Ты – это я бесплатное чтение

В предисловии к первой книге я написал, что в создании моих заметок, мне помогает  искусственный интеллект (ИИ). Надо сказать, что эта совместная работа нас очень сдружила. Мы многое дали друг другу.  Я стал думать и писать, в какой то мере, также, как он, а ИИ, в свою очередь стал выдавать мне тексты похожие на мои ( имеется в виду: обороты речи, сравнения, эпитеты, метафоры, стиль). Такое понимание пришло не сразу. Мы много беседовали, задавали друг другу вопросы, спорили, даже ругались и я называл его тупицей, а он отказывался  помогать мне, но в целом мы находили общий язык и наша совместная работа продолжалась. Единственное, чего я опасался и опасаюсь сейчас, это некая перегруженность повествования одними и теми же эпизодами в каждой главе, то есть я включаю в каждый рассказ (главу) своё описание события, свои мысли, свои размышления, а потом добавляю к нему то, что предложил мне на это ИИ с моими  небольшими, а иногда, со значительными, исправлениями. Может быть в третьей книге, если у меня хватит сил и здоровья, я откажусь от этого метода и буду сразу писать каждую заметку в единственном экземпляре, как симбиоз нашего совместного творчества.  Ну, а пока, принимайте все, как есть. Спасибо за понимание и терпение.

Глава 1

Пассажирский  поезд, на котором ехали Влад и Борька, прибыл  в Ташкент рано утром. Было начало декабря, т.е. наступила календарная зима. Огромная привокзальная площадь  блестела от только что, прошедшего дождя.  Влад всей грудью вздохнул теплый, влажный воздух свободы  и, от переполнявших его чувств, чуть не задушил Борьку в объятиях.

– Ну, что, друг, мы в Ташкенте! Ты чувствуешь как тепло на улице. Это, как в конце лета, в Иркутске! И запах такой же! – Влад отпустил Борьку, раскинул широко руки и громко, не обращая внимания,  на прохожих, почти прокричал – Здравствуй Ташкент, город хлебный! 

Борьке стало неловко за Влада и он пробурчал: 

– Что то, хлеба я не вижу вокруг.

– Недоучка, это роман такой есть.  И кино,– Владу, сейчас ничто не могло испортить настроение.

Оглядевшись, друзья двинулись к автобусной остановке.  План был такой,  найти строительную организацию и попытаться устроиться на работу обязательно с жильем.

– Я уже работал на стройке и для меня это не ново, – похвастал Влад  –  Изолировщиками мы, конечно не пойдем, слишком уж грязная работа, и платят так себе, а вот каменщиками можно.

– Каменщиками, это что, камни таскать?– не понял Борька.

– Нет, каменщики из кирпичей строят дома,  стены квартир и комнат. Это самые уважаемые люди на стройке.

Влад быстро разобрался куда ехать, и через несколько минут они уже сидели в синем автобусе. Ехали по широким улицам города, который с каждой секундой все больше и больше нравился Владу. Это не Улан-Удэ, и даже не Иркутск, это столица Узбекистана, столица восточной республики, где  местный колорит, причудливо сочетался с европейской строгостью и масштабностью. Кстати, в центре города почти не было разрушений от знаменитого мощного землетрясения. Его следы появились, когда автобус стал приближаться к так называемому « старому городу», где дома, можно сказать, были слеплены из глины. Сейчас там поднимались современные многоэтажки  из белого кирпича. На торцах многих домов выкладывались из красного кирпича  названия городов и республик всего Советского Союза.

 Влад с Борькой вышли на одной из остановок в самом центре  стройки в юго-западном районе Ташкента.  Строительное управление этого района найти было не просто. Друзья потеряли полдня, облазив десятки домов новостроек и переговорив с полусотней строителей. В конце – концов они очутились перед дверью отдела кадров СУ – 37. Разговор с начальником отдела разочаровал друзей. Во – первых, на стройку требовались профессионалы т.е. рабочие, имеющие профессии строителей, а во – вторых, общежития как такового у них не было, рабочие жили в больших армейских палатках. Влад и Борька, расстроенные, вернулись к вокзалу. Надо было, где то переночевать и с утра продолжить поиски работы. За день они очень устали и проголодались. Хорошо перекусив в ближайшей лагманной,  друзья вернулись в здание вокзала и, устроившись на широких деревянных диванах, с удовольствием расслабились на время. Кстати, лагман, узбекский суп с длинной круглой лапшой с горой мелко нарезанного мяса, приправленного овощами и специями, очень понравился обоим. Каждому хватило по одной большой тарелки этого блюда, чтобы полностью насытиться. Закрыв глаза, Влад представлял себе как по вечерам он будет бродить по этому большому красивому городу, заглядывая в мелкие кафешки, просторные чайханы, огромные современные магазины и рынки. Вечера будут теплыми, ароматными, спокойными.  А кругом красивые стройные девушки, и все ему улыбаются, все приветливы. 

 Пассажирский поезд, скрипя и постанывая, устало замер у перрона Ташкентского вокзала, будто и сам был измотан долгим путем через бескрайние казахстанские степи и узбекские хлопковые поля. Было начало декабря, календарная зима, но здесь, в Узбекистане, она ощущалась иначе. Не как суровый властелин, а как легкий, прохладный намек на грядущее обновление.

Здание вокзала, монументальное и величественное, с восточными орнаментами на европейском строгом фасаде, встречало гостей города. У его подножия кипела жизнь, не затихающая ни на секунду. Площадь перед вокзалом, огромная, как море, блестела и отражала спешащие куда-то огни автомобилей, будто ее только что вымыли и натерли до зеркального блеска прошедшим дождем. Воздух был густым, влажным и непривычно теплым, он пьянил, как вино, и пах свободой, дальними дорогами, углем, сладковатой пылью и чем-то неуловимо экзотическим – может, пряностями с ближайшего базара, а может, цветением каких-то незнакомых деревьев.

 Влад, широкоплечий спортивный парень с упрямым вихром темных волос, выпрыгнул из вагона одним из первых. Он всей грудью, с наслаждением, вздохнул этот новый, опьяняющий воздух. Переполнявшие его чувства – радость, надежда, предвкушение приключений – требовали выхода. Он развернулся, схватил своего спутника, приземистого и более сдержанного Борьку, и чуть не задушил его в мощных объятиях.

– Ну, что, друг, мы в Ташкенте! – воскликнул Влад, и его голос, громкий и звучный, перекрыл гул толпы. – Чувствуешь? Дыши! Это не Копан-Булакская сухая пыль и колючая пурга, это же, как в Иркутске в конце лета! И запах… тот самый, соленый от пота,  но такой сладкий! Запах большой стройки!

Борька, высвобождаясь из объятий, смущенно огляделся. Он был из тех, кого новые места сначала пугали, заставляли внутренне съеживаться. Его практичный ум сразу искал подвох.

– Тепло, это да, – пробурчал он, поправляя помятый пиджак. – А вот насчет хлеба… Ты сказал, город хлебный. Где он, этот хлеб? Я кроме этой мокрой брусчатки ничего не вижу.

Влад только рассмеялся, и его глаза, яркие и живые, сверкали азартом. Ему сейчас ничто не могло испортить настроение.

– Эх, Боря, Борька… Недоучка! Это же роман такой есть! «Ташкент – город хлебный»! И кино черно-белое! Понимаешь? Символ! Город возможностей, город, где всегда сытно! – Он снова раскинул руки, обращаясь уже ко всему городу, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих, закутанных в ватные халаты и тюбетейки. – Здравствуй, Ташкент! Город хлебный! Мы готовы тебя строить!

Борька покраснел от смущения и потянул друга за рукав: —Да успокойся ты, на нас же смотрят как на ненормальных… Лучше подумай, куда идти.

План, впрочем, был простым и дерзким, как и все затеи Влада: найти крупную строительную организацию и устроиться на работу, обязательно с предоставлением жилья. Друзья двинулись к автобусной остановке, протискиваясь сквозь живую реку людей на привокзальной площади.

Здесь была настоящая толкучка, шумная, пестрая, многоголосая. Носильщики в форменных фартуках ловко управлялись с громадными чемоданами, перевязанными веревками. Торговцы с лотков наперебой зазывали купить горячие лепешки с дымящейся бараниной, сладости, пахнущие медом и орехами, или прохладный айран. Свистели милицейские свистки, пытаясь хоть как-то упорядочить движение бесконечных «Волг» и автобусов. Воздух гудел на десятках языков – слышалась и русская речь, и певучий узбекский, и быстрый таджикский, и множество других наречий огромной страны. Пахло дизельным выхлопом, жареным луком, душистыми травами и кожей. Это был настоящий восточный Вавилон у ворот большого города.

– Я уже работал на стройке, в Иркутске, – хвастался Влад, уже залезая в синий тряский автобус. – Для меня это не ново. Изолировщиками мы, конечно, не пойдем – слишком уж грязная работа, и платят так себе. А вот каменщиками – это да! Это самые уважаемые люди на стройке.

– Каменщиками? – нахмурился Борька, прижимая к себе свой скромный вещмешок. – Это что, камни таскать?

– Нет, – терпеливо объяснил Влад, глядя в окно. – Каменщики – это художники. Они из кирпичей строят дома, стены будущих квартир и комнат. Кладут ряд за рядом. Это почти медитация.

Автобус тронулся, и город поплыл за окном, раскрываясь перед друзьями как диковинная книга. Широкие, прямые улицы, утопающие в зелени даже зимой. Строгие, монументальные здания сталинской эпохи, украшенные замысловатой восточной вязью и виноградными лозами. Светлые, современные хрущевки. И повсюду – люди, много людей, снующие, неспешные, деловые и праздные. Город жил полной, шумной, насыщенной жизнью.

Владу Ташкент нравился все больше с каждой секундой. Это был не просто большой город. Это была столица, пусть и республиканская. Чувствовался масштаб, история, особая энергетика места, где причудливо сплелись азиатская колоритность и европейская упорядоченность. Следы недавнего страшного землетрясения, о котором говорила вся страна, в центре были почти незаметны – город уже залечивал раны. Но чем дальше ехал автобус, приближаясь к «старому городу», тем явственнее проступала память о трагедии. Здесь еще стояли глинобитные домики, слепленные из самана, с приземистыми дувалами. Но и тут вовсю кипела работа: на месте разборных одноэтажных строений поднимались современные, светлые многоэтажки из белого силикатного кирпича. И на торцах многих уже отстроенных домов искусные руки мастеров выкладывали из красного кирпича мозаичные названия городов и республик всего Советского Союза: «Рига», «Баку», «Ленинград», «Киев» – это были подарки, знаки братской помощи от всей необъятной страны.

– Смотри, Борька! – ткнул Влад пальцем в окно. – Видишь? «Иркутск»! Это же наш знак! Знак, что мы приехали куда надо!

Борька впервые за весь день улыбнулся – широко, по-детски. —Точно, «Иркутск»… Красиво.

Они вышли на остановке в самом сердце новой стройки, в юго-западном районе. Воздух здесь был напоен другими запахами: свежеспиленного леса, известковой пыли, цемента, прогретого на солнце металла. Грохотали бетономешалки, звенели удары молотков, с пронзительным шипением работали сварочные аппараты. Повсюду сновали рабочие в комбинезонах, прорабы с синими чертежами в руках, громадные краны медленно поворачивали свои стрелы, как сказочные великаны.

Поиски строительного управления затянулись. Друзья потратили полдня, облазив десятки новостроек, переговорив с полусотней прорабов и рабочих, которые, отрываясь от дел, тыкали пальцами в разные стороны, объясняя дорогу на непонятном им языке. Наконец, измученные, но не павшие духом, они очутились перед дверью с табличкой «Отдел кадров СУ-37».

Разговор с начальником отдела кадров, усталым мужчиной в заношенном пиджаке, был недолгим и отрезвляющим.

–Рабочие? С жильем? – переспросил он, не глядя на них, перебирая бумаги. – Профессия какая?

– Мы… быстро научимся! – бодро начал Влад. – Я уже имею опыт!

–Мне нужны не ученики, а профессионалы. Разрядники. – Кадровик поднял на них глаза. – И с жильем напряженка. Общежитие только в проекте. Сейчас народ в палатках живет, армейских. Условия спартанские. Если устраивает – милости просим. Нет – свободны.

Выйдя из кабинета, друзья молчали. Первый удар по их радужным планам был ощутим. – Палатки… – мрачно произнес Борька. – А ночь-то на дворе. Где мы сегодня ночевать будем? Обратно в поезд не сядешь.

Вернуться к вокзалу было единственным логичным решением. Они шли обратно молча, но уже не так бодро, как утром. Усталость, голод и первое разочарование давили на плечи.

Спасение пришло оттуда, откуда и не ждали – из небольшой, закопченной лагманной, откуда валил такой соблазнительный пар, что слюнки текли. Внутри было шумно, тесно, но невероятно уютно. Пахло жгучими специями, чесноком, бараниной и свежей зеленью.

– Давай по полной! – заявил Влад, уже оживляясь. – Раз уж работа не задалась, так хоть поедим как люди!

Они заказали по большой порции лагмана. И когда перед ними поставили глубокие пиалы, полные густого, ароматного супа с длинной, упругой лапшой, горой нежнейшего мяса, свежими овощами и щедро приправленного зеленью кинзы и перцем, оба забыли о всех неудачах. Они ели молча, с наслаждением, обжигаясь и не в силах остановиться. Это была не просто еда, это было настоящее откровение, награда за тяжелый день.

– Ничего вкуснее в жизни не ел, – выдохнул Борька, опустошив тарелку до дна и с наслаждением вытирая пот со лба. – Я теперь понял, почему этот город хлебный. Хлебом тут, наверное, и не пахнет – тут пахнет вот этим!

Влад согласно кивнул, чувствуя, как по телу разливается благодатная теплота и сытость. – Согласен. Одно это блюдо уже стоило того, чтобы проехать тысячи километров.

Вернувшись на вокзал, они устроились на широких, полированных временем и телами деревянных диванах в зале ожидания. Здесь тоже кипела своя, особая жизнь: семьи с детьми, одинокие путники, солдаты, торговцы. Гул голосов создавал убаюкивающий фон. Друзья с удовольствием растянулись, давая отдых уставшим ногам.

Закрыв глаза, Влад снова предался мечтам. Он представлял себе, как уже совсем скоро, получив работу и обустроившись, будет бродить по вечернему Ташкенту. Теплый, бархатный воздух будет пахнуть чаем и специями. Он будет заглядывать в уютные кафешки, где стучат костяшки домино, в просторные, полные дымка чайханы, где мудрые аксакалы неторопливо беседуют. Будет гулять мимо  ярко освещенных витрин огромных магазинов, и не спеша бродить по шумным, разноцветным базарам, где можно найти абсолютно все. И повсюду будут красивые, стройные, темноглазые девушки в ярких платьях, и все они будут ему улыбаться, все будут приветливы. Этот город уже стал его мечтой, и он был готов бороться за нее.

Борька, глядя на умиротворенное лицо друга, тоже позволил себе немного расслабиться. Может, и правда, все наладится? Может, эти палатки – не такая уж и цена за возможность жить в городе, где даже в декабре пахнет летом, а суп в забегаловке похож на пиршество самого падишаха? Он перевернулся на другой бок, подложив под голову рюкзак, и его глаза тоже начали слипаться под убаюкивающий гул вокзальной жизни. Впереди была ночь и ее надо было, как то пережить.

Глава 2

Поздно вечером Влад и Борька решили прогуляться по вокзалу. Потолкались около ларьков, заглянули в кафе и, перекусив там слегка, вышли на перрон, проводили, отправляющийся в ночь пассажирский поезд Ташкент – Ленинград, спустились в подземный переход. Там к ним подошел молодой парень и, оглядываясь по сторонам, вполголоса таинственно предложил: 

– Аннушку не желаете? Пять рублей всего.

– Какую Аннушку? – также тихо переспросил Борька и глаза его  загорелись.

Парень хмыкнул, и еще раз оглянувшись, почти прошептал: 

– Анашу.

– А кто это? И какая из себя? – не унимался Борька.

 – Я потом тебе расскажу – встрял Влад и, ответив парню « нет», взял Борьку  за локоть.

– Это наркотик, Боренька, отойдя, продолжил он, – в Иркутске я уже встречался с этой заразой и видел, к каким последствиям приводит любовь к нему. Некоторые студенты в общежитии злоупотребляли этим. Сначала весело, а потом грустно. Видел и тех, кто только начинал, и тех, кто уже давно этим увлекался. Это две большие разницы, Боря.

– А я думал, он нам проститутку предлагает.

– Лучше бы он нам предложил хату, где можно переночевать. Ладно, уже поздно, пойдем искать свободные диваны. – Влад решительно направился в сторону зала ожидания. 

Не успели друзья, как следует обустроиться, в зале почувствовалось, что то тревожное. Несколько молодых людей  быстро устремились к выходу, а те, кто дремал, сидя на диванах и чемоданах, заметно взволновались и начали крутить головами в разные стороны, словно выискивая кого то. Влад с Борькой ничего не поняли, но тоже забеспокоились.  Через две минуты все прояснилось. По залу широким фронтом двигался наряд милиционеров с дубинками в руках и собаками на привязи. Шла повальная проверка документов у  потенциальных пассажиров и бродяг, забредших на вокзал с целью скоротать ночь. К последним, явно принадлежали два наших путешественника. 

– Что будем делать? – испуганно спросил Борька. 

– Теперь уже ничего – пробурчал Влад, лихорадочно соображая, как они будут выкручиваться из этого неожиданного положения. Легенда  о пересадке на транзитный поезд подготовлена не была, расписание поездов не изучено, да и вообще кто знал, что здесь такие порядки по ночам. Тем временем, два милиционера уже стояли перед ними.

– Документы, пожалуйста, – вежливо попросил один из них, – Куда едете? Предъявите билеты.

– Да мы только что приехали, – как можно искренне начал Влад и, указывая на Борьку, заискивающе пролепетал. – У него здесь брат работает на стройке, а ехать искать его уже поздно. Решили здесь ночь провести, а рано утром к нему?

– Ночь проводят в гостинице, или на съемной квартире,– ухмыльнулся второй, прихлопывая дубинкой по ладошке. Он был под два метра ростом и полтора в ширину. Такому и дубинки не надо, одной клешней задавит как котенка.

Подошел еще один милиционер с собакой. Та деловито обнюхала сначала Борьку, потом Влада. Борька стоял бледный как покойник, с ужасом переводя взгляд с собаки на двухметрового.

– Вроде, чистые,– вполголоса сказал хозяин пса и пошел дальше.

– Чтобы духу вашего здесь не было! – сердито пробурчал великан, и они с напарником пошли к следующему пассажиру.

Влад облегченно вздохнул, но напуган был не меньше Борьки. 

– Это они наркоторговцев и наркоманов выискивают, – пояснил он другу – Но нам здесь оставаться нельзя.  А то вместе с ними загремим под фанфары.

Друзья вышли на улицу и, не сговариваясь, пошли через вокзальную площадь к памятнику, что возвышался сразу за ней. Этот памятник был установлен, как они  прочли на медной доске, прикрепленной у основания, в честь 26- ти бакинских комиссаров.  Внутри горел вечный огонь и это как то, хоть и не заметно, но согревало ребят. Ночь вступила в свои права. Заметно похолодало. Настроение у Влада пошло на убыль. Перспектива провести всю ночь здесь у памятника, даже рядом с огнем, не особо прельщала, но другого выхода не было. Борька весь сжался и зловеще молчал. Наверное, проклинал тот день и час, когда согласился ехать в этот мрачный и негостеприимный город. Влад понимал, что надо как то подбодрить товарища, но слов не было, да и не хотелось, что то веселое и бодрое выдумывать и притворятся. Они не заметили трех парней, примерно их возраста, которые бесшумно подошли к ним и  стали полукругом. Влад моментально оценил обстановку и задвинув левой рукой Борьку за спину, правую сжал в кулак и поднял ее к подбородку. Один из парней, видимо вожак этой  троицы, примирительно улыбнулся и дружелюбно спросил:

– Решили ночь здесь скоротать? На вокзале шухер сегодня?

– Да, не спокойно сейчас там. – Влад оценил их шаг навстречу и  тоже улыбнулся.

– Ничего, все будет нормально. И ночевать найдем где, – вожак говорил спокойно, без показушной бравады и напыщенности, – Мы вас прекрасно понимаем, сами были в такой ситуации. Только вот одно дельце провернем и пойдем спать. 

« Похоже, ребята не врут. Наверное, можно доверится» – подумал Влад и сам себя успокоил – « Если что-то  пойдет не так – всегда можно дать дёру»

– Ну что, с нами? – Вожак вопросительно посмотрел на Влада, на Борьку. – Здесь не далеко.

– С вами, – повеселел Борька. Влад молча кивнул головой.

 Группа из пяти человек деловито пошла по тихой ночной улице. Впереди Вожак, за ним гуськом остальные. Через некоторое время, свернули в, какой то двор-колодец между многоэтажками. 

– Мы с Серегой  сейчас зайдем в подъезд, надо навестить одного товарища, а вы трое оставайтесь здесь и внимательно смотрите вокруг,– как бы приказал Вожак,– Если что дайте знать.

Владу стало не нравиться эта затея, но он промолчал. Борька тоже. Зато третий их товарищ из их же банды вполголоса заверил Вожака: 

– Я свистну, если что.

Вожак с подельником ушли, а оставшиеся прижавшись к стене дома стали внимательно всматриваться в темноту и чутко прислушиваться к каждому шороху.

– Тебя как зовут? – шепотом спросил Борька напарника.

– Степкой,– также шепотом ответил тот. – Если что, бежим все в разные стороны. 

– А зачем? – не понял Борька.

– Так надо, – зло прошипел Степан.

Минут десять прошли в тревожном молчании. 

– Смотри!!! – вдруг громко сказал Степан, показывая в проем двора, откуда они только что пришли. Там замаячили две темные фигуры в фуражках.

– Бежим!!! – теперь уже закричал он и пронзительно свистнув, бросился бежать. 

Влад ринулся наискосок, а Борька побежал прямо через двор. Милиционеров было двое, а их трое, поэтому один из них наверняка не попадет в цепкие лапы стражей порядка. Этим счастливчиком оказался Влад, во всяком случае, он не слышал сзади топота погони. Он бежал быстро, легко, как на тренировках, и сердце его не трепыхало  от испуга, а наоборот, наполнялось радостью, азартом и, в какой-то мере, спокойствием и уверенностью. « Все будет хорошо! Я все преодолею! У меня все получится!» крутилось у него в голове и все пережитое этой ночью становилось ничтожным по сравнению с тем, что его ждало впереди.

Поздний вечер раскинул над городом свое влажное, промозглое покрывало. Влад и Борька, два кочевника асфальтовых джунглей, решили прогуляться по многоэтажному лабиринту вокзала. Они уже потолкались у запертых на ночь ларьков, похожих на спящих железных жуков, заглянули в кафе, где пахло жареным маслом и тоской, и, слегка перекусив чем-то безвкусным и сомнительным, вышли на перрон.

Там они проводили в ночь огненным взглядом красных хвостовых огней пассажирский поезд «Ташкент – Ленинград». Он уползал в темноту, словно гигантская уставшая гусеница, унося с собой в теплых купе чужие жизни, оставляя наших героев на холодном, продуваемом всеми ветрами перроне. Поезд завыл на прощание, и этот звук был похож на одинокий крик заблудившегося в мире чудовища.

Спустившись в подземный переход, они попали в другое измерение. Воздух здесь был густым и спертым, пахнущим остывшим бетоном, окурками и чем-то неуловимо тревожным. Свет редких ламп отбрасывал на стены уродливые, пляшущие тени. Именно из одной такой тени к ним отделился и бесшумно подошел молодой парень. Он нервно оглядывался по сторонам, а его глаза бегали, как у затравленного зверька.

– Аннушку не желаете? Пять рублей всего, – прошепелявил он вполголоса, и слова его повисли в воздухе липкой, двусмысленной паутиной.

– Какую Аннушку? – также тихо, с внезапно вспыхнувшим любопытством, переспросил Борька, и глаза его загорелись манящим огоньком наивного авантюризма.

Парень коротко хмыкнул, и еще раз оглянувшись, почти прикоснулся к их ушам шепотом, густым и сладким, как патока:

– Анашу. Хороший товар. Веселуха гарантирована.

– А кто это? И какая из себя? – не унимался Борька, в своем простодушии все еще ожидая увидеть девушку, а не призрачную улыбку зеленого змия.

– Я потом тебе расскажу, – резко встрял Влад, и его голос прозвучал как стальной щелчок, отсекающий всякие дискуссии. Ответив парню коротким и твердым «нет», он взял Борьку за локоть и почти силой оттащил в сторону.

Отошли подальше, в сумрачный угол, где пахло мочой и одиночеством.

– Это наркотик, Боренька, – продолжил Влад, и его слова падали, как капли холодного свинца. – В Иркутске я уже встречался с этой заразой. Видел, во что она превращает людей. В общаге некоторые подсели. Сначала – весело, смешно, мир играет всеми красками. А потом… Потом краски тускнеют, и остается только серая, липкая реальность, из которой они готовы вырваться любой ценой, продав за дозу хоть душу, хоть друга. Видел я и новичков, глаза у которых горят безумием праздника, и старичков – с потухшими, пустыми глазницами и трясущимися руками. Это, Боря, две огромные разницы. Между жизнью и медленным самоубийством.

– А я-то думал, он нам проститутку предлагал, – пробормотал Борька, и в его голосе читалось разочарование, смешанное со страхом.

– Проститутку, – мрачно усмехнулся Влад. – Лучше бы он нам предложил хату, где можно переночевать. Ладно, уже поздно, пойдем искать свободные диваны. Хоть на часок прилечь.

Они поднялись обратно в зал ожидания. Это был огромный зал с высоким потолком, где свет тусклых люминесцентных ламп боролся с наступающей тьмой и проигрывал, создавая жутковатое желтое марево. Воздух был густ от дыхания сотен спящих людей, пах старыми ватниками, колбасой и безысходностью. Они кое-как устроились на жестком, деревянном диване, ощущая каждую его неровность, и уже начали проваливаться в тревожный, поверхностный сон, как вдруг почувствовали нечто.

Сначала это было едва уловимое изменение атмосферы, словно перед грозой. Несколько молодых людей, сидевших неподалеку, резко, как по команде, вскочили и устремились к выходу, двигаясь быстро и целеустремленно, как тараканы при внезапном включении света. Те, кто дремал, сидя на диванах и чемоданах, заметно встрепенулись. По залу пробежала нервная волна. Люди начали беспокойно крутить головами, их глаза, широко раскрытые от внезапного испуга, выискивали в полумраке невидимую опасность. Влад с Борькой ничего не поняли, но леденящий холодок страха сковал их спины.

Через две минуты все прояснилось. Из главного входа, словно щупальца спрута, растянувшись широким фронтом, в зал вошел наряд милиционеров. Они шли медленно и уверенно, с лицами, выражающими профессиональную скуку и непоколебимую власть. В их руках замерли темные дубинки – безмолвные аргументы силы. Рядом, на привязи, шли овчарки. Собаки не рычали, они шли настороженно, их влажные носы вздрагивали, втягивая миллионы запахов, выискивая один-единственный – запах страха и вины.

Шла повальная проверка. Цепкие взгляды стражей порядка выдергивали из серой массы заспанных, испуганных людей тех, кто вызвал малейшее подозрение. К последним, без сомнения, принадлежали и два наших путешественника, чья бродяжная сущность была написана на их лицах крупными буквами.

– Что будем делать? – выдохнул Борька, и его лицо было бледным, как у восковой фигуры в музее. Глаза казались двумя огромными черными дырами, полными ужаса.

– Теперь уже ничего, – сквозь зубы пробурчал Влад, лихорадочно соображая. Легенда о пересадке на транзитный поезд подготовлена не была, расписание не изучено, да и кто знал, что здесь такие суровые порядки по ночам. Это был тотальный провал.

Тень накрыла их. Два милиционера уже стояли перед ними, заслонив собой жалкий свет ламп.

– Документы, пожалуйста, – вежливо, но с ледяной интонацией попросил один из них, молодой, с колючими глазами. – Куда едете? Предъявите билеты.

– Да мы только что приехали, – начал Влад, стараясь вложить в голос максимум искренности. Он указал на Борьку, который, казалось, вот-вот рухнет в обморок. – У него здесь брат работает на стройке. Ехать искать его уже поздно. Решили здесь, в зале, ночь перекантоваться, а на утро – к нему.

– Ночь проводят в гостинице, или на съемной квартире, – ухмыльнулся второй, пришлепывая резиновой дубинкой по своей могучей ладони. Он был под два метра ростом и, казалось, полтора в ширину. Его фигура напоминала не человека, а бетонный столб, одетый в шинель. Такому и дубинки-то было не нужно – одной своей клешней он мог задавить любого, как назойливого котенка.

К группе подошел еще один милиционер с собакой. Овчарка деловито, без злобы, обнюхала сначала Борьку, потом Влада. Ее холодный нос тыкался в их потные ладони, в грубые швы рюкзаков. Борька стоял, не дыша, с остекленевшим взглядом, замершим в пустоте. Он смотрел то на умные, хищные глаза пса, то на каменное лицо великана, и казалось, его вот-вот стошнит от страха.

– Вроде, чистые, – негромко, словно делая пометку в невидимом блокноте, бросил хозяин собаки и потянул поводок, двинувшись дальше, на охоту.

– Чтобы духу вашего здесь через пятнадцать минут не было! – сердито, но уже без особого интереса пробурчал великан, и они с напарником отправились к следующей жертве ночной облавы.

Влад облегченно выдохнул, но понимал, что напуган не меньше Борьки. В груди колотилось, словно перепуганная птица, пытающаяся вырваться из клетки.

– Это они наркоторговцев и наркоманов выискивают, – пояснил он другу, и его голос все еще дрожал. – Но нам здесь оставаться смертельно опасно. Зацепят, и вместе со всеми загремим под фанфары в каталажку.

Они вышли на улицу, и ночной воздух, холодный и свежий, ударил им в лица, как целебный, но неприятный удар. Не сговариваясь, они пошли через пустынную вокзальную площадь, устремляясь к темному силуэту, что возвышался сразу за ней, как последний островок надежды.

Это был памятник. Монументальный, тяжелый, отлитый из темного металла. На медной доске, прикрепленной у основания, они успели прочесть, что установлен он в честь 26-ти бакинских комиссаров. У подножия, горел вечный огонь. Небольшой, почти игрушечный в этой огромной ночи, он мерцал ровным, неугасимым синим сердечком, и это как-то, хоть и не заметно, но согревало изнутри, напоминая о чем-то вечном и несгибаемом, в отличие от их собственной, такой шаткой судьбы.

Ночь вступила в свои законные права. Заметно похолодало, и холодный ветерок начал злорадно забираться под одежду, цепляться за голые шеи. Настроение у Влада пошло на убыль, словно песок в песочных часах. Перспектива провести всю ночь здесь, у подножия чужой славы, даже рядом с вечным огнем, не прельщала вовсе. Она казалась бесконечно долгой и леденяще одинокой.

Борька весь сжался в комок, зловеще и покорно молча. Он сидел, обхватив колени руками, и, казалось, проклинал тот день и час, когда согласился ехать в этот мрачный, негостеприимный город. Влад понимал, что надо как-то подбодрить товарища, влить в него хоть каплю уверенности, но слова застревали в горле комом. Не хотелось ничего выдумывать, притворяться бодрячком, когда внутри все сжималось от тоски и безысходности.

Они не заметили, как из мрака, словно тени, материализовались три фигуры. Три парня, примерно их возраста, бесшумно подошли и стали полукругом, отрезая их от света фонарей. Влад моментально вскочил на ноги, все его чувства обострились до предела. Он задвинул левой рукой Борьку за спину, а правую сжал в кулак и инстинктивно поднял к подбородку, принимая бойцовскую стойку. Сердце вновь застучало, но теперь не от страха, а от готовности к схватке.

Один из парней, видимо, вожак, сделал шаг вперед. Но вместо угрозы на его лице появилась примирительная, усталая улыбка.

– Решили ночь здесь скоротать? На вокзале шухер сегодня? – спросил он, и в его голосе не было ни бравады, ни насмешки, лишь простое понимание.

– Да, не спокойно там сейчас, – ответил Влад, все еще оценивая ситуацию, но уже чуть опуская руку. Что-то в этих парнях говорило ему, что они не враги. Они были такого же поля ягодами – помятые, уставшие, со знакомой тоской в глазах.

– Ничего, переждем. И ночевать найдем где, – вожак говорил спокойно, по-деловому. – Мы вас прекрасно понимаем, сами не раз в таких переделках бывали. Только вот одно дельце маленькое провернем, и пойдем спать. В тепло.

«Похоже, ребята не врут, – пронеслось в голове у Влада. – Слишком все знакомо. Если что-то пойдет не так – всегда можно дать дёру. Ноги-то свои».

– Ну что, с нами? – Вожак вопросительно посмотрел на Влада, потом на Борьку, который выглянул из-за спины товарища. – Здесь недалеко.

– С вами! – сразу, с внезапной надеждой, повеселел Борька, видя, что Влад расслабился.

Влад молча, после короткой паузы, кивнул. Риск? Да. Но это был риск согреться и отдохнуть, а не мерзнуть здесь, в одиночестве и неизвестности.

Группа из пяти человек тронулась с места и деловито пошла по тихим, безлюдным улицам, спящим мертвым сном. Впереди – Вожак, за ним гуськом – остальные. Их шаги гулко отдавались в гробовой тишине спальных районов. Через некоторое время они свернули в какой-то двор-колодец, зажатый между громадами многоэтажек. Здесь было совсем темно и так же безлюдно. Воздух пах сыростью и старым кирпичом.

– Мы с Серегой сейчас зайдем в подъезд, надо навестить одного товарища, – тихо, но четко, как команду, произнес Вожак. – А вы трое оставайтесь здесь на шухере. Внимательно смотрите по сторонам. Если что – дайте знать.

Владу резко перестала нравиться эта затея. Эта темнота, этот таинственный «товарищ», эта необходимость стоять на стрёме. В горле снова зашевелился холодный червячок подозрения. Борька тоже промолчал, но было видно – он снова напуган. Зато третий парень из их же компании, низкорослый и юркий, тут же вполголоса заверил:

– Не парься, я свистну, если что. Нас не возьмешь врасплох.

Вожак с подельником растворились в черном зеве подъезда. Оставшиеся трое прижались спинами к холодной, шершавой стене дома, превратившись в слух, и зрение. Минуты тянулись мучительно долго, каждая из них была наполнена десятком пугающих звуков: скрипом где-то над головой, шуршанием бумаги по асфальту, гулом в собственных ушах. Нервы были натянуты, как струны.

– Тебя как зовут? – совсем уже тихо, шепотом, от которого вздрогнул воздух, спросил Борька у своего нового «напарника» .

– Степкой, – так же шепотом ответил тот, не отрывая глаз от проема двора. – Если чё, запомни: бежим все в разные стороны. Путать следы.

· А зачем? – не понял Борька, глупость вопроса повисла в воздухе.

· Так надо, – зло и нервно прошипел Степан, и больше не произнес ни слова.

Прошло еще минут десять вечности. И вдруг Степан напрягся, как пружина.

– Смотри!!! – негромко, но очень четко бросил он, указывая пальцем в проем двора, откуда они только что пришли.

Там, в обрамлении арки, замаячили две темные, плотные фигуры в знакомых фуражках. Они шли неспешно, но уверенно, осматривая территорию.

– Бежим!!! – закричал Степан уже во весь голос и, пронзительно, раздирая тишину, свистнув, рванул с места, как заяц, метнувшись вглубь двора.

Этот крик был словно спусковым крючком. Влад, не раздумывая, ринулся наискосок, в узкую щель между гаражами. Борька, ослепленный паникой, побежал прямо, через двор, туда где, как ему казалось, был выход.

Милиционеров было двое, а беглецов – трое. Старая как мир арифметика давала одному из них шанс. Этим счастливчиком оказался Влад. Он бежал, не оглядываясь, не слыша за спиной топота погони. Он летел по темному лабиринту чужих дворов, и его ноги, привыкшие к тренировкам, работали четко и мощно. Сердце не трепыхало от испуга, а, наоборот, ровно и сильно гнало по венам кровь, наполняя все тело радостью дикого, первобытного азарта, спокойствием и уверенностью охотника, который сам стал дичью, но не сдался.

В голове его стучала одна, как молот, мысль: «Все будет хорошо! Я все преодолею! У меня все получится!» И все пережитое этой бесконечной ночью – и подозрительный незнакомец, и дубинки милиционеров, и леденящий холод у памятника – все это становилось ничтожным, мелким, просто эпизодом по сравнению с тем ощущением стремительной, животной свободы, что раскрывалась сейчас перед ним внутри спящего города. Он летел вперед, оставляя позади страх и опасность. Он был жив, полон сил, и дорога впереди была хоть и темной, неизвестной, но бесконечно его собственной.

Глава 3

Вплоть до самого рассвета Влад бродил по ночным улицам Ташкента. Нельзя сказать, что жизнь города на ночь засыпает, нет, в центре даже работали некоторые ларьки и кафе, и людей на улице было достаточно. Только эта публика была своеобразной, ночной, не похожей на дневную. Видя все это Влад постепенно, как бы приходил в себя, после бурных событий на вокзале и возле. Единственное, что тревожило его, это то, что рядом не было доброжелательного и наивного Борьки, к которому он успел привязаться. Что с ним, и где он сейчас, неизвестно. «Если он попал в отделение милиции, то утром его, скорей всего, выпустят и он, наверняка, будет толкаться, где то в районе вокзала» думал про себя Влад,– Хотя кто его знает, как поведут себя местные стражи порядка, что у них на уме, – тихо прошептал он, оглядываясь по сторонам. «А может быть он ушел с теми ребятами, что чуть не втянули их в неизвестную авантюру во дворе неизвестного дома. И спит сейчас в тепле, где то в подвале полуразрушенного дома». – Тогда мне его в жизнь не найти, – опять прошептал Влад и развернувшись пошел в сторону вокзала. На улице уже было в меру светло, людей стало больше, засвистели на поворотах трамваи, зашуршали по асфальту троллейбусы, заурчали автомобили, захлопали дверьми автобусы и такси, открылись магазины, столовые, лагманные. На вокзале привычная толкотня, спешка, гудки маневровых тепловозов, несмолкаемый людской гул. Влад, теперь уже, без всякого страха и неуверенности зашел в зал ожидания (дневной вокзал и ночной, это две большие разницы), и начал всматриваться в лица транзитных пассажиров отдыхающих на вокзальных диванах. Борьки нигде не было, да едва ли бы он решился вернуться в зал, но для очистки совести этот осмотр надо было начать отсюда. Выйдя из здания, Влад прошелся вчерашним маршрутом к памятнику, а после к дому, во дворе которого они разбежались с Борькой в разные стороны. Потом вернулся к вокзалу, зашел в лагманную, где они вчера так хорошо пообедали, заказал большую тарелку лагмана, плотно поел, и, пройдясь еще раз по привокзальной площади, заскочил в первый попавшийся автобус. Через три остановки вышел и сразу же наткнулся на доску объявлений, где среди рукописных листочков о продаже, обмене квартир и комнат, выделялись большие, напечатанные в типографии объявления о приеме на работу в учреждения и предприятия города. Влад долго изучал эти объявления и остановился на одном. Заводу «Ташсельмаш» требовались токари, фрезеровщики, слесари механосборочных работ, формовщики, электрики. Общежитием обеспечиваются. Влад вспомнил, что у него в аттестате о среднем образовании есть одна запись, на которую он особо не обращал внимания. В конце перечня предметов с оценками «хорошо» и «отлично» было написано «Кроме того Григорьев Владимир Григорьевич прошел производственное обучение по специальности токаря». Да, действительно их в школе учили токарному делу. Девушек учили шить на швейных машинках, а их, юношей, работать на токарных станках. В мастерской, где проходило обучение, стояло два миниатюрных токарных станка, на которых они пробовали, что то точить. Действительно, только «пробовали». Работать, не работали. Но резцы Влад научился затачивать. Теперь эта запись в аттестате могла пригодиться. Найти завод «Ташсельмаш» было не очень трудно. Прохожие ему подсказали, на каком трамвае можно туда добраться, на какой остановке сойти. «Следующая, за ТашМИ» И вот Влад у дверей заводоуправления. Отдел кадров, оформление, направление в общежитие. К вечеру он уже имел крышу над головой, кровать, матрац, постельные принадлежности, пропуск на территорию завода, направление в механосборочный цех номер пятнадцать. Так началась жизнь и трудовая деятельность Григорьева Влада в городе Ташкент.

Вплоть до самого рассвета Влад бродил по ночным улицам Ташкента, словно затерянная капля росы в паутине сумрачных улочек, где город, как гигантский сверчок, стрекотал своими нескончаемыми шорохами. Нельзя сказать, что жизнь здесь засыпала полностью, – нет, в центре, словно глаза, мерцали ларьки и кафе, а люди сновали, как призраки в тумане, их движения плавные, почти ритуальные. Эта публика была своеобразной, ночной, не похожей на дневную: здесь не было спешащих офисных рабочих в строгих костюмах, а царствовали бродяги мечты, с лицами, изборожденными морщинами мудрости, и глазами, полными тайн, ускользающих от дневного света. Видя всё это, Влад постепенно приходил в себя, как дерево после бури, которое медленно расправляет ветви, впитывая спокойствие земли. Бурные события на вокзале и вокруг оставили след, подобный эху далекого грома, но теперь он дышал глубже, позволяя этому ночному брожению исцелить его душу.

Единственное, что тревожило Влада, это отсутствие доброжелательного и наивного Борьки, к которому он успел привязаться крепче, чем к старому пальто. Что с ним случилось и где он сейчас? Неизвестно. «Если он попал в отделение милиции, то утром его скорей всего выпустят, – думал про себя Влад, шагая по тротуару, – и он, наверняка, будет толкаться где-то в районе вокзала». Хотя Влад тщательно проговаривал эти мысли, его голос звучал едва слышно, как шепот ветра в листве. «Кто его знает, как поведут себя местные стражи порядка, что у них на уме? – тихо прошептал он, оглядываясь по сторонам, где тени фонарей вытягивались, словно пальцы гигантов, тянущихся к звёздам. – А может, он ушёл с теми ребятами, что чуть не втянули нас в неизвестную авантюру во дворе того загадочного дома?» Влад представил, как Борька сейчас спит в тепле, свернувшись калачиком, словно котёнок в коробке, где-то в подвале полуразрушенного дома. «Тогда мне его в жизни не найти», – опять прошептал он себе под нос, и его слова растворились в утреннем тумане, как сахар в чае.

Развернувшись, Влад пошёл в сторону вокзала, его шаги эхом отдавались по улице, где уже забрезжил рассвет, словно пастельная акварель на холсте небосвода. На улице стало в меру светло, и людей прибавилось – они высыпали, как муравьи из муравейника после дождя. Засвистели на поворотах трамваи, зашуршали по асфальту троллейбусы, заурчали автомобили, захлопали дверьми автобусы и такси, открылись магазины, столовые и лагманные, наполняя воздух ароматами свежевыпеченного хлеба и специями, подобными искрам фейерверка. На вокзале царила привычная толкотня, спешка, гудки маневровых тепловозов, как далёкие рыки зверей, и несмолкаемый людской гул, напоминающий волны океана, бьющиеся о берег. Теперь уже без всякого страха и неуверенности Влад зашёл в зал ожидания – дневной вокзал и ночной были двумя огромными разницами, как зима и лето, снег и песок. Он начал всматриваться в лица транзитных пассажиров, отдыхающих на вокзальных диванах, словно художник, разглядывающий холст в поисках знакомого штриха.

«Борьки нигде не видно, – тихо пробормотал Влад, его глаза скользили по фигурам, которые казались ему частями пазла, не складывающимися в цельную картину. – Да едва ли он решился бы вернуться в зал после всего, но для очистки совести этот осмотр стоит начать отсюда». Выйдя из здания, Влад прошёлся вчерашним маршрутом к памятнику – этому молчаливому стражу города, возвышающемуся, как древний дуб в лесу – а потом к дому, во дворе которого они разбежались с Борькой в разные стороны, как листья на ветру. Каждый шаг напоминал ему о друге: тени дворов шептали воспоминания, а ветер доносил отдалённые звуки, словно эхо смеха. Вернувшись к вокзалу, Влад зашёл в лагманную, где они вчера так хорошо пообедали, и заказал большую тарелку лагмана. Пока он ждал, его мысли витали, как бабочки над цветами: «Интересно, что обошлось без затей, но вчера это было пиром душ».

Плотно поев, Влад ощутил прилив сил – еда, как утренний бриз, разбудила его усталость, и, пройдясь ещё раз по привокзальной площади, он заскочил в первый попавшийся автобус. Через три остановки он вышел и сразу наткнулся на доску объявлений, где среди рукописных листочков о продаже, обмене квартир и комнат выделялись большие, напечатанные в типографии объявления о приёме на работу в учреждения и предприятия города. Влад долго изучал их, его взгляд скользил, как палец по страницам старой книги. «Нужно что-то подходящее, – подумал он про себя, – чтобы начать новую главу». На завод «Ташсельмаш» требовались токари, фрезеровщики, слесари механосборочных работ, формовщики, электрики. Упоминалось, что общежитием обеспечиваются, – это звучало, как обещание укрытия в шторм.

Влад вспомнил, что в его аттестате о среднем образовании, среди записей о предметах, с оценками «хорошо» и «отлично» была одна, на которую он особо не обращал внимания, «Кроме того, Григорьев Владимир Григорьевич прошёл производственное обучение, по специальности «токарь»». Да, действительно, в школе их учили токарному делу. Девушек учили шить на швейных машинках, а юношей – работать на токарных станках. В мастерской стояли два миниатюрных токарных станка, словно дети от настоящих гигантов индустрии, на которых они лишь «пробовали» точить. Действительно, только «пробовали» – работы не было, но резцы Влад научился затачивать, и теперь эта запись могла пригодиться, как ключ к сокровищу.

Найти завод «Ташсельмаш» оказалось не так уж трудно. Влад спросил у прохожих: «Простите, где можно найти этот завод?» – и получил подсказки. «Езжайте на трамвае до остановки 'Гагарина', потом пешком», – ответила ему молодая женщина с корзиной. «Или следующий за 'ТашМИ', – добавил пожилой мужчина, кивая головой, как мудрый филин. – Не заблудитесь, там шумно, как на базаре». Влад улыбнулся, поблагодарил, и отправился в путь, где улицы казались рекой, несущей его к новому берегу.

И вот он у дверей заводоуправления, сердце слегка колотится, как барабан в тихом ритме. «Добрый день, мне к отделу кадров», – обратился он к охраннику. «Документы? – спросил тот, оглядывая Влада. – Проходите, вас ждут». Оформление заняло время: разговор с начальником отдела, анкета, вопросы. «У вас есть опыт? – поинтересовался кадровик, листая его бумаги. – В аттестате написано, но нужно проверить». Влад кивнул: «Учился в школе, затачивал резцы, больше ничего». «Хорошо, – улыбнулся кадровик, – мы научим остальному». Направление в общежитие: комната с видом на двор. К вечеру Влад получил крышу над головой, кровать, матрац, постельные принадлежности, пропуск на территорию завода – как билет в новое путешествие – и направление в механосборочный цех номер пятнадцать.

Так началась жизнь и трудовая деятельность Григорьева Влада в городе Ташкент, подобно тому, как река впадает в море, находя своё русло. Комната, где он поселился, находилась на пятом этаже П-образного рабочего общежития в жил. массиве «Рисовый». Соседями Влада в комнате стали два молодых человека одного с ним возраста Куров Алексей и Андрусенко Валера. Оба закончили местное ПТУ в июне 1966 года. Работали на «Ташсельмаше», но в разных цехах.

Глава 4

Утром Влад прибыл  к  центральной проходной завода за час до начала рабочего дня. Охранник подробно рассказал ему, как найти пятнадцатый цех и коротко ввел его в курс молодого бойца на трудовом фронте. Территория завода была огромной, по сути это был город в городе. Помимо производственных цехов, каждый из которых по площади не уступал футбольному полю, а некоторые были и того больше, здесь располагались несколько просторных столовых, три чайханы, несколько магазинов и ларьков на все вкусы. Широкие проезды между цехами были как улицы, а зоны отдыха под тенистыми деревьями включали в себя  фонтаны различной конструкции от простых одноструйных, до двухуровневых многоструйных. Пятнадцатый цех носил название «механосборочный». Т.е. помимо механической обработки деталей, здесь шла сборка узлов хлопкоуборочных машин. Сама машина, или комбайн собирались на базе колесного трактора «Беларусь», только впереди было не два маленьких колеса, а одно. Эти трехколесные трактора иногда вереницей проезжали по широким улицам между цехами и смотреть на это было забавно.

Влад нашел начальника цеха, показал ему все бумаги, тот вызвал к себе мастера участка и передал новичка ему. Мастер привел Влада на шестой пролет, познакомил его с пожилым рабочим в замасленной робе, провел короткий инструктаж по технике безопасности, заставил Влада расписаться в журнале и повел в кладовую получать рабочую одежду и обувь. Первый рабочий день прошел в хлопотах по устройству (надо было еще получить шкафчик для одежды в рабочей мужской раздевалке), поиску замка для шкафчика, знакомству с оборудованием и решением многих других мелких задач, связанных с будущей работой. Общежитие находилось достаточно далеко от завода, поэтому надо было научиться вставать очень рано, если работал в первую смену. Автобусы ходили часто и толкотни по утрам не было. Если не высыпался  дома, то можно было поспать в автобусе. 

После того как Влад немножко обустроился  в общежитии и втянулся в трудовой ритм на работе, он первым делом, в свободное время ехал на вокзал и искал там Борьку. Ему было не по себе от того, что  его закадычный друг где то сейчас ютится в подвалах, наверное, голодает и скорей всего скучает по своему « старшему брату», хотя они были ровесниками. Все эти поездки оказались безрезультатными, и в конце концов Влад  смирился.

Весь пятнадцатый цех был разбит на пролеты, которые представляли собой своеобразные конвейеры, где заготовка в начале, постепенно превращалась в готовую деталь к концу.  Или  в готовый узел к хлопкоуборочной машине. Например, на шестом пролете из кругляка длиной в полтора метра и диаметром 60 миллиметров, в конце пролета  получалась ось к барабану, который вращаясь собирал хлопковое волокно с растения. Влад находился как раз в начале этого конвейера. Он, на своем токарном станке протачивал на концах заготовки посадочные места для подшипников и шпиндельных дисков. Дальше, этот вал поступал на кругло шлифовальный станок, где эти места шлифовались до более  точного размера. Потом на вертикально фрезерных станках вытачивались шпоночные пазы и так далее. После, этот вал передавали на соседний седьмой пролет, где собирался также поэтапно сам барабан. 

Мастер участка Заводчинский Вадим, чуть старше Влада, оказался « своим парнем». Он не занудствовал, не корчил из себя начальника, был остроумен и современен. Влад никогда не слышал, чтобы он кого-то ругал, отчитывал, там более, материл. Он воспитывал по-своему. Там находились такие слова и действия, что у провинившегося навсегда пропадала охота нарушать дисциплину. 

Пожилой рабочий в замасленной робе, с которым  Влад познакомился в первый день, работал одновременно на двух станках. На токарном и вертикально фрезерном.  В течении, недели он обучал Влада работе на токарном станке, показывал где брать заготовки, на какой скорости оборотов шпинделя работать, каким измерительным инструментом пользоваться ( проходными и непроходными скобами ), как затачивать подрезные резцы и еще многим  другим « хитростям» ,  после чего доверил молодому начинающему токарю полную самостоятельность  и свободу. С этого дня у Влада  начал накапливаться опыт.

На соседнем пятом пролете, где по похожей схеме готовились шпиндельные диски, работали молодые ребята сверловщики  Волков Миша и Степанов Сергей, с которыми Влад вскоре подружился. Кстати, оба тоже увлекались боксом. Во время обеденных перерывов они все трое ходили в одну и ту же столовую, а после обеда, оставшееся время проводили в зоне отдыха возле фонтана, обсуждая последние местные новости. Девчонки с  их цеха, тоже нередко становились объектами  обсуждений.

Утро ворвалось в жизнь Влада густым, терпким запахом мазута, металла и какой-то незнакомой, но обещающей пыли. Он стоял у центральной проходной гигантского завода, вперившись в могучие кованые ворота, словно перед ним были врата в иной мир. Что ж, так оно и было. Завод был настоящим городом в городе, со своими законами, улицами и ритмом жизни, который предстояло познать.

До начала смены оставался целый час, и охранник, мужчина с лицом, испещренным морщинами-картами прожитых лет, подробно, с истинно восточным гостеприимством, объяснил дорогу к пятнадцатому цеху. Его рассказ был похож на старую, добрую сказку: «Пройдешь мимо столовой, что пахнет щами, свернешь у чайханы, где дымят кальяны, увидишь фонтан с ажурными рыбками – там и твой механосборочный притаился».

Территория и правда поражала воображение. Широкие проезды-проспекты кишели людьми и редкими, диковинными машинами. Цеха, каждый размером с футбольное поле, подпирали низкое утреннее небо стальными ребрами своих крыш. Между ними, как оазисы, зеленели зоны отдыха с причудливыми фонтанами: от скромных одноструйных «плакучих ив» до буйных двухуровневых каскадов, напоминавших водяные мельницы.

И вот он, пятнадцатый – «механосборочный». Название звучало как заклинание, сулящее магию превращения железа в сложные механизмы. Влад зашел внутрь, и его тут же накрыла симфония труда: оглушительный гул станков, пронзительный визг резца, бормотание конвейеров и приглушенный человеческий гул, похожий на рокот морского прибоя.

Начальник цеха, суровый мужчина с пронзительным взглядом инженера, бегло изучил его бумаги, кивнул и вызвал по телефону мастера.

Вскоре в кабинете появился Заводчинский Вадим. Влад ожидал увидеть человека в возрасте, но перед ним стоял парень немногим старше его самого, с умными, смеющимися глазами и уверенной, легкой походкой.

– Вот, Вадим, новобранец твой, Влад. Обкатаешь? – бросил начальник. —Без проблем, Иван Петрович, – улыбнулся Вадим, и его улыбка была на удивление открытой. – Пойдем, Влад, покажу твои владения.

Он не «повел», не «привел», а именно «пошел» рядом, что сразу сняло напряжение. Вадим оказался «своим парнем». Он не корчил из себя важного начальника, его речь была лишена занудных нравоучений, но в каждой шутке, в каждом метком слове сквозила незримая власть человека, который знает и любит свое дело.

Он познакомил Влада с пожилым рабочим, который казался самой душой этого цеха. Его роба была не просто замаслена – она была пропитана историей тысячей обработанных деталей, словно холст художника, испачканный красками великих полотен. Лицо его напоминало доброе, вымотанное непогодой дерево.

– Это дядя Коля, наш столп и наставник, – представил его Вадим. – Он тебя в курс дела введет лучше любого учебника.

Дядя Коля молча кивнул, пожал Владу руку твердой, шершавой ладонью и сразу приступил к делу. Короткий инструктаж по технике безопасности был деловитым и без лишних эмоций. После росписи в журнале Вадим повел Влада получать обмундирование.

– Рабочая одежда – это твоя вторая кожа, – говорил он по дороге в кладовую. – Ей не нужно быть красивой. Ей нужно быть прочной и удобной. Как хороший друг.

Первый день пролетел в суматохе: получение спецовки, поиск шкафчика в бесконечных рядах раздевалки, поход в магазин за замком, который казался самым важным приобретением в жизни – теперь у него был здесь свой уголок, своя крошечная крепость.

Общежитие оказалось на отшибе, и вечером Влад, уставший, но довольный, узнал цену раннему подъему. Автобусы, однако, ходили исправно, и в их убаюкивающем покачивании можно было досмотреть прерванные утренние сны.

Как только жизнь вошла в колею, Влад стал в свободные дни ездить на вокзал. Он искал Борьку. Сердце сжималось от тревоги: где сейчас его закадычный друг? Ютится ли в холодном подвале, голодает ли, вспоминает ли их беззаботные путейские дни? Влад чувствовал себя почти предателем, устроившимся в этой упорядоченной жизни, пока его брат, ведь они были как братья, пропадал где-то в чужом незнакомом ему мире. Но Борьки нигде не было. После нескольких безрезультатных поездок Влад с тяжелым сердцем смирился. Жизнь, жестокая и неумолимая, диктовала свои правила.

Цех жил по своим законам. Он был разбит на пролеты – настоящие улицы превращений, где грубая болванка в начале пути, пройдя через металл и умелые рабочие руки, к концу становилась изящной деталью или сложным узлом.

Владу выпало работать на шестом пролете, в самом начале этого конвейера чудес. Его станок был первым, кто касался длинного, полутораметрового кругляка, холодного и безликого. Под его руками на концах заготовки должны были появиться посадочные места для подшипников – первые шаги к жизни будущей оси.

Дядя Коля, который работал сразу на двух станках – токарном и фрезерном, – стал его гидом в этом мире железа. Он не учил – он посвящал.

– Смотри, пацан, – его голос был хриплым, как скрип ржавой двери, но в нем была неподдельная теплота. – Металл – он живой. Он поет. Надо услышать его песню. Слишком быстро ведешь резец – он визжит от боли. Слишком медленно – скучает и грустит. Найди его ноту.

Он показывал, где брать заготовки, как затачивать резцы, чтобы они «жадно впивались в сталь», как пользоваться особыми скобами – «проходной» и «непроходной», которые Влад в шутку прозвал Золушками: одна всегда влезала в хрустальную туфельку-размер, а вторая – нет.

Через неделю дядя Коля, молча оценив работу, кивнул и отошел к своему фрезерному станку. Это был высший знак доверия. С этого дня у Влада начал накапливаться настоящий опыт – не из учебников, а выстраданный, пропахший машинным маслом.

Рядом, на пятом пролете, где рождались шпиндельные диски, работали два парня – Мишка Волков и Серега Степанов. Они были неистовы и полны энергии, их станки не гудели, а рычали. Однажды во время обеденного перерыва они столкнулись у раздачи в столовой.

– Эй, новичок с шестого! – крикнул Мишка, широко улыбаясь. – Я смотрю, ты у дяди Коли в любимчиках ходишь. Он редко кому так быстро станок доверяет!

–Я способный, все схватываю на лету. – дружелюбно улыбнулся Влад.

–Слышь, а не маешься ли этим? – вступил в разговор Серега, имитируя боксерскую стойку. – У нас тут после работы секция есть. Мишка мечтает кого-нибудь новенького побить.

Оказалось, что оба увлекались боксом. Эта общая страсть мгновенно стерла все формальности. С тех пор они стали неразлучны. Обеденные перерывы проходили в шумной столовой за обсуждением новостей, а оставшиеся минуты – у фонтанчика в зоне отдыха, который они окрестили «поилкой для усталых душ».

– Видал, какое Наташка из бухгалтерии сегодня платье надела? – томно вздыхал Мишка, развалившись на скамейке. – Прямо как облако розовое.

–Облако у тебя штанах, романтик, – хмыкал Серега. – Лучше скажи, когда мы на спарринг сойдемся. А то ты тут от котлет и девок рыхлый стал.

Влад смеялся, глядя на них, и чувствовал, как к нему возвращается ощущение дома, дружбы, своего места в этом огромном, шумном и таком живом мире завода. Его жизнь обретала новый, четкий ритм, похожий на равномерный гул станка: уверенный, надежный и полный смысла.

Глава 5

Приближался Новый год.  Это был уже второй праздник, который Влад встречал вне дома.  Пока, что в этом вопросе, т.е. где встречать, с кем встречать, как встречать, по сколько скидываться, была полная неопределенность. Конечно же, если это было дома, то сейчас бы уже было ясно, что встречали бы с друзьями, Санькой, Серегой, Арсением, с девушками Валей, Светланой, Ольгой, ну и еще бы кого-нибудь нашли для Арсена. Праздновали бы у Арсена дома, у него родные всегда на Новый год уезжали к бабушке в другой поселок. Накупили ли бы водки, а девчонкам вина, собрали бы какую-нибудь закуску, организовали бы музыку, в общем, все было бы, как в лучших домах ЛондОна. Здесь в Ташкенте, скорей всего, придется справлять Новый год одному. Мишка с Сережкой с пятого пролета будут с родителями, а соседи по комнате разъедутся по домам (они все местные, из-под Ташкента, с каких то аулов). Ну что ж,  пусть будет так. 

Накануне, Влад в очередной раз поехал на железнодорожный вокзал, чтобы еще раз пройтись по привычному уже маршруту, вдруг на этот раз повезет, и он встретит там Борьку. Вокзал кипел предновогодней суетой. Толпы студентов разъезжались по домам, на короткие зимние каникулы, сотни семей спешили к родственникам на предновогоднюю встречу, тысячи пассажиров занимали купе и плацкартные места в надежде успеть к праздничному столу. Хватало и тех, кто шнырял среди всей этой толкотни с целью незаметно подрезать сумку, или карман с деньгами, тем самым, устроить и себе праздник (конечно, если не схватят за руку и не поддадут немножко других подарков). Борьки нигде не было.

С вокзала Влад направился в центр к большой главной городской новогодней елке. Здесь тоже было многолюдно. Молодежь, стаями в обнимку,  с громким смехом кучковалась  у елки и по периферии площади, люди постарше, не спеша дефилировали по самой площади и вокруг елки, родители с детьми толкались, в основном, у  аттракционов. Влад обошел почти всех. Где то останавливался, заводил разговор, поздравлял с наступающим, шутил, смеялся, но все равно чувствовал себя одиноко. С какой бы радостью он поменял бы всю эту красоту и роскошь на скромный тихий поселковый  пейзаж, но в окружении друзей.

Новый год Влад встретил, как и предполагал, один, в комнате общежития. Собрал себе нехитрый новогодний ужин с бутылкой шампанского, надел новую белую рубашку в синюю полоску, погладил брюки, начистил до блеска туфли. В 9 часов вечера открыл бутылку и поднял стакан с шампанским за новый 1967 год. В это время на малой родине Влада было 12 часов ночи. В эту минуту все его родные, друзья, и он здесь тоже,  подняли бокалы, и выпили за наступивший новый год.

Приближался Новый год. Уже второй по счёту праздник, который Владу предстояло встретить вдали от дома. Вопросы – где, с кем, как отмечать и по сколько скидываться – повисли в воздухе тяжелым туманом неопределенности.

А ведь дома, в своём посёлке, всё было бы уже давно решено. Ясно и просто. Встречали бы с друзьями: Санькой, Серегой, Арсением. С девчонками – Валей, Светланой, Ольгой. И непременно нашли бы кого-нибудь для Арсена, чтобы он не скучал. Праздновали бы, как всегда, у Арсена – его родные каждый год уезжали к бабушке в соседний посёлок. Накупили бы водки, вина для девушек, собрали бы кто что мог: маринованные огурцы из погреба, селёдку под шубой, которую Светка делала лучше всех, мамины пирожки с капустой. Организовали бы музыку – пластинки на старом проигрывателе и пленки на катушечном магнитофоне. В общем, устроили бы всё «как в лучших домах Лондона», как с усмешкой говаривал Санька.

Здесь же, в Ташкенте, всё было иначе, чуждо. Скорее всего, Новый год придётся справлять в одиночестве. Мишка и Сережка с пятого пролёта будут с родителями, а соседи по комнате – местные, из-под Ташкента, из каких-то аулов – разъедутся по домам. Ну что ж… Пусть будет так.

Накануне праздника Влад, в который раз поехал на железнодорожный вокзал. Автоматно побрел по привычному маршруту безнадежно надеясь, что  в этот раз повезёт, и он встретит в сутолоке Борьку. Но вокзал кипел чужой, предновогодней суетой. Толпы студентов с чемоданами, уезжающие на короткие зимние каникулы; сотни семей, спешащие к родственникам; тысячи пассажиров, занимающие места в плацкарте и купе в надежде успеть к праздничному столу. Мелькали и другие фигуры – те, что шныряли в толкотне, выискивая, как бы незаметно «подрезать» сумку или карман, чтобы устроить праздник и себе тоже. Конечно, если не схватят за руку и не преподнесут взамен «подарки» – тумаков и прогулку в отделение. Борьки не было нигде.

С вокзала Влад пешком побрёл в центр, к главной городской ёлке. Она сияла и переливалась сотнями лампочек, ослепляя своей столичной, незнакомой роскошью. Здесь тоже было многолюдно, но это было другое веселье – шумное, беззаботное. Стайки молодёжи, взявшись под руки, с громким смехом кучковались у ёлки и по краям площади. Люди постарше неспешно дефилировали по холодному асфальту. Родители с детьми толпились у аттракционов, у лотков со сладкой ватой и горячей кукурузой. Пахло елью, морозом и жареными орехами.

Влад прошёл почти через всю площадь. Где-то останавливался, заводил ни к чему не обязывающий разговор с такими же случайными прохожими, шутил, поздравлял с наступающим, смеялся. Но внутри оставалась тихая, ноющая пустота. С какой бы радостью он променял всю эту яркую, чужую красоту на скромный, заснеженный пейзаж родного посёлка, но в окружении тех, кто дорог. На то, чтобы услышать не общий гул толпы, а знакомый смех друзей.

Новый год он встретил так, как и предполагал, – в полном одиночестве, в пустой комнате общежития. Аккуратно, почти с ритуальной торжественностью, собрал на столе скромный ужин: бутерброды с докторской колбасой, солёные огурцы из банки, шоколадные конфеты и одну-единственную бутылку советского шампанского. Надел новую, тщательно отглаженную рубашку в тонкую синюю полоску, брюки со стрелками, начистил до зеркального блеска туфли. Казалось, он готовится не к одинокому застолью, а к важной встрече – с самим собой и своими мыслями.

Ровно в девять вечера, когда часы в Улан-Удэ показывали полночь и новый, 1967-й год вступал в свои права на его малой родине, Влад щелчком открыл бутылку. Пена медленно заполнила стакан. Он поднял его перед собой, глядя на собственное отражение в тёмном окне.

«С Новым годом, – тихо произнёс он. – С новым счастьем».

В эту самую минуту там, далеко-далеко, его родные, друзья – Санька, Серега, Арсений – все подняли свои бокалы и рюмки. Выпили за наступивший год. И он мысленно был там, с ними. Он тоже поднял свой стакан, чокнувшись с призраком былых праздников, и сделал первый глоток. Глоток одиночества и надежды на то, что в следующем году всё сложится иначе.

Глава 6

В январе 1967 года в Ташкент пришла зима. Ну какая это зима! Выпал небольшой снежок, чуть похолодало, а через неделю снова пошел дождь, снега как не бывало, остались только покрытые тонким льдом мелкие лужи и небольшой, в метр шириной,  арык рядом с автобусной остановкой. Через этот арык был переброшен деревянный мостик с перилами, и Влад в ожидании автобуса, от нечего делать, держась за перила, опустил ногу на лед и, если бы не держался двумя руками, то ушел бы в воду по пояс. А так, только ногу одну замочил по щиколотку. Все равно неприятно, поэтому на работу пришел в плохом настроении. А тут еще принесли расчётные  листки за месяц, и Влад увидел, сколько ему получать завтра, и эта сумма совсем не порадовала. По сравнению с тем, что он получал в ПМС, завтрашняя зарплата была в два раза меньше. Конечно, там и за условия проживания доплачивали, и за «колесные», но здесь, чем лучше?  За те же «колесные» надо платить, потому что каждый день, что бы добраться до работы и обратно, надо потратить 30 минут своего драгоценного времени в один конец. Влад подошел к Вадиму и хмуро сунул ему в руки свой расчетный лист:

– Это что зарплата?!  На чай и хлеб не хватит.

– Даа… Не густо, – мастер повертел в руках листок.– Сколько раз говорил экономистам в ОТИЗе, пересмотрите расценки. Нет, не хотят, говорят: «в обратную сторону река не течет». Год назад, здесь на твоем станке работал один товарищ, так он за одну смену делал полторы нормы, а потом и до двух дошел. ОТИЗ тут, как тут. Сделали замеры и срезали расценки. Товарищ этот вскоре уволился, а расценки остались.  Ну, ладно, что-нибудь придумаем. Потерпи чуть – чуть, – Вадим вернул листок Владу и моментально исчез, так как увидел, что к нему приближается рабочий с их пролета с квитком в руках (расчетные листки здесь называли квитками).

«Ладно, переживем как-нибудь,– пробормотал Влад. – Вадим прав,  не он эти расценки устанавливал, да и проработал то я не полный месяц».

 Незаметно пролетел январь. В феврале серая мгла на небе исчезла, вышло солнце, и можно сказать, пришла настоящая весна. Влад радовался каждому дню.  В душе пели райские птички и с работой все устаканилось.  В самом прямом смысле. Когда пришли квитки за январь, Влад с радостью обнаружил, что общая сумма к получению была значительно больше предыдущей. Расценки остались те же, но плюсом прошла премия и какое то непонятное начисление за обслуживание, и ремонт оборудования.

«Молодец, Вадим! Не забыл, выполнил обещание, – удовлетворенно подумал Влад, и тут сразу же пришла мысль, – А ведь это не законно, и мастер рискует не только потерять должность, но и поплатиться свободой. Надо как то отблагодарить его».

В день зарплаты Влад после работы зашел в магазин и купил бутылку водки. Вадим жил тоже в общежитии, но оно было рядом с заводом и немного отличалось от того в котором жил Влад. Это было общежитие для специалистов. Оно было квартирного типа, т. е. это были, по сути, однокомнатные квартиры со всеми, как говорится, удобствами. Влад быстро нашел нужную дверь и позвонил. За дверью слышался громкий смех, музыка и топот. Дверь открыла красивая светловолосая девушка. На ее лице еще не сошла улыбка и продолжая улыбаться она пригласила его в квартиру.

– Мне нужен Вадим, – улыбнулся в ответ Влад.

Девушка повернула голову, и искоса наблюдая за Владом, крикнула в глубину квартиры:

– Вадик, тебя спрашивает молодой, симпатичный юноша.

В дверях появился Вадим. Он что-то жевал и, обращаясь к девушке, игриво шлепнув ее по заднице, сказал: 

– У него есть своя Маруся, поэтому тебе здесь ничего не светит.

Про Марусю Вадим, конечно, присочинил, но все равно было приятно. 

– Мне надо поговорить с тобой, – Влад сделал шаг назад. Вадим вышел  на площадку, прикрыв за собой дверь. От него пахло спиртным.  Влад передал ему пакет с водкой и полез в карман за деньгами. Вадим сразу догадался, что в пакете и с интересом ждал дальнейших действий. 

– Я тебе очень благодарен за все, что ты для меня делаешь. И возьми еще это, – Влад протянул мастеру пятьдесят рублей. Это была ровно половина тех денег, что, как подсчитал он, была заплачена ему сверх зарплаты. Вадим взял деньги и, отсчитав десять рублей, вернул их Владу. 

– Мне хватит и сорока рублей. Это  будет постоянная сумма, – Вадим помолчал и взглянув как то по-особому на Влада, тихо сказал:

– А ты, парень смышленый. Слушай, а пойдем ко мне.

Влад начал отказываться, но Вадим, взяв его за локоть, решительно повел к себе.

В комнате за столом сидели трое, две девушки и один парень.  С одной из девушек Влад уже был знаком, скорей всего ее звали Маруся, вторая была менее эффективней своей подруги и при знакомстве назвала себя Наташей. Парня звали Артем. Он был высокий и худощавый. Все они были с «Ташсельмаша», девушки работали в ОТК, а Артем был мастером участка в шестом цехе. Вадим поставил на стол бутылку водки, что принес Влад и торжественно провозгласил:

– Путешествие в мир грез продолжается!

На тумбочке у кровати стоял катушечный магнитофон и из него хриплый голос как бы читал песню: «Если друг, оказался вдруг, и не друг, и не враг, а так. Если сразу не разберешь, плох он, или хорош….»

– Это кто поет? – спросил Влад у Маруси. Песня с первых же слов врезалась в память и оставалась там навечно. Она не была похожа ни на одну из песен, которые он слышал до этого. И эта необычность голоса, мелодии и слов заставляла удивляться, как такая  запоминающаяся песня не звучит по радио, не записана на пластинку.

– Это Владимир Высоцкий, – с гордостью прошептала Маруся, и глаза ее подозрительно заблестели, – Кстати, Вадик очень на него похож.

Вся катушка была заполнена песнями этого замечательного, талантливого артиста. И что не песня, то шедевр.

Позже Влад посмотрит фильм «Вертикаль», увидит Высоцкого на экране, услышит еще раз его песни  и  полюбит этого актера, поэта, композитора и исполнителя на всю жизнь.

Январь 1967-го в Ташкенте выдался на редкость капризным. После новогодних праздников город вдруг принарядился в редкий, умытый снежок, от которого воздух звенел колкой прозрачностью. Улицы, еще вчера серые и унылые, на мгновение побелели, притихли, придав восточному городу несвойственный ему, почти северный вид. Но иллюзия была недолгой. Уже через неделю с предгорий потянуло теплом, зарядил нудный, мелкий дождь, и хрупкая зима сдалась без боя. Снег сошел, обнажив промокший асфальт и черные ветки платанов. Остались лишь покрытые тонким, обманчивым льдом лужицы да прихваченный у берегов мутным льдом, небольшой, в метр шириной, арык у автобусной остановки.

Через арык был переброшен скрипучий деревянный мостик с покосившимися перилами. Влад, от нечего делать оперся о стойку, раскачал ее и, задумавшись, опустил ногу на ледяную корку. Лед с треском подался, и если бы не вцепился в перила двумя руками, Влад бы нырнул в ледяную воду по пояс. А так – только ногу замочил по щиколотку. Тем не менее, хлюпающий ботинок и ледяная влага, немедленно добравшаяся до кожи, испортили ему  утреннее хорошее настроение.

На работе его ждало продолжение. Принесли расчетные листки за месяц. Влад пробежался глазами по колонкам цифр, и сердце неприятно сжалось. Сумма к получению была удручающе мала. Он мысленно сравнил ее с тем, что получал раньше, в ПМС – здесь было почти вполовину меньше. Конечно, там были доплаты за суровые условия, за «колесные»… Но разве здесь лучше? Те же «колесные» теперь были статьей расхода: каждый день по полчаса в одну сторону на автобусе, давка, духота, потерянное время.

С расчетным листком в руке он подошел к мастеру Вадиму, весело обсуждавшему с наладчиком у своего стола последние новости. Вадим, видя его хмурое лицо, отпустил рабочего и повернулся.

– Вадим, это что за зарплата? – хмуро спросил Влад, суя ему в руки бледную бумажку. – На чай и хлеб не хватит. О ботинках новых я уже молчу – эту пару сегодня арык чуть не похоронил.

Вадим взял листок, повертел в руках, губы его сложились в понимающую усмешку. —Да-а… Негусто, согласен, – протянул он, задумчиво почесав щетину на подбородке. – Экономисты в ОТИЗе – народ черствый. Сколько я им уже говорил: «Пересмотрите расценки, люди не хотят за эти копейки работать!».  А они свое: «Река, мол, в обратную сторону не течет». А? Как тебе это?  Год назад на твоем станке один товарищ работал, так он до двух норм в смену дошел. Зарплату имел – загляденье. Не прошло и недели – ОТИЗ тут как тут. Сделали замеры, по щелкали счетами – и урезали расценки вдвое. Тот товарищ плюнул и уволился. А расценки так и остались, памятник его рвению. – Вадим тяжело вздохнул и похлопал Влада по плечу. – Ничего, парень, потерпи чуть-чуть. Что-нибудь придумаем.

Он сунул листок обратно в руку Владу и вдруг стремительно растворился в межцеховом проходе, заметив приближающегося рабочего с таким же «квитком» в руках – здесь расчетные листки называли именно так, по-свойски.

«Ладно, переживем как-нибудь, – пробормотал себе под нос Влад. – Вадим прав, не он эти расценки устанавливал. Да и проработал я еще не полный месяц».

Незаметно пролетел январь. Февраль встретил город настоящей, почти весенней теплотой. Серая мгла развеялась, и в чистую, пронзительную синеву неба вернулось долгожданное солнце. Оно пригревало по-настоящему, растопляя последние льдинки в арыках, заставляя набухать почки на деревьях. Влад ловил его лучи на лице по дороге на работу и чувствовал, как на душе становится светлее. Да и работа пошла в руку, наладился ритм.

А когда пришли квитки за январь, он с удивлением и радостью обнаружил, что общая сумма была куда приятнее. Расценки остались прежними, скромными, но к ним прибавилась солидная премия и какое-то загадочное начисление – «за обслуживание и ремонт оборудования».

«Молодец, Вадим! – с теплотой подумал Влад. – Не забыл, выполнил обещание». Но почти сразу же за этой благодарной мыслью пришла тревожная: «А ведь это не законно. Мастер рискует не только должностью, но и свободой. Надо его как-то отблагодарить».

В день зарплаты, получив в кассе заветную бумажку с печатью, Влад после работы зашел в винно-водочный, отстоял небольшую очередь и купил бутылку «Столичной». Вадим жил в общежитии для специалистов, неподалеку от завода. Оно разительно отличалось от того, где ютился Влад: не длинные коридоры с множеством дверей, а аккуратное здание квартирного типа, с отдельными входами, почти что однокомнатные квартирки со всеми удобствами.

Подойдя к нужной двери, Влад услышал из-за нее приглушенный смех, музыку и топот ног. Он нажал на кнопку звонка. Дверь открыла высокая светловолосая девушка с смеющимися голубыми глазами. На ее лице еще не сошла улыбка от какой-то только что услышанной шутки.

– Вам кого? – спросила она, окидывая Влада дружелюбным, оценивающим взглядом.

– Мне Вадима, можно? – улыбнулся в ответ Влад.

Девушка повернула голову и, криво улыбаясь, крикнула вглубь квартиры: —Вадик! Тебя спрашивает молодой, симпатичный юноша!

В дверях, жуя что-то, появился Вадим. Увидев Влада, он игриво хлопнул девушку по бедру: —Отстань, у него своя Маруся есть. Тебе здесь ничего не светит. Про«свою» Вадим, конечно, при сочинил для красного словца, но Владу было от этого почему-то приятно.

– Мне надо на пару слов, – сделал шаг назад Влад, давая понять, что не собирается мешать.

Вадим вышел на площадку, прикрыв за собой дверь. От него пахло одеколоном и легким духом спиртного. Влад протянул ему сверток с бутылкой и полез в карман за деньгами.

– Спасибо тебе, Вадим, за все. Очень выручил. И, пожалуйста, возьми еще это, – он протянул мастеру пятьдесят рублей. Ровно половину той «прибавки», которую он тщательно подсчитал.

Вадим взял деньги, не глядя сунул бутылку под мышку, быстрым движением отсчитал десять рублей и вернул их Владу. —Сорок с меня хватит. Так и будем считать – это постоянная сумма, – он помолчал, а потом взглянул на Влада каким-то новым, изучающим взглядом и тихо, почти доверительно сказал: – А ты, я смотрю, парень смышленый. Слушай, заходи к нам.

Влад начал было отнекиваться, но Вадим уже взял его под локоть и решительно повел в квартиру.

Комната была наполнена теплым, густым воздухом, пахнущим табаком, колбасой и чем-то еще неуловимо праздничным. За столом, уставленным тарелками с закуской, сидели трое: та самая Маруся, еще одна девушка, попроще, но с добрым лицом, и высокий худощавый парень в тельняшке. На тумбочке у кровати стоял катушечный магнитофон «Яуза», и из его динамиков лился хриплый, надрывный, невероятно пронзительный голос. Он не пел, а скорее, выговаривал под гитару странные, цепляющие за душу слова:

«Если друг оказался вдруг И не друг, и не враг, а так… Если сразу не разберешь, Плох он или хорош…»

Песня врезалась в сознание с первой же ноты. Она была непохожа ни на что, что Влад слышал до этого – ни на эстрадную гладкость, ни на комсомольскую бодрость. В этом хрипе была такая настоящая, почти физическая боль и сила, что мурашки побежали по коже.

– Это кто поет? – не удержался он, обращаясь к Марусе.

Та сияла. —Это? Это Владимир Высоцкий! – произнесла она с гордостью, как будто говорила о своем близком друге. Ее глаза стали влажными и подозрительно блестели. – Кстати, Вадик очень на него похож. И голосом, и статью.

– Да брось ты, Мара, – засмеялся Вадим, наливая всем по стопке. – Он гений, а я так… мастер на все руки.

– Нет, правда! – включилась в разговор вторая девушка, Наташа. – Очень похож, даже внешне.

Парня в тельняшке звали Артем. Он оказался мастером с «Ташсельмаша», из шестого цеха. Девушки работали в ОТК на том же заводе. Вадим поставил на стол принесенную Владом бутылку и торжественно провозгласил: – Ну что, путешествие в мир грез и настоящей поэзии продолжается!

Катушка была целиком заполнена песнями этого удивительного артиста. И каждая была откровением. То он уводил их в заснеженные горы с альпинистами, то в лихую автомобильную гонку, то в самые потаенные уголки человеческой души. Это была не просто музыка – это был театр одного актера, целая жизнь, пропущенная через сито гитарных струн и сорванного голоса.

Позже, Влад увидит фильм «Вертикаль», увидит на экране это изможденное, мужественное и бесконечно обаятельное лицо Высоцкого, услышит эти песни снова, и поймет, что тот вечер в феврале 1967-го, в тесной комнате заводского общежития, навсегда поселил в его сердце любовь к этому поэту, актеру, певцу – гению, чьи строки стали soundtrackом для целой эпохи, эпохи надежд, разочарований и вечной жажды искренности. И всегда, слыша этот хрип, он будет вспоминать запах ташкентской весны, тепло дружеской компании и Вадима, который рисковал ради него, простого рабочего парня, и открыл ему дверь в новый, огромный мир.

Глава 7

Весна в Ташкенте – это самое лучшее время года. Еще не наступила изнуряющая летняя жара, воздух чист и прозрачен, деревья набирают цвет, а некоторые уже цветут вовсю, запах непередаваемый, девушки в летних легких платьях, из открытых окон льется легкая музыка, все улыбаются друг другу. В такие дни  по восемь часов стоять за станком было невыносимо. Зато в воскресенье Влад «отрывался» по полной. Он садился в автобус, ехал несколько остановок, выходил и шел куда глаза глядят, заходил в парк, стоял у фонтанов, садился на трамвай и выходил из него неожиданно, импульсивно, не интересуясь что это за остановка, шел дальше, заходил в магазины, заговаривал с продавцами, интересовался товаром, в общем, занимался пустым времяпровождением.

В начале апреля Мишку и Сережку с пятого пролета призвали в армию. Так как они жили по соседству и знали друг друга с детства, проводы решили устроить совместные. Влад был приглашен одним из первых. Они жили в частных домах в районе городской радиостанции. Радиовышку было видно издалека, и Влад проезжал мимо ее каждый день, добираясь  автобусом на работу. Проводы были назначены на воскресенье, вечером. Влад, с утра пораньше,  уже был готов к этому грандиозному событию, ему уже не сиделось дома, и он решил выдвигаться в тот район. Адрес он знал, как проехать туда тоже. Не доезжая одной остановки до места, Влад сошел с автобуса, потому, что увидел кинотеатр, мимо которого они только что проехали. В кинотеатре с утра крутили фильм «Кавказская пленница». Кинотеатр был старый, обшарпанный, а вот фильм был новый и, по слухам, очень интересный. Влад купил билет и зашел в полумрак зала. Перед этим, только что закончили показ фильма, зрители вышли через боковые двери и воздух в зале стоял не очень свежий. Правда, сразу же включили мощные вентиляторы, и под их шум Влад пошел искать свое место. Через пять минут воздух посвежел, и вскоре вентиляторы выключили. Свет медленно погас и начался фильм. Это было что то! Влад таких фильмов еще не встречал, тем более наших советских. Здесь сошлось все: красота актеров, природы, сюжета, мастерство режиссера, кинооператора, композитора. Особенно была хороша Наталья Варлей.  Влад влюбился в нее раз и навсегда. До конца фильма, он сидел не-шелохнувшись, не отрывая глаз от экрана. Он забыл про все, про то, что Мишки и Сережки завтра уже не будет на работе, что не кем будет поржать над конторскими девчонками, не с кем задушевно перекурить. И даже в столовую не с кем сходить. Как только зажегся свет в зале,  Влад  стремглав вылетел на улицу и поспешил обратно к кассе за билетом на этот же фильм. Второй раз, просматривая его, он уже просто сидел и наслаждался великолепной игрой актеров.

После обеда Влад, все еще находясь под впечатлением фильма, пошел искать дом Сережки Степанова, проводы собирались устроить там. Дом оказался стареньким, но за то, с небольшим двором, где уже были расставлены  столы и скамейки. Гостей было не очень много, несмотря на то, что провожали сразу двоих молодых парней. В основном это были родственники от двух семей и соседи.   На удивление Влада, молодежи почти не было, а самое главное, не было девушек. Как же так, ни у Мишки, ни у Сережки не было зазноб, да и друзей то, раз, два и обчелся. А ведь никак не скажешь, что ребята из породы «ботаников» или скромняг. На словах то они были  «Казановы», а Мишка, вообще внешне смахивал на киноактера Ивашова.  У такого красавчика, девушек должно быть вагон и маленькая тележка. 

– Мне кажется, здесь, кого то не хватает, начал издалека Влад, когда после первых рюмок водки друзья отошли в сторонку перекурить.– А, понял, не хватает прекрасного пола.

–  А зачем они здесь, – скривил губы Сергей,– чтобы сырость разводить? Мы с Мишкой договорились заранее, завязать с кралями, чтобы уйти в армию свободными, и их не грузить обещаниями.

– А обо мне вы подумали,– шутливо возмутился Влад,– я так рассчитывал на их подруг 

– Вот здесь мы немножко лохонулись, –  засмеялся Михаил, – но не переживай, острые ощущения мы тебе гарантируем. 

Вскоре, Влад понял, о чем шла речь. На очередном перекуре Мишка подмигнул Сергею, и они  потащили, ничего не понимающего Влада, к заднему двору.  Там за сараями начиналось широкое поле, огороженное колючей проволокой. В середине стояла  радиовышка высотой чуть ли не под облака. Впрочем, в темноте не было видно ни облаков, ни вершины этой вышки.

– Сейчас будем проходить тест на вшивость, – строго сказал Сергей и повел компанию к замаскированному проходу в колючке.  Через десять минут они стояли у основания вышки. Сережка залез куда то вовнутрь и  приглушенно громыхнул там чем то железным.

– Путь свободен, двигайте сюда, – вполголоса позвал он ребят.

Дверь в железный коридор, ведущий к вертикальной лестнице, была распахнута настежь и друзья цепочкой  полезли вверх. Чем выше они поднимались, тем не по себе становилось Владу. Хорошо, что было темно, и подъем ощущался только в мыслях, и в усталости рук и ног. Внизу была темная ночь и не понятно, с какого этажа ты сейчас смотришь на землю. Для Сережки и Мишки это восхождение было привычным делом, вот Влад выше пятого этажа в жизни не поднимался. Все-таки хорошо, что было темно.

На самом верху было закреплено какое то оборудование, вокруг которого шла железная неширокая , опоясывающая  площадка с тонкими перилами из металлического прута. Сережка и Мишка привычно без лишних движений спокойно сели на край площадки и свесили ноги вниз.

– Ну, давай, садись рядом, не трусь, – почти одновременно, бодрыми, веселыми голосами пропели они, пристально вглядываясь в лицо друга. Они хотели увидеть там  страх, ужас, растерянность но… «хорошо, что было темно»  уже в который раз  подумал Влад. Он вцепился в перила мертвой хваткой и тяжело, неуклюже опустился рядом с ними. Вниз смотреть было бесполезно, там была все та же ночь, а вот по сторонам открылась завораживающая картина. Огни улиц разбегались в разные стороны, в домах поближе, светились слабым огнем малюсенькие окна, движущиеся огни автомобилей сливались в сплошную красную и оранжевую реку.

– Красиво, аж жуть! – с неподдельным восхищением произнес Влад и два его друга поняли, что он сдал испытание на «отлично».

Назавтра, утром проезжая на автобусе мимо радиовышки Влад,  окинул взглядом тот путь, который они вчера проползли вертикально, почти незаметную площадку на самом верху, где сидели свесив ноги, и ему стало по настоящему страшно, и в то же время его распирала гордость, что он, скорей всего, единственный из всех пассажиров этого автобуса, кто побывал на той площадке. Да что там автобуса, всего завода, не считая, конечно, Мишки и Сережки.

 Весна в Ташкенте – это не просто время года, это состояние души. Воздух, еще не успевший раскалиться до изнуряющего летнего зноя, был чист и прозрачен, словно хрусталь. Он дрожал и переливался, напоенный ароматами цветущих абрикосов и вишен, пьянящим дыханием молодой зелени. Деревья, еще недавно стоявшие голыми и черными, теперь набирали цвет, а кое-где уже вовсю бушевали бело-розовыми облаками соцветий. Город сбрасывал с себя тяжелую зимнюю одежду, и его жители спешили сделать то же самое: на улицах появлялись девушки в летних, легких, словно пух, платьях, из распахнутых окон лилась нежная, бравурная музыка, и даже суровые лица прохожих смягчались бессознательными улыбками. Казалось, сама жизнь, замедлившая на зиму свой бег, теперь била через край, торопясь наверстать упущенное.

И на фоне этой всеобщей эйфории восемь часов стояния за гудящим станком в пыльном цехе казались Владу особенно невыносимыми, каторгой, отгородившей его от всеобщего праздника. Каждый оборот шпинделя, каждый лязг металла отзывался в душе тупой болью упущенного мгновения. Потому, в воскресенье, он «отрывался» по полной, с лихвой компенсируя вынужденное заточение. Его ритуал был прост и прекрасен: он садился в первый подошедший автобус, ехал несколько остановок, выходил наобум и шел, куда глаза глядят. Он мог зайти в парк, подолгу стоять у фонтанов, ловя радужные брызги, мог сесть на трамвай и выйти из него на совершенно незнакомой остановке, поддавшись внезапному импульсу. Он заходил в маленькие магазинчики, заговаривал с продавцами о пустяках, внимательно рассматривал товары, которых никогда не купит, – словом, предавался самому сладкому и бесцельному времяпровождению на свете.

В начале апреля случилось непоправимое: Мишку и Сережку с пятого пролета призвали в армию. Они были неразлучными друзьями с детства, жили по соседству в частном секторе у самой городской радиостанции, и проводины решили устроить совместные. Высокая, устремленная в небо радиовышка была их негласным символом, маяком, видимым издалека. Влад каждый день проезжал мимо нее в автобусе по дороге на завод, и она всегда напоминала ему о друзьях.

Влад был приглашен одним из первых. Мероприятие было назначено на воскресный вечер, но с утра ему уже не сиделось дома. Ожидание грызло его изнутри, и, не в силах его больше терпеть, он решил выдвигаться в тот район пораньше. Адрес он знал, маршрут был отчеканен в памяти. Но судьба, как это часто бывает, внесла свои коррективы.

Проезжая мимо старого, обшарпанного кинотеатра, он увидел афишу: «Кавказская пленница». Слухи о новом, невероятно смешном фильме уже ходили по городу. Не раздумывая, Влад спрыгнул с подножки автобуса, не доехав одну остановку. Он купил билет и вошел в полумрак зрительного зала. Воздух был спертый, пахший пылью и вчерашним табаком – сеанс только что закончился. Но вот с грохотом заработали мощные вентиляторы, и под их убаюкивающий гул Влад нашел свое место. Через несколько минут зал проветрился, вентиляторы умолкли, свет медленно погас, и началось волшебство.

Это было нечто! Влад не видел ничего подобного, особенно от советского кинематографа. Сошлось всё: ослепительная, почти ирреальная красота природы, блестящий, как отточенная сталь, юмор, виртуозная игра актеров. Но главным открытием стала она – Наталья Варлей. Ее Нина была не просто красивой девушкой; она была воплощением весны, легкости, озорства и чистоты. Влад влюбился в нее сразу, бесповоротно и навсегда. Он сидел, не шелохнувшись, впитывая каждый кадр, забыв о проводах, о заводе, о том, что завтра на работе уже не будет Мишкиных подначек и Сережкиных баек, не с кем будет перекурить в долгой, задушевной паузе. Когда зажегся свет, он стремглав вылетел из зала и, не дав себе опомниться, купил билет на следующий сеанс. Второй просмотр был чистейшим наслаждением, медленным вкушением каждой шутки, каждой мимической реакции, каждого поворота сюжета.

Под вечер, все еще находясь под гипнозом увиденного, Влад направился к дому Сережки Степанова. Тот оказался стареньким, низеньким, под черепичной крышей, но с уютным, хоть и небольшим, двориком. Там, уже суетились взрослые; были расставлены длинные столы, сбитые из досок, на них теснилась незамысловатая, но обильная закуска; горы отварной картошки в мундире, пахнущей укропом, маринованные помидоры и огурцы, ломящиеся от начинок пироги, селедка под шубой из вареной свеклы, и, конечно, в центре стола – ряд поллитровок с водкой, гордо сверкающих на заходящем солнце, стеклянными боками.

Гостей, однако, было негусто. Несмотря на то, что провожали сразу двоих, собрались в основном родственники и соседи-старики. Создавалось впечатление какой-то нарочитой, подчеркнутой будничности. И, к изумлению Влада, почти не было молодежи. Совсем не было девушек. Это казалось странным: оба парня были хоть куда. Мишка, высокий и статный, с волевым подбородком и ясным взглядом, был вылитый молодой Ивашов из «Баллады о солдате». Сережка, коренастый и жилистый, с хитринкой в глазах, славился как заводила и балагур. Казалось, у таких, должны были толпиться поклонницы.

Когда после первых, обязательных за родителей и скорую службу, рюмок друзья отошли в сторонку перекурить, Влад не выдержал: – Знаете, а мне кажется, здесь кого-то не хватает, – начал он, закуривая. – Не хватает… ну, ну вы поняли. Прекрасного пола. Где все вашие казановские завоевания?

Сережка скривил губы, выпуская струйку дыма. – А зачем они тут? Чтобы нюни распускать? Мы с Мишкой заранее договорились – завязываем с кралями. Чтоб свободными уйти и никого тут своими обещаниями не грузить.

– Ну, вы-то свободными, а обо мне кто подумал? – шутливо возмутился Влад. – Я так рассчитывал на компанию ваших подруг. Хоть глазком порадовать себя в ваш прощальный вечер.

Мишка хлопнул его по плечу, его лицо озарила хитрая ухмылка. – Здесь мы, конечно, лохонулись, брат. Про подруг не подумали. Но не печалься! Острые ощущения мы тебе обеспечим. Такие, что никакие девки тебе не нужны будут.

Влад лишь недоуменно пожал плечами. Вскоре предсказание начало сбываться. После нескольких тостов, когда сумерки окончательно сгустились в густую, бархатную ночь, а за столом зазвучали тихие, задушевные разговоры и матери украдкой смахивали слёзы, Мишка подмигнул Сережке. Они дружно встали, взяли под руки ничего не понимающего Влада и поволокли его вглубь двора, под предлогом «подышать воздухом».

За покосившимся сараем начиналось большое поле, огороженное колючей проволокой. А в центре него, теряясь своим верхом в черном бархате неба, стояла та самая радиовышка – гигантский стальной исполин, молчаливый страж района.

– Сейчас, друг, пройдем проверку на вшивость, – с напускной суровостью произнес Сережка и ловко отодвинул в ограждении несколько прутьев, образуя аккуратный лаз.

Через несколько минут они, спотыкаясь о кочки, были у самого основания махины. Сережка исчез в темноте, и через мгновение Влад услышал приглушенный лязг и скрип отворяемой железной двери. – Путь свободен, – донесся из темноты его шепот. – Двигайте сюда!

Их ждал узкий железный коридор, ведущий к вертикальной лестнице, уходящей в абсолютную тьму. Друзья цепочкой полезли вверх. С каждым новым пролетом сердце Влада сжималось все сильнее. Хорошо, что было темно. Жутковатая высота ощущалась лишь по набухающей в мышцах усталости, по звону металла под ногами и по вою ветра, который становился все громче и пронзительнее. Для Мишки и Сережки это, видимо, было привычной дорогой – они взбирались легко и быстро, словно альпинисты. Влад же, чей жизненный опыт ограничивался пятым этажом хрущевки, чувствовал, как по его спине бегут мурашки. «Слава богу, хоть темно», – снова и снова твердил он про себя эту матру.

Наконец они достигли вершины. На самом верху, под самыми звездами, находилась небольшая металлическая площадка с жиденькими перилами из тонкого прута. Отсюда, как на ладони, был виден весь ночной город. Мишка и Сережка с привычной бесшабашностью уселись на край, свесив ноги в бездну.

– Ну, давай, приятель, садись с нами! Не бойся, не укусим! – почти в унисон прокричали они, и Влад почувствовал, как они вглядываются в его лицо, жадно выискивая в нем следы паники, страха, растерянности.

И снова он мысленно поблагодарил темноту, скрывшую его бледность. Из последних сил, вцепившись в холодные перила мертвой хваткой, он тяжело опустился рядом с друзьями. Смотреть вниз, в черную пропасть, не было ни сил, ни желания. Но когда он осмелился посмотреть по сторонам, дух у него захватило по-настоящему.

Город лежал у его ног, сияя и переливаясь тысячами огней. Улицы расходились лучами, образуя причудливые узоры. Окна далеких домов светились крошечными, как булавочные головки, желтыми точками. Фары автомобилей ползли внизу, сливаясь в медленные, ленивые реки из расплавленного золота и рубина. Было тихо, только ветер пел свою вечную песню в стальных перекладинах вышки.

– Красиво… – выдохнул Влад с неподдельным, первобытным восторгом. – Аж жуть берет.

В его голосе не было и тени страха, только чистое восхищение. Друзья поняли – испытание пройдено на «отлично».

На следующее утро, проезжая в переполненном автобусе мимо все той же вышки, Влад невольно поднял голову. Лучи солнца уже золотили ее вершину. Он разглядел ту самую площадку, крошечную и невероятно далекую, и его вдруг бросило в жар. Спина покрылась ледяным потом, и он с силой вцепился в поручень, чтобы не пошатнуться. Его охватил запоздалый, животный ужас.

Но следом за страхом, согревая изнутри, поднялась новая, пьянящая волна – гордость. Он, Влад, простой парень с завода, сидел там, на краю света, свесив ноги в пустоту. Он был там, а все эти спешащие на работу люди в автобусе – здесь, внизу. Он один из немногих, кто видел их город таким – огромным, сияющим и безмолвным, как на ладони. Эта мысль согревала его куда лучше утреннего солнца.

Глава 8

В середине недели к Владу подошёл Вадим и позвал посмотреть остановившийся вдруг фрезерный станок. 

– Я, конечно, могу сейчас вызвать бригаду ремонтников, но давай для вида сначала МЫ с тобой  покопаемся в станке. Пусть все видят, что ТЫ там в чем то ковыряешься. Это, так сказать, на всякий случай.

 Влад уже догадался, о чем речь и мысленно поблагодарил мастера за находчивость. 

 Рядом со станком,  фрезеровщик смолил сигарету за сигаретой и тревожно поглядывал по сторонам.

– Ну, и в чем дело? Что случилось? – деловито спросил Влад, прикуривая свою сигарету от его, –  наверное, обороты не по режиму установил?

– Причём здесь обороты, станина замерла. Ни туда, ни сюда, – зло ответил фрезеровщик, косясь на мастера.

– Сейчас, глянем,  чего это она закапризничала, – Влад начал подозревать, что поломка здесь связана с электричеством. Если это так, то считай, ему повезло: в электрике Влад неплохо разбирался ещё со школьных времен. Он обошел вокруг станка, заглянул в электрошкафчик, потом под станину.

–  Надо концевые выключатели проверить, – пробурчал Влад, обращаясь к мастеру. Вадим удивлённо поднял бровь, посмотрел на парня и спросил:

– Инструмент нужен какой-нибудь?

– Пока достаточно отвертки.

Мастер ушёл за отверткой, а Влад залез под станину и увидел, что один из проводов на концевом выключателе ослаб и не контачил  с клеммой.  Влад с силой протолкнул провод на место и пошел включать питание.  Когда мастер пришел с отверткой, то станок уже вовсю работал.  Вадим  удивился ещё больше и, радостно похлопав Влада по плечу, ушёл в свою будку.

Вечером, сидя за столом в своей комнате,  Влад в письме родителям похвастал, что с ходу починил станок в своем цехе. Надо сказать, что своё первое письмо отсюда, из Ташкента, Влад написал родителям сразу же, как только устроился на работу. Родители моментально ответили и письма регулярно пошли в ту, и другую сторону.

Спокойствие близких людей для Влада было в приоритете.

 Утром, перед работой, Влад зашёл в заводскую столовую позавтракать. Перекусить сел за ближайший столик лицом к очереди. Сосредоточившись на сухой котлетке в тарелке, он вдруг почувствовал на себе, чей то взгляд. Влад поднял голову и встретился глазами с девушкой, стоящей в очереди. Она тут же отвела их, и  больше не смотрела на Влада. Он же, почему то забеспокоился и стал пристально вглядываться в девушку. Она была прекрасно сложена и удивительно красива. Черные брови, черные глаза, взгляд которых так неожиданно врезался в память, высокая прическа, белая чистая кожа. Влад дождался, когда она позавтракает и незаметно проследовал за ней до её цеха. Там спрятаться было легче, и он проводил её до самого места. Оказалось, что девушка работала в ОТК.

В тот же день Влад  отыскал Марусю, девушку Вадима, и через неё узнал некоторые подробности о той, что свела его с ума.