Цена Сердца бесплатное чтение
Глава 1
Колокольный звон старой церкви на скалистом берегу возвещал о любви и гармонии – где-то вдалеке создавалась новая семья.
1
– София, просыпайся! Пора открывать магазин!
– Уже иду, бабушка… Пять минут, пожалуйста.
Она медленно села в постели. За окном серое утро тёрлось о стекло, как кот, просящий впустить. Ночь была бессонной: София не могла перестать думать о том, что сегодня – последний день подачи документов в университет искусств.
Она хотела туда с тех пор, как научилась держать кисть. Сегодня всё должно было измениться.
Сонная, с нетвёрдой рукой, она закалывала волосы и водила карандашом по векам. Потом серьги. Пальто. Шарф. Спустившись вниз, она обнаружила на столе остывший тост и такое же холодное кофе.
Сделав глоток, вышла в улицу. Каменные дома по обеим сторонам хранили молчание.
Магазин находился внизу по склону, на углу. Бабушка уже хлопотала внутри, ставя на витрину разные изделия ручной работы.
Бабушка Софии очень умело делала, разные вещи из дерева, глины, камня и разных драгоценных и не очень камней.
– София, ты долго. Я уже почти всё сделала. Быстрее сходи в подсобку, достань табличку «Открыто».
– Прости Бабушка. Я… просто волнуюсь. Ты знаешь, какой сегодня день.
Бабушка кивнула и немного с прищуром посмотрела на внучку.
– Да, и выглядишь ты соответственно. Как будто сама себя всю ночь рисовала.
– Я немного не выспалась, но полна энергии. Очень хочу скорее начать учёбу.
– Тебе некуда спешить. Ты всегда можешь работать со мной, моя дорогая.
– Бабушка, мы же это уже обсуждали. Моя душа… она хочет другого.
– Душа её нуждается… Ну-ну.
– Ну перестань. Лучше скажи, куда поставить вот эти украшения?
Остаток утра София и её бабушка провели в хлопотах по магазину.
У Софии всё валилось из рук. В мыслях она уже была не здесь – а на выставке известных художников. На стенах висели её картины: яркие пейзажи в тяжёлых рамах. В зале – люди в элегантных нарядах, с бокалами шампанского, обсуждающие её работу. Она почти слышала их голоса.
Но мечта резко оборвалась. Зазвенело стекло – резкое, хрупкое, реальное. София вздрогнула: её рука задела вазу. Та, стоявшая у самой витрины, теперь лежала на полу – разбитая, на маленькие кусочки, которые уже нельзя было собрать.
– София! Как же так? Что ты делаешь?!
– Бабушка… прости, пожалуйста. Я просто… замечталась. Я не хотела.
– Ты хоть понимаешь, сколько эта ваза для меня значила? – голос бабушки дрожал. – Её сделал твой отец. Он…
София застыла. В уголках глаз бабушки появились едва заметные слёзы.
– Бабушка… Отец….
Бабушка встала, вытерла слёзы – почти незаметные.
– София, ты виновата. Убери это и уходи.
– Но, бабушка…
– Никаких «но». Начинай.
София убиралась в тишине. Ни она, ни бабушка не произнесли ни слова.
Она осторожно собирала труд – подарок своего погибшего отца. Смотря на осколки вазы, чувствовала только пустоту.
София почти ничего о нём не знала – не помнила. После ужасной аварии в раннем детстве она ударилась головой и потеряла все воспоминания. Три месяца комы, и тишина.
Первое, что она увидела, придя в себя, – картина. На ней была девушка с букетом алых тюльпанов. Белоснежная кожа. Идеальная улыбка. Глаза – голубые, как океан. Они не смотрели в лицо, они смотрели прямо в душу.
На следующий день Софию не отпускала мысль: повторить эту красоту. Изобразить её на холсте – своими руками.
Дни за днями она пробовала. Но как бы ни старалась – не могла даже приблизиться к её сиянию.
С тех пор она знала: будет рисовать. Всю жизнь. Не ради совершенства – ради чувства.
София выдохнула. Поднялась.
– Бабушка, я ушла…
В ответ – только тишина.
Щелчок двери.
И всё – тревога, вина, осколки памяти – остались за ней. За этой дверью.
А впереди – узкая, яркая улица, залитая светом.
София шла легко, с огоньком в глазах.
Она верила: когда-нибудь её картины подарят миру ту самую красоту. Или хотя бы ее отблеск. Стены университета стояли неприступно – словно колоссы, которых невозможно сдвинуть с места. Но, несмотря на грозный вид, здесь кипела красота и жизнь. Студенты и сотрудники, словно единая радуга из множества оттенков, наполняли пространство. Кто-то рисовал, кто-то нес мольберт по узкой мощёной дорожке, отовсюду доносилась музыка и пение на любой вкус.
София стояла и наслаждалась каждой частицей своего тела, пропитываясь этой атмосферой.
– Привет! Я Дениз, а как тебя зовут, принцесса? Эй, эээй?
Эти слова вывели Софию из мечтательного транса. Перед ней стоял молодой человек – темноволосый, с карими глазами и густой ухоженной бородой, улыбающийся во весь рот. Такой искренний, подумала София.
– Ты новенькая?
София снова пришла в себя.
– А? Нет, нет, пока нет, я пришла подать документы…
Она смотрела в его тёмные глаза и не видела в них дна.
– Вот оно как! Значит, ты загородила собой проход, потому что изучала университет…
– Ой, прошу прощения, я немного ушла в свои мысли.
Дениз расхохотался во весь голос – казалось, весь университет его услышал.
– Не беспокойся, это нормально. Все, кто впервые здесь, встают в ступор – такая уж здесь атмосфера… Пойдем, я тебя проведу, чтобы ты снова где-нибудь не застыла, принцесса, а то у тебя осталось мало времени.
Взяв Софию за руку, он повёл её по большому разноцветному коридору.
Здание внутри оказалось совсем не таким, каким казалось снаружи.
Оно было как из сказки: стены покрывали рисунки, повсюду стояли скульптуры, а там, где не хватало картин, были написаны ноты или обрывки рассказов.
– Дениз, слушай, а почему здесь…
– Так красочно? – перебил он с улыбкой. – В университете студентам разрешено творить где угодно. Они рисуют на стенах, партах, даже на окнах. Полная свобода самовыражения. Преподаватели это не ограничивают, хотя определённые правила всё же есть. Директор расскажет. Кстати, мы уже пришли.
Дверь в кабинет резко отличалась от остального здания – большая, строгая, идеально чистая. Казалось, это единственное место, которое ещё не поддалось хаосу вдохновения.
Немое напоминание о внешнем мире.
– Ладно, я побежал, у меня пара. Увидимся, принцесса!
Он подмигнул и скрылся в коридоре писательского факультета.
– Ладно, София, ты справишься…
Она робко постучала в дверь.
Тишина.
София постучала ещё раз, чуть громче.
Снова – ничего.
И вдруг…
Дверь приоткрылась сама, будто приглашая войти.
София замерла, но отступать было нельзя.
Она уже здесь. Мечта – совсем рядом.
Она вошла в кабинет.
– Мисс Эльсьен. Проходите. Присаживайтесь.
Внутри было мрачно.
Картины, завешанные простынями, тяжёлые кожаные кресла, стол из тёмного дерева, чёрные шторы, не пропускающие даже намёка на солнечный свет.
Воздух был странно сухим, будто комнату давно никто не проветривал.
– Простите, – начала София тихо. – Я хотела бы подать документы в ваш университет.
– Документы, говорите…
Голос доносился из кресла, повернутого спинкой к ней. Он звучал… ни мужским, ни женским. Словно говорил кто-то без возраста, без лица.
Человек-загадка, – подумала София.
– Послушайте, мисс Эльсьен, – сказал голос. – Меня не интересуют ваши документы. Покажите, на что вы способны. Тогда мы решим, достойны ли вы учиться здесь.
– Простите… Что вы имеете в виду?
Последовал долгий, тяжёлый вздох.
– На какой факультет вы подаёте?
– Художественный.
– Тогда нарисуйте. Покажите мне, каким вы видите это место. Мольберт – в углу. Холст уже установлен. Краски и кисти – там же.
У вас 15 минут.
София застыла. Это было слишком.
Обычно ей требовались часы: чтобы собраться с мыслями, придумать образ, почувствовать нужный штрих.
Она не рисовала быстро. Она рисовала точно.
– Простите… Но я не могу написать картину за 15 минут. Это невозможно.
– Милая моя, – голос не изменился ни на полтона. – В этом мире нет ничего невозможного. Если вы не способны – давайте не тратить друг другу время.
– У вас осталось десять минут… – голос, безэмоциональный и отстранённый, прозвучал откуда-то из темноты.
София молча подошла к мольберту и кистям.
– Что же нарисовать? «Как вы видите это место?» – прозвучала мысль. Или, может, это была подсказка.
Она взяла кисть, окунула её в чёрную краску и начала заполнять холст безграничной темнотой этого места. Когда холст полностью погрузился в мрак, София аккуратно нанесла белую краску в самой нижней части – словно свет, пробивающийся издалека, с последней силой заявляющий: «Я здесь. Я не ушёл. Я борюсь».
– Я закончила. Посмотрите? – София с надеждой посмотрела на строгое кресло, которое по-прежнему было повернуто к ней спиной.
– Не нужно показывать, – раздался голос. – Расскажите, почему вы нарисовали именно это?
– Потому что свет проникает даже в такую тёмную комнату, как эта.
– Достаточно интересный ответ… Мисс Эльсьен, оставьте свои документы на столе – вы приняты. Форму получите на дизайнерском факультете.
Сердце Софии будто остановилось от неожиданности, глаза наполнились слезами, ноги ослабли, и она упала.
– Простите, простите, я просто так рада! Спасибо вам, спасибо! Вы не пожалеете!
– Милая моя, не нужно так волноваться. Вообще, прошу выслушать три главных правила данного университета.
– Да-да, всё, что угодно!
У Софии перехватило дыхание.
– Правило первое: самовыражение и творчество разрешены везде, кроме моего кабинета, а также кабинета на третьем этаже. Опережая твой глупый вопрос, ты сразу поймёшь, когда увидишь его, что это именно тот кабинет.
– Правило второе: уважение – закон университета. Нарушение порядка и невыполнение заданий будут строго наказываться.
– Правило третье:любовь – вне этих стен. Университет Эллиж – место, где чувства могут стать помехой для творчества.
За несоблюдение каждого из правил следуют выговоры. Два выговора – и тебя исключат.
– У каждого человека должен быть второй шанс – вот для чего даны эти два выговора, – подумала про себя София.
– Да-да, я всё поняла, могу ли я идти?
– Да, можешь. Занятия на твоём факультете начнутся после выходных, так что ждём тебя на следующей неделе.
– Да, я обязательно буду, спасибо вам!
София уже хотела уходить, развернувшись, почти открыла дверь, как вдруг раздался голос:
– Подождите, мисс Эльсьен!
Душа Софии словно выпала из тела, она чуть не упала в обморок.
– Д-д-да?
– Добро пожаловать в Университет Эллиж!
– Ещё раз спасибо! – София поклонилась и чуть ли не выбежала из кабинета.
Ну человек одновременно страшный и талантливый, – думала про себя София. – Интересно, как он выглядит? За весь разговор он ни разу не повернулся… Или это все таки она, София так и не поняла?
Это место было одновременно странным и захватывающим. «Бабушка обрадуется, – думала София, – не дождусь, когда смогу ей всё рассказать. Я так рада, что стала на шаг ближе к своей мечте».
София шла по коридору в сторону дизайнерского факультета, разговаривая сама с собой. После трёх кругов, которые она сделала по университету, увлекшись своими мыслями, она наконец остановилась у двери факультета.
Открыв дверь, перед ней предстала картина работы: повсюду стояли манекены и бюсты, увешанные разными тканями и одеждами, иголки, скрепки и нитки были разбросаны вокруг, а в тишине тихо работала швейная машинка где-то в конце аудитории.
– Есть здесь кто-нибудь? Отзовитесь! – прокричала София.
– Есть! – раздался голос. – К чему такой крик?
Из-за кучки ткани выглянула голова девушки.
– Не могла бы ты мне помочь? Я уже третий час выбраться не могу…
– Конечно, – ответила София и побежала к ней, но тут же запнулась и упала в такую же кучу тканей.
– Похоже, мы здесь надолго, – усмехнулась девушка.
Спустя полчаса им обеим удалось выбраться из тканевых «зыбучих песков».
– Как тебя зовут? – спросила Девушка.
– Я София, а ты?
– Элаи я, студентка по обмену. Скажи, что ты тут делаешь?
– Меня отправили сюда получить форму.
Элаи внимательно посмотрела Софии прямо в глаза, задержав взгляд на несколько секунд. Затем раздался её крик – она начала бегать по кабинету, выкрикивая:
– Мне конец! Старшая меня убьёт!
София с недоумением смотрела на эту сцену.
– Подожди, подожди, Элаи, успокойся и объясни, что случилось? – слова Софии словно отскакивали от стены, Элаи не слушала, продолжая бегать и кричать.
Немного успокоившись, Элаи снова посмотрела на Софию, в её глазах блестели слёзы.
– Ты должна мне помочь! – голос её звучал срывающимся, словно вот-вот она заплачет.
– Я? Ладно, но сначала успокойся и расскажи, с чем именно?
– Времени совсем нет. Мне завтра нужно отдать старшей платье для вступительной речи! А я понятия не имею, какие цвета ему подойдут!
Элаи подошла к манекену, накрытому тканью, и резко сдернула её. Перед Софией предстало изумительное платье – казалось, его могла бы носить сама английская императрица. Платье было невероятно роскошным, и София не могла отвести от него глаз. Но тут она заметила главное – платье было полностью серым, будто все цвета из него исчезли.
– София… Ты меня слышишь?
– А? Что? Да, да, повтори, пожалуйста.
– Я говорю о том, что мне нужно добавить цвета этому платью, но я не знаю, что подойдёт для такого события. Каждое платье, каждый элемент одежды в этом кабинете – особенный, понимаешь? Пожалуйста, помоги мне.
Чем я могу тебе помочь? Я же новенькая и совсем не разбираюсь в моде…
– Разбираться не нужно, – настаивала Элаи. – Просто подскажи цвета. Я видела краску на твоих руках – значит, ты поступила на художественный, а значит, в палитре цветов разбираешься. Ну, пожалуйста!
– Я даже не знаю… не уверена, что подхожу для выбора цветов для такого важного события…
– Если ты мне не поможешь, я не отдам твою форму! – глаза Элаи мгновенно сменили жалобный взгляд на взгляд убийцы, она сверкала на Софию, нахмурив густые чёрные брови. – Но так не честно! Ты не можешь не отдать мне форму, это важно!
– А ещё как могу, не помоги – и сама увидишь! – холодно ответила Элаи.
София остолбенела. Обучение ещё не началось, а она уже попала в неприятности.
– Каждый раз, когда случается что-то хорошее, обязательно случается и что-то плохое. Каждый раз, – думала София.
– Хорошо, я подберу цвета, – вздохнула она. – Но сначала расскажи мне, какие цвета нравятся твоей старшей и кто вообще эта старшая? А ещё нужна информация о цветах академии.
– Ты не знаешь? – удивилась Элаи, а затем громко расхохоталась. – Точно, ты же новенькая, совсем забыла…
– Значит, слушай… – Элаи поправила торчащий локон и, сев на край стола, принялась объяснять.
Она рассказала Софии, что в Университете Эллиж есть восемь факультетов. Четыре – творческого направления: Художественный, Писательский, Дизайнерский и Музыкальный. И четыре – академические: Юридический, Архитектурный, Экономический и Спортивный.
На каждом факультете есть два старших студента – парень и девушка, за исключением Архитектурного, где оба старших – парни. Старшими становятся те, кто набрал наибольшее количество баллов по основной дисциплине, а также зарекомендовал себя перед преподавателями и самим директором.
– Кстати, никто не знает, кто такой директор, – понизив голос, добавила Элаи. – Ни как он выглядит, ни даже какого он пола. Его никогда никто не видел.
София удивлённо вскинула брови.
– А цвета академии – красный, зелёный и синий, – продолжила Элаи, как будто ничего странного не сказала.
– А что насчёт старшей на твоём факультете? – осторожно спросила София.
– Эмилия. Она… ну, сама увидишь. Её любимый цвет – голубой коралл. Ни в коем случае не перепутай с розовым. Она этого терпеть не может.
– Так вот как всё устроено в университете… – София никак не могла прийти в себя от удивления и предвкушения. Мысль о том, что совсем скоро она станет частью этого странного, красивого мира, будоражила её изнутри.
– Скажи, а кабинет на третьем этаже…
София не успела договорить – Элаи молниеносно закрыла ей рот ладонью.
– Тссс… – прошептала она. – Студентам нельзя говорить о нём. Даже упоминание – уже повод для выговора. Все стараются обходить его стороной. И даже не смотреть в ту сторону.
Она говорила шёпотом, почти не дыша.
София искренне не понимала, что может быть такого в обычном кабинете. Что, если просто сказать о нём – и уже последствия? Но решила не спорить. Она отложила эту мысль в дальний угол сознания. Сейчас важнее было сосредоточиться – выбрать цвета для платья.
София стояла перед манекеном, словно перед загадкой. Платье – серое, безжизненное – смотрело на неё в упор, будто ждало, когда она вдохнёт в него душу.
Она провела пальцами по складкам ткани, почувствовала холодную тяжесть шелка. Это платье было величественным, но в нём не было дыхания. Ни одной эмоции. Ни одного акцента, за который можно было бы зацепиться взглядом.
София подошла к столу, на котором лежали выкраски тканей и ленты. Голубые, бирюзовые, розоватые, глубокие винные, дымчатые. Она осторожно взяла один раз образец, потом другой, подносила их к свету и смотрела, как меняется их характер. Некоторые казались слишком громкими, другие – слишком тусклыми. Её рука тянулась к привычным тёплым оттенкам, но что-то внутри подсказывало – нет, не сейчас. Не об этом речь.
Она снова искала этот живой цвет – не слишком яркий, не слишком очевидный. Цвет, который говорит без слов. Она провела кистью по бумажному эскизу, отступила на шаг, посмотрела, склонила голову набок. Что-то всё ещё было не так…
И вдруг – как будто само собой – взгляд остановился на мягком голубом с коралловым отливом. Он был тонкий, почти прозрачный, и в то же время – уверенный. София сдержанно улыбнулась. В нём было что-то нежное и вместе с тем стойкое, как тихая радость, которую не каждый заметит.
Она добавила этот цвет к нижней части юбки, вплела его в отделку плеч, затем – чуть-чуть – в шнуровку на спине. И платье ожило. Оно стало не просто нарядом, а историей.
– Цена сердца, – подумала София. – В этом и есть сила цвета. Он не кричит. Он просто чувствует.
Она аккуратно убрала лишние ткани со стола и посмотрела на результат. В глазах появился тот самый огонёк, что всегда загорался, когда она приближалась к ответу. Ещё немного, и она бы обняла платье.
Но вместо этого просто выдохнула и тихо сказала:
– Элаи, я закончила. Посмотри.
Но Элаи не ответила. София обернулась – и увидела, как та тихо спит, развалившись на парте в самом конце кабинета. Бросив взгляд на часы, София резко выдохнула: было уже поздно. Она снова потеряла счёт времени, как часто случалось, когда она работала.
Она подбежала к девушке и попыталась её разбудить.
– Элаи… Элаи, вставай! Просыпайся!
– Ещё пару минут… ещё чуть-чуть…
София запаниковала. Её голос становился всё громче, уже почти переходя на крик. Минут через пять и множество тщетных уговоров Элаи наконец пошевелилась, медленно открыла глаза, сонно сощурилась и оглядела кабинет. Её взгляд скользнул по Софии – будто она не сразу узнала её, не сразу поняла, где находится. Но затем…
Она увидела платье.
Платье, наполненное цветом мысли, дыханием души. Оно словно дышало само – и позволяло дышать всему, что его окружало. Элаи замерла.
– О господи, София… У тебя талант! Это просто… это… – её голос дрогнул. – Я ожидала чего угодно, но не этого. Это выходит за все рамки. Оно как будто живое.
Она подошла ближе, провела пальцами по ткани, будто не веря, что оно действительно существует.
– Вот как правильно подобранный цвет может оживить одежду… Это гениально. Просто гениально.
София стояла в тишине. Сердце грохотало в груди, в голове перепутались мысли, по телу пробежали мурашки. Она никогда ещё не слышала такой похвалы. Тем более – от чужого человека. Неужели… правда понравилось?
Эти слова взмыли её вверх… но вернули на землю часы. Было уже очень поздно, и ей срочно нужно было возвращаться домой.
– Элаи, спасибо тебе огромное, правда. Но мне пора. Пожалуйста, отдай форму, и я побегу.
Элаи, всё ещё не отводя взгляда от платья, обернулась:
– Какую форму? Ты забыла, что это университет искусств? Здесь свобода творчества ценится выше всего.
– Что? Какую форму? – София нахмурилась. – Меня директор сам отправил за ней.
– Ты не заметила, что на мне никакой формы нет?
И правда. Только сейчас София поняла, что на Элаи – белая свободная футболка, чёрный топик под ней и мешковатые черешневые шорты до колена.
– А почему…?
– Директор каждый год отправляет новеньких “за формой”. Мы до сих пор не знаем, зачем. Видимо, у него такое чувство юмора…
– Но странно, что никто на входе не замечает, что здесь все ходят как хотят…
Элаи хмыкнула, чуть пожала плечами и направилась наводить порядок в кабинете.
София стояла у порога, держа сумку в одной руке. Обернувшись она увидела, что Элаи всё ещё разглядывала платье, что теперь будто светилось в полумраке кабинета, дышало и жило своей жизнью. Казалось, даже стены смотрят на него с удивлением.
Но сердце Софии било тревогу – она посмотрела на часы и побледнела.
– О нет… – прошептала она.
Ночь давно вступила в свои права. София с шумом захлопнула дверь, и звук эхом отразился в пустом коридоре. Университет, шумный и яркий днём, теперь казался чужим – длинные тени, редкие шаги, тишина, от которой закладывало уши. Каблуки стучали всё громче, чем быстрее она шла.
Она бежала, почти не замечая поворотов. Все мысли спутались. То, как Элаи смотрела на платье. То, как внутри что-то щёлкнуло – не в голове, глубже.
Она успела. Вышла на улицу, запыхавшаяся, с пылающими щеками.
Ночной город встретил её прохладой и оранжевыми пятнами фонарей. Автобус уже уехал, но София почти не злилась. В груди всё ещё вибрировало странное чувство – будто она впервые за долгое время сделала что-то по-настоящему важное.
"Цена сердца", – вдруг подумала она.
И пошла домой, прижимая к груди невидимую палитру.
София медленно шла домой, в голове всё ещё крутились мысли о бабушке. Волновалась ли она за неё? Сердце сжималось при воспоминании о вчерашнем дне – она знала, как бабушка до сих пор горюет. Ошибка, которую она сделала, казалась ужасной, но София пыталась найти утешение: все ошибки можно простить, особенно когда двое – единственное, что есть друг у друга.
Её шаги становились всё быстрее, мысли путались, а воздух вокруг казался тяжелее. Она обдумывала, как попросить прощения за поздний приход и за разбитую вазу. Тёплый свет фонарей отражался на мокрой брусчатке, создавая длинные тени, а прохладный вечерний ветер играл с краями её лёгкой куртки.
Внезапно София оказалась прямо в центре широкой дороги, словно на мгновение остановилась и не заметила, как её ноги сами шагнули на мостовую. Светящиеся буквы вывески «Сладкие мгновения» манили с другой стороны улицы, обещая тепло и радость – словно приглашая забыть о тревогах.
Но в этот же момент её внимание резко пронзил нарастающий гул двигателя. Звук становился всё громче, яркие фары быстро приближались, освещая мокрую дорогу прямо перед ней. Сердце забилось с бешеной скоростью, дыхание перехватило – опасность была рядом, почти касалась её.
София остолбенела, словно время замедлилось, а звуки стали приглушёнными. Она стояла на середине дороги – уязвимая, одинокая, и уже понимала, что бежать нужно было гораздо раньше.
Глава 2
2
Открывая глаза, я снова вижу тот же белый потолок, над которым лениво скользят солнечные лучи, пробиваясь сквозь чёрные занавески.
– Как же надоел этот пейзаж… – эта фраза стала моим утренним ритуалом.
Шторы я не открываю. Комната продолжает тонуть в полумраке.
Душ, умывание, укладка волос – движения на автомате. Смотрю в зеркало и вижу там лишь тень человека, которому когда-то было что-то интересно. Сейчас же – ничего. Ни одно чувство не шевелит душу.
Одевшись, спускаюсь вниз. На столе – готовый, давно остывший завтрак. Сажусь и, почти не жуя, механически забрасываю в себя еду.
– Элиот! Ты спустился?
Это мама. Женщина не от мира сего. Построила блестящую карьеру юриста, а после развода с отцом запретила ему приближаться ко мне и к ней. Домашними делами она никогда не занималась – этим всегда ведал Стендфорт, наш дворецкий. Раньше он был для меня лучшим другом, но с годами я отдалился от него… просто перестал находить в нём интерес.
– Элиот!..
– Да, мам, я уже за столом!
Мама вошла на кухню. Явно спешила. Осмотрела меня и тяжело вздохнула.
– Ну что же ты такой мрачный? Улыбнись, посмотри, какое прекрасное утро!
Она рывком распахнула шторы, и в комнату ворвался яркий свет, ослепив меня.
– Мама, зачем ты это делаешь? Знаешь же, я не люблю, когда так светло! И ты напомню тоже!
Она приподняла бровь, слегка усмехнувшись:
– Сынок, все когда-то меняется. Привыкай, теперь в этом доме будет куда больше света.
В этот момент Стендфорт принёс графин апельсинового сока, молча поставил его на стол, поклонился и ушёл заниматься своими делами.
– Мама, что-то случилось? Ты сегодня какая-то… необычно энергичная. Всё хорошо?
– Всё отлично. Только вечером не опаздывай домой – у нас будут гости. Ой, я уже опаздываю, хорошего дня!
– Постой… какие гости?
Но она уже выбежала за дверь.
Гости? У нас? В нашем доме их не было никогда. С чего бы ей вдруг звать кого-то?
Ладно, не важно. Мне тоже пора – сегодня день подготовки к новому учебному году в университете.
Я взял пальто, небрежно брошенное на спинку стула.
– Стендфорт, я ушёл! – крикнул я на ходу.
На улице было немного ветрено, и я машинально поднял воротник. Проходя мимо окон, заметил своё отражение и вдруг понял, что выгляжу как какой-то робот… или придурок. Опустил воротник.
– Пусть дует. Ничего страшного.
Спустившись в гараж, я завёл машину. Она досталась мне от отца – он берёг её много лет, и теперь я ездил на ней. Для своего возраста машина была в хорошем состоянии, разве что пару раз приходилось перебирать двигатель. Но с этим я справился быстро.
Выехав из гаража, направился к университету. Ехал в полной тишине – без радио, без музыки. Всё вокруг казалось серым. Эта серость раздражала. Каждый день одинаковый. Словно жизнь потеряла краски… даже белизна, которая когда-то освещала, теперь ослепляла.
– Не знаю, что же это со мной… – пробормотал я.
У университета я припарковался и сразу заметил, как ко мне бежит Дениз – мой друг с факультета писательства.
– Элиот! Ты приехал… и почти не опоздал! – радостно выкрикнул он.
– Время только десять. Всё начнётся в одиннадцать, у нас ещё целый час, – я поморщился. – Не раздувай из мухи слона.
– Тем более! – Дениз ухватил меня за плечо. – Пойдём, кофе выпьем. Ты выглядишь так, будто тебя всю ночь держали в подвале и пытали скукой.
Я вздохнул, но спорить не стал. Мы двинулись в сторону ближайшей кофейни, что располагалась прямо напротив университета. Утренняя прохлада и запах свежесваренного кофе, доносившийся из приоткрытой двери, слегка разбавили моё серое настроение.
Внутри было тихо. Несколько студентов сидели с ноутбуками, кто-то читал, кто-то что-то оживлённо обсуждал. Мы заняли столик у окна.
– Так, – Дениз откинулся на спинку стула, пока бариста принимала заказ, – рассказывай, что с тобой. Ты в последнее время стал таким… неживым. Даже твой унылый свитер стал ещё унылее.
– Очень смешно, – фыркнул я. – Просто всё одно и то же. Проснулся, поел, поехал… день за днём.
– Ага, вот оно что, – он хитро прищурился. – Тебе нужен катализатор. Взрыв. Интрига. Что-то, что выдернет тебя из твоей пещеры летучей мыши.
– Спасибо, но я прекрасно живу и без «взрывов».
– Это пока ты так думаешь, – сказал он, и в его голосе было что-то предсказательное.
Бариста принесла нам кофе. Дениз, вместо того чтобы сразу отпить, подался вперёд и улыбнулся девушке так, что я понял – сейчас начнётся.
– Знаете, – сказал он, глядя на неё с тем самым наглым прищуром, – вы только что спасли мне жизнь. Без вашего кофе я бы умер прямо на пороге.
Девушка рассмеялась, качнула головой и пошла к стойке, а Дениз довольно уселся, делая первый глоток.
– Видишь, Эл, – сказал он, – жизнь ярче, когда ты перестаёшь прятаться от солнца.
Я лишь покачал головой, делая глоток своего кофе.
Кофе оказался безвкусным.
Ни аромата, ни тепла, ни той бодрящей горечи, ради которой вообще приходишь в кофейню. Всё казалось одинаковым – будто мир перестал пахнуть и иметь вкус.
Пока Дениз что-то оживлённо рассказывал, размахивая руками, я погружался в свои мысли всё глубже.
Зачем мне всё это? Эта бесконечная серость. Смогу ли я когда-то выбраться из неё? Или так и останусь жить в этом полумраке, просто существуя? И если да… то ради чего?
– Эл? Элиот! – голос Дениза прорезал мои мысли.
Я моргнул, глубоко вдохнул:
– Да?
– Ты вообще меня слушаешь? Нам уже пора! Мы же старшие – должны подавать пример. Пойдём.
Я посмотрел на часы – без двадцати.
Молча встал, небрежно скинул со спинки стула пальто и вышел вперёд, пока Дениз расплачивался за кофе.
Через пару минут он догнал меня, сияя как победитель:
– Представляешь? Я взял номер у бариста! – он поднял телефон, будто это был трофей.
Я лишь покачал головой, а он продолжал шагать рядом, явно уже строя в голове целый романтический сценарий.
Мы вышли из кафе, и Дениз шёл, словно у него в кармане был выигрышный билет.
Он всё ещё ухмылялся, глядя на бумажный стаканчик, будто в нём скрывалось что-то ценнее кофе.
Поворот, ещё шаг – и старые стены университета показались впереди, обвитые плющом, с шумной толпой студентов у входа.
В стороне от них, почти на самом краю этого движения, стояла девушка.
Она смотрела вперёд так, словно пыталась разглядеть что-то за пределами нашего мира.
Будто всё происходящее вокруг не имело к ней никакого отношения.
Я не понял как, но мой взгляд зацепился за неё и отказывался уходить в сторону.
Всё вокруг будто размывалось, пока я рассматривал этот отрешённый, но в то же время живой взгляд.
Резкий крик Дениза вырвал меня из этого странного оцепенения.
Я моргнул и уже видел, как он несётся к той девушке, размахивая руками и что-то весело выкрикивая.
– Дениз! – окликнул я его.
Но мои слова растворились в шуме толпы, даже не достигнув его.
Вздохнув, я развернулся и направился к факультету.
Сегодня мне нужно было раздать студентам задания по подготовке праздника в честь приёма новичков.
Я шёл по университетскому двору, но всё ещё ощущал на себе тень её взгляда.
Что-то в ней цепляло, оставляя странное, непрошеное чувство…
Я уже поймал себя на том, что начинаю прокручивать в голове её образ, пытаясь представить, о чём она думала в тот момент.
– Чёрт… – тихо выдохнул я, словно обрубая собственные мысли.
Не хватало ещё размышлять о какой-то незнакомке, когда у меня целая гора дел.
Сделав глубокий вдох, я собрался с мыслями и ускорил шаг.
Через пару минут, пройдя по широкому коридору факультета, я вошёл в аудиторию, где уже собрались несколько студентов, шумно обсуждавших что-то между собой.
Сегодня им предстояло услышать список заданий к празднику, и мне хотелось, чтобы всё прошло чётко и без лишней суеты.
Аудитория факультета архитектуры гудела, как строительная площадка в миниатюре.
Кто-то раскладывал чертежи на длинных столах, кто-то уже обложился рулонами ватмана и коробками с карандашами, а у окна двое спорили так яростно, будто защищали диплом прямо сейчас.
– Так, тише! – я поставил папку с планами на стол.
Шум схлынул, но не полностью – остался лёгкий гул, как после удара по металлической балке.
– Напоминаю, – сказал я, обводя взглядом зал, – церемония приёма новых студентов уже в понедельник, то есть у нас всего пара дней. Нам нужно оформить главный холл, закончить макет сцены и проверить все декоративные конструкции.
По залу прокатился смешок, когда я добавил:
– И, пожалуйста, без повторения прошлогоднего инцидента с колоннами, которые рухнули за полчаса до открытия.
Я быстро распределил задания:
– Группа декораций – встречаемся сегодня в шесть, проверяете материалы и согласовываете палитру с дизайнерами.
– Макетчики – до завтра у меня на столе должна лежать финальная версия сцены.
– Ответственные за освещение – тест в воскресенье вечером, без переносов.
Лица ребят стали серьёзнее, кто-то уже что-то записывал, а кто-то рылся в стопках бумаги в поисках нужных эскизов.
Я на секунду задержал взгляд на окне… и почему-то снова вспомнил ту девушку у ворот.
Её неподвижный силуэт, взгляд, устремлённый куда-то сквозь мир.
Чёрт. Я резко обрубил эту мысль, вернувшись к списку задач.
– Всё, за работу, – подвёл я итог. – В понедельник мы должны показать, что архитекторы – это не только чертежи, но и идеальная организация.
Шум снова заполнил аудиторию, но теперь он был другим – рабочим, собранным. Я взял со стола карандаш, развернул один из чертежей и присоединился к общей подготовке.
Мне нужно было закончить чертежи главного входа и фасада к празднику. Работы оставалось меньше – я начал ещё месяц назад, – но отдыхать было некогда. Всё должно быть выверено до миллиметра.
Карандаш уверенно скользил по бумаге, линии ложились чётко, мазок – ещё мазок, и уже становилось ясно, где будут стоять колонны, фонари и цветочные композиции.
Я уже собирался перейти к фасаду, когда в мастерской раздался громкий голос:
– Эй, Элиот! Я вернулся!
Я медленно поднял голову и хмуро посмотрел на Дениза, недвусмысленно давая понять, что он чертовски опоздал.
– Дениз, ты опоздал почти на два часа. Объясни, где ты пропадал?
– Слушай, там такая история! Помнишь ту девушку, которая стояла у входа, будто летала в облаках? Кажется, я влюбился!
– Да-да, как ещё в тысячу девушек до неё.
– Нет, Эл… от неё исходит такое тёплое чувство, я не могу перестать о ней думать.
– И зовут её как? Ты хоть спросил?
– София. Представляешь, какое прекрасное имя?
София… и правда красивое имя. Стоп. Не время. Не место. У нас гора работы.
– Так, Дениз… – я обернулся, но он уже исчез.
Конечно. Он ушёл помогать команде макетчиков. Неудивительно, ведь почти все там – девушки.
– Эх, Дениз, Дениз… потонешь – и меня за собой утянешь.
– Господин Элиот! Господин Элиот! – раздался звонкий голос.
Я обернулся. Ко мне шла светловолосая девушка с папкой под мышкой. Камилла. Со второго курса. С первого дня обучения она пыталась привлечь моё внимание, таскаясь за мной почти на все факультетские мероприятия.
– Да, Камилла?
– Не могли бы вы… помочь мне с моими эскизами?
Да, никаких проблем. Показывай, что там у тебя? – я взял у Камиллы папку.
Её наброски были… мягко говоря, неаккуратные. Линии плясали, пропорции сбивались, перспектива будто забыта. Я сел рядом и стал исправлять ошибки. Мазок – ещё мазок.
София. Какая же она была красивая. Не серая. Живая. Интересно, чем она увлекается? Что заставляет её смеяться?
Стоп. Снова думаю о какой-то незнакомке. Что со мной не так?
Я выдохнул, отбрасывая эти мысли, и только тогда заметил, что Камилла буквально нависла надо мной, положив руки мне на плечи, чуть ли не обнимая. Её лицо было так близко, что я видел, как дрожат её ресницы.
– Так… кхм, – я мягко убрал её руки со своей шеи и чуть отодвинулся. – Я закончил. Тебе осталось исправить только здесь и здесь, как я показывал.
– Огромное вам спасибо, господин Элиот! – она метнулась обнять меня, но я сделал шаг в сторону.
Не люблю, когда ко мне так липнут.
Я взглянул на часы – почти уже шесть.. Пора проверить материалы у группы декораций. Банкетный зал находился на другом конце университета, так что медлить нельзя.
Я нашёл Дениза и хлопнул его по плечу:
– Дениз, пойдём. Нам нужно проверить материалы для декораций.
– Эл, я не могу, – он расплылся в довольной улыбке. – Мне нужно проверить работу этих прекрасных дам.
Он перевёл взгляд на девушек за соседним столом. Те в ответ захихикали. Смех Дениза слился с их смехом, как будто они уже давно нашли общий язык.
– Ну и бог с тобой, – буркнул я и направился к выходу.
Банкетный зал встретил меня гулом голосов и запахом свежей краски.
Повсюду что-то шевелилось, двигалось, кто-то тащил коробки, кто-то стучал молотком по деревянным конструкциям. Возле сцены двое студентов спорили так громко, что их, наверное, было слышно даже в ректорате.
Вдоль длинных столов, предназначенных для гостей, лежали ещё неразвернутые скатерти. Пара девчонок пыталась накинуть одну из них, но ткань упрямо сползала, и они в итоге начали смеяться, пытаясь друг другу помочь.
– Осторожнее с этими гирляндами! – крикнул я в сторону группы у окна. – Это же не канат для буксировки!
В углу кто-то пролил ведро с золотой краской, и теперь три человека в панике спасали рулон декораций от того, чтобы он полностью не превратился в блестящий ком. Запах растворителя бил в нос.
Я прошёл к дальнему столу, где хранились коробки с материалами, и начал проверять список: ткань для драпировок, деревянные панели, рамки для постеров, набор инструментов. Пара позиций всё ещё отсутствовала – значит, завтра придётся догонять поставщиков.
Суета вокруг была почти заразительной, но я поймал себя на том, что мысленно возвращаюсь к утреннему моменту у университета… к той самой девушке.
София.
Нет. Не сейчас.
Я выдохнул, заставляя себя сосредоточиться на работе. Если мы хотим, чтобы церемония прошла без единой накладки, мне придётся держать всё под контролем.
Так, слушайте все, – сказал я громче, перекрывая общий гул, – у нас меньше двух дней до церемонии, поэтому перестаньте бегать, как перепуганные куры, и начнём работать с головой.
Несколько студентов обернулись, кто-то даже замер с гирляндой в руках.
– Группа у сцены, – я указал рукой, – добавьте ещё одну стойку слева, иначе конструкция будет заваливаться. И проверьте крепления, они должны держать, а не болтаться, как уши спаниеля.
– Вы, с тканью, – повернулся к девушкам, которые всё ещё возились со скатертью, – возьмите зажимы из коробки у окна, и закрепите углы, чтобы она не скользила.
Кто-то робко поднял руку:
– Господин Элиот, а цвет драпировки у входа? Он не совпадает с центральной композицией.
– Знаю, – кивнул я. – Снимите и замените на изумрудный. И быстро.
Пара студентов бросилась выполнять.
Я подошёл к списку на планшете и отметил пару новых задач.
– Группа по освещению, когда закончим с гирляндами – проверяете весь верхний ряд прожекторов. Если хоть один не загорится, то будете висеть под потолком до утра.
Возле декораций для фотозоны я увидел, что золотая краска уже успела попасть на часть задника.
– Кто это сделал? – я нахмурился.
В ответ – молчание и виноватые взгляды.
– Ладно, без допросов, берите растворитель и аккуратно уберите. И давайте впредь без сюрпризов.
В зале снова зашумели – но теперь в этом шуме было больше организованности. Люди метались, но уже с конкретными задачами.
Я сделал шаг назад, наблюдая, как каждая мелочь постепенно обретает своё место. Всё ещё не идеально, но, по крайней мере, хаос начал превращаться в порядок.
Я подозвал к себе ответственных из всех команд, коротко раздал новые поручения. Они, без лишних вопросов, кивнули и разошлись по своим секциям, словно муравьи, несущие нужные куски к общей постройке.
Бросив взгляд на часы, я понял – почти семь. Пора было спешить домой.
Сегодня… какой-то приём. Мама упомянула об этом утром, но объяснять не стала.
Какой ещё приём? Мама… что же ты на этот раз придумала?
– Ладно, всем до завтра, – я громко перекрыл гул зала, – не перетруждайтесь и будьте аккуратны.
– До свидания, господин Элиот! – хором, почти в унисон, откликнулись со всех сторон.
И кто вообще пустил в народ это "господин"? – мысленно вздохнул я, выходя за дверь.
На улице уже опустился мягкий вечерний свет. Солнце теряло краски, и мир вокруг постепенно погружался в свою привычную для меня гамму – серую.
Я сел в машину, запустил двигатель и на мгновение задержал взгляд на горизонте.
Если бы кто-то спросил меня, каким я вижу цвет своей души… я бы ответил без раздумий: серый.
Ворота особняка закрылись за моей машиной с тихим щелчком. Дом был тихим… на первый взгляд. Лёгкий гул голосов доносился из гостиной, перемежаясь со звоном посуды.
В холле меня встретила мама – элегантная, с идеальной укладкой и тем выражением лица, которое я знал с детства: она что-то задумала.
– Элиот, милый, ты наконец-то дома! – она подошла и взяла меня под руку. – Пойдём, гости уже заждались.
– Какие гости? – спросил я, хотя ответ уже был не нужен.
– Небольшой ужин, ничего особенного, – её голос стал чуть мягче, но глаза выдавали азарт.
В гостиной за столом сидели всего четыре человека. Двое из них – знакомые соседи, которых я видел не раз. А вот третий мужчина, лет сорока, в безупречном костюме, поднялся, чтобы поздороваться.
– Элиот, – мама улыбнулась слишком широко, – познакомься, это Александр… он… хороший друг семьи.
Я встретился с его взглядом. Вежливо кивнул. И уже тогда понял: ничего хорошего в этом ужине для меня не будет.
Я снял с себя пальто и небрежно бросил его на спинку стула. Сел за стол, чувствуя, как под взглядом Александра воздух будто становится плотнее. Мама опустилась напротив, он – чуть в стороне, но достаточно близко, чтобы я ощущал его присутствие.
– Ну, Элиот, как прошёл день? – первым нарушил тишину Александр. Его голос был ровным, даже мягким, но я уже чувствовал подвох.
– Рабоче, – коротко бросил я, берясь за бокал воды.
– В университете, наверное, сейчас горячая пора? – он слегка наклонился вперёд, будто ждал, что я начну рассказывать.
– Есть такое, – я пожал плечами. – Праздник скоро. Много подготовки.
Мама улыбалась, перекладывая салат в тарелки, словно пыталась сгладить всё вокруг.
– Александр архитектору всегда рад, – сказала она, – у него ведь тоже бизнес связан со строительством.
– Не совсем строительством, – поправил он, не отрывая от меня взгляда. – Скорее, с проектированием частных домов.
Я кивнул, но промолчал. Каждый раз, когда он задерживал на мне взгляд, внутри поднималось лёгкое раздражение, смешанное с недоумением – чего он от меня хочет?
– Интересно, – наконец сказал я, – но мы работаем с другим масштабом.
Он чуть улыбнулся, как будто моя холодность его не задевала.
– Ну, всё же мы в одной сфере, – продолжал он. – Может, как-нибудь покажешь свои работы?
Я поставил вилку на тарелку чуть громче, чем следовало.
– У меня нет привычки обсуждать проекты за ужином.
В комнате повисла короткая пауза. Мама кашлянула и быстро перевела разговор на погоду, но я всё ещё чувствовал на себе его взгляд.
Я опустил взгляд в тарелку, в комнате повисло вязкое молчание. Ложки тихо звенели о фарфор, но разговор не клеился. Александр всё так же спокойно ел, иногда бросая на меня короткие, изучающие взгляды.
Мама сидела с прямой спиной, будто собираясь с духом. Я чувствовал, как в воздухе растёт напряжение, но не торопился его разрезать.
– Элиот… – наконец сказала она, отложив приборы. Её голос был чуть дрожащим, но в нём слышалась твёрдость. – Мы с Александром… решили пожениться.
Слова повисли в воздухе, будто кто-то уронил тяжёлый камень в воду и замер, ожидая, когда пойдут круги.
Я поднял глаза. Она смотрела прямо на меня, а он – чуть в сторону, но уголком рта всё-таки выдал лёгкое, самодовольное выражение.
В груди что-то сжалось. Хотелось спросить «Сколько вы знакомы?», «Ты уверена?», но язык будто прилип к нёбу. Я просто продолжал смотреть на неё, а внутри нарастал холод, как от внезапного зимнего ветра.
Молчание снова вернулось за стол, только теперь оно было другим – острым, почти режущим.
Я чувствовал, как каждое слово за столом будто капля за каплей разъедает мне нервы. Соседи продолжали перешёптываться о «новой прекрасной паре», мама смущённо, но счастливо улыбалась, а Александр сидел с тем самым самодовольным выражением, от которого меня начинало тошнить.
Он вдруг повернулся ко мне и, словно нарочно подбирая момент, произнёс:
– Что ты думаешь об этом, Элиот? Ты рад за нас?
Я поднял на него взгляд. Несколько секунд просто смотрел, пытаясь подобрать хоть какое-то приличное слово… и не нашёл. В груди закипало, в висках стучало.
– Рад? – повторил я, чуть усмехнувшись, но без намёка на веселье. – Да, просто безумно счастлив. Разве не видно?
Мама нахмурилась, но я уже не дал ей ничего сказать. Встал из-за стола, отодвинул стул с таким скрежетом, что в комнате повисла тишина, и бросил:
– Наслаждайтесь ужином.
Через секунду я уже был в коридоре, накинул какой-то старый плащ который в попыхах подобрал где-то на пути, вышел из дома и захлопнул за собой дверь. Воздух снаружи показался ледяным, но внутри меня всё пылало. Я сел в машину, завёл двигатель и, не глядя в зеркало заднего вида, выехал прочь.
Я ехал в машине, и холодный ветер, врывающийся через приоткрытое окно, будто пытался остудить меня, но внутри всё равно кипело. Руки крепко сжимали руль, пальцы побелели, а мысли, как разбушевавшаяся река, неслись одна за другой.
Мама, зачем? Нас двоих было достаточно. Когда ты успела познакомиться с ним?
Каждая мысль звучала как обвинение. Жениться… не глупи. Тебе это не нужно. Никогда не было нужно.
И Александр… что-то в нём сразу вызвало отторжение. Его слишком ровная улыбка, слишком уверенные, будто отрепетированные движения. Он сидел за столом, словно уже чувствовал себя хозяином, и это бесило. Он что-то замышляет… я это чувствую. Такие люди всегда приходят не с пустыми руками, но и не с чистыми намерениями
Я чувствовал, как злость и недоумение переплетаются в груди, мешая дышать. Фары встречных машин слепили глаза, но я почти не замечал дороги – ехал на автопилоте, уносясь всё дальше от дома, который внезапно перестал быть домом.
Я ехал вперёд, не сбавляя скорость, глядя на пустую полосу перед собой. Дом оставался где-то за спиной, но я и не думал о возвращении – сейчас это казалось ненужным.
Мысли текли как мутная река, и вдруг среди них появилась она. Та утренняя девушка..
Откуда? Почему? Я вспомнил, как она стояла в стороне, словно не отсюда, с тем отстранённым, но притягивающим взглядом.
Интересно, о чём она мечтает?
Я резко оборвал эту мысль, будто перерезал тонкую нить. Не время. Не место.
Телефон завибрировал на пассажирском сиденье, рингтон пронзил тишину. Мама.
Я бросил взгляд на экран, раздражённо вздохнул и потянулся, чтобы отключить вызов.
В тот момент, когда я выпрямился и вернул взгляд на дорогу, сердце ухнуло вниз – прямо перед машиной, словно из ниоткуда, выскочила девушка. Длинные волосы разметало ветром, руки подняты, глаза широко раскрыты.
Я резко ударил по тормозам. Скрип шин, дрожь в руле, и тишина.