Лавочка мадам Фуфур бесплатное чтение

ЧАСТЬ I. ТЕХНАРИ-КОЛДУНЫ

Глава 1

Молоко вместо кофе

– На десерт у нас подают кипяток.

Веник кивнул, и мадам Фуфур обворожительно улыбнулась:

– Широкий выбор. Есть с лимоном и с клюквой, для ценителей экзотики завариваем с кедровыми шишками. Завсегдатаи любят с пыльцой, с маковой или с кукурузной… Иногда делаем со мхом, тоже быстро расходится. По желанию клиента добавляем яблочный и имбирный сироп.

– А что-то бодрящее? Вроде кофе? – с надеждой поинтересовался я.

– С кофе сложнее. Мы, конечно, элитное заведение, не какой-нибудь кабак на задворках Междумирья. – Фуфур нахмурилась и неодобрительно покачала головой. – Но, сами понимаете, арабика сейчас в цене, в моде, в дефиците.

– Сколько? – безапелляционно спросил мой напарник.

– Три пары, – не смутившись, ответила хозяйка.

Я присвистнул, но Веник, не моргнув глазом, вынул из-за пазухи специальный футляр (кожа клёца с перьями птицы до) и достал три пары прозрачных переливчатых крыльев.

– Крылья высших фей, – весомо произнёс друг. – И, между прочим, первая линька. Хрупкие! – Он проворно отдёрнул руку со связкой крыльев подальше от загребущих пальцев и алчных глаз мадам.

– Да-да, – мгновенно вновь становясь обходительной и милой, кивнула она. – Присаживайтесь. Вон там, за угловой стол. Там никто не потревожит. Ваш кофе уже готовят. Приятного отдыха!

Фуфур нырнула за жидко-стеклянную, как водяная завеса, перегородку, а мы направились к столику в углу зала. Миновали компанию странных птиц («Спрячь футляр, Веник! Это птенцы до!»), одинокого скальда и группу карликовых троллей. Заглядевшись на изумрудного огра, я едва не приложился головой о тяжёлый подсвечник в слезах воска и хрустальных подвесок.

Пока мы шагали к столу, Вениамин затолкал бумажник-футляр в карман и привычным, почти машинальным жестом проверил чип у виска. Бо́льшая часть платежей проходила именно с помощью чипов, но для некоторых случаев – вот как у нас сию минуту – требовалась особая валюта. Например, первокрылья фей.

Обогнув колонну со световой рекламой, мы наконец устроились на громоздких, удивительно неудобных стульях с полукруглыми спинками, но не успели перекинуться и парой фраз по поводу колоритного местечка, как к столу подоспела мадам Фуфур, нацепившая кокошник и кружевной фартук.

– Ваш кофе, господа. Понадобится что-то ещё – кликните.

– Кликнем, – буркнул я. – Правой кнопкой мыши.

– Обязательно, – рассеянно отозвался напарник, косясь на здешний декор: деревянные рольставни украшали искусно вырезанные летучие мышата. Веник был ценитель тонкой работы.

– Ну, давай попробуем, что нам тут наварили за три пары первокрыльев, – предложил я и первым отхлебнул из бумажного стаканчика с эмблемой в виде задиристой рыбы. – А неплохо, Вень! Неплохо. Весьма!

Сделал ещё один глоток. По телу расползлось приятное тепло, казалось, кофе даже причесал дёрганые мысли. После бессонной ночи наконец-то перестали слезиться глаза, и всё вокруг стало восхитительно чётким. Я улыбнулся:

– Знаешь, не зря столько отвалили.

– Ага, недурно, – согласился друг. – Но было бы лучше, будь это настоящий кофе, а не молоко с малиновым вареньем.

– Что?..

– Качественные иллюзорные капсулы. Неужели никогда не слышал об этой дамочке, Фуфур? Она же не лавочница, а интриганка, местный фабрикант. Таверну так, для прикрытия держит. Заодно тестирует здесь свои составы.

Я пригляделся к содержимому стакана. Повертел так и эдак. Принюхался. Сквозь сладкий густой парок кофе сочилась малиновая нотка.

Развели дурака.

– Тестирует составы, говоришь? Это же капсула высшей пробы. Я бы не догадался. Как ты понял?

– Хех. Слышишь «Фуфур» – жди подвоха, – философски ответил Вениамин. – Вот я и пригляделся. Но молоко вкусное. Ещё бы бубликов.

– Господа желают бубликов? – Мадам Фуфур возникла из ниоткуда. Словно была феей. – Хорошая выпечка успокаивает нервы.

– А вы пройдоха, однако!

Она беззлобно улыбнулась и извлекла из воздуха блюдо румяных, горячих бубликов.

– На этот раз – никаких иллюзорных капсул. Всё свежее, только с Валтая.

– И как же вы так быстро их доставляете, а? – проминая бублик пальцем, спросил Вениамин. Но теперь приметливей оказался я:

– Никаких нарушений. Просто тут повсюду провешены перемещения – над каждым столом. С Валтая, с окраин Полиса, хоть из Замкатья. Так что бублики не из воздуха, а… – я прислушался к вибрировавшим ещё волнам транспортной транзакции, – а, действительно, с Валтая. Хлебозавод №1, улица Оголя, 12.

Откусил сразу полбублика и нагловато, с набитым ртом выдал:

– Пасибо, мадам Фуфу.

– А первокрылья вы нам всё же верните, – добавил друг, подцепляя самый пышный бублик. – Сами понимаете, молоко с вареньем трёх пар не стоит…

Если бы я знал, кто она такая, я бы трижды прикусил язык, прежде чем распространяться о замеченных перемещениях и транспортных транзакциях. И Венику бы велел заткнуться тотчас, как только он начал болтать об иллюзорных капсулах. Выпили бы своё молоко, ушли и жили спокойно. Но разве мы промолчим?.. Мы ведь технари. Технари-колдуны. Вот и огребли на свои головы на целое будущее, а то и не одно.

Но это будет потом. А пока…

– Давай дожёвывай, Антонио, и прытью на Ярмарку, – пробормотал Веник, глотая бублики огромными кусками. – Шур!

Я кивнул и – с аппетитом едят несведущие! – принялся за свою долю: подкрепиться перед драконьей Ярмаркой следовало непременно. Жрать захочется непременно, а из безопасного съестного там можно найти только сладости. Почти все горячие блюда в ярмарочных корчмах и палатках приправлены таким количеством пряностей, что нам с Веником, типичным обитателям среднестатистического города-реальности, не осилить и пары ложек.

– Шур! Шур! Шевели челюстями, – торопил друг.

Я заработал зубами активнее. Откладывать посещение Ярмарки было некуда – мы и так тянули до последнего, пытаясь понять, что перевешивает: польза от ручного дракона или хлопоты по его содержанию. Выходило, что хлопот не оберёшься, но и без дракона далеко не улетишь. Задачу нам поставили ясную: разобраться, что мешает свободной циркуляции транспортных транзакций и каналов в реальности КМ. Без дракона нерешаемо.

КМ – это Край Мира; так прозвали местечко недалеко от нашего Полиса. И выбор у нас был невелик: либо копаться самим с десятками приборов, проб и анализов, либо приобрести и привадить к работе ручного дракона, который, в сущности, неплохое дружелюбное существо с развитой интуицией. Но первая и основная проблема в деле с драконом – приобретение. Частным лицам иметь ручных драконов запрещено, аналитической технарской базе, за которой мы числились, живая техника тоже не полагалась. Единственная лазейка для гражданских – дышащие паром карликовые питомцы, что-то вроде домашних мурчалок баловства ради. Но эта категория нам не подходила. Такие искусственные пушистики не приспособлены ни к полёту, ни к обнаружению импульсов, ни к поиску следов транзакций. А нам был нужен самый настоящий дракон, годный для решения задачи.

Конечно, мы не первые, кто собирался нелегально приобрести живой анализатор. Таких случаев, если вспомнить, пруд пруди. Но, как правило, на это смотрят сквозь пальцы, особенно если дракон хорошо дрессирован, не устраивает дебошей и лишний раз не попадается на глаза.

Мы даже подумывали о том, чтобы взять дракончика в аренду – свозить в Край Мира, разобраться с заданием и вернуть. Но Веник вычитал, что, для того, чтобы дракон мог успешно помогать в работе, он должен быть привязан к тому, кто просит его об этом, – такие уж они трепетные существа с тонкой душевной организацией. А это значило, что дракона придётся не только покупать, но и приручать и воспитывать. Такой расклад не улыбался ни мне, ни Вениамину, и особенно нас озадачивал вопрос, что делать с питомцем потом, когда мы закончим это задание и получим следующее. Наша кочевая профессия не даст нянькаться с драконом, будь он хоть трижды мил, чешуйчат и малопрожорлив.

– Ладненько, – шумно вздохнул напарник. – Будем решать проблемы…

– …по мере их поступления.

– Верно. Значится…

– …значится, покупаем дракона.

– Заметь, не я это сказал.

– Но ты это сделаешь.

Как ни странно, друг согласился. И вот мы, совершенно неопытные в таких делах, вооружившись теоретическими знаниями и советами бывалых, приехали на драконью Ярмарку и двинулись к самому центру, где в большом загоне гроздьями висели на прутьях разноцветные ручные пыхалки.

Отовсюду раздавался драконий рёв, терпко пахло чешуёй и немытыми когтями, во рту горчило от запаха специй, перца и горячего духа, поднимавшегося от земли.

– Ужас, – простонал Веник, зажимая нос, когда мы проходили мимо вольера земляных ящеров. – Где мы его поселим?

– Решили же, пока будет жить в квартире, – стараясь не терять присутствия духа, ответил я, чихнул и быстренько отошёл от вольера, где пара зелёных драконов, что-то не поделив, сцепилась так, что их хвосты оказались крепко спутаны. Теперь они плевались огнём и с воплями пытались разойтись, но только сильнее затягивали узел.

Добравшись к центральному загону, мы чувствовали себя порядком вымотанными. Пот лил ручьём, а дышать было почти нечем. Но здесь, в центре, около клетки с ручными драконами, было посвежее, да и зрители поспокойней: никакого мельтешения сумбурной публики вроде лесничих, драконоведов, держателей питомников и специалистов по охране. Ручными драконами интересовались исключительно спецслужбы (и нелегалы. Но последние предпочитали не светиться). Поэтому, чтобы пробраться вплотную к клетке, нам пришлось протиснуться через группу людей в форме. Единообразие их тёмных кителей успокаивало взор. Но вот то, что открывалось за ними…

Жёлтые, зелёные, рыжие, красные, золотые, синие и серые, чёрные, песчаные, джинсовые и изумрудные. Хвосты, зубы, рога, клыки, крылья, перепонки, огромные ноздри, янтарные глазищи, гибкие лапы, перламутровые когти… Весь пол загона усыпала золотистая чешуя – какого бы цвета ни был дракон, едва касаясь земли, любая чешуя отдаёт золотом, напоминая опавшие листья. В некоторых местах пору, когда дикие драконы, линяя, пролетают над землёй, называют осенью, – в том числе и у нас.

…Через несколько минут, когда глаза привыкли к мельтешению хвостов и морд, мы сумели различить отдельные экземпляры. Нам с другом не понадобилось много времени, чтобы прийти к консенсусу: переглянувшись, оба указали на кирпичного оттенка дракониху в стороне от остальных. Дело тут было не в цвете шкурки или размахе крыльев и даже не в кружевном гребне на хвосте. Просто эта дракониха скромно сидела поодаль от других, не вопила, не пела и не бросалась на прутья загона. Мы понадеялись, что и хлопот с ней будет меньше.

– Тихонькая. Такая-то нам и нужна.

На том и порешили.

Глава 2

Апельсина-Рыжик-Рожок-Гречанка

Дальше всё произошло быстро: поддельные документы на право иметь дракона (спасибо отличному блоку печати на базе), наши подписи как новых владельцев, подпись работника Ярмарки как ответственного лица. Краткая инструкция по кормёжке и содержанию. Несколько неуклюжих попыток рыжей драконихи сбежать от дрессировщика, зашедшего в вольер. Усыпляющий укол для упрощения транспортировки. Деньги с чипа на чип. Поводок из рук в руки. Перемещение. И вот мы втроём стоим на узком балконе-козырьке перед окном в нашу квартиру.

Я любил подолгу стоять здесь, высоко над городом, и любоваться на серебристо-стальную ленту монорельса и первые вечерние огоньки. Дышать резким ветром с привычным городским запахом металла и далёкого асфальта. Вдыхать аромат петрикора. Слушать, насвистывая, как за стеклянной стеной Веник грохочет в кухне, варит шоколад или роняет книги. Думать о будущем. О том, как когда-нибудь у меня будет такой же дом – обязательно на высоте, на перекрёстке десяти ветров. Но рядом будет уже не напарник, а… не знаю я, кто будет рядом. К тому же в этот раз точно не до мечтаний. Как-никак, мы привезли новую жиличку…

И всё-таки пару секунд мы молча наслаждались, вдыхая такой чистый и свежий после острого духа Ярмарки воздух. А потом забрались внутрь – сначала, сняв сигнальные импульсы, влез я, затем Веник впихнул дракониху, а следом перепрыгнул через подоконник сам.

Вот мы и дома. И у нас ещё несколько часов, прежде чем питомица очнётся от усыпляющего укола. Что с ней прикажете делать? Я вспомнил мамин рассказ, как меня привезли из роддома: лежит, говорит, такая куколка. Кулачками машет. Что с ней делать – непонятно. А потом как заревёт…

Дракониха пока не ревела – спала. Дело в том, что далеко не у всех покупателей есть возможность провешивать перемещения. Обычно предполагается длительная транспортировка купленного дракона монорельсом или специальным зоо-фургоном; для этого драконов и усыпляют – чтоб не буянили дорогой. В нашем случае перемещение заняло секунду, но лишнее время сна оказалось на руку: мы бросились отмывать дракониху, чтобы вместе с новообретённой жиличкой в квартиру не проник стойкий запах Ярмарки или, что хуже, драконьи вши.

Отскребать спящего питомца – то ещё удовольствие. Хотя было в этом и что-то умильное: дракониха сонно пофыркивала в пене, вроде бы даже улыбалась, а мы с Венькой тёрли её двумя огромными щётками, вылив в ванну все шампуни, какие только нашли. Для верности я капнул в воду из холодного матового флакона, который мне когда-то дарили. Крохотная ванная наполнилась ароматом морского бриза, можжевельника и сливы – чудный букет мужского парфюма для спящей ручной драконихи.

Когда мы взялись её сушить, ожидаемо выяснилось, что никакие тепловые импульсы дракониху не берут. Пришлось вытирать тушку полотенцем, а с ажурным гребнем на хвосте мы справились с помощью бумажных салфеток. Морду осторожно обтёрли мягким фланелевым рукавом старой вениковой пижамы.

После всех банных процедур выяснилось, что дракониха вовсе не ржаво-рыжая, а просто рыжая и даже оранжевая.

– Ну прямо апельсиновая, – устало сказал Веник, усаживаясь на пол напротив нашей спящей красавицы. Пока мы уложили её на снятый с дивана плед, но на Ярмарке нас предупредили, что в будущем придётся озаботиться специальной пожаропрочной подстилкой. За ней, как и за другими вещами драконьего обихода, мы собирались отправиться завтра – сегодня оба порядком утомились, да и дракониха до сих пор спала.

– Думаю, всё будет ладушки, – уверенно сказал я. – Предлагаю поужинать, ополоснуться и спать.

– Зачем ополаскиваться? Стать мокрее тебе точно не грозит.

Я оглядел свои закатанные рукава, тёмные и тяжёлые от влаги, и брюки, насквозь пропитанные водой. Пощупал шевелюру.

– Эх. Видимо, не ополоснуться, а выжаться. Чур, я первый в ванную.

– Иди-иди.

Какой сговорчивый нынче Веник, благодарно думал я до тех пор, пока не зашёл в ванную и не понял, что после драконьей бани ещё убираться и убираться…

***

Мы поужинали гречкой с курицей, залитой сливками и бульоном, выпили чаю, щедро сдобрив его сгущённым молоком, и, как следует проветрив комнату, улеглись спать. Дракониху пока оставили на том же пледе, только метнули под него по-быстрому немного упругого сконцентрированного воздуха, чтобы ей спалось мягче. При этом ни с того ни с сего в голове полыхнула странная, яркая картинка: поезд, туман и растерянная девушка, сидящая около рельсов. Я помотал головой, прогоняя видение; пора бы начать высыпаться. С сомнением спросил:

– Как думаешь, надо её укрыть?

Веник осторожно коснулся драконихи где-то в районе крыльев:

– Она горячущая. Думаю, не стоит.

– Ну ладно…

И всё-таки не вынесла душа поэта: я содрал с окна вуаль занавески, наскоро вытянул из неё пыль, освежил (за окошком очень кстати накрапывала мягкая морось) и, тут же высушив, накинул на дракониху. Та пофырчала, перевернулась, помесила лапами в воздухе и успокоилась.

Уснули.

***

Проснулись мы с Вениамином одновременно: рефлекс напарников.

В кухонной части нашей квартиры-студии что-то шуршало и светилось. Пока мы молча пялились друг на друга, послышался треск разрываемой бумаги. Затем воцарилась тишина, а после раздалось отчётливое чавканье.

Мы синхронно перевели взгляды на плед у дивана. Драконихи не было.

На цыпочках прокрались в кухню и замерли: свежеприобретённая питомица сидела под столом и, разорвав нарядную картонную коробку, уплетала шоколадные ракушки со сливочной начинкой. Свет нигде не горел, но сама дракониха интуитивно поддерживала в темноте простенький сияющий контур из тепловых импульсов.

– Н-нда, – шёпотом констатировал друг. Дракониха вздрогнула и выронила из лап очередную ракушку из молочного шоколада. Та прокатилась по полу мне под ноги. Я хмыкнул:

– Я думал, драконы едят мясо…

Ночная расхитительница конфет понурила голову и кивнула: мол, ем. И тут же пожала… плечами?.. Не знаю, есть ли у драконов плечи, но, в любом случае, жест был понятен: если б отыскала мясо, съела б. А так уж что нашла…

– Так мясо же есть в морозилке, – верно истолковал её ответ Веник. – Или ты не ешь замороженное?

Дракониха расширила глаза и помотала головой.

– Не ест, – по-своему понял друг.

– Она не о том, что не ест, а о том, что ни за что не стала бы воровать!

– А конфеты?

– А конфеты лежали на столе, на видном месте. Значит, это не воровство, а просто лакомство. Так?

Дракониха кивнула.

– Веник, она голодная. Она ничего не ела с утренней кормёжки. Давай накормим? – просительно предложил я. Просительно – потому что ждал помощи. Сам бы я её накормил при любом раскладе, но с другом как-то спокойней.

– Конечно, накормим, – проворчал Вениамин. – Да только кто бы нас с утра накормил да разбудил…

Дракониха запрыгала по кухне, радостно размахивая хвостом.

– Ты, что ли, разбудишь?

Она закивала.

– Н-нда, – снова сказал Веник. – Будильник купили… Чем будем кормить? Давай, что ли, остатки курятины разморозим.

…Час прошёл в кормлении дракона. Остатки филе, варёная гречка, миска сливок, полтора батона белого хлеба и сушёные груши.

– Так ты хищник или травоядное? – удивлялся Веник, глядя, как дракониха прожёвывает грушевые черенки.

На десерт мы вместе доели то, что осталось от конфет.

– Как тебя зовут-то, апельсиновая наша?

Дракониха повесила нос: мол, никак.

– Как назовём? А, Вень?

– Может, Апельсина? Рыжик? Рожок?

– Да ну, Рыжик. Давай Конфетка.

– Что-то всё съедобное. Давай тогда уж Гречанка или Курочка. Или Сливка.

– Сливка. Сивка… Бред какой.

В поисках вдохновения я обвёл взглядом кухню. На глаза попалась так и валявшаяся у входа конфета, которую Апельсина-Рыжик-Рожок-Гречанка уронила, когда мы вошли.

– А давай Ракушкой? Раз уж ей так понравились эти шоколадные раковины.

– Ракушкой?.. Ты как к этому имени относишься… э-э-э… Ракушка?

Дракониха подпрыгнула и смела хвостом чайник – хорошо в нём был не кипяток.

– Ясно, – плавным жестом собрав осколки с помощью сгущённого воздуха, кивнул я. – Хорошо относишься.

– Ну, будешь Ракушка, – подвёл итог вечера Веник. – А теперь, товарищи, спать. Ты наелась?

Ракушка сыто икнула и засеменила к дивану.

– Вы поглядите, какая самостоятельная…

– Радоваться надо, что дракониха попалась умная, а не остолопина!

– Я радуюсь, – зевнул Веник. – Ну, где ты там? Устроилась? Дай я тебя укрою, умная ты моя…

Я тоже подошёл и подоткнул занавеску под тёплый бок.

– Спокойной ночи, Ракушка. Спи.

Погладил её по лбу. Кушка издала грустный, нежный, протяжный звук – и не подумаешь, что драконы так могут, – и благодарно потёрлась лбом о ладонь. Ткнулась в руку подошедшего Веника – а потом мгновенно уснула.

– Думаю, мы поладим.

– Уверен.

– Спим.

Глава 3

Амуниция от Фуфур

Вениамин сполз со спины Ракушки и, шатаясь, помотал головой. Я посмеивался, глядя, как он хлопает дракониху по оранжевому брюху и шепчет на ломаном драконьем. Веник самоучка – в Техноинституте разговоров с драконами не преподают.

– Эй!

Ракушка отвлекла меня от размышлений, весело пыхнув огнём и подпалив вывеску мастерской мадам Фуфур. На деревянной дощечке были вырезаны скрещённые игла и волшебная палочка; из кончика палочки сыпались густые звёзды, а от иглы радужным шлейфом тянулась толстая нить. Теперь эту нить пожирал яростный синий язычок.

Отоваривался в мастерской широчайший круг клиентов: от военных из милитаристических реальностей, заказывавших камуфляж для повстанцев, до юных барышень из высших семейств. Говорят, даже химик из Башни покупал здесь платье своей моднице-дочери. А уж про то, что только тут и можно найти качественные сёдла для ручных драконов, вовсе молчу. За седлом мы сюда и явились – и Ракушка красноречиво напомнила об этом своим искристым пыханьем.

– Дурилка! А ну перестань! Сейчас ведь всё подпалишь! – замахал руками Веник, но не растерялся и моментально сконцентрировал и выжал точный маленький ливень. Ну, не совсем точный – на концентрацию у моего друга природная сноровка, но он вечно промахивается с радиусом. Вот и на этот раз меня (да и всё метра на три вокруг) окатило водой. Вывеска, потрескивая, угасла, Ракушка ошалело заткнулась, а спустя секунду вновь засветило солнце. Воздух стал ощутимо суше.

– Экий ты быстрый, – буркнул я. – Давай-ка купим ей ещё и противопожарный намордник.

Друг почесал в затылке и откинул с лица мокрые волосы.

– Хорошая идея. Только где мы его достанем, а?

Ответить я не успел: из дверей мастерской выплыла, стрекоча и улыбаясь, полноватая женщина в элегантном малиновом платье. На шее болтался сантиметр. Ни дать ни взять модельер.

– Мадам Фуфур к вашим услугам! Обуться-одеться, в подвал и на бал, на беседу и к соседу, к королю и в петлю – наряды на все случаи жизни! Аксессуары из техреальностей, одежда для питомцев, пошив обуви на заказ!

Я вздохнул. После слов Вениамина «слышишь Фуфур – жди подвоха» (а тем более после обмана с кофе!) я стал относиться к мадам гораздо настороженней. Не поленился кое-что разузнать и обнаружил, что львиная доля промышленности и коммуникаций Полиса принадлежит именно ей. Уж не знаю, как так мне раньше не приходилось сталкиваться с её предприятиями. Зато теперь – уже дважды за неделю…

Я глядел на её малиновое платье, и оно напоминало мне сладкую помадку или огромное розовое мороженое, внутри которого щебетала мадам с камнем за пазухой. Как знать, может быть, кроме мастерской у неё есть тайный монетный двор, а то и приватная теплица в императорских садах. Никогда не угадаешь, чего ждать от таких предприимчивых портних.

– Нам бы намордник дракону, – сдвинув брови, велел я. – Только не обычный, а…

– Понимаю, – кивнула мадам. – Проходите на задний двор, подберём вам годный экземпляр.

Да уж, когда надо, у ней с лаконичностью всё в порядке.

Фуфур скрылась, а я хмуро поинтересовался:

– Слушай, кто она вообще такая – с твоей точки зрения?

– Сплошной перекрёсток миров, заведеньица на каждом углу. Говорят, в её таверне – той, где мы были, – лучший сбитень. Ты представь, сколько рецептов со всех реальностей! Как-нибудь зайдём, угощу. – Веник мечтательно сглотнул слюну. – А вообще – мадама пробивная. Половина промышленности упадёт, если её убрать. Сколько лет уже колдует тут. Мы пьём-едим, а Фуфур тут же наши денежки – фьють! – на биржу, обменивает на валюту. Оборот. Каково, а? Ладно, айда подбирать Ракушке ошейник.

– Намордник, – поправил я.

– Какая разница, – отмахнулся друг. – Не верю я во все эти штукенции. Захочет подпалить всё вокруг – подпалит. Но чтоб никто не цеплялся, купим, ладно уж.

– Ладно уж, – передразнил я. – Тебя способность к концентрации выручает, а мне как быть, если она решит поплеваться искрами?

– Вот только не дави на жалость. Кто тут у нас с драконами болтать навострился на прошлой практике? Договоришься уж с ней как-нибудь.

– Когда она была, та прошлая практика… Я уже сколько лет, как закончил!

– Вот и надо было ходить на факультатив по метеорологии, пока учился. Умел бы сейчас концентрировать любые осадки.

– Да-да. Огненный дождь.

Ракушка рыкнула, перегнала нас и на коротеньких рыжих лапах засеменила к загону-примерочной. Обернулась, поглядела на меня и ещё раз выразительно рыкнула. Я вслушался, поскрипел мозгами, припоминая полузабытый язык, и перевёл, едва сдержав смешок:

– Она хочет чехол на гребень.

Дракониха одобрительно пыхнула:

– Фшш! Фшш!

Друг фыркнул: ну, мол, пошли.

– Любой каприз за ваши тени, – откуда-то сбоку молвила мадам Фуфур. От неожиданности Ракушка окатила всё вокруг ещё одним фонтанчиком оранжевых искр, я быстро погасил загоревшуюся брючину, и мы наконец двинулись к витрине с драконьим текстилем.

Кушка крутилась в тех и этих нарядах, Веник хохотал, мадам услужливо улыбалась. Идиллия. Да только её слова о тенях никак не давали покоя. Не удивлюсь, если эта Фуфур на досуге и вуду практикует…

Глава 4

Шефская помощь и коварный хвост

– Усмири её! – простонал Веник, когда Ракушка опрокинула очередную гору коробок. На пол посыпались эльфийские браслеты, механические роботы, бумажные куклы и наборы с летающими пластмассовыми феями. Когда лавина свертков утихла, Кушка виновато утопала в сторону и по пути смела хвостом ещё одну стопку детских книг. Она вообще любила работать хвостом, наша Ракушка.

Прошло больше месяца с тех пор, как мы её купили. Дракониха по-прежнему жила с нами, и с каждым днём все мы всё крепче привязывались друг к другу. Она была молодой, неопытной и по драконьему исчислению совсем недавно перестала считаться подростком. Но, несмотря на это, порой я чувствовал себя куда глупее неё. Кушка как-то совмещала всё разом: была нам питомцем, рабочим инструментом, будильником, охранником, даже поваром – частенько помогала на кухне, особенно когда готовилась курица. И, что уж совсем смешно, порой она брала на себя роль мамочки. Напоминала, что пора обедать или ложиться спать, подтыкала одеяла, заставляла покупать свежие овощи и зелень и запрещала работать при скудном освещении – выла и прыгала, пока мы не добавляли света.

Но всё это – более бытовая сторона вопроса. Главное и неуловимое состояло в специфичном драконьем уюте, который она создавала. Кушкино присутствие обернуло нашу холостяцкую квартиру в прозрачное облако тепла: по углам, накрыв пыль, рассы́пались искристые тени, в кухне запахло едой (а не только разогретыми полуфабрикатами и кофе). С появлением драконихи мы даже перестали разбрасывать по полу смятые салфетки! И ещё – из квартиры ушла ночная стылость. А всё оттого, что в простенке между кухонным диваном и огромным, в пол, окном, на пожаропрочной подстилке угнездилась и каждую ночь мягко светилась во сне Кушка.

Вот так вот оконфетилось, устаканилось, порыжело наше с Веником холостяцкое житьё. Мы полюбили дракониху – каждый на свой лад. Вениамин слегка ворчливо (но он всегда любил поворчать), я – как-то чересчур заботливо и с опаской. Постоянно переживал, не холодно ли ей, не голодна ли, не устала. Кушка терпеливо страдала от моей сверхопеки, но в конце концов Вениамин устроил мне настоящее внушение о том, что она всё-таки – настоящий дракон, и уж как-нибудь сумеет позаботиться о себе получше неумехи-человека. Ракушка виновато потупилась, но возражать не стала. А я уж было обиделся, но тем же вечером подглядел, как Веник украдкой суёт ей молочный шоколад – и махнул на всё это рукой. Живём как живём. Главное – работает.

Шли дни. Дракониха привыкала к Полису и к нашей жизни, настраивалась на наш лад, и вскоре мы планировали впервые посетить Край Мира. А пока старались как можно чаще выводить её в город и таскали с собой по всем делам – в том числе и в старое кирпичное зданьице на Николямской улице, где мы уже второй год подряд в рамках шефской программы помогали упаковывать праздничные подарки.

Я был уверен, что взять Ракушку на упаковку – хорошая идея: и ей разнообразие, и нам веселей. Но её неугомонный хвост не давал покоя ни одной коробке и уже успел познакомиться с каждым стеллажом – вот и очередная стопка книг полетела на пол…

– Утихомирь её! – взвыл раздражённый Веник. Он когда голодный – всегда злобный и раздражённый.

Дракониха испуганно подпрыгнула, но на этот раз я среагировал мгновенно: образовал вокруг коро́бок локальный вакуум и снял гравитацию. Ракушка, икнув, подтянула хвост и отбежала, Вениамин вовремя подхватил, подстраховал и выпрямил ещё одну пошатнувшуюся стопку, а я осторожно вернул на место воздух и силу тяжести.

– Куш. – Несмотря на усталость, я постарался обратиться к ней как можно ласковей. – Давай ты дождёшься нас на балконе. Мы закончим упаковывать вот эти две груды, а потом пойдём перекусить. Договорились?

Дракониха согласно и виновато кивнула и попятилась к балконной двери.

– Стоп-стоп-стоп, – быстро велел Веник, перехватывая её хвост. Ракушка пока неважно понимала человечий, но грозную интонацию уловила и замерла. – Зря ты отправил её на балкон. – Это уже мне. – Она по пути снесёт все упакованные посылки.

Я страдальчески покосился на ряды обмотанных ярко-зелёным скотчем коробок.

– Мда. Тогда так. Куша, стой на месте. И терпеливо жди. Мы в курсе, тебе больше нравится резвиться, но мы должны сегодня это всё закончить. А завтра поможешь нам довезти посылки на почту. Ладно?..

– «Фуфур и компания», – ядовито хмыкнул друг и, зажав нос, гнусаво выдал их слоган: – Почтовая феерия: ваш груз доставят на крыльях фей!

– Вень, не язви. Давай поскорей закончим. Очень хочется поужинать раньше полуночи.

И мы продолжили монотонно паковать подарки малышам разных реальностей. Шефская программа «ТехноДоброБот» доставляла детям наборы кукольной эльфийской посуды, коробочки с принадлежностями юного садовника и пластмассовыми семенами из императорских теплиц, пластилиновые шаманские украшения, игрушечные мётлы, светящиеся ветряные краски, карнавальные костюмы колдунов и драконов…

– Слушай, я чувствую себя малолетним эльфёнышем, – хрюкнул друг, примеряя эльфийские уши.

– Они тебе малы, балда.

– О, вот что придётся впору! – продолжал веселиться Веник, напяливая плащ, имитирующий драконью чешую. – Или вот это! Ну-ка, ну-ка…

Он хрюкнул ещё раз, потянулся за парой когтистых перчаток, сделал пируэт и вдруг исчез.

– Зар-раза, – сквозь зубы выдохнул я и бросился к тому месту, где только что стоял «малолетний эльфёныш». К счастью, иллюзорная мантия, которую он откопал, оказалась без эффекта перемещений.

– И кто, интересно, купил такое детям?! – отдуваясь, выпалил друг. Уцепив текучую материю кончиками пальцев, я осторожно отложил её подальше, придавив приметным ярко-красным рулоном обёрточной бумаги.

– Это ведь незаконно? – хмурясь и отряхивая с локтей остатки едкого импульса временной прозрачности, поинтересовался Вениамин.

– Незаконно. Бытовые полотна-исчезалки запрещены, как и ручные драконы. Я уж молчу про их токсичность.

– Вот зараза, а! Не сочти меня параноиком, но я всё же её надел, пусть и на несколько секунд. Мне нужен антисептик.

Я кивнул. Такими вещами не шутят.

– Заканчиваем – и за лекарством.

У нас ушло ещё минут пятнадцать, чтобы привести помещение в относительный порядок и рассортировать упакованные коробки по пунктам назначения. Разогнувшись, я вытер со лба пот и клацнул зубами.

– Просто жутко хочу есть. И Ракушка голодная. И ты тоже злой, голодный и вредный. Давайте в кофейню? Дома ничего нет, всё готовить надо… А по пути метнёмся в аптеку. Тебе антисептик, Кушке крем для чешуи. А то от этого чехла, что мы у Фуфур купили, у неё весь гребень запаршивел…

Мы оглянулись на застывшую в краткой дракоспячке Ракушку, кружевной гребень которой и вправду шелушился и шёл жёлтыми пятнами.

– Прекрасный план, – буркнул друг, разглядывая покрасневшие кисти и предплечья.

Эти краткосрочные мантии-исчезалки были дёшевы, незаконны и отлично обеспечивали временную прозрачность-невидимость, но платить за это приходилось высокой токсичностью: никогда не следовало надевать мантию на голое тело, а открытые участки – шею и запястья – приходилось предварительно смазывать специальным составом. Веник, разумеется, ничего не подозревал, просто напялил «драконий плащ» и сильно обжёгся: с каждой минутой следы проступали всё явственней.

Мы оделись, разбудили Ракушку и наконец выдвинулись. До полуночи оставалось часа полтора; на улице было свежо, звёздно, малолюдно, а с чьей-то кухни восхитительно пахло рябиново-тыквенным пирогом.

Следом за напарником я влез на спину Ракушке, погладил её шелушащийся гребень и скомандовал:

– «ФуФарма» на углу Солёного Вала и Николямской. А оттуда – сразу в Венькину любимую кофейню.

Кушка радостно взревела и рванула с места. Вениамин у меня за спиной недовольно заворчал: ему не нравилась тряска, не нравились резкие старты, не нравилось, когда его называли сокращённым именем. Но я-то всё равно называл – мы же друзья.

***

В аптеке, как и положено, пахло травами, химией и холодным стерильным воздухом.

– Ух как кондей фурычит, – поёжился Веник. Ракушка согласно заморгала: мол, и мне тут весьма прохладно.

– Будьте добры антисептик общего действия и «ДракоДоктор».

– «ДракоДоктора» большую банку? – спросила, улыбаясь, аптекарша.

– Будьте добры, – рассеянно повторил я, заглядевшись на пёструю, очень знакомую инструкцию, посвящённую оплате с помощью чипов. Кажется, именно её макет я несколько недель назад видел на столе в нашей кухне?.. – Вень, твоя работа?

Он, видимо, не услышал, – приглядывал за Ракушкой. А может, просто притворился, что не слышит, – из ложной скромности. Думаю, скоро весь технарский Полис будет знать его как автора статей и разработок, связанных с чиповыми платежами.

Аптекарша выдала пакет с драконьей мазью и пузырьком густого бирюзового антисептика, я протянул в окошечко руку и ощутил, как считывается с запястья монетный индекс – это как лёгкая щекотка. Под шевелюрой чвиркнул чип: со счёта списалась энная сумма за лекарства. В ушах прозвучало: «ФуФарма благодарит вас за покупку. Будьте здоровы!»

«И вам того же, мадам Фуфур», – не слишком дружелюбно подумал я. Удивительно, как я раньше не замечал, сколько в городе предприятий со слогом «фу». Но аптекарше на прощание улыбнулся – не виновата же девочка, что приходится работать на самую пронырливую мадам в стране.

***

Ближайшая «Ладно-Шоколадно» располагалась в сотне шагов от аптеки, в соседнем здании, так что седлать Ракушку мы не стали и решили дойти пешком. Веник, вымазавшийся антисептиком по локоть, повеселел, дракониха в предвкушении еды тоже глядела бодрее. А уж когда с холодной тёмной улицы мы ввалились в душистую кофейню, разулыбался даже я.

Венька мигом нырнул за свой любимый столик в самом углу (рядом к празднику как раз поставили пушистую ель – уютно). Ракушка устроилась подле. Я уселся последним, блаженно вытянул ноги и не без некоторого труда сконцентрировал жидкое мыло. Подставил ладони сам и скомандовал спутникам:

– Ну-ка, лапы мыть!

Ракушка послушно подставила рыжие мохнатые лапы (пора стричь ногти; чую, будет истерика), а вот напарник даже не оторвался от меню:

– Я и так весь в антисептике. Меня теперь никакая зараза не возьмёт.

– Переплюнь, Веник.

– Не верю в приметы, – скрывшись за пёстрой книжицей, пробормотал напарник.

– Куш, что будешь кушать? – повернулся я к драконихе, но ей было не до того: она тщательно мылила передние лапы и даже попробовала дотянуться до гребня. – Не переживай. Дома намажем «ДракоДоктором», и всё пройдёт. А сейчас выбирай, что будешь на ужин.

Она радостно и вполне ожидаемо ткнула в картинку с огромным мясным пирогом со смородиновым кремом. Из напитков выбрала морковный сок (сначала хотела «Жек Тэниэлс», но я грозно сдвинул брови; она тут же откатила транзакцию), а на десерт – пару шоколбасок с орехами.

Веник (видимо, предвкушая завтрашний день, полный очередных коробок, упаковочной плёнки и рулонов скотча) решил наесться впрок: салат с вешенками, запечённая голень, латте с черешковой ванилью, две порции кленового пудинга и огромная чашка горячего шоколада. Я, по обыкновению, взял блинцов с малиной и с мясом. Из зимнего меню (появилось только на днях) выбрал имбирный кофе с печеньем.

Через пару минут нам принесли заказ, и мы принялись пировать. О-о-о-о, какое наслаждение – изысканная пища! Настоящая, горячая, свежая, а не спрессованные «плитки путешественника», которыми мы обычно пробавлялись на работе. К тому же аппетит действительно приходит во время еды, и тут почти неважно, кто ты: рыжий дракон с шелушащейся чешуёй, уставший человек, случайно напяливший ядовитую мантию, или другой человек, тоже уставший, но вовсе не от работы, а от бесконечных колебаний с одной стороны времени на другую. Эх. Эх…

Глава 5

На старой эльфийской фабрике

Под утро резко потеплело, и по хрупкой снежности улиц заспешила миссис Слякоть под руку с мистером Чпок-Чпок: этот звук раздавался при каждом шаге, стоило вытянуть ногу из мокрой солёной грязи. Мы медленно – шаг вперёд, два назад – продвигались к лавчонке целебных эльфийских трав.

Кушка уныло брела в арьергарде. «ДракоДоктор» не помог, а только навредил нашей бедняге-драконихе: мазь оказалось подделкой, причём далеко не безобидной. И теперь, вся в пятнах и шелухе, Куша шагала за нами, что-то грустно бормоча. Венька то и дело оборачивался и жалостливо скармливал ей ломтики хрустящих пряников в форме человечков.

– Вот проснутся в ней людоедские инстинкты… – проворчал я, отчаянно желая оказаться в тёплой квартире, под одеялом и в сухих носках. В такую погоду забраться бы под лавку и не отсвечивать…

– В ней? – с явным скепсисом спросил друг, угощаясь очередным кусочком.

Я оглянулся. Ракушка, мокрая и унылая, волочила по грязи поблёкший хвост и даже не глядела на яркую коробку с имбирной человечиной в Венькиных руках.

– Давай, давай, шевели батонами. Уже недалеко.

О том, чтобы лететь верхом, и речи не шло. Ракушка, бедолага, едва собственный хвост тащила.

– И ты, Куш, давай чуточку пошустрее. Что-то ты совсем раскисла…

Я коснулся кончика её гребня, потом потрогал нос.

– Слушай, по-моему, у неё температура.

Напарник повторил мои манипуляции.

– Точно. Градуса на три ниже, чем надо. А то и на все пять. Ракушка, пальмочка моя, чуть-чуть осталось. Потерпи, а?

– Пальмочка? Почему?..

– Потому что в карбоновом периоде росли пальмы.

– При чём тут карбоновый период?

– В то время жили драконы.

– Серьёзно?

– Ой, всё!

Чпок-чпок.

…От хмари, сырости и раздражения я был готов взбунтоваться. С тех пор, как мы купили Ракушку, обязанности главаря нашей банды почему-то легли на меня. И не то чтобы я сильно противился – делить командование у нас с Вениамином всегда получалось естественно и спокойно, – просто я начал уставать. Мне хотелось, чтобы друг, наконец, взял дело в свои руки, а я отступил бы в тень и только соглашался или не соглашался с его предложениями. И угощался бы человечинкой из имбиря. А так… Что делать с КМ – решай, Антонио, ты ж главный по задаче. Что делать с опаршивевшей Ракушкой – вспоминай, Антонелло, у тебя же был курс ветеринарии. Как быть со сломавшейся шоколадоваркой – сообрази, пожалуйста, Тотон, ты ж мастер на такие штуки. Будем искать квартиру попросторнее? Тони, это же ты вечно стонешь, что тебе тесно, – ты и решай.

За этими мыслями я пропустил момент, когда ноздри защекотал чудный аромат из пекарни эльфов. Мы приближались к бывшей эльфийской фабрике – огромному строению, крыльцо которого было стилизовано под пряничный домик, внутренняя часть являла собой гигантский лабиринт цехов, а надо всем этим лепились, словно грибы, башни и чердачки. Венчали фабрику колоссальные трубы-градирни, из которых валил разноцветный дым.

Раньше полновластными хозяевами этой громады были эльфы, но после операции под названием «Код кодиум», когда ликвидаторы реальностей едва не уничтожили Полис, эльфов изгнали: выяснилось, что дезертиром был кто-то из них. Считается, что сейчас в Полисе эльфы официально не проживают, мигрировав в соседние реальности. Но на самом деле они у нас, конечно, есть, и не только как элемент фольклора. В основном это медики и кулинары, но встречаются заводчики драконов, держатели питомников и, конечно же, те, кто занимается подарочной индустрией. На фабрике теперь работают именно такие. Часть помещений они полулегально используют под цеха по производству и фасовке сувенирной продукции, а остальные залы и внутренние дворы, видимо, пустуют. И неплохо охраняются – даже Вениамин, с его-то связями, не смог разузнать об этом заведении ничего нового. Копать под фабрику он начал из-за слухов: поговаривали, тут есть хорошая эльфийская клиника для своих. Веник предложил проконсультироваться насчёт Ракушки, и я согласился.

Оказалось, здешняя «клиника» – крохотная каморка травников под самой крышей. Видимо, братья-сувенирщики по дружбе предоставили «врачам» помещение в аренду…

Кроме этой лавчонки и основного производства в здании ютился кулинарный бизнес, а сбоку прилепился ресторанчик «Эльфийский башмак». Считается, что это название – весточка некому милорду, умевшему путешествовать во временах и пространствах одной лишь магией (не то что мы, суровые технари); милорд, мол, утверждал, что эльфы не ходят в шёлковых башмаках и что эльфийских башмаков вовсе нет в природе.

Ещё тут ютился магазин эльфийской канцелярии (нервущийся скотч, баснословной цены карандаши, выточенные из намагниченного эбонита, искрящаяся щебневая бумага и прочие цацки). Но главным, конечно, был Подарочный цех. Там мастерили подарки, туда приходили заказы, там же хранили посылки, мешки и коробки, готовые к отправке. Чем-то это напоминало комнатку, где мы расфасовывали подарки в рамках шефской помощи, но в куда большем и величественном масштабе.

Поднимаясь на чердак, мы задержались у входа в цех и втроём залипли у огромных резных дверей. Изнутри неслись одуряющие запахи воска, скотча и горячего печенья. Стучало, тренькало, звенело, стрекотало… Прямо в морду Ракушке из щёлки меж створок вырвался сноп разноцветных искр. Дракониха чихнула так, что случившийся мимо эльф в полосатом колпаке отлетел к потолку. Замахал руками, погрозил ей пальцем и нырнул в цех, волоча за собой гирлянду сине-зелёных огней.

– Пошли, пошли, – проворчал я. – Всё равно нас не пустят. Отыщем лекарство Ракушке, и на базу.

Кушка кивнула и потащилась наверх. Веник вздохнул и принялся карабкаться следом. Я тоже – но перед тем ещё пару секунд поглядел в щель между кованых створок, вдыхая концентрированное праздничное волшебство.

– Эй, шуруй уже, а!

– Иду, иду.

***

Пока мы с Кушкой сговаривались с эльфами насчёт цены за лечебный травяной сет, Веник куда-то отлучился. Я не особенно волновался: большой мальчик, авось, не потеряется. Он тем временем, однако, учудил.

Уж не знаю, с кем договорился напарник (а он всегда умел проворачивать такие вещи), но – нас всё-таки пустили в Подарочный цех. И это было нечто.

Это была очень просторная, очень бардачная и очень нетипичная комната. Ракушка просто обалдела от звона и лязга. Я вертел головой, как малолетка в магазине игрушек. А Вениамин вёл себя так, словно пришёл в собственный дом.

– Откуда такая фасонистость? – тихонько дёрнул я его за рукав.

– А тут только так и надо. Запомни: мы – инспектора от Фуфур.

Ну всё понятно, Венька зарекомендовал нас как надсмотрщиков от этой сумасшедшей фабрикантки. И прокатило же!

– А Ракушка тогда кто? – шёпотом спросил я.

– Она для устрашения.

Но Ракушка не устрашала, и эльфы всё равно глядели на нас свысока. То ли потому, что у нашей рыжей драконихи вид был больной и не слишком грозный. А то ли потому, что у этого народа доля высокомерия в крови – будь то Серебряный люд из Лунного леса, горделивые лихачи Земноморья или пекари и сапожники родом из Баварских земель.

Да нам-то какое дело. Мы просто шагали и вертели головами, рассматривая сухие грибы в мешочках, разноцветные огненные стручки в прозрачных банках, коллекцию деревянных дракончиков, кивающих, словно болванчики, а ещё склянки с сухими ароматами, коробочки с гранулами-дрожжами, мешок с разномастными носками и огромную, превышающую все пределы разумного вешалку, на крючках которой вкривь и вкось покоились самые разные шапки, колпаки и блестящие оленьи рога.

Посреди всего этого изобилия слаженно и хмуро трудились эльфы-инженеры и эльфы-кондитеры, эльфы-декораторы и эльфы-электрики, эльфы-стеклодувы и эльфы-су-шефы… Огромный общий стол посредине был завален проводами, гирляндами, рулонами упаковочной плёнки, свёрлами и дрелями, уставлен плошками клея, коробками скрепок и кружками с остывшим чаем, выпачкан патокой, мёдом, гуашью и какой-то липкой, скользкой бледно-розовой массой…

Высокие окна тоже загромождали свёртки и пакеты, повсюду жужжало, звенело и тренькало, крутились шестерёнки, лязгал типографский станок с праздничным выпуском газеты «Междумирье» меж гигантских челюстей с чернилами, шуршал конвейер, с которого горкой скатывались завёрнутые в непромокаемую плёнку плитки пастилы…

Всюду сновали эльфы в полосатых колпаках и розовых очках в роговой оправе. Все они то и дело подтягивали до подмышек длинные, не по размеру шерстяные носки с узорами из скандинавских мотивов и лопотали что-то на эльфийском языке с налётом цехового жаргона. «Ца-ца-ца», – разбирали мы чаще всего.

А вверху, в серебристой полумгле высокого сферического потолка, порхали искорки снега, светились покрытые инеем ветви остролиста и переливались крошечные гирлянды цветных праздничных огней.

Это была очень, очень странная комната. Комната-детство, комната-гипноз.

***

После Подарочного цеха, слега задумчивые и полные впечатлений, мы заглянули в «Эльфийский башмак». Там оказалось весьма мило: подавали ароматные рыбные пироги, в углу стояла пушистая ель с огромными шарами, за окнами вилась вечная иллюзорная метель, а специально для Ракушки эльфы принесли чудную булочку-синабон, которую дракониха беспощадно раздербанивала вот уже четверть часа. Булочка была ещё тёплой, с мягкой ноткой корицы, бежево-коричневого ноздреватого теста. Ракушка отщипывала малюсенькими кусками: сладкую сахарную глазурь, густой и нежный крем, сочную коричную мякоть… Ммм! Несмотря на только что съеденный громадный пирог с рыбой, у меня потекли слюнки.

– Куш, ешь нормально. Не позорь нас, – попросил я, протягивая драконихе приборы.

– Захотел, – расхохотался Веник. – Захотел, чтобы дракон ел вилкой и ножом. Да скажи спасибо, что она под столом не хомячит.

Ракушка обиженно насупилась.

– Вень! – укоризненно скривился я. – Ракушка – не дикарка!

Друг и сам понял, что фраза вышла слишком резкой. К тому же наша дракониха, полагавшая себя до неприличия большой, прожорливой и к тому же ни чуточки не грациозной, очень огорчалась, когда ей намекали на её недостатки. Хотя недостатки ли? Большой Кушка вовсе не была – всего с меня ростом. Насчёт прожорливости – так Веник сам, простите, не меньше жрёт, да и я тоже люблю покушать. А вот грациозность… Ну… Недаром среди драконов нет выдающихся балерин. Куше и всем вокруг просто пора смириться, что её длинный хвост (спасибо, не язык) сметает всё, до чего может дотянуться.

Из-за этого, кстати, нам с Вениамином пришлось как следует переоборудовать жилище: мы спрятали подальше книги (осталась только неизменная стопка рядом с Вениковым диваном), привинтили, приклеили и приконопатили к полу всё, что могли, а также (наконец-то!) избавились от приторных безделушек вроде рамочек и вышитых салфеток. Вы спросите: откуда у двух холостяков рамки и салфетки? Я отвечу: это всё Венины поклонницы из разных миров. Мой друг пользуется исключительной популярностью – уж не знаю, почему. Единственное существо женского пола, которое не впадает при нём в амурный ступор, – это Ракушка. Ну, и ещё Фуфур, наверное. Но та вообще неясно кто.

Глава 6

Концепция «Новый быт»

– Обветрела, зараза, – проворчал Венька, разглядывая в зеркало своё опухшее лицо. – Обветрела морда, ты посмотри, а!

– Зато теперь вы с Ракушкой на одно лицо, – философски заметил я. – Вернее, на одну кожу. У тебя морда шелушится, у неё – гребень…

После прогулки в окрестностях КМ друг был сильно не в духе. Он бросил на пол мокрую меховую ушанку, стянул ботинки и прошлёпал к своему дивану. Стукнув кулаком подушку, злобно выпалил:

– Терпеть не могу это место.

Помолчал – видимо, в ожидании моей реакции. Но мудрый Антон знает: когда у Веника такое выражение лица, в его монологи лучше не вмешиваться.

– Носки колются. Из носа течёт. Всё бесит! – гаркнул он, вторично вмазывая по подушке.

Я тактично промолчал; Ракушка испуганно выбежала из кухни, но я похлопал её по гребню и тихонько велел не лезть. Она настороженно удалилась.

– Всё бесит, а! – продолжал бухтеть Вениамин. – Хрен знает, что там с этими транзакциями в этом Крае Мира… Какой вообще Край? Это место другим словом надо называть! Депрессивная клоака!

Он плюхнулся на диван, не сняв куртки. Зажмурился. Не открывая глаз, позвал:

– Иди сюда, Кушка, хорошая моя…

Дракониха тут же снова выбежала из кухни и пошлёпала к нему. Я с лёгкой ревностью взирал, как она усаживается рядом с Веником, а тот берёт её лапу и прижимает к своей щеке.

– Фух… Тепло… Я уж думал, морду отморозил, – пробормотал он. – На улице – дубак. В монорельсе – давка. Люди прут, прут… Когда выходил из вагона, меня чуть обратно не запихали. Нельзя же подождать, пока все выйдут, а? Идиоты! Ослы!

Под его недовольные разглагольствования я быстренько соорудил чаю с мятой. Вручил ему покоцанную кружку:

– Хорош ворчать.

– Да как не ворчать, когда вокруг сплошные ослы? – не унимался Вениамин. – Обожаю этих придурков, которые на всю мощь слушают музыку в общественных местах. Бум, бум, бум! Нет бы наушники надеть! Блин, Тони, терпеть их не могу!

Ну всё. Оседал любимого конька… Быть бы ему каким-нибудь правозащитником, а не технарём – вот уж точно рвал бы всех правонарушителей в клочья.

– Мне ногу оттоптали, – жалобно пробормотал он. – Какая-то тётка. Буду звать её Бегемотиха.

– Да ты её не встретишь больше никогда в жизни.

– Ну и что. – Он выпятил подбородок. – Бегемотиха. Пусть ей шлются волны зла от меня. По воздуху. Через волны. Через чипы.

Да… Что-то он разошёлся. Хотя ещё утром, пока мы прохлаждались на катке, Веник кадрил дамочек, выделывал кренделя и развлекался вовсю. Но после поездки в Край Мира… Впрочем, ничего удивительного: наверняка он, как и я, ощущал это нудное, многодневное напряжение. Последние несколько недель нашей единственной целью было выяснить, что там с Краем Мира, и мы подплывали не торопясь: разузнали географию, перелопатили несколько библиотек (я заодно и альма-матер навестил, забрал свой диплом), выяснили, что без ручного дракона никак. Купили вот Ракушку, и наконец вроде пошло-поехало и в работе, и в жизни. Но с драконихой разве поживёшь спокойно! К рабочим делам добавились хлопоты о Кушке, а это сделало бытие весьма насыщенным. То к ветеринару, то за мазью, то деликатесных фрикаделек, то полетать на природе.

Раньше мы не то чтобы жили скучно, но… Уходили рано, возвращались поздно, ужинали готовой едой в вакуумных упаковках («Фуфуд Деливери Сервис»), и спать. По выходным разгребали недельный бедлам в махонькой квартире, по праздникам заказывали готовые наборы ингредиентов и запекали, резали, пережаривали и кромсали согласно инструкции. Выходило не очень. А теперь что ни день – приходилось куда-то мчаться, да не по обычным делам, а по драконьим нуждам. И помимо всей этой возни с Ракушкой мы размышляли над рабочей задачей. Веник несколько раз побывал у самой границы КМ. Я в это время практиковался в нагнетании вакуума – мало ли что там окажется во время первого нашего визита; вдруг придётся срочно обороняться. Вакуум в таких случаях – отличный инструмент: мгновенная и мощная защита. Конечно, нам с напарником хватило бы и простенькой упругой воздушной концентрации, но Ракушку таким уже не прикрыть – вот и приходилось осваивать вакуум.

Периодически мы оба наведывались на лекции – я всё ещё заочно учился по основной программе аспирантуры, а Веник повышал квалификацию: углублялся в сферу технических транзакций и строчил свои статейки о чиповом контроле и платёжных системах. А вообще этот мечтатель всё пытался собрать искусственный интеллект – на основе своих рассуждений, конечно же. Под его диваном давным-давно поселилась целая система – провода, картонки, пружины… Иногда эта композиция непредсказуемо искрит, поэтому веников диван местами прожжён и дыряв.

Научная деятельность часто будила друга среди ночи и дёргала среди дня. Вот и сегодня после Края Мира ему пришлось заскочить домой всего на полчаса, а потом двинуть по своим учёным делам. Сказал, на встречу по поводу недавней статьи о безопасности чип-платежей – в последнее время он исходил эту тему вдоль и поперёк. Но встреча, вопреки ожиданиям, не затянулась, и вечер Веник всё-таки посвятил нам – своим друзьям, соратникам, соквартирникам и собутыльникам по вечернему кефиру. К счастью, к концу дня его смурное настроение развеялось; впрочем, мы бы всё равно простили ему ворчание – при таком дёрганом ёмком графике без поддержки друзей никуда.

***

Уложив Ракушку, мы погасили свет и устроились с ночником подытожить дела рабочие. Накануне мы наконец выяснили, почему в Крае Мира пропадают транзакции между реальностями: оказалось, они вовсе не рассеиваются, как мы думали раньше, а натыкаются на блокирующие преграды. Это требовалось обсудить.

Мы подошли максимально близко к КМ, расстояние уже позволяло как следует прощупать импульсы. Впечатления оказались не из приятных. Мы вернулись, угнетённые тамошними «эманациями», как прозвал их друг, усталые и разбитые. Ракушка привычно вытащила нас на каток – хоть немного развеяться после посещения гнетущей прохудившейся реальности. А назавтра нам предстояло вернуться в КМ и попытаться ликвидировать барьеры между ним и другими реальностями. Кто-то намеренно стягивал туда пространственные блокировки, перекрывая провешенные перемещения и зоны перехода. А мы, технари, должны были во всём разобраться. Ну, ничего нового, впрочем. Сделай то, не знаю, что, но чтобы всё работало.

Рассуждая о деталях завтрашней вылазки, Веник вновь залип перед кухонным зеркалом с тюбиком заживляющей мази в одной руке и ватным тампоном в другой.

– Слушай, может, попробовать намазать «ДракоДоктором»? – с сомнением глядя на оранжевую баночку-шайбу, спросил он.

– Дурак? – хмыкнул я. – Хочешь опаршиветь, как Ракушка после этой мазюкалки?

Друг оглянулся на дракониху, но та выглядела уже значительно лучше: травяные припарки и мазь, рекомендованные эльфом-лекарем, помогали куда лучше поддельных медикаментов.

– Успокойся, утром будешь как огурчик. Просто ты перекатался, Вень. Ветер, холод, кожа стала сухой, воспалилась. Хватит терзать физиономию. Пошли спать.

Веник угукнул.

Мы выпили подогретого клюквенного морса, накормили сонную лунатившую Ракушку драконьими галетами и устроились на ночлег. Я погасил гроздь золотых шаров под потолком, и наша квартира на двадцать пятом этаже одной из башен Полиса погрузилась в сумерки, разбавленные бликами чужих огней и реклам.

– Мы стены утепляем по старинке, книгами, – процитировал Веник уже в полусне. Куша, свернувшись в своём гнезде из огнеупорного плюша и резиновых куриц, тоже быстро уснула. Балансируя на грани яви и дрёмы, я на автопилоте проверил охранку. Дверь, стены, потолок… Вроде бы всё в порядке. И вдруг вскочил, как ошпаренный: со стороны окна шёл холодный ток.

Не скрою: в первую секунду я струсил и подумал о спланированной атаке. Такое уже было однажды: на эльфийскую фабрику проникли ликвидаторы реальностей и засыпали в котлы порошок кодиума – водоросли, которая, будучи пересушенной на солнце, вызывает галлюцинации и сильные отравления. Порошок осел на котлах, выпарился – жара в автоматических цехах стоит нестерпимая, – и по трубам ушёл в воздух над Полисом. Повезло, что это случилось ночью – большинство горожан сидели по домам.

Через несколько часов испарения кодиума вызвали сильный дождь. К тому времени экологи уже поняли, что произошло, и город накрыли огромной концентрированной плёнкой – чтобы поддерживать её, понадобились все специалисты-технари. Подняли даже студентов-первокурсников. Мы с Венькой тогда тоже помогали.

Осадки осели на плёнку, и всю влагу слили в технические озёра – теперь туда, за город, водят экскурсии: огромные котлованы прозрачной чёрной воды в перламутровых разводах. Озёра пользуются дурной славой, местные туда не ходят – говорят, галлюциногены остались в воде до сих пор, и ничего не стоит свалиться в пучину – так притягивает вода.

В тот раз накануне атаки температура резко упала и выпала роса – неизменный спутник заводских дымоходов. То же, казалось мне, было и теперь: холод, туман… Я проморгался. Да нет же. Никакого тумана не было. Это дремотное марево плыло перед глазами.

Я поднёс раскрытую ладонь к стеклу, пытаясь нащупать в струе воздуха чужеродную примесь. И понял: это обыкновенный сквозняк из щёлки. Кушка недавно разбаловалась и повытаскивала из щелей клочки ваты, которые мы напихали, чтобы не дуло.

У страха глаза велики.

Прав Веник, надо бы утеплиться по старинке, книгами.

Глава 7

Ракушка и её суженый

Кто только надоумил нас тащиться в этот дурацкий зоопарк… Была одна паршивочешуйчатая дракониха, а теперь два больных на голову дракона – прутся по пятам. Причём и Ракушка, и этот коричневый дракомонстр, которого она подцепила, вполне довольны жизнью и скалятся во все тридцать два зуба. Или сколько там их у драконов? Семнадцать, двадцать, тридцать? Ой, не мерял.

Веник шлёпал рядом и посмеивался. Время от времени он скармливал этим чудовищам остатки имбирной человечинки из давешней коробки. Ракушка лыбилась и шуршала, Коричневый монстр булькал, нежно рыча и оберегая её хвост. Я шагал и тихо таял от ярости, досады и комизма. Влипли так влипли.

А вышло это так.

В выходной мы приехали в зоопарк – Веник (медик в душе) хотел проконсультироваться с ветеринарами насчёт эльфийских снадобий, которыми мы лечили Ракушку: ему показалось, что мазь из ималайской росы чересчур густа. А пока мы наторели в ветеринарии, дракониха решила показать, кто у кого на огнеупорном поводке, и слиняла. Слиняла в буквальном смысле: если бы не след из её опаршивевшей ржаво-рыжей чешуи, мы бы ни за что не отыскали её в этом огромном питомнике зверей, чудищ и фамилиаров.

А уж когда мы её отыскали… Знаете, тут я вспоминаю знаменитую песню про императрицу: «Но ведь сердцу не прикажешь, сердце просит продолжения любви…», и Ракушка кочевряжит до вольера, чтобы встретить визави… А там…

А там этот коричневый драконище с медовыми глазами. Кушка к нему и так, и эдак, смяла прутья клетки, лапами тянулась, ушами, хвостом, носом. Тот сначала немного ошалел, но быстро признал суженую (у драконов только так и бывает). И… в общем, он заразился «почесуном», как выразился Веник. И работники зоопарка, рады-радёшеньки, тотчас сплавили его нам и выпроводили честную сумасшедшую компанию вон.

Мда.

И вот мы вышагиваем: Веник кормит проглотов пряниками, проглоты, совершенно счастливые, топают следом, путаясь в хвостах и лапах, я – сбоку-припёку. И смех и грех…

***

Всю дорогу до дома мы решали, что делать с внезапным возлюбленным Ракушки. Пытаться сдать обратно в зоопарк, потрясая Уложением о фамилиарах? Тогда нужно отдавать Кушку вместе с ним, она теперь без него не сможет. Брать к себе? Это значит, выправлять все положенные бумаги, а это та ещё морока – у нас ведь и на Ракушку-то документы фальшивые. Незаконно прятать в квартире? И как прикажете о нём заботиться – мы же круглые сутки пропадаем где попало! Да и самим где прикажете обитать? Даже с появлением некрупной Куши у нас стало тесновато. Ну а кроме того, второго дракона мы банально не осилим по деньгам. Сколько жрёт эта проглотина? Наверняка галетами не обойдёшься…

– Что будем делать, а, Вень?..

– Не знаю, Тони.

– А чего тогда ржёшь?

– Они смешные.

Я обернулся: коричневый дракон вырвал с корнем молодой куст сирени и протягивал его Ракушке. Та простёрла лапы, он встал на одно колено (если о драконах можно так говорить) и пропал.

Ракушка остолбенела. Куст завис в воздухе и плавно опустился ей в лапы. Веник очнулся первым.

– Хорошо подогнанная иллюзия с зачатками автономного интеллекта. Тони, проверяй карманы. Кому-то потребовалось нас отвлечь.

– Надо сказать, у него это получилось, – процедил я, обнаружив, что пока мы умилялись на драконью парочку, у меня исчезли все дежурные документы.

– Что пропало? – суетливо крикнул Веник, выворачивая куртку наизнанку в поисках потайных карманов. – У меня вроде бы всё по местам…

– А вот у меня пропуск испарился, – ответил я, чувствуя, как по рукам и ногам разливается предательская слабость. От зоопарка до города мы доберёмся, но разгуливать по Полису без документов… Без пропуска невозможно подтвердить личность, хоть трижды ссылайся на чип. Не попасть ни на монорельс, ни на работу, ни в собственный дом…

Веник помрачнел.

– Ладно. Не дрейфь. Будем действовать быстро – никто не узнает. Сейчас домой, там отсидишься до утра, за ночь я смотаюсь на базу и напечатаю тебе временный. Скажем, что пролил на свой пропуск кофе, микросхему заело. Потом восстановишь. Согласен?

– Да, – стараясь не ударяться в панику, ответил я. – Двигаем домой.

Говорить, что пропуск потерян или украден, нельзя. Во-первых – миллион проверок, проволочки с установлением личности, лишение права заниматься технической деятельностью и перемещаться между реальностями – это если повезёт. Второй вариант, если не повезёт, причём крупно, – высылка в колонию для безымянных, где обитают неблагонадёжные элементы, ссыльные и те, кто имел дело с тех.тайной, а ныне списан со счетов.

Учитывая род работы, фальшивые документы и пару-тройку других грешков, формально я подходил под все категории. А без пропуска мне путеводной звездой светила именно вторая, «невезучая» перспектива.

Отстой.

Глава 8

Сбежать в КМ

Край Мира сочился туманом и слякотью, точно сукровица на ране. На душе царило нечто похожее. Веник так и не сумел справить мне временных документов: на базе свирепствовала инспекция, и многие помещения закрыли – в том числе подсобку, где стоял блок печати. Добраться до руководства тоже не удалось: все вышли на фронт внеплановой камеральной проверки. Увы, друг вернулся ни с чем.

Оставаться в городе без пропуска дольше было опасно. Наши пропуска (спасибо Венику и его конструкторской жилке!) были запрограммированы на самоуничтожение в случае пропажи. Так что если в течение восьми часов мой пропуск не вернётся, он самоуничтожится. Я злорадно усмехнулся, представив, как неведомый вор обнаружит вместо пластиковой плашки коричневую лужицу с плавающей в ней испорченной микросхемой.

Но смеяться было рано, без пропуска дорога мне была заказана всюду, кроме собственной квартиры, которую открыл бы Веник и где мне пришлось бы запереться, словно в тюрьме. Так что, по прошествии восьми часов, мы придумали другой план.

Рано утром, прямо с нашего крыльца-балкона, с высоты двадцать пятого этажа, с самого края зоны перехода (чтобы, в случае чего, было сложнее отследить), мы ухнули в КМ. Столько подкатывали, планировали, мусолили – а пришлось с срываться места в карьер, так уж сложились обстоятельства.

Мы решили, что спрятать меня в Крае Мира будет лучшим выходом: во-первых, наконец-то вплотную займусь проблемой заблокированных транспортных транзакций и каналов. А во-вторых, здесь меня точно никто не достанет, а на работе не заподозрят, что что-то не так. Веник же тем временем выхлопотает мне временный пропуск. И всё будет в ажуре.

Так я и оказался тут. Край Мира сочился туманом и слякотью, точно сукровица на ране. И, несмотря на логичный вроде бы план, на душе царило нечто похожее.

***

…Вдалеке выступали из тумана деревянные стены и сторожевые башни старинного городка. Говорят, раньше тут светило такое солнце, что соседние реальности можно было разглядеть, даже не обладая особенно острым зрением. Но теперь в небе висела непроглядная, кружевная жемчужная мгла.

Порой из тумана раздавались лай и птичий крик: видимо, где-то неподалёку застряла скромная реальность-деревушка. Иногда ветер доносил свежий ночной запах садов – олеандр, левкой, сирень и барбарис, что-то южно-манящее. Я предположил, что это из мира, где всегда тепло, и жизнь зиждется на песнях и огнях. Веник не возражал: он был не слишком-то разговорчив. В этом месте вообще не тянуло много болтать. Тянуло сидеть, молчать, печалиться.

Прозалипав некоторое время на блуждающие огоньки, я резко встряхнулся.

– Ладно. Надо делать дело. Вень, разожги костёр. А ты, Куш, попробуй сосредоточиться и понять, где тут собака зарыта.

– Командир какой, – проворчал Веник, поглаживая Ракушку по рыжему боку.

За всей суматохой с украденным пропуском мы несколько позабыли о нашей питомице. А она, между тем, пребывала в некотором ступоре. Было страшно думать, что этот коричневый фантомный монстр действительно был её суженым. Дело в том, что так у драконов устроено – раз и на всю жизнь. Как у лебедей, только монументальней. А нашей Ракушке повезло влюбиться в иллюзию… Если это действительно любовь всей жизни, то ей уже никогда не сойтись с другим, настоящим драконом и не обзавестись семьёй. Хотя, в принципе, ручные драконы не так склонны к образованию семей и кланов; ручные смекалисты, доверчивы и тянутся к людям, которые их кормят, холят, лелеют и могут уберечь от всех опасностей, что встречаются их диким сородичам.

Или не от всех. Мы вот с Веником не уберегли.

Так или иначе, Ракушка будто заморозилась. Молча шла следом, когда мы крадучись спешили домой, молча заползла в квартиру, молча устроилась на своей подстилке, пока мы с Веником решали, что делать дальше. Всю ночь она просидела, глядя в окно, не прикасаясь ни к своим любимым резиновым курицам, ни к галетам, ни к ягодному муссу, который я специально для неё приготовил из замороженной клюквы.

К утру она немного оттаяла и согласилась разделить со мной скромный завтрак: чай и сухарики со сгущёнкой; у меня отлегло от сердца. А потом, когда пришёл Веник и мы отправились в Край Мира, она и вовсе, откинув душевные терзания, деловито взялась за работу. Идеальный напарник. И всё-таки – в ней проглядывала замороженность. Автоматические движения, механические звуки – как будто не дракон, а робот…

Я боялся, что здешняя тоскливая атмосфера совсем вгонит Кушу в депрессию, но оказалось, что дракониха переносит её гораздо легче нас. Ну и хорошо. Это значило, что пора приниматься за дело.

– Куша, ищи, где тут самый смрадный угол. Оттуда и начнём распутывать. А то здесь столько тумана, словно его из сотни миров нагнали.

– Сдаётся мне, так оно и есть, – хмыкнул Веник, но уже бодрее: небольшим усилием он развёл костерок – слабенький, но способный разогнать хмарь хотя бы вокруг нас. От потрескивания можжевеловых сучьев, крепкого, с брызгами рыжих искр, хрустящего и звонкого, стало легче. По крайней мере, это был реальный, человеческий звук, а не психоделические мелодии из пелены тумана и не выклики странных птиц.

Виновато покосившись на дракониху, я устроился поближе к огню. Кушка, потоптавшись, потрусила в туман.

– Нам бы её чутьё.

– Ну не знаю. Не. Не хочу быть драконом.

– Почему? Летать умеешь, пламенем пыхать…

– Зато почесун этот дурацкий. И симпатии у них тоже дурацкие.

– Это отчего же? – Я даже обиделся за Ракушку.

– Да ты вспомни, как она телепала к этой иллюзии в зверинце. Будто её магнитом тянуло. Что хорошего, когда в твоей программе от рождения заложен один-единственный драконище!

Веник говорил пылко, коротко и сердито. Затем, помолчав с минуту, с возмущением заключил:

– Нет, быть драконом я не хочу. Вот ещё – чтобы кто-то, пусть даже генная программа или инстинкт, указывали мне суженого.

– Суженую, – машинально поправил я.

– Неважно! – отмахнулся друг. – В общем, я человек, и я доволен. А твоё от тебя не уйдёт. Будешь? – он достал из рюкзака красный гранат и потряс им у меня перед носом.

В глухом тумане очень хотелось чего-то яркого.

– Давай, – я протянул ладонь, и он выдал мне целый гранатовый ломоть, исходивший липким алым сиропом. На шкурке я заметил кругляшок этикетки: странный робот с кривой улыбкой.

– Он как будто с сумасшедшинкой, – кивнул я на этикеточного робота. – У какой это гранатовой плантации такой необычный лого?

– Это не марка плантации, дурак. Эта наклейка говорит о том, что гранаты выращены роботами.

– От и до? – ужаснулся я. Масштаб механизации отдельных реальностей год от году пугал всё больше.

– От и до. Жрать будешь? А то я съем.

– Нет, – вдруг расхотел я. – Оставлю Ракушке. Где она там, бедняга, шастает? Нашла что-нибудь?

– Унюхивает, откуда идёт самый мощный блок на переходы, я полагаю. Кстати, ты взял драконьи галеты? Она вернётся голодной.

– Взял-взял.

Помолчали.

Где-то вдалеке копалась в туманных темпоральных вихрях дракониха. Похрустывал гранатовой кожурой Веник. Холодало. Ко мне вернулась забытая мысль о том, что я не смогу отсюда уйти.

– Это ещё почему?

– Опять лезешь мне в голову, мыслечтец мухомористый?!

– Да что у тебя за блажь! Никто не умеет читать мысли. Хватит меня в этом упрекать, лучше перестань разговаривать сам с собой. И вообще, остынь, Тони. Сделаю я тебе документы. Вот прямо сейчас и пойду.

И исчез. Счастливчик. Ему-то можно.

***

Но у него получилось! Полдня спустя мой новый временный пропуск лежал в нагрудном кармане друга, в прочном прозрачном футляре вместе с Вениковыми документами. Он просигналил мне об этом, приближаясь к Краю Мира, и я не утерпел, не дождался его и вывалился в Полис напарнику навстречу. А Ракушка попросилась остаться – что-то нашла и хотела разобраться до конца. Я на радостях согласился. Обещал забрать её через пару часов.

На улице бушевала метель (осень в Полисе кончалась резко, и зима пробуждалась, как вспышка головной боли). Спасаясь от снегопада, мы рванули в монорельс: короткая пробежка по открытой платформе, громадный стеклянный купол, и вот мы уже стоим в свете фар приближающегося поезда и вытряхиваем из карманов снег.

– Ну, давай!

Трепеща, я протянул руку за новым пропуском, и Веник с улыбкой всучил мне футляр со стопкой документов – и своих, и моих. Кивнул: мол, доставай.

Пока я возился с застёжкой, подъехал поезд. Никто не выходил, и, чтобы открыть дверь, я приложил к считывателю всю пачку целиком. Мы вошли. В вагоне было довольно тесно, и мы устроились совсем рядом с дверями. Вблизи стайка подростков довольно шумно выясняла отношения. Кто-то из парней поднял визг. Я поморщился и продолжил воевать с застёжкой.

Внезапно в компании началась настоящая драка. Ругань, отвратительный хруст, всхлип, щелчки, выкрики – и всё это под грохот тормозящего состава. В центре станции расположены совсем близко, и мы уже подъезжали к следующей. Поезд резко встал, пассажиров тряхнуло и бросило вперёд. Нескольких парней швырнуло прямо на меня. Обзор перекрыло – я только успел заметить, как Веника притиснули к створкам дверей. О том, что было дальше, он расскажет лучше меня.

Глава 9

Попробуй удачу на вкус (Вениамин)

Я лопатками ощутил, как растворяется дверное стекло, и почувствовал, как волосы встали дыбом: сквозь прозрачные стены белела туманная глубина под рельсами эстакады: кто-то из пацанов, падая, случайно попал по кнопке открытия дверей.

Я извернулся, кое-как стряхнул с себя парней и в последний момент рывком выбрался из груды тел, вывалившись на платформу. Счастье, что, когда открылись двери, поезд был уже у следующей станции, а не на середине перегона. Не успел я об этом подумать, как двери вновь сомкнулись у самого моего носа.

Я отпрянул, наблюдая, как вагоны, ускоряясь, проносятся в каком-то сантиметре от меня. Ещё несколько секунд, и, не сообрази я отползти от края, меня смело бы воздушным потоком. Из неведомых глубин памяти вспылили слова учительницы физики: «Не стойте рядом с поездом. Не думайте, что законы физики посмотрят на то, что вы такой красивый…»

Минута – и я почти пришёл в себя. Решил дождаться другого поезда: на случай разминки у нас с Тони существовало правило ждать друг друга на конечной. Но, когда передо мной остановился следующий поезд, оттуда никто не вышел, и двери не открылись. Ха-ха. Да мы с Антоном поменялись местами! Мой пропуск был у него, а я был один.

Оставалось ждать…

На моё горе, вместо пассажиров следующий поезд выплюнул на платформу патруль. Стараясь не привлекать внимания, я свернул за колоннаду и бросился наутёк. С гражданами без документов у патрульных разговор короткий.

Перепрыгивая через ступени, я спустился вниз, выбрался на заснеженную улицу, завернул за угол станции, попетлял дворами, в которых не было ни единой двери, и наконец, уже порядком выдохшись, выбрался к другой станции монорельса. Осталось всего-то подняться к платформе и попасть в поезд.

Я дёрнул дверь. Не поддаётся. Дёрнул сильнее – ноль. Дёрнул в третий раз и наконец сообразил: чтобы открыть, нужен пропуск.

…Чтобы войти в вагон монорельса, тоже нужен пропуск. Но если кто-то выходит, можно войти и просто так, хотя правила, конечно, обязывают прикладывать пропуск к считывателю в любом случае. И вот, дабы разные проныры не проникали в поезда, на двери станций тоже навесили электронные замки. Так что выйти можно беспрепятственно, а вот войти…

Итак, стоять и ждать было глупо – застывшая среди улицы точка легко привлечёт внимание патруля. Поэтому я торопливо пошёл по широкой улице под эстакадой. Сверху – океаны искусственного света, снизу – алые светлячки в темноте: огни аварийного освещения, индикаторы на шлагбаумах и гаражных воротах, тлеющие точки брошенных сигарет.

Горячая нервная энергия подгоняла меня ещё с четверть часа. Затем я пошёл медленней, в такт шагам размышляя, что делать дальше. Вернуться на станцию? Возможно, там меня ждёт Антон, а, возможно, патруль. Попытаться добраться домой? Зимней ночью такая далёкая прогулка не сулила ничего хорошего. Продолжать идти вперёд? Пожалуй, это лучшее из имеющегося. По крайней мере, так я не замёрзну, не усну и не попадусь на радары, фиксирующие бездомных и правонарушителей, пригревшихся в закоулках нашего города-реальности.

Когда я добрался до огромного подземного перехода глубоко под путями монорельса, время перевалило за полночь – об этом возвестили глухо ударившие часы на Циферблате Полиса.

Я спустился по скользким ступеням, расчищая путь среди обрывков газет и старой листвы. Подумал, что всё это выглядит, как во второсортном ужастике: подземелье, склизкие лестницы, клочки бумаги и гнилые листья… Самое пакостное было в том, что я ощущал себя вполне реальным героем – только не ужастика, а урбанистического боевика с отчётливым привкусом мыла.

Из глубины перехода веяло теплом и неслась музыка. Играла гармонь. Слившись со стеной, я сделал несколько аккуратных шагов вперёд. Вдалеке коптил плохонький аккумулятор: эллипс света вокруг гармониста подрагивал и причудливо отрисовывал его колеблющийся силуэт. Гармошка с выдохом растягивала меха, а сухие листья отбрасывали странные дёрганые тени – словно язычники плясали вокруг костра.

Я сделал ещё несколько шагов, и вдруг гармонист запел – тягучим тихим голосом, едва перекрывая музыку. Я не сразу узнал песню, хоть мелодия и была на слуху. Старик напевал её необычно, в его перепеве с трудом можно было уловить оригинал.

У меня не было ни гроша мелочи – да и откуда бы она взялась у гражданина Полиса, города, который уже несколько лет как полностью перешёл на безналичную валюту, вшитую в чипы. Съестного, которое обычно бросали попрошайкам, у меня тоже не было. Но я пошарил по карманам – и выгреб-таки какие-то карамельки! Откуда взялись?.. Ах, да, тайком от Тони покупал Ракушке… Конфеты пузатыми бабочками упали в шапку с вытертой меховой подкладкой. Быстрым шагом, не посмев поднять глаз на гармониста, я прошёл мимо, в глубь перехода. А там… Там пахло весной. Талым, прелым, хрупко-снежным.

Только через минуту, когда глаза пообвыклись с темнотой, я понял, почему: у люков теплотрассы, совсем близко к настоящей сырой земле, пробивалась трава. Хотя там, на поверхности, над эстакадой, уже совершенная зима… Выходит, внизу весна вправду не прекращается? А я думал – сказки.

Переход тянулся всё дальше, и, судя по усиливавшемуся запаху плесени и тёплой влажной земли, уходил вглубь. Я начал было подумывать о том, чтобы вернуться, но вспомнил про гармониста – не хотелось больше слышать его печальной песни; мелодия щемила и тоскливо о чём-то напоминала… К тому же кто сказал, что здесь опасней, чем снаружи. По крайней мере, здесь тепло.

Прошло, наверное, минут пять или чуть больше, когда впереди вновь послышалась надрывная музыка. Я различил резкие удары по струнам, хриплые голоса. Через десяток шагов аккумулятор (помощнее того, что бы у старика-гармониста) высветил группу в защитной одежде. «Косят под отслуживших» – определил я. С ними была огромная собака, а тот, что держал гитару, стоял зажмурившись. Они пели суровые песни, от них несло сигаретами, порохом, чем-то кислым и горьким. Впереди всех лохматый паренёк тряс картонной коробкой.

Теперь у меня точно ничего не осталось, даже тех несчастных карамелек. А мимо таких попробуй пройди просто так. Медленно и глубоко вдохнув, я сильно сгустил свет около ночных певцов, тем самым погрузив в тень всё вокруг. Световые волны поддавались с трудом, я чувствовал, как истощаются силы – ко всему прочему я был голоден. Конечно, в Крае Мира я сожрал сочный гранат, но вообще-то рассчитывал перехватить что-нибудь посерьёзней сразу, как придём домой. Но не сошлось. Знал бы я, где мне придётся сегодня поужинать!

Знал бы – точно бы не пошёл.

А всё-таки у меня получилось сгустить свет как следует, и мой силуэт – мгновенный промельк во мраке – никто не заметил. Оставалось миновать последнего певца из группы, когда огромная шерстяная псина вдруг гавкнула и пошла прямо ко мне. Я, конечно, подумал, что собака может ощутить меня нюхом, но понадеялся, что этот пёс из ленивых. Ошибся. Растерялся. Собака разинула пасть. Певцы насторожились.

Оглушительный рык, прыжок, клацанье около моего лица – и я дал такого дёру, какого не давал никогда. Пролетел темноту (по пятам – шумное рычащее сопение) и ворвался в пёстрый подземный переулок, похожий на рынок пряностей и стихийный торговый городок на пересечении караванных путей. Разве что здесь, на адреналине, всё было гораздо колоритнее: цвета – резче, крики – громче, запахи – ярче, а воздух – горячей.

Гниль, плесень, отголоски тропиков (видимо, ароматизаторы), горячая, острая еда, насыщенный аромат жжёного кофе, терпкий дух въевшейся грязи и прелой почвы и тонкий, свежий, сочный запах молодых тюльпанов…

Визг и хлопки, выкрики на странном языке, музыка, гвалт, всхлипы губной гармоники, грохот и – самый близкий и явный из всей какофонии – собачий лай.

Я пролетал мимо морщинистых иссохших женщин, предлагавших пуховые платки и вязаные чувяки; мимо гремящих браслетами толстых гадалок (одна – точь-в-точь Фуфур, только моложе); продавцов цветов и горячей кукурузы; барахольщиков с игрушками из мятой жести, палочек, свистулек и труб; человека в кожаном камзоле с высоко поднятой веткой в руке – с неё свисали тонкие лески, на которых беспомощно дрожали деревянные кружевные птицы. Если бы не собака, рычащая по пятам, я бы остановился, заворожённый этим деревянным полётом.

Уже в самом конце подземного города-перехода, там, куда добирался свет надэстакадных фонарей (отсюда – таких же далёких, как звёзды), я едва не врезался в увешанную коврами стену: переливчатые хитрые узоры, переплетения полотна, швы и кисточки, бахрома, от которой несло пылью и плесенью…

Пёс споткнулся о ящик, полный огромных круглых плодов. Может быть, это были красные яблоки, а может, персики или апельсины. Яркие, крупные шары покатились, полетели во все стороны. Визг, лай, грохот… Мой четвероногий преследователь отстал, я вырвался к лестнице, и фонари, далёкие, как звёзды, стали на десять ступеней ближе.

***

К исходу ночи я едва передвигал ноги. Позади остались десятки указателей со стрелками, ведущими ко входу в монорельс. Я лавировал между фигурами в лохмотьях, в перьях, в огромных шляпах и бронежилетах. Я столкнулся с толпой в чёрном и увернулся от второй за ночь драки только чудом. Пару раз замечал издалека каких-то бродяжек – а может, это маскировались патрули. Я замёрз, был голоден, я не знал, куда идти, я был напуган – страх спиралью скрутился внизу живота и, вибрируя от звуков и вспышек, то и дело расправлял свои кольца, простреливая до самого мозга.

Но сквозь все эти ощущения и путаные мысли, как сквозь весенний туман, на поверхность вырывалось ещё одно, новое впечатление: шагать по земле. Заснеженная слякотная почва упруго пружинила под подошвой, чёрные комья липли на мои сырые ботинки. Каждый шаг вызывал в воздух запахи: мокрого, горелого, резиново-палёного. А вместе с ними – ароматы прелой земли и рождающейся зелени. Как предчувствие весны… И это в первые дни зимы! Наверное, порой от усталости я задрёмывал на ходу, и в такие моменты казалось, что время куда красивей, куда сложней и многомерней, чем мы знаем.

…Ещё одной хрупкой толикой красоты в этом ночном подэстакадном Полисе был фонарный веер откуда-то с небес. Он походил на искажённый солнечный снежный свет сквозь витражи и узорные листья зимнего сада. Как сонный привет из детства… Как первый шаг в небытие.

***

Я сбавил шаг у какой-то забегаловки – из её окон в пол лился мощный поток холодного электрического света. Но внимание привлек вовсе не свет. Если бы не девушка в тёмной куртке, которая склонилась над столиком застекольного ночного бистро, – я бы и не заметил этой забегаловки.

Подошёл ближе – буквально уткнулся в стекло. Различил коричневый, в мелкую оборку, подол её свитера, выглядывавшего из-под короткой куртки, рассмотрел узор на пряжке ремешка. Девушка читала; она была так поглощена, что, потянувшись за бумажным стаканчиком, смахнула его рукавом. Вскинулась, озираясь в поисках салфеток, – и тогда-то увидела за стеклом меня.

Я даже не попытался докричаться до неё. Не подал ей знак – открой! За сегодняшнюю ночь я убедился, что это бесполезно. Без пропуска было не доказать, что я не бродяжка без права войти, подняться, попасть на уровень обычной жизни. Раньше я бы просто сказал «на уровень жизни», но теперь-то уверился – жизнь есть и внизу, под эстакадой.

Нет, я не выхолощенный юнец, за моими плечами – пять лет работы технарём-путешественником. Я побывал в разных мирах: в бедняцких тропических странах, в закоулках огромных промышленных рынков, на платформах и крохотных речных островах, на невольничьих базарах. Я знал, что и в моей родной реальности есть маргиналы – те самые единицы без пропуска и профессии. Но я никогда не знал их лично, я никогда к ним не обращался… А теперь, поневоле примерив их шкуру, я отчаялся дозваться тех, других, надэстакадных людей. И поэтому даже не попытался докричаться до девушки за стеклом. Молча стоял сантиметре от привычного мне мира, от его кусочка, отважившегося спуститься так низко, почти к самой земле. Мне очень хотелось провести по стеклу ладонью – по гладкому стеклу, светящемуся лёгким цитрусовым сиянием. Но я не стал: сработала бы сигналка. Очевидно, что в этом месте стекло тронуть могут только чужие, нижние, ничьи.

И тут девушка улыбнулась мне – так, как будто давно за мной следила, и кивнула в сторону входа. А дальше произошло совсем уж невероятное: она поднялась со своего уютного места возле стекла, прошла между столиками к двери и приложила к считывателю свой пропуск. Дверь медленно отошла. И едва только щель достигла того размера, что я мог нырнуть внутрь, как я сделал это.

Тепло. Люди. Свет.

Остальное – потом.

Я наконец-то отгорожен от подэстакадной жизни. Всё. Остальное – потом.

***

Минуту спустя я сидел напротив улыбчивой девушки в кожаной куртке, пил очень горячий перцовый чай и удивлялся – в первую очередь, себе.

Во-первых, я провёл ночь без пропуска, без доступа, без напарника, на улице под эстакадой. Во-вторых, мне посчастливилось не попасться ни патрулям, ни бродягам. В-третьих, мне всё же удалось вернуться обратно – считай, спастись. И хотя сейчас я всё ещё находился так близко к земле, но всё же был отгорожен от темноты аргоновым сиянием непроницаемого, непробиваемого стекла.

И самое странное – в-четвёртых. Эта девушка. Как она вообще впустила меня? Немногие имеют пропуск, способный открыть двери на нижний уровень, на землю, к почве, траве и камню. У нас с напарником, как у технарей-кочевников, такие полномочия, конечно, были – но каждое открытие ворот «к земле» аргументировалось, пусть и постфактум. А что же это за молоденькая девочка, способная разгуливать под эстакадой да ещё и принимать маргинальных гостей?..

Шпионка? Киношная версия. Исследователь? Ближе, но слишком юна. В исследователи, как и в кочевники, берут людей поживших, с энциклопедичностью познаний, со сформировавшимся мировоззрением – чтобы не завербовали в других реальностях, особенно с уклоном в адвокатуру или юриспруденцию. Так что – нет, не угадал, холодно.

Так кто же она такая?

– Вы голодный? – спросила она, разглядывая мой потрёпанный наряд.

– М-м? – Я не понял, если честно. Я вообще с трудом понимал, что происходит. Что ей от меня надо? Будь я чуть менее джентльменом – давно бы оставил её, доверчивую, сидеть тут без пропуска, а сам скорее слинял бы домой. Но Вениамина имя обязывает быть вежливым и вдумчивым (иногда). Поэтому я собрался с мыслями и ответил:

– Да.

– Тут мало приличного – пожалуй, только то, что вы пьёте. Это называется «Перцовая удача». Если вы согрелись, можем подняться.

– Да! – вырвалось прежде, чем я успел осознать вопрос. Подняться! Наверх!

Но своего пропуска у меня по-прежнему не было, и вот так я оказался ночью в доме незнакомки.

Меня накормили горячей гречкой с чесноком, морковью и копчёной курицей. А после чая с вафельными конфетами я окончательно пришёл в себя, размяк и наконец вспомнил о шоке. Я ведь мог погибнуть этой ночью – совершенно запросто. Даже учитывая мою профессию, шансы на это сегодня были несказанно велики.

– Вы как? – спросила девушка, собирая со стола чашки и ложки.

– Не по себе, – честно ответил я. – Испугался. Очень. Спасибо вам.

Она улыбнулась такой чарующей, такой беззащитной и беззаботной улыбкой, что я враз классифицировал чувство, которое испытал, увидев её по ту сторону стеклянной стены. Я влюбился – только-то и всего. А может, это просто шутил шок.

Она постелила мне в крохотной гостиной – чем-то комнатка напомнила нашу с Антоном квартиру. Осень тесная, но в тёплых оттенках и очень уютная. И, конечно, гораздо аккуратней нашего холостяцкого гнезда. Стены были обиты материей под шотландку – красно-коричневая клетка с узором под потолком. Висело много картин: разномастные рамки, размеры, сюжеты, техники. Кое-что второпях набросано от руки, кое-что – качественные эстампы. Особенно мне приглянулась малюсенькая рамка над диваном: осенняя ярмарочная площадь старого городка. Карусель, лошади, лотки с леденцами, поздние цветы в ящиках под окнами с частым переплётом и пёстрыми занавесками… Будто ещё один привет из детства.

Настоящие окна в этой комнатушке шторами похвастаться не могли. Да шторы тут были и не нужны: вид открывался невероятный. Снежные волны ходили совсем рядом – перегнись через подоконник и дотянешься рукой. Мелкие звёзды снега влетали в открытые форточки и таяли, опускаясь на комнатные цветы, на нежные зелёные листья.

А там, за снежными волнами, светился город. Было так высоко, что пропадала даже световая консервация, хотя с нашего двадцать пятого этажа, тоже не низкого, было видно отнюдь не так много огней. Многие предпочитали консервировать жилища – отличный способ сэкономить энергию и приглушить свет. Но на такой высоте консервацию, видимо, сносило ветром, умывало дождями и метелью, высвечивало близкими звёздами. Одним словом, я никогда не видел город такой огненно-серебряной паутиной. Словно разноцветная светодиодная цепочка отражалась в зеркале.

Подумав об этом, я вдруг вспомнил, что ждёт меня в ближайшем будущем (если, конечно, доберусь до Антона и до своего пропуска): новая, давно желанная работа исследователя-конструктора. Учитывая рискованное ночное приключение, я дышал сейчас полной грудью, не боялся почти ничего и видел всё в преувеличенно ярком, горячем, адреналиновом свете. Перспектива новой работы казалась бы и вовсе радужной, если бы… Эх! Пока об этом не знал никто из моих знакомых. Даже Тони. Я всё откладывал сказать ему, что меня берут в конструкторский центр. Испытывал какое-то неприятное чувство, будто предаю нашу дружбу, наше напарничество…

И всё-таки – мысль о новой работе была приятна. Если у меня получится, я начну заниматься не только чипами. Я возьмусь проблемой консервации света, например. И устрою над Полисом такие световые картины…

Захваченный перспективами, я не сразу вспомнил, где нахожусь, что со мной и, главное, что всего этого могло бы не быть – если бы эта ночь кончилась для меня иначе. Если бы не эта девушка, имени которой я до сих пор не узнал.

– Как вас зовут?

– Катарина-Женевьева. А вас?

Ух ты! Какое необычное имя…

– А вас?.. – повторила она.

– Вениамин, – спохватившись, ответил я. – Вы, всё-таки, кто?

Сняв кожаную куртку, Катарина-Женевьева осталась в малиново-бордовом свитере – оказалась совсем миниатюрной.

– Я заканчиваю аспирантуру. Сейчас практика, – честно ответила она. Честно – потому что когда врут, глазами так не сияют. Кажется, эта девочка мало того, что училась серьёзной профессии, так ещё и любила свою специальность… Изумительная редкость. – Средние системы безопасности. Я набираю прецеденты для кандидатской работы, поэтому у меня есть временный доступ почти ко всем средним входам в Полисе и окрестностях.

А ларчик просто открывался. Я был недалёк от истины, предположив, что Катарина-Женевьева – исследователь. Но о студентах и не подумал. А ведь кое-кто из этой касты, в силу будущей профессии, действительно наделялся нешуточными привилегиями доступа. Правда, для этого нужно было пройти кучу проверок… ССБ, средние системы безопасности, – не игрушки.

…Граждане Полиса с детства крепко запоминали трёхуровневую модель доступа: внутренний, средний и внешний слои. Внутренняя система – та, ключи от которой были практически у всех: дома, квартиры, магазины, питомники, торговые центры, выставки, монорельс – одним словом, вся общедоступная инфраструктура. Средние системы – это выходы вниз, такие, как тот, через который Катарина впустила меня сегодня. Внешние входы – точки, сквозь которые можно было покидать Полис и передвигаться между реальностями. Мы с Тони, счастливчики и любители риска, обладали и этими ключами.

Я начал было вещать об этом Катарине; также я рассказал ей о том, что со мной приключилось. Но потом она сказала, что ничего подобного я не говорил. Наверное, уснул, и рассказывал обо всём уже во сне.

***

А утром пошёл такой снежина! Антон, с которым я связался ещё до рассвета, сказал, что прибудет за мной, как только проберётся сквозь сугробы.

На завтрак меня ждала пачка хрустящего шоколадного крекера, а ещё – тёплый бумажный стаканчик с плотно прилегающей крышкой. Я успел его только ополовинить – допивать пришлось по дороге: Катарина спешила на занятия. Мы шагали вдоль эстакады по пешеходной дорожке, пролегавшей по частым опорам – узким, тонким, но очень высоким и прочным; это внушало спокойствие. Ветер понемногу стихал, на лица летели влажные пушистые хлопья. Они забивались Кате-Жене в волосы, оседали на широком шарфе, и она была ну просто очень симпатична.

Признаться, это было приятно – шагать под снегом, со стаканчиком кофе в ладонях, рядом с красивой девушкой, навстречу козырному напарнику, имея за плечами солидный опыт технаря-путешественника, а в перспективе – интересную и крайне привилегированную исследовательскую работу. Даже чугунная от пережитого страха и недосыпа голова не тяготила. На душе было светло и радостно – я и сам себе удивлялся. Словно какую-то мутную плёнку, коллоидную взвесь смело этим сильным утренним ветром.

На далёкой ещё станции, сквозь пелену поминутно редеющего снега я разглядел силуэт Антона.

– Спасибо, – наконец-то произнёс я самое главное во всей передряге слово, адресованное Кате.

– Если бы не вы, в моей работе было бы одним любопытным случаем меньше.

– В моей тоже, – пробормотал я, разглядывая её шарф. Бежевый, большой, в тон пальто, в крупных снежинках. Под пальто – я видел утром – простенькое шерстяное платье.

– Вениамин, вы же понимаете, что мне обязательно, просто обязательно нужно будет поговорить с вами более предметно? Я пишу не сказку, а научную работу, нужны факты… А пока я даже не знаю вашей фамилии.

– Моя фамилия – Каверин, – сказал я. Подумав, добавил: – Это чтобы вы могли найти меня, когда захотите поговорить.

И тут нас заметил Антон. Катарина не успела ответить, а только в третий раз улыбнулась и исчезла, скрывшись в снежных волнах.

Глава 10

Техподдержка

Служба Техподдержки напоминала эльфийскую фабрику – тот же упорядоченный хаос, руководимый невидимыми постороннему глазу закономерностями. Но всё-таки здесь было гораздо суровее: громадные железные шкафы, увешанные напоминалками, сейфы с вмонтированными экранами, столы со стопками документов, мониторами и детекторами. И повсюду – разводные и гаечные ключи, переходники, флешки, провода, электронные гнёзда, голограммные пластины…

Из окон службы открывался великолепный вид на лежащий внизу город – далеким-далеко. Но любоваться было некогда: меня позвали к центральному столу, где Вениамин уже возился с разными голограммами. Посреди стола возвышался крупный, в форме идеального куба с плавными гранями монитор (здешние техники ласково звали его Мак), валялось вперемешку несколько флешек, дисков и картограмм с записями разных реальностей, пестрели профориентационные брошюры о том, как увлекательны профессии техника-обеспечителя и конструктора-экспериментатора…

Что ж, наверное, и вправду увлекательны. В эту сферу идёт самая талантливая молодёжь. Даже невозмутимый, но страстный до путешествий Вениамин когда-то собирался стать техником. Не совру если скажу, что он даже бывал здесь на экскурсиях. И теперь оглядывался и жадно впитывал: что изменилось за пять лет?.. «Немногое», – понял я по выражению его лица. Сдержанный восторг у Веньки вызвала разве что гигантская люстра в виде квадратной рамы, к каждому ребру которой была подвешена гирлянда из крупных шаров-светильников. Шары переливались сочными глубокими цветами, перемигивались, перебегали змейкой и шустро менялись местами, отчего помещение то и дело озарялось вспышками и бликами. Всё это слегка напоминало огромный аквариум. А техники, шнырявшие по просторным комнатам в широких комбинезонах и продолговатых, пирожками, шлемах, довершали впечатление – словно странные рыбы с плавниками на голове.

…Ракушка скромно стояла в уголке у входа – помня прошлый опыт, держала свой хвост при себе, да и сама, вопреки обычному любопытству, никуда не лезла. Конечно, она всё ещё тосковала. Мы старались не напоминать ей о горе-иллюзии дракона, в которую она влюбилась. В последнее время приходилось постоянно кататься туда-сюда, почти ежедневно бывать в КМ, да наша жизнь и без того никогда не была особенно спокойной. Мы и в Техподдержку пришли только за картой-голограммой очередной реальности. Но стоило скорости чуть-чуть утихнуть – вот как сейчас, пока мы ждали нашу карту, – как дракониха начинала грустить…

Последние несколько дней, посвящённых расследованиям в Крае Мира, Кушка прямо указывала в направлении конкретной реальности. Она считала, что там находится мощное скопление запирающих блоков. Почему именно они влияли на КМ? Отчего дракониха решила, что дело именно в этой реальности?.. Мы могли проверить её догадки только практикой. А потому сказали «О’кей, Кушка» и двинули к техникам за картой, а заодно и за легальной визой в новую реальность. Наши пропуска, подтверждающие род занятий, легко послужат для прохода в любую реальность; зачем же нам легальная виза, спросите вы? Знаете… Наступает однажды такой момент, когда начинаешь превентивно оберегать душевное спокойствие от лишних передряг – вот и весь ответ.

***

Голографическую карту в виде некрупной, размером с грейпфрут, сферы нам выдали почти без проволочек. Шарик-голограмма удобно сжимался до горошины и легко прилипал к подкладке кармана, а если немного смочить – цеплялся за кожу и не скатывался даже с раскрытой ладони. Кроме того, шар был чувствителен к звуковым тембрам. Пользуясь этим, мы на всякий случай настроили распознавание Кушкиного голоса: сердитого рыка, ласкового урчания и недовольного ворчания. Если вдруг дракониха потеряется, то по вживлённой в гребень копии карты мы сможем понять, в каком она настроении. И почему мы не подумали о маячке раньше? Возможно, удалось бы избежать всей этой печали со зверинцем и драконьей любовью.

Итак, мы получили карту, минут через пятнадцать нам вручили визы; выйдя из комплекса техподдержки, мы забежали за едой в дорогу, и на этом приготовления к новому путешествию завершились. Вернувшись домой, мы наскоро перекусили, экипировались, законсервировали своё холостяцкое жилище и двинулись в путь. И всё было бы хорошо – подвижка в задании, очередная новая реальность впереди, молодость, задор и даже чудесный ручной дракон как бонус, – если бы накануне Веник не сообщил, что переходит на другу работу. На другую служебную квартиру. «На другую сторону Полиса», услужливо подсказал мой внутренний голос.

Веник решил, что Край Мира будет нашим последним совместным заданием. А потом он уйдёт.

Глава 11

Мир войны

Давным-давно, когда исследователи и технари ещё не пришли к единой терминологии, некоторые наиболее крупные реальности называли мирами. Как правило, миры отличались от реальностей масштабом, разнообразием рас и ландшафтов, а также «волшебной составляющей» – ну, например, наличием свободных эльфов или популяцией диких драконов. Под реальностями же подразумевали образования сугубо технические и достаточно компактные по сравнению с мирами – Полис, например, до сих пор называют «городом-реальностью». «Город» в данном случае говорит о том, что вся территория Полиса пронизана транспортными магистралями, связана единой коммуникацией и являет собой компактное неделимое целое.

Сегодня технические городки разрослись, волшебные составляющие миров почти стёрлись. «Мир» и «реальность» стали синонимами, и мало кто употребляет их, опираясь на исконные значения.

К чему этот экскурс? Исключительно для того, чтобы вас не ввела в заблуждение этикетка, пришпиленная на сферу-голограмму. На ней значилось «Карта мира» – как в старых атласах. Романтика…

Однако никакой романтики не было. Никто не знал, каким окажется этот мир. Никто не знал, что здесь столько некартированных гор, что так одуряюще пахнет лиловая, жаркая сакура. Что дома вдоль горных дорог стоят пустые, а люди бегут прочь в грузовиках, полных узлов и утвари. А по пятам за ними идёт война.

***

Первую ночь мы скоротали в брошенной сторожке – в пустые дома побогаче зайти постеснялись. Вокруг громоздились поломанные изгороди, строения щерились выпотрошенным нутром: скелеты мебели, леска и провода, оборванные гирлянды бумажных фонарей. Словно люди ушли по счёту «три», на «раз» проснувшись поздней ночью, а на «два» – добежав до порога и схватив то, что случилось по пути.

Днём мы нагнали колонну эвакуации. Обошли их стороной: незачем светиться в этой реальности, где драконы встречаются только в сказках, а тяжёлые гусеницы танков страшнее любых чудищ.

К вечеру Ракушка совсем потеряла покой, и мы уже не сомневались, что именно в этом застывшем предгрозовом мире таится ключ к проблеме в КМ. Правда, отсюда – из тишины, пропитанной ультразвуковым предчувствием страха, насыщенной запахом сакуры и сикоморы, пересыпанной лёгкими облаками цветущей жёлтой акации, пронизанной насторожённым звоном, – Край Мира казался скромной депрессивной площадью деревянного городка.

К ночи мы тихими дорогами добрались до селения, откуда жизнь ещё не ушла, но уже выкипала, просачиваясь сквозь ворота одинокими путниками, всадниками, подводами и редкими грузовиками. Ракушка указала на дом, над воротами которого развевалось знамя – наверное, в нём жил староста деревни. Накрывшись дезиллюминацией, мы подошли к изгороди. Дракониха принюхалась, чихнула, закрыла глаза и вдруг, жалобно вздохнув, повалилась набок.

– Кушка! Кушка! Что с тобой? Тони! – заорал Веник. У меня сил орать не было. Я в ужасе молча пялился на дракониху. – Не стой, придурок! Помоги её поднять!

Я помотал головой. Подбежал к другу, и мы вместе попытались перевернуть Ракушку на спину. Она рычала и отбивалась.

– Куша, что случилось? Где болит?

Ракушка вдруг оскалилась и хлестнула хвостом. Мне попало по рукам, Венику – по лицу. Он отпрянул, но я ещё держался за её тёплый, в остатках сухих чешуек гребень. Тогда она снова грозно и предупреждающе рыкнула: шутки кончились.

– Ракушка… – поражённо пробормотал я. – Ты что?..

Она ещё раз трахнула хвостом по земле и быстро, быстро, на пузе поползла в сторону леса. Я впервые воочию убедился в том, что драконы – родня ящеров. Ракушка ползла, припав животом к земле, споро передвигая лапами и прижав гребень, скалясь, рыча и отфыркиваясь огнём.

– Антон! Антон! – звал Вениамин, отчаянно потирая глаза. – Ай-й, жжёт…

– Давай сюда! – Я достал походную аптечку и бутыль с водой. – Промоем…

– Аг-гр! Ракушка! Где она?

Веник шипел от боли и часто моргал, но не переставал оглядываться по сторонам.

– Что с ней, Тони? Где она? Бегом!!

– Полезла в лес…

И мы понеслись к лесу. Я – галопом, Веник – всё ещё прижимая ладони к лицу. Но, когда мы приблизились к драконихе – уже у самой опушки, – она прицельно пальнула пламенем. Струя на излёте задела мне локоть. Стало не до погони. Кое-как обработав ожог, я плюхнулся на землю и отобрал у Веника обезболивающее и воду.

– Ты как? Никогда не думал, что она такая… боевая…

– Что с ней случилось? Куда она поползла? Что нам делать?

За густым переплетением стволов не было видно ни проблеска рыжины. Ракушка скрылась. Мы, обожжённые, растерянные, сидели у кромки леса, не зная, что делать.

– Что делать?..

– Возвращаться, – проворчал друг. – Что нам ещё делать? Возвращаться, собирать поисковый отряд, вызывать ловцов драконов и снова идти сюда. Не бросать же её!

– Но ведь тогда выяснится, что она у нас незаконно.

– Предлагаешь оставить её в этом лесу? Тут вот-вот начнётся война, Тони! Я не знаю, что случилось с Ракушкой, но она явно не в себе. И ты хочешь бросить её тут, сумасшедшую, одну?!

– Спокойно, – твёрдо ответил я. – Спокойно. Давай запасной вариант. Помнишь, ты рассказывал, что у твоей Кати-Жени есть подруга с факультета дрессуры и ветеринарии? Вызывай.

– Подругу?..

– И подругу, и Катю. Обеих. Потом разберёмся.

Вениамин кивнул и уткнулся в экран диспетчера. Через минуту нервно выдохнул:

– Скоро будут. Обе.

Глава 12

Ракушка и её ракушонок

Подруга Катарины-Женевьевы пропуском на ВВ – то есть на внешние выходы – не обладала и пробиться в мир, где пропала Ракушка, не смогла. А вот Катарина-Женевьева справилась с этим без проблем, и дальше пошло как по маслу: драконы, как и многие другие существа, гораздо лояльней относятся к женщинам, нежели к мужчинам. Катарина ушла у лес и через четверть часа вернулась – без Ракушки, но с улыбкой на лице.

– Поздравляю, папаши!

– Чего?

Видимо, мы совсем ошалели от тревоги и страха. В небе вот-вот покажутся истребители, поблизости – очаг пространственных блоков, мы – в ожогах и ожидании, дракониха обезумела и спряталась в лесу. А Катарина улыбается!

– Вы теперь папаши!

– То есть?..

– Вы думали, ваша дракониха потолстела от галет?

– Она что?.. Она… того?..

– Да-да, – ухмыльнулась Катарина. – У вас теперь маленький дракончик и молодая мамочка.

Где-то грохнуло. Не исключаю, что в моей голове.

– Где она? – первым опомнился Веник. – Надо быстрей уходить отсюда!

– В лесу. Придётся подождать. Первые часы драконы никого не пускают к своим детёнышам.

– Но мы же папаши! – серьёзно возразил Веник.

Катарина вздохнула. Я нетактично расхохотался.

– Так вот почему она так на нас огрызалась… Вень, ты как?

Друг пощупал брови, осторожно коснулся век.

– До свадьбы заживёт. Что будем делать? Сколько нужно ждать?

– Хотя бы пару часов.

– Спасибо, Катарина! – с чувством поблагодарил я, обеими руками сжимая её маленькую ладонь. – Мы вас выдернули, так неудобно… Да ещё в этот опасный мир… Как нам вас благодарить?

Катарина-Женевьева снова улыбнулась – не мне, Венику. И немножко чопорно ответила:

– Не стоит благодарности. Вениамин уже во второй раз дарит мне чудесный прецедент для кандидатской.

Веник не растерялся.

– Катарина, не соблаговолите обсудить детали прецедента за чашкой глинтвейна?

Кажется, это лобовое приглашение на свидание. И это высокопарный Веник, на второй-то встрече! Но она уже глядела на него весёлыми глазами.

– Вы мне помогите Ракушку с детёнышем отсюда вытащить. А потом – хоть куда, – слегка раздражённо вмешался я. Они переглянулись – уже в какой-то отдельной реальности, куда не попасть по пропуску, – и синхронно кивнули.

– Детёныша заберёте домой? – деловито спросила Катарина.

Я тоскливо оглянул мрачный предвоенный мир. Задумался. Вздохнул.

Ракушка точно указала на местную деревеньку, а значит, придётся сюда вернуться, и не раз. Как же быть с мелким дракончиком – постоянно таскать его за собой?

– Нет, – наконец твёрдо сказал я. – Отдадим его в фешенебельный драконий приют.

Так мы и поступили. А потом Ракушка начала плакать по ночам, и мы, бородатые брутальные мужики, не выдержали и махнули рукой: будь что будет. Берём обратно. Будем таскать с собой, лишь бы Куша не ревела.

***

– Изверги мы какие-то, – бормотал Веник по дороге. – Сначала у неё этот почесун дурацкий был… Потом этот суженый, дурак иллюзорный, исчез… Потом загоняли бедную дракониху в Край Мира… Потом ребёнка её проворонили… А родился – отобрали… Тони, а, Тони, ты об это думал?

– Думал, – буркнул я. – И предпочту этих раздумий не повторять.

– Изверги мы, изверги… – стонал Веник.

– Дураки мы, дураки, – пребывая в своих мыслях, согласился я.

– Технари мы, технари…

– Ну хватит уже, стонотала.

– И ты заткнись.

Мы сосредоточились и переместились точно к воротам драконьего приюта.

Глава 13

Приют магических тварей

Чем-то место напомнило мне приют для умалишённых. Но, в отличие от безобидного дома сумасшедших, здесь содержалось много опасных тварей.

– Ты уверен, что хочешь идти пешком? – кривясь, спросил Вениамин. В приюте была целая секция драконов – а где драконы, там и огонь. Чувствительного Веника чуть не колотило от концентрации. Мне было полегче, но я покладисто согласился провесить локальное перемещение. Так, миновав клетки, питомники и изолированные вольеры, мы мгновенно оказались в администрации – вознёсшемся над землёй мрачноватом строении с зашторенными окнами.

– Стоять.

Тихий, обволакивающий голос раздался из ниоткуда; секунду спустя перед нами появилась женщина. Глубокий капюшон, бросающий на лицо густую тень. Бордовый плащ до пят – плотный, из мягкой, шёлковой на вид ткани, обливающей фигуру. И вьющиеся волосы по плечам. Словно старинная королева в изгнании.

Странная дама. В нашем Полисе вообще много странных дам.

– Нам нужно высшее руководящее звено, – выдал Веник.

Бедняга. Совсем ему тут худо.

– Это я, – как хлыстом, голосом рассекла воздух «королева».

– Вы? – выпялился я. Хотя чему тут удивляться…

– Чего вы хотите, судари?

Какая манерность!

– Вверх и наружу! – пробормотал напарник. Кажется, его мутило.

Дама вскинула брови:

– Хорошо, что не вниз и внутрь – а то ведь наши питомники уходят вглубь вплоть до подземного монорельса. «Верх и наружу»… Уверены, сударь?

Разговор принимал слишком абсурдный оборот.

– Веник! – прошипел я, с силой дёргая его за рукав.

А потом желудок ухнул вниз, меня невидимым крюком подцепило за шиворот, и через мгновенье в лицо ударил сильный, свежий, с запахом зверья ветер.

– Птичий питомник, – издевательски прокомментировала «королева». Выше – только звёзды. Мы вверху, снаружи и максимально вне наземных коммуникаций.

***

Как вы догадались, поход не обошёлся без приключений. После восхитительного приветствия колоритная хозяйка приюта потрепала нам немало нервов, придираясь к документам и выговаривая за незаконную передержку ручного дракона. Но в конце концов мы оформили все бумаги верно и, сопровождаемые сонмом колких замечаний, отправились к вольеру драконят. Там резвились золотистые и опаловые, коричневые и бежевые, рогатые, крылатые и чешуйчатые мальки – совсем как на драконьей Ярмарке, только мельче. У некоторых крылья только начинали отрастать, и они, подпрыгивая, носились над головами остальных в попытках взлететь.

– Интересно, который наш? – с лёгким ужасом изучая обилие драконят, вслух спросил я.

– Рыжий, как и положено его масти, – ответила хозяйка питомника. – Только я что-то его не вижу…

– Рыжий – это не в масть, а в мать, – пробурчал Вениамин.

Я тут же вообразил себе робкого рыженького дракона, который прячется от свалки драчливого молодняка и наблюдает за облаками. Точно, наш должен быть именно таким. Какой ещё мог родиться у Ракушки?

– А кто отец?.. – запоздало полюбопытствовал Веник. – Неужели тот иллюзорный дракон?

– Вам встречался иллюзорный дракон? – с интересом обернулась хозяйка. Однако тут же вновь стала равнодушной: – Как бы то ни было, от иллюзии яйцо не отложила ещё ни одна дракониха.

– А кто тогда? – недоумевал Вениамин.

– Как давно вы приобрели питомицу? – вопросом на вопрос ответила она.

– Несколько месяцев назад.

Хозяйка вздёрнула брови и усмехнулась.

– Скорее всего, ваша дракониха досталась вам беременной.

– Вот это фортель, – прошептал Веник, прикрывая рукой рот и сглатывая. Я очень надеялся, что дамочка, бесстрашно вошедшая в вольер, выцепит нашего ракушонка поскорее, и через минуту мы отсюда свалим. Но дамочка вышла одна. И растерянно – а растеряла она свой готический пафос вмиг! – поклонилась:

– Судари, вашего дракона здесь нет…

***

Наступили нелёгкие деньки. Небо хмурилось, Ракушка страдала и на фоне этого простудилась, а Веник… Веник неуклонно очищал ящики своего стола на базе, собирал документы и знакомился с новыми коллегами – одним словом, медленно уходил на новую работу.

Конец напарникам. Конец технарям-колдунам!

Это прозвище, такое ёмкое и волшебное, мы придумали, кажется, тысячу лет назад, когда на втором или третьем задании надышались веселящим газом. Тогда мы даже не думали, что проведём вместе так много времени, что у нас появятся квартира, архив, ручной дракон и даже два. А теперь… Иногда меня загрызала совесть, и я понимал, что должен разыскать её детёныша. Но я не представлял, с какого конца за это взяться. А Вениамин, кажется, был занят совсем другим, и дракониха словно обитала в доме сама по себе.

Да, Куш, хозяева тебе достались – не фонтан…

Незаметно подкатил конец очередного рабочего периода, пришла пора подбить официальные бумаги, отчитаться по командировочным, подать запросы на следующий месяц. И хотя бы минимально пополнить запасы хозяйственных мелочей: кончались бритвенные лезвия, совсем тонким стало мыло, а в нашем домашнем плохоньком принтере картриджи надсадно чихали остатками чернил. К тому же настроения, в связи уходом Веника и пропажей ракушонка, не было никакого. Ракушке мы пока про её детёныша ничего не рассказывали, отговариваясь тем, что съездим в приют, как только будет время. Она ходила понурая, злая и очень грустная. По ночам ревела. Как-то, глубоко за полночь, пока все спали, она «случайно» подпалила сброшенный на пол диванный плед. Я, мгновенно очухавшись, погасил его, щелчком пальцев сгустив влагу воздуха. В квартире стало душно и холодно. Мы переглянулись (на мгновение показалось – вернулась былая стылость!), но дружно сделали вид, будто ничего не заметили. Ракушка рыкнула и ушла на балкон, опрокинув этажерку с книгами.

Я безразлично упал щекой в подушку. Уже во сне активировал подогрев балкона. Потом снились какие-то кошмары. Было гадко: совсем забросили питомицу. В этом плане я был не лучше Веника: такой же предатель и к тому же угрюмец – нахохлившийся, обозлённый на целый мир (ну, тут масло в огонь подбавлял ещё и начавшийся роман Венделидзе и Катарины). В последние недели каждый из нас мариновался в своих мыслях, и Ракушка, наша бедная, преданная, несчастная Ракушка, осталась совсем одна.

Накануне ухода Вениамина у меня выдался особо бюрократный день: долежали до последнего срока полугодовые отчёты, пришло время утвердить планы и подписать характеристику для допуска в очередную реальность, куда мне следовало отправиться уже с новым напарником… К вечеру я измотался в очередях, в глазах рябило от бесчисленных документов, в голове шумело. Домой, к унылой Кушке и депрессивно-экзальтированному напарнику, не хотелось, – в последнее время Веник был то неестественно взбудоражен, то погружён в мрачные раздумья по поводу новой работы.

Он, мой почти-бывший-напарник, должен был съехать от меня, как только получит доступ к новой служебной квартире. А пока – вот уже никогда бы не подумал – я старался избегать Вениамина. Мне казалось, он предаёт нашу работу, а этим и нашу дружбу тоже. Глупость, знаю. Но избавиться от этой мысли не получалось.

…Чтобы не возвращаться домой, я решил заночевать на базе. Обычно к ночи здесь никого не оставалось, но в этот раз ещё на подходе я заметил в единственном выходившем на улицу окне свет. Поднялся, отворил старую, до последней шероховатости знакомую дверцу. Изнутри дохнуло теплом, окатило привычными ощущениями: потрескивание сигналки на входе, запах чая, ворчание сервера. Я заглянул в одну комнату, в другую… Никого. Завернул в кухню.

Возле кофе-машины копошился Веник.

– Привет, – холодновато поздоровался я.

– Привет! – бодро и напряжённо откликнулся он. – Хочешь кофе?

– Неужели ты решил заварить из капсул?

– Да. Только никак не могу выбрать. Я думал, это брусочки. Закладываешь в кофе-машину, и она варит. А оказывается, это баночки…

Он указал на батарею ярких перламутровых банок – золотистых, бирюзовых, вишнёвых и розовых. Я взял одну, рассеянно покрутил в руках. Веник, словно оправдываясь, добавил:

– Я ведь скоро уйду отсюда. Обидно будет так и не попробовать. Капсульные машины теперь редкость…

***

Мы возвращались домой вместе, привычным маршрутом монорельса. Веник сказал, что уже получил доступ к новому жилью, но решил ещё пару дней провести в нашей квартире. Ключи ему дали по блату – официально в КИЦе – конструкторско-исследовательском центре – он ещё не числился. И, честно сказать, я всё ещё лелеял надежду…

Состав вынырнул на особенно красивый участок ночного города. Рельсовое полотно было проложено где-то посередине: выше крыш здешних кварталов, но ниже стеклянных сияющих башен элитных высоток. Вдоль эстакады искрились рыжие провода, по которым то и дело пробегало синее диодное пламя. Дальше, в темноте, сквозь голые ветви светились переплёты окон.

Вечерние окна – прекрасный индикатор разнообразия и качества современных световых аккумуляторов. Раньше все они были стандартно-жёлтыми. Позволить себе оттенки могли только те, кто как следует разбирался в электронике и световых импульсах; лишь единичные квадраты светились мягко-золотым, искусно выверенным, ровным и тёплым, как солнечное плавленое тепло. А теперь едва ли не в каждом окне была подсветка: рыжие, пурпурные, красноватые и с просинью, фиолетовые, резко-лимонные, флуоресцентные и даже фосфоресцирующие цвета переливались, тут и там бледнея, вспыхивая и обваливаясь, словно штукатурка – явный признак севшего аккумулятора или плохо продуманной подпитки.

Но издалека всё это было красиво. После длинного дня перед глазами плыло, и оконные огни сливались в мерцающую плитку, в полотно цветной мозаики, сияющие кубики неона и света. Рассыпались искрами и снова склеивались в одно.

– Антон?..

…Рассыпались искрами и снова склеивались в одно. Кажется, что-то подобное происходило и с мыслями в моей голове.

Глава 14

Добро пожаловать в коктейль-бар

Вскоре почти-официально-бывший напарник начал основательно обживать новую служебную квартиру – по крайней мере, так он заявил мне поздно вечером, стоя, по-походному одетый, на пороге нашего жилища с рюкзаком и котомкой.

Я пожал плечами и простился с ним.

– До скорого.

– До завтра, – поправил он. – Я всё ещё технарь-колдун. Утром увидимся на работе.

Я снова пожал плечами и отвернулся. Скрипнула дверь. Когда я обернулся, Веник уже ушёл.

Технарь-колдун. Ну-ну.

Через несколько дней мы снова побывали в приюте – надо было сделать ещё одну попытку найти детёныша Ракушки; надо было по-максимуму решить все совместные дела.

В прошлый раз хозяйка приюта, стараясь держать лицо, сказала, что такое бывает: новенькие драконы порой сбегают, но потом возвращаются, ведь приют, в отсутствие хозяев – единственное место, где им могут дать защиту и кров. В фешенебельные заведения редко попадают дикие животные, а ручные драконы, как правило, совершенно не приспособлены к одинокой уличной жизни и потому возвращаются – почти всегда. С этой надеждой мы и ехали. Но надежда не оправдалась. Может быть, к кому-то и возвращаются. Но от меня пока только уходили. Ракушонок. Веник.

Обратно из приюта друг сразу поехал к себе. Я впервые добирался домой один – в квартиру, где меня не ждал никто, кроме унылой ручной драконихи. Но, как выяснилось на пороге, меня не ждала даже она.

Ракушки не было.

Стараясь не паниковать, я обошёл дом. Хотя что там было обходить – одна большая комната, кое-как разгороженная на прихожую, кухню, спальню и кабинет. Заглянул на балкон и в ванную, выпотрошил шкаф, проверил холодильник. Драконихи не было.

– Кушка? – позвал я так громко, как только посмел. Эхо с заминкой разнесло дрогнувший голос. Никто не откликнулся. Я бросился проверять маячок, который мы вживили ей в гребень перед отбытием в военный мир. С трудом подавляя тревогу (во рту солоно, вдоль позвоночника – табуны мурашек), настроился на нужную волну. Картинки, даже самой плохонькой, не было – сплошные помехи. Но звуковой образ я уловил: далёкий нарастающий гул, как грохот колёс. Я прислушался. Гул приближался. Кульминация, гудок…. И медленно накатившая тишина.

Я отмотал запись и поставил на ускоренный темп. То же самое: звуковая комбинация, мало варьируясь, чётко повторялась. Всё это было бы похоже на обыкновенный монорельс, если бы звуки не раздавались точно сквозь толщу воды. Или земли.

И вдруг – инсайт! – я отчётливо, ясно понял, где находится Ракушка. Она в подземном монорельсе – том самом, о котором вскользь упомянула хозяйка приюта, когда мы впервые приехали туда за ракушонком. Подземный монорельс!

Стоило мне мысленно произнести эти слова, как картинка, от которой до этого я слышал только звук, резко улучшилась: похоже, это было ключевым сочетанием, выводившим на частоту, на которой сейчас мыслила Ракушка. Помехи исчезли. В плане обзора помогло это мало, я видел только черноту – скорее всего, чрево тоннеля. Но бонусом я услышал, отследил эхо всех действий драконихи с тех пор, как она ушла из дома.

…Балкон. Зона перехода на высоте двадцать пятого этажа. Страх. Рывок. Шаг вперёд, оранжевая лапа робко, зябко щупает пустоту за пределами козырька. Расправляются некрепкие, непривыкшие летать крылья. Но ветер упруго подхватывает, бьёт по перепонкам, вселяя уверенность. Ракушка камнем мчится вниз, к земле (у меня перехватило живот), у самой эстакады справляется с потоком воздуха, выравнивается, зависает на несколько мгновений, безошибочно летит к приюту и там берёт след своего малыша. Ныряет в узкие норы и дыры барьеров, вольеров и клеток. И вдруг пропадает: наступает полная чернота. Потом – уже в реальном времени – я услышал её всхлип, гортанный выкрик, и связь прервалась: Куша почувствовала, что я слежу, и сделала что-то такое, от чего маячок отключился. Что ж… По крайней мере, теперь я знал, где её искать. Разве что перед этим нужно было основательно подготовиться.

***

Я твёрдо сказал себе: ты не пойдёшь в подземный монорельс сейчас же.

Я знал это судорожное состояние, когда жажда действовать немедленно разгоняет по крови адреналин, когда дрожат локти и колени, а по рукам разливается противная липкая слабость. В таком состоянии я проворачивал свои лучшие дела – и совершал худшие ошибки. И теперь я не мог рисковать, положившись на авантюрный авось. Нужно раскопать всю возможную информацию об этом объекте. Нужно подстраховаться. А ещё – нужно расслабиться и изгнать из рук дрожь, а из ног – эту отвратительную ватность. В нервном, дёрганом, напряжённом состоянии я запросто сгину в подземных переходах.

И идти туда, кстати, лучше после семи – вечером повсюду снуют толпы людей, и я не привлеку лишнего внимания. А пока, чтобы не сорваться, чтобы не свихнуться, нужно отодвинуть на задний план все мысли о Ракушке и её ракушонке, о Венике и его пассии, которая… которая так мне… Не-ет. Нельзя. Нельзя!

– Да что ж так всё сплелось… – простонал я, сжимая руками голову. – Р-р-р!

Нужно подготовиться, освежить голову и отправиться искать драконов. Да. Вот так. А сейчас – к компьютеру. Искать. Иска… Стоп. У виска чвиркнул вызов.

Не рабочий. Не Веник.

Катарина-Женевьева.

– Да что ж так всё сплелось!

***

Утром я очнулся поздно – валялся, просыпался и вновь проваливался в дрёму; великолепное чувство, если бы не тревоги. Ближе к одиннадцати выбрался из-под груды одеял, взбил подушки, поправил простыню, ухватил в кухне пирог с курицей, налил чаю и улёгся обратно. Когда с пирогом было покончено, взялся за книгу. Перелистал, прочёл несколько любимых мест и вновь выбрался в кухню. На этот раз приём пищи был более обстоятельным: я выпил кофе с пакетиком сливок, съел вчерашнюю сосиску, подобрал из чашки остатки салата, отломил батон и намазал его кетчупом, уложив сверху лепестки особого утреннего сыра. На десерт взял инжир, гроздь винограда и полбаночки вишнёвого мороженого, недоеденного накануне. У вас ещё не заурчало в животе? Хотя мой комбинаторный гастрономический вкус, конечно, весьма неординарен.

После я принял душ, взбодрился, как следует заправил кровать, подмёл – квартира ощутимо посвежела, а я подуспокоился и отправился к компьютеру. Я чувствовал, как от ленивых домашних удовольствий (хоть и сквозь шершавую кальку тревоги) нервозность и страх перед грядущей авантюрой уходят – ровно то, чего я и добивался.

К трём часам я уже не боялся идти в подземелья один. Я не собирался звать Веника. Сел за компьютер и начал искать упоминания о подземном монорельсе.

***

Через полтора часа поисков (за окнами уже клубились ранние, золотистые и пыльные сумерки) я обнаружил лишь две зацепки: одну – документальную, за лохматый энный год, о том, что перспективное ответвление монорельса законсервировано «в силу неустойчивости и осыпчивости породы». Вторым упоминанием был фантастический рассказ «Моно-2», опубликованный на частном ресурсе. Что ж… Вечером мне предстояло прокатиться на этом мифическом транспорте, в существовании которого до сегодняшнего дня я даже не был уверен. Да и сейчас не уверен. Но попасть в подземелья нужно непременно – где ещё можно отыскать нашу неугомонную Ракушку, я даже не представлял. И даже думать не хотел, что будет, если я ошибся в распознавании сигнала, если она успела убежать, если «Моно-2» вовсе не существует.

Боялся думать, что будет, если я её не найду.

Из-за этих мыслей, несмотря на все усилия, меня всё ещё накрывали азарт и лёгкая паника. Сегодня я собирался стать настоящим сталкером. Не это ли мечта всех мальчишек Полиса? Я собирался сунуться в место, куда в здравом уме не стоит и соваться, собирался одиночку. Собирался, чтобы вытащить оттуда агрессивно настроенную, обозлённую на меня дракониху. Зато потом…

Потом меня ждала награда, о которой я не смел и мечтать. Меня ждала встреча с Катей-Женей – именно так после вчерашней беседы я называл про себя Веникову мадемуазель.

…Она появилась на экране моего небольшого приёмника слегка лохматой: волосы выбились из причёски, воротник водолазки скручен и перекошен, глаза блестят.

– Антон Константинович? Я надеюсь, я вас не очень побеспокоила. Простите, пожалуйста, Антон… Вы, наверное, заняты?..

– Что-то с Веником? – на автомате спросил я, вглядываясь в её искрящиеся синие глаза.

– С Вениамином? Я не знаю, – растерянно и как-то с задержкой отозвалась она. – Думаю, всё в порядке. Он разве… не с вами?

– Он меняет работу, – сухо ответил я, продолжая исподлобья рассматривать Веникову подругу. В тот раз она показалась мне гораздо моложе – я думал, ей едва ли за девятнадцать. Сейчас она выглядела вполне взрослой девушкой, если можно так выражаться. Слегка усталый, тёплый, но цепкий взгляд, прямые плечи, собранная поза – она сидела в какой-то полукруглой комнатке, похожей на офисный кабинет, обхватив себя руками за плечи – как будто размышляя о чём-то.

– Ах, да… КИЦ, верно? – улыбнулась она. Я наконец поднял глаза и посмотрел на неё прямо:

– Он говорил вам? Давно?

– Не очень. На днях. – Катарина неопределённо махнула рукой, спутав тщательно рассыпанные по плечам тёмно-русые, слегка вившиеся волосы. Ей очень шла эта причёска. – Но вообще-то я хотела спросить о вас, Антон Константинович. Вениамин упоминал, вы работаете в паре уже несколько лет, но именно вы, Антон Константинович, занимаетесь документооборотом…

Мне так резало ухо это «Антон Константинович», что я прервал, не дослушав:

– Просто Антон, умоляю вас, Катарина-Женевьева, просто Антон.

– Ну тогда просто Катарина, – рассмеялась она, тряхнув волосами. На свету они заискрились светлым, как будто в пушистых прядях таял хрупкий снег.

– Интересное у вас имя, – пробормотал я. – А насчёт документооборота вы правы. Веник умеет делегировать скучную работу.

Она снова усмехнулась, но как-то невесело.

– Хороший навык. Я бы поучилась. Антон, я, собственно, звоню за тем, что мне нужно уточнить кое-какие детали для кандидатской. В плане биографий.

– Ах, вот как…

Кажется, Катарина слегка смутилась. Заправила прядь за ухо и закусила губу:

– Если вы, конечно, не против.

– Да нет, – пожал плечами я, ловя себя на том, что провожу по лбу, откидывая сто лет не стриженную чёлку. – Пожалуйста. Что именно хотите уточнить?

– Н-ну… где вы учились, карьера. Библиография научных публикаций. Может быть, какие-то нюансы… Вы ведь и сами понимаете… Можем обсудить, когда вам будет удобно…

– Конечно, понимаю, – кивнул я. Конечно, прекрасно понимаю: она хочет со мной встретится, но неловко вот так сразу в лоб. Веник всё-таки мой напарник. Хоть и почти бывший.

Что-то не то сконтачило в мозгу. Что-то завистливое, горделивое и злое. Как будто в микросхеме спаяли проводки, которые не должны быть спаяны. Я посмотрел ей в глаза и повторил:

– Конечно, понимаю. Давайте встретимся. У вас есть на примете какое-то кафе или библиотека? Погода не очень располагает к прогулкам…

Катарина-Женевьева улыбнулась. Оказалось, глаза у неё не просто синие. Они как вечернее небо в снежную бурую: с примесью ночной тени и снежного серебра.

…Некоторое время после разговора с ней я сидел перед приёмником и молча смотрел в остывший экран. Снаружи всё было спокойно, но внутри… Кажется, проводки́ всё-таки спаяли не намертво, и во мне полыхал гремучий коктейль: предвкушение, адреналин, страх и – кровавая борьба. Борьба порядочности и новой влюблённости.

Глава 15

Дурак дурака не видит издалека (Вениамин)

Этим вечером я призывал на лифты и все мысленные кары. С тридцатого этажа высотки Поисковой службы сначала доехал до восемнадцатого, потом остановился на одиннадцатом, затем – на шестом. Выйдя за ограду башни, горько махнул мигнувшему на прощанье скоростному маршрутному составу. Придётся ехать обычным.

…В вестибюль монорельса я вбежал, растолкав каких-то туристов. Спрыгивал по ступеням, думая, что ощущаю не романтический подъём диггера, а сплошную злость. На самой нижней ступени подвернул ногу. Ну что тут скажешь…

Доковыляв до поезда, я уселся, отдышался и наконец задумался. Я каждой клеточкой чувствовал наивную злость Антона и злился сам – за то, что не могу, ну не могу объяснить, почему на самом деле перехожу на новую службу! И что поросячий восторг от профессии конструктора сейчас вовсе не на первом месте.

Другой (более приятной) думой была Катарина. Такая интересная и необычная, такая миниатюрная и весёлая, серьёзная и красивая. Но… Я вздохнул и с сожалением направил мысли в другое русло, ближе к делу и пропавшему ракушонку. Достал книгу, чтобы привычно отгородиться ею от остальных пассажиров. Итак, маленький дракон… Теперь я знал – между прочим, только благодаря будущим коллегам из КИЦа! – куда он пропал. Меня отделял от ракушонка только вопрос проникновения в подземную систему. Звать Антона я не собирался, нужно было как следует обмозговать всё поисковое предприятие.

Поезд тряхнуло, и небритый сосед, который то и дело скашивал глаза в мою книгу, едва не впечатался в меня своим обширным торсом.

– Может, вы перестанете пялиться, а? – гавкнул я.

Тот выпучил глаза, что-то пробормотал и завозился со своими сумками. Я гневно втянул воздух и перевёл взгляд на попутчика напротив. Широкий расстёгнутый плащ цвета хаки, выбившиеся из-под шапки волосы, рюкзак защитной расцветки и высокие ботинки на шнурках и пуговичках. Свитер с высоким горлом и бусины в волосах. В руках толстенная книга блокнотного формата. На указательном пальце – кольцо с рунным узором. Я пригляделся. «Иляна», было выведено там аккуратной вязью.

***

В тоннелях, вопреки ожиданиям, было сухо. Редкие капли звонко разбивались о ржавые рельсы, шуршал под подошвами гравий. По стенам плясала моя сгорбленная тень.

Не было страшно.

Двумя часами ранее, не задавая лишних вопросов, мои будущие коллеги из Поисковой службы конструкторского центра взяли в работу засохшую чешую, которая осталась на рукаве с тех пор, как мы забирали ракушонка из леса в военном мире. Поисковики быстро сняли с чешуек тепловой индекс излучения – у молоденьких драконов он особенно отчётлив, – а затем определили свежий след. Увы, он оказался довольно слабым, кто-то из ребят даже пошутил, что дракончик провалился сквозь землю.

Шутка стала ключевой гипотезой, и через сорок минут поисков стало ясно, что ракушонок бродит под Полисом. Наверняка случайно нашёл коммуникационный ход или угодил в лаз, ведущий к подземным техническим помещениям. Мне указали приблизительную точку, я поблагодарил ребят и ушёл, «позабыв» поделиться своей основной версией: ракушонок попал в D6, или, в простонародье, в систему «Моно-2» – подземный тоннельный город, точно повторяющий карту монорельса. О нём слышали многие, но всегда – на уровне баек. Это считалось выдумкой времён образования Полиса. Раньше и я считал так же – до тех пор, пока не начал готовиться к собеседованию в КИЦ.

Я ведь так и не рассказал Антону, что буду работать не просто конструктором-чипидейлом (в смысле, чиподелом). Моя новая должность – с филигранным уклоном в сторону изучения законсервированных объектов научных групп. На первом собеседовании намекнули, что во время технической проверки поспрашивают о гипотезах построения коммуникаций D6. Тогда я и не подозревал, что это второе название «Моно-2». Но, разумеется, начал копать – под посапывание Ракушки и шуршание Антона, на которого напал ночной дожор.

Тогда-то, бессонной ночью (и позже, после второго технического собеседования), я убедился: «Моно-2» – вовсе не россказни. Теперь я был уверен, что ракушонок не просто забрался в техпомещения под станцией «Самурайский глаз». Он провалился гораздо глубже. Он в D6.

***

Я миновал полузнакомые станции сепаратной ветки – «Кукушкина Слобода», «Степной дуб», «Трёшка», «Эф-Универсум», – вышел, пересёк по эстакадам два квартала и наконец перешёл на центральную линию. Слез с поезда на станции «Самурайский глаз» и незаметно просочился в коридор техпомещений. Оттуда, пользуясь ещё не аннулированным рабочим пропуском технаря-колдуна, двинулся в ответвление с вентиляционными киосками и проходами к шахтам. Через несколько десятков шагов пришлось включить мощный фонарь: такая наступила темнота.

Наконец дорога, круто шедшая вниз, оборвалась. Я посветил под ноги: узкая труба, поручни-ступени… Взял фонарь в зубы, вздохнул и полез внутрь. Примерно на середине лестницы на локоть капнула гранула подземного конденсата. Я вздрогнул, выругался сквозь зубы и случайно укусил кнопку включения. Всё вокруг проглотила тьма. Я побоялся отрывать руки от перекладин и зажигать фонарь на ощупь. Включить обратно зубами не получилось – пришлось ползти дальше в темноте. Я сосредоточился на перебирании руками и, по ощущениям находясь уже у самого дна, слишком поздно услышал возню снизу. Неловкий шаг, вскрик, короткое падение, резкий выплеск адреналина и…

– Дебил! Ты мне прямо на лицо наступил!

– Ан… тон?..

– Он самый, зараза! Что ты тут делаешь, Вентяй?!

***

Конечно, я был ему жутко рад – несмотря на неожиданность, обиду, недоговорки и молчаливую ссору.

– Так что ты тут делаешь, Веник?

– Что делаю? То же, что и ты, – моргая в свете зажжённого фонаря, ответил я. – Ищу ракушонка… Ты чего без света сидел?

– Придурок ты… И я придурок… Идиоты… – как-то совсем немужественно вздохнул Тони, подошёл и крепко, нервно сжал мои плечи. – Веник.

– Не дрейфь. Найдём.

– Веник, ты настоящий дурак. Хоть и не позвал меня.

– И ты такой же дурак… – растроганно ответил я.

– Да уж… Вень. Только я ведь не только ракушонка ищу.

– В смысле?!

– Ракушка пропала.

Глава 16

Решительная Ракушка

Я не зажигал фонарь не потому, что у меня его не было, а потому, что не хотел привлечь лишнюю нечисть – мало ли кто бродит в здешних подземельях. Но теперь, вдвоём, было не страшно. К тому же свет моего карманного фонаря умел быть далеко не карманным: мощный, тёплый, жёлтый, он бил метров на двадцать в глубину тоннеля и словно вытягивал из темноты блестящие верёвки рельсов.

Но в результате свет не особо-то помог. Помог бутер.

Я свесил рюкзак на одно плечо и достал контейнер с бутербродами. Жрать под землёй хотелось ужасно. Взглядом спросил у Веника: будешь? Друг кивнул и протянул руку. Я вложил в его ладонь бутерброд, и в следующий миг меня спас только мягкий, быстро сомнувшийся в пальцах кусок хлеба и реакция Вениамина: пол под ногами провис, словно скис, и обвалился неаппетитными белыми хлопьями прямо в бездну.

Напарник крякнул – скорее от неожиданности, чем от страха. Растерялся на долю секунды, зависнув на краю и ухватив мою ладонь. Но тут же, не успев подумать головой, сработав на инстинктах, вытянул меня на край облома и, волоча за собой, осторожно отполз подальше. Контейнер с бутербродами ухнул в бездну, не издав ни звука.

– Остался чай, – констатировал я и, побледнев лицом, сжался у дальней стеночки.

– Спокуха, – велел Вениамин, хлопая по заднему карману брюк. – Есть ещё галеты. Драконьи, – уточнил он. – Вставай. Надо идти дальше.

Я и сам понимал, но противная дрожь прожорливо накинулась на все поджилки.

– Вставай! – заорал вдруг Веник. И, не дожидаясь, пока я приду в себя, схватил меня за плечи и поволок в глубину тоннеля.

– Ты чего, Веня… – блеял я, волоча ноги. Он молча, не прекращая меня тащить, ткнул рукой во тьму куда-то позади.

Я оглянулся.

На стене за нами висела огромная тень. Секунду спустя влажный горячий ветер принёс настороженный рык. Я постарался взять ноги в руки и уже самостоятельно поковылял за напарником.

Тень приближалась; кто знает, что это было. Я напрягал все силы, но бежать не мог. Веник, беспощадно ругаясь, вынул из-под куртки излучатель. Первым крутым залпом он окатил следовавшее за нами существо. Затем, переключив рубильник с режима «на поражение» в режим «дозированные импульсы», приложил плоскую плашку мне к плечу:

– Тони, считай до двух! Живо!

Кажется, я был в шоке, и только это спасло Веника от моего ответного нападения.

– Считай!

– Р-раз…дэ-ва-а-ах!

Он поддал мне неплохой, бодрящий такой импульс. Я не то что вскочил – у меня волосы на загривке встали дыбом. Это было как крепкий пинок. Но это сработало. И мы помчались, как ошпаренные, глубже и глубже в тёмный, тайный тоннель. Чудовище за нашими спинами ещё рокотало, но постепенно звук удалялся, заглушаемый нашим топотом и дыханием. Вениамин начал выдыхаться минут через пять, за ним, с отрывом секунд в сорок, иссяк и я. С безудержной рысцы мы перешли на обычный бег, затем на быструю ходьбу и наконец – на шаг. Несколько десятков метров, и я осел на пол, кашляя и держась за грудь. Веник согнулся и опёрся рукой о склизкую стену.

– Ну и… – сипло выговорил я, – ну и… методы… у тебя…

– Уж… какие есть, – так же одышливо ответил напарник.

– Остались ещё импульсы? – Я кивнул на плоскую шайбу излучателя, которую он так и не выпустил из рук.

Он внимательно оглядел плашку. Моргнул.

– Да. Но немного.

– Пойдём. Кто знает, как скоро эта тварь очухается…

– И как быстро она бегает. Пойдём.

Опёршись о руку Веника, я встал, и мы ходко побрели вперёд. Из-за всей этой суеты я даже забыл, ради чего мы спустились в подземелья. Ракушка. Где-то здесь бродит Ракушка вместе со своим драконёнком…

– Надеюсь, их ещё не съели, – словно в ответ на мои мысли мрачно произнёс Веник. – Посвети-ка, пора достать карту…

– Карту?

– Ну да. Своркал кое у кого.

– Ещё скажи, у будущих коллег?

– Меньше спросишь – меньше вранья услышишь…

Кто знает, как далеко бы мы ушли, если бы не тонкий писк у нас за спиной.

– Что такое?

…Скрючившись у стены, в луче мощного фонаря, пищала, ревела и хныкала, вздрагивая, наша грязная, рыжая, бесхозная Ракушка.

***

После того, как схлынула первая волна рыданий и объятий, дракониха буксиром потащила нас вперёд – в пыльную глубину тоннелей. Стало заметно холодней, повеяло влагой. Ракушка то и дело спотыкалась и постоянно оглядывалась на нас: не пропадём ли? Весь её вид – поникшая неухоженная чешуя, скорбное выражение морды, тоскливый взгляд, – вопил о том, как несладко ей пришлось и как она боится снова нас потерять.

– Куда ты нас ведёшь, Куша? – в который раз спросил я, порядком устав; начинала нешуточно болеть рука, за которую Веник выдернул меня из провала. – Скажи, куда ты идёшь, может быть, мы знаем путь короче…

Я тихо гордился тем, что выучил почти наизусть единственную найденную рукописную-отсканированную карту D6. Но повода похвастать знаниями не представлялось – дракониха не слушала, а упорно топала вперёд, ухватив меня за рукав и отчаянным взглядом цепляясь за Веника.

Долго гадать, куда она чапает, не приходилось, да и о чём тут было гадать? Мама-дракониха, у которой отобрали её дракончика. Что ещё она могла делать в лабиринте заброшенных тоннелей, кроме как скрывать своего найденного малыша? Минуту спустя мы вышли на островок света – явно не электрического. Что-то волшебное, совершенно точно не рукотворное, не человеческое. Не аккумулятор, не концентрированные фотоны… Свет словно пах: теплом, мокрой шерстью… И чем-то ещё. Чем-то очень странным… очень знакомым…

– «ДракоДоктор»! – воскликнул я и поперхнулся озарением: свет создала Ракушка. Наш волшебный дракон.

И в этом колеблющемся янтарном островке, отвоёванном у здешней мглы, в гнезде из каких-то тряпок, листьев и обрывков газет копошился рыжий комок. Ракушка с воем бросилась в ворох тряпок и, закрыв комок обеими лапами, уставилась на нас.

У меня что-то внутри защемило и оборвалось от этого взгляда. Ракушка глядела с надеждой – мы ведь её друзья, мы любим её, мы никогда её не бросим. Со страхом: вдруг опять отнимем её дитя? С недоверием: неужели это мы, её друзья, так с ней поступили? Затравленно: мы сильнее, а она устала, она испугана, она голодная и замёрзшая, отдающая все силы, чтобы укутывать своего малыша теплом и светом. С ненавистью: мы отобрали её ребёнка. Неважно, что за иллюзорная тень в нём таится, что за фантомное зерно в нём спрятано – мы разлучили её с её драконёнком.

И с огромной, громадной надеждой в чёрных глазах: ну же… спасите нас… заберите отсюда… отведите домой, к нам домой.. Накормите, укройте, защитите! Вы же сильные… Вы же – свои…

Бросившись к ней, прижавшись к её оранжевому боку, горячему, пыльному, шелушащемуся, я почувствовал, как заложило нос. Веник, кажется, тоже шмыгал. Маленький дракончик глядел на нас чёрными блестящими смородинками и жался к матери.

А через два часа, добравшись домой (Веник по такому случаю поехал в старую квартиру), отмыв Ракушку и её дракошу, накормив обоих до отвала, вымазав Кушку лечебной мазью, укрыв и согрев, мы убаюкивали наших драконов. Но Куша никак не засыпала: беспокойно месила лапами плюшевую подстилку, то и дело проверяла, рядом ли её детёныш, то и дело глазела на нас. Веник не выдержал первым: стащил с дивана матрас, подтащил к драконам и улёгся рядом, не переставая копошиться в своём ноутбуке.

Потом, выключив технику и затемнив окна, к ним забрался и я. И, несмотря на крохотного непонятного драконёнка, несмотря на туманный разговор с Катей-Женей, несмотря на то, что Веник своей новой работой предавал меня, а я предстоящим свиданием с Катариной почти предавал его – мне уже давно не было так тепло и спокойно. Даже несмотря на то, что я знал: утром, всего через несколько часов, на нас свалится миллион проблем с драконами, с девушками, с работой…

Ну и пусть. Невозможно прожить жизнь ровно. Бывают периоды, дни, недели и месяцы, когда ты упарываешься. Бывают островки относительного затишья. А бывают ночи приключений, после которых ты чувствуешь тепло своих драконов, своих друзей, и знаешь, что счастлив, несмотря ни на что.

…Кушка уснула, угомонился дракончик. Веник выключит ноут, повздыхал и тоже задремал. Он даже бормотал во сне – я разобрал что-то вроде «или она» или «иляна». Не знаю… Возможно, его, в отличие от меня, терзания не отпускали даже в таком умиротворении. Хотя какие у меня терзания… Самые банальные: я собираюсь увести девушку лучшего друга.

Да всё я вру, ничего они не отпускали. Я повозился ещё чуть-чуть и встал. Уснуть больше не светило.

Глава 17

Катя и Иляна

После ночных скачек население нашей квартиры пришло в себя только к вечеру. Ракушка разбудила нас беспокойным писком: требовала еды. Не для себя – для драконыша.

– Как мы его назовём? – спросил я Вениамина, который сонно проворчал что-то о мясных галетах в боковом кармане. – Ве-ень?

– М-м-нь, – пробормотал он и скалачился у стены. Мне очень хотелось растормошить друга и отправить его кормить драконов. Но я и так чувствовал себя виноватым. Я понимаю, то, что я дам ему поспать, не искупит моей вины за то, что вечером у меня встреча с его пассией, но всё-таки…

– Ну-с, Куш, что кушает твой ребёнок?..

Мы на цыпочках выползли в кухню – чтоб не будить ни Веника, ни малыша, – а там я открыл холодильник, и Ракушка немножко поруководила моим выбором с помощью прицельного писка. Я почему-то не сразу вспомнил, что понимаю драконий.

Клюквенный сок, разбавленный водой до слабо-алого. Размоченное в молоке печенье. Подогретое варёное яйцо. И три шоколадные колбаски.

– А он не ест мяса? – поинтересовался я на чистом человечьем.

Ракушка помотала головой и вздохнула. Видимо, и вправду с дракончиком что-то было не так.

Минуту спустя он, как по часам, проснулся и, прижавшись к материнскому боку, принялся уминать завтракоужин за обе щёки (очень аккуратно, надо сказать; даже не выпачкался). Ракушка с умилением глядела на него, то и дело настороженно озираясь. Я тихонько дотронулся до её гребня:

– Куша… Прости. Мы с Веником дурни. Прости нас! Мы больше никогда, никому вас не отдадим – ни тебя, ни… ни… Куш, как его зовут?..

Ракушка смотрела на меня с укором. Но всё-таки, грустно-ласково рыкнув, проворковала что-то на истинно драконьем. Не ручаюсь, что понял верно, но, кажется, разобрал что-то вроде «Пыхепых».

Пыхепых. Ну что же… Так значит так.

***

Когда драконы угомонились, проморгался Веник.

– Я есть хочу, – шёпотом сообщил он, глядя на спящих рыжих питомцев.

– Я тоже, – отозвался я. – Пойдём, попьём чаю, что ли… С блинчиками. А?

– Блинчики, конечно, заманчиво… Но их готовить долго. Да и вообще, я бы что-то поплотнее поел…

Признаться, я страшно обрадовался, что у Веника вновь проснулся аппетит. Последние дни совместного житья-бытья он почти ничего не ел. В кухне мы вытащили из холодильника большую стеклянную миску со вчерашним салатом, контейнер винегрета и банку сметаны, нарезали батон и сыр, а в качестве основного блюда поставили на стол лазанью с пюре и острые куриные ножки в панировке – всё от Фуфур. Та ещё натура, но производство поставить умеет и доставку наладить – тоже. А уж как готовят её повара… Правда, в последнее время Веник признавал первенство за своей Катей-Женей.

Да кто сказал, что она – его.

– Слушай, ты пока спал, всё бормотал «или она», «или она». Что это за она такая? – поинтересовался я, когда, стараясь не слишком шуметь, мы таскали еду в комнату – не хотелось надолго оставлять драконов одних. Спросил просто так, шутки ради, но друг вдруг насупился.

– Девушка.

Ого! Ого! Так-так-так…

Я тактично выждал несколько секунд, но Веник не собирался распространяться. Тогда я решил надавить:

– Ну?

– Я переезжаю к ней.

Я опешил.

– К ней? Это Катя?

Оказалось, нет. Я надеюсь только, что, пока он рассказывал, у меня слюни из открытого рта не текли.

Веник коротко изложил события, и по всему выходило, что он с этой Иляной даже не знаком. Так, случайная встреча в вагоне.

– Но это ещё нескоро будет, – как-то странно моргнув, успокоил меня он. – Переезд.

Я только и нашёлся, что спросить: почему?

– Потому что она… она… Катя-Женя пока не знает об этом…

– Понятно, – выдохнул я. – Всё с тобой ясно.

Точно помню: ровно в тот момент я отчётливо понял, насколько Катя-Женя похожа на фантомную девушку моей мечты. Настолько похожа, что могла бы быть матрицей. Да только Веник – Веник уже успел захапать эту чудесную девушку себе. И заочно бросить ради какой-то мутной девицы с черногорским, хазарским именем. Теперь у меня нет шансов. А вдруг теперь Катя-Женя не посмотрит на меня иначе, как на друга бросившего её хама?!

Как быстро-то всё это. Как спуталось, как наслоилось…

– Тьфу. Вень. Как собака на сене. Видеть тебя не могу.

– Да что случилось?

– Да ты вообще-то девушку динамишь!

– А тебе-то какое дело?

Напарник вскочил и упёрся кулаками в стол. Звякнула миска с салатом, дрогнули пластмассовые крышечки на сушилке. Взвизгнул во сне дракончик.

– Тише! – прорычал я.

– Ещё будешь мне указывать?

– Ах ты ловелас!

Я от души дал по столу – со звоном подскочили белые широкие кружки, а ладони вспыхнули тупой и горячей болью.

– Идиот! На хрена ты обнадёживаешь Катю, если у тебя другая на уме?

Вениамин подскочил ко мне близко и прищурился:

– Катю, говоришь? А тебе что за интерес? И с каких это пор она стала тебе Катей?

– С тех самых, как ты во сне зовёшь какую-то Иляну! Кто промывал мне мозги, что крутить с двоими – моветон?

– Яйца курицу не учат, – прошипел Веник и схватил меня за рукава рубашки. Я почувствовал себя курёнком, которого трясут за грудки. – Не смей лезть в мою жизнь!

– Тогда и ты не смей меня попрекать! Ни в прошлом, ни в будущем! – крикнул я высоким голосом. Ракушка тревожно пискнула, на миг мы оба оглянулись на дракониху, но тут же снова повернулись друг к другу – холодный, яростный Антон Константинович и пышущий раздражением Вениамин Егорович.

Веник не пожелал тратить слов и красиво и скупо, без замаха, ударил меня правой рукой. У меня зазвенело в голове. Я не думал, что дойдёт до драки! Но адреналин уже вскипал под кожей и разносился по крови. Я позабыл, что Веник крупнее и куда опытнее в рукопашной, позабыл, что он мой лучший друг. Сейчас я видел перед собой только злобного нервного парня со скривившимся лицом. При мысли, что Катя-Женя находила это лицо красивым, я зарычал и вмазал ему по носу.

Но он уже был готов: встал в стойку и выставил ладонь ребром, не обращая внимания на сочившуюся из носа кровь. Эти алые пятна разъярили меня ещё больше. В ушах гремело: «Касалка! Касалка!». Словечко из далёкого детства, беспощадная драка до первой крови…

– Идиот! – орал я, плохо запоминая, что говорю. – Донжуан! Собака на сене!

– Придурок! – тяжело дыша, презрительно выплёвывал он и скользил вокруг, пытаясь прорвать оборону. – Колду-у-ун!

– Бездарь! Эксплуататор! Обманщик!

– Псих-одиночка! Чокнутый!

– Веник драный!

– Ай! Оф-ф! Ф-ф!

Что-то влажное, липкое и холодное стукнулось об мою макушку и потекло по лицу и затылку.

– Что за др-рянь?!

У Веника тем же влажным и рыжим оказались залеплены глаза. Он шарил руками по лицу, плюясь и чертыхаясь.

– Ракушка!

Дракониха решила не ждать, пока наши упражнения перейдут в мордобой, и разбила о наши макушки сырые яйца. Я начал хохотать, но желток затёк в рот, и я закашлялся. Вениамин всё ещё плевался яйцом.

Ракушка, едва справляясь с хрупкими ручками морозилки, вытащила весь фарш и замороженное масло и заставила нас прикладывать ледяные брикеты к наливавшимся фингалам. А мелкий дракошка всё спал – вот ведь дети, всё им нипочём! Только то и дело хлюпал и вздрагивал. Кушка грозно зыркнула сначала на меня, потом на Веника. Погрозила нестриженным когтем, опустилась на подстилку и склубочилась вокруг своего детёныша, не сводя с нас сердитого взгляда.

Дракончик присмирел и затих. Мы с Веником, повозившись, тоже улеглись – на этот раз каждый на своём диване.

Не знаю, спал ли он в эту ночь. Сколько бы раз я не скашивал взгляд на напарника, он лежал, уставившись в потолок и бесшумно щёлкая пальцами.

***

Я встал, стараясь не сильно скрипеть пружинами. За окном гулял ветер. На нашем двадцать пятом завывания особенно отчётливы, к тому же в ветреную погоду сильно шумит вентиляция. Чтобы немного утихомирить гул, я распахнул окно. В кухню ворвалась зябкая бодрящая морось.

– Ыж-ыж-ыж!

Я натянул джинсы, застегнул рубашку и принялся готовить кофе. Сегодня хотелось чего-то особенно; я поднялся в несусветную рань и мог позволить кофе в турке. Правда, конечно же, никакой турки в нашей кухоньке не было, а была оловянная солдатская кружка, в которую я засыпал намолотого «Эгоист Нуар», всыпал чёрного перца и добавил застоявшейся в шкафу сахарной пудры. Ещё бы веточку розмарина, и было бы просто супер, но в коробке из-под конфет, в которой мы хранили пряности, его не оказалось, а спускаться в лавочку в одном из нижних этажей было лень.

– Куда это ты разоделся? – проворчал Вениамин, сонно и звонко шлёпая по ламинату босыми лапами.

– Куда надо, – полусердито ответил я, но ругаться с ним больше не хотелось. Напарник, хмурясь, понюхал мой кофе в оловянной кружке и жестом фокусника извлёк из шкафа розмарин. Примирительно уронил его в кофе и взглянул на меня со смесью виноватости и бравады:

– Так куда собрался?

– Спасибо за розмарин, – сухо ответил я, не желая вдаваться в подробности.

– Если на свидание, лучше смени рубашку.

Вот свинья! Иногда я был уверен: он всё-таки умеет читать мысли.

– Почему?

– У этой пятно на рукаве.

Я изогнулся и увидел маленькое кофейное пятнышко около манжета. Зараза! Ещё даже выпить не успел, а уже извозюкался.

Нырнул в платяной шкаф и принялся рыться в своих рубашках. Рабочая, заляпанная и в прорехах. Белая для торжественных церемоний. Жёлтая, хороша, но мала в плечах.

– Не одолжишь свою? – в отчаянии выпалил я.

– А как же твоя чёрно-белая с огурцами? Или девушка не так хороша?

Я вздохнул. Чёрно-белая, ну конечно. В этой рубашке с узором из турецкий огурцов я ходил знакомиться с родителями моей первой второй половинки, с которой намеревался жить долго и счастливо и даже распланировал нашу жизнь на пять лет вперёд. Всё шло так классно, пока вдруг девочка не взбрыкнула без всяких объяснений и не исчезла в никуда. Хотя как «в никуда» – я пару раз видел её в институте и знал, что у неё новый парень.

В общем, я об этой мадемуазель давно позабыл, но вот любимую некогда рубашку надевать больше не хотелось.

– Надень, надень, хватить по ней хандрить, – посоветовал Веник, который в ту пору был в курсе моих любовных дел. – Хороший кофе…

В зеркало, приклеенное к дверце шкафа, я увидел, как он нагло, большим глотками отпивает мой кофе.

– Оставь, – ровно попросил я, выуживая из-под залежей свитеров и носков рубашку. – Я не выспался, мне нужно взбодриться.