История Лоскутного Мира в изложении Бродяги. Часть третья бесплатное чтение
«История пишется победителями, но правда шьётся из обрывков». – надпись на стене.
Где-то в болотах штата Мэн. Год 3490 после Падения Небес.
Томбсону очень хотелось вернуться на базу, вернуться домой, вернуться в тепло, в её объятия, но был долг.
Его долг.
И он его выполнит, чтобы вернуться домой, в тёплый уют, пахнущий ванилью и мёдом.
Томбсон прибился к отряду десять дней спустя.
Грязный, ободранный, дрожащий, но живой.
– Чёрт, парень, ты везучий. – бросил младший сержант Вилкс, когда стало понятно, что Томбсон свой, из людей, а не из этих, из ксеносов.
Томбсон улыбнулся. Его зубы были слишком белыми.
Рядовой Йохансен хотел отпустить какую-то шутку по поводу зубов, но ничего подходящего не вспомнил, поэтому сплюнул.
– Да, очень везучий. – согласился Томбсон и, опираясь винтовку, попросил закурить.
Дома курева не было, как, впрочем, и желания курить, но три дня в болоте давали о себе знать. Хотелось вдохнуть что-то, что не пахнет гнилью и тухлой водой.
Хотелось объятий, пахнущих ванилью и мёдом.
В штабе были рады новому бойцу, даже такому, как Томбсон.
Тем более среди местных оказался один капрал, который был знаком с лейтенантом Шоу, под началом которой Томбсону довелось как-то служить.
То, что лейтенант числилась пропавшей без вести, уже где-то полгода, а это значить могло лишь одно – она давно мертва, огорчило Томбсона.
Шоу была красивой и постоянно что-то рассказывала о строке.
Воспоминание заставило сердце Томбсона сжаться – неимоверно захотелось домой.
Захотелось в тёплые объятия той, что ждала его.
Сначала пришёл запах.
Ваниль и мёд.
Томбсону сразу стало легче.
Потом – стены.
Они потели.
– С гидроизоляции проблемы – вот стены и потеют. Строили какие-то дураки. Как без надёжной гидроизоляции в наших местах? – припомнил Томбсон, что лейтенант Шоу говорила поэтому же поводу.
Сержант Гаррет и сержант Вилкс ворчали, вытирая ладонь каждый раз, когда случайно касались липкой жидкость, но ничего поделать не могли.
Другого капитального здания пригодного под штаб в округе не было.
Томбсон знал правду, ведь ночами он всё явственнее ощущал на коже её дыхание.
Скоро она придёт и сюда.
И это здание тоже станет домом.
Тёплым, пахнущим ванилью мёдом.
– Ты хороший мальчик. – шептали ему стены, что стали родными.
Томбсон закрыл глаза.
Он был хорошим мальчиком.
Он будет кормить маму.
Снова и снова.
Где-то в болотах новый отряд находит одинокого солдата.
Он дрожит.
Говорит, что выжил, и улыбается, а зубы его слишком белые.
Нью-БлэкКрос. Год 3173 после Падения Небес.
Кафе, многолюдное во время обеденного перерыва и после окончания рабочего дня в офисах, которых в округе хватало, сейчас было практически пустым.
Утренние часы – между наплывом офисного планктона, не мыслящего начало рабочего дня без стакана кофе с каким-нибудь глупым названием в руках, и обеденным ажиотажем – наверное, любое время любого сотрудника кафе и ресторана, проигрывающее лишь времени перед закрытием смены, когда наконец можно поехать домой.
Маркус и Лео по своему обыкновению выбирали именно эти часы для того, чтобы попить кофе и перекусить без лишней суеты вокруг. Суета отвлекала, мешала насладиться вкусом кофе и разговором.
На столике лежит скан-копия недавно полученной ими расшифровки «Песни о последнем народе», самой полной из известных на данный момент версий, которую не так давно удалось найти при раскопках на Орне, том самом, где по легендам находились и Библиотека, и Архив, сожженные Великим Пустым. Всего несколько листов, но даже из-за них на столике становится тесновато – тарелочка с круасаном, который заказал себе Маркус скрывает часть текста. Но мужчинам и не нужно видеть текст. За последние несколько дней они ему выучили практически наизусть.
Листы прихватил Маркус. На всякий случай, вдруг Лео опять начнёт вилять задом, уходя от прямых ответов или ссылаясь, что, возможно, формулировка неточная.
– Ты вообще понимаешь, что это? Это ключ к прошлому. Автор, кто бы он ни был, нам в открытую тычут в лицо правдой, а мы отводим взгляд, ищем какие-то ещё доказательства, которых может уже и не быть. Удача, что нам удалось даже это найти. Удача.
Лео по старой привычке хотел было поправить свои очки, да вовремя отдёрнул руку – операция на хрусталике, проведённая недавно, избавила его от необходимости носить очки.
– Маркус, сбавь обороты. Мы ведь ещё не получили подтверждение о подлинности текста. И даже если, акцентирую твоё внимание, на «даже если»… даже если Мак-л Бук подтвердит, что текст относится к интересующему нас периоду… даже так это может быть очередная фальсификация, созданная для тех, кто откажется верить в официальную историю, созданная для нас…
– Перестраховываешься, как обычно. Но ты же не можешь отрицать того факта, что этот мотив прослеживается в десятках, сотнях культур? Прослеживается до момента, когда он был замещён историей с Падением Небес.
– Я просто говорю о том, что это может быть очередной ловушкой, отвлекающим манёвром. Вспомни, буквально лет пятьдесят назад в реальности Бродяги почти никто не сомневался. А теперь он – лишь второстепенный персонаж бездарных бульварных романов и не менее бездарных песен.
– Ах, Лео, друг мой… и ты, и я знаем, что Бродяга куда более позднее творение, чем то, что мы с тобой обсуждаем.
– Опять ты передёргиваешь. Я говорю о принципе, о том, что твоя восторженность может привести всех нас в заранее подготовленным нам тупик, из которого нам придётся выбираться, тратя, возможно, куда больше времени, чем мы потеряли бы, действуй, мы чуть более осторожно. Сам подумай, кто-то стёр целые эпохи, то почему они оставили такие вот следы? – Лео постучал по ксерокопиям пальцем. – Может ведь и так выйти, что нам намерено подкидывают эти крохи, а смеются, если они могут это делать, когда мы хватаемся за них. Понимаешь ты?
– Возможно, это ловушка, но, если это их просчёт, то они вполне могут попробовать исправить его, и тогда каждая секунда нашего промедления работает против нас.
Лео сделал неопределённый жест рукой: может и так, может и эдак, но от спешки будет больше проблем, чем пользы.
Спешка она, как говорил один их общий знакомый, важна лишь при двух вещах – при ловле блох и при том, о чём в приличном обществе не принято говорить.
Две шестерёнки колоссального механизма прирабатывались к друг другу, пока с треском и проскальзыванием, но совсем скоро механизм заработает, как и было задумано.
Тёмный мир. Год 3317 после Падения Небес.
Изъятые в ходе рейда материалы.
Агитационный материал №1.
Надпись через всю карточку «Они не дают нам покоя даже после смерти».
На фоне изображены солдаты Федерации: в рваной форме, с пустыми глазами, марширующие под дождём. Крупный план: рука мертвеца, сжимающая винтовку, пальцы слиплись от чёрной слизи.
Если долго смотреть на карточку, то можно услышать шёпот, прерываемый хрипами: «Они обещали, что мы будем героями. Но когда мы умерли… они не отпустили нас».
На другой стороне карточки написано «Федерация ворует покой у павших. Они вшивают в наши трупы свинцовые нити, заставляют шагать в вечной тьме. Мы не воины – мы рабы. Нас лишили даже права забыть».
Агитационный материал №2.
Листовка с призывом «Спросите у Федерации: почему мёртвые до сих пор на фронте?»
Агитационный материал №3.
Плакат.
Идиллический город, дети смеются, солнце светит. Резкий переход – трещина через картину, за ней: руины, чёрное небо, люди в противогазах и надпись: «Вам врут, что мир всегда был таким, что война с богами – единственная правда».
Агитационный материал №4.
Листовка с надписью: «Когда-то небо было голубым. Когда-то мы знали имена настоящих богов. Федерация стёрла их из истории потому что боится, что вы вспомните».
Агитационный материал №5.
Ещё одна листовка: «Они прячут от вас прошлое. Они заперли вас в клетке и сказали, что это и есть спасение».
Нью-БлэкКрос. Год 3038 после Падения Небес.
Обобщённая выдержка из нескольких исследований, связанных с персонажем, именуемым «Бродяга», основная часть материалов взята из монографии «Разоблачение мифа о Бродяге: исторические альтернативы в Лоскутном Мире».
В истории Лоскутного мира фигура «Бродяги» окружена легендами, но анализ хроник и свидетельств позволяет предположить, что его образ – собирательный, созданный из деяний других ключевых персонажей истории.
Перечислим основанные на исторических примерах из хроник доказательства, каждое из которых позднее будет разобрано со всей тщательностью:
– основание Асгарда – деяния Одина, также именуемом Странник, ошибочно приписывается «Бродяге»;
– в летописях часто встречается записи о «Бродяге, объединившем эльфов и фей», но это также, как будет доказано позднее, было сделано Одином;
– в ранние годы Тринитас скрывал свою сущность под именем «Бродяги», совершив при этом целый ряд деяний таких как убийство Мудреца, разрушение мир орков, но в поздних текстах вину за это возложили на вымышленного «Бродягу», чтобы обелить Тринитаса;
– в доступных нам трудах Летописца есть такая пометка «Говорят, что это сделал Человек, но кровь на клинке была не его», которая может свидетельствовать, что некий «Бродяга», упомянутый в записи, не был тем, кем должен был являться;
– имеются свидетельства, что за созданием Пожирателя в 1185 годы после Падения Небес стоял Душегуб, но вину за это позже возложили на Бродягу, чтобы скрыть связь с Тёмных Богов;
– в записках, по которые могу принадлежать руке той самой Лилит упоминается «тот, кого называют Бродягой, был лишь тенью, за которой прятались истинные творцы хаоса»;
– районе 1700 года после Падения Небес орки приняли веру в Тёмных Богов, но в хрониках, чтобы скрыть истинного виновника, это событие подано как «проповедь Бродяги»;
– в чудом вывезенных из Города архивах Ночной Администрации найдены документы, где Многоликий бог в «Бродяги» сообщает следующее «Они будут помнить его имя, но это я держу нити»
…
Это даёт возможность с высокой степенью достоверности предположить, что «Бродяга» – фальсификации Летописца, которая использовалась для скрытия неприглядных фактов прошлого многих исторических личностей.
…
Так почему же миф о «Бродяге» сохранился до сих пор, хотя достоверных доказательств не было представлено до сих пор?
Я выделяю две основных причины этого, которые мои коллеги часто объединяют в одну:
– удобство для обывателя – образ странника-одиночки объединил разрозненные события в простую и понятную легенду;
– удобство для сильных Лоскутного Мира, которые на протяжении тысячелетий использовали «Бродягу» как маску для тех дел, которые могли бы бросить тень на них;
…
Таким образом, «Бродяга» – это символ, сотканный из лоскутов чужих судеб. Его нет – есть только те, кто стоял за ним, носил его маску в определённые исторические периоды.
Тёмный мир. Год 3307 после Падения Небес.
Дневник Марка Виленского, найденный в одной из уничтоженных опорных пунктов Тёмных Богов.
День 1.
Я наконец здесь. Запретная зона. Изнанка.
Федерация лгала нам. Все эти годы – ложь. Они говорили, что здесь только тьма и чудовища, но я видел кадры из старых архивов.
Я знаю, что когда-то здесь жили люди. Настоящие люди, а не те, кого теперь называют «заражёнными», последователя Тёмных Богов, культистами.
Я пробрался через патрули, спрятался в грузовике с провизией. Они везут сюда еду. Значит, кто-то её ест.
День 3.
Они нашли меня.
Не федералы.
Те, кого Федерация сделала чудовищами, «заражёнными».
Но они не чудовища.
Это ЛЮДИ.
Измождённые, с глазами, полными безумия и надежды.
Они спрашивают меня: «Ты оттуда? Из Света?»
Я киваю.
Они улыбаются.
Я будто вернул им надежду.
– Какой он Свет? – прошептала женщина с перекошенным ртом. – Его нет у нас уже триста лет.
Я не выдержал и расплакался.
Что за ужас сотворила Федерация с этими людьми?
День 5.
Я видел «бойцов» Федерации.
Они ходят по Изнанке, но это не-люди.
Это куклы из плоти и костей.
Некоторые ещё дышат, по привычке, но в глазах – пустота.
Другие… другие хуже…
Сержант, кажется, он представился как Валков – живой, выпытывал у местных, искал меня.
Он хуже своих мертвецов. Он – верит в ложь Федерации. Он готов убивать за неё.
День 7.
Мне обещают, что скоро отведут к какому-то большому начальнику.
Обещают, что он поможет разоблачить ложь Федерации, но материала и так предостаточно.
Моя статья взорвёт информационное пространство Федерации.
День 9.
Стены зашевелились. Воздух стал густым, как сироп. Кто-то закричал, но звук будто съели. Я видел, как женщина, которая привела меня сюда смеялась надо мной, как кожа её лопнула, а изнутри…
Нет, не могу писать об этом…
Я должен выбраться отсюда.
Я должен всем рассказать, что Федерация сделала с этими бедными людьми.
Они даже не понимают, что творят.
Федерация. Ненавижу.
День 12.
Я пишу это почти в полной темноте.
Федерация не скрывает «лучший мир».
Она скрывает то, что мира больше нет.
Изнанка – не тюрьма. Это – амбар.
А мы здесь, люди, – корм.
Далее неразборчиво…
Нью-БлэкКрос. Год 3177 после Падения Небес.
Из доклада Маркуса Линдермеера по «Песне о последнем народе».
Внемлите, о Девы, преданьям былого,
Как гордые люди царили над миром,
Как меч их сверкал в сраженьях кровавых,
Как пали пред ними все вражьи дружины.
Нет равных нам больше! – гласили их клики,
Нет воли, кроме как воли народа!
И рухнули башни чужих исполинов,
И пепел врагов развеяли ветры.
Нет равных нам больше! – гласили их клики,
Нет воли, кроме как воли народа!
И рухнули башни чужих исполинов,
И пепел врагов развеяли ветры.
Текст «Песни…» переполнен мотивом абсолютной победы, ведущей к стагнации, повторяется во многих текстах:
– в «Арвефни» это метафорически выражено через «зашитый рот» Эйрика – немота как символ прекращения диалога с миром;
– в «Overmorgen» торжество технологической «перезагрузки» (взята наиболее распространённая версия текста, версия 2.3.) оборачивается катастрофой, когда «дети» стирают серверы – победа над биологическими ограничениями уничтожает саму основу для развития.
Параллели в текстах также очевидны:
– «Арвефни» – «Стены, покрытые уравнениями» – речь, конечно, о знании, ставшем мертвым, лишь рисунками на стенах;
– «Overmorgen» – «Они отрезали их от истории» – разрыв преемственности как причина коллапса.
Далее в «Песне…» идут такие строки:
Но что за победа без новой угрозы?
Что слава без зова грядущей битвы?
Сидели герои в чертогах златых,
Теряя былую отвагу и силу.
Умолкли навек молоты кузнецов,
Застыли в доках корабли недоделанны,
Иссякли напевы усталых бардов -
Кому петь победы, когда некому слушать?
В «Арвефни» это воплощено в детях-формах, которые, не встретив сопротивления, превращаются в пустые сосуды («Dette er kjærlighet» – ложь, заменившая подлинный конфликт).
В «Overmorgen» «чёрный иней» – символ замороженного прогресса, где вирус в митохондриях искусственно замедляет эволюцию, лишённую внешнего вызова.
Именно в этом куске, как мне кажется, сокрыто самое важное послание:
– в «Overmorgen» – «Без корней новое дерево падает первым» – отсутствие «врага» делает систему хрупкой;
– в «Арвефни» – «Du kan bli ny» – угроза как последний стимул к изменению.
Финал текста, который был известен до обнаружения полного текста во время раскопок на Орне:
Как листья осенние, пали династии,
Как дым от костра, развеялись знания.
Детей не рожали – зачем продолженье?
Богатства копили – но для чего они?
Последний владыка в венце из коралла
Сидел на престоле, забытом потомством,
Шептал, обращаясь к теням былого:
Мы всех победили… и этим убили…
Но истинный финал, куда мрачнее:
Теперь мы, босые, у тлеющих углей
Плетём свои сети и мнём глину в чашах.
Но помним наказ, что оставили предки:
Быть сильным – не значит быть одиноким.
Великая мудрость в простоте сокрыта -
Как роща нуждается в бурях могучих,
Как лук без тетивы – лишь палка сухая,
Так жизнь без врагов становится тленом.
Таким образом, все в три основных текста сходятся в одном: абсолютная победа одной группы (расы, вида, идеи) ведёт к краху.
За скобками произведения остаются вопросы наиболее важные вопросы:
– что же в конечном итоге произошло с этой группой;
– кто скрыл все следы существования этой группы;
– кто и зачем заменил реальную историю сказкой о Падении Небес.
Но если исходить из доступных нам текстов, то на два последний вопросах с высокой долей вероятности можно дать ответ – причина в группе, о которой поётся в песне.
Группа нашла выход из сложившегося положения.
Если ключевая ошибка – это триумф без противовеса, то не логично ли было бы создать механизм, искусственно поддерживающий напряжение? Не Deus ex machina в классическом смысле, а скорее… регулятор. Автоматизированную систему, которая гарантирует, что ни одна сила не достигнет абсолютного доминирования.
Возможно, она уже существует и за крахом Империи, Города и многих других образований скрывается действие этой системы.
Один из механизмов данной системы с высокой долей вероятности может являться Бродяга, споры о существовании которого, после обнаружения отрывков летописи, приписываемой его руке, возобновились с новой силой.
Заметка на полях доклада, сделанная Маркусом Линдермеером.
Возможно, всё ещё хуже, – и все мы, вся наша реальность, – лишь этап в достижении этого самого выхода.
Очередная итерация, как в математических алгоритмах, нужда в которой отпадёт, когда будет получен ответ.
Всё то, что мы мыслим, как Лоскутный Мир, может оказаться лишь непостижимо огромной вычислительно машиной, смысл вычислений мы пока не можем постигнуть.
Хейвен. Год 3415 после Падения Небес.
Затерянный среди бескрайних болот штата Мэн городок застыл во времени, став памятником самому себе времён расцвета.
Сильно потрёпанным временем, местам изгнившим, поросшим, как и всё на эти болотах, грибком и мхом памятником.
Основанный три сотни лет назад находившийся на грани разорения лорд Каллахун сумел наладить добычу и продажу торфа. При его внуке, во время промышленной революции, когда спрос на топливо резко возрос, рабочий посёлок разросся до размеров небольшого городка. Появилась даже железная дорога и фабрика, которая сейчас мрачным истуканом стояла на окраине, за чертой города.
Длинное кирпичное здание с выбитыми окнами. В 50-х прошлого столетия там производили обезболивающие и ускоряющие регенерацию тканей препараты на основе местных растений. С 80-х – разрабатывали лекарства для армии. В конце 90-х её закрыли после несчастного случая, который был скорее официальным поводом, чем основной причиной, – дела на фабрике последние годы шли не очень. Не было ни новых контрактов, ни работников, ведь к концу 90-ых от былого величия Хейвена мало что осталось.
Виной тому был переход промышленности на нефть и газ.
Торф стал просто никому не нужен.
За торфом стал никому и не нужен городок, исправно поставлявший его стране больше двух столетий.
Доктор Элиас Вейт появился в Хейвене ранней осенью, когда листья только начали желтеть.
Высокий, сухопарый, в безупречном костюме, скорее офисный сотрудник в приличной фирме, чем доктор, которым он неизменно представлялся.
Он снял чуть ли не половину фабрики под свои, как сказал исследования. Снял за наличные. Никаких документов, никаких вопросов.
– Я – доктор, но также я исследователь, биохимик. – дал он пояснения шерифу Стиву Каллахану, когда тот, ведомый долгом, заявился на фабрику. – Исследую новые методы обезболивания, и мне кажется потенциал местной флоры недооценён.
Шериф, старый ветеран войны, о которой старался не говорить, с шрамом через левую бровь, крякнул:
– Потенциал и гнилые полы, и крысы… чем только тут питаются, твари… эх… говорю, завалит вас, мистер Вейт, и конец вашему исследованию…
– Мне мистер Стейт говорил тоже самое. Говорил, что в черте города полно зданий в лучшем состоянии. Но деньги всё же взял.
– Городской бюджет сам себя не наполнит. Сами понимаете.
– Поэтому даже не стал торговаться. Заплатил – сколько сказано.
– Наверное, за это мне нужно сказать вам спасибо. – подмигнул шериф исследователю. – Часть тех денег ведь пошла и на полицию, а значит и вашему покорному слуге.
– Не стоит. Я ведь в общем-то, если отбросить шелуху, просто хочу продолжить дело отца.
– И что же, простите, это за дело?
Элиас улыбнулся своими узкими, бескровными губами:
– Мой отец, Джулиус Трош, погиб во время инцидента на фабрике. Ну вы-то должны помнить, того самого…
На одутловатом от злоупотребления вечерним виски лице шерифа отразилось недоумение.
– Моя мать – Марта Трош. Она вышла замуж повторно, удачно, поэтому я Элиас Вейт, а не Элиас Трош. – открыл перед шерифом из несколько своих карт Элиас.
По лицу Стива было видно, что тот пытается вспомнить Марту Трош и был ли у неё сын. Ничего конкретного ему вспомнить не удалось, поэтому шериф повёл разговор дальше, пытаясь докопаться до одному ему известного ответа:
– Думаете из местного мха ещё что-то выйдет? Вы ведь не первый. Приезжали до вас… после инцидента… два… нет, три раза… ничего не нашли, да ещё потеряли одного из своих. Мы неделю потратили на его поиски. Не нашли, понятное дело. Болота. Понимать надо.
– Я бы сказал – испытываю умеренный оптимизм в отношении положительного решения данного вопроса.
О записях отца Элиас умолчал, как и о том факте, что им уже были получены косвенные подтверждения того, что гипотеза о причине снижения полезных свойств местной флоры получила подтверждение.
К следующему осени доктор Элиас Вейт обзавёлся собственной небольшой клиникой в центре города, рядом с ратушею.
Большую часть времени клиника была закрыта, а сам доктор пропадал на фабрике или в болотах, но иногда в городе появлялся человек, который останавливался в единственном отеле, который не ясно за счёт чего существует в этом захолустье. Тогда клиника открывалась, принимала клиента, который помещал её ещё день-другой, а потом уезжал, и закрывалась вновь, когда на неделю, когда на две или три.
Клиентов было не много.
И не похоже, что платили они очень щедро: безупречный костюм доктора за год успел поистрепаться, а сам он стал казаться уже не сухопарым, а истощённым.
Но на продление аренды цехов фабрики и на клинику денег всё же пока хватало.
Артем Гловер двадцати двух лет от роду появится, когда зима уже готовилась заключить землю в свои холодные объятия. Он, как и все пациенты доктора Вейта, поселился в отеле.
Бывший звезда школьной футбольной команды, пока не повредил колено в матче против Ричленда.
Будущее его было разрушено в том матче.
Теперь он ходил сильно хромая и глотал обезболивающие.
Через пару лет начал бы злоупотреблять алкоголем, наблюдая за карьерой своих товарищей по команде.
Но судьба сдала ему редкую карту.
И вот он оказался в Хейвена, в клинике доктора Вейта.
– Доктор, я слышал, вы… помогаете… – пробормотал он, когда Элиас, ознакомившись с его документами отложил их в сторону.
Со стен на них смотрело не меньше дюжины дипломов, среди которых, если приглядеться, были и Харгвард, и Й-ель.
Специалистов с такой квалификацией и в столице было по пальцам одной руки пересчитать.
– Помогаю и, если вы здесь, значит, видели мои работы, но всё же я должен вас предупредить – мой метод экспериментальный, и у меня ещё пока нет полной клинической картины. – Вейт поправил очки. – Но вам нужно чудо, а мне нужны деньги.
– Доктор, мне нужно ваше чудо.
Первая инъекция.
Артем ожидал боли. Вместо этого по телу разлилось странное, неожиданное тепло.
И… и спокойствие…
Через три дня Артем перестал хромать.
Через неделю его тело вернулось к тому состоянию, что было до злополучного мачта против Ричленда.
А потом…
– Доктор, у меня… – он закатал рукав.
Кожа на предплечье шевелилась.
– Интересно. – пробормотал Элиас, осторожно касаясь кожи.
– Интересно?!
– Я предупреждал, что метод экспериментальный, возможны… побочные эффекты… но причин для паники нет – подобное явление уже наблюдалось мной у нескольких пациентов. Должно пройти в течении двух дней.
Через два дня Артём не явился на профилактический осмотр.
В отеле он тоже не появлялся уже день или около того.
Потом пропала овчарка фермера Максвелла.
Потом – его сын.
Шериф Стив Каллахан хотел было запросить подкрепление в соседнем округе, но и сын, и овчарка были случайно обнаружены в болоте, не далеко от фермы.
От тел мало что осталось.
Аллигаторы постарались на славу.
Артема Гловера никто не искал – он скорее всего уехал, как и все до него.
Через у Джерри Максвелла начали образовываться дополнительные суставы на руках.
Кожа Мэри-Энн, школьной учительницы, покрылась чешуёй.
У многих горожан появились пока незаметные изменения в телах, психике.
Подстанция, что питала электроэнергией городок сгорела в туже ночь, в которую и были перерваны линии связи.
Шериф Стив Каллахан и несколько горожан, что поехали с Дер-и, чтобы сообщить о возникшей проблеме, не вернулись.
Вновь начали пропадать люди.
Изнанка находила свои пути проникнуть в Лоскутный Мир.
Изнанка. Год 3280 после Падения Небес.
– Идём мы, значит, и тут движение в тылу. Там, где мы оставили уничтоженную крепость Ос-вец. В отравленном тумане с земли поднимались всё новые и новые фигуры. Это были солдаты Федерации. Уничтоженный нами 12-го полк.
– Ага, ври больше. Если мёртвые, значит, наши. Вы их ведь сентохом травили?
– Циклопом Б.
– Ух… дрянь… она даже нашего брата разъедает… – подал голос кто-то из задних рядов.
Многие согласно закивали, подтверждая, – дрянь.
– Я ж говорю – солдаты Федерации то были. Мы ещё удивились – рано встали. Но ничего, бывает. Решили подождать, когда подтянутся, чтоб уже вместе продолжить наступление. А они нас рвать-стрелять. Как не родные.
– Врёшь!
И окружающие загудели, конечно, – врёт.
Это ж всем известно – все мертвецы на Изнанке – законная добыча Богов Тьмы.
Все они в их армию вливаются. Некоторые, бывают ерепенятся, но на таких тоже есть управа.
– Пусть Первый у меня разум отберёт, если вру. – не унимался рассказчик, чем вызвал взрыв хохота.
– Было б что отбирать. Это ж надо такое выдумать. Мертвецы да на службе Федерации.
– Выдумать, не выдумать, а разметали они нас. Я вон и не знаю, как жизнь сохранить-то удалось.
– Зато мы знаем – видели, как ты изгаженные портки отстирывал. – был ответ и новый взрыв хохота.
В это же самое мертвецы 12-го полк синюшные, изрубленные в последнем бою, докладывали, что крепость Ос-вец удалось, а потом запросили специалиста, который смог бы понять, что с ними произошло – солдаты Федерации тоже знали, что любой мертвец на Изнанке тем или иным образов вливается в армию Богов Тьмы.
Дер-И. Год 3421 после Падения Небес.
Эдди Шрайбер третий месяц работал электриком в «Чёрном Лебеде» – бывшей психиатрической лечебнице, которую перестроили под какой-то «научный центр». Платили хорошо. Слишком хорошо, если подумать. Эдди не думал. Он вообще старался не делать лишний движений, руководствуясь старым принципом электриков «работает – не лезь».
До «Лебедя» Эдди работал на заводе, но завод два года назад закрыли.
Работы не стало.
Вообще.
Долги стали копиться, а банк уже готов был забрать дом, когда Синди сообщила, что узнала от сестры своей подруги Муэгги Буль, которая была кузиной Лизи Смит, узнавшей от дяди, что в «Лебеде» освободилась должность электрика.
Собеседование прошло гладко, и вскоре у них в семье вновь появились деньги, чтобы платить по кредитам.
Эдди быстро привык к крикам пациентов, на которых проверяли передовые методы лечения, и странному бормотанию, которое иногда слышалось, стоило остаться в подвале одному.
Пару-тройку раз выслушал он байку о том, что обитатели соседнего городка Хейвена погибли вовсе не из-за выброса болотного газа, а из-за какой-то дряни, исследованием которой теперь и занимаются в «Лебеде». Байка не нашла отклика в его сердце: остаться на старости лет без крыши над головой он боятся куда больше, чем каким-то там монстров.
Странности, если они попадались Эдди, он старался не замечать.
Лужа крови в коридоре. Не пятно – именно лужа, размером с автомобильное колесо. Или не крови? Мало ли что эти в белых халатах могли пролить. Когда потом проходил в том же месте, лужи уже не было.
Другой раз Эдди увидел в том же коридоре силуэт мужчины, который методично бился головой о стену. Когда он подошёл ближе, никого уже не было. Заменил лампу в коридоре заменил – она мигала иногда и из-за этого могло показаться лишнее.
Гул в трубах, похожий на молитву. Мало ли что кому слышится в гуле старых труб?
Однажды ночью Эдди пришлось тащиться на склад. Отдельно стоящее здание, забитое хламом, который, наверное, копился там ещё со времён последней войны. Там опять барахлило видео наблюдение. По мнению Эдди наблюдать там особо было не за чем, а рассчитывать что кто-то позарится на содержимое склада мог лишь параноик с подтверждённым диагнозом, но своё мнение Эдди не высказывал, даже самому себе, а когда оно появлялось – он старался побыстрее его забыть.
Эдди был не в том положении чтобы иметь своё мнение.
Когда он открыл дверь, в нос ему дарила сладковатая вонь – как в морге, где Эдди пару лет назад менял проводку.
На полу лежала женщина.
Нет, не так.
На полу лежало то, что когда-то было женщиной.
Её кожа… она двигалась. Будто под ней копошились тысячи червей. Эдди видел, как её рука отделилась от тела и поползла по полу, как паук.
Утром, после смены Эдди получил премию в концерте.
Она примерила его с увиденным ночью.
На войне ему доводилось видеть вещи и пострашнее. И тогда за это не платили.
Приятная пухлость конверта успокаивала, обещала хотя бы иллюзию финансовой стабильности.
Той ночью Эдди во второй раз увидел её – в этот раз она была девушкой с отгрызенной рукой. Девушка смялась, мазала кровью стены.
– Он сказал, я – красивая.
Эдди хотел спросить:
– Кто он?
Но промолчал.
Неприятности ему был не нужны.
Ему нужны были деньги.
Ещё один конверт не помешал бы.
Через неделю Эдди заметил – вода в кранах пахнет медью.
Сантехник Ричи, как бы невзначай бросил тогда:
– Не пей.
Наутро в котельной случилась авария.
Ричи погиб.
Сварился заживо в кипятке.
Эдди начал видеть её во сне.
Она не говорила.
Просто в нём разрасталась, пока он не просыпался.
Синди куда-то пропала.
«Наверное, уехала к матери». – думал Эдди.
Что мать Синди умерла дюжину лет назад Эдди не помнил.
В день, когда Кейн разрезал себе живот, выпал на очередную смену Эдди.
Сработала сигнализация.
Все выходы из здания оказались заблокированы.
Охранник Стэн стрелял в замок. Пули отскакивали, как горох.
Противно выла сирена.
За воем нельзя было различить ничего, но за воем что-то было.
Она пришла вновь.
В это раз Эдди ждал её.
Изнанка прорывалась, где могла.
Ей необходим был плацдарм, с которого она могла бы начать наступление на Лоскутный Мир.
Нью-Лэнд. Год 3861 после Падения Небес.
Голос диктора, доносившийся из динамика, разгорячал толпу:
– Граждане Райха! Мои возлюбленные volksgenossen! Недавно мне на глаза попалось письмо от Ганса Рихтера, жителя дорогой каждому из нас столицы. Да, да, мои возлюбленные volksgenossen, я без стеснения называю автора письма – его коллеги, его соседи должны знать, кто жил рядом.
Клаус Фогель на секунду отвлёкся от дороги, что по дорожным знакам убедиться в верности пути, отображаемого в навигационной системе автомобиля.
Голос диктора обретал всё большую плотность, всё большую энергию:
– И что же написал в своём письме Ганс Рихтер? Да, да, я буду повторять его имя. Вы, мои возлюбленные volksgenossen, должны его запомнить. Так что же Ганс Рихтер написал в своём письме? А написал этот Ганс Рихтер, мои возлюбленные volksgenossen, всё по методичкам трупоедов Федерации и приложил… мои возлюбленные volksgenossen, мне даже противно это говорить, но я скажу. Я скажу потому что вы, мои возлюбленные volksgenossen, должны знать: лжецы Федерации ни перед чем не остановятся, они готовы замарать грязью даже имя святое для каждого жителя Райха, имя Солдата Вечности.
Слухи о том, что потеря крупного фермерского региона, была не виной Федерации, а результатом действий того самого Виктора Чайки, тоже доходили до Клауса. Помнится, ему пытались показать какие-то видеозаписи, фотографии, но Клаус Фогель был хорошим журналистом, поэтому умел распознавать лживую пропаганду людоедской Федерации.
Голос из динамика заполнил всю машину:
– … мои возлюбленные volksgenossen, Ганс Рихтер, разумеется, признался в том, что действовал по указке кураторов Федерации, и, выдав имена предателей, умолял о лоботомировании, чтобы искупить свой грех перед всеми нами.
Сообщение о том, что очередной Ганс Рихтер, попавшийся на крючок Федерации, раскаялся в своих грехах, Клауса Фогеля не радовало. Не радовало и то, что все родственники, а также многие из коллег и соседей Ганса Рихтера, осознав свою вину в том, что вовремя не выявили ростки предательства, добровольно отправились на коррекцию.
К голосу добавились восторженные аплодисменты:
– … Солдат Вечности – наш герой! Лживые слухи о его переходе на сторону Федерации распространяют предатели и ксеносы…
Клаус Фогель хотел докопаться до правды.
Хотел узнать, почему почти все документу относящиеся к становлению Райха были либо переписаны позднее, либо засекречены.
Хотел узнать, почему повстанцы писали «жизнь не пахнет ванилью и мёдом, жизнь пахнет потом и болью».
Голос из динамика стал подобен грому:
– Слава Райху! Один мир – одна нация!
– Один мир – одна нация! – на автомате выпалил Клаус Фогель.
Он был истинным volksgenossen и хорошим журналистом, этот Клаус Фогель.
Он просто хотел знать, чуть больше, чем знали другие.
И скоро Клаус Фогель узнает – для этого нужно лишь добраться до конечной точки маршрута, забитой в навигационную систему: Нью-БлэкКрос, проспект Линдермеера, 712.
«Если ты хочешь убить бога, сначала убеди всех, что его никогда не было». – фраза, присасываемая Сатане.
Изнанка. Год 3425 после Падения Небес.
Бар «Последний рубеж».
Далеко за полночь, даже скорее ближе к рассвету, чем к полуночи.
Бар закрылся час назад, но свое посетителей всё ещё сидели за столом.
На столе: бутылка виски, два стакана, пистолет и револьвер.
За столом, друг напротив друга сидят два человека. Оба в гражданском, в яркий, безвкусных рубашках.
– Ты помнишь того биолога, Торна? Я нашёл его дневник. Последняя запись: «Они не в пещерах. Они в углах. Где свет ломается». Его палатку изнутри покрыли знаки, как шрамы. И знаешь, что? – он достаёт телефон, показывает фото, – Это моя спальня вчера. Те же знаки. Похоже, я подцепил эту дрянь, с Изнанки.
Собеседник смеётся, но глаза не смешные:
– Мило. А я базу «Пикман» разгребал. Там лёд был… живой. Один труп – точь-в-точь мой брат-близнец, даже шрамы от тех тварей из Хейвена. Я тоже не сказал начальству, труп сжег, вроде как, показался мне он опасным.
Вновь наливают виски в стаканы. На в лёд них должен был давно растаять, но лёд не тает.
Тот, что говорил о Торне, замечает, это и отодвигает стакан в сторону:
– Вольскую помнишь, из отдела аналитики? Ну та, что с вирусом. Её компьютер до сих пор передаёт сигнал. Мы разобрали его – на следующий день он собрался сам. Теперь там одна строка мигает: «Где вы будете, когда проснётся последний сон?»
Собеседник кладёт руку на свой револьвер.
Старое, надежное оружие.
– Вчера я проснулся – а на груди шрам: координаты горы Эребус. Весело, там было… может ещё тогда заразился…
Человек напротив достаёт из своего стакана кусок льда.
В нём вмёрз человеческий глаз.
– Не мой, цвет радужки не тот. – констатирует он.
Тихая музыка вдруг глохнет и на секунду прорывается шёпот: «…дверь открыта…»
Бармен или не услышал, или не придал этому значение – всё также протирает и без того идеально чистые стаканы.
– Предлагаешь что-то конкретное или идём сдаваться?
– Сдаться всегда успеем. Нужно бороться.
Тишина повисла между ними густым, тягучим сиропом. Тот, который положил руку на револьвер, медленно поднимает глаза и вдруг видит – его собственные пальцы просвечивают насквозь. Сквозь кожу проступают неровные линии какого-то смутно знакомого рисунка, словно кто-то стер его карандашный набросок.
Его собеседник уже исчезал – сначала кончики пальцев, потом кисти, будто стираемый рисунок.
– Ты же сгорел тогда, в том ангаре… – вдруг сказал он, и вспомнил – пламя, крики, как кожа его друга пузырилась, а что-то внутри нее шевелилось.
Бармен перестал мыть стаканы. Его лицо было пустым – просто гладкая кожа без глаз, без рта.
Стены бара зашевелились, по ним поползи письмена.
– И я ведь тоже… потом, в «Чёрном Лебеде»…
Револьвер обратился в обрубок плоти, холодный, шевелящийся.
В углах, где ломался свет, что-то зашевелилось.
Оперативник Виктор Чайка наконец вспомнил, что он умер.
Но то, что он умер, ещё не значило, что он проиграл.
Дер-И. Год 3471 после Падения Небес.
Короткая заметка в газете «Дер-и ньюз».
ОНИ ЗАБРАЛИ ВСЁ
Вы замечали, что Ваши дети стали болеть чаще, а цены растут? Что воздух жжёт лёгкие, вода оставляет налёт на чайнике?
Это не случайность.
Они делали это тихо. Годами. Пока мы спали.
Кто?
Те, кто тратил наше будущее на свою магию, своё бессмертие.
Но мы узнали правду.
И печи, в которых будет выкован меч возмездия, уже разгораются.
Люди, вспомните о былом величии – Миром должен править человек, а не мерзкий ксенос.
Нью-БлэкКрос. Год 3328 после Падения Небес.
Выдержки из книги «Бродяга как реальная и могущественная сущность Лоскутного мира».
Несмотря на попытки некоторых историков и летописцев представить Бродягу как собирательный образ, существуют неопровержимые доказательства его реальности и могущества.
Вот ключевые, по-моему мнению, аргументы, основанные на исторических хрониках и свидетельствах:
– Семипечатник скрыл Поле Последней Битвы, но позже, что подтверждается записями Летописца, именно Бродяга (2437 год пПН) открыл то поле всему миру;
– проект Renatus (6 год пПН) – Бродяга косвенно участвовал в экспериментах по созданию гибридов истинных людей, что впоследствии привело к появлению Города;
– проект Aliquot (44 год пПН) – подселение душ истинных людей в грязных требовало донора существа с уникальными свойствами, это существо было обозначено в записях, как «Вагабог», что на жаргоне истинных тех краёв значит ни что иное, как Бродяга;
– проект Vita Nova – в нём ископаемых останках (датировано первым тысячелетием пПН) также найдены следы сущности, определяемой как Бродяга;
– Мудрец оставил записи (между 100-120 пПН) о некоем «Человеке, который не должен был выжить»;
– если спасение (895 пПН) первого императора Бродягой вполне может оказаться лишь мифом, созданным для укрепления веры в избранность Императора, то последующие события с участием Бродяги задокументированы в тысячах источников;
– имеется несколько свидетельств того, что Тринитас (3016 год пПН) признал, что Бродяга обыграл его;
– технология создания Пожирателя (1185 год пПН), также несёт в себе отчётливые следы, определяемые, как следы Бродяги.
…
В одной из хроник Ночной Администрации Города имеется запись на полях «Они говорят, что его не было… но тогда кто же сжёг Терминатор?», что, думаю, должно натолкнуть читателя на мысль о…
…
Так почему же Бродягу пытаются стереть со страниц истории?
Во-первых, страх – его способность менять судьбы миров угрожала планам многих тех, кто сейчас правит в нашем мире.
Во-вторых, присвоенные подвиги подняли авторитет тех, кто их присвоил, и они не желают признаваться в том, что не они стоят за многими судьбоносными событиями прошлого.
В-третьих, имеют место Летописца и, возможно, каких-то не выявленных на данный момент групп и персонажей, которые намеренно смешивал события, чтобы скрыть, что Бродяга – единственный, кто смог победить Бога Сотворённого, Тринитаса и, если верить некоторым источника, даже противостоять Великому Пустому и самой Пустоте.
…
Бродяга не просто существовал – он был стержнем, вокруг которого вращалась история Лоскутного Мира. Его дела приписывали другим, потому что правда о нём разрушала все построенные на лжи режимы.
Фронтир. Крепость Deus ex machina. Год 3972 после Падения Небес.
Залы Решений, переполненные энергией, стонали от боли. Ползли, змеились будто молнии трещины по могучим стенам. Встревоженного гудели механизмы, а свет мигал так будто не мог определиться – залить всё собой или же лучше скрыться куда-то погрузил всё в полумрак.