Погружение бесплатное чтение

Sara Ochs. The Dive

© Sara Ochs 2023

© Александрова Н., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Эвербук», Издательство «Дом историй», 2024

Посвящается маме и папе.

Спасибо, что сделали возможным абсолютно все

Пролог

Где-то за спиной гремят басы, кровь у меня в ушах пульсирует в унисон. Я смотрю на людей, которые остались поодаль. Разрисованные ярко-зеленым и тошнотворно-розовым тела трутся друг о друга. Из золотистых и зеленых бутылок пеной льется дешевое пиво, сбившиеся в компании друзья потягивают из аквариумов какую-то противную голубую жидкость. Чуть дальше танцоры крутят огненные обручи под бурные аплодисменты впечатленной – и крайне нетрезвой – толпы.

Вдруг все становится нечетким, как будто я выхожу из тела и наблюдаю со стороны. Неоновая какофония накладывается на музыку, которая превратилась в одну протяжную расплывчатую ноту, такую низкую и громкую, что в груди у меня все сотрясается. Мышцы отяжелели, и мне приходится напоминать себе дышать: тело будто забыло, как нормально функционировать. Может, они добавили что-то в мой напиток, чтобы упростить себе задачу. Или, может, мне плохо потому, что я знаю. Понимаю, что времени все меньше.

Я оборачиваюсь к толпе и зову на помощь. Но это бесполезно. Рев колонок накрывает пляж, будто лавина, подхватывает мой голос и уносит в тишину.

Мне казалось, что я справлюсь самостоятельно. Что я умнее их, что я смогу разобраться, что за тьма живет на этом острове, и сделать так, чтобы она никому больше не навредила.

Но нет.

Это была ошибка. Довериться не тому человеку. После всего, что случилось, нельзя было поступать так опрометчиво.

На мою спину ложится чья-то ладонь. Прикосновение легкое, и я знаю, как это будет выглядеть, если нас увидит кто-нибудь, решивший уйти с вечеринки и оказавшийся в дальней части пляжа. Двое тусовщиков сбежали, чтобы насладиться уединением при луне. Это настолько далеко от правды, что я почти улыбаюсь, бурлящая во мне эйфория почти рассеивается.

Но не до конца.

Потому что я знаю, что эта ладонь означает. И чувствую то, чего остальные – там, позади меня – не чувствуют. Легкий укол ножа, приставленного к моей пояснице.

Прямо у меня над ухом раздается голос, холодный и резкий, музыка его почти не заглушает.

– Вперед. Шевелись.

Я смотрю перед собой на море, которое тянется до самого горизонта, черные волны блестят в свете луны, полной и круглой, как беременный живот. С тех пор как я здесь, этот вид открывался мне не раз – такой красоты я раньше не видела.

Я подчиняюсь и иду. Что мне еще остается?

Басы, рвущиеся из колонок в баре, с каждым шагом стихают, и наконец я оказываюсь так далеко, что музыка звучит лишь в воспоминаниях. Веселящаяся толпа осталась позади, эта часть пляжа погружена в темноту, магазины давно закрыты. Единственный источник света – россыпь звезд над головой.

Я чувствую, как вода лижет мне ступни, и снова оглядываюсь. На таком расстоянии люди кажутся размытыми пятнышками, но я все еще могу различить их трущиеся друг о друга тела, которые силятся почувствовать хоть какую-то близость. Несмотря на хаотичность – из-за наркотиков и алкоголя все натыкаются друг на друга, – их неоновые движения не лишены красоты.

Я уже давно не ощущаю ничего, кроме холода, хотя эти последние несколько дней к коже липла типичная для острова влажность. Говорят, что ярость обжигает, но моя сидела в животе, твердая, как лед, и замораживала вены. Все мои мысли были только о мести. Никогда еще у меня не было такого острого желания причинить боль.

Но теперь, когда море гладит мои колени, а я, находясь так далеко от остальных и глядя, как они танцуют на пляже в отблесках лунного света, чувствую, что лед ярости наконец тает, прежнее легкое головокружение возвращается.

Чувствовала ли она то же, что и я? Осознание того, как ценна жизнь, которое приходит, когда ее конец уже близок.

Больше я не успеваю ни о чем подумать: ноги перестают двигаться, на моей спине теперь не одна ладонь, а две, и меня силой толкают лицом в воду. Падая, я хватаю ртом воздух, а потом ударяюсь лбом о камни, которыми усеяно морское дно. Но это не все. Меня крепко хватают за шею, удерживая голову под водой, чужие ноги крепко сжали мои бедра, не давая подняться. Я сопротивляюсь, но мой противник почти не двигается. Я вскидываю руки, чтобы за что-нибудь ухватиться, но меня словно бы укутали тяжелым одеялом. Наконец я сжимаю пальцами чужие запястья и провожу по ним ногтями так сильно, как только могу. Но вода все смягчает, и царапин почти не остается.

Соленая вода жжет глаза, и я поневоле их открываю. Мимо, ловко уворачиваясь от выходящих у меня изо рта пузырьков, снуют рыбки: их, очевидно, не волнует, что жизнь вытекает у меня из легких.

Мои руки разжимаются и опускаются, будто мышцы раньше мозга поняли, что сопротивляться бесполезно. И я, как и много раз после того, как она ушла, снова представляю себе ее. Это из-за нее я здесь. Из-за нее мне пришлось всем пожертвовать.

Это о ней я думаю, когда красота воды растворяется в черноте.

1

Касс

Номер в отеле уже пахнет смертью. Я знаю, что на самом деле еще слишком рано, что тело еще даже не начало разлагаться. Но этот нутряной, тошнотворно-сладкий запах все равно заползает мне в ноздри. Из порезов на стопах сочится что-то густое и влажное, и время словно бы останавливается, когда я вижу, как волокна ковра пропитываются кровью. В каждой капле – частички меня, они останутся здесь надолго, когда меня уже не будет.

Вдруг надо мной нависает крупная фигура. Я чувствую в руке что-то тяжелое и твердое – нож. Перевожу на него взгляд и в свете лампы вижу субстанцию цвета ржавчины, которая покрывает острое лезвие. Кровь. Моя кровь.

Я пытаюсь перевести дух, понять, что происходит, восстановить картину. Но, прежде чем мне это удается, моя рука будто по своей собственной воле движется вперед, яростно и отчаянно. И вот оно. Лезвие встречается с плотью. И это ощущение приятно.

У меня вырывается крик, я слышу его как будто со стороны.

– Тише, тише.

Я прижимаю ладонь ко рту и распахиваю веки. И смотрю прямо в глаза Логана, в океанские волны его радужки.

– Я здесь, Касс. Ты дома. Все нормально, – успокаивает он.

Постепенно я замечаю руки Логана на своих щеках, его обеспокоенный взгляд, его сильный шотландский акцент. Я делаю глубокий вдох через нос, знакомый запах соленого воздуха заполняет ноздри. На два счета вдох, на два счета выдох.

– Кошмар приснился?

Я чувствую, как в затылке накапливается боль, и не сразу понимаю, о чем спрашивает Логан.

– Да, наверное, – мямлю я.

Он не знает, какие ужасы я видела во сне каждую ночь весь первый год после того, что произошло в том отеле. Подсознание бесконечно прокручивало воспоминание, которое с каждым разом становилось все более мрачным, пугающим. Когда я приехала на Санг, на некоторое время это прекратилось, но теперь, спустя почти три года, разум снова начал возвращаться к тем событиям, и кошмары тоже вернулись – еще более мрачные и реальные.

– Что тебе снилось? – спрашивает он.

Сердце у меня до сих пор колотится, и я вытираю со лба бусинки пота. Заставляю себя дышать медленно, используя прием, которому учу других. Вдох, один, два, выдох, один, два.

– Не помню, – вру я.

Я с удивлением обнаруживаю, что вожу кончиками пальцев у себя над сердцем, там, где неровная кожа стала мягкой и стянутой. Логан думает, что это из-за аварии, в которую я попала, когда училась в колледже. Что мне в грудь вонзился осколок ветрового стекла. Что я выжила, но та авария оставила меня сиротой, одним разрушительным махом отобрав у меня двоих – и единственных – родных людей. Он так думает, потому что я заставила его так думать.

Я убираю руку от груди, чтобы не привлекать к шраму лишнего внимания.

Озабоченность на лице Логана постепенно сменяется его фирменной улыбкой: губы приоткрыты, один уголок рта поднимается чуть выше другого, синие глаза начинают искриться. Подбородка касается прядь, которая выбилась из небрежного хвостика, и при виде ее в животе у меня что-то трепещется.

Он наклоняется еще ближе к моему лицу.

– Ну, что бы тебе там ни приснилось, это не по-настоящему. А знаешь, что по-настоящему? – поддразнивает он.

Он подносит мою левую руку к губам, проводит ими по костяшкам, и я отчетливо вижу золотое кольцо, которое со вчерашнего вечера навсегда поселилось на моем безымянном пальце.

От этой мысли по спине до сих пор бегут мурашки. Он – мой. Я – его. Больше нам никто не нужен. Остальное неважно.

С его лица мой взгляд опускается на точно такое же кольцо, висящее на цепочке у него на шее, поверх татуировки на груди.

Я вспоминаю вчерашний вечер, позволяя приятным впечатлениям изгнать остатки вызванной кошмаром паники. Логан протянул мне красную коробочку, а потом осторожно вытащил прятавшуюся под футболкой цепочку с кольцом. Время как будто застыло, и мой мозг слегка дал сбой: увидев, как Логан опускается на колено на виниловое покрытие в нашем дворе, я сначала не поняла, в чем дело. Он идеально подгадал момент: солнце как раз опускалось в море, огненный шар тонул в воде, и небо пылало розовым и переливами голубого.

Прежде чем надеть кольцо на палец, я подержала его на ладони.

– Посмотри, что на внутренней стороне, – сказал Логан. Я посмотрела: там изящным курсивом были выгравированы наши слова. Слова, которые мы говорим друг другу каждый вечер перед сном или когда расстаемся. Наша версия фразы «я люблю тебя».

– Мы двое навсегда, – едва выдавила я: горло перехватило от нахлынувших чувств.

– Мы двое навсегда, – повторил Логан. – Теперь официально.

Этого мгновения я ждала с тех пор, как познакомилась с Логаном два года назад. Увидев его впервые, я поняла: он – тот, кто спасет меня.

Логан продолжил, и на глазах у меня выступили слезы:

– Касс Моррис, ты для меня – все. Когда я был подростком, я мечтал, что встречу кого-то такого же любящего и понимающего, как ты, на кого я всегда смогу положиться и кому смогу доверять. Не могу поверить, что встретил тебя. Я, наверное, самый везучий парень на свете.

Я могла только кивать и слушать, сквозь ресницы брызнули слезы. Я с трудом сглотнула и попыталась полностью насладиться моментом, попыталась притвориться, что я действительно та милая, застенчивая, преданная девушка, которую он полюбил, а не та девочка, что была три года назад в том номере в отеле, – девочка, которая смела бы с пути кого угодно, лишь бы выжить.

Сейчас, лежа в нашей кровати, я подаюсь к нему: мне хочется ощутить его губы на своих. Но как только мы ими соприкасаемся, в спальню врывается шум.

Бам, бам, бам.

Я чувствую, как тело деревенеет, мускулы напрягаются.

– Это просто в дверь стучат, – говорит он, хмурясь, в его словах читается вопрос.

– Точно, – поспешно говорю я, надеясь, что он не заметил моего смущения. – Просто этот сон казался таким реалистичным.

Логан переворачивается на бок и подвигает ноги к краю кровати, собираясь вставать.

– Нет, ты лежи, – говорю я. – Тебе только днем на работу, а у меня и так будильник сейчас зазвенит. Это, наверное, Грета принесла подарок на помолвку. Ты же ее знаешь.

Я уже представляю, как она стоит на пороге, готовая кинуться на меня с объятиями и затараторить, как трудно ей было держать все в секрете так долго. Я вспоминаю, что Грета недавно пережила расставание, и чувствую легкий укол жалости. Элис без всякого предупреждения и без видимой причины взяла и бросила ее и всю ту жизнь, что они построили на этом острове. Но я отбрасываю эту мысль. Сегодня утром нужно праздновать. Хоть раз я заслуживаю быть счастливой.

– Посмотрите только. Вот она, лучшая невеста, о которой я только мог мечтать, – говорит Логан. От его слов в животе поднимается теплая волна, и я легонько целую его улыбающиеся губы и подбираю брошенную у кровати одежду – последствия вчерашней ночи. Натягивая футболку Логана, я на миг останавливаюсь, чтобы посмотреть в панорамные окна, расположенные по всему периметру нашей спальни: из них открываются безграничные виды на сияющее, усеянное горами море.

Как и всегда, от красоты у меня захватило дух. Мы переехали в этот дом год назад, когда каждому из нас надоело жить как раньше: Логан снимал в Кумвите квартиру с Нилом и Дагом, а я жила в одном из номеров, которые Фредерик сдает персоналу курорта по сниженной цене. Увидев, что этот дом продается, мы поняли, что просто обязаны подать заявку на покупку. Это один из немногих домов, которые находятся так высоко на холме, прямо рядом с тропой на Кхрум-Яй. Но все решил вид: остров как на ладони, будто он весь наш. И в каком-то смысле так и есть. Санг – наш дом, притаившийся в Сиамском заливе, довольно далеко от других популярных островов, так что толпы туристов еще не успели его испоганить, в отличие от соседних Пхангана и Самуя.

Сегодня море выглядит спокойным. Это хорошо, учитывая, что сезон дождей все еще в разгаре. С погодой каждый день лотерея. Но солнце уже встало над водой и уверенно поднимается выше в безоблачное небо.

Я прохожу через гостиную и миную совмещенную с ней кухню. С каждым шагом жду, что стук раздастся снова, но Грета, кажется, сдалась. Или услышала, что я уже иду.

У двери я останавливаюсь, чтобы пригладить волосы, и надеюсь, что они не выглядят так, будто я только что выкатилась из кровати, хотя так оно и есть. Не стоит слишком уж явно демонстрировать Грете нашу предсвадебную идиллию. Открывая, я улыбаюсь, готовая изобразить удивление Гретиным приходом.

Но на пороге никого нет.

Я выхожу из дома, влажность моментально липнет к коже. Может, Грета решила, что нас с Логаном нет дома, и уже уехала? Я смотрю на крутой склон холма, который спускается к другой части острова. Если она уехала, я бы как минимум увидела, как она несется с холма на байке, но дорога пуста.

В недоумении я морщу лоб. Захожу обратно в дом и думаю, не написать ли Грете, но задеваю что-то ногой. Что-то маленькое, что я перешагнула, даже не заметив. Простой белый конверт, на котором мелкими заглавными буквами написано мое имя – КАСС – вроде бы не Гретиным почерком. Но, должно быть, почерк все-таки ее.

Значит, вот в чем дело. Она, видимо, положила конверт на порог, постучала и быстро уехала, чтобы не тревожить нас. Я снова улыбаюсь.

Я беру конверт, несу в дом и останавливаюсь у кухонного стола, чтобы его открыть. Он такой легкий, как если бы внутри была открытка, но, зная Грету, можно предположить, что там что-то более существенное. Может, билеты в какую-нибудь новую страну? Когда дело касается подарков, она иногда чересчур увлекается.

Я жадно разрываю конверт, даже не думая подождать Логана. Мне не терпится удивить его, что бы ни было внутри.

Открыв конверт, я вижу, что внутри всего лишь сложенный лист бумаги. Заинтригованная, я разворачиваю его.

И сразу же роняю на стол, пальцы зудят, как будто я обожглась. Я инстинктивно отхожу назад, подальше от развернутого листа, сердце бьется все быстрее, мысли скачут. Я делаю несколько неловких шагов и хватаюсь за стул.

Все это время мой взгляд прикован к листу бумаги, к черно-белой фотографии девочки, которая безумно смотрит на меня, распахнув глаза, на лице – виноватое выражение. Репортеры и операторы устремляются к ней со всех сторон, выволакивая на арену медиа-цирка.

Фотография окружена целым морем плотных черных букв, других изображений на газетной странице нет.

Вверху – надпись красным маркером.

Я знаю, кто ты.

Ниже, под статьей и фотографией, – еще одна.

И скоро узнают и все остальные.

Когда смысл этих слов наконец укладывается в голове, я чувствую, как в горле поднимается желчь. Все, чего я добилась за последние два года, – новая личность, новая семья, новая жизнь – рушится.

– Это Грета? – кричит Логан из спальни.

С первой попытки ответить не удается. Всякий раз, когда я открываю рот, звук застревает в дыхательных путях. В глазах чернеет, и я снова оказываюсь в том номере. В руке нож, на лезвии – моя кровь.

– Нет… Никого, – наконец выдавливаю я, молясь, чтобы Логан не заметил, как дрожит мой голос. – Грета, видимо, не дождалась.

– Отлично, – говорит он. – Тогда возвращайся в постель. Мы еще не закончили праздновать.

Я иду как будто в трансе, останавливаюсь на кухне, чтобы свернуть лист и засунуть в ящик со всякой ерундой, под стопку меню из ресторанчиков, где Логан точно его не найдет. Этот лист нужно уничтожить, но мне отчасти хочется увидеть его снова, на свежую голову. Разобраться, как такое могло произойти.

Даже теперь, когда я не вижу этих слов, они словно выжжены у меня в мыслях. Я знаю, кто ты. И везде, куда ни глянь, фотография той девочки.

Той версии меня, которая давно осталась позади.

2

Брук

Я тяну курсор на себя, уменьшая свои бедра до идеальных параметров Барби. С экрана ноутбука смотрит мое улыбающееся лицо, тело находится в позе, которую я отточила до совершенства: рука выставлена так, чтобы казаться как можно тоньше, корпус повернут чуть в сторону от камеры, живот втянут.

Устав от ничтожности своего занятия, я со вздохом откидываюсь на спинку стула. В «Тики-Палмс» сидят еще несколько человек, но, учитывая, что время завтрака уже прошло, а обеденный наплыв гостей еще на начался, главный ресторан под открытым небом и пляжный бар дайв-курорта «Санг» относительно пуст. Я делаю еще один глоток кофе со льдом, который цежу весь последний час. Несмотря на то что здесь все дешево, у меня нет лишнего бата на вторую порцию.

В отличие от большинства посетителей, я выбрала место в углу ресторана, спиной к морю. Спустя две недели на острове я привыкла к потрясающим аквамариновым волнам, мягко набегающим на белый песок, и к чересчур ярким цветам, будто на все вокруг наложили фильтр. Так что я сижу лицом к курорту и наблюдаю, как приходят и уходят люди. Это гораздо интереснее.

Сам курорт, как и большинство подобных мест, расположенных по ломаной береговой линии острова, вписан в склон холма. Со своего наблюдательного пункта я вижу, как тропинка с пляжа резко поднимается вверх и ведет к главной дороге. Идеально ухоженные пальмовые деревья и кустики с пурпурными цветами украшают гостевые домики, похожие на мотели. Два бассейна – один для отдыха и один для тренировок – точками виднеются на склоне холма в том единственном месте, где нашелся протяженный плоский участок земли, чтобы их построить. За бассейнами проходит главная дорога острова, которая рассекает курорт, но его территория продолжается и за ней. На северной стороне курорта есть еще один бассейн – большой, панорамный, где проходят все вечеринки; еще несколько гостевых домиков, а также спа, фитнес-центр и студия йоги. Благоустроенная территория курорта протяженностью в милю занимает в целом почти четверть острова.

Я смотрю, как с крутого склона спускается группа дайверов: в руках – ласты, на запястьях болтаются маски. Они явно направляются к Центру дайвинга, главной точке притяжения курорта. «Санг: остров, где много дайвинга и слишком много вечеринок» – написано на футболках, которые продают в лобби. Но мой взгляд обходит дайверов и останавливается на девушке, которая идет за ними на расстоянии футов двадцати. В отличие от остальных, она ничего не несет. Она худенькая, с тонкими чертами лица и светлыми каштановыми волосами.

Я бы не обратила на нее никакого внимания, вот только она ловит мой взгляд. Секунду я смотрю на нее, уверенная, что она отведет глаза, но нет. Я как будто уже видела ее раньше: кого-то она мне напоминает. Я перебираю в голове знакомых, людей из соцсетей, даже родственников, но безуспешно.

Я, кажется, понимаю, в чем дело: подписчик, увидавший любимого инфлюенсера в естественных условиях. Бывало, что подписчики из соцсетей подходили ко мне лично, но всякий раз мне было неловко. Я знаю, чего они ожидают: что я жизнерадостная, веселая, слегка ветреная – такая, как в своих соцсетях, которые веду под ником BrookeaTrip.

Но я настоящая не похожа на ожившую Барби, которую они ожидают увидеть. Увы, но еще не придумали фильтра для реальной жизни, который мог бы сгладить мои острые углы.

Сегодня я не в настроении наклеивать на лицо свою инстаграмную[1] улыбку. Надеясь, что идущая ко мне девушка поймет намек, я отвожу взгляд и притворяюсь, что снова сосредоточилась на экране ноутбука.

Через мгновение я невольно от него отрываюсь. В отличие от дайверов, которые свернули с тропинки и теперь действительно идут к Центру дайвинга, она направляется к ресторану, не сводя с меня глаз. Что-то внутри меня напрягается, а пальцы сжимаются в кулаки.

– Я решил принести сразу несколько.

Услышав голос над ухом, я подпрыгиваю.

– Боже! – Пульс скачет, но я оборачиваюсь и понимаю, кто это. – Господи, меня чуть инфаркт не хватил, – ворчу я, но в голосе все равно слышится улыбка.

– Извини! – Нил дурашливо мне улыбается. – Я не знал, что ты захочешь, так что принес сразу несколько. – Он показывает на стол напротив, где стоят три напитка: зеленая бутылка пива «Чанг», украшенный зонтиком розовый коктейль и смузи.

Нил крупный и телосложением скорее напоминает плюшевого мишку – в отличие от большинства здешних парней, которые каждый день часами оттачивают в спортзале рельеф. Почти все его лицо покрывают веснушки, несколько крапинок даже переползли на розовые губы. Я смотрю, как на конце его мокрой пряди собирается капелька воды и падает мне на руку.

– Извини, – говорит Нил со смехом, когда капля разбивается о мою кожу. – Я только после погружения.

Тогда понятно. Видимо, он оставил снаряжение в Центре дайвинга и зашел в ресторан с пляжа. Я настолько сосредоточилась на той девушке, что даже не слышала, как он делал заказ.

Та девушка.

Я тут же оборачиваюсь, но ее не вижу. Странно. Я могла бы поклясться, что она направлялась ко мне. Я оглядываю холм и даже пробегаю глазами по пляжу, но ее нигде нет. Она словно исчезла.

– Я увидел, что ты здесь, и подумал, что составлю тебе компанию. – От такого беззастенчивого флирта я возвращаюсь к реальности и невольно краснею.

С Нилом я познакомилась на прошлой неделе, когда Касс затащила меня во «Франжипани» – дайв-бар примерно в миле от пляжа, где тусуются в основном экспаты и которым владеет парень Касс, хотя, судя по сообщению, пришедшему от нее вчера поздно вечером, теперь он уже ее жених. Касс представила Нила как своего коллегу, одного из трех инструкторов по дайвингу. Когда он пожал мне руку и заговорил со своим британским акцентом, я попыталась не обращать внимания на трепет в животе, но в тот вечер каждый раз, когда я чувствовала на себе его взгляд, лицо у меня предательски краснело. Он выделялся не столько внешностью, сколько тем, что без всякого смущения был собой, и его не трогало, что думают другие. Он очаровывал своей индивидуальностью.

Каждый раз, когда я украдкой смотрела на него, он отвечал мне взглядом, и его глаза блестели. Я пыталась как-то скрыть румянец, погасить его, сосредоточившись на раздражении из-за собственной наивности. Я догадывалась, что увидел Нил: скорее всего, то же, что и все остальные парни. Подтянутое тело, идеальный макияж, а за этим фасадом – абсолютная пустота. Девушка, которая из «красотки» превращается в «истеричку», когда они понимают, что ей вообще-то есть что сказать. Я читала комментарии у себя в профиле, уж поверьте.

С того вечера мы сталкивались еще несколько раз, когда Касс брала меня на разные тусовки: караоке в «Тики-Палмс», пикник, волейбол на восхитительно пустынном пляже Лампхан на другой стороне острова, куда туристам добираться лень.

В глубине души эти сборища меня пугали, но мне не удавалось найти убедительного предлога, чтобы отказываться от приглашений. Я же видела, как они – «старожилы», как они сами себя называют, – общаются между собой. Казалось, они так близки, что для кого-то еще просто нет места. Касс делала все, чтобы я чувствовала себя частью компании, но в итоге она неизбежно оказывалась рядом с Логаном, и они погружались в романтическое веселье. А я в итоге откатывалась на периферию. Одна.

Но меня всякий раз спасал Нил. Он подсаживался ко мне на пляже или за столик в «Тики-Палмс» и втягивал в разговор, начиная с очередной дурацкой шутки о своем отце. И я чувствовала, что я тоже «своя», что он и правда хочет узнать меня получше. Настоящую меня, а не из соцсетей. После того, как мы расставались, я часами не могла стряхнуть с себя это ощущение, это сладкое похмелье, наполняющее меня теплотой, которой на Санге, несмотря на обжигающую жару, как будто недостает.

Правда, сейчас, когда мы здесь, в «Тики-Палмс», все по-другому. За спиной у нас нет Дага, который травит Грете сальные шуточки, или Касс, которая многозначительно мне улыбается и мысленно ставит себе в заслугу, что мы сошлись, – сейчас мы одни. Мы с Нилом еще ни разу не оставались наедине, без других «старожилов». В этом есть некая странная интимность.

– Ты же знаешь, что сейчас только десять утра, да? До «счастливого часа» еще далеко, – говорю я, показывая на принесенные им напитки и подавляя смешок.

Он делает притворно-удивленный вид.

– На Санге все время «счастливый час», тебе что, не сказали?

Остановившись на самом безобидном варианте, я пододвигаю к себе смузи. И стараюсь не обращать внимания на то, как заколотилось сердце, когда я ощутила рядом теплую от солнца кожу Нила. Я не могу сейчас рисковать и отвлекаться на подобные мысли.

Ничуть не смутившись, он садится напротив и ставит перед собой коктейль и пиво.

– Мне же больше достанется. – Он подмигивает и делает большой глоток розового коктейля, бумажный зонтик трется о его свежевыбритую щеку. Я невольно улыбаюсь тому, каким маленьким этот девчачий напиток выглядит в его широкой, веснушчатой ладони.

– Эй, – говорит он, замечая это. – Розовый напиток – самый верный способ показать, что ты уверен в своей мужественности.

Я смеюсь, глядя в его добрые глаза, от улыбки веснушчатая кожа вокруг них собралась в морщинки. Я заставляю себя опустить взгляд.

– М-м, – причмокивает Нил и кричит бармену: – Как всегда, годный коктейль, Сенгпхет.

Сенгпхет, который, кажется, неизменно выполняет в «Тики-Палмс» роль бармена, метрдотеля, официанта и посудомойщика, кивает и складывает перед собой руки в благодарственном жесте. Я всего пару раз разговаривала с Сенгпхетом – недолго, во время затишья между завтраком и обедом. На ломаном английском он рассказал, что приехал на Санг работать, чтобы обеспечить оставшейся в Лаосе семье лучшую жизнь и посылать им деньги. Мы говорили о его сыне, которому только-только исполнилось три, и о том, как Сенгпхет всегда думает о нем, когда готовит напитки с бананом и кокосом – его любимыми фруктами. И о том, как сильно он скучает по игре сепактакрау – как я поняла, это что-то вроде смеси волейбола с футболом, – в которую они играли с друзьями и родственниками. Он кое-как справляется с новым языком, который пытается выучить с тех пор, как приехал на остров несколько месяцев назад, – с помощью улыбки во все тридцать два зуба и безнадежно обаятельного смеха.

Из колонок в баре играет бодрая песня Mumford & Sons – прелюдия к отрывистому клубному биту, который раздастся, как только сядет солнце. Я делаю большой глоток смузи. Вкус папайи и питахайи просто божественен.

– Так чем ты занималась, пока я так бесцеремонно тебя не отвлек? – спрашивает Нил.

Я вспоминаю о девушке и снова оглядываю ресторан, но не вижу ее.

– Да так, редактировала фотки, которые сделала, когда мы с Касс ходили на днях на Кхрум-Яй, хочу слепить из них ролик для Тиктока.

– А-а, Касс – хороший гид, если повела тебя туда.

Я киваю, умолчав о том, почему на самом деле хотела увидеть вершину и попросила Касс показать мне тропу.

– Хорошо, что вы так подружились, – сказал Нил. – Ты и Касс.

Я улыбаюсь, возвращаясь мыслями на две недели назад, когда мы познакомились в мое первое утро на острове. Она сидела за соседним столиком чуть дальше от того места, где мы с Нилом сидим сейчас, держа спину прямо, как делает вся верхушка среднего класса с Восточного побережья, которой я так завидовала в детстве. Сенгпхет принял ее заказ и улыбнулся, и она, поблагодарив, ласково тронула его за руку.

– Ты ведь из Америки? – спросила я, когда Сенгпхет ушел. Ее глаза округлились, как будто я в чем-то ее обвинила. – Я не хотела подслушивать, просто услышала, как ты делала заказ. Я уже несколько дней в Таиланде, но, что странно, еще ни разу не встречала американцев.

Удивительно, с каким волнением я ждала ее ответа. Я несколько лет одна путешествовала по Восточной Европе без всяких проблем, но в Юго-Восточной Азии чувствовалось что-то совершенно иное. Что-то, что странным образом вселяло ощущение одиночества.

Она вежливо кивнула, но ничего не сказала. Я сделала еще попытку:

– Я Брук.

– Касс, – ответила она тихо. И еще в ней была застенчивость: учитывая, что в последнее время мое общение ограничивалось восторженной перепиской с инфлюенсерами-экстравертами и настойчивыми подписчиками, это было необычно.

– А откуда ты конкретно? – спросила я.

– Из Нью-Йорка, – ответила она. И, поколебавшись, спросила: – А ты?

– С Западного побережья.

Я ответила так расплывчато не специально, и даже если Касс была заинтригована, то ничего не сказала. Ну и не то чтобы у нее были основания заподозрить меня во лжи. Я годами сглаживала свой резкий кентуккийский акцент, укорачивая гласные и оттачивая согласные, чтобы оставить в прошлом и свой протяжный говор, и свое детство.

Я заметила на ее черном поло логотип курорта, единственного на всем острове.

– Ты здесь работаешь?

– Да, я инструктор по дайвингу. – На ее губах наметилась гордая улыбка.

– Ого, – впечатлилась я. – Вот это да. Я бы никогда не решилась: пробыть столько времени под водой. Как это вообще? Тебе не страшно, что на глубине может что-то случиться?

И тут я как будто переключила рубильник. Она начала рассказывать, каково это: исчезнуть под поверхностью воды, что это похоже на побег от реальности. Пока она говорила, ее робкая застенчивость растаяла, дайвинг – определенно ее страсть. В конце концов я пересела за ее столик, и мы проговорили больше часа, почти не притронувшись к еде. Она рассказала, что живет на Санге уже два года и давно встречается с Логаном, которому принадлежит один из баров на острове.

Она тоже расспрашивала меня, например, о проектах с отелями по всей Восточной Европе, о том, как я создала BrookeaTrip, и слушала очень внимательно, без тени осуждения. Она подалась вперед и, широко раскрыв глаза, слушала, когда я рассказывала о разрушениях в Сараево, до сих пор не отстроенном после войны, кончившейся десятки лет назад, и чуть не поперхнулась своим смузи, когда я поделилась с ней историей о том, как в Хорватии нехотя согласилась на свидание с незнакомым парнем, думая, что мы просто пойдем перекусить, а он повел меня на свадьбу своей сестры, к чему я была совершенно не готова и к тому же абсолютно неподходяще одета.

Это было приятно: наша беседа, ее интерес. Я уже давно не чувствовала такой эмоциональной связи с девушками, без всякого соперничества, которое присуще поверхностной дружбе с другими инфлюенсерами в соцсетях. И мне стало жаль, когда спустя час с небольшим Касс ушла обратно в Центр дайвинга. Но мы договорились встретиться снова и сдержали обещание: последние две недели мы проводили вместе почти каждый день. Она скоро познакомила меня со своими друзьями и с той жизнью, которую здесь вела.

– Ага, – ответила я Нилу. – Мне повезло, что мы познакомились.

Нил понимающе кивает, и несколько мгновений мы сидим молча. Я думала, это будет странно, но за исключением нервной дрожи в животе мне удивительно комфортно. Мы наблюдаем за компанией туристов с рюкзаками, которые перекидывают друг другу надувной мяч, спускаясь с холма к пляжу.

– Ну что, как тебе Санг? – спрашивает наконец Нил.

– Супер. Ну то есть здесь, конечно, красиво, и все очень приятные, – отвечаю я, и, объективно говоря, это правда.

– И мы достаточно приятные, чтобы ты здесь осталась? – Темные глаза Нила остановились на мне, и он поднял брови.

Вопрос застает меня врасплох, хотя и не должен. Я знаю, какого ответа ждет Нил, на какой ответ надеется. Что я присоединюсь к нему и другим «старожилам», для которых Санг стал домом.

– Возможно, – в конце концов говорю я, подбирая как можно менее противоречивый ответ. – Пока что я просто живу неделю за неделей.

Я не признаюсь, что у меня особенно нет выбора. Что я потратила почти все сбережения на билет в один конец до Пхукета и на паром до Санга. Мне едва хватит денег на следующие две недели, не говоря уже о том, чтобы купить билет куда-то еще.

Нил кивает. Похоже, он хочет еще что-то сказать, но я не оставляю ему такой возможности.

– А ты как здесь оказался? Как понял, что хочешь остаться?

Нил берет другой напиток, явно раздумывая над моим вопросом. Он невзначай протягивает руку и начинает перебирать браслеты, которые закрывают на обоих моих запястьях почти по несколько дюймов. Одни – из бусин, другие – просто веревочные. Некоторые я купила сама, некоторые мне дарили – обычно дети – в тех местах, где я бывала. Нил передвигает браслеты один за другим, его кожа касается моей. Я не ожидала его прикосновения, но оно почему-то кажется естественным. Но я все равно отнимаю руку, делая вид, что мне нужно срочно почесать спину.

– Да, знаешь, обычное дело, – говорит Нил, притворяясь, что мой жест его не задел. – Тяжелое детство, отец-алкоголик, все такое. Я стал путешествовать, как только закончил школу, и не планировал останавливаться, пока не попал сюда. Попробовал дайвинг, и это любовь.

Когда он произносит это слово, я чувствую, как у меня краснеют щеки.

– Почему-то мне показалось, что это то самое место, я даже толком не могу понять почему. Короче, я договорился с Фредериком, что буду работать официантом здесь, в «Тики-Палмс», в счет обучения. Как только я закончил, он нанял меня инструктором по дайвингу. Это было года три назад.

Он не соврал. Это и правда обычное дело. Банально почти до смешного. И все равно я невольно ему сочувствую. Мой взгляд то и дело возвращается к его пальцам, которые отдалились от моей кожи и теперь сжимают бокал, и я жалею, что отдернула руку. Мне, оказывается, ужасно хочется прикосновений. Именно его прикосновений. Хочется чувствовать на своей коже его пальцы.

Я говорю себе: не сейчас. Сейчас не время и уж точно не место.

– Но ты-то сюда уж точно не нырять приехала, Брук. Ты, наверное, единственная, кого я знаю, кто приехал на самый известный в Тае дайв-остров и не собирается даже пробовать дайвинг. – Он слегка покачивает головой, как будто не может в это поверить.

Я призналась Нилу, что терпеть не могу водные виды спорта, в тот вечер, когда мы познакомились. Я никогда не была спортивной. В детстве мне больше нравилось устроиться в комнате с книгой или прокрасться в гостиную и включить CNN, чем играть с детьми из нашего трейлерного парка в очередную дурацкую игру. Ну и не то чтобы в Кентукки были возможности для водного спорта. Я тогда даже не понимала, что дайвинг – это вообще-то спорт.

И никогда не понимала желания находиться так глубоко под водой. Клаустрофобия, водная масса, которая на тебя давит, а дышать можно только с помощью баллона и тоненькой трубки. Настолько доверять я не могу ничему, и уж тем более – никому.

– Я все-таки думаю, что смогу тебя убедить. Я еще сделаю из тебя дайвера. Считай это обещанием, – говорит Нил, поднимая бокал.

– Больше похоже на угрозу, – отвечаю я, чувствуя себя неловко от того, как игриво звучат мои слова.

– Тогда почему? – настаивает Нил. – Почему ты приехала сюда, если не из-за дайвинга?

– Ну, я путешествую уже некоторое время, – говорю я по заготовленному сценарию, – и какой из меня был бы турист, если бы я не доехала до Таиланда?

Он кивает, и что-то в выражении его лица побуждает меня продолжить.

– Я закончила колледж экстерном, – это лучшее, что я придумала, чтобы не говорить, что я вылетела оттуда всего через несколько месяцев после начала учебы, – и толком не знала, что делать со своей жизнью. Мне всегда хотелось путешествовать. И я с одним рюкзаком поехала в Восточную Европу. Думала, что смогу найти работу журналистом-фрилансером, но не вышло. Так что я создала сначала аккаунт в Инстаграме, потом в Тиктоке, потом сайт, и пошло-поехало…

Я умолкаю и опускаю взгляд, чувствуя, как подступает знакомый стыд, – каждый раз, когда я рассказываю о своей работе. Готовлюсь к реакции Нила. Может, он закатит глаза или пренебрежительно хмыкнет. Подобную реакцию я получаю почти всегда, когда признаюсь, что я инфлюенсер – которым все завидуют и которых в то же время ненавидят.

Но Нил несколько секунд просто сидит и молчит.

– Хм-м, – наконец говорит он, его губы складываются в улыбку, и я впервые замечаю, как на его левой щеке проступает ямочка.

– Что «хм-м»? – спрашиваю я и тоже расплываюсь в улыбке.

– Что-то я тебе не верю, Брук.

Моя улыбка тут же застывает. Живот скручивает, и я подавляю нарастающую панику. Он знает. Он догадался. Всему конец.

Но искорки в его глазах меня успокаивают.

– Кажется, ты чего-то недоговариваешь, – продолжает он. – У такой умной девушки, как ты, наверняка после универа была куча возможностей. Такие, как мы – я имею в виду путешественники, – путешествуют, только если хотят что-то найти или от чего-то спрятаться. Давай, выкладывай. Так почему?

Я убеждаю себя, что мой страх безоснователен, и мышцы расслабляются. Нил не знает – не может знать, – почему я на самом деле здесь.

– Ну, просто такой этап, как это обычно бывает у двадцатилетних. Путешествую, чтобы найти себя. Слышала, как другие расхваливают Санг, и решила, что надо обязательно сюда съездить. – Мне не терпится сменить тему, и я поднимаю бокал, призывая его сделать то же самое, и мы легонько чокаемся.

Нил улыбается мне в ответ, и мы одновременно отпиваем из своих бокалов. Я смакую смузи, и тягучая сладость перебивает горечь моей лжи.

3

Касс

С тех пор как я открыла на кухне конверт, эти слова рефреном звучали у меня в голове все утро. Я думала о них, пока мы с Логаном занимались любовью, и после, когда я отчаянно приникла к нему, гадая, как скоро он узнает правду и больше никогда ко мне не прикоснется. И я думаю о них сейчас, проезжая на байке по извилистой дороге, которая ведет прочь от нашего дома.

Уже в миллионный раз я задаюсь вопросом, кто мог меня узнать. Я уже не та девушка. Темные, мышиного цвета волосы сменили светлые мелированные пряди, к тому же выгоревшие благодаря часам, проведенным на солнце, бледная кожа покрылась загаром по той же причине. Вместо круглых очков я теперь ношу линзы, а приехав на Санг, я стала представляться своим вторым именем. Не так уж много, но этого было достаточно. Никто не ожидал встретить эту девушку здесь, на каком-то непонятном острове, куда почти не доходят новости из внешнего мира, и никто и не думал искать ее здесь.

До этого момента.

Я сворачиваю с нашей улицы и направляю байк в узкий переулок Кумвита: на нашем острове, где живет всего несколько сотен местных жителей и где находится только один курорт, это единственное место, похожее на город. Я проезжаю мимо ресторанчиков под открытым небом, обставленных исключительно тиковой мебелью, и местных жителей, которые открывают металлические решетки своих сувенирных лавок: каждая забита майками с логотипами тайского пива и дешевыми подделками «Найк» и «Рэй Бэн». Постепенно переулок переходит в дорогу параллельно пляжу, которая огибает Санг по периметру. Магазинов и ресторанов становится все меньше, расстояние между ними – больше, а потом они исчезают совсем, по одну сторону уступая место диким джунглям, а по другую – красотам пляжа Пхо-Тау. Деревянные длиннохвостые лодки кучкуются в импровизированных маринах у Центров дайвинга, а дальше в море люди катаются на сапах, изо всех сил стараясь удержать равновесие на воде. На берегу практически под прямым углом, параллельно земле, растет пальма – такая длинная, что ее увешанные кокосами ветки почти касаются воды.

Но сегодня утром я так рассеянна, что даже не замечаю этой красоты. Нужно выяснить, кто прислал мне конверт, прежде чем этот человек решит привести свою угрозу в исполнение.

Через несколько минут я въезжаю на выступающий с одной стороны дороги кусочек асфальта, достаточно большой, чтобы припарковать на нем три байка – по числу сотрудников Центра дайвинга на курорте.

Я слезаю с байка, отклеивая ноги от сиденья: болезненное последствие дневной жары. К счастью, от парковки всего несколько шагов до дверей Центра – восьмиугольного деревянного домика, который стал мне на острове вторым домом.

Вдруг я останавливаюсь, внезапно почувствовав, что за мной наблюдают. Я оборачиваюсь, готовая застигнуть слежку, но на дороге пусто, только с грохотом несется грузовик. Я стою на месте еще несколько секунд – этого хватает, чтобы у линии роста волос выступили капельки пота, – но так никого и не вижу. Пытаясь стряхнуть неприятное ощущение, я направляюсь к Центру.

Я вхожу, и меня приветствует густой австралийский акцент Дага:

– Да это же будущая миссис Макмиллан! Поздравляю!

Он выходит из-за небольшого стола, на котором громоздится стопка планшетов для бумаги и допотопный стационарный компьютер, и заключает меня в свои медвежьи объятия.

– Спасибо, – говорю я, похлопывая его по спине и задевая его длинные спутанные волосы.

Даг приехал сюда на пару лет раньше меня. Все, что я знаю о его прошлом, – это что он из Мельбурна. У нас есть неписаное правило: говорить о жизни до острова как можно меньше. Если кто-то хочет поделиться – пожалуйста, но это необязательно. Что меня более чем устраивает. Когда я приехала, Даг еще работал инструктором по дайвингу, но потом Фредерик, владелец курорта, повысил его до управляющего Центром. По сути, это означает, что Даг – моя нянька на время, когда Фредерик уезжает куда-нибудь по делам, как сейчас.

– Жду не дождусь вечера, – говорит Даг, протягивая мне самый верхний планшет из стопки. – Мы просто охренительно отметим вашу помолвку.

Вместо ответа я улыбаюсь, сглатывая поднимающуюся в горле желчь и втайне надеясь, что тот, кто нашел меня здесь, не решит устроить разоблачение сегодня. Я пролистываю анкеты на планшете, мысленно считая учеников.

– Всего четверо? – уточняю я.

– Ага, неплохо, учитывая, что сегодня на Пхангане «Полнолуние-пати».

Точно. Раз в месяц на соседнем острове устраивают на пляже ночную тусовку, такую дикую, что среди туристов о ней ходят легенды. Она так популярна, что на нее приезжают и с других островов, включая Санг. Когда в последние месяцы количество броней стало уменьшаться, Фредерик начал проводить на Санге свою «Полнолуние-пати»: та же неоновая краска для тела, те же аквариумы с соком и непонятным алкоголем, те же фаерщики, но до оригинала ей все равно далеко.

Мне впору быть недовольной. Меньше учеников – меньше чаевых, но я невольно радуюсь, особенно потому, что ноющая головная боль с утра только усилилась.

Я киваю Дагу и выхожу с планшетом под мышкой. Иду метров пятьдесят по пляжу к тропинке, которая ведет к основной части курорта. Дойдя туда, я заглядываю в «Тики-Палмс» и вижу в углу Брук, ее длинные волосы медового цвета заплетены в небрежную косу, которую она перекинула через плечо. За ее столиком сидит какой-то парень, они разговаривают, и, когда он меняет положение, солнце падает на рыжие волосы, которые не спутаешь больше ни с чьими. Нил.

Мои губы невольно изгибаются в улыбке. Всем понятно, что Нил немного влюблен в Брук – как и почти все парни на острове, – и, учитывая, что она ему улыбается, его чувство, возможно, взаимно.

Когда мы с Брук познакомились две недели назад, я была ею очарована. Она открытая, и обаятельная, и красивая – инфлюенсер, пожалуй, и должен быть таким, но я-то совсем не такая. Когда она заговорила со мной в «Тики-Палмс», ее уверенность в себе была практически осязаемой. Она вела себя так раскованно, что казалось, мы знакомы уже несколько лет. В ней и правда было что-то знакомое, но я не могла понять, что именно.

Вернувшись в тот день домой, я посмотрела ее аккаунт, который она упомянула – BrookeaTrip, – щелкнула первую ссылку в поиске, и монитор заполонили профессиональные фотографии потрясающих гор и мощеных городских улочек. Конечно, на каждой из них Брук в центре, на первом плане: стройная, но фигуристая, одетая во что-нибудь модное – и чаще всего откровенное, – синие глаза с темными ресницами смотрят в камеру, длинные волосы идеально уложены. Это было похоже на мазохизм: лежа на диване в старой бесформенной футболке Логана, я смотрела фото и видео из ее путешествий, вылощенные до совершенства, какое возможно только в соцсетях. Но я не могла остановиться. Я поглощала ее красоту и мощные тексты под каждой фотографией, в которых она бесстрашно обличала коррупцию и автократию в странах, где побывала, и свободно выражала свое мнение – мне о таком только мечтать.

С тех пор я стала искать предлоги, чтобы встретиться с ней, упивалась ее вниманием и раздувалась от гордости, когда люди видели нас вместе. То же самое я чувствую, когда я рядом с Логаном и он крепко обнимает меня за талию. Как будто я чего-то стою.

Вот бы окликнуть Брук, но мешать им с Нилом не хочется. Вместо этого я спешу к тренировочному бассейну, вверх по дорожке, обсаженной аккуратно подстриженными кустами и пурпурными цветами. Я сразу замечаю учеников, сбившихся в кучку под пляжным зонтиком у шезлонгов.

Прежде чем подойти к ним, я приостанавливаюсь. Страх публичных выступлений, который до сих пор возникает всякий раз, когда мне нужно представиться новой группе, сейчас сильнее обычного. Потому что теперь каждый новый человек на острове, каждое незнакомое лицо кажется угрозой. Может, тот, кто оставил мне записку, – один из учеников? Или загорает на пляже? Или веселится у панорамного бассейна?

Санг не такой большой. Но кто-то здесь пытается разрушить мою жизнь.

Я делаю глубокий вдох и, подходя к группе, пытаюсь отогнать эти мысли.

– Всем доброе утро, – говорю я, надеясь, что отработанный учительский голос скроет тревожные нотки, если они вдруг появятся. – Меня зовут Касс, я ваш инструктор. Спасибо, что выбрали дайв-курорт «Санг» и нашу программу «Открой для себя дайвинг». За эти два дня вы научитесь всему, чтобы погружаться успешно и безопасно, и совершите два погружения в открытой воде.

Я беру планшет, чтобы немного унять легкую дрожь в руках, и пробегаю взглядом первую анкету.

– Давайте я быстро вас отмечу, а вы представитесь. Ариэль и Тамар Абрамсон.

Я выжидающе смотрю на стоящую передо мной пару. На вид им чуть за тридцать, они взрослее, чем основная масса наших клиентов. Оба бледные, у женщины ровно подстриженное темное каре до подбородка, и она, кажется, нервничает. Однако мое внимание привлекает стоящий рядом с ней мужчина. Он высок, хорошо сложен, волосы подстрижены «бобриком», как у военных. Губы сжаты в тонкую линию, взгляд резкий и холодный. Что-то в нем настораживает, но я не могу понять что. Когда я называю его имя, он молчит, хотя я вижу, как напряглись его плечи.

– Это мы, – откликается женщина. У нее отрывистый голос, по-английски она говорит с сильным акцентом. – Я Тамар. Мы здесь с мужем, Ариэлем. – Она указывает на мужчину, но тот по-прежнему не двигается. – Мы приехали вчера. Мы из Тель-Авива.

– Рада с вами познакомиться. – Я снова смотрю на мужчину, на секунду дольше, чем нужно, и переворачиваю листок на планшете. – Даниэль Айяд…

– Да, ага, – парень с явным акцентом кокни перебивает меня, прежде чем я успеваю дочитать его фамилию. Когда он говорит, розовый шрам длиной в дюйм у него на щеке двигается вверх и вниз. Его развязность меня успокаивает. Таких, как он, я встречала уже тысячу раз. – Это я. Даниэль Айядебо. Короче, я из Лондона, у меня есть год отдыха перед универом, и я сразу начал с Тая. Буду путешествовать, пока деньги не кончатся. Я приехал сюда вчера вечером, и тут офигенно.

Он пялится на девушку рядом. Та не отвечает на его взгляд.

Он выглядит старше, чем большинство приезжающих сюда вчерашних школьников, но я оставляю эту мысль при себе.

– Ну и наконец, – говорю я, перекидывая последний листок на планшете. – Люси Дюпен.

Я поворачиваюсь к девушке рядом с Даниэлем. Она едва достает ему до плеча. Ее волосы убраны под бледно-розовую бейсболку, но несколько светло-каштановых кудрей выбились. Она уверенно переводит взгляд своих голубых глаз прямо на меня.

Я сглатываю и заставляю руки с планшетом не дрожать, а себя – улыбаться.

Это она. Она жива.

На губах возникает ее имя, освещенное воспоминанием. Робин.

В последний раз, когда я видела ее, видела по-настоящему, она лежала в номере того отеля. Ее тонкая фигурка казалась еще меньше на фоне широкой двуспальной кровати, лицо заострилось, словно фарфоровое, и блеск медленно утекал из широко распахнутых голубых глаз. Моя сестра, которой больше нет.

Конечно, сейчас передо мной не Робин. Чем дольше я смотрю, тем очевиднее различия. Робин была выше, у нее больше выдавались скулы, волосы были на несколько оттенков темнее и более кудрявые. Но глаза такие же. Большие выразительные голубые глаза, в которых таится неожиданная сила.

Но мне все равно хочется протянуть руку и коснуться ее. Обнять Робин. Но это невозможно. Робин лежит на глубине шести футов в замерзшей земле на кладбище в северной части штата Нью-Йорк, и к ее могиле никто никогда не приходит.

У меня как будто пропал голос. Из головы вылетели все слова, и я не могу говорить дальше. Я снова перенеслась в тот номер в отеле и вижу, как Робин ускользает, как ее лицо становится безжизненным.

К счастью, девушка сориентировалась:

– Меня зовут Люси. У меня тоже год отдыха перед университетом.

Она говорит уверенно, нараспев. Я просматриваю анкету Люси и дохожу до графы «страна». Австралия. У нее не такой ярко выраженный акцент, как у Дага; должно быть, они из разных частей страны.

– Отлично, – говорю я, прокашливаясь и надеясь, что мое кратковременное замешательство было не слишком заметно. – Рада знакомству с вами. Следующие два дня мы проведем вместе, так что предлагаю сразу подружиться. Начнем с упражнений в бассейне, чтобы вы познакомились со снаряжением и основами дыхания под водой, затем приступим к теории и практическим инструкциям, а завтра перейдем к самому веселому: погружениям. Но прежде всего мы поговорим о самом важном во всем курсе: о безопасности.

Я не обращаю внимания на стон Даниэля. Большая часть этих ребят – или, в случае Ариэля и Тамар, взрослых, – хотят проскочить инструктаж по технике безопасности и сразу перейти к самому интересному. Они не задумываются, насколько это рискованно – вдыхать через трубку воздух из чужого баллона на глубине нескольких метров под водой.

В отличие от них, я знаю, как близка смерть, которая повсюду оставляет отпечатки своих призрачных пальцев. Знаю, как легко прорвать полупрозрачную занавесь между этим миром и потусторонним. Неисправная трубка, нож, маленькие белые таблетки.

Я рассказываю обо всех рисках, сопряженных с погружением. От необратимых повреждений легких, если задерживать под водой дыхание или в панике всплывать слишком быстро, и разорванных барабанных перепонок, если при всплытии не выровнять давление в ушах, до самой очевидной опасности: что на глубине кончится воздух. Медленно, постепенно мое тело забывает неприятные сюрпризы этого утра и начинает расслабляться, и я втягиваюсь в рутину курса, привыкая к взглядам учеников.

Следующие несколько часов проходят в душном мареве нормальности. Основной инструктаж в тени, затем – упражнения и проверка снаряжения в бассейне, и под конец – пара часов теории на втором этаже «Тики-Палмс»: научные сведения, учебники и тесты. В целом ученики, кажется, довольны. Все, кроме, пожалуй, Ариэля: я то и дело замечаю, что он неподвижно смотрит куда-то в пустоту, как будто готов вскочить и броситься бежать в любую секунду.

Когда вокруг сгущается вечерний воздух, Даниэль роняет голову на стол и стонет.

– Я думал, что фишка в том, чтобы весь год перед универом не учиться. Блин, да это же хуже, чем пары, да?

Ясно, пора заканчивать.

– Ладно, ладно. На сегодня, пожалуй, хватит. Завтра утром встречаемся в Центре ровно в восемь утра и отправляемся на первое погружение. И приходите заранее. Дожидаться опоздавших мы не можем.

Даниэль уже захлопнул учебник и бочком подошел к Люси, обратив на мои слова не больше внимания, чем на писк комара. Одной рукой он с ленивой уверенностью обнимает ее за плечи, и она резко выпрямляет спину. Они направляются к выходу, и тут я кое-что вспоминаю.

– Да, ребята, советую не налегать вечером на алкоголь. Понимаю, сегодня вечеринка и все такое, но погружаться с похмелья – так себе удовольствие.

Даниэль и Люси уже наполовину спустились по лестнице, ничем не показав, что услышали меня. До моего слуха доносится, как Тамар, прежде чем пойти в уборную, что-то говорит Ариэлю на иврите. Я нагибаюсь, чтобы собрать со стола учебники и ручки, но чувствую присутствие Ариэля на лестнице.

Дальше одновременно происходит несколько вещей.

Дверь туалета оглушительно хлопает. Я мысленно помечаю себе напомнить кому-нибудь о том, что надо бы ее починить, как вдруг ощущаю в воздухе какую-то перемену.

Я выпрямляюсь, мгновенно забыв, что хотела прибрать после занятия, и оглядываю помещение. Пусто, все ушли. Все, кроме Ариэля.

Он до предела напряжен, чего не было на занятии. Его мускулы застыли, и даже на расстоянии нескольких шагов я замечаю, что он дышит быстро и прерывисто. От него исходит тревога.

– Ариэль, – говорю я и бросаюсь к нему, поняв, что что-то не так. – Как вы…

Но я не успеваю закончить вопрос.

– Здесь опасно.

Его голос звучит гортанно и хрипло, как будто он молчал несколько дней. И, возможно, так и есть, потому что за все время занятий я не слышала, чтобы он что-то говорил. Его слова заползают мне под кожу, стискивают вены, иссушают горло, а пульс моментально переключается на неравномерный лихорадочный ритм.

– Я… Что вы хотите сказать?

– Здесь опасно, – повторяет он. – Здесь творится что-то неладное. Вы в опасности.

Он говорит тихо, но его слова заполняют все помещение. Его серые глаза остекленели, но все равно как будто сверлят во мне дыры.

Я смотрю на него, не зная, что ответить. Он даже бледнее, чем раньше, а из-за его предупреждения у меня в груди покалывает от паники.

Я собираюсь что-то сказать, но воздух прорезает другой голос.

– Ариэль!

Из уборной выбегает Тамар. Подскочив к Ариэлю, она берет его лицо в ладони и вглядывается в него. Она повторяет что-то на иврите, и постепенно он расслабляется, напряжение его покидает: плечи чуть опускаются, а в глазах больше нет стеклянного блеска.

Она притягивает его к себе, и его мускулистое тело оседает в ее объятиях. Видимо, Тамар сильнее, чем может показаться по ее хрупкому телосложению.

Наконец она отстраняется и что-то ласково говорит Ариэлю – так тихо, что слышит только он. Он направляется к лестнице, и Тамар поворачивается ко мне.

– Извините, мисс Касс, – шепчет она, очевидно, чтобы Ариэль не услышал. – Мой муж… Он не слишком хорошо себя чувствует. – Она оглядывается на лестницу.

Я хочу расспросить ее, узнать, почему Ариэль так резко переменился. Понять, что значат его слова. Но Тамар явно хочет пойти за ним. В ее глазах ясно читается отчаяние.

– Ничего страшного, – говорю я. Думаю положить ладонь ей на руку, чтобы приободрить, но не успеваю: она уходит, чтобы догнать мужа.

В помещении остаюсь только я и эхо последних слов. Которые весьма далеки от истины.

Потому что мне страшно. Слова Ариэля, дребезжа, крутятся у меня в голове. Зловещее предупреждение.

«Вы в опасности».

4

Брук

Солнце как раз начинает садиться, когда я выхожу из своего простенького бунгало в зоне «Коралл», которое Фредерик, собственник курорта, неохотно согласился сдать мне по такой же низкой цене, что и персоналу, в обмен на несколько рекламных постов. Я иду по дорожке, ведущей к улице, где припаркован мой байк, как вдруг меня останавливает чей-то окрик.

– Эй!

Голос незнакомый, и я оборачиваюсь и делаю резкий вдох, когда понимаю, кто это. Девушка, та самая, что, похоже, хотела подойти ко мне в ресторане утром. Я потом видела ее на занятии у Касс. Она стоит неподалеку от входа в мое бунгало, как будто ждала меня.

– О, привет, – говорю я, быстро справившись с удивлением, и наклеиваю на лицо деланную улыбку, с которой обычно появляюсь в соцсетях.

– Ты Брук, да? – спрашивает она. Она такая худенькая, что, кажется, ее может снести сильным ветром, а глаза смотрят так же широко и любопытно, как и утром. Но голос у нее тверже, чем я ожидала; в ней чувствуется спокойная уверенность.

Я выжидающе киваю. Наверняка она из моих ярых фанатов и хочет попросить меня сделать с ней селфи без свидетелей. Так меньше шансов получить отказ. Но своим следующим вопросом она застает меня врасплох, и улыбка соскальзывает у меня с лица.

– Ты ведь здесь уже две недели?

– Вроде да, – осторожно говорю я. – Где-то так.

Я вспоминаю, что именно я постила. В самом начале я выложила в Тикток видео, как еду с причала на курорт на туктуке. Но все равно странновато, что она точно знает, сколько я уже здесь нахожусь.

Она кивает.

– Значит, тебя тут не было, когда с утеса Кхрум-Яй упала та девушка?

Я удивленно моргаю. Я совсем не ожидала такого вопроса, ведь я приняла ее за оголтелую подписчицу, которая просто хочет излить восторги по поводу моих блогов.

Конечно, я об этом слышала. За несколько дней до моего приезда одна девушка упала с Кхрум-Яй, самой высокой точки на острове. Ей был двадцать один год, как и мне. Во всех заметках, которые я видела – а нашла я их потому, что поставила в Гугле уведомление о новостях, где упоминается Санг, – говорилось, что та девушка, Джасинта, пошла утром на Кхрум-Яй одна, упала и разбилась насмерть. Из соображений конфиденциальности ни в одной из статей не указали ее фамилию, но зато разместили фото. Круглое улыбающееся лицо в обрамлении каштановых кудрей. Нос усыпан веснушками, и из-за отсутствия макияжа она выглядит на несколько лет моложе.

Полиция Санга постановила, что смерть Джасинты – несчастный случай. Она подошла слишком близко к краю утеса. Может, ее что-то напугало, а может, она просто оступилась. Как бы там ни было, она упала в каменистую расщелину, где потом и нашли ее искалеченное тело.

Когда я приехала, рассказы вполголоса о ее смерти ходили по курорту, как подводные течения. Работники потихоньку обсуждали это на тайском, и я бы даже не догадалась, о чем они перешептываются, если бы не внезапные паузы, которые они делали, когда силились выговорить по слогам имя Джасинты.

Но откуда эта девушка знает о происшествии? Не то чтобы оно попало в международные новости. Она что, собирает информацию об острове так же скрупулезно, как и я? И если да, то зачем?

– Нет, – помолчав, отвечаю я осторожно. – Я ее не знала. А почему ты спрашиваешь?

Она делает глубокий вдох, как будто раздумывая, что сказать.

– Я понимаю, как это прозвучит, и вообще, мы с тобой даже не знакомы, но я думаю, что ее смерть не была случайной. Думаю, есть еще кое-что…

Раздавшийся откуда-то сзади голос полностью заглушает остальные ее слова.

– Люси!

Мы одновременно оборачиваемся и видим крупного парня с обнаженным торсом и разрисованным зеленой неоновой краской лицом, который вразвалку направляется к нам в сопровождении еще нескольких ребят.

– Мы идем посидеть в «Тики-Палмс» перед вечеринкой, – продолжает он, видимо, не замечая, что мы разговариваем, а может, просто не придавая этому значения. – Пошли с нами.

Девушка – ее, очевидно, зовут Люси – открывает рот, чтобы отказаться, но не успевает.

– Не-а, – говорит парень. – Никаких отговорок. Ты на отдыхе. Ты должна веселиться, и я назначаю себя организатором твоего веселья. – Он меняет тон на шутливо-официальный, будто изображая полицейского: – Пройдемте с нами, мэм.

Он переводит взгляд на меня, будто только что меня заметил, и улыбается улыбкой, которая, очевидно, задумана как игривая, но вместо этого придает его лицу такое выражение, будто у него сильный запор.

– О, привет. Ты, конечно, тоже можешь пойти с нами, если хочешь.

– Не могу, к сожалению, – говорю я, ни малейшего сожаления не испытывая.

– Ну, ты знаешь, где нас найти, если передумаешь, – подмигивает он.

И, прежде чем я успеваю опомниться, он кладет руку Люси на плечи и уводит ее по дорожке, оставляя меня со всеми вопросами, которые я не успела задать.

Чего именно хотела Люси? Что ей известно о девушке, которая разбилась на Кхрум-Яй? И откуда известно? И почему я? Почему из всех людей на острове она выбрала именно меня, чтобы поделиться своими подозрениями?

Я наблюдаю, как их компания идет к ресторану, и несколько секунд раздумываю, не пойти ли за ними, но, посмотрев на часы, понимаю, что уже опаздываю. Я уже собираюсь подойти к своему байку, но вижу, как Люси оглядывается, ища меня глазами. Она смотрит на меня все так же пристально, будто что-то решая. Но через мгновение поворачивается, и мне остается только глядеть ей вслед.

Когда я приехала на вечеринку, солнце только-только село, оставив после себя рассекающие небо лиловые полосы. Я паркую байк у тесного ряда пальм на дальней стороне холма. Хотя «Франжипани» не так далеко от жилых домов, там есть ощущение уединенности. Извилистая улица, на которой находится бар, упирается в необитаемые джунгли, и мы в целой миле от суеты Кумвита и пляжа Пхо-Тау. Листва создает плотный навес, который поглощает звуки и окутывает округу одеялом тишины.

Заглушив мотор байка, я слышу возбужденные голоса, доносящиеся из бара – всего лишь небольшого, огороженного проволочной сеткой пространства на пустыре. На заборе висит деревянная дощечка, на которой неумело нарисован самый распространенный на острове цветок, а поверх него большими зелеными буквами выведено «Бар „Франжипани“». Гирлянды белых огоньков волшебным сиянием освещают деревянный помост в дальнем углу двора и несколько хаотично расставленных столов для пикника. Среди гирлянд натянут большой белый плакат с надписью: «Поздравляем, Касс + Логан». В центре стоит навес с крышей из пальмовых листьев, вокруг – барные стулья. Отблески скачут на целой батарее бутылок, раздаются взрывы смеха.

Мой наблюдательный пункт почти полностью в тени, так что, припарковавшись, я решаю на минутку задержаться. Касс и Логан стоят за баром, он обнимает ее хрупкие плечи. Даг и Грета сидят рядом по другую сторону бара, Гретины пепельные волосы переливаются в свете огоньков, она смеется, запрокинув голову. Я чувствую прилив облегчения, когда вижу, что рядом с ними стоит Нил, который непринужденно облокотился на барную стойку и улыбается своей обычной дурашливой улыбкой.

Но в этот раз я не могу приписать трепет в животе его присутствию. В других обстоятельствах я бы спокойно пришла на вечеринку одна, но есть что-то такое в их компании, в том, как они до странности близки. С самого своего приезда я толкалась на периферии. Я, кажется, завоевала симпатии Касс и Нила, но остальные держатся немного отстраненно, словно не хотят сближаться ни с кем, кто не собирается оставаться на острове насовсем. И я видела, как смотрят на них другие туристы: как будто они – элитный клуб, о членстве в котором можно только мечтать.

Я стряхиваю нервозность и выпрямляю спину, напоминая себе, что имею полное право быть здесь, и отчаянно игнорирую голос в голове, который твердит, что я лишняя.

Практически тут же я слышу, как меня окликает Нил, и чуть расслабляюсь.

– Брук! Давай к нам! – кричит он и широко улыбается.

Все лица поворачиваются в мою сторону, и Касс, будто по команде, спешит ко мне.

– Поздравляю! – говорю я чуточку слишком громко, когда она меня обнимает.

– Спасибо, что пришла, – говорит она мне прямо в ухо, ее голос чуть выше, чем обычно. Она, как и всегда, пахнет тропическими цветами и какой-то сладостью, которая подходит ей как нельзя лучше, и я обнимаю ее в ответ. Когда она отстраняется, я вижу, что взгляд у нее стеклянный. Интересно, сколько она уже выпила.

Я достаю из рюкзака бутылку с красной лентой вокруг горлышка, которую привезла с собой, и протягиваю Касс.

– Подумала, что сегодня идеальный повод для шампанского, – объясняю я.

Может, мне показалось – в конце концов, там, где мы стоим, темно, – но Касс как будто вздрагивает при виде бутылки. Я жду, что она что-то ответит, объяснит, но она заговаривает не сразу.

– Ого, – говорит она наконец, медленно и осторожно. – Как ты умудрилась достать здесь шампанское?

– В ресторане «Закат», – отвечаю я. Это самый фешенебельный на острове ресторан, не слишком оригинально названный так из-за невероятного закатного пейзажа, который оттуда открывается. – Я увидела там несколько бутылок. Одна на шестерых – не так уж много, но как же праздновать помолвку без шампанского?

Я не говорю, что мне едва по карману даже одна бутылка. Теперь каждый раз, когда я открываю кошелек, мне кажется, что он испускает немой крик. Но я купила шампанское не колеблясь, пусть оно и непомерно дорогое. Касс заслужила.

– Спасибо, Брук. Не обязательно было так заморачиваться. Очень мило с твоей стороны, – говорит Касс, очевидно, взяв себя в руки. Я думаю, не спросить ли ее, в чем дело, но она уже тащит меня к остальным, и все снова как обычно, всякая неловкость тут же забыта.

– Ты же помнишь всех, да? – спрашивает Касс, когда мы подходим к бару. Я иду за ней, находясь под впечатлением от того, насколько она расслаблена в этой компании, где все оборачиваются к ней с выражением искренней приязни. Я смотрю на нее и вижу то же, что и они. Стеклянный, но теплый взгляд темных глаз, на лице – привычная милая улыбка, которая говорит о ее спокойной натуре. Их маленькая скромница.

Хоть я и виделась с ними уже несколько раз, Касс все равно представляет всех по очереди.

– Нила ты, конечно, помнишь, – говорит она и многозначительно поднимает брови, ставя шампанское на барную стойку. Я киваю. Намек тоньше некуда. Наверное, она видела, как мы сегодня сидели в «Тики-Палмс».

– Грета – наша профессиональная йогиня, – продолжает Касс, указывая на поджарую светловолосую шведку справа от Нила.

Касс, кажется, ходит к ней на йогу каждый понедельник. Несколько раз она пыталась затащить и меня, но йога – вообще не мое: удивительно, но трейлерный парк, в котором я выросла, не слишком располагал ко всяким шавасанам и намасте. Правда, проходя мимо фитнес-центра в северной части курорта, я видела, как Грета ведет занятия. Похоже, там, в зале, она в своей стихии, всегда доброжелательна и расслаблена. Но когда я общалась с ней, один раз во «Франжипани» и один – в «Тики-Палмс», мне показалось, что за этим фасадом прячется холод. Вот и сейчас она машет мне и улыбается, но ее улыбка выглядит чуть натянутой.

Касс немного рассказывала мне о ней. Грета приехала сюда уже давно, как минимум на несколько лет раньше, чем остальные «старожилы», и теперь руководит на курорте фитнес-центром. И жила, казалось бы, в полной идиллии со своей девушкой Элис, которая внезапно бросила и ее, и остров за несколько дней до моего приезда. Наверное, поэтому она и держится так отстраненно.

– А это наш местный плейбой, Даг, – говорит Касс.

Она указывает на парня, чье длинное лицо походит на холмистый рельеф, настолько резкие у него черты. Нос – как у регбиста, который, видимо, ломали так часто, что он не успевал как следует зажить. Волосы свалялись в нелепые дреды, как это бывает у белых, и он одет, насколько я понимаю, в свою привычную униформу: купальные шорты и майку с логотипом курорта, которая подчеркивает впечатляющие бицепсы.

– Она так говорит только потому, что я ее босс, – подмигивает Даг. – Как дела, Брук?

Он лениво скользит по мне взглядом сверху вниз, дважды нарочито его задерживая, и, хотя каждый мой мускул напрягается, я заставляю себя удержать на лице вежливую улыбку. Мы с ним уже встречались, и каждый раз у меня от него мороз по коже. Касс всегда хорошо о нем отзывается и хвалит за то, как умело он руководит Центром дайвинга. И несмотря на то что он наводит на меня жуть, со своей энергетикой добродушного австралийского парня он кажется вполне безобидным. Но он напоминает слишком многих парней из моего прошлого. Тех, которые считают, что им все должны.

– И, конечно, Логан. – Касс улыбается и проходит обратно за бар, чтобы обнять Логана за талию.

Грета и Даг смотрят на них и, словно по команде, поднимают пластиковые стаканчики. Логан улыбается, и мне понятно, почему Касс он понравился. Высокий – точно больше шести футов – и крепкий. Кудрявые волосы до плеч сегодня стянуты в пучок, а его очаровательный шотландский акцент уж точно положительно сказывается на чаевых. Касс особо не распространялась о его прошлом, только вкратце рассказала, что он переехал сюда из Абердина лет пять назад, потому что не хотел становиться во главе семейной столярной мастерской.

– Поздравляю, Логан! – говорю я с наигранной веселостью.

– Спасибо. Рад, что ты пришла, – отвечает он, хотя по его тону не скажешь. Он бросает на меня быстрый и, кажется, подозрительный взгляд и отворачивается. Как всегда в его присутствии, я не могу отделаться от ощущения, что наша дружба с Касс его почему-то настораживает.

Неудивительно: с тех пор, как я стала вести соцсети, я встречала кучу таких парней. Они посмеиваются над моей работой и только рады раздуть свое эго, говоря, что большого ума она не требует, хотя и понятия не имеют, сколько в нее нужно вкладывать труда. Смотрят снисходительно, когда я говорю, что нашла нового рекламодателя или запускаю новую кампанию. Да, это не работа моей мечты, но это лучшее, что я могу в сложившихся обстоятельствах. Обстоятельствах, которые Логан и представить себе не сможет.

– Долго же он тянул, да? – подмигивает Грета.

Я подавляю раздражение и заставляю себя переключиться на разговор.

– Эй, – практически сразу отвечает Даг. – Он просто нервничал. Чувак, сколько коктейлей ты выпил, прежде чем решился задать тот самый вопрос? Мы умираем от любопытства.

– Ну, если он сам их мешал, то как минимум десять. Никогда не видел, чтобы бармен делал такие слабые коктейли, – вставляет Нил.

И вот так я словно исчезаю. Наблюдаю, как они перебрасываются шутками, и на мгновение меня затапливает пустота. Я только через пару секунд понимаю, что это за чувство. Это тоска по таким отношениям и таким людям, которых в моей жизни никогда не было. Я стою и с замиранием сердца смотрю, насколько для них это просто, как они подходят друг другу, словно кусочки одного пазла.

– А чего мы, собственно, ждем? – прорезает шум Гретин певучий акцент. – Это вообще-то вечеринка в честь помолвки. Нам нужен тост под шампанское!

Все оборачиваются к Логану, бессменному бармену, и он поднимает руки вверх, как будто сдается.

– Сейчас, сейчас, – говорит он и берет бутылку.

Я смотрю на Касс: она не сводит глаз с Логана, даже когда он срывает с бутылки фольгу, даже когда он вытаскивает пробку с громким хлопком, который эхом отдается в ночном воздухе. Все это время ее лицо, на котором написано обожание, украшает легкая улыбка. Когда Логан разливает шампанское в шесть пластиковых стаканчиков – судя по всему, во «Франжипани» предпочитают именно их, – он поднимает взгляд на Касс, и его глаза сверкают. Остальные увлечены разговором, но я замечаю, как он одними губами говорит ей: «Мы двое навсегда». Ее улыбка становится шире и переходит в смех, когда Логан наливает в один из стаканчиков слишком много и шампанское переливается через край.

Их любовь осязаема. От этого проявления нежности на душе у меня должно бы стать теплее, но в груди снова разрастается пустота, к которой примешивается еще какое-то чувство.

Грета начинает передавать стаканчики, Логан возвращается к Касс, и я замечаю, как он легонько прикасается губами к ее лбу. И тогда я нехотя признаю то чувство, которое пыталась не замечать.

Это зависть.

– Так, тишина, тишина, – требует Грета, и все смотрят на нее. Я наблюдаю за их компанией уже достаточно долго, чтобы понять, кто есть кто. Грета, по-видимому, взяла на себя роль матери.

– Логан, Касс. Я даже не могу выразить, как сильно люблю вас обоих, – начинает Грета, прежде чем обратиться к Логану. – Логан, что бы я без тебя делала? С тех пор, как ты приехал, ты – моя опора. Без тебя Санг был бы совсем другим.

Логан тепло смотрит на Грету, пока она говорит.

– Касс, ты так замечательно вписалась в нашу компанию. Не представляю, как мы раньше существовали без тебя. Мы всегда говорим, что мы семья, и это так и есть. Семья, которую мы выбрали сами. И мы счастливы, что ты – ее часть.

Голос Греты на мгновение прерывается, и она прокашливается. Ее слова задевают меня против воли, и я чувствую, как куда-то между ребер вонзается жалость к себе. Вот бы и у меня был кто-то, кто сказал бы так обо… Я встряхиваю головой, не давая мысли оформиться до конца.

– В общем, – продолжает Грета, – мы с Дагом и Нилом приготовили вам небольшой подарок, чтобы показать, как много вы для нас значите.

Она вытаскивает из-за спины подарочный пакет и протягивает Касс, которая принимает его как награду. Все замолкают, когда она вытаскивает из пакета альбом в твердой обложке и ахает.

Глаза Касс наполняются слезами, и она показывает альбом всем: на обложке фото, где они впятером. Еле сдерживая слезы, Касс листает его и рассматривает фотографии на тщательно оформленных страницах.

– Мы хотим, чтобы вы знали, как много вы для нас значите, – повторяет Грета.

Она старается подчеркнуть, что это общий подарок от них с Дагом и Нилом, но всем ясно, что он от нее. Альбом продуман до мелочей, и наверняка ей пришлось сильно постараться, чтобы его собрать. На острове негде распечатать фотографии и тем более негде купить такие затейливые материалы для скрапбукинга, а доставку с «Амазона» сюда не закажешь. Скорее всего, ей пришлось как минимум один раз съездить на материк. Боль в груди возвращается.

– Нереальный подарок, – говорит Касс, обнимая Грету.

Логан тоже обнимает ее и что-то шепчет ей на ухо, прежде чем отпустить. Затем они обнимают Дага и Нила. А я стою, прислонившись к бару, и наблюдаю. Одна. Будто подглядываю в окна за образцовой компанией друзей. Я смотрю на шампанское, которое пенится в моем стакане, и мне вдруг хочется выпить его залпом.

Когда с объятиями наконец покончено, я с облегчением выдыхаю. Грета поднимает свой стаканчик, и мы следуем ее примеру.

– За новоиспеченных мистера и миссис Логан Макмиллан! Логан, Касс, мы вами невероятно гордимся. В нашей семье здесь, на Санге, вы как братик и сестренка.

И тут я понимаю, какая роль отведена Касс в их компании. Роль младшей сестренки. Доброй, милой, зависимой сестренки, о которой нужно заботиться.

– Кажется, тут попахивает инцестом, – глаза у Логана светятся, а голос проникнут волнением.

– Ой, ты же знаешь, что я имею в виду, – Грета шутливо бьет его по руке. – Мы рады за вас.

Нил и Даг кивают, соглашаясь, и за стойкой разом раздаются возгласы «скол», «ваше здоровье» и «сланче».

Я отхлебываю шампанское. Я, как могла, старалась его остудить, но оно все равно теплое и слишком сладкое. Но остальные, кажется, этого не замечают. Все прикончили свое шампанское за пару глотков. Все, кроме Касс.

– Эй, а ты чего ждешь? – поддразнивает ее Даг. – Будешь его цедить весь вечер?

Касс смотрит на свой стаканчик так, будто видит его впервые. Затем обводит всех взглядом.

– До дна, – бормочет она и опрокидывает в себя шампанское.

Все улюлюкают, и Касс улыбается, но как только возобновляется разговор, ее улыбка сразу гаснет.

Через некоторое время Логан предлагает переместиться за стол, и мы рассаживаемся, все шестеро плечом к плечу. Я оглядываюсь, и гирлянды, которые раньше горели волшебными звездочками, теперь отбрасывают на лица собравшихся странное свечение.

Логан приносит шесть бутылок пива, а Даг словно из ниоткуда вытаскивает бутылку тайского виски. Она быстро переходит из рук в руки, каждый делает по праздничному глотку. Когда бутылка добирается до меня, я только для вида позволяю тоненькой струйке смочить губы. Пара секунд – и обжигающая жидкость спускается по пищеводу.

Беседа за столом течет свободно, плавно переходя с одной темы на другую. Мы начинаем с довольно невинного обсуждения подготовки к свадьбе, но чем чаще бутылка виски обходит стол, тем более пикантным становится разговор.

Я зажата между Нилом и Гретой. Время от времени нога Нила касается моей, намеренно или нет, я не знаю. Так или иначе, от прикосновения его кожи по спине бегут мурашки. Было бы ложью сказать, что это не просто физическое влечение. На долю секунды я разрешаю себе представить, как все могло бы быть. В качестве девушки Нила я влилась бы в их компанию. Стала бы одной из «старожилов», частью их семьи. Эта идея опьяняюще пенится у меня внутри. В следующий раз, когда Нил касается меня, я не отстраняюсь.

Когда Даг начинает рассказывать об одной постоялице курорта, с которой он близко познакомился на прошлой неделе, я переключаю внимание на Касс, сидящую напротив меня. Ее глаза снова остекленели, она кажется отсутствующей и смотрит куда-то мимо меня, на дорогу. Я оборачиваюсь проследить за ее взглядом, но дорога совершенно пуста. Неудивительно. Учитывая, что на пляже сегодня «Полнолуние-пати», гостям курорта незачем забираться так далеко вглубь острова. Сейчас они уже наверняка разрисованы неоновой краской – как тот парень, который пару часов назад увел Люси, – и танцуют в опасной близости от огня, потягивая фруктовые коктейли из аквариумов. Я вспоминаю, как столкнулась с той девушкой, Люси. Интересно, что ей было от меня нужно? В памяти всплывает ее предостерегающий взгляд.

Когда я поворачиваюсь обратно к Касс, она по-прежнему не сводит глаз с дороги.

– Касс, – шепчу я так, чтобы было слышно только ей.

– М-м?

– Все нормально? – осторожно спрашиваю я.

Ее как будто перещелкивает. Взгляд тут же становится внимательным и сосредоточенным, на лицо возвращается прежняя улыбка.

– Конечно, – отвечает она так, будто я спросила что-то идиотское.

Тон убедительный, но я ей не верю. Я делаю еще одну попытку.

– Точно? – Я добавляю в голос участливые нотки, но она только кивает, кладет свою ладонь на мою и морщит лоб, придавая лицу успокаивающее выражение. Мы поворачиваемся к остальным как раз тогда, когда Даг, очевидно, доходит до самой соли шутки, которую рассказывает и которую я не понимаю, но остальные фыркают от смеха.

Бутылка виски продолжает переходить из рук в руки, и я замечаю, что постепенно голоса становятся громче, а темп речи замедляется.

– Думаю, я загляну сегодня на «Полнолуние-пати», – говорит Даг, когда повисает пауза. Язык у него заметно заплетается. – Кто со мной? Нил? Логан?

– Ты же понимаешь, что тебе уже не двадцать? – спрашивает Логан.

– Тебе легко говорить, чувак. Ты уже пристроен, – Даг указывает взглядом на Касс. – А я еще в поиске. Сам знаешь, какие все раскрепощенные на этих вечеринках. Это, блин, сезон охоты.

– Ой, бедные девушки, – смеется Грета.

– Ну-у-у дава-а-айте-е-е, – говорит Даг, растягивая каждое слово.

– Я в деле, – пожимает плечами Нил.

– Касс, ты как? – Логан поворачивается к ней. – Пойдем?

Я могу придумать тысячу занятий, которые я бы предпочла походу на «Полнолуние-пати», но Касс кивает, и я понимаю, каким будет мой ответ.

Когда мы встаем из-за стола и собираем бутылки и использованные стаканчики, ко мне поворачивается Нил.

– Ну что, мисс Брук? Окажете мне честь сопровождать вас на «Полнолуние-пати»?

Он так близко, что я чувствую на щеке его дыхание, а его пальцы касаются моей руки.

– Пожалуй, – говорю я смущенно.

– Отлично, – он широко улыбается. Берет со стола почти пустую бутылку виски и протягивает мне. – Ты не пожалеешь.

На этот раз я делаю большой глоток, допивая оставшееся виски. Оно обжигает мне горло, и я надеюсь, что Нил прав.

5

Касс

Я просыпаюсь от прерывистого писка. В глаза будто насыпали песка, в горле пересохло. Будильник вытащил меня из другого кошмара, из номера того отеля.

Я отключаю будильник, но вибрация продолжается: мозг как будто трясется в черепной коробке. Я издаю стон: как можно было сделать такую глупость? Я всегда ложусь рано, если у меня утром погружение. Зачем только я пила то шампанское? И пиво во «Франжипани»? И все остальное на «Полнолуние-пати», что бы это ни было…

Но я знаю ответы на все эти вопросы. Я наклеила на лицо свою самую лучезарную улыбку, старалась быть максимально веселой и не хотела, чтобы кто-нибудь заподозрил, что на самом деле меня что-то тревожит.

Я пыталась выбросить из головы все, что случилось вчера: конверт с угрозами, странный разговор с Ариэлем, учеником из моей дайвинг-группы. И, кажется, все купились. Кроме Брук. Несколько раз я замечала, что она бросает на меня обеспокоенные взгляды. Я заверила ее, что все нормально: я же только что обручилась, я на седьмом небе от счастья! Но я никак не могла избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Как вчера, когда я уезжала из дома. И могу поклясться, что слышала в джунглях за дорогой у «Франжипани» какой-то шорох. Но, сколько бы я ни пялилась в темноту на деревья, все было тихо.

Я встряхиваю головой, чтобы отогнать воспоминание, и морщусь от внезапной боли.

Хотелось бы мне списать свое состояние исключительно на алкоголь, но я знаю, что дело не только в нем.

Потихоньку, чтобы не разбудить Логана, я тянусь к прикроватной тумбочке. Шарю по ней, пока пальцы не натыкаются на картонную коробочку, заваленную старыми гигиеничками и недочитанными книгами в мягкой обложке. Я вытаскиваю упаковку маленьких белых таблеток, которую спрятала здесь вчера, и меня накрывает стыдом вперемешку с угрызениями совести.

Я обещала себе, что больше не буду их принимать. Но это было до вчерашнего дня. Я осторожно несу коробочку в ванную и, лопнув тонкую фольгу, выдавливаю из блистера одну таблетку. Я даже не наливаю себе воды, а просто кладу «Ксанакс» на язык и набираю столько слюны, чтобы хватило проглотить таблетку. Ее скругленные края царапают горло, и я сглатываю несколько раз, чтобы она точно проскользнула вниз.

Я не протянула и двух недель. Таблетки стали чем-то вроде утешения, когда что-то идет не так, способом заглушить лишние звуки. Я впервые прибегла к ним три года назад, чтобы отстраниться от шумихи в медиа и от всего мира, который ложка за ложкой пожирал все, что писала обо мне желтая пресса. Я не хотела их принимать, особенно учитывая все произошедшее, но врачи уверили меня, что в правильных дозах они помогут. И они помогли.

Я думала, что больше они мне не понадобятся, но ошиблась. Три недели назад я купила знакомую коробочку в одной из аптек Кумвита, где рецептурные препараты продают грузовиками, чтобы удовлетворить спрос всего потока туристов. На этот раз мне нужно было забыть увиденное и поверить, что моя жизнь все еще идет по намеченному плану.

Но вчера я сделала глупость. Знала же, что не надо мешать «Ксанакс» с алкоголем. Теперь расплачиваюсь. Пытаюсь вспомнить, как прошло «Полнолуние-пати», но все, что было после «Франжипани», заволокло туманом. Я силюсь восстановить события: что мы делали на пляже, как я добралась домой… Но в памяти всплывает всего несколько картинок, как на испорченной кинопленке: отдельные кусочки, из которых не составишь целое. Песок между пальцев; жар пламени, которое крутят стоящие слишком близко фаерщики, щекочет мне кожу; мешанина тел в неоновой краске, раскинутые руки, которые отчаянно ищут близости; я открываю дверь нашего дома, в кармане у меня что-то тяжелое; слышу женский голос. Он обрушивается на меня как удар кулака. Женщина не то чтобы кричит, но говорит твердо: «Нет». И снова: «Нет, нет, нет!»

Это что, я? Или кто-то другой? Брук? Грета?

Я снова качаю головой и с радостью обнаруживаю, что теперь она болит чуточку меньше.

Я возвращаюсь в спальню, натягиваю закрытый купальник и убираю волосы в небрежный пучок, и все это время мне не дает покоя один вопрос. Что было у меня в кармане вчера вечером?

Я подбираю валяющиеся на полу шорты и проверяю карманы, но они пусты. Быстрым взглядом обшариваю все поверхности в спальне, но не вижу ничего необычного. Снимаю с пальца кольцо, кладу в красную коробочку и какое-то время стою у прикроватной тумбочки, сжимая в руке упаковку «Ксанакса». Потом задвигаю ящик и запихиваю «Ксанакс» в рюкзак.

Я стою у кровати и смотрю на Логана. Он все еще спит, его лицо в обрамлении каштановых кудрей походит на ангельское, покрытые татуировками руки тянутся к моей стороне кровати, как будто ко мне. Мне вдруг хочется разбудить его, все рассказать, ощутить его объятия. Но я не могу. Ведь тогда придется признаться, что все эти годы я врала ему о том, кто я такая. Он ни за что меня не простит.

Поэтому я стою и несколько минут прислушиваюсь к его глубокому дыханию. И в конце концов наклоняюсь осторожно поцеловать его в щеку. Его веки дрогнули, но он не проснулся.

– Ох, подруга, скажи, что у тебя есть «Берокка».

В Центре дайвинга Даг валяется на столе, на нем та же одежда, что и вчера. Он вроде бы ведет себя как обычно – я-то видела Дага с похмелья не раз и не два, – значит, вчера я не сделала и не сказала ничего ужасного, убеждаю я себя, хотя не до конца верю в это.

– Уф-ф, хорошо, что у нас тут нет открытого огня, – я шутливо машу рукой перед носом. – От твоего перегара мог бы весь остров взорваться. «Берокки» у меня, увы, нет, зато есть вот что. – Я бросаю ему «Пауэрэйд», который купила по дороге. Ему он, судя по всему, нужен больше.

Пока Даг заглатывает энергетик, я готовлю баллоны и жилеты-компенсаторы, которые помогут поддерживать глубину погружения. Я подбираю размеры, когда звенит колокольчик над входной дверью. В Центр вваливается Нил, темные очки он даже не снимает.

– Ты, видимо, тоже не в лучшей форме, – говорю я. Взгляд у него опущен, и, учитывая, что обычно Нил полон энтузиазма и сыплет шутками еще до того, как успеет поздороваться, сегодня он появился очень тихо.

– Определенно, – отвечает он сухо, и я не решаюсь развивать тему. Моя «похмельная тревога» возвращается с новой силой.

Он присоединяется ко мне и достает из-за баллонов жилеты. Хоть у него сегодня и нет собственной группы, но по расписанию он помогает мне: лишняя пара рук, чтобы все подготовить, убрать и вести лодку.

– Кстати, сегодня вам лучше погружаться сначала в Черепашьей бухте, а у берега – после обеда, – предупреждает Даг.

Я резко поворачиваю голову в его сторону и тут же жалею об этом: в висок врезается волна боли.

– Почему?

Даг бросает взгляд на Нила, которому, кажется, вообще все равно: он даже почти не поднимает головы. Мы всегда делаем первое погружение у берега, а в Черепашьей бухте – после обеда, когда ученики отработают все упражнения. Им обычно нравится поездка на лодке, а еще в бухте больше кораллов и, следовательно, больше живности. Это как награда за то, что они прошли курс.

– У берега сейчас плохая видимость, но днем должно стать получше. А вот в бухте, судя по прогнозу, все нормально, – объясняет Даг.

– Ясно, – говорю я, мысленно издавая стон. Понятно, почему нужно поменять программу, но отклоняться от привычной рутины – последнее, что мне нужно этим утром. Я смотрю на часы: уже пять минут восьмого.

– Ну что, – говорю я Нилу. – Раньше начнем – раньше закончим.

Мы выходим на улицу, и солнце кусает мою кожу. Ариэль и Тамар уже терпеливо ждут. Ариэль пристально смотрит на меня, взгляд у него ясный и непроницаемый, как будто ничего необычного вчера не случилось. Тамар же, кажется, неловко, она чуть улыбается мне и переводит взгляд на море. Я пытаюсь забыть тот странный разговор с Ариэлем, желаю им обоим доброго утра и неуверенно становлюсь перед ними, не зная, что еще сказать, пока Нил приводит в порядок лодку.

– Эй, погодите! – С холма сбегает Даниэль. – Извините, что опоздал. Дикая ночка выдалась, – говорит он, опершись руками о колени и тяжело дыша.

– С добрым утром. – Я смотрю на него: он уже потный, несмотря на ранний час, и выглядит помятым. На меня накатывает паника, когда я понимаю, что он мог увидеть, как я творю на «Полнолуние-пати» черт знает что. Кусочки воспоминаний о вчерашнем вечере снова возвращаются. Огни, песок, голос той женщины, ее твердое «Нет, нет, нет!». Я энергично сглатываю и заставляю себя говорить обычным голосом: – Ты, видимо, решил проигнорировать мой совет насчет алкоголя?

– Да ладно, – говорит он. – Мы же в Тае! Не мог же я пропустить «Полнолуние-пати». К тому же обычное похмелье меня не остановит.

Даниэль слегка хмурится: очевидно, он только сейчас оглядел всю нашу группу.

– А где Люси? – спрашивает он.

Все вчетвером мы оглядываемся, ожидая увидеть, что она спускается от бунгало с холма или бродит по пляжу где-то поодаль. Но ее нигде нет.

Я смотрю на часы. Пять минут девятого. Правила Фредерик вдолбил нам в головы. Никого не ждать. Если кто-то опаздывает, ему или ей придется погружаться в другой день и платить за него дополнительно в конце курса. И хотя Даг беспечно подходит ко всему остальному, указаниям Фредерика он следует неукоснительно. Вообще-то он, наверное, еще не пришел сюда и не привел их в исполнение только из-за похмелья.

– Даниэль, она тебе ничего не говорила? – спрашиваю я.

– Нет, последний раз мы виделись вчера вечером. Она потусовалась с нами немного на пляже. Не удержалась все-таки.

Что-то слабо верится. Скорее, это он не оставил ей возможности отказаться.

– У тебя есть ее номер? Можешь позвонить?

Я могла бы вернуться в Центр, посмотреть ее номер в анкете и позвонить сама, но тогда придется объясняться с Дагом. Я так и слышу, как он повторяет любимый девиз Фредерика: «Мы им не няньки. Если они не умеют приходить вовремя, это их проблемы».

Но возвращаться в Центр не требуется. Даниэль уже поднес к уху телефон. Несколько секунд томительного ожидания, и он кладет его обратно в карман. Даниэль беззаботно пожимает плечами, но они, кажется, напряжены.

– Не берет.

Прежде чем я успеваю ответить, я слышу, как меня зовет Нил.

– Касс, подойди-ка, посмотри.

И когда я подхожу к лодке, он говорит – так, чтобы слышала я, но не слышали остальные:

– Есть проблема. Лодка не заводится.

Совсем неудивительно. Хотя по сравнению с остальным оборудованием лодки довольно новые, время от времени они выходят из строя. Но господи ты боже мой, хоть что-нибудь сегодня пойдет наконец по плану?

– Кажется, придется все-таки начать с погружения у берега, пусть и с плохой видимостью, – говорю я. – Может, Даг за это время починит лодку, и к обеду она будет готова?

Я предлагаю сходить к Дагу и согласовать это с ним, но Нил уже направился к Центру. Даже несмотря на некоторую неразбериху и тревожное молчание Нила, я чувствую, как ко мне возвращается спокойствие.

Я поворачиваюсь обратно к ученикам. Эгоистично думаю, что поломка лодки мне на руку. Это значит, что мы можем сделать последнюю проверку снаряжения на берегу и дать Люси лишних двадцать минут. Не то чтобы меня беспокоит, что придется отправиться без нее: вообще-то я бы предпочла не смотреть весь день в ее глаза такого же василькового цвета, как у Робин. Но в Люси есть что-то, что я не могу как следует описать. Я думаю о конверте, который оказался у меня на пороге на следующий день после ее приезда, и об ощущении, что с тех пор за мной следят. Неизвестно, кто за всем этим стоит, но, если есть хоть малейшая возможность, что это Люси, я хочу знать, где она и что делает. Раз она пропускает погружения, за которые заплатила, на это должна быть причина.

– Ладно, – говорю я, бросая на дорожку еще один бесполезный взгляд в надежде увидеть Люси. – Давайте тогда начинать? Даниэль, я встану с тобой в пару проверять снаряжение, пока не придет Люси.

– Вообще не возражаю, – тут же отвечает Даниэль.

Следующие почти полчаса мы повторяем все, что проходили накануне. Проверяем абсолютно все снаряжение: смотрим, чтобы маски и ласты прилегали плотно, чтобы в баллонах был воздух, а глубиномеры работали правильно, пробуем дышать через основной и запасной регуляторы.

– Как я уже рассказывала вчера, – говорю я, – погружения на Санге – это что-то уникальное. В отличие от других дайв-спотов, здесь необязательно брать лодку и уплывать в море, чтобы погружаться. Дно здесь резко уходит вниз совсем близко к берегу, и один из самых красивых рифов в Таиланде можно посмотреть прямо с пляжа: для погружения нам нужно всего лишь зайти в воду.

– Мы пробудем под водой около сорока пяти минут, – продолжаю я. – Иногда будем делать паузы и повторять вчерашние упражнения. Отработаем, как действовать в случае форс-мажоров.

Я надеялась, что к этому времени Люси появится. Но ее до сих пор нет. Я прошу Даниэля еще раз позвонить ей, но она снова не берет трубку. Нам придется продолжать без нее.

Я оглядываю стоящую передо мной троицу и пытаюсь не обращать внимания на едкий запах бензина, которым несет от лодок, пришвартованных чуть дальше по пляжу. У всех учеников обеспокоенный взгляд, даже у Даниэля. Это моя любимая часть курса. Мгновения перед первым погружением. Лица учеников, на которых написано предвкушение и волнение – в разумных пределах. В эти мгновения я всегда вспоминаю свой первый раз: я тогда поняла, как под водой может быть спокойно. Там никто тебя не осудит, там не нужно ни действовать, ни думать, ни притворяться той, какой тебя хотят видеть другие. На глубине все проще. Кажется, что как только я погружаюсь, все мои страхи ускользают – их смывает с кожи соленая вода.

Я перечисляю меры предосторожности, которые уже выучила наизусть.

– Все будет не как вчера. Если что-то пойдет не так, вы не сможете просто встать и подняться над водой. Мы будем на глубине примерно десять метров, так что, если возникнет проблема, нам придется эффективно ее решить. На глубине никаких приколов. – Я строго смотрю на Даниэля, который шутливо, с выражением невинности на лице поднимает руки. – В случае чего не паникуйте. Дышите как можно ровнее, иначе воздух в баллонах быстро кончится. И самое важное: если запаникуете, ни в коем случае не плывите резко наверх.

Вчера мы много говорили о том, чем опасно слишком быстрое всплытие. Разрыв барабанных перепонок, азотное отравление, разрыв легких. От моих инструкций страха у них не убавилось.

– Я вам завидую, ребята, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал успокаивающе. – Вас ждет одно из самых волшебных впечатлений в жизни. Вы впервые будете дышать на глубине. Под водой мир совсем другой, вот увидите.

Я жду, что Даниэль отпустит какую-нибудь шуточку насчет того, как это банально, но он молчит: видимо, нервничает.

Убедившись, что все экипированы, я веду группу к воде. Сначала мы касаемся ее пальцами, затем она доходит до лодыжек, коленей, бедер. С крепко пристегнутыми к спине баллонами мы бредем дальше, как солдаты, идущие в бой. По мере того как мы продвигаемся вперед, вода постепенно поднимается и наконец плещется на уровне шеи, а пальцы ног уже не достают до мокрого песка. Надутые жилеты держат нас на поверхности, и мы подскакиваем над волнами.

Я проверяю, все ли готовы: нам пора погружаться. Мы опускаемся мучительно медленно, останавливаясь каждые несколько футов, чтобы замерить глубину, подсдуть жилеты, заткнуть носы и сделать несколько резких выдохов, чтобы прочистить дыхательную трубку. Обволакивающая кожу вода постепенно перестает быть теплой, как в ванне, и становится такой прохладной, что я радуюсь гидрокостюму. Однако погружение проходит как по маслу: мы наконец опускаемся на дно, над нами расстилается прозрачная толща, а поверхность теперь походит на стеклянный потолок.

С помощью жестов, которые мы учили на занятии, я спрашиваю у Ариэля, Тамар и Даниэля, все ли нормально. В их глазах я вижу тот же огонек, что был и у меня во время первого погружения.

Знаком я велю им следовать за мной, а затем разворачиваюсь и плыву, сложив руки за спиной и продвигаясь вперед благодаря ластам, которые разрезают воду, словно острые ножницы. Стайки рыбок, таких маленьких и белых, что они кажутся полупрозрачными, виляют в сторону, почувствовав течение, создаваемое нашими телами. Все мои тревоги последнего дня кажутся теперь такими неважными, они как будто чужие.

Даг был абсолютно прав насчет видимости. Вода здесь обычно такая прозрачная, что обзор открывается метров на десять вокруг, но сегодня сильные волны поднимают со дна осадок и превращают его в мутную взвесь, и видно всего на пару метров вокруг. Мы проплываем мимо колонии рыбок-клоунов и где-то на восьмой минуте замечаем нашу местную морскую черепаху Гарольда. Я показываю его остальным: кладу одну ладонь на другую и шевелю большими пальцами, когда он проплывает мимо, равнодушно глядя на нас из-под морщинистых век. Я вижу, как лица моих учеников под масками светятся детским восторгом. Даниэль издает какой-то неслышный звук, из его регулятора вырывается россыпь пузырьков, и меня наполняет радость. Соленая вода словно смывает с кожи весь стыд, беспокойство и паранойю. Здесь, на глубине, они меня не трогают, и кажется, что никакие тревоги, занимающие все мои мысли на земле, не могут проникнуть сквозь поверхность воды.

И когда я вижу, как мои ученики впервые испытывают такое же чувство, я понимаю важность этих мгновений. Они того стоят. Я никогда бы не увидела такой красоты, не узнала бы такого спокойствия, если бы не все те ужасы, которые привели меня сюда.

Восторги улеглись, и я останавливаю всех у знакомых кораллов и собираю в круг: мы висим в нескольких футах над морским дном. Начинаем отрабатывать первое упражнение: снимаем регуляторы, как будто их вырвало изо рта, чтобы научиться действовать в ситуации, когда доступ к воздуху резко пропадает. Я показываю, что делать, чтобы напомнить им алгоритм, а потом указываю на Даниэля: повторяй. Он смотрит на меня, складывает пальцы в жест «окей» и приступает к упражнению. Он в точности копирует мои движения: снимает регулятор, отбрасывая его за спину, и выпускает изо рта столбик пузырей.

Но, потянувшись обратно за регулятором, он вдруг замирает. Его глаза распахиваются, а руки словно окаменели.

Пару секунд я выжидаю, и во мне закипает раздражение. Выкидывать дурацкие фокусы в бассейне – это одно дело, но здесь? Лишиться источника воздуха на такой глубине – это не шутки. Я вытягиваю руку в его направлении и щелкаю пальцами: звука не слышно, но от трения большого и указательного пальцев появляются пузырьки, которыми я надеюсь привлечь его внимание.

Но он по-прежнему не двигается и смотрит на что-то за моей спиной.

Обернувшись, я прищуриваюсь, чтобы при такой плохой видимости разглядеть, на что он уставился. В мутной воде медленно вырисовываются очертания, похожие на силуэт человека. Сначала мне кажется, что это мусор, ненужный кусок какого-то материала, выброшенного за борт с одной из лодок, которые рассекают здесь как у себя дома.

Но когда я подплываю ближе, я вижу, что это далеко не мусор.

Это человек.

Без снаряжения для дайвинга. Ни ласт, ни жилета, ни даже маски. Тело колышется в воде вертикально, будто ноги приросли ко дну, а сверху, словно рама жутковатого портрета, аркой выгибается коралл. Из-за течения пряди волос мягко развеваются над головой, будто водоросли.

Так быть не должно, думаю я, сквозь гидрокостюм просачивается паника, под кожей бурлит страх.

За спиной у меня какая-то суматоха. Когда я оборачиваюсь, Даниэль уже изо всех сил плывет вверх, регулятор безвольно болтается позади него. Я тянусь к нему, чтобы остановить: если он всплывет слишком резко, то заработает разрыв барабанных перепонок или еще что похуже. Но впервые мое тело под водой отяжелело, я будто прикована.

Я смотрю на остальных. Тамар не сводит глаз с тела, в них читается страх, пузырьки выходят из регулятора все быстрее. Что же касается Ариэля, похоже, к нему вернулась вчерашняя тревога: тело застыло, взгляд серых глаз под маской непроницаем. Мне вспоминаются его слова, непрошеные и зловещие.

Здесь опасно.

Я заставляю себя развернуться и приблизиться к телу. Черты лица обретают резкость. Губы чуть приоткрыты, будто сейчас заговорят. Голубые глаза широко распахнуты, как это бывает при крике. Они еще не потускнели, но с боков уже проступают красные прожилки.

Всякое движение вокруг меня разом замирает. Подводная передышка оборачивается моим самым страшным кошмаром.

Робин.

Я не могу оторвать от нее глаз. Смотрю на это лицо, которое так хорошо знаю, и наконец задерживаю взгляд на ее лбу, где теперь алеет горизонтальный порез. Я опускаю взгляд на ее шею и вижу с каждой стороны жуткие синие отметины. Затем – еще ниже, на талию: полоска ткани от ее футболки обвилась вокруг выступа рифа. И потом – на ступни: одна зажата в щели похожего на камень коралла, поэтому тело и не может всплыть на поверхность. Она застряла там, неподвижная, только одежда колышется от морских течений.

Несмотря на пульсирующий внутри ужас, через мгновение мне удается опомниться. Это не Робин. Это Люси.

Не успев это осознать, я периферическим зрением замечаю какой-то блеск, достаточно яркий, чтобы отвлечь меня от страха, который захлестывает с головой. Пошарив по дну взглядом, я вижу в нескольких футах от тела кусочек металла, частично скрытый песком и поблескивающий в свете, идущем с поверхности. Я подплываю еще ближе, кровь стучит в ушах так, будто в голове бьются волны, и я протягиваю руку и вынимаю предмет из песка.

Разглядываю его. Как только я понимаю, что это, на меня обрушивается волна паники, которая захлестывает меня целиком. Из моего регулятора вырывается столб пузырьков, и я слышу какой-то звук, невнятный и сдавленный. Я вдруг осознаю, что кричу. Это мой крик, заглушенный тяжестью воды.

И я позволяю панике утянуть меня вниз.

6

Брук

– Кхоп кхун кха, Сенгпхет, – говорю я, когда он ставит передо мной дымящийся кофе. Он кланяется, ладони сложены в благодарственном жесте.

– Пожалуйста, – говорит он медленно. – Вам надо. Вчера большая вечеринка. После кофе будет лучше. – Он делает паузу после каждого слова, вставляя между ними обаятельную улыбку.

Я улыбаюсь в ответ, что при разговоре с Сенгпхетом происходит само собой. Я замечаю у него под глазами темные круги. Кажется, даже он лег поздно – или встал рано. Могу только гадать, во сколько Фредерик обязал персонал выйти на работу, чтобы привести ресторан в порядок к открытию после вчерашней вечеринки.

Хотя уже почти девять утра, в «Тики-Палмс» до сих пор пусто. Остров как будто накрыло всеобщее похмелье.

Я проверяю вовлеченность у своего последнего поста в Инстаграме, который я выложила утром ровно в то время, когда мои американские подписчики заканчивают работу и наслаждаются вечерним отдыхом. Я замечаю новый комментарий от Travelbarbie, тоже тревел-инфлюенсерши, по сравнению с которой подписчиков у меня ничтожно мало. «Выглядит круто!» – написала она под одной из фотографий со вчерашнего вечера.

«Жаль, что тебя не было!» – пишу я в ответ.

Мне, конечно, не жаль. Travelbarbie действительно такая отвратная, как можно предположить по ее нику. Платиновая блондинка, все, что можно, увеличено – либо хирургически, либо с помощью макияжа, – она из тех блогеров, которые будут втюхивать подписчикам что угодно, от тампонов до чая для похудения, и быть такой, как она, мне никогда не хотелось. Когда я только начинала развивать BrookeaTrip и мы с ней пересеклись в Будапеште, я попросила ее сделать со мной селфи. В результате мне пришлось выслушать лекцию о том, насколько ценен ее «образ» и что люди сидят в соцсетях не за тем, чтобы им задвигали высокопарные речи о мире (чем, по ее мнению, занималась я), а чтобы вспомнить, как он прекрасен (что, по ее мнению, так успешно делает она). Но терпения мне не занимать, и в конце концов я уговорила ее: вечером она выложила у себя наше селфи. Это сработало. На следующее утро я проснулась и увидела, что ко мне пришло четыреста подписчиков.

Я заталкиваю воспоминание подальше, читаю еще несколько новых комментариев и делаю глоток из чашки, которую принес Сенгпхет.

– Блин! – громко вскрикиваю я, когда горячий кофе обжигает язык и на нем тут же образуется волдырь. От неожиданности зреющая в голове боль усиливается. Несмотря на обещание Нила во «Франжипани», похмелье склеивает мои обрывочные воспоминания о «Полнолуние-пати» в жалкое кино. Я разглядываю раскинувшуюся передо мной полосу пляжа, где теперь нет ни людей, ни оставшегося после них мусора. Представляю, как Сенгпхет и остальные работники курорта сегодня уже ходили по песку, когда солнце только показалось из-за горизонта. Мусорные мешки раздувались на легком ветру, пока они, уставшие, с сонными глазами, тщательно собирали все, что люди между делом бросали на землю во время вечеринки: все ради того, чтобы постояльцы видели драгоценный пляж только в абсолютно совершенном виде. После вчерашнего тишина почти режет ухо. Я до сих пор чувствую пульсирующие басы, которые болезненно отдаются в задних зубах.

Вдруг спокойствие этого утра нарушает приглушенный вскрик. Я снова оглядываю пляж, но ничего не вижу. Оборачиваюсь к Сенгпхету, но он в таком же замешательстве, как и я. Вскрик раздается опять, но на этот раз его сопровождает знакомый голос.

– Нужно тебя вытащить. Скорее!

Это Касс.

И тут я вижу их: они трепыхаются в воде метрах в двадцати от пляжа. Я наблюдаю за Касс, маску она сдвинула на лоб и, нагруженная снаряжением, тянет второго человека к берегу.

Что-то случилось.

Дальше на поверхности показываются еще две головы: наверное, это те ученики Касс, что постарше, которые были у нее на занятии вчера.

Один из них плывет вперед, его руки разрезают воду, он добирается до Касс и принимает у нее пострадавшего.

Я встаю и бегу к воде, им навстречу. Я смотрю, как они постепенно вылезают на берег, и кровь у меня в ушах стучит быстрее, достигая гнетущего пика. Оказавшись ближе, я узнаю человека, которого волочет ученик постарше. Это тот шумный британец, который вчера прервал наш разговор с Люси, утащив ее на вечеринку.

Но сейчас его лицо искривилось от боли, он молчит и, судя по всему, никак не помогает дотащить себя до берега.

Я захожу в море по колено и подхватываю британца с другой стороны, чтобы помочь отнести его подальше от воды. Даже для двоих он тяжеленный, по меньшей мере двести фунтов чистых мышц, и наших сил хватает только на то, чтобы проволочь его несколько шагов, а затем рухнуть на землю.

– Господи, что у вас случилось? С ним все нормально?

Вопросы сыплются из меня, как из пулемета, выскакивая изо рта прежде, чем мозг успевает подобрать слова.

– Даниэль слишком быстро всплыл, – говорит Касс, тяжело дыша. Она отстала от нас всего на несколько шагов. Она снимает маску, и я замечаю в ее глазах слезы. – Он запаниковал и сразу рванул наверх.

Я с облегчением выдыхаю. У него баротравма. Приятного, конечно, мало. Я слышала, как Касс и Нил обсуждали, чем опасно быстрое всплытие, но все не так плохо, как я думала. Последняя ученица тоже наконец добирается до пляжа, глаза у нее круглые, как луна, а лицо бледное, как бумага. Только тогда я понимаю, кого не хватает. Люси, девушки, которая вчера подкараулила меня у бунгало. Четвертой из тех, кого я вчера видела в тренировочном бассейне.

В это время из Центра дайвинга прибегают Нил и Даг. Они направляются прямо к Даниэлю, сразу понимая, кто тут пострадал, но, услышав, что говорит Касс, резко останавливаются.

– Люси. – Ее голос звучит как хрип.

– Люси? – Я превращаю ее имя в вопрос, отчаянно обшаривая взглядом пляж, как будто произошло какое-то недоразумение, как будто она сейчас вынырнет и всех нас удивит.

Даг проверяет у Даниэля пульс, а Нил поворачивается ко мне:

– Четвертая из группы Касс. Она не пришла сегодня на погружение.

От беспокойства у меня в животе все сжимается. И тут Касс говорит то, от чего все замирают:

– Она… Она мертва.

Время будто останавливается. У Касс вырывается всхлип, но я едва это замечаю.

Она мертва. Я снова и снова прокручиваю эти слова в голове, беззвучно проговариваю их губами, обвожу каждый слог языком. В памяти всплывает вчерашний вечер. Как Люси пыталась поговорить со мной, ее пристальный взгляд, который она, уходя, на мне задержала.

Сердце у меня бьется быстрее, пальцы сжимаются в кулаки.

– Нужно вызвать полицию. – Я не сразу понимаю, что этот незнакомый голос с акцентом принадлежит ученику постарше.

Я киваю и вытаскиваю из кармана телефон.

– Мы так и сделаем, когда вернемся в Центр, – говорит Даг, который проверил у Даниэля пульс и, очевидно, заключил, что тот не в критическом состоянии. Учитывая обстоятельства, голос у Дага удивительно спокойный.

– Я… У меня телефон с собой… – говорю я.

– Нет. Нужно вернуться в Центр и заняться Ариэлем и Тамар. Им надо снять эти мокрые гидрокостюмы, – командует Даг. – Мы позвоним оттуда. По городскому связь надежнее.

Я стискиваю зубы. Видно, что даже в этих обстоятельствах Даг наслаждается тем, что он главный.

– Даниэлю нужен врач, – говорит Касс, ее голос почти потонул во всхлипах. Я смотрю на Даниэля, который неподвижно стоит на четвереньках, его грудь тяжело вздымается и опускается.

– Уже вызвали, – говорит Нил. – Мы увидели из окна Центра, как вы тащите Даниэля, и сразу позвонили в медпункт, на всякий случай. Врачи скоро будут.

И тут я понимаю, насколько я в этой ситуации бесполезна. Я опять оказываюсь лишней. В этой компании у меня нет роли.

– Я посижу с ним, – вдруг говорю я, вцепляясь в возможность помочь, выцарапать себе место среди них. – Вы идите в Центр, вызывайте полицию. Я подожду с Даниэлем.

Даг почти не замечает меня, он уже направился к Центру. Касс кивает в знак благодарности и, следуя за Дагом, уводит двух других учеников. Нил на секунду останавливается и оборачивается ко мне.

– Спасибо, – его темные глаза смотрят прямо в мои. Прежде чем я успеваю понять, что он делает, он наклоняется ко мне и целует в щеку. Это так естественно, но вместе с тем так неожиданно, что, хотя обстановка далеко не романтическая, меня бросает в жар. Пока я соображаю, что ответить, Нил убегает догонять остальных, и вот я уже сижу с Даниэлем одна.

– Ну что, – нерешительно говорю я через несколько минут, когда Даниэль перекатился на спину и сел, а его дыхание почти пришло в норму. – Тебе получше?

Он смотрит на меня без всякого выражения, и я понимаю, насколько я тут не к месту. Что вообще можно сказать чужому человеку, который только что узнал, что его знакомая мертва?

– Я Брук, – наконец говорю я, сообразив, что вчера во время нашего короткого разговора я так и не представилась.

– Даниэль.

Вчера он непринужденно шарил глазами по моему телу, но сейчас на меня даже не смотрит. Он начинает вставать, но пошатывается.

– Эй, полегче. – Я тоже поднимаюсь и беру его под руку. Я не могу обхватить его бицепс пальцами даже обеих рук, но все равно пытаюсь усадить его обратно. – Помощь уже в пути. Надо просто спокойно подождать.

Удивительно, но он подчиняется, и между нами снова устанавливается неловкое молчание.

Когда начинает казаться, что мы сидим уже час и только и делаем, что слушаем шум волн и тяжелое дыхание Даниэля, любопытство берет надо мной верх.

– Кх-м, ну так что, – говорю я, – не хочешь рассказать, что случилось?

Он резко поворачивается ко мне, и мне становится стыдно, когда я вижу, как он морщится от боли.

– Ты же слышала. Люси мертва.

Я думала, что он проявит какие-нибудь эмоции, но его холодный тон застает меня врасплох. Теперь Даниэль совсем не похож на того развязного парня, каким я видела его вчера вечером.

– Но она не погружалась вместе с вами?

– Нет. Она не пришла утром. Она уже была… там.

Я не знаю, что сказать. Через некоторое время он продолжает, но, кажется, говорит скорее сам с собой:

– Она просто колыхалась там. На дне моря. Но это уже не совсем она, понимаешь?

Секунду я молчу, немного озадаченная его словами. Они ведь познакомились только на занятиях, разве нет? Не ожидала, что Даниэль такой проницательный и умеет так быстро сходиться с людьми.

Но потом я думаю о Люси, которую тоже впервые увидела только вчера. Такая решительная, с большими голубыми глазами. От нее исходила спокойная уверенность. Она бы точно далеко пошла. И кажется, что всю ту жизнь, которую она излучала, невозможно было погасить так быстро.

Но, видимо, такова природа смерти. Она никогда не кажется возможной.

– И как только это могло случиться? – продолжает Даниэль.

– Ну то есть, – говорю я, обдумывая варианты, – может, она выпила лишнего на вечеринке и…

Даниэль не дает мне закончить.

– Не, это вряд ли, – перебивает он. – Мы с ней там виделись. Она не была пьяна.

Я пытаюсь вспомнить, что было вчера вечером на пляже, но всплывает только мешанина из неоновых всполохов и оглушительных басов. Может, я и видела Люси, но лица у всех были изрисованы зеленой и розовой краской, так что не уверена.

– Хм-м… – я думаю о том, как вчера, когда я уехала, они с Люси пошли выпить перед вечеринкой. Может, Даниэлю показалось, что она выпила меньше, чем на самом деле. – Тогда, получается, это несчастный случай.

С обеспокоенным лицом Даниэль поворачивается ко мне:

– Но зачем бы она пошла в воду одна? И как она оказалась так далеко от берега?

Справедливо. Зачем бы ей так делать? Даже если она напилась, с чего бы она вдруг решила зайти в море одна среди ночи, ведь совсем недалеко на пляже тусовалась куча людей?

– Ну, если это не несчастный случай, тогда… – я замолкаю и вижу, как округляются глаза Даниэля, когда мы, кажется, приходим к одному и тому же выводу. – Кто-то сделал это с ней, – говорю я наконец. Я жду, что Даниэль засмеется и скажет, что это идиотизм. Но он молчит.

И тут я снова вспоминаю Люси и вчерашний вечер. Как она рвалась поговорить о девушке, которая упала с Кхрум-Яй. Теперь Люси уже вторая, кто погиб на острове меньше чем за месяц.

Вдруг я слышу за спиной какое-то движение и оборачиваюсь. Двое человек в белых поло с логотипом курорта на груди бегут к нам от гольф-кара, припаркованного там, где начинается песок.

Даниэль медленно поднимается им навстречу. Я пытаюсь помочь, но он отмахивается. Бормочет «спасибо», и сотрудники курорта подхватывают его под руки.

Я смотрю, как они бредут к гольф-кару и усаживают Даниэля на заднее сиденье. Все это время в голове у меня крутится лишь одна мысль.

История повторяется.

Потому что снова умерла туристка. И если наши подозрения верны, ее убил кто-то на острове.

7

Касс

Мир вокруг движется так, словно я до сих пор под водой. Голоса, долетающие до ушей, звучат как низкое бормотанье, смысл слов растворяется в море.

Потому что мысленно я все еще там, смотрю в ее большие голубые глаза, на ее красивые мягкие волосы, на знакомое лицо. Ее постигла та же судьба, что и Робин.

– Касс.

Голос ласковый, но настойчивый, будто повторяет мое имя уже не в первый раз. Я быстро моргаю, чтобы поймать фокус, и когда это получается, вижу, что надо мной наклонился Нил, взгляд у него встревоженный.

– Ты как, нормально?

Мне хочется рассмеяться. Ничего я не нормально. Я только что во второй раз взглянула в лицо смерти. И во второй раз я не могу отогнать от себя настойчивую мысль, что каким-то образом я в этой смерти виновата.

Тот конверт на пороге. Кто-то на острове выяснил, кто я такая, и тут же умирает еще одна невинная девушка. Как это может быть совпадением?

А еще то, что я нашла рядом с телом Люси. Я пока никому об этом не говорила. Как оно могло там оказаться?

На секунду я начинаю паниковать, подумав, что вдруг я сказала все это вслух, но Нил просто стоит передо мной, наморщив лоб.

– В общем, – говорит он, – я пока отвел Тамар и Ариэля в ресторан и сказал Сенгпхету, чтобы он их бесплатно кормил и поил. Они вроде более-менее в порядке.

До меня все еще не особо доходит, что говорит Нил, но я наконец понимаю, где нахожусь. Я сижу, прислонившись спиной к чему-то твердому и, кажется, деревянному, мокрые ноги прилипли к лежащей подо мной подушке. Я кручу головой, осматривая восьмиугольное помещение. Тиковые стены едва видны: практически каждый дюйм завешан масками и ластами, а внизу как попало навалены баллоны, жилеты и трубки.

Я сижу на скамейке в Центре дайвинга, но почти не помню, как сюда попала.

– Я поговорил с Фредериком, – говорит Даг из-за стойки. – Подумал, что лучше сначала позвонить ему, а потом в полицию. Он дал добро переселить Тамар и Ариэля в люкс для новобрачных, а Даниэля – во второй лучший номер с видом на море. Мы, естественно, полностью возместим им проживание и курс дайвинга, а Даниэлю – расходы на лечение.

Нил кивает, но я продолжаю просто смотреть на них. Они говорят так буднично. Как будто вычеркивают дела из списка. Мне хочется заорать. Но я не ору. Молча сижу и наблюдаю.

– Фредерик приедет завтра утром. Сегодня вечером вылетит из Бангкока, а потом сядет на первый паром с Самуя. Нам надо продержаться только до его прибытия.

Даг ждет нашей реакции. Но мы не отвечаем, и он снова берется за трубку и, очевидно, звонит в полицию.

Через пару секунд из его рта льется уверенный поток тайского. Мой мозг пытается уцепиться за слоги, но слова ускользают: гласные, которые мой рот никогда не мог произнести, и звуки, берущие начало так глубоко в горле, что я не в состоянии их повторить.

Дверь со скрипом открывается, и я понимаю, что машинально поглаживаю шрам у себя над сердцем. Я резко отдергиваю руку, когда входит Брук, на лице у нее замешательство.

– Я просто хотела сказать, что Даниэля забрали в медпункт.

Нил благодарно кладет руку ей на плечо, и, когда она поворачивается ко мне, на ее лице мелькает выражение, значение которого я не могу до конца понять. Потом она садится рядом со мной и обнимает рукой за плечи. И впервые с того момента, как я увидела Люси, я ощущаю какое-то подобие сочувствия.

– Ох, Касс. Мне так жаль.

Ее слова впиваются мне куда-то позади глаз, и не успеваю я опомниться, как шлюзы открываются и по щекам у меня льются слезы. Все это время Брук сидит рядом, ее футболка мокнет от моих слез, а ее рука, не сбиваясь, описывает круги на моей спине.

Следующие несколько часов проходят как в тумане. В Центр приезжают Логан и Грета, Логан несется ко мне и оттесняет Брук с позиции утешительницы. Я утыкаюсь головой в его плечо, вдыхаю его знакомый запах. Запах дома. Я слушаю, как он говорит, что все будет нормально, и хочу ему верить. Но знаю, что нормально не будет.

В конце концов приезжает полиция. Сперва уследить за временем сложно. Кажется, будто все происходит одновременно, но при этом с интервалом в несколько часов. Но Логан все шепчет мне на ухо слова утешения, и постепенно события обретают последовательность, а мир понемногу снова становится нормальным.

– Не хочешь выйти подышать воздухом? – спрашивает наконец Логан.

Я молча киваю, и он помогает мне встать. Я держусь на ногах увереннее, чем ожидала, и, опираясь на Логана, прохожу несколько шагов и добираюсь до двери. Мы выходим из Центра, и солнце обжигает сетчатку, так что я несколько раз моргаю. Когда я ловлю фокус и вижу пляж, он кажется мне совсем чужим. Весь периметр Центра дайвинга и пару десятков метров пляжа опоясывает желтая заградительная лента. Вплотную к ней подошли зеваки, их сдерживают люди в черной одежде, которых я никогда раньше не видела.

Как по команде, все оборачиваются к воде, и в толпе слышится бормотание, которое постепенно перерастает в гомон и разносится, кажется, по всему пляжу.

– Наверное, нам лучше зайти обратно, – говорит Логан, подталкивая меня ко входу в Центр.

Но я не обращаю внимания и смотрю туда же, куда и толпа. Я резко вдыхаю, когда вижу, как к берегу приближается лодка с тремя пассажирами: Даг в гидрокостюме с логотипом Центра и двое незнакомцев в черном. Они глушат мотор и выходят на берег, и я понимаю, что они не одни. Они вытаскивают из лодки длинный черный мешок. Через несколько секунд к ним присоединяются еще несколько человек в черном и быстро накрывают мешок, и до меня наконец доходит, что внутри.

Тело Люси.

От этой мысли по коже бегут мурашки. Логан притягивает меня к себе, и мы наблюдаем, как останки Люси волокут к припаркованной у песка видавшей виды карете скорой помощи.

Я не помню как, но мы вернулись обратно в Центр. Здесь все. Логан, Грета, Даг, Нил, Брук и какие-то незнакомые люди. Худой усатый мужчина в плохо сидящей белой рубашке. По-английски он говорит неестественно, из-за сильного тайского акцента его слов почти не разобрать. К неухоженным волоскам на его верхней губе продвигается капелька пота, и я, словно под гипнозом, не могу оторвать от нее глаз.

– Мы пока заберем тело в участок. В участок есть… – Он замолкает и вопросительно смотрит на Дага, бормоча нужное слово на тайском.

– Морг, – переводит Даг.

– Моргь, – повторяет мужчина, «г» у него выходит слишком мягкая. – Мы везем девушку туда. Делаем проверку, чтобы узнать, почему она умерла. Завтра будут результаты, и мы вернемся сюда задавать вопросы, – говорит он неторопливо.

Когда становится ясно, что никакой другой информации у мужчины нет, Даг провожает его к выходу и плотно закрывает дверь.

Я чувствую тепло тела Логана, наши руки близко. Я незаметно отодвигаюсь, чтобы держаться немного на расстоянии. С другой стороны от меня сидит Брук, ее пальцы переплелись с моими. Она схватила меня за руку, как только я снова вошла в Центр, и, несмотря на весь окружающий ужас, между нашими ладонями тепло.

Проходит некоторое время, прежде чем тишина нарушается.

– Погодите, – говорит Брук, как будто и правда не понимает, – полиция не будет сейчас никого допрашивать? Даже Касс?

Она сочувственно смотрит на меня, и я отвожу глаза. Чувствую, как напрягаются мускулы на руке Логана.

Только Даг качает головой и прокашливается, видимо, чтобы прекратить расспросы Брук. И смотрит на остальных.

– Надо решить, как со всем этим быть. – Он делает паузу и, очевидно, ждет, что кто-нибудь с ним согласится, но все молчат. – Пока не вернулся Фредерик, хорошо бы держать все в секрете, насколько это возможно.

– Но тут же столько народа, – говорит Грета, глаза у нее красные. – Все знают, что что-то случилось. Может, сделать какое-нибудь объявление?

– Фредерик просил подождать. – Даг пожимает плечами. – Думаю, если спросят, мы просто скажем, что произошел несчастный случай.

– Несчастный случай. – Я не сразу понимаю, что это голос Брук. В ее словах такая твердость, какой я ни разу от нее не слышала. Она тут же выпускает мою руку. Сквозь кожу вдруг проникает холод, и я не могу понять: это из-за того, что она разжала пальцы, или из-за ее слов. – Прямо как с той девушкой.

Я, конечно, знаю, о ком она. О девушке, которая упала с Кхрум-Яй за несколько дней до того, как Брук приехала на Санг. Брук расспрашивала меня о ней, когда мы ходили на днях на Кхрум-Яй. Хотела знать, что это за девушка, не думаю ли я, что она покончила с собой, возможно ли забраться настолько далеко от тропы, чтобы упасть. Ее вопросы вызвали в памяти образ Джасинты. Ее каштановые кудри, большие карие глаза, внимание, которое она, казалось, приковывала к себе, когда появлялась, – прямо как Брук. Они похожи, но вряд ли Брук когда-нибудь узнает насколько.

Я не знала, как ответить на вопросы Брук, потому и не ответила. Сказала, что не была знакома с Джасинтой, что мы ни разу не общались. Конечно, врать Брук было противно, но это проще, чем сказать ей правду. Чем проколоться на следующих вопросах, которые бы у нее точно появились.

Краем глаза я вижу, как Логан вскидывает голову и смотрит на Брук, которая прислонилась к столу.

– Да, несчастный случай, – говорит он холодно. – Это остров с сильными течениями и каменистыми скалами, и в сочетании с детишками, которые не умеют пить и первый раз в жизни путешествуют одни, именно это здесь и происходит. Несчастные случаи.

Я вижу, что Логан кипит недовольством, и мышцы живота у меня напрягаются. Тут даже нечего объяснять. Все «старожилы» понимают, что будет, если полиция посчитает смерть Люси неслучайной. Кричащие заголовки, отмененные бронирования, упущенная выручка. Курорт не может себе этого позволить. Как и мы.

– Как-то слишком для совпадения…

Я слышу в голосе Брук раздражение. Она никогда не стесняется выражать свое мнение. Этим она и привлекла меня с самого начала: уверенностью, с которой она говорит все, что думает, не заботясь о том, согласны ли с ней остальные. Но сейчас по-другому, и за ее словами проступает новая злость.

– Я… Я кое-что заметила… – говорю я, желая побыстрее прекратить назревающее столкновение. Я говорю так тихо, что не уверена, услышал ли меня кто-нибудь, пока ко мне не поворачивается Грета.

– Что заметила?

Мои мысли перескакивают на металлический предмет, поблескивающий на дне. На то, как он лежит в моей ладони, легкий, но твердый. Я их прогоняю.

– У нее были повреждения. – Я чувствую на себе взгляды остальных, и они побуждают меня продолжать. – Порез на лбу, – говорю я быстро, от всеобщего внимания к щекам приливает тепло. – И еще у нее на шее, похоже, были синяки.

Нил стоял, прислонившись к столу, но, услышав мои слова, выпрямился.

– Как они выглядели, эти синяки?

– Точно не помню, маленькие, в ряд, с каждой стороны шеи. Как… Как… – Я запинаюсь.

– Как следы от пальцев? – спрашивает Брук.

Я киваю. До сих пор я об этом не задумывалась, но синие отметины на шее Люси точно могли остаться от пальцев. Если на нее напали сзади и задушили или опустили голову под воду. Я зажмуриваюсь, пытаясь прогнать эти видения.

– А ты их заметил, Даг? – поспешно спрашивает Грета. – Когда помогал полиции вытаскивать тело?

Даг медленно качает головой, его губы плотно сжаты в линию.

– Нет. Но я, честно говоря, старался не смотреть. Я подхватил ее сзади, так что не видел ни лица, ни шеи.

– Может, порез на лбу у нее остался от чего-то другого, – тихо говорит Грета. Лицо у нее бледнее обычного. – Может, она пошла поплавать во время вечеринки. Может, она была пьяна или под кайфом. Она могла удариться головой о что-нибудь, о камень или о коралл, и потерять сознание.