Маршал Победы. Освободительный поход «попаданца» бесплатное чтение

Глава 1

26 мая 1941 года. Варшава. Красивый особняк, занятый под нужды ОКХ

Гальдер задумчиво курил, наблюдая за тем, как струи дыма уплывают вверх, превращаясь под потолком в какое-то сплошное марево. Война началась совсем не так, как они предполагали. Нет, в глубине души он понимал, что Канарис всех водил за нос, но масштаб предполагаемой трагедии его совершенно выбивал из колеи и лишал работоспособности. Да что уж стесняться, вся эта война стала превращаться в грандиозную трагедию буквально с первых минут.

Никакого безумного и тупого сопротивления сумасшедших фанатиков не наблюдалось. Напротив, советские войска вели себя на удивление странно. Не ввязываясь в долговременные перестрелки, пограничные войска били и отступали, устраивая бесконечные засады, взрывали мосты, минировали дороги, броды и переправы. В общем, делали все для замедления продвижения войск. И эти бесконечные спорадические обстрелы, наводящие настоящий мор на офицеров и водителей автомобилей всех мастей? Войска с огромным трудом продвигались вперед, буквально продираясь через неподатливое тело Советского Союза. И стремительно выдыхались, теряя с каждым часом, с каждой минутой силы и волю к победе. Но если бы так было печально только на земле, еще можно было смириться, но в воздухе дела складывались не лучше, мягко говоря. Хваленые Люфтваффе не стали лучше со времен Французской кампании… совсем. Да и у русских откуда-то взялись весьма многочисленные самолеты, превосходящие по возможностям на голову, а то и на две весь германский авиапарк.

По всему было видно, что их ждали и очень хорошо готовились. Причем умно, выставляя себя дурачками. А на деле-то вон оно как вышло. Чего стоили их цельнометаллические старые истребители. Ведь ввели же они в заблуждение всех в ОКХ? Ввели. А танки на параде в Варшаве? Никто и подумать не мог, что на самом деле против Польши Союз применяет старье, накапливая новейшие машины.

Гальдеру было больно и стыдно за свою страну, за свой народ, за армию, которой его поставили командовать. Теперь, на одиннадцатые сутки войны, он уже понимал, что ни о какой быстрой победе речи идти не может. Да и вообще о победе. Если их так встречают пограничники и летчики, то что будет дальше? Когда его дивизии дойдут до частей первого эшелона, в тылу у которых уже развернется второй эшелон, а на подходе окажется третий. Прекрасно вооруженные и неплохо обученные бойцы… как это было не похоже на все то, что рассказывал этот адмирал. И на то, что генерал сам знал о Союзе. Он понимал, что СССР стремительно меняется, но не мог даже предположить масштаб изменений. Одни цельнометаллические самолеты чего стоили. А ведь еще пять лет назад алюминиевые сплавы в Союзе являлись страшенным дефицитом. Или высокооктановый бензин? Пять лет назад его просто не было, а сейчас он лучший в мире.

Начальника ОКХ не отпускало ощущение нереальности происходящего. Бреда. Какого-то фантастического повествования. И лишь рапорты, приходящие с изрядной регулярностью, заставляли принимать творящуюся фантасмагорию как данность.

Адъютант доложил о прибытии Гудериана.

– Вижу вы не рады такой замечательной погоде? – вместо приветствия произнес входящий Хайнц.

– А вы чему радуетесь? Или можете похвастаться тем, что ваши танки уже достигли Москвы?

– Москвы не Москвы, но кое-что уже наметилось.

– Вот как? – оживился Гальдер. – А то эти рапорты меня совершенно в тоску загнали.

– Мои передовые разведгруппы смогли нащупать некоторые очаги обороны первого эшелона. Это значит, что скоро так доставший нас ад с этими бесконечными засадами, обстрелами и минами должен закончиться.

– Вы полагаете?

– Уверен. Вы не хуже меня знаете, что у русских главной слабостью было время стратегического развертывания. Мы хотели этим воспользоваться. Они придумали способ нам помешать. Все вполне разумно. Другой вопрос, что эти пограничники, досаждающие нам своей партизанской деятельностью, устали не меньше наших солдат. И вряд ли у них есть кто-то на замену. Да и территорию нужно подготовить. Я полагаю, что они откатятся вместе с линией фронта за оборонительные позиции. Хотя, вероятно, какая-то часть останется у нас в тылу. Но это уже забота СС. Надеюсь, вы не решитесь продвигать в жизнь этот мутный приказ Кейтеля?

– Вынужден. Он завизирован Гитлером и обязан к исполнению. Но, согласен с вами, армию эта глупость будет разлагать чрезвычайно. На днях я иду на доклад к фюреру и попытаюсь его убедить в том, что пока подобные меры преждевременны. Хотя надежды никакой. Наш добрый ефрейтор буквально с ума сошел в последние дни. Так сильно переживает скромность наших успехов.

– Ему нужно уже привыкнуть, – усмехнулся Гудериан.

– Так вы вышли к передовым позициям первого эшелона? Как организована оборона?

– Сплошной линии фронта, как во Франции, нет. Однако грамотно расположенные распределенные узлы обороны даже опаснее. Тем более что они, насколько мы смогли выяснить, неплохо замаскированы. Кроме того, много наблюдателей и корректировщиков. На нас довольно скоро навели артиллерию и вынудили отойти. Мы даже толком не смогли попробовать на зубок их оборону. Кроме того, я полагаю, что огневые точки расположены не в одну линию, а в некоем порядке, позволяющем им прикрывать друг друга.

– А воздух? Он помог вам?

– Что воздух? – улыбнулся неунывающий Гудериан. – Вы сами не хуже меня знаете, что воздух контролируют русские. Ситуация напоминает Францию, только много хуже. По мне так я прямо сейчас попытался бы с ними замириться. Эта война ничем хорошим не закончится. В моем корпусе уже десять процентов личного состава убыло. Двадцать три танка безвозвратно потеряны, причем семнадцать сгорели из-за чертовых зажигательных пуль, а остальные уничтожены авиацией противника или подорвались на минах. С автотранспортом ситуация еще хуже. Тридцать процентов грузового парка ушло в утиль. Каждый второй водитель убит или убыл по ранению. Инженеров хорошо если треть осталась. Только строевым пока относительно спокойно живется. Но это пока. Чувствую, что при попытке взять тупым лобовым ударом позиции первого эшелона РККА мы там кровью умоемся.

– У вас есть предложения?

– А они нужны? – повел бровью Гудериан. – Насколько я знаю, фюрер уже принял решение, и мнение каких-то там генералов его не интересует.

– Но я его могу попробовать донести. Всякое бывает.

– Штурм советских позиций – очень дурная затея, потому что они там, по всей видимости, хорошо окопались. По крайней мере, с ходу атаковывать не стоит. Нужно провести разведку. Потихоньку их прощупать. Подтянуть тяжелую артиллерию. И только потом начинать. Причем без штурмовых отрядов в духе тех, что в нашу юность сражались на Западном фронте, нам не обойтись. Пытаться взять танками такую оборону – есть прекрасный способ их потерять. Я уверен в том, что противотанковых средств там достаточно. Поэтому Панцерваффе нужно будет вводить только во вскрытый пехотой прорыв либо дальше пытаться нащупать слабость стыка частей и бить туда, надеясь на плохую согласованность…

Первого июня 1941 года генерал Гальдер был отправлен в отставку с поста начальника ОКХ, уступив оный Кейтелю прямо на совещании у Гитлера.

Глава 2

2 июня 1941 года. К западу от Луцка

Василий летел на очередное задание, ощущая легкий мандраж, от которого он никак не мог избавиться. Командир эскадрильи. Боевой летчик-истребитель, у которого на личном счету свыше трех десятков самолетов противника. Но все равно переживал так, словно это первый бой.

Его могучий истребитель мерно рассекал воздушный океан наравне с еще двумя дюжинами таких же машин, идущих на перехват немецких бомбардировщиков. Цельнометаллическая машина из новейших алюминиевых сплавов с мощным двигателем шла легко, уверенно, как будто бы и не замечая десяти километров под собой. Просторная кабина с каплевидным фонарем. Мощное вооружение из двух пушек и двух крупнокалиберных пулеметов[1]. Коротковолновые радиостанции, обеспечивающие надежное взаимодействие как с другими машинами, так и с наземными службами. Еще несколько лет назад о таком советские ВВС могли только мечтать. А теперь – вот, пожалуйста. На их фоне лучшие немецкие машинки[2] казались просто чем-то совершенно отсталым. Хотя весьма недурно обученные летчики Люфтваффе все равно представляли серьезную опасность, особенно в драке на виражах, поэтому стандартной тактикой советских ВВС на этом этапе войны стали вариации «соколиного удара» без лишнего геройства.

«Каждый солдат должен стремиться не к тому, чтобы героически умереть за свою Родину, – говаривал не раз Тухачевский, – а к тому, чтобы помочь солдатам противника умереть за свою». От чего и плясали, учась работать аккуратно, здраво и по глупостям не подставляться. Что на земле, что в воздухе. Вся война превратилась в какие-то кульбиты и выкрутасы. Поначалу Василий от этих новостей просто приходил в ярость. Как же так? Бегать от врага, вместо того чтобы выдвинуться вперед и дать ему честный бой. Довозмущался до того, что тесть в гости вызвал для внушений. И только после того, как Михаил Николаевич в числах и буквально на пальцах все объяснил, понял, каким он болваном был. Можно ведь и насмерть стоять, только зачем? Ведь задача не стоять, а побеждать, перемалывая личный состав и технику противника, изматывая его и лишая покоя. И все лишь для того, чтобы замедлить, ослабить и дать возможность мобилизованным частям привести себя в порядок и подойти к линии фронта. Покаялся он тогда. Стыдно стало.

– Бор! Бор! Я Свиток. Цель подтверждаю. Квадрат десять – сорок семь. Время три, – раздался в наушниках голос оператора наземной службы обнаружения и сопровождения «Сириус». О, это была просто удивительная организация, включающая в себя массу звукометрических, визуальных, радиолокационных и аналитических постов, которые отслеживали в реальном времени практически все перемещение любых самолетов в прифронтовой зоне. Как показали эти две недели боев, результативность по обнаружению врага и наведению на него своих истребителей стоила очень многого. Сам факт ее существования оказался намного более важен, чем даже новые замечательные машины и прекрасно подготовленные пилоты вместе взятые. Будь даже сейчас старые «ишачки» с практически необученным личным составом, и то бы немца били в воздухе. По крайней мере, такая убежденность была практически у всего летного состава.

Молодой Сталин взглянул на карту. Они входили в обозначенный квадрат, опаздывая на пару минут. Но успеют. Не в первый раз.

– Сирень. Я Ромашка. Вижу цель. Групповая. Лево десять. Высота шесть, – донесся голос командира второго звена, выведший Василия Иосифовича из задумчивости.

– Я Сирень. Вас понял, – ответил командир эскадрильи, пытаясь разобрать что-то в далеких темных точках где-то впереди, внизу и слева. Бомбардировщики шли достаточно плотным строем, а вокруг них крутились на виражах истребители. Совершенно стандартная ситуация. Не привыкли немцы забираться еще выше. Да и острая нехватка материальной части вынуждала использовать бомбардировщики с перегрузкой, а потому не только не хотели, но и не могли подниматься выше советских соколов.

Первая эскадрилья прибавила газа и вышла чуть вперед, после чего пары, одна за другой, стали падать куда-то вниз. Заметили их сразу. Начали шевелиться. Но вот попасть по несущемуся с весьма солидной скоростью истребителю в пике очень сложно, тем более что «И-300» с его хорошей аэродинамикой выходил за восемьсот километров при пикировании.

Когда первая эскадрилья нанесла свой «соколиный удар» и пришла очередь Василию вести своих бойцов в бой, от строя немцев уже отвалилось несколько бомбардировщиков. У одного не было плоскости, и он смешно кувыркался в воздухе. Двое дымили двигателями, оставляя после себя густой шлейф. А последний бомбардировщик так и вообще просто стремительно терял высоту, идя по какой-то странной траектории. Кое-где показались белые купола парашютов. Негусто, но никто особенно и не рисковал, работая аккуратно. Впрочем, несмотря на удар, немцы продолжали держать строй. Он несильно спасал, но был намного лучше неупорядоченного бегства, давая хоть какие-то шансы продать свою жизнь дороже. Тем более что начались стандартная процедура сброса бомб «на кого бог пошлет» и разворот на базу с набором высоты и скорости в надежде, что строй позволит добраться туда хоть кому-то. Уж больно кровавый им раз за разом давали урок.

Василий отдал приказ по эскадрилье и первым пошел в пике, привычно ощущая некую легкость, сопутствующую началу этого не самого легкого для здоровья маневра.

Внизу начало второй волны заметили и стали активно маневрировать, стараясь поставить советские пары в несколько огней, эшелонировав обстрел по ярусам. Истребители ушли ниже и выше, а бомбардировщики чуть подкорректировали курс.

Лезть головой в петлю Василию очень не захотелось, поэтому он потянул рукоятку на себя и вбок, давая длинную очередь поперек курса идущих вдали немецких истребителей и уходя вниз в стороне от строя, готовящегося его растерзать. Впрочем, он промахнулся. Очередь прошла в стороне от «сто девятого», пугнув его и вынуждая отвернуть в сторону. А вот ведомый попал – пройдя несколькими пулевыми попаданиями по капоту. Жаль, что снаряды ушли в молоко, но и этого хватило.

– Акация, ты как там? – нажав тангентку, спросил Василий, когда они уже ушли в пологом пикировании в сторону километра на два.

– Несколько винтовочных попаданий в крыло. Ничего страшного.

– Клумба. Клумба. Я Сирень… – продолжил Василий Иосифович вполне уже привычную работу по координации эскадрильи.

В тот вылет эскадрилья Василия Сталина еще дважды заходила на высоту для повторения удара. Но кое-кто из немцев смог уйти. Хотя в первые дни войны получалось вырезать подобные эскорты полностью. Впрочем, Василий не расстраивался. Свои все живы, а это главное. Кое-какие повреждения самолетов починят. Да и немцев старались бить не в кабину, а по двигателям. По возможности. Насаждая тем самым определенную атмосферу благородства, что ли. Не очень рационально, но на самоощущение летного состава влияло крайне положительно. Особенно на фоне весьма многочисленных воздушных побед.

Вечером того же дня

– Геринг, – Гитлер раздраженно смотрел на шефа Люфтваффе, – я не понимаю, что случилось с вашими хвалеными асами. Мне докладывают, что они решаются нападать на противника не менее чем при двукратном превосходстве в силах, а в остальных случаях лишь обороняются или стараются выйти из боя. Почему орлы вдруг превратились в ощипанных куриц?

– Мой фюрер, с первых дней этой войны Люфтваффе несли немыслимые потери. Мы перепроверили все данные. Треть парка Люфтваффе, выделенная для боев на Восточном фронте, уничтожена либо сильно повреждена. При этом четверть летного состава убыла по смерти или ранению.

– Если все так будет продолжаться и дальше, то через пару месяцев от нашей авиации на Восточном фронте останется одно название, – констатировал Гитлер и с упреком спросил: – В чем причина такого краха?

– У русских намного более совершенные самолеты, чем у нас. Мы изучили подбитые образцы и сильно разочарованы. Теоретически мы можем сделать что-то подобное. Там нет ничего из того, что было бы нам не под силу. Вполне обычный самолет, только сконструирован достаточно смело и грамотно. И я уже отдал все необходимые распоряжения, но есть одна деталь, которая не позволит нам решить эту задачу быстро. Это двигатель. Технологически он уступает нашим лучшим серийным образцам. Но он сделан под совершенно недоступный нам бензин, – развел он руками.

– Значит, наш новый самолет, несмотря на все усовершенствования, будет уступать русским?

– Да, – кивнул Геринг, понимая, что это не самый уместный ответ в сложившейся обстановке. Поэтому сразу же решил исправить ситуацию. – Но у нас есть решение – нужно ускорить работы по созданию реактивной авиации.

– А… – небрежно махнул ручкой Гитлер. – Пока это не более чем игрушки… наши ученые до сих пор не смогли добиться разумных сроков работы двигателей. Как будто все рушится в их руках.

– Но нам нужно сосредоточить все усилия на этом направлении. Потому что иного варианта у нас нет. Англо-американские самолеты сражаются с нами на равных, а то и превосходят. Русские – превосходят на голову. Без стремительного рывка вперед мы обречены в воздухе. Наш Вермахт буксует в этой дикой, варварской стране, потому что мы не в состоянии прикрыть его с воздуха.

– Как быстро можно будет получить достаточное количество реактивных истребителей? Вы ведь за них печетесь?

– Не раньше зимы. Это направление чрезвычайно сырое. Но я приложу все усилия к тому, чтобы ускорить работы.

– И что, до зимы наши войска должны вас ждать? – с усмешкой спросил Гитлер.

– Почему? Они могут продолжать наступление. Только в воздухе через пару месяцев наших самолетов уже не будет. При таком техническом превосходстве у нас там просто нет шансов. Поэтому я прошу вас написать приказ о снижении интенсивности полетов. Иначе нам на реактивные машины придется сажать неоперившихся юнцов.

Глава 3

25 июня 1941 года. Ставка Гитлера

– Судя по вашей записке, – начал без приветствия Гитлер, – вы раскопали что-то действительно стоящее.

– Так точно, – кивнул Канарис. – Нас всех очень сильно удивило, что слухи о новейшей советской технике оказались правдой. Мы полагали, что эти недоразумения, лишь по странному стечению обстоятельств кем-то считающиеся людьми, не могли придумать и построить ничего дельного.

– Короче!

– Оказалось, что мы были правы, – развел руками с еле заметной улыбкой Канарис.

– А все советские танки и самолеты – это просто плод больного воображения наших солдат?

– Конечно, нет! Просто они плод не их научного поиска.

– И кто же решил им так помочь? – с усмешкой спросил Гитлер. – Американцы? Так у них тоже таких машин пока нет.

– Наши люди, работающие в Лондоне, столкнулись с очень странной активностью британской разведки. Они собирали сведения о каких-то малопонятных объектах на территории СССР. Кое-что мы смогли через них узнать и тоже ими заинтересовались. Из того, что мы смогли узнать, оказалось, что при НКВД существует ведомство, очень близкое по своим задачам к нашему обществу Аненербе[3]. Так вот. Ими была вскрыта могила Тимура. Само по себе это ничем интересным не является. Если бы не реакция, которая последовала сразу за этой акцией.

– И что же там случилось? – уже несколько заинтересованно спросил Гитлер.

– Введены беспрецедентные меры безопасности и начались какие-то совершенно непонятные работы. Возят какие-то глухие контейнеры на Лубянку. И тишина. Ни шумихи в прессе, ни каких-либо официальных заявлений. Через неделю после этого начинается экстренная подготовка к экспедиции к месту падения Тунгусского метеорита, ну или что там упало. Причем тоже тихо. Даже более того – с попыткой скрыть от наших глаз, хоть и неуклюжей.

– Что же они там такое обнаружили? Вы смогли хоть косвенно это узнать? Откуда столько мистики и тайн?

– Что там русские нашли, выяснить не удалось. А вот то, что через тот самый специальный отдел НКВД пошли большим потоком материалы, связанные с наукой и техникой, выяснить удалось.

– То есть ты считаешь, что они столкнулись…

– Даже предположить сложно с чем. Но это что-то им помогает. По нашим сведениям, в СССР интенсифицировались работы практически во всех областях науки и техники. И то, что мы увидели на фронте, – первые, робкие капли предстоящего ливня.

– Кроме английских сведений у вас есть что-нибудь еще? А то мне иногда кажется, что Foreign Office – это ваше иностранное подразделение.

– В тайнике одного из внезапно пропавших агентов мы смогли обнаружить обрывки двух документов, кусок телеграммы и два артефакта. Вот переводы, – протянул он Гитлеру листок:

«…сейчас мы можем прямо заявить, что, несмотря на идеологическую отсталость, наука империалистической царской России, несомненно, получила в начале одна тысяча девятьсот семнадцатого года невиданные доселе технологии и знания, превосходящие даже те, что имеет на данный момент наша вооруженная передовым учением Маркса, Ленина и Сталина прогрессивная Советская наука. Если бы эти знания приспешники антинародного царского режима успели применить в промышленности, то это вызвало бы переворот в мировой истории и, несомненно, способствовало бы многократному увеличению мощи прогнившего царизма. К счастью, наша родная коммунистическая партия, ведомая нашими дорогими вождями товарищами Лениным и Сталиным, вовремя сумела свергнуть ненавистную власть помещиков и капиталистов, не допустив еще большего порабощения ею страдающих угнетенных народов…»

«…К сожалению, из-за тяжкого наследия царизма освоение новых технологий и проверка изученных конструкций затягиваются. Ощутимых результатов можно ожидать не ранее начала тридцать восьмого года.

Особо хотим отметить следующее: в настоящий момент кроме применения вполне поддающихся объяснению с точки зрения социалистического материализма явлений огромный интерес для нашей социалистической Родины может иметь и объяснимое только с точки зрения буржуазной мистики явление, наблюдающееся в установке…. Где с крайне высокой долей вероятности…. К сожалению, добиться стабильности и управляемости установки нам пока не удалось, так как суть происходящего явления нам непонятна…»

«Объект «Тимур» совпадает с найденным артефактом в секторе 16 зоны «Альфа-3». Продолжаем поиски объекта «Ченгиз», обеспечьте охрану объекта «Тимур». Академик И.И.».

– Очень любопытно, – взволнованно произнес Гитлер. – А что за артефакты?

– Два обломка. Артефакт номер один – это обломок какого-то устройства, которое в нашей лаборатории идентифицировали как неизвестный нам вид радиоламп. Причем маркировка на обломках советская. То есть это их продукция. По предварительной оценке, эти, как их назвали в лаборатории, стержневые лампы позволят создать более миниатюрные и экономичные электронные приборы. Артефакт номер два – фрагмент какой-то конструкции. Стенки корпуса какого-то устройства, вероятно. После анализа в лаборатории выяснилось, что это угольные волокна, что само по себе странно, скрепленные незнакомой синтетической смолой. Материал чрезвычайно прочный, жесткий и довольно легкий.

– Вы советовались с Вюстом?[4]

– Да, – кивнул Канарис. – Он в восторге от этих сведений, особенно от материалов. Но уверяет, что при текущем уровне информированности у нас нет никаких шансов даже догадаться, что там нашли Советы.

– И что вы планируете предпринять?

– Уже предпринял. Сейчас готовятся семнадцать разведгрупп, которые будут заброшены в Россию с нейтральных направлений. Две нацелены на объект «Тамерлан», три – на «Оазис», остальные – на «Тунгус».

– А что это за «Оазис» такой?

– В казахской степи Советы начали строить непонятный объект. У нас только общие сведения. Причем степень его секретности очень высока – на уровне «Тамерлана» и «Тунгуса».

– У вас еще есть персональные контакты с Лондоном?

– Нет, но мы можем их установить.

– Вы уверены, адмирал? – прищурился Гитлер.

– Абсолютно.

– Тогда устанавливайте. Мне очень любопытно, что они по поводу всего этого думают, – сказал, буквально прожигая взглядом Канариса. – Война войной, но эти сведения ставят нас всех в тупик. А англичане нам расово близки. Так что в случае чего, я полагаю, мы сможем договориться.

Глава 4

5 июля 1941 года. Токио. Министерство иностранных дел Японии

– …я уполномочен передать для вашего правительства совершенно секретные сведения относительно ваших планов, связанных с Соединенными Штатами Америки, – спокойно произнес, глядя прямо в глаза министру иностранных дел Японии, полномочный посол СССР Константин Александрович Сметанин.

– Я не понимаю вас, господин Сметанин, – с невозмутимым видом произнес Того Сигэнори.

– Советский Союз в курсе планов Японии относительно войны на Тихом океане, – отметил с легкой улыбкой Константин Александрович. – По большому счету эти планы давно уже секрет Полишинеля. И прежде всего для США. По нашим сведениям, они ждут вашего нападения, специально не предпринимая никаких шагов для того, чтобы не спугнуть Токио. Ведь силы не равны, и сохранить лицо Вашингтону будет очень сложно, если нападут они на вас, а не наоборот. Тот, кто защищается, всегда выглядит жертвой. Даже если он это нападение спровоцировал.

– Вы так говорите об этом, словно получаете консультации в Вашингтоне, а не в Москве, – напрягшись, произнес Сигэнори.

– Не буду скрывать давно и хорошо известного факта – в Советском Союзе сильная разведка. Но я пришел не для этого. Наш Генеральный штаб проанализировал планируемую Японией операцию в Перл-Харбор, провел несколько штабных игр и позволил себе ряд замечаний… – От произнесенных слов лицо Того вытянулось.

– Зачем это Москве? – глухо спросил тот, после небольшой паузы. – Ведь Соединенные Штаты Америки для вас являются скорее союзниками.

– Вы шутите? – улыбнулся Сметанин. – Вашингтон и Лондон являются главными авторами идущей мировой бойни. Думаете, СССР рвался погрузиться с головой в эту кровавую мясорубку? Но пока, к сожалению, мы открыто выступить не можем.

– Допустим, – понимающе кивнул Того. – Но ослабление США в сложившейся ситуации выгодно скорее Германии, чем вам.

– У вас неверные сведения. Поясню. США выгодно максимальное затягивание войны в Европе, чтобы там камня на камне не осталось. Впрочем, как и Великобритании. Но туманный Альбион своими интригами сам выкопал себе могилу и теперь в полушаге от нее. Так вот. Дабы всемерно реализовать задуманное, США через нейтральные государства поддерживают противоборствующие стороны. Например, в Германию через Испанию и Португалию идут поставки ценного стратегического сырья – никеля, марганца, вольфрама и прочего. Причем идут из США либо как источника поставок, либо как посредника. У Союза сейчас хватает сил, чтобы достаточно быстро и вполне самостоятельно разбить Рейх. Но Вашингтону такое развитие событий невыгодно, и он приложит все усилия к тому, чтобы Европа не отвлекалась на его большую тихоокеанскую игру. Ту самую, в которую вы сейчас ввязываетесь и в которой вам отведена роль агрессивной жертвы.

– У американцев тоже хорошая разведка?

– Скажу только, что мне достоверно известен тот факт, что план нападения на Перл-Харбор изначально был придуман не в Токио, – с еле заметной улыбкой заметил Сметанин.

– Что?!

– Не переживайте. Ваши генералы и адмиралы не предатели. Но ситуацию с американцами не стоит недооценивать. Они умело манипулируют плохо контролируемыми амбициями и эмоциями вашего генералитета. Вы ведь дипломат и не хуже меня знаете, как плохо принимать решения под влиянием эмоций, особенно когда разум застилают амбиции, переходящие в грезы.

– И что, кроме доброго совета, может предоставить Японии Советский Союз? – чуть подумав, произнес Того. – Ведь получается, что в этой войне мы будем представлять и ваши интересы тоже.

– Мы считаем, что для обеспечения дальнейшего развития сферы совместного процветания мы можем предложить вам поставки нефти в обмен на каучук и прочее ценное тропическое сырье. Думаю, тем же и вашим прекрасным чаем вы вполне в состоянии поделиться. Позже, если отношения между нашими державами станут еще более дружественными, мы сможем начать поставки высококлассного авиационного бензина с октановым числом в сто. Причем неэтилированного. Также можно будет обсудить вопросы поставки алюминиевых сплавов. Верный политике добрососедства, Советский Союз желает углубления мирного сотрудничества.

– Вы делаете очень интересные предложения, – задумчиво произнес Того. – Однако я не могу сейчас принимать решения. Мне нужны консультации.

– Мы вас прекрасно понимаем, – кивнул Сметанин, – и не торопим.

Спустя четыре часа. Личные покои министра армии Японии Тодзио Хидэки

– …какой странный разговор, – покачал Тодзио головой. – И что вы хотите от меня?

– Посоветоваться, – прямо произнес Того. – Вот тот пакет, который передал мне господин Сметанин, и я хотел бы вас попросить оценить то, насколько близко к реальности его содержимое.

– Так вы ему верите?

– Он меня заинтриговал.

– Ну что же, давайте посмотрим, что они там навыдумывали… – произнес Тодзио и открыл пакет. Смотрел он молча, благо что все документы были тщательно переведены на японский язык. И чем дальше он читал, тем сложнее ему становилось сохранять невозмутимость лица, что отчетливо видел Того.

– И каков ваш вердикт? – спросил Того после того, как Тодзио закончил чтение.

– Совершенно не укладывается в голове. От чтения этих записок осталось впечатление, что русские знают о подготовке нашей военной операции больше, чем мы. Это…

– И не только русские.

– Что?

– Нам намекнули, что вся японская дипломатическая переписка читается шпионами США. Причем менять коды не рекомендовали, ссылаясь на то, что новые взломают, и очень быстро.

– Мы их так и послушаемся! – попытался съязвить Тодзио.

– Проверим. И если они правы – послушаемся, – невозмутимо ответил Того. – Как вы считаете, эти заметки можно написать, зная только сам факт нашего намерения?

– Вряд ли, – покачал головой министр армии. – Тут фигурируют данные, которые нельзя предположить. Но беда в том, что никакого утвержденного плана пока еще нет. Однако общий вид заметок выглядит так, словно они делались людьми, изучившими те наброски, что у нас имеются. Причем особенно отмечу тот факт, что замечания дельные и интересные. То есть назвать эти бумаги подлогом и выдумкой не получится. – Он на несколько секунд замолчал. – Значит…

– Значит, у нас очень большие проблемы.

– Господин Сметанин не намекнул, откуда у него сведения?

– Нет, но намекнул, откуда эти сведения у американцев. Ведь он не заинтересован в падении советской разведывательной сети, в то время как ликвидация вражеской нашими руками его вполне устраивает.

– И кто же это?

– Кто-то из числа генералитета. Он намекнул, что этими людьми манипулируют, пользуясь их амбициями и грезами.

– Очередная охота за ведьмами?

– Для начала я хочу проверить наш дипломатический канал. Если он действительно полностью контролируется американцами, то это…

– Это значит, что нас всех использовали в своих целях. И Советы тоже. Непонятно только, зачем им было действовать прямо. Что мешало подкинуть нам информацию через какие-нибудь третьи руки?

– И мы бы поверили? – улыбнулся Того. – Кроме того, Союз сделал очень прозрачный намек на то, что он хочет с нами сотрудничать. Что экономически, что политически нам это очень выгодно. Даже несмотря на настроения в армии. Особенно после того, как США ввели эмбарго на торговлю с нами авиационным бензином. Поэтому я пришел к вам, а не к нашему многоуважаемому премьер-министру. Тем более что его звезда уже заходит. Поговаривают, что чем дальше, тем больше он теряет уважение в глазах императора. А вы… вы можете воспользоваться ситуацией и не только укрепить свое положение в армии, но и отодвинуть от реальной власти тех, кто против нашего сближения с СССР.

– А если Рейх выиграет?

– Вы знаете, я не верю в это. Хотя, если он и выиграет, мы всегда можем обернуть свое оружие против своих друзей. Но пока они сильны и не предъявляют к нам никаких претензий, нам нет нужды с ними ссориться. Тем более что высококлассный авиационный бензин нам просто негде больше взять.

– Вы оставите мне эти документы?

– Не могу. Но мои люди снимут для вас копию. Завтра утром ее доставят вам курьером.

Глава 5

17 июля 1941 года. К юго-западу от Дубно

Василий помнил о достаточно жестких приказах не геройствовать и работать профессионально, что изо дня в день твердили замполиты летному составу по всему фронту. Но в этот момент его охватил какой-то по-настоящему детский азарт. Вот ты, вот враг. И вы мчитесь навстречу друг другу. Практически рыцарский турнир! И Василий не нашел в себе сил отказаться от столь манящей шалости. Вышли в лоб, и метров со ста молодой Сталин всадил в «сто девятый» приличную очередь из крупнокалиберных пулеметов и пушек. Кучно так всадил. В капот и двигатель. Однако немец тоже успел выжать гашетку, и очередь пулемета винтовочного калибра прошила «И-300» наискосок, повредив чудесным образом все, что только могла повредить.

Заходить на посадку было сложно. Дым, валивший от двигателя, сильно затруднял видимость. Да и машина плохо слушалась руля. Кроме того, пара пробоин приводила к тому, что густой маслянистый дым нетерпимо тянуло в кабину, снижая и без того плохую видимость. Хорошо, хоть кислородная маска была надета, так что перспектив задохнуться не намечалось. Но все равно пришлось отстреливать аварийными пиропатронами фонарь. И, несмотря на это, Василий едва справлялся, пытаясь удержать машину и посадить ее по-человечески, а не в овраг с деревьями. Само собой, ругая себя самыми вычурными выражениями. Герой хренов! И машину угробил, и сам едва не погиб. Хотя это еще неизвестно. А всему виной гордыня. Не захотел технично немца бить. Удаль молодецкая желтой лавиной в голову ударила…

Но обошлось.

Каким-то чудом, иначе и не скажешь, Василий умудрился посадить громыхающую и безбожно трясущуюся на неровной земле машину на луг, что лежал между лесом и эвакуированной деревушкой Мильча.

Пару раз напоследок чихнув, заглох двигатель. Василий включил порошковый огнетушитель моторного отсека, снял кислородную маску, очень выручившую его во время пожара. Вообще это новое снаряжение для пилотов очень помогало. Появилось буквально перед войной и очень сильно облегчило работу. Новые комбинезоны из какого-то синтетического материала. Кислородные маски. Новые шлемы с прочным внешним покрытием из странного материала. И многое другое.

Мгновенно проскользнувшие воспоминания вылетели, и наступила пустота. Было тяжело дышать, а сердце колотилось так, будто оно собиралось выскочить из груди. Вдох. Выдох. Вдох… Молодой Сталин пытался справиться с переизбытком адреналина, который сейчас просто бушевал в крови, мешая прийти в себя после столь тяжелого стресса.

Сколько он так провел времени, сложно сказать. Может быть, минуту. Может быть, две. А может, и четверть часа. Однако ничто не вечно, и потому стук в борт, самым наглым образом прервавший эту практически медитацию, был предопределен.

«Проклятье! Тут же не должно быть никого! Приплыли…» – пронеслось в голове у Василия. Стук повторился. И Сталин, стараясь выглядеть как можно более спокойным и уверенным в себе, неспешно открыл глаза и повернулся. Внизу его встретил насмешливый взгляд из-под капюшона какой-то непонятной пятнистой накидки.

– Здравствуйте, товарищ, – обратился к нему незнакомец. – Лейтенант государственной безопасности Кравчук.

– Капитан Сталин, – кивнул Василий, начиная выбираться из аппарата. – Не вытягивайте так лицо. Да, сын.

– Эко вас угораздило, – чуть помявшись, отметил Кравчук. – Хорошо, что мы рядом оказались. Вам помочь выбраться?

– Спасибо, не нужно. Что с машиной делать? Она без ремонта не взлетит, и запчастей здесь взять негде. А немцам оставлять негоже. Может, бензином облить и поджечь?

– У нас с взрывчаткой проблем нет, – улыбнулся Кравчук. – Сделаем им сюрприз.

– Хорошо. Дерзай. Я в этих делах ничего не понимаю, – ответил юный Сталин и поднял голову туда, где послышался нарастающий гул знакомых моторов. Он помахал руками своим летчикам, что беспокоились о нем и залетели посмотреть, как у него дела. Истребители покачали крыльями в знак того, что заметили и все поняли, после чего полетели на свой аэродром. Садиться на необорудованную площадку трехтонной машине было рискованной задачей. Да и смысла не имелось. В одноместном самолете вдвоем не улетишь.

– Вы не волнуйтесь, – напомнил о себе Кравчук. – Это все ненадолго. Мы из отряда радируем. Через день-два за вами самолет вышлют.

– Да можно бы и надолго, – сокрушенно сказал Василий. – Вон, – махнул он на самолет, – совсем голову терять стал. На подвиги потянуло. Машину угробил. Сам чуть не погиб. Охладиться бы мне. Да протрезветь. У вас ничего не намечается?

– У нас все по плану, – лукаво улыбнулся Кравчук. – Но вы на базе подождете.

– Что?! Почему?

– Вы летчик. А у нас пограничные войска. К нашим делам вы совершенно непривычны и не готовы. И нас тяготить будете. И сами легко можете подставиться и глупо умереть, – прямо ответил лейтенант госбезопасности.

В общем, разговорились. Не убедил товарищ Сталин лейтенанта государственной безопасности. Расстроился. Так и шли до лагеря. Впрочем, человек предполагает, а бог располагает.

Самолет не прилетел ни через день, ни через два. Что там случилось на «большой земле», было неясно, однако забирать Василия не спешили. И этот факт связывал бойцов-пограничников по рукам и ногам. У них ведь боевые задачи стояли, которые нужно выполнять. А группа и так маленькая – каждый человек на счету. Ни разделяться, ни сидеть на попе ровно они не могли. Так что на третий день, получив подтверждение невозможности в ближайшее время выделить самолет для эвакуации капитана ВВС Василия Сталина, Кравчук был вынужден удовлетворить его просьбу. Ну не под кустом же его связанным оставлять в самом деле.

Трасса со Львова на Дубно шла по не очень лесистым местам, поэтому к любым засадам и диверсиям приходилось готовиться по ночам с особой осторожностью. Так и в этот раз получилось.

Скрытно пробравшись к небольшому селу, стоящему немного в стороне от трассы, где немцы решили поставить ремонтный взвод, приписанный к автотранспортному батальону. Благо, что местного населения не было и проблем да возмущений не предвиделось. В общем, с наступлением темноты отряд начал заранее спланированную диверсию. Главным преимуществом пограничников было кроме выучки и опыта то, что на вооружении у них имелись пусть и ограниченно, но образцы вполне недурного оружия с глушителем: пистолет и карабин под американский пистолетный патрон сорок пятого калибра с его тяжелой, медленной пулей.

Василий в непосредственном нападении не участвовал. Не пустили. Оставив в группе прикрытия, поручив важную задачу прикрытия хутора от внезапных гостей. Благо, что с пулеметом обращаться он умел. Вот и посадили его со вторым номером расчета и снайпером на подходах.

Операция шла достаточно спокойно. Лишь через десять минут после начала кто-то из немцев смог спохватиться и начал стрелять. Но довольно скромно. Магазин из «маузера» расстрелял и все. А еще через час за ними зашли. Дело сделано – пора уходить. Тихо, спокойно и без геройства. Во всяком случае, ремонтники и не могли оказать достойного сопротивления бойцам-пограничникам. И чья ж в том вина, что немцы пока еще не догадались ввести нормальное охранение для частей обеспечения?

Спустя девять часов. Дубно. Штаб танковой дивизии.

«…дежурный после получения донесений о выстрелах на обозначенном выше объекте направил туда усиленную патрульную группу. По прибытии они радировали, что база подверглась нападению, живых не наблюдают. Начали обследование. В ходе обследования выяснилось, что тела погибших заминированы, как и ряд объектов на базе. В частности, из-за неосторожного поведения солдат патрульной группы был инициирован взрыв нескольких зарядов. После взрывов патрульная группа вызвала саперов и отошла за периметр базы, постаравшись занять естественные укрытия, которые также оказались заминированы…»

– …! – искренне, но совершенно непечатно воскликнул, оторвавшись от чтения рапорта, полковник Краузе. – Не война, а какое-то сумасшествие… Что там случилось? – обратился он к лейтенанту.

– По всей видимости, русские напали. Характерные ранения пистолетными пулями сорок пятого калибра говорят о том, что они снова применяли оружие с глушителями. А те выстрелы были произведены кем-то из бойцов Вермахта. Кем конкретно, сейчас сложно сказать. Но винтовочные гильзы мы нашли. После чего противник заминировал местность и отошел. Мы обнаружили несколько прикрывающих постов. Так что если бы мы поспешили с патрульной группой, то наткнулись бы на пулеметный огонь.

– Седьмое нападение за неделю! По корпусу уже начали ходить мрачные слухи… – пробурчал майор, присутствующий в кабинете. Но полковник никак не отреагировал.

– Это был последний ремонтный взвод в дивизии. Почему не был исполнен приказ об усилении охраны военных объектов в тылу действующей армии? Не успели выделить охранение?

– Герр полковник. Оно было выделено сразу же после получения приказа и еще вчера должно было заступить на дежурство, но не успело добраться. Очередная диверсия. Их обстреляли из леса и сильно повредили грузовики.

– …! – И снова полковник в весьма экспрессивной и труднопереводимой форме выразил свое отношение к происходящему. – Оборудование ремонтного взвода пострадало?

– Все уничтожено, герр полковник. Его целенаправленно минировали. Плюс ряд хитро поставленных направленных фугасов. Все остальное – это либо ручные гранаты, подложенные под трупы, либо противопехотные мины. – Вместо ответа полковник просто раздраженно махнул рукой, давая понять, что «аудиенция завершена», и после выхода лейтенанта задал майору риторический вопрос: – И как в такой обстановке работать? Ведь эти гады строевые части стороной обходят. Только по тыловикам бьют…

– Ну почему обходят? – возразил майор. – Батальон Германа позавчера обстреляли. В четыре пулемета и три ротных миномета. А когда наши солдаты добрались до позиций противника, их ждало только несколько противопехотных мин-лягушек вместо давно отступивших солдат противника. Итог – сорок семь человек чистой убыли. Плюс два грузовика сильно повреждено.

– … – Полковник грязно выругался. – Как с этими варварами вообще воевать?

– Никак, – усмехнулся майор. – И ты это не хуже меня понимаешь. Мы связались не с теми. Да и не варвары они. По крайней мере, я в это не верю. Вон передовые части пытаются выбить их линейные части с позиций, но безрезультатно. Они просто перемалывают наши войска, как жернова. Причем ни о каком безумном героизме я не слышал. Напротив, хитрят постоянно и мудрят. Ловушки, артиллерийские засады, ночные минные постановки, обходы и так далее. Но не трусы, если их прижать – дерутся до последнего. Три дня назад встретился с Куртом Краусом. Ты его еще по Чехословакии должен помнить. Так вот он рассказал о небольшом эпизоде, произошедшем неделю назад. Там в ходе этой бесконечной карусели удалось окружить одну из мобильных групп, работающих из засад и минирующих бесконечно все и вся. Случайно в общем-то. Там подвернулась одна из рот батальона, передислоцировавшегося на левый фланг дивизии. Результат: пять трупов диверсантов и тридцать два – наших солдат. И ни одного пленного! Последний из русских, уже раненный, успел подорвать гранатой и себя, и двух наших, которые пытались его взять. Вряд ли варвары в состоянии так воевать. Не верю я в это.

– А во что ты веришь? – нехорошо прищурился полковник Краузе.

– Хм. Вспомни Польшу. Вспомни Норвегию. Вот в это я верю. Вместе мы были непобедимы. А после того как их маршал увел у Гитлера его любимую актрису, начался натуральный бред. Ты этот вздор, что вещает нам Геббельс, слушаешь? Соотносишь с тем, что мы с тобой каждый день видим?

– Так еще больший бред получается. Тем более что у Гитлера была и есть женщина.

– Допустим. Отчего же тогда был тот скандал? Влюбилась баба, уехала к мужу. Что в этом странного? Зачем так нервничать? И ведь вся грязь на русских полилась сплошным потоком совсем недавно. А ведь если бы не они, то не видать нам было ни разгрома Польши, ни Франции. Мы ведь с тобой во время Польской кампании хлебнули по полной программе. Помнишь, как в одиночку на семерых поляков ходили? – усмехнулся майор.

– Не утрируй.

– А что я утрирую? Тяжело нам было. Не готовы мы были штурмовать эти укрепленные города.

– На войне всегда тяжело. И, потоптавшись, мы бы пошли дальше и разбили их.

– Безусловно. Но сколько бы немцев при этом полегло? И кстати, ты помнишь, как воевали против поляков русские? Они не лезли в тупые и бессмысленные штурмовые атаки. Просто блокировали, обходили и… И вообще. Неужели нам с ними было плохо в союзе? Ничего подобного я не помню. Так что мы разругались? Из-за их «расовой неполноценности»? А почему же раньше мы об этом молчали? Все-таки я думаю, наш фюрер просто приревновал их маршала к нашей актрисе. Кто его знает, какие отношения у них там были, да только грязь вся эта началась после той свадьбы.

– Тебя послушать, так он не фюрер, а мальчишка.

– Кто знает, мой друг, кто знает, – усмехнулся майор. – Ты сам же видишь, что происходит. В войсках разброд и шатание. Люди не понимают, за что они сражаются. Крики о неполноценных русских сталкиваются с их военным превосходством. Что уж тут скрывать. Ты и сам это понимаешь. И эту версию с женским следом не я придумал. Она по младшим чинам ходит вполне устойчиво. И дальше будет только хуже.

– Прямо Троянская война…

– Только Одиссей на стороне Трои, – усмехнулся майор. – Мало того, он Елену и украл. Так что ничем хорошим эта затея не кончится. Да ты и сам видишь настроение нашего генерала. Особенно в свете совершенно бредовых распоряжений руководства ОКХ и нашего горячо любимого ефрейтора.

– Какой-то ты неоптимистичный. Неужели не веришь в нашу победу?

– А ты сам-то веришь? Два месяца прошло с начала войны. А мы продвинулись едва на сотню километров. Причем понесли потери страшнее, чем за всю Французскую и Польскую кампании, вместе взятые. Вон в небе практически безраздельно хозяйничают русские. Мы бессмысленно долбимся в их оборону значительно превосходящими силами и не можем ничего сделать. А в тылу у нас какая-то натуральная вакханалия. Уверяю тебя, начни сейчас русские наступление, мы не устоим.

– Вся надежда на егерей.

– Не хочу тебя расстраивать, но с ними все не так просто. Русские тоже несут потери. Нам достоверно известно о трех мобильных отрядах, уничтоженных в нашем тылу. Однако это совсем не объясняет семь групп егерей, вполне натурально уничтоженных бомбовыми ударами. «Случайными», как говорили в сводках. Летели русские бомбить пустое село или лесную полянку, а там случайно оказались наши егеря. Наверное, несложно догадаться, кто навел на них штурмовики русских. Причем оперативно скорректировав.

Глава 6

25 июля 1941 года. Москва. Ставка

– Товарищ Сталин, – Берия вопрошающе взглянул на вождя.

– Да, Лаврентий. Начинай, – произнес Иосиф Виссарионович, потирая виски. – Эта ситуация с Василием мне совсем не нравится. За такую выходку его нужно наказать. Но он сбил уже немало самолетов противника. Семь представлений на него. В том числе на Героя. И наказать нужно, и наградить, и спускать это на тормозах нельзя. А то у нас таких молодцов сразу много станет. Воевать без ума нам сейчас никак невозможно.

– Сорок две машины – это очень прилично, – задумчиво произнес Лаврентий Павлович. – Он входит в десятку самых результативных наших истребителей. И только у него нет Звезды Героя. Так что это представление нужно подписывать. Не поймут. А разнос, я думаю, можно сделать показательным. Соберем его авиадивизию в каком-нибудь актовом зале. Отчитаем его, ссылаясь на то, что эмоции в бою только делу мешают, да напомнив, в какую копеечку стране и народу обходится подобная дурость. В общем, устроим «товарищеский суд» с разносом по полной программе. Так, будто собираемся публично и примерно наказать.

– Не психанет? – спросил Сталин. – Он парень горячий.

– Мы поможем. Света к нему уже вылетела и все растолкует. Он ее послушается и все вытерпит. А потом, чтобы осадка у него на душе не оставалось, публично объявим, что, несмотря на дурное поведение, недостойное летчика РККА, Василию присваивается звание Героя Советского Союза. Перед всеми. Дескать, дурак ты, Вася, конечно, но зажимать награды за дело мы не станем. Чтобы ему стало стыдно. Да и остальным наука. Мало кто не поймет, что ему по шее не дали только из-за выдающихся боевых успехов. Не у каждого они есть.

– Хорошо, – кивнул Иосиф Виссарионович. – Так и поступим. Что там у тебя? – кивнул он на папку. – Докладывай.

– Начнем с проекта «Нил». На днях мы все-таки завершили процедуру модернизации магистральной железной дороги Москва – Новосибирск. На всем протяжении два пути. Привели в порядок насыпи, отсыпав гравием. Уложили новые шпалы по повышенным нормативам, а на них – тяжелые рельсы[5]. Модернизировали все мосты под большую массу составов. Привели в порядок поддерживающую инфраструктуру. Вплоть до ремонта домиков смотрителей на переездах.

– Электрифицировали?

– Это второй этап модернизации… – начал Берия и запнулся на пару секунд. – Частично. Сорок процентов пути полностью электрифицировано. Но на маршруте всего семь электровозов. Весь остальной парк сейчас составляют мазутные тепловозы.

– И как успехи в их эксплуатации?

– Электровозов?

– Да.

– В рамках ожиданий. В принципе они себя полностью оправдывают, поэтому мы заказали еще пятьдесят штук. Их должны изготовить к концу сорок второго. К этому же сроку мы собираемся закончить электрификацию дороги Москва – Новосибирск.

– Хорошо, – кивнул Сталин и стал неторопливо выбивать трубку.

– С железной дорогой дальше на восток пока проблемы. Выбиваемся из графика. Слишком много сложностей. Но, думаю, к концу сорок третьего сможем модернизировать однопутную нитку. Что позволит существенно поднять ее пропускную способность за счет более тяжелых вагонов и мазутных тепловозов. Однако завершения проекта «Нил» мы можем ожидать только в районе пятьдесят второго – пятьдесят пятого годов. Раньше реконструировать мы не успеем.

– Что с подвижным составом?

– Производство мазутных локомотивов идет с опережением плана. Электровозов – с отставанием. По паровозам и вагонам все в целом нормально. Даже с учетом боевых потерь. Разве что с вагонами специального назначения не все так ладно. Те же холодильники, цистерны для перевозки сжиженного газа и прочее серьезно проседают. Вдвое хуже от ожидаемого.

– Новосибирск… – медленно произнес Сталин. – Значит, в целом задачу развертывания мощного промышленного комплекса за Уралом мы решили.

– Получается, что так, – кивнул Берия. – Дел там, правда, непочатый край, но практически все текучка. Эвакуация местного населения из прифронтовой полосы позволила обеспечить рабочими руками массу новых промышленных объектов второстепенного значения. Те же кирпичные и стекольные заводы. Лесопилки и так далее. Так что года через три-четыре будет в целом решена проблема жилья для всех переселенцев. Под открытым небом никто не останется.

– А что на Дальнем Востоке?

– Хуже, из-за острой нехватки буквально всего. Но подтверждения многих месторождений, полученных нами по проекту «Альфа», заставляют нас форсировать работы. Пока мы смогли более-менее добраться только до двух крупных месторождений олова и вольфрама рядом с Хабаровском и Владивостоком. Но концентрат оттуда пойдет не раньше чем через восемь месяцев. В лучшем случае. Кроме того, мы прикладываем все усилия по разработке таких ценных металлов, как ниобий и уран. Геологоразведка… проверка сведений еще продолжается, но в Иркутске мы начали строить новый завод специальной металлургии. А пока потихоньку начали копить концентраты ценных руд. Впрочем, не только в Иркутске. Месторождения урана промышленного значения были подтверждены в районе населенного пункта Желтые Воды в Днепропетровской области.

– «Альфой», кстати, заинтересовались за рубежом?

– Более чем. По нашим сведениям, этот проект вызвал сильный интерес и Лондона, и Берлина, и Вашингтона. Особенно зашевелились немцы. Точного количества разведывательных групп мы пока не знаем, но их ожидается около двух десятков. Да и Аненербе гудит как развороченный улей. Видимо, готовят экспедиции.

– У вас все готово для встречи?

– Почти. Остались лишь небольшие приготовления. Прежде всего на стройке ракетного полигона в Казахстане и ядерного научного центра на Урале. И если с ядерным центром все достаточно просто – он проходит как радиотехническая научно-исследовательская лаборатория, то есть особенного интереса у немцев, да и у англичан, вызвать не должен, хотя работы над маскировкой продолжаются, то с полигоном не все так ладно. Строительство этих гигантских ангаров вызывает массу затруднений. Я лично поднялся на вертолете над стройкой. Вид впечатляет. Для наблюдателей с земли тоже ничего. Хотя нужно успеть возвести хотя бы один ангар метров на десять, чтобы чувствовался масштаб и размах.

– Надеюсь, Королев успеет к развертыванию полигона. У него дела двигаются по плану?

– В целом да. Есть определенные проблемы, но вообще справляется. Сведения, полученные через «Альфу», хоть и весьма далеки от прямого практического применения, но во многом упростили постановку задания. Ну и теории немного, опережающей наше время лет на сорок. В своего рода научно-популярном изложении, но даже это сильно помогло. Аналогичная ситуация с ядерной программой. «Альфа» дала нам принципиальные схемы устройства ядерных реакторов, теорию и массу важных сведений, связанных с безопасностью и эксплуатационными особенностями. Это серьезно упорядочило и ускорило процесс решения вопроса. Как таковой ядерной бомбой мы сейчас плотно не занимаемся, потому что без надежных носителей и возможности произвести хотя бы пару десятков штук – это все в целом не больше чем политический блеф. А вот реакторами занялись вплотную. По мнению экспертов, при том объеме информации, который мы смогли получить, управляемый ядерный реактор сделать намного проще. Да и отдача от него будет не в пример выше. Те же подводные лодки океанского типа, способные совершать кругосветное путешествие под водой.

– Вы что, проект ядерной бомбы вообще затерли?

– Нет. Конечно же, нет, – чуть более эмоционально, нежели обычно, отреагировал Берия, вскинув руки. – Просто сосредоточили все усилия на реакторах. Первые бомбы, согласно информации, полученной по каналу «Альфа», были очень слабые и изготавливали их долго. Даже если американцы смогут изготовить ядерную бомбу, то их относительно массовое производство будет затруднено. Да и надежных средств доставки у них нет. Разрабатываемый сейчас истребитель «И-310» с комбинированной силовой установкой уже сможет достать их лучшие стратегические бомбардировщики в ближайшие лет пять-шесть. А перспективный реактивный перехватчик – тем более. Ядерная бомба, безусловно, угроза. Но путь от первых робких шагов до возможности ее более-менее уверенного применения не против разбитых и униженных противников, а против тех, кто в состоянии постоять за себя, весьма велик. Думаю, что раньше появления у противника баллистических ракет большой дальности нам ничего фатального угрожать не будет. Поэтому нам лучше заняться более практически значимыми работами в этом направлении, а потом, набив руку и разобравшись в том, что к чему, плотно заняться бомбами.

– Без надежных носителей, говорите? Тогда почему же они немцев, согласно сведениям «Альфы», потрепали очень хорошо этими же самыми «ненадежными носителями». Например, тот же налет на Дрезден в конце войны.

– Это было возможно потому, что Люфтваффе к тому времени были совершенно обескровлены. Летчики пошли совершенно необученные, а численное превосходство союзников стало абсолютным. На каждый немецкий самолет союзники выставляли по несколько, причем с лучшими характеристиками. А в случае если такого не будет, массированные удары коробочками стратегических бомбардировщиков – самоубийственное дело. Так что без ракет, причем чем выше их скорость и дальность полета, тем лучше, ни нам, ни им не обойтись. Правда, к пониманию этого факта они должны прийти не сразу, предварительно построив «непобедимую армаду» небесных линкоров.

– Будем надеяться, – усмехнулся Сталин.

– Кроме того, мы сейчас завершаем подготовку ряда статей по губительному влиянию радиации. Сведения о том, насколько это все плохо, и так далее. Над ними трудится группа Курчатова. И после готовности мы собираемся их опубликовать. Причем не просто в Союзе, а разослав по разным мировым источникам. Что научным, что научно-популярным.

– А не спугнем? Может, придержать эти статьи до того момента, когда они уже начнут испытывать подобные бомбы?

– В этом случае наши статьи будут выглядеть как обычные страшилки, которые пытаются помешать США обрести величайшее оружие в истории, способное защитить их от любых неприятностей. Вот если мы заранее начнем трубить на весь мир о том, какая ужасная вещь радиация, пока все ядерные программы что США, что Великобритании, что Германии находятся в стадии совершенно секретных разработок, причем глубоко теоретических, то будет совсем другое дело. Этим мы спровоцируем заведомо негативное отношение в международном сообществе к любому разработчику ядерных вооружений. Особенно если мы будем налегать на то, что радиационное заражение не только чрезвычайно опасно, но и достаточно легко переносится на большие расстояния посредством водной и воздушной среды. То есть если разбомбить Пекин, то люди от радиации начнут страдать в Нью-Йорке. Причем не умирать сразу или становиться калеками, а куда хуже: начнет ослабляться иммунитет, повышаться шанс развития различных тяжелых заболеваний вроде рака. Ну и потомство очень сильно пострадает. Физические уродства, умственная неполноценность и прочие ужасы. А люди достаточно мнительны. И если где-то кто-то таки испытает ядерную бомбу, то они начнут винить этих бедолаг во всех своих бедах, даже если те не имеют к этому никакого отношения.

– Только не переусердствуй, – улыбнулся в усы Иосиф Виссарионович. – А то ведь догадаются. Легенду уже придумали?

– Она довольно банальная – изучение радиоактивности и ее влияние на человеческий организм. Примеры идут с ториевой зубной пастой, которая выпускается в Рейхе, и рядом других обычных, казалось бы, вещей. То есть никаких намеков на собственные разработки не будет.

– Скользкое это дело, – потискав трубку в руках, сказал Сталин. – Если верить сведениям «Альфы», то с нашими интеллигентами нужно держать ухо востро. Так что давай поступим так: по мере написания статей приноси их мне. Почитаем. Подумаем. Так. Что у нас там дальше?

– Электроника и автоматизация, – на пару секунд скосив взгляд, ответил Берия. – Результаты пока скромные. Это все упирается в то, что через «Альфу» идет очень мало сведений по этому направлению. Только полная, абсолютная убежденность в том, что это нужно и крайне важно. Ну и кое-какие теоретические сведения. Если кратко, то работы над транзисторами потихоньку продвигаются и уже есть определенные результаты, полученные в лаборатории, правда. Стержневые лампы освоили в опытном производстве и собираем из них новые радиостанции для истребителей. Вплотную занялись высокоточными РЛС, новым поколением приборов инфракрасного видения и дистанционного радиоуправления. И, в общем, по электронике пока все. С автоматизацией дела не сильно лучше. Создали рабочую группу, которая занимается разработкой и созданием мощного инженерного вычислителя на стержневых лампах. Но там пока все глухо. Куда лучше обстоят дела с упрощенным вычислителем, управляющим токарно-винторезным станком по программе, загружаемой через пачку перфокарт. Есть прототип. И он работает. Хоть и неустойчиво. Однако выточка по программе сильно повышает скорость и точность выполнения сложных токарно-винторезных работ, очень серьезно уменьшая количество брака. Через год ориентировочно начнем выпускать этот станок малой серией. Хотя уже сейчас отобрали сотню наиболее толковых рабочих с металлообработки и обучаем.

– Почему токарно-винторезный станок? Это ведь не самая сложная работа.

– Потому и выбрали его. Сразу браться в новом деле за слишком сложную задачу не решились. Да и с этим постоянные чудеса творятся. Кроме того, начались в инициативном порядке работы по управляемым, программируемым модулям для роторных конвейеров. Но там все только в самом начале пути.

– Хорошо, – кивнул Сталин. Несмотря на то что Берия откровенно плакался, говоря о том, что ничего не получается, результаты были. И очень серьезные. Особенно в свете того, что, по словам Тухачевского, первые программируемые станки на производстве[6] появились только в пятидесятых годах и в США. А тут уже идут работы. И, судя по всему, вполне успешно. – Кстати, чем там закончилась эпопея с алмазами в Якутии?

– Проверили. Все так. Огромные месторождения. Кроме того, подтвердилось еще несколько месторождений. Ради этих задач мы задействовали три полужестких дирижабля, иначе по тем буреломам мы могли бы лазить очень долго. Доставили. Персонал спрыгнул с парашютами. Потом им также на парашютах сбросили все необходимое и отбыли, не приземляясь. Площадка-то необорудованная. Хотя, конечно, три дирижабля – это очень мало. Только для нужд научных экспедиций нам ориентировочно нужно два десятка этих машин.

– Дирижабли? – слегка удивился Сталин. – По «Альфе» сверялись?

– Да. В целом подтверждает то, что текущий отход дирижаблей на глубоко третьи роли носит искусственный характер. Самолеты они заменить, конечно, не смогут. Однако у дирижаблей есть масса задач, для которых совсем не подходят аэропланы. Например, длительное патрулирование, противолодочная оборона или снабжение удаленных точек, до которых иначе не добраться.

– Но ведь для этого требуются весьма трудоемкие в возведении ангары и причальные мачты.

– По каналу «Альфа» мы смогли получить сведения о так называемых геодезических куполах, которые еще в двадцать шестом году изобрел Вальтер Бауэрсфельд. Если не гоняться за самыми большими дирижаблями, то подобный тип ангара вполне подойдет. Причем он легок и быстр в возведении. Хорошо держит сильный ветер и осадки. Высокая сейсмоустойчивость. Обшивка сотовой конструкции возможна уже готовыми многослойными панелями[7]. Причем все необходимое для строительства ангара и оборудования взлетно-посадочной площадки для дирижабля им самим туда и завозится за пару десятков заходов. Без приземления. Просто на тросах спускается. Скорость возведения ангара под дирижабль типа «Красная звезда» составляет два месяца работы бригады из десяти человек.

– А как же краны? Их тоже возить?

– Особенность геодезического купола в том, что при высоте до пятидесяти метров подъемный кран не нужен. Все можно сделать руками строителей и простой ручной лебедкой.

– Любопытно. И вы предлагаете восстанавливать и развивать это направление? Ведь еще пару лет назад было свернуто практически все производство. А завод в Долгопрудном восемь месяцев назад переоборудовали под производство учебно-тренировочных планеров для ДОСААФа. Опять все переделывать?

– Мы… – Берия слегка запнулся, – я ошибся в оценке перспектив. Недостаток сведений и восторги наших авиаконструкторов заставили пойти на поводу у излишне радикальных взглядов. Сейчас же, изучив сведения, поступившие по каналу «Альфа», я считаю дирижаблестроение одним из стратегически важных направлений в гражданской авиации. Без него для нас большая часть Сибири и Дальнего Востока просто балласт. Мы не сможем их контролировать. Кроме того, у дирижаблей много и других ниш, в которых требуется подолгу находиться в воздухе. Использование передовых материалов и технологий позволит сделать дирижабли более надежными и управляемыми, открывая перед ними новые перспективы.

– Хорошо. Что вы предлагаете?

– Сформировать рабочую группу при НИИ авиации с задачей проектирования для начала обычного сигарообразного жесткого дирижабля. В Казани начать строительство небольшого авиазавода и ряда поддерживающих предприятий. После запуска в серию этого простого аппарата начинать заниматься вопросами дискообразных дирижаблей смешанного типа. Кстати, мы нашли дополнительное применение синтетическим тканям, которые начали производить в прошлом году. Например, фабрики по выпуску газонепроницаемой нейлоновой ткани уже обеспечили нас надежным материалом для дирижаблей.

– Хм, – произнес Сталин и пыхнул трубкой. – Ладно. Действуйте. В конце концов хуже нам от этого точно не будет…

Глава 7

5 августа 1941 года. США. Вашингтон. Белый дом. Рабочий кабинет президента США

Рузвельт грустно посмотрел на Эгарда Уоллеса[8], со слегка растерянным видом зашедшего в кабинет.

– Судя по лицу, ситуация с этими странными событиями не прояснилась.

– И да и нет. Все очень запутано. – Рузвельт кивнул ему на кресло и, присев, он продолжил: – Как вам известно, руда была вывезена со складов. Когда точно это произошло, неизвестно. Но узнали мы об этом только две недели назад и совершенно случайно. Поводом послужило расследование самих случаев пропажи служащих с высокой степенью доступа. Их не нашли, но дела свели в одно расследование, так как выяснилось, что они так или иначе были связаны с атомным проектом. Это нас насторожило. В ходе проверки складов на Западном побережье, в которых хранилась урановая руда, оказалось, что ее подменили. Кто и когда – неясно, так как за пару недель до нашего приезда сгорело здание администрации со всей документацией. Опросы показали, что какое-то движение вокруг этих складов было, но с документами было все нормально.

– Вот как? – задумчиво произнес Рузвельт. – Сообщники?

– Скорее всего. Хотя все довольно чисто. Практически весь перечень лиц, вертящихся возле складов, был так или иначе связан с военнослужащими и различными спецслужбами. И ни у кого не вызвал каких-либо серьезных подозрений. Правда, преимущественно это были военные моряки. Попробовали проверять по номерам, которые кое-кто вспомнил. Так вот оказалось, что эти номера действительно реальны и на самом деле относятся к военным и специальным структурам. Беда только в том, что все автомобили с подобными номерами оказались на капитальном ремонте. Да и модели далеко не везде совпадали.

– Странно. Очень странно. Получается, что либо мы пропустили создание чьей-то сильной агентурной сети, либо…

– Заговор? Маловероятно. Хотя изоляционисты могли, пожалуй, и так поступить.

– Проклятье! Этого нам еще не хватало!

– Так вот, – постарался увести раздражение в сторону Уоллес. – Поняв, что ничего с этими личностями не выясним, мы стали искать следы руды. Тысяча двести тонн – не иголка, утаить сложно. Так что запросы ушли на все мало-мальски серьезные транспортные узлы. И, что удивительно, быстро обнаружили следы уранового концентрата… на Восточном побережье. Оказалось, что его перегрузили на корабль, идущий в составе конвоя в Великобританию. На него загрузили сразу всю партию под видом вольфрама, но по косвенным уликам можно довольно уверенно говорить о том, что это искомая партия. По крайней мере, и сроки, и маршрут движения совпадают. Да и вольфраму там взяться было не с чего. Его возят по другим маршрутам, другие люди, из других мест.

– Неожиданно!

– Именно, что неожиданно. Впрочем, судьба конвоя оказалась вполне предсказуема – он подвергся нападению германских подводных лодок, – чуть улыбнулся Уоллес.

– И наш беглец с концентратом урановой руды отправился на дно?

– Скорее всего. По крайней мере, он был единственным кораблем, который немцам получилось успешно торпедировать. Остальные благополучно удрали и добрались до портов Великобритании.

– Хм… и все концы в воду, – усмехнулся Рузвельт. – Ведь теперь мы даже не сможем проверить, была ли там на самом деле урановая руда.

– Именно так.

– Как скоро мы сможем восстановить эти запасы?

– Если все срастется с поставками из Бельгийского Конго, то за несколько месяцев. Если нет, то нам потребуется года полтора или больше. Ведь шахта в Порте Радий законсервирована, с месторождением в Колорадо все пока неясно. Нужно проводить геологическую разведку, и если нам повезет и там действительно большие залежи, как твердил наш бельгийский друг, то через год-полтора начнем разработки. Но там места тяжелые – часты вспышки чумы и прочей гадости. В общем, если нас каким-либо образом отрежут от Конго, то мы сможем начать восстанавливать запасы только через год, причем весьма скромными темпами.

– Хорошо, тогда я жду от вас подробный отчет о графиках поставок урановой руды и ориентировочные объемы потребления. И, кстати, проверьте сведения о подкалиберных, бронебойных пулях и снарядах.

Спустя три недели. Там же

– Как вы знаете, Наркомат иностранных дел Союза обратился к нам с довольно вежливым запросом. Однако в той же Италии вышло несколько статей, в которых сообщается, что мы продали немцам наши запасы урановой руды… той самой, что похитили с Западного побережья. Посол Великобритании также высказал обеспокоенность. Передал, что премьер-министр желает услышать от нас правдоподобные объяснения тому, как запасы урановой руды, переданные в наши руки с их помощью, оказались у немцев.

– Получается, что кто-то очень хорошо нажился на этой поставке, – задумчиво произнес Рузвельт. – Кому это могло быть выгодно?

– Много кому. Дела с немцами ведутся довольно активно, так что заинтересованных лиц немало. Однако наше расследование пока ничего конкретного не дало.

– Кстати, а как отреагировал Рейх?

– Никак. После того как сгорел дом адмирала Канариса вместе с владельцем, у них там переполох. Мы делали запрос по неофициальным каналам, но ничего не подтверждается и не опровергается. Полагаю, что даже если руда не у них, немцы не признаются. Им ведь выгодна такая неопределенность.

– Странно, – пожал плечами Рузвельт. – Кстати, а на основании чего русские решили, что уран наш?

– Утечки. Кроме того, ими были предоставлены остатки двух подкалиберных снарядов от германской двухдюймовой пушки с урановыми сердечниками. Как вы понимаете, это не говорит ни о чем. Тем более что вся эта затея лишена смысла. Ведь у Рейха нашими усилиями нет проблем с вольфрамом, а подкалиберные снаряды с сердечником из него делать на порядок проще и дешевле. В общем, бред какой-то. Хотя вряд ли русские нас обманывают, мы ведь им нужны для обеспечения нейтралитета Японии. Так что, полагаю, их кто-то ввел в заблуждение. Вопрос только кто. Скорее всего, англичане. Хотя и немцев с японцами я не исключаю.

– По Конго что-нибудь прояснилось? – задумчиво потер подбородок Рузвельт.

– Да. Туда, наконец, добрались наши люди. В общем, наша обеспокоенность подтвердилась. Оказалось, что после того, как были нарушены телеграфное сообщение и радиосвязь, в окрестностях рудника стали появляться вооруженные негры, которые причисляли себя к армии освобождения Конго. Вооружены они были немецким оружием – пулеметы, карабины, пистолеты-пулеметы, гранаты и прочее. Только с артиллерией и прочим тяжелым вооружением проблемы. Хотя уже сейчас объявилось с десяток батальонных минометов немецких моделей. Самое удивительное в том, что с боеприпасами, судя по всему, повстанцы проблем не испытывают.

– Получается, что они и блокировали шахту, обрезав связь?

– Все еще интереснее оказалось, – усмехнулся Уоллес. – Буквально через несколько дней после начала боевых столкновений к берегам Бельгийского Конго подошли два невзрачных сухогруза под флагом Бразилии. С ними прибыли несколько сотрудников «Юнион Миньер». Фиктивных, разумеется, которые организовали эвакуацию запасов уранового концентрата, собранного на складах компании.

– Бразилия… А при чем здесь Бразилия?

– Вы же знаете, как этот бельгиец трясся над ураном. Подобное отношение осталось в компании и после его смерти. Так вот. У немцев с бразильцами нейтралитет. Поэтому, опасаясь нападения германских подводных лодок, руководство «Юнион Миньер» решило зафрахтовать пару бразильских судов и таким образом обеспечить безопасность доставки. Все-таки пять тысяч тонн уранового концентрата – это не то, что кому-то хотелось бы потерять. Все вполне логично и стройно. За тем исключением, что нас банально опередили.

– Как я понимаю, после завершения эвакуации руды местные повстанцы окончательно перерезали сообщение шахт с портом?

– Да. Железная дорога очень серьезно разрушена. Грубо говоря, ее нужно сооружать заново. Все мосты, какие только были, взорваны. Львиная доля железнодорожного полотна демонтирована. А местами и с насыпями проблемы из-за избытка взрывчатых средств у повстанцев.

– Получается, что в ближайшее время рудники Конго нам будут недоступны. Вы уже согласовали с руководством «Юнион Миньер» военную операцию?

– Да. Но это еще не все. Дело в том, что, продолжая расследования, мы заинтересовались вообще ситуацией в атомном проекте. И оказалось, что с конца сорокового года по тем или иным причинам погибли пятьдесят семь ученых, обеспечивающих научный и административный хребет нашей атомной программе. Кроме того, произошло несколько странных пожаров и несчастных случаев в лабораториях, унесших, опять-таки по странному стечению обстоятельств, наши наработки в этой области. Иными словами, кому-то очень не хочется, чтобы мы получили атомную бомбу, и он прикладывает к этому все усилия.

– Полагаете, что это все дело рук одного игрока?

– Уверен. Тем более что после хищения наших запасов на западных складах, диверсии в Конго и прямого террора против наших ученых и их лабораторий всплыло еще несколько пренеприятных моментов, связанных с Колорадо и Порт Радий.

– Слушаю.

– В Колорадо «неожиданно» вспыхнула бубонная чума, которая выкосила уже треть персонала на шахтах и в округе. А в населенных пунктах, рядом с канадскими разработками, – совершенно не типичная для данных мест лихорадка.

– Вот как… эти заражения искусственного происхождения, я полагаю.

– Да. Причем судя по тому, что последнее место, где видели названные выше бразильские сухогрузы – это Западное побережье Южной Америки и шли они якобы в Сан-Франциско, – то это наводит на мысли. Ведь если верить нашим разведывательным данным, японцы ведут весьма интенсивную работу над биологическим оружием.

– Японцы?! – удивился Рузвельт. – Но ведь мы читаем их коды.

– Из чего следует, что это либо не японцы, либо они в курсе и используют известные нам каналы для дезинформации. Хотя, конечно, сказать точно нельзя.

– А что с кораблями?

– Последнее, что о них известно, что они подали сигнал «СОС» в паре сотен миль от побережья Мексики и пропали.

– Только «СОС»?

– Потом пошел белый шум, будто кто-то умышленно забивал эфир. Судя по всему, они «затонули». По крайней мере, имитировали именно это. Вы не находите, что это очень похоже на конвой в Великобританию?

– Полагаете, что целью было не захватить, а утопить?

– Возможно. Только неясно, зачем им было так далеко уводить корабли. В той же Атлантике пустили бы на дно, и никаких проблем. В общем, очень странно все.

Спустя неделю. Москва. Ставка

– Операция «Хищник» завершилась в целом успешно, – начинает Берия свой доклад. – Подставной корабль с урановым концентратом под видом вольфрама благополучно затонул. Мы переживали из-за того, что взрывное устройство даст сбой, но все прошло нормально. Примитивный задублированный часовой замедлитель оказался вполне надежным решением. Урановый концентрат с западных складов мы уже полностью вывезли в Петропавловск-Камчатский на двух субмаринах, которые мы частично переоборудовали для транспортных нужд. Пришлось сделать семь рейсов, но все прошло достаточно спокойно. Парочку «южан» встретили в Беринговом проливе и теперь со всей аккуратностью ведем через льды двумя ледоколами. По срокам сложно сказать, но примерно через пару месяцев они должны прибыть в Диксон, куда из Архангельска двигаются сменщики.

– Отлично! – воодушевленно воскликнул Тухачевский, в то время как Сталин лишь улыбнулся в усы. – Шесть тысяч двести тонн уранового концентрата! Кстати, никаких источников в Белом доме у нас нет? Я полагаю, у них там сейчас паника.

– К сожалению, нет, – покачал головой Берия. – Но определенную суету мы и так отследили. Идут многочисленные консультации с англичанами. Обе стороны хватились опять-таки погибших и похищенных ученых. В общем, они серьезно взялись разгребать тот клубок проблем, что мы им создали. Впрочем, им на это потребуется время, а успех маловероятен, так как мы хорошо подчистили следы.

Глава 8

25 августа 1941 года. Москва. Болотная набережная

Ольга сидела на лавочке и смотрела на медленно плывущие облака. Этот совершенно сумасбродный роман с советским маршалом вначале казался ей веселым приключением. Чем-то остреньким и необычным. А потом втянулась. Особенно из-за необычности характера своего нового мужа, который пришелся ей по душе. Хотя, признаться, она думала, что не пройдет и пары месяцев, как они рассорятся или начнут скандалить. Однако же…

Художественная кинолента «Спартак», в которой она успела уже сняться даже беременной, дескать, вынашивает ребенка лидера восстания, монтировалась, а ей надлежало отдыхать. По крайней мере, муж был в этом непреклонен. Даже более того, она видела, как Михаил искренне переживал за нее и их общего ребенка, ведь сниматься в положении непросто.

– Дорогая, – услышала она знакомый баритон и почувствовала, как крепкие руки нежно обнимают ее плечи. – Я вижу, ты на своем излюбленном месте. И как обычно задумчивая. Тебя что-то тревожит?

– Я боюсь…

– Чего же? Тебе кто-то угрожал?

– Нет, что ты! Конечно, нет. Просто я пыталась понять, что же с нами будет дальше, и ничего хорошего в голову не приходит.

– Тебя беспокоит война? Но ведь пока все хорошо. Да, есть потери, но мы контролируем ситуацию, а через год все будет окончательно решено.

– С Германией, – она тяжело вздохнула. – Как мне ее жаль. Группа каких-то никчемных фанатиков со своими бредовыми идеями. Признаться, тогда, в двадцатые, никто и не мог даже подумать о том, что эти клоуны станут во главе государства. Но стали…

– Они и не смогли бы занять лидирующие позиции, если бы не деньги наших заклятых друзей.

– Из Америки?

– В том числе, – усмехнулся Тухачевский. – Ты, наверное, хорошо помнишь тот ужас, который устроили фанатики в России сначала в пятом, а потом в семнадцатом и далее годах. Везде, где ступает их нога, остаются только кровь, боль и страдания. И самое неприятное то, что этим идейным деньги поступали примерно из тех же источников, что и нацистам.

– Но зачем?

– Чтобы добиться мировой гегемонии. Ведь сейчас на нашей многострадальной планете идет увлекательная феодальная распря, из которой сможет выйти только один победитель, которому достанется вся власть и вся слава объединителя планеты. А любые революционеры и бунтовщики приводят только к одному – ослаблению конкурентов. И всегда приводили, а потому с удовольствием поддерживались иностранными «доброжелателями».

– Глупости какие… – покачала она головой. – Неужели из-за глупых амбиций миллионы людей должны умирать?

– Миллиарды, – поправил ее Тухачевский. – Это не первая и не последняя война. И еще много землян сложат головы в борьбе за единение.

– Но зачем?! Неужели нельзя жить в мире и возделывать свой огород? Или каждый второй мнит себя Александром Македонским, на деле являясь тщедушным Раскольниковым?

– Такова природа человека, – лишь пожал плечами маршал. – Понимаешь, пока человечество возится на своей планете, оно не выходит за стадию эмбриона. Мы вылупимся из этой икринки, только когда начнем осваивать новые планеты и системы. До тех пор мы вынуждены терпеть сражения за какой-то маразм вроде идеи избранной расы или всеобщего равенства.

– А что плохого во всеобщем равенстве? – насторожилась Ольга.

– Только то, что оно невозможно. Физически. Одна девушка родилась умной, другая красивой, третья и красивой, и умной, а у четвертой беда – и смотреть не на что, и в голове ветер гуляет. Думаешь, они равны? Формально да. Но по факту – нет. Ни разу. Мы все рождаемся разными. И с этим ничего сделать нельзя. А если еще к этому добавить социальные различия, родителей-то не выбирают, и просто обстоятельства жизненного пути, то разброс получается очень серьезный. – Тухачевский хмыкнул. – Почему, как ты думаешь, одним математика дается легко, а другие страдают, бесплодно стараясь ее освоить?

– Прилежание? Собранность?

– Без них, а также без труда, безусловно, ничего не получится, – согласился Тухачевский. – Только упорство, воля и труд позволяют таланту раскрываться. Но это все же не главное. Даже если человек будет трудиться, не разгибаясь, то все равно сможет прыгнуть не выше своей головы… своих природных способностей. Кухарка может хорошо руководить государством, безусловно, но только если у нее есть необходимый талант к этому и набор необходимых знаний, умений и навыков. А если всего этого нет, то что получается? Ничего хорошего. И представь – некоторые странные люди говорят о том, что все люди равны. Каким образом? Вот, например, я. Разве могу претендовать на то, чтобы быть равным тебе в вынашивании нашего ребенка? Ни при каких обстоятельствах! Это просто исключено просто потому, что я физиологически не то что выносить, даже забеременеть не могу. – Ольга улыбнулась, а он нагнулся и нежно поцеловал ее в шею. – Мое чудо…

– Ты весьма убедителен, – она еще сильнее заулыбалась. – Но тогда что? Получается, что национальная идея не подходит потому, что для ее продвижения нужно либо залить всю планету кровью, вырезая иные народы, либо сидеть по своим углам. А концепция всеобщего равенства ошибочна. Честно говоря, я смущена твоими словами. Ведь… – начала она предложение и осеклась, покосившись на мужа.

– Да, именно так. Именно по этой причине я, поняв все, в конце тридцать пятого приступил к попытке свернуть с падшего пути мою страну. Родину, – произнес Тухачевский и замолчал, так как на него нахлынули сплошной волной воспоминания прожитых лет… вплоть до того странного разговора на даче в конце девяносто третьего. Чувство боли и душевных терзаний, сомнений, практически ощутимой боли, от которой щемило в груди. А ведь тогда ему хотелось попробовать еще раз спасти идею коммунизма… Потребовались смерть и перерождение, чтобы понять, насколько это было наивно и бессмысленно.

– Такая убежденность… – произнесла Ольга после практически минутной паузы. – Иногда мне кажется, что ты знаешь все, что будет наперед. Или почти все.

– Отчасти. Это не так сложно. Наши враги достаточно предсказуемы.

– Наши враги… – медленно произнесла жена. – Как звучит-то… страшно. Хотя, вероятно, ты прав. Враги… Они ведь не отступят. Сейчас, слушая сводки Совинформбюро, я прекрасно понимаю, что Германия проиграла эту войну, если никто не вмешается и не поможет ей. Но что дальше? Наши народы уже ослабли от борьбы. Погибло множество молодых парней. И потрачено просто ужасное количество ресурсов на смертоубийство…

– И девушек, – поправил ее Тухачевский.

– Девушек?

– Да. В РККА служит много девушек. С тридцать девятого года мы стали набирать добровольцев и среди слабого пола на самые разные должности. Например, сейчас у нас три пехотных батальона, полностью укомплектованных девушками и молодыми женщинами. Да что уж там… двадцать процентов личного состава ударных частей – женского пола. Преимущественно тыловое обеспечение, но все-таки.

– Хм… – задумчиво произнесла Ольга. – Но все равно. Вы… Мы победим, – поправилась она. – А что потом? Ведь Советский Союз настолько усилится, что сможет претендовать на гегемонию в Европе. Неужели Великобритания и США это потерпят?

– Нет, конечно, но это будет уже совсем другая война. Холодная.

– Холодная? – удивилась Ольга. – А это как?

– Это когда иезуиты и демагоги обеих сторон пытаются задурить голову широким массам населения противника. И тот побеждает, чьим словам больше будет веры вне зависимости от того, истинны они или нет. А в таких играх всегда проигрывает тот, кто цепляется за правду. Она его ограничивает. Те же, кому она не нужна, совершенно свободны в маневрах и средствах. «Если джентльмен не может выиграть по правилам, то джентльмен меняет правила».

– Интересно. Но за что же мы будем стоять в такой странной игре?

– К сожалению, это решать не мне. Конечно, я приложил все усилия к тому, чтобы Советский Союз максимально быстро стал дрейфовать от абсурдного и вздорного радикализма ультралевых взглядов к весьма умеренному социализму, граничащему с центризмом, но ситуация все еще достаточно сложная. Особенно в связи с тем, что власть коммунистической партии чрезвычайно сильна, что не есть хорошо. Один раз она уже привела нашу страну к трагедии… – задумчиво произнес он и осекся.

– Ты имеешь в виду эту войну? – снова повернулась к нему жена и взглянула прищуренным взглядом на его странную растерянность. – Полагаешь, что вина на ней лежит?

– Да-да, именно так, – попытался схватиться за соломинку Тухачевский, но глаза Ольги вдруг стали ледяными.

– Не лги мне!

– Что? – переспросил Тухачевский. – В чем я тебе лгу?

– Когда коммунисты уже довели Россию до трагедии? Что ты имел в виду под этой фразой. – После чего развернулась и уставилась на него в упор. Суровая и безумно красивая. Строгие, правильные черты лица. Бездонные глаза, полные холодной, сдерживаемой ярости…

– Дорогая, тебе нельзя нервничать. Пойдем лучше домой.

– Там нас слушают, – отрезала она. – Я давно заметила что-то неладное за тобой. И ты уже не раз говоришь такие фразы, от которых у меня ступор наступает. Я не могу так… Миш. Пойми. Мне кажется, что ты меня постоянно обманываешь.

– Оль, – серьезно сказал он, – есть вещи, которые знать чрезвычайно опасно. Да, кое-что я тебе недоговариваю, но это по долгу работы. И больше того, даже тех намеков, что я уже сделал, достаточно, чтобы меня расстреляли. Случайных, хочу заметить, намеков. Ты хочешь моей смерти? А заодно и своей, и нашего будущего дитя?

– Все так серьезно? – озабоченно и уже беззлобно спросила она.

– Более чем. Нас просто придушат, а потом скажут, что умерли от инфаркта или еще от чего, а то, что странная полоса на шее, то мелочи. Бывает. И если вопрошающие намека не поймут, то их дорога в страну вечной охоты будет очень близкой к той, по которой проведут нас.

– Зачем же ты тогда нас так подставляешь? – Нахмурила бровки Ольга.

– Я таю рядом с тобой, – он улыбнулся.

– Тает он, – проворчала Ольга, вставая с лавочки. А потом, когда он снова обнял ее, улыбнулась. – Извини. Честно. Мне жутко любопытно, но я постараюсь держать себя в руках.

Глава 9

29 августа 1941 года. Германия. Бункер фюрера

– Итак, приступим, – кивнул Гитлер всем присутствующим.

– На текущий момент наши войска закрепились на позициях вдоль линии обороны русских, мой фюрер, – начал доклад Кейтель. – Они устали и истощены. Им нужен отдых. Впрочем, противник тоже не предпринимает никаких активных действий в силу своей малочисленности. Разве что продолжает удерживать превосходство в воздухе и время от времени наносит удары по транспортным узлам.

– Это я уже от вас слышал, – с легким раздражением произнес фюрер. – Что вы предлагаете?

– Начать накапливать войска для летней кампании, – произнес Кейтель и обвел всех присутствующих испытующим взглядом. – Эта кампания, по всей видимости, не принесла нам успеха в силу ошибок, наделанных покойным адмиралом.

– Ошибок ли? – спросил Йодль.

– Ошибок, – с нажимом повторил Кейтель. – Подозревать покойного нам не с руки. Да и делу этим не поможешь.

– Не отвлекайтесь, генерал, – прервал назревающую перепалку Гитлер.

– Итак. Нам нужно подготовиться к летней кампании следующего года. Англичане нам несильно досаждают, поэтому мы можем часть сил перебросить на Восточный фронт, оставив во Франции десяток полков.

– Но это ведь оголит побережье!

– У нас просто нет иной возможности быстро сосредоточить войска на востоке. Обученные войска. И если с солдатами еще куда ни шло – их можно подготовить относительно быстро, то с офицерами проблема, как и со специалистами. С этими вообще беда. Охота на ремонтные и обслуживающие подразделения на Восточном фронте, которую поначалу всерьез не восприняли из-за некомпетентности Гальдера, принесла русским очень значительное преимущество. В строю у нас около десяти процентов от списочного состава автомобилей, мотоциклов и прочего. Причем львиная доля этих транспортных средств не уничтожена, а повреждена или сломана. Но ремонтировать некому. Солдаты и унтеры шарахаются от перспективы службы в частях обеспечения как от огня, называя их смертниками и самоубийцами.

– Что с танками?

– То же самое, – ответил Гудериан, не дожидаясь Кейтеля. – Мы практически лишились ремонтно-восстановительных частей. Кроме того, разгром тылового обеспечения привел к тому, что у нас не только серьезные проблемы с личным составом, способным осуществить ремонт, но и с запчастями и горючим. Эти чертовы диверсанты всех уже основательно достали. Даже попытки возить по ночам не помогли, только усугубив потери.

– Получается, – с раздражением произнес Гитлер, – что если мы начнем сосредотачивать войска заранее, то это не только станет известно русским, но и приведет к определенным потерям. Ведь нам придется углубиться на пятьдесят – сто километров на территорию, оборудованную для ведения подобных боевых действий. – Наступила небольшая пауза. – Честно говоря, я не понимаю, почему этих диверсантов пока еще не выловили!

– Мы ловим, – ответил новый начальник Абвера Йодль, – и уже смогли ликвидировать несколько банд. Но ускорить этот процесс вряд ли получится. Ведь каждый отряд противника приходится не только выслеживать, но и пытаться обложить так, чтобы они не ускользнули.

– Поэтому, – подхватив невольно поданную идею Йодля, продолжил Кейтель, – нам нужно сосредотачивать войска на разумном удалении от границ. Подальше от тактической авиации русских и их вездесущих диверсантов. В генерал-губернаторстве, например.

– Итак, господа, – тихо произнес Гитлер, мрачневший с каждой минутой обсуждения, – вы все считаете, что кампания этого года завершена? Между тем ни одна, – с каждым словом он повышал голос и теперь уже кричал, вскочив с места, – вы слышите, ни одна из задач этого года не выполнена! Я не говорю уже ни о достижении линии Архангельск – Астрахань, ни даже о взятии хотя бы таких центров, как Ленинград, Минск, Киев. Сейчас мы по-прежнему стоим, упершись лбом в линию Сталина. Откуда вы собираетесь начинать новую кампанию? С ее форсирования?! Так я вам скажу, чем это закончится! Наш доблестный Вермахт, конечно же, взломает ее, но заплатит за это слишком высокую цену! Не забывайте, что здесь русские готовились годами, залив тысячи тонн бетона, а до следующего лета дополнят свои старые укрепрайоны несколькими полевыми линиями обороны. На ее преодоление мы потратим все резервы и не сможем сразу развернуть дальнейшее наступление… нам будет нечем! А промедление, как вы уже видели, приведет к тому, что русские опять успеют возвести линию обороны, которую вновь придется взламывать. И так до бесконечности! Вместо стремительного натиска на восток мы раз за разом будем получать новые Верден и Сомму!

Яростно выкрикнув эту тираду в лица опешивших генералов, Гитлер устало сел и уставился невидящим взглядом в стену. В помещении установилась гнетущая тишина, которую не решался нарушить никто из присутствующих. Казалось, находись здесь муха, то и она прервала бы свое жужжание. Помолчав минуту, фюрер продолжил спокойным голосом:

– Господа, я не говорил этого раньше, не желая отвлекать вас от текущих дел, но существуют обстоятельства, заставляющие нас торопиться. Покойный адмирал, конечно, сильно оплошал в предварительной оценке сил русских, но в конце концов он сумел раскрыть их главный секрет. Этим летом, столкнувшись с новой техникой русских, все мы не могли понять, как расово неполноценные славяне смогли опередить лучших в мире германских инженеров? А между тем правда состоит в том, что они сумели раньше нас найти наследие предков. Спокойнее, господа, – взмахом руки он прервал начавшийся недоуменный шепот. – К сожалению, информация получена из разных источников и перепроверена уже после смерти адмирала. Это доказанный факт, а не чьи-то измышления. Увы, им уже удалось освоить часть этого наследства и создать образцы техники, намного опережающей наши возможности. Так что время работает против Рейха. Именно поэтому я был вынужден пойти на непопулярные меры, так огорчившие немецкий народ[9]. Более того, обстоятельства вынуждают меня сделать дальнейшие шаги в этом направлении. В течение сентября все предприятия Рейха должны быть переведены на круглосуточный режим работы. Кроме этого, – Гитлер опять начал распаляться, – я объявляю о создании фольксштурма, куда будут записаны все мужчины в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, кроме рабочих, занятых на военных заводах! Каждый представитель германской расы должен внести свой вклад в общую победу! Вы слышите?! Каждый! Я заявлял и готов повторить это много раз: сейчас для нас любой мальчишка с винтовкой в руках полезнее, чем тысяча мудрецов!

Прокричавшись и вновь сбросив накопившееся напряжение, Гитлер продолжил спокойнее:

– Я приказываю немедленно начать подготовку к новому наступлению. Поскольку сил недостаточно для активных действий по всему фронту, главной целью назначаю Киев. Мы должны не только занять этот город, но и закрепиться на левом берегу Днепра, создав хотя бы несколько стратегических плацдармов. Кейтель, для формирования ударной группировки привлеките все резервы. Берите людей и технику откуда угодно, но создайте ударный кулак, способный не только проломить укрепления русских, но и занять Киев. На подготовку наступления вам отводится не более пяти недель.

– Мой фюрер, – вскинулся Кейтель. – Вы ставите невыполнимую задачу.

– Что?! – снова начал заводиться Гитлер.

– А потому я прошу принять мою отставку, – слегка звенящим голосом произнес начальник ОКХ. – Пять недель – это совершенно невозможный срок. Особенно в свете того, какова ситуация в армии и фронтовых тылах. И дело не в людях, которые просто устали день за днем атаковать русских. Дело в том, что у нас сильно потрепано тыловое хозяйство. А любое наступление без наведения порядка в тылах обречено. Особенно если будет прорвана линия обороны и придется наступать. У нас практически нет автотранспорта на ходу и водителей. Да, теоретически мы сможем мобилизовать часть техники в Европе, но ее ведь нужно доставить в войска, а железные дороги перегружены. Хочу вам напомнить: из-за серии диверсий их пропускная способность снизилась до тридцати процентов. Мы физически никак не сможем выполнить подготовку к наступлению в указанные вами сроки. И если вы настаиваете, то я прошу принять мою отставку, ибо браться за невыполнимую задачу и подводить вас я не имею права.