Последний человек на Земле бесплатное чтение

Среди бесчисленных вероятностей

Я был заложник старых повторений.

Вступление

Странно, и почему только сейчас я осознала, насколько пугающей может быть тишина? Перед тем, чтобы выйти из дома, я внимательно осмотрела собственную комнату. Меня окружали до тошноты серые, невзрачные стены, давящие своей ограниченностью. Я бы хотела покинуть собственный дом, чтобы, наконец, никогда больше не видеть этих четырех стен, сдавливающих пространство, не дающих с легкостью выдохнуть.Я проснулась от яркого солнечного света, который пробивался сквозь стекла прозрачных окон. По моей коже пробежались мурашки от непривычного холода, пронизывающего стены просторной комнаты. Мой взгляд остановился на застывших часах, показывающих ровно 7:00. Интересно, от чего им вдруг остановиться? Я взяла телефон, лежащий на тумбочке рядом с кроватью, и увидела все те же знакомые цифры. Вместе тем меня настораживала гробовая тишина, витающая в воздухе, словно призрак. Я поднялась с постели, а затем подошла к окну, чтобы удостовериться, что на улице не происходило ничего необычного, однако город, полный жизни, по неизвестной причине остановил свое существование, и никогда прежде тишина не казалась столь громкой. Почему я не слышу ни единого звука? Голоса прохожих, шум бегущих автомобилей – все это исчезло в один миг, и я не могла поверить своим глазам. Ни единого звука, ни единой мысли – это казалось нереальным. Я схватила телефон в надежде, что получу ответ в интернете, однако, начав проверять новостную ленту, не обнаружила никаких признаков связи. Тогда мне захотелось взглянуть на собственные руки и ущипнуть себя за локоть, чтобы удостовериться в иллюзии происходящего. В моей голове проносились тревожные мысли: “я сплю? Но разве это возможно – ощущать запахи и слышать шелест листвы за окном, находясь во сне? Я по-прежнему чувствую боль, прикасаясь к своему телу. Как бы это ни противоречиво звучало, у меня нет ни единого доказательства, чтобы с полной уверенностью считать себя персонажем выдуманного сновидения. Но я чувствую, что с каждой секундой во мне нарастает паника, граничащая с безумием. Мне хочется открыть дверь и выбежать на улицу, чтобы разобраться в происходящем, но я не верю своим глазам”.

Вокруг меня клубился туман. Я отчетливо слышала стук собственного сердца, чувство страха нарастало с каждой минутой. Меньше всего на свете я мечтала остаться одной на безлюдной земле, окутанной призрачной тишиной. При всех моих навязчивых попытках найти разумное объяснение исчезновению жизни, я оставалась ни с чем, лишь изредка прислушиваясь к шелесту листвы покачивающихся деревьев. В конце концов, меня мучил один вопрос: как все закончилось на самом деле? Светило ли солнце в тот день, когда все закончилось? И мои друзья, близкие люди… Что же случилось с ними? Смогу ли я найти связь, утраченную в мгновение ока?Стоило мне выйти за дверь, как я ощутила всю ту же оглушающую тишину, которую лишь изредка нарушал свист холодного ветра. Происходящее казалось сценой из немого фильма, реальность переставала существовать здесь, в эту минуту. Я прошлась по темно-серому асфальту, рассматривая очертания горизонта. Жизнь поставлена на паузу, а вместе с ней – мои рациональные попытки понять происходящее. Я заходила в ближайшие магазины, открывала неизвестные двери, и все так же встречалась с пустотой. Мой шаг переходил на бег, когда желание найти живого человека перерастало в помешательство. Я отказывалась верить в то, что осталась одна в безжизненном городе, где вся прежняя жизнь была поставлена на паузу. Неужели я – последний человек на Земле? Но как это возможно? Еще вчера я проживала обычный день, полный впечатлений, однако уже сегодня нахожусь на грани сумасшествия, пытаясь найти единственную весомую причину, по которой все живое, кроме деревьев, перестало существовать.

Что, если прямо сейчас я нахожусь на грани между жизнью и смертью? Значит ли это одно – мои попытки достучаться до истины бессмысленны, как и желание найти выход? Ведь когда ты находишься в ловушке, нет ничего более правильного, чем отпустить контроль.

И если происходящее – ничто иное, как одиночная камера отягощающих обстоятельств, то я бы попросила дать мне блокнот и ручку.

Глава 1: Сквозь Туман

Меня охватили воспоминания – одно за другим, словно прозрачная кинолента, тянущаяся из глубин сознания. Надежда – последнее, что мне оставалось здесь, на безлюдной земле, и я мысленно обращалась ко всем людям, которых однажды знала. Мне бы хотелось увидеть их при свете дня, и забыть тот ужас, что настиг меня в этих безумных краях. И в мыслях пронесся бессмысленный диалог, как обрывчатое воспоминание из прошлого:Когда я вернулась в комнату, мой взгляд остановился на черном блокноте, лежащем на краю письменного стола. Пару месяцев назад я делала записи в нем, после переезда в другой город, пытаясь собрать мысли воедино, и привести собственную жизнь в порядок. Мне ничего не оставалось, кроме исписанных страниц. Я открыла первую страницу блокнота, и наткнулась на знакомый округлый почерк, тянущийся единым полотном по страницам. Первая запись: “меня зовут Алиса, и я очередной раз пишу о себе”. Следующие несколько страниц были исписаны историями из жизни, заметками, напоминаниями о предстоящих делах, которые необходимо выполнить к точному сроку. И этот мир, описанный в дневнике, казался запредельно далеким, непостижимым и навсегда потерянным. Как так вышло, что я вдруг оказалась в дурном сне? Реальность перетекала в вымысел, и все мои попытки проснуться были тщетны. Но что, если я все еще сплю? Может быть, это не сон вовсе, а предсмертная записка мне из прошлого? Той, кто пытался справиться с бессонницей, и теперь стоит посреди невзрачной комнаты, наблюдает со стороны, мечтая проснуться в любой момент. Если происходящее – всего лишь сон, значит, не существует никакой разницы между бодрствованием и сновидением. Будь это так, мое тело – ничто иное, как проекция, а сознание – проектор. Нет никаких границ между “Я” и внешним миром, но я по-прежнему мыслю и рассуждаю так, словно остаюсь в реальности.

– Невозможно искать надежду там, где она отсутствует априори. Разве ты не сделала все для того, чтобы оказаться здесь?

– Не говори так, – приглушенным, чуть сдавленным тоном ответила я. – Каждое действие имеет свою причину. И то, что я здесь, далеко не случайность. Хочешь поспорить?

– Да, – ответил металлический голос. – Я бы хотела.

Мои мысли переплетались в единое бесконечное веретено: “выходит, если никого нет, то не имеет смысла жить прежней жизнью, законы которой подстроены под жизнь социальную? Я имею ввиду, что в этом мире нет условных рамок в виде запретов на эксцентричные действия вроде незаконного проникновения в чужой дом. Удивительно, но с этой минуты мне открыты любые двери. Я чувствую нечто наподобие свободы, и вместе с тем не могу привыкнуть к отсутствию объяснений. Быть может, пока я спала, в мире произошла глобальная катастрофа? Да разве это возможно? В любом случае, факт остается фактом, и мое пребывание на безлюдной земле имеет свою скрытую закономерность, которую еще предстоит выяснить. А пока – нужно подумать о собственных условиях жизни, сходить в магазин и взять все самое необходимое. Нужно постараться успокоиться хотя бы на пару минут”. И мы спорили, правда, недолго. Не помню, кто выиграл, однако, в любом случае, каждый остался при своей правде. И я открывала Вселенную каждый раз, разговаривая с незнакомцами во всех смыслах. Но теперь, на безлюдной земле, у меня пропала всякая возможность для диалога. Мне стоило начать отсчет до момента, когда сознание перестанет быть ясным, и вскоре все окружающие предметы послужат для меня так называемыми “слушателями”. Мне остается лишь блуждать по бескрайним улицам, выискивая ничтожно малую надежду на жизнь. И все слова, произнесенные мной, казались до боли странными, переплетающимися в невесомости, при всей моей искушенности выйти за пределы сознательного.

При входе я непроизвольно почувствовала волнение, словно мне предстояло встретиться с незнакомыми людьми, которые откроют двери своих квартир. Однако, к превеликому сожалению, этого не произошло. Я поднялась по лестнице и дернула за ручку первой попавшейся двери – она была заперта. Передо мной располагалось еще несколько дверей, одна из которых, подобно первой, не открывалась. Я потянула на себя третью дверь, которая, к удивлению, довольно легко открылась, а за ней – темный коридор, вызывающий лишь интерес, не более того. Мой взгляд остановился на листах скомканной бумаги, хаотично разбросанных по полу. Интересно, кто же здесь жил? В моих мыслях возникла история о человеке, который торопился увидеть конец света, и в спешке разбросал свои вещи по всей комнате. По телу непроизвольно пробежали мурашки, способные проявиться лишь от пребывания в безлюдной и до жути холодной квартире. Это чувство, словно электрический ток, пронзило мое тело, а за ним – воспоминания, отсвечивающие из ныне спящего сознания. Состояние, не сравнимое ни с чем иным, кроме давно забытых впечатлений из прошлого, преследующих человека на протяжении долгих лет, пока тот остается в неведении. Оно пробирало до костей, охватывало целиком, словно тысячи игл – стоило ли сопротивляться? Я вспомнила, как несколько лет назад заходила в такое же холодное, но до жути необъятное помещение собственного дома. То было поздней осенью, примерно в начале ноября, когда на небе виднелись лишь изредка пролетающие хрустальные снежинки.И я вновь оказалась за пределами комнаты, но здесь ничего не изменилось: все те же деревья с изумрудной, шелестящей листвой; протяжный вой ветра, доносившийся сквозь безжизненную пустоту. Я сделала шаг и поняла, что передо мной – бесконечность, полная возможностей. Что, если не существует наблюдателя, озабочено контролирующего мои действия? Я отбросила все свои предупреждения, и направилась к незнакомому многоэтажному зданию. Что, если я зайду в него?

Ужаснее всего осознавать, что ты находишься в эпицентре событий, противоречащих собственным ценностям. Но, стараясь сопротивляться, ты, к сожалению, обнаруживаешь, что оставил свой след. Я захожу в холодную комнату, в которой пахнет прогорклым маслом и коньячным спиртом. Стараюсь как можно скорее повесить куртку на серебряный крючок и помыть руки, чтобы смыть с себя весь этот день. Но стоило мне зайти в ванную, как я почувствовала на себе чей-то приближающийся внимательный взгляд. Глаза, полные нездорового любопытства, были предельно острыми, словно заточенные ножи, каждый раз, когда я возвращалась из школы. Я чувствовала запах дешевого алкоголя, купленного в ближайшем магазине. Мне были знакомы эти реплики, льющиеся из него, как вода, но я до смерти боялась глубины. Мне хотелось убежать в свою комнату, закрыться, и не встречаться с ним, наверное, никогда; скрыться, да так, чтобы никто не заметил. Однако он останавливал меня – раз за разом, это повторялось снова. В этот момент мне хотелось на несколько минут превратиться в нечто несуществующее, например, в призрака, отстраненно блуждающего среди живых. И он бы не заметил меня, с этим поникшим выражением лица, не представляющего всякого интереса для других. Он задавал до абсурдного глупые вопросы, не имеющие никакого отношения к моей жизни, которые вызывали то отвращение, то нервный смешок. В обоих случаях мне хотелось исчезнуть. Каждый раз, когда я встречалась ним в состоянии алкогольного опьянения, меня поглощал болезненный стыд, и все мои сверстники понятия не имели, с чем мне приходилось сталкиваться каждый день, и сколько унижений терпеть, становясь невидимым призраком при входе в школьный класс. Иногда я делилась своими переживаниями с матерью, благодаря которой я считала себя неправой, сумасшедшей и просто помешанной. Она говорила: “ты не знаешь, как в семье у других! Наверное, у них все гораздо хуже. Не жалуйся, ты еще пожалеешь о сказанных словах, вот увидишь…” И каждый раз эти слова ставили меня в тупик. Если все могло быть и хуже, то сейчас – тоже плохо? Тогда почему мне приходится мириться с этим? Значит ли это, что как минимум одну из сторон такое положение вещей более чем устраивает? И я была не согласна с каждым словом, сказанным матерью. Она казалась непробиваемой, неочевидно равнодушной и болезненно отстраненной. Я всегда удивлялась её способности проглатывать оскорбления, как привычный рацион, к которому она уже давно привыкла. Мне казалось, что её обыденная среда обитания – это жизнь, полная страстей, с которыми она не пыталась совладать. Её мир – никем не понятая пугающая бездна; черная дыра, засасывающая за собой. Она могла сколько угодно оправдываться, утверждая, что живет с моим отцом не по своей воле, а лишь из-за отсутствия денег на переезд в другой дом, однако нельзя не заметить того очевидного факта, как она провоцировала тирана кричать на неё как можно злее и громче, и где-то в глубине души она чувствовала, что исполнила свой сценарий во всем объеме, превозмогая нормой. В моей комнате было тихо. Иногда я открывала книгу сразу после возвращения из школы, а порой пыталась забиться в дальний угол и сидеть, пока не отпустит. Об этом я бы хотела вспомнить в другой раз.

В моей комнате было светло и уютно. Единственное, что раздражало, – это тонкие стены, дверь без замка и резкие шорохи, издаваемые мышами. В нашем доме было немыслимое количество узких щелей, через которые заползали мелкие грызуны. Происходило, это, как правило, в зимнее время года, когда на улице стояли морозы. Мыши проникали в помещение, ползали по комнатам и искали мелкие крошки от хлеба, который уносили на кухню. По ночам я слышала противный скрежет по стенам. Каково это – осознавать, что за стенкой моей комнаты ползает целая стая мышей? Отвратительно, мерзко и ужасно неприятно. Я понятия не имею, когда “отмоюсь” от жизни в своем доме. Мне приходилось бить по стенам, чтобы разогнать грызунов, и это, на удивление, срабатывало. Однако я ничего не могла сделать, чтобы это закончилось – раз и навсегда. Чувство беспомощности стало частью моей жизни, с каждой секундой пребывания в заточении.

Чуть дальше коридора было темно, мне хотелось включить свет. Но стоило мне постараться найти выключатель, как вдруг я нечаянно задела локтем стеклянную вазу, наполненную остатками талой воды. Несколько секунд, и она разлетелась по комнате в дребезги. Раздался громкий хруст сломанного стекла: сломанные осколки распластались по полу вместе с брызгами холодной воды. Воспоминания были подобны острым ножам. Я старалась перевести дух, вернуться в реальность и вспомнить, для чего зашла в чужую квартиру.

– Это была провальная попытка найти свет.

Это была достаточно маленькая комната, в которую удивительным образом помещалось максимально большое количество вещей. В дальнем углу стоял деревянный комод с радиоприемником. За толстыми прозрачными стеклами лежало множество книг в изумрудном переплете. Но в большей степени меня интересовали дневниковые записи, как нечто тайное, но тотчас незапрещенное. Я открыла первую страницу и убедилась, что хозяином квартиры действительно являлся мужчина, правда возраст его был неизвестен. Он жил один и лишь изредка проводил время со своими товарищами по работе. Я вдруг поняла, что ненадолго погрузилась в содержание другой жизни, никогда не знакомой мне в действительности. Однако, чем дольше я находилась в этой квартире, тем яснее осознавала тот факт, что и моя жизнь не принадлежала мне с самого начала. Я отложила блокнот в сторону, и вскоре прошлась по пустым коридорам, попутно размышляя о том, каким образом меня занесло на эту безлюдную землю без всякого средства связи. В конце концов, выключатель был найден, а вместе с ним – более ясный взгляд на освещенную комнату. Лампочка работала нестабильно и часто мигала. Комната выглядела неубранной, и даже заброшенной. Видимо, в этой комнате жил мужчина, который редко бывает дома. Его жизнь не была наполнена богатыми впечатлениями, судя по скудному интерьеру и обшарпанным стенам, на одной из которых висела покосившаяся картина одного малоизвестного художника. Я взглянула на эти черты, и облезшую краску, готовую вот-вот выйти наружу. Разве это возможно – оставить всё, даже искусство, на этой безжизненной, опустевшей земле? На деревянном столе лежал бордовый бумажник, слегка помятый маленький черный блокнот и старинная настольная лампа, которую я видела лишь на черно-белых фотографиях. Небрежно раскиданные листы бумаги были заполнены неизвестными номерами, а также неразборчивыми напоминаниями о предстоящих встречах и геометрическими фигурами, нарисованными во время телефонного разговора.

Здесь было тихо, не считая тревожного стука тикающих часов. Удивительно, как много о человеке может рассказать то, что его окружает, включая собственную квартиру. Но я бы поспорила с этим утверждением, говоря о тех, кто вынужден жить там, где им положено, даже можно сказать, унаследовано. В любом случае, среда, что окружает человека, так или иначе влияет на него – в худшую или в лучшую сторону. Невольно вспоминается детство, когда я жила в большом доме – таком холодном и мрачном. В голову ударили знакомые картинки, вызывающие отвращение своим содержанием. Тогда во мне возникло смутное чувство, сравнимое лишь с острым чувством тревоги, пробегающее мурашками по коже. Мысль была подобна вспышке, метнувшейся в сознании лишь на долю секунды, а затем исчезла, словно не существовала вовсе. Но отчего-то мне было тяжело вспомнить детали, благодаря которым я испытывала гнетущее чувство тревоги лишь в тех ситуациях, когда незнакомые запахи казались до ужаса знакомыми, ранее пережитыми, пусть не по-настоящему, ибо я не помню, когда они впервые возникли. Чувства становились острее, а тело на миг переставало быть управляемым. В атмосфере невыносимой тяжести мне хотелось покинуть дом как можно скорее, не оглядываясь по сторонам.

Прогуливаясь по незнакомым коридорам, меня охватила внезапная тревога, связанная с неизвестностью. Что будет дальше? Я мучилась одними и теми же вопросами на протяжении всего дня, постепенно утрачивая чувство времени. Единственное, за что мне хотелось держаться на данный момент, – это часовая стрелка, не изменяющая своего заданного хода. Мне было достаточно выйти в подъезд, чтобы перестать ощущать нарастающую панику. Я поднялась на этаж выше, заметив, что к полудню в подъезде становилось темнее. На этот раз мне удалось открыть дверь со второй попытки, поскольку та казалась чрезвычайно тяжелой. Я увидела достаточно узкий коридор, ведущий в гостиную, а за ним – просторная освещенная комната. На стенах висели картины и множество грамот, окруженных медалями. В центре комнаты стоял стол с аккуратно разложенной стопкой тетрадей, окруженный красочными канцелярскими принадлежностями. Я нашла блокнот с личными записями, который, к удивлению, не торопилась открыть. Мое любопытство было сильнее моральных устоев, гласящих о том, что нельзя проникать в чужую собственность и пытаться найти ответы там, где жизнь приостановила всякое существование. Я читала записи, написанные размашистым, но достаточно понятным почерком, и удивлялась неподражаемости и уникальности каждой отдельной человеческой жизни. Мое любопытство достигло пределов ровно в той степени, в которой только можно представить границы доступного.

Я помню, как обсуждала это на крыше собственного дома, пока рядом со мной сидел один очень важный человек. Странно, но мне с трудом вспоминаются черты его лица…

Выйдя из многоэтажного здания, я взглянула на время, и удивилась, что прошло пол дня с момента моего “пробуждения”. На улице дул легкий летний ветер, нарушающий своим шумом практически гробовую тишину. И все-таки, это довольно необычно, наблюдать бескрайние пустые дороги, молчаливо идущие вдаль. При всем моем желании убежать прочь, закрыть глаза и в сотый раз попытаться проснуться, не было ничего более безопасного, чем вернуться домой. Я прошла мимо продуктивного магазина, и нехотя зашла внутрь, раздумывая о своей будущей жизни на этой странной Земле. В первую очередь, я взяла спички, свечи и новую посуду. У меня не было желания забирать всё и сразу. Сначала я взяла все самое необходимое, а лишь потом – то, что однажды не могла себе позволить. Солнце опускалось всё ниже, когда я, наконец, вернулась домой. Несмотря на весь ужас происходящего, в какой-то степени меня устраивало отсутствие жизни в своем городе, и это – чистая правда. В последние дни произошло немало событий, выбивающих из колеи, так что сегодняшний день – настоящий подарок уставшему человеку. Единственное, что вызывало болезненный озноб, это непонимание того, как я оказалась здесь, на безлюдной Земле, при каких обстоятельствах это произошло, и по какой причине я не помню этого момента. Как известно, ответы приходят не с первого, и даже не со второго раза, поэтому мне следует постараться, чтобы добиться хотя бы секундного осознания истины. Все, что мне остается сейчас, это блуждать среди пустынных улиц, окруженных бледно-зеленым туманом, выискивая малейшие признаки жизни. В состоянии ложной надежды, я открыла список контактов, чтобы попытаться дозвониться до друзей, но единственное, что я услышала, это бесконечные телефонные гудки. В мире снов нет связи, очень жаль.

В невозможном тумане из собственных мыслей, больше всего на свете мне хотелось залечь пластом на самое глубокое дно и перестать воспринимать окружающие звуки, запахи, и ощущать любые возможные прикосновения. Что, если я уже нахожусь на грани смерти? Возможно, это последние минуты жизни, которые мне предстоит прожить на Земле, лишенной незнакомых лиц. Выходит, это самое изощренное наказание из всех возможных? Но разве я умерла, продолжая чувствовать? Если это место – не потусторонний мир, то какой? Я неумело оперирую метафорами, стараясь маневрировать между двумя разными гранями очевидного, и все же оказываюсь в ловушке. В любом случае, мое существование на этой Земле – чистый лист. Здесь сохраняется абсолютная свобода, перед которой только я несу полную ответственность. В этой свободе я изучаю себя заново, оглядываясь на воспоминания из прошлой жизни. Невозможно быть оторванным от пережитого опыта, ведь даже твои руки помнят, в какую сторону следует поворачивать ключ, чтобы открыть знакомые двери. И пускай мои опоры сломаны, а ощущение неизвестности превратилось в единственную возможную картину реальности, во мне все еще теплится надежда на освобождение.

Вернувшись домой и положив продукты в холодильник, который всё еще исправно работал, я почувствовала томительное ощущение сонливости. Перед глазами мелькала полупрозрачная пелена, а тело тяжелело с каждой секундой. День пребывания на “незнакомой” Земле подходил к концу, каким бы коротким он ни был. Время утратило свою ценность здесь, среди угасающих ламп, на смену которым рано или поздно придут горящие свечи. Я подумала, что могу вернуться обратно, погружаясь в сон, стоит лишь закрыть собственные веки, и постараться расслабиться. Успокаивающий шёпот листвы за окном наводил на состояние, граничащее между сном и реальностью. Там, за высокими кронами, раздавался тихий свист, словно природа наделялась человеческим сознанием. Всё, что я видела после, – бездонная пропасть, ведущая в темноту.

Я был заложник тьмы и света,

В гнетущем хаосе поэта, приоткрываю я завесу тайны,

Бросаясь в пропасть, в мыслях утопая,

Словно в бездонном океане.

Глава 2: Удар Молнией

Помню, как шла по бескрайней туманной улице. Вокруг – тишина, лишь изредка прерывающаяся тревожным свистом ветра, напоминающий о прошлой жизни. Интересно, с какого момента она стала прошлой? Была ли она настоящей? В моих мыслях пронеслась невероятно резкая фраза: “как же раздражает, что я повторяю одно и то же, стараюсь прожить определенный сценарий. Прошлое должно оставаться в прошлом, хотя, разве я вправе рассуждать о таких серьезных вещах?!” Вокруг меня располагались почти разрушенные здания, и в свете дня они парадоксальным образом казались гораздо мрачнее, чем в сумерках. Мне не хватило смелости зайти в них, как в детстве. Странное дело: заглядывать в заброшенные дома, зная, что когда-то в них кипела жизнь. Картина становилась более меланхоличной с заходом солнца за горизонт, но все, чего мне хотелось меньше всего, – это потеряться среди пустых и безжизненных зданий, а затем провалиться под пол, едва оступившись в темноте.

Пару секунд, и я открыла глаза, очнувшись в собственной комнате. Передо мной – все те же бесцветные молчаливые стены, а за окном – ни звука. Меня охватило ужасно тревожное, непереносимое чувство, похожее на паническую атаку. Будет забавно, если однажды я проснусь и обнаружу, что происходящее является ничем иным, как плодом чужой фантазии, в которой я оказалась поневоле.

Жизнь была подобна вспышке, что так и не разгорелась в пылающее пламя. Я поднялась с постели, не веря своим глазам, что наблюдаю одну и ту же картину, вслушиваясь в невообразимо громкую тишину. Пытаясь вспомнить события предыдущей недели, в голове возникало необъяснимое чувство “тумана”, похожее лишь на спутанное сознание. Если моя жизнь закончена здесь, в окружении шелестящей листвы, то я никогда прежде не представляла, насколько мимолетной может быть человеческая жизнь. Туман окутывал меня с головы до ног: мне хотелось собрать собственные мысли в кучу и наконец отправиться в нескончаемый путь поиска ответов. Мой взгляд остановился на черном блокноте, аккуратно лежащем на краю письменного стола. Должно быть, пришло его время?

“Меня зовут Алиса, и мне выпал шанс оказаться последним человеком на Земле.

По моим расчетам, сегодня должно быть 3 августа. Время – 8 утра.

Во-первых, я понятия не имею, где оказалась, и как именно это произошло. В моей голове происходит путаница: лабиринт, из которого нет выхода. Вчера мне удалось зайти в чужие квартиры, и я почувствовала себя неловко, даже в отсутствии наблюдателей.

Дело в не том. Уже вторые сутки подряд я пытаюсь вспомнить, что происходило со мной накануне событий, но ничего внятного не возникает, лишь обрывки спутанных образов. Если честно, на меня это совсем не похоже. Чувствую себя “белым листом” – точно таким, по которому сейчас пишу эти строки.

Быть может, это чей-то провальный эксперимент? Спешу огорчить – он безумен, как и все происходящее вокруг. Меня словно “выкинуло” из привычной реальности, и теперь я блуждаю среди пустынных улиц, выискивая малейшие признаки жизни.

Что делать дальше? Изучать окрестности собственного города, запасаясь терпением и продуктами – в том числе. Не знаю, сколько времени меня хватит на то, чтобы выдержать отсутствие близких людей рядом. С каждой секундой пребывания на этой загадочной Земле во мне просыпается тревога, смешанная с непередаваемым страхом. Сегодня утром я испытала паническую атаку, что в очередной раз подтверждает весь ужас этого странного “эксперимента”.

Интересно, с какого момента я начну разговаривать сама с собой? Каким человеком я стану через неделю? Выберусь ли я отсюда, в конце концов?!

К сожалению или к счастью, одним негодованием проблему не решишь. Я собираюсь жить, несмотря на отсутствие видимой жизни, вопреки гнетущим обстоятельствам".

Отбросив блокнот в сторону, я подошла к окну, вглядываясь в знакомые очертания молчаливой улицы: те же кирпичные стены, избитые переулки и завывающий ветер, раскачивающий деревья. Мне вдруг вспомнился дом, в котором я провела свое детство, и это единственное, что давалось с легкостью, по сравнению с попыткой вспомнить события предыдущих дней. Я хотела погрузиться в эти давно забытые впечатления, разрисованные красным на моей незапятнанной памяти.

Мрачное утро понедельника, за окном – белоснежные деревья. Дома, как обычно, было холодно: в комнате Алисы стояла единственная электрическая батарея, работающая на полную мощность. Ей хотелось завернуться в несколько одеял, чтобы, наконец, согреться, однако она понимала, что чем дольше времени проведет в собственной комнате, тем с большей вероятностью опоздает в школу. Каждое утро Алиса просыпалась с неконтролируемым чувством тревоги. Некоторые события, произошедшие в стенах школы, хотелось оставить в прошлом. Но возможно ли стереть то, что нанесло сильнейший ущерб?

От нового дня она ожидала очередных издевательств, которые не прекращались уже несколько лет. Несмотря на заметный интерес к учебе, ей по-прежнему не хотелось возвращаться в школу и встречаться с одноклассниками.

Усилием воли она встала с кровати, и в сонном состоянии отправилась на кухню. За столом сидела её мать, которая, допивая утренний чай, посмотрела на Алису оценивающим взглядом.

– Опять не выспалась? А я говорила, что нужно ложиться вовремя. Никогда меня не слушаешь…

Алиса промолчала. Она не видела смысла в долгих разговорах, особенно утром, когда настроение было ниже плинтуса. В любом случае, её мама не переставала вести монолог на одни и те же темы:

– Не забудь взять с собой очки. Вдруг ты не увидишь, что написано на доске, или учителя не вспомнят, что у тебя проблемы со зрением. Знаешь, они совсем не интересуются другими детьми, в отличие от меня…

Она говорила так, словно никого другого рядом с ней не существовало. Всё это было похоже на разговор с самим собой, не требующего ответа. Алиса чувствовала себя приведением, слоняющимся без дела, и каждое движение давалось ей с трудом. И, что самое главное, у неё не было никакого желания брать с собой очки, ибо каждый раз, когда она надевала их, за спиной раздавались издевательские смешки. С тех пор Алиса ненавидела менять свой внешний вид, зная, что окружающие найдут, к чему придраться.

– Конечно, я возьму с собой очки, – соврала Алиса, пытаясь как можно скорее закончить разговор.

Она не хотела рассказывать о том, с каким пренебрежением к ней относились в школе. Во-первых, это заняло бы слишком много времени, а во-вторых – она ожидала услышать один и тот же ответ: “неужели нельзя дать отпор? Разве это трудно, сказать им, что с тобой так нельзя?”. Каждый раз Алисе казалось, что она переступает через себя, пытаясь ответить своим обидчикам. Её голос был тише, чем слухи за спиной, когда она произносила речь в присутствии учителей и одноклассников. Родители ожидали от неё проявления силы, но та лишь мечтала исчезнуть в знакомых стенах, не вынуждая себя отвечать на оскорбления.

Она проводила взглядом свою мать, которая торопилась на работу. В следующие несколько минут Алиса пыталась проснуться, собираясь с мыслями, вспоминая, какую домашнюю работу нужно было сделать к сегодняшним занятиям.

Пронизывающий холод на улице, казалось, ничем не отличался на атмосферы, царившей дома. Алиса дошла до школы быстрым, тревожным шагом, не переставая размышлять о предстоящей неделе. “Пожалуйста, пусть всё будет хорошо хотя бы сегодня” – думала она, прогуливаясь мимо почти разрушенных домов.

Наконец, зайдя в школу, та первым делом взглянула на себя в зеркало, которое висело рядом с раздевалкой. Она увидела исхудавшее лицо; карие глаза, темно-каштановые волосы, и пресловутый серый кардиган. Алиса носила его практически каждый день, зная, что он никогда не привлечет к себе лишнего внимания.

В классе, как всегда, было шумно. Алиса проскочила незаметно, занимая свою вторую парту. Она сидела без соседа, и в глубине души считала себя кошмаром наяву: то, с чем никогда не хотелось сталкиваться. В прошлом году Алиса сидела рядом со своим одноклассником, который, казалось бы, мечтал избавиться от неё. Он ненавидел её за каждое сказанное слово, старался высмеять и унизить. Та отвечала молчанием, боясь произнести единственное слово, зная, что любые телодвижения будут излишни. Вся череда событий, тянущаяся от начала седьмого класса, связана с бесконечными унижениями, причину которых Алиса была не в силах разгадать. Она никогда не относилась к своим одноклассникам с презрением, злостью или пассивной агрессией. Более того, в младших классах у неё были друзья, с которыми она любила проводить время вместе. Правда, иногда Алиса винила себя за чрезмерное проявление активности, высказывая всё, что она думала. Алиса не боялась высказывать свое мнение, говоря о том, что её сосед по парте “слишком криво делает оригами” или «выполняет работу не столь хорошо, как она». Однако этот период очень быстро прошел, и с каждым годом Алиса начала отдаляться не только от своих родителей, погруженных в собственные заботы, но и от одноклассников.

Это началось с первого опущенного взгляда и молчаливого согласия. Каждый из класса знал, что успеваемость Алисы ничем не отличается от оценок школьных хулиганов, которым было действительно всё равно на учебу. Алиса причисляла себя к группе “отстающих”, как определяли её учителя. Она считала, что никогда не сможет стать отличницей в связи со своими умственными способностями. “Наверное, у меня серьезные проблемы в развитии. Я захожу в класс, и каждый раз сталкиваюсь с разочарованием в себе. У меня никогда ничего не получится” – думала Алиса, когда возвращалась в школу. Классная руководительница смотрела на неё с презрением, пока та пыталась выдавить из себя хотя бы половину слова. Единственное, с чем никогда не возникало проблем, – это уроки математики. Алиса с удовольствием приходила на занятия, внимательно слушая учителя. В такие момента она на долю секунды переставала испытывать страх перед неудачей, отдаваясь любимому делу с головой.

Момент, когда мир Алисы начал разрушаться пополам, произошел накануне нового года, после школьного концерта. В конце четверти каждый из учеников сдавал дневник, чтобы получить свои итоговые оценки. Тогда Алиса чувствовала себя лучше, чем раньше, надев ярко-красное платье, не боясь осуждения со стороны других людей. Представление прошло удачно и закончилось ровно в тот момент, когда классная руководительница раздала дневники. Алиса почувствовала, как побледнело её лицо после увиденных оценок. Она боялась, что об этом узнают родители, в частности, мать, ибо отцу было всё равно.

После зимних каникул Алису пригласили в кабинет классной руководительницы. Та выглядела разочарованной. Алиса села напротив, выжидая, как учительница произнесет свою речь:

– 24 января тебе необходимо прийти в школу вместе с родителями. Это будет суббота, так что отпрашиваться с уроков тебе не нужно. Мы будем решать вопрос насчет твоей успеваемости. Если ты не собираешься исправлять оценки, то пора сообщить об этом родителям. Они ведь не знают, насколько всё плохо?

Алиса почувствовала подступающий ком в горле. Мысли казались спутанными, а слова – неразборчивыми.

– Нет, – дрожащим голосом ответила Алиса. – Не знают.

– В таком случае, они не очень обрадуются, когда узнают, что ты стираешь свои двойки ластиком, – холодным тоном произнесла учительница. – Возьмем, например, химию. Двойка за четверть – стерта, исправлена на тройку. Ты действительно думала, что я ничего не замечу?

Впервые в жизни Алиса не знала, что ответить. Её взгляд опускался всё ниже, а тон учительницы становился гораздо строже.

– Я прекрасно понимаю, что у тебя есть успехи в математике, но то, что ты сильна в решении логарифмических уравнений, не означает, что никто не будет закрывать глаза на твои двойки и тройки по остальным предметам. Я не понимаю, почему в одном деле ты выкладываешься на максимум, а в другом – показываешь худший результат? Что должно произойти, чтобы ты, наконец, проснулась?

Алиса продолжала молча выслушивать слова учительницы, виновато опуская глаза. Ей и самой хотелось бы узнать, когда это закончится. Наконец, она взяла информационное письмо, в котором должны расписаться родители и отдать классной руководительнице как подтверждение предстоящей встречи.

– Учти, что это первое и последнее предупреждение. Больше за тобой бегать никто не будет. Решай сама, как будешь выкручиваться, – отрезала учительница.

Это было последнее, что услышала Алиса. Она дрожащими руками потянула на себя ручку двери, и вышла за пределы школьного кабинета. “Родители отвернутся от меня, когда узнают правду. Я действительно стерла двойку, боясь реакции своей матери. Но здесь, как ни крути, ты оказываешься в ловушке. Если бы я изначально рассказала о своих оценках, то родители бы накричали на меня и запретили бы садиться за компьютер. Но почему моя жизнь – череда бесконечных разочарований? У меня опускаются руки, и любые попытки исправить ситуацию заканчиваются неудачей. Я просто не понимаю, получится ли у меня что-нибудь нормально хотя бы раз в жизни?” – подумала Алиса, разглядывая письмо.

С каждым днём Алиса чувствовала нарастающую тревожность, смешанную со непреодолимым страхом. Она возвращалась домой в ожидании скандала, и в бессилии отстранялась от окружающих, боясь, что те заметят её – ничтожно маленькую и ограниченную собственными установками. Алиса знала, что где-то за пределами школы есть множество возможностей; есть люди, которые не испытывают трудностей с учебой и поступают в лучшие университеты. “Видимо, я родилась в условно заданной роли. Как бы я ни пыталась, моя жизнь не меняется, но я всего лишь ребенок. Я всего лишь ребенок, которого ненавидят в школе. Моя жизнь – череда несвязанных событий, полных абсурда” – думала Алиса.

При всем ожидании острой реакции со стороны родителей, они реагировали почти без интереса, словно оценки ничего не значили для них, поэтому Алиса научилась самостоятельно справляться с переживаниями относительно учебы. В глубине души ей хотелось, чтобы рядом был взрослый человек, который мог бы помочь ей навести порядок в собственной голове, помочь выстроить дисциплину и не закрывать глаза на недочеты. Алиса никогда не чувствовала себя равнодушной в отношении учебы, однако с каждым днем она сомневалась в собственных способностях. Хаос вокруг разрушал её внутренний мир, превращая его в руины.

С каждым годом Алиса переставала верить в свои силы, откладывала важные дела на потом, отказывалась доверять собственному внутреннему голосу. Однако её искра никогда не угасала, несмотря на мрак, происходящий вокруг. Алиса верила, что её усилия, какими бы ничтожно малыми они ни были, оправдают себя в будущем.

Люди могли относиться к ней, как угодно, однако она продолжала возвращаться домой, здороваясь со своим рыжим котом, который любил проводить время на балконе, ведущем в сад. Та мрачная полоса, что не отпускала Алису с юности, продолжалась несколько лет, начиная с первого ехидного смешка; небрежно выкинутого слова, изменившего сценарий. Алиса выглядела, как всё, не имела трудностей в покупке хорошей одежды, школьных принадлежностей, а её ясному разуму можно было только позавидовать. Но в чем же проблема?

Однажды её назвали страшной, и с тех пор она пыталась доказать себе, что это – всего лишь ложь, но никогда не соглашалась по-настоящему, боясь оказаться заложницей собственных искаженных представлений. Впрочем, её не столько волновало мнение о своей внешности, сколько о своих умственных способностях. Однажды, на уроке истории, Алиса ошиблась в ответе, после чего незамедлительно услышала за своей спиной тихое “дура”. Она никогда не чувствовала себя полноценной.

И сейчас, сидя за одной партой, она с грустью наблюдала за ребятами, которые свободно общались на различные темы, не оглядываясь по сторонам, как в паранойе, знакомой Алисе с самого детства. Ей казалось, что она уже прожила свою жизнь со всеми взлётами и падениями, и единственное, что оставалось, – это поставить точку.

Спустя сорока пяти минут прозвенел звонок. Алиса поднялась с места и вышла в шумный коридор. Она подошла к доске с расписанием, а затем направилась к кабинету литературы. Вдруг, как из ниоткуда, к ней подлетела Юля – невысокая девушка, которая училась в одном классе с Алисой. С началом урока тревожные мысли Алисы растворились в потоке текста, напечатанного на страницах учебника. На неё часто поглядывали одноклассники, перешептывающиеся между собой. “Надеюсь, ничего плохого сегодня не произойдет” – подумала Алиса, стараясь отвлечься от прикованных взглядов.

– Слушай, Алиса, наш урок будет проходить в другом кабинете, – сказала Юля, указав на ближайшую дверь.

Алиса кивнула, думая, что никто, а уж тем более Юля, не станет обманывать в таких мелочах. Она открыла дверь и увидела совершенно чужой класс вместе с учителем истории, который до сих пор вёл урок. Алисе хватило несколько секунд, чтобы в ужасе закрыть дверь, и в раздражении наблюдать, как Юля вместе с Артемом смеялись над своим розыгрышем.

– Это просто шутка, – произнес Артем. – У тебя нет чувства юмора.

Ей хотелось убежать. Скрыться от чужих глаз, не выходя из комнаты несколько лет, чтобы никогда не встречаться со своими одноклассниками, среди которых был Артем – парень с пустыми, как пропасть, глазами. Он смотрел на Алису с неподдельным отвращением, пока та не находила себе места в толпе учеников школы.

Следующие несколько часов в школе прошли, словно в бреду. И хотя атмосфера в классе не отличалась дружелюбием, Алиса запомнила не сколько оскорбительные слова в свой адрес, сколько непрерывное ощущение тревожности, которое преследовало её на протяжении долгих лет, проведенных в стенах школы. Невозможно мыслить ясно, пока вокруг тебя находятся люди, мечтающих о твоем исчезновении. Алисе было трудно сконцентрироваться на учебе, особенно после бессонных ночей, проведенных в состоянии отсутствия безопасности. Её родители ссорились, дай только повод, и любые попытки загладить конфликт – тщетны.

Что бы ни происходило – Алиса не сдавалась. Она продолжала читать книги, испытывая интерес к неизведанному, погружаясь в вымышленные истории, наполненные тайной. Казалось, Алиса искала выход там, где его априори быть не должно, и, если нужно – она была готова пробить четвертую стену. Разглядывая звёзды на потолке, Алиса умела ждать, как никто другой. После долгого дня, проведенного в школе, её силы были на исходе. Она возвращалась домой, думая лишь о том, чтобы закрыть глаза, не просыпаясь до вечера. Учебный год начался пару недель назад. Алиса училась в девятом классе, зная, что однажды череда глупых розыгрышей и насмешек закончится, когда многие ребята поступят в колледж. На самом деле, Алиса не зацикливалась на окружении, однако каждое слово, сказанное в её адрес, оставляло глубокую рану, скорее не оттого, что эти высказывания неприятны, а оттого, что она не могла найти причину для унижений. “Наверное, всё дело в моем бездействии, – думала Алиса. – Я почти ни с кем не общаюсь, мой внутренний мир закрыт, и это раздражает других людей. Они ждут отдачи, однако я показываю холодное равнодушие. Вернее, они думают, что моя жизнь – это нечто безликое, смутное, как туманное облако. Им хочется меня стереть или как минимум исправить, но я не поддаюсь. Хотя, вероятно, это лишь мои догадки, не имеющие под собой существенных оснований…”

Почему я вспомнила об этом именно сейчас, сидя в пустой комнате? Вокруг – ни единой живой души, которой я бы могла рассказать обо всём, что только знаю, однако эта возможность утрачена раз и навсегда. Помню, какими прозрачными были дни, когда я возвращалась домой с усталым видом, и как изучала потолок перед сном. Все эти воспоминания из детства… Зачем они?

Оглянувшись, я заметила мрачный вид из окна: надвигалась буря. У меня не было желания покидать дом, однако сейчас, вне зависимости от времени суток и настроения, стены комнаты напоминали тюрьму.

– Прямо, как несколько лет назад, – прошептала я.

Видимо, воспоминания оказались более ясны в условиях отсутствия других людей. Неужели это единственное, что похоже на “жизнь”, поэтому я держусь за осколки прошлого, боясь отпустить? Это единственное, что дает мне почувствовать себя человеком? Но разве то, что происходит с нами сейчас, наши действия, сделанный выбор – не есть мы? Хотя, на данный момент важнее всего выдержать дни в одиночестве, считая минуты до освобождения, но буря за окном совсем не внушала надежды на счастливый финал.

Если это место – моя возможность проанализировать события своей жизни, тогда почему бы не воспользоваться ею? Хотя, знаю, это ни к чему не приведет. Многим людям не нравилось, как я ухожу в себя, сознательно блуждая по лабиринту собственных мыслей. Знаю, что они хотели увидеть меня совершенно другой – более счастливой. Они смотрели, но не видели.

Некоторые мои действия казались бесцельными. Кажется, я помню, как мечтала исчезнуть, сидя за школьной партой.

Алиса сидела практически неподвижно. Она потянулась за дневником и заметила, как её руки непроизвольно подрагивали. Каждый раз, когда Алисе было нечем себя занять, пока остальные разбегались, она перебирала вещи с места на место, реализуя свой защитный механизм.

– Ты видел, как она несколько раз заполняла дневник? Выглядит странно, – прошептал Артём, обращаясь к своему другу.

“Они всё еще думают, что я ничего не слышу” – вздохнув, подумала Алиса. Она продолжала сидеть неподвижно до тех пор, пока Артём не подошел к ней поближе.

– Знаешь, что общего между тобой и рыбой? Оба молчите, и память по 5 секунд, – в насмешливой полуулыбке произнес Артём.

За его спиной раздался издевательский смех. Алиса словно застыла, как статуя, боясь совершить опрометчивое движение. Ей было тяжело сделать вдох, а затем взглянуть на Артёма, пока тот стоял перед ней, яростно ожидая ответной реакции.

– Что и следовало ожидать, – засмеялся Артём. – Это убожество даже двух слов связать не может! Как оно вообще существует?

Около стены стояли несколько девочек, которые наблюдали за происходящим со стороны. Никто ничего не мог сделать, чтобы это прекратилось, и где-то в глубине души Алиса понимала, что, возможно, действительно является лишней.

Представление закончилось, когда прозвенел звонок на урок. Однако Артём не успокаивался, в очередной раз пробегая мимо парты Алисы.

– Нет никакой разницы между тем, есть ты, или нет, – произнес Артём, переглядываясь со своими товарищами.

Те язвительно усмехнулись, когда Алиса в очередной раз почувствовала себя пустым местом. Её казалось, что у неё украли голос, и любые попытки высказать свое мнение никогда не реализуются в жизнь. Всё, что чувствовала Алиса, – это абсолютный, парализовывающий страх. Дрожь в руках усилилась, а дыхание становилось более учащенным.

Несмотря на события, произошедшие несколько минут назад, день не закончился, и жизнь продолжит идти своим чередом. Возможно, об этом случае больше никогда не вспомнят, в отличие от Алисы, готовой слиться с белыми стенами школы. Всё, чего ей хотелось, – это вернуться домой, а затем погрузиться в сон, не воспринимая происходящее. Окружающий мир превратился для неё в клетку, перекрывающей доступ к кислороду.

Алиса возвращалась домой, чувствуя себя обессиленной, однако не переставала крутить в голове одни и те же фразы: “я не должна чувствовать слабость. Другой человек, оказавшись на моем месте, смог бы дать отпор. Но я не могу намеренно идти на конфликт, пытаясь справиться с ним не только снаружи, но и внутри. Люди не любят мой наивный взгляд, когда единичные насмешки перерастают в школьную травлю. Они хотят переделать меня так же, как и я себя”.

Каждый раз, когда Алиса приходила со школы, её встречал рыжий кот по имени Лучик. Он радостно кружился вокруг неё, словно замечая её безрадостное выражение лица, и с интересом слушал, когда Алиса рассказывала ему о событиях дня. Пару месяцев назад, в разгар лета, Алиса сидела на деревянной скамейке около своего дома, собирая венок из одуванчиков. Теплое солнце освещало сад, полный распустившихся цветов, и рыжий кот, крадущийся в кустах, вылетел на ярко-зеленую поляну. Алиса взглянула на него с улыбкой, пока тот собирался присесть рядом с ней.

– Хочешь, чтобы я рассказала тебе историю? – улыбаясь, спросила Алиса.

Лучик смотрел на неё удивительно умными глазами. Наконец, Алиса рассказала ему о том, как нарисовала весенний пейзаж, и как провела в саду несколько часов, наблюдая за плывущим облаками…

И сейчас, в атмосфере мрачных осенних дней, рыжий кот слушал Алису так же внимательно, как и прежде, словно разделяя с ней пережитый опыт. Правда иногда, с наступлением взросления, этого было недостаточно. Ощущение невысказанной боли не покидало Алису каждый раз, стоило ей перейти порог дома. Разве это возможно – чувствовать себя загнанной в угол, будучи ребенком?

За одним днем наступал следующий, как бесконечное полотно, сотканное из обрывков воспоминаний. Некоторые будни были тяжелее других: однажды, в период подготовки к экзаменам в девятом классе, Алиса перепутала время начала подготовительных занятий по русскому языку. Она пришла рано, слоняясь по пустым коридорам и боясь открыть дверь кабинета. “Что, если там, за дверью, сидят люди из другого класса? Возможно, я пожалею, если зайду, как в прошлый раз, когда меня разыграли” – подумала Алиса. В конечном счете, она вышла за пределы школы, направляясь к дому. В её голове роились мысли, от которых хотелось сбежать: “ничего страшного, если я приду позже. Мне нужно вернуться домой…”

Алиса вернулась в собственную комнату, однако спустя пару часов ей позвонила мама.

– Ты сейчас в школе? – тревожно спросила она.

– Нет.

– Мне позвонила твоя учительница по русскому языку. Она сказала, что ты не пришла на урок и не выходишь не связь.

Алиса почувствовала учащающийся ритм сердца. Никто из учителей, кроме классной руководительницы, не знал номера телефона Алисы, поэтому с ней было трудно связаться.

– Я приходила утром в школу, там никого не было, – неуверенно произнесла Алиса. – Наверное, мне нужно было зайти в кабинет. Хотя, я дергала ручку, она не открывалась…

Алиса врала, не осознавая причин своих поступков. Происходящее казалось туманным сном, в котором она пребывала несколько лет подряд.

– В общем, возвращайся в школу, тебя ждут, – строго сказала мама. – Можно было найти кого-нибудь из учителей и спросить, будет ли занятие. Мне сказали, что оно началось десять минут назад. Ты что, на время не смотришь?

– Я подумала, что урок начинается в девять утра, и пришла пораньше. Оказывается, нужно было прийти к одиннадцати… Я подумала, что урок отменили.

– В любом случае, нужно было узнать об этом заранее, – выдохнула мама. – Собирайся.

Раздались тревожные телефонные гудки. Алиса вылетела из дома, дрожащими руками закрывая двери. В жуткой спешке она добралась до школы, а затем зашла в класс, где сидела учительница вместе со всеми остальными ребятами. Они внимательно разглядывали Алису, пока та пыталась найти свободное место.

– Твое поведение вынуждает меня переходить все границы допустимого. Садись уж, будешь выполнять задания, – строго сказала учительница и указала на ближайший к дверям стол.

Алиса послушно села, пока её тело пронизывала неконтролируемая дрожь, что проявлялась в каждом движении и в каждом вздохе. Любое спонтанное действие казалось невыносимо тяжелым, словно замороженным.

– Дрожит, —прошептал Артём, сидящий недалеко от Алисы.

Учительница продолжала отчитывать Алису, пока та пыталась выглядеть незаметной:

– Скажи, пожалуйста, по какой причине мне нужно отчитывать тебя перед всем классом? Я не могла дозвониться до тебя, пока все нормальные дети сидели в кабинете и ждали занятия. Хорошо, что мне удалось достучаться до твоей мамы. Кстати, она сказала, что ты уже приходила в школу, но по какой-то загадочной причине не явилась на урок. Неужели нельзя было хотя бы попытаться зайти в класс? Утром здесь сидел Артём, который тоже пришел рано, и ничего, занимался. Ужас, одним словом…

Алиса не произнесла ни единого слова. Её опущенный взгляд невольно демонстрировал согласие с учительницей, которая, казалось, была зациклена лишь на одной ученице. Вернее, любые действия Алисы воспринимались, как нечто неправильное, выходящее за рамки «допустимого», от чего возникало острое желание кричать на неё как можно громче, направляя на “верный путь”.

Сознание Алисы становилось более помутненным, чем раньше, словно граница между ней и реальным миром удваивалась, становилась шире и недоступнее. Окружающие объекты превращались в бесформенные фигуры, и люди вокруг переставали существовать. Алисе приходилось отдавать команды собственному телу, чтобы оно некоторое время побыло в реальности вместо неё настоящей. Однако тело не слушалось, исполняя движения автоматически, как в полудреме, и пока оно двигалось, Алиса могла наблюдать за этим явлением со стороны.

Движения становились бесконтрольными, и голос сознания уходил на второй план. Для окружающих это состояние было незаметно, что доставляло еще больше проблем. Сам страх того, что Алиса не может контролировать происходящее, заставлял её действовать по инерции, словно вне собственной воли, при полном отсутствии пространственной ориентации. Каждая осуждающая фраза ставила её в тупик. “Когда ты не можешь контролировать ситуацию, остается лишь наблюдать со стороны, отдавая команды своему телу” – думала Алиса, пытаясь разобраться в причинах собственного состояния. Она никогда не находила ответов.

Ей приходилось пожинать горькие плоды за свое внешнее проявление равнодушия к миру. Незнакомые люди видели в её потухших глазах лишь ребенка, не осознающего последствий своих поступков. Её пытались исправить, оказаться для неё “учителем”, однако Алиса выводила их из себя, не оставляя повода для комплемента за единичные старания. Алиса не совершала ничего, кроме безропотного молчания, смешанного с тревожностью. От неё ожидали громкого и уверенного голоса, пока та оставалась непробиваемой. “Проблема всегда была во мне…” – думала Алиса, возвращаясь домой.

На ней был одет все тот же серый кардиган на молнии. Алиса теребила застежку каждый раз, когда нервничала, и на этот раз её навязчивые повторяющие движения превысили норму. За спиной раздавался шёпот знакомых голосов, распускающих сплетни о жизни Алисы. Каждый раз, возвращаясь домой, она пыталась забыть всё пережитое и невыносимое, однако чувство тревоги не покидало её никогда, вне зависимости от внешних обстоятельств.

Алиса резко стянула с себя куртку, а затем кинула её в сторону шкафа, и в полусонной дымке побежала прочь, в свою комнату. Она закрывала лицо руками, надеясь, что не сломается на этот раз, однако каждый раз обманывала себя, погружаясь во тьму собственного бессилия. Дрожь пробегала по всему её телу, словно стрела, пронзающая острым клином. “Я никогда не хотела, чтобы они ненавидели меня, – подумала Алиса, сидя на полу собственной комнаты. – Я никогда не хотела возненавидеть себя…”

Мне снова и снова хотелось убежать, скрыться среди туманов, но сейчас, в плену безлюдных улиц, в этом не было всякой необходимости. Я осталась наедине с призраками прошлого, в надежде на существование человека, который так же беспомощен перед обстоятельствами, что легли на его плечи. И прямо как в детстве, все казалось холодным, тусклым и неподвижным.Еще немного, и я перестану дышать. Пространство становилось туманным, и все вокруг разрушалось, словно карточный домик. Моя голова раскалывалась на тысячи осколков воспоминаний, отражающих ослепляющий свет. Он просачивался сквозь стены и окна, прожигая пространство и время. Почему каждое грубое слово окружающих вселяло в меня тотальную неуверенность? Отчего мой ум оставался ясным, но в то же время запутанным в железные цепи? И когда, наконец, закончится этот бесконечный поток мыслей?

В тревожном полумраке прострации я знала – времени больше нет. Оно перестало существовать с момента моего появления на Земле – небрежно покинутой, одинокой, но по-прежнему катастрофически неподражаемой.

С наступлением ночи нарастало мое внутреннее беспокойство, незаметно переходящее в безумие. Электричество давало сбой, а значит, необходимо запасаться свечами. Я зажигала их каждый раз, когда приближалась ночь.

В смятении мыслей реальность казалась иной. Смутные силуэты покинутых домов теряли привычные краски, и бескрайнее небо становилось мрачнее. Я расставила свечи по столу, полкам и тумбочкам, не пытаясь создать атмосферу таинства, а наоборот, вернуть привычное освещение. Мир казался маленьким, как огонёк, мерцающий во тьме.

В один момент в моей груди защемило смутное и тягостное ощущение необратимости, и вместе с тем хрупкой надежды, что была подобна той хрустальной вазе, разбившейся вдребезги от неосторожности легкого касания дрожащей руки, что протягивалась к свету. И теперь, когда день подходил к концу, мне оставалось лишь наблюдать за таинственным видом из окна. А передо мной – бескрайняя россыпь звёзд, мерцающих, словно плеяды. Я никогда не видела ничего прекраснее – всё дело в искусственном освещении, которое исчезло, и потому перестало оттенять внеземное сияние.

От наблюдения за бледно-желтыми огоньками меня невольно тянуло в сон. Я смиренно ждала, когда догорит последняя свеча, засыпая с мыслью: “завтра это повторится снова”. И вновь – ни единой души, но один лишь призрачный туман, застилающий обездвиженные улицы. За тонкими стенами раздавался тревожный вой ветра, похожий на протяжный свист вселяющего ужас духа, что слоняется по сырой земле, словно призрак, ищущий единственную живую душу, намереваясь забрать её с собой, в эту бескрайнюю тьму. Его голос холодный, словно лёд, но он здесь, пробирается сквозь оконные рамы, оставляя черные, как смоль, опечатки.

Никогда не думала, что меня пугает темнота.

Мне выдалась судьба выдержать десятки ударов и остаться в живых,

Поэтому я говорю, что смерти не существует.

Глава 3: Погасший Огонек

Холодные порывы ветра просачивались сквозь едва открытые окна. За стеклами – ни единой души, за исключением молчаливых деревьев, что отстраненно покачивались из стороны в сторону. Несколько лет назад вид из окна выглядел совершенно иначе – никаких многоэтажных зданий, но лишь скромные домики среди пространства бескрайних зеленых лугов. Ранним утром в саду распускались белоснежные пионы, переливающиеся серебристыми каплями росы, сотканными из дождевой воды. И когда солнце опускалось за горизонт, мне нравилось прогуливаться вдоль приусадебного участка, вслушиваясь в стрекот сверчков. Сколько себя помню, не хотела жить здесь. Я любила эти места по-своему, однако мне всегда не хватало чего-то качественного иного, отличного от знакомых очертаний кирпичных домов, окруженных зеленой листвой. Поэтому я перелистываю страницу и начинаю очередную запись в блокноте, отстраняясь от нахлынувших воспоминаний в раннее утро.

“4 августа. Кажется, вторник.

От шума в ушах раскалывается голова. Вчерашний вечер был наполнен воспоминаниями из прошлого, которые мне бы хотелось забыть раз и навсегда. На данный момент я нахожусь посреди собственной комнаты и не перестаю искать ответ на главный вопрос. Кажется, разгадки не существует, и всё происходящее – лишь закономерный процесс, сводящий с ума.

Я встала пораньше, чтобы сходить за продуктами. К сожалению, электричество перестало работать со вчерашнего дня, поэтому мне пришлось хранить еду в подвале. Некоторые из продуктов можно оставить на балконе, ведь погода здесь далеко не солнечная. Единственное, что не испортится при комнатной температуре, – это орехи, сухофрукты и консервы. А еще я взяла несколько бутылок воды. Интересно, сколько продлится мое существование на этой загадочной, но такой знакомой Земле?

Непривычно жить без средств связи. Еще сложнее находиться в одиночестве, не имея возможности позвонить близким людям. Меня окутывает чувство тревоги, смешанное со страхом неизвестности. Я словно нахожусь нигде и везде одновременно. Радует лишь то, что в моей памяти начали всплывать раннее недоступные воспоминания. Сейчас же они казались более ясными, чем прежде, словно происходили наяву, вызывая те же чувства и переживания. Но как бы я ни пыталась убежать в собственные миры, абстрагируясь от настоящего, мои поступки не должны быть детерминированы событиями из прошлого. Однако воспоминания неконтролируемы ровно столько же, сколько реальность, в которой мне довелось оказаться.

Сегодня утром мне приснился дом. Он был теплым, светлым и наполненным солнцем. Дом, в который хотелось возвращаться даже в самые темные времена, казался до боли далеким. У меня не было никакой возможности вернуться туда вновь. Что же осталось от прежней жизни, что пробивалась в окно своим призрачным светом? Впрочем, сейчас это совсем не имело значения. Впереди меня ожидает новый день, погруженный в вечное молчание. Я могла бы уехать, но разве это возможно, если мне никогда не приходилось садиться за руль? Не хочу рисковать, лучше прогуляюсь по различным местам и найду себе более увлекательное занятие. Никогда раньше не чувствовала себя такой потерянной…”

После совершённой записи я вышла на улицу. В первую очередь, мне хотелось посетить музей изобразительных искусств, а затем пройтись по различным заведениям вроде торговых центров. Наверное, здесь, в отсутствие людей, почти ничего не изменилось?

Пройдя небольшое расстояние, я дошла до старинного музея, который посещала всего несколько раз в жизни. Картинная галерея отличалась своим неповторимым изяществом. Я была последним зрителем этих картин, одна из которых называлась “Всадники апокалипсиса”. Мой восторженный взгляд задерживался и на абстракциях, высеченных кричащими красками. Я прошлась по коридорам, вслушиваясь в стук собственного сердца.

Где-то в глубине души у меня засела надежда на существование других людей, но с каждой секундой сомнения отпадали, а на их месте оставалось лишь пугающее осознание действительности. Среди безмолвных стен музея мои тревожные мысли растворялись в воздухе, оставляя за собой смутное ощущение надежды. Помню, как в школьные годы любила рисовать пейзажи, правда, почти никто из одноклассников об этом не догадывался. Я возвращалась домой, а затем брала масляные краски, пытаясь дорисовать двенадцатую картину. Она была подобна “Лунному Свету в Неаполе” Айвазовского: такая же мрачная, но вместе с тем – вызывающая чувство спокойствия и неподдельного умиротворения.

Пройдя по коридорам музея, я почувствовала знакомое, но вместе с тем – невероятно далекое чувство, сравнимое лишь с возвращением в давно забытое детство. В главном зале музея стояла картина, жутко напоминающая ту, которую я когда-то нарисовала в собственной комнате несколько лет назад.

– Разве это возможно? – шепотом произнесла Алиса, медленно приближаясь к середине зала. Она не верила своим глазам. – Несколько лет назад я нарисовала точно такую же картину, но почему я ничего не помню?

Я подошла ближе, чтобы внимательнее разглядеть каждый штрих. "Синие, голубые, зеленые тона… Луна над морем, – думала Алиса, пытаясь воссоздать точный образ собственного произведения, но с каждой секундой в ней закладывалось неясное и словно иррациональное сомнение. – Очевидно, я помню, как рисовала точно такую картину, еще учась в школе".

Я взглянула на табличку с именем автора и датой создания картины:

"Алиса Николаева, 2015 год"

– Это невозможно, – от неожиданности произнесла вслух Алиса. – Каким обазом моя картина оказалась в известном городском музее? Кажется, я с каждой секундой сомневаюсь в реальности происходящего.

Я пыталась вспомнить, при каких обстоятельствах случилось то, что случилось. Я проснулась на опустевшей Земле, осознавая, что не помню событий, произошедших со мной накануне исчезновения. Опустившись на пол, я пыталась воссоздать образы, связанные с давно забытыми школьными годами: «что же произошло 10 лет назад? Странно, что я почти ничего не помню.

Я изучала взглядом картину, чувствуя, как негодование сменялось гневом, обращенным в пустоту. Но неожиданно меня осенило: "может быть, мне нужно буквально вернуться в школу, чтобы вспомнить? Как же глупо. Знакомые стены напомнят мне о тех событиях, которые неожиданно исчезли из моей памяти".

Мне хотелось немедленно выбежать из музея и найти путь к школе, но я находилась слишком далеко – в большом городе, окутанным непроходимой дымкой. Я опустила взгляд вниз, и с ужасом осознала, что не имею даже малейшей возможности выбраться из того места, где нахожусь сейчас. Хватит ли мне времени на то, чтобы научиться правильно крутить руль и уверенно нажимать на педаль? Что, если мое время ограничено?

С каждой секундой мне становилось холоднее. Мурашки пробежались по моей коже. Я почувствовала непреодолимый холод, а затем – легкое прикосновение упавшей с неба снежинки.

– Снег в августе? – Алиса протянула ладонь навстречу снегопаду. – Кажется, я и правда сплю.

Стоило мне сделать шаг вперед, как подо мной начала простираться узкая дорога, ведущая к неизвестности. Туман сгущался всё сильнее, и я с трудом различала очертания города, что растворялся сквозь падающие хлопья снега.

Дорога вела меня в лесную чащу, и я чувствовала, как под моими ногами скрипели упавшие ветки деревьев и разбросанные шишки. Вскоре лесная тропинка сменилась твердым асфальтом, напоминающим автотрассу. На пару мгновений я потеряла равновесие, и обессиленно упала на землю.

Снегопад усиливался. Мое дыхание было тяжелым, а сознание, казалось, было готово отключиться в любой момент. Я постаралась сесть на колени, и сделала глубокий вдох. «Что происходит? – единственный вопрос, что пронесся сквозь мои мысли. – Кажется, что я прошла сквозь несколько измерений. Мое тело вдруг стало тяжелым и одновременно ослабленным. Но я знаю, что способна продолжать ясно мыслить. Осталось лишь подняться на ноги…»

Серый туман перед глазами сгущался передо мной, и я увидела перед собой знакомые очертания маленького города. В небе показалось яркое солнце, согревающее своим светом, – наступила ясность. Я огляделась по сторонам: пятиэтажные дома, окруженные забором, и небольшой городской парк… «Не верю своим глазам, – подумала Алиса, пытаясь осознать увиденное. – Я оказалась в городе, где провела почти все свое детство? О, нет, я отказываюсь воспринимать реальность».

Наконец, я поднялась с холодной земли, чтобы получше осмотреть окрестности города. В глубине души мне по-прежнему хотелось услышать знакомые голоса, и c трепетом обнаружить, что всё мое появление на безлюдной земле – всего лишь страшный сон. Но я убедилась, что ни одна из моих надежд не оправдалась. Воздух пронизывала надоедливая тишина, нарушаемая лишь протяжным свистом холодного ветра. «Раз так, то у меня появился шанс вернуться в школу и попытаться вспомнить себя, – думала Алиса, чувствуя, как жизненные силы возвращаются к ней. – Хотя бы попробовать…»

И тогда я направилась по знакомой дороге, ведущей напрямую к зданию школы. Меня охватило волной чувство предвкушения, – оно пронизывало каждую клетку моего тела.

Холодный воздух был наполнен запахом влажной земли и чем-то неуловимо знакомым – как будто прошлое застыло в нем, не желая окончательно исчезнуть.

Наконец, передо мной показалось большое здание школы. Её стены, покрытые трещинами, казалось, хранили едва уловимое эхо смеха, шёпота на уроках и громких звонков. Я медленно поднялась по ступеням, и открыла металлическую дверь. Непривычная тишина пронизывала мрачные коридоры школы. К моему удивлению, многие кабинеты классов были открыты. Я решила заглянуть в школьную библиотеку: здесь по-прежнему лежали сотни книг, некоторые из которых мне уже удалось прочесть. Но стоило мне дотронуться до одной из них, – с темно-серым переплетом, – как неведомой молнией в мыслях пронеслись до жути пугающие воспоминания, что отличались парадоксальной яркостью впечатлений.

Прочитав название и оглавление книги, воспоминания становились всё отчетливее, и первые мазки забытой картины пробивались сквозь полумрак. Я помню, как в тот день на улице еще лежал снег, он был грязным и похожим на невнятное месиво из камней и застывшего льда. Помню, как вглядывалась в темно-серое небо, и как пыталась убежать, но от кого? Что же произошло в тот день? И мысли, словно паззлы, складывались в единую картину, один за другим, еще немного, и…

Я помню, как дрожали мои руки, пока я держала темно-синюю ручку. Мне хотелось доделать свое домашнее задание и подготовиться к сдаче школьного проекта, пока мой дом, как обычно, напоминал пороховую бочку. Я вынужденно слушала, как нарастал конфликт между родителями, и в глубине души мечтала исчезнуть, словно призрак. Мне хотелось включить диктофон, чтобы записать все унижения, сказанные в порыве гнева, но я удаляла запись каждый раз, зная, что никто другой не будет заниматься моими проблемами.

Крик доносился повсюду. Он отбивал барабаном в моей груди, не оставляя шансов на спокойствие. Казалось, от этого крика тряслись стены. Мне были слышны все возможные нецензурные фразы, обращенные к моей матери. Она стояла там, внизу, рядом с ним, и выслушивала каждое слово.

В один момент мне стало по-настоящему страшно. Пальцы рук похолодели, внутри все сжалось, и дыхание становилось все более прерывистым. Я услышала крик, зовущий меня по имени, и я слышала угрожающий тон отца, что не переставал извергаться из его рта. В ту минуту я испытала настоящий ужас, но в то же время почувствовала необъяснимую решительность спуститься на нижний этаж. Мой взгляд становился пустым, а в голове заволакивался туман. Я схватила телефон, включив диктофон, и спустилась на нижний этаж.

Передо мной стояли двое взрослых, один из которых – разъяренный отец, находящийся в состоянии острого алкогольного опьянения, – и мать, которая стояла в углу. Но больше всего меня поразило то, что отец не заметил моего призрачного присутствия в комнате. В моих глазах отражался ужас, перерастающий в панику. Отец продолжал кричать на мать и угрожать ей. На мгновение я вспомнила, что у отца всегда имеется в кармане нож, который он достает при любой удобной возможности. Не выдержав напряжения, я сделала то, о чем жалела еще долгое время:

– Хватит! Перестаньте! – мой крик был громче и несчастнее прежнего.

Мать побежала за отцом, сдерживая его от ударов, которые он собирался нанести по моему телу. Он продолжал кричать, и трудно вспомнить, о чем были его унизительные слова. Единственное, что я помню, – это то, как я выбежала на улицу в одном лишь теплом свитере. Лишь со временем ко мне пришло осознание того, что я оказалась на грани жестокого избиения.Лишь тогда отец обратил внимание на меня. Время шло на секунды, но, клянусь, я видела, какими дьявольскими были его глаза. Он побежал за мной, когда мой инстинкт самосохранения сработал в нужный момент. Я побежала в свою комнату, зная, что не могу её закрыть в силу строения замка.

На улице отдавало вечерней свежестью ранней весны. Я глубоко вдохнула этот воздух, чтобы почувствовать себя свободной хотя бы на мгновение. Но разве это возможно, зная, что мама осталась в доме? Благо, она вышла через главный вход.

– Мы должны уйти, иначе он нас поубивает, – произнесла мама, тревожно оглядываясь по сторонам.

В моем горле поселился непреодолимый страх, а в груди отбивала тревога. Я была готова на все, чтобы не испытывать этих болезненных ощущений, однако мне не оставалось выбора. И это пресловутое “мы” … Я бы сделала что угодно, чтобы не стать частью жизни матери, её нездоровым продолжением.

Мы отошли подальше от дома, наблюдая, как отец выглядывает из окна, выкрикивая несвязную речь и не дожидаясь ответа. Мое сознание безвольно отключалось: я не хотела ни думать, ни воспринимать. Пускай весь мир станет длинным фильмом, что крутится изо дня в день, разъедая мозги своим зрителям. Я смотрела вдаль, различая смутные силуэты домов. Интересно, каково это – жизнь размеренной, спокойной жизнью?

Мысли о домашнем задании отошли на второй план. Учеба перестала иметь значение на фоне многочисленных унижений. Вместо этого, как ни странно, мне хотелось лишь убежать, чтобы не оказаться изувеченной. Мой взгляд был опустошенным, и вместе с тем – безумно болезненным. Всё тщетно, пока рядом с тобой – вторая, более скрытая сторона насилия. Она стояла рядом со мной и рассуждала о дальнейшем плане побега, пока отец угрожал выбросить её пальто из окна. И я была не здесь, а где-то далеко, за пределами, неуловимыми для понимания.

– Нам нужно сходить к соседям. Он меня не пустит, закроет дверь на ключ, – сказала мама.

На этот раз я включилась в реальность. Отец наблюдал, как мы стояли во дворе, ухмыляясь над нашими мучениями.

– Алиса может зайти, а ты!.. – он обозвал её нецензурными выражениями и продолжил. – Оставайся жить на улице.

И мать ему всегда отвечала.

– Как это – на улице? Ты вообще не думаешь, что говоришь?

Вместо внятного ответа отец ухмыльнулся. Затем он закрыл окно, и на этом представление закончилось.

В состоянии парализующего ужаса я следовала за матерью, которая подошла к дверям незнакомого дома и нажала на звонок. Соседи довольно долго не открывали, но в конце концов решились, как это обычно бывает. Из дома вышел мужчина средних лет с пачкой сигарет в руках. На его лице выражалось желание объяснения, но у мамы это отлично получалось. На пороге дома нас встретила невысокая женщина, которая сразу же представилась по имени.

– Меня зовут Елена Михайловна, будем знакомы, – на её лице просияла дружелюбная улыбка.

На пару мгновений я почувствовала себя в безопасности.

Невысокая женщина, одетая в темно-бордовую рубашку, суетливо перемещалась по кухне, параллельно расспрашивая о причине, по которой мы оказались в её доме. Я никогда не думала о том, как это выглядит со стороны: незнакомые люди постучались в чужой дом, заявляя о собственной беспомощности перед моим отцом. Я никогда не хотела быть частью этого скандала, созданного моими же родителями. О чем думала мама, которая стучалась в незнакомые двери? Наверное, в глубине души она привыкла к этому чувству безнадежности, сквозящем сквозь её взгляд, полный сожаления и искреннего непонимания причин происходящего.

– Вам чай с сахаром, или без? – спросила Елена.

– С сахаром, конечно, – ответила мама.

Елена кивнула, продолжая суетливо накрывать на стол. Мне казалось, что вся эта спешка – всего лишь попытка скрыть её собственное замешательство, ведь, судя по всему, она и сама не до конца понимала, по какой причине к ней явились нежданные гости.

Елена поставила перед нами чашки с горячим чаем и тарелку с печеньем. Запах корицы и ванили наполнил кухню, ненадолго заглушив гнетущую атмосферу молчания. Мама взяла чашку, и я заметила, как сильно дрожали её руки. Она сделала глоток, словно это могло придать ей сил, и начала говорить, почти шепотом, о том случае, который произошел в стенах нашего дома.

В её рассказе звучали нотки отчаяния: она словно пыталась объяснить не только Елене, но и самой себе, почему она пришла за помощью к совершенно незнакомому человеку.

– Мне очень неудобно, но я благодарна вам за вашу гостеприимность, – произнесла мама. – Наверное, у нас появился повод для знакомства?

– Все в порядке, – улыбнувшись, ответила женщина. – А ты, Алиса, всегда пьешь чай без сахара?

– Да, всегда, – удивленно ответила Алиса и мысленно продолжила: «разве это действительно важно сейчас?»

– Надеюсь, мы сможем увидеться в следующий раз, – перевела тему мама. – Спасибо за чай…

После долгого разговора я пришла в себя, но всё еще не верила в реальность происходящего. Я ощущала себя лишней среди вереницы событий, и вместе с тем – безумно потерянной, выброшенной на чужой берег. Мой голос не переставал дрожать. Когда Елена Михайловна отошла в другую комнату, я наклонилась к маме с едва уловимым шепотом:

– Мне нужно готовиться к сдаче школьного проекта. Времени осталось немного…

– Ну, попробуй сходить домой, правда, он наверняка закрыт, – ответила мама равнодушным тоном.

В моем кармане лежат ключи, – ответила я все тем же нервным голосом. – Открою двери, зайду в дом и постараюсь спокойно пройти в комнату.

Та кивнула. Я в легком замешательстве вышла из кухни и попрощалась с Еленой, а затем пулей выбежала во двор. Вместо того, чтобы зайти в дом, я поплелась к школьной библиотеке. Это место оставляло за собой лишь положительные воспоминания, не связанные с насилием. Ни при каких обстоятельствах мне не хотелось возвращаться туда, откуда пришлось убегать сломя голову.

Библиотека располагалась среди сада растущих деревьев, рассекающих голубое небо своими раскатистыми кронами. Я любила возвращаться в это место, полное спокойствия и долгожданной тишины. Библиотека работала строго до восьми вечера, поэтому мне приходилось успевать. Я почувствовала знакомый запах старинных книг, когда открыла дверь. У входа за столом сидела работница библиотеки – она приветливо улыбнулась мне, а затем продолжила заполнять какие-то бумаги, аккуратно разложенные по столу. Мое выражение лица было уставшим, и каждое движение давалось с трудом. В любом случае, время, проведенное вне наскучивших серых стен, казалось невероятно ценным.

Я прошлась вдоль книжных полок, с интересом разглядывая каждую из них. Мой взгляд остановился на книге с темно-зеленым переплетом, название которой было выгравировано золотистым цветом. Немедленным движением руки я достала её с полки, чтобы прочитать аннотацию. Но стоило мне пробежаться глазами по тексту, как наступило явное осознание, что эта книга – одна из немногих, которую мне бы хотелось прочесть до конца. И время шло незаметно. Я погружалась в неосязаемые миры, поражающие своей неповторимостью и отсутствием фальши. Реальный мир со всеми его невзгодами переставал существовать здесь, с этой минуты.

И теперь я держу ту же книгу в руках. Воспоминания о прошлом были подобны морским волнам, затягивающими в глубокий, темный океан. Я с большим трудом пыталась отвлечь себя и не думать о событиях, что оставили неизгладимый опечаток на собственной памяти. Стоило перелистнуть страницы книги, и мой взгляд потускнел в один миг. Я почувствовала неожиданный наплыв скуки, смешанной с неясной печалью, подобно песчаному дну, сошедшему с морского дна. И теперь любая кристально чистая вода казалась мутной.

Помню, как надо мной возвышалось темно-синее небо, украшенное бледными звёздами. Я вышла из библиотеки ближе к заходу солнца, когда мое отсутствие дома показалось бы слишком подозрительным. Вокруг знакомых очертаний улицы зажигались фонари, освещающие пустынные заснеженные дороги.

Мне удалось дойти до дома без приключений, и вскоре я заметила знакомые силуэты и машину с номером “02”, которая стояла в приусадебном участке. Видимо, моей маме пришлось вызвать милицию, чтобы прекратить выматывающий скандал. Она оживленно рассказывала о случившемся до тех пор, пока не перевела взгляд на меня. Я пыталась быть незаметной, осторожно передвигаясь к двери дома. Нет никакого смысла в очередном визите милиции – это никогда не решало проблему.

На следующий день мне предстояло проснуться в шесть утра, чтобы собраться в школу. Правда, на выполнение домашней работы не оставалось никаких сил. Я просыпалась, будучи разбитой, но внутренне надеялась на хороший день.

Каждое утро я шла по обходной дороге – той самой, где почти никто не ходит. И не случайно, ведь так гораздо безопаснее. Так я гораздо реже встречалась с одноклассниками, которые могли посмеяться надо мной без повода. Правда, иногда на этом пути могли встретиться бездомные собаки. Я шла по этой дороге каждый день, скрываясь от посторонних глаз. Помню, как сияли лучи рассветного солнца, и как тревога не переставала биться в моей груди. Что, если я проживаю свои худшие воспоминания?

Меня не отпускали прикованные взгляды и смешки, раздающиеся с последних парт. Одноклассники твердили одно и то же: “она – проблема, требующая решения”. Я помню, как пыталась решить одну из самых сложных математических задач, стоя у доски. Мои руки дрожали, а дыхание становилось тяжелым. День за днем, как вереница, исчезал в беспамятстве, и каждый раз я возвращалась домой, погружаясь в сон. Неужели в пятнадцать лет у меня было достаточно сил, чтобы справиться с травлей? Она пронизывала каждое движение моего тела, стоило зайти в школьную столовую и наткнуться на стул с покачивающейся ножкой. Зная, чем заканчиваются подобные истории, я всегда пересаживалась за другой стол, выслушивая приглушенные смешки за спиной. Возможно, учителя не видели, с какими пренебрежением ко мне относились одноклассники, однако они точно должны были заметить, как я сидела за одной партой, оглядываясь по сторонам, зная, что никто не хочет сидеть с Алисой.

Однажды я подошла к учительнице, чтобы сообщить о своем намерении принять участие в школьной олимпиаде по математике. Мой голос казался более уверенным, чем раньше:Некоторые дни проходили легче, чем остальные. Тогда я по-прежнему чувствовала интерес к учебе, в частности, к точным наукам. Математика была моей отдушиной в трудные времена, помимо рисования и чтения различной литературы. Я справлялась с задачами за считанные минуты, а затем подходила к учителю, чтобы поделиться своими успехами. Наверное, это было единственным моментом, когда мои одноклассники держали язык за зубами, в раздражении перечитывая текст из учебника.

– Если можно, то я бы хотела.

Учительница взглянула на меня с удивлением.

– В таком случае тебе придется потренироваться решать олимпиадные задачи. Готова ли ты работать больше, чем получишь?

Я не переставала задавать себе этот вопрос в течение нескольких лет. Среди пренебрежения, насмешек за спиной, скандалов в доме и отсутствия безопасности мое стремление к знаниям казалось бесконечным, поэтому, что бы ни произошло, я соглашалась на каждое приглашение об участии в олимпиаде. Я старалась дать себе шанс на реализацию собственных возможностей несмотря на возможные препятствия, что подобны надвигающемуся шторму. Но когда страх преграждал мне дорогу?

– Да, я готова.

Меня пригласили позаниматься математикой после уроков. Учительница рассказывала обо всех тонкостях олимпиады, а затем выдала сборник задач. Я решала те, на которые хватало знаний и концентрации, оставляя трудные задачи на потом. Погружение в учебу давало возможность отвлечься от всех жизненных невзгод и перевести внимание на более важные вещи, чем решение чужих проблем. Вместе с тем само стремление к знаниям выделялось контрастом на фоне видимого неблагополучия. Желание открыть книгу было сильнее внутренних конфликтов.

Наконец, после торжественно проделанной работы я покинула здание школы, чтобы вернуться домой. На улице отдавало приятной свежестью, и сама атмосфера не вызывала знакомого чувства тревоги, как прошлым вечером. И пускай события моей жизни переплетались невероятно противоречиво и неоправданно, мне никогда не приходилось жаловаться на пережитые обстоятельства. Я знала, что рано или поздно найду выход из тупика, в котором оказалась отчасти не по собственной воле; отмахнусь от необоснованных оскорблений, держа в руках стопку книг. Во мне не было разрушительной силы, но только созидательная.

Я отложила прочитанную книгу на полку. Всё, чего мне хотелось сейчас, – это покинуть здание незнакомой школы, и как можно скорее. Воспоминания словно накладывались друг на друга, вступая в противоречие. Конфликты с родителями сопровождались ранним подъемом в школу, смешками за спиной и невыученными уроками. На что была похожа моя жизнь несколько лет назад?

Больше всего меня поразила тотальность происходящего. Никогда раннее я не ощущала острого беспокойства относительно своего прошлого опыта, влияющего на события настоящего. Легкомыслие прогулок по безлюдным улицам сменилось тяжелыми воспоминаниями о детстве, которые вытесняли более светлые, воодушевляющие отрывки школьных лет. Вместе с тем меня не отпускало необъяснимое чувство утраты, но с чем же оно было связано? Вероятно, я забыла многие события, что происходили раньше, и это пугает. Моя память была похожа на темный лес, сквозь который я протискивалась с фонариком. Правда, с какой целью? И какова цена моих поисков?

Ближе к вечеру я направилась к дому, разглядывая очертания серых улиц с мыслью: “наверное, в таких условиях легко сойти с ума”. Не существует более жестокой пытки, чем безмолвие.

В отсутствие света моя комната казалась темнее, чем обычно. Я вновь зажгла свечи, расставленные по столу. На этот раз мой взгляд остановился на белом холсте, что стоял в дальнем углу. Я любила рисовать в детстве, когда пыталась отвлечься от тревожных мыслей. Правда, спустя несколько лет это дело отошло на второстепенный план, оставляя за собой лишь приятные воспоминания. Глубокая заброшенность твердила мне, что любые начинания должны оставаться в тайне. Я говорила себе: “никто не должен знать, что ты стремишься завоевать свое место под солнцем, выигрывая конкурс рисунков. Ты знаешь, что другие люди начнут удивляться этому, начиная ножи на собственные планы. Алиса должна быть наблюдателем. Она должна играть свою роль, как в последний раз, опуская взгляд всё ниже, проживая жизнь за плинтусом. Никто не знал её по-настоящему, да и она себя – в том числе…”

Воспоминания пролетели мимо меня, словно мимолетное сияние, исчезнувшее в тот же миг. Я помнила себя, потерянную среди иллюзий, созданных другими людьми. Помнила свой потухший взгляд, обращенный к небу. И пускай мой путь слишком долгий, я верю, что однажды найду выход из замкнутого круга, обретая свободу.

Должно быть, ты не догадываешься, как труден путь,

Но я все еще надеюсь на счастливый финал,

Зная, что надежда – худшее, что у нас есть.