Заключённая бесплатное чтение

Пролог

Шестнадцать лет назад

– Простите, ребята, что опаздываю. – Я бросил куртку на кровать и уселся на пол между Кайлом и Билли. – Покажите, что у вас сегодня есть.

– Мне не повезло, – сказал Кайл. Она не снимала куртку и потирала руки, словно не могла согреться.

Я потянулся за спину, снял с кровати пальто и протянул ей.

– Надень, согреешься.

Она всегда мёрзла. Наверное, из-за своей худобы. А худоба была оттого, что у её мамы не было денег на еду. Она продавала продуктовые талоны за наличные.

То же самое, что и у моей мамы.

То же самое, что и у Билли.

Мы, дети из «Сердца» – нашего жилого комплекса – должны были сами зарабатывать и покупать себе еду. Четыре длинные улицы с двумя сотнями квартир, где никто не откажется даже от коробки макарон с сыром. Возможно, это место и названо в честь мышцы, что поддерживает жизнь, но самой жизни здесь не было.

«Сердце» высасывало жизнь из всех.

– Спасибо, Гарин. – Кайл скрестила ноги, поправляя куртку на коленях.

Я улыбнулся ей.

– Сегодняшний вечер выдался очень удачным, – сказал я, вытряхивая из кармана деньги и мелочь на ковёр. – Триста сорок восемь долларов.

– Чёрт, – сказал Билли. – Смотри, сколько денег за наркотики. – Он сгрёб монеты в кучу. – Сегодня много попрошаек, да?

Попрошайки покупали травку на мелочь. Чаще всего они совали мне полный стаканчик – тот самый, которым её набирали. Я держал стаканчики в переулке, сложенными у стены, и сыпал мелочь в карманы, когда шёл пополнять запасы. Марио, мой босс, держал лавочку на углу. Там он и прятал дурь. Я приходил, возвращал ему аванс, а потом снова набивал карманы воздушными шарами и пакетиками.

Дурь была куда легче этой тяжёлой мелочи. И джинсы от неё не оттягивало.

– Ты бы видел, сколько наркоманов выстроилось сегодня, – сказал я. – Я уж думал, копов вызовут.

– Кто-нибудь из шлюх пытался тебе отсосать?

Я не смотрел на Кайл, отвечая Билли:

– Не сегодня.

Я ненавидел, когда он несёт такое при ней.

– Я бы им даже не позволил прикоснуться. У половины зубов-то нет.

– Слышал, без зубов лучше сосут, одними дёснами всасывают. Представляешь?

– Ни хрена себе. Даже не представляю.

Я почувствовал на себе взгляд Кайл, но продолжал смотреть на Билли.

– Как у тебя дела сегодня? – спросил я его.

– Не нашёл ничего, что можно было бы заложить, кроме CD-плеера и пары старых дрелей. Скупщик в ломбарде дал за всё двенадцать баксов, потому что дрели были ржавые. Зима, блин. Люди свой хлам под замком держат, потому что на улице чертовски холодно.

– Двенадцать – это не так уж плохо, – заметила Кайл.

Билли швырнул на пол пачку купюр, и его ухмылка дала понять, что это ещё не всё.

– Не-а, но шестьдесят два – лучше. Я выручил пятьдесят баксов за шины.

– За шины?

– Ты свою машину на замок запираешь, чтобы я ничего не стырил. А я потом твои же шины сниму, чтобы ты никуда не уехал.

– О, чувак, – рассмеялась Кайл.

Я ткнул Билли в плечо.

– Это жесть. Ты же понимаешь? Я бы тебе тогда задницу надрал, если б ты мои шины стащил.

Билли воровал всё подряд. Неважно, была ли это память, самое дешёвое барахло или колёса от машины. Его волновали только семья и друзья. Он ничего не боялся.

Никто из нас в «Сердце» ничего не боялся.

Кроме Кайл.

– Хотел бы я посмотреть, как ты надрал бы мне задницу за шины твоей мамаши, раз уж ты сам ещё до водительских прав не дорос.

– Ты тоже, – отрезал я. – К тому же, машину у мамы давно конфисковали, так что тебе нечего красть.

– Ты же знаешь, я бы ничего у вас не взял. – Билли посмотрел на нас обоих. – Но эти ублюдки, у которых я ворую, могут пытаться меня поймать сколько угодно. У них не выйдет. Я слишком быстрый.

– Гарин! – крикнула снизу мама.

– Что? – крикнул я в ответ.

– Я ухожу. Только не валяй дурака утром и не прогуливай школу. Чтобы мне больше не звонили по этому поводу. Ясно?

– Сколько сегодня заработала? – спросил я.

Её волосы упали на лицо. Мне так хотелось убрать их за ухо, но я не стал. Не сейчас, и уж точно не при Билли.

Она протянула сжатый кулак и медленно разжала пальцы. На ладони лежало несколько смятых долларов.

– Зима. Нет отдыхающих, чтобы продать им воду, и нет туристов на набережной. А когда я пытаюсь попрошайничать у казино, все уже проиграли столько, что не дают даже мелочи. Я не так хороша, как вы, ребята.

– Тогда пусть на тебя смотрят, Кайл, – сказал Билли. – Выпяти грудь, подними юбку, заставь их расщедриться.

– Заткнись, Билли! – Мой взгляд дал ему понять, что я не шучу. Стоило ему сказать ещё слово – и я бы с него морду спустил. Пусть даже он мой лучший друг. Он не смел говорить Кайл такое.

– Ты хочешь, чтобы какой-то тип стащил её с улицы и изнасиловал? Потому что именно так всё и кончится.

– Чёрт, Гарин, ты прав. Я не подумал. Конечно, я не хочу, чтобы с Кайл такое случилось.

Кайл сбросила деньги на колени и спрятала руки в рукава куртки.

– Ничего. Я знаю, ты не хотел меня обидеть, Билли.

– Ты очень старалась, я это вижу, – сказал ей Билли.

Она кивнула.

– Я просто не знаю, чем заняться до лета. – Голос её стал тихим, и я понял, что она сдерживает слёзы. – Гарин, ты так здорово торгуешь, и у тебя куча денег. А ты, Билли, лучший мошенник во всей школе. Можешь снять кольцо с пальца женщины, а она и не заметит. А я ничего не умею. Совсем.

– Чушь собачья, – рявкнул Билли. – Ты умнее нас обоих, и таланта у тебя больше, чем у нас вместе взятых. То, что ты делаешь на компьютере – это нечто, чего я раньше никогда не видел.

– Имеешь в виду мои проекты?

– Ага, те самые.

– Но они требуют столько деталей, и мне нужно ещё много практиковаться. Я работаю над ними только на втором уроке у мистера Гюнтера… если, конечно, мама не купит мне компьютер, но мы все знаем, что этого не случится.

– Ну, неважно. Они хороши, – сказал он. – Охренительно хороши.

Я подождал, пока Билли угомонится.

– Он прав, – сказал я. – Ты слишком хороша для уличной торговли, и уж точно для наркоты. Придумай, как продавать свои наброски, а улицу оставь нам.

Наконец она убрала волосы за ухо. Я был рад, что они не мешают, но жалел, что это сделал не я.

– Вы за всё платите, это несправедливо, – сказала она. – Я должна как-то помочь и отплатить вам.

Мы помогали ей, чем могли – в основном едой, иногда одеждой, оплачивали такси по городу, ведь ни у кого из наших матерей не было машины. Я был рад это делать. Покупал бы ей еду каждый день, если бы она разрешила. Но она ни за что не хотела оставаться в долгу.

– Ты помогаешь, – сказал я.

– Как?

– Да как? – встрял Билли.

Я бросил на него свирепый взгляд, веля замолчать.

– Просто поверь мне, Кайл. Ты помогаешь.

Из-за Кайл я не бросил школу, чтобы перебраться в одну из квартир Марио и торговать постоянно. Это было бы лучше, чем жить в «Сердце» с мамой и сестрой. Но Кайл жила через несколько дверей, и мы учились в параллельных классах, так что я остался.

Мне просто хотелось быть рядом.

– Всё в порядке, Кайл, – сказал я. – Я же говорил, улицу оставь нам. – Я собрал деньги с пола и сунул в карман. Обычно я откладывал двадцать баксов с вечерней выручки на еду, а остальное копил. Но сегодня собирался потратить чуть больше. – Пошли, ребята.

– Куда это мы? – спросил Билли. – Я всю ночь бегал, ноги болят. Только не тащи нас далеко.

Кайл протянула мне куртку, я накинул её и направился к двери.

– Недалеко, – сказал я.

– Может, свитер взять? – Тревога в её голосе заставила меня остановиться и обернуться. Рубашка, которую она надела под куртку, была куплена мной, и грела она плохо.

Я достал из шкафа толстовку.

– Она теплее, чем всё, что есть у тебя дома.

Она сняла куртку, натянула толстовку через голову и застегнула её сверху. Уткнулась носом в ткань.

– Пахнет тобой.

– Это моя любимая. Я её часто ношу.

– Мы что, всю ночь про твою вонючую толстовку говорить будем или пойдём? – проворчал Билли.

Я закатил глаза.

– Да, пошли.

– Куда ты нас ведёшь, Гарин? – спросила Кайл, идя чуть позади.

Мы спустились по лестнице и вышли на улицу, по пути миновав квартиры Кайл и Билли.

– Я веду вас в закусочную, потому что всем нам не помешает поесть. А потом пойдём в одно место, где можно развлечься.

Мне нужно было позвонить Марио из закусочной. Он разрешал мне пользоваться своим крытым бассейном и залом в подвале, когда я хотел, но для друзей требовалось его разрешение. И ещё нужно было поговорить с Билли. Я никогда не водил его к Марио. Боялся, что он что-нибудь стащит. Нужно было заставить его пообещать, что он этого не сделает. Билли не нарушал данных мне обещаний.

– Я за развлечения, – сказал Билли.

Я ждал, что скажет Кайл. Не дождавшись, замедлил шаг, чтобы она поравнялась со мной.

– А ты? – спросил я её.

Её улыбка стала ещё шире, чем в комнате, хотя её теперь всю трясло.

– Конечно, я не против.

– Хорошо. – Я остановился, и мы втроём сбились в тесный круг.

Зубы Кайл стучали так громко, что это было слышно нам обоим. Нужно было поскорее вытащить её из этого холода.

– Ты правда не можешь бежать, Билли?

Глава 1

Бумаги было так много, что не было видно стеклянной столешницы. Груды папок, распечаток, проектов и заметок. Руки застыли на коленях. Их было слишком много. Я не знала, за какой проект взяться первым, какой срок горит. Список дел подсказал бы это, но он был где-то погребён. Как и клавиатура с телефоном. Кто-то звонил, потому что стопка справа завибрировала. Я порылась в ней, нащупала кончиками пальцев жёсткий пластик и поднесла к уху.

– Энтони, привет. Можно, я перезвоню позже? У меня важная встреча.

Стоило сказать брату, что я не в состоянии говорить, и в ответ полетела бы колкость. А она мне была не нужна. Не сейчас.

– Я звоню не по поводу денег или бизнеса, – сказал он. – У меня новости, и ты, наверное, захочешь услышать их сразу. Но если тебе нужно перезвонить…

Я повернула кресло к окну, глядя на вид центра Тампы. Брат был в нескольких часах езды, в Атлантик-Сити, но казалось, будто он стоит рядом и смотрит на меня с осуждением.

– Что случилось? – спросила я.

– Билли Эша нашли мёртвым прошлой ночью.

Я прижала руку к груди, пытаясь унять внезапную боль.

– Боже мой.

Билли Эш.

Мёртв.

– Как? Его не застрелили… ведь нет?

– Передозировка. – Он сделал паузу, и я почувствовала, как немного расслабляюсь. – Героин, насколько я знаю.

Двенадцать лет назад, на последнем курсе школы, мы потеряли его брата. Смерть Поли в ту ночь я не забуду никогда. Именно тогда этот город перестал быть моим домом.

Теперь не стало обоих братьев.

Боль в груди нарастала с каждой секундой.

Героин умел замораживать боль, а у Билли её было много. Мы все тогда страдали – Билли, Гарин и я. Но я замораживала свою боль, с головой уходя в учёбу, а Гарин – контролируя своё, уходя в женщин.

Где-то в глубине души я всегда надеялась, что Билли одумается. Что его кто-нибудь спасёт.

Почему Гарин его не спас? – мелькнула мысль.

– Похороны через три дня, – сказал Энтони. – Ты давно не была дома. Может, стоит приехать.

Домой.

Снова это слово. Но Атлантик-Сити перестал быть моим домом с того дня, как я уехала в колледж. Я не возвращалась.

Ни разу.

Смогу ли я вернуться ради Билли? Мы не общались годы, последний раз говорили, когда я была на последнем курсе. Тогда была годовщина смерти Поли, и я хотела сказать Билли, что скоро получу диплом – чего он от меня никогда не ждал. Он прервал разговор через несколько минут: за ним ехал полицейский, и он сказал, что машина краденая.

После смерти Поли всё между нами изменилось. Я отдалилась, а они долго пытались меня вернуть. У них не вышло. Но это не значит, что я перестала переживать – ни тогда, ни сейчас. Я переживала больше, чем готова была признать. И если бы я встретила Билли в последующие годы, я бы обняла его и сказала, что хочу для него лучшей доли. Предложила бы помощь, даже если бы это сулило проблемы. Я была бы должна.

Теперь было слишком поздно.

– Я приеду, – сказала я.

– Можешь остановиться у меня.

Энтони жил не в «Сердце», но неподалёку, и всё ещё был глубоко вовлечён в незаконные дела того района. Я не хотела его видеть, не хотела быть рядом и не хотела проводить так много времени с братом.

– Я сниму номер в отеле и улечу на следующее утро. Одной ночи там будет достаточно. Я… – …подальше от всего, от чего меня когда-то заставили отказаться.

Глава 2

Когда я наконец добралась до начала очереди, то подошла к стойке и оперлась на неё руками.

– Кайл Лэнг, – сказала я, – регистрируюсь на одну ночь.

Я протянула ей свою кредитную карту.

– Спасибо, мисс Лэнг. Вижу, вы забронировали кровать размера «кин-сайз». Вам нужен один ключ или два?

Я оглядела вестибюль, вгляделась в лица сотрудников, но никого не узнала. Интересно, работает ли здесь кто-нибудь из моей школы. Единственным человеком в этом городе, с которым я поддерживала связь, был мой брат. Я точно знала, что никто из Сердца не работал ни в одном из казино – у них были слишком длинные досье для места, где крутилось столько наличных.

– Только один. Спасибо.

– Ваш номер был предоплачен, поэтому я сканирую вашу карту для покупок в мини-баре, обслуживания номеров или непредвиденных расходов.

Она вернула мне карту вместе с ключом.

– Вы будете на двадцать шестом этаже. Лифт справа, за рядом кабинок, оформленных в стиле променада. Если вы оставите багаж у коридорного, его доставят в ваш номер.

– Он здесь, – я указала на небольшой чемодан у своих ног.

– У вас есть вопросы, мисс Лэнг?

– Нет, всё в порядке.

Это была неправда. Самочувствие было далеко не утешительным. Но даже если бы она сказала, где льдогенератор, мне бы не стало легче.

Ноги двигались словно на автопилоте, пока я протаскивала чемодан через кабинки, в лифт и по коридору своего этажа. Оказавшись в номере, я бросила чемодан у двери и бросилась к окну. Надеюсь, когда-нибудь я оценю люкс, на который потратила целое состояние, но сейчас мне нужно было увидеть вид.

Окно было толстым, с чёрными металлическими решётками, как в нашей квартире в Сердце. В углах скопилась морская соль, похожая на ту, что была на моих окнах во Флориде. Пляж был прямо внизу, вода простиралась до самого горизонта. Песок был не таким, как на тех пляжах, куда я хожу сейчас, – зернистым и крупным, с мелкой галькой и ракушками, особенно острым после прилива. Даже песок в Атлантик-Сити был жёстким.

Мы втроём – я, Билли и Гарин – проводили летние дни на этом пляже внизу. После месяцев холода и озноба солнце так приятно ласкало кожу. Это были единственные месяцы, когда моё тело не дрожало. На мне едва хватало мяса, чтобы оставаться здоровой, и уж точно недостаточно, чтобы согреться.

В сумочке зазвонил телефон. Я не отрывала глаз от океана, пытаясь отогнать воспоминания.

– Алло?

– Ты зарегистрировалась? – спросил Энтони.

– Да.

Я просила его не беспокоиться о том, чтобы забирать меня из аэропорта. Мне не хотелось разговаривать по дороге в отель, я просто хотела побыть наедине со своими мыслями. Энтони бы мне этого не дал – заказы посыпались бы один за другим, а я не хотела их слышать.

– Я уже еду, – сказал он. – Перекусим, а потом пойдём на похороны. Подумал, можно заглянуть в закусочную. Знаю, тебе там нравилось, так что…

– В закусочную не ходили.

Я всегда ходила туда с ребятами. Мне не нужно было ворошить эти воспоминания.

– Тогда поедим в твоём отеле.

– Хорошо.

– Увидимся в холле через двадцать минут.

В ванной, с открытой косметичкой и разбросанной по столешнице косметикой, я дрожащей рукой подвела веки. Не знала, зачем так стараюсь. Это были похороны, а не встреча выпускников. Любой, кто меня узнал, видел в худшем виде – тогда я похудела на девять килограммов, кожа посерела, волосы растрепались. Но я всё равно добавила макияжа, завила длинные тёмные волосы, надушила кожу.

Когда средства для макияжа закончились, я наконец остановилась и позволила себе поморгать, вглядываясь в лицо, которое смотрело на меня из зеркала.

Я могла бы себя приодеть. Накрасить лицо. Расчесать волосы и придать коже приятный аромат. Исправить зубы и прибавить девять килограммов. Полететь первым классом и забронировать номер в отеле.

Я всё это сделала. Но под этим косметическим покровом я была всего лишь девчонкой из района.

Девчонкой, которая хранила самый большой секрет. Секрет, о котором я никому не рассказывала.

Секрет жил в этом штате, так зачем мне вообще возвращаться?

Будь я умнее, схватила бы сумочку и помчалась в аэропорт, чтобы улететь первым же рейсом и сделать вид, будто последнего часа не было.

Я была умнее. Просто не такой сильной.

Мы с Энтони стояли у задней стены часовни. Стульев на всех не хватало. Их было как минимум тридцать, а может, и больше. И никто здесь не был одет… кроме меня. Я находилась в комнате, полной рваных джинсов и мятых рубашек. Густой ветерок от застоявшегося сигаретного дыма, а головы были полны сальных волос. Мой брат хотя бы надел чистую рубашку.

Если бы я не действовала на автопилоте перед отъездом из Тампы, надела бы туфли на более коротких каблуках и пиджак не такой накрахмаленный. Мне следовало быть осторожнее, внимательнее. Это была не та публика, что носит чёрные костюмы и блестящие туфли. Это была публика, которая, заглядывая в открытый гроб, думала: «Чёрт, неужели я буду следующей?»

Единственный другой костюм здесь был на мужчине, стоявшем рядом с гробом. Его костюм был синего – чернично-синего – цвета, с пятном посередине галстука. Я просто смотрела на него, пока он говорил о Билли, и пыталась понять, заправка ли это для салата или жир от пиццы.

Либо это, либо смотреть на гроб, а я не могла смотреть на него дольше, чем уже смотрела. Билли лежал в той коробке. Блестящей тёмно-коричневой коробке, поблёскивавшей краем глаза, с подкладкой из пухлой белой ткани.

Это был не тот Билли, которого я помнила. Он был слишком чистым. Слишком выглаженным. Слишком упитанным.

Слишком умиротворённым.

Билли был единственным человеком в этой комнате, кто чувствовал себя умиротворённым. Остальные были из Сердца, а Сердце этого не позволяло. И те из нас, кто был близок Поли и остался после его смерти, определённо не чувствовали умиротворения. Последствия его убийства, траур… Боли было достаточно, чтобы тянуться до конца жизни.

Но это было не единственное, что я помнила, не единственное, что причиняло боль. Были вещи, случившиеся за мгновения до смерти Поли и через секунду после: звук мотора, шаги Поли, выстрел, вздох, ощущение двери машины, визг шин по асфальту.

Слова, которые эхом отдавались в ушах.

Его слова.

Те, что преследовали меня с того момента, как прозвучали.

Я глубоко вздохнула и отвернулась от запятнанного галстука и блестящего гроба. Мне было достаточно и того, и другого. Энтони, очевидно, нет. Он смотрел прямо на них, так спокоен, словно слушал рассказ друга о планах на выходные. Как он мог не быть потрясён? Как мог не смотреть на этот гроб и не думать, что мы могли бы что-то сделать, чтобы уберечь Билли от передозировки? Я предположила, что Энтони здесь, потому что считал это правильным.

Но это было неправильно. Даже близко не правильно.

– Нам пора идти, – прошептала я.

Когда он повернулся, в его глазах пылал гнев.

– Прекрати, Кайл.

– Это неправильно.

– Выходи, если не можешь справиться, и я отвезу тебя обратно после службы.

Мне нужно было выйти. Но я не могла.

Мои мысли, моя паника, мой страх – всё это остановилось, когда я почувствовала на себе ещё один взгляд. Взгляд, который вызвал совершенно новые эмоции. Сердце колотилось в груди так сильно, что, казалось, губы вибрируют. Лицо наполнилось жаром. Лёгкие стали слишком тяжёлыми, чтобы дышать.

Я медленно отвела взгляд от Энтони и поискала глазами эти незабываемые, полные опасности глаза. Они не всегда были изумрудными; они светлели и темнели в зависимости от того, что он носил. Я видела все оттенки. Но прошло уже много лет – двенадцать – с тех пор, как я слышала его голос и видела его лично.

Он был причиной того, что я выжила в Сердце. Он был моим счастьем. Моим лучшим другом, моей семьёй. Он объединял нас троих.

А потом он стал никем.

Он сидел на последнем сиденье второго ряда спереди, глядя на меня через плечо. Мои тёмно-карие глаза встретились с его глазами цвета морской волны – светлее изумруда, благодаря синей рубашке. Мои губы растянулись в едва заметной улыбке… ещё один момент автопилота. Я полностью потеряла контроль над своим телом.

Он обладал властью сделать это со мной.

Гарин Вудс.

Его имя эхом отдавалось в голове. Снова и снова.

Я ожидала его присутствия, но не представляла, каково будет, когда я увижу, что стану так бурно реагировать, или что он так сильно изменится. До этого момента я могла бы нарисовать его лицо по памяти или по нескольким размытым фотографиям из интернета. Но я бы нарисовала мальчика – недовеса, который набивал живот сахаром, чтобы чувствовать себя сытым, который почти не смыкал глаз, потому что постоянно бежал, боролся, пробирался сквозь тьму.

Мой образ не смог бы передать того великолепного мужчину, который сейчас смотрел на меня. Он выглядел здоровым и подтянутым. У него был румянец на коже и едва заметная чёрная щетина на щеках и подбородке. Глубокие морщины пролегли по лбу и между бровями. Даже глаза его изменились – в них был свет, сияние, которое говорило, что его жизнь больше не полна тьмы.

Секунды шли, а на его лице всё не было улыбки, всё не было выражения, кроме пристального взгляда. Затем он обернулся.

Я наконец смогла вздохнуть, жар в теле начал остывать, покалывание в конечностях утихло.

– Хочешь встать в очередь к нему? – спросил Энтони.

Увидеть его?

Я моргнула, понимая, что все встали с мест и двинулись вперёд. Когда я посмотрела на место Гарина, оно было пусто. Его не было ни рядом с гробом, ни по обе стороны зала. Но каждый раз, когда взгляд пересекал это блестящее дерево и пышную белую ткань, казалось, будто кто-то вцепляется мне в грудь.

– Кайл?

Счастье, которое вызвал Гарин, полностью исчезло.

– Да, – ответила я, оглядываясь на Энтони. Чувство вины было сильнее любых воспоминаний. – Нет, я имею в виду… Я не хочу стоять в очереди. Кажется, мне нужна вода.

– В соседней комнате есть напитки. Я видел их, когда мы вошли. Провожу тебя.

Я шла рядом с Энтони, не поднимая глаз, не желая ни с кем соприкасаться. Подойдя к столику с закусками, я налила себе воды. Так и не поднеся стаканчик к губам, я просто обхватила пальцами пластиковую крышку, позволяя прохладе впитываться в кожу, пока сосредотачивалась на дыхании. Оно становилось всё тяжелее, чем мне хотелось.

– Тебе стоит что-нибудь поесть, – сказал Энтони. – Ты почти не притронулась к обеду.

Я посмотрела на подносы с печеньем и мини-сэндвичами.

– Я не голодна.

Жизни я тоже не чувствовала. Мне просто нужно было уйти из этой комнаты, от гроба. От всего этого.

– Думаю, мне пора идти, – сказала я.

– Сначала тебе нужно что-нибудь сказать маме Билли, а потом я отвезу тебя обратно в отель.

У меня перехватило дыхание… я не могла отдышаться.

– Хочешь, я поговорю с… мамой Билли?

Энтони кивнул.

– Неплохая идея, Кайл, – сказал Гарин позади меня. – Уверен, она будет рада тебя видеть, ведь ты и с ней не попрощалась.

Я обернулась и встретилась с ним взглядом. Искра счастья, пронзившая меня ранее, быстро сменилась чувством вины. Я сжала чашку между пальцами и ладонью, чтобы не уронить её.

– Привет, Гарин.

Он оторвался от меня, чтобы посмотреть на брата.

– Энтони, – сказал Гарин. Они пожали друг другу руки. – Давно не виделись.

– Давно, – согласился Энтони. – Я не ожидал тебя здесь увидеть.

Не ожидал?

Так странно было стоять в этом кругу. Энтони – почти такой же, каким был двенадцать лет назад. Мы с Гарином – совсем не похожи на те пустые места, которыми были. Теперь между нами троими было так много тайн.

– Старая компания снова вместе… как мило, – сказал Энтони.

Сарказм был таким густым в его голосе, что меня бросило в дрожь. Какого чёрта он это сказал? Сейчас? Когда Билли сидел в гробу в другой комнате?

Казалось, рука Энтони только что разорвала дыру, которая уже зияла в груди. А когда я вздохнула, показалось, будто он разорвал её ещё больше.

– Похороны – это не то воссоединение, которое я представляла, – сказала я.

– О нет? – воскликнул Гарин. – Я удивлён, что ты вообще заговорила о воссоединении.

Теперь, стоя так близко, я наконец увидела боль в его глазах. Гнев. Холод. В нём было столько слоёв, и все они были вызваны мной.

– Видел твою сестру на днях, – сказал Энтони. Когда он кашлянул, я почувствовала запах травки в его дыхании. – У неё такой милый ребёнок.

Я не удивилась, что Энтони не рассказал о встрече с сестрой Гарина, Джиной. Он никогда не говорил со мной о Гарине или Билли.

Сегодня я провела с братом более чем достаточно времени. Но я увижу его снова первого числа, когда он будет приезжать во Флориду каждый месяц. Он будет гостить минут двадцать, проверяя, что к чему, оставляя всё необходимое, а потом отправится к моей маме. Теперь она жила на другом конце Тампы, и именно там он ночевал, пока не уезжал обратно в Джерси.

– Кайл, ты уверена? – спросил Энтони.

Это было предупреждение.

– Да, – ответила я, обняв его лишь для виду. – Скоро увидимся.

Энтони бросил на меня последний взгляд и подошёл к маме Билли. Мне стало интересно, что он мог бы ей сказать, чтобы всё исправить. Как он мог смотреть ей в лицо и лгать? Ему всё давалось так легко. У него не было ни раны в груди, ни чувства вины в сердце.

У нас не было ничего общего.

– Не могу поверить, что ты вернулась домой, – сказал Гарин.

Дом. Снова это ужасное слово.

Я медленно перевела внимание на него. Эти глаза. Это лицо. Столько тёмной щетины, которую я не привыкла видеть. Столько гнева, который был оправдан.

– Честно говоря, я тоже не могу.

Это был самый честный ответ за весь день.

– Ты возвращаешься завтра?

– Да.

– Лечу во…

– Во Флориду. Я всё ещё живу там.

– Точно.

Я знала, что он живёт в Вегасе, что он генеральный менеджер The V, элитного отеля и казино на Стрипе. Я гуглила его чаще, чем следовало.

Между нами повисло молчание, но я всё ещё чувствовала его эмоции, его вопросы. Я определённо чувствовала его холодность.

– Гарин…

– Не надо. Пойдём.

– Ты хочешь поговорить с кем-нибудь? – спросила я, хватая его за руку, чтобы он не ушёл. Его взгляд велел убрать руку, и я тут же её отпустила. – Я просто хотела сказать, что могу подождать снаружи, если хочешь.

– Я поговорил со всеми, с кем нужно.

А я ни с кем не разговаривала, кроме него и Энтони, и этого было более чем достаточно.

– Моя машина у входа, – сказал он, разворачиваясь и направляясь к двери.

Тревога нарастала, пока я шла за ним, не поднимая глаз с пола, зная, что через несколько секунд окажусь подальше от той блестящей коробки. От той пухлой белой ткани, что её выстилала. От застывшего лица Билли, которого никогда не должно было быть внутри. Но я также оставалась наедине с Гарином – с человеком, о котором думала каждый день с тех пор, как уехала из Атлантик-Сити. С человеком, который заслуживал гораздо большего, чем я могла ему дать.

Глава 3

Двенадцать лет назад

Я открыл дверь спальни и сбросил куртку. Завернув за угол к кровати, увидел Кайл, сидящую на полу. Она забилась в промежуток между краем матраса и окном, укутавшись в одеяло, и спала, положив голову на согнутые колени.

– Эй, – опустился я перед ней на колени и подождал, пока она откроет глаза. – Ты в порядке?

В тот вечер у меня никого не было. Мама, наверное, тусовалась в какой-то другой квартире в «Сердце», а сестру я видел на набережной с одним из тех парней, с которыми она любила проводить время. Кайл, должно быть, воспользовалась запасным ключом, который я спрятал.

– В порядке.

– Иди сюда. – Я протянул руку.

Она схватила её, и я вытянул её из угла, усадив на кровать. Кайл не отпускала одеяло и укуталась в него плотнее.

– Слишком холодно? – спросил я.

Она кивнула, сонная и милая.

– Ложись, – сказал я. – Я на полу.

– Твоя мама дома? – спросил я.

– Нет, она ушла до того, как я вернулась из школы.

– А Энтони?

– Не видела его несколько дней.

Холодильник Кайл всегда был пуст. Если бы мама была дома, она бы раздобыла ей что-нибудь поесть. Но раз её не было, выходило, Кайл пропустила ужин. А сэндвич с индейкой и яблоко, съеденные на обед, никак не могли продержать её до утра.

– Я сейчас вернусь.

Она схватила мою руку, когда я попытался встать.

– Нет, не уходи. Знаю, ты собираешься принести мне еды, но я не голодна. Просто хочу поговорить. – Её взгляд умолял. – Останься со мной и просто поговори, хорошо?

– Тебе нужно поесть, Кайл.

– Я скоро вернусь. Обещаю.

Она отпустила мою руку, и я снова сел – на этот раз на кровать рядом с ней.

– Я беспокоюсь о Билли, – сказала она, подперев подбородок ладонью. – Он употребляет всё больше и больше.

Я знал, что она это заметила. Не заметить было невозможно. Но, чёрт, я не хотел, чтобы Кайл тоже о нём тревожилась. Билли был моей заботой, и я как-нибудь его вытащу.

– С ним всё будет в порядке.

– Ты уверена? – Она почесала щёку, потом руку и локоть.

Я знал, что у неё не чешется. Кайл просто ёрзала. Она иногда так делала, когда мы оставались наедине и сидели совсем близко.

– Потому что я не уверена, что с ним всё будет хорошо, – продолжила она. – Он колется не только по выходным, для веселья. Он делает это перед школой и сразу после уроков. Теперь он всегда под кайфом. А я видела, к чему приводит постоянное употребление. Мы ведь окружены этим.

Она говорила о людях из «Сердца». О своей маме. О моей. Они, наверное, кололись бы ещё больше, будь у них возможность. Но она была права насчёт того, к чему в итоге придёт Билли, и печаль в её глазах просто разрывала меня. А ещё сильнее терзало чувство вины – ведь это я был во всём виноват.

– Я поговорю с ним, Кайл.

Я должен был всё исправить. Уже пытался. Но буду пытаться снова и снова, пока не верну нашего друга к прежней жизни.

– Хорошо.

Я чувствовал, что она думает о чём-то ещё. Слишком уж робкой и беспокойной она была.

– Скажи, о чём думаешь. – Когда она не ответила, я накрыл её руку своей, чтобы та не двигалась. – Кайл?

Она посмотрела на меня – такая красивая. Без макияжа, волосы слегка спутанные и неопрятные, глаза припухшие от того, что она их терла, проснувшись.

– Я не хочу домой.

Она никогда раньше не просила меня об этом, никогда не смотрела так, как сейчас. Если я лягу так близко, как она хотела, она почувствует моё возбуждение. Я боялся, что это её до смерти напугает. Мне нужно было понять, чего она хочет, прежде чем лезть под одеяло.

– Иди сюда, – сказал я, протягивая руку и притягивая её, пока она не уселась рядом.

Она не сопротивлялась. Не спросила, что я задумал. И когда мои пальцы коснулись её щеки, не отстранилась. Большой палец провёл по уголку её губ. После нескольких движений она прижалась к моей руке, уткнувшись носом в ладонь.

– Я хочу поцеловать тебя. – Никого другого я бы не предупреждал, да и раньше такого не делал. Но Кайл была моим лучшим другом. Всё это меняло. И требовало осторожности.

Она закусила нижнюю губу.

– Сделай это. Пожалуйста.

Её губы были такими горячими. Такими полными. Такими же нежными, как и всё в ней. Я годами разглядывал их, и вот она сказала, что они могут быть моими.

Я не хотел ждать ни секунды.

– Кайл, – простонал я прямо перед тем, как наши губы встретились.

Я был нежен, не зная, как она отреагирует, хоть она сама этого и просила.

Она двигалась гораздо быстрее, чем я ожидал, обвивая руками мою шею, прижимаясь к моему телу. Когда я почувствовал, как её грудь трётся о мою грудь, я подумал, что мой член вот-вот прорвётся сквозь джинсы.

«Гарин». Это был шёпот. Крошечный и с придыханием. Почти такой же крошечный, как она сама.

Я отстранился ровно настолько, чтобы мой язык не попал ей в рот.

– Да?

– Почему ты так нежна со мной?

Я взглянул на её губы. Они были влажными – от меня. Они были красными и опухшими – от меня. Это так ей нравилось.

– Я не хочу тебя пугать.

Проблема в том, что я был её лучшим другом, я знала о ней всё. Я знал, что это её первый поцелуй. Это было моей виной. Ребята в школе её не трогали. Они даже почти не разговаривали с ней из-за меня. Поэтому я хотел убедиться, что ей комфортно, что её первый раз не будет поспешным и тяжёлым. Она делала это практически невозможным.

– Ты никогда не сможешь меня напугать, Гарин.

Её голос всё ещё был таким слабым.

– Потому что я уже люблю тебя. Всегда любила.

Девушки говорили мне это раньше. С Кайлом всё было иначе. Это что-то значило. Это ударило меня в грудь и осталось там. Это было чувство, которого никогда раньше не было.

– Я…

Она приложила палец к моим губам.

– Не говори этого.

Она улыбнулась.

– Я уже знаю, что ты ко мне чувствуешь. Поэтому, когда ты это скажешь, я хочу быть удивлена.

Я поцеловал внутреннюю сторону её пальца.

– Тогда я скажу тебе, что хочу целовать тебя ещё сильнее, и не хочу больше ждать. – Я вытащил её из-под одеяла, развернул лицом ко мне и усадил к себе на колени.

Она обняла меня за талию, обняла руками за плечи и приблизила лицо ещё ближе. – Поцелуй меня, Гарин. Поцелуй по-настоящему.

Я схватил её за затылок и прижал к себе, пока её губы не коснулись моих. Затем я дал ей свой язык, а её язык обвился вокруг моего, нежно посасывая его. Мои руки медленно опустились вниз по её телу, чувствуя те места, которых я так давно хотел коснуться. Её плоский живот, её тонкая талия. Эти идеальные тонкие бёдра. Каждый вздох, каждый тихий стон говорили мне, как ей хорошо.

И мне было так чертовски хорошо.

Когда я добрался до её груди, я провёл большим пальцем по её соску. Взад-вперёд. Только подушечкой пальца, по самому краю.

– Гарин, – простонала она мне в рот.

– Ах.

Я переключился на другой её сосок, и она выгнулась. Она дышала в меня своими стонами, а я глотал каждый. Её запах, её вкус, её звуки – всё это делало мой член ещё твёрже. И я был уверен, что она это почувствовала, когда резко подалась бёдрами вперёд и села прямо на него.

– Ах, – снова простонала она. Её пальцы скользили по моим волосам, теребя их так сильно, что мне казалось, она вот-вот вырвёт их из моей головы.

Мне это чертовски нравилось. Я хотел, чтобы она тянула сильнее. Потому что всё, что я слышал, всё, что я чувствовал, говорило мне, как хорошо ей, и это было единственное, что имело для меня значение. Кроме того, я знал, что могу сделать её ещё лучше. Это означало бы, что моим рукам придётся опуститься к её киске. Как только они коснутся этой части её тела, я не знал, смогу ли остановить то, что произойдёт дальше. Сегодня вечером и так было много первого. Я не хотел лишать её девственности.

Я крепко обнял её за талию и отстранил наши лица. Она сжала мои плечи, пытаясь отдышаться, покусывая эти влажные, пухлые губы.

Я не мог насытиться её невинностью. Этого здесь не существовало. Но я защитил Кайла и позаботился о том, чтобы она не потеряла свою.

В конце концов, я её заберу.

– Почему ты остановился? – наконец спросила она.

В её глазах была боль, и это было последнее, чего я хотел.

– Я потерял контроль. Я очень старался, но я так сильно хочу тебя, что мне больно. Если я не остановлюсь сейчас, я зайду гораздо дальше, а ты пока этого не хочешь.

Потирание сосков и трение о мой член возбудили её, а я не дал ей никакого облегчения. Но если бы мы занялись сексом, она могла бы пожалеть об этом утром. Пока я не был уверен, что она действительно этого хочет, единственное, что она получала от меня, – это новые поцелуи.

Но это должно было произойти завтра. Мне нужно было подрочить, прежде чем я снова смогу довериться ей.

– Я дам тебе всё, что ты хочешь, Кайл. Просто нужно действовать медленно.

Боль вернулась в её глаза. Мне нужно было это исправить.

Ты моя лучшая подруга. Ничто не испортит этого. Я хочу этого. Я приподнял бёдра, так что мой стояк уперся ей в киску.

– Ты чувствуешь, как сильно я этого хочу. Но я хочу большего, чем просто секс, и поэтому мы должны действовать медленно.

– Я тоже. – Боль начала исчезать, когда на её губах появилась улыбка. Я поднял её с колен, поставил её ноги на пол и встал перед ней, обняв её за плечи.

– Если ты останешься здесь сегодня ночью, я не смогу держать тебя взаперти.

– Я так и думала. Она снова закусила губу, чтобы скрыть ухмылку.

Я всосал её и провёл по ней языком, чтобы заживить.

– Перестань жевать, – сказал я, наконец отстранившись. – Это моя губа, и только мне позволено её кусать.

Она рассмеялась, и это был тот звук, которого я ждал. Звук, который заставил меня обхватить её лицо и притянуть к своему. Я знал, что мне не стоит снова её целовать. Было слишком опасно продолжать пробовать её на вкус. Но я должен был. Мне было мало. Мне никогда не будет достаточно её, не после того, как я так долго ждал её.

Это была просто поддразнивание. Даже часы, проведенные с ней на моих губах, не давали мне того удовлетворения, которого я жаждал. Мне нужны были дни, месяцы с ней. Мне нужно было знать, что каждая её частичка принадлежит мне. И мне нужно было чувствовать это снова и снова. И наслаждение её ртом усиливало эту потребность.

– Ты должна уйти.

Я слизнул влагу с губ и снова ощутил её вкус.

От нахлынувшего на меня желания мне хотелось зарычать.

– Я сегодня не усну, – так тихо сказала она.

– И я тоже. – Мой большой палец снова провёл по изгибу её губ. – Но тебе небезопасно оставаться здесь ни секунды дольше.

– Я провожу тебя.

Она попыталась коснуться моей груди, но я сжал её руки в своих. Перед тем как вести её вниз, я зашёл в кладовку и взял пластиковый пакет с пончиками в сахарной пудре. Я всегда хранил там несколько коробок. Эти пончики были моими любимыми, как и у Кайла, и мы ели их каждое утро по дороге в школу.

– Съешь их за меня, Кайл. Без оправданий.Я вложил ей рукав в руку, когда мы подошли к нижней ступеньке. – Оставайся здесь, – сказал я. – Гарин? Я открыл холодильник. – Да? – Я знаю, ты даёшь мне ещё еды, но я совсем не голодна. – Она провела пальцем по губам. – Я просто хочу попробовать тебя сегодня вечером. Поем утром перед школой, обещаю. Мне нравился её тихий голос, хотя я ещё не привык к нему. Чёрт, как же мне хотелось ещё. Я закрыл холодильник и подошёл к ней. Она стояла на первой ступеньке, и мы были почти одного роста. Я наклонился вперёд и прикусил её нижнюю губу. – Ты этого хочешь? – Да, – вздохнула она, когда я отпустил. – Продолжай есть меня. – Хочу. – Я схватил её за бёдра. – Каждую частичку тебя. Я поднял её со ступеньки и поставил у входной двери. – Съешь эти пончики перед сном. Все до последней крошки. – Но…

Я больше не допущу этого.Для неё уснуть можно было, только если она поест. Голодные муки не давали бы ей спать всю ночь, если бы она этого не сделала. Она знала, как убедить себя, что не голодна, что это не больно. Мы все знали, как.

– Если я поцелую тебя ещё раз, есть шанс, что я тебя не отпущу.Её зубы скользнули по нижней губе. – Но… – Съешь их за меня, Кайл. Никаких оправданий. – Увидимся утром. – Хорошо. Я открыл входную дверь и придержал её, пока она стояла в прихожей.

Я сжал член туже и провёл рукой к головке, чувствуя, как в животе разливается знакомое тепло. Уперся другой рукой в стену и подставил тело под струи воды.

– Это моё, – напомнил я ей. – Пожуй что-нибудь другое… например, эти пончики.Глаза сами распахнулись, и я замер, пока звук вибрировал в каждом мускуле.

Вот чёрт.

Я не стал выключать воду, перепрыгнул через бортик ванны и схватил с двери полотенце. Набросил его на талию и сбежал вниз по лестнице. Выскочив на улицу, я увидел, что кто-то лежит лицом вниз посреди дороги. Судя по одежде, коротким волосам и телосложению – мужчина.

– Эй, приятель. Я переверну тебя, чтобы помочь.Я бросился к нему и опустился на колени на обледеневшую землю.

Я ухватил его за куртку сзади и медленно повернул к себе. Адреналин бил так сильно, что я почти не чувствовал холодный воздух на голой коже, лёд и камни, впивающиеся в колени. Единственное, что я ощущал, – это боль в груди, когда увидел его залитое кровью лицо.Он не ответил.

– Поли, открой глаза и поговори со мной!– Нет! – закричал я. – Поли, открой глаза! Я приложил руку к его груди, пытаясь уловить движение, и поднёс ухо к лицу, чтобы услышать дыхание. Ничего – ни движения, ни звука.

– Помогите! – крикнул я, оглядывая улицу.Я расстегнул верх его куртки и увидел пулевое отверстие на правой стороне груди. И кровь. На рубашке. На земле. На моих руках. Лужа растекалась вокруг моих ног. – Поли, давай, открой глаза, дружище. Я проверил его карманы в поисках телефона. Не нашёл.

– Поли, я тебе помогу, тебя отвезут в больницу, и всё заживёт.Никого не было на тротуаре, никто не стоял на крыльце, у входных дверей, никто не смотрел из окон. Где, чёрт возьми, все подевались? – Помогите! Я прижал руки к пулевому отверстию, пытаясь остановить кровотечение.

Я так сильно давил на рану, что он должен был стонать от боли. Но он не издавал ни звука. Не двигался. Была лишь тишина и море крови, мать его.

Я не помню, когда именно увидел пластиковый пакет – то ли когда держал грудь Поли и ждал скорую, то ли когда пришёл Билли и сломался, увидев брата, то ли после возвращения из больницы. Но в какой-то момент я заметил его на земле, на полпути между моей квартирой и квартирой Кайла. Пакет был раскрыт, а пончики внутри – раздавлены. Один лежал разбитым на тротуаре. Всюду был рассыпан белый сахарный порошок, похожий на мелкие кусочки кокса.

А Кайл?

Её нигде не было.

Глава 4

– Принесите нам ещё, пожалуйста, – сказала я официантке, указывая на наши стаканы. То ли они были полупустыми, то ли полными на три четверти, а может, на столе стояло больше двух. Я уже не была уверена. Мне стало всё равно после четвёртого раунда – тогда же я и перестала видеть прямо.

Впрочем, смотреть прямо мне было и не нужно. Достаточно было смотреть направо – туда, где сидел Гарин. Мой лучший друг детства. Парень, в которого я была влюблена столько, сколько себя помню. И парень, от которого я отказалась, потому что была вынуждена уехать.

Я ненавидела это.

Ненавидела больше всего на свете.

Когда я посмотрела в его сторону, не верилось, что он здесь, так близко, что его лицо заполняет всё поле зрения. Эти глаза… их напряжённость.

Мне не было холодно, но всё тело покрылось мурашками.

А он был холодным. Ледяным. Он ни капельки не согрелся с тех пор, как мы подошли к бару, и напитки полились рекой.

– Может, стоило заказать воды? – сказала я – И принести тебе кофе, чтобы растопить все твои сосульки.

– Знаешь, что помогло бы мне не так мерзнуть? – Он прищурился. – Если бы ты меньше пила и начала отвечать на мои вопросы.

Я рассмеялась, прикрыв рот тыльной стороной ладони, чтобы не сказать глупости. В последний раз он сказал «медленно» во время одного сексуального воспоминания… единственного сексуального воспоминания о нас.

– Медленно не относится к выпивке. – Должно быть, рука упала, потому что выскользнула какая-то невероятно глупая мысль.

Его язык провёл по нижней губе, напомнив о том времени, когда он был таким собственническим по отношению к моему рту. – Это относится только к тому, когда я пытался не трахнуть тебя в ту же ночь, когда целовал в первый раз. – Его язык скользнул в противоположном направлении. – Первую и единственную ночь, когда мне удалось тебя поцеловать.

Значит, он тоже об этом думал.

Дрожь пробежала по всему телу, оставив покалывание в груди. Я всё ещё чувствовала его руки и тот поцелуй. Покалывание не утихало, когда я пыталась его растереть, лишь усиливалось, распространяясь к груди и спускаясь между ног. Я скрестила их, сжимая бёдра, надеясь облегчить боль.

От этого стало только хуже.

Как и от его взгляда. Его прекрасные глаза смотрели прямо сквозь меня, а алкоголь будто расстёгивал душу, чтобы он мог рассмотреть получше.

Зрение, которое нужно было скрыть, поэтому я отвела взгляд.

– Да… той ночью, – выдохнула я.

– А потом ты всё положила конец.

Снова послышался гнев.

Я поднесла бокал к губам. – Что-то в этом роде. – Я проглотила всё, что осталось. Не почувствовала, как оно попадает в горло, не ощутила вкуса. Совершенно онемела, если не считать покалывания, которое лишь нарастало. Моё тело не должно было так реагировать. Всё это было неправильно. Так неправильно.

– Я снова в Атлантик-Сити, напиваюсь до беспамятства, а Билли умер от передозировки. Это просто пиздец.

– Кайл…

Мне нравилось, как он произнёс моё имя, чуть ли не с перебором.

Я поставила стакан, всё ещё держась за него, чтобы не упасть, и медленно встретилась взглядом с теми, от которых у меня пошатнулось лицо. – Знаю, моё лицо всё ещё живо. Просто кажется, будто это не так.

– Скажи, почему ты ушла.

– Я ушла в школу. Ты же знаешь.

– Я не об этом спрашиваю. Ты же знаешь.

Он хотел знать, почему всё изменилось после ночи смерти Поли. Почему я разорвала наши отношения. Почему больше не позволяла ему себя целовать.

Но я не могла ничего сказать.

Моё лицо покраснело. – Но этот поцелуй…

По его взгляду я поняла – он знает, как на меня действует. Пылающие щёки лишь подтвердили догадки. Я была уверена, он даже чувствовал покалывание в моём теле, мурашки и влажность между ног.

Он перевёл взгляд на мои губы.

– А потом Поли умер.

Теперь покалывание на мгновение сменилось болью.

– Почему это случилось? – Мой голос затих, когда я сама себе ответила на вопрос.

Я видела, как Билли стал употреблять с нескольких раз в неделю до нескольких раз в день. Это было тогда. Я была уверена, стало только хуже. Гарин говорил не волноваться, что всё исправит. Но он не мог исправить Билли, особенно после смерти Поли.

Никто не мог исправить нас после смерти Поли.

А теперь было слишком поздно.

– Он потерял своего чёртова брата, и это его погубило, – прошептала я.

– Это погубило всех нас.

Особенно меня.

– Не обязательно, – сказал он.

Ноги подпрыгивали под столом, а руки не могли усидеть на месте. Я так ёрзала, только когда думала о нём или была рядом.

– Моя мама была ужасной, а брат слишком много употреблял. Наркотики делали их приятными. – Это была правда, но не поэтому я ушла. – А мне нравился ты.

Мне хотелось, чтобы рука снова закрывала рот, а не играла с салфеткой. Я не знала, зачем всё это говорю.

– Чушь собачья.

Он не поверил. Это меня просто убило.

Думаю, я бы тоже не поверила. Но он делал мне приятно; это была чистая правда.

– Это правда, Гарин. Даже во сне я всегда хотела быть рядом с тобой. А потом я ушла из твоей квартиры и…

– И что?

– И я просто не могла больше оставаться.

Ложь. Выпивка не смягчила боль от лжи, не смягчила и чувство вины. Оно не покидало меня, что бы я ни пыталась себе сказать и что бы ни вкладывала в себя.

– Я просто не могла, Гарин. Было слишком больно. – Очередная ложь. Я покачала головой, чтобы отогнать воспоминания, и потёрла середину груди. Именно там жила боль, именно там начиналось это грызущее чувство.Я хотела вернуть покалывание. С ним было гораздо легче. – Я так долго с этим боролась, и была всего лишь… – Я оборвала себя. Сказала и так слишком много.

– Ты была всего лишь чем?

Я подняла стакан, но в нём ничего не было. Поэтому покрутила его дном над столом.

– Ты была всего лишь чем, Кайл? – Он не кричал, но голос был суровым.

Наконец я снова посмотрела на него.

– Они оба теперь мертвы. Оба брата. Почти целая семья. Это такая трагедия.

– Перестань избегать.

Он был прав. Я избегала.

И если он продолжит смотреть, то увидит правду. А правда должна оставаться там, где она есть – скрытой за годами шрамов.

Я достала телефон, чтобы посмотреть время. Цифры плыли из-за алкоголя, но, похоже, было около полуночи. Или без десяти. В любом случае, мы были здесь уже несколько часов, и я не могла вспомнить, когда в последний раз была в туалете.

Ик.

– Дамский туалет, – сказала я вставая с табурета. – Я скоро вернусь.

Ик.

Я поспешила в туалет и заперлась в кабинке. Теперь, когда я стояла, гул усилился, и пришлось держаться за стены, чтобы удержаться. Казалось, чем дольше стою над унитазом, тем уже становятся стены, а лодыжки на этих каблуках – всё шатче. Ещё несколько часов, напомнила я себе, и я буду в самолёте домой. Подальше от Атлантик-Сити. Подальше от тайн. Подальше от лжи, которая смотрела в лицо. Подальше от Гарина Вудса, который заставлял чувствовать себя такой же неуверенной, как эти чёртовы туфли. Боже, он был сексуальным.

Ик.

И он целовался лучше всех.

Ик.

И его руки знали, как прикасаться ко мне, как раз с нужной силой давить на соски. Руки, которые, я была уверена, стали только талантливее за прошедшие двенадцать лет.

Руки, которым нужно было найти выход из моей головы.

Я была здесь не для того, чтобы меня трогали или я думала о прикосновениях. Не для того, чтобы испытывать какое-либо удовольствие. Не для того, чтобы вспоминать, как сильно скучаю по Гарину, и я не могла скучать по нему, когда уйду. Я выпью ещё по одной рюмочке, вернусь в отель одна и посплю несколько часов перед самолётом.

Ик.

Я натянула трусики, не обращая внимания на влагу, впитавшуюся в ткань. Влагу, которую навёл мистер Хэндс. Влагу, которую нужно было высушить, а не добавлять.

Автоматический смыв за спиной загрохотал, когда я, спотыкаясь, вышла из кабинки и умылась у раковины. Освещение показало, что подводка немного размазалась, придав глазам ещё более страстный вид. Волосы распустились и стали ещё более дикими, чем обычно. Я не стала их укладывать.

Ик.

Когда дверь туалета захлопнулась за мной, кто-то подошёл прямо ко мне и схватил за талию. Мне потребовалась секунда, чтобы соединить руки с руками, грудь с грудью, а лицо с шеей. Но когда я наконец поднялась на несколько сантиметров выше, то поняла – это Гарин.

Я вздрогнула.

– Ты такой холодный, – выдохнула я. В груди снова разлилось покалывание. – Почему ты такой холодный?

Его ледяной взгляд не остановил влагу. Она всё ещё была на моих трусиках. Но я была недостаточно пьяна, чтобы упомянуть об этом.

– Гарин?

– Ты ждал меня? – спросила я, игнорируя его слова.

– Потому что ты всё ещё не дала мне того, чего я хочу.

– Тебе это нравится, – сердито прошептал он мне в лицо.

Я закрыла глаза и позволила его словам пропитать меня. Он не произнёс это как вопрос, потому что уже знал ответ.

– А если я сожму сильнее? Тебе понравится так же сильно?

Это была угроза. Та, которая мне нравилась больше, чем следовало.

Он не стал ждать моего ответа, прежде чем сжать сильнее. Воздух застрял в лёгких. Страх пульсировал внутри – не потому, что я боялась боли, хотя стоило, а потому, что боялась вот-вот сказать ему правду.

– Да, – наконец ответила я. – И я хочу ещё.

Мой разум показал, что значит «ещё». Он вернул меня в ту ночь в его спальне, когда он впервые поцеловал меня. До того момента у меня не было никакого опыта. У Гарина его было предостаточно, и это пугало. И вот, перед тем как пойти к нему тем вечером, я сделала несколько глотков водки из бутылки, что нашла в морозилке. Я хотела его, и пришло время наконец признаться.

Водка разливалась по телу, но на этом сходство заканчивалось.

Теперь между нами были секреты.

И ложь.

И годы гнева из-за моего отъезда.

И холод.

Я потерялась в вихре тёмных воспоминаний и вины, и всё это колотилось в груди. Его взгляд разрывал меня насквозь, и я теряла способность это скрывать.

– Кайл… – Его хватка снова усилилась, возвращая меня к нему. Возвращая к ощущениям, которые вызывали его руки. Возвращая к покалыванию и влажности.

– Да?

Его большой палец коснулся основания моей шеи, где бешено колотился пульс. Его взгляд подсказал – эта мысль пришла ему в голову. Достаточно было сжать ещё сильнее.

– Скажи мне то, что я хочу знать.

Если бы я могла наклониться и поцеловать его, я бы сделала это. Но то, как он держал меня, не позволяло пошевелиться, едва дышать, и всё, чего я хотела, – это его губы на моих. Так что, если не могла этого выдержать, могла попросить.

– Поцелуй меня.

– Этого ты хочешь? – Его челюсть дрогнула, когда он стиснул зубы. – Мои руки на твоей чёртовой шее, и ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

– Больше всего на свете. Отдай мне весь свой гнев.

Его грудь поднималась и опускалась. Губы были приоткрыты в ярости.

– Я выдержу. Я выдержу всё, Гарин.

Секунды шли.

Они казались самыми длинными в моей жизни.

Затем, ещё сильнее сжав моё горло, его губы врезались в мои, и он прижал меня спиной к стене. Там, где было онемение, теперь я чувствовала всё. От нежных искр в пальцах ног до пульсации в сосках. Шероховатость его губ овладела мной, и всё тело отзывалось на каждый удар. Я не пыталась бороться.

Я просто умоляла о большем.

Мои руки легли ему на грудь, чтобы почувствовать, каким мужчиной он стал. В старшей школе он был таким тощим. Теперь пальцы скользили по чистым мышцам, по ряби, выпирающей под кожей. Он был намного твёрже, намного властнее, чем я ожидала.

Он углубил поцелуй, когда я скользнула руками по его шее, его язык обвился вокруг моего. Я провела по густоте усов, по щетине, которую никогда раньше не чувствовала. По шероховатости, которую представляла себе царапающей внутреннюю сторону бёдер. Я дотянулась до его ягодиц, и вдруг оказалась в воздухе, обхватив его ногами за талию, спина всё ещё прижата к стене.

Между нами исчезло расстояние. Рубашка к рубашке, грудь к груди. Губы сплелись так, будто никогда и не разлучались.

И это было идеально.

Слишком идеально.

Все эти годы я хотела узнать, каково было бы, если бы я не ушла из его квартиры той ночью и не умоляла лишить меня девственности. Сейчас я это ощущала. Мне хотелось большего.

И чувство вины росло.

Оно мешало дышать.

– Гарин…

Я отстранилась, но его губы не ушли далеко. Он переместился к шее, покусывая горло, спускаясь к ключицам и верхней части груди.

– Ммм, – простонала я.

– Ты хочешь, чтобы это прекратилось? – Он поднял лицо, не отрывая от меня глаз.

Могла ли я сказать ему остановиться? Не сейчас. Не после того, как мне напомнили, как хорошо он умеет меня заставить чувствовать.

– Нет, – сказала я.

Он всосал мою нижнюю губу, отрывая её от зубов, что впились в неё.

– Я хочу терзать эту чёртову губу. – Его взгляд лишь подтверждал слова. – Давай убираться отсюда к чёрту.

– И куда?

Он поцеловал в щёку, его глубокий голос щекотал ухо, ещё больше возбуждая.

– Туда, где я смогу дать твоему телу всё, что ему нужно.

Он поставил меня на ноги, ожидая ответа.

Ответа, который уже был у меня на языке.

Языка, что слюной тянулся к его вкусу.

Завтра я поеду домой, где смогу мучиться чувством вины до конца своих дней. Но сегодня вечером мне хотелось испытать удовольствие, даже если я его не заслуживала. И я хотела, чтобы Гарин дал его мне.

Я взяла его за руку и повела к двери.

Глава 5

У меня пересохло в горле. Я не могла глотать. Каждый раз, когда я пыталась, я задыхалась от распухшего языка. Он распух, прилип к нёбу. Вкус был хуже, чем утреннее дыхание. Скорее, как многодневное утреннее дыхание с примесью желчи.

Я тёрлась щекой о подушку, не понимая, почему она такая твёрдая. Почему она не поддаётся. Почему она ощущается как мышца, а не перья или пух.

– Не открывай глаза слишком быстро, – сказал мужчина. – То, что нам дали, оказалось тяжёлым дерьмом.

Я оттолкнулась от того, на чём лежала моя голова, и открыла глаза, садясь.

– Ой! – закричала я, прикрывая их предплечьем.

Он был прав; мне не следовало открывать их слишком быстро. Свет жёг и отдавал пульсацией в голове. То немногое, что я могла разглядеть, было размытым и кружилось, будто я находилась в стиральной машине на полной скорости. Кожа покрылась потом. Рот наполнился слюной. Меня вот-вот должно было вырвать.

– Дыши глубже. Станет лучше, – сказал он.

Я откинулась на то, что, должно быть, было изголовьем кровати, и набрала побольше воздуха, прежде чем выдохнуть через нос и вдохнуть ещё. Я узнала голос, который продолжал со мной говорить. Пусть он и изменился за эти годы, я никогда его не забуду. Теперь он стал глубже. Более сексуальным. Я просто не понимала, как он мог разговаривать со мной. Сегодня рано утром у меня был рейс обратно в Тампу, и не было причин его пропускать.

Может, я уже лечу, а он решил лететь со мной. Может, кружение в голове на самом деле было из-за турбулентности. Но тогда почему я не помню, как регистрировалась в аэропорту?

– Скажи, что мы в самолёте.

– Нет.

– Скажи, что я не опоздала на рейс.

– Ты опоздала.

– Чёрт. – Всё ещё прикрывая глаза, я опустила голову между коленями и попыталась сделать поглубже вдох. – Я что, настолько пьяна? – В животе заурчало. – Не отвечай. Я не хочу говорить о том, что я пила. Слишком больно.

– Мы оба были изрядно пьяны.

Я помнила, как мы оба пили. Помнила, как заказывала ещё. Больше я ничего не помнила, кроме… того, как он меня целовал. Было немного неясно, но я могла представить себе коридор, в котором мы находились. Я прижалась спиной к стене. Его руки обнимали моё горло, он кусал меня за губы, вгонял язык и стонал.

Много стонов.

Мы сделали что-то ещё? Я наклонилась и потёрла бёдра. На мне были брюки. На ощупь они были похожи на те, что были на похоронах. Я пошевелила ягодицами и почувствовала, как меня тянет из трусиков. На мне были рубашка и бюстгальтер.

Это не значит, что я не была голой в какой-то момент. Я втянула в себя стенки своей киски, пытаясь ощутить ту знакомую нежность, которая обычно возникала на следующий день после секса.

– Мы не трахались.

Откуда он знал, о чём я думаю?

– Если бы я трахнул тебя, Кайл, тебе бы не пришлось вспоминать об этом. Это было бы единственное, о чём ты думала.

Я потёрла виски, пытаясь унять пульсацию.

– Немного самоуверенно, да?

– Я хотел тебя трахнуть с пятнадцати лет. Если бы у меня наконец-то появился шанс оказаться в тебе, у меня было бы пятнадцать лет, чтобы всё исправить. И это было бы то, чего ты никогда, никогда не забыла бы. Так что нет, я не самоуверен. Я просто знаю, на что способен и что хочу тебе дать.

Мне было всё равно, насколько это больно или как всё кружится в моей голове, я должна была увидеть выражение его лица. Итак, я медленно растопырила пальцы, впуская понемногу света.

Пот на коже начал высыхать, и влага в воздухе обдавала меня прохладой.

– Почему у тебя включён кондиционер? – спросила я. – Здесь холодно.

– Кондиционера нет.

Я держала один глаз открытым, сосредоточившись на нём, и постепенно открывала другой. Теперь, когда я могла видеть, всё болело ещё сильнее, но это не умаляло его прекрасного лица. Лицо с длинной щетиной и спутанными волосами, прислонённое к стене.

Стена… не изголовье кровати.

А под ним был цементный пол цвета грязи.

– Где мы? – спросила я, медленно оглядывая комнату.

Слева от меня был туалет с тумбой на пьедестале, оба из ржавого металла. На раковине лежали бутылка мыла и тюбик зубной пасты. В двери напротив нас был квадратный вырез по центру, зарешеченный толстыми ржавыми прутьями. В следующей стене, прямо под потолком, находилось прямоугольное окно. Никаких красок, никакой плитки. Только металл, ржавчина и грязный цемент.

– Это твоя ванная? – спросила я, хотя он так и не ответил на мой первый вопрос.

Он покачал головой.

– Нет.

Моя ванная в «Сердце» была лучше, чем в отеле Гарина, что показалось мне очень странным.

– Тогда где мы, Гарин?

– Нас взяли.

– Взяли? Взяли куда? – Всё внутри меня вдруг затряслось, включая голос. Пот вернулся, тошнота подкатила с новой силой. Вся комната закружилась. Почему мне так холодно?

– НАША КАМЕРА?

Я оттолкнулась от пола и обхватила живот руками. Грудь тяжело вздымалась, пульс бешено колотился. Воздух сжимался. Казалось, чьи-то руки сжимают горло. А во рту появился этот ужасный привкус, словно я сосала кусок твёрдого пластика. Но между губами, на шее ничего не было.

Только я, Гарин, эта комната, столько незнакомого, и воздуха почти не хватало.

Перестань сопротивляться, Кайл.

– Я не могу дышать.

Я попыталась сдернуть воротник с горла, но майки там и близко не было. От этого движения стало только теснее. Три неуклюжих шага – и я у раковины, плеснув холодной воды на лицо и сделав глоток. Не помогло. Я всё ещё не могла дышать.

Крошечные вспышки света мелькали в уголках моих глаз, пока я ходила по маленькому кругу. Они были некрасивыми; Они были предупреждением о том, что я сейчас потеряю сознание. Мне нужно было дышать. Ничего не входило и ничего не выходило.

Вдох.

Руки Гарина лежали у меня на плечах.

Вдох.

– Какой самый худший дизайн ты когда-либо делала?

– Что? – задыхаясь, спросила я, глядя вверх сквозь упавшие на глаза пряди волос. Я держалась за грудь, потому что горло было слишком сжато, чтобы до него дотронуться.

– Худший дизайн, – сказал он. – Расскажи мне о нём.

Расслабься, Кайл.

Я покачала головой. Привкус пластика был не таким сильным, напряжение начало немного ослабевать.

– Это должна была быть калла.

– И?

Дрожь прекратилась, и комната больше не вращалась.

– Больше похоже на тюльпан. – Я вдохнула носом и медленно выдохнула ртом. – Клиенту не понравилось. Заставила переделать, и второй был таким же ужасным.

– Почему? – Он схватил меня за плечи ещё сильнее.

– Я не умею рисовать цветы. Никогда не умела.

– Слишком подробно?

– Я просто не фанатка.

– Никогда раньше не слышал, чтобы женщина так говорила.

Я пожала плечами, чувствуя, как его пальцы впиваются в меня.

– Они слишком быстро умирают. Я бы предпочла что-то, что останется подольше.

– Значит, без шоколада?

Я рассмеялась, наслаждаясь теплом, которое исходило от него, потому что не знала, как долго оно продлится.

– О нет, шоколад остаётся. Он попадает прямо в мою задницу, где, возможно, останется навсегда.

– Ты снова дышишь.

– Знаю.

Чтобы убедиться, что так и будет, я сосредоточилась на Гарине. Он был в той же одежде, что и на похоронах, но теперь рубашка была расстегнута, а на брюках пятна. Его щетина определённо стала гуще, а взгляд стал глубже. Так же глубоко, как когда он целовал меня.

– Сколько мы здесь? – спросила я.

– Как минимум ночь. Может, больше. Я проснулась всего на несколько часов раньше тебя. Тебе потребовалось больше времени, чтобы отойти от лекарств.

Он что-то об этом упоминал раньше, но я проигнорировала. В тот момент мне показалось, что я в его номере отеля. Хотелось бы вернуться к этой мысли. Этот образ был идеален.

– Как ты думаешь, что они нам дали?

Он усадил нас на пол, повернувшись ко мне лицом. Его рука покинула моё плечо. Я по ней заскучала в ту же секунду, как она исчезла.

– Не знаю, но что-то достаточно сильное, чтобы они смогли перенести нас, не разбудив.

Воздух полностью вернулся в мои лёгкие. Теперь я никак не могла расслабить желудок.

– Кто они?

– Я видел только одного парня. Не знаю, кто он.

В Гарине было больше двухсот фунтов мышц. Не один парень накачал нас обоих наркотиками и перевёз. Должно быть, их было как минимум несколько. Если они нас забрали, значит, им от нас что-то нужно. А если им что-то нужно, что-то подсказывало мне, что они пойдут на всё, чтобы это получить.

На всё.

Сколько времени я потеряла в этой камере? Сколько дней я пролежала на этом грязном цементе, пока наш похититель наблюдал за нами, планируя, что он собирается сделать?

Я взглянула на свои руки. Они казались такими жёлтыми в этом тусклом свете. Жёлтые, болезненные, немытые и дрожащие.

Меня снова трясло.

Этого не могло быть.

Я бросилась к двери, обхватила прутья решётки и потянула их изо всех сил. Ни единого движения. Ни малейшего сдвига.

– Закрыто. Я уже пробовал. Этот ублюдок совсем не поддаётся.

– Нет! – закричала я. Я приподнялась, пока ступни не уперлись в дверь, и потянула изо всех сил. – Нас здесь не заперли. Нет причин. Мы ничего плохого не сделали. Мы…

Не было никакого «мы».

Гарин ничего плохого не сделал.

Была только я.

– Это отходняк. Когда они полностью пройдут, тебе станет лучше. Я пытался, Кайл. Поверь мне, дверь не откроется. Не трать силы, они тебе ещё понадобятся.

Он сидел напротив, глядя мне в глаза, его лицо было невозмутимым.

Мои ноги опустились на пол, и я повернулась, чтобы прижаться спиной к двери. Металл жёг ладони, а ржавчина окрасила их в тёмно-оранжевый цвет. Я чувствовала, как падаю, пока моя задница не стукнулась о цемент.

– Иди сюда.

Я покачала головой.

– Иди сюда, Кайл.

Он видел человека, который приходил к нам в камеру. У него было несколько часов, чтобы осмотреть каждый угол этой комнаты, каждый дюйм пола, каждую пылинку, каждую ржавчину. Может, у него и не было ответов, но у него было время, чтобы осмыслить.

Мне нужно было время, и мне нужно было как-то осмыслить.

– Кайл, иди…

– Что? Ты собираешься дать мне немного своего тепла? Или снова похолодеешь? Я не выдержу ни того, ни другого, Гарин. И я не могу двигаться. – Должно быть, из-за наркотиков мои конечности стали такими тяжёлыми, а голова – такой туманной. Я видела, слышала, чувствовала, но всё это было нечётким, и казалось, что я ничего не контролирую.

Наконец, тепло озарило его прекрасное лицо, он поднялся с пола и подошёл ко мне. – Иди сюда. – Он больше не просил. Он говорил, что собирается сделать: поднять меня с пола и посадить к себе на колени.

Я прижалась к его телу, пока не уткнулась в его грудь, а он обнял меня.

Я больше не чувствовала ни сырости в воздухе, ни безжалостно твёрдого пола.

Я больше не чувствовала его холода.

Я просто чувствовала его.

Вся я чувствовала его.

– Я снова чувствую себя ребёнком, застрявшим в Сердце, и твоё утешение обещает мне выход.

– Не могу этого обещать.

Я вздохнула.

– Знаю.

Я наконец почувствовала его запах. Его кожи, одежды – что бы это ни было, это был вкус. Вкус чего-то восхитительного в безвкусной комнате. Вкус, который напоминал мне о годах воспоминаний. Они обнимали меня так же сильно, как и он.

– Ммм, – проворчал он мне в макушку.

Мне это было нужно… даже если я этого не заслуживала.

– Не знаю, почему мы здесь, но я рада, что нас не посадили в отдельные камеры.

– Я тоже, – прошептал он.

Я медленно посмотрела на его лицо.

– Я никогда раньше не писала перед мужчиной. Не даже перед тобой, когда мы были детьми.

Выражение его лица не изменилось, но хватка ослабла.

– Прости.

– Прости за что?

– Что ты никогда не чувствовала себя достаточно комфортно с мужчиной, чтобы пописать при нём.

Он был прав; мне никогда не было достаточно комфортно.

– Ты так сильно меня сжимаешь. Мой мочевой пузырь вот-вот лопнет.

– Тогда вставай и иди в туалет.

– Да, я услышу.

Учитывая, где мы находимся и что произошло, это должно было волновать меня меньше всего. Проблема была в том, что я волновалась обо всём сразу.

– Перестань зацикливаться, Кайл. Просто подойди к унитазу, спусти штаны, сядь и пописай. Я не буду смотреть.

Я вывернулась у него из колен и подошла к унитазу. Крышки не было, только большое отверстие и ручка для смыва. На полу лежал единственный рулон туалетной бумаги. Я не знала, дадут ли нам ещё, и подкладка съела бы его слишком много, поэтому я спустила брюки и села, подложив под себя руки.

Я почувствовала его взгляд на себе, но ответа не последовало.

Глава 6

Два года назад

Я отодвинул стул, откинулся на мягкую спинку и закинул ноги на край стола. Впервые за двенадцать часов я присел, а виски из бара не хватало, чтобы заглушить пульсирующую за глазами боль.

День выдался чертовски долгим.

Мой директор по маркетингу уволился с утра – ушёл в казино в конце Стрипа, нарушив своё неконкурентное обязательство всего за месяц до крупнейшего покерного турнира, который когда-либо проводил мой отель. Официантку подвергли домогательствам, когда она принимала заказ у одного игрока. Пальца, которым он водил по её киске, на его руке больше не было. Когда моим людям этого показалось мало, они отпилили ему всё запястье. А в довершение всего, три игровых автомата за последние шесть часов выплатили джекпоты на сумму больше десяти миллионов. Марио, едва увидев цифры, тут же набросился на меня. Каждый вечер он получал подробный отчёт о моих результатах. Эти цифры затем отправлялись всем остальным боссам в Атлантик-Сити. Совет был для видимости; боссы – вот кто на самом деле управлял казино. Они командовали из дому, а я следил, чтобы их решения выполнялись. Раз уж они были так далеко, мне было что скрывать. Грёбаные цифры – точно не из этого.

И когда боссы злились, они не пачкали руки.

Они забирали жизни.

Кому-то достанется, потому что три джекпота за шесть часов – это ненормально. Обычно мы столько выигрывали за неделю. Значит, кто-то либо лазил в моих аппаратах, либо они сломались. Я заставил всех искать ответ.

Но пока его у меня не было, нужно было отвлечься. Может, позвать одну из танцовщиц снизу, чтобы поднялась ко мне в апартаменты на верхнем этаже. Приковал бы её к кровати и облил её сиськи скотчем. Её сочащаяся тугая попка и хмель помогли бы притупить эту головную боль.

Я взял телефон, чтобы позвонить в клуб, но он зазвонил у меня в руке. На экране – имя Билли.

– Не лучшее время…

– Никогда не лучшее время, – он выпустил в трубку клуб дыма. – Разве там не одиннадцать? Тебе бы по уши в какой-нибудь шлюхе сидеть, раз ты не отвечаешь.

– Тогда почему просто не написал?

– Потому что знал, что ответишь. Ты всегда так делаешь. Слушай, я поговорил с парнями на набережной и кое-что выяснил.

Это не делало мой день легче. Ребята с набережности были обычными уличными бандитами, которые спали на пляже и питались из помойки. Если Билли тусовался там, что-то подсказывало, что он и сам там ночует.

– Не поэтому я звоню, Гарин.

– Твою маму выселили? – спросил я.

– Она жила у какого-то типа, вот и перестала платить за аренду. Арендодатель вышвырнул все наши вещи. Не так уж плохо тут, на пляже.

Он остался без дома, а через несколько дней, когда тот тип выгонит его мать, и она окажется на улице. Я не мог этого допустить. Поли не было в живых, чтобы помочь им, и больше не было никого, кому бы не было всё равно. У Билли была своя гордость, я уважал это, но меня это не остановило.

– Позвони арендодателю завтра утром, первым делом. Он либо даст тебе ключи от старой квартиры, если, конечно, успел поменять замки, либо от новой.

– Мне не нужна благотворительность.

– Отвечай мне.

Он снова выпустил в трубку облако дыма, и наступила долгая пауза. Я чувствовал, что он под кайфом. Слышно было по голосу.

Я слышал это всегда.

И каждый раз чувство вины терзало меня всё сильнее. Я был ответственен за то, что он подсел на наркотики. Из-за меня он стал наркоманом. Его голос стал моим наказанием, и мне приходилось с этим жить.

– Знаю, – наконец сказал он. – Но всё равно хочу, чтобы ты разобрался. Спроси своих, видели ли они Поли там. Может, вспомнят что-нибудь.

После смерти Поли мы все везде спрашивали, пытались выяснить хоть что-то. Я начал с жителей Сердца, потом с тех, кто торговал на улицах. Никто ничего не знал, а полиция ничего не делала. Мы с Марио пришли к выводу, что убийца работал один, потому что в этом городе никто не умел держать язык за зубами, а всё было подстроено так, чтобы не осталось свидетелей. Снова расспрашивать для Билли не дало бы ему того, чего он хотел, но я бы сделал это для него.

– Я позвоню.

– Спасибо, чувак. Когда приедешь домой, в гости? Давно не виделись.

– Давно. Сейчас тут напряжёнка.

– Марио скоро приедет? Может, подбросить?

Когда кто-то из боссов приезжал, я встречался с ним в Финиксе, Санта-Фе или Денвере. Если бы комиссия по азартным играм узнала, что они в Неваде, нашу деятельность прикрыли бы, и мы все оказались бы в тюрьме. Марио привёз бы Билли в одно из таких мест, попроси я его, но я не мог позволить ему остаться здесь. Не с его привычкой колоться целый день, выжимая каждый доллар, который попадался под руку.

За годы в наркобизнесе я научился никогда не доверять наркоманам. Билли был не лучше любого из них. Я не мог доверять ему в этом городе и уж точно не мог доверять ему в своём казино.

– Он и не собирается, – сказал я. Я ненавидел лгать ему. Это терзало меня почти так же сильно, как и чувство вины. – Слушай, сестра сказала, они только начали проводить собрания Анонимных Наркоманов в старой церкви…

– Я знаю, где это.

– Ты бывал там?

– Нет. Когда буду готов завязать, я знаю, куда идти. Не волнуйся, у меня всё под контролем.

Я слышал это годами. Это было просто отговоркой. Отговоркой, которая в конечном счёте стала причиной его смерти.

– Не говори мне не волноваться.

– А почему? – Он рассмеялся. – Я о тебе не волнуюсь. Думаю, худшее, что с тобой случится, – попадёшь в какую-нибудь мерзкую киску. Сразу выскользнешь оттуда и сбежишь домой. – Он снова рассмеялся, но смех перешёл в глубокий кашель. – Так же и я выберусь из этого. Ничто – ни наркотики, ни киска – меня не сломит.

– И это ты называешь «всё под контролем»? – Я не смог сдержать гнев в голосе. – Потому что это уже сломало тебя, Билли. И это тащит тебя на дно.

Мне докладывали ребята с улицы – не отбросы с набережной, а те, кто им продавал. Те же, у кого Билли брал свой хлам. Так что я знал, сколько он покупал, сколько продавал и сколько употреблял.

И я знал, что он употреблял больше, чем продавал.

– Я не хочу, чтобы ты оказался там же, где и Поли. Продолжаешь в том же духе – так и будет.

– Хочешь подраться с кем-нибудь, вот и всё? – рявкнул он в ответ. – Ладно, дерись со мной. Говори что хочешь, выплёскивай всё. А как только я повешу трубку, я сделаю то, что хочу, ты будешь продолжать волноваться, и ничего не изменится.

Как и стресс из-за джекпотов или директора по маркетингу, которого нужно было заменить. Даже покерный турнир, который должен был привлечь рекордную толпу, не волновал меня сейчас.

– Пошёл ты.

Я не хотел злиться и казаться, что нападаю на него. Но какого чёрта он не хотел помощи? Почему не боялся передозировки? Почему вёл себя так, будто был неуязвим, хотя видел, как многие такие же, как он, умирали на улицах?

Глава 7

Услышав щелчок замка, я резко выпрямилась и рванула головой в сторону двери – она медленно открывалась. Впервые в камере раздался звук, который не издавали Гарин или я. Впервые за всё время с моего пробуждения здесь появился кто-то другой.

В проёме возник мужчина – выше Гарина, с плечами почти во всю ширину дверного косяка. Его майка обнажала руки, вдвое шире моих бёдер, сплошь покрытые пёстрыми татуировками. С подбородка свисала окладистая борода – черта, которую я когда-то считала невероятно сексуальной, пока не увидела её на лице тюремщика. В его руках было два подноса, заваленных комками коричневой похлёбки.

– ¡Ещё! – рявкнул он таким низким голосом, что стены задрожали.

Два года испанского в старшей школе мне не помогали. Я знала от силы десять-пятнадцать слов.

– Что он сказал? – спросила я Гарина, не ожидая ответа.

– Велит нам есть, – ответил тот.

Позже я спрошу, откуда он знает язык, но сейчас всё моё внимание поглотил бородач. Он швырнул подносы на пол и пнул их в нашу сторону. От резкого движения коричневый соус расплескался по краям.

В животе заурчало, и меня дико потянуло подползти и слизать лужу с грязного цемента. Я не знала, сколько времени прошло с последней еды, но голод так яростно терзал внутренности, что я едва сдержала стон.

Гарин поднялся и шагнул к бородачу.

– Скажи, какого чёрта мы здесь и когда нас выпустят?

– ¡Siéntate!

– Нет, не сяду! – крикнул в ответ Гарин. – Я хочу знать, зачем мы здесь! И когда, чёрт возьми, нас выпустят!

Бородач расстегнул один из двух пистолетов в кобуре и навёл его на Гарина.

– ¡Que te sientes carajo!

Я обхватила живот, пытаясь сдержать давление. Дышать не получалось. Я панически боялась оружия. Не могла его видеть. Не после того, что случилось, не после того, как его направили на меня.

– Гарин, вернись! – закричала я. – Сделай, как он говорит, пока он не нажал на курок!

– Siéntate, – повторил Бородач.

– Господи Иисусе, – проворчал Гарин, плюхаясь на пол рядом со мной.

Прошло несколько секунд, прежде чем Бородач направился к двери. Мне нужно было попытаться разговорить его. Может, ласковый подход сработает лучше, чем грубость Гарина.

– Ты здесь главный? – спросила я.

Он схватился за дверь и уставился на меня. Его глаза были чёрными и пустыми, а рот приоткрылся, будто зубы вот-вот вонзятся в мою плоть.

– Я хотела бы поговорить с тем, кто главный… если это не ты, – мой голос звучал так слабо, что я его почти не узнала. – Я хочу спросить, почему мы здесь, и…

– ¡Cállate! – рявкнул он.

– Он говорит тебе заткнуться, – перевёл Гарин.

Но я не пыталась быть властной. Я даже не умничала. Я просто хотела ответов. Неужели несколько вопросов – это слишком, учитывая, что я заперта в камере без единого воспоминания о том, как сюда попала?

– Но…

– ¡Cállate! – резко повторил он.

– Le voy a dar lo que se merece y después se muere, – прорычал Бородач, пятясь из камеры.

Замок щёлкнул, и эхо пронзило всё тело. Резкая боль вонзилась в живот. Это был не голод. Чувство голода вдруг исчезло.

Я выждала несколько секунд и повернулась к Гарину.

– Что он сказал?

Тот стиснул зубы, а его чёрные глаза стали такими же ядовитыми, как у Бородача.

– Гарин?

– Ты получишь то, что он тебе даст.

Если бы это было всё, Гарин не скрежетал бы зубами. Не ломал бы пальцы и не смотрел на дверь так, будто хочет проломить её головой.

– Что ещё он сказал, Гарин?

– Неважно.

Я поднялась, держась за живот, и посмотрела на него сверху вниз.

– Нет, это важно. Ты не сможешь защитить меня здесь, так что будь хоть честен. Не оберегай меня. Я выдержу правду.

Он медленно поднял взгляд. Гнев и ярость сменились чем-то другим. Я чуть не ахнула, поняв, что это.

Страх.

Он обхватил меня за талию и прижал спиной к своей груди.

– Они не убьют тебя. Ты им нужна. Поэтому ты здесь.

– Но… – это было единственное слово, которое я смогла выдавить сквозь рыдания.

– Я отсюда не выберусь, – мой голос крепчал, и я не понимала почему. Ни в чём не был виноват Гарин, но винить я могла только его. – Это ты перевёл его слова. Это ты сказал, что я умру. Ты не можешь всерьёз думать, что я отсюда выйду, Гарин.

– Если не будешь есть, у тебя не будет сил бороться. Нам нужна энергия, Кайл. Мы должны взять всё, что они дают, и придумать, как отсюда выбраться.

Я не стала ждать, пока он договорит. Вырвалась из его объятий и отползла в другой угол камеры, втиснувшись в узкое пространство между унитазом и раковиной. Подтянула колени к груди, обхватила их руками и начала раскачиваться.

– Даю тебе минуту посидеть и пожалеть себя. Потом я подниму тебя, усажу сюда и запихну в тебя еду, – он уселся на воображаемый стул, вытянул ноги и скрестил лодыжки. – Минута пошла.

– Думаешь, она отравлена? – спросила я, поставив поднос на колени и уставившись на бурую горку посередине. За время моей жалостливой истерики – или как там Гарин назвал мой срыв – она успела остыть и осесть.

– Нет, – он обмакнул палец в соус и лизнул. – Вполне съедобно… если тебя не смущает привкус соли и металла.

Поднос был разделён на три секции, как в школьной столовой. Бородач не дал нам приборов, и мне пришлось ковыряться в еде пальцами. Гора оказалась измельчённой говядиной с толстой прямоугольной лапшой, залитой коричневым соусом. В следующем отделении лежала булочка. Снаружи – твёрдая и чуть заплесневелая, но внутри достаточно мягкая. В последнем – четыре консервированных персика, плавающие в соке куда более красном, чем обычно.

– Хватит с ней играть, ешь, – сказал Гарин.

Я зажала несколько лапшин между пальцами и отправила в рот. Он был прав: лапша отдавала солью и металлом, будто её мариновали в консервной банке. Когда привкус ослаб, по рту разлился аромат пластика.

Я задержала дыхание, пытаясь его перебить, и сглотнула.

– Кажется, я была голоднее, чем думала.

Гарин поднял взгляд, слизывая с пальца последний кусочек персика – единственный, что у него остался.

– Я бы и пять таких подносов умял.

– Интересно, как давно мы ели?

– Не хочу знать, – он пнул свой поднос к двери и подошёл к раковине помыть руки.

Я собрала лапшу, смешала с крошками от булки. Коричневый соус стекал по пальцам. Я чувствовала его в уголках рта, а говядина застревала в зубах. Но мне было всё равно. Мой желудок отчаянно требовал пищи.

– Помедленнее, Кайл. Дай желудку привыкнуть.

Я проигнорировала его и принялась за персики, разминая их во рту, прежде чем проглотить. Я отправляла один за другим, пока на подносе не остался один сок. Он был не просто красным, как у вишен. Он был кроваво-алым. Слишком ярким, чтобы его пить.

Я отодвинула поднос и прислонилась к стене, потирая живот, – еда медленно переваривалась. Гарин присел рядом, и я понимала, что надо встать и помыться. Пальцы были липкими, а лицо покрыто слоем грязи. Но я была слишком сыта, чтобы двигаться.

– Как самочувствие? – спросил он.

– Слишком быстро ела. Во рту – пластмасса, а стена – жёсткая, – на этом всё не заканчивалось. Мне не хотелось признаваться в остальном, но умолчать было бы ложью. – И мне очень страшно.

– Иди сюда.

Он похлопал по груди, и я припала к ней, чувствуя его дыхание на своей шее. Он был куда мягче стены. Гораздо теплее. Гораздо нежнее. Но его ласка не могла скрыть правды.

– Я получу то, что он даст, а потом умру.

Дрожь пробежала по телу, слова Бородача засели в голове, повторяясь снова и снова.

– Ты получишь то, что он тебе даст… а потом умрёшь.

О смерти Гарина он не сказал ни слова. Только о моей.

Да и присутствие Гарина здесь не имело смысла. Может, его подсадили ко мне, чтобы утешить перед казнью. Может, похитители решили, что я выдала ему какой-то секрет.

Но одно я знала точно: он оказался в этой камере из-за меня.

Его жизнь под угрозой… из-за меня.

Во рту скопилась слюна, и я почувствовала, как еда подступает к горлу.

– О Боже, – прошептала я, и слюна капнула с губы.

Я оттолкнулась от его груди и бросилась к унитазу. Изо рта, будто из шланга, хлынули непереваренные куски. С каждым спазмом я сильнее сжимала живот, боль была невыносимой, равно как и жжение в глотке. Когда желудок опустел, я подставила лицо под кран, и ледяная вода остудила обожжённую кожу. Я не отходила, пока всё тело не затряслось от холода.

– Что я могу сделать? – спросил он.

Но я волновалась.

– Я тебе доверяю, – мне нужно было отвлечься, пока страх не свел меня с ума окончательно. – Чем бы ты занимался, окажись сейчас на свободе?

Он посмотрел на окно. Ни один лучик не пробивался сквозь него. Единственным источником света была лампочка над головой, которая гудела и временами мигала.

– Наверное, ещё работал бы.

– Я тоже.

– В магазине или в офисе?

Я рассказывала ему о своей работе, когда мы встретились в баре. Он же не собирал обо мне информацию, как я о нём гуглила… разве что притворялся, и уже всё знал.

– В офисе, – ответила я. – Мои сотрудники общаются с клиентами и работают в магазине. Я занимаюсь крупными заказами и всем, что делается на заказ. Не использую готовые макеты, всё рисую сама.

– Тебе нравится, – сказал он так, будто уже знал ответ. Иронично, ведь мне и вправду пришлось над этим задуматься.

Искусство было единственным, чем я хотела заниматься, а колледж научил, как превратить хобби в работу, а не прозябать в неудавшихся художниках. Бизнес-составляющая нравилась меньше, особенно когда твой деловой партнёр – родной брат. Он высасывал всю радость и вытравливал страсть.

– Да, – наконец ответила я. – Творческая часть мне нравится.

– Случались неудачные сделки?

– Было несколько, – я посмотрела ему в глаза. – А что?

– Думаю, это может быть причиной нашего заключения.

Как бы мне ни хотелось в это верить, звучало оно бессмысленно. Споры из-за цен и неподходящих цветов не могли привести меня в тюремную камеру.

– Тогда почему мы здесь вместе? – спросила я.

Гарин всегда был лидером; он никогда не терял контроля над ситуацией, если только его не запирали в камере с вооруженным охранником. Его края были остры, а взгляд – непоколебим. У такого человека наверняка были враги. Достаточно серьёзные, чтобы запереть нас здесь.

Я смотрела прямо перед собой, не в силах скрыть вину с лица.

– Уверена, причин, по которым мы здесь, может быть бесконечно много.

– Откуда ты знаешь?

Он возненавидит меня, когда поймёт, что это из-за меня.

Я возненавижу себя.

Уже ненавижу.

– Вау, – вырвалось у меня.

– Я вытащу тебя отсюда, – сказал он. – Говорил же – не волнуйся. Значит, не волнуйся.

– Ты снова начинала паниковать. Нужно было тебя остановить.

– Откуда ты знаешь, что я в панике?

– Хватило ситуаций, чтобы научиться.

– Но что, если…

Он двигался так быстро, что я едва успела среагировать. В следующий миг я уже сидела у него на коленях, зажатая в крепких объятиях.

Я не могла оторвать от него взгляд. Застыла. Между нами повисло напряжение.

– Ты снова начинала паниковать. Мне нужно было тебя остановить.

Было так странно – снова видеть его лицо, лицо, которое я знала с детства. Но теперь на нём лежали резкие морщины и мелкие шрамы – свидетельство прожитых лет.

Глаза, смотревшие на меня, были не детскими. Это были глаза взрослого мужчины.

Желающего мужчины.

– Остановил, – наконец сказала я.

Он опустил взгляд, и я почувствовала, как кожа заливается румянцем, а соски медленно твердеют, проступая сквозь тонкую ткань. Он заметил это и так же медленно поднял глаза на моё лицо. Его erection упирался в мою промежность, а мой рот приоткрылся от его размера.

– Если тебе нужна минутка – бери, – сказал он. – Сейчас.

– Я…

Его взгляд был таким же жгучим, как и прикосновения. Прикосновения, которых я не заслуживала. Прикосновения, которые должны были быть сжаты в кулаки вдали от меня, потому что я была такой трусихой.

Мне и вправду нужна была минута – чтобы стереть с лица глупую улыбку и остудить тело. И куда больше минуты – чтобы сердце перестало колотиться так громко.

Прежде чем я успела осознать следующую мысль, он снова меня подвинул. На этот раз поставил на пол, чуть дальше от себя.

– Когда я снова поцелую тебя, в твоём голосе не будет ни капли неуверенности. Я почувствую твой ответ и пойму, что ты хочешь.

Свет лампочки просачивался через верхнее окно уже несколько часов, но у меня едва хватало сил поднять руку. Что бы они мне ни вкололи, препарат всё ещё был в крови. Я никогда не чувствовала такой усталости от безделья.

Утром Бородач принёс ещё еды. На подносе лежала груда мяса в красном соусе с привкусом пластика, пережаренная морковь и булочка. Снова ни приборов, ни салфеток. Пить было нечего, кроме воды из-под крана. Я пила и ржавую жидкость – Гарин сказал, что нужно поддерживать водный баланс, иначе станет только хуже. Хуже, чем вчера, когда я вырвала весь ужин.

Вместе с подносами Бородач принёс одеяло. Ни подушек, ни матрасов, ни даже коврика. Всё, что у нас было – холодный бетонный пол и одно серое шерстяное одеяло, смотревшее на меня из угла.

Я удивилась щедрости Бородача после стычки с Гарином. Возможно, в его кругах это считалось мягкостью. А может, он просто давал нам последнюю роскошь перед расстрелом.

Так или иначе, нам нужно было выбираться.

И я говорила об этом Гарину каждый час.

– Я бы убила за фруктовый лёд и пушистую подушку, – сказала я.

– Странное сочетание.

– Горло горит.

Боль ощущалась не только при глотании, а постоянно. Я была уверена, что это последствия рвоты. Меня выворачивало так сильно, что я удивилась, как у меня не болит грудная клетка и не лопнули сосуды в глазах. В отражении раковины глаза не были красными. Зато я видела, что выгляжу ужасно, и ничего с этим не делала.

Я была слишком усталой.

– Я тоже ничем не могу помочь, так что, может, обойдёмся моим плечом? – я усмехнулась. – С удовольствием предложу.

Он взял одеяло и вернулся на мою сторону комнаты, пока я подходила к раковине. Я не снимала эту одежду с самого прибытия и лишь полоскала рот зубной пастой. Выдавила немного на палец и медленно провела им по передней и задней сторонам каждого зуба. Потом прочистила промежутки ногтями. Закончив, намылила руки и протёрла ими лицо, грудь и руки. Это было не то же самое, что душ, но я удивилась, насколько лучше стала себя чувствовать, смыв пену.

– Моя очередь, – его рука коснулась моей талии, когда он проходил мимо. Мимолётно. Нежно. И совершенно не обязательно, ведь места было достаточно. Я затаила дыхание от прикосновения. На этот раз не от паники, а от тёплой волны, пробежавшей между ног.

Я поспешила к одеялу и села посередине, не зная, какую сторону он займёт. Скрестила ноги и уставилась на свои руки. Он давал мне минуты уединения, отворачиваясь, когда я просила. Это было меньшее, что я могла сделать для него. Но когда зажурчала вода и послышалось, как он намыливает руки, мне захотелось подглядеть.

Я изо всех сил старалась не опускать голову… но всё же подняла взгляд.

Его рубашка висела на краю раковины, а длинные сильные пальцы, покрытые мыльной пеной, скользили по шее. Мой взгляд опустился на предплечья. Они были покрыты тёмными волосами, а мышцы выступали чёткими буграми. Плечи – широкие, спина – мощная, а к талии тело сужалось. С этого ракурса, с низко сидящими штанами, я видела лишь часть его пресса. Лёгкая волосяная поросль покрывала его, и ещё больше – на груди.

– Ты ведь уже видела меня, – сказал он, поймав мой взгляд.

– Нет, – я окинула его взглядом. – Это не просто ты. Это совсем другая, очень мощная, очень мужественная версия тебя.

Теперь, когда он стоял ко мне лицом, я разглядела всю мускулатуру. Мышцы были твёрже. Сильнее. Намного внушительнее, чем я думала.