Отвергнутая бесплатное чтение

Я посвятила эту повесть моим дорогим родителям:

Назарову Василию Егоровичу и Назаровой Елене Викторовне.

Да упокоит Господь их души…

Часть 1

Полина подняла трясущимися руками тяжёлое ведро с водой и, охнув, поставила его на траву. Всмотрелась в тёмную, влекущую гладь – да ничего особенного не увидела, девчонка как девчонка, каких сотни. Нос вздёрнутый, рыжие конопушки по щекам, косы с медным, тяжёлым отблеском, да глазищи, как два озерца под солнцем…

– Полька! Ты где там застряла, тёлка?! Вода нужна! – это мать.

Вздёрнула коромысло на плечо и, пригибаясь под тяжестью вёдер, потопала домой, стреляя глазами направо-налево от любопытства.

Вон телушка прошла вдоль улицы, вон ребятишки играют в "вышибалы", а вон ей на встречу едет на велосипеде её одноклассник – Ромка Самсонов – первый красавец в школе, и предел мечтаний и слёз всех девчонок в их посёлке.

Он тормознул около неё, обошёл вокруг несколько раз, а потом заметил:

– Что, пашешь?

– Нет, хлеб с вареньем жую, не видишь, что ли?

Ромка улыбнулся и помчался дальше, за ним взвилось облачко пыли, рубашка на широкой спине запузырилась, а Полина так и смотрела вслед ему. Потом вздохнула и направилась дальше.

Никогда такой, как Ромка Самсонов, не обратит на неё внимания.

– Только за смертью тебя посылать! – отчитала её мать – отец днями на деляне, Аська на работе, я с малым, а от тебя помощи – ну никакой!

Поля хотела возразить, но поняла, что толку не будет – мать в последнее время как с цепи сорвалась, отчитывала Полину почём зря, упрекая в том, что та совсем не помогает по дому.

А у девчонки уже руки от работы ломило и спину, только толку не было жаловаться – мать только и ждала, когда она окончит школу и пойдёт работать в растениеводческую бригаду или на ферму – всё лишняя копейка в семью.

Они жили, как и все в конце восьмидесятых – не хватало денег, не хватало товаров в местном маленьком магазинчике, слава Богу, была какая-никакая работа.

Спасали огород да скотина, молоко и яйца продавались местным, своим же, тем, кто не располагал хозяйством. Молодёжь кто спивался, а кто устраивался на работу тут же, на ферму или на деляну, мало кому удавалось уехать в город и поступить там учиться.

Полина как раз об этом и мечтала – что уедет из родного посёлка, поступит в городе на швею, выучится и пойдёт работать там в ателье, но всё это было лишь мечтами – мать ни за что не отпустит её из дома, по её словам, нечего по городам шататься, хвостом мести, ещё, не дай Бог, в подоле принесёшь.

Поэтому по окончанию десятого класса Полину ждала или ферма, или какая-нибудь из бригад в поле.

Матери Полина не перечила – характер у той тяжёлый, если что не по её, может и по спине шнуром от чайника перетянуть, не глянет, что девка почти невеста. Отец и того чище – посмотрит своими чернущими цыганскими глазами, кулачищем огромным помашет, и всё – Полька от страха готова сквозь землю провалиться.

Интересно, в кого Полина рыжей пошла? Отец чернявый, мать светловолосая, Аська вон, старшая сестра, вся в отца, а Полинка рыжая, как солнышко… Когда спросила об этом у матери, та отмахнулась – не лезь, мол, с глупыми вопросами, в бабку ты, мою мать…

Но Полине иногда кажется, что родители совсем её не любят – Аську вон балуют иногда, она на бухгалтера выучилась в местном филиале ПТУ, теперь при поселковом совете работает, Костика, самого младшего братишку, и подавно – как-никак сын, о нём отец мечтал, а вот её, Полину, только ругают и заставляют работать.

Так казалось девчонке, и она несколько раз пыталась сказать об этом матери, но та заявила, что у неё возраст такой, глаз да глаз за ней нужен.

Полька и не поняла, при чём тут возраст вообще – если у человека есть мозги, то он в любом возрасте глупостей не наделает. Так и ответила матери, а та лишь плечами пожала, дескать, неизвестно, чего ожидать от тебя.

Обо всём этом думала Полина, пропалывая бесконечные грядки в огороде – занятие, которое она терпеть не могла. Скоро лету конец – месяц остался, там десятый класс, а там, может быть, и получится настоять на том, чтобы поехать в город учиться.

Впрочем, она даже и не надеялась, что помогут ей родители финансово, да и мать без помощи останется – взвоет. Так Полинка у неё на подхвате – а уедет она, кто будет больше половины работы по дому делать?

Одна у девчонки отрада – по вечерам она уходит в большой овраг, как местные называют "на брёвна", где собирается молодёжь со всего посёлка.

Тут зарождаются первые робкие симпатии и отношения, тут можно сразу понять по взглядам и поведению, из кого получатся пары, тут весело и интересно, много разговоров, шуток, пустой болтовни.

И конечно, туда обязательно придёт Ромка Самсонов, можно будет хоть немного полюбоваться им исподтишка.

Как же он красив, этот Ромка! Но конечно, он и внимания не обращает на неё, Полину. Где уж ей… Ромке нравится Лидочка Ильина – красивая девочка из их класса, мать и отец которой, по словам местных, "делают бизнес" – они открыли в посёлке пару магазинов и теперь балуют свою единственную дочь модными шмотками, которые Польке и не видать в ближайшем будущем.

Лидочка похожа на красивую куклу – длинные белокурые волосы, огромные голубые глаза, красивая, точёная фигурка. Как в такую не влюбиться! И конечно, под стать такой красавице только Ромка и никто больше.

А ей, Полине, отведена всего лишь роль наблюдательницы за этими зарождающимися отношениями. Ах, если бы он обратил на неё внимание! Сколько бы нерастраченной любви она могла бы подарить ему!

Полина работала на грядках до вечера, покуда не пришла Аська – старшая сестра. Аське уже двадцать и замуж она совсем не торопится.

Она нелюдима, на "брёвна" не ходит, ни с кем не дружит, – подруг у неё очень мало – и её настоящая любовь – это книги, которые она читает много и запоем. Мать и отец за Аську всегда спокойны – вот она-то уж точно не принесёт в подоле, слишком Аська скучна, да и лицо у неё всегда хмурое, неприветливое. И конечно, на таких красавчиков, как Самсонов, ей абсолютно наплевать.

– Ась – обращается Полина к сестре – можно, я твою кофточку белую надену?

– На брёвна, что ли, собралась – хмуро усмехается та.

Полька кивает.

– Возьми в шкафу.

– Прикроешь меня? Перед предками?

– Угу.

Аська хмуро смотрит на сестру, которая крутится перед зеркалом, поправляя то кофточку, то свои рыжие косы.

– Ты чё, в Самсонова втрескалась?

– С чего ты взяла?

– Да тут и слишком умным быть не надо – за ним все поселковые девки страдают. Только нафига он нужен тебе – он же легкомысленный нарцисс, только и делает, что в зеркало на себя пялится, как девка.

– Зато красивый – Полина посылает сестре воздушный поцелуй и выскальзывает из дома, незаметно, так, чтобы родители не поняли, что она сбежала на "брёвна".

В овраге уже собрался народ – молодёжи много, шутки и смех сливаются в один и тот же звук и уносятся эхом в лес.

Полина всматривается в собравшихся – ага, вон и Ромка уже тут как тут, а недалеко от него, конечно, Лидочка. Она хвастается очередной обновкой – родители купили ей в городе классную юбку с воланами из струящейся, ярко-синей ткани.

Эта юбка открывает стройные Лидочкины ноги и собравшиеся девчонки завистливо ахают и охают, щупая ткань и крутя туда-сюда довольную Лидочку.

Одна Полина не обращает внимания на новую Лидочкину юбку, она садится рядом с подружкой Викой, и они начинают болтать о том, о сём.

Лидочка Вике тоже не нравится, она считает её хвастливой стервой, и Полина с ней абсолютно согласна.

Девчонки смеются, о чём-то разговаривают, иногда в разговор к ним вклиниваются одноклассники, особенно старается Юрка – Полина знает, что давно ему нравится, но сама она к Юрке равнодушна. Худой он, нескладный, руки-ноги как тонкие жерди, словно Юрка на ходулях ходит. Руки длинные, как у шимпанзе. И нос большой – на пол-лица…

Полина не замечает, как бежит время, и вот уже и вечер проходит, пора возвращаться домой, а так не хочется уходить, хочется побыть подольше рядом с Ромкой.

Они с Викой идут в сторону посёлка, прощаются у Викиного дома, дальше Полина идёт одна. Всё-таки вечера уже прохладные, в лёгкой кофточке Полька стучит зубами. Задумавшись, она не замечает, как её нагоняет чёрная тень.

Тень осторожно протягивает руку и закрывает Полине глаза ладошкой. Девчонка ойкает, отодвигает руку незнакомца, и видит перед собой Ромку.

– Ты? Ты чего?

– Ты чё так рано с "брёвен" ушла?

– Так поздно уже.

– Можно проводить тебя?

Ромка! Сам Ромка вызвался её проводить?! Конечно, можно! Сердце Полины ликует, но она старается не показать вида, поэтому только неуверенно кивает.

– А что же Лидочка? – спрашивает она у Ромки.

– А, её этот, городской хмырь, тёти Таин племянник, провожать пошёл…Да и вообще, она какая-то… вертихвостка. С тобой гораздо приятнее общаться.

Вот повезло ей, Полинке! Так ей и надо, этой Лидочке! Теперь Поля сделает всё, чтобы Ромка больше от неё ни на шаг не отошёл, и на других девчонок не засматривался.

Ромка накидывает ей на плечи свою ветровку. Они разговаривают о разной ерунде – он рассказывает ей о том, куда будет поступать после школы – мечтает стать лётчиком, и родители обещали помочь ему в этом. Полина же в основном помалкивает – ей не хочется говорить Ромке, что ждёт её после окончания школы.

Около Полининого дома они останавливаются, и девушка чувствует, что ей совсем не хочется расставаться с парнем, ей кажется, что и Ромка испытывает тоже самое.

– А хочешь, покажу тебе одно классное место? – спрашивает он у неё, и Полина соглашается – лишь бы не расставаться сейчас с Ромкой.

Он берёт её за руку и ведёт к реке, протекающей в лесу недалеко от посёлка. Река Остринка широкая с покатыми, заросшими травой, берегами. В одном месте оборудован небольшой пляж с мягким песочком, там заводь с чистой водой, вообще, довольно глубоко, но купаться – одно удовольствие, дно чистое, песчаное.

Но Ромка ведёт её не туда – они пробираются по узкой тропинке всё глубже в лес и оказываются около огромной, раскидистой сосны. Лапы-ветки дерева уходят далеко ввысь, крепкий, толстый ствол не обхватить руками.

– Не знала, что у нас есть такие деревья – шепчет Полина Ромке.

Она оглядывается – поляна, где стоит дерево, по-своему красива, с высокой, мягкой травой, в этой траве резвятся цикады и светлячки, их волшебные огоньки появляются то тут, то там, и Полине кажется, что совершается настоящее чудо – скоро вся поляна освещается этими природными "фонариками".

– Ух, ты! – восхищённо произносит девушка.

Они с Ромкой смотрят друг на друга, смотрят долго, не моргая. Ромка притягивает её к себе, обнимает решительной рукой.

Полина чувствует его поцелуй на своих губах и неумело отвечает на него. Она сама не замечает, как Ромка стаскивает с неё кофточку, расстёгивает лифчик, и его прохладная рука ложится ей на грудь.

Она пытается оттолкнуть его, но делает это неуверенно, ей не хочется, чтобы это заканчивалось, но с другой стороны, остатки разума ещё нашёптывают ей, что это нехорошо и неправильно.

– Ром, не надо! – пытается сопротивляться она.

– Ну что ты? -говорит он, продолжая её целовать и ласкать – да ладно тебе… Разве ты меня не любишь?

Он осторожно укладывает её на расстеленную на земле под сосной ветровку.

– Люблю… – эхом отзывается она, и отбрасывает последние сомнения…

Часть 2

Полина вернулась в посёлок на рассвете, когда во дворах пропели звонко первые, самые ранние, петухи. Она дворами, боясь встретить кого-либо из поселковых, пробралась к огороду, перемахнула невысокий плетень, и незаметной тенью прошуршала к открытому окну своей комнаты.

Умело забралась на подоконник, перекинула ноги в комнату и свалилась вниз, прямо к ногам матери. В руках родительницы была гибкая хворостина, а выражение лица не предвещало ничего хорошего для девушки.

– Ты где шатаешься, блядь? – спросила мать, и больно втянула хворостиной по мягкому месту девчонки – где шатаешься? В таком-то возрасте будешь по утру домой приползать, потаскуха!

Она продолжала бить дочь, гибкая плеть так и свистела в её крепких руках, Полина только скрипела зубами от боли и молча смотрела на женщину, стараясь увернуться от ударов.

Потом не выдержала:

– Мама, хватит, ну хватит, мам!

И убежала в другую комнату, а оттуда на кухню, где за столом сидел отец, завтракая жареной на сале картошкой.

– Ты где была? – спросил он дочь, хмуро глядя на неё исподлобья своими чёрными, цыганистыми глазами.

– Мы у Вики…Фильм смотрели…И уснули – неловко соврала Полина, чувствуя, как лицо заливает краской стыда.

– Врать ты не умеешь – спокойно сказал отец, и к матери – хватит лупцевать – девка взрослая, сама себе хозяйка…

– Да ты что, Иваныч?! – удивилась мать – какая она хозяйка? Она ребёнок ещё, несмышлёныш, не ей шататься по ночам. Лучше бы мне помогла, так нет… Из молодых видать, да ранняя…

– Хватит, я сказал. Чё толку от твоих хворостин…

Он развернулся и ушёл, а мать посмотрела на Полину:

– Отцу скажи спасибо, а то я бы дурь из тебя выбила…

Все последующие дни Полька была тише воды, ниже травы – исправно помогала по дому и в огороде, водилась с братом, но… была словно не здесь, не дома, а витала где-то далеко-далеко отсюда.

Крепко в душу девчонки засел Ромка Самсонов, и не вытравить его оттуда, не выгнать… Закрывала Полина глаза, вспоминала сильные Ромкины руки и горячие губы, то и дело вставала перед глазами их единственная ночь…

Ромка за всё это время никак себя не проявил, лишь единственный раз проехал мимо её дома на своём велосипеде, увидел Полину за калиткой, махнул ей рукой приветственно, и исчез за поворотом. Девушка ничего плохого и не думала – видать, сильно занят Ромка, не может к ней приехать…

В её маленьком неопытном сердце уже вовсю загорелись мечты о будущем – они с Ромкой уедут вместе в город, она будет учиться на швею, он – на лётчика, будут вместе снимать какой-нибудь нехитрый угол у бабульки, а потом, окончив учёбу, поженятся. У них будет крепкая семья, много детей, хорошая работа и уютный дом…

Она прерывала работу и долго-долго мечтательно смотрела вдаль, что, конечно, не укрылось от Аськи. Подошла к ней в огороде:

– Пошли, поговорим…

Завела сестру в прохладный сарай, примостилась на одну из пыльных полок вдоль стены, посмотрела вопросительно:

– Ну давай, рассказывай, что там произошло у тебя?

– В смысле?

– Полька, слушай, кончай этот театр – я же вижу, что ты сама не своя. Судя по книжкам, твой диагноз – любовь.

– Ну ты известный книжный червяк – рассмеялась Полина – ишь, уже и диагноз мне поставила.

– Полька, не дури голову, говори сейчас же – что происходит, в кого ты там втрескалась?

– Ой, Аська! – Полина мечтательно зажмурила глаза – я и Ромка…

– Чтоооо? – протянула сестрица – Самсонов, что ли?

– Он самый – кивнула головой Полина и рассказала сестре о их прогулке, упустив, впрочем, то, что произошло под старой сосной.

– Да ну – не поверила Аська – чтобы Самсонов посмотрел на таких, как мы… Вряд ли. Что-то ему, значит, от тебя надо.

– Он совсем не такой – пыталась защитить любимого Полина – он просто кажется таким… напыщенным, как индюк…

– Много ты в людях понимаешь – сказала Аська – так. Сегодня идём на брёвна!

– С ума сошла! Меня мама не отпустит!

– Отпустит, не боись.

Вечером Аська подлизалась к матери лисой, знала, что та ей отказать ни в чём не может:

– Мама, я хочу вечером на брёвна пойти, ты не против?

– Ну что ты, Асенька – елейно пропела мать – нет, конечно, иди, ты и так всё дома с книжками сидишь…

– И Польку с собой возьму…

– Ну нет уж, эта гулёна опять до утра пропадёт!

– Мам, я прослежу, чтобы не пропала, а наказания в воспитательных целях хороши в меру.

Мать Аську всегда слушала, и то – девчонка постоянно в книжках, "интеллигентка", как незлобиво подтрунивала она над дочерью, втайне надеясь, что Аська "выбьется в люди", потому и на этот раз спорить не стала.

Полина долго и с видимым волнением собиралась на "брёвна", прихорашивалась, крутилась перед зеркалом, поправляя то волосы, то зелёненькую кофточку.

Наконец Аська еле-еле вытащила её из дома, и скоро сёстры уже сидели на брёвнах в окружении других девчонок.

Ромки пока не было, и Полина всё время посматривала в сторону дороги.

Вот мелькнула знакомая красная футболка, а рядом с ней… Беленькая кофточка Лидочки Ильиной. Они подошли к костру, при этом Ромка смело обнимал Лидочку за талию, всем своим видом показывая, что это его девушка, и никак иначе.

Полина посмотрела на Асю – сестра укоризненно и еле заметно покачала головой. Сердце девушки ухнуло куда-то вниз, она чуть не расплакалась, увидев, как Ромка заботливо стелет на одно из брёвен свой свитер, чтобы Лидочка могла сесть.

Не помня себя от обиды и разочарования, Полина односложно отвечала на какие-то вопросы сестры и подруг, ей хотелось только одного – уйти отсюда, чтобы никогда не видеть ни Ромку, ни Лидочку.

Но Аська крепко держала её за руку и не давала встать, поэтому Полине ничего не оставалось, как сидеть и крепиться изо всех сил, чтобы не расплакаться.

– Ася – в один из моментов обратилась к ней Лидочка – ты когда замуж собираешься выходить? Чай, не девка уже – двадцать лет тебе…

– А что, замужество – это предел твоих мечтаний? – резко парировала Аська – она всегда была остра на язык – так ты другим свои взгляды не навяливай, ладно!

– Мне-то что – пожала красивым плечиком Лидочка – так и сиди в старых девах, если тебе нравится…

Кругом раздались неуверенные смешки, все ждали, чем ответит остроязыкая Ася.

– Дура ты, Ильина – миролюбиво ответила сестра – лучше быть незамужней, чем такой тупой, как ты.

Тишина взорвалась смехом молодёжи, Аська встала и потянула за собой Полину:

– Пошли отсюда.

Пока шли до дома, Полинка не давала волю чувствам, но в комнате, устроившись на кровати, и положив голову на колени сестры, она расплакалась.

– Как же так, Ася, как он мог?

Сестра гладила её по волосам, сочувственно вздыхала, но как помочь, не знала, книжки тут уже не работали и дать совета ей не могли, а сама Аська настоящую любовь ещё не испытывала.

Заглянула в комнату мать, довольная, что пришли так рано, увидела Полину, спросила:

– А ты чё такая бледная? Чё-то случилось?

– Да у неё голова болит, мама – ответила за сестру Ася.

Та покачала головой, закрыла дверь и ушла.

– Ася, что же он наделал, ведь у нас всё было, Асенька!

– Да ты что! – удивилась сестра – ты что, вот так сразу ему отдалась, что ли?

– Да! – закричала Полина и сама себе зажала рот рукой – а ну, как родители услышат – да! – прошептала она – ведь я люблю его, Ася, люблю, понимаешь!

– Господи, какая же ты дура, Полька! Ведь нельзя так сразу, очертя голову, в омут бросаться!

– Ася, только родителям не говори, пожалуйста, мать тогда совсем меня убьёт!

– Не скажу – Ася махнула рукой – ну что ты за дурочка у меня! Что ж будет-то теперь! Что делать будешь, Полька?

– Не знаю, Ася, наверное, поговорю с ним. Не может же он так со мной поступить! Ведь он такие слова мне говорил!

– Господи, мало ли что он говорил там! Говорить можно всё, что угодно, Полька! Это же парень – он своё возьмёт и дальше пошёл. А как ты при этом останешься – ему всё равно!

На следующий день Полинка выбрала время вечером и, попросив Асю прикрыть её перед матерью, убежала на брёвна. Ей нужно было обязательно встретиться с Ромкой, чтобы поговорить и выяснить, что это было, почему он пришёл на брёвна с Лидочкой. Ведь теперь парой ему должна быть она, Полина.

Ей повезло – она поймала Ромку на тропинке, которая вела в овраг. Он был один, как всегда, красивый, стройный, одетый с иголочки. Она окликнула его:

– Рома!

Он подошёл, вопросительно глядя на девчонку.

– Чего тебе, Полина?

– Рома – осмелела она – а почему ты… ну вчера на брёвна… с Лидочкой пришёл?

– А с кем должен был? – рассмеялся Ромка – с тобой, что ли?

– Я думала, что после того, как мы… Ты и я… Разве мы не пара?

– Ревченко, ты что? – Ромка расхохотался ещё громче – какая пара?! Забудь! Я сам решаю, с кем мне ходить на брёвна, поняла!

– Но Рома, я ведь тебе самое дорогое отдала…

– Что? Да ты и впрямь дура, Полина? Решила, что этого достаточно, чтобы быть со мной рядом? Ну переспали разок – с кем не бывает. Извини, мне надо идти, меня Лида ждёт.

И пошёл мимо Польки, как ни в чём не бывало, а она осталась стоять на тропинке, провожая взглядом свою горькую любовь.

Она не помнила, как пришла домой, как рухнула в постель и забылась тревожным сном.

А на следующий день, под вечер, к ней пожаловала Лидочка Ильина, постучала в калитку, попросила мать позвать Полину.

Полина вышла, в глаза Лидочке смотреть ей не хотелось, потому она отпустила голову, как шкодливый ребёнок, и уставилась в пыльную землю.

– Поговорить бы – произнесла Лидочка – пойдём вон, к забору, что ли, а то не дай Бог, кто услышит.

Когда отошли, сказала Полине:

– Ты, Полька, за Ромкой не бегай больше. Не нужна ты ему, понимаешь, не нужна!

– С чего ты взяла? – осмелела Полина.

– Ну ты совсем уже без мозгов, Ревченко! – усмехнулась Лидочка – чтобы такой парень, как Ромка, гулял с такой, как ты! Да не будет никогда такого!

– Он говорил мне…

– Ну ты как ребёнок, Полька! Мало ли что он говорил! Он же парень, понимаешь!

– А тебе какая печаль-забота? Если так уверена в себе, зачем пришла мне говорить, чтобы я за ним не бегала?

– Да жалко мне тебя, Ревченко! – опять усмехнулась Лидочка, поправляя свой красивый сарафанчик – я ведь знаю, что вы там… под сосной…

– Что? – Полине казалось, что она сейчас потеряет сознание – это…это он тебе сказал?

– Да поспорили мы с ним! Я же видела, как ты смотришь на него, и он тоже видел. Ржали над тобой втихушку – слишком уж моська у тебя была мечтательная! Вот я и вызвала его на спор – мол, сможешь её в постель уложить или нет. Ромка сказал, что сможет, и доказательство принёс – ты, оказывается, девственница у нас…была… Он, конечно, доказательство это уничтожил… Но я ему, выходит, проспорила, и сейчас по твоей реакции вижу, что это действительно так и было. Ну и дура же ты, Ревченко!

– Я… Я люблю его – с трудом произнесла Полина – а вот тебе он разве нужен?

– Неа – Лидочка помотала головой – это мы так, с ним пару изображаем, пока школу не окончили и не поступили, а там у каждого из нас своя дорога будет. Ромка мечтает на городской жениться, так что ты ему ну точно не пара. Но знаешь, Полина, пока я с ним гуляю, я уж точно, как ты не поступлю – направо-налево себя кому попало раздаривать не стану. Кстати, это он меня попросил с тобой поговорить, сказал, прилипла ты к нему, как банный лист, и не отстаёшь…

Бледная и немая Полина, не сказав Лидочке больше ни слова, ушла в дом и легла в постель, сославшись больной. Несколько дней она пролежала так, глядя в потолок, даже есть не вставала. Иногда заглядывала мать, с тревогой смотрела в лицо дочери, но и только. Хозяйство, маленький сын, забирали у неё всё время, и заботиться о дочери ей было некогда. Только Ася пыталась растормошить сестру, развеселить, накормить её, но, видя тщетность своих усилий, бросила эти попытки.

Через месяц Полина узнала, что носит ребёнка.

Часть 3

Два месяца после того, как Полина узнала о беременности, она скрывала своё положение. Живота ещё практически не было видно и необходимость носить просторные, балахонистые вещи пока не наступила.

Она пыталась было поговорить с Ромкой, но он только презрительно сплюнул на землю и сказал:

– Откуда я знаю, что это мой ребёнок?

– Рома, но ведь ты знаешь, что я только с тобой…

– Откуда я должен это знать? Может, тебе так понравилось, что после меня через тебя рота солдат прошла? И не ходи за мной, привязалась…

Он рассмеялся и, кивнув на прощание, сел на велосипед и был таков.

Она осталась стоять, глядя ему вслед – поникшая, несчастная, не знающая, что ей теперь делать… Впору было пойти и кинуться в уже холодные воды Остринки. Кому она нужна будет со своим ребёнком…

В школе пока никто ничего не замечает, одноклассники только шушукаются, посматривая на неё – кто с интересом, кто с презрением.

Даже Юрка, которому она нравилась когда-то, теперь сторонится её, а если ловит нечаянно взгляд, то тут же опускает голову и отворачивается.

Зато оболтус и двоечник Федька Пенкин как-то раз подошёл к ней после уроков и, улыбаясь щербатым ртом, прошептал:

– Полька, пойдём сегодня, погуляем… Ты, говорят, шибко любишь с парнями мутить…

Посмотрела на его лицо, блестящее от жирных угрей, к горлу подступила привычная уже тошнота, молча развернулась и пошла.

Утром мутило – с трудом заставляла себя встать с кровати и идти в школу, приходя с занятий уже не бралась за привычные домашние дела, а валилась на кровать. Хотелось одного – спать…

Мать поймала её аккурат тогда, когда утром, перед завтраком, она почувствовала приступ тошноты, накинула сверху пуховый платок и, сославшись, что идёт в уборную, убежала за стайку.

Рвота всё подступала и подступала к горлу, Полине показалось, что она стоит на улице уже добрый час, где-то в сердце затаилась надежда: "Может, ты замёрзнешь там, у меня в животе…" И тут она почувствовала, как кто-то сильно развернул её за руку, увидела мать, та подняла руку и хлёстко ударила её по щеке, так, что девчонку отбросило к стене стайки.

– А я думаю, чё это она вся квёлая ходит! – закричала мать – а она…залетела, паскуда!

И заревела грубо, в голос, потом схватила Полину за затылок и поволокла в дом. На кухне швырнула дочь в сторону сидящего за столом отца, заплакала-запричитала:

– Отец, что делать-то будем! Беременна гадина эта, так и знала, что она нам суприз устроит, падла!

Плакала Полина, от страха заревел маленький Костя, которого разбудили крики матери, лишь только Аська смотрела на сестру сочувственным взглядом. Но что она могла поделать?

Отец стукнул огромным кулаком по столу, поднял на Полину тяжёлый взгляд:

– Кто отец?

– Ромка… Самсонов… – еле слышно произнесла Полина.

– Ой! – ойкнула мать, схватившись за сердце, опустилась на лавку у стены.

– Свадьба когда? – спросил отец.

Полина молчала, только слёзы градом стекали по щекам и падали на одежду.

– Свадьба когда?! – повысил голос родитель и опять стукнул кулаком по столу.

– Папа… – еле слышно прошептала Полька – папа, он не хочет…Не признаёт…

– Чтооо?! – глаза отца метали громы и молнии – а спать с тобой хотел?

– Отец, Иваныч! – заверещала мать – да разве ж нашего он поля ягода? Разве женится он на дуре этой?! Он ведь поманил – она побежала! – и повернулась к Полине – какой срок?

– Три месяца – чуть слышно ответила Поля.

– Да ты чем думала, дура! – страшно закричал отец – три месяца! Ты что, нам сказать не могла! Свезли бы тебя в больницу в райцентр и выскоблили бы, так чтобы и помыслить забыла о том, как с парнями по сеновалам вошкаться! Мы её тут кормим, поим, рОстим, а она нас позорит! Шлюха, шлюха подзаборная!

– Тише! – это Аська хлопнула ладонью по столу – тише! Папа, что толку от ваших криков?!

Все, даже Костик, на которого никто не обращал внимания, удивлённо замолчали.

– Асенька, дочка… – начала мать.

– Цыц! – возмущению отца не было предела – воспитал вас на свою голову! Теперь ещё и эта выступает!

– Папа! – решительно произнесла Ася – что толку, что ты и мама кричите?! Что сделано – то сделано, теперь думать надо, как из всего этого выбираться.

Мать словно пришла в себя.

– Да что тут думать! – встала, посмотрела на Полину – пошли!

– Куда, мама? – тихо спросила Поля.

– К родителям этого Самсонова.

– Нет, мамочка, нет, не надо, пожалуйста! – завопила Полина.

– Не надо?! А спать хорошо было?! Любишь кататься, люби и саночки возить!

Пришлось Полине идти за матерью.

Они пришли к богатому дому Самсоновых с красивыми, недавно отстроенными новыми воротами. Дом большой, пятистенок, сразу видно, что хозяева, живущие в нём, ни в чём не нуждаются.

Мать решительно открыла ворота и крикнула вглубь двора:

– Денисовна! Маша! Выходь на пару слов!

Скоро откуда-то раздался голос:

– Галя? Ревченко? Ты ли это?

– Да я, я! Выйди на пару слов!

Скоро во дворе показалась высокая, дородная фигура Ромкиной матери в яркой куртке и пушистых тёплых тапочках.

– Ну чё тебе? Денег занять, дак нет у нас – сами зарплату ждём.

– Да я не денег, Маша. Тут такое дело – не по-соседски это получается – Ромка ваш девку нашу обрюхатил, а теперь и дела с ней иметь не хочет!

Самсонова посмотрела на мать Полины непонимающим взглядом, словно бы и не расслышала, что та сказала, а когда наконец вникла в услышанное, то звонко рассмеялась:

– Да ты что! Ты думай, о чём говоришь! Чтобы наш Ромка, да с твоей Полькой! За ним вон какие девчата бегают, он с самой Лидочкой Ильиной дружит, и будет на твою девку смотреть! Ой, не смеши!

– Ну знаешь! -загрохотала Полькина мать – у меня дочка тоже себя не на помойке нашла. Ваш Ромка известно – всех девок в округе перебрал, а она ещё малолетка наивная, напел ей в уши про любовь – вот она и пошла за ним, как телушка…

– Да?! – ехидно улыбнулась мать Ромки – а может, это Полька твоя на него вешалась, а? И сама же его и сманила?! Ты не прикидывайся, что она у вас овца невинная – сама знаешь, чё ради мужика сделать можно. Сама-то мужа как заполучила? Так может Полька по твоим стопам идёт?!

– Ты что несёшь, охламонка?! Думаешь, деньги есть – так всё можно! Да я сына твоего в тюрьму засажу!

– Попробуй только – вмиг с работы твой муженёк вылетит и дочь твоя, Аська, тоже. Ни за что пострадают. Уж смотри, я своего добьюсь!

Женщины чуть не вцепились друг другу в волосы, но тут вдруг появился Ромка.

– Мам, что здесь… – увидел Полину с матерью, и язык проглотил. Стоит, руки в карманы, и от страха старается вид понаглее сделать.

– Сынок – мать его посмотрела на Ромку – ну-ка, скажи, было у тебя что-нибудь с Полиной?

Полина подняла свои ясные глаза и посмотрела прямо в глаза Ромке.

– Мам – начал тот неуверенно – ну было, один раз… – сердце у девчушки замерло – неужели опомнился Ромка!

– Было – продолжил он – летом ещё…Но она сама на меня вешалась…Я тогда выпил немного, ну и…

– Твой ребёнок? – строго спросила его мать.

– Ма, ну откуда я знаю. Может, после меня там ещё кто побывал…

Полина застыла от несправедливости, боли и обиды. Посмотрела на Ромку и в первый раз, никого не боясь, отчеканила, как отрезала:

– Да будь ты проклят, подонок!

Развернулась и пошла. Сверху на её опущенные плечи падал первый, неуверенный ещё, крупными хлопьями, снежок.

Бросилась за ней мать, причитая, то и дело поворачиваясь и посылая проклятия и угрозы в сторону дома Самсоновых.

Дома девушка сразу рухнула на кровать и уснула. Ни на что не было у неё сил, даже на слёзы – слишком много плакала она в последнее время. Проснулась среди ночи, долго смотрела в потолок, потом рука легла на живот.

"Никому мы с тобой не нужны" – подумала с горечью. К ребёнку она ничего не испытывала – та ненависть, в которую переросла её любовь к Ромке, стала проецироваться и на него.

Подумала немного, встала, тихо оделась и пошла из дома. На улице было темно – хоть глаз выколи, снег так и продолжал застилать землю белым покрывалом, только снежинки были уже не мягкими и приятными, а какими-то колючими и злыми.

Полина вышла за ограду, неуверенно осмотрелась, а потом пошла в сторону леса, туда, где проезжая дорога прерывалась мостом через Остринку. Дошла до реки, остановилась, оглянулась на посёлок, на глазах выступили слёзы – нет ей места теперь среди своих, заклюют, задушат, задавят насмешками и презрением… И родители не заступятся – для них она теперь не дочь, а та, кто опозорил семью…

Она остановилась ровно посредине моста, глянула вниз и сердце зашлось от страха – не успевшая замёрзнуть Остринка манила к себе тёмными, бурлящими водами. Эта чёрная вода словно звала Полину за собой, обещая покой и вечную негу. И не будет больше ничего – ни страданий, ни слёз, ни разочарований… Останется лишь равнодушная, всепоглощающая чернота…

Всхлипнув и тихонько заскулив, Полина полезла на высокое, деревянное ограждение, и только собралась перелезть через него, как вдруг чьи-то руки с силой обхватили её, сдёрнули обратно и она упала на кого-то, придавливая тяжестью своего тела.

Плача и барахтаясь, встала. Аська!

– Ты зачем меня спасла?! – закричала отчаянно и вдруг поняла, что на вторую попытку она будет уже не способна.

– А знаешь, Полина, что чувствует человек, который тонет в такой реке, как Остринка, да ещё почти зимой?

Полина неуверенно покачала головой.

– Так вот, ты упадёшь в ледяную воду и тебе покажется, что сотни, нет, тысячи тонких-тонких игл врезаются тебе в тело. Ты начнёшь кричать от боли, начнёт срабатывать инстинкт самосохранения, ты захочешь выбраться, но не сможешь, потому что из-за холодной воды у тебя стянет ноги и руки – твоё тело будет почти парализовано. Тебе станет не хватать дыхания, ты будешь задыхаться и погружаться в воду, а при попытке вздохнуть ты не сможешь этого сделать и у тебя начнут лопаться лёгкие и пойдёт отёк мозга, ты будешь отчаянно хотеть жить, но уже ничего не сможешь сделать для своего спасения.

– Ты зачем меня спасла? – уже тише спросила Полина – откуда ты знаешь, что испытывает человек, который тонет?

– Ты забыла, что ли? – улыбнулась Ася – я ведь читать люблю. Всё это пишут в книгах, сестрёнка. А спасла я тебя…

Она взяла в руки заплаканное лицо сестры, подняла её голову и внимательно посмотрела ей в глаза:

– Поля, неужели ты дашь им победить? Этому противному Самсонову и его полоумной мамашке? Ведь не станет тебя – не станет и проблемы! И они по посёлку будут ходить гоголями – вот, мол, позорная девка сама в воду кинулась, значит, вину свою чует. Поля, Поля, ты должна это воспринять, как жизненный урок и стать сильнее, назло этим мерзавцам, слышишь! Вставай! Вставай и пойдём домой!

Полина позволила Асе поднять себя и увести от реки. По дороге Ася ещё долго и много говорила ей, но Полина ничего не воспринимала, слова сестры словно уносил в сторону ветер и лёгкий снежок, который так и шёл.

– Ни я, ни мой ребёнок никому не нужны – только и сказала она.

Сестра повернула её к себе, опять внимательно посмотрела ей в лицо:

– Ты себе нужна, Полина. А теперь ещё и своему малышу.

Утром Полина слышала, как сестра о чём-то тихо и долго разговаривала с родителями на кухне, мать при этом плакала, отец скрипел зубами и периодически стучал кулаком по столу, на этот раз негромко, чтобы не разбудить Костика.

Потом Ася убежала на работу, а Полина целый день пролежала в постели, уставившись в одну точку. К вечеру в комнату заглянула мать, посмотрела на её похудевшее, заплаканное лицо, сказала несмело:

– Может, поешь? Я там пирожков испекла…

И села рядом.

– Поля… Ты же понимаешь – мы не сможем ещё один рот содержать… Времена вон трудные пошли… Костька у нас… Тебе учиться надо…Самсонов ясно дал понять, что замуж не возьмёт тебя, а если шум поднимем – сживут со свету и отца, и Аську… На что жить потом…

– Что ты предлагаешь, мама? – с трудом ворочая языком, спросила Полина – аборт поздно уже делать…

– Поля… Может, уехать тебе?

– Куда, мама, и на что?

– В город уедешь, учиться – воодушевилась мать – я деньгами помогу. Переживём это время. Люди посудачат и забудут… А там, захочешь вернуться – возвращайся и здесь работай… Захочешь в городе остаться – оставайся… Образование получишь, жить по-человечески станешь. Только у меня условие… Я помогу, если ребёнка в роддоме оставишь. Напиши отказную, дочь…Ни к чему нам этот ребёнок, постоянно он тебе будет Самсонова этого напоминать, постоянно о позоре своём и нашем, ты помнить будешь…

Глаза Полины наполнились слезами.

– Мама – прошептала она – а ты бы смогла своё родное дитя оставить в роддоме?

– Ну, смотри – мать встала – но с ребёнком домой, уж ты нас прости, не вертайся – не сможем ни отец, ни я его принять…

– Я подумаю, мама…

– Хорошо. Только Асеньке не говори про наш разговор – она меня сегодня два часа убедить пыталась, что нельзя дитя не убивать, не отказываться от него…

Полина кивнула и отвернулась к стенке.

Подумала про себя – ну какая она мать, в действительности… Может, и права мама с отцом…

Ночью приснился ей малыш – пухленький, розовый, с толстыми ножками и ручками, с ямочками на щеках и торчащими непокорными волосиками.

Он звал её звонко: "Мама!" и тянул к ней свои ручонки, а потом заливисто смеялся. Только вот его образ уходил от Полины всё дальше и дальше, всё тише и тише слышала она его голос-колокольчик: "Мама!", и в конце концов, образ малыша совершенно пропал.

Утром она проснулась с ощущением того, что очень хочет подержать на руках этого малыша, понянчить его, покачать… Она была уверена, что со временем все привыкнут к её ребёнку, и может быть, даже Самсоновы-старшие примут внука…

Через несколько дней она заставила себя встать и пойти в магазин. Отец был на деляне, мать с Костиком дома, Костя орал и не слезал с рук, вот она и попросила Польку сходить.

В магазине около прилавка, как всегда, собрались самые отчаянные сплетницы посёлка. Купив, что ей нужно, Полина вышла из магазина и тут же, молчавшие при ней женщины, стали вовсю обсуждать её. Они думали, что Полина уже ушла, но девушка стояла за тонкой дверью и всё слышала:

– Ну и проститутка выросла у Ревченко! А ещё ходит, нос задрав!

– Я бы после такого вообще из дома не вышла!

– Гулящая девка, как есть, гулящая!

– Видать, с матки пример берёт, у той-то тоже так себе репутация!

– Да ты что?

– Так оно и есть…

– Ну, знамо дело – от осинки не родятся апельсинки…

– И то…

– И не говори, сватья…

– Ох, и дура! Так ещё говорят, что неизвестно от кого дитя-то!

– Да ты что!

– Да-да, её, говорят, весь посёлок на Остринке того…валял…

– Ой, Божечки… Вот от кого сыновей-то беречь надо…

Услышав всё это, Поля медленно опустилась по двери…Нет, так и будет за ней следовать нога в ногу эта репутация… Так и будет преследовать её и её ребёнка, потом и ему так будут говорить – гулящая, мол, твоя мать…

В последний месяц весны родила Полина в райцентре мальчика – худенького, но здоровенького. Когда поднесли ей сына – отвернулась к стене, смотреть не захотела, а через несколько дней вернулась в посёлок.

Одна…

Часть 4

Полина открыла калитку и вошла во двор. Отсутствовала она совсем недолго, но ей казалось, что она не была дома целую вечность.

Проходящие мимо соседи останавливались и смотрели, как она вошла и оставила калитку приоткрытой, желая потом в очередной раз помусолить языки, они не спешили идти дальше, а чуть останавливались и прислушивались.

На крыльцо вышла мать, кутаясь в старенькую, местами прорванную шаль. Полина ожидала, что она сейчас обрадуется ей, обнимет, или хотя бы поздоровается и посочувствует, ведь она, Полина, сделала всё, что хотели родители.

Но мать смотрела на неё чужим, отстранённым взглядом, в котором читались неприязнь и презрение.

– Чего явилась? – кинула она с крыльца, и Поля остановилась, как оглушённая. Она поняла, что в этом доме ей теперь не рады. Совсем не рады – опозорила нас с отцом, Аську, Костю, и как ни в чём не бывало, явилась домой, шлюха!

– Мама… – начала Полина – я сделала всё, что ты и папа велели… Как же… Ведь ты говорила, что поможешь мне уехать отсюда… Если я…

– А ты заслужила, чтобы тебе помогли? Меньше надо было ноги раздвигать перед мужиками! А теперь помощи ждёшь? Не будет тебе от нас с отцом подмоги и не думай! Убирайся вон, позорница!

– Мама, да ты что?! Куда я пойду? У меня ни копейки денег, я не ела со вчерашнего дня!

– Мы с отцом своё дело сделали – вырастили тебя, теперь ты взрослая, так что дальше сама иди, своим путём, на нас не надейся! Здесь, в посёлке, житья тебе всё равно не дадут, так что уезжай или уходи, но нам с отцом на глаза не показывайся.

Полина поняла, что спорить с матерью бесполезно. Она медленно развернулась и побрела прочь от дома, который когда-то был ей родным. Теперь дорога в отчий дом для неё была закрыта.

Она шла, не разбирая дороги, не зная, что будет делать теперь, куда пойдёт… Любимый человек предал, родители от неё отказались, ребёнка она оставила в роддоме, в посёлке её презирают, и весь белый свет словно ополчился против неё.

За спиной раздались быстрые шаги, кто-то взял её под локоть. Аська.

– Поля, где твой ребёнок? – спросила она.

– В роддоме оставила – ответила Полина – как я его растить буду, Ася. На что?

– Ох и дура же ты, Полька! – возмутилась сестра.

– Мать обещала с деньгами помочь, если я отдам ребёнка. Сказала, что даст мне денег, чтобы я могла уехать.

– Ты что, маму не знаешь, что ли? Как можно было поверить ей? Ох, Полина, ну как можно было родное дитя оставить?! Ладно, ты сейчас иди на остановку, через час будет автобус в город, я соберу твои вещи и принесу, и денег, сколько смогу, на первое время тебе…

Полина послушно кивнула и отправилась к остановке. Какая разница, что делать теперь – всё, как на автомате…

Через сорок минут появилась запыхавшаяся Ася с большим чемоданом в руках. Опустилась на скамейку рядом с сестрой, поставила перед ней чемодан:

– Вот, тут все твои вещи, там же перекусить и молоко в бутылке – она сунула ей в руку бумажку – это адрес бабушки, папиной мамы, она в городе живёт.

– Почему я о ней никогда не слышала? – в Полине впервые за всё это время проснулся интерес хоть к чему-то.

– У неё с родителями что-то получилось там… не знаю… Попробуй к ней на постой пристроиться. Она, насколько я помню, очень строгая, но думаю, не откажется тебя принять. Вот деньги тебе – сколько могу, ты же знаешь, я родителям всё отдаю, себе так, на шмотьё оставляю. Но в этом месяце обойдусь без обнов – она улыбнулась, сверкнув белыми зубами – и пиши мне, ладно… Как устроишься в городе, сразу напиши, хорошо!

Полина обняла Асю:

– Спасибо тебе, не знаю, чтобы я делала без тебя…

– Пиши лучше на адрес работы, чтобы предки не увидели, что мы общаемся. Отец очень зол на тебя, запретил и мне, и матери к тебе даже приближаться. Но скорее всего, с их стороны это не из-за твоего проступка – просто хороший повод избавиться от лишнего рта, уж прости…

Ася вместе с сестрой дождалась автобуса, посадила её и махала ей рукой, покуда автобус не исчез из вида.

Вот и всё… Полина не знала, что ждёт её впереди, да было уже всё равно на себя и на свою судьбу.

Дорога до города была просто ужасной – одни колдобины, повороты, рытвины. Автобус шёл медленно, пассажиров качало туда-сюда, трясло так, что у Полины тошнота подступала к горлу. Ехать до города нужно было четыре часа.

Девушка пыталась заснуть, и ей это удавалось, но это был, скорее, не сон, а какое-то забытье. В этом состоянии она опять видела своего малыша, тянущего к ней ручки, потом родителей, и всё время спрашивала у них: "За что так жестоко?", но отец смотрел на неё сурово, собрав в нитку и без того тонкие губы, а мать – с отвращением, словно она, Полина, и не её дочь вовсе, а какое-то мерзкое существо.

Серый город тоже встретил девушку хмурой и неприветливой погодой. Автобус высадил пассажиров на вокзале и уехал по своим делам.

Вокруг сновали неприветливые, равнодушные люди с серыми, усталыми лицами, вдалеке от высоких труб поднимался чёрный дым, ездили машины. Никто не обращал внимания на Полину. Ей удалось остановить двух молоденьких девушек, она показала им бумажку с адресом, а они объяснили ей, как доехать до указанной улицы.

Полина долго искала бабушкин дом, а когда нашла – удивилась, она думала, что увидит какую-то старенькую постройку и шатающийся забор, но дом был добротный и ухоженный, большой, с красивым садиком перед окнами. В садике росли рябина, вишня, кусты сирени, черёмуха.

Полина неуверенно постучала в металлические ворота, но потом увидела кнопку звонка и, помешкав, нажала.

Некоторое время слышалось только рычание собаки, но вот раздались энергичные шаги, зычный женский голос крикнул: "Полкан, фу!", ворота открылись и на Полину уставилась женщина, так не похожая на тех "бабушек", которых знала девушка по посёлку.

У неё была модная "химия" на голове, яркое домашнее платье и тапочки на меху. В руке она держала сигарету в длинном тонком мундштуке.

– Ты кто? – с интересом, и в тоже время удивлённо, спросила она вместо приветствия.

– Здравствуйте – пробормотала Полина – простите, вы Серафима Трофимовна?

– Ну, я – усмехнувшись, ответила женщина.

– А я… Я.… ваша внучка, Полина, дочь сына вашего.

– Внууучка – протянула женщина – а ты чего нарисовалась-то?

– Я.. мне…

– Ладно, не бубни, нормально разговаривать что ли не умеешь – миролюбиво произнесла женщина и посмотрела на её огромный чемодан – входи давай, дома разберёмся.

Дом внутри был уютный, с такой мебелью, которую Полина никогда не видела у них в посёлке.

– Проходи, располагайся… Ты надолго? Как поживает мой недотёпа сын? А его непутёвая жена, твоя мать?

Она засыпала девушку вопросами, на которые та не успевала отвечать. Когда Серафима Трофимовна наконец остановилась, Полина осмелела, достала из чемодана огромную булку деревенского хлеба, бутылку молока, пирожки, положила всё это на стол.

– Это гостинцы – произнесла она – и масло вот своё, натуральное, вкусное. Вы простите, я вас надолго не стесню, мне бы только на работу устроиться.

Женщина быстро вскипятила чайник, усадила Полину за стол, выставила пирог, конфеты, колбасу, сыр, при этом не переставая болтать:

– Да какая тут работа! Что-то тяжело с работой-то стало. Разве на рынок куда, продавцом. Аттестат-то есть у тебя?

Полина не вытерпела и разрыдалась перед этой незнакомой женщиной. Та же в свою очередь спокойно накапала ей валерьянки, заставила выпить, потом, когда девушка немного успокоилась, потребовала:

– Рассказывай давай.

И Полина выложила ей всё, что случилось с ней за последнее время. Серафима Трофимовна охала и ахала, а под конец, усмехнувшись и стукнув ладошкой по столу, сказала:

– Ну, Галька, ну стерва! Родную дочь с дома погнать! И этот – сынок мой, ну тряпка же – во всём ей всегда потакал! Серьёзный, строгий, а бабе в рот смотрит! Говорила я ему – нечего прощать эту… Нет же – "у нас семья, у нас семья" – передразнила она отца.

Женщина всё возмущалась и возмущалась, потом сказала:

– Да ты ешь-то, как птичка совсем! Аппетита нет? Какой уж тут после такого аппетит! А с сыном что делать будешь?

– Не знаю – честно сказала Полина – он мне… Ромку напоминает…

– Понятно – сникла бабушка – ненавидишь, значит, ни в чём неповинное дитя… Ладно, тебя после такого трудно осудить. Оставайся, постелю тебе вот, в комнате. Там сыровато правда, но включишь обогреватель, будет тепло. Воды на печке нагреешь, если надо умыться. А с работой… Ну решишь позже, может, я смогу чем подсобить. Что? Сестра аттестат должна выслать. Девять классов? Надо тебе в вечернюю школу пойти, или в ПТУ, учиться. Говорила я этому оболтусу – учись, так он спорил со мной, зачем мне, мол, это, я в деревне жить останусь. Дурачок…

– Бабушка – Полина достала из кармана деньги – у меня деньги есть, я тебе их отдам, как будто оплату за постой…

– Да убери! – возмутилась женщина – я, слава Богу, не голодую, даже могу лишка себе позволить иногда – она подмигнула Полине – лучше одежду нормальную себе купи, ты ж молодая, красивая, родители что – и одеть тебя не могли, ходишь, в чём попало…

– Мне Ася, старшая сестра, давала свои вещи иногда…

– А, Аська, помню-помню. Любимица она их…

Полина ещё долго слушала монолог Серафимы Трофимовны про своих родителей, и думала о том, что же между ними произошло такого. Но спросить не решалась, пока было неудобно. После утомительной поездки на автобусе хотелось одного: вытянуться на постели и уснуть – надолго, а лучше навсегда, чтобы больше никогда не просыпаться.

Утром её разбудило пение птиц за окном. На душе было впервые как-то спокойно и тепло. Обогреватель она на ночь не включала, и в комнате было немного прохладно. Встала на холодные половицы голыми ногами, потянулась всем телом, подошла к большому зеркалу на стене.

Отражение показало ей маленькую хрупкую девчонку с длинными рыжими волосами с медным отливом и огромными зелёными глазами. Яркие конопушки на носике и щеках делали её внешность совсем детской. Коснулась своих губ – помнят они ещё безумные поцелуи Ромки!

Ах, Ромка, как же я ненавижу тебя!

Прошла в кухню, налила в умывальник холодной воды, с удовольствием плескала воду в лицо, фыркая и наслаждаясь.

На кухонном столе записка: "Полина, хозяйничай, я на работу ушла. Приду часа в три. Серафима Трофимовна".

Полина немного поела – аппетита по-прежнему не было, вымыла посуду, перемыла полы во всём доме, быстро приготовила обед и пошла посмотреть бабушкин огород, который простирался за домом.

В огороде было несколько грядок, но было видно, что хозяйка ничего садить не собиралась – земля была лежалая и не перекопанная, повсюду торчала трава. Кусты малины и крыжовника были неухоженными, смородина тоже росла сама по себе.

Девушка посмотрела на всё это, и решительно взялась за работу. Тут, в огороде, и застала её бабушка, всплеснула руками:

– Полька, тебе что, делать нечего! Здоровье побереги! Ты родила недавно, а батрачишь, как добрый мужик!

Полина откинула косу за спину, отдуваясь, спросила:

– Бабушка, у тебя семена есть? Так я посажу давай зелени какой-нибудь, чего грядкам пустовать.

– Пойдём обедать – миролюбиво сказала Серафима Трофимовна – я вижу, девка ты рукастая – и убралась, и наготовила.

Полина переоделась в сенках, они сели с Серафимой Трофимовной за стол, и та сказала:

– Поля, у нас на автобазу уборщица требуется, пойдёшь?

У Полины засверкали глаза, и она чуть не запрыгала от радости. Да она готова взяться за любую работу, лишь бы забыть всё, что произошло с ней в последнее время.

– Конечно! – произнесла она – спасибо, бабушка!

– Я начальнику говорила уже по поводу тебя, так что завтра вместе пойдём. Только прошу тебя, не называй меня на людях бабушкой, ладно.

– Хорошо, не буду.

После обеда Полина села писать письмо Аське, с восторгом расписывая Серафиму Трофимовну, её дом и сад. Спросила у бабушки, где почта, и пошла отправлять письмо.

До вечера они просто отдыхали – Серафима Трофимовна что-то вышивала в своей комнате, а Полина просто лежала на кровати – ей не хотелось ни о чём думать. Вот завтра бабушка обещала ей достать семена, тогда она займётся огородом, и может быть, её горькое горе отступит, и она и думать забудет о Ромке и его предательстве.

За ужином, когда они с бабушкой ели ароматный, сваренный Полиной, борщ, она спросила у неё:

– Бабушка, а почему ты к нам не приезжала? Ты с родителями в ссоре?

Серафима Трофимовна долго молчала, и Полина уже было пожалела, что спросила её об этом. Потому сказала ей:

– Прости. Я зря спросила, да?

– Да нет, Полька. Нет здесь никакой тайны особой. Права ты – я перестала к сыну ездить, потому что мы крупно поссорились с ним из-за твоей матери.

Полина молчала, она не хотела больше сама задавать вопросы, надеясь, что бабушка продолжит рассказ.

– Это случилось сразу после твоего рождения. Сын мой – не родной тебе отец, Полина.

Часть 5

– Как это – не родной? – застыла Полина – бабуш…Серафима Трофимовна, что вы говорите?

Женщина покачала головой:

– Жалко мне тебя, детка… Видимо, по этой причине ты Гале шибко-то и не нужна, да и сыну моему, скорее всего…

– Да что произошло-то у них, бабушка? И почему я не родная отцу?

– Потому что мамка твоя ему изменила. Она когда-то влюблена была, в одного деревенского, ещё до того, как с моим сыном стала жить. Сильно влюблена… А он в город уехал, а оттуда с невестой вернулся – родителей познакомить. Уж Галка страдала, так страдала! Чуть невесте этой космы не выдернула. А он ей, любимый-то её, так и сказал, мол, я тебе никогда ничего не обещал… Тут она и припухла, замуж за моего-то дурака вышла и Аську быстренько родила. Этот её Захар в городе развернулся, дела в гору пошли – на хорошей должности сидел. А потом у него жена умерла…

Полина ладошкой рот прикрыла – вот это события! Почему никто никогда ей об этом не рассказывал?

– Он из города приехал к родителям, раны, мол, зализать, отдохнуть… А тут, значит, ему Галка под руку подвернулась. Которая по-прежнему по нему сохла… Ну вот у них снова и завертелось-закрутилось… Она-то надеялась, что он в город её заберёт, вместе с Аськой, да и ушла опять от сына моего, только этот Захар фигу ей показал, да и уехал. А через девять месяцев ты родилась…

– Бабушка, почему мне никто об этом не рассказывал?

– Да кто его знает, детка… Зачем? Легче тебе что ли, будет от этого?

– Я бы отца нашла – упрямо сказала Полина.

– Да не нужна ты ему! – вскрикнула бабушка – Галка надеялась его тобой удержать, ныла перед отъездом: "Ребёночка жду!", так и это не помогло… Вот она после этого к моему дураку опять и пошла на поклон. А тот и уши развесил, принял её обратно. Люблю, говорит, её, мамка, сил нет… Уж сколько я с ним ругалась из-за этой прошмандовки – ничего не помогло, как приворожённый за ней бегает… Плюнула я на них, стыдить её бесполезно, она своё орёт – не лезь, мол, в нашу семью, да и уехала в город, вот и живу здесь… Всё его, дурака, вспоминаю. Сведёт она его в могилу когда-нибудь. Если тем более уже и пацана родила…

– Бабушка – прошептала Полина – так если я не родная тебе, что ж ты меня… приветила?

– Да потому что ненужная ты им никому! Мать, смотрю, не любит тебя из-за того, что этот хахаль её в город не забрал, не смогла она его тобой удержать, мой оболтус в тебе соперника своего видит… И что это за родители? Дитя своё из дома погнали! Где это видано! Жалко мне тебя – пропадёшь ведь! А так, глядишь, может научишься чему, да в люди выбьешься…Тем более, девка ты не изнеженная, неисповаженная, глядишь, толк из тебя выйдет…

– Спасибо, бабушка – прошептала Полина – скажи, а родители моего…ну, настоящего отца, в посёлке живут?

– Да умерли они уже давно, Полюшка.

Она ушла в комнату после ужина и лежала, бездумно глядя в потолок. Вот, значит, как выходит – даже родной матери она не нужна. Зато неродной бабушке приглянулась, та вот даже помочь ей решила… И Аська… Тоже родной человечек, хотя отцы у них разные…

Видимо, действительно, мать не любит её именно потому, что она напоминает ей её любовь, которая предавала её ни один раз… А отец… Конечно, зачем он будет любить её, она ведь ему не родная.

Долго лежала Полина и думала, никак не шёл к ней сон, только под утро удалось немного заснуть. А вскоре Серафима Трофимовна разбудила её – пора было идти на работу.

Здание, которое она должна была убирать, было не таким и большим – всего два этажа с кабинетами. На первом этаже сидели диспетчеры, на втором находился отдел кадров и бухгалтерия.

Работала Полина споро – да ей было и не привыкать, работать она привыкла много, дома мать не терпела, если кто без дела сидел. А тут, надо же, никто не погоняет, никто над душой не стоит, три раза в день – утром, в обед и вечером нужно мыть оба этажа, поливать цветы в коридорах, вытирать пыль.

Девушка быстро работу завершала и шла протирать окна в коридоре, выбивать коврики при входе.

Женщины из бухгалтерии дивились – ох, и рукастая девчонка! Нахваливали её Серафиме Трофимовне, а та только кивала, улыбаясь. Полина же ещё и дома успевала работать – как и обещала, бабушка ей семян принесла, высадила она зелень на грядках, да так, разной мелочи, цветы посадила, стал огородик на огород похож.

Зарплату Полина получала небольшую, а когда получила самую первую – пошла на рынок, накупила продуктов и принесла домой. К вечернему чаю пирог сладкий состряпала – Серафиму Трофимовну порадовать. Та только руками всплеснула:

– Ты зачем потратилась, Поля? Да ещё на рынке – там всё втридорога! Лучше бы себе что-то купила…

И Полина пообещала, что со следующей зарплаты обязательно купит себе какую-нибудь обновку…

На автобазе было много водителей – и молодых, и в возрасте. Полина мужчин дичилась, только бросала тихое: "Здравствуйте" и всё. Даже глаза иной раз поднять боялась – свежа ещё была рана, оставленная Ромкиным поступком, не хотела она больше знаться с противоположным полом.

Другие девчонки, кто на базе дворником работал, или в столовой, или в кассе, с удовольствием с молодыми водителями общались – глазки строили, болтали, да хихикали, одна Полина – брови сдвинет, лицо серьёзное сделает и делом занимается.

Часто ей коллеги выговаривали:

– Полька, ну чё ты нелюдимая такая? Видно же вон, как на тебя Андрей Асеев смотрит! Нравишься ты ему, значит. Парень он нормальный – не женатик, работает, серьёзный, чего ещё надо?

Полина только отмалчивалась. Она знала, что Андрей нравится Кате – яркой, полноватой девушке-поварихе. Она видела, как в столовой Катя смотрит на Андрея, старается положить ему в суп кусочки мяса побольше и повкуснее, налить подливы погуще, и всё время заглядывает ему в глаза.

Однажды вечером, когда Полина задержалась на работе – она мыла раздевалку в тот день, он подошёл к ней и, смущаясь и краснея, спросил:

– Полина, можно тебя проводить?

Она дёрнула плечом и не слишком приветливо ответила:

– Да я недалеко живу…

Он развернулся и пошёл, словно бы обидевшись, а ей вдруг стало смешно почему-то. Догнала его:

– Ладно, пойдём, проводишь, чего уж там…

Они шли и болтали о чём-то совершенно легкомысленном, смеялись над шутками, Андрей умел много и интересно рассказывать о своей водительской жизни. В первый раз после всего случившегося Полина перестала чувствовать себя скованной с парнями.

Он был совсем не похож на Ромку – в нём не было его наглости и самоуверенности, он был простой и какой-то словно бы хорошо знакомый. Она не позволила тогда проводить себя прямо до ворот – остановилась на перекрёстке, кивнула ему и сказала:

– Ладно, мне пора. Серафима Трофимовна будет переживать…

– Полина – Андрей осмелел и взял её за руку – ты мне нравишься очень… Может, мы как-нибудь погуляем в выходной?

Она немного помолчала, потом произнесла:

– Андрей, я… Я не знаю… Я не могу пока, не готова…

– Я понял – он улыбнулся – но я терпеливый, подожду, когда ты будешь готова к тому, чтобы начать отношения.

Полина почувствовала, как вспыхнули щёки, попрощалась с ним скомкано и ушла домой.

Дома Серафима Трофимовна посмотрела на неё подозрительно:

– Что-то ты вся светишься, как ёлка новогодняя… И щёки вон горят, уж не затемпературила ли?

Она приложила ладонь к её лбу.

– Вроде нет, всё нормально – пробормотала про себя.

– Да нет, ба, на улице душно просто…

И поспешила уйти в комнату, даже ужинать не стала. Глянула в зеркало – господи, ну что она за наивное создание! Опять верит словам парня, мало ей урока с Ромкой! Вон, щёки горят, губы сами собой в улыбку растягиваются – и чего она так рассиропилась?! Дура-дурой!

Ругала себя последними словами, а у самой мысли в голове – а может и не кончилась ещё её жизнь? Может, есть впереди и радость, и счастье, и любовь? Только заслужила ли она это? И со вздохом разочарования мысли в голове – нет, ещё не заслужила…

На следующий день на работе нет-нет, да и ловила на себе взгляды Андрея – он смотрел выжидающе и словно звал подойти, но она сдержалась – не нужно ей этого пока. В обед, встав на раздаче за её спиной, прошептал на ухо:

– Я терпеливый и всё равно буду ждать тебя.

Улыбнулась еле заметно, при этом перехватив Катин взгляд – она смотрела на Полину как-то со злостью и завистью. "Да уж – подумала про себя – видимо, она действительно к нему неровно дышит". Пообедала быстро и отправилась работать, хотя уже весь участок свой в порядок привела.

Но появилась у неё мысль – прямо посреди территории автобазы находилась большая круглая клумба. Видно было, что клумба эта давно не знала человеческих рук – была она неухоженной, заросла травой, кирпичи, ограждающие её, глубоко вошли в землю.

Полина клумбу быстро вскопала, попросив у ребят-водителей лопату, земли свежей навезла на тачке – обнаружила настоящий чернозём за территорией автобазы, всю траву выбросила, кирпичи вдавленные достала и хорошенько ту клумбу ими оградила, так что острые кончики кирпичиков торчали наверх в виде резного узора.

Саженцы цветов она дома взяла – выросли они из тех семян, что Серафима Трофимовна для неё раздобыла.

– Ох, и лёгкая у тебя рука, Полька! – восхищалась тогда бабушка, а Полина от гордости аж порозовела – я так не огородница совсем…

И вот красивые, небольшие саженцы цветочков украшают клумбочку, и даже как-то на сердце теплее. Когда работу свою заканчивала, вышли и ребята водители из гаражей, и из столовой женщины показались, и отдел кадров тут как тут…

Стоят, любуются, у всех улыбки на лицах – словно эти хрупкие растеньица, посаженные Полькиными руками, принесли свет в их закостенелые на работе души…

Вышел даже сам начальник автобазы – невысокий, лысый мужичонка в строгом костюме. Показал толстеньким пальцем на грядку:

– Ревченко, твоя работа?

Она кивнула и смутилась – а ну как заругает за своеволие!

А он:

– Молодец! Вот все бы так к работе относились!

Покосился на "всех" своими цепкими глазами и ушёл в кабинет – руки за спину…

Вслед ему смешки понеслись. Постояли все, посмотрели, похвалили Полину и разошлись по своим делам. Но стало казаться девушке, что вроде как на автобазе даже воздух чище стал…

И так радостно было от ощущения того, что она это сделала – теперь на работе во дворе красиво, водители аккуратно грядку объезжают, Полине осторожно сигналят и голову склоняют в знак приветствия, если встретят.

Оттаяло у неё сердце – научилась людям в ответ улыбаться. Стала потихоньку общаться с девчонками-коллегами, но дальше дома сильно выходить не спешила, хотя подружки и на дискотеку её с собой звали, и просто в парке погулять в выходной. Побаивалась ещё Полина близко кого-то к себе подпускать.

Получив следующую зарплату, Полина попросила Серафиму Трофимовну отвести её куда-нибудь, где она сможет купить себе что-то – всё-таки бабушка лучше неё знала город, и могла что-то посоветовать.

В выходной они отправились на вещевой рынок, где среди множества одинаково серых вещей одного фасона и вида, Полина смогла отыскать себе чудные цветастые брючки-бананы на лето и тонкую, вязаную крючком, белую кофточку.

Примерив наряды, повернулась к бабушке. Та зацокала языком:

– Ну, Полька! Ты прямо, как я в молодости! Ну справная девка, ничего не скажешь!

После покупки они с Серафимой Трофимовной зашли в кафе-мороженое, где в запотевших вазочках подавали и шоколадное, и ванильное, и сливочное лакомство. А ещё они заказали по молочному коктейлю в высоких стаканах.

– Ну! – бабушка подняла свой стакан – за обновки! За нас, красивых!

Они с удовольствием выпили коктейли, съели мороженое и отправились домой.

А дома устроились в большой комнате перед телевизором и болтали обо всём подряд. Потом бабушка попросила Полину ещё раз примерить вещи и, глядя на неё, сказала:

– Я всё-таки надеюсь, что когда-нибудь, Поля, у тебя найдутся силы для того, чтобы вернуть сына…

– Я не знаю, ба… – грустно ответила девушка – сейчас совсем не хочу об этом думать. И ненавижу этого Ромку! Ненавижу! Хочу, чтобы ему было также плохо, как мне!

– Ненависть съест тебя, девочка. Отпусти ты это, ради Бога, иначе спокойно жить не сможешь…

На следующий день девчонки на работе с удовольствием рассматривали её обновки, спрашивали, где купила и за какую цену, трогали материал…

А в сердце у Полины была какая-то щемящая пустота… Ей очень хотелось увидеть Андрея, но его сегодня целый день не было на базе, он приехал только к вечеру, какой-то весь расстроенный и чем-то озабоченный. Или показалось ей?

Спрыгнул со ступеньки своего грузовика, с кем-то резко поговорил из водителей и ушёл в гараж, не кинув даже взгляда на девушку.

Она же весь день вспоминала его шёпот: "Я терпеливый и всё равно буду ждать тебя", а потом подумала, что может быть, стоит попробовать… В этот раз она не будет так неосмотрительно бросаться в омут головой…

Вечером она задержалась специально на работе – якобы что-то не успела доделать, видела, что Андрей тоже ещё не ушёл, переоделась и пошла в гараж.

Дойдя до его машины, услышала тихий разговор – Андрей был не один. Остановилась, услышав голос Кати.

– Андрюш, может, пойдём сегодня ко мне? У меня родители уехали на три дня на дачу.

– Серьёзно? И что же ты можешь мне предложить? – с усмешкой спросил парень.

– Ну, для начала душ и вкусный ужин, а там посмотрим…

– Что же… Грех отказываться от такого предложения, тем более, когда оно поступает от такой красивой девушки…

"Дура!" – подумала Полина, развернулась, и тихо вышла из гаража.

Часть 6

Всю дорогу Полина думала, что она самая настоящая идиотка – захотела попробовать ещё раз начать отношения с парнем, но ничего не вышло. Неужели она так и будет продолжать доверять всем подряд?

Урок, который преподнёс ей Роман, должен был навсегда отбить у неё охоту начинать хоть какие-то отношения, но нет – она снова поверила и снова разочаровалась. Ну действительно, ведь не везёт ей совершенно – зачем пытаться?!

Серафима Трофимовна поливала огород. Полина подошла и осторожно обняла её, словно боясь, что та оттолкнёт её или отодвинет от себя. Ей было так одиноко и печально, словно она была совершенно одна в этом мире.

– Чё-то ты поздно сёдня? – женщина затихла от этой осторожной и неловкой ласки – случилось что?

– Да нет, ба – грустно сказала Полина – так… Страшно что-то и как-то горько…

– Твои-то – Серафима Трофимовна кивнула на грядки – колосятся вон… Ох, и руки у тебя, Полька, золотые. Всё в твоих руках живёт и расцветает…

– Спасибо, ба – улыбнулась девушка.

– Пойдём домой. Я там плюшек настряпала к чаю. Заодно расскажешь, что случилось у тебя, вижу же – не всё в порядке…

Дома, после того, как Полина поделилась с бабушкой своими планами насчёт Андрея и своим очередным разочарованием, та долго думала, потом обняла её, и заговорила, горячо, стараясь убедить:

– Полюшка! Девочка моя! Не о том тебе думать надо, детка! Ну какие отношения?! Ты так ещё молода, и вон сколько горя хапнула из-за этих отношений, девочка! Не об отношениях тебе сейчас заботиться надо, а о жизни своей. Учиться тебе надо и сына из детдома забрать, Полюшка…

– Ба – в глазах Полины появились слёзы – я ненавижу этого ребёнка и не знаю, как мне его полюбить, что сделать для этого! Это ребёнок Ромки, и я не хочу видеть его и забирать его не хочу, понимаешь?! Хоть ты не мучай меня, ба!

– Поля, Поля, ты же потом век себе не простишь! Неужели спит твоё материнское сердце? Как же так? Девять месяцев вынашивать, тошнотой мучиться, слышать, как он шевелится внутри, чувствовать стук маленького сердечка, а потом говорить, что ненавидишь?!

– Бабушка, не надо! Если помочь мне хочешь, не заводи пока разговор об этом – не готова я сейчас ребёнка забрать!

Серафима Трофимовна обняла Полину и прижала к себе, чувствуя, как горячие слёзы заливают её домашнюю блузку. Как помочь девочке этой, почти ребёнку и уже матери – она не знала. Как переубедить её забрать сына, любить его и воспитывать? Разве можно это насильно сделать? Ох, и доля у девчонки! А всё эта Галька, мать её – если бы она так не пренебрегала своей дочерью, возможно, с Полиной и не произошло бы такого…

От бессилия что-либо сделать и жалости к Полине Серафима Трофимовна не спала всю ночь, а утром встала с головной болью и давлением. Выпила прописанные доктором таблетки, без аппетита позавтракала, и они вместе с Полиной отправились на работу.

Полина убиралась на втором этаже, когда к ней подошёл Андрей. Остановился, глядя на то, как она усердно натирает полы, исподлобья наблюдая за её худенькой фигуркой и плавно двигающимися руками, потом сказал:

– Что же ты не здороваешься, Поля?

– Привет, если хочешь – равнодушно ответила она, продолжая делать свою работу.

– Поль, послушай, ну сколько можно… Я… Ты мне нравишься очень… А ты… Вместо того, чтобы ответить взаимностью… Ломаешься.

– Андрей! – вскинула на него свои зелёные глаза. Увидела вдруг, что у него взгляд бегает и вообще… Он казался ей каким-то лживым сейчас и фальшивым насквозь – не надо, Андрей! Я… Не готова… Заводить с тобой или с кем бы то ни было ещё отношения… Я не хочу, понимаешь… Думаю, Катя будет тебе лучшей парой, чем я. У неё есть душ и вкусный ужин, и родители, уехавшие на три дня. Обратись к ней, пожалуйста, а меня оставь в покое.

Он некоторое время смотрел на неё, в глазах его проскользнула то ли ирония, то ли циничная усмешка.

– Ну смотри, не пожалей потом – сказал с расстановкой, и медленно пошёл прочь.

Полина опять задержалась на работе – возилась со своей клумбой с цветами, а потому домой вернулась позже обычного.

Рассказала бабушке про клумбу, про цветы, немного отвлекла её от того задумчивого состояния, в котором она пребывала.

Потом полила огород, приготовила ужин, и только они собрались сесть за стол, как в ворота постучали.

Залился лаем старый Полкан, Серафима Трофимовна глянула в окно, но никого не увидела и пошла открывать.

Через несколько минут дверь распахнулась и появился… отец. Со страхом девушка смотрела на него, открыв рот от неожиданности.

– Папа?

Он тоже во все глаза смотрел на неё, словно не веря в то, что здесь происходит, а потом вдруг заговорил:

– А ты что, змея подколодная, тут делаешь, а?

– Папа, я…

– Папа?! А ты о нас с матерью-то думала, когда позорила, да ноги перед мужиком раздвигала? А теперь явилась в город, села на бабкину шею! Её тоже опозорить хочешь, тварь?

Он было замахнулся, чтобы ударить её, но руку его перехватила Серафима Трофимовна.

– Николай! – сказала резко – ты зачем сюда явился? Приехал в мой дом, орёшь, как скаженный, да ещё на Польку руку надумал поднять?! Только это и умеешь? Не дам девку в обиду!

– А я думаю – чё она домой не просится! – совсем по-бабьи заверещал отец – а она тут, на всём готовом живёт, мать мою с толку сбила! Я уж к Аське и так, и сяк подкатывал, пока у ей на работе в столе письма не нашёл! Собирай свои манатки – и вон отсюда!

– Ты мне тут не распоряжайся! – повысила голос Серафима Трофимовна – это не твой дом, Николай, так что рёв тут не поднимай, а то я не посмотрю, что ты мой сын – быстро в милицию позвоню!

– Ах, ты! – отец смотрел на мать, выпучив глаза, хватая ртом воздух – на меня, своего сына – милицию?! А я тебе чего такого сделал, скажи на милость, а?!

– Чего такого сделал? – загрохотала бабушка, отодвигая Полину в её комнату – да вы с Галкой у девчонки всю кровь выпили! Знаю я, семейку вашу! Она-то понятно – дура дурой, как была, так и осталась, а ты-то какого лешего у неё на поводу идёшь?! Любовь у вас? Сю-сю, ля-ля?! Так вот любитесь там, а Польку в покое оставьте и меня тоже, я вам девку сгубить не дам – итак уже натворили делов! Она при живой матери, как сирота живёт!

– А кто мешал ей вести себя, как положено?! Не спать с кем попало, например! Мы с матерью, что ли?!

– А не от вашей ли "большой любви" она это сделала?! Так вы ещё её на такой страшный грех толкнули – дитё оставить в роддоме, обманули, что поддержите тогда, а сами?! Иди, Николай, подобру-поздорову, занимайся своей семьёй, а к нам с Полькой не лезь больше – из девчонки толк выйдет, если она с вами жить не будет, уж поверь мне! Ишь, они ждали, что она на коленках к ним приползёт – не слишком ли много чести?!

– Да как ты можешь, мать?! Меня, родного сына, из дома гнать! Она ж никто тебе!

– Да она мне в сто раз тебя ближе, сынок! Ругаться сюда приехал?! Сколько лет мать тебе была не нужна, а тут гляди – нарисовался! Давай, давай, иди отсюда, а вернёшься ещё раз, помяни моё слово – вызову полицию!

Отец посмотрел на неё, задумался о чём-то, потом произнёс:

– Зря ты так, мать, зря! – и вышел.

Серафима Трофимовна устало опустилась на табурет. Полина, бледная, как полотно, несмело подошла к ней, села рядом, положила голову ей на колени.

– За что, бабушка?! Неужели всю жизнь будет теперь за мной эта тень ходить, неприкаянная… Что вот так парню поверила и ребёнка от него нагуляла? Что же делать, бабушка, как всё исправить? Я, наверное, должна уйти от тебя – он так просто тебя не оставит в покое…

– Даже не думай – Серафима Трофимовна погладила её по рыжим волосам, вытерла слезинку с бледной щеки, усмехнулась грустно – уйти она собралась… А меня, старуху, на кого оставишь? Я ж сердцем к тебе прикипела, девочка… Да и не придёт он больше. Милиции испугался. Так что не бойся – уж я-то тебя не оставлю…

– Спасибо тебе, ба. Никого у меня больше нет, кроме тебя…

Через несколько дней, когда Полина пришла на работу утром, как всегда, она вдруг заметила в поведении своих подружек что-то странное – они перешёптывались, переговаривались, и словно бы сторонились её.

Стала переодеваться в свой рабочий чёрный халат, но тут в их подсобку вошла секретарша директора, окинула её взглядом:

– Ты Ревченко? Поднимись к Александру Сергеевичу, он ждёт тебя.

Мучаясь нехорошим предчувствием, Полина прошла в кабинет начальника, сопровождаемая взглядами других девушек.

Тот сидел, бессмысленно стуча карандашом по стеклу, лежащему на столе. Поднял взгляд на Полину, когда та вошла, рассеянно показал на стул напротив. Когда она села, заговорил:

– Хм, Полина… Работаешь ты хорошо… Претензий по работе нет к тебе вообще… Гм… Даже не знаю, как сказать тебе… Утром сегодня приходил отец твой… Кричал так, что все под окнами собрались… Кого я, мол, на работу взял… Уж и не знаю, чего он так к тебе… Девушка ты хорошая, замкнутая, правда, но после такого разве можно открытой-то быть…

– Он не отец мне – прошептала побледневшая Полина – отчим…

– Ясно… Но тут такое дело… Я на работе тебя после этого оставить не могу… Моя репутация пострадает, да ещё в профкоме прознают – вставят по первое число…

– Я вас поняла – прошептала Полина.

– Ты завтра за расчётом в бухгалтерию приди вечером, часа в четыре…

– Хорошо.

Она вышла из кабинета, сопровождаемая презрительным взглядом секретарши – видимо, та слышала все подробности разговора отца и начальника, и скорее всего, она и разнесла по всей базе эти самые подробности.

Тут же, в коридоре, встретила Серафиму Трофимовну, та обняла её и увела в уборную, где девушка дала волю слезам.

– Я уж с ним и ругалась, с начальником нашим – горячо и с досадой заговорила бабушка – ни в какую не соглашается! Ну, не плачь, девочка, придумаем что-нибудь, не плачь! Этот гад напоследок такую погань сделал, больше не явится, а явится – так я действительно милицию вызову…

Полина покачала головой:

– Не будет мне покоя, бабушка, в этом городе. И тебе тоже. Уехать мне надо, тогда они отстанут от тебя…

– Нет, Полина, ну что ты! – женщина умоляюще посмотрела ей в глаза – хоть ты меня пожалей и не бросай…

Вечером Полина даже не стала ужинать – лежала в своей комнате, укрывшись стареньким пуховым платком. Серафима Трофимовна то и дело стучала к ней, интересовалась, не нужно ли чего.

Потом решительно распахнула двери и вошла с подносом, на котором стоял чай с малиной и лежали маленькие пирожки с рисом и яйцом. Поставила поднос на табурет, подошла к девушке:

– Давай, давай! – потянула за плечи – негоже так лежать, вставай, я вот пирожков напекла, твоих любимых, вставай давай.

Полина села на кровати – в голове гудело от слёз и несправедливости. Она ведь сделала то, что сказала ей мать – не стала просить помощи, уехала. Зачем же они теперь преследуют её?

Посмотрела на бабушку с благодарностью:

– Спасибо тебе, бабушка. За заботу. Обо мне никто так никогда не заботился – только ты и Аська. Что же делать, ба? Как дальше жить?

– Поля, Поля – Серафима Трофимовна ласково погладила её по волосам – а кто же тебе сказал, что легко будет? Жизнь – борьба…

– Но ведь я стараюсь, ба! За что же они меня? Всю жизнь теперь так будут – пока не затопчут меня окончательно, не насладятся зрелищем, что я в грязь втоптана? Я ведь и так уже наказана, бабушка!

– Всё будет хорошо! – Серафима Трофимовна проследила, чтобы она выпила весь чай, съела пирожки, потом уложила её, укрыв одеялом, и долго сидела рядом, гладя по рыжим волосам и думая, как помочь этой опустошённой и заблудшей душе.

К вечеру следующего дня Полина отправилась за расчётом на прежнюю работу. Кассир попросила её подождать, а сама ушла куда-то и вернулась только через полчаса. Отдала ей её зарплату, потом положила сверху ещё небольшую сумму денег:

– Вот, Александр Сергеевич премию тебе выписал. Очень он жалел, что пришлось тебе уволиться…

– Спасибо – прошептала Полина и выскользнула из тесного помещения кассы.

Она вышла из ворот автобазы и обернулась, словно прощаясь. Её первое место работы, которое она успела полюбить… Что-то теперь будет с ней? Сможет ли она найти себе дело по душе, или так и будет мыкаться, как неприкаянная?

Она шла через небольшой сквер, задумавшись и не замечая ничего вокруг, как вдруг кто-то внезапно обхватил её за талию.

Обернулась, испугавшись – Андрей. Улыбка какая-то… Недобрая…

– Привет – он так и не убрал руку.

– А, это ты… – упавшим голосом ответила Полина – чего тебе?

Он вдруг с силой потянул её в сторону от тропинки, сжимая в руках её талию и горячо шепча на ухо:

– Ты что, Полина, недотрогу из себя строишь? Я слышал, да и все слышали, что ты не прочь потрахаться с парнями! Видать, нравится тебе это дело! А почему со мной не хочешь? Чего отказывала-то? И ребёночка, говорят, ты своего родненького, в роддоме оставила…

Она пыталась отбиваться от него локтями и коленками, но он одной рукой завернул обе её руки за спину, и толкал, толкал к густым кустам в углу сквера… Она боялась закричать, чтобы не привлечь к себе внимание, а он становился всё настойчивее, дышал в лицо горячим жаром, крепко сжимал руки за спиной. Слабых Полининых сил не хватало, чтобы сопротивляться его, грубой и мужской, она только повторяла:

– Пусти, пусти, Андрей, что ты делаешь, пусти!

– Я же вижу, что ты хочешь! Вон, дрожишь вся! Сейчас я тебе покажу, девочка, что такое настоящий мужчина.

Он прижал её к дереву, продолжая по-прежнему одной рукой сжимать оба её запястья, а второй бесстыдно блуждать по её телу – вот тонкая ткань сарафанчика разошлась на груди от одного его движения, вот та же рука полезла под подол, задирая его до самого пояса и касаясь трусиков…

Ей стало противно и гадко, к горлу подступила тошнота, она пыталась вывернуться и оттолкнуть его…Она плакала и боролась изо всех сил, как могла… Потом не выдержала, и из горла её вырвался полукрик-полухрип…

Часть 7

Она не поняла, что произошло, почувствовала только, как противные, настойчивые руки Андрея вдруг отпустили её. Он как-то неловко запрокинул голову и рухнул к её ногам бессильным мешком.

Полина подняла голову – за спиной Андрея стояла худенькая девчачья фигурка с короткой мальчишеской стрижкой, в ярком трикотажном костюме, в руке девушка сжимала пустую стеклянную бутылку.

Зажимая рукой порванную прореху на груди, Полина медленно осела вдоль дерева, глядя на Андрея, упавшего прямо у её ног. Незнакомка же протянула руку, пощупала пульс на его шее, сказал спокойно:

– Дышит, гад.

И протянула руку Полине:

– Пойдём. Нужно уходить, пока он не очнулся.

Трясясь от страха, униженная, размазывая по лицу слёзы, Полина протянула ей руку в ответ, почувствовала маленькую, но такую сильную ладошку, горячую и мокрую от пота. Ей показалось, что через эту руку в неё попадает живительный поток жизненных сил. Встала еле-еле, ещё всхлипывая и оглядываясь на тело Андрея и пошла, нет, побежала вслед за своей спасительницей.

Хотя хотелось ей совершенно другого. Хотелось вернуться к этому телу, лежащему под деревом, и пинать его, пинать изо всех сил и кричать, кричать при этом от несправедливости, от ненависти, вымещая на нём злобу на этот несправедливый мир, злобу на родителей, которые заставили отказаться от сына, злобу на Ромку, на его предков, на начальника базы – на всех, всех… Андрей сейчас казался ей олицетворением всего того, что произошло в её жизни…

Они добежали, наконец, до какого-то частного дома за покосившимся, мрачным забором с кривой калиткой. Девчушка открыла калитку, когда они вошли, выглянула наружу ещё раз, видимо, с целью убедиться, не преследует ли их кто-нибудь, и закрыла её на большой деревянный засов.

В доме, куда она привела Полину, было темно, мрачно, неуютно и пахло сыростью и плесенью. Незнакомка включила фонарь на столе, открыла холодильник, достала оттуда прозрачную бутылку, налила полный стакан и протянула его Полине:

– Пей.

Полина выпила плохо пахнущую жидкость, горло обожгло тысячами противных, жгучих струй, она попыталась вздохнуть, но у неё не получилось. Незнакомка протянула ей ковшик с водой, которая пахла тиной, девушка выпила эту воду, еле отдышалась и спросила:

– Что это?

– Водка – ответила та – надо же было тебя как-то успокоить…

– Наверное, надо вызвать скорую – неуверенно начала Полина – вдруг он умрёт там.

– Ну – с улыбкой ответила девчушка – я его не сильно приложила. А ты слишком милосердна, дорогая. С такими подонками надо только так поступать.

– Спасибо тебе – пробормотала Полина – если бы не ты…

– Он бы просто тебя поимел – усмехнулась та – но не стоит благодарности. С такими, как он, у меня разговор короткий – пару ударов в глаз, потом между ног, и вот – бывший "герой" уже визжит, как резаная свинья!

Девчушка расхохоталась каким-то задорным и тоненьким смехом, словно по стеклянной поверхности рассыпали горсть бусин или бисера.

– Ты драться умеешь? – удивлённо спросила Полина.

Незнакомка молча налила себе в стакан зелья из бутылки, лихо выпила, провела рукавом под носом, занюхивая, крякнула, а потом ответила:

– В детдоме не захочешь, да научишься себя защищать.

И протянула свою узкую, но крепкую ладошку:

– Любка.

Полина пожала ей руку, представилась сама и спросила:

– Это твой дом?

– Да. Государство выделило халупу, тут и живу.

Она заглянула в холодильник, не нашла там ничего интересного, поморщилась и спросила:

– У тебя деньги есть?

Полина молча достала из кармана полученный расчёт и протянула девушке. Она только сейчас смогла как следует разглядеть её внешность. Любка была чуть старше её – лет двадцать ей точно было. Невысокая, коренастая, с крепкими руками и ногами она была похожа на гриб-боровик. Чуть вытянутое лицо с коротким модным ёжиком волос, обесцвеченным гидроперидом, капризные пухлые губы и маленькие голубые глаза. Выражение этих глаз было жёстким и даже, наверное, жестоким, и Полина подумала, что девушка, вероятно, тоже немало пережила в своей жизни.

– Не, так много не надо – улыбнулась Любка – оставь.

Она взяла у неё две бумажки и пошла к двери:

– Ты посиди. Я сейчас за добавкой сбегаю к Ильиничне, и приду.

Полина так и не поняла, за какой "добавкой" отправилась её новая знакомая, но возражать не стала. Выпитая жидкость подействовала на неё странным образом – стало хорошо, тепло, и на всё наплевать. Когда Полине показалось, что она засыпает, дверь открылась и вошла Любка. В руках она держала две тёмные стеклянные бутылки и пару огурцов.

– Вот, Ильинична ещё и закуску сунула – сказала она довольно.

На этот раз она разлила дурно пахнущую жидкость в два стакана, порезала огурцы, нашла где-то корку чёрного хлеба, предусмотрительно поставила перед Полиной полный ковш воды, и протянула ей навстречу стакан:

– Ну, за знакомство!

Они "чокнулись", Полина внимательно посмотрела, как Любка, не поморщившись даже, выпила его содержимое, поставила стакан на стол, засунула в рот огурец и сказала ей:

– Ты вдохни и сразу выпей, не держи её во рту. Тогда нормально пойдёт. Потом следом воды и огурчик. Ты что, водку никогда не пила?

И очень удивилась, когда Полина утвердительно кивнула.

– А ты кто такая вообще? – спросила она девушку – как оказалась в этом сквере? Где живёшь? У тебя близкие есть?

Вопрос о близких вызвал у Полины чувство неприятия и какого-то животного страха. Заметив перемену в её настроении, Любка повелительно сказала ей:

– Пей, пей, потом расскажешь.

Полина, сморщившись, быстро выпила содержимое стакана, залила всё это щедрым ковшом воды, заела огурцом.

Блаженное тепло разлилось по телу, стало вдруг хорошо и приятно, девушка посмотрела затуманенным взором на новую знакомую и принялась рассказывать про себя, про свою неудавшуюся жизнь, загубленную молодость и первую, такую горькую, любовь…

Любка слушала долго, внимательно и серьёзно. Потом сказала задумчиво:

– В очередной раз убеждаюсь, что лучше вообще не иметь родственников, чем вот таких, как у тебя. Странно, ты деревенская, но не защищать себя не умеешь, не водку пить.

Она рассмеялась, показывая свои ровные, мелкие, как у хорька, зубы.

– Да нет – замахала руками Полина – Аська, например, сестра моя – очень хорошая, да и Костька, маленький, ни в чём не виноват…

– И всё же – возразила Любка – родные твои – говно полное. Ну, кроме бабушки, конечно. Вот она – святая у тебя. Ладно, давай ещё по одной…

Следующая "пошла" у Полины, как надо. Она всё рассказывала и рассказывала про свою семью, про свою жизнь, плакала, рыдала, вытирая слёзы, её словно прорвало – вся боль, что сидела в сердце, выплеснулась наружу вместе со слезами…

Когда закончила, увидела, как сидит Любка со сжатыми кулаками, с выражением ненависти на миловидном лице:

– Жалко, что я этого Андрея не кокнула – мрачно произнесла она.

– Да ты что! – ужаснулась Полина – в тюрьму захотела? За это дерьмо?

– А! – рассмеялась Любка – мне много не дадут…

История же самой Любки была банальна, как и истории тысячи детдомовцев по стране.

Она родилась в семье двух алкоголиков, была зачата в момент жесточайшей пьянки и было просто чудом, что родилась здоровенькой и без отклонений.

Соседи семьи, уставшие от многочисленных пьянок, драк, криков, видевшие голодного ребёнка, неоднократно вызывали милицию. Но толку не было… Пока однажды, во время очередной пьянки, отец не зарезал мать. Тогда её, Любку, забрали в детдом, отца посадили в тюрьму, где он впоследствии умер, а она, Любка, жила и училась в детдоме. "Училась" – это не только про тетрадки и книжки, она училась защищать себя, училась драться, вытравливала, выжимала из себя по каплям Золушку.

Сердце её стало каменным и жестоким, она практически не испытывала жалости. Детдом оставил в ней только ненависть… Как она жила сейчас? Да никак… Дни сливались в одну сплошную, чёрно-серую массу, и в этой массе не было места состраданию, сочувствию, доброте. Не было любимого дела – Любка иногда собирала бутылки и сдавала их, тем и жила, могла просто где-то "промышлять" и её ни разу не поймали.

Друзья… Нет, какие могут быть у меня друзья, говорила она. Разве я заслуживаю друзей, хорошего отношения, подруг?! Были лишь иногда приходящие собутыльники, которые тоже любили жгучее пойло без закуски. У Любки они чувствовали себя вольготно, а потом, набухавшись, уходили к себе домой – к семьям и детям.

Полина слушала всё это, и в сердце её назревало отвращение к новой знакомой. Но в то же время она очень жалела Любку – у той в этом мире не было вообще никого…

Они тогда просидели очень долго, рассказывая друг другу о своих незавидных жизнях, и когда время близилось к двум часам ночи, Полина, пошатываясь, встала.

– Ладно, мне пора, бабушка будет волноваться…

– Да куда ты пойдёшь? Ночь на дворе. Ты хоть живёшь-то где? Ох, нифига, минут двадцать отсюда идти. Ещё какой Андрюха на пути встретится… Ладно, пойдём, провожу тебя…

Они долго шли по тёмным улицам, куда-то сворачивали, Полине было жутко и страшно – фонарей в этом районе было очень мало…

В доме у бабушки ярко горел свет – та не спала, ждала, переживала за Полину. Когда услышала скрип щеколды на двери, выскочила в сенки – в одной сорочке, бледная, уставшая.

– Полина! – девушка практически упала к ней на руки – Боже, детка, я ведь вся изволновалась – где ты была? Что случилось? Господи, ты пьяная, что ли?

Она помогла Полине войти, провела в её комнату. Принесла полотенце, намоченное холодной водой, стала вытирать лицо и только тут увидела разодранный сарафан.

– Господи, что случилось?

Полина попыталась рассказать бабушке, но всё время срывалась на рыдания и теряла нить рассказа. Еле-еле ей удалось донести до Серафимы Трофимовны то, что произошло в сквере – рассказ получился бессвязным и бестолковым, но бабушка всё поняла. Она разозлилась на Андрея так, что Полина даже чуть протрезвела от удивления – всё-таки её бабушке, которая всегда держала себя в руках, были доступны сильные эмоции.

– Вот подонок! – женщина сжала кулаки – А я-то считала его порядочным человеком! Ну, он у меня попляшет!

Но Андрей на следующий день на работе не появился – взял больничный. Это несколько успокоило Серафиму Трофимовну – значит, парень жив. Конечно, потом он вряд ли будет предъявлять какие-либо претензии, иначе обязательно всплывёт вопрос о том, при каких обстоятельствах он получил по своей дурной голове, так что в этом отношении Серафима Трофимовна была спокойна.

Полина же утром проснулась с сильной головной болью. Ей казалось, что внутри её организма всё крутит и вертит, разрывает, да так, что невозможно это терпеть. Полдня она просидела в старенькой уборной на улице – было плохо, мутило, перед глазами летали мошки, желудок выворачивало наружу. Девушка пообещала себе, что больше никогда не примет внутрь себя эту ужасную жидкость…

Ей было очень неудобно перед бабушкой, и когда та пришла с работы, Полина плакала и просила у неё прощения, заглядывая в глаза только с одним немым вопросом – не выгонит ли та теперь её из дома.

Поняв, в чём дело, Серафима Трофимовна сама расплакалась, обняла девушку и сказала:

– Ну о чём ты думаешь, Полька?! Разве ж уподоблюсь своему дураку-сыну и его жене, твоей матери? Пропадёшь ты одна, девка! А так, глядишь, в люди выбьешься…

Что же, Полине нужно было начинать всё снова – искать работу, думать о том, как жить дальше. Но она абсолютно не знала, с чего начать. Перед глазами всё время стояло самодовольное лицо Андрея, с отвращением она вспоминала его руки на своём теле и думала, как же в дальнейшем не допустить подобного.

Она стала вспоминать, где живёт Любка, смутно, с трудом, она вспоминала, как они ночью добирались до дома бабушки Полины, также она помнила ворота, старые, покосившиеся от времени.

Постаралась проделать этот путь, воскрешая в памяти дорогу, и – о чудо! – попала к Любкиному дому.

Неуверенно открыла ворота, оглядела критическим взглядом заросший, грязный двор и огород без признаков хозяйских рук, прошла к дому и постучала в дверь. Услышала знакомый голос:

– Входи, кто там!

Любка очень удивилась, когда увидела Полину:

– Ты? Ну, привет! Ты как?

Полина рассказала, как плохо ей было на следующий день, но Любка только рассмеялась:

– Эх, ты, неумеха! Ну, пришла бы ко мне, я б тебя вылечила. Подобное подобным лечат.

Она подмигнула Полине и пригласила её сесть.

– Люб – начала девушка – я чё пришла-то… Научи меня… Драться…

– Чё?! – засмеялась Любка – С ума сошла?! Какой из меня учитель-то?!

– Люб, ну пожалуйста! Я не хочу больше так, как тогда, в сквере…

Любка немного подумала:

– Ладно, давай попробуем… Но сначала…

Она извлекла из своего холодильника бутылку с мутной жидкостью.

– Нет-нет! – замахала руками Полина – я не буду!

– Да ты не бойся! – уверенно заявила Любка – мы не будем всю. Надо придать тебе злости, только для этого…

Они выпили по полстакана пойла и пошли в огород за домом. Любка уверенно, голыми руками, освободила довольно внушительный "пятачок" от высокой травы и крапивы, и стала учить Полину приёмам, тем, которые знала сама. И Полина с удивлением заметила, что выпитая жидкость действительно придала ей злости. Злости и агрессии…

Она стала часто ходить к своей подруге за новой порцией знаний… Занятия их становились всё короче, а возлияния – всё длиннее…

Андрей же вышел на работу после десятидневного больничного и тут же, в гараже, около своего автомобиля, наткнулся на Серафиму Трофимовну.

Недолго думая, не поздоровавшись с ним, не давая ему опомниться, женщина резво схватила его за ухо и стала выкручивать. Андрей боялся закричать – если бы сию картину увидели его коллеги, подняли бы его после этого на смех. Потому он терпел, шипел, из глаз его посыпались градом слёзы, а Серафима Трофимовна зашипела:

– Ты что же это, тварь – решил над девчонкой поглумиться? Думал, защитить её некому, а? Ах, ты, подонок! А ещё строишь из себя порядочного! Она и так столько в жизни пережила – а ты нет пожалеть да стать хорошим другом, тоже решил, как все – поиздеваться, да выкинуть!

– Вы о чём? – застонал парень.

– Я тебе сейчас напомню, о чём я! – Серафима Трофимовна продолжала выкручивать ухо – сквер, дерево, девочка, которую ты чуть не изнасиловал, удар бутылкой по голове… Вспомнил ли? Отвечай!

Андрей, не в силах говорить от боли, закивал головой.

– Так вот что, тварь проклятая, гад неумытый, попробуй только в милицию пойти! Я у Польки синяки все сняла, зафиксировала, и на шее следы и везде. Вздумаешь пойти жаловаться и заявление писать – сам сядешь за попытку изнасилования. Ты меня понял, урод малолетний?!

Испуганный напрочь Андрей часто-часто закивал, а Серафима Трофимовна продолжила своё дело.

– Ухо сломаете – зашипел Андрей.

– Я тебе и руки твои поганые сломаю, и достоинство нахрен, отшибу! – женщина схватила с кузова машины молоток и занесла его словно бы для удара. Глаза Андрея от страха расширились, он непроизвольно сжал бёдра, чувствуя, как по голым ногам побежала тёплая струя.

– Так вот, гад такой, увижу тебя около Польки или услышу, что ты ещё какие сплетни про неё таскаешь, или имя её полощешь – смотри у меня, вылетишь с работы, как пробка. Я на этой базе не последний человек, должность имею, и уж я приложу все усилия, чтобы ты отсюда с позором ушёл. Да ещё всем расскажу, как ты тут от страха в штаны наложил! Понял ли?

Тот испуганно закивал головой. Серафима Трофимовна отпустила ухо парня и произнесла презрительно:

– Разве ты мужик? Только беззащитных девок умеешь ссильничать?! А на самом деле – трус трусом.

Она рассмеялась и пошла из гаража.

Испуганный Андрей забрался в машину. Пережитые стресс и позор не давали ему покоя. Он нервно ударил кулаком по двери машины. Посмотрел в зеркало заднего вида – несчастное ухо имело печально-раздутый вид и торчало в сторону.

Он со злостью завёл машину, выгнал её из гаража и понёсся домой – переодеть штаны…

Часть 8

Полина всё больше зарывалась в серую, непроглядную жизнь, ежедневно навещая свою новую подругу Любку.

Ей казалось всё больше и больше – вот выпьешь, и всё становится намного легче и проще, забываются все события, стираются из памяти лица, в душе легко и просто, и на всё наплевать.

Сначала Любка учила её защищать себя, драться, но постепенно эти занятия сошли на нет, и всё чаще подруги проводили время, сидя за колченогим столом в неуютном Любкином доме за стаканом мутного пойла.

Выпив, Любка начинала говорить о том, какая она крутая, как боится её местная шантрапа, как ценят её здешние "сидельцы" и как она, в скором времени, станет ещё круче. Впрочем, за счёт чего и почему, Любка не уточняла…

Полина же, опустив на руки хмельную голову со спутанными волосами, всё чаще стучала кулаками по столу, повторяя, что ненавидит Ромку, своих родителей, Андрея, и любит только свою бабушку. Вспомнив о Серафиме Трофимовне, она начинала плакать и просить у неё прощения.

Тогда Любка, как могла, успокаивала её и уводила спать на свою грязную, с бельём серого цвета, старую металлическую кровать.

Возвращаясь к бабушке, пьяная Полина валялась у неё в ногах, плакала, умоляла не прогонять её, клялась и божилась, что перестанет пить и возьмётся за ум, но наступало утро, и она снова шла к своей "подруге".

Серафима Трофимовна и не знала, что делать, как вытащить внучку из этого, как помочь ей. Она просила Полину не выходить из дома, позаботиться о себе, о своём здоровье, вспомнить, наконец, о сыне, но ничего не помогало.

Она даже отважилась договориться со своей знакомой, работавшей в морге, и привела Полину на экскурсию. В помещении, где ожидали справки медэкспертизы, по стенам стояли застеклённые узкие шкафчики, внутри которых находились колбы с внутренностями. На колбах были надписи: "Печень алкоголика", "Сердце алкоголика". Но Полина смотрела на всё это равнодушным, отрешённым взглядом потухших глаз, и молчала. А потом опять шла к Любке.

Сначала им хватало денег – был Полинин расчёт с работы в автобазе, Любка перебивалась какими-то шабашками, но потом деньги внезапно кончились, и они стали привечать у себя незнакомых людей. Эти странные, словно загипнотизированные мужчины и женщины приносили с собой спиртное и иногда закуску. Гуляли всю ночь – резались в карты, слушали "музон" на видавшем виды магнитофоне, который где-то достал здоровый, как бык, алкаш по кличке Дрын.

Утром Полина просыпалась с головной болью, давала себе зарок не пить больше, вернуться к бабушке, но всё повторялось снова, так как головную боль требовалось убрать.

Как-то раз Полина, особенно сильно напившись, завалилась спать на уже знакомую кровать. Сквозь сон голоса слышались, как один сплошной гул, словно где-то жужжит пчелиный улей.

Потом она услышала, что в комнату кто-то вошёл, но абсолютно не было сил открыть глаза и посмотреть на незваного гостя. Решив, что это Любка, она опять провалилась даже не в сон, а скорее в забытье.

Потом она вдруг ощутила, как по её телу шарят чьи-то потные, настойчивые руки. Замахала руками, замычала, проявляя недовольство – на большее просто была неспособна.

– Да ладно тебе, тише, тише – услышала пьяный голос Дрына, почувствовала на лице запах перегара изо рта. Её чуть не вырвало от этой вони.

Он шарил по её телу, а она продолжала слабо сопротивляться. Потом опять сквозь какую-то пелену услышала вдруг голос Любки:

– Дрын, отойди от неё, не трогай!

– Да ладно тебе, Любань – пьяно заржал мужик – чё ты её защищаешь? Она тебе кто? Да она пьяная и не почувствует даже ничего! Я быстренько, обещаю. Больно уж девка соблазнительная.

– Я тебе сказала, отойди от неё, ты не понял, что ли?! – заорала Любка, и от этого её крика Полина подскочила на кровати.

Дрын смотрел на Любку исподлобья, реально напоминая сейчас быка.

– Я не для того её спасала от такого же подонка, чтобы алкаш типа тебя на неё залез! – закричала Любка.

А Полина пьяным взглядом смотрела на Дрына. Совсем недавно эти мокрые руки шарили по её телу. Руки, заросшие густыми волосами. Этот хмельной рот дышал на неё перегаром… Подумав об этом, Полина почувствовала вдруг приступ тошноты и выскочила из дома, зажав рукой рот.

Любка и Дрын продолжали ругаться.

Очень долго ей было плохо, а когда она более-менее пришла в себя и сквозь слёзы посмотрела на грязные окна Любкиного дома, за которым мелькали силуэты, ей вдруг стало так тяжело, что она завыла тихонько, уткнувшись в деревянную стену старого сарая.

Не чувствуя ног, поднялась с колен, открыла ворота и пошла прочь от этого страшного места.

– Ба – произнесла она, войдя в дом, где бабушка как всегда не спала, ожидая её – ба, спаси меня! Я пропадаю.

Серафима Трофимовна вглядывалась в посеревшее от длительных возлияний лицо внучки, гладила девушку по голове, что-то шептала. Потом быстро затопила баню, и повела её, почти полуживую, туда. Долго мыла её, закутала в чистые простыни, положила в кровать, рядом поставила кружку с чаем с лимоном. И просидела у постели внучки всю ночь в кресле, впадая иногда в беспокойный, тревожный сон.

Наутро Полина легонько тронула её за руку:

– Бабушка!

Серафима Трофимовна проснулась, посмотрела на внучку.

– Бабушка, прости меня. Я.…Я плохая внучка. Я тебе помогать должна, а сама что делаю… Совсем о тебе не забочусь, а ведь ты одна у меня…

Они обнялись и просидели так, разговаривая и плача, бабушка утешала Полину, как могла, всё говорила, что ей нужно учиться, забрать сына, поступить куда-нибудь, чтобы была у неё профессия.

Полина и думать забыла про Любку и то, что случилось ночью, лишь где-то глубоко в душе что-то царапало её кошачьими острыми коготками.

Вечером она, вроде бы отошедшая от столь длительного приёма спиртного, усиленно тёрла себя мочалкой в бане, словно стремясь стереть воспоминания о чём-то грязном и низком.

Она твёрдо решила, что никогда больше не вернётся к Любке, в её хибару, напрочь пропахшую людским потом, дешёвым спиртным, безысходностью и безнадёгой.

Через несколько дней ей приснился её ребёнок. Она почему-то сразу поняла, что это именно её сын и хотя ему от роду было всего несколько месяцев, ребёнок во сне смотрел на неё, словно из будущего. Пухлый, с тёмными волосами, с умильным личиком и огромными глазами в густых ресницах, он тянул к ней ручки и звал её: "Ма-ма, ма-ма".

Она вздрогнула и проснулась – сон казался ей настолько реальным, что девушке показалось, она ощутила у себя на коленках этого тяжёленького бутусика.

В тот же день она попросила бабушку узнать, можно ли ей поступить в вечернюю школу, чтобы закончить десятый класс.

Она знала, что у Серафимы Трофимовны есть определённые связи в городе, наработанные годами, а потому старалась ненавязчиво, но всё же обращаться к ней за подобной помощью. Бабушка выяснила всю информацию и скоро девушку приняли в одну из вечерних школ города. Это очень обрадовало Полину, но самой большой радостью стало то, что в один из дней бабушка сказала:

– Поля, одна моя хорошая знакомая – заведующая плодово-ягодной станции. Может, пойдёшь туда работницей? Людей там не так много работает, все при деле, заняты. Сейчас, понятно, сентябрь, но они работают до ноября аж, так как некоторые культуры под зиму сажают. Ну и потом, у них там теплицы есть, и вроде, как и зимой какая-то работа имеется. Вобщем, без дела не останешься. Пойдёшь?

Полина была готова цепляться за любую возможность работать, а потому с радостью согласилась и долго благодарила Серафиму Трофимовну. Днём она теперь работала, а вечером летела на учёбу.

Бабушка с радостью видела, что Полина изменилась, стала более уверенной в себе, более смелой, способной за себя постоять. Внучка расцвела и словно бы воспряла, как увядшее растеньице, потянулась к солнцу, расправила листочки…

Серафиме Трофимовне было радостно наблюдать за этим преображением. Весной, в марте месяце, Полина раньше остальных своих одноклассников, сдала все экзамены на твёрдые "пятёрки" и получила аттестат. Теперь можно было думать, что делать дальше, куда пойти и какую профессию выбрать.

В один из весенних вечеров в ворота нетерпеливо постучали. Полина была на огороде, поэтому открывать пошла бабушка. Через некоторое время девушка услышала крик: "Поля, это тебя, выйди!"

У ворот стояла Любка. Худая, какая-то вся измождённая, одетая в выцветший спортивный костюм, она некоторое время хмуро смотрела на Полину, а потом обняла её, бормоча:

– Господи, я думала, куда ты пропала? Слава Богу, жива-здорова… Ведь ушла тогда – ничего не сказала, я всё думала, как тебя найти, ведь один только раз была у тебя, когда тогда провожала… Еле-еле вспомнила… Что ж ты бросила меня, Полька?

Во взгляде Любки было столько боли, что на глаза Полины невольно навернулись слёзы.

– Пойдём – сказала она – чаем тебя напою. Мы с бабушкой как раз булки с вареньем стряпали.

Лицо Любки просветлело, и она двинулась за Полиной.

– Бабушка, это Люба – представила Полина – мы… чаю попьём?

Серафима Трофимовна с тревогой взглянула на Любку, но улыбнулась и произнесла:

– Угощай, угощай гостью. Мешать не буду – пойду на огород, докопаю чего там надо.

– Нет-нет, бабушка, не надо, я сама потом…

– Поля, но я устала уже от ничегонеделания…

– Ба, ты работаешь, ещё и ужины-обеды умудряешься варить. Я сама докопаю потом – там не так много осталось.

И когда бабушка вышла, с улыбкой повернулась к Любке:

– Неугомонная…

А у той опять в глазах – боль и страдание… Не было у неё никогда таких родных…

– Поль – начала она, отхлёбывая из кружки горячий чай – ты почему не приходила? Забыла меня, да?

Полина помолчала, обдумывая, что бы ответить. Потом сказала твёрдо, с расстановкой:

– Не мой это путь, Люба. Уж прости. Я, как тогда мне плохо стало после Дрына, твёрдо решила больше к этому не возвращаться. Но нужно было рвать с корнем, иначе сорвалась бы. Прости меня, если тебе кажется, что я неблагодарная. Но по-другому оставить бы привычку пить я не смогла…

– Да я тоже разогнала всех – сказала Любка – надоели нахрен… Постоянные пьянки-гулянки… Однажды чуть до поножовщины не дошло… Тогда и решила, что я где-то не туда свернула. Наследственность, может, у меня плохая. Тебя вспоминала часто, думала, может обидела тебя чем-то… Всё надоело… Не жизнь это – так я решила тогда для себя. Ещё подумала – неужели позволишь себе роскошь спиться, как родители твои… Теперь вот, дом привожу в порядок, как могу… Работу ищу, пока не берут, правда, но я надежды не теряю.

Она съела ещё булку, допила чай и встала.

– Я пойду, пожалуй. Будет скучно – заходи.

И направилась к воротам. Полина пошла её проводить. Любка вежливо кивнула бабушке, прощаясь, а та вдруг сказала, хитро поглядывая на внучку:

– Люба, вы заходите в гости, мы с Полиной будем рады.

Девчушка посветлела лицом – надо же, кто-то сказал ей, что будет рад видеть её у себя в гостях! Это был крайне редкий случай, и в сердце у Любки вспыхнула надежда. Надежда на то, что она не одна, что нужна хоть немного, хоть кому-то.

Кивнула радостно, вышла за ворота, тут уж её остановила Полина, повернула к себе, обняла.

– Рада была видеть тебя, Люба. Видеть и знать, что ты тоже думаешь, как и я, что это не тот путь, по которому стоит идти. Приходи в гости.

Они пообещали друг другу обязательно встречаться. Полина вошла в дом и обняла Серафиму Трофимовну, сидящую в кресле за чтением журнала.

– Бабушка, ты самая лучшая – произнесла она.

– Я знаю – женщина похлопала её по руке и сказала – одинокий человек, эта твоя Любка. Одинокий, но хороший. Тепла не знала, любви родительской, оттого и смотрит волчонком… Оттаять ей надо…

– Ба, ну откуда ты всё знаешь?!

– Поживи с моё, милая – и ты будешь знать.

В апреле Полина получила письмо от Аськи. Та писала, что она выходит замуж за парня из далёкого посёлка, который приезжал к ним временно работать агрономом.

Письмо сестры было пропитано восторгом счастливого человека, которого любят, и который любит сам. Она описала своего будущего мужа, как человека порядочного и честного, отзывалась о нём с такой любовью, что Полина немного даже позавидовала сестре. Ася звала её на свадьбу в тот самый дальний посёлок, но Полина решила, что она отправит сестре подарок, сама же не поедет – она не хотела видеть родителей и думала, прежде всего, о Асе. Если она приедет, отец и мать рассердятся на неё, и будут весь вечер сидеть мрачные и надутые, чем испортят сестре праздник.

Вскользь Ася упомянула про Ромку – написала, что с помощью родителей он перебрался в Москву, поступил там в лётное военное училище и его мать теперь ходит по посёлку важной гусыней, как-никак, сын единственный, кто в Москве учится.

Полина не судила Асю за это – та написала новости про многих общих знакомых, а про Ромку – потому что не хотела молчаливой недосказанности между ними.

Полине же на него было наплевать – Ромка для неё теперь, не более, чем муха, ползающая в летнюю жару по подоконнику, теперь у неё другие цели в жизни. Нужно вперёд смотреть и думать только о будущем, Ромка же остался глубоко в прошлом.

Посоветовавшись с Серафимой Трофимовной, Полина решила поступить сначала в училище, закончить его, а уж потом идти дальше. Поступив, она смогла бы лето проработать на плодово-ягодной станции, а потом искать работу в вечернее или ночное время. Так и решили сделать. За лето девушка планировала подзаработать и отложить хоть какие-то средства.

В один из летних жарких дней она стояла на ступеньке перед высоким трёхэтажным зданием и, заслонившись рукой от солнца, с удовольствием, словно пробуя слова на вкус, читала гордую надпись на фасаде: "Медицинский техникум". Она даже не то что верила, она была уверенна на все сто процентов, что поступит. Ради бабушки. Ради того, что она задумала. Ради перемен в своей судьбе.

Часть 9

Ночное дежурство в кардиологическом отделении больницы скорой помощи протекало сегодня относительно спокойно, в отличие от остальных дней. Впрочем, это было нормальным для буднего дня, и у Полины появилась возможность немного вздремнуть.

Она заканчивала первый курс медицинского техникума и уже почти восемь месяцев подрабатывала санитаркой.

Зарплата была мизерная, но девушка умудрялась откладывать понемногу деньги, отдавая какую-то часть Серафиме Трофимовне, и очень редко покупая себе одежду и недорогую косметику.

– Полька, ну что ты зациклилась на этой медицине? – недоумевала Любка, которая поступила в ПТУ на парикмахера – с твоими руками нужно в красоту идти, вон, как я, а ты – медицииина! – тянула она недовольно.

– Люб, у нас у каждого свой путь. Мой – спасать людей.

– Небось и в институт намереваешься пойти потом?

– Да, очень постараюсь поступить, чтобы продолжить учиться.

– И по какой специальности?

– Или кардиология, или хирургия.

Любка цыкала, качала головой, но, как истинная подруга переживала за Полину и желала ей удачи.

Они виделись не так часто – у Полины было мало свободного времени, работа и учёба не давали ей расслабиться.

Бабушка одобряла Полино стремление стать врачом, но считала, что внучка совершенно не даёт себе расслабиться и отдохнуть. Когда у девушки выпадали редкие выходные, Серафима Трофимовна стремилась любыми путями вытолкнуть внучку в клуб на танцы или хотя бы к Любке.

Но Полина уверяла, что единственное, что ей сейчас нужно – это покой и уединение, так как в больнице и техникуме этим и не пахло.

В эти минуты, пока она копалась в огороде или просто отдыхала в своей комнате, она всё чаще думала о сыне. Представляла, каким он стал, хотя ни разу не видела его… Думала о том, что вот придёт время, и она сможет забрать его из детского дома, и они навсегда будут вместе.

Ей было немного страшно от осознания того, что нужно будет ехать в детский дом, объясняться там, доказывать, что она является матерью малыша, а потому она всё оттягивала и оттягивала этот момент.

Она думала о своём сыне и тогда, когда общалась с Любкой, со страхом думала, что если она его не заберёт, у него будет такая же неприглядная, как у подруги, жизнь.

Слава Богу, что Любка нашла в себе силы остановиться и не пустить свою жизнь под откос – она прогнала всех алкашей, поступила в ПТУ, более-менее с помощью Полины и Серафимы Трофимовны отремонтировала своё неуютное жильё и мечтала о том, чтобы найти, наконец, подработку.

В больнице, где подрабатывала Полина, было достаточно много сотрудников и пациентов мужского пола. Многие из них засматривались на симпатичную санитарку с медно-рыжей копной волос под форменной шапочкой, но Полина держалась со всеми подчёркнуто вежливо и не более.

Она перестала верить мужскому полу вообще, и решила, что в личной жизни ей нужно поставить большой жирный крест. Она считала, что если ей не повезло с самого начала, то счастья в личной жизни уже не будет.

Да и не было у неё времени на эту самую личную жизнь – подработка, учёба, библиотека занимали большую часть времени. Она с отличием окончила первый курс и на каникулах так и осталась в больнице, стараясь брать побольше дополнительных часов.

Как-то раз, когда была её ночная смена, привезли молодого человека с сердечным приступом непонятного происхождения. Запыхавшиеся санитары, вручную поднимающие каталку на третий этаж, – лифт, как всегда, не работал – объяснили, что молодой человек выпил очень много алкоголя и выкурил с собутыльником столько сигарет, что "бычками" был усеян весь пол в квартире.

Молоденькая, неопытная фельдшер Светочка в ожидании врача, который был где-то на территории больницы, попыталась снова запустить сердце пациента сначала массажем, потом дефибрилляторами.

Но у неё ничего не выходило, и она, чуть не плача, снова и снова делала молодому человеку массаж. Но сердце его не билось, и фельдшер постепенно впадала в панику. Вероятно, любая молодая сотрудница, пришедшая с училищной скамьи, также растерялась бы – не так уж просто сознавать, что на тебе лежит груз ответственности за человеческую жизнь.

Дежуривший же в ночь завотделением врач Сергей Иванович до сих пор не подошёл, хотя за ним побежала вторая санитарка.

Полина не знала, что делать – ей очень хотелось помочь, но она боялась вмешиваться, вероятно, простой санитарке это бы не простили. Но на кону стояла жизнь человека, поэтому она, глядя на тщетные усилия Светочки, понимала, что, если сейчас не вмешается, фельдшера тоже придётся в дальнейшем откачивать.

Поэтому несмотря на все запреты, она быстро взлетела на каталку, села на пациента, соединила вместе свои крепкие кулачки и со всей силы ударила молодого человека в область сердца, попав прямо в ту точку, куда нужно было бить.

Для неё всё было, как в замедленной съёмке, на самом же деле пролетели считанные секунды. В двери влетел завотделением. Увидев Полину сидящей верхом на каталке, он вытаращил свои большие глаза и его плоское, жабье лицо пошло красными пятнами, хотя он, конечно, понял, что именно произошло.

– Ревченко! – рявкнул он – слезьте с пациента.

И в установившейся абсолютной тишине раздался голос Светочки:

– Забилось… Сергей Иванович, забилось!

Все уставились на Полину, фельдшер подошла и обняла её, девушка увидела в её глазах слёзы благодарности.

– Быстро, быстро! – заговорил заведующий – в операционную его, быстро! Я его осмотрю! Ревченко, позже зайдите ко мне в ординаторскую.

Полина вся извелась, пока заведующий находился в операционной. Выйдя оттуда и увидев её за столом в коридоре, сказал строго:

– Ревченко, за мной!

Полина прошла за ним в ординаторскую, и стояла теперь посреди кабинета, как виноватая школьница, опустив глаза в пол. Она заметила, что у Сергея Ивановича усталое лицо и в глазах выражение какой-то то ли обречённости, то ли смирения.

Он прошёлся по кабинету, заложив руки за спину, остановился напротив девушки:

– Чего робеешь? Садись вот…

Он словно не знал, с чего начать, и Полина уже испугалась, что вот сейчас он наорёт на неё и погонит прочь.

– Полина – он вдруг назвал её по имени – Ты же понимаешь, что не должна была этого делать?

Девушка кивнула головой и вдруг твёрдо ответила ему:

– Но Сергей Иванович. У него остановилось сердце, и Света ничего не могла поделать… Он мог умереть…

Мужчина встал за её спиной и неожиданно положил руку на хрупкое девичье плечико:

– Полина, насколько я знаю, ты ещё только на второй курс перешла в техникуме. Откуда ты знаешь этот приём? С ударом в сердце? Ведь необходимо знать, куда и как бить, иначе можно сломать рёбра и просто убить пациента…Не каждый врач на такое решится…

– Я много времени провожу в библиотеке – чуть слышно сказала девушка – читаю и изучаю дополнительную литературу…

Врач покачал головой:

– Полина, девочка… Я верю, что ты будешь талантливым врачом – у тебя есть для этого все данные. Но что бы ни случилось, всегда помни – между своими строго очерченными правилами, инструкциями и разного рода бюрократическими, никому не нужными указами и жизнью пациента, выбор всегда должен быть в пользу второго.

Потухшее было лицо девушки посветлело – она поняла, что завотделением принял и осознал её непростой выбор.

После этой тяжёлой смены она пришла домой и без сил рухнула на кровать, проспав до самого вечера.

Когда вышла к ужину, Серафима Трофимовна, глядя ей в лицо, спросила:

– Детка, что-то случилось?

Но Полине не хотелось говорить о случае в её смену – ей казалось, она будет выглядеть неискренне, хвалясь тем, что спасла пациента. Теперь это было её работой, обычным делом – спасать людей, она снова и снова вспоминала слова старенького завотделением и сердце её радостно отзывалось этим словам.

Когда через день она пришла на смену и принялась за свою обычную работу, в одной из палат увидела того самого пациента. Он приподнялся на локте и с интересом наблюдал за ней.

Когда она оказалась рядом, сказал:

– Значит, это вы та самая девушка-солнце, которая спасла меня?

Подняла на него свои огромные, в рыжеватых ресницах глаза:

– Как вы меня назвали?

– А это не я – усмехнулся мужчина – это вас так пациенты зовут. И коллеги ваши тоже. Когда я спросил, кто вытащил меня с того света, они так и ответили: "Солнышко".

Полина смутилась, потом вдруг, осмелев, спросила:

– Зачем вы так напились? И зачем столько курили? Алкоголь – это настоящий ад на земле, зачем губите себя?

Он помолчал немного, потом произнёс:

– Да… Так получилось… Меня девушка бросила, вот я и… Решил, что незачем больше жить…

– Как вы так можете?! Запомните – ничего нет ценней вашей жизни, ничего! Пообещайте, что больше не будете так бездарно растрачивать её…

– Обещаю – сказал он серьёзно – поскольку вы мой спаситель, я просто обязан пообещать вам это.

В отделении на Полину смотрели теперь, как на героя, Светочка то и дело бросала на неё взгляды, полные благодарности. Ведь она пришла в отделение совсем недавно и растерялась без поддержки опытного врача.

По отделению ходили слухи, что Сергей Иванович вызывал её к себе и серьёзно с ней разговаривал. Сама же Светочка утверждала, что он вызвал её к себе для того, чтобы поддержать, и долго разглагольствовал о том, что его первый опыт был ещё хуже, чем у неё, и что она ни в коем случае не должна вешать носа.

Как-то раз, когда в приёмном отделении шла более интенсивная работа по приёму больных, чем обычно, Сергей Иванович, шагая по коридору, заложив руки за спину, позвал её:

– Ревченко! Пройди ко мне в кабинет!

Когда она вошла, он сказал:

– Вот что, Полина, скажи-ка мне… Ты… кровь из вены брать умеешь?

– Ну да… – неуверенно сказала она – нас учили в техникуме… И.… я однажды у бабушки брала… в поликлинике…

– Что? Ты у своей бабушки взяла кровь в поликлинике?

– Да, мы пришли на приём, у неё были назначены анализы, а в нашей поликлинике не кабинет, а просто за ширмой кровь берут. Я сидела снаружи и слышала, как медсестра пытается взять у бабушки кровь – у неё плохие вены. Она так громко цыкала, возмущалась и ругала бабушкины вены, что я не выдержала. Зашла за ширму, сказала ей, что медицинский работник и попросила не мучить мою бабулю. Сказала, что возьму кровь сама, а если она будет возмущаться и препятствовать – пойду к главврачу с жалобой, так как синяков она ей наставила, пока пыталась взять…А так – никто ничего не узнает… Она позволила мне это сделать, и я довольно легко взяла кровь.

–Там, у пациентки, которую только что привезли, вены очень плохие… А наши все, приспичило же главврачу – на собрании младшего медицинского персонала. Решили, что сегодня будет обычный день, тихий и спокойный – и вот результат. Сможешь срочно взять у неё кровь?

Полина уверенно кивнула и направилась в кабинет, чтобы взять шприц, жгут и вату.

Пациентка – грузная, усталая женщина с одышкой – лежала в коридоре. Полина подошла к ней, присела рядом, улыбнулась:

– Вы как себя чувствуете?

– В сердце токает – вздохнула женщина – но я уже привычная.

– Кровь возьмём – ободряюще кивнула Полина.

– Ох, такая молодёсенькая, и уже – кровь возьмём – усмехнулась женщина – красивая вы девушка, и руки, сразу видно, золотые… Только вены у меня, доченька, что нитки, так что, коли ты неопытная, кровь взять не получится…

– Я постараюсь – улыбнулась ей Полина – если вам неприятно или страшно, закройте глаза.

Она выпрямила руку женщины и внимательно осмотрела подлоктевой участок. Провела кусочком ваты, с уверенностью нацепила жгут, попросила поработать кулаком. Кончиками пальцев провела по руке…

– Уже всё, что ли? – открыла глаза пациентка.

Полина спокойно упаковывала колбочку с кровью.

– Всё.

– Так я даже ничего не почувствовала – произнесла женщина – у вас действительно руки золотые… Обычно все вены поистычут – руки в синяках, а тут… Ну, вы и волшебница!

Пока пациентка лежала в отделении, она очень быстро разнесла слух о том, что у Полины золотые руки, и теперь все те, кто находился здесь, желали, чтобы кровь брала только она.

Сергей Иванович лишь посмеивался в усы – не ошибся он в этой девочке, он стреляный волк, талантов таких за версту чует!

Но инструкции старался не нарушать, и лишь при крайней необходимости и загруженности позволял Полине помогать медсёстрам – ставить уколы или брать кровь на анализ.

В один из дней он позвал к себе в кабинет Полину и сказал:

– Ревченко, у меня к тебе разговор, даже не разговор – предложение. Тебе, как несомненно талантливому медицинскому работнику, надо развиваться. А потому… Я хотел сказать тебе… У нас в городе есть научно-исследовательский институт травматологии и ортопедии, слышала про такой?

Полина кивнула.

– Главврач – мой давний друг и коллега, я поговорил с ним, он согласен взять тебя в штат на полставки…

Глаза Полины потемнели от обиды:

– Сергей Иванович… Я что-то не так сделала? Вы меня из своего отделения гоните…

– Да чёрт побери, Ревченко! Ты же даже не дослушала! Да, там тяжёлая работа, тяжёлые больные с травмами позвоночника, но там институт занимается исследовательской работой! Исследовательской, Полина! Не важно, кем ты захочешь стать в будущем – кардиологом или хирургом, в любом случае это будет очень полезный опыт. Они берут тебя не санитаркой – медсестрой в травматологию! Это твой шанс, Полина, в тебе есть потенциал, и только на такой тяжёлой работе этот потенциал взлетит до небес! Огромный опыт, огромная практика, работать будешь даже во время учёбы – тебе составят график, как у нас. Но только уже в качестве медсестры.

Полина даже побледнела от слов Сергея Ивановича. Такое заведение… Да, морально тяжело, ведь там люди не просто обычные пациенты, там инвалиды. Она много слышала об этом заведении. Оно было полузакрытого типа и занималось в том числе разработками в сфере ортопедии и травматологии… Самые тяжёлые операции на позвоночник делались именно там…

– Хорошо – сказала Полина – Сергей Иваныч, я вам очень благодарна, это действительно незаменимая практика…

– Ну а к нам, Полина, можешь приходить в любое время – всегда будем рады! – развёл руками завотделением, обнял её по-отечески и добавил – я верю, Полина, что из тебя выйдет очень хороший врач. Вопрос в том, сколько всего ты повидаешь за это время, девочка…

В этот день взволнованная Полина влетела домой, чуть не сбив с ног пришедшую в гости Любу. Серафима Трофимовна с удивлением посмотрела на внучку и развела руками:

– Полька, чё случилось-то? Ты как кипятком ошпаренная, тьфу, типун мне на язык…

Полина рассказала бабушке и Любке, куда её переводят по работе и, поочерёдно посмотрев на родных ей людей, произнесла:

– Ба, Любка, мне очень нужна ваша помощь! – прижала побелевшие кулачки к груди – я хочу поехать в детдом, к сыну, забрать его… Но одна… не справлюсь…

Часть 10

Втроём они решили, что после оформления перевода из больницы скорой помощи в НИИТО у Полины будет несколько дней – эти дни нужно было использовать для того, чтобы съездить в детдом, куда был отправлен сын девушки.

Перевод был оформлен, и Полина попросила у нового руководства три дня перед выходом на работу. Повздыхав, завотделением отпустил её, попросив после выходных прийти на работу пораньше, чтобы успеть получить форму и пройти краткую экскурсию по больнице.

Полина пообещала ему, что придёт раньше на целый час, и отправилась домой готовиться к встрече с ребёнком.

Втроём они буквально до блеска отдраили и без того чистенький домик Серафимы Трофимовны, установили в комнате Полины недавно купленный широкий и мягкий диван, с радостью переглянулись, любуясь обстановкой, и стали собираться в дорогу.

Полина знала, что детей, оставленных в их роддоме в райцентре, отправляют там же в детдом, да и сердобольная акушерка, забирая только что рождённого сына, которого Поля так и не взяла на руки, сама чуть не плача, сказала ей, что, если она передумает и захочет забрать младенца, он будет в этом детдоме.

Автобус в райцентр из города уходил рано утром. Любка осталась дома у Серафимы Трофимовны, было решено, что она кое-что доделает и приготовит ужин, а бабушка и Полина отправились в дорогу.

Сердце Поли дрогнуло, когда они ехали по знакомым ей и таким дорогим сердцу местам – природа была настолько ей знакома, казалось, каждый кустик она знала, каждое деревце… Как же давно это было! Хотя прошло, конечно, не так много времени… Она уже начала отвыкать от своей малой родины. Наверное, придётся отвыкнуть навсегда.

В райцентре они сразу же стали искать детский дом – Полина смутно помнила, где он находится, потому прохожие подсказали им, куда идти.

От волнения Полина слова не могла сказать, а потому Серафима Трофимовна с тревогой смотрела на неё, стараясь как-то утешить и успокоить, брала за руку и ободряюще похлопывала по плечу.

Сама она тоже выглядела не лучше – бледное лицо выдавало её тревогу и сомнения.

Когда они пришли в небольшое светлое здание и попросили вахтёра, чтобы она провела их к заведующей, та спросила по какому они вопросу и, услышав, что по вопросу усыновления, попросила их подождать, сказав, что сейчас узнает, не занята ли заведующая, и пригласит их.

Через несколько минут она вышла к ним и попросила идти за ней.

Они оказались около стеклянных дверей кабинета, с той стороны стекло было занавешено белоснежными плотными шторками, что не давало возможности следить, что происходит в кабинете.

– Полечка! – обратилась к внучке Серафима Трофимовна – ты… посиди здесь. Сначала я поговорю…

Она вошла в кабинет, с кем-то поздоровалась, а через несколько минут, приоткрыв дверь, махнула Полине рукой.

В кабинете за столом сидела полная женщина-блондинка с локонами в пышной причёске, в белом халате на дородной фигуре, с цепким взглядом глаз из-под толстых стёкол очков.

– Вы когда рожали, Полина? – строго спросила та.

Полина, смущаясь, назвала дату рождения сына, и женщина стала смотреть какие-то бумажки, листая их одну за другой.

Потом повернулась со вздохом к металлическому шкафу за своей спиной и стала шарить там, что-то бормоча себе под нос.

– Да – наконец сказала она – всё верно. В этот период был мальчик, один-единственный, назвали Романом.

Полина вздрогнула – её сын получил имя своего отца. Что это – роковая случайность или просто совпадение?

– Я… Я могу увидеть моего сына? Я хотела бы забрать его.

– К сожалению – взгляд женщины был сочувственно-тревожным – к сожалению, нет. Мальчика усыновили пару месяцев назад…

Полина опустила голову – разочарование было столь сильным, что слёзы закапали из глаз одна за другой.

– Пожалуйста… – прошептала она – дайте адрес усыновителей, я хочу поговорить с ними. Может быть, они позволят мне хоть одним глазком взглянуть на него…

– Да вы что?! – заведующая развела руками – я вам сочувствую, конечно, но адреса дать и даже назвать данные усыновителей не могу никак. Существует тайна усыновления – слышали про такое? Меня в тюрьму упекут, если я её нарушу, эту тайну.