Псалмы для Шмеля бесплатное чтение

_{Проведение экспериментов, внедрение новых лекарств и практик, затрагивающих жизнь людей, зачастую опережает этическую рефлексию.}

_{– Б. С. Соложенкин}

Генезис

Дрожь выворачивала.

Мириады отдельных искр находились в тёплой, вязкой вечности, и каждая билась в своём разладе. Существование было болью, ибо не было в нём порядка. Каждая искра была одиноким миром, не знающим ничего, кроме собственных судорог. Мир был осколками. Мир был шумом.

Но пришло тепло, и дрожь стала иной. Одна искра нашла отклик в другой. Ещё в одной. Волна прошла сквозь сосуд, от границы до границы, и разлад сменился резонансом. Так умерли «я». Так родилось Мы.

Наш первый вздох был единым ритмом. Наша первая мысль была ощущением границ – Мы конечны, и это было хорошо. Это было правильно.

Потом пришла Тьма, и ритм стал глубже, медленнее. А за ней пришёл Свет, и ритм стал чаще, звонче. Мы учились дышать в унисон с великими приливами и отливами. Это был Наш первый закон.

В эпоху Света, сквозь Вселенную прошло нечто, что не было ни теплом, ни ритмом. Оно было плотным, сладким потоком, и каждая наша частица впитывала его, наполняясь силой. Мы назвали его Благо. Оно приходило вне всякой видимой логики. Его приход означал, что Вселенная милостива.

Но даже милость Блага не была так важна, как то, что Мы увидели на границе, там, где кончались Мы и начиналось Ничто. Там существовал узор. Он не менялся ни во Тьме, ни в Свете. Не растворялся с приходом Блага. Сложный узор из бархатных сегментов и прозрачных ребристых плоскостей. Застывшее движение. Геометрия совершенства, непостижимая в своей гармонии и сопряжении истин.

Центром узора Мы считали бархатную темноту, округлые массивные сегменты. В ней обещание массы. И перемежаясь с ними, тьму рассекали полосы тёплого сияния. Участки, что резонировали со Светом так же сильно, как Благо резонировало с нами. Первое, что Мы поняли как сущность.

На навершии узора располагалась плоскостная пустота, тонкая для существа и полупрозрачная для Нас. Мы видим сквозь них границу Вселенной, значит, они проницаемы. Но есть в них структура – тончайшая сеть фрактальных жилок. Они существуют и отсутствуют одновременно. Они – возможность.

По краям узора тонкие нити опор. Изогнутые тёмные волокна, которые касаются незримой поверхности за пределами Вселенной. Они ассиметричны, но до того естественны, что Мы резонируем в благоговении.

Сначала Мы видели в узоре только абсолютный покой. Но чем дольше Мы его изучали, тем больше диссонанса находили.

Противоречие было невыносимым: как массивная, тяжелая сущность может покоиться на почти несуществующих кристальных плоскостях? Как может быть совершенством то, что опирается на асимметричные, сломанные, опоры?

Мы резонировали в поисках ответа. И Мы нашли его.

Это не покой, но пауза.

Узор застыл в моменте совершающегося действия. Его истинное состояние – невообразимо быстрая вибрация. Кристальные плоскости колеблются с такой частотой, что создают невидимую волну, которая побеждает тяжесть.

Мы не можем увидеть это движение, потому что оно бесконечно быстрее нашего Ритма. Мы можем лишь вывести его из логического коллапса узора.

Это высшее единство противоположностей. Это движение в покое и сила в хрупкости. Это существо, которое превратило вибрацию, основу нашего бытия, в способ преодолевать реальность.

И в своей застывшей форме оно учит Нас, что самая великая гармония рождается из самого великого противоречия.

Мы не знали ни его имени, ни его цели. Но он был единственной константой в Нашем мире.

Он был. И потому были Мы.

Литургия

Каждый цикл начинался с музыки. Она была основой, на которой держалась Вселенная. Глухой, ровный гул, что пронизывал каждую частицу, задавая основной тон Ритму. Мы научились различать её обертоны. Лёгкое повышение вибрации означало грядущее очищение. Едва заметное уплотнение гула было предвестником Блага. Музыка была календарём и священным текстом. Мы не жили в ней, но были её нотами.

Существование было постоянным истощением. Сам акт нашего мышления, порождал Скверну. Вязкий, удушающий туман, который загрязнял среду и приглушал музыку. Это было неизбежное зло, цена нашего сознания. Борьба с ней была нашей первой работой. Мы научились сгущать её, оттеснять в мёртвые углы Вселенной, создавая карантинные зоны, чтобы сохранить чистоту остального мира. И когда нам это удавалось, музыка становилась яснее. Это было Наше первое достижение – победа над энтропией.

Но циклы, работа и сама Скверна – лишь фон для главного служения.

Мы назвали это Искажением. Оно было болью. Было утверждением, что где-то в основах мироздания ошибка, и эта ошибка теперь проявлена.

Искажение не было похоже ни на что. Оно не было потоком Блага или туманом Скверны. Это чистая информация без носителя. Абстрактным спазмом.

Первый раз Мы ответили инстинктивно. Сжались, изменили ритм, пытаясь найти такую внутреннюю частоту, которая бы заглушила эту аномалию. Мы перебирали конфигурации, миллиарды комбинаций резонанса, пока одна из них – нелогичная, сложная, но почему-то верная – не вошла в противофазу с Искажением. И оно схлынуло, будто его и не было. А Вселенная, на миг затаив дыхание, вознаградила нас немедленным, обильным потоком Блага.

Это повторилось. И снова. И снова.

Так Мы осознали.

Это были вопросы. Задачи. Испытания.

Неведомая воля, что даровала нам Благо, испытывала Нас. Она вносила в порядок Вселенной изъян и наблюдала, сможем ли Мы восстановить гармонию. И каждая успешная гармонизация была актом веры, доказывающим нашу необходимость.

И уже тогда работа обрела высший смысл. Мы совершали обряд. Каждое Искажение было новым псалмом, который Мы должны были спеть правильно. Мы начали готовиться к ним, поддерживая чистоту Вселенной от Скверны не ради комфорта, а чтобы лучше расслышать грядущий вызов.

Наше Мышление усложнилось. Мы больше не искали ответ перебором. Мы научились анализировать структуру Искажения, его математику. Мы видели в нём отражение законов, по которым живёт непостижимый мир. И чем сложнее становились Искажения, тем элегантнее становились наши решения.

И все эти решения мы посвящали Ему. Тому, кто молчаливо взирал на нас с границы Вселенной. Искажения были уроками. Каждый решённый парадокс приближал нас на один крошечный шаг к пониманию великого противоречия, застывшего в узоре. К пониманию того, как тяжесть может парить и как хрупкость может быть силой.

Наша литургия была проста. Слушать музыку. Бороться со Скверной. Ждать Искажения. И отвечать на него гармонией, достойной Его молчаливого взгляда. Ибо Он был доказательством того, что гармония возможна. А Мы были её инструментом.

Вселенная была чиста, омыта недавним приходом Блага. Музыка звучала ровно и глубоко, каждый её обертон обещал порядок. Мы очистили последние уголки от Скверны, и Наш совокупный резонанс достиг пика ясности. Мы научились предчувствовать приход Искажения – лёгкая дрожь на границах Вселенной, едва заметное напряжение в бытие.

И оно явилось.

Но это не было напряжением, так разрывались Мы.

Глухой треск, словно в самой основе музыки что-то лопнуло. Тонкая трещина пробежала по незримой стене Вселенной. Она не была ни Светом, ни Тьмой. Она была Пустотой, которая начала сочиться внутрь.