Основание. От самых начал до эпохи Тюдоров бесплатное чтение

Peter Ackroyd

THE HISTORY OF ENGLAND

Volume I. Foundation

Впервые опубликовано в 2012 году Macmillan, импринт Pan Macmillan, подразделение Macmillan Publishers International Limited

КоЛибри^®

* * *

Эта книга начинается со времени строительства Стоунхенджа и заканчивается закатом династии Плантагенетов и восшествием на престол Генриха VII Тюдора. Впечатляет исследование роли обычаев, традиций и непредвиденных обстоятельств в формировании истории Англии. Автор отвергает точку зрения на английскую историю описываемого периода как на сознательное движение вперед, например к появлению парламента. Он допускает сохранение преемственности после Нормандского завоевания, подчеркивая поддержание образа жизни коренного населения и, к примеру, их родного языка, который, пусть даже и три столетия спустя, при Чосере, заменил французский язык завоевателей в качестве языка общественной жизни и правящей элиты. Пока бушевали сражения за корону, шли Столетняя война и Война Алой и Белой розы, крестьяне продолжали обрабатывать землю, пить эль и время от времени подниматься на господ с вилами и факелами. Чрезвычайная эрудиция автора поражает.
Booklist

Автор истолковывает одни мифы, развенчивает другие и словно возвращает английских королей к жизни… Приводятся одновременно и положительные, и отрицательные черты каждого правителя, причем не упускаются очаровательные мелочи, такие как появление носовых платков. Настоящая история Англии — это неразрывная связь множества деталей.
Kirkus Reviews

Захватывающая и отличающаяся новизной история отдаленного прошлого Англии, имеющая отношение к национальной памяти и «чувству места». Автор мастерски обобщает результаты исследований многих ученых, представляя также и собственные изыскания. В первых главах, посвященных временам до Вильгельма Завоевателя, блестяще описываются находки современных археологов, углубившие наше понимание того, как жили древние бритты и как изменили нацию различные миграции и завоевания.
New York Times Book Review

Потрясающе! История Англии от расселения племенных групп и формирования региональных различий до римского владычества и саксонских вторжений с их долгосрочными последствиями… Не только рассказ о жизни английских монархов и описание войн, но и анализ обычаев, традиций, материальной культуры и наследия, актуального по сей день. Даже если вы эрудит в английской истории, многое будет для вас в новинку.
Sunday Express

1
Воспетые в камне

Когда в круг Стоунхенджа был поставлен первый камень-валун, земля, которую мы называем Англией, уже была очень давно заселена. Неподалеку от деревни Хэпписбург в Норфолке недавно было найдено семьдесят восемь кремневых предметов, возраст которых оценивается приблизительно в 900 000 лет. Так началась долгая история этой земли.

Воспользовавшись преимуществами теплого межледникового периода, продолжавшегося много тысяч лет, из южной части Европы прибыли по крайней мере девять отдельных, непохожих друг на друга волн поселенцев. Они не оставили никакого следа в истории, только камни и кости как свидетельства своих успехов и поражений. У стены пещеры на полуострове Гауэр был обнаружен скелет человека, пролежавший там 29 000 лет. Его кости были покрыты тонким налетом красного цвета, предположительно либо их присыпали красной охрой, либо похоронные одеяния были очень густо прокрашены. На ногах у него были туфли. Вокруг него лежали различные похоронные подношения, в том числе костяные браслеты и раковины с пробитыми дырочками. Головы не было, а само тело было погребено с черепом мамонта.

Мужчина был молод, возможно не старше двадцати одного года, но в те далекие времена все мужчины и женщины не доживали до старости. Он явно был кем-то вроде главы клана или вождя племени. На заре человечества уже существовала социальная иерархия со своими обозначениями ранга или статуса. Пещеру, где был похоронен неизвестный мужчина, посещали многие последующие поколения, но мы так и не знаем, какие тайны она хранила. Народ, к которому принадлежал покойный, исчез с лица земли.

Выжила только последняя волна прибывших в Англию. Эти люди появились там примерно 15 000 лет назад и расселились на разных территориях, включая места, известные нам как Ноттингемшир, Норфолк и Девон. На известняковом потолке пещеры в Ноттингемшире 13 000 лет назад были вырезаны фигурки птиц и зверей; среди них были рогач и медведь, олень и бизон.

Поколения приходили и уходили, но в жизни людей, насколько мы можем судить, не менялось ничего или почти ничего. Они не сдавались. Они выживали. Мы не знаем, на каком языке они говорили. О том, как и кому они молились, мы тоже не имеем понятия. Но они не были безъязыкими. Их интеллектуальные возможности были так же велики — или так же малы, — как наши собственные. Они смеялись, плакали и молились. Кто же они? Прародители англичан, прямые предки многих из тех, кто и сейчас принадлежит к этому народу. Существует аутентичная и мощная генетическая структура, связывающая живущих с давно ушедшими. В 1995 году два палеонтолога доказали, что образец генетического материала, взятый из тела мужчины, захороненного в пещерах ущелья Чеддер 9000 лет назад, во многом совпадает с образцами, взятыми у нынешних жителей этой территории. У них всех был общий предок по материнской линии. Значит, есть преемственность. Те древние люди выстояли. Англичане изначально не были «англосаксами» или «кельтами»; они были доисторическим островным народом.

Изучение доисторической эпохи невозможно без изучения географии. Когда поселенцы прибыли в Англию 15 000 лет назад, Северное море было великой равниной с озерами и лесами. Теперь она находится под водой, вместе с невидимыми свидетельствами прошлого. И все же частично мы можем воссоздать утраченное. Дубовые леса, трясины, покрытые камышом, и просторные луга. Мир был теплым и влажным. Его населяли благородные олени и полевки, но им приходилось делить территорию со слонами и макаками. Там же в поисках добычи бродили группы людей, по двадцать пять или более человек каждая. Они убивали животных стрелами с кремневыми наконечниками и использовали обработанные оленьи рога как топоры; они носили деревянные копья. Мы не знаем, как именно была организована их жизнь, но обнаруженные в стороне от основных поселений «места разделки добычи», где производились инструменты и готовилась пища, предполагают некоторую степень социального управления.

Мы и сейчас можем увидеть, как эти люди словно проходят перед нами. На песчаных дюнах Формби, на северо-западном побережье Англии есть полоса длиной 9,75 метра, полная отпечатков человеческих следов. Среди них много детских отпечатков. Мужчины имели рост примерно 1,55 метра, женщины были сантиметров на двадцать ниже. Они искали креветок и острые ракушки. Такие же отпечатки находили и в других частях Англии, в частности на береговой полосе в устье реки Северн; они постепенно стирались там, где 7000 лет назад сухая земля становилась болотом. Теперь они исчезли, смытые приливом.

Это отпечатки ног так называемых людей мезолита. Термин «мезолит», как и смежные «палеолит» и «неолит», достаточно размыт, но удобен в использовании. Люди той эпохи выжигали леса, чтобы построить поселения или сделать охоту более эффективной. Выжигали и сосняки, чтобы освободить место для орешника, чьи созревающие по осени плоды были широко распространенным источником пищи. Люди знали, как распределить свои ресурсы. Первых англичан называют «охотниками-собирателями»: для охоты они использовали собак, но в целом жизнь их не была спонтанно кочевой: они действовали в четко определенных границах, передвигаясь по прилегающим друг к другу территориям. Особенно привлекали их местности, где земля встречалась с водой.

Примерно 11 000 лет назад территорию современной долины Пикеринга в Йоркшире занимало огромное озеро. На его берегу была построена платформа из березового дерева. Возможно, она использовалась и для того, чтобы было удобнее ловить рыбу, но скорее служила местом ритуальных церемоний: приходящие туда люди носили янтарные бусы и оставляли после себя кости свиней, оленей, журавлей и уток. Кроме того, исследователи нашли круглый дом 3,5 метра в диаметре, датируемый примерно 9000 годом до н. э.; он был построен с помощью восемнадцати вертикально укрепленных деревянных столбов, толстые слои мха и камыша служили спальным местом.

Обитатели этого дома использовали стрелы с заостренными наконечниками из оленьих рогов, кремневые ножи и скребки; они разжигали огонь с помощью пирита (железного колчедана). В самом доме, вероятно, имелся очаг. Люди пользовались каноэ, чтобы плавать по озеру: было обнаружено одно весло, хотя самих плавучих средств найдено не было. Их разрушило время, но кое-что все-таки осталось. В месте под названием Стар-Карр обнаружили двадцать один фрагмент оленьих черепов, на некоторых из них сохранились рога. Служили ли они маскировкой для охоты? Впрочем, более вероятно, что оленьи черепа были частью костюма шамана и помогали ему призвать дух оленя. Возможно, они были связаны с какой-то ранней формой моррисданса[1]: то, что когда-то воспринималось как мистическое, теперь кажется просто причудливым.

Англичане эпохи мезолита жили в поселениях, подобных обнаруженному в городе Тэтчем в Беркшире; сегодняшний город на самом деле является наиболее современной версией общины, проживавшей там же в древности. Какие-то атавистические побуждения заставляют людей селиться на одном и том же месте. 10 000 лет назад они жили на берегу озера. Были обнаружены обугленные кости, обгорелые ветви орешника и куски угля, которые использовались для разведения костров; другими словами, здесь люди жили обычной повседневной жизнью. Расчищенные места служили полом для маленьких хижин. Первые английские дома строились из гибких молодых деревьев, которые связывались вместе и покрывались шкурами. Размеры жилища составляли приблизительно 6 метров на 4,8 метра.

Существовали сотни таких поселений, многие из них находились в прибрежном районе, который теперь лежит ниже уровня моря. Береговая линия тогда была на 20–30 метров выше, чем сейчас, так что близлежащие поселения затопило. Возможно, мы никогда не будем знать об Англии эпохи мезолита намного больше, чем сейчас, потому что ее останки погребены под волнами. Одна такая покрытая водой деревня нашлась, когда случайные ныряльщики заглянули в нору, вырытую лобстером неподалеку от острова Уайт: ракообразное выбрасывало наружу куски обработанного кремня. Тогда и было открыто это поселение ремесленников и мастеров, а также охотников и рыболовов. Из воды достали деревянный столб с кремневым ножом в нем. Было найдено вырезанное из бревна каноэ. Можно ясно разглядеть остатки конструкций, которые раньше были домами. Их жители строили как из дерева, так и из камня. Все это часть английского мира, ушедшего под воду.

Вода поднялась так высоко, что после таяния ледникового покрова, оставшегося от периода обледенения, она окружила архипелаг, на котором расположены современные Англия, Шотландия и Уэльс. 8000 лет назад луга и леса равнины, лежащей между Великобританией и континентальной Европой, были затоплены южной частью Северного моря. Вероятно, причиной стал не единовременный мощный прилив, хотя землетрясения могли вызвать огромную волну. Скорее всего, процесс происходил постепенно, на протяжении 2000 лет, когда земля медленно превращалась в болото, а затем — в озеро. В более раннюю эпоху два катастрофических наводнения уже образовали пролив между Англией и Францией. В результате был сформирован архипелаг (для простоты мы можем называть его островом), 60 % которого сегодня занимает Великобритания.

Здесь неизбежно возникают вопросы топографического характера. Например, где же точно находится центр Великобритании? Он отмечен каменным крестом в поселке Мериден в Уорвикшире; созвучие названия Мериден со словом «меридиан» или с выражением middle of the day (середина дня) не может не обращать на себя внимание, и, возможно, в самом деле имелась причина достаточно веская, чтобы поставить крест именно в этом месте. Но в действительности центр страны находится на ферме Линдли-Холл в Лестершире, которая с недавнего времени принадлежит супружеской чете по фамилии Фармер[2].

Изолированное положение Англии в какой-то момент начало влиять и на изготавливаемые там инструменты. Они стали меньше по сравнению со сделанными на континенте, а некоторые типы миниатюрных каменных орудий вообще не производились за пределами этой земли. Тем не менее остров по-прежнему оставался привлекательным для путешественников, которые приплывали в лодках, построенных из дерева или ивовой лозы и кожи. Они приплывали из Северо-Западной Европы, что доказывает: вторжения англосаксов и викингов были продолжением процессов, начавшихся в древности.

Приплывали люди и с Атлантического побережья Испании, и из Юго-Западной Франции, но эта волна миграции не была чем-то новым. Мореходы Атлантики колонизировали юго-западную часть Англии еще в мезолите, поэтому к тому времени, когда сформировался остров, в западных районах страны уже существовала обособленная процветающая цивилизация. Путешественники из Испании селились и в Ирландии, отсюда и родственность корней в названиях «Иберия» и «Гиберния»[3]. Племена силуров, поселившиеся в Южном Уэльсе в железном веке, всегда считали, что их предки прибыли из Испании в некоем отдаленном прошлом; Тацит отмечал, что у людей из этих племен темная кожа и курчавые волосы. Именно их позднее начали называть кельтами.

Итак, различия между регионами Англии существовали уже 8000 лет назад. Кремневые орудия, например, можно разделить на пять отдельных, самостоятельных категорий. Предметы, найденные на юго-западе, выглядели совершенно иначе по сравнению с обнаруженными на юго-востоке, что стимулировало торговлю между двумя территориями. Создавались самобытные культуры, использующие географические и геологические особенности того или иного региона. В любом случае не могло не быть разницы между культурами, основанными на известняке, и культурами, которые строились на граните.

Англия представляет собой две масштабные зоны. Низменность (Лоуленд), куда входят срединные земли (Мидленд), «ближние графства», окружающие Лондон, Восточная Англия, Хамберсайд и юг центральной равнины — мягкий известняк, мел и песчаник. Для здешних мест характерны низкие холмы, равнины и речные долины. Это земля централизованной власти и поселений, мягкая и податливая. Возвышенность (Хайленд) на севере и западе, куда входят Пеннинские горы, Камбрия, Северный Йоркшир, Скалистый край Дербишира, Девон и Корнуолл, в основном сформирована из гранита, сланца и известняка. Здесь земля гор, высоких холмов и болот — твердый, суровый и кристально-прозрачный край, населенный клановыми группами или независимыми друг от друга семьями. Эти два региона обращены не друг на друга, а наружу, к морям, по которым приплывали их обитатели. Мы можем увидеть, как меняется сама земля. В Уэссексе граница обнаруженных поселений прерывается в месте, где мягкий известняк встречается с кимериджскими глинами. Дальше на запад местные народности не продвигались. Так начали углубляться региональные различия.

Различия диалектов и произношения могли существовать и раньше. На юго-востоке бытовал праязык, следы которого можно проследить в современной речи: названия «Лондон», «Темза» и «Кент» не имеют германских или кельтских корней. Вполне возможно, что люди в Восточной Англии и на юго-востоке начали говорить на языке, который развился в германский, а люди на северо-западе использовали язык, который стал кельтским. Германское наречие превратилось в среднеанглийский, который позже трансформировался в стандартный английский; кельтский же разделился на валлийский, корнский и гэльский языки. Кстати, в Уэльсе и Корнуолле можно найти надписи на кельтском языке, вырезанные на камне в римскую эпоху, в то время как в Южной Англии таких надписей нет. Тацит писал, что во времена римской колонизации на юго-востоке Англии говорили на языке, не так уж сильно отличавшемся от наречий балтийских племен. Впрочем с уверенностью ничего по этому поводу утверждать нельзя. Все теряется в туманных сумерках прошлых веков.

Когда же туман рассеивается, мы видим необыкновенные вещи. Под похоронным холмом в Уилтшире неподалеку от Эйвбери археологи обнаружили то, что примерно в 3500 году до н. э. было верхним слоем почвы; он сохранился благодаря особой конструкции могильника. Значимость находки этой древней земли стала еще очевиднее после обнаружения на ней крошечных канавок, расположенных под прямым углом друг к другу, так, что они образовывали нечто вроде клеток. Канавки были проложены плугом, представлявшим собой раздвоенную ветку дерева, укрепленную каменным наконечником, которую тащил бык. Это первое доказательство существования полей в Англии. Оно говорит о начале сельского хозяйства. Мы попадаем в так называемую Англию эпохи неолита. Люди расчистили небольшой клочок земли от густого леса, обработали его плугом, запустили туда овец и крупный рогатый скот и возвели вокруг участка забор или изгородь. Сам могильный холм появился где-то на 1500 лет позже. Учитывая такую последовательность событий, мы видим, как медленно происходили изменения в доисторический период.

Переход от охоты к сельскому хозяйству также происходил постепенно; никакой серьезной сельскохозяйственной революции не случилось, в ходе дней, лет и веков привычный уклад менялся едва заметно. Жизнь покоилась на традиции. За этот долгий период кремневые орудия сменились серпами и блестящими топорами; в Англии появилось гончарное дело; выработались новые формы общинных ритуалов. Но на протяжении жизни отдельного поколения, которая, по нашим оценкам, составляла от двадцати до тридцати лет, должно было казаться, что ничего не меняется. Используя такие термины, как мезолит и неолит, мы должны помнить, что речь идет о глубинной преемственности, характеризующей и суть самой Англии.

Начало медленного распространения сельского хозяйства можно датировать 4000 годом до н. э. Начали расчищаться леса, сперва спорадически, а затем все более масштабно; болотистые низины Северной и Юго-Западной Англии и пустоши Восточной Англии были отчасти созданы рукой человека. На свежерасчищенных землях росли пшеница и ячмень, паслись одомашненные свиньи и коровы, овцы и козы. Впрочем, овцы не являются исконно английскими животными. Вообще все эти животные были завезены на кораблях, на острове они не водились: это дает представление о том, насколько важен был вклад морских путешественников в формирование знакомого нам сегодня пейзажа.

Это было время потепления, и под сверкающим солнцем людей становилось больше; за весь период неолита, примерно с 4700 до 2000 года до н. э., население утроилось и составило приблизительно 300 000 человек. Постоянный рост населения стимулировал интенсивность земледелия, и к 3000 году до н. э. все доступные земли были поделены на маленькие квадратики полей. Там, где есть поля, появляются ограды и канавы, возводятся каменные стены. Изгороди были обнаружены под доисторическими могильными холмами, что говорит об их древности.

Наличие курганов, где мертвые господствуют над окружающим пейзажем, — еще один признак оседлого общества с собственными ритуалами и культами. Можно обнаружить свидетельства постройки домов и рассредоточенных крестьянских поселений, общинных колодцев и огороженных площадок, где, возможно, пасли скот или устраивали ярмарки и собрания. Одно такое место, сооруженное в Корнуолле до 3000 года до н. э., было защищено огромной каменной стеной; там были найдены остатки домов, где могли жить примерно двести человек. Таким образом, английская деревня или маленький английский городок восходят к периоду неолита.

Дороги и тропинки прокладывали от поселения к поселению. Икнилдская дорога вела доисторического путешественника из Бакингемшира в Норфолк. Тропинки шли от одного крестьянского двора к другому. Путь Пилигрима соединял крупные религиозные центры Кентербери и Винчестер. Эрмин-стрит сейчас, помимо всего прочего, известна как Старая Северная дорога. Джурасик-Уэй тянулся от Оксфордшира до Линкольншира. Уотлинг-стрит пролегала между Кентербери и Сент-Олбансом, проходя через местность, где мог находиться доисторический Лондон. Длинные гати через болотистые низменности Сомерсета строились из бревен, которые были срублены примерно в 3800-х годах до н. э. Для строительства использовалась самая разная древесина, от ясеня и липы до орешника и остролиста; есть предположения, что деревья специально выращивали для этой цели. Качество и состав древесины, используемой в Англии периода неолита, нам неизвестны. Технология ее обработки утрачена.

Многие дороги, условно считающиеся римскими, гораздо более древние: римляне просто использовали доисторические тропы. Современные дороги были построены вдоль этих древних линий, так что мы по-прежнему идем по стопам наших предков. Они создали сеть коммуникаций, охватившую всю Англии. Это была многолюдная и деятельная цивилизация, куда более развитая, чем считалось раньше. По дорогам перевозили орудия для фермеров и строителей домов, разного рода гончарные изделия и товары из кожи. Кремень добывался в подземных галереях, куда вели сотни шахт, достигавших глубины в 15,2 метра; затем его развозили по всей стране.

Тем временем разделение между регионами становилось все более явным. На побережье Атлантики вырастали мегалитические гробницы с дверями и пещерные могилы, которые были неизвестны в Восточной Англии, во внутренней части острова и на юго-востоке. Эти огромные каменные сооружения, воспевающие мертвых, строившиеся в течение 600 лет с 3800 года до н. э., — порождения уникальной культуры, пришедшей из Юго-Западной Европы. Такие же могилы были обнаружены в Португалии и Бретани, Шотландии и на Оркнейских островах, что позволяет предположить существование фактически общей европейской религии, о которой свидетельствует определенное расположение камней.

Мощеные огороженные участки того же периода встречаются по преимуществу в Южной и Восточной Британии; они представляют собой овальное или круглое пространство, окруженное рвом и поделенное на сегменты. Участки использовались для ритуальных целей, но местная система верований и религиозных практик отличалась от той, что существовала на юго-западе. Здесь не ставили огромных ворот смерти вроде тех, что были обнаружены при раскопках портальных гробниц, — открытое пространство предполагает более демократичную или, по крайней мере, коллективную веру.

От той же эпохи сохранились длинные параллельные линии рвов, которые стали известны как курсус: они пересекают то, что должно было быть открытым сельским ландшафтом, и в длину могут достигать почти 10 километров. Эти борозды являлись частью некоей обрядовой культуры, значение которой утрачено. Тем не менее мы вполне уверены, что в ту эпоху земля в Англии была святыней: и камни, и почва считались священными. Англичане раннего неолита непосредственно общались со своей землей и с существами, которые жили на ней; такое общение недоступно воображению современного человека.

Все дороги ведут в Стоунхендж, одно из величайших священных мест. Оно началось с круга из пятидесяти шести бревен, поставленных примерно в 2800 году до н. э. посреди ритуального пространства, которое к тому времени существовало уже 500 лет. Курсус протяженностью в 2,4 километра тянется на север. Также были обнаружены осколки каменных кристаллов, которые, должно быть, были привезены из Альпийского региона. Солсбери-Плейн тогда была культовым центром острова. Отсюда расходились известняковые и меловые хребты низменности Британии. Здесь сходилась паутина тянущихся вдоль гребней холмов дорог и торговых маршрутов. Это была самая большая пригодная для жизни территория. Там был доступ к рекам. Это был великий котел, в котором кипели человеческие сила и воля.

Около 2200 года до н. э. был создан первый каменный круг. Переход от дерева к камню был связан со значительными культурными изменениями, в результате которых монументальные сооружения стали возводиться на новых местах — по мере того как слабел культ предков и продолжались столкновения между враждующими группами. В Питерборо в одной могиле были обнаружены тела мужчины, женщины и двух детей; мужчина был убит стрелой в спину. В Дорсете несколько тел лежали в яме, над которой был насыпан вал; один из них был убит стрелой.

Строительство Стоунхенджа было самым масштабным и длительным общественным проектом в истории Англии. Вначале, в 2200 году до н. э., были поставлены голубые камни; они имели вулканическое происхождение и наделялись магическими и лечебными свойствами. Примерно через сто лет голубые камни убрали и заменили тридцатью валунами песчаника; они сформировали круг вокруг пяти пар трилитов[4], расположенных в форме подковы. Примерно в то же время был построен деревянный хендж, или круглый монумент, состоящий из двадцати четырех обелисков, на расстоянии примерно в 0,8 километра от своего каменного компаньона; возможно, это было место погребений или какой-то другой обрядовой деятельности.

Еще один хендж, или каменный круг, известный как Блустоунхендж, был сооружен примерно в полутора километрах на юго-восток по берегу реки Эйвон. Где-то в трех километрах была построена большая деревня, которую считают местом остановки для паломников, обрядовым центром, местом лечения или домом для рабочих, строивших сооружения из песчаника. Так или иначе, Солсбери-Плейн была общественным и религиозным центром очень крупного масштаба. Когда-то считалось, что на этом месте было в основном пустое поле, но теперь мы знаем, что там кипела жизнь.

К этому периоду относится найденное тело мужчины, которого называют Лучником из Эймсбери или «королем Стоунхенджа»; в его могиле обнаружили более ста предметов, в том числе золотые украшения для волос, ножи из меди, горшки и клыки кабанов. Вокруг его тела, скрюченного в позе эмбриона, были разбросаны кремневые наконечники стрел. Здесь обрел свое последнее пристанище вождь какого-то племени. Изотопный анализ показал, что он вырос в более холодных районах Северной Европы. Что иностранный король делал на Солсбери-Плейн? Прибыл ли он как паломник? Исследователи обнаружили, что при жизни несчастный страдал гнойным воспалением и болезненной инфекцией костей. Может быть, он пересек море, чтобы излечиться от своих недугов? Или же он правил в этих землях как один из вождей, ведь в ту эпоху, когда еще не было ни стран, ни наций, племенам было не обязательно жить на одном месте.

На последнем этапе строительства, примерно в 1600 году до н. э., были вырыты ямы, или лунки, для двух кругов вертикально стоящих камней, но они так и остались пустыми. Таким образом, форма и, возможно вследствие этого, сама концепция Стоунхенджа менялись на протяжении 1200 лет. Было бы странно, будь это иначе. Такой же период времени отделяет нас от англосаксонской эпохи. Идут споры о том, были ли эти камни местом захоронения, центром паломничеств и обрядового лечения, великой обсерваторией и небесными часами или местом общественных церемоний и ритуалов. Нет никаких причин, по которым Стоунхендж не мог выполнять все эти функции — и какие-то другие — в различные эпохи своего существования. Когда воздвигались эти огромные камни, они казались величественными и непоколебимыми, сейчас, спустя 4000 лет, они танцуют перед нами, выстраиваясь в сложные узоры.

Впрочем, о какой бы эпохе ни шла речь, эти камни говорят о том, что в то время существовала правящая сила, способная организовать большое число людей для работы в общем проекте. Это было иерархическое общество с элитой, племенной или жреческой, которая могла заставить многие тысячи людей — силой или убеждением — выполнять ее волю. Обитатели Солсбери-Плейн (не будем брать более обширные территории) жили под руководством и защитой лидеров, богатых землей и скотом; чем больше мы находим артефактов этой культуры неолита, тем сильнее впечатляет размах ее власти. Для сооружения ритуального холма Силбери-Хилл недалеко от Стоунхенджа потребовался ежедневный труд тысячи человек на протяжении пяти лет. Само строительство Стоунхенджа подразумевало миллионы часов труда. Голубые камни доставлялись с гор Пресели на юго-западе Уэльса, а это расстояние примерно в 320 километров. Таким образом, бо́льшая часть территории Англии уже существовала под организованным управлением задолго до того, как там появились римляне и англосаксы; земля, труд и материальные ресурсы находились в ведении некоего органа централизованного контроля.

Есть предположение, что в процессе создания Стоунхенджа коллективные погребения сменились индивидуальными. «Король Стоунхенджа» — лишь один тому пример. В некоторых могилах тело вождя обложено оружием, в других еще какими-то ценными предметами. Есть могилы вождей и жрецов, которых часто хоронили вместе с их близкими родственниками. В Англии сложилось скорее аристократическое, чем племенное общество.

Черты бронзового века, сменяющего неолит в общепринятой хронологии доисторического периода, все еще обнаруживаются повсюду. Они продержались почти 4000 лет, и их до сих пор можно различить при определенном свете. В час перед закатом, когда лучи солнца пересекают английские поля, на земле проступают старые узоры, и кажется, что этот край возвращается к своему началу. Можно разглядеть валы и рвы, огораживавшие сотни и сотни маленьких прямоугольных полей. Их размах и протяженность действительно необыкновенны: по-настоящему оценить их масштаб можно только с воздуха, и в 1929 году, когда впервые были сделаны снимки с воздуха, историку Дж. М. Тревельяну пришлось констатировать: «Открытие этих древних кельтских полей, проглядывающих из-под палимпсеста[5] более поздних сельскохозяйственных систем, — это самое романтичное, что поразило наше историческое воображение с тех пор, как был найден первый предмет минойской цивилизации».

Мы увидели потерянный мир. Возвышенности и низменности Южной Британии были покрыты полями с тянущимися на многие километры изгородями и каменными стенами; среди этих прямоугольных полей, окруженных рвами, можно было разглядеть дороги и водопои. Это достижение цивилизации, которая по степени организованности может соперничать со строителями Стоунхенджа, и все благодаря централизованному проектированию. Кажется, что многие тысячи квадратных километров земли были поделены на поля единомоментно, или всего за несколько раз. Подобные высоты в земельном планировании с тех пор ни разу не были достигнуты в истории Англии. В процессе обустройства полевой системы был создан современный английский ландшафт.

Такое активное земледелие является самым убедительным из возможных свидетельств устойчивого роста численности населения. К 1900 году до н. э. в Англии жил миллион человек, а ко времени вторжения Юлия Цезаря в 55 году до н. э. это число удвоилось. Разумеется, это были общины земледельцев, имевшие определенные региональные особенности. Обрабатывалось все больше и больше земли, и эти участки остаются плодородными пахотными угодьями с тех пор и поныне. Лес расчищался. На его месте всходила трава для пастбищ. Овец было больше, чем станет в XVI веке. Большого желания — а возможно, и свободного времени — для возведения монументальных конструкций не было: работа на земле считалась более важным занятием.

Поселения находят повсюду, большинство из них расположены вдали от монументальных строений. В большом количестве встречаются как отдельные дома, так и небольшие деревушки. Загоны окружали изгородью или рвом. «Круги хижин» представляли собой группы круглых каменных домов с крышами как у ульев, и аромат горящего торфа смешивался там с запахами скотного двора. Если бы в каждом из этих поселений был свет, то сияла бы вся Англия. Жители острова селились в Дартмуре, в Озерном краю и на вересковых пустошах Северного Йорка.

Своих умерших они хоронили в семейных могильниках, тела сжигали, а пепел помещали в украшенные урны. Поэтому кладбища позднего бронзового века примерно с 1300 года до н. э. стали известны как «поля урн». Их открытие в середине XVII века вдохновило знатока древностей сэра Томаса Брауна на написание текста под названием «Hydriotaphia: погребение в урнах, или Рассуждение о погребальных урнах, недавно найденных в Норфолке» (Hydriotaphia, Urn Burial, or a Discourse of the Sepulchral Urns lately found in Norfolk). Автор счел необходимым констатировать: «Могут быть самые различные разгадки того, в какое время люди из этих оссуариев присоединились к знаменитому народу мертвых и упокоились с принцами и советниками. Но кто были обладатели этих костей и какими телами был этот пепел — вопрос не к любителям древностей; он не может быть разрешен человеком и, возможно, не так прост и для духов». Так Браун охарактеризовал удаленность во времени этих мертвых, о чьих ритуалах и традициях мы и понятия не имеем.

Тем не менее в чем-то они не так далеки от нас, как предполагал философ. Мужчины тогда носили шерстяные плащи поверх туник, которые назывались «кертл», — эти одеяния все еще были в ходу в XVI веке. Женщины носили туники и куртки, поверх которых также надевались шерстяные плащи. Обувь делалась из кожи, мужчины носили шерстяные головные уборы. Женщины более высокого статуса носили искусно сделанные ожерелья из гагата на манер дам Викторианской эпохи. В одной из могил нашли останки женщины, в волосах которой был спрятан валик, чтобы делать их более пышными. Мужчины и женщины, имеющие высокое общественное положение, щеголяли украшениями из золота и бронзы, а также импортируемыми из Египта бусами из лазурита. Украшения из янтаря ввозились из Балтийского региона, что говорит о развитии международной торговли в Англии бронзового века. Браун не знал, что люди этого древнего периода ели суп и жаркое, а также вырезку; они готовили нечто вроде запеченной каши из пшеницы, ячменя и овса. Пиво, вино и другие алкогольные напитки были неотъемлемой частью их меню. Также в пищу шли самые разные ягоды, орехи, травы и водоросли.

В своем исследовании Браун заметил, что «грех забвения слепо разбрасывает свои семена и одинаково обращается с памятью человеческой, независимо от того, достойна ли она вечности». По крайней мере, в том, что касается религии людей бронзового века, он был прав. Их верования можно представить себе только в самых общих чертах. Церемонии и молитвы были сосредоточены не на небе, а на земле: постоянно работающие на земле крестьяне бронзового века должны были придавать особое значение ритуалам, связанным с плодородием. Особая роль отводилась и воде и водоемам — в числе прочего ручьям, рекам, болотам и болотистым низинам. На дне Темзы, к примеру, обнаружено большое количество оружия бронзового века и других предметов. При этом оружие, кости и украшения лежат подчеркнуто раздельно, а в Итоне много черепов, но нет металла. Инструменты находят в сухих местах, а оружие — в воде. Запутанную систему тогдашних культовых обрядов сейчас понять невозможно. Деревянные платформы и мостки строились около рек, также являвшихся частью священного пространства, где обитали жрецы.

Значимость воды явно прослеживается через весь доисторический период благодаря могильникам и хенджам, стоящим вблизи английских рек. Например, в Темзе нашли 368 топоров эпохи неолита. Высказывались предположения, что в бронзовом веке помещение предметов в воду было частью ритуала задабривания умерших и, таким образом, формой поклонения предкам. Если люди верили, что умершие пересекают границу между двумя мирами, то их особенно трепетное отношение к реке вполне понятно: река дает доступ к потустороннему миру через великое множество притоков и ручьев, которые питаются и обновляются с ее помощью. Есть и еще одно, возможно, более прозаическое объяснение особого отношения к воде. Вода была буквально в самом воздухе. В конце бронзового века климат стал более холодным и влажным.

Итак, мы воссоздаем Англию бронзового века по фрагментам. Найденное в могиле стремя. Несколько зерен, прилипших ко дну чаши. Кости овцы, извлеченные из компостной ямы поселка. Оружие, которое обнаруживается повсюду: наконечники копий, бронзовые топоры-кельты, кинжалы и, немного позже, мечи. Есть свидетельства использования лошадиной упряжи и сделанных из бронзы креплений для седла. Были и колесницы. В Питерборо обнаружили колею от колес, принадлежавших повозке шириной в метр.

По всем этим признакам и приметам мы можем судить о существовании военной аристократии в государстве или группе подчиненных государств, расположенных на территории от Дорсета до Суссекса. Культура среднего и позднего бронзового века по времени примерно совпала с троянской, как ее описывал Гомер, и в ней было то же пристрастие к королям и воинам, к пирам и ритуальным битвам. Это было общество воинов с эпизодическими стычками между элитами, с обменом подарками между вождями и с данью в виде продуктов, взимаемой с населения (в чем заключалась одна из причин того, что земля обрабатывалась так интенсивно).

Защищенные поселения и другие огороженные территории со зданиями встречались повсеместно. Это были прототипы крепостей на холмах, которые стали характерны для Южной Англии в железный век. В Дорсете, к примеру, ограда, сделанная из огромных стволов деревьев и стоявшая в котловане глубиной около трех метров, окружала территорию площадью 4,4 гектара.

Уже формировались четкие региональные особенности, как и само разделение на регионы. Например, торговые преимущества долины Темзы, связанные с доступом к Европейскому материку, помогли ей затмить сельскохозяйственное богатство Солсбери-Плейн. Север развивал скотоводство, а юг больше концентрировался на зерне. Торговля укрепляла взаимозависимость.

На протяжении всей этой долгой эпохи расширялась разнообразная коммерческая деятельность. Торговля — основа роста цивилизации. Торговля — двигатель войн. Торговля подстегивает технологии. Торговля создает поселки и города. Определенные виды мечей изготавливались в Западной Франции и находили свой путь к восточным районам Англии. Роскошно украшенные вертелы для мяса придумали в Испании и стали экспортировать в Англию. Обнаруживались и металлические изделия из древнего греческого города Микены. Из Ирландии прибывали золотые украшения. Хлопковые и шерстяные ткани, в свою очередь, экспортировались в Европу вместе с рабами и охотничьими собаками. Дети работали на оловодобывающих рудниках в Корнуолле, добывая чистейшую руду с помощью костей и отбойников[6], затем металл доставлялся в прибрежные порты для погрузки на суда.

И конечно, когда олово добавили к расплавленной меди, получился металл, который дал название всей эпохе. Бронзовые изделия изменили все, от рубки леса до строительства домов. Они сделали бои более эффективными. В изобилии появились бронзовые украшения, бронзовые наконечники копий, бронзовые щиты, бронзовые ковши, бронзовые стамески, бронзовые вертелы и бронзовые ножи; англичанин бронзового века мог бриться бронзовой бритвой, используя масло как смазку.

Существует теория о том, что, как только где-то разрабатывается и начинает использоваться новый технологический процесс, он одновременно появляется и во многих других местах. Если люди чему-то научились, то это знание сразу доходит до всего человечества. Это, скорее всего, и объясняет повсеместное производство бронзы, поскольку она не могла быть получена из одного источника. Бронза одного возраста обнаруживается от Швейцарии до Таиланда. Таким образом, люди с приблизительно одинаковой культурой оказались в равных условиях. Мы можем представить себе высокопоставленных путешественников, приплывающих в Англию, — это могли быть послы из самой Трои или от двора египетского фараона Эхнатона.

Бронзовый век не закончился, переход от бронзы к железу происходил по мере изменений в технологиях, которые и вели к медленным культурным переменам. Этот процесс занял сотни лет, на протяжении которых бронза и железо использовались одновременно. Разумеется, ни один из этих «веков» не существовал в сознании тех, кто в них жил. Жители неолитической Англии обитали в тех же местах, что и люди мезолита. Поля и кладбища бронзового века находятся там же, где их предшественники во время неолита; поселения бронзового века продолжали использоваться в железном веке, и люди этого времени с неизменным пиететом относились к могилам и пограничным линиям предыдущей эпохи человеческой истории. Они отдавали дань уважения устройству ландшафта, созданного до них.

С начала железного века, то есть приблизительно с 700 года до н. э., отношения между людьми и землей определялись достаточно сложной концепцией территориальности. Она набирала силу в течение тысяч лет. Вожди и их племена закреплялись в определенных регионах. Мы видим это по тому, как установлены границы и где устраивались поселения. Но на протяжении железного века это естественное положение стало развиваться еще интенсивнее. Энгельс однажды назвал железо «последним и самым важным из всех природных материалов, которые сыграли в истории революционную роль». Постепенно появлялись новые формы партнерства и новые структуры торговли. Предметы, имеющие ритуальную или церемониальную ценность, часто изготавливались из нового металла. Торговля железом способствовала окончательному формированию Англии, где различные края становились все более организованными и контролируемыми.

В иерархии того времени можно выделить вождей и их ближайших помощников, воинов и жрецов, фермеров и мастеров, рабочих и рабов. Неподалеку от Сент-Олбанса были найдены оковы рабов. Цепь, сковывавшая рабов в кандалах, была обнаружена на острове Англси. Похоронные обряды для высокопоставленных покойников становились все более изощренными. В захоронениях железного века тела вождей покоились в окружении литого серебра, золотой парчи, слоновой кости, железных кольчуг, драгоценных кубков и чаш. Эти захоронения появились на тысячу лет раньше роскошного некрополя Саттон-Ху в графстве Суффолк. У основания одной из погребальных камер была обнаружена утоптанная земля, и можно предположить, что там танцевали. В могилах женщин высокого положения встречается множество украшений, в том числе зеркала, броши, браслеты, бусы, щипчики и чаши. В одном могильнике около лица женщины лежала огромная бронзовая чаша.

Уже имели место значительные региональные различия. На востоке незащищенные поселения, очень напоминающие деревни, стояли в чистом поле. На юго-западе небольшие общины жили в укрепленных сельских поселениях, а на некотором отдалении располагались неогороженные поселки. Считалось, что расстояние было призвано подчеркнуть разделение между племенными вождями и их подданными. На северо-востоке были обнаружены укрепленные поселения, в то время как на северо-западе существовала традиция строить круглые дома, напоминающие ульи. Культура Солсбери-Плейн, которую иногда называют «уэссекской культурой», подразумевала базирование больших региональных группировок на крепости на холмах. Разумеется, существовали и другие варианты: от примитивных жилищ, вырезанных из известняка в Хемпшире, до озерных деревень в Сомерсете, где круглые хижины строились на плавающих островах из бревен.

Крепости на холмах сами по себе говорят о строго иерархичном обществе. По всей вероятности, они появились в окрестностях Котсуолда, а потом распространились по всей центральной части Южной Англии. Они наглядно демонстрировали власть над землей и ресурсами и, таким образом, были символом собственности. Расположенные на одной линии земляные валы часто обозначали границы территории, контролируемой каждой крепостью. На протяжении железного века эти крепости становились все более защищенными и могли служить своим обитателям по нескольку сотен лет. Они напоминали не просто крепости, но и небольшие города с группами домов, улицами, храмами, складами и зонами для различной производственной деятельности. Дома были круглыми, построенными из вертикально установленных бревен, переплетенных прутьями и ветками орешника; их двери и кры́льца выходили на восток, а крыши обычно крылись камышом или соломой. Кровля закреплялась раствором из навоза, глины и соломы; поскольку сажа от горящего торфа, оседавшая на потолке, была ценным удобрением, такую крышу, скорее всего, меняли каждый год. Археологи, реконструирующие внутреннее пространство таких домов, обнаружили чуланчики, где хранилось оружие. Хотя население крепостей колебалось всего лишь от 20 до 200 человек, в них мы можем видеть начало городской жизни в Англии. Автор считает, что Лондон когда-то был одной из таких крепостей на холме, но доказательства тому теперь похоронены под тем мегаполисом, каким он стал. Как бы то ни было, все указывает на существование множества небольших племен, которые жили в постоянном ожидании нападения недругов.

И не на пустом месте: нередки были нападения с целью угона скота, как и столкновения между воинами и более масштабные сражения. Некоторые крепости на холмах были взяты штурмом и сожжены. На крепостных валах обнаруживают скелеты, на костях которых имеются зазубрины и отметины. Мы можем предполагать существование традиции героических песен и сказаний, прославлявших заслуги отдельных воинов и вождей. Их можно найти, например, в раннем ирландском эпосе, в котором, вполне возможно, использовались истории и мотивы, бывшие в ходу у ирландских племен доисторической эпохи. Можно провести аналогию с Илиадой Гомера. В самом деле, есть предположения, что эта эпическая поэма на самом деле описывает события в Англии, мифы и сказания о которых барды принесли на восток, в Анатолию.

В то же время различные племена и региональные группировки были связаны между собой сетью союзов и узами родства: разве иначе могла повсюду процветать торговля такими сырьевыми товарами, как железо и соль? Многие из более мелких кланов со временем объединялись и, возможно, столкнувшись с угрозами, становились частью более крупных территориальных единиц. Именно эти английские племена противостояли римлянам во время их медленного продвижения к господству. К концу железного века некоторые крепости на холмах стали доминировать и получили статус краевых столиц. Поскольку население постоянно росло, сельское хозяйство также становилось более интенсивным. Вырубка лесных массивов шла без перерыва. Фермеры начали всерьез обрабатывать жирные глинистые почвы с помощью тяжелых колесных плугов. Это обеспечило прочное основание для развития сельского хозяйства в Англии на последующие 2500 лет. Пшеница росла в Сомерсете, а ячмень — в Уилтшире; это разделение более-менее сохраняется и по сей день.

Как-то к английскому берегу причалил путешественник. Греческий торговец и географ Пифей ступил на остров в 325 году до н. э. и назвал его Преттаникой и Бреттанией. От этого слова произошло название «Британия». Землю древнешотландских пиктов называли уменьшительной формой от «Придин» (Prydyn, что значит «северный»). Пифей побывал в Корнуолле и видел, как его жители добывают руду и выплавляют металл. На другом этапе путешествия аборигены рассказали греческому торговцу, что мать Аполлона Лето родилась на этом острове и «потому Аполлон почитается ими больше всех других богов, а местных жителей считают его жрецами».

Также Пифей сообщил, что видел «чудесный священный удел Аполлона и знаменитый храм в его честь, украшенный множеством приношений»; он имел «сферическую форму», и неподалеку от него находился город, «посвященный этому богу», а тамошние монархи прозывались Бореадами, по имени бога холодного северного ветра. Определение местонахождения этого священного удела, храма и города долгое время было предметом споров. Некоторые утверждали, что Пифей описывал священный Стоунхендж и Силбери-Хилл, другие считали, что храм Аполлона был там, где сейчас находится Вестминстерское аббатство и старинная часть Лондона.

Так или иначе, ясно, что Пифей описывал верования людей, исполняющих свои собственные ритуалы, а имена Аполлона и Борея использовал просто как символы святости. В Афинах уже стоял Парфенон, и греки воспринимали всех иностранных богов сквозь призму своих верований. А собственная религия Англии железного века всегда ассоциировалась с культом друидизма.

Культ друидов можно разглядеть и в сакральной геометрии искусства железного века (которое до сих пор не совсем точно называют кельтским искусством). Это было искусство ви́дения, проникающего за пределы внешней стороны вещей. Оно прослеживало линии жизненной энергии и воли в виде спиралей и изображений свастики, изгибов и кругов, завивающихся в причудливой паутине форм и орнаментов. Это искусство ни в каком смысле нельзя назвать примитивным или варварским; напротив, оно было оригинальным и сложным, демонстрирующим мастерство затейливых форм и линий. Эти замысловатые узоры явно связаны с завитушками, спиралями и концентрическими кругами, которые несколько тысяч лет назад, во времена мезолита, вырезали в коридорных гробницах; все это говорит о преемственности верований и обрядов на протяжении доисторической эпохи.

В основе религии железного века лежали устойчивые и живучие местные английские верования, сохранявшиеся в определенных священных местах. Пещеры часто выступали в этой роли. Друиды известны своими сходами в священных рощах, где в окружении древних деревьев они проводили свои ритуалы. Расположение могущественных богов было необходимо заслужить. На могильном холме бронзового века в Йоркшире были найдены цилиндрические идолы, вырезанные из известняка; у них было что-то вроде человеческих бровей и носов. Через 2000 лет после того, как были изготовлены эти изображения, английский историк Гильда все еще проклинал «дьявольских идолов… которых мы до сих пор видим рассыпающимися в заброшенных храмах или вне их, с топорными и искаженными чертами». Таким образом, существовала давняя традиция культовых обрядов, которая, возможно, ведет свое происхождение еще из неолита. В Киренчестере было обнаружено изображение рогатого бога Цернунна. В Уилтшире и Эссексе нашли покровительницу лошадей богиню Эпону. В Ист-Стоуке, Ноттингемшир, из земли выкопали резное изображение бога грома Суцелла. О таинственном боге Луде, или Нуде, все еще напоминает Лудгейт-Хилл и перекресток Лудгейт в Лондоне.

Религиозные святилища строились повсеместно, и можно смело предположить, что даже в самых маленьких поселениях был собственный храм. Святилища находят в крепостях на холмах, внутри огороженных рвами площадок, вдоль границ и над могильными курганами; часто мы знаем о них благодаря присутствию римских храмов и первых христианских церквей. Определенные места считались благословенными. Многие английские церкви стоят там же, где находились их доисторические предшественники. В Англии железного века считалось, что петух служит защитой от грозы; именно поэтому петухов до сих пор можно обнаружить на церковных шпилях. Они стали называться «погодными петухами»[7].

Человеческие жертвы помогали освятить землю. В болоте в Чешире было обнаружено тело мужчины: человеку размозжили череп и перерезали горло, прежде чем бросить в трясину. В Южной Англии на дне ям находят много скелетов, изогнутых в неестественных позах. Также известно пристрастие доисторических людей к отрубанию голов, которые считались вместилищем души или духа. Находят черепа, поставленные в ряд. Тела поверженных врагов часто обезглавливали, а их головы хоронили или помещали в проточную воду. В Темзе обнаружили три сотни черепов, датируемых временами от неолита до железного века. Эта река когда-то была английской Голгофой, местом черепов.

Цезарь, рассказывавший о верховных жрецах Англии, друидах, описывал их практику человеческих жертвоприношений. Жрецы изготавливали из гибких прутьев чучела, которые потом «наполняли живыми людьми, а затем поджигали, и люди сгорали в пламени». По описанию Цезаря, жрецы друидов были законодателями этой земли, распределявшими награды и наказания. Они разрешали споры по поводу границ и собственности.

Древнеримский автор Плиний отмечал, что «ничто не считалось более священным, чем омела»; верховные жрецы «выбирали дубовые рощи и использовали листья омелы во всех священных ритуалах». Приносимого в жертву привязывали к стволу дуба, и жрецы-убийцы надевали на себя венки из дубовых листьев. Они практиковали прорицания, магию и астрологию; они верили в бессмертие души, которая проходит через многочисленные реинкарнации. Доктрина бессмертия упоминалась римскими авторами, чтобы объяснить презрение коренных жителей Англии к смерти; это безразличие отмечалось у англичан и в последующие века.

Друиды поклонялись и луне, а не только солнцу, и их культ существовал еще очень долго уже после того, как друиды перестали быть жреческой кастой. В 1452 году мясник из Стэндона в Хертфордшире был обвинен в том, что заявлял: не существует других богов, кроме солнца и луны. Во второй главе «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» (Tess of the d’Urbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented) Томас Харди отмечает, что на глинистых почвах «старые традиции» сохраняются дольше. Авторитет друидов переняли священники англосаксонской церкви, как и тонзура первых христианских монахов, возможно, продолжала традиции языческих жрецов.

К 100 году до н. э. взгляд римлян обратился к Англии как к источнику богатства и перспективной торговой площадке. Что же они увидели? Они увидели землю, состоящую из больших и маленьких племенных королевств, сохраняющих свои древние границы. Думноны населяли юго-западную часть Британии, дуротриги жили в Дорсете, кантии из Кента владели четырьмя отдельными королевствами, ицены жили в Норфолке. Бриганты контролировали более мелкие племена всех северных земель от Ирландского до Северного моря; они занимали Пеннинские горы, а название их племени означало «высокие, поднятые».

Всего в Англии было пятнадцать крупных племен, управляющихся вождями, которых вполне можно описать как королей. Светоний называл Кунобелина, вождя катувеллаунов в годы перед нашествием Клавдия, «царем британцев» (rex Britannorum). Из своей столицы в Сент-Олбансе он правил огромной территорией к северу от Темзы, в том числе Кембриджширом, Бедфордширом и Оксфордширом, и вошел в английскую мифологию как Цимбелин из пьесы Шекспира. Кунобелин сформировал полноценную элиту из воинов и жрецов, с традициями, восходящими к началу бронзового века. Известно еще об одной или двух волнах племенных миграций более позднего периода. Представители племени паризиев поселились в Йоркшире примерно в V веке до н. э. и, судя по археологическим находкам, создали самобытную общину. Более поздние поселенцы прибывали в Кент; племя под названием белги провело небольшую наступательную кампанию в I веке до н. э. и в конце концов поселилось в Хэмпшире, Эссексе и Кенте. Римляне называли Винчестер Venta Belgarum, или рынком белгов.

Население Англии в конце железного века оценивается примерно в два миллиона человек, к концу римского господства оно достигло трех миллионов. Это была во всех отношениях богатая и процветающая страна. Именно поэтому римляне и решили завоевать ее. Их привлекало зерно, которого здесь было в избытке. На юго-востоке и юге страны существовала сеть поселений с обработанными полями, храмами, кладбищами, мастерскими, рынками, городками и деревнями. В «Записках о галльской войне» Юлий Цезарь отмечал, что «население очень велико, хозяйства богаты землей и очень напоминают крестьянские дворы в Галлии, а скот очень многочислен. Что же касается денег, которые они используют, то это бронзовые и золотые монеты или бруски железа с определенным стандартом веса». Монеты, среди прочего, облегчали торговлю между племенами, на них чеканили изображение властителя. Но чем дальше продвигался путешественник на север, тем меньше влияния имели эти символы материального благосостояния.

Это происходило потому, что южные племена были вовлечены в активную торговлю с римлянами и находящимися под римским влиянием галлами задолго до вторжения Цезаря. В каком-то смысле они романизировались, пристрастившись к определенной пище и предметам роскоши. Тем не менее, если взглянуть чуть глубже, мы увидим признаки древнего племенного уклада. Судя по всему, племена постоянно враждовали между собой: например, разные вожди то и дело обращались к римлянам за помощью. По границам сооружали высокие земляные валы. Воины выезжали на поле битвы на колесницах, их обнаженные тела были покрыты синей краской из вайды и украшены татуировками. «Волосы они носят длинные, — писал Цезарь, — и бреют все тело, за исключением головы и верхней губы». Люди тогда еще не вполне расстались со своим досторическим прошлым.

Как не вполне расстались с ним и мы. Наследие доисторической эпохи повсюду вокруг нас. Вырубка лесов доисторическими фермерами помогла создать английский ландшафт, и до сих пор остаются места, где разделение земель проходит по доисторическим границам. В Южной Англии полевая система бронзового и железного веков составила основу современного сельского хозяйства. Современные дороги следуют за древними путями и тропами. Границы многих приходов совпадают с древними границами поселений, и их неправильные очертания обозначают участок земли, который была способна обработать маленькая фермерская община; в границах этих приходов часто находят древние захоронения. Возможно, даже ориентация храмов в пространстве связана с древними традициями. Церкви и монашеские общины располагались неподалеку от мегалитических памятников, так же как священные источники и обрядовые места бронзового века. На дворе приходской церкви в Радстоне, Восточный Йоркшир, находится самый высокий в Англии менгир эпохи неолита. Маршруты паломников по средневековому Кенту пролегали по тем же путям, по которым в доисторическую эпоху путники шли к своим священным источникам и храмам. Мы все еще живем глубоко в прошлом.

Многие деревни и городки построены на местах своих доисторических предшественников. Лестер и Линкольн, Кембридж и Колчестер, Рочестер и Кентербери — вот только несколько примеров мест, которые были заселены еще в железном веке или ранее. Деревенские общины пережили и те исторические эпохи, от которых остались записи, и те, от которых не осталось письменных свидетельств. Возможно, они зарождались просто как семейные общины, хранимые духами предков, а потом естественным образом расширились. Мы не можем точно установить доисторические корни большинства английских деревень именно потому, что здесь все еще живут люди. Многие поселения железного века в XXI веке стали рыночными городами, где, как и в прежние времена, идет торговля.

Некоторые традиции и празднества берут свое начало в доисторической эпохе. Праздники железного века были включены в христианский календарь, так, Самайн — день почитания мертвых — стал Днем Всех Святых, а день зимнего солнцестояния связан с современным Рождеством. Традиция бронзового века рассыпать белые кварцевые камешки на свежих могилах еще наблюдалась в Уэльсе в начале XX века. В Шотландии XIX века многие люди по-прежнему жили в каменных домах-«ульях», подобных неолитическим. Знаменитый лондонский паб «Замок Джека Соломинки» неподалеку от Хемпстед-Хит стоит на месте древнего земляного сооружения. Историческая и доисторическая эпохи существуют одновременно. Каттерик в Северном Йоркшире остается военной базой, совсем как в конце VI века, когда на него напали упившиеся медом воины Гододина. Едва ли в Англии найдется хоть одно место, где ничто не напоминало бы о древнем прошлом.

2
Путь римлян

«Вторжение» Юлия Цезаря в 55 году до н. э. было скорее разведкой: он говорил, что хочет познакомиться с «положением этой земли». Римлянам не нравилось море, но притяжению острова они не могли противостоять. Британия уже была их торговым партнером, и ходили слухи, что она богата металлом и пшеницей. Некоторые из британских племен состояли в союзе с северными галлами, с которыми воевал Цезарь. То есть были все причины нанести визит.

Несколько вождей племен, которые заранее узнали о приготовлениях Цезаря, послали к нему своих эмиссаров, а он, в свою очередь, послал доверенных лиц, которые должны были подтолкнуть местных к сотрудничеству с предполагаемым завоевателем. Затем Цезарь отправился в плавание с двумя легионами, каждый из которых состоял примерно из пяти тысяч человек. Они поплыли на восьми кораблях, и англичане наблюдали за их высадкой неподалеку от Дила. Прямо на берегу произошло столкновение, из которого римляне вышли победителями, и вожди племен снова взмолились о мире. Но мир продолжался недолго. Начался шторм, особенно сильный из-за высокого прилива в полнолуние. Римляне не знали о таком явлении. Все корабли были повреждены.

Тогда английские племена нарушили мир, и в непосредственной близости от Дила произошло несколько стычек, в результате которых войска Цезаря оказались в стесненном положении. Его единственной мыслью было безопасное отступление по морю. Получив от галлов помощь в виде материалов, он сумел починить корабли и, захватив множество английских пленников, отбыл восвояси, пригрозив вернуться.

В следующем году Цезарь сдержал свое обещание. На этот раз он был более решителен и лучше подготовлен. Цезарь привел 800 кораблей, 25 000 пехотинцев и 2000 кавалеристов. Это было настоящее вторжение. Перед лицом угрозы, давшей им общую цель, воюющие племена объединились и выбрали Кассивеллауна, короля земель к северу от Темзы, своим лидером. Англичане сражались с римлянами так же, как друг с другом: пешие воины, конные воины и воины на колесницах, каждый из них нападал и отступал в удобный момент. У Кассивеллауна была армия из 4000 колесниц; тот, кто управлял ею, выводил колесницу на переднюю линию, воин выпрыгивал из нее, а возничий отдыхал и ждал его возвращения. Цезарь писал, что, благодаря постоянной практике, они достигли такого мастерства, что «даже на дороге с крутым уклоном могли управлять лошадьми, мчащимися в галопе, и мгновенно их поворачивать и останавливать». Это была значительная и труднопреодолимая сила, которую вели вперед отчаянная смелость и мастерство.

Тем не менее стойкая и дисциплинированная римская армия выстояла. После ряда битв англичане отступили в леса. Цезарь последовал за ними и разорил цитадель Кассивеллауна. Вожди многих племен поспешили заключить мир, и в конце концов сдался и сам Кассивеллаун. Захватив пленных и затребовав дань, Цезарь вернулся в Рим.

Больше вторжений не было в течение девяноста лет, но прибытие и победа римских войск оставили свой след. Их успех, как это ни иронично, можно увидеть в постепенной романизации Южной Британии, куда вожди племен начали ввозить из Римской империи вина и предметы роскоши. Когда старый образ жизни потерпел поражение, он начал терять свою силу. Жилища элиты стали строить не круглыми, а с углами — это очевидное доказательство культурного перерождения. По крайней мере, вожди племен юга хотели подражать победителям.

Некоторые из них присягнули врагам на верность и стали править от имени Рима. Согласно греческому историку Страбону, они обеспечивали дружбу первого властителя Римской империи Августа, «посылая посольства и выплачивая ему дань». Они экспортировали зерно, железо и рабов, а в обмен получали стеклянные сосуды, изделия из янтаря и другие товары, за которые им было предписано платить пошлину Риму. Едва ли можно было найти лучший способ приобщиться к материковой европейской культуре.

Теперь римляне точно знали, какие богатства они обнаружат на острове. Они просто выжидали подходящего момента, чтобы напасть. Возможность представилась, когда вожди племени (или королевства) атребатов обратились к Риму за помощью против одного из своих враждебных соседей. Совершенно ясно, что некоторые племена приветствовали римское вторжение. Новому императору Клавдию, был нужен шанс проявить себя на поле битвы. У него была посредственная военная репутация, а, по словам Цицерона, «слава на войне превосходит все остальные успехи». Славу должна была принести английская земля.

В 43 году четыре легиона — примерно 20 000 человек — под командованием Авла Плавтия высадились в двух разных местах, чем сорвали попытки англичан контратаковать. Племена бросились перед ними врассыпную, но собрались на крупную битву на Медуэе; бой продолжался двое суток, но в конце концов местная армия под командованием Каратака потерпела поражение. Эта битва была одной из самых значительных в английской истории, но точное ее место неизвестно. Плавтий послал за Клавдием, чтобы нанести последний сокрушительный удар, который принес бы ему триумф. Два месяца спустя прибыл император, при нем было двадцать восемь слонов; он штурмом взял местную столицу Камулодун, и Каратак отступил к западу. Когда Клавдий вернулся в Рим, он прославил себя тем, что принял капитуляцию одиннадцати британских королей. Завоевание страны началось. Оно заняло почти сорок лет.

Камулодун, или Колчестер, стал первой римской столицей. На месте земляных укреплений аборигенов была построена огромная крепость, ставшая знаком власти. Оттуда римская армия распространилась повсюду; они продвигались в трех направлениях: на север, на запад и на северо-запад. Командир западной армии Веспасиан по пути до Уэльса и Юго-Западной Англии сражался тридцать четыре раза. На насыпи около крепости на холме Мэйден-Касл в Дорсете было обнаружено тело мужчины с римским арбалетным болтом в позвоночнике. К 49 году римские солдаты управляли добычей полезных ископаемых в Сомерсете.

На север и на северо-запад армии медленно продвигались по уже существующим дорогам, таким как Эрмин-стрит, пытаясь по пути умиротворить или подавить различные племена. На захваченных землях они строили крепости так, чтобы на территории каждого племени стояло хотя бы одно военное поселение. К 51 году королева великого северного племени бригантов Картимандуя получала римское вино в римских сосудах, а также строительную плитку. Она стала править от имени Рима. Историки Рима описывают плавный прогресс в колонизации Британии, но не похоже, что местные жители были настроены сдаваться без боя; процесс завоевания постепенно продвигался вперед, останавливаясь из-за восстаний племен и иногда случавшихся в армии бунтов. Засады, налеты и битвы были обычным делом. Все земли южнее Фосс-Уэй, от Эксетера до Линкольна, были под управлением римлян; с землями к северу было сложнее. Некоторые племена присягнули римлянам на верность, другие сражались друг против друга.

В 47 году произошло восстание племени иценов, которые жили в глубине захваченной территории Восточной Англии. Оно было показателем растущей напряженности. Бунт, связанный с правом носить оружие, подавили достаточно легко, но он был только предвестником более серьезного восстания, случившегося тринадцать лет спустя. Имя Боудикки, или Боадицеи, стало частью английского фольклора. Она была женой короля иценов Прасутага, чья смерть спровоцировала римское провинциальное правительство попытаться наложить руку на все богатства иценов. Боудикку публично выпороли, а ее двух дочерей изнасиловали. Это стало отправным моментом начала имперских зверств.

И Боудикка восстала и вступила в бой. Она создала союз английских племен и напала на римскую столицу в Колчестере. Объект нападения был тщательно выбран, поскольку в городе находились сотни римских ветеранов, которые контролировали прилегающие земли. Армия племен подошла с юга, разоряя и сжигая все, что как-то было связано с романизацией. Виллы разрушали, их обитателей предавали огню и мечу. Когда воины добрались до самого Колчестера, они были безжалостны. Город был сожжен, все лавки разграблены. Ветераны укрылись в храме в центре города, но через два дня он был захвачен, а их разорвали на куски. Огромная статуя Клавдия была обезглавлена и брошена в реку. Сам храм разрушили. Боудикка начала продвигаться дальше на юг, в направлении Лондона; Челмсфорд и Сент-Олбанс были отданы на разграбление, а целый легион зверски убит.

Римский военный губернатор Гай Светоний Паулин осознавал тяжесть угрозы, нависшей над его режимом. Он немедленно отступил из Уэльса, где вел военную кампанию, но его прибытие в Лондон не спасло город. Он не мог уступить просьбам и мольбам горожан; его долгом было спасти всю имперскую провинцию, сразившись в том месте и в то время, которые выбрал бы он сам. Многие лондонцы спешно покинули город, отправившись дальше на юг, чтобы найти пристанище в преданных римлянам племенах; те, кто остался, были уничтожены. Тацит писал о том, что во время нападения погибло 70 000 человек. Сам город был предан огню, и его останки все еще существуют под улицами лондонского Сити в виде красного слоя окисленного железа. К концу XX века в подземной реке Уолбрук было обнаружено 48 человеческих черепов.

Далее Боудикка отправилась вслед за Светонием Паулином, очевидно, предполагая, что настало время нанести последний удар римским оккупантам. Место последовавшей битвы точно не известно; возможно, она произошла около деревни Мансеттер в Уорвикшире или в Мессинге, в Эссексе. Где бы все ни случилось, это место было утоплено в крови. У Светония Паулина было 10 000 человек, но им противостояла сила в сотню тысяч. Позади легионеров был лес, перед ними — равнина; туземные воины мчались на них через пустошь, многие падали, сраженные градом копий. Потом римляне двинулись вперед со своими щитами и короткими мечами. Военная дисциплина заставляла их стоять на месте, и постепенно люди Боудикки повернули назад. Последовала кровавая бойня, к концу которой погибло 80 000 ее людей. Со стороны римлян было убито около 400 человек. Это была одна из самых кровавых битв на английской земле. По некоторым источникам, Боудикка приняла яд, чтобы не быть захваченной врагом, по другим — она умерла от болезни. Памятник ей сейчас стоит на Вестминстерском мосту как символ борьбы страны за свою независимость.

Римляне хотели истребить другого, особого врага. Друиды, защитники старой веры, должны были замолчать, и лишь после этого работу по умиротворению захваченной страны можно было бы считать завершенной. Во время постепенного продвижения римлян на запад друидов разоряли и преследовали; последняя их стоянка была на острове Англси в 61 году. Римский историк Тацит писал, что войска, которые приплыли с Большой земли, были встречены «плотным строем вооруженных воинов вдоль береговой полосы, а женщины метались между рядов, облаченные в черное, как фурии, с горящими факелами в руках». Рядом стояли друиды, принося жертвы, воздевая руки к небу и выкрикивая страшные проклятия. Тем не менее их боги не снизошли, чтобы спасти их; все они были перерезаны, а их святыни преданы огню.

После умиротворения востока и юга следующий римский губернатор Гней Юлий Агрикола обратил свое внимание на западные и северные регионы. В 78 году он завоевал Уэльс. На следующий год Агрикола послал свои легионы на северо-восток, через Корбридж, и на северо-запад, через Карлайл. Он раздробил вражеские силы и построил ряд крепостей, чтобы наблюдать за теми племенами, которые ему сдались. Эти племена были более враждебными и агрессивными, чем на юге, и, по словам Тацита, последовало «много битв, и некоторые не были бескровными». Конечной целью было создание северной границы и контроль над ней, и в результате войска были посланы покорять ту часть страны, которая сейчас называется Южной Шотландией.

Так сложились очертания милитаризованной Англии; в Йорке и Честере были построены постоянные крепости, в каждой из которых размещался легион. Манчестер и Ньюкасл также появились на местах римских укреплений. Первоначально Манчестер назывался Мамукиум. Это название происходит от латинского слова, обозначающего холм, по форме напоминающий грудь; потом это слово было ошибочно прочитано как Манкуниум, что и дало название современному городу. Были построены практически прямые дороги, ведущие от крепости к крепости. В Линкольне и Глостере создали гарнизонные города, населенные отставными легионерами. Нарастающее колониальное присутствие усиливалось системой укреплений, крепостей, смотровых башен и защитных стен. На основных дорогах появились почтовые станции, которые в конце концов превратились в деревни. Таким образом, страна была организована военной властью, наложенной на сельский пейзаж из крестьянских дворов и вилл, полей и поселков, дворов и оград. Это не было похоже на вид, открывавшийся здесь в железном веке, картина была более упорядоченной.

Процесс вовсе не проходил гладко. Согласно Тациту, один из племенных вождей жаловался, что «наши товары и деньги облагаются пошлинами; урожай с нашей земли отбирают, чтобы наполнить их амбары; наши руки и ноги калечат под плетями угнетателей, чтобы проложить дороги через леса и болота». Находящаяся под военным управлением территория, в том числе Уэльс и Северная Англия, требовала постоянного присутствия 125 000 солдат. Неправильно было бы представлять себе всех легионеров как римлян; в первое столетие оккупации набрали 40 000 солдат из Галлии, Испании и Германии. К оккупационной армии присоединялись и англичане. Войска смешивались и сливались с местным населением, так что через два или три поколения в самом деле превратились в местную армию.

К этому процессу имело отношение и еще одно значительное сооружение. По приказу императора Адриана была построена огромная стена — вал Адриана, отделяющий романизированную Англию от шотландских племен. Через двадцать лет была возведена еще одна стена, фактически разделившая Северную и Южную Шотландию. Римляне не намеревались вторгаться в Хайленд, точно так же они оставили и планы по завоеванию Ирландии. Римская империя прекратила расширяться, возникла необходимость защищать границы, так что можно было наслаждаться преимуществами мира. Земли к югу от стены активно обрабатывались. Огромные пахотные угодья появились на Камберлендской равнине. Англия больше не была провинцией, которую сотрясали восстания племен. Она снова стала процветающей, такой же богатой и плодовитой, как в железном веке.

Процесс романизации был постепенным и в разных местах шел по-своему. В деревнях, где люди придерживались старых традиций и привычного уклада жизни, все еще оставались такие же условия жизни, как в железном веке. Изменения шли из городов, от осуществляющей управление верхушки английских лидеров, которые там работали. Это были люди, которые приветствовали господство римских чиновников в стране или, по крайней мере, использовали его в своих целях. По указаниям римлян начали создавать храмы, городские площади и общественные здания; они учили латинский язык и начали носить тоги, обозначая свою новую природу. Они сложили оружие и взяли в руки абаки. Дети из семей английской элиты изучали «цивилизованные искусства», а некоторых даже посылали в Рим. Строились термы и залы для собраний, и, согласно Тациту, местные жители начали устраивать «щеголеватые званые обеды». Появилось больше тарелок, блюд, сосудов для питья и чашек, чем в железном веке. Ввозились амфоры или сосуды для хранения; в них наливали вино и оливковое масло, хранили оливки и рыбный соус. Тацит достаточно едко написал, что «они называли это цивилизацией, когда на самом деле это было частью их рабства».

Старая иерархия по-прежнему существовала, но теперь элита носила римские броши и кольца. У владельца земли были арендаторы, так называемые колоны, которые были привязаны к своим участкам. На вершине иерархии были племенные вожди, которые владели обширными землями и собственностью, внизу — огромное количество рабов. Слово для их обозначения servus в конце концов превратилось в «серв»[8]. Таким образом, старые связи прошли через столетия. Социальные механизмы бронзового и железного веков укрепились и углубились под управлением сильной центральной власти.

В ходе организации страны римляне превратили старые племенные владения в государственные районы, или цивитаты. В каждом из них был собственный центральный город, или оппид, которым чаще всего оставалась старая племенная столица, переодетая из дерева в камень. Центр города представлял собой «форумный комплекс» общественных зданий, откуда шло управление всеми делами. Колониальная власть подразумевала собственные формы архитектуры с монументальными арками, скульптурами, алтарями и купальнями, что привносило упорядоченность в некогда хаотические поселения. Многие из этих зданий были частью государственной инициативы, которая продолжалась и во II веке. Форум и базилика, храм и амфитеатр вырастали среди теснящихся друг к другу лавок, домов и мастерских, которые все еще строились из дерева и глины и имели земляные полы. Многие из этих домов состояли фактически из одной комнаты, в других в передней части была лавка, позади нее — мастерская, а еще дальше — жилая комната. Все поселение было изрыто колодцами и ямами под костры. Там, где кончались улицы, располагались кладбища, печи для обжига, каменоломни и загоны для скота.

Город управлялся советом, или курией, из крупных собственников земли, при них был штат секретарей и других чиновников. Все элементы социальной дифференциации и специализации, которые можно здесь обнаружить, такие как родственная близость и племенные связи, медленно уступали место групповым отношениям на экономической основе. Более крупные города были независимыми и имели самоуправление, в них были магистраты и советники, заботящиеся о канализации, санитарном состоянии и ремонте дорог. Самая распространенная археологическая находка периода римской Британии — это табличка для письма.

Вскоре в сельской местности выросли виллы в римском стиле. Самые первые из них, такие, как те, которые обнаружили в Фишборне, в Суссексе, свидетельствовали об очень высоком положении их хозяев в обществе и предположительно были построены для перешедших на сторону Рима племенных вождей и крупных чиновников империи. Мода на роскошь распространилась и среди других местных вождей, и на юго-востоке стали строить более скромные виллы, которые годились для процветающих землевладельцев или семей, занимающих ведущее положение в сельском хозяйстве. Виллы, по существу, были фермерскими хозяйствами, демонстрирующими избыток богатства, который проявлялся во внешнем виде и украшениях; они копировали римский стиль с каменными стенами и дорогой мозаикой. У таких вилл могла быть черепичная крыша, которая очень сильно отличала их от английских круглых домов с соломенными крышами. Мозаики, подогрев пола и оконные стекла — все это несло на себе печать имперской цивилизации. Даже более маленькие дома могли быть оштукатурены и украшены настенной росписью; чистая или покрашенная штукатурка также использовалась как дополнительная защита от стихий. Но глупо было бы переоценивать присутствие вилл в английском пейзаже. Крепости на холмах, например, по-прежнему строились, особенно для английской знати, которая все еще была связана с родными социальными и культурными традициями.

Так, в начале II века в Кестоне, в Кенте, все еще использовалась ферма эпохи железного века. К середине II века здесь появился новый деревянный фермерский дом с покрашенными стенами. В начале III века на его месте вырос каменный дом с баней в римском стиле. Часть двора занимали деревянные амбары, один из которых позже был перестроен из камня. Печи использовались для пивоварения или подсушивания зерна, и похоже на то, что владельцы вилл также нанимали горшечников, кузнецов и мастеров по бронзе. Также был обнаружен раннеримский колумбарий. Круглые мавзолеи появились позже. Таким образом, постепенно создавалась маленькая романизированная община.

В самой обработке земли по-прежнему применялись методы бронзового и железного веков. В некоторых регионах, например на юго-западе, уклад местных жителей не претерпел вообще никаких изменений. Только на юго-востоке есть признаки появления новых пристрастий, пусть даже и касающихся только верхушки общества. Римляне привезли с собой вишню, шелковицу и фиги, ранее неизвестные в Британии. Репа, капуста и горох впервые появились во время римского правления. Остался только один камень преткновения: местные жители на римских территориях все еще предпочитали говядину свинине.

С определенной долей уверенности можно сказать, что большинство людей все еще жило в железном веке, и это продолжалось еще несколько сотен лет. Тем не менее в результате прямого имперского приказа в сельском хозяйстве возникло одно новшество. Болота Восточной Англии были осушены, окультуренная почва стала плодородной, и на ней возникли сотни деревень и ферм, где хозяйство велось в определенной манере. Вся эта территория стала собственностью империи, и подати с нее взимались в пользу центрального правительства. Процветающая Солсбери-Плейн стала еще одним имперским владением.

Налогообложение, включающее в себя налог на землю и подушный налог, было ключевым в римском использовании Британии в своих интересах. Поскольку стоимость содержания армии перед лицом опасности вторжения с севера становилась все выше, росли и подати. Римская оккупация подстегнула процесс, в результате которого племенное хозяйство перешло к денежной экономике. Племенные металлические деньги, что особенно важно, были замещены имперскими. Конечно же, римляне взимали пошлину с предметов торговли. Промышленные центры, такие как центр горшечного дела в деревне Кастор в Кембриджшире, местами изменяли пейзаж. Кузницы и металлургические мастерские появлялись во всех частях страны, от побережья Кента до берегов реки Уай. В римский период продолжали использоваться свинцовые шахты. С двойным стимулом требований и нововведений английское производство развивалось как никогда. Уголь использовался для выплавки металла и подогрева воды в банях; также он питал священный огонь в храме Минервы в Бате.

В империи пользовались спросом два местных шерстяных изделия. Одно было известно как birrus Britannicus — непромокаемый плащ с капюшоном. Другое, tapete Britannicum, представляло собой шерстяной ковер. Еще одним предметом торговли были медведи и бульдоги для римской арены. Мужчины носили куртки из шкур домашнего скота и кожаные штаны. Поговаривали еще, что Цезарь захватил Англию, чтобы получать отсюда великолепных устриц.

В начале III века страна была разделена на две провинции: Britannia Superior (Верхняя Британия) со столицей в Лондоне и Britannia Inferior (Нижняя Британия) с центром в Йорке. Обозначения «Верхняя» и «Нижняя» относились исключительно к географическому положению и ни в коей мере не определяли качества территорий. Позже эти две провинции были разделены на четыре, а потом — и на пять частей, что подчеркивает тот факт, что страна отлично управлялась и ее ресурсы активно использовались.

После того как страна окончательно стала частью империи, ее роль изменилась. Оккупационная армия превратилась в оборонительную; ее воины ассимилировались, стали связывать себя с местным населением. Десятая часть имперской армии была размещена в колонии, и это означало, что английские войска имели огромное влияние на то, что происходило в далеком Риме. Нередко случались бунты и восстания. В 268 году один из губернаторов Англии Караузий объявил себя императором. Он повел свои войска на континент, оставив города и деревни самостоятельно защищаться от возможной расправы со стороны Рима. Сто лет спустя другой римский военачальник захватил провинцию и объявил ее независимость. Из заблуждения по этому поводу его вывел бой где-то в Центральной Англии, и это подчеркивает значимость роли страны в имперских расчетах.

За Англию стоило сражаться. Ее порты, ее металлы, ее налоги помогали поддерживать существование огромной машины римской торговли. При этом Британия оставалась богатой и производительной благодаря своему сельскому хозяйству. В 359 году император Юлиан собрал флот из 600 кораблей, чтобы перевезти зерно из Англии в район боевых действий на Рейне. Страна превратилась в одну из житниц Европы, и к IV веку процветала как никогда. Виллы влиятельных лиц стали больше и роскошнее, и не может быть никаких сомнений в том, что социальное расслоение в стране под покровительством имперской власти обострилось. Римские англичане управляли англичанами железного века.

Северные границы всегда были источником конфликта, поскольку на них все время давили скотты и пикты, но и границы провинции в целом вскоре оказались в опасности. В Южной Англии существовал так называемый Саксонский берег — своеобразно размещенная группа крепостей. Цель именно такого их расположения не совсем ясна. Были ли они нужны, чтобы защищать побережье от незваных гостей с северо-запада Европы, или, возможно, их построили в качестве гаваней для боевых и торговых саксонских кораблей? Может быть, они были необходимы, чтобы защищать морские пути между Англией и Европой от пиратов и прочих бандитов.

Но, как и в случае с прочими аспектами существования Англии, которых касался контроль империи, все свидетельства об этом фрагментарны и неоднозначны; нам приходится полагаться на случайные записи, данные археологов и редкие комментарии римских историков. Римское управление Англией продолжалось 350 лет — тот же срок, который отделяет современного писателя от Великого лондонского пожара, — и в то же время это наименее изученная часть истории страны.

В частности, мы почти ничего не знаем о людях: романизированных вождях на своих модных и роскошных виллах, более мелких землевладельцах в своих усадьбах, построенных из камня или бревен, о горожанах, обитающих в одно- или двухкомнатных домах, стоящих вдоль узких убогих улочек, чиновниках, работающих в конторах и носящих официальные тоги и военные поясные ремни, безземельных работягах, живущих в поселках подальше от вилл, — все это волнующееся и вздымающееся море населения, равнодушное к переворотам и контрпереворотам, которые оставили след на страницах римской истории.

Также практически ничего не известно о появлении христианства. Эта вера появилась в Англии во II веке, но в силу сложившихся обстоятельств была религией меньшинства. Романизированные англичане примирились с римскими богами, тогда как англичане железного века, без сомнений, все еще поклонялись древним божествам холмов и лесов. Христианство не было местной верой. Тем не менее христианские сосуды и настенные барельефы III века были найдены в Хантингдоншире, неподалеку от реки Нин, и являются явными доказательствами существования местного храма. Это самые ранние подобные сосуды из обнаруженных во всей империи. В Паундбери, в Дорсете нашли христианское кладбище примерно того же времени. К IV веку христианство продвинулось на север до Карлайла.

Христианство стало основной религией империи только после того, как в 312 году веру принял Константин Великий; собственно говоря, он был признан и провозглашен императором в Йорке в 306 году, и в последующие годы казалось, что император рассматривал Англию как один из духовных центров своего правления. Йорк был перестроен в честь возвышения Константина, и он еще трижды посещал эту провинцию. Константин называл себя Британским Величайшим (Britannicus Maximus), и, кажется, даже Лондон был на какое-то время переименован в Августу в его честь. Таким образом, христианство в Англии стало важным элементом ее дальнейшего развития.

Ведь это была монотеистическая религия во времена, когда сам император стремился к единоличной власти; христианство предполагало единый набор ценностей и верований, которые можно было распространить по всей империи. Оно помогало поддерживать центральную законодательную и бюрократическую власть. Вовсе не удивительно, что его приверженцами стали представители правящих классов. Можно было не сомневаться, что в Англии, к примеру, романизированное население быстро научится пользоваться выгодами законодательно закрепленного вероисповедания. Именно поэтому христианство стало связываться с культурой вилл. Также это была религия административной элиты больших и малых городов, где в обязанности епископа входила забота о его городской пастве.

В 314 году три английских епископа совместно со священником и дьяконом посетили церковный собор в Арле на юге Франции. Епископы были из Йорка, Лондона и Линкольна, дьякон и священник прибыли из Киренчестера. Во время раскопок у Тауэр-Хилл были обнаружены признаки, указывающие на то, что там мог располагаться христианский храм, украшенный мрамором и настенными росписями. В центре нефа находился чудотворный источник. Это мог быть епархиальный храм Реститута, архиепископа Лондонского. Существует довольно мало доказательств того, что в III и IV веках были другие церкви (хотя одну нашли в Силчестере), но на это есть веские причины. На месте первых церквей стоят новые храмы. Мы обнаружим святилища эпохи раннего английского христианства, только если сроем соборы и церкви современного мира.

Ни одна империя не существует вечно, ни одно государство не стоит на месте непоколебимо. Границам римских колоний постоянно грозила опасность, и во многих местах враги одерживали верх. Давление северных племен незаметно нарастало. Франки вошли в Северную Галлию. Вестготы собирались поселиться в Аквитании. Англии угрожали пикты и скотты на севере вместе со своими союзниками из племен франков и саксов. В 367 году их войско преодолело вал Адриана и, разделившись на отряды, отправилось на юг, чтобы разорить страну; командир крепостей Саксонского берега был убит, а главу провинции, занимающего должность британского дукса (Dux Britanniarum), захватили в плен. Для англичан это было ощутимое поражение. Римское вмешательство и восстановление разрушенного, в том числе возведение новых крепостей в ключевых точках, помогли восстановить мир и процветание на следующие сорок лет, но затем северные племена вернулись.

Ряд посягательств различных претендентов на власть императора привел к тому, что к началу V века Англия практически освободилась от римской армии. Она ушла в поисках славы. Гражданская война между различными претендентами на императорский трон ослабила самодисциплину и подчинение правилам, которые всегда были характерным признаком римского правления. Административная машина начала распадаться на части. В 408 году северные племена снова попытались напасть, и римским англичанам не оставалось ничего, кроме как защищать себя. Историк того времени Зосим пишет, что они «взяли в руки оружие и, презирая опасность ради своей независимости, освободили города от угрожающих им варваров». Также он сообщает, что после этого англичане свергли римских губернаторов и установили собственное правительство.

В этом простом рассказе скрыты интриги самых разных уровней. Среди романизированных англичан были те, кто хотел бы сохранить власть Рима, от которой они получали огромные выгоды; были другие — те, кто желал избавиться от тягот налогов и насилия, связанного с центральным правительством. Два года спустя, в 410 году, часть англичан обратилась к императору с просьбой прислать оружие и людей; точно не известно, требовалось ли им вооружиться против внешней угрозы саксов или против врага внутри Англии. В любом случае император Гонорий ответил, что теперь англичане должны сами заботиться о себе. По сути это был конец римского периода истории Англии.

Другой историк, Прокопий Кесарийский, в дальнейшем отмечал, что после исчезновения римских чиновников различные города и районы были захвачены «тиранами» или «узурпаторами». С точки зрения Рима они действительно могли казаться узурпаторами, но на самом деле это, по всей видимости, были всем знакомые английские лидеры, происходящие из семей племенных вождей или крупных землевладельцев. На исчезновение руки Рима английские племена и политические единицы отреагировали по-разному, но весьма показательно. Романизированные англичане в больших и маленьких городах, вокруг которых располагались зависимые от них земли, по-видимому, сформировали собственные органы самоуправления; лидеры этих маленьких государств по-прежнему назывались магистратами. В невоенизированной части страны — на востоке и юго-востоке — выросли маленькие королевства, их защищали наемные войска. Королевства Восточной Англии, к примеру, были вынуждены использовать германских солдат, и в последующие годы это вызвало проблемы. В более отдаленных районах страны племена, которые так и не были полностью романизированы, вернулись к доримским формам социальной организации. Оставшиеся подразделения армий на севере были объединены командиром, который стал их вождем. Один из первых римских лидеров севера Коэлий, или Коэль Хен, стал героем английской детской песенки «Старый король Коль» (Old King Cole)[9].

Таким образом, после ухода римлян образ жизни англичан зависел от места их обитания и мог значительно различаться. Тем не менее можно обнаружить признаки более общих изменений. Система налогообложения Рима была упразднена, и теперь деревню контролировала аристократия из числа землевладельцев. После отмены податей хождение металлических денег быстро сократилось. К 410 году крупные центры гончарного производства прекратили свою работу: спроса на их товары больше не было. Снова изготавливать кирпич в Англии стали только в XV веке. Виллы были уничтожены или заброшены, не найдя употребления у более поздних жителей страны.

Дни публичной, монументальной помпезности в городах канули в Лету. Но это вовсе не означает, что города пришли в упадок или захирели: они просто изменили свою функцию. Города оставались административными центрами окружавшей их территории, в них жили местный епископ и местный лидер, но они больше не нуждались в имперских фасадах III века и не хотели их. Базилика в Силчестере, к примеру, превратилась в центр металлообработки. Городское население сохранилось, и есть доказательства того, что Йорк и Глостер были перестроены в V веке. Новый водопровод с деревянными трубами появился в Веруламии во второй половине этого века. Таким образом, организация гражданского общества по-прежнему действовала. Римский город Роксетер был обнаружен в полях Шропшира. После ухода римлян он не исчез. Базилика была снесена, и на ее месте выросло большое деревянное сооружение, которое стало центром комплекса деревянных зданий, отстроенных по римскому образцу. Деятельная процветающая жизнь продолжалась до Средневековья.

Археологи обнаружили в напластованиях V века вкрапление, распространенное вокруг многих больших и малых городов; его назвали «темной землей». Когда-то оно считалось свидетельством запустения и опустошения, но сейчас более правильно интерпретируется как остатки мазанок. Похоже, города и городки V века были густонаселенны, и торговая жизнь в них так и кипела.

Самообеспеченность достигалась с помощью бартера и местной торговли. Есть доказательства существования вылепленных вручную глиняных изделий, а какое-то количество необожженной глины использовалось для строительства стен. Жизнь фермеров и тружеников в стране совсем не изменялась из-за смены властителей.

«Исповедь» (Confessio) святого Патрика, которого саксы захватили в плен и сделали рабом в конце IV века, показывает, что роскошная жизнь владельцев вилл продолжалась и в первые десятилетия V века. После возвращения Патрика в Англию через шесть лет рабства отец заставлял его пойти на общественную работу: к примеру, власти нанимали местных риторов, чтобы руководить простым народом. Существовала некая форма действующего государственного устройства, основанная на римском оригинале. Когда епископ Герман в 429 году прибыл в Англию из Галлии, лидеры Веруламия приветствовали его в манере гражданского единства. Это, по всей видимости, были члены диоцеза или совета провинции, осуществляющие управление городом. В жизнеописании Германа сообщается, что они «привлекали внимание своим богатством, носили модное платье и были окружены большим числом почитающих их людей». Англия не относилась к странам, лишившимся своего авторитета или богатства.

Отчасти Герман прибыл, чтобы помочь англичанам в их борьбе против пиктов и саксов. Это добавляет веса предположению о том, что произошло некое неожиданное и сокрушительное «вторжение» саксов. Но на самом деле саксы уже были здесь. Они жили в Англии с III века. Они давно стали частью полотна английской жизни. Городской и племенной элите были нужны воины саксов, чтобы защищать ее собственность. Многие из этих солдат женились на местных женщинах и поселялись здесь вместе с семьями. Германские силы оставались среди римской армии на севере. Торговцы-саксы жили в больших и малых городах. Рабочие-саксы обрабатывали земли Кента в обмен на редкие военные услуги.

Здесь мы должны разрешить вопросы с названиями. С общего согласия местные жители Англии от железного века и далее называются бриттами. Но на самом деле этот термин имеет отношение только к англичанам, жившим на берегу Атлантики, на западном побережье; они и были бриттами, которые мигрировали в Галлию и основали провинцию Бретань. Они говорили на кельтском и гэльском. Также бритты были сильны на севере, как постоянное напоминание о старых племенных отношениях. В центре, на юге и на севере также были коренные англичане, но они населяли регионы, где возвысились пришельцы-саксы, причем иногда это происходило мирно, а иногда — насильственным путем. Именно от названия одной из групп таких пришельцев, англов, и произошло само слово «Англия». Engla land — название, которое дали этой земле викинги. Одной из характерных черт страны является то, что с I по XIII век она практически постоянно находилась под иностранной оккупацией. Некогда «имперская» раса была колонизирована и подверглась эксплуатации.

3
Изменения климата

В целом климат Англии обычно характеризуют как влажный, с относительно малым количеством солнечных дней, но, как знает каждый местный житель, погода очень отличается в зависимости от того, в какой части страны вы находитесь. На юго-востоке лето теплое, а зима холодная, тогда как на северо-западе зима мягкая, а лето прохладное. На северо-западе на один июльский день в среднем приходится четыре с половиной часа солнечного света, а на южном побережье можно ожидать до шести с половиной солнечных часов; на западном побережье выпадает на 40 % больше дождей, чем на восточном. Осенью и зимой ветры дуют в основном с юго-запада, а весной — с востока. Такой климат создал страну влажных дубовых и ясеневых лесов и теряющихся в тумане болот и топей. На севере и на западе лежат холмы и горы, где слой плодородной почвы очень тонок. Это земля под пастбища, а не под зерновые, и местные фермеры выращивали столько зерна, сколько было необходимо, чтобы прокормиться самим. На юге и востоке низины, где плодородный слой постепенно становится все толще, — земля, подходящая как для зерна, так и для скота. Это была территория смешанного земледелия.

В истории Англии такие климатические закономерности имеют первостепенное значение; если происходит падение среднегодовой температуры на два градуса, как в период с 500-х до 300-х годов до н. э., то перспектива хорошего урожая на севере значительно ухудшается. Разница в один градус делает гибель урожая в семь раз более вероятной. Таким образом, в этот период мы видим запустение на фермах и в поселениях высокогорной части страны. На юге было теплее, и сельское хозяйство оставалось стабильным. Эта земля давала обильные урожаи, и общая влажность позволяла зерновым культурам расти и на более бедных почвах, где преобладают песчаники и известняки. Вследствие этого на юго-восточных землях, как правило, сеют пшеницу, а на севере — овес. Но до сих пор можно обнаружить и другие региональные отличия. В Оксфордшире и Северо-Восточном Суффолке выращивают пшеницу, тогда как в Норфолке растят больше риса. Овес — это основная культура в Ланкашире, а рис — в Йоркшире. Пшеница и ячмень лидируют в Уилтшире, тогда как в более дождливой местности на западе графства растет в основном овес.

Люди на юге были если не здоровее, то богаче своих соотечественников с севера. Таким образом, климат играет не последнюю роль в истории человечества. Вполне могло случиться так, что на более сухом востоке создавались человеческие общины, отличающиеся от сообществ на более дождливом западе; ярко выраженные контрасты социальных систем в первом тысячелетии до н. э. действительно заметны: на западе существовали маленькие центры власти землевладельцев, а на востоке — более рассеянные поселения. Изолированные фермерские хозяйства и маленькие деревушки были характерны для севера и запада, более крупные деревни и поместная система обработки земли — более обыкновенны для юга и востока.

Во времена римской оккупации климат был теплее, чем в любой последующий период истории, но в конце IV века тепло сменилось более холодной и влажной погодой. В течение десяти лет с 536 года н. э. было очень мало солнечного света — это было время невиданной нехватки продуктов и голода. Также можно заметить, что Альфреду[10] ставили в заслугу изобретение часов, которые могли показывать время, когда постоянные туманы скрывали солнце.

Записи о погоде в 1009 и 1010 годах вел монах-бенедиктинец Биртферт, который жил в Восточной Англии: зима длилась с 7 ноября по 6 февраля, была холодной и влажной; весна — с 7 февраля по 8 мая, была влажной и жаркой; лето — с 9 мая по 6 августа, жаркое и сухое; осень — с 7 августа по 6 ноября, холодная и сухая. Биртферт был единственным летописцем, сделавшим подробную запись погодных условий.

XI и XII века действительно были теплее, чем те, что предшествовали им, но в XIII и XIV столетиях климат ухудшился; в исторических хрониках этого периода также упоминаются частые наводнения и засухи, из чего можно судить о большой нестабильности погоды. Суровые морозы продолжались и весной, а сильные ветры валили деревья в лесах. Зимой 1309/10 года Темза замерзла, а 1315 и 1316 годы были отмечены бесконечным дождем. Урожаи погибали, а мертвых хоронили в общих могилах. Это было время эпидемий. Уровень преступности рос пропорционально бедствиям.

Обилие дождей в XIV веке нашло отражение в конструкции дренажных канав и фундаментов домов; полы церквей были подняты, а некоторые поселения в низинах — заброшены. Плотник в «Рассказе Мельника» (The Miller’s Tale / The Canterbury Tales) Чосера выказывает навязчивый страх нового Великого потопа, который охватит всю землю. Необыкновенно сильный ветер 14 января 1362 года повсюду был принят за предвестие Судного дня. В Средневековье погода была властительницей всего. Погода снаружи создавала погоду внутри. Вполне возможно было бы написать историю Англии как историю изменений ее климата.

4
Наконечники копий

«Англосаксонская хроника» (The Anglo-Saxon Chronicle), написанная через несколько веков после описываемых в ней событий, сообщает, что в 449 году «Хенгист и Хорса, которых пригласил Виртгерн» прибыли в Англию; они пришли, чтобы защитить англичан от захватчиков, но остались только для того, чтобы сражаться со своими хозяевами. Имена Хенгист и Хорса буквально означают «конь» и «кобыла». Виртгерн, или Вортигерн, — это просто титул верховного владыки. В некоторых валлийских летописях он также известен как Вортигерн «с отвратительным ртом». Итак, как всегда, элементы мифологии переплетаются с историей. Датировка также неверна.

Данные говорят о том, что в 430 году Вортигерн, правитель союза маленьких королевств, на которые распалась страна, пригласил наемников-саксов для защиты Англии от пиктов из Шотландии и от банд мародеров из Ирландии. Это была старая и хорошо известная стратегия, которую романизированные англичане использовали в различные моменты своей истории.

Ирландцы высадились на западном побережье поблизости от Котсуолдса; центральная часть королевства Вортигерна лежала в холмистом районе, что, возможно, объясняет его лидирующую роль в борьбе. Есть данные, что пикты высадились в Норфолке. Моряки-пикты разрисовывали свои корабли и тела в цвета волн, чтобы их труднее было заметить. Таким образом, решение пригласить саксов родилось в страхе, из-за неотложной надобности. Согласно исторической легенде, они приплыли на трех кораблях, вмещавших в лучшем случае несколько сотен человек. По всей видимости, кораблей было больше, но в любом случае эти наемники были известны своей свирепостью так же, как и своей доблестью. Дружины воинов, в каждой из которых был свой вождь, поклонялись солнцу и луне. Они молились Одину, богу войны, и Тору, богу грома, и практиковали человеческие жертвы. Они пили из черепов своих врагов. Их лбы были выбриты, а длинные волосы спускались на спины, чтобы во время боя лица казались крупнее. «Сакс, — как писал римский хронист V века, — превосходит всех своей жестокостью. Он нападает невидимым и невидимым же ускользает. Если он за кем-то гонится, то настигает добычу; если он убегает, то его не догнать».

Самые значительные подразделения саксонских сил размещались в Кенте, а также им был отдан остров Танет в эстуарии[11] Темзы. Другие отряды солдат помещались в Норфолке и на побережье Линкольншира. Икнилдская дорога охранялась. Лондон и эстуарий Темзы были защищены. Остатки римской армии, все еще сохранявшиеся на севере, находились в хорошо укрепленном Йорке. Далее, по приглашению Вортигерна, в Англию снова прибыли отряды саксонских наемников. Демонстрация силы оказалась вполне достаточной. Пикты отказались от планов вторжения. Ирландцы, в свою очередь, были остановлены племенными армиями запада и Западного Мидленда; королевство корновиев со столицей в Роксетере играло важную роль в отражении атак захватчиков.

Тем не менее другая угроза незаметно подкрадывалась к Вортигерну. Его союзники, озабоченные стоимостью саксонского присутствия, не смогли или не захотели заплатить наемникам. Также они отказались дать земли взамен платы. После того как немедленная угроза была устранена, они не захотели оплачивать услуги своих защитников. Согласно кентским хроникам, союзники заявили: «Мы не можем кормить и одевать вас, потому что ваше число возросло. Уходите. Нам больше не нужна ваша помощь».

Реакция наемников была немедленной и резкой. Их выступления начались в Восточной Англии, а затем распространились по долине Темзы. Они захватили многие из тех городов и деревень, где размещались их отряды. Саксы прибрали к рукам большие поместья и освободили из рабства многих англичан. Они увидели процветание этой земли и захотели завладеть ею. Танет сам по себе как житница был великолепным призом. Затем саксы бросили клич своим соотечественникам: приходите и селитесь здесь, вместе мы сможем управлять местными.

Так германские переселенцы хлынули в Англию. Среди них было четыре основных племени: англы из Шлезвига, саксы с территорий вокруг реки Эльбы, фризы с северного побережья Нидерландов и юты с побережья Дании. Таких людей, как англосаксы, не существовало, пока летописцы не придумали их в VI веке. Маршруты переселенцев были предопределены системой рек. Они двигались по Темзе, Тренту и Хамберу.

Юты поселились в Кенте, Хемпшире и на острове Уайт; Нью-Форест когда-то был их землей. Саксы заняли долину Верхней Темзы. Фризы рассыпались по юго-востоку и имели влияние в Лондоне. Англы поселились в Восточной и Северо-Восточной Англии; к началу VI века люди в Восточном Йоркшире носили одежды англов. Это были маленькие племена, маленькие общины, которыми управлял вождь или семья вождя. Некоторые встречали на своем пути сопротивление, другим были рады. Третьих просто принимал трудовой люд, который не питал особой любви к своим прежним хозяевам из местных. Все приспособились к новым условиям, и, согласно данным генетики, составили до 5 % населения, которое мы теперь называем англичанами; в восточных регионах это число могло достигать 10 %, но никаких свидетельств в пользу явного геноцида и замещения коренного населения нет.

Германцы перебрались на новое место, потому что их теснили другие племена в процессе великой миграции на запад той эпохи, но еще они пришли, потому что существовала угроза затопления их исторических территорий поднимающимся морем. В этот период береговая линия Северной Европы, как показывают археологические находки в Германии и Нидерландах, оседала в море, поэтому существовала срочная необходимость найти землю где-то еще.

Восстание саксонских наемников было сокрушительным ударом по престижу и власти Вортигерна. Он был свергнут с трона другим романизированным английским лидером Амвросием Аврелианом, который повел контрнаступление против саксов и в течение десяти лет участвовал в ряде жестоких битв. В 490 году Англия одержала великую победу в местечке, которое следующие поколения называли Бадонским холмом, — считается, что оно находится неподалеку от современного Бата. Командующий английскими силами в этой битве неизвестен, но в тот период верховным властителем стали называть короля Артура. В исторических записях он остался только тенью: он известен всего лишь как dux bellorum, или военный вождь. Говорят, что он участвовал в двенадцати сражениях против саксов, но места этих битв определить невозможно. На страницах средневековых романов Артур был великим королем с великолепным двором в Камелоте, который также известен как Винчестер; на самом деле Артур мог быть военным командиром, чья штаб-квартира размещалась в крепости на холме Кэдбери. 7,2 гектара территории этой крепости были огорожены в период, когда предположительно жил Артур.

Англичане выжили, но из-за превратностей войны саксы сохранили контроль над Норфолком, Восточным Кентом и Восточным Суссексом. В стране возникло разделение, которое, возможно, было отмечено строительством укреплений Уэнсдайк, сооруженных, чтобы не дать германцам перебраться в центр Южной Англии. По одну сторону барьера находились маленькие английские королевства, по другую — германские племена со своими военными вождями. Та часть страны, которая была наиболее романизирована, теперь стала домом «варваров». Городская жизнь и жизнь на виллах в этом регионе, таким образом, оказалась в неопределенном состоянии. Как писал английский летописец начала VI века Гильда, «города нашей страны все еще не заселены так, как были заселены раньше, даже сегодня они представляют собой заброшенные пустынные руины». Так происходило саксонское «вторжение».

Тем не менее некоторые маленькие и большие города по-прежнему активно использовались как рынки и места для размещения властных структур. Хорошо известно, что саксы устроили собственный торговый район за пределами городских стен Лондона, в месте, которое сейчас называется Олдвич, но в старом городе, как и раньше, находились королевская резиденция и места общественных торжеств. Вряд ли какие-то изменения коснулись сельского хозяйства. У германских переселенцев была та же система полей; пришельцы уважали старые границы, и в Дареме, например, германская планировка повторяла местоположение маленьких полей и стен сухой кладки доисторического прошлого. Куда более удивительно, что германские объединения сохраняли границы старых племенных королевств. Они с уважением относились к существующему положению дел на земле. Священные места саксов, возникшие немного позже, находились на тех же местах, что и монументы эпохи неолита. Все вплеталось в кружево прошлого.

Два или три поколения англичане сдерживали немецких переселенцев внутри их границ. Нельзя забывать, что в те времена средняя продолжительность жизни составляла тридцать пять лет. Это была страна молодых женщин и мужчин, со всей энергией и безрассудностью юности. Лидеры государства были порывистыми, яркими и энергичными.

К середине VI века германцы пожелали продвинуться дальше на запад и завладеть плодородными землями, которые ранее им не принадлежали. Есть много причин этого неожиданного всплеска активности, но одна из самых убедительных связана с эпидемией чумы в 540-х годах. Бубонная и, возможно, легочная чума распространилась из Египта по всему ранее принадлежащему Риму миру. Кажется, она сильнее поражала коренных англичан, а не пришельцев, на местных она набрасывалась с такой силой и яростью, какая могла соперничать с великой чумой XIII и XVII веков. Некоторые специалисты по вероятностной оценке предполагают, что тогдашнее население в три или четыре миллиона сократилось до одного. Земли остались свободными, и их могло защищать меньшее число людей. Поэтому англы и саксы двинулись на запад. Англосаксонская цивилизация была создана чумной пандемией.

Один из вождей саксов Кевлин к 577 году добрался до Сайренсестера, Глостера и Бата; семь лет спустя его силы вторглись во внутреннюю часть страны. Местные короли вследствие этого были низложены. Так происходило по всей стране. Росло давление на дуротригов в Сомерсете и Дорсете, и в результате коренные жители Англии отправились в Арморику на Атлантическом побережье Северо-Западной Франции, где их вожди захватили большие участки земли. Возможно, им даже были рады. Может быть, они были из одного и того же племени. Так появился регион Бретань. Бретонцы на самом деле сохранили свои древние племенные корни и никогда по-настоящему не считали себя частью Французского государства. Некоторые из них вернулись назад. Бретонцы, бывшие в войсках Вильгельма Завоевателя, решили поселиться в Юго-Западной Англии. Они наконец вернулись домой.

В конечном счете коренное население так перемешалось и слилось с новыми переселенцами, что этнонимы «англы» или «саксы» потеряли какое-либо значение. Все стали англичанами. Тем не менее это происходило медленно. Бо́льшая часть Западной Англии оставалась под управлением местных королей еще 200 лет после того, как прибыли первые саксы; исконное королевство Элмет, на месте которого сейчас находится Уэст-Райдинг в Йоркшире, просуществовало до начала VII века, и «англосаксонское вторжение» закончилось только после захвата королевства Гвинед Эдуардом I в 1282 году. Людей, говорящих по-кельтски, можно было обнаружить в Корнуолле в начале XVI века, и язык перешел в разряд мертвых только в XVIII веке.

Поселения германских племен представляли собой территории, заселенные группами воинов и ограниченные реками. Таким образом, последователи Хэсты основали Гастингс, а последователи Гиллы — Илинг. Люди Скалистого края, люди Чилтернских холмов и люди Рикина — всем этим народам явно присвоены имена по месту обитания. Ярроу означает «среди ярвов» — небольшого племени, следы которого можно обнаружить в болотистых районах, а также в Нортумберленде. Большинство маленьких племен постепенно объединилось для защиты и войны. Появились верховные властители как лидеры и защитники племенных вождей, и к 600 году существование значительных королевств англосаксонской Англии запечатлелось в хрониках. Появилось королевство восточных англов, а также королевство восточных саксов и Мерсия.

Это были строго иерархические общества, основанные на долге и обязательствах перед военными правителями и их окружением. Существовали рабы, безземельные работники, керлы — простолюдины или свободные владельцы домовых хозяйств и тэны, или благородные, со всеми возможными различиями и разделением внутри каждой группы. К примеру, денежные штрафы за убийство различались в зависимости от «ценности» жертвы. Это было суровое и разобщенное общество, существовавшее только благодаря постоянной эксплуатации несвободных людей. В подобном отношении оно не слишком отличалось от любой другой политической системы в прошлом Англии. Здесь никогда не существовало никакого государства равных от природы по Руссо. Всегда была система господ и вассалов.

А что же коренные англичане? Они перенесли смену власти. Большинство из них работало, как и раньше, на земле и платило налог или дань местному землевладельцу. Обычную повседневную жизнь никогда не описывали в исторических хрониках, но она составляла все, что знали простые люди. Ремесленники и торговцы по-прежнему оставались здесь. В интересах англов и саксов было использовать остатки цивилизации римской Англии. Захватчики не уничтожали коренное население, потому что нуждались в нем. Они не питали никакой неприязни к обширным открытым полям и смогли быстро приспособиться к обработке земли традиционными методами англичан.

Тем не менее в первые годы могла существовать некая форма сепарации или апартеида между переселенцами и местными жителями. Германское слово walh обозначает говорящего по-кельтски или на латыни; также оно может означать «серв» или «раб». От этого слова произошло название Уэльса. Также у нас есть Корнуолл и такие места, как Уолтон, Уолсолл и Уолкотт. Кроме того, присутствие коренных англичан обнаруживается там, где сейчас находится Северо-Восточный Лондон, по таким названиям, как Уолтемстоу и т. п. Читатель сам может подобрать множество других примеров. Коренное население выжило.

Захватчики не уничтожили и христианство в Англии. В Лондоне, а также в Йорке, Лестере и Эксетере обнаружили первые церкви, выросшие на месте римских зданий. Церкви были и в других городах и, конечно, в Западной Англии, которая не была захвачена германскими племенами: религия начала процветать с появлением небольших монашеских общин. Одна из них находилась на вершине холма Святого Михаила в Гластонбери.

Окончательные очертания границ Англии становятся ясны после того, как германские племена продолжили свою экспансию. На севере переселенцы вначале держались в пределах Восточного и Южного Йоркшира: возможно, на этих территориях и раньше находились германские войска, и их жители могли даже приветствовать приход германцев. Они создали королевство Дейра, находящееся примерно на том же месте, где сейчас Йоркшир, — от Хамбера до Тиса. Общины англов появились в Бамбурге, где до сих пор сохранился замок. Большое англосаксонское кладбище с местом сожжения трупов можно найти в деревне Сэнктон в Ист-Райдинге, Йоркшир, и еще в XIX веке местные жители использовали горшки и урны, позаимствованные с этого места. Местные племена паризиев и бригантов пытались сдержать напористых германских переселенцев, но безуспешно.

Согласно летописи Беды Достопочтенного, к концу VI века под предводительством своего короля Этельфрита переселенцы покорили множество народов и завоевали множество земель; они «либо вытесняли тамошних жителей и поселяли на их местах своих людей, либо подчиняли местных и заставляли их платить дань». Это был хорошо известный процесс колонизации. Этельфрит стал королем и Дейры, и Берниции — королевства к северу от Дейры, которое простиралось от Дарема до Эдинбурга и от Деруэнт-Уотера до Эршира. Таким образом, его действительно можно считать первым королем Нортумберленда.

Местные племена и королевства были раздроблены и не могли сопротивляться напору захватчиков. Старые королевства — Регед (в Северо-Западной Англии), Стратклайд (в Юго-Западной Шотландии), Гододин (в Северо-Восточной Англии и Юго-Восточной Шотландии) — пали. Отряды воинов медленно продвигались на север и запад. Германские поселенцы, возможно, по численности уступали коренному населению, но они в конце концов захватили власть над огромной территорией болот и холмов, среди которых были разбросаны усадьбы и дома. Тем не менее старые обычаи оказались устойчивы: именно поэтому в Йоркшире и Нортумберленде сохранилось большинство черт древней организации и традиций.

В этих битвах между захватчиками и местными племенами рождалась чистая поэзия войны. Поэма Анейрина «Гододин» сделала его Гомером севера. Написанная на языке бриттов, она суровым стихом воспевает непокорность местных:

Быстрые лошади, оружие и щиты в крови,
Древки копий подняты, и острия заточены,
Сверкают кольчуги, и блестят мечи[12].

Поэма описывает мир воинов, носящих бусы и ожерелья из янтаря, и военных советов; это мир сражений с развевающимися над головами противников флагами; с воронами, в ожидании добычи застилающими небо; с пирами и чашами, наполненными медом и сладким вином; с собаками и ястребами; с наполненными вином рогами, которые передают по кругу при свете свечей; с волками и чайками; с господином, убранным драгоценностями и сидящим во главе стола. Это поэзия ассонансов и внутренней рифмы. Она откровенна и не раскаивается в своем аристократизме. Она не так пуглива и скорбна, как англосаксонская поэзия, и меньше уповает на приют и безопасность перед силами дикого мира.

После смерти Этельфрита его соперник Эдвин стал королем Нортумбрии. За время правления ему хватило сил завоевать остров Мэн, захватить Северный Уэльс и занять Англси. Он стремился стать верховным правителем всей страны, и, как писал Беда, «во времена Эдвина женщина с младенцем у своей груди могла путешествовать по всему острову, не рискуя столкнуться с поруганием». Вдоль главных дорог страны король также создал систему каменных резервуаров для того, чтобы собирать воду из ближайших источников, чаши в них были из латуни. У питьевых фонтанчиков длинная история.

О царствовании Эдвина до нас дошло два напоминания. Крепость Эдвина, город Эдвина — это сейчас Эдинбург. И не так давно появились доказательства существования дворца Эдвина. В Иверинге, в Нортумберленде, нашли следы огромного здания, вокруг которого группировались другие строения; из этого можно предположить, что там пребывал король со своими воинами и советниками. Храм позднее был превращен в христианскую церковь. Поскольку дворец был построен на месте кладбища бронзового века, он должен был восприниматься как священное место. Также здесь угадывается открытый деревянный театр или место собраний с расположенными по кругу сиденьями вокруг приподнятой платформы: помещение использовалось для местных ассамблей, где верховный повелитель мог обращаться сразу к трем сотням своих последователей. Это место служило для публичных речей и публичного суда. Также там было большое огороженное пастбище, где паслись животные перед тем, как превратиться в изысканные блюда. В других частях страны были обнаружены подобные дворцы, также с комплексом прилегающих зданий.

Они говорят о жизни феодалов и военной знати, о власти лорда и династических браках. Молодые воины группировались вокруг короля и поступали к нему на службу; хороший лорд раздавал землю и дары. Это была богатая и сильная культура, основанная на насилии, прикрытом блеском золота. Одежда богатых людей была пышной до предела, и мужчины, как и женщины, поверх льняных туник и плащей носили украшения — блестящие застежки и броши. Самым главным было золото. В ранней христианской церкви статуи святых выше человеческого роста покрывались золотом. В обиходе были золотые троны и огромные золотые распятия. Эта культура ни в коей мере не являлась варварской, она основывалась на формальной парадности.

На территории Восточной Англии также были великие короли. Их земли были обширны и включали в свои границы сегодняшние Норфолк, Суффолк и Айл-оф-Или. Все это целиком и полностью захватчики создали на месте королевства иценов, из которого происходила Боудикка. От них не осталось исторических хроник, но Беда сообщает, что один из первых королей германцев объявил себя властителем всей Южной Англии. Редвальд правил в начале VII века, и в захоронении в Саттон-Ху были найдены принадлежавшие ему предметы. Предполагается, что это место — могила Редвальда, и ритуал его захоронения был связан с роскошными погребальными ритуалами германских племен из Швеции.

В таких обрядах использовался погребальный корабль. Длина его составляла около 27 метров, и в центре его был обнаружен шлем в скандинавском стиле, кольчуга, боевой топор, меч с золотой рукоятью, несколько копий и щит с орнаментами в виде птиц и драконов; было там и нечто вроде скипетра, увенчанного бронзовой фигурой оленя, а также великолепная золотая пряжка. Нашли и остатки туники в римском стиле с золотыми застежками, серебряные чаши, монеты, котлы и лиру. Это была усыпальница короля. В качестве эпитафии мы можем использовать слова из «Беовульфа»:

Челн крутогрудый
вождя дожидался,
льдисто искрящийся
корабль на отмели:
там был он возложен
на лоно ладейное,
кольцедробитель;
с ним же, под мачтой,
груды сокровищ —
добыча походов.

Я в жизни не видывал
ладьи, оснащенной
лучше, чем эта,
орудьями боя,
одеждами битвы —
мечами, кольчугами…[13]

В другом захоронении на том же месте (всего их было семнадцать) были обнаружены скелеты воина и его лошади. Все это признаки, говорящие об обществе, основанном на силе и завоеваниях.

Тем не менее внутри лодки тела не было обнаружено. Возможно, это был кенотаф — пустая могила, воздвигнутая как надгробный памятник. Однако более вероятно, что деревянный гроб и тот, кто в нем находился, истлели в кислой почве. От Редвальда осталась одна вещь — его шлем, который сделан из покрытого серебром железа с бронзовыми украшениями. Это чудовищная, варварская вещь, как будто вышедшая из ночного кошмара.

Жизнь людей под управлением Редвальда была суровой и беспросветной. Для бедных она состояла из непрерывного труда; пища их была грубой, а одежда изготовлялась из плохо обработанных шерстяных тканей. Они жили в хижинах из переплетенных прутьев с земляным полом. Они знали только грабли и серп, плуг, кирку и лопату. Богатые проводили жизнь в охотах и войнах. Они в огромных количествах поглощали свинину и оленину. Они напивались, творя бесчинства, и прославлялись за это. Их лица часто были раскрашены, на них наносили татуировки. Мужчины, как и женщины, красили волосы, причем мужской пол предпочитал синий, зеленый и оранжевый цвета. Люди обоих полов украшали руки большим количеством золотых браслетов. Мальчиков испытывали на храбрость, бросая на скользкие, крутые крыши: если они быстро хватались за что-то, не вскрикнув от страха, значит, были достойны великой цели. Среди видов спорта были распространены прыжки, бег и борьба, в четырнадцать лет мальчики получали право носить оружие.

Королевство Мерсия занимало место, которое сейчас называется центральными графствами Англии (Мидленд): название «Эссекс» произошло от «восточных саксов» (East Saxons), Миддлсекс — от «средних саксов» (Middle Saxons), Суссекс — от «южных саксов» (South Saxons). Разумеется, название «Уэссекс» связано с королевством западных саксов, но его территория не сохранилась как административная единица. До времен короля Альфреда Мерсия представляла собой мозаику из королевств, а племенное название западных саксов было «гевиссы», что означает «союзники». Эти союзные племена продвинулись дальше на запад, завоевав Девон и Корнуолл. Но германские племена сражались не только с местными жителями, они враждовали и между собой, и самые жестокие битвы происходили между племенами Уэссекса и Кента.

Кент представляет собой интересный случай преемственности. Это была та часть Англии, которую первой заселили германские наемники и торговцы, постоянно жившие здесь, возможно, еще со времен римского правления. Именно поэтому административные структуры, учрежденные романизированными англичанами, остались нетронутыми. Пришельцам и местным жителям не было нужды конфликтовать друг с другом. Таким образом, местное название этой территории сохранилось даже после того, как джуты и другие племена установили свое господство над ней. Людей, живущих здесь, называли Cant-ware, но происхождение слова Cant имеет доисторические корни. Такие названия, как Кентербери и Дувр, датируются по крайней мере железным веком. Существуют неоспоримые доказательства преемственности в использовании поселений и священных мест от железного века до джутов; церкви во многих местах Кента стоят на доисторических дорогах. Также они очень характерным образом связаны со священными источниками, родниками и святыми женского пола, которым поклонялись еще в доисторическую эпоху.

Можно проследить и еще одно проявление преемственности. Когда пришли первые германские переселенцы, они селились здесь как свободные землевладельцы, следуя традициям своей страны. Именно поэтому на земле Кента стоят отдельные фермерские хозяйства и деревушки, а не манориальные[14] деревни; там не существовало традиции совместных сельскохозяйственных работ на землевладельца. В Кенте не было места для крупных магнатов или больших особняков. На всей остальной территории страны «общих полей» очень мало. Графство Кент несет на себе все признаки жизни «имеющих права свободных людей», которых Тацит опознал среди жителей севера.

Эта традиция поддерживалась в течение многих веков. В «Прогулке по Кенту» (The Perambulation of Kent), вышедшей в 1570 году, Вильям Ламбард писал: «Йомены или простые люди нигде не были так свободны и счастливы, как в этом шире… при порядке, когда каждый человек — свободный землевладелец, и имеет какую-то собственность, чтобы с нее жить. И в этом своем государстве они довольны собой и чрезвычайно радуются». Действительно, правовой обычай владения землей в Кенте не был отменен до 1926 года — это единственный известный пример особого закона графства, просуществовавшего до XX века. Такая независимость принимала разные формы. Во время восстания крестьян 1381 года «люди из Кента» были первыми, кто поднял оружие вместе с Уотом Тайлером. Семьдесят лет спустя под предводительством Джека Кэда они спровоцировали широко известное восстание против несправедливого налогообложения; их ходатайство называлось «Жалоба бедняков из Кента» (The Complaint of the Poor Commons of Kent). Люди из Кента были среди первых, поднявшихся против Ричарда III. Во время шахтерской забастовки 1984 года шахтеры из Кента были самыми воинственными и шумными. Древняя история все еще проявляет себя. Она по-прежнему имеет значение.

Эти примеры преемственности подчеркивают перемены в характере власти. Маленькие королевства уступали место большим. В первом фискальном документе, касающемся всей Англии и датированном началом VII века, перечисляется девятнадцать королей и пятнадцать народностей. Но даже самые великие королевства основывались на тех местах, где жили коренные народы Англии. Джуты из Хемпшира и с острова Уайт заняли места, где в доисторический период жили белги, восточные саксы — древние территории триновантов, а южные саксы учредили свое государство в доисторических границах регнов. Все они даже сохранили прежние столицы. Есть и множество других примеров, подтверждающих, что корни страны уходят очень глубоко в прошлое.

Великий король Кента Этельберт, который правил с конца VI века до 616 года, известен в английской истории как человек, который принял святителя Августина и поддержал его христианскую миссию среди германских племен. Этельберт был в союзе с франкскими королями с континента, и, возможно, он приветствовал Августина из уважения к ним. В любом случае он был тем, кого Беда Достопочтенный называл rex potentissimus, — верховным повелителем английских земель, простирающихся до Хамбера. Также он был первым английским королем, принявшим христианство, за ним последовали король Эссекса и, не столь явно, король Восточной Англии. Но пример Этельберта был чрезвычайно важен для успеха миссии Августина. Августин обратил и домашних, и приближенных короля и, таким образом, в христианство перешла земля, находившаяся под управлением лордов Этельберта. Люди падали на колени перед крестом под двойным давлением уважения и подражания. Они входили в воды рек Кента, где происходили массовые крещения.

Нельзя забывать, что святой Августин прибыл в Англию не для того, чтобы крестить коренных англичан, большинство из которых и так уже были христианами. Он пришел, чтобы обратить в христианство весь остров, чтобы крестить германских переселенцев и их вождей. В 597 году он сошел на берег в Танете и оттуда повел торжественное шествие, распевающее гимны под сенью серебряного креста. Этельберт в должное время связал себя обетом новой веры. Он мог видеть преимущества от связи с институтом, который наследовал Римской империи. Важной частью вклада христианства в развитие Англии была, собственно, переделка старых форм власти. После того как Августин обратил Кент и Эссекс, его собрат-миссионер Паулин принес Священное писание в Нортумберленд. После обращения Суссекса и острова Уайт в конце VII века вся Англия вступила в христианское сообщество. Многие из старых местных церквей были расширены или перестроены в англосаксонском стиле, и в огороженных стенами городах, унаследованных от Рима, выросло множество больших храмов. Использовались все те же священные места, на которых молитвы возносились задолго до того, как возник спор между местной и римской конфессией. Многие из сегодняшних соборов так и хранят в своем центре маленькую англосаксонскую церковь, построенную на месте храма, в который приходили романизированные англичане.

Лидеры местной церкви косо смотрели на явившихся обратить саксов, джутов и фризов. Когда Августин созвал епископов Уэльса, он не поднялся, чтобы поприветствовать их, и его высокомерие заставило вспомнить о старых римских традициях. Местные священники в любом случае ни во что не ставили германских вождей, они и не пытались их обратить. Они были монахами и миссионерами, которых обучали молитвам кельтским святым (вспомните все эти маленькие церквушки в Корнуолле) и которые не видели авторитета и красоты в том, чем, по своей сути, была церковь епископов и администраторов — администраторов, которые в самом деле желали работать с королями чужеземцев и готовились к этому. Священники с другой стороны Северна не стали бы есть из одних мисок с римскими священниками; они бы даже не позволили своим собакам вылизать их посуду. Тем не менее в битве за веру они проиграли. Римская церковь стала английской христианской церковью, и старая вера англичан канула в Лету. Это не первый и не последний пример культурной амнезии.

Со своей стороны, короли осознавали все преимущества римской веры. Христос был куда более мощной поддержкой в войне, чем Один, а христианский бог предлагал более эффективную власть, чем Тор. Один языческий жрец прошлого попал в беду, разрушив свой храм, чтобы доказать истину. Римская церковь предпочитала правление сильных королей и сплоченных правительств: это делало работу по религиозному управлению гораздо проще. Священники были грамотными людьми королевства, и, когда выпускались официальные документы, документы о праве собственности и обращения любого рода, клерики превращались в незаменимых государственных администраторов. Практически в тот же момент, когда первые миссионеры ступили на английскую землю в Танете, короли близлежащих земель начали выпускать законы: «Если кто-либо убьет человека, он должен уплатить виру в 100 шиллингов. Если кто-либо таскал другого за волосы, 50 скеатов [серебряных пенни] должны быть уплачены в компенсацию».

Также короли были рады присвоить якобы священную роль тех, кому народ поклоняется во время публичных религиозных ритуалов. Это был способ укрепить власть. Это был способ усилить уважение и обеспечить послушание. Короли и святые появляются в Англии в один и тот же период. И очень часто они оказываются одним и тем же лицом. Король Эдвин и король Этельберт известны последующим поколениям как святой Эдвин и святой Этельберт. Иногда бывало и наоборот. Король Кента Сигеберт был убит двумя своими дружинниками из-за докучливого обыкновения прощать своих врагов.

Но в целом христианство помогло привнести единство в королевство. Применяя старый католический лозунг — народ, который молится вместе, держится вместе. Поощрение священниками моральной дисциплины оказало вполне ощутимый эффект на социальную дисциплину страны. На могилах, где покоятся останки знатных дам VII века, от Кента до Уэссекса, от Мерсии до Восточной Англии, наблюдается куда более сильное единообразие украшений, чем раньше. Различные регионы страны постепенно сближались. Единая английская церковь, казалось, на данном этапе требовала появления единой английской нации. Это было время, когда обращение в христианство превратило всех людей в государстве, по выражению папы Григория I Великого, в «англичан, английскую расу». Вскоре после того, как был составлен список «святых, упокоившихся в земле английской», Беда Достопочтенный писал о «святой церкви английской нации», косвенным образом исключая из нее Уэльс и пиктов. Англия, как мы понимаем ее сегодня, была создана христианской церковью.

Таким образом, церковь имела огромное значение для правительства. Именно поэтому границы епархий повторяют границы древних племенных королевств. Вустер занимает, к примеру, ту же территорию, что и Хвикке, а Херефорд совпадает с Магонсетаном. Линии разделения власти были проведены уже давно. Епархиальные синоды напоминали парламенты, где обсуждались законы и могли встречаться родственники и знакомые. Епископы так или иначе относились к аристократии, были членами различных королевских семей. Когда король собирал церковный синод в Лондоне, его посещала как церковная, так и светская знать.

Королевские эдикты неизменно писались в церковном стиле. Архиепископ Йорка или Кентербери составлял национальный свод законов, консультируясь с королем. Только после вторжения в Англию норманнов произошло какое-то формальное отделение церкви от государства. В свою очередь, монахи и епископы часто состояли в военных отрядах крупных феодалов; один епископ из Шерборна, Хемунд, был убит в кровавом сражении против северных захватчиков. Возможно, он выполнял давнюю роль священника, который еще во времена язычества сопровождал отряды воинов.

Существовали крупные организации, известные как миссионерские церкви, или минстеры, которые представляли собой сообщества священников и монахов, осуществлявших богослужение на прилегающих территориях. Между VII и IX веками были построены сотни таких церквей, так что в каждом районе страны было по одной. Они представляли собой первозданное проявление христианской Англии, взявшейся за дело со всей энергией и силой неофита. Эти церкви действовали как центры воспитания и обучения, они поддерживали торговлю и сельское хозяйство. Они организовывали прилегающие деревни, постоянно требуя у них дань в виде продовольствия. В сущности, это были королевские дворы с аббатами или аббатисами, которые представляли собой часть аристократии, в то время как Христос был верховным правителем. В монастырях хранились золото и мощи святых. Священники путешествовали по своим территориям, вознося молитвы; именно поэтому Англия до сих пор испещрена каменными крестами, отмечающими места молитв.

Религиозная власть таких миссионерских церквей постепенно утрачивалась, поскольку землю все больше покрывали деревни и приходские храмы. Но минстеры сохранились. Некоторые из них стали великими церквями и соборами. Другие начали новую жизнь как растущие города. Их имена вплелись в ткань страны: Аксминстер, Киддерминстер, Вестминстер… Многие другие города — Хексем, Баркинг, Годалминг, Аундл, Рединг, Уокинг — тоже прямые наследники этих древних обителей. Англия по-прежнему полна минстерами.

5
Кровавый орел

К началу IX века в Англии существовали три основных королевства: Уэссекс, Мерсия и Нортумбрия сражались за господство, а вокруг них вели борьбу более мелкие королевства: Восточная Англия, Кент, Суссекс и Эссекс. Нортумбрия доминировала в VII веке, Мерсия — в VIII, а Уэссекс — в IX. Это были мудро управляемые государства со сложной административной системой и налогообложением, способные на крупное общее строительство, такое как сооружение 158-километрового вала Оффы. В этом смысле они напоминали своих доисторических предшественников. Активно использовались деньги, в результате обширной торговли повсеместно было распространено серебряное пенни, или скеат.

В конце концов эти три королевства погибли вместе от огня и меча, и путь к Соединенному Королевству отчасти можно увидеть в отчаянной попытке дать отпор внешней угрозе. В 790 году три корабля норвежцев причалили к побережью Дорсета на острове Портленд; посланный в официальном порядке всадник из Дорчестера, решив, что это хорошо известные торговцы из Норвегии, собирался проводить их в город. Они повернулись и убили его. Это были воины, а не торговцы.

Три года спустя норвежцы напали на монастырь Святого Катберта на острове Линдисфарн. Атака была неожиданной настолько же, насколько «гости» были непрошеными. Монастырь был разорен, и многие монахи погибли от мечей разбойников. «Никогда раньше в Британии не поселялось такого ужаса, как сейчас, когда мы страдаем от набегов язычников, — писал летописец. — Никто и не думал, что такое нашествие может прийти из-за моря». Год спустя было совершено нападение на монастырь в Ярроу. Никто не ждал набега, поскольку ранее люди с севера приходили только как мирные торговцы. В этом деле они были великолепны, о чем могут свидетельствовать их более поздние поселения в Йорке и Дублине. Задолго до того, как начались нападения, в Восточной Англии уже были скандинавские поселенцы. Место действия поэмы VIII века «Беовульф» — где-то в Южной Скандинавии.

Норвежцы в те времена были больше известны как норманны или, в английских источниках, как викинги; это именование также использовалось по отношению к выходцам из Дании, но первоначально главной силой были норвежцы. Слово «викинги» означает «люди с фьордов». Они пришли, потому что в их землях было неспокойно после появления новых, централизованных королевств; эти королевства, в свою очередь, подталкивали к созданию отрядов воинов, готовых на убийство и грабеж. Также Дании угрожал Карл Великий, король империи франков, который еще больше подорвал власть правящей элиты. Страха оказалось достаточно для того, чтобы в путь отправилась сотня кораблей. И это было время, когда конструкция драккара стала просто идеальной. Ветер буквально надувал паруса норманнов.

Можно найти и другую причину этих кровавых экспедиций. Монастыри на Линдисфарне и в Ярроу были атакованы не случайно; они были выбраны для того, чтобы стать примерами отмщения. Избиения христианином Карлом Великим «язычников» привели к уничтожению их храмов и святилищ. Великий король срубил Йормунр (Jôrmunr), священное дерево людей Севера. Что может быть лучшим возмездием, чем уничтожение строений, посвященных христианскому богу? Христианские миссионеры, кстати говоря, прибыли в Норвегию именно с острова Линдисфарн. Поэтому разрушение тамошнего монастыря было тщательно спланировано. Это стало началом того, что можно назвать антихристианским крестовым походом. В тот год, когда был сожжен монастырь, в небе Англии видели предзнаменования. В «Англосаксонской хронике» написано, что в 793 году «над Нортумбрией появились ужасные знамения, которые чрезвычайно огорчили людей: там видели колоссальные вспышки света и огненных драконов, летящих в небе».

Тем не менее эти первые набеги были только предупреждениями, легкой подземной дрожью перед тем, как начнется землетрясение. Англичане начали нервничать, и по археологическим находкам можно предположить, что все больше людей выбирало безопасность обнесенных стенами городов. В это время писались самые первые монастырские хроники, которые позже были включены в первую версию «Англосаксонской хроники». Руку монаха могло направлять ощущение того, что мир меняется к худшему.

В 830 году снова начались набеги. Силы «язычников» прибыли за землей, рабами и женщинами. В 833 году они высадились на острове Шеппи[15] у побережья Северного Кента. Как подразумевает название этого острова, на нем было много овец и хороших пастбищ. Это был желанный военный трофей. Норманны славились своими навыками в разведении скота. За следующие тридцать лет произошел еще ряд нападений, в том числе со стороны датчан. Кент и Восточная Англия были весьма привлекательной целью; первое морское сражение в истории Англии состоялось около Сануиджа в Кенте, где захватчикам дали отпор. Но они разорили порт Саутгемптон. Были нападения на Лондон и Рочестер. Армия Нортумберленда потерпела поражение в битве. Угроза надвигалась со всех сторон.

Некоторых воинов называли «волчьими шкурами» из-за их одежды и манеры выть во время битвы. Они носили длинные, похожие на воздушных змеев щиты и размахивали над головами своих жертв ужасными боевыми топорами. Другие были известны как берсерки, потому что они не носили никаких доспехов и кидались на врага в агонии кровавого безумия. В сагах говорится об одном воине, которого прозвали «детолюбцем»: в отличие от своих товарищей он отказывался протыкать детей острием своего копья. Эти люди стали ужасом для Англии.

Но нападения были только прелюдией к настоящему вторжению. В 865 году огромные орды данов обрушились на Восточную Англию. Этот регион лучше других был известен их предкам, многие из которых там уже жили. Эти люди пришли не для того, чтобы напасть; они прибыли, чтобы остаться. Не случайно в то время отмечалось перенаселение Скандинавии, где земли на всех уже не хватало.

Они прибывали тысячами, кораблей были сотни; каждый корабль мог нести не больше тридцати человек. Они задержались в Восточной Англии на год, прибирая к рукам местные ресурсы и, в особенности, — множество хороших лошадей. Даны строили крепости или защитные укрепления, из которых правили прилегающими территориями. В 866 году они двинулись на Йорк и взяли город. Они правили там почти сто лет. Из Йорка захватчики добрались до Нортумберленда и добились господства над ним. Затем двинулись на юг и захватили Ноттингем. Король Мерсии бросился к королю Уэссекса за помощью, но в конце концов ему пришлось откупиться от врагов.

К тому моменту даны овладели двумя королевствами: Нортумбрией и Восточной Англией. Короли этих земель были казнены посредством ритуала под названием «кровавый орел», когда легкие человека вырывали наружу через разрезы на спине и вешали на плечи так, что они напоминали сложенные крылья орла. Все грамоты, богато изукрашенные книги и приходские записи двух королевств исчезли. Собственников земли постигло разорение.

В 870 году даны разбили огромный лагерь в Рединге и начали подготовку к вторжению в Уэссекс. На этом этапе истории Англии в ней появляется Альфред. Ранее он уже сталкивался с данами, когда со своим старшим братом пришел на помощь Мерсии. Теперь Альфред стал королем. Тем не менее нельзя сказать, что первые же его действия были целиком и полностью героическими. После ряда поражений он откупился от данов деньгами и сокровищами. Король навлек на себя гнев и ярость монахов в Абингдоне за то, что при этом присвоил их богатства; в своих записях они называют его Иудой. Даны отправились на отдых в Лондон, который теперь тоже был под их контролем. На какое-то время Альфреда «понизили в должности» до выплачивающего дань короля, он был обязан покупать у данов серебро, чтобы чеканить свою монету.

Захватчики продолжали свои вторжения и набеги; они по-прежнему намеревались полностью взять власть над Уэссексом — самым большим английским королевством, все еще сохраняющим свободу и поэтому являющимся ключом к могуществу. По большей части армия Альфреда защищалась от сил данов, которые устраивали набеги или захватывали отдельные территории, и после особенно кровавого поражения под Чиппенхэмом Альфреду пришлось искать убежища в болотах Сомерсета. Там, в Ателни он построил крепость; с его временным пребыванием на болотах связана история о сгоревшем хлебе[16], когда-то известная многим поколениям английских детей. Она была выдумана в XI веке, чтобы подчеркнуть плачевное состояние короля перед окончательной победой. И победа пришла.

Весной 878 года Альфред собрал силы Сомерсета, Уилтшира и — частично — Хемпшира в месте, которое было известно как Камень Эгберта. В Эдингтоне, в Уилтшире, состоялось грандиозное сражение с вождем данов Гутрумом, и даны были побеждены. Гутрум признал свое поражение, и вместе с несколькими своими командирами был крещен в христианской общине. Альфред был его крестным отцом в этом знаковом обряде обращения, после которого Гутрум принял уэссекское имя Этельстан. В битве между варварами и христианами победило христианство. Это была война за веру в той же мере, как и война за земли.

Каким же образом Альфред и Гутрум смогли вступить в такой священный (или нечестивый?) союз? Они оба были одной крови — Гутрум и сакс Альфред, они были великими королями в одной священной традиции. Альфред мог быть христианским лидером, но считал, что его королевский дом ведет свое происхождение от Одина. Германские и скандинавские народы имели глубокие родственные связи. У них было больше общего между собой, чем с людьми из Корнуолла или Девона. В каком-то смысле они были родственниками. Поэтому они пришли к соглашению поделить Англию между собой.

Альфред был не в том положении, чтобы диктовать условия. Их обсуждение проходило в тени датских войск, которые все еще занимали Уэссекс. Гутрум уже был королем земель на востоке, от Темзы до Хамбера, и не имел намерений покидать Англию. Поэтому он сохранил то, что завоевал силой оружия. Нет никаких сомнений в том, что Альфред заплатил ему дань. В соглашении есть фраза: «Все мы равно ценим англичан и данов». Другими словами, между ними установилось равенство.

Таким образом, появился район страны, который к XI веку стал известен как Данелаг. Туда входила бо́льшая часть Северной и Восточной Англии, а также норвежская колония на северо-западе. Процесс заселения этой территории шел очень активно благодаря последующим волнам иммигрантов из прибрежных районов Северо-Западной Европы, организованным вождями датской армии в Англии. В хрониках, когда речь идет о землях, говорится, что они «были разделены», то есть подразумевается наличие какой-то высшей власти. Более поздним переселенцам доставались более бедные земли по сравнению с угодьями их предшественников, но земли в Англии все еще хватало. Датские фермеры жили в укрепленных городах, или «бургах», где стояла датская армия, отсюда и произошел термин «боро». Эти крепости могли использоваться и для защиты, и для общественных собраний.

Наиболее значимым территориальным делением Данелага было разделение на пять боро: Ноттингем, Лестер, Дерби, Стамфорд и Линкольн. Эти боро, разумеется, просуществовали до наших дней, и все, кроме Стамфорда, стали главными городами графств. Тем не менее наличие в топонимике скандинавских заимствований позволяет предположить, что весь север и восток страны были ассимилированы новыми поселенцами. Есть сотни мест, названия которых имеют датское и шведское происхождение, самые известные из них те, которые заканчиваются на — би или — торп. Стреонешалч был переименован в Уитби, а Нортуортиг стал Дерби. Изобилие Кирби или Киркби на территории Данелага предполагает, что захватчики признавали «поселения с церквями». Впрочем, то, что английские названия мест сохранились и иногда тесно соседствовали с новыми наименованиями, позволяет сделать вывод, что местных жителей из незнатных родов не тронули.

Даны принесли торговлю и процветание на земли, находящиеся под их управлением. Неудивительно, что в XI веке тремя самыми богатыми ширами были Норфолк, Суффолк и Линкольншир, которые все относились к Данелагу. Йорк сам по себе был одним из самых богатых и процветающих городов в королевстве. Его защищали крепкие стены, и в результате раскопок обнаружили узкие улочки, тесно застроенные деревянными домами, где находились мастерские и лавки с различными товарами. Ювелиры и мастера по металлу жили рядом с мастерами по дереву и ткачами. И повсюду были торговцы, ведущие дела с Ирландией, Францией и, конечно же, Скандинавией. Они торговали перцем и уксусом, рыбой и вином, солью и рабами.

После того как было заключено соглашение с Гутрумом, у Альфреда появилась возможность укрепить оборону своего королевства от дальнейших покушений на него. По всей Южной и Западной Англии он построил систему укрепленных городов, похожих на те, которые были в Данелаге. Тщательно разработанная сеть таких городов была создана так, чтобы ни один житель не находился дальше чем в 32 километрах от укрепления. Это стало началом первой настоящей и систематической урбанизации Англии, возникшей из-за спешной военной необходимости впервые со времен римской эпохи. За каких-то сто лет большинство боро превратились в полноценные города с судами и рынками.

Крепости на холмах железного века, такие как Гастингс и Саутгемптон, и поселения ранней римской эпохи, такие как Бат и Винчестер, были обнесены более крепкими стенами. Строились новые города, где использовалась «прямоугольно-решетчатая» система улиц, которая до сих пор сохранилась, скажем, в Уоллингфорде и Криклейде, стоящих на берегах Темзы. Альфред понимал важность защиты основных рек, текущих через его земли. В каждом боро был большой гарнизон защитников, которые жили вместе со своими семьями. Вдобавок Альфред начал создавать регулярный морской флот, чтобы не позволить в дальнейшем приплывать враждебным бандам воинов из Скандинавии. На вершинах холмов была установлена система раннего оповещения, состоящая из маяков. Таким образом, территории Альфреда были милитаризированы с помощью грандиозной программы общественных работ.

Но в определенный момент могло показаться, что всей защиты Альфреда недостаточно. В 896 году, через шесть лет после смерти Гутрума, на Восточный Кент напал другой датский король с войском в 4000 или 5000 человек; с собой они привезли своих женщин и детей, то есть целью их было поселиться в новых местах. Альфред привел в этот район свою армию и вынудил врагов отступить в свой лагерь. Но потом король узнал о более серьезной угрозе. Прибытие новых переселенцев разрушило хрупкий мир между англичанами и людьми из Данелага: корабли из Восточной Англии и Нортумбрии огибали побережье и нападали на северные районы Девона. Еще одно датское соединение осадило Эксетер. Все группы данов действовали в сговоре. Они планировали заставить Альфреда сконцентрировать все силы на западе, а в это время новые поселенцы возьмут Кент и Эссекс.

В следующие несколько месяцев Альфред наносил поражения датским силам на западе, одновременно посылая подкрепления, чтобы поддержать Юго-Восточную Англию. Хронология того, что позднее стало называться «последней войной» Альфреда, не совсем ясна, но в ее результатах нет сомнений. Напавшие на него даны оставили свои попытки захватить территории на юго-востоке и поселились среди своих соотечественников в Восточной Англии и Нортумбрии. Возможно, их подкупили, чтобы заставить уйти из Эссекса и других районов. Возможно, они покорились неизбежности перед мощной обороной системы боро. В любом случае Альфред отстоял свое королевство.

Он же дал название этому королевству. Себя он именовал «королем англов и саксов», но на его недавно отчеканенных пенни впервые появилась надпись: Rex Anglo (король Англии). При том что варвары селились на границах его земли, Альфред прилагал все усилия, чтобы сохранить английское самосознание. Он был христианским королем перед лицом языческих вождей. Даны попытались искоренить духовную цивилизацию англичан; Альфред сделал все, что было в его власти, чтобы поддерживать изучение английского языка и английской истории. Даже создавая систему боро и строя флот, он покровительствовал программе по переводу основных латинских текстов на родной язык западных саксов. Альфред хотел издавать книги, «которые особенно необходимо знать каждому человеку». Он был одним из очень немногих английских королей, которые сами занимались литературными трудами. Альфред перевел сочинение папы Григория I «Правило пастырское» (Regula Pastoralis), сочинение Боэция «Утешение философией» (De consolation philosophiae) и «Монологи» («Беседы наедине с собой»; Soliloquia) Блаженного Августина. Благодаря этому королю была переведена «Церковная история народа англов» (Historia ecclesiastica gentis Anglorum) Беды Достопочтенного и «История против язычников» (Historiae adversum paganos) Павла Орозия, что не может не говорить о его потрясающей учености. Англичане, по крайней мере согласно их святым историкам, были людьми Божьими.

Во время правления сына Альфреда Эдуарда Старшего англичане начали отвоевывать земли Данелага и поглощать населявшие их народы. Даны были более уязвимы, поскольку стали оседлыми и больше не являлись теми бродячими отрядами воинов, которые угрожали Альфреду; кроме того, они всегда были сильнее в нападении, чем в защите. В 917 и 918 годах солдаты Эдуарда промаршировали через Данелаг, отмечая путь своего следования крепостями. Они заняли Дерби и Ноттингем, затем люди Линкольна присягнули королю Эдуарду. К 920 году вся страна к югу от Хамбера признала его своим господином. Борьба за пост верховного владыки была жестокой, поскольку правители Уэссекса никогда ранее не господствовали над восточными землями. Эти битвы помнили много веков, и, как говорят, фиолетовые цветы прострела растут на лугах там, где на землю пролилась датская кровь.

За два или три поколения люди Данелага были обращены в христианство, и их старые традиции погребения были забыты. В любом случае они были настолько близки к англам и саксам с точки зрения традиций и характера, что без всяких усилий слились с ними. В английском языке очень много скандинавских слов, таких как sky (небо) и die (умереть), anger (гнев), skin (кожа) и wing (крыло), law (закон) и birth (рождение), bread (хлеб) и eggs (яйца). Едва ли в Англии существует такой элемент человеческой деятельности, в котором не ощущалось бы глубокого влияния датской терминологии.

Память о датской оккупации жива. Оркнейские острова и Шетланд не сдались Шотландии до второй половины XVI века, и на Шетландских островах все еще говорили по-норвежски в конце XVIII века; островное наречие до сих пор ближе к норвежскому, чем к шотландскому или английскому. В середине XIX века, согласно местному историку, люди в Нортгемптоншире сохраняли «традиционное почитание памяти о своем угнетении». В Корнуолле в конце того же века колония рыжеволосых людей, с которыми не вступали в брак местные жители, называлась «данами». Сэмюэлю Пипсу сообщили, что западная дверь кафедрального собора в Рочестере покрыта «кожей данов». Все это позволяет предположить, что жестокость первых вторжений скандинавов и битвы с ними оставили глубокий, незаживающий след.

За частичным объединением Англии Эдуардом последовал ряд сильных королей, чьи имена исчезли из коллективного сознания англичан; лишь память об одном из них — Этельстане — сохранилась на многие столетия. Его имя означает «благородный камень», напоминая о том троне в Кингстоне, на котором в 924 году он был коронован и помазан на царствие. В XIV веке его имя все еще упоминалось в присказке, говорившейся при раздаче земли:

Эту землю и прут я даю тебе,
Не прошу ничего, как не просил Этельстан, когда дал ее мне,
И надеюсь, что ты будешь любящим братом[17].

Этельстан был сыном Эдуарда Старшего и стал наследником великой династии; тем не менее он был поглощен идеей увеличить то царство, которое получил. Он нанес поражение королю Йорка и его союзнику королю Дублина; Дублин и Йорк были двумя движущими силами торговой империи викингов, которая в то время угасала. Этельстан занял Йорк и подчинил Шотландию. Силы севера предприняли контратаку, но в 937 году были наголову разбиты в местечке под названием Брунанбург. «С тех пор, — писал хронист, — наступил мир и изобилие во всем». Многие годы спустя борьба Этельстана все еще вспоминалась как «великая война», примерно как мы сейчас вспоминаем Первую мировую войну.

Альфреда, как правило, называли королем англов и саксов, но Этельстан провозглашался королем Англии. Его семья была связана благодаря бракам с Французским королевством[18] и с провинцией Аквитания, а также с Саксонией[19]. При его дворе были поэты и ученые; он унифицировал чеканку монет во всем государстве; он восстановил и обновил множество городов. Этельстан созывал настоящие национальные ассамблеи, состоящие из епископов и лордов. Он установил жесткий контроль над куплей-продажей и учредил свод законов. «Я узнал, что наш мир содержится в худшем состоянии, чем мне бы хотелось, — писал он, — а мои советники говорят, что я продвинул его слишком далеко».

Существует портрет Этельстана вместе со святым Катбертом, который известен как «чудотворец земли Английской». Это первый английский королевский портрет, Этельстан на нем увенчан императорской короной. К концу своего правления он величал себя «monarchus totius Britanniae» (королем всей Британии), и «Анналы Ульстера» (Annála Uladh) объявили его «опорой благородства западного мира». Могила этого теперь забытого короля находится в аббатстве Малмсбери. При жизни локоны его волос были перевиты золотыми нитями.

К X веку государственное устройство Англосаксонского королевства приняло устойчивую форму. Если монарх должен был обеспечивать порядок и стабильность, ему необходимо было вести себя в соответствующей правилам и обдуманной манере. Он собирал совет религиозных глав и мудрецов. Он создавал структуры власти, чтобы следить за использованием королевской земли и исполнением решений королевского суда. Уже существовала бюрократия, непрерывно выпускавшая хартии и предписания. (Эти хартии и сейчас еще могут использоваться для объяснения устройства Англии.) Изначально они выходили из королевского скриптория, переписанные группкой священников, но появление централизованной монархии создало новые институты и порядки. Таким образом, на этой почве развились гражданская служба, судебная власть и парламент. Нация начинала осознавать свои отличительные черты. Вот та часть истории, которой посвящен этот том.

Как должное принималось то, что у каждого человека должен быть господин. Власть феодалов больше не зависела от племенных отношений, а строилась на владении землей. Считалось, что господство за тем, у кого больше территорий. Ни в каких других проверках светское руководство не нуждалось. Земля была всем. Она в буквальном смысле составляла основу существования. Земля давала власть и богатство; она позволяла раздавать дары и подчинять других своей воле. Неизбежно под управлением сильного короля усиливалась и иерархия внутри страны; разделение между слоями населения становилось сильнее, а доказательства статуса — более явными. Когда в 1086 году, согласно хроникам, «все люди, имеющие собственность в Англии», принесли клятву Вильгельму Завоевателю, они следовали установленному порядку.

Безземельный человек был либо рабом, либо бедняком. Доверия он не вызывал. В этом огромная разница между средневековой Англией и Англией раннего Нового времени. Впервые имена рабов перечисляются в документе 880 года: «Альмунд, Тидульф, Тидех, Лулл, Лулл и Гэдвульф» были доставлены на земли, принадлежащие епископу Винчестерскому. Рабство, собственно, было официальным наказанием, налагаемым, к примеру, на тех, кто не смог выплатить свои штрафы. Фермер, у которого не было ни пенни, мог продать в рабство детей. По предполагаемой оценке, 12 % населения Англии были рабами. Таким образом, земля создала экономику подчинения. Рабы, как и быки и овцы, считались «живыми деньгами».

Ко времени правления Этельстана страна была разделена на ширы, сотни и виллы или приходы. Это разделение было необходимо для удобства сбора налогов. Ширы в Англии были единственными в своем роде, они более тысячи лет оставались в пределах своих границ до административной реорганизации 1974 года. Самые первые из них возникли в конце VII или начале VIII века, но многие границы широв уходят далеко в прошлое — к племенным королевствам железного века. Таким образом можно убедиться в постоянной преемственности истории Англии. Хемпшир древнее, чем Франция. Другие ширы, как, например, центральные графства, возникли позднее, но все равно они очень древние.

Изначально шир был военным районом, но также служил и королевским целям, таким как сбор налогов и отправление правосудия. В каждом шире был суд и боро — главный город; у шира могла быть собственная армия, он управлялся от имени короля ривом шира (shire-reeve), который позже превратился в шерифа. Далее шир делился на сотни: теоретически предполагалось, что каждая сотня состоит из ста домохозяйств или может обеспечить сто солдат во время войны. Сотни подразделялись на десятины, состоящие из десяти домохозяйств. Управление всей страной могло быть передано маленьким группам людей, которые преследовали воров с криками «держи!», «лови!» и отвечали за поведение друг друга. Это было непременной основой местного управления в Англии, по крайней мере на следующую тысячу лет.

Люди из сотни собирались на открытом воздухе в древних местах собраний, и некоторые из сотен были названы по доисторическим могильным холмам или курганам, расположенным неподалеку. Например, в Дорсете имеются Хандредсбарроу и Лузбарроу. Название Доддингтри в Уилтшире восходит к «дереву Дудды». Название Брикстона происходит от выражения «камень Бритсиджа». Из этого можно предположить, что своими корнями сотни уходят глубоко в прошлое и что они отражают первозданную организацию страны. Поскольку деление на сотни осталось неизменным, хотя теперь и редко используется для административных целей, можно сказать, что сотни являются еще одним доказательством того, что мы все еще живем в доисторических реалиях. Совет сельского округа — на самом деле очень древнее образование.

В X веке положение вещей изменилось. Когда-то страна была разделена на очень крупные земельные владения, которые управлялись королем, аристократом или епископом; эти наделы в тысячи акров напоминали первоначальные территории племен, их границы были отмечены погребальными холмами древних вождей. Во времена правления Этельстана эти участки были раздроблены на более мелкие. Земли дарились приближенным короля или аристократам как награда за службу, размер такого дара составлял примерно 600 акров (243 гектара). На этой земле новый владелец строил себе резиденцию и организовывал сельскохозяйственные работы. В X веке такие новые землевладельцы назывались тэнами, в XIV столетии они стали владельцами поместий, в XVIII — сквайрами, а в XIX — сельскими помещиками.

Тэны были гораздо сильнее связаны со своей землей, чем большинство постоянно отсутствующих землевладельцев предыдущей эпохи. Чтобы легче было расселить и контролировать своих работников, они создавали в своих владениях деревни, которые занимали место рассредоточенных ферм и селений. Деревни существовали и в период римского господства, подобные поселения можно было найти и в железном веке. Все по-прежнему решает преемственность. Но деревни стали — по большей части — отличительной чертой английского сельского пейзажа только в IX и X веках. Все нынешние деревни (за исключением тех, которые появились во время промышленной революции) уже существовали в XII веке. Если глубже копнуть деревенскую почву, обнаружатся ее древние корни. Некоторые поселения — пусть и не большинство — существуют тысячи лет. Впрочем, на некоторых территориях таких нет. В срединных землях Англии — от Нортумберленда до Уилтшира — множество деревень, но вдали от этих огромных открытых пространств, на севере и на западе, преобладает пейзаж времен железного века: рассредоточенные фермы и маленькие селения.

Тэн строил свою резиденцию из дерева; к ней примыкали более мелкие строения; это поместье защищалось валом и рвом, а также частоколом. Он строил маленькую церковь, также деревянную, со звонницей, чтобы собирать работников на молитву и планировать их день. Наконец, он учреждал собственный суд. Выкапывался колодец, и буквально на глазах возводилась мельница, чтобы молоть зерно. Но такая деревенская жизнь вовсе не была спокойной и идиллической: для самых бедных жителей это была своего рода тюрьма на свежем воздухе. Крестьяне жили в домах, практически не отличающихся от деревянных хижин, в которых вместе с людьми обитал скот. Пахарь в тексте XI века проклинает свою мучительную жизнь: он живет в страхе перед «своим лордом» и должен вспахать акр земли или больше даже в самую холодную погоду. Мальчик, который криком понукает впряженных в плуг быков, срывает голос.

Труженики медленно понижались в статусе; два дня каждую неделю они работали на своего лорда в обмен на дом и крошечный участок земли, с которого кормилась вся их семья. В их обязанности входили сбор урожая и вспашка земли, перевозка грузов гужевым транспортом, косьба и сушка сена, стрижка овец и сооружение стойл для быков. Кому-то могли приказать полоть сорняки или копать канавы, бегать на посылках или чинить изгороди. Свободные фермеры, разумеется, по-прежнему существовали, но бо́льшая часть сельских жителей была измучена нуждой, невзгодами и неверными судебными решениями. Требовалось платить подати. Скоту все время угрожал падеж, а земле — неурожай. Жизнь мелких фермеров была очень ненадежна. Без сомнения, многие из таких ферм скупали более крупные землевладельцы. Просто невозможно описать невероятную сложность классов и подразделений среди работающего населения. Достаточно понимать, что это было общество с разветвленным делением и с некоторым варьированием в степени свободы или несвободы, и в этом обществе абсолютно на каждого человека налагались определенные требования от вышестоящих.

История деревни настолько переплетена с историей полей, что их невозможно отделить друг от друга. После того как деревни пришли на место маленьких селений, во многих ширах большие поля были разделены на полосы, занявшие место старых прямоугольных участков. Хозяин поместья, разумеется, владел большей частью земли, но оставшиеся наделы по жребию распределялись среди отдельных крестьян. Таким был самый справедливый и организованный способ разделить земли. Также для того, чтобы эффективно вспахать поля, нужно было сделать их доступными для больших команд землепашцев. Интересы общины и лорда ставились выше интересов отдельных людей. Процедура распределения наделов учитывала и севооборот, так что участок, который один год стоял под паром, на другой засеивался. Такая система общих полей, поддерживаемая силой традиций и общинными соглашениями, продержалась до принятия законов об огораживании[20] в XVIII веке.

Другие стороны английской жизни также были определены более четко. Города, большие и малые, приобретали свои характерные особенности. Первые выросли из римских городов; вторые развились из боро, учрежденных королем Альфредом; третьи появились на местах крупных торговых поселений на побережье или вдоль рек, а четвертые просто были частью разросшихся монастырских комплексов. В последние три десятилетия X века они расцвели, пользуясь преимуществами общего роста населения и благосостояния во всей стране.

В городах теснились жилые дома и мастерские. В Кентербери дома стояли на расстоянии 0,6 метра друг от друга, то есть места хватало лишь для того, чтобы потоки дождя свободно лились с карнизов крыш. Наличие изделий из стекла и глины, из металла и кожи позволяет предположить существование настоящей городской общины. Население Норвича и Линкольна составляло примерно 6000 человек, а Лондона и Йорка — ощутимо больше. В других городах людей было скорее несколько сотен, а не тысяч. Но они жили вместе, несмотря на отсутствие сельскохозяйственных или имущественных связей; это особенно очевидно проявляется в том, что жители городов считались свободными. Над ними не было другого господина, кроме короля. Рука монарха на самом деле простиралась повсюду, поскольку многие города были созданы королем, их улицы и защитные валы строились по королевскому распоряжению. Они стали машинами для делания денег, получаемых с налогов и торговли. Там, где есть деньги, есть иерархия и власть. Города получили самоуправление, в них были собственные суды и рынки, находящиеся в руках старшин или «сеньоров», которые группировались в гильдии. Это была новая форма родства в стране, которая пересматривала свое племенное естество.

Не случайно именно в этот период появились английские приходы. Они являются частью того же стремления к ясности и контролю — к дисциплине, — которое сопровождает рост объединенного королевства, управляемого сильным королем. Нельзя отделить религию от социального расслоения. Церковь, построенная тэном, становилась приходской, и система приходов сама по себе напрямую произрастает из поместий и деревень, распространившихся по всей стране. К XII веку эта организация была полностью завершена. Приходы стали центрами деятельности общины. Они сохранялись неизменными вплоть до последних десятилетий XIX века. Крупные минстеры и монастыри пришли в упадок или изменили свои функции, и к IX веку деревенский пейзаж украсили маленькие церкви. Чаще всего они строились из бревен, не покрывались штукатуркой, и представляли собой прямоугольное пространство, разделенное на одну или две клети. В XI веке дерево заменил обработанный камень, и внутренние помещения церквей стали расписывать и украшать.

Церкви не всегда служили для религиозных целей. В современной литературе предполагается, что их могли использовать и в качестве залов собраний, крытых рынков и даже как питейные заведения. Приходские священники сами зачастую бывали неграмотны, и на них много жаловались из-за их пьянства и рукоприкладства. Они часто женились. Они могли быть рабами хозяина поместья. В любом случае, когда эти священники находились за пределами своей церкви, они едва ли значительно отличались от слуг лорда, работающих в полях. Они носили ножи. Они управляли жителями деревни во всех смыслах. Эти «служители мессы», как их называли, должны были обучать детей катехизису, совершать таинства и учить началам христианской веры. Но во многих приходах к таким святым отцам относились как к «хитроумным людям», занимающимся сельской магией. Они были не менее сведущи в варварских традициях, чем в христианских обрядах. Трудно осознать истинную приземленность жизни в те века, когда люди и скот спали под одной крышей и священник мог быть небритым прохвостом.

В IX и X веках люди носили длинные волосы. Если человек завязывал их, он получал штраф, а насильственная стрижка волос считалась таким же преступлением, как отрезание носа или уха. Одежда была простой и состояла чаще всего из плащей и туник, сделанных из шерстяных тканей, хотя богачи щедро украшали себя кольцами и брошами. Когда в VIII веке некие англичане попали в плен в Сирии, местные жители приходили на них посмотреть и восхищались красотой их одежд. На руки и лица и мужчины, и женщины наносили татуировки. Женщины побогаче носили длинные струящиеся туники, украшенные золотом, а головы покрывали шелковыми или льняными платками, которые оборачивали вокруг шеи. Люди обоих полов любили яркие цвета, такие как пурпурный, зеленый и розовый. И мужчины, и женщины увлекались духами. Тяжкое пьянство было распространено повсюду, как и в любой другой период английской истории. Половина людей умирала, не дожив до тридцати лет, а 90 % не доживали до пятидесяти. Смерть всегда была поблизости.

6
Королевская мера

В начале XII века, во время правления Генриха I было объявлено, что ярд (0,9 метра) должен составлять «расстояние от кончика носа короля до большого пальца его вытянутой руки». Но что же придавало королям Англии такую значимость, что давало такую власть? Они представляли свою страну как физически, так и духовно. Они были ее воплощением в деньгах и в судебных процессах, в землевладении и в религиозной жизни. Историю Англии невозможно написать, не дав подробного отчета о ее владыках. В течение многих веков было невозможно представить себе страну без короля. Считалось, что здоровье сюзерена оказывает влияние на здоровье всего королевства в целом и что скрытые пороки величества могут вызвать национальное бедствие. Образ Англии можно представить в виде многократно увеличенной фигуры короля.

Когда возникла королевская власть, неизвестно. Опираясь на материальные свидетельства памятников эпохи неолита, мы можем заключить, что властители были на этой земле уже в четвертом тысячелетии до н. э. Кто когда-то лежал в великолепных погребениях Саттон-Ху или Эйвбери? Короли мертвых тоже ушли в землю.

Затем появляются проблески царственного превосходства. Первые саксонские короли заявляли, что они ведут свое происхождение от богов, а именно — от Одина. Считалось, что они обладают магической силой. Даже считающийся святым Эдуард Исповедник ведет свой род от языческого Одина. В более отдаленные времена король мог быть главным жрецом своего племени. Похоже на то, что его настоящей женой считалась богиня, и ему дозволялось обладать любой женщиной, какую бы он ни выбрал. Это, возможно, помогает объяснить промискуитет более поздних английских королей: практически до настоящего времени им всегда позволялось иметь любовниц. Более того, от них этого даже ждали.

Саксонские короли были жестокими людьми, воинами по своей сути, но они обрядили себя в доспехи божественной власти. Королевские флаги несли перед ними, куда бы они ни шли. С X века короли брали классические имперские титулы, такие как цезарь, император, басилевс и Август. В их великолепии мы можем увидеть следы древних британских королей, сочетающих злобность и мстительность с заклинаниями и ритуалами. В сущности, владыками того же типа были Генрих VIII и Елизавета I.

Здесь существует преемственность. Обещания, которые король Эдгар давал на своей коронации в 973 году, были повторены в хартии Генриха I во время его коронации, начиная со слов «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Я обещаю три вещи всем моим христианским подданным! Первое: церковь Господа нашего и все христиане в моих владениях должны хранить мир!» Церемония, проведенная архиепископом Дунстаном во время коронации Эдгара в Бате, стала основой всех последующих коронаций. Большая часть этого ритуала, например, была использована во время коронации Елизаветы II в 1953 году. В своих записях, в особенности в предисловии к переводу «Монологов» Блаженного Августина, Альфред размышлял о божественной власти короля, который ближе к Богу, чем любой другой человек в его королевстве; в самом деле, самого Господа можно рассматривать как «наиболее могущественного короля». Проклятые души в Судный день сравнивались с людьми, которые «осуждены пред лицом какого-либо короля».

От поколения к поколению передавалась одна и та же мысль. Монарх должен быть помазан освященным елеем и получить божественную власть; он (или она) избран Богом, а не людьми, и освящен Святым Духом. Именно поэтому с X века короли организовывали и контролировали монастыри и епископства; сила и единство нации вещественно подкреплялись союзом светской и духовной власти. Верхушка духовенства служила королю, помогая ему в войне и мире. Он был воплощением самого Христа.

Главной задачей короля было, бесспорно, вести своих людей в бой. С помощью распределения земель и богатств он делал страну более сильной и более достойной милости Господа. Все земли принадлежали ему. Он владел всеми дорогами и мостами, всеми монастырями и церквями, всеми городами и реками, всеми рынками и ярмарками. Именно поэтому с самых давних времен Англия контролировалась с помощью скрупулезной и сложной системы налогообложения. Даже монета чеканилась от королевского имени. Голос короля был гласом закона; он мог сказать, что хранит законы земли в своей груди. Так через много веков после своих саксонских предков заявил Ричард II.

Таким образом, Вильгельму Завоевателю не нужно было заново создавать особую роль сильного, централизованного короля; он просто должен был разыграть ту партию, которая уже была готова для него. Он короновался три раза в один и тот же год на церемонии, известной как праздничная коронация; мы можем представить себе картину, на которой король в своем молчаливом величии принимает клятву верности у своих великих лордов. Такие же торжественные коронации были в VIII веке, но, возможно, происхождение этого ритуала можно проследить еще дальше. Три дня в году — Рождество, Пасха и День Святой Троицы — языческие короли Севера приносили ритуальные жертвы во имя своих людей. Таким образом, королевский сан имеет очень древние корни. Принято считать, что Вильгельм Завоеватель следовал традициям франкской, римской или византийской цивилизации; тем не менее вполне возможно, что его настоящих предшественников можно найти среди тех, кто приказал построить Стоунхендж.

Анжуйские короли — линия Генриха II, Ричарда I и Иоанна I — инстинктивно поддерживали и даже усиливали ощущение божественности королевского сана. Все они были своенравными и безжалостными правителями, которые регулярно использовали ресурсы своей страны для поддержания собственной значительности. Ричард был первым королем, который использовал местоимение во множественном числе «мы» при составлении королевской хартии. Иоанн был первым, кто назвал себя королем земли, а не королем народа. Конечно, во время царствования Иоанна абсолютной королевской власти был брошен вызов его баронами, но эта власть не исчезла с его смертью. Она лежала в основе запутанной системы престолонаследия и династической борьбы следующих поколений; королевская власть по-прежнему была вопросом того, что возможно, а не вопросом того, что правильно или справедливо. В XIII веке впервые был применен принцип первородства, то есть наследования престола старшим сыном. Власть короны была закреплена во времена правления Генриха IV, Генриха V и Эдуарда IV. Ричард II был монархом, который больше других стремился подчеркнуть божественные права короля.

Не было никакого движения к более либеральному или благожелательному монарху, действующему в союзе с великими магнатами страны. Когда в начале периода, который стал известен как правление династии Тюдоров, для этого появились подходящие условия, король снова держал в своих руках всю власть и силу так же крепко, как любой нормандский монарх.

Верование в то, что своим прикосновением король может исцелять золотуху, возникло в какой-то момент в XII веке, хотя Эдуард Исповедник был наделен чудесными способностями гораздо раньше. Возможно, что Генрих II был первым королем, который проводил ритуальные излечения пораженных этой болезнью, и один из его придворных написал, что «королевское благословение» проявилось «уменьшением сыпи в паху и исцелением от золотухи». Традиция поддерживалась как минимум до 1712 года, когда королева Анна коснулась трехлетнего Сэмюэла Джонсона, страдающего эти заболеванием. Джонсон оставался роялистом до конца своей жизни.

7
Приход захватчиков

К концу X века Англия была богатой и процветающей страной. Поэтому обитатели Дании по-прежнему приходили сюда в поисках сокровищ и рабов; они в равной степени сражались как против англичан, так и против ассимилировавшихся данов. Набеги время от времени повторялись в 980-х годах, и во время одного из таких нападений был сожжен Лондон. Это был один из многочисленных великих лондонских пожаров. В 991 году армия данов разбила силы Эссекса, что нашло отражение в горестном стенании в великой английской поэме, озаглавленной «Битва при Мэлдоне»[21]:

Духом владейте,
доблестью укрепитесь,
сила иссякла —
сердцем мужайтесь…[22]

В этой поэме отражается весь стоицизм и все мужество воина X века. Он приезжал на поле битвы верхом на лошади, а потом спешивался, чтобы сражаться; он убивал врага вместо того, чтобы брать его в плен. После знаменательного поражения под Молдоном король Англии Этельред был вынужден просить о мире. Викинги хотели денег, и Этельред согласился выплатить им 22 000 фунтов золотом и серебром. Переговорам очень способствовало то, что английский король понимал древнескандинавский язык. Система налогообложения зарождающегося государства была приведена в действие, чтобы собрать дань, которая стала известна как данегельд, или «датские деньги».

Это был в точности тот же метод, которым воспользовался Альфред, когда потерпел поражение, но Этельред не был столь удачлив или, может быть, столь проницателен, как его предок. Его прозвали Неготовым или, если быть более точным, Неразумным, и, возможно, на самом деле он был виноват только в том, что следовал плохим советам. Лидеры королевства, эрлы или графы, которые управляли ширами, были слишком разобщены, чтобы противостоять датской угрозе. Тем не менее в правовых и административных делах Этельреду служили лучше, и его царствование знаменито своими сводами законов и хартиями. Также у него помимо двора воинов был двор поэтов и музыкантов. Мы могли бы назвать его Этельредом Неудачливым, с той лишь оговоркой, что короли должны создавать свою удачу сами.

Король Дании был именно таким творцом своей удачи. Когда он осадил Лондон в 994 году, Этельред снова вынужден был раскошелиться. Это уже становилось обычаем. И даны теперь знали, что Англия настолько же труслива, насколько богата. Именно поэтому все их атаки теперь были нацелены именно против нее. В последующие годы нападения продолжались, пока датский король не добился трона. Этельред фактически направил историю Англии по другому пути, когда в 1002 году женился на дочери герцога Нормандии Ричарда I. Он сделал это, чтобы обезопасить юго-восточное побережье, но благодаря этому союзу судьба Англии стала неотделима от судьбы Нормандии.

В начале XI века Англию заливали потоки крови. Авторы хроник писали только о жестокости и свирепости захватчиков-викингов, о разоренных монастырях и сожженных городах. В год своей женитьбы Этельред приказал в качестве мести за эти нападения устроить массовую резню данов, живущих в Англии; во время этой бойни говорилось, что «каждый церковный приход может избавиться от собственных блох». Десять лет спустя архиепископ Кентерберийский[23] был убит датскими войсками и стал одним из первых мучеников английской церкви.

В 1013 году король Дании Свен Вилобородый счел, что Англия повергнута в хаос и разруху. В ширах царил беспорядок, а их лидеры не были способны прийти к соглашению по поводу стратегии. Сам Этельред, казалось, колебался между тем, чтобы заплатить врагам, и тем, чтобы убить их. Английский епископ Вульфстан, который называл себя Люпус, то есть Волк, произнес проповедь, в которой заявлял, что «солдаты, голод, огонь и потоки крови — со всех сторон. Воровство и убийство, чума, болезни, наветы, ненависть и грабежи приводят нас всех в отчаяние». Это было наказание Господне, павшее на грешных людей. Благородные попусту тратили свои силы в погоне за роскошью.

Итак, Свен Вилобородый приплыл вместе с огромным флотом и своим сыном Кнудом. Они прибыли во всем своем великолепии, на кораблях, богато изукрашенных золотом и серебром, с ярко сияющими щитами; когда на прибывших падали лучи солнца, слепило глаза. Датчан сопровождали восхищение и ужас. Свену Вилобородому присягнули все жители Данелага, и Этельреду пришлось искать защиту за стенами Лондона, а потом бежать в Нормандию. После смерти Свена он вернулся в Англию, но молодой Кнуд доказал свою силу ему и его сыновьям. По их телам датчанин в 1016 году добрался до трона. После смерти Этельреда и его сына Эдмунда Железнобокого, который ему наследовал, длинная родословная ранних английских королей подходит к концу. Потомки Альфреда, сыновья Одина правили страной в течение 145 лет. Ни одного из них не объявляли тираном.

Первые дела короля Кнуда были в самом деле кровавыми. Он перерезал самых влиятельных благородных людей Англии вместе с детьми, чтобы раздать их владения своим сыновьям. Захватывая заложников, он часто калечил их, прежде чем освободить. Он был настолько же хитер, насколько и жесток; власть часто использует веру в своих целях, и после своего обращения в христианство Кнуд неустанно жертвовал на церкви. Когда он переступал порог огромных монастырей, согласно хроникам, он опускал глаза к земле, и из них начинали течь «целые реки слез». Слезы эти лились не просто так. Кнуду была нужна английская церковь, чтобы утвердить свою духовную власть как законного короля. Также он укрепил свое и без того сильное положение, женившись на вдове Этельреда Эмме Нормандской. Но ему досталась страна, которая в течение тридцати лет страдала от постоянной войны и набегов и жаждала мира любой ценой. Цена эта оказалась огромной. Кнуд затребовал у широв более 82 000 фунтов, чтобы оплатить содержание своей армии.

Затем он начал приводить королевство в порядок. Он разделил страну на четыре военных района и поставил выбранных им самим людей — своих телохранителей — управлять ширами вместо английских тэнов. Англичане снова оказались в подчинении. Кнуд теперь был полноправным великим императором. Он объявил себя повелителем Шотландии, Ирландии и Уэльса. Одним из шотландских вельмож, платившим Кнуду дань, был Мэлбит, более известный следующим поколениям как Макбет. Также Кнуд был властителем Дании и Норвегии; таким образом, была сформирована Скандинавская империя, частью которой была Англия. Он выдал свою дочь замуж за германского императора[24] и побывал на его коронации в Риме. Он был известен как Кнуд Великий, но прекрасно знал, где проходят границы его величия. История короля, которому не удалось повелевать волнами[25], завершилась на берегу Темзы, где стоял его замок. Он умер зимой 1035 года, и считается, что его кости покоятся в Винчестерском соборе.

Правление двух сыновей Кнуда Гарольда Заячья Лапа и Хардекнуда было коротким и бесславным, подтверждая распространенное мнение о том, что сыновья властных отцов часто бывают слабыми и неуверенными в себе. Хардекнуд был только половиной Кнуда. Их с братом царствование стало всего лишь прелюдией к более долгому правлению Эдуарда, получившего прозвище Исповедник. Новый сюзерен был сыном Этельреда и Эммы; таким образом, он наполовину принадлежал Англии, а наполовину — Нормандии. Он был связан кровными узами с королем Уэссекса Эгбертом, дедом Альфреда, но также был и викингом, поскольку норманны когда-то были викингами-переселенцами.

В любом случае его симпатии были на стороне герцогства Нормандия, где он прожил двадцать восемь лет. Он прибыл в Лондон в сопровождении нормандцев, ознаменовав таким образом начало Нормандского завоевания. В течение нескольких лет после его коронации на Пасху в 1043 году три нормандских священнослужителя получили епископства в Англии, а также несколько иностранных магнатов стали владельцами английских земель; они следовали своим традициям и строили замки, а не дома. Новый король подарил порты Суссекса аббатству Фекан в Нормандии и дал торговцам из Руана собственный лондонский порт в Доугейте. Первый акт драмы, разыгравшейся в XI веке, начался. Вторжение 1066 года стало завершением длительного процесса.

Тем не менее эрлы Англии — великие магнаты, которые контролировали ширы, — по своей природе противились нормандским чужакам. В их числе были Годвин, эрл Уэссекса, и Леофрик, эрл Мерсии. Годвин был женат на благородной датской даме, а Леофрик был связан через брак с женой Кнуда. Даны и англичане были близки к тому, чтобы стать единым народом. Это подтверждается тем, что в битве при Гастингсе даны сражались бок о бок с англичанами.

Два эрла давно исчезли из памяти потомков, но достаточно любопытно, что память о жене Леофрика сохранилась в легендах. Леди Годгифу, более известная как леди Годива, проскакавшая через рыночную площадь Ковентри, прикрывшись только своими длинными волосами, стала одним из самых любимых персонажей английских историй. Она сделала это, чтобы заставить мужа снизить налоги, которыми облагались граждане. Также говорилось, что Годива приказала закрыть и занавесить все окна, чтобы, слыша ее приближение, никто не смотрел на нее; один человек нарушил это требование и впоследствии стал известен как «подглядывающий Том». Таким образом в словарь вошло новое выражение. Конечно, в этой легенде нет правды, за исключением того, что Годива действительно была «леди Ковентри» в XI веке. Почти тысячу лет спустя «черный орел» Леофрика все еще является частью герба города.

Если эрлы Англии в глубине души были настроены враждебно по отношению к нормандским пришельцам, то одновременно они не хотели и войны, и беспорядков. Когда Годвин из Уэссекса начал мятеж против Эдуарда, другие магнаты присоединили свои войска к королю и заставили Годвина бежать в Брюгге. Лидеры страны боялись открытой гражданской войны, а также боялись еще одного вторжения викингов. Именно поэтому они не сражались друг с другом. Эти узы общей верности помогли стабилизировать королевство и обеспечить выживание Эдуарда. Когда Годвин умер, графство Уэссекс унаследовал его сын Гарольд; его правление как короля Англии стало одним из самых коротких в истории страны.

Как монарх Эдуард Исповедник произвел достаточно слабое впечатление на английских хронистов. При жизни он едва ли вообще оставил какой-то след в стране. О его характере и натуре известно очень мало. Тот факт, что он выжил в таком грубом и жестоком обществе, предполагает, что он обладал изворотливостью и способностью приспосабливаться. Его назвали Исповедником, потому что считалось, что он рожден, чтобы стать свидетелем силы воздействия христианской веры, но в жизни Эдуард был не слишком набожным королем. В одной хвалебной поэме его описывают как «чистого и мягкого»: чистого — потому что он не был развратным и не имел детей, а мягкого — потому что он был милосерден. Но он не был религиозен. Он делал пожертвования аббатствам и монастырям только в той мере, какая от него ожидалась. Эдуард не проявил особого таланта в дипломатии или управлении. У него не было никакого великого плана; он действовал из-за опасности, по необходимости, осмысленно реагируя на любой кризис. У него не было никаких принципов, помимо собственных интересов и выживания. Его наставниками были шанс и удача. В этом он не похож ни на одного из английских королей. Возможно, это был самый важный урок в истории страны.

После смерти Эдуарда жизнь в Англии перешла на новый этап. В период с VIII по XI век было сформировано самосознание нации. Эдуард Исповедник был rex Anglorum, «королем Англии», а его люди были anglica gens (англичанами); он контролировал Anglorum exercitus (армию Англии) и anglicanum regnum (Английское королевство). В этот период также полностью оформились фундаментальные компоненты Английского государства — шир, сотня и десятина. Англия была уникальна и имела отличительные черты сильного государства. Английские законы были вынесены на обсуждение и зафиксированы в тщательно разработанных кодексах, которые содержали и законы о собственности и наследовании, остававшиеся практически неизменными в течение многих сотен лет. Искусство и литература этого времени, в том числе «Беовульф» (датируемый примерно VIII веком) и Линдисфарнское Евангелие (начало VIII века), стали частью культурного наследия Англии. Что куда важнее, в стране сложились свои традиции, которые бережно сохранялись. Неотъемлемая преемственность английского народа продолжалась.

Кому Эдуард оставил корону? Вопрос так никогда и не был решен удовлетворительным образом. Сообщалось, что на смертном одре он назвал в качестве своего наследника Гарольда, сына Годвина. Гарольд на самом деле не был законным наследником; эта честь досталась внучатому племяннику короля Эдгару Этелингу, которому на тот момент было всего четырнадцать лет. В свою очередь, Вильгельм, герцог Нормандии, заявил, что Эдуард предлагал корону ему и что Гарольд поклялся на святых мощах передать ее Вильгельму. Поскольку историю пишет победитель, эта версия была общепринятой. Но, по всей видимости, правдивой она не является.

В любом случае Гарольд считал себя достойным более великого предназначения, несмотря на то что не принадлежал ни к одной королевской династии. Он был старшим эрлом в стране, эрлом Восточной Англии и эрлом Уэссекса, владел огромными землями и большим состоянием. Он был шурином умершего монарха, и при жизни Эдуарда считался sub-regulus, или «под королем». Хроники сообщают, что Гарольд был свободным и открытым по натуре, и его действия доказывают, что он был умел и храбр в военном деле. В 1063 году он вместе со своим братом Тостигом подчинил Уэльс. Поэтому 6 января 1066 года в день похорон Эдуарда Гарольд был коронован как король Англии; это была первая коронация, которая состоялась в недавно освященном Вестминстерском аббатстве. Тем не менее это счастливое совпадение не обязательно должно было служить хорошим предзнаменованием. Правление Гарольда, продлившееся девять месяцев и девять дней, было одним из самых коротких в истории Англии.

Над королевством нависли две угрозы. Одна исходила от скандинавских королей Северной Европы, мечтающих восстановить империю Кнуда, другая — из Нормандии, чей герцог Вильгельм, казалось, чувствовал себя уязвленным или обиженным, когда Гарольда выбрали королем. Говорили, будто бы, услышав эту новость, он был очень взволнован. Вильгельм не мог усидеть на месте. Он был в ярости. Им владели жадность и желание властвовать.

Вильгельм был сыном насилия и невзгод. В свои ранние годы он был известен как Вильгельм Бастард, незаконнорожденный сын герцога Нормандии и дочери скорняка. Сам Вильгельм говорил: «Войне я научился с детства». Он унаследовал герцогство в семь или восемь лет. Вильгельму досталась власть в регионе, который был отмечен родовой междоусобицей и кровной местью, а также — как следствие — общественными беспорядками. Но благодаря силе характера он подчинил своих врагов. Первую победу на поле брани молодой герцог одержал в возрасте девятнадцати лет, приведя соседние регионы Мэна и Бретани в феодальную зависимость. Он был мужчиной огромной силы, беспощадным, жадным до земель и до денег. Но у него был один великий дар: он умел командовать и был способен подчинять людей своей воле. Если они отказывались следовать за ним, он их сокрушал.

Нормандия по-прежнему, в сущности, оставалась скандинавским государством, сформированным в начале X века, когда норвежские завоеватели проходили через эти территории и получали разрешение поселиться на них. Нормандцы в самом деле были людьми с севера. Они были частью воинской аристократии, их культура и общество были далеко не такими утонченными, как в Англии. Но они обучились новому искусству ведения войны, в котором англичане не так поднаторели. Герцог Вильгельм собрал разрозненные районы своей страны и, сочетая агрессивность и хитрость, превратил их в централизованное государство под своей властью. Он был великолепным экземпляром «сильного мужчины», создателем государства, которое оставалось в памяти во все периоды мировой истории. К среднему возрасту Вильгельм стал крупным мужчиной 1,7 метра ростом с резким и грубым голосом. Он обладал невероятной силой и физической выносливостью. Говорили, что, сидя на лошади, он мог натянуть лук, который другие мужчины не могли натянуть даже стоя.

Этого врага король Гарольд боялся больше всех. У Вильгельма не было никаких иных способов заявить права на английский престол, кроме как вступить за него в войну. И именно этого он и собирался добиться. Это предприятие во многих отношениях было рискованным. У нормандцев не было флота; им предстояло построить более 500 кораблей для вторжения. Также Вильгельм вступал в конфликт с грозным противником: Английское государство было богаче и сильнее и потенциально могло выставить более крупное войско. Исход битвы в любом случае нельзя было предсказать с полной уверенностью, именно поэтому непосредственного столкновения армий приходилось избегать любой ценой — куда лучше было нападать и грабить, чем полагаться на результат одного сражения.

Тем не менее силы герцога Нормандского были практически непобедимы: он склонил на свою сторону феодалов Нормандии, а также нашел во Франции союзников, которые согласились отправиться с ним за море. Взамен Вильгельм пообещал несметные богатства от завоевания процветающей и плодородной страны. Также он заручился и помощью высших сил. Вильгельм убедил папу римского дать свое благословение готовящемуся предприятию на том сомнительном основании, что Гарольд нарушил священную клятву верности, данную герцогу. Понтифик прислал Вильгельму кольцо, в котором находился волос святого Петра. В то же время герцог поместил свою дочь Сесилию в монастырь в Кане. Таким образом, он как бы пожертвовал дочь Богу в надежде на победу в битве, совсем как Агамемнон принес в жертву Ифигению перед отплытием в Трою.

Вильгельм подготовил огромный флот, который должен был собраться на берегу Ла-Манша в Див-сюр-Мер к середине июня 1066 года. Собранная армия составляла 14 000 человек. Гарольд, зная об угрозе с моря, разместил свой флот на острове Уайт, а наземные войска — вдоль побережья Ла-Манша. Тем не менее французской армии приходилось оставаться в порту из-за неблагоприятных ветров. Когда она в конце концов отплыла в Англию, ветер так разъярился, что флоту пришлось искать убежище в порту Сен-Валери-сюр-Сомм. Там он и оставался до последней недели сентября. Никогда еще вторжение так не преследовали неудачи, и командирам армии Вильгельма, должно быть, казалось, что божественная помощь к ним так и не придет.

Тем временем Гарольд ждал. Четыре месяца он держал свои войска в готовности к неминуемой атаке. Потом, 8 сентября он их распустил. Провиант кончался, и людям было срочно необходимо вернуться на свои фермы. Возможно, Гарольд получил информацию о неудачном плавании флота Вильгельма и рассчитывал, что при том, что приближается сезон штормов, в этом году вторжение не состоится. Вскоре после своего возвращения в Лондон король узнал о другой опасности. Как написано в «Англосаксонской хронике», «Харальд, король Норвегии, неожиданно приплыл с севера к Тайну». 20 сентября Харальд Суровый высадился около Йорка. Услышав эти неприятные новости, Гарольд собрал своих вассалов; он помчался на север, не сходя с лошади ни днем ни ночью и по пути собирая местные силы. Первым признаком, по которому армия данов узнала о его прибытии, была пыль, летящая из-под копыт лошадей. 25 сентября Гарольд догнал врагов у Стамфорд-Бридж, где одержал сокрушительную победу. Это было лучшее проявление его способностей военачальника. Харальд Суровый был убит в том сражении, что положило конец интересу викингов к Англии. «Великий человек, — говорил Гарольд о Харальде Суровом, — и солидной наружности. Но, думаю, удача от него отвернулась».

Удача самого Гарольда тоже доживала последние дни. В сущности, он был последним английским королем. Только отметив победу над норвежцами, он получил новость о том, что Вильгельм начал свое вторжение. Герцог, возглавляя путь через пролив, повесил фонарь на мачте своего корабля. Нормандские силы высадились в Певенси-Бей в 9 часов утра в четверг, 28 сентября 1066 года. Это было самое судьбоносное прибытие на английскую землю за всю ее историю. Из Певенси-Бей нормандцы на веслах пошли в Гастингс, который считали самой привлекательной территорией. Вильгельм построил там деревянный замок и приступил к разорению окрестных деревушек. Но он не выступал на дорогу в Лондон: его позиция была исключительно оборонительной, он находился рядом со своими кораблями.

Через два или три дня до Гарольда дошли вести о вторжении Вильгельма, он немедленно собрал основные силы своей армии и отправился на юг, чтобы встретить врага в Суссексе. Действовал король очень быстро, но его войска только что сражались в тяжелом бою, в ходе которого их численность сократилась. Возможно, такая поспешность и стала причиной поражения. Есть некоторая вероятность того, что Гарольд надеялся захватить нормандцев врасплох, как это произошло с Харальдом Суровым; он несомненно пытался зажать их на маленьком полуострове, где находился Гастингс. Король хорошо знал эту территорию: Суссекс был его родной страной, у него здесь были огромные владения. К 13 октября Гарольд достиг своей цели. Он велел местному ополчению Суссекса встретить его у «вековой яблони» на Колдбек-Хилл, но Вильгельм узнал о приближающейся угрозе. Он мог повести свои войска против английской армии, которая еще не вся собралась.

Нормандские войска прошли на виду у английской армии, ждущей на Колдбек-Хилл — самой крупной из доступных высот. Нормандцы построились боевым порядком на южном склоне холма, теоретически их позиция была хуже. Расположение англичан на вершине холма позднее было отмечено высоким алтарем аббатства Баттл; англичане сбились в кучу, тогда как нормандцы соблюдали военное построение. У англичан было шесть или семь тысяч человек, но нормандцы превосходили их числом. Англичане в своей обычной манере сражались пешими, тогда как у нормандцев было много кавалерии, ожидавшей в тылу.

Итак, началась битва. Нормандцы с криками «С Божьей помощью!» ринулись на англичан, в свою очередь кричащих «Крест Господень, святой крест!». У Вильгельма на шее были надеты святые реликвии. Когда нормандцы приблизились к ним, англичане выставили вперед щиты, чтобы получилась стена. По существу, они стояли в оборонительной позиции, и могло показаться, что англичане просто вросли в землю. Но у нормандцев была другая тактика. Дважды они притворились, что бегут от врага, только для того, чтобы резко развернуться и перерезать своих преследователей. Ядро английской армии тем не менее держалось за свои позиции и сражалось весь день. Потом, в сумерках, Гарольд был убит случайной стрелой. После потери своего лидера солдаты ослабели. Они бежали в ночь. Если бы Гарольд не погиб, то его армия могла бы и победить. Но история не знает сослагательного наклонения.

Вильгельм и его армия оставались на месте в течение пяти дней, а потом выдвинулись на Лондон через Дувр и Кентербери. Теперь герцог Нормандии был в чужой стране, которая все еще управлялась людьми, не желавшими ему подчиняться; он был окружен врагами. Эрлы северных широв неумолимо ему противились, и так же вели себя люди в самом Лондоне. Поэтому Вильгельм доверился своим жестоким инстинктам; он перешел в наступление и повел кампанию террора. Его выбили с Лондонского моста, и в отместку он дотла сжег Саутуарк. После этого он зажег кольцо огня вокруг Лондона, разорив все деревни вокруг; Вильгельм оставлял за собой разрушение и запустение по всему Хемпширу, Суррею и Беркширу. Строки Книги Страшного суда (Domesday Book) рассказывают историю его продвижения по Англии. Английские лидеры, пойманные в ловушку в Лондоне, теперь были согласны сдаться. Делегация прибыла в Беркхамстед в Хартфордшире и официально сдалась Вильгельму. В конце концов англичанам было не привыкать к иностранным королям, и сменить Кнуда и наполовину нормандца Эдуарда Исповедника на нормандского герцога Вильгельма им вовсе не казалось неприемлемым. Сдаться казалось более предпочтительным, чем сопротивляться и дальше проливать кровь. К тому же после смерти Гарольда они потеряли успешного военачальника.

Тогда Вильгельм ввел свои войска в столицу. Возможно, лондонцы и оказали ему какое-то сопротивление, но победа была полной. На Рождество Вильгельм был коронован как король Англии в Вестминстерском аббатстве. Впрочем, он оставался вассалом короля Франции как герцог Нормандии. Этот двойной статус принес горькие плоды годы и столетия спустя. С этого времени Англия оказалась вовлечена в дела Франции и Западной Европы, произошло множество кровавых сражений и осад, которые прекратились только после поражения Наполеона в 1815 году.

8
Дом

Британский круглый дом, римская вилла и англосаксонский помещичий дом — многие из этих строений возводились на одном и том же месте в сменяющие друг друга века, и все они ушли под землю. В качестве свидетельств существования древней цивилизации осталось только несколько разрушенных вилл, но большинство этих зданий теперь стали землей, на которой когда-то стояли.

В XI и XII веках обычный дом состоял из одной квадратной комнаты на первом этаже, на втором — еще одна квадратная комната, войти в которую обычно можно было по внешней лестнице. Мебель была простой и едва ли отличалась от предметов обихода в англосаксонскую эпоху. Доска, положенная на козлы, исполняла роль обеденного стола, а деревянная лавка использовалась для сидения. В каменных домах для той же цели могли служить альковы или уступы в стене. Стулья или табуретки попадались очень редко, за исключением почетного стула в домах благородных людей. У некоторых более богатых семей могли быть сундуки, лари или шкафы; кровать, в сущности, представляла собой мешок соломы, положенный на каркас.

Только у богатых людей были каменные дома с «холлом» на первом этаже. Большинству семей принадлежали деревянные дома, крытые соломой, тростником или вереском; в окнах не было стекла, на ночь для тепла и безопасности закрывались деревянные ставни. Как бы то ни было, деревянные дома всегда были продуваемыми насквозь и закопченными. Как и в каменных, в них было два этажа. Внизу размещались гостиная и кухня, наверху была спальня хозяина дома и всей семьи. Обитатели более бедных жилищ спали на полу, постелью им служили охапки камыша или соломы. Перед домом могла стоять деревянная лавка, где продавались товары и продукты; за домом — мастерская или маленькая мануфактура, где производились эти товары.

У самых бедных не было таких ресурсов, большинство из них жили в глинобитных хижинах, мало чем отличавшихся от хижин первых бриттов. Перед лицом нужды особенно выбирать не приходится. У крестьянских жилищ в деревнях срок существования был очень ограничен: они либо обрушивались, либо заваливались в течение жизни двух поколений. Они вырастали из земли и поглощались ею. В Хемпшире существовало право собственности, носившее название «право ключа»: если человек успевал построить за ночь хижину или дом и до утра зажечь в нем огонь, тогда его право на жительство в этом месте считалось подтвержденным.

Стиль и способ сооружения крестьянского дома просуществовали много сотен, если не тысяч, лет. Например, еще в начале XX века Томас Харди вспоминал, как строили в его детстве. «То, что называли глинобитной стеной, — писал он, — на самом деле представляло собой смесь извести, глины и соломы, в сущности, это были необожженные кирпичи. Все это смешивалось в нечто вроде тугого теста неподалеку от места, где собирались строить дом. Замешивали как ногами, так и лопатами, месить иногда звали и женщин. Солома добавлялась, чтобы скрепить полученную массу… Потом ее набрасывали вилами на стену, где… ее оставляли застывать на день или два». Когда строение высыхало и затвердевало на солнце, над ним сооружали соломенную крышу. Этот способ использовали бритты еще до прихода римлян. Им же пользовались и англичане времен королевы Виктории.

Размеры скромного дома XIII века по постановлению Вустерского суда от 1281 года составляли 9 метров в длину и 4,25 метра в ширину, один этаж, три двери и два окна. Окна находились с каждой из сторон дома, чтобы их можно было открывать настежь навстречу прохладному бризу и затыкать соломой или папоротником в непогоду. Все члены семьи ели и спали в одной и той же комнате. В тот период нельзя было говорить о существовании какого-либо личного пространства. Дом XIII века, обнаруженный во время раскопок в Беркшире, состоял из одной комнаты 3 на 3,6 метра, а другой дом в Йоркшире имел размеры 3 на 6 метров. Крыша располагалась непосредственно над комнатой, в середине был очаг. В длинных домах того же периода в комнатах размещались не только люди, но и скот, а также хранилось зерно. Их обитатели жили и спали бок о бок с домашними животными.

Дома перестраивались или расширялись, когда для этого находилось время или выпадал подходящий случай. Были возможны определенные усовершенствования, связанные с развитием промыслов и мастерства. Дома XI века строились из глины без использования сруба из бревен; к XIII веку большинство домов сооружались на бревенчатых каркасах, а менее чем век спустя стены возводили на каменном фундаменте, чтобы уменьшить разрушение и подгнивание. Земляные полы обычно покрывали камышом, который становился таким грязным и влажным, что его называли топью. Первое свидетельство о дымовых трубах пришло к нам с улицы Уайтфриарс, к югу от Флит-стрит в Лондоне; в 1278 году Ральф де Крокерлейн продавал в этом квартале глиняные дымовые трубы.

Тем не менее в основном структура жилища оставалась практически одинаковой в течение многих сотен лет. Мебели было мало, предметы домашнего обихода — несовершенны, ложки и миски обычно делали из дерева сами члены семьи. В доме могло быть несколько медных горшков и чаш. В дневное время кровать использовалась как сиденье. Это было бедное жилье для простой жизни. Возможно, кажется удивительным, что и богатые, и бедные сельхозработники в Англии жили примерно в одинаковых жилищах; каким бы ни было их экономическое положение, они возвращались к древним моделям. Это еще один показатель силы традиций в деревне. В более крупных домах можно было обнаружить ту же приверженность целесообразности: центральный холл, ведущий в более маленькие комнаты. Постепенно произошло одно изменение: к концу XIII века, по крайней мере в больших городах, стали прилагать больше усилий, чтобы проложить дренажные системы и выкопать помойные ямы.

Дома XIV века сохранились в гораздо больших количествах, чем жилища более ранних периодов. Они в большинстве своем были более прочными и основательными по сравнению со своими предшественниками, в Лондоне дома часто бывали о трех этажах и достигали высоты от 9 до 12 метров. Деревенский житель мог бы быть потрясен этими городскими «небоскребами», которые не так давно появились в Англии. С середины XIV века в Лондоне также выросли постройки из маленьких желтых кирпичей. Городской дом богатого торговца этого столетия был украшен, а внутри сиял красками и роскошью; гобелены, занавеси и шторы закрывали стены. На полу лежали плитки, а не тростник: поливная керамика наконец была завезена из Испании и Франции, хрусталь — из Венеции, а шелка — из Персии. Все это очень контрастировало с грубой мебелью обычных английских домов, но вкус к роскоши и ярким цветам все больше распространялся среди зажиточных семей. В XV веке в богатых домах появились такие нововведения, как подушки и гобелены, окрашенная материя и ковры, тазы и ширмы, обшивка стен панелями и обивка для скамеек и стульев. Их цвета по современным стандартам вкуса считались бы не подходящими друг к другу, поскольку ярко-желтый, пурпурный и зеленый уживались рядом. От этого ожидали эффекта яркости и жизнерадостности. Именно поэтому на гобеленах, материях и частях одежды иногда вышивали изображение солнца. В том же духе мужчины часто носили туфли разных цветов. Кирпичи и стекло становились все более распространенными. Открытые очаги сменялись каминами.

Предметы из средневековой жизни все еще можно обнаружить в земле. Следы деревянных табуреток и другой мебели, никуда не пропавшие за сотни лет, были найдены в Винчестере и Беверли. Два замка́ были расплющены топором, прежде чем их выбросили; другой замок починил его владелец. При раскопках находят большое количество средневековых замков и запоров, что говорит о жизни в страхе или, по крайней мере, о подозрениях и предосторожностях. Средневековой жизнью правили ключи.

Команды археологов извлекали из земли подсвечники из свинца или медного сплава. К XV веку такие подсвечники стали крупнее, значит, свечи стали толще. Это, в свою очередь, указывает на рост благосостояния. Таким образом, по предметам материальной культуры мы можем делать далеко идущие выводы. К концу XIII века подвесные светильники из стекла начали занимать место каменных и керамических ламп; в начале XIV века масляные лампы, где фитиль плавал в небольшой лужице масла, стали замещаться свечами. Деревянные сосуды (в основном из ясеня) можно найти повсюду, но стекло стало популярным в более богатых семьях только к XIV веку. Появились стеклянные бутыли, кувшины и, конечно, стаканы. Стеклянные емкости для мочи, в которых ее можно было рассмотреть на предмет нездоровья, также были в достаточной степени распространены.

Есть и другие археологические свидетельства жизни давно умерших людей. Весы для взвешивания монет использовались для того, чтобы обнаружить фальшивку, но позднее были преднамеренно испорчены; возможно, после этого их хозяина выставили к позорному столбу. Сосуды из медного сплава или керамики часто чинили, из чего можно предположить, насколько в домашнем хозяйстве ценились даже самые дешевые вещи; трещины в керамике заливали свинцом. Железный шлем перевернули, снабдили ручкой и превратили в кастрюлю. Повсюду можно найти веретена, а также иголки и наперстки, оставшиеся от той эпохи, когда и мужчины, и женщины умели шить ткани и кожу. Это было повсюду распространенное и необходимое занятие. Сохранилось множество ложек и черенков ложек, некоторые с узорами или какими-то отметинами, обозначающими их владельца; это дает нам картину общих обедов. На некоторых найденных сосудах написано: CUM SIS IN MEMSA PRIMO DI PAVRERE PENSA — «Когда садишься обедать, прежде всего подумай о бедных». На броши XIII века имеется надпись: «Я брошь, которая охраняет грудь, чтобы ни один негодяй не протянул к ней руку». На кольце XIV века написано: «Тот, кто тратит больше, чем ему принадлежит, убивает себя без единого удара». Свистки, застежки для книг, письменные принадлежности, крючки, петли, сундуки, шкатулки, кожаные туфли — все это молчаливые свидетельства забытой жизни.

Очень часто подобные находки обнаруживаются в подполах или подвалах. Многие из них выложены кремневой галькой или известью, а в некоторых пол до сих пор выстелен камышом. Есть доказательства существования ступеней, которые вели в такой подвал с улицы, и маленьких окошечек, находящихся на уровне земли. Жизнь ушедших поколений оставляет и другие следы на земле. На потертом полу остались следы от двери, которую кто-то когда-то открывал и закрывал. Давайте войдем.

9
Дьяволы и нечестивцы

Получив свою военную добычу как победитель, Вильгельм приступил к управлению новым королевством. Он конфисковал поместья своих английских противников, в частности тех, кто сражался с ним под Гастингсом. Некоторые из английских тэнов бежали, а других отправили в изгнание. Как это сделал до него Кнуд, Вильгельм собрал большую сумму денег с помощью неожиданно введенного налога. Он был жаден и имел аппетит захватчика. И другие признаки власти вырастали над новыми землями Вильгельма. Куда бы он ни направился, там появлялся замок. Один из таких замков вскоре был построен в самом Лондоне, на берегу сегодняшней Темзы.

Вильгельма поддерживали в его предприятиях многие, кто остался в живых после старого режима. Новоиспеченный король, как и любой иностранный завоеватель до него, понимал, что ему нужны знания и опыт английских администраторов. В первые годы своего правления он нанял английских шерифов. Монастыри по-прежнему управлялись английскими аббатами, несмотря на то что двое из них сражались при Гастингсе. Регенбальд, глава писарей короля Эдуарда Исповедника, стал канцлером Вильгельма.

Среди англичан нашлись и те, кто хотел сражаться. На юго-востоке страны власть Вильгельма не была преобладающей, а на юго-западе, в Эксетере, нашли себе убежище близкие родственники Гарольда. В 1068 году они воспользовались отсутствием Вильгельма, чтобы поднять знамя мятежа. Главным вдохновителем этой идеи была мать Гарольда Гита, которой помогали ирландцы и, возможно, даже даны. Гита была тетей короля Дании. Вильгельм понимал опасность восстания, которое могло охватить всю Северную и Западную Англию, и сразу же по возвращении привел свою армию к стенам Эксетера. Восемнадцать дней он держал город в осаде, и в конце концов Гита бежала вниз по реке Экс, после чего жители сдались.

Но это было только прелюдией к более значительному восстанию северных графств, когда в 1069 году англичане из этого региона заручились помощью данов, чтобы взять Йорк. Память о Данелаге еще была сильна. Вильгельм маршировал по стране, возводя замки везде, где только останавливался. Он не стал сразу атаковать Йорк, но применил тактику, которую использовал против Лондона тремя годами ранее: он прошел разрушительным походом по прилегающим землям. Это назвали «опустошением севера», и состояло оно в том, что на своем пути Вильгельм полностью уничтожал и людей, и то, что стояло на земле. Он налетал на них как грозовой шторм. Людей и животных убивали, посевы уничтожали, города и деревни стирали с лица земли. Все запасы продуктов предавали огню, из-за чего голод распространился повсюду; сообщалось о гибели 100 000 человек. Между Йорком и Даремом не осталось возделанной земли, и еще век спустя там стояли руины. Деревни этого региона в Книге Страшного суда описываются как «опустошенные». Как бы то ни было, север больше никогда не поднимался против Вильгельма. Он превратил землю в пустыню и назвал ее миром. Считается, что, лежа на смертном одре, Вильгельм сказал в своей исповеди: «Я накинулся на англичан из северных широв как разъяренный лев».

В опустошении севера Вильгельм вел себя не как король Англии. Он вел себя как тиран. Именно поэтому возникли и другие очаги непокорности, и многие англичане вступили в отряды, которые сейчас бы назвали партизанскими, чтобы бороться с захватчиками. 10 000 нормандцев пытались контролировать страну с тремя или четырьмя миллионами местных жителей, и все, что было у них в распоряжении, — это жестокая власть и террор. Шпионы и коллаборационисты, показательные избиения и тайные убийства — здесь применялось все разнообразие средств как со стороны оккупантов, так и со стороны мятежников. Английский хронист XI и XII веков Ордерик Виталий писал, что англичане «стонали под нормандским ярмом и страдали от угнетения гордых лордов, которые не подчинялись королевским предписаниям». Нормандские лорды, другими словами, доводили свою власть до крайности. Таким образом, первые четыре или пять лет нормандского правления повсюду шли разговоры о восстании. Англичане бунтовали против Вильгельма каждый год с 1067-го по 1070-й.

Одна волна восстаний получила печальную известность в связи с именем Хереварда. Он устроил себе убежище в болотистой местности около Или, откуда совершал нерегулярные, но кровавые рейды против нормандцев, которых посылали его поймать. Он присоединился к датчанам, высадившимся на побережье, чтобы напасть на аббатство Питерборо под предлогом спасения его богатств от нормандцев. Хереварда и его банду называли «сильватиками», или лесными людьми. В Или к нему присоединились и другие лидеры английского мятежа, представлявшие собой реальную и заметную угрозу режиму Вильгельма. Более года нормандцы безуспешно пытались выкурить Хереварда из его крепости. Говорят, что он пал жертвой предательства монахов из Или, которые указали нормандцам тайный путь. Разумеется, на самом деле только после продолжительного штурма по земле и по воде крепость была взята, а Херевард отправился в изгнание. С этого времени Вильгельм назначал только нормандских лордов и аббатов.

Конфискация земель, ранее принадлежавших англичанам, ускорилась. Согласно общепринятому представлению, король владел всей землей в Англии. Это было его королевство. Вильгельм применил этот принцип на практике. К 1086 году оставались всего лишь два английских барона: Коулсуэйн из Линкольна и Таркилл из Ардена; они сумели сохранить свое положение только благодаря тому, что с энтузиазмом сотрудничали с новым режимом. Остальные огромные поместья перешли к небольшой кучке нормандских магнатов, которые в обмен пообещали предоставить рыцарей для королевской службы. Англия стала милитаризированным государством, обеспечивающим армию оккупантов.

У более мелких английских землевладельцев был шанс сохранить свои поместья, но очень дорогой ценой. Многие из них становились арендаторами земли, которой раньше владели. К некоторым из них и относились соответственно. Элрик был свободным землевладельцем в Марш-Гиббон в Бакингемшире, но к 1086 году он «внезапно и жестоко» начал платить арендную плату новому нормандскому лорду. Хронистом начала XII века Симеоном Даремским было сказано, что «многие люди продают себя в вечную зависимость, благодаря которой могут влачить жалкую жизнь». Все новые нормандские семьи прибывали на открывшуюся для них землю возможностей, и такая политика колонизации продолжилась в XII веке.

Можно отметить и другие изменения. В английском пейзаже появились здания новой формы, а именно замки и церкви. К 1100 году все английские соборы были либо перестроены, либо отстроены заново. Они стали больше и массивнее своих предшественников, неф был длиннее, и боковые приделы увеличились. Нормандцы строили хорошо, их строения славились крепостью и мощью камня. Огромные, по-римски роскошные круглые арки были символом их торжества. Об этом же говорили массивные стены, ряды колонн, галереи. Беспредельность Даремского собора подавляет вошедшего огромной массой уходящего ввысь камня.

Нормандские замки — это квадратные каменные сооружения с чрезвычайно толстыми стенами и крошечными окнами. Они продавливают под собой землю. Они неодолимы. Они распространяют вокруг себя уныние и даже отчаяние; по словам английской хроники 1137 года, они «были наполнены дьяволами и нечестивцами». Они одновременно являлись тюрьмами и крепостями, судами и казармами. Англичане ненавидели их как твердыни своих захватчиков. Тем не менее это по-своему великолепные строения, появившиеся благодаря желанию властвовать и править, которое было присуще нормандцам в полной мере. В «Англосаксонской хронике» говорится, что Вильгельм обеспечил в стране такую безопасность, что «любой честный человек мог путешествовать по его королевству без увечий, с кошелем, полным золота, и ни один человек не решался убить другого…».

В английском пейзаже возникли и другие изменения. В стране появились сотни монастырей. Были созданы оленьи парки и садки для кроликов. Огромные участки земли попали под действие придуманного нормандцами «лесного закона», согласно которому все плоды этой земли и животные на ней становились собственностью короля. Любой, кто охотился на оленя или лань, должен был быть ослеплен, нельзя было охотиться на диких кабанов и даже на зайцев, было запрещено рубить деревья и собирать хворост. Закон относился не только к лесам, и в конце концов примерно треть страны стала принадлежать монарху; например, весь Эссекс стал заповедным. К королевским землям относились и Нью-Форест, Эппинг-Форест, Виндзорский парк и «леса» Дартмура и Эксмура.

Короли всегда любили охотиться. Это составная часть их власти. Альфред охотился на диких зверей так же, как он охотился и на датчан. Охота была способом тренировки необходимых на войне навыков в мирной обстановке. Она создавала поле битвы в миниатюре, где проверялись каждый нерв и каждый мускул. Для Вильгельма охота также была коммерческим предприятием: дичь была дорогим мясом и получить добычу с его угодий хотелось многим. Охота была — да и сейчас, в XXI веке, остается — королевской обязанностью и развлечением. Тем не менее «лесной закон» для англичан был еще одним всеми ненавидимым обложением: они привыкли воспринимать все, что находится в лесах и полях, как свое. Как всегда, от потворства принцев своим желаниям страдали бедные.

С точки зрения языка в стране появилось значительное разделение. Языком правящей элиты был нормандский французский, а их подданные, конечно же, по-прежнему говорили по-английски. Когда-то считалось, что для использования в официальных целях французский полностью заменил английский, но на самом деле английский широко применялся для административных записей наряду с латынью. Но использование лидерами страны одного из диалектов французского имело и другие последствия. Из-за разницы в произношении некоторых английских слов Сноттингем превратился в Ноттингем, Данхолм — в Дарем, Шиптон стал Скиптоном, а Ярроу — Джарроу.

К 1100 году число исконных названий в Винчестере сократилось с 70 до 40 %; возможно, какую-то роль в этом сыграло присутствие иностранных торговцев, привлеченных процветающей английской экономикой. Вильгельм даже попытался выучить английский, чтобы вершить правосудие, но язык оказался для него слишком трудным. На самом деле в течение веков юридический язык постоянно пополнялся словами, пришедшими из французского, среди которых contract (контракт), agreement (соглашение) и covenant (обязательство). Жаргон, который стал использоваться в судах, получил название «низкого французского». Слова master (хозяин) и servant (слуга) происходят от французских слов. Французскими являются и crime (преступление), treason (государственная измена) и felony (тяжкое преступление), а также money (деньги) и payment (выплата). Язык царедворцев был языком бизнеса и исполнения наказаний. Захватчики и местные жители также отличались и своим внешним видом: англичане носили длинные волосы, тогда как нормандские завоеватели коротко стриглись. Но в этом, как и во многом другом, английская традиция в конце концов взяла верх.

Именно поэтому, несмотря на происходящее, в течение XI века очень многое продолжало последовательно развиваться, не затронутое событиями на поверхности времени. Английские законы и система управления оставались неизменными. Вильгельм провозгласил, что к законам Эдуарда Исповедника следует относиться с уважением, хотя пересмотрел законы Кнуда. У нормандцев едва ли вообще были записанные законы. Им пришлось всему учиться у англичан.

Тэнов теперь называли рыцарями, но изначальный смысл их существования как хозяев земли и судей остался прежним. Имена менялись, но институты власти оставались прежними. Сохранились сотни, ширы, десятины. Остались и шерифы, хотя занимающие эти должности нормандцы могли быть чересчур требовательными к своим ширам. Суды графств действовали привычным образом. Сохранились различные привилегии и традиции больших и малых городов. Налоги, или «гельды», росли, как и раньше. Система военной службы по призыву была прежней. Чеканщики монет в королевстве остались теми же: нормандцы не имели в этом никаких навыков и опыта. Судебные документы и предписания составлялись в знакомой манере. Витенагемот, или парламент основных землевладельцев, сохранил свою древнюю форму. Куда ни взгляни, везде заметны признаки преемственности, которая является характерной чертой Англии. Основные структуры страны оставались неизменными. Вильгельм, без сомнения, был сильным королем, который насаждал в стране свою власть, но такими же правителями были Кнуд и Этельстан.

Многие достижения, которые обычно приписываются нормандцам, на самом деле являются развитием английских традиций. Много писалось о нормандском феодализме, при котором страна объединяется с военной целью, но большинство особенностей этой системы существовали в Англии еще до нашествия Вильгельма. Основным принципом феодализма был оммаж, когда вассал преклонял колени перед лордом, воздев руки и вложив их своему повелителю в ладони. Коленопреклонение со склоненной головой и воздетыми руками напоминало раскаяние во время молитвы. Вассал обещал стать «вашим человеком за земли, которые я принимаю от вас» и «хранить верность до конца жизни, быть последователем и почитать как своего владыку на земле больше других людей», помимо самого короля. Но в Англии земля всегда давалась в обмен на воинскую службу; клятва могла измениться, но социальные обязательства оставались прежними. Из английской поэзии VIII века мы знаем, что лорд и его люди всегда были неразделимы. Одно значительное изменение все же произошло. Ранее существовала традиция — унаследовать собственность после смерти владельца могли несколько родственников, к XII веку ее всю получал один наследник мужского пола. Все это работало на создание социальной структуры страны.

Основной частью этой структуры была английская церковь. Вильгельм провел ряд нормандских реформ, а также поставил во главе ее нормандских священников, чтобы держать религиозные общины страны в строгости и порядке. К 1087 году только трое из двадцати одного аббата были англичанами. Не все из новых аббатов симпатизировали своей английской пастве. Аббат Аббингтона отказался праздновать дни некоторых английских святых, сославшись на неотесанность англичан. В Гластонбери новый аббат использовал нормандских лучников из своей охраны, чтобы укротить своих монахов, протестовавших против новой литургии. Другие охотнее шли на соглашения. Аббат Селби помог построить первую каменную церковь для своей общины. Он одевался в рабочую одежду и таскал на своих плечах камни и известь для строительства; в конце недели он, как и другие рабочие, получал свою плату и раздавал ее беднякам.

Вильгельм также назначил итальянца Ланфранка архиепископом Кентерберийским. Резиденцией Ланфранка было нормандское аббатство Бек, и он уже хорошо был известен королю. Он был одним из тех образованных и благочестивых людей, какими были Ансельм и Бекет, пришедшие после него, и оказал глубокое и продолжительное влияние на английскую жизнь. Ланфранк сформулировал первые принципы канонического права, и Вильгельм уступил ему в вопросе о том, что все духовные дела должны решаться в церковных судах. Под руководством Ланфранка строились большие соборы. Также он добился успехов во внедрении монастырской дисциплины в жизнь зачастую непокорных английских монахов. В 1076 году он запретил английскому духовенству вступать в брак.

Папа благословил вторжение Вильгельма, но новый король не действовал в угоду понтифику. Он считал себя хозяином всего. Не было ли его звание также священным? При проведении выборов папы ни один победитель не признавался в Англии без разрешения короля. Ни одно папское послание не могло быть направлено королевским вассалам без ведома сюзерена. Ни один папский легат не мог въехать в страну без королевского одобрения. Именно король утверждал назначение епископов и аббатов. Трения между королем и папой или между королем и архиепископом продолжались веками, и результаты их нельзя было предсказать; перелом произошел только в эпоху Реформации.

Если и есть значительное напоминание о царствовании Вильгельма, то это документ, который первоначально был назван Королевской книгой, но получил бо́льшую известность как Книга Страшного суда, поскольку ее свидетельств нельзя было избежать, как и Судного дня. Книга представляла собой перепись ресурсов королевства, для Европы она была уникальной, но для Англии вовсе не являлась необычной, поскольку там и ранее составлялись различные списки, как региональные, так и относящиеся ко всей стране. Согласно «Англосаксонской хронике», Вильгельм произнес речь перед членами Королевского совета и послал чиновников в каждый шир, чтобы определить, «сколько земли и сколько какого скота имеет каждый землевладелец и сколько стоит его собственность». Появившаяся в результате этого распоряжения работа, написанная в одну и две колонки на латыни, не была бы настолько обширна и подробна, если бы для нее не использовались более ранние записи. Книга состоит из двух томов, в одном 475, а в другом 413 страниц, некоторые буквицы выполнены красными чернилами. Она описывает 13 000 поселений, подавляющее большинство которых стоит по сей день. Авторы «Хроники» утверждают, что не осталось «быка, коровы или свиньи, которые не были бы осмотрены и включены в запись». Подробность книги можно оценить по одному отрывку. Сообщалось, что в Окли в Бакингемшире «у Элфгиты, служанки, была половина хайда[26], которую ей пожаловал шериф Годрик на то время, пока он остается шерифом, при условии, что Элфгита научит его дочь вышивать золотом. Теперь эта земля принадлежит Роберту Фиц-Уолтеру».

Решение о создании Книги Страшного суда было принято Вильгельмом в Рождество 1085 года. Она была закончена годом позже; такая скорость могла быть достигнута только при существующей в то время административной системе, которая была не нормандским, а английским механизмом. Вильгельм не смог бы после завоевания передать английскую землю французским магнатам, если бы не существовали записи об английских владениях, которые с тех пор были утрачены. Частично Книга Страшного суда была составлена в качестве документального доказательства этой передачи, но также она использовалась как инструмент для более эффективного сбора налогов и призыва на военную службу. Вполне возможно, что она служила и для более справедливого распределения финансовых обязанностей, которые Вильгельм накладывал на страну. Он собрал своих главных землевладельцев в Солсбери, где они еще раз принесли ему клятву верности, но теперь он знал и о размере их владений, и о величине годового дохода. Им напомнили, что они получили свои земли напрямую или не напрямую от своего сюзерена. Он был их хозяином. Сегодня Книгу Страшного суда можно увидеть под стеклом в Британском национальном архиве в Кью.

Из книги мы узнаем, что Англия состояла из пахотных земель (35 %), лесов (15 %), пастбищ (30 %) и лугов (1 %); остальные земли представляли собой горы, болота, топи, дикие и пустынные места. Также мы узнаем, что система маноров, унаследованная от данов и саксов, была основой сельской и экономической жизни. По существу, это слово обозначает жилище, и в Книге Страшного суда несколько маноров часто перечислены в списке одной деревни; к тому времени манор — это поместье с землей или землями, на которых под управлением одного лорда селятся арендаторы. Земля лорда, которая не сдавалась в аренду, называлась «господской», она могла прилегать к дому хозяина или быть нарезанной на полосы в полях.

Свободные арендаторы платили лорду ренту за свои акры и были обязаны помогать ему в горячую пору урожая; несвободные арендаторы, или вилланы, еженедельно отрабатывали трудовую повинность, выполняя такие работы, как молотьба и веянье зерна. Условия их труда были установлены традициями. Примерно 10 % населения находилось в рабстве, тогда как 14 % считались свободными людьми; оставшаяся часть населения находилась где-то посередине между этими двумя категориями.

Манор сам по себе возник благодаря древним традициям и обязательствам, которые связывали маленькую общину. Он мог состоять из деревни с покосившимися хижинами, все обитатели которой служили своему лорду. Он мог состоять и из нескольких деревень. Какой бы ни была его форма, манор является краеугольным камнем социального порядка в Англии. Местным судом, в котором искали справедливости, был суд манора, где каждая сторона жизни упорядочивалась и тщательно рассматривалась. Как дороги и изгороди должны были поддерживаться в надлежащем состоянии, так же должны были соблюдаться и правила земельных работ и наследования.

По поводу происхождения маноров все еще идут споры. Не наложилась ли манорная система на то, что когда-то было более свободной общественной системой сельского хозяйства? Но более вероятно, что лорды были всегда, и с течением веков их контроль стал более суровым. Точно сказать невозможно. Наши глаза должны привыкнуть к сумеркам.

Книга Страшного суда, конечно, не описывает условия повседневной жизни в Англии конца XI века. Лето 1086 года осталось в памяти людей как наихудшее: урожай погиб, и какая-то зловредная болезнь выкосила половину населения Англии. «Несчастные жертвы почти что сгорали от жара, — пишет „Англосаксонская хроника“ этого года, — затем пришел страшный голод и уничтожил их окончательно».

Вильгельм умер осенью 1087 года. Во время одного из своих частых визитов в герцогство он отправился в поход к границам Нормандии, где тяжело заболел от жары и утомления; когда его лошадь перепрыгивала через канаву, он каким-то образом повредил внутренние органы. Вильгельма отвезли в монастырь в Руане, где он протянул еще три недели. Когда тело короля было доставлено в церковь Святого Стефана в Кане для погребения, его повредили, и труп испускал ужасный смрад, от которого все монахи бросились вон из здания. Возможно, это был самый подходящий конец для человека, который возвысился с помощью насилия и жестокости. У него было холодное сердце и руки в крови.

Герцогство Нормандское Вильгельм завещал своему старшему сыну Роберту; Роберт просил отца об этом и раньше, но Вильгельм ответил, что не в его привычках сбрасывать с себя одежду до того, как ляжет в постель. Умирающий король оставил Англию на милость Господа и попечение своего второго сына Вильгельма Руфуса (Рыжего). Своему младшему сыну Генриху Вильгельм в качестве компенсации оставил 5000 фунтов серебром; Генрих тщательно взвесил их, прежде чем забрать. Такой тройной расклад стал источником борьбы и споров в последующие годы, три брата ссорились из-за Нормандии, как дети ссорятся из-за куска пирога.

Вильгельм Руфус получил Англию. Его прозвали Рыжим из-за красного лица, рыжей броды и крутого нрава. Он был почти комической версией своего отца: низким и толстым, с выдающимся животом. Вильгельм был очень силен, но, в отличие от отца, не обладал мощной волей. К некоторым его качествам отлично подходит средневековая пословица: кто когда-нибудь видел высокого человека, который был бы умен, рыжего, который был бы правдив, и низкого, который не был бы спесив?

Когда его охватывала ярость или страсть, Вильгельм заикался или начинал говорить короткими, рублеными предложениями. Но были у него и более привлекательные черты. Он разрешал трудные ситуации с улыбкой на устах и любил выбить из колеи самых серьезных из своих советников-священнослужителей скандальным или богохульным замечанием. Это развлекало его придворных. Его самой известной клятвой было выражение «пред лицом Лукки»; имелось в виду деревянное изображение Христа в церкви Святого Мартина в Лукке. Он был хвастливым и полным энтузиазма, экстравагантным и дерзким, всегда казалось, что в нем больше величия, чем на самом деле.

В юности Вильгельм посвятил себя интересам своего отца, считая, что именно этим принесет выгоду и себе. Он оставался в Нормандии более чем до двадцати лет, поэтому маловероятно, что он бегло говорил по-английски. Возможно, его бы даже следовало называть не Вильгельмом Руфусом, а Гийомом ле Ружем. Он оставил своего умирающего отца в Руане и пересек Ла-Манш, чтобы провозгласить себя правителем королевства. В возрасте тридцати одного года Вильгельм был коронован в Вестминстере архиепископом Ланфранком как Вильгельм II. Очевидно, это было сделано по собственной инициативе Ланфранка, который был самым влиятельным человеком в Англии и, таким образом, представлял волю Бога. Литургия во время коронации была англосаксонской, но служба проходила на французском и латинском языках.

Вскоре способности Вильгельма к правлению были подвергнуты проверке. Он подавил восстание нескольких нормандских магнатов в пользу его старшего брата Роберта, использовав то, что, в сущности, являлось английской армией; один хронист предполагает, что под его штандарты встало 30 000 человек, но, возможно, это всего лишь преувеличение для создания впечатления о большом количестве людей. Тем не менее англичане сражались против восставших нормандских магнатов на стороне своего короля. Национальное чувство снова возродилось, и это пробуждение национального самосознания воплотилось в обращенном к Вильгельму призыве солдат завоевать всю «Империю Альбиона».

Он ответил на этот призыв маршем на север. Весной 1091 года король Шотландии Малькольм III завоевал Северную Англию, надеясь таким образом укрепить свои притязания на эту часть территории. Будучи лидером Южной Шотландии, Малькольм Великий Вождь, или Малькольм Большая Голова, и раньше донимал Вильгельма I нападениями и смутами, но в конце концов подчинился более сильной власти. Теперь он проверял на прочность его сына.

Вильгельм Руфус двинулся против него, покорив Камбрию, а затем вторгся в Шотландию. Он захватил и восстановил Карлайл, заселив его семьями английских фермеров, и фактически провел новую границу Англии на северо-западе, которая остается границей и по сей день. Вильгельм находил английских поселенцев среди работников на королевских землях на юге, и, поскольку они, несомненно, не были свободными, им оставалось только подчиниться воле короля. Тем не менее они представляли собой начало английской колонизации. В стремлении к «Империи Альбиона» Вильгельм Руфус обратился к духу английского империализма. Также он начал завоевание Уэльса, который до того времени состоял из находящихся в состоянии войны княжеств. Когда англичане медленно продвигались вперед по этой земле, на ней то тут, то там вырастали замки. Но их отбросило назад уэльское восстание, и в итоге Вильгельм удержал только Гламорган и один замок в Пембруке. На поле битвы он никогда полностью не проигрывал, но и никогда не одерживал полной победы; бравада заставляла Вильгельма двигаться вперед.

Королю всегда было нужно больше денег. Он постоянно сражался против своих врагов в Шотландии, Уэльсе, Нортумберленде и Нормандии. Он неизменно жил либо в приготовлениях к войне, либо во время ее. Именно так должен вести себя король. Когда он собирался отплыть в Нормандию, чтобы еще раз напасть на герцога Роберта, надвигалась страшная буря. Но Вильгельм прыгнул в лодку. «Я никогда не слышал о короле, который бы утонул! — крикнул он. — Поторапливайтесь! Выбирайте канаты! Вы увидите, что сами стихии подчинятся мне!»

В начале 1093 года Вильгельм серьезно заболел, и, когда король почувствовал приближение смерти, мысли его обратились к Богу. Религиозные советники торопили Вильгельма покаяться в своих грехах и исправить их; должно быть, ему трудно было решить, с чего начать. По крайней мере, одну серьезную ошибку он мог исправить сразу. После смерти Ланфранка три года назад Вильгельм оставил место архиепископа Кентерберийского вакантным, чтобы самому получать доходы с епархии. Но когда над ним навис призрак адского огня, король начал действовать. К счастью, под рукой оказался один достойный кандидат. Аббат из Бека Ансельм как раз приехал в Англию с братским визитом. Он был хорошо известен всей Нормандии своим благочестием и просвещенностью, пусть даже эти качества и скрывались под маской подлинного смирения.

Вильгельм призвал Ансельма к своему ложу и предложил ему Кентербери. Ансельм отказался, и у него были на это основания: он не доверял королю и предвидел, что работать с ним будет трудно. Тогда, по словам монаха из свиты, Вильгельм начал кричать: «О Ансельм, что же ты делаешь? Почему ты предаешь меня казни и вечному наказанию?!» В таком духе было сказано многое, но Ансельм оставался непоколебимым, тогда Вильгельм приказал всем, кто был в комнате, пасть ниц перед святым человеком. Ансельм, в свою очередь, опустился на колени и умолял их найти другого кандидата на этот пост.

Тогда настало время прибегнуть к силе, поистине к средневековым методам. Придворные подтащили священника к кровати и дали королю пастырский посох, которой был символом архиепископского сана. Когда Ансельм отказался принять его, придворные попытались разжать ему пальцы. Они сумели отогнуть указательный палец, отчего священник закричал от боли. Они положили посох около его сжатого кулака и поспешно прочитали указ о формальном введении в должность. Потом все прокричали: «Да здравствует епископ!» Ансельма, продолжающего протестовать, доставили в соседнюю церковь, где было проведено то, что монах из свиты назвал «надлежащими церемониями». Таким было бесславное начало того, что стало натянутыми отношениями между королем и архиепископом. Как сказал в то время Ансельм, старую овцу покрыл несокрушимый бык. Король выздоровел от болезни и тут же позабыл обо всех тех священных обетах, которые он дал, думая, что лежит на смертном одре. «Какой человек, — спрашивал он, — может сдержать все свои обещания?»

Ансельм с глубоким уважением относился к сану архиепископа, который, как он считал, дает такую же власть, как власть правителя. Если Ланфранк был предусмотрителен и избегал прямого противостояния с королем, то Ансельм имел более чувствительную совесть. Также он был хорошо подготовленным логиком и имел привычку быть неумолимым и настойчивым. Он читал королю лекции о его обязанностях, на что Вильгельм отвечал в своей обычной резкой и стремительной манере. «Я перейду к этому вопросу, когда найду это нужным, — сказал однажды король Ансельму. — Я буду действовать не для вашего удовольствия, а для своего». Когда Ансельм сказал королю, что он должен избавить страну от греха, тот с усмешкой спросил:

— А что лично вы будете иметь с этого дела?

— Лично я — ничего, — отвечал архиепископ. — На вас и на Господа я возлагаю надежды.

— Ну и хватит об этом, — отрезал король.

Когда архиепископ умолял его заполнить вакантные места аббатов, король разгневался: «Разве эти аббатства не мои? Вы же поступаете, как хотите, со своими земельными владениями, так почему я не могу распоряжаться своими аббатствами, как мне угодно?» Когда пришел день отъезда, и Ансельм собирался покинуть Англию, уехав буквально в изгнание, чтобы доживать свои дни в Риме, король все еще гневался. «Скажите архиепископу, — говорил он, — что я ненавидел его вчера, а еще сильнее ненавижу сегодня. Передайте ему, что я буду ненавидеть его все сильнее и сильнее завтра и каждый следующий день. А его молитвы и благословения я выплюну ему прямо в лицо!»

Проблема состояла в том, что у Вильгельма не было никакого соперника в королевстве с точки зрения власти. Он говорил о папе так же неуважительно, как и об архиепископе. Это было бесконечное противостояние между церковью и государством. Права священнослужителей и королевская власть иногда сталкивались. Указы папы иногда отличались от традиций королевства. Есть ли у короля право назначать епископов и аббатов? Может ли он забирать церковную собственность, если того пожелает? Может ли он отказать папскому легату во въезде в страну? Чем дальше, тем больше появлялось трудностей. Чисто технически архиепископ был вассалом короля, принесшим клятву верности, но одновременно он был и слугой папы. Иногда невозможно служить сразу двум господам, как позже показала карьера Томаса Бекета.

Вильгельм Руфус постоянно находился в движении, и с ним по стране двигался и его двор. Содержимое кладовых грузилось на телеги и перевозилось туда, куда ехал король; охотничьих собак привязывали и вели впереди; придворные ехали верхом. Весь этот кортеж сопровождался «прихлебателями» и проститутками. Шествие напоминало небольшую армию на марше и было таким же устрашающим, как войско. По пути придворные брали и воровали все, что им было нужно. Своими вымогательствами они опустошали маленькие городки и деревни. В этом проявлялась настоящая природа английской власти того времени. Она была основана на насилии и алчности.

Сам двор был объектом скандалов в другом смысле, поскольку ходили слухи, что ближайшие компаньоны короля были гомосексуалами. Это было далеко не ново в среде воинской элиты, и примером тому могут служить хотя бы спартанцы. Поэтому невозможно полностью приписать подобное поведение только характеру нормандцев. Вильгельм так и не женился, не имел законных детей; похоже на то, что он действительно практиковал гомосексуальные связи. Он был окружен теми, кого хронисты называли «женоподобными», — мужчинами, держащимися жеманно и одетыми в экстравагантные костюмы. Они, как женщины, носили длинные волосы, ниспадающие локонами, которые могли завивать с помощью раскаленных щипцов; лампы при дворе на ночь тушили, якобы чтобы «противоестественный грех» мог совершаться под покровом темноты.

Вильгельм II умер в 1100 году так же стремительно и неожиданно, как и жил. Есть история о том, что в ночь перед смертью ему приснился сон, в котором к нему присосались пиявки; его кровь текла повсюду и окрасила небо, превратив день в ночь. Король проснулся в ужасе и прочитал молитву Деве Марии; потом он приказал принести в комнату свет. Про его последнюю земную ночь есть и еще одна история. Согласно рассказу монаха из Глостерского аббатства, у того было нечто вроде сна или видения. Во сне монаха король бросился на распятие и вцепился зубами в руку Христа, но Христос пнул его ногой и оставил лежать на земле. Это был яркий образ, но не настолько, чтобы внушить благоговейный страх Вильгельму Руфусу. Рассказывали, что он только посмеялся и велел дать монаху сто шиллингов.

В другом источнике говорится, что аббат Глостера сообщил о видении, посетившем монаха, в письме к королю. Реакция Вильгельма была достаточно интересной. «Неужели он думает, что я поведу себя как англичане, — предположил король, — которые откладывают свои поездки и дела из-за храпа и снов какой-нибудь старушки?» Англичане действительно были известны своей верой в потусторонние силы, а также почтительностью к старшим. Вильгельм с внутренне присущим ему презрением к таким вещам вполне мог сделать подобное замечание.

В тот день 2 августа 1100 года он решил отправиться на охоту в Нью-Форест — один из огромных кусков земли, отданных во владение королю. Во время сборов на охоту кузнец преподнес королю шесть стрел; Вильгельм взял две из них, а четыре отдал своему компаньону по имени Уолтер Тайрел. Он сел перекусить перед отьездом и выпил больше, чем следовало. Затем они с Тайрелом отправились на охоту и оторвались от свиты, чтобы выстрелить в оленя, которого гнали перед ними. Король стрелял первым и ранил животное. Уолтер Тайрел прицелился во второго оленя и случайно ударил короля в грудь. Вильгельм наклонился вперед и упал на стрелу. Тайрел в паническом страхе бежал с места гибели короля.

Это общепринятая версия смерти Вильгельма II. Нет никаких причин не доверять ей. Кажется, ни один из хронистов не сомневался в том, что смерть была случайной. На охоте бывают несчастные случаи. Многие из великих исторических событий были простыми совпадениями. Но смерть короля вызывает подозрения. В охоте участвовал его младший брат Генрих. Мог ли он надеяться получить трон? Или не мог ли какой-то иностранный двор приложить к несчастному случаю свою руку, использовав нормандца как соучастника? Или, может быть, это был какой-то личный враг короля, воспользовавшийся тем, что король был в лесу? Как говорили древние философы, истина лежит на дне колодца.

Есть и еще одна, более добрая история о смерти Вильгельма. Говорили, что в агонии он потребовал Святые дары. В лесу не было ни священника, ни освященного хлеба. Поэтому один из охотников вкладывал в рот короля лесные травы и цветы в качестве естественной святыни.

Смерть Вильгельма произвела сильное впечатление на его современников. Об этом говорит уже то, что его гибель — единственное событие его царствования, оставшееся в памяти англичан. Он пришел и ушел как вспышка молнии. Он вел себя как король, использовал королевство для достижения своих целей и пытался расширить его границы, чтобы показать свою власть. В те времена своекорыстной жестокости Вильгельм достиг очень немногого, возможно, достаточно было уже того, что он сохранил страну единой, даже если это и было единство в страдании.

Его истекающее кровью тело положили на запряженную лошадью повозку и повезли в Вестминстер, где каноники Олд-Минстера взяли на себя ответственность за погребение. Говорили, что тело напоминало дикого кабана, заколотого охотником. Вильгельм Руфус был похоронен под основанием башни без особой парадности и без скорби. Через несколько лет башня над его могилой рухнула. Черный столб, известный как Камень Руфуса, обозначает место его падения в Нью-Форест. Он стоит и по сей день.

Некоторые из построек Вильгельма также пережили его. Он закончил Белую башню Тауэра и построил Вестминстер-Холл, используя по большей части рабский труд людей, стонущих от взысканий. Он отстроил Лондонский мост, но этот мост весь был омыт кровью. Вестминстер-Холл, хотя и в несколько измененном виде, дошел до наших дней как самый подходящий символ могущества Вильгельма. Это темное и унылое здание с толстыми стенами и колоннами невообразимо огромно для людей того времени. Но для Вильгельма оно не было достаточно просторно. Когда строение было закончено, король заявил, что оно и вполовину не так великолепно, как он задумывал. «Оно достаточно велико, — сказал он, — чтобы быть одной из моих спален». Вслушайтесь в неукротимое высокомерие нормандских королей Англии.

Последний из них, Генрих, появился быстро, как волк у овчарни. Генрих примчался в Винчестер и прибрал к рукам сокровищницу. Три дня спустя, 5 августа 1100 года, в возрасте тридцати двух лет он был коронован в Вестминстере как Генрих I. После смерти отца он получил вместо королевства компенсацию, и старшие братья его презирали, пока боролись за господство над Нормандией, но владение Англией было куда более крупным вознаграждением. Генрих был более сдержанным и осторожным, чем Вильгельм Руфус, и, чтобы заполучить свой приз, действовал куда более осмотрительно. Его прозвали Боклерк, или «хорошо образованный», он был грамотен и знал латинский. Но были у нового короля и свои слабости: он стал отцом более двадцати бастардов.

В подписанной во время коронации хартии Генрих пообещал исправить все ошибки, совершенные его предшественником. Он пригласил Ансельма вернуться в Кентербери, это было вежливое требование, которое священник принял. Он завоевал верность главных магнатов благодаря благоразумному использованию права опеки. Он прекратил войны между баронами. И он женился на Эдите, племяннице нового короля Шотландии, хотя это, возможно, было связано с тем, что она принадлежала к англосаксонской династии и являлась прямым потомком Альфреда Великого. Таким образом, нормандская ветвь теперь очистилась от порока в глазах англичан. Тем не менее Эдита пренебрегла своим английским именем и назвалась Матильдой в честь матери Генриха.

Генрих стремился к объединению своего королевства. Через сорок лет после Нормандского завоевания Англии уже англичане вторглись в Нормандию и завоевали ее. Генрих сам повел войска в герцогство и в битве при Таншбре захватил в плен своего старшего брата; герцог Роберт был переправлен в Англию и провел остаток своей жизни в тюрьме. Для нового короля, который снова смог объединить земли своего покойного отца, эта победа была знаковой. Кроме первых двух лет, все остальные годы его тридцатидвухлетнего правления в стране царил мир. Он установил паромное сообщение между Саутгемптоном и Дьепом. Еще одно новшество в королевстве заслуживает упоминания. В начале XII века в Англию были завезены кролики.

Генрих поддерживал границы с Шотландией, но не пытался расширить их. Он укреплял завоевания брата в Уэльсе с помощью поощрения строительства англо-нормандских поселений и примирения с различными уэльскими князьями. Уэльский хронист заявлял, что Генрих «подчинил своей власти весь Британский остров и самых могущественных людей на нем». Это было не совсем верно. Восточные и южные части Уэльса перешли под управление нормандских лордов, там были многочисленные замки, суды и активно растущие города, тогда как центральные и северные территории по-прежнему управлялись местными князьями. Когда множество фламандцев мигрировало на восточное побережье Англии из-за подтопления их земель, король поселил их в Пембрукшире, где они сохранили свои язык и культуру до конца XVIII столетия.

Генрих был сильным правителем, но это не обязательно означает, что он был великодушным. Он был озабочен только своими непосредственными интересами, и управление Англией стало для него чем-то вроде управления поместьем, в котором используются все доступные земельные угодья. Так делали в Нормандии. За время правления Генриха монахи аббатства в Питерборо стенали под грузом «разнообразных притеснений и обложений». Несколько лет необычайно плохих урожаев также повлияли на способность людей сносить его взыскания. «Бог знает, — писал англосаксонский хронист, — как несправедливо обращаются с этими несчастными людьми. Вначале их лишают собственности, а потом обрекают на смерть. Если человек чем-нибудь владеет, это у него отнимают. Если у него ничего нет, его бросают умирать с голоду». Король заботился только о защите тех, кто его поддерживал. Когда в монеты начали добавлять олово, солдаты Генриха пожаловались, что их жалованье почти ничего не стоит, и король приказал кастрировать всех чеканщиков монет и отрубить им правые руки. Также он поддерживал интересы магнатов, жалуя им королевские дары и вольности; хвалители должным образом прославляли свободу и гармонию в Англии. Аристократия, другими словами, всегда была подкуплена.

Также Генрих, разумеется, заботился об интересах своих ближайших родственников. Он усилил свою власть благодаря ряду брачных союзов, с помощью которых его внебрачные дочери оказались связаны с различными правящими домами Европы. Свою законную дочь Матильду он выдал за принца из Анжуйской семьи; этот союз начал новую королевскую династию.

Говорили, что Генрих постоянно следил за жизнью своих магнатов и узнавал о появлении заговоров раньше, чем сами заговорщики. Он обладал огромным любопытством, данным ему от природы, и один из придворных прозвал его «оленье копыто»: по следу зверя он мог определить, сколько у того рогов.

Тем не менее произошло одно значительное событие, которого Генрих не мог предвидеть. Это случилось вечером 25 ноября 1120 года. Его шестнадцатилетний сын и наследник Вильгельм Аделин готовился отплыть из Нормандии в Англию. Его свита поднялась на борт «Белого корабля» в праздничной атмосфере; само присутствие наследника всегда дает повод для радости. Команда и пассажиры были пьяны. Гребцы принялись за работу в неистовом темпе, но кормчий был невнимателен. Корабль помчался навстречу своей судьбе и разбился о большую скалу, находящуюся чуть ниже ватерлинии. Наследник трона утонул, как и многие другие сыновья благородных семей. Спасся только один человек — мясник из Руана.

Был и еще один выживший, который спасся несколько по-другому. Племянник короля Стефан, граф Блуа, мучился ужасным поносом и не смог подняться на борт «Белого корабля». Если учесть, что через пятнадцать лет он был коронован как король Англии, то вполне можно утверждать, что приступ диареи определил судьбу страны. Государственные мужи могут интриговать и планировать. Ученые могут рассчитывать и делать выводы. Дипломаты могут спорить и уклоняться от прямых ответов. Но шансы правят непосредственной судьбой человечества.

Говорили, что после этой катастрофы Генрих никогда больше не улыбался. Но это всего лишь строчка из сказки, были и более реалистичные последствия. Вскоре, к примеру, стала актуальной проблема наследования. У Генриха остался только один законный ребенок — дочь Матильда, в последние годы царствования детей у него уже не появилось. Никогда ранее женщина не всходила на английский трон, но Генриха остановить было невозможно. Он собрал главных баронов страны в Вестминстер-Холле и приказал им дать клятву в том, что они поддержат наследование престола его дочерью. Голос Генриха гремел как гром, и бароны спасовали перед этой силой звука. Они покорно поклялись. Но Генрих не ожидал и не предвидел, что пагубным последствием такого права наследования станет долгая гражданская война.

На охоте в одном из королевских лесов в Нормандии король почувствовал сильный жар. Говорили, что его смерть последовала из-за «неумеренного потребления миног», и он действительно любил полакомиться морскими деликатесами. В одной хартии он позволил лондонскому епископу забирать выловленных из Темзы морских свиней, «кроме языков, которые я оставляю для самого себя». Несколько дней Генрих пролежал в слабости и бреду, но он исповедался в своих грехах перед многочисленными свидетелями и получил отпущение. Его тело было набальзамировано, но невезучий и неумелый бальзамировщик умер от ядовитого зловония, поднимавшегося от трупа; хронист Генрих из Хантингтона отмечал, что «он был последним из многих, кого король Генрих отправил на смерть». Тело, судя по описаниям, сочащееся темной жидкостью, было в конце концов перевезено в аббатство Рединг, которое Генрих основал в память о своем сыне. Руины этого аббатства можно увидеть и сегодня.

Трудно говорить о достижениях Генриха только в положительном ключе. Он соблюдал в Англии мир. У него были хорошие деловые качества, и он поддерживал управление страной, опираясь на тех, кого называли «новыми людьми». Это были нормандские или бретонские канцеляристы из незнатных семей, которых, по словам Ордерика Виталия, король поднял «из грязи» и «поставил над графами и владельцами замков». Он заставлял их много работать, но и вознаграждал соответственно. Они представляли собой новый класс профессиональных администраторов или куриалов, которые оставались на одном месте и не были частью вечно странствующего королевского двора. Они стали предшественниками администрации нового типа.

Королю всегда нужно делать деньги, и повышение эффективности королевского управления было, по существу, еще одним способом увеличить доход. Товары и земли отчуждались в пользу короля. Жалобщики по различным вопросам могли выторговать штраф, который облагался королевской пошлиной. Иногда историки описывают этот процесс как правовую реформу. Один судья из суда короля Генриха был очень суров со своими современниками. «Из-за желания делать деньги мы становимся тиранами, — писал он. — Судебный процесс связан с таким множеством тревог и обманов, что люди избегают этого вымогательства и не уверены в результатах своих жалоб». Много говорит и то, что Генриха звали «львом правосудия». Закон этого льва был законом джунглей.

Можно найти и другие способы делать деньги. Казначей с деревянным абаком для подсчетов и суд для проверки счетов стали весьма распространенными в царствование Генриха I. Деньги поступали от налогов и пошлин. Богатого сироту могли продать самому высокопоставленному претенденту, который затем становился его или ее опекуном; богатая наследница могла быть продана как невеста. Это был просто вопрос того, как удобнее воспользоваться случаем. «Король справляется обо всем, — писал Ордерик Виталий, — и все, что он узнает, хранится в его цепкой памяти».

Каков король, таков и век. В начале XII века начался устойчивый рост того, что сейчас назвали бы бюрократией — словом, произошедшим от названия письменного стола — бюро. Документы стали главным элементом при расчете доходов и расходов. Законы и другие формальные правила были записаны. В сущности, эпоха двигалась к систематизации и централизации. В этот период во вполне узнаваемой форме зародились два основных судебных органа: суд лорда-канцлера и суд казначейства. Канцлер вместе со штатом канцеляристов имел дело с множеством аспектов управления государством от составления соглашений до предоставления хартий. Казначейство было учреждением, контролировавшим все доходы и расходы короля. Таким образом, с помощью медленно действующих и почти незаметных средств создавалось английское «государство». Этот процесс никого не интересовал. Никто даже не знал, что означает слово «государство», но оно появилось как прямое следствие всей этой хаотичной деятельности.

Генрих никогда по-настоящему не любил англичан и не доверял им. Он не давал никому из них больших постов, а вместо этого полагался на своих французских священников и придворных. «У англичан нет никаких добродетелей и достоинств», — писал один его современник. Сын Генриха Вильгельм говорил, что если бы он когда-нибудь управлял Англией, то запряг бы англичан в плуг, как быков. Возможно, то, что он утонул в Ла-Манше, пошло англичанам только на пользу. Население Англии выжило, и начался медленный процесс ассимиляции. Нормандские поселенцы расселились по стране и начали говорить об Англии как о своем доме. Песнь Британии продолжала звучать. Английские монахи писали историю ее основания и описывали жития своих святых.

Можно проследить и путь другой силы, повлиявшей на развитие Англии. В первые десятилетия XII века из Франции прибыл новый монашеский орден. Это были белые монахи, которые первоначально происходили из аббатства Сито и получили известность как цистерцианцы. Частью их духовной миссии была жизнь вдали от мест, населенных другими людьми, а пропитание они должны были добывать, обрабатывая землю; предполагалось, что сельское хозяйство будет их единственным источником дохода, и они откажутся от всех форм роскоши. Вскоре цистерцианцы поселились на просторах Северной Англии, где использовали послушников как работников на своих фермах. Под плуг пошли огромные участки неразвитой страны. Болота были осушены, леса расчищены, хотя сомнительным образом иногда разрушались деревни, чтобы освободить место плодородным полям. Вскоре цистерцианцы показали, что прекрасно разбираются и в разведении овец, и под их руководством расцвело местное хозяйство. Они стали самыми з�

Продолжение книги

Тайная лавка ядов

2025-07-10 15:18:00

NoNeed

Книга для меня оказалась средней. Довольно легко читается. Интересная задумка, хотя местами не хватает глубины, а где-то наоборот очень затянуто. Но для своего жанра неплохо.

Добро пожаловать в начало

2025-07-08 22:09:00

serova_ksyushenka

Татьяна Алхимова «Добро пожаловать в начало» 18+Жанр: психологическая драма.«Добро пожаловать в начало» — это не просто психологическая драма, как может показаться на первый взгляд, а целая горячая смесь эмоций, священных, переплетающих судьбы людей, словно звенья цепи.Именно так начинается эта на вид обычная, ни в чем не примечательная история Дарьяны, работающей в обычном офисе. К ней за помощью обращается старая подруга. Да, просьба на первый взгляд кажется девушке странной: непонятные чертежи, какая-то цепочка, которая ни в коем случае не должна прерваться, иначе будет хуже. И таким образом Ларьяна, не зная сути дела, становится звеном цепи и позже встречает загадочного мужчину в метро, который передает девушке что-то отлично упакованное в бумагу. Но куда может увести любопытство? И выстоит ли Дарьяна в этой жестокой игре, при этом не прервав цепочку?Честно, начинала я с недоверием, да и начало казалось чем-то напоминающим сериал «Игра лжецов», однако автор меня удивила, и уже на середине романа я поняла, что ошиблась. С каждой главой было интересно читать, несмотря на неторопливый сюжет, персонажи запали в душу.Здесь и предательство, и любовь, я бы даже сказала — одержимость, скорее всего, что готов сделать человек ради любимого человека? Что угодно. А финал... Просто феерия. Именно такого конца истории я точно не ожидала.Книга очень понравилась. Буду следить за творчеством автора и дальше.

Гарри Поттер и 40 000 способов подохнуть

2025-07-08 10:15:00

KarevAleksandr

Даа, жалко признавать, что возможно таки закончилося енто произведение. Выцеплял не первый год его кусочками то в ТГ, то ещё где. Несколько раз начинал читать (слушать) его заново, с не меньшим удовольствием.По яркости соперничать с таким Поттером в моем восприятии может лишь фрагмент с бабушкой не малой аугментации, стразы на бейсбольной бите которой не страшные,патамушта стиральные [кто читал, тот понял/улыбнулся]. Наверное, дело в том, что "Поттера" читал позже и "по черк" автора чуточку меньше шокируваеть.СпасиБо за Ваше Творчество

Основание. От самых начал до эпохи Тюдоров бесплатное чтение

1Воспетые в камне

2Путь римлян

3Изменения климата

4Наконечники копий

5Кровавый орел

6Королевская мера

7Приход захватчиков

8Дом

9Дьяволы и нечестивцы

Вход на сайт