Моя свобода бесплатное чтение

Примечание от Анисы Клаар.

Ассаламу Алейкум!

Если вы ещё не знакомы со мной, то позвольте представиться. Меня зовут Аниса Клаар, и я пишу книги, в которых основное внимание уделяется религии ислам и её роли в нашей жизни.

Мои истории о чистой любви без пошлости и излишней драматичности. Если кому-то такое не нравится, можете быстро покинуть страницы этой книги.

А те, кто будут умничать и с пеной у рта утверждать, что я пишу плохое или копирую кого-то, можете сразу же отсюда сматываться.

Хорошего чтения!

Я искренне люблю каждого своего читателя и надеюсь, что с каждым днём их будет становиться всё больше.

Пролог

– Сами́я! – позвала меня мама.

Отложив телефон, я побежала вниз, по дороге чуть не споткнувшись о свои же ноги. Моя комната расположена на втором этаже, как и у брата. Наши комнаты соседствуют друг с другом, а он очень шумный, поэтому я часто жалуюсь, что он мне мешает делать уроки.

Как только я спустилась с небольшой лестницы, которая ведет прямо к выходу, я повернула налево, чтобы добраться до кухни, где была мама.

– Ты звала меня? – спросила я, зайдя внутрь.

Мама, очевидно, готовила ужин, пока я в своей комнате занималась домашней работой, которую нам нещадно задали в школе.

Подойдя к зеркалу, которое находилось у входа на кухню, я пригладила свои чёрные непослушные кудри. На мне была надета толстовка светло-синего оттенка, доходившая почти до колен, и свободные штаны. В таком виде я обычно хожу только дома.

– Пойдешь в магазин? Я даже не заметила, как закончилась картошка.

– Ма-а-ам… – протянула я. – Ну, пусть Али пойдет.

Я приобняла её за плечи, чтобы уговорить не отправлять меня в магазин, а это у меня получается очень хорошо, поскольку я умею включать режим милашки, хотя это далеко не так.

– Я бы так и сделала, но у него гости.

– Кто? – спросила я и огляделась по сторонам.

– Его друзья в гостиной играют в видеоигры, – ответила мама, после чего более раздражённо добавила: – Сами́, у меня мало времени, мне ещё нужно шить.

– Почему ты не сказала, что у нас гости? – спросила я и прикрыла голову руками.

– Не волнуйся, сюда никто не войдёт, не постучавшись.

Иначе брат с отцом устроят скандал мужчинам, которые осмелились зайти, не предупредив, то есть не постучавшись, поскольку дома мы одеваемся так, как хотим, и не виноваты, если в наше место проживания зайдёт наглый человек мужского пола.

И нет, мы не носим платок вместо волос. И мы не лысые, у нас есть такие же волосы, как и у вас. И мы такие же обычные люди, как и вы. Это не меняет кусок ткани на голове.

К сожалению, такое мышление распространено в нашей стране.

Когда мне было пять лет, мы переехали в Бельгию. Не знаю, чем руководствовались наши родители, выбирая страну, ведь, на мой взгляд, Бельгия – самая исламофобская страна на всём белом свете. Может, я преувеличиваю, но частично это правда. Мы родом из Туниса и Турции. Моя мама – турчанка, а папа – тунисец. Они выбрали для жизни спокойный и уютный город Монс, расположенный в 50 километрах к юго-западу от Брюсселя, и так сложилось, что мы стали проживать в районе, известном беженцами. Большинство из них – турки.

– Ладно, тогда я сама пойду, – сказала мама, пока я была погружена в свои мысли.

– Нет, я пойду, только переоденусь.

– Останься здесь. Мне ещё нужно к тёте Зехре зайти. Может, у неё есть макароны.

– Ладно, – смирилась я, пожав плечами.

– А ты смотри, чтобы молоко не убежало.

– А если убежит? Мне вызвать полицию? – пошутила я, отправив в рот сладкую соломинку, после чего начала смеяться, но мама выхватила её у меня изо рта.

– Тебе нельзя много сладкого, – сказала она напоследок и ушла, забрав соломинку.

Какая несправедливость…

Затем мне послышались звуки разговоров в коридоре, и тогда я поняла, что мои волосы всё ещё не покрыты. Господи!

Мне нужен платок, чтобы прикрыть волосы, иначе у меня случится мини-инфаркт, если кто-то постучится, но я по-прежнему не сдвинулась с места и осталась стоять посреди кухни, вслушиваясь в разговоры друзей моего брата и надеясь, что они не войдут.

Неужели мне снова придётся закрывать волосы скатертью?

Ну, а что?

Если меня увидят без платка, для меня это будет хуже смерти. Ну, с этим я перебарщиваю, конечно, но не суть. Дома я в безопасности, и всегда хочу, чтобы так было и дальше.

Вдруг дверь кухни со скрипом открылась, как в хоррор-фильмах, заставив меня вздрогнуть, а панику – усиливаться с каждой секундой. Неосознанно я прикрыла волосы руками, дабы защитить их от чужих взглядов.

Всё ещё паникуя, я подняла испуганный и растерянный взгляд и увидела своего брата. В голове прозвучали матерные слова в его адрес. Это тоже вышло как-то неосознанно.

– Куда мама пошла? – спросил он и, увидев, как я облегчённо вздохнула, спросил: – Ты чего?

– Ничего, твои друзья ушли?

– Арда и Керем ушли, остальные остались.

– Остальные? Не делай вид, что у тебя много друзей.

– Ха-ха, смешно, ты случайно не подрабатываешь клоуном?

– Да, и одолжила у тебя костюм, – серьёзно ответила я.

– Так где мама? – снова спросил он и успел выключить плиту, пока молоко не убежало.

Господи, как это странно звучит.

– Ушла в магазин, а тебя не стала беспокоить, раз уж с тобой друзья.

– Хорошо. А ты чего без платка?

– А молоко?

– Я посмотрю, Сами́, можешь идти, – сказал он, улыбаясь мне.

Я кивнула и поднялась наверх.

Открыв шкаф, я выбрала шарф тёмного цвета. Конечно, мама будет ругать меня за то, что я всегда выбираю тёмные цвета. Но мне они нравятся, что поделать?

Я подошла к комоду с зеркалом и начала рассматривать себя. Надев шарф тёмно-бежевого цвета, я скрыла свои непослушные кудри. Затем открыла бальзам для губ и нанесла его. В последний раз бросив взгляд на зеркало, я спустилась вниз и, кажется, успела до прихода мамы.

Когда я открыла дверь кухни, меня встретили друзья Али, которые мигом направили свои взгляды на меня. И там был Мерт…

Мерт – давний друг моего брата и почти наш сосед. Мы знакомы с ним с детства, а с его сестрой мы «подруги». Ну, пытались ими быть.

Но каждый раз, когда я вижу или просто думаю о нём, моё сердце замирает, словно вовсе перестаёт существовать.

Глава 1. Влюбленность.

Все уставились на меня, когда я вошла в кухню. Стало даже немного не по себе, учитывая мою неловкость. Могу поставить десять баксов на то, что скажу что-нибудь тупое.

– Сами́, – поприветствовали меня братья, но не родные, а те, с которыми я провела детство.

Я радостно закатила глаза, смущаясь от такого приятного внимания, и улыбнулась всем своей самой лучезарной улыбкой. Затем направилась к плите, делая вид, что умею готовить. Скажу откровенно: я не умею… И вообще, когда мою посуду, то обязательно разбиваю какой-нибудь дорогой фарфор, поэтому мама часто говорит, что моя будущая свекровь будет ненавидеть меня за то, что я истребляю её дорогую посуду. А почему дорогую? Потому что мама обещает выдать меня замуж за богатого бизнесмена-мусульманина. Для неё «богатый» и «бизнесмен» – это одно и то же.

Однако единственными мыслями, которые возникали у меня в голове в тот момент, было не упасть и не опозориться перед Мертом. А перед другими – можно. Не так трагично.

Мерт – парень с тёмными глазами, прекрасными, густыми, как смоль, волосами, которые постоянно зачёсаны назад. Его резкие черты лица, как у модели, всегда соблазняли меня на грех.

Ну и что? Он сам виноват, зачем ему быть таким ухоженным и красивым?

Он, в свою очередь, чистокровный турок, но его прадеды и деды родились в Бельгии. В отличие от нас, которые переехали сюда, когда мне был один годик. А ещё его родня славится связями в Турции.

Меня всегда восхищала доброта Мерта, и его тёплая улыбка с очаровательными ямочками на щеках, и живые, сияющие глаза, которые невероятно привлекательны, даже если цветом они напоминают чёрную дыру. Он был схож с тёплым спокойным морем в предзакатные часы, когда волны лишь слегка колышут воду.

– Ходит слух, что ты можешь обыграть Али по видеоигре, – прервал мои мысли о Мерте сам же Мерт. Он упрямо смотрел на меня, ожидая моих дальнейших слов.

– Валлахи*, главное, чтобы вы не опередили тётю Зехре по слухам, – ответила я, на что Али закатил глаза.

Вот я и профукала свои десять баксов.

А Мерт и Ада́м фыркнули от моей несмешной шутки.

Сердце заколотилось с двойной силой, когда я перевела свой застенчивый взгляд на Мерта. Но я смогла сдержать напор эмоций и не подавала виду, что только чёрные, как ночь, глаза способны вывести меня из строя.

Третий человек в комнате был тоже другом Али. Его зовут Ада́м, но он знаком с братом только со старших классов, когда он захотел принять ислам и обратился к моему брату.

У Адама светлые шелковистые волосы, которые он любит стричь, сколько бы друзья ни уговаривали его не делать этого. Его цвет глаз – тёмно-серый, однако в них всегда искрится юмор. Он чуточку склонен к нарциссизму, в то время как Мерт – полная его противоположность в этом плане. А брат стоит между ними.

Адам мне нравится, но как старший брат, поскольку он ведёт себя именно так, но Мерта я не считаю братом. С ним у нас застенчивые и неловкие отношения, потому что я чувствую к нему то, что не должна.

Адаму и Али по двадцать два года, а Мерту – двадцать четыре. Мама последнего уже начала поиски невесты для сына. Как бы печально для меня это ни звучало.

– Готовься проиграть, бро, – поддержал меня Мерт, похлопав по плечу Али. – Сами может заставить заплакать кого угодно.

Он перевёл взгляд на меня и смотрел до тех пор, пока моё сердце словно не остановилось. Ладно, слишком преувеличиваю.

Я прервала этот притягательный зрительный контакт и отвела взгляд, дабы скрыть свой румянец, а ещё чтобы моё глупое сердце перестало так сильно реагировать даже на его простые взгляды.

– Мы хотели, чтобы ты поиграла с Али в одну видеоигру, – сказал Адам.

– Чтобы вы потом могли издеваться над ним? – я скрестила руки на груди, сосредоточившись только на нём.

– Ага, – засмеялся Адам.

– Тогда я в деле, – я хитро улыбнулась, посмотрев на брата.

– Только в твоих мечтах, сестрёнка, – подмигнул он, выводя смеющихся друзей с кухни.

Широко улыбаясь, я проводила их, но улыбка исчезла с моего лица, как только я вспомнила школу.

Школа, которая стала для меня адом.

***

Я едва разлепила глаза от настойчивого стука в мою комнату и глубоко вздохнула, чтобы проснуться окончательно.

– Самия, проснись, ты опоздаешь в школу!

– Я уже проснулась, валлахи, зачем так стучать? – крикнула я и спрятала свою голову под подушку.

Однако, даже не заметив, как снова беззаботно уснула, я резко распахнула глаза, когда в мою комнату вошли, не постучавшись. Это был мой брат-придурок.

– Я же сказала, что встала! – я кинула в него свою подушку.

– Постарайся получше, может, я поверю, – засмеялся он и начал изучать мою комнату и трогать то, что спокойно лежало на моём рабочем столе.

Я резко встала и, гневно откинув свои непослушные волосы, словно они виноваты, что я проспала, сказала:

– Уходи, мне нужно переодеться.

– Ты ещё полностью не встала, какой переодеться? Иди умойся, – сказал он, показав на меня рукой.

– Зато я встала на утренний намаз*, в отличие от тебя, – горделиво ответила я, рукой указывая на дверь.

Брат всё ещё стоял на месте, рассматривая фотографии, которые были развешаны на стене. Это были снимки наших путешествий с семьёй. Среди них есть даже тот, который был сделан за секунду до того, как меня стошнило после катания на аттракционах. Лучше не вспоминать об этом.

Али редко заходит сюда, поэтому такое любопытство.

– Мама! Из-за Али я опоздаю в школу! – закричала я на открытую дверь.

– Али! Оставь её! – ответила она с первого этажа.

– Из-за Али опоздаю, – повторил он мой тон писклявым голосом и направился на выход.

Я же осталась на месте, и на моём лице играла злорадная улыбка, пока брат уходил.

Но мне всё равно пришлось выйти и умыться, чтобы выглядеть по-человечески. Я поблагодарила маму за завтрак, который не успела съесть, и, повторяя тему по математике, пошла переодеваться.

В школу я не носила тёмные вещи, потому что таким образом я куплю себе билет в цирк, где в главной роли буду я сама. То есть главным уродцем, который будет веселить зрителей и получать от них насмешки.

Я удивлена, что кусок ткани на голове женщины может заставить целый мир встать за «свободу» «угнетённых» женщин, которым плевать на их понятие свободы.

Мой отец тоже придерживается такого мнения. Кстати о нём. Как бы печально это ни звучало, но он редко бывает дома, приезжая только по пятницам, чтобы провести выходные с нами. А в понедельник он снова отправляется на работу в качестве грузчика, причём в другой конец Бельгии.

Но сейчас все мои мысли снова и снова обращаются к школе.

Ни разу я не просила маму, чтобы она перевела меня, поскольку в других школах меня заставили бы снять платок.

К сожалению, такова суровая реальность для некоторых людей.

Я бы хотела спросить тех, кто кричал об угнетениях для женщин в исламе: «Где ваша свобода, о которой вы так яростно кричали? Где она, когда мы требуем её?»

Но не суть.

Возвращаемся к приятному. Сегодня я надела серую толстовку с надписью: «Иногда я жалею, что я не осьминог и не могу ударить сразу восемь человек».

Ну да. Даже я сама поражаюсь своему «дружелюбию».

Под толстовкой я надела чёрные широкие штаны, которые не выделяли мою фигуру. На голове я завязала светло-серый шарф, скрывая волосы и шею. Подкрасив ресницы тушью и скрыв небольшие изъяны кожи – мелкие прыщи, я нанесла на губы освежающий блеск.

Вот я и готова.

Прокричав маме, что ухожу и как люблю её, я отправилась в Джаханнам*, ой, то есть в школу.

Добраться до неё не составило большого труда, ведь она была всего в получасе ходьбы от моего дома.

На улице было солнечно, и безоблачное небо заставляло меня улыбаться и кружиться на месте. Прохожие смотрели на меня как на больную, но мне было всё равно, ведь у меня выработался иммунитет к этому, а ветерок, трепавший мой шарф, приятно охлаждал меня от солнечных лучей, которые, казалось, отчаянно желали испепелить меня.

Когда я приблизилась к школьным воротам и пересекла их, то сделала глубокий вдох, чтобы морально настроиться на новый учебный день.

Через ворота школы была территория, похожая на парк, где ученики занимали свои места во время перемен, каждый на своём иерархическом месте. Я же была на самом низком.

Одно, что делает меня счастливой, – это ждать брата после работы возле футбольного поля, где Мерт проводит своё свободное время. До этого ещё целый день…

Я подошла к своему шкафчику и, открыв его, взяла всё необходимое для урока. Математика была первым, а после музыка, которая меня бесит. Все так ждут, что я запою, но я говорю, что не пою, потому что не хочу, как и все в классе. А не из-за религии, хотя это тоже правда.

Встряхнув головой, чтобы избавиться от всех надоедливых мыслей, я обнаружила кабинет математики и вошла в него, оказавшись практически последней из пришедших.

«Но учителя ещё не было…»

Не успела я об этом подумать, как он появился.

– Прекрасный день, согласны?

Большинство учеников закатили глаза и начали рассаживаться по партам. Я села на предпоследнюю и стала ожидать урока. Вдруг учитель повернулся к ученику в кепке и сказал:

– Прошу снять головные уборы в помещении.

– Тебя это тоже касается, Макаддам, – сказал Ленден Маэс, указав на меня, после чего все начали смеяться.

Я раздраженно вздохнула и решила не отвечать, а учитель просто проигнорировал его оскорбление в мою сторону. Хотя я и не ожидала ничего от него.

Мой класс полон идиотов, и только двое в открытую достают меня. Ленден и Ларс – близнецы. Николас и Лаура – пара. Они самые главные в этой школе, а еще самые ярые исламофобы.

Именно Ленден всегда меня достает, как будто ему дали указание мучить меня каждый день. А Николас не проявляет ко мне никакого интереса, как и его девушка. Не понимаю, почему они до сих пор вместе, ведь ходят слухи, что они изменяют друг другу. Даже тётя Зехре, которая обычно в курсе новостей исключительно нашего района, слышала об этом.

– Или ты не прислушаешься к учителю? – спросил Ларс, близнец Лендена.

Они были похожи как две капли воды: оба с вьющимися волосами пшеничного оттенка, светло-карими глазами и подтянутыми фигурами, ведь с ранних лет занимались баскетболом. Я иногда поражаюсь, как их родители не путают. Хотя, возможно, это не так уж и сложно. Нужно спросить у тёти Зехре, она, кажется, знает всё на свете.

– Макаддам, – вывел меня из мыслей учитель.

– Да? – спросила я.

– Прошлый урок мы обсуждали функциональный анализ. Что ты можешь сказать нам на эту тему? Что это за раздел в математике?

– Эм… – задумалась я, но все смотрели на меня, ожидая ответа, будто я какой-то вундеркинд. А это далеко от правды.

Не позволив мне достаточно подумать, учитель обратился к другому ученику:

– Николас Мартенс. Можешь ответить?

Он оторвался от телефона и перевел безразличный взгляд на меня, затем на учителя, после чего начал:

– Функциональный анализ – раздел математики, главной задачей которого является изучение бесконечномерных пространств и операций над их элементами.

– Молодец, запомнил. А тебе, Макаддам, советую нанять репетитора для лучшего понимания математики.

– Хорошо, – глубоко вздохнула я, смирившись со своим унижением.

– Что вы такое говорите? – шутливо спросил Ленден после слов учителя. – Ей нельзя находиться с мужчиной в одном помещении, не дай бог ещё залетит от общего воздуха.

Все ученики разразились громким смехом, пока Ленден обменивался рукопожатиями. Однако я ещё не закончила.

– Существуют женщины-репетиторы, задрот, – ответила я, даже не взглянув в его сторону.

– Прости, ты что-то сказала? – он отвратительно фыркнул, затем с гадкой улыбкой на лице продолжил: – Как я знаю, запрещено даже дышать в исламе.

– Это почему? – спросил Николас неожиданно, но было понятно, что ему просто любопытно.

– Воздух состоит из мертвых частиц, а мусульмане, как считается, чисты для этого.

Я закатила глаза и проигнорировала его комментарий, или, вернее, пыталась ничего не ответить, даже если на языке вертелся гениальный ответ.

Да, люди бывают жестокими и тупыми. А если объединить оба качества, то зарождается клоун-мутант. Примером стал мой одноклассник – Ленден Маэс.

– Всё. Закончили дискуссию, – хлопнув в ладоши, заявил учитель, но его никто не послушал. Особенно я.

– Если бы это было дискуссией, то Ленден Маэс давно принял бы ислам, – все-таки сказала я, упрекая себя всевозможным способом.

– Только если меня мертвого понесут в вашу мечеть, – ответил Ленден. После этого в классе начали восхвалять Лендена, пока я сидела, как изгой общества, с опущенным на голову капюшоном. Все продолжали хлопать ему в ладоши, пока учитель пытался их успокоить.

Не смирившись со своим унижением, я скрестила руки на груди и уверенно ответила:

– Ну, после смерти уже поздно, никто не будет нести твой вонючий труп.

Николас издал звук, похожий на смешок, а Ленден посмотрел на друга взглядом «Какого черта?», тот пожал плечами и вернул свой взгляд на телефон.

Ленден снова посмотрел на меня с ненавистью в глазах, после того как учитель отвернулся.

– Не смей так со мной говорить, – прошипел он и затем сделал движение, будто резал себе горло, имея в виду мое горло. Слишком по-детски, да?

Я в ответ показала ему безымянный палец, после этого вернулась к несчастной математике.

***

Даже такой человек, как Ленден, не способен испортить мне настроение сегодня. Удивительно, но он не сделал ничего плохого, хотя и был явно зол на меня после моего ответа на уроке математики. Обычно он тайком взламывает мой шкафчик и оставляет там «сюрпризы».

Чаще всего это дохлые крысы, от которых отвратительно воняет всю неделю. По приходе домой меня всегда спрашивают, всё ли со мной в порядке, потому что от меня пахнет, как от трупа. Я отвечаю, что да, потому что после каждого школьного дня чувствую себя мертвой. Как бы драматично это ни звучало.

Но не сегодня, потому что я уже наблюдаю за Мертом, который увлечённо гоняет мяч на небольшом поле.

Я крепче сжала лямку рюкзака и пошла быстрее, чтобы скорее оказаться рядом с ним. Когда я подошла к ограждению, он заметил меня, остановился и пошёл навстречу. Я сделала глубокий вдох, поправила шарф на голове и стала ждать его.

Когда он приблизился, я с восхищением смотрела на его мокрые, наверное, от воды волосы и прекрасное лицо, на котором появилась тёплая и нежная улыбка при виде меня.

– Сами? – спросил он, взявшись за металлическую ограду, которая разделяла нас.

– Играешь? – смущенно улыбнулась я.

– Хочешь тоже?

– Мне и школы достаточно. Там у нас такой исламофобский футбол… – закатила я глаза.

– Тебя обижают? Ты же знаешь, что мы можем надрать чью-то исламофобскую задницу.

Я не смогла сдержать усмешку после его слов, а он пристально смотрел на меня, как будто видел впервые.

– Да я сама кого угодно могу заставить плакать. Забыл?

– Нет, как я мог? – покачал он головой, не переставая улыбаться. – Особенно утром, когда Али жаловался на тебя маме по телефону.

Я засмеялась, запрокинув голову, и через смех ответила:

– Когда меня будят, я всегда в плохом настроении.

Мы стояли и смотрели друг на друга, словно весь остальной мир перестал существовать. И это было правдой. Я не обращала внимания ни на что, кроме его взгляда, который заставлял забыть обо всех неприятностях, случившихся со мной за день.

Неловко прочистив горло, я обратилась к нему:

– Я тут посижу, послушаю урок по литературе, пока брат не придёт.

– Конечно, – сказал он и, просунув руку через забор, легонько щелкнул меня по носу.

Он всегда так делает, и это заставляет мое сердце биться, как у победителя-скакуна на соревнованиях.

Я пошла к скамейке. Вокруг стояли высокие деревья, а поле и лавочки были окутаны покоем, нарушаемым лишь проезжающими велосипедистами.

Солнце не жарило меня, потому что я села на ту часть скамейки, куда падала тень от прожекторов. Небо по-прежнему было безоблачным, но ветерок пропал и не освежал мой макияж, который, наверное, потёк…

Включив на телефоне тему по литературе, я надела наушники и стала наблюдать за тем, как профессионально Мерт умеет играть в футбол.

Время от времени он бросал на меня заинтересованные взгляды, а я смущалась так, чтобы он ничего не заметил.

Я ведь говорила, что никто не сможет испортить этот день, и моё сердце было согласно с этим. Но когда я увидела Гёкче, то только покачала головой и поняла, что день явно испорчен.

– Ассаляму алейкум, – поприветствовала она и села на скамейку рядом со мной.

– Ва-алейкум ассалям, – ответила я.

Гёкче – это сестра Мерта, и именно с ней наши родители и сам Мерт стараются нас сблизить. Однако у меня нет большого желания с ней общаться, особенно после того, как наш последний разговор оставил у меня не самые приятные впечатления.

– Ты любишь сладкое? – спросила я.

– Да, но сейчас я на диете: 100 дней без сладкого. Это избавляет от прыщей.

– Ну, от прыщей это не поможет.

– Помогает ещё как.

– У тебя вообще нет прыщей, как оно помогает?

– Вот именно, – сказала она, а я нахмурилась.

– У тебя никогда не было прыщей, – это был комплимент, но прозвучало не очень.

– Я лучше знаю, есть ли у меня прыщи, не думаешь? Или ты вообще не умеешь думать?

После её слов я встала и открыла дверь в свою комнату, а она, поняв «намёк», молча вышла.

Так прошла наша последняя встреча.

Мы с ней никогда не будем подругами, но когда я объявила об этом Али, он ответил: «Никогда не говори "никогда"».

В этом случае «никогда» означает «никогда».

—–

*Валлахи –  (араб. والله) – арабское выражение, означающее: «(Клянусь) Аллахом!».

*Адам – Ударение на второй слог!

*Фаджр – это утренняя молитва в исламе. Она является первой из пяти обязательных ежедневных молитв в моей вере. Если ты начнёшь свой день с этой молитвы, то считай, что твоё утро прошло успешно.

*Джаханнам – Ад (араб. جَهَنَّم).

*Харам – определение запретного для мусульман.

*Ассаламу алейкум – приветствие и прощание на арабском языке который используют все мусульмане.

*Ва-алейкум Ассалам – ответ на приветствие.

Глава 2. Ненависть?

После того как Гёкче нашла взглядом своего брата, играющего в футбол на поле, то активно помахала ему. Мерт, заметив это, тоже поднял руку в знак приветствия, затем перевел взгляд на меня и, убедившись, что я не ушла, радостно вернулся к игре.

Втайне от Гёкче я смущенно улыбнулась, надеясь, что она не заметит, поскольку будет подозревать, что я влюблена в ее брата. Может даже расскажет ему…

Я внимательно посмотрела на Гёкче, но не увидела существенных перемен с момента нашей последней встречи. Её глаза были такими же тёмными, как у её брата, с ресницами, которые, казалось, касались небес. А тонкие и изящные губы были изогнуты в улыбке. Ямочка на подбородке придавала ей особое очарование, прекрасно гармонируя с её волосами угольного цвета, которые были уложены необычно ровно, а два передних локона были завиты в гофре.

Она не носит платок. Но спрашивать и вовлекать проблемы из-за этого я не собиралась, поэтому молчала всякий раз, когда видела ее волосы.

Это вполне нормально для нашего района, не все здесь носят хиджаб*.

Между нами возникла неловкая тишина, когда я поняла, что все это время молчала, размышляя про себя.

Однако, прервав тишину, Гёкче неожиданно спросила:

– Как в школе?

– Нормально, – натянуто ответила я.

– Знаю, мы не очень ладим, но можно начать сначала.

– Конечно, – неловко ответила я. – Но как? Если мы снова будем общаться, то здесь нет двери, чтобы я могла выгнать тебя.

Она засмеялась, и я подумала, что это хороший знак.

– Да, поэтому я приглашаю тебя и тетю Асие к нам. Мама сказала, что ждет только вас, а мальчиков не пустит.

– Али согласится, если я пообещаю не играть с ним в видеоигры, чтобы не опозорить перед друзьями.

– Тогда договорились? – спросила она, неловко закусив губу.

– Конечно, – нервно улыбнулась я.

После этого она взяла в руки телефон и начала что-то набирать. Я пыталась не смотреть, но это было непросто, учитывая мою природную любознательность. Однако я сразу догадалась, что она пишет своему брату, поскольку на другом конце скамейки Мерт, который до этого разговаривал с несколькими подошедшими парнями, тоже достал телефон. Но я могла и ошибаться, поэтому решила уточнить:

– Кому ты пишешь?

Я же говорила, что мое любопытство ужасно влияет на мои социальные навыки в обществе.

– Никому, – грубо ответила она, закатив глаза, а потом резко повернулась ко мне: – Извини, мы же только начали ладить.

– Ничего, я сама виновата.

– Классная толстовка, – быстро проговорила она, чтобы снять напряжение.

– Точнее, жизненная, – сказала я и сразу пожалела, потому что она подумает, что мне хочется ударить ее восемь раз.

Она улыбнулась и, заметив кого-то за моей спиной, её взгляд наполнился радостью. Я не могла не посмотреть и, быстро обернувшись, увидела брата, который неторопливо приближался к нам.

– Я немного ошалел, когда увидел вас вместе, – громко сказал он, подойдя к нам.

Оглядевшись вокруг, он широко улыбнулся, а я лишь закатила глаза, наблюдая за его выходками. В этот момент он был похож на модель на парижском показе мод. Или пытался быть похожим.

– Я тоже немного в шоке, что Самия не выгнала меня, – пошутила Гёкче, хотя в воздухе всё еще витало напряжение.

– Здесь невозможно выгнать. Иначе она бы уже давно открыла тебе дверь, – с усмешкой произнёс он и направился к друзьям, которые стояли на другом конце поля.

– Гадина, – сказала я и, вновь переведя взгляд на Гёкче, – Тебя отправила мама, да?

– Да… – сказала она и следила за Али и Мертом.

– Моя мама тоже часто ругает меня за то, что мы с тобой не ладим.

Она одарила меня улыбкой, после чего, разгладив складки на платье, поднялась на ноги и произнесла:

– Ну ладно, я пошла.

Я кивнула и глубоко вздохнула, когда она начала отходить от меня. Боже, прости меня, но она невыносима. Не знаю почему, но она мне нравится. Мы просто запрограммированы на то, чтобы не любить друг друга.

Включив наушники, я попыталась снова воссоздать тот прекрасный момент, когда думала, что никто не посмеет испортить наши гляделки с Мертом. Но не получилось…

Не дожидаясь брата, который, вероятно, тоже хотел вернуться домой, я взяла рюкзак и, с досадой опустив голову, направилась к дому, как улитка.

***

Включив на колонках «Нашид», я стала прибираться в мусорке, ой, то есть в комнате. Ладно, несмешная шутка, учитывая, что это частично правда.

Хоть убейте, но не могу всегда поддерживать порядок, особенно когда у меня депрессивное состояние после учебы в школе. На что мама отвечает: «В твое время я мыла весь дом дочиста, не то что ты».

А я что?

Я отвечаю ей: «Ты же выдашь меня за богатого бизнесмена, вот я и соответствую». А после смеюсь как угорелая, а мама в свою очередь строго смотрит на меня.

После того как я закончила убирать весь этот бардак, устроенный утром, я взяла полотенца и пошла в душ. Наверное, пахло от меня, как от той дохлой крысы, что Ленден всегда «дарит» мне.

Высушив волосы, я надевала самую широкую черную футболку с силуэтом кошки посередине, которая хорошо смотрится с черными брюками.

Да, моя безумная любовь к кошкам просто зашкаливает. Но что поделать, я люблю их больше, чем собак.

Но сами кошки не согласны со мной, поскольку моя первая сбежала от меня, в то время как я думала, что она умерла, и каждую ночь плакала, слушая грустный нашид. Даже просила маму устроить похороны. Однако она вовсе и не умирала…

Когда мы приехали к тёте Эде, я сразу увидела её. От неожиданности моё сердце забилось сильнее, и я невольно потянулась к ней. В ответ она громко мяукнула, вероятно, выражая кошачий мат, и чуть не оцарапала меня.

Я была удивлена и разбита, поскольку не понимала, что с ней не так. Я даже была на стороне брата, когда тот предлагал купить ей корм дороже нашего пропитания.

Однако я всё еще надеюсь, что она вернется и не с намерением расцарапать меня.

После недолгого уныния я встала с постели и принялась одеваться. Мне захотелось отправиться в магазин и купить что-нибудь вкусное. Скажем так, замотивировать себя до ужина с Гёкче и тёти Марьям – мамой Мерта.

До того, как выйти из дома, я надела белую кепку поверх темного платка, который покрывал всю мою шею, а конец был скрыт под футболкой.

Да, выглядела я стильно.

– Мама, я ухожу, – прокричала я, потянув ручку входной двери.

– Куда? – спросил из гостиной Али.

– В магазин, – я закрыла дверь, не дожидаясь ответа.

Включив наушники и выбрав позитивный нашид, я направилась в магазин, где часто тусуются люди из нашего района. Называется этот магазин «Сумая».

Но я не смогла приблизиться туда, потому что людей там было настолько много, что казалось, будто там раздавали бесплатную еду. Особенно мужчин, поэтому я молча развернулась и пошла в другой супермаркет, который был расположен в пятнадцати минутах ходьбы. Первое, что я захотела купить, это вода.

Но когда я зашла внутрь, то все мысли о воде исчезли, потому что там был Мерт. К счастью, он не видел меня, а я узнала его со спины. Рядом с ним стояла какая-то девушка, но точно не с района, поскольку я знаю почти всех наших. К тому же она одета очень вульгарно, точно не наша.

Я хотела уйти, но в то же время мне было любопытно узнать, кем она приходится ему и что она делает рядом с Мертом. Поэтому я решила остаться и незаметно проскользнула между стеллажами, на которых были выставлены разнообразные чипсы. Но в тот момент мне было всё равно на чипсы, меня охватило любопытство. Это было важнее.

Неужели это его девушка? Не может быть.

Хоть он мусульманин, не исключено, что это его девушка. В семье Мерта это считается приемлемым, в то время как у нас Али уже получил бы нагоняй и наказание.

Я спряталась в левой части стеллажа и делала вид, что рассматривала чипсы, по идее, читала состав, хотя на самом деле пыталась подслушать разговор Мерта и незнакомки.

Да, это аморально, и, вероятно, я заслуживаю презрения, однако ничего не могу поделать со своим любопытством. Особенно если речь идет о Мерте. К тому же это общественное место, где любой человек, как я, может подслушать их. Если это личный разговор, то следовало бы уединиться.

Согласна. Я не смогу оправдать себя, но остановиться тоже…

Мерт находился в поле моего зрения, что не скажешь насчет рыжеволосой. На его лице играла лёгкая улыбка. Он внимательно рассматривал содержимое холодильника, который отражал холодный свет, подчёркивая его тёплые и правильные черты лица. Его ровный нос, тонкие губы, изогнутые густые брови и острые линии подбородка делали его похожим на парня с безупречной репутацией сердцееда. Казалось, он даже не замечал своей улыбки, настолько был поглощён разговором с девушкой.

– Да, он определённо не испытывает ко мне симпатии, – донёсся до меня голос Мерта.

– Ты же знаешь его. Он всегда такой. Со всеми, – ответила рыжеволосая, откинув свои блестящие волосы за спину.

– Из-за того, что я мусульманин? – нахмурился Мерт.

Она прервала разговор, и я не могла понять, о ком они говорили.

– Может быть.

– В любом случае, с ним мы больше не увидимся. Надеюсь.

– Да… – согласилась девушка.

После этого Мерт взял баночку энергетического напитка и направился к кассе. И самое ужасное – ему нужно было пройти мимо стеллажа, рядом с которым стояла я. Мне нужно было действовать очень быстро, чтобы он не заметил, что я подслушивала его разговор.

Тогда я решила импровизировать и сделала вид, что приблизилась к стеллажу, ровно в тот момент, когда он увидел меня. Возможно, со стороны это выглядело глупо, но главное – он не должен был так подумать.

– Самия? – удивился он, увидев меня.

Он был одет в свободную белую футболку с короткими рукавами, которые открывали мне вид на мускулистые предплечья. Острый подбородок был покрыт едва заметной щетиной. А волосы беспорядочно падали на лоб, пока его брови хмурились, а глаза пристально разглядывали меня.

– Привет. В «Сумае» буквально давка, поэтому я здесь, – быстро выдавила я ненужную информацию и смущенно улыбнулась.

Конечно, он ответил широкой улыбкой, которая будто сияла только для меня одной. Это продолжалось до тех пор, пока из-за его спины не вышла та девушка с рыжими волосами.

– Тебе какие чипсы…? – прервалась она, заметив меня.

Она была довольно красивой, с ее рыжими волосами, которые были собраны в высокий длинный хвост. Пухлые губы, вероятно, от природы, тонкие светлые брови и веснушки на лице. Однако меня смущал топ и короткие джинсовые шорты, которые настолько облегали ее тело, что не оставляли простора для воображения.

Было даже странно, что я стою напротив неё вся одетая.

Чтобы разрядить обстановку и избавиться от неловкости, Мерт откашлялся и начал говорить:

– Это Алиса, моя одногруппница, а это Самия, сестра моего друга, – познакомил он нас, затем, обращаясь к Алисе, добавил: – Можно сказать, моя сестра.

Стойте, что он сказал? Сестра? Я ему как сестра?

От его слов моё сердце словно раскололось на тысячи осколков, которые острыми краями впивались в грудь, мешая дышать. Я сжалась, надеясь, что всё пройдёт, и я забуду слова, которые только что произнёс Мерт. Неужели я для него всего лишь сестра?

– Рада познакомиться, – нервно кивнула я, сдерживая все негативные эмоции внутри.

Настроение было отвратительным, словно кто-то взял огромную кисть и раскрасил всё вокруг в серые унылые тона, а вместе с тем забрал мое хорошее настроение.

– Взаимно, – наконец ответила она.

– Я буду ждать тебя в машине, – сказала Алиса.

После чего она демонстративно скользнула своими идеальными наманикюренными ногтями по его плечу, спускаясь вниз к открытым предплечьям. Последний раз коснувшись его ладони, словно она не могла жить без него, наконец направилась к выходу. Я смотрела на это с разочарованным взглядом, словно весь мир сгорел, а я осталась стоять в руинах, не понимая, как должна дальше жить.

– Я слышал, что сегодня у вас с сестрой девичник, – спросил он, не отрывая от меня взгляда.

– Да, – ответила я, сдержанно улыбаясь. По крайней мере, попыталась это сделать. – Али тоже присоединится к вам?

– Да, и Арда с Адамом, – беззаботно ответил Мерт.

– Уже темнеет, я куплю что-нибудь и вернусь домой, – сказала я.

Когда я проходила мимо него, неожиданно он схватил меня за локоть, остановив попытки скрыться от него. Осторожно заглянув в мои глаза, словно понимая, что совершил ошибку, назвав меня сестрой, спросил:

– Всё хорошо?

Я утвердительно кивнула, словно ничего не произошло. Я не собиралась винить его в своем разбитом сердце. Поскольку он даже не знает, что я воспринимаю его уже не как брата.

Прервав поток моих мыслей, он сказал:

– Я рад, что вы с моей сестрой поладили.

– Я тоже не ожидала, что мы… не поссоримся, – произнесла я и осторожно высвободила свой локоть из его хватки. Я прошла мимо него, надеясь, что он ничего не понял. Особенно то, как он разочаровал меня.

Обернувшись к двери, которую только что открыл Мерт, я увидела, как он повернулся в мою сторону, затем нахмурился, опустив взгляд, но быстро отвернулся. Мне ничего не оставалось сделать, кроме как с поникшим настроением выбирать снеки.

Я подошла к прилавку с чипсами и выбрала самые острые, чтобы, когда мама спросила, почему я плакала, то могла свалить всю вину на них.

Я поспешила расплатиться и, толкнув дверь бедром, вышла на улицу, где меня встретил свежий и тёплый воздух. Я даже не обратила внимания на то, как замёрзла в помещении из-за работающего кондиционера.

На улице смеркалось, поскольку солнце спряталось за горизонт, оставив после себя разноцветные краски на небе, которые уже рассеивались с наступлением ночи. На безоблачном небе красовался едва заметный полумесяц, на который я смотрела с открытым ртом и приподнятыми наверх бровями.

Ничто не испортит этот день.

Ничто не испортит мою жизнь.

Ни он, и ни кто другой.

Я стояла, устремив взгляд в небо, и улыбалась, хотя моё сердце было переполнено грустью. Прохожие занимались своими делами, а машины, проезжавшие мимо, создавали городской шум. Казалось, что всё вокруг движется с огромной скоростью, а я спокойно стою и смотрю на небо, на полумесяц, который с каждой минутой становился всё более заметным.

Глубоко вздохнув, я пошла домой, по пути жуя чипсы. Я следила за звездами, которые постепенно становились все ярче, а витрины магазинов освещали узкие тротуары, по которым я шла.

Когда я добралась до своего скромного дома, то открыла дверь и вошла. Первое, что меня встретило, – это тишина.

– Ау? – откликнулась я.

После этого в освещенный теплым светом коридор вышел Али. Он недовольно оглядел меня, словно у меня существует комендантский час, который я только что нарушила. Надменно и громко прочистив горло, он произнес:

– Где ты была? Я уже должен уходить.

– А где мама?

– Она уже у тёти Марьям. Она велела тебе сделать намаз и, заперев дверь, явиться туда.

Я глубоко вздохнула и, сдержав слезы от осознания, что меня ждет еще и ужин, направилась наверх.

– Эй, – окликнул меня брат, я повернулась, хмуря брови, и ожидала его дальнейших слов. – Что-то случилось?

– Нет, – коротко ответила я, поскольку истинная причина моего состояния не должна знать никто.

– Если что, я готов послать всех ради тебя. Или же поставить всех на место, – произнёс брат с серьёзным видом, после чего уточнил: – Нужен лишь адрес.

– Знаешь, ты лучший брат из всех моих братьев.

– У тебя нет брата кроме меня, идиотка, – ответил он, закатив глаза.

Он открыл дверь, намериваясь выйти на улицу, но теперь его окликнула я.

– Эй. Спасибо, я тоже готова послать всех ради тебя.

– Ты там держись на ужине, – усмехнулся он.

– Спасибо, но обнимать не стану, – ответила я, широко улыбаясь, и продолжила подниматься по лестнице.

—– — – — – — – — – — – — – — – — – — —

*Хиджаб – накидка, скрывающая тело и/или лицо, которую мусульманки надевают при выходе на улицу.

* Нашид – так как музыка запрещена в исламе, существуют нашиды, заменяющие их.

Глава 3. Между.

Гёкче сидела напротив, а я, зажатая между тётей Марьям и мамой, чувствовала себя пленницей. Мамин взгляд – тяжелый, как свинец – буравил меня за то, что явилась в той же футболке, что и в магазине, и даже не сняла кепку, хотя было велено надеть "что-нибудь приличное".

Но прямо сейчас слушала я исключительно слух про одну девушку с нашего района, которая опозорила свою семью, переспав с мужчиной. Теперь мама будет просить меня рассказывать о своих «секретах», чтобы избежать такой ситуации. Нет, она прям так и не спросит, а будет шутливо намекать, пока я не обижусь. Всегда так происходит, когда на свет рождается «правдивый» слух.

Она доверяет, но проверяет. И я её понимаю, ведь и самой порой сложно удержать желания в узде, когда вокруг столько харама. А один из них – Мерт.

Мерт, который ушел с какой-то Алисой, пока я вынуждена сидеть здесь, в кругу его родни.

Через некоторое время пришел дядя Мехмет – отец Мерта, мы поздоровались и поздравили его, поскольку у него родился племянник.

Стол ломился от турецких сладостей: пахлава, щербет, лукум с малиновым ароматом, жареный миндаль, фундук и кешью. Пахлава была настолько приторной, что один кусочек требовал внимания двух чашек чая. Но и чай не уступал, обжигая горьким и тёмным настоем.

Наверное, Гёкче даже не притронулась к сладостям, всё ещё на диете «сто дней без сахара». Или тайком успела насладиться их изысканным вкусом.

После чаепития мама и тётя Марьям заявили:

– Валлахи, мы хотели бы пойти в мечеть и прибраться там, а вы можете остаться дома и поболтать, как настоящие подружки.

Они обменялись лукавыми взглядами и захихикали, как девчонки, а я окинула маму взглядом «издеваешься?».

Однако я обуздала себя и (не)искренне улыбнулась, переведя взгляд на Гёкче, которая отвечала мне такой же «искренностью».

Тётушки упорхнули, оставив нас наедине с дядей Мехметом, который увлечённо читал газету, и одновременно не отрываясь от экрана телевизора.

Гёкче вырвала меня из задумчивости:

– Собирайся. Мы идем на халяльную тусу.

– Чего? – спросила я.

– Мы идем на тусу, – просто повторила она, не разъяснив свои слова в полной мере.

Я закатила глаза и повторила вопрос:

– Чего?

– Господи. На вечеринку.

– Нет, – покачала я головой. – Даже если халяльная, нет-нет.

Она уставилась на меня, словно не верила, что кто-то может отказаться от шумной вечеринки. Прочистив горло и протирая затылок, она произнесла:

– Там будет Али.

– Что? – воскликнула я и резко встала, тем самым привлекая внимание дяди Мехмета. – Простите.

Рядом с ним дремала пятилетняя Айна, сестра Мерта и Гёкче. Она подняла голову и недоумённо посмотрела в нашу сторону, пока я, поджав губы в тонкую линию, молчала.

– Там будет Мерт и Арда, а еще Адам.

– Али мне ничего не сказал.

– Потому что я только сейчас узнала.

Я замолчала, чтобы спокойно поразмыслить. Мне предстоит сложный выбор…

С одной стороны, вечеринка манила, но с другой – я понимала, что ничего хорошего от этого ждать не стоит. Тяжело вздохнув от круживших в голове мыслей, я мысленно согласилась, убеждая себя, что ничего плохого не случится, если рядом будет Али и его друзья.

Мама ведь так хотела, чтобы я с ней дружила, пусть пожимает плоды.

Эгоистично?

Да…

– У меня в комнате есть платье. Светлое. Если хочешь, могу отдать, – сказала она, будто прочитав мои мысли. – Просто ты выглядишь как… смерть во всём чёрном.

– Спасибо, конечно, но так ко мне никто не будет подходить.

– Ладно, – коротко ответила она и направилась в свою комнату, пока я всё ещё стояла на месте. – Ты идёшь?

– В твою комнату? Нет, мне и тут хорошо, вместе с дядей Мехметом и Айной, – ответила я и удостоилась её улыбки. – Тебе нужно поправить стрелку, а то она летит куда-то вдаль.

Я сдержала колкость и возмущённый вздох и поплелась за ней.

Их дом был небольшим, но уютным. Тёплый свет лампочек создавал особую атмосферу. Окна были распахнуты настежь, впуская звуки улицы, особенно шум проезжающих машин. И вновь разыгравшийся ветер трепал дорогие итальянские шторы, прозрачные, как вода.

В нашем районе это новая мода. Если итальянское, значит, дорогое.

Кстати, наш дом находится в тридцати минутах ходьбы. Смогу сбежать, если мне надоест.

Гёкче потянула меня за руку, когда я застыла, любуясь шторами.

– Ты не будешь краситься на вечеринку? – спросила она.

– Не так вульгарно, – сказала я вкинув бровь и мысленно передернув себя, потому что «намекнула».

– Всё нормально. Теперь я знаю, что ты думаешь о моем макияже, – усмехнулась она, превратив это в шутку.

Мы прошли по коридору и оказались у двери в комнату Гёкче, украшенной табличкой: «МЕРТАМ ВХОД ЗАПРЕЩЁН (Айне можно)». Я улыбнулась, увидев это, и спросила:

– Он тоже надоедливый как Али?

– Я думаю что хуже чем Али.

Я улыбнулась и бросила взгляд в дальний угол коридора, где располагалась комната Мерта. Я знала это, потому что часто бывала здесь. Особенно, когда их старшая сестра выходила замуж. Мы с мамой приходили помогать им с готовкой и прочим. Но тогда мне было четырнадцать, Мерт действительно считал меня своей сестрой, и я не возражала. Но когда мне исполнилось семнадцать, всё изменилось. Именно тогда он перестал называть меня сестрой. До сегодняшнего дня…

Гёкче вошла в комнату и сразу же направилась к шкафу. Открыв его, она принялась выбирать платье. Я последовала за ней и начала осматриваться, изучая, как изменилась её комната.

В комнате стоял стеллаж, заполненный разнообразными книгами. В моей же комнате есть настенная полка, но она не так забита, потому что я предпочитаю читать электронные книги. Голубые шторы были всё те же, комната оформлена в голубовато-минималистичном стиле.

Односпальная кровать и тумбочки возле неё украшены орнаментальными рисунками. В другой части комнаты можно увидеть прикроватное зеркало и трюмо, за которым удобно сидеть и наносить макияж.

Я даже не заметила, как Гёкче включила музыку и стала кружиться по комнате, напевая мелодию. Я лишь непонимающе уставилась на неё, не упомянув, что музыка в исламе запрещена, и сказала:

– По крайней мере, ты танцуешь лучше, чем Али.

Она остановилась и начала смеяться.

– Ладно, не смеши меня, пошли поправим твою стрелку, которая летит уже в космос.

Снова кивнув, я приблизилась к трюмо, на котором лежали все инструменты для шпаклёвки. Ладно, шучу, не все.

Гёкче взяла чёрный лайнер и приблизилась, чтобы поправить мою стрелку. Однако я хотела сделать это сама, поэтому вежливо сказала:

– Я могу сама.

– Давай я.

– Ты не хочешь отдавать карандаш? Он тоже итальянский?

– Ты всегда такая прямолинейная?

– Это синоним к слову грубая?

– Нет. Это значит, что ты права, – фыркнула она.

– Ладно, поправляй уже, – шутливо закатила я глаза.

Она схватила мой подбородок. Да, именно схватила, тем самым показав, что злится из-за моего упрямого характера. Но всё равно начала рисовать мне новую стрелку. Не прошло и пяти секунд, как она закончила.

– И всё? – спросила я, недоумённо глядя на неё.

– А ты посмотри в зеркало.

Обернувшись, я увидела своё отражение и стала внимательно разглядывать. Идеальная стрелка. Я удивлена, что ей хватило всего несколько секунд для такого шедевра.

– Я приду к тебе, чтобы накраситься к свадьбе дочери тети Зехре.

– Ты тоже думаешь, что хорошо получается? Я подумываю пойти на визажиста.

– Повезёт твоим клиентам, – сказала я, всё ещё любуясь ровной стрелкой, которая придавала моим векам лисий эффект.

Быстро и эффективно она уговорила меня нарисовать вторую стрелку, которая стала близнецом первой.

Кивнув ей, чтобы она переодевалась, я вышла из комнаты. Взгляд тут же приковался к комнате Мерта. Она словно звала меня на безрассудные поступки.

Валлагьи, я хотела зайти и узнать, чем он занимается, от чего фанатеет, какие книги стоят у него на полках, какими духами он пользуется. Кажется, это перебор…

Но если меня поймают с поличным…

Будет, по крайней мере, неловко.

Выбросив из головы все ненужные мысли, я направилась в гостиную, где обстановка была такой же, как и до нашего ухода. Здесь царило спокойствие, нарушаемое лишь еле слышными звуками из телевизора, где шёл какой-то турецкий научно-популярный сериал.

Устроившись на свободном стуле, я стала ждать. Минут через пятнадцать она вышла.

«Я быстро», – хотелось мне повторить её же ложь ей прямо в лицо. Но мы только начали ладить, поэтому я подавила это желание.

Она надела бирюзовое платье, закрывающее руки до кистей и почти всю шею. Хоть она и не носит платок, всё же предпочитает скромную одежду.

– Пошли? – спросила она. – Прости, что так долго.

– Ничего, – улыбнулась я в ответ на её извинения.

Затем она уговорила своего отца, убедив его, что мы выйдем в магазин буквально на час. Он быстро согласился. Мы вышли на улицу и направились в противоположную сторону от нашего района. Поправив кепку от нервов, я глубоко вздохнула и попыталась обрести такое же равнодушие к происходящему, как сегодня вечером после слова «сестра» от Мерта. Но каждый раз, вспоминая это, я чувствую, как меня душит безысходность.

Безысходность от того, что я не могу напрямую спросить его, как он ко мне относится. Ведь его взгляды и прикосновения говорят совсем другое, нежели он сам.

– Ты когда-нибудь хотела иметь суперсилу – читать мысли других? – спросила я у Гёкче.

– Не знаю, не думала об этом, но, наверное, да. Это же даёт человеку больше возможностей и помогает в жизни, – ответила она и, присев на корточки, стала завязывать шнурки на белых кедах.

– В особенности избегать ужасных людей. И я не имею в виду тебя, – сразу заявила я.

– Да я поняла, – усмехнулась она.

Я замолчала и стала наблюдать за звёздами и машинами, которых становилось всё больше по мере того, как мы приближались к «халяльной тусовке». Пройдя ещё, наверное, десять минут широкими шагами, мы добрались до многоэтажки.

Я посмотрела на Гёкче и спросила:

– Это там?

– Да. Нужно подняться на десятый этаж.

Он обрушился на меня, как цунами, вызывая неприязнь, перераставшую в отвращение. Но мысль, сверлящая мозг, была одна: что Али делает здесь? Родители придут в ужас, узнав, какие места он посещает.

– Ты же клялась, что это халяльная вечеринка, – процедила я, обращаясь к Гёкче, которая сияла так, словно выиграла в лотерею.

По мере приближения к квартире музыка превращалась в невыносимый рёв, грозящий свести с ума всех, кто находился внутри.

Дверь в квартиру зияла, словно пасть чудовища, а по обе стороны стояли люди – девушки и парни, казалось, весь город решил собраться здесь.

– Ну да, здесь нет алкоголя, – беспечно бросила Гёкче.

– Ты издеваешься? Здесь музыка, а еще полуголые девушки и парни, – огрызнулась я, привлекая внимание тех, кто стоит у двери.

– Самия, прошу тебя, не делай вид, что ты у нас такая святая.

– Я не сказала тебе, что я святая. Я сказала, что мне здесь не нравится.

– Ты всем своим видом демонстрируешь, как тебе некомфортно, но я уверена, что это лишь бравада. Боишься разочаровать мамочку? Или, может, дело в Али? Но он здесь.

Я говорила о том, как она меня бесит? Если нет, то повторюсь: она меня бесит.

– Пошла ты, я ухожу, – коротко ответила я, проигнорировав ее оскорбления. Но она схватила меня за локоть и остановила.

– Я обещала Али, что приведу тебя. Если не хочешь находиться здесь, иди и предупреди его. Мне не нужны проблемы, потому что ты можешь потеряться.

Я с трудом высвободила руку и ответила:

– Я позвоню ему, можешь идти и веселиться на «халяльной» вечеринке, – сказала я, подчеркнув последние слова.

Она закатила глаза, словно я была капризным ребенком, и растворилась в толпе.

День и впрямь испорчен.

Как же я ненавижу всё это.

Как же ненавижу людей, которые всё портят.

Я достала телефон, привлекая внимание парней и девушек, которые курили у входа. Ненавижу запах сигарет.

– Я думала, такие, как ты, не посещают подобные места, – с усмешкой произнесла одна из девушек, одетая в топ и шорты, которые подчеркивали все изгибы ее тела.

Я проигнорировала ее колкость, лишь закатив глаза и украдкой вздохнув. Снова набрала номер брата, но в ответ – тишина. Впрочем, чего я ждала? В этом гудящем улье, казалось, даже стены вибрировали в такт музыке.

А соседей это не смущает?

Я убрала телефон в карман и решительно шагнула к открытой двери, ведущей на вечеринку. Не знаю, что я собиралась делать, но надеялась встретить Адама или Арду и спросить у них, где находится мой надоедливый брат. А может быть, я даже встречу его самого.

Меня тут же накрыло волной неоново-зеленого света, в котором лица людей казались призрачными, отливающими нездоровой зеленью. Но в этой болезненности было что-то притягательное, завораживающее. Танцующие силуэты словно купались в изумрудных блестках, а глаза, одежда, мебель – всё вокруг искрилось и мерцало в неестественном сиянии.

И всё это под оглушительные раскаты музыки.

Заткните мне уши, иначе я действительно оглохну!

Находясь в самом центре, я стала оглядываться, но, в итоге ничего не добившись, решила выйти из этого водоворота людей и искать брата в более тихих местах.

Музыка изменилась, а неоновый свет перекрасился в глубокий синий. Оглядевшись, я вдруг заметила знакомое лицо.

Алиса. Чертова Алиса, перед которой Мерт имел наглость назвать меня сестрой.

Направившись к ней, я увидела, что она стоит в окружении друзей. Сердце бешено заколотилось: а вдруг среди них Мерт? Но, подойдя ближе, я поняла, что его там нет.

– Самия? – удивленно протянула Алиса, заметив меня. Надо же, запомнила мое имя… – Что ты здесь делаешь? Я думала, ты не ходишь в такие места.

В ее голосе сквозила откровенная насмешка. Словно я – ходячий анекдот, явившийся развлекать публику. Может, я и вправду смешила, потому что ее друзья тихонько захихикали, переглядываясь.

– Где Мерт? – отрезала я, проигнорировав ее колкость.

– Должен быть где-то здесь. Я видела его минуту назад.

Какая важная информация. Очень помогло.

– Спасибо… – выдавила я, потом наигранно нахмурилась, словно что-то припоминая. – Прости, имя не запомнила.

Не дождавшись ответа, я резко развернулась, намереваясь уйти, но наткнулась на парня, чей взгляд словно прожигал меня насквозь.

Все взгляды казались колючими, заставляя меня съеживаться, мечтая о спасительном уюте моего одеяла и молчаливом утешении плюшевого осьминожка. Казалось, само мое присутствие здесь – предательство всех покрытых девушек, безмолвное подтверждение ложного стереотипа о том, что мы посещаем подобные места.

Пробормотав извинения, я замерла, пытаясь глубоким вдохом вытеснить нарастающее чувство унижения. Но мои мысли разорвал полушепот, скользнувший у самого уха.

– Рад снова тебя видеть, Сами.

На мгновение я окаменела, узнавая этот голос. Волна страха и нетерпеливого желания смешались во мне: боялась повернуться и увидеть Мерта, и одновременно жаждала этой встречи лицом к лицу.

Медленно обернувшись, я первым делом утонула в его глазах. Темные, чуть прищуренные, они сначала пронзили меня взглядом, а затем начали неторопливо изучать мое лицо, вызывая вихрь противоречивых чувств.

С трудом сглотнув, я попыталась унять необъяснимое волнение, терзающее мой живот, странно приятное волнение.

– Привет… снова, – пробормотала я, судорожно вдыхая воздух.

Он выглядел так же, как и несколько часов назад, только теперь его волосы были нарочито небрежны.

Он что-то сказал, не сводя с меня пристального взгляда, но из-за оглушительной музыки я не разобрала ни слова. Нахмурившись, вопросительно посмотрела на него. Тогда он наклонился ближе и, коснувшись губами моего уха, скрытого под платком, повторил:

– Тебе здесь не нравится?

Обдумывая его слова, я приподнялась на цыпочки, чтобы ответить. Поняв мой намек, он сам склонился, подставляя ухо.

– Мне не нравится, как на меня смотрят.

– Кто именно? – серьезно спросил он, оказавшись так близко, что у меня закружилась голова. Словно я попала в странный и одновременно прекрасный сон.

Его запах ударил в голову, заставляя судорожно вздохнуть и прогнать все дурные мысли. Так пахнет воздух после заката в бескрайнем поле. Чистый, освежающий, с нотками зелени, неповторимый аромат.

Сейчас мне хотелось кружиться в такт музыке, обвить руками его шею и жадно вдыхать этот чудесный запах.

Но я отогнала эти харамные мысли и только сейчас осознала, насколько близко стою к нему, пока он ждет моего ответа.

Логично было бы найти тихое место и поговорить там, но тогда это не было бы так… прекрасно. Настолько прекрасно, что будет сниться мне до конца дней.

И все же, почему он не отстраняется, прекрасно понимая, что я молчу?

Все это неправильно.

Неправильно, что я здесь нахожусь.

Вокруг было столько запретного, что я едва держалась. Мне казалось, я могу потерять контроль и обнять Мерта. Что я вообще здесь делаю?

Резко отпрянув от него, я встретила его нахмуренный взгляд. Чтобы не дать ему возможности приблизиться, я почти выкрикнула:

– Где Али?

Он пожал плечами, кажется, поняв мой намек не приближаться. Говорил он негромко, и я поняла его только по движению губ.

– Был здесь. Сказал, сам тебя найдет.

Я огляделась в поисках брата, но вновь была прикована к Мерту:

– Сами…

– Что? – прокричала я в ответ.

Мерт снова склонился надо мной, словно защищая от чужих взглядов. Коснувшись щекой моего платка, он с сожалением прошептал прямо в ухо:

– Прости… Что назвал тебя сестрой.

– Почему? – нахмурилась я.

Он замолчал и, повернувшись, посмотрел мне в глаза, пытаясь прочесть мою реакцию. Обычно его глаза темные, но сейчас, в свете софитов, в них плясали синие искорки.

– Я должна быть рада, что ты меня так ценишь.

Не успела я договорить, как он с нотками раздражения прервал меня:

– Не делай вид, будто между нами ничего не происходит.

– Что? – прошептала я скорее себе, чем ему.

– Адам и Арда присмотрят за тобой, пока я не найду твоего брата, – бросив на меня последний взгляд, он ушел, не сказав больше ни слова, даже не обернулся. Не объяснил, что значат его слова, заставившие мое сердце бешено колотиться в поисках подвоха.

Я осталась стоять посреди толпы и шума, которые теперь казались такими далекими и незначительными, потому что мое сердце билось уже по совершенно другой причине.

Не может быть, чтобы он…

Глава 4. Нами?

Мы с Адамом пробирались сквозь толпу на этой претенциозно «халяльной» вечеринке, лавируя между людьми, словно в минном поле.

– А где Гёкче? – спросил он, протягивая мне стакан с каким-то напитком. – Без греха.

Он выкрикнул это сквозь гул голосов и шутливо подмигнул, вызвав у меня слабую улыбку.

– Расслабься, Сами, Али скоро будет. Так что там с Гёкче?

– Мы опять поругались.

– Ты удивишься, если я скажу, что ни капли не удивлен? – он едва сдерживал смех.

– Нет, – отрезала я, глядя ему в глаза.

– Я этого и ждал. Поставил бы на это деньги, если бы не харам. Но теперь у тебя хоть появится веская причина прекратить дружбу с Гёкче.

– В каком смысле?

– Просто… расскажи тете Асие, куда тебя затащила Гёкче, и твоя мама сама запретит вам общаться.

– Тогда я и Али сдам. Да и Гёкче мне уже порядком надоела, – ответила я, оглядываясь по сторонам.

– Вот это правильная Сами, – произнес он, отпивая из стакана, и бросил взгляд на девушку, подошедшую к нам.

– Привет, может, потанцуем? – обратилась она к Адаму.

– Харам-харам, сестра, – ответил он с подчеркнутой вежливостью, отчего она нахмурилась. Он поспешно отвел взгляд от ее лица, сосредоточившись на своем напитке.

Она молча удалилась, напоследок одарив меня сочувствующей улыбкой. Хоть кто-то не смотрит на меня, как на фрика.

Будь здесь Али, он бы точно вставил свою коронную фразу: «Сами, ты что, забыла снять костюм клоуна перед выходом? Иначе с чего бы им так на тебя таращиться?»

Где же он?!

Я снова окинула взглядом толпу, пытаясь расслабиться, но получалось из рук вон плохо.

– Знаешь, тетя Зехре хочет сосватать за тебя свою дочь? – спросила я, переключая внимание Адама.

– Но ей же всего семнадцать, рано еще, – удивился он, вскинув брови.

– Да ты отстал от жизни! Ей уже двадцать, она даже старше меня.

– Алия? – он посмотрел на меня в полном изумлении.

– С чего ты взял, что я говорю о ней? Я имею в виду Зейнеп.

– А-а, я подумал, ты про младшую.

– Что-то я не услышала категоричного отказа. Может, обрадовать тётю Зехре? – спросила я, лишь бы отвлечься от этих оценивающих взглядов.

– Почему бы и нет. Алия красивая, хотя свекровь, конечно, будет пилить меня почем зря, – усмехнулся он, и я невольно рассмеялась.

– Пойду подышу свежим воздухом, – сказала я Адаму.

Больше не в силах выносить этот шум, я направилась в ту сторону, где, как мне казалось, должен быть выход. Но Адам остановил меня и указал налево, уточнив, что выход там. Я кивнула и, не раздумывая, пошла в указанном направлении, надеясь не столкнуться с Мертом.

На сегодня с меня хватит безумия.

Я протиснулась к выходу, едва не задев плечами парней, стоявших у самой двери и не думавших посторониться. В этот момент я пожалела, что не надела свою любимую толстовку, пусть бы и изжарилась в ней. Оно того стоило бы.

– Нет такого места, где вас нет? И здесь вы нам покоя не даете, – бросил мне вслед какой-то парень.

– Чего? – я непонимающе переводила взгляд с этого наглеца на его ухмыляющегося дружка, затягивающегося электронной сигаретой.

– Таким, как ты. Нет такого места, где бы вы не маячили перед глазами? – Его тон был таким мерзким, что я не смогла промолчать.

– Да, в аду. Так что катись туда, – выпалила я и направилась к лифтам.

– Да ладно, в раю все равно скучно, – ухмыльнулся он, и его приятель поддержал его смехом.

– Я готов кремировать тебя, если ты так сильно этого хочешь, – вступился за меня Адам, который, видимо, пошел следом.

Оба парня тут же замолчали. Такие всегда умолкают, когда видят, что за мусульманкой есть поддержка. Они любят глумиться только над беззащитными женщинами. Таковы уж реалии.

Не оборачиваясь, я пошла к лифтам и через мгновение увидела знакомую черную футболку Али с надписью «Красота – наверху». То есть его лицо…

– Мне сказали, ты меня ждешь… – не успел он договорить, как я перебила его:

– Ты с ума сошел здесь находиться?

– Мерт и Арда уговорили нас с Адамом прийти сюда. Ты же знаешь этих двоих, они кого угодно на грех подговорят, – оправдывался он и, увидев мой испепеляющий взгляд, добавил: – Да, знаю, место паршивое, но я это только сейчас понял.

– Ты пил? – спрашиваю я, надеясь, что ответ будет отрицательным. Иначе я правда превращусь в осьминога и ударю его восемь раз.

– Валлахи, сестра, ты о чем? Как я мог выпить?

– А что ты тогда делал? – я скрестила руки на груди.

– Да просто был с друзьями. И почему я вообще должен перед тобой оправдываться? – огрызнулся он и нажал на кнопку вызова лифта.

– Мерт и Адам были со мной. Какие еще друзья?

– Алло, ты что, забыла про Арду и Османа?

Я замолчала, потому что хотела домой.

Хочу, чтобы этот бесконечный день наконец закончился.

– Пошли уже домой, – я устала протерла глаза.

Конечно, этим испортив макияж, точнее, стрелку, которая наверняка размазалась по веку.

Брат равнодушно кивнул продемонстрировав свою обиду. Но я не собиралась извиняться, поскольку он тоже виноват в моём нахождении здесь.

– Мама не звонила? – спросила я.

– Звонила, попросила меня забрать тебя и вернуться домой, потому что она задержится из-за тети Лейлы, – без каких-либо эмоций ответил он.

Я кивнула, и мы молча дошли до дома.

***

На следующий день после вечеринки я поплелась в школу. Все шло своим чередом, пока в моем шкафчике не обнаружилась жуткая находка – дохлая крыса.

С отвращением достав пакет, я, зажмурившись, схватила окоченевшего грызуна за хвост и швырнула его в мусорный бак во дворе школы.

«Что за психопат таскает дохлых крыс в школу?» – пронеслось в голове.

Когда я проходила мимо шкафчиков близнецов Маес, Николаса и Лауры, Ленден окликнул меня своим мерзким голосом:

– Понравился мой подарок?

– Да, спасибо, некромант хренов, – огрызнулась я, направляясь в уборную, словно меня преследовали призраки.

Я зашла в женский туалет, словно в убежище, чтобы отмыть руки от этого кошмара. Выдавив жидкое мыло на ладони, я принялась тщательно намыливать их, словно смывая не только грязь, но и саму суть произошедшего. Подняв взгляд, я увидела в зеркале жалкое отражение: воспаленные, красные глаза, готовые разразиться слезами в любую секунду, и дрожащие губы, предательски выдающие мое состояние.

Вытерев руки бумажными салфетками, я дрожащими пальцами выудила из джинсов телефон и юркнула в кабинку, словно там можно было спрятаться от боли.

Я отправила сообщение Али, прося его ждать меня на баскетбольной площадке. Подальше от Мерта, встреча с которым сейчас была невыносима.

Что я скажу ему? Как себя вести?

Кто мы теперь друг для друга?

Я не заметила, как слеза сорвалась с ресниц и упала на экран телефона. Выключив его, я запрокинула голову и закрыла глаза, позволяя второй капле скатиться по щеке.

Звук открывающейся двери заставил меня судорожно стирать слезы, словно они могли выдать мою слабость.

В тот момент, когда я взялась за ручку двери, чтобы выйти, я услышала свое имя и замерла, прислушиваясь.

– Ты видела Самию?

Затем послышался характерный щелкающий звук – наверное, открывали тюбик туши. По голосу я узнала Сару. Одну из тех, с кем у меня были… нормальные отношения. Она даже однажды заступилась за меня перед учителем, придравшимся к моей домашней работе. К счастью, тогда не было Лендена.

– Ага, даже сестра сказала, что она там была, – ответила, вероятно, ее подруга.

– Господи, какое позорище, зачем ходить в такие места с хрен знает чем на голове, – презрительно скривила губы Сара.

– А ты видела, как она посмотрела на Лендена?

«Что за бред?»

– Она, наверное, думает, что у него чувства к ней из-за его ненависти. Да ладно, с ее-то внешностью и стилем одежды…

– Точнее, воображает себя героиней какой-нибудь дорамы, – поддакнула ее подруга, и они обе разразились хохотом.

Они смеялись так, словно нашли лекарство от рака. Их мерзкий, отвратительный смех эхом разносился по туалету, когда я решилась распахнуть дверь. С гордо поднятой головой и непроницаемым лицом, я взглянула на них, как на тех самых крыс в моем шкафчике. Они застыли в замешательстве, словно увидели призрак, – наверное, им бы хотелось увидеть именно его, а не меня.

Я всегда была благодарна Саре за ее заступничество в прошлом. А она смеялась надо мной за спиной. Как же жалко я себя чувствовала.

– «Хрен на голове» называется платком или шарфом, aptal insanlar, – процедила я сквозь зубы.

– Что? – тупо спросила Сара, сжимая в руке открытую помаду.

– Siktir git, – ответила я, развернулась и вышла, хлопнув дверью так, что, казалось, школа содрогнулась от землетрясения.

Плевать на них всех. Я хочу домой, под одеяло, обнимать своего плюшевого осьминога.

Едва сдерживая слезы, я вошла в класс, подошла к своей парте, схватила рюкзак и направилась к выходу.

Шагая по коридорам, я видела лишь мелькающие синие шкафчики, словно решетки тюрьмы. Меня душила обида, и слезы рвались наружу.

Почему все меня ненавидят? Неужели люди настолько прогнили, что готовы на любые гнусности из-за куска ткани на голове женщины?

От мрачных мыслей меня отвлекло сообщение от брата:

Али: А почему на другой площадке?

Самия: Пожалуйста.

Через минуту пришел ответ:

Али: Хорошо, сестренка.

Шмыгнув носом, я вышла за ворота и направилась к баскетбольной площадке. Путь туда был длиннее, чем к мини-футбольному полю, где обычно тусовался Мерт с друзьями.

За двадцать минут ходьбы я немного успокоилась, и слезы почти высохли. Но, увидев Али, я снова почувствовала себя маленькой девочкой, нуждающейся в защите старшего брата.

Может, рассказать ему про Лендена?

Нет-нет-нет. Если я расскажу, он изобьет его до полусмерти, а меня исключат из школы. И мне придется идти в другую школу, где меня заставят снять платок. А онлайн-школу я терпеть не могу – это заточение в четырех стенах.

Нет.

Заметив меня, Али окликнул:

– Самия?

– Пойдем домой, – выпалила я, и мой голос предательски дрогнул.

– Самия, – твердо произнес он, намереваясь остановить меня.

Я прошла мимо него, надеясь, что он молча последует за мной. Но брат преградил мне путь, схватив за плечи.

– Что случилось?

– Ничего, – соврала я, опуская взгляд.

– Тогда почему ты выглядишь так, будто сейчас расплачешься?

Я молчала, закусив губу.

– Кто-то обидел тебя? – в его голосе послышалось беспокойство и нарастающий гнев.

Я покачала головой, и губы мои задрожали сильнее. Али молча притянул меня к себе и крепко обнял, словно ограждая от всего жестокого мира.

– Нужны только имена, Сами, ты же знаешь.

– Это девочки, ты же не станешь бить их.

– Тогда поговорю с их братьями.

– У них нет братьев.

– Ну, с отцами тогда? Отцов тоже нет?

Я, не зная, что ответить, отрицательно покачала головой. Я прижалась к его плечу и зажмурилась от яркого солнца. Слезы, несмотря на все мои усилия, покатились по щекам.

Через минуту, вытерев слезы и немного успокоившись, я отстранилась. Брат долго смотрел на меня, словно пытаясь прочитать на моем лице имена всех, кто посмел меня обидеть.

– Мой платок в порядке? – спросила я, надеясь переключить наше внимание.

Он коснулся платка на моей голове, бережно заправив выбившиеся пряди, усмиряя непокорные локоны под тканью хиджаба.

– Сама справишься с девчонками? Валлагьи, если это парень, клянусь, я не сдержусь.

Я покачала головой, и на губах появилась грустная улыбка.

– Пошли домой.

Его лицо озарила улыбка, и он легонько потрепал меня по голове, намеренно нарушая безупречность моего платка, а затем сорвался с места, ожидая, что я брошусь в погоню. Возмущенно вздохнув, я поправила платок, но в душе разливалось тепло. Как бы он ни бесил, мой брат умеет развеять любую тоску. Вот почему я его так люблю. Но он никогда не должен об этом узнать…

Мой единственный, незаменимый брат.

***

На следующий день у меня пошли красные дни, явив миру причину моей внезапной раздражительности и бушующих эмоций. Даже в школе я умудрилась повздорить с учителем и вступить в перепалку с Ленденом, который не упускал возможности поддеть меня, спрашивая, правда ли я жажду попасть в такие места, как клубы. Или, может, я предлагаю интимные услуги за деньги. Я не глотала обиды, отвечала колкостью на колкость, но его ядовитый язык не унимался, изрыгая всё новые и новые оскорбления.

После уроков я решила срезать путь через мини-футбольное поле, надеясь увидеть Мерта. Но его там не оказалось. Я прождала его на скамейке целых пятнадцать минут, но он так и не появился.

Али написал, что задержится на работе.

С детства он мечтал создавать собственные видеоигры, чтобы люди восхищались ими. Но с годами его энтузиазм угас, и теперь он даже слышать не хочет о своей мечте, хотя продолжает учиться и работать в этой сфере.

Зачем цепляться за то, что не приносит радости? Почему не найти занятие, которое будет искренне вдохновлять и приносить удовольствие, чтобы не мучиться на нелюбимой работе? Наверное, я еще слишком наивна, чтобы понять глубокий смысл в этом. Хотя мне уже восемнадцать.

Я вынырнула из раздумий, когда со всей силы врезалась головой в уличный фонарь. Боль пронзила лоб, но первым делом я огляделась, чтобы убедиться, что никто не видел моего позора. Это было бы невыносимо…

Астагфируллах, если бы здесь был Али, он бы до конца моих дней не дал мне забыть об этом инциденте. Валлахи, он бы напечатал фотографию этого момента на своей футболке.

Потирая ушибленный лоб, я достала телефон и увидела сообщение от мамы.

Мамуля: Сходи к тёте Марьям и забери ткани, которые мне нужны. (Улыбающийся смайлик с сердечками вместо глаз.)

Я возмущенно вздохнула и мысленно приготовилась к тому, что буду дуться на маму. И, конечно, надеялась, что Мерта там не будет. Иначе я буду чувствовать себя неловко и, скорее всего, совершу какую-нибудь глупость, о которой потом буду жалеть.

Хотела возразить, но сдержалась и просто ответила:

Самия: Окей.

Подойдя к дому Мерта, я глубоко вдохнула, пытаясь унять бешеное сердцебиение. В горле пересохло, словно во рту образовалась целая пустыня, требующая влаги.

Но дверь открыла не Мерт, а его мама, тетя Марьям. Меня охватила волна противоречивых чувств: разочарование и облегчение одновременно.

– Ассаламу алейкум, я за тканью, – сказала я, но тетя Марьям притянула меня к себе и поочередно коснулась щеками моих щек в знак приветствия.

– Проходи, девочка моя, твоя мама скоро будет.

– Я только за тканью и сразу уйду.

– Это будет невежливо, к тому же твоя мама просила тебя остаться до ее прихода.

Я промолчала, но в голове уже зрели планы мести маме за это коварство.

– Там Гёкче и Алия. Они уже ждут, проходи.

С натянутой улыбкой я переступила порог. Сняв черные кроссовки, я украдкой осмотрела прихожую, пытаясь увидеть обувь Мерта. Если он здесь… Я просто умру от стыда. Но обуви было так много, что я ничего не заметила. Зато кое-что другое привлекло мое внимание – мои носки с надписью «Мамина радость».

Ох…

Валлахи, остается только надеяться, что я не ляпну какую-нибудь глупость.

Я последовала за тетей Марьям в гостиную, где уже сидели три женщины. Заметив меня, тетя Зехре встала и поцеловала меня в обе щеки, как и тетя Марьям.

Я была рада, что Мерта нет. А поцелуи я могла перетерпеть.

– Как ты выросла, Самия, – сказала тетя Зехре.

– Сколько тебе лет? – спросила другая женщина. Кажется, это тетя Лейна. Но я не уверена.

– Мне исполнилось восемнадцать месяц назад, – ответила я и перевела взгляд на стол, уставленный чашечками турецкого кофе, сваренного в турке, и тарелками с финиками и пахлавой, которая так и манила откусить от нее кусочек.

– Твоей маме, наверное, с тобой повезло. Моя Зейнеп тоже помогает мне по дому после учебы.

Зейнеп – старшая дочь тети Зехре. Она закончила школу и собирается поступать в государственный университет. Тетя Зехре очень ею гордится.

Сама тетя Зехре была замужем за мусульманином из Бельгии. После развода она решила посвятить себя воспитанию дочерей и больше не хотела повторно выходить замуж.

Я, как и Зейнеп, мечтала о поступлении в государственный университет, тем более что с обществознанием у меня всегда были хорошие отношения. Но если я поступлю туда, то мне придется отказаться от ношения платка. Поэтому я похоронила эту мечту. Похоронила из-за людей, которые ущемляют мои права, лишая меня свободы.

«Моей свободы, которая по сути должна принадлежать мне».

– А где Гёкче? – спросила я, повернувшись к тете Марьям.

– Они с Алией у нее в комнате, можешь пойти к ним, – ответила она с улыбкой, и я ответила тем же.

Затем я, развернувшись, поспешила в сторону кухни, надеясь, что мои нелепые носки остались незамеченными.

Но не успела я сделать и нескольких шагов, как столкнулась… нет, не с Мертом, а с его миниатюрной копией в юбке – его младшей сестрой. Те же черные, чуть вьющиеся волосы, тот же глубокий, темный взгляд, только в Айночкиных глазах было столько детской нежности, что хотелось умиляться бесконечно.

Айна, понурившись, брела по коридору, и ее шаги были тише шепота.

– Привет, Айна, – поздоровалась я, привлекая ее внимание.

Она вскинула голову, и из-под темной волны волос выглянуло печальное личико. Присев рядом, я осторожно взяла ее крошечную ладошку в свою.

– Почему ты такая грустная? – спросила я тихо.

– Сестра сказала, что мне нельзя пахлаву. Там фисташки, а у меня аллергия.

– Но ведь есть столько других сладостей. И вообще, у тебя такие длинные ресницы, тебе нельзя грустить.

– Чтобы не сглазить, Ма ша Аллах,* – прошептала она.

– Аллахумма Барик*, – произнесла я и улыбнулась.

Айна робко улыбнулась в ответ и, крепко сжав мою руку, спросила:

– А где Али? Он всегда приносит мне сок.

– Он сказал, что придет. Но если узнает, что ты грустишь, может и передумать, – серьезно сказала я.

– Ты же знаешь, Сами, врать нельзя.

– Я не вру, – притворно возмутилась я.

– Нет… Али всегда приходит, даже если я грустная, – ответила она, бросила на меня лукавый взгляд и умчалась на кухню – наверное, ждать Али.

Я улыбнулась. Напряжение немного отпустило. Только немного.

Пробираясь к комнате Гёкче, я так и не встретила Мерта – его просто не было дома.

Мне стало грустно… и радостно одновременно.

Что со мной не так?

—– — – — – — – — – — – — – — – —

* Аptal insanlar – Идиотки.

* Siktir git – пошли вы.

*«Аллахумма барик» переводится как «Да благословит вас Аллах» и используется, чтобы выразить благодарность и поздравить других с их достижениями. Также говорят эту фразу после того, как делают кому-то комплимент или восхищаются чем-то, чтобы отвести сглаз

*«Машаллах» (ма шаа́ Алла́х) дословно переводится как «то, что пожелал Аллах» и используется как знак изумления, радости, хвалы и благодарности Богу и смиренного признания того, что всё происходит по воле Аллаха. Обычно произносится сразу после получения добрых новостей, а также как фраза-оберег против сглаза при произнесении позитивных утверждений, похвалы, одобрения, восхищения чем или кем-либо.

Глава 5. Знакомство.

Увидев Гёкче, мирно сидящую на кровати с безупречной осанкой и натянуто дружелюбным выражением лица, я лишь сухо кивнула, подавив в себе рвущееся наружу отвращение. Валлахи, стоило огромных усилий не скривиться.

В комнате еще была Алия. Я поздоровалась с ней как со всеми тетями которые сидят в гостинной и о чем то оживленно болтают

– Как ты, Самия? – спросила Алия, одарив меня лучезарной улыбкой.

– Нормально, если не считать навязчивого желания обернуться осьминогом, – выдавила я, пытаясь пошутить, но тут же осеклась, почувствовав фальшь в собственном голосе.

– Ты всё ещё любишь их?

– Конечно. Они же мои любимые.

Светлые волосы Алии были искусно спрятаны под струящимся светло-бежевым шарфом. Платье, казалось, вторит ему, сотканное из той же невесомой ткани, свободного кроя, ни намека на облегание. Длинные, широкие рукава, взлетая при каждом движении, приоткрывали нежную белизну кистей.

Голубые глаза Алии сияли в обрамлении безупречно чистой кожи. Веснушки, которые она, как мне известно, недолюбливала, лишь добавляли её образу трогательной прелести. Аккуратный вздернутый носик гармонировал с пухлыми губами, а светлые, едва заметные брови лишь слегка оттеняли её лицо.

Гёкче была в джинсовом сарафане, а на голове возвышался небрежный высокий хвост. Она окинула меня странным взглядом и, не церемонясь, произнесла:

– Присаживайтесь уже. Зейнеп скоро будет.

Я неловко улыбнулась и присела на край кровати рядом с ними.

– Эх, сколько же лет прошло с тех пор, как мы вот так собирались, – задумчиво промолвила Алия.

– На свадьбе дяди Ахмеда. Лет, наверное, два назад, – уточнила Гёкче.

– Помнишь, как мы в детстве во дворе шили платья для кукол? Дядя Ахмет приносил нам ткани из своей мастерской, – мечтательно произнесла Алия, словно смахивая пыль с воспоминаний.

– Как такое забудешь, – подхватила Гёкче. – А потом Самия пришла и захотела примерить наши платья на своих куклах.

– И всё порвала, заявив, что наши платья какие-то неправильные, и ушла, – добавила Алия, заливаясь смехом. Я тоже вспомнила этот эпизод, но сожаления не почувствовала. Они всегда дразнили меня, попрекая тем, что я младше и не должна с ними играть. Хотя Алия была моей ровесницей…

– А что? Разве я не права? – усмехнулась я.

– Самия! – воскликнула Алия, шутливо хлопнув меня по руке, на что я лишь хмыкнула.

Наступила тишина, наполненная воспоминаниями. Мы словно погрузились в прошлое, сожалея о минувших днях, которые уже не вернуть.

Прочистив горло, я спросила у Алии:

– Ты всё ещё ходишь в школу?

– Ага. Приходится снимать платок.

– Жаль, – искренне ответила я.

– Да, мне каждый раз неловко и неприятно это делать. Я бы осталась в платке, но ты же знаешь, это почти невозможно. С платком – отчисление. А в твоей школе, я слышала, над такими, как мы, издеваются.

– Но ты стараешься. Жаль, что приходится жертвовать этим ради образования, – поддержала её Гёкче.

– Да… – протянула я, проигнорировав её слова о моей школе и, чтобы прервать повисшую тишину, добавила: – Зато ты теперь как Бэтмен.

Алия рассмеялась, прикрыв рот ладонью, и радостно сообщила:

– Не поверишь, но я на днях смотрела «Бэтмена»!

– Да, ты мне потом мемы про это присылала, – вмешалась Гёкче, улыбаясь.

– Теперь я новый мем создам, Самия, ты не против, если я использую твою идею?

– Нет, конечно. А ты создаешь мемы?

– Да, мне нравится. Иногда меня это захватывает, иногда совсем не хочется.

– Ты как Али, ему тоже сложно сосредоточиться на чем-то одном, – сказала я, на что Алия согласно кивнула.

В дверь постучались, и Гёкче крикнула:

– Кто?

Дверь приоткрылась, и в комнату вошла слегка улыбающаяся Зейнеп. Гёкче чуть не завизжала от восторга. Она моментально сорвалась с места, бросилась к ней и повисла на шее. Они крепко обнялись, словно не виделись целую вечность.

– Задушишь, – проговорила Зейнеп, обнимая её в ответ.

– Мы же видимся раз в три месяца! Можно, – ответила Гёкче и отодвинулась, давая мне возможность поприветствовать её.

Неловко обняв Зейнеп, я поспешно вернулась на своё место, надеясь остаться незамеченной.

– Самия, я о тебе давно ничего не слышала! Ты хоть жива? – спросила Зейнеп, разрушив все мои планы.

– Стараюсь не подыхать, – ответила я, безуспешно пытаясь изобразить подобие улыбки.

Зейнеп подошла к кровати и, устроившись рядом с Гёкче, радостно спросила:

– Ну так, о чём болтали?

Хоть Зейнеп и Алия были сестрами, они совершенно не походили друг на друга. У Зейнеп тёмные волосы и смуглая кожа, как у тёти Зехре. А про Алию говорили, что она вся в отца.

– Я же забыла рассказать, что видела Адама вчера! – начала Алия, мечтательно вздыхая.

Я повернулась к ней, и она продолжила:

– Я тогда из школы возвращалась… Естественно, в платке. Иначе я бы просто умерла от стыда.

– Продолжай… – потребовала Гёкче, жадно внимая каждому слову.

– Короче, я думала, что он меня вообще не узнает. Но он даже поздоровался со мной! А я стояла там, красная, как помидор, и ничего не могла сказать, просто кивала и отвечала «нормально» на его вопросы.

– Детская влюбленность… Эх, были и у нас такие времена, – вздохнула Зейнеп. Наверное, она слышала эту историю уже сотню раз. В конце концов, они же сёстры.

– Тебе всего двадцать, сестра. Не говори так, словно ты древняя старуха, – ответила Алия, шутливо закатывая глаза.

– И что потом было? Он не пошёл к вам домой и не посватал тебя? – спросила Гёкче, улыбаясь и обнимая Алию за плечи.

– К сожалению, нет. У меня же сестра ещё не замужем, – ответила Алия, бросив взгляд в сторону Зейнеп.

Слушая её рассказ, я невольно представила Адама, нежно смотрящего на Алию и предлагающего ей руку и сердце. Я даже забыла о Мерте, пока Зейнеп вдруг не спросила:

– А где Мерт? Он куда-то совсем пропал в последнее время?

– Он с новой одногруппницей Алисой, зависает, – ответила Гёкче, закатив глаза.

– Я видела её, она настоящая стерва, – кивнула Зейнеп, и я полностью согласилась с ней.

– Самия тоже её видела, – поддакнула Гёкче, бросив на меня испытующий взгляд, словно ожидая, что я присоединюсь к их хору порицания.

– — Да… Но я не помню, что говорила тебе, – нахмурилась я, стараясь вспомнить тот случай на "халяльной" вечеринке.

– Ты просто что-то у нее спрашивала, – уточнила Гёкче.

– А-а, ну да, в таком случае, она точно змея, – согласилась я с серьезным видом, будто мы обсуждали теорему Ферма, а не сплетничали о девчонках.

– Мерт недалеко от нее ушел, так что все закономерно, – усмехнулась Гёкче.

– Если ты про тот случай с Самией в детстве, то как его лучший друг, скажу: он не нарочно, – звонко рассмеялась Зейнеп.

Парень, в которого я была влюблена в детстве, разбил мне не сердце, а нос.

Ох… Это была самая комичная трагедия в моей жизни. Когда у меня выпал молочный зуб, а точнее, когда я эффектно выронила его вместе с собой, упав с велосипеда, мне приспичило забросить его на крышу. Мол, это принесет удачу. Отец потом объяснил, что удачу надо просить у Господа, а не у зуба и крыши, но тогда…

Тогда я была маленькой, а крыша казалась неприступным Эверестом. Стояла, обдумывала стратегию. Али был в школе, но мимо проходил Мерт. Я остановила его и попросила забросить зуб.

Мерт, загоревшись идеей, подхватил мою «удачу», замахнулся… А я, наивная душа, не знала, где именно нужно стоять, чтобы не мешать процессу. В общем, в момент замаха я встала прямо за ним. Итог: его сжатая в кулак ладонь прилетела мне точно в нос, вызвав хруст и адскую боль. Последовали извинения Мерта и подарки от его родных, мол, им очень неловко. Хотя я видела, как они с родителями давились от смеха, вспоминая этот случай. Ну и, конечно, весь район целый год не забывал об этом фееричном событии.

– Да, помню, как Самия дышала, как выброшенная на берег рыба, – проговорила Алия, прикрывая рот рукой, чтобы не расхохотаться в голос.

– Ага, и прожигала Мерта гневным взглядом, – добавила Гёкче.

– А тетя Зехре потом читала надо мной молитвы, утверждая, что меня сглазили, – закончила я.

Зейнеп и Алия прыснули от смеха.

– Как домой придем, над нами тоже будут читать молитвы, потому что мы такие красивые, что нас нельзя не сглазить, – театрально покачала головой Зейнеп.

И мы верили в сглаз, потому что это часть нашей религии.

– Кстати, я же обещала тебе дать почитать одну книгу? – вдруг вспомнила Гёкче.

Нет, не помню. Но я усвоила: лучше молча соглашаться.

– Да, я как раз хотела напомнить, – ответила я.

– По-моему, брат взял ее почитать и не вернул. Пойдем к нему в комнату.

Валлагьи, у меня сердце в пятки ушло. Что она задумала? А вдруг там сам Мерт?

Гёкче наклонилась и вытащила из-под прикроватной тумбочки какой-то журнал.

– Мы быстро, возьмем книгу и уйдем, – успокоила Гёкче девочек.

– Конечно, – ответила Зейнеп и тут же схватила модный журнал.

Алия попыталась его вырвать, но получила строгий взгляд старшей сестры и смиренно уткнулась в телефон.

Гёкче взяла меня под руку и потащила в коридор, к комнате Мерта. По дороге мне казалось, что мое сердце сейчас остановится.

Что? Это слишком волнительно.

– А Мерт в комнате?

– Нет, – как ни в чем не бывало ответила она и открыла дверь.

Я вошла и сразу почувствовала аромат мужского парфюма. Он обволакивал, заполняя собой все пространство.

– Фу, зачем так обливаться духами? – скривилась Гёкче, а я, напротив, наслаждалась одеколоном Мерта.

Да, я немного странная.

Окинув взглядом книжные полки, я заметила плакат над кроватью, во всю стену. На нем было простое изречение: «Разум бессилен перед криком сердца».

Мерт, оказывается, романтик.

Не знаю, как это объяснить, но мое сердце словно ждало этого электрического разряда. Я будто заглянула в душу Мерта. Однажды я уже была здесь, лет пять назад, но тогда это не произвело на меня такого впечатления.

Конечно, в комнате были и другие плакаты, более приземленные, демонстрирующие его безграничную любовь к футболу. Среди них выделялся плакат с изображением турецкого нападающего Месута Озила.

Тут же валялись мячи – напоминания о районных баталиях. У Али тоже так: в комнате два мяча с последнего турнира.

Шторы на окнах были легкими, почти прозрачными. Кровать, напротив, темная, с подушками в тон. Полки ломились от книг, и каждая будто шептала: «Прочти меня». Хотя я предпочитаю электронные книги. На стене висели часы, показывающие семь вечера.

Пока Гёкче осторожно закрывала дверь, я успела все проанализировать и повернулась к ней, стараясь скрыть восторг, с которым изучала комнату ее брата.

– Самия, мне нужно с тобой поговорить наедине. По телефону не хотелось.

– Что случилось?

– Насчет халяльной вечеринки…

– А-а, – протянула я равнодушно и отвела взгляд, всем своим видом показывая, что не хочу это обсуждать.

– Мне жаль, что так вышло. Но, пожалуйста, не говори маме с папой.

– Знаю. Если бы хотела, давно бы рассказала.

– Валлагьи, как ты умеешь успокаивать, – с сарказмом ответила она. Я неловко улыбнулась и сказала:

– Не волнуйся, не скажу. Иначе я сдам почти всех.

Она радостно кивнула и огляделась. Затем подошла к книжной полке, взяла книгу и протянула мне.

– Зачем это?

– Мы что, к девчонкам с пустыми руками пойдем? Обидятся ведь, узнав, что я их бросила, чтобы с тобой наедине поговорить.

Глубоко вздохнув, я взяла в руки книгу. «Грозовой перевал».

Серьезно? Роман?

– Мерт читает романы? – вырвалось у меня, и я скользнула пальцами по мягкой обложке.

– А ты не знала? Да ее только ленивый не читал.

– А-а, – протянула я, и мы вышли в коридор.

Комнату Мерта я покидала, словно выныривая из чарующего омута, пропитанного его ароматом, и внезапно накатила волна разочарования. Отчаянно хотелось его увидеть.

Но его все не было. И больше всего я боялась, что он просто избегает меня. Но зачем? Хотя… ответ терзал сознание своей очевидностью.

– Ты идешь вообще? – Гёкче окинула меня странным взглядом.

С трудом выдавив улыбку, стараясь скрыть бурю, бушующую внутри, я поплелась за ней. Мы шли, словно ничего не произошло, словно его и вовсе не существовало.

Хотелось увидеть Мерта, но в то же время я отчаянно этого боялась.

Вернувшись к Зейнеп и Алие, я поймала на себе подозрительный взгляд старшей сестры. Но, гордо вздернув подбородок, я продемонстрировала книгу, словно оправдываясь за наше отсутствие, и поспешно спрятала ее в рюкзак.

Вскоре мы снова болтали о пустяках, в основном шутили о платьях, которые наденем на свадьбу Зейнеп.

Я с облегчением отметила, что никто не заикнулся о ней и Мерте. Однажды Али, заметив, как я скрежещу зубами, словно собираюсь стереть их в порошок, доверительно сообщил, что в детстве они пообещали пожениться, когда вырастут. Они были лучшими друзьями и, наверное, остаются ими до сих пор. Но хуже всего будет, если Мерт захочет сдержать слово.

Я уже почти потеряла надежду увидеть его сегодня, как вдруг раздался стук в дверь. От неожиданности я вздрогнула, а Гёкче удивленно спросила:

– Кто там?

Дверь распахнулась, и прежде чем мы успели увидеть вошедшего, знакомый голос прозвучал:

– У вас тут что, закрытая вечеринка?

Это был Мерт, и от глубины его голоса сердце предательски рухнуло куда-то в пятки, готовое пуститься наутек. Но я усилием воли попыталась его удержать, убеждая себя, что бежать еще рано.

– Мерт! – радостно воскликнула Зейнеп и, вскочив с места, бросилась к нему.

Он одарил ее искренней улыбкой и приобнял. На меня даже не взглянул. Значит, все-таки избегает…

Алия, смущенно зардевшись, поздоровалась:

– Давно не виделись, Мерт.

– Да, как ты?

– Нормально, в школу хожу.

Затем его взгляд скользнул по мне. Я лихорадочно пыталась усмирить сердце, которое все еще рвалось на волю.

– Сами, – сухо бросил он, пронзая меня взглядом своих темных глаз. Я неловко улыбнулась в ответ, чувствуя, как все тело напряглось в ожидании неминуемой глупости, которую я вот-вот могла совершить.

Конечно же, я спрятала свои носки с идиотской надписью. Утром я долго выбирала между носками с надписью «Вуман» и другими, еще более нелепыми. И теперь гадала, какие бы здесь смотрелись хуже.

Затем, словно между нами ничего не произошло, он снова повернулся к Зейнеп.

– Где ты пропадал? Даже Осман сказал, что ты исчез.

– Османа я видел только вчера, так что он врет, – усмехнулся он.

– Ну ладно, – ответила она, улыбаясь, а затем спросила: – Как учеба?

– Отлично, а у тебя?

– Тоже.

Я с каким-то болезненным удовлетворением наблюдала за их непринужденным общением, за тем, как между ними нет и намека на что-то большее, чем дружеские отношения. В душе даже зародилось злорадство.

– Тогда я пойду, не буду мешать девичнику, – сказал он, и я невольно заметила, как Гёкче закатила глаза.

Уже открыв дверь, он вдруг остановился, словно что-то забыл. Затем повернулся к нам, а точнее ко мне, и, глядя своими темными, но неожиданно теплыми глазами, произнес:

– Классные носки, Сами.

Улыбнувшись только мне, самой искренней улыбкой, которую я когда-либо видела, он вышел за дверь, оставив меня наедине с бешено колотящимся сердцем, чей ритм, казалось, слышали все в округе.

А всех остальных в комнате заставил обратить внимание на спрятанные носки. Но осознание того, что он заметил их за столь короткое время, не позволяло сдержать радостную улыбку.

Это значит, что все как прежде.

Не знаю, радоваться мне или нет…

Глава 6. Беда?

Перемена обернулась заточением в классе, хотя за окном плескалось солнце. После урока французского, где Лендена не было, я вздохнула с облегчением. Я выбрала этот язык, зная, что он не придет на занятие.

Не обращая внимания на окружающих, я достала телефон и начала листать ленту в IG, попутно готовясь к следующему уроку: музыке.

Ровно сутки минули с нашей мимолетной встречи с Мертом, когда он удостоил мои носки своим вниманием и ушел.

После его ухода мы с девочками выпили кофе с финиками, до того как не пришла мама. Я бросала на нее обиженные взгляды, которые она ловко игнорировала.

– Ленден, ты просто невыносим, – прозвучал голос Лауры, ворвавшейся в класс, словно порыв ветра.

Я спряталась за книгой которую держала в руках, надеясь остаться незамеченной, чтобы не стать жертвой их насмешек. Иначе я сорвусь и разражусь тирадой на арабском, давая волю накопившемуся гневу.

Сегодня на мне была бирюзовая футболка и белые, струящиеся брюки, больше похожие на юбку, чем на штаны. Голову обвивал белый шарф, почти скрывая надпись на футболке: «Если бы я согласилась с тобой, мы бы оба оказались неправы». И это к лучшему, ведь в класс вошел Ленден и первым делом устремил свой взгляд на меня.

Я избегала зрительного контакта, но кожей чувствовала его презрительный взгляд, вызывающий мурашки отвращения. Я ненавижу его каждой клеточкой своего существа, и уверена, что это чувство взаимно, ведь он решительно направляется в мою сторону.

Как я люблю повторять: «Каждый считает себя львом, пока не встретит настоящего».

– Что планируешь на выходные? Будешь предлагать услуги? – издевательски поинтересовался он, разразившись хохотом, словно это верх остроумия.

Забавнее будет только, если я прикончу его и сброшу тело в ближайший водоем, а в свое оправдание скажу: «Он сам меня довел».

Я даже не удостоила его взглядом, не говоря уже об ответе. Как же мне хотелось высказать все, что накипело, но в голове звучал голос, предостерегающий от провокаций.

Глубоко вздохнув, я вновь погрузилась в чтение, пока он не вырвал книгу из моих рук и не швырнул ее в дальний угол класса.

– Поднимешь? – спросил он с самодовольной ухмылкой.

Какой срок мне дадут, если я все-таки убью его?

Я поднялась и, добравшись до угла, подняла книгу. Обернувшись, я увидела, как Ларс – близнец Лендена – бесцеремонно вываливает содержимое моего рюкзака на пол. Тетради, учебники, блеск для губ, тональный крем – все оказалось в беспорядке.

Но я промолчала и, вернувшись на свое место, принялась собирать разбросанные вещи под смех одноклассников. Некоторые же, казалось, ничего не замечали, ведь никто не осмеливался перечить Лендену и его брату.

Когда я решила, что порция унижения «Самии» была достаточно щедрой для Лендена, он схватил мой пенал и отправил его в тот же угол. Я уже была готова разразиться бранью, но меня опередили.

– Что ты себе позволяешь, Маес? Совсем страх потерял?

Это был учитель химии, мой неизменный заступник. Увидев его, я облегченно закрыла глаза, зная, что ситуация могла бы обернуться трагедией. Конечно, для Лендена.

Во время его уроков «исламофобская задница № 1» не позволяла себе ни единого оскорбления в мой адрес. Сейчас же его брови взлетели вверх от неожиданности, когда он увидел мистера Кросса. Я ехидно улыбнулась и, повернувшись к Лендену, спросила:

– Поднимешь?

Он испепелил меня взглядом, но, встретив еще более гневный взгляд учителя химии, вздохнул и пошел поднимать пенал. Он швырнул его на мою парту.

– Если я еще раз увижу подобное, я подам жалобу на ваше отстранение.

Конечно, его не отстранят, ведь он всего лишь оскорбляет и унижает девушку в хиджабе. А мы должны терпеть, потому что… ну, все ведь терпят наш внешний вид.

Я и представить не могла, что учитель химии появится здесь, как и Ленден, ведь следующим уроком у нас музыка. И, конечно, Ленден не стал бы так себя вести, зная это.

– Сегодня учителя музыки не будет, поэтому я проведу замену, – сказал мистер Кросс, словно прочитав мои мысли.

В голове у меня раздался ликующий визг, хотя я и хотела выкрикнуть это вслух на весь класс.

– Сегодня мы повторим пройденный материал. Маес, какая у нас была последняя тема?

За это время Ленден успел устроиться рядом с вечно безразличным Николасом и что-то пробормотать, но учитель не принял его ответ.

– «Химическая промышленность в Европе». Надеюсь, на следующем уроке вы будете готовы.

Маес кивнул и бросил на меня гневный взгляд, который я проигнорировала. Но следующий урок был по математике, и учителю было абсолютно плевать на издевательства Лендена в мой адрес. Возможно, потому что он сам меня ненавидел.

***

Слова учителя, словно назойливые мухи, жужжали вокруг, но так и не могли проникнуть в мое сознание. Он увлеченно рассказывал о каких то уравнениях.

– Распределения вероятностей – показывают, с какой вероятностью могут произойти разные исходы случайного события, – вещал учитель, но для меня это звучало как заклинание на древнем языке, из которого я не понимала и половины половины. – Существуют разные математические модели, или типы распределений, которые описывают эту вероятность. Выбор конкретного типа зависит от того, какие данные анализируются или какая ситуация моделируется.

Его взгляд вдруг замер на Алларде, сидящем за первой партой. Тот увлеченно играл в свою любимую игру: «Закинь смятую бумажку в ведро». Рядом с партой скромно ютилось мусорное ведро, ставшее ареной для его метаний.

– Аллард, позвольте поинтересоваться, чем вы занимаетесь? – тон учителя был полон иронии.

Парень, словно пойманный с поличным воришка, мигом спрятал свой «снаряд» под парту. Учитель, с лицом, нахмуренным как грозовая туча, подошел к нему и конфисковал "игрушку". Мне бы тоже хотелось присоединиться к этому увлекательному занятию, лишь бы не слушать эту бесконечную лекцию.

– Макаддам?

Моя фамилия, словно удар грома, вырвало меня из оцепенения. Я вздрогнула и подняла глаза на учителя, который уже отправил злосчастную бумажку в мусорное ведро.

– Да?

– Я вижу, вы витаете где-то в облаках. Тема вам неинтересна?

– Нет, я… я все понимаю.

– Неужели? Тогда предоставьте мне примеры решения системы трёх уравнений с тремя неизвестными.

Я замолчала, инстинктивно опустив взгляд на парту. Это был мой привычный жест, когда я чувствовала себя неуверенно.

– Маес, – прозвучала фамилия Лендена, словно приговор.

Прекрасно, просто замечательно. Сейчас Ленден ответит, продемонстрировав свой интеллект, а я буду выглядеть рядом с ним полной идиоткой.

– Решение способом подстановки. Ответ: первое число – 15, второе число – 5, третье число – 3, – выпалил Ленден и расплылся в самодовольной улыбке, словно покорил Эверест.

– И как вы собираетесь сдавать экзамены? Вы до сих пор не понимаете даже такую "легкую" тему,– учитель обернулся ко мне, его слова были пропитаны разочарованием.

"Легкую"? Я бы поспорила. Это он витает в облаках, если считает ее простой.

– У меня есть отличная идея. Почему бы Маесу не помочь вам? – невинно предложил учитель.

Я видела этот хищный блеск в его глазах. Я хорошо знала этот взгляд, встречала его у других людей. Это был блеск скрытой неприязни, замаскированной под невинностью.

– Нет, я все выучу к следующему уроку, – поспешно выпалила я.

– Это не просьба, я настаиваю, – ответил учитель, не сводя с меня взгляда. Я отвернулась, не желая поддерживать этот зрительный поединок.

– Я не против, у меня куча свободного времени, – с энтузиазмом отозвался Ленден.

– Нет, я не хочу, – повторила я, чувствуя, как безысходность душит меня, словно удавка на шее.

Нужно срочно придумать какой-нибудь план. Я не позволю Лендену превратить оставшиеся два месяца в ад. Никогда.

– Как я уже сказал, это не обсуждается… – не успел договорить учитель, как я выпалила:

– Пусть это будет Николас Мартенс.

Сам Николас, услышав свое имя, отвлекся от изучении своей тетради, точнее, он зависал, глядя на нее. С ним что-то не так, определенно, но он – наименьшее зло из двух.

– Нет, у Мартенса и так много желающих, – возразил учитель.

– Ты перечишь учителю? Тебя же могут отстранить, – пропищал Ленден, включив режим своей раздражающей наигранности.

Но среди всего этого шума, смеха и моей нарастающей паники прозвучал спокойный голос, ставший для меня спасательным кругом.

– Я согласен.

Николас. Он согласился.

Я повернулась к нему, но встретила лишь безразличный взгляд его светло-карих глаз.

– Но у вас и так…

– Время найдется, – ответил Николас учителю.

– Какого хрена, чувак? – возмутился Ленден, повернувшись к нему.

Николас лишь пожал плечами, а Ленден, разочарованно вздохнув, отвернулся обратно. Но, взглянув на Николаса, я заметила в его глазах странное, почти любопытное выражение.

Я уверена, что это не закончится хорошо.

***

После школы я поспешила домой – сегодня возвращался папа. Сердце томилось по нему, и я подумывала предложить Николасу перенести занятие на завтра. Но потом испугалась его реакции, потому что после математики он коротко сообщил: «Сегодня во дворе, после уроков». Выглядело так будто он попросил меня спрятать труп во дворе. Я кивнула, но поняла смысл только тогда, когда он ушел.

Однако я не собиралась показывать, что боюсь его. Наоборот, я хотела показать себя с такой навязчивой стороны, чтобы он сам не захотел издеваться надо мной. Просто объяснял темы и всё.

Я сидела на скамейке, уплетая мини-пиццу с халяльным мясом. Заметив Николаса, направляющегося ко мне, я торопливо проглотила кусок пиццы и запила водой из бутылки, боясь подавиться. Он приблизился и уселся на скамейку, нарочито отстранившись. Не взглянув на меня, он принялся доставать учебные принадлежности. Но я остановила его:

– Стой. Давай сначала договоримся об условиях.

– О каких еще условиях? – нахмурился он, искренне недоумевая. – Ты перегрелась на солнце?

– Да, немного, но я о другом, – довольно серьезно ответила я на его колкость.

Под его пристальным взглядом я достала из кармана, точнее, из задней стороны моего шарфа бумажку. Это было самое надежное место, потому что внутренняя часть шарфа хорошо прилегала к голове.

Я протянула ему бумажку, стараясь не коснуться его пальцев. Он взял ее и, развернув, начал читать вслух:

– Первое – ни в коем случае не прикасаться ко мне, – он поднял взгляд на меня и спросил: – То есть мне нельзя вообще к тебе прикасаться? А если нужно спасти твою жизнь?

– Валлахи, не надо меня спасать, а то еще в долгу перед тобой останусь, – попыталась пошутить я, но вышло натянуто.

– Я серьезно, – сказал он даже не моргнув за это время.

Его лицо буквально излучало пустоту.

– Просто не касайся моей кожи. Но если это ради спасения моей жизни, то я делаю исключение.

Он долго смотрел на меня, как на умалишенную, пока я взглядом не указала на остальные пункты договора. Тяжело вздохнув, он опустил глаза и продолжил:

– Второе – не смотреть на меня слишком пристально. Проясни.

– То есть не смотри на меня, как на свою луну…*

Он просто уставился на меня, словно я самое тупое, что он видел.

Медленно он провел рукой по своим русо-каштановым волосам, которые в лучах заходящего солнца казались рыжими. Затем снова посмотрел на меня, но я не отвела взгляда, завороженная его татуировками на предплечьях. Обычные, ничего не значащие символы, где-то толще, где-то тоньше. На одном предплечье была изображена маленькая стрекоза с жесткими изгибами, а на другом предплечье – величественный дракон, изрыгающий пламя на толпу бегущих людей. Все это было выполнено черной тушью и выглядело завораживающе.

Словно не заметив моего пристального изучения его татуировок, он прочитал последний пункт:

– Третье – не стоит делать мне комплименты относительно моей внешности или характера.

– То есть не говорить мне, что я красивая, даже если очень хочется, – сказала я и, откусив пиццу.

Он несколько минут молчал, наблюдая за тем, как я ем, а потом вдруг произнес:

– Ты странная.

Оторвавшись от еды и прожевав, я возмущенно ответила:

– Я же просила не делать мне комплиментов.

***

Всё шло на удивление спокойно. Под его суровым взглядом я доела свою пиццу. Он принялся объяснять способы решения уравнений, но до меня всё равно не доходило. Тогда он стал объяснять еще подробнее, терпеливо дожидаясь, пока я усвою малейшую деталь, ведущую к основной теме.

Все прошло, я бы сказала, прекрасно. Я даже понимала то, что раньше казалось сложным. Правда, забывала все моментально, приходилось повторять. Но это неважно. Иногда он, конечно, огрызался, но был на удивление терпелив. На его месте я бы уже давно себя послала.

Но отмечу, что всё было хорошо до прихода Лендена, который всё испортил. Он оскорблял меня, но не трогал. Не знаю, как это работает, может быть, он знает, что у меня есть старший брат, который готов надрать ему задницу, если я просто назову его имя.

Он лишь оскорбляет меня, портит мои вещи, но никогда не прикасался, не говоря уже об ударах.

А Николас, пока Ленден оскорблял меня, сидел и равнодушно наблюдал за этим, словно пришел в кино, но разочаровался в самом жанре и, самое главное, в самих актерах.

Но и это мерзкое представление подошло к концу. Ленден ушел, а Николас объявил, что на сегодня хватит. Я радостно вскочила и, собрав вещи, направилась домой.

Солнце уже садилось, и я ускорила шаг, любуясь закатом. Сначала небо окрасилось в нежно-розовый цвет, а затем медленно перешло в темно-желтый. Закат охватил половину небосвода, и теперь можно было увидеть переливы желтого, красного, розового и фиолетового.

Вот наступил тот волшебный момент, когда солнце, словно уголек, уходит за горизонт, унося с собой закат на другую половину земли. Именно в этот миг я больше всего люблю смотреть на это зрелище, мечтать, фантазировать и думать о том, каким же будет завтрашний день.

Небо пылало оранжевыми и малиновыми красками, и за ним последовал прохладный ветерок. А если повернуть голову, можно увидеть едва заметный полумесяц, такой прекрасный, что хочется остановиться и любоваться им бесконечно.

По приходу домой вечер сгущался, а полумесяц становился все отчетливее, словно излучал собственный свет.

Едва переступив порог дома, я получила уведомление на телефоне о времени молитвы.

Я успела. И папа тоже был дома.

Но в доме я услышала другое – смех Али и его друзей. Уверена, Мерт тоже был здесь.

Но главное сейчас – то, что отец дома. Я быстро скинула кроссовки и почти бегом направилась на кухню. Но по пути заметила, что дверь в коридор закрыта, а дверь на кухню слегка приоткрыта.

С полной решимостью я распахнула дверь и вошла. Мой взгляд тут же нашел отца, который сидел на диване и разговаривал с мамой. Я радостно улыбнулась и бросилась к нему. Он, увидев меня, встал и с нетерпением ждал моих объятий. Я обвила руками его шею, а он нежно поцеловал меня в лоб, слегка щекоча бородой.

– Радость моя, ты только сейчас из школы?

– Я задержалась, были дополнительные занятия.

Он снова поцеловал меня в лоб и, отстранившись, с улыбкой обратился к маме:

– А ты говорила, что скучаешь больше, но не обняла меня так, как Самия.

Я улыбнулась и, бросив рюкзак под маминым пристальным взглядом, уселась на диван.

– Если хочешь, чтобы я и тебя задушила, я готова, – пошутила мама, на что папа фыркнул.

– Ты и так меня душишь, – ответил он.

Она резко повернулась к нему. В её взгляде было что-то такое, что заставило папу шутливо пояснить:

– Ты душишь меня своей любовью, цветочек мой.

Сколько я себя помню, папа всегда называл маму цветком. Говорил, что она такая же красивая и нежная. Потом он рассказал нам с Али, что имеет в виду цветок аконит. А аконит – один из самых ядовитых цветов.

Конечно, он шутил.

– Мы поедем к тете Марьям и дяде Мехмеду. А ты помолись, а то уже опаздываешь.

После этих слов папочка закатил глаза на мамочку, а та покачала головой. Но вскоре они ушли, а я поднялась наверх. Молитву я не стала совершать, потому что, как я упоминала, у меня «красные дни». В эти дни нам разрешено не молиться и не восполнять пропущенные молитвы.

Но нас не выгоняют из дома из-за этого, и мы все еще можем готовить еду. Вопреки существующим стереотипам, согласно которым, когда у женщины эти дни, она считается «нечистой» и не должна готовить еду. Нет, в исламе мы по-прежнему являемся раем для детей. Ведь рай находится под ногами матерей. И рай можно заслужить для отца, правильно воспитав одну дочь. Поэтому у нас дочери более ценны.

Я надела простое черное свободное платье и повязала на голову светлый шарф. Глубоко вздохнув, я спустилась вниз.

Подойдя к двери кухни и прислушавшись, я поняла, что Али и его друзья все еще в гостиной.

Наконец, успокоив себя, я открыла дверь и увидела Мерта.

–– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — —

*Как на луну – смотреть влюбленными глазами.

Глава 7. Ничто.

Заметив Мерта на кухне, я не могла отвести от него взгляд. Он, словно ничего и не было, небрежно спросил:

– Сами?

– Привет, – неловко пробормотала я, осознав, что нужно прийти в движение, а не стоять столбом, зачарованная им. Сглотнув, я попыталась что-то сказать, но он опередил:

– В холодильнике остался сок, – произнес он, одарив меня улыбкой, затмевающей собой все рассветы мира.

– Да, все-таки я гость, не стоит злоупотреблять гостеприимством, – пошутила я, отбрасывая напряжение, или, по крайней мере, пытаясь это сделать.

Но он лишь улыбнулся, отпив апельсиновый сок из банки, и продолжал смотреть на меня так пристально, что в животе вновь запорхали бабочки.

Под его изучающим взглядом я подошла к холодильнику и обнаружила яблочный сок. Мой любимый. Как и его. Но он выбрал апельсиновый. Неужели он ждал меня?

– Почему ты не взял яблочный? – спросила я.

– Разве не ты его любишь?

– Люблю.

Он уклонился от ответа.

– Ты все еще увлекаешься футболом? Помню, с прошлого чемпионата мира ты была так зависима.

Я захлопнула дверцу холодильника и повернулась к нему.

– Да… Было время, – ответила я, прислонившись к прохладной поверхности. Он стоял напротив, облокотившись на стол. – Тогда я фанатела от игры Неймара. Вернее, от его гениальных симуляций.

Он рассмеялся, склонив голову, и я завороженно наблюдала, как пряди волос прикрывают его прекрасное лицо. Подняв взгляд, он посмотрел на меня так, словно я была единственной луной в его персональном небе, затмевающей собой тысячи безразличных звезд. Словно я была тем прекрасным и восхитительным сокровищем, которое он отыскал в этом мире.

– Я бы хотел сыграть с тобой в футбол, Сами.

– Ты меня обыграешь, это нечестно, – возразила я, скрестив руки на груди.

– Я буду поддаваться, – прошептал он.

– Это тоже нечестно. Но я согласна.

Он нахмурился, но в уголках его губ заиграла радостная улыбка. Проведя рукой по волосам, он вновь посмотрел на меня и спросил:

– Завтра?

Я небрежно пожала плечами, скрывая бушующий внутри пожар от одной мысли о том, что проведу с ним время. Пусть и не наедине, а на поле, у всех на виду, но все же вместе.

Мне хотелось остановить мгновение, насладиться этой тишиной, нарушаемой лишь едва слышным гулом холодильника и шелестом штор от дуновения ветра. И приглушенным смехом парней, в том числе и Али, доносившимся из гостиной. Хотелось просто остаться здесь и бесконечно любоваться его улыбкой и ямочками на щеках.

Но я разрушила эту идиллию вопросом, который мучил меня последние дни.

– Кто такая Алиса?

Он нахмурился и отвел взгляд.

– Я вроде бы говорил…

– Да, формально она твоя одногруппница, а так вы…?

Я не закончила фразу, не произнесла слово «девушка».

Он снова посмотрел на меня своими темными глазами, в которых плясали отблески света.

– Нет… Наверное, – произнес он, и мое сердце тревожно сжалось, отказываясь верить в его неуверенный ответ.

Но прежде чем я успела что-либо ответить, дверь в гостиную распахнулась, и появился Али.

– Мерт, твоя очередь играть. О, Сами, ты вернулась?

Я кивнула и взглядом проводила Мерта, который, уходя, даже не посмотрел в мою сторону.

***

С утра, когда я открыла шкаф, сразу поняла, что надену: выбрала чёрную футболку с длинными рукавами, плотно облегающую фигуру, и брюки того же цвета, но свободного кроя. Нет, я не собиралась идти в школу в обтягивающей одежде. Сверху я надела свободную футболку с короткими рукавами. Без этой чёрной футболки рукава верхней футболки не прикрывали бы мою кожу. На голову я повязала тёмный шарф, а образ дополнила чёрно-белая бандана.

Позавтракав в спешке и обменявшись дежурными фразами с родителями, я вышла из дома. По пути в школу я заглянула в «Сумаю», местную лавку нашего района. Никого не встретив, я продолжила свой путь, сжимая в руке бутылку сока, а в голове роились мысли о Мерте, о каждом его слове и жесте. Я вновь и вновь прокручивала в памяти каждую секунду того волшебного вечера, пытаясь похоронить в глубине сознания его горький конец. Пыталась…

У ворот школы всё было как обычно. Лендена нигде не было видно. И это было прекрасно, ведь я меньше всего хотела начинать день с испорченного настроения.

Я уже сидела за партой, когда в класс вошел учитель литературы. Я даже не заметила его появления, но, быстро схватив учебник, приготовилась слушать. Альхамдулиллях*, сегодня литература последняя у Лендена, поэтому я его не увижу.

Неожиданно я почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняв глаза, я встретилась с пристальным взглядом Николаса, словно он чего-то ждал. Мой взгляд недвусмысленно вопрошал: «Чего тебе надо?». Он закатил глаза и отвернулся. В этот момент телефон в моей руке завибрировал, и на экране высветилось сообщение с незнакомого номера.

Неизвестный номер: Это Николас. Встретимся после последнего урока.

Сегодня в мои планы никак не входила тупая математика.

Самия: Зачем?

Николас: Хватит задавать вопросы, странная.

Самия: «Смайлик, закатывающий глаза».

Николас: Хочешь, чтобы я заменил себя Ленденом?

Самия: НЕТ. Хорошо, я приду после уроков в то же место, что и вчера.

Я видела, как он, даже не пытаясь скрыть телефон, прочитал мое сообщение. Зачем он вообще согласился мне помогать? Я чувствовала, что это не просто так, ведь… Он же друг Лендена. Поэтому я и записала его в своем телефоне как «Исламофобская задница №2». Главное, чтобы он об этом не узнал.

На уроке я украдкой достала книгу Мерта – «Грозовой перевал». Я жадно вглядывалась в его пометки на полях, в подчеркнутые им цитаты. Перелистывая страницы, я наткнулась на выделенную им фразу: «Из чего бы ни были сотворены наши души, его душа и моя – едины».

Улыбка тронула мои губы. Не знаю почему. А дальше я увидела продолжение этой цитаты.

За чтением я не заметила, как прозвенел звонок и учитель покинул класс. С неохотой оторвавшись от книги и собрав вещи, я направилась к выходу из аудитории. На пороге я нечаянно столкнулась с какой-то девушкой, и из ее рук выскользнули учебники и тетради, рассыпавшись по полу. Девушка с досадой вздохнула и принялась собирать свои вещи.

– Прости, я не заметила…

– Лучше бы помогла, чем извиняться.

Я с трудом подавила гневный вздох и подняла всего пару тетрадей. Я не хотела ей помогать, но ведь это моя вина. А родители всегда говорят: «Нужно признавать свои ошибки и учиться на них. Ведь никто не идеален». Но это не относится к Лендену.

Она встала и, выхватив у меня тетради, молча кивнула в знак благодарности и пошла прочь. Я же с неожиданной радостью продолжила свой путь, потому что не ответила ей грубостью. Не знаю почему, но это меня радовало.

Найдя Николаса, я остановилась, не решаясь подойти ближе, и нервно сжала лямки рюкзака. Он поднялся со скамейки и, приблизившись ко мне на безопасное расстояние, сказал:

– Сегодня занятия не будет.

Это все, что он хотел сказать? Я пришла сюда только ради этого? Скажите, что это просто глупая шутка…

Судя по его лицу, это не так. Кажется, он что-то скрывает.

Я стояла напротив него, и из-за его высокого роста я чувствовала себя маленькой и беззащитной, словно первоклассница, решившая выяснить отношения со старшеклассником. Но внутри меня кипела ярость, и я была готова к драке. Валлахи, я была готова, ведь Али в детстве научил меня бить прямо в челюсть.

Я даже потренировалась на соседском мальчике, который постоянно дергал меня за косички, когда мне было восемь лет. Однажды, когда он подошел слишком близко, я спросила его, что он собирается делать, и он ответил: «Поцеловать тебя». Недолго думая, я ударила его кулаком в челюсть, как учил Али, и у бедного мальчика выпал молочный зуб.

Но передо мной стоял не маленький соседский парень, а Николас, у которого выпирали мышцы под черной футболкой, словно выточенные из камня. Нет, я не специально обращала на это внимание, просто бросалось в глаза, как и его татуировки.

Конечно, он такой "красавчик", потому что является разыгрывающим нападающим в школьной баскетбольной команде. С Николасом команда «Golden eagles» выиграла у команды «Icy hawks» из государственной школы Брюсселя, заслужив звание лучшего игрока во всем городе. А вернее, во всей Бельгии.

– Хорошо, но у меня вопрос. – Он молчал, поэтому я продолжила. – Почему ты согласился заниматься со мной математикой?

Мы разговаривали, стоя друг напротив друга, как будто были заклятыми врагами, которые в любую минуту могли вытащить из-за спины пистолеты и застрелить друг друга. Я бы не возражала против оружия.

– Это не твое дело, – ответил он так равнодушно, что мне стало завидно. Я так не могу, а хотелось бы.

Я изучала его взглядом, но молчала. Потом он отвернулся и, словно призрак, скользнул мимо, оставив меня в полном недоумении.

Почему? Неужели так сложно ответить прямо? Хотя, может, ему нравится эта игра, как и Лендену. Им нравится мучить меня.

Вдруг он остановился и, обернувшись через плечо, спросил:

– Ты идешь?

Растерявшись, я переспросила:

– Куда?

– У тебя рисование.

– Да, кружок. Но… идти вместе с тобой? – Я постаралась изобразить на лице отвращение, на которое он ответил лишь равнодушным взглядом.

– Через три минуты здесь будет Ленден и его близнец из кружка фитодизайна.

Я удивленно огляделась, словно ожидая увидеть Лендена в кустах. Потом, взяв себя в руки, высоко вскинула подбородок и заявила:

– Хорошо, я иду.

Он кивнул и, развернувшись, двинулся по двору к зданию школы. Я последовала за ним, пытаясь разгадать мотивы его поведения. Неужели он тайно влюбился в меня? Впрочем, чему удивляться, я ведь красивая, умная… Ладно, с учебой не все гладко, но зато я веселая, отзывчивая и добрая. Но чтобы Николас, второй исламофоб в школе… Это уже странно.

– Почему ты помогаешь мне? – снова спросила я, поравнявшись с ним.

Его шаги были широкими, я едва поспевала, да и ростом он был выше меня, приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо.

– Мне нужна информация от тебя, – ответил он, даже не удостоив меня взглядом.

– Какая?

Он резко повернулся и, толкнув дверь, вошел в класс, где проходил кружок рисования. Я последовала за ним и заняла место за предпоследней партой.

Рисование никогда не было моей сильной стороной, малейшая неудача вызывала во мне приступы ярости и паники. Но Лендена здесь не было, как и большинства исламофобов. Зато присутствовал Марк, которого я мысленно назвала "номером четыре" – исламофобская задница №4".

Во время кружка зазвонил телефон. Отпросившись, я вышла в коридор. Звонил Али, сообщил, что вечером мы с родителями едем к дяде Мехмету – отцу Мерта, потому что у его племянника в Турции обрезание.

Я согласилась и уже собиралась вернуться в класс, когда кто-то внезапно захлопнул дверь прямо перед моим носом, пока я проверяла телефон. Я не успела выставить руки, и удар пришелся прямо в лицо.

Чёртовы исламофобы, ненавижу их!

Я схватилась за нос, склонившись, в глазах потемнело. В классе раздался смех, кто-то откровенно хохотал, но никто не спешил на помощь.

Сквозь этот гвалт пробился голос, полный раскаяния:

– Прости, прости, я случайно. – Девушка протянула мне салфетку. – Может, в медпункт?

– Да нет, вроде не сломан, – ответила я, прижимая салфетку к носу.

Когда темнота рассеялась, я увидела, кто это был. Та самая девушка, с которой мы недавно столкнулись.

Не стоило быть с ней вежливой, нужно было послать ее куда подальше.

– Решила отомстить, да? – спросила я, прожигая ее гневным взглядом.

– Ты о чем вообще?

Она выглядела искренне растерянной, в ее глазах читалось неподдельное беспокойство.

– Так вы заходите? – равнодушно спросила худенькая учительница, ведущая кружок.

Ей даже не было дела до того, в порядке ли я. Не люблю ее, она тоже входит в число исламофобских личностей в этой школе.

Девушка, одетая во все черное, осторожно взяла меня под локоть и вывела в коридор, пока меня покачивало от головокружения. А потом она неловко закрыла дверь, точнее, захлопнула ее так, что мне показалось, будто началось землетрясение.

Затем, поддерживая меня под руку, она вывела меня на свежий воздух, пока я прижимала салфетку к носу, чтобы кровь не стекала по подбородку.

Она помогла мне остановить кровотечение, свернув два кусочка бумаги и вставив их в ноздри. Пришлось дышать ртом.

Когда мы дошли до скамейки во дворе школы, я огляделась и заметила Лендена на его кружке, но он меня не видел. И на том спасибо, мы сидели на скамейке, немного в отдалении от школы, хотя и на ее территории.

Солнечные лучи светили, проникая под листву большого грушевого дерева, под которым и находится школьная скамейка. Поэтому Ленден не может видеть нас. Даже если я покажу средний палец. Но не суть. Главное, чтобы нос на утро не опух.

Снова взглянув на девушку, я заметила, что она, как и в прошлый раз, была одета во все черное. Макияж тоже был выполнен в черных тонах: густые тени и идеально прорисованные стрелки.

Она была высокого роста, примерно такого же, как у Али, рост которого составляет 181 сантиметр. Я думаю, что её рост около 179, а мой – всего 165.

– Ты в порядке? – спросила она с тревогой, пока я силилась понять, отчего ее лицо кажется таким смутно знакомым.

– Да, все хорошо, – ответила я, вынимая тампоны из свернутых салфеток, впитавших кровь. Кровотечение, к счастью, прекратилось.

– Ладно, до меня только сейчас дошел твой вопрос, – сказала она, бросив на меня быстрый взгляд. И, отведя глаза, тихо добавила: – Прости, это было грубо, и я не хотела мстить. Я и думать об этом забыла.

– Да ладно, забей, – отмахнулась я, осторожно касаясь носа. Острая, пронзительная боль заставила меня поморщиться. Ладно, может, я немного драматизирую…

– Сейчас принесу тебе чего-нибудь холодного, чтобы нос так сильно не распух.

Не успела я и слова вымолвить, как она развернулась и умчалась в сторону школы.

Глубоко вздохнув, я достала телефон.

Ни единого сообщения, лишь напоминание о времени молитвы – Аср. Но из-за этих красных дней я все равно не буду ее совершать. Выключив телефон, я только сейчас заметила Николаса, направляющегося ко мне.

Он молча подошел и опустился рядом на скамейку. Не понимая, чего он хочет, я вопросительно смотрела на него, но, прежде чем я успела спросить, он протянул мне банку сока. Нахмурившись, я взяла ее. Вскоре я ощутила обжигающий холод металла – идеальное средство для моего распухшего носа.

– Зачем? – спросила я, уставившись на банку в своей руке, словно она вот-вот заговорит и ответит на все вопросы.

Он не смотрел на меня, его взгляд был прикован к зданию школы, слегка отдаленному от нас.

Прищурившись, я начала пристально изучать его лицо, но он, казалось, не замечал этого. И тогда я задала вопрос, который давно вертелся у меня на языке:

– Ты что, влюблен в меня?

Он резко повернул голову в мою сторону, и на его лице застыло неприкрытое отвращение. Я ожидала такой реакции, и меня это нисколько не задело. Если бы я спросила Лендена о том же, уверена, что он заблевал бы всё вокруг.

«Простите, что стала причиной такой неприятной сцены в вашей голове».

– Ты издеваешься?

– Нет, я вполне серьезна.

– Ты всегда такая самоуверенная до чёртиков?

– Папа говорит, что я ничем не отличаюсь от других. У меня должны быть те же права, что и у всех, без каких-либо ограничений из-за моей веры. Поэтому я и задала этот вопрос, ведь влюбиться в меня – совсем не удивительно. Хотя стоп, ты же друг Лендена, поэтому меня это немного удивило.

– Ответ категорически отрицательный, – бесцветно ответил он.

Я кивнула, и воцарилась тишина, но затем Николас снова заговорил:

– Мне нужно больше узнать об исламе.

– В смысле?

– Я хочу узнать правду из первых уст, от тех, кто исповедует эту религию, особенно от девушек, потому что в интернете полно информации о том, что это женоненавистническая религия. Я хочу составить собственное мнение.

– Просто так?

– Нет, моя сестра собирается выйти замуж за мусульманина, и я пытаюсь убедить ее, что это ошибка. Но я должен убедиться в достоверности информации, которую нашел, потому что в интернете можно встретить всякую чушь, далекую от реальности.

Заметив приближающуюся девушку, чье имя я вспомнила только сейчас, он резко поднялся и так же молча, как и пришел, направился прочь, оставив меня в полном недоумении.

Я проводила взглядом удаляющуюся спину Николаса. Он прошел мимо девушки, удостоившись лишь ее вопросительного взгляда, который он проигнорировал.

Когда Белинда подошла ко мне, она протянула банку сока, но, заметив в моей руке ту, что дал мне Николас, нахмурилась и спросила:

– Прости, задержалась. Это Ник был?

Я кивнула, объяснив, что у меня уже есть холод для носа. Она все равно всучила мне свой сок, и я, пожав плечами, взяла его.