Бобовые сласти бесплатное чтение
あん
ドリアン助川
Печатается с разрешения Poplar Publishing Co., Ltd. при содействии агентств Japan UNI Agency, Inc и Vicki Satlow of The Agency srl
Перевод с японского Дмитрия Коваленина
Иллюстрации Анны Увижевой
© Durian Sukegawa 2013, 2015
First published in Japan in 2013 by Poplar Publishing Co., Ltd. and revised edition published in 2015 by Poplar Publishing Co., Ltd.
© Коваленин Д., перевод, 2024
© Увижева А., иллюстрации, 2024
© Издание на русском языке, оформление. Строки
Глава 1
Торговый квартальчик Сакура-дори. Кондитерская «Дорахару».
Весь этот день, – впрочем, как и в любой другой, – Сэнтаро суетился вокруг жаровни.
Лавочка «Дорахару» тулилась между других магазинчиков в нескольких метрах от железнодорожного полотна. По обочинам этой улочки уже распускались сакуры, но железные ставни у большинства заведений оставались опущены до земли.
И все же с началом весны прохожих за окном прибавилось. Особенно молодежи. Похоже, нежно-розовые лепестки так и притягивали сюда всю округу.
Вот и теперь на тротуаре стояла какая-то старушка в белом. Заметив ее, Сэнтаро тут же опустил взгляд обратно к миске, в которой взбивал тесто. Что ж! Одна из сакур растет прямо за окном и уже расцветает пышным облачком, вот бабуля и остановилась полюбоваться, решил было он.
Но когда снова взглянул за окно, старушка стояла на том же месте. И смотрела, похоже, совсем не на сакуру, а прямо на него, Сэнтаро. Он машинально кивнул. Суховато улыбнувшись, она приблизилась к его окошку.
А лицо-то знакомое, подумал Сэнтаро. Кажется, она уже заглядывала в «Дорахару» пару дней назад.
– Вот это! – сказала вдруг старушка. И, подняв крючковатый палец, ткнула в строчку объявления на оконном стекле. – «Возраст не имеет значения». Это правда?
Венчик в руке Сэнтаро застыл.
– Смотря о ком вы подумали, – отозвался он. – О внучке?
Не ответив, старушка прищурила один глаз. Под порывом легкого ветерка ветви сакуры заколыхались. Несколько лепестков, залетев в окно, спланировали прямо на жаровню.
– А что… – Старушка наклонилась ближе. – Я вам не подойду?
– П-простите? – не понял Сэнтаро. Но она однозначно указывала пальцем на себя.
– Я и сама давно о такой работе мечтала…
Не сдержавшись, он хохотнул.
– А вам сколько лет?
– Полных – семьдесят шесть.
Как бы ее не обидеть? Сэнтаро поводил венчиком вверх-вниз, подыскивая слова.
– Но… Я плачу совсем мало. Шестьсот иен в час.
– А? Что, простите?
Старушка приложила к уху скрюченную ладонь.
Сэнтаро навалился на подоконник животом. Обычно в такой позе он вручал сладкие лепешки малым детям и старикам.
– Я говорю, плачу совсем мало! А помощник нужен, но не такой пожилой!
– Ах, вот вы о чем? – Ее крючковатый палец уткнулся в сумму на объявлении. – Ну, я-то и на половину согласна… За триста иен! Пойдет?
– Триста??
«Ну да!» – улыбнулись ее глаза из-под шляпы.
– И все-таки… лучше не стоит. Прошу понять меня правильно!
– Меня зовут Ёсии Токуэ. Ч-что?
Похоже, глуховатая старушка не понимает, что ей говорят, подумал Сэнтаро. И скрестил перед нею ладони, изображая отказ: нет, мол, так не пойдет.
– Мне очень жаль… – тут же добавил он.
– Ах, вот как?!
Ёсии Токуэ смотрела на него в упор. Глаза ее были разной формы.
– Это тяжелый физический труд, – пояснил Сэнтаро. – Уверен, вам это не…
Он не договорил. Токуэ Ёсии удивленно вытянула губы трубочкой – так, будто собралась втянуть в себя воздух. И указала на дерево у себя за спиной.
– Кто это посадил? – спросила она Сэнтаро.
– Что??
– Вот эту сакуру, – уточнила она, глядя уже на дерево. – Кто ее посадил?
Сэнтаро окинул взглядом пышную крону.
– Понятия не имею.
– Но кто-то же посадил ее, верно?
– Прошу прощения! Я не из этих краев…
Похоже, Токуэ Ёсии собиралась сказать что-то еще. Но увидев, как Сэнтаро перехватил венчик для теста, добавила только: «Еще приду!» – и, отойдя от его окошка, заковыляла куда-то в противоположную от станции сторону. Походка ее была скованной, напряженной.
Сэнтаро опустил взгляд – и продолжил сражаться с тестом.
Глава 2
Кондитерская «Дорахару» работала без выходных. Каждое утро ровно в одиннадцать Сэнтаро поднимал жалюзи и начинал торговлю. А за два часа до этого переодевался в поварскую робу, чтобы взбить тесто – да напечь побольше лепешек до открытия. Другие кондитерские, конечно, начинают день еще раньше. Иначе просто столько, чтобы хватило на весь день, не напечь никак. Но у «Дорахару» – свой стиль выживания, и даже время там бежит по-своему…
Вот и в это утро он выпил свой обычный кофе – и допинал от двери до кухонного стола только что доставленный картонный ящик. В ящике был цубуан – готовая начинка для дораяки[1] в пластмассовых банках. Достав одну, Сэнтаро открыл ее – и перемешал новую пасту с остатками вчерашней.
Хотя серьезные кондитерские себе такого не позволяют, – готовить дораяки с покупной начинкой куда удобнее, чем делать ее самому. В замороженном виде бобовая паста и хранится дольше, – а вкус с ароматом хотя бы первое время остаются почти такими же.
Поэтому у кого как, но у Сэнтаро в лепешках начинка всегда была покупная. Так повелось в «Дорахару» еще со времен предыдущего, ныне покойного шефа. Благодаря приятелю-оптовику китайский цубуан – сладкая паста с цельными бобами – в ящиках по пять килограммов поставляется бесперебойно.
За счет этого «Дорахару» и выживала. Разоряться не разорялась, но и очередей не собирала. Израсходовать банку начинки за день не удавалось еще ни разу. Сколько-то всегда оставалось. Замороженные остатки можно было подмешивать к содержимому новой банки и назавтра, и на послезавтра, а то и через пару дней. Безотходное производство!
Заготовив начинку, Сэнтаро взялся за тесто. В принципе, даже тесто можно заказывать у поставщика, – только взбивать самому все-таки гораздо дешевле.
Он закинул в миску все ингредиенты, тщательно их перемешал. А потом запалил газ под грилем – и начал жарить лепешку за лепешкой, переворачивая каждую деревянной лопаткой до тех пор, пока не подрумянится с обеих сторон. Навалив целый противень пышных, жизнерадостных кругляшей, он упрятал всю партию в стеклянный термоконтейнер, чтобы не остывали весь день.
Пора открываться…
Не дрогнув ни мускулом на бесстрастном лице, Сэнтаро глубоко вздохнул – и поднял железную штору.
В обеденный перерыв, присев на стульчик у плиты, Сэнтаро уплетал бэнто из ближайшего комбини[2], как вдруг за окном замаячила уже знакомая белая шляпа.
– Ну, бабу-уля… – поморщившись, пробормотал Сэнтаро. Но, завидев ее улыбку, все же оторвал шаровары от стула.
– Э-э… То́куэ-сан? – уточнил он. – Так, кажется?
Лицо под шляпой сморщилось в улыбке.
– Да-да! – раздалось в ответ.
– Чем могу?..
Токуэ Ёсии достала из сумочки клочок бумаги. На нем было что-то написано. Синими чернилами. Округлым, затейливым почерком.
– Вот так мое имя пишется иероглифами, – сказала она, вручая записку ему.
– А!.. – отозвался Сэнтаро, едва скользнув по бумажке глазами. И тут же вернул записку. – Простите. Но вас я нанять не смогу.
Скрюченными пальцами старушка потянулась за бумажкой, но тут же замерла и спрятала руку.
– Как видите, пальцы у меня не самые ловкие. Так что я согласна и на двести!
– Вы о чем?
– Об оплате за час.
– Да нет же… Дело совсем не в этом!
Сэнтаро повторил, что нанять ее не может. И снова объяснил почему. А она, как и в прошлый раз, все смотрела на него долгим пристальным взглядом.
Он отступил на шаг, достал из контейнера пару лепешек, проложил между ними бобовую пасту. Может, если старушенцию угостить, она уйдет наконец восвояси?
Токуэ Ёсии словно прочла его мысли.
– Так вы что же, и начинку сами готовите? – уточнила она.
Сэнтаро нервно дернул кадыком.
– Это – секрет фирмы! – ответил он.
Неужели бабуля что-то заметила? Он бросил взгляд через плечо. Посреди стола, сбоку от недоеденного бэнто, красовалась банка с цубуаном. Крышка снята, ложка торчит наружу.
Загораживая телом улику, Сэнтаро придвинулся ближе к окну.
– Пару дней назад я пробовала ваши дораяки. Тесто вполне годное. А вот начинка, уж извините…
– То есть… сама паста?
– О да! Настроение человека, который ее готовил, понять невозможно.
– «Настроение»? Странно… – протянул он озадаченно, хотя и знал, что проблем с цубуаном быть не должно.
– Ну то есть… вкус вообще никакой!
– Варить цубуан – адский труд! Вот вы, бабуш… э-э, То́куэ-сан, никогда не пытались?
– Да я всю жизнь его готовлю. Уже пятьдесят лет.
Вздрогнув, Сэнтаро чуть не выронил дораяки, которые собирался положить для нее в пакет.
– Пятьдесят?!
– Ну да, с полвека. Дораяки – это всегда настроение, молодой человек!
– Ах, настроение? Да, конечно.
Он протянул ей пакет с дораяки – и тут его словно окатило ветром, налетевшим неведомо откуда.
– И все-таки – не обижайтесь, но… нанять я вас не могу.
– Серьезно?
– Увы. Мне очень жаль.
Не сводя своих странных глаз с Сэнтаро, Токуэ-сан выудила из сумочки кошелек.
– Денег не нужно, – сказал он.
– Это еще почему? С меня сто сорок иен, не так ли?
Старушка вывалила на узкий оконный прилавок пригоршню монет. Все пальцы ее левой руки были скрючены, а большой выгибался наизнанку. Отсчитать такими пальцами монету в сто иен плюс четыре монеты по десять ей удалось не сразу.
– И знаете что, молодой человек?
– Что?
Токуэ-сан снова полезла в сумочку.
– Попробуйте-ка вот это… – сказала она и водрузила на прилавок небольшой пластиковый контейнер с чем-то темным внутри.
– И что же там? – уточнил Сэнтаро.
Но Токуэ-сан уже отошла прочь от его прилавка.
– Бобовая паста?! – закричал он уже ей вдогонку.
Не сбавляя шага, Токуэ-сан обернулась, кивнула ему на ходу – и скрылась за поворотом.
Глава 3
Вечером того же дня Сэнтаро решил немного расслабиться в привокзальной лапшевне. Заказал себе горячего сакэ, а также тэмпуры и собы[3] на закуску. Втягивая лапшу и посасывая сакэ, он размышлял о том, что случилось за день.
Как только Токуэ-сан ушла, Сэнтаро выбросил ее «угощение» в мусорный бак. Хотя и не без укола совести, он все-таки убедил себя: лучше со всем этим не связываться. Но каждый раз, когда он выбрасывал что-нибудь еще, взгляд его так и цеплялся за утопающий в мусоре пластиковый контейнер.
Наконец он не выдержал – и выудил чертов гостинец из мусора обратно на свет. Ладно, сказал он себе, попробую разок. Из уважения к ее сединам. И, попробовав, немало удивился.
Этот цубуан отличался от того, что покупал он, как небо и земля. Глубокий, проникающий аромат. Густой, долгоиграющий вкус…
– Пятьдесят лет! – пробормотал Сэнтаро в чашечку с сакэ, в который раз пытаясь понять, что же именно его так поразило. – Дольше, чем я на свете живу!
Его взгляд заскользил по дощечкам с названиями блюд на стене. Каждую из дощечек хозяин лапшевни расписывал кистью вручную. Как всегда, при взгляде на этот убористый почерк Сэнтаро вспоминал свою мать.
– А ведь эта бабуля, считай, ее ровесница… – невольно добавил он, вспоминая картинку из детства – низенький письменный стол и склоненную спину матери, искусно выводящей иероглифы очередного письма.
Обычно на этом видении он одергивал себя – и переключался на мысли о чем-нибудь другом. Все равно его матушки давно уже нет в живых, да и с отцом он не встречался лет десять. Но сегодня проклятые воспоминания исчезать не хотели. Перед глазами вновь и вновь проплывал образ матери, учившей его читать и писать.
– Дьявол… – вырвалось с сивушным привкусом изо рта.
Никогда не знаешь, куда жизнь заведет, вздохнул Сэнтаро. В детстве он мечтал стать писателем. А что в итоге? Когда вышел из-за решетки, мама была уже на том свете. И вот уже несколько лет он занимается тем, чего когда-то и представить себе не мог: с утра до вечера, танцуя перед грилем, жарит чертовы дораяки.
Он подлил в чашечку еще сакэ, выпил залпом до дна. Словно пытаясь растворить горечь, окутавшую язык.
Мама из детских воспоминаний… Обычно ее речь была мягкой, но терзавшие сердце страхи и беспокойство то и дело прорывались наружу. Частенько она спорила с отцом, а после очередных сражений с родственниками плакала или даже выла в голос. Эти постоянные срывы пугали маленького Сэнтаро, и он просто мечтал о том, чтобы на столе всегда было что-нибудь сладкое. Ибо настоящий покой в душе у мамы наступал, лишь когда она лакомилась лепешками мандзю[4] или какими-нибудь пирожными. Больше всего он любил минуты, когда мама с улыбкой приговаривала:
– Мм… Как вкусно, правда, Сэн?
Интересно, что бы она сказала, угости он ее цубуаном от Токуэ-сан? И какое выражение было бы на ее лице?
Но если так – может, оценили бы и другие? А ему самому это стоило бы…
– Двести иен в час? – усмехнулся он себе под нос.
Если бабуля готова работать за такие гроши, так что ж… Объявление о подработке он повесил не потому, что зашивался с работой в одиночку. Все куда проще. С жареными лепешками словом не перекинешься. Вот и захотелось, чтобы рядом на кухне находился кто-нибудь еще.
Но неужто она и впрямь согласится на двести?
Захмелевший мозг уже сам, не спросясь, произвел несложные вычисления. Платить старушке сумму, которую она сама же и предложила, – почти то же, что нанять ее без оплаты. Но за это он получит потрясающего качества цубуан, который здорово поднимет его продажи. Что позволит ему увеличить ежемесячные выплаты – и приблизит день, когда он наконец вылезет из долговой ямы!
Вот только… Рука его с чашечкой сакэ вдруг застыла в воздухе.
Как быть с ее пальцами? Что ни говори, а смотреть на них неприятно. Не распугают ли они всех его покупателей?
И тут его осенило. Так может, задействовать ее только для изготовления начинки?
– Ну конечно! – поддакнул он сам себе.
Пускай Токуэ-сан готовит на кухне бобовую пасту – и все. Может, ему удастся слямзить ее ноу-хау? А через месяц-два старушка так устанет, что уволится сама. В ее-то годы!
– А вот перед клиентом маячить не стоит! – брякнул он вслух.
Хозяин лапшевни, принимавший заказ у клиента за соседним столиком, обернулся и пристально посмотрел на него.
Спохватившись, Сэнтаро поднял чашечку.
– Еще сакэ! – потребовал он.
Глава 4
Прошло несколько дней.
Сэнтаро поднял взгляд от жаровни. Старушка в белой шляпе стояла перед сакурой и приветливо улыбалась ему.
– Добрый день! – сказал он первым.
Вместо ответа она рассмеялась – так, что он увидал ее зубы, – и, покачиваясь при каждом шаге, заковыляла к нему.
– Я смотрю, лепестки уже облетели?
– И не говорите… – согласился он, посмотрев на дерево.
– Значит, пора любоваться листвой!
– Листвой?
– О да, сейчас она в самой красе… Взгляните, вон там!..
Он проследил за ее рукой. На самой верхушке кроны уже трепетали первые листья.
– Так и машут вам зелеными ладошками!
И правда, подумал Сэнтаро. Едва распустившиеся листочки, дрожащие под легким ветром, напоминали детские ручонки. Не найдя что ответить, он хмыкнул в знак согласия – и снова посмотрел на нее.
– Токуэ-сан!
– Что?
– Ваш цубуан – настоящий деликатес!
– А-а? – оживилась старушка. – Значит, попробовали?
– Да… Ну и как? Пойдете ко мне в помощницы?
– Что-что? – Удивленно вытянув шею, Токуэ-сан уставилась на Сэнтаро.
– Согласны готовить такой цубуан для меня?
– Конечно… Так вы серьезно?
– Но только саму пасту. С клиентами общаться не нужно.
– Вот как?
Она продолжала смотреть на него не моргая. Пауза явно затягивалась. Спохватившись, он пригласил ее внутрь, за барную стойку.
Войдя в лавочку, Токуэ-сан уселась на табурет, сняла шляпу. Сквозь седину ее жиденьких волос проглядывал скальп.
– А котел поднять сможете? Он очень тяжелый!
– Когда будет нужно, поднимете вы.
– Н-ну… тоже верно! – хмыкнул он. И посмотрел на ее руки. Специально сложенные так, чтобы скрыть кривизну пальцев.
– А венчик для теста удержите?
– О да.
– Вы уж простите, но… что у вас с руками?
– Ах, это…
Она машинально стиснула кулачки. Силы в этих руках, похоже, и правда еще хватало.
– В молодости я болела. Это побочный эффект. Навредить никому не может, но некоторых пугает…
– Поэтому ваша задача – готовить начинку, и все.
– То есть… я правда могу работать?
Токуэ-сан привстала с табурета и робко улыбнулась. При этом ее левая щека осталась недвижной – так, словно за эту щеку вставили какую-то искусственную пластину. Видимо, та же напасть поразила и ее левый глаз, предположил Сэнтаро.
– Да, можете.
– И… как же вас зовут, молодой человек? – спросила она.
– Меня зовут Сэнтаро Цудзии.
– Сэнтаро Цудзии? Звучит красиво! Прямо как кинозвезда.
– Да ладно! Это всего лишь я.
– А мне вас как называть? Сэнтаро-сан? Или «шеф»?
– Да как хотите.
– Все-таки «шеф» для работы удобнее… Итак, шеф! Где вы обычно готовите цубуан? Прямо здесь?
Вопрос застал Сэнтаро врасплох. Что тут скажешь?
– Н-ну, если честно… бобовая паста – это не мое. Никогда у меня вкусной не получалась. А чаще всего подгорала.
– Вот как? Ну, еще бы… – протянула Токуэ-сан, изучая пытливым взглядом его плиту, посуду и кухонную утварь. Изрядно смущенный, Сэнтаро встал между кухней и старушкой, загородив ей обзор, и подал чай.
– Ну а вы где готовили все эти пятьдесят лет? В какой-то кондитерской?
– Ну, как сказать…
– Дома, в семье? – уточнил Сэнтаро.
Хотя что бы новая работница ни ответила, ему было уже все равно. Кто и откуда она – плевать. Лишь бы она готовила свой цубуан для него. Тогда его продажи вырастут, он поскорее выплатит все долги – и распрощается с этой лавчонкой навеки. Больше он ни о чем не думал.
Но Токуэ-сан, похоже, и не собиралась с ним откровенничать.
– Да много где… В двух словах не расскажешь!
– Вот как? Могу представить!
– Так эта лавочка – ваша?
– Э, нет! Когда-то меня тоже наняли на подработку.
– Значит, хозяин – кто-то еще?
– Мой прежний босс основал этот бизнес и вкалывал на моем месте много лет. Но теперь всем заправляет его вдова.
– Так, значит, вы здесь не главный?
– Смотря в чем…
– Но разве я не должна представиться ей?
– Хозяйке сейчас нездоровится. Заглядывает сюда раз в неделю, а то и реже. Еще познакомитесь!
Токуэ-сан с явным облегчением перевела дух.
– А что же случилось с боссом?
– Умер.
– Ах, вот как…
В наступившей паузе Сэнтаро вручил ей ручку с блокнотом.
– Ну что ж, бабу… э-э, Токуэ-сан. Напишите, как вас зовут и как с вами можно связаться.
При виде бумаги старушка словно окаменела.
– Моими-то пальцами? – смущенно выдавила она.
«Ну, начинается…» – пронеслось у Сэнтаро в голове. Что же ему теперь, ослепнуть?
Но уже через пару-тройку секунд Токуэ-сан совладала с собой – и взялась за ручку. Скрюченными пальцами она принялась выводить на бумаге иероглиф за иероглифом – все тем же округлым, старательным почерком, который он уже видел прежде, – и закончила далеко не сразу.
Все знаки были вдавлены в бумагу с такой силой, что отпечатались и на следующих страничках блокнота.
– А телефон? – напомнил Сэнтаро. – Вы что, не пользуетесь мобильником?
– Телефона у меня нет. Почты вполне хватает.
– Да я не о том…
– Не волнуйтесь, опаздывать я не буду. С первыми птичками просыпаюсь!
– Да не в этом же де…
Тут он заметил, что под именем старушка приписала свой адрес. Судя по всему, жила она где-то в дальних пригородах. Название городка показалось ему странно знакомым. Но чем и в какой связи – он припомнить не мог.
Глава 5
Секундная стрелка нарезала круги по циферблату.
Вытащив руки из-под одеяла, Сэнтаро уставился в темный потолок. Перед тем как забраться в постель, он пропустил немного виски, но заснуть ему это почему-то не помогало.
Он повернул голову, потянулся за будильником. Убедился, что не забыл включить его. Завтра утром должна прийти Токуэ-сан. Теперь она, как условились, раз в два дня будет появляться в лавке по утрам, чтобы доставить приготовленный цубуан. Опаздывать никак нельзя. Потому он и решил сегодня завалиться спать пораньше.
Что же она за птица, эта Токуэ-сан?
Казалось бы, все, что от бабки требуется, – это классная начинка для дораяки. С чего бы ему ломать голову о ней самой? Иногда – видимо, в силу своей глуховатости – бабуля несет полнейшую ахинею. Но странность ее, пожалуй, даже не в этом. Всякий раз, когда она улыбается своей мягкой, почти материнской улыбкой, глаза ее словно вспыхивают неким странным сиянием. И при этом она всегда смотрит на Сэнтаро в упор – будто принуждая его к тому, чего он делать не собирался.
Как только она дописала свои данные, он посвятил ее в основные секреты работы. Рассказал, что до сих пор заряжал в лепешки промышленный цубуан, который обычно используют на конфетных фабриках. И предупредил, что работа в «Дорахару» начинается за два часа до открытия.
– Это с чего бы? – возразила она неожиданно резко. – Свежий цубуан начинают готовить еще до восхода солнца!
– Мне его доставляют за полчаса. Стоит лишь позвонить.
– О чем вы, шеф?! Свежесваренный цубуан – душа дораяки!
– Тоже верно… Потому я вас и нанял.
– А представьте себя обычным покупателем! Лично вы согласились бы выстоять долгую очередь в «Дорахару»?
– Ну… вряд ли!
Их спор затянулся. Старушка по-прежнему звала его шефом, и переубедить ее у Сэнтаро не получалось.
В итоге он согласился следовать ее инструкциям. Согласно которым он теперь должен тащиться на работу к шести утра. Чтобы сразу поставить на огонь котел со свежими бобами адзу́ки. А пока те будут вариться, Токуэ-сан сядет на первый автобус – и прибудет в лавку немногим позже его.
Его жизнь превращается в хаос, подумал он, уставившись в темный потолок, и протяжно вздохнул.
Эту лавчонку он тащит на себе уже четвертый год. Вкалывает как проклятый, без выходных. Но никогда еще не вставал так рано, чтобы успеть на работу.
Почему он повинуется ей? Не ошибся ли, когда решил связаться с такой помощницей? Старушка оказалась куда сварливей, чем выглядела поначалу. Не проработали вместе ни дня – а он уже сыт по горло ее ворчанием!
– Вот же черт… – пробормотал он, переворачиваясь на бок. – И за что мне все это?
Был, впрочем, для его невеселых вздохов и еще один повод. О том, что он нанял работницу, конечно, придется доложить Хозяйке. Но как? Этого он пока не представлял.
Вдова его прежнего босса, потеряв мужа, обнаружила у себя чуть ли не все болячки на свете. В «Дорахару» она заглядывала раз в неделю – проверить бухгалтерию. И держалась весьма неприветливо. Стряпню Сэнтаро никогда не пробовала, поскольку давно перестала есть дораяки, в которых слишком много глюкозы. Зато, как женщина повышенной нервозности, сходила с ума по части гигиены. Всякий раз костерила Сэнтаро за то, что он плохо убирает и не следит за чистотой в заведении.
Однажды он уже нанял на подработку студента, не доложив об этом Хозяйке. Она тут же стала придираться к парнишке за каждую мелочь. А вскоре пронюхала, что в рабочие перерывы тот курит на заднем дворе, и взбеленилась окончательно. Позвонила прямо в лавку и долго орала на Сэнтаро – дескать, что мы все будем делать, если заведение провоняет табачищем, и так далее. А напоследок потребовала: если он снова захочет кого-то нанять – она должна непременно присутствовать на собеседовании.
Так что насчет Токуэ-сан докладывать, пожалуй, пока не стоит. Еще неизвестно, потянет ли старушка эту работу. С ее-то пальцами…
Перевернувшись обратно на спину, Сэнтаро уставился в потолок и раздраженно поцокал языком.
А теперь еще эти чертовы старшеклассницы. Заваливают толпой, занимают все пять табуретов за стойкой, галдят как сороки не меньше часа – и уходят, раскидав по стойке объедки. А на днях одна из них пожаловалась, что нашла в его дораяки лепесток сакуры.
Да, он и правда работает с открытым окном, потому что большинство заказов – навынос. И с каждой весной лепестки, залетая на кухню, падают на жаровню, а то и прямо в тесто. Так что вину свою он признал – и угостил скандалистку бесплатной порцией взамен.
Все остальные девчонки тут же стали орать, что нашли по лепесточку и у себя. Что, конечно, было уже враньем. Этим пигалицам просто захотелось подразнить взрослого мужика. А одна из них даже стала названивать по телефону друзьям: «Эй, тут бесплатные дораяки дают, ешь сколько влезет!»
Что сказали бы эти соплячки, увидев скрюченные пальцы старой Токуэ-сан? И как бы с ними справилась на его месте она?
В общем, куда ни кинь – все клин…
– Чертовы мартышки… «У меня лепесток сакуры в дораяки!»… Да чтоб вы провалились!
Он в сердцах лягнул пяткой сбившееся одеяло. И зачем-то опять потянулся проверить будильник.
Глава 6
На утреннюю встречу он слегка опоздал. И когда подходил к «Дорахару», Токуэ-сан уже дожидалась его под сакурой. В ответ на его извинения старушка указала пальцем куда-то в зеленую крону над головой:
– А вишенки-то уже набухают, взгляните![5]
– Вы что же, правда нашли автобус? В такую рань?!
– Да ладно вам… Об этом не беспокойтесь! – отмахнулась она и заковыляла к задней двери на кухню. Вопрос повис в воздухе, отметил про себя Сэнтаро. Хотя автобусы и правда ходить еще не должны.
В кухне его уже дожидался котел с бобами, которые он с вечера оставил в воде набухать. Теперь они вздулись, и каждый поблескивал на свету так жизнерадостно, что атмосфера в лавке разительно изменилась. Обычный пищевой продукт казался теперь живым существом, решившим вдруг поселиться в «Дорахару».
– Та-ак… Замечательно! – отметила Токуэ-сан, заглянув в котел.
Эти бобы выросли не в Обихиро и не в Тамбе, откуда обычно поставляют самые качественные адзуки. Ценовой барьер, допустимый для «Дорахару», не позволял закупать элитные японские сорта. Когда он объяснил это Токуэ-сан, та ответила, что бобы могут быть откуда угодно. И Сэнтаро, превозмогая себя, заказал у того же поставщика партию свежих бобов из Канады.
По его расчетам, на одну варку цубуана требовалось два килограмма бобов. При этом за одну ночь, набухнув в воде, эти два килограмма превратятся уже в четыре. После закипания туда добавляется сахарный сироп – в соотношении семьдесят процентов от их общей массы. В итоге получается уже почти семь килограммов начинки.
При самых грубых расчетах, на каждую лепешку расходуется по двадцать граммов бобовой пасты. В каждой порции дораяки – по две лепешки. Таким образом, с одной варки бобов они могут настряпать от трехсот тридцати до трехсот сорока порций. До этих пор пятикилограммовой банки фабричного цубуана хватало дольше чем на день. Значит, если поток клиентов не будет меняться, одна варка обеспечит их свеженьким цубуаном на три, а то и на четыре дня.
– Но перед тем, как варить… – пробормотала Токуэ-сан, вглядываясь в уже сваренные бобы. – Шеф! Значит, перед тем как сунуть в воду, вы их не досматривали?
– Кого? – не понял Сэнтаро.
– Да бобы же!
Он недоуменно покачал головой.
– Я так и поняла… Не все из них годятся для варки.
Ее скрюченные пальцы выудили из розоватого варева несколько бобов и поднесли к глазам Сэнтаро. Какие-то зерна остались цельными, другие потеряли кожицу или расползлись.
– Нужно досматривать, шеф, – строго сказала старушка. – И отделять битые от небитых. За границей их плохо сортируют!
Ее манера общаться с бобами казалась Сэнтаро как минимум странной. Старушка склонялась над ними, только что не касаясь щекой, и замирала надолго – так, словно приветствовала каждый по отдельности. И даже после того, как бобы поставили на огонь, ее отношение к ним, похоже, не изменилось.
Котел для цубуана использовался особый, медный. Все несколько раз, когда Сэнтаро пытался варить бобы сам, он не снимал их с огня, покуда не станут мягкими.
Старушка же колдовала над бобами совершенно по-своему. Для начала она дождалась, когда те начнут закипать, и добавила еще немного воды. И так несколько раз. Затем отбросила бобы на дуршлаг, слила всю первую воду – и, вернув бобы обратно в котел, залила их заново уже чуть теплой водой. Видимо, чтобы удалить из вкуса горечь и терпкость. И принялась томить их на слабом огне, аккуратно помешивая деревянной лопаткой, чтобы не повредить ни зернышка. При этом нависала над готовящимся блюдом так низко, что ее седенькая голова скрывалась в облаке пара.
Что же она досматривает там теперь? – гадал Сэнтаро. Может, отслеживает, как бобы меняют форму, состояние или цвет? Пару раз, подражая старушке, он сунул голову в пар и попробовал приглядеться – но ничего особенного не заметил.
Пока крючковатые пальцы Токуэ-сан помешивали лопаткой бобы, он следил за выражением ее лица. Если они будут работать вместе, – неужто она потребует такой же преданности бобам и от Сэнтаро? От этой мысли ему сделалось тошно.
И тем не менее, сам не зная зачем, он заглядывал в котел все чаще. Пухлые розовые бобы жизнерадостно подрагивали в кипящей воде. И ни один не расползался.
Когда воды в котле уже почти не осталось, Токуэ-сан накрыла его, точно крышкой, деревянной разделочной доской. Пускай попарятся, сказала она. Очередная стадия, о которой Сэнтаро не подозревал.
– Столько премудростей… Просто ритуал какой-то! – вырвалось у него.
– Верно, – кивнула старушка. – Ритуал гостеприимства.
– К покупателям? – уточнил Сэнтаро.
– Да нет же. К бобам!
– К бобам?!
– Ну, они специально приехали сюда ради нас. Аж из Канады!
Через пару минут Токуэ-сан убрала доску. И, не сводя глаз с бобов, начала подливать в котел холодной воды, потом еще и еще – пока вся жидкость в котле не стала прозрачной. Затем опять приблизила лицо вплотную к бобам – и погладила упругие фасолины кончиками пальцев.
Как речной старатель в поисках золотого песка, почему-то подумал Сэнтаро.
– Пожалуй, никто на этой работе еще не вкалывал так старательно, – заметил он.
– Если не стараться на каждом этапе, – все предыдущие старания полетят коту под хвост! – очень серьезно ответила Токуэ-сан.
Все, что Сэнтаро оставалось, – это скрестить руки на груди и наблюдать за ней.
– И все-таки… – не выдержал он. – Что именно вы пытаетесь там разглядеть?
– То есть?
– Ну, зачем вы так близко наклоняете лицо к бобам? Что хотите увидеть?
– Я просто делаю для них все, что могу.
– Все, что можете?
– Все, шеф! А теперь снимайте – и в дуршлаг!
Заняв ее место у плиты, Сэнтаро поднял котел обеими руками, подтащил к раковине и вывалил содержимое в дуршлаг. Через несколько секунд вода стекла – и свежесваренный цубуан обнажился перед ними во всей своей красоте.
– Ох… здорово! – только и выдохнул он. И наклонился, чтобы разглядеть получше.
Что говорить! До такого мастерства ему, Сэнтаро, как до луны. Каждая фасолина – сочная, цельная, упругая. Ни складочки, ни морщинки. О том, что когда-то выходило из-под его рук, лучше не вспоминать. Большинство бобов, перелопавшись, торчало нутром наружу. Но эти, перед его глазами сейчас, так и сияют на солнце, поблескивая розовыми боками: все сразу – и каждая фасолинка по отдельности…
– Значит, вот как еще можно варить цубуан? Не знал!
– Что значит «еще»? Шеф! Вы правда когда-то сами варили бобы?
– Пытался… но без успеха.
– Так учитесь же!
Все оставшиеся операции она поручила Сэнтаро – и буквально водила его руками. Настало время сиропа. В освободившийся котел шеф налил два литра воды, вскипятил ее. Затем добавил два с половиной килограмма гранулированного сахара – и размешал деревянной лопаткой до полного растворения.
Токуэ-сан, стоя рядом, раcтолковывала особо важные нюансы. По ее указанию, даже когда весь сахар уже растворился, он ворочал лопаткой еще с минуту, чтобы сироп не перекипел. А как только загрузил бобовую массу – тут же убавил огонь до минимума. Пора было перемешивать сахар с бобами.
– Вот теперь – самое важное! – объявила Токуэ-сан. – Не справимся – все подгорит. Так что помешивайте, касаясь лопаткой дна!
Очередная премудрость, о которой Сэнтаро знать не знал. Он стал помешивать, как велено. Она же бросила в котел щепотку соли – и продолжила инструктаж:
– Если сейчас подгорит – все пропало…
– Лопатку держите вертикально!
– Быстрей…
– Но не так быстро!
Просто с ума сойти, сколько пота может сойти с человека над кипящей кастрюлей, думал Сэнтаро. Но все-таки понимал, что она права. Каждый раз, когда он пытался варить бобы сам, все летело к чертям как раз на этом этапе…
Чем больше сыплешь сахару, тем быстрее он подгорает со дна. Но если совсем убавить огонь, все замедляется – и качество вкуса падает. Чтобы сваренный тобой цубуан был прекрасен и на вкус, и на глаз, ты должен найти единственно верную силу огня, при которой ничего не пригорает, а ты контролируешь ситуацию, следя за бобами и помешивая их то и дело.
Орудуя деревянной лопаткой, он в очередной раз умудрился вытереть рукавом пот со лба, когда вдруг услышал:
– Ну, хватит! Гасите огонь.
– Да нет же! Пока не загустело… Еще немного!
– Хватит, шеф! Уже пора!
– Да нет же! Еще чуть-чуть… Вот так…
Несмотря на все их старания, субстанция в медном котле загустевать не хотела. Даже мало что смысля в приготовлении бобов, Сэнтаро понимал: это не цубуан. Таким жидким варевом дораяки не начиняют. Оно же просто повытекает со всех сторон!
Погасив огонь, как велено, он почти машинально продолжал помешивать лопаткой жидкую кашицу, сокрушаясь, что все пропало. Как вдруг с удивлением заметил, что кашица начинает густеть.
Токуэ-сан расстелила на разделочной доске какую-то белую тряпицу.
– Теперь ненадолго оставим в покое. Пусть загустеет. А потом разложим его вот здесь.
– Кого?!
– Цубуан, который вы приготовили.
– Что значит – разложим? – не понял он. – Как?
– Очень просто. Руками, – сказала Токуэ-сан, забирая у него лопатку. – Пора отдохнуть, шеф!
Глава 7
В ожидании, пока цубуан загустеет, Токуэ-сан посоветовала ему записать подробно все, что они проделали до сих пор.
– Зачем? – отмахнулся Сэнтаро. – Я и на глаз запомнил.
– Да неужели? – усмехнулась она. – А ну-ка, расскажите мне рецепт! С самого начала!
Смущенно помявшись, Сэнтаро открыл ноутбук.
– Вы слишком самоуверенны, шеф!
– Вовсе нет…
– Тогда почему не записываете? В кондитерском деле столько мелких премудростей. Без конспекта не научишься, это факт!
– Ладно, понял…
Окончательно смутившись, он послушно записал под ее диктовку все пройденные этапы.
– А вы сами где-то учились?
– Я просто очень долго этим занималась.
– Пятьдесят лет?
– У вас много клиентов моего возраста?
Сэнтаро покачал головой.
– Если бы! В основном галдящие школьницы. Такие вредные, что придушил бы!
– Ах, эти! Помню, как же… – На бледном лице Токуэ-сан вдруг проступил румянец. – Но вредность в таком возрасте – это нормально, разве нет? Пускай себе галдят…
– Лишь потому и терплю. Хоть какие-то покупатели!
– А я могу с ними встретиться?
Ответить ей «нет» он не смог. Хотя от своего решения – не подпускать старушку к клиентам – отказываться не собирался. Что угодно, только не это…
Токуэ-сан заглянула в котел. Потрогала загустевшую массу лопаткой.
– Вот теперь в самый раз!
Зачерпнув немного пасты, она выложила клейкую массу на расстеленную тряпицу и разровняла. Затем подложила еще. И еще.
– А это зачем? – удивился Сэнтаро.
– Чтобы выветрить пот… Сейчас бобы устали и вспотели. Но как только остынут – вы получите тот цубуан, который вам нужен!
Выложенные на тряпицу бобы сияли на солнце. С каждым движеньем лопатки в руке Токуэ-сан над ними поднималось облачко пара, разнося по всей кухне глубокий сладковатый аромат.
– А теперь проверим, подходит ли эта начинка для вашей стряпни…
Раскалив жаровню, Сэнтаро взял поварешку и нацедил на черный металл небольшой, с пол-ладони, кружок желтоватого теста.
Тесто это называлось «трехчастным» – из-за рецепта, который сегодня считается старомодным. Жарить лепешки – единственное мастерство, которому Сэнтаро научился от прежнего босса. Три ингредиента – яйца, мука и сахар – смешиваются в равных весовых пропорциях. Иногда, для пущей вязкости, он добавлял туда немного соды, кулинарного сакэ «мири́н» или просто воды, – но сам принцип «равной трехчастности» не менялся у него круглый год, вне зависимости от сезона. Отличный и очень простой рецепт – спасительный для всех, кто набьет на нем руку.
Самое мудреное – это способ жарки.
В отличие от традиционных способов приготовления горячих сластей – например, имага́ва-я́ки, которые запекаются в формочках, – дораяки требуют широкого раскаленного гриля. Со стороны кажется, что выпекать лепешки – проще простого, забава для ленивых. Но это – очень сложный процесс, при котором только сам повар решает, каких размеров и толщины получится очередной кругляш, в каком темпоритме его переворачивать до полной прожарки – и когда, уже готовый, снимать. Малейшая разница в соотношении воды и теста может серьезно повлиять на получившийся размер, а само тесто далеко не всегда растекается по жаровне ровными кружочками. А мешкать нельзя: зазевался, перевернул не вовремя, – тесто сразу же подгорает.
Впрочем, сегодня – то ли благодаря тому, что он впервые в жизни приготовил настоящий цубуан, то ли из-за пристального внимания, с которым за ним наблюдала Токуэ-сан, – все кружочки теста на гриле получились такими идеальными, что он сам себе удивился.
До открытия лавки оставалось пятнадцать минут. А начали они чуть позже шести. Значит, вся готовка заняла у них четыре с половиной часа.
Присев на раскладные стульчики в кухне, Сэнтаро и Токуэ-сан отдыхали, разминая плечи и массируя запястья.
Подцепив парочку только что испеченных лепешек, Сэнтаро проложил между ними еще теплый цубуан. Священный момент, от которого все поклонники этого лакомства мечтательно глотают слюнки. Отвесив легкий поклон в сторону Токуэ-сан, он поднес дораяки ко рту…
Сладковато-уютный аромат не просто щекотал ноздри. Он проникал в голову и заполонял ее до самого затылка. Куда до него фабричному цубуану! Это был запах живых бобов. Задиристый, энергичный. Немного приглушенный и в то же время – неописуемой глубины. Как и мягкий, фантастический вкус, что растекся у него за щекой.
Удивленно улыбнувшись старушке, Сэнтаро откусил еще. Тот же эффект повторился: будто волна эйфории прокатилась по всему телу.
– Просто небо и земля! – пробормотал он, озадаченно поглаживая щеку.
– Ну? Что скажете, шеф?
– Никогда еще такого не пробовал…
– Что, серьезно?
– Наконец-то нашелся цубуан, который я могу есть!
– То есть как?
Токуэ-сан посмотрела на обкусанную лепешку в его руке. Полукруг от зубов Сэнтаро считывался вполне отчетливо.
– Вы о чем это, шеф? – переспросила старушка, держа свою недоеденную порцию на весу.
– Ну, в общем… Должен признаться…
– В чем же?
Она положила недоеденную порцию обратно на тарелку.
– На самом деле ни одного дораяки в своей жизни я еще не доел до конца.
– Что-о?! – У старушки отвисла челюсть. – То есть вы их терпеть не можете?
Спохватившись, Сэнтаро замахал на нее руками:
– Ну что вы, дело не в этом! Есть-то я их могу… Просто – не сладкоежка по жизни.
– Вот как? Хм!
– Но ваш цубуан, уж поверьте, оценить я способен. Еще с первого раза понял, что это – просто фантастика. Никогда такого не ел!
– И при этом не любите сладкого, так? – уточнила она, не сводя с Сэнтаро пристального взгляда.
– Да не то чтобы не люблю… Но до конца обычно не доедаю.
– О боги… Шеф! – Чем неохотней он отвечал, тем активней она его теребила. – Но тогда почему же вы работаете в кондитерской?
– Почему? – повторил за ней Сэнтаро. – Хороший вопрос…
Изумленно уставившись на него, старушка ждала ответа.
– Да как-то само сложилось. Пришлось приземлиться здесь.
– «Само сложилось»?
– Ну, были свои… обстоятельства. – Он взял недоеденную лепешку, поднес ко рту, откусил еще. – Но это…
– Что – это? Вы постоянно недоговариваете, шеф!
– Просто я вдруг заметил, что мои лепешки такому цубуану не ровня! Слишком разный уровень мастерства.
Токуэ-сан взяла с тарелки последний кусочек, сунула в рот.
– Ну… Может, конечно, и так… – задумчиво протянула она.
– Вот! Тоже заметили? Сам цубуан так хорош, что ничего другого не ощущаешь. Подавать его в таких лепешках нет никакого смысла. Они ему только мешают!
Не успел он договорить, как в его голове зазвучал совсем другой голос. «Ты что творишь?! – закричал этот голос. – Лишнюю работу себе придумываешь? Замолчи!!»
Но было поздно. Его губы уже двигались сами:
– Будь мои лепешки удачнее – другое дело, не так ли?
– И… что же для этого нужно?
– Буду думать. Но сегодня у нас, по крайней мере, получилась лучшая начинка за всю историю «Дорахару»!
– Похвалами делу не поможешь… Вы меня очень расстроили, шеф. Кондитерской-дораяки заведует человек, который не любит сладкое? Просто кошмар наяву!
– Да нет же, говорю вам! Вот, смотрите, я съел все до конца… – Показав ей пустые ладони, он стряхнул ими крошки с губ. – Чего не делал уже давненько!
– Ну и зачем себя насиловать? – Она недоверчиво пожала плечами.
– Просто у меня в жизни лакомство чуть другое… – усмехнулся он, изображая губами и пальцами, как потягивает из чашечки сакэ.
Токуэ-сан с досадой сморщила нос.
– Тогда почему вы не стали барменом?
Не найдя что на это ответить, Сэнтаро встал, подошел к окну и поднял железную штору.
Глава 8
«В наших дораяки – начинка лучше прежней!»
Такое объявление Сэнтаро собрался было повесить над оконным прилавком. Но вовремя передумал. Не хватало еще, чтобы покупатели начали спрашивать: «А что не так было в прежней?»
Но с первого же дня, когда они с Токуэ-сан начали делать свой цубуан, перемены последовали незамедлительно.
Горластые старшеклассницы, набившись за стойку к обеду, вдруг странно притихли, озадаченно глядя на Сэнтаро, а у одной из них даже вырвалось:
– А ч-чё так вкусно-то?
В ответ Сэнтаро пробубнил что-то насчет удачной партии бобов. О Токуэ-сан, понятно, не сказал ни слова.
Новизну ощутили и те, кто часто брал дораяки навынос.
– Вы сменили поставщика? – уточняли они.
Обо всем этом он доложил Токуэ-сан, как только она появилась снова.
– Замечательно, правда? – только и улыбнулась она, никак не поминая свое участие.
– Да только продажи лучше не стали! – пожаловался Сэнтаро. – Обычно если хвалят – значит, хотят еще. А тут…
– Спасибо уже за то, что приходят!
– Да, но… такой цубуан где попало не встретишь!
– Что поделать? Жестокий мир!
– Вот это уж точно…
Он взял деревянную лопатку. Токуэ-сан, как заведено, встала рядом и, склонившись над миской, стала перебирать бобы.
Раз за разом цубуан у Токуэ-сан получался просто отменный. Сэнтаро чувствовал, что само присутствие старушки в процессе варки гарантировало успех. Бобы она просто боготворила: шепталась с ними, чуть не щекой прижимаясь к каждому, – и, словно забыв о своих скрюченных пальцах, выполняла каждый шаг старательно и безупречно.
Вскоре она заявила, что хочет попробовать и другие сорта бобов. И Сэнтаро заказал через поставщика на пробу сначала китайские бобы из Шандуня, а потом и американские. Как те, так и другие под корявыми пальцами старушки превращались в изысканные деликатесы; при этом у каждого сорта обнаружились свои неповторимые привкус и аромат, да и сияли они на солнышке каждый по-своему.
– О-очень интересно! – только и приговаривала Токуэ-сан.
Конечно, эксперименты с новыми сортами всякий раз требовали дополнительной работы. Но даже предчувствуя, что работы прибавляется, Сэнтаро и не думал роптать, поскольку сам магический процесс варки цубуана уже затянул его с головой. И в той голове уже роились новые идеи: скажем, если сорта разных стран настолько отличаются, почему бы не продавать клиентам две-три разные начинки, на выбор? Или почему бы не зарабатывать больше, предлагая, помимо самих дораяки, еще и другие похожие сласти – вроде бобового желе или фасолевых марципанов?
Но тогда на них навалилось бы еще больше работы, чего он позволить себе не мог. Он и так уже работал без выходных, а теперь еще и связался с неведомым доселе мастерством, которое приходилось осваивать на ходу, не отрываясь от основной торговли. Такой напряженный график выматывал его физически, не говоря уже о раздражении, вскипавшем в душе всякий раз, когда он спрашивал себя, зачем ему все это нужно, – и не находил ответа.
С другой стороны, он чувствовал, что обретаемые навыки в приготовлении бобов сулят ему и новую перспективу. Душа его разрывалась на части. Ведь как бы все ни сложилось дальше, а если он собирается и дальше с утра до вечера плясать у жаровни, с его мечтой о писательстве придется распрощаться навсегда. Это уж как пить дать.
В те дни, когда Токуэ-сан не было рядом, он пытался готовить цубуан самостоятельно. Но то ли от злости на самого себя, то ли в силу природной нерасположенности к такого рода работе – результаты этих попыток его не радовали. Как только ему казалось, что он уже набил руку, бобы в его исполнении то подгорали на дне котла, то распозались от излишнего перемешивания, то пересыхали от нехватки воды.
Но от баночной пасты он уже отказался – и потому, если начинка от Токуэ-сан вдруг заканчивалась, ему приходилось подмешивать в ее цубуан и то, что худо-бедно получалось у него самого. И каждый раз, когда старушка снимала пробу, он ощущал себя сопливым школьником в ожидании оценки за контрольную, выполненную кое-как.
Чтобы снять пробу, Токуэ-сан вставала перед котлом навытяжку. Зачерпнув розоватую массу, помещала ложку в рот, надолго замирала – и, глядя в пространство перед собой, выдерживала долгую паузу. А затем говорила что-нибудь абстрактное, например:
– Вкус немного смазан…
Это, впрочем, не означало, что работа Сэнтаро забракована.
– Но по-своему любопытно! – тут же добавляла она.
При всей фанатичной дотошности, с которой старушка готовила это сама, она всегда радовалась сомнительным успехам Сэнтаро – и, похоже, находила отдельное удовольствие в том, чтобы сравнивать разницу вкусов.
– А я уже боялся, что придется переделывать…
– Ну, это все равно вкуснее, чем из банки, правда же?
– Ну да… Как ни странно!
– Значит, бобы молодцы! Постарались на славу.
Закончив работу, Токуэ-сан наконец расслаблялась – и как в лице, так и в словах становилась куда жизнерадостней. С одной стороны, Сэнтаро был за это ей благодарен, но в этом же видел и повод для беспокойства.
Опасность таилась в свободном времени, которое появлялось у Токуэ-сан уже после того, как начинка была готова. И сколько он ни твердил ей, что ее работа закончена и выходить к клиентам не обязательно, – всякий раз после открытия заведения она еще на добрые час или два зависала на кухне.
Разумеется, на то были свои причины. Все-таки возраст. Плюс инвалидность. После каждой «рабочей смены» она опускалась на стульчик, сложив на коленях рабочий фартук, и подолгу сидела не шевелясь. Просто говорила: «Ох, устала!» или «Спина…» – и застывала с открытым ртом, без всякого выражения на лице. Иногда ей не хватало сил даже на то, чтобы выпить чаю. И еще эта глухота. Если с улицы доносились очередные объявления по громкоговорителю, она поворачивала голову к Сэнтаро и уточняла: «Что они говорят?» В такие минуты сказать ей прямо «Идите домой!» у него не поворачивался язык. В итоге она зависала так до первых покупателей – и подолгу просиживала на кухне у всех на виду. Что, конечно, очень не нравилось Сэнтаро.
Определенно, хитрая старушенция делала вид, что старается не показываться людям на глаза, но на самом деле уходить не торопилась. Если за окошком показывался покупатель с ребенком, осторожно выныривала из глубины кухни, чтобы хоть издали полюбоваться малышом. Когда же в лавку заявлялась целая группа детишек, могла даже громко советовать Сэнтаро: «Положите им побольше начинки, шеф!» В такие минуты он, уже не выдержав, говорил ей отчетливо и грубовато: «Разве вам еще не пора?» Увы, лишь так можно было заставить ее отворить дверь черного хода и тихонько исчезнуть.
Дни становились все жарче – лето было в самом разгаре.
Ближе к полудню Сэнтаро распахнул холодильник – и тихонько взвыл.
Особой очереди в тот день за окошком не собиралось, но поток клиентов не иссякал. И когда сваренный с утра цубуан закончился, Сэнтаро решил достать из холодильника старые запасы. Но, к его ужасу, никаких запасов там уже не осталось. Если не сварить новый цубуан с нуля, покупателям предложить будет нечего. А солнце еще не начало садиться!
Извинившись сразу перед несколькими клиентами, Сэнтаро повесил на окно деревянную табличку «Все распродано!». Табличку эту прежний босс купил когда-то по пьянке, и обычно она валялась в подсобке среди хозяйственных мелочей. Насколько помнил Сэнтаро, в этой лавке ее не вешали над прилавком ни разу.
Почему же цубуана не хватило до конца дня? – злился на себя Сэнтаро. Он проверил бумажку с расчетом ингредиентов. Все исходные данные – те же, что и всегда. Да и мусорная корзина рядом с жаровней забита яичной скорлупой до отказа…
Помотав головой, Сэнтаро заглянул в учеты продаж. Сегодня, начиная с открытия, он продал ровно 300 порций дораяки. Его абсолютный рекорд…
Опустив железную ставню, он запер лавку и вышел на улицу. Солнце только начинало садиться. По телу растекалась странная смесь усталости с легким зудом неожиданного триумфа. Захотелось сакэ, и ноги сами понесли его в любимую лапшевню.
Эту чертову работу он себе не выбирал. Все, о чем он мечтал, – это как можно скорее от нее освободиться. Откуда же взялась эта странная эйфория, словно он покорил Эверест? Его мысли путались, а чувства раздваивались. С одной стороны, стоило поздравить себя с победой. А с другой – ужаснуться пропасти, к краю которой эта победа его подвела.
Что же делать дальше? Ответы на этот вопрос он должен найти немедленно. Сейчас или никогда… Сэнтаро наполнил чашечку прохладным сакэ и крепко задумался.
Продолжать ли ему работать, как прежде, – и всякий раз, когда кончается цубуан, вывешивать табличку «Все распродано»? Или же стоит расценить сей «рекорд» как счастливый шанс – и расширить продажи, удлинив свой рабочий день до темноты?
В каждом из этих путей – свои плюсы и свои минусы.
Если продажи расширятся, он быстрее разделается с долгами перед Хозяйкой, поначалу рассудил он. Но внутренний голос тут же начал протестовать. Он ведь и так из кожи вон лезет на работе, которую мечтает бросить как можно скорее. Во что превратится его жизнь, если нынешняя нагрузка увеличится вдвое? Даже представить страшно! Каждый новый день, с утра до вечера, без выходных – дораяки, дораяки, дораяки. Одни и те же движения – снова, и снова, и снова. Жизнь, улетающая в тартарары.
И все же, и все же…
Работа с утра до ночи реально поможет ему приблизить счастливый день, когда цепи, которыми он прикован к проклятой жаровне, наконец-то рухнут. Так, может, собрать всю волю в кулак – и начать откладывать хоть что-нибудь на будущее? Разве не для этого боги послали ему старую чудачку, которая за сущие гроши готовит для него цубуан высочайшей пробы? И если это – не его счастливый шанс, то что такое вообще удача?
– Ну что ж… Пожалуй, пора! – пробормотал он себе под нос. И уже хмелеющей головой прикинул план действий на ближайшую перспективу.
Квартальчик Сакура-дори, несмотря на свой унылый вид, расположен на мощном транспортном узле. Здесь самый пик людского трафика – вовсе не в полдень, а ближе к вечеру, когда все возвращаются по домам, и улочки гудят от покупателей. Не случайно ведь ближе к центру города многие кондитерские занимаются готовкой весь день, а торгуют с вечера и до полуночи… Отчего бы и ему не попробовать так же?
Отпахав очередной день в своих офисах, целые толпы клерков и бизнес-леди обожают пропустить по стаканчику, а затем и побаловать себя чем-нибудь сладким. Так не лучше ли перейти на вечернюю торговлю – часов до восьми, а то и до девяти? Держать ставни закрытыми, когда вокруг так и бегают голодные покупатели, просто глупо, и с этим действительно пора кончать!
Но ведь тогда… и цубуана потребуется куда больше, чем сегодня. Кто же будет его готовить?!
В этот вопрос Сэнтаро вписался лбом, как в глухую стену.
Заставлять семидесятишестилетнюю старуху, которая и так на ногах едва держится, вкалывать еще больше? Но это же невозможно!
Глава 9
Но разве им сложно сразу варить больше бобов?
Пару дней спустя Сэнтаро спросил об этом Токуэ-сан.
Вопрос совсем не удивил ее. Вместо ответа она смерила его долгим, задумчивым взглядом. А затем добавила: «Поздравляю, шеф!» – и морщинки вокруг ее глаз разбежались в улыбке.
– Благодаря вам клиентура только растет! – пояснил он.
– Значит, решили варить побольше?
– Да, пора бы…
– Ну что ж, я вам помогу!
Не выказав ни малейшего недовольства, Токуэ-сан приняла его новый план. В итоге они решили готовить в четыре руки – и заготавливать бобовой пасты по десять килограммов за утро.
– Работы, конечно, прибавится, – сразу предупредил Сэнтаро.
– Что же в этом плохого? – улыбнулась она.
– А ваше здоровье? Думаете, у вас хватит сил?
– Вся тяжелая работа все равно достанется вам, не так ли?
– Ну, в общем, да…
– Так, может, прямо сегодня и начнем? – предложила Токуэ-сан и вскочила на ноги. Так же резво, как подбегала к окну, заметив среди клиентов очередную мать с малышом.
Впервые в жизни Сэнтаро испытывал на себе, что означает «разрываться на рабочем месте». Когда не успеваешь распрямиться у плиты, жаря лепешку за лепешкой, – а клиенты все прибывают. Когда в одно и то же время нельзя ни отрывать взгляда от варящегося цубуана, – ни ошибиться, рассчитываясь с покупателями за кассой.
Сэнтаро, как и прежде, работал без выходных. И хотя не требовал от Токуэ-сан приходить чаще, – сам теперь не отрывался от плиты с рассвета до заката.
Так и мчались их дни, один за другим. Со своими взлетами и падениями, но с отличными продажами в целом.
Листики сакуры за окном теперь подолгу блестели от затяжных июньских дождей. Впрочем, что хорошо для деревьев – горе для кулинара. В «Дорахару», где не пользовались антисептиками, сезон дождей всегда означал период больших испытаний.
Главные враги цубуана – жара и высокая влажность. Грубая бобовая паста с большим содержанием сахара в таких условиях еще выдерживает. Но цубуан для дораяки или мандзю от жары и влаги может испортиться уже за полдня.
Особого внимания потребовали и лепешки. На влажном воздухе нажаришь много – слипнутся, придется выбрасывать. Поэтому Сэнтаро старался предугадать поток клиентов заранее – и выпекал лепешки небольшими партиями, но чаще. А эта работа, как и любая другая в сезон дождей, требовала особых усилий.
И все же, благодаря чудесной начинке от Токуэ-сан, дела у «Дорахару» шли в гору. Покупатели выстраивались в очередь перед окошком даже с зонтиками над головой. И если в прошлые сезоны дождей клиентов было так мало, что хоть закрывайся на вынужденный отпуск, – то уж в этом июне каждый божий день приходилось выкладываться по полной.
К середине месяца Сэнтаро начал видеть галлюцинации, не отходя от плиты. Постоянная работа на износ, да еще в такую жару, давала о себе знать.
Тяжкий от сырости, горячий июньский воздух заползал в кухню через окно, всегда открытое для покупателей. И хотя кондиционер в заведении работал на полную мощность, Сэнтаро выплясывал со своей поварешкой в самом пекле – прямо перед жаровней. Его рабочая роба почернела и лоснилась от пота. Не прекращая этой адовой пляски, он пил все больше воды – и, понятно, все меньше ел. Даже сэндвич из ближайшего комбини в горло не лез. Но он продолжал вкалывать как одержимый: с утра до вечера – и без выходных.
Но даже невзирая на ужасный сезон, настал день, когда запас цубуана иссяк раньше, чем он рассчитывал, и ему снова пришлось вывесить над окошком табличку «Все распродано». Настолько измотанным и раздавленным он не чувствовал себя еще ни разу в жизни. Вернувшись в свою квартирку, он рухнул на кухонный пол и пролежал там бог знает сколько. Заснуть же в ту ночь ему удалось лишь после половины бутылки виски.
На следующее утро он обнаружил, что сидит, согнувшись, на кухонном стульчике в «Дорахару». Перед его глазами – медный котел с цубуаном, который он только что приготовил. Сироп уже загустел. Ему оставалось лишь добавить эту партию к той, что уже сварила Токуэ-сан, и перемешать.
Но тело не слушалось. Сэнтаро сидел как каменный под холодными струями воздуха из кондиционера и не мог даже пальцем пошевелить.
Открыть лавку для покупателей ему в тот день так и не удалось.
Судя по всему, он заснул, сидя на стульчике, а когда снова открыл глаза, стрелки часов уже приближались к полудню. Но даже когда способность двигаться вернулась к телу, он не смог заставить себя подойти к окну и поднять железную ставню. Едва дыша, он завернул приготовленный цубуан в кулинарную пленку. Но не успел даже спрятать его в холодильник, как вновь обессиленно рухнул на стул.
Кое-как стянув с себя робу, Сэнтаро переоделся и вышел на улицу.
Хотя с утра было пасмурно, послеобеденное солнце заливало асфальт уже так, что слепило глаза. Спасаясь от палящих лучей, он тут же бросился в тень под листьями сакуры.
Где-то рядом застрекотала цикада. Не рановато ли? – машинально подумал он[6] и уперся руками в заскорузлый ствол, чтобы не упасть. Липкий, болезненный пот сочился из каждой поры ослабевшего тела. Прислонившись к дереву спиной, он поднял голову и долго разглядывал листья, дрожащие на ветру. В их мелких тенях ему вдруг привиделся образ матери. После того как Сэнтаро угодил за решетку, она успела навестить его несколько раз. Но никогда ничего не говорила. Просто смотрела на него неотрывно из-за прозрачной перегородки, и с каждым визитом выглядела все старее.
К глазам подступили слезы. Чувствуя, что вот-вот расплачется, Сэнтаро свернул в подворотню, чтобы не попасться никому на глаза, и остановился у железнодорожных путей. Поезда проносились мимо один за другим, и лишь ему, Сэнтаро, идти было больше некуда – движение что вперед, что назад потеряло для него всякий смысл. От подобных мыслей, да еще в таком месте, он испугался – и, будто очнувшись от наваждения, побрел в сторону жилого квартала.
В небе не осталось ни облачка. Солнце поливало землю, и в его ярких лучах он казался себе жалким и никчемным. Разбазаренное время жизни волочилось за ним неотвязно, как кандалы. От переулка к переулку он тащился куда глаза глядят, ощущая себя последним отбросом.
– Сдохни… – раздался вдруг чей-то шепот из пустоты впереди.
Чудом добравшись до дома, он не помнил ни сколько времени бродил по улицам, ни где именно его носило. Без единого воспоминания в голове он рухнул на неубранный футон[7]. Грудь пронзила такая острая боль, словно скопившаяся там кровь выжигала Сэнтаро изнутри.
– Сдохнуть?! – повторил он услышанное.
– Сдохни, – снова сказали ему. – Так будет лучше всего…
Этот шепот обволакивал его, затягивал все глубже в свою пустоту, как утопленника в пучину. Он не мог вдохнуть. Хватая ртом воздух и обливаясь по́том, он провалился в сон, где сражался неведомо где и неведомо с кем.
Глава 10
Звонил телефон.
Сэнтаро поднял голову. Из-за штор пробивался свет. На часах перевалило за восемь. Зачем ему кто-то звонит и почему за окном светло – он не понимал. Но телефон не унимался. Чтобы взять трубку, пришлось доползти до кухни.
– Шеф? Что происходит?!
Голос Токуэ-сан. Вместо ответа он промычал что-то невнятное, и она переспросила:
– С вами все нормально?
– Э-э…
– Где вас носило?
Перед глазами Сэнтаро мелькнули рельсы, а ладони вспомнили заскорузлый ствол.
– Ну, я…
На всякий случай он уже давно дал старухе запасные ключи от «Дорахару». Скорее всего, лавку она уже отперла и варит бобы в одиночку.
– Проспали, что ли? Или нездоровится?
– Мне очень неловко, но… – Он хотел добавить, что скоро придет, но эти слова вдруг застряли в горле. – Я сегодня не в форме.
– А что такое?
– Переутомился, похоже.
– Оклемаетесь?
– Да! Просто… надо бы отдохнуть.
Чуть помолчав, Токуэ-сан сказала:
– Ну, еще бы! Отличная идея. Сколько можно работать без выходных?
– Мне очень неловко.
– А я-то уже бобы на огонь поставила… Придется ждать, пока доварятся!
– Простите меня. Сами управитесь?
– Да я-то управлюсь, а вы? Может, сразу возьмете дня два или три?
«Страшно представить, куда меня занесет за два-три дня такого “отдыха”, – мрачно подумал Сэнтаро. – Хорошо, если вообще вернусь…»
– Завтра буду как штык, – отрезал он. – А вы, Токуэ-сан, как закончите с варкой, – сразу идите домой! Слышите?
– Ну да. Так и сделаю… Вот только… – Она выдержала паузу, словно собираясь что-то добавить.
– Очень вас прошу! – оборвал ее Сэнтаро и отключился.
На следующее утро он прибыл в «Дорахару» даже раньше обычного. Но уже подходя к лавке, учуял сладковатый аромат, растекавшийся из-под железной ставни.
– Токуэ-сан?!
– О! Это вы, шеф?
– Токуэ-сан! Что вы тут делаете в такую рань?
– Да вот, решила – приготовлю-ка цубуан вместо вас…
– Вместо? – растерялся Сэнтаро.
Как все это понимать? Токуэ-сан начинает работу сама, когда ее здесь и быть не должно?
– Виноват! – выдавил он со смущенным поклоном.
– Как самочувствие, шеф? – спросила она с улыбкой, оторвав на секунду взгляд от кипящих в котле бобов.
– Да вроде бы оклемался.
– Работать без выходных – это очень неправильно!
– Ладно. Обещаю над этим подумать…
Просунув руки в рабочий передник, он начал застегивать пуговицы на спине. Но внезапно застыл как вкопанный.
Вчера по телефону Токуэ-сан сообщила, что варит цубуан. Значит, сегодня начинки хватит на целый день! Зачем же она теперь готовит еще?
– Токуэ-сан! Вчера вы уже готовили цубуан, не так ли? И где же он?
– Что?.. Ах, вчера…
Подняв взгляд от котла, старушка посмотрела куда-то в сторону. И перед тем, как повернуться к нему, смущенно пожала плечами.
– Просто я присела отдохнуть… и подумала, чем бы еще заняться… А тут пришли покупатели…
– Кто пришел??
– Ну, первые покупатели… Что было делать? Пришлось им открыть…
– Как? Вы открыли лавку?! – Сэнтаро помотал головой. – Но… как вы подняли штору?
– Ну, я-то сама всю жизнь закрытых штор не выношу… Так что открыла хотя бы снизу, вот как сейчас. И покупатели подзывали меня через щелочку.
– Но вы же обещали мне, так или нет? Что приготовите бобы – и сразу домой! – От волнения у Сэнтаро вспотели подмышки. – А как же лепешки?
– Да как? Попробовала печь сама.
– И что? Получилось?
– Ну… что-то получилось. Простите меня, шеф!
– Как-то поздновато для извинений!
Старушка ткнула деревянной лопаткой в сторону кассы:
– В вашей бухгалтерии я, конечно, не разбираюсь… Все, что продавала, записывала вон там, на бумажке.
– Ох… И кто вас только просил!
Ее «бухгалтерия» выглядела проще некуда. Строчка за строчкой: сколько продано – и сколько уплачено. Все тем же старательным почерком, большими округлыми цифрами.
А продано было немало!
– И всем этим вы занимались одна?
– О да, без продыху. Покупатели все подходили и подходили…
– И вам никто не помогал?
– Первый покупатель помог поднять штору. А последний – закрыть.
Сэнтаро опустился на кухонный стульчик. Голова просто кругом шла от вопросов. Как же она смешивала тесто? Что за лепешки умудрялась выпечь такими пальцами? А ведь еще и деньги ими брала! Что при этом думали покупатели??
– Простите… – повторила Токуэ-сан.
– Да ладно. Просто я очень удивился. Вы что, не могли хоть по телефону предупредить?
– Могла, но… вы бы все равно не позволили, верно же?
Что говорить, она нарушила все правила, какие только могла. Но разве не сам Сэнтаро подтолкнул ее к этому? Кого же теперь обвинять? А она теперь стояла перед ним, вжав голову в плечи и вцепившись в деревянную лопатку, точно ребенок, выставленный на семейное поругание.
– И все-таки… вы умудрились столько продать! Наверное, страшно устали?
– Да. Очень.
– Но сегодня с утра вышли снова?
– Да. С рассвета.
Не понимая, как на все это реагировать, Сэнтаро зачем-то с силой шлепнул самого себя по щеке.
Токуэ-сан в шоке дернула головой, но Сэнтаро с безучастным видом взялся за мерную чашку.
– Шеф…
– Ладно, проехали. Сколько адзуки вы сегодня закладывали?
– Дайте вспомнить… Сухих бобов – два кило!
Прикинув в уме нужную пропорцию, Сэнтаро засыпал в чашку сахар для сиропа.
– Шеф!
– Что?
– Зачем вы так сделали? Чтобы взять себя в руки?
– Вовсе нет…
Зачем он ударил себя – он и сам не знал.
Весь тот день Токуэ-сан была очень жизнерадостной – и, помешивая бобы деревянной лопаткой, болтала обо всем на свете.
– Откуда вы родом, шеф?
– Из Такаса́ки.
– И оттуда перебрались в Токио?
– Не сразу… Я много где жил.
– Правда? Как интересно! – Она с завистью вздохнула.
– Да не сказал бы. Просто мотало по жизни, и все.
– И по каким же краям?
– О, только по району Канто.
– Ну, тоже неплохо! А я все детство в Айти провела…
– В префектуре?
– Ну да, от Тоехаси – еще час на поезде… Настоящая глухомань! – Токуэ-сан оторвала взгляд от котла, что делала крайне редко, и смотрела на Сэнтаро. – Но сакуры там – невероятной красоты!
– Да ну? Это где же именно?
– Ну, э-э… – Она чуть замялась. – Есть места. Там большая скала, у подножия река. Вот по ее берегам и растут сакуры.
Названия родной деревушки она так и не сообщила.
– Вы иногда возвращаетесь туда?
– О нет! Там я не бывала уже с полвека… – Старушка покачала головой. И, устремив взгляд обратно в котел, сменила тему: – А что вы любите есть? Что там за деликатесы, в вашем Такасаки?