованиях и создают всё это. У людей это называется «воображение».

– Фантастика! – только и смогла ответить душа. – Но как я провела свою жизнь? Что теперь будет со мной?

– Ты была в меру хорошим и в меру плохим человеком, – ответил Распорядитель. – Как и большинство душ. Ты можешь выбрать свой дальнейший путь без каких-либо ограничений, – он помолчал. – И, если захочешь, как у первородки, у тебя будет возможность сохранить небольшую часть памяти, чтобы лучше распорядиться своей новой жизнью.

К этому моменту душа, кажется, вспомнила весь свой земной путь: детство, учебу, выбранную профессию, любовь, друзей, семью, тревоги, печали, радости и… Смерть. Всё это казалось таким одновременно далёким и близким, что становилось страшно.

– Звучит обнадеживающе, – наконец откликнулась она. – Но из чего я могу выбрать?

– Ты можешь остаться здесь и помогать другим. Можешь вернуться в ту же Вселенную, из которой пришла. Можешь выбрать любую другую. Повторюсь, это только твой выбор.

Вдруг душа опустила глаза и замолчала на несколько мгновений.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Распорядитель. – Ты провела на Земле целую жизнь, ты помнишь любимых людей, горечь и радость пройденных дней, а сейчас так легко отказываешься от этого в угоду новому. Это смущает тебя.

– Да, – кивнула душа, вновь посмотрев на него. – Неужто и у этого есть объяснение?

– Разумеется, – кивнул Распорядитель. – Если человеческое тело – сосуд для души, то душа – хранилище воспоминаний, опыта, решений и чувств, – он улыбнулся. – Но душа Роберта Юлия Майера в то своё рождение была права: энергия – конечная величина. Для того, чтобы люди, появляясь на свет в тысячах и тысячах реальностей, могли оценить первое прикосновение матери, мягкость травы, любовь, гордость и ненависть, каждый из них, умирая, возвращает возможность чувствовать, дабы его эмоции были разделены между теми, кому только предстоит пройти свой жизненный путь, – он развел руки в стороны. – Поэтому ты помнишь своих близких, знаешь шаги, что ты преодолела на своей дороге сюда, и мотивацию своих решений. Да, пока ты испытываешь мимолетную радость и удивление – это привилегии первородок. Вот только скорби у тебя нет, – теперь она принадлежит кому-то другому. Это не мешает живым стремиться чувствовать, ведь вся жизнь – это попытка найти новое. Однако каждое новое рождение открывает для вас возможность заново определить границу того, что вы готовы ощутить.

– Раз чувства не бесконечны, то может случиться так, что кому-то останется лишь толика от доли другого?

– Да, – честно ответил Распорядитель. – Но даже эта толика достойна того, чтобы ее пережить. Теперь же я предлагаю тебе сыграть в эту лотерею. Ты готова?

– Да, – кивнула душа.

– И чего ты желаешь?

Душа несколько мгновений молчала, отведя глаза в сторону, а потом вновь посмотрела на собеседника – твёрдо и пристально, четко зная, что хочет ему сказать.

– Я любила, Распорядитель. Любила родных, близких и единственного, что был предназначен мне… А может быть – не был, но так случилось. Любовь – это тот смысл, ради которого мне хотелось бы вернуться назад. Мне не нужны другие миры, фантазии и трепет неизвестного – напротив. Я хочу вернуться в свой мир, где есть доброе и злое, белое и чёрное, свет и тьма. Я хочу любить то, что я делаю. Я хочу приносить пользу тем, чему я посвящу свою жизнь. И я хочу, чтобы там – за чертой – меня ждал кто-то, кто пожелал того же, что и я.

– И что же ты хочешь сохранить из памяти о прошлой жизни? – спросил Распорядитель, внимательно глядя на неё. – Что ты хочешь взять с собой в новую судьбу?

– Интуицию, – откликнулась душа. – Предчувствие, которое будет настолько сильным, что поможет мне не свернуть с того пути, что я Вам описала.

– Что ж, это твоё решение, – Распорядитель что-то записал в появившемся из ниоткуда огромном фолианте. – Если ты больше ничего не хочешь добавить, ты можешь отправляться.

– Уже? – удивлённо спросила душа. – И даже не нужно ждать пару веков?

– Вовсе нет, – коротко посмеялся тот, и фолиант растаял в воздухе. – Так что, готова?

– Да, – кивнула собеседница.

– Тогда – в добрый путь, Анна, – улыбнулся человек, и весь его облик подернулся рябью, а комнату начал быстро заполнять яркий свет. – И до новых встреч.

– Прошу прощения, у Вас не занято? – спросила молодая женщина, закрыв динамик телефона и обратившись к темноволосому мужчине, сидевшему на парковой лавке с газетой в руках. – В этом парке, кажется, не найти свободной скамейки.

Тот оторвался от газеты:

– Присаживайтесь, – сухо бросил он и немного подвинулся, освобождая ей место.

Она благодарно кивнула и опустилась на скамейку:

– Странно, – подумалось ей. – Стоило пролететь полмира, чтобы случайный встречный вновь говорил с акцентом. Британец, кажется… Что же он тут забыл?

Но вслух она, разумеется, этого не сказала – только кивала, слушая своего телефонного собеседника.

– Да, Кейт, я прекрасно это помню, – она пристально смотрела на здание, видневшееся из-за деревьев. – Да, когда мне предлагали работу, в контракте был прописан пункт с предоставлением мне жилья, да, я не рассчитывала на то, что мне придётся искать квартиру самой. И, да, финансы поют романсы, но снять квартиру с кем-нибудь в доле – пока сомнительная для меня идея, – она помолчала, слушая собеседника, а потом окинула всё вокруг пристальным взглядом. – Да ничего здесь, кажется, не поменялось, брось. А дым Отечества нам сладок и приятен – как и завещал Грибоедов.

Мужчина рядом многозначительно хмыкнул. Женщина покосилась на него и заметила, что он смотрит на неё.

– Ладно, Кейт, этот диалог ни к чему не приведет, а ты мне еще полчаса назад сказала, что опаздываешь. Я позвоню тебе вечером. Пока, – она положила трубку, повернулась к мужчине, сидящему рядом и заговорила по-английски. – Что Вам показалось забавным, сэр?

Тот сложил газету и посмотрел на нее:

– Чего Вы боитесь, мисс? Насколько я могу судить, Вы недавно вернулись на Родину. Почему бы Вам не воспользоваться возможностью, которая поможет Вам здесь задержаться? – быстро ответил он ей на том же языке, и она поняла, что не ошиблась – это действительно был британец.

Когда их взгляды встретились, она готова была поклясться, что видела эти глаза тысячу раз до этого. Это был приятной наружности мужчина около тридцати лет с пронзительными светло-серыми глазами. Худой и высокий, насколько можно было судить, хотя он и сидел – и одетый, как хрестоматийный франт – темное пальто, шарф и вычищенные до блеска ботинки.

– На самом деле, я "доктор", а не "мисс", – ответила она и отвернулась, намереваясь встать, но передумала. – Знаете, я хотела быть вежливой, но меня не покидает смутное ощущение, что Вы хамите мне.

Незнакомец посмеялся, вновь заговорил по-русски, и дальнейший их разговор продолжался уже на этом языке:

– Доктор? Долго преподавали русский для иностранцев, не так ли?

– Возможно, – женщина наконец поднялась с места.

Она оглянулась на собеседника через плечо, кивнула и собралась было уйти.

– Колумбийский, верно? – спросил мужчина спустя пару секунд.

Она свела брови и вновь повернулась к нему. Ее слегка удивило, насколько хорошо британец говорил по-русски – у него почти не было акцента, а словарный запас говорил о том, что незнакомец знал этот язык не только по книгам, но и много лет пользовался им в реальной жизни.

– Это начинает быть забавным, – женщина сложила руки перед собой, держа в них сумку. – Я бы рада поболтать, но у меня есть дела, отвлекаться от которых мне бы не хотелось. Прощайте.

Она двинулась прочь, не оглядываясь.

Была середина января – шёл снег, но было не холодно. Под подошвами сапог приятно хрустел почищенный в парке снег, и дышалось свободно и легко – впервые за долгое время.

Она много раз встречала на своем пути мужчин, которые пытались её чем-то удивить – хотя чаще всего безуспешно. Пожалуй, это было чем-то вроде клише в ее судьбе. Однако незнакомец произвел на нее странное впечатление.

Узнать что-то о человеке в двадцать первом веке – задача далеко не со звездочкой. Она упомянула пару вещей при разговоре с Кейт, говорила с незнакомцем на хорошем английском, который мог подсказать ему, что она долго прожила за рубежом… Впрочем её не удивлял факт существования людей, которые могут собрать из осколков мимолетного диалога ее собственный портрет – как, в целом, и любого другого человека.

Она почти подошла к зданию, на которое смотрела во время телефонного разговора, и остановилась на тротуаре. Боковым зрением она заметила, что кто-то приблизился и встал слева от неё.

– Осмелюсь предположить, что Вам важно, чтобы последнее слово было за Вами, – спокойно произнесла она и повернула голову к тому, кто остановился рядом.

– Виновен, – кивнул всё тот же британец, глядя а то же здание.

– Что же, просвятите меня. Не уж то пришли смотреть ту же квартиру, что и я?

– Верно, – ответил мужчина. – Михаил Захарович – владелец дома – мой давний знакомый. Когда я приехал в Москву, я сразу же обратился к нему, и въехал сюда несколько дней назад. Но Вы же знаете, что сегодня его нет дома? Он будет готов показаться Вам квартиру завтра.

– Знаю, – кивнула его собеседница. – Была рядом и решила посмотреть на дом снаружи. Но раз так, то… – женщина пожала плечами. – Уступаю, – она шагнула назад и протянула руку в жесте, означающим приглашение.

– Бросьте, – сморщился незнакомец, поворачиваясь к ней. – Я слышал достаточно, чтобы понимать, что Вы в бедственном положении. Михаил Захарович – приятнейший человек, а аренда у него более – тем более с его условиями и с этим положением дома, исключительно подъемная, особенно, если делить ее на двоих.

Она рассмеялась, закинув голову назад, и махнула рукой, которую только что протягивала:

– Дело отнюдь не в деньгах или в моём положении, которое Вы постарались отметить исключительно по-джентельменски, – быстро проговорила она.

– Но Михаил Захарович уже сказал Вам, что у него есть один арендатор квартиры, который не против снимать её с кем-то в доле?

– Верно.

– И Вы всё равно пришли. Что же изменилось?

– Он не упомянул, что Вы мужчина, – просто ответила женщина, перестав смеяться и пожав плечами. – Видите, я тоже наблюдательна – ведь заметила это, хотя Ваше поведение и доказывало обратное, – незнакомец нахмурился, но её это только раззадорило. – Вы думаете, всё так просто? – она повернулась к нему лицом.

– Так просто – что? – его голос прозвучал чуть раздраженно.

– Мы впервые видим друг друга, общение наше больше похоже на обмен взаимными уколами, а завтра я приду и, с большой вероятностью, сниму эту квартиру с Вами в доле, так? – спросила женщина с интонацией, с которой учителя-наставники подводят к ответу своих учеников.

– Что-то не так? – несколько самодовольно ответил мужчина. – Если Вы думаете, что мы друг о друге ничего не знаем, то спешу Вас разубедить, – он заговорил быстро и чётко. – Я знаю, что Вы занимаетесь русской литературой, служили приглашенным преподавателем в Колумбийском университете, но покинули пост из-за отсутствия перспектив. У Вас есть подруга, которая о Вас беспокоится со времён школы и которая подкинула Вам идею найти сожителя, но Вы сторонитесь её, неохотно принимаете её помощь и советы, – мужчина выдержал эффектную паузу. – Мне этой информации о Вас, в целом, достаточно.

– «Если», – без паузы ответила его собеседница, тоже глядя на здание.

– Простите? – незнакомец поднял брови, не смотря на нее.

– «Если Вы думаете», – процитировала она его. – Я так не думаю, – она ещё раз окинула его взглядом с ног до головы и вновь отвела глаза. – Я, в свою очередь, знаю, что у Вас есть брат, чья опека Вам докучает, а также длинный список прошлых и нынешних зависимостей. Вы сотрудничаете с полицией и считаете себя синглтоном, что, боюсь, лишь отчасти справедливо, – незнакомец повернулся и наклонил голову, будто сканируя её. – Я что-то упустила?

– Я предпочитаю, чтобы в квартире было тихо, когда я работаю. Порой и сам подолгу молчу – так что я не лучший собеседник.

– Аналогично.

Они помолчали несколько мгновений, а потом наконец женщина пожала плечами:

– Осталось единственное, чего я о Вас не знаю, а знать стоило бы. Как Вас зовут?

Они наконец повернулись друг к другу.

– Уильям Такер, – мужчина смотрел на неё сверху вниз – он был выше её на целую голову.

– Доктор Анна Палмер, – кивнула женщина, растянув губы в приветственно-дружелюбной улыбке, и, сняв кожаную перчатку, протянула ему руку.

Палмер не собиралась уходить даже в тот момент, когда нарочито вежливо "уступала" незнакомцу квартиру – она рассчитывала на рыцарство и вежливость… Ну или на что-то другое, что заставило бы его отказаться от этого варианта жилья. Однако за время их разговора ей показалось, что Такер – хотя и производил впечатление не слишком приятного в общении человека – был далеко не самым худшим вариантом для временного соседства.

Да и, чего греха таить – за последние десять лет Анна отвыкла от общества соотечественников. В эти годы её окружали в основном энтузиасты-американцы и чопорные британцы, и она не видела ничего зазорного, чтобы в процессе обратной ассимиляции оказаться рядом с очередным представителем этих народов.

– Чёрт с ним, – подумалось доктору Палмер. – Попробовать можно.

Такер смотрел на Анну и думал о том, что – к его удивлению – её не спугнула ни его откровенная наглость, ни весьма тонкий анализ, который он провёл, ни холодность в его поведении и голосе. Он помнил, что людей отталкивали и меньшие недочеты в его общении. Карие глаза новой знакомой смотрели на него из-за оправы очков с вызовом, и он поймал себя на мысли, что это ему в новинку. И, возможно, даже нравится.

Он был уверен, что знает, почему именно она пришла сегодня к этому дому.

– Я мало что теряю, – решил Такер. – Лишняя проверка не помешает, и возможно это дело завершится куда быстрее, чем я думал.

После секунды колебаний он пожал протянутую ею ладонь, и уголки его губ тоже тронуло подобие улыбки – несколько заинтересованной.

Булгаков предупреждал – никогда не разговаривайте с незнакомцами.

Но кто прислушивается к советам?

Был уже поздний вечер, когда Палмер вошла в свой номер и села на край кровати, не снимая пальто. Весь день она провела в беготне по городу: ей нужно было получить ключ от своего кабинета в университете, забрать из канцелярии документы для передачи в посольство, да и… Впрочем, как вы поняли, дел было действительно много: закон бюрократии непреклонен – нельзя пролететь полмира, вернуться в страну, чтобы остаться в ней навсегда, и не потратить времени на то, чтобы соблюсти все формальности.

Анна посмотрела по сторонам: она не успела разобрать вещи, а теперь в этом не было необходимости. Доктор филологии улетела из Нью-Йорка с двумя чемоданами, уложив в них всю свою десятилетнюю жизнь в штатах, а потому, когда она бросила короткий взгляд на багаж, внутри немного похолодело.

Палмер вытащила из кармана телефон и молча уставилась на черный экран, бездумно глядя в собственные глаза, отражающиеся в нем. Проверив время на наручных часах, она тут же отложила гаджет на кровать рядом с собой, верно рассудив, что не стоит звонить человеку, оставленному на противоположном берегу Атлантического океана. Дело было даже не в разнице в часовых поясах – нет. Анна Палмер просто не решилась набрать заученный номер.

Наконец она повернула голову и посмотрела на рабочий стол справа от себя – на нём стояли единственные три вещи, которые она вытащила из чемоданов: ноутбук, Библия и папина фотография.

– Ты говорил «ничего не проси у судьбы», – она усмехнулась, отворачиваясь. – Ты был прав, пап. Видел сегодняшнее моё знакомство?

Анна снова перевела взгляд на фотографию, будто ожидая ответа от отца. Однако тот, глядя на неё сквозь пелену лет с потертой бумажки, давно истрепавшейся по краям, молчал, улыбаясь краешками губ.

– Чем проще человек, тем более высокого мнения он о себе, – вслух рассуждала доктор филологии. —Нет, этот Уильям Такр не такой, он… Кстати, – Анна взяла телефон и вбила в поисковике имя своего нового знакомого. – А, ну да, частный детектив, – доктор тут же отложила гаджет, не став читать ничего дальше первой строчки. – Как я и говорила, – она откинулась на кровать, закинув руки за голову.

Было тихо. Палмер включила только ночник на столе, и тот отбрасывал на стену ровный круг света, а комната терялась в таинственных тенях. Казалось, что заснул весь мир: не было слышно ни соседей за стеной, ни проезжавших в переулке машин, ни отдаленных голосов прохожих с улицы. Всё было мирно и спокойно, и Анна поймала себе на мысли, что это раздражает – она привыкла к тому, что Нью-Йорк никогда не засыпал и, кажется, покинув его, так и не попрощалась с его ритмом жизни.

Палмер поднялась с места, убрала в чемодан Библию и ноутбук, встала напротив стола и взяла в руки потертую фотографию:

– Ладно, пап, – она помолчала. – Чтобы жить дальше, придётся начать всё с самого начала.

Анна не могла знать, что бы ей сказал отец, если бы он мог увидеть последние несколько месяцев её жизни, но посмотрев в его глаза, тридцать лет назад пойманные камерой, она прочла в них ту уверенность, которую растеряла на эти несколько коротких минут. Окончательно собравшись с мыслями, Доктор филологии кивнула отцу, будто бы благодаря и прощаясь, вытащила кошелек из лежавшей на стуле сумки и убрала туда фотографию.

И через пять минут, когда она выключила свет и легла в постель, тьма окончательно завладела комнатой.

В это время в слабо освещенной гостиной в центре Москвы Уильям Такер захлопнул ноутбук, откинулся на спинку кресла и положил ноги на одну из коробок, покрывающих всю площадь главной комнаты взятой им в аренду квартиры.

– Ничего, представляешь? – обратился он то ли к себе, то ли к кому-то невидимому. – Ни сведений о личной жизни, ни связей с криминалом, даже неоплаченных счетов нет! – он фыркнул и отвернулся. – Просто доктор русской филологии, просто приехала в Москву после десяти лет отсутствия. Чëрт! – вдруг мужчина напрягся и, прищурившись, снова посмотрел куда-то в пустоту. – Верно, информацию могли удалить, и тогда это подтверждает мою теорию, – Такер встал из кресла и подошёл к ветхому камину, который не затапливали, наверное, уже лет пятьдесят. – Но это ещё предстоит проверить, знаешь ли.

Детектив наклонился и взял из груды вещей какую-то коробку. Стоило ему дотронуться до неё, на лестнице послышались торопливые шаги. Мужчина поморщился, тут же бросил начатое занятие и отошёл к окну.

– Привет, – раздался за его спиной голос. – Я слышал, ты с кем-то говорил.

– Вам послышалось, Михаил Захарович, – сухо ответил домовладельцу Такер и повернулся к собеседнику лицом. – Вы что-то хотели?

– Ты бормотал что-то про встречу с девушкой, с которой на завтра назначена встреча. Она придет?

– Да, – просто ответил он. – Уверен, что придет.

– Вот и славно, – расплылся в улыбке домовладелец, осматривая комнату. – Ты же знаешь, Уильям, старик только рад – отличная была идея тебе снять квартиру с кем-то!

– Михаил Захарович… – предупреждающе проговорил Такер.

– Всё-всё, – старик тут же вышел из комнаты. – Это дело молодое, лезть не буду… Спокойной ночи, Уильям! – крикнул он уже снизу.

– «Спокойной ночи», – буркнул мужчина, отходя от окна и гася напольную лампу. – Спокойной – хуже проклятья! – добавил он, хлопнув дверью спальни в конце коридора.

И его пустую гостиную тоже заполнила ночь.

Анна Палмер была довольно высокой женщиной. Ее лицо отчего-то прочно впечаталось в его память, и весь день после встречи с ней оно периодически всплывало перед ним.

Она не была красавицей в известном смысле слова. У неё были неприметно русые волосы длиной до плеч и тонкие губы с опущенными уголками. Она не показалась Такеру худой, но и назвать её полной было трудно: первыми в её лице бросались в глаза чётко выраженные, удлинённые по мужскому типу скулы. Одета она была вполне классически – темные сапоги, черное пальто и перчатки, красный платок и дамская сумка в тон – всё было, казалось бы, весьма неприметно, но при детальном рассмотрении ее образ вызывал симпатию, ибо будто бы дополнял каждое её движение.

Однако всё это терялось, стоило посмотреть ей в глаза: светло-карие, едва ли не янтарные, они светились из-за роговой оправы очков странной, почти материнской теплотой и тем коэффициентом осознанности, что лишь от одной встречи с ними ты понимал – она далеко не глупа. И вот теперь, лёжа в своей постели, Такер снова видел перед собой эти глаза..

Москва в ту ночь, как и во многие другие до и после неё, не заснула, но двое людей, прочно связанных друг с другом незримой нитью, о которой они и не подозревали, все-таки смогли увидеть несколько снов перед тем, как первые лучи солнца коснулись столицы.

И когда ночь растаяла где-то на западе небосклона, эти двое даже не почувствовали, что начинающийся день уже навсегда соединяет их судьбы в одну.

Глава 2. Ключи.

Все мирское – тяжкие оковы -

Это тишь, стагнация и гладь.

Остается только в этих лицах новых

Снова искру вечности искать.

Работа судебно-медицинского эксперта для большинства – не самое приятное занятие на свете. Однако когда ты много лет подряд ежедневно видишь трупы, то избавляешься от сотен человеческих страхов и предрассудков. Милена Вишневская знала об этом не понаслышке. Она любила свою работу ровно настолько, насколько это возможно при столь специфическом занятии.

Милену Вишневская называли серой мышью еще со времен школы, и она, слишком рано поняв, что красотой и харизмой ей этот мир не покорить, решила брать умом.

Это у нее получалось блестяще. Превосходный школьный аттестат, элитная стипендия в лучшем вузе страны, выступления на национальных и международных конференциях – все это было про Милену, которую, несмотря на это все, в начале карьеры вовсе не замечали. Правда, всем ее недоброжелателям, глядящим на нее с высоты своих светлых кабинетов и более значимых, как они считали, должностей, приходилось мириться с гордостью и идти к доктору Вишневской, а не к «серой мыши из морга», когда другие раз за разом заходили в тупик.

Несмотря на несомненный талант и мечты о должности хирурга, Милена любила уединение, покой и «мозговые штурмы», что делало для нее профессию идеальной. С годами амбиции притупились, но факт оставался фактом – специалиста, равного ей, в Москве найти было крайне сложно.

Вечный круговорот «дом-работа-дом-прогулка с друзьями-дом-работа-дом», правда, порой надоедал. Кроме того, Милене теперь шел тридцать второй год. Она всегда старалась не думать о возрасте, билась над карьерой, приходила домой к красавцу-коту, выбирались на редкие вылазки с приятелями, влюблялась, расставалась и просто – жила. Несмотря на, казалось бы, типичную жизнь типичной одинокой женщины, на работе о ней слагались легенды не только как о блестящем специалисте. Ведь из всего госпиталя только она работала и общалась со знаменитым Уильямом Такером.

К нему все относились по-разному: кто-то уважал, как великого детектива; кто-то отдавал должное его уму; кто-то смотрел на него, как на ходячую легенду; а кто-то (и это было вполне объяснимо) терпеть не мог.

Не трудно представить, какие слухи ходили среди коллег, если учесть, что Такер в свои визиты в Россию приходил в морг только в дежурства Милены, а на выездах появлялся только там, где экспертом была назначена она. Но, к ее огромному сожалению, слухи всегда оставались просто слухами.

Вишневская привыкла к такому положению дел и ритму жизни, но без ставшего визитной карточкой Такера пальто на крючке при входе в лабораторию на душе становилось как-то особенно тоскливо…

Милена повернулась на другой бок. Ей не спалось. Скоро должно было начать светать, и она уже почти смирилась, что этой ночью она так и не сомкнет глаз. Так и случилось.

Зазвонил телефон. Милена прекрасно знала, что в такое время с ней могут пытаться связаться только по одному поводу.

– Вишневская, – сказала она в трубку.

– Привет. Еще один.

– Где?

– Мытищи, адрес сброшу.

Милена посмотрела на часы на прикроватном столике:

– Буду через 40 минут. До встречи.

Через два часа после этого момента Анна Палмер остановилась рядом с тем же домом, у которого вчера днём познакомилась со своим потенциальным соседом по квартире. Она пришла чуть раньше, повинуясь давней привычке всегда и везде быть само́й пунктуальностью.

Это был район старой Хитровки – именно там, в небольшом парке перед школой, вчерашним днём доктор Палмер повстречалась с Уильямом Такером. Адрес, к которому она пришла, был не то чтобы звучным – Хитровский переулок, дом 3/1, строение 6. Однако сам дом был более чем примечателен.

Это было невысокое трехэтажное здание, облупившиеся от времени и погодных дрязг. Дом стоял вплотную к соседнему, будто прижимаясь, чтобы не мешать переулку, который огибал его, уходя дальше, к Малому Трехсвятскому. Первый этаж был утоплен в землю и для того, чтобы попасть в подъезд, нужно было пройти вниз по трем каменным ступеням – а потом ударить по двери тяжелым медным молотком.

Анна постучала, через минуту дверь открылась, и на пороге появилась самый приятный и располагающий к себе пожилой мужчина, которого Анна только видела в жизни. Такое впечатление, правда, длилось ровно мгновение, а окинув его взглядом с ног до головы, Палмер поняла, что домовладелец не так прост, как кажется.

– Добрый день, Михаил Захарович, меня зовут доктор Анна Палмер, – улыбнулась женщина. – У нас с Вами назначена встреча.

– Здравствуйте, здравствуйте! – воскликнул старик, жестом приглашая ее внутрь. – Уильям говорил, что Вы придете, я ждал Вас.

Дверь за ними захлопнулась, и они оказались в тёмной прихожей, в конце которой виднелась лестница и вход в соседнюю комнату:

– Квартира на втором этаже, доктор, пройдемте, – проговорил хозяин.

Помещение, в которое они поднялись, было довольно приятным, хотя и заполненным десятками коробок, сумок и предметов, которые занимали все горизонтальные поверхности комнаты. Это была средних размеров гостиная с тремя небольшими окнами напротив входа и старым, давно нетопленном камином по левой стене. Всё здесь дышало духом давно ушедших времен: кресла, стоящие у очага, красные тяжелые ковры. У центрального окна стоял крупный, вероятно, обеденный стол со стульями, а по всем стенам были расставлены шкафы и стеллажи всех размеров и форм. Гостиная была связана аркой с довольно большой кухней, однако туда Анна пока не проходила.

– Что Вы думаете, доктор Палмер? – спросил Михаил Захарович. – В конце коридора ванная и две спальни.

– Превосходно, – Анна еще раз окинула комнату взглядом. – Удивительно, как Вам удалось сохранить в собственности дом в таком месте, Михаил Захарович.

– Просто “Захарыч”, доктор Палмер, мне так привычнее, – старик улыбнулся, и Анна ответила ему тем же.

– Просто “Анна” в таком случае.

Она прошла по коридору, заглянула в спальни и ванную – да, дом был старым, но по заверению Захарыча коммуникации меняли не так давно. Жить было можно, особенно за ту смехотворную цену, что владелец просил за аренду.

Захарыч кивнул и указал женщине на одно из кресел, стоявших у камина. Когда она села, он со вздохом опустился на место напротив нее.

– До революции это место принадлежало моей семье. Тут была ночлежка, как и во многих домах в этом районе, – сказал домовладелец. – Потом, разумеется, дом национализировали. В советским времена тут было жилищное товарищество… – он вздохнул. – А в девяностые жильцы покинули этот дом. Много лет здесь не было ни людей, ни ремонта.

Палмер слушала его, кивая:

– Но как Вы его всё же вернули? – удивилась она. – Национализированное имущество, насколько мне известно, не возвращают до сих пор.

Лицо старика вдруг тронула какая-то тень, уголок его губ под густыми усами дернулся, но он всё же ответил:

– Имущество действительно не возвращают – это правда. Но мне удалось добиться компенсации, а она и сорок с лишним лет работы позволили мне выкупить его назад. Сам я живу в квартире на первом этаже… Вот уже десять лет.

Теперь Анна поняла, что бросилось ей в глаза, когда она увидела Захарыча внизу. Это был действительно пожилой человек, у которого еще проглядывалась офицерская выправка. Вероятно, он был не так стар, каким мог показаться – тонкую сетку морщин, седые пряди волос и бороды и огрубевшие руки ему придал не возраст. Таким ее собеседника, сидящего напротив доктора в шерстяных штанах, валенках, жилете с глубокими карманами и старой, давно застиранной рубашке, сделала жизнь, положенная на то, чтобы победить несправедливость, постигшую его семью задолго до его рождения.

Анна смотрела на него и понимала, что Захарыч никогда не был женат, у него не было детей и внуков. Это был человек, который настолько любил свои корни, что не построил собственной семьи лишь для того, чтобы сохранить гаснущий огонек того, что заработали его предки.

Поэтому старик и сдавал теперь эту квартиру за бесценок – желая при этом, чтобы жильцов было как минимум двое. Это была попытка наверстать то, от чего он отказался в погоне за этим самым местом – владелец дома пытался создать иллюзию семьи.

– Мне всё нравится, – сказала Палмер. – Если я Вас устраиваю, я готова подписать договор.

– Вот и славно, – Захарыч снова просиял, и вопрос, заданный ей пару минут назад, растаял в воздухе, будто его и не было. Старик потянулся к столику, стоявшему у его кресла и, взяв с него стопку бумаг, протянул гостье. – Здесь договор, моя подпись и подпись Уильяма уже стоит. Осталась только Ваша.

Когда бумаги было подписаны, доктор убрала свою копию в сумку, а потом откинулась на спинку кресла:

– А что с камином, Захарыч? – спросила она, указывая на очаг.

– И Уильям задал этот вопрос, – глухо посмеялся хозяин дома. – По его просьбе я вызвал ребят, которые почистили трубу. Давно не топили – но думаю, что всё будет впорядке, – вдруг он засуетился и удивительно резво для своих лет вскочил с места. – Ох, что это я, Вы же, наверное, голодны.

– Вовсе нет.

– Ну как же, что же я за хозяин! Ладно Уильям не ест, но Вы-то молодая женщина, Вам бы сил, да побольше – еще вещи перевозить.

– Захарыч, прошу Вас, сядьте, – сама Анна поднялась с места и тронула старика за локоть. – У меня всего два чемодана, я привезу их вечером. Всё в порядке, ничего не нужно.

Захарыч остановился и кивнул, немного вздохнув:

– Конечно, конечно, – он опустил глаза и повернулся к ней боком, собираясь уйти. – Вы тут осваивайтесь. Уильям занял дальнюю спальню – просил передать. Вторая – Ваша.

Анну тронул его поникший вид, и она готова была уже сказать, что с удовольствием выпьет с ним чаю, но вдруг внизу хлопнула дверь, и в коридоре послышались два мужских голоса.

– Я говорю тебе, нашли сегодня, три часа назад. Там уже работает специалист.

– Кто?

– Вишневская.

– Ну хоть так. Три часа, Розенштейн, в нашем случае – пропасть времени, как ты не понимаешь!

Шаги раздались уже на лестнице, и через полминуты в комнату вошёл Такер в сопровождении другого мужчины.

Последнему было около сорока лет – это был довольно высокий, но плотный мужчина с седеющей бородой и отчего-то грустными глазами. Он был одет в серую куртку, клетчатую кепку с опущенными ушами и неприметные, как и всё на нем, штаны. Он остановился в дверях, уставившись на Анну, а Такер, не оглядываясь, прошёл вперёд, вглубь комнаты.

Незнакомец отмер спустя пару мгновений:

– Ты не говорил, что у тебя клиент.

– Это не клиент, – со вздохом откликнулся Такер, а потом жестом указал на женщину. – Доктор Анна Палмер, уже моя, как я полагаю, соседка по квартире, – Уильям наклонился к обеденному столу и открыл лежащий на том ноутбук.

– Всё так, – Анна шагнула вперёд, протягивая руку гостю. – Но просто “Анна”.

Тот удивленно моргнул и, сняв кепку и прижав ее к груди одной рукой, протянул Анне вторую:

– Георгий Розенштейн, – кивнул он женщине, пожимая ее ладонь.

– Приятно познакомиться, товарищ капитан.

Розенштейн было открыл рот, чтобы ответить что-то, но Уильям его прервал:

– И Михаил Захарович – домовладелец, – он кивнул в сторону старика, не отрываясь при этом от экрана. – И раз с приветствиями покончено, Розенштейн, называй уже место, бога ради.

– Мытищи, гаражный кооператив, – откликнулся тот. – И, Такер, есть процедура, эксперты закончили, теперь туда и тебе можно. А до этого момента – ты же сам знаешь!

– Я знаю, что милиция не так часто привлекает консультантов, так что наступила пора исключений, тебе не кажется?

Розенштейн тихо чертыхнулся и махнул рукой, направляясь к выходу:

– Внизу ждет машина – приезжай, как сможешь.

Анна и Захарыч на протяжении всей этой перепалки смирно стояли у кресел, наблюдая за собеседниками. Когда Розенштейн покинул комнату, они будто оттаяли, и Захарыч, что-то бурча себе под нос, тоже ушёл вниз. Палмер отвернулась и потянулась к оставленной в кресле сумке, собираясь отправиться за вещами в отель. За ее спиной послышались шаги – Такер тоже ушёл из комнаты.

Палмер понимала, как примерно устроена жизнь и частных детективов, и полицейских консультантов. Ее удивило лишь то, что за десять лет ее отсутствия методы работы в кругах правоохранительных органов так продвинулись, что консультантом могли пригласить даже иностранца. Хотя она и была уверена, что в этой истории всё не так просто.

Она забрала со столика отданный Захарычем ключ, закрыла дверь в квартиру и спустилась вниз. Анна остановилась в прихожей, думая о том, стоит ли делать то, что пришло ей в голову, а потом качнула головой, решившись, дошла до угла коридора и постучала в дверь Захарыча. Тот открыл меньше, чем через минуту:

– Что Вы хотели, Анна?

– Один вопрос, – она повела плечами. – Откуда Вы знаете Уильяма?

Старик ухмыльнулся – чему-то только ему известному:

– Я знал его отца – давным давно. Был вхож в семью, если так можно сказать.

Анна кивнула:

– Я поняла. Спасибо.

Попрощавшись с домовладельцем, она вышла из дома.

До отеля можно было дойти пешком – но бронь была аж до завтрашнего дня, и она не торопилась. Доктор, погруженная в мысли о том, что нужно сегодня сделать, двинулась в сторону метро, когда за ее спиной раздался голос:

– Как Вы поняли, что Розенштейн из полиции?

Анна обернулась – Уильям стоял у крыльца с сигаретой в руках.

– Это просто, – ответила она. – На поясе кобура, говорит о том, что что-то “нашли”, а “на месте работает специалист”. С консультантом вряд ли отправили бы говорить кого-то пониже капитана, а с кем-то повыше Вы бы говорили не на бегу. Так что, мистер Такер…

– “Уильям”, – поправил ее британец. – Ты, полагаю, знакома с методами расследований?

– Да. Бывало, что читала о подобном.

– Только читала?

Анна стиснула зубы, но через мгновение пожала плечами и кивнула:

– И не только. Хватило с лихвой.

– С лихвой? – Такер повторил это слово – и в нетипичном фразеологизме вдруг не мгновение скользнул его довольный сильный акцент. Мужчина посмеялся, щелчком отбросил окурок и приблизился к ней. – А если я предложу сейчас поехать на место преступления, что ты скажешь?

Он кивнул на милицейскую машину, стоящую с заведенным мотором у тротуара.

– Скажу, что ты много на себя берешь, – ответила Анна, когда он подошел к ней вплотную. – Кто пустит туда гражданскую?

– Тот, кто пустил туда британца.

Палмер задумалась. Она искала тихую квартиру за умеренную плату, на небольшой удаленности от будущей работы. Однако события, которые один за другим происходили сегодня днём, доказывали, что поиски завели ее совершенно не туда.

Но почему-то в этот момент, глядя в глаза мужчины напротив, она подумала, что все случайное – не случайно. Бог весть, что ждало ее по приезде на это место преступления, но отчего не попробовать? Тем более, что более интригующих дел на сегодня определенно не намечалось.

– Ты консультируешь российскую милицию. Почему?

Такер нахмурился:

– А это важно?

– Определенно. Мы встретились вчера, с сегодняшнего дня мы живем вместе, и сегодня же ты зовешь меня… На место преступления?

– Отличный анализ, – самодовольно хмыкнул Уильям.

Анна едва сдержалась, чтобы не закатить глаза:

– Ты британец, который отлично говорит по-русски. Осмелюсь предположить, что ты провел в России немало лет или как минимум посвятил много времени изучения языка. Какой вариант правильный?

– Оба, – уклончиво откликнулся Такер. – Часть моего детства и юности прошли здесь. Если я правильно понимаю – тебя интересует, есть ли у меня гражданство этой страны? Есть.

– Но судя по тому, что я о тебе знаю, в России ты как минимум живешь непостоянно.

– Совершенно верно. Приезжаю, когда нужно.

– И что тебе нужно в этот раз?

– Не “что”, а “кто”, – Уильям ухмыльнулся. – Я могу спросить у тебя то же самое.

– Если я правильно понимаю, кто ты такой – ты сам знаешь.

Глаза Анны блеснули тем же вызовом, что и вчера. И вдруг – хотя этот диалог до этого момента казался больше издевкой – Такер заговорил быстрее, чем успел подумать.

– Вчера ты говорила по телефону и упомянула, что ищешь квартиру и недавно получила тут работу, а также, что “ничего здесь не поменялось” – ты уже жила в этом городе, но тебя долго тут не было, ты вернулась и начинаешь все заново. Когда мы заговорили по-английски, я заметил, что ты произносишь слова на американский манер, так что, вероятно, работала именно в Америке. Но по какому направлению? И снова подсказка в твоем же телефонном разговоре: Грибоедова – хоть цитата и популярная, обыватели упоминают нечасто, следовательно, ты филолог или специалист смежной области. Самый популярный университет в Америке, где есть эта специальность – Колумбийский университет в Нью-Йорке. А Нью-Йорк – в свою очередь, самый популярный город для российской эмиграции.

Взгляд Анны не изменился, но она подняла бровь:

– Ты говорил про подругу, с которой у меня натянутые отношения.

– Женщина, с которым ты говорила по телефону, тоже жила в России, судя по вашему диалогу, – но вероятно тоже уехала, раз ты обращаешься к ней “Кейт”, хотя вы говорили на русском. Я думаю, что ты училась в Америке, а не в России, в противном случае к твоему возрасту ты банально не успела бы отучиться здесь, получить докторскую, поехать туда, подтвердить там квалификацию и начать там работать. А эта женщина, кажется, знает тебя хорошо, а ты, хоть и не хочешь признавать, что прислушиваешься к ее советам, все же делаешь это – значит, она имеет на тебя влияние. Это долгая связь, я предположил, что она длится со школы, – он перевел дыхание.

Палмер холодно улыбнулась:

– Удивительно – насколько очевидна твоя зависимость.

– В самом деле?

– Да, в противном случае ты заметил бы свою ошибку.

– Я в чём-то ошибся? – хмыкнул Такер.

– Мне тяжело смириться с советами Кейт. Особенно когда они верные.

– Прекрасно, – заключил Такер. – Рад, что не ошибся ни в чем.

– Кейт – моя сестра, – прервала его Анна.

– Сестра? – он нахмурился и отвернулся. – Чёрт!

– Мне это знакомо, – продолжала Палмер, не обращая внимания на его недовольство. – Когда ты половину юности тратишь на то, чтобы доказать старшему брату или сестре, что ты умнее – это оставляет след, – Уильям повернулся к ней, а она окинула его взглядом с головы до ног.

Такер, даже к своему удивлению, не попытался одернуть ее: ему было знакомо это движение глаз. За одним исключением – обычно он сам так смотрел на людей.

У того, что он звал ее с собой на место преступления, была лишь одна причина – вчера она попыталась проанализировать его и, между прочим, весьма успешно, как бы он ни хотел этого признавать. А так как признавать это он все же не собирался, было очевидно – Палмер подослали.

Он хотел привезти ее на место преступления, посмотреть на то, как безуспешно она попытается проанализировать все вокруг, а когда у нее этого не выйдет – сдать ее Розенштейну, обвинив в преследовании, а потом через расследование и суд узнать, зачем ему прислали объявление очередной войны в лице русской преподавательницы.

Перед ним раскладывалась интересная партия – доктор русской филологии вернулась в Москву из Нью-Йорка, и из тысяч квартир в столице выбрала для съема именно ту, в которую он уже въехал.

И вдруг незнакомка применяет такой точный анализ? Вот уж вряд ли – перед ним был человек, который заранее выучил про него известные общественности факты. По крайней мере, детектив был твердо в этом уверен до того момента, как они сейчас заговорили.

– Следы?

– Да, – Палмер пожала плечами. – В противном случае ты бы вчера не закидывал фактами своих наблюдений женщину, которую знаешь пять минут. Почему старшему брату? Потому что младшим ничего доказывать не надо, пока вы молоды, сам факт того, что ты появился на свет раньше, делает тебя круче в твоем детском мировоззрении. А почему брату? Потому что человек к… – она врищурилась, – примерно тридцати годам при наличии сестры в детстве не применял бы в общении с женщиной откровенное хамство, которое ты стараешься сгладить, прикрываясь именованием самого себя синглтоном.

Такер чувствовал, что внутри него начинает подниматься волна гнева. Палмер говорила четко, ясно и совершенно точно была уверена в каждом своем слове.

– Придуманной? – процедил он.

– У тебя есть очаровательная привычка повторять последние слова собеседника, – заметила Анна, и он сглотнул. – Отсутствие манер можно было списать на отсутствие воспитания, однако твоя выправка студента пансионатов для детей, родившихся с золотой ложкой во рту, и пальто от кутюр, отметают этот вариант, зато показывают, что тебе не нужно было выживать, а потому было предостаточно времени, чтобы наречь себя синглтоном для оправдания своего хамского поведения, которое по твоей задумке должно было отпугивать людей, давая тебе возможность спокойно размышлять, – она хмыкнула. – Однако в освободившемся времени было скучно, а потому ты приобрел несколько незаурядных привычек, на наличие которых указывает как минимум никотиновый пластырь на твоей руке, – она повернулась и пояснила. – Я видела упаковку на столе на в квартире, и предполагаю, что ее там не Захарыч оставил, – она развела руками. – Но все это меркнет перед твоей главной зависимостью.

– Главн… – Такер едва сдержался, чтобы не чертыхнуться. – Что ты имеешь в виду?

– Зависимость умничать, – заключила Анна. Уильям свёл брови. – Именно поэтому ты сотрудничаешь с полицией.

– Как это связано?

– Я предположила, – вернула ему его же замечание Палмер. – Рада, что угадала. А брат наверняка за тобой приглядывает.

– Почему ты так думаешь? – уже ради «приличия» спросил сыщик.

– В противном случае тебя кто-нибудь уже придушил, – пожала плечами Анна. – Ну, а если учитывать всё, что я сказала до этого, тебе это, разумеется, докучает. Поэтому, беря во внимание мой последний монолог – удивительно, – она кивнула, и ее тон изменился: с холодного на вполне дружелюбный. – Твой анализ блестящий, правда. Я встречалась с подобным, но никогда не слышала столь уверенной аргументации. Потрясающе.

– Ты только что, кажется, пыталась продемонстрировать мне то же самое, – заметил сыщик, пытаясь понять столь резкую перемену поведения Палмер.

– Да, – согласилась Анна и перевела взгляд на деревья. – Что было бы куда ценнее, если бы я не нашла вчера всю эту информацию в интернете и не подкрепила ее всякой водой и пространными размышлениями – спасибо филфаку, – она снова посмотрела на собеседника.

Уильям пару раз моргнул, молча глядя на неё. Все то, что она сказала, действительно можно было найти в интернете, но была несостыковка – всю эту информацию она прочитала после их встречи.

– Шутишь?

– В том, что твой анализ хорош – определенно нет.

Такер понял, что ошибся, но… Черт ее подери, она все же была хороша. Может, он вновь не видел очевидного, но это тоже стоило проверить.

– Я много лет работал над одним делом в Америке и Англии. Искал одного человека. Розенштейн предположил, что след на этот раз ведет в Россию.

– А Розенштейн?..

– Учился с моим братом, поэтому мы давно знакомы. Одно твое замечание совершенно верно – консультанты у милиции бывают редко, – он расправил плечи. – Мы едем на место обнаружения тела – третьего тела в серии, которую милиция пока не объединяет. Судя по тому, что я знаю, след действительно верный, и это действительно серия. Это всё, что я могу пока рассказать. Если нет возражений – поехали, – он шагнул к милицейской машине и открыл заднюю дверь.

– А для чего именно я там нужна? – спросила Палмер.

– Шутить, – ответил детектив, посмотрев на неё.

И Анна, оглядевшись и взвесив всё в последний раз, наконец кивнула. Когда она прошла мимо него и села в машину, Такер закрыл дверь и, когда она уже не могла этого видеть, тяжело выдохнул.

На мгновение ему показалось, что он еще пожалеет об этом решении.