Рождественская сказка бесплатное чтение

В одной маленькой деревне в овраге, образованном руслом когда-то судоходной реки, в маленьком домике напротив старого кладбища жила собачка Оливка.

Больше всего на свете она любила рисовать картины, и обычно для этого ей даже не приходилось покидать своего двора – ведь тот уголок деревни, где находился её домик, был очень живописен. С крылечка открывался вид на сбегающий к скованному льдом ручью склон, сухие заросли тростника и деревянный мостик. На том берегу виднелись потемневшие от времени резные камни старинных надгробий, между которыми летом лениво щипали траву козы, да белая, как голубка, церквушка с золотыми куполами. Их блеск издалека привлекал путников, желающих отдохнуть на лоне природы.

Сегодня вид был особенно прекрасен. Над деревней раздавался радостный и мелодичный звон колоколов. Купола особенно ярко сияли на фоне заснеженного пейзажа и ясного неба. Тонкие струйки дыма поднимались из печных труб по всей деревне – значит, и весь день будет морозным и солнечным.

– Просто невероятно! – ахнула Оливка. – Пожалуй, напишу небольшой этюд, пока Рыжик не пришла с новостями и булочками к чаю.

Оливка потянулась к корзинке с красками. Замечательная была корзинка – ладная, прочная, из ивового прута. Её Оливке подарила на прошлое Рождество её подружка, кошка Рыжик. Говорят, что кошки не могут дружить с собаками, но всё это неправда – все могут дружить, если только сами этого захотят.

Но, о ужас! Корзинки на месте не было!

Оливка растерялась.

– Невероятно, – пробормотала она себе под нос. – Я же всегда держу краски в этом месте. Не могла же она сама уйти?

Оливка на всякий случай проверила буфет и кладовку. Она даже заглянула под кровать, но обнаружила лишь паука Терентия, который неспеша пил что-то из напёрстка и читал обрывок газеты.

– И чего это вы решили ко мне заглянуть? – проворчал он. – Вообще-то, я очень занят.

– И чем же? – спросила Оливка, склонив голову.

– Я должен быть в курсе геополитической обстановки! – ответил Терентий, важно поднимая одну из своих восьми ножек.

– Это газета за тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый год, – вежливо заметила Оливка, удаляясь.

Ох и жук же этот паук! Хотя… Может быть, он знает, куда подевалась корзинка?

Оливка отломила кусочек сыра и снова заглянула под кровать.

– Послушайте, Терентий.. кхм-кхм… я тут угощалась сыром и подумала, что будет прямо-таки невежливо не предложить вам такой замечательный сыр. Это наши коровы меня им угостили, вы такой свежий нигде не купите. Попробуйте, прошу.

– Благодарю, – паук принял пуговицу, на которую Оливка положила сыр вместо блюдца, и, кажется, сменил привычное раздражение на какую-никакую, сыром купленную, но вежливость. Оливка решила, что теперь можно и спросить.

– К слову говоря, Терентий… не попадалась ли вам на глаза моя корзинка с красками?

– Корзинка? С красками?

– Да, корзинка! Ладная, прочная, из ивового прута. Я нигде не могу её найти, вот и подумала – у меня-то глаз всего два, а у вас целых восемь… Вдруг вы её замечали?

Паук почесал голову свободной ножкой.

– Не припомню такого. Быть может, я и мог что-то заметить, но ведь я, как вы знаете, живу затворником… И нечасто выбираюсь на свет.

«И не платишь аренду», – подумала Оливка, вежливо и умело скрывая лёгкое раздражение. В кои-то веки она решилась его побеспокоить, а отношение такое, словно это она у него квартирует, а не он сплёл свой самострой под её кроватью!