Молодость взаймы бесплатное чтение

Глава 1

Капля упала на лацкан его Brioni. Аркадий Вольский с отвращением наблюдал, как влага впитывается в дорогую шерсть. Дождь? Нет. Его собственный пот, пробивающийся сквозь поры, несмотря на кондиционированный воздух кабинета. Рука дрожала. Подпись выходила кривой. Аркадий Вольский, человек, покупавший целые острова одним росчерком пера, теперь не мог ровно вывести свою фамилию на документе. Рука предательски дёргалась – не от волнения, а от того, что мышцы уже отказывали. Он бросил ручку, и она покатилась по мраморному полу, оставляя за собой тонкую чернильную нить. Тело предательски слабело с каждым днем. "От трех до шести  месяцев", – слова врача звенели в ушах. Всего несколько  месяцев осталось до того дня, как его тело окончательно превратится в гниющую плоть. Он сжал кулаки, но даже это простое движение теперь вызывало боль.

***

В кабинете главного хирурга клиники «Vita Nova» Аркадий Вольский не в первый раз. Сухопарый и чуть сгорбленный от болей в позвоночнике, он держался прямо и надменно в силу многолетней привычки власти. В свои семьдесят лет он выглядел на шестьдесят  благодаря регулярным  дорогим процедурам и тщательно подобранному гардеробу. Постукивая длинными ухоженными пальцами по корпусу часов Patek Philippe, подарок жены на пятидесятилетие, он холодно и оценивающе разглядывал доктора, при этом не выражая эмоций на узком, с резкими морщинами у рта, лице. Ольга Викторовна, за время неоднократного длительного общения с пациентом, знала о привычке Вольского сжимать губы в моменты раздумий, отчего   глубоко вырисовывались носогубные складки. Вот и сейчас сорокапятилетняя привлекательной внешности женщина-хирург  уловила его настроение. Откинув со лба черную челку с седой прядью, она положила на стол снимки МРТ:

– Ваш мозг, Аркадий Петрович, в идеальном состоянии. А вот тело… – она провела пальцем по снимку, – метастазы, отказ почек, некроз сосудов. Даже с нашими инновационными  методами лечения у вас максимум полгода.

Вольский потянулся к чашке с недопитым чаем и его рука предательски задрожала:

– Я платил за возможность жить, Ольга Викторовна. Не за… паллиатив.

Доктор Климова внимательно посмотрела в серые колючие глаза пациента и нажала на кнопку пульта, приглашая движением руки взглянуть на экран, где среди приборов в реанимационной палате он увидел  коматозного подростка с трубками во рту и множеством проводов к датчикам.

– Единственный вариант – трансплантация мозга. Донор: Дмитрий Седов, семнадцать  лет. ДТП, смерть мозга, но тело цело. Родительница подписала согласие на операцию. Сумма будет включена в ваш счёт. Вольский впился взглядом в экран, разглядывая  лицо мальчика. Тот был похож на его погибшего десять лет назад  сына

– Он… будет я? После, – с трудом подбирая слова, тихо спросил. Ответ Ольги Викторовны прозвучал четко и сухо:

– Ваши воспоминания, способность мыслить – да. Его ДНК, внешность, голос – нет. Вы станете молодым с сознанием старика, – сделав паузу, добавила: – Или умрёте на операционном столе. Тридцать процентов риска остаются.

Аркадий Петрович не спеша достал из кармана перьевую ручку Montblanc и деловито осведомился:

– Где подписать?

***

Через пятнадцать минут он уже подходил к парковке у клиники. Куривший неподалеку личный водитель Олег Быстров, встрепенулся при виде шефа:

– Аркадий Петрович, что же не позвонили? Я бы живо к воротам подал.

– Не суетись Олег. Разговор есть.

Небрежно бросив пакет с документами в бардачок, Вольский подробно рассказал водителю о предстоящих событиях. Так сложилось, что этот пятидесятилетний бывший спецназовец со шрамом в пол лица, был единственным человеком, кому доверял Вольский.

– Посмотри внимательно на эту фотографию. Запомни. Таким я выйду из клиники после операции. И этот адрес запомни. Если я не выйду – отдай пакет жене. И… ещё… Это реквизиты счёта на твое имя. Присматривай за моими… Жене я позвонил. Сказал, что ложусь в клинику.

– Будет сделано, шеф. Всё исполню в точности, Аркадий Петрович, – Олег завел машину и крепко пожал протянутую ему руку. Вольский посмотрел вслед отъезжающий машине, а затем перевел взгляд на окно реанимации – там лежит Дмитрий, его будущее тело.

***

В палате интенсивной терапии клиники «Vita Nova»  привычная тишина. Только в полутьме мигали индикаторы многочисленных приборов. Резкая, пронзительная боль, будто кто-то вскрыл череп и влил в него раскалённый металл, заставила  Аркадия Вольского застонать.  Но голос, который вырвался из его горла, был… чужим.

– Дыши, – услышал он беспристрастный женский голос.  Открыл глаза.  Над ним склонилась Ольга Николаевна, её лицо в синеватом свете мониторов казалось безжизненной маской.

– Операция прошла успешно, – произнесла она, но её губы едва шевелились, – Вы живёте, Аркадий Петрович. В новом теле.

Аркадий Петрович попытался приподняться – и тут ощутил… это тело. Оно было лёгким, будто его десятилетиями сковывали невидимые цепи, а теперь – сбросили. Кожа под больничной простынёй гладкая, мускулы послушны. Пальцы – длинные, гибкие, без дрожи.  Когда он дотронулся до своего  лица – в недоумении отдёрнул пальцы:

– Где мой… шрам? – хрипло спросил он. Но голос был юным, звонким, словно кто-то наложил его сознание на чужую аудиозапись.  Климова молча поднесла к нему зеркало. В отражении смотрел незнакомый мальчик. Короткие тёмные волосы, острые скулы, широкие глаза с ещё детской округлостью.

– Это… я?– прошептал Аркадий.

– Нет, это Дмитрий Седов. Его тело. Ваш только мозг, спокойно произнесла доктор. Он сжал кулаки и вдруг почувствовал, как мышцы ответили слишком быстро, с непривычной силой. Сердце забилось чаще, кровь звенела в ушах.

– Я… молодой?

– Физически – да. Но ваши нейронные связи, воспоминания, личность – всё на месте.

Аркадий закрыл глаза. Внутри него бушевал хаос. Он вспомнил свою жизнь, пронёсшуюся в сознании мгновенно – первые миллионы, похороны сына, лицо внучки Лизы, когда она была маленькой.  Но кожа, кости, лёгкие – всё это было чужим. Он поднял руку. И вдруг пальцы сами сжались в кулак, будто по привычке.

– Не пугайтесь, Аркадий Петрович. Иногда тело помнит то, что забыл мозг, – заметила Климова, – Мы не знаем, какие рефлексы сохранились у Дмитрия.

Аркадий хотел встать, но тело его не слушалось. Голова закружилась. Ноги были другими. Длиннее. Сильнее. Не его.

– Я… не могу, – прошептал он в отчаянии.

– Придётся научиться,– Климова задумчиво и отстраненно смотрела на пациента, – Теперь вы  Дмитрий Седов. Через неделю вас выпишем. В выписке будет стоять диагноз: амнезия после ДТП и рекомендована реабилитация в Центре при нашей клинике. А завтра вас переведут в общее отделение и сможете общаться с вашими родственниками. Советую задавать больше вопросов о вашей прошлой жизни. А в остальном вы и сами найдете решение. Помните – вы в чужом теле.

Доктор вышла, оставив его наедине с новыми ощущениями. Аркадий посмотрел в зеркало.  Незнакомец в отражении дышал в унисон с его дыханием. Осторожно коснулся стекла, прошептав:

– Кто я?

Ответа не последовало…

***

Палата в общем отделении хирургии была слишком белой, слишком стерильной. Аркадий сидел на краю кровати, пальцы непроизвольно сжимали край простыни. Это тело все еще не слушалось его до конца. В дверь постучали и вошла женщина. Климова предупредила, что сегодня его навестит мать Дмитрия.

– Дим? – Голос Ирины Седовой дрожал.  Он поднял голову.  Женщина в дверях выглядела изможденной – темные круги под глазами, в руках зажатый фотоальбом. Она сделала шаг вперед, потом еще один, будто боялась, что он испарится.

– Мама… – выдавил из себя  Аркадий. Это слово обожгло язык. Ирина бросилась к нему, обняла так крепко, что у него перехватило дыхание.  Первая реакция – отстраниться. Его тело напряглось, руки остались висеть в воздухе. Он не помнил, когда в последний раз обнимали его так пылко. Но потом что-то щёлкнуло. Мышцы спины сами собой расслабились, правая рука сама поднялась и легла ей на плечо. Пальцы сами сомкнулись в привычном жесте. Так Дмитрий всегда  утешал свою мать.

– Ты помнишь? Хоть что-то? – прошептала Ирина, отстраняясь. Ее глаза блестели. Аркадий замер. Ложь была готова сорваться с губ, что бы утешить женщину: "Конечно, мам", но…  Аркадий вспомнил слова Климовой о поставленном диагнозе – полная амнезия. Ложь в данном случае не облегчит страдания матери. Он посмотрел на ее руки. На ссадины на костяшках. Похоже, что она била кулаками в стену, когда узнала об аварии. Аркадий чётко сознавал, что это не его боль… Но теперь –  стала его. Теперь он – её сын.

– Я… –  начал было Аркадий, но голос сорвался.  Ирина вдруг схватила его руку, прижала к щеке:

– Папа бы тебя спас, – выдохнула она, – Он бы не дал тебе уехать на том мотоцикле…

В груди сжало.  Аркадий моргнул. И вдруг глаза наполнились влагой. Что это? Он дотронулся до щеки. Слезы? Это плакал не он. Это тело помнило и реагировало на страдание матери.

– Мне… страшно, – прошептал он.  И это была правда.  Он боялся. Что никогда не станет для нее сыном.  Что всегда будет чувствовать эту чужую боль и вину за подлог. Что уже не сможет быть прежним Аркадием – холодным, расчетливым.  Ирина прижала его голову к плечу:

– Ничего, сынок, – сказала она, – Я с тобой. Все будет хорошо.   В этот момент Аркадий завидовал Дмитрию белой завистью. Потому что у того была такая любящая мать.   А у него теперь – только купленное тело и чужая жизнь. Медсестра заглянула в палату и,  увидев максимальный накал чувств, прервала визит матери. Через час доктор Климова зашла в палату, держа в руках ленту ЭКГ.

– Вы слишком эмоциональны, – сказала она, глядя на записи. Рефлексы влияют на вас. А должно быть наоборот – ваш мозг должен управлять телом. Аркадий молчал.  Он больше не был уверен, кто кого контролирует – он тело или тело его.

***

Через неделю Вольский был переведен в Реабилитационный Центр при клинике. Сеансы с психологом после первой встречи с Ириной Седовой, матерью Дмитрия, стали обязательны и игнорировать их Аркадий не мог. Он и сам чувствовал, что не может самостоятельно справляться с памятью тела юноши. Мозг отказывался управлять телом, а тело посылало в мозг все новые и новые импульсы. Он с ужасом понимал, что ничего не знает о себе новом.

Аркадий  зашёл в кабинет реабилитационного центра и устроился в удобном кресле напротив психолога Антона Викторовича. Непроизвольно его пальцы нервно забарабанили по подлокотникам, когда  увидел среди бумаг психолога фотографию Дмитрия Седова, сделанную до аварии. И снова он отметил про себя, как похож мальчик на его погибшего сына. Антон Викторович листал записи и, наконец, закрыв папку, обратился к Вольскому:

– Аркадий Петрович, давайте начистоту. Вы игнорируете все тесты, отказываетесь от групповой терапии… Что я должен записать в отчет для клиники?

– Пишите, что ваш пациент – идеальный мальчик. Встает в семь, чистит зубы и мечтает об ЕГЭ, – Сквозь зубы, сжимая кулаки, процедил Аркадий.

– Вы не мальчик. Вы – семидесятилетний мужчина в теле подростка. И ваша ненависть к этому телу…

Аркадий запальчиво прервал психолога:

– Я не ненавижу его. Я презираю. Оно предает меня каждый раз, когда… – Внезапно он замолчал, почувствовав, как веко начало  дергаться.

– Когда что? Когда плачете при матери? Или когда тянетесь к сигаретам, которых вы никогда не курили, а вот Дмитрий – да, курил?

Аркадий помолчал и, впервые посмотрев  психологу в глаза, тихо произнес:

– Сегодня утром я попытался написать свою фамилию. Но рука… вывела какие-то каракули. Это был не мой почерк. Я больше не Аркадий Вольский. Он управляет мной.

Антон Викторович наклонился вперед и произнес доверительно:

– А если это не «он», а вы? Ваш мозг учится жить заново. Как младенец.

Аркадий резко встал, неловко  опрокидывая бокал с водой :

– Я не младенец! Я построил империю, я своим умом добился того, что многим и не снилось, а теперь… – С горечью посмотрел на свои молодые руки …       – Теперь я вынужден прятаться в этом малолетнем  уроде и изображать потерю памяти.

– Аркадий Петрович, потеря памяти не самое страшное в вашем положении. Совсем скоро вы узнаете больше о вашем новом теле, о том, каким был Дмитрий. Это поможет вашему разуму сконцентрироваться и принимать правильные решения. Вот здесь, – психолог взял в руки увесистую папку, – здесь собраны факты из жизни Дмитрия. Здесь же говорится о взаимоотношениях его и вашей внучки Елизаветы.

Вольский вопросительно уставился на психолога.

– Да-да, Аркадий Петрович. Дмитрий и Лиза не только одноклассники… И вам необходимо выработать линию поведения. Так что прикрытие амнезией вам на руку. А как только будете готовы, мы разрешим встречу с Елизаветой Вольской. Вашей внучкой. Вашей возлюбленной.

***

Аркадий сидел в своей комфортной комнате Реабилитационного Центра и ворошил содержимое картонной коробки с надписью "Личные вещи".  Папку, переданную психологом, он уже изучил. По просьбе клиники для "лучшей адаптации" Ирина Седова собрала фотографии, записи Дмитрия, некоторые вещи. Мать искренне считала, что дома память у ее сына восстановится быстрее, но врачи были непреклонны, назначив месячное пребывание в центре.

Пальцы – длинные, гибкие, чужие  дрожали, когда он доставал из коробки  тетрадь в синей обложке. На первом развороте было аккуратно выведено фломастером: "дневник». На следующей странице прочитал: "12 июня. Сегодня снова видел Лизу Вольскую у кафе. Она смеялась с подругами и не заметила меня. Как же она красива…"  Аркадий замер. Его внучка. Теперь – его одноклассница. Он резко перевернул страницу: "15 июня. Мама вчера плакала на кухне. Деньги от продажи квартиры закончились. Взнос за обучение надо сделать до августа. Я пообещал себе – теперь деньги должен добывать я. А когда выучусь – мама не будет работать ни минуты.» На полях дневника – рисунки: серый дом, забавные фигурки с большими глазами. Аркадий неожиданно почувствовал ком в горле. Он провел ладонью по странице. И вдруг его пальцы сами нашли затертый уголок. Тело помнило. На дне коробки  – школьное удостоверение. Развернул. Аккуратным почерком выведено: Дмитрий Седов. На фото – серьёзный взгляд, чуть вздернутый подбородок. Аркадий поднес документ к лицу и посмотрел в зеркало. Те же губы. Тот же разрез глаз. Но… в зеркале он опять увидел  отражение старика в молодом теле. «Вы должны стать им,» – вспомнились слова психолога. "Каждый день, каждую минуту посвятите, что бы принять себя новым.  Иначе сойдете с ума.» Аркадий швырнул удостоверение на стол. Оно соскользнуло и упало рядом с… медальоном. На полу лежал дешевый, посеребренный медальон с цепочкой.  Внутри – фото матери. На крышке гравировка: «Сыну. Защищай слабых. »  Аркадий сжал медальон в кулаке. В груди заныло. Не его боль. Не его воспоминания. Но теперь это его тело.

– Дмитрий! – раздался голос медсестры, – Ты готов к сеансу? Он не ответил. Вместо этого надел медальон на шею. Металл был холодным, но быстро согрелся от тепла кожи. Быстрыми шагами проследовал в кабинет психолога.

– Сегодня мы продолжим работу над вашей идентичностью, – начал Антон Викторович. – Ответьте : кто вы?

Аркадий молчал. Психолог нахмурился:

– Каждый раз, когда вы думаете о себе, как об  Аркадии, вы убиваете Дмитрия заново. Его тело. Его жизнь. Вы понимаете это?

– Я… – голос сорвался, – Я…

– Кто вы? – настаивал психолог. Комната поплыла перед глазами. Аркадий увидел, как в калейдоскопе: свои старые руки… но перед ним были молодые и крепкие…Кабинет в корпорации… но вокруг – больничные стены. Лицо внучки… но теперь она смотрела на него как на чужого, уплывая в зыбкую мглу…

– Дмитрий… – наконец выдавил он. – Меня зовут Дмитрий Седов.

Психолог улыбнулся и сделал пометку в журнале. Аркадий… Нет. Дмитрий поднес руку к медальону. Боль в груди утихла.

Поздним вечером он стоял перед зеркалом в ванной комнате и брился. Лезвие непривычно скользило по щекам, не встречая седой грубой щетины. Вдруг пальцы сами сменили хват – движение стало уверенным. Тело вспомнило.

– Дмитрий, – прошептал он отражению. На этот раз это не было ложью.

***

Тренажерный зал пропах железом и потом. Каждое утро Аркадий… Нет, Дмитрий – он уже почти привык к этому имени – с уверенностью входил в помещение и занимался, занимался, занимался… Ещё неделю назад на беговой дорожке ноги путались в ритме, но теперь он бежал уверенно и размеренно.  На турнике ладони стирались в кровь, но он подтягивался снова и снова, пока мышцы не начинали гореть. Он с упоением чувствовал каждую мышцу. Не так, как в старом теле – скрипящем, предательски дряхлеющем с каждым днем. В его  «новом сосуде», боль была другой. Острой, чистой, почти приятной.  Гантели оставляли на ладонях красные полосы, но он не останавливался. Наоборот, под руководством тренера постепенно увеличивал нагрузки. Ему нравилось, что тело безукоризненно  подчинялось разуму. Оно стало послушным и отзывчивым на любое желание.

По рекомендованному Антоном Викторовичем списку Дмитрий набрал в библиотеке внушительную стопку книг и, буквально, утонул в новой для себя информации. Для его разума было открытием, что можно управлять не только мышцами, но и более тонкими инструментами тела. Эндокринная, нервная системы способны подчиниться мозгу в результате несложных манипуляций. Дмитрий выписывал ровным почерком  из книг упражнения, а затем отрабатывал их с энтузиазмом и упорством молодого человека. Каждое утро начиналось с дыхательных упражнений – глубокий вдох, задержка, выдох. Затем переходил к аутотренингу. Он заставлял  слушаться каждую клеточку организма. Он научился слышать и понимать тело. Он полюбил себя. Полюбил такого, какой есть.

На очередной сеанс с психологом Дмитрий явился со спокойной решимостью просить встречу с Лизой. Антон Викторович поднял бровь и переспросил:

– А вы уверены, Дмитрий, что готовы к этому шагу? Это вам не встреча с другом Тимуром. У Лизы для вас двойная роль. Справитесь?

Дмитрий улыбнулся легко, по юношески:

– Я готов, Антон Викторович. К тому же, мне скоро на выписку. А там, дома, встреча будет неминуема. Так лучше пусть это будет здесь.–  Помолчав, Дмитрий хитро прищурился: – Ведь вы подстрахуете меня, если что? – и рассмеялся непринужденно.

Перед сном Дмитрий привычно стоял перед зеркалом, и, глядя в отражение глаз, вел беседу с собой: – Ну, что, Дмитрий Седов? Завтра – встреча. Завтра – экзамен. Ты готов?

И тело ответило готовностью каждой клеточкой.

***

– Седов, на свиданку собираешься? Тебя там барышня заждалась уже, – голос медсестры вывел Дмитрия из задумчивости.

– Как? А разве она не сюда придет! – растерянно протянул юноша.

– Иди в гостевую комнату. Там она.

Дмитрий стремительно вышел в коридор и, ускоряя шаги, почти бегом направился на первый этаж. Туда, где ждала его Лиза, его малышка. И только у двери он остановился и осознал, что встреча предстоит не с его любимой внучкой, а с одноклассницей и возлюбленной…

Яркая, живая, пахнущая летом и духами с нотками цитруса, Лиза порывисто бросилась навстречу вошедшему Дмитрию и…обняла. Тело Дмитрия вздрогнуло, как от тока. Где-то глубоко в мышцах сработал рефлекс – руки сами обхватили её. Слишком крепко, слишком по-взрослому. Сердце забилось – учащённо, неровно.

– Дима! – Лиза отстранилась, держа его за плечи, – Ты выглядишь… точно таким же! Я так боялась, что увижу тебя изуродованным. Я подумала, что медики меня успокаивали, когда говорили просто про потерю памяти. Это после такой-то аварии, – щебетала девушка без умолку. Она была возбуждена встречей и не замечала… Не замечала, как его глаза слишком пристально всматриваются в её черты.  Не замечала, как его пальцы слегка дрожат, когда он поправляет волосы.  Не замечала главного. Его замешательства.

– Садись, – он указал на диван, заставив усилием воли звучать голос  ровно.  А она все говорила, говорила, говорила.  Быстро, сбивчиво, словно боялась тишины.

– Дедушка умер. Похороны были… ну, как обычно у богатых. Все в чёрном, фальшивые слова, слёзы по заказу.

Дмитрий стиснул зубы.

– Скоро сорок дней. А мне совсем не хочется туда идти. Снова бабку утешать надо будет. Типа я у нее одна осталась. Я поэтому и ездить к ней перестала. Скукотища.

Озноб прошел по телу юноши. Она так и сказала: «бабка». Их единственная и любимая внучка…

– А я одна дома. Маман опять укатила на Мальдивы с новым бойфрендом. Говорит: « подальше от тоски смертной»  Бабка никуда не вылезает из дома, рыдает, вся в трауре, – Лиза махнула рукой, – Ну его, скучно же.

Скучно. Он вдруг вспомнил, как он, Аркадий,  учил её кататься на велосипеде. Как она смеялась, когда он не удержал равновесия и кубарем полетел в канаву, в последний момент оттолкнув ее в мягкую траву. Теперь она считала его смерть скучной.

– А в школе как?  – он перевёл разговор на другую тему, сжимая кулаки, – Я ничего не помню. А через месяц учебный год начнется.

– О, – Лиза оживилась, доставая телефон, – Смотри! –  Прокручивая  фотографии, она показывала лица одноклассников: – Это Ванька, он тупица, но веселит всех.  Катя – сплетница, но если нужно – горой заступится.  Это Тимур – вы за одной партой сидите.  А это… –  Она замолчала. На экране – они. Дмитрий и Лиза.  В каком-то парке сидят на лавочке и она целует его в щёку. – Это мы, – Лиза покраснела. – Ну, ты же помнишь, да?

Ложь уже вертелась на языке, но Дмитрий сглотнул ее – шершавую и бесполезную. Правда сдавила горло:

– Нет, – хрипло прошептал он.–  Наступила тишина. Неловкая. Тяжёлая. Лиза сжала его руку.

– Ничего, – сказала она нарочито бодро. – Мы всё начнём с нуля!

Она не понимала. Он понимал слишком хорошо. Но он не мог. Не имел права рассказать.

Лиза ушла, оставив след знакомых духов и нерешенные вопросы. А Дмитрий долго стоял у окна, наблюдая, как она садится в такси. Сможет ли он жить в этом новом мире, в который стремился попасть любой ценой для продолжения жизни? Примет ли этот мир его? Кто он в этом мире? Сын нищей одинокой женщины…В голове пустота, а в висках… Только ритм. Только пульс. Только боль.

 ***

Консилиум врачей разошёлся. Последние подписи поставлены. Документы оформлены. Антон Викторович вышел в коридор и огляделся. Он не сомневался, что Дмитрий где-то поблизости и с напряжением ждёт результата. Вчера он прошел полное обследование, которое показало полное здоровье – трансплантация мозга и реабилитация прошли успешно.

– Антон Викторович! Я здесь, – окликнул Дмитрий психолога, поднимаясь из глубокого кресла в глубине коридора.

– Ну вот и ладненько. А то я хотел уже в спальный корпус идти на розыски, – одобрительно  произнес доктор, подходя к юноше.

– Ну и какой вердикт? – голос Дмитрия прозвучал нарочито ровно и безразлично, но на последнем слоге предательски дрогнул.

– А знаешь, Дмитрий, очень и очень неплохо. Если учесть, что это третья операция такого рода и первая – полностью успешная. Молодой организм принял орган как свой собственный. Антитела не бунтовали в этот раз. С рефлексами полный порядок. Функции мозга не пострадали. Только вот…

– Что? – беззвучно, одними губами спросил Дмитрий.

– Понимаешь, Дмитрий… Мы долго обсуждали с коллегами такой нюанс. Адаптация в обществе – сложный процесс. Мы наблюдали за визитами матери, одноклассников и остались довольны как тобой, так и твоими визитерами. Как понимаешь, вне клиники тебе будет в разы сложнее психологически влиться в общество нового поколения. Пятьдесят три года – ощутимая разница для восприятия мира. Поэтому консилиум принял такое решение – установить группу инвалидности. В диагнозе – амнезия и поражения мозга. Не пугайся, пожалуйста, – поспешно добавил психолог, видя как юноша побледнел, –  Совсем скоро ты оценишь этот врачебный подлог. Во-первых, к тебе станут относиться с пониманием. А во-вторых – льготы от государства не помешают, принимая во внимание материальное положение семьи.

– Хорошо. Я понимаю и благодарю всех причастных докторов за индивидуальный подход к моей личности. Я постараюсь справиться достойно. Ведь это мой осознанный выбор между смертью и жизнью.

– И ещё, Дмитрий. На этот раз мой личный совет. Не тратьте годы попусту. Ваш мозг в превосходной рабочей форме. Его надо использовать во благо. Постарайтесь получить образование экстерном, для вас это не проблема. А с вашим жизненным опытом вы найдете ему дальнейшее применение, – доктор протянул руку,–  Ну, успехов, молодой человек.

– Спасибо огромное, Антон Викторович. За все. – Дмитрий крепко обнял доктора и, не оборачиваясь, устремился в свою комнату собирать личные вещи на выписку.

***

Ирина Седова нервно теребила сумку у выхода из клиники, то и дело поглядывая на часы. Такси стояло чуть поодаль. Увидев сына, она поспешила навстречу, взяла под руку и прошептала:

– Поехали домой, сынок.

В ответ Дмитрий крепче прижал ее руку к себе и ускорил шаги. Квартира встретила их запахом затхлости и старого линолеума. Дмитрий медленно обводил взглядом выгоревшие обои, потертый диван, крохотную кухню, где едва помещались двое. «Как здесь жить?" – мелькнуло в голове. Но тело… тело узнавало это место. Ноги сами понесли его к книжному шкафу. Пальцы потянулись к потрёпанному томику Джека Лондона.

– Ты любил эту книгу, – тихо сказала Ирина. Дмитрий открыл её – на форзаце ровным почерком выведено: «Сыну Диме от папы»  Поставил на место. На узком самодельном столике у окна – стопка учебников и стопка тетрадей. Открыл верхнюю. Полистал. Аккуратный почерк. Среди оценок – пятерки и четверки. Он поднял глаза и… замер. На стене с фотографии смотрел… Максим. Несомненно, это был он. Его сын.  Рядом молодая девушка, в чертах которой узнал Ирину Седову.

– Кто это? – голос прозвучал хрипло. Горло перехватило, а по спине побежали мурашки от странной догадки. Ирина замерла. Капля пота скатилась по виску.

– Твой отец. Он погиб.

– Как его звали? –  Тишина звенела в ушах. И наконец разразилась громом. Именно так отозвались еле слышные слова матери:

– Максим. Максим Вольский. Дмитрий бросился к лежащей на столе барсетке, резко вытащил  свой паспорт.

—Дмитрий Петрович Седов, – прочитал он, делая паузу между словами, – Почему не Максимович?! Мама! Объясни мне!

Ирина устало опустилась на диван:

– Хорошо, сынок. Садись рядышком. Ты уже взрослый и имеешь право знать правду.

Рассказ давался нелегко. Дмитрий видел, как она делала усилия, паузы, подыскивая нужные слова:

– Мы с Максимом учились в одном классе. Мы любили друг друга.  На выпускном вечере он сделал мне предложение. Тогда нам было по восемнадцать и мы готовились вместе поступать в Бауманку. В один из вечеров он сказал, что пора познакомиться с его родителями и в ближайший выходной поехали к ним домой. Встретила нас мама Максима.  Она сказала, что его отец на работе, но у нас ещё будет время познакомиться. Все было чинно, благородно. Максим сказал о нашем решении пожениться. Его мать без особых эмоций кивала головой. Потом Максим проводил меня домой и я его больше не видела пять лет. Через неделю я узнала, что родители отправили его учиться в Англию. Мне было обидно, что он даже не попрощался. А через месяц я узнала, что будет ребенок. Разумеется, о поступлении не могло быть и речи. Устроилась на работу. К маме на почту. В общем, Дима, растили мы тебя сообща с бабушкой. Твоего дедушки не стало, когда мне было десять лет. Я его и не помню почти. А через пять лет случайно повстречала на улице Максима. Я тогда серчала на него, не хотела разговаривать, но он умолял его выслушать. Оказалось, что его родители были категорически против ранней женитьбы и буквально насильно отправили в Англию, приставив к нему, как он сказал, водителя, чтобы не наделал глупостей и не сбежал ко мне. А в Англии быстро нашел приятелей, началась праздная жизнь, родители денег не жалели. В общем, через какое-то время одна из подружек-студенток объявила, что ждёт от него ребенка. Максим, как благородный человек женился и вскоре родилась дочь. Жена учебу забросила, родители Максима хорошо обеспечивали обоих. Я тогда Максиму не сказала о тебе. Незачем. Записала тебя в метриках на свою фамилию. Свое отчество дала. А он однажды как увидел тебя со мною, так сразу признал за своего сына. Говорит, похож очень на него. Да так оно и есть. Как две капли воды похожи. Так и прилип Максим к нам. Стал на два дома жить. Квартиру купил трёхкомнатную. Подарками завалил. А когда в школу пора было записывать, сказал, что ты будешь учиться в элитной, самой дорогой. Так и жили. Сильно ты привязался к отцу. А вскоре он в аварию попал. Погиб. Тебе сказала, что в командировку важную уехал. А без денег Максима трудно стало. Школу надо было оплачивать. Учителя в один голос – сын талантлив, должен продолжать учиться в школе с физматуклоном. Пришлось квартиру разменять, да самой подработки искать. Так что денег на обучение хватило. Годик остался – выкрутимся как-нибудь.– Ирина замолчала, покосившись на сына. Помолчав, вздохнула горестно:

– Как же ты учиться будешь, если  памяти нет.

Дмитрий сидел, оглушенный рассказом матери. Он – брат Лизы… Он – собственный внук. Тело заныло то ли от шока, то ли от памяти, прорвавшейся сквозь время. Он упал на колени и уткнулся в ее подол. Слезы катились по щекам. Крик застрял в горле. Ирина обняла его:

– Ты жив. Это главное. Все будет хорошо, сынок. Я с тобой. Вместе мы справимся.

Но правда была страшнее, чем могла себе представить Ирина Седова.

***

Дождь стучал по подоконнику. Капли скользили по стеклу, как слезы. Давно уже спустились сумерки. Дмитрий стоял у окна, сжимая в руках старую фотографию. На ней молодые Максим и Ирина. Счастливые. Сейчас же все иначе. Ах, если бы знать, чем обернется решение Аркадия Вольского! Как? Как он посмел играть судьбами сына и неизвестной ему девочки?!  А теперь… Теперь я – брат Лизы и внук самого себя. Мысли путались. За спиной мать хлопотала на кухне – гремела посудой, будто пыталась заглушить тишину.

– Дима, иди ужинать! – позвала она.  Он не двинулся с места. Вместо этого достал телефон. Набрал и отправил сообщение. Сердце замерло. Ответ пришел быстро. Всего два слова: «Хорошо. Заеду.»

– Мама, – голос звучал чужим, незнакомым, – кто еще знал, что я сын  Максима?

Ирина уронила ложку и она со звоном отскочила в угол.

– Никто… Только твоя покойная бабушка.

Дмитрий подошёл вплотную к матери, схватил ее руки в свои и крепко сжал:

– Мам. Что бы ни случилось, не удивляйся, пожалуйста. Так надо. Я верю, что ты во всем будешь меня поддерживать.

Ирина побледнела:

– Да, сынок. Конечно. Я всегда с тобой.

Глава 2

Ночь тянулась бесконечно. Дмитрий лежал с открытыми глазами на раскладушке, вслушиваясь в тиканье будильника. Каждый удар стрелки отдавался в висках. Сознание противилось смириться с нищенским существованием в этой тесной малогабаритке, где даже не было места для его кровати. Прислушался. Мать тихо и размеренно дышала во сне за ситцевой ширмой. Он боялся пошевелиться, что бы не разбудить её. Тихая нежность к этой бесхитростной женщине –  Ирине Седовой,  поселилась в сердце. Смешанные чувства вины за поступок Аркадия Вольского и ответственность Дмитрия Седого за ее благополучие распирали грудную клетку. Хотелось глубоко вздохнуть и очнуться от наваждения… Но это было не наваждение. Это была новая реальность – симбиоз разума и тела. Зрелого разума и сильного тела.

Сорок дней, как умер Аркадий Вольский и обрёл вторую жизнь Дмитрий Седов. Несколько часов назад ему спонтанно  пришла мысль: посетить свои поминки. Захотелось посмотреть на компаньонов из прошлой жизни. А главное – увидеть ее, Светлану. Пренебрежительные слова Лизы о своей бабушке глубоко ранили сердце. Представил, каково ей в одиночестве переживать горе.

Светлана Сергеевна, будучи на десять лет младше супруга, выглядела моложаво, была энергичной волевой женщиной. Владея половиной всех акций семьи Вольских, она активно принимала участие в жизни корпорации. А в последние месяцы при заболевании мужа, практически руководила корпорацией, возглавляла Совет Директоров. Слова Лизы о плохом самочувствии вдовы и ее уединении в доме, встревожили. Хотя корпорация функционировала как хорошо отлаженный механизм, а исполнительные директоры были высокопрофессиональными управленцами, не стоило снимать руку с пульта управления. Детище Аркадия имело право на долгое стабильное существование. Однако, только сейчас пришла  мысль о бренности и зыбкости созданного Вольским  мира. Единственная наследница – Лиза не проявляла интереса к делам. Да и по возрасту рано ей было задумываться об этом. А Дмитрий, даже если и кровный наследник, юридически – посторонний человек. Как же так? Аркадий Вольский – человек, который своим умом создал целый мир и финансовое благополучие не только своей семье, но и тысячам работников, не просчитал, не додумал, не оставил завещания на свое второе воплощение – Дмитрия. Слишком быстро пришло решение об операции, слишком много он думал о себе, о продолжении своей жизни любой ценой.

В распахнутое окно ворвался лёгкий предрассветный ветерок и тут же веселой разноголосицей защебетали птицы. Робкие солнечные лучи прорывались сквозь рваные сизые тучи, оставшиеся после вечернего дождя. За ширмой звякнул будильник. Ирина привычно нащупала его и выключила. С минуту помешкав, ловко сложила ширму и убрала за шкаф. Свернутую постель отправила в недра дивана. Дмитрий повернулся на бок и притворился спящим. Больше всего ему сейчас не хотелось разговаривать ни с кем. Ночные мысли растворились. В голове пусто. Слегка позванивает в ушах. А впереди целый день в знакомом ему, но ставшим чужим мире. Утренняя дремота сморила.

Дмитрий открыл глаза, когда солнечный свет радостно наполнил комнату. На табуретке у раскладушки – будильник. Стрелки показывают четверть девятого. Энергично встал. Прошел на кухню и приподнял краешек салфетки на столе. Так и есть – завтрак. На плите – остывший чайник. Кушать от волнения совершенно не хотелось. Надо было найти подходящую к случаю одежду. Распахнув дверцы шкафа, тщательно изучил свой скромный гардероб. Особого выбора и не было. Темно-синие брюки от школьного костюма, рубашка цвета антрацит – ничего лишнего, ничего броского. Каждый жест, каждое движение выдавали внутреннее напряжение. Дмитрий подошёл к зеркалу и придирчиво оглядел себя. Остановив взгляд на лице, проделал несколько упражнений из тех, что старательно выписывал из книги по аутотренингу.

– Ну вот – теперь, парень, ты готов явиться на мои поминки, – произнес он вслух и подмигнул отражению. На письменном столе энергичным рингтоном вдруг ожил телефон. На экране – фотография Лизы. Дмитрий слегка помедлил, а затем решительно нажал на кнопку. И сразу пространство ожило и наполнилось бойким девичьим голосом:

– Дим, привет! Ну как? Ты готов? Я уже подъезжаю к твоему дому. Давай, выходи.

– Привет, Ли…, – начал было Дмитрий, но в трубке уже послышались гудки отбоя.

Он поспешно обулся и растерянно оглядел коридор, ища взглядом ключ. Тот лежал на консоли у двери на записке от матери: « Если пойдёшь на улицу, не забудь телефон. Я волнуюсь. Буду вечером в семь. Целую, сынок». Сердце затрепетало от нежности. Мама. Как же хорошо, когда о тебе помнят и волнуются!

У подъезда стояло такси. Лиза нетерпеливо помахала рукой из окна: – Ну давай, Дим, быстрее. Опаздываем уже. Бабка ужас как не любит этого. И опять это пренебрежительно сказанное – «бабка» резануло по сердцу юноши. В машине стоял густой аромат цветочных  духов. Черный воздушный шарфик, повязанный на шее, прикрывал глубокое декольте сарафанчика с мелким темным принтом на изящной фигуре. Лиза заметно нервничала, а Дмитрий не находил слов для беседы. Наконец, он спросил: – Лиза, я не помню – твоя бабушка знает обо мне? – Ну как знает… Говорила я ей, что мы  дружим. Да она не вникала. У них же с дедом одни деньги на уме были, – Лиза отвернулась к окну. – А сейчас мы к ней домой едем? – Нет. Домой не успеваем. Сразу на кладбище, а оттуда в ресторан на ее машине.

Выйдя из такси перед воротами кладбища, Лиза потянула Дмитрия в цветочный павильон. Быстро расплатившись, сунула ему в руки корзину с белыми лилиями и увлекла к небольшой процессии человек из десяти, углубляющейся по центральной аллее. Впереди шла она. Светлана. Несмотря на летнюю духоту, ее траурный наряд был слишком закрытым. Рядом, осторожно придерживая за локоток, семенил Кирилл Федорович – тесть Максима и дедушка Лизы. Сердце Дмитрия бешено колотилось. Ноги стали ватными. Мысль о глупой затее – приехать на собственные поминки, зависла и тяжело поворачивалась в голове. Повернуть назад? Поздно. Лиза уже подвела его к Светлане.

– Бабулечка, а вот и я! Я так спешила, так спешила… Но эти пробки… Бабулечка, а это Дима. Я тебе о нем говорила, – ворковала  тонким голоском внучка, цепляясь за локоток вдовы с другой стороны. Светлана слегка повернула голову и холодно кивнула Дмитрию. Ее глаза, сухие и не видящие, ничего не выражали. Было заметно, что она находится под действием успокоительных средств. Дмитрий шел рядом и искоса поглядывал на вдову через белые соцветия лилий. Как же она постарела за эти полтора месяца! Представил, как в полном  одиночестве выплакивала свои вдовьи слезы и сердце защемило ещё сильнее.

Идти далеко не пришлось. Светлана остановилась и резко высвободила руки. Мелкими шагами подошла к черному мраморному надгробию и опустилась на колени. Дмитрий медленно поднял голову. С памятника на высоком постаменте в упор на него смотрел… Аркадий Вольский. Эту фотографию, сделанную на его пятидесятилетие, жена очень любила. Теперь его лик выгравирован на черном мраморе. Почему то подумалось, что так быстро – уже на сорок дней поставила памятник. Года ждать не стала… Дмитрий прошел вперёд и поставил корзину с цветами у памятника. За спиной послышались всхлипы и горестные протяжные вздохи. Кто-то тихо шептался, кто-то старательно сморкался. Оглянулся. Светлана все так же безмолвно, без единой слезинки в пустых глазах, стояла на коленях. Рядом Лиза усердно тёрла глаза и подвывала. Сделав несколько шагов по аллее,  Дмитрий остановился и наблюдал со стороны за происходящим. Внутри что то щелкнуло. Пришло четкое осознание, что там, в могиле, Аркадий Петрович Вольский. А здесь – он, Дмитрий Седов, молодой человек, у которого вся жизнь впереди. И распорядиться этой жизнью надо грамотно. Тем более, что унаследовал здоровый, гибкий разум от донора. Да, именно так. Аркадий Вольский его донор, а не наоборот. От этой мысли стало вдруг легко. Нащупал под рубашкой медальон. Прижал к груди. Вдруг, вспомнив что-то важное, быстро достал телефон и набрал сообщение: « Мама, не волнуйся. Я с Лизой »

Обратная дорога с кладбища не была такой же мучительной. Успокоившись, Дмитрий с интересом всматривался в окружающие его лица, прислушивался к негромким голосам. Все эти люди были хорошо знакомы ему. В то же время казались тенями из той, прошлой жизни. Жизни, которая теперь не волновала его. На стоянке за воротами Дмитрий сразу заметил черный «Мерседес» Вольских. За рулём – Олег. Увидев возвращающуюся Светлану Сергеевну, тот поспешно вышел из машины, открыл переднюю дверь. Лиза и Дмитрий разместились на заднем сиденье.

– Лизонька, а Кирилл Федорович разве не с нами едет? – Светлана Сергеевна озабоченно смотрела по сторонам.

– Нет, бабуль. Он сказал, что со Смирновым поедет в ресторан.

– Ну, хорошо. Поехали, Олег.

Те несколько минут, что они были в дороге, Дмитрий через зеркало заднего вида всматривался в лицо водителя. Олег был сосредоточен и невозмутим. Притормаживая у ресторана, посмотрел в зеркало. Их глаза встретились. Секундное замешательство сменилось узнаванием. Дмитрий был уверен, что Олег узнал мальчика на фотографии и слегка улыбнулся в ответ.

В ресторане царила  фальшивая торжественность. Приглушенные разговоры, искусственные соболезнования. В просторном банкетном зале на видном месте стоял большой портрет Аркадия Петровича в траурной рамке среди роскошных букетов. Светлана Сергеевна, бледная и осунувшаяся, едва держалась на ногах, принимая соболезнования от вновь прибывших. Наконец  коммерческий директор корпорации  Валерий Викторович произнес торжественную речь. После чего раздалось энергичное позвякивание столовых приборов и шум голосов стал громче. – Мне плохо, – прошептала Светлана Сергеевна Лизе, цепляясь за ее руку. – Поедем домой. Проводи меня. Лиза метнула на Дмитрия умоляющий взгляд: – Поедешь с нами? Разумеется, он не мог отказать.

Черный «Мерседес» плавно катил по улицам города, оставляя позади тяжёлую атмосферу траура и фальши. В салоне царила гнетущая тишина, нарушаемая только тихим шуршанием платья Светланы Сергеевны. Она сидела, отвернувшись к окну, ее пальцы судорожно сжимали и разжимали траурный платок. Дмитрий искоса наблюдал за ней. Светланой. Женщиной, с которой Вольский прожил тридцать семь лет. Теперь она была чужая. Но, в то же время, ближе всех. Лиза нервно теребила телефон, бросая короткие взгляды на бабушку. Она почти перестала скрывать свое раздражение и с недовольной гримасой отправляла сообщения на телефоне. Олег время от времени поглядывал в зеркало заднего вида, с любопытством изучая лицо Дмитрия, фотография которого лежала в чехле вместе с водительским удостоверением. Лицо Олега Быстрова, узуродованное шрамом, было непроницаемым.

Наконец, «Мерседес» плавно подкатил к усадьбе Вольских и притормозил перед откатными воротами. Дмитрий почувствовал, как сердце учащенно забилось. Память услужливо  перебирала мельчайшие подробности из прошлой жизни. Тридцать лет строилась его империя. Тридцать лет скрупулёзно создавалось жизненное пространство. Каменные львы у входа,  брусчатка под колесами, запах роз из палисадника… Все было до боли знакомым, привычным.

Светлана Сергеевна вышла из машины, опираясь на руку Олега. Ее движения были медленными, давались с трудом. – Олег, загляни во флигель. Скажи Вере Ивановне, что бы обед собрала через часок. Меня Лизонька с молодым человеком проводят. Мне нужно прилечь. – Бабулечка, давай помогу! Дима, поддержи  с другой стороны, – суетилась Лиза, подталкивая бабушку на крыльцо. Дмитрий вошёл в дом и замер на пороге. Его дом. Тот самый, где принимались важнейшие решения. Где растили со Светланой единственного сына… – Ну чего застыл? – Лиза дёрнула за рукав. – Идём, спальня на втором этаже. – Лизонька, не надо в спальню. Проводите в кабинет. Отдохну там.

В кабинете  всё было так, как и оставил  Аркадий Вольский полтора месяца назад. Даже пижама висела на спинке стула у дивана. Последние месяцы он ночевал в кабинете. На большом письменном столе у окна аккуратной стопкой лежали папки с материалами для доклада на симпозиуме. Пронеслась мысль: « А симпозиум через месяц будет…» Ноутбук черной плашкой темнел с краю стола. Справа на приставном столике – компьютер. Над ним – картина в тяжёлой старинной раме. Когда-то в молодости ее написала Светлана. Но примечательна она была не только этим. За картиной был спрятан вмурованный в стену сейф. Его сейф. И содержимое сейфа – его. Вернее, уже нет. Ничего Дмитрию здесь не принадлежало. Из раздумий вывел голос Светланы:

– Молодой человек, побудьте в гостиной. Лизонька мне поможет.

– Да, конечно, Светлана Сергеевна. Я подожду там.

Гостиная хранила прежние привычные запахи. Трудно было объяснить из чего сложился букет ароматов, но он был устойчив и постоянен из года в год. Наверно так пахло семейное счастье. Массивная дубовая мебель, камин со старинными изразцами,   любимое кресло перед ним. Дмитрий неосознанно потянулся к «своему» креслу, но вовремя спохватился и опустился на диван, наблюдая как помощница по хозяйству, немолодая уже Вера Ивановна, хлопочет у большого овального стола, покрытого белой скатертью.

– Бабка задремала, просила через час разбудить, – минут через пять Лиза плюхнулась рядом с Дмитрием на диван, доставая телефон.

– О, смотри, Катя пишет…

Он не слушал ее болтовню, углубившись в воспоминания. Слишком много связано с этим домом. Слишком родными были его стены. Но теперь придется ютиться в однокомнатной малогабаритке вместе с мамой…

– …а потом мы с Катей… Дима, ты меня вообще слушаешь?

– Что? Да, конечно, – он машинально улыбнулся.

Лиза. Его Лизочка. Когда погиб  Максим, она была совсем малышкой. Сильно переживала утрату и инстинктивно потянулась к дедушке. А как иначе? На тот момент он был единственный родной человек, кто смог согреть душевным теплом, отвлечь от переживаний. Аркадий и раньше замечал, что невестка холодна с дочерью. А после похорон мужа Катерина отправила Лизу к бабушке с дедушкой. Бабушка Светлана в то время с головой погрузилась в свое горе. Максим, единственный сын, не так просто ей достался. Сколько слез было пролито в молитвах обрести долгожданную беременность! Сколько медицинских процедур пришлось принять прежде, чем почувствовала под сердцем сыночка!  Энергии Аркадия хватило и на внучку, и на жену, и на работу в те трагичные для семьи дни. Лизочка привязалась к деду. Совместные прогулки на велосипеде, чтение сказок, лепка из пластилина – отвлекли девочку от потери любимого папы.  О маме Лиза почти не вспоминала. Однако со временем Аркадий стал замечать, что внучка стала несколько замкнутой. Она не могла открыться, поделиться своими чувствами и переживаниями, предпочитая оставаться на расстоянии. Переживая, что созданный ею барьер от внешнего мира в дальнейшем лишит ее возможности построить настоящие дружеские и романтические отношения со сверстниками, он отправил Лизочку к маме. Конечно же он скучал. Скучала и Светлана, привязавшись к внучке. Много позже Аркадий понял, что, возможно, допустил ошибку. Невестка, в стремлении устроить свою личную жизнь, часто оставляла ребенка надолго с чужими людьми или одну дома. Она категорически воспротивилась общению дочери  с бабушкой и дедушкой в отместку за возврат ей ребенка. Ну что же… Так сложилось. И вот теперь  Лизочка, такая родная и чужая одновременно, сидела рядом с Дмитрием. «Интересно, что она имела ввиду, когда намекала на их особые отношения между собой? Как далеко они зашли?» Вспомнилось, как горячо откликнулось тело на ее объятие при встрече в клинике. Её намёки, что  можно начать всё заново… Что начать? Неужели?… Нет-нет! Дима и Лиза – брат и сестра! И это реальность, которую нельзя игнорировать зрелым разумом, доставшимся от Вольского.

В этот момент из кабинета вышла Светлана Сергеевна. Она сменила траурное платье на домашний костюм, но выглядела совершенно не отдохнувшей. – Лизонька, будь добра, сбегай во флигель, скажи Вере Ивановне, чтобы горячее подавала. Когда Лиза вышла, в гостиной повисла неловкая тишина. Светлана опустилась в кресло у камина и пристально посмотрела на Дмитрия: – Так вот вы какой, Димочка. Можно я так буду вас называть? Дмитрий поспешно кивнул головой. – Лизонька про вас рассказывала, но я такая невнимательная. Вы давно дружите? Лицо Дмитрия напряглось: – Светлана Сергеевна, обращайтесь ко мне на «ты», а то мне неудобно. Светлана молча кивнула и продолжала вопросительно смотреть в глаза юноши. – Понимаете, Светлана Сергеевна, я недавно попал в аварию и у меня теперь нет памяти. Вот совсем не помню, что было до аварии. А вот что было после того, как в сознание пришел, помню. Не знаю как это называется по медицински правильно. – Это называется «амнезия», Димочка. Как я тебе сочувствую,  – произнесла медленно и замолчала, погрузившись в свои мысли. Потом, будто очнувшись, продолжила: – Сынок мой разбился на мотоцикле. Молодым ушел… – Соболезную, Светлана Сергеевна. – А знаешь, ты так похож на моего Максимушку… Дмитрий почувствовал, как по спине побежали мурашки.  Он резко выпрямился: – Простите, я не хотел вас расстраивать. – Не извиняйся, – Светлана закрыла глаза. – В последнее время мне часто кажется, что я вижу его…

Из коридора послышался дребезжащий звук и в дверном проёме показалась Лиза, толкающая перед собой сервировочный столик с супницей и несколькими контейнерами с горячим и закусками. За ней Вера Ивановна осторожно несла на вытянутых руках самовар. Дмитрий мигом подскочил и ловко  подхватил его,  устанавливая на приставной столик с десертом. Внезапная мысль обожгла: «Как же можно было забыть вызвать электрика?! Вера Ивановна столько раз просила починить розетку около столика с самоваром!»

– Бабулечка, ну как, тебе получше?

– Ничего, Лизонька… Вот сейчас горяченького поем и совсем полегчает. Супы у нашей Веры Ивановны отменно получаются. Можно сказать, они лечебные, – Светлана сделала над собой усилие и улыбнулась. На несколько минут  за обеденным столом воцарилась сосредоточенная тишина, которую нарушало лишь  размеренное позвякивание столовых приборов. День неумолимо клонился к вечеру. Поздний домашний обед был великолепен. Дмитрий неожиданно вспомнил, что и завтрак, и ужин накануне он проигнорировал. И теперь молодой юношеский организм требовал насыщения. – Димочка, ты любишь пирожные с миндалем? – голос Светланы нарушил тишину, когда Вера Ивановна собрала посуду и стала наливать чай в тяжёлые чашки ручной работы. Да, это были любимые пирожные Аркадия. Любит ли их Дмитрий? – Очень, – он с трудом сдержал волнение. Когда чаепитие подошло к концу, Дмитрий неожиданно для себя сказал: – Светлана Сергеевна, если вам нужна помощь по дому… Я  бы мог… приходить. Лиза всплеснула руками: – Отличная идея! Бабуля, тебе же тяжело одной!  Соглашайся! Светлана задумалась, потом медленно кивнула:

– Спасибо, Димочка. Приходи, когда сможешь. А сейчас Олег развезет вас по домам.

Глава 3

Как только закрылась входная дверь и ребята оказались на крыльце дома, Лиза демонстративно закатила глаза и  с шумом выдохнула. Олег уже сидел за рулём, поджидая их у ворот. Предложение Светланы Сергеевны оказалось очень кстати. Неизвестно, как бы Дмитрий добирался домой на окраину города. Тем более, что в кармане было пусто.

Лиза плюхнулась на заднее сиденье и тут же опустила прозрачный экран перед водителем.  Дождавшись, когда Дмитрий сел рядом и осторожно прикрыл дверь, громко вздохнула и сказала с раздражением:

– Ну и ну, этот бабский перфоманс просто отжиг! Сидит, как королева, строит из себя страдалицу… Фу, как же заколебало!

– Она просто горюет… Столько лет вместе прожили, – осторожно возразил Дмитрий.

Девушка фыркнула:

– Да ладно? Она чисто забила на деда, пока он болел! А теперь – ой, какая я вдова! Кринж, блин.

Слова, а главное интонация внучки,  задели за живое, но он не подал вида. Лиза молча листала ленту в телефоне. Потом резко подняла глаза, внезапно оживляясь:

– О, слушай, надо развеяться! Поехали в « Гриль Хаус»! Сегодня там топовая тусовка, и Тимур с Катькой будут.

Дмитрий напрягся:

– В клуб?..

– Да, в наш ночной клуб. Там огонь будет! Ты только не грузи про память – забей!

– Но я же… правда ничего не помню. Ни клубов, ни…,– начал Дмитрий неуверенно, но Лиза перебила, подмигнув:

– Танцевать – это как ездить на велосипеде. Тут память не нужна –  тело само вспомнит.

– Ты думаешь…

Лиза снисходительно перебила:

– Не парься! Ты просто тусуйся со мной, а там – чилай, лови волну. Если что – скажешь, что в ауте после аварии. Все зайдет!

Дмитрий сидел молча, нервно постукивая пальцами по колену. Лиза, вдруг смягчившись, положила свою ладошку на его кисть:

– Эй, ну правда, не гони! Ты же не хочешь закосить под больного на всю жизнь?

Нет, этого он точно не хотел.

– Ладно… но если я начну танцевать, как… как раненый лось – не смейся.

Лиза ухмыльнулась:

– Брось, ты ж не лох! Все будет путем! Ну, я приехала. Значит, в десять я за тобой заеду.

Уже приоткрыв дверцу машины, Лиза оглянулась:

– Дим, и одень свою майку с кляксой. Ну, ту… Она у тебя улетная! Ржомба! – Лиза хихикнула и выпорхнула из салона.

Плавно тронувшись с места, Мерседес набирал скорость. Дмитрий растерянно смотрел по сторонам, пытаясь определить направление движения. Заметил, как Олег подаёт знак поднять экран. Подняв его, Дмитрий осведомился:

– Олег, адрес помнишь?

– Обижаете, Аркадий Петрович! Изучил заранее.

– Стоп! Называй меня Дмитрием и на ты. Договорились?

– Как скажешь, Дмитрий.

– Знаю, что узнал меня у ресторана. Теперь на связи будем.

– А вот про связь промашка. Не знаю я номер Дмитрия, – Олег подмигнул в зеркало заднего вида.

– Фу ты… Точно! Откуда тебе знать? Да и твой номер в старом телефоне остался. Диктуй свой. Запишу.

За окном мелькали городские пейзажи: многоэтажки элитного района сменились старыми зданиями центральной части. А затем замелькали однотипные пятиэтажные дома спального района. Дорога петляла, приближая к жилищу  Дмитрия— новому непростому быту в малогабаритной квартире.

– Олег, тебе зачисления пришли? Должно быть уже две транзакции.

– Так и есть. Поступили.

– Слушай, займи мне денег. Потом с тобой рассчитаюсь. Сам понимаешь, не у Ирины же просить! Открою карту – тебе номер скину.

– О чем речь! Какие расчеты могут быть! Зарплата у меня достойная, мне хватает. А эти деньги, как я понял, для семьи и предназначены, – Олег внимательно посмотрел в глаза Дмитрия через зеркало.

Плавно притормозив у подъезда, он осведомился:

– Не заблудишься, Дмитрий? Третий этаж, квартира сорок семь.

– Что бы я без тебя делал? Заботливый ты мой!

Они дружно рассмеялась, пожимая руки.

Поднимаясь по лестнице, Дмитрий достал телефон и посмотрел на часы. Половина восьмого. Мать должна быть уже дома. Аккуратно повернул ключ, осторожно зашёл в квартиру. Так и есть – Ирина сидела за кухонным столом спиной к двери. Ссутулившись, она что-то перекладывала перед собой. Немного помешкав, прошел в кухню и обнял мать за плечи. Она тот час встрепенулась, гладя его руки:

– Сынок, я сейчас ужин разогрею. Остыл уже.

– Я не голоден, мама. Мы с Лизой поужинали. А ты что делаешь? – спросил, обводя взглядом стол. На нем лежали небольшими стопками купюры, какие-то бумаги, открытая шкатулка.

– Да вот, сынок, подсчётами занимаюсь. Сегодня зарплату получила, так я ее полностью сюда вложила. Думаю, до следующей получки выкрутимся с тобой.

В сознании яркой вспышкой возникли строки из дневника Дмитрия: «15 июня. Мама вчера плакала на кухне. Деньги от продажи квартиры закончились. Взнос за обучение надо сделать до августа…» Взял со стола лист бумаги. Это оказался счёт на оплату обучения в школе. Шестизначная цифра заставила задуматься.

– Сынок, ты не волнуйся. Я договорилась с администрацией на рассрочку. Послезавтра и отвезу в кассу. Сказали, главное, что бы не меньше пятидесяти процентов было. Вот займу завтра у Никитиных и как раз будет.

Дмитрий молча достал телефон и сфотографировал счёт.

– Мам, мы с Лизой договорились в клуб поехать сегодня. Найди мне, пожалуйста, мою майку в кляксах.

– Сейчас, Дима, достану. Вот со стола уберу и достану, – приговаривала она, складывая купюры в старую косметичку.

Дмитрий прошел в комнату и устроившись за узким письменным столом, набрал сообщение на телефоне: « Этот счёт надо оплатить срочно. Жду чек». Ответное сообщение пришло довольно быстро. Удовлетворённо хмыкнул и поискал глазами, куда бы прилечь. После напряжённого дня тело ныло и требовало покоя. А ещё в клуб идти… Доставать раскладушку было лень. На диване, вытянув натруженные ноги, полулежала Ирина. « Дааа…. Надо что то делать. Так жить нельзя», – пронеслась в голове мысль. Достал с полки фотоальбом и в очередной раз стал рассматривать фотографии. Перелистывая одни страницы, долго останавливался на тех, где были его школьные фотографии. Некоторых одноклассников Дмитрий узнавал – их Лиза показывала в телефоне, а Тимур приходил проведать в клинику. С остальными предстояло встретиться через месяц. К своему удивлению, Дмитрий больше не рефлексировал, изучая фотографии. Он просто ощущал себя их сверстником. Стрелки на будильнике приближались к десяти. Быстро принял душ и облачился в приготовленную матерью одежду. Заглянул на кухню:

– Мам, я пошёл. Ключ взял.

– Сынок, возьми деньги на такси.  Ночью автобус не дождешься, дежурный только ходит, – Ирина достала из кармана аккуратно сложенную купюру и протянула Дмитрию. Дмитрий машинально протянул руку, но тут же отдернул,  словно ошпаренный. Он понимал ценность этих денег в руках матери. Но другого выхода не было, как только их взять.

Вышел на улицу и огляделся. Дневной зной растворился в вечерних сумерках. Раздавался монотонный звук цикад. Присев на лавочку у подъезда, юноша вглядывался в огни проезжающих машин. Наконец, одна из них свернула во двор и притормозила у подъезда. Лиза призывно помахала рукой. За пару часов она преобразилась до неузнаваемости. Распущенные волосы с продуманной небрежностью спадали на плечи и обрамляли милое личико с ярким макияжем. Черный кожаный топ поблескивал в унисон с крохотной сумочкой и вызывающе диссонировал с потрепанными джинсами и белыми кроссовками. Дмитрий восхищённо окинул взглядом подругу и улыбнулся.  Лиза торжествующе обронила:

– Давно бы так, Седов! А то как мумия весь день был.

Глухие удары басов бились в грудную клетку, разноцветные лучи прожекторов резали дымную тьму. Дмитрий стоял у барной стойки, сжимая в руках бокал с «Космополитеном», украшенным спиралью лайма.  Этот безалкогольный вариант выбрала Лиза. Подумалось: «В былые годы на дискотеки с коньяком ходили».

Лиза, подтанцовывая, прокричала в ухо:

–Ну че, Седов, расслабься! Чил! Ты же не на экзамене!  Пойдем, что ли!

Дмитрий невнятно пробормотал:

– Я просто… не помню, как это делается.

Но его никто не слышал, а тело уже отзывалось на ритм – ноги притопывали, плечи двигались в такт. Как будто кто-то другой управлял им.  Движения становились слаженными, раскрепощенными. В какой-то момент услышал рядом диалог парня в кислотной футболке и девушки с розовыми волосами:

– Йоу, смотри, вон тот чувак зажигает!

– Да он чисто в потоке! Где этот скилл прятал?

Дмитрий не сразу понял, что это о нем, а потом растерялся, но мышцы сами уже вели в ритм.  Лиза подняла большой палец вверх:

– О, ты врубаешься!  Давай, рофли, будто мы на тусе  у Риты!

Дмитрий  озадаченно пробормотал:

– Что за «рофли»? Что за «туса»?

Но тело его, словно в автономном плавании,  черпало память из мышц. Движения – резкие, но точные, словно  дриблинг  в спортклубе на рубеже веков. Взгляд— уверенный, будто он здесь свой и всегда был своим. Диалоги уже не вводили в ступор, а лишь подзадоривали.

– Воу, этот пацан двигается как тиктокер!

На что его девушка, подмигивая Лизе, вторила:

– Твой краш? Зачетный!

Лиза довольно смеясь, парировала:

– Да он просто охренел после вчерашнего.

Дмитрий прокричал в ухо:

– Лиз, Краш – это… объект симпатии?

Лиза взорвалась хохотом:

– О боже, ты как старик!

Но Диме уже все равно. Его тело не лжет – он танцует с упоением, будто  сбрасывая с себя боль, страх, неопределенность…Он мог бы танцевать ещё и ещё. Но Лиза, толкнув его плечом, прокричала:

– Эй, Седов! Ты чисто раскрылся, но нам пора, – потянула за руку на выход.

Подходя к остановке такси, она, хихикая, теребила его за руку:

– Ну что, пацан, залипал на ту чикусю в серебряном топе? Видела, как она на тебя залипала!

Дмитрий смеялся в ответ:

– Я… просто смотрел на световые эффекты.

– Ой, да ладно, не грузи! Ты там зажёг так, что все зафлексились!

– «Зафлексились» – это… хорошо?

– Боже, ты хорошо приложился головой! Это значит – завидуют, что ты  в теме! И что ты мой Краш!

– Я всё ещё не уверен, что правильно понимаю, кто здесь «краш»…

– Да ладно, не парься! Главное – ты не лоханулся и все в ахуе от тебя.  Скоро врубишься в нормальный язык. Поехали.

В такси Лиза деловито назвала два адреса и небрежно достала из сумочки Золотую банковскую карту. Дмитрий судорожно схватил подругу за локоть:

– Лиз, не надо – я заплачу…

– Димка, не парься! Мы же с тобой договаривались – для меня это не проблема. Дед мне и маман пансион назначил ежемесячный – за глаза хватает. А скоро ваще богатой стану. На Лексусе с тобой катать будем с личным водилой, – ухмыльнулась Лиза и ее глаза затуманились. Положив на плечо юноши голову, она прикрыла глаза и всю дорогу ехала молча с  загадочной улыбкой.

– Чё, паря, деваха тебя альфонсом заделала? – Развязно произнес водитель такси, как только за Лизой захлопнулась дверь, – Я бы с такой замутил…

Кровь хлынула в виски. В глазах потемнело… В следующее мгновение Дмитрий глубоко вдохнул и задержал дыхание… На выдохе сказал ровно, чётко:

– За дорогой следи, дядя. Ты же не хочешь попасть в вечный бан?  А отзыв, считай, уже поймал.

Водитель ошалело уставился на пассажира, а потом сделал резкий маневр, уходя от столкновения  с невесть откуда взявшейся легковушкой. Грязно выругавшись, ухватился крепче за руль и молчал до самого подъезда пятиэтажки. Потом развернулся всем корпусом к Дмитрию и примирительно сказал :

– Ты, парень, тово… Прости.

– Бог простит… Если покаешься, – с  усмешкой Дмитрий аккуратно прикрыл за собой дверь и направился к подъезду.

Дурманящий аромат свежей выпечки окутал Дмитрия, как только тот зашёл в квартиру. На кухне Ирина позвякивала посудой в мойке. А на столе в большом блюде под льняным полотенцем остывали пирожки.

– Мам, ты что – ещё не ложилась?

– Да вот, сынок, решила пирожков испечь. Иди вымой руки, да с молочком  покушай. Тут у меня с разными начинками.

Дмитрий, потирая руки, разглядывал румяные аппетитные пирожки. Разломил один из них. Из разлома вместе с паром вырвался дурманящий аромат. Пригляделся к начинке. Зелёные перья лука с кусочками отварных яиц. Все его нутро сжалось в предвкушении гастрономической радости. Обжигаясь, откусил кусок и с жадностью запил прохладным молоком. Млея от блаженства, подумал, что не испытал никаких эмоций от любимых миндальных печений в отличие от этого простого пирожка с луком и яйцами.

– Сынок, а вот с этого края – с капустой. Как ты любишь. А эти – с повидлом яблочным завтра Никитиным отнесу. Они частенько нас выручают. Повезло с соседями.

– Мам, вот ты рассказывала, что поменяла квартиру на эту. А где мы раньше жили?

– В новом микрорайоне. Ну как в новом… Теперь уже вполне обжитой он – десять лет прошло. Это жилой комплекс «Жемчужина». Рядом с парком и прудом. Любили вы с Лизкой в том парке гулять! Даже лебеди на пруду вас узнавать стали – приплывали, как увидят издали.

– Мам, расскажи, как мы с Лизой познакомились. Я ведь ничего не помню, – Дмитрий отставил пустую кружку и внимательно посмотрел в глаза Ирины. Она поправила салфетку на блюде с пирожками, улыбнулась. В глазах вспыхнул огонек воспоминаний.

– Вам тогда с Лизой было по пять лет. Максим много времени проводил с нами и в выходные тоже. Жена его и заподозрила неладное, стала скандалы устраивать. Вот он и нашел выход. Брал Лизу и мы вчетвером на весь выходной день то на аттракционах, то на катере, то в цирке… А в самый первый день, как вам  познакомиться,  он привел Лизу к нам домой. Мы с тобой с тестом возились – пряники делали. Ты медвежонка лепил. Смешной был – весь в муке. Неожиданно Максим позвонил: «Можно мы с Лизой заскочим в гости? Она хочет печенье…» Глазом не успели моргнуть, как  дверь распахнулась – и влетела эта стрекоза в розовом платьице и сразу спрашивает: «Ой, а ты кто?» Она сразу ткнула в тебя пальцем, даже не поздоровавшись. Максим закатил глаза: «Лиза, это Дима. Будь вежлива».   Но она уже неслась по квартире: «А это что? А тут что? Ой, а можно я попробую?»

Ты стоял, прижав испачканные мукой руки к груди, – Ирина рассмеялась, – А она схватила твоего медвежонка: «Давай ему глазки сделаем!» И впихнула в тесто две изюминки. Потом засыпала тебя вопросами: «Ты в каком садике?  А почему я тебя не видела раньше? А ты  мультики любишь? А хочешь мою куклу?» Максим смотрел на вас обоих такими глазами… Будто боялся, что ты скажешь «нет». Но ты повел себя как истинный джентльмен – стал показывать свои игрушки.  А через час вы уже орали во дворе, играя в догонялки. Как будто всегда вместе были. Как брат и сестра, – Ирина вздохнула украдкой и продолжила:

– С тех пор вы стали неразлучны.

Максим приходил с утра к нам, возился с тобой, помогал во всем. Для всех он был как бы на работе. Да по сути так и было – он по телефону распоряжения отдаст, а к вечеру заглядывал в офис бумаги подписать. А потом забирал Лизу с детсада и все вместе шли гулять. Ух, радости у вас было, что вместе играете! Лиза заводилой была. Вечно придумывала что-нибудь. А ты всегда ее поддерживал во всем. Однажды пришла ей идея и решила она, что вам нужно построить «космический корабль». А в парке было не из чего строить. Вот она и подговорила тебя, что бы ты сказал, что у тебя ножка болит и мы все вместе пошли домой. А дома уж вы нашли из чего "космический корабль" строить. В ход пошло все – от подушек до стульев.

Дмитрий улыбнулся, представляя, как они с Лизой, полные энтузиазма, пытались создать свой «корабль».

– Да, и ты тогда был капитаном! – подтолкнула его Ирина в плечо, – А Лиза была главным инженером. Вы так серьезно обсуждали, как запустить свой корабль в космос! Мы с Максимом  не могли удержаться от смеха, когда ты сказал: «Мы должны взять с собой мамино печенье на всякий случай!»

– Это было важно! – воскликнул Дмитрий, смеясь. – А что ещё?

Ирина продолжила:

– Ваша дружба росла с каждым днём. Вы вместе рисовали, лепили из пластилина и даже устраивали настоящие театральные представления. Помню, как вы вдвоем вытащили из комода простыни, обмотались ими и стали разыгрывать  спектакль о принце и принцессе. Максим, видя, с каким энтузиазмом играли, начал вас на видео записывать. Много таких роликов он наснимал, – на мгновение тень печали промелькнула в глазах Ирины, но  тут же она оживилась, погруженная в приятные воспоминания:

– И о том, как бабочек в парке ловили тоже ролик есть. Смастерили все вместе пару сачков и пошли в парк их опробовать. Бабочки летают вокруг красивые, а у вас ничего не получается. Бегали-бегали за ними, а поймать не смогли. Но вы были такими настойчивыми! А бабочки были такими изворотливыми – никак не хотели ловиться!  Вместо бабочек  " наловили"  вы себе ссадины на коленках, да шишки  на лбах.

Ирина и Дмитрий дружно рассмеялись.

– Это время  было самым лучшим в нашей жизни, – произнесла Ирина, её голос стал серьезным.

– Потом,  когда вам исполнилось семь лет, Максим решил записать вас обоих в элитную экспериментальную школу с углубленным изучением разных видов искусства и физико-математическим уклоном.  Он хотел дать вам лучшее образование и широкие возможности для жизни. И ты, и Лиза были в восторге от учебы! Вам обоим она давалась легко, играючи… – Ирина замолчала вдруг, устремив взгляд в окно, за которым робко брезжил рассвет.

– А потом… – начал Дмитрий осторожно, но Ирина прервала его.

– Потом произошла трагедия. Максим попал в аварию на байке. Это было ужасно. Нелепо. Так внезапно… Мы долго не могли оправиться от шока, от того, что Максим не с нами. Ты тогда был слишком мал, чтобы всё понять. Я сказала, что он уехал в важную длительную командировку.

Глаза Дмитрия потемнели от воспоминаний. Чужих воспоминаний, которых он не мог помнить. Мозг Аркадия сопротивлялся принять информацию о сыне. Он всегда считал Максима искренним и послушным. Сознавать, что сын ведёт двойную жизнь по его, Аркадия вине, было тяжело.

– Я ничего не помню о том времени… – произнес Дмитрий тихо.

Ирина почувствовала тяжесть на душе. Она понимала, как важно для него восстановить связь с прошлым. Материнское сердце подсказывало, что от нее теперь зависит, как сложится жизнь сына. В то же время тревога об утраченных, в связи с амнезией, знаниях школьных предметов, доводила её до отчаяния.

– Ты потерял много воспоминаний о том времени, но знай – вместе мы победим твою болезнь. Я всегда рядом с тобой, сынок, – Ирина улыбнулась.

– Возможно, общение с твоей сестрой поможет  восстановить те воспоминания и чувства, которые ты потерял. Вы оба выросли и изменились, но ваша дружба может стать основой для нового этапа в жизни. Лиза хорошая девочка. Правда, она после смерти отца стала замкнутой. Да и  видеться с ней я стала реже. – Ирина осторожно положила свою ладошку на плечо Дмитрия, пытаясь заглянуть в его глаза:

– Сынок, дай слово, что не скажешь Лизе, что Максим и твой папа тоже. Для нее это будет ударом. Об этом никто не знает, кроме нас двоих.

Дмитрий кивнул:

– Не переживай, мама. Не скажу. Да и не ровня мы им.

Произнося последние слова, он непроизвольно сжал кулаки. Желваки задвигались под кожей. Сквозь стиснутые зубы прошептал:

– Я обещаю, мама, что сделаю всё, что бы нам с тобой больше не жить в нищете.