Присмотри за мной бесплатное чтение

Ана Мелех

Присмотри за мной

ПОСВЯЩАЕТСЯ

моему отцу.

Эта история –

свидетель твоей болезни и нашей борьбы с тем,

с чем бороться невозможно.

Она была в работе, когда мы надеялись,

и когда надежды уже не осталось.

Эта книга видела, как ты ушел…

Я знаю, ты гордился бы мной, пап.

Я люблю тебя.

И дико скучаю.

ГЛАВА 1

Бжжж. Бжжж. Бжжж.

Пытаюсь нащупать телефон не открывая глаз.

Бжжж. Бжжж. Бжжж.

Черт, да где эта адская машина?!

Бжжж. Бжжж. Бжжж.

Вот он, жужжит уже под пальцами. Не глядя на номер, нажимаю прием.

– Веселый, милый дом,

Тебе так страшно в нем, – динамик непривычно щелкает, будто я держу в руках не айфон последней модели, а трубку бабушкиного стационарного телефона.

– С кем я говорю? – мой голос хриплый ото сна, и мне немного стыдно за это карканье. Хотя, если не хотят подвергать свой слух испытаниям, то нечего звонить ночью.

– Я двери не закрою,

Приду играть с тобою, – такие помехи, что я с трудом разбираю слова.

– Извините, вы не туда попали, – уже собираюсь нажать отбой, как слышу:

– Один упал, другой удрал,

А третий без вести пропал, – мужчина! Голос точно мужской.

– Вы кто? – вскакиваю на кровати.

В груди разворачивает свои кольца давно уснувшая змея.

– Давай играть, давай искать,

Чтоб я смог жизнь твою забрать, – слишком механическое произношение, чтобы я смогла различить знакомые нотки, но мне кажется, что я все же слышу их.

– Это ты? – сон как рукой снимает.

Я прикладываю все силы, чтобы мой голос не дрожал.

– Скажи мне, это ты?

– Раз…

– Стой! – нужно что-то сделать, но я никак не соображу, что.

Нажимаю на кнопку записи разговора, но уже поздно. Абонент прервал звонок.

– Его здесь нет, – шепчу я себе, щелкая выключателем бра.

Поднимаюсь, расправляю шелковую ночную рубашку, привезенную из Франции. Я знаю, что не смогу нормально вздохнуть, пока не включу везде свет. Иду по своей просторной квартире на носочках, замираю перед каждым поворотом, собираюсь с духом, чтобы пойти дальше. В каждом углу, в каждой тени мне мерещится он.

Когда во всех комнатах не остается ни одного неосвещенного участка, наконец выдыхаю. Иду в свой кабинет. Обещаю себе не становиться истеричкой с развивающимся параноидальным синдромом*, но не удерживаюсь и заглядываю под массивный стол и за штору. Конечно, здесь никого нет. Ни его, ни кого бы то ни было еще.

Чинно сажусь в свое любимое кресло, сделанное на заказ, достаю из стола бумагу, ручку и записываю стишок, пока он не стерся из памяти. Хотя, конечно, я знаю, что он навсегда застрял в мыслях тупым, ржавым гвоздем. Как и все то, что приходилось слышать по телефону ранее.

Веселый, милый дом,

Тебе так страшно в нем.

Я двери не закрою,

Приду играть с тобою.

Один упал, другой удрал,

А третий без вести пропал.

Давай играть, давай искать,

Чтоб я смог жизнь твою забрать.

– Ты и так забрал мою жизнь, – произношу я в пустоту.

Открываю нижний ящик стола, где у меня хранится бутылка коллекционного виски и пара широких бокалов, наливаю себе половину. Сна все равно сегодня можно не ждать. Салютую себе с ироничным смешком. Проработка моих страхов принесла определенные плоды – я уже не разбиваюсь на части от одного воспоминания о нем и о том, что он сделал. Или думаю, что не разбиваюсь.

Сознательно гоню от себя все воспоминания, которые могут запустить опасный механизм самобичевания. Я не могла ничего понять. Я не могла ничего предотвратить. Я ни в чем не виновата. Только он.

Утро встречаю с этой же мантрой. Рассветные лучи заползают в кабинет, освещают деревянные панели, которыми обиты стены. Полосы света падают на книги по моей специальности, которыми забиты полки высоких дубовых шкафов, скользят по абсолютно пустому столу, путаются в длинном ворсе ковра. Я слежу за стрелками антикварных часов с удивительным для себя спокойствием и, когда они, наконец, доползают до девяти, беру в руки телефон.

– Элла Валентиновна, доброе утро, – по моему голосу никогда не скажешь, что во мне пара стаканов крепкого виски. – Будьте добры, отмените все мои лекции и всех клиентов на сегодня. Да, совсем всех. Да, вы можете перенести их на завтра. Да, спасибо.

Я слушаю, как женщина шелестит одеждой и бумагами – она только пришла на работу, и я даю ей время хотя бы снять пальто.

– Записали? Отлично. А теперь у меня к вам еще одна просьба, – я глубоко вдыхаю, воздухом подгоняя скорее вырваться наружу созревшее за бессонную ночь решение. – Я прошу вас найти для меня частного детектива. Какого? Хм… лучшего, я полагаю. Когда отыщете, договоритесь, пожалуйста, о встрече. Сегодня, если будет такая возможность. Да, спасибо. Я буду ждать вашего звонка.

Иду в ванную, чтобы успеть избавиться от следов сегодняшней ночи. Принимаю прохладный душ, который совершенно не прогоняет тягостных мыслей. Смотрю на свое отражение в большом зеркале в стильной, идеально подобранной к интерьеру раме. Светлые, модно остриженные волосы растрепаны, голубые глаза обрамлены темными кругами, кожа чистая, но заметно уставшая. В целом, не все так плохо, как я представляла. Тканевая питательная маска для лица и любимые патчи под глаза решат проблему. После должного ухода наношу косметику. Мне нравятся эти монотонные действия и движения, нравится махать кисточкой, придавая скулам остроты, а глазам глубины. Это дает мне некую иллюзию контроля хотя бы над своей внешностью. Делаю укладку так, чтобы ни один волосок не портил общей картины, и только потом оказываюсь довольна собой. Или почти довольна.

Приведя себя в порядок, иду на кухню. Выпиваю абсорбент, чтобы посреди дня вдруг не ощутить на себе последствий алкоголя, завариваю кофе покрепче. Вообще, я давно заменила этот напиток на смузи или витаминные коктейли, но сегодня особый случай. Я не должна себя ругать за временное возвращение к кофеиновому способу зарядки энергией. Сегодня у меня есть для этого оправдание.

Делаю последний глоток, когда звонит мой телефон. Элла Валентиновна, как всегда, лучшая.

– Валерия Сергеевна, у вас встреча через полтора часа. Это недалеко от вас, вы успеете доехать. Я уже сбросила вам адрес в месенджере, – женщина значительно старше меня, но ни разу не назвала меня именем без отчества.

– Большое спасибо, Элла Валентиновна, сегодня можете уйти пораньше.

Мы прощаемся, и я смотрю на адрес частного сыщика. Действительно совсем рядом. Прекрасно.

Беру ключи от машины и спускаюсь на парковку. Прелесть проживания в таких домах в том, что тебе нет нужды встречаться с соседями. Хотя иногда мне кажется, что именно это и главный недостаток моей квартиры. БМВ заводится с приятным рыком. Словно под капотом сидит грозное животное, которое и желало бы вырваться, но не в силах. Этот звук всегда меня успокаивает.

До указанного адреса доезжаю неприлично быстро. У меня есть время осмотреть двор и дом, в котором работает (а может и живет, кто знает) частный детектив Игорь Андреевич Гордеев. Ничего примечательного. Обычный район, не моя клиентура так уж точно. Но я сюда приехала не оказывать услуги, а совсем наоборот. Еще некоторое время сижу в машине и в указанный час направляюсь к подъезду.

Нужная мне квартира на первом этаже. Табличка «ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ Гордеев Игорь Андреевич» не оставляет сомнений, что я прибыла туда, куда нужно. Оглядываюсь в поисках звонка, и не найдя его, стучу. Дверь открывается под напором моих ударов.

Тяжелый камень тревоги тут же падает в желудок. Почему у него открыта дверь? Неужели он уже добрался и до Гордеева? Я гоню прочь сумасшедшие мысли, но унять колотящееся сердце не в силах. Наверное, нужно позвонить в полицию. А вдруг ему там плохо? Тогда лучше сначала в скорую. Или… черт!

– Нет! Даже не думай! – шепотом уговариваю я себя и, приоткрыв дверь шире, шагаю внутрь.

В конце концов, я просто определюсь для себя в какую службу звонить.

Изогнутый буквой Г коридор утопает в полумраке. Лампу здесь зажечь не удосужились, а от окон свет практически не достает. Прямо передо мной вход в комнату, налево две боковые двери (скорее всего, туалет и ванная) и прямо кухня, в которой я вижу край стола и закрытые жалюзи. Думаю, что, возможно, кухня и служит Гордееву кабинетом и направляюсь туда.

– Игорь Андреевич, – зову я негромко. – Игорь Андреевич…

– Бу!

Я с визгом подпрыгиваю на месте и резко оборачиваюсь.

Передо мной мужчина лет тридцати пяти, заросший многодневной щетиной, дурно пахнущий неистребимым перегаром, но до невозможности счастливый.

– Уйдешь? – криво ухмыляется Гордеев, и я вдруг понимаю, что, очевидно, собираюсь доверить свою жизнь алкоголику, а может, и наркоману.

– Боюсь, у меня не очень-то много вариантов, – честно признаюсь я.

– Тогда проходи, будь как дома. Кофе сама заваришь. Он в том шкафчике слева, – командует Гордеев. – И мне сделай.

– Сам сделаешь, – я ставлю сумочку на пол у двери, а сама сажусь за стол. – И я сюда пришла не кофе пить.

Мужик смотрит на меня лукаво и оценивающе. Я знаю этот взгляд как никто другой.

– Так зачем же ты пришла?

– Меня зовут Золотова Валерия Сергеевна, – представляюсь я. – Я практикующий психолог и преподаватель кафедры психологии. И… кхм…

Я пытаюсь проглотить ком, вдруг застрявший в горле.

– И мой сводный брат – серийный убийца.

_________________________________________

*  Параноидальный синдром – психопатологический синдром, характеризующийся параноидальным бредом и соответствующими содержанию бреда изменениями в эмоциональной сфере и поведении. Параноидальный бред включает в себя идеи преследования, отношения, отравления, воздействия, ущерба, уничтожения, обвинения и другие (Стоименов Й.А., Стоименова М.Й., Коева П.Й. и др. «Психиатрический энциклопедический словарь»)

ГЛАВА 2

11 лет назад

– Я не собираюсь жить с ним под одной крышей! – мне захотелось топнуть ногой, но я тут же себя одернула, слишком уж детский жест для восемнадцатилетней сознательной девушки.

– Значит, можешь остаться спать во дворе, – отец был невозмутим, как и всегда.

Он сидел за своим столом, перечитывая какие-то бумаги и периодически делая в них пометки красным карандашом.

– У меня есть своя квартира, – напомнила я. – Дай мне ключи от нее.

– У тебя, конечно, есть своя квартира, – адвокат Золотов Сергей Анатольевич поглядел на меня поверх прямоугольных очков в золотой оправе. – Но дать от нее ключи – это потакать твоему эгоизму, который в последнее время уже переливается через край.

Я закатила глаза и порывисто шагнула к столу. Уперев ладони в отполированную столешницу, наклонилась ближе к родителю и зашептала:

– Он даже не ее сын, – эта тема была табуирована в нашем еще не официальном, но уже семействе. – Как ты можешь быть настолько спокоен, когда рядом с тобой спит такой человек, как он?

– Какой такой? – отец отложил бумаги и посмотрел прямо на меня.

– Он – бомба замедленного действия, – все еще тихо ответила я. – Неизвестно, кто его родители. Может, они убийцы? А может, он сам перережет нам горло, пока мы будем спать?

– Не неси ерунду! – папа тоже поднялся, и я сразу же показалась себе слишком маленькой и жалкой по сравнению с ним. – Ты вообще слышишь себя? Марина воспитывает Макса с пяти лет! Она его мать! А ты избалованная девчонка, которая боится конкуренции. Я достаточно долго выдержал траур и теперь не собираюсь отказываться от этой женщины только потому, что тебе так захотелось.

– Я не боюсь никакой конкуренции! – возразила я. – Я знаю, что ты не станешь меня меньше любить. Но он меня пугает!

– Ты права, я не стану любить тебя меньше, – отец нахмурился, и я поняла, что это его слово точно будет последним. – Но я разочарован. Я очень в тебе разочарован. И у него есть имя. Его зовут Максим, если ты забыла.

Я молчала и ждала продолжения. А папа мрачнел все сильнее.

– Я не могу выгнать мальчика и не буду этого делать. Но ключи я тебе отдам, – связка новеньких ключей была извлечена из верхнего ящика стола и легла на стол передо мной.

Несмотря на то, что именно этого я и добивалась, получив желаемое, я почувствовала себя преданной. Слезы закипели в глазах, но я не дала им пролиться. Взяв ключи, я направилась к двери, даже не поцеловав отца.

– Я надеялся, что хотя бы теперь обрету покой, – папа сказал мне это в спину, но я не остановилась. – Надеюсь, ты обуздаешь свою гордыню.

Хлопнула дверью так, что, наверное, услышал весь дом. Именно тот, который совсем недавно был моим, а теперь я вынуждена была оставить его этому. Стремительно сбежала по лестнице в холл, четко для себя решив, что и секунды в отчем доме оставаться не собираюсь.

Этот подпирал собой арку, ведущую в столовую. Вечно растрепанные черные волосы торчали во все стороны, голову наклонил вбок, от чего в полумраке ярко выделились тени на впалых щеках, чуть раскосые серые глаза смотрели насмешливо, а немного широковатый для его лица рот искривился в издевательской улыбке.

– Что, Сергей Анатольевич отказался меня выгонять? – голос скрипел и хрипел, как несмазанная телега. – Какая жалость.

Он был старше меня на год и выше почти на голову. Только от одного его вида меня накрыла едва контролируемая ярость. Что этот себе позволяет?

– Не надейся, что будешь здесь жить, – почти выплюнула ему в лицо я.

– Я-то буду, а вот ты, похоже, нет, – он кивком указал на ключи, зажатые в моей руке.

– Я могу отдать их тебе, – озвучила я пришедшую в голову идею. – Будешь устраивать там вечеринки, водить девочек, не нужно будет никому отчитываться…

– Спасибо, но я останусь с матерью, – он улыбнулся, наслаждаясь выражением моего вытянувшегося лица. – Ей не помешает посильная помощь перед свадьбой.

Я смотрела на него и никак не могла понять, как они все не видят, что он из себя представляет. Он же само воплощение всего ужасного! Лицемерный, хамовитый, агрессивный, неуправляемый…

– Уехал бы ты, – почти душевно предложила я.

– Я бы, может быть, и уехал, – он оторвался от стены и, растягивая слова, медленно, словно хищник на охоте, направился ко мне. – Если бы не уезжала ты, Лера.

– Ты уедешь, если я останусь? – зацепилась за его слова я.

– Я же сказал. Может быть.

– Мне нужны гарантии, – потребовала я.

– У тебя их не будет, – этот навис надо мной Пизанской башней, от чего мне стало не по себе.

– Значит, я ухожу.

Развернувшись, я хотела открыть дверь и выбросить из головы неприятного человека, который скоро должен был стать моим родственником, но меня остановили длинные пальцы, сомкнувшиеся на моем локте.

– И ты оставишь со мной своего любимого папочку? – его шепот прозвучал как будто бы у меня в голове.

– Пусти, – я дернула рукой, пытаясь вырваться, но этот держал крепко.

– Как ты сказала? Может, мои родители убийцы, и я сам перережу горло? Например, Сергею Анатольевичу, – от его слов по спине побежала волна ужаса. – Он хороший человек, но мало ли что такому, как я, может прийти в голову. Правда?

– Откуда ты?.. – хотя, впрочем, какая разница, как этот подслушал мой разговор с папой. – Я все ему расскажу.

– Расскажи, конечно, – он кивнул, и я почувствовала, как от этого движения его щека скользнула по моим волосам. – У детей не должно быть секретов от родителей.

– Он вышвырнет тебя, как бродячую собаку, – пригрозила я, хотя уже ни в чем не была уверена.

– А если нет? – он резко развернул меня, дернув, и я со всего размаху стукнулась носом в его грудь. – Тебе лучше остаться и проследить, чтобы я ничего не натворил.

Я вскинула голову. Его глаза двумя горящими льдинами сияли прямо напротив моих. В таком положении я чувствовала себя кроликом, замершим перед голодным удавом. Собрав остатки храбрости в кулак, я процедила прямо в самодовольное лицо:

– Отпусти!

– Закричи, – маниакальный блеск в его глазах пугал меня до дрожи. – Или обратись вежливо.

Конечно, я понимала, что это чистейшей воды манипуляция. Я была молодой, а не глупой. И понимала, что если закричу, то он отскочит в сторону, сделает милое лицо, и после сегодняшнего скандала мне никто не поверит.

– Отпусти, пожалуйста, – через силу проговорила я.

– Макс. Меня зовут Макс.

– Отпусти меня, Макс. Пожалуйста, – пришлось мне сдаться.

Он разжал хватку.

– Конечно, Лер. Все, как ты хочешь.

– Я хочу, чтобы ты… – отойдя от него на безопасное расстояние, начала я.

– Не торопись, – посоветовал он мне. – Подумай еще над своими желаниями.

– Пошел ты!

Взлетела по лестнице обратно, слыша за спиной мерзкий смех. В одном он прав: оставить с ним отца я не могу. Ну ничего, я выведу его на чистую воду. И тогда и папа, и тетя Марина увидят, кого они пригрели на груди. Меня трясло и мне потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки.

В кабинет я вошла без стука. Отец, устало прикрыв глаза, откинулся в кресле. В руке у него был полупустой бокал с янтарной жидкостью.

– Прости меня, – без предисловий сказала я и положила ключи на стол. – Я могу остаться?

– Это твой дом. И он всегда будет твоим, – папа улыбнулся, и я поняла, что прощена.

ГЛАВА 3

– И мой сводный брат – серийный убийца, – с невероятным усилием выдавливаю я из себя.

– Ага, а я Пьер Ньеман*, – совершенно серьезно кивает Гордеев. – Видишь, как все удачно сложилось.

Пьер Ньеман? Он издевается? Да он первый человек, которому я сказала это вслух, и последнее, что мне сейчас нужно – это недоверчивые издевки хронического алкоголика.

Я смотрю на него еще пару секунд, а потом поднимаюсь.

– Простите, что отняла у вас время. Мне пора, – поднимаю сумочку и направляюсь к выходу.

– Лер, ну че ты обижаешься? – к моему удивлению, Гордеев довольно резво бросается за мной. – Я ж шучу.

– Из вас абсолютно никудышный психолог, Игорь Андреевич, – я оборачиваюсь к нему у самого выхода, решив, что не должна держать в себе накрывающее раздражение. – Когда к вам приходят клиенты, постарайтесь их хотя бы выслушать, прежде чем так шутить.

– Зато ищейка я путевая, – лыбится Гордеев. – Ну что там у вас с этим братцем могло случиться? Наследство не поделили? Или приставал к тебе? А может, ты к нему? А что, всякое бывает, не кровная родня-то. И что он, подлец, бабу другую нашел? Ну а ты ж психологиня, вот и маньяки мерещатся везде. А со злости так вообще…

Гордеев не успевает договорить, потому что звонкая пощечина заставляет его замолчать.

– Пошел ты на …, ищейка, – с улыбкой отвечаю я и уже собираюсь выйти из обители этого быдлана, как слышу на дне сумки настойчивое жужжание.

По закону подлости, телефон закопан получше, чем золото в царских курганах скифов**. Жестом показываю сыскарю, чтобы подождал, пока не найду звенящий кусок симбиоза металла и пластика. Гордеев вскидывает руки, имея ввиду, что он не в претензии. И снова лыбится. Нахмурившись, думаю, что нужно было ударить кулаком.

Наконец нащупываю айфон и с удивлением смотрю на имя звонящего. Неприятное предчувствие скручивает внутренности в тугой узел.

– Лерочка? – голос пожилой женщины дрожит и срывается на визгливые нотки.

– Да, Антонина Петровна, – не найдя другого объекта для разглядывания, смотрю на Гордеева, вижу, что он даже пододвинулся ближе, чтобы услышать, что говорит мой собеседник. – Что-то случилось?

– Лерочка, тут такое! – баба Тоня воет в голос, но, к ее чести, быстро берет себя в руки. – Приезжай скорее! Полицию и скорую я уже вызвала, только документы возьми. Свидетельства о смерти и свои тоже, вдруг нужны будут.

В трубке слышится трубный звук сморкания.

– Антонина Петровна, что случилось?! – в моей голове уже возникают сюжеты один хуже другого.

– Ой, Лера, приезжай! – выдыхает женщина и отключается.

Больше не думая ни о чем, я бросаюсь к двери, выскакиваю в подъезд и, скатившись по ступенькам, мчусь к машине. На высоких каблуках бегать не так-то просто, и я подворачиваю ногу в считанные секунды.

– Ай! – я хватаюсь за лодыжку и тут же чуть не падаю, не удерживая равновесие на одной ноге.

– Давай ключи и говори, куда ехать, – говорит Гордеев, придерживая меня за локоть. – Влетишь еще куда-нибудь в таком состоянии. И ладно, если только сама убьешься, а если и людей за собой потянешь?

Это аргумент гораздо более весомый, чем моя недобитая гордость, и я добровольно отдаю ключи от собственного автомобиля малознакомому мужику. Гордеев помогает мне доковылять до машины и сесть на пассажирское сидение, сам быстро обежав мою БМВ, садится за руль и поворачивает ключ зажигания.

– Куда едем?

Я называю свой адрес. Со слов Антонины Петровны ничего не ясно, но документы действительно лучше взять.

– Рассказывай, – Игорь Андреевич выворачивает руль, через две сплошные выезжая на нужную полосу.

– Антонина Петровна смотрит за участком, где похоронена моя семья, – глядя в окно и уже жалея о своем решении взять детектива с собой, говорю я. – У нее недалеко сын похоронен, она ходит к нему каждый день. Я плачу ей, чтобы она и к моим заходила. И я не знаю, что такого могло произойти на кладбище, чтобы туда вызывать скорую и полицию.

– Интересно… – тянет Гордеев.

– Тебе ж сразу все понятно, – фыркаю я.

– Ну, может, не все, и не сразу.

Мы подъезжаем к моему дому и въезжаем на парковку. Отдельный лифт поднимает нас на нужный этаж.

– Хорошо живешь, – присвистывает сыщик, разглядывая дизайнерскую люстру в прихожей.

– Не жалуюсь.

Я быстро нахожу свидетельства о смерти на самой верхней полке в гардеробной. После того, как я переехала в новую квартиру, я ни разу не брала их в руки, и сейчас, глядя на отпечатанные буквы, застываю в некотором трансе.

– Лер, ты уснула там?

– Иду, – спохватываюсь я.

Засунув бумаги в сумку, и наскоро переобув кеды, спешу к Гордееву.

– На Крестовское, – бросаю я Игорю Андреевичу, когда он занимает место за рулем.

– Ну, конечно, – сарказм пропитывает каждое слово детектива.

– А что, собственно, не так? – мне прямо хочется с ним поругаться, и я не вижу причин себе в этом отказывать.

– Понятно, что не на Городском твои родственники лежат, – хмыкает он.

– Оставь свои понимания при себе, договорились? – намек на социальное расслоение меня раздражает. Вообще-то мой отец очень много работал с бедными людьми, и брал с них чисто символические суммы, которые были в разы меньше, чем его средний ценник на услуги.

– Договорились, – снова лыбится Гордеев. – А ты, выходит, психолог?

Он не сводит с меня хитрого взгляда, будто его высказывание несет в себе тайный смысл, и я непременно должна его разгадать.

– Игорь, смотри на дорогу, – советую я и отворачиваюсь к окну, показывая, что разговор окончен.

– Ну вот, а то все мама, мама, – ржет Гордеев, цитируя известный советский мультфильм.

Я не отвечаю и на дальнейшие попытки завести разговор не реагирую.

Отец похоронен в самом конце центральной улицы Крестовского кладбища. Широкая, красивая аллея с коваными лавочками вполне могла бы сойти за парковую, если бы кое-где из разросшихся кустов не проглядывали здоровенные каменные кресты и статуи.

Крики становится слышно, как только мы заходим за часовенку, пересекающую главную улицу на две равные части.

– Водка паленая, клянусь тебе, начальник! – дядя Сема, один из местных сторожей и беспробудный алкоголик по совместительству, заламывает руки перед молодым парнем скучающего вида в форме и с блокнотиком. – Всегда такую беру и ничего, а тут чуть не сдох, веришь?

– Верю, – со вздохом отвечает паренек, что-то чиркая на крохотных листочках. – В общем, ничего не видели, ничего не знаете.

– Ничего, начальник, – божится дядя Сема. – Вот те крест, ничего!

Еще двое таких же крайне незаинтересованных ребят курят в сторонке, в красочных эпитетах обсуждая последнюю игру нашей сборной по футболу.

Мне еще не видно участка, он спрятан за постриженными кустами и березой, которая стала значительно выше и толще с того момента, как я была здесь в последний раз. Чем ближе мы подходим, тем сильнее я замедляю шаг. Я боюсь увидеть то, что там.

– Чего тормозишь? – вопрошает Гордеев.

Я не отвечаю, злобно зыркаю на него, раздражаясь от того, что он мешает мне подготовиться к моменту.

– А вы кто будете? – обращает на меня внимание полицейский.

– Золотова Валерия Сергеевна, – представляюсь я, продолжая смотреть на кусты, за которыми нечто, что, я уверена, я видеть не захочу. – Я… дочь.

– Паспорт доставай, – подсказывает мне Игорь, и я лезу в сумочку за документами.

– Неприятно, конечно, Валерия Сергеевна, – болтает парень, записывая наши с Игорем данные. – Но вы не переживайте, ваш случай не единственный. Отморозки какие-то.

– Меня должно это успокоить? – искренне интересуюсь я.

– Лерочка! – из противоположных кустов на мой голос выкатывается Антонина Петровна. – Как же так, Лера? Как же рука-то поднялась?

Платок у женщины сбит на бок, цветастый сарафан вымазан чем-то красным, голос дрожит, а руки трясутся.

– А где скорая? – спрашиваю я, подходя и обнимая бабу Тоню.

– Так уехала.

– А что же они вам успокоительных не дали?

– Так я этому вызывала, – машет на дядю Сему рукой Антонина Петровна. – Все проспал, окаянный!

– Я пойду гляну, что там? – спрашиваю я ее. – Вы как? Держитесь?

– Да, да, конечно, – причитает бабулька мне в спину.

Гордеева рядом нет. Я вижу его коротко стриженную макушку над злополучными кустами. В голове на повторе один и тот же стишок, и я никак не могу выбросить его из мыслей.

Я двери не закрою,

Приду играть с тобою.

Еще пара шагов и я увижу то, что напугало бабу Тоню.

Давай играть, давай искать,

Чтоб я смог жизнь твою забрать.

Неужели он вернулся, чтобы вновь забрать мою жизнь?

Сначала я вижу Игоря. Он непривычно серьезен, смотрит сосредоточенно. Я прослеживаю за его взглядом и закрываю себе рот, чтобы не закричать.

Совместный памятник папы и тети Марины полуразрушен так, словно его били кувалдами. Куски камня с частями фотографий и надписей валяются вокруг. Все более или менее уцелевшее изрисовано всевозможными непотребствами и исписано гадкими словами.

Но не это меня поражает больше всего. Рядом еще одна могила. На нее я не глядела десять лет. Но теперь она привлекает внимание, она цепляет взгляд и не дает отвести глаз. Я, словно завороженная, делаю несколько шагов туда, пока меня не перехватывает сильная рука. Игорь прижимает меня за плечи к себе, то ли опасаясь моей истерики, то ли того, что я не увижу края и упаду прямо в разрытую могилу.

Она разворочена до самого гроба, который десять лет назад был идеально отполированным и самым дорогим из предложенных. Я помню, как покупала его. Теперь от гроба остались только переломанные доски, ужасным цветком торчащие вокруг разложенного десятилетием пребывания в земле тела.

От него остался лишь скелет, кое-где поддерживаемый полуистлевшими сухожильями. Ничего от былой красоты, ничего от серых глаз и издевательской ухмылки. Я гляжу на него, пытаясь в костях разглядеть острые скулы, но нет. Ничего похожего.

Рядом с ямой валяется памятник. С него он улыбается так, будто он жив. Буквы складываются в надпись:

ЗОЛОТОВ МАКСИМ НИКОЛАЕВИЧ

19.01.1991 – 19.09.2011

Прямо под буквами обломок камня перетянут атласным поясом. Точно такой же был когда-то на моем платье. В тот вечер, когда…

Я отодвигаюсь от Игоря. Мне нужно убедиться в том, что моя догадка верна. Осторожно, стараясь не свалиться на скелет, подхожу к памятнику. Скольжу пальцами по атласу, переворачиваю, рассматривая шов. Розовые нитки не подходят к черному. Так он тогда сказал. Но у меня не было других. Резко поднимаюсь. То, о чем я лишь догадывалась, что чувствовала десять лет, сейчас подтвердилось.

– Это он. Он не мертв, – бессвязно говорю я, качая головой.

– Лера… – сыщик подходит ближе, кладет ладонь мне на плечо. Похоже, он думает, что я совсем помешалась.

– Это он, Игорь! – я сбрасываю с себя его руку. – Он не лежит в земле! Черт бы его побрал! Это мой пояс. Видишь шов? Он порвал. А я зашила розовыми, потому что других не было под рукой. Это пояс с моего платья, которое я носила десять лет назад. И он звонит мне, Игорь. Он звонил мне сегодня ночью. А теперь это. И…

– Я беру твое дело, – Гордеев берет меня за руку и увлекает за собой. – Пойдем отсюда.

_______________________________________

*  Главный герой одноименной серии книг французского писателя Жана-Кристофа Гранже. В цикл входят книги: «Багровые реки», «Последняя охота» и «День Праха». Также про Пьера Ньемана во Франции снято два фильма под названием «Багровые реки» и «Багровые реки: Ангелы апокалипсиса» с Жаном Рено в главной роли

** Большинство царских курганов скифов на территории России разграблено так называемыми «черными археологами»

ГЛАВА 4

11 лет назад

– Лерочка, я знаю, что у тебя десятки платьев, и… – тетя Марина замялась. – Конечно, мы с Максимом не можем купить тебе то, к чему ты привыкла…

Я положила ладонь на руку папиной невесты, призывая ее не договаривать. Мне нравилась эта женщина и мне не хотелось ее расстраивать. Она действительно заслужила хорошего отношения.

– Платье прекрасное, теть Марин, – я постаралась как можно ласковее ей улыбнуться.

Она смутилась, благодарно кивнула и поспешила удалиться. Я увидела, как выходя, она украдкой вытирала уголок глаз. Жаль, что у такого светлого человека, как она, вырос этот.

Тетя Марина узнала, что не может иметь детей, в двадцать три года. Почему так вышло, она не сказала даже отцу, но я предполагала, что дело в подлом мужчине и неудачном аборте. Какое-то время она еще пыталась ездить по врачам, обивать пороги лучших клиник, но все лекари твердили одно: ей никогда не стать матерью.

С этим женщина согласиться не могла, и, когда ей было около двадцати пяти, она приехала в один из детских домов, щедро рассыпанных по нашей области. Там она встретила Максима. Черноволосый мальчишка разносил приют для одиноких детей день ото дня и приводил в ужас всех его обитателей. Она однажды сказала отцу, что выбрала его, потому что его никто не любил. Он был исчадьем ада для всех, кроме нее, поэтому она решилась даже на фиктивный брак, только чтобы взять за руку этого ребенка и увести из детского дома навсегда. Так она и сделала.

Она воспитывала своего мальчика сама, отдавая ему всю нерастраченную любовь. Макс был непростым ребенком. Драки, дурные компании, прогулы в школе и потом в техникуме… Он разрушал все, к чему прикасался, но тетя Марина не отказалась от него. Она билась за него со всеми окружающими и с ним самим словно львица. Она была лучшей матерью, которая только могла достаться такому, как он.

В фиктивном браке тетя Марина была до встречи с моим отцом. Он и помог ей грамотно развестись с не слишком порядочным мужем. А познакомились папа со своей будущей женой тоже в каком-то смысле благодаря этому. Макс в очередной раз подрался и решить все без полиции у него не вышло. Бедная женщина чуть не сошла с ума, когда ее мальчика забрала полиция прямо из дома. Чтобы спасти от тюрьмы своего ребенка, она решила найти лучшего адвоката. Так они встретились с папой.

Тетя Марина сразу понравилась ему, поэтому он сделал исключение. Взялся за такое мелкое дело. А потом ему понравится и Макс. Он сказал отцу, что влез в драку, потому что пострадавший парень спросил, трахал ли он свою мать. Макс не понял шутки и едва не убил идиота.

И хоть я поддерживала этого в его возмущении, все же считала Макса неуравновешенным придурком. Он сумел обмануть всех вокруг, но я видела его насквозь. Я чувствовала, что он таит в себе, и хоть после того случая он ни разу не сбросил маску, я знала, что это всего лишь вопрос времени.

Я тяжело вздохнула и посмотрела на лежащее на моей кровати платье. Оно действительно было прекрасным – тетя Марина была профессиональной швеей и мастером своего дела. Шифоновые складки на груди поддерживал нежный бант, завязывающийся сзади на шее. Абсолютно голая спина, на талии замысловатый атласный пояс, который совершенно не утяжелял силуэт. Высокий разрез должен был красиво приоткрывать одну ногу.

До праздника у папиного партнера оставалось не так много времени, поэтому после душа я сразу приступила к сборам. Бюстгальтер под такое открытое платье я не надевала, из белья выбрала только черные же трусики. Волосы оставила прямыми, только две передние пряди слегка подкрутила, не столько для красоты, сколько чтобы не падали на лицо. Глаза накрасила черным, решила, что под такое платье это вполне допустимо. Когда меня позвал отец, я уже успела взгромоздиться на высокие каблуки черных невероятно красивых босоножек.

– Лера! – воскликнул отец, увидев меня на лестнице. – Да ты просто красавица!

– Действительно! Я так рада, что ты сегодня в нем, – обернувшись, расплылась в улыбке тетя Марина.

Этот тоже удостоил меня своим вниманием. Он смерил меня скучающим взглядом и вновь уставился в телефон.

– Макс, – позвала его мать. – Посмотри, какая красивая у тебя сестра.

Наши взгляды схлестнулись, но мы оба не решились высказать, что думаем по поводу этого родства. Серые глаза демонстративно провели линию от моей ноги, выглядывающей в разрезе, до груди, спрятанной за драпировкой легкой ткани, прошлись по ключицам, чуть задержались на губах и вернулись к глазам.

От такого изучения, как на ярмарке, жар бросился мне в лицо.

– Да, – глядя мне в глаза, сказал он. – Очень красивая.

Сам он тоже был, надо признать, вполне ничего. Волосы в кои-то веки уложены, узкие брюки наглажены, а это уже немаловажный факт. Тетя Марина даже умудрилась засунуть его в светло-серый пиджак, рукава которого он, правда, все равно закатал. Единственное, с чем не удалось справиться стойкой женщине, так это кеды, которые этот категорически отказывался менять на более презентабельную обувь. Но даже они с этой одеждой смотрелись стильно и независимо.

– Пойдемте, – позвал отец. – Мы уже опаздываем.

Когда мы вошли в просторный холл дома Соколенко, отец сразу потянул будущую жену приветствовать хозяев. Мы же еще за завтраком решили, что нам с этим вполне можно избежать этой участи.

– Присмотри за сестрой, – бросила тетя Марина Максу и растворилась вслед за папой в достаточно плотной толпе народа.

Когда они ушли, я вдруг почувствовала себя совершенно незащищенной. Так, словно прямо здесь, при людях этот может нанести мне удар. Он заметил это в два счета.

– Ты меня боишься? – он даже не взглянул на меня, лишь немного склонил голову в мою сторону.

– Пф… – только и смогла ответить я.

– А чего дрожишь? – насмешливо отозвался он.

Я бросила взгляд на свои дергающиеся пальцы и сцепила их в замок, пытаясь скрыть то, что уже стало явным.

– Брось, – он достал руку из кармана, попытался дотронуться до моего плеча, но я отпрянула. – Тебе просто нужно выпить.

– С тобой я уж точно пить не буду, – почти выплюнула я.

– Брезгуешь? – его улыбка стала недоброй.

– Оставь меня в покое, – посоветовала я и поспешила к Артему Соколенко, который замаячил на другом конце холла.

Мы с ним были знакомы с самого детства. Наши отцы вели вместе бизнес и сначала у нас не было выхода, кроме как общаться друг с другом, а после мы так привыкли, что оставались дружны, даже когда наши родители на некоторое время расходились во взглядах.

– Как я рад, что ты пришла, – Артем приобнял меня и по обыкновению чмокнул в щеку. – Без тебя я бы тут со скуки подох.

– Я не переживу твоей смерти, – смеюсь я, прижимаясь щекой к его плечу.

– Пошли поздравим Мишель, а потом нормально оторвемся, – предложил друг.

Праздник, собравший почти всех уважаемых людей нашего города, посвящался младшей Соколенко. Мишель исполнялось пять лет и ее родители не придумали ничего лучшего, как пригласить на мероприятие кучу неприятных взрослых и ни одного приятного ребенка. Девочка в своей комнате смотрела мультики и нашему приходу не особенно обрадовалась. Невнимательно выслушав мои куцые поздравления, она отпустила нас на все четыре стороны, чему мы были несказанно рады. Хотя, признаться, Мишель мне было жаль.

Комната Артема находилась на том же этаже, что и комната Мишель. Там нас уже ждала пара бутылок шампанского и блюда с нарезанными фруктами и сыром, которые друг раздобыл на кухне.

– Мы не собираемся спускаться? – уточнила я, разглядывая забитый столик.

– А ты что, уже соскучилась по своему новому братцу? – съязвил Артем и откупорил первую бутылку.

– Отвали, – пробурчала я.

Друг подал мне бокал, лучезарно улыбаясь и подмигивая, как бы говоря: «Расслабься, здесь ты свободна от всего». Пузырьки шампанского щекотали нос, а цвет напитка был точь-в-точь как цвет волос Артема. Мы хохотали и танцевали. С каждым выпитым бокалом я все больше забывала про этого, и все веселее мне от этого становилась. Ровно до тех пор, пока в моем клатче не зазвенел телефон.

– Где ты пропала? – грозным голосом спросил отец. – Макс обыскал весь дом в поисках тебя.

– Я с Артемом, пап, – отрапортовала я. – И зачем это он меня искал?

– Потому что я попросил, – отрывисто ответил папа. – И он, в отличие от тебя, хотя бы пытается сделать вид, что мы семья.

– Нужно идти? – разочарованно протянул Артем. – Прямо сейчас?

– Да, извини, – я надела босоножки и с ужасом поняла, что для таких каблуков слишком много выпила. – Иду нянчить братишку.

– Давай я с тобой, – поднялся друг, но я остановила его жестом.

– Это мой бой, – пафосно возвестила я, и, хихикая, вышла в коридор.

Макс стоял возле двери в гостевую спальную, прислонившись к стене, и опустив голову. Его взгляд сразу нашел меня, как только он услышал шум моих неточных и смазанных манипуляций с дверью. Он молча ждал, пока я подошла и стала напротив него. Алкоголь притупил мои инстинкты, и я была смела, как никогда.

– И почему ты тут стоишь? – сложив руки на груди, спросила я.

– Ты шатаешься, – заметил он, продолжая меня рассматривать.

– А тебя это не касается.

Он еще секунду смотрел на меня, а потом вдруг молниеносно придвинулся ко мне, приподнял за талию, втолкнул в пустую комнату и закрыл за нами дверь. Я полетела прямо на кровать, но тут же вскочила на ноги.

– Я сейчас закричу, псих! – предупредила я, но мои угрозы его абсолютно не напугали.

– Кричи, – пожал плечами этот. – Посмотрим, сколько людей на этой вечеринке тебя услышит.

– Что ты собираешься делать? – я почувствовала, как мой голос дрогнул, и обхватила себя за плечи, чтоб не дать этой дрожи распространиться по телу.

– Ничего из того, чего бы ты не захотела, – он сделал шаг ко мне, и я действительно заорала.

ГЛАВА 5

Первая

Она не бежала. Больше не могла. Ноги были изодраны камнями и ветками, колени разбиты – она падала так часто… Где-то рядом скулил зверь и она не сразу поняла, что этот зверь – она сама. «Как хочется жить», – думала она совсем недавно, а теперь ей уже ничего не хотелось. Только чтобы все закончилось как можно скорее.

Она не услышала его шагов, Монстр умел ходить так тихо, будто сама земля, листва и мох скрывали его, прятали. Хотя, конечно, нет. Никто его не прятал. Он не подстерегал ее. Она сама пришла к нему. Значит, сама хотела. Именно так он и сказал: «Ты ведь сама этого хочешь».

– Вот ты где, – Монстр стоял прямо над ней. – Я так рад, что нашел тебя. Нам будет хорошо вместе. Ты же сама знаешь.

Она знала. Она уже очень хорошо знала, поэтому, когда он начал наклоняться, она заскулила громче, попыталась отползти. Он был быстрее. Сразу схватил ее за ногу, потянул к себе, резко и сильно. Что-то острое (может, кусок стекла) врезалось ей прямо в спину, и она застонала громче. Пусть все закончится…

Она не слышала, как зашуршала молния его брюк, только вновь почувствовала боль, когда он снова осквернил ее тело. Он двигался, как животное, не зря она назвала его Монстром, он им и был. Каждое его движение взрывалось волной боли внизу живота. Его ладони накрыли ее горло, сдавили сильнее, чем обычно, и она почти сразу поняла, что скоро все закончится. Этот раз последний. Воздух не попадал в ее легкие и не выходил из них. Она уже не чувствовала, что это ее руки дергаются в конвульсиях, ее ноги свело вечной судорогой. Монстр навалился на нее, зарычал ей в ухо, вколачиваясь в нее снова и снова, но она уже не услышала.

Закончив, Монстр поцеловал ее в остывающие губы, с улыбкой стер слезу, одиноко вытекающую из ее остекленевшего глаза, взвалил ее на плечо и, насвистывая, пошел обратно. Если бы он знал раньше, насколько счастливее он станет, когда сделает это, она бы точно не была первой. Не стоило, конечно, делать это прямо здесь, но она сбежала, чем только распалила его еще больше. Она бы не бежала, если бы не хотела этого сама. Ну ничего, теперь он отнесет ее домой.

Теперь он знает, что делать, теперь у него все будет хорошо.

ГЛАВА 6

Пока я позвонила в ритуальные услуги и уладила вопрос с приведением в порядок разгромленного участка, доблестных стражей порядка уже ветром сдуло. Центральная улица Крестовского кладбища пуста и безмятежна. Только Антонина Петровна, удобно расположившись на лавочке, все еще переругивается с несчастным дядей Семой.

– Когда ж ты пить бросишь, а? – увещевает женщина. – Ты посмотри на себя, ты ж весь черный уже от водки этой поганой.

– Так жизнь у меня какая, баб Тонь? – разводит руками сторож. – Кто ж не запьет с такой жизнью-то?

– Ой, ой, знаю я вас алкашей, – машет рукой Антонина Петровна. – Вечно страдаете. А другие люди, по-твоему, не страдают? А? Бесстыдная твоя морда!

Игорь неожиданно отпускает меня и усаживается между представителями двух непримиримых идеологий.

– Так другие страдают без души, – выдает он. – А кто душевный человек, тому водка нужна.

– Вот! – радуется дядя Сема, обретя неожиданную поддержку в лице Гордеева. – Душа у меня, баб Тонь, а ты…

– Во-о-от, – вторит ему сыщик, и я совершенно не понимаю, к чему этот диалог.

– Игорь, пойдем, – зову я, но он отмахивается от меня, как от назойливой мухи.

– Да подожди ты, Лер. Дай с хорошим человеком поговорить.

Я закатываю глаза и отхожу в тень раскинувшей свои ветви рябины.

– Эх, так мало сейчас хороших людей, правда, Сема?

– Не то слово, дружище! – дядя Сема вытирает скупую мужскую слезу. – А у тебя на бутылку не будет? Я так, здоровье подправить.

– Лер, дай хорошему человеку на бутылку, – кивает мне Игорь.

– Хороший человек чуть не подох пару часов назад, – напоминаю я.

– Ну тебе жалко, что ли? – супится Гордеев.

Я психую и, порывшись в сумке, протягиваю сыщику завалявшуюся банкноту.

– Вот спасибо, Лерочка! – сияет страдалец, глядя на купюру в руке Игоря, как на сокровище.

– Тьфу, алкаш проклятый! – выражает свою точку зрения Антонина Петровна.

– Вот видишь, – Игорь хлопает дядю Сему по плечу. – Хорошая она у меня все-таки. Понимающая.

Мужик кивает, не сводя взгляда с денег.

– А много тут понимающих ходит? – вопрошает Гордеев. – Не-е-ет. Она одна у меня такая.

– Что?.. – не успеваю спросить я, как дядя Сема выдает:

– Еще один есть тут. Тоже хороший, понимающий.

– Понимающий? – сомневается сыщик.

– Я тут болел на днях, консервами отравился, – делится наш герой. – А он мне лекарство принес. И потом еще приходил.

– Тоже с лекарством? – я уже понимаю, к чему клонит Игорь.

– Да, – с готовностью кивает дядя Сема. – Говорю ж, понимающий.

Антонина Петровна бурчит себе под нос что-то по поводу отравлений консервами, но я ее не слушаю.

– И вчера приходил? – спрашиваю я.

– И вчера, – подтверждает сторож. – Прям перед закрытием.

– Какой молодец, – кивает Игорь. – А как выглядит, помнишь?

– Ну… – задумался дядя Сема. – Такой… Как ты.

– А как я?

– Ну… Молодой, глаз хитрый, как и у тебя, морда смазливая. Думал сначала, мажор какой-то, а он, ишь, понимающий оказался.

Я пытаюсь внять логике и не представлять на месте смазливого хитрого мажора Макса, но у меня не выходит. Я всем своим нутром чувствую, что это он принес отравленную водку, чтобы быть уверенным в том, что дядя Сема не помешает ему.

– А куда приходил понимающий? – поднявшись, спрашивает сыщик.

– Ко мне, – дядя Сема жадно хватает протянутые деньги.

– А до тебя куда на кладбище приходил?

– А… Так это… Не знаю. Ходил возле ангелов вроде.

– Вы случайно этого понимающего не видели? – обращается Игорь к притихшей Антонине Петровне.

– Не видела я никого, – женщина явно недовольна тем, что мы так бесцеремонно прервали ее нравоучительную беседу. – И кем вы, молодой человек, Валерии Сергеевне приходитесь?

Я едва открыла рот, чтобы пояснить, что Игорь тут для того, чтобы помочь мне во всем разобраться, но не тут-то было.

– Лерке? – поднимает брови сыщик. – Так сплю с ней. Хахалем, стало быть, и прихожусь.

– Гордеев! – восклицаю я, пораженная неприкрытому хамству.

– Да ладно, Лер, – он обнимает меня за плечи и громко чмокает в висок. – Тут же все свои. Свои ведь? Или ты меня прятать собралась? Ну ладно, нам пора. Счастливо оставаться!

– До свиданья, – бросаю через плечо и интересуюсь у Гордеева: – Ты совсем больной?

Пытаюсь сбросить его ладонь.

– Не дергайся, – цедит сквозь дебильную улыбку он. – Я-то как раз здоровый. А вот ты, похоже, не совсем. Всему городу собралась сообщить, что наняла меня?

– Ну… Можно было сказать, что ты мой коллега или друг, – все еще возмущена я.

– Хреновый ты психолог, Лерка, – лыбится Игорь и, как только мы сворачиваем с главной аллеи, убирает руку с моего плеча. – Да будет тебе известно, нет на свете темы более запоминающейся, чем чужая постель. А значит, ничего больше они не запомнят и, соответственно, если вдруг вернется наш понимающий, не расскажут.

– Ты думаешь, он вернется?

– Кто знает, – пожимает плечами Гордеев.

Аллея ангелов – это отдельно отведенная зона на общем кладбище, которую используют для захоронения детей. Она отличается особой красотой и ухоженностью (если эти слова применимы к подобному месту), что вполне понятно – люди, пережившие такое горе, как потеря своего ребенка, остаются все теми же родителями, которые хотят для своих детей только лучшего. По понятным причинам, раньше я ни разу не была в этой части погоста. И, глядя на душераздирающие надгробные надписи и живые цветы в вазонах, понимаю, что лучше бы и дальше не бывала. Детская смерть страшнее любой другой, и мне кажется кощунством без особой причины бродить здесь. Сегодня у нас есть такая причина.

– Как думаешь, – спрашиваю я. – На что нам нужно обратить внимание?

– Понятия не имею, – откликается Игорь. – Но, думаю, если ты увидишь то, что нам нужно, ты это узнаешь.

– А вдруг он просто здесь гулял?

– Странное место для прогулок, ты не находишь?

– О, поверь мне, это не самое странное из того, что делают люди, – хмыкаю я, вспоминая некоторые истории своих клиентов.

Мы некоторое время молча бродим среди могил, вглядываясь в имена и фотографии на памятниках. Стараюсь максимально абстрагироваться от увиденного, чтобы не представлять себе недолгую жизнь каждого ангела и безутешных родителей.

Пряча руки в карманах белой кожанки, перехожу к очередному надгробию, когда что-то дергает за сигнальную ниточку где-то на периферии моего внимания. Останавливаюсь и пытаюсь уловить, что меня зацепило. Игорь видит, что я остановилась и верчу головой, и возвращается.

– Что? – спрашивает он.

– Не уверена…

Возвращаюсь к той могиле, от которой только что отошла, но это не то, что мне нужно. Смотрю немного дальше, на следующий ряд и вижу то, что искала.

Скромное надгробие без каких-то излишеств. Совсем, как у взрослых. Только даты говорят о том, что там покоится ребенок. Я всматриваюсь в имя и думаю, насколько велика вероятность такого совпадения. В принципе, в таком большом городе, как этот, вполне может быть, но…

– Игорь, – зову я. – Я не совсем уверена, вдруг совпадение… Но взгляни на это.

– Волков Максим Николаевич, 19.01.1991 – 19.02.1991, – вслух читает Гордеев.

– Те же фамилия, имя и отчество и та же дата рождения, что и у… – я замолчала, не в силах произнести его имя.

– Подойдем ближе, – предлагает Игорь.

Я передвигаюсь словно на автопилоте. Вслед за Гордеевым подхожу к могиле. Цветы в вазоне совсем засохли, а лампадки залило мутью после дождей так, что они едва различимы на фоне серого камня. Остаюсь стоять за оградкой, нервно перебирая пальцами ремешок сумочки, пока Игорь заходит вовнутрь и осматривает предположительно второе место захоронения моего ночного кошмара.

– Смотри, – мужчина указывает на краешек сложенной бумаги, торчащий прямо из-под плиты. – Есть сухие салфетки? Или кулек какой-нибудь?

Я поспешно достаю из сумки кулек с курагой, быстро отхожу к урне, высыпаю содержимое, и, вернувшись, протягиваю Гордееву. Он засовывает руку в кулек и осторожно ухватывает за бумажный уголок. Я с колотящимся сердцем смотрю, как он осторожно, чтобы не порвать, вытягивает спрятанный лист и разворачивает его, придерживая уголком целлофана.

– Веселый, милый дом, – читает Игорь ровные отпечатанные строки, которые я вижу даже со своего расстояния. – Тебе так страшно в нем. Я двери не закрою, приду играть с тобою. Один упал, другой удрал, а третий без вести пропал. Давай играть, давай искать, чтоб…

– Он смог жизнь мою забрать, – хмыкаю я, стараясь скрыть от самой себя, как перехватило дыхание. – Ну, привет, братец.

ГЛАВА 7

11 лет назад

Как этот и предсказывал, меня никто не услышал, и никто не пришел на помощь.

Он не двигался больше ровно до тех пор, пока не понял, что никто не собирается его останавливать. Я тоже это осознала, да так ярко, что в секунды бешеный, животный страх забрался ко мне в горло, отравил внутренности. Я рванулась, надеясь проскочить мимо него, но он перехватил меня за талию, зацепив при этом атласный пояс так сильно, что прочная ткань затрещала, и вновь толкнул на кровать. Взгляд серых глаз пригвоздил меня к атласному покрывалу в тон холодному светло-серому интерьеру комнаты. Страх бился в висках, заставлял меня дышать часто, приоткрыв рот, как загнанное животное.

– Хочешь, я угадаю, чего ты желаешь на самом деле? – он сделал шаг ко мне, и я попыталась отодвинуться дальше, увеличить расстояние между нами. От моей былой бравады не осталось и следа.

Он в мгновение навис надо мной. Я задергалась, забилась под ним, задыхаясь от его наглости, от его совершенно неприемлемых действий. Рука этого легла мне на грудь чуть ниже ключиц, выдавливая из меня сдавленный выдох.

– Не надо, – постыдно дрожащим голосом пролепетала я.

Его глаза были прямо напротив моих, и мне некуда было деться от этого взгляда. Нет, даже не так. Я просто не могла заставить себя не вглядываться в серую бездну, которая так настойчиво смотрела на меня.

Ладонь скользнула выше, накрывая мое горло. Я легко могла дышать, но ужасающее ощущение, что он контролирует каждый мой вздох, затопило меня с головой.

– Пожалуйста…

– Тшшш, – его губы скользнули по мочке моего уха, вызывая волну мурашек по всему телу.

Меня пробила крупная дрожь, когда я почувствовала легкое прикосновение внутренней стороне бедра. Я попыталась оттолкнуть его, но не смогла и на миллиметр сдвинуть этого мерзавца, который так бесцеремонно вторгался в мое личное пространство. В ответ на мои трепыхания, только насмешливая улыбка задела его губы.

– Пожалуйста, – меня накрыла паника. – Я прошу тебя…

Пальцы переместились выше по ноге, остановились, почти задевая кружевную ткань белья. В отчаянной попытке его остановить, я схватила его за запястье обоими руками.

– Назови меня по имени, – едва слышно приказал он.

– Макс, пожалуйста, – мой голос срывался, и я чувствовала, как чуть сжималась его ладонь на моем горле каждый раз, когда я что-то произносила или судорожно сглатывала. – Я…

Легко преодолев сопротивление, его ладонь дернулась, сокращая последние миллиметры. От его резкого бесстыдного прикосновения моя спина выгнулась, а с губ сорвался неожиданный стон.

– Вот чего ты хочешь на самом деле, золотая девочка, – его шепот толкал горячий воздух прямо в мои губы. – Все хорошие девочки… а ты ведь хорошая девочка, а, Лер? Все хорошие девочки презирают плохих мальчиков и хотят их.

Каждое его движение, каждое его слово сводило меня с ума и унижало еще больше. Я сжимала его запястье так крепко, будто бы это был единственный шанс удержаться мне на краю этой серой бездны, которая так жадно вглядывалась в меня.

– Макс…

– Давай, малышка, проси меня, – сказал он. – Проси меня, чтоб я тебя отпустил, чтоб ушел. Давай, Лера. Чего же ты молчишь?

Его прикосновения вызывали во мне огненные волны, неистовым жаром разносящиеся по всему телу.

– Скажи, Лера, – требовал он. – Скажи, чтобы я ушел.

Я подалась к нему, мне было так мало этого шепота, так мало его, но он отстранился в последний момент. Отрезвление от его близости, от того, что происходило, накрыло меня ледяным душем ровно через секунду после того, как жестокие пальцы перестали меня пытать. Что я делаю вообще? С этим в одной постели? Что я творю?

– Уходи.

На его лице не отразилось ни капли разочарования. Только порядком надоевшая улыбочка совершенно поехавшего человека. Его взгляд скользнул по моей обнаженной коже, и я поспешила спрятаться от него. Отвернулась от этого, свернулась клубком, не желая ни видеть его, ни слышать.

Он и не настаивал. Буквально через секунду я услышала, как отворилась дверь, выпуская моего мучителя.

В голове мутными пятнами плавали воспоминания, сердце все еще колотилось, а огонь внизу живота не погасил даже самодовольный вид этого мерзавца. От омерзения к себе и своей реакции на этого к горлу подкатила тошнота. Выпитое шампанское так и не смогло удержаться в моем желудке, и я побежала в ванную комнату.

Опустошив желудок, взглянула на себя в зеркало. Тушь размазалась, кожа блестела, волосы растрепались, платье сидело неопрятно, и довершал ужасный вид порванный по тонкому шву пояс, из которого уже во все стороны начинали торчать быстро обтрепывающиеся нитки. Ужасное, невообразимое нечто глядело на меня из зеркала.

– Черт…

Мне не хотелось, чтобы меня видели в таком виде, поэтому первым делом я поспешила за клатчем, в котором при желании можно было отыскать все необходимое. Наскоро подправив макияж, я сняла пояс и аккуратно сложила его в сумку. Так талия выделялась не так явно, но это ничего. Нужно скорее найти нитки, чтобы хоть как-то исправить этот кошмар. Я подумала сначала пойти к няне Мишель, но вовремя вспомнила, что это самая страшная ханжа из всех известных мне. Как только она увидела бы меня в таком виде, я была бы мгновенно предана анафеме. Хотя нет, сначала она бы все же растрезвонила всем о моем непотребном поведении.

Я вышла в пустой коридор, прислушиваясь к музыке внизу, и направилась в комнату к Мишель.

– Привет еще раз, – махнула я ей рукой. – У тебя случайно не найдется ниток?

– Я плету фенечки, – как на умалишенную взглянула на меня девочка.

– Поэтому я и пришла к тебе, – подмигнула я.

Младшая Соколенко деловито прошествовала по комнате, порылась в ящике безразмерного комода и вытащила на свет моток розовых ниток.

– А черных нет? – озадаченно спросила я.

– Я принцесса, вообще-то, – напомнила Мишель.

Пришлось зашивать пояс тем, что дала принцесса. Сначала мне казалось, что это совершенно простое, даже элементарное задание. Однако, зашив, я не была уверена, какой пояс лучше – порванный или зашитый мной. Я решила прикрыть свой позор клатчем и отправилась вниз.

Люди вокруг уже были значительно навеселе. Где-то издалека я слышала раскатистый смех отца и радостную болтовню тети Марины. Я не хотела подходить к ним сейчас, хотелось найти Артема и пожаловаться на этого и, чего уж скрывать, на свою несдержанность.

Поискала его глазами и не нашла. Вышла на веранду в надежде, что он там, но и веранда оказалась пустой. Неужели он так и остался в своей комнате? Очень странно, на него не похоже. Я решила пройтись в сад, пока я внизу, и, если уже нигде не обнаружу друга, распивающего очередную бутылку шампанского, то поднимусь в его комнату.

Вечер был замечательный и, несмотря на свое испорченное настроение, я наслаждалась свежим воздухом и звездным небом. Сад располагался за домом Соколенко и был огорожен забором где-то по пояс. Кое-где этот забор был оплетен очаровательно пахнущими розами, а кое-где открывал вид на искусственный ручеек, который тек прямо вдоль забора со стороны сада.

Я увидела его почти сразу, как повернула за дом. Увидела, но не сразу догадалась, что это он, не сразу поняла, что произошло. Потом я узнала щеголеватые брюки, которые высвечивались светлым прямоугольником окна.

– Артем, – позвала я. – Ты что тут делаешь? Я тебя обыскалась.

Потом я увидела его приподнятую ногу, нахмурилась, уже чувствуя, что случилось что-то ужасное. А потом, когда заросли роз перестали скрывать моего друга, я увидела его полностью. Из его груди торчали два заточенных металлических штыря, которые его мама добавила в качестве декора к забору, руки раскинуты в разные стороны, спина выгнута.

Я сделала еще пару шагов к нему, и зачем-то позвала:

– Артем?..

Он, конечно, не ответил. Непонимание, ощущение нереальности происходящего накрыло меня. Я подошла еще ближе и заглянула в его лицо. Голова его была закинута назад. Изо рта моего друга широкой струей текла кровь. Она попадала ему в нос, заливала глаза, окрашивала страшным цветом волосы.

Вот тогда я заорала. Я кричала до тех пор, пока кто-то не сгреб меня в охапку и не оттащил от остывающего тела Артема. Я рвалась, орала, плакала, мимо меня проносились люди, кто-то завизжал, кто-то зарыдал в голос, кто-то кричал, чтобы вызвали скорую, кто-то звонил в милицию… В конце концов, я выдохлась и разревелась на груди у того, кто держал меня. Я обняла за талию своего утешителя, а он прижал меня к себе, пряча от творящегося вокруг хаоса.

– Все будет хорошо, Лер, – прозвучал над ухом голос Макса и я, уже не в силах воевать с ним, обняла его еще крепче.

ГЛАВА 8

Я рассказала Гордееву о ночном звонке и о том, что считаю и всегда считала Макса живым. Он меня послушал, покивал и неожиданно попросил остановить у метро, сославшись на срочные дела. Мы обменялись номерами, пообещали друг другу держать связь, если вдруг что-то, и, если ничего, тоже, и он упорхнул.

Теперь я, как брошенная на обочине дворняга, смотрю вслед неожиданному соратнику и чувствую, как каждый удар моего сердца взбаламучивает липкий ил в моей душе, вытаскивая на свет поутихший в присутствии Игоря страх. Потерла переносицу, стараясь не впадать в панику. Техники релаксации из телесно-ориентированной терапии* помогают ослабить некоторые мышечные зажимы**, которые вновь, как по команде, сковали тело, но этого недостаточно.

Пожалуй, нужно наведаться к Арсению Ивановичу. Я не медлю. Выискиваю в телефонной книге знакомый номер, который последние несколько лет набирала только по крайней необходимости.

– Арсений Иванович? – постаравшись придать невозмутимости своему тону, спрашиваю я только для того, чтобы дать себе еще чуточку времени на размышление.

– Валерия? – глубокий сильный голос успокаивающим бальзамом льется мне в уши. – У вас что-то случилось?

– Да, – я сжимаю и разжимаю ладонь, лежащую на руле. – Мне нужно с вами встретиться. Срочно.

Секундная пауза, и спокойное:

– Приезжайте, Валерия Сергеевна. Я сейчас отменю клиентов на ближайшие пару часов.

Разворачиваю машину и мчу в автомобильном потоке. На самом деле, психотерапевты не разбрасываются клиентами вот так, и не меняют расписание по запросу любого. Просто я особый клиент для Арсения Ивановича. Он стал моим психотерапевтом вскоре после смерти моей семьи. Он вытянул меня из такого кризиса, который, с великой долей вероятности, разрушил бы меня, останься я с подобным один на один. Аркадий Иванович помог мне поступить, помог связать свою жизнь с психологией, был моим научным руководителем на бакалавриате и магистратуре, поддержал, когда я подала документы на аспирантуру и осталась при институте, радовался, когда год назад защитила кандидатскую. Сейчас я уже работаю над докторской, и мой нынешний научный руководитель – добрый друг моего психотерапевта, а в прошлом году число моих студентов пополнил сын Арсения Ивановича.

Я вспоминаю, как мы познакомились, как здорово было понимать, что я не одна в своем ужасе. Однако, несмотря на все мое уважение к этому человеку, он до сих пор не знает, что я считаю Макса живым. Возможно, сейчас лучший момент, чтобы в этом признаться. Как и во многом другом.

Игорь звонит ровно в тот момент, когда я выхожу из машины во дворе старого дома в центре города, старательно отремонтированного и используемого в качестве жилья баснословно богатыми интеллигентами. Квартира в этом районе стоит раза в четыре дороже, чем в моем, а, может, и больше. Но Аркадий Иванович успешен, поэтому вполне может себе это позволить.

– Да? – говорю я, пытаясь скрыть облегчение в голосе от звонка сыщика.

– Лерка, ты где? – голос Гордеева сочится энтузиазмом, как мясо на гриле, приготовленное моим отцом.

– Приехала к знакомому, – кривлюсь я от панибратского обращения, но не исправляю его. – А что?

– Ты с ума сошла в такое время по знакомым шляться?

– Игорь, это хороший знакомый, – закатываю я глаза. – У него я в безопасности.

– Слушай, Кларисса Старлинг***, давай я буду решать, где ты в безопасности, а где нет? – щеголяя знаниями околоманьячной литературы, предлагает Гордеев. – Если тебя грохнут, кто мне заплатит?

– Если он не убил меня до сих пор, значит, не это является его целью, – рассуждаю я.

– Может, и так, – легко соглашается Игорь. – Но ты не можешь знать наверняка. И вообще… Где ты?

– У психотерапевта, – понизив голос, говорю я.

Захожу в подъезд и киваю бессменному консьержу. Арсений Иванович живет на первом этаже, поэтому мне стоит только пройти мимо антикварного лифта, повернуть налево и упереться в знакомую дверь.

– Ооо… – тем временем тянет сыщик. – Эко тебя повело.

– Заткнись, – ворчу я. – В этом нет ничего постыдного. Психотерапия, по моему мнению, вообще должна стать обязательной для населения.

Открываю дверь квартиры Арсения Ивановича – он всегда оставляет ее открытой перед приходом клиента. Все его клиенты приличные люди. Он говорит, что это позволяет ему занять нужную позицию в разговоре.

– Все, Игорь, – шепчу я. – Я уже пришла. Позвоню, как освобожусь.

– Погоди, погоди, – останавливает меня он. – Лера, давай хотя бы ты поговоришь со мной до тех пор, пока не встретишься со своим терапевтом.

– Я уже в квартире, – шиплю я, поворачивая к кабинету Арсения Ивановича. – Что со мной может случиться?

– Все, иди, – не желает пояснять Гордеев. – Как будешь не одна, скажешь.

Я качаю головой и, после короткого стука, отворяю массивную дверь.

– Арсений Иванович, я пришла, – говорю я и застываю на пороге.

– Лера, что там? – слышу в трубке. – ЛЕРА!

Я смотрю на огромное пятно крови, растекшееся на дорогом ковре.

– Игорь…

– Лера, где ты находишься? Говори адрес!

Диктую Гордееву улицу, номер дома и квартиры, закрываю дверь на ключ и сползаю по ней, продолжая пялиться на кровавое пятно.

________________________________________

*   Телесно-ориентированная психотерапия – направление психотерапии, работающее с проблемами и неврозами пациента через процедуры телесного контакта. Начало телесной-ориентированной психотерапии положил Вильгельм Райх, ученик Зигмунда Фрейда, который отошел от психоанализа и основное внимание уделил воздействиям на тело.

**  Мышечные зажимы – хронически напряженные участки мышц, в которых «законсервированы» следы перенесенных стрессов и негативных эмоций. Их совокупность образует «мышечный панцирь», который отражает особенности характера человека, набор его привычных психологических защит, то есть «панцирь характера».

***  Кларисса Старлинг – персонаж фильма Джонатана Демми «Молчание ягнят» (1991), снятого по одноименного роману Томаса Харриса.

ГЛАВА 9

Он был здесь. Совсем недавно. А может, до сих пор таится где-то в квартире. Он знал, что после всего я поеду к тому, кто может мне помочь взять себя в руки. Он лишил меня того единственного, кто вытягивал меня из болота, того единственного, кто…

Стук в двери заставляет меня подпрыгнуть.

– Лера, это я. Открой.

Я вскакиваю, пытаюсь быстро повернуть ключ, на чем-то поскальзываюсь и со всего размаху влетаю головой в дверной косяк. Вскрикиваю, глаза застилает мутный туман, я оседаю на пол, дотрагиваюсь до лба и никак не могу понять, что за влага на моих пальцах. Смотрю на алые фаланги, и к горлу мгновенно подкатывает дезориентирующая тошнота.

– Лера, что там? – желудок скручивает болезненным спазмом, где-то на границе сознания я слышу глухие удары, такие далекие и так больно отдающиеся в голове отрывистыми звуками. – Отвечай мне, зараза! Сейчас выбью дверь и убью тебя!

Сознание начинает робко проглядывать сквозь молочную пелену.

– Игорь, я в порядке, – отзываюсь я. – Просто ударилась.

Тянусь рукой к ключу на этот раз не вставая, с трудом поворачиваю его и отодвигаюсь в сторону, чтобы Гордеев смог пройти. Входит поспешно, опускается рядом на корточки, заглядывает мне в лицо внимательным взглядом.

– Твою мать! – изрекает он. – Дай посмотрю.

– Поищи лучше Арсения Ивановича, – я стираю кровь с виска тыльной стороной руки. – Может, он где-то в квартире.

– Нет, я глядел, – он помогает мне подняться. – Трупа нигде нет.

– Не говори о нем так, – возмущаюсь я, хотя в душе все прекрасно понимаю. – Вдруг он еще жив?

– Конечно, нет! – кривится Игорь, что-то тыкая в своем телефоне. – И не строй из себя дуру. Весь палас в кровище. Конечно, живой. Ага. Серега? Привет еще раз. Помнишь девчонку, про которую я тебе говорил сегодня? Ага. Ну тут без тебя не обойтись. Ага. Да. Да не вопрос! С меня магарыч. Пиши адрес.

– Ты бесчувственный чурбан, – констатирую я.

– Я бывший мент, что, хоть и похоже, но не одно и то же, – поправляет меня Гордеев и, потеряв ко мне всякий интерес, идет осматривать кабинет.

– И ты даже не вызовешь мне скорую? – ужасаюсь я.

– Раз скандалишь, значит, все с тобой нормально, – бурчит сыщик.

Я обиженно отворачиваюсь, и в ту же секунду на пороге кабинета образовываются два фельдшера скорой помощи.

– Кому тут плохо? – густым басом интересуется один из них.

Удивленно открываю рот и перевожу взгляд на Игоря.

– Что смотришь? – поднимает он брови. – Я ж не ты. Головешка-то варит – вызвал, когда к дому подъезжал.

Я пристыженно киваю и даю врачам себя осмотреть. Они обрабатывают и заклеивают мне рану, светят в глаза идиотским фонариком, дают какие-то пилюли и, наконец, предложив госпитализироваться и получив закономерный отказ, убираются восвояси.

Мне уже гораздо лучше, и я хочу помочь Игорю. Не знаю, что должна делать в такой ситуации, поэтому просто стою и оглядываюсь в поисках чего-либо необычного.

– Скажи, агент Скалли*, – Гордеев задумчиво рассматривает бумаги психотерапевта, наклонившись над столом и закинув руки за спину. – А как ты умудрилась так удариться?

Пересказываю историю своего травматизма и замолкаю на полуслове. Я же на чем-то поскользнулась. Что это было? Игорь, похоже, приходит к тем же выводам, что и я: если это не разлитая жидкость, а это точно не она – лужи на пороге не наблюдается, значит, это что-то, что переместилось, отлетело из-под ноги куда-то в сторону. Мы вместе исследуем пол и практически одновременно натыкаемся на прямоугольный ламинированный кусок бумаги.

– Это может быть не он, – осторожно замечаю я.

– Может, – легко соглашается Гордеев. – Но ничего подходящего, кроме этого, я не вижу. Эта штука не лежала у двери, случайно?

– Абсолютно точно нет, – уверенно отвечаю я.

– А где именно ты сидела? – хмурится сыщик.

Показываю, не совсем понимая, к чему эти вопросы. Игорь долго разглядывает место моего недавнего пребывания, переводя взгляд от скользкого прямоугольника на дверь и обратно.

– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.

– Ни о чем, – без запинки лжет Игорь.

Хоть у меня и болит голова от удара, но я способна еще складывать два и два. Проследив за взглядом Гордеева, я тихо, словно пробуя слова на вкус, говорю:

– Он был здесь, верно? – я пристально смотрю в глаза сыщику. – Он был в квартире, когда я пришла, да?

– Мы не знаем наверняка, так что не паникуй раньше времени.

Игорь неправ. Я не паникую. Наоборот, понимание того, что Макс был совсем рядом, что нас разделял всего лишь кусок дерева, освещает мои мысли, словно вспышкой молнии.

– Он подсунул это под дверь, – говорю я. – Пока я сидела и страдала, он подсунул это под дверь.

– Лера, – Игорь подходит ближе, в успокаивающем жесте кладет руки на мои плечи. – Мы не можем так точно об этом говорить.

– Игорь, ты ведь тоже так думаешь, я вижу, – я заглядываю ему в глаза, чтобы убедиться в своих словах. – Просто ты не хочешь меня пугать. Но я не боюсь, правда. Я просто…

– Ты разочарована, что тебе не удалось его увидеть, – непривычно жестко говорит Гордеев. – И рада, что он ближе, чем ты рассчитывала.

– Нет, – я отшатываюсь. – Все совсем не так.

– Так, – мужчина наступает. – И либо ты рассказываешь мне все, как было, либо я умываю руки. Поняла?

– Игорь…

– Ты поняла меня? – он не шутит, и я понимаю, что в этот раз все мои тайны должны выплыть.

– Да, – сдаюсь я. – Расскажу все, что помню. Только давай не здесь.

– Конечно, не здесь, – фыркает Гордеев.

В коридоре раздается шум, шарканье, мужские голоса и через минуту в кабинет заглядывает низенький мужчина с цепким взглядом и собранными в хвост густыми волосами.

– О, Серег, проходи, – Игорь отходит от меня, жмет руку Сереге. – Знакомься, это Лера. Она у нас звезда вечера. За ней охотится преследователь.

Меня цепляет эта фраза, хоть я и понимаю, что Гордеев по своему обыкновению прав.

– Приятно познакомиться, – Серега осматривает меня, словно кобылу на выставке.

– Взаимно, – говорю я.

– Как это вас угораздило, барышня? – спрашивает он.

– Об этом мы с тобой потом поговорим, – не дает мне ответить Гордеев. – А пока можешь проверить здесь все? Не в службу, а в дружбу.

– Ничего не трогали? – строго спрашивает Серега.

– Обижаешь, – улыбается Гордеев. – Я не так давно уволился, чтобы забыть всю кухню.

– Ладно, – мужичок с цепким взглядом машет на нас рукой и орет в коридор. – Что вы там топчетесь? Я должен сам все делать?

Волшебная фраза вызывает еще двоих мужчин, которых я особо не успеваю разглядеть, потому что Игорь поднимает с пола мой телефон, сумочку, и вытягивает меня в коридор.

– Подожди меня здесь, – говорит он. – Парни не любят, когда им мешают работать.

– А разве я не должна рассказать про все? – удивляюсь я.

– Про что? – вскидывает брови Гордеев.

– Ну, про Арсения Ивановича, – предполагаю я.

– Все, что нужно сегодня, расскажу сам, а там разберемся, – подмигивает Игорь.

Если честно, я благодарна ему за то, что мне не придется все обсуждать с посторонними людьми хотя бы сегодня. Я смотрю, как мой сыщик о чем-то болтает с Серегой, как один из пришедших мужчин выходит в подъезд, скорее всего, для поиска понятых, вижу, как Игорь указывает на тот прямоугольник, на котором я поскользнулась, и Серега в перчатках аккуратно его поднимает. На нем я вижу логотип своего любимого ресторана. Я лезу в сумочку за телефоном, чтобы зайти в приложение ресторана и сверить, когда слышу:

– Валерия Сергеевна?

На пороге квартиры стоит Данил Ганза – сын Арсения Ивановича и мой студент по совместительству.

– Даня? – я не ожидала его увидеть и теперь не нахожусь, что ответить.

– Что происходит? – он проходит в квартиру, и его чуть не сбивает с ног один из парней Сереги, который ходил, предположительно, за понятыми. – Это кто? Где папа?

– Даня, я… – я не знаю, как сказать ему, что, вероятнее всего, его отец мертв.

Он подходит ко мне, в глазах вопрос и непонимание. Острая игла чувства вины колет меня в центр груди. Если бы не я, с его отцом ничего бы не случилось. Не получив от меня ответа, он переводит взгляд и застывает, увидев кровавое пятно.

А потом начинается хаос. Данил с криками бросается в кабинет. Игорь и Серега пытаются его удержать. В квартиру заходят какие-то люди, видимо, те самые понятые. Они видят, как Даня бьется и кричит, и мне хочется, чтобы они не смотрели на это. Это слишком личное.

Я ошарашена, раздавлена этой сценой. Прижимаюсь спиной к стене, желая слиться с ней, провалиться, чтобы не видеть всего этого.

Игорь появляется будто бы из ниоткуда. Даня остался в руках Сереги и еще одного парня.

– Пойдем, Лер.

Я вновь позволяю себя увести. Это входит в привычку, думается мне, потому что сейчас я не хочу сбрасывать с плеча руку Гордеева.

____________________________________

*   Да́на Кэ́трин Ска́лли (англ. Dana Katherine Scully) – персонаж телесериала «Секретные материалы», сыгранный Джиллиан Андерсон.

ГЛАВА 10

Вторая

Он не был дураком, скорее даже наоборот. Он знал, что, если он хочет долго приносить им наслаждение, то он должен быть осторожен. Так, чтобы никто не заподозрил в нем эту способность – знать, чего они хотят.

И его силе воли позавидовал бы любой. Он иногда думал, что, если бы захотел, мог бы отказаться от этого совсем, надавить на горло собственной песне (так, кажется, говорят), взять себя в руки в всю жизнь быть несчастным, но безопасным для них. Да, звучало не плохо и вполне правдоподобно. Но дело в том, что он не хотел. И они на самом деле не хотели.

Он знал, что все они, эти лицемерные шлюхи, говорят одно, а хотят совсем другого. Это видно по их глазам. Он чуял это в их запахе. Когда он приближался к ним, он ощущал, как они начинают пахнуть. Он тренировал силу духа, чтобы не брать себе каждую, которая так пахла. Грязные лгунишки.

Он почувствовал, как тесно становится в его штанах при мысли о них. Сегодня он позволил себе слишком много мыслей, а ведь понятно, что и их нужно контролировать для того, чтобы… он потер выпуклость в паху. Когда она уже выйдет? Он ждал ту, которая станет второй.

Душить ему не понравилось. Точнее, не так. Понравилось, но ему бы хотелось попробовать все. К тому же, он ведь делал то, что им хочется, а тут вкусы у всех разные. Нужно подобрать для каждой именно то, что хочет именно она. У него были, конечно, свои, личные фантазии на этот счет, но ему казалось, что, если он не попробует все, то не сможет выбрать лучший способ для себя, и уж точно не получится подобрать лучший способ для каждой из них. Он не мнил себя профессионалом в этом. Он готов был развиваться.

С первой все было не так, как он хотел. Все слишком необдуманно. Именно поэтому она убежала. Именно поэтому ему пришлось душить. Он хотел по-другому, но, если подумать, раз она побежала, значит, она хотела именно так. Ведь не могла же она не понимать элементарного: хищника не нужно дразнить, а именно хищником он себя представлял. В конце концов, все мужчины – животные по своей природе.

Она вышла из здания и поспешила через перекресток. Ему повезло – сегодня она была без подружек. Но он и так это знал. Не зря же он следит за ней уже несколько месяцев. Сегодня он готов был не сдерживаться.

Она шла своим обычным маршрутом. И как ей только не надоедает? Одни и те же улицы раз за разом, день ото дня. Ее светлые волосы переливались в лучах закатного солнца, и он даже подумал, что, возможно, не стоит портить такую красоту. Но потом вспомнил первую. Нет ничего красивее ее неестественной и оттого манящей позы, ее прекрасной, идеального цвета кожи, ее… ткань опять была натянутой. Нет. Ему нужно приберечь себя для второй.

Он подъехал к ней перед самой ее остановкой. Ему вновь повезло. В такой час уже почти никто не ждал вечно опаздывающий автобус.

– Привет, – он окликнул ее, и она с удивлением обернулась. – Тебя подбросить?

– Это ты? – она заметно расслабилась и улыбнулась в ответ. – Мой автобус уже скоро будет.

– Вряд ли, – покачал он головой в притворном разочаровании. – Я видел, что он сломался на маршруте за пару кварталов отсюда. Сто сорок восьмой ведь?

– Да… – она озадаченно огляделась по сторонам.

– Ну, возможно, на следующем уедешь, – предложил он, точно зная, что она ждет последний автобус.

– Да нет, – протянула она. – Этот ходит последним.

– Ты можешь, конечно, вернуться и поехать на перекладных, – предложил он и выдал свою самую очаровательную улыбку. – А можешь отбросить предрассудки и поехать со мной. Мне все равно в ту сторону.

Немного помявшись, она открыла дверцу его машины, и он внутренне возликовал. Уже почти на повороте он увидел в зеркало заднего вида подъезжающий к остановке автобус. Поздно. Она уже выбрала его.

Он смешил её все время до нужного перекрестка, а когда проехал его, взглянул ей прямо в глаза.

– Ты мне нравишься.

Она, глупышка, покраснела, но промолчала. И не сказала ни слова до того самого момента, пока он не заглушил машину. Она хотела такого, как он. Она была готова ехать с ним в лес и трахаться в его машине. Все хорошие девочки такие.

– Выйдем? – предложил он. – Там так красиво.

Там действительно было красиво. Солнце почти спряталось за горизонт, поле, раскинувшееся на кромке пушистой лесопосадки, казалось бескрайним, дорога слишком далеко, чтобы помешать ему. Он хотел, чтобы их первый раз был именно таким. Красивым.

– Что мы будем здесь делать? – немного игриво спросила она. Смущение от собственного решения еще не оставило ее.

Он подошел к ней вплотную, томно посмотрел на неё. Он знал, что этот взгляд делает с женщинами.

– А что бы ты хотела? – почти шепотом спросил он.

В его голове уже водоворотом мерцали желанные картинки, и поэтому делать все по сценарию становилось всё труднее.

– Я не… – растерялась вторая.

– Закрой глаза, – приказал он и она послушалась.

Её веки сомкнулись, рот приоткрылся в предвкушении, и он полностью разделял её чувства.

Удар вышел не совсем удачным. Все же он еще слишком волновался. Вторая упала в канаву и закричала. Из её разбитых носа и губ на подбородок хлынула алая кровь. Она в ужасе глядела на него, все еще не осознавая до конца, что он поступил так, потому что она сама этого хотела. Вторая попыталась отползти, в панике суча ногами, обутыми в туфли-лодочки, по пыльной земле. Но этой он не готов был дать себя спровоцировать.

Он настиг её в считанные мгновения, одним рывком перевернул на живот – эту он желал так. И она этого желала. Он надавил ей на спину так сильно, что ладонью услышал, как быстро колотится её сердце. Юбку порвал по шву до самых ягодиц. Она пыталась вырваться, кричала, дергалась, и он не сразу смог попасть, куда нужно. Его разозлило это и возбудило одновременно, хотя куда уж больше. Ему нравилось, как она кричит, но, хоть он и выбирал место тщательно, должен был перестраховаться. Нужно, чтобы она была тише.

Он намотал на кулак светлые волосы и, подняв её голову, ударил ею о землю. Волна наслаждения ответным ударом шибанула в пах. Вот! Это оно! То, чего желают они оба. Он понял сразу, как почувствовал этот огонь.

Крик превратился в стон, он видел, что вторая дезориентирована. Теперь он без труда сумел синхронизировать удары её головой со своими толчками. Это было ни с чем не сравнимое удовольствие!

Он рычал и бил, бил и рычал. Когда страсть, затмившая все его сознание, схлынула, и он посмотрел на вторую, то чуть не вскрикнул. Большая часть белокурых волос остались в его кулаке, а под её головой уже натекла лужа крови. Камень. Под головой второй был камень. Как он не заметил его раньше? Хотя понятно, как. Он был слишком увлечен.

– Черт! – выругался он.

Не хотел её убивать сейчас. Он хотел оставить её подольше. Как же он настолько потерял контроль? Хотя на самом деле был удовлетворен так, как ни разу после первой.

Он закинул вторую в предусмотрительно застеленный багажник, сел за руль, закурил и счастливо рассмеялся.

ГЛАВА 11

11 лет назад

– Ты бы поела, – отец приходил уже четвертый раз.

– Не хочу.

Я лежала на краю кровати. Окна были зашторены, и, кажется, уже не первый день.

– Лера, я прошу тебя, – отец присел рядом. – Мне очень нужно уехать, а я не могу оставить тебя в таком состоянии.

– Пап, я в порядке. Просто не голодна.

– Уже третий день? Я понимаю, Артем был твоим другом, но… После похорон ты совсем скисла.

– Я в порядке, – повторила тупо.

– Тогда докажи и спустись поесть, – взял меня на слабо отец. – Дома только свои, Аню и Марию Васильевну я отпустил на несколько дней. Марина готовила сама, старалась, приготовила твой любимый пирог. С абрикосами.

Мне не хотелось есть, но я понимала, что в покое меня не оставят. Поэтому поднялась и протопала к двери. Папа удовлетворенно шел следом, больше не предполагая попыток к разговору.

За столом уже сидел Макс. Тетя Марина порхала по дому, радуясь возможности накормить всех вокруг. Когда я вошла, она на мгновение замерла, и, улыбнувшись мне ободряюще, вновь занялась своими делами. За такую тактичность я была ей благодарна. Этот даже не взглянул на меня, и я не могла понять, обрадовалась я этому или расстроилась. Тряхнула головой, прогоняя глупые мысли. Не нужны мне его взгляды. Даже после того, что было после гибели Артема и на похоронах.

Вспоминаю, как рыдала, уткнувшись носом в пиджак сводного брата, как слушала биение его сердца и успокаивалась, как чувствовала его ладонь на своем затылке так, словно он пытался закрыть меня от всего мира, как подхватил меня на руки, когда я начала терять сознание на кладбище, и унес до окончания прощальной церемонии… Все это было, как в тумане, словно не со мной, и словно не этот холодный человек был рядом все это время, поддерживал и помогал.

Я ковыряла вилкой в тарелке, когда отец, отложив столовые приборы, сообщил:

– Лера, Максим, мне нужно уехать на время по работе, – он внимательно посмотрел на нас. – И я хотел бы взять Марину с собой. Если вы скажете, что сейчас вам нужна поддержка, и вы хотели бы, чтобы она осталась, конечно, так и будет.

– Мы справимся, – сказал Макс, и мне опять почудилась насмешка в его словах.

– Лера? – папа перевел на меня выжидающий взгляд.

– Езжайте, – буркнула я. – Со мной все в порядке, говорила же.

– Ты уверена? – тетя Марина дотронулась до моей руки, и я едва сдержалась, чтобы не высказаться в том же духе, как я бы высказалась в таком случае отцу.

– Да, все отлично, – заверила я. – Правда.

 Они уехали к вечеру. Я провожала их, стоя на пороге, а когда такси, спешащее в аэропорт, скрылось за поворотом, села на ступеньки нашего дома и уткнулась лбом в колени. Жуткие картинки ожидаемо поплыли перед глазами. Каждый раз, когда я оставалась один на один с собой, мне виделось искаженное смертью лицо Артема. Стоило бы постараться избежать этого, но я специально вызывала его образ под веками. Мне казались правильными эти самобичевания. Так я наказывала себя за то, что не оказалась рядом, что теряла голову с человеком, которому на меня плевать, когда мой лучший друг умирал.

Я всхлипнула, пытаясь удержать в себе рвущиеся наружу рыдания. Какая нелепая, ужасная смерть!

– Вы с ним спали?

От неожиданности я подпрыгнула, обернулась и увидела прислонившегося к кирпичной колонне Макса.

– Это не твое дело, – я отвернулась, устремив свой взгляд на садящееся за лесопосадку солнце.

– А по мне ты так же убивалась бы?

– С чего бы мне по тебе убиваться? – недоуменно спросила я.

– Ни с чего, – он закурил, и я почувствовала запах тлеющего табака, приправленного смолами и никотином.

– Ты что-то хотел? – не выдержав, поинтересовалась я.

– Хотел сказать, что сегодня буду поздно.

– Зачем ты мне это говоришь? – я поднялась с намерением зайти в дом, диалоги с этим всегда утомляли меня. – Можешь вообще не возвращаться. Мне все равно.

Я проходила мимо него, когда резко выброшенная рука впечатала меня в дверь. Щекой я почувствовала прохладное лакированное дерево, а дверная ручка больно врезалась в живот. Этот держал меня сзади за шею, не давая мне вывернуться из его рук.

– Отпусти меня, псих!

– Ты не умеешь быть благодарной, избалованная девчонка, – выплюнул он мне в лицо. – Не ценишь хорошего отношения. Не можешь принять то, что ошибалась насчет меня. Ограниченная, глупая дура, которая не видит элементарного: у тебя остался только я. Твой отец решил, что работа важнее дочери; моя мать решила, что твой отец важнее, чем ты; твои друзья… А где они вообще? Кто у тебя был, кроме твоего дорогого Артема? Дай-ка угадаю: никого. И в итоге у тебя остался только я, твой ненавистный кошмар. Как тебе такое? А? Можешь не говорить, я знаю сам. Ты в ярости.

Он резко отпускает меня и идет в дом. Я ошарашенно смотрю ему в спину и вдруг понимаю, что он прав. Во всем и сразу. По каждому пункту. Возможно, я изначально была к нему несправедлива. Но сейчас я действительно в ярости за то, что произошло между нами в тот вечер, и за то, что именно этот человек стал моей опорой после. Он не имел права так поступать со мной, но все же ведь это Макс оказался рядом, когда я нашла Артема, он был рядом на похоронах, он забрал меня оттуда и сейчас он просто пытался поступить правильно. Для чего? Из чувства вины, или чтобы унизить меня еще больше? Я… так запуталась.

– Макс! – я рванула за ним. – Макс, я…

– Что ты? – он обернулся. – Высокомерная стерва ты, вот кто.

– Ты прав, – я посмотрела прямо в его серые огромные глаза. – Я высокомерная стерва. Но даже в этом случае ты не имел права на то, что сделал! Не имел! И рядом ты был только из-за того, что тебе стыдно было за то унижение, которое… которому…

– Что-то я не заметил, чтобы ты была против! – он шагнул в мою сторону и секунду мне показалось, что он меня сейчас ударит.

– А разве ты спрашивал? – вопреки здравому смыслу я тоже пошла в наступление. – Нет, ты все решил сам!

– То есть, ты злишься, потому что я тебя не спросил? – он сделал еще один шаг ко мне и опять навис надо мной бурей, которая вот-вот разразится.

– Да, представь себе! – мне захотелось его ударить.

– А если я спрошу? – он склонил голову на бок, и во мне что-то конвульсивно дернулось.

– Что спросишь? – вдруг онемевшими губами уточнила я.

– Разрешения, – его ладонь скользнула по моему предплечью, вызывая во мне ураган ощущений. – Ты ведь хочешь, чтобы я спрашивал.

– Я не это имела ввиду, – попыталась капитулировать я.

– А я – именно это, – Макс не позволил сбить себя с толку или отдернуть руку. – Если я спрошу, что ты ответишь?

– Что это неправильно, – дрогнувшим голосом ответила я.

– Это не «нет», – криво улыбнулся он.

– Это не «да», – поправила я.

– Хочешь со мной? – резко сменил тему Макс.

– С тобой? Куда? – не поняла я.

– Развлекаться, конечно, – приподнял бровь он. – Ты закисла дома.

– Я не…

– Не доверяешь?

– Нет, – честно ответила я.

– Ладно, – пожал плечами он. – Тогда до завтра.

– До завтра, – кивнула я и сделала шаг в сторону, пропуская его.

Спалось мне плохо. Всю ночь я прислушивалась к шагам за дверью, к скрипу калитки, к любым звукам, которые могли бы мне сказать, что Макс вернулся домой. В какой-то момент сон все же сморил меня, и, когда проснулась, Макс был уже дома – его кеды стояли у дверей, а легкая куртка валялась на диване.

Я включила кофе-машину, залезла в холодильник за чем-нибудь вкусненьким к кофе – сегодня мне хотелось есть. Села за стол, жуя бутерброд с семгой, и поставила перед собой кусок пирога на тарелочке, заботливо оставленный тетей Мариной. Наткнувшись взглядом на пульт, потянулась к нему и включила телевизор, чтобы избежать ощущения одиночества на тихой пустой кухне.

– Сегодня ночью студентка местного института культуры и искусств была зверски убита прямо в своем флигеле, который девушка снимала вместе с подругой, – со скорбным лицом говорила ведущая новостной программы. – Вторая девушка, по мнению следствия, была похищена, и сейчас может находиться в руках злоумышленника. Следующие кадры поражают своей жестокостью…

Я с ужасом смотрела на слабо замыленное видео и слушала истеричные комментарии репортера. Сердце билось, как бешеное, а семга не лезла в горло.

– Привет, – Макс дотронулся до моих плеч, и я вскрикнула от неожиданности.

– Ты напугал меня!

– Прости, – на удивление легко извинился он. – Я не хотел.

– Ты сегодня в настроении, как я погляжу, – протянула я с ноткой зависти.

– Да, ночь была прекрасная, – он улыбнулся так открыто и широко, что я залюбовалась. – Говорил же, пойдем со мной.

ГЛАВА 12

– Рассказывай, – Игорь плюхается на уютный диванчик в дешевом ресторанчике в японском стиле через три квартала от квартиры Арсения Ивановича.

Я сажусь напротив, ставлю сумку рядом, достаю телефон, кладу его параллельно меню, поправляю, чтобы линия была ровной и обязательно перпендикулярной краю стола. В общем, всеми силами тяну время.

– Лера, – угрожающе хмурится Гордеев.

– Макс – приемный сын тети Марины, второй жены моего отца, – начала я с сухих фактов. – В детстве он был неблагополучным ребенком, в подростковом возрасте тоже. Он был грубым, жестким, эгоистичным, злым и каким-то надломленным.

– В общем, понятно, – причмокивает Игорь. – Ты влюбилась, как дура.

Опускаю голову, не желая признавать очевидное.

– Я бы не назвала это любовью…

– Да брось, Валерия Сергеевна, – кривится сыщик, будто съел лимон. – Я ж не пальцем деланый. Все пробил уже. Ты после его смерти чуть в психушку не загремела. До сих пор вон не можешь признать то, что он мертв.

– Потому что он не мертв, – сквозь зубы цежу я.

– Ага. И много ты людей видела, выживших после такого?

Молчу. Потому что сказать мне на это нечего. Все так.

– Любите вы, бабы, таких вот надломленных, – бубнит Игорь, изучая меню. – Все спасать рветесь. Дуры, блин. Ладно, с этим понятно. Почему ты решила, что он – серийный убийца?

– Потому что… Кгм… Я видела, как он это делает.

– То есть, ты видела, как он кого-то убивает? – Гордеев чуть водой не подавился.

– Почти, – замялась я.

– Лера, что значит твое «почти»? – Игорь наклоняется ко мне ближе.

– То и значит, Игорь, – не выдерживаю я и, тоже склонившись к нему, шепчу: – Я видела его в крови, с ножом. Он стоял над трупом той девушки. Он так на нее смотрел!

– И ты никуда не заявила?

– Нет, – я смотрю на Гордеева во все глаза, не веря, что рассказываю это все. – Поэтому я ничего не рассказала даже Арсению Ивановичу. Макс погиб. Ну, все думали, что погиб. Убийства закончились. Я не хотела, чтобы…

– Чтобы кто-то знал о нем такое, – заканчивает за меня Игорь.

– Да, – киваю я. – Тех девушек все равно не вернуть. Я знаю, что это неправильно, и звучит очень цинично…

– Но ты его защищала, понятно, – кивает сыщик. – Говорю ж, дура. Ну с чего ты решила изменить традициям?

– Потому что он звонил мне, ты же знаешь, – я пеняю на забывчивость Игоря.

– И что? – он вскидывает брови. – Он при тебе фактически человека убил, и тебе хоть бы хны, а тут вдруг нате. Спасите, дяденька частный детектив! Сколько раз он тебе звонил?

– Несколько, – туманно отвечаю я.

– Сколько раз, Лера? Я должен из тебя все клещами вытягивать?

– Несколько лет.

– Тебе лечиться надо, – констатирует Игорь.

Опять молчу, потому что прекрасно понимаю, к чему он клонит. Но Гордеев хочет, чтобы я это проговорила вслух.

– Давай, супер-психолог, скажи мне, если бы к тебе пришла девушка, и рассказала о подобных звонках, что бы ты сказала?

Поджимаю губы, потому что мне не нравится говорить очевидное.

– Что ей нужно обратиться в полицию.

– Почему?

– Потому что это типичный маньяк-сталкер*. Потому что он прогрессирует, и есть большая вероятность, что прогрессируют и его фантазии.

– К какой бы группе сталкеров ты бы его отнесла? – Игорь смотрит на меня с легкой усмешкой.

– Ну… Возможно, «злопамятные»… – не хочу признавать свою оплошность, вызванную эмоциональной проекцией**.

– Разве?

– Нет, – сдаюсь я. – В действиях нет обиды, нет зависти или агрессии. Никогда не было ни одного слова или намека, указывающего на это. Зато есть игра.

– Так кто он, Лера?

– Он – «хищник», – смотрю перед собой. – Самый опасный из преследователей. Социопат. Планирует преступление. Способен на похищение или убийство. Вероятно, страдает от комплекса Бога.

– Верно, – Игорь снова наклоняется ко мне. – Так, может, ты пришла ко мне, потому что не хочешь умирать?

– Не хочу, – признаю я.

Мы еще какое-то время сидим молча. Я думаю обо всем, что происходит, но теперь стараюсь отключить эмоции. Анализировать проще. Можно представить, будто это не с тобой. Просто интересный случай из журнала по криминальной психологии.

– А ты хорош, кстати, – замечаю я.

– Да ты тоже ничего, – широко улыбается Игорь.

– Ты понимаешь, о чем я, – возвращаю я ему улыбку.

– Не только ты читаешь книжки, – пожимает плечами он. – Так что, прогуляемся до ресторана «Аридель»?

– Прогуляемся, – я вспоминаю меню с надписью «Аридель», на котором я так неудачно поскользнулась не так давно.

– А вы что, заказ делать не будете? – обиженно тянет неторопливая официантка, неожиданно подплывающая к нашему столику.

– Увы, мадемуазель, – шутливо кланяется Гордеев. – Мы сыты святым духом, который, несомненно, обитает в ваших стенах.

Пока девушка удивленно хлопает наращенными ресницами, мы покидаем обитель духа и неспешности.

***

В «Аридель» нам не везет. Там ничего подозрительного, кроме навязчивой проверки QR-кодов, нет. У Игоря, кстати, кода не оказалось. Удивилась тому, как он передвигается по городу без этой штуки, недавно ставшей необходимой, но ничего не спросила. Мало ли. Может быть, у него мед отвод или просто непоколебимые убеждения.

Когда мы выходим из ресторана, на улице уже зажигаются первые фонари, а я ежусь. После событий сегодняшнего дня я боюсь оставаться одна, боюсь сегодняшней ночи.

– Чего мнешься? – спрашивает Гордеев, замечая мою нервозность.

– Переночуй у меня, – решаюсь попросить я.

– А ты времени зря не теряешь, – смеется Игорь.

– Прекрати, – одергиваю его я.

– Переночую, – хмыкает сыщик. – Только обещай не приставать.

– Пошел ты.

– Пойду, Лер, пойду, – он направляется к машине следом за мной. – У тебя пожрать-то найдется?

– Закажем, – отвечаю я, понимая, что здоровый мужик не будет есть то, что хранится у меня в холодильнике.

– И то хлеб.

Закатываю глаза от его насмешливого тона и веду машину домой. Я устала настолько, что даже любимое вождение не доставляет мне удовольствия. К счастью, Игорь не лезет с разговорами, тоже погружен в свои мысли, и я этому рада. Молчание мы нарушаем уже в моей квартире.

– Будешь спать здесь, – я клацаю выключателем в гостевой спальне.

На самом деле, это первый раз, когда она мне пригодилась, и я чувствую от этого какое-то нелепое удовлетворение.

– А я думал, с тобой.

– Не начинай, – не обращая на Гордеева внимания, иду на кухню, по пути заказывая через приложение большую мясную пиццу, сет роллов и несколько видов бургеров.

Не знаю, что ест временный сосед, но я не хочу, чтобы мой предполагаемый защитник ложился спать голодным. Да и сама я сегодня готова нарушить диету. Все к этому располагает.

– Ты слишком беспечна, – Игорь тоже входит на кухню, и я замечаю, что он уже успел снять верхнюю куртку и остался в черной футболке и потертых джинсах. – Приглашаешь домой едва знакомого мужика.

– Я тебя наняла, – напоминаю я, украдкой разглядывая сыщика.

Он вполне хорошо сложен. Широкоплечий, в меру мускулистый, черный идет его фигуре.

– Контракт мы не подписывали, – поднимает бровь Гордеев.

– Значит, подпишем, – легко соглашаюсь я.

Смотрю на его руки с выпуклыми венами и…

– Игорь, это что? – вмиг серьезнею я.

Длинные рваные шрамы от самого запястья почти до локтей на обоих руках. Я видела уже такие и не раз. Я знаю, что их оставляют на себе люди, которые не желают, чтобы их спасли.

– Случайность, – после паузы отвечает он, проследив за моим взглядом.

– Случайность?

Не верю ему ни секунды. Подхожу ближе, беру его руку, внимательно рассматриваю, сопоставляя в голове эти шрамы с общим его поведением за целый день. Он не сопротивляется, не выдергивает руку. Смотрит на меня сверху вниз с легкой долей насмешки.

Исходя из того, что я увидела у меня три варианта.

– Депрессия***, шизофрения**** или БАР*****? – я смотрю прямо в глаза Игорю, пытаясь увидеть ответ раньше, чем он откроет рот.

– А ты как думаешь? – тихо спрашивает он.

Обдумываю, стоит ли отвечать. Гордеев может зацепиться за мои рассуждения и исказить правду. С другой стороны, он показал мне свои руки. Не мог не понимать, что я обращу на это внимание. Значит, готов к вопросам.

– Ты принимаешь лекарства?

– Да.

– Как давно?

– Достаточно, – уклончиво отвечает он.

– Игорь, – сжимаю его запястье сильнее. – Я разорву нашу сделку сейчас же, если ты не скажешь мне, в чем дело.

– Я скажу тебе, что тебе ничего не угрожает, – он тоже смотрит прямо в глаза, и я замечаю, что радужки у него темно-зеленые, с золотыми прожилками. – Не от меня. Я полностью себя контролирую и закончу твое дело.

– Зачем ты показал мне шрамы?

– Чтобы ты узнала не от кого-то другого, а от меня, – пожимает плечами он.

– Но я ничего так и не узнала!

– Ты узнала, что я не опасен для тебя.

– А для остальных? – я вглядываюсь в него и не обнаруживаю ни единой подсказки.

– По-разному.

– Нет, меня это не устраивает, – отпускаю его руку, отхожу в сторону, думая, что обратиться к Гордееву было не лучшей моей идеей. – Как я могу тебе верить? Я понятия не имею, действительно ли ты принимаешь таблетки? Когда было последнее обострение? Ты вообще стоишь на учете?

– Это тебя не касается, – фыркает Игорь. – Моя проблема никак не делает из меня худшего специалиста. Наоборот, даже помогает порой. Так что тебе не о чем волноваться.

– Значит, все же БАР… – я упираюсь ладонями в столешницу и опускаю голову.

Здесь все просто, депрессия не может помогать в работе. Она истощает человека, выматывает его, но никак не помогает. С шизофренией не всегда можно доверять себе. И это тоже проблема для жизни в целом, не только для профессии. Остается биполярка. В периоды мании люди с этим расстройством действительно невероятно работоспособны. Ровно до периода спада.

– Я в подъеме, – подтверждает он мои мысли.

Молчу. Не знаю пока, как на это реагировать.

Звонок домофона раздается так неожиданно, что я почти пугаюсь. Подхожу к небольшому устройству и разглядываю на экране молодого парня с фирменными пакетами. Доставщик. Открываю ему без разговоров, и сразу же отворачиваюсь от экрана. Гордеев стоит в дверях, сложив на широкой груди руки, и внимательно меня разглядывает. Я и сама не знаю пока, что делать с ним, но уже понимаю, что этой ночью я его не выгоню. Игоря я боюсь меньше, чем Макса.

– Здравствуйте! – молодой паренек, по виду ученик старших классов, неуверенно топчется у двери, странно поглядывая на Игоря. – Доставка еды…

– Да, проходи.

Пока я разбираюсь с курьером, Гордеев залазит в пакеты.

– Тебе кто-то просил что-то передать девушке? – вдруг спрашивает он, когда мальчишка уже поспешно выходит из квартиры.

– Ээ… Да, – курьер заметно теряется. – Я положил в пакет же. В этом ничего такого же, да? Он сказал, хочет поздравить первую любовь, но муж ревнивый. Вы муж? Я не при делах, правда. Вы только моему начальнику не говорите, хорошо? Он сказал, она одна дома будет.

Я сразу подхожу к Игорю, тоже заглядываю в пакет и замираю.

– Как он выглядел? Тот парень, который это передал, – сыщик угрожающе навивает над мальчишкой.

– Да никак. Такой же мужик, как и вы. Волосы черные только. Мужик, как мужик.

Все это звучит словно фоном в моей голове. Сама я смотрю на разбитый бокал с острыми краями, перевязанный алой лентой. В нем сложенный в несколько раз лист дорогой тисненной бумаги. Разворачиваю его, и раз за разом перечитываю несколько напечатанных бордовыми чернилами слов:

«С наступающей годовщиной. Я тебя люблю»

Отпустив курьера, Игорь подходит ко мне, кладет руку на плечо, и я вздрагиваю.

– Что за годовщина?

– Завтра наша с Максом, – не сводя взгляда с письма, отвечаю я.

– Была бы, – одернул меня Гордеев. – Если бы он не умер.

– Он не…

– Да как скажешь, – не дает мне договорить Игорь и, забрав у меня письмо и пакеты, отправляется в кухню.

_____________________________________

*       Сталкинг (от англ. stalking, произносится «сто́кинг» – преследование) – нежелательное навязчивое внимание к одному человеку со стороны другого человека или группы людей. Сталкинг является формой домогательства и запугивания; как правило, выражается в преследовании жертвы, слежении за ней.

Не следует путать со сталкерством – посещением заброшенных объектов, разновидностью индустриального туризма. В этом контексте сталкер – тот, кто увлечён поиском и обследованием малоизвестных, нередко опасных для жизни мест и кто является проводником по таким местам.

           **       Прое́кция (лат. projectio – «бросание вперед») – механизм психологической защиты, в результате которого внутреннее ошибочно воспринимается как приходящее извне. Человек приписывает кому-то или чему-то собственные мысли, чувства, мотивы, черты характера и пр., полагая, что он воспринял что-то приходящее извне, а не изнутри самого себя. Проекция – это общий психологический механизм, с помощью которого субъективные содержания переносятся на объект.

           ***     Депре́ссия (от лат. deprimo «давить (вниз), подавить») – психическое расстройство, основными признаками которого являются сниженное – угнетённое, подавленное, тоскливое, тревожное, боязливое или безразличное – настроение и снижение или утрата способности получать удовольствие (ангедония).

           ****   Шизофрени́я (от др.-греч. σχίζω «расщеплять», «раскалывать» + φρήν «ум, мышление, мысль»), характеризующееся распадом процессов мышления и эмоциональных реакций.

Шизофренические расстройства, в целом, отличаются характерными фундаментальными расстройствами мышления и восприятия, а также неадекватным или сниженным аффектом. Наиболее частыми проявлениями болезни являются слуховые псевдогаллюцинации, параноидный или фантастический бред либо дезорганизованность речи и мышления на фоне значительной социальной дисфункции и нарушения работоспособности.

           *****  Биполя́рное расстро́йство (либо биполярное аффекти́вное расстройство, сокр. БАР; маниакально-депрессивное расстройство; ранее – маниака́льно-депресси́вный психо́з, МДП; первоначально – циркуля́рный психо́з; также называлось циклофренией) – эндогенное психическое расстройство, проявляющееся в виде аффективных состояний: маниакальных (или гипоманиакальных) и депрессивных (либо субдепрессивных), а иногда и смешанных состояний. Возможны многообразные варианты смешанных состояний.

Эти аффективные состояния, называемые эпизодами или фазами расстройства, периодически сменяют друг друга почти без влияния внешних обстоятельств (то есть «эндогенно»), непосредственно или через «светлые» промежутки психического здоровья (интермиссии, называемые ещё интерфазами), без или почти без снижения психических функций, даже при большом числе перенесённых фаз и любой продолжительности болезни. В интермиссиях психика и личностные свойства больного полностью восстанавливаются.

ГЛАВА 13

Почти 11 лет назад

Я снова спала, когда почувствовала легкое прикосновение к моей щеке. Дернулась, вырывая себя из объятий беспокойного сна.

– Тише, тише, – Макс сидел на краю моей кровати. – Что-то ты слишком нервная в последнее время.

Отец и тетя Марина отсутствовали уже недели две, и без зрителей наши с Максом войны постепенно сошли на нет. Мы редко встречались – он всегда где-то пропадал, и еще реже разговаривали дольше пары минут. Поэтому его появление в моей комнате застало меня врасплох.

– Ты чего здесь? – потирая ноющие виски спросила я.

– Хочу пригласить тебя на ужин, – слишком серьезно, чтобы это было правдой, сказал парень.

– Ты поесть вместе хочешь? – не поняла я.

– Лер, не тупи, – он нагло развалился рядом. – У меня сегодня хороший день. Пока ты тут спала, я на работу устроился.

– Правда? – я приподнялась на локте и вгляделась в красивое лицо. – Куда?

– В одно хорошее место, – улыбнулся он, глядя в потолок.

– Очень информативно.

– Приготовим что-нибудь?

– Хм… Ты точно здоров?

Он засмеялся и перекатился на бок, уставившись на меня своими серыми, как осеннее небо, глазами.

– А ты бы хотела, чтобы я был болен?

– Ну что ты такое говоришь? – улыбнулась я. – Тогда мне бы пришлось тебя лечить, и кто знает, что бы из этого получилось.

– Ты бы лечила меня? – он слегка прищурился, разглядывая мое лицо.

– Зависит от того, как бы ты себя вел.

– Ты со мной флиртуешь? – после небольшой паузы удивленно спросил он.

– Нет, конечно! – я отпрянула. – С чего ты взял? Или мне что, нужно на тебя вечно орать, чтобы тебе дурацкие мысли в голову не лезли?

– Ладно, не обижайся, – он поднялся следом. – Я шучу. Одевайся, часа через пол уже должны привезти еду. Я все заказал в ресторане. Знал, что ты откажешься готовить.

– Я еще и есть не соглашалась, – скорее из вредности сказала я.

– Будешь сидеть голодная? – усмехнулся Макс.

– Нет, – честно ответила я. – Сейчас спущусь.

Он ушел, а я вдруг поняла, что все еще улыбаюсь. С чего бы? К тому же я испытывала такой редкий в последнее время подъем энергии. Мне хотелось одеться как можно красивее, накраситься, ловить на себе восхищенные взгляды… Что же со мной? Похоже, все же нужно выбираться из дома и расширять круг общения, а то и общество Макса мне уже кажется приятным и желанным.

Вопреки своим желаниям решила вообще не переодеваться, но в последний момент все же вновь изменила решение и надела белое платье, довольно строгое, но все равно красивое, выпрямила волосы и подвела глаза. Посмотрела на себя в зеркало, подумала, что слишком много стараний для ужина со сводным братом. А потом решила, что нарядилась прежде всего для себя, и с гордо поднятой головой вышла из комнаты.

Собиралась я гораздо дольше получаса и, когда спустилась, стол в столовой уже был накрыт.

– Ты пригласил кого-то еще? – озадаченно спросила я, подходя ближе и беря в руки бутылку с вином, чтобы прочитать год урожая.

– Нет, – Макс вышел из кухни, держа в руках еще одну бутылку. – Вино или шампанское?

– Тогда зачем столько еды? – я окинула взглядом заставленный стол. – И алкоголь…

– Лера, ты хоть раз можешь просто расслабиться?

– Я расслаблена, просто…

– Просто ты думаешь, что я тебя напою и что сделаю? А? – он подошел совсем близко. – Я уже говорил. Ничего не будет без твоего согласия.

– Макс… Моего согласия не будет, – я снисходительно покачала головой. – Мы без пяти минут родственники.

– Все, давай закроем тему, – он обошел стол и сел напротив. – Составишь мне компанию этим вечером?

– Составлю, – я села на стул и потянулась за бокалом. – Я выбираю вино. К тому же, бокалы ты поставил именно для него.

– Значит, мы будем пить шампанское, – фыркнул Макс, с хлопком открывая бутылку. – Я научу тебя нарушать правила, золотая девочка.

Он разлил шампанское в бокалы для вина и отсалютовал.

– За нас, – его глаза блеснули в лучах закатного солнца, пробивающихся сквозь летящий тюль.

Я промолчала и пригубила шампанское. Вкусно. Осмотрела блюда и выбрала себе стейк и салат. Даже не заметила, как проголодалась. На Макса старалась не смотреть. Мне казалось, что как только я взгляну на него, сразу что-то пойдет не так.

– Сейчас начало зимы, а ты дома, – Макс пилил в тарелке свое мясо, поглядывая на меня исподлобья. – Почему?

– Не определилась с тем, куда хочу поступать, – пожала плечами я, все так же не поднимая взгляд.

– И как этот год поможет тебе определиться?

– Я не знаю, Макс, – честно ответила я. – Если не поможет, пойду на юриста, как и отец. Но я надеюсь на лучшее.

– Не хочешь быть юристом?

– Если бы хотела, поступила бы еще в этом году.

– Ммм…

– Что значит это твое «ммм»? – я все же не выдержала, положила приборы и взглянула прямо ему в глаза.

– Просто «ммм», – усмехнулся Макс, опрокидывая в себя остатки шампанского. – Ты слишком нервная.

– Я нормальная, – процедила я сквозь зубы.

– Когда у тебя были последние отношения? – резкая перемена темы застает меня врасплох.

– Почему ты спрашиваешь?

– Почему я не могу спросить? – снова кривая усмешка. – Это великая тайна?

– Нет, просто я считаю, что это тебя не касается, – как можно спокойнее ответила я.

– Да?

– Да!

Мы замолчали, но, готова поспорить, наше молчание было совершенно разным. Мое – смущенным, его – насмешливым.

– Когда были твои последние отношения? – скорее в отместку спросила я.

– Почему ты решила, что сейчас я ни с кем не встречаюсь?

– А ты с кем-то встречаешься? – поджала губы я.

Ну конечно, он же пропадает где-то целыми днями, порой даже дома не ночует. У него точно кто-то есть. Хотя почему меня вообще это волнует?

– Нет, – Макс, казалось, следил не только за каждым моим движением, но и за каждым морганием. – Я один.

– Ммм… – почему-то дышать стало легче.

Я не могла понять себя, не могла разобраться в своих противоречивых чувствах и меня это жутко раздражало.

– Что значит это твое «ммм»? – широко улыбнулся он, возвращая мне вопрос.

– Знаешь, – мне вдруг стало жутко жарко и неуютно рядом с ним, захотелось поскорее встать и уйти. – Я, наверное, пойду. Спасибо, что накормил. И за шампанское спасибо.

Я поспешно поднялась из-за стола, повернулась неуклюже, задела бокал, и он полетел на пол, разбившись с оглушительным звоном.

– Я сейчас уберу, – пробормотала под нос и поспешила в кладовку за веником.

– Стой, Лер, ну куда ты бежишь?

– Осколки убрать нужно, – не оборачиваясь бросила я. Услышала шорох и ускорила шаг.

– Я сам уберу, подожди! – он догнал меня в считанные мгновения, перехватил рукой за талию и со всего размаху прижал к себе. – Хватит от меня бегать!

– Я не бегаю от тебя, – дыхание перехватило, а кожа под его ладонью разгорелась огнем.

– А что ты делаешь? А? – Макс одним движением развернул меня лицом к себе, впечатал в свою грудь. – Что я сделал не так? Скажи мне!

Я смотрела на его плотно сжатые губы, на бьющуюся жилку на шее, на горящие серые глаза, обрамленные темными прямыми ресницами, и спутанные волосы. И вдруг поняла очевидное. Я бежала не от него. Я бежала от себя. От того, что во мне начинало шевелиться, когда он приближался ко мне, от своих эмоций, от своих желаний…

– Почему ты так на меня смотришь? – его голос стал хриплым и от осознания, что это из-за того, что я рядом, по телу пробежалась приятная дрожь.

Разве я могла ему ответить?

– Лера…

– Отпусти меня, пожалуйста, – попросила я.

Макс разжал хватку немедля. Опустил голову и замер, тяжело дыша. В этот раз он дал мне выбор.

Я отвернулась, и даже прошла пару шагов, а потом… Я сама сократила расстояние между нами, сама притянула его к себе, и сама его поцеловала. Жадно, кусая его губы и цепляясь за плечи, чтобы не упасть от пьянящего головокружения, чтобы он не развеялся, как утренний сон. Разбиваясь на осколки рядом с ним и едва удерживая сошедших с ума от счастья бабочек в моем животе, которые рвались только к нему, хотели только его. Я сама выгнулась навстречу его напряженному, как струна телу, так, словно что-то внутри меня тянуло к нему невидимым магнитом, таким сильным, что этому просто невозможно противиться. Так что во всем, что случилось после, виновата тоже только я.

Макс всего на мгновение опешил, замер, будто бы не веря мне и моему телу, шумно втянул воздух, наполненный ароматом моих духов и моего желания, и сжал сильными ладонями талию, вдавливая меня в себя. Его язык ворвался в мой рот, скользнул по нёбу, отвечая на поцелуй, забирая инициативу себе. Я задрожала, словно загипнотизированная коснулась его гладковыбритой щеки, зарылась руками в его волосы, потянула за них, радуясь таким простым действиям, как умирающий от жажды радуется воде. Его ловкие пальцы быстро нащупали скрытый замок на моем платье, потянули за него, подставляя прохладному воздуху дома разгоряченную кожу моей спины. Мои руки забрались под его футболку, прошлись по мышцам живота, вырывая изо рта Макса рваные вздохи, которые я глотала и сходила с ума от этого. Он потянул бретельку моего платья вниз, и вряд ли уже тогда я смогла бы остановить это безумие даже если бы захотела.

Макс сдернул с моих плеч бретели, оставляя меня в кружевном бюстгальтере и скомканном платье, болтающимся на талии, и оттолкнул от себя. Мы застыли друг напротив друга, тяжело дыша. Он взлохмаченный, с трепыхающимися ноздрями, будто он – зверь, который напал на след своей добычи, красивый до невозможности, с совершенно сумасшедшим взглядом. Уверена, у меня сейчас такой же. В моей голове билась мысль о том, что я тоже хочу видеть его без одежды, хочу быть ближе, хочу… Но почему он остановился?

– Ты – самое совершенное, что я когда-либо видел, – вдруг произнес он.

Смысл его слов доходил до меня словно через толщу воды.

– Я никому тебя не отдам, – его зрачок закрывал почти всю радужку, от чего глаза казались невероятно черными, как две бездны, в которые я проваливалась без надежды когда-нибудь выбраться. – Слышишь?

Я кивнула, не сводя взгляда с его губ, по которым он скользнул языком.

– Ты теперь моя, – он сделал шаг ко мне, и все внутри меня возликовало. – Только моя. Скажи это!

– Твоя… – как заколдованная, лишенная воли, повторила я.

И он сорвался. В доли секунды скидывая с себя футболку, он ринулся ко мне крышесносящим смерчем, ураганом. Впечатал меня в стену, распиная перед собой, одной рукой уберегая мой затылок от удара, другой сжимая мое горло. Не больно. Волнующе, обжигающе, идеально.

– Говори мне это, – прорычал он мне прямо в губы.

– Я твоя, – послушно сказала я, пытаясь дотянуться до него, поцеловать, но его губы каждый раз оказывались в миллиметре от моих.

Ладонь, лежащая на моем затылке, сжала в кулак длинные волосы, потянула, заставляя закинуть голову выше, вжаться горлом в его ладонь.

– Еще, – потребовал он.

Его ладонь соскользнула с моей шеи, проследовала по груди, изучая все изгибы и выпуклости сквозь тончайшую ткань. Его поцелуи посыпались на мои ключицы, грудь и плечи. Жесткие, властные, требовательные. От них все взрывалось внутри. Им хотелось подчиняться. Макс дернул вниз кружево, прикрывающее грудь, стаскивая его так, что бретельки связали мои руки на уровне локтей. Попыталась дотянуться до его лица, но нет, никак. Хаотично шарила по его телу, словно не знала, что делаю. Хотя, конечно же, все я знала. Я хотела сейчас этого так, как могут хотеть жить люди перед смертью. Я потянула за пуговицу его джинсов, запустила ладонь под резинку плавок и обхватила его. Макс застонал, впиваясь мне в губы, кусая их:

– Еще!

– Я твоя, – моя рука скользнула вверх, и снова вернулась обратно. – Твоя, – еще одно движение и еще один стон один на двоих. – Только твоя.

Он рванул меня вверх резко, заставляя обхватить его талию ногами, поддерживая цепкими пальцами за ягодицы. Вошел быстро, сдвинув белье в сторону, вырывая у меня не стон даже, крик, выпивая его с моими поцелуями.

– Моя, – рычал он в такт своим движениям и моим стонам. – Повтори!

И я повторяла. Сквозь пелену, падающую на глаза, сквозь нарастающий зуд внизу живота, сквозь слезы, выступившие на глазах от невозможности справиться со своими эмоциями, ощущениями… А потом я взорвалась и закричала. Сквозь сладостные спазмы я почувствовала, как рука Макса вновь легла мне на горло, сжала так, будто он хотел не только слышать мой крик, но и чувствовать его. Воздух едва прорывался в легкие, но вместо страха это принесло мне наслаждение, второй волной скрутившее тело. Я взлетала выше неба, выгибалась, сотрясалась вся, царапала его бока – единственное, до чего я могла дотянуться. И слышала только одно:

– Моя, моя, моя…

Отпустив мое горло, Макс вдруг поставил меня на пол и быстро развернул к себе спиной. Я едва не падала от переизбытка всего во мне, и твердая рука поддержала меня в самом чувствительном месте. Мои волосы хлестнули по лицу – он накрутил их на кулак, дернул на себя, заставляя выгнуться. Его движения были все резче, а мои крики все громче. Я уже ни о чем не думала, ничего не соображала, я была словно не на этой земле. Макс прижал меня щекой к стене, удерживая мою голову на месте так, что боковым зрением я могла видеть его тело, покрытое блестящими бисеринками пота, его лицо с алыми щеками и закушенной губой, и такое же помутнение, которое было во мне. Когда меня сотрясла очередная волна нашего безумия, Макс тоже дернулся в последний раз, закинув голову вверх и прикрыв глаза. Все пульсировало во мне, горело, кричало о чем-то пока мне неизвестном.

Мы пытались восстановить дыхание. Мои ноги дрожали, и, если бы Макс не держал меня, я бы рухнула прямо здесь. В голове была абсолютная пустота, ни одной мысли не осталось после того, что только что случилось. Я знала, что это ненадолго, что скоро страхи и предрассудки вернутся. Но это будет потом.

– Ты в порядке? – легкий, нежный поцелуй в плечо так контрастировал с тем, что происходило несколько минут назад.

– Я люблю тебя, – сказала я и сама удивилась сказанному.

– Я знаю, – еще один поцелуй, теперь в висок. – Всегда знал. Скажи, а кто тот парень, который был до меня? – странный вопрос, особенно сейчас, но мне было все равно.

– Просто парень, – мое сознание плавало где-то рядом, но точно не во мне.

– Как зовут?

– Леша. Учились вместе. Но уже все прошло.

– Ты его любила? – невесомые поцелуи в шею, легкие прикосновения расслабили меня настолько, что я прикрыла глаза.

– Мне казалось, что да. Теперь знаю, что нет.

Минута тишины, и я почти засыпаю стоя. И почти сквозь сон чувствую, как Макс подхватывает меня на руки и куда-то несет.

ГЛАВА 14

Сердце стучит, как бешеное. Дыхание сбито, а ноги слегка подрагивают. Почему сейчас?! Он так давно мне не снился. Я могла только мечтать увидеть его вновь хотя бы во сне, но нет. Не заслужила, возможно. Его всегда нужно было заслужить. И теперь, когда мыслей о нем и так до черта в моей голове, он опять пришел.

Я подрываюсь с кровати, набрасываю летящий халатик и направляюсь на кухню. Нужно успокоиться. И, наверное, даже выпить. Нет, точно нужно выпить. Сворачиваю в свой кабинет, достаю все ту же бутылку и наливаю себе половину стакана. Так начинается алкоголизм, понимаю. Но как еще выгнать из себя Макса, я не знаю. Сажусь в кресло, желая повторить сценарий прошлой ночи, но сегодня все не так. Сегодня мне не сидится. Мне нужно куда-то идти, а лучше бежать. Если я остановлюсь хоть на миг, он опять заполнит всю меня, все мое нутро и сознание.

Хочется отправиться на пробежку, но сейчас не лучшее время для таких мероприятий. Страх и так совсем парализовал мои способности к анализу, и бегать в одиночестве по пустынным темным улицам не лучшая идея. Поэтому я просто шатаюсь по дому, как привидение. Уже после первого круга по холодным комнатам, наполненным моими страхами, заканчивается виски в моем бокале. Я кручу пустой стакан с толстенным дном и решаю повторить. Иду за второй порцией по длинному коридору, когда замечаю, что дверь в гостевую комнату, в которой спит Игорь, приоткрыта.

Адреналин мгновенно бьет в виски. Воображение рисует просто ужасные картины, на которых я открываю дверь шире и вижу такое же кровавое пятно, какое осталось от Арсения Ивановича. Дрожащими пальцами я толкаю дверь. Ужас подбирается к горлу, мешает вздохнуть, сердцебиение гулким тарахтением шумит где-то в ушах, мешает расслышать другие звуки.

Свет, падающий из окна, дает разглядеть, что кровать Игоря пуста. Конечно, я понимаю, что он мог просто выйти в туалет, но…

– Игорь, – тихо зову я. – Игорь, ты где?

Сильная рука ложится сзади мне на шею и резко разворачивает меня на сто восемьдесят градусов. Чьи-то губы настойчиво впиваются в мои, сметая любое мое сопротивление. Все так быстро, что я не успеваю закричать, зато успеваю испугаться еще сильнее. Темнота, страх и алкоголь совсем не помогают мне разобраться в ситуации, а мужчина тем временем кладет вторую ладонь мне на лицо, зарываясь длинными пальцами в короткие волосы за ухом и проводя большим пальцем по скуле. Облегчение, смешанное с разочарованием, вырывается из меня вздохом. Слишком нежно. Это не Макс.

Отталкиваю от себя мужчину и, когда тот отрывается от меня, залепляю ему звонкую пощечину. Смутно вижу, как Игорь трет щеку.

– А ты разве не за этим приходила?

Вот наглец!

– Представь себе, нет!

Я замахиваюсь, чтобы огреть его еще раз, но он больше не позволяет мне этого сделать. Легко уклоняется, посмеиваясь.

– Да ладно, чего ты? Ну подумаешь, перепутал спросонья.

– И на кой черт я тебя оставила?

– Давно мечтала о домашнем питомце? Да ладно, ну не злись, – он идет за мной следом в кабинет.

– Да, – я плюхаю себе виски в новый бокал, потому что не помню, куда дела старый. – Только не о таком, который под метр девяносто и жрет как конь.

– Ты сама столько заказала! – возмущается Игорь. – А меня мама учила не оставлять еду.

– Лучше б она тебя учила на женщин не кидаться, – фыркаю я.

– Когда женщины приходят в комнату, где ты спишь, это уже считается приглашением к действию.

Я собираюсь ответить что-то язвительное, когда звонит телефон. Мы с Игорем замираем.

– Ответь, – в момент став серьезным, говорит он.

Мы идем к телефону, и я неосознанно хватаю Гордеева за руку. Мне страшно и это почти привычное ощущение. Смотрю на скрытый номер и трясусь.

– Игорь…

– Отвечай, – он сжимает мою ладонь и я, наконец, нажимаю на прием и сразу на значок громкой связи.

– Да?

– Тот, кто был убит, – проснется.

– Это он! – одними губами шепчу я, и Гордеев кивает.

– Из могилы он вернется, – я прикладываю все усилия, чтобы не заскулить в голос.

– Только друга прогони.

Игорь хмыкает, качает головой.

– Чтоб остались вы одни.

– Слыш, стихоплет, – вдруг подает голос сыщик. – А тот, кто вернется из могилы, тебе заплатил, или ты на общественных началах?

– Тик-так, тик-так, кто с ней рядом, тот и враг. Два, – говорит человек и разражается громким смехом.

Я не могу это слышать. Не хочу и не буду. Нажимаю на отбой, не попадаю по кнопке. Трубка продолжает хохотать, и я швыряю телефон в стену, только чтобы он заткнулся. А потом обхватываю себя руками и громко хватаю ртом воздух. Когда Гордеев обнимает меня, я не сопротивляюсь. Мне сейчас нужен спасательный круг, способный удержать меня на плаву.

– Что мне делать, Игорь?

– Идти спать, – его рука покоится на моем плече, и я понемногу успокаиваюсь.

– Я не усну…

– Уснешь, – он заправляет мне за ухо короткую прядь. – А завтра мы с тобой во всем разберемся, хорошо?

– Хорошо, – соглашаюсь я и иду в свою комнату.

Уже почти погрузившись в сон, я слышу приглушенный голос Гордеева:

– Виталик? Привет. Извини, что в такое время, но мне нужна твоя магия. Да, парень, да. Как всегда. Ты же знаешь, в долгу не останусь. Ага. Найди мне все, что сможешь, про некоего Волкова Максима Николаевича, 19.01.1991 – 19.02.1991. Да. Серега ничего не нашел, поэтому мне нужен ты. Позвонишь потом? Хорошо. Буду должен. И еще… Найди список всех, кто за последние лет пятнадцать участвовал в каких-либо поэтических конкурсах. Да, я понимаю, сколько это людей. Да. Да. Спасибо. Я жду твоего звонка.

Я просыпаюсь с ужасной головной болью. Она бьется в висках, подкатывает тошнотой к горлу, сводит с ума. На часах слишком много времени, чтобы я хотя бы куда-нибудь сегодня успела. Еле сползаю с кровати и смотрю на себя в зеркало. Просто красотка. Забыла вчера стереть косметику. Я никогда не забывала привести себя в порядок перед сном, и то, что сейчас стала страдать склерозом, говорит только о том, что я на пороге нервного срыва.

Стону и с трудом дохожу до кухни, чтобы с домашнего позвонить Элле Валентиновне, потому что свой телефон я вчера благополучно разбила. Она отвечает мне строго, но, к счастью, когда она увидела, что меня нет на работе в положенное время и я не ответила на звонок, она догадалась обо всем и отменила все встречи и лекции на сегодня. Святая женщина. В отличие от меня.

Грустно вздыхаю – я не готова сейчас к рефлексии, – и иду искать Игоря. Где-то в глубине квартиры плещется вода и я направляюсь на эти звуки. Дверь в ванную приоткрыта, и я вижу Гордеева в отражении зеркала.

– Ты что делаешь?! – я без стука вхожу к нему, сложив руки на груди.

– Бреюсь. Не видишь? – невозмутимо отвечает мужчина, соскабливая с лица щетину моим розовым станком.

– Моим станком?

– А чем мне бриться предлагаешь? Я еще и зубы твоей щеткой почистил.

– Ты просто животное, – качаю я головой глядя, как мою идеальную раковину покрывают мелкие черные волоски в пене. – Это ужасно.

– Да ладно тебе. Я все вымою.

Закатываю глаза и ухожу, чтобы не видеть, во что превращается моя ванная комната. Иду на кухню, сонно зевая, прохожу мимо кабинета и…

Я не знаю, почему именно меня туда потянуло. Возможно, потому что я забыла, убрала ли вчера стакан из-под выпивки. А может, потому что в этой комнате, в окружении привычных книг мне становится спокойнее. В любом случае, я открываю дверь кабинета и застываю на пороге.

Это выше моего понимания. Картинка никак не может достучаться до мозга, чтобы я смогла хоть как-то отреагировать. Поэтому я просто стою и смотрю на разложенное на отцовском столе полуобнаженное тело Арсения Ивановича.

– Лера? – голос Игоря не выводит меня из ступора. – Лер, ты… Ох, черт! Не смотри на это!

Он разворачивает меня к себе, прячет мое лицо у себя на груди, другой рукой шарит в своем телефоне.

– Алло? Серега? – его голос возбужден и взбудоражен. – Срочно сюда! Сейчас скину адрес!

Я смотрю на его ключицу, пока он клацает, и вдруг произношу:

– Поклянись мне, что это не ты.

– Что? Ты с ума сошла? – Игорь смотрит на меня, и я тоже вглядываюсь в его глаза.

– Поклянись мне, что это не ты!

– Лера…

– Ты был здесь ночью! Как ты мог не услышать, что кто-то протащил его сюда? Как ты мог?!..

– Я вырубился! – прерывает меня Гордеев. – Понятно? Спал без задних ног! Я клянусь тебе, что это не я.

– Тогда какой от тебя толк?

Я вырываюсь из его рук, не хочу на него сейчас смотреть. Переступаю порог кабинета.

– Не надо, – пытается остановить меня Игорь.

– Мне надо, – говорю я и направляюсь к Арсению Ивановичу.

Я хочу его прикрыть. Как он мог оставить его так? Как можно так унижать человека, пусть и мертвого? Подхожу ближе и замечаю крохотный кусочек бумажки, зажатый в мертвой руке. Незаметно вытаскиваю его.

– Что там? – настораживается Игорь.

– Ничего.

Я срываю с окна штору, укрываю ею тело и, задев Гордеева плечом, ухожу в свою комнату. Дрожащими пальцами разворачиваю записку и тупо смотрю на написанные печатными буквами слова:

«Он тебя предал»

ГЛАВА 15

После второй

Он был в гневе. Еще никогда его не обуревала такая абсолютная и бесконтрольная ярость. Такая чистая и светлая, что он впервые задумался о том, что столь сильное чувство гораздо интереснее, чем та потребность угодить, которая давно поселилась в нем.

…Письмо пришло рано утром. Ему повезло, что никто из домашних не заметил неровно запечатанный конверт. Он вскрыл его, только когда остался один. С первой строчки текста, склеенного из вырезанных из газет слов и букв, он понял, что это конец. Конец для него и всего его плана.

Неизвестный ставил его в известность о том, что видел его со второй, видел то, что он сделал с ней, видел, как он изнасиловал и убил ее. Неизвестный писал о том, что у него есть доказательства. Такие веские, что ему не выкрутиться. И это было действительно так, потому что к письму было приложено две мутные фотографии. На одной из них он держит за волосы вторую, недвусмысленно пристроившись к ней сзади. Половину лица девушки покрывает темная кровь, глаза открыты и смотрят на лесополосу пустым взглядом. На второй фотографии чертов окровавленный камень.

Ему потребовалось время, чтобы осознать, что его жизнь теперь не будет прежней. Несколько дней он ждал, когда за ним приедут люди в форме. Еще несколько дней он не понимал, почему этого не происходит. Вывод напрашивался сам – потому что человек, приславший письмо, не хотел, чтобы он сел. Этот человек хотел чего-то другого.

Она позвонила несколько минут назад. Она пыталась сделать голос ниже, но он был убежден, что это была именно ОНА.

– Здравствуйте, – сказала она и обратилась к нему по имени. – Это вы?

– Да, – сердце подлетело к горлу, а ладони вмиг стали холодными.

– Вы получили мое письмо?

– Да.

– Я думаю, вы не хотели бы, чтобы то, что знаю я, узнали и другие, – она волновалась и старательно пыталась это скрыть.

– Да.

– Тогда вы захотите заплатить за мое молчание.

– Да, – он просто не мог ответить ничего другого и потом, конечно, ругал себя за свою бесхребетность.

– Я скажу вам, где оставить деньги, – кажется, она сама не ожидала, что все будет настолько просто. – И будьте щедры.

– Да…

И теперь он был в гневе. На себя и эту суку, которая возомнила, что может диктовать ему какие-то условия. С чего вообще она так решила? Нет, он не позволит. Он хозяин своей жизни! Только он!

Он отвез деньги в указанное место и притаился за деревом неподалеку. Сейчас он схватит эту дрянь, которая решила его шантажировать и покажет ей, на что способен! Он не посмотрит, что вокруг много людей. Сунет марлю с хлороформом под нос, а если кто-то обратит внимание, скажет, что тащит домой пьяную жену. Что она гуляет и оставляет с ним малолетнего ребенка, а он все равно ее любит. Ему поверят. Ему всегда верят, когда он этого хочет.

Шли часы, и никто не приходил за деньгами. К вечеру он и вовсе стал переживать, что будет, если она не придет? Если решит все-таки исполнить свой гражданский долг и сдать его ментам? Об этом и думать было страшно. Он знал, что такому, как он, в тюрьму нельзя. Лучше уж умереть.

Когда зажглись первые фонари, он не выдержал и подбежал к урне, в которой оставил деньги. За день в нее набросали достаточно мусора, но даже края черного пакета было не видать. Предчувствие ударило под дых и скрутило в узел кишки. Неужели?.. Он, как сумасшедший, сунул руку прямо в мусор, уже не замечая мерзкого запаха и не думая о гигиене.

Пакета не было.

Пульс зашкаливал, в голове был хаос. Как он мог ее упустить?! Он же не спускал глаз с этой проклятой мусорки!

В последней попытке он, приложив усилия, перевернул бетонную урну, вываливая весь мусор на тротуар. Все, что угодно, включая использованный презерватив, только не пакет с его денежками.

Домой возвращался в ужасе. Что, если она продолжит шантаж? Что, если пойдет в полицию, если он откажется платить?

Звонок прозвенел поздней ночью.

– Молодец, – похвалила она. – Но в следующем месяце будь щедрее.

Он зарычал и швырнул трубку в стену.

ГЛАВА 16

Моя уютная квартира, та, в которую я всегда спешила, теперь похожа на улей. Мужчины бродят туда-сюда, перешучиваются, смеются. Труп для них – привычная работа. Не к ним домой притащили мертвого человека. Близкого мертвого человека.

Серега поглядывает на меня косо. Я делаю вид, что не замечаю этого. А замечаю ли я на самом деле или только притворяюсь перед собой, что мне есть дело хотя бы до чего-то? Не уверена… Перед глазами обескровленное тело моего психолога на отцовском столе. Я так и не заметила раны, думаю, он ударил его в спину. Как подло и низко. Хотя не уверена, что я еще могу чему-то удивляться.

– Лера, – Игорь подходит неслышно, дотрагивается до моего плеча, и я вздрагиваю. – Серега хочет с тобой поговорить.

– Пусть говорит, – безразлично пожимаю плечами я.

– Валерия Сергеевна? – Серега стоит позади Гордеева и сразу спешит перейти к делу.

– Можно просто Лера.

– Лера, – Серега садится напротив меня, заглядывает в глаза. – Меня зовут Сергей. Фамилия Никулич. Я старший следователь…

– Я поняла, – перебиваю я. – Что вы хотели узнать?

– Вы слышали что-нибудь ночью?

– Нет.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Что ж… Хорошо.

Он что, не верит мне? Игорю верит, а мне нет?

– Записи камер наблюдения уничтожены, соседи и консьерж ничего не видели и не слышали, – перечисляет он. – Кто-то хорошо постарался, чтобы подложить вам такую св… Гхм… Чтобы подложить вам труп.

– И? – тороплю я его.

– Вы подозреваете кого-нибудь, кроме вашего покойного сводного брата?

Бросаю насмешливый взгляд на Игоря. Не смог удержаться, чтобы не растрепать всем? Если бы я хотела, чтобы моя история стала достоянием общественности, я бы рассказала ее по телевизору.

– Кроме моего покойного сводного брата я никого не подозреваю, – лгу я.

– Мы проверили, – как будто разговаривает с душевнобольной, успокаивает меня Серега. – В том взрыве действительно погиб именно Золотов Максим Николаевич.

– И как вы это проверили?

– Анализ ДНК, знаете ли, творит чудеса, – старший следователь, похоже, раздражается.

– С чем вы сравнивали? – не успокаиваюсь я. – Или те, кто проводил этот анализ десять лет назад.

– Валерия…

– Нет, я хочу знать, – я придвигаюсь к нему. – Десять лет назад за неполный месяц я потеряла отца, мачеху и сводного брата. Все, что я говорила тогда, такие как вы – служители порядка, называли бредом сошедшей с ума девчонки. От меня отмахивались и, если бы не Арсений Иванович… Тот, который лежит мертвым в соседней комнате, я напомню. Так вот, если бы не он, ваши коллеги упекли бы меня в сумасшедший дом. Потом я решила, что действительно была не в себе в то время, но опять же! Моего психолога убили! Поэтому я хочу знать правду хотя бы сейчас.

– Вы все сказали? – хмыкает старший следователь Сергей.

– Все.

– Так вот и я вам скажу, – он тоже приближает ко мне лицо. – Ваш брат мертв. И глядя на вас сейчас, я понимаю коллег, работающих с вами десять лет назад. А сравнивали мы с ДНК его матери, Золотовой Марины Филипповны. И совпадение было максимальным. В том, что она мертва, вы не сомневаетесь?

Он резко поднимается и спешит к другим сотрудникам, а я просто сижу и хлопаю ресницами, как маленькая обманутая девочка.

Макс был настоящим сыном тети Марины? Но зачем они лгали? Зачем говорили, что он детдомовский? Ничего не понимаю…

Я жалобно смотрю на Игоря, который так и стоит неподалеку, настороженно глядя на меня.

– Что происходит?

– Я не знаю, Лер. Не знаю, – качает головой Гордеев. – Но мы разберемся. Хорошо?

Я киваю, но уже не верю никому. Мне нужна независимая оценка. Независимая экспертиза. И я знаю, где это получить.

Когда все уходят, и мы с Игорем остаемся одни, я понимаю, что больше не могу находиться в этой квартире. Теперь я не доверяю своим замкам, не ощущаю безопасности в своих стенах. За каждым углом мне мерещится притаившийся убийца. И чем больше кошмаров происходит в этой истории, тем меньше я уверена в том, что это дело рук Макса. Возможно, я слишком романтична, но все же мне кажется, что он бы так со мной не поступил. Несмотря на все то, что произошло между нами.

– Игорь, мне нужно съездить по делам, – говорю я словно бы невзначай, выливая остатки своего кофе в раковину.

– Хорошо, поедем.

Напряжение прожигает мне спину. Я уже не верю Гордееву и корю себя за то, что так быстро подпустила к себе этого человека. В голове роятся мысли одна другой нелепее, но я уже не могу от них избавиться. Не знаю, мог ли Макс подбросить мне тело Арсения Ивановича, но отчего-то я практически уверена, что записка точно его рук дело. И о ком шла речь в ней? Логично подумать, что о самом мертвом психотерапевте. Если бы он рассказал что-то обо мне, то это, пожалуй, можно было бы назвать предательством. Но что, если речь идет о ком-то другом? Что, если эта записка не констатация факта того, что Арсений Иванович меня предал, а предупреждение? О ком меня может предупреждать преследователь? Ответ напрашивается сам собой.

В то же время нельзя исключать другую вероятность. Сталкер мог почувствовать в Гордееве опасность. А если так, то он вполне может попытаться посеять в мою голову сомнения. И, надо признать, ему это удалось. Я уверена, что Игорь не мог спать настолько крепко, чтобы не проснуться. И если все же не он провернул такое с трупом, то вывод очевиден – его не было в квартире. И где же он был? Почему уходил тайно и до сих пор молчит? Ему предпочтительнее выглядеть в моих глазах плохим специалистом, чем признаться в том, куда и зачем отлучался? Но, опять же, если вернуться к записке, предательство – это что-то личное, что-то важное. Я не могу сказать, что с Игорем меня связывают отношения именно такого уровня, когда уместно говорить о возможном предательстве.

И вот тут в голову лезет самая ранящая из версий. Как бы я мысленно не уговаривала себя, она забирается в мою душу, разрывается внутри осколочным снарядом, убивает и мучит. Я думаю, мог ли текст записки касаться Макса. Мог ли преследователь иметь в виду его предательство? Мог ли Макс меня предать? Все эти годы я с легкостью верила в то, что он убийца, не сомневалась в том, что он меня преследует, но сама мысль о том, что он может быть тем самым предателем, причиняет буквально физическую боль. Ужасную, почти такую же яркую, как и та, что терзала меня десять лет назад.

– Нет, – оборачиваясь, с трудом выныривая из своих размышлений, смотрю на него. Понимаю, что он видит меня насквозь, но продолжаю делать вид, что ничего не происходит. – Я должна поехать одна.

– Куда? – Гордеев скрещивает на груди руки, мгновенно возвращая на лицо свою насмешливую маску.

Да, очевидно, напряжение присутствует не только с моей стороны.

– К другу.

– К какому?

– Игорь, это допрос?

– Возможно, – пожимает плечами он, вызывая во мне бурю раздражения.

– Иди к черту, – советую я и направляюсь в коридор. – Ключи на тумбочке. Закроешь.

– На случку спешишь? – он идет следом, плюясь ядом в мою спину. – Правильно. Секс – лучшее средство от стресса.

– Ты отвратителен, – кривлюсь я. – Моя интимная жизнь тебя не касается.

Возможно, его злит мое недоверие или он боится потерять высокооплачиваемый заказ, поэтому ведет себя, как полнейший идиот. Я почти уверена, что оба варианта недалеки от истины. Но это все не дает ему права так со мной говорить.

– Надеюсь, там ты не найдешь очередной труп, – летит мне вслед.

Это уже за гранью.

– Гордеев, наш договор расторгнут, – резко разворачиваюсь к нему я. – А сейчас возьми свои вещи и выметайся из моей квартиры!

– Ты уверена?

Игорь сверкает глазами так яростно, что, если бы я не была так же зла, я бы испугалась.

– Как никогда.

– Громкие слова, – хмыкает он. – А ты дура.

– Тебе было бы удобно, если бы это было действительно так, верно? – делаю шаг к нему. – Тянул бы из дуры деньги и рассказывал, что только твое плечо меня поддерживает.

– У тебя паранойя. Лечиться нам надо на соседних койках, супер-психолог, – он так откровенно издевается, что мне хочется его ударить.

– Убирайся!

– Уберусь, чтобы не мешать тебе мастурбировать на мертвого братца!

Я толкаю Игоря так сильно, как только могу. Бью куда не попадя: в лицо, грудь, по рукам, которыми он закрывается от моих ударов. Я ненавижу его сейчас. Ненавижу настолько сильно, что могла бы убить, если бы хватило сил. В какой-то момент он перехватывает мою руку, заводит за спину так, что мне становится больно, и я шиплю, как разъяренная кошка. Второй рукой Гордеев за шею притягивает меня к себе, заставляет уткнуться лбом в его лоб. Залепляю ему пощечину свободной рукой, за ней еще одну, и еще.

…Игорь целует резко. Пальцем надавливает на челюсть, приоткрывая мой рот, врываясь языком глубоко и яростно, воспламеняя яркий факел где-то внутри меня. Я вырываюсь, конвульсивно дергаясь, с ужасом осознавая, что еще немного и моя крепость падет под напором мужчины. Такое давно забытое чувство. Такая сумасшедшая страсть, пробуждающая во мне кошачью чувственность, поднимающая во мне бунт так опасно граничащий с покорностью.

Я уже чувствовала это. Конечно, я чувствовала это! Именно так ярко, именно так болезненно горячо. Именно так сладко и унизительно одновременно.

От прорезавшей мозг мысли я дергаюсь в сторону. Мое движение такое неожиданное для нас обоих, что Гордеев отпускает. Дышит тяжело, зеленые глаза горят. Он делает шаг ко мне, но я выставляю руки вперед.

– Нет!

– Дура, – бросает Игорь и вихрем проносится мимо меня.

Я слышу, как звенит замок на кожаной куртке, которую он в ярости сдергивает с вешалки. Дверь хлопает так, что дрожит зеркало на стене. А я сползаю на пол, подтягивая колени к груди.

– Нет, – качаю головой. – Не может быть… Не может… Я схожу с ума.

ГЛАВА 17

Почти 11 лет назад

Он пах моим пленом. Да, именно так. Сладким пленом, любимой тюрьмой, жарким огнем, который готов был вот-вот сжечь меня. И хоть я знала, что погибну в этом пламени, я не просила пощады. Наоборот, умоляла его быть ко мне ближе.

Я прочитала много книг, в которых говорилось, что любовь – это свобода. Что она дает крылья, учит людей летать, мечтать, справляться с трудностями, жить… Моя любовь была другой. Она была не из тех, что можно охарактеризовать фразой «С тобой я буду жить счастливо», она была такой, которую можно описать лишь так: «Без тебя я сдохну». Когда Макс выходил из комнаты, мне становилось нечем дышать. Словно он забирал с собой весь кислород. Я хватала ртом воздух и никак не могла вздохнуть, легкие как будто были закупорены. И каждый раз, когда он входил, он дарил мне жизнь, дарил мне меня.

Шли седьмые сутки моего счастливого помутнения. За это время мы с Максом разлучались всего однажды. Он уезжал по работе на несколько часов, а когда вернулся, застал меня мечущейся диким зверем по его спальне. Я боялась того, что все это мне привиделось, что он зайдет, увидит меня в таком состоянии, криво улыбнется и скажет что-нибудь жестокое, от чего я моментально высохну, превращусь в соляной столб. Именно этот страх Макс увидел в моих глазах, когда вернулся. Он целовал мое лицо, успокаивал, говорил, что никогда не оставит, что всегда будет рядом…

В тот день мы лежали прямо на теплом полу. Обнаженные и уставшие, умиротворенные и счастливые. Зима вовсю вступила в свои права, хотя некоторые дни все еще одалживала поздней осени. За окном мелькали крохотные снежинки, напоминая о приближении нового года.

– Мы скажем им? – я вырисовывала пальцем узоры на животе Макса, завороженно наблюдая, как вздымается его грудь от каждого вздоха.

– Конечно, – он поцеловал меня в макушку и убрал прядь светлых волос, упавших на лицо. – Но не сейчас, ладно? Пусть поженятся спокойно.

– Ты думаешь, они будут очень волноваться? – я приподнялась на локте и заглянула в его лицо.

– А ты так не думаешь? – усмехнулся Макс.

– Не знаю…

– Ты любишь меня? – он так часто задавал этот вопрос и ни разу не сказал ничего подобного сам.

– Ты знаешь.

– Скажи еще раз, – попросил он.

– Я люблю тебя, – потянулась к его губам.

Звонок домашнего телефона заставил меня подскочить. Вдруг это отец? Что он скажет, если поймет все про нас с Максом?

– Да?

– Здравствуйте, – скучающий мужской голос откашлялся на том конце провода. – Валерия?

– Да, – удивленно подтвердила я.

Кому и что могло от меня понадобиться?

– Вас беспокоит старший следователь убойного отдела Васильев Виктор Федорович.

Сердце подскочило к горлу, жуткие картинки замелькали перед глазами, возвращая меня в сад семьи Соколенко.

– Разве дело Артема еще не закрыли?

– Я по другому вопросу, – сказал мужчина. – Вы можете подъехать в отделение?

Он получил мой утвердительный ответ, продиктовал адрес и повесил трубку, а я все продолжала смотреть на телефон. Что могло случиться? Что-то с отцом? С тетей Мариной? Если так, то, наверное, следователь сразу сказал бы мне. Или нет?

– Кто звонил? – Макс подошел неслышно, прижался ко мне голым телом, провел ладонью вниз от пупка, вызывая поток мурашек по моей коже.

– Следователь, – я откинула голову на его плечо, позволяя знающим меня наизусть рукам доставлять мне наслаждение. – Попросил приехать к ним.

– Что-то случилось? – его рука надавила на мое плечо, от чего я подалась вперед.

– Наверное, – я прикрыла глаза от удовольствия, когда Макс завел обе мои руки за спину, сжав запястья длинными пальцами крепче любых наручников. – Не думаю… что он просто… хочет спросить, как мои дела.

– Ниже, – скомандовал он, и я подчинилась, распластавшись на узком интерьерном столе. – Когда нужно быть?

– Сегодня, – резкое движение, и я застонала, выгибаясь.

– Подождет, – сквозь зубы выдохнул Макс.

По нужному адресу мы приехали ближе к вечеру, и втайне я надеялась, что Васильева Виктора Федоровича не окажется на месте. Глупо, конечно, ведь такой исход означал бы только то, что мне придется ехать сюда еще раз.

Здание было мрачным и именно таким, какие мой отец называл совдеповскими. Не очень понимала этот термин, но все «совдеповское» узнавала безошибочно. В помещение вели жуткие деревянные двери, со всех сторон обвешанные досками с фотографиями разыскиваемых преступников. Жуткое зрелище. Дежурный подозрительно окинул нас взглядом, позвонил по телефону и, после долгих угуканий в трубку, наконец, нас пропустил.

Кабинет Васильева находился на четвертом этаже – вполне хватило для того, чтобы я успела впасть в панику. Макс коротко сжал мою руку перед самым входом в обитель следователя и отворил дверь. Виктор Федорович оказался усталым мужчиной лет сорока пяти с одутловатым лицом и удлиненными усами.

– А вы кто будете? – поинтересовался следователь у Макса, когда мы расквитались с принятыми вежливостями и расселись на потертых стульях.

– Волков Максим Николаевич, – представился Макс. – Моя мать выходит замуж за Лериного отца.

– Ну что ж, – крякнул Васильев. – Наш разговор чистая формальность, поэтому, думаю, ничего страшного, если вы останетесь.

Он долго что-то печатал, стучал то по допотопному принтеру, то опять по грязным клавишам клавиатуры. Я нервничала, поглядывала на Макса, удивляясь его невероятному спокойствию – он глядел в одну точку, абсолютно отрешенный и погруженный в себя. Я же перебирала все возможные причины моего здесь нахождения. Конечно, вероятнее всего, им просто нужно еще что-то уточнить по делу Артема. Хоть и было установлено, что происшедшее – несчастный случай (в крови Артема было так много алкоголя, что все с легкостью поверили в то, что он выпал из окна сам), но мало ли, как у них тут заведено.

Около получаса Виктор Федорович словно бы и не замечал меня, как будто забыл о моем существовании. А потом словно между делом спросил:

– В каких отношениях вы состоите с Леваковым Алексеем Ивановичем?

– С кем? – опешила я.

– Леваков Алексей Иванович, 1990 года рождения, – следователь почесал нос и пристально уставился на меня. – Знаете такого?

– Знаю, – я обернулась, чтобы посмотреть на Макса, но он все также был безучастен к происходящему. – А что, собственно, произошло? С Лешей все в порядке?

– Так значит, этого гражданина вы знаете… – Васильев застучал по клавиатуре, беря тайм-аут в нашем содержательном разговоре.

Мое сердце колотилось, а на лбу появилась испарина. Я вновь взглянула на Макса, надеясь поймать хотя бы один взгляд.

– И в каких вы с ним отношениях? – вновь обратил на меня внимание следователь.

– Мы встречались, – совсем теряя нить разговора пролепетала я.

– «Встречались» это значит, что вы расстались? – задал удивительно логичный вопрос мужчина.

– Да.

– Давно?

– Несколько месяцев назад. Простите, не помню точно.

– Как же так? Первая любовь, а когда расстались не помните, – хмыкнул Виктор Федорович.

– Он не совсем первая любовь, – я покосилась на Макса, уже немного жалея, что он присутствует при этом разговоре.

– А ваши одноклассники и его друзья сказали, что первая любовь… Ошиблись, верно.

Он опять застучал по клавиатуре, что-то бурча себе в усы.

– А расстались-то чего?

– Я… Кхм… – я уже очень жалела, что Макс здесь.

– Смелее, – улыбнулся Васильев в усы. – В другого влюбились?

– С чего вы взяли? – возмутилась я.

– Друзья Левакова так сказали.

– Просто остыла, – пожала плечами я. – Мы лет с тринадцати гуляли вместе. Он не оставил бы меня в покое. Пришлось соврать, что есть другой.

– А, ну понятно…

– Так что с Лешей?

– Леваков пропал, – почти радостно сообщил следователь.

– То есть как пропал? – ахнула я.

– Ну как люди пропадают? – хмыкнул Виктор Федорович. – Ушел и не вернулся.

– Давно?

– Четыре дня назад, – он подался ко мне и доверительно понизив голос заговорил. – Вообще-то еще рано им заниматься. Но его отец… Вы сами понимаете.

– И как вы думаете, что с ним?

– Да спер у бати деньги и удрал, – отмахнулся мужчина. – Сумма-то не маленькая пропала.

– И куда же он сбежал? – мне не нравилась эта версия.

– Да вот я надеялся, что к вам, – он бросил лукавый взгляд на Макса. – Да вижу, что нет.

Уже выйдя из здания я уцепилась за локоть Макса.

– Ты чего? Расстроилась? – он закинул руку на мое плечо, притянул к себе и поцеловал в висок.

– Да, – призналась я. – Просто не верится, что Леша мог так поступить. Он не плохой парень. Точно не вор. Вдруг с ним что-то случилось и ему нужна помощь, а вместо этого на него наговаривают?

– Ты его еще любишь? – Макс заглянул мне в глаза.

– При чем здесь это? Я просто…

– Тогда забудь о нем.

Его глаза гипнотизировали. Он медленно склонился надо мной, и, когда его губы накрыли мои, я действительно забыла о Леше. Я забыла обо всем.

ГЛАВА 18

Один упал, другой удрал… Я сижу в своей машине и просто смотрю в одну точку. Уже не первый раз в моей голове всплывают эти строки. Артем, очевидно, упал. Леша удрал. Хотя я до сих пор не могу представить себе ситуации, в которой мой первый парень мог бы обчистить папин сейф и сбежать так далеко и надолго, что за неполные одиннадцать лет ни разу не объявился.

А третий без вести пропал. Я знаю, о ком это, но пока не готова возрождать в памяти те странные воспоминания. От них мутнеет в голове, а рот наполняется вязкой слюной. От этих воспоминаний веет сумасшествием и моей болью. Я всхлипываю, подгоняя слезы, которые последние несколько лет отказываются бежать тогда, когда нужно. Они отказывают мне и сейчас. Расстраиваюсь этому еще больше, чем обычно, – мне кажется, если бы я поплакала, мне стало бы легче. Отогнав от себя упаднические размышления, я завожу мотор. Я еду за ответами и, возможно, той самой необходимой мне эмоциональной разрядкой.

Так некстати всю дорогу думаю об Игоре. Мысли о нем раздражают еще больше. Настолько, что я замечаю, как непроизвольно подергиваю пальцем, а затем и вовсе бью по рулю. Чертов идиот! И я тоже хороша! Чем я вообще думала, когда ехала к нему? Когда пригласила переночевать у себя? Черт! Он думал, что я сразу прыгну к нему в объятия? Черта с два!

К высокому офисному зданию – памятнику стеклу и металлу, я подъезжаю еще более нервной, чем была до этого. На парковке у меня свое место и мне сейчас больше обычного нравится, что я не должна тратить время на нелепые метания по городу.

Внутри все так же, как и снаружи. Металл, стекло, стекло, металл – минимализм во всей красе. Поднимаюсь на предпоследний этаж на жутко медленном для моего нынешнего состояния лифте. В приемной сидит загорелая брюнетка Света с таким декольте, что даже мне (хоть я и абсолютно гетеросексуальна) трудно смотреть куда-то, кроме ее бюста.

– Никита Витальевич занят, – пытается она меня остановить.

– Не для меня.

Я толкаю дверь и, поджав губы, гляжу на «занятого» Ника. Плейстейшен последней модели в тандеме с высококачественным плазменным экраном во всю заднюю стену кабинета творят восхитительные вещи. На секунду я словно оказываюсь в центре эпического сражения. Представительный бизнесмен, а на деле все тот же увлеченный пацан, что и раньше, рубится в одну из модных ныне игр и совершенно не обращает внимания на мое вторжение.

– Никита, – зову я, и он резко оборачивается, смотрит на меня так, словно увидел привидение.

– Лера?

– Мне нужна твоя помощь, – я поворачиваю замок на двери и, оборачиваясь, перехожу сразу к делу.

– И я рад тебя видеть, – усмехается он.

Так уж вышло, что Никита – был лучшим другом Леши. Он нашел меня лет через пять после всего кошмара. Я уже заканчивала институт, а он руководил небольшой фирмочкой, связанной с компьютерами. Фирму подарил Никите папа, но уважаемую компанию он сделал из нее сам. Красивый по-своему. С голубыми глазами, какой-то детской непосредственностью и совершенно восхитительной харизмой. Среди моих бывших, он единственный, кто пока никуда не делся и, надеюсь, не денется. Возможно, если бы я была более отзывчивой, дело закончилось бы свадьбой. Но, увы…

– Никит, – я подошла к самому столу и уселась на него. – Мне нужно, чтобы ты кое-что пробил. Точнее, кое-кого.

– И ты за этим ко мне приехала?

– Не начинай, – прошу я.

– Кого пробить? – нехотя соглашается Ник.

– Волкова Максима Николаевича, 1991 года рождения и умершего в том же году, – говорю я и задерживаю дыхание.

– Опять?!

– Никита, пожалуйста! – я дотрагиваюсь до его руки, в надежде его разжалобить, но он отдергивает ладонь.

– Ты вообще понимаешь, что из-за этой твоей тупой одержимости твоим треклятым Максом мы и расстались?! – он смотрит на меня зло и непонимающе, так, как смотрят на вмиг помутившихся идиотов, которые губят себя с завидным упорством.

– Если бы у меня был еще кто-то, к кому я могу с этим обратиться, я бы это сделала, поверь!

– Лера, ты больна. Понимаешь? – он сам подходит ко мне, убирает со лба падающую на глаза челку. – Ты давно была у Арсения Ивановича?

– Он умер. Убили, – выплевываю я, и Ник отшатывается. – Найди мне то, что я прошу.

Возможно, новость о смерти моего психотерапевта повлияла на моего бывшего, может быть еще что, но он все-таки делает пару звонков. Нам остается только ждать.

– Может, кофе? – неуверенно предлагает Никита.

– Не думаю.

– Тебе надо расслабиться.

– Правда, что ли? – зло усмехаюсь я.

– Лер, я тебе не враг, – качает головой он.

– Я знаю.

На самом деле, я сейчас даже в этом не уверена. Я не уверена ни в чем, кроме того, что мое напряжение сейчас близко к апогею, и я прямо смотрю на Ника.

– Хотя ты прав, мне надо расслабиться.

С удовлетворением отмечаю, как он облизывает пересохшие губы, хаотично шарит взглядом по моей фигуре. Я ему нравлюсь. Как и раньше. Возможно, он даже влюблен в меня до сих пор. И я не первый раз после нашего расставания проделываю такие фокусы. Да, это неправильно, понимаю, что своими периодическими визитами я не даю ему жить, но искать кого-то другого мне страшно. Ник как будто бы получил благословение от кого-то. И я все время думала, что знаю, от кого. Иногда я даже подумываю, что, возможно, когда-нибудь осяду именно с Никитой. Надену подвенечное платье и счастливая побегу в ЗАГС. Пока проблема только в счастье рядом с ним.

– Лера…

Раньше он не бы склонен к обсуждениям. Что изменилось теперь? Он не один?

– У тебя кто-то есть? – прямо спрашиваю я.

– Нет, – Ник грустно качает головой.

– Тогда в чем дело?

– Просто я так больше не могу, – он пожимает плечами. – Задолбало быть мальчиком по вызову. Ты все равно никогда не…

Замолкает, трет руки так, словно они замерзли.

– Скажи, что я не прав, – просит наконец. – Скажи, что все изменится.

Не хочу ему лгать, поэтому поднимаюсь.

– Ты прав, – хватаю сумочку. – Я, наверное, лучше пойду. Позвонишь, когда будут результаты?

– Конечно.

Почти у двери я оборачиваюсь.

– Ник, можешь пробить еще одного человека?

– Да, кого?

– Гордеев Игорь Андреевич. Лет тридцати пяти, – я пытаюсь вспомнить хотя бы какую-то еще информацию о нем. – Возможно, служил в полиции.

Никита смотрит на меня так, будто бы надеется, что я добавлю что-то еще.

– Прости меня, – говорю я и выхожу за дверь.

Это нужно было сделать уже давно.

Я не иду к своей машине. Сейчас мне необходимо пройтись. А еще впервые за много лет мне хочется курить. Усмехаюсь, забавляясь возвращению зависимости. Отлично. Следующий шаг – прогресс невроза и психушка. Был бы жив Арсений Иванович, сейчас я бы уже мчалась к нему.

По пути вижу магазинчик связи и, не задумываясь, сворачиваю туда. Улыбчивые девушки быстро продают мне новый телефон и восстанавливают номер. Вполне удобно. Новая трубка звонит в тот момент, когда продавщица табачного киоска дает мне пачку сигарет и зажигалку. Я не спешу отвечать, сначала захожу за ближайший угол, открываю пачку, достаю сигарету и подкуриваю. Дым заполняет легкие, и я нажимаю «Принять вызов».

– Лера! Слава Богу! – голос Игоря кажется взволнованным. – Лер, ты только трубку сразу не бросай!

– Что тебе нужно?

– Лера, ты где сейчас?

– Игорь, ближе к делу, – я вдыхаю очередную порцию никотина.

– Иди в людное место! Срочно! – я слышу, как тяжело он дышит в микрофон смартфона, так, словно бежит куда-то. – Скажи мне, где ты!

– Ты можешь мне сказать, что происходит? – хоть я и не услышала внятного ответа, его волнение передается и мне.

Тушу сигарету о стену и спешу влиться в поток людей.

– Он звонил мне!

– Сталкер?! – это что-то новенькое, раньше он не втягивал других в наши «отношения».

– Нет!

Телефон вдруг жужжит, и я смотрю на скрытый номер, который пробивается ко мне по второй линии.

– Игорь, кто-то звонит, – говорю я, слушая, как удары сердца синхронизируются с вибрациями смартфона.

– Не бери трубку, Лера! Где ты? Не смей брать трубку, слышишь?!

На светофоре над моей головой загорается зеленый и люди бурной рекой выливаются на проезжую часть, стараясь успеть по своим делам на той стороне улицы. Я все еще стою на месте, потому что острое предчувствие прорезает мое нутро, не давая мне пошевелиться.

– Лера? Лера?! – орет телефон голосом Игоря, и я нажимаю отбой.

Дрожащим пальцем отвечаю на вызов.

– Да?

Мне кажется, я сейчас упаду. Ноги словно ватные, не мои. А в трубке ни единого звука.

– Макс? Это ты?

Меня колотит.

– Макс?

– Обернись, – хриплый голос врывается в мое тело, парализует его.

Я поворачиваюсь так резко, что телефон выпадает из ослабевших пальцев. Запах, серые глаза, черные волосы теперь коротко острижены, аккуратная борода, стильная одежда…

– Привет, золотая девочка, – он убирает руку с телефоном от уха, глядит прямо мне в глаза. – Иди ко мне.

Заматеревший мужчина, каким он стал, кладет мне руку на плечо, быстро перемещает ее на шею, и от одного только этого движения все внутри меня взрывается воспоминаниями. А потом он притягивает меня к себе, утыкая носом в широкую грудь.

– Я вернулся, – Макс целует меня в макушку, и это становится моим личным спусковым крючком.

Долгожданные слезы, наконец, брызжут из глаз. Я обнимаю его за талию так крепко, как только могу.

ГЛАВА 19

Почти 11 лет назад

Папа не звонил уже несколько дней, и меня это беспокоило. Макс говорил, что я волнуюсь напрасно. Он поехал не один, а с будущей женой, и, скорее всего, им просто хочется побыть вдвоем. Эти слова звучали вполне правдоподобно и, вместе со сладкими поцелуями, на время усыпляли мою бдительность.

С другой стороны, теперь мне не нужно было лгать. Папа всегда спрашивал, как мы с Максом ладим, и каждый раз я отвечала, что все нормально. Мне казалось, что отец уже обо всем догадался. По мне невозможно не понять, ведь, как оказалось, я худший в мире лжец. Я привыкла делиться с родителем если не всем, то почти всем. И сейчас мне безумно хотелось рассказать ему, насколько я счастлива на самом деле. Но мы с Максом договорились молчать. Пока именно это приносило мне больше всего страданий.

Мама умерла, когда мне было два с половиной года. Я ее совсем не помнила. Только какие-то невнятные образы, странные, иногда пугающие, иногда неприятные. Я помнила лес, помнила, что мне было страшно там одной, помнила какой-то дикий хохот… Все уютные воспоминания у меня связаны с отцом, как ни странно. Пока была маленькой, спрашивала, что с ней стало, папа отвечал коротко и односложно. Таких ответов мне категорически не хватало.

Уже когда я подросла, и стала дружить с Артемом Соколенко, его мать однажды обмолвилась, что моя мама вела не слишком порядочный образ жизни. Подробности я узнала потом у Артема, который хитростью и подхалимством выудил их у матери. Оказалось, что моя мать изменяла отцу. Об этом знало все наше окружение. А еще она пила и, по слухам, даже употребляла наркотики. Насчет леса тоже все стало понятно, потому что оказалось, она оставила меня однажды там и ушла. Не знаю, чем она руководствовалась: хотела от меня избавиться или просто забыла о моем существовании… Нашел меня папа. И я помню эту сумасшедшую радость от того, что он теперь рядом.

Верила ли я слухам? Не знаю. В разные периоды своей жизни по-разному. Иногда мне казалось, что я могла родиться только у умалишенной алкоголички.

В тот день я поверила в слухи раз и навсегда.

Ночь была холодной, ветреной и от того еще более промозглой. Наш большой дом уже успел остыть и нам пришлось включить отопление на максимум. Если бы не Макс, я никогда бы не справилась с этой задачей. Теперь промерзшие стены начинали набираться долгожданного тепла.

Мы долго смотрели с Максом какие-то фильмы, смысл которых не запоминали, потому что были увлечены друг другом, пили вино и ели заказанную из любимого ресторана еду. Потом я уснула прямо на диване и мне опять снился проклятый лес. Темный и мрачный. Я стояла посреди него, знала, что мой дом должен быть где-то неподалеку, но совершенно не могла понять, в какую сторону мне двигаться. Поэтому, несмотря на весь ужас, укутывающий меня колючим коконом, я продолжала стоять на месте, боясь выбрать не то направление и уйти еще дальше от дома.

Я ждала привычного смеха. Так было всегда. Прислушивалась, оглядывалась по сторонам, накручивая себя все больше. Но в место него…

– ПОМОГИТЕ!

Душераздирающий крик заставил меня подскочить. И я бы точно заорала и сама, если бы Макс вдруг не зажал мне рот рукой.

– Тише, тише, – прошептал он мне на ухо.

– Что это было? – убрав его ладонь, спросила я.

– ПОМОГИТЕ!!!

– Макс, это на улице!

– Стой! – он дернул меня за руку, когда я попыталась подняться.

– Ей нужно помочь! – я недоумевала, почему он до сих пор не бежит спасать человека, зовущего на помощь.

– Ты забыла, с какими людьми работает твой отец? – зашипел он. – Откуда здесь девушка? А? Трасса далеко, дорога ведет только к вашему дому, ближайшие соседи за несколько километров. Откуда она здесь?

– Помогите! Кто-нибудь! Пожалуйста! – крик переходил в рыдания.

– Господи… – я прижала руки ко рту. – Давай хотя бы в окно посмотрим! Если она не одна, мы поймем!

Я направилась к одному из высоких окон, обрамляющих входную дверь с двух сторон. Тревожность Макса передалась и мне, поэтому полностью открывать штору я не стала, а лишь немного отодвинула плотную ткань и выглянула на улицу. Макс молчал, но всем своим видом выказывал неодобрение.

Фонари, выполненные в стиле позапрошлого века, светили несвойственными тому времени люминесцентными лампами. Широкая аллея, с двух сторон засаженная постриженными можжевельниками, вела от крыльца до самых кованых ворот и такой же искусно выполненной калитки.

Девушка призраком прижалась к прутьям. На ней были лишь какие-то обрывки одежды и больше ничего. На лице страх загнанного в угол животного.

– Макс! Она одна! – я взглянула в его глаза. – Ей нужна помощь.

Он молча смотрел на меня, и я совершенно не понимала, о чем он сейчас думает.

– Давай вызовем милицию! Кого-нибудь! – я уже сама чуть не плакала. – Вдруг ее выбросили из машины, и она дошла сюда пешком? Вдруг она сбежала от маньяка? Да в конце концов!

Макс был явно раздражен. Я не могла понять, как он может быть настолько черствым, настолько бессердечным, чтобы оставить человека в беде.

– Хорошо, я пойду посмотрю, а ты иди в свою комнату и звони ментам, – он поднялся, и, как был в футболке, направился к входной двери. Обернулся уже на пороге и прикрикнул. – Быстро наверх! И не смей выходить из дома!

Пулей взлетела по лестнице, понимая, что он не выйдет за дверь, пока я не скроюсь из виду. Но… Макс не сомневался в том, что я его послушаюсь, слишком был уверен в своей власти надо мной, и это было практически правдой. Но не всей.

Вместо того, чтобы пойти в свою комнату, окна которой выходили на внутренний дворик, и позвонить с мобильного, как всегда, брошенного там, я отправилась в кабинет отца. Дрожащими руками набрала на домашнем телефоне нужные цифры и, слушая гудки, отодвинула тюль, чтобы посмотреть на спину Макса, направляющуюся к калитке. На нем все также была лишь белая футболка. Движения были плавными и неспешными, я бы даже сказала расслабленными. У меня вдруг возникла ассоциация хищным зверем, приближающимся к своей добыче, но я поспешила отогнать от себя глупые мысли.

– Дежурная часть! – рявкнула трубка, похоже, не в первый раз.

– Здравствуйте! – поспешила реабилитироваться я. – Возле моего дома полуголая напуганная девушка просит помощи. Она очень плохо выглядит. Пришлите, пожалуйста, кого-нибудь!

– Где вы находитесь?

Череда ненужных, на мой взгляд вопросов, посыпалась на меня. Я понимала, что без них вызов не примут, такова система, поэтому старалась отвечать как можно четче и короче.

Пока я говорила Макс подошел к калитке и отворил ее. Девушка на секунду замерла перед ним, а потом вдруг бросилась ему на шею. Конечно, до ворот было довольно далеко, но горящие над ними фонари позволяли мне увидеть все довольно четко. Я была почти уверена, что видела на ее лице то самое облегчение, которое бывает на лицах людей тогда, когда они видят своих близких. Тех, с которыми сразу становится спокойно, которые никогда не дадут в обиду.

В трубке пообещали приехать в ближайшее время, и я опустила ее, продолжая смотреть за парой все с большей тревогой. Возможно, я ревнивая сумасшедшая, но я вдруг почувствовала, что они пара. Я видела, что она что-то говорит ему. Говорит быстро, так словно боится о чем-то забыть, о чем-то умолчать. А потом она вдруг закинула голову. Так резко, что я даже отшатнулась от неожиданности. Макс на секунду прижал ее крепче и бережно опустил прямо на ледяную землю. Девушка не шевелилась. Макс немного посидел рядом с ней на коленях, а потом поднялся и направился к дому. Все мои внутренности скрутило в узел, когда вдруг в свете фонаря я увидела, как в его руке что-то блеснуло. Нож!

Я чуть не заорала. Шарахнулась в сторону от окна и мне показалось, что именно в этот момент Макс поднял голову и посмотрел прямо на меня. Конечно, он не мог меня видеть, но меня накрыла уверенность: он все знает. Знает, что я наблюдала за ним.

Я бросилась в свою комнату, заметалась раненым зверем и, когда он появился на моем пороге, едва удержалась, чтобы не взвизгнуть.

– Что с ней?! – противным писклявым голосом спросила я.

– Ее было не спасти, – спокойно пожал плечами он и шагнул ко мне.

И вот тут во мне, похоже, проснулось именно мамино сумасшествие. Потому что я вдруг разрыдалась и кинулась в объятия Макса точно так же, как та девушка, которой он только что вонзил нож в спину. Ждала ли я удара тоже? Да. Готова ли я была отказаться от своей любви из-за своего страха? Нет.

Когда приехала полиция, я сказала, что ничего не видела. А через пару часов вернулся отец.

ГЛАВА 20

Третья

Он платил так долго, что уже почти привык к этому. Одна его часть, та, которая привыкла подчиняться и терпеть, была готова существовать так и дальше. Оставлять деньги ежемесячно. Будто это налог. Налог на его потребности. Другая же его часть заставляла его сидеть в засадах каждый месяц в надежде выследить и поквитаться с той, которая осмелилась указывать ему. Но у него была и третья часть. Она твердила ему, что шантажистка всего лишь обращает на себя его внимание. Она хочет его так же, как и остальные шлюхи. Только эта оказалась несколько умнее, чем другие, она начала игру первой.

Мысли о той, которая заставила его исправно платить чертову дань, сводили его с ума, терзали его, мучили. Он постоянно пытался представить себе, как она выглядит, и каждый раз натыкался на один и тот же образ, старательно припрятанный в самом дальнем уголке памяти. Этот образ он гнал от себя последнюю неделю и не знал, сколько еще сможет с этим справляться.

– Простите? – миловидная девушка лет двадцати трех с виду похлопала его по плечу. – Вы будете что-то брать?

Он так глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил, как подошла его очередь. Продавщица заговорщицки посмотрела на него и подмигнула. Это значило, что то, что ему нужно, все же привезли, но оно, как всегда, не для каждого. В последнее время все больше товаров продавалось из-под полы. Иногда он ловил себя на мысли, что ему это даже нравится. Он сам себе казался привилегированным. Высшим.

Продавщицу нужно было ждать у запасного выхода. Он знал это точно, потому что не раз поступал так же. Но сейчас он просто вышел на улицу и продолжил разглядывать очередь через большое витринное стекло. Девушка, стоявшая в очереди за ним, была такой, какие ему нравились. И каким нравился он. Длинные светлые волосы уложены по последней моде, юбка короче, чем ему бы хотелось, но тоже сойдет. Не всем дано обладать идеальным вкусом. Сумка на длинном тонком ремне перекинута через хрупкое плечо.

Он видел, как продавщица злобно глянула на девушку, и та, немного помявшись, отошла от прилавка. На ее место сразу же подошел следующий покупатель, который, возможно, сейчас тоже пойдет ждать продавщицу у заднего входа. Девушка же постояла у выхода, досадливо морща лоб, а потом вышла на улицу. И сразу же сообщила ему о своем желании.

– Ждете? – раздраженно поджала губы она.

– А вам не продали? – улыбнулся он.

Она только презрительно фыркнула и отвернулась.

– Мне тетя сказала, что сегодня тако-о-о-е белье привезут, – забавно протянула третья и сложила руки на груди. – Сказала, всем хватит.

– Всем никогда не хватит.

– Таким-то, как вы, хватает, – она смерила его очередным убийственным взглядом. – Жене покупаете?

– Да, – просто ответил он. – Хотите и вам куплю?

– В смысле? – опешила девушка.

– Говорите, какое нужно, – пожал плечами он. – Просто куплю два. Деньги хоть есть?

– Деньги есть, – оскорбленно сощурилась третья.

– Давайте.

– Ага, сейчас!

– Ну как хотите, – он лениво отвернулся, будто ему нет дела до того, что она ответит.

– А не обманете? – после паузы и душевных терзаний спросила она.

– А белье хотите?

– Хочу, – поникла она.

– Значит, вам остается только мне довериться, – он широко улыбнулся и с удовлетворением заметил ответную робкую улыбку.

Он купил ей белье и пригласил на кофе. Третья заволновалась. Ее смущало, что он женат. Но он был хорош собой и умел убеждать. Именно поэтому глупый мотылек, как и остальные глупые мотыльки, после недолгих душевных терзаний, все же полетел к огню.

С этой ему хотелось чего-то особенного. Чего-то такого, чего раньше с ним не было. Он хотел усилить эмоцию, сделать ее еще более всепоглощающей. Сделать то, чего раньше он никогда не делал. Поэтому в этот раз он просто отпустил третью, галантно поцеловав ручку на прощание.

Так начались эти отношения. Да, именно отношения. Они проводили вместе много времени, целовались, занимались любовью, смеялись, ходили в кино… Она с пониманием относилась к тому, что он не спешит знакомиться с ее родителями. Ведь он, хоть и молодой, но уже женатый мужчина. И уйти от жены совсем не просто. И есть много «но». Все, кто хотя бы раз встречался с женатым, знают об этих «но», но зачастую им плевать. Потому что хорошие мужчины на дороге не валяются. А он хороший мужчина, да.

Так прошли несколько месяцев, которые слились для него в один сплошной поток нескончаемого планирования. Он не хотел, чтобы все вышло так, как в прошлые разы. Он хотел чего-то особенного, но что бы не приходило в его голову, все казалось ему слишком простым. А третья, подарив ему столько забавных минут, заслуживала чего-то особенного.

В тот день он не планировал ничего. В тот день ему все еще казалось, что он не готов. И третья не была готова. Но потом вдруг позвонила ОНА. Сказала, что в этом месяце ей нужно больше денег. И передать он должен их сегодня. Ему казалось, что это шанс. Если ей так срочно нужны деньги, значит, у нее что-то произошло. Возможно, она будет не так предусмотрительна, возможно, она сделает ошибку…

Но нет. Он опять просидел просто так в своей засаде и все безрезультатно. Злость уже перерастала в едва контролируемую ярость. Он не мог понять, как этой твари удается раз за разом оставлять его в дураках. Сколько же можно?!

Он позвонил третьей немедленно. Конечно, девушка согласилась встретиться со своим ухажером. Как только он увидел ее, радостно выбегающую ему навстречу из проходного двора (он никогда не приезжал к ней под подъезд, ведь женатые никогда так не делают), все его естество взвыло, затрепетало. Кровь прилила в пах, в горле загорелось, засвербело, руки вспотели. Он четко осознал, что долго терпеть не сможет.

– Привет, – она плюхнулась на переднее сидение рядом с ним и чмокнула его в щеку. – Не думала, что мы сегодня встретимся.

– Просто соскучился, – улыбнулся он.

Она зарделась. Каждое такое высказывание, по ее мнению, приближало его к заветному разводу.

– Как дела? – попыталась завязать разговор третья, но он просто физически не мог ей ответить. Все его силы уходили на то, чтобы держать себя в руках. – Ты сегодня какой-то напряженный. Что-то случилось?

Ее рука легла на его колено, прошлась выше, накрыла заметно выпирающий бугорок.

– Мы едем в отель? – игриво спросила она.

– Сначала в гараж, надо прикрутить одну гайку, – хрипло выдохнул он.

Третья засмеялась. Гараж, который он арендовал после того, как они с третьей познакомились, был ближе, чем отель, и мало походил на гараж. Конечно, там было место для машины и даже для ее ремонта, но выше был пристроен вполне сносный второй этажик с диваном, столиком и одним крохотным окошком. Сзади гаража было место для огорода и даже вагонетка, которую можно использовать для полива. Он ничего не поливал, и не чинил машину, но диван его вполне устраивал, как и то, что гараж был в самом конце почти опустевшего гаражного ряда.

Они как раз ехали по этому ряду, когда третья вдруг сказала:

– Я хочу воды.

– Что? – не понял он.

– Пить хочется. У нас же осталась вода в гараже?

– Кажется, да.

Он не верил своим ушам. Впервые ему прямо сказали о своих желаниях. Впервые все так прекрасно складывается.

Они въехали в гараж, он выскочил из машины, закрыл ворота. Практически вытащил ее за руку. Третья смеялась, ей казалось, что он изнывает от желания, поэтому и ведет себя так. И он действительно изнывал.

– Сними, – скомандовал он, указывая взглядом на ее брюки.

Она потянулась к свитеру, но он остановил ее.

– Только низ.

Третья лукаво улыбнулась. Она уже знала, что у него бывают совершенно непонятные ей идеи. Но ей всегда нравилось то, что получалось в итоге. Она надеялась, что понравится и в этот раз. Он был уверен, что этот раз будет лучшим.

– Иди за мной.

Он взял ее за руку и потащил в заднюю дверь на огород. Огляделся, чтобы на этот раз не пропустить незваных гостей. Никого вокруг. Ни души. И это просто прекрасно.

Третья поежилась от порыва осеннего ветерка, но ничего не сказала. Послушная.

Он подвел ее к вагонетке. К импровизированному водохранилищу вели довольно широкие ступеньки – хозяин уже не молод, вытягивать полное ведро с такой высоты ему было тяжело, поэтому он и пристроил ступеньки. Он улыбнулся, воспринимая это, как хороший знак.

Они вместе поднялись по ступеням, он замер у третьей за спиной.

– Посмотри, как ты прекрасна, – он обхватил ладонью ее подбородок, заставляя девушку посмотреть в муть застоялой воды. – Я хочу, чтобы ты смотрела на себя. Смотрела на нас.

Третья уже тоже тяжело дышала. Надо признать, между ними была особая химия.

Он чуть надавил ей на спину, заставляя больше склониться над гладью воды. Девушка уперлась руками в металлический ржавый край и застонала, когда он, быстро расстегнув ширинку, вошел в нее. Он сделал несколько жестких движений, от которых ее тело впечаталось в вагонетку, обдирающую нежную кожу на выступающих тазовых косточках. Его рука накрывала ее горло, и он чувствовал каждые ее восхитительный стон. Но ему было так мало этого. Отзывчивое тело третьей было уже на пике, когда он больше не смог терпеть.

Он надавил на ее затылок, все так же придерживая ее за шею и погружая в воду ее голову. Оргазм был сильнее страха – она еще секунду сокращалась вокруг него, а потом только начала вырываться. И только тогда он почувствовал это ни с чем не сравнимое ощущение. Власть. Власть над такой хрупкой жизнью. Над ее жизнью. Вместо стонов крик под водой, вырывающийся с потоком пузырей, вместо оргазма – сжатые в панике мышцы. Это сведет с ума и праведника, подумал он.

Девушка билась, как могла, но силы были совершенно неравными. Он вколачивался в нее с рыком, с неконтролируемым восторгом. Ему не хотелось, чтобы она умерла сразу, поэтому пару раз он выдергивал ее, прижимал к себе, позволяя воде выплеснуться из легких с кашлем, а воздуху войти на свое законное место.

– Посмотри, как ты прекрасна, – повторял он, глядя на мокрое от слез и воды лицо. – Посмотри, все так, как ты хочешь.

Он вновь пропустил момент, когда она перестала сопротивляться. Слишком увлекся. Слишком был поглощен собой. Когда он закончил, и вытащил третью из воды, ее тело показалось ему невероятным. Мягкое и податливое оно будто бы само стало водой, выскользнуло из его рук и стекло по лестнице на землю.

Он не знал, сколько времени он смотрел на это совершенство. Но потом вдруг почувствовал то, чего он не чувствовал с остальными. Он так и знал, что с ней все будет по-особенному. Огонь внутри него стал вновь разгораться, но теперь он хотел сделать это там, где и всегда. С трудом заправив в штаны вновь возбудившийся член, он подхватил ее на руки и понес на тот диван, который так ему нравился.

ГЛАВА 21

Макс сидит напротив меня в каком-то темном полупустом кафе и лениво помешивает кофе в чашке. Я не помню, как мы сюда пришли, не помню, говорил ли что-то он по дороге сюда, отвечала ли я ему… Я будто бы опять, как и много лет назад, утонула в сумасшедшем тумане, сквозь который видно только эти глаза.

Теперь вокруг них образовались морщинки. Не глубокие, которые бы старили красивое лицо, а едва заметные, еще более подчеркивающие глубину серых холодных омутов. Несмотря на то, что в плечах он раздался, лицо его, наоборот, заострилось. Скулы чертят прямые линии до впадин на щеках, которые теряются в темной, короткой бороде. Странно видеть его с бородой, но что бы он не решил в себе поменять, я все равно его узнала бы. Наверняка узнала бы даже с закрытыми глазами. Потому что я чувствую его как-то по- другому. Каким-то даже не шестым чувством, тем, у которого нет порядкового номера.

– Почему ты так смотришь?

– Я думала, ты умер, – едва слышно произношу я.

– Нет, – криво усмехается он уголками губ. – Не думала.

Ничего не отвечаю, потому что на самом деле он, как всегда, прав.

– Зачем ты вернулся?

– А ты не рада? – один острый взгляд, и я снова теряюсь.

Смотрю, как он облизывает пересохшие губы. Мне хочется верить, что он хотя бы на одну сотую чувствует то же, что и я.

– Рада, но…

– Да ладно, Лер, я понимаю, – он вежливо улыбается официантке, и морщинки у глаз на мгновение становятся глубже, делая его лицо почти добрым. Девушка, конечно, тает. – Только вот мужиков ты так и не научилась выбирать.

– Я не…

– Игорек твой нервный, – еще одна скупая улыбка и такие же скупые движения. – Не думал, что…

– Прекрати, – цежу я, не желая выслушивать этот поток гадостей. И это слегка отрезвляет меня.

– Как скажешь, – безразлично пожимает плечами Макс и тут же меняет тему. – Тебе понравились подарки?

– Если ты называешь подарком развороченные могилы и труп в моем кабинете, то нет, не понравились. Это жестоко.

– Вот мы и перешли к делу, – Макс отодвигает чашку и подается вперед. – Эти интересности не мои.

«Давай, Лера, возьми себя в руки и начни уже замечать то, что бьется раненой птицей в стекло где-то на самом краю моего сознания», – проносится вихрем случайная мысль.

– А чьи?

– Тебе лучше знать, – он опять пожимает плечами, сверля меня взглядом серых глаз. Что в нем? Что в этом взгляде?

– Да только я не знаю, – я так же придвигаюсь к нему ближе и между нами остается с десяток сантиметров.

– Знаешь, золотая девочка, – его голос звучит приглушенно, завораживает, я прикладываю все силы, чтобы взять себя в руки.

Отшатываюсь, складываю руки на груди и перевожу взгляд на улицу. Макс насмешливо усмехается и это вдруг становится спусковым крючком.

Я не плачу. Нет. В глазах снова ни слезинки. Скукоживаюсь, сжимаюсь в один комок, испытывая боль где-то в центре груди. Огромный ком, давно угнездившийся где-то между ключицами, неожиданно для меня начинает разрастаться, давить на горло изнутри… Воздух вдруг застревает, так и не успев попасть в легкие. Задыхаюсь, и я немного даже рада этому. Панику я встречаю как старого друга, которого не видела многие годы.

– Я здесь, Лера, – не чувствую его рук, но знаю, что он сжимает мои плечи. – Я здесь.

Паническая атака еще какое-то время держит за горло, но потом все же отпускает, и я шумно выдыхаю воздух. Мышцы горла болят, прямо как раньше после подобных спазмов.

Реальность проступает постепенно. Где-то на периферии сознания слышу, как звонит телефон Макса. Мой остался лежать разбитый на том перекрестке. Макс принимает звонок, и из громкого динамика я слышу знакомый голос.

– Дай ей трубку, – Игорь непривычно спокоен и серьезен.

– Вы ошиблись номером.

Почти истерический смешок вырывается из моей груди.

Макс ведет машину одной рукой. Точно так, как и раньше. Я не стесняясь разглядываю его профиль, ловлю взглядом его движения, тону в своих эмоциях. Он не смущен. Даже наоборот – наслаждается моим вниманием.

– Куда мы едем? – спрашиваю я, когда картинки за окном выстраиваются в знакомый маршрут.

– За ответами. Ты же их искала?

– Макс…

– Лер, – он отвлекается от дороги и смотрит мне прямо в глаза. – Это нормально, что ты мне не веришь. Ненормально то, что ты веришь своему сумасшедшему.

– Я не верю вам обоим, – поджимаю губы я.

– Из нас двоих только я умирал за тебя, – напоминает Макс, и резкий приступ тошноты подкатывает к горлу.

До самого дома Арсения Ивановича я молчу. Уже не задаюсь вопросом, зачем мы сюда едем и для чего. Единственное, о чем я сейчас думаю, что волнует меня, это то, как удержать себя, не провалиться в тот хаос, который творился в моей голове тогда. Ощущение нереальности происходящего уже подкралось слишком близко. Я держусь изо всех сил, чтобы не дать ему захватить меня целиком, не дать себе усомниться в том, что правда, а что грязные и не честные игры моего разума.

– Как ты собираешься попасть в квартиру? – спрашиваю я Макса, когда мы минуем пристально следящую за входом консьержку.

– Через дверь, – лаконично отвечает он.

– Ну, удачи.

Макс давит кнопку дверного звонка и прислоняется к стене рядом так, чтобы его не было заметно сразу. Дверь открывает заспанный Даня. Он невысокого роста, сантиметром на пять выше меня, щупловат, но все равно достаточно обаятелен. В нем таилась притягательная загадочность, которая манила искательниц приключений со всего курса. Насколько я знаю, ни одной из них так и не повезло. Светлые волосы взъерошены, домашняя одежда мятая и несвежая. Его мутный взгляд натыкается на меня и остатки сна мгновенно улетучиваются.

– Валерия Сергеевна?

– Дань, я понимаю, что сейчас не лучшее время, – начинаю оправдываться я.

– Вы хотите посмотреть бумаги отца?

Я немного ошарашена его проницательностью, и Данил это замечает.

– Не трудно догадаться, что это все из-за вас, – пожимает плечами сын Арсения Ивановича, и мне становится больно от этих слов. – Проходите. Ищите, что хотите. Если, конечно, ваши друзья хоть что-то там оставили.

Бросаю обеспокоенный взгляд на Макса и делаю шаг через порог. Даня, пройдя немного вглубь коридора, оборачивается и замирает. Он смотрит поверх моей головы и его светлые глаза все больше расширяются. Парень нелепо хватает ртом воздух, пятится, но потом, наконец, берет себя в руки и, неопределенно взмахнув рукой, исчезает в ближайшем дверном проеме.

– Пойдем, – Макс легонько подталкивает меня под спину.

– Он тебя узнал! – шиплю я ему.

– С чего бы?

– Вот ты мне и расскажи! Что происходит, Макс?

Он фактически вталкивает меня в кабинет моего мертвого психотерапевта и запирает за нами дверь. Резко оборачиваюсь и впервые за последние пару часов смотрю без дрожи в его глаза.

– Откуда Даня знает тебя? – я складываю руки на груди, надеясь прибавить себе этим жестом душевного спокойствия.

– Понятия не имею, – он даже не пытается скрыть свою ложь, с насмешкой глядя на меня сверху вниз.

– Господи, ты совсем не изменился!

– А ты бы хотела видеть меня другим? – он идет в наступление. – Или, погоди… Ты вообще не хотела меня видеть? Так?

– Прошло десять лет!!! – заорала я.

– И тебе этого хватило?! – отголосок эмоции скользнул по его лицу и тут же скрылся.

Я в негодовании от этого вопроса. Я умирала по нему каждый день этих долгих десяти лет. И все это время он был жив. Как он смеет теперь говорить мне подобное?

– Или ты рассказываешь мне все, или убирайся, – цежу я.

– А то что ты мне сделаешь? – еще шаг в мою сторону, и мне приходится пятиться.

– Макс, хватит, – я слежу за его взглядом, и только от него по моей спине уже пробегают мурашки.

– Не то что?

– Я закричу.

– Давай, золотая девочка, – он резко хватает меня за шею и слегка сдавливает. – Кричи.

Он ломает меня и знает об этом. Он всегда так делал. Всегда заставлял меня бороться за него с самой собой. Худшее, что может сделать мужчина, и единственное, чего я всегда мазохистски желаю, находясь рядом с ним.

– Ты никогда не говорил мне что любишь меня, – неожиданно для нас обоих говорю я.

Макс смотрит на меня долгим взглядом, а потом все же отстраняется.

– Давай здесь все осмотрим, – словно ничего и не было говорит он.

Я молча делаю, что он говорит, и думаю, думаю, думаю. Он снова занял собой все пространство вокруг меня, почти все мои мысли и почти все мои чувства. Мне остается держаться за это «почти», как за спасательный круг. Шорох за стеной отвлекает меня от размышлений, заставляет прислушаться. Странный звук, словно кто-то подпрыгивает. Хотя мало ли, что там может делать Даня. Но… Нехорошее предчувствие, поселившееся в последнее время в моем желудке, вдруг разрастается, делает неровным дыхание и пульс.

– Макс?

– Да? – от отрывается от изучения содержимого одного из выдвижных ящиков массивного комода, смотрит на меня.

– Ты это слышал? – пытаюсь уловить звуки, но за стеной уже тишина.

– Парень чем-то занимается в своей комнате, – пожимает плечами мой спутник.

– Да, но…

Я не успеваю договорить. В соседней комнате что-то с грохотом падает на пол и мы, не сговариваясь, бросаемся к двери. Макс успевает быстрее меня. Влетает в комнату Данила и застывает на пороге. Я врезаюсь ему в спину. За широкими плечами Макса мне не видно, что там происходит, и я пытаюсь его оттолкнуть. На мгновение мне это удается.

Даня висит посреди комнаты. Шея вывернута под неестественным углом. Стул валяется под ним.

– Помоги ему! – ору я, вырываясь. – Помоги же ему! Что ты стоишь?!

– Парень сломал шею, – так, словно речь не идет о жизни человека, говорит Макс. – Здесь ничем не помочь.

– Ты не знаешь этого!!! Помоги ему, Макс!

Звонкая пощечина оглушает на секунду, и приводит меня в чувство. Я тру щеку, все еще глядя на моего мертвого студента, и пытаюсь сглотнуть комок, застрявший в горле.

– Прости, – рука, которая только что ударила меня, ложится мне на плечо. – Нам нельзя сейчас поднимать шум.

Киваю, потому что не хочу ничего ему говорить. Не могу.

– Осмотримся здесь, а потом позвоним в полицию.

Вновь кивок.

Я так и не захожу в комнату. Макс осматривается, стараясь не касаться ничего руками. Не хочет оставить отпечатки пальцев. Значит, не собирается оставаться. Полицию я буду вызывать сама. Тень разочарования заползает мне в душу. Хотя могло ли быть по-другому? Вот уж вряд ли.

– Смотри, – Макс улыбается и мне кажется это неуместным.

Делаю над собой усилие, чтобы переступить порог. Мне кажется, я чувствую противный сладковатый запах смерти. Стараюсь не смотреть в искаженное лицо Данила. Подхожу и фокусирую свой взгляд на том, что показывает Макс.

Старая полароидная фотография приколота прямо к стене над рабочим столом. На ней счастливая пара и двое мальчишек. Один постарше, другой младше. Мужчину на фото я знаю. Это Арсений Иванович. В младшем мальчике тоже легко узнать Даню. Продолжаю разглядывать черты лица людей на фотографии и вдруг замираю. Ее тяжело узнать, но я практически уверена, что женщина на фото – Элла Валентиновна, мой бессменный секретарь.

Старший мальчик на фото мне тоже знаком. Он сейчас выглядит совсем по-другому. На его лице брутальная щетина, а на руках глубокие перешитые шрамы. Одни зеленые глаза, полные задора, все такие же.

– Я говорил тебе, что ему нельзя верить, – голос Макса звучит словно в моей голове.

– Ты говорил…

Мы договариваемся с Максом, что я вызову полицию через десять минут после того, как он уйдет. Макс будет ждать меня в моей квартире. И я даже не задаюсь вопросом, как он туда попадет. Только дверь, хлопок которой звучит оглушительно в тихой квартире, будто бы пробуждает меня.

Не жду десяти минут, а спешу набрать с домашнего телефона, который чудом сохранился в кабинете Арсения Ивановича, номер. Я старалась вспомнить заветные цифры, и теперь боюсь, что ошибусь. К счастью, после третьего гудка, я слышу его голос и выдыхаю от облегчения.

– Даня? Что-то случилось?

– Игорь, это я, – в горле пересыхает, но я продолжаю. – Твой брат повесился. Приезжай скорее.

ГЛАВА 22

Игорь вбегает в квартиру и, точно так же, как Макс немногим ранее, застывает на пороге Даниной комнаты. Его глаза совершенно безумные, рот приоткрыт и воздух врывается в его легкие крохотными порциями, словно ему что-то мешает пройти. По лицу – на скулах, шее – проступают яркие алые пятна. Он стоит так какое-то время, и я не решаюсь обратить на себя его внимание.

Вдруг он зажмуривается, трясет головой, будто пытаясь прогнать наваждение, и находит меня взглядом.

– Не смотри, – рука Игоря ложится мне на затылок, он притягивает меня к себе, и я утыкаюсь носом в потертую куртку.

– Я была здесь, когда это, – пытаюсь объяснить я. – Я видела…

– Больше не надо.

Гордеев выводит меня в коридор и плотно затворяет дверь в комнату своего брата. Мы не говорим. Каждый делает то, что должен: Игорь звонит Сереге, я стараюсь ему не мешать, не лезть в душу хотя бы сейчас. Накопившуюся тысячу вопросов я успею задать и позднее. Когда слышу у порога топот, у меня возникает стойкое чувство дежавю: та же квартира, те же лица полицейских, тот же косой взгляд Сереги. Он мне не верит и не понимает, почему мне верит Игорь. Все по кругу.

Через пару часов курю в машине и жду, пока Игорь решит последние вопросы. Он не спешит, и я вполне могу его понять. Скорее всего, ему уже хочется меня придушить. И вряд ли ему приятно сейчас видеть меня, ведь все, что происходит – моя вина.

На улице уже почти стемнело. Густые сумерки скрывают детали и обнажают инстинкты. Ведь если сейчас где-то затаится опасность, то только инстинктивные чувства могут помочь мне ее избежать. Что за ерунда лезет в голову?

– Ты в порядке?

Пугаюсь, когда дверь со стороны водителя открывается, и Гордеев плюхается на сидение. Невроз я буду лечить еще долго. Если выживу, конечно.

– Да, – выбрасываю недокуренную сигарету в приоткрытое окно. – А ты?

– В полном.

– Игорь…

– Он мне не родной брат, – перебивает меня Игорь. – Мать жила с Арсением какое-то время. Но они быстро разошлись.

Молчу, жду, когда он продолжит.

– Я боялся, что ты все поймешь и будешь меня подозревать еще тогда, когда пропал Арсений, – Гордеев положил руки на руль, сжал его так, что побелели костяшки пальцев с давними шрамами. – Но ты даже не обратила внимание на то, что Даня мне тогда говорил.

– А Элла Валентиновна? – боясь спугнуть откровенность, вдруг возникшую между нами.

– Просто хотела дать мне подзаработать, – уголком рта улыбнулся Игорь. – Она привозила мне таблетки ночью. Я выходил, чтобы их забрать. Ну и поболтал с ней немного.

Я непроизвольно выдыхаю. Все оказалось гораздо проще, чем я успела себе надумать. Но это не дает ответы на мои главные вопросы.

– Игорь, можешь одолжить мне телефон? – спрашиваю я. – Мой разбился.

Гордеев протягивает свою трубку, и я поспешно ищу в интернете номер Никитиного офиса. Он уже должен был что-то разузнать. Номер оказывается простым до невозможности, еще раз напоминая этой простотой, насколько сильно мы привыкли полагаться на смартфоны, что не можем запомнить даже элементарного.

– Света, это… – начинаю я, но девушка секретарь меня перебивает.

– Валерия Сергеевна? Никита Витальевич не мог вам дозвониться, просил соединить сразу, если вы вдруг объявитесь.

– Хорошо, – я не успеваю ее поблагодарить, потому что в следующую секунду динамик уже передает мне взволнованный голос Никиты.

– Лера? Хорошо, что ты позвонила.

– Ты что-то нашел? – сразу перехожу к делу я.

– Мне нужно знать, где ты взяла именно эти даты рождения и смерти?

– На Крестовском кладбище есть такая могила, – смотрю на Игоря, и он перехватывает мой взгляд.

– Да, я так и подумал, что оттуда, – хмыкает Ник, радуясь своей проницательности. – Вряд ли бы ты бродила по другим кладбищам.

– Никит, ты молодец, – закатываю я глаза. – Скажи, что нашел.

– На Крестовском кладбище нет захоронения Волкова Максима Николаевича.

– То есть, как нет? – с каждой новостью мне все сложнее понимать, что происходит. – Я своими глазами видела это имя и эти даты на надгробье.

– А вот так. Такого ребенка там никогда не хоронили. И я понятия не имею, что ты видела. Но, – Никита задумался. – Если ты мне скажешь точное место захоронения, я, возможно, смогу нарыть что-то еще.

– Да, хорошо, – киваю я. – Перезвоню тебе в ближайшее время.

– А на счет второго…

– Пока, Никит.

Я кладу трубку, пока Игорь не услышал, что я просила пробить и его.

– На кладбище? – спрашивает Гордеев, поворачивая ключ в замке зажигания.

– Игорь, ты уверен, что ты…

– Я в порядке, Лер.

Машина срывается с места, оставляя позади злополучный дом. Я смотрю на руки Игоря и непроизвольно сравниваю их с другими руками, которыми я позволяла себе любоваться совсем недавно. Ладони Гордеева шире, пальцы чуть более узловатые, на коже больше шрамов правильной и неправильной формы. Думаю, часть из них он вполне мог оставить собственноручно.

– Ты чего так смотришь? – он отвлекает меня от раздумий.

– Думаю, как непроста стала моя жизнь, – почти честно отвечаю я.

– У тебя проблемы с принятием, если ты считаешь, что непростой она стала только сейчас, – хмыкает Гордеев, и я, вместо того, чтобы огрызнуться, усмехаюсь в ответ.

– Наверное, так.

– Ты точно здорова?

– Понятия не имею, – пожимаю плечами я. – Вполне вероятно, что я уже лежу в дурке под препаратами.

– Ох, как не толерантно называть мой второй дом так примитивно, – притворно хмурит брови Игорь.

– Еще чуть-чуть, и, возможно, это заведение станет моим единственным домом, – вздыхаю я.

– Эй, ты чего, Валерия Сергеевна? – он дотрагивается до моего плеча. – Со всем мы разберемся, пройдешь терапию, супервизию и вернешься к своим дурикам, таким, как я. Может быть, я даже запишусь к тебе на прием.

– Тебя я консультировать не буду никогда.

– Что это за дискриминация?

– Ты… – пытаюсь подобрать слово, и не могу.

– Не чужой. Все я понимаю, Лерка. Просто дразню тебя.

– Зачем?

– Чтобы тебе было весело, и ты не возвращалась к нему.

От такой честности у меня пропадает дар речи. Понятия не имею, что я должна сейчас сказать.

– Если честно, я думал, что не найду тебя в машине, – Игорь бросает на меня косые взгляды, стараясь уследить за моей реакцией. – Конечно, он ждет тебя где-то. И ты должна была сразу вернуться, когда все решится. Так почему осталась?

Молчу, смотрю прямо перед собой на убегающую под колеса дорогу.

– Я думаю, что ты его боишься. Он ведь выбивает у тебя почву из-под ног. Так?

– Хватит.

– Лера, я же добра тебе желаю.

– Игорь, хватит! – неожиданно для себя рявкаю я.

– Да без проблем, – поджимает губы Гордеев.

Мы подъезжаем к кладбищу в молчании. Я раздумываю над тем, стоит ли сказать Игорю, что я практически уверена в том, что Даня узнал Макса перед смертью. Мне хочется поделиться своими догадками хотя бы с кем-то, но не уверена, что после этого Гордеев меня отпустит. И не уверена, что в скором времени не сорвусь и не побегу к Максу, как преданная собачонка. Мне стоит быть более сильной, но…

– Как думаешь, дядя Сема еще не спит? – словно и не было между нами неудобного разговора спрашивает Игорь.

– Скорее всего, он уже мертвецки пьян, – бросаю я. – Ты ведь дал ему достаточно денег.

– Не жадничай, – Гордеев глушит машину. – Ворота-то закрыты. Перемахнешь через забор?

– А у меня есть выбор?

Мы выбираемся на улицу, и меня пробирает озноб от прохладного ветерка. Игорь для надежности все же дергает кованую калитку и, убедившись, что она действительно заперта, оборачивается ко мне.

– Давай подсажу.

– Только руки не распускай, – предупреждаю его я.

Игорь по обыкновению хмыкает и присаживается, сложив руки в замок. Я наступаю на подготовленную «ступеньку» и, повинуясь силе ускорения, взлетаю на самую верхушку забора. Наверху острые колья и держаться здесь очень неудобно. Я цепляюсь изо всех сил, но едва не падаю. Темнота возле забора практически непроглядная, и я понятия не имею, куда приземлюсь, когда спрыгну вниз.

– Игорь!

– Секунду повиси, – отвечает сыщик и в мгновение ока перемахивает треклятый забор. – Ловлю.

Я переваливаюсь через прутья, как неуклюжая утка, стараюсь не зацепиться одеждой об острые штыри. Они так некстати напоминают мне те, на которые упал Артем.

– Давай, крошка, я здесь, – слышу голос Гордеева из темноты под забором и, наконец, разжимаю хватку.

Игорь ловит меня резко и крепко, не уверена даже, что я успела испугаться. Его руки проскальзывают по моей фигуре, спускают меня мягко, но так, что я получаю возможность почувствовать каждый изгиб его тела.

– Я же сказала, не распускай руки! – шиплю я.

– И кто из нас еще распускает?

Запоздало замечаю, что обе мои ладони лежат на его груди. Резко отталкиваю Гордеева, и первая направляюсь вглубь кладбища.

– А ты та еще штучка, Лерка, – догоняет меня наглец.

– Заткнись лучше.

– Молчу, моя повелительница!

Бросаю на него разъяренный взгляд, но это его не пробирает.

Сторожка на кладбище крайне ухожена снаружи и невероятно грязна внутри. Прикасаться даже к ручке двери нет никакого желания, и, когда Игорь учтиво открывает передо мной дверь, я безмерно ему благодарна. К нашей удаче и неземному счастью дядя Сема еще в состоянии с нами разговаривать.

– Какие люди! – радостно раскрывает он свои объятия.

– Дядя Сема, мы по делу, – сразу останавливаю я его.

– По какому такому делу? – преисполнившись ощущением собственной значимости спрашивает сторож.

– Нам нужно узнать номер одного места на кладбище, – в этот раз переговоры я беру на себя.

– Твоих, что ли?

– Нет, не моих. Могила на соседней улице.

– Там, где ангелы, что ли?

– Они самые, дядь Сем, – я рада прогрессу в нашем общении, но что-то меня настораживает.

– Да на кой ляд они вам всем сдались?

– Кому всем? – прищуривается Игорь.

– Так этот же…

– Понимающий?

– Он самый.

– И что он? – тороплю я пьяные мысли сторожа.

– Так памятник менял.

– Какой памятник? – сердце подпрыгивает к горлу и тревожное предчувствие заполняет мои внутренности.

– У брата своего, вроде.

– И что, поменял? – уточняет Игорь.

– Так, а то! – с непонятной мне гордостью вещает дядя Сема. – А потом опять поменял. Представляете?

– В смысле, «опять»? – не понимаю я.

– Так сегодня и приходил. С рабочими, как положено. Говорит, не тот поставили по ошибке. Он вроде другой заказывал.

– И сегодня они переставили памятник? – не верю я своим ушам.

– А то!

– Ты видел-то хоть тот памятник? – Игорь уже словно потерял интерес к разговору и спрашивает только для порядка.

– Да нет, тут это… – дядя Сема бросает красноречивый взгляд на столик со скудной закуской и недопитой бутылкой водки. – Дела были.

– Ну понятно, – кивает Гордеев. – Так все-таки, как номер места захоронения узнать?

– Тю, да что тут узнавать? Посчитай и все.

– Как посчитать?! – я уже теряю терпение, но Игорь перехватывает мою руку, призывая к спокойствию.

– Ряды буквами подписаны, места слева направо цифрами, – как на дуру смотрит на меня сторож. – В начале ряда таблички есть, оттуда и считай.

– Спасибо, – кивает Гордеев и, приобняв меня за плечи, спешит вывести из сторожки. Только напоследок на секунду оборачивается. – А чего сразу про памятник не сказал?

– Так это… – смутился дядя Сема. – Забыл.

– Ну понятно. Бывай, Сема.

Мы не сговариваясь направляемся в сторону начала рядов, и я уже боюсь даже предположить, что за имя я увижу на новом надгробье.

ГЛАВА 23

Почти 11 лет назад

– Мои дети больше не будут давать показания без моего присутствия! – отец влетел в дом разъяренным смерчем.

– Сергей Анатольевич, я напомню вам, что на территории вашего дома произошло убийство, – следователь растерялся, но сдавать позиции сразу не собирался. – К тому же, ваши дети уже совершеннолетние.

– Выбирайте выражения, – процедил папа. – И помните, с кем вы говорите. Вам еще нужно доказать, что убийство было совершено на моей территории, а пока вы этого не сделали, следите за языком, если не хотите судиться со мной.

Мужчина подавился словами и выскочил за дверь, а папа перевел взгляд на нас с Максом. Я сидела рядом с камином и никак не могла согреться. Теплый свитер был просто не способен унять ту дрожь, которая сотрясала меня. Мне не хотелось, чтобы отец сейчас подходил ко мне. Казалось, только он дотронется до меня, все сразу поймет.

– Макс, налей ей виски, – тихо сказал папа.

– Где мама? – Макс даже не пошевелился.

– Приедет позже. У меня не было времени ее ждать. Я спешил сюда.

Парень смерил родителя долгим взглядом и, наконец, коротко кивнув, поднялся и направился к бару.

– Расскажешь, что случилось? – отец присел на место Макса и внимательно на меня посмотрел.

Этот взгляд всегда действовал на меня, и папа, несомненно, это знал. Немного участия и заботы, щепотка искреннего интереса, и большая, просто огромная порция беспокойства. Проверенная годами смесь подействовала и в этот раз.

– Было так страшно, папа! – слезы сами полились из глаз. – Она так кричала, мы не знали, что делать!

Я говорила правду, но не всю.

– А потом?

– Потом я звонила в полицию, а Макс пошел к ней, – всхлипывая, ответила я, и украдкой посмотрела на того, кто, по моему мнению, и являлся тем, кто лишил жизни несчастную девушку.

– Ты видела, что было дальше?

Макс подошел, как всегда, бесшумно и протянул мне наполненный на половину бокал. Выпила, даже не почувствовав вкуса.

– Лера, что было дальше?

– Я звонила в полицию, – моргнула я, ощутив, как из желудка во все стороны распространяется спасительное тепло.

– И ничего не видела? – подозрительно сощурился отец.

– А что я могла видеть? – почти искренне удивилась я.

– Понятия не имею, потому и спрашиваю.

– Спросите у меня, – подал голос Макс, присаживаясь на подлокотник кресла рядом со мной.

Такая знакомая ладонь легла на мое плечо, и я едва сдержалась, чтобы не прижаться к ней щекой.

– Спрошу, – взгляд отца прошелся по моим мокрым от слез щекам, перетек по руке Макса к его лицу, и встретился с таким же прямым взглядом серых глаз.

– Думаю, Лере пора в кровать, – после недолгой игры в гляделки, обронил Макс.

Мне не нравилось возникшее напряжение. Не нравилось, как мои любимые мужчины смотрели друг на друга. И я не знала, что могу сделать, чтобы это исправить. Мне оставалось только подняться и сделать так, как мне сказали.

– Я провожу тебя, – Макс поднялся следом за мной.

Я поцеловала папу в висок, а после мы молча поднялись в мою комнату, Макс пропустил меня вперед, закрыл дверь и обернулся ко мне. Серые глаза уставились на меня из-под растрепанной копны черных волос.

– Макс, я люблю тебя, – выпалила я.

– Я знаю, – он шагнул ко мне и прижал к себе. – Все будет хорошо, я тебе обещаю.

Я потянулась к нему, обвила его шею руками, прикоснулась к любимым губам. Поцелуй затянул меня в бездну, заставил дрожать от невероятного восторга, смешивающегося со всепоглощающим ужасом. Что я буду делать, если он и вправду убийца? Что я буду делать, если однажды он пожелает убить меня? Что я буду делать?..

Поцелуй становился все глубже и откровеннее, а я все больше теряла связь с реальностью.

– Макс! – голос отца раздавался так близко, словно он стоял прямо под дверью.

– Иду, – отозвался Макс и, поцеловав меня коротко в лоб, вышел из комнаты.

Отец действительно ждал его прямо на пороге, и я поспешно отвернулась, чтобы он не видел мои разгоряченные щеки и искусанные губы.

Несмотря на чувства, бушующие во мне, я уснула быстро и проспала почти до вечера следующего дня. Когда я проснулась, мне показалось, что никаких ужасов прошедшего вечера не было, что полумертвая девушка не умоляла ее спасти и не умерла на руках Макса, что отец не приехал, и не догадался о том, какие отношения теперь связывают меня и моего сводного брата. Мне показалось, что все хорошо. Но, конечно, ничего хорошего не было.

На кухне вместо Макса хозяйничал отец. Его хмурый взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Доброе утро, – осторожно поприветствовала я его.

– Добрый вечер уже, – поправил меня папа.

– Ага, – легко согласилась я.

– Будешь есть?

– Ты готовил? Разве тетя Марина еще не приехала? – удивилась я.

– Нет, у нее появились некоторые неотложные дела.

– Неотложные дела? У вас все в порядке? – я уставилась на тарелку, полную яичницы, которую отец поставил передо мной.

– Да, все хорошо.

Мы немного помолчали, а я все не решалась задать свой главный вопрос.

– Пап?

– Да, детка?

– А ты не знаешь, где Макс?

– Куда-то уехал, – папа пристально взглянул в мои глаза, и я стушевалась. – Сказал, скоро вернется.

– Ммм… Понятно, – ответила я, хотя мне абсолютно ничего не было понятно.

– Лера, насчет Макса, – отец сделал как можно более безразличное лицо, какое всегда делал, когда хотел поговорить о чем-то серьезном. – Ты уверена?

– Ты о чем? – дрогнувшим голосом спросила я.

– Не делай из меня дурака, Валерия Сергеевна, – скривился Сергей Анатольевич.

– Кхм… – прочистила я горло, давая себе время для раздумий над ответом.

– Так что?

– Я его люблю, пап, – наконец решилась я. – И, если для тебя это проблема, я могу уехать.

– Да что ты начинаешь «уехать, уехать»! – отец с размаху бросил нож на каменную столешницу, и я непроизвольно дернулась.

– Какие варианты есть у тебя? – не дала себя запугать я.

– Не знаю, – папа понуро опустил голову. – Убить бы его, стервеца.

– Он тут не причем, – я пожала плечами. – Я сама этого хотела. Просто не понимала.

Отец вскинул на меня взгляд полный недоверия, но я решила не обращать на это внимание. Он смирится. Так же, как я смирилась с тем, чему не могу противиться.

– Ладно, – предложила я. – Давай сменим тему.

– Хорошо, – на удивление спокойно согласился отец.

– Не выяснили еще, что за девушка… – не придумала, как сформулировать вопрос, любое слово казалось неправильным и слишком жестким.

– Выяснили, – мрачно ответил папа. – Это та студентка, которая пропала пару недель назад. Об этом еще говорили по всем каналам.

Тошнота подкатила к самому горлу, и я едва не выдала своих чувств.

– Это ужасно, – только и смогла выдавить из себя я.

– Да, приятного мало, – поджал губы отец.

Я еще немного посидела на кухне, чтобы не вызвать подозрений, и еще полчаса у себя в комнате, а потом наскоро оделась, подвела глаза и спустилась вниз.

– Пап, я возьму твою машину? Хочу прокатиться по городу.

– Если ее уже не взял Макс, – папа наливал себе выпивку, расположившись перед телевизором, – видимо, действительно очень устал в этой поездке и в наших навалившихся проблемах.

– Тогда я возьму ту, на которой ты ездил в командировку? – заискивающе заглянула в глаза я.

– А не великовата ли она для маленькой девочки? – хитро улыбнулся отец.

– В самый раз, – заверила я.

– Бери, только осторожнее, – сжалился родитель.

– Да я вожу лучше, чем ты, – фыркнула я.

Личная машина Макса стояла в гараже, а уехал он действительно на папиной. Странно, хотя, может быть, у него что-то поломалось. Я завела огромный внедорожник и с удовольствием прислушалась к рычанию мотора. Конечно, мои слова про вождение – чистейшей воды бравада, поэтому вдвойне приятно, что папа не пожалел для меня свою любимицу. Что же, постараюсь не разбить.

Я выехала за ворота и направилась в сторону города. До выезда на трассу приличное расстояние, и я не могла не думать о том, что той девушке пришлось преодолеть, чтобы добраться до нашего дома.

И все же интересно, куда отправился Макс?

Сначала я действительно просто каталась, но каждый раз мой маршрут все ближе и ближе пролегал к дому, где жили убитые студентки. Сама не знаю, как я оказалась рядом, и почему заглушила мотор именно здесь, почему уставилась на улицу так, будто бы чего-то ждала. Сердце колотилось, а руки потели. Я боялась, что кто-нибудь обратит внимание на нашу машину, запомнит, что она стояла тут полночи, но к счастью для меня улица была абсолютно пустынна. Ровно до того момента, пока на ней не появился знакомый автомобиль.

Я замерла так, словно на темной улице в тени огромного тополя меня могли рассмотреть. Подумалось, что даже природа на моей стороне: выпавший ранее снег растаял, помогая спрятать темный автомобиль на темной, покрытой грязью дороге. Машина остановилась чуть поодаль дома, также в тени. А через секунду из нее кто-то вышел. Разглядеть кто это, было просто невозможно, единственное, что я поняла, что открывалась дверь со стороны пассажира, а не водителя. Я внимательно наблюдала за силуэтом, направившимся к дому, где произошла трагедия. В какой-то момент силуэт попал в небольшой прямоугольник света, и я с каким-то вселенским отчаянием поняла, что это женщина. Миниатюрная и светловолосая. С Максом точно не спутать.

Девушка вошла в дом, и какое-то время ее не было видно. Я сидела и боролась с желанием выйти и высказать ему все, об убийствах, в которых я считаю виноватым его, об этой девушке, о своих чувствах… Но помимо злости, во мне еще был и страх. Что он сделает, если я скажу ему все это? Или чего он больше никогда не сделает?

Девушка вышла минут через двадцать, подбежала к машине, запрыгнула в нее. Я не моргала, боясь пропустить хотя бы что-то. Свет в их машине зажегся неожиданно, и я дернулась, глупо пугаясь того, что этого света хватит чтобы разглядеть меня в папином внедорожнике. Девушка попросила включить его, чтобы поправить макияж. Я видела, как она красит губы, заглядывая в зеркальце вверху, как смеется, когда Макс целует ее в шею, шутливо отбивается от него.

Слезы вскипели в моих глазах. Я была в ужасе от всего происходящего, и просто молила бога, чтобы все это происходило не со мной, а с кем-то другим. Почему все так? Чем я провинилась перед высшими силами? Буквально физическая боль разлилась в груди.

Вдруг Макс завел машину, сразу врубил дальний свет. Страх ударил в виски. Если он сейчас подъедет еще хотя бы немного, он точно разглядит номер. И что тогда? Я тоже буду убегать по лесу? Или он мне такой форы не даст?

Я поспешно повернула ключ зажигания и рванула с места на максимальной возможной для меня скорости. Пронеслась мимо на всех парах и свернула в ближайший переулок. Остановить меня смог только рассвет, и к тому моменту я была уверена, что мне просто необходимо узнать, зачем Макс возвращался на место преступления. И помочь в этом мне могла только та самая девушка.

ГЛАВА 24

Мы с Игорем останавливаемся напротив нужного ряда. В начале действительно вкопана строгая табличка с буквами «АД». Удивительно, никогда не обращала на такие внимание.

– Как символично, – усмехается Гордеев. – Странно, что это не смущает убитых горем родителей.

– Мне не нравится, что ты говоришь об этом, – холодно замечаю я. – Это не тема для твоих язвительных замечаний.

– Рад, что ты оценила, – фыркает он.

– Игорь, хватит!

– Ну должен же я хоть как-то разрядить обстановку? – возмущается сыщик.

– У тебя не получается, – непреклонно отвечаю я.

– Знаешь, я вот что думаю, твой возлюбленный-то не только не дюжей фантазией наделен, но и финансами не обделен, – вещает Игорь, следуя за мной. – О, слышала, как сказал? Прям стихи! Наделен – обделен!

– А не ты случайно сталкер-стихоплет? – подначиваю я его. – В целом, все сходится.

– Да что ты? – притворно удивляется Гордеев. – Вот так и все?

– Ну а почему нет? – пожимаю плечами я, и вдруг замечаю, что сбилась со счета могил. – Ты считаешь?

– Считаю, – бурчит сыщик.

– Хорошо, – хвалю я его и возвращаюсь к теме разговора. – Многие преследователи и другие преступники, скажем так, с психическими особенностями, старательно помогают следствию или жертве.

– Любят наблюдать процесс изнутри, да, – Игорь притормаживает и вглядывается в мрачные могилы. – Вот поэтому твой маньяк и вернулся.

– Давай не будем об этом, – прошу я, потому что любое упоминание Макса вводит меня в неадекватное состояние.

– Ага, – Гордеев уже не слушает меня. – Лер, кажется, здесь.

– Как ты понял? Мне кажется, что место было дальше.

– Нет, точно тут, – Игорь лезет в карман, извлекает оттуда телефон и протягивает мне. – Посвети-ка.

Я включаю фонарик, направляю его на могилу. Плиты, которые уложены вокруг памятника остались теми же, как и вазоны, расставленные по четырем углам низкой оградки. А вот памятник точно другой. На нем выбиты улетающие в небо три журавля. Под ними фотография красивой женщины и никакого имени и дат. Ее лицо кажется мне смутно знакомым, как будто когда-то я ее уже видела. Хотя я не могу утверждать, потому что изображение на памятнике все-таки не то же самое, что фото или, тем более, живой человек.

– Игорь, – зову я, но Гордеев не откликается. – Игорь!

Оборачиваюсь, свечу ему на грудь, чтобы не ослепить. Но даже при таком освещении я вижу его лицо. Он… Напуган? Шокирован? Расстроен? Не понимаю и доли эмоций, отраженных в черных зрачках. Его рот приоткрыт, глаза распахнуты, кадык нервно дергается. Я бы сказала, что сейчас он даже больше не в себе, чем тогда, когда увидел Даню в петле.

– Игорь?

– Да…

– Ты в порядке?

– Да…

Я понимаю, что он отвечает мне абсолютно автоматически и, скорее всего, даже не понимает, что именно я у него спрашиваю.

– Игорь, – я прячу телефон в карман, подхожу к нему ближе и обхватываю его лицо обеими руками. – Посмотри на меня.

Он не сразу делает то, что я прошу. Мне приходится приложить усилия, чтобы обратить его затуманенный взгляд на себя.

– Ты ее знал? – спрашиваю я, когда наши взгляды встречаются.

– Она… Она очень похожа на мою мать.

– На Эллу Валентиновну? – я непроизвольно оборачиваюсь, но тут же снова вглядываюсь в темноту его глаз. – Да, действительно что-то есть. Тебя напугало изображение родного человека на памятнике?

– Я не знаю, Лер, – выдыхает Игорь и вдруг придвигается ближе ко мне.

Сердце отчего-то пропускает удар, когда его ладонь проскальзывает на мою талию. Он склоняется надо мной, но вместо того, чтобы дать ему отпор, я словно перестаю дышать. Наверное, дело в том, что подсознательно я понимаю: в этих действиях ничего сексуального.

Его лоб касается моего и все. Больше ничего не происходит. Мои руки так же лежат на его щеках, его ладонь так же греет мою талию, а он стоит с зажмуренными глазами, уткнувшись в меня лбом, и пытается прогнать своих демонов. Поддавшись какому-то неведомому теплому чувству провожу большими пальцами по его скулам, будто бы пытаюсь стереть морщины вместе с тревогами. Он совсем немного подается вперед, и я ощущаю прикосновение его носа к моему. Мы оба застываем, понимая, что сейчас что-то идет неправильно, но оба не пытаемся отодвинуться.

– Спасибо, – шепчет он, и я киваю, прерывая прикосновение.

– Да ладно, со всеми бывает, – отхожу в сторону и неуместно улыбаюсь.

– Особенно с теми, у кого кукуха не на месте, – возвращается к своей манере общения Игорь.

Но, если подумать, в его шутке лишь доля шутки.

– Он точно хочет нам что-то сказать этим, – вслух размышляю я. – Взрослый человек на улице ангелов. Почему?

– Может, эта женщина была похоронена здесь раньше? – Гордеев уже полностью взял себя в руки, и теперь внимательно осматривается по сторонам.

– Что ты имеешь ввиду?

– Да чтоб я знал… – бурчит он. – Звони своему Никите.

Действительно, сейчас это лучшее решение. Номер набираю уже по памяти, хоть он и остался в исходящих телефона. Для меня это что-то вроде крохотного вызова самой себе, и я чувствую некое удовлетворение от того, что вспоминаю нужные цифры без труда.

– Никита, привет еще раз, – говорю я, когда он берет трубку.

В этот раз уже без посредника Светы. Похоже секретарь отправилась домой раньше шефа. Оно и понятно, сидеть ночью в офисе у нее нет ни интереса, ни мало-мальски достойной мотивации.

– Я думал уже ехать домой, – хмыкает товарищ. – Надеялся, что ты не попрешься на кладбище ночью. Я бы точно не рискнул.

– Я не одна, – успокаиваю я его.

– А… – по этому разочарованному вздоху понимаю, что его бы больше устроило, если бы я ошивалась здесь в одиночестве.

– Слушай, место на кладбище на ряду АД, – завершаю светскую беседу я. – Номер…

– Семнадцать, – подсказывает Игорь.

– Семнадцать, – вторю я ему.

– Повиси секунду, – Никита чем-то шуршит на том конце провода. – Это не займет много времени.

– Пойдем к машине, – зовет меня Гордеев, и я, кивнув отправляюсь следом за ним.

Странное ощущение сверлит мне затылок. Будто бы из темноты кто-то за нами пристально наблюдает. От неприятного чувства словно шевелятся волосы на голове, а по всему телу пробегает леденящий холод, вызывая поток мурашек. Я пытаюсь убедить себя, что все это лишь игра воспаленного воображения, но с каждым шагом все труднее и труднее игнорировать поднимающийся во мне страх. У самого начала кладбищенской улицы я не выдерживаю.

– Игорь, – я перехватываю его ладонь, но не заставляю его остановиться, а сама ускоряю шаг, чтобы идти с Гордеевым в ногу. – Мне кажется, за нами следят.

– Тебе не кажется, – отвечает он.

– То есть как?!

– То есть так, Лер, – Игорь крепче сжимает мою руку. – Спокойно идем к машине.

– А как же?..

– Идем, Лера, – как непослушному ребенку говорит сыщик. – Мы не знаем, кто это, не знаем, сколько их, и не знаем, что им нужно. Я заметил двоих, и если это все, то я, скорее всего, с ними справлюсь, но если есть кто-то еще, то нам несдобровать. Поняла? Поэтому идем к машине.

Я замолкаю и всеми силами стараюсь не сорваться на бег. А что, если это Макс? Что он сделает с нами? Что сделает с Игорем? Мои шаги становятся все быстрее, и я не сразу обращаю внимание на трубку в моей руке, которая взывает ко мне Никитиным голосом.

– Лера, ты еще здесь?

– Да, да, я тут, – отвечаю я.

– Что у тебя с голосом? – взволнованно спрашивает парень. – Ты бежишь?

– Никит, просто скажи, что ты узнал, – рявкаю я.

– Хорошо. Семнадцатое и восемнадцатое место были куплены Коснягиной Верой Васильевной двадцать шесть лет назад. Восемнадцатое место оставалось пустым до две тысячи пятнадцатого года, и только в пятнадцатом было перепродано одной семье. Могу скинуть их данные, если нужны, но я думаю…

Где-то за спиной раздается шорох, и я вздрагиваю, но не позволяю себе обернуться. Я уже вижу впереди забор, который в прошлый раз мне удалось преодолеть с таким трудом. Игорь рядом тоже напряжен и это пугает меня еще сильнее.

– Никита, ты можешь сбросить на этот номер все, что нашел?

– Да, но…

Я не слушаю, просто сбрасываю звонок.

– Игорь… – я почти шепчу, потому что боюсь, что меня услышат.

– Все будет хорошо, – он коротко сжимает мою руку и оборачивается. – Беги к забору. И только не влезай, пожалуйста.

Люди, которые идут за нами, вполне понятного вида, кричащего об их нестабильном социальном положении. У них могут быть к нам претензии, только если им за эти претензии заплатили. В этом как раз я абсолютно не сомневаюсь.

– Что, ребят, дорогу подсказать? – улыбается Игорь четверым непрезентабельным мужчинам.

Я пячусь к забору и судорожно пытаюсь придумать, что делать. Очевидно, я этим парням не особо интересна, они попросту не обращают на меня внимание. Очень быстро упираюсь спиной в решетку, и в тот же момент, словно по команде все начинается.

Они нападают все разом. Игорь успевает уклониться от пары ударов и даже врезать одному гаду, пока двое из них не скручивают сзади его руки. Гулкие удары обрушиваются на голову и торс Гордеева. Вокруг меня все звенит и визжит, и я не сразу понимаю, что это мой собственный крик разрывает барабанные перепонки. Мужики не смотрят в мою сторону, продолжают исступлённо молотить уже обмякшего Игоря. Еще пару секунд и, когда хватка бандитов ослабевает, Гордеев падает на землю. Он еще в сознании, замечаю, как он группируется, прикрывая руками лицо и голову. Но еще я, как в замедленной съемке, с ужасом вижу замахивающуюся ногу, которая точно сейчас прилетит Игорю в затылок, и, забыв все наставления, бросаюсь к нему.

Выстрел раздается так неожиданно, что я замираю. К счастью, лишаюсь движения не только я.

– А ну пошли отсюдава, паскуды! А то щас жопы солью нафарширую! – дядя Сема с ружьем наперевес застывает в начале главной улицы.

– Иди отсюда, дед, – шепеляво советует один из нападающих.

Отважный сторож быстро, как ворошиловский стрелок, палит на голос и, на удивление, попадает. Мужик отшатывается и с воем сгибается пополам.

– Менты едут на вас козлов! Канайте, пока опять на нары не загремели!

Упоминание сотрудников доблестной полиции действует на граждан, как святая вода на демонов. Они переглядываются, прислушиваются и, быстро подхватив товарища, все же покидают поле боя.

– Игорь! – в мгновение преодолеваю разделяющее нас расстояние и падаю рядом с ним на колени.

– Я ж говорил, все будет хорошо, – пытается бодриться Гордеев, но я вижу, как ему досталось.

Порывисто обнимаю его и только сейчас понимаю, что пока не услышала его голос, словно не дышала.

– Тише, тише, – одергивает меня Игорь. – Я все-таки боец года. Помоги-ка встать.

Он опирается на мое плечо и поднимается.

– Живой? – деловито вопрошает дядя Сема, подходя ближе.

– Живой. Только кусок зуба, уроды, откололи, – Гордеев досадливо сплевывает кровь и ощупывает языком отколотый зуб.

– Ну то ничего, – со знанием дела кивает сторож. – Красивее будешь.

– И то верно, – соглашается Игорь.

Дядя Сема открывает нам калитку, и мы благополучно выходим с кладбища, поблагодарив нашего спасителя. Сажаю Игоря на пассажирское сидение, сама сажусь за руль.

– Едем в больницу, – говорю я, рассматривая рассеченную бровь, из которой продолжает сочиться кровь, разбитую губу и растекающийся сине-фиолетовый синяк на скуле Гордеева.

– Едем домой.

– Игорь, так не пойдет, – пытаюсь спорить я.

– Лера, давай сделаем по-моему хотя бы в этот раз.

Смотрю в его глаза и, чертыхнувшись, разворачиваю машину в сторону дома Гордеева.

ГЛАВА 25

Четвертая

Он дрожал всем телом. Это было что-то невероятное, удивительное, прекрасное… Именно так он чувствовал свой адреналин, который бежал по венам вместе с разгоряченной кровью. Именно так. Как подарок небес, как лучшее, что могло с ним случиться. Как то, чего он уже и не ожидал.

Несколько лет ей удавалось скрываться. Несколько лет он платил всё возрастающую дань и всё никак не мог прервать этот замкнутый круг. Он каждый раз ждал в тени и каждый раз пропускал тот момент, когда деньги исчезали. Хуже шантажа может быть только то, что этот шантаж с ним делал. Охотник оказался жертвой, и, более того, он даже не знал, чьей.

С каждым письмом, с каждым его провалом, он все более разочаровывался в себе, все более боялся. Из-за этого начались проблемы на работе (в его профессии страх – это слабость, то что лишает хватки), из-за этого начались проблемы в семье, ведь теперь все, о чем о думал – это лишь бы правда не вырвалась наружу. Хотя, конечно, он понимал, если та, кто тянет с него деньги, до сих пор не заявила о нем, значит, и не заявит. Значит, его деньги для нее важнее справедливости.

Да, он понимал, что, с точки зрения социума, он поступал с этими девушками несправедливо. Но что делать, если у социума искаженная правда? Что делать, если его справедливость гораздо правильнее? В том, что его правда чуточку правдивее, чем правда общепринятая, он не сомневался.

До ее дома оставалось совсем немного. Всего пара кварталов, которые можно преодолеть быстрее, пройдя насквозь через дворы. Но во дворах так мало людей, легко попасться на глаза какому-нибудь старожилу и врезаться в память яркой внешностью или дорогой одеждой. Люди с его достатком редко забредают в подобные районы. Именно поэтому и машину сегодня он решил не брать.

Он вышел на улицу и поспешил затеряться в толпе спешащих на работу людей. Так просто, даже немного смешно, что ему пришлось так долго ее искать. Мог бы догадаться и раньше. Ну что ж, как говорится, и на старуху бывает проруха. Теперь он точно знает, что доверять не стоит даже самым близким.

Ему пришлось немного подождать, пока из подъезда не выйдут заспанные жильцы. Лишних встреч в таких делах лучше избегать. Как только люди скрылись за углом дома, он еще раз оглянулся для своего успокоения, поднял повыше воротник так, чтобы он закрывал половину лица (он специально для этого случая купил такое пальто). Тенью проскользнул в подъезд и поднялся на второй этаж.

Как все оказалось просто. Он усмехнулся своим мыслям и трижды стукнул в обитую дерматином дверь.

Четвертая открыла не сразу. Он чувствовал, что она дома, ощущал каждой клеточкой, как она замерла за дверью. Да, когда ты шантажируешь чудовище, страх – то, что может спасти тебе жизнь. Или нет.

Наконец, замок щелкнул и в образовавшейся щели он увидел ее лицо. Она немного постарела с того последнего раза, когда они встречались. Усталые морщинки прорезали лоб, а носогубные складки делали лицо более осунувшимся.

– Ты? – спросила она, кажется, совсем не удивившись.

– Не ждала?

– Я тороплюсь сейчас… – попыталась спастись она.

– Я ненадолго, – он дернул дверь на себя так, что ей пришлось отпустить ручку и шагнуть назад в коридор.

Огляделся, с отвращением скривил губы. Да уж, дом в котором она жила раньше, был гораздо больше, да и чище. И после этого они говорят, что могут прожить без мужчин. Лживые шлюхи.

– Чаю нальешь?

– Мне надо уходить, – еще одна попытка с ее стороны насмешила его. – Не хочу опоздать на работу…

– Где дети?

Он заметил, как она судорожно сглотнула.

– У сестры, – сиплым голосом ответила четвертая.

– Когда вернутся?

– Через неделю. Вчера только отправила.

– Хорошо, – ему захотелось стереть слой пыли с заставленной фигурками полки, но он не желал здесь ни до чего дотрагиваться.

-… – она назвала его по имени, возможно, для того, чтобы напомнить, что они совсем не чужие люди, но он прервал ее.

– Я не трону их, если ты сделаешь, как я скажу.

– Пожалуйста…

– Чем ты думала, когда решалась меня шантажировать? – с искренним любопытством поинтересовался он.

– Мне нужны были деньги, – предсказуемо ответила четвертая.

– Ты могла попросить.

Она промолчала, лишь опустила голову ниже.

– Не хотела передо мной унижаться, – догадался он. – Хотела унизить меня.

– Ты ее убил! – вдруг не выдержала женщина.

– Да, и что? – вскинул брови он.

– Как ты мог?! – ее лицо исказила гримаса ненависти. – Как ты мог так с ней поступить?! Она была…

– Она была такой же лживой шлюхой, как и все вы, – он сделал шаг к четвертой, и она непроизвольно сжалась.

– Она тебя любила, – сквозь слезы прошептала она.

– И я дал ей то, чего она хотела.

– Ты…

– Твой повелитель и бог ровно до тех пор, пока ты мне не надоешь.

Ее затрясло от страха. Крупная дрожь заставляла зубы громко стучать друг о друга. Ему нравилось это зрелище. И в этот раз даже цвет волос и ее возраст не играл большой роли. Это был его апофеоз. Его вознесение не только над той, которая посмела его шантажировать, но и над своими страхами и самобичеванием. Этот момент, как и другие такие же, дал ему почувствовать, что он делает все верно, что это не он чудовище, это они, они все!, созданы для его наслаждения. Весь мир создан для него.

– На колени, – спокойно скомандовал он, упиваясь своим триумфом.

***

Мальчик сидел в шкафу уже долго. Руками закрывал уши и бесшумно плакал. Он специально учился бесшумно плакать, но только сейчас для гордости за это свое умение в нем не осталось места. Утром к ним домой постучали и мама, как всегда сказала ему сидеть в шкафу, чтобы не случилось. Они часто так играли, хотя мама называла это тренировками. Мальчику не всегда нравились эти игры, но мама говорила, что это важно. Важно уметь пятилетнему мальчику сидеть в шкафу и не издавать ни звука. А еще важно не выходить, пока мама не разрешит. Важнее на свете ничего нет, говорила мама. И мальчик со временем поверил.

Обычно к ним стучались только соседи, и тогда мама разрешала выйти из шкафа довольно быстро. Порой приходили мамины знакомые с работы и тогда сидеть приходилось немного дольше. Но никогда он не сидел в шкафу так долго, как сегодня. И никогда до этого мама не издавала таких звуков. Никогда! Это были страшные звуки, не крик, нет. Скорее хрип, жуткие стоны и тихий, едва слышный скулеж. Мальчик даже думал сперва, что тот, кто пришел к маме, принес ему собаку, щенка, которого он так хотел. Ведь разве может так скулить человек?

Тот, кто пришел, сказал маме не кричать. И она не кричала. Почему она его слушалась, мальчик не понял. Но он также знал, что сам он должен слушаться маму и ждать, пока она разрешит ему выйти.

Мальчик не знал, сколько прошло времени, но ему казалось, что он сидит в темноте целую вечность. Ему уже очень хотелось есть. И пить. И в туалет. А мама все не забирала его и тот, кто пришел, все не уходил. Еще через время затертые штаны стали мокрыми. Дурно пахнущее пятно растеклось под ним, но и тогда он не позволил себе выйти. А после мама затихла. Рычал только тот, кто пришел. И мальчик думал, что он превратился в оборотня. Он видел такое в кино. У них отменный слух и нюх, поэтому нужно сидеть еще тише, чтобы животное его не заметило. Мальчик боялся, что зверь найдет его по запаху. Что он его учует и сожрет…

После того, как хлопнула дверь, мальчик еще долгое время не решался выйти. Он не понимал, почему мама не разрешает ему покинуть шкаф, если гость уже ушел. Может, она забыла о том, что он, ее сын, сидит один в темноте и очень ждет, когда она откроет дверь и скажет, что прятаться больше не нужно.

Мама не приходила и не приходила, в квартире стояла такая тишина, которой никогда не было. Может, мама ушла с тем, кто приходил? Может, она решила убедиться, что он больше не вернется?

Есть хотелось уже так, что детский желудок просто сворачивало от боли. Неужели мама не помнит, что утром он не успел позавтракать? Он не знал, как быть, ведь если он ослушается, то мама расстроится и будет его ругать. С другой стороны, если мама ушла с тем, кто приходил, то, возможно, он успеет сбегать на кухню и вернуться в шкаф до того, как она вернется. Как же быть?

Еще через время голод и жажда все же заставили мальчика приоткрыть дверцу шкафа. В спальне, где стояло его укрытие, никого не было. Все оставалось на тех же местах, что и раньше. Разве только что запах был каким-то странным. У них в квартире порой пахло сыростью, но сейчас это было что-то другое. Так пахли гвозди, которые тетя втыкала в яблоки, чтобы потом запечь в духовке. И другие железки так пахли.

Мальчик остановился на пороге спальни и прислушался. Судя по всему, в квартире никого, но что, если?..

– Мама? – тихонько позвал он.

Он не знал от чего, но его сердечко вдруг совершило кульбит и забилось где-то в горле. Потом он поймет, что это называют предчувствием.

– Мам? – чуть громче сказал мальчик.

Мамы дома не было, не то она бы точно отозвалась.

Мальчик глубоко вздохнул и, набравшись смелости, вышел в зал.

– Мама? – едва слышно прошептал ребенок, когда увидел большое красное пятно на полу, а за ним и ее.

То, что раньше было его мамой, лежало в дальнем углу комнаты. Даже коты, потрепанные собаками, которых порой приходилось видеть мальчику на улице, были целее.

– Мам, – слезы уже катились по щекам, потому что даже его пятилетний мозг уже осознал, что случилось что-то неправильное. – Мама… Мама…

Она не отзывалась, да и не могла. Пустые глаза блестели на покрытом липкой кровью лице, уставившись в одну точку. Сделав пару шагов, мальчик попытался встать так, чтобы ее взгляд пересекся с его лицом.

– Мам?.. – последний раз попытался позвать он.

…Его сил хватило только на то, чтобы стащить с кресла потертый плед и накрыть ее. У них дома прохладно, и ее обнаженное тело точно замерзнет, если этого не сделать. Мальчик дотронулся до ее щеки и ужаснулся от того, какая она холодная. Маму нужно срочно согреть.

Он не придумал ничего лучшего, чем лечь рядом с ней поверх покрывала, которое уже успело пропитаться кровью, и со всех сил обнять замерзающую маму.

ГЛАВА 26

– Как ты думаешь, зачем он… кхм… Макс сделал это? – спрашиваю я, припарковавшись во дворе дома Игоря.

– Чтобы я не лез не в свое дело.

В темноте я не вижу, как он сейчас выглядит, хотя голос звучит несколько бодрее, чем когда мы отъезжали с кладбища, но от этого мне не легче. Во всем, что с ним случилось я виню себя и только себя.

Мы выходим из машины, Гордеев не принимает мою помощь и горделиво, вполне соответствуя своей фамилии, направляется в подъезд. Я молча иду следом и прислушиваюсь к своим ощущениям. Несмотря на то, что впервые я вошла в этот дом меньше, чем двое суток назад, мне кажется, что с того момента прошла как минимум вечность. События развиваются слишком быстро, делая мою жизнь невыносимо насыщенной, и моя психика пытается защитить себя, как может: растягивает время в моем сознании, давая мне хоть немного свыкнуться с происходящим.

Игорь заходит в свою квартиру и вместо света включает ночник – небольшого детского клоуна с горящими глазами.

– Обуй мои тапки, – бросает он, направляясь в ванную.

Я снимаю обувь, с трудом нахожу в полутьме тапки на несколько размеров больше, и иду следом за ним. Оказываюсь на пороге ванной комнаты ровно в тот момент, когда Гордеев высыпает из небольшой баночки горсть каких-то таблеток и отправляет их в рот, глотая без воды. Мне даже не хочется спрашивать, что именно он сейчас выпил. Даже это вдруг кажется неважным.

Осматриваю его лицо, с удивлением замечая, что кровь уже перестала пугающими поступательными толчками вытекать из раны на надбровной дуге. Да и отека, который я ожидала увидеть, почти нет.

Игорь перехватывает мой взгляд:

– Заживает, как на собаке, – хмыкает он.

Я рассеянно киваю, продолжая его рассматривать.

– Если тебя так пугает мой вид, можешь поколдовать с лейкопластырем, – предлагает Гордеев, протягивая мне одноразовую упаковку бактерицидного лейкопластыря.

Подхожу ближе к нему, Игорь присаживается на край ванной, чтобы мне было удобнее.

– Тебе нужно в больницу, – повторяю я.

– Свое лечение я могу доверить только тебе, – он усмехается, и это заставляет меня озвучить то, что пришло мне в голову после первого удара, прилетевшего в это лицо с вечной хулиганской ухмылочкой.

– Знаешь, возможно, я действительно погорячилась, когда обратилась к тебе. Я не хочу… не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

– Со мной уже что-то случилось, – кажется, его таблетки начали действовать, потому что его улыбка становится шире.

– Спасибо, что напомнил.

– Да не за что.

– Ты можешь хоть иногда быть серьезным?! – не выдерживаю я.

– А ты хоть иногда можешь быть не серьезной? – не остается в долгу Игорь.

– Ты что, не понимаешь, чем все это могло закончиться? – меня злит его беспечность. – Если ты сам не ценишь свою жизнь, то это не значит, что и я ее не должна ценить! Я была не права, когда пришла к тебе. Не стоило этого делать. Я должна была понять, как далеко это может зайти.

Наверное, после этих слов я должна уйти и никогда больше не появляться на его пороге, но я продолжаю стоять, опустив голову и разглядывая его потертые джинсы.

– А еще ты должна была понять, что спать с маньяком, – гиблое дело, – Гордеев не стесняется в выражениях, и я задыхаюсь от резких слов. – Так что, мы с тобой оба знаем, что с пониманием у тебя не очень. Как и у меня. Поэтому давай закроем эту тему. Все обошлось в этот раз, обойдется и в следующий.

– А если нет? – я поднимаю взгляд, вглядываюсь в зеленые глаза с темным ободком по краю и желтыми пятнышками у зрачка. – Я так не могу. Правда.

Он пытается что-то сказать, но я кладу ладонь ему на губы, заставляя замолчать.

– Спасибо тебе огромное, – продолжаю прощание. – За все. Правда. Какие бы цели ты не преследовал, ты сделал для меня столько, сколько никто не делал, наверное, после смерти папы. Ты попытался меня защитить, и я действительно чувствовала себя в большей безопасности рядом с тобой. Это важно для меня, но не настолько, чтобы рисковать тобой. Понимаешь? Я дура, что не подумала об этом раньше. Наверное, мне просто хотелось переложить на кого-то свои проблемы.

Я чувствую его дыхание на своей ладони, и мне нравится то, что он дал мне договорить, хотя это так не похоже на Гордеева. Поддавшись необоснованному порыву, я немного придвигаюсь к нему и практически невесомо целую в щеку. Он все так же не двигается, когда я отстраняюсь, и я убираю ладонь с его рта. Отступаю назад, собираясь уйти из этой квартиры навсегда, когда слышу:

– Лер, сделай мне, пожалуйста, кофе.

Мне не хочется задерживаться. Не хочется действовать себе и ему на нервы моим присутствием здесь, но я понимаю, что после всего, что я сказала, не выполнить его просьбу – это как расписаться в лживости своих слов. А они правдивы, как никогда, и мы оба это знаем.

Я иду на кухню и ставлю чайник. Где стоит кофе я знаю еще с прошлого раза. Гордеев стоит где-то в дверях кухни и не сокращает дистанцию между нами. Меня тяготит повисшая тишина, в которой слышен лишь шум огня, бушующего под чайником, поэтому я, не оборачиваясь, говорю:

– Я так и не спросила, сколько буду тебе должна. Наверное, сейчас самое время это обсудить.

– Ничего ты мне не должна.

Смотрю на чайник так, будто могу ускорить его кипение.

– Нет, я… – мямлю я. – Это же твоя работа. И ты не должен выполнять ее бесплатно.

– Я же сказал, ты мне ничего не должна.

Чайник начинает закипать так же, как и Игорь.

– Знаешь, ладно, – соглашаюсь я, продолжая гипнотизировать кухонную утварь и посуду. – Поговорим об этом после. Или через Эллу Валентиновну решим. Пожалуй, мы оба слишком устали для таких тем.

«Уходи! Уходи! Уходи!» – кричит мне здравый смысл, но голос Гордеева звучит громче.

– Лера?

– Да? – мне стыдно за себя, стыдно, что он, похоже, все понял.

Понял то, как сильно мне не хочется сейчас уходить, как беспомощно я себя сейчас чувствую и как глупо.

– Я сейчас подойду к тебе, хорошо? – словно я на грани истерики, спрашивает Игорь. Но это ведь не так? – И если ты против, просто скажи, ладно?

Я киваю, чувствую жжение в горле и пугаюсь, что сейчас на глаза выступят предательские слезы. Но их нет, я давно все выплакала, и зря волнуюсь на этот счет.

– Я сейчас подойду, – Гордеев делает шаг ко мне, я не оборачиваюсь, но чувствую это движение, и что-то внутри меня дергается словно от удара током. – И поцелую тебя.

Мои губы пересыхают, и я облизываю их, чтобы вернуть им хотя бы часть влаги. Я спиной ощущаю его взгляд. Так, словно он может прожигать дыры на коже прямо сквозь одежду.

– И, если ты не хочешь этого, скажи сейчас, – он уже прямо за моей спиной, его дыхание шевелит мои волосы, и я вдруг понимаю, что лучше проглочу язык, чем остановлю его. – Потому что потом я тебя не отпущу.

Он на мгновение замирает, позволяя мне передумать, но только я не хочу. Игорь расценивает мое молчание, как согласие, и в то же мгновение я ощущаю, как кончик его носа скользит по моей шее, вдыхает мой запах. Крепкие руки со сбитыми костяшками ложатся на мою талию, проводят по животу и резко разворачивают к себе. Я чувствую его запах, чувствую на лице его дыхание, вижу его зрачки, которые уже почти скрыли за собой зеленую радужку. Я хочу, чтобы он поцеловал меня, чтобы снял всю одежду, а вместе в ней и все тревоги и печали последних дней. Хочу дотрагиваться до него, считать его шрамы, целовать их. Хочу, чтобы он вытеснил собой того, кото я сама никак не могу выгнать из своей головы. Эти желания совершенно противоположны тому, что я собиралась только что сделать, и что нужно сделать. Но, как он сам сказал, с пониманием у нас обоих не очень, поэтому я смотрю на него и послушно ожидаю обещанного поцелуя.

Но вместо этого он просто смотрит. Скользит взглядом по моим бровям, запутывается в ресницах, считает темные полоски, лучами расходящиеся от зрачка в голубых глазах, цепляется за приоткрытые губы, дразня меня и заставляя дрожать под этим прицелом. Может, он не хочет меня и надеется, что я пойму это сама? Он сказал, что поцелует, но пока почти не прикоснулся ко мне. Мое желание уже горячит меня, подсвечивает кожу алым, но он еще даже не притронулся ко мне. Может, он и не собирается этого делать? Может, он просто решил меня проучить?

– Я… – горло перехватывает, и мне тяжело говорить. – Пойду, пожалуй.

– Нет, – Игорь говорит тихо.

– Нет? – глупо переспрашиваю я.

– У тебя была возможность уйти, – он медленно поднимает руку, будто бы боясь меня испугать. – Но ты здесь.

ГЛАВА 27

Он сжимает край моей водолазки и тянет ее вверх. Мне бы смутиться, оттолкнуть его, но я лишь прикрываю глаза и выдыхаю, когда его горячие пальцы случайно дотрагиваются до моей кожи. Прохладный воздух кухни, подогретый лишь свистящим чайником и нашими пылающими телами, заставляет меня судорожно втянуть живот, и я едва не теряю сознание, когда широкая ладонь едва касаясь меня повторяет мое движение, а затем спускается к молнии джинсов и ловко ее расстегивает.

Я открываю глаза и вижу лишь два омута. Игорь не сводит взгляда с моего лица. Красивые губы приоткрыты, нижняя на мгновение исчезает под рядом белых зубов, скол на одном из которых придает его образу звериной хищности. И меня это просто сводит с ума, так он должен прикусывать мои губы, а не свои. Я непроизвольно тянусь к нему, но он не дает мне до себя дотронуться.

– Тише, – он склоняется надо мной и шепчет мне в самое ухо. – У нас впереди целая ночь.

Он лжет, уже почти рассвет, но я не хочу сейчас с ним спорить.

Когда его губы касаются моей шеи, мои ноги подгибаются, и я все же хватаюсь за его плечи. Игорь прикусывает мою кожу, втягивает в себя, оставляя следы, прокладывает дорожку языком вниз до ключицы, вырывая из меня хриплые стоны. Ловкие пальцы стаскивают бретельку бюстгальтера и поцелуи спускаются до совсем неприличных. Опираюсь на стол, чтобы не распластаться на полу. Я впиваюсь пальцами в крепкие мускулы и растворяюсь в ощущениях.

– Нужно было сделать это раньше, – вновь шепчет на ухо Игорь, и я не сразу понимаю смысл сказанного.

– Что?..

Игорь не отвечает, делает шаг назад, и рывком срывает с себя футболку. Мне уже все равно, что он там имел ввиду, я просто хочу, чтобы он опять оказался как можно ближе. Похоже, его самообладание тоже начинает давать сбой, потому что дальше он не медлит. Игорь прижимает меня одной рукой так крепко, что мое дыхание почти останавливается. Его губы впиваются в мои, и я просто разбиваюсь на части, когда его язык проводит волнующую линию по моему нёбу. Второй рукой он стягивает с меня джинсы, и я стараюсь не отставать.

Его руки подхватывают меня и, развернувшись вместе со мной, он усаживает меня на другой стол. Игорь врезается в меня поцелуем, наклоняется надо мной так, что мне приходится опереться на локоть одной рукой, а другой зацепиться за его торс. Краем глаза я замечаю растекшиеся синие полосы на его ребрах, но он не позволяет мне сосредоточиться на этом зрелище. Боксеры черного цвета уже сползли с его бедер и в следующий миг я шумно выдыхаю в его рот. Кажется, это заводит его еще сильнее, и его движения становятся все жестче, разжигая мой огонь все ярче. Я почти достигаю вершины, когда он вдруг отстраняется, снимает меня со стола, и не прекращая целовать, ведет куда-то в темноту комнат.

Фонарь на улице позволяет разглядеть не заправленную кровать. Я хочу перехватить инициативу в свои руки, но у меня не сразу получается остановить сошедшего с ума от страсти мужчину. Он недоуменно смотрит на меня, когда я его отталкиваю. Я двигаю его к кровати и заставляю лечь на нее. Его грудь вздымается от тяжелого дыхания, в темноте я не вижу его глаз, но уверена, что в них сейчас только я.

Я сажусь на него сверху и, когда, наконец, наши тела сливаются, мы оба издаем облегченный стон. Как будто мы оба боялись того, что кто-то из нас даст заднюю, в очередной раз сбежит, снова скажет что-то не то, все портя. Единственный страх меня отвлекает и все также бьется в моей голове. Я не была ханжой, и у меня были мужчины, но всех их в какой-то момент я называла чужим именем. И меня особенно это никогда не беспокоило, но сегодня я не хочу вспоминать того, другого. Не хочу кричать его имя на пике. Игорь совсем немного толкается бедрами, чтобы вывести меня из личного транса, и я начинаю двигаться в удобном для себя ритме, с каким-то болезненным удовлетворением чувствую на своей талии, груди его руки и в ту же секунду успокаиваюсь. Закидываю голову назад и просто получаю удовольствие от своих движений, от прикосновений Игоря, жадных, даже восторженных.

Он не долго дает мне лидировать, переворачивается на кровати вместе со мной, мгновенно оказываясь сверху. Осторожность и размеренность заканчивается в ту же секунду, мужчина надо мной не может больше терпеть, а я и не прошу. Его толчки все злее и быстрее, и каждый из них словно бы выбивает из головы все мысли, снимает все тревоги. Я не замечаю, как снова оказываюсь сверху, я чувствую только его руки, сжимающие меня ниже спины, только его поцелуи и укусы на своей шее… А потом волнообразное наслаждение накрывает меня, заставляя упасть на мужчину, забиться в сладких судорогах, кричать что-то несвязное. Игорь стонет со мной в унисон, сжимает мои бедра, впервые, пожалуй, не контролируя свою силу, и я чувствую, как он быстро выскальзывает.

Как только в голове немного просветляется, я облегченно вздыхаю.

– А я забыла тебе сказать, что уже пару дней не принимала таблетки, – я трусь носом о его небритую щеку. – Но ты и так догадался.

– Плевать на твои таблетки, – он тянется, чтобы поцеловать меня, но я изворачиваюсь и отстраняюсь. – Может повторим?

Меня словно прорезает электрическим током. «Может повторим?»

– Что значит «плевать»? – не знаю, зачем этот разговор, но я вдруг не могу сдержаться, чтобы не выплеснуть ему на голову все те чувства раздражения и иррационального страха, которые внезапно наваливаются на меня. – Ты вообще знаешь, откуда берутся дети?

– Вообще знаю, – Гордеев чуть хмурится, ему не нравится мое поведение, и, возможно, сейчас не нравлюсь я. – А ты?

«Может повторим?»

– То есть, тебя не смущает тот факт, что я могу забеременеть без таблеток? – я говорю себе заткнуться, но в душе понимаю, что вряд ли смогу. Моя нагота смущает меня, задевает, как напоминание о том, что я что-то сделала не так, не правильно, так не должно было быть. Но что я сделала?

– Если так будет, я буду только рад, – совершенно спокойно пожимает плечами Игорь. – Лер, чего ты? Все же нормально.

У меня начинает ломить виски. Горло перехватывает железным обручем, и я знаю, что он не ослабнет, а будет только сжиматься. Хватаю воздух, пячусь назад, подальше от кровати. «Может повторим?»

– Да что ты все усложняешь-то? А? – он тоже подрывается и теперь стоит прямо передо мной. – Ты мне нравишься, я нравлюсь тебе, гипотетическому ребенку от тебя я буду только рад! Что с тобой не так?!

В голове стучит какая-то мысль, она зудит где-то на периферии сознания, и я все не могу ухватить ее за хвост, и отогнать не могу.

– Не подходи, – выставляю перед собой руки.

– Лер, что с тобой? – Игорь останавливается, понимает, что что-то не так, но он не может сейчас помочь.

Воспоминание странное, старое и непонятное картинкой возникает перед глазами. Большой дом, а я в нем такая маленькая. Все в этом доме старше меня. В нем всегда играет музыка, всегда слышен смех. Но мне там страшно. Я одна. Кого-то важного нет. И дверь в мою комнату всегда открыта. «Я скоро приду к тебе играть», – слышу я чей-то голос, но я не хочу, чтобы этот кто-то приходил. «Давай в прятки, Лер! Давай в прятки!» Мне страшно, но я прячусь под кроватью. Не потому что боюсь, а потому что играю в прятки. Меня находят быстро. Смех где-то в моих перепонках, а зеленые глаза смотрят на меня в подкроватную темноту. «Может повторим?» Я не хочу играть. Ведь у меня что-то случилось. Что-то страшное и непоправимое. Что-то…

– Мама… – онемевшими губами едва слышно произношу я.

– Лер, – Игорь делает шаг ко мне, но я вновь вскидываю руки.

– Ты был там, – говорю я, слыша, как дрожит мой голос. – Ты был там, когда умерла моя мама. «Веселый, милый дом, тебе так страшно в нем»! Ты думаешь, это смешно?! «Я двери не закрою, приду играть с тобою»! Обхохочешься! Правда?!

– Погоди, – Гордеев делает рывок ко мне, и я бросаюсь в кухню через коридор. – Я все объясню!

То, что он не отрицает, не говорит, что я сумасшедшая дура, в буквальном смысле выбивает почву из-под ног. Я падаю на пол уже в кухне, тянусь за своими вещами.

– Лера!

Он не трогает меня, просто стоит в дверях, наверное, все же мое убийство не входит в его планы.

– Это ты тот самый сталкер! Ты сводил меня с ума! Господи…

Я не могу попасть ногой в штанину, потому что руки трясутся.

– Господи!.. – истеричный смешок срывается с моих губ. – Господи…

Натягиваю на голое тело водолазку и вскакиваю на ноги. Нужно скорее бежать отсюда, но путь мне преграждает Гордеев.

– Лера, – его глаза впервые полны отчаяния, но меня уже этим не обманешь. – Все не так…

– Уйди с дороги, Игорь, – сквозь зубы цежу я. – Если не собираешься забирать мою жизнь прямо сейчас, то лучше уйди!

Игорь нехотя отодвигается, и я протискиваюсь мимо него. Вылетаю в подъезд, шлепая босыми ногами по советскому желто-коричневому кафелю. Дверь за мной хлопает так, что с потолка сыпется штукатурка. Улица встречает меня холодом, забирающимся под свитер (куртку я оставила в квартире Гордеева). Потерянно оглядываюсь, пытаясь собрать в кучу ворох мыслей.

Фары коротко мигают два раза. Знакомая черная машина ждет меня в нескольких метрах от подъезда. Я медлю минуту, чувствую, как замерзают ноги, а потом иду к автомобилю. Плюхаюсь на теплое кожаное сидение и смотрю вперед, потому что не хочу встречаться взглядом с водителем.

– Я собрал твои вещи, – Макс тоже не глядит на меня. – Едем домой.

– Да, – шепчу я, и машина срывается с места.

ГЛАВА 28

Больше 10 лет назад

Макс практически не появлялся дома. Он умудрялся приходить ровно тогда, когда я засыпала. Причем независимо от того, в какое время суток я ложилась спать. Макс был словно призраком в нашем доме. А вместе с ним призраком стала и я. Все мои идеи по поводу того, что нужно бы найти ту девушку и расспросить о том, что именно она делала в злополучном доме, разбивались о мою апатию.

Тетя Марина вернулась через несколько дней после папы. Ей пришлось заехать к какой-то подруге и помочь с похоронами матери. Хотя, если честно, мне было все равно. Папа был занят либо работой, либо тетей Мариной, Макс, похоже, меня бросил, и я снова была абсолютно одна со своими мыслями и страхами. А еще с моей ломкой.

Я раньше не верила, что в отсутствие какого-то человека может ломать так же, как при отмене наркотиков. Когда у нас с Максом все это началось, мне было плохо, даже когда он просто уезжал на пару часов. Сейчас, когда я не видела его уже около трех недель, я просто умирала. Меня постоянно рвало. И нет, я не была беременна. Я покупала тест, и он оказался отрицательным. Меня тошнило от мыслей о Максе. Тошнило от воспоминаний, как он целует шею другой девушки, от того, что кожа горит огнем без его пальцев. А еще меня просто ужасно тошнило от себя. От того, что я не могла взять себя в руки и забыть его. От того, что порой по ночам я не сдерживалась и звонила ему, слушала гудки и хрипела в голосовое сообщение, как сильно я его люблю. От того, что украдкой ходила в его комнату и рыдала там на полу, прижимая к себе его футболки, вдыхая его аромат. Я сходила с ума и понимала это. Ничего нет хуже осознания собственного сумасшествия.

В какой-то момент я поняла, что так больше продолжаться не может. Моя боль превратилась в культ. Моя боль стала для меня божеством, которому раз за разом я платила кровавую жертву. Я платила ей собой. Когда я попросила у папы ключ от квартиры, он ничего мне не сказал. С одной стороны, я была этому благодарна. С другой же, я чувствовала себя преданной. В конце концов, это я его родная дочь, а не Макс. Почему же уезжаю я? Я не решилась сказать об этом родителю, в конце концов, я сама ему призналась в том, что стала причиной всего этого. Возможно, это был отцовский урок мне: за свои решения надо отвечать самой.

Квартира была пустой и неуютной. Но она явно была лучше нашего дома, потому что в ней не было ни единого напоминания о Максе. Именно тогда я стала читать. Именно тогда я стала осознавать, что попала на крючок зависимых отношений. Но, к сожалению, понять и справиться с этим – совершенно разные вещи. Именно тогда я решила искать в нем худшее. Мне казалось, что, если я буду убеждена в том, что Макс ужасный человек, все это пройдет, как дурной сон. Хотя я и так подозревала его в самом худшем. Разве может быть ужаснее?

Девушку, которая была в машине с Максом, оказалось не так-то просто найти. Да и как? Я не знала о ней ничего. Ни имени, ни места проживания, ни возраста, в общем, ничего. Знакомых, которые могли бы мне помочь в поиске, у меня тоже не было. Поэтому я денно и нощно листала местные группы социальных сетей в надежде на то, что смогу узнать загадочную блондинку на фотках. Но и с этим оказалось не все так просто. Оказалось, что я не так уж четко помню ее лицо. Почти в каждой девушке со светлыми волосами я видела именно ту, которая мне нужна. И ни одна из них не приближала меня к желаемому.

Новый год я встретила в своей пустоте и одиночестве. Он не позвонил, а ехать в папин дом я отказалась. Я выла, как больная волчица, свернувшись на полу в ванной, и мечтала хотя бы просто его увидеть.

Так прошел месяц, а за ним и второй. Свадьбу папы и тети Марины решили перенести на более позднее время. На какое конкретно, не обсуждалось. Отец лишь говорил: пока все не успокоится. Меня никто не вызвал на допросы, никто больше не спрашивал о том, что я видела в тот злополучный вечер, но также я знала, что для папы эта история не закончилась. И, скорее всего, он просто воевал, как лев, за мое спокойствие. За это я была благодарна. Не знаю, смогла бы я выдержать все эти наводящие и прямые вопросы и не рассказать правду.

…Восьмое марта все же пришлось праздновать в доме какого-то очередного папиного партнера. Макс не мог не пойти. Как и я. Это очень некрасиво выглядело бы в глазах общественности. Выезжать решено было из родительского дома. Папа сказал, что это для того, чтобы не гонять несколько машин, но я понимала, вся эта конспирация исключительно для того, чтобы общественность не догадалась, какая напряженная обстановка царит в нашем семействе.

Собиралась я в своей старой комнате. С собой в новую квартиру я взяла только самое необходимое, а все красивые вещи остались в доме, построенном из воспоминаний. Назло Максу я вырядилась в неприлично короткое и облегающее бежевое платье-футляр с открытыми плечами, которое трудно было отличить от моей кожи, сделала высокий прямой хвост на затылке, ярко нарисовала стрелки. Назло себе я не стала умываться и переодеваться, когда не узнала себя в зеркале. Казалось, только этот образ может позволить мне удержать лицо – не я внешне, не мои чувства, не я внутри. Я будто бы отгородилась от самой себя ярким макияжем и вызывающим платьем.

Зная, что он внизу, я около получаса не могла выйти из комнаты. Тошнота подкатывала к горлу каждый раз, когда я пыталась сделать шаг. «Я просто чертова наркоманка», – твердила себе я, надеясь, что самобичевание поможет взять себя в руки. Но разве это вообще когда-то кому-то помогало? Я вышла за дверь только тогда, когда мой желудок окончательно опустел и бояться позора больше не было смысла. Хотя… смотря что считать позором. Колени дрожали так сильно, что мне казалось, я могу упасть в любой момент. Туфли на высоком каблуке не прибавляли устойчивости, но заменить их было так же неприемлемо, как сдаться.

– Лерочка, – улыбкой поприветствовала меня тетя Марина.

– Ты сегодня такая… – протянул отец.

Я улыбнулась, новой стеклянной улыбкой, так подходящей этому наряду. Макса нигде не было, и я почувствовала облегчение, смешанное с огромной долей разочарования.

Странно, но все это время мой внимательный и чуткий отец словно бы не замечал, что со мной происходило. Он даже ни разу не навестил меня на квартире. Иногда мне хотелось спросить у него, неужели он не понимает, не чувствует, как я страдаю, но каждый раз я одергивала себя. Вдруг он не замечает только потому, что счастлив сам? Омрачать его счастье переживаниями обо мне я не хотела.

– Макс сейчас подгонит машину, – сказала тетя Марина.

Вот как.

Папа накинул мне на плечи легкую шубку, и я первой вышла на улицу, оставив родителя вдвоем со своей невестой. Автомобиль уже стоял у самого порога. Мое сердце билось как бешеное и, когда водительская дверь открылась, оно будто остановилось. «Очная ставка все же не слишком хорошая идея», – подумалось мне, но менять что-то было явно поздно.

– Привет, – прошептала я, когда Макс приблизился.

Я еле удержалась от того, чтобы броситься ему на шею и умолять, чтобы он остался рядом. На нем был дорогой приталенный черный костюм, черная рубашка не до конца застегнута, черное полупальто распахнуто. Он был так красив, что я, наверное, даже перестала дышать. Серые глаза вообще ничего не выражали. Как будто бы они были такими же стеклянными, как и моя улыбка. А может, и были? Я обещала себе не думать об этом, но… Неужели он совсем не скучал? Неужели он не любил?

– Садись в машину, простынешь, – сказал он так, словно мы расстались пару часов назад.

Дернулась, когда рука отца легла на мою спину. Я не заметила, когда они вышли. Наверное, мои мысли гораздо громче окружающего мира. Удивительно, но за последнее время я привыкла.

– Давай, Лера, – подтолкнул меня папа. – Не хватало еще заболеть.

Отец придержал заднюю дверь для тети Марины, а Макс для меня – переднюю. Тошнота опять подкатывала, а паника накрывала с головой. Он вел машину уверенно, спокойно, как будто не замечая, как я тлею рядом. За всю дорогу он ни разу на меня не взглянул. Я же, наверное, никуда больше и не смотрела. Папа с тетей Мариной шутили и смеялись всю дорогу, и из нас двоих только Макс отвечал всегда впопад.

Как в тумане я вышла из машины, когда мы приехали. Так же бездумно дошла до дома и даже поздоровалась с его хозяевами. А потом тошнота стала просто нестерпимой. Спросив дорогу, я сослалась на то, что мне необходимо припудрить носик. Стараясь не сильно спешить, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания, нырнула в нужный коридор, потом в еще один.

Сильная рука перехватила меня так неожиданно, что я вскрикнула.

– Тшшш…

Знакомые мурашки тут же всполошенными стаями разлетелись по телу.

– Отпусти, – еле заставила себя прошипеть я.

– Только не беги, ладно?

Кивнула прежде, чем успела подумать.

Макс выпустил меня из крепкого захвата и резко развернул к себе.

– Скоро все закончится, золотая девочка, – его ладони обхватили мое лицо, он стал хаотично покрывать поцелуями мои губы, щеки, нос. – Ты мне веришь?

– Что закончится, Макс? – чтобы не упасть, удержалась за его талию.

– Просто верь мне, хорошо? – он заглянул в мои глаза, снося последнюю преграду моего самообладания. – Все закончится, и мы уедем отсюда. К черту все. Скажи, что ты мне веришь, детка. Ты же мне веришь? Скажи, Лера!

– Я верю тебе, – сдаюсь я и отвечаю на поцелуй.

ГЛАВА 29

10 лет назад

Макс был прав. Все действительно скоро закончилось. Но до этого были почти идеальные полгода. Мы сыграли папе и тете Марине самую шикарную свадьбу из всех, что я видела. Они ездили в путешествие по Европе и были действительно счастливы. А мы были счастливы за них.

Я старалась не замечать ничего, кроме своих эмоций, кроме любви, которую я в себе всеми силами берегла. Потому что в глубине души была уверена, что все действительно скоро закончится. Мои предчувствия не давали мне расслабиться, не давали забыть, что плохое заканчивается только в сказках, а в жизни закончиться может только хорошее.

Несмотря на мою выученную зашоренность, я не могла не видеть, что с каждой встречей Макс все больше нервничает. У него, как и у меня, похоже была своя тюрьма, в которой его рвали не менее злобные демоны, чем те, которые терзали меня. Иногда в его глазах я видела пугающую безысходность, обреченность, которой не было места в моем искусственно выстроенном розовом замке.

– Все закончится, я тебе обещаю, – говорил он, когда, наверное, уже не мог держать в себе свое напряжение.

– Я помню, – отвечала я, целуя напряженные плечи.

– Ты мне веришь?

– Да.

Я не спрашивала, что именно должно закончиться, потому что боялась того, что он ответит. Боялась, что озвучит именно то, о чем думаю я. Что закончимся мы.

Иногда Макс пропадал на неделю или две. Но и в те дни я научилась не сходить с ума. И никогда не спрашивала, где он был и с кем. Я воспринимала его приходы, как дар мне свыше, и больше ни о чем старалась не думать. Единственное, на что я всегда надеялась, что наш следующий раз все же будет. И даже, если в этот следующий раз я стану одной из тех, кто не выжил… Не уверена, что мне было не все равно. Порой я думала, что, если выберусь из этого, то никогда больше не допущу такого, но пока я в этом… Я отдавалась полностью своей зависимости.

Мне позвонили, когда Макса не было.

– Валерия… гхм… Сергеевна? – голос в трубке был хриплым, прокуренным.

– Да, – резкая боль прорезала грудь.

Раньше я не знала, что предчувствия работают так.

– Золотов Сергей Анатольевич ваш отец?

– Да…

– Мне очень жаль, – сказал он будничным тоном. – Ваш отец с женой попали в аварию.

Пальцы ослабели, телефон чуть не выскочил из рук. Чувствуя, что я не смогу долго держать себя в руках, прислонилась к стене.

– Они живы?

– К сожалению, вам нужно приехать на опознание, – сказала трубка, а я стала сползать по стене на пол. – Это простая формальность. Сами понимаете, процедура…

Телефон все-таки выпал. Проскользнул металлическим корпусом по паркету.

– Валерия, вы еще здесь? – спрашивал мужчина из телефонного динамика. – Валерия? Вы знаете, где ваш брат? Мы не можем ему дозвониться.

Горло перехватил спазм так стремительно, что я повалилась вперед, упершись ладонями в пол.

– Лера, вы меня слышите?

Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Вместо воздуха из горла вылетали хрипы. Боль в мышцах горла была такой сильной, будто кто-то невидимый душит меня мощными руками. Этим невидимым убийцей была сама я. Мой собственный организм пытался меня задушить, чтобы я не слышала этого, не знала, не думала. В голове билась всего одна мысль: «Вот все и закончилось».

– Валерия, к вам сейчас приедут, не кладите трубку, – будто сквозь толщу воды услышала я. – Лера, ваш брат рядом?

Воздух влетел в мои легкие со свистом. Спазм отпустил неожиданно, заставляя меня закашляться. Ни один организм не сможет себя убить вот так. Хотя это все решило бы. Я никогда не подниму на себя руку, и пусть бы лучше так.

– Куда приехать? – прокашлявшись, спросила я.

Адрес совершенно не запомнился в голове, и я попросила прислать мне его сообщением.

Потом кто-то приехал. Я открыла дверь. Какие-то мужчины что-то мне говорили о том, что я должна проехать с ними. Я что-то кричала и вырывалась. Потом подъехала скорая и мне сделали какой-то укол. После него ничего не хотелось, только спать или хотя бы лежать и смотреть в одну точку.

Папу опознал кто-то из его коллег, но мне сказали, что мое присутствие все равно потребуется, пусть и позже. Все слилось для меня в какую-то несуразную, вялую линию, на которой я ничего не значащая, немощная точка. И в этой точке мне нужно было одно. Точнее, один. Мне нужен был Макс.

Он приехал ближе к вечеру. Вошел в квартиру и замер на пороге. Я знала, что это он, но не могла заставить себя подняться с кровати, чтобы выйти навстречу. Я так хотела его видеть, а теперь боялась увидеть в нем что-то. Даже в мыслях я не формулировала это. Даже в мыслях не хотела допускать этих слов, но…

– Лера? – позвал он.

Я зажмурилась, стараясь справиться с очередным спазмом.

– Детка, ты как?

Легкие шаги приблизились ко мне, а рука скользнула на плечо.

– Папа умер, – онемевшими губами сказала я. – И тетя Марина.

– Я знаю.

Я распахнула глаза, вгляделась в его лицо.

– Ты так спокоен… Она же была твоей матерью, – я не хотела обвинять, но ничего не могла с собой поделать.

– Приемной, – напомнил Макс, и моя боль вырвалась наружу.

– Ты чудовище! – я подскочила на кровати и сбросила его руку. – Тебе никого не жалко! Ты никого не любишь! И меня ты не любишь! Только себя, только свои ненормальные желания! Погиб человек, который боролся за тебя, который воспитывал тебя всю твою сознательную жизнь, который терпел тебя!.. Как ты можешь так спокойно об этом говорить?!

– Прекрати истерику, – легкая угроза в его голосе только распалила меня.

– А то что?! Убьешь меня? Воткнешь нож в спину, как той девушке?

– Что ты несешь?! – он тоже вскочил на ноги. – Все, что я делал, я делал только ради тебя!

– Тех девушек ты тоже убил ради меня? – вдруг успокоившись спросила я.

– Давай просто уедем и оставим все это здесь, – Макс посмотрел на меня таким уставшим, вымотанным взглядом, что я почти стушевалась.

– Макс, разве мы можем?

– Лер…

Звонок телефона не дал ему договорить. Я с усилием оторвала взгляд от любимого лица и пошла на звук рингтона.

– Лера? Это ты? – голос был мне смутно знаком, но я не могла вспомнить, откуда его слышала.

– Да, а вы кто?

– Тебе нужно знать только то, что твой отец когда-то мне очень помог, – не сдал своих позиций мужчина.

Ответ меня устроил. Я знала, что порой папа помогал не совсем честным людям.

– Что вы хотите?

– У меня есть повязки кое-где, – начал мужик. – И они нашептали, что тормоза на машине твоего отца были подрезанными.

Я замерла.

– Что это значит? – конечно, я понимала, что это значит, но мне нужны были подтверждения моих мыслей.

– Это значит, что Золотова убили, – неуместно хмыкнул собеседник. – И еще. Бак не сам загорелся. Там пулю нашли.

Скоро все закончится, золотая девочка. Ты мне веришь?

Я похолодела.

– Зачем вы это мне говорите?

– Чтоб ты поостереглась, – я представила, как дядька пожимает плечами. – Ну и это… Золотов правда очень мне помог в свое время. Так что, если тебе нужна будет помощь… Короче, запиши мой номер. Только не давай никому. Договорились?

– Да, – ответила я и нажала отбой.

– Кто звонил? – Макс стоял почти за спиной, и вполне мог слышать, что мне говорил незнакомый мужчина.

– Папин друг.

– Чего хотел?

– Выражал соболезнования, – легко солгала я и обошла Макса.

– Лера? – он задержал меня за руку. – Мы уедем?

– После похорон, – я прикусила губу, чтобы не сорваться.

– Хорошо, – он притянул меня к себе, поцеловал в висок. – У нас все будет хорошо. Ты мне веришь?

– Верю, – привычно сказала я.

…Похороны прошли через несколько дней. Папу и тетю Марину хоронили в закрытых гробах. Их закапывали, а я так и не посмотрела на них в последний раз. Не сказала, как люблю их обоих. Как они дороги мне. Как я благодарна…

Это были самые странные дни в моей жизни. Я скорбела об отце. Происходящее казалось мне чем-то немыслимым, невозможным. Но это невозможное происходило, и я ничего не могла с этим поделать. А еще я скорбела о том, что закончилось. И мне хотелось выжать из этих дней последнее.

Я не знала, что ненависть и любовь может существовать так близко, не знала, что они могут так крепко сливаться. После похорон я смотрела на Макса и удивлялась своим чувствам. Разве можно так любить человека, который, я уверена, убил моего отца? Разве можно любить человека, который насилует и убивает девушек? Разве можно любить чудовище? Моего интеллекта хватало понять, что так не бывает, но мои чувства говорили совершенно другое. И когда я приняла решение, единственное правильное решение, я поняла, что нужно забрать себе на память каждый день, каждый час и каждую минуту. Пока я могу это сделать. Пока закончилось еще не все.

После похорон прошло ровно три дня. Столько я нам отмерила. А потом набрала выученный наизусть номер. Мужчина ответил сразу:

– Да?

– Это Лера Золотова, – дрожащим голосом представилась я.

– Да.

– Мне нужна ваша помощь.

ГЛАВА 30

Одна из

Он гордился собой. Никто не смог бы быть настолько хорош. Все эти девушки (он помнил даже не все лица)… А подозрения так ни разу и не упали на него. Разве не гений? Он провел пальцами по лацкану пиджака, скроенного по фигуре. Теперь он может позволить себе одеваться так, как пожелает. Его грязное, рваное детство осталось далеко позади. Порой ему казалось, что ничего подобного с ним и не было, и в такие моменты он заставлял себя вспоминать все в мельчайших подробностях. Зачем? Он не знал. Просто был уверен, что именно эти воспоминания делают его им.

Он жил с матерью в облезлой грязной квартире в одном из самых неблагополучных районов города. Мать работала на такой работе, где платили копеечную зарплату, а требовали в десяток раз больше. Еда не всегда была той, которую вообще возможно есть. А та, которая была, часто предназначалась не ему, а мужчинам, которые приходили к его матери. Он хорошо помнил, как его голодного отправляли гулять каждый раз, когда к маме приходили друзья. Он выходил на улицу, и там его ждали новые испытания.

Хилый и беспомощный он вечно получал от старших ребят. Хотя слово «ребята» слишком мягкое для этих отморозков. Они заставляли его делать ужасные вещи, такие, после которых ни один бы не остался в здравом уме. В отличие от него, конечно. Будучи совсем несмышленым ребенком, он не понимал, чем заслужил такую жизнь, пока однажды эти самые отморозки не объяснили ему все.

Они сказали, что к его матери приходят не друзья, а любовники. Правда они использовали несколько другое определение. Более хлесткое и обидное. Они сказали, что его мать любит своих мужиков больше, чем его, что она шлюха, которая… Он не мог слушать все эти мерзости. Тогда он впервые первый бросился в драку и, естественно, проиграл. Его били ногами до тех пор, пока он не начал с кровью выплевывать свои внутренности. По крайней мере, именно так тогда ему показалось. Мучители ушли, когда мучить по сути уже было некого.

Он помнил, как собрал все силы в кулак, поднялся и еще кое-что сделал впервые. Он пошел домой до того, как мать его позвала. Раньше он никогда на такое не решался, но ему было так больно, и ему было так важно знать, что отморозки лгали. Он взял ключ под ковриком и открыл дверь. Конечно, непозволительное хамство с его стороны, но после всего он был готов к еще одному наказанию. Главное, оказаться правым.

Ему не повезло. Все, что говорили, оказалось правдой. Когда он бросился защищать маму, то только еще больше отхватил. Его тягали за волосы, а мать говорила, что он идиот, что лезет не в свое дело. Он пытался ей объяснить, пытался сказать, что это неправильно… То, что она ответила, он запомнил на всю жизнь. Он понял, что всего этого они хотят сами. Они хотят быть униженными, использованными, им нравится быть источником удовольствия и не больше. Им нравится это настолько, что они готовы променять на это даже собственного сына.

Его первая только доказала это. Он долго думал об этом, но потом осознал, что просто не мог из тысяч женщин выбрать единственную, которая так похожа на его мать. Могло ли это быть случайным совпадением? Вряд ли. Значит, теория сама себя доказала. Женщины такие все. Хотя, в последнее время он надеялся, что одно исключение из этого правила все же есть.

Воспоминания, воспоминания… Они делают нас нами. То, что мы из себя представляем, – всего лишь компиляция того, что с нами было. Человек без воспоминаний потерян для себя и общества. Поэтому он делает все, чтобы оставаться собой.

В этот раз ему хотелось экстрима. Хотелось пощекотать себе нервишки. Ему хотелось двоих. Да, так он еще никогда не рисковал, но почему бы не попробовать сейчас? Девушек-студенток он присмотрел уже давно. Красивые, сильные, они были словно воплощением такого быстрого и меняющегося мира. Он наблюдал за ними долго. Ровно столько, насколько хватило его терпения. Но и оно не безгранично.

Он посмотрел на себя в зеркало заднего вида, поправил очки в золотой оправе. Этот атрибут для незрячих сразу делает человека чуточку беспомощнее в глазах окружающих. Он заметил это давно и использовал эту особенность человеческого восприятия уже не в первый раз.

Вышел из машины и не стал ее закрывать. Если угонят, будет только лучше. Он давно не берет на такие дела свой автомобиль. Лишние риски ему не нужны. Отдельная дверь в съемные комнаты девушек будто бы была создана специально для того, чтобы однажды он в нее постучал.

– Кто? – тонкий голосок раздался из-за двери не сразу.

– Девушка, милая, откройте, ради бога! – добавив придыхания в свой голос взмолился он. – У меня пропала дочь! Я оставил ее в машине на вашей улице, пошел ближе к дому посмотреть его номер. Мы заблудились. А когда вернулся, ее не было! Господи, ей же всего семь лет! Я не могу никуда позвонить, как назло сел телефон!

– Давайте я позвоню в полицию?

– Да, конечно, только прошу вас, можно сначала я позвоню своим друзьям, – продолжил игру он. – Вы же знаете нашу полицию! Мы найдем ее быстрее. Прошу вас! Никто из ваших соседей не открыл, а уезжать с этой улицы я не хочу, вдруг она придет к машине? Умоляю! Дочь – это все, что у меня есть!

– Я не…

– Прошу вас!

– Ладно, хорошо, – сдалась одна из многих.

– Я всего на минуту, – заверил он, и услышал, как щелкнул замок. – Спасибо вам огромное!

Она не вышла к нему с телефоном. Побоялась. Решила, глупышка, что пустить в дом незнакомого мужчину безопаснее, чем оказаться с ним один на один на темной улице.

– Вот телефон, – протянула она ему свой гаджет.

Как мило. Все куда проще, чем он предполагал. Он переступил порог с ощущением ни с чем не сравнимого внутреннего ликования. За долю секунды до удара, похоже, одна из все же поняла, что натворила. В глазах девушки мелькнул восхитительный страх. Он не удержался и восторженно хохотнул, когда она свалилась на пол. Ее он решил оставить на потом. Единственное, что нужно было предпринять незамедлительно, это лишить девушку возможности позвать на помощь или убежать, даже если она очнется.

Ловкими отработанными движениями он связал ее, засунул свой галстук ей в рот. Конечно, может задохнуться, но, он надеялся, что одна из многих дождется своей очереди.

Вторая девушка спала в своей комнате. Он следил за ней сегодня и знал, что она слегка перебрала. Ее бросил парень, а женщины вообще плохо переносят отвержение. Она лежала на животе, свесив голову с кровати. Он усмехнулся: кажется, кто-то не умеет пить. Майка слегка задралась, а шортики обтянули все округлости. Она ждала его. Как и все до нее.

Возбуждение прокатилось по всему его телу, сосредоточившись в одном месте. Он расстегнул молнию на брюках, шагнул к ней. То, что она так спокойно спит, заводило его и пленило. Осторожно стащив с нее шорты, он замер. Девушка что-то невнятно пробормотала во сне, чуть пошевелилась и опять провалилась глубоко в царство Морфея. Интересно, проснется ли она, когда… Дрожь предвкушения захватила его.

Натянув резинку, он устроился сзади нее, провел руками по ее бедрам. Она прогнулась кошкой, позвала по имени своего уже бывшего парня, чем снова умилила его. От резкого движения вовнутрь девушка все же проснулась, забилась под ним, попыталась закричать. Страх, похоже, выветрил даже то бесконечное количество алкоголя из ее крови. Он зажал ей рот рукой, потянул голову на себя, заставляя ее выгнуться.

Слезы намочили его ладонь, но это не заставило его жалеть, это лишь больше взбудоражило. Он не хотел заканчивать все слишком быстро. Это удовольствие должно продлиться. Девушка взвыла в его ладонь, попыталась его укусить, но он только ускорил толчки.

– Эта ночь только начинается, – прошептал он ей на ухо, вызывая новую порцию слез. – Но тебе все равно повезло не так сильно, как твоей подруге. Она поедет со мной. В самое лучшее место. Жаль, что ты умрешь раньше.

ГЛАВА 31

Я разбита. Несмотря ни на что, кажется, Игорь успел стать для меня тем самым человеком, которому я доверилась. Я не могу вспомнить, чтобы кто-то предавал меня настолько подло, настолько безжалостно играл моими чувствами. Даже Макс не шел ни в какое сравнение с ним.

Как вообще я могла подумать, что это Макс меня преследовал? Если я не сумела понять это за столько лет, то можно же было догадаться хотя бы по той записке в разбитом бокале? Идиотка… Макс никогда не говорил, что любит меня. С чего бы ему начинать через столько лет? Правильно. Он никогда бы не написал такой банальщины. Он не стал бы делать и говорить и половины из того, что делал и говорил сталкер. Или можно уже без стеснения называть своего преследователя по имени? Игорь. Игорь. Игорь.

– Ты не виновата.

– Не надо, – останавливаю я Макса, пока он не сказал чего-то такого, от чего меня вывернет наружу.

Мы едем молча до самого злополучного поворота. Молча сворачиваем на узкую дорогу, которая за десять лет лишилась своего ухоженного вида. Сквозь трещины в асфальте пробиваются сорняки, кустарники по обочинам давно никто не стриг. Я не была здесь с того самого дня.

Игорь. Игорь. Игорь.

За что он так со мной? Зачем? Он же видел, что это сводит меня с ума. Я придумываю десятки объяснений, тысячи вариантов того, как и, главное, почему, он мог со мной так поступить. Свою манию сталкеры действительно часто принимают за любовь. Глупо и странно, но обычно так и бывает с психическими расстройствами.

Макс притормаживает у ворот и, к моему удивлению, из дома, который я считала пустующим все эти годы, к нам выходит здоровенный мужик. Он лениво направляется к воротам, но, рассмотрев машину, заметно ускоряет шаг.

– Доброе утро, Максим Николаевич, – поспешно открывает замок мужчина. – Не думал, что вы приедете сегодня.

– Так вышло, – Макс опускает стекло, чтобы ответить ему. – Закроете за нами и можете быть свободны.

– Все? – глупо моргает дядька.

– Да, мы с женой хотели бы побыть вдвоем, – кивает Макс и въезжает на территорию жилища Золотовых.

– Мм… Жена? – протягиваю я, хотя, если подумать, мне уже все равно.

– Ему не обязательно знать все тонкости наших отношений, – пожимает плечами он.

– Тоже верно.

Макс паркуется возле нашего старого дома и некоторое время я просто смотрю на здание, в котором все началось. А может, не так? Может, все началось гораздо раньше? И вообще это были две совершенно разные истории, в которые я каким-то немыслимым образом умудрилась вляпаться.

– До свидания, Максим Николаевич, – кричит мужчина. – Приятных выходных.

– Спасибо, Валерий, – Макс выходит на улицу, машет рукой мужчинам. – Я сообщу, когда вы будете нужны.

Я прихожу в себя и выбираюсь из машины. Растерянно оглядываюсь. Как он смог сохранить все именно в таком виде, в каком все было десять лет назад? Как у него вышло? А, главное, зачем?

– Макс, – зову я и жду, пока он обернется и посмотрит на меня с высоты ступеней. – Ты любишь меня?

Мгновение он смотрит на меня своими бездонными серыми глазами, обрамленными все такими же черными ресницами. Он так же красив. Возможно, даже еще красивее, чем тогда. Он точно сильнее, и, наверное, жестче. Нет. Наверняка жестче. Он мне не говорил ничего подобного раньше, почему должен сейчас?

– Пойдем в дом, Лер. Тебе нужно поспать.

Он разворачивается и скрывается в дверях нашего дома. Моего дома, если быть точной. Раньше меня это задело бы, пожалуй, теперь же я только усмехаюсь и отправляюсь следом. Чего и следовало ожидать. Он никогда бы не написал ту записку. А я дура, что сразу не обратила на это внимание. Возможно, мне просто слишком хотелось, чтобы он хоть однажды сказал что-то подобное. Мои желания все чаще играют со мной злую шутку.

В доме чисто и тепло. Точно так же, как было раньше. Я с удовольствием ощущаю, как тепло от полов с подогревом проникает под кожу оледеневших и грязных ног. Здесь та же мебель, те же светильники и картины, тот же блестящий мраморный пол и лакированные перила лестницы… Отличается только запах. Пахнет нежилым домом. Нет запаха пирогов тети Марины и бесконечных папиных бумаг и книг, не пахнет Максом… Хотя насчет последнего можно и поспорить. Аромат его одеколона словно заполняет дом заново, появляется в каждой комнате, куда он заходит и остается там.

– Валерий привез новую кофе-машину, – слышу я голос из кухни. – Старая давно сломалась. Я сделаю тебе кофе. Ты пьешь такой же?

– Макс, – снова зову я, уставшая от лжи и недомолвок. – Что происходит?

– Лера, тебе нужно немного поспать, – он выходит ко мне, и, ровно как одиннадцать лет назад, подпирает собой дверной проем.

– Макс, что происходит? – повторяю свой вопрос я.

– Кроме того, что ты спишь со всеми подряд? – не удерживается он и тут же качает головой, явно жалея о своих словах.

– Теперь ты пытаешься говорить о моем благочестии? По-твоему, задеть меня – это лучший способ заставить меня не задавать вопросы? – я иду в наступление.

Не ему учить меня жизни после того, как он пропал на десять, мать их, лет!

– Я отвечу на твои вопросы, когда ты будешь к этому готова, – пожимает плечами он.

– О, – я закатываю глаза. – Ты что, пересмотрел шаолиньских боевиков? Лучше так и скажи, что ты ответишь на мои вопросы, когда придумаешь, что солгать!

Я не знаю, куда делась вся моя робость, которую я испытывала рядом с ним. Скорее всего, она, как капля в море, растворилась в моей едва контролируемой злости. Все мое железное поклонение, которое жило во мне с момента нашего первого прикосновения, разъело ржавой болью. Ушла ли любовь? Нет, она никуда не делась и, похоже, уже никогда никуда не денется, но я ее уже теряла, и вдруг в секунду осознаю, что не боюсь потерять ее еще раз. Игорь что-то доломал во мне. Что-то такое, что не смог сломать Макс. Какая ирония! Более того, я вдруг осознаю, что я легко готова расстаться и с жизнью, если вдруг Макс решит прямо сейчас сделать то, что по какой-то, как всегда, мне неизвестной причине, он не сделал десять лет назад. Разве это жизнь? Жить в постоянной лжи, в страхах и непонимании, в вечном конфликте со своей совестью и самой собой? Это точно не предел моих мечтаний.

– Я никогда тебе не лгал! – он делает шаг ко мне, обличающе тыча в меня пальцем.

– Конечно, – я смеюсь ему в лицо. – Ты просто святая простота! И верность, наверное, мне хранил все десять лет? Какой ты молодец!

– Черт! Да не о верности речь! – Макс запускает в черные волосы свои длинные пальцы. – Но с ним! Как ты… Как можно было с ним?!.

– А чем он отличается от других мужиков?! – несмотря ни на что, камень в огород Игоря стрелой вонзается в мое сердце. – Чем он отличается от тебя? Солгал мне? Подумаешь, новость! Манипулировал? Да, ты же у нас никогда такого не делал! Чем он хуже тебя?!

– Всем, – Макс глядит на меня темными от ярости глазами и впервые мне не хочется гасить этот огонь. – Он всем хуже меня. В его жизни не было и половины того, что пришлось пережить мне. Он не способен ни на что из того, что приходилось совершать мне. Он трус и слабак, которым я никогда не стану.

Я замолкаю, вглядываясь в красивое лицо. Догадка приходит неожиданно, и я сама сначала ей не верю, но потом все же произношу вслух.

– Вы знакомы, верно?

– Откуда бы? – насмешливо кривит губы Макс.

– Так не говорят о незнакомцах.

– Ты помешалась на нем, – зло выплевывает он.

– Прямо как на тебе когда-то? – я возвращаю ему ту же насмешливую улыбку.

Макс вдруг успокаивается. Смеется, подняв голову, от чего я вижу, как дергается его кадык.

– Кофе все же не лучший вариант сейчас, – он отворачивается, хочет уйти. – Лучше все же поспи.

– Я не закончила! – такое пренебрежение и вновь переход к общению со мной, как с маленькой девочкой, сносит мне крышу.

Я догоняю его в пару шагов, толкаю открытой ладонью в спину, понимая, что не сделаю больно, лишь обращу на себя внимание, и в то же мгновение врезаюсь спиной в стену. В голове слегка звенит, воздух вылетает из легких, но вернуться обратно не может, потому что путь ему преграждает ладонь Макса, сжимающая мое горло. Пытаюсь вдохнуть, но выходит с трудом, воздуха слишком мало. Глаза Макса прямо напротив и снова пылают.

– Никогда не делай так, – он шепчет прямо в мои губы. – Ты рискуешь напомнить мне о том, что я очень старался забыть.

– Не то что? – хриплю я, и он понимает, что перегнул палку. – Убьешь меня?

– Я никогда не убью тебя.

Хватка слегка ослабевает, и я, наконец могу вздохнуть. Его ладонь все еще лежит на моем горле, но мне уже достаточно пространства, чтобы попытаться восстановить дыхание. Я смотрю на него, а он глядят только на мои губы. Мне не сложно определить, чего он хочет. Вряд ли он когда-нибудь хотел чего-то другого в наших отношениях.

Его губы прикасаются к моим. Это не поцелуй, не ласка, что-то совсем другое, что возможно только с ним. Он ждет, когда я поцелую его первая. Ждет моего первого шага, моей ответственности за все. Но, как бы мое тело не было настроено на Макса, сейчас я способна поступить по-другому.

Мы оба ждем: он – когда я сдамся, я – когда отступит. Мгновения тянутся будто бы вечно, наше смешивающееся дыхание горячит нас обоих, но я не сделаю и миллиметра навстречу. Он понимает это скоро, коротко целует меня и отстраняется, резко разворачивается и направляется к выходу.

– Макс! – мой голос останавливает его почти у порога. – Почему ты не убил меня, как остальных?

Он замирает на целую минуту, а потом медленно оборачивается. Мне бы испугаться, но сейчас, похоже, уже поздно. Я просто хочу знать ответ на свой вопрос.

– Ты считаешь, что тех девушек убил я?

Смотрю на него не в силах даже кивнуть, но и по моему взгляду все ясно.

– До сих пор? – голос Макса устрашает, отзывается где-то внутри.

– И никогда не сомневалась, – признаюсь я шепотом.

Он не подходит ко мне. Изваянием стоит в дверях, глядя в пол.

– Так ты поэтому меня убила? – Макс поднимает на меня свои глаза и мне снова не хватает дыхания.

ГЛАВА 32

– Я… Я не… – начинаю глупо лепетать я. – У меня не было выбора!

Макс вдруг закрывает лицо руками и хохочет. Его плечи сотрясаются от смеха, и я не могу понять, что именно так его позабавило.

– А-а-ай, – протяжно стонет он, пытаясь успокоиться. – Честное слово, это самое смешное, что я слышал за последние десять лет.

– То есть, лишение людей жизни – это смешно, по-твоему?

Он еще пару секунд смотрит на меня, тяжело вздыхает и все же разворачивается.

– Иди спать, Лера, – бросает он через плечо. – Поговорим, когда ты не будешь истерить.

Меня задевают его слова об истерике. Опускаюсь на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей на верхний этаж, и размышляю. Я чувствую себя сумасшедшей. Я в доме, в который обещала никогда не возвращаться, с человеком, которого считаю маньяком и убийцей своего отца. Я переспала с мужчиной, который оказался моим преследователем. Никто не заставлял меня делать все эти вещи. Похоже, именно я и только я рушу свою жизнь. Первое правило психотерапии – принятие ответственности за то, что с тобой происходит. Забавно то, что я всегда виню кого-то в своем кошмаре. Никогда не думала об этом под таким углом, но разве не могла я поступать по-другому? Разве у меня не было выбора? Нет, он был, как и всегда бывает у людей, которые кричат себе и на каждом углу, что выбора у них нет. Я могла пойти в полицию сразу, когда почувствовала неладное десять лет назад. Я могла рассказать все отцу, и, возможно, тогда он был бы жив. Я могла не поддаваться эмоциям и не нажимать ту чертову кнопку. Я могла обратиться куда-нибудь еще после первого звонка сталкера. Но я каждый раз выбирала что-то другое. Не то, что было логичным или правильным. И каждый из моих выборов привел меня сюда. Так что, даже если Макс вернется, чтобы воткнуть в меня нож… Что же. Это тоже будет результат только моих выборов.

Я поднимаюсь и иду на кухню. Вряд ли мне удастся сейчас уснуть, мыслей в голове слишком много. Открываю аптечку, чтобы найти снотворное, но она пуста. Конечно, как и весь этот дом. Зато полон бар. Еще одно очень логичное решение с моей стороны. Напиться и забыться. Почему бы и нет? Хуже уже точно не будет, а так, возможно, у меня появится возможность поспать.

Алкоголь не обжигает, водой льется в горло. А я бы хотела, чтобы он жег. Хотела бы, чтобы было больно. Я сижу ровно в том месте, где когда-то любил сидеть отец. В моей руке такой же пузатый бокал. Единственное отличие: на моей памяти отец ни разу не позволял себе опустошить больше, чем половину бутылки, моя же уже подходит к концу. Сон все не идет, хотя я рассчитывала уснуть прямо на этом диване. Мысли становятся все более вязкими, нерасторопными, но они все равно есть. И это заставляет меня подняться за второй бутылкой. Обманчивая трезвость отступает, как только я встаю на ноги. Меня качает из стороны в сторону, и я не понимаю, как мой мозг может так бессовестно отставать от тела в опьянении.

Я глупо хихикаю. Сейчас бы потанцевать в клубе, а не думать о том, где я свернула не туда и как это исправить. Где же мой хваленый контроль? Я только на нем и выезжала все эти годы, а в последнее несколько дней так легко скатилась до… До чего? До своего внутреннего я? Снова смеюсь. Мне кажется до ужаса веселой мысль о моем падении. Ведь это падение, так? Конечно, так.

С трудом вспоминаю, как включается музыкальная система. Это не так-то просто, гораздо сложнее, чем принятие глупых решений. Меня смешат все мои острые шутки над самой собой. Включаю сохраненный плей-лист. Надо же, все осталось, как прежде. Валерий действительно заботился о доме прекрасно. Интересно, Макс приезжал сюда и предавался воспоминаниям? Или надеялся привезти и утопить в воспоминаниях меня?

Знакомая песня заставляет меня двигать бедрами в такт. Мне когда-то нравилась эта композиция. И эти слова. Снова смешно. Я танцую и подпеваю словам, которые прочно засели в моей голове после сотни прослушиваний:

– Я сочиняю роман, – поднимаю руки вверх, закрываю глаза и отдаюсь ощущениям. – Мужчина всей моей жизни, иду по вечному кругу. Я так решила сама…

– Разве я не сказал тебе ложиться спать? – горячие руки ложатся на мою талию, не стесняя движений.

– Можешь убить меня за то, что я такая непослушная девочка, – не хочу ничего видеть, не открываю глаз, просто закидываю голову ему на плечо и продолжаю танцевать. – Или за то, что я убила тебя. Вполне себе повод.

– О, да ты в хлам, – иронизирует Макс мне на ухо. – И часто ты так напиваешься?

– Ни-ког-да, – честно отвечаю я.

– Сегодня особый случай?

– В точку, – киваю я и пытаюсь отойти от него, чтобы покружиться, момент в музыке для этого самый подходящий.

– Чем же тебя так задел твой сумасшедший? – Макс берет меня за руку, разворачивает и притягивает к себе.

– Он не больше сумасшедший, чем мы с тобой, – я улыбаюсь чему-то.

– Защищаешь…

– Просто не тебе его судить, – замираю, настроение стремительно портится. – И не мне.

– Так что, расскажешь мне о великом сыщике Гордееве? – Макс еще раз крутит меня на месте, от чего я на мгновение теряю равновесие, и он тут же подхватывает меня. – Ты влюблена в него, верно?

Меня забавляет, что он спрашивает об этом. И я не хочу с ним ничего обсуждать, но слова сами льются из моего рта.

– Знаешь, он меня освободил, – прищуриваюсь я, разглядывая лицо мужчины напротив. – Сначала я была напугана и зла. Но вот эта бутылочка помогла мне разобраться. Он показал мне, кто я есть на самом деле. Я сумасшедшая, которая выбирает сумасшедших мужиков. Вот и все. Все годы психотерапии уместились в одном трахе.

Я снова смеюсь.

– Я же с самого начала подозревала его, – заговорщицки шепчу я. – Чувствовала, что это он. Представляешь? Так же, как и с тобой тогда. Я знала, что с тобой что-то не так. Ты не ночевал дома, когда пропала та девушка. Пошел встречать ее с ножом, когда она объявилась у ворот. Я же все понимала. И все равно я пошла за тобой. И за ним пошла. А знаешь, что это значит?

– И что же? – в его глазах насмешка, но уверена, что внимательнее, чем сейчас, он не слушал меня никогда.

– Что я изначально была готова на все, что может со мной случиться. Странно, да? Но на самом деле, так и есть! Я была практически уверена, что однажды умру от твоей руки, или от руки Игоря, и все равно пошла за вами. В психологии это называется… – пытаюсь вспомнить нужный термин, но алкоголь перепутал все слова в моей голове. – Ох… не помню, но смысл в том, что я заведомо выбираю тех, кто несут только опасность. Я… Я зачем-то хочу быть в опасности. Подсознательно, конечно. Ты меня понимаешь?

– Да, – Макс поворачивает меня спиной к себе. – Наверное.

– И раз так, – продолжаю я, увлеченная своим инсайдом. – Выходит весь мой страх, в котором я жила, – это полная чушь. Смысл бояться того, чего желаешь?

– Ты мне скажи.

Его ладони скользят по моему животу, одна из них бушующей лавой проскальзывает между грудей и ложится на шею. Я запускаю пальцы в его волосы и наслаждаюсь едва ощутимыми, но от того не менее волнующими поцелуями в шею. Песня поменялась уже десяток раз. Голос Рианы подпевает Эминему в песне «Love The Way You Lie». Мне кажется, идеальнее трека нет для того, что происходит сейчас.

– Зачем ты вернулся?

– Потому что я тебе нужен, – легко говорит Макс.

– Спорно, – поджимаю губы я.

– Моя золотая девочка, – шепчет на ухо. – Ты же совсем не понимаешь, что происходит, верно? Напридумывала себе сказок и веришь в них. Так проще, да? Да, я знаю, что так проще.

– Есть, что сказать, – говори.

– А разве ты меня слушаешь? – рассмеялся он. – Нет, все равно останешься в своих сказках. Потому что теплее они, срослись с тобой – не оторвешь.

Макс разворачивает меня, целует мои щеки, подбородок.

– Я скучал по тебе.

– А как же Игорь? – скептически спрашиваю я.

– К черту его, – руки Макса гладят мою спину, но ниже не спускаются. – Все к черту. Завтра со всем разберемся.

– Я хочу спать, – отстраняюсь я. – Устала.

Нетвердой походкой иду к лестнице, поднимаюсь и вхожу в свою старую комнату. Я так пьяна и так устала, что даже то, что я впервые засыпаю здесь спустя столько лет, меня совершенно не волнует.

ГЛАВА 33

– Проснись, Лера, проснись!

Кто-то трясет меня за плечо, до боли знакомый голос пытается прорваться через пелену увязшего в похмелье сознания. Чувствую, как кто-то что-то натягивает мне на ступни. Обувь? Носки?

– Давай же, вставай, чтоб тебя!..

Я не могу разлепить глаза, кажется, сейчас открою их и голову разорвет от боли. Тот, кто меня будит, явно серьезно подходит к делу, потому что моему бренному телу уже пытаются придать вертикальное положение.

– И за что мне это? Надо было связаться с такой дурой!

– Игорь? – мое горло издает какое-то карканье вместо нормальных человеческих звуков.

– Нет, Папа Римский, – к раздражению и беспокойству в его голосе примешивается значительная доля облегчения. – Давай, малышка, обними папочку за плечо, и я выведу тебя отсюда.

– Я никуда с тобой…

Игорь так резко встряхивает меня, что непослушные глаза все же открываются. За окном уже ночь, значит, день я бессовестно проспала. В полумраке комнаты, словно зеленые огни, яростно поблескивают глаза Гордеева.

– Ты еще не поняла, идиотка, куда влипла?! – он старается говорить тихо, но от этого мне еще страшнее.

Бравада вчерашнего дня не то, чтобы совсем ушла, но подвинулась, уступая законное место здравому смыслу. Гордеев напуган, это очевидно. И я не хочу сталкиваться с тем, чего боится он. Или кого. С другой стороны, может быть, с этим кошмаром я столкнулась уже давно, просто привыкла к нему?

– Мне наплевать на твои идиотские домыслы и обиды, – непривычно грубо шипит он, удерживая меня за плечи. – Мне наплевать, что ты ведешь себя, как малолетняя истеричка. Хочешь загоняться – пожалуйста! Не хочешь нормально поговорить – и хрен с тобой! Но сейчас ты пойдешь со мной, а когда это закончится, на все четыре стороны. Поняла?

– Я не позволю тебе переложить ответственность за… за все это, – я движением руки показала на нас обоих. – На меня. Хотел поговорить? У тебя было на это предостаточно времени.

– Ты понятия не имеешь, кто он такой, – сквозь зубы цедит Игорь.

– А ты? Откуда ты имеешь об этом понятие? – я с вызовом вскидываю подбородок.

– Уводишь у меня девушку? А? Игорек?

Свет включается так неожиданно и так болезненно режет по глазам, что я на мгновение зажмуриваюсь.

– Максим, пусть она уйдет, – Гордеев вскидывает ладони вверх в жесте капитуляции. – А мы с тобой поговорим.

Они знакомы!

– Раньше ты не очень готов был со мной говорить, – глаза Макса наполняются каким-то маниакальным азартом. – С чего бы сейчас начинать?

– Потому что на самом деле ты не хочешь, чтобы с ней что-то случилось, – Игорь передвигается так, чтобы встать между мной и Максом, закрыть меня.

– Откуда ты знаешь, чего я могу хотеть? – выплевывает мой сводный брат. – Откуда ты вообще можешь хоть что-то обо мне знать?

– Максим, пусть она уйдет.

– Как же она теперь без нас? – Макс криво усмехается и делает шаг в нашу сторону.

Я никогда не боялась его так, как сейчас. Он кажется мне совсем чужим, ненормальным. Я всегда надеялась, хоть и не верила, что, возможно, я ошибаюсь. Возможно, он не мог никого убить. Но такой Макс, я вижу, способен на все. Такого Макса легко представить насилующим девушек, разрезающим их плоть, ломающим кости…

– Что ты хочешь? – Игорь идет на банальный торг. – Хочешь снова меня порезать? Или в этот раз все будет серьезнее?

Порезать? Я не видела на теле Гордеева шрамы, кроме… Мой взгляд подлетает к длинным перешитым полосам на руках Игоря, протянувшихся от запястья до локтя. Это сделал Макс? Но…

– Макс, – подаю голос я. – Я не знаю, что вы не поделили, и честно, не хочу знать. Я теперь поняла, что это не… связано со мной. Я хочу уйти.

– Не связано с тобой?! – на его лице полнейшее удивление, а потом он вдруг начинает смеяться. – Не… Ох… не связано с тобой!

Игорь бросается на него молниеносно, сносит его в коридор и оттесняет в сторону от двери.

– Беги! – кричит он, и меня не нужно упрашивать дважды.

Я кубарем скатываюсь со ступеней. Игорь успел надеть на меня тонкие носки, и я поскальзываюсь на полу первого этажа словно на льду. С трудом удерживаюсь на ногах и несусь дальше. Дверь не заперта в отличие от машины. Уехать мне не удастся. Слушая лишь стук своего сердца в ушах, я несусь к воротам. Здесь мне не везет, ворота закрыты. Я цепляюсь руками за прутья, пытаюсь подтянуться и у меня даже немного получается, но ворота слишком высокие, и никаких горизонтальных украшений, на которые можно было бы поставить ногу, на них нет. Руки не выдерживают где-то на середине. Я мешком падаю вниз. Недавно подвернутая нога сразу повторно надламывается, и я рычу от боли.

То и дело оглядываясь, ковыляю вдоль забора. Когда-то сбоку от дома была калитка, и, насколько я помню, она была ниже, чем ворота и забор. Я надеюсь, что там я смогу перелезть. Пока иду, стараюсь не думать ни о чем. Если сейчас начну размышлять, то просто сорвусь. Это не то, что мне нужно. Я просто должна дойти до калитки. А если ее нет, то должна придумать, как отсюда выбраться. И я придумаю. Конечно, придумаю.

Калитка на месте, и она действительно ниже, чем весь остальной забор. Но лучше всего то, что она немного приоткрыта. Наверное, Валерий забыл закрыть, когда поспешно покидал территорию. Я всхлипываю от охватившей меня радости, но тут же заставляю взять себя в руки. Прислушиваюсь. Вокруг приятная ночная тишина, которая заставляет засомневаться в своем разуме. Разве может в такой тишине происходить что-то плохое? Хотя, вероятно, только в такой тишине и случается все плохое.

За калиткой у меня есть два выхода: пойти к дороге или идти через лесополосу. Первый вариант гораздо удобнее, но, если кто-то из них бросится за мной вдогонку, у меня не будет ни единого шанса. Я вздыхаю, чтобы собраться с силами в последний раз и направляюсь в лес.

Пытаюсь вспомнить все схемы структуры личности, все источники, которые я использовала в своей кандидатской… Все, что угодно, лишь бы не думать. Не сейчас. У меня еще будет время. Только не сейчас.

Даже в темноте место кажется знакомым. Настолько знакомым, что я притормаживаю, оглядываюсь. Нет, я не могу себе сейчас верить. Моя психика может со мной играть. Она точно со мной играет. Иду дальше, тороплюсь выйти к дороге, стараюсь идти точно прямо. Скорее всего, это очередные глупости, но… идти слишком удобно для леса. Учитывая, что я в одних носках, мои ноги уже должны быть в крови. Понимание приходит резко, и я вновь останавливаюсь. Тропинка протоптана. Я не иду просто сквозь лес, я иду куда-то в определенное место. Закрываю рот рукой, стараясь не придаться панике. Дышу коротко по схеме, но постоянно сбиваюсь.

С другой стороны, ведь разве не об этом я вчера говорила? Я сама выбираю этот путь. Причем, уже очень и очень давно. Никто не заставляет меня идти в темный лес вместо освещенной дороги. Я сама всегда выбираю темноту вместо всего другого. Неожиданно для себя успокаиваюсь настолько, что могу продолжить путь. Куда бы он не привел, именно туда я и шла.

Люк я нахожу буквально через несколько метров. Мне его заботливо открыли и даже где-то внизу зажгли свет. Наверное, чтобы не заблудилась. Я усмехаюсь. Мне вдруг становится совсем все равно, что со мной там сделают. Лишь бы все, что разрывает мою голову, закончилось.

Ступеньки на удивление удобные, даже с подвернутой ногой спускаюсь вполне быстро. Помещение с неровными бетонными стенами разделено на две части. По крайней мере, сначала мне кажется именно так. Что-то вроде предбанника, в который я попала, освещается вполне неплохо, но за решеткой, отделяющей другую часть помещения, полная темнота. Я осматриваюсь в поисках выключателей. Щиток расположен по левую руку от меня. Он приглашающе открыт, и я не заставляю себя ждать. Сквозь смирение и апатию проступает любопытство. Что это за место? Врубаю все тумблеры одним движением.

За решеткой довольно большая комната. Я толкаю кое-где заржавевшие прутья, вхожу медленно и снова застываю. Шок настолько сильный, что я не могу даже сделать шаг. Я просто смотрю на еще одну дверь, прорубленную в дальней стене и тоже перекрытую решеткой. За ней точно камера. Даже со своего места я вижу цепи, вбитые в стену и тощий лежак на полу. Здесь он держал их. Здесь он держал ту девушку.

Я замечаю на полу сливы для воды. Мне больно представлять, зачем они могут понадобиться. В остальном все очень похоже на обычный гараж: пара грязных столов и диванов, пара захламленных столов и много, много фото на стенах. Нерешительно делаю шаг ближе к стене, краем сознания отмечая, что запаха, который должен тут быть, не ощущается. Ублюдок, похоже, позаботился не только о сливах, но и о вентиляции.

На фотографиях девушки. Молодые, живые, красивые. Большинство из них очень похожи на меня десять лет назад. Такие же белокурые и длинноволосые. Он следил за ними. Выслеживал, как зверь. Ждал идеального для нападения момента. Все фотографии были сделаны в разное время, это видно по качеству изображений. Некоторые из них отпечатаны на полароиде. Это кажется мне странным, но, наверное, пока я не готова осмысливать все и сразу. Все фото развешаны в одной стороны абсолютно хаотично, но с другой, даже с первого взгляда заметна какая-то система.

Я медленно иду вдоль стены и ужасаюсь. Как же много их было! Как катастрофически много! Почему никто не нашел его? Почему никто не поймал? Разве возможно, чтобы монстр скрывался так долго?

Долго…

Вот именно, долго! Это слишком старые фото! Макс был ребенком, когда некоторые из них были сделаны! Он не серийный убийца! Облегчение накрывает с головой, а изо рта вырывается неуместный сдавленный смешок.

Я не досматриваю стену до конца, поворачиваюсь к противоположной. Сердце, которое только что стало биться спокойнее, снова взрывается. На противоположной стене совсем другие фото. Неестественные позы, бледная кожа, красно-синие борозды, глубокие раны и пустые, такие пустые глаза… Он фотографировал их мертвыми. Он фотографировал их в самых ужасных, унизительных позах.

Эту стену я заставляю себя досмотреть до конца. Мне кажется неуважительным не смотреть на них. Эти девушки не должны были это переживать. Никто не заслуживает подобного. Я дышу часто и глубоко, стараюсь удержать себя в сознании, но последнее фото висит немного обособленно. И именно оно выбивает из меня не только воздух, но и, кажется, жизнь.

Красивая женщина с пустым взглядом. У нее мои черты. Мои губы, только разбитые и потрескавшиеся, мои скулы, только «украшенные» ссадинами, мой нос, только свернутый от удара. Не знаю вообще, как я узнала ее. Потому что то, что он с ней сделал, лишило ее всей красоты. Я спешу вновь к стене с «живыми» фотографиями. Мне важно убедиться. Важно узнать наверняка, что я не обозналась, что не поддалась на игры моей психики. Но нет. Я не обозналась.

– Нет, нет, нет… – шепчу я.

Мамино фото самое шикарное из всех, которые здесь висят. Она красавица. Белое платье прекрасно сидит на стройной фигуре, а фата чуть отбрасывает тень на высокую скулу. Она счастлива. Кажется счастливой. Я очень любила это ее фото в детстве. Больше не могу сдерживаться. Всхлипываю, закрываю рот руками и скулю свозь ладони. Перевожу взгляд на соседнее изображение, и меня начинает сотрясать сумасшедшая дрожь.

Я не верю. Не верю. Не верю.

– Ты всегда спрашиваешь, люблю ли я тебя, – голос Макса как-то обреченно спокоен, а я не нахожу сил, чтобы обернуться и посмотреть на него. – Теперь ты знаешь, как сильно.

Да, теперь я знаю.

Я смотрю на свое фото в черном платье. С тем самым поясом. Мое лицо обведено в круг красным карандашом. Я знаю, кто имел привычку выделять так что-то важное в своих записях. И я знаю, что Макс сделал, чтобы мое фото не стало следующим на противоположной стене. Для этого он убил моего отца.

ГЛАВА 34

Смерть

– Знаешь, я всегда знал, чего хотят женщины, – его голос был спокойным и несколько горделивым. – Они по сути своей все шлюхи, которые мечтают обратить на себя внимание мужчины. Они из кожи готовы лезть для этого, и только корчат из себя недотрог. Хотя ты ведь уже знаешь об этом.

– Знаю, – парень с холодными серыми глазами напротив него обладал на редкость тяжелым взглядом, но это не отменяло того, что они были до прекрасного одинаковыми.

Он понял, что, наконец, нашел родственную душу, в тот момент, когда этот паренек вместо того, чтобы передать сбежавшую идиотку ментам, прирезал ее собственными руками. Именно так и должны поступать такие, как они: выручать друг друга, помогать. Парень с серыми глазами рассказал ему обо всем в тот же вечер. Сказал, что девчонка узнала постоянно мелькающее в газетах и на местном телевидении лицо. Его лицо. Сказал, что прикрыл его и прикроет в следующий раз, если потребуется. А еще сказал, что он узнал о кое-какой улике… Конечно, он не поверил сразу, он не был глупцом, но парень достал улику и целые полгода был просто идеален. Хладнокровен, жесток и предан. Тот, кого он всегда ждал.

– Да… Ее мать была такой же. Абсолютно такой же, – продолжил он. – Хотя, признаться, я надеялся, что она пойдет в меня.

– Не всегда бывает, как мы надеемся.

– Ты прав…

Это задевало его больше всего. Шлюха, которая родила ему ребенка, и которая стала его первой, оказалось, все эти годы спала в его собственной дочери. Он не мог поверить, что все, чему он учил свою девочку, все, чего он от нее ожидал, рассыпалось прахом под давлением ее желаний? Как? Как это возможно? Неужели он не передал ей свои гены? Неужели не помогло даже его воспитание?

Она сама сказала ему, чего хочет. Сама призналась. Если бы он был чуть более молод и чуть менее сдержан, он задушил бы ее еще тогда, на том самом месте в кухне.

«Я сама этого хотела».

Вот так она сказала. В тот момент ему показалось, что он видит перед собой ее мать.

– Я ухожу от тебя, – сказала ее мать перед тем, как стать первой. – Я так больше не могу.

– Как «так»? – он помнил вскипающую внутри лаву, которая зажигала в нем что-то такое, что давно ждало выхода.

– Сереж, давай не будем…

– У тебя есть кто-то другой?

– Ты же знаешь, что нет, – она закатила глаза, чем вывела его из себя еще больше.

– Какая же ты…

Она не ожидала удара. Да и он не ожидал. Просто что-то поднялось в его крови, выползло наружу, заставляя наконец-то стать собой.

– Кто он?!! – заорал так, что весь дом сотрясся от этого звука. – КТО ОН?!!

– Отпусти, пожалуйста! – слезы так быстро проложили дорожки из ее глаз, а ведь он всего лишь схватил ее за эти белые волосы и немного тряхнул. – Сережа, у нас же дочь!

Потом пытался доказать ей, что лучший, а она как-то вырвалась. Он не помнил, как. Его слишком трясло от происходящего, он почти не соображал, что делал, и что сделает потом. Она схватила ребенка и побежала сквозь лесополосу. Глупая. Надеялась еще спастись. Она надеялась, что он не погонится за ней. Наверное. На самом деле, он не спрашивал, на что она там надеялась. Только когда он уже почти догнал их, она громко засмеялась, почти также ненормально, как смеялся бы он, если бы мог. Она смеялась и говорила дочке, что скоро вернется. Конечно, он не стал показываться ребенку на глаза. Он же не изверг. Но и уйти своей первой он не дал…

Он повертел в руках свою кредитку, которую выронил в доме у девчонок, выныривая из воспоминаний. Именно этот кусок пластика помог ему понять, что парень с серыми глазами свой. Надо же, и как (а главное, когда?) одна из них умудрилась спрятать карту так, что не нашли даже ищейки. Хотя они искали, старались. Уж он-то знал. Он пристально следил за каждым этапом расследования, старался не показать своего любопытства, и у него это получалось. Все видели человека, который раздражен своим участием в деле. Он негодовал почти искренне. Почему из-за какой-то дуры, которая приковыляла к его дому, он должен терпеть неудобства?

Но сейчас, когда все вроде бы улеглось…

– Я хочу сделать тебе подарок, – он слегка придвинулся и вгляделся в лицо парня, ожидая его реакции.

– Уверен, что он мне нужен?

– Точно нужен, – он улыбнулся повелительно.

– Как скажешь, – пожал плечами парень. – Что за подарок?

– Твоя первая.

– Ты забыл? Она уже была, – хмыкнул сероглазый.

– Нет. То – не важно, – отмахнулся он. – Это было не для твоего удовольствия, всего лишь необходимость. Тебе нужна та самая первая.

– И кого ты хочешь предложить?

Минуту они сверлили друг друга взглядом, пока парень, наконец, не понял, что он имеет ввиду.

– Это… Очень щедро с твоей стороны.

– Возможно, даже слишком щедро. Поторопись, пока я не передумал.

***

Парень с серыми глазами чуть не сошел с ума на месте.

Он не хотел убивать его быстро. Он хотел, чтобы это существо страдало. Он подбирался к нему так долго!.. Он сделал для этого так много плохого!.. А теперь… Но он должен торопиться. Он должен что-то сделать, пока это существо не решило, что он слишком долго раздумывает, что не хочет убивать свою первую.

Свою единственную. Вот, как он мог бы сказать.

Парень думал, что она всего лишь часть его игры. Его извращенной мести. Его неуемной страсти к убийству человека, который лишил его всего. Который… Ему привычно почудился холод на своей спине, забирающийся под кожу. Показалось, будто снова липкая густая жидкость пропитывает футболку.

Потер лицо руками так сильно, что мог бы выдавить глаза и содрать кожу, если бы надавил еще чуть-чуть. Наваждение не хотело уходить, его воспоминания никогда не были к нему добры, никогда не жалели. Что бы он не делал, чтобы не чувствовать этого холода тела мертвой матери, все было без толку. И только с ней его холод отступал, и он не чувствовал, что остывает вместе с мамой, умирает вслед за ней. А теперь это существо хотело забрать ЕЕ! И, парень не сомневался, что чудовище легко убьет ее сам, если ему покажется, что пора.

Решения приходили быстро. На подготовку практически не нужно было времени. Всего пара дней, по истечение которых парень с серыми глазами ждал Марину в гараже. Она зашла быстро, не хотела быть долго вне дома, чтобы не вызвать подозрений. Марина замерла, вглядываясь в лицо парня.

– Сегодня? – ее голос сел.

– Да.

– Я…Кхм… – прочистила горло, сжала руками край рабочего стола, который предназначался для инструментов, но которым никогда не пользовались по назначению. – Что я должна сделать?

– Сесть с ним в машину.

– Он куда-то собирается?

– Сделай так, чтобы собрался, – сжал зубы парень с серыми глазами.

– И ты его отпустишь? – Марина с надеждой посмотрела на него. – Моего сына ты отпустишь?

– Я же обещал, – солгал он.

Марина коротко кивнула, и вышла.

Когда Марина и существо садились в машину, тормоза были уже неисправны. Парень ехал следом, на достаточном расстоянии, чтобы его не заметили. Он должен был убедиться в том, что существо мертво. Неисправная машина чудом без приключений завернула за поворот, а потом… Звука удара не было слышно за гудением мотора и шелестом шин об асфальт. Зато взрыв разнесся на всю округу. Пламя огня взметнулось над низкими деревьями, почти согревая парня.

Он медленно проехал мимо пылающей машины. Убедился, что в ней двое, и поспешил к НЕЙ. На въезде в город его затрясло. Он не мог сжать руль, зубы стучали так, что язык пришлось прижимать к небу, чтобы не откусить его и не захлебнуться собственной кровью. Прижался к обочине и едва успел открыть дверь, как его вырвало. Вот и все. Он ожидал счастья, ликования, ощущения свободы, но не того, что он будет блевать на дороге, как залетевшая малолетка. Ему было противно от себя самого. Он убил врага. Пусть не так, как мечтал, но все же. И что теперь?

… Когда он вернулся, то увидел, что она ему не верит. Он не знал, чего больше хочет: доказать, что ни в чем не виновен, или сознаться и рыдать у нее в ногах, вымаливая прощение, а значит, очищение своей души. Это настолько заняло его мысли, что он почти не заметил, когда она стала прощаться. Сначала он даже не поверил. Разве она могла с ним так поступить? Разве он мог пережить это?

Он действительно подумывал дать ей себя убить. Он закончил все дела, он все успел. После он начал интересоваться, как это произойдет. Было любопытно, на что хватит ее фантазии. Узнать оказалось не слишком просто. Удалось только выяснить дату. А потом посадить в свою машину вместо себя сына Марины. Он держал его больше двух лет, и, когда сказал, что тот свободен, уговаривать его не пришлось. Парень прыгнул в автомобиль и вдавил педаль газа. Сероглазый удивился, когда машина не взорвалась сразу же. Покатался по городу за своим бывшим пленником, пока не увидел в одной из машин в потоке Леру с каким-то мужиком.

Все стало понятно. Она хотела сделать это сама. Он не верил до последнего. Это же глупо. Разве ты не видела, что происходило в твоем собственном доме? Он припарковался так, чтобы видеть обе машины, чтобы разглядеть ее лицо.

Когда она нажала на кнопку, он пожалел, что не взорвался в той машине. Ему показалось, она даже не плакала. В то время, как выжило его тело, но окончательно сдохла душа, она даже не заплакала.

ГЛАВА 35

Макс уже выключил свет, а я все еще смотрю в темноту жуткой комнаты. Мне кажется, что если сейчас вновь осветить жуткое помещение, на стенах не будет фотографий убитых женщин, в полу не будет сливов, куда десять лет назад стекала кровь, не будет камеры, которая стала предсмертной для такого количества несчастных… И мой отец не окажется… Не могу это сформулировать даже в своей голове. Просто не могу.

– Пойдем… – Макс обнимает меня за плечи, подталкивает к вертикальной лестнице.

– Погоди, – не удерживаюсь я. – Включи свет еще раз…

Он ничего не говорит. Просто клацает тумблером, позволяя мне убедиться в том, что все это правда, а не очередной бред в моей голове. Хотя, я уже не уверена ни в чем. Разве может это быть правдой? И почему я так легко поверила в эту правду?.. Картинки прошлого одна за другой мелькают перед глазами. Сергей Золотов, один из лучших адвокатов, один из самых уважаемых людей города, тот, кто воспитал меня, вырастил… И хотел убить? Не поэтому ли я так отчаянно обвиняла Макса, потому что в душе чувствовала что-то…

Мысли сбиваются, обрываются, скачут, как блохи. Мне хочется вытравить их из себя, вытащить раскаленными щипцами, выблевать вместе с остатками алкоголя и страха.

Макс ничего не говорит. Идет следом за мной по тропе. Сколько девушек прошло здесь к своей смерти? Я считаю шаги. Мне почему-то важно знать, сколько шагов они сделали от дома, в котором я выросла, до своего личного ада. До ада, который я теперь разделила с ними.

Мы подходим к дому ровно в тот момент, когда Игорь рывком открывает дверь и вываливается на веранду. Его лицо в синяках, к старым прибавилось парочка новых, губа разбита, а один глаз почти не открывается, ладонь со сбитыми костяшками прижата к ребрам. Он видит меня и замирает, воздух со свистом вырывается из его легких. Шарит взглядом по моему лицу, на мгновение этот взгляд цепляет Макса, стоящего за моим плечом. Секунда и он нетвердой походкой ступает ко мне, порывисто сжимая в объятиях.

Кажется, я не чувствовала его рук целую вечность. Он словно с другой планеты. С той, на которой все почти в порядке. С той, на которой я не дочь серийного убийцы. Я всхлипываю, когда вдруг эти два страшных слова звучат в голове. Цепляюсь пальцами, покрученными судорогой, за футболку Игоря, хватаю воздух, который не может пробиться сквозь спазм в горле. Секунда, две, пять… Я не задохнусь, я знаю. Но сейчас не уверена, что рада этому.

– Дыши, – губы Гордеева прямо у моего уха, и его голос винтом вкручивается прямо в мозг. – Дыши, Лера.

Мое тело слушается не сразу, но все же горло болезненно разжимается, впуская такой необходимый кислород.

Макс проходит мимо нас, скрывается в доме. Я замечаю, что его плечи непривычно опущены. От высокомерной выправки не осталось и следа. Что же с нами стало?..

– Уедем? – заглядывает мне в глаза Игорь.

– Нет, – качаю головой. – Нам нужно поговорить.

Гордеев секунду глядит на меня и сдается. Кивает и за руку ведет меня в дом.

На журнальном столике у дивана уже стоят два наполненных наполовину бокала. Третий Макс крутит в руке. Он сел в кресло, предоставляя нам возможность вместе расположиться на диване. Я опускаюсь напротив него и пытаюсь поймать его взгляд, но он смотрит только в плещущуюся янтарную жидкость. Ничего не спрашиваю, даю ему время собраться с мыслями.

– Я был совсем маленький, когда мою маму убил твой отец, – говорит он, и я уже жалею, что решилась на это откровение. – Она сказала мне спрятаться в шкафу. Я сидел там так долго, как только мог. Мама не разрешала выходить. И я сидел и слышал, как ее убивают.

Его ладонь так сжимает бокал, что мне кажется, тот сейчас лопнет. Но Макс быстро берет себя в руки, делает глоток и продолжает.

– Я укрыл ее, чтобы она не замерзла… Но она все равно была такой холодной… Вот так, – снова пауза и глоток. – Меня нашла моя тетя. Мамина сестра. И отдала в детский дом. А моего брата забрала.

Один его взгляд в сторону Игоря и меня прошибает холодный пот.

– Нельзя было по-другому, ты же знаешь, – в подтверждение моих слов говорит Игорь, и я зажимаю рот рукой, чтобы с криком не вырвалось все то, что уже перестало умещаться в моем сознании. – Ей нужно было нас спрятать.

– Поэтому она оставила тебя с собой.

– Она думала, что у тебя больше шансов попасть в другую семью, потому что тебе пять, а не двенадцать, как мне, – пожимает плечами Гордеев и морщится от этого движения.

– Но меня не забрали, – кривая усмешка скрывает столько всего.

– Я была у вас дома, когда… когда моя мама… – не смогла произнести я.

– Да, – кивает Макс, впервые взглянув на меня. – Пока я был в детском доме, я все думал о том, что произошло, но ничего не мог понять. Не мог понять, кто это сделал с ней. Я все выяснил только после того, как вышел оттуда.

– Как ты это выяснил?

– Спросил у брата, – снова хмыкает Макс. – Не так-то сложно сложить два и два, на самом деле.

– Макс любит говорить только о себе, – Игорь раздражен. – Когда он ко мне пришел, я ничего не хотел ему говорить. Элла сделала все возможное, чтобы никто и никогда ни о чем не узнал. Она даже похоронила Максима, правда, брат? Ты был жив все эти годы только благодаря ей.

– Стоп! – вскидываю руки, обращаясь к обоим. – Я ничего не понимаю!

– Наши матери были лучшими подругами, – Гордеев сверлит взглядом брата. – Когда Золотов убил свою жену, а тебя оставил у нас на время похорон, наша мать все поняла. Как именно, я не знаю, не спрашивай. Потом от нас ушел отец, мы оказались совсем без денег. И она не придумала ничего лучше, чем шантаж убийцы.

– Не смей так говорить! – рычит Макс.

– У нее были мы! И если бы не Элла…

– Она и делала это ради нас!

– Нужно было ради нас сдать эту сволочь!

– Хватит! – снова прерываю братьев. – Что было дальше?

– Дальше она умудрилась проследить за ним и его второй жертвой, – Игорь поджимает губы. – И даже забрать с места преступления какой-то окровавленный камень. Денег тогда действительно стало больше. Но она просто сходила с ума от постоянного страха. Я часто гостил у Эллы поэтому.

– Она все рассказала Элле Валентиновне? – нахмурилась я.

– Да. Незадолго до своей смерти, она отдала Элле все оставшиеся деньги. Сказала, что это для того, чтобы мы с Максимом ни в чем не нуждались.

Макс саркастично качает головой, показывая, что он думает по этому поводу.

– Элла не дура, – чуть повысил голос Игорь. – Она поняла, насколько это опасно. Не знаю, как, но она смогла сделать себе и нам с Максом другие документы. Она хотела «похоронить» нас настоящих. Даже места на кладбище купила. И тогда маму убили. Элла похоронила ее на Крестовском. На Аллее ангелов. И поставила памятник моему брату. Никто не должен был особенно копаться в этом.

– Та женщина… – я пытаюсь сложить в своей голове обрывки пазла. – Она твоя мать… Но почему ты сразу не сказал мне?

– Что именно? – Игорь смотрит на меня, как на дуру. – Что вместо моего брата здесь лежит моя мать? Как ты вообще себе это представляешь?

– Господи, Игорь! – я не верю своим ушам. – Ты же все знал! Почему ты ничего не сказал?!

– Потому что я не хотел, чтобы знала ты! – рявкает Гордеев так, что я вздрагиваю. – Зачем? Объяснишь мне? Золотов мертв. Что тебе с этой правды? А? Вот ты все узнала, и как? Хорошо тебе сейчас? И если бы не кое-кто со своими выходками, ты бы так ничего и не узнала.

Игорь выразительно смотрит на Макса.

– Я ничего не делал, говорил тебе уже, – сквозь зубы цедит тот.

– Как и я, – отвечает Игорь, сверля брата взглядом.

– Кладбище, мой психотерапевт, звонки, идиотские подарки… – я закрываю глаза, не могу совладать с пульсирующей болью в виске. – Кто же тогда?..

– Тот, кто, как я думал, мертв, – Макс растягивает слова, словно не хочет произносить. – Я думал, что убил его.

– Что ты несешь?! И напомню, ты убил не только его! – Игорь обличительно тычет в него пальцем. – Ты чуть и меня не угробил, псих!

– Я пришел к тебе за помощью! – вскакивает на ноги Макс. – Я просил тебя помочь мне отомстить за нее! Ты все ему простил! Все отпустил! Как ты мне сказал? «Живи дальше»? Что ты за сын?

– Зато я не убийца! Давай, расскажи ей, рыцарь! А то только плакаться и способен! Давай же, смелый ты наш!

Макс вдруг резко успокаивается, глаза замерзают, словно озеро зимой, ледяная маска налетает на лицо так быстро, что меня это почти пугает.

– Я связал его и порезал ему вены, когда он мне отказал, – Макс смотрит на меня прямо, улавливая на моем лице реакцию на его слова. – У него после этого крыша потекла, верно, брат? Я нашел Марину, взял в заложники ее сына, чтобы она помогла мне войти в этот дом. Я убил ее и ее сына. Я…

– Зачем ты вернулся? – вдруг спрашиваю я, больше не в силах слушать эти признания.

– Потому что это не я звонил тебе, – он смотрит прямо в глаза. – И не Игорь, как бы мне не хотелось, чтобы это было так. А значит…

«Папа, мне было там страшно. Мальчик приходил ко мне играть в прятки…»

– Ты никогда не говорил, что любишь меня… А в записке, которую прислали с бокалом было написано «Я люблю тебя». Бокал, а до этого пояс… Об этом кроме нас мог знать только тот, кто был там. И это не Игорь.

– Лера, он дурит тебе голову, – вмешивается Гордеев.

– Тот, кто был убит, – проснется

Из могилы он вернется… – шепчу я. – О, Господи!

– Я, похоже, облажался, золотая девочка, – тихо говорит Макс. – Прости меня.

Звонок раздается так неожиданно, что я подскакиваю на месте. Я не знала, что телефон в доме подключен, а после всего сказанного от навязчивой трели меня пробивает дрожь. Макс делает шаг к телефону, но я жестом останавливаю его. Сама на негнущихся ногах иду к белой трубке. Рука так трясется, что я боюсь выронить ее.

Щелкающий звук на том конце провода. И мое сердце замирает.

– Тили-бом, тили-бом, загорелся кошкин дом, – привычные помехи не дают уловить знакомые нотки. – Громче гром, громче гром, ты не смейся над огнем.

Я едва разлепляю губы, чтобы произнести:

– Привет, пап.

– Три, – хрипит динамик.

Короткие гудки уже бьют в ухо.

– Что он сказал? – Макс уже рядом, смотрит на меня внимательно.

Повторяю глупый стишок, не понимая уже совсем ничего, и, наверное, уже ничего не принимая. Игорь подходит и хмурится, слушая незамысловатый текст.

– Что это может значить? – я перевожу взгляд с одного хмурого лица на другое. – К чему это?

– Я не… не знаю, – выдавливает из себя Макс.

– Ох черт! – Игорь бледнеет и толкает нас с братом к выходу. – Из дома! Быстро!

– Но…

Макса не надо долго упрашивать, он хватает меня за руку и тянет за собой на такой скорости что я почти не успеваю перебирать ногами. Игорь хромая спешит следом. Мы успеваем пробежать всего несколько метров, когда сзади раздается взрыв. Осколки стекол летят мне в спину, режут больно, до костей. Время будто бы замедляется. Я почти ничего не слышу, когда падаю прямо на выложенную плиткой дорожку.

Все сливается в одно цветное яркое пятно: вот кто-то трясет меня, кто-то тащит меня к воротам, кто-то заглядывает мне в лицо, закрывая собой пылающий дом… Слух возвращается постепенно, какими-то обрывками.

– Загорелся кошкин дом, – слышу рядом хриплый голос Игоря.

Поворачиваю к нему голову и первое, что вижу – поток крови, толчками выплескивающийся из его плеча.

– Макс… Макс!.. Скорая!.. Игорь!.. У него кровь!..

– Тш-ш-ш…

Чья-то рука ложится мне на шею, скользит до сонной артерии. Макс склоняется надо мной, заслоняя собой весь мир и погружая в умиротворяющую темноту.

– Все будет хорошо, золотая девочка. Поспи.