Наследник 2 бесплатное чтение

Глава 1

От этих слов меня моментально прошиб озноб, а не спалился ли я? Прокоп же смотрел на меня не мигая.

«Сгорел сарай, гори и хата», – промелькнуло у меня в мыслях, и я усмехнулся.

– А кто бы не изменился? Сначала матушка померла, а после и ты вести о батюшке привез. Да и болел я, как ты помнишь. Я, как в себя пришел, слаб был, как дитятко, с постели встать не мог. Только лежал и зыркал. К тому же еще и тебя с Богдашкой не сразу признал. Тут помню, а тут не помню. Внутри так не по себе было, будто я и не я вовсе. Лица родителей только через дней пять вспомнил. Бывает, и сейчас проснусь и думаю, а я ли это или не я? Да вспоминаю лицо матушки и батюшки, и легче становится. Кто бы не изменился, Прокоп? – пристально посмотрел я ему в глаза.

Прокоп же протяжно вздохнул и кивнул, принимая мои слова.

– Да и нагл ты стал не почину, Андреюшка. Обломают тебя, и нам худо станет. Да и гребешь все под себя! Послужильцев тебе куда столько? А серебра? Прознают же, столько воровских людишек сюда явится, не отобьемся, – горько вздохнул Прокоп.

Я же смотрел на него, и было видно, что он действительно волнуется не только за себя, но и за меня. Это было чертовски приятно.

– Да и к Старицкой мы ездили вот на кой черт? Зачем рисковали? Вклады такие дорогие сделали, я еще могу понять к деду, но вот туда. Да и ты, как помню, про них спрашивал, – задумчиво произнес мой послужилец. Скорее, он для себя говорил, чем для меня.

Вот только я изначально не собирался использовать Прокопа в темную. Мне нужна его добровольная служба. Тогда на него точно можно будет опереться в любой момент, и он не предаст. Я смогу если не полностью, то достаточно ему доверять. Тому, кто был со мной с первого дня.

– Обожди, – бросил я и пошел в погреб, где среди бочек и был оборудован мой тайник. Там и серебро прятал, и заветный ларец.

Вернувшись, я плюхнулся на лавку, Прокоп с любопытством разглядывал ларец.

– То, что я тебе сейчас открою, Прокоп, тайна великая да непростая, за нее можно и живота лишиться, да и не только самому. Если ты решишь уйти после этого, то неволить не буду, дам монет, и иди куда захочешь, – тяжело произнес я.

– Эт чего же там такого-то? – хмыкнул он с недоверием.

– Сам сегодня вспомнил про Мария Владимировну Старицкую, да как я про них спрашивал? – Прищурив один глаз, я глянул на послужильца, и он кивнул.

Распахнув ларец, я достал оттуда крестик и надел на себя, следом перстень и печатку, Прокоп же смотрел на меня, раскрыв рот и хлопая глазами.

– Когда тебе про перстень говорил, я правду сказал, то наследство, вот только соврал, говоря, что прадеда. Ты уж не серчай, – грустно улыбнулся я. – Это наследство от деда моего, доставшееся отцу моему, а после и мне.

– Кондрата Белева, что ли? Так откуда у него-то? – нахмурился Прокоп, пытаясь понять.

– Э не-е, Прокоп, моим дедом был вовсе не Кондрат Белев! Моим дедом был Василий Старицкий, брат Марии, – веско и даже торжественно произнес.

– Свят, свят, – тут же вскочил с лавки Прокоп, таращась на меня дикими глазами, и замахал рукой куда-то вверх в сторону неба.

– Да, ты верно понял! Старицкие царевы родичи, Рюриковичи. Первые после семьи царя, – кивнул я, скорчив лицо.

Прокоп замер, глядя на меня остекленевшими глазами, а после рухнул как подкошенный на колени и, замерев, не сводил с меня взгляд.

Пару минут так и сидели, он смотрел на меня, я на него, но тут объявился Богдан.

– Тятька, чего с тобой? – понесся с криком он в нашу сторону.

– Уйди, – прорычал Прокоп в сторону сына не своим голосом и просто ожег бешеным взглядом. – Не до тебя.

Богдан так и замер в пяти шагах от нас, переводя непонимающий взгляд с отца на меня.

– Иди, Богдан, – махнул я рукой. – Потом отец тебе все обскажет, если посчитает нужным. Прав он, не до тебя, – грустно усмехнулся я.

– Но… – неуверенно протянул он.

– Уйди, сынок, опосля все, – уже нормальным голосом произнес Прокоп.

Богдан судорожно кивнул и, оглядываясь на нас, все же ушел, направившись то ли домой, то ли еще куда.

Прокоп же, кряхтя, как старый дед, и шатаясь из стороны в сторону, уселся на скамью.

«Эк его торкнуло, – пронеслась мысль, а после еще одна: – Всего-то узнал, что я царский родич».

– Эт как же так? – вымученно улыбнулся он, глядя на меня.

– А вот так, – пожал я плечами. – Князю Василию царь вернул удел, Волынского же отправил за ним следить, прадед и окрутил его, видать, да дочь подложил свою Софию, что бабка мне, надеясь возвыситься за счет свадьбы. Князь Василий прожил недолго, но отец успел появиться. Петр же Волынский понял, чем это может грозить ему и его семье, выдрал страницы из церковной книги о свадьбе и о рождении отца. А потом оженил дочь на Белеве или грамоты подделал, да и отправил сюда. Духовная грамота же князя Василия сохранилась, где он отцу все оставляет, и те страницы, что Петр спрятал, – пояснил я.

Прокоп минут десять переваривал сказанное мной.

– И чего теперича? – серьезно спросил он дрогнувшим голосом.

– А то ты не понял, – хмыкнул я. – Мария признала во мне племянника, да и дед Прохор подержит. Свое возьму, – твердо произнес я. – Сам слышал, какие вести Вишка привез. Нету больше Годуновых, мой родич царствовать сел.

– Понял, как тут не поймешь. Прав ты, Андрей Володимирович, за такую тайну и порешить могут и всю семью извести, – тряхнул головой Прокоп.

– Да, потому тебе и рассказал, – кривая улыбка сама появилась на лице. – Ты можешь уехать и забыть о том, – медленно произнес я.

– Уедешь как же. Из-под земли достанут. С царскими родичами под одной крышей почитай жил. Кому расскажешь, не поверишь, – горько усмехнулся Прокоп.

– Так ты мне веришь? – глянул я на него.

– Верю. Да и сам все вижу и видел. От того видать ты и стал таким, Андрей Володимирович, дедова кровь взыграла. Все на месте усидеть не можешь, все неймётся, – улыбнулся одними глазами Прокоп, и была там какая-то хитринка.

– Может и от того, – улыбнулся уже я, ему. – Ты со мной Прокоп?

– Ну-с княжьим послужильцем буду видимо, а почему бы и нет! Коли тебя дед Прохор поддерживает, как я могу отказаться то. Царя наверно увижу, – усмехнулся он.

– Наверно, – кивнул я. – Через пару дней в Нижний Новгород выезжаем. Савка людей обещал подобрать. Здесь думаю Стеньку оставить и Голчу, в поле от них толку не много, а здесь сгодятся, да Микиту с Василием упрежу. Да и коли сладится все Прокоп, будет у тебя все хорошо и деревенька своя, а то и село.

– Голову бы на плечах сохранить, и то хорошо будет, – зло усмехнулся.

– Сохраним, нас голыми руками не возьмешь. Ни Петрушка не смог, ни Игошка.

– Эт да, хитер ты Андрей. Где силой не возьмешь, там умом и хитростью сладишь. Да и осторожен ты, вроде, глядишь, на рожон лезешь аки медведь, а присмотришься потом, вовсе и не так, все продумал. От того и верю, что у тебя все выйдет. А коли помру я, позаботься о Богдане и Марфе, – философски заметил.

– Не брошу их, да и ты сам еще не одного ребеночка заделаешь, и будут они Прокопичами, – подмигнул я своему послужильцу.

– Прокопичи, – как завороженный пробормотал он.

Подготовка заняла три дня. Я примерял кафтаны, которые сшила Афинька. Их пришлось чуть подправлять и по моему настоянию даже карманы внутренние добавили.

– Ну каков красавец, истинный боярин, – смотрела на меня Марфа.

– Кха, кха, – закашлялся Прокоп находящийся рядом и весь покраснел.

– Чего это с тобой? – глянула Марфа на супруга, не одобрительно.

– Да так, мушка видать, вот и… – отмахнулся Прокоп, и Марфа вновь глянула на меня.

– Чего-то не хватает, – задумчиво произнесла она, рассматривая меня в синем кафтане с серебряной вышивкой.

– Шапки не хватает, такому кафтану шапку под стать надо, да с мехом богатым, – произнесла Афинька.

– А ведь и верно, – хлопнул в ладоши Марфа. – Шапку надо. Ткань же еще осталась?

– Да, – кивнула Афинька. – А вот меху и нету.

– Ой, печаль, – покачала сокрушённо головой Марфа.

– В Нижнем Новгороде купим, Стенька завезет да и сделаете шапку, – буркнул я, понимая, что это может затянуться.

– Было бы хорошо, – тут же закивала Афинька.

– Вот и славно, – тут же улыбнулась довольно Марфа, и мои мучения наконец прекратились.

На следующий день мы и отправились в Нижний Новгород за послужильцами, которых обещал найти Савка. Можно было сразу оттуда в Белгород, но я не был уверен, что не придется возвращаться домой, что бы приодеть новеньких.

Шли о двуконь, и до города быстро доехали.

Савка мне обрадовался и посетовал, что почти весь товар раскупили, а слухи по Нижнему Новгороду шли один краше другого, дескать нынче природный царь сел в Москве и наступит благоденствие, и скоро пойдем крымчаков воевать. Попили они нашей кровушки и теперь им несдобровать.

Откуда слухи о войне с крымчаками я не знал, но меня это не радовало. Не хватало еще и этого в предстоящих событиях.

На этот раз вышло триста двадцать рублей, не хилая сумма у меня выходит вместе с уже хранящимся в тайнике.

Да и семь послуживцев он мне подобрал, были они молоды и бедны, только сабля и душа. Поверстания не было, вот и маялись бедолаги. Кто чем промышлял, многие у родичей ходили, кто пашню пахал, а кто и чего другого по хозяйству.

Так что они были рады такому предложению, которое озвучил им Савка.

Все они были не старше двадцати лет, с каждым провели шуточный бой, и не сказать, что все было хорошо, но и не так плохо как со Стенькой поначалу. В общем, на уровне Вишки, когда я его к себе взял, кто-то чуть лучше, кто-то чуть хуже.

Мерины трофейные у меня были в поместье, но надо что бы все одвуконь были, так что пришлось докупать. Как и запас тегиляев и сабель у меня был, но все равно на всех не хватало и пришлось потратиться. С луками же был отдельный разговор, не все хорошо ими владели, так что решил выдать только тем, кто умеет им владеть, благо на это запаса хватило. Вот только стрел пришлось закупать на этот раз две сотни, так сказать с запасом.

Но за то вышел весьма вооруженный и зубастый отряд.

Меха купил ласки, он весьма ценился – шкурка к шкурке, десять рублей отдал за три пары.

Дорого, но понты дороже денег.

Закончив с делами, вернулись домой. Короткие сборы и в путь.

Грамоты я не стал брать с собой, да и денег взял всего полста рублев. Ведь от деда наверняка будем заезжать сюда, вот и не стал рисковать с грамотами, а деньги всегда пригодятся.

Заехали к соседям, упредив об отлучке, и выехали Белгород.

На этот раз путь прошел спокойно и без эксцессов, хоть у меня появилось внутренне напряжение.

Белгород было не узнать, народу стало явно больше, чем в прошлое мое посещение, да и лица людей были скорее радостные, в них лучилась надежда на лучшую жизнь. Из некоторых домов доносились крики и песни. Народ праздновал и радовался новому царю.

Поздея же не оказалось дома, к отцу своему уехал. Как сообщил его сосед, подозрительно на меня косившийся.

Вот только до дома деда мне самому было затруднительно добраться, хоть я там и был. Дорога к Прохору петляла среди леса, в котором были устроены засеки, и ложных поворотов хватало, и легко было заплутать.

– И чего делать будем? – поинтересовался Прокоп.

– Не знаю, постоялый двор найдем. Не на улице же ночевать, а там думать будем. Возможно, дядю ждать придется, но когда он явится еще, – протянул я.

Направившись искать постоялый двор, мы расспрашивали жителей города, среди которых нам попался Буй.

– Андрейко ты, что ли? – с удивлением рассматривал он меня.

– Здрав будь Буй, я, – доброжелательно улыбнулся я.

– Ты здесь чего, опять поди к деду? – хмыкнул он. – А мы вот празднуем. Нету больше Годуновых, и настоящий природный царь нынче правит, – и он показал на небольшой початый кувшин.

– Понятно, – только и кивнул я. – Да к деду Прохору, вот к Поздею заехал, а его нет, он у деда. Вот только сам я путь до его поместья и не найду.

– Ну да. Ты не найдешь, да и не всякий крымчак отышет, для того так и сделали с поместьями, – произнес Буй и задумался. – Эх помогу я тебе. Бывал я у Колчи и не раз, – и Буй горестно вздохнул, покосившись на кувшин. – Возле ворот ждите, – произнес Буй и, развернувшись, горестно вздыхая, ушел.

Через полчаса он появился возле ворот, и мы поехали к поместью деда, и уже к вечеру были у него.

Ворота открыл Олешка, а там и дед Прохор появился вместе с Поздеем.

Накрытый стол и баня, все как всегда. Моих послужильцев уложили на ночь на сеновале, в том числе и Буя.

Как и в прошлый раз, наш разговор состоялся ночью при свете свечей, что трепетали от каждого ветерка. Прокопа же я не стал брать с собой, ведь разговор очень личный родственный.

– Все вышло, как ты и говорил, – первый произнес дед. – Нет более Годуновых!

– Значит, я оказался прав. С тетушкой Марией встречался. Признала она во мне родича, и обещала помочь, грамоты дала и посоветовала как действовать. Да и заехать к ней надо будет еще раз, вдруг чего нового скажет.

– Значит, решился? – произнес Поздей пристально глядя на меня.

– Да, – кивнул я.

– Вы со мной? – решил уточнить я, все-таки пару месяцев прошло, могли и передумать или еще чего.

– Наше слово крепко, мы подержим тебя, – пробасил дед. – Восемь послужильцев я взял к себе на три года. Все бойцы сурьезные, и в бою не раз бывали как с крымчаками, так и воровскими казаками. В Белгороде опять о себе заявил, а то многие забывать стали, – зло усмехнулся дед, я же вопросительно глянул на него.

– Помнишь Тимоху то? Ну на воротах тогда тебя крутить начал? – со смешком спросил Поздей.

Я медленно кивнул.

– Вот ему бока намяли, да еще нескольким, кто нос шибко задирать стал и о себе много думать, – пояснил он.

– Славно, – кивнул я.

– Да, ток не о том речь, – отмахнулся дед. – Можно еще двадцать людей нанять, но они из казачков, веры им сильно нет. Разве, что пятерым из них, остальные и разбежаться могут, ищи потом ветра в поле.

– Значит пятерых и нанимай, – кивнул я и, поднявшись, достал из сумки заготовленные деньги. – Вот прикупи чего надобно, но лучше все-таки в Нижнем Новгороде, там торг получше. Да и ко мне заедем домой, там грамотки и все остальное дожидается своего часа. После двинем к тетушке, с ней переговорим, а там и на Москву.

– Согласен, – кивнул дед. – Торг в Низовом конечно получше, но лошадки хорошие и у нас есть, да и дешевле. Кто в Цареве сторгует, а иной раз и трофеями возьмем.

Просидев еще пару часов, мы обсудили разные мелочи.

У деда пробыли шесть дней, пока он казаков нанял, пока послужильцев собрал, да все подготовил. Неожиданно с нами увязался и Буй, прознав, что мы на Москву идти собираемся.

Поздея дед оставил на своем хозяйстве, ну тут ему видней. Хотя я его скорее с нами взял бы, умный он и хваткий, в отличии Олешки. Дед, заметив такую мою реакцию, лишь усмехнулся и шепнул, что Олешка дюже хорошо сабелькой пластает и на много лучше чем он и Поздей. Бывало, что он и один против трех выходил, и побеждал.

Вот тут я удивился, ведь по Олешке так и не скажешь, такой боец да еще родич однозначно может сгодиться, а ум и у меня с дедом есть. Коли его не хватит, то и…

Сначала направились под Гороховец домой, где отдохнули, я прихватил грамотки и еще двести рублей, которые распихал по сумкам у себя, деда, дяди и Прокопа.

Так же кафтаны подогнали по фигуре деда и Олешки, они все же мои родичи и должны будут соответствовать.

Добравшись до Сергиева монастыря, мы остановились на постоялом дворе и, отдохнув, я захватил деда и Прокопа, и мы направились в Сосненский монастырь к тетке.

Когда до него оставалось с десяток километров, мы увидели дым пожара, идущий с его стороны.

– Пожар, – дрогнувшим голосом выдал Прокоп.

Глава 2

– Пожар, – так же напряженно пробасил дед.

Отношение к пожарам здесь было особое. Вмиг можно было без всего остаться, да и я вспомнил, как Прокоп в послужильцы к моему отцу попал.

– Ну уж вряд ли кто посмел на святую обитель напасть, да так близко от Москвы, на раз укоротим, – выдал дед.

– Верно, вперед посмотрим, чего там случилось. Может, помощь наша на что сгодится. Да и тетушка там, – я ударил в бока Черныша, и он перешел с шага на рысь.

Чем ближе мы подъезжали, тем отчетливее был виден черный столб дыма, поднимающийся в воздух, да еще в нос ударил запах гари.

У монастыря же были распахнуты ворота, за которыми вовсю полыхало.

Туда-сюда бегали людишки, кто-то кричал, а кто и плакал.

Приблизившись к воротам, я тут же спрыгнул с коня, не следует в женскую обитель, да еще и на коне.

В десяти метрах от меня стояла чья-то калитка, и, быстро дойдя до нее, привязал Черныша.

Не дожидаясь своих, я прошел в ворота и заметил, что недалеко от церкви полыхало двухэтажное здание.

Люди же носились к колодцу с ведрами и обливали церковь водой, дабы и она не занялась, среди толпы были и монахини.

Чуть в отдалении я заприметил с десяток монашек, которые, сложив перед лицом ладони лодочкой, молились.

Приглядевшись к ним, я понял, что это уже совсем старые женщины, которые ничем бы не смогли помочь при тушении.

Я рванул к колодцу и отобрал два ведра с водой у мужика, который уже пошатывался вовсю и еле стоял на ногах.

– Отдохни пока, – рыкнул я на него.

Возле единственного колодца была бестолковая сутолока.

Еще бы, колодец один, а желающих много, и монашки, и местные жители, что жили близ монастыря.

– Андрей, – сзади раздался крик деда.

– Тут я, – обернувшись, махнул я рукой, и ко мне поспешил дед вместе с Прокопом.

– Помочь желаешь? – кивнул на ведра Прокоп.

– Надо, но сам видишь. – И, скривившись, я кивнул на колодец. – Суетятся, чуть ли не дерутся, а воды с гулькин нос. По-другому надо! – твердо произнес я.

– А ты знаешь? – усмехнулся дед.

– Знаю, – твердо ответил я, глянув ему в глаза. – Воду набирает один или два, остальные просто не мешают и поливают. А лучше всего цепочкой выстроиться, когда один другому ведро передает, так еще лучше выйдет, и церковь с монастырем сохраним, – на эмоциях выдал я. – Бог ведь тут с нами, он всегда с нами! – добавил я.

Дед задумался над моими словами, а Прохор лишь предвкушающе улыбнулся.

– Пойдем, – бросил он и двинулся – как медведь? бык? Нет, скорее, как мамонт – в сторону колодца, а с его пути отшатывались и старались убраться поскорее.

– Ну, Прохор, ну, могет, – только и протянул восторженно Прокоп.

Возле колодца же он парочку уже откинул, а некоторым и зуботычины прописал.

– За ним, – выдал я, когда опомнился и с ведрами побежал за дедом. На два моих шага приходился один его.

Перед дедом замерла какая-то молодая монашка и смотрела на него, выпучив глаза. Дед же тяжко вздохнул и, обхватив монашку за плечи, поднял и передвинул.

Раз – и она стоит в стороне, продолжая по-прежнему пучить глаза.

Это было до того забавно и курьезно, да еще и в таком неподходящем месте, что улыбка вылезла сама по себе, а из меня вырвался смешок.

Крики, шум, ругань, треск огня и запах горелого вокруг, атмосферно, ничего не скажешь.

– Ну? – обернулся на меня дед.

– Тута мы, – крикнул я и через пару шагов оказался возле деда.

Дед шел как ледоход, раздвигая людей, и никто не смел на него даже бранного слова сказать, сразу понимая, чем это кончится. С его пудовыми кулаками он мог себе это позволить.

Оказавшись возле колодца, я отвесил пинка замешкавшемуся мужичку, отгоняя его, и тут же повесил ведро на крюк, колодец был с журавлем, который я тут же опустил вниз и через три секунды вытянул полное ведро.

– Прокоп, – только и успел я произнести, как мой послужилец не мешкая снял полное ведро и тут же повесил пустое на крючок.

Дед отвесил кому-то затрещину и указал пальцем на ведро, а после на церковь. Ведро тут же подхватили и понеслись заливать водой – это я наблюдал краем глаза, доставая уже полное ведро. Которое Прокоп тут же заменил, так и началась наша работа.

Я наполнял ведра, а Прокоп менял.

Вверх-вниз, вверх-вниз, работал я как заведенный, сутолоки возле колодца стало меньше, подхватывали ведро и тут же несли к церкви, а если кто-то что-то не так делал, грозный рык и взгляд деда тут же исправляли ситуацию, даже без рукоприкладства обходилось.

Можно было, конечно, журавль уже и другому передать и попытаться выстроить цепочку. Вот только кто бы меня сразу послушал, кто я для этих людей? Незнакомый отрок, почти мальчишка. Да, кулаки деда вполне помогут, но это дополнительное время. К тому же и так все работает неплохо и более чем достаточно. Как говорится, работает – не лезь. Вот я и не лез, продолжая набирать воду, главное, больше не было никаких склок и сутолоки. Все работали, пытаясь спасти церковь, благо ветра не было и искры уходили вверх. Заливать же столь большой пожар смысла не было, здесь бы парочку брандспойтов, вот они бы помогли.

– Андрей, охолони, – расслышал я слова деда, пот к этому времени уже застилал глаза, а руки начали болеть.

– Чего? – остановился я.

– Отдохни, вон пусть набирает, – и дед подтолкнул какого-то мужика к журавлю.

– Уф, – я выдохнул и осмотрелся по сторонам, народ бегал как заведенный от колодца до церкви и продолжал поливать ее стены, а некоторые и на крышу плеснуть пытались, земля же превратилась в болото.

Здание уже догорало, и были видны уже остатки, крыша просела, даже, можно сказать, рухнула, в пылу работы я этого не заметил.

– Здравствуй, Андреюшка, – расслышал я голос, полный нежности.

В нескольких метрах от меня стояла тетушка, с улыбкой посматривая и в то же время косясь на деда.

«Главное, чтобы косоглазие не заработала», – мелькнула у меня в голове дурацкая мысль.

– Это мой дед по матери Прокоп, – представил я дедушку. – А это…

– Марфа я ныне, – оборвала меня тетушка.

– Кхм, – вырвалось из деда, и он отвесил ей поклон.

Я же укоризненно посмотрел на Марию, да, я понимаю, что мой дед ей никто, и по сравнению с ее родом так и вовсе. Хотя по сравнению со Стрицкими один царь с его семьей котируется.

– Тетушка, – протянул я. – Вы самые близкие для меня, и, окромя вас да еще двух дядьев, у меня никого более нету.

Мария не ответила, лишь горько вздохнула. К этому моменту освободился уж и Прокоп, передав свою работу другому, и подошел к нам.

– Это Прокоп, из ближников моих, ему можно верить, – показал я на него.

Мария на него глянула, но даже не кивнула.

– Ладно, позже поговорим, – махнул я рукой и вернулся к созерцанию.

Говорят, можно долго смотреть, как работает кто-то другой, горит огонь и течет вода, здесь же прям все вместе собралось. И люди работали, и огонь горел, да еще и вода со стен церкви текла.

– Андрей, а у тебя неплохо вышло, – похвалил меня неожиданно дед.

– Наша кровь, – тут же подключилась Старицкая.

Прохор явно что-то хотел ответить, но промолчал, лишь покосился на Марию.

Умеет дед момент чувствовать и действовать подходяще.

– Чего у вас случилось-то? – поинтересовался я.

– Пожар, – хмыкнула Мария. – Трапезная это, там готовят, но только зимой. С утра дождь был, Дунька, поди, решила там очаг затопить и не уследила дуреха. Уж и достанется ей, – хмыкнула Мария, а после глянула на продолжающих молиться монашек. – Инокиня же клуша, – зло произнесла Мария, а после махнула рукой.

Когда огонь начал спадать, его принялись заливать и тушить, от пожарища тут же начали подниматься клубы пара.

– Пойдем поговорим, нечего тут смотреть да время тратить, – махнула рукой тетушка и по кругу начала обходить пожарище, а мы вслед за ней.

Шла она к той самой беседке, где мы с ней разговаривали.

Подходя к яблочному саду, я повернулся Прокопу и заговорил:

– Ты здесь обожди да пригляди, дабы никто не подслушал. Народу много здесь лишнего болтается.

– Исполню, – кивнул Прокоп и положил руку на рукоять сабли.

Мы же прошли к беседке, первой села Мария, а после и я. Дед же встал за моей спиной.

Тетя глянула на него и, пару секунд подумав, сказала:

– Можешь Марией Володимировной именовать, когда мы наедине, и садись уже, – скривилась она чутка.

Дед Прохор тут же сел возле меня.

– Андреюшка, а ты был прав, от такого и медведь в лесу удрать постарается, видела я, как он порядок навел, – хмыкнула она.

Дед же довольно улыбнулся от похвалы и еще больше расправил плечи.

– Здравствуй, тетушка, как ты тут? – завел я разговор.

– Жива, здорова. Только словом сильно не перекинуться, клуши сплошные, – вздохнула она. – Ты как Андрей?

– Все хорошо, советами твоими воспользовался, сшил себе кафтаны подходящие. Вот в Москву путь держу.

– Молодец, – тепло улыбнулась она. – Все вышло, как ты и говорил. Нет больше считай Годуновых, а те, кто жив, недолго им осталось, – кровожадно улыбнулась Мария. – Ксенька нынче же в кремле. Как бы Дмитрий Иоаннович не женился на ней, – задумчиво протянула она.

– Не женится, кто она теперь, да и толку ему с той женитьбы, – протянул я. – Годуновых-то по-прежнему, поди, ненавидят.

– Верно, надеюсь, и здесь твои слова сбудутся. Писали еще, что царь Васильку Шуйского чуть не вздернул за то, что тот злоумышлять против него начал, но пожалел. На Вятку отправил жить. Зря, конечно, что пожалел. Василька та еще змея, тихушник. Да еще писали мне, что он за Федором Никитичем послал, – скривилась Мария.

– Помню я о словах твоих на его счет, – медленно произнес я, и тетушка махнула головой.

– Милостив новый царь, думаю, примет он тебя как родича дорогого. Вот только, как и было сказано, не самому туда идти надо, а все-таки через Нагих. Признала его «мать» о том и грамоты читали, – усмехнулась Мария, – да на Москву ее позвал. И брата ее Михаила Федоровича жалует да и остальных Нагих на Москву созвал. Хованских нынче в Москве нет, в вотчине они своей. Так что надо будет к Ивану Никитичу Одоевскому идти, родичу моему. Написала я ему, что гость к нему важный от меня придет, так что встретят тебя. Дальше с ним обговоришь, а он уже Хованских в гости зазовет, и, коли с ними сговоришься, надо будет к Нагим идти, а там уж как будет, мне неведомо. Только проверять тебя и слова всячески будут, прежде чем царю показать.

– Проверка-то – это понятно, – кивнул я.

– Хотя Михайло Нагой может и сразу к царю потащить, у него умишка хватит, только и поумней люди есть.

Я же кивал и слушал, а Мария рассказывала, как стоит себя вести, а главное, кому и что говорить, предупредила, что питье и еду не следует брать из чужих рук. В том числе, что, как прознают бояре, наверняка окрутить попытаются или еще как к себе привязать и в друзья набиться, но верить им нельзя.

Долго меня Мария просвещала о разных мелочах, в том числе заметила, что Иов более не патриарх, сорвали с него патриаршие наряды и отправили в Старицу. Патриархом нынче стал Игнатий. Мария только и знала, что это грек. Также поделилась тем, что хоть с Иова и сорвали одежды, но расстрижен он не был и сана не лишен, и, по сути, он и остается патриархам. В связи с этим Игнатий не совсем законный патриарх по церковным канонам.

– Тетушка, я тебе гостинец привез, уж не знаю, по сердцу ли тебе придется, – запустив руку во внутренний карман, я достал тряпицу и положил ее перед Марией.

Она тут же с любопытством ее развернула, в тряпице лежали стеклянные бусы.

– Красивые, – тут же прошептала она и рукой провела по ним. – Спасибо, Андреюшка, – с теплотой поблагодарила она. – Жаль, не смогу открыто носить твой подарок, – и она тут же завернула бусы обратно в тряпицу.

Тепло попрощавшись с тетушкой, мы покинули женский монастырь. С утра я надел нарядный кафтан, заставив и деда с Олешкой обрядиться в новые одежды, и мы выехали на Москву. Перстень я не стал надевать, очень уж он много лишнего внимания привлечет. В кафтане и со спутниками я легко сойду на сына богатого воеводы али боярина, а может, и вовсе за княжича какого.

До Москвы добрались к обеду второго дня и, въехав на пригорок, я обозрел столицу.

«Ну, здравствуй, Москва первопрестольная. Лет четыреста, считай, здесь не был».

Последняя мысль мне настолько понравилась, что я рассмеялся.

– Вперед, – отдал я приказ и направил коня вперед по дороге к городу.

Глава 3

Я разглядывал город во все глаза, впереди открывался вид на посад с огородами и выпасом, а так же стены Земляного города, или Скородома, как успел мне шепнуть Елисей, они хоть и были деревянными, но впечатляли, я даже башни начал считать, но на тридцатой бросил.

На дороге же образовалась очередь из подвод и людей, идущих в Москву.

– Может, через другие ворота проедем? – задумчиво протянул Прокоп.

– А нам прям туда надо? – тут же спросил Олешка.

Я даже и не знал, что ответить, вот как-то даже не думал и немного растерялся от того и помедлил с ответом.

– Для начала ночлег бы нам найти, хороший постоялый двор. – И, повернувшись, окинул свой отряд взглядом. – Елисей, – кликнул я своего послужильца, и он тут же подъехал ко мне.

– Чаво? – с интересом спросил он.

– Ты же на Москве обретался, вот и подскажи, где нам постоялый двор хороший найти, да еще такой, чтобы снять его полностью.

– Ну, тут подумать надо, – сморщил лоб.

Сзади послышался топот всадников, и нам пришлось съехать с дороги.

– На берегу Неглинной есть постоялые дома, недорогие, так поспать токмо, там же и бани стоят. Слышал, что хвалили еще постоялый двор в Замоскворечье дворника Аники, но где уж там искать, я не знаю. Да и в слободках разных наверняка чего найдется.

– Просто поспать не пойдёт нам, – подключился дед к нашей беседе. – Может, в Замоскворечье али в слободках чего поищем?

– Давай, – кивнул я. – Ты, Елисей, и показывай тогда дорогу, – распорядился.

Пока двигались к другим воротам, я заметил пастбища, на которых пасли скот, и его было немало.

Въехав в Земляной город, я старался не крутить головой, но вот краем глаза посматривал. Город утопал в садах, по-другому и не скажешь, да и улицы были не такие и узкие, а в некоторых местах были и деревянные настилы, по которым туда-сюда шастали прохожие, с любопытством на нас посматривая.

– Неужто здесь двора не найдется? – достаточно громко спросил дед.

– Должон, поспрашивать надобно, – протянул Елисей и вопросительно на меня глянул, на что я кивнул. Он выехал чуть вперед и начал спрашивать у людей. Кто-то пожимал плечами, а кто-то и злобно зыркал на него, но наконец-то ему показали и объяснили, куда стоит направиться.

Да самой вечерни мы искали подходящий постоялый двор, с десяток их объехали, не меньше. Какие-то были забиты людьми, в другие даже заходить противно было, в некоторых мы всем составом не могли остановиться. В общем, нашли подходящий, у самых стен находился этот постоялый двор, да и приличным выглядел. Было там всего несколько постояльцев, купец, что из Рязани прибыл с подводами. За постой пришлось раскошелиться, семнадцать копеек в день за всех людей, так я еще и две сверху дал, дабы кормили нас получше.

Вечером были неспешные разговоры, дед и Прокоп пытались выведать мои планы, а я и сам не знал, с чего начать. Сразу к Одоевским идти или еще чего придумать.

Не зря говорится, ночь вечера мудренее: у меня созрел небольшой план.

С утра я позвал к себе своих ближних людей: Деда, Прокопа, Елисея, Богдана, Вишку и Олешку.

Хоть Елисей с Вишкой и не знали о моем происхождении, да и рано им было пока знать, но доверить ближайшие планы я им вполне мог.

– Думается мне, прежде чем по «гостям» идти, надо бы город получше узнать, да и где те самые «гости» живут. Еще, думаю, не помешает и свой двор на Москве тебе, деда, завести, хороший и большой, как подобает сотнику с Белгорода, да и мне, Андрею Белеву, чуть поменьше.

– Два-то зачем? Неужто на одном подворье не уместимся, ежели большом? – с сомнением произнес Олешка.

– Э не, надо будет два. Да и лучше сейчас прикупить, пока есть такая возможность, вдруг к нам еще люди решат присоединиться, а так уж точно будет, где размещать.

– Где подворья-то искать? В Земляном городе? Белом али Китае? – тут же ухватил суть Елисей.

– Сам чего присоветуешь? Можно, конечно, здесь, места хватает, найти пустырь да отстроиться можно. В Белом городе стены хорошие, да и дороже выйдет. В Китай-городе торговцев и лавок много, да и подворья князей да бояр там стоят, оттого и дороже выйдет. Хотя, в голодные лета много домов сгорело и пустырей хватает, – задумчиво произнес Елисей.

Я же задумался над словами послужильца.

– Значит так, в первую очередь смотреть в Китай-городе, после в Белом, а там и в Земляном.

– Это можно посмотреть да поспрошать, вот только, думаю, дорого это встанет-то, – хмыкнул дед.

– Ничего, – махнул я рукой. – По торгам походим да послушаем, чего на Москве делается. Да и о царе новом любопытно, чего говорят, авось и увидим его, – глянул я внимательно на Прокопа и деда, которые, судя по всему, поняли, что я имею в виду.

– Послушаем, сами, интересно, чего бают, – кивнул Прокоп.

– Все вместе, что ли, пойдем? – донеслось от Богдана.

– Нет, разделимся. Дед с Олешкой и Прокопом пойдет, да еще человек с пяток возьмет. Я с Елисеем, Богданом и Вишкой, да еще парочку прихвачу. Остальные пусть здесь будут.

– Может, ты с нами? – недовольно прогудел дед.

– В следующий раз, к тому же вы люди опытные, справитесь. Елисей же Москву знает да покажет, чего тут и как. Не пропадем, – ответил я, и дед все же недовольно покачал головой.

– Олешку тогда возьми с собой, он все же старший родич, – буркнул дед и внимательно на меня глянул, придавив взглядом, я кивнул, принимая.

Заботится все же, да и не стал свое решение продавливать, хоть и мог.

Я же хотел не только Москву посмотреть, но и вновь сблизиться с Богданом, а то в последнее время он отдаляться от меня стал, а это не дело.

– То да, ладно, – кивнул дед, я же подмигнул парням и отправил собираться.

Дед же с Прокопом, тут же начали опрашивать Елисея, вызнавая разное.

Надев свежий кафтан, я дождался своих людей на улице, а также еще двоих отобрал из своих послужильцев, взятых в Нижнем Новгороде. Мой выбор пал на Ушатку и Рубца. Ушатка был весьма крупным, хоть и не дотягивал до моего роста или тем более дедовского, а Рубец был более жилистым и юрким.

– Ну, куды пойдем? – поинтересовался Елисей с улыбочкой, которая так и гуляла у него по лицу.

– В Китай-город зайдем, там посмотрим, ты говорил, что бояре да князья там живут, вот поглядеть охота, а опосля на… кремль глянуть хочу, – выдал я.

«Чуть не ляпнул про красную площадь. А если она сейчас, а главное, так ли называется?»

Сначала я хотел идти пешком, но Елисей быстро меня разубедил в этом решении.

Оседлав коней, мы выехали, я же внимательно осматривал дома, многие были укрыты оградой или вовсе плетнем. В каждом подворье были и огороды, и сады. По дороге нам также встретились стада коров, что гнали на выпас.

Спустя почти час впереди показались стены Белого города, и он был поистине белый, так как его стены были выкрашены в белый цвет. Наверху были сделаны также зубцы, а уж башен я насчитал более семнадцати, но Елисей меня заверил, что их больше и не все видно.

Часто встречались небольшие рощи и родники, через которые были перекинуты деревянные мостики, да и церкви попадались часто.

В Белый город мы попали через Мясницкие ворота, на которых висела икона, пришлось слезать с коня и креститься.

Возле ворот стоял караул стрельцов, прямо как с картинки сошли. Одеты они были в красные кафтаны, бородаты, на них висели деревянные берендейки, а в руках они держали бердыши. Название этих длинных топоров с полумесяцами я с трудом вспомнил.

На воротах их стояло не меньше десятка, и лишь двое были с пищалями. Они сурово оглядывали всех проезжающих через ворота. С кем-то иногда даже словами перекидывались, наверняка со своими знакомцами.

Везде сновал народ, в том числе и девушки, на которых я с интересом поглядывал. Спустя еще час пути по Белому городу впереди показался большой торг, хотя и до этого нам попадались мелкие лавки.

Спешившись и отдав коней Рубцу, мы устремились на торг, мне было интересно, сильно ли он отличался от Нижегородского. Ряды так же делились по товарам: были и рыбный, и чесночный, ряд где продавали ткани, и мясной, и многое другое. Когда попал в ряд, где торговали оружием и броней, я пропал. На любой вкус и цвет, как простые, так и украшенные. Попадались там и пищали, и пистоли, в некоторых лавках даже порохом торговали в малых бочонках, по рублю.

Когда смог отлипнуть от этой красоты, я начал прислушиваться к местным слухам, параллельно перебрасываясь ничего не значащими фразами с Богданом и остальными.

Слухи о том, кто с кем подрался или кто в кого плюнул, а также кто у кого народился или помер, меня, конечно, не интересовали, но, помимо этого, народ обсуждал и царя, в особенности как он въехал в Москву и как его встречали. Как он на молебен ходил, а после посетил Архангельский собор, где долго плакал и убивался над могилами отца и брата.

Шуйского тоже обсуждали, причем неодобрительно, в том числе и как он на лобном месте обличал царя Дмитрия Иоанновича по Борискиному наущению, а после как раскаивался перед царем Дмитрием. Когда тот его простил, Василька вновь начал козни строить, на чем его и поймали и даже к смерти приговорили, но и тут царь его помиловал, всего лишь сослав на Вятку. Ибо царь добр и милостив, многих тех, кто от Бориски пострадал, вновь начал привечать.

Также узнал, что многих Вельяминовых и Сабуровых с Годуновыми пограбили, а дома их сожгли, да и самих чуть не поубивали. Но они с посольством в Тулу ездили, искали защиты у царя, и тот их тоже милостью не обделил.

«Хлебнув свободы, народ жаждет закуски», – промелькнула у меня мысль.

Народ также сокрушался, что вокруг царя много иноземцев с Литвы и до добра они его не доведут.

Один раз я даже слышал, что сокрушались о смерти Федора Годунова и как он щедро милостыню раздавал в церквях по смерти отца своего. Также многие видели, как в день смерти его и матери к ним на подворье приходили приехавшие с Тулы князь Василий Голицын, князь Василька Рубец Мосальский, а также думный дьяк Богдашка Сутупов, были с ними и другие.

К сожалению, когда заприметили мое внимание, кумушки тут же разбежались, но я имена запомнил и зарубку себе в памяти оставил.

Перекусили свежими калачами да молоком, которые тут же на рынке и прикупили, мы направились дальше в сторону кремля и Китай-города.

Пришлось пересечь весь Белый город, стены кремля были видны издалека, и были они не совсем красного цвета, я бы даже сказал, коричневого.

– Вон там с той стороны ров есть, но он пересох, его львиным зовут оттого, что там львы жили, в клетках, но нынче померли уже, – произнес Елисей, указывая пальцем куда-то в сторону. – Ну и здоровые они были, я вам скажу. Чем-то на рысь похожи, но куда больше, и голова мохнатая, они размером с лощадь были, а то и больше. Думаю, человека за раз могли проглотить.

– Врешь, поди, – тут же донеслось от Богдана.

– Вот тебе крест. – И Елисей тут же перекрестился.

Я же внимательно всматривался в кремль, ища ту самую Спасскую башню с часами, но так и не находил, и горестный вздох вырвался из меня.

«Видать, еще не построили, а ведь надеялся увидеть их. Для меня это был символ, как и их звон в каждую новогоднюю ночь», – пронеслась у меня мысль.

Благо собор Василия Блаженного уже оказался передо мной. Маковки его были раскрашены. Глянув на храм, я тут же перекрестился с улыбкой на лице.

Ведь для меня это был тоже символ. Символ моей страны!

Подъехав ближе к стенам кремля, я с любопытством их рассматривал. Там, где должна была быть Красная площадь, находилось лобное место, а чуть подальше – просто огромный торг, куда ежеминутно подъезжали и уезжали телеги с различным товаром.

– Может в собор сходим, помолимся, – предложил Елисей.

– Позже, давай здесь на торг сходим, может чего услышим да про подворья мы так и не узнали ничего, – ответил я.

В этот раз коней стеречь оставили Рубцу и Ушатке. Много народу вокруг шастают, и случись чего, двоим легче управиться.

Коней, конечно, оставили не посреди дороги, а чуть в стороне. Сами направились на торг.

Вот там я услышал про Богдашку Бельского, про которого сказывали, как он на лобном месте жалился, и рассказывал: «Я за царя Иванову милость, защищал царевича Дмитрия, за то и терпел от царя Бориса». Правда тут же удивлялись. Ведь жена Бориса родственницей Бельскому приходилась.

Имя Бельского мне казалось смутно знакомым, но я так и не смог его вспомнить, хотя наверняка слышал.

Грамотки еще обсуждали, которые зачитывали недавно от имени царя. В них говорилось, что правит нынче его матушка царица-инокиня Мария Федоровна и он Царь, Дмитрий Иоаннович, сын царя Ивана.

Я ходил по торгу и внимательно слушал, о чем говорят люди. Один раз я замешкался и не успел отойти с дороги, как тут же мне в спину прилетел удар, а после я услышал голос с диким акцентом:

– С дороги быдло!

Глава 4

От удара я сделал пару шагов и обернулся, сзади шли трое, в одежде, похожей на кафтан, но все же другого кроя, с яркими поясами. Они явно старше двадцати пяти лет. Один был с короткой бородкой, у второго тонкие щегольские усики, а третий и вовсе брит. Зато на лицах всех троих застыло наглое и надменное выражение, будто они в говне стоят по самый пояс. В руках же того, что меня толкнул, была еще плетка.

– Ты чего, не слышал меня, быдло? – тут же вновь заорал меня ударивший.

От такой наглости у меня даже бровь взлетела вверх, и я глянул на себя. Кафтан синего цвета, украшен вышивкой, пояс из хорошей разноцветной ткани, да сабля на боку, явно говорящая о моем статусе, человека не низкого происхождения.

– Чего молчишь, курва? – осклабился другой.

– Да он, видать, в штаны напрудил, – донеслось от третьего, и они заржали.

«Что-то и в самом деле туплю», – промелькнуло в мыслях у меня.

«Измываются гады», – следом прилетела еще одна, и я осклабился.

– Видать, у панов совсем со зрением беда, али в свинарнике, в котором они родились и провели свою жизнь, людей не видели. Так мы сейчас покажем, – во весь голос громко произнес я, и на нас начали оглядываться.

– Ах ты быдло, – тут же взревел один из них, пока остальные пытались, понять, чего это я сказал, ведь панами же назвал.

– А чего? Правда глаза колет, что пес блохастый, рожденный от свиньи да помоями вскормленный, – усмехнувшись, ответил я, делая шаг назад.

В это же время Олешка, Богдан и Вишка аккуратно зашли сбоку.

– Да я тебя, быдло, запорю, – заорал первый, ударивший меня в спину, и замахнулся на меня плеткой.

– Бей ляхов, они веру нашу срамными словами поносят, – тут же заорал я во все горло и со всего маху зарядил с ноги в колено прямо самым каблуком, попал, мне даже показалось, я расслышал хруст.

– А-а-а, – тут же ударил по мне вопль, полный боли, и лях в своем наряде упал на землю.

Мои же люди тоже не стояли на месте.

Олешка со всей своей любовью к ближнему, размахнувшись по-богатырски, зарядил прямо в морду второму ляху, который тут же закатил глаза и завалился.

«Как сказали бы в боксе, чистый нокаут», – промелькнуло у меня в голове.

Богдан и Вишка насели на третьего ляха, вот только тот успел уйти от первого натиска и вытянул из-за пояса нож.

– А ну подходи, курва, – орал лях, вращая дико глазами.

Народ же возле нас начал собираться, с интересом наблюдая за происходящим.

– Ляхи веру нашу поносили, – вновь заорал я и указал на него пальцем.

– Ах они проклятые. Чертовы ляхи, – начало доноситься из толпы, и вдруг кто-то сзади на ляха обрушил бочку, ударив прямо по голове. Тот лишь успел повернуться недоуменно и тут же пал.

– Чего у вас там? А ну расходись, – раздался чей-то приказной крик.

Я же подпрыгнул на месте и успел увидать, как к нам с десяток стрельцов приближается.

«Надо тикать», – пронеслась в голове дельная мысль. Ведь желания знакомиться с местным правосудием у меня не было.

Вот только народ начал раззадориваться, в сторону поляков полетели оскорбления и ругань, казалось – их затопчут.

– А давай их в канаву, вот пусть там и сидят, – задорно предложил я.

«Все-таки одно дело смертоубийство, а другое – если бока намяли», – вновь пронеслась шальная мысль.

Я первым нагнулся и попытался поднять ляха, кто-то из толпы подхватили мой клич, и вот уже всех ляхов подняли и потащили куда-то вперед.

К толпе все больше присоединялось людей, а стрельцов и вовсе уже за гомоном и криками не было слышно.

Я же пребывал немного в шоке от того, как легко получилось раскачать толпу. Может, просто ляхов не любят, так я еще и вопрос веры поднял.

Тем временем мы вышли в какой-то ряд, где как раз протекала большая канава, перекрытая в некоторых местах мостиками, и прямо с размаху туда закинули поляков.

Причем они уже пришли в себя, но попробуй вырваться, когда тебя тащат, а одному особо ретивому прилетело в затылок несколько раз, и он тут же успокоился.

Полет ляхов в канаву был эпичен, хоть картину пиши. Поляк в привычной среде обитания.

Они ругались как заведенные, обещали кары и всех запороть, но народ это только раззадоривало.

Причем поднялись они не сразу, очумело трясли головами и диким глазами смотрели на всех. Народ же потешался над ними, а потом в них прилетел вилок капусты, а после еще что-то, и люди принялись закидывать их различным мусором.

Я же не стал дожидаться завершения забавы, в пару шагов приблизился к Богдану и ткнул его под ребра, а после схватил Вишку за руку и начал выводить из толпы. Благо Олешка все это время отслеживал меня краем глаза и лишь усмехался в бороду.

Вот уж кому радость была.

Вырваться с торга удалось легко.

– Ух, как мы их, – весело произнес Богдан, разведя руками.

– Ага, – вторил ему довольно Вишка.

– Про веру не надо было, – произнес Олешка задумчиво.

– А коли сабли бы достали? – глянул я на него.

– Не должны, – не очень уверенно протянул дядя.

– Да им все равно, ты видел, как нагло себя вели, будто они здесь хозяева, – покосился я на него. – Может, конечно, их бы и наказали, но нам бы легче не стало, если сабелькой бы зацепили. А коли мне нагайкой прилетело бы, я тоже был бы не очень рад. Так бока им намяли, да искупали в помоях, ничего заживёт на этих псах.

Олешка мне не ответил, лишь пожал плечами.

– Про веру может ты и прав, – не много подумав, со вздохом произнес я.

Не стоит ее просто так трогать, но в тот момент само с языка слетело.

Олешка же кивнул.

«Может, он и не так умен, как дядя Поздей, вот только была в нем та же чуйка, что и в деде Прохоре, да и как воина я успел его оценить».

Вернувшись к Рубцу и Ушатке и забравшись в седла, мы тут же направились на постоялый двор. Не сразу, но наверняка разберутся и на меня укажут, все-таки видаков хватало, а кафтан у меня приметный. Так что стоит его заменить и ближайшее время не носить.

Ближе к вечеру вернулся дед с Прокопом и огорошил новостью. А точнее слухом, что в скором времени должна приехать Мария Федоровна Нагая.

– А как же? – вылетело из меня, ведь я думал, что она уже в Москве.

– А вот так, – пожал дед плечами, хмыкнув.

Я же задумался, раз ее нет в Москве, то как она могла Дмитрия Иоанновича признать? Тут только несколько вариантов. Она признала его заочно так сказать в переписке, хоть и не видела ни разу. Второй вариант, что он был у нее в монастыре, но не стал сразу тащить в Москву.

Я поделился о том, что сам узнал, в том числе и о произошедшем на рынке. Об этой истории на следующей день начал гудеть весь честной люд, как ляхи веру нашу ругали, но нашлись добры молодцы, что тут же намяли бока ляхам, а после в канаве искупали.

На удивление по городу не рыскали стрельцы, чтобы найти не виновных и наказать не причастных, и я выдохнул, но кафтан, в котором был, все же запрятал подальше.

На следующий день мы смогли выкупить из казны за одиннадцать рублей в Белом городе пустырь, после пожарища.

Благо все оказалось проще чем мне представлялось, просто стоило поговорить с одним из площадных подьячих, он то и подсказал, а после поход в земский приказ и выбор пустыря и его покупка. Так я и стал владельцем земли на Москве.

Участок располагался недалеко от берега Неглинной, да и до кремля было не так уж и далеко. На самой же улице хватало пустырей, как я понял, они появились во времена голодных лет, когда в Москве творилось черт пойми что. С постройкой тоже было все не сложно, ведь был торг, где можно было прикупить срубы, на любой вкус и кошелек, да нанять строителей. Оставался конечно вопрос с дворней, но и холопов продавали на торгах, в том числе были и те кто сам в холопство продавался.

В Китай городе тоже нашлась парочка хороших вариантов, но их тоже надо было выкупать из казны. Одно подворье ранее принадлежало одному из дьяков, которого за что-то выслали в Тюмень вместе со всей семьей, а другое одному из ближних людей Шуйских.

Причем цены на них кусались, одно подворье стоило тридцать семь рублев, а другое сорок два, но они и продавались вместе с дворней и всей рухлядью.

Справившись с внутренней жабой, я передал деду деньги, и он выкупил самое дорогое подворье, так как с него можно было разглядеть одни из кремлевских ворот. Да и деревянный терем там был получше, и сад более ухоженный.

Куда мы и переехали всей толпой, ведь второе подворье пока отстраивалось, да и нужно оно для совсем других целей и желательно, чтобы о нем мало кто знал.

На следующий день прямо с утра вся Москва бурлила, и обсуждали слухи о том, что появилась мать-царица. Которую встретил Дмитрий Иоаннович в селе Тайниковском близ Москвы, и сейчас они едут.

Так что почти весь народ после утренней церковной службы высыпал на улицы в ожидании царя и царицы, в том числе и мы.

Ожидание длилось долго, кто-то уходил, кто-то приходил, но многие стойко ждали в надежде увидеть царя с его матерью.

Кавалькада всадников появилась далеко за обед, часам к четырем не раньше.

Впереди ехали всадники одетые на польский манер, по бокам было видно едет уже наша охрана в бронях, а бояре и ближние люди в кафтанах, среди них очень часто мелькали инородцы.

За их телами можно было разглядеть возок, в который было запряжено двое великолепных коней, окна в самом возке были задрапированы красной бархатной тканью, за которой нельзя было ничего разглядеть, но не это привлекало внимание людей.

Рядом с запряженными конями, ведя их под узды, шел человек с непокрытой головой, одетый в самые богатые одежды среди всех присутствующих.

Это был сам царь! Сам Дмитрий Иоаннович, он же Лжедмитрий и Гришка Отрепьев в одном лице.

Был он мужчиной крепким и коренастым, без бороды, широкоплечий, с толстым носом, возле которого была бородавка. Лицо было широкое с и большой рот[1]. Его было трудно разглядеть за всей толпой, но я все же справился.

Народ тут же начал кричать здравницы царю и царице, и славить их имя.

Они прошествовали прямо перед нами, я как и все что-то прокричал, после того как царская процессия удалилась, народ начал расходиться и мы вернулись на подворье деда.

Я же начал задумываться, что пора и к Одоевским идти, но на следующий день вновь по городу пошли слухи, что в скором времени пройдет венчание на царствие Дмитрия Иоанновича. И я решил обождать.

Венчание прошло спустя три дня, как Мария Нагая явилась в Москву. За эти дни не раз зачитывали царские послания, в том числе и Марии, в которых говорилось о новом царе, и всячески его восхваляли.

Венчание произошло в Успенском соборе кремля, там собралась просто огромная толпа москвичей, среди которой конечно оказался и я. Лично наблюдая, как царь прошествовал из своего дворца по «затканной золотом бархатной порче» в собор, его сопровождали члены освященного собора и боярской думы.

Дальше же пришлось довольствоваться пересказами.

Патриарх Игнатий увенчал царя Дмитрия «царскими регалиями»: короной, скипетром и державой.

Корона же была новая, «цесарская», заказанная еще Годуновым в Вене у императора.

Шепотки были, что это не просто корона, а императорская корона. Которой сам иноземный монарх признавал Дмитрия равным себе. Правда и шепотки были недовольные, и звучали они совсем тихо, что в первых рядах иноземцы стоят, а наших дескать задвинули. Вторая же часть церемонии прошла в Архангельском соборе. Службу там уже проводил архиепископ Елассонский. По шепоткам царь вошел в предел Иоанна Лествичника и поклонился мощам своих родичей, и там на Дмитрия первого архиепископом Арсением и была возложена шапка Мономаха и было провозглашено: Достоин!

После, все вновь вернулись в Успенский собор, где и провели Божественную литургию. Из собора вышел уже полноценный и настоящий царь, прошедший все ритуалы Дмитрий Первый.

По поводу этого великого события на Москве устроили празднества. Устанавливали столы с яствами и выкатывали бочки с медом. Народ праздновал и гулял.

Три дня накрывали столы для праздника, который удался по всей Москве. Да и сами мы в этом поучаствовали, а мои послужильцы даже успели с кем-то подраться. В общем гулял весь честной люд, и мы. Не дома же взаперти сидеть. Когда удастся поучаствовать в столь масштабном событии.

На пятый день все сошло на нет. А я, собравшись с силами, принял решение, что пора идти. Итак оттягивал до последнего. Благо до подворья Одоевского идти не далеко, почти соседи, оно так же располагалось в Китай городе.

Одев лучшие одежды и взяв грамоты, в том числе от тетушки, я захватил с собой деда Прокопа и еще пяток людей, и мы выдвинулись в гости…

Глава 5

Благо ехать было недалеко. Двигаясь по Китай-городу, я с удовольствием разглядывал подворья и ворота на них. Многие были резные и представляли собой настоящее произведение искусства. Некоторые из подворий были пустынны и заброшены. Многие из них принадлежали попавшим в опалу, как те же Шуйские или Годуновы, ну, мне, по крайней мере, так представлялось. Может быть и так, что они казне принадлежат и их придерживают. Проходя один из перекрёстков, я глянул вглубь, где-то там находилось годуновское подворье, в котором провели последние дни свои жизни Федор и его мать.

Вообще, Китай-город отличался в лучшую сторону от других, так сказать, «районов», здесь, помимо домов князей, бояр и прочих дьяков, были и дворы служилых людей. В общем, весьма элитный район, правительственный, так сказать. Дед у меня все же бывший сотник Белгородский, в связи с чем с покупкой никаких проблем и не возникло.

Свернув на очередную улицу, мы подъехали к подворью, на котором, как я знал, нынче проживает князь Иван Никитич Одоевский, его также называли Большой, чтобы отличить от младшего брата, которого звали точно так же, Иван, и называли Меньшой. Прям как прадеда моего Петра, хотя прозвище у Ивана Никитича было Мниха.

Я же кивнул на ворота одному из послужильцев Кваше, и он, спрыгнув на землю, тут же забарабанил в ворота и начал кричать:

– Гости прибыли, нежданные, но желанные. Стоят, ждут-дожидаются, а им бы кваса испить холодненького.

– Чего разорался-то? – раздался голос мужчины из-за ворот, а после он выглянул в специальное небольшое окошко. – Воротами не ошиблись? Здесь сам князь Иван Никитич живет, а вы орете.

– Не ошиблись! К нему и прибыли, передай князю Ивану Никитичу, прибыл гость от монахини Марфы, – произнес дед.

– Ну, коли не ошиблись, передам, ждите, – недовольно пробурчал голос, и послышался топот.

Спустя минут тридцать распахнулись ворота, за которыми стоял мужчина явно за тридцать лет, ближе к сорока, с окладистой светлой бородой, в дорогом кафтане, подпоясан и с саблей на поясе. За его спиной находилось около десятка человек, и были они рассредоточены по двору, пятеро из них были при оружии, а двое в кольчугах.

Мужчина внимательно нас оглядел, ничего не говоря.

Я же легко спрыгнул с коня и кивнул, как равный равному, у князя удивленно и в то же время вопросительно прыгнули вверх брови.

Вслед за мной и остальные мои люди слезли с коней.

– Здрав будь князь, Иван Никитич, приехал я к тебе от Марии Владимировны, что ныне монахиня Марфа, и письмо от нее привез, да и разговор у меня к тебе.

– Хм, – почесал бороду князь и ответил не сразу, еще с десяток секунд меня рассматривал, а после как отмер и заговорил: – Писала тетушка, что гость ко мне приедет. С разговором важным, вот только не упомянула, чьих он будет, – медленно произнес князь Одоевский.

– Не будет тебе урона, князь, принять меня гостем. Имя же мое не стоит пока произносить, да еще громко. Много ушей нынче на Москве, – так же медленно и даже степенно произнес.

Это, наверно, со стороны казалось забавным, как будто отрок пытается подражать взрослым.

– Хм, – нахмурился князь, глянув на меня исподлобья. – Что и у меня соглядатаи и шептуны найдутся? – рыкнул Одоевский.

– Не хотел обидеть тебя, Иван Никитич, только околица близко, вдруг кто услышит, а после и расскажет, кому не следует. Не надо того ни мне, ни тебе, уж поверь. Зла же я ни против тебя, ни против царя нашего, богом данного, не помышляю, – и я перекрестился. – За людишек же своих поручусь, – оглянулся я на них.

«Ну, за деда и Прокопа уж точно, а остальные важного не услышат», – промелькнула у меня мысль.

– Будь тогда гостем в доме моем, – задумчиво протянул князь и указал в сторону дома. – Агрипинка, стол накрывай, – крикнул он.

Мои люди меж тем провели коней на двор, за ними тут же закрыли ворота, и они привязали коней к столбу.

Князь вопросительно глянул на меня и сделал пару шагов в сторону своего двухэтажного терема.

Я кивнул и, повернувшись в сторону своих людей, проговорил.

– Дедушка и Прокоп со мной, остальные здесь обождите.

Князь на мои слова лишь ухмыльнулся в бороду и повел нас в дом.

Перейдя порог, мы оказались в светлице, в которой в левом углу был красный угол, и мы тут же перекрестились.

Разместились в ней же, за большим столом, что стоял возле окна. Первым сел князь и кивнул на скамейку рядом с ним.

Дед и Прокоп остались стоять рядом.

– Так чьих ты будешь? – вновь спросил князь. Я же молча вытянул из сумки грамоту, что была написана тетушкой для Одоевского, и протянул ее князю.

Тот, хмыкнув, взял грамоту, внимательно осмотрел печать и вновь хмыкнул. Сломал ее, разворачивая грамоту, и вчитался.

Читал он медленно шевеля губами и некоторые предложения проговаривал в слух, так что и я узнал о содержимом в грамоте.

В ней Мария писала о том, что меня надо встретить как дорогого гостя. Так же она просила князя помочь мне, чем сможет. Ибо я родич ее и не абы кто, а племянник, кровь и плоть Рюриковичей. Андрей Володимирович Старицкий.

После того как князь закончил читать, он уставился на меня ошалелыми глазами, а лицо было полно удивления, мягко говоря. Так как там было скорее иное выражение лица помноженное на три.

Я же под ошалелый взгляд Ивана Никитича достал еще драгоценный перстень и надел на палец, а после из-под рубахи вытащил крест с жемчужинами и поцеловал его.

– Да быть того не может, – прошептал князь. – Василий же последний был, а ты Владимирович. Не можешь ты быть сыном Владимира, да и Мария тебя племянником зовет? – вкрадчиво дрогнувшим голосом спросил он внимательно на меня глядя.

– Правильно зовет, – кивнул я. – Так как я Владимирович, мой отец был сыном Василия, а я стало быть его внук.

– Но у Василия не было детей, он бездетным помер. Так еще и женат не был, – нервно произнес князь.

Сзади я расслышал смешок деда.

«Ишь как князя пробрало то, но и вопросы он правильные задает».

– Был, и женат он был на Софии Волынской, – усмехнувшись, произнес я и достал духовную грамоту деда и передал Ивану Никитичу.

Который принял ее дрогнувшей рукой с аккуратностью и с осторожностью, и вчитался в нее, вновь читая в слух.

Ее содержимое я знал наизусть, а вот Прокоп впервые слышал и внимательно слушал. Дед же наверняка во всю лыбился и кивал головой. Я не видел, так как оглядываться было не прилично, но почему то был уверен.

Дочитав грамоту, князь положил ее аккуратно на стол и прикрыл глаза на пару мгновений. Когда он открыл и взглянул, он преобразился и на меня смотрел уже царедворец, а в его глазах играли не понятные эмоции.

– Будь дорогим гостем в моем доме, ворота которого для тебя Андрей Володимирович всегда открыты. Помогу чем смогу. Вот только в толк не могу взять, как так вышло. Ведь ни царь Иван Васильевич, ни цепной пес его Малютка не упустили бы такого.

Тут уж пришлось доставать и вырванные страницы из церковной книги и показать князю, как и рассказывать историю, которую мне поведала Мария о Петре Волынском, которого послал царь надзирать за Василием.

– Хочешь свое место при царе занять, – улыбнулся князь злорадно. – Вот уж кто-то не обрадуется, – произнес он зловеще. Под кем-то он наверняка имел в виду кого-то конкретного, но я не стал у него уточнять.

– Хочу, пусть хоть горькими слезами умоются. Мне поддержка потребуется, – медленно произнес я.

– Ты ее получишь, – кивнул князь и тут же глянул на меня вопросительно.

– И о том я не забуду, и тех кто мне поможет, – и я поцеловал крест.

– Царев родич, – с каким-то восхищением произнес Иван Никитич. – Так коли займешь место рядом с ним, выходит, по крови станешь ему наследником. Тут одного меня мало будет, – задумчиво пробормотал он.

Тут открылась дверь, и появилась женщина, одетая в небогатый сарафан с укрытой платком головой. В руках она держала несколько кувшинов и посеребрённых кружек.

Наши взоры тут же устремились на нее.

– Я вот тут испить сбитня пока принесла, – проблеяла она напряжённо.

– Да какой сбитень, вино фряжское пусть несут, гость у нас дорогой, – рявкнул на нее князь.

Женщину тут же как ветром снесло, только и хлопнула дверь.

– Может быть, что мало будет моей поддержки одной. Многие будут против твоего появления, да и неизвестно как царь отреагирует еще. Может к Волынским стоит обратиться, все же родичи твои.

– Нет, – твердо произнес я.

– От чего же? – удивлено глянул на меня князь.

– Не знаю я их, и отец мой не знал, – ответил я.

– Вот оно как, – произнес Иван Никитич и начал поглаживать бороду.

– Мария советовал привлечь Хованских, они тоже родичи мне, а после и к Нагим идти.

– Ну да тебе Хованские, так и Нагие тебе родичи, мать Василия теткой Марии Нагой приходилось. Так ты выходит царю родич не только по отцу, но и по матери, – заключил князь.

Я же просто кивнул.

Князь Одоевский мне понравился, был в нем какой-то стержень, да и не крутил он сильно. Было видно не откажется меня использовать, чтобы приподняться или еще чего заиметь. Так и я многое получу. Но главное было в том, что такой человек не ударит в спину первым. Отвернуться может, если будет грозить опасность семье или родным, но в спину не ударит. Да и помнил, я слова Марии!

В дальнейшем князь накрыл просто шикарный стол, в том числе и для моих людей. Я же представил ему деда и Прокопа, и князь милостиво разрешил и им за стол усесться.

Иван же Никитич посокрушался, что брат его нынче не на Москве, и обещал послать за ним. Так же и Хованских в гости зазвать, и здесь уже все и обговорить, в тесном так сказать кругу.

Приглашал пожить у себя, вот только я от этой чести отказался, так легко мог стать заложником своего же положения.

Возможно, князь это делал от чистого сердца, но тут уж я на воду дул.

Сообщил, что пока поживу на подворье у деда, и что старший рода Хованских ныне тоже не на Москве, а в своей вотчине.

Посидели до самой вечерни, обсуждая разные мелочи, в том числе как может царь прореагировать, да и о некоторых боярах мне поведал князь. В том числе и как история с Шуйскими произошла, и как Василия чуть не повесили, смакуя все подробности. Да и о венчании на царство поведал, ведь он там был, хоть далеко и не в первых рядах.

Обещал завтра же выслать за братом и Хованскими и, как они прибудут, послать за мной.

Расстались мы весьма тепло и, покинув его, я отправился домой.

С утра уже по привычке рано проснувшись, мы посетили ближайшую церковь. Прокопа и Богдана с Елисеем я отправил на участок в Белый город осуществлять контроль за строительством. Сам же упросил дядюшку преподать мне пару уроков.

Тот лишь осклабился и довольно покивал. Об уроке с ним я пожалел в дальнейшем, он разделал меня достаточно быстро и точно. Вот уж точно с саблей в руке родился, если он и не был гением в фехтовании, то уж точно находился где-то близко.

Вот дал бог ему талант, я даже чуточку позавидовал. Не мытьем, так катаньем я научусь сносно владеть саблей, да с таким учителем. Хотя честно признаться, учитель из дяди Олега был так себе, фехтовальщик отличный, а учитель хреновый. Но там и дед подключился, да и было у меня с кем сабелькой позвенеть.

Кроме этого я раздумывал, как отблагодарить Одоевских и Хованских. Можно конечно пару сел им подарить, но вот тут уже жаба давила. Еще не мое, а отдавать не охота, и у меня появилась мысль. Организовать на Москве стекольную лавку, за которой тот же Иван Никитич будет присматривать и получать десятину, да и в этом случае можно будет минимальными земельными наделами в дар обойтись. Ведь стекольная лавка будет приносить весьма ощутимый доход.

Помимо тренировок с саблей я смог добраться до пистолей, что вырвал себе в качестве трофеев.

Прикупил бочонок пороха да свинца, который быстро переплавили за одну деньгу мне в кузнице, находящейся в Земляном городе, в шарики. Я устроил стрельбы, а точнее испытание пистолей.

Порох был уже гранулированный, не пороховая мякоть. В качестве цели я приказал собрать на огороде большую кучу земли, как пулеуловитель пойдет, и я ни кого не пришибу.

Над устройством пистолей пришлось поразмыслить, как стоит стрелять и засыпать порох, но ничего сложного в этом не было. Разве что пропорции пороха, который засыпался в ствол.

Дальше шла пуля, которой выступал свинцовый шарик, и пыж, чтобы все не высыпалось. Четыре выстрела я произвел без осечек, а вот на пятый пистоль подвел.

Да и запах горелого пороха был не особо приятнее, как и дым, что появлялся надо мной. Целиться было почти невозможно, так только на вскидку, куда указывал ствол, мушку бы хоть какую надо сообразить будет, ну это если пытаться вести прицельный огонь, так и отдача еще была не хилая с этого пистоля.

– Игрулькой играешься, – подошёл ко мне Прокоп, до этого внимательно за мной наблюдающий.

– Я бы не назвал это игрулькой, но вещица занятная, – кивнул я.

– Так-то потеха, толку от нее, вот лук, – с пренебрежением произнес Прокоп.

– Зря ты так, но лук действительно сила. Ежели и пистоли правильно применить и в нужный момент, – осклабился я.

– И как же ты их применишь, то стрельцы так они пешцы, – хмыкнул Прокоп.

– Помнишь, как мы к деду поехали в первый раз и с крымчаками схлестнулись? – лукаво глянул я на своего послужильца.

– Ну, – кивнул он заинтригованно.

– Часто выходящие в дозор с крымчаками встречаются. С мелкими отрядами и примерно одинаково их число. Как бой-то начинается? Сначала стрелы начинают метать друг в друга, а там как выйдет. Часто и в рубку идут? – продолжал я серьезно смотреть на Прокопа, и тот кивнул.

– Представь же, когда в рубку идут и несутся друг друга, когда локтей десять остаётся до вражин. Все достают вот эти игрульки и палят во врага. Что с крымчаками случиться?

– Ну эт, – задумчиво протянул Прокоп.

– Поранят они многих, не всех, но многих. Кто-то промахнется, кто-то в лошадь, у кого-то порох не загорится или еще чего. Но чего с врагами то станет, каково им будет! А там уже и саблями добить будет легче. Ведь разом те же крымчаки десяток, а то и больше потеряет. Так что зря ты думаешь, что это просто игрулька и потеха, – произнес я довольно.

Наблюдая за потерянным и задумчивым Прокопом.

Через минуту он сбледнул, видать представил, как это все будет выглядеть.

– Дорого выйдет каждому иметь, так и применить не всегда выйдут, это ж получается кто-то в спины своим, стрелять будет, – не отступил от своего Прокоп.

– Кругом разойтись или еще чего придумать можно будет. Так что ежели вовремя применить такие игрульки, то можно очень весело будет сделать вражинам своим.

Минут пять мы еще дискутировали, и Прокоп ушел сильно задумчивым и озадаченным.

Я не умоляю лук, вот ни разу действительно грозное оружие, но и пистоли хоть и не доведенные еще до совершенства очень даже могут дать прикурить.

Продолжив разбираться с пистолями, я еще спокойно сделал шесть выстрелов, а дальше пошли через раз осечки. Пришлось чистить механизм и ствол.

Все равно я остался довольным, четыре первых выстрела без осечек это хорошо, правда заряжается он не быстро.

Через четыре дня пришел посыльный от Одоевского, сообщив, что его брат и Хованские прибыли, и князь ждет меня в гости к обедне.

Захватив деда и Прокопа, а так же еще пятерку людей, я выдвинулся на подворье князя, где, как только мы приблизились, сразу отворили ворота, а после меня сразу проводили в княжий терем.

На этот раз стол был накрыт в другой комнате находящейся в глубине дома.

Пройдя вслед за холопом в комнату, мне предстал накрытый стол, за которым сидело трое и лица у них были с хитринкой, да и переглянулись они все при виде меня.

«Сговорились уже, да и не один раз. Все решили уже промеж собой», – мелькнула у меня мысль. «Ничего поиграем еще, и посмотрим, кто чего сможет. Ведь я не отрок пятнадцати годов!» – пришла новая и злая мысль.

Глава 6

Первым из-за стола поднялся Одоевский и даже склонил голову передо мной, а там и остальные встали.

– Здрав будь, Андрей Володимирович, – протянул Иван Никитич. – Это брат мой меньшой, Иван Никитич, – повел князь рукой в сторону мужчины лет двадцать семи, который с интересом на меня смотрел. Был он худощавый и подтянутый, и лицом схож со своим братом. Только волосы и борода чуть темнее, да и цвет глаз голубой.

Про себя я решил их именовать как здесь принято, старший будет Большой, а младший Меньшой, а то имена-то у них одинаковые.

– Это же князь Иван Андреевич Большой Хованский, твой родич, – представил и другого человека князь Одоевский.

«Раз есть Большой, значит, есть и Меньшой, и с таким же именем наверно», – промелькнула у меня мысль.

Хованский был чуть старше тридцати, роста он был невысокого, зато крепко сбит, да и борода у него шикарная.

– Здравы будьте, князья, – произнес я и склонил перед ними голову точно так же, как и Одоевский передо мной.

– И ты здравствуй, родич, – широко улыбнулся Хованский. – Не знал я, что, кроме Марии, еще есть Старицкие. Вот уж приятная новость.

– Я тоже рад, что я есть, – немного потупился я, улыбаясь несмело, пытаясь отыграть отрока, который робеет перед князьями.

Ведь я еще не выбрал линию поведения и не решил, стоит ли раскрывать мой характер.

Мы уселись за стол, Хованский и Иван Меньшой с любопытством меня рассматривали.

– Иван Никитич многое рассказал, я верю и радуюсь, что Старицкие живы, но в то же время и сомнение мое велико, – протянул он. – Дозволь уж на грамоты глянуть, да собственными глазами в том убедиться.

– Мария Володимировна и тебе грамотку писала, – ответил я и, достав ее из сумки, протянул Хованскому.

Он внимательно оглядел ее, в том числе печать, и приступил к чтению, она фактически была идентична грамоте, что я передал Одоевскому. Вслед за ней настал черед и других моих грамот.

– Вот уж чудеса господни, – протянул Хованский и тут же перекрестился, а вслед за ним и мы.

Я лишь кивнул, соглашаясь, что, дескать, чудеса.

Пару минут была тишина, и первым заговорил Иван Меньшой.

– Слух пошел, что Дмитрий Иоаннович челобитные сам нынче начал принимать по вторникам да четвергам. Может, стоит напрямую идти к царю да явить себя перед людьми?

– Можно, конечно, и так, но, думается, много тогда шепотков пойдет. А дело тут тихое, родственное, не стоит уж так на всю Москву. Надо сперва с Нагими сговориться, а они уж царю сообщат как надо все, – отмел предложение Иван Большой.

– То верно, вот только и опасность для нас немалая, – протянул Хованский. – А коли царь осерчает? – задумчиво пробормотал он, оглядывая меня.

«Началось», – промелькнуло у меня в голове.

– Ну, опасность то есть, только уж, думаю, царь будет рад объявившемуся родичу. По отцу ныне же он одинок, он один из калитичей, как считается, остался. Да и коли Андрей Володимирович появится, многих это охолонит.

– Да кабы не пытку какую удумали, – буркнул Иван Меньшой. – Поэтому и явиться перед народом.

– Так дело повернуться по-всякому может. Нагие же скажут как надо, нашепчут, – стоял на своем Иван Большой.

– Думаю, все же к Нагим идти надо. Андрей им родич, они помогут, да и в любимцах у нового царя, – высказался Хованский.

Я же просто кивнул, так как идея идти к Нагим и заручиться дополнительной поддержкой мне просто нравилась больше, чем заявиться в наглую и сказать: «Здравствуйте, царь батюшка, я ваш родственник и местами очень даже близкий».

Часа два они спорили, переливая из пустого в порожнее, решая, как лучше сделать, меня это даже утомлять начало, но все же смогли сговориться, что лучше через Нагих.

После же аккуратно начали меня прощупывать, дескать, как все получится, и их отблагодарить надобно.

– В боярскую думу бы войти, но тут уж на усмотрение царя. Вот только и воеводами в больших городах стать неплохо будет, – первым озвучил мысли Хованский.

– Это да, – кивнул Иван Большой. – Младших же родичей и на кормление можно будет поставить.

– Коли сладится все, то уж испрошу о том царя, – медленно произнес я. – Как возможность будет. Вот только охочих, думаю, много.

– Ну, Годуновых согнали, Шуйские ныне не в милости, так что, думаю, сладится, – покивал Хованский. – Прав ты, Андрей Володимирович, момент подобрать надо будет, дабы царь в расположении прибывал великом.

Я же про себя выдохнул, что не придется села из наследства им отписывать.

– Коли не выйдет, так чего другое измыслим, вы же дадите мне добрый совет? – окинул я взглядом всех троих.

Князья же заулыбались и довольно закивали, дескать, дадут и поддержат, в особенности в таком благом деле, как собственное обогащение.

Младший из Одоевских вызвался узнать, когда к Нагим стоит идти, и упредить их о том, что к ним гости пожалуют, дабы не затягивать с этим делом. Ведь Дмитрий Иоаннович был совсем недавно венчан на царство, и в государевых палатах наверняка еще нет порядка и этим надо воспользоваться.

Мы же остались за столом, Одоевский и Хованский рассказывали о том, кто есть кто при государевом дворе, я же их расспрашивал, пытаясь понять, как он был устроен.

К сожалению, сразу этого было не понять, так как многое было весьма запутано и шло из глубины веков, все эти конюшие, окольничие, стольники и другие. Боярская дума – это вообще отдельная песня, многие готовы были глотки рвать и подставлять, чтобы подняться повыше. Одни местнические суды чего стоят, в особенности при назначении воеводами в походы.

В общем, получил я лекцию о устройстве государева двора и его чинах. Было весьма интересно и познавательно, так что я хотя бы примерно начал разбираться в этой паутине.

Я даже про Романовых поинтересовался.

– Отродье Кошки и Кобылы, за счет того, что царскими родичами стали, поднялись они из грязи. А так ею бы и остались, – поделился со мной Хованский, правда, потом намекнул, что не стоит это где попало говорить.

Вскоре появился Иван Малой, сообщив, что Нагие будут ждать нас завтра ближе к обедне.

Еще немного посидев, мы сговорились, что встретимся у Ивана Никитича Большого и уже от него отправимся в Нагим, а точнее, к старшему брату царицы, Михаилу Федоровичу.

Покинув подворье князя, мы направились домой к деду.

– Ну, как прошло? – первым поинтересовался дедушка Прохор.

– Вроде неплохо приняли. Даже сильно в должники не загнали, так, прощупали. Думается, если все удастся, вот тогда с меня не слезут да окрутить попытаются, а пока спугнуть или еще чего опасаются. Завтра к Нагим поедем, с ними говорить будем, – ответил я и тут же поинтересовался: – Вас-то хоть покормили?

– Покормили, и весьма неплохо, – довольно произнес Прокоп.

Весь остальной путь я провел в раздумьях, прокручивая прошедшую встречу в голове.

Вечером с дедом и Прокопом обсудили возможные варианты, как могут пойти события. Прокоп же сообщил, что строительство моего подворья в Белом городе почти уже закончено. Надо будет холопов прикупить, дабы они дальше все обустраивали.

Ближе к полудню захватив людей, так сказать, свою свиту, в которую вошли дед и Елисей с пятеркой послужильцев, я отправился к Одоевским. Прокопа же с Богданом отправил прикупить холопов и обустроиться, дабы часть людей отправить уже туда. Чувствовал, что подворье может пригодиться.

Встретившись с братьями Одоевскими и Хованским, мы отправились на подворье Нагих.

Ворота нам быстро открыли и приняли коней, а после повели в терем, где первым вышел нас встречать худощавый мужчина, одетый в богатый кафтан.

– Вот и явились, – уперев руки в бока, произнес он заплетающимся языком, и его повело. – Все забыли, а тут вспомнили и прибежали, чего не кланяетесь царскому родичу-то? А? – прикрикнул он, лицо же было наглое, и смотрел он на нас с презрением.

– Да он же пьян, – вырвалось из меня.

– Григорий это, младший брат царицы, – тихо произнес Иван Малой.

Вот мне совсем не понравилась такая встреча, а морда Гришки так и просила кирпича.

Не успели мы ничего сказать, как хлопнула дверь и на веранде появился еще один мужчина, одетый также в дорогой кафтан нараспашку и богато вышитую рубаху.

Он был по старше Гришки, в бороде уже поблескивали седые волосы, да и ростом повыше, немного более прямой нос и широкий лоб с залысинами, но общее сходство было.

– Охолони, брат, ты чего такое говоришь? Люди пришли к нам знатные да родовитые, только отрок мне незнаком, – произнес вышедший мужчина.

– А чего это они кланяться не хотят, царевым родичам, – буркнул Григорий и скривился.

«Не только пьянь, но и дурак к тому же», – промелькнула у меня мысль.

– Здрав будь, Михаил Федорович, – заговорил Хованский и немного склонил голову. – И ты будь здрав, Григорий Федорович, – уже совсем другим тоном сказал Иван Андреевич, следом и мы поприветствовали Нагих.

– Прав ты, Михаил Федорович, по делу пришли, да непростому. Самого царя оно касается, оттого и к вам пришли, что вы царевы родичи и сможете верно рассудить, – включился в беседу Иван Большой Одоевский.

– Ох ты ж, – со смешком произнес Григорий и скривил лицо, тут же заработав недовольный взгляд Федора.

– Непростые ты слова произнес, Иван Никитич, – задумчиво произнес Федор. – Понимаешь же, что до царя донести нам придется.

– На то и рассчитываем, – кивнул Хованский, и Федор Нагой повел рукой в сторону дома.

Пройдя внутрь, мы разместились в одной из светлиц и уселись за стол, Гришка себе сразу налил вина в кубок и тут же осушил.

– Так что у вас за дело, да еще и царево? – тут же поинтересовался Федор, не став ходить вокруг да около.

Хованский тут же посмотрел на меня, а следом и братья Одоевские, и, вздохнув, достал из сумки грамоту Марии, что предназначалась Нагим, протянул ее Хованскому, а тот уже и Федору, у которого от такого действия брови взлетели удивленно, а Григорий тут же нахмурился, но промолчал.

Внимательно оглядев грамоту, Федор только хмыкнул.

– Чего там? – буркнул Гришка, смотря на грамоту.

– Печать Старицких на грамоте, – непонятным тоном протянул Федор и, сломав печать, начал читать ее.

Читал он по слогам и медленно, так что у меня уши вяли.

– Мария Владимировна о родиче своем пишет, о племяннике. Только я в толк не могу взять, откуда он взялся. Она ж последняя, – нахмурился Федор.

– Ну, это да, Василька-то последний был из Старицких. Может, она и про кого другого ведет речь, – нагло ухмыльнулся Гришка.

«Василька», – пронеслось в голове, меня даже злость начала разбирать. Как это пьянь смеет так о деде говорить?

– Василий Володимирович он! – твердо произнес я. В руке же серебряный кубок, который я держал, начал сминаться.

– Хах, – осклабился Гришка, явно готовый что-то ляпнуть, но тут ему на плечо положил руку старший брат. Который внимательно на меня смотрел, и он явно был поумней младшего, хотя, как по мне, недалеко ушел.

– Так это о тебе, что ли, писано в грамоте? – задал он вопрос.

– Обо мне, – кивнул я.

– Так кто же ты такой? Что, Мария Владимировна называет тебя племянником, – веско спросил Нагой.

– Андрей Володимирович Старицкий. Мой отец, Владимир Васильевичи, был родным сыном Василию Владимировичу, рожденным в честном браке. Только о том мало кто ведал до сего дня! – чеканя каждое слово, произнес я.

Гришка же, что в этот момент пил из кубка, аж подавился и расплескал вино, во все глаза уставившись на меня.

– Брешешь, – тут же вылетело из него.

– Это на торге брешут, – рыкнул я, не выдержав его хамского поведения.

– То правду Андрей Володимирович говорит, мы подтверждаем, как и Мария Владимировна. Грамоты мы видели и другое тоже. Он родной внук Василия Старицкого и родич царю, как и вам. Ведь матерью Василия была Евдокия Нагая, что вам теткой приходится, – произнес Хованский.

– Знаю, кем нам Евдокия приходится, – огрызнулся Федор и вновь на меня уставился. Гришка же только и пучил глаза, вся его напускная важность куда-то подевалась.

В дальнейшем разговор фактически был похож на тот, который был у меня с тетушкой Марией и Иваном Никитичем Одоевским, вновь пришлось показывать грамоты и объяснять, как так вышло. Нагие же не спешили признавать во мне родича.

Да и, если честно, я не особо бы был рад таким родственничкам, Гришку и вовсе притопить где-нибудь хотелось.

Разговор шел долго и местами даже напряженно, за меня активно говорили как братья Одоевские, так и Хованский, и они таки дожали Нагих, так что те назвали меня родичем и обещали все правильно доложить поутру царю и своей сестре, а также похлопотать за меня, дабы представить самому Дмитрию Ивановичу.

Под самый вечер я вернулся к деду на подворье, внутреннее напряжение нарастало, я нервничал, ведь дальнейшее не от меня зависело, и как все повернется, неизвестно.

Вечером передал все имеющиеся деньги деду, выделил часть Прокопу и приказал, чтобы он прямо с утра ехал на мое подворье вместе со всеми моими послужильцами и ждал вестей и внимательно слушал слухи.

С утра мы спокойно сходили в церковь, и вот ближе к обеду в ворота требовательно застучали и раздался крик, повеление царским именем открыть ворота.

Ворота тут же открыли, за ними оказался большой отряд, не менее сотни, из них половину составляли стрельцы, остальные были, судя по всему, иноземцы, одетые в фиолетовые и зеленые камзолы с красными бархатными плащами, в руках же у них были копья. Впереди на конях стояли двое иноземцев, один уж точно шляхтич, а второй был одет, как и иностранные войны, в фиолетовый камзол с плащом.

Они въехали на подворье, внимательно осматриваясь.

– Нам нужен тот, кто называет себя Андрей Старицкий, – акцентом заговорил шляхтич. – Царь его видеть желает.

Меня ужасно царапнуло слово «называет».

– Ты-то кто таков? – крикнул дед.

– Я, как у вас сказать-то, писарь его царского величества. Так где этот человек, или нам все обыскать? – нахмурился шляхтич.

Выйдя вперед, я заговорил:

– Меня вы ищете. Я Андрей Владимирович Старицкий. Пойду я с вами доброй волей, сейчас коня оседлаю, да грамоты мне принесут.

– Хорошо, мы ждем, – кивнул лях. Другой же иноземец что-то рыкнул, и его бойцы рассредоточились по двору, не давая мне и шанса уйти.

Тем временем мне оседлали Черныша, а Олешка сбегал за моей сумкой с грамотами.

Запрыгнув на коня, я бросил взгляд на деда, который меня перекрестил, я же улыбнулся ему, кивнув.

– Чего стоим? – обратился я к ляху. – Негоже царя заставлять ждать!

Глава 7

Я двигался под конвоем, окруженный стрельцами и иноземцами, шедшими вокруг. Слева от меня ехал поляк, что представился писцом царя, справа другой иноземец.

Двигались в тишине, которую нарушали только цокот копыт да разговоры людей, которые останавливались посмотреть на нас.

Отряд же, выйдя из ворот подворья деда, тут же повернул в сторону кремля.

– Как вас зовут, вы не представились? – первым нарушил я тишину, обратившись к ляху.

Он глянул на меня удивленно и ответил не сразу:

– Ян Бучинский, – проговорил лях.

– Понятно, – кивнул я. – Я бы хотел сказать, что рад знакомству, но обстоятельства, – хмыкнул я.

Поляк же не ответил, но улыбнулся самым уголком тонких губ, видать, оценил мой каламбур.

– А он у нас кто? – кивнул я второго. – Или он по-нашему не разумеет?

Второй же иностранец лишь ухмыльнулся, но не ответил.

– Жак Маржерет, хотя здесь все зовут его Яков. Он редко бывает разговорчив, он и его сотня, личная охрана царя Дмитрия Иоанновича.

– О, каких людей послали за мной, – хмыкнул я. – Личный писарь царя и его охранник.

– Вам совсем не страшно? – покосился на меня поляк.

– Страшно, – кивнул я, признавая. – Даже очень.

– По вам и не скажешь, в чем же причина? – допытывался поляк.

– Знаете, в первом своем бою, меня трясло. Во-втором меня потряхивало и очень сильно. В третьем же я боялся все так же, но это было внутри меня, и, кроме как биться, ничего не оставалось, страх мне помог биться еще злее и еще яростнее. Вот и здесь так же, от меня уже ничего не зависит, но страх по-прежнему внутри меня, и в этот раз он мне тоже придает сил. К тому же я не один. Со мной мой бог, – и я перекрестился.

Поляк очень странно на меня посмотрел, мне даже показалось, что с его уст слетит фраза: «Сумасшедшие русские».

– Так и бывает, если переживешь первые бои, потом уже не так страшно, – неожиданно произнес Жан с ужасным акцентом, но я его понял и кивнул.

Мда уж, философские разговоры немного развеяли меня, но внутри-то я был действительно сжат, потому что не знал, чего мне ждать. Если бы я знал, было бы легче. Плаха так плаха, разговор с царем так разговор, а тут полная неизвестность. Можно, конечно, было бы спросить у Яна, не факт, что он мне ответил бы, поэтому я и не стал интересоваться.

Тем временем мы приблизились к воротам кремля, над которыми висела икона, и я резко спрыгнул с лошади, заставив Яна и Жака схватиться за сабли, весящие на поясах, да и остальные иностранцы прореагировали весьма нервно, и на меня были наставлены их то ли копья, то ли алебарды.