Неудачница бесплатное чтение

1
О чём думают люди, когда просыпаются по утрам? Лично меня всё чаще посещает мысль: зачем я это делаю? Для чего я каждый раз открываю глаза, сажусь на постели и выключаю будильник? Явно не для того, чтобы поехать на занятия в институт, от которого меня тошнит. И не для того, чтобы увидеть рожу своего соседа алкоголика, который снова будет клянчить деньги на бутылку. И даже не для того, чтобы покормить кота, ибо его у меня нет. Кого я обманываю? Ради кота я бы не встала. В идеале, я бы вообще не вставала. Просыпалась бы через день или два, а лучше провела бы во сне последние десять лет своей жизни. Это же идеально: нет ни боли, ни радости, ни усталости, ни фальшивых улыбок, ни чувства голода, даже дышать можно через раз.
К несчастью, сегодня у меня как раз-таки была очень веская причина встать, и имя ей – мать.
– Катя! – «О, вот и она». – Если ты не встанешь через шестьдесят секунд, я лично вытяну тебя из кровати за уши! – «Ха, пускай попробует, я вчера замок повесила. Мама подёргала за ручку и, естественно, не смогла открыть дверь. Сейчас будет весело. Три… Два… один…» – Ты что, замок повесила?! От родной матери?! И это благодарность за все те годы, что я на тебя потратила?! За что мне такое наказание, у всех дети, как дети, одна ты дрянь неблагодарная! – «Я прямо вижу, как мама картинно закатывает глаза и театрально скрещивает руки на груди. Она всегда так делает, когда хочет меня пристыдить. Честно говоря, ещё ни разу не подействовало».
– Сейчас же открой дверь!
Я медленно села на кровати и с удовольствием потянулась:
– Да иду я, иду. Дедуля всё равно уже на том свете, от того, что я приду вовремя, он не воскреснет.
На последних словах я встала и открыла дверь, чтобы как раз успеть улицезреть перекошенное лицо своей дорогой родительницы. Мама выдала что-то среднее между рыком и скрипом и шумно выдохнула:
– Ты! Немедленно прекрати испытывать моё терпение. Ты можешь хотя бы в день похорон своего дедушки вести себя по-человечески! Мне стыдно с тобой в одной квартире находиться, не то, что на людях показываться!
Я усмехнулась:
– Не волнуйся, мам, я всем буду говорить, что ты меня удочерила.
– Ты просто чудовище! – Мама резко развернулась и, громко хлопнув дверью, вышла из комнаты.
Я перестала улыбаться и лишь тихо прошипела в закрытую дверь:
– Не больше, чем ты, мама…
Моими стараниями мы оказались на кладбище только через полтора часа. Естественно, без нас не начали, зря только мама по дороге потратила на меня месячный запас своего красноречия.
Похороны дедули – это, конечно, ещё тот цирк. Кругом сплошные лицемерные «ахи» и «охи», лживые сочувствующие взгляды. Попрощаться с ним приехала куча народа, и хорошо, если из всех них наберётся хотя бы пять человек, которые действительно скорбят. А всё потому, что мой дедушка имел просто невыносимый характер. Каждая семейная встреча, а случались они по настоянию дедули ежемесячно, заканчивалась скандалом, так как дед свято верил, что он единственный, кто знает, как все должны себя вести и как жить. И если мать при нем вела себя ниже травы тише воды (уж не знаю по какой причине, ибо дома ее было вообще никак не утихомирить), то я не считала нужным соблюдать абсолютно все правила приличия, которые он навязывал. Ради справедливости стоит сказать, что и ко всем окружающим он относился также, никаких поблажек даже для соседской собаки, которая должна была гавкать исключительно симфонии Чайковского и только в строго отведенное для этого время. Хотя нет, одно исключение все-таки было: он, судя по всему, действительно души не чаял в своей жене. Когда она умерла, дедушка на неделю заперся дома и ни с кем не желал разговаривать. После этого он стал каждый день ходить к бабушке на могилу и приносить её любимые цветы – орхидеи. С тех пор прошел год и за всё это время он ни разу не изменил своей традиции: дождь, снег, гроза – такие мелочи никогда его не останавливали, мне кажется, даже Апокалипсис не смог бы этого сделать.
Трудно поверить, что в одном человеке могли уживаться такая огромная любовь к своей жене и такая невыносимая тирания по отношению к своей дочери. На семейных встречах он мог изводить мать практически без остановки, комментирую каждое её движение. При этом успевая приписывать ей все существующие и несуществующие грехи, попутно вспоминая все её детские провинности. А в конце заботливый папуля неизменно доводил свою дочь до слёз нотацией в духе: «посмотри, в кого ты превратилась, нам с матерью за тебя стыдно». Моя мать, конечно, не Маргарет Тэтчер и не Мерлин Монро, но лично я считаю, что быть заведующей продовольственного магазина (пусть и самого крошечного в районе) не такая уж плохая участь, могло быть гораздо хуже. К слову, в свои сорок мама сохранила девичью фигуру, что является предметом зависти наших до невозможности толстых и болтливых соседок. Но у дедули своё мнение, в его понятие, если ты не на сцене, то ты проживаешь свою жизнь зря, так как он и бабушка когда-то работали на сцене театра. Интересно, что это были максимум второстепенные роли, но дедушка всегда об этом так рассказывал, как будто они там не прислугу всякую играли, а минимум самостоятельно с бабулей организовали полет на Луну.
А так как ответить мама ему не могла, она автоматически переносила всю свою злость на меня, не понимая, что в точности копирует своего отца. Было даже забавно наблюдать, как отчаянно мама пыталась ему доказать, что в воспитании дочери, она полный профи. Я даже вздохнуть не могла спокойно лишний раз. Во мне чуть ли не ежеминутно находились всё новые изъяны и недостатки, а любимый идефикс мамы – моя внешность. На эту тему она могла говорить часами. Начиная с волос, которым, по вескому мнению мамы, даже мыши не позавидовали бы, и заканчивая моим сороковым размером обуви, как у слонопотама. Сомневаюсь, что мама когда-нибудь его видела, но со старшими не спорят. О лице и фигуре вообще страшно заикнуться, по сравнению со мной Баба Яга была Мисс Вселенная. Я даже не могу вспомнить все свои изъяны, ибо каждый день открываются всё новые и новые. Надо как-нибудь записать, а то не дай бог забуду, такая ценная информация пропадёт.
– Катя, не стой столбом, иди попрощайся с дедушкой, сейчас будут опускать гроб.
Я ухмыльнулась:
– А мы уже попрощались, лет десять назад, когда он заявил, что такой бездарный гадкий утёнок, как я, не может быть его внучкой. Так что, надеюсь, земля не будет ему пухом.
Лицо матери вытянулось и побледнело от гнева. Я развернулась и пошла к машине. Я знала, что она не станет устраивать очередную сцену на глазах у всех своих знакомых. Общественное мнение всегда было для неё превыше всего.
Домой мы вернулись поздно. Мамин сожитель уже спал. К слову, мама она не стала заставлять его присутствовать на похоронах деда. Мне такого выбора не предоставили. Хорошо хоть в кафе все были заняты тем, что набивали свои брюха алкоголем и закусками, и никому не было до меня дела, впрочем, как и до того, по какому поводу все там собрались. Я скинула куртку и, не разуваясь, пошла к себе в комнату, но войти в неё мне не дали: мать цепко схватила меня за запястье и резко повернула к себе:
– А ты куда собралась, чертовка?! Думаешь, твоё поведение просто так сойдёт тебе с рук?!
Я вздохнула:
– Да в общем, нет. Просто надеялась, что сегодня ты достаточно выпила, чтобы забыть о моём скромном существовании.
– Как ты смеешь?! Я похоронила своего отца, я скорблю, тебе, мерзавке, это чувство вообще незнакомо! – Мама покачнулась, но устояла на ногах.
Я усмехнулась:
– А, так это смерть дедули заставляет тебя регулярно прикладываться к бутылке? Давно же ты его похоронила, ничего не скажешь, хороша дочь.
Вместо ответа мать влепила мне звонкую пощёчину. На несколько секунд я потеряла ориентацию в пространстве. Родительница же замахнулась для нового удара, но не успела довести дело до конца: в дверях возник он – «любовь всей ее жизни», великий и ужасный Пашенька. Она тут же отошла от меня подальше и спрятала руки за спину. Пашенька сонно зевнул и пристально посмотрел на мать:
– Валька, ты чего опять разоралась? Одиннадцать ночи! Ты, блин, не знаешь, что мне в шесть утра на работу вставать?!
Мать, чуть ли не приседая перед ним, быстро заговорила:
– Пашенька, прости, ты же знаешь, что она постоянно выводит меня из себя. Никаких сил нету справляться с её дурным характером.
Он перевёл взгляд на мою алеющую щёку, но как обычно ничего не сказал, лишь бросил:
– Иди к себе.
Я развернулась и молча пошла в комнату. Некоторое время ещё было шумно: мой псевдоотчим укладывал маму спать, а потом всё стихло. Квартира погрузилась в темноту. Только я никак не могла заснуть. Щека всё ещё болела от удара. Мама как обычно вложила в моё «воспитание» всю душу. Я давно привыкла к таким её выходкам, пощёчина – это самое малое, чем она могла меня наградить в алкогольном состоянии. Слабым утешением мог служить лишь тот факт, что ее гражданский муж время от времени тоже ее «воспитывал», хотя вру, это меня совсем не утешало. Я вообще не понимаю, что она могла в нем найти. Грузчик в том же магазине, где она работает, особо не красавец, каких-то широких романтических жестов, которые могли бы впечатлить легковерную женскую особу, за ним тоже замечено не было. А про его выдающиеся способности оратора я вообще молчу. Всё его участие в беседе обычно ограничивается либо кивком (значит «да»), либо поднятыми вверх бровями (значит «нет»). Разве что, они сошлись на почве алкоголя – выпить он тоже любил.
И вот уже семнадцать лет я коротаю свою жизнь с этими милейшими людьми (точнее с одной, со вторым только последние десять). Может, если бы этот Пашенька не нарисовался в свое время на горизонте маман, то она бы лучше ко мне относилась, но теперь он центр ее вселенной, вокруг которого она вращается. Но ничего, я давно поняла, что в этой жизни мне рассчитывать не на кого, кроме себя, ибо даже мою собственную мать абсолютно не волнует, что со мной происходит, что уж говорить об остальных.
2
Очередное утро ничем меня не порадовало, кроме того, что дома никого не было и мне не пришлось снова выслушивать упрёки в свой адрес. Хотя это уже давно стало нормой и в большинстве случаев воспринимается мной, как надоедливое радио, которое по техническим неполадкам временно невозможно отключить. Во всём остальном день очевидно проходил по плану, в который высшие силы не посчитали нужным меня посвятить. Для начала я обнаружила, что в доме не осталось ни капли кофе, а это был мой единственный способ поднять себе настроение с утра до отметки нормально-раздражительное, пришлось ограничиться кружкой отвратительного зелёного чая, ибо другой мама не пила. Я иногда думаю, что она специально покупает только его, потому что знает, как я ненавижу зелёный чай и всякую подобную отраву из трав. Затем обнаружилось, что лифт не работает. Это, конечно, не смертельно, если у вас есть противогаз, потому что по сравнению с нашей лестницей помойка просто благоухает розами. Когда я спустилась вниз, моё настроение уже было близко к отметке «зла как чёрт». Но я ошибалась, именно таким оно стало после того, как я пересчитала собственным задом все ступеньки, поскользнувшись на замёрзшем за ночь крыльце, в довершении удачно приземлившись на колени.
Вот блин! Я с яростью смотрела, как кровь с разбитых коленей медленно, но уверенно заливает мои новые джинсы. Мне понадобилось ещё несколько минут, чтобы справиться с эмоциями и осознать, что контрольная по философии сегодня пройдёт без меня, а это означало, что сдавать её я буду в устной форме лично Ивушкиной. Но так как моё раздражение уже достигло пиковой отметки, это новость никак не могла повлиять на общее состояние моего крайнего негодования. Я лишь зло ухмыльнулась и, кое-как встав, побрела обратно в подъезд, вновь столкнувшись с омерзительно воняющей лестницей. И если вниз я сбежала довольно быстро, то подъём наверх оказался более длительным: не так-то просто подняться на девятый этаж, когда в твои колени как будто сотни иголок втыкают ежесекундно.
Пока дошла, лишний раз порадовалась, что дома никого нет, иначе моё пребывание в квартире и попутное выслушивание лекций растянулось бы как минимум минут на сорок вместо пятнадцати, что я там провела. Вторая попытка выйти из дома оказалась более удачной, как минимум, крыльцо на этот раз я преодолела без эксцессов.
Правое колено пострадало больше всего, из-за чего невозможно было до конца разогнуть ногу, пришлось идти прихрамывая. Все мои тщетные усилия были сконцентрированы на попытке ступать на ногу так, чтобы не потревожить колено. Получалось хреново, если честно, я даже не заметила, что ступила на дорогу, пока не услышала предупреждающий сигнал машины, я подняла голову и увидела, как она движется на меня, не сбавляя скорости. Водитель резко нажал на тормоза, но это не сильно повлияло на ситуацию, тем более дорога обледенела за ночь, машину несло прямо на меня… и тут, кто-то резко дёрнул меня назад за капюшон куртки, я упала ровнёхонько на пятую точку и ободрала ладони, в попытке смягчить падение. «Вот блин!» – Это всё, что я успела подумать, перед тем как какой-то парень схватил меня за шиворот куртки и резко поставил на ноги, при этом крича на всю улицу:
– Ненормальная! А если бы я не успел?! Тебе жить надоело?!
Такого грубого обращения моё колено не пережило и снова стало кровоточить, вторые испорченные джинсы за сегодня. Я со злостью глянула на нежданного спасителя:
– А если и так, тебе какое дело? Нашёлся тут, блин, герой недоделанный.
Лицо парня возмущённо вытянулось:
– Выбирай выражения.
– Хм, даже не подумаю, с чего бы это?
– Например, с того, что я только что спас твою жизнь.
– Может тебе ещё и спасибо сказать?
Парень наконец-то выпустил мою куртку и демонстративно отряхнул руки:
– Не помешало бы.
Я неопределенно хмыкнула:
– Даже не подумаю. Это тебе надо сказать мне спасибо за то, что я не подаю на тебя в суд, за причинение физического ущерба.
– ЧТО-О-О?!
– А вот что! – я выразительно посмотрела на свою правую ногу: ткань на колене намокла от крови.
Парень саркастично изогнул бровь:
– Какая трагедия, мне тебе посочувствовать?
– Да пошёл ты! – я в ярости ступила на больную ногу и тут же ойкнула от боли, неудачно подвернула левую и, потеряв равновесие, снова оказалась на земле, на этот раз болезненно ударившись головой об асфальт. Из глаз невольно брызнули слёзы. Я закрыла глаза и осталась лежать на спине, не делая больше попытки пошевелиться. Нужно переждать, пока боль хоть немного утихнет. Неожиданно гнев сменился безразличием, захотелось просто вот так тут лежать и больше никогда не вставать. Я, собственно, этим и занималась, пока чья-то рука легонько не хлопнула меня по щеке. Я открыла глаза и увидела всё то же лицо надоедливого спасителя, склоненное надо мной:
– Эй, ты как?
Злость тут же вернулась с утроенной силой. Я резко села, оттолкнув его от себя подальше:
– Как?! Да просто замечательно! Буду ещё лучше, если ты от меня отстанешь.
Парень неожиданно улыбнулся:
– Вижу, жить будешь.
Я хмуро посмотрела на него:
– Чего разулыбался? Проваливай уже отсюда или ты повышаешь свою самооценку за мой счёт? Нравится помогать несчастным калекам? Почувствовал себя благородным героем?
Парень неопределённо хмыкнул:
– Ну, героем, благодаря твоим стараниям, я себя вообще не чувствую и на калеку ты тоже пока не тянешь. А вот помощь тебе явно не помешает.
Я гневно фыркнула:
– Обойдёмся без сопливых, – я попыталась встать, неуклюже опираясь на руки. Расцарапанные ладони отозвались болью, но я не обратила на это внимание, так как у меня возникла более серьёзная проблема. Как встать, не потревожив больную ногу, так как я в принципе не могу её согнуть. Наличие зрителей, в лице моего спасителя, тоже никак не вдохновляло, тем более что состояние второй конечности, как и первой оставляло желать лучшего. И пока я размышляла, этот чёртов парень взял меня под руки и одним лёгким движением поставил на ноги. Колено отозвалось болью, но усугублять ситуацию не стало, продолжив ныть на уровне «терпимо больно». Он аккуратно отпустил меня и снова улыбнулся. Весело ему, как же. Я смерила парня высокомерным взглядом:
– Я бы справилась и сама.
Он примирительно поднял руки:
– Прости, не смог совладать со своими благородными порывами, – и рассмеялся.
«Да сколько же можно!»
– Рада, что мои страдания так тебя радуют, подожди ещё полчасика, вот тогда начнётся настоящее веселье.
– И что будет через полчаса? – все ещё смеясь, поинтересовался парень.
– Я таки истеку кровью на радость тебе и всем охочим до таких зрелищ прохожим, – я, конечно, преувеличила слегка (ну, может и не слегка), но штанина от колена вниз вполне успешно приобретала грязно бурый цвет, надо ж было так капитально пораниться.
Мой спаситель перестал улыбаться и озабоченно нахмурился:
– Это из-за меня?
– Из-за меня, мне же тут жить надоело.
– Давай я помогу тебе дойти до поликлиники, тут недалеко.
– Нет уж спасибо, я пойду домой.
– Я провожу тебя.
Я закатила глаза:
– Господи, да отвяжись ты от меня, мне не нужна твоя помощь.
Парень внимательно на меня посмотрел и, что-то, видимо, для себя решив, сказал:
– Ладно, иди домой.
Я скривилась в ответ:
– Спасибо, что разрешил, так мило с твоей стороны.
Я не стала ждать, пока он ответит. Развернулась и похромала в сторону дома. Хотела бы я сказать, что с гордо поднятой головой, но на самом деле, подозреваю, что это было жалкое зрелище. Я опустила голову так низко, как смогла. Из глаз снова покатились слёзы.
3
Дохромав домой в очередной раз за сегодняшнее утро, я не раздеваясь легла на кровать и свернулась калачиком, пережидая пока колено утихнет. Кровь все еще продолжала литься. Я смотрела как она капает с джинсов на покрывало и пачкает его, но мне было все равно. Может я истеку кровью и мое жалкое существование в этом неуютном мире наконец закончится? Если так подумать, то особого смысла в своей жизни я не нахожу. Так скромно топчу земельку в сторонке изо дня в день и кислород перевожу, пока кто-то там великие открытия совершает. Может уже и лекарство от рака нашли. Я не особо слежу за новостями, меня не волнуют мировые проблемы, мне хоть бы со своими разобраться. Каждый день проходит одинаково, как под копирку. Я с трудом вытряхиваю себя из кровати, еду в университет, слушаю скучные лекции по экономике и менеджменту, или выслушиваю от преподов проповеди на семинарах о том, какая я разгильдяйка. Но меня их слова мало волнуют. Не нашелся еще тот человек, который смог бы меня унизить сильнее, чем моя мать за все годы моего существования. Дилетанты. Им бы к ней на мастер-классы походить.
Я часто думаю о том, что меня ждет в жизни. Все почему-то считают, что 17 лет – это отличная пора, мол живи на полную катушку, развлекайся пока молода. А что делать, если я не хочу развлекаться и жизнь на полную катушку мне не нужна? У меня тут каждый день как на аттракционе: докопается до меня мать сегодня или нет, огребу я за то, что не вовремя вздохнула, или нет. Я хочу спокойствия, хочу, чтобы про меня забыли. Почему нельзя, как в книжках, попасть в параллельный мир и стать другим человеком с новой жизнью, приключениями и суперсилой? Ладно, я согласна на просто параллельный мир без приключений и суперсил, лишь бы подальше отсюда, этого дома. Правда, его можно так назвать только с большой натяжкой, скорее это просто место перекантоваться. Знать бы только до чего я тут перекантовываюсь. До старости? Вполне вероятно. Пойду по стопам матери: брошу универ, устроюсь кассиром в ближайший магазин и начну пить. Не жизнь, а сказка. А если директор тоже любит пригубить, то быстрый карьерный рост мне обеспечен, как самому безотказному собутыльнику. Это у других там дел полно: тусовки, домашка, походы в кино и какие-там еще есть дела у семнадцатилетних, живущих полной жизнью. А я что? В магазин сходить и книжку почитать, вот и все мои дела. Компьютера у меня дома нет, потому что такому тупому дереву как мне, он не нужен (цитата мамы). Но я не сильно переживаю, я все равно не учусь дома, да и сериалы с фильмами меня мало интересуют. Книг вполне хватает. Я даже в соцсетях не зарегистрирована. А зачем? общение – это тяжкий бессмысленный труд, к которому у меня душа не лежит. Для чего вообще люди заводят беседы? Чтобы один сделал вид, что ему интересно, как дела у другого, а второй наврал, какая у него офигенная жизнь? Люди вечно перед друг другом понтуются. Вот уж был прав какой-то гений, который сказал, что молчание – золото. С расстояния двух километров и в тишине, можно даже подумать, что люди не так уж и плохи, но я-то знаю, какие они на самом деле гнилые. Все. Не бывает исключений. И я гнилая, но так я и на какие-то особые почести не претендую и к другим не лезу.
В универе в этом плане сложно, всем от тебя что-то надо. То скидывайся на какие-то дни рождения, то на взятки преподам, ходи на обязательные мероприятия и этот пресловутый хоккей, сдавай зачеты и экзамены. Я бы и правда, наверное, отчислилась, но тогда придется весь день быть дома и больше времени проводить с матерью. Поэтому я продолжаю ходить на пары, так сказать меньшее из двух зол. У меня, как ни удивительно, хорошая память, на свои шестерки я всегда отвечаю без какой-либо подготовки. А то, что постоянно приходится отрабатывать невыполненные домашние задания, так еще лучше. У меня суббота всегда занята. Итого остается только один полный день дома. Я бы и в воскресенье ходила в универ, но какой-то умник решил, что людям нужны выходные. Я вас умоляю. Кому нужны дни, когда ты предоставлен сам себе? Только тем, кто ищет лекарство от рака. А такой серой массе как я, что выходные, что будни – все одно.
Я не заметила, как за своими размышлениями заснула. Проснулась только под вечер. Сразу подумала, странно, что мать не разбудила, а потом осознала, что еще рано, она вернется с работы только через полчаса. Колено перестало кровоточить. Я аккуратно села, подвигала ногой, было больно, но терпимо. Заживет. Сняла вторые пострадавшие джинсы, застирала и повесила сушиться у себя в комнате, как и первые. Незачем давать маме лишний повод на меня накинуться. У нее и так их вагон и маленькая тележка. И только я села читать, как хлопнула дверь и явилась мать с сожителем, сразу с порога отчитав меня за то, что я: а) выгляжу как замарашка, б) бесполезная иждивенка на ее плечах, даже в доме не прибралась, в) не сходила в магазин за хлебом и теперь простым работягам, то бишь ей и ее драгоценному Пашеньке, вкалывающим день и ночь (восемь часов, а на самом деле только четыре на их халтурных работах) не с чем есть ужин. А они вообще-то в продовольственном магазине работают, могли бы и сами купить. И, конечно, плевать всем, что я хромаю, топай в магазин и все тут. Я молча собралась и без лишних слов вышла на улицу. Немного постояла на крыльце, на улице уже было темно, а на лавочке возле подъезда кто-то сидел. Фонари у нас тут отродясь не светили, так что оставалось только уповать, что это не какой-то наркоман или алкоголик, а то если прицепятся, то это надолго. А просто убежать, как обычно я это делаю, сегодня не получится. Я аккуратно спустилась и стала медленно проходить скамейку. На ней сидел парень на вид моего возраста. Его лицо показалось мне знакомым, но я не собиралась выяснять, кто это, наверняка кто-то из жильцов, я же не обязана всех узнавать сходу. Не наркоман и ладненько. Я уже было успокоилась, как парень неожиданно встал и перегородил мне дорогу со словами:
– Ну привет, любительница бросаться под колеса, – и улыбнулся.
И тут я его узнала, это был тот нахальный утренний спаситель. Сказать, что я опешила, это ничего не сказать.
– Ты? Ты что тут делаешь? Ты что, заблудился и так и бродишь тут с утра? – мой голос автоматически повысился на несколько тонов.
– Тише ты, не кричи – успокаивающе поднял руки спаситель, – вообще-то я тебя ждал.
– А если бы я сегодня не вышла из дома? – я все еще не могла убрать со своего лица удивленное выражение, если бы мои брови могли, то, наверное, уже уползли бы на макушку.
– Но ты же вышла, – просто сказал парень и улыбнулся. Опять. Что за дурацкая привычка все время улыбаться, нормальным людям все время радоваться нечему. Может он недалекий?
– А как ты узнал, где я живу? – наконец в моей голове проснулась логика и стала задавать правильные вопросы.
– Ну, я с утра за тобой проследил, – сказал так, как будто это абсолютно нормально следить за кем-то. И ОПЯТЬ УЛЫБНУЛСЯ.
Точно больной какой-то. И я не придумала ничего лучше, как прямо об этом спросить:
– Ты что, больной? С головой не все в порядке? Зачем ты за мной следил?
– Нет, я не больной и не извращенец, если ты об этом подумала, просто хотел убедиться, что ты дойдешь до дома без новых происшествий.
– Зачем? – я понимала, что начинаю повторяться, но никак не могла понять, что ему надо, денег что ли хочет за своё геройство.
– Считай, что это всё мои геройские комплексы, не мог не довести своё правое дело до конца и бросить даму в беде – все также улыбаясь, произнес этот недоделанный спаситель.
«Да он поиздеваться пришел!» – осенило меня. Вот оно, значит, как, нет уж дудки, на сегодня с меня издевательств хватит. Я просто молча обошла этого нахала и поковыляла в сторону магазина. Буду игнорировать, в конце концов ему это надоест, и он просто отстанет.
– Эй, ты куда? – догнал меня парень и пошел рядом. – Обиделась что ли? Я просто пошутил.
Я продолжала молча идти, не смотря в его сторону. Парень забежал вперед и остановился передо мной, вынудив и меня прекратить движение. Да что ему надо? Неужели у него нет каких-нибудь других жертв для издевательств, обижаемых годами? У всех любителей утвердиться за чужой счет такие есть. Они находят пару-тройку беспроигрышных вариантов, которые могут подпитывать их значимость ежедневно своим паническим страхом и жалкими попытками защититься. К счастью, до меня таким хулиганам дела не было. Я и врезать могла, если что, или покусать. Есть в моей биографии темные пятна. Никто ко мне 17 лет не лез, а ту на тебе, свалился на мою голову. Везет мне прям как утопленнику. Я тяжко вздохнула и начала снова обходить его, но он удержал меня за руку.
Я подняла голову и посмотрела ему в глаза с немым вопросом: ну что тебе надо? И тут он снова улыбнулся (ему, интересно, еще рот не болит?) и выдал:
– Не дуйся, надо проще относиться к жизни.
В ответ на это я уже смолчать не смогла:
– Проще? Ты вообще в каком мире живешь? Жизнь по умолчанию не простая штука. И кто тебе вообще дал право давать мне советы? Я что, их просила? Ты ничего обо мне не знаешь! Меня абсолютно не волнует, что ты там думаешь и считаешь, ясно? И к твоему сведению я не дуюсь, я в бешенстве! От того, что какой-то незнакомый парень, второй раз за день навязывает мне свое общество. А оно мне неприятно! Понятно тебе?! Отвали уже! – Я резко выдернула руку, которую он все еще продолжал держать, и бросила в его сторону злой взгляд.
Парень перестал улыбаться. Наконец-то.
– Знаешь, что? Тебе тоже никто не давал право так разговаривать с людьми. Ты думаешь, ты такая независимая и сильная, а на самом деле, ты просто хамка, которая даже элементарное «спасибо» сказать не может, если человек тебе что-то хорошее сделал, – сказал он, развернулся и скрылся в темноте аллеи.
Не знаю почему, но от его слов мне стало как-то неприятно. Не то, чтобы они меня задели, я была рада наконец избавиться от этого странного парня, но я никогда не считала себя плохим человеком, правда и хорошим тоже. Я никем себя не считала и это как-то всегда меня устраивало. Да и общалась я с кем-то только по неизбежной необходимости, так что светские манеры мне были ни к чему. И вообще я этому парню ничего не должна. Это не я пыталась ему навязаться, а он мне, а в итоге еще и меня виноватой сделал. Офигеть, хорошо устроился. Это прям какая-то извращенная форма самоутверждения. Идиот какой-то. Но даже после таких рассуждений, чувство вины все еще никуда не делось.
По дороге в магазин и обратно я задумалась о том, что раньше я себя виноватой ни в чем не считала. Это меня всегда обижали, а значит, и виноваты были другие, а не я. Да и на мои слова никто никогда внимания не обращал. А этот вот походу действительно обиделся или расстроился, что ли. Я кучу времени убила на самоанализ своих действий и копание в прошлом. Но ничего криминального не нашла. Я никогда никого не обижала, только защищалась. Так что никакая я не хамка, а нормальный человек с плохим характером. Милой меня уж точно не назовешь. Ну и подумаешь, тоже мне проблема. Я хотя бы незнакомых людей не выслеживаю и не пристаю к ним. И то хлеб. Придя к таким выводам, я вновь обрела душевную гармонию и спокойно пошла домой, надеясь, что больше я этого чудака никогда не встречу. Не хватало мне еще каждый вечер вот так проводить, за разбором чувств и оценкой поведения. Мерзость какая.
4
Еще один день, еще одно недоброе утро, но на этот раз хотя бы без эксцессов. У матери и отчима был выходной, поэтому они еще спали. Я спокойно позавтракала, оделась и похромала в универ. Даже настроение какое-то нормальное было. Давно не выдавалось такого спокойного утра. И только я вышла на крыльцо, как увидела на лавочке все того же парня. Я уже подумала, что он мне мерещится. Но тут он встал и сказал: «Привет» со своей этой слащавой улыбочкой.
– И что ты опять тут делаешь, вчера не наобщался? – мое нормальное настроение улетучилось в мгновение ока, спокойное утро длилось недолго.
– Я обдумал ситуацию и решил дать тебе второй шанс, в конце концов день у тебя вчера был нелегкий, так что твое раздражение вполне объяснимо.
Что? ЧТО? Я подумала, что ослышалась, дать мне второй шанс. Я неопределенно хмыкнула:
– Ну-ну. Знаешь, что? Тебе не говорили, что людям не нужны услуги, о которых они не просили, вот и я в твоем втором шансе не нуждаюсь. Оставь себе, – с этими словами я обошла его и направилась дальше к остановке. Второй шанс, ну и самомнение. Я повозмущалась еще несколько минут про себя и тут заметила, что парень продолжает идти за мной чуть поодаль. Я резко развернулась остановившись.
– О, господи, ну что тебе от меня надо?! Что ты ко мне пристал? Я уверена, в мире полно несчастных девиц, которые вот прям счас нуждаются в помощи, но я в их число не вхожу, поэтому может пойдешь и поищешь кого-нибудь другого?
– Но я не хочу, – просто ответил парень, слегка улыбнувшись, – мне понравилось спасать тебя, а учитывая твой характер, ты точно скоро попадешь в неприятности, так что ты зря отказываешься от моего общества. И вообще, это ненормально избегать общения с таким милым, добрым и симпатичным парнем, как я.
– Ненормально, навязывать свое общение тем, кто с тобой общаться не хочет. Может ты все-таки того… сумасшедший?
– Да нет, как-то не замечал за собой никаких странностей.
Я иронично хмыкнула:
– Ну-ну…
– И вообще, а с чего ты взяла, что ты нормальная? – Продолжил свою мысль парень. – Вдруг ты тоже сумасшедшая и я просто плод твоего воображения?
– У меня не настолько больное воображение, – парировала я, – и вообще я люблю одиночество. Так что если бы ты был плодом моего воображения, то ты точно не был бы тем существом, которое может говорить, максимум деревом.
– Но хотя бы симпатичным? – улыбнулся парень.
Я решила оставить эту провокацию без комментариев, развернулась и продолжила свой путь к остановке. Он пошел рядом, слава богу молча. Так, в тишине мы и дошли до остановки. И тут он выдал с новой улыбкой:
– Слушай, почему я тебе так не нравлюсь, ты ведь меня даже не знаешь, может я парень твоей мечты?
– Определенно нет, я никогда не мечтала о парне-сталкере, – «я вообще ни о каком парне не мечтала, но детали опустим», – ты мне не нравишься, мне глубоко наплевать, кто ты и что ты, я не хочу тебя узнавать, я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Ты можешь это сделать? – устало, спросила я.
– Прости, но никак не могу… – скорбным тоном сообщил парень.
– Ну и почему же? – раздраженно поинтересовалась я.
Парень лукаво на меня посмотрел и, улыбаясь, выдал:
– Мне слишком нравится с тобой общаться… О, а вот и мой транспорт. Ну что, до вечера тогда. Встретимся в восемь на лавочке, хорошего дня!
Он помахал мне рукой и скрылся в подъехавшем автобусе. Я молча проводила его взглядом. Хорошего дня… да он точно издевается! О каком хорошем дне может идти речь, мне предстояло провести восемь часов, слушая об экономике, еще и контрольную по философии пересдавать, к которой я, естественно, не готовилась. Зачем вообще кому-то желать хорошего дня? Можно подумать, что от этого он действительно станет лучше. Что за глупые суеверия.
В универ я как обычно приехала одна из последних и заняла свое законное место у окна на последней парте – так у меня было хоть какое-то развлечение. Можно было наблюдать за прохожими и птицами. Есть в этом что-то успокаивающее. Смотришь на людей, которые бегают туда-сюда, как муравьи. Такие сосредоточенные, как будто им надо как минимум спасти мир. А в реальности просто идут в магазин за очередной булкой хлеба или еще куда-нибудь по таким же мелким и ничего не значащим делам. Есть ли вообще хоть что-то значимое в этом мире? Все чаще мне кажется, что нет. Люди сами создают свою значимость, преувеличивая важность своих заслуг и действий. Потому что, если не будешь цепляться за свои вещи и работу, то что останется? Какой смысл будет в жизни? А что, если его вообще нет? Ни в чем. Люди любят говорить, что надо что-то делать, чтобы не прожить свою жизнь зря. Но откуда такая уверенность, что все не зря? Я уверена, что от моего присутствия на этой планете никому ни холодно, ни жарко. Если завтра я умру, ничего не изменится. Солнце все также встанет, а люди все также побегут за своим пресловутым хлебом и по другим делам.
– Архипова! Может вы соизволите отвлечься от своих важных дум и ответите на мой вопрос? – внезапно раздался над моим ухом голосом преподавателя – даже не заметила, как он подошел. Я с неохотой оторвалась от созерцания пейзажа за окном и устало посмотрела в его сторону. Ну вот знает же, что я никогда его не слушаю, почему нельзя просто оставить меня в покое. Я ведь ему не мешаю? Не мешаю. Занятие не срываю? Не срываю. Нет, надо вот все равно прицепиться.
– Я-то соизволю, – со вздохом ответила я, – но вы же знаете, что смысла в этом нет, я все равно вас не слушала и ответить не могу.
По аудитории прокатились смешки. Преподаватель нахмурился, но решил спустить все на тормозах, лишь сказал:
– Подойдите ко мне после лекции, – и продолжил свое повествование, отправившись на новый круг по аудитории. А я снова отвернулась к окну, наблюдать за тем, как бессмысленно мельтешат маленькие люди с большим самомнением.
После окончания лекции я дождалась, когда все уйдут, чтобы не давать людям лишнего повода для развлечения, и подошла к преподавателю. Я бы сказала, что Иван Сергеевич был не самым худшим из всех. По крайней мере на его лице была печать разума, да и характер у него было не скверный. Просто ему не повезло, что мне не было дела до менеджмента.
– Ну и что мне с Вами делать, Архипова? – спросил он, делая записи в блокноте.
Я подумала, что это риторический вопрос и решила промолчать, но тут он поднял на меня глаза, в которых явственно читался вопрос.
– Оставить в покое? – сделала я предположение.
– Видите ли Катя, вы учитесь на факультете, с которого выпускаются управленцы. Ну вот как можно выпустить такого управленца, как Вы, в мир? Вы же разрушите все, к чему прикоснетесь просто потому, что Вам на все плевать. У меня сердце кровью обливается, когда я вижу, как такие студенты, как Вы, безразлично относятся к труду миллионов людей до Вас, которые боролись за право получения образования для всех, по крупицам собирали и сохраняли знания, проводили исследования в надежде, что их последователи продолжат их дело и сделают мир лучше… Чего Вы хотите добиться в жизни, Катя? – устало спросил профессор.
– Ничего, – равнодушно ответила я, потому что и вправду ничего не хотела. Я просто делала то, что от меня требовали и всё. Надо было пойти в школу – пошла, надо было ее закончить – закончила. Надо было поступить в университет – поступила. Надо будет найти работу, какую-нибудь – найду. А зачем, кому какая разница? Мне лично никакой.
– Я почему-то так и подумал, – огорчился Иван Сергеевич. – Ну что же, Катя, я обещаю Вас больше особо не беспокоить, а взамен прошу все же подумать о том, какой след Вы хотите после себя оставить.
«Да никакой я не хочу оставлять после себя след!» – зло думала я, идя по коридору. С чего я вообще должна его оставлять, и кто сказал, что он останется? Ненавижу эти морализаторские разговоры. Такие морально правильные члены общества, как этот Иван Сергеевич, думают, что они умнее других, что познали жизнь и теперь могут раздавать свои советы направо и налево. Себе бы их раздавали. Можно подумать, никто не знает, что он бросил жену, с которой двадцать лет вместе прожил и теперь встречается с молодой преподавательницей с его кафедры. А она, между прочим, на пятнадцать лет его младше. Такой он след хочет после себя оставить? Предательства? Или мошенничества. Все знают, что он никого на пересдачу не отправляет, даже самых отъявленных тупиц, хоть тройку, но всегда поставит. Это так он отстаивает свои драгоценные знания потомков? Радеет, чтобы они сохранялись? Жизни он меня вздумал учить, да я поди побольше него знаю. Оставь его на необитаемом острове и меня, еще надо посмотреть, кто бы больше оказался приспособленным к жизни. Он со своим менеджментом или я с заправскими навыками выживания. Чай, ему не приходилось спать на улице, потому что дома был пьянка, а детям там не место. Выпрашивать хлеб у соседей, когда мать отправлялась в очередной загул с новым кавалером. Это только после появление Пашеньки она остепенилась и стала домовитой, а до этого всякое бывало. А что Иван Сергеевич? Про его родителей-интеллигентов тоже всем известно. Здесь же работают, хоть уже и старые. Так что уж точно не ему у меня спрашивать, чего я хочу добиться. Ему самому ничего добиваться не приходилось.
В таком воинственном настроении я пребывала следующие две пары и пришла к Ивушкиной, сдавать контрольную. Благо надо было просто написать тест. Я быстро проставила ответы, отдала листик и собиралась уйти, но она меня остановила:
– Посидите Катя, я сейчас все проверю и сразу скажу вам отметку.
Я скривилась, но молча села. Оценка за контрольную по философии была последним, что меня сейчас волновало. Меня переполняла ярость, казалось, еще немного, и я вот-вот взорвусь. Следующие десять минут показались мне вечностью. Наконец, она закончила проверять тест подняла глаза:
– Ну что ж, Катя, вы достаточно стабильны. Снова шестерка. Не хотите повысить свою отметку, ответив на дополнительные вопросы? – спросила Ивушкина.
– Нет, не хочу, – сквозь зубы процедила я.
– Но почему, Катя? Я же вижу, Вы не глупая девушка. Почему Вы не хотите постараться? Неужели вам не хочется быть лучше, добиться большего в жизни, чем вы имеете сейчас?
– Нет, мне не хочется! – закричала я. Два морализатора за день это было уже слишком. – Я хочу быть серой, жалкой и никчемной! – Не понижая голоса добавила я и выбежала из класса.
Ярость была настолько сильной, что я ничего не видела вокруг. Я все шла, шла и шла, пока не оказалось в парке на берегу речки. Вид до боли знакомого пейзажа вывел меня из состояния оцепенения, но я все еще была очень зла. Я часто приезжала сюда просто посидеть и подумать, когда становилось совсем невмоготу. Вид тихо плескавшейся воды завораживал и успокаивал меня. Но что самое приятное, здесь практически никогда не было людей. Чтобы сюда попасть, нужно было пройти через заросли колючих кустарников. Особо желающих порвать одежду и пораниться не было, а мне беречься было ни к чему.
Что за день сегодня такой? Я в универ уже почти два месяца хожу, тихо сижу и сваливаю домой и никому не было до этого дела. А сегодня прям такое ощущение, что мои планы на будущее – это единственная вещь, которая всех в жизни интересует. Помимо меня еще двести с копейками студентов на потоке, что-то они у них про планы не спрашивают. «Вы же не глупая девушка» – передразнила я Ивушкину. Ей-то откуда знать. Что они вообще все знают обо мне, чтобы давать оценку мои способностям или неспособностям. Да будь я хоть семи пядей во лбу, какая разница. Это что, поможет мне как-то стать счастливей? Волшебным образом превратит мою мать из безразличной опекунши с наклонностями алкоголички в заботливую маму, которую действительно волнует ее ребенок? Как бы не так. Поможет мне заработать много денег? Что-то все эти ученые вечно жалуются, что им денег на жизнь не хватает. Да и если бы у меня было много денег? Что мне с ними делать? Одежду новую купить? В кино сходить? В кафе или в парк? Мне это все без надобности. Есть два типа людей: такие неудачники, как я, и удачники, которым везет прям с рождения. У них все получается само собой, словно сама жизнь им помогает. Была у меня такая одноклассница в школе. Она всегда всем была довольна, отличница в учебе, первая активистка на всех мероприятиях, всегда в окружении подруг и поклонников, в общем красавица, спортсменка и комсомолка. Причем здесь комсомолка я не знаю, вроде газета такая была, но моя бабушка всегда так про нее говорила, когда с собраний возвращалась. Моя мать посещением школы себя не утруждала. Так вот у этой девочки всегда был такой вид, словно солнце каждый день встает специально для нее. Мне казалось, что она какая-то инопланетянка, потому что реальный мир он серый, мрачный и жестокий и солнцу здесь ни до кого дела нет. А потом я как-то увидела ее с родителями в парке. Они смеялись, вместе катались на аттракционах, ели сладкую вату и выглядели как та семья из рекламы, только это была не реклама. И тогда все стало на свои места. Ей просто повезло родиться под счастливой звездой. А мне нет. И я с этим смирилась. Поэтому нет никакого смысла в размышлениях о будущем, построении планов и обдумывании своих желаний. Мне ничего желать не положено, потому что эта жизнь ничего хорошего для меня не предусмотрела.
За такими невеселыми размышлениями пролетели пару часов, я продрогла и решила вернуться домой, там хоть можно в книги засесть в своем углу, а если мать сегодня будет трезвая, то и за весь вечер меня никто не потревожит. Я посмотрела на часы: было без пятнадцати шесть. Как раз успею вернуться до того, как этот ненормальный придет. Я, конечно, сомневалась, что он действительно появится в восемь часов, но мало ли. Лучше подстраховаться. Еще раз с ним встречаться мне не хотелось. Он все время вытворял что-то непредсказуемое, а я люблю, когда все предельно понятно.
5
К своему подъезду я подошла к семи часам и увидела на крыльце шатающуюся фигуру своей драгоценной маман. Не повезло, сегодня все-таки будут разборки. Я обреченно пошла навстречу неизбежному скандалу, и тут увидела – его, этого ненормально парня, который приветливо махнул мне рукой со скамейки возле крыльца. Я сделала вид, что не заметила его. Хуже ситуации не придумаешь. Только бы мать не обернулась, может она сейчас наконец отыщет ключи и зайдет в подъезд. Я остановилась на месте, чтобы не попадать в ее поле зрения, и тут он встал со скамейки и громко сказал:
– Привет. А я тебя уже жду. Я так и знал, что ты раньше придешь, – он так и лучился радостью, а я лишь с ужасом наблюдала, как на его возглас повернулась мать и увидела меня. Несколько секунд у нее ушли на то, чтобы осознать, что в нескольких метрах от подъезда стоит ее дочь. Затем она хищно улыбнулась и, как всегда, выдала очередную порцию замечаний в мой адрес:
– А ты все еще шляешься. Нет, чтобы матери помочь, в квартире прибрать, ужин приготовить. Бестолочь, послал Бог дочь иждивенку. Только и знаешь, как на всем готовеньком жить и за мой счет есть. Думала, восемнадцать стукнет, так хоть замуж тебя сбагрю, да кому ты такая уродина безрукая нужна будешь, ни один приличный парень на тебя даже не взглянет… – Она бы еще много чего сказала, но тут внезапно послышался голос со стороны скамейки:
– Ну почему же, очень даже взглянет. Я вот, уже второй день смотрю, – все также спокойно улыбаясь произнес мой надоедливый спаситель.
Нельзя сказать, кто опешил больше, моя мать или я. Мне внезапно стало очень жарко, наверное, мои щеки покраснели. И пока я лихорадочно соображала, что мне делать, этот рыцарь без тормозов подошел ко мне и взял за руку:
– И руки я вижу у нее все на месте. Да и с уродиной вы явно перегибаете. Она, может, и не самая красивая девушка в мире, – на этих словах я аж закашлялась от возмущения, – но так и Вы не мисс Вселенная, так что ее внешний вид полностью на вашей совести.
Мать продолжала в растерянности молча моргать, переваривая только что услышанное оскорбление, не зная, как лучше ответить. Все-таки это не со своей дочерью ругаться. И тут, на счастье, дверь подъезда открылась с другой стороны и мать поспешила протиснуться внутрь, даже не пропустив выходящих и лишь крикнула из глубины подъезда:
– Я с тобой дома поговорю!
Выходившие люди, возмущаясь, прошли мимо, и я осталась наедине со своим «спасителем». Он как ни в чем ни бывало смотрел на меня и продолжал улыбаться. И тут я влепила ему пощечину. Улыбка тут же сошла с его лица, чему я была несказанно рада, и он ошалело произнес:
– Ты чего? – и, наконец, выпустил мою руку, которую все еще продолжал сжимать.
– Это ты чего?! – меня просто трясло от гнева. – Кто дал тебе право вмешиваться в мою жизнь? Думаешь, ты сейчас хорошо поступил? А? Герой! Посмотрите на него, заступился за бедную девочку! А то, что, когда я вернусь домой, я еще больше получу за твои выходки, ты об этом не подумал? Нет, потому что ты думаешь только о себе, о том, как бы выставить себя в лучше свете. Благородный рыцарь! Жалко меня стало? Мне не нужна твоя жалость и защита твоя не нужна! Проваливай ко всем чертям и никогда, слышишь, больше никогда не смей ко мне подходить! – я развернулась и тоже побежала в подъезд, даже не оглянувшись.
Но домой не пошла, нужно было немного переждать, может мать заснет, и я смогу тихо пробраться к себе в комнату и избежать разборок. Ну откуда он взялся на мою голову. Ей-богу, лучше бы та машина меня переехала. Спокойно бы отлежалась в больнице несколько недель, для меня это прям как курорт. А если бы умерла, то так тому и быть. Тогда мне не пришлось бы испытывать все это унижение. Что не так с этим парнем? Что ему от меня надо? Я в жизни не поверю, что я ему понравилась. По нему сразу видно, что он удачник. Вечно ходит улыбается, как диснеевская принцесса, осталось только чтобы музыка на фоне играла и птички пели. Доволен жизнью, все у него в порядке, небось и эти пресловутые цели, с планами на будущее и стремлением оставить свой след в жизни у него имеются. У удачников они всегда имеются. Помню, та девочка из школы хотела стать переводчиком. Английским дополнительно занималась, немецкий с репетиторами учила, не говоря уже обо всех остальных занятиях. Ее день был расписан по часам, потому что у нее всегда были цели и желания. Хотела выступить на новогоднем концерте, пожалуйста, хотела быть старостой класса, без проблем, хотела пойти в поход летом, какие могут быть вопросы. Классная только ради нее этот дурацкий поход и затеяла. А я не пошла. Потому что мать не считала нужным давать на это деньги, мол «и дома посидишь, и так сколько ешь, просто бездонная яма для траты денег». А потом все мои одноклассники вернулись, хвастались фотографиями, вспоминали, как они купались, играли в волейбол и песни у костра пели. А я сидела дома. И так было всегда. Эта девчонка всегда получала все, что она хочет, просто потому что она была удачницей. А я неудачницей.
Слезы сами собой полились из глаз. Все-таки я действительно была жалкой. Сижу одна в грязном подъезде на лестнице без света и рыдаю. Не удивительно, что и этому парню стало меня жалко. Я для него, наверное, как бездомная собака. Видишь такую доходягу иногда с впавшими боками и грустными глазами и не можешь спокойно пройти мимо. Я вот тоже всегда котлеты таким выношу. Рядом послышались вздохи и шаги, видно, кто-то шел на лестницу, я не хотела сталкиваться с очередным алкашом или бомжом, потому что только такие на нашу лестницу и заходили. Пришлось встать и идти домой получать нагоняй.
Мать, к сожалению, не спала. И приступила к экзекуции сразу, как только я переступила порог. Видно, специально поджидала.
– Явилась! И что это за хлюпик был возле подъезда? Отвечай, когда мать с тобой разговаривает! – закричала она.
Я тихо выдавила из себя:
– Я не знаю.
– Врешь! – Еще больше разозлилась мать. – Думаешь, нашла себе какого-то сопляка и теперь можно с матерью обращаться, как с последней скотиной: хамить, оскорблять, врать?! Еще раз его увижу, целым не уйдет. Пашенька с ним быстро разберется, так своему кавалеру и передай!
– Не волнуйся, он больше не придет, – все также глядя в пол тихо проговорила я.
– Что, уже бросил? – ухмыльнулась мать. – Любовь прошла, завяли помидоры. А я тебе всегда говорила, такая замухрышка, как ты, никому не нужна. Неудивительно, что он от тебя сбежал.
– Да, мама, ты права, я ему не нужна, и тебе не нужна, и никому не нужна, извини, что порчу тебе жизнь своим присутствием, – видно эта фраза получилась какой-то жалостливой, потому что на удивление, мать не стала дальше развивать тему, лишь сказала:
– Иди в свою комнату и не показывайся мне на глаза, – и ушла на кухню.
Я сняла обувь, доковыляла до своей комнаты – длительная прогулка не пошла моему колену на пользу, оно снова сильно разболелась. Я разделась и легла в кровать, не включая свет. Не следует напоминать матери о своем присутствии лишний раз хоть чем-то. Перед тем, как я провалилась в сон, в мыслях вдруг всплыло лицо моего неудавшегося заступника с его фирменной диснеевской улыбкой.
6
Новый день наступил так же безжалостно, как и предыдущий. Снова рассвет, снова вставать, такой же неприветливый взгляд матери с утра и безразличный ее сожителя. Я не стала завтракать, после вчерашнего лучше меньше попадаться на глаза моим опекающим взрослым, мать еще несколько дней будет с особым остервенением цепляться после такого. Когда до двери подъезда оставалось несколько шагов я вдруг разволновалась, а вдруг он снова там, на скамейке, но его не было. И облегченно выдохнула, капец он меня зашугал, уже из подъезда выходить боюсь. Не появился и слава богу, думаю, после вчерашнего я его точно больше не увижу, он же не мазохист. До универа я добралась без происшествий, правда, почему-то было грустно. Иногда на меня внезапно находят такие приступы меланхолии. В отличие от моего обычного озлобленного состояния, в такие моменты грусть какая-то тихая, злиться сил нет. Я просто чувствую невыносимую усталость от своего существования. Даже пройти несколько шагов до двери автобуса, чтобы выйти на своей остановке кажется непосильной задачей. Я бы так и ездила, прислонившись к холодному стеклу лбом и отключившись от мира с помощью наушников. Но нечеловеческим усилием воли я все же заставляю себя выйти.
Одногруппники, как обычно, уже жужжат о чем-то своем под дверями аудитории. За несколько месяцев я даже не удосужилась запомнить их имена, впрочем, как и они мое. Знаю только старосту Таню Караваеву, потому что общения с ней уж точно никак не избежать. И не то, чтобы она вызывала хоть какую-то симпатию – главная сплетница и подлиза универа. Кроме того, эта мелкая и хрупкая на вид девушка хуже бульдога, если ей от тебя что-то надо, то убежать никак не получится. Вцепится в тебя мертвой хваткой, пока не добьется того, что нужно. Вот и сейчас она нависла над парочкой моих одногруппниц с воинственным видом, что-то от них требуя. Обычно я просто скрываюсь от нее, как могу, на телефон вообще никогда не отвечаю, наше общение с ней сводится исключительно к сообщениям, в которых я всегда со всем соглашаюсь, но никогда ничего не делаю. Однако в этот раз похоже отделаться просто обещаниями не получится. Таня с воинственным видом направилась в мою сторону. Сейчас будет опять заставлять меня трудиться ради общества, которое полностью игнорирует мое существование. Иронично.
– Катя Архипова, у меня к тебе дело, – в ее устах это звучит, как угроза, я моментально напряглась. – Сегодня наша университетская команда по баскетболу будет играть с соседним архитектурным институтом, в корпусе, где большой спортивный зал. Ты знаешь где это?
– С чего бы мне это знать? – натурально удивилась я. Физкультура в моей подгруппе проходила в малом зале в этом же здании.
– Ну да, – протянула она, – с чего бы.
Мне показалось, что в этой фразе был какой-то намек на оскорбление, но я решила не придавать этому значения, какая мне разница, что обо мне думает человек, с которым я вообще никак не хочу контактировать.
– Не важно, – вернулась староста к теме обсуждения, – мы все равно поедем все вместе. Мы должны прийти на игру и поддержать их. И ты в том числе.
– Таня, ну и причем тут я? – попыталась я воззвать к логике, – я даже не знаю, как наша команда выглядит и называется, для меня вообще сюрприз, что она у нас есть, – вот тут я ни слова не соврала. – Ну что я там буду делать?
– Какая разница, дело в командном духе, им будет приятно, что за них болеют, это помогает психологически, когда есть поддержка. Такое ощущение, Архипова, что ты в стае волков росла, людям всегда нужна поддержка, и нашим баскетболистам тоже. И как это ты никого не знаешь? – продолжала распаляться она. – В команде, между прочим, Ваня и Женя из нашей группы играют. Так что никаких оправданий, ты должна прийти! Встречаемся в холле возле входа сразу после последней пары. – На этих словах Таня резко развернулась на каблуках и пошла назначать других добровольцев в принудительную команду поддержки, даже не удосужившись узнать мой ответ, так как, по ее мнению, он мог быть только положительным.
Ну что за глупости? Как мое присутствие поможет им выиграть? Кто эти Ваня и Женя, у нас в группе двенадцать парней и я без понятия, как говорится, «ху из ху». У них же наверняка есть друзья или девушки, вот пусть они и едут. Просто сбегу с пары пораньше и никуда не поеду, как обычно я это и делаю.
Но в этот раз мой план побега осуществить не удалось. Преподаватель по микроэкономике вознамерилась сегодня во что бы то ни стало вбить в наши головы знания и дергала всех постоянно, курсируя между рядов словно крейсер Аврора во вражеских водах, бдительно следя за всеми, поэтому незаметно уйти пораньше не получилось. А как только пара закончилась, Таня материализовалась возле меня словно из воздуха, взяла под руку и потащила в нужном направлении. На первом этаже возле гардероба мы дождались всех остальных и дружно поехали в другой корпус. Как оказалось, он был через три остановки от нашего. Еще бы дальше его куда-нибудь отнесли. Почему нельзя все здания универа построить рядом? Кто эти фанаты Даши-путешественницы, которые распихивают корпуса одного университета по всему городу?
Дружно поехали – это, конечно, сильное слово, все разбились по парам или использовали мой излюбленный способ – наушники, чтобы уйти в иную реальность. Я тоже надела наушники, но музыку не включила. Я так часто делаю, наушники в ушах – это гарантия того, что тебя побеспокоят только в крайнем случае, ибо все думают, что ты ничего не слышишь. Идеальное прикрытие. Правда, Таня все время была где-то рядом и держала меня в поле своего зрения. Глупо, сейчас бы я уже не стала убегать, уже смирилась со своей судьбой на сегодня.
Большой спортивный зал кроме размеров ничем особо не отличался от малого, даже стены были выкрашены в такой же противный грязно-персиковый цвет. Действительно, чего заморачиваться с дизайном, в жизни не должно быть никакой радости, даже нормального цвета стен.
Нас рассадили на скамейки по периметру зала, я специально села подальше от своих возле «вражеского кольца», чтобы не ввязываться в утомительные светские беседы ни о чем. Небольшой рюкзак, с которым я обычно ходила на пары, пришлось оставить на плечах, у меня были подозрения, что в толпе я потом его легко могу потерять.
Через несколько минут в зал вошли команды. Я честно пыталась понять, кто в нашей команде Женя и Ваня из моей группы, но никого знакомого там не нашла. Может Таня соврала? Либо у меня уже совсем плохо стало с памятью. Ради праздного интереса решила изучить команду противников из архитектурного, и тут мой взгляд зацепился за знакомое лицо. Не может быть… Я не верила собственным глазам. Это был тот самый парень, который два дня отравлял мне жизнь своим геройством. Ну и скажите после этого, что у жизни нет чувства юмора.
К счастью, он меня не заметил, так как все его внимание было сосредоточено на поле. Я стала озираться в поисках путей отступления, но в зал набилось уже много людей, которые стояли возле стен и дверей, и чтобы пройти к выходу, мне пришлось бы выйти на само поле, а это слишком большой риск привлечь ненужное внимание одного конкретного человека, так что я осталась сидеть на месте. И тут началась игра. Я думала будет скука смертная, но неожиданно минут через десять я осознала, что внимательно слежу за игрой, вот только болею не за нашу команду. Игра этого полузнакомого мне парня завораживала, он был быстр, решителен, мастерски владел мячом. Сколько же времени он потратил, чтобы добиться такого мастерства, хотя не то, чтобы я что-то понимала в баскетболе, но по напряженным лицам игроков моей команды и по тому, какие зверские взгляды они бросали в его сторону, я поняла, что он действительно был серьезным соперником для них. И надо сказать в целом команда соперников была посильнее, по крайней мере по очкам они выигрывали. Я думала, дождусь перерыва и уйду, но выяснилось, что в баскетболе перерывы короткие, а может только в университетском баскетболе? Но в любом случае никто не расходился.
И вот наконец настали последние минуты. Парень с геройскими наклонностями отчаянно пытался забить еще один гол, соперники вовсю теснили его к краю поля, не давая такой возможности. Но вот каким-то невообразимым образом он изловчился, прыгнул и отправил мяч в полет к корзине, но приземляясь не удержал равновесие. Его повело в сторону, он споткнулся о край лавки и упал аккурат на меня. Я даже не успела как-то среагировать. Под тяжестью своей ноши, я отклонилась назад и уже вместе мы упали со скамейки. Все тут же подбежали поднимать ценного игрока, а мне даже руки никто не предложил. Пришлось отползать от места происшествия к стене и там подниматься на ноги. Хорошая новость была в том, что у меня появился путь к отступлению, и я тут же воспользовалась возможностью сбежать. Правда бежать было бы преувеличением моих возможностей. С таким успехом колено никогда не заживет.
Выходила из зала я как побитая собака: хромая, в грязной одежде, с хвостиком жидких волос, съехавшим набок и практически скуля, настолько жалко мне себя было. Я ведь действительно была невидимкой. Никто даже не заметил, что я тоже упала, никто не спросил в порядке ли я. И этот герой недоделанный тоже абсолютно не был заинтересован в том, чтобы переживать о том, куда, а точнее на кого он упал. Так себе благородство. Ради благой цели можно и раздавить кого-нибудь с чистой совестью. А строит из себя по меньшей мере принца на белом коне. Весь такой хороший, правильный, заступник сирых и убогих, смотреть противно. Нет в нем ничего особенного! Подумаешь, высокий и спортивный, со своими каштановыми, вечно слегка взлохмаченными волосами, длинными ресницами и улыбающимися зелеными глазами. Тьфу-ты, даже глаза у него улыбаются, и вообще какое мне дело до его глаз, такие вон у каждого второго в рекламе, а может это вообще линзы. В современном мире так сразу и не скажешь, что настоящее, а что искусная подделка.
Я остановилась посмотреть на себя в отражении стенда с расписанием тренировок, висевшего прямо возле дверей. Все те же мелкие непримечательные черты лица, метелка слишком светлых, почти белых волос, которым мыши не позавидуют и абсолютно невыразительные серые глаза, а вместо ресниц какие-то торчащие в разные стороны обрубки. Не думаю, что даже косметика в состоянии тут чем-то помочь. Какая же я уродливая и жалкая. Мать права: такая замухрышка, как я, не нужна никому. Ну и пусть, мне тоже никто не нужен. От людей всегда только одни проблемы, даже если они желают добра, уж я-то знаю.
7
Я дошла до окна в тупике коридора, которое благо располагалось совсем недалеко от входа в спортивный зал и остановилась передохнуть. Сейчас немного колено утихнет и можно будет хромать до остановки. Я положила рюкзак на подоконник и прикрыла глаза. Несколько минут я простояла в желанной тишине, а затем двери зала снова с шумом распахнулись, и толпа людей повалила оттуда непрерывным потоком. По возгласам выходящих я поняла, что выиграл архитектурный, что и следовало ожидать. Я устало вздохнула. Теперь еще придется ждать, пока все эти ярые фанаты баскетбола пройдут, а то второй раз затопчут по пути и тогда я уже точно сама не встану.
Я открыла глаза и принялась бесцельно провожать взглядом толпу людей, двигающихся к лестнице, как внезапно услышала свою фамилию, произнесенную старостой, которая обнаружилась чуть в стороне от выходящей толпы. Я посмотрела туда, где она стояла и увидела, что она говорит с моим наваждением последних дней, указывая в мою сторону. Он ей кивнул и направился ко мне. Похоже удача решила отвернуться от меня навсегда. Я почувствовала, как в горле пересохло, неужели опять придется с ним разговаривать? Такое ощущение, что этот парень был послан, чтобы доконать меня за все мои грехи, коих я за собой вообще-то особо много не усматривала.
По мере того, как он приближался, его лицо все больше вытягивалось от изумления. И когда он ко мне подошел, лишь выдохнул ошарашенно:
– Ты?
А я лишь сказала
– Я. – В общем-то, а что еще можно было сказать? Я это я, как бы все логично.
Он немного помолчал, видимо, справляясь с удивлением, взъерошил себе волосы на голове пятерней и улыбнулся. Ну вот опять, почему он не может быть просто серьезным, зачем постоянно улыбаться? А затем заговорил:
– Так это я на тебя упал?
Я посчитала, что лучшим выходом будет уйти в глухую оборону:
– Вообще не понимаю, о чем ты говоришь.
Он посмотрел на меня с укоризной.
– Да? – притворно удивился он, выждал несколько секунд и как бы невзначай бросил: – А ваша староста Таня и другие девчонки, только что мне хором сказали, что это была ты. Зачем ты врешь, Катя?
Я пожала плечами. Откуда мне знать, зачем я вру. Привыкла. Но ему, конечно, этого не скажешь.
– Ну хорошо, это была я. Подожди, а откуда ты знаешь, что меня зовут Катя?
– Староста сказала. Хорошее имя, Катя, тебе идет, – еще шире улыбнулся этот герой-баскетболист.
– Имя, как имя – буркнула я. – Что тебе надо? Ты что решил меня преследовать до конца моих дней? По-моему, я тебе ясно дала понять, что мне неприятно твое повышенное внимание к моей персоне.
Парень слегка нахмурился.
– Предельно ясно. Не каждый день, знаешь ли, получаешь пощечину за то, что заступился за девушку.
– Ты опять? – мгновенно взбесилась я. – Ты мне не помог, ты лишь создал мне больше неприятностей. На геройский поступок мало тянет. Не считаешь?
– Но я действовал из лучших побуждений, – запротестовал Мирослав.
– Жалкое оправдание. Благими намерениями вымощена дорога в ад, знаешь ли, – парировала я. – Ты для этого сюда заявился? Доказать мне еще раз, что ты хороший человек, а я не очень?
– Вообще-то я не знал, что ищу тебя, – он снова взъерошил волосы пятерней. – Хотел убедиться, что с девушкой, на которую я упал, все в порядке. А ей оказалась ты. Что ты вообще делала на игре? Ты не похожа на тех, кто увлекается баскетболом.
– А я и не увлекаюсь. Скажем так, наша староста не оставила мне выбора.
– Понятно. – протянул он. – Как твое колено?
– Нормально. И, как видишь, со мной все в порядке. Если у тебя все, может перестанешь устраивать бесплатное представление для всех своих фанатов и уйдешь уже? – предложила я, а потом осознала, что вообще-то все уже ушли. Мы стояли вдвоем в абсолютно пустынном тупике коридора.
– Почему ты всегда такая неприветливая? – вопросом на вопрос ответил он, проигнорировав мой выпад и не сдвинувшись с места.
– А с чего мне быть приветливой? Не припоминаю, чтобы мы успели стать закадычными друзьями. – Он только открыл рот, чтобы возразить, но я не дала вставить ему ни слова. – Все твои поступки хорошие только в твоих глазах. Может я специально вышла тогда на дорогу, откуда тебе знать?
– Зачем тебе выходить на дорогу специально? – спросил он недоуменно, но через несколько секунд истинный смысл фразы до него дошел и глаза стали серьезными. – Это совсем не смешно, Катя.
– А кто сказал, что я шучу, – продолжала я гнуть свою линию. – Что хорошего есть в жизни, чтобы за нее так держаться? У тебя много причин для радости?
– А у тебя много причин для грусти? – снова вопросом на вопрос ответил он.
– Много, – буркнула я и отвернулась к окну. Ну что же он никак не уйдет?
Я почувствовала, как он подошел ближе, положил мне руку на плечо и выдохнул в затылок:
– Мне очень жаль, – и прозвучало это, как назло, довольно-таки искренне, прям не придраться. И внезапно на меня снова навалилась вселенская усталость, как тогда. Я повернулась, вынуждая его убрать руку с моего плеча, и посмотрела в его глаза. Они все еще были серьезными и все, что я смогла в этот момент ответить было лишь:
– Мне тоже. Послушай… эм…, – я хотела назвать его по имени, но внезапно осознала, что так и не знаю его. Он все еще был странным безымянным незнакомцем с псевдо-рыцарскими замашками. – А как тебя зовут-то вообще, парень с благородными порывами?
Это обращение видимо, его позабавило, и он, слегка улыбнувшись, сказал:
– Мирослав. Но все зовут меня Мирэк.
– А почему не Калистрат? – Сорвалось с моих губ прежде, чем я успела подумать. Но он не обиделся.
– На такое имя, к счастью, фантазии, у моих родителей не хватило. А тебе что, не нравится имя Мирослав?
– Ну почему, – протянула я, – просто оно какое-то старое, никогда прежде не встречала парней с таким именем.
– Я предпочитаю думать о нем не как о старом, а как о старинном, знаешь с налетом антикварной ценности, – усмехнулся он. – На многие вещи можно смотреть с двух сторон, в том числе и с положительной. Возможно, на твои поводы для грусти тоже стоит посмотреть с другой стороны.
Да чтоб меня, он меня жизни вздумал учить! Я почувствовала, как снова начинаю закипать:
– Послушай, Мирослав. Ты вообще ничего обо мне не знаешь. Не знаешь, как я жила и как я живу, что я думаю, что я люблю, что ненавижу. С чего ты взял, что ты знаешь, что для меня хорошо, а что плохо? Ты спасаешь меня, когда тебя никто не просил, вмешиваешься в мои семейные дела, и я опять же тебя об этом не просила, а теперь еще и советы мне раздаешь, пустые и бесполезные, как, видимо, и все твои познания о жизни. Я не нуждаюсь в твоем обществе, не нуждаюсь в твоей защите и уж тем более в советах. Так что просто ОСТАВЬ! МЕНЯ! В ПОКОЕ! – на последнем слове мой голос почти сорвался на визг.
– Знаешь, ты все-таки законченная эгоистка, – абсолютно спокойно сказал он, но без улыбки. Пожалуй, это будет рекорд, он не улыбается уже целую минуту, и причина тому я.
– Ты все время говоришь только о себе, о своих удобствах и неудобствах и абсолютно не считаешься с теми, кто находится вокруг. У тебя видно стиль жизнь такой: всех ненавидеть, распугивать, обижать, оскорблять… – с каждым словом он подходил все ближе и ближе, а мне отходить было некуда – сзади только окно. – Вот только знаешь что? – Спросил он требовательно, подойдя настолько близко, что мне уже стало некомфортно.
– Что? – вынужденно спросила я, с вызовом посмотрев ему прямо в глаза, все еще с бушующей злостью внутри.
– Со мной это не работает. – Он практически бросил мне эти слова в лицо, резко наклонился и поцеловал.
8
Сказать, что я опешила, это ничего не сказать. На секунду от шока я потеряла возможность двигаться. И тут меня просто затопило необъяснимое чувство страха. Мои руки словно подбросило в воздух, и я толкнула Мирослава в грудь со всей силы, на которую была способна. Он не ожидал такого отпора и едва не упал от толчка, оступившись, по инерции отходя назад.
– Ты… ты!.. ТЫ!.. – это все, что я смогла вымолвить, мои глаза наверняка были дикими в тот момент, как у загнанного в ловушку зверя. Примерно так я себя и чувствовала, и не придумала ничего лучше, как просто взять и сбежать, напрочь забыв о том, что мое колено к таким спринтерским забегам было не готово.
Не помню, сколько я бежала. Очнулась в каком-то незнакомом месте в маленьком скверике, где были только старушка, мирно вязавшая на дальней скамейке и пара голубей. Меня все еще переполнял страх, но теперь к нему добавилась злость и колющая боль в боку, спортсменка из меня так себе. Я никогда в жизни так быстро не бегала и чувствовала, что еще немного и ноги мне откажут, не говоря уже о колене, которое стало болеть гораздо хуже, но сейчас меня это не волновало. Я прошла немного вперед и упала на ближайшую скамейку, уставившись в незнакомый пейзаж невидящим взглядом. Зачем он это сделал? Зачем? Я не могла придумать никакой адекватной причины. Хотел порисоваться перед своими друзьями? В коридоре уже никого не было. Поставить меня на место таким способом? Что ж, может быть. Ему это определенно удалось. Не то чтобы побег можно было считать достойной реакцией на подобное поведение. Может он поспорил с кем-то?.. Глупости. Я тут же отмела эту мысль, кому надо на меня спорить, тоже мне ценная награда. Никто почти и не знает о моем существовании. Господи, свалился же он на мою голову.
И тут к своему ужасу, я вспомнила ощущение от прикосновения его губ. Они были теплыми и сухими, напряженными, но в тоже время мягкими. Я почувствовала, как по коже побежали мурашки. Что за ерунда!? Почему в тот момент я ничего не почувствовала, а сейчас меня практически лихорадит. Может мне уже реально надо пойти к психотерапевту, а лучше в психушку. А что? Там уютные белые комнаты, трехразовое питание и вообще все включено. Живи себе и радуйся. Я пыталась отвлечься, но ничего не выходило. Меня уже буквально трясло, сердце выпрыгивало из груди, и я никак не могла избавиться от ощущения его губ на моих. Внезапно, меня как молнией ударило, – это же был мой первый поцелуй! С каким-то наглым парнем, которого я едва знаю. Не то, чтобы я была романтичной особой, но все это казалось мне каким-то неправильным. Я уже давно смирилась с тем, что я свою никчемную жизнь буду коротать одна. На худой конец, если станет совсем невмоготу, сойдусь с каким-нибудь рациональным парнем. И поцелуй мне представлялся, просто как акт закрепления наших отношений, как печать под документами, раз и готово: быстро, без сантиментов и абсолютно ожиданно для обеих сторон. А можно было и вообще без него обойтись.
Зачем вообще целоваться? Не вижу в этом никакого смысла. Типа любовь-морковь взыграла, но это все ерунда. Сказочка для малышей, чтобы хоть как-то оправдать необдуманный поступок двух половозрелых детей, заделать себе третьего, а потом ругаться и бить друг друга на его глазах, не забывая периодически вовлекать в этот процесс и самого ребенка в воспитательных целях. И все это оправдывается тем, что любовь ушла. Кто вообще придумал, что брак должен строиться на каком-то эфемерном чувстве, наличие которого даже подтвердить никак нельзя? Брак должен быть договором между двумя людьми, желательно оформленным юридически. У тебя такие обязанности, у меня такие. Живем вместе, потому что так легче. Ребенка завели от нечего делать, но обязуемся кормить и растить до 18 лет, а потом не мешать ему в жизни. Вот и все. Нет, любовь всем подавай. А нет ее любви, нет и никогда не было.
Такие размышления, наконец, позволили мне взять себя в руки и немного успокоиться. Сердце снова забилось ровно, как ему и положено, а мурашки перестали туда-сюда маршировать по уже измученной от этих маршей коже. Сколько времени, интересно? Мать опять скандал устроит, что я поздно пришла. Это не стало бы чем-то новым для нее, просто сегодня мне совсем не хотелось испытывать свои нервы на прочность еще раз.
Я оглянулась в поисках своего рюкзака несколько раз, через минуту осознав, что в своем стремительном бегстве я благополучно о нем забыла, оставив сиротливо лежать на окне. Придется вернуться в университет. Осталось только выяснить, как это сделать. Я наугад пошла через дворы и через минут пять вышла к дороге. По названию остановки удалось вычислить, что я сравнительно недалеко от университета. По крайней мере, тот же транспорт ходил и здесь. Через десять минут я уже поднималась по ступеням крыльца. Внутри задние было уже почти пустынным. Пары закончились не менее получаса назад, и все спешили убраться отсюда подальше и навряд ли, чтобы неустанно грызть науки. По коридору гулко раздавались мои шаги. Солнечные лучи мягко освещали стены и потолок, солнце клонилось к закату. Таким тихим и безлюдным университет мне нравился гораздо больше. Можно было даже подумать, что я учусь в приличном и уважаемом месте, а не в том, куда любого берут, были бы деньги. А если специальность непопулярная, то и деньги не понадобятся. Наверное, раньше сюда попадали самые талантливые и умные люди, у которых были общие интересы и все эти пресловутые цели по изменению мира и своей жизни заодно к лучшему. Как давно это интересно было? Двадцать лет назад? Тридцать? А может и все пятьдесят и даже сто. Предполагали ли светлые умы человечества, написавшие великие экономические труды, что когда-то здесь будут ошиваться все, кому не лень, и большинству из них будет абсолютно плевать на экономику? Навряд ли.
На том злополучном окне, возле которого все и случилось, сумки не было. Я сходила на вахту (вдруг кто-то сердобольный сдал), но нет, там ее тоже не оказалось. Наверняка, ее подобрала уборщица, которая еще просто не успела дойти до вахты, чтобы ее отдать, так как я очень сомневалась, что кому-то приглянулись мой «кирпич», кошелек с пятью рублями и пара книжек по экономике. Но стоять и ждать здесь неизвестно сколько я тоже не хотела. Я описала охраннику свой рюкзак и попросила оставить его у него до завтрашнего утра.
Домой удалось добраться без происшествий. Я вышла из автобуса и неспеша, хромая хуже, чем утром, дошла до подъезда, хорошо, что идти было недалеко. Лавочка возле подъезда была пустой, но, когда я поравнялась с ней, из-за дерева, росшего за ней, неожиданно показался парень. Сердце у меня екнуло.
– Привет, – тихо сказал он. – Я тут твою сумку принес… ты забыла… – и протянул мне ее. Я молча взяла не в силах вымолвить ни слова, но с места не сдвинулась. Так мы постояли несколько минут в тишине. Смеркалось. Мне отчаянно хотелось спросить, зачем, зачем ты это сделал? Зачем меня поцеловал, но вместо этого я спросила:
– Зачем ты прятался? Хотел меня напугать?
– Нет, – со вздохом сказал он. – Просто учел твои слова и не хотел, чтобы твоя мама, если она вдруг пройдет мимо или посмотрит из окна, меня заметила и узнала. Не хотел, чтобы у тебя были неприятности опять.
– Понятно, – протянула я. Злость в этот раз почему-то не приходила. Хотя по дороге домой, я думала, что убью его, когда увижу. Ну, как минимум, скажу ему много «приятных» слов. Но ругаться почему-то больше не хотелось. Наверное, надо было уйти, но этого делать тоже почему-то не хотелось. Так и стояли. Помолчали еще немного.
– Катя… – начал было он и сделал попытку подойти ко мне ближе, но я шарахнулась от него в сторону, как от чумного. Еще чего. Знаем, на что ты способен.
– Не подходи ко мне, – твердо сказала я и для пущей убедительности вытянула руку вперед. – Дистанция, дистанция и еще раз дистанция, – хмуро сказала я. Я все еще не понимала его мотивов, что им вообще движет и не хотела снова оказаться униженной или сбитой с толку.
– Хорошо, – произнес он, – я не подойду. Но, пожалуйста, не убегай. Мы можем просто поговорить, спокойно, как цивилизованные люди?
«Цивилизованные люди не целуют малознакомых девушек без разрешения», – пронеслось у меня в голове. Но я кивнула. Он слегка улыбнулся. Но улыбка была какая-то грустная. Я не поняла его выражение лица. Ждала, что он скажет, но он молчал.
– Ты же хотел поговорить, – наконец не выдержала я. – Если ты вдруг не знал, то мысли я читать не умею.
– А вдруг, – снова улыбнулся он, но на этот раз улыбка уже была похожа на его обычную, хотя и не такая диснеевская. – Я просто пытаюсь подобрать слова. Ты такая обидчивая…
– Я не обидчивая, – тут же возмутилась я. – Что за странные выводы? Ты знаешь меня без году неделя и уже выносишь тут непонятно какие суждения. Ты что думаешь, самый умный тут или идеальный? Я уверена, у тебя тоже полно недостатков. Я могу назвать, как минимум три. – Я снова начала заводиться. Да как ему удается все время выводить меня из себя за пять секунд. Раньше такое только у матери получалось.
– Интересно послушать, – он сложил руки на груди.
– Ты навязчивый, высокомерный и наглый. Строишь из себя тут честного и благородного, хорошего парня. А сам только и думаешь, как бы перед другими покрасоваться, – не колеблясь перечислила я.
– Это все? Ну тогда позволь не согласиться. Не припомню ситуацию, когда бы я вел себя нагло или высокомерно по отношению к тебе. Я просто старался помочь, а ты про… – он прервал себя на полуслове, заметив, как мое лицо снова начала возмущенно вытягиваться, и даже на всякий случай примирительно поднял руки – точнее, я думал, что так помогаю, – исправился он, – а ты просто, как оказалось, не любишь, когда тебе помогают. Кто же знал? Бывают такие девушки, которым даже самые высокоблагородные рыцари не по душе, – на этих словах он слега улыбнулся.
Я лишь саркастично хмыкнула в ответ. Опять он за свое, красуется.
– Что касается навязчивости и, как-ты выразилась, желания покрасоваться, то тут я соглашусь, но у меня есть веская причина для этого.
– Интересно послушать, – передразнила его я, также демонстративно сложив руки на груди.
– Ты мне нравишься, – просто сказал он. – Знаю, я не должен был тебя так целовать, без разрешения. Просто не смог сдержаться, мне покоя нет с того дня, когда на тебя машина чуть не наехала. Все время о тебе думаю, даже если не хочу… думал, пройдет после того, как ты мне пощечину залепила, но нет, не проходит, а тут мы так внезапно встретились в твоем университете… – он посмотрел на меня, ожидая ответа.
В очередной раз за вечер мы несколько секунд постояли в тишине и тут я просто взяла и рассмеялась и несколько минут не могла успокоиться. На его лице читалось огромное непонимание напополам с обидой. Немного справившись с собой мне наконец удалось выдать связную речь.
– Ой не могу, большего бреда в жизни не слышала. Покоя ему нет. Ты что дешевых романов перечитался? Это мне покоя от тебя нет, насмешил так насмешил, – мне и вправду стало весело от такого объяснения. Нравлюсь ему, юморист недоделанный. Скажи мне, что ему инопланетяне приказали за мной следить, и то было бы больше похоже на правду.
– Послушай, Мирослав, не знаю, что ты там себе придумал, но я уж точно не героиня твоего романа. Обычно, как бывает, это девушка воображает себе, что спасший ее «рыцарь» – это слово я закавычила в воздухе, – ее судьба навеки вечные, а тут видишь, наоборот. Ты у нас оказывается наивный мечтатель. А с виду так и не скажешь, что ты такой чувствительный парень. Тебя точно головой в детстве не роняли? – я все еще не могла перестать ухмыляться. Давно меня так никто не веселил.
Но Мирэк смотрел на меня абсолютно серьезно, и под этим взглядом мне как-то расхотелось дальше смеяться.
– Ладно, – вздохнула я. – Повеселились и хватит. Спасибо за сумку, я пойду.
– Почему ты такая? – все также серьезно спросил он.
– Какая такая? – остановился я вполоборота к подъезду, так как уже успела направиться домой.
– Злая и бесчувственная. Для тебя это развлечение поиздеваться над чувствами других? – он не просил, он требовал ответ и впервые я увидела в его глазах злость.
– Я не злая, я такая какая есть, я не пять рублей, чтобы всем нравится, – я старалась отвечать спокойно.
– Типичный ответ всех бездушных циников, – продолжал он меня обвинять. – Ты наверняка считаешь, что твоя мать плохой человек. Обижает тебя, оскорбляет, презирает. Посмотри на себя, ты ничем не лучше!
– Не смей! – закричала я. – Не смей сравнивать меня с ней. Я не такая, как она, не такая!
– Докажи.
– Что? – опешила я.
– Докажи, что ты не такая.
– И как я, по-твоему, могу это сделать, умник?
– Побудь один день нормальным человеком, без всех своих нападок, цинизма и критика. Без оскорблений, без придирок, без отрицания всего и вся. Сможешь?
– Что за бред ты несешь, ты совсем того? – я все всматривалась в его лицо, пытаясь найти признаки того, что все это шутка, но он все еще был серьезен.
– Я так и знал, что ты не сможешь. Ты просто такая же, как она, признай, абсолютно пустая внутри.
– Неправда! – Возразила я на повышенных тонах. – Я могу это сделать. Нет ничего сложного в том, чтобы изображать из себя добрую дурочку весь день.
– Вот и отлично, – внезапно улыбнулся он. – Завтра зайду за тобой в восемь утра и проверим. – Он махнул рукой на прощание и скрылся в уже наступившей со всех сторон темноте. Я осталась ошалело стоять возле пустой лавочки, пытаясь осознать, что только что произошло.