Мятный сон бесплатное чтение

Мятный пролог

POV автор

В отдалённой части скверика было как обычно тихо. Чаще всего здесь прятались влюблённые парочки, наслаждаясь уединением друг с другом.

Однако теперь, в компании раскидистого клёна и сырой деревянной лавочки сидела одна женщина, с заплаканными глазами.

Её дрожащие от холода руки крепко сжимали старый снимок. Местами потёртый, он был завёрнут в плотный, едва ли прозрачный файл, который пожелтел от давности времени.

Так она пыталась сохранить свежесть красок и только раз в год, тридцать первого мая, вынимала его из самодельного чехла.

Именно тогда, в далёком девяносто девятом, он вручил ей эту фотографию и именно тогда, они даже не догадывались, что видятся в последний раз.

На сегодняшний день слишком много проблем опустилось на хрупкие плечи этой молодой тридцати двухлетней женщины. Хотя нет, этой милой тридцати двухлетней девушки. Несмотря на постоянный стресс, преследующий её все эти годы, она могла сохранять в себе ту доброту и открытость, то сострадание и любовь к людям, которые не давали ей загубить, потерять под пологом проблем свою естественную красоту и молодость.

Однако, сейчас её лицо было искажено, измученно от натиска страданий и переживаний о будущем. Она будто бы в мгновение постарела. На лице проявилось куда больше морщин, не свойственных её возрасту, а в глазах угасла всякая надежда на возможность обрести счастье в жизни.

Жизнь.

Ей казалось, что сама жизнь борется против неё и она устала от такой борьбы. В подобные моменты уныния и отчаяния, когда сил не хватало, а жить было просто невыносимо тяжело, она вспоминала о нём, своём близком и самом настоящем друге.

Как же сильно она скучала по нему!

Рядом с ним проблемы всегда выглядели намного проще, а справиться с ними было намного легче. Неудивительно, что она даже не заметила, как руки сами освободили из укрытия снимок, напечатанный на толстом картоне. Её длинные музыкальные пальцы стали скользить по его грубым, местами потрёпанным краям, перемещаясь к самому главному и дорогому – красочному отпечатку их рук.

На мгновение ей показалось, что она вновь сидит в его маленькой комнате, залитой весенними лучами солнца, наблюдает за его аккуратными движениями и слышит его родной голос.

"… – Какой цвет выберешь? – еле слышно спросил он, сдерживая волнительную дрожь в руках.

– Жёлтый, – не раздумывая, ответила она.

– Ну, конечно. Цвет солнца – самый добрый цвет, ведь так?

Она кивнула ему в ответ и стала с интересом следить за его движениями. Парень вытащил из картонной коробочки четыре пузырька с гуашью, намочил толстую кисточку водой и по очереди стал смешивать в пластиковой миске белый и синий цвета. При таком неспешном действии его руки задрожали ещё сильнее и она заметила это. Да, она заметила это и ощутила, как его дрожь эхом отразилась в её теле. Она стала волноваться вместе с ним, хотя не понимала причины его волнения.

И неудивительно, ведь столько лет дружбы, секретов и тайн, детского дурачества и обид связывало их.

Они вместе выросли, стали уже почти взрослыми и за все эти годы научились чувствовать настроение друг друга без слов, мечтать об одном и о разном, разделять её девичьи слёзы и его порой не детскую боль.

– Что ты делаешь? – всё-таки не сдержавшись, спросила она.

– Это действие, Санни, называют"смешивать цвета", – ответил он, явно желая её подразнить.

– Я же серьезно, дурак! Месяц! Я целый месяц ждала! Не издевайся же так! – толкнув его в плечо, девушка отвернулась и обиженно надула губки.

– Ну, прости, Санни, – улыбаясь сказал он, – я просто хочу получить голубой цвет.

– Я и так это поняла, умник! – недовольно проговорила девушка. – Вопрос для чего?!

Больше тридцати дней он мучал её, говорил про какую-то тайну, но никак не признавался ей, всё ждал именно этого дня. И вот, наконец, наступило долгожданное тридцать первое мая, а он продолжает медлить, отбрасывать дурацкие шуточки и слишком долго смешивать для чего-то краски.

– Чтобы ты наконец узнала, Санни, что я…– на мгновение он замолчал, а она, широко раскрыв и без того выразительные глаза, затихла в ожидании последующих слов.

– Санни, я… – повторял он, никак не осмеливаясь договорить фразу до конца.

Сидя рядом с ней, со своей доброй, милой Санни, этот семнадцатилетний парень впервые так сильно нервничал, находясь под её пристальным взглядом и только поэтому пытался отодвинуть этот особый момент своими ненужными шутками и через чур медленными действиями.

– Дай мне пожалуйста свою руку, – нарушил душную тишину его голос.

Девушка молча послушалась. Он аккуратно повернул её нежную фарфоровую ладошку к верху и незаметным движением нарисовал маленькое сердечко жёлтого цвета.

– Щекотно, – засмеялась она, но тут же замолчала, увидев недвусмысленный рисунок гуашью.

Она смотрела и не могла поверить. Тысяча вопросов, подобно стае небесных птиц взлетели и создали в её голове неуловимое облако.

Неужели это и есть тот секрет, который он должен был ей рассказать?! Неужели это признание в любви?! Она подняла на него глаза, однако тут же опустила их вниз, из-за нахлынувшего смущения.

– Что это? – спросила девушка, боясь ошибиться в своих выводах.

– Мой секрет, – серьёзным тоном, проговорил он.

– Теперь ты знаешь, что я влюблён в тебя, – сказал он и принялся закрашивать её маленькую ладошку жёлтой краской.

Санни молчала. Она не могла в это поверить. Неужели он и вправду только что признался ей в любви?! Он не шутит и теперь она тоже может расскрыть ему свой секрет, который так давно скрывала?! А вдруг он всё же решил пошутить? А вдруг она признается, а он говорил всё невсерьёз?

В этом затянувшемся молчании и нескончаемом потоке безответственных вопросов, она даже не заметила, как он закончил наносить кисточкой солнечную краску на её лодонь, быстро обмакнул свою руку в тарелке с гуашью голубого цвета и на обратной стороне фотографии аккуратно оставил свой большой отпечаток.

– Твоя очередь, – сказал он и стал наблюдать за тем, как она осторожно размещает поверх его отпечатка свою маленькую ручку.

– А что это будет? – в совершенной растерянности, спросила она.

– Это будет означать то, что теперь наши руки всегда будут вместе.

– Всегда? – недоверчиво спросила она.

Он посмотрел на неё, на их отпечаток рук и с утверждением пообещал:

– Всегда!…"

Слёзы непрестанно бежали по женскому лицу, беспощадно обжигая под собой нежную кожу. Она прокручивала в голове каждый момент, каждое слово, каждое неловкое движение их последней встречи. Не в силах справиться с дальнейшими воспоминаниями, она заплакала ещё сильнее, безуспешно сдерживая громкие всхлипывания. Ей стало невыносимо больно из-за нахлынувшего чувства беспомощности и сожаления. Она до сих пор винит себя за то, что не успела рассказать ему свой секрет! Она так и не успела сказать ему, как сильно его любит!

Стерая с лица последнюю каплю слёз, она накрыла своей рукой отпечаток их рук, давным-давно соединённых гуашью, смотрела на него так, будто только что они оставили его, и мечтала хотя бы ещё раз услышать его родной голос…

***

Мятная веточка 1

"Сколько лет я скрывался, прятался

В своих чувствах погряз намеренно

Я влюбился в твой образ нечаянно

Я любил тебя сольно.

Безвременно.

Ты засела, проникла, впечаталась

В моих мыслях, снах.

В забвении…

Докричаться пытался отчаянно

Только ты оставалась вне времени…"

( Александра Грасс 15.04.19)

POV Николас

Ноябрь 2018 года

Говорят, любовь к человеку подталкивает на самые безумные поступки, заставляет душу вывернуться наизнанку, поменять весь устав жизни и привычки, впасть в любовную одержимость, когда всё летит в бездну: и настроение, и мозг, и рассудок.

С этим мнением согласятся не все, лишь те, кто испытал любовь n, назовём так настоящую любовь, и которую, более чем уверен, должен испытать каждый человек.

Но иногда, люди, столкнувшись с ядом любви, приходят к выводу:

«Лучше бы я не любил!»

А вы уже пришли к нему?

Я нет.

Пока.

И надеюсь не приду.

Но я близок. Я почти сумасшедший. Любовь к ней заставляет меня проявлять все грани человеческих чувств и качеств: от гнева до сдержанности, от ненависти до любви, от безысходности до безумной радости. Как психопат, нет-нет и в миг прихожу в совершенно иное состояние.

И вот что же теперь я испытываю? Любовь? Ненависть? Уныние? Счастье? Не знаю. Но мне катастрофически не хватает воздуха. Мне кажется, что я задыхаюсь от всех этих чувств.

Я стою на перекрёстке Ричмонда, лучшего городка Британской Колумбии, в вообще неизвестном районе моего города. Как я сюда попал? А чёрт его знает! Но виновата в этом – Она. Моё сумасшествие. Моя боль.

Учесть стоит то, что наши с ней отношения никогда не назвать нормальными или стабильными, если их вообще можно назвать отношениями. Они не поддаются разуму и логики, скорее наоборот, какому-то безумству и паронормальности. Она врывается в мою жизнь так же внезапно, как и периодически исчезает.

Это лишает меня всяких сил…

Жизненная энергия покидает моё тело, а сердце, кажется, будто оно и вовсе не моё. Из-за Неё мне нечем убрать отвратительное чувство пустоты в душе.

Я – маньяк-неудачник!

Преступник!

Человек, который убил в себе желание жить без неё! Влюбленный придурок, который беспощадно вырезал и отдал своё сердце в её руки! Руки, которых до сих пор ни разу не коснулся…

Хотя, н-е-е-е-т! Я не маньяк! Не сейчас. В других ситуациях с ней действительно испытываю помешательство, но в данный момент я абсолютно раздавлен.

Я обессилен.

Снова моя паническая атака окутала тело. Сердце заходится бешеным ритмом танго, перехватывая моё рваное дыхание. Кажется, ещё чуть-чуть и случится приступ, с которым не справится даже самый мощный транквилизатор. К сожалению, бывали и такие дни – "дни страха и ужаса", моего беспробудного отчаяния.

Но так бывает, когда любишь.

Нервно долблю ногой по мокрому асфальту. Пытаюсь не дать проблеме взять верх над собой.

Дорога усыпана осенней листвой из-за порывистого морского ветра. С наслаждением вдыхаю аромат сырости земли и деревьев, так свойственный моему любимому времени года. Делаю глубокий вдох и выдох, впитывая в себя запах гниющей листвы клёна. Смотрю на этих рослых древних великанов и мечтаю обрести умиротворение свойственное им. Они расположены, судя по указателями, вдоль Бульвара Минору, ведущего к библиотеке.

Странно, но я вновь не могу понять, как оказался в этом районе?!

Ещё недавно был плохо знакомый мне перекресток и часть города, которая вроде бы вела в противоположную сторону. Озираясь по сторонам в замешательстве, чувствую, что теряю контроль над ситуацией, где последней каплей стал уже ненавистный мне бульвар.

– Хватит! – ощутил я резкую пощечину.

– Перестань думать о том, как и почему оказался здесь. Лучше подумай, где она может сейчас находиться. – говорит знакомый мне голос.

– Задержи дыхание на сто счетов. – прозвучал приказ, за которыми последовал ещё один удар, окончательно разгорячив моё лицо.

Вы можете делать любые выводы, но правда в том, что в кризисных ситуациях, я веду диалог сам с собой и мне это действительно помогает. Порой, мои руки, мои собственные руки, абсолютно не контролируя тяжесть удара, бьют по лицу с такой силой, после которой однажды, я чуть не лишился зуба. В тот раз зуб ещё долгое время ныл и пошатывался. Но не волнуйтесь, я не совсем психопат, не владеющий своей головой. Нет, просто я не владею Ею и это заставляет меня принимать любые меры, лишь бы прийти в чувства и бежать по её следу дальше.

Так что сейчас мне нужно полностью освободить лёгкие от воздуха, пока вопросы в голове всё ещё не дают здраво мыслить.

Закрыв глаза, я начинаю считать.

Один, два, три, четыре, пять, шесть…

Считаю медленно, неспеша, чётко представляю каждую последующую цифру в голове.

Десять, одиннадцать, двенадцать…

– Дурак что ли?! Простудишься ведь! Бежим домой!

Я вздрогнул от неожиданности и резко открыл глаза. Знакомый женский голос пронесся около меня, оглушив своим появлением.

Я огляделся. Передо мной растекалась огромная грязная лужа, а в ней находился я. Лужа оказалась такой глубокой, что мои колени были полностью погружены в её мутной воде, и хотя на улице стояла сырая осенняя погода, мне было как никогда хорошо и почему-то очень весело. Я будто вернулся в детство. Всё вокруг казалось ярким. Лужи выглядели невероятно-захватывающими и фантастическими океанами веселья. Меня посетило желание окунуться с головой в эту лужу и я бы обязательно сделал это, если бы она вновь не позвала меня:

– Идём, тебе нужно обсохнуть, не то папа будет ругаться.

Я испугался. А вдруг папа действительно увидит меня и будет ругаться? Я быстро начал выбираться из лужи, но оступившись, упал, полностью намочив всего себя, включая голову.

Девичий смех разнёсся повсюду, да так громко, что заполнил собой буквально всё – и мои уши, и мою грудь, и даже мутную воду этой лужи. Лужа, лужа, а где лужа?!

В одно мгновение ни лужи, ни её грязных следов на моей одежде не оказалось. Я судорожно огляделся по сторонам и увидел невероятное. Я увидел со стороны самого себя, а рядом с собой и её. Волна мурашек охватила меня, но теперь я больше не думал о лужах. Не думал я и о том, что ещё секунду назад был весь грязный и мокрый, боясь отца, которого давным-давно нет в живых.

Нет!

Сейчас я думал о нас с ней и о той мятной поляне, на которой мы лежали вдалеке.

Ох уж эта мятная поляна!

Как же я мечтал оказаться сейчас по ту сторону улицы и упасть в её зелёную душистую траву! Я мечтал ощутить спиной прогретую солнцем землю, я желал вдохнуть свежего мятного воздуха и дышать им, как в последний раз. Но больше всего я мечтал услышать жужжание музыкантиков вместе с её заразительным смехом. Да, я мечтал об этом! Мне казалось, что сейчас вся моя жизнь, всё моё счастье находится на той мятной поляне! И так и было! Ведь там, в её влажной траве лежала она, моя Мятная девочка, мой свежий желанный воздух. Я смотрел на нас с ней со стороны и понимал, что завидую самому себе.

– Мятная! – закричал я.

– Мятная!

Я кричал, пытался привлечь её внимание, обратить на себя её взгляд, но она не реагировала и я сорвался. Я побежал к ней со всех ног. Бежал так быстро, как никогда в жизни, а она по прежнему оставалась вдалеке, там куда мне не было доступа. И только запах мяты в воздухе стал усиливаться.

– Мятная! – снова закричал я.

Но Она просто исчезла. Испарилась за секунду, как этот чёртов утренний туман в Британской Колумбии.

– Нет! Нет! Стой!

Я попытался побежать, но не смог. Мои ноги стали тяжёлые и неподъемные. Будто налитые свинцом, они прижимали меня к земле, не давая продвинуться хотя бы на шаг. Моё дыхание стало сбивчивым, сердце заколотилось в равном ритме. Я закрыл глаза от усталости и отчаяния. Неужели Она опять исчезла, как и в прошлый раз?!

Тогда мы находились с Ней в маленькой комнате старого дома,с местами прогнившими досками и сквозными щелями в цокольном этаже. В нём мне было как никогда спокойно и хорошо. У меня было ощущение, будто я всю жизнь провёл в его стенах и знал каждую его деталь. Я знал звук его деревянных полов. Его маленькое скрипучее окно, с обветшалой рамой и трещиной вдоль всего стекла.

Я точно знал, что сквозь эту трещину в дождливые дни можно услышать, как говорила моя Мятная, грустную песню ветра. Я знал, что железная кровать чёрного цвета слишком громко воет своими ржавыми пружинами, когда на неё ложишься. А ещё я знал, что в маленьком одежном шкафу лежит важная для меня коробочка с гуашью.

В прошлый раз, когда я взял эту коробочку, достал кисточку из того же шкафа, я уже точно знал, что буду со всем этим делать.

– Какой цвет выберешь? – волнуясь, спросил я.

– Жёлтый. – не раздумывая, ответила Мятная.

– Ну, конечно. Цвет солнца – самый добрый цвет, ведь так?

Она кивнула мне в ответ и стала с интересом наблюдать за моими действиями.

В тот день Она была ещё прекраснее. Я пытался посмотреть на Неё, рассмотреть её черты лица, но яркий луч света, как обычно, ослеплял её. А как только я попытался коснуться её руки, Она исчезала. На целых тридцать дней исчезла!

Ох, как же я был зол!

Я был просто вне себя от внезапно зародившегося гнева. За эти долгие дни разлуки я безумно соскучился по её голосу…

В школе бизнеса, профессор Гарольд Коппельман в области управления людьми часто произносил речь, которую понимали не все, в том числе и я, считая её не до конца современной, а точнее неактуальной. Он произносил её так часто, что я запомнил каждое слово с паузами и вздохами профессора. И не смотря ни на что, моё подсознание всё же твердило, что эта речь станет моей «полярной звездой» по жизни.

–Уважаемые студенты!– говорил он.– Запомните! Если вам не с кем разделить всё то, что вы заработаете, став успешными бизнесменами и управляющими, если нет рядом человека, которого вы будете любить до конца дней также страстно как и в начале вашего пути, если вы не станете настоящим мужем или женой, героем в семье, который изо дня в день поддерживает пламя любви своей заботой в мелочах, то НЕТ смысла в одиноком растрачивание тех зелёных бумажек, которые дадут вам стабильность, статус, мнимое, неверное и ненастоящее уважение. Вы будете всё так же несчастны как и без них! Люди приходят и уходят, а любимые живут на одном дыхании с вами вне зависимости от статуса. Вы знаете, мои дорогие студенты, что счастье не в деньгах. И так оно и есть. Ведь счастье в возможности проявить с их помощью заботу о любимом человеке! Оставьте достаточно места в вашей жизни не только деньгам и их заработку, а поиску такого человека, вашей настоящей любви "n"! Но если она есть у вас – боритесь за неё, пока не достигнете в полной мере счастья! Никогда не сдавайтесь!

Запомните, вся ваша жизнь – это Большой Бизнес, а самая сложная в ней сделка – это Любовь и её пожизненный контракт!

Заканчивая речь этой фразой, зал обычно шумел раскатом аплодисментов скорее из уважения к профессору, чем из-за понимания ценности этих слов.

Конечно, на тот момент мне, скромно живущему парню и постоянно терпящему лишения все свои 18 лет, его выводы были скорее пределом мечтаний, чем реальностью. У меня не было денег на учебу в этой самой школе бизнеса, у меня не было и справедливой любви. Эфимерная любовь Мятной и бесплатные дни посещения лекций у профессора Гарольда – всё моё богатство. И как по мне, с тех пор ничего не изменилось. Разве что деньги потеряли ту первостепенную необходимость в создании "счастливого" бытия. А встретив Её в семнадцать лет, я ещё раз доказал себе то, что любовь несправедлива и уже тогда понял, что я буду много работать и много страдать из-за Неё.

Сейчас слова профессора живо звучат у меня в голове и именно они наполняют меня силой и стимулом бороться за любовь.

С Её появлением я понимаю, как был прав он, по-настоящему счастливый человек, Гарольд Коппельман, который прожил всю жизнь с единственной женщиной и познавший любовь со всеми её гранями. Именно он заменил мне отца, дав жизненных советов, которых так не хватало в формировании моей личности. Его семья стала наглядным примером для меня, постепенно растопив мое твердое мнение, что настоящего семейного счастья невозможно достичь в нашем прогнившем, несчастном мире.

Поэтому я не сдаюсь! Снова бегу, прилагая последние силы.

– Прошу прощения, вы не видели девушку ростом, чуть пониже вас, в лиловом платье и в серых кожанных сапогах? У неё ещё светлые длинные волосы. – я спросил это у женщины, которая только что вышла из своего дома.

Она показалась мне странной. Стояла, как неживая. Смотрела стеклянным, абсолютно безжизненным взглядом мне за спину. Я проследил за её "наблюдением неизвестного", но за мной никого не оказалось. Улица стояла пустынная и одинокая, а стоило мне повернуться обратно, след этой женщины простыл, и спросить мне было больше не у кого.

Пробегаю в очередной раз по улице, понимаю, что меня охватывает страх, ведь во всём квартале ни души. Он будто вымер! Нервно осматриваюсь по сторонам и вдруг замечаю мой лучик света.

– Остановись!– кричу ей.– Стой!

Бегу за ней внутрь старого дома, в который она вбежала, но её нигде не нахожу.

–Ты где, Мятная?

Слышу шорохи за спиной.

Нет, за лестницей.

Замечаю краешек платья, вихрем взлетевший от ветра. Она так близко. Делаю шаг, второй, но коридор становится все длиннее и у́же, а вместе с ним и лестница, за которой прячется она.

Запах старой краски, на окрашенном уже раз десять полу, ударил мне в нос. Чувство дежавю окатило меня на мгновение, вызвав ощущение, будто я бывал здесь не раз. Только сильная тревога и придала мне сил бежать дальше и я бегу, ищу её, но снова не могу найти. Каждый шаг отдается эхом в стенах пустого дома. Вдруг послышались шаги и дыхание Мятной. Я замер.

– Стой! – кричу вслед Её смеху.

– Догоняй, Коля! – в ответ звонко прозвучал её голос.

С непосильной мне скоростью звук её заразительного хохота отдаляется в глубь дома, а мои ноги стали будто свинцовые. Я не в состоянии пошевелиться.

– Почему, почему я не могу добраться до тебя?– закричал я из последних сил и упал.

В груди всё горело огнем. Воздуха катастрофически не хватало. Гробовая тишина заполнила дом и поселила стойкое ощущение неминуемой беды. В её оглушительном безмолвии я не слышал ничего, кроме своего колотящегося сердца и дыхания. Я не знал куда Она убежала, но мне было почему-то очень страшно за неё. Присутствие некоего зла и опасности заставило меня озираться по сторонам. Я был уверен что вот-вот произойдёт с ней несчастье, а я не смогу помочь. Я даже встать не могу.

– Нет! Не трогай меня! – пронзительно закричала Она.

– Мятная! Нет! Не трогай её!

Она в очередной раз закричала и окончательно затихла. С трудом, я поднимаюсь на ноги и иду её искать. Дом мёртвенно опустел.

– Мятная, ты где? Любовь моя!

Захожу за угол, попадаю в старую комнату и замечаю Её.

Мороз пробежался по моему телу. Холодная испарина выступила на лбу. Она лежит на полу и в моей голове пронеслись самые страшные мысли с единственной фразой – "Не может быть".

– Мятная! – подхожу к ней.

Вижу, она не двигается.

– Мятная, очнись пожалуйста! – пытаюсь дотронуться до неё, но не могу.

– Всё хорошо, Коля! – послышался её хриплый голос.

– Мятная, как же я испугался, дай мне просто посмотреть на тебя, на твоё лицо. Боже мой, как же я испугался!

Рассматриваю безупречный и такой родной силуэт.

Лучи солнца пробиваются сквозь старые деревянные окна, падая на её облик. Их яркость вновь не даёт разглядеть её глаз, губ. Вижу лишь разметавшиеся по полу светлые волосы. Она прекрасна и так невинна.

Спускаюсь взглядом ниже, к части тела, которая срывает мне крышу. Её длинная шея, её тонкие ключицы – бесподобны. А ещё натуральная татуировка из вен. Она как-будто услышала мои мысли и повернулась в левую сторону, всё ещё не показывая всего лица. Я увидел справа рисунок синих трубочек под нежной светлой кожей. Этот натуральный узор, наполненный изнутри её кровью, протянулся от середины шеи и закончился под нижней челюстью, слегка зайдя на щёчку. Ничего более удивительного не видел в своей жизни.

– Посмотри на меня! – молю я так, будто в последний раз Её увижу.

– Почему мы просто не можем быть вместе как нормальные люди?!

Вдруг она поднимается на ноги и просто уходит. Медленно. Не спеша. А я иду вслед за ней. Тяну руки, чтобы схватить свою любимую, но опять эти проклятые лучи солнца с непонятным мне остервенением служат щитом, разделяя нас. Мои глаза ослепли и я не в состоянии их даже открыть.

– Мне не жить без тебя! Пойми же это!

В бессилии я хватаюсь за голову. Я не понимаю, что ещё мне нужно сделать.

– Почему?!

Из последних сил кричу ей в спину, разрывая гробовую тишину дома. Но это не спасает. Я все так же задыхаюсь в своей безысходности.

– Почему, Мятная?!

– Потому что меня нет, Коля. Но я люблю тебя.

…нет…нет…нет…

Теряю равновесие, от сказанных ею слов. Начинаю проваливаться в пустоту. Все вокруг вмиг рушится, приобретая неживые оттенки. Наконец этот яркий свет пропал, но вместе с ним стала исчезать и Она.

Меня в очередной раз сковало состояние оцепенения, впереди которого лишь темнота.

И лишь это жуткое слово "нет" звучит набатом во всех стенах здания, в котором не существует моей Мятной.

Которой вообще не существует…

– Николас, проснись! Все хорошо!

– Стой!

Я резко вскакиваю и осматриваюсь по сторонам, пытаясь понять, куда Она пропала.

– Где я? – спрашиваю скорее у себя, чем у Мэдисон, которая сидит рядом и смотрит на меня перепуганными глазами.

– Ты кричал во сне. С тобой все хорошо?

Понимаю,что мне это приснилось и нет никакой Мятной, нет и никогда не было.

Мэдис тянется потрогать мой лоб, но я отталкиваю её руку.

– Я испугалась, Николас. Кто такая Мятная? Ты звал её все время.

– Сон, сон, сон, это всего лишь сон. Почему ты мне снишься?!

Нервно хватаясь за волосы, я пытаюсь заглушить её голос в моей голове.

– Почему я вижу тебя?

– Николас, дорогой, тебе принести воды?

Затуманенным взглядом, я окинул сидящую рядом подругу. Пытаюсь не обращать внимания на её вопросы, которые сильно меня раздражают. А в голове настойчиво продолжают звучать слова: "потому что меня нет…" и из-за них я прихожу в сильную ярость.

– Ты? Что ты здесь делаешь, Мэдисон?!

Не дожидаясь ответа, я грубо хватаю за руку подругу и волочу небрежно в коридор. Знаю, мне будет перед собой стыдно, но лучше ей быть подальше от меня.

– Ты чего, эй? Аккуратнее! Я тебе не тряпка?

– Мэдис, ты слышишь? Через две минуты, чтобы тебя здесь не было!

– Я не из-за большого желания пришла к тебе. – обиженно сказала девушка. – Мне нужно было передать эти документы.

– Могла бы их под дверью оставить. Зачем было вламываться ко мне в дом?! Я два раза повторять не буду! Советую пошевелиться! – почти перейдя на повышенный тон, говорю ей откровенную чепуху.

В коридоре девушка все ещё копалась с пальто. Я взял её туфли, сумку, все это дал ей в руки и выставил за порог во двор.

– Это забери! – кинул ей ключи от машины, не дав больше ничего ответить и захлопнул двери прям перед лицом Мэд.

Не знаю сколько времени я просидел под входной дверью, размышляя о Мятной, но понял, что точно больше не засну.

Не смогу просто так справиться с чувством пустоты и одиночества.

– Почему ты мне снишься? Откуда ты взялась в моей голове?! – в ярости ору в пустоту дома.

Я устал страдать, я больше не хочу так жить.

– Я не хочу жить без тебя, Мятная! Ты слышишь?!

Но ответ был как всегда одинаковый…

***

Мятная веточка 2

POV Автор

Джерри был очень зол. Громкий рингтон любимой рок группы развеял остатки его итак не лучшего ночного отдыха. В последнее время у него усугубились проблемы со сном и теперь он уж точно проведёт остаток ночи в тщетных попытках заснуть.

Смачно выругавшись, он всё-таки взглянул в яркий экран смартфона, щурясь и посылая проклятия звонящему, не забывая его при этом обвинять во всех смертных грехах.

Но когда Джерри рассмотрел имя виновника его недосыпа, его злость сменилась беспокойством. Немного прокашлявшись, он потянул вверх экрана зеленый значок и с первых слов понял, что на этом его сон однозначно подошёл к концу.

Спустя пятнадцать минут Джерри уже мчался по дороге к другу.

Ночь стояла глубокая. Свет в окнах домов был давным-давно погашен. Стройные фонари, как верные служаки освещали островки одинокой трассы. Где-то в сосновой рощи тоскливо подала признаки жизни сова. Морозный воздух ноябрьской ночи заставил Джерри неприятно поёжиться. Он закрыл окно в машине и с нетерпением прибавить тепла в печке.

Усугубляло грусть итак его скверного настроения странное тянущее чувство. Будто что-то неприятное, волнительное засело у него глубоко под солнечным сплетением. То забытое чувство, когда несёшь домой двойку, в ожидании наказания. Из-за этого состояния ему было тревожно и хотелось поглубже вдохнуть.

Всю дорогу вопросы к себе и к Николасу вертелись в голове мужчины, погружая его в мысли и переживания. А в них он любил меньше всего копаться.

Стоя теперь в одиночестве сонной улицы, он никак не мог выкинуть из головы диалог с Мэдисон, которая и разбудила его своим звонком:

– Алло, Джэрри!

– Мэдис, ты? Что случилось?

– Николас…Не знаю, но с ним что-то странное происходит. Я зашла к нему вечером, но… В общем… Он выгнал меня весь в гневе. Говорил про какую-то Мятную. Никогда его таким не видела. Ты не знаешь, у него кто-то есть?

Он услышал волнение и дрожь в голосе девушки, и это показалось ему странным.

– Он дома остался или тоже собирался уйти?

– Откуда я могу знать? – раздражённо бросила в ответ Мэдис. – Говорю, выгнал меня. Грубо. Отчёта не дал.

Повисла пауза. Джерри старался прийти в себя, будучи все ещё сонным, а она просто дышала. Медленно, с тяжестью.

– Тебе нужна помощь?

– Нет. – резко и без раздумий был дан ответ.

– Ты хотела ещё что-то сказать?

– Может позвонишь ему? Думаю он нуждается в ком-то, но явно не во мне… – на этом женщина, всхлипывая, положила трубку.

От такого поворота Джерри напрягся. Ему стало не по себе. Слезы впервые показались на лице Мэдис. Несмотря на расстояние, Джэрри "увидел" её заплаканные глаза.

Он ненавидел капли слёз. И здесь не имеет значения от радости они были или нет. В свои тридцать два он решил для себя формулу "слёз счастья". В его понимании, любое их проявление – это признак страданий человека, ожиданий, не важно каких. Будь то появление котика или долгожданное рождение ребенка, стройка дома или выход из больницы. Все равно это сопровождается большими или маленькими мучениями. Ведь наша жизнь намертво связана со временем. Ждать чего-то особенного и жертвовать по полжизни, лишь бы получить желаемое. Жить и волноваться за скоротечность своих дней, за невечность материального, за долгожданных детей – в его философии всё это и есть страдания!

Если посмотреть на жизнь Николаса, то его главной целью было, как он сам говорил: "Отыскать Мятную, чего бы ему это не стоило!". Джерри как настоящий друг очень волновался за него. Он считал, что его одержимость ненормальна. И рано или поздно, Николас поймёт, что упустил многое в жизни, реальные отношения, с реальной женщиной, а не мятной фантазией.

Ко всем переживаниям Джерри добавился странный ночной разговор с их давней подругой Мэд.

Возможно, её слёзы сыграли, в какую-то новую игру с его чувствами и пока он в ней точно проигрывал.

У него появилось совершенно новое и непонятное ощущение. С чем-то схожее с сочувствием, однако этому сочувствию не хватает какой-нибудь детали, причём существенной.

У него появилось желание действовать. Джэрри захотелось избавить Мэд от боли.

Впервые за многие годы в голове этого вольного мужчины возникли мысли, как помочь не детке, не подруге, а именно женщине, с полным именем Мэдисон. Ему захотелось развеселить её, услышать смех над его шуткой, увидеть как её слезы сменились беззаботной благодарной улыбкой и, самое главное, ему хотелось быть для неё в тот момент не другом, а именно мужчиной.

Это, пусть и мимолётно, проскользнуло в его голове. Он постарался отбросить, запрятать подальше "непонятное" чувство, ведь слишком много времени прошло с того момента, когда Джэрри в последний раз испытывал что-то подобное к женщине и ему не хотелось вновь возрождать то, что может причинить боль.

Вспомнив далеко неприятные моменты его неудачных и единственных отношений, он в очередной раз нажал на звонок домофона.

Незваных гостей Николас игнорирует и просто не открывает двери. Джерри хорошо это знал и поэтому настырно продолжал терроризировать несчастный звонок. Снова и снова он надававливал на серую кнопочку, вымещая всё своё негодование на ни в чём неповинное устройство. Но безрезультатно.

Происходящее на улице, отлично слышно дома через микрофон. Зная одну уловку, он решает сопровождать свои звонки выкриками :

– Открывай, наркоман! Дурь привезли!

Раньше такое срабатывало моментально и ворота сразу открывались. Николаса жутко бесило, когда друг подобное орал на улице, особенно, после одного неприятного инцидента с соседкой Миссис Шнайдер.

– Я уверен, что ты дома. Три утра только. – он устало протер глаза.

Бормоча себе под нос слова недовольства, Джерри в очередной раз набирает номер телефона Николаса.

Ответа снова не последовало. Вторая и даже пятая попытка связаться с другом не имела успеха.

Долго не планируя, Джерри решает перелезть через небольшой забор, перед этим посмотрев по сторонам.

Ограждением его не назвать. Забор скорее выполняет роль декора. Но по его периметру растут двухметровые туи. Из-за них Джерри проходиться сломать пару веток, дабы пролезть сквозь зелёную стражу. А в это время два морщинистых глаза с дома напротив за всем уже следят и всё запоминают.

– Здравствуйте, Миссис Шнайдер!

Джерри заметил недружелюбное пожилое лицо за шторой.

– Наблюдаете? Да? – с улыбкой машет рукой столь бдительной пожилой даме.

– Вы что у окон ночуете, Миссис Шнайдер?! Только не звоните в полицию, ладно? Николас зашиться хочет. Вот иду делать доброе дело. Вы же любите добрые дела?

Джерри машет ей пакетом с протеином белого цвета и смеётся сам с собой, видя как эта Миссис туда сюда открывает занавески, выдавая свою заинтересованность.

Как же вовремя он принёс Николасу новый протеиновый коктейль. И другу польза и бабушке задача.

– Не машите так шторами, бабуль! Продует! – с этими словами, он прыгает на мягкую влажную землю, запачкав ею свои белые кроссовки.

Пробравшись сквозь растительность, Джерри замечает зацепки на любимой куртке из-за острых веток. Выругавшись на друга, он быстро побрёл по аллейке ко входу дома.

Перед его глазами, стоял красивый двухэтажный дом, с высоким цокольным этажем. Строение было облицовано пляжным камнем, песочного оттенка. Оконные рамы его сделаны из дуба и вскрыты темным лаком и из того же материала была выпилена массивная дверь, расположившаяся с правого боку.

С задней части дома открывался панорамный вид во всю трёхметровую высоту первого этажа, не считая цоколя. Там находилась бы альпийская горка с цветами и редкими растениями, если бы не работа Николаса и Джерри, которая занимала всю площадь двора. Им было приятно работать здесь. Вид сосновой рощи, постоянный хвойный запах на улице и шум океана вдалеке, что может быть лучше в трудовые будни?!

Бодрящий парфюм сосен в особенности был ощутим в такую вот влажную погоду как сегодня. Он так освежает и создаёт атмосферу чего-то родного, домашнего, причём в любое время года, что даже Джерри не мог не остановиться и не подышать этим воздухом.

В сотый раз не получив ответа на звонок, Джерри обходит строение. В одном из окон цокольного этажа горит свет. Он заметил его сразу, как только завернул за угол. Подойдя ближе, он наклоняется так, чтобы увидеть всю его площадь и приходит в замешательство. За шестнадцать лет их с Николасом дружбы Джерри ни разу не доводилось видеть ничего подобного. Срываясь на бег, он надеется лишь на то, чтобы входная дверь не была заперта…

***

Мятная веточка 3

"Не по силам забыть твоего силуэта

Он вот тут вот,

В груди!

Навечно!

Будь со мной рядом,

Хотя бы во снах-

Они бесконечны…"

(Александра Грасс)

POV Николас

Нервы напряжены до предела. Кажется, будто я растянут в разные стороны и любое движение, любая лишняя мысль разорвет меня на части.

Нервы, словно хоккейная клюшка, готовы ударить точно в центр боли.

Почему я вижу Тебя?! Почему не могу найти?!

Злость.

Я её осязаю.

Она стала абсолютно материальной.

Она бежит по венам, накрывает моё сознание, мой здравый смысл.

Я устал!

Когда реальность обрушивается горой боли, два гиганта человеческих чувств начинают борьбу между собой. Любовь и ненависть во мне пытаются пересилить друг друга.

Неужели можно испытывать, что-то подобное к человеку из сна?!

Понимаю, что никто, кроме меня, не сможет со всем этим разобраться. Но мне так нужен мудрый совет. Как космонавту кислород в космосе. Без него он погибнет в течение нескольких минут.

А я?

Кажется, что я нахожусь в этом самом космосе.

Вдыхаю, а зря!

Ответы!

Они нужны мне!

Без них я задыхаюсь…

Она так реальна в моих видениях. Даже сном не назвать время наших "ночных встреч".

Видя её силуэт, я до боли, до готовности потерять жизнь ради неё, ощущаю любовь.

Уверенность, что мы знаем друг друга всю жизнь, не даёт мне понять, осознать, хотя бы на минуточку задуматься о том, что Она не существует!

Дышать – это то, о чём я забываю, проснувшись.

Отчаяние, горечь, нервная дрожь, злость – вот этим я наполнен. Когда я понимаю, что всё это, лишь игра моего мозга и больного воображения, я НЕНАВИЖУ.

Ненавижу все вокруг, но особенно жизнь, в которой нет Её.

Семнадцать лет!!!

На протяжении семнадцати лет, Она живёт в моей голове, во сне уверяя мой мозг в своём существовании.

Говорит слова любви.

Но поутру разбивает мою жизнь на осколки, в которых остаётся лишь Её образ.

…я люблю тебя, Коля…– эхом звучит её голос.

…догоняй!…

Бью со всей силой по стене, которая стоит перед глазами бледно-красным полотном. Именно это каменное проклятье всякий раз поглощает её нежный силуэт, растворяя в себе безупречное тело.

…я люблю тебя, Коля…

Я слышу!

Я отчётливо слышу эти слова!

Они побуждают наплевать на сбитые в кровь костяшки.

И я бью.

Хочу разрушить, разбить эту стену! Даже если это будет стоить сломанных рук.

Не важно!

Только бы достать Её любым способом. Вырвать из сна.

Кажется, что сломав эту преграду, которая плотно стоит между нами все эти годы, моя Мятная выйдет с той стороны и сможет остаться в этом мире.

удар..... ПОТОМУ!

удар.....ЧТО!

удар..... ТЕБЯ!

удар.....НЕТ!

Кровавые пятна от сдертой кожи растеклись по поверхности, как печать моей злости.

Боли не ощущаю, в ушах противно заложило и лишь в голове отчётливо звучит набатом единственно верная цель – УНИЧТОЖИТЬ.

…я люблю тебя, Коля…

Я слышу Её голос.

Он в этой комнате.

Она уже здесь!

Удары следуют один за другим все чаще и чаще. И мне кажется, что я почти у цели.

– Ещё немного, родная, и я освобожу тебя! Ещё немного…

***

– Какого черта, Николас?! Остановись!

Джерри с силой толкнул друга в спину.

– Эй, успокойся! Что случилось?!

Он испуганно рассматривал Николаса, а тот лишь каким-то сумасшедшим м взглядом пялился на окровавленные руки, разбросанные опилки и жадно глотал ртом воздух.

–Николас, ты грушу разбил!? Черт, ты все руки в хлам разшиб!

Джерри не решился подходить к Николасу. Он выключил орущую музыку, в тишине рухнул на стул и в ступоре уставивлся на явно слетевшего с катушек друга.

Он смотрел на Николаса с окровавленными руками и бешеным взглядом, на металлическую цепь, которая всё ещё монотонно покачивалась, а вместо мощного спортивного атрибута, наблюдал выпотрошенную до последней опилки старую боксёрскую грушу, больше похожую на мешок из-под картошки.

Николас медленно расхаживал по залу, громко дыша. Сейчас он был похож на загнанного животного. Вроде бы пелена аффекта спала и ему даже стало чуточку легче, но в груди всё ещё бушевал отчаявшийся зверь, желающий получить ответы…

***

POV Николас

В цокольном этаже я расположил

самодельный набор гантелей и такие же самодельные брусья со швецкой стенкой для занятий спортивной гимнастикой. Именно спортивная гимнастика служила одним из немногих напоминаний о моём покойном отце.

Мы вместе попали в страшное ДТП. Он погиб сразу, а мне сильно досталось от удара головой. Следствием этого была полная потеря памяти.

Постепенно я восстановился, занимаясь обычными делами. Только иногда удивлял и себя, и знакомых.

Правда, отца я так и не вспомнил. Не смог. Знаю только то, что мама рассказывала мне о нем.

Печально, но, в связи с потерей моего отца, мама, как она позже пояснила, решила уничтожить любое напоминание о погибшем супруге, только бы не умереть от горя и найти силы, чтобы жить дальше ради меня…ради нас обоих.

Я лишь могу догадываться о том, как он выглядел, смотря на себя в зеркало. Мама говорит, что мы похожи.

Бывает, я сильно злюсь на неё.

До сих пор не могу понять, как можно было не сохранить хотя бы одного снимка. Но с осознанием приходит и понимание – не мне судить маму.

Однако, даже увидь я его фото, это не решило бы одну большую проблему. Я вообще не знаю, что значит иметь отца…

Конечно, профессор Гарольд многое сделал для меня того, что обычно делают отцы для своих детей. Давал советы, обучал, помогал ставить верные цели и достигать их. Выслушивал, находился рядом, когда я остро ощущал потребность в отеческом наставлении, будучи восемнадцатилетним юношей, не зная, как жить дальше и часто задумываясь "А стоит ли жить вообще?".

Он не раз поддерживал морально и денежно, когда мама болела. Я испытываю сильные чувства привязанности, благодарности и глубокого уважения к этому человеку.

Бывали моменты, в которых, я даже искал внешние сходства с нами. Ловил себя на мысли, что я думаю о нём как о том, кого хотел бы видеть в роли отца.

Порой это очень угнетало. Ведь заменить, а, точнее, восполнить пропасть в душе, связанную с тем, что я забыл настоящего отца, никто не сможет.

То, что он не просто ушел от нас, а я сам забыл, не даёт мне покоя. Я всегда буду винить себя за то, что не знаю, как это, когда отец учит первый раз бриться, как это, когда он играет с тобой в футбол, я не знаю, как это видеть отца и маму вместе.

Хотелось бы знать, как он учил меня всему, что я сейчас с лёгкостью делаю на турнике. Ничего из того, что мог знать об отце, не помню! Больнее всего в этом положении – это слушать рассказы мамы о нём, о его порой героических поступках. Сейчас мама понимает, что погорячилась, выкинув все снимки, но прошлого не вернуть.

Почти два часа измываний над собой в сопровождении воспоминаний немного отвлекли меня. Джерри так и просидел все время, не двигаясь, лишь наблюдая. А я так и не заговорил с ним. Правда того, что Её нет, продолжает преследовать и никакой спорт, никакая даже самая изматывающая меня тренировка не избавит от ужасной действительности.

Я могу лишь брать под контроль эмоции, но сердце не могу заставить не любить ту, которая снится вот уже семнадцать лет.

Из месяца в месяц.

Из года в год.

Каждый раз напоминая о себе, не давая забыть её вены на шее, её воздушный и родной образ. Испытывает, издевается надо мной…

– Если бы я знал, что ты реальна, я нашёл бы тебя, чего бы мне это не стоило… – тихим шепотом проговорил я.

Понимаю, что разговор с самим собой снова вгонит в состояние отчаяния. Делаю ещё один подход на кольцах.

Чувствую как прорабатывается трицепс руки. Ощущение жжения мышц растекается по телу. Ох, как же я люблю этот эффект! Именно он лучше любого успокоительного гонит из меня адреналин, отключает мозг от всего, оставляя лишь боль, которая временно заполняет все. Создает иллюзию полноты души, заставляет на миг ощутить себя не одиноким, а переполненным взаимными чувствами.

Только жаль, что это лишь чувство боли…

***

Мятная веточка 4

POV Николас

Не снимая с себя одежды, захожу под струи ледяной воды в душевую. Вода тут же окрашивается красным цветом. Руки больно пощипывают.

Кажется, что вместе с потом и кровью я смываю опустошение, упавшее на меня этим утром. Погружаюсь в холод. Чувствую, как кожа покрылась мурашками. Мое тело стынет. Мышцы перестали гореть, а эмоции чуть поутихли.

Стянув мокрые вещи, я последний раз обливаюсь холодной водой и, изрядно замёрзнув, выхожу. Надев халат, беру в руки старый, с десяток раз отремонтированный триммер, подаренный мамой на двадцатипятилетие и начинаю водить им по отросшей щетине.

В кого ты превратился, а?

Смотрю на своё отражение и вижу перед собой сумасшедшего человека.

Благо, если я готов признать, что со мной и вправду беда. Это значит, что не всё потеряно.

Шизофреник никогда не признает, что он болен.

А я признаю, но скажу, что Она точно доведёт меня до этого.

Закончив бриться, провожу рукой по лицу, ощущая покалывание. Следом открываю коробочку с прозрачными линзами для зрения. За многие годы использования, ловко размещаю их поверх чёрной радужки глаза. Нанеся дезодорант, достаю последний элемент своего утреннего ритуала. Свежий аромат парфюма заполняет собой ванную комнату богатым запахом сосны и кедра, которые я отлично различаю. С ними я слишком часто соприкасаюсь на работе и считаю их своей неотъемлемой частью. Именно поэтому не меняю парфюм вот уже пятнадцать лет.

Закончив со всеми утренними манипуляциями, наконец немного придя в себя, я выхожу к Джерри. Думаю, он весь день будет меня терроризировать, после увиденного.

Обычно, в подобные дни, он приходил ко мне, когда содержание адреналина в крови сводилось к минимуму и я мог вести себя более-менее адекватно.

– Кофе будешь? – спрашиваю друга, которого не встретить, находящегося в раздумьях, а с утра без кофе и подавно.

Он развалился на коккере у барной стойки и о чем-то думал.

– О! Да мы умеем говорить?!

– Джер, не до сарказма, правда. – устало ответил я.

– Что это было? – недовольно потирая лицо, спросил Джерри.

– Разве, что-то произошло?

– Да нет, братан! Я же каждый день в три утра мчусь к тебе, сломя голову, наблюдаю выпотрошенную тобой грушу, в мясо разбитые руки и ваще полный неадекват! – язвит он.

– Джер, прости. Ты же сам знаешь, что такое случается из-за Неё. Мне снова приснилась Она и я просто сорвался.

Сев рядом с другом, я уставился в окно. Улица была погружена в утреннюю дымку. Все соседи ещё мирно спали и только два идиота пялились в окно, ища адекватности в разговоре.

– Ты смог увидеть её лицо?

– Нет! – смотря на свои опухшие костяшки, ответил я.

– Видел лишь частями: светлую кожу, натуральную тату из вен на шее… Джер, у меня просто крышу сносит от неё! И эти светлые волосы. А фигура, такая нежная, родная! – с закрытыми глазами детали Её образа были настолько настоящими, что руки сами стали вырисовывать безупречный облик в воздухе.

– Братан, ты болен. – смотря на меня, как на сумасшедшего, констатировал Джерри.

– Я знаю всё, что тебе сносит голову. Вокруг столько классных тёлочек. Чё ты зациклился на этой Мятной?!

– Я люблю её.

– Ты сам себя слышишь?! Ну не можешь ты прожить всю жизнь вот так? Ты понимаешь это?!

– Да, Джерри, я понимаю это. Но ещё больше я понимаю то…

– Что ты понимаешь? – уставился на меня друг.

– Не знаю, Джерри. Не знаю. – сказал я полушепотом.

– Ты понимаешь, Джерри, Она так реальна во снах, что кроме неё мне никто не нужен! Я люблю! Люблю "реального-нереального" человека. Я люблю её и от этого схожу с ума, ты это понимаешь?!

– Да, Николас, понимаю. Ты и без неё был всегда сумасшедшим.

На правое плечо опустилась рука друга, даря пахлопывания сочувствия.

– Что мне делать?– скорее задаю риторический вопрос себе, ведь, вряд ли будет сказан дельный совет со стороны Джерри, для которого Она лишь плод моего больного воображения и какого-то психического расстройства.

– Даже не знаю, может обратишься к психологу или к врачу?

– Сам знаешь, что без толку. Мне нужен результат, а не просто болтовня или побочки от пилюль.

– Как давно она снилась тебе, не считая сегодня?

– Что, хочешь быть моим психотерапевтом? Они хорошо зарабатывают. Лично своему я платил кругленькую сумму за сеанс в сорок минут.

Джерри хмыкнул.

– Ты мне задолжал, брат. Если посчитать часы выслушивания твоего больного бреда, в моем дворе должен стоять Лехус. – улыбаясь сказал Джерри, как всегда исковеркав название дорогой марки.

– Извини, но таковы издержки дружбы, брат.

– Нет уж. Таковы издержки брака. А я пока не звал тебя под венец.

– А я и не давал согласия.

Мы устало посмеялись.

Смотря на Джерри, я задумался: что влияет на наши с ним разные взгляды в определённых жизненных вопросах? Неужели, небольшая разница в возрасте, может так сказываться на взрослых людях? В нашем случае я старше всего на два года, но иногда, чувствую себя сорокалетним занудным мужиком по сравнению с Джерри, у которого ещё детство играет в заднице, а в голове тусы и бухло.

Несмотря на некую несовместимость и порой кардинально разные жизненные принципы, мы дружим шестнадцать лет. Я дорожу этим человеком, люблю как брата и готов был бы защитить его, даже если бы это стоило мне жизни. Одно из ярких качеств его личности – готовность. Готовность прийти в любую минуту на помощь, поддержать, чем сможет. Даже абсолютно тупым советом.

– А ведь я даже не звонил тебе сегодня, тогда как ты здесь…

– Оказался?– опередил меня Джерри.

– Да!

– Мэдис позвонила. – как-то отрешённо сказал он.

– Ясно. И как она?

– Была расстроена. Плакала.

– Вот я кретин!

– Что ты сделал, чтобы довести её до слёз?

– Я заснул в гостиной, калитка была открыта. Ты же знаешь, она иногда заедает, зараза. И, видимо, Мэдис вошла, не докричавшись. В общем, она застала меня в бреду, а когда разбудила, то первое, что мне нужно было, это выгнать её, иначе, не знаю, я… Просто, я хотел защитить её от себя же и сделал это не совсем вежливо, даже грубо. Не знаю. Мне нужно извиниться перед ней.

Я стремительно потянулся за телефоном и хотел было набрать её номер, как Джерри меня вовремя остановил.

– Ты сейчас собираешься это сделать? Не думаю, что в пять утра она будет рада слышать твои извинения.

– Точно, ты прав. Прав. Я не подумал.

– Да… А чего она так поздно приходила?

– Вроде бы, документы какие-то принесла, хотя я и сам не понимаю, зачем было так поздно их нести. Странно.

– Странно… – задумчиво протянул друг.

– Ладно, хватит грузиться. Нужно что-то позавтракать и, если ты в силах, можем раньше приступить к работе. – сказал я Джерри, потирая лицо. – Как слышно?

Я пощелкал пальцами у лица друга, который находился явно не со мной.

– Ау!

– А, да. Прости, чё-то и я расклеился. Мне нужно взбодриться. Пойду приму душ. С тебя кофе и омлет с овощами.

На этом он встал и направился в сторону ванной.

– Джер!

На меня посмотрели два сонных и недовольных глаза.

– Спасибо тебе, что приехал! Не представляю, чтобы делал без такого друга как ты.

Я знал, что он не любит подобного рода благодарности. Всегда смущается, поэтому даже не удивился тому, что Джерри просто отшутился в ответ.

– Скоро эта лавочка закроется, брат. Пользуйся моим великодушием пока есть возможность. Не вечно я смогу терпеть твой скверный характер.

– А ты быстро учишься. Я-то думал, стоит отправить тебя на курсы сарказма.

Он хмыкнул и на этом вышел из кухни. А со мной остался чёткий вопрос – "Что тревожит его?"…

***

Мятная веточка 5

POV Николас

Джерри, у меня хорошие новости! Я нашёл того деда. Он готов продать свою посудину на наших условиях. Так что у нас работки прибавилось на полных два-три месяца вперёд.

Судорожно надеваю рабочий комбинезон, всё ещё ощущая волнительную дрожь в руках.

– Не понял какого деда? Какая работа? – сказал недовольно Джерри, нанося финишный слой лака на деревянные детали каюты.

– Помнишь, месяц назад я увидел в гараже у очень странного деда эксклюзивный "Карибиан 22". Так вот, я наконец смог с ним встретиться.

– Классно. И? – промямлил в респираторе Джерри.

– Что и?! Он готов её отдать почти за даром.

– Круто. – ответил безрадостно друг.

– Что-то не наблюдаю радости. Что случилось, Джер?

Джерри закончил вскрывать лаком деревянную деталь, отложил краскопульт, сдвинул на шею свой респиратор и только, когда положил в рот по привычке сладкий леденец, заговорил:

– Я хотел сделать перерыв хотя бы на месяц. Я выдохся, Николас. – жуя свою конфету произнёс друг.

– Ты же сам понимаешь, что этот проект может принести нам немалый доход? Поэтому расслабляться некогда.

Заметив колебания Джерри, я повторяю свой вопрос.

– Понимаешь или нет?

– Ну не такой уж немалый, Николас. – как-то уныло был дан мне ответ.

– Джер, это отличный эксклюзивный экземпляр со своей историей. Ты знаешь что-то про эту модель?

– Ну? – вместо "нет, не знаю!", говорит он своё любимое "ну?", ожидая от меня объяснения.

– Её выпуск прекратили ещё в двадцатых годах прошлого века. Тогда она была не слишком популярной, а если точнее, то этот проект провалился из-за нестандартного подхода молодого архитектора Уайза. Люди просто не поняли и раскритиковали её в пух и прах, назвав "Карибиан" посмешищем для рыб, а архитектора негодным даже для проектирование барж.

Я задумался, размышляя над тем, как бы я поступил, будь я этим архитектором.

– Ну и что дальше? – вырвал меня из мыслей, скучающий голос Джерри.

– А дальше? Многие великие вещи были недооценёнными, но спустя годы их уникальность и шедевральность была доказана. Как оказалось, "Карибиан" вошёл в список таких вещей. Жаль только Уайза. Архитекторские компании, после его всем известного провала, не хотели принимать на работу. Он долго пил, но как-то нашёл в себе силы выбраться и переехал на Карибы. Там он смог себя реализовать и создать собственные уникальные проекты яхт. Он умер в сорок лет, не знаю конкретно от чего, но писалось, что причиной смерти был алкоголь. Я думаю, что он просто-напросто спился. Но Карибиан 22, это как маслкар у коллекционеров машин. Редкая и дорогая игрушка.

– Почему я не знал об этом?

– Не знаю, но должен был. А теперь представь, если мы отреставрируем и сделаем из неё раритетную яхту. Да любой коллекционер купит её за сумму с шестью нулями! Мы ждали подобной находки все эти годы! Теперь понимаешь?

– Шестью нулями?! – наконец оживился голос друга.

– Более того, это не просто предположение, я уже лично знаю нескольких любителей такого раритета и, возможно, мы не успеем закончить реставрацию, как выстроиться из них очередь у наших дверей и мы проведём крупный аукцион.

Джерри подошёл к выходу и, размышляя, уставился на улицу.

– Я смогу наконец закончить свою яхту, а ты сможешь на жвачки всё потратить или во что ты там хотел беспроигрышно вложиться?

– Вообще-то будущее за криптовалютой, Николас. Зря смеёшься. Ещё будешь мне завидовать.

– Джер, ты же знаешь, если ты будешь успешен, я лишь порадуюсь и поддержу тебя. Но не вкладывай только всё. Оставь хотя бы на наш отдых. Мы просто обязаны хорошенько отдохнуть на Карибах.

– М-м-м, Карибы, ром, белый песок и загорелая красавица. – мечтательно заговорил Джерри.

– Ну, так как? Теперь мотивирует?

– Стоило с этого начать! Сказал бы -"Джерри, работка на миллион", – а то всё непонятные истории про деда и его лодку мне впариваешь.

Я лишь улыбнулся.

– Сегодня нужно отметить это дело. Ты же знаешь, Николас, как я люблю тратить ещё незаработанные деньги. – довольно сказал Джер.

– Пойдём к Фарруху, выпьем за исполнение твоей мечты. Может и Джоузи там уже не работает.

– Не-е-ет, мы пойдём к Фарруху за исполнением нашей мечты.

Поедешь со мной к доминиканкам, может они излечат твою душу и израненное сердце. – кривляясь сказал Джерри.

– Смотри, чтобы ты не оказался сейчас в том месте, где излечат твои нос.– ответил я.

– Всё, всё, шутка. Я помню, что ты сделал с моим подарком. Выпотрошил грушу, как мешок сена. – он замолчал на минуту и задумчиво посмотрел на меня.

– Что, Джерри? – спросил я, когда его взгляд задержался на мне неестественно долго.

– Вот если серьёзно, Николас, неужели ты и вправду не понимаешь, что эта девушка нереальна?! Ты столько лет потратил на её поиски! Нет её! Понимаешь? Нет! Не существует. – нервничая, сказал Джерри.

Немного смягчившись, он продолжил.

– Николас, разве тебе не хочется нормальных, реальных отношений? Я поддерживал тебя как мог, пытался понять. Но я всё равно не пойму. Ты просто себя съедаешь заживо. Понимаешь?

– Да, Джерри, ты прав!

– Что? Ты, ты, наконец понял. Дошло?! – недоверчиво спросил Джерри.

– Да, я понял. Понял, что ты не понимаешь и не поймёшь, потому что ты не любил Её.

Я начал нервно расхаживать, а он следить за каждым моим движением.

– Не может быть сон настолько реален, понимаешь? А если всё же её нет, то мне не нужна другая! Я не смогу полюбить кого-то так же сильно, как мою Мятную. Не смогу…

Джерри лишь с грустью смотрел.

С минуту он молчал, но затем начал что-то говорить. Я же его не слышал. Бурил взглядом дальний угол мастерской и думал. Думал о том, что в чём-то я всё-таки был согласен с Джерри. Не жить обычной жизнью бывает порой очень сложно. Особенно, когда просыпаешься посреди ночи с диким непреодолимым желанием ощущать Её тепло рядом, обнимать, целовать, в конце концов хотя бы раз ощутить её губы… Я не говорю уже о том, чтобы родить детей, воспитать их, а самим состариться вместе. В такие моменты неконтролируемого порыва, бег – мой спаситель. Я просто бегу долго, долго. Истязаю себя, заставляя сердце выплясывать сто восемьдесят ударов в минуту, чтобы в конце наступило долгожданное облегчение, с обновлёнными мыслями, в которых я всё так же предан Ей, всё так же готов жить и не предавать свои чувства, найти Её либо здесь на земле, либо где-то там…

Джерри ещё что-то говорил, а когда он завершал свою речь, я повернулся к нему и стал слушать, делая вид будто и не выпадал из беседы:

– Николас, в любом случае, ты всегда можешь рассчитывать на меня. Если любишь её, люби. Только вот на свадьбу со сном я не приеду.

Я вымученно улыбнулся. Он улыбнулся в ответ с гримасой сочувствия.

– Ладно, хватит грузиться, братан, меня волнует другой вопрос, мы сегодня бухать будем?

– Будем, но в меру. Ты пить не умеешь, дружище. Смирись уже с этим.– сказал я.

– Ты надоел со своей мерой, мы оторвались неудачно всего-то пару раз! – жестикулируя, стал возмущаться друг.

– Ну, не пару. Мне кажется лучше запомнить отличный вечер, чем вспоминать откуда тату или непонятный контракт. Я уже молчу о том, как перепив с тобой, мы прощались с жизнью. Или ты забыл? – сдерживая улыбку, спросил я.

Джерри изменился в лице, вспомнив, как мы лежали с алкогольным отравлением, задыхаясь, и прямом смысле слова, слышали удары собственного сердца.

– Я думал – это конец. Страшно было настолько, что я первый раз стал молиться вголос. – Джерри как-то нервно засмеялся, а я вспомнил детали той ночи и лицо впервые так сильно напуганного друга.

– Да… – протянул я.

– Но, всё равно ты старый дед. – ворча, ответил Джерри, а я лишь ухмыльнулся ему в ответ. – В любом случае, пьём за мой счёт.

– Ок.

На этом наш разговор, сменился активной работой и до вечера мы с Джерри трудились так и не присев, мечтая поскорее начать реставрацию исторического "Карибиан 22".

К восьми, мы договорились с ним встретиться в баре Фарруха. Часы показывали ровно восемь, когда я оказался в стенах заведения. Людей сейчас было не так много, но к девяти обычно свободного места уже не найти. Так как Джерри задерживался, я заказал себе своё любимое нефильтрованное и сел в более уединённом месте, потихоньку потягивая пиво.

– Вот так встреча! – послышался позади меня писклявый голос, от чего я непроизвольно скривился.

– Николас, милый, давно я тебя здесь не видела! – всплеснув руками, проговорила особа, которая меня дико раздражала.

– Почему один сидишь, скучаешь?

– Привет, Джоузи! – ко мне подошла местная певичка.

– Привет, привет. – протяжно сказала она, при этом нагнувшись так, что вся её грудь была наружу, в метре от моего лица.

– Хочешь я проведу вечер с тобой? Вспомним наше прошлое.

– У нас нет с тобой прошлого. – холодно ответил я.

– Конечно, но в моих мечтах и вот здесь, и вот здесь. – женщина стала откровенно себя демонстрировать, указывая на область груди.

– Мечтать, Джоузи, это хорошо. – проговорил я, отодвигаясь от назойливого тела блондинки.

– А ты не изменился, всё такой же бука. Может я спою тебе и твоё сердце растает, а?

– Слушай, Джоузи, ты нормальная женщина…

– Девушка! – возмутилась Джоузи.

– Хорошо, девушка. – я лишь отмахнулся согласием на её замечание и настойчиво продолжил свою мысль.

– Просто найди себе того, кто будет тебя ценить.

– Я сейчас с ним разговариваю. – кокетливо сказала она, потянувшись своей рукой к моему лицу. Но я успел отвернутся, чувствуя при этом сильное раздражение.

Джоузи с её манерами и стилем жизни можно описать одним словом – "вульгарность". Не смотря на это, лицо женщины могло бы выглядеть довольно мило, если бы не слой макияжа. Но в голове этой барышни не переставал гулять вечный февраль, с полным отсутствием чувства самосохранения и уважения к себе. Если бы не жила она в Ричмонде, а например в одном из городков штата Техас, при этом работая в придорожном баре, давно бы влезла с головой в неприятности.

– Джоузи, не хочу с тобой ругаться, давай договоримся, ты идёшь работать, помня о благоразумии ко мне не приставать. Договорились?

– Да, сладкий, договорились. Мне и так уже нужно идти, сам знаешь, Фаррух не любит опозданий. Но петь я буду для тебя всё это время.

Она поцеловала свои пальцы и быстро коснулась моего лица.

Я даже не успел среагировать, как она, смеясь, убежала на сцену. Схватив микрофон, она сказала:

– Это песня посвящается моему Николасу. Милый, для тебя. – отправив мне воздушный поцелуй, она начала петь.

– Что я пропустил? – сказал пришедший, Джерри, ошарашенно глядя на меня.

– Мы с Джоузи теперь вместе.

– Ты серьёзно?

– Куда уж серьёзнее?

– Николас, ты что уже набрался?

– Джерри не тупи, лучше помоги мне избавиться от неё.

– Ну! – сделал паузу друг. – Нужно найти ей кого-то. Кого-то, такого же пришибленного. Либо вечно бухого. Трезвенник её точно не вынесет.

Я засмеялся.

– Ты, что будешь пить? – вставая, спросил Джер.

– Мне пока достаточно этого.

Я указал рукой на литровый бокал с пивом.

Джерри пошёл к бармену, а я взял свой бокал и сделал вкусный глоток холодного напитка мутного карамельного цвета, который вместил в себя горечь гречишного меда, запах коры дуба и свежесть полевых трав. Я почти наслаждался, если бы не одно назойливое пятно – Джоузи.

Все это время она пела "Огненный поцелуй". Обычно Джоузи исполняла песню не так уж плохо, хотя меня раздражал её голос в принципе, в особенности верхние ноты. Но сегодня она опошлила и испортила эту композицию так, что джазовый метр точно перевернулся бы в гробу и не раз. И да, я не посещал этот бар так часто, как мне хотелось бы из-за нежелания весь вечер слушать творчество этой особы. Однако, именно здесь продают самое лучшее нефильтрованное пиво и только поэтому я был готов стерпеть даже Джоузи.

Пытаясь пропускать мимо ушей раздражающий голос, моё внимание привлекла женщина. Она шла быстрыми широкими шагами ко выходу, а следом за ней также быстро шёл недовольный Фаррух. По её походке можно было понять, что она расстроена. Вид у неё был по-детски мил: комбинезон жёлтого цвета, короткие светлые волосы и обиженная зажатость в движениях, свойственная скорее подростку, чем молодой женщине. Она резко остановилась у центрального выхода, и спустя несколько секунд, развернувшись, что-то сказала Фарруху. Тот незамедлительно пришел в ярость. Не знаю почему, но что-то меня побудило встать и подойти к ним. Мне показалось, что раньше я уже где-то видел её. Я ощутил как во мне возникло стойкое чувство дежавю.

Мне были знакомы её силуэт и жесты, и в особенности её расстроенный вид.

Я стал идти быстрее, желая поскорее рассмотреть поближе её лицо, но не успел. Она выбежала на улицу, вытирая по дороге свои слёзы.

Я смотрел ей вслед, не отрывая взгляда, и не мог понять, почему мне знакома её персона. Я не мог понять, почему мне так хочется побежать вслед за ней, догнать её и сказать "Не плачь!"?!

Спустя минутные порывы жалости и сочувствия, я почувствовал сильное раздражение на самого себя. Я понял, что не хочу новых вопросов. Никаких. А тем более вопросов касательно женского пола. Я отбросил в сторону все свои порывы и проследил уже равнодушным взглядом за плачущей женщиной в жёлтом комбинезоне. Она вбежала в припаркованный автобус, который скрылся за следующим же поворотом, а я постарался успокоить все свои спонтанные чувства, списав их на градус алкоголя в крепком пиве.

– Фаррух, что случилось? – спросил я, пыхтевшего от злости индийца.

– Да так, издержки работы. Бывают же такие ненормальные!

– Так, что именно произошло? – шёл я рядом с ворчащим Фаррухом.

– Я ждал её сегодня на собеседование. Но эта особа, нет в голове не укладывается, эта особа опоздала на час!!! Час!

– Ну, она, наверное, как-то это объяснила?

– Нет! Я не позволил этого сделать, я слушать её не стал! Ещё чего?! Такую несерьёзность я не терплю! А ещё американка!

– А на кого она хотела устроиться?

– Певицей. На один месяц, пока Джоузи будет в отпуске. Но это уже неважно. Я всё равно не допущу её к работе.

– Да? – задумчиво спросил я скорее себя, чем Фарруха. – Она приезжая?

– Да, с США. – язвительно произнёс последнее слово индиец.

– И чем тебе так Штаты насолили? – смеясь спросил я. – Тоже опоздали?

– Нет, они не приняли Фарруха.

– Ясно. – сказал я и оставил его бубнить у кабинета.

Фаррух живёт уже более двадцати лет в Канаде. Разговаривает он на английском почти без акцента, я бы сказал, что почти как носитель. Но исключением является ситуации, когда он взбешён или сильно нервничает, как сейчас. В такие моменты, в моменты летящих в стороны от гнева слюней, у него через слово проскальзывает индийская манера произношения. Внешне Фаррух выглядит очень колоритно. И одежда здесь вовсе непричём. Будучи толстым пятидесятилетним мужчиной, с тёмно-шоколадной кожей, ярко выраженными пышными усами и не менее пышной причёской, он производит порой впечатление злодея из индийских фильмов. Трудно сдержать улыбку, видя его недовольным, к тому же с проскальзывающим акцентом. Как человек, он нормальный, но жадный к деньгам. Он часто говорит, "Время – деньги", а учитывая его любовь к доллару, считает настоящим грабежём, когда кто-то опаздывает к нему на встречу. Но ему стоит отдать должное, он добился своего и владеет теперь лучшим баром Ричмонда, вложив в него немало сил и труда.

С Джерри мы расстались в два часа ночи. Он хорошенько напился, я бы сказал, за двоих. Естественно домой довести его пришлось мне. Думаю, что он не вспомнит с утра, как чуть было не женился на сорокалетней женщине. Она кстати была с ним на одной волне. Такая же пьяная и такая же свободная от семейных уз, решив за ночь остепениться. В общем, помимо приключений с ним, мне пришлось справляться в одиночку с соблазнами непонятливой Джоузи.

Кое-как добравшись до кровати, я посмотрел на время. Цифры электронного будильника показывали четыре утра. Мне очень хотелось спать, поэтому как только я закрыл глаза, а "пьяная от мыслей" голова оказалась на подушке, мой мозг стал быстро отключаться от реальности. Но перед полным отрешением от мира, я почему-то опять вспомнил ту женщину из бара. Меня до сих пор не покидало ощущение, что я видел её раньше…

***

Мятная веточка 6

POV Автор

– Добро пожаловать в Канаду, Санни А́ртура Джонс! Вот Ваш паспорт.

– Спасибо! – сказала молодая женщина, пряча документ в рюкзак.

– У вас такое солнечное имя! Очень вам подходит!

– Благодарю! – натянув улыбку, ответила она весёлому, добродушному полицейскому.

Впервые ей встретился такой позитивный представитель власти, да ещё и таможенной службы.

Кто-то сказал, что "мир принадлежит (вот таким вот) весельчакам", и сейчас она как никто другой была с этим согласна.

Смотришь на таких весельчаков и думаешь, что у них вообще нет проблем.

А может они просто не считают проблемы проблемами?

В любом случае, для них мир наполнен яркими красками. Их так много, что они выливаются за края палитры жизни, даря часть этой яркости другим.

И даже если на улице идёт дождь, почтовый ящик забит квитанциями счетов, а в руках документ об увольнении с работы, эти люди найдут в себе силы, чтобы разукрасить столь серый и унылый день.

Чего вовсе не скажешь о ней. В данный момент её хрупкие плечи были переполнены грузом трудностей и переживаний. Даже если бы она очень захотела сейчас смотреть на всё позитивно, вряд ли бы смогла. В тот момент, когда она пересекала американскую границу, попадая на территорию Канады, в её груди уже зародилось чувство сильного страха.

Казалось, что вся эта идея неправильна и стоит немедленно, пока не поздно, вернуться обратно в Сиэтл к больной маме.

Много лет Санни никуда не выезжала за пределы родного города и сменить обстановку было очень соблазнительно. Всё же беспокойство взяло вверх. Она решилась позвонить маме и озвучить своё намерение.

– Санни, дорогая! Тебе не стоит ни о чём волноваться. Я нормально себя чувствую. К тому же, со мной будет жить тётя Мэгги. Она обо мне позаботиться в случае чего.

– Я что-то не поняла, мам. Каким образом с тобой будет жить тётя Мэгги? – удивлённая этой новостью, спросила дочь.

– Временным образом, Санни, к сожалению, временным.

– Мама! Можешь объяснить конкретно?! Я не понимаю, что там у тебя происходит. – уже с раздражением произнесла Санни.

– Только не надо нервничать, дорогая. Тётя Мэгги согласилась остаться жить у меня на целый год.

– Как это?!

– Ничего особенного. Ей нужны деньги, поэтому она решила сдать свою квартиру на год. Когда я узнала об этом, то отговорила её ехать к бабушке за город и пригласила пожить у меня. Ты же не против?

– Как я могу быть против? Но, как вы сможете жить?! Я имею ввиду, вы уживетесь вдвоем?

На этом Санни услышала громкий смех своей мамы. Женщина всегда смеялась очень шумно и раскатисто, впрочем, как и Санни, которой достался этот маленький, но "шумный ген".

– Посмотрим, дорогая. Время покажет. В любом случае мы же как-то выросли вместе, не убили друг друга, так что и сейчас, надеюсь, не убьём. Хотя ты знаешь, какой порой невыносимой может быть твоя тётя. Но и я не промах.

Санни хмыкнула.

– А теперь, Санни, ты должна мне пообещать кое-что.

– О, нет, мам, давай только без обещаний. – нервно отозвалась дочь.

– Нет, Санни, не давай. Ты же даже не знаешь, что я хочу тебе сказать, а уже говоришь мне "нет". "Глупый отвечает…

– …не выслушав" – Санни смиренно закончила за мамой её любимое высказывание.

Зная, что спорить с мамой бесполезно, взрослая дочь замерла в волнительном ожидании. Ей очень не нравилось давать обещания своей маме в особенности потому, что её мама была очень самоотверженной женщиной и никогда никого ни о чём не просила. А если и просила, то лишь в ущерб себе.

– Пообещай мне, Санни, что не станешь волноваться и пойдешь учится в Ванкувере. Я хочу чтобы ты пошла учиться, как ты и мечтала. Я тебе не говорила, но у меня есть небольшая сумма тебе на первый год обучения. Это мы ещё с отцом откладывали тебе на учебу. До сих пор сумма оставалась не тронутой.

– О чём ты говоришь, мама?

То что Санни была удивлена, ничего не сказать. Все эти годы они так часто нуждались в деньгах, что новость об отложенной сумме ей на учебу, казалась абсолютно неестественной.

– Санни, дорогая, я всегда буду корить себя за то, что…

– Мама, даже не продолжай. Я люблю тебя и тебе не за что себя корить. Не хочу больше этого слышать. Я погуляю в Ванкувере, в удовольствие поработаю месяц в Ричмонде и вернусь.

Женщина перебила дочь и повторила серьёзным тоном.

– Санни, пожалуйста, выслушай меня. Обещай, что пойдешь учится, как ты и мечтала. Не то я не пущу тебя на порог дома и умру одна. Я умру с улыбкой, зная, что больше не взваливаю на тебя груз проблем!

– Мама, это не смешно!!! Тем более жить ты будешь уж точно побольше моего, ведь у тебя нет мамы с таким специфическим чувством юмора.

– Поверь, родная, ты плохо знаешь свою бабушку. – с улыбкой в голосе сказала женщина.

– Нет, нет и нет! А как же все процедуры, как?! Как ты сама всё примешь. Мама, глюкокортикостероиды, плазмафарез, иммунодепрессанты. Ты до сих пор не знаешь как отличить одно от другого. Ты абсолютно безответственная в плане лечения. Нет!

– Санни!

– Ты же не справишься сама! – игнорируя маму, протестовала Санни.

– И речи быть не может! Я уже говорила, что месяц погуляю в Ванкувере и домой!

– Санни, ты забыла, что тётя Мэгги медсестра? Она справится со всем лучше, чем мы с тобой! Мне даже не придётся ездить каждый день в больницу, только на процедуры диализа. А так она всё сделает сама. – ничего не ответив, Санни задумалась и спустя минуту молчания сказала:

– Я могу пообещать, но при одном условии. Если я найду хорошую постоянную работу, смогу откладывать деньги тебе на хорошую сиделку, буду приезжать к тебе минимум раз в месяц и только тогда поступлю учиться. Мама, никак иначе. – Санни чётко дала понять матери свою непоколебимость.

– Вот упрямая, какая! Вся в мать.

– О нет, мне до матери далеко! Знали бы вы её упрямство, – с сарказмом проговорила Санни.

– Ну ладно, ладно, договорились, Санни.

Санни была очень взволнована неожиданной сменой своих планов. Ей не нравилась сама формулировка обещания и его причина появления не была для неё утешительной.

В свои тридцать два, она ещё ни разу не жила без матери. Она не была готова морально даже к мысли о том, чтобы расстаться с ней и пожить самостоятельной жизнью. И её пугало это.

Санни пугало даже не то, что ей будет непривычно засыпать в пустой квартире, одной, а то, что в случае проблемы она не сможет оказаться рядом с мамой в ту же секунду. Она не сможет ей быть поддержкой и опорой в нужный момент. Она не будет держать её за руку во время ежедневных уколов, к которым мама до сих не привыкла. Она ничего не будет делать из того, что стало неотъемлемой частью её жизни.

И Санни бы отказалась от этого обещания не раздумывая, если бы не одно "но". Страдания её мамы не сводились лишь к одной болезненной точки под названием "красная волчанка". Больше всего она страдала из-за беспомощности и чувства вины перед дочерью. И Санни знала это. Она понимала, что для мамы это обещание будет своего рода искуплением. Искуплением вины перед дочерью, которая была вынуждена посвятить свою молодость уходу за больной матерью.

Санни не знала другой жизни. Других дней юности. Поэтому она старалась быть довольной тем, что имеет и не страдала, в отличие от мамы, которая не желала своей дочери подобной жизни. Так что, только ради неё и её временного душевного спокойствия она решилась пообещать. Но уже тогда она знала, что её обещание не будет нерушимым.

– Договорились… – с тревогой повторила Санни.

– Ты у меня такая умница, – Санни молчала, пытаясь убедить себя в правильности маминых слов, да и вообще во всём. Спустя несколько секунд, снова послышался мягкий голос мамы.

– Дорогая, я очень люблю тебя и ценю всю твою поддержку! Даже не знаю, за что мне такая дочь, – женщина сделала паузу, проглотив неприятный комок слёз.

– Мне очень хочется, чтобы твоя молодость, Санни, не была заполнена окончательно потеряна в стенах госпиталя. Ты должна радоваться жизни, знакомиться с новыми людьми, а не сидеть в приёмном покое и общаться с маразматичными бабу́шками. Я до сих пор виню себя за то, что из-за меня ты столько упустила в жизни, – на последней фразе голос матери всё-таки оборвался, дав волю накопленным чувствам.

– Мама! – прошептала Санни. – Я ничего не упустила, – всхлипнув сказала дочь.

– Ничего…– шёпотом произнесла женщина. – Ох, дорогая моя! Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой!

– Но это правда! Находиться рядом с тем, кто нуждается в нас, что может быть важнее этого? Это твои слова и ты знаешь, что они верны! Я не хочу слышать больше ерунду о том, что я что-то упустила. Я довольна жизнью и ни о чём не жалею!

– Зато я жалею, и поэтому не жду тебя сейчас дома. Всё! Давай не будем разводить сырость. Её итак хватает в нашем регионе. Позвонишь мне вечером.

Расскажешь как собеседование. Я конечно не горю желанием, чтобы ты шла работать. Но знакомая тёти Мэгги уверяла, что это лучший бар города. И подработать там, сродни отпуску. К тому же, может владелец бара окажется красивым свободным мужчиной и тебе вообще не захочется возвращаться к нам.

– Скажешь тоже, мам!

– Да, скажу и не раз. Ты у меня красавица и тебе давно пора найти достойного мужчину. Так что не трать время в пустую. Я хочу успеть увидеть внуков. И не забудь, мы ждём фоток с тётей Мэгги. Целую! – женщина быстро подвела к концу этот нелегкий разговор и отключилась, не дав Санни возразить насчёт внуков и мужчин.

– И я тебя целую, мам! – со вздохом произнесла Санни, пряча телефон в карман.

С мыслями о её новом повороте жизни, Санни вновь зашла в автобус. На нём она приехала из Сиэтла и на нём же доедет до автобусной станции главного города Британской Колумбии. На станции она пересядет на другой автобус, который и привезёт её к давней мечте, в центр Ванкувера. Удобно расположившись в конце у открытого окна, она задремала из-за бессонной ночи сборов. Спустя двадцать минут, её сон сменился долгожданной пересадкой и теперь она ехала, уставившись в окно, наслаждаясь бодрящим осенним воздухом.

Как же она любила этот город! Ванкувер был для неё особенным местом. И не сказать, что он исполнил её мечту или оправдал надежды. Вовсе нет. Первой поездкой в эти края послужила грандиозная цель, поступить в высшее учебное заведение. Неизменным желанием Санни ещё со школьной скамьи было обрести профессию музыканта. У неё были хорошие вокальные данные, доставшиеся от отца и диплом об окончании музыкальной школы по классу фортепиано. А так как отец являлся по происхождению канадцем, то почему бы это было не сделать на его Родине, богатой зеленью, синевой вод и горным воздухом.

Но увы. Первое знакомство с этими красотами оказалось первым приступом почечной недостаточности у мамы, с тяжёлыми осложнениями. Это случилось так же неожиданно, как и смерть её дорогого отца. С детства поставленный диагноз врождённого порока сердца, заявил о себе его внезапной остановкой. Отец работал столяром. Много и тяжело трудился. А с его патологией такая нагрузка была противопоказана и как оказалось – смертельно опасной. Спустя год скорби, казалось, что мама нашла в себе силы восстановиться и жить дальше, но это лишь казалось. Сильный стресс с эмоциональным перенапряжением, плюс ко всему бессонница и слабый иммунитет, привели к разбитой мечте Санни. С тех пор она жила вместе с мамой, чтобы всегда быть рядом на случай "а вдруг…". И вот, спустя целых двенадцать лет, она вновь оказалась на его улицах.

За окном струилась размеренная жизнь Ванкувера, а его пейзажи, даже его воздух, которым Санни дышала когда-то давно во время долгих прогулок, вызывали сейчас лишь чувство лёгкой грусти, из-за глубоко спрятанных ран.

Этот город американской соседки был для неё неким порталом в жизнь с мечтами, пусть и несбывшимися. Всё же, если бы её спросили, какой город лучший, Ванкувер или Сиэтл, она бы не смогла ответить. Для неё они были такими же разными и такими же любимыми, как весна и осень. Ну нельзя, просто нельзя сказать, что осенние дни менее прекрасны весенних. Ванкувер был светлой весной надежды, её второй родиной с запахом ореховых булочек, а Сиэтл – осенним домашним уютом с ароматом крепкого черного чая и печеньем с корицей.

Да, в этом городе чаще шли "дожди трудностей и горя", но в нём было много солнечных дней. Дней сплочённой дружной семьи, с вечерними посиделками и папиным пением под гитару. Дней первой искренней настоящей любви. Дней чудес, Его первых объятий, преданной детской дружбы и первой настоящей любви.

В её планы сегодня входила небольшая прогулка, обед и к четырём часам посадка на автобус до Ричмонда. Санни предстояло пройти собеседование в баре с необычным названием "ФБФ".

С собой у неё был рюкзак и чемодан среднего размера, которые без труда разместились под сиденьем в ногах. Только сейчас Санни заметила, что её живот настоятельно требует еды, громко об этом заявляя. Не желая смущать себя из-за, сидящего неподалёку, симпатичного молодого человека, она, достав спелый банан, принялась удовлетворять потребности организма.

Погода за окном явно радовала. Осеннее солнце гуляло среди крупных облачных барашек, а лёгкий ветер заполнял улицы ароматом опавшей листвы. Её настроение значительно улучшилось от такой картины. Санни даже смогла немного расслабиться, зная, что мама не одна, состояние здоровья у неё вот уже целый год стабильно, а на тётю Мэгги можно положиться. Впервые у этой молодой женщины появилось чувство некой свободы. И даже если ничего не получится в Ричмонде, она очень хотела бы попробовать свои возможности и хотя бы немного добавить новых впечатлений в свою жизнь. Но перспектива скорого заработка в лучшем баре города, да ещё и на должности певички, вдохновляла.

Доев банан, Санни положила мягкую жёлтую шкурку в пакет и решила проверить свои документы. Вернее решила она проверить паспорт, заодно разглядеть визовую печать. Ей нравилось рассматривать эти доказательства путешествий. Санни бы очень хотелось, чтобы таких меток в её документе было гараздо больше, чем сейчас. Открыв "тайное" отделение в рюкзаке, она достала папку и, складывая все эти бумажки гражданских формальностей, случайно уронила паспорт на пол автобуса.

К своему счастью она это заметила и, наклонившись, подняла документ с грязного пола, но вместе с ним ей в руки попала плотная бумажная карточка. Она подумала, что скорее всего это рекламный буклет, но присмотревшись, поняла, что ошиблась.

Как оказалось, карточка в виде маленькой открытки была вовсе не рекламной. Снаружи у неё был чёрно-белый рисунок радуги. Открыв открытку, Санни увидела тот же рисунок, но он был старательно разукрашен цветными карандашами и по всей видимости, разукрашен ребёнком. Полному удивлению девушки послужили слова, написанные поверх картинки:

"Хорошее настроение, оно, как радуга. Добавь луч солнечной улыбки и каплю надежды на лучшее и увидишь, его краски сразу появятся в твоей жизни"

– Красиво сказано! – произнёс, непонятно откуда появившийся рядом, мужчина.

– Вы мне? – отозвалась Санни.

– Да! Говорю, красиво сказано, но не всегда практично, не правда ли?! – снова повторил он.

Мужчина выглядел довольно странно. На вид лет пятидесяти, грязновато одетый, небритый, с худощавым телосложением, в очках с толстой оправой зеленого цвета. Плюс ко всему он держал на коленях хризантемы в глиняном горшке.

– Да, не всегда, – ответила согласием Санни и снова стала рассматривать эту открытку.

– Но, чем мне нравятся вот такие вот высказывания, так это теплом позитива, которым от них веет. Ты читаешь их, оказавшись на улице из-за долгов. Есть не́чего, рядом пьяный товарищ, такой же как ты бездомный, а ты надеешься… Надеешься, что всё ещё можно что-то исправить к лучшему, хотя сам и не знаешь как это сделать. Правда это не относится к смерти, тут мы бессильны или нет?!Себастьян! – неожиданно резко сменив тихий тон голоса на громкий, представился мужчина и протянул руку Санни.

– Очень приятно, я Санни! – она с небольшой опаской протянула руку в ответ.

– Санни, Санни, – задумался мужчина, повторяя её имя. – Прекрасное имя! Дитя солнца!

Санни засмеялась.

У Себастьяна была странная манера разговора, он говорил то тихо, то экспрессивно-громко.

– Нет, человеческое дитя, которое не знает порой куда двигаться в этой жизни, – с улыбкой грусти ответила она скорее себе, чем Себастьяну.

– О, это не хорошо! Вы всегда должны знать, куда двигаться. Куда угодно, но двигаться вперёд. Жизнь, Санни, – это механизм. Он ржавеет и приходит в негодность, если им не пользуешься.

– Кто это сказал?

– Я, – гордо ткнул себя длинным грязным пальцем в грудь этот странный, но милый мужчина. – Жаль только, что я понял это спустя пол жизни.

Между ними повисло недолгое молчание, во время которого каждый обдумывал свою жизнь и пытался понять: когда же всё пошло не так, как должно было быть? Как хотелось чтобы было…

– Сколько вам лет, Санни?

– Тридцать два.

– Вот это да! Я бы не дал вам больше двадцати семи. Долго жить будете, – театрально удивившись сказал Себастьян, положив руку на сердце в знак эмоционального шока.

– Как и все, не больше ста лет, – улыбнулась ему Санни. – Хотя вы слишком занизили мой возраст.

– На первый взгляд вам, Санни, действительно дашь не больше двадцати а хвостиком, но вот ваши глаза, – он задумался.

– Что глаза? – выжидающе просмотрела Санни на Себастьяна.

– Вымученные. Вы много претерпели в жизни проблем и мне кажется их не стало меньше, – Санни ничего не ответила.

Женщина и вправду выглядела очень молодо, если бы не морщинки в уголках уставших глаз. Её лицо имело овальную форму, а крупные щеки из-за аллергии порой окрашивались в розовый цвет. Она не использовала косметику, в которой и так не нуждалась, у неё были выразительные черты лица, крупные миндалевидные глаза и светлые волосы, подстриженные под неаккуратное каре. И весь её милый образ завершала давняя любовь к жёлтым комбинезонам. С тех самых пор как её мама заболела и света в жизни поубавилось, а краски на счастливое будущее потускнели, она решила для себя, что хотя бы внешне будет скрывать тот мрак, который жил в её душе.

Санни считала, что именно комбинезоны – самая позитивная одежда, а цвет солнца – самый добрый. Она привыкла к реакции людей, которые часто удивлялись, узнав её истинный возраст, а её нежность и мягкость ещё больше сбивали с толку нового собеседника, создавая образ невинности и детской наивности. Но это был только образ.

– Мне пора выходить, Санни. Моя Эльза ждёт цветы, – мужчина встал, но сделав всего шаг, повернулся и вновь обратился шёпотом к Санни.

– Трудности, Санни, они будут, но крепитесь, главное не упасть духом. "Пал ли ты духом в день бедствия – будет бедна твои сила", – на этом Себастьян прошёл к выходу, оставив Санни сидеть одну с размышлениями.

– Хорошей смены, Роуз! – крикнул он женщине, которая являлась водителем автобуса.

– Береги себя, Себастьян! Эльзе привет! – громко прокричала она.

– Спасибо!

На этих словах двери автобуса закрылись, а мужчина в очках с толстой зелёной оправой был оставлен один на один со своей болью и хризантемами в горшке.

Скоро была и остановка Санни. Она заметила, что ей было приятно такое новое знакомство. В её голове всё ещё крутились слова Себастьяна о жизни и о силе духа. От него исходила такая энергия добра, что даже несмотря на некую его странность в поведении, ей было жаль с ним попрощаться так скоро. Ей казалось, что Себастьян мог бы ей подсказать рецепт силы духа, но вряд ли им ещё удастся встретиться. В любом случае, она не забудет этот короткий, но интересный диалог.

Приготовив наушники, она взяла свой багаж и перешла поближе к выходу, желая размять ноги. Свободное место оказалось недалеко от водителя, которого, как она уже знала, зовут Роуз.

Роуз была маленькая, утончённая, женщина, по происхождению афроаканадка. На вид не старше тридцати лет. Если с ней познакомишься, то вряд-ли в голову придёт мысль, что она водитель такого громоздкого транспорта. На первый взгляд может показаться, что она больше двух килограммов не поднимет, а уж тем более управление таким вот автобусом будет ей не под силу. Но, нет.

Она прекрасно справлялась со своей работой, а те "счастливчики", кто однажды столкнулись с Роуз в гневе, вовсе больше не считают её беззащитной. Она быстро обезвредит хама шокером, а в случае необходимости и наручники наденет, и в участок доставит. Да, наручники, верёвка, газовый баллончик и шокер всегда находились при ней.

– Откуда едешь? – спросила Роуз у Санни, которая собиралась вставить в уши наушники.

– Из Сиэтла.

– Значит, добро пожаловать в Ванкувер!

– Спасибо большое. Вы не первая, кто мне говорит сегодня эти слова и это действительно здорово, когда в новом городе тебя так принимают.

– Это просто тебе встречаются хорошие люди, здесь бывают и полные отморозки. Можешь мне поверить, я их встречаю очень часто, – засмеявшись, произнесла Роуз и тут же спросила.

– Как тебе знакомство с Себастьяном?

– Умный мужчина, немного странный, но с ним было интересно поговорить.

– Да, он хороший. Но, на будущее знай, Себастьян нездоров. Он ненормальный. Псих. У него грустная история жизни, – замолчав, Роуз подумала и продолжила. – Его жена Эльза умерла десять лет назад.

– Кажется, ты передала ей привет, – немного замешкалась Санни от услышанного.

– Да, всё верно. Когда его жена умерла, как я слышала, в то время он много пил, даже употреблял наркотики. Не знаю, возможно он бы и спился окончательно или умер бы от передоза, но смерть его супруги почему-то перевернула в нём всё с ног на голову. Как он сам говорит:

"Я хочу всё исправить и хотя бы сейчас дарить своей Эльзе цветы, которые я должен был дарить раньше." .

Вдруг, Роуз продолжила цитировать Себастьяна, только уже в его в манере, перейдя резко на повышенные тона. – "Но ничего же не поздно исправить? Ведь так?! Так?!"

– Именно после того разговора с ним я и поняла, что он ненормальнвй. Он часто говорит об Эльзе как о живом человеке, вообще иногда выпадая из реальности. И каждый день ездит на кладбище, сажает там один горшок с хризантемами. А я передаю привет Эльзе, может это и не правильно, но передаю, – со вздохом сказала она. – Жалко его.

– Да, грустная история. Грустно, когда человек живёт с осознанием того, что прошлого не вернуть.

– Жалко, но в этом плане я выражусь жестоко. Надо было думать раньше! Теперь имеет, что имеет. Хотя я и не осуждаю, я просто констатирую факт.

– Жизнь часто жестока, – между женщинами повисла небольшая пауза.

За окном стала рисоваться картина центральной части города, а это значило только одно, скоро будет остановка Санни.

– Ну, а ты? Какие планы у тебя? – нарушив молчание, задала вопрос Роуз.

– Хочу устроиться на работу здесь и пожить какое-то время.

– Что, в Сиэтле нет работы? – как-то нескромно спросила водитель автобуса.

– Да нет, просто захотелось поменять что-то в жизни. И я решила что, пусть это будет страна.

– Ясно. Ну удачи, Санни, которая хочет что-то поменять в жизни.

– Спасибо, Роуз! – улыбнувшись сказала ей Санни. – Рада знакомству!

– Береги себя! – произнесла водитель и нажала на большую зелёную кнопку, по воле которой открылись двери автобуса.

– И ты, Роуз!

На этом Санни услышала хлопок дверей и, развернувшись, провела взглядом отъезжающий транспорт.

Санни огляделась по сторонам. Атмосфера была просто чудесная. Солнце согревало своими лучами прохладный воздух, а ветер дул с нежной заботой, развивая её короткие волосы. Люди шли неторопливо. Не было заметно грустных лиц. Мамочки гуляли со своими детьми, влюблённые парочки, шагая, держались крепко за руки, даже люди в деловой одежде передвигались не спеша, наслаждаясь этим чудесным днём. Так что и Санни решила подстроиться под этот неторопливый темп города и никуда больше не спешить. Она медленно шагала со своим стареньким чемоданом и любимым рюкзаком на плечах.

Давным-давно Санни гуляла здесь так же, как и сегодня, неся с собой тот же чемодан, который со временем заметно обветшал и тот же рюкзак, с торчащими теперь по краям нитками. Старые чувства и воспоминания напомнили Санни о себе, когда она засмотрелась на красивые "лица" зданий центральной части города. Они остались неизменными по прошествии стольких лет и от этого казались ещё прекраснее, а чувство ностальгии затмило собой новые постройки, вернув её во времена, когда жить было намного проще.

Спустя час блужданий, Санни поняла, что всё таки банана оказалось недостаточно и чтобы не мучаться голодными болями, она решила направиться в сторону чего-нибудь съедобного. Не долго расхаживая в поисках быстрого перекуса, она ощутила любимый и самый узнаваемый запах из всех. Это был запах жареной картошки. Он заполнил своим ароматом всю улицу. Санни завернула за угол. Перед ней расположилось известное всем кафе быстрого питания, где горячие бургеры, жареная картошка и холодный стакан сладкой газировки были основными составляющими вредного меню, которые любили как взрослые, так и дети.

Не долго думая, она вошла в это заведение и спустя двадцать минут вкусного жирного обеда, полная сил и энергии, продолжила свою занимательную прогулку по воспоминаниям. Настроение было у неё просто отличным. Никаких переживаний, никаких тревог не возникало в её голове. Она даже забыла, каково это не думать о них, каково это не волноваться, а просто жить. И хотя Санни понимала, что всё это ненадолго и рано или поздно трудности вернуться, в душе ей очень хотелось верить, что с этого дня её жизнь больше никогда не будет омрачена проблемами и слезами отчаяния. Ей очень хотелось остаться в этом дне навсегда. Держа в руках старый фотоаппарат, она пазлами, по крупицам сохраняла лучшие моменты столь чудесной прогулки. Фотографии получались отличными, насыщенными, яркими и живыми. Они точно передадут всю атмосферу спокойствия, безмятежности и счастья даже спустя много лет. Но к её сожалению батарея оказалась невечной, да и время не стояло на месте. Поэтому Санни пришлось завершить свою прогулку и направиться в сторону автобусной станции, где находился транспорт с нужным ей маршрутом, направляющимся в Ричмонд. Но её планы неожиданно разрушились входящим звонком:

– Добрый день, это Санни Артура Джонс?

– Да, я вас слушаю.

– Меня зовут Лия, я администратор центрального госпиталя города Сиэтл. К нам поступила пол часа назад ваша мама, в состоянии комы. Вы можете приехать?

У Санни заложило в ушах от услышанного, руки стали покалывать от сильного выброса адреналина в кровь, а на глазах показались слёзы.

– Я сейчас в Ванкувере. Но я буду в течении часа, – сама не понимая, что говорит, ответила Санни.

– Хорошо.

На этом администратор отключилась, а Санни стояла посреди улицы не шевелясь, слыша в голове только слова про кому и маму.

Придя в себя, Санни быстро сорвалась с места, ища такси. Чуть ли не кинувшись под колеса, она затормозила первое, которое увидела. К её счастью таксист был свободен и машина рванула с места, по просьбе взволнованной Санни.

Сдерживая эмоции, Санни набрала номер телефона тёти Мэгги.

– Санни, дорогая, привет! Не успела уехать, как уже соскучилась за тёткой? – послышался весёлый голос женщины.

– Тётя Мэгги, мама в больницу попала в состоянии комы, – плача, заявила она.

– Как? Не может быть! Ты с чего взяла?

– Мне администратор центрального госпиталя звонила.

– Не волнуйся, я сейчас там буду и всё выясню.

– Я приеду на первом же автобусе.

– Хорошо, – сказала тётя и отключилась.

Санни заметила, что таксист ехал максимально быстро, настолько, насколько позволяли ему дорожные знаки скоростных ограничений и за это была ему очень благодарна. Этот парень всё слышал и старался помочь, чем сможет.

Спустя двадцать минут машина затормозила у центрального входа автобусной станции. Женщина оставила деньги за проезд и, быстро выскочив из машины, побежала к кассам. К большому огорчению все билеты были проданы и ближайший рейс "Ванкувер-Сиэтл" был только через три часа. Осознавая свою беспомощность, Санни села и начала плакать. Только казалось, что страхи миновали и бояться уже ничего, как тут этот звонок-зла. Как такое произошло, она до сих пор не могла понять. Она стала винить себя, корить за то, что вообще уехала.

– Захотелось тебе отдохнуть?! Устала?! Ничего? Мамы не станет и вот тогда наотдыхаешься, эгоистка! – стоя в туалете и рыдая взахлеб, говорила Санни своему заплаканному отражению в зеркале.

Целый час ожиданий длился невыносимо долго, она была в ситуации заточения обстоятельств, когда хоть прыгай, хоть бегай, ты время никак не ускоришь и единственный выход – это терпеливо ждать. А в этой ситуации терпеливо ждать, просто нереально. Искусав все ногти, она наконец услышала мелодию долгожданного звонка.

– Санни, дорогая, это тётя Мэгги, – немного запыхавшись, говорила женщина.

– Ну, что там, скорее, – в нетерпеливом страхе, произнесла она.

– В общем, это была, как там её, – запнулась женщина, подбирая слова, – ошибка. Ты не волнуйся, с мамой всё в порядке. Но она действительно была в госпитале, у доктора Мэри.

– Я не понимаю, какая ошибка? – спросила Санни, всё ещё переживая и всхлипывая. – Тётя Мэгги, объясни скорее!

– Администратор госпиталя, новенькая сотрудница, ошиблась и просто перепутала фамилии. Это другая Лиз поступила в состоянии комы. А твоя мама приехала по вызову врача. Администратор перепутала, поняла?

– Д-а-а…Понимаю, – медленно и тяжело выдыхая, говорила Санни.

– Подожди, а мама для чего была вызвана?

– Можешь сама спросить, она рядом.

– Алло, Санни, – выхватив трубку сказала женщина. – Дорогая, я только что узнала, с какой ужасной ошибкой ты столкнулась. Как ты, родная?

– Мама, самое главное, что я слышу тебя и с тобой всё в порядке. Расскажи, что доктор сказала.

– Ничего особенного. Сказала, что анализы и все показатели у меня нормальные, спросила, все ли её указания по диете и распорядку дня выполняю, назначила кое-какие новые лекарства и рассказала о новом виде терапии, которая увеличивает…– пытаясь вспомнить медицинские термины, медлила женщина

– Как там его! В общем жить дольше смогу, дорогая.

– Да? И что за метод?

– Курс лечения обходится дорого и он не разовый. Каждых три месяца его необходимо проходить. Результат после такого лечения просто потрясающий, но я естественно отказалась. Мы до сих пор оплачиваем долги с прошлых курсов и пока воздержимся.

– Сколько стоит такое лечение? – поникшим голосом спросила Санни.

– Сорок тысяч долларов в год.

– Ого!!! – вскрикнула дочь.

– Да, – грустно засмеялась её больная мать.

– Да…– тихо повторила Санни, ощущая грусть и злость от того, что просто не может сейчас помочь ни себе, ни маме обрести облегчение.

– А что насчёт донора?

– Пока всё так же. Ждём.

Между матерью и дочерью повисла пауза. В этом молчании чувствовалась их обречённость и беспомощность.

– Санни, ты где сейчас находишься, ты уже едешь на собеседование?

– Мам, какое собеседование?! Я безумно испугалась за тебя и если бы не отсутствие билетов, то была бы уже на пол пути к Сиэтлу!

– Санни, быстро беги на автобус и едь на собеседование!

– Я уже и так опаздываю, причём не на десять минут. Смысл?!

– Как?! Санни, беги скорее на автобус, лучше опоздать и объяснить, чем вообще не прийти. Расскажешь им всё как есть, они же тоже люди, поймут. А ты им не можешь позвонить?

– Нет, они дали только эмейл и адрес места. Даже не знаю, что делать.

– Ехать, Санни!

– Может ты и права. Они же тоже люди поймут, – раздумывая, повторила Санни мамины слова.

– Правильно! Беги давай, мы с тётей Мегги будем ждать новостей.

– Да, и не забудь про "потусить", – крикнула её тётя, выхватывая телефон у сестры из рук.

– Тётя Мэгги, ты неисправима. Вечно ты со своими "потусить". Я уже слишком стара для этого, к тому же, времени у меня не будет, – смеясь, сказала Санни. – Люблю тебя за это!

– Так и будешь одна с таким вот подходом!

– Меня это не пугает.

– Зато нас с Лизой пугает. Это приказ, а приказы не обсуждаются. И самое главное, когда будешь тусить, желательно в мажорном месте, не забудь про тётю. Пригляни там для меня достойного мужчину.

– А Майкл? – получая удовольствие от этой беседы, с улыбкой спросила Санни.

– А что Майкл, мы с ним уже двадцать лет, он никуда не денется. К тому же ты знаешь, я больше десяти лет в браках не живу.

– Так вы с Майклом двадцать уже! – хохоча уже в голос, констатировала Санни.

– Так это потому, что моя племянница мне не ищет достойного мужчину, – сказала женщина.

– Я не найду лучше Майкла. Прости, тётя, но никто не обладает бо́льшим терпением, чем он.

– Беги, давай, племянница. Мы ждём результатов и ни о чём больше не волнуйся.

– Люблю вас! – сказала Санни и отключилась.

Она быстро схватила вещи и побежала на улицу в поисках транспорта. К её удивлению, подходя к остановке, она заметила отъезжающий автобус, водителем, которого была уже её знакомая Роуз.

– Стой! – закричала Санни, на бегу активно размахивая руками.

К счастью Роуз заметила её в зеркале заднего вида и остановила автобус.

– О, ты чего здесь? Опять приехала? День сурка, милая? – шутя, спросила Роуз.

– Вернее, чуть не уехала, – затянув чемодан в автобус, кряхтя произнесла Санни.

– Спасибо, что остановила. Рада тебя видеть вдвойне.

– Так, как ты здесь оказалась?

– Долгая история, обязательно расскажу, но мне хотелось бы узнать, как сейчас быстрее всего можно добраться до Ричмонда?

– Со мной на автобусе, – подумав, ответила Роуз.

– В смысле?

– В прямом. У нашей компании там находится отделение тех.осмотра автобусов, а сегодня как раз мне придётся ехать туда. Вернее должен был напарник, но он заболел и мне пришлось работать в две смены. Так что, ты просто счастливица.

– Не представляешь, как я рада, что ты работаешь сегодня в две смены.

Роуз хмыкнула.

Всю дорогу женщины разговаривали обо всём о разном, о случаях, когда Роуз применяла шокер к нарушающим порядок пассажирам, о Санни, вернее о её маме и об ошибке, из-за которой она чуть не уехала обратно в Сиэтл и теперь опаздывает на важное собеседование.

– Не люблю стажёров, то ножницы оставят в брюхе у пациента во время операции, то такую вот ошибку с фамилией. А если бы ты была с больным сердцем?! – распереживалась Роуз. -Чтобы они сказали на это: "Извините, нам жаль, что из-за нашей путаницы у вас случился сердечный приступ!" Так?!

– Я уже спокойна и не злюсь, хотя желание написать жалобу у меня проскользнуло. Но всё обошлось. Сейчас меня волнует только собеседование. К тому же я не знаю, станут ли меня вообще слушать.

– Куда денутся, станут конечно!

– Надеюсь, – со входом произнесла Санни.

Спустя час, Санни стояла у дверей заведения "ФБФ" и, нервничая, вытирала влажные ладошки о свой комбинезон. Глубоко вдохнув, она зашла в помещение.

– Простите, мне нужен Мистер Фаррух, директор. Вы не могли бы ему сообщить, что к нему пришли на собеседование? – спросила она улыбчивую девушку хостес.

– Да, конечно. Как вас представить? -спросила сотрудница этого заведения.

– Санни Артура Джонс.

– Можете пока присесть у барной стойки. Я вас позову.

– Благодарю!

Санни расположилась на кокере и стала наблюдать за ушедшей хостес. От её внимательных наблюдений и непроходящего волнения отвлек голос бармена.

– Что будете заказывать?

– А? Нет, ничего, спасибо!

– Может воды, за счёт заведения? – улыбаясь, спросил Бек.

Имя бармена было написано на бейдже. Он был очень мил. Внешне этого парня выделяла широкая белоснежная улыбка, а выражение лица распологало к откровенному общению. Мимика лица Бека обладала мягкими чертами и добрым выражением. Может быть именно поэтому, из всех барменов, только ему приходилось выслушивать душещипательные истории пьяных посетителей и брошенных девушек.

– Не откажусь!

– Секунду, красотка! – подмигнув, сказал парень.

"Красотка? Особенно сейчас, уставшая и запыханная." – сама себе сказала Санни, хотя, было приятно получить комплимент от симпатичного парня.

Санни не могла припомнить, когда в последний раз испытывала внимание со стороны противоположного пола, хотя на самом деле, она просто не замечала этого самого внимания. Всё то время, пока Санни жила с мамой, она находилась в постоянных хлопотах. Она настолько была погружена в себя, разгребая горы переживаний, что на флирт и отношения просто не оставалось сил, не то чтобы желания. Но, несмотря на это, её волнистые светлые волосы, густые русые брови и ресницы – выглядели выразительно-мило на фоне крупных глаз, цвета ореха. Неудивительно, что Бек не удержался от попытки завязать разговор:

– Ваша вода! Мисс или миссис? – глупо флиртуя спросил парень.

– А? Что? – не расслышала она Бека, так как всё её внимание сейчас было направлено в конец зала, где стояла хостес и говорила с очень недовольным мужчиной, по виду и уверенности которого можно было определить, что это и есть директор бара.

Но жест его руки указывающий на Санни, а затем на входные двери, без слов дал понять этой молодой женщине в жёлтом комбинезоне, что ей не видать собеседования. Она вскочила с места и побежала вслед за директором, надеясь объяснить причину своего опоздания самостоятельно и успела подбежать в тот момент, когда перед её лицом чуть было не закрылись двери кабинета недовольного руководителя.

– Прошу прощения, вы Мистер Фаррух? – мужчина развернулся и недовольно произнёс.

– Да! А вы та, которая не пришла вовремя! – ткнув пальцем в плечо Санни, сказал директор.

– Вы упустили свой шанс, милочка, собеседование с вами закончилось час назад.

На этих словах он закрыл двери прямо перед носом Санни. Женщина сразу же открыла двери и вошла за ним в кабинет.

– Мистер Фаррух, мне действительно жаль, я не хотела опоздать, но у меня были веские причины не прийти вовремя, – она не смогла продолжить, так как её перебил этот надменный директор.

– Я что, непонятно говорю на английском?! Или вы глухая? Время-деньги, а вы меня обкрадываете прямо сейчас. Прошу выйти из моего кабинета, я занят! – сказав это, он развалился в кресле перед телевизором, взял в руки пульт и стал жевать сухофрукты, лежащие на блюде.

– Я не глухая. А вот кто глухой, так это вы! Хотя нет, может, вы просто бездушный эгоист, которому наплевать на человечность! – на этом Санни вылетела из кабинета, а следом за ней вылетел и разгневанный Фаррух.

– Да что ты себе позволяешь? Да я сделаю так, что тебя нигде здесь не возьмут не работу, ВО ВСЕЙ БРИТАНСКОЙ КОЛУМБИИ! – он шёл сзади неё и особенно громко выделил последние слова.

От услышанного Санни резко остановилась, повернулась и со спокойной ненавистью в глазах сказала:

– Это не Индия, это Канада. Здесь нет коррупции и пустословия. А если и расскажете кому-то, как я вас "обокрала", то не забудьте, пожалуйста, упомянуть о вашем важном деле, просмотре телевизора и жевании фруктов. Берегите себя! – на этом Санни выбежала из кафе, вытирая противные слёзы, а удивленный бармен приготовился дать, уже закипевшему от злости директору, воду, которую Санни так и не успела выпить.

– Фаррух, что случилось? – спросил его, подошедший Николас.

– Да так, издержки работы. Бывают же такие ненормальные!

– Но, всё таки, что?

– Я ждал её сегодня на собеседование. Но эта особа, нет, в голове не укладывается, эта особа опоздала на час!!! Час!

– Ну, она, наверное, как-то это объяснила?

– Нет! Я не позволил этого сделать, я слушать её не стал! Ещё чего?! Такую несерьёзность я не терплю. А ещё американка!

– А на кого она хотела устроиться?

– Певицей на один месяц, пока Джоузи будет в отпуске. Но это уже неважно, я всё равно не подпущу её к работе.

– Да? А она приезжая?

– Да, с США, – язвительно произнёс последнее слово индиец.

– И чем тебе так насолили Штаты? – смеясь спросил Николас. – Тоже опоздали?!

– Нет, они не приняли Фарруха.

– Ясно, – сказал Николас и оставил Фарруха одного бубнить у кабинета.

Заплаканная, с красным от слёз лицом, Санни залетела в автобус, села рядом с удивлённой Роуз и спустя минуту молчания стала рассказывать ей о произошедшем, надеясь, больше никогда не встречаться с этим надменным, бездушным человеком.

***

Мятная веточка 7

POV Николас

Утро следующего дня началось с головной боли. Казалось, что моё тело налито свинцом, и принадлежит кому угодно, но точно не мне. С трудом поднявшись, я на ощупь побрёл в душ. Холодный поток воды немного остудил жар тела и убрал неприятную тяжесть в руках и ногах, но голова у меня всё ещё раскалывалась.

Похмелье – несправедливо-высокая цена пятничного отдыха, после тяжёлой трудовой недели!

Зайдя на кухню, первым делом открываю холодильник. Достаю из него томатный сок и кусок черного багета. Быстро съедаю подобие нормального завтрака не потому что хочется, а потому что надо выпить аспирин. Следом разрываю упаковку с большой белой таблеткой, смешиваю её с водой и выпиваю залпом кисловато-горькую шипучую смесь. Сажусь на стул в надежде, что скоро наступит облегчение и я оживу.

Спустя двадцать минут, я замечаю, что погода за окном просто отличная. Ноябрь периодически балует солнечными днями и теплом. Закрыв глаза от жгучих лучей солнца, у меня в голове возник образ Джоузи, которая вчера не давала мне проходу. В голове тут же стрельнуло из-за неприятного воспоминания! Её персона мне так надоела за вечер, что единственным решением было вообще больше не ходить в "ФБФ", где подают самое вкусное нефильтрованное пиво и где поёт, раздражающим голосом, неугомонная и приставучая Джоузи.

Кожа моего лица хорошо нагрелась от солнечного тепла и мне стало так жарко, что я решил передвинуться на другой кокер, куда яркий свет не попадал.

Ощущая неприятное сухое покалывание по всей области глазного яблока, я приоткрыл глаза и постарался проморгаться. Но как только я приподнял свои тяжёлые веки, случилось неожиданное.

Моё тело в миг оказалось охваченным сильной агонией, состоящей из одной лишь боли. Эпицентром этой невыносимой боли была голова. Я упал на колени и, согнувшись пополам, с силой схватился за голову и застонал. Мне казалось, мой череп сейчас треснет, как ореховая скорлупа, а глаза не выдержат такого давления и просто лопнут.

Я с силой сжимал голову, пытаясь хоть как-то заглушить эту пытку. Но боль продолжала усиливаться. Не в состоянии больше терпеть, я закричал. Я знал, что этот приступ скоро стихнет, но всякий раз я не был уверен, что переживу эту пытку.

Меня скрутило на полу от новой волны стреляющих болевых импульсов. Меня сильно затошнило, дыхание перехватило, а слезы, не переставая, продолжали бежать по лицу из-за глазного давления.

Я считал каждую каплю, спадающую на пол и каждую новую беспощадную секунду страданий, которая казалась длиннее предыдущей.

Я молил про себя Бога только о том, чтобы перенести это. Но внезапно, гулкие пульсирующие удары в висках заглушились голосом, который послышался где-то передо мной:

– Мы всегда будем вместе?

Это был Её голос. Ужас и непонимание охватила меня.

– Цвет солнца – самый добрый цвет! – её смех пронесся рядом.

– Ты где, Мятная?

– Нет! Нет! Не забирайте его у меня! Нет!!! – громким пронзительным криком, закричала она.

– Где ты.

Не имея и капли сил, я просто шептал сквозь онемевшие голосовые связки.

– Нет! Не трогай меня! – её отчаянный крик и её горький плач разнёсся по кухне, отдаваясь в моей груди.

Я слышал в её голосе страх и злость. Я слышал её звуки рыданий. Но я не понимал, что с ней происходит. Я не понимал, кто или что ей угрожает и почему она кричит. Я ничего не понимал, но мне было так страшно за неё и за себя, что единственным моим желанием, было её защитить и плевать мне было на мою жизнь и нестерпимую боль.

Вдруг, в одно мгновение, всё резко затихло, пропали все звуки и больше не слышны были её рыдания. В этот момент моя боль стала постепенно утихать. Я смог полностью открыть свои глаза, но всё ещё, как слепой щенок, ползал по кухонному полу, ничего не видя из-за мутной пелены. Моё зрение стало медленно восстанавливаться и я смог постепенно различать силуэты кухонной мебели.

Всё было очень размытым. В глазах летали световые шарики, которые двигались то медленно, то неуловимо быстро. Я пытался сфокусироваться на дальнем крупном силуэте, который находился в проёме арки.

Я пытался, но выходило очень плохо. Однако не смотря на это, я почему-то был уверен на сто процентов, что это Она стоит там на яву. Проморгавшись и сосредоточившись, я стал чётче различать контуры фигуры воздушного образа Мятной. Она была неподвижна и смотрела в окно. Её лицо ласкали солнечные лучи, полностью скрывая его своим жаром. Тело её находилось как бы в тумане, но меня это не остановило и я стал ползти к ней.

Я подобрался совсем близко, на расстояние вытянутой руки и в тот момент, когда моё зрение полностью восстановилось и стало чётким, я в ужасе резко отпрянул.

Вместо моей Мятной, передо мной стояла американка в жёлтом комбинезоне. Именно та американка, которую я видел вчера. Я не мог поверить! Как?! Почему она?!

Я смотрел, пытаясь здраво мыслить, но американка продолжала стоять и взирать на меня нежным взглядом.

– Цвет солнца – самый добрый цвет! Не правда ли, Николас? – сказала она, а я в оцепенении не мог пошевелить даже пальцами рук. Она говорила со мной голосом Мятной.

– Цвет солнца – самый добрый цвет, – повторила она.

Я задрожал и, закрыв глаза, стал говорить сам себе:

– Это просто галлюцинация, Николас. Тебе всё это кажется.

– Цвет солнца – самый добрый цвет. Ха-ха…Ха-ха.

Слова разлетелись по всему дому, а женский смех стал постепенно рассеиваться, заполняя собой каждый уголок дома.

В какой-то момент я потерял сознание и больше не был заложником боли и жутких галлюцинаций.

Открыв глаза я обнаружил себя лежащим на полу кухни.

– Что за чёрт!

Я огляделся по сторонам. К счастью я больше никого не видел в стенах своей кухни, и голосов к своему счастью я тоже больше не слышал.

Проведя рукой по лбу, мои ладони стали мокрыми из-за проступившего холодного пота. Я вытер эту липкую жидкость о свои домашние штаны и, встав на ноги, поплёлся в ванную комнату.

Облокотившись на умывальник, я стоял уже несколько минут и всё никак не мог понять: почему я видел сейчас ту американку?! Какого черта она мне привиделась?! Почему, когда я увидел её в баре, мне показалось в ней всё таким знакомым и, почему она говорила голосом Мятной?!