Лесная кукла бесплатное чтение

Эффект мотылька. Детективы Анны Даниловой. Новые расследования

1. Декабрь 2023 г

Надя

Сказать, что он был красив, значит, ничего не сказать. Вот все, чем мог Господь одарить этого молодого мужчину, было при нем. Высокий, светловолосый, сероглазый. Тяжелые веки, которые, казалось, ленились открывать всю красоту его глаз, были украшены густыми ресницами. Брови густые, вразлет. Прямой, просто идеальной формы нос придавал лицу черты мужественности и благородства. А голос! Надя могла бы слушать его бесконечно, наслаждаясь его красивым, низким, бархатным тембром. И как жаль ей было, что она не могла поделиться своими впечатлениями ни с кем. Она носила в себе это восхищение, как большой прекрасный цветок, который день ото дня все развивался и рос в ней, но показать его она не имела права никому.

Вот и сейчас она стояла на пороге спальни, где на кровати с ноутбуком на коленях сидел ее муж, босая, в одной сорочке, и слезы катились из ее глаз – как же ее обуревало желание поделиться с ним, рассказать о том, какими мощными, огненными чувствами она была охвачена последние месяцы.

Муж Виктор самый близкий ей, по сути, человек. Он умный и добрый, он все поймет. Конечно, своим признанием она причинит ему боль, но зато он оценит ее искренность и желание быть откровенной. Он, хирург, ежедневно избавляющий людей от боли, разве не захочет помочь ей? Как-то поддержать ее? Если он любит ее (а он всегда говорит ей о любви и, похоже, на самом деле любит ее все пять лет, что они находятся в браке), то пусть и докажет это. По-настоящему любящие люди желают счастья тем, кого любят.

– Ты чего не ложишься? – спросил он, не поднимая головы.

– Ложусь.

– Я тоже. Завтра рано вставать.

Она затворила за собой дверь спальни и, осторожно ступая по мягкому ковру, дошла до кровати и присела. Спать не хотелось.

Конец декабря в этом году был морозным, если не сказать свирепым. На улицу вообще не хотелось выходить. Но выходили, куда-то ехали, спешили, несмотря на низкие температуры и метели. Однако если бы не работа, Надя до весны бы проспала в постели, под теплым одеялом, как медведица.

Надя работала в туристическом бюро и всегда с большим удовольствием, особенно зимой, отправляла своих клиентов в теплые страны. Находила для них самые лучшие, комфортные условия, как делала бы это для своих самых близких людей. Она и сама всегда зимой грелась в жарких странах, чаще всего в Эмиратах и Катаре.

Но в этом году она находила тепло в объятиях мужчины, и не променяла бы это ни на что на свете. Какое же это было наслаждение, счастье – лежать в постели с Юрой в теплом гостиничном номере под завывание метели за окном. Они, пара влюбленных, безбашенных дураков, врывались в номер промерзшие, румяные от мороза, быстро раздевались и ложились, крепко обнявшись, – грелись. Все свои нехорошие мысли, стыд и угрызения совести они оставляли там, за дверями, в гостиничном коридоре.

А стыдиться было чего. Юра готовился к собственной свадьбе, а Надя и вовсе была замужем. Придумали, договорились, что они живут как бы в разных измерениях, где в одном – у них невеста и муж, а здесь, в постели, – это их собственное измерение, где свой мир и только они вдвоем, и отказываться от этого они не собираются.

Но иногда с Надей случались приступы не то что стыда, а такого странного чувства, имени которому еще не придумали. Ей хотелось, чтобы ее собственный муж разделил с ней ее счастье с другим мужчиной. Даже не счастье, а, скорее, понимание ее счастья. Ей казалось, что даже самая близкая подруга, доверенное лицо, не сможет ее понять так, как муж. Подруга может позавидовать, к примеру. А вот Виктор поймет ее и снимет с нее груз вины. Вот точно! Она хотела, чтобы он как бы освободил ее от этого чувства. Чтобы порадовался за нее, что она так счастлива, и, главное, понял, не осудил.

Конечно, это было сумасшествие. Разве можно признаваться мужу в том, что у тебя есть любовник? Каждая женщина знает – нельзя. Это аксиома. Это не надо никому доказывать. Но почему же ей так хочется сломать эту аксиому или заставить ее стать более гибкой?

Надя хотела представить себе другую ситуацию, при которой ей так же хотелось бы поделиться своей радостью с мужем. К примеру, она выиграла в лотерею. Да, это, пожалуй, подходящий вариант.

«Юра, представляешь, я выиграла миллион!» Вот он обрадуется. Деньги лишними не бывают. Или она узнала, что беременна. Да, вот это было бы настоящим семейным счастьем. Что еще? Она шла по улице, и впереди нее упала огромная сосулька, но, главное, мимо! И Надя осталась жива! Разве это не счастье? Виктор точно порадовался бы за нее, хотя, с другой стороны, ужаснулся, что могло бы случиться, если бы Надя ускорила шаг и сосулька пробила бы ей череп. Нет, этот вариант вообще не пахнет счастьем. Виктор бы, наоборот, весь зимний, «сосульный» период волновался за нее. Он, хирург, точно знает, что бывает с теми, кому не повезло и кого настигла острая, как обломок стекла, смертоносная сосулька.

Она легла рядом с мужем, он отложил ноутбук, выключил свет, устроился поудобнее на подушке, потом повернулся к ней, обнял ее и прижал к себе.

«А ведь я люблю его, – подумала Надя. – Очень. Он дорогой и самый близкий мне человек. И мне с ним хорошо. Тогда почему же я то и дело перемещаюсь в другое измерение, где мне тоже хорошо, но по-другому? И Юру я тоже люблю. Вот как же разобраться в своих чувствах?»

Конечно, она ведь жила не в лесу, среди людей, наблюдала за многими парами, знала, кто и кому изменяет, они с подружками часто обсуждали эти темы, сплетничали. И, как правило, женщина, у которой был любовник, либо не любила мужа, либо он ей просто надоел, и она воспринимала его как друга, как родного человека, но не хотела его как мужчину.

С Виктором все было иначе. Ей было хорошо и с мужем. Быть может, все дело было в нежности? В какой-то его особой нежности, которой не хватало Юре? Юра был горячим, страстным, нервным, веселым, он был как стихия, как ветер… Виктор же, напротив, был спокоен, ласков, нежен и как-то более ответственен, что ли. Словно был старше ее намного, хотя всего-то на шесть лет. Наде было двадцать девять лет, Виктору – тридцать пять.

Он обнимал ее, и это ее успокаивало. Она закрыла глаза, дыхание ее выровнялось. Она почувствовала, как Виктор целует ее в затылок, как дышит и его тепло проникает в ее волосы… Как же ей хорошо с ним. И спокойно.

– Его зовут Юра, – тихо сказала она, чувствуя, что желание выговориться, поделиться с мужем уже не контролируется ею, как слова, словно помимо ее воли, рвутся наружу. – И я изнемогаю от страсти. Прости меня. Не знаю, как мне быть. Ты умный, помоги, подскажи, как мне жить дальше.

2. Май 2024 г

Женя

Роман между Женей Бронниковой и следователем Павлом Журавлевым был, конечно же, платоническим. Звонки, переписка. Слегка подмороженный январем, он потеплел ближе к весне, и в мае им обоим уже хотелось встретиться, поговорить, увидеться наконец.

Тот поцелуй, что случился у Жени с Павлом в зимнем саду в тот памятный октябрьский вечер, когда Журавлев в первый раз появился в доме Бронниковых после успешно завершенного дела (первого и, скорее всего, последнего дела Валеры Реброва в качестве частного детектива), обжег Женю. Поцелуй был украденным. Но таким сладким!

Пару раз Борис, муж Жени, известный московский адвокат, приглашал своего друга, Валерия Реброва, снова вернувшегося в Следственный комитет после попытки поработать в частном сыске, вместе с другом, Журавлевым, в гости. Конечно, если бы он знал об увлечении своей молодой жены красавцем Журавлевым, вряд ли он захотел бы видеть его в своем доме. Но он, понятное дело, ничего не знал, ни о чем не догадывался и был счастлив тем тихим семейным счастьем, которым был обязан своей жене и маленькому сынишке Мише.

Дом Бронниковых был большой, уютный, в нем обитали, помимо Бориса с семьей, его любимый младший брат Петр с женой Наташей и трехмесячной дочкой Милой, две няни, Соня и Маша, и приходящая помощница по хозяйству Галина Петровна.

Поскольку дом был расположен в лесной зоне, в стороне от поселка, братья Бронниковы приняли решение установить за домовладением охрану. Теперь возле ворот в специальном домике находились охранники, и это обстоятельство сделало жизнь обитателей дома более безопасной и спокойной.

Конечно, если бы не увлечение Жени разного рода расследованиями, которые она проводила, помогая Реброву, и не страхи за ее безопасность Бориса, никто бы и не стал тратиться на такую солидную охрану.

Вернувшись в Следственный комитет, Ребров на время совсем выпал из поля зрения Жени, он много работал, словно наверстывая то время, что он потратил на свое свободное плавание, да и новые его дела, скорее всего (по мнению Жени), вряд ли бы заинтересовали ее, раз он ни разу не обратился к ней за помощью. Или же ему просто везло, и он легко их раскрывал, щелкая, как орешки.

Женя все те месяцы, что не была вовлечена в расследования, откровенно скучала, хотя много занималась с сыном, помогала Наташе с ее грудной девочкой, ездила в гости к своей близкой подружке Тонечке, проживающей неподалеку, в Подольске, продолжала обучаться кулинарии под руководством Галины Петровны и Петра.

В январские холода в доме готовили много жирных блюд, причем все, не сговариваясь, требовали гусей, свинины, уток и калорийной выпечки.

Женя чувствовала, что набирает вес, и переживала по этому поводу, пыталась ограничивать себя в еде, но, приготовив с Галиной Петровной очередное зимнее сытное блюдо, не могла от него отказаться и не в силах была придерживаться диеты.

То же самое переживала и без того располневшая после родов Наташа. Но как же счастливо и мирно они переживали эти морозные зимние месяцы! Петр разве что только в зубах не носил свою маленькую дочку, готов был держать ее на руках круглые сутки. Ночами не спал, нянчился с ней, давая возможность Наташе выспаться и отдохнуть. Даже няне Маше приказывал вечером отправляться в детскую и там отсыпаться, чтобы самому на руках укачивать малышку.

Как-то ранним утром, когда Женя пила кофе на кухне, к ней заглянула Наташа. Обе были в пижамах, с распущенными волосами. Подруги, точнее уже невестки, обнялись.

– Как дела? – спросила Наташа и, состроив уморительную гримасу, улыбнулась. – На свидание еще не пригласил?

Женя, испугавшись, что ее могут услышать, приложила палец к губам, шикнула на Наташу.

– У стен есть уши, ты что, забыла? И вообще, ты же прекрасно знаешь, что никаких свиданий не будет! – с шепота Женя перешла на эмоциональный сиплый свист. – Ты меня словно бы провоцируешь. Зачем тебе это? Развлекаешься? Заняться нечем?

– Да нет… Прости. Я же знаю, что у вас с Борисом напряженные отношения в последнее время, что ты, мягко говоря, несчастна.

– Да кто тебе это сказал?! – возмутилась Женя, уже пожалевшая о том, что когда-то была откровенна с Наташей. – Мы с Журавлевым – просто друзья, вот и все. А Бориса я люблю, он мой муж. Конечно, я не спорю, Паша красивый мужчина, но…

– Да он красив, как Бог! Он очень красив! И я не понимаю, как это он еще свободен? Почему до сих пор не женат?

– Знаешь, я спрашивала его об этом. Он сказал, что много работает. И я понимаю его. Он, как и Ребров, понимаешь? Его никогда нет дома. Его профессия не дает ему возможности завести семью. Не каждая женщина, знаешь, согласится на брак со следователем.

– Постой, может, я не понимаю, но он же именно следователь, а не опер. Это опера охотятся за преступниками, сидят в засаде, ходят с пистолетами… А следователи просто дают задания, ведут расследование. Работают в кабинете с документами. Ты хочешь сказать, что, если бы ты не была замужем и если бы у вас с Павлом случился роман и он позвал бы тебя замуж, ты не согласилась бы?

– Согласилась, нисколько не раздумывая, – мгновенно выдала себя с головой Женя. – Но сегодня я замужем, у меня прекрасный муж, и я его люблю. А Журавлевым просто восхищаюсь. Если можно было бы, то я поселила бы его в нашем доме только лишь для того, чтобы он был нашим, понимаешь? Чтобы видеть его каждый день, слышать его голос. Похоже, я несу полную чушь…

– Да, это точно. Ты так сказала, словно он красивая собака, которую хочется забрать к себе в дом, пусть даже он будет спать на коврике в твоей спальне.

– Наташа… Прошу тебя, не надо…

Как же вовремя они прекратили развивать эту тему – в кухню бодрой походкой вошел Борис.

Женя испуганно, волнуясь, что муж мог услышать их разговор, бросилась готовить ему кофе. Кашу для завтрака Галина Петровна приготовила еще с вечера, так что Жене оставалось только подогреть ее и поджарить тосты.

– Доброе утро, девочки. Как дела? Как моя племянница? Снова не давала моему брату спать?

Он говорил это с такой счастливой улыбкой и выглядел таким умиротворенным, что подозрения Жени в том, что он что-то услышал, сразу исчезли.

– Мила, к счастью, почти всю ночь спала. И я, соответственно, тоже. Вы, Борис, утром на эту тему пытайте Петра, вот он точно расскажет вам, как прошла ночь, спала ли ваша обожаемая племянница или капризничала. Знаете, иногда мне кажется, что он не доверяет мне Милу, что готов все делать за меня, лишь бы быть спокойным. Вот такие у нас дела.

– Давайте простим его за это, просто он сошел с ума от счастья. Думаю, он еще недавно и мечтать не мог о том, что станет отцом, – с этими словами Борис сел за стол и придвинул к себе тарелку с кашей. Женя поставила перед ним блюдо с горячими тостами. – А вы, девочки, почему никогда не завтракаете вместе со мной?

– Так рано же! – хором ответили Женя с Наташей и рассмеялись.

– Сегодня у нас вечером будут гости. Вернее, не совсем гости. Друзья. Не знаю, помнишь ли ты, Женя, следователя Журавлева. Дело Нины Коротич.

– Борис, конечно же, помню! – покраснела Женя. – У меня с памятью все в порядке.

– Может, ты не в курсе, но наш Ребров теперь работает в том же отделе, что и Павел, и сегодня они собираются предложить мне новое дело, возможно, приедут с потенциальным клиентом. Как сказал мне по телефону Валера, этого человека обвиняют в убийстве женщины. Дело, если ему верить, сложное, но интересное, словом, девочки, все, как вы любите. Но сейчас я за вас спокоен – у тебя, Наташа, грудной ребенок, а ты, Женечка, вряд ли сунешься в эту историю без Наташи. Так что, мои дорогие, просто их выслушайте, можете, конечно, подумать, пофантазировать, проанализировать данную тему, порассуждать, но не более того…

– Боря! – возмутилась его тоном Женя. – Ты за кого нас принимаешь?

– За молодых мамочек, – расхохотался Борис, прекрасно осознавая, как задевает чувства своей жены.

Их глубокий семейный конфликт, основанный на нежелании Бориса в очередной раз переживать за жену, реально грозил разводом. Он несерьезно относился к стремлению Жени сохранять какие-то элементы свободы в браке, и чем дольше супруги жили, тем больше его раздражали ее спонтанные поездки, связанные с расследованиями, тайны, которыми она окружала себя, увлекаясь очередным «ребровским» уголовным делом. Хотя временами, надо признать, его охватывало настоящее чувство гордости за жену, с помощью которой было раскрыто серьезное преступление. Иногда ему казалось, что именно этот самый конфликт, эти разногласия и придают особую остроту и свежесть их отношениям, главным было – не перегибать палку, вовремя остановиться в своих претензиях и упреках и не довести до развода. Возможно, именно находясь на этой грани, Борис и чувствовал к жене приливы страсти. Но разве ж он мог ей в этом признаться?

– Так что вы уж придумайте к ужину что-нибудь особенное, поговорите с Галиной Петровной.

Покончив с завтраком, Борис поблагодарил жену, поцеловал ее и отправился к себе – собираться на работу.

– Даже не переживай ты, он ничего не слышал! – зашептала Наташа, прислушиваясь к звуку его удаляющихся шагов. – Ты видела, в каком настроении он был? Разве что не пританцовывал! Так что успокойся. И подумай лучше, как оденешься к его приходу!

– Не поняла… – нахмурила брови Женя. – Ты о ком?

– Ну, не о Реброве же! Не валяй дурака, все ты прекрасно поняла! Так долго мечтала его увидеть, и вдруг на тебе – подарок! И кто тебе об этом сообщил? Муж! Это же просто замечательно! И вообще – это знак.

– Наташа… Ты ничего не понимаешь. Борис – он умный, он может все понять, достаточно ему будет увидеть нас… А вдруг Журавлев посмотрит на меня как-то особенно и Борис перехватит его взгляд? А если мы сядем за столом радом, вдруг он возьмет меня за руку? И что тогда будет?

– Спалитесь! – расхохоталась Наташа.

– Ладно. Давай лучше подумаем, что приготовить на ужин. Может, пироги? Или жаркое?

– Какая же ты, Женька, все-таки счастливая… – И Наташа, вспомнив что-то свое, личное, почувствовала подступающие слезы.

3. Май 2004 г

Горные. Каменка

– Предлагаю сделать небольшой ремонт: покрасить окна, поклеить обои, подремонтировать дверь…

Тася Загуменная возникла на пороге старого деревянного дома. Залитая солнцем, она казалась сотканной из воздуха. К тому же она была совсем худенькой, маленькой и больше похожа на девчонку, чем на молодую мамашу.

– Тася, заходи, я как раз блинов напекла, позавтракаем вместе, – Галина, хозяйка дома, впустила соседку. И как только дверь закрылась, сразу же исчезло солнце, в сенях стало темно и жутковато.

Галина еще не привыкла к своему новому жилищу. Она никогда прежде не жила в доме, всегда в квартире. И там все было просто и понятно: две комнаты, стены, балкон, дверь.

Здесь же все по-другому, здесь простор, много комнат, маленькие окна, большая кухня, темные сени, крепко пахнущие сыростью и гнилыми яблоками, тяжелая деревянная дверь, покрытая толстыми слоями краски… А за окнами – сад. Заросший, пока еще в сорняках и дикой поросли, но все равно прекрасный, с большими фруктовыми деревьями и голубым небом над их кронами.

Галина купила этот дом в Каменке две недели тому назад и все это время отмывала его, проветривала, стараясь избавиться от запаха гнили и плесени.

В доме давно никто не жил, он был сырой, холодный. Поэтому Галина целыми днями держала открытой включенную раскаленную газовую плиту, прогревала дом, задыхалась, но считала это единственным способом его высушить и сделать пригодным для жилья. Свою маленькую дочку в теплые солнечные дни она устраивала в саду, расстелив на старом матраце одеяла. Книжки, игрушки на время отвлекали девочку, но больше всего ей, непоседе, нравилось гулять по большому саду, рассматривать цветы, ловить бабочек, собирать на прогретых лужайках мелкую, уже переросшую в дикую, некогда садовую землянику.

Тася, сразу же полюбившая своих новых соседей, старалась помочь им с обустройством, приносила посуду, с легким сердцем отдала две еще довольно прочные кастрюли, другую кухонную утварь, тазы, одеяла, большую упаковку хозяйственного мыла, два новых цветных половика и много всего другого, необходимого в хозяйстве.

Галина же, обрадовавшись такой доброй и веселой соседке, молодой мамочке, недавно родившей дочку, тоже пыталась ей чем-то помочь, и когда Тасе нужно было отлучиться, поехать в соседнее село или в город, сидела с ее девочкой.

Муж Таси работал в Москве на стройке, но в выходные приезжал домой, благо Каменка находилась в двух часах езды от столицы, между Каширой и Коломной.

Тася же договорилась, что пятилетнюю дочку Гали с понедельника уже примут в детский садик. Работу Галина нашла сама – на почте.

И вот так постепенно, опять же с помощью активной молодой соседки жизнь новоселов начала налаживаться. Галина уже знала, у кого покупать молочку и яйца, кто есть кто из соседей и, главное, кто из местных, рукастых мужиков-мастеров поможет ей с ремонтом дома, к кому обращаться, чтобы не переплачивать за работу.

– Я завтра вам меду принесу, вчера мой купил, привез, я отолью, – говорила Тася, с аппетитом уплетая блины. – Так что с окнами-то? Покрасим? Я тебе помогу.

– Тася, не нужно красить. Новые поставлю. Все-таки пластиковые окна лучше старых, деревянных. Сама знаешь. Деньги у меня будут на следующей неделе.

Тася, сгорая от любопытства, кто же может прислать Галине деньги, прикусила губу – не посмела спросить.

– Тася, мне с тобой поговорить надо. Только пообещай, что никому не расскажешь.

– Я могила!

Вернувшись от Галины домой, Тася, проверив дочку, спит ли еще, села на крыльце и задумалась. Мыслей было много, но все варианты решения проблемы казались нежизнеспособными. Особенно одна, самая дерзкая идея, которая сильнее всего будоражила воображение и заставляла по-настоящему нервничать, просто требовала действия.

– Есть у меня один план, – она позвонила Галине, поскольку из дома выйти не могла, дочка могла проснуться в любой момент. – Запрешь, когда я скажу, свою девочку в доме, а мы с тобой кое-куда сходим. Вот только дождусь, как Танечка моя проснется, уложу ее в коляску, и мы с тобой пойдем. Пешком. Дорога займет примерно минут сорок. Но ничего, подышим свежим воздухом. Погода-то – благодать!

4. Май 2024 г

Женя

На ужин было жаркое из баранины. На гарнир Галина Петровна приготовила рис, морковь с барбарисом и лук в гранатовом соке. Петр, уложив спать дочку, испек шарлотку. Женя помогала ему, но на деле получалось, что только мешала – у нее от волнения от предстоящей встречи с Павлом Журавлевым все валилось из рук. К тому же она порезала палец.

В доме царило предпраздничное настроение, как если бы ждали не Реброва с приятелем, а собирались праздновать Новый год или Рождество. А ведь за окнами бушевал солнечный ветреный май с его травами, цветами, цветущими деревьями.

Примерно за пару часов до приезда гостей Женя вдруг спохватилась, что меню совсем не весеннее, что маловато зеленого лука, редиски, свежих огурцов, что она, словно по инерции, снова готовила тяжелое зимнее блюдо.

Почему баранина? И вдруг вспомнила, поняла. Тогда, осенью, когда они и познакомились здесь, в этом доме, мужчины готовили шашлык на террасе, а потом Павел разыскал ее в зимнем саду, где они целовались, и позже, уже за столом, сказал что-то про отменный бараний шашлык, что самый вкусный шашлык получается именно из баранины. Вот и все. Вот откуда ее подсознательное желание угодить ему, сделать приятное.

Женя долго не могла придумать, как нарядиться. Вечернее платье – глупо. Домашняя просторная одежда – еще глупее. Остановила свой выбор на голубых брюках и белой рубашке мужского покроя.

Наташа, увидев ее в таком наряде, покрутила пальцем у виска:

– Все скрыла, что только можно было! Ни талии, ни бедер, ни груди, ничего не видно! Какое-то бесформенное существо в просторной одежде. Надень белую кружевную блузку с коротким рукавом, там хотя бы декольте выигрышное, и ладно, так и быть, пусть будет домашняя голубая льняная юбка, чтобы Борис ничего не заподозрил, но в ней ты будешь хотя бы женственнее, привлекательнее.

Она была права. В блузке и юбке Женя и сама себе понравилась. Подкрасила губы розовой помадой, приподняла свои рыжие кудри, заколола на затылке.

Стол накрыли на террасе, Наташа помогла Галине Петровне украсить его цветами из сада, разложила красивые салфетки. Петр прогуливался перед террасой по дороге с коляской и разговаривал с новорожденной дочкой, как если бы был уверен, что она его понимает. Там же, неподалеку, няня Соня гуляла с маленьким Мишей, который еще месяц тому назад начал ходить, но чувствовал себя уверенно, только держась за руку взрослого.

Женя, время от времени бросая на них взгляды, понимала, что она очень плохая мать, что вместо того, чтобы гулять с Мишей, играть с ним в саду, она готовит угощение для мужчины, в которого явно влюблена, и все ее мысли и чувства заняты лишь предстоящей встречей. И в который раз подумала о том, как же хорошо, что люди еще не научились читать мысли друг друга. Вот бы Борис удивился, увидев проявляющиеся где-то в воздухе над ее головой цветные картины ее фантазий, сцены свиданий…

Она все понимала, но ничего поделать с собой не могла.

– Знаешь, Наташа, чего бы мне хотелось больше всего на свете?

Женя украшала блюдо с овощами зеленью.

– Конечно, знаю – поскорее увидеть Павла.

– А вот и нет. Мне хотелось бы либо разочароваться в нем, либо пресытиться им и перестать думать о нем. Вот. И тогда я вернулась бы к нормальной, спокойной жизни, к своим прямым обязанностям жены и лю… уф… матери.

Наташа расхохоталась.

Борис и гости приехали одновременно. Две машины притормозили у террасы, и Женя, совсем потерявшись, вместо того, чтобы в первую очередь поприветствовать гостей, бросилась, словно не видя их, к Борису, обняла его.

Со стороны, как отметила про себя Наташа, это выглядело дико и подтверждало Женино неосознанное желание найти защиту от обуревавших ее чувств к другому мужчине в объятиях мужа.

И вдруг, очнувшись, она, словно придя в себя, отпрянула от Бориса и, красная от смущения, подошла теперь уже к Валере, они обнялись, и только после этого протянула руку Павлу Журавлеву.

– Так рада, что вы приехали, – сказала она, глядя куда-то мимо Павла, хотя обращалась именно к нему, уж Наташа-то это знала наверняка. – Проходите, пожалуйста, в дом… Или, вернее, там вы можете помыть руки, а стол накрыт здесь, сами видите…

– Женечка, с тобой все в порядке? – наконец-то заметил странное поведение жены Борис.

– Да, все в порядке! – бодро ответила Женя.

Борис перевел взгляд на Наташу, как бы желая понять, что не так. Но Наташа, не желая предавать подругу, лишь широко ему улыбнулась, давая понять, что все прекрасно.

– Думаю, Пашу вам не надо представлять, – сказал Ребров, похлопывая своего друга по плечу. – Вы не обращайте внимания на его кислое выражение лица, у него просто болит зуб. Но вы окажете ему большую услугу, если дадите таблетку.

– Я знаю, что ему поможет от боли… – мгновенно отреагировала Женя. – Павел, вы садитесь, я вам сейчас принесу.

И бросилась в дом. Между тем мужчины (к ним присоединился и Петр, у которого няня Маша забрала девочку) расселись за столом, закурили. Закончив прогулку, вернулись в детскую и няня Соня с Мишей.

– Я могу посоветовать вам, Павел, своего стоматолога, – сказал Борис.

– Да у меня вроде бы зуб целый, не знаю, почему болит…

– Он два мороженых съел, – сдал его Ребров. – Странно, что горло еще не заболело.

Ребров был одет, по обыкновению, в джинсы и рубашку, на Павле же были элегантные черные брюки и голубой тонкий джемпер. Наташа, разглядывая его, тихо зацокала языком, восхищаясь красотой Журавлева. Ну как можно было в него не влюбиться? Бедная Женя…

Женя вернулась с таблеткой и стаканом воды. Протянула Журавлеву.

– Минут через десять боль пройдет, – сказала она тихо.

Все были голодны, с аппетитом набросились на свежие овощи, потом Галина Петровна принесла большое блюдо с бараниной.

– Ну давай, Ребров, рассказывай про свою лесную куклу, – вдруг сказал Борис, расправляясь при помощи вилки и ножа с большим куском мягкого сочного мяса. – Заинтриговал, как всегда!

– Вообще-то, это не моя история, а Пашина. Вот он пусть и рассказывает. А ты, Женя, можешь пока пройтись по саду, прогуляться, чтобы не слушать. К тому же история больно уж страшная.

Ребров, еще не успевший как следует осознать, что он находится все-таки не в своем кабинете и вообще привычной ему обстановке, где все более-менее просто и ясно и где можно вести себя естественно, не боясь ляпнуть лишнее, вдруг понял, что своей шуткой ранил Женю, и вспыхнул. Пожалел о сказанном. И зачем только напомнил Жене о ее сложностях с Борисом?

Но Женя не обиделась. Больше того, она была ему даже благодарна за то, что он с самого начала взял такой ироничный, шутливый, пусть даже и грубоватый, тон. Так ей было легче находиться рядом с объектом своей новой любви.

– Боюсь, что я, и находясь в саду, все услышу. Ты же знаешь, Валера, как я люблю страшные истории. На самом деле звучит интригующе. Так что там с этой куклой? И почему она лесная?

– Да это мы с Валерой так назвали дело… На самом деле там нет никакой куклы. Там все гораздо хуже… – сказал Павел, машинально держась за щеку.

– Сейчас все пройдет… – вырвалось у Жени, у которой, как ей показалось, тоже заболел зуб и тоже на этой же стороне.

– Короче. У нас новое дело. Парень, айтишник, работает в банке, Юрий Агневский, попал в одну очень нехорошую историю. Поехал в лес и обнаружил там труп женщины. Сам позвонил в полицию и сказал, что это он ее убил.

– И?! – хохотнул Борис. – В чем интрига-то?

– Да вся история – одна сплошная интрига, – вздохнул Журавлев. – Сплошные вопросы. С одной стороны, кажется, что Юрий этот вполне себе адекватный человек, с другой – несет просто какую-то околесицу и сам себе яму копает.

– А если подробнее! – потребовала Наташа.

– Хорошо, начну с самого начала. Это не так уж и далеко от МКАД, примерно в двенадцати километрах. Деревня Сапроново. Я так и не понял, что этот Агневский вообще забыл в лесу. Поехал, типа, подышать свежим воздухом, зашел в лес, покачался на качелях…

– На качелях? – удивилась Женя. – Что это за качели?

– Да обыкновенные, они висят на металлической перекладине, прикрепленной скобами к двум деревьям, сиденье подвешено на цепях. Качели хоть и старые, но еще крепкие.

– Господи боже мой! – воскликнул Борис. – Женя, дались тебе эти качели? Павел, дальше-то что?

– Но Женя правильно заметила эту странность… – возразил Журавлев. – А вам всем разве не показалось странным, что мужчина в самом расцвете лет, совершенно один едет в лес, чтобы покачаться на качелях? Так он мне, во всяком случае, и сказал. И прямо там, метрах в двух от них, и лежал присыпанный свежей землей и хвоей женский труп.

– Что за женщина? – спросила Женя.

– Ее личность пока не установлена. Примерно лет тридцати. Судя по всему, она умерла от отравления. Не стану за столом перечислять внешние признаки отравления…

– У вас есть фотографии трупа? – спросила Женя, напрочь забыв об осторожности и, главное, о том, что за столом находится ее муж и что вообще они собрались, чтобы просто поужинать в дружеской обстановке. Она вела себя так, как если бы их общей целью и было найти убийцу!

– Женя… – тихо произнес Петр, бросая на нее многозначительные взгляды.

– Есть, – сказал Павел и, взглянув на Реброва и мгновенно получив от него одобрение взглядом, открыл свой телефон и, быстро разыскав в нем нужную папку с фотографиями, протянул его сидящей рядом с ним Жене. – Вот.

Женя принялась внимательно изучать снимки. Женщина была на самом деле молодая, симпатичная, ухоженная, на ней было белое платье в красный горох. Босая, ногти на ногах покрыты красным лаком. Шатенка, волосы до плеч. Косметики на лице совсем мало. Помада на губах смазана.

– Никаких признаков насилия, – поспешил ответить на ее назревающие вопросы Павел. – Ни царапины, ничего такого… И ее не насиловали.

– А где ее обувь?

– Нет обуви. Нет сумочки. Ничего нет, просто труп, совсем слегка присыпанный землей. Агневский говорит, что он заметил труп, когда начал раскачиваться на качелях.

– Постойте, но вы же сказали, что он признался в том, что убил ее.

– Да, вроде бы признался, но не сказал, как именно убил… И вообще, когда приехала полиция, все отметили, что он как бы не в себе. Он был в очень плохом душевном состоянии, хотя потом, уже на допросе, как ни странно, стал постепенно приходить в себя. Вероятно, вид трупа сильно потряс его, и он сам не понял, зачем сказал, что убил эту женщину. Он сказал, что не был с ней знаком, никогда не видел. Он сказал, что не понимает, что удивительного в том, что он, человек, который целыми днями сидит за компьютером, решил в ясный солнечный майский день отправиться в лес, подышать воздухом. Что если бы он, к примеру (это его слова), отправился в лес зимой и принялся кататься на заснеженных, ледяных качелях, вот тогда было бы странно, а так… Говорю же, он словно пришел в себя и уже в самом конце допроса заявил, что никого он, конечно же, не убивал. И сказал, что ему нужен адвокат.

– Борис, мы посоветовали ему вас, – наконец подал голос Ребров. – Вы взялись бы за это дело?

– Почему бы и нет? Где он сейчас?

– Я отпустил его под подписку о невыезде. Но пока что он – единственный подозреваемый.

– Он дома?

– Вероятнее всего.

– Да… Жаль, что вы не привезли его сразу к нам, – сказал Борис, и Женя, вдруг зажмурившись от возможного счастья совместного с Павлом расследования, затаила дыхание. – Мы бы прямо сейчас с ним и поработали.

– Так я могу позвонить ему, и он приедет. Только поздно будет… – сказал Журавлев. – Это ничего?

– Конечно, ничего! Звоните, приглашайте. Дело на самом деле интересное. Особенно если учесть, что он зачем-то поначалу сам признался вам в том, что это он убил женщину. Он на самом деле пришел в себя? Ему психиатрическая помощь не требуется?

– Я, конечно, не эксперт, но сейчас он вполне адекватен.

– Он айтишник, вы сказали, может, они все такие? – улыбнулся Петр. – И знаете, о чем я подумал? Что это с нами со всеми случилось, что мы воспринимаем простую прогулку по лесу странностью? Быть может, ему не следовало быть уж таким откровенным с полицией и не признаваться в том, что он качался на качелях… Но кто бы из нас отказался от такого удовольствия? Мы же здесь все качаемся на качелях, скажи, Борис? Женя, Наташа? Мы буквально неделю тому назад установили в саду качели и качаем там не только Мишу, но и сами качаемся… Борис, я сам лично видел, как ты вчера вечером раскачивал там Женю! Да-да, не Мишу, а Женечку! А то, что там, рядом с качелями, оказался труп, так это простое совпадение. Скажем так: парню просто не повезло! Вы только представьте себе, в каком прекрасном солнечном настроении он вошел в лес, и что с ним там потом стало… Да он там от ужаса чуть с ума не сошел! Заметьте, он сам вызвал полицию, я правильно понял, Павел?

– Да.

– Вот! – Петр поднял вверх указательный палец. – Сам вызвал полицию и, когда они приехали, он так растерялся, что и принялся нести околесицу… С ним просто случился нервный припадок. Или же он с горькой иронией произнес: дескать, да, смотрите, конечно же, это я ее убил! Ате взяли, да и поверили, записали в протоколе… Так что этот товарищ явно не при делах, и ты, Боря, с легкостью поможешь ему.

Павел вышел из-за стола, спустился с террасы на аллею, и все сидящие за столом могли наблюдать за тем, как он разговаривает по телефону.

– Хорошо, я сейчас пришлю геолокацию…

Он вернулся за стол, и Женя, боясь посмотреть на него, даже не поворачивая головы, тихо спросила, не болит ли зуб.

– Нет, не болит, представляете! Да я даже забыл о нем, иначе как бы я съел столько мяса?! Валера мне говорил, конечно, что здесь…

Он осекся, решив не продолжать фразу, которая должна была бы прозвучать примерно так: «Валера мне говорил, конечно, что здесь отменно кормят». Зачем он только ее вообще начал? Поставил бы человека в неловкое положение.

– Да, я говорил, что живым отсюда не уйти, что закормят до смерти, – спас его Валера. – А разве я не прав?

– А что вы еще знаете об этом Агневском? – спросила Женя.

– Ему двадцать восемь лет, он живет один, много работает. Хорошо зарабатывает. У него есть невеста, в августе планируют свадьбу. Да у него все хорошо! Мои люди побывали у него на работе, в банке, он там на хорошем счету. Говорю же, у него вообще все хорошо! Непонятно только, что он делал в этом лесу.

– Ну вот вы снова… – всплеснул руками Петр, но потом, нахмурившись, покачал головой и решил больше не поднимать эту тему.

Борис подлил ему виски в бокал, ободряюще подмигнул, мол, успокойся и пей.

– Он приедет часа через полтора, не раньше, – сказал Журавлев, имея в виду, конечно же, Агневского.

– Вот покормим моего будущего клиента, напоим, он нам все и расскажет! – сказал Борис.

– Хотите чаю? – вдруг спросила Женя. – Я понимаю, что все после жирного и соленого мяса хотят лимонад, тем более что Галина Петровна готовит его потрясающе, но для здоровья неплохо бы выпить горячего чаю…

– Я не против, – ответил Павел, даже не дав ей договорить.

Борис с Петром и Ребровым предпочли виски.

Женя встала из-за стола и отправилась на кухню. Наташа тоже встала, но направилась в сад, к качелям.

– Я понял, – сказал Петр и последовал за ней. – Желание жены – закон! Только не проси, чтобы я раскачивал тебя, как в прошлый раз! Чуть на небо не улетела!

Женя стояла спиной к дверям, заваривая чай, и когда к ней кто-то подошел и обнял ее за плечи, она знала, что это не Борис. Почувствовала. И перестала дышать, словно своим дыханием могла спугнуть призрак, наваждение. Она хотела только сказать «могут войти», так, просто на всякий случай, если это все-таки тот, кого она хотела чувствовать рядом, но промолчала. А вдруг это все-таки Борис, которого она приняла за другого. Предупредить мужа, пожелавшего обнять ее, что кто-то может войти и увидеть их вдвоем – это полная нелепость, уж она точно вызвала бы подозрение.

Вот почему Женя молчала, закрыв глаза и продолжая верить в то, что это Павел. Но если это он, и если кто-то еще войдет на кухню и увидит, как он ее обнимает, то ей уже не выкрутиться. Это будет конец всему. Конец ее счастливой семейной жизни, конец покою, конец ее пребыванию в доме, конец всему, да, вот так.

Она резко повернулась и увидела Журавлева. Он и сам выглядел растерянным.

– Прости… Не удержался… – он резко отпрянул от нее, словно почувствовал ожог. – Совсем потерял голову. Но я так ждал встречи с тобой, так часто ее себе представлял, что теперь просто не сдержался.

Она перевела дух и прислушалась. Было очень тихо. Обычно, когда кто-то шел по направлению к кухне, всегда были слышны шаги.

Нет, никто не шел. И тогда Женя притянула к себе Журавлева и поцеловала его. Отпустила. Дышала при этом часто, ей не хватало воздуха.

– Тебе черный или зеленый? – спросила она, чувствуя, как лицо ее начинает пылать.

– Без разницы.

– Сразу скажу то, что думаю. Этот Агневский очень странный тип. И ты, думаю, это понимаешь. Вот смотри сам. Если ты, к примеру, захочешь подышать свежим воздухом, ты куда пойдешь-поедешь? Просто куда глаза гладят или?..

– Поеду к родителям на дачу, – ответил ошарашенный услышанным Журавлев.

Он меньше всего ожидал от Жени разговора на эту тему, надеясь, что они договорятся о нормальном свидании. Но если она хочет говорить об Агневском, что ж, пусть. Может, это просто нервное и она не знает, о чем говорить? Растерялась? Он решил поддержать разговор, не воспринимая его, конечно же, всерьез.

– А ты? Хотя чего я спрашиваю? Ты же живешь за городом, где и без того дышишь свежим воздухом.

Но основную ее мысль он понял.

– Хочешь сказать, что он там оказался не случайно?

– Уверена. И то, что он в первый момент сам вызвал полицию и признался в убийстве – тоже не случайно. Это убийство связано с ним, потом сам убедишься в этом. Скажи, в какой форме будет происходить ваше с ним общение сегодня? Надеюсь, это будет не официальный допрос?

– Нет, конечно. Я познакомлю его с адвокатом.

– А поговорить о деле?

– Думаю, он сам все расскажет. Он же не дурак, поймет, что здесь, у вас, в неофициальной обстановке, у него появится возможность выговориться, рассказать, быть может, то, что он не смог или не захотел рассказать во время допроса.

– Ты симпатизируешь ему? Уверен, что это не он убил эту женщину? Что он не знаком с ней?

– Он вызывает доверие. К тому же, какой ему был смысл вызывать полицию в лес, чтобы тотчас же признаться в убийстве. Если бы он ее убил, то просто сбежал бы. Да и само убийство, этот антураж – явно же кто-то все это организовал, срежиссировал. Труп явно не собирались закапывать, его слегка присыпали землей. Платье на женщине тоже какое-то странное, и не по фигуре, и по возрасту, что ли… Это же не молодая девушка с дурным вкусом.

– Как это «не молодая»? Ты же сам сказал: молодая женщина.

– Да, именно женщина. Я хотел сказать, что это платье больше подошло бы для совсем юной девушки, девчонки… Знаешь, если бы ты сама увидела его, то поняла бы, что оно какое-то странное. Вроде бы материя новая, то есть платье новое, но какое-то нелепое, словно его сшили впопыхах.

– Ничего себе! С чего это ты так решил?

Но Павел вместо ответа поцеловал ее. И снова отпрянул от нее в страхе, что их могут застать.

– Я хочу поехать в Сапроново, – сказала она.

– Это еще зачем?

– Попробую выяснить, каким образом это место связано с Агневским.

– Ты всерьез решила помочь нам? – с недоверием спросил Павел.

Женя хотела было уже обидеться, но передумала. В сущности, что обидного в его вопросе?

– Поедем туда вместе? – набравшись решимости, спросила она. Как в ледяную прорубь прыгнула.

– Да я только с радостью. Позже напишу тебе, когда смогу, договорились?

С большим чайником оба вернулись на террасу.

Женя настояла на том, чтобы мужчины выпили хотя бы по чашке горячего чаю.

Примерно через полчаса приехал Агневский.

5. Май 2024 г

Надя

Вот уже пять месяцев, как Виктор спал в гостиной на диване. Каждое утро он сворачивал одеяло и простыни с подушкой, чтобы потом, когда Надя проснется, либо самому отнести в шкаф в спальне, либо, если она еще спит, она сделает это сама.

Виктор, человек мягкий, внешне никак не выказывал свое возмущение поведением жены, признавшейся ему в том, что у нее есть любовник.

Вся их семейная жизнь со стороны выглядела так, словно ничего и не произошло. Супруги по-прежнему разговаривали друг с другом, ужинали, если к тому времени Виктор возвращался из больницы, вместе обсуждали какие-то бытовые мелочи. Перед сном желали друг другу спокойной ночи, разве что не обменивались дежурным поцелуем. Иногда вместе смотрели телевизор, бросая по забывчивости какие-то реплики, комментируя фильм, но потом, спохватившись, вспоминая, что теперь они должны вести себя как-то иначе, надолго замолкали.

Надя понимала, что муж страдает, и время от времени жалела о своем признании. Могла же промолчать, не говорить о Юре. Но ее же так распирало поделиться с ним своими чувствами к любовнику, так хотелось чуть ли не поддержки, что она не выдержала и рассказала, оправдывая свой идиотский поступок желанием быть честной с мужем.

А разве честно после этого жить с ним под одной крышей, разговаривать с ним, как ни в чем не бывало, вместо того, чтобы чувствовать себя виноватой. Призналась мужу в любовнике, как если бы призналась в какой-то дурной болезни, мол, посочувствуй мне, помоги, подскажи, как мне жить дальше. Но разве он помог? Разве сказал что-то? Нет. Выслушал, обнял и предложил вместе выпить чаю. Все. Вот только с того дня спать перебрался в гостиную.

Иногда Надя бросала на мужа долгие задумчивые взгляды, словно надеялась по выражению его лица понять, что же он испытывает. Злится ли на нее, копит ли свою обиду или вообще задумал что-то нехорошее, тайное, что положит конец их семейной жизни, разрубит их жизни на две части – до и после признания. Поделился ли с кем-то из своих друзей бедой? Посоветовался ли? Или молчит и делает вид, что ничего не произошло, что он по-прежнему счастлив со своей женой? Каково ему живется?

Сколько раз она пыталась представить себя на его месте, когда не она, а он признается ей в том, что у него другая женщина. Когда он с жаром рассказывает о своей непреодолимой страсти к другой женщине, что просто сгорает, погибает, что не может без нее. Но и ей, своей жене, не может больше лгать. Хочет, чтобы она спокойно отпускала его на свидания. Да уж…

Бред какой-то! А может, ему еще и рубашки гладить, провожая его к любовнице? И вот он уходит, и она прекрасно знает, куда, к кому и что он собирается там делать, а она, Надя, остается дома одна. Садится перед телевизором, хрустит чипсами или печеньем и смотрит очередной сериал. И на душе у нее спокойно, она счастлива.

Но это же полная чушь! При одной только мысли, что у Виктора тоже может быть любовница, ей становилось не по себе и, представляя себе какую-нибудь молоденькую медсестру в больничных декорациях, разложенную им на столе ли, диване с задранным медицинским халатиком, Надя от выдуманной ею же картинки стискивала зубы и от досады готова была заплакать.

Она не могла не заметить, что Виктор чаще стал работать по ночам. Ночное дежурство – вот прямой путь к измене. В тихих больничных коридорах, кабинетах, на кушетках – Наде повсюду виделись его любовницы. И вот решив, что ее чувство вины становится уже невыносимым, что слишком уж тяжело на душе, она предположила, что избавиться от этого она сможет одним-единственным способом, уличив в измене мужа. Именно уличив, застав, застукав… Вот тогда она, такая честная и открытая перед мужем, окажется на высоте, а ему придется еще перед ней извиняться, оправдываться.

И вот однажды поздно ночью она вызвала такси и поехала к нему в больницу. И застала его, застукала, спящего в тихой и пустой ординаторской за ширмой на диванчике.

Увидев его, Надя почувствовала, как в носу у нее защекотало, как глаза наполнились слезами – так ей стало жалко своего Виктора.

Тотчас появилась медсестра, но, увидев ее, Надя приложила палец к губам, не будем его будить, милая… И уехала домой.

Вот только та самая страсть, в которой она призналась мужу, как раз после этого признания утратила свой пыл, поблекла. Надя стала как бы даже тяготиться ею. Да, ей было приятно встречаться с Юрой, она наслаждалась в его объятиях, но что-то все равно изменилось, какая-то особая сладость исчезла, словно она расплескала часть своих чувств во время разговора с мужем.

Между тем у Юры была невеста Настя, и он готовился к свадьбе. Надя сама помогала ему выбирать блюда из банкетного меню. Его второй экземпляр, разрисованный розочками листок из плотной бумаги со списком закусок и прочего, свадебного, потом еще долго хранился в ее дамской сумочке, дразня Надю своей неотвратимостью. Она не представляла себе, что реально может измениться у них с Юрой после его свадьбы. И чем больше она об этом думала, представляла, тем больше понимала, что ничего. Ничего не изменится. Гостиница останется этой же. Номер – тот же. Как встречаются, так и будут потом встречаться. Мужчина всегда найдет причину задержаться на работе или в командировке.

Но с приближением свадьбы на Надю стало все чаще накатывать какое-то неприятное, саднящее чувство несправедливости и обиды. С какой стати она должна делить этого прекрасного молодого мужчину с кем-то?

Какая-то Настя, страшная, как атомная война. Высокая, вроде бы стройная, но ниже талии – совсем скелет. Надя видела ее однажды, когда та заявилась на работу к Юре. Ну очень худые ноги, просто какая-то патология. И, словно в насмешку, ей по жизни досталась шикарная, «драгоценная» фамилия Золотоног.

Между собой Надя с Юрой называли ее золотоногой («Ну и как там твоя золотоногая?»).

Она понимала, что Юра не любит девушку, просто встречался с ней уже два года, пообещал жениться, родители ее очень уж хотели свадьбу, да и Насте хотелось поскорее определиться, успокоиться и обрести семейное счастье. Настя мечтала о детях (в ее беременность, которая уже дважды как бы срывалась, не верил уже даже Юра, поскольку Настя, будучи «в положении», забывшись, курила в его присутствии и пила водку), о загородном доме, новой машине и постоянно строила какие-то имущественные планы.

Обо всем этом Надя узнавала, когда, забывшись, ее молодой любовник вдруг начинал делиться с ней, как с другом, своими мыслями и впечатлениями, чуть ли не советуясь или желая разделить свое возмущение тем или иным поступком или высказыванием невесты. И всегда был правдив и откровенен. В такие минуты Надя думала о том, что правда – это не всегда хорошо и правильно. Что лучше некоторые вещи все же не озвучивать. Теперь это касалось уже их двоих.

До свадьбы оставался месяц, и вот в один прекрасный день Надя поняла, что не готова делиться своими откровениями с Юрой. Это произошло тогда, когда она вдруг решила, что пока еще не поздно все исправить, и для того, чтобы стать счастливой, надо лишь развалить планы этой Насти, развестись с Виктором и женить на себе Юру. И когда она ясно себе это представила и поделилась сдуру с Юрой, то поняла, что теряет его. Что ошиблась.

– Надя, дорогая, ну как ты себе это представляешь? Вся ее семья готовится к свадьбе, ее родители – прекрасные люди, ну как я могу их так подставить, обмануть? Да и Настю тоже жалко… Что она будет делать? Да у нее сердце разорвется! Я не могу так, понимаешь?

Юра, такой совестливый, честный, ответственный. Нет, он не может отменить свадьбу. И Настю не любит, но и в Наде, похоже, не видит жену. И все потому, что она замужем. Что у нее есть муж, хороший человек, талантливый (все по рассказам Нади) хирург, зачем и его делать несчастным?

И Надя задумалась: а не слишком ли они были откровенны и честны друг с другом? Зачем было вообще что-то рассказывать о себе, почему нельзя было просто ограничиваться встречами в гостинице? Получили по порции своего физического счастья, да и разбежались бы? Зачем было душу открывать, делиться, откровенничать, ждать поддержки? Сами же все и испортили. Но, с другой стороны, разве Надя не полюбила его? Полюбила, конечно. А он ее? Видимо, нет…

Ей надо было с кем-то срочно поговорить. И самым близким после Виктора человеком была, конечно же, сестра Лида. Та самая Лида, которая в самом начале Надиного романа с Юрой помогала ей и даже дала свой второй телефон для переписки, которая радовалась, что сестра по-настоящему влюбилась, что у нее появилась отдушина, радость, женское счастье, но которая, узнав, что Юра женится, резко переменила свое мнение и стала настаивать на разрыве Нади с ее возлюбленным. Призналась, что накануне прочла какой-то душещипательный любовный роман, который перевернул все ее представления о счастье и повлиял на нее так, что она совершенно не подумала о Викторе, о том, каково теперь ему. И вот теперь хочет восстановить справедливость.

– Ты прости меня, что я повела себя как полная дура, я не должна была провоцировать тебя, подогревать твои чувства к этому парню… У тебя есть муж, прекрасный, благородный человек, и ты же сама говорила мне, что любишь его… Надя, так что случилось? Ты разлюбила его? Если так, то отпусти, пусть и он тоже найдет свое счастье…

И тогда, помнится, Надя сказала ей, что она и мужа тоже любит, но какой-то другой любовью. Что он – ее часть, что он близкий ей человек, что она пустила в него корни, что расстаться с ним она не сможет никогда и ни при каких условиях.

– Но ты же совсем недавно хотела развестись с ним, чтобы выйти замуж за Юру! – воскликнула Лида, уже совершенно сбитая с толку. – Ты сама-то понимаешь, чего хочешь?

Но как она могла ответить сестре, что хочет сохранить подле себя обоих мужчин. Ледяной змейкой проползла мысль: а что, если Лида сама не прочь сойтись с Виктором? Он ей всегда нравился, она не раз выражала свой восторг, считая его не только красивым и обаятельным мужчиной, но и прекрасным человеком, к тому же «надежным и умеющим любить». Вот интересно, откуда она все это знает?

Лида была старшей сестрой Нади, ей было тридцать два года, и она была не замужем. Встречалась время от времени со своим коллегой по работе, преподавателем юридического университета, глубоко женатым, отцом троих маленьких детей. Вот там уж точно не было никаких перспектив. И если бы Надя развелась с Виктором, кто знает, может, они и сошлись бы. Но вот этого Надя себе точно не могла представить или допустить. Это просто невозможно. Даже одна мысль, что они будут жить вместе и что Надя будет видеть их как пару, заставляла ее нервничать.

Это абсурд, полный! Виктор ее муж и всегда им останется. А с Юрой… И с ним она не в силах расстаться. Так как же быть?

Она ехала к сестре в надежде, что та в этот вечерний час уже дома. Звонить, чтобы проверить это, она не хотела, решила, что лучше уж приехать так, без предупреждения. Если им судьба встретиться и поговорить, значит, так и будет. Если же сестры не окажется дома, то, возможно, Надя и задумается над тем, чтобы окончательно порвать с Юрой.

Она часто играла в такие вот дурацкие игры сама с собой, типа фаталистка. На самом же деле прекрасно осознавая, что она слабая и безвольная эгоистка. Собака на сене.

Она стояла на крыльце и набирала в который уже раз код домофона. Сестра не отвечала. И только в голове Нади звучал ее сохраненный в памяти звонкий голос: «Надь, это ты?»

В реальности же так никто и не ответил. Надя обошла дом, чтобы посмотреть на окна квартиры, в которой жила сестра. Они не светились. Значит, ее точно не было дома.

Она позвонила родителям, мама сказала, что последний раз они виделись на прошлой неделе, а разговаривали два дня тому назад, и больше ни мама, ни Лида не звонили друг другу.

Тогда Надя позвонила близкой подруге Лиды, Кате Веретенниковой, адвокату.

Катя, словно ожидая звонка Нади, тоже выразила свое беспокойство, сказала, что Лида не отвечает вот уже два дня, что пропала. И тогда Надя разволновалась не на шутку, растерялась и попросила Катю приехать сюда, к дому Лиды. Сказала, что у нее есть ключи от ее квартиры и что она могла бы войти туда сама, но боится. А вдруг с сестрой что-то случилось? Катя сказала, что приедет.

Надя сидела на скамейке возле подъезда и чувствовала, что замерзает. Что от земли в палисаднике, где росли и уже цвели посаженные жильцами дома тюльпаны, примула и сладко пахнущие флоксы, веет холодом и пробирает ее до костей. Ей бы встать, дойти до машины, припаркованной в двух шагах от нее, и взять куртку, но она не могла, продолжала находиться в нервном оцепенении. Ей казалось, что стоит ей сейчас встать и пойти к машине, как она пропустит Катю.

– Надя, ты почему так легко одета?! – воскликнула, появившись откуда-то из темноты двора, Катя.

В отличие от Нади, на которой был легкий светлый льняной костюм и босоножки, на ней были куртка и джинсы, она была одета точно по погоде. Но, главное, на ней были белые уютные кроссовки. А Надины ноги буквально заледенели!

– Пойдем уже, открывай, – скомандовала Катя.

Это была высокая, спортивного телосложения молодая женщина. Уверенная в себе, решительная, сильная. Совсем не такая, как Надя. И тоже, как и Лида, не замужем.

Надя достала ключи, открыла дверь подъезда, затем женщины поднялись в лифте на шестой этаж. Надя, сначала несколько раз позвонив и не дождавшись ответа, открыла и эту дверь. Принюхалась. К счастью, никаких неприятных запахов, свидетельствующих о смерти, не было. Значит, живая – это была первая и радостная мысль. Значит, Лидка просто где-то ходит-бродит, гуляет, может, у кого-то в гостях.

Включили свет во всей квартире – Лиды не было. В квартире все в полном порядке, даже букет свежих тюльпанов на столе. Всего-то пара красных атласных листиков, да пыльца с тычинок упала на скатерть…

– Где она может быть? – огляделась Надя. – Уже почти десять! И, что главное и подозрительное, ее телефон не отвечает. Ты же знаешь, Катя, что Лида – человек аккуратный, она не стала бы тянуть с ремонтом телефона и сделала бы все возможное, чтобы восстановить связь, в случае, если возникла бы какая-то проблема. Она же знает, что ей будут звонить.

– Я не знаю… – состроив страдальческую гримасу, произнесла Катя.

Возможно, она хотела высказать какие-то свои не очень-то обнадеживающие предположения, но передумала, не желая пугать Надю.

– Что будем делать?

– Немедленно, прямо сейчас, отправляемся в полицию и подаем заявление о пропаже человека.

Поехали на машине Нади. По дороге в отдел Катя пыталась дозвониться до своего знакомого, работающего в полиции. Она разговаривала с ним на своем, профессиональном языке, хотела узнать, не находили ли за последнюю пару дней женщину лет тридцати, шатенку с карими глазами.

Она повернулась к Наде:

– Особые приметы!

– У нее голубые ногти. Шрам от аппендицита. И вот еще что… – Надя вздохнула, решив, что если сработает и эта примета, то она умрет, не выдержит такого горя. – У нее был шестой палец, на левой руке возле мизинца, его удалили в младенчестве, и там остался шрам.

Катя передала это знакомому.

– Будем ждать.

– Катя, а нельзя было сначала обзвонить больницы? – В ее голосе прозвучал упрек.

Ей так и хотелось крикнуть: не рановато ли ты ее хоронишь?

Но через полчаса они уже мчались по ночной Москве на улицу Рябиновую, где находилось бюро судебно-медицинской экспертизы.

За рулем была Катя. По щекам ее катились слезы. Она молчала.

Надя, еще не в силах осмыслить трагическую новость, не плакала, все еще надеялась, что шестипалой могла родиться не только ее сестра…

6. Май. 2004 г

Каменка

Татьяна Семеновна Коровина вернулась с работы и сразу же засобиралась на дачу. Надо было уложить в багажник машины контейнеры с рассадой, а по дороге заехать в магазин и купить новый шланг. Была пятница, конец рабочей недели, погода была отличная, теплая и солнечная, а потому настроение Татьяны было просто замечательное.

Она вот уже три года как рассталась со своим мужем («бездельником, пьяницей и бабником», которого считала обузой) и теперь жила одна, о чем нисколько не жалела. Помимо своей основной работы в МФЦ, она занималась собственным бизнесом, название которого выучила и теперь с удовольствием произносила всем, кто ею интересовался: event-менеджмент. Она организовывала разного рода общественные мероприятия: частные вечеринки, корпоративы, небольшие концерты в Доме культуры, куда приглашала самодеятельных артистов, выставки местных художников и мастеров прикладного искусства и даже приглашала лекторов из столицы для старшеклассников в школе, где училась ее дочка. Конечно, не все и всегда получалось так, как бы она хотела, но в городе ее уже знали, и заказов всегда было много. Однако увольняться с основной работы она пока не торопилась, все-таки там был верный хлеб.

Наконец вся рассада была уложена, все необходимое упаковано в большую сумку, Татьяна заперла квартиру, позвонила дочке, которая в это время гостила у свекрови в Москве, поговорила с ней минут пять, справившись, как у нее дела, как настроение, после чего, уже окончательно успокоившись, села в машину и поехала в сторону большого строительного супермаркета за шлангом. Но одним шлангом дело, конечно, не обошлось – в корзину полетели пакетики с цветочными семенами, садовые перчатки, большой пакет и две большие бутылки с удобрением, две насадки на шланг и много другой необходимой для работы в саду мелочи.

Дача Татьяны находилась на Каширском шоссе прямо на берегу речки. И дня не проходило, чтобы бывший муж там не рыбачил. Однако после того, как Татьяна выплатила ему, взяв кредит, приличную компенсацию за квартиру и дачу, он подписал все необходимые документы и, к огромному облегчению бывшей супруги, исчез из ее жизни, как исчезли из сарайчика все его удочки и снасти. Все его оставшееся рыболовное хозяйство Татьяна торжественно сожгла, после чего в полном одиночестве выпила бутылку вина и расплакалась от счастья.

Каждый раз, подъезжая к даче и видя берег реки со стоящими там по колено, а то и по пояс в воде рыбаками, вспоминала бывшего мужа и каждый раз улыбалась при мысли, что его среди мужиков там нет.

Вот и в этот раз она испытала то же самое чувство свободы и радости, когда, приближаясь на машине к воротам, увидела берег реки.

«Господи, – перекрестилась она, – какое же это счастье – жить одной, быть свободной от мужчины!»

Но тут ее взгляд заметил стоящую неподалеку от дачи, под гигантской пышной старой ивой маленькую машину золотистого цвета. На таких малышках ездят обычно женщины.

Дача Коровиных была последняя в проулке, значит, приехали либо на речку, либо к ней?

Татьяна открыла ворота, въехала к себе и почти сразу же увидела у калитки двух молодых женщин.

– Дача не продается, – сразу решила предупредить она, поскольку пару раз к ней уже приезжали по этому поводу.

– Тань, ты не помнишь меня? – спросила одна из женщин, маленькая, похожая на девочку. – Я Тася.

Мы с тобой вместе в гинекологии лежали, помнишь?

У меня внематочная была, а у тебя…

И тут женщина поджала губы и замолкла, посчитав, вероятно, что не следует сейчас напоминать Татьяне о ее гинекологических проблемах, которые так сблизили их в больнице.

– Тася… Вспомнила! – тотчас просияла Татьяна. – Вот так встреча! Да как же ты нашла меня?!

– Кто ищет, тот всегда найдет! – засмеялась Тася. Улыбнулась и стоящая рядом с ней незнакомая Тане женщина. – Ты, я вижу, рассаду привезла… Вся машина полная! И охота тебе возиться с землей?

– Охота! Проходите, девочки… Тася… Как же я рада тебя видеть? Надеюсь, у тебя все в порядке?

– Да! Я девочку родила! Таня, я такая счастливая!

– Как я рада за тебя… Пойдемте, пойдемте!

– Открывай машину, сейчас поможем тебе все выгрузить!

Татьяна накрыла гостьям стол на веранде. К счастью, в буфете оставалось печенье и полно варенья, да и из дома Таня привезла разных закусок, свежих булок.

– Танечка, это Галина, моя подруга. И ей очень нужна твоя помощь…

– Хотите праздник организовать?

– Нет, тут совсем другое…

И Тася вкратце рассказала Татьяне историю Галины.

– Вот, – она достала из сумочки и придвинула к Тане потрепанный документ. – Посмотри, что можно сделать.

Татьяна повертела в руках свидетельство о рождении и задумалась. Потом, вздохнув, протянула:

– Девчонки, но это же может всплыть… Она же умерла…

– Но свидетельства-то о смерти нет! Я же рассказала, как все было…

– Все можно сделать гораздо проще и законнее. Я вообще не понимаю, кому из вас пришло в голову использовать это свидетельство умершей девочки! Надо же, отправились в заброшенный дом, нашли это свидетельство… Во-первых, это, повторяю, могло бы всплыть, а во-вторых, как-то не по-божески это, нехорошо… Все-таки ваш ребенок, девочка, живая… Просто придумайте имя, а фамилию она должна взять матери.

– Мы уже придумали. Да, Галя?

– Да…

– Вот и отлично. Напишите мне, а я постараюсь вам помочь.

– Это точно получится?

– Конечно. И все будет по закону… Не переживайте.

– Прямо не верится… – вздохнула Галина.

Она была чуть постарше Таси или, предположила Татьяна, это трагическое выражение лица просто припечаталось к ней намертво, навсегда, и поэтому она стала выглядеть старше. Если бы она почаще смеялась, глядишь, и помолодела бы. Ведь и сама Татьяна совсем недавно выглядела практически так же, была бледна, под глазами залегли темные круги, а уголки губ опустились, сложившись в страдальческую, плаксивую гримасу.

И тут произошло то, чего Татьяна вовсе не ожидала – Тася осторожно, косясь на нее, достала из сумочки конверт и положила на стол.

Несколько секунд смотрела на Таню, выжидая, как та отреагирует. Ясно же было, что там деньги.

– Только не сердись… Мы от чистого сердца. Просто это очень важно, понимаешь?

– Девочки, не надо… – краснея, мягко ответила Татьяна, понимая, что еще немного, и она разрыдается. От переизбытка чувств.

Конечно, она понимала их. Возможно, что она и сама, окажись в подобной ситуации, привезла бы деньги. Использовала бы все, что только можно, чтобы ей помогли решить ее проблему, уладить документы с девочкой.

– Спрячь. Не надо, – повторила она уже более твердо. – Таля, вы же только что переехали, устраиваетесь… Вам деньги ох как пригодятся еще. К тому же я ничего еще не сделала. Вот сделаю, тогда и отблагодарите меня.

– Как? – хором спросили женщины.

– Вы же знаете, чем я занимаюсь, помимо моей основной работы, так сказать, мое хобби. Может, кому-то у вас там юбилей надо организовать или свадьбу, или концерт устроить в вашем клубе. Вот это будет мне подарок так подарок! И вы сможете отблагодарить меня, и я заработаю. Ну как? Озадачила вас?

Тася задумалась:

– Я даже знаю, у кого скоро будет юбилей! Я поговорю с ней, все узнаю и сообщу тебе… Думаю, она будет только рада!

– Девочки, да расслабьтесь вы уже! – воскликнула Татьяна, радуясь возможности посидеть с гостями, выпить винца. Если бы не они, она сейчас бы до ночи пахала на грядках, работы-то – выше крыши! – Детей с кем оставили?

– С моим мужем, – сказала Тася. – Он вчера как раз с работы вернулся. Целых пять дней дома будет.

– Позвони ему, отпросись, что ли… Скажи, что вы заночуете у меня, что этого требует дело. Он же в курсе, где ты?

– Да, конечно!

– Отпустит?

– Конечно, отпустит… Да только мы с пустыми руками. Как-то неудобно…

Татьяна, весело отмахнувшись, мол, какие мелочи, открыла буфет и достала бутылку вина, стаканы.

– Затоуменя все есть! И сыр, и колбаса… И немного пирога. Все, звони своему мужу.

– Звоню, – и Тася с чувством человека, у которого гора свалилась с плеч, пошла в сад, поговорить с мужем.

7. Май 2024 г

Женя

Они напоили его прямо у нее на глазах. Агневский и без того, видимо, был не спокоен, на взводе, сильно переживал, как всякий человек, оказавшийся в трудном положении, а тут – компания людей, настроенных, чтобы помочь ему, включая, между прочим, самого следователя! Понятное дело, что уже сама попойка в компании следователя была грубым нарушением. Но разве думаешь о таких мелочах, когда на карту поставлена судьба человека?

Так искренне полагала Женя, с интересом и даже с удовольствием разглядывая Юрия Агневского. Ей было приятно, что за столом собралась компания таких красивых молодых людей – Ребров, Журавлев и вот теперь сероглазый блондин Агневский. Петра и Бориса она в силу многих причин не могла бы назвать молодыми, все-таки они были намного моложе своих коллег. Однако тоже были по-своему красивыми, привлекательными мужчинами.

Наташа, увлекшая Женю на кухню под предлогом нарезать еще салата, сделала страшные глаза и покрутила пальцем у виска:

– Женька, ты бы посмотрела на себя! Разглядываешь мужиков так, как если бы тебе их прислали на выбор, хочешь, Журавлева или Агневского!

– Да ничего я их не разглядываю. Просто слушаю…

– Да чего их там слушать-то? Они же просто треплются об охоте, рыбалке… Мужики! Он, я имею в виду этого Юрия, еще ни слова не сказал по существу. Наши-то думают, что напоят его, и он расскажет им всю правду-матку. А я считаю, что его просто развезет, и он заснет за столом, если вообще не свалится на пол…

– Наташа, ты за кого меня вообще принимаешь? – неуверенно попыталась реабилитироваться в глазах подруги Женя. – Я понимаю, меня можно упрекнуть в неравнодушии к Паше, но Агневский…

– Да ладно, расслабься! Я же шучу! Сижу рядом с ними и любуюсь. И знаешь, о чем подумала? Что как это такие красивые мужики умудряются вляпаться в разные уголовные истории? Что мой Льдов…

– Давно его видела?

– Да ты меня уже спрашивала. Давно. Но мы время от времени переписываемся. У него все в порядке. Но ты же помнишь, как выглядел он, когда рядом с собой утром обнаружил девушку с перерезанным горлом… Мне его тогда так жалко было! Но… Ни слова о драконах!

– Но эти двое драконов мне на самом деле нравятся. Так бы и смотрела на них… Создает же природа таких красавчиков!

– Так что ты решила? Займешься этим Агневским?

– Наташа, да что ты такое говоришь?! – собралась уже по-настоящему возмутиться Женя, посчитав, что подруга намекает ей о возможном флирте с Агневским, как вдруг до нее дошел истинный смысл вопроса. – А… Вон ты о чем… Да! Безусловно! Я и с Пашей уже договорилась. Мы поедем с ним вместе в Сапроново. Сама знаешь, как важно собрать информацию на месте. Надо опросить жителей, попытаться понять, почему наш сероглазый парень решил подышать воздухом именно в лесу возле этой деревни. Могу предположить, что женщина, труп которой нашли в лесу, проживала как раз в этой деревне. Или же ее что-то связывало с этим местом. Да там полно вопросов… Почему-то Павла насторожило платье, в котором нашли женщину.

– Что не так с платьем?

Послышался шорох, они обе повернулись и увидели прислонившегося к косяку двери Юрия Агневского. Он был так пьян, что едва стоял на ногах.

Наташа кинулась к нему.

– Ищете туалет?

Он молча закивал.

– Ему плохо… – поняла Наташа и, обняв парня за плечи, увела.

«Дураки! – подумала о Журавлеве и Борисе Женя. – Не могли вовремя остановиться и перестать уже ему наливать. И чего они добились? Упустили время, когда ему можно было задавать вопросы».

Работа над делом еще не была начата, ничего конкретного она еще не знала, не составила список вопросов, связанных с убийством, и не была уверена, что Павел, которого она еще так мало знала, сдержит свое обещание и привлечет ее к расследованию, но какая-то внутренняя работа в ее голове уже велась. Она словно готовилась к этому, постепенно наполняясь какой-то безбашенностью, дерзостью и отчаянием. Она знала, что не упустит возможности поработать вместе с Павлом и Ребровым, чего бы ей это ни стоило. Она готова была даже заплатить за это удовольствие быть востребованной своим шатающимся браком.

Знает ли Борис об этом? Чувствует ли, каким холодом веет от нее при его приближении? Понимает ли, что она разлюбила его и готова спровоцировать на разрыв?!

Она хотела, чтобы он сам разорвал последние нити, связывающие его с ней. Однако хотела, зная, что он все равно этого не сделает. Никогда. Что он рано или поздно смирится с ее образом жизни, с ее свободолюбием и желанием по-своему, по-женски, пусть даже по-дилетантски заняться расследованием преступления. Да ее колотило уже только при мысли о том, что она, сговорившись с Павлом, в любой момент соберется и поедет в Сапроново…

Собирается ли она изменить Борису? Скорее всего, нет. Но покуражиться, почувствовать себя свободной, не нарушая главного, – это ли не развлечение?

Заглянул Борис.

– Где он? – спросил он, и по его голосу Женя поняла, что и муж изрядно выпил.

– Наташа пошла его откачивать. Кажется, у него начались проблемы с желудком… Мне отсюда слышно, как его выворачивает. Боря, зачем вы его так напоили?

– Сначала накормили, – развел руками Борис. – А вы чего тут застряли?

– Так салат же готовим, – ответила Женя, хмурясь и оглядывая кухню в поисках миски с помидорами. – Кажется, все закончилось. Может, заказать доставку?

– Так закажи. Все же ночевать останутся. А еще лучше позвони и вызови Галину Петровну. Сама видишь, полный дом гостей, всех надо кормить-поить, потом готовить комнаты, стелить постели.

– Не надо Галину Петровну тревожить, уже поздно. Мы с Наташей сами все сделаем. Если надо, позовем на помощь наших нянь…

– Как тебе мой новый клиент? – Борис как-то нехорошо подмигнул ей, она вспыхнула, как если бы он ее оскорбил.

– В каком смысле?

– Да он как с подиума сошел… Я хоть и мужик, но не могу не отметить… Красавец! Вот нутром чую, что это дело, я имею в виду это убийство, в которое его втянули, связано с женщиной. Возможно, он был в связи с этой женщиной.

– Да вопросов миллион! – в сердцах воскликнула Женя. – А вы вместо того, чтобы воспользоваться нужным моментом после пары рюмок, напоили его! Вот просто грубо напоили! И что теперь с ним делать?

И прямо как в кино, в самый нужный момент, в кухню как раз вернулись Наташа с Агневским. Ворот его рубашки был мокрым, из чего Женя сделала вывод, что ему не только помогли освободить желудок, но и умыли.

– Простите меня… – он рухнул на стул, и Борис по-отечески похлопал его по плечу.

– Борис, вы можете смело оставить его нам, – сказала Наташа, промокая полотенцем свою промокшую одежду и лицо. Видимо, не так-то просто было привести в чувство человека, едва стоящего на ногах, да еще и с соответствующими проблемами. – Мы сейчас приготовим ему кофе, и будет он у нас как огурец, да, Юра?

Борис усмехнулся, пробормотал что-то себе под нос и ушел. Женя включила кофемашину.

– Ну, давайте, рассказывайте уже, как вы дошли до такой жизни, – словно готовясь по-настоящему отчитать Юрия по всем правилам, начала Наташа. – Как же вас угораздило влипнуть в такую неприятную историю?

Слегка протрезвев, Агневский тяжело вздохнул.

– И сам не знаю… Вообще ничего уже не понимаю.

Женя села напротив него. Всматриваясь в его лицо, пыталась понять, что он за человек, можно ли ему верить. Не убийца ли он? Но лицо было просто красивым, а глаза – грустными до оторопи…

– Пока здесь никого нет, расскажите, что с вами случилось на самом деле. Поверьте, я, в случае чего, могу помочь вам. Уже хорошо, что вас при необходимости будет защищать мой муж, он настоящий профессионал. Но и мы с Наташей смогли бы вам помочь.

– В смысле? – не понял Юрий, пока еще воспринимавший двух молодых женщин как домочадцев. – Это как?

– Да мы просто от безделья помогаем расследовать преступления, – хохотнула Наташа, продолжая приводить себя в порядок. Она извела уже целую пачку бумажных салфеток, промокая ими лицо, шею, грудь. – Ребята, вы меня извините, но мне надо переодеться. Я и вам, Юрий, принесу чистую рубашку. Надеюсь, вы не против?

Конечно, он был не против.

– Наташа, конечно, шутница еще та, но не так давно мы с ней реально помогли распутать одно дело. Согласитесь, что не всегда, попав в полицию, нужно рассказывать всю правду. Другое дело – адвокат. Вот ему точно можно довериться, чтобы он смог выстроить линию защиты. Но в нашем случае вам действительно повезло, потому что я – просто человек, совершенно свободный, но имеющий много времени, и который может помочь вам собрать необходимую и, главное, неофициальную информацию, поговорить с нужными людьми, что-то важное разнюхать, потом сопоставить. Я не шучу. А потому, пока мы с вами сейчас вдвоем, расскажите мне, как вы вообще оказались в том лесу? Что связывает вас с деревней Сапроново?

– Странное дело, но до вас меня еще никто об этом не спрашивал…

Юрий после того, как его хорошенько облили холодной водой, хоть и протрезвел немного, но все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Язык не совсем слушался, да и движения казались ему самому странными, как если бы он двигался под водой, с трудом, плавно. А еще ему было стыдно перед этой красивой молодой женщиной, хозяйкой дома. Зачем только она задает ему эти вопросы? От праздного любопытства? Что ж, он ей вот как раз и может рассказать всю правду.

Он улыбнулся своим мыслям – какой же он слабый! Слабый до неприличия, до презрения! Да, он в этот момент презирал самого себя.

– В Сапроново у наших друзей была дача. Возможно, она и сейчас еще там. Я не знаю. Не был там давно. Так вот, мы гостили у наших друзей, часто приезжали туда, а иногда родители оставляли меня там. А история такая…

Тут он сделал паузу, словно набирая в легкие больше воздуха для рассказа. И в тот же момент ощутил прилив счастья, какой бывает у человека, когда ему вдруг выпадает возможность выговориться.

– Там были соседи. Они вообще жили на этой даче. Я даже помню их фамилию – Осиповы. Тетя Лена и дядя Андрей. У них была дочка, девочка восьми лет. Ее звали Валя. Мы целыми днями гоняли на велосипеде, хотя она была младше меня, ей было всего пять. У нее, само собой, был двухколесный велосипед, такой смешной. У меня велосипед побольше, да и катался я на далекие расстояния, а она меня ждала, кружась на лужайке перед домом. Я пытался научить ее взбираться на мой велосипед, но ничего не получалось, она была все-таки совсем маленькая.

Вернулась Наташа, поняла, что Женя заслушалась и забыла про кофе, налила всем по чашке. Придвинула Юрию сахарницу.

– Как-то утром после завтрака я зашел за ней, но ее родители сказали, что она ушла к подружке. Но я знал двух подружек, пошел ее искать, но мне сказали, что ее не было. Короче, она пропала.

И тогда я отправился в лес. На наше с ней место, где мы с ней построили шалаш. Там еще мой отец смастерил качели. Такие классные, высокие, привязанные перекладиной к двум елям и с удобным таким деревянным сиденьем. Мы всегда по очереди качались на них с Валей.

Женя с Наташей переглянулись. Сапроново – ну, конечно же, с этой деревней у него было что-то связано! Женя оказалась права.

Юрий напрягся, ему стало трудно дышать. Женя с Наташей поняли, что это место в рассказе дается ему с трудом. Что случилось с девочкой? Ведь все дело в ней…

– Я сразу увидел ее… Там же, возле качелей… Там, где и оставил… Я стоял и смотрел на нее.

– Я не поняла… – прервала его Женя.

– А я, думаете, понял? За день до этого мы были в лесу, и я качал ее на этих качелях. И все было нормально. Мы покачались и пошли домой. Ее, правда, немного тошнило, она слишком много каталась. Но мы точно, точно пошли с ней домой! А потом вечером, уже после ужина мы собрали хлеб, колбасу, печенье и снова пошли в лес, чтобы пополнить наши запасы в шалаше. И она снова захотела, чтобы я ее покатал на качелях. Мы покачались, вернее, сначала я ее качал, потом я сам покачался, и мы вернулись домой. Было уже темно, и нас даже поругали. И вот утром мне сказали, что она ушла к подружке, правда, не уточнили, к какой именно, а я нашел ее снова в лесу… Она лежала неподалеку от качелей. Мертвая.

Женя от удивления прикрыла рот рукой. Наташа свистнула, качая головой.

– Ничего себе! И что же с ней случилось?

– Я думаю, она раскачалась сильно, стоя на ногах, соскользнула с сиденья, поскольку в сандалиях ее вечно было полно песка, да и сорвалась, улетела… Не помню, как я вернулся домой. Мне было так страшно, словно это я ее так раскачал, и поэтому она упала. Но я же там до этого еще не был! Мы же с ней вернулись из леса еще вечером, после того, как отнесли в шалаш наши припасы, и только вечером она покаталась, все. Повторяю, мы вместе вернулись домой, затемно, и в тот день она просто не могла вернуться туда. Зачем? Она точно ночевала дома, иначе родители ее сказали бы мне, что она не вернулась, забили бы тревогу… Прошло несколько часов, я продолжал молчать, не зная, как я скажу ее родителям, что она мертвая. Мысли мои стали путаться, и вот уже мне казалось, что это я утром пришел в лес и раскачал ее, да так сильно, что она упала, ударилась головой о камень или просто о твердую землю и умерла. Больше всего мне тогда хотелось снова зайти к ней домой и спросить, не вернулась ли Валя от подружки, но когда я представлял себе, что сейчас творится в доме, где умерла дочка, то не смог и с места сдвинуться. Мне было страшно. Возможно, если бы я жил с родителями на даче, я бы поговорил с отцом и все ему рассказал, но я же жил у наших знакомых. Они были хорошими, но все же не родителями.

– И что же было потом? Ее нашли? – не выдержала Наташа.

– Я вернулся в лес. У меня заранее волосы на голове встали, когда я только просто вошел туда… Мне казалось, что там пахнет уже не лесом, а чем-то другим, страшным… Я откуда-то знал, что трупы пахнут как-то неприятно. Я вошел в лес, дошел до нашего шалаша, до качелей и… там уже никого не было. Вали не было. Это означало, что ее уже кто-то обнаружил, и теперь ее родители сходят с ума от горя… В детстве мне всегда казалось, что, когда умирает человек, все вокруг должно замереть, остановиться, чтобы как бы проникнуться этим горем. Ведь если человек умер, значит, он уже никогда не вернется к ним. И я, спускаясь к деревне, прислушивался к звукам – я ждал, что услышу крики и плач ее родителей. К ним я не пошел. Зачем? Я вернулся к себе в комнату и ждал, что вот сейчас откроется дверь и кто-нибудь из наших знакомых, тетя Таня или дядя Ваня, сообщит мне с трагической миной на лице, что случилось ужасное, что Валечка разбилась на качелях. Что она умерла. Но никто не приходил. Меня просто позвали обедать. И за обедом дядя Ваня сказал только, что Валя пропала.

– Какой это был год?

– Две тысячи четвертый.

– И где же ее нашли?

– В том-то и дело, что не нашли. Приезжала милиция, к нам тоже заходили, расспрашивали и взрослых, и меня, и я сказал им, что последний раз видел ее в лесу, она качалась на качелях… Я не мог сказать им, что видел ее мертвую.

– Так, а что случилось-то? И как эта история связана с тем, что произошло сейчас? – теперь уже спросила Женя.

– Да как ты не понимаешь… – отмахнулась от нее Наташа. – На Вале в тот день, когда ты нашел ее мертвую, было белое платье в красный горошек?

– Юра, что было потом?

– Меня вернули домой, и мы гостили там уже только на следующий год. И я узнал, что Валю так и не нашли. И снова я никому и ничего не рассказал. Да только с тех самых пор у меня в голове живет кошмар. Я снова и снова вижу эту картину: Валя лежит возле качелей, мертвая, в этом ужасном ярком платье.

– А крови нигде не видел? Может, у нее рана на голове была? Может, между ногами была кровь? Может, ее изнасиловали?

– Нет, ничего такого я не видел, а если бы увидел, то запомнил бы. Я же решил тогда, что она упала с качелей и разбилась. Ну, что стукнулась головой. А крови нигде не было. И что я тогда знал про изнасилования? Да ничего! Мне же было тогда всего восемь лет.

– И что же случилось в этот раз? Как вы попали в этот лес? Вас кто-то позвал? Кто-то знал об этом вашем… извините, психозе? О ваших страхах?

– Для начала я должен вам сказать, что этот кошмар измучил меня. К психиатру я не обращался, считал, что все это рано или поздно пройдет. Что все это – родом из детства. Но так бы, может, все и было, если бы Валю нашли и, скажем, похоронили. То есть, если бы эта история закончилась как-то логически, чтобы была поставлена точка. Но я же винил себя за то, что вовремя не рассказал о том, что видел ее тогда в лесу. И чем больше проходило времени, тем сильнее я сомневался уже в том, а не я ли ее в тот день раскачал на качелях… Короче, я чувствовал себя чуть ли не убийцей. Вот так. Кто знал обо мне? Только один человек. Это моя сестра, Лилька. Даже родители ничего не знают.

– Но, насколько я поняла, кто-то, кто знал про этот ваш страх, и подставил вас, заманил в лес, предварительно подложив туда труп женщины примерно в таком же платье, какое было на вашей подружке детства… – сказала Наташа. – Как вы думаете, это могла быть ваша сестра?

– Лилька-то? Да это просто невозможно! Она – мой большой друг, свой в доску человек. Больше того, я вам скажу, она – человечище!

– Вы не могли бы дать мне координаты вашей сестры? – забывшись, что перед ней человек непосвященный, не воспринимающий ее всерьез, а просто растворившийся в своих откровениях и признавшийся в болезненных страхах, строго попросила его Женя.

– Да легко… – он пожал плечами. – Но сразу предупрежу – если вы познакомитесь с ней, то сразу поймете, что она ни при чем. Она – добрейший и милейший человек. Она любит меня. И даже если бы я был убийцей-маньяком, она не сдала бы меня, а прятала до последнего… Вот так-то вот.

– Вы диктуйте, диктуйте… Телефон, адрес…

И Агневский покорно достал свой телефон и принялся ей диктовать.

– Кажется, у вас есть невеста, – заметила Женя, нисколько не беспокоясь о том, что подумает Юрий о том человеке, который растрепал об этом этим странным и крайне любопытным женщинам.

– Да, есть. Настя. Но она ничего об этом не знает. И, между прочим, именно из-за нее я и поехал в Сапроново, понимаете? Хотел накануне свадьбы подготовиться к своей новой жизни и как бы вытравить из себя всю эту историю, хотел покончить с этим. Я хотел сфотографировать это место, эти качели, если они еще там есть, измерить их высоту и пометить на снимках потом место, где я обнаружил труп.

– Пока не поняла… – сказала Наташа. – Зачем измерять высоту качелей?

– Я хотел найти хорошего эксперта, баллиста, кажется, так называется их профессия…

– А… поняла, вы имеете в виду трасолога. Вам нужен был человек, который смог бы рассчитать траекторию падения и, главное, ответить на вопрос: могла ли девочка, упав с тех качелей, разбиться насмерть?

– Точно.

– Вам необходимо было избавиться от чувства вины. Понимаю… Так что же случилось в лесу? И, главное, кто знал, что вы туда собираетесь?

– Да никто!

– А сестра?

– Ну, я сказал ей по телефону, все объяснил.

– Так все-таки сестра… – покачала головой Женя. – Понятно… Кстати, а как она реагировала на эту вашу болезнь, эти страхи? Сочувствовала вам?..

– Вот уж она точно не считала это болезнью и называла мои страхи чушью собачьей. И это она, кстати говоря, обещала мне подогнать трасолога. Как бы ни относилась, но все равно решила помочь. Вы спрашиваете, что же произошло в лесу? Рассказываю. Я, как идиот, увидев качели, почему-то обрадовался, видимо, потому, что они сохранились, и принялся качаться. Я был один, знал, что меня никто не увидит, я расслабился и мысленно перенесся в то время, когда был мальчишкой. И одновременно уже взрослыми своими мозгами пытался внушить себе, что вот сегодня я как раз и распрощаюсь со своими страхами и, как это сейчас модно говорить, закрою свой гештальт. Так хотел этого! Я уже был близок к этому! Знаете, был такой хороший солнечный день, и на меня нашло такое умиротворение, мне стало так хорошо и спокойно, что я чуть не расплакался… И когда я вспомнил, зачем вообще туда приехал, достал телефон, чтобы уже начать фотографировать, как вдруг увидел в тени деревьев такой бугор, покрытый хвоей и землей, а между комьями земли… белую ткань в красный горох…

– Кто-нибудь знал о том, когда вы поедете в Сапроново?

– Нет, кажется… Я никому не говорил.

– Девочки, я спать…

В возникшей напряженной паузе, да еще и от неожиданности, голос Реброва прозвучал громоподобно!

Все трое одновременно вздрогнули. Женя тихо выругалась. Ну надо же, прервал на самом интересном месте и так напугал!

– Ребров, ты прямо как выстрелил! – зашикала на него Наташа. – Как маленький, честное слово! Пойдем уже, я тебе постелю.

Юрий Агневский, которого появление Реброва привело в чувство, сразу же замолк, захлопнулся, как раковина. По лицу его катился пот.

Женя, понимая, что на сегодня разговоров достаточно, что главное она узнала, предложила и ему отдохнуть.

– Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.

8. Май 2024 г

Настя

В кафе она пришла вся мокрая и сразу же бросилась в туалет – умыться, привести себя в порядок и сменить блузку. Потом припудрилась, подкрасила розовой помадой губы и внимательно посмотрела на себя в зеркало.

«Я ведь красивая, даже очень. Правильные черты лица, густые волосы, зубы здоровые, кожа матовая».

Потом немного отошла от умывальника, провела руками по груди, остановилась на талии, словно желая лишний раз убедиться в собственной стройности. Грудь – третий размер, талия осиная, бедра – им можно только позавидовать! Все прекрасно, красиво, соблазнительно!

Затем Настя опустила голову, чтобы взглянуть на свои ноги. Обтянутые джинсами, они ну совсем не подходили к ее идеальному телу – слишком худые, невероятно тонкие, словно две длинные ветки. Конечно, в гардеробе имелись и широкие брюки, и юбки, словом, все то, что могло бы скрыть этот, как считала Настя, изъян, но вот сегодня она надела джинсы. Потому что планировала, впрочем, как и каждый день, долго и много ходить пешком, чтобы накачать мышцы ног.

Она накручивала километры, вышагивая, как солдат, и буквально мчалась на своих «ходулях», ненавидя их, куда-то туда, куда должна была уже прийти с нормальными, крепкими, обросшими идеальными мышцами, ногами. Но чуда все равно не происходило. Ноги, наоборот, как ей казалось, становились еще тоньше.

Подружка Сима, с которой они должны были встретиться в кафе, терпеливо ждала ее за столиком. Она видела, как Настя пришла и метнулась в туалет. Она жалела ее, но не знала, чем помочь. Все ее советы всегда сводились к одному – Насте просто необходимо сделать пластику бедер. И хорошо было бы это сделать до свадьбы. Но операция сложная, травматичная, и Настя не решалась.

– Привет, Сима-Серафима!

Настя подошла к столику, подруги обнялись.

– Привет!

Сима, в отличие от Насти, была хорошо сложена, и ее ногами, по мнению Насти, можно было любоваться бесконечно – ножки Николь Кидман отдыхают! Одно успокаивало немного Настю – у Симы были слишком узкие глаза и нависшие верхние веки. Она была некрасива, но, удивительное дело, хохотушка Сима имела просто бешеный успех у парней, словно никто и не замечал этой ее особенности. Узкоглазая, это изъян или?.. Конечно, нет.

«У меня такая модель лица», – хохотала Сима, нисколько не комплексуя по этому поводу.

Сима носила облегающие брюки или джинсы, короткие платья и юбки, легко перемещалась как в кроссовках, так и в туфлях на высоких каблучках, и Настя, видя почти каждый день ее идеальные ноги, готова была рыдать от такой вселенской несправедливости. Почему у нее такие ноги, а у меня – эти безобразные палки? Почему они не обрастают, пусть не мышцами, то хотя бы жиром, ведь я так много ем?!

Она на самом деле ела много, и все больше мучное, калорийное. К счастью (и хотя бы за это она была спокойна), ее тело пока еще не реагировало на плюшки с макаронами, талия как была тонкая, так и оставалась. И лицо не менялось, щеки пока еще не превращались в хомячьи, чего она так боялась. Хотя она не могла не понимать, что все это – до поры до времени. И если она не прекратит так объедаться, то разжиреет и превратится в шарик на тоненьких ножках.

Она заказала спагетти с сыром, пирожные. Сима заказала то же самое, чтобы поддержать подругу.

– У тебя сейчас все идеально, не боишься спагетти? – легко поддела подругу Настя.

– Пусть они меня боятся! – рассмеялась Сима.

Конечно, почему бы ей не смеяться-то? У нее-то все хорошо. И парень постоянный есть, и поклонники ей вечно названивают, поджидают ее после работы, дарят цветы, присылают подарки, хотя она – всего лишь секретарша в маленькой конторе.

Настя же работала в фирме своего отца, в финансовом отделе. И всегда чувствовала себя на несколько голов выше Симы. Иногда она спрашивала себя, зачем она вообще с ней дружит? И как получилось, что они вместе? Ответ был очень простой: их связывала дружба по географическому принципу, они же были соседками по дому.

– Ну что, присмотрела себе платье? – спросила Сима, имея в виду свадебное платье, которое Настя так еще и не выбрала. Не могла решить, какое лучше – с декольте спереди или сзади. Обе модели нравились, но что-то мешало ей остановить свой выбор на одном. Она почти каждый день ездила в салон, примеряла и наверняка надоела уже продавщицам до смерти. Но оба платья были дорогие, поэтому ее терпели, хотя за спиной наверняка шутили едко. Так думала Сима, об этом догадывалась и сама Настя.

– Нет, так и не выбрала. И нервничаю по этому поводу ужасно… – говорила Настя, всасывая в рот очередную порцию макарон, похожих на клубок белых червей. – Невкусные. И тянутся… И сыр невкусный. Больше сюда не придем, хорошо?

– Зато здесь пирожные вкусные и большие. И крем из взбитых сливок.

– Сливки ненатуральные, – поморщилась Настя. – Послушай, Сима, что мне делать? Я уже и не помню, когда последний раз у нас с Юрой был секс. И не понимаю, как он все это терпит.

– В смысле? Что случилось?

– Если раньше, в самом начале нашего знакомства, мне было как бы все равно, видит ли он меня голую или нет, но потом все изменилось. Мне кажется, что он, видя мои ноги, закрывает глаза. Или же вообще боится их сломать.

– Настька! Что ты такое говоришь?! Да у тебя шикарные ноги модели! Мы же с тобой сколько раз видели фотографии с подиумов! Настя, ты снова погружаешься в свои комплексы! Да, безусловно, не спорю, тебе неплохо было бы поправиться или сделать пластику бедер… Но поверь, это нужно не для Юры, а для тебя, для твоих мозгов, понимаешь? Чтобы успокоиться. А Юра… Он же взрослый мужчина, он-то понимает, что у тебя фигура манекенщицы! Ты же видела последний показ моды в Париже, ты обратила внимание, какие ноги у манекенщиц? Длинные и худые. Иначе их бы туда не взяли!

– Сима, хороший ты человек… – вздохнула Настя. Тарелку спагетти она уже съела и теперь с тоской рассматривала усыпанное лепестками живых бегоний пирожное. – Но ты права – мне надо поправиться для меня самой. Мне самой должны нравиться мои ноги. И знаешь, кажется, я уже решилась. Наверное, я все-таки сделаю эту самую пластику. Попрошу у родителей денег и сделаю. До свадьбы. Даже если сразу после операции останутся синяки на ногах после вживления имплантов, никто не увидит под платьем. Зато у меня будет хорошее настроение. Так что, Сима-Серафима – круропластика!

– И сколько же это будет тебе стоить?

– Максимум триста тысяч. Но разве это деньги, когда речь идет о моем счастье? Зато, когда у меня будут нормальные, стройные ноги, я перестану комплексовать и мучить Юру. Я же каждый раз придумываю миллион разных причин, чтобы только отказать ему в сексе. Но он настолько деликатен, что хоть и понимает, в чем дело, он же не дурак, но делает вид, будто бы верит мне и терпит, терпит!

– И как долго у вас уже нет секса?

– Да целую вечность!

– Ну и дура ты, Настька, – не выдержала Сима. – Вот, хочешь обижайся, хочешь – нет. Да Юре твоему надо памятник поставить за его верность и терпение!

– Но я же терплю, пусть и он тоже терпит.

Подруги пообедали и отправились в торговый центр.

– Знаешь, вот все бы здесь скупила, – сказала Настя, прогуливаясь между витринами в отделе с косметикой и духами. – Ты не пробовала этот крем? А это молочко для тела? Знаешь, полюбишь себя еще больше, если от тебя будет пахнуть нероли или апельсином, а кожа станет гладкой, будто шелковой… А вот эти духи? Говорят, ими пахло в королевском дворце на свадебной церемонии принца Гарри… Это настоящие английские духи. Хочу вот эту помаду, оранжевую… Но цена, ух… цена, конечно, бомбическая, но что для себя любимой не сделаешь?

– Так купи себе уже что-нибудь для души! – воскликнула Сима. – Все смотришь, нюхаешь, сколько уже раз губы красила… Определись уже, наконец!

– Не могу. Вот когда папа мне переведет триста тысяч, тогда я успокоюсь и буду тратить свои. А вдруг не хватит? Вдруг после операции будут осложнения, понадобятся деньги… Кроме того, не забывай, свадьба! Это тоже расход! Ну что ты на меня так смотришь? Да, папа у меня далеко не бедный человек, но когда я буду раскручивать его на деньги на операцию, думаешь, признаюсь, зачем они мне понадобились? Нет. Если бы он узнал, что я задумала, все бы сделал, чтобы помешать мне. Я знаю мнение родителей по поводу пластических операций. Они категорически против. Смотрят вечерами разные шоу, где показывают ужасы последствий операций, которые привели либо к инвалидности, либо к смерти… Жуть!

– Но ты же решилась?

– Конечно! Кто не рискует, тот не пьет шампанское!

– И что ты ему скажешь, на что тебе нужны деньги?

– Придумаю что-нибудь.

– Ну тогда нечего здесь разгуливать, пойдем на свежий воздух или сходим на какую-нибудь выставку. А то все по магазинам да кафешкам…

На телефон Насти позвонили с незнакомого номера.

– Снова банки станут кредит предлагать. Совсем уже обнаглели! – предположила она.

Но на звонок ответила. Стояла посреди улицы, залитая солнцем, то и дело хмуря брови, пока Сима не услышала:

– Да, это я, Настя. Но вы что-то путаете… Он не мог. Да, я его невеста, не спорю, и меня на самом деле зовут Настя, но Юра не мог… Это какая-то ошибка. Вы что, сошли с ума? Как это арестован? Что? Не поняла. Повторите, пожалуйста. Находится под подпиской о невыезде? Вы это серьезно? Но он мне не звонил, а потому я вам не верю. Это просто развод. Сейчас вы попросите меня перевести вам деньги, да?

Она закрыла телефон и сунула его поспешно в сумку, словно он был живой и мог бы не даться и выпрыгнуть из руки.

– Настя? Что случилось? Ты побледнела…

– Прикинь, эти уроды, эти мошенники совсем уже… Сказали, что мой Юра обвиняется в убийстве. Где Юра, а где – убийство! Хорошо, что я не дослушала до конца, а то бы точно предложили быстро перевести куда-то деньги, чтобы его отпустили…

– Ты позвони ему, – посоветовала Сима. – Ты когда с ним разговаривала последний раз?

– Дня три тому назад… У него работы было много, мы взяли паузу. Вернее, это я взяла паузу. Мне же надо было принять решение об операции.

– Звони!

Настя позвонила и, услышав голос жениха, вздохнула с облегчением. Выпустила воздух изо рта, надув щеки, и Сима. Точно мошенники!

– Привет, милый. Прикинь, мне только что позвонили какие-то уроды и сказали, что ты кого-то убил.

– Я не убивал, – услышала она, – но меня точно подозревают в убийстве. Знай, все это ошибка. Разберутся и отпустят.

– В смысле – отпустят? Ты где сейчас?

– Я на работе уже. Просто я хотел сказать, чтобы ты не пугалась, и когда во всем разберутся, с меня снимут обвинение.

– И кого это ты, интересно, убил? – нервно хохотнула Настя. – И, главное, как? Зарезал? Пристрелил?

– Настя, давай встретимся, и я тебе все объясню. Поверь, тебе не о чем беспокоиться. Главное, что меня отпустили.

– А где ты был? В тюрьме?

– Ты дура, что ли?! – неожиданно вскипел Агневский. – В какой еще тюрьме?! Типун тебе на язык! Просто меня допросили как свидетеля, вот и все. Вечером я приеду к тебе и все объясню. Пока.

– У нас хорошие телефоны, – проронила потрясенная Сима. – Я все слышала.

9. Май 2024 г

Надя

Она не понимала, что с ней происходит. Слишком уж все казалось нереальным. Она словно видела себя со стороны. Вот сидит она в кабинете следователя, он задает ей вопросы, ответа на которые она не знает, да и не может знать. А еще у нее было такое чувство, будто бы она раздета. Совсем. Будто бы она сидит голая перед мужчиной, который так и норовит снять с нее еще и кожу. Откуда ему известно о Юре? За что ее задержали? Или это пока еще не задержание, а просто беседа? Она же ничего в этом не понимает.

Известие о смерти сестры вообще не проникло в мозг. Эта информация словно витала где-то в воздухе, как клочья едкого дыма…

А ведь она уже была в морге. Она видела Лиду. Опознала ее. Каким чужим показалось ей лицо сестры. Она лежала под простыней неподвижная, как большая белая кукла. И что больше всего поразило Надю, так это ее полуоткрытые глаза, страшные, жуткие, ей казалось, что зрачки следят за ней. И между губами виднелись два передних зуба. Поблескивали. Она не понимала, почему ее это так напугало.

Следователь сказал, что ее отравили. И что нашли ее в лесу. И вот сейчас, в кабинете, на столе лежал ворох ее одежды, какое-то нелепое белое платье в красный горох.

– Это не ее платье, вы же видите, – сказала она, испытывая к следователю стойкое неприязненное чувство, словно это он был повинен в смерти сестры.

Она завидовала этому симпатичному брюнету с синими глазами, сердце которого продолжало ровно и ритмично биться, поскольку его-то это горе не коснулось. А вот ее сердце готово было разорваться, когда она на какие-то доли секунды все-таки осознавала, принимала, что сестры больше нет. Но потом сознание ее затуманивалось цветными картинками, заполненными живой Лидой, как обманная надежда, что она скоро увидит ее. Вот придет к ней домой, и та откроет ей дверь.

Не сразу разговор обрел логическую стройность. Поначалу она никак не могла понять, как может быть связана смерть сестры с личностью любовника Нади – Юрием Агневским. И не сразу взяла в толк, что тело сестры нашли в лесу. Что она там делала? И как там оказался Юрий?

Первая мысль просто обожгла – у них что, был роман? Это как же так? Разве такое может быть? Юрий был любовником Нади. И это как раз Лида отговаривала ее от этой связи, причем после того, как сама же в самом начале помогала ей и как бы понимала. Но после того, как сестра прочла какой-то там любовный роман (а она была девушкой впечатлительной и очень правильной), ее отношение к измене Нади изменилось, она вдруг как бы вспомнила про ее мужа, Виктора, пожалела его. И тогда, кстати, когда Лида обронила фразу о том, что, мол, если муж тебе не нужен, так брось его, дай ему свободу, пусть и он тоже найдет себе другую женщину, Надя заподозрила ее в том, что Лида сама не прочь подобрать Виктора. Да, в сущности, это было бы логично и не так страшно.

Но Лида и Агневский?! Это уже перебор! Надя никогда не замечала у сестры такой черты, как коварство. Она не могла быть любовницей Юры, просто не могла, и все. Потому что, если бы она и осмелилась на такое, то понимала бы, что рано или поздно это раскроется и она потеряет Надю навсегда. Что Надя не простит сестре предательства и такой подлости. А спать с возлюбленным сестры – это ли не подлость? К тому же об этом узнали бы родители, Надя не стала бы молчать, сама бы все в красках рассказала им, желая, чтобы и они отвернулись от такой дочери.

Но если они не были любовниками, то как оказались вместе в лесу? Как встретились? Кто кого туда позвал? Брови Нади, взлетевшие от удивления, никак не хотели опускаться.

– Как, говорите, называется эта деревня?

– Сапроново, – ответил Журавлев.

– А как вас звать, повторите, пожалуйста.

– Павел Николаевич Журавлев, – сказал следователь и придвинул к ней на край столешницы свою визитку. – Так вы знакомы с Агневским?

Продолжение книги

Праздничный подвох

2024-11-12 21:55:00

Валентина Репина

Это рассказ еще раз мне напомнил несколько истин:- Почему мы ждем удобного случая, волшебного момента, полагаясь на судьбу? А я считаю, что таких не быает, надо самим вершить свою судьбу!- Не возможно, все и всегда держать под контролем, есть вещи неподвластные нам;- Чужие люди согут оказать ближе рожных;- зачастую то, что действительно влажно назодится у нас перед носом.Спасибо за уютную историю!

2024-11-12 14:24:00

Arina Books

Прекрасный рассказ. Эту историю нужно читать ближе к празднику)) Для создания новогоднего настроение))) С новинкой, тебя Юль)

Воробей в Академии боевых магов

2024-11-12 02:02:00

Ирина Тараканова

Интересная история. Становление героини после попадания в другой мир. Несмотря на то, что в нее вселилась Богиня, девочка не стала всесильной, непобедимой, самой самой- как в других романах про попаданок.Написано легко, непринуждённо, характеры интересные, но перечитывать не буду. Разовое чтение больше для подростков. Коробили только фразочки «трусились руки», скучала ЗА подругами.., Это какой-то местечковый говор, не имеющий никакого отношения к литературному языку…

Лесная кукла бесплатное чтение

1. Декабрь 2023 г

2. Май 2024 г

3. Май 2004 г

4. Май 2024 г

5. Май 2024 г

6. Май. 2004 г

7. Май 2024 г

8. Май 2024 г

9. Май 2024 г

Вход на сайт