Пророк. История Александра Пушкина в воспоминаниях его друзей бесплатное чтение

Род и детство Пушкина

В «Москвитянине» за 1852 год была напечатана небольшая статья под заглавием: «Для биографии Пушкина». Она принадлежит Александру Юрьевичу Пушкину, родственнику покойного (со стороны матери). Хотя вся она состоит из подробностей, относящихся более к предкам и родственникам поэта, нежели к нему самому, но тем не уменьшается ее занимательность и важность. Сам Пушкин дорожил древностью своего рода и самыми мелкими известиями о своих предках; и хотя это уважение проистекало, быть может, от особенных, частных обстоятельств, тем не менее оно многозначительно. Итак, нельзя не поблагодарить почтеннейшего Александра Юрьевича за сообщенные им сведения.

Постараемся сказать несколько слов об этом предмете, более определительных.

Прежде всего представляется вопрос о древности рода Пушкиных, об этой древности, которою так дорожил поэт. Пушкины происходят от прусского выходца Радши, мужа честна, по выражению летописца. Этот Радша выселился к нам в княжение св. Александра Невского. Но от него ведут свой род Пушкины вместе со многими другими родами; настоящий же предок их, от которого пошло их имя, был некто Григорий Пушка, потомок Радши, в шестом колене, как передают нам «родословцы».

Абрам (Ибрагим) Петрович Ганнибал («арап Петра Великого»), прадед А.С. Пушкина по материнской линии.

У Григория Пушки было семь сыновей. От них, по разным прозвищам, например, Курч, Рожок, Муса, Кологрив, Шафер, Бобрище и проч., пошли многие наши роды, перечисленные в родословных. Пушкины собственно, удержавшие прозвище родоначальника, пошли от пятого из этих сыновей – Константина.

Мы не намерены излагать в подробности родословную роспись Пушкиных, тем более, что это чрезвычайно трудно сделать, ибо перечень Пушкиных, занимающий шесть страниц известной «Родословной Книги», весьма перепутан. Наша цель поговорить о Пушкиных, являвшихся в русской истории чем-нибудь замечательным, представить, сколько то возможно, историю Пушкиных.

Но и тут мы должны ограничиться лишь главнейшим. Исчислять всех Пушкиных, записанных в наших исторических памятниках, нет ни возможности, ни, кажется, нужды. Поэт был совершенно прав, сказав, что имена предков его встречаются поминутно в нашей истории. Двадцать один раз говорится о них в «Истории Государства Российского» (откуда по преимуществу узнавал поэт о своем роде). Вдвое, втрое большее число их можно набрать из летописей, разрядов, чиновников, синодиков и пр. Конечно, упоминается часто только одно имя их, без обозначения действий; но самое число упоминаний уж говорит в пользу известности и значения этого старинного рода.

Теперь следует рассмотреть поближе родословную поэта и показать предков его по прямой линии. Скажем наперед, что это дело трудное, именно потому, что в XVIII веке Пушкиных не встретишь в наших исторических памятниках, и источником служат одни записанные семейные предания, в которых есть противоречия.

Дед поэта, Лев Александрович, был женат два раза: первая жена его, Воейкова, не оставила детей; от второй, Чичериной, родились Сергей и Василий Львовичи и несколько дочерей.

Лев Александрович служил в артиллерии подполковником. Владетель 3000 душ, он жил знатным барином в Москве и деревнях своих (особенно в селе Болдине, Нижегородской губернии, Лукояновского уезда). К чести его относится, что он дал отличное, по тогдашнему времени, воспитание сыновьям своим.

Старший из них, в свое время очень известный, Василий Львович, родился 27 апреля 1770 года, в Москве. Воспитавшись в доме родительском, он поступил в екатерининскую гвардию и был сослуживцем Дмитриева, с которым оставался до конца жизни приятелем. Это знакомство, вместе с природными стремлениями, образовало из него русского стихотворца… После неудачного брака он до конца вел жизнь одинокую. Независимое состояние, образованность, острота ума, соединенная с любезностью и добродушием, давали ему всегда видное место в обществе.

В литературных преданиях сохранилась память о церемониале, с которым Василий Львович был принят в «Арзамас». Как старший из действительных членов этого общества, он назывался старшиною Арзамаса. Но, кроме того, подобно прочим членам, он носил имя, заимствованное из баллад секретаря общества, Жуковского. Ему дали название «Вот».

Приятель Карамзина, Вяземского и Жуковского, он радовался успехам своего гениального племянника, который уверял его, что он ему дядя и на Парнассе, и до конца сохранил к нему родственную привязанность. В 1830 году, когда Василий Львович, страдавший подагрою, лежал уже на одре смерти, Александр Сергеевич заботливо ухаживал за ним. Старый литератор оставался до последней минуты верен себе, продолжал читать и разговаривать о литературе. Тогда в одной газете печатался целый ряд статей К-на об истории словесности. «Как скучны разборы К-на!», – сказал Василий Львович. «Выйдемте, господа, – обратился к присутствующим Александр Сергеевич, постоянный защитник К-на, – пусть это будет его последнее слово!»

Сергей Львович Пушкин, отец Александра Пушкина.

Вскоре, 20 августа 1830 года, Василий Львович скончался и похоронен в Донском монастыре. Племянник нес его туда с Басманной, где у покойного был свой дом с знаменитым в Москве поваром Власом или Блезом.

Брат его, отец поэта, также служил первоначально в гвардии, в Измайловском полку, потом числился в Комиссариате и по этой службе жил некоторое время в Варшаве. В отставке он имел 5-й класс. Наравне с братом своим он получил блестящее французское образование. Созданный для общества, он умел оживлять его своими неистощимыми остротами и каламбурами.

Также в высокой степени владел он сценическим искусством и, вместе с братом, игрывал на домашних представлениях. Французская и итальянская словесность ему были близко знакомы; не менее любил он и нашу словесность. Он имел великое несчастие пережить несколькими годами знаменитого своего сына, который в последние годы своей жизни с нежностью заботился о нем и об устройстве его обстоятельств, как видно из одного ненапечатанного письма его. Жена его, Надежда Осиповна Ганнибал, приходилась ему внучатною сестрою.

Поговорим теперь о родственниках поэта со стороны матери.

В первых годах прошлого столетия у турецкого султана, в серале, содержался аманатом ребенок-негр, сын какого-то африканского владетельного князька. Ему было 8 лет, когда русский посланник в Царьграде купил его и, вместе с другими арапчатами, послал в подарок Петру Великому. Государь вместе с польскою королевою, супругою Августа, крестил маленького Ибрагима в Вильне, в 1707 г. и дал ему фамилию Ганнибал, конечно, в память его соотечественника, знаменитого врага римлян. Старший брат его приезжал в Царьград, а потом и в Петербург, предлагая за него выкуп, но государь, сначала принявший к себе арапчонка, вероятно, только по страсти своей к редкостям, видно, заметил в нем достоинства; он полюбил крестника и не согласился отдать его брату. Таким образом молодой Ганнибал остался в России. «Но до глубокой старости он помнил свою Африку, роскошную жизнь отца, 19 братьев, из которых он был меньшой; помнил, как их водили к отцу, со связанными руками за спину, между тем, как он один оставался свободен и плавал под фонтанами отеческого дома; помнил также любимую сестру свою Лагань, плывшую издали за кораблем, на котором он удалялся»…

До 1716 г. Ганнибал находился неотлучно при особе государя, спал в его токарне, сопровождал его во всех походах. На 18 году своего возраста он был послан для обучения во Францию, где вступил в армию регента, герцога Орлеанского, участвовал в испанской войне и в одном подземном сражении получил рану в голову. Жизнь и отношения его парижские изображены в неоконченном романе Пушкина «Арап Петра Великого», равно как и возвращение его в Россию.

Дальнейшие о нем подробности можно читать в 11 томе сочинений Пушкина. Прибавляем только то, чего там нет. Абрам Петрович был личный враг Бирона, который, желая повредить ему, послал с поручением в Сибирь, измерять китайскую стену. Миних ему доброхотствовал. Он был два раза женат. С первою женою, красавицею-гречанкою, которая родила ему дочь Поликсену, он развелся, и женился во второй раз, в бытность свою обер-комендантом в Ревеле, на Христине Регине фон-Шеберх: от нее у него было несколько человек детей.

Таким образом закон, в новое время замеченный историками, что великие народы возникают от смешения различных племен, в применении к отдельным лицам, оправдывается над нашим поэтом: кроме русской и африканской крови, в жилах его текла и немецкая кровь.

По преданию, сообщенному мне моею теткою, которая помнит еще Державина губернатором в Тамбове и, как дочь липецкого городничего, была коротко знакома с бабкою и матерью Пушкина, Абрам Петрович слыл суровым, неумолимым человеком, по крайней мере, в старости: меньший сын его, Осип, женился против его воли, и когда через несколько месяцев молодые явились к нему и на коленях просили прощения, то от его сурового взгляда молодая невестка упала в обморок.

Младший сын, Осип Абрамович, приехав в 1773 году на липецкие чугунные заводы, женился на дочери тамбовского воеводы, Марье Алексеевне Пушкиной. Соединясь браком по страсти, они вскоре развелись и до конца жизни не сходились. Он оставался в деревнях своих, жена, с единственною дочерью Надеждою Осиповною, сначала жила под покровительством деверя, потом в доме зятя своего.

Марья Алексеевна Ганнибал замечательна для нас особенно потому, что была первою воспитательницею поэта. У нее выучился он читать и писать по-русски. Он залезал в ее рабочую корзину, смотрел, как она занималась рукодельем, слушал ее рассказы про старину… От нее, без сомнения, осталось в памяти Пушкина много семейных преданий. Заметить надо, что Марья Алексеевна отлично писала по-русски. Русским слогом ее писем восхищался Дельвиг.

Она скончалась в 1818 году, в Михайловском (Псковской губернии, Опочковского уезда), на руках своего внука, тогда только что вышедшего из Лицея, и похоронена подле своего мужа, в Святогорском монастыре. Тут Пушкин в первый раз посетил Михайловское – родовую деревню Ганнибалов, где потом суждено было ему провести два лучшие года, полные поэтической деятельности, с июля 1824 года по конец августа 1826 года (тут писал он «Онегина» и «Бориса Годунова»). Рядом с бабкою в Святогорском монастыре лежит он теперь под белым саркофагом, осеняемый старинными липами, на площадке, перед алтарем церковным…

Мать поэта, Надежда Осиповна, с прекрасною наружностью креолки, как называли ее в обществе, отличалась добротою характера и здравым, твердым рассудком. В 1796 году она вышла замуж за своего внучатного дядю, Сергея Львовича. Сорок лет продолжалось это супружество. Она скончалась в Санкт-Петербурге, в начале 1836 года. Поэт проводил ее тело в Святогорский монастырь, там похоронил подле ее отца и матери, и рядом с ними купил для себя место, куда ровно через год его и положили.

В самом конце прошлого столетия Сергей Львович и Надежда Осиповна переехали из Петербурга на житье в Москву. Здесь, в 1799 году, 26 мая, в день Вознесения, родился у них сын, Александр. Они жили тогда не в Немецкой слободе, как сказано у почтеннейшего Александра Юрьевича, а на Молчановке. После Пушкины действительно квартировали около Немецкой слободы, подле Яузского моста, но сам поэт, живший в 1826 и 27 годах на Собачьей площадке, часто проезжая по Молчановке, говаривал приятелям, что он родился на этой улице, но дома не мог уж указать. Крестил ребенка граф Артемий Иванович Воронцов, женатый на двоюродной сестре Марьи Алексеевны.

Лет до семи Пушкин не обнаруживал ничего особенного. Толстый, неповоротливый ребенок, всегдашнею молчаливостью он даже приводил в отчаяние домашних. Его почти насильно водили гулять и заставляли бегать. Однажды, гуляя с матерью, он отстал и уселся посреди улицы; заметив, что одна дама смотрит на него в окошко и смеется, он поднялся, говоря: «Ну, нечего скалить зубы!»

Надежда Осиповна Пушкина, мать Александра Пушкина.

Исторические и семейные предания от бабушки и народные от няни, Арины Родионовны, которая отлично знала песни, сказки, поверья и сыпала поговорками и пословицами, рано заронились в душу будущего поэта и не пропали в ней, несмотря на то, что все формальное образование его было вполне иностранное.

Лет семи он сделался развязнее, и прежняя неповоротливость заменилась в нем даже резвостью и шаловливостью. Едва ли не с этих пор начал он писать стихи на французском языке, потому что в доме этот язык господствовал, да и гувернеры (часто сменявшиеся) были по большей части французы.

Учился Пушкин небрежно и лениво, но зато рано пристрастился к чтению, любил читать Плутарховы биографии, Илиаду и Одиссею, в переводе Битобе, и забирался в библиотеку отца, которая состояла преимущественно из французских классиков, так что впоследствии он был настоящим знатоком французской словесности и истории и усвоил себе тот прекрасный французский слог, которому в письмах его не могли надивиться природные французы, в том числе и известный писатель Сен-При.

Страсть к литературе и чтению развивал в нем и отец, любивший читать вслух и особенно мастерски читавший Мольера, и общество, у них собиравшееся; кроме Василия Львовича и другого двоюродного дяди, Алексея Михайловича, очень известного в московском обществе, молодой Пушкин беспрестанно видал Дмитриева, Карамзина, Жуковского, Батюшкова, графа Местра и пр. Все это возбуждало и настраивало мальчика к самодеятельности. Он начал писать стихи, которые обратили на него внимание. Уж тогда некоторые знакомые могли предвидеть в нем что-то особенное. Он справедливо говорил впоследствии про свою Музу:

К числу обстоятельств, которые могли поддерживать и питать поэтическое дарование молодого Пушкина, без сомнения, принадлежит то, что с 1806 года до вступления в Лицей он ежегодно проводил летнее время в деревне своей бабушки, сельце Захарьине, лежащем верстах в сорока от Москвы, по Можайке. Там раздавались русские песни, устраивались праздники, хороводы, и Пушкин имел возможность обильно воспринимать впечатления народные. Он очень любил эту деревню, и в зрелом возрасте не раз посещал ее, уже перешедшую к другому владельцу.

В нескольких верстах от Захарьина, в большом селе князей Голицыных, Вязёме, на погосте старинной церкви похоронен брат Пушкина, Николай (род. 1802, ум. 1807 г.). Ни он, ни другой брат Лев Сергеевич, не были настоящими товарищами его детства – первый потому, что скоро умер, второй потому, что был моложе его. Другом детства Пушкина была до конца нежно любимая им сестра (старше его одним годом) Ольга Сергеевна. Она училась с ним вместе, была товарищем его игр, первым и единственным судьею и ценителем его ребяческих опытов в стихотворстве.

В 1811 году, когда Пушкину минуло двенадцать лет, стали думать об определении его куда-нибудь в заведение для более правильного образования. Тогда заводился Царскосельский Лицей. Директором его назначали друга Сергея Львовича, Василия Федоровича Малиновского, брата известного археолога. Александр Иванович Тургенев, служивший при тогдашнем министре просвещения князе Голицыне, обещал свое содействие; родители предварительно съездили в Петербург осведомиться, и летом 1811 года Василий Львович повез туда двенадцатилетнего поэта. С июня по октябрь шли приготовительные занятия к вступительному экзамену, а 19 октября 1811 года открылся Лицей.

Поступлением в это заведение решилась будущая судьба Пушкина. Он становится на свою дорогу. Следить за ним на этой дороге предоставляется его биографу

Лицей[1]

Летом 1811 года молодой Пушкин в первый раз оставил родной свой город, Москву. Дядя, Василий Львович, повез его в Петербург. Еще и теперь некоторые помнят, как он, вместе с двенадцатилетним племянником, посещал московского приятеля своего, тогдашнего министра юстиции Ивана Ивановича Дмитриева; раз собираясь читать стихи свои, вероятно, в роде «Опасного Соседа», он велел племяннику выйти из комнаты: резвый, белокурый мальчик, уходя, говорил со смехом: «Зачем вы меня прогоняете, я все знаю, я все уже слышал».

До половины августа он готовился к вступительному экзамену. Доступ в Лицей был довольно затруднителен: в постановлении сказано, что «на первый случай полагалось принять в Лицей не менее 20 и не более 30 воспитанников, а в последствии времени по соображению с хозяйственным состоянием Лицея».

Многие родители приехали в Петербург для определения детей своих, но только 38 человек были допущены к экзамену, и в это число Василию Львовичу удалось включить племянника своего, благодаря советам и ходатайству Александра Ивановича Тургенева, в то время служившего при министре духовных дел, князе А. Н. Голицыне. Мог ли Тургенев думать, что этот мальчик, которому по доброте своей он открывал доступ в Лицей, сделается знаменитым поэтом, и что чрез 26 лет он окажет ему другую услугу: отвезет его тело на последнее жилище!

Августа 12-го, 38 мальчиков подвергнуты были предварительному испытанию, и 30 из них, в том числе Пушкин, удостоены принятия в Лицей, на что и последовало высочайшее утверждение, испрошенное директором Лицея.

Лицей торжественно открылся 19-го октября 1811 года, – день, незабвенный для Пушкина и его товарищей, день, в который они потом ежегодно праздновали, и памяти которого Пушкин посвятил несколько лучших стихотворений своих.

С утра все члены Августейшей фамилии (кроме младших Великих князей и Великой княгини Екатерины Павловны, которая тогда жила в Твери), первые чины двора, министры, члены государственного совета и проч., собрались в придворную Царскосельскую церковь, которая вместе была и лицейскою церковью, находясь в середине здания и соединяя комнаты Лицея с Государевыми покоями. Директор Лицея привел в церковь всех воспитанников, профессоров и чиновников открываемого заведения. Отслушана была литургия, и потом все собрание прошло по комнатам Лицея, в предшествии придворных певчих и духовенства, которое освятило их кроплением святой воды.

Затем все собрались в залу, где прочитаны были некоторые места из Высочайше пожалованной Лицею грамоты. Министр просвещения передал эту грамоту директору для хранения. За речью, которую произнес директор, профессор Кошанский прочел список чиновников Лицея и принятых в оный воспитанников.

Василий Львович Пушкин, дядя Александра Пушкина, его первый литературный наставник («Парнасский отец»).

Наконец к сим последним обратился с речью профессор Куницын. Впечатление, произведенное этой речью, сохранялось в памяти Пушкина через 25 лет, как видно из вышеприведенных стихов, написанных в 1836 году. В этой речи, за которую Куницын получил орден, между прочим читаем: «Познания ваши должны быть обширны, ибо вы будете иметь непосредственное влияние на благо целого общества. Государственный человек должен знать все, что только прикасается к кругу его действия… Государственный человек, будучи возвышен над прочими, обращает на себя взоры своих сограждан; его слова и поступки служат для них примером. Если нравы его беспорочны, то он может образовать народную нравственность более собственным примером, нежели властию… Любовь к славе и отечеству должна быть вашим руководителем!». По окончании речи Государь осмотрел помещение воспитанников и удостоил своего присутствия обеденный стол их. Торжество заключилось иллюминациею.

Это происходило в четверг. Через четыре дня, в понедельник, 23-го октября, началось в Лицее учение.

Преподавание наук в Лицее, как и все внутреннее устройство его, имело особенный характер. Уравненный в правах с русскими университетами, он не походил на сии последние уже по самому возрасту своих питомцев, которые при поступлении имели от 10 до 12 лет, но, с другой стороны, в высшем, четвертом курсе Лицея преподавалось учение, обыкновенно излагаемое только с университетских кафедр. Таким образом, он соединял в себе характеры так называемых высших и средних учебных заведений. Лицеист в течение шести лет узнавал науки от первых начатков до философических обозрений.

Едва только возник Лицей, едва устроилось в нем правильное преподавание (затрудняемое сначала неравенством в познаниях воспитанников), как внешние политические события отвлекли от него внимание высшего правительства. Но гроза двенадцатого года плодотворно подействовала и на молодых лицеистов. Она оживляла и питала в них высокое чувство патриотизма, и конечно в это время пробудилась в душе Пушкина его горячая любовь к родине.

С каким чувством говорит пятнадцатилетний поэт о пожаре Москвы:

Блистательный конец Отечественной войны, кровавые славные битвы 1813 года, наконец взятие Парижа, все эти чудные события подымали дух народный, волновали всех и каждого. В 1814 году лицеисты были ближайшими свидетелями народного торжества. В 20-х числах июля Государь возвратился из-за границы. В Павловске устроен был праздник в честь гвардии. В Царском Селе воздвиглись триумфальные ворота.

То было время всеобщего одушевления. Такое время, плодотворное для всех, пробуждает в отдельных лицах душевные силы, вызывает к деятельности природою данные способности. Мы, не обинуясь, приписываем влиянию тогдашних славных событий быстрое развитие поэтического таланта Пушкина; конечно вместе с тем признавая, что влияние это не было единственным, что сему развитию способствовали и лицейское уединение, и счастливое дружество даровитых отроков, и поощрения просвещенных наставников.

Муза, любившая Пушкина в младенчестве, не забыла его и в отрочестве. Талант молодого любимца богов зрел не по дням, а по часам, С каждым новым произведением заметно росли сила стиха, прелесть выражения, смелость мысли, одним словом, те качества, которые впоследствии сделались всегдашним, неотъемлемым его достоянием. Пушкин неудержимо предавался обаятельному искусству. Поэтические мечтания овладевали им совершенно…

4-го и 8-го чисел января 1815 года в первый раз происходило в Лицее торжественное публичное испытание. Государь не мог удостоить его своего присутствия: Он жил тогда в Вене. Тем не менее посетителей собралось множество. Несмотря на расстояние, друзья просвещения и важные государственные лица нарочно приехали из Петербурга посмотреть вблизи на этот новый рассадник наук, столь любимый Его Величеством.

Во время экзамена по предмету русской словесности вызвали Пушкина, и он прочел перед многочисленным собранием свои «Воспоминания в Царском Селе», во многих местах истинно прекрасные. Все слушатели почувствовали, что это не были обыкновенные, сочиненные на заданную тему стихи. Но, без сомнения, немногие внимали им с таким участием, как семидесятилетний Державин, почетным гостем сидевший на экзамене. Он, конечно, не мог без сердечного волнения слушать эти гармонические строфы: в них говорилось о Екатерине, о прошлом веке, им воспетом, о нем самом. Растроганный, он поднялся с кресел и пошел обнимать молодого поэта…

Но вот собственный рассказ Пушкина об этих незабвенных для него минутах: «Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил: он сидел поджавши голову рукою; лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы. Портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился: глаза заблистали, он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной.

Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в ц. с.», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил свое чтение; не помню, куда убежал. Державин был в восхищении: он меня требовал, хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…»

Но шестнадцатилетний поэт привел в восхищение не одного Державина. Все дивились необыкновенному таланту. На большом обеде у министра народного просвещения графа Разумовского о нем шел общий говор. Все предсказывали будущую его славу. Хозяин, обратясь к Сергею Львовичу, который находился тут же, заметил между прочим: «Я бы желал однако ж образовать сына вашего к прозе». – «Оставьте его поэтом», – возразил с жаром Державин.

В это время Жуковский проездом из деревни в Петербург жил в Москве. Приятель его Василий Львович Пушкин получил из Петербурга новое стихотворение племянника своего. Сохранилось любопытное предание, что в один день Жуковский пришел к друзьям своим и с радостным видом объявил, что из Петербурга присланы прекрасные стихи. Это были «Воспоминания в Царском Селе». Он принес их с собою, читая вслух, останавливался на лучших местах и говорил: «Вот у нас настоящий поэт!»

Жуковский видал Пушкина еще в Москве ребенком; но настоящее знакомство их началось летом 1815 года, когда Жуковский приехал в Петербург и в течение лета и осени посещал Царское Село и Павловск, где читал Императрице стихи свои. Надо заметить, что в это время он был наверху своей славы. Друзья носили Жуковского на руках. Вдовствующая Государыня отменно ему благоволила.

Дом Василия Львовича Пушкина в Москве на Старой Ьасманной улице.

Жуковский полюбил, как родного, вдохновенного юношу. Он тотчас оценил всю силу его таланта. По достоверному преданию, 32-летний, уже славный и опытный поэт, видаясь с Пушкиным, нарочно читал ему свои стихи, и если в следующие свидания Пушкин не вспоминал и не повторял их, он считал произведение свое слабым, уничтожал или поправлял его. Между ними рано начались самые нежные отношения. С отеческим участием Жуковский радовался блестящим успехам Пушкина, снисходил к его увлечениям, прощал его заносчивость, берег его, заботился о нем. Сам Пушкин впоследствии называл его своим Ангелом-хранителем…

Карамзин также еще в Москве часто видел Пушкина, будучи приятелем отца его и дяди. Гениальный юноша не мог укрыться от его внимания, но это были лишь минутные встречи. Скоро представился случай к сближению их. В 1816 году Карамзин оставил Москву (уже навсегда, хотя и не предполагал того) и поселился в Царском Селе. Там, занимаясь продолжением «Истории» и печатанием первых ее томов, он приглашал к себе Пушкина, беседовал с ним, и Пушкин имел возможность слушать «Историю Государства Российского» из уст самого историографа.

Пушкин горячо полюбил Николая Михайловича и супругу его, и сделался у них домашним человеком. Как и Жуковский, Карамзин любовался молодым поэтом, предостерегал, удерживал, берег его и после спас в одну из решительных минут его жизни.

Друг Карамзина, Иван Иванович Дмитриев, живший в Петербурге несколько лет в звании министра юстиции, также почтил своим вниманием Пушкина. Столь же рано узнал Пушкина и Батюшков, часто посещавший Сергея Львовича еще в Москве и находившийся в приятельских отношениях с Василием Львовичем.

Так сближался Пушкин с лучшими нашими писателями. Они рано отгадали в нем силу гениальную и с радостным участием приняли в свой круг. В то время русская литература разделялась на два стана. Российская академия с председателем своим А. С. Шишковым, и «Беседа любителей русского слова» с Державиным, кн. Шаховским, Хвостовыми и проч., строго держась старых правил искусства, чуждались нововведений, восставали на Жуковского и Карамзина. Молодые последователи и поклонники их решились отвечать. Возник знаменитый «Арзамас», немилосердно преследовавший насмешками, пародиями, похвальными речами и пр. «Беседу» и Академию. В «Арзамасе» приняли живое участие лучшие писатели, даровитые любители словесности, и назвались именами, взятыми из баллад Жуковского, секретаря «Арзамаса».

О веселых собраниях нового литературного общества услышал в Москве страстный любитель всякого рода шуток, каламбуров и острот Василий Львович Пушкин; разумеется, он тотчас захотел принять в них участие, сам выбрал себе имя «Вот» (столь часто повторяемое в балладах) и в декабре 1815 года приехал в Петербург. Арзамасцы торжественно, с разными обрядами, приняли его и как старейшего между ними назвали старшиною «Арзамаса».

Кроме лицейских товарищей, кроме знакомств литературных, у Пушкина был особенный кружок, в котором нередко проводил он свои досуги и который состоял отчасти из офицеров лейб-гусарского полка, стоявшего в Царском Селе. Пушкина всюду любили за остроту, веселонравие, неистощимый запас шуток и всего более за стихи, – а ими он, можно сказать, бросал направо и налево. Иной стихотворец во всю жизнь не написал столько стихов, сколько Пушкин в шесть лет лицейской жизни. Сознав силу своего таланта, он решился не расточать его на произведения мелочные, и принялся за большой труд. Мы говорим о поэме «Руслан и Людмила», которой первые песни писаны в Лицее.

Понятно, что при таком направлении не могло быть порядка и больших успехов в учении формальном, в знании уроков и ответах на экзамене. Любопытны отзывы о нем профессоров: «При малом прилежании оказывает очень хорошие успехи, и сие должно приписать одним только прекрасным его дарованиям. В поведении резв, но менее противу прежнего». «Весьма понятен, замысловат и остроумен, но крайне не прилежен. Он способен только к таким предметам, которые требуют малого напряжения, а потому успехи его очень не велики, особливо по части логики». Наконец аттестат, выданный ему из Лицея, свидетельствовал об отличных успехах его в фехтовании и танцевании и о посредственных в русском языке.

Пушкин не пробыл в Лицее положенных шести лет. Зимою 1816 года в лицейском здании был пожар, и необходимые по сему случаю перестройки, вероятно, ускорили первый выпуск лицеистов, назначенный в мае 1817 года. Выпускные экзамены происходили в течение 15 дней, при многочисленной публике. Посетителям предоставлено было задавать лицеистам вопросы, что дало повод к занимательным ответам и прениям. На экзамене из русской словесности Пушкин читал сочиненное им на этот случай довольно слабое стихотворение «Безверие»: в нем говорится о сострадании, которое должно иметь к неверующему. Ответы его не были удовлетворительны. Он выпущен был 19-м, с чином X класса или гвардии офицера.

9-го июня происходил в Лицее торжественный акт, удостоенный Высочайшего присутствия. Когда окончились обычные чтения, князь А. Н. Голицын поочередно представил Его Величеству выпускаемых воспитанников. Государь говорил с ними, напоминал им обязанности их, и в знак своего благоволения приказал выдавать поступающим в гражданскую службу, до получения штатных мест, денежное вспоможение из государственного казначейства.