Хроники Бальтазара бесплатное чтение

I

Бархатная ночь простирала вокруг плащ своих непроглядных крыльев. Хмурые тучи застилали блики звёзд, словно запрещая всякое проникновение вниз нежеланного света, укрывая детей тьмы от чужих глаз. Мягкой. почти бесшумной, поступью сооружённые из частей мёртвых животных твари, окружённые чёрным и фиолетовым дымом, пронизывающим их обглоданные белёсые кости, шагали вперёд под руководством повелевающих рук некроманта.

Големы – искусственные создания-слуги, оживлённые при помощи магии и обычно создаваемые из неживого материала – камня, глины, металла, порой даже из дерева, но в данном случае из костей давно умерших животных, послушно следовали рядом со своим хозяином и во всём ему преданно повиновались.

Нередко таких лепили в виде людей или хотя бы антропоморфных многоруких и многоглавых чудовищ, охраняющих врата или входы в сокровищницу. Големы некромантов же чаще всего представляли собой именно костяные нагромождения, в лучшем случае походящие на зверей, а чаще – вообще нечто неописуемое.

Бальтазар двигался на Сельваторск с собранным по пути небольшим воинством лесного зверья. Молодой мужчина в косом тёмном мундире аристократа, с пышным каскадом светлых волос оттенка платины активно жестикулировал. Кружевные белые манжеты из-под чёрных рукавов ягнячьей кожи только и мерцали в потёмках, словно порхающие ночные мотыльки, привлечённые далёким светом городских огней.

До поселения было ещё далеко, однако даже отсюда виднелись рыжеватые маячки уличных фонарей и некоторых окон домов на окраине. Некромант чувствовал, что по левую руку где-то неподалёку расстелились своей гибельной обителью топкие торфяные болота. Место смерти людей и животных, чьи кости можно было поднять оттуда прямо сейчас.

Но это требовало дополнительной затраты сил и времени, а с ним и так была его стая, способная навести ужас на окружённый лесами городок. Древесные стволы создавали сейчас непроглядную темень, а в плохую погоду так и вовсе сельская дорога смотрелась мрачнее обычного.

Хотя для него-то погода была в самый раз. Бальтазар из рода Кроненгард недолюбливал яркое солнце. Как-то в детстве, в ясный день, его попытались принести тому в жертву. Но всё тогда пошло не так, и жизнь его, которой судьбой было уготовано оборваться на седьмой день рождения кровавым ритуалом, внезапно метнулась в другое русло.

Царица-тьма подсказала ему новый путь. Для него это был путь жизни, для многих других он сулил смерть и неминуемую мучительную гибель. Посаженное глубоко в груди чёрное зерно сомнения окутывало лоскутами сумрака огрубевшее сердце. Жизненный путь делал юношу свидетелем несправедливости мира, боли и отчаяния, что грызут этот мир на каждом шагу. Не спасла его душу даже первая любовь, обернувшаяся катастрофой и разочарованием.

С тех пор Бальтазар предпочитал истинным чувствам лишь звериную страсть, а жертвенность ради других он разбил, как фамильную вазу, пронзённый осколками предательства, обмана и безразличия. Жизнь для себя казалась теперь осмысленным выбором, жестокость – бронёй от внешних воздействий, а силы тьмы, полученные в ходе обучения, средством к достижению своих желаний.

Захватив в Вольных Землях замок одного барона, теперь он стремился к расширению своего влияния в разные стороны от него. Нужно было заставить ближайшие города уважать себя и бояться. А для этого, как он считал, не помешают вот такие визиты с прожорливыми «питомцами».

Где-то недалеко раздавались во тьме хлопки больших крыльев. Не то кто-то возвращался с добычей в гнездо, не то лишь пробуждался для ночной охоты, разминаясь перед полётом. Создания-гибриды, имевшие в основе туши оленей, кабаний хребет, волчьи черепа и змеиные головы на хвостах, сверкали полыхающим тёмно-сиреневым огоньком в тёмных пещерах своих глазниц и шагали подле барона Кроненгарда. Уродливые истлевшие порождения мрака. Они должны были наслать на городок панику, заставить дрожать население и укоренить таким образом власть Бальтазара.

Тому могли понадобиться здешние кладбища для войска и даже живые люди. Никогда прежде не бывавший в этих землях, он всегда с интересом узнавал местные обычаи разных сёл и городов. О чём-то был наслышан, с чем-то сталкивался впервые, а иногда визиты его и вовсе проходили совсем не по плану.

Было похоже на то, что и сейчас внезапно нападение на готовящийся ко сну Сельваторск рисковало оказаться под угрозой срыва. С ветви одного крупного раскидистого дуба фигура в капюшоне натянула сразу три оперённые стрелы и выпустила так, что те, засверкав, тут же поразили ближайших костяных големов, рассыпая их на бессвязные кусочки.

– Что? – оскалился ошарашенный некромант. – Магические стрелы? – его прищуренный фиалковый взор метнулся к источнику выстрела.

Некто в тёмно-зелёном капюшоне не мешкал, а вовсю готовил следующий тройной залп. Крупные четырёхгранные наконечники упругих стрел сверкали серебристой аурой, пульсируя изнутри, будто кто-то пытался раскалить их в кузнечной печи.

Они со свистом взмыли в воздух, оставляя после себя яркие лучи света. На этот раз чернокнижник попытался защитить от них своих тварей и даже вовремя выстроил наспех сплетенную защиту, но его тёмная магия оказалась пробита столь же легко, как керамический горшок, стеклянный купол или полая скульптура из тонкого льда.

Осколки, разлетаясь вокруг, лишь сильнее разбрызгивали частицы заклятья. Тем самым стрелы поражали ещё больше костяных безвольных чудовищ, слушавших лишь то, что приказывает им воля молодого барона. Тот же всерьёз хмурился тонкими бровями на гладко выбритом лице, исказил фактурные угловатые губы в новом оскале и бормотал вслух о собственном удивлении всеми этими сверкающими выстрелами.

– Лучник-маг? Быть такого не может! – Раздувались от гнева ноздри его прямого аккуратного носа.

Глаза горели ненавистью и таким же фиолетовым пламенем, как и в звериных черепах, словно сам он был из подобных созданий, а отнюдь не их хозяином. Впрочем, это никак не волновало охотника. Тот с удовольствием выпустил стрелы, засиявшие в этот раз ярко-зелёным, и в самого Бальтазара.

Две просвистели мимо, однако третья всё-таки угодила в плечо, вонзившись глубоко, заставив некроманта пошатнутся и вскрикнуть. Стрелок в капюшоне тем временем сменил положение, прыгая по веткам, отстреливая отдельных особей из костяного войска, разрушая тех частично или даже целиком.

Наконечники его верных стрел сверкали то серебристо-белым, то тёмно-синим и даже ярко-зелёным. Один раз ещё каким-то малиново-розовым, когда стрела угодила Бальтазару уже в печень, вновь пронзив свою цель. Он формировал защитные купола, пытался сосредоточиться, выдохнул астральный огонь, чтобы сжечь мерцавшие магические снаряды в полёте, а когда это начало помогать, лучник попросту начал стрелять быстрее.

Обломав древко стрелы, торчащей из плеча, и испепелив его прямо в ладони, тёмный маг расставил руки в стороны и выстроил спереди своих существ шипованные панцири, сосредоточенно произнося заклинание вибрирующим голосом. И когда новые стрелы угодили прямо в них, материальная часть стрелы отскочила, словно от выгнутого металла или каменной кладки. А вложенная магия отразилась обратно в стреляющего.

И теперь уже охотник стал жертвой, оказавшись сбитым с ветки, полетев шумно вниз. Клацающие костяными зубами монстры были тут же направлены туда растерзать ещё не успевшего подняться лучника, но и тот был на деле не промах.

Постукивающие костями туши с внутренним сиянием, магическим дымом и танцующим пламенем в горящих глазах ринулись по приказу хозяина. Но зачарованный лук будто сам служил колдовским инструментом охотнику, и фигура в накидке умело защищалась от некромантии, образовывая спирали защитных барьеров, прогибавшихся, но не так-то просто ломавшихся под натиском воющей нежити. А иногда путешествующие охраной по своей траектории рыжеватые и голубоватые шары переливающейся энергии срывались в атаковавшую зверюгу. Сверкая, они врезались в любого, кто подходил близко или имел наглость коснуться такой защиты.

Бальтазар на это сплёл паукоподобное заклятье, направляя его разверстым жестом пальцев из сложенных рук туда. Но многолапая стрекотавшая тварь из чёрной энергии прилипла к щиту, словно насекомое на стеклянной поверхности. А потом ещё не поднявшийся на ноги лучник вновь начал сыпать стрелами, раня сущностей вокруг, пронзая и разрушая тех, кто так стремился ему навредить.

От этих выстрелов некромант уже уворачивался перекатом, лишь добавлявшим боли в боку и плече. Причём внизу всё ещё торчало цельное древко. Часть сил уходило на поддержание самочувствия, дабы не шататься, не хромать и сосредоточиться. Были посланы новые команды костяным ищейкам, вот только дополнительной защитой окружить их он позабыл, и те рассыпались в прыжках ещё на подлёте к цели.

Новый тройной выстрел барон Кронхольда остановил прямо в воздухе, а точнее сжал мрак вокруг снарядов настолько плотно, что те по итогу замедлились и упали на землю, продолжая ещё угасающе мерцать какое-то время.

Вынув отчаянным рывком стрелу из собственного бока, он попытался унять хлещущую кровь. Целительством некромант, понятное дело, не обладал, но на такие случаи Гродерик Черноуст обучил его иным сподручным приёмам. С ранами на теле можно было делать разные вещи, а из человеческой крови, в том числе собственной, благо даже тёмный маг на деле оставался человеком, можно было вытащить уйму крайне полезной энергии.

Многие ритуалы вообще, так или иначе, требовали истязать себя ножом, например, порезать ладонь или запястье, дабы окропить что-либо кровью: символ, алтарь, жертвенное животное, порой даже книжную страницу или отдельно переписанный свиток с заклинанием. Сейчас же ничего такого совершенно не требовалось, а вот два серьёзных увечья на теле незнакомец ему нанёс.

Плотная тёмная дымка окутала ноги в чёрных кожаных штанах, которые чаще носили простолюдины, нежели аристократы, но он предпочитал именно их под свой наряд, чем какие-нибудь кюлоты, лампасы, шаровары или чулки. Иногда разве что, чередуя с кашемировыми брюками, которые шили на заказ только в одноимённой области. Да и мода в его родном Фуртхёгге серьёзно отличалась и от Империи, и от Северных Королевств. Впрочем, от Дайкона и жаркой Таскарии тоже, и даже куда сильнее. Там носили то, чего практически не встретишь в других землях материка, но, конечно, были и какие-то довольно общие для всех, весьма похожие от региона к региону костюмы, особенно у бедняков: шорты, рубахи, жилеты…

Сейчас, правда, было совсем не до мыслей сожаления о проделанных неизвестным стрелком дырах в дорогом мундире. Можно было и вовсе внезапно лишиться жизни от стычки с таким странным противником. Бальтазар совсем не ожидал с кем-либо столкнуться на пути к Сельваторску. В чужих заклятьях он довольно легко читал природную магию. Но встретить друида, который вместо посоха орудует луком – было вообще за пределами понимания барона-некроманта.

Похожий больше на тёмного джинна, так как ниже торса ноги его скрывал густой дым, Бальтазар ринулся вперёд, запретив на время колдовством себе чувствовать боль. Некромант на ходу обнажил из изящных узорчатых ножен прочный полуторный меч клэйбэг с навершием-черепом и крестовиной в форме крыльев летучей мыши.

Лихой удар должен был настичь и пронзить охотника прямиком на траве среди старой листвы, мелких веток и валявшихся желудей, но лишь ударился о сотворённую взмахом мерцавшего грациозного лука защиту. Ноздрей достиг аромат эльфийской магии. Чуждой человеческому роду, такой дикой, с нотками лаванды и ванили под букет таинственных заморских специй с земель Бушваля или архипелага Настронд, либо полуострова Лонгшир, запах сырой земли и скошенной свежей травы горных лугов.

Чародейский лук был явно особым. На нём в моменты наиболее яркого свечения можно было заметить украшения в виде орлиных голов по обе стороны рукоятки и стилизованное оперение вверху и внизу древка с симметричными многослойными узорами. Крупное изделие с четырьмя изгибами, инкрустированное драгоценностями зелёных и голубых оттенков в своём декоре служило стрелку не просто орудием, но ещё и действительно катализатором всех его чародейских умений, как служит магам посох, колдовской жезл или волшебная палочка.

Удар клинка рассёк защиту, но потерял оттого всю вложенную в замах силу. Казалось, что некроманта попросту перехитрили, зная, сколько всего он собирается вложить в этот удар. Да, барьер не выдержал, но функцию свою всё равно выполнил, замедлив лезвие, как если бы то попало во что-то густое и вязкое.

И вовремя развернувшийся ловкий охотник тут же вонзил вынутую из резного колчана стрелу Бальтазару в лопатку, повалив его крепким всплеском энергии вонзившегося в спину выстрела. Следовало бы благодарить тьму, что лучник успел спешно зарядить лишь одну, да и ей попал не в затылок. Однако тёмный маг лежал лицом в землю, а его прыткий оппонент сейчас вовсю мог вскочить и подняться.

Пришлось отступать, выпустить переливы тьмы змеящимися волнами, соткавшими вокруг непроглядную темень. Доступная жертва в мгновение ока ускользнула от охотника в мутной дымке. Три серебристо-белые магические стрелы полетели туда, где ещё мгновение назад лежал поверженный некромант, но, разумеется, в том месте уже никого не было.

Дотянуться и вытащить третью стрелу никак не получалось. Боль сковывала всё сильней, возвращаясь гулкими ударами, от которых по телу расходились яркие терзающие волны. Нельзя было даже стонать, чтобы позволить врагу обнаружить себя. Ни в коем случае не следовало сейчас выдавать своё местоположение.

А ноги в высоких сапогах тугой шнуровки несли его в сторону болота. Тёмная энергия на пару с лесной чернотой прикрывали израненного чернокнижника от глаз меткого мага-охотника. А тот сейчас расстреливал последних големов из своры порождений некромантии и, наверняка, уже гнался за самим чернокнижником, дабы добить.

– Глаза б ему выколоть, – фыркал в груди мягкий шёпот недовольной царицы-тьмы.

– Успеем ещё, – скалился озлобленный Бальтазар. – Что он вообще такое? Как маг может быть ещё лучником?! – всё не укладывалось в его голове.

– Я скрыла тебя, но, если он попадёт наугад… – лишь беспокоилась та за него.

– Не сможет, – оттолкнувшись что было сил от кочек, преодолевая боль по всему телу от ран, некромант плашмя рухнул в болото, спешно оплетая себя новым непроглядным заклятьем.

Вокруг торса плотными лентами, словно щупальца, обвивались потоки гулкого мрака. Тьма взбиралась по его рукам и ногам, а вуаль широкой бесформенной маски скрыла, как капюшон или шлем, светловласую голову. А в скором времени, окруженный всей этой космической чернотой Бальтазар начал подпитываться энергией тлена, ужаса и смерти от всех тех, кто в этом болоте когда-то увяз.

Он буквально погружался туда, к ним, в эти топи. Прикрытые глаза вырисовывали контуры скелетов людей и зверья. Всех тех, кому место стало последним пристанищем и цепкой плотной могилой. Неупокоенные духи и незахороненные останки, которым не суждено когда-либо быть обнаруженными и показаться на поверхности, разделяли его боль и делились своей.

Кости так и оставались в вязкой встревоженной жиже в то время, как души умерших поглощались потусторонней аурой Бальтазара, питая его силы и помогая заживлять ранения. Процесс этот был долгим, призраки – далеко не свежеубиенными, а потому в их компании он завис между жизнью и смертью на какое-то время, благо царица-тьма игривой кошкой расплела путеводный клубок, дабы аспидные нити вели его сквозь мутно-сиреневый морок обратно.

Казалось, ушей достигли шаги чародея, что проходил мимо этого места, но некроманта в болоте не почуял и не обнаружил. Загадочный незнакомец потерял след и не смог закончить начатое. Однако же помешал нападению чернокнижника на Сельваторск и поменял тем самым его планы.

У Бальтазара было достаточно времени обдумать дальнейшие действия. И когда он снова всплыл на поверхность, оплетённый густыми лентами тёмной магии, вокруг уже вовсю было светло. Ночь давно кончилась, и со стороны городка доносились типичные звуки кипящей жизни – голоса людей, удары кузнечного молота, скрип колёс от телег, звуки домашнего скота…

Чародейские мрачные вьюны расплетались обратно, распадаясь в невидимые частицы, оседавшие на проклятую топь. Весь ворох её узников так и остался в ней навечно, однако сам Бальтазар поднимался в полный рост уже почти невредимым.

Отметины от выстрелов на коже под оставленными в костюме дырами, конечно, ещё виднелись, но были похожи больше на шрамы, заживавшие через неделю после вынутой стрелы. Тьма извлекла из него даже ту, что была в спине. Она покоилась теперь где-то на дне болота. Ну, а сам некромант, немного промёрзший, но хоть не промокший благодаря колдовству, неторопливо зашагал из торфяников к дубовой роще, а оттуда на лесную дорогу и в сторону города.

II

Местные жители глядели на него с опаской, удивлением и испугом. Однако самым странным было отнюдь не это – некромантов всегда и везде недолюбливали. Тут же было нечто иное и даже противоположное. Бальтазара даже встревожило то, что он видел на этих, отводящих свой взгляд, людских лицах. В глазах их при виде него горел, помимо всего прочего, странный огонёк непонятной надежды, сменяющий привычные эмоции презрения и ненависти.

Как будто они вздохнули с облегчением, когда он явился. Боялись его, опасались сил такого тёмного мага и в то же время были… будто бы рады его визиту. Чего не случалось практически нигде за его путешествия, кроме одного местечка, где на некроманта взирали почти также.

А потому он тут же сообразил, с чем имеет дело. В Сельваторске, скрывавшем какие-то тёмные тайны, была некая своя особенная проблема – с неупокоенными. Лишь однажды Бальтазара встречали с надеждой в глазах. Когда его просили угомонить нежить либо забрать с собой, что он и сделал, избавив народ одного поселения от постоянных набегов и ночных ужасов. То был единственный городок в старом Кните, где имя Бальтазара Кроненгарда прославилось, как великого героя, спасителя и избавителя. А подобная слава ему была совершенно не нужна.

Окружённый лесом с трёх сторон, крупный город, – который должен был пасть под гнётом сумрачных чудовищ, – сейчас, при виде статно шагавшего аристократа, стыдливо отводя от него взгляд, надеялся на его помощь. Барон в чёрном мундире с фиолетовым плащом, металлическими черепами, блестящими цепочками, застёжками-воронами и серебристыми эполетами с мелкой бахромой на плечах определённо привлекал к себе много внимания.

– Забери меня на ту сторону, некромант! – какая-то дряхлая старуха с изогнутой клюкой, слегка сгорбленная, низкорослая и с морщинами на округлом пухловатом лице буквально взмолилась, шагая к нему, держась свободной рукой за поясницу тыльной стороной ладони.

– Чего? – приподнял Бальтазар брови. – Всяко видал, но чтобы сами смерти просили…

– Пожалей ты меня старую, не приходит жнец с косой, хоть ты тресни, – притопнула она ногой, как смогла. – Последнюю корову свою доела, нет ничего и никого, кто б обо мне заботился на старости лет. И с соседями не дружна, уж больно они шумные, раздражают то и дело. Страдаю одна, смерти жду, покоя вечного! – Хватали старческие пальцы его за мундир, пока она задирала ввысь на него свою голову и глядела с жалобным видом своих серых, как будто выцветших от старости, пожилых глаз.

– Ты, давай-ка, старая, с соседями там примирись попробуй лучше, нечего смерть торопить, – не собирался здесь и сейчас поглощать чернокнижник её душу, хотя процесс, вероятно, вполне неплохо бы напугал окружающих зевак.

Уже стало интересно, что же произошло в этом городке. Неупокоенная нежить, чьё присутствие ощущалось не просто в смотревших с надеждой глазах местных жителей, но и в самом окружающем воздухе, где тонкими нитями витала тёмно-серая аура тлена мёртвой, но при этом неупокоенной и поднятой из могил плоти, разъедала его любопытство всё сильнее.

Он собирался отыскать местного чародея или городского старосту, а то и обоих по очереди, если это вдруг не один и тот же человек, как теперь в Яротруске. Заодно расспросить про местного охотника или лесника, что это был за лесной страж такой, которого не терпелось отыскать для реванша.

– Да за кого ты меня держишь! – лишённым многих зубов ртом чавкала старуха, задрожав старческими губами. – Не хватало мне ещё перед соседями прощения просить.

– Вот что, бабушка, ступай-ка ты в горы, где поёт эхо, – поглядел некромант вдаль на юго-восточные возвышенности за лесом. – Там и крикни вопрос свой, помирать али жить. Что эхо ответит, с тем и приходи, – коснувшись её плеча, уводил он её от себя прочь, поторапливая.

Этот совет он когда-то слышал в детстве. Ни то отец давал его старой простолюдинке, что явилась с подобной проблемой немощного одиночества без внуков и детей, доев последний скот. Ни то это было из какой-то сказки старика Редгара, что занимался его воспитанием в Фуртхёгге. В любом случае сейчас только это пришло в голову, дабы её спровадить куда подальше, а старая и не стала настаивать на своей немыслимой просьбе. Вняла словам Бальтазара и действительно пошла, отстав от него и собираясь забраться куда-то в близлежащие горы.

Глядя на нее, вообще не очень-то верилось, что она справится с дорогой и восхождением. Но помрёт она от волков, свернёт шею при подъёме, спотыкнувшись, или даже явится обратно – барона совершенно не волновало. Встав на месте, он заводил глазами по ближайшим домам в надежде обнаружить где-нибудь ратушу.

Спрашивать дорогу как-то не особо хотелось, хотя зайти в какую-нибудь таверну и поинтересоваться там, заодно с дороги что-то перекусив, тоже проносилось в голове вполне себе неплохим вариантом. Вот только в воздухе нигде не разносилось ароматов готовых блюд или хотя бы доброй хмельной выпивки из злачных мест Сельваторска.

– Ты! Да ты же сдох, бороду мою распотроши! – кряхтящий, низкий и подобный камнепаду в горный ручей голос был отчего-то до боли знакомым.

Возле городского фонтана с лебедиными статуями с влажным лицом стоял умывшийся там пузатый гном в соломенной шляпе, походной коричневой курточке с обильной бахромой, синей рубахе и сероватых бриджах. Кожа оттенка красной глины. Сам, вроде, и дворф на вид, а среди родственников явно и краснолюды побывали. Усы и борода сплетены тугими металлическими кольцами в толстые косы, а волосы под головным убором представляли собой свалявшиеся толстые дредлоки тёмно-бурого оттенка, длинные и уложенные назад, как ворох дохлых трофейных змей.

От плеча до бедра по пузатой пухлой тушке шёл косо толстый широкий ремень музыкального инструмента, а из-за спины виднелись его края – то был крупный ситар, чью музыку Бальтазар как-то раз уже слышал. Гном выглядел ошарашенным. Густые, подобные откормленным лохматым гусеницам, брови на лице дворфа приподнялись, плотные губы раскрылись, как и густо-синие удивлённые глаза.

– Слухи о моей кончине несколько преувеличены, – зашагал в его сторону некромант.

– Э-э-э! Господин Чёрный Ворон! Что ж ты налетаешь-то средь бела дня! Пощади! Да как ты меня выследил?! – окатил тот Бальтазара водой из фонтана, зачерпнув своими ручищами и брызнув каплями прямо в лицо, после чего гном пустился наутёк, активно двигая руками и ногами, уносясь, как воришка, едва-едва не схваченный за руку торговцем.

Одни сами лезут, другие сразу ноги делают со страху – городок встречал некроманта по-разному. А он ещё зачем-то понёсся за бородатым музыкантом, словно от того ему что-нибудь было нужно. В частности, он всего лишь собирался спросить, где здесь местный маг или градоначальник, если бард, определённо пришлый и путешествующий, сам вообще успел за время прибытия освоиться или знал местность.

Следовало отпустить этого трусливого пузана восвояси, всё это узнать можно было и у кого-то ещё, да хоть догнать ту же немощную старушку, от которой он столь сильно хотел избавиться, что совсем позабыл о возможности спросить дорогу. Но дворф-музыкант будто бы своим бегством его спровоцировал, и это уже было дело чести – не дать тому уйти.

Бальтазар пытался преградить ему путь магией, только толстяк, да ещё и с громоздким музыкальным инструментом, улепётывал столь шустро, что все созданные некромантом барьеры оказывались уже позади него, никак не мешая. Маленькие толстые ноги в плотных башмаках стремительно бежали, стараясь завернуть за угол какой-нибудь постройки.

Большинство домов в Сельваторске представляли собой бревенчатые избы, но были и исключения типа кузницы или поместий здешней знати. Тратить силы понапрасну на прыткого гнома чернокнижник устал, надеясь лишь на собственную сноровку.

От них в стороны разбегались потревоженные куры и гуси, всю эту беготню облаивали местные собаки, натягивая цепи своей конуры до предела. А добежав до лениво пасущейся крупной коровы, дворф нагнулся, придерживая шляпу, и проскочил под животным, а вот Бальтазару пришлось через телицу перепрыгивать.

Та, впрочем, хоть и промычала от такой суеты нечто непонятное со слегка удивлённым видом, но даже с места не сошла, продолжая отгонять от себя мух хлёстким хвостом, и вновь нагнулась, чтобы щипать травку недалеко от владений собственной хозяйки.

Уже и люди заглядывались на их гонку по чужим дворам и пересечении здешних улочек. Бальтазара удивляло, почему никто из местных или какой-нибудь стражи не остановит беглеца, решив, что это какой-нибудь щипач, обокравший аристократа. И у него на родине, и в Касторе так бы поступили все приличные люди. Но, может, для этого здесь требовалось кричать что-то наподобие «Держи вора!», чтобы кто-то вмешался.

Наконец, на очередном повороте некромант настиг гнома. И то, потому что тот замер справа у стены в надежде, что преследователь пробежит мимо и не заметит, как тот спрятался в тени, куда не светило солнце. Но это отнюдь не делало барда невидимым и совсем не походило на какой-нибудь непроглядный мрак норы, пещеры или подвала, а была самая обычная тень ясным днём, никак не помогающая скрыться. Разве что чуть спасавшая от жары под палящими лучами, недаром что весь лоб под стеблями дредлоков у бородача покрылся испариной от беготни.

– Ну, всё! – за горло прижал его к бревенчатой стене Бальтазар, осознавая, что пяди его пальцев не хватает на толщину гномьей шеи и поднять того в воздух при его комплекции для него не под силу, но, тем не менее, давил что было сил.

Тот не особо прижимался спиной, опасался повредить инструмент, а потому практически прогибался назад в пояснице от такой хватки, не зная, что и делать. Руки потянулись зачем-то к ситару. Вероятно, как подумалось заприметившему это некроманту, гном собирался пожертвовать своим инструментом, как-то резко сняв с плеча и врезав, используя такую возможность, как последний шанс, но сделать этого тёмный маг ему не позволил, сверкнув сиреневой молнией из его полыхавших яростью глаз прямо в толстенные кисти низкорослика.

– Ладно-ладно, я-то не знал, что ты жив! – забурчал вдруг тот, тогда уже приподняв руки, сдавшись на милость чернокнижника.

– Да какого ж чёрта ты вообще удираешь! – не понял Бальтазар. – Я тебе, что, угрожал?

– Да вас поди разбери, – фыркнул тот. – Разве ты не выследил меня, чтобы поквитаться за песню? – глядели на некроманта большие синие глаза.

– Какую ещё песню? – нахмурился некромант.

– Ну, про сражение со змеем. И рыцарь пал в бою неравном, ядом был сражён… – протянул он без музыки на свой мотив.

– Не слышал такую, – недобро гремел обычно бархатистый тембр некроманта.

– Да ну! Песни Коркоснека до вашей глуши не добирались что ли? Ты вообще откуда будешь? – нагло поинтересовался дворф безо всякого уважения.

– Из Книта, – буркнул в ответ Бальтазар, не унимая хватку.

– А, ну да, там не бывал, хе-хе. Мало кто отважится разгуливать по краю одичалых чародеев, – нервно улыбнулся гном. – Так чего ты хочешь-то тогда? – заодно поинтересовался он.

– Увидел тебя, сразу вспомнил, – сказал ему чернокнижник.

– Вот-вот, братан! – напомнил тот. – Но, я понимаю, битва была поважнее, – пытался он убедить Бальтазара, что на того не в обиде.

– Вот что, – выпустил тот его, наконец, перестав давить к стене избы, за которой они стояли, – дорогу спросить хотел. Кто тут главный? Где чародей Сельваторска? Где староста-градоначальник? Знаешь?

– Ха! «Чародей», скажешь тоже, – закатил дворф глаза и зашлёпал губами, как лошадь. – А городничим здесь Себастьян. Твоего поля ягода, чопорный такой весь, манерный тип с этими, как вот их там, – схватил он бесцеремонно Бальтазара за рукав, – с манжетами, во! Как меня там учили, манжета, она, женского рода. Вот вы придумали себе фентифлюшки, конечно, – покачал он массивной головой.

– Сам-то, лучше, что ли? – сказал Бальтазар, имея в виду его странную прическу, а затем приподнял пальцами длиннющие полоски бахромы его курточки и щёлкнул по соломенной шляпе, чудом не свалившейся от их погони.

– Это вам не мода знати! – заявлял тот с гордым видом.

– А в чём разница? – не понял барон. – И там, и тут суть щегольнуть своей вычурностью. Узор кружев, опрятность, контраст и броские детали. Контрастом, конечно, твоя бахрома не отличается, под цвет куртки, но уж вычурности и пафоса-то сколько!

– Так я бард! – рявкнул гном. – Мне положено быть на виду и привлекать к себе внимание! Ты не понимаешь, это другое! – утверждал он.

– Ох, так ты подскажешь, где тут ратуша или изба волшебника? Хоть песней, хоть стихами, а лучше лаконичной краткой прозой, – глядел на него Бальтазар.

– Да вон он, не того ль ты ищешь? – кивнул дворф в сторону, и некромант заметил там лишь огородника, мужчину под тридцать, что-то делавшего на своей земле, склонившись над грядками.

Музыкант же тем временем шмыгнул в сторону, пробираясь вдоль стены и уходя подальше от чернокнижника, рассматривая на том костюм и различные вещицы на поясе ниже косого чёрного мундира. Пользуясь случаем, что аристократ отвлёкся, бард тайком пытался от него улизнуть.

– Хочешь сказать, что тот мужик это и есть… – повернулся Бальтазар и заметил, что дворфа нет рядом.

Тот уже спешно бежал прочь по зелёной траве, только подошвы ног сверкали в воздухе. А в руках был сорванный с пояса некроманта мешочек, позвякивавший серебряными монетами. Небольшой и всё же определённо с какими-то деньгами, на которые низкорослый бородач и позарился.

– А ну стой, чёртов вор! – погнался за ним барон-чернокнижник вновь, на этот раз уже используя тайные знания для укрепления собственных ног и усиления возможностей человеческого тела.

Это не было подобно заклятью ускорения, которое способны были творить стихийные маги, но имело схожий результат – позволяло перемещаться куда быстрее, а заодно совершать невероятные прыжки. Главное было не переборщить, чтобы потом стопы и мышцы в ногах не болели несколько дней, так что, в отличие от чародейства ветра, тут был ещё и своеобразный обратный эффект.

– Ха! В Сельваторск попал – роток не разевай! А-ха-ха! – гоготал дворф. – Чего так кипятишься-то! Господин Чёрный Ворон, такова жизнь! Хе-хе! – широко улыбался он, наливаясь румянцем в пухловатых щеках и выразительных скулах. – Кто-то теряет, а кто-то находит!

Догнал удиравшего Бальтазар быстро. Но в последний момент перед прыжком, способным крепким ударом повалить дворфа наземь, бородатый тип развернулся, толчком бёдер и движением рук взяв свой инструмент, и сосредоточенно ударил по струнам, стоя перед приближающимся преследователем.

Ситар издал не только звук аккорда, но и магическую, невидимую, однако же, осязаемую волну, сбившую некроманта с ног и прошедшую по всему его телу, как если б его дружно пинали на земле или даже скорее колотили по всем местам прямо в полёте. Энергия боли пронеслась вдоль всего некроманта от ног до головы, да ещё и спиной он ударился после падения довольно сильно.

Нижние зубы попали по верхней десне, так что во рту мгновенно ощутился солновато-железный вкус крови. Резкий ответный бросок на прыжок Бальтазара вызвал крайне болезненную реакцию. И, конечно же, у того не было никакой возможности вовремя защититься, чем-либо себя окутав. Во-первых, всё произошло слишком быстро, с учётом его ускорения разгорячённых мышц при помощи заклятья. А во-вторых, тёмный маг попросту не ожидал, что бард окажется способен на нечто подобное.

Никогда прежде он не имел дела со звуковым колдовством. Слышал о нём и даже читал немало трактатов про зачарованные предметы или «походную магию», как раздел прикладных искусств боевой энергетики, чем обычно промышляли так называемые Белые маги, но вот воочию нечто такое он видел впервые.

Когда Бальтазар поднялся на ноги, гнома уже и след простыл. Где бы тот ни затаился на этот раз, не было даже ориентиров в какой стороне его выискивать. Деньги в мешочке были не все, сэр Дрейк Даскан всегда поучал его перед выходом в город, когда он жил в Касторе: нельзя «класть все яйца в одну корзину». Деньги следовало распределять по разным карманам, а на случай грабежа ещё иметь какую-нибудь секретную заначку в сапоге или каком тайнике.

Хотя бывало, что уличные преступники снимали с несчастной пойманной жертвы и обувь, и дорогой камзол, и головной убор, оставляя в кальсонах с позором, босяком и без всего, плестись домой. В Касторе бандиты вообще не уважали знать и ненавидели её, поэтому у зажиточных горожан всегда были с собой дуэлянты и эскорт охраны.

Здесь же при Бальтазаре никого не было, хотя он мог бы соткать из тьмы каких-нибудь сущностей, правда, дневной свет был бы тем сильной помехой. Пришлось бы приложить немало усилий, дабы придумать что-то годное для преследования и в солнечном свете либо скользящее из тени в тень. Но, когда Бальтазар, прикрыв глаза, ощутил окружающий воздух, то не нашёл ни малейшего следа ауры страха. А ведь гном, по идее, должен бы бояться преследования, оставлять за собой ауру, по которой того можно было бы вычислить.

Но, по всей видимости, музыкант уже ликовал, видя, что погони нет, и радовался награбленному. Там ведь монет пятнадцать-двадцать не меньше. И даже если каждая всего лишь четвертак – в одну четвёртую узаконенного веса полноценного серебряка, то это на четыре-пять наберётся, что для странствующего музыканта практически выручка с концертов за год с учётом затрат на еду, проживание и путешествие.

Средний трактир с успешным выступлением содержал около двадцатки готовых заплатить довольных слушателей, тративших обычно разменные медные десятники – одну десятую часть полноценной медной монеты. За сотню медяков можно было у менялы взять один четвертак бронзы, а сотка полновесных бронзовиков уже обменивалась на вот такой серебряный четвертак.

Однако же сотня чистого серебра составляла не четверть золотника, как по логике всего остального положено бы. А всего лишь золотой десятник. То есть одну десятую часть золотой монеты. Потому шансы дворфа-барда хоть раз в жизни заполучить такую равнялся практически нулю, будь он хоть придворным менестрелем – их услуги ведь требуются лишь на балах, праздниках и церемониях, остальное время они лишь на фаворитском содержании, то есть на кормёжке с предоставлением комнаты и свободного посещения ванной. А мероприятий таких за год будет поменьше, чем вот такой бродячий музыкант сможет обойти кабаков. Впрочем, на них и платят не так много, как тем, кто поигрывает на скрипке при дворе. Даже при щедрых подачках от гуляющей толпы. Зато тебя хотя бы не вырежут со всей прислугой при какой-нибудь междоусобице или народном бунте, во всём можно было увидеть какие-то положительные стороны.

Надеясь, что гном-музыкант достаточно глуп и пойдёт сразу же тратить свежеукраденные деньги, Бальтазар направился в первый встречный трактир. Ещё мелькнула мысль, что раз этот тип музыкант, надо ж ему будет где-то играть на своём ситаре. Обойти все питейные заведения в городе труда не составит. Сельваторск не из числа самых крупных городов Кронхольда.

В лучшем случае, тут по харчевне с гостиницей у каждых ворот, то есть штуки четыре, и одна-две ещё где-нибудь в центре: кабак подешевле и таверна для знати. Едва ли такой город станет включать в себя более шести таких заведений, хотя пивных без подачи обеда могло быть и штуки три вместо одной, тут уж предугадать наверняка было тяжко.

В любом случае, за свою беготню они продвинулись от края города с этими пасущимися коровами ближе к центральной части. Так что попавшееся по правую руку во время дальнейшей прогулки заведение вполне привлекло внимание некроманта. Заодно теперь и ароматы в воздухе к тому располагали сполна.

Он и сам собирался бы уже что-нибудь выпить да, может, даже перекусить. Потому и без поисков дворфа-музыканта, вероятно, зашёл бы сюда. И уж в таком заведении ему точно хоть кто-то да подскажет, как пройти к дому старосты или как хотя бы найти местного чародея.

III

Внутри его любезно встретили молоденькие официантки, разносившие кружки пенящихся напитков по столикам. Стоял гул голосов, что-то обсуждающих по своим компаниям. Где-то собирались друзья, обедали несколько семей, сидя напротив, но некромант предпочёл подойти к стойке, чтобы поговорить с трактирщиком.

Тот тоже оказался дворфом. Чернобородым, с угольным чубом на лысой голове, пышными раскидистыми усами, напоминавшими рыбьи хвосты или густые крупные кисти. Сразу стало понятно, что расспрашивать, не забегал ли сюда бард с чужим кошельком – смысла нет. Гном гнома прикроет и припрячет, с серебром можно было попрощаться. По крайней мере, если судьба снова их не сведёт, свела же сейчас в этом городе, в конце концов, мало ли, когда пути с этим музыкантом ещё пересекутся.

У стойки угрюмо отпивал из большой кружки один рослый старик. Поодаль от того сидела одинокая женщина в зелёном, стараясь побыть наедине с собой, что б никто не беспокоил. Перед ней испускал пар наваристый суп с щавелем и лесной дикой птицей, который она и поедала деревянной узорчатой ложкой, заедая куском, отщипанным от округлой свежей булочки. Ещё такая же лежала под рукой недалеко от тканой салфетки, на случай, если одной не хватит.

Недалеко располагалась солонка, говоря о достатке этого места – абсолютно любой мог взять её и посолить себе похлёбку сколько влезет и сколько совесть позволит. А рядом ещё и перечница, свидетельствующая о неплохой торговле специями. Впрочем, это можно было легко понять и по царящим запахам – блюда здесь готовили не просто так, а от души, с пряностями и травами. Вероятно, как раз та центральная таверна, куда могли частенько захаживать дворяне.

Бальтазар встал с другого края, размышляя, что бы попросить поесть и заодно полез во внутренний карман, проверить-таки наличие запасных денег. Было бы обидно расплачиваться запонкой или кольцом, но, благо позвякивающие монеты оказались там, где и должны были. Ещё несколько было в наружном правом кармане мундира со специальной защёлкой, иначе бы давно выпали ещё даже не от беготни за гномом и внезапного падения от его музыки, а задолго до – во время ночного сражения с неизвестным друидом-стрелком.

– Доброго дня, путешественник! – подбежал дворф-трактирщик к нему. – Чем вас угостить? Или, может, желаете выпить?

– Таскарских и Бушвальских вин к вам, наверное, не завезли, – без особой надежды вслух проговорил некромант.

– Увы, мой друг, – качнул тот головой. – Но есть дайконское светлое! – улыбнулся он во всю ширь рта, в котором не хватало парочки зубов.

– Рисовое… – с омерзением поморщился Бальтазар.

– Местные виноградники весьма неплохи. Есть дубовые бочки в подвале, которым пара десятков лет. Понимаю, что хорошее вино должно отлежаться хотя бы годков пятьдесят, но зато есть многообразие сортов, – чуть было не начал дворф перечислять.

– Ты, давай не трать такие запасы, – строго взглянул на него некромант. – Если будешь открывать да наливать, так вина хорошей выдержки и не останется вовсе. Черничная настойка есть? – заодно поинтересовался он.

– Есть немного, больно крепкая, днём такую не пьют, – посетовал трактирщик. – Не сочтите, что я указываю. Вам, безусловно, лучше знать, чего вы желаете. Но добрый совет и предостережение от хорошего знатока браги и хмеля: вещица вырубит на остаток дня, очнётесь среди ночи. Может, даже с больной головой. Приходите уж под вечер, там и выпейте подобное. Сейчас, может, пива с нашей пивоварни или привозного? Злаки к нам везут с полей соседних деревень. Ячменное, как по мне, самое вкусное получается. Но на вкус и цвет, сами понимаете… А ещё квас есть хороший, малой крепости. Голове легко станет, а язык и тело слушаться будут. Есть и ещё меньшей даже, что детям наливают, но там вкус уже не тот… Или вот медовуха трёх сортов, но вы лучше бы её через неделю или через месяц заказали. С пасек товары привезут, свежайшая будет. А та, что есть, строго говоря, ну, скорее товар уже для деревенщин остался, – понизил он голос. – Так, могу задаром угостить отхлебнуть, сами же откажетесь потом платить за недостойный напиток.

– Настойки черничной налей и зубы мне не заговаривай, – вздохнул некромант.

– Вижу, что мой гость стремится поскорей забыться, – вздохнул и тот, вскарабкавшись на прочный, топорной работы, табурет за настойкой.

Если уж для кого такую мебель и делали, так для дворфов. Всё во внешнем виде этой конструкции говорило о том, что предмет сделан для подобной комплекции. Причём даже не сидеть на нём, а вот так, вставать в качестве опоры и куда-то лазить – за книгами, за склянками, за чем угодно на разные полки или пространства на шкафах, если б речь шла о доме.

– Гость просто не из тех неженок, что от черничной настойки впадают в беспамятство, – нехотя пробубнил ему некромант.

– Гость, наверное, не умеет пить, – раздался женский голос поодаль.

Твёрдый, терпкий, в нём нежность переплеталась с металлическим стержнем натянутой прочной струны. Мелодичность соседствовала с низковатым тембром. Как будто кто-то изобрёл музыкальный инструмент, сочетающий в себе возвышенность флейты с медным гонором трубы. Голос властный, звонкий, но с нотками должного изящества. Голос сильной, молодой и уверенной в себе женщины.

– Вы остры на язык и наглы для бесцеремонного общения без знакомств и приветствий. Звучите так, словно готовы бросить вызов, – даже не глянул в её сторону некромант.

– А отчего бы нет, – легли подле него женские перчатки из оленьей кожи.

– Кривой стежок, – заметил он. – Никак сами делали. Дочь лесника или добытчика?

– Охотника, – призналась та, – И продолжаю вовсю семейное дело.

– О, стало быть, умелая дама, – произнёс некромант с некой иронией.

– «Дамы», молодой человек, статно выхаживают во дворцах и на балу, а я женщина! – гордо заявила незнакомка.

– Что ж, это, видимо, многое меняет, – нехотя ответил ей Бальтазар.

– Не будь я столь усталой с ночной охоты, мы бы ещё посмотрели, кто первый из нас свалится от черничной настойки, – заверила она. – Но я уже подкрепилась супом, а такие дуэли в честном бою устраивают на пустой желудок.

– Это типа закуска вся уже ушла до выпивки? – усмехнулся некромант.

– Что вы, почтенный гость, на дуэлях в «Перепив» здесь не закусывают. Это Сельваторск в конце концов, а не какой-нибудь слащавый Гедельбург, – прозвучал её ещё более уверенный голос.

– Ночная охота в этих краях может быть и опасной, – припомнил он собственные приключения на подходе к городу.

– Знаю, сама полночи выслеживала одного некроманта, – резанули его слух звонкие медные слова.

И тогда он, словно поражённый потусторонней невидимой молнией, повернулся, чтобы получше её рассмотреть. Молодая женщина, немного за двадцать, с косой пышной чёлкой, едва не застилающей один глаз, и длинными волосами цвета пшеницы. Изумрудные глаза её напомнили одну давнюю знакомую из Кастора. Нос был маленьким, аккуратным, а светлые брови прямыми, тонкими и едва заметными. Скулы казались выразительными и округлыми на сужавшемся к подбородку лице. А губы с выразительной ямочкой впадины и характерной дугой изгиба казались бледно-розовыми и блестящими от влаги после трапезы.

Только сейчас он обратил внимание, что позади её головы лежит сложенный откинутый капюшон. И тогда мужчина встал с места, отойдя от стойки, и принялся разглядывать незнакомку, дабы окончательно убедиться в своих будоражащих догадках. Барон нервно искал глазами что-то уже не на ней, а вокруг. И нашёл. Под ногами у неё, прислонённый к стенке, стоял тот самый орлиный рук с резными крыльями, клювами и россыпью зелёных и голубых камней разных размеров: турмалины, хризолиты, изумруды, топазы, опалы, сапфиры – тот самый, что был у ночного охотника. Такой, на который можно было купить себе настоящий замок, если выгодно продать коллекционеру эльфийских вещиц повышенной стоимости.

Поначалу некромант предполагал, что она окажется дочерью ночного преследователя, что чуть его не убил. Но теперь-то все факты говорили об обратном. Загадочным лучником была она, вот эта светловолосая миловидная девица. Хрупкая на вид, но крепкая и опытная в боях, как он уже успел испытать на своей шкуре. Безжалостная, с твёрдой рукой и натренированным глазом.

– Кира Морвен, чародей Сельваторска, – наконец представилась зеленоглазая особа, оглянувшаяся на любопытного гостя.

– Бальтазар Кроненгард, новый барон Кронхольда, – не смотрел ей в лицо, а продолжал разглядывать убранство её наряда тот.

– Вы что-то потеряли и что-то ищете? – не понимала она столь пристального внимания.

– Я обучен иметь дело с нежитью, и мне было бы любопытно узнать, что у вас тут за проблемы с неупокоенными, – ответил тот, подойдя на шаг ближе и взглянув уже ей в глаза, один из которых, правда, был почти скрыт чёлкой причёски.

– Это потому вы вели сюда целую стаю костяных уродцев? – со всей серьёзностью глядела на него она, тоже явно распознав в госте ночного встречного.

– Будем считать, ищейки привели меня к вам в город, – усмехнулся тот.

– А я, как чародей, попросила бы вас уйти, – соскочила Кира с места, развернувшись к нему и встав в полный рост.

За счёт её обуви они поравнялись. Она носила вовсе не каблуки, а специальные подошвы с крючьями и шипами, чтобы уверенней стоять на земле и древесных ветвях, отталкиваться от коры и не скользить. Подобные он видел у охотников Фуртхёгга, но эта деталь отнюдь не свидетельствовала о том, что она сама оттуда. Скорее похожие изделия есть у лесных охотников самых разных земель и областей континента, кому такие действительно нужны в обиходе. Сейчас они лишь постукивали по доскам пола, приподнимая свою владелицу слегка в высоту, нежели она бы носила обычную обувь.

– Лучница-чародей, ты смотри, – глядели сиреневые глаза Бальтазара на собеседницу, как на какую-то диковинку.

– Таких ещё не встречали? Так и думала, здесь вам не там. Откуда бы вы ни явились, – уверенно заявила она.

– Думаю, вы таких, как я, здесь тоже не видывали, иначе бы решили уже все свои проблемы с нежитью, – улыбнулся тот в надменном оскале.

– Мы с этим сами разберёмся. Или вы не видите, что кругом на столбах, домах и деревьях вокруг не висит никаких грамот с текстом о том, что мы нуждаемся в помощи? Мы не разыскиваем никаких некромантов, борцов с нечистью и прочих наёмников, дорогой гость. И не стоит так разглядывать мой лук, он может и выстрелить. Ваши чёрные барьеры ломались и таяли, как масло от расклеенного ножа, – угрожающе сверкнули её глаза.

– О, какая строптивая девочка. Я Кроненгард, и я всегда получаю всё, что хочу, – заверил её некромант.

– Уверяю вас, барон, меня вы себе точно не получите, – отбросила Кира движением скрещённых рук его в противоположную стену.

– Такая строптивость лишь подогревает интерес, – усмехнулся он, поправляя свой мундир косого запаха.

– Как же меня раздражают такие напыщенные и самоуверенные мужчины, – покачала она головой. – Убирайтесь прочь! Любите брать силой, распускать руки, не имеете ни малейшего уважения и почтения. Настоящие звери!

– Говорите так, словно вам животные страсти чужды, – всё улыбался приближавшийся Бальтазар, но охотница создала магический поток, не позволив ему вновь к ней подойти.

– Как хорошо, барон, что я родилась женщиной и могу думать головой, а не членом, – нахмурилась Кира. – Вы считаете, вам всё можно, что вы баловень судьбы, пуп земли, но это не так. Вы лишь очередной аристократ, который хочет укрепиться в вольных землях. Ничем не лучше Казира, которого свергли, и вообще ничем не отличаетесь от всех остальных. Ваша победа над кем-то – лишь временная удачная партия в большой игре, где вы даже не пешка, а просто клетка на игровом поле, которую будут занимать сильные мира сего.

– Любопытно узнать, какая же тогда вы фигура? Королева? – усмехнулся он, сверкая сиреневым взором.

– Пусть так, она вольна ходить, как хочет, – заявила чародейка.

– И единственная женщина на доске, хотя пол ассасинов, честно говоря, под вопросом, – отвёл он взгляд, позволив себе краткие раздумья.

– Вот именно. Женщины во всём лучше мужчин, вам так не кажется? Мы собраны, пунктуальны, прилежны, опрятны и аккуратны. Серьёзнее относимся к любому делу, делаем работу в разы более тяжёлую и тонкую. Думаете, тяжкий труд – это кузнечный молот поднимать? Или пахать поле увесистым плугом? Что вы, мужчины, можете знать о настоящем тяжком труде. О рождении ребёнка, о его воспитании достойной личностью. О приготовлении вкусных и полезных блюд. Да ни один силач никогда не сделает такие кружева, что у вас на манжетах. Весь ваш наряд – это плод кропотливой работы женского труда. Быть может, молодых ягнят, из чьей кожи этот мундир, и забивал безжалостный мужчина, состригая и подготавливая материал. Но шила-то это всё в фактурный изысканный наряд определённо женщина. Воротник, рубашка, платья для дам аристократии, тесьма на камзолах знати, узоры вышивки, запонки, застёжки, пуговицы, пришитые карманы, банты и аппликации – весь декор создают умельцы моего пола. Который вы без всякого уважения именуете слабым. Ни во что не ставите, уверенные, что сами во всём разберётесь, а на деле и шагу ступить без женщин не можете. Мы во всём сильнее вас. Что в хитрости, что в смекалке, что в рукоделии! – утверждала Кира.

– Довольно любопытная теория, – заявил ей Бальтазар. – Вы могли бы написать об этом книгу. Жаль, швеи и рукодельницы Империи не умеют читать. Иначе можно было бы даже провести там внутреннюю революцию женского труда. А ещё я бы напомнил, сколько войн в мире было из-за женского коварства или супружеской неверности жён, да к чему теперь это всё.

– Всё смеётесь, да? Большой ребёнок. Такой же, как и все остальные, – покачала головой чародейка. – Ступайте лучше, откуда прибыли. Здесь вам не рады. И вздумаете снова чудить тут своей некромантией, будете иметь дело со мной.

– И, тем не менее, как барон всего Кронхольда, я бы в вашем и фактически моём Сельваторске всё-таки задержался, – проговорил он, не дрогнув под её напором.

– Дело ваше, – нахмурила она брови, – но не нужно здесь всё разнюхивать, предлагать помощь и уж тем более рассчитывать на моё содействие. Разберёмся здесь сами и без вас, барон. Я вас предупредила.

– О, я бы предпочёл хотя бы постоять в стороне и побыть зрителем, когда это случится, – усмехнулся Бальтазар, привыкший всегда получать то, что хочет.

– Рюмка черничной настойки? – прервал их давно ожидающий, но вежливо не вступавший в их разговор чернобородый трактирщик.

– Да, для храбрости, – иронично улыбнулся Бальтазар и, вернувшись к стойке, сделал последний глоток, запрокинув голову. – А то места и женщины у вас тут довольно дикие, – бросил он после этого взгляд на лучницу, громко поставил кружку и, шумно выдохнув от насыщенной крепости сладко-горького напитка, спешно покинул таверну.

IV

Теперь его путь лежал к ратуше. Оставалось только как-то её найти. Подобные постройки скрываться в городе не будут. Он встречал их немало всех форм и видов за свои странствия. Так и здесь обитель городского совета должна быть как раз где-то в центральной зоне, недалеко от площади с красивыми фонтанами, где резвилась полураздетая детвора босяком, в шортах или закатанных, всё равно покрытых следами брызг и капель, штанишками.

Шум и гам. Разбегающиеся в разные стороны лягушки и разлетавшиеся, едва сумевшие напиться в резервуарах над искусными водопадами птицы, стремились покинуть настоящее «поле боя». А там мальчишки и девчонки в жару окатывали друг друга водицей из наполненных колец нижних широких резервуаров. Кто-то бил по водной глади, пуская всплеск и волну, кто-то зачерпывал ладонями, окатывая рядом находящихся, как из плошки. Некоторые даже с шумом валили друг друга целиком, что-то не поделив или поспорив, благо, не прижимая ко дну с целью утопить.

Расспрашивать ребятню о местоположении градоначальника, правда, не пришлось. Здесь стоял столб с указателем, на одной из деревянных слегка косых стрелок которого как раз красовалось искомое «к ратуше», но Бальтазар и без него заметил бы роскошное здание, больше похожее на особняк или поместье знатного рода.

И было чёткое ощущение, что так оно на самом деле и было. Старостой в Сельваторске явно был кто-то из здешних аристократов, как и говорил тот дворф. А ратушей служила определённая часть этих величественных построек с рельефными колоннадами, балконами с красивыми балюстрадами, мозаичными витражами на нижних окнах, словно в храме, а также настенными барельефами из гипса в виде симметричных драконов, грифонов и мантикор, обращённых друг к другу с разных сторон проёмов и порталов входа.

Такое здание не каждый представитель знати захотел бы сделать общественным местом, куда бы день ото дня приходили топтаться на дорогих коврах простолюдины: от ремесленников до фермеров и крестьян – но тот, кто, безусловно, жил здесь в дальних и верхних спальнях, старался показать свою щедрость и доброе сердце. А за подобными делами, как за маской, знавал Бальтазар, всегда может таиться и нечто совершенно иное.

Неподалёку в окружении разросшихся деревьев виднелась неухоженная старая башня. Полуразрушенная, словно заброшенная. Оставшаяся, видимо, от династии предыдущих владельцев. Кладка других построек давно рухнула или была растаскана для городских стен, литейных и прочих каменных зданий. Бросив на неё оценивающий взгляд, он всё же зашагал вперёд, в распахнутые двери особняка градоначальника.

Встречавшая внутри ратуши прихожан и визитёров мебель умело сочетала в себе простоту и изящность. Ножки столов, например, были прямыми, без вычурных изгибов и утончённости форм, но при этом представляли собой не топорные столбы, а резные обтекаемые фигуры с любопытными округлыми и дисковидными элементами, как будто бы их составили вместе из нескольких разных деталей.

Кто-то очень желал выдать их за красное дерево, но при ближайшем рассмотрении Бальтазар легко сообразил по кое-где облезшему тону, что поверхность окрашена, и всё это не более чем имитация. Довольно расчётливый ход, городские простаки и не отличат, может, за исключением мастеров работы по дереву, а в случае какой поломки хозяину будет не так жалко испорченной утвари.

На стенах красовалось несколько картин, часть из которых составляли местные пейзажи, узнаваемые некромантом после путешествия в эти края, а некоторые представляли собой портреты аристократов, незнакомых ему, но подписанных единым именем рода – Гадияр и где-то Гадьяр, будто фамилия слегка преобразилась за последние поколения.

Кто они такие по роду деятельности подписано не было, но пара мужчин походила на военных генералов, судя по до-имперской форме мундира, другие выглядели борцами за свободу, которым Вольные Земли обязаны чуть ли не всем в самом глобальном смысле этого слова. А кто-то же просто представал в красивом фраке или камзоле без каких-то чётких ориентиров и деталей, указывавших бы на его занятие.

Портреты были по большей части мужские. Иногда можно было встретить изображение семейной пары – кто-то из тех, кто уже представал в начале отдельным профилем, теперь глядел в обнимку со своей супругой в каком-нибудь зале или с живописного крыльца своего поместья в ясный солнечный день, прямо как сейчас за окном.

В одном из залов пожилой аристократ с белёсой козлиной бородкой у окна сидел с игровой доской, двигая фигуры и играя сам с собой, задумчиво поглаживая подбородок. В другом, сквозь приоткрытую дверь, гость заметил, как длинноволосый мужчина в белом дорогом камзоле пристаёт к застигнутой им врасплох молоденькой служанке, протиравшей вазы.

В коридоре ближайшего перекрёстка, поглядывая по сторонам, горничная в годах аккуратно залезала в выемку настенного тайника, пользуясь личным доступом. Какой-то молодой лодырь сметал веником сор под пушистый ковёр. А из закрытой комнаты для курения раздавалось сладостное многоголосье плотских утех под скрип тамошних, наверняка весьма комфортабельных, диванов.

По правую сторону был ход в другую часть дома, откуда доносились голоса прислуги и едва уловимые ароматы еды, витавшие ещё в воздухе после завтрака. Судя по всему, там располагалась столовая, где с характерным звоном убирали посуду и относили на кухню, дабы ополоснуть. Самым ярким запахом было перекрёстное сочетание хорошего кофе и недорогого чая, как будто количество любителей этих напитков на застолье разделились на две противостоящие равные группировки.

– Вы к его превосходительству? – кудрявый слуга в сером жакете с позолоченной вышивкой, стоя слева у дверей кабинета городничего, словно постовой стражник, поинтересовался у Бальтазара.

– К нему, к нему, – кивнул в ответ тот, изучая единственную двустворчатую дверь по эту сторону на первом этаже, красиво украшенную натёртыми до блеска металлическими элементами в виде вьюнков и ветвей хвои с маленькими шишечками.

– Как вас представить? – развернулся к дверям этот немолодой человек с орлиным профилем.

– Бальтазар Кроненгард, барон Кронхольда, – ответил некромант, поглядевшись в вытянутое зеркало, обрамлённое бесконечным пересечением завитков металлической рамы, среди которых нашли себе пристанище миниатюрные фигуры драконов и прочих диковинных, едва приметных от своего размера, существ.

– Ах, барон, – тут же поклонился слуга. – Прошу простить мои манеры, вы у нас столь редко…

– Я у вас впервые, – поправил его некромант, зашагав ближе к дверям, дабы тот, наконец, уже вошёл туда и представил его местному управленцу.

– Господин, к вам барон всего Кронхольда! – спешно сделал должное служащий высокопарным тоном с чуть дрожащим голосом.

В просторном и хорошо освещённом сквозь цветочные узоры окон помещении находилось три крупных богато украшенных стола. Один центральный, с работавшим там господином, и два по краям для его писарей и переписчиков. Множество шкафов с полками и выдвижными ящиками, декоративная тумба с кружевной скатёркой и полевыми цветами в изящной сиреневой вазе. Большая картина с батальной сценой, заслоняющая большую часть левой стены как раз между возвышавшейся, как обрамляющие колонны, мебелью. И ещё один портрет – офорт в волнистой белой раме между широкими окнами.

Изображённого там деятеля Бальтазар узнал. Философ Бриан Лонкольд, инициатор идей о свободе воли и выбора, порицавший строгие имперские порядки и тоже сыгравший ключевую роль в освобождении ныне независимых земель. Кудрявый, немолодой, с широкими щеками и гордым взглядом настоящего аристократа. А под портретом на столике располагались различные угощения, по большей части представленные спелыми фруктами и ягодами в аккуратных вазах и расписных плоских блюдах.

Общая гамма была красно-синей, в ведущих цветах Сопротивления. Мебель обита тканями именно этих оттенков, перемежавшихся друг с другом среди элементов декора помещения. Прервавшиеся на визит писари мельком бросили взгляд на вошедших и быстро вернулись к аккуратному выведению букв гусиными перьями, обрисовывая тем множество завитков на светлой бумаге. Один из них был в округлых маленьких очках, другой же в подобном предмете, похоже, не нуждался и имел зрение получше своего коллеги, хотя возраста оба были примерно одного – уже седеющие мужички в годах, где-то за пятьдесят.

– Себастьян Гадияр, виконт и глава Сельваторска, – почтенным жестом руки мужчина-слуга представил прибывшего правителя гостю.

– Сам барон, вот это да, – скобливший пером молодой аристократ бросил свой золотистый взгляд на вошедшего. – Что ж, оставьте нас, – обратился он ко всем остальным. – Господам побеседовать нужно.

И придворные писари сложили перья, послушно кивнув, отодвинули чернильницы и встали из-за столов. Ножки стульев противно проскользили по дощатой поверхности – мягкие ковры устилали лишь центральную область кабинета. Кудрявый мужичок проследовал за дверь вместе с теми, с поклоном прикрыв створки, и, видимо, остался стоять снаружи рядом, где Бальтазар его и встретил.

Градоначальник тоже прекратил свою работу, поднявшись из-за стола, где слева лежало блюдо с виноградом. На вид ему ещё не было тридцати. Мужчина был худощав, не столь крепок, как барон, но немного выше того, с выдающимся носом с горбинкой, пышной чёлкой, ровно разделённой пополам, а остальные смольно-чёрные волосы его причёски были собраны назад в широкую блестящую косу.

В левом ухе виднелась красивая серьга с полумесяцем и изумрудом, янтарно-золотистый взор обрамляли угольчатые брови, а вокруг губ располагалась бородка «имперка», когда линия усов и бороды образует замкнутый круг, хотя на форме его вытянутого лица это больше походило на сужающуюся сверху вниз трапецию. А заодно между нижней губой и подбородком у этого господина располагался ещё чёрненький треугольник щетины.

Парчовый камзол с золотистыми узорами на тёмной ткани и поверх бархатный сине-зелёный жилет с нашитыми карманами сидели на нём идеально подогнанными по фигуре. Высокий ворот, особые нарукавники с мелкой вышивкой, широкое кружевное жабо, но при этом крайне аккуратные маленькие манжеты. Видимо, дабы не испачкать их при письменной работе. А на ногах подобранные под тон лёгкие бриджи и чёрные кожаные ботинки-лодочки военного фасона, но с поблёскивающими россыпью драгоценных камней застёжками, тут же бликами на солнце привлекавшими к себе внимание и говорящими о том, что в настоящем бою такие бы никто не надевал.

– Себастьян, – мягко пожал он гостю руку, представившись ещё раз уже сам и более кратко. – Да вы никак тёмных дел мастер, – разглядывал он украшения наряда на Бальтазаре. – Разве сейчас не жарко в таком костюме? – обеспокоился он, что визитёр его одет не по погоде.

Голос у него был певучим и плавным, лицо лоснилось в широкой добродушной улыбке, и весь вид буквально говорил, как он рад увидеть внезапно появившегося некроманта на пороге своего кабинета. Жестом он пригласил пройти его к центру или расположиться в одном из двух кресел возле своего стола, округлых и мягких, с обитой спинкой и подлокотниками специально для комфорта гостей.

– Бальтазар рода Кроненгард, ученик Гродерика Черноуста, некромант, нынешний барон Кронхольда, – пафосно проговорил чернокнижник.

– Вот вы-то мне и нужны, Бальтазар! – заулыбался молодой мужчина. – Услуги человека, находящего контакт со всякой нежитью, нашему городку были бы весьма кстати. А какова же истинная цель визита нашего достопочтенного хозяина? – полюбопытствовал он, активно жестикулируя.

– Можно сказать, обхожу владения, – неторопливо отвечал тот своим глубоким баритоном. – Ощутил присутствие тлена в вашем воздухе, и теперь меня прямо-таки распирает любопытство.

– О, ближе к вечеру всё объясню, отведайте фруктов, – пригласил его Себастьян. – Садитесь, располагайтесь, – буквально силой, но всего лишь с мягким давлением элегантно вскинутых рук на эполеты плеч гостя, усадил тот его в тёмно-синее кресло возле угощения. – А я вам пока расскажу о ситуации.

– Интересно, – только и произнёс Бальтазар, взяв в ладонь серебристый поднос с гроздью крупного бордового винограда.

– Местная знать находится под двумя силами. Моим патронажем и страхом того, что вылезает по ночам. Вы ведь наверняка на подходе сюда видели старую башню Роарборхов, – поглядел Гадияр расширенными зрачками на некроманта.

– Да, старая и частично разрушенная, будто там никто не живёт, – отвечал тот.

– Люди называют её «Башней ужасов», – вскинул Себастьян свои густые ресницы, изображая наигранный театральный ужас в своём выразительном взгляде. – Там вход в местные подземелья. Вымощенные красным кирпичом ходы, прорытые в незапамятные времена, – размахивал руками городничий, образно рисуя арки и коридоры. – Когда-то там совершались богослужения различных культов, а сейчас сползается местная нежить. Неупокоенная и просыпающаяся на заходе солнца. Мои умельцы устлали всё там тяжёлыми решётками, однако же, одну тварь из подвалов темницы ничто не удерживает. Бестия будто умеет просачиваться сквозь прутья, как дух или облако пыли, и собираться заново. Местное проклятье, с которым мне и не помешала бы помощь такого знатока, – теперь уже более хитро воззрился он на явившегося барона.

– Я так полагаю, лояльность и верность будет моей единственной выгодой в таком деле? – поинтересовался Бальтазар.

– О, Сельваторск очень древний город и много что способен вам предложить, – улыбнулся Себастьян. – Здесь живут и зажиточные крестьяне, и вельможи, богатые купцы, процветающие фермеры. Мы поставляем сыры, молоко и прочие товары отсюда в разные концы Кронхольда. Как вам местные фрукты? – сорвав ягоду винограда, он протянул её прямо к лицу некроманта, будто желал кормить того с рук. – Поставки прямиком к вам в замок дважды в неделю вообще без какой-либо платы, что на это скажете? Расходы повозок беру на себя, при учёте, что кормить придётся вас и от силы ещё пяток слуг. Некроманты, я слышал, не особо-то нуждаются в живой прислуге. Но вы, наверняка, однажды присмотрите какую-нибудь леди из местной знати себе в продолжение рода или же будете нуждаться в личном помощнике, ведущем дела, документы, приглядывающим за казной. В одиночку не справиться. В общем, будут телеги мимо проезжать, и вам пару ящиков разного добра занесут задаром.

– У вас здесь, к слову, маловато слуг, как я заметил, – произнёс чернокнижник, оглянувшись на дверь.

– Ах, вам просто не повезло со временем визита, мой друг! – отвечал Гадияр. – В этом доме сначала обедают мои чиновники, а потом по-быстрому завтракает прислуга. Люди здесь присматривают за канцелярией, доходами и расходами, очерёдностью визитёров, если их вдруг достаточно много. Сегодня вот никого, кроме вас. Все приставлены вести свои дела. Снабжение, документы, подсчёты, наблюдения. И, конечно, за постелями и убранством приглядывают горничные, штат из пяти кухарок и двух поваров трудятся на кухне весь день напролёт. Да, я не ставлю грозную охрану на входе, стража нужнее будет в патрулях, а не у дверей. И у меня всего один приветствующий глашатай, но, заверяю, если б я испытывал какие-либо трудности, я бы нанял ещё людей. Единственная проблема Сельваторска – это восставшая нежить, с которой едва справляется моя чародейка.

– Да, встречал её, странная личность, – отметил Бальтазар.

– Её отца убила эта тварь, а она единственная наследница, – жестикулировал градоначальник руками с небольшими белыми манжетами. – Довольно интересный у неё лук, заметили? – спросил его Себастьян. – Так и не рассказала мне толком, где раздобыла, но уверяет, что это было щедрой наградой за её труды, – хмыкнул он, не то, чтобы с недоверчивостью к этим словам, а скорее с пафосными нотками обиды на то, что чародейка не поделилась с ним подробностями и историей этого весьма роскошного военного изделия.

– Да уж, чтобы чародей вместо посоха луком пользовался… – покачал головой гость. – Вот только она не шибко-то рада была моему приходу в город. В отличие от вас, – поднял он любопытствующий взгляд на лик градоначальника.

– О, видимо, желает сама с этой тварью разделаться, – произнёс Гадияр. – Забрать всю славу или отомстить самолично за отца. Да всё пока не выходит. Давно уже поручил ей это занятие… Я бы хотел пригласить вас поучаствовать в охоте на нечисть.

– С пафосными речами о том, как правитель должен помогать жителям своих земель? – глянул на него своим фиалковым взором некромант.

– Что вы, я сторонник политики, что любой труд должен быть оплачен, – вновь положил городничий свои руки гостю на плечи, начиная те массировать, пока Бальтазар неспешно поедал фрукты. – Вам здесь несказанно рады! Будьте, как дома, располагайтесь, отдавайте распоряжения и высказывайте свои пожелания. Вам виднее, как разделаться с нашими бедами, ведь они как раз по вашей части. Ну, а я уж за ценой не постою!

– Стало быть, вам и вправду будет, что предложить, – не знал тёмный маг, куда деться от назойливых ухаживаний улыбчивого виконта.

– Раскрою перед вами все секреты и все тайны, – убрав руки с украшенных бахромой серебристых эполетов, вновь принялся тот активно взмахивать руками. – А здесь, в столь древнем городе, они и вправду есть. Вечером вас ждёт кое-что весьма интересное! Я бы даже сказал… незабываемое! – широко распахнул он свои глаза, будто гипнотизировал, навевая общий тон загадочностью и пелену таинственности над этим местом.

– Вижу, что вам очень нужна моя помощь, – оглядывал кабинет Бальтазар. – Так что, надеюсь, моя выгода от сделки будет никак не меньше вашей.

– Да, разумеется! Прекрасно вас понимаю, мой друг, – всё улыбался и подлизывался Себастьян. – Человек вашего уровня не желает тратить время и силы по пустякам. И любой человек желает достойную награду за свой труд. Нет никакого чувства долга и чести в этом мире, оставьте высокие речи для тех, кому платят за то, чтобы вдохновлять войска на смертный бой. Ораторское искусство весьма в цене, но всё по-прежнему вокруг решает сила. Каждым должен двигать здравый эгоизм, – утверждал он, – Желание персональной выгоды для себя или своих близких. Прибыль, титул, власть, какие-то услуги, каждый сам находит, ради чего он делает то, что делает. Тем не менее, иногда можно подумать и об общем благе. Например, я за то, чтобы дать достойный отпор Империи, уже тянущей к нам свои мерзкие щупальца.

– Любопытные слова от человека, который при этом носит «имперку» на лице, – усмехнулся от таких заявлений Кроненгард, оглядывая внешний вид собеседника.

– Такой стиль бороды зародился в Империи, да. Но именно здесь, на этих землях, когда те входили в её территорию, – напомнил собеседник. – Я бы не стал вешать в кабинете сражение при Майте и портрет Лонкольда, будь я лоялен к императору. Не выкрасил бы здесь всё в цвета свободы! Я истребил здесь род Роарборхов, что замышляли переворот против Мортимера, имея с имперцами общие дела и интересы в отношении края. Наш общий лорд – человек гибкий и податливый. У него большое войско, широкое влияние, однако сам он слишком лояльно относится к нашим неприятным соседям. И, надеюсь, вы заметили, что в Сельваторске нет ни храмов, ни церквей? Это давний обычай, здесь всегда царили собственные культы. Но не сейчас, мой друг. Наш бог – человек! Высшее создание природы, способное покорить ту и получить от неё все жизненные блага: плоды, лекарственные травы, грибы, шкуры, мясо, кости и древесину для изделий, богатства недр: металлы, камни, самоцветы… – перечислял тот, вращая в воздухе указательным пальцем с нефритовым перстнем.

– Вас представили виконтом, а я думал, в этих землях принята боярщина, – проговорил некромант.

– Это дела минувших дней, однако же, это всего лишь титулы. Помещик, пан, боярин, дюк, ярл… Дворянство есть дворянство. Это Вольные Земли, мой барон, здесь каждый волен величать себя, как ему вздумается. Я могу быть хоть императором Сельваторска, если бы город получил свою независимость. Но оно мне не нужно. Сельваторск входит в Кронхольд, Кронхольд входит в Червегор, как и ещё пара земель. И всё это независимая единица правящего лорда. Жаль, Мортимер у нас не совсем такой человек, за которым мы бы чувствовали себя уверенно. Но всё течёт, всё меняется, не так ли? Когда-то в Сельваторске были Роарборхи, и когда-то в замке Кронхольда сидел Казир, а не Бальтазар, – хитро улыбнулся Себастьян.

– Предлагаете свергнуть лорда, – прямолинейно вслух заключил чернокнижник.

– О, нет-нет, о чём же вы! Скорее… заменить, – расплывался и дальше городничий в улыбке. – Долина может дать нам ещё больше, если на неё никто не будет покушаться. Крупные города, типа Гедельбурга, стоят сейчас на торговых путях и просто жиреют на глазах. Сельваторск окружён глухими лесами с трёх сторон, мы никогда не станем на подобный путь, но можем быть источником, откуда товары расползаются по всей паутине дорог хотя бы веером вниз по карте. Не будь здесь неупокоенных, жизнь забила бы ключом, а край процветал. Не то, чтобы ночные восстания как-то мешают работе и ремеслу, немногие хотели бы трудиться в тёмное время суток. Но, тем не менее, всякая завывающая и бродячая мерзость такой край совсем не красит. Впрочем, я понимаю, мой друг, у некроманта свой взгляд на нежить, и, вероятно, вам всякие упыри да бруксы кажутся по-своему прекрасными. Но заверяю смело, что без них Сельваторск способен дать региону куда больше. Мы были бы рады от всех них избавиться, если бы вы их не то, чтобы уничтожили или упокоили, а куда-нибудь, скажем, увели под гнётом собственной власти.

– Иными словами, вы и ваша знать меня поддержат, если я пойду на главный замок Червегора, – произнёс Бальтазар, хитро оскалившись. – Особенно с войском вашей же нежити.

– Оформим это, конечно, по-другому, – мечтательно расплылся городничий в очередной улыбке. – Вы забираете тварей с лесов и погостов в свою армию, мы заодно поддержим своими войсками на границах. Сделаем всё беспрекословным приказом, но, как я уже говорил, на закате я покажу вам кое-что интересное. Я за вас присмотрю за Кронхольдом со скромным титулом барона, буду докладывать, как здесь дела, сооружу из Сельваторска главный деловой центр области с ярмарками и всем таким прочим. Вы же будете лордом всего Червегора! Независимым землевладельцем у самых имперских границ, откуда хлынут потоком в новый мир свободы за глотком свежего воздуха все те, кому станет душно в ошейниках и тесно в кандалах, в которых их там удерживают строгие законы и рамки. Оттуда сможете расшириться куда-нибудь на юго-восток, в Арьеллу, например. Надо возвеличить наши земли и расширить города, дабы быть готовыми к переселенцам. Укреплять свою власть, а из них сделать преданных воинов, чтобы сама Империя не двинулась на нас, в слепой ярости желая захватить. Мы с вами ведь довольно похожи, не так ли? Родом не из этих мест, но закрепились и обосновались именно в Кронхольде. Свергли предыдущую династию силой. Ненавидим Империю. Даже эта серьга в моём ухе, думаете, она мне так нравится? Это бунт, мой дорогой друг, это акт восстания и неповиновения имперским порядкам, где мужчинам запрещено прокалывать уши.

– Мне любопытно, почему у вас такой зуб на самую могучую державу континента, – глядел на него Бальтазар.

– Гость жаждет узнать истоки моей ненависти? – приблизился Гадияр, так, что можно было ощущать его слегка мятное чайное дыхание. – Империя – это кладезь человеческих пороков, скрытых под масками верности, закона, религии… Это политика пастухов, которым не нужны свободомыслящие люди. Им нужно лишь покорное стадо, ресурсы для питания и расширения своих владений. Спросите на улице, какую часть урожая я собираю с полей местных крестьян. Велю ли им придерживаться чёткого распорядка дня с молитвами и отдыхом лишь после заката? Империя привязывает крестьян за своим помещиком, словно рабов! Там нет воли, Бальтазар! Там воспитывают покорность. Например, женщины там не имеют даже права высказывать свои мысли и обучаться грамоте. Их продают замуж, а не выдают, дорогой гость. А у нас есть чародейка, главная пряха, школа для детей обоего пола. А станет их больше с ростом города, я построю ещё одну или той за летние вакации этаж надстрою. Жницы, художницы по росписи, гончарки, да пусть хоть в кузне работают, если душа к тому лежит! Нет, серьёзно, в Гедельбурге, например, есть женщина-кузнец. Причём потомственная, её мать тоже ковала мечи и топоры. Вольный Край на то и вольный! Здесь есть свобода выбора. Попробуйте сказать об этом в Империи, как вам тут же язык отсекут за инакомыслие. Империя, мой новый друг, это система. Это какой-то механизм, как мельница, который вбирает в себя соседние богатства, а люди там крутятся винтиками, быстро изнашиваясь и легко сменяя друг друга. Никто не хочет быть частью механизма. Все хотят свободу самовыражения. Не я назначаю, кому растить морковь, а кому пшеницу. Здесь вольный народ со своей головой на плечах. Империя же, это жизнь по уставу, по своду правил, там регламентированы даже наказания для детей: за что на горох, за что розги – как будто бы там даже не слышали о прощении. Только своды чётких правил, ни шагу влево, ни шагу вправо. Табель о том, табель об этом… Мир вокруг – это дивная многообразная природа. А Империя – это набор узаконенных стандартов, где сыновья обязаны наследовать профессии отцов. И если ты сын писаря, но и в почерке твоём сам чёрт себя не разберёт, корпеть тебе за чернильницей до конца дней. А если ты возишь дерьмо на удобрения… Ну, вы меня прекрасно понимаете, – переходил виконт с гостем то на «вы», то на «ты», словно этим подчёркивал вольность местного общения.

Точно также и сами территории эти имели ряд схожих наименований: Вольный Край, Вольные Города, Вольные Земли и тому подобное со словами «вольный», «свободный» и «независимый», всегда подчёркивая факт неповиновения и не входа в состав областей во власти императора.

– Итак, что там с этой вашей башней? – полюбопытствовал Бальтазар.

– Увидите всё ночью, а сейчас отдохните и выспитесь хорошенько. Я подготовлю для вас одну из гостевых спален, проведёте время в комфорте, пока я займусь насущными делами. Если днём трудно уснуть, любой трактирщик может налить вам ежевичной или черничной местной настойки. Крепчайшая вещь, немного приторная, будто для сладкоежек, но разбавлять не рекомендую. Можно заодно ромашковым чаем или настойкой валерианы запить для пущего эффекта. А на закате сами увидите, что здесь происходит, грядёт та ещё ночка… – советовал Себастьян, и у некроманта, по сути, не было иного выхода, кроме как запастись терпением и дождаться вечера.

Они попрощались, и градоначальник вручил ему с собой несколько фруктов на закуску напитков. Бальтазар же предпочёл расслабиться в местном борделе повторному посещению трактира. Но ближе к вечеру вернулся и туда, взяв всё-таки комнату там с намерением полежать и отдохнуть несколько часов, направился наверх в одиночестве. Гостеприимством зазывавшего в свой особняк виконта он не воспользовался, видимо, всё же надеялся в таверне отыскать вороватого пройдоху Коркоснека. Да и не шибко понравилось ему слишком раскованное и фривольное поведение градоначальника в процессе беседы.

На застеленной кровати в запертой на ключ гостевой уютной спальне он обнаружил свиток не самой плохой бумаги с посланием, гласящим «Если вам дорога жизнь, поскорее уезжайте отсюда», но этим словам не внял, а завалился с раздумьями на мягкую постель.

V

На закате к нему прислали посыльного, который, постучав и услышав ответный голос проснувшегося барона, сообщил тому, что ждут его на западном кладбище. За окном вовсю наливался красками поздний закат. Ещё несколько мгновений, и весь кроваво-фиолетовый багрянец начнёт темнеть и чернеть под властью наступающей ночи.

– Будь осторожен, – внутри шепнула ему царица-тьма, приглядывавшая за своим избранником.

– Сама будь начеку, – буркнул он, рассчитывая на её поддержку, как в прежние времена.

На кладбище, что располагалось с краю и за пределами городских стен, ждал его одиноко стоящий Себастьян в красивой треуголке и всё в том же сине-зелёном дорогом наряде. С ним не было ни слуг, ни чародейки, а лицо вновь расплылось широкой приветливой улыбкой, едва виконт увидел барона.

– Ах, вот и вы! – поклонился он, сняв шляпу.

– Обширное здесь кладбище, – оглядел некромант как свежие, так и покосившиеся надгробья.

– Сельваторск очень старый город. Многие здесь покоятся поверх других слоёв захоронений. Но попробуйте их призвать, – распростёр в вежливом жесте свои руки виконт, будто бы приглашая к столу, а на деле указывая на местные могилы.

Здесь было сыро и холодно. Над кладбищенской землёй царило полное безветрие под темнеющими крыльями окутавшей всё вокруг ночи. В дальних краях окружавших лесов серыми стаями уже начинал собираться седой туман, стелящийся к городским стенам, как смелеющие орды подступающих хищников.

Бальтазар присел и медленно постарался погрузить пальцы в чёрную землю. Она была твёрдой, промёрзлой. Однако, чем глубже он погружался, тем сильнее будто бы чувствовал пульсирующее тепло. Странные переливы чужеродной энергии царили здесь.

Вместо привычной серости тлена и некромантической фиолетово-чёрной ауры он ощущал подушечками пальцев малиновые глубинные переливы, где кроваво-красные тона сквозь привычную ему сиреневую пелену переходили в мертвенно-синий. Подобную энергию на кладбище он не встречал ещё никогда, но тем сильнее становился его интерес к происходящему.

На зов некроманта никто не явился, хотя он мысленно уже проносился по этим могильникам, ощущая останки каждого, кто захоронен здесь. Статные вельможи, бедные крестьяне, скошенные болезнью и голодом семьи, братские могилы после сражений и стычек, убитые зверьём, коих удалось найти в лесу, умершие своей смертью старики и отравившиеся чем-либо молодые люди. Перезахороненные утопленники, даже бывшие городские чародеи. Практически все слои общества. И никто из них не внял его приказам подниматься. Никто не повиновался его заклятью.

– Чудеса, да и только, – пробормотал Бальтазар, приподнимаясь и отряхивая пальцы.

– Это всё Роарборхи виноваты, – сетовал Себастьян. – Их челядь, их подручные и поверенные, их работники и слуги – всё это колеса одной большой мельницы, перемалывающей людские души, судьбы и кости.

– Они не идут, потому что их нельзя пробудить. Они не дремлют в недрах, а давным-давно под чьей-то властью. Лишь скрываются от дневного света, лежат там до заката и вот-вот готовы вырваться на волю. Но не ко мне, – заявил некромант. – Они никогда не спят, а только щёлкают зубами да ждут своего часа. Какого ж чёрта здесь происходит? – поглядел он на местного градоначальника.

– Слышишь? Скребутся, ползут под землёй. Под нами катакомбы, куда просто так не пробраться. Они стерегут свой горн, а вход охраняет лютая бестия. Идём к башне, здесь больше нечего делать, – махнул он рукой. – Быстрее добредём, застанем, как она появляется.

И они выдвинулись опять в сторону городского центра, где недалеко от особняка Гадияров располагалась старая каменная башня цилиндрической формы с обрушенным верхом и щелями в давней кладке своих серых стен. Кое-где виднелась паутина, ближе к верхушке находились вороньи гнёзда, а кругом такой бурьян и искореженные проклятьями деревья, что казалось, местные вообще обходят этот клочок земли стороной.

– Там в подвалах жила последняя наследница Роарборхов. Её заковали в цепи и заморили голодом. Но по ночам теперь она взметается жуткой тварью, – рассказывал Себастьян.

– Брукса? Гарпия? – поинтересовался Бальтазар. – А говорил, они тут только шастают. Эта-то ещё и летает, ко всему прочему?

– Кто их всех знает. Я обучен грамоте, но в бестиариях ваших не разбираюсь. Слышишь? Она уже скулит. Воет по своему роду, скребёт ногтями от гнева, – говорил Гадияр на раздававшиеся из подвалов башни тягучие звуки. – Вот-вот вырвется наружу.

И в скором времени, едва протяжные стоны замолчали, а всё вокруг на время разразилось пугающей тишиной, сквозь решётки дымкой пепла, закрученной смерчем, вылетело, формировавшееся в плотный и цельный силуэт, нечто. С большими крыльями, захлопавшими в воздухе, словно приветственные аплодисменты для гостей. Похожее на человека существо, но уже давным-давно им не являвшееся. Голое, уродливое, в котором едва-едва оставалось что-то от женственной фигуры. Спина покрыта торчащим длинным ворсом тёмной шерсти, позвонки обросли изогнутыми шипами, на стопах цепкие крючковатые когти, подобно тем, что встречаются у хищных птиц.

А голова бестии больше напоминала волчью или медвежью. Вытянутая широкая пасть, чьи, похожие на тонкие иглы, кривые зубы росли настолько хаотично, что челюсти эти даже не смыкались. От носа и ушей здесь остались лишь тёмные прорези, глаза казались человеческими и маленькими по сравнению с большой пастью, а вся кожа была бледно-серой и совсем чуть розоватой в перепонках на могучих крыльях.

– Фурия, – скривился лицом некромант. – Отродье мести.

– Тебе видней, – заключил Себастьян. – Знаешь, как с нею справиться?

– Посмотрим, так ли она хороша, – достал некромант из ножен свой меч правой рукой, левой формируя простенькое заклятье, подобное шару из переплетавшегося колючего тёрна в ореоле густо-сиреневого сияющего дыма.

– Убей её! Ну же! – нервно вопил городничий, надеясь, что все проблемы решатся в два счёта.

Он выхватил из-под полы камзола красивый кинжал, но не пустил его в ход и даже не встал в боевую стойку, а, взглянув снизу вверх на зубастое создание, тут же с криком панического ужаса помчался прочь от зависшей в воздухе фурии, спасая свою шкуру.

С пронзительным воплем, сопровождаемым диким свистом и озлобленным шипением, крылатая тварь пикировала с ночных небес в их сторону, заставив отпрыгнуть по разные края дороги. Кругом были плотно закрытые ставни и двери городских домов, а также разных заведений. Укрыться было негде за исключением нескольких никем не запряжённых телег, под которые можно было бы рискнуть залезть, да сараев с инструментами, чьи двери не имели наружных засовов.

Однако, в отличие от Себастьяна, пытавшегося скрыться от погнавшейся за ним бестии, Бальтазар себе никакого укрытия не искал. Взглянув наверх, он испустил несколько полупрозрачных чёрных черепов-ищеек, слетевших с его сосредоточенного молодого лица. И эти колдовские формы полетели выискивать чудовище прежде, чем заряд сотворившей их энергии развеется в воздухе.

Таким образом, у некроманта оказалось множество «глаз», способных видеть различные локации центра Сельваторска. Тварь приютилась на округлой крыше колокольни, пытаясь выискать не его, а представителя рода Гадияров, но и размахивающий своим клинком самоуверенный барон её вполне устроил в качестве цели.

С шипением и клёкотом, разевая свою скалящуюся сотней игольчатых зубов пасть, она ринулась вперёд и словила на грудь терновый сплетенный заряд, опутавший её живыми колючими побегами, разрезающими плоть и впивающимися в тело.

Однако даже если руки существа оказались скованы, ногами, зависнув в воздухе, она дралась ничуть не хуже. Парируя и отражая все выпады верного клинка, сиявшего сейчас, как катализатор вложенной магической ауры, зубастая бестия шипела и свиристела, клацая челюстями.

Когти на массивных женских ногах пытались добраться до лица некроманта, запутывались в его волосах, едва не схватив за те и не приподнимая его в воздух. Но скользящее из стороны в сторону лезвие всё же нанесло раны по её серым мускулистым икрам, не выпуская крови, но вскрывая тёмное синеватое мясо из-под плотной серой кожи.

Срезать или переломать крепкие птичьи когти, увы, не получилось. Они оказались противоестественно прочными, не желая поддаваться даже размашистым ударам хорошего меча. Дабы избавиться от этих костяных серпов, следовало срубить ей пальцы, а то и все стопы. Но Бальтазару бы, наоборот, хотелось, чтобы она не порхала над ним, как агрессивное жалящее насекомое, а спустилась на землю, потому стремился в первую очередь поразить и изодрать монструозной девице крылья, уворачиваясь от всех её выпадов и вооружённых конечностей.

Человеческого строения ноги выглядели невероятно мускулистыми. Словно от напряга мышц наружные бледные ткани покрова вот-вот лопнут, натянувшись до предела, обнажив тёмную плоть. Сейчас их, правда, ногами и назвать-то уже было тяжко. Это были настоящие лапы заживо гниющей бестии, свирепой, как пробирающий до костей её леденящий вопль, жаждущей отмщения и возмездия за те невзгоды и гибель, что принес их династии пришедший сюда на смену род.

Фурия взвыла, сделав несколько кругов и ударив некроманта в спину, так что тот отлетел в крупный стог сена подле телеги. Собиралась пикировать вниз, но в неё вонзился крестьянский топорик, брошенный Себастьяном из раскрытого сарая. Тот метнул ещё серп, но он не пожелал следовать выбранной траектории и не добрался до цели.

Крылатая нежить, стряхнув из серой плоти угодившее в тушу лезвие колуна, метнулась туда, в мгновение ока пробив сарай насквозь. Пронеслась с душераздирающим адским визгом, подобным завыванию нечистой силы в оргиях неистового шабаша. Но Себастьян уцелел, упав на пол так, чтобы бестия пролетела мимо, а затем юркнул в небольшой погреб, где хранились упряжь, подковы, банки с гвоздями и несколько щёток для лошадей.

Целиком поместиться туда было непросто, пришлось вытаскивать содержимое и ютиться на корточках, но взмывшую ввысь бестию уже вновь атаковал магическими лучами некромант, оставляя дыры в мембранах крыльев, пытаясь заставить шипящее нечто спуститься на землю и прекратить летать над их головами.

Налитые кровью глаза будто бы сохранили свои исходные человеческие размеры, некогда принадлежавшие молодой женщине, с которой и произошла эта чудовищная трансформация. Она ринулась на пришлого гостя, и Бальтазар тщательно выбирал момент, чтобы вонзить свой клинок ей меж рёбер. Но в самый ответственный момент, некто рывком вбок сбил его с перекрёстка, впечатав в каменную кладку таверны и прижимая туда с недюжинной силой.

– Уймись, наконец! Как ты не понимаешь! – Из-под тёмно-зелёного капюшона сверкали зелёные глаза лучницы чародейки.

– Опять ты, – вздохнул некромант, хватая её и переворачиваясь, теперь придавливая уже сам несносную лучницу к стене за шею эльфийским луком. – Видел я, что ты странная, но чтобы вот так защищала безумную нечисть…

Он поглядел ввысь, как кружила над ними бестия, словно остерегаясь лучницу-чародейку. Вероятно, они бились здесь чуть ли не каждую ночь. И если намедни Кира нашла время ещё и леса на подходе к городу патрулировать, значит, её стрел и магии хватало, чтобы, если уж не ранить всерьёз крылатую нежить, то хотя бы как-то загнать обратно в башню. Например, пронзив все её перепонки, лишая возможности летать, или попав той по глазам, до следующего перерождения сделав недееспособной.

– Зачем ты здесь? Хочешь её подчинить себе на службу? – ловко перевернулась она, используя вес соперника против него же, и опять прижала Бальтазара к холодной кладке. – Ничего не выйдет! – гордо заявила чародейка, сверкая глазами. – Фурия – это существо, порождённое местью. Ребекка Роарборх, заморённая голодом, прогрызла себе запястья и своей кровью из последних сил прокляла собственное тело, обрекая на становление этим чудовищем. Фурия появляется там, где совершены противоестественные преступления, где нарушена честь и священная клятва! Это порождение мрака по ночам выходит из своего жилища и жаждет кровожадного отмщения! Её не остановят ни мольбы, ни просьбы, от неё не откупиться и не договориться. Она – сам неумолимый закон природы!

– Видать, у вас с ней много общего, – только и усмехнулся на это Бальтазар, попробовав ещё раз поменяться позициями, но не вышло.

Рассерженная таким сравнением женщина попыталась ударить острого на язык барона промеж ног, но бойкая коленка её наткнулась о защитный металлический гульфик, предусмотрительно надетый тем под кожаные штаны в качестве защиты. Барон хитро заулыбался, намекая о её предсказуемости. А вот зубастое чудище уже не кружило и не нависало в чёрных небесах над этим местом, а, по всей видимости, реяло над улицами города, выискивая Себастьяна и других более доступных для себя жертв, чем некромант и охотница-чародейка.

– Уходи прочь! – перестала вдавливать его в стену и нацелила свой сверкающий лук чародейка.

– А то что? Выстрелишь в меня? Ты же уже попадала, помнишь? Даже несколько раз, а ничего путного не вышло, – горели фиолетовым пламенем его аметистовые глаза.

– То было не в упор и не тремя стрелами разом, – полыхали нацеленные на него наконечники то зелёным, то ярко-малиновым пламенем.

– Если уж суждено умереть, я хотя бы должен понять, – спокойным тоном говорил ей некромант. – Почему же ты её защищаешь? И что вас связывает между собой?

– Ты ничего не знаешь о том, что здесь было. Под династией Роарборхов Сельваторск процветал, был крупнее, и в центре помимо этой башни стоял настоящий небольшой замок, от которого теперь ничего не осталось кроме неё. Мой род городских чародеев служил им поколение за поколением. И однажды сюда пришли Гадияры, бежавшие из Империи от тамошних скверных порядков. Они служили правящему роду, но предали его. Выдали своих дочерей за сыновей верховного боярина, и те в первую же ночь перерезали юношам глотки. Самого же его со слугами замучили до смерти в тронном зале, где принимали послов и прошения от народа. Оставалась последняя наследница, незамужняя Ребекка, первая из детей последнего правителя, старшая дочь свергнутого семейства. Её заковали в кандалы, с позором протащив нагой по улицам города под улюлюканье толпы, избили, прилюдно многократно надругались и заперли в подвале башни, ни разу не удосужившись принести еды. Она умерла, став мстительной Фурией. И хотя замок давно разрушен, Башня Ужаса ещё стоит. Никто не приближается к её обители, где она с ненасытным голодом теперь соскабливает мясо с костей своих жертв, – с серьёзным видом рассказывала ему чародейка, так и не опустив лук.

– Так вот в чём дело, – ухмыльнулся Бальтазар, поглядывая не столько на неё, сколько в небо вокруг, не появится ли смертоносное создание. – Мне, наконец, стали ясны твои мотивы. Ты ждёшь, когда она избавится от последнего Годияра, дабы занять его место. Мир вертится вокруг типичного эгоцентризма, как этот тип и говорил. Плевала ты на людей и на то, как здесь жилось до и как живётся после. И вовсе Сельваторску не стало худо без Роарборхов. Всё осталось примерно по-прежнему, разве не так? Ну, может, меньше поставок товаров из Империи, но тебе плевать и на это.

– Много ты понимаешь! – нахмурилась Кира.

– Когда здесь стоял замок, у него была довольно обширная сеть подвалов, о чём ты умолчала. Впрочем, как и о смерти отца. Но вход туда, что тебе, что Себастьяну, преграждает это создание. Ты ждёшь, когда она пожрёт твоего конкурента. А он дал тебе задание охотиться на нечисть и ждёт, когда она пожрёт тебя. Не знаю уж, почему и чем ты так ему мешаешь, но видя нрав и твои замашки, мне всё это не удивительно. А потом победитель ваших престольных игр явится вниз, где проводились ритуальные службы. Я видел столько боли под этой землёй, неужто представляешь, что там находится? – поинтересовался некромант.

– Слышала лишь, что там некий горн и склянка с кровью вампира Волдриани. Вот только ты ошибаешься, что меня как-то останавливает фурия. У меня есть ключи от темницы, – показала она связку у себя на поясе. – То, чего нет у Себастьяна.

– Так вот в чём весь его смысл! Ты не даёшь ключи, строптивая девчонка! Что же мешает тебе просто подстрелить городничего, изодрать ножом в клочья и сказать горожанам, что его задрала эта безумная тварь? – полюбопытствовал Бальтазар.

– Издеваешься?! – дрогнули женские губы, а глаза смотрели на него, как на глупца. – Почему боги сотворили мужчин столь невыносимыми! Как можно не понимать? Это бесчестное убийство ничем не лучше того, что совершили с Ребеккой. Фурия тут же примется за меня, как за преступницу против воли природы. Она должна расквитаться с Себастьяном и уйти на покой. Тогда и можно будет проникнуть вниз, узнав, что скрывают местные катакомбы. Будьте честны с самим собой, барон, и ищите правду в других. Тогда вам нечего будет страшиться с чистым сердцем!

– Тебя отец воспитывал, разве нет? Он не должен был стать примером адекватного, сильного и умного мужика? – поинтересовался вдруг чернокнижник. – В крайнем случае, воспитать под свои нравы. Откуда ж вся эта ненависть?

– О, ты ничего не знаешь, – отвела она глаза, – и не поймёшь. Это не ненависть, это голос разума против несправедливости и глупости вашего мужского мира. Родителей не выбирают. Папа многому меня научил, но он отнюдь не был идеальным. И я не склонна его боготворить в каждой мелочи. Он совершал те же нелепые ошибки, был упёртым, стоял на своём, даже будучи неправым. Мужчины не способны ни на признание вины, ни на чувство, ни на здравый смысл. Вы хотите, чтобы всегда всё было по-вашему. Другого не видите, на чужое место поставить себя не в состоянии, чтобы рассмотреть проблему с разных сторон. Считаете, что вы во всём и всегда правы, что вам все должны, что вы выиграли эту жизнь! А это не так. Вы родились от женщины, но в вас нет ни толики уважения и любви. Только и угнетаете нас все эпохи, – хмурилась Кира.

– Здесь не Империя, чтобы о партнёрстве и равенстве можно было только мечтать. Удивительно, что ты на Вольных Землях считаешь всех мужчин вокруг глупцами и угнетателями, – заявил Бальтазар.

– Ты не живёшь здесь, не знаешь местные нравы. Каждой сильной женщине надо раз за разом доказывать своё место в жизни, право на мнение и личное счастье, – вздохнула она. – Даже замужеством чаще руководят родители, нежели чувства влюблённых.

– Могла бы избавиться от Гадьяров да всё изменить, – хмыкнул барон.

– Ах, я же уже объясняла, – цокнула та языком, презрительно взглянув тому в глаза.

– А склянка, что там с ней? – заодно спросил её некромант.

– Говорят, перед своим обращением Волдриани, ещё будучи человеком, разлил свою кровь в маленький стеклянный сосуд. С ней проводилось столько ритуалов, что сейчас выпивший ее, по сути, может обрести бессмертие или же долгую жизнь, не опасаясь никаких болезней и заразы, – отвечала она. – Алхимик-исследователь был великим учёным, обретшим бессмертие в вампиризме. А его последователи организовали настоящие культы крови.

– Достойный артефакт, чтобы продолжить династию, – согласился Бальтазар. – Что Гадияров, что чародеев. Жаль, Роарборхи ничего не подозревали о предательстве и не выпили в день свержения, иначе бы конфликт прошёл ещё веселее.

– Тебе всё смешно? Все вы, мужчины, беспечны и глупы. Большие дети, что с вас взять. Привыкли получать всё, никого ни во что не ставите, избалованные аристократы. Вам всё течёт само в руки, и вы даже не представляете, как мирный люд вокруг добывает пищу себе тяжким трудом! – сверкала она глазами.

– Вы же не собираетесь посреди схватки с фурией повторять мне всю свою тираду про угнетенных женщин, которые во всём лучше мужчин? – понадеялся он.

– А что вы с такой трусостью озираетесь по сторонам? Боитесь, что не смогу вас защитить в случае чего? – усмехнулась та.

– Защитили вы как раз эту любопытную мстительную особь, едва не сломав мне плечо, толкнув в эту стену, – напомнил он.

– Какой, однако, хрупкий некромант! Под стать своим скелетам. Если вы её убьёте, значит, Гадияры победили! Значит, род вероломных предателей продолжит процветать здесь и править! Сидите на заднице ровно, барон, – практически приказала она повелительным тоном. – Не вмешивайтесь! Ваш визит может оказаться очень кстати, раз Себастьян сейчас снаружи, а не скрывается в своём особняке. Я всё думала над способом заманить это существо туда, но сейчас мне надо лишь не дать ему туда вернуться и где-либо укрыться. Вы выманили его, и Сельваторск вам, так и быть, будет благодарен, – её лицо сменилось на более добродушное выражение. – А потому просто не напортачьте и не испортьте всё, что создали. Сидите тихо, и пусть чудовище свершит свою миссию.

Они замерли вдвоём, выискивая крылатое существо в ночном небе. Но фурию давным-давно ещё во время их негромких разговоров нигде не было видно и даже слышно. Не отыскав спрятавшегося Себастьяна и не добравшись до Бальтазара, которого из-под её когтей увела чародейка, она будто бы улетела охотиться в другие городские районы или ближайшие леса.

Сколько ни бродили они, осмелев, по ночному городу, до самого рассвета так ничего более и не случилось. Кира шумно притопнула с досады, поднимая облако пыли в рассветных лучах. У башни они увидели, как серое бесформенное нечто скользит в воздухе между толстых прутьев решётки, скрываясь в непроглядном мраке глубин данжеона.

– Хотите оказать городу реальную услугу? Повторите ночью то же самое. Скажите ему, что подготовились, что знаете слабое место, что вам нужен какой-нибудь арбалет с крестовыми наконечниками стрел или я, например, в подмогу. Я подыграю. Нужно выманить и скормить ей Себастьяна любой ценой. Скажите, чтобы не отсиживался у себя, а служил живой приманкой, – чеканила она приказным тоном, отправляясь прочь с городских улиц, явно расстроенная и собиравшаяся, наконец, отдохнуть и поспать после тревожных ночных выжиданий.

Бальтазар же направился выискивать виконта, ведь тот, если сам не уснул в своём укрытии, должен был выбраться оттуда с первыми лучами солнца, едва фурия убралась в темень своего подземелья. Вокруг уже светлело, был прекрасно виден в деталях весь городок с его узкими и широкими улочками, простенькой окраиной и насыщенным заведениями центром.

– Некромант! – окликнул его старческий голос.

Со стороны ближайшего леса всё ковыляла к нему та сгорбленная седая старушка, опираясь на извилистую клюку, подрагивая губами, будто всё время что-то там пережёвывала. Пока все вокруг ещё спали, она, видимо, шла с ближайшего склона, вернувшись в город довольно быстро. И суток ведь не прошло с их вчерашнего разговора, если, конечно, та черничная настойка не заставила его пропустить день-другой в трактире, что крайне маловероятно.

– Да чего тебе снова надо-то, старая? – закатил он глаза.

– Забери меня, сил уже никаких нет! Мёртвые здесь сами ковыляют, но моя смерть не приходит никак. Скота ни осталось, подруги-то все померли, поговорить не с кем, – дрожал старушечий беззубый рот. – В хозяйстве я уж сама ничего не могу, совсем старая стала! – заявила та, кто за ночь успела сходить в горы и вернуться обратно, как ни в чём ни бывало.

– Да полно в городе старичья всякого! С кем угодно можно за жизнь потереть, о том, как в твоё время трава зеленее была, уймись уже! – глядел строгий взгляд Бальтазара. – Найди себе новых друзей да занятие какое-нибудь, чем прежде занималась. Кота там заведи.

– Ха! Скажешь тоже! – кряхтела она. – Кормить я его чем буду? И самой питаться чем? Милостыню просить у ратуши? Нет уж! Я не стану унижаться, некромант! Сам меня за эхом посылал! Оно ответило, что помирать мне пора. Исполняй уговор! – трясла она своей палкой.

Некромант лишь вздохнул, приблизившись и поглядывая на неё. Потом посмотрел по сторонам, но не для того, чтобы убедиться, что их никто не видит, а наоборот, желая напугать парочку спозаранку проснувшихся свидетелей, дабы о фигуре его пошли разные тревожные слухи.

Старуху охватила и подняла в воздух серая призрачная аура, легко из немощного тела вытаскивая полупрозрачный призрак души. Её найдут здесь бездыханной, схватившейся за сердце, словно смерть настигла её в дороге на рассвете прямо на городской улице. Куда-либо относить её Бальтазар, конечно же, не собирался. Но кто-то мог бы и видеть, стать свидетелем того, как чернокнижник забирал себе её сущность.

– Что ж ты такого спросила у эха, что оно тебе помирать приказало, – напоследок гремел его могучий голос.

– Так и спросила жеж «Жить мне или помирать?», – отвечала та на последнем издыхании, будучи между жизнью и смертью. – Эхо и завопило в ответ «Помирать… Помирать…» – изображала она затухавший голос в горах.

– Глупая старая ты баба, – кривился Бальтазар. – Спрашивать надо было «Помирать мне или жить?», тогда и эхо «Жить! Жить!» подсказало, – раздались последние слова, которые донеслись до её ушей… – Нашла бы здесь добрых людей, кто б гуся подарил, кто телёнка новорождённого, всё бы у тебя было, если б захотела. Старая сморщенная изюмина, – проговорил он, оглядывая валявшееся мёртвое тело.

Некромант продолжил свой путь, растворяя внутри себя остатки энергии незадачливой пожилой женщины. Во всём этом наиболее ценным был её жизненный опыт и вереница воспоминаний, долгая тягучая жизнь, которую она добровольно оставила позади. Но барон Кроненгард в этот поток видений не вглядывался и душой старушки интересовался мало, немного подпитав за счёт неё собственные силы, и вернулся к поискам укрытия местного градоначальника.

Тому бы уже и показаться самому не мешало. Из-под телег никого не виднелось, случайных прохожих вокруг всё ещё не было, так что любое замеченное движение могло принадлежать вылезшему Себастьяну. Тот не должен был где-то там втихаря сделаться добычей для фурии, но наверняка некромант знать всё равно не мог.

Обойдя место краткого ночного сражения, вернувшись туда, где они как раз разделились, он обнаружил виконта в полуразрушенном сарае, отряхивающимся от пыли и щепок. В правой трясущейся руке был зажат изысканный кинжал с обилием самоцветов. Левой же городничий возвращал на место в погреб всякие щётки и ремни уздечек. На вид, вроде как, живой и здоровый. Даже костюмчик нигде не порван крючковатыми когтями этой бестии.

– Вы здесь, – бросил ему Бальтазар, подходя ближе к остаткам постройки, чей хозяин всё ещё мирно спал в преддверии первых петухов.

– Ну, что там? – глянул Себастьян не столько на некроманта, сколько на его меч, ожидая, что тот должен быть запачкан.

– Скрылась дрянь, кружила до утра, искала вас, как будто, а потом нырнула обратно, как крыса в подполье, – отвечал тот.

– У-ух, гадина! Да, на меня позарилась, вон как разнесла тут всё, – показывал он и на дыру в стене, и на валявшиеся инструменты. – Пришлю плотников, есть у нас доски на складах, залатают. Делать-то что, ты мне скажи? Я надеялся, ты её в два счёта прихлопнешь первым же колдовством! Каждую ночь воет тварь, вылезает из своего логова. Даже не нагрянуть к ней, ключ нужен. А он у чародейки, просто так не отдаст. Может, хоть вы авторитетом своим надавите? Прикажите, как барон! – настаивал мужчина, сверкая требовательным взором с расширившимися зрачками.

– Со мной она говорить тоже отказывается. Считает мы, мужчины, слишком высокого о себе мнения. Вы вот не женаты, случаем? Авось, с дамой какой-нибудь она была бы более сговорчива, – предположил некромант.

– Увы, нет, – отвёл тот глаза, убирая кинжал, – с женщинами так непросто находить общий язык в наше время. Такие все упрямые и своенравные стали. Даже служанку надёжную на такую миссию не пошлёшь… И переодеваться нам с вами в женское не к лицу ради такого обмана, – качал он головой. – Кира опытный следопыт, она всякий обман за версту почует!

– Ну, ещё бы! Это ж «имперку» сбрить придётся! – отшучивался чернокнижник.

– Всё бы вам веселиться, барон. А тут дело жизни и смерти, – кусал губы городничий. – Что бы эдакое сообразить…

– Можно на хитрость пойти. Есть у вас в городе воришка один проворный. Повелите-ка найти в кабаках и борделях дворфа-музыканта, что ситар с собой носит, чьи волосы змеям подобны, борода в крупную косу, что у вас хвост волос позади, а звать, как же его… Словно закуска к браге какая-то… Корки… Креко… Кроко… Коркоснек! Так, кажется, представлялся он, если не оболгал самого себя.

– Был дворф, песни пел. А чего ж не разыскать? Разыскать его, это мы мигом! Хоть все ночлежки обыщем, – пообещал виконт. – Сейчас же подниму своих людей.

VI

Днем Бальтазар отсыпался в покоях особняка Гадияров. Там оказалось куда комфортнее, чем в трактире. Одна из гостевых комнат выходила окнами на запад, дабы гостя не беспокоило озорное яркое солнце. Впрочем, синие шторы в узорах со львами и золотистых коронах были столь плотными, что и так бы не впускали сюда лучи света.

Проснулся он уже к обеду, даже позже, но Себастьян распорядился гостя хорошо накормить. Внизу на скамье сидел вздыхающий дворф со скованными руками. Он сильно занервничал, когда встретился взглядом с зевающим заспанным бароном. Но тот собирался ещё помучить ожиданиями арестанта и потому первым делом направился даже не перекусить, а в ванную комнату.

Уже многим позже встретившись с Себастьяном в его кабинете, вновь заставив того бросить все свои дела, они направились к схваченному гному. И повели его отнюдь не в какие-нибудь местные подвалы для допросов или ещё в какую-то комнату пыток, а как раз в столовую, где накормили как пленника, так и некроманта. Цепь меж кандалами была достаточной, чтобы бард нормально орудовал руками, хватая и перепелиные ножки, и накалывая маринованные грибки серебряной хозяйской вилкой. Гостей напоили хорошим некрепким пивом, дабы разум их совсем не поплыл, и, разлив по бокалам бутылку ароматного красного, перешли прямо к делу.

– Так что, если умыкнёшь ключ у чародейки, так и быть, будешь прощён за украденный кошель, – подытожил виконт после изложения задания.

– Будет вознаграждён вдвое большим, – вмешался Бальтазар, пригубив в очередной раз изящный хрустальный бокал багряного вина. – Таким, как он, нужны стимулы поинтереснее.

– У лучницы этой спереть ключи удумали?! – струсил гном. – Она ж меня как кабанчика стрелой пронзит и на вертеле вращать будет в камине!

– А когда не срабатывают деньги, в ход может пойти политика страха, – заявил Бальтазар виконту.

– Так, голубчик, – махнул тот рукой, подозвав к ним мальчишку-виночерпия, – ступай, найди Ноэллу и позови к нам сюда.

– Да, мой господин, – кивнул юнец едва ли старше семнадцати в удлинённом фраке.

– А, и как приведёшь, прикрой дверцы снаружи, – заодно повелел виконт.

В скором времени в зал вошла женщина с аккуратным пучком волос, одна из служанок. Бальтазар узнал её – вчера видел здесь в коридоре. Сейчас она выглядела взволновано, лицо раскраснелось, а когда юноша-виночерпий закрыл зал, оставшись снаружи, и вовсе задрожала губами, захлопала ресницами, словно пытаясь на них взлететь в воздух. Дама принялась теребить металлическую брошку в форме цветка, судорожно водя по его гладким лепесткам подушечками своих пальцев с аккуратно подстриженными ногтями, окрашенными в коричнево-бордовый оттенок «красного дерева».

– Вам ч-что-то нужно г-господин? – поглядывала она на Себастьяна, но с ещё большим страхом косилась на наряд некроманта, сверкавшего на неё своими фиалковыми глазами.

– Ноэлла, солнышко моё, – вдохнул виконт, – разве мы здесь как-то плохо с тобой обращаемся?

– Нет, господин, всё п-прекрасно! – затараторила та тонким голоском, чуть покачивая головой и удивлённо хлопая глазами.

– Так почему же тогда вся грудь у тебя звенит моими деньгами? – полюбопытствовал виконт. – Ты шагаешь, а звон монет на весь коридор раздаётся, – явно преувеличивал он, хоть и дал понять, что она поймана на краже.

– Я… я… ваше благородие, – пыталась она найти, что сказать.

– Когда ты берёшь втихаря из тайника себе по монетке, это ещё куда ни шло, – наклонился Себастьян вперёд через стол, перебирая сложенными вместе пальцами. – Но человеческая жадность не знает границ, ведь так? Думала, если я не замечу пропажу одной монеты, то не замечу и пропажу двух. Да и денег там столько, что не замечу и пропажи десятка. Но это вот уже перебор, – рванул он резко вперёд, потянув ткань её платья на себя и порвав лиф, откуда на стол и тарелки посыпались мелкие серебряные монеты, заодно открыв мужскому взору всех троих её большую грудь с крупными бледно-розовыми сосками.

– Я… я хотела взять совсем немного, отложить на старость или детям, может, будущим внукам, – блеснули в её каштановых глазах слёзы, а руки даже не решались пристыжено прикрываться.

– Воровка в моём доме! – хлопнул он по столу ладошкой под звон посуды. – Пригрел змею на груди, называется.

– Господин, я всё верну, всё отработаю, я ничего не потратила, – заверяла она, хотя по глазам было видно, что это не так, просто саму себя она явно пыталась убедить, что растраты были пустяковыми, самую малость из украденного и запасённого дома в шкатулках, куда складывала принесённые звонкие монеты.

– Она ваша, Бальтазар. Покажем нашему гостю, – поглядел он на дворфа в кандалах, – что мы делаем здесь с воришками.

– Нет-нет! Постойте! – задрожала та, отшагнув подальше, прикрыв, наконец, грудь правой рукой, когда к ней подходил поднявшийся с места некромант.

Длинноволосый мужчина разглядывал её, будто изучая. Его ледяной сиреневый взор врезался внутрь, заставляя дух трепыхаться, отделяясь от тела. Сосредоточенное лицо Бальтазара чуть исказилось напряжённым оскалом, движения пальцев творили чёрный и мерцающий изнутри дым вокруг роптавшего женского тела. Та сопротивлялась, готова была закричать и молить о пощаде, но вдруг застыла и выгнулась, как парализованная, будто бы в спину её пронзили копьём.

Обмякшие руки опали кистями, протянутые в сторону ковра. Нагая грудь была приподнята, спина выгнута колесом, а голова совсем потеряла опору расслабленной шеи, запрокидываясь куда-то назад. И вот, словно верхний слой её визуальных очертаний, с женщины сошла призрачная душа, повторявшая контур её тела. Нагой призрак, не содержащий в себе детальных ореолов одежды. Но мерцающая аура вокруг создавала ещё один полупрозрачный желтоватый слой поверх, будто в память о последнем наряде.

И вся это серебристо-золотая субстанция под неистовый предсмертный вопль, изданный несчастной и замершей в неестественной позе жертвой, начала впитываться некроманту в лицо. Он поглощал её испепеляющим сиянием фиолетового огня своих глаз, впитывая целиком, без остатка.

Несколько мгновений, и душа была вынута из тела несчастной, рухнувшей на ковры столовой бледнее снега, с почерневшими губами и остекленевшим взглядом. Вся её дрожь и волнение, словно заразная болезнь, тут же передались затрясшемуся от увиденного дворфу, чьи цепи застучали звеньями друг о друга, а сердцебиение в тишине можно было бы слышать с любого угла просторного обеденного зала.

– Теперь-то уж он должен нам помочь отыскать горн, – проговорил Себастьян барону-некроманту.

– Горн? – оживился дворф. – Отыскать горн?! Господа хорошие, я, быть может, и щипковым делам обучен, но зачем вам этот ключ, если я могу помочь со взломом замка? – приподнимались толстые лохматые брови синеглазого Коркоснека, всеми силами пытавшегося не заикаться, хотя голос весьма и весьма подрагивал.

– Ещё и взломщик? Хорош музыкант, – произнёс с усмешкой чернокнижник, слегка покачивая головой.

– Снимите кандалы, покажу интересное, – протянул гном свои руки в цепях к Себастьяну.

Тот, нехотя, не спрашивая одобрительного кивка у Бальтазара, всё-таки отомкнул широкие дуги сковывавших колец на толстых запястьях низкорослика, и тот, отойдя от стола на полшага, взял в руки свой ситар, какое-то время настраиваясь. А затем заиграл толстыми пальцами весёлую пляску, да так, что вилки с ножами на поверхности атласной поблёскивающей скатерти сначала задрожали, зашевелились и завертелись, сменяя своё местоположение, позвякивая о тарелки, чашки и полупустые блюда, с которых господа втроём уже разобрали разные закуски.

Когда бард перестал играть, все прекратилось. Он убрал инструмент за спину и подошел к хозяйскому столу, поглядывая на недоумевающих и переглядывавшихся господ. Те отметили, что сила вибрации и какое-то чародейство имеет место быть, а потому может отомкнуть механизм в башне и без ключа, однако же, не были уверены, стоит ли так рисковать.

– А если сами стены вдруг затрясутся? Пойдут трещинами, обрушатся на нас? – опасался Бальтазар.

– Или же замок завертится внутри не так, как надо, – заодно дополнил Себастьян.

– Будем крутить, пока не выкрутится. А стены, это совсем для иных заклятий, – гордо заявил им Коркоснек.

– Что ж это за магия-то вообще такая? Музыкальная, – удивился некромант.

– Хороший фокусник своих секретов не выдаёт! Ну что, пойдём пробовать или так и будем жуткой ночи дожидаться? – укоризненно поглядели на них васильковые большие глаза гнома.

– Не хотелось бы внимание привлекать, – проговорил виконт. – Но, с другой стороны, выйдем в потёмках, опять наткнёмся на фурию.

– Вот уж дудки! До неё надо успеть всё сделать, поторапливаемся! – махнул дворф, будто желал возглавить компанию и пойти первым, развернувшись и направившись от стола.

– Удерёт? Не удерёт? – тихо поинтересовался Себастьян у Бальтазара.

– Удерёт, – уверенно произнёс тот. – Хватать надо.

А Коркоснек и вправду шаг за шагом всё ускорялся, прокручивая в голове страшное убийство служанки, и потом вовсе перешёл на бег, стремясь поскорее выбежать из зала через другие двери, ближайшие к нему. Но к тем метнулась резвая тень, посланная некромантом, отчего створки вздрогнули, гулко щёлкнув в нанесённом на них тёмном очертании жуткой морды, заставив низкорослика остановиться и нервно сглотнуть, глядя на этот теневой театр.

Но затем ему на плечо легла рука Бальтазара, быстро оказавшегося сзади, словно намекающего, что от них ему просто так не уйти и не отделаться. Задыхавшийся от испуга бард, сотрясаясь, повернулся к нему, пытаясь изобразить добродушную улыбку на своём бородатом лице.

– Да чего ж вы? Я бегом вперёд, к этой вашей башне. А вы чего? Объелись и животы налёживаете! Давайте-ка к делу поскорее! – демонстративно поднял он кулак, оправдывая своё бегство обычной спешкой.

– Да, вы только кое-что забыли, – движениями пальцев распахнул его боковой карман Бальтазар с помощью магии, не прикасаясь к ткани.

И взору предстали столовые приборы – ножи и вилки из начищенных до блеска дорогих металлов, которые недавно плясали по столу и были частично собраны и утаены здесь, пока они с Себастьяном переглядывались и обсуждали, что им делать.

– А! Так они ж попадали сами! Я-то причём! – хлопнул себя по лбу Коркоснек. – Это не я. Это всё музыка! Вот придём замки ломать, сами всё увидите! Хе-хе! – поглядел он и на некроманта, и на подходящего к ним Себастьяна, возвращая тому протянутые серебряные приборы.

– У меня есть одно поручение для вашего мальца, и можем идти, – проговорил виконту некромант, сверкая аметистовым взором.

VII

К башне данжеона они шли, обойдя особняк с противоположной стороны и скрываясь в зарослях рощи, в которой народ опасался даже гулять. Нельзя сказать, что их никто не видел, однако кандалы с гнома были очень предусмотрительно сняты ещё на застолье, так что вид их троицы не шибко привлекал сейчас к себе внимание.

– Здесь три замка, – первым нарушил молчание виконт Себастьян ещё на подходе. – Дверь башни, вход в темницу и там внизу ещё, – пояснил он.

– Не страшно, просто дольше провозимся. Но, раз с нами некромант я, хе-хе, нечестии не боюсь, – заявил дворф, хотя весь его трясущийся и вспотевший вид выдавал совершенно обратное.

Благо он не знал, что местная нежить командам Бальтазара не подчиняется. Его не просвещали в подробности. Он мог даже не знать о летающей по ночам фурии, если мирно спал где-нибудь в это время в съёмной комнате, если только сам не слышал вчерашнего сражения в миниатюре, пронзающего до костей свиста, хлопанья крыльев и каких-либо местных легенд. Хотя за столом уверял всё же, что им нужно успеть «до неё», значит, так или иначе, был в курсе. Или испугался со слов господ упоминания такой твари.

– Итак, господа хорошие, разойдитесь-ка. Мне нужен конус, – чуть разведёнными руками показал он от себя пространство в сторону обитой досками металлической старинной двери.

Бальтазар и градоначальник встали у него за спиной на расстоянии в два шага. Попасть под чужую магию не хотелось, но и быть слишком далеко на случай, если этот проныра опять решит сбежать – тем более. Был, конечно, и вариант, раз они стоят близко, то он просто развернётся и собьёт их с ног, как уже было с некромантом буквально вчера, но тот тайно оплетал их бесшумным барьером на этот случай.

Звуковая или магическая волна сорвёт морок тумана, никак не задев их, скрывавшихся за вуалью, словно величественные недвижимые статуи или монолиты древности, которым следовало бы поклоняться. Предусмотреть всё они, конечно, не могли. Например, бард мог с размаху покрутиться на месте, задев их ситаром по головам. Инструмент, вероятно, повредится так, что шансов восстановить будет мало, зато убежать этот гном, скорее всего, сумел бы при таком раскладе.

Ветер шелестел в кронах так, что скрипели старые массивные сучья. Пения птиц в роще не раздавалось, будто даже всякая живность обходила эти проклятые места стороной. Ни щебетания, ни стрёкота белок, разве что насекомые периодически сновали по коре. Вальяжные жуки, сражавшиеся за самок, скидывая друг друга, вечно занятые муравьи, на которых с презрением поглядывал Себастьян, считая их аналогом имперских порядков, где с рождения за каждым закреплена его функция.

Оно и понятно, если нет птиц, способных склевать всё это многообразие членистоногих да выковырять из коры их личинок, значит, жучки-паучки найдут себе целое раздолье, пожирая друг друга и размножаясь на ветвях, листьях и кустарниках. Вероятно, где-то здесь могли быть осиные и пчелиные ульи, хотя до ушей не доносилось характерного жужжания. И, вероятно, к ним виконт относился бы с таким же отвращением, как и к муравейникам, хотя вот есть мёд он любил и с ближайших пасек всегда заказывал оный в своё поместье, как делали и многие другие здешние дворяне.

Хотя хищные вороны где-то там, в развалинах башни, гнездились. Но насекомым они шибко не угрожали, улетая отсюда в ближайшие леса за всякими грызунами, высматривая полёвок на полях и пастбищах подле города. Да и было их всего несколько гнёзд на самом деле.

То, что делал гном, относилось к какой-то загадочной и совершенно не человеческой магии. Движения пальцами, рунические символы, использование звука, как чародейского орудия, и музыкального инструмента в качестве катализатора вместо посоха. Пусть дворф был и не местный, но Сельваторск продолжал поражать и удивлять Бальтазара, впервые его посетившего, всеми своими нынешними обитателями от странной старушки до вот такого барда-низкорослика.

А самым интересным было то, что разрозненные бренчанием его толстых пальцев аккорды и вправду складывались в полноценную мелодию. Пусть не похожую на те мотивы, что обычно играли странствующие артисты на площадях, и уж совсем не имевшую ничего общего с фоновой музыкой на пирах и званых вечерах аристократии. И, тем не менее, во всём этом была своеобразная жёсткая гармония, определённые закономерности, лиричные перепады и, куда важнее, воздействие на входной замок.

Что-то там скрипело и лязгало, постукивало и тёрлось друг о друга, пока со скрежетом старая дверь не отворилась перед ними, проехав на петлях и поднимая небольшую пыль своего внутреннего запустения. В лицо помимо этой дымки серости ударил мерзостный запах тлена.

Гниющая человеческая плоть скопилась где-то там внутри, все неупокоенные с кладбищ прорыли за столетия себе ходы к подземным тоннелям и сейчас ждали к себе гостей. Не зная сна, усталости и голода, впрочем, в последнем наверняка нельзя было быть уверенным, они могли сколько угодно терпеливо охранять это место и отбивать костями ритм должного часа, когда к ним спустятся новые жертвы. И это ожидание неустанно полыхало внутри их мёртвых исчахших сердец.

И делать было нечего, вся троица зашагала внутрь, а Бальтазар предусмотрительно соорудил из пальцев серебристый сверкающий шар, порхавший впереди и освещающий им путь. На полу были отдельные кости и валявшиеся без нижней челюсти черепа. В некоторых кандалах виднелись останки рук, но это пока ещё была совсем не та нежить, что обитала в этом месте.

В подземелье вела округлая каменная дверь, чьи крупные петли казались столь плотными и могучими, что переломать их кувалдами выглядело бы наперёд тщетным занятием. Нужен был ключ, о чём свидетельствовала едва заметная и запылённая замочная скважина.

– Ну, мистер взломщик, продолжайте свою работу, – скрестил на груди руки Себастьян, а Бальтазар оглядывал изломанную винтовую лестницу, ведущую в верхние помещения тюремщиков и надзирателей.

Там же когда-то располагались и хранилища важных бумаг об узниках, кто, за что и на какой срок, с какими приказаниями по пыткам, кормёжке. Вероятно, была какая-нибудь комната для допросов, а ещё смотровая площадка, чей функционал был обособлен от темницы и призван приглядывать за порядком в городе, наступлением врага или возникновением каких-нибудь лесных пожаров, дабы вовремя обо всём таком подать сигнал страже, властям, жителям Сельваторска.

Дворф вновь начертил в воздухе руны, которые начали мерцать и пульсировать, наливаясь металлическим золотистым блеском по мере его продолжительной игры. Струны резонировали с эхом полуразрушенной кладки, осыпая ещё больше пыли со щелей между блоками, распугивая стаи летучих мышей и птиц, что нашли себе здесь приют, но всё-таки взаимодействуя с тяжеленной дверью.

В одиночку, быть может, Себастьян или Бальтазар даже не смогли бы поднять её без воздействия магии. За Коркоснека говорить было сложнее, он хоть и выглядел пузатым, был при этом широкоплечим и невероятно крепким, напоминая комплекцией богатыря-кузнеца из Яротруска по имени Родерик. У него тоже были тайные подвалы, и именно там нашёл для себя свой верный меч-клэйбэг барон Кроненгард.

Заклятье на этот раз сработало немного не так. Петли не выдержали и треснули, так что тяжёлая дверь обвалилась вовнутрь, раздавив собой с хлюпающими брызгами весь ворох собравшейся там под ней живой мертвечины, ожидавшей прихода гостей.

Запах гниющего некрополя стал ещё более тошнотворным. В зияющую дыру нырнул шарик света, а вторгшимся гостям, зажимавшим носы, пришлось по обломкам лестницы спускаться друг за другом в дьявольский склеп подземелья, ставший последним пристанищем и могилой для множества заключённых, среди которых была и последняя из рода Роарборх. Та самая Ребекка.

Но она была явно не среди скопившейся обезумевшей мерзости, как-то проникшей к самому входу. Раздавленные туши ещё трепыхались в луже собственных расплескавшихся останков, но поднять каменную плиту никак не могли. Дворф хотел бы развернуться от такого зрелища с торчащими обрывками бледной плоти и ошмётками мяса на шевелящихся высунутых из-под обвалившейся двери конечностях, но шагавшие за ним Себастьян и Бальтазар, разумеется, никуда бы его не выпустили.

Затхлый коридор из красного кирпича арочным вытянутым проёмом змеился пред ними, иногда разбегаясь на перекрёстках в несколько путей. Тут были кладовые, помещения с давно испорченной одеждой, среди которой в основном оказались мантии и рясы. Свечи и подсвечники, один из которых тут же взял в руку виконт, судорожно разыскивая и огниво, дабы поджечь фитили. Попадались какие-то ритуальные маски, диадемы и прочие носимые атрибуты-побрякушки для церемоний.

– Вот он, кабан, герб Роарборхов. Само имя рода, если расшифровать с древних языков, будет означать «ревущий вепрь», – показывал и рассказывал Себастьян, водя таки зажженными свечами подле запылившейся фрески.

Чем дальше они шли, тем отчётливей были слышны вопли и стоны бродящих здесь зомби. Но по правую и левую руки от них теперь уже располагались прочные приваренные к проёмам решётки, не позволявшие тем к ним пройти. Живые мертвецы алчно тянулись, постукивая зубами, пытаясь их схватить. Шагать можно было только чётко по центру друг за другом, в надежде, что протянутые руки не смогут до них добраться. И вся компания двигалась вперёд по этим подвалам некогда величественного замка, от которого за исключением тюремной башни уже над ними не осталось и следа.

– Стоять! – хватал за шиворот Себастьян гнома, оттаскивая от какой-нибудь ловушки.

То лезвия или копья вылезали из стен при нажатии на подножную плиту. То под ними разверзалась пропасть с кольями, которую необходимо было перепрыгивать. Место скрывало немало секретов, приходилось быть внимательными и не попадаться в такие капканы.

Могильный холод будто бы отступал, несмотря на пугающее присутствие множества шевелящихся трупов. Здесь было тепло, как будто где-то рядом или под ними протекал горячий источник. И всё же было довольно сыро, с запахами плесени, сырой земли и гнили, пронизывающими незримыми нитями весь воздух.

– Кстати, – заговорил вдруг Бальтазар, – вы мне сказали, что приваренные решётки ваших рук дело. Как же сюда проникли ваши мастера, если ключ был недоступен? – поинтересовался он.

– Ключ всегда хранился у чародея. Отец Киры был куда более сговорчивым. Он хотел покончить с тьмой, изгнать отсюда всю эту нежить. Но когда мы продвинулись вплотную к главному залу, на выходе его унесла и растерзала фурия. Открыть последнюю дверь его дочь отказывается. Вот мы почти к ней и подходим, – слегка вскинул виконт головой, как бы указывая вперёд.

В свете сияющей сферы и подрагивающего пламени трёх свечей золотого подсвечника красовалась ещё одна металлическая, но обитая также ещё слоем дерева дверь главного зала, повторяющая арочные контуры коридора, открываясь вовнутрь.

– Что ж, внутри должен быть легендарный горн, – произнёс Себастьян. – Играй, музыкант. Если поверья верны, эта последняя дверь.

– Как прикажете, ваше благородие, – взял Коркоснек снова ситар в руки с определённым воодушевлением.

Стены дрогнули, песок и пыль осыпались, зомби от резких звуков выли ещё протяжнее, словно им крайне не нравился концерт пришедшего к ним сюда не шибко-то по своей воле барда. Эхо подхватывало и разносило звуки по всем коридорам, не спотыкаясь ни о какие заслоны и плотные металлические решётки.

Вот только замок на этот раз не поддавался. Дворф чертил свои руны, даже обводил их кругом, будто это их должно усилить, направлял силу и энергию волшебной музыки прямиком на замочную скважину, раздавался скрежет защёлок, а та всё никак не поддавалась.

– Может, открылась, да слишком разбухла? Может, силой её надо? – предположил Себастьян. – Давайте, что ли, гурьбой, навались! – попытался он скомандовать, но воздух пронзил свист ярко-зелёной стрелы, угодившей в деревянную дверцу.

А потом та вспыхнула, взорвавшись им в лицо ярко сверкающей дымкой, заставившей вскрикнуть и зажмуриться. В глаза будто бы попали острым перцем, а в лицо пудрой из колючего толчёного стекла. Однако же ощущения эти в скором времени притупились и рассеялись вместе с чарами.

Протирая глаза, прокашливаясь и слегка постанывая, словно те же зомби, троица в дрожащем свете глядела, как к ним шагает разгневанная Кира, сверкая нефритовым взором из-под своего тёмно-болотного капюшона. Орлиный лук мерцал, переливаясь от едко-розового до небесно-голубого синхронными волнами от рукояти к резным крыльям.

– Какие же вы предсказуемые, – шумно выдохнула она. – Говорю ж, мужики все одинаковы… Мёдом вам тут что ли намазано? Как непослушная детвора забрели на свою голову безмозглую, навстречу приключениям…

– Бежим! – тут же предложил гном, хотя она как раз преграждала собой им путь в этом коридоре. – Ладно, не бежим. Какой у нас запасной план, братаны? А? А? – оглядывался он, переводя свой взор то на виконта, то на некроманта.

– Кто ещё предсказуем, – хмыкнул Бальтазар. – Так и знал, что ты появишься. Твоя записка меня не напугала, а почерк красивый, – отметил он. – Ветви деревьев подле башни скрипели так, словно ты там не одна, а собрала целую ораву в подмогу. Хруст крючков на твоей обуви о кору я с той ночи узнаю из тысячи других звуков, – оскалился некромант в улыбке.

– Хорошая была ночь, подстрелила одного чернокнижника, – сурово отчеканила лучница.

– Она была бы куда ярче, если бы вы провели ту ночь вместе, – вульгарно и гордо заявил тот с игривой улыбкой.

– Мечтать не вредно, некромант. Оставь свои речи для глупышек из борделя. Барон вы там или холоп, мне всё равно. Вы хоть в курсе, что снаружи уже вечер? Вы пошли сюда не с утра, а после обеда. Устраивали концерты, шагали по башне, шарились по лабиринтам подземелий, ещё и заглядывали в разные комнаты с оставленным Роарборхами хламом! – возмущалась она. – Совали всюду свои любопытные носы, куда ни попадя. Аж стоять и ждать вас в темноте устала, уфф, – прорычала чародейка. – Затянули время так, что вскоре проснётся чудовище. И вчера вы что-то не слишком-то готовы были её побеждать.

– Чудовище?! – удивился бард.

– Ты вот здесь вообще зачем? – поинтересовалась Кира у музыканта.

– Ну, как! – воскликнул тот. – Я ж и прибыл в ваш Сельваторск, чтобы на легендарный горн посмотреть! Зачарованные музыкальные инструменты – моя страсть! – открыл он уже все карты, словно его зельем правды опоили. – Как услышал от господина начальника, что зовут в подземелье искать эту диковинку, тут же вызвался быть полезен!

– Глупец, – посмеялась над ним Кира, вышагивая ближе. – Горн – это печь. А не тот горн, в который дудят глашатаи.

– Что?! Да как так? – притопнул дворф от ярости. – Ну, я так не играю… – грустно вдарил он по струнам.

– Открывайте, что уж встали, – неожиданно для всех бросила она им связку ключей с пояса, которые поймал хлопавший своими золотистыми глазами Себастьян.

– Вы что, передумали? – удивился тот такому повороту событий.

– Рано или поздно кто-то вскроет эту дверь. Местный, – посмотрела она на Себастьяна, – пришлый, – перевела свой взор на Бальтазара, – или взломщик, – опустились ярко-изумрудные женские очи на вздрогнувшего гнома. Пусть лучше это случится при мне. Я, в конце концов, наследная чародейка Сельваторска.

– Ей тоже нужна склянка, – перевёл всю эту пафосную речь на понятный язык Бальтазар.

– Ах, вы в курсе и об этом, – цокнул языком с досадой Себастьян, не посвящавший того в свои планы.

– Так я вам больше не нужен? – с надеждой поинтересовался Коркоснек.

– Ты нужен, как никогда, мой маленький друг, – положил руку ему на плечо Бальтазар. – Понимаешь ли, сила горна проклятьем рода Роарборхов подчиняет волю этих зомби. И я не могу их контролировать. Как бы понятнее выразиться… Их сознание уже занято другой магией. Нельзя налить вино в бокал, если он полон воды или молока, понимаешь? Да, на деле получится какая-то смесь, что-то выльется через край, но выветрить чужую магию можно будет, лишь добравшись до источника…

– Да вы спятили! – заверещал музыкант. – Я не умею упокаивать трупы!

– А их не надо упокаивать, глупенький, – звонко зазвучал голосок Киры. – Их надо развлечь, и ты знаешь прекрасно, что делать. Гипнотический танец под руны опьянения. Так ведь ты зарабатываешь свои деньги? Заставь их танцевать под свою музыку.

– Играй то, что играл в ритуал змеепоклонников, – припомнил Бальтазар ему Яротруск.

– Ох, это мы умеем, – нервозно произнёс Коркоснек, снова забренчав по струнам.

Остальные наблюдали за реакцией мертвецов, что в дальней части коридора позади них тянули свои руки сквозь квадратные прорези толстой плоской спайки заграждений. Эхо подхватывало бойкую ритуальную мелодию. Она казалась ломаной, но симметричной, немного резкой, но оттого лишь более задорной.

И вскоре руки и ноги зомби задёргались в унисон в том же ритме. Едва ли это походило на человеческие танцы, скорее на какое-то странное подёргивание конечностями. Они плясали так, как только могут настоящие мертвецы. Но, главное, что воля их была целиком теперь подхвачена этой мелодией.

Себастьян подобрал из связки нужный ключ и распахнул тяжёлую дверь под своим напором, куда, впервые за долгое время, упал свет. Их впереди ждал небольшой коридор с рычагом, поднимавшим зубчатую решётку. И уже затем открывалась прямоугольная большая комната.

Пол, за исключением центральной каменной дорожки, был решётчатым, но очень старым. Здесь уже защиту от неупокоенных делали в незапамятные времена, а отнюдь не новые ремесленники Гадияров. Стены зала оказались буквально устланы костями и черепами. Отовсюду слышались завывания, однако толпы неупокоенных существ были во власти колдовской музыки причудливого ситара.

Дворф старался изо всех сил, судорожно поглядывая на внутреннее убранство. Бескрайний гобелен из человеческих обглоданных останков тянулся здесь по всем стенам и даже по сводам высокого потолка, будто всей компанией они оказались в гроте какой-то пещеры. Внутри пропадало ощущение сырости, было тепло, даже жарко. Вот только запахи царили ещё более немыслимые и тошнотворные. Киру едва не вывернуло наизнанку. Она встала, склонившись, пока остальные неуверенно двигались вперёд по каменным плитам, стараясь миновать решётки по краям.

А в самом центре на квадратном постаменте покоилось кубическое ритуальное горнило, в котором горел вечный огонь неизвестной магии, окаймляющий подвешенную там склянку, казалось, сделанную из стекла, но то бы давно расплавилось. Это мог быть горный хрусталь или что-то другое, ещё более загадочное. А внутри покоилась алая жидкость, похожая консистенцией на вино. Причём она не кипятилась и не бурлила внутри сосуда, а лишь охранялась пламенем, которое не было над ней властно.

– Вот тебе и горн, – заявила чародейка, распрямляясь и протирая влажные губы свободной от лука ладонью.

– Угу, – недовольно буркнул дворф, с досады наяривая по многострунному инструменту.

В дальнем конце зала виднелся чёрный ход в последующие подземелья, а от него к центру шла такая же симметричная дорожка из блоков. Бесовской смрад в алчном танце огня переполнял помещение. На костяных стенах вновь двигались тени от внезапных гостей, а куб горна, казалось, ухмылялся своим пламенем, словно бросая им вызов – попробуй, мол, теперь дотянуться до вожделенной добычи.

– Проклятый ритуальный зал, – осматривала Кира не столько склянку, сколько стены. – Здесь Роарборхи поколение за поколением творили свои омерзительные богослужения. Сюда приводили арестантов и просто жертвенных по жребию людей на ритуальные заклания. Пытки, изнасилования, сдирание кожи, кровопускание – всё в своём самом безумном апогее, не укладывающимся в головах простых жителей. Никто не верил в такие слухи. Никто не предполагал, что они на такое способны. Но здесь отрезали человеческие части, жарили на огне и придавались ритуальному каннибализму, – морщилась она, читая кости на стенах, словно фрески какого-то воистину дьявольского храма.

– Дом боли, дом отчаяния и агонии, так они называли это место, – проговорил и Себастьян. – Здесь мучили людей так долго и умело, что они должны были сами умолять о смерти – жертва обязана быть добровольной. Их кормили собственным мясом. Угрожали привести сюда их детей, расправиться с теми у них на глазах. А, может, даже и приводили. Поди теперь разбери, чьи это всё кости! Бесчеловечные служения богу огня проводились здесь на разные празднества. Под его благословением Сельваторск и процветал.

– Ему как-то пытались скормить и меня, – глядел на пламя Бальтазар, словно на давнего знакомого, а скорее даже на заклятого врага.

– И даже когда Роарборхов самих больше нет, – продолжал виконт, – здесь всё ещё полыхает огонь их душ во славу божества. Они всё ещё подчиняют живых мертвецов собственной воле, заставляя прислуживать.

– А ещё говорят, что это тьма приносит с собой смерть, – усмехнулся на это некромант. – Вот он, бог света и огня, лучезарный Молох, дающий всходы и урожаи, но требующий за это безмерную кровавую дань. Тварь в сверкающей огненной короне. Чудище с головой вепря, вампирским хоботом, тянущимся из пятака, серпами клыков и громадным пузом с бурлящим непомерным голодом, не имея жалости ни к кому из живых. Вовсе дело не в фамилии рода, герб Роарборхов посвящён его рылу и бездонному аппетиту. Бойтесь богов, свет приносящих, ибо несут они, разгоняя мрак, лишь погибель, – процитировал он один древний запретный текст.

– Что ж, есть идеи, как достать вообще эту вещицу? – поглядел на окружённую короной инфернального пламени склянку нынешний глава города.

– Некромант только что всё сам сказал, – нехотя процедила Кира, будто той всё это не нравилось. – Пламя – это свет. Здесь всё так устроено, что попытки его залить, затушить, даже окропить жертвенной кровью или какой иной жидкостью ни к чему не приведут. Такой жар испаряет любую воду ещё на подлёте струй. Ни ледяное колдовство, ни искусственные дожди от стихийников вам здесь не помогут. Но тьма… Помните, что огонь – это, в первую очередь, всепожирающий вечно голодный свет, – поглядела она на Бальтазара, как будто умоляя его не совершать то, что тот задумал.

– Там немало, на четыре глотка хватит, – прикинул чернокнижник, поглядывая на склянку и путешествуя фиалковым взором по остальным.

– Гному не нужно, мы наняли его за монеты и сохранение жизни, – заявил ему Себастьян.

– На три хватит тем более. Бессмертия не обещаю, но разделить этот мир на троих, не самая плохая идея из возможных, – размышлял вслух некромант.

– Вот и я так считаю, – уверенно кивнула Кира.

– Сейчас весь свет вокруг померкнет, а мертвецы никуда не денутся. Пусть дворф играет громче, заставляя их плясать, пока мы добираемся до артефакта! – велел Коркоснеку виконт.

– Стараюсь, как могу! – огрызнулся тот, хмуря кустистые брови. – Бренчу для вас, не покладая рук, а вы даже пойлом не делитесь! – негодовал Коркоснек.

– Тебе такое и не понравится, – хмыкнула Кира. – Потом, как всё… Если всё удачно закончится, угощу тебя в трактире, чем захочешь. Всё бери задаром и бочонок с собой укатывай, куда дальше путь держать вздумаешь.

– Подготовь свои стрелы, если низкорослик предаст нас и перестанет играть, – шепнул Себастьян своей чародейке.

– Если он перестанет, его сожрут первым, – сверкнула она глазами на него. – Ты ведь осознаешь, да? Бальтазар – некромант, он придумает что-нибудь для обороны. Я городской чародей, я бьюсь с нечистью каждую ночь, защищая здесь мирных граждан, задержавшихся на улицах после заката и охраняю подступ к деревне с ближайших лесов. А Себастьян… Он ближе всех к дальнему коридору, по крайней мере, – выставила она своего городничего беспомощным в такой ситуации. – Но первым сожрут музыканта. Смотри, какой пухленький, на всю толпу хватит, – запугивала она его. – Кусок за куском, как думаешь, есть в мире смерть страшнее, чем быть заживо сожранным?

– Определённо нет! – взвыл перепуганным голосом вздрогнувший от одной только мысли о подобной кончине Себастьян.

– Вы б уже делом занимались, блин, – ворчал дворф. – То вор им нужен, то взломщик, теперь музыкант! Повезло вам, что я такой весь молодец, три в одном! Другого такого не сыскали бы по всему свету! Неблагодарные…

– Ничего-ничего, получишь золотом свою плату, если невредимыми отсюда выберемся, – теперь уже виконт похлопал его по массивному плечу.

– Приступаю, – предупредил всех некромант, заодно погасив и свою мерцающую и парящую в воздухе сферу лунного света. – Там ли ты? И знаешь ли, что мы задумали? – шептал он уже мягким голосом самой царице-тьме.

– Гаси свет, некромант, – звучал уверенный голос виконта Себастьяна. – Делай то, что лучше всего умеешь. Затуши последний огонёк души предшествующего правящего рода.

Кружа ладонями, словно грея руки у горнила, барон-чернокнижник начал создавать непроглядную потустороннюю черноту, потоками загадочных волн окутывавшую потрескивающее и воющее пламя. Это не было похоже ни на дым, ни на дёготь, ни на вороное оперение. Совершенно иная космическая субстанция, приходящая извне. Из глубин его души и разума, сплетаясь в абсолютную гулкую первородную тьму.

В ней должны были мерцать колючие звёзды, переливаться туманности, но ничего этого Бальтазар не создавал. Первичный ледяной мрак, существовавший ещё до первого блика, охватывал здесь всё, впитывая свет, растворяя и поглощая его в ничто, заставляя и некроманта, и всех остальных даже задержать дыхание, содрогаясь от окутывавшего вязкого холода.

Первыми погасли огни свечей у Себастьяна. А затем стало затухать и пламя в горне. Отсутствие воздуха не позволяло огню гореть дальше. Истинная тьма пожирала свет, пронизывая танцующие полыхавшие языки, убивая их, срезая их весёлую пляску, умаляя в размерах до последних сверкающих капелек, испустивших вскоре последний вздох.

Замолк даже ситар, ибо в абсолютной глухой тьме не мог распространяться звук. Но уже через мгновение всё рассеялось, как будто морока и не было вовсе. Тьма вошла внутрь Бальтазара, склянка покоилась в его руках, никак не обжигая. А завращавшиеся вокруг него свежесотворённые вспыхнувшие сферки серебристыми светлячками освещали зал, в котором вновь послышались звуки нервозной ритуальной музыки и шум дыхания четвёрки гостей. Ведь они, в отличие от прочих обитателей это места, не являлись ожившими мертвецами.

– Это было самое ужасное, что со мной случалось… Я будто утонула в чёрном холодном озере. Нет, даже в вязком болоте, в обволакивающей трясине, аж мышцы свело! – жаловалась Кира.

– Какое знакомое чувство, однако, – усмехнулся некромант, вспоминая последствия их битвы в лесу.

– А-а-а-а! – вскрикнула она вдруг, тут же отпрыгнув на шаг и направив три заряженные стрелы в мерцающем луке в дальний край комнаты.

Там, в чёрном проёме, куда взглянули все, включая отвлекшегося и тоже вздрогнувшего дворфа, стояла высокая фигура в чёрном плаще, скалящаяся на них из мрака подземелья с бледного и лысого лица. Худощавый носферату с острыми ушами, морщинами, складками под почти лишёнными век глазами, свирепо глядел на них, облизывая сиреневым языком свои длиннющие верхние и нижние клыки.

– Какого дьявола… – попятился Себастьян, едва не угодив в цепкие лапы мертвецов. – Это ещё кто?!

– Сам Волдриани явился за своей кровью, – дала ответ Кира.

– Неужто? – сощурился Бальтазар.

– Я долго ждал, пока кто-то осмелится явиться сюда. Я долго думал, как обойти все ловушки и загасить жертвенное горнило Роарборхов. В благодарность за то, что вы сделали, я сохраню вам жизнь. На время. Вы можете идти, если сейчас же добровольно отдадите мою склянку, – заклокотал его загробный стрекочущий голос перезвонами колоколов дряхлого некрополя, в котором старость смешивалась с гордыней, а окружающее эхо делало сей тембр ещё более зловещим и устрашающим.

– Что ж, придётся пить зелье, пока господин вампир не добрался до нас, – шепнул своим спутникам Бальтазар, не отводя глаз с бледной фигуры с чёрно-фиолетовыми приоткрытыми губами.

– Вы же, как настоящие мужчины, пропустите даму вперёд, – протянула Кира руку за склянкой.

– Нет уж, она выпьет всё. Я ей не доверяю, – процедил Себастьян, не желая, чтобы той достался полный сосуд.

– Это ты выпьешь всё разом, ни с кем не поделившись, алчная ты дворянская морда, – фыркнула та. – Пока ты споришь, мы только время теряем.

– Не совершайте глупостей! Вы все прекрасно знаете, что эта кровь моя по праву! У вас нет ни шанса претендовать на содержимое сокровенного сосуда и бросать вызов самому Волдриани! – горели красные глаза носферату.

– Каждый по глотку, – медленно проговорил Бальтазар и передал склянку с кровью в руки чародейке.

– Что ты творишь, это наша погибель! – хлопнул его по плечу недовольный Себастьян.

– Дамам полагается уступать, разве нет? Мы ведь благовоспитанные аристократы всё-таки. Пропустим вперёд, пусть выпьет первой. Чародейка слишком чтит честность. Ты бы слышал, что она там говорила о фурии и вселенской справедливости… – начал оправдываться некромант.

– Именно! – заявила им Кира грозно и уверенно. – И самым справедливым будет уничтожить такую вещь! – со всей силы бросила она склянку о каменную плиту под собой, да ещё опустила сверху ногу под дождь разлетевшихся алых брызг и мелких осколков.

– Не-е-е-ет! – хором закричали и Себастьян, и сам Волдриани.

Но если первый, хватаясь за голову, от отчаяния рухнул на колени, то другой из тьмы рванул к ним, склонившись над алым пятном. Древний вампир фантачино пытался фиолетовым длинным языком с камней слизать последние останки, скобля длинными белыми ногтями по плитам и железным решёткам с мерзостным звуком. А к этому ещё добавлялся хруст и скрежет стекла разбившейся колбы.

– Поди прочь, темнейшее отродье! – засверкали жёлтым и белым наконечники стрел чародейки, отпугнув скалящегося вампира.

Тот зарычал, оскалив свой чудовищный рот, закрылся плащом от яркого света и метнулся обратно в даль комнаты, во тьму соседнего коридора, откуда прибыл, сверкая красными глазами от переполняющей его ярости.

– Что ты наделала! – вопил Себастьян.

– Вы ещё познаете мой гнев, – обещал поквитаться носферату, поглядывая на всю четвёрку, будучи неподвластным чарующим и гипнотическим мелодиям барда в отличие от остальной нежити.

Бледное существо с гладкой головой скрылось во мраке, уносясь прочь из подземелья в каком-то неведомом направлении. Роарборхи или ещё более древние строители этих тоннелей наверняка имели для отступления дворянства при штурме выход в ближайшие леса, а то и к рекам, чтоб по ним сплавиться на лодках и плотах.

Бальтазар со спокойным видом глядел на лужицу от упавшей склянки. Кира сбрасывала в решётку слева от себя осколки, создав луком небольшой ветерок, подсушивая поверхность и разгоняя возможные капли, дабы они не собирались в каких-нибудь неровностях или бороздках.

– Можешь уже не играть, музыкант, – проговорил барон, похлопав того по соломенной шляпе.

– А? Чего вдруг? – замолк сразу Коркоснек явно с очень усталым видом.

– Едва пламя горна погасло, души и призраки рассеялись. Род Роарборхов потух навсегда и заклинание, имевшее контроль над местными трупами, окончательно спало. Развеялось. Теперь я могу их упокоить по склепам и могилам, – сконцентрировался Бальтазар, направив свои руки в стороны и сосредотачиваясь на ауре местной земли.

– Ну, я тогда потопал делать ноги, знаете ли! – сообщил Коркоснек. – Встретимся лучше снаружи! – спешно побрёл он прочь, ударив по струнам, окружающая себя чем-то наподобие рунической защиты: рыжеватым шаром из восьмиугольников, не желая здесь оставаться после всех увиденных и услышанных ужасов, да ещё и запах тлена ведь никуда не делся, находиться внутри с каждым мгновением было всё труднее.

– В ловушки не попадись там, пузатый, – с усмешкой бросил ему некромант, стоя с прикрытыми глазами и расчищая дворфу дорогу, разумеется, не лично для него, а просто подчиняя своей воле местных мертвецов, заставив расползаться из катакомб на кладбище, откуда будет удобно их забрать при необходимости себе на службу.

Те, что были придавлены второй дверью на пути сюда, просто более не подавали признаков жизни, распластавшись под тяжёлым каменным весом навеки и не могли уже хватать за ноги замешкавшегося гнома, когда он подойдёт к полуразрушенной лестнице. По той, правда, ещё предстояло толстяку как-то подняться, но, быть может, судя по его прыткому бегу, он был куда проворнее, чем казалось по комплекции, а, может, у его волшебной музыки было что-нибудь и на такой случай. Песнь высокого прыжка или возвышающая мелодия полёта, левитации, подъёма вверх.

– Чёртова тварь! – Себастьян озлобленно рванул к лучнице, не желая прощать ее выходку.

В мгновение ока он схватил чародейку за горло и пронес в самый конец зала, к проему из которого они пришли. Губы его гневно кривились, глаза горели пронзающим до глубины души недовольством, переросшим в настоящий всплеск гнева, изливавшегося на ту мёртвой хваткой.

Она хотела его оттолкнуть, засверкав луком, но тот с силой ударил её по рукам и выбил красивое эльфийское изделие, отлетевшее ещё дальше. Глаза её слезились от борьбы и нехватки воздуха, сияли ярко-зелёным в попытках создать раскат магии, но мужские пальцы сдавливали хрупкую шею так сильно, что девушка не могла даже колдовать. Он явно намеревался задушить её за содеянное здесь и сейчас. Пока гном удрал, вампир отправился восвояси, а некромант занят своими заклинаниями.