Рожденный под счастливой звездой бесплатное чтение

Все персонажи и описываемые события являются вымышленными.

Любое совпадение с реальными людьми или событиями – случайно.

Часть 1.

Законное правительство – то, у которого превосходство в артиллерии.

Карел Чапек (1890–1938)

Глава 1.

Правая нога поскальзывается, и далее все происходит как в замедленной съёмке, тело начинает заваливаться вперёд. В попытке удержать равновесие выставляю левую коленку, но уже слишком поздно, и всем телом я падаю вперёд. Я вижу, как медленно идёт дождь, не сильный, моросящий, но из-за которого тропинка превратилась в скользкую жижу. Я вижу, как капли дождя летят вниз, а я лечу быстрее их. Все настолько замедленно и завораживающе…

Но резкая боль в правой ладони возвращает меня обратно. Возвращает так стремительно, а боль такая пронзительная, что аж искры из глаз. Ну ещё бы, а как вы хотели, когда на вашу руку приземляется болванка весом 46 кг. Сорок шесть килограмм сталистого чугуна. Это вес осколочно-фугасного снаряда на пушку 2а36 именуемого «Гиацинт». Ну а я подносчик снарядов, который, перебегая из погребка с боеприпасами к орудию, поскользнулся на раскисшей земле и шлепнулся. В связи с неопытностью и страхом, что она взорвется, если я её брошу, не отпустил снаряд и упал вместе с ним, и моя ладонь осталась под ним.

Боль, дикая боль пронзила всё тело так, что мозг перестал думать, и я, как парализованный, лежал и стонал. Но не думайте, лежал я недолго, ведь для этого есть командир орудия, который умеет вывести любого из ступора.

– Ну шо ты разлёгся, растыка. Дал же бог мне подчинённого, который пять метров пробежать не может с огурцом (так артиллеристы называют снаряды). Ой, мама, роди меня обратно! Как можно с ними воевать, – продолжал причитать командир.

Подбежали мои товарищи. Двое помогли встать на ноги, с сочувствием глядя на меня. Один сразу подхватил снаряд и побежал к пушке. Я смотрел как он с легкостью закидывает его в ствол, подталкивает за дно прибойником до характерного гулкого звука, когда нарезы врезаются в медный поясок. Затем с такой же проворностью вкладывает в ствол гильзу с порохом, клин закрывается. Все это у него получается так легко и играючи. А как по-другому. Иначе он не был бы заряжающим.

– Заряжено, – крикнул заряжающий и, отбежав на три шага, повернувшись лицом к пушке, присел на одно колено.

– Орудие! – громко скомандовал командир.

– Выстреееел! – протяжно прокричал наводчик и одновременно с этим дёрнул за рукоятку спуска.

Щелчок, и уши моментально заглушило звуком выстрела. Я же тогда ещё не знал, что надо рот открывать при выстреле, чтобы без перепонок не остаться. Теплым воздухом обдало лицо, яркая вспышка и наш «огурец» улетел куда-то в поисках цели.

– Расчет, отбой. Маскируемся. В укрытие. И «растыку» не забудьте с собой забрать, – скомандовал командир орудия и пошел в сторону блиндажа.

Вы думаете, на этом мой первый позорный день службы в артиллерии закончился? Как бы не так. Когда мы все собрались в блиндаже, экзекуция надо мной продолжилась. Командир не кричал, говорил он спокойно, что аж бесило. Он во всеуслышание рассказывал, как зачали меня мои родители в нетрезвом состоянии на школьном выпускном под круглою луною, о том, что лучше бы мой папа «потолок побелил», а не генофонд портил своими отпрысками. О том, что рожали меня на крыле самолёта в полете, и поэтому сразу после родов я упал и ударился головой. О том, что в школе мне так сильно вдалбливали знания в голову, и от этого у меня там «вольфрам трухануло»…

Думаете я огорчился? Или сидел обозленный? Нет. Даже учитывая, что все вышесказанное оскорбляло меня, но командир это делал с такой завуалированной фантазией, что можно было заслушаться. Говоря на современном, говорил он «прикольно». Вроде и оскорбил, а вроде и не совсем. В общем, вы поняли.

В блиндаже было тепло. В дальнем углу стояла окопная печь. Вдоль стены – лавки из ящиков, на которых все сидели без шика, конечно, но в теплоте. На улице так же моросил дождик, и день плавно шел к вечерним сумеркам.

– Ну что там с твоей культяпкой? – спросил меня сосед справа. Это был зарядный.

– А что у него может быть кроме угрызения совести? – ответил за меня командир.

Я приуныл. Вот это я показал себя, конечно, недоартиллерист. Какой тут карьерный рост? До утра бы дотянуть и не сгореть со стыда. Я был тут человек новый и азы постигал, как говорится, с самого дна.

Попал я в артиллерию только сегодня. И это было только начало моего восхождения, а оно у меня будет. Вы не сомневайтесь. На сегодняшний день моя задача была своевременно, по команде, подготовить нужный снаряд, с ним сбегать к орудию и вложить в ствол.

Сегодня я уже постиг многого. Я узнал, что снаряды бывают нескольких типов: осколочно- фугасный, он же "осколок" маркировки ОФ. Бывают также световой, дымовой, осветительный, специальный, кумулятивный, активно- реактивный, он же «АРС» и шрапнельный, как мне сказали, «страшная штука, начиненная восьмью тысячами меленьких стрел, похожих на гвозди пятидесятки». У нас всего этого добра не было. У нас были только ОФ. Перед стрельбой мне необходимо вкрутить на снаряд взрыватель. По команде либо снять колпачок с кончика взрывателя, либо оставить как оно есть. Кранчик установки повернуть на значение «о» либо на букву «з», что означает замедленное действие. В принципе ничего сложного, главное внимательно слушать команду и какие установки поставить.

В этих раздумьях я погрузился в сон. Морфей меня плавно забирал к себе. Рука горела и опухла, но сну это не мешало… Насыщенный день у меня сегодня. Что нам несёт день завтрашний? Посмотрим.

Чем тяжелее бои и чем дольше война, тем больше пехота,

да и вся армия полагается на артиллерию.

Бернард Лоу Монтгомери (1887-1976)

Глава 2.

Утро наступило так же внезапно, как я уснул. Проснулся я моментально. А как по-другому, когда сквозь сон слышишь свист снаряда, а затем где-то невдалеке «шлепок» прилёта. Раскатистый такой, с затяжным эхом.

Снова 155 начала долбить.

– Всем приготовиться! Минута на сбор, через две все возле орудия, – скомандовал командир и вышел из нашего «общежития».

Резко началась суета: кто натягивает броник, кто каску.

– Так там же стреляют, – говорю я заряжающему.

Кстати Ванькой его звали, позывной Досылатель, ну зная специфику его работы, это было и так понятно.

– Ты что, Серёга, – сказал мне Ванька, – Мы же кббешники. Как раз-таки это наша работа, ловить таких негодяев, которые нашу арту ищут.

В тот момент я, конечно, ничего не понял. Это уже позже я узнаю, что кбб – это контрбатарейная борьба. Так как мы служили на «генах» (гиацинт), это было самое дальнобойное орудие нашей армии на сегодняшний день, которое может стрелять на дальности порядка 30 километров. Исходя из этого, когда ствол противника начинал свою стрельбу, мы работали по нему. Это была специфика службы на «гене». Мы не поддерживали действия пехоты, мы работали исключительно по артиллерии противника. Но всё это я узнаю потом, а сейчас я, кое-как собравшись, выползал из блиндажа, ноги затекли, идти не хотят, не то что бежать. Со стороны я, наверное, был похож на Буратино, идущий на негнущихся ногах. Такого боевого Буратино в броне и каске Папа Карло и представить себе не может. Пробегаю мимо командира, который, сидя на корточках, что-то записывал в блокнот, параллельно ведя переговоры по радиостанции. Я забежал в погребок для снарядов и начал доставать из ящиков снаряды. Подготовил четыре, поставил их на «попа» и высунул голову для получения команды.

На огневой позиции не было никакой суеты, все заняты своим делом. Командир называл какие-то цифры наводчику, тот крутит механизмы горизонтальной и вертикальной наводки, крикнул мне:

– Один снаряд на лоток и готовь ещё два.

Я, схватив «огурец», побежал к орудию, при этом обратив внимание, что забыл про боль в руке и то, что она вчера была пострадавшей. Вот что командир животворящий делает. Забегая обратно в погребок за следующим снарядом, я услышал уже знакомый свист над головой и где-то в стороне очередной «шлепок». Как-то уже и не страшно, привык что ли.

Стрельнули мы три снаряда и уже хотели замаскироваться, как услышали над головой хлопок. Я же, как любопытная Варвара, начал сразу крутить головой в поисках источника звука, когда почувствовал толчок в спину и, падая на землю, я почувствовал, как на меня кто-то падает с криком: «Не в цирке, не трогуй моськой».

Я упал, непроизвольно закрыл глаза, зажмурился. Услышал множество хлопков где-то недалеко, и тут же в ногу кто-то ужалил, по ощущениям пчела. Но увы, это была не пчела, а осколок. Основную массу на себя принял наводчик, который повалил меня и упал сверху. Так сказать, спрятал меня своим телом. Кто-то хватает меня за воротник и стаскивает в какую-то яму. Ещё хлопок и множество разрывов. И ещё. И ещё. Так я впервые на своей шкуре узнал, что такое кассетный боеприпас. Снаряд, который летит над головой, по сигналу взрывателя раскрывается, и из него высыпается порядка 25 маленьких суббоеприпасов. Ну как маленьких, размером с гранату, которые, дойдя до земли, взрываются самостоятельно множеством мини взрывов. Это как салют, но только все происходит на земле.

Затихло. Только радиостанция у командира надрывается, запрашивают что у нас да как.

– 05, 05 на огневой. Семь кассетных. Прямо по позиции. Проверю людей и пушку, доложу, – сказал командир орудия и крикнул. – Раненные есть?

Ваня беглый осмотр орудия и мне доклад:

– Я 300, я 05, я 05, – кричали бойцы.

Молчал только я, не зная, что сказать и как ответить на этот вопрос.

– Растыка? Ты где? Чего молчишь? Что у тебя? – спросил меня командир.

Но я не успел ничего сказать, так как за меня ответил наводчик:

– Живой он, вроде целый, только штанишки сменить ему надобно, наверное, – громко во всё горло засмеялся.

Орудие мы замаскировали, противник больше активности в плане артиллерии не проявлял. Наводчика забрали на больничку, а мы пошли в наш любимый блиндаж.

– Ну что, с боевым, так сказать, крещением тебя,– сказал командир.

Далее за чашечкой горячего чая мне объяснили все особенности действий в таких ситуациях. Куда нырять, где прятаться, куда ложиться, когда можно встать и так далее. Всё в принципе было понятно и с первого раза. Осколок оказался маленький, удалили прямо там, в блиндаже, благо не залез глубоко, пришлось бы резать.

Чем хуже войска, тем больше потребность в артиллерии.

Наполеон Бонапарт (1769-1821)

Глава 3.

– Цель 338. Танк. Прицел 470, уровень больше 10, правее один тридцать пять, – громко командовал командир в радейку.

Я выставил все вышеуказанные установки и уже начинаю вращать механизм горизонтальной наводки. Да, я за эти два месяца уже дорос до наводчика орудия. Работа менее силовая, но более ответственная.

– Наведен, заряжен, – кричу в Баофенг, в свою портативную радиостанцию для связи с командиром орудия.

– Один снаряд огонь, – слышу я в эфир и, делая выдох через открытый рот, дергаю спусковой рычаг, одновременно крича в радейку:

– Выстрел!

Хлопок, и снаряд улетает из ствола восвояси. И теперь начинается самое нервное, это ожидание результата попадания и при необходимости ввода корректур в установки для стрельбы. Ожидание может продлиться от минуты до трёх. Сейчас же я знал, что у меня есть побольше времени, ведь я только что отправил «огурец», который на эту дальность будет лететь семьдесят три секунды. Почти полторы минуты где-то в небе меж облаков телепается кусок стали продолговатой цилиндрической формы. Летит, прорезая воздушные массы своим заострённым концом со взрывателем. Летит, покрываясь конденсатом, ведь на высоте температура гораздо ниже, чем у поверхности земли. Он летит к намеченной точке, а в это время все хотят ему помешать: и туман, который решил с утра опуститься, и ветер, который сегодня особенно холодный, дует с севера, и даже земля, которая вращается и не стоит на месте и потихоньку смещается…

– Прицел больше пять, правее ноль пятнадцать, – слышу я в эфире.

– Прицел больше пять, прицел 475. Правее ноль пятнадцать, доворот один пятьдесят. Готово! – отвечаю командиру в рацию, а сам выставляю и подвожу ствол в нужное направление.

– Два снаряда беглым огонь! – снова раздается голос командира.

Если вы думаете, что вся работа заключается в переговорах меня и командира, то сильно ошибаетесь. Радиостанции есть у каждого члена расчета. Но им попроще. Они всегда работают в режиме радио молчания. Наушник от гарнитуры, вставленный в ухо. Они слышат командира и выполняют его команды молча. Вот бежит снаряд, следом бежит заряд, всё в ствол, клин закрылся и я, убедившись, что на линии отката ствола никого нет, дёргаю рычаг. Выстрел. Этот процесс повторяется ещё раз. Снаряд, заряд, заряжание, выстрел.

– Очередь, расход два, – кричу в радейку.

– Молодцы, отбой, ствол маскировать, в укрытие!

Как-то сегодня коротко прошло, всего три снаряда отправили на голову оппонентам. А раньше бывало и по 10, и по 15. Я как раз был «зарядным», это номер расчета, который готовит пороховой заряд к стрельбе. Все мы тут номера расчета: «наводчик», «заряжающий», «снарядный», «зарядный». При интенсивной стрельбе вот так побегаешь этот челночный бег с «отягощением» раз десять, и становятся руки как у обезьянки, ноги как у слона, отдышка как у старого деда. Так сказать, такой вот военный воркаут. Желающие подкачаться милости просим в артиллерию… Сидя уже в блиндаже, командир нам сказал, что гоняли танк по полю, и наша задача была его только притормозить, чтобы пацаны на фпв-дронах смогли его добить. Интересная тактика. Кто-то же придумал.

А блиндаж у нас уже не тот, что раньше. Мы его ещё сильнее заглубили, расширили. Теперь тут было место не только сидеть, но и лежачих три места. Для командира оборудовали столик, на котором лежат его приборы и гаджеты. У нас появился свет от аккумулятора, через преобразователь. Есть вай-фай роутер. Радио в углу что-то там вещает музыкальное. Печку тоже заменили, на более массивную, как никак зима на носу. Да и приготовить можно на ней на полноценной сковородке. В общем общага общагой, только есть маленькое «но» – под землёю оно. И над нами два накала из бревен, мешки с песком и всё это сверху обложено дёрном. Поначалу даже сами его поливали, что бы быстрее прижился, а сейчас там такой бурьян вырос, что незнающий человек пройдет мимо.

Только я подумал, что отработали мало, день идёт на «лайте», как вдруг запиликал телефон у командира, пошли звонки и сообщения.

– Противник пошел в наступление. Расчет к бою, – скомандовал командир, и мы повысыпались из блиндажа, как горох в дырявый мешок…

Вернулись только к вечеру, а точнее сказать было уже темно. «Накат» противника был серьёзный, что даже мы в нем участвовали для стрельбы, хотя техники у них не было, но количество людей зашкаливало. Как рассказал командир, вначале засекли группу из 15 человек, идущих в сторону наших позиций. Минометы открыли огонь и вроде как остановили их, но не тут-то было. Через 20 минут пошла вторая волна, потом третья, потом следующая. И так весь день с перерывами до получаса. Успех остался за нами, но какими силами. В общей сложности противника было около сто двадцати человек. Сколько там убитых, они же «двухсотые», сколько раненных – они же «трехсотые», с их стороны не известно. Но с нашей стороны, обороняющихся, потери составили пять двухсотых, 21 трехсотых и около десяти без вести пропавших (бвп). Страшная картина, конечно.

Накаты противника продолжались ещё несколько дней. С первыми лучами солнца и до ночи. Ночь как-то по умолчанию была перемирием. Они копили силы для нового рывка, мы восполнялись снарядами, пехота укрепляла свои окопчики, а с утра начиналось всё заново. Они в атаке, мы в обороне. Движение, скопление, летят снаряды, мины, работают пулеметы, падают кассеты. Где, куда, чей, ты, поди разбери. Всё это на пятачке размерами 300 на 300 метров. Вот так обычно и получаются бвп. Артиллерия она никого не щадит.

Бог воюет на стороне тех, у кого лучше артиллерия.

Наполеон Бонапарт (1769 – 1821)

Глава 4.

Ничего не стоит на месте. Ни время, ни люди. В общем я стал командиром орудия, а мой командир стал командиром взвода. Пошел какой-то карьерный рост, причины которого мне поначалу были непонятны, а потом понял… война.

В общем я уже командир «гены». Мы все так же, все там же. Работаем, выполняем кбб. Таких «накатов», как в прошлый раз, больше не было. Да и понятно. Если каждую неделю обе стороны будут терять сотни людей, то до финала никто не дойдет.

Мы тут разжились двухтактным бензоагрегатом, как его называют в простонародье «дырчик». Не знаю, почему именно так, но большинство таких изощрённых слов мы слушали от кадровых военных. Наверное, у них там свой какой-то язык, на котором они общаются. Это как медики, которые также любители переписываться между собой в твоей амбулаторной книжке. Терапевт намалевал свои каракули, а ты идёшь с этими записями к своему лечащему врачу. Пытаясь прочитать, ты сломаешь язык и голову и видишь там только «шшшшмммммшшшшшииииииии» и всё в этом роде на целую страницу. Ну вообще. Тут даже Гарри Поттер не поможет своей магией и абракадаброй. То ли они написали друг другу пожелания, то ли договорились о встрече, то ли тебя обуть собираются словами типа «Этот хлопчик ничего не понимает, руби с него по полной, здоров как бык, на нем пахать и пахать». А твой врач открывает, читает и говорит: «Анализы у вас в порядке в целом, но терапевт видит повышенное содержание ммшшммм, и поэтому вам надо приобрести и пропить следующие лекарства…»

А самое интересное, что перечень лекарств прямо как в рекламе, которая сутками крутится по телевизору: сиропы для питья, капли для купания, витамины для профилактики, мазь для мазания и всё в этом роде. Весело, короче. Ладно, что это я?

В общем жизнь у нас наладилась, у нас появился дырчик. Теперь свет у нас круглосуточный, тут же появился маленький портативный автомобильный телевизор. По вечерам смотрим фильмы, которые тут же качаем с интернета, по утрам слушаем нашего пресс-атташе товарища Коношенкова. Молодец мужик. Вот слушаешь его, и жить хочется. Каждое утро он рассказывает, что мы уничтожили сто танков, пятьдесят самолётов, двести бронемашин и всякого иного военного имущества. Про живую силу, конечно же, тоже не забывает. В общем молодец. Недавно даже ещё одну генеральскую звезду получил. Рад за него. Мне до него далеко. Я не умею так красиво… говорить.

Вот плавно протекает очередной наш день, артиллерия противника молчит, а значит и нам работать некуда. И так, глядя одним глазом очередной фильм с уже старым Брюсом Уиллисом, придремал одним глазом.

– Ну что, черви земляные, я смотрю устроили тут Голливуд. Кино, Мино, домино блин. А чё бы так не воевать, нет бабы только…, – это к нам с проверкой приехал командир.

– Здравия желаем, товарищ лейтенант, – прокричали мы хором, но невпопад.

– Здоровей видали, ловили, загибали, – с этим словами он, слегка усмехнувшись, присел на предложенный стул возле стола.

– Рыжий. Хочу чаю, аж…, – сказал командир и осекся.

Мы все заулыбались.

– Что аж ноги сводит, – закончил свою речь командир. – А вы что подумали, бездельники. Рыжий, чё стоишь, зубы сушить? Чаю, говорю, сделай, нормального без ваших там этих, мурашей чайных.

Рыжий это был Антоха. Он от рождения был таким, поцелованным солнцем, ну и соответственно позывной прилип сам собой. Рыжий он и в Африке рыжий. Антоха был человек новый в нашем коллективе, пару недель от роду, так сказать. Он по слухам заочно знал нашего командира, но в глаза видел его впервые и решил дерзануть. Ну типичный новичок в мужском коллективе.

– А чё мне не улыбаться чё ли, если смешно то, что вы говорите, – сказал Антоха.

Все поняли, что этим он разбудил Кракена со дна морского океана, не будучи совсем Джеком Воробьем.

– А ты чё во мне клоуна увидел, чтобы смотреть на меня и ловить смехуечки? Ты следи за базаром, а то пробуксовка ебала без подачи мысли может привести к тому, что твой зубной состав тронется в сторону конечной станции.

Ну всё, командира завели. Антоха уже был не рад этому знакомству, ведь речь командира на этом не заканчивалась.

– Ты откуда такой взялся, выкидыш солнца, зачатый луною при затмении? Ты чё не научил язык дружить с мозгами? Протяни им руку помощи, пока они тебя раком не поставили. Ты чё, вышел за пивом и тебя в армию забрали, а интеллект дома остался? Голова нужна не только в неё есть, на ней ещё и глаза с ушами держаться.

Его можно было зацепить с полоборота, но остывал он так же быстро. Вот и сейчас.

– Вот ты нахрена меня взбодрил? Ты зачем мне температуру повышаешь? – уже подобревшим голосом спросил командир.

– Так это, мы же не знакомы. Я – человек новый, а новеньких запоминают, если либо он лучше всех, либо если он косячник, – попытался отмазаться Антон.

– Ну блин, Рыжий, вот ты никогда не заболеешь венерической болезнью.

И весь блиндаж залился хохотом. Смеялись все. Все кроме Рыжего. Он не понял шутки. Это уже мы потом ему объясняли, что таким образом командир назвал его латексным изделием, которое надевают на половой орган.

Командир допил чай, параллельно троллил Рыжего и уже перед уходом объявил, что на пушки наши боеприпасы заканчиваются, и нас будут перевооружать. Дадут новые системы, и нам они очень понравятся. Поэтому готовиться к переезду, готовить вещи и «гену» к выезду из «этих замечательных мест».

Лучше быть воином в саду, чем садовником на войне.

Миямото Мусаси (1584–1645)

Глава 5.

Все как в армии. Сказали с утра переезд, а состоялся он только через неделю. Ну тоже хорошо. Мы хоть успели разложиться на молекулы в свободном движении. Выспались, набрались сил, и вот приходит машина. Собрались мы быстро. Все было уже наготове, и сидели мы на чемоданах. За это время мы в блиндаже навели марафет. Повесили табличку внутри, что это частная собственность артбатареи. Желающие пользоваться соблюдать правила:

1. Блиндаж использовать только по назначению.

2. С собой ничего не уносить, а только привносить.

3. Туалет находится в 70 метрах на северо-востоке от выхода, между ёлок…

И всё в таком роде. Как-то всё забирать было нереально, потому что делали капитально и на совесть. Для новых жителей, если они будут, оставили бочку с водой питьевой, выливать жалко, а себе мы и новый намутим. Также оставили чайничек, сковородку, поленницу, провода и лампочки. Под потолком висела модель самолётика из деревянного конструктора, который нам прислали детишки в коробке с гуманитарной помощью. Также там были детские рисунки, которые сейчас украшали стены. В общем хорошо мы обжили блиндажик, по-домашнему. На входе даже коврик лежал с какого-то уазика. Да в душе мы, наверное, понимали, что никто и не заедет или наоборот всё размородерят. Но надежда была. А вдруг он уцелеет до конца СВО и потом кто-нибудь найдет его, и будет он, как дом-музей артиллеристов, так сказать, эхо войны. Ну и в нижней части плаката написали номер телефона со словами обращаться по всем вопросам заезда и выезда в данную гостиницу. Вот такой юмор. Зацепили пушку, загрузили свое барохло, загрузили свои бренные тела в кузов и поехали.

Хорошо, что тягач нам прислали КамАЗ, а не Урал. КамАЗ трехосник – это Лексус в мире военных машин. Ехать в кузове такой машины – одно удовольствие. Едет мягко, выхлопом не пахнет и не трясет, как в Урале или двуосном КАМАЗе, он же в простонародье «коротыш». Для тех, кто не катался в кузове военной машины, это можно описать следующими сравнениями. Кузов Урала – это как ехать в телеге. Колеса вроде круглые, а трясет так, как будто они многогранные, и позвоночник медленно складывается в трусы, как карточный дом. Езда на коротыше – это как прогулки на батуте, каждая ямка и ты массируешь темечком потолок. Хорошо, что он резиновый. А «коротыш» – это ещё тот попрыгунчик. Проще ехать в нем стоя, потому что большую часть поездки ты находишься в невесомости, в полете над скамейкой, на которую каждый раз приземляешься на несколько секунд и снова в космос. «Держите яйца», – такую фразу я услышал когда-то, когда в первые ехал в кузове двухосного КамАЗа. Через пять минут поездки смысл слов я понял сразу. Не всегда ты приземляешься на пятую точку, если расслабишь ноги, причиндалы, то они во время приземления остаются между скамьей и твоим телом. Акция конечно разовая, но запоминающаяся. И вот мы катимся в кузове «военного лексуса». До асфальта добирались минут сорок, а потом дорога стала ровная. Да не то что ровная.

– О, смотрите, новый асфальт, – крикнул рыжий, который сидел крайним на скамье ближе к краю.

Ну, конечно, были сильно удивлены этому фактору, что в зоне боевых действий кладут асфальт и делают дороги. А в душе радовались. Значит только вперёд, и там наверху знают, что враг сюда точно не зайдет. Его не допустят и не пропустят. Так сказать, гарант стабильности.

Да тут на многое обращаешь внимание. На мелочи, из которых можно понять дальнейшие действия. Например, если начали давать много снарядов, значит они обязательно в скором времени пригодятся, значит противник пойдет в наступление. Если снарядов нет, значит и активных действий нет. Вот так. Приметы, так сказать, военные.

Доехали до точки мы за час. Так сказать, тыловой район. Базовый. Тут у нас был штаб и сидело управление. Не думайте, что при слове штаб, это большое здание из кирпича и с флагами на входе. Все было гораздо проще. Базировались мы в деревне Е. Тут же и были расквартированы по домикам по 8-10 человек. И вот один из домиков в глубине деревни был штабом. Ничем не приметный домик, даже немного покосившийся от старости. Я открыл дверь, зашёл в внутрь. Ну деревня деревней. Тут даже пахло как-то стариками. Командира не сразу узнал. Сидел за столом, поедая яичницу прямо из сковородки, в тельняшке и в трикошках с вытянутыми коленками. Ну типичный деревенский житель. Вернее, любитель закинуть за воротник. Увидев мой взгляд, командир тут же стал серьезным:

– Чё ты лыбу давишь? Маскировка это. Так сказать, кошу под местного жителя.

– У вас это отлично получается.

– Чего? – спросил командир, недоумевая.

– За пузырем сгонять? Это я мигом. Так сказать, для полного соответствия образу, – сказал я и, не выдержав, засмеялся.

– Ты щас у меня на тот свет сбегаешь, очередь займёшь. Стоишь тут зубы сушишь, смотри, как бы кальций не пересох и не осыпался.

– Так я, это, с добрым умыслом.

– С умыслом он. Остряк. Садись. Есть будешь?

– Не. Спасибо. Какие дальнейшие действия, товарищ лейтенант?

– Старший лейтенант. Уже. Учись студент.

– Ого. Как это вы так?

– Не ты, а мы. Мы теперь с тобой летуны.

– Какие нафиг летуны? С кровати что ли? – недоумевал я.

– Чё ты тупишь? Я теперь командир взвода управления, то бишь беспилотной летательной авиации. А ты будешь летчиком.

– А как же пушки? Мы же артиллеристы?

– Ну дак всё по-прежнему. Я вижу, что ты способный, на огневой уже хорошо ориентируешься, работу знаешь, а современное ведение войны диктует нам свои условия. Теперь, чтобы найти противника и корректировать огонь, надо уметь летать на квадрокоптере. Я не умею. И в душе не чаю, как это делать.

– Так я тоже не умею.

– Родина сказала «надо», Сережа сказал «есть».

– Так точно. Только кто нас учить-то будет. Как-то централизовано?

– Тут как бы курсы-то есть, но мы в них не попадаем.

– А что так, товарищ старший лейтенант?

– Тут короче в полку птички раздавали, гуманитарка пришла. Давали только тем, кто умеет. Остальные будут два месяца обучаться и только потом может что-то получат. Если что-то останется. Так вот, Сережа, я чё придумал: я сказал, что ты на гражданке свадьбы снимал с квадрокоптера, летать умеешь, и нам обучение не нужно, и дали нам три птички. Один из них, говорят, даже ночной, какой-то финдепёрстовый.

– Так и что теперь делать, а вдруг проверят?

– Скажешь, что у тебя птички были другого формата, управление было другое.

– А ну это я в лёгкую.

– Ты сильно-то не обольщайся. Сейчас едешь с моим водилой в город. Купи себе гражданку, такую типо спортивный костюм. Вечером будет банька помыться, и у тебя вся ночь впереди стать асом пилотажа.

– А птичку щас дадите?

– Зачем тебе? Ты же летать не умеешь.

– Ну что вы, товарищ старший лейтенант? Я же свадьбы снимал, всё умею.

– Ой бля балабол. И ведь не моргает даже. Ты не еврей случайно?

– Да не. Что вы. Истинный ариец.

– Иди уже, ариец черножопый.

Я вышел. И побрел к своему теремку. Пока шел, думал, это всё хорошо или нет? Наверное, хорошо. Как говорится, век живи, век учись! Лучше уметь всё и учиться, пока есть время и возможность. Авось пригодится и реально стану после войны снимать свадьбы. Ну а что? Хорошая идея. Значит надо научится летать хорошо.

На бешеной девятке малинового света мы сгоняли на рынок. Конечно, я же купил спортивку Адидас. Я же нормальный пацан. Нас так во дворе ещё определяли. Адик три полоски, ты в зачёте. Взял кепку, рюкзачок и новый телефон. Денег-то поднакопилось, в лесу тратить некуда, магазинов нет. Довольный покупками, съев шавермы, запив всё это колой, я довольный ехал обратно. Ехал и уже мечтал, как снимаю свадьбы. А ещё можно на охоту ходить или за соседкой подглядывать. Но это потом. Мечты. Планы.

Главное дарование великого человека –

уметь избирать особ по их талантам.

Александр Суворов (1730-1800)

Глава 6.

Разбудил меня командир своим приходом.

– Хорош в овощи играть. Ты кто сегодня? Патиссон? Хотя нет. Больше на скрюченный сморщенный огурец похож, – сказал командир и засмеялся.

Была у нас с ним такая игра. Ещё тогда в блиндаже. Ляжем на своих лежаках, и он говорит: «Я – патиссон» и раскинет руки и ноги в виде звёзды. А я всегда был огурец, так было проще лежишь на боку слегка подогнув ноги. Смысл игры был в том, чтобы просто лежать, но главное – не уснуть. Не разговаривать, лежать, просто не шевелиться и не вставать. Кто не выполнил условия, тот и проиграл. Командир всегда выигрывал. Потом узнал его главный секрет. Так сказать, фишечку. Он покурит, потом предлагал мне кофе. Я, конечно же, не отказывался. Только вот он пил холодный кофе, а я, не зная, пил горячий. И всё. Процесс запущен. Холодный напиток замедлял процессы в организме. А вот горячий кофе вскоре просился наружу. Да и помимо этого службу никто не отменял. То телефон зазвонит у него. Он мог его не брать. Он знал, что перезвонят на мой. А я по привычке дернусь. Или боец какой придёт с вопросом, задаст его и, видя, что командир его игнорит, обращался ко мне и стоял над душой, а я так не могу. В общем овощ из меня был так себе.

– Да я уже почти встал, – ответил я и начал одеваться. За это время командир по-хозяйски заварил кофе, и вот мы, уже стоя на улице, как аристократы, кофе, сигарета, обдумывали наши действия на сегодня и порядок обучения.

– Я вот принёс тебе птичку на пробу.

Он показал на коробку, которая лежала на лавочке. Белая картонная коробка, на ней черным шрифтом было написано «Dji» и чуть ниже более мелким шрифтом «mini 2». Я не мог не съязвить и сказал фразу, немного переделанную на современный лад:

– Что тебе сказал командир, когда давал птичку?

– Не проеби квадрик, уебище! – закончил мою речь командир и улыбнулся уголками глаз.

Вообще у командира было очень эмоциональное лицо. Он мог улыбаться одними только глазами, злиться одними только ноздрями, когда ни один мускул не дёргался на лице. Но этого и не надо было. Там всё и так было понятно. Как никак мы с ним притёрлись уже.

– Я на недельку в командировку, у тя как раз будет время обучится. Тебя никто дёргать не будет, так сказать, я выбил тебе время на тренировки.

– Да. Я понял. Сейчас же и начну. Только вот летать где?

– А где хочешь. Мы настолько далеко в тылу, что мы никому неинтересны.

С этими словами командир подал мне руку, хлопнул по плечу и уехал.

Рисковать я не стал и, накинув куртку, ветер был прохладный, взяв коробку, пошел к машине. Да, да. У меня под жопой появился транспорт, правда не бэнтли, конечно, но как никак иномарка. Немецкий автопром. Опель Корса лазурного цвета. Четырёхдверная, механическая коробка, переднего бампера нет, вместо заднего стекла универсальный синий скотч. Три колеса 14 радиуса, одно тринадцатого. Ну на большее денег не было, и это было как никак средство передвижения. Позже надо будет довести её до ума. А пока это был неплохой вариант. Да и её невзрачный вид делал своё дело, это я позже узнал, ни на одном блокпосту никто не останавливал. Мне кажется наоборот, они смотрели на меня с неким сочувствием. Человеческая черта характера. Что взять с того, с кого нечего взять. А вот это было зря.

Бдительность она вот так и убивается. Почему-то все думают, что если едут террористы, то они будут ехать на Митсубиси L200 с турельной установкой в кузове и на арабских номерах, накрытые с головой в арафатке и калаши торчат в окна. Или, если это диверсанты, они будут в иностранной форме, пять мужиков в одной машине, с бородой и неговорящие по-русски. Нет, конечно, всё не так. А вернее всё как раз-таки наоборот. Но на блочках было как-то на это наплевать. Они стояли, чтобы стоять. Они были, чтобы быть.

Отъехал от поселка, в поле я остановился и начал открывать коробочку. Это было что-то новое и неизведанное для меня. И это мне очень нравилось. Я любил быть первооткрыватем. В коробке лежал квадрокоптер настолько маленький, что помещался на ладони. Также в комплекте шел пульт управления, чем-то похожий на джойстик от игровой консоли.

Я тут же попытался запустить сие инженерное изделие, но у меня ничего не выходило. Он моргнул сигнальным огоньком и всё. Ноль реакций. Я негодовал. Я злился на себя. Как можно было не проверить заряженность. Совсем неподготовленный. Я хотел было ехать обратно, но решил попросить помощь зала, как в одной интеллектуальной игре, и, достав телефон, сказал знаменитую фразу мольбы о помощи. «Окей, гугл, как пользоваться квадрокоптером?» Этот всем помогает. Вот и мне тут же выдал много вариантов видео. Я выбрал самый короткий ролик и, просмотрев его, узнал все премудрости. Очень интересно и всё так просто. В общем к вечеру я уже умел взлетать, садиться, крутить камерой, летать вперёд и назад, летать боком, летать задом. А ещё приближать и отдалять камеру. Тут как никак был четырехкратный зум. Ну в общем вещь была классная. Вернувшись, я полночи провел в изучении настроек, связи со спутниками, функции сопровождении объекта и много чего ненужного.

Ни свет, ни заря я уже совершал свой полет. Старался сопровождать проезжающие машины, рассматривать деревья и заброшенную ферму. В общем создавал сам себе условия максимально боевые, как я сам думал. Смотрел на экран и сравнивал картинку с электронной картой на втором телефоне. Кстати, очень неудобно. Не хватает третьей руки, пришлось все выложить на капоте, как на рабочем столе. Но ничего, приноровился, благо, если отпустить пульт, птица просто зависала и не падала.

На следующий день я уже взлетал прямо из домика, вылетал в окошко и пытался залететь обратно. Сложно, конечно, страшно, но ничего. Получалось. Наблюдал за деревней, за маленькими человечками, вот кто-то воду носит, кто-то белье вешает, вот военные что-то несут, вот на огороде кто-то в сарафане копается. Решил посмотреть поближе. Девушка поливает со шланга грядки, увидела мою птичку и направила струю воды прямо в него. Я успел отлетел выше, вслух выругался и высказал свое мнение о её умственных способностях. Сидел я один с пультом и, конечно же, она меня не услышала. А жаль. Хотел назвать её эбонитовой, ну с заменой некоторых букв в этом слове, конечно. Это, конечно, меня не остановило, я кружил вокруг неё и совершал различные пируэты. Ну, конечно же, индикация, что заряд батарейки подходит к нулю, и пора срочно возвращаться. Я полетел домой. Зарядив аккумулятор, я снова полетел на поиски заприметившегося сарафанчика, но поиски успехов не дали. Ушла, наверное, домой. Надо будет вычислить, где живёт эта незнакомка в сарафане в синий цветочек.

Счастье всегда на стороне отважного.

П.И. Багратион (1765-1812)

Глава 7.

– Ты их видишь? Где они? – спрашивал меня кто-то справа. Я повернул голову и увидел, что рядом со мной стоит абсолютно незнакомый мне человек. Точнее сказать военный, ну по крайней мере он был в военной форме. Да не то что в форме, а полностью экипированный. На голове кевларовая каска, на ушах активные наушники (нынче говорят, это модный атрибут, он усиливает все звуки вокруг, и приглушает резкие и громкие типа взрыва, отсюда и недостаток, ты можешь просто не услышать прилёт снаряда и не поймёшь, где разрыв, чтобы правильно среагировать и упасть в противоположную сторону). На лице у него была балаклава, и поэтому я не мог узнать его, но голос был определенно знакомый. Помимо этого, на нем был плитник (уменьшенная и облегченная версия бронежилета). На ногах наколенники кроссовки. Общий вид был конечно внушающий, но не сказать, что прямо-таки он был сильно экипированный, но минимальный комплект на нем был.

– Ты видишь их? – ещё раз спросил меня человек-маска.

Я посмотрел в ту сторону, которую он указывал и кроме травы и зарослей ничего не видел. Да и что я должен был увидеть? Где я вообще? Что блин происходит? Я гонял эти мысли в своей голове, а сам потихоньку осматривался.

Так. Понятно. Я в окопе. Оборудован прилично, глубина примерно метр-полтора или чуть больше. Земляной, без укрепления досками и брёвнами, значит это не вторая линия обороны, а первая. Выкопали, но не укрепляли, не было времени. Края травой не поросли, значит свежий окопчик. Так что ещё?

Справа от меня стоит человек-маска, очень сильно дергается и нервничает, палец со спускового курка не снимает, переминается с ноги на ногу, значит для него это был первый бой. Новобранец. А что же он делает тут, на передней линии с такими хлипкими нервами. Непонятно. Но я это выясню. Не сейчас. Попозже. Слева окоп делал поворот, поэтому что там я не видел, может там тоже кто-то и был. Так. Сзади. Сзади ничего, метров триста поля и начинается лес или возможно небольшая роща, сильно не видно, только макушки деревьев.

Окоп вырыт в чистом поле, значит заняли это место относительно недавно. Отходных траншей и ходов сообщения не видно, значит мы не в обороне, мы в атаке. Видать, продвинулись под покровом ночи и заняли этот рубеж, окопались. А значит нас тут двое, и окоп там заканчивается, а не поворачивает, как я думал. Это уже хреновато. Так лисьих нор нет, а значит по нам ещё не работала артиллерия, и в срочном порядке мы не заглублялись в стенку со стороны противника. Интересная ситуация получается. Вроде бы вот вчера я ещё был артиллеристом, а сегодня уже сижу в окопе на передке.

Я никак не мог вспомнить, как я тут очутился. Может контузия, может кратковременная амнезия. Но я же помню, что я артиллерист, значит не то. Как говорят, нет ума, штурмуй дома! Исходя из этого, может я где-то накосячил, да так сильно, что аж вот в пехоте оказался. Хоть убей, не помню.

Так ладно. Знания вроде кое-какие есть в голове, не по порядку пешего наступления конечно, но всё же. Так. С этим вроде разобрались. Что у нас есть из оружия. У человека -маски обычный калаш 5,45. Вижу три магазина с моей стороны, притуроченые к бронежилету. С правой стороны может у него тоже что есть, не видно. Так. Гранат у него не вижу. Грустно конечно, 120 патронов на автомат, это так, курам на смех.

На бруствере ничего не лежит перед ним, были бы гранаты, он бы их выложил, так сказать подготовил. Таак. А что у меня самого. В руках автомат, магазинов нет вообще. Броник голый. Блин, что за черт. Я что совсем осел прийти на войну без патронов? Может я их уже расстрелял? Ну стоим же мы тут как два суслика в чистом поле. Красавцы. Командование решило на живца врага ловить? Бред какой-то. Из раздумий меня вывел «маска».

– Смотри, чуть левее из-за куста кто-то идёт!

Я вгляделся в направление, которое он указал, и правда, идут два человека в форме. Идут не на нас, идут параллельно слева направо. Ну всё прямо как на стрельбище учили. Определить скорость, дальность, взять упреждение и вуаля.

– Да. Вижу двоих. Дальность примерно 500. Я их сам сниму, ты не стреляй пока, береги патроны и смотри подходы.

Всё это я сказал с такой уверенностью, что сам аж удивился. С чего я вообще взял, что я попаду? Не, ну на стрельбище дальнюю фигуру я всегда ложил, может отсюда и уверенность. В общем упираю приклад, целюсь в первого идущего, сначала целился в область груди, и, подумав, что это может быть неэффективно, перевел мушку в голову идущему. Щелк, отработал затвор выкинул гильзу, не дожидаясь результата, тут же перевел мушку на второго. Щёлк. И наблюдаю, как первый ушел из поля зрения. Вот и второй резко обмяк и потерялся в траве. Я знал, что они оба 200. Я был в этом уверен. Но откуда? И почему звука стрельбы не было? Я отодвинул автомат и вижу, что в руках у меня американская М16, так ещё и с приспособлением для бесшумной стрельбы. Интересно…

– Ещё двое идут, нет, трое! – заверещал сосед мой по несчастью.

Я спокойно вскидываю автомат и так выцеливаю третьего, сзади идущего, жму на курок и опля, он осел на месте. Для себя отмечаю, что оружие очень хорошее. Отдачи почти не чувствуется, ни в какое сравнение с калашом. После выстрела ствол не гуляет, держится стабильно благодаря тому, что механизм затвора находится в прикладе. Щёлк. И ещё один пехотинец решил понюхать цветы. Выцеливаю второго и думаю, что-то не срастается. Я с винтовкой М16. Стреляю с него как мастер. Оно мне очень знакомо. Одежда ни у меня, ни у соседа не российский пиксель. Пытаюсь высмотреть одежду на третьем идущем человеке-мишени. Вижу, что форма, но так размывается, не могу разобрать. Вроде и на пиксель похож, а вроде и нет, это обман зрения.

Да что же это такое, за кого я тут воюю? За какую сторону? А сосед со мной по-русски говорил или на каком-то другом языке, который я тоже знаю, он мне как родной? Да вроде не сошел ещё с ума. Значит я тут, а там противник. Он не со мной рядом, он там. Щёлк. Выстрел. Отдача в плечо настолько сильная, что у меня аж в глазах потемнело. Что это? Разрыв патрона в канале ствола? Перевалил я винтовочку? Ну отдача как с свд, такая прямо с оттяжкой. Ноет плечо. Лежу, перед глазами темно. Кто-то трясет меня за плечо. Это мой сосед, человек-маска? А он всё трясет и трясёт.

– Ну ты вставать-то собираешься? Как-то не серьезно, я уже на ногах, а холоп ещё валяется.

Это был голос командира. Это был всего лишь сон. Сон. Но настолько реалистичный.

– Я уже встаю. Просто сон такой приснился, – начал было я говорить, но командир меня перебил:

– Не хочу я твои эротические фантазии слушать, избавь меня от этого.

Я не стал ничего говорить и начал одеваться. Увидел, что телефон лежал всю ночь подо мной. Как он ещё не разбился, и я его не раздавил. И тут я вспомнил, что смотрел ролики про квадрокоптеры, потом ролики нарезки из новостных сюжетов и, видать, уснул с телефоном в руках. А он всё балакал в это время, вот поэтому мне и приснился этот кошмар. Кошмар, потому что я так и не понял, за кого я воевал. Это для меня страшнее всего. Воюешь, жизнь твоя на кону, а за кого не знаешь.

Русский тот, кто Россию любит и ей служит.

Петр 1 (1672-1725)

Глава 8.

– Вот смотри, смотри левее в кустах. Да. Приблизь. Ещё. Давай поближе подлетай. Так. Все. Стой. Вот они касатик, попались.

Командир сидел, смотрел в монитор и руководил процессом. Вот уже несколько месяцев мы с ним гоняли противника, корректировали огонь нашей артиллерии. Начало было тяжеловато, никто из пехотных командиров нас к себе не пускал в блиндаж. Они переживали, что противник засечёт точку взлета нашего квадрокоптера и, соответственно, туда прилетит всё и со всего. И арта и миномета. Поэтому начинали мы с того, что чуть ли не в чистом поле садились под каким-то кустиком вне всяких окопов, отрабатывали и уезжали домой.

Взлетать тоже научились по-хитрому. Чтобы аэроскан противника не выявил точку взлета, я поднимал птичку на высоту буквально три метра и летел в сторону от нашего места и, отлетев метров 200, начинал набирать высоту. Конечно, наша птичка тут же появлялась на экранах мониторов аэроскан противника, и он с гордо поднятой головой начинал перемалывать поле рядом с нами. Ну а мы искали, откуда работает их минометы и ствольная артиллерия. Принцип такого взлета мы подглядели у вертолётчиков, они тоже, заходя на цель, идут низко, прямо над кромками деревьев, вот их вражеское ПВО и не видит. Вот и мы так же. Иногда хватало наглости, мы долетали прямо до из окопов на низкой высоте и резко уходили вверх. Пару раз это нам помогало, когда мы взлетали над вражеским окопом, и они, не разобравшись, накидывали снаряды по своим же. Вот она спешка и упущения некоторых руководителей среднего звена.

– Сколько у нас ещё аккумулятора? – спросил меня командир.

– Ещё минут на семь и пора возвращаться на замену батареи.

– Да. Давай. И сразу туда же.

Я кружил над минометом, стараясь сильно не опускаться, чтобы они снова не попрятались в окопы. Найти их миномёт – это дело нешуточное. Они разработали интересную тактику, вернее сказать, просто открыли советские учебники по инженерному оборудованию огневых позиций, а там все с рисунками, подробным описанием, размерами и порядком работ. Вот есть же у них советская школа, а куда она у нас потерялась непонятно. Каждый год, перевыпуская одну и туже книгу, каждый редактор что-то вырезал, что считал ненужным. И вот мы имеем документ, по которому артиллерия должна выйти в чисто поле и стоять как бельмо на глазу.

Так что же интересного у них? А все банально просто. Под каким-то деревом, меж кустов или меж домов они роют квадратную ямку размерами полтора на полтора метров по сторонам и в глубину полтора-два метра. По центру устанавливают миномёт, далее к нему делают перекрытые ходы сообщения, нишу (норку) для мин и порохов. На всю эту яму колотят деревянный щит, который обивают клеенкой, а сверху накладывают дерн. Вот так летишь иногда вдоль посадки, ничего интересного нет. Летишь обратно, а на глазах прямо пласт земли раздвигается и вот они, касатики, уже мину кидают в ствол. Отработают пять шесть мин и снова укрываются. Пойди их отыщи. Вот и этот миномёт голову нам моросил, почти две недели найти его не могли. Шустрый зараза, работает быстро и точно и маскируется под кучу мусора, которую, я так понял, они просто прибили, приклеили или привязали к настилу-крышке.

– Нева, Нева. Я – птица. Цель – миномёт. Харитон пятьдесят семь двести тридцать пять. Ульяна шестнадцать ноль пятьдесят восемь. Навести. По готовности один огонь, – диктовал в радиостанцию командир.

В ответ в радиостанции командир огневого взвода повторил команду, полученную ранее, и, получив утвердительный ответ, затих. Я уже сменил батарейку и снова висел над целью. Ребята миномёт прикрыли и ушли, но точку-то я запомнил. Так что кирдык им всем, главное, чтобы артиллеристы не подвели.

– Наведен. Готов, – крикнули в радейке.

– Плюс один, – скомандовал командир.

– Выстрел, полётное 47, – отозвались в радиоэфире.

Я начал про себя отсчитывать сорок семь секунд и ждать разрыв. Считать нужно, это я уже потом понял, потому что одновременно могут стрелять несколько огневых и, чтобы не путать разрывы и давать точные данные именно тому, чей был разрыв, мы засекали полётное время снаряда. Сорок пять, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь, сорок девять. Есть.

– Есть разрыв, – доложил я. – Наблюдение север сто восток сто тридцать.

– Нева. Север сто восток сто тридцать плюс один, – командовал командир в радейку.

– Плюс, – отозвались в радейке.

– Плюс один, – повторного прорычала радиостанция.

Мы смотрели в оба глаза. Я в дисплей пульта управления, а командир в монитор, в котором дублировалась трансляция. Вот он. Поднялся дымок между деревьев. Таак. Он нашей цели разрыв ушёл на запад метров на 20 и на север метров на 10. Легло очень близко. Смысла вводить корректуру нет. Рассеивание и так все сделает за нас.

– Командир. Давай повторим на этих же установках.

– Ну а что повторять. Долбим сразу.

– Нева. Три беглым огонь, – обозначил в радейку командир.

– Плюс один, – из радиостанции.

– Плюс один, – повторили в эфире.

– Плюс один. Очередь. Расход три, – доложил Нева.

Мы ждали. И вот разрыв совсем рядышком, буквально пять метров на запад. В принципе можно считать такое попадание точным, но желание засадить прямо в лузу присутствовало. Вот ещё один дымок и выброс грунта с другой стороны. Восток метров восемь. Ждём третий. Ииии. Вот он. Мне показалось, что я даже увидел, как маленькая черная точка с неба падает прямо на крышку вражеской постройки и бабах. Вот оно. Сдетонировали пороха и мины, и на экране мы увидели большой праздничный фейерверк. Вот оно. Вот она радость корректировщика.

– Нева, красава! – кричал в эфир командир. – Прямо в дырдочку. Как доктор прописал. Молодцы.

Напряжение спало, мы были довольны своей работой. Вот благодаря таким моментам чуть позже все командиры рот и батальонов зауважали нашу работу и не то что не были против, а даже сами звонили и предлагали поработать в их зоне ответственности, так сказать, на их передке. И дело пошло как по маслу. Чай, кофе, кормили они нас, готовы были что угодно предложить, хоть бабу, только чтобы мы не уезжали и ещё денёк провели с ними в связке.

В общем работа нас всегда находила. А мы её не боялись. И делали всё качественно. За подбитый танк командир получил госнаграду, а мне дали звание младшего сержанта, присвоили в общем. С каждым нашим вылетом мы всегда кого-то находили и кошмарили. Ну и вознаграждение не забывало нас никогда.

Надо уметь слушать солдата, и тогда вы почерпнете новые силы,

новые мысли для руководства войсками.

К.К. Рокоссовский (1896-1968)

Глава 9.

Новенький появился в наших рядах как-то неожиданно. У нас в артиллерии смена личного состава – это явление нечастое. Если только ЧП какое случилось. Вот и на этот раз после очередной стрельбы мы, замаскировав орудие, ушли в блиндаж, а снарядный наш, Олежка, сказав, что забыл флешку, будь она неладна, вышел из блиндажа, и буквально сразу же послышались хлопки. Это были кассеты. Все, выбежав из укрытия, увидели, лежит Олежка недалеко от блиндажа. Задержись он хоть на минутку в блиндаже, сейчас бы не лежал нашпигованный осколками где-то в госпитале.

Через пару дней нам на его место привезли новенького, темненький такой, звать Серёжей. Немногословный он какой-то был, да оно и понятно, любой, кто сюда попадал, первые дни чувствовал себя не в своей тарелке. А некоторые и того дольше. Серёжка уже через пару часов участвовал с нами в стрельбе. За это время я успел ему объяснить все азы обращения со снарядами, порядок работы со взрывателями. Понимал он с полуслова, схватывал на лету. Может всё это у него было в силу возраста. Годов ему было около 33. Точнее сказать не могу, немногословный он был. Говорил мало, о себе почти ничего не рассказывал. Вроде как добровольно пришел в военкомат, поэтому и попал в артиллерию, а не в пехоту сразу. Ну по крайней мере так было с его слов.

И вот пошла команда, а ещё дождик начал моросить несильный, но мерзкий такой. На грибной похож, только вот солнца не было, облачно. Краем глаза я вижу, как он выбегает из погребка со снарядом в руках, и буквально через пару шагов его нога как-то не естественно подворачивается, и он падает. Молодец, снаряд из рук не выпустил, крепко держал, силушка в руках была. Но это ему не сильно помогло конечно, и он распластался на размякшей земле. Эх. Форму жалко. Новенькая она на нем. Видно, что покупная, материал хороший, не то что выдают на складе. Но красивая форма ему не сильно помогла, не уберегла он командира орудия, который тут же ему прочитал свои дежурные фразы, которые мы не раз уже слышали, о том, что Серёжу зачали родители на выпускном, о его умственных способностях, и о его необходимости в нашем подразделении. Ну мы все через это проходили.

Командир у нас был строгий, но справедливый. Все его очень уважали и готовы были идти за ним и в огонь, и в воду, и в атаку. Была у него какая-то черта характера: умел он говорить убедительно. Вот и у Серёжи было что-то такое, чем-то он был похож на командира, как-то вот чувствовалось это, наличие этой жилки в человеке.

С Серёжей мы недолго прослужили вместе. Чуть позже при кассетном обстреле огневой позиции, он по неопытности стоял ворон считал, и я, понимая, что ему сейчас придет конец, сбивая его с ног и падая своим телом на него сверху, укрыл его от осколков, ну а самому мне не свезло. Вот сейчас лежим мы в одной палате с Олежкой. Увидев меня, он обрадовался, ведь слухи до него дошли, что огневую нашу накрыло и очень много пострадавших.

Олежке сделали две операции, и он ждал третью. Мне предстояло то же самое. Связь с ребятами мы поддерживали, они нам рассказывали последние новости. Вот и сегодня Олежка, поговорив по телефону, повернулся ко мне и пересказывал услышанное. Сказал, что новенький наш прижился быстро, как-то проявлял к нему симпатию командир. Недолго побывав снарядным, зарядным, он уже вместо меня на должности наводчика. Каждый день что-то делает, строит, какие-то идеи подкидывает командиру. Одну из них, как-то вечером сидя в блиндаже, он предложил рацуху:

– Командир, в связи с участившимися обстрелами огневой позиции, вы бы не выходили из блиндажа и руководили прямо отсюда.

– А как я команды буду давать, не петух же, кукарекать издалека, – поначалу с нежеланием отверг предложение командир.

– Да всё уже продумано. Мы на каждого номера расчета повесим радиостанцию, с гарнитурой, чтобы руки у них свободные были. Мы будем вас слышать все, а дублировать команды могу я при оружии, – раскладывал Сережа.

– Так, а что, идея конечно хорошая, но к чему это? – недоверчиво спросил командир.

– Ну вы понимаете, вы – ценный сотрудник, любого можете с нуля научить, вот вас беречь надо.

– А где мы найдем столько радиостанций?

– Вы только дайте добро, и я всё организую, есть возможности, – уверял его Сережа.

В общем командир дал зелёный свет, и у каждого появилась радиостанция. Сережа научил всех ею пользоваться. Вот же тихушник, молчун-молчун, а какие-то секреты свои имел.

Позже благодаря Серёже и блиндаж стал побольше, и «дырчик» появился. Как-то он умудрился и интернет через роутер провести, сделал командирское место, столик, на котором позже появился планшет с электронной картой, телефон для связи с высшим командованием и другие мелочи. Как-то по умолчанию Сережа стал правой рукой командира и всех это устраивало. Он не военный человек и мыслил чуть по-другому, как-то более рациональней что ли. И откуда он только взялся? Этот вопрос ему все задавали, но он как-то съезжал от ответа, говоря, что длинная история и обязательно расскажет, как будет достаточно времени. Ну никто его больше и не домогался. Всех всё устраивало. Жизнь наладилась, и служба была не в тягость, а в радость.

А нам с Олежкой уже сделали все операции, мы с ним сгоняли в отпуск на два месяца и вот, уже полные сил и рвения вернулись во взвод. Оказалось, что командира нашего назначили на должность командира взвода управления, и он, забрав с собой Серёжу, уже где-то там на переднем крае летает на «птичках». В общем прошли кадровые перестановки. Я стал командиром орудия. Соответственно и позывной новый. Теперь я был «Нева». Принято в артиллерии, что позывные идут по названиям рек. И чем больше река, тем старше начальник. Вот иной раз услышишь в радиостанции что какой-нибудь Волга вызывает, и понимаешь, что это как минимум подполковник, река-то немалая.

Гиацинты сданы на склад, в наше подразделение дали новые пушки д20. Ну как новые? Новыми они будут только для нас. На самом же деле они были 1953 года выпуска. Раритет, так сказать. Но ничего. Стреляют они не хуже современного вооружения, если даже не лучше. В общем и у нас с Олежкой жизнь наладилась. По образцу и подобию предыдущего, мы сделали новый блиндаж на новой огневой. Доработали его, у нас под землёй была аж трёхкомнатная квартира. В общем идеи не имеют границ. Совершенству нет предела.

Находчивость – великая сила, от нее врагу могила.

 Сунь-Цзы (VI век до н. э.)

Глава 10.

Так пролетел почти месяц. С самого утра мы вылетали на охоту с командиром. Летали над позициями противника, искали их скопление. Минометы уже было не видать, да и не слыхать давно. Наверное, откатились подальше от наших глаз, а может и вовсе не осталось. Ну во всяком случае мы их не находили. Летали весь день и изучали местность на предмет скопления противника. То там, то здесь виднелись одиночные перемещения. Мы по ним не работали, для этих целей были соседи, которые скидывали им на головы гранаты. У них были переделанные квардрики, они подлетали над целью и скидывали им на головы то гранату, то гранатометный выстрел, а то и зажигательную смесь, самодельную в бутылочке 0,5 из-под минералки. В общем не давали им свободного передвижения. Противник все зарывался под землю, создавая подземные ходы сообщения. По ночам также летали, глядя и разглядывая противника в телевизионную камеру нового ночного квадрокоптера. Это был подарок. Как он мне достался? Это целая история.

Сидим как-то вечером с командиром, пьем чай, квадрик сушится возле печки, аккумуляторные батареи все стояли на зарядке, у нас к этому времени их было порядка двенадцати штук. Иногда интенсивность доходила до того, что некогда было терять время на возвращение птички домой, и в связи с этим мы с командиром разработали тактику беспрерывного полета. Когда заряд квадрика оставался на одну треть зарядки, командир поднимал второй борт и летел к объекту наблюдения, мы с ним менялись пультами, я уже на свежей птичке продолжал наблюдение и корректировку огня, а командир возвращал, сажал отработавшую птичку, менял на нем батарею и снова поднимал её в небо, и так благодаря большому количеству батареек мы могли по несколько часов бесперебойно висеть в воздухе и наблюдать за негодяями, которые что-то замышляли. Иногда подносчиком батарей был я, а командир висел над целью и корректировал. В общем получалось по-разному.

Были у нас только дневные птички. Ночную мы как-то сразу потеряли, точнее сказать, потерял её я. Возвращаясь домой, не смог найти точку, откуда я взлетал, и в поисках, куда же приземлиться, потратил слишком много времени, пока командир не сообразил, что надо просто выйти из блиндажа и чем-то горячим типо кочерги помахать в воздухе. Так и сделали, оказалось, что я слишком глубоко в тыл улетел и, развернув камеру, увидел силуэт, который машет красной палочкой, но заряд заканчивался, и я постепенно падал. В общем посадили мы в поле метрах в 500 от нашего блиндажа, и решили, что заберём с первыми лучами солнца, дабы не привлекать к себе внимания таких же птичников противника. Утром мы облазили всю округу, а птички нет. Да и откуда ей тут лежать. Мы же сели в районе обороны пехотного батальона, а у них это дело быстро обретает нового хозяина, так сказать «делает ноги». Но грустили мы недолго, попивая чаёк вечером, пока думали, как нам нагрести шестьсот тысяч рублей на покупку нового квадрокоптера, у меня зазвонил телефон.

– База торпедных катеров, – ответил я в трубку.

Я всегда так представляюсь, когда звонит незнакомый номер. Кто узнал меня по голосу, тот начинает свою речь, ну а кто не узнал или не понимал юмора словами «Извините, не туда попал», ложили трубку. Кому надо, тот, как говориться, перезвонит. Вот и сейчас, взяв трубку, я ожидал услышать на том конце что-то подобное, однако я не угадал.

– Я бы хотел снять номер в вашем отеле на месяц. Вы не против?

Какой на фиг номер? Что он городит? Тоже шутник попался из разряда детских приколов про «купить гараж»?

– Не понял вас? Вы не ошиблись? – недоумевающие спросил я.

– Ну если я правильно прочитал табличку с объявлением, то не ошибся.

– Гостиница подземная – это же ваше?

И тут меня осенило. Разговор шёл про наш блиндаж на огневой позиции, который мы не стали разрушать и оставили, написав на стене пожелания и порядок пользования.

– Да, да. Вы правильно позвонили. По адресу. Вы бы хотели заселиться?

– Ну как бы мы уже. Так сказать, самозаселение. Как бы нам с вами пересечься и обсудить форму оплаты?

Я решил подержать его незатейливый юмор и говорю ему:

– Вы понимаете, терминал щас у нас не работает, так же, как и кассовый аппарат, может есть какие предложения с вашей стороны?

– Да конечно. Скажите, что вам нужно?

И тут я решил дерзануть на авось.

– А птички у вас нет случайно, чтобы и ночью песенки пела?

– Да. Есть и такое. Нужна такая?

Вот это поворот. Неужто они могут мне подарить птичку? Я готов был даже отдать треть её стоимости, лишь бы они согласились.

В итоге ни трети суммы, ни денег им не нужно было. Это было артиллерийское подразделение вновь сформированное, и обеспеченность у них была на должном уровне. Да и цену-то они ещё не знали, вот и подарили мне квадрик с ночником. Правда повоевали они недолго, как-то быстро их засекли и контрбатарейной борьбой из вражеских ураганов, огневая позиция была разбита. Да и чему тут удивляться, это явление было нередким, когда новички приезжают, не знают, как маскироваться, как стрелять, как подвозить снаряды, как воевать и становятся лёгкой добычей врага. Вот они попались на этот крючок.

Мы всегда работали в первой половине дня, когда солнце было за нашими спинами, а значит в лицо противника, и никакие средства разведки не могут сделать засечки: не видно ни дымок, ни вспышку. По ночам мы старались работать быстро и без фонариков, не более пяти выстрелов подряд. Снаряды привозили в моменты, когда солнце начинало вставать либо только начинало закатываться за горизонт. В эти периоды дневная камера уже не различает предметы, а ночная ещё не различает. В общем как бы то ни было, блиндаж сделал свое дело, все люди остались целые, а вот пушки чутка подустали. Вот так мы и прибарахлились. Спасибо этим ребятам большое.

Победить не берусь, перехитрить попробую.

 М.И. Кутузов (1747-1813)

Глава 11.

– Просыпайся. Поднимай быстрее птичку, – тряс меня за плечо командир.

– А что такое? Что за суета? Вы же знаете, что суета и спешка нужна… – начал было говорить я, подготавливая квадрокоптер к полету.

– Да, да, при ловле блох и когда спишь с чужой женой, – закончил за меня фразу командир и уже готовил вторую птичку к полету.

Я вылетел. На улице ещё темно. Время всего лишь четыре утра. Лечу над нашими позициями. Тихо, ничего не обычного, кое-где видно, как наши бойцы перемещаются по окопу. Вот ещё один что-то копает. Молодцы, улучшаются в инженерном отношении, используют всё свободное время. Так. Вот поле перед нашими траншеями, а за полем в посадке уже противник. Они там всегда: один-два человека яркими огоньками светятся на дисплее ночной камеры. Ничего необычного. Вот и сейчас есть движение. Один сидит в начале посадки, вот ещё один поодаль. Таак. Дальше по посадке полная тишина, сидят по блиндажам и «не отсвечивают» в прямом и переносном смысле этого слова.

– Что мы ищем то командир? Всё вроде как обычно. Там один, тут один. Ничего не обычного.

– Надо ещё раз посмотреть поле. С позиции командиру роты доложили, что слышали голоса.

– Так ночь на дворе. Любые звуки усиливаются в несколько раз.

– Что же тебя такого умного в детстве цыгане не украли? – резко отрезал командир и продолжал пялиться в монитор, пытаясь найти что-то необычное.

Я летел над полем перед нашими позициями. Поле как поле. Темное, никаких светлых пятен, никакого движения.

– Переключи-ка, ты, камеру на «черное», – сказал командир.

Обычно все летают в режиме «белое», то есть, если есть что-то теплое, то оно светится на фоне холодного черного. Переключая на другой режим, мы получаем что теплое – чёрное. То есть чем теплее, тем чернее. Все остальное такое серое получается.

Я переключил режим и снова просматриваю поле по каждому сантиметру.

– Ниже опустить, ещё, ещё, ещё. Вот. Так и держи высоту. Давай чуть левее, ещё. Дальше. Дальше. Оп. Стоп. Видишь? – сосредоточенно глядя на экран, сказал он мне.

Я пытался разглядеть хоть что-то, но поле оно и в Африке поле. Хотя нет. Стоп. Вот оно. На сером поле виднелись еле светлые пятна. А они ещё и шевелятся. Таак. Один, два, три, четыре…

– Вижу, вижу. Двенадцать точек, – закричал я.

– Да не ори ты так. Вижу, – сказал мне командир и по радейке уже кому-то передавал. – Нептун, Нептун. 80 метров на запад от твоей позиции вижу противника. Да. До двух отделений. Да. Точно. Я их наблюдаю. Да. Артой работать не могу. Близко очень. Да. Скажи пусть на вскидку пулеметом по полю перед собой отработают. Или с калашей. Да, – объяснял командиру роты командир.

– А почему мы их не видим? – спросил я.

– Ну как не видим? Увидели же, – довольно ухмыльнулся командир и продолжал. – А это, Сережа, передовые технологии уже прибыли к нам.

Это специальные теплоизоляционные накидки. Они тепло не пропускают, вот никто их и не видит. Они сливаются с местностью. Но они одного не учли. Видать они в сумках их держали, и накидка на фоне поля сыграла злую шутку. Поле-то после жаркого дня ещё теплое, а накидки холоднее получились. Вот они светлыми пятнами и светятся.

И тут на экране мы увидели, как заработали несколько автоматов, вспышки и пули впиваются в землю яркими черными пятнами. Вот ещё несколько очередей. Противник замер, не шевелится, лежит. Но это не помогло. Несколько шальных пуль зацепило парочку из этой группы решивших позагорать на открытом поле под луною. А это есть хорошо. Нервы-то у остальных не стальные. Это не как в фильмах, притворится камнем и лежать недвижимо, авось пронесёт. Нееет. Как говорят, очко не железное, батя – не кузнец. И каждый хочет жить. Каждый хочет выжить. От этого по большей части и погибают. Вот и сейчас. На экране было видно, как точки начинают быстро-быстро удаляться от наших позиций. Кто-то даже побежал, несколько раз упав утерял плащ-невидимку, и вот на экране яркая точка несётся, как кабанчик, по полю.

– Нева. Кама. Цель тридцать восемь семнадцать навести, – командовал командир на огневые позиции.

Противники оттянулись к своей посадке, потерялся было из виду, но не тут-то было.

– Нева, Кама! Один снаряд огонь, – командовал командир, и повернувшись ко мне, добавил, – ща мы их выкурим.

Я переключил режим, и вот на экране первая вспышка, снаряд лег в поле, не долетая метров тридцать до начала посадки. А вот и вторая вспышка, которую, наоборот, занесло вглубь посадки метров на сто. И с места, где был второй прилёт, резко на экране забегали точки. Хаотично, пытаясь удаляться всё дальше и глубже в лесную чащу.

– Хорошо, что иногда рассеивание снарядов играет в нашу пользу, – довольно улыбался командир.

– Вот представь картинку, что они готовились, часа два тихо-тихо ползли по этому поводу, но, почти дойдя до цели, что-то пошло не так. Они отступают, добегают до своих и забегают в посадку. Идут такие довольные меж деревьев, планируя, что сделают завтра то же самое, что их сверху не видно, что кроны деревьев их маскируют, а тут благодаря перелетному снаряду, который падает им в ноги, они просто в шоке, – продолжает командир.

– Будем дорабатывать по ним? – спросил я.

– Не. А зачем? Они и так морально настолько опущенные, что мы им хуже уже не сделаем. Пусть идут штанишки меняют. А, ты, давай птичку на базу и сделай-ка нам утреннего кофейку.

Если есть силы бежать, то кто поверит, что нет сил драться?

Ермак (1532-1585)

Глава 12.

Закипела вода в котелке. Хорошая же вещь портативная газовая горелка. Вот так, достал из «тревожного чемоданчика», подключил маленький газовый баллончик и вуаля. Через десять минут уже есть кипяточек. Таак. Командир любит крепкий, насыпаю в его кружку две ложки кофе и ложку сахара. Я люблю слабенький, поэтому сыплю себе ложку кофе и пару ложек сахара. Делаю сладким, повышаю глюкозу, а глюкоза – это энергия. Мнимая, конечно, но всё же. И кофе, и сахар, все убираю обратно в «тревожный чемоданчик». Это только название такое, на самом деле это небольшой рюкзачок со всем необходимым на первое время. Да, конечно, он у каждого свой. Каждый набирает его под себя. Много тоже не засунешь, как никак всё это на своем горбу таскать, но в первой необходимости есть многое.

В моем рюкзачке лежит фляжка, не пустая конечно, но и не с водой. Там чистый спирт, медицинский. Благо в аптеке он продается в свободном доступе, и во фляжку три бутылька влезло смело. Он лежит у меня уже больше полугода с момента закладки. Во-первых, спирт – это хорошая разменная монета, во-вторых, им можно обработать рану и просто кожные покровы. Рядом с ним разместилась литровая бутылочка воды простой и без газа. Две баночки мясных консервов, они не портятся и могут пролежать достаточное количество времени. Рядом лежит котелок, обычный солдатский алюминиевый котелок с кружкой и ложкой. Достаю котелок, только чтобы в нем нагреть воду на горелке, с него ни разу не ел, не довелось. Между всем этим металлическим имуществом рассованы три пары носков, двое трусов, дополнительная футболка. По верх всего этого лежит нательное белье, с длинным рукавом, это, так сказать, а вдруг зима…

Далее по закладке мешка лежит пакетик, в нем две парафиновые свечи, коробок спичек, зажигалка автогеновая, спички из набора сухого армейского пайка, которые горят и под водой и мокрыми. Сверху лежит куртка ввз

(ветро-влаго защитная) пиксельная, не покупная, то что выдает государство. Куртка хорошая, если не стирать его в стиральной машинке, то она реально и в ливень спасает, и ветер ей не почём. В боковых карманах лежит россыпью аптечка, пауэрбанк и ещё что-то по мелочи. Сейчас даже не упомню, давно его комплектовал. Надо будет провести ревизию как будет выходной и доукомплектовать его кое-какими приколюшками. Ну а сейчас надо сделать кофе, то есть залить кипятка в кружки.

Кофе мы так и не попили, потому что буквально через секунду над головой, там, где-то на поверхности что-то так жахнуло, что с потолка посыпался песок, какие щепки.

– Экипируйся, – кричит мне командир и в темпе начинает натягивать броник и шлем на голову.

Я следую его примеру. Надеваю свой плитник, и ещё один взрыв над головой. Вся комната, а точнее подвал, наполнился пылью, да так быстро, как по сигналу. Свет потух, все в пыли, слышно только какую-то возню и стоны.

– Валить надо отсюда, такими темпами не выдержит этот домик на курьих ножках, – где-то рядом я слышу голос командира.

Да. Домик был реально на курьих ножках. Хотя и домиком это было сложно назвать. В первозданном виде это был третий дом на окраине деревни, которую не так давно отбили наши бойцы. Но ввиду ожесточенных боевых действий половина домов в этой деревушке как корова языком слизала. Вот и от нашего стоял только каркас и пару балок от крыши.

Рядом дома стояли более целые, даже с крышей. Правый дом так тот вообще двухэтажный. Но мы специально заехали именно в подвал этого развороченного дома, чтобы не привлекать к себе внимания. Когда есть рядом целые дома, кто будет ютиться в полуразрушенном подвале? А соответственно кто нас тут будет искать? Вот исходя из этой арифметики Пупкина в картинках, мы и приютились тут, в этом подвале. Помимо нас тут был связист пехотный, который поддерживал связь с передовыми позициями, ещё одна пара летунов пехотных. Может ещё кто-то и был, не помню, хотя жили мы тут уж месяц. Обжились даже.

– После третьего разрыва, если он будет, бежим на выход, держись меня, фонарь включи, а то ноги переломаем, и пошли поближе к выходу, – проговорил командир, дёргая меня за рукав.

– Так, а если там под обстрел попадём, – спросил неуверенно я.

– Там больше шансов выжить, тут ещё пару прилётов и всё, считай братская могила.

Я машинально накинул рюкзак на спину, предварительно достав фонарик и включив его. Пыль стояла сплошной завесой, ничего не видно, дышать приходится через рукав, никого не видно даже на расстоянии вытянутой руки.

– Садись, – кричит командир.

Буквально через секунду взрыв где-то сзади нас. В ушах звенит, ничего непонятно. Вижу, как спина командира удаляется от меня, я из последних сил цепляюсь за ремешок на его спине, и мы куда-то бежим гусиным шагом. Под ногами что-то мешается, цепляется, что-то торчит, что-то твердое, что-то мягкое. Фонарик я выронил. Я не могу понять, то ли я ослеп, то ли просто темно, хоть глаз выколи. Мы куда-то лезем, я стараюсь не упускать из рук штанину, берец командира. Вот чувствую свежий прохладный воздух, значит мы уже на улице

– Ты как? Открой глаза, ты как? – бьёт меня командир по левой щеке.

Точно. Вот же оно. Вот он свет. Я просто от страха зажмурил глаз, вот и полз, забыв про это. Всё происходило на столько быстро. На улице было ещё темно.

– За мной, – кричит командир, дёргает за рукав и бежит в темноту.

Я бегу за ним, пытаясь сориентироваться на местности. Ага. Вот он заборчик. Вот этот сарай с гнилой крышей. Всё. Вспомнил. Я всё это видел на мониторе пульта, что мог бы и закрытыми глаза тут бежать, но рисковать не будем.

– Ложись.

И в следую секунду слышу свист снаряда, и мне даже показалось, что я слышал, как эта болванка проламывает потолок нашего подвала, в котором мы не так давно ютились. Взрыв был такой силы, что меня аж перевернуло на другой бок.

– Вставай, вставай. Ещё немного, – кричит командир.

Я вскакиваю и бегу за ним. Куда мы бежим? Зачем мы бежим на юг, если наши на востоке, а противник на западе? Ответ приходит буквально сразу в виде пары минометных мин, которые легли с левой стороны. Всё верно. Противник так и рассчитывал, что мы побежим на восток, к своим и кидал мины на опережение. Забежав в какой-то прошлогодний окоп, мы прижались к его дну так сильно, что даже иголку не просунешь. Прилёты продолжались ещё минут десять. Работали два ствола и пара минометов. И вот она, тишина. Плавно поднималось солнце, оповещая о начале нового дня.

– Ну ни фига себе день начался, – подумал я.

И правильно подумал, ведь это было только начало. Достав из рюкзака фляжку, я протянул её командиру.

– С днём рождения! – говорю я.

Он молча берет, делает глоток, даже не морщась, и передаёт мне.

– А вот и третье применение фляжки со спиртом, – подумал я, засовывая его обратно в свой ранец.

Делай на войне то, что противник почитает за невозможное.

А.В. Суворов (1730-1800)

Глава 13.

– Надо, наверное, к своим выбираться, – говорю я командиру.

Но командир ничего не успел сказать, его перебила внезапно загудевшая рация.

– Каспий. Каспий. Что у тебя? Каспий. Алё. Алё. Чтоб тебя черти в котле заживо сварили? Не молчи! – ругались в радиостанции.

– Да тут мы, тут. У нас всё норм. По остальным сказать не могу. Там завалило вход. В общем не видно ничего.

– Принял тебя. Что с птичками?

– Там они все. Им, наверное, конец.

– Принял тебя. На связи будь, – и радио смолкло.

– Будь не ладна эта радейка, – в душе выругался командир.

– Так, а что так? – недоумевающе спросил я.

– Сейчас он переживал, что потерял нас. Но это пока. А через полчаса вспомнит, что мы живы, и начнет ставить задачи.

– Как так-то? А как же дух перевести? Ну не знаю, за новыми квадриками сходить. Да и просто выйти в тыл, хоть подготовиться, – продолжал я, не понимая.

– Вот смотри. Как только прилетело, сразу за переживали за офицера и сержанта, как за человеков. А через полчаса эти же офицер и сержант – люди, которые не могут выполнить задачу, то есть можно сразу попасть в ряды негодяев.

– Да уж, – выдавил из себя я.

Как же правильно сказать? Почему так? Потому что война или потому что армия? Или потому что бабы ещё нарожают? Из сомнений меня выдернул командир.

– Ты, давай приходи в себя. Курим две минуты и двигаемся.

– Так ты же сказал, что путь назад заказан.

– А кто сказал назад? – ухмыльнувшись, выпуская табачный дым из носа, как-то не по-доброму смотрел командир.

– Так, а куда тогда идём?

– Только вперёд. И ни шагу назад, – сказал командир и захохотал.

Ну я всё равно ничего не понял. Поэтому просто встал, накинул рюкзак, перехватил автомат по-походному. Командир сделал то же самое. Только вот автомата у него не было. Он не любил его. Это «весло», как называл командир автомат, постоянно ему мешалось.

Он пошел вперёд, а вернее сказать побежал. Я, стараясь не сильно быть близко к нему, сохраняя дистанцию метров десять, побежал следом. Где-то справа не стихали разрывы. Там, по-моему, летели и от нас, и от противника. В общем свистит, летит, дымит, взрывается. Ничего нового. Все это я слышал не раз, но вот видеть воочию, так сказать, из первых рядов, это было впервые.

Поднимая в памяти картинку, вспоминая местность, я примерно сориентировался. Справа в метрах трёхстах были наши позиции. Следующие были левее нас метрах в семидесяти, но значительно сзади. Таак. Если мы бежим вперёд и перед нами кусты, значит слева будет балка, спереди по фронту будет начало лесопосадки, которая тянется с востока на запад, метров пятьсот и поворачивает на лево. То есть, если мы займем место в районе этого куста, то до противника спереди будет полкилометра. А весь праздничный концерт будет справа и как на ладони. Из раздумий меня вывел удар в голень.

– Хорош ворон считать и лицом торговать. Ложись, – шипел командир и, как ящерица, вползал внутрь куста.

Я последовал его примеру, скинул рюкзак и начал вползать в куст. Что за блин растение? Колючее. Не хотело оно нас принимать в свои объятия.

– Каспий. Каспий. На связь! – вдруг ожила вновь радиостанция.

– Я же тебе говорил, что у нас есть полчаса, – обернувшись, командир и добавил, – хотя прошло всего 20 минут.

– На связи я, Каспий.

– Каспий. И не вздумай мне рассказывать, что у тебя нет птичек, и ты не можешь вести разведку. Ты знаешь. Мне по барабану. Мне нужны глаза на передке. Ну давай. Начинай лить слезы.

– Наблюдаю край посадки и всю её в глубину. Удаление от меня около четырехсот метров. К корректировке готов. Я Каспий.

– Каспий. Я правильно тебя понял. Ты видишь всё с земли?

– Да. Да. Я Каспий.

– Принял тебя. Жди, – донеслось в радиостанции, и она снова замолкла.

Вот умеет же командир просчитывать ходы на перёд. Он же знал, что нам не дадут выйти в тыл. Он знал, что все равно заставят корректировать огонь, вплоть до того, что ползти вперёд и вперёд. Он понимал, что, если мы не выберем сами себе место, нам его укажут. А укажут они его там, в окопе, с пехотными пацанами рядышком. Вот командир и предугадал это действие. Командир дивизиона не ожидал этого. И теперь он в ступоре. Вот и говорит в радейку дежурное слово «жди». А чего ждать-то? Вот они разрывы. Прямо как на ладони.

Командир достал блокнотик, карандаш и протянул мне его.

– Держи. В темпе накидай схему местности. Посадку нарисуй. Наших, те позиции, что помнишь.

Да уж. Приплыли. Вся эта карта была в электронном виде на телефоне у меня и у командира. Но ввиду последних событий все гаджеты остались там. Там же, где и две кружки с кофе. С двумя дневными птичками, одной ночной птицей. Усилитель сигнала. Радиомост. Монитор. Провода. Всё, что было нажито непосильным трудом. В общем, если не брать в расчет квадрокоптеры, то получается около трехсот тысяч рублей сейчас там, под завалами. А с птичками так и вовсе почти два ляма получается. Э какая неприятность, подумал я, правда не так красиво, а более нецензурной речью.

Командир рядом, глядя в бинокль, корректировал огонь и что-то подрисовывал на моей схеме. Я передавал его слова в эфир. Работал, так сказать, в роли телефониста. Солнце уже собиралось садиться за горизонт, когда наконец-то всё стихло, и в радиостанции, и на поле боя. Радиостанция просто-напросто умерла. Не выдержала напряженных перекличек и переговоров. Китайский как никак.

Только сейчас я понял, как сильно хочу в туалет. А ещё есть. А ещё вылезти из этих колючих кустов.

– Так. Смотри. Начинает смеркаться. А значит и нам пора домой. В радейку я успел сказать, что мы выходим, так что работа на сегодня закончена, – сказал командир и начал выбираться из этой колючей западни.

– Понял. Вы спереди, я на хвосте.

Мы выбрались из кустов и побежали в обратном направлении. Нужно было преодолеть метров 150 по ложбине, потом метров пятьдесят по полю до окраины деревни и дальше вдоль неё. Потом посадка, через неё и мимо оврага к дороге. В общем по моим подсчётам километров шесть получается, если двигаться нашим маршрутом. Можно было, конечно, и покороче по тропинке ротации пехоты, но как сказал командир, самая короткая дорога – это та, которую не знает противник.

Бежали мы небыстро, но монотонно, чтобы и дыхание не сбить, и силы не потерять в самом начале пути. Как никак бег в бронежилете, с рюкзаком за спиной и автоматом в руках – то ещё удовольствие. Но бежать нужно. Так легче выжить. Даже если противник и увидит нас, то два человека это не жирная цель, бегущие – это надо стрелять на упреждение, рассчитывать точку встречи, в общем, тот ещё геморрой. Ползти как в фильмах неразумно. Это только там они ползут, залегли, опять ползут, опять залегли. А в реальной обстановке, чем больше динамики, тем больше шансов.

Вот и мы уже перебежали поле, когда где-то сзади прилетел снаряд. Командир даже не оглянулся, я же в свою очередь посмотрел. Метров сто. Не больше. Не страшно. Осколки может и долетят, но ударная волна – основной поражающий элемент рассеется. Все от артиллерии бояться осколков. На самом деле опасно, когда вокруг тебя падают одновременно несколько снарядов и взрывные волны накладываются друг на друга. И всё. Пиши пропало. Тряханет не только вольфрам.

В этих раздумьях мы уже бежали вдоль деревни. Ещё чуть-чуть и вот мы выйдем на дорогу. Там, на противоположной стороне, в кювете стоит командирская нива, примаскированая ветками. С виду как будто брошенная. Если колеса не умыкнули, то полчаса езды на машине, и мы дома. Так и получилось. Уже будучи дома, командир связался с комдивом и доложил, что мы благополучно выбрались.

– Ну что? С почином тебя! В такой передряге не бывал, наверное, ещё? – спросил он меня.

– Да не. Откуда.

– Это хорошо, что так получилось. Когда еще получишь практику такую. Запомни одно. Связь должна быть всегда. Она и жизни спасает. Никогда радейку от себя не убирай. Пусть висит болтается, но может пригодиться. Да жалко, конечно, аппаратуру всю, но всё это мелочь по сравнению с самой жизнью. Щас пару деньков намутим что-нибудь и снова будем на коне.

– Да. Конечно. Несомненно, – подтвердил я.

– Давай. Утро вечера мудрее. Завтра будем думать, что делать. А щас по койкам, – сказал командир и побрёл в свою комнату.

Видя бой со стороны, каждый мнит себя стратегом.

М.И. Кутузов (1745-1813)

Глава 14.

– Я спереди. Ты за мной, соловей замыкающий, – отдал короткое указание, и мы поползли.