Хроники Светоча бесплатное чтение

Багровый закат заливал крыши Академии Светоча, словно предвещая скорую бурю. Для шестнадцатилетнего Элиаса Торна эти высокие стены из черного камня были одновременно и тюрьмой, и убежищем. Здесь, в самом сердце имперской столицы, он учился искусству быть никем. Искусству выживать.

Его комната в западном крыле, предназначенная для детей мелких аристократов, была устроена так, чтобы напоминать им об их месте: маленькая, с одним узким окном, выходящим на внутренний двор, а не на сверкающие шпили императорского дворца. Элиас стоял у этого окна, сжимая в кармане холодный металл отцовской медали. Сегодня была годовщина. Годовщина того дня, когда всё рухнуло.

– Торн! – резкий голос за дверью заставил его вздрогнуть. – Ректор требует тебя в свой кабинет. Немедленно.

Сердце Элиаса ушло в пятки. Ректор. Визит к самому лорду Кассиусу Ван-Дейку никогда не сулил ничего хорошего. Особенно для таких, как он.

Путь по бесконечным коридорам Академии напоминал ритуал. Под взглядами мраморных бюстов бывших императоров и героев, чьи каменные глаза, казалось, следили за каждым его шагом. Он чувствовал на себе тяжелые взгляды старших учеников в их форменных мундирах с цветными шнурами, обозначающими принадлежность к тому или иному «Дому» – Ястребам, Волкам, Змеям. Элиас не принадлежал ни к одному из них. Он был серой мышью, «стипендиатом», терпимым лишь за счет ума и бесплатного труда.

У дверей кабинета ректора, отлитых из темного дерева и украшенных бронзовыми накладками в виде хищных птиц, его уже ждал страж. Безмолвный человек в латах личной гвардии Ван-Дейка с пустым взглядом, не предвещавшим ничего доброго.

Дверь открылась беззвучно.

Кабинет ректора был огромен, как тронный зал. Витражи изображали сцены великих побед Империи, а вдоль стен стояли стеллажи с фолиантами, содержащими, без сомнения, не знания, а секреты. За массивным дубовым столом сидел лорд Кассиус Ван-Дейк. Человек лет пятидесяти, с острыми чертами лица и сединой на висках, которая лишь подчеркивала его леденящее душу достоинство. Но Элиас едва взглянул на него. Его внимание привлекли двое других.

Слева от стола, откинувшись на спинке стула с непринужденной, почти кошачьей грацией, сидел капитан Маркус д'Ангир, командующий Имперской инквизицией. Его черный мундир сидел на нем безупречно, а на губах играла легкая, холодная улыбка. Он перебирал перчаткой с серебряной нитью рукоять кинжала на поясе. Инквизиторы охотились на одаренных. Их называли «Безмолвными Псами» Императора.

А справа, у окна, стояла девушка. Сердце Элиаса пропустило удар. Лилия Рейвенхольд. Единственная дочь герцога Рейвенхольда, одного из самых влиятельных людей Империи. Ее огненно-рыжие волосы были убраны в строгую прическу, но несколько непослушных прядей выбивались, отливая медью в закатном свете. Она смотрела не на него, а куда-то вдаль, но Элиас знал – она всё видит. Всегда. Он чувствовал исходящую от нее волну спокойной, контролируемой силы. Ее Дар был открытым, легальным, признанным. Она была тем, кем ему приходилось притворяться. И кем ему никогда не быть.

– Торн, – голос Ван-Дейка был ровным и острым, как лезвие. – Подойди.

Элиас сделал несколько шагов, заставляя ноги подчиняться.

– Господин ректор.

– Капитан д'Ангир прибыл по официальному делу, – продолжил Ван-Дейк. – В городе произошел… инцидент.

Маркус д'Ангир лениво поднял глаза на Элиаса.

–Вчера ночью, в портовом квартале, был убит имперский чиновник. Официальная версия – ограбление. Но есть нюансы. – Его взгляд скользнул по лицу Элиаса, выискивая малейшую трещину в его маске безразличия. – Смерть была мгновенной. Сердце остановилось без видимых причин. Ни ран, ни яда. Как будто… сама жизнь его покинула.

Ледяная игла страха вошла Элиасу в грудь. Остановка сердца. Один из самых простых, самых примитивных способов применения его Дара. Способ, которому научил его отец, задолго до того, как Инквизиция пришла за ними.

– Это печально, капитан, – голос Элиаса прозвучал ровнее, чем он ожидал. – Но я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне. Вчера вечером я был в библиотеке, готовился к экзаменам по риторике. Декан может это подтвердить.

– О, я не сомневаюсь, – улыбка д'Ангира стала шире. – Ты образцовый ученик, Торн. Слишком образцовый. Слишком… незаметный. Меня интересует не столько твое присутствие здесь, вчера вечером, сколько твое отсутствие в другом месте. Твой отец, Алдер Торн… Он ведь был одним из отмеченных, не так ли?

Воздух в комнате стал густым и тяжелым. Элиас почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он заставил себя не сжимать кулаки.

– Мой отец был обвинен в государственной измене и казнен, – произнес Элиас, глядя в пространство между ректором и капитаном. – Его наследие для Империи – позор. Я здесь лишь для того, чтобы искупить его вину усердием и службой.

Лили Рейвенхольд повернула голову. Ее взгляд, ярко-зеленый и пронзительный, на мгновение встретился с его. В нем не было ни жалости, ни осуждения. Лишь любопытство. Осторожное, как у хищницы, учуявшей новую дичь.

– Очень патриотично, – проворчал д'Ангир, явно раздосадованный. – Но знаешь, мальчик, Дар… он как болезнь. Его не спрятать. Он всегда находит выход. Особенно в моменты страха. Или гнева.

Капитан медленно поднялся с места и подошел к Элиасу вплотную. Он был выше, шире в плечах. Его присутствие было физическим давлением.

– Я задам тебе прямой вопрос, Торн. И советую ответить честно. Ты чувствовал что-нибудь в последнее время? Странные сны? Порывы жары или холода в кончиках пальцев? Может, твои желания необъяснимым образом сбывались?

Внутри Элиаса всё сжалось. Он чувствовал это каждый день. Каждый миг. Тихий шепот силы, текущей в его жилах. Легкий ветерок, что сам собой рождался у его висков, когда он нервничал. Тепло, согревавшее ладони, когда он вспоминал лицо отца. Он десятилетие учился заковывать этот шепот в сталь и лед. Забыть о нем. Спрятать.

Но сейчас, под пронзительным взглядом д'Ангира, он почувствовал, как стальные стены внутри него задрожали. Как что-то древнее и дикое потянулось на свободу, отвечая на вызов, на угрозу. Он почувствовал легкое головокружение, а свиток на столе ректора слегка затрепетал, словно от дуновения несуществующего ветра.

Лилия Рейвенхольд слегка нахмурилась.

Элиас резко вдохнул и заставил это чувство уйти. Уйти глубоко. Он опустил глаза, изображая покорность.

– Нет, капитан. Ничего. Я обычный человек. Я просто хочу учиться.

Д'Ангир смотрел на него еще несколько невыносимо долгих секунд, а затем фыркнул и отошел.

– Что ж. Возможно, я ошибся. На этот раз. – Он кивнул ректору. – Кассиус. Леди Рейвенхольд. Не буду вас больше задерживать.

Когда дверь за инквизитором закрылась, в кабинете воцарилась тишина. Ван-Дейк смотрел на Элиаса с нечитаемым выражением лица.

– Ты свободен, Торн. И помни – Академия ценит твою… лояльность.

Элиас поклонился, не поднимая глаз, и вышел, чувствуя, как взгляд Лилии жжет ему спину.

Он почти бежал по коридорам, не разбирая пути. Ему нужно было уйти. В любое место, только подальше от этих глаз, от этого давления. Он свернул в старую, заброшенную часть библиотеки, где пыль лежала толстым слоем, а воздух пах пергаментом и временем.

Добравшись до своего привычного укрытия – узкой ниши между стеллажами с древними географическими картами, – он прислонился лбом к прохладному камню и попытался отдышаться. Паника, которую он сдерживал, накатила волной. Они знают. Или догадываются. Д'Ангир не отстанет.

И тогда он это почувствовал. Слабый, едва уловимый звук. Не в ушах, а прямо в сознании. Тихий, мелодичный шепот, исходящий из глубины библиотеки. Он был похож на зов. На обещание.

Иди сюда…

Элиас замер. Он слышал подобное раньше, в детстве. Отец говорил, что это голоса «Эха» – следы сильных эмоций и мыслей, застрявших в материи мира. Но этот голос был четче. Настойчивее.

Сердце бешено колотилось в груди. Это было опасно. Безумно опасно. Но что-то в этом зове было знакомым. Почти… родным.

Он толкнул тяжелый стеллаж. С громким скрежетом тот отъехал в сторону, открыв потайной ход – узкую, темную лестницу, ведущую вниз, в недра Академии. Этого не было ни на одной карте.

Шепот стал громче.

Элиас сделал шаг в темноту.

Вернувшись в свой кабинет, лорд Кассиус Ван-Дейк подошел к витражу, изображавшему основание Империи.

–Ну что, леди Рейвенхольд? – спросил он, не поворачиваясь. – Ваше мнение?

Лилия больше не смотрела в окно. Ее взгляд был прикован к пустому месту на столе, где лежал тот самый свиток. Его пергамент все еще был слегка помят, будто от чьей-то невидимой руки.

– Он лжет, – тихо сказала она. – И он ужасающе силен. Когда д'Ангир его допрашивал, я почувствовала… бурю. Запертую в клетку изо льда. – Она подняла глаза на ректора, и в ее зеленых глазах вспыхнул холодный огонь. – Он именно тот, кого мы искали. Наследник Алдера Торна. И если Инквизиция получит его раньше нас…

Ван-Дейк медленно кивнул, и в уголках его губ зазмеилась тень улыбки.

–Тогда мы должны сделать так, чтобы этого не случилось. Игра началась, Лилия. И ставки выше, чем ты можешь себе представить. Лестница уходила вниз в кромешную тьму, пахнущую сырым камнем и вековой пылью. Каменные ступени были стерты по краям, будто ими пользовались много лет назад, а потом намеренно забыли. Элиас, затаив дыхание, прислушался. Шепот умолк, сменившись звенящей, гнетущей тишиной.

Он сжал кулаки, чувствуя, как по кончикам пальцев пробегают мурашки – верный признак того, что его Дар, этот проклятый и прекрасный зверь, запертый в клетку его воли, встревожен и рвется наружу. Глупость, – сурово отчитал он себя. Вернуться сейчас же. Забыть. Но ноги, будто повинуясь чьей-то посторонней воле, сами понесли его вниз.

Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в висках. Он мысленно представил себе стальную дверь, тяжелую и непробиваемую, и захлопнул ею ту часть своего сознания, откуда исходила сила. Отец учил его этому в первую очередь: «Сила – это река, мальчик мой. Если дать ей волю, она смоет тебя. Построй плотину. Всегда строй плотину».

Спуск казался бесконечным. Воздух становился все холоднее и гуще. Наконец, лестница уперлась в узкую каменную арку, за которой открывалось обширное подземное помещение. Это была не просто комната. Это был склеп.

Сводчатый потолок терялся в тенях, но Элиас почувствовал, как по его коже пробежал разряд – слабое, рассеянное свечение начало исходить от странных символов, вырезанных на стенах. Они вспыхивали бледно-голубым светом при его приближении, словно приветствуя давно ожидаемого гостя. Он не узнавал язык – это были не имперские руны и не символы древней латыни. Они были угловатыми, резкими, полными скрытой мощи.

В центре зала стоял массивный каменный саркофаг. И на нем, будто ждавший его века, лежал один-единственный предмет – старый, потрепанный кожаный дневник с медной застежкой.

Шепот раздался снова, прямо у него в голове, теперь ясный и отчетливый.

Возьми его. Он твой по праву крови.

Элиас медленно, почти не дыша, подошел к саркофагу. Рука сама потянулась к дневнику. В тот миг, когда его пальцы коснулись шершавой кожи переплета, в его сознании вспыхнула молния.

Видение.

Он стоит не в склепе, а в этом же зале, но стены чистые, факелы горят ярко. Двое мужчин говорят, их голоса напряжены. Один, в мантии с капюшоном, жестикулирует, его лицо скрыто. Второй… Второй – его отец. Молодой, с ясными глазами, без морщин горя и страха.

«Они знают, Алдер, – говорит незнакомец. – Ван-Дейк и Инквизиция. Они собираются провести Чистку. Мы должны спрятать это. Пока не поздно».

Алдер Торн кивает, его лицо сурово. Он протягивает руку к стене, и камень расступается перед ним, как вода, принимая тот самый дневник.

«Империя должна забыть, – говорит отец. – Забыть о нас, о нашей силе. Иначе она уничтожит себя».

Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Элиас отшатнулся, держа дневник в дрожащих руках. Это было послание. От него. От отца.

Внезапно сверху, с того направления, откуда он пришел, донесся шум. Голоса. Приглушенные шаги. И холодный, уверенный тембр, который заставил его кровь застыть в жилах, – голос капитана д'Ангира.

– Осмотрите всё. Он не мог далеко уйти.

Инквизиция. Они выследили его. Или просто обыскивали старые тоннели, и его побег оказался роковой случайностью. Неважно. Если его найдут здесь, с этим дневником, его ждет участь отца. Казнь. Или что похуже.

Паника, острая и животная, сжала его горло. Он огляделся вокруг. Выхода не было. Только лестница, на которой сейчас были солдаты.

И тогда его взгляд упал на стены, на те самые символы, что все еще слабо светились. Он почувствовал их. Не просто увидел, а ощутил кожей, каждым нервом. Они были похожи на замки. А ключ… ключ был у него внутри.

«Сила – это река, Элиас. Но иногда реке нужно дать выйти из берегов, чтобы потушить пожар».

Голос отца в его памяти прозвучал так ясно, будто он стоял рядом.

Шаги на лестнице становились все ближе. Уже были слышны звяканье доспехов и приказы.

Элиас отбросил осторожность. Он втолкнул дневник за пояс, под мундир, и прижал ладони к холодному камню стены рядом с аркой. Он не знал, что делает. Он лишь представил себе, как та самая стальная дверь внутри него распахивается, и выпускает наружу всё, что он так тщательно сдерживал.

Это было похоже на взрыв. Волна силы, горячая и ослепительная, хлынула из его центра, хлестнула по жилам и вырвалась через руки в камень. Он не видел света, не чувствовал толчка. Но каменная кладка вокруг арки дрогнула, застонала и с грохотом обрушилась, завалив проход грудой щебня и пыли.

Глухой удар потряс своды. Крики и ругань на лестнице стихли, сменившись паникой.

– Обвал! Назад! Быстро!

Элиас стоял, опираясь руками о колени, и тяжело дышал. Его тошнило, в глазах плавали черные пятна. Он никогда не тратил так много сил за раз. Это было одновременно и ужасно, и пьяняще.

Но путь был заблокирован. Ненадолго, он это понимал. Нужно было искать другой выход.

Его взгляд, привыкший к полумраку, выхватил в дальнем конце склепа еще один, более узкий проход, почти скрытый выступом стены. Не раздумывая, он бросился туда.

Этот тоннель был еще уже и ниже. Ему пришлось идти, согнувшись. Он бежал, не оглядываясь, чувствуя, как дневник у его пояса будто пульсирует в такт его бешено колотящемуся сердцу. Тоннель вел наверх, петляя и разветвляясь. Он выбирал повороты наугад, движимый лишь инстинктом самосохранения.

Наконец, впереди забрезжил свет. Не голубоватое свечение рун, а тусклый, желтоватый отсвет масляных факелов. Он выбрался в знакомый коридор – в старой, редко посещаемой части Академии, недалеко от покоев прислуги.

Он прислонился к стене, пытаясь унять дрожь в ногах и привести в порядок дыхание. Он был спасен. На время.

– Интересная прогулка по библиотеке, Торн?

Элиас вздрогнул и резко выпрямился. Из тени глубокой ниши вышла Лилия Рейвенхольд. Она стояла, скрестив руки на груди, и изучала его с холодным, аналитическим интересом. Ее взгляд скользнул по его лицу, запыленному и бледному, по его мундиру, испачканному каменной крошкой, и задержался на неестественной выпуклости у его пояса.

– Леди Рейвенхольд, – выдавил он, чувствуя, как под ее взглядом его плотина снова дает трещину. – Я… заблудился.

– Не сомневаюсь, – ее губы тронула едва заметная улыбка. – Заблудиться так, что за собой стены рушишь. Очень впечатляюще. И очень, очень глупо.

Она сделала шаг вперед. Элиас инстинктивно отступил.

– Д'Ангир уже отправил гонцов во дворец, – тихо, почти шепотом сказала она. – Он уверен, что это ты. У него нет доказательств, но ему они и не нужны. Достаточно подозрения. Что ты будешь делать, когда они придут за тобой, Элиас Торн? Будешь хорониться в руинах, которые сам же и создал?

Он молчал, сжимая кулаки. Она была права. Он загнал себя в угол.

– Зачем ты мне это говоришь? – наконец спросил он. – Чтобы насладиться зрелищем? Или доложить ректору?

Лилия посмотрела на него долгим, оценивающим взглядом. В ее зеленых глазах плескалась не просто сила, но и ум. Острый, как бритва.

– Ректор и так всё знает, – ответила она. – Но у капитана д'Ангира и лорда Ван-Дейка… разные представления о будущем Империи. И о месте таких, как мы, в этом будущем.

Она снова сделала шаг вперед, на этот раз не оставляя ему возможности отступить.

– Одинокий одаренный – это мишень, Торн. Особенно тот, кто только что выдал себя сокрушительным обвалом в запретной зоне. Ты можешь бежать. Они найдут тебя и сломят. А можешь… – она протянула руку, не для рукопожатия, а как бы предлагая нечто большее. – Можешь научиться прятаться на виду. У меня есть предложение. Встреться со мной завтра, после звонка к вечерней молитве. У Говорящей статуи Первого Императора. Принеси то, что нашел.

– Почему я должен тебе доверять? – прошептал он.

– Потому что у тебя нет выбора, – ее ответ прозвучал с леденящей душу прямотой. – И потому что твой отец когда-то доверял моей семье. Решай быстро. У тебя есть время до того, как они постучатся в твою дверь.

Не дожидаясь его ответа, она развернулась и скользнула в тень, исчезнув так же бесшумно, как и появилась.

Элиас остался один в пустом коридоре, с тяжелым дневником у пояса и с еще более тяжелым выбором в груди. Он посмотрел на свои руки – руки, которые только что сдвинули камень силой мысли. Клетка была разрушена. Зверь вырвался на свободу.

И игра, как сказал Ван-Дейк, только начиналась. Стук в дверь раздался, как и предсказывала Лилия – на рассвете, резкий и безразличный, словно ломающий хрупкую скорлупу ночного покоя. Элиас не спал. Он сидел на краю кровати, вцепившись пальцами в соломенную подстилку, и смотрел, как первые лучи солнца выхватывают из тьмы убогую обстановку его кельи. Дневник лежал под тюфяком, жгучий и неумолимый, как улика.

Он не ответил сразу, заставив себя сделать глубокий вдох. Воздух в легких должен был успокоить дрожь в коленях. Плотина, – напомнил он себе. Построй плотину.

– Открывай! По приказу Инквизиции!

Он медленно подошел к двери и отодвинул засов.

На пороге стояли не стражники в латах, а двое людей в серых, без каких-либо опознавательных знаков, плащах. Их лица были бледны и невыразительны, а глаза смотрели на него так, будто видели не юношу, а предмет. Мебель. Или преграду.

– Элиас Торн? – спросил тот, что был повыше. Его голос был плоским, лишенным интонаций.

–Я.

–Пройдем с нами.

Это не был вопрос. Элиас кивнул, стараясь, чтобы его лицо оставалось маской покорности. Он вышел в коридор, чувствуя, как их безразличные взгляды прожигают ему спину. Они не надели на него кандалы, не прочитали формальных обвинений. Это было хуже. Это означало, что правила игры изменились.

Его повели не в кабинет ректора и не в главное здание Инквизиции, чьи мрачные башни возвышались над городом. Вместо этого они спустились в подвал одного из административных корпусов Академии – место, официально значащееся как архив. Воздух здесь пахл пылью, старыми чернилами и чем-то еще… металлическим и острым. Запахом страха, въевшимся в камни.

Его втолкнули в небольшую, абсолютно пустую комнату. Стены, пол и потолок были выложены гладким, темным камнем, поглощавшим свет единственной лампы, стоявшей на маленьком столе. За столом сидел капитан д'Ангир.

Он не улыбался. Его лицо было серьезно и сосредоточено, как у хирурга, готовящегося к вскрытию.

– Садись, Торн, – он кивнул на простой деревянный стул по другую сторону стола.

Элиас подчинился. Он чувствовал себя мухой, попавшей в паутину. Каменные стены давили на него, и он с ужасом осознал, что едва ощущает их. Камень был глухим, мертвым. Он был обработан или зачарован, чтобы блокировать внешние влияния. Чтобы не дать таким, как он, почувствовать землю под ногами и черпать из нее силу.

– Давай начистоту, – начал д'Ангир, откинувшись на спинке стула. – Вчера вечером, примерно через час после нашей беседы, в заброшенном секторе библиотеки произошел масштабный обвал. Очень странный обвал. Камни не упали со свода. Их, согласно отчетам стражников, будто «вывернуло из стены». Очень специфический участок стены. – Он сделал паузу, давая словам повиснуть в тихом, гнетущем воздухе. – Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Нет, капитан, – Элиас заставил свой голос звучать искренне. – Я вернулся в свою комнату и готовился к занятиям.

– Любопытно. Потому что один из библиотекарей утверждает, что видел, как ты направлялся в сторону закрытого крыла. А потом, уже после обвала, тебя видели леди Рейвенхольд. В весьма потрепанном виде. Совпадение?

Сердце Элиаса упало. Лилия. Что она сказала? Она предупредила его, но была ли это ловушка?

– Леди Рейвенхольд вежливо поинтересовалась, не нужна ли мне помощь, – сказал Элиас, тщательно подбирая слова. – Я сказал, что споткнулся и упал в саду. Она, будучи человеком воспитанным, не стала допытываться.

Д'Ангир усмехнулся – короткий, сухой, безрадостный звук.

–Очень галантно с ее стороны. И очень удобно для тебя. – Он положил локти на стол и сложил пальцы домиком. – Знаешь, в чем главная проблема с одаренными, Торн? Они думают, что их сила делает их умнее всех. Но сила – это грубая физика. Ее можно измерить. Обнаружить. Как, например, след.

Он медленно выдвинул ящик стола и достал оттуда плоский черный камень, размером с ладонь. Он был похож на отполированный обсидиан, но в его глубине мерцал тусклый, красноватый огонек.

– Это – Арканум-детектор. Очень редкая штука. Он впитывает следы нестабильных эманаций Силы. Чем мощнее всплеск, тем ярче и дольше горит. – Д'Ангир положил камень на стол между ними. Огненная сердцевина камня замерцала тревожнее, издавая тихое, похожее на жужжание шипение. – Интересно, правда? Он спокоен, когда лежит в ящике. Но стоит мне внести его в эту комнату, где ты сидишь уже пять минут…

Камень вспыхнул ярче. Алый свет залил лицо капитана, делая его похожим на демона из старой моралите.

– Комната чиста. Стены глушат любую внешнюю силу. Значит, излучаешь ты. После вчерашнего «падения в саду» твоя аура все еще фонит, мальчик. Как раскаленная докрасна сталь.

Элиас не смог сдержать короткий, прерывистой вдох. Его плотина трещала по швам. Он чувствовал, как под взглядом д'Ангира и этого проклятого камня его собственная сила, обычно скрытая и послушная, начинает буйствовать, отвечая на вызов. В ушах зазвенело. Воздух в комнате стал густым, тяжелым.

Контроль. Нужен контроль.

– Где он, Торн? – голос д'Ангира стал тише, но от этого лишь опаснее. – Что ты нашел в том склепе? Ты отдашь это мне. Добровольно. Или я выжгу это из тебя вместе с твоей душой. У Инквизиции есть методы для таких, как ты.

Элиас закрыл глаза. Он видел лицо отца из видения. «Империя должна забыть… Иначе она уничтожит себя». Он чувствовал вес дневника под тюфяком. Довериться Лилии? Или позволить д'Ангиру все забрать?

Внезапно дверь в комнату открылась. На пороге стоял лорд Кассиус Ван-Дейк. Его лицо было невозмутимо, но в глазах горел холодный огонь.

– Капитан, – произнес он ровным тоном. – Мне кажется, или вы проводите допрос ученика моей Академии без санкции Тайного совета? Совет, я напомню, поручил это дело мне.

Д'Ангир медленно повернул голову. Камень на столе погас, словно его отключили.

–Кассиус. Я действую в рамках своих полномочий по обеспечению безопасности Империи. Этот мальчик…

–Этот мальчик, – перебил Ван-Дейк, – находится под моим покровительством. И пока Совет не вынесет иного вердикта, он будет оставаться здесь, в Академии. Твои люди могут идти.

Напряжение в комнате стало осязаемым. Два хищника измеряли друг друга взглядами. Д'Ангир был змеей, готовой к удару. Ван-Дейк – волком, охраняющим свою территорию.

Наконец, капитан Инквизиции медленно поднялся.

–Как скажешь, ректор, – он произнес титул с легким пренебрежением. – Но это не конец. Рано или поздно он совершит ошибку. И когда это случится, он будет мой.

Он вышел, не оглянувшись. Его серые тени последовали за ним.

Ван-Дейк повернулся к Элиасу. Его взгляд был тяжелым и проницательным.

–Встань.

Элиас поднялся, с трудом держась на ногах от пережитого напряжения.

– Ты стоишь на краю пропасти, мальчик, – тихо сказал ректор. – Один неверный шаг – и падение станет неизбежным. Д'Ангир не отступит. Есть силы, для которых существование таких, как ты и твой отец, – угроза их власти. – Он подошел ближе. – Ты хочешь выжить?

Элиас молча кивнул, глотая ком в горле.

– Тогда слушай меня внимательно. Сегодня, после вечерней молитвы, ты встретишься с леди Рейвенхольд. Ты сделаешь именно то, что она скажет. Она… мой агент в этой игре. Она даст тебе шанс.

– Почему? – снова задал Элиас свой главный вопрос, голос его сорвался на шепот. – Почему вы мне помогаете?

Ван-Дейк на мгновение задумался, его взгляд стал отрешенным.

–Потому что мир не делится на черное и белое, Торн. Есть оттенки. И есть враги моих врагов. Твой отец понимал это. Надеюсь, и ты поймешь. А теперь иди. И постарайся не вызывать больше обвалов.

Элиас вышел из каменной комнаты, его колени подкашивались. Его отвели обратно в келью тем же безмолвным эскортом. Дверь закрылась за ним.

Он рухнул на кровать, дрожа от нервной дрожи. Его мир, и так хрупкий, теперь треснул навсегда. Инквизиция охотилась на него. Ректор использовал его. Лилия Рейвенхольд была его единственным проводником в этой тьме.

Он засунул руку под тюфяк и вытащил дневник. Медная застежка была холодной. Он провел по ней пальцами. Его отец оставил ему это. Ключ. Или ловушку.

Снаружи зазвонил колокол, призывая на утреннюю молитву. Обычный ритм жизни Академии продолжался, пока под его поверхностью кипели страсти, способные уничтожить всех.

У него не было выбора. Ему предстояло встретиться с Тенью. И надеяться, что она не приведет его к гибели. Вечерний звон колокола прозвучал для Элиаса как погребальный перезвон. Каждый удар отдавался в его висках, напоминая о неотвратимости предстоящей встречи. Он стоял перед треснувшим зеркалом в своей келье, пытаясь придать лицу бесстрастное выражение. Дневник, завернутый в кусок грубой ткани, лежал за пазухой, привязанный к телу. Он жгал плоть, как раскаленный уголь.

«Сделай именно то, что она скажет», – слова Ван-Дейка звенели в ушах. Довериться дочери герцога? Человеку из мира, который уничтожил его отца? Это было безумием. Но безумием ли большим, чем довериться Инквизиции?

Он вышел в опустевший коридор. Ученики расходились по своим комнатам после вечерней молитвы, их смех и разговоры казались Элиасу отголосками из другой, невероятно далекой жизни. Он шел, стараясь, чтобы его шаги были бесшумными, сливаясь с удлиняющимися тенями.

Статуя Первого Императора стояла в старой, заросшей плющом части сада Академии, куда ученики заходили редко. Величественный бронзовый монумент был покрыт патиной, а лицо основателя Империи стерлось временем и дождями, став безликим и загадочным. Легенда гласила, что если встать под определенным углом в полнолуние, можно услышать, как Император шепчет советы своему преемнику. Отсюда и название – Говорящая Статуя.

Лилия ждала его, прислонившись к мраморному постаменту. Она была одна. На ней был простой, темный плащ с капюшоном, наброшенный поверх форменного платья, что делало ее почти невидимой в сгущающихся сумерках.

– Ты пришел, – констатировала она, не выражая ни удивления, ни радости. Ее зеленые глаза, казалось, светились в полумраке собственным светом. – Покажи.

Элиас медленно, не сводя с нее глаз, достал сверток. Он развернул ткань, и потрепанный кожаный переплет лег ему на ладони. Лилия не протянула руку, чтобы взять его. Она лишь скользнула взглядом по застежке, и Элиас почувствовал легчайшее, едва уловимое щекотание в пальцах – прикосновение ее Дара, сканирующего предмет.

– Хорошо, – выдохнула она, и в ее голосе впервые прозвучали нотки чего-то, похожего на удовлетворение. – Алдер был мудр, что спрятал его. – Она подняла глаза на Элиаса. – Ты его открывал?

– Нет. Застежка не поддается.

– Она и не должна поддаваться физической силе, – в ее голосе прозвучала легкая насмешка. – Это Заповедный Замок. Он открывается не ключом, а кровью и волей. Твоей кровью, Элиас.

Он сжал дневник в руках. Кровь. Всегда кровь.

– Почему я должен это делать? Что в нем такого, что мой отец предпочел смерть его раскрытию? И почему все – Ван-Дейк, д'Ангир, ты – так хотите его получить?

– Потому что это не просто дневник, – ее голос стал тише, и она огляделась по сторонам, хотя вокруг никого не было. – Это «Сердцевина». Один из артефактов, созданных Первым Орденом Одаренных, к которому принадлежал твой отец. Говорят, он содержит не знания, а саму суть их силы. Их понимание того, как устроен мир. Тот, кто обладает «Сердцевиной» и сумеет ее освоить… получит власть, способную изменить баланс сил в Империи. Возможно, даже свергнуть Императора.

Элиас отшатнулся, будто дневник внезапно обжег ему руки. Изменить баланс сил? Свергнуть Императора? Это была не семейная реликвия. Это была пороховая бочка.

– Д'Ангир хочет его уничтожить, – продолжала Лилия. – Ван-Дейк… у него свои планы. А я… я хочу, чтобы эта сила не попала в чужие руки. В руки тех, кто видит в Даре лишь оружие.

– А ты что в нем видишь? – резко спросил Элиас.

– Будущее, – ее ответ был прост и пугающ. – И возможность искупить прошлые ошибки. Моей семьи в том числе.

Она выпрямилась и отодвинула капюшон. Ее рыжие волосы, словно живой огонь, вспыхнули в последних лучах заката.

– Мы не можем открыть его здесь. Слишком опасно. Эманации почувствуют. Нужно идти в место силы. Заброшенную Обсерваторию, на северном утесе. Там защитные чары ослабли, и мы сможем работать, не привлекая внимания Инквизиции.

– «Мы»? – переспросил Элиас.

– Ты не справишься один. Замок требует не только крови, но и проводника. Кто-то должен стабилизировать поток силы, который высвободится. Иначе он может тебя сжечь. Я буду этим стабилизатором.

Элиас смотрел на нее, пытаясь прочитать в ее глазах ложь или скрытый умысел. Он видел лишь решимость и ту самую холодную, отточенную интеллектом силу, что исходила от нее.

– Почему ты рискуешь? – спросил он последний, самый главный вопрос. – Что тебе от этого?

На ее губах на мгновение мелькнула тень улыбки, печальной и усталой.

–Когда-то мой отец, герцог Рейвенхольд, отдал приказ о Чистке, в ходе которой погиб твой отец и многие другие. Я была ребенком, но я помню. Это клеймо на моем доме. И долг. – Она посмотрела на дневник. – Возможно, это шанс исправить одну из величайших несправедливостей этой Империи. А теперь решай. Идет со мной или возвращаешься в свою келью ждать, когда д'Ангир придет за тобой снова? На этот раз с орудиями пыток, а не с камнями-детекторами.

Ветер пронесся по саду, зашелестел листьями плюща на статуе. Где-то вдали кричала ночная птица. Элиас посмотрел на дневник в своих руках. Наследие отца. Ключ к силе. Проклятие.

Он сделал шаг вперед, к Лилии.

–Я иду с тобой.

Она кивнула, и в ее глазах вспыхнула искра одобрения.

–Тогда следуй за мной. И будь готов ко всему. Дорога не будет безопасной.

Она развернулась и скользнула в узкий проход между живой изгородью, ведущий к дальним, заброшенным воротам сада. Элиас, сжиная в руках «Сердцевину», сделал глубокий вдох и шагнул за ней в наступающую ночь. Он шел навстречу силе, опасности и правде, о которой даже не подозревал. Его обучение как одаренного только что перешло из теории в смертельную практику. Заброшенная Обсерватория висела на самом краю северного утеса, словно ласточкино гнездо, слепленное из времени и забвения. Когда-то ее купол, покрытый серебристой амальгамой, должен был отражать звезды. Теперь он зиял черными дырами, сквозь которые прорастали упрямые колючие кустарники. Ветер здесь был другим – не городским, смягченным стенами, а диким, соленым и острым, с примесью чего-то древнего и неземного.

Лилия провела Элиаса по узкой, полуразрушенной лестнице, ведущей в круглый зал под куполом. Пол был выложен мозаикой, изображавшей карту небесных светил, но многие плитки были выщерблены или отсутствовали, искажая созвездия до неузнаваемости. В центре зала стоял массивный каменный стол, испещренный выцветшими астрономическими символами.

– Здесь, – сказала Лилия, сбрасывая плащ. Ее голос прозвучал гулко в пустом пространстве. – Силовые линии здесь все еще сильны, но чары наблюдения мертвы. Мы можем работать.

Элиас положил дневник на холодный камень. Его сердце колотилось с бешеной скоростью. Воздух в Обсерватории был насыщен энергией, он чувствовал ее кожей – легкое покалывание, будто он стоял на краю грозового фронта.

– Что мне делать? – спросил он, и его голос дрогнул.

– Кровь на застежку, – инструкция прозвучала четко, без колебаний. – Капля. И сосредоточься. Представь не силу, не мощь. Представь связь. Нить, идущую от тебя к этому артефакту. Ты – наследник. Ты – ключ.

Элиас вытащил из кармана маленький, припасенный на этот случай, перочинный ножик. Лезвие блеснуло в свете поднимающейся луны. Он прижал острие к подушечке большого пальца. Резкая боль, и алая капля выступила на поверхности кожи.

Он задержал дыхание и протянул руку к медной застежке.

В тот миг, когда его кровь коснулась холодного металла, мир взорвался.

Не физически. Внутри него. Стальная плотина, которую он так тщательно выстраивал годами, рухнула в одно мгновение. Не поток, а целый океан силы хлынул через него. Он закричал, но не услышал собственного голоса. Он увидел…

Видения. Не одно, а десятки, сотни, накладывающиеся друг на друга.

…Лилия, стоящая на коленях перед человеком в императорской мантии, ее лицо в слезах…

…Капитан д'Ангир, сжимающий в руке пылающий черный кристалл, с ужасом и восторгом в глазах…

…Лорд Ван-Дейк, склонившийся над картой, на которой отмечены все известные одаренные в Империи…

…Он сам, Элиас, стоящий над бездной, с дневником в одной руке и мечом – в другой, и перед ним – тень с лицом его отца…

Он падал сквозь этот водоворот образов, чувств, обрывков мыслей. Это было не чтение. Это было проживание. «Сердцевина» не содержала слов. Она содержала само Время, вывернутое наизнанку, и возможные версии будущего, ветвящиеся, как трещины на стекле.

– Элиас! Держись!

Голос Лилии донесся до него сквозь хаос, словно якорь. Он почувствовал, как ее сила – не грубая и дикая, как его, а точная, отточенная, как хирургический скальпель, – вплелась в его бушующую энергию. Она не пыталась остановить поток. Она направляла его, стабилизировала, как инженер укрепляет плотину против наводнения.

– Не борись! Пропусти через себя! Увидь!

Он перестал сопротивляться. Он позволил видениям течь сквозь него, и постепенно хаос начал обретать форму. Один образ стал ярче, четче других. Он увидел себя в этом же зале, но не одного. С ним был высокий мужчина в плаще, с лицом, скрытым в тенях. Они стояли у стола, на котором лежал не только дневник, но и другие предметы – сияющий кристалл, древний свиток, странный металлический механизм.

«Пять Сердцевин, Элиас, – говорил незнакомец, и голос его был знаком до боли. – Только собрав их все, ты сможешь остановить Падение».

– Падение? – прошептал Элиас в своем видении. – Что падает?

«Всё», – прозвучал ответ.

Видение исчезло. Сила, вырывавшаяся из дневника, схлынула так же внезапно, как и появилась. Элиас рухнул на колени, тяжело дыша. Он был мокрый от пота, дрожал всем телом, но в его глазах горел новый огонь. Огонь понимания.

Застежка на дневнике была открыта.

Лилия стояла рядом, опираясь о стол. Она тоже была бледна, на ее лбу выступили капельки пота.

–Что… что ты увидел? – выдохнула она.

Элиас поднял на нее взгляд. Он видел не дочь герцога, не агента Ван-Дейка. Он видел человека, который только что спас его от безумия.

–Я увидел… выбор. И цель. – Он медленно поднялся на ноги. – Это не просто дневник. Это – Карта. Карта, ведущая к другим Сердцевинам.

Он посмотрел на открытые страницы. Они не были исписаны чернилами. На пергаменте, светясь изнутри, проступали движущиеся линии, складывающиеся в трехмерную карту Империи. В нескольких точках пульсировали яркие огоньки. Один из них горел прямо здесь, в Академии. Другой – где-то в столице. Третий – далеко на севере, за пределами известных земель.

– Их пять, – сказал Элиас, и его голос обрел новую, стальную твердость. – И тот, кто соберет их все… получит власть предотвратить катастрофу. Или вызвать ее.

Лилия молча смотрела на карту. Ее лицо было серьезным.

–Падение, – прошептала она. – Старая легенда. Конец времен. Я думала, это просто сказка для запугивания непослушных детей.

– Это не сказка, – Элиас положил руку на еще теплые страницы. – И д'Ангир, и Ван-Дейк, вероятно, знают об этом. Но они видят в Сердцевинах оружие. Средство для захвата власти в этом мире. Они не понимают, что мира может не стать.

Он захлопнул дневник. Свет карты погас, но образы были выжжены в его памяти.

– Что будем делать? – спросила Лилия. В ее голосе не было прежней уверенности. Теперь в нем звучали вопросы.

Элиас посмотрел на нее. Он видел в ее глазах то же смятение, что бушевало в его душе. Но также он видел и решимость.

–Мы должны найти остальные Сердцевины прежде, чем это сделают они. Все они. И Ван-Дейк, и д'Ангир. Потому что никому из них нельзя доверять такую силу.

Он сунул дневник обратно за пазуху. Он больше не был просто учеником, скрывающимся от Инквизиции. Он был Хранителем. Игроком в игре, ставки в которой – само существование реальности.

– Первая Сердцевина уже здесь, в Академии, – сказал он. – Мы начнем с нее. Завтра.

Луна, поднявшаяся высоко над разрушенным куполом, освещала двух заговорщиков, стоящих среди руин. Их союз, рожденный из необходимости, только что прошел первое испытание. И превратился во что-то большее. В надежду. Возвращение в Академию было похоже на вхождение в клетку. Каждый звук – скрип двери, отдаленные шаги в коридоре – заставлял Элиаса вздрагивать. Он чувствовал себя другим. Открытый дневник изменил не только его понимание мира, но и его собственную связь с Даром. Теперь он ощущал его не как дикого зверя за решеткой, а как бурную, но знакомую реку, чье течение он наконец-то начал понимать.

«Сердцевина», лежавшая у него на груди, была не просто картой. Она была компасом, встроенным в его душу. Даже сейчас, в своей келье, он с закрытыми глазами чувствовал слабый, настойчивый зов – пульсацию одной из меток на карте. Она исходила из самого сердца Академии, с нижних уровней, куда ученикам доступ был строго воспрещен.

Утром его ждал сюрприз. Расписание занятий, доставленное ему молчаливым слугой, содержало новую, ничем не объяснимую запись: «Особые поручения. Кабинет ректора. Ежедневно. 16:00».

Ловушка? Или следующий ход Ван-Дейка в его игре?

В 16:00, выстояв долгую очередь из старших учеников, ожидавших аудиенции по учебным вопросам, Элиас наконец вошел в кабинет. Воздух здесь, как всегда, был густым от запаха старой кожи и власти.

Лорд Ван-Дейк сидел за своим столом, изучая какой-то документ. Он поднял глаза, и его взгляд, холодный и проницательный, на мгновение остановился на Элиасе, будто пытаясь обнаружить следы вчерашних событий.

– Торн. Садись. – Он отложил перо в сторону. – У меня для тебя… задание.

Элиас молча сел, сжимая руки на коленях.

– Как тебе известно, – начал ректор, – Академия гордится своей историей. Но некоторые ее страницы… забыты. Заброшены. Твоей задачей будет приведение в порядок одного такого места. Старых Архивов. В подвале западного крыла.

Элиас почувствовал, как у него заколотилось сердце. Старые Архивы. Именно оттуда, согласно карте в «Сердцевине», исходил зов.

– Это будет твоим ежедневным послушанием, – продолжил Ван-Дейк. – Ты будешь каталогизировать уцелевшие документы, наводить порядок. Считай это… искуплением. И возможностью глубже понять историю нашего учреждения.

Он протянул Элиасу тяжелый ключ с причудливым бородком.

– Никому не говори о своем задании. Некоторые знания могут быть опасны для неподготовленных умов. Ты понял меня?

«Неподготовленные умы». Элиас кивнул, принимая ключ. Ледяной металл обжег ему ладонь. Это не было случайностью. Ван-Дейк направлял его прямо к цели. Но зачем? Чтобы Элиас нашел Сердцевину для него? Или чтобы проверить, сможет ли он это сделать?

– Я понял, господин ректор.

Старые Архивы оказались лабиринтом. Воздух здесь был спертым и сухим, пахлым пылью, вековой плесенью и желтеющей бумагой. Стеллажи, груженные свитками и фолиантами, стояли так близко, что между ними приходилось протискиваться боком. Элиас зажег масляную лампу, и пляшущие тени оживили и без того жутковатую атмосферу.

Он пробыл здесь уже два часа, механически перекладывая папки с полки на полку, но его настоящее внимание было приковано к внутреннему компасу. Зов был сильнее. Он вел его вглубь лабиринта, к самой дальней стене, заваленной грудой сломанной мебели и разорванных карт.

Отодвинув тяжелый деревянный шкаф, скрипевший протестом, Элиас увидел то, что искал. Не дверь, а почти незаметную щель в каменной кладке, образующую контур узкого, скрытого прохода.

В этот момент до него донесся звук. Не снаружи, а изнутри его сознания. Тихий, предупреждающий шепот «Сердцевины».

Опасность.

Он резко погасил лампу и прижался к стеллажу, затаив дыхание. Через несколько секунд он услышал шаги. Мягкие, осторожные, но уверенные. Не шаги слуги или случайного ученика.

Из-за поворота между стеллажами показалась фигура в сером плаще. Это был не д'Ангир. Это был один из его «Безмолвных Псов» – тот самый бледный, невыразительный человек, что сопровождал его на допрос. Его глаза, холодные и пустые, скользили по архиву, выискивая аномалию. В его руке он сжимал тот самый черный детектор-камень, который сейчас лишь слабо тлел тусклым красным светом.

Инквизиция не отступила. Они следили за ним. Возможно, следили с самого утра.

Человек в сером остановился в нескольких шагах от него. Его взгляд упал на сдвинутый шкаф, затем на щель в стене. На его лице ничего не изменилось, но он медленно повернул голову, вслушиваясь в тишину.

Элиас замер. Он чувствовал, как его Дар, откликаясь на опасность, начинает бурлить. Он сжимал ключ Ван-Дейка так сильно, что металл впивался в ладонь. Он не мог использовать силу. Камень детектора сразу бы это зафиксировал.

Мысли неслись с бешеной скоростью. Он был в ловушке.

И тогда он вспомнил. Не силу, а знание. Видение из «Сердцевины». Обрывок, мелькнувший среди других: тень, скользящая между стеллажей, и старый, забытый механизм…

Его взгляд упал на массивный железный канделябр, свисавший с потолка неподалеку. Один из тех, что когда-то освещал зал. Цепь, на которой он висел, была покрыта ржавчиной.

Не раздумывая, Элиас с силой швырнул ключ Ван-Дейка через проход между стеллажами. Ключ с глухим лязгом ударился о железную цепь канделябра.

Человек в сером отреагировал мгновенно. Он резко развернулся и бесшумно ринулся в сторону звука, его детектор вспыхнул ярче, реагируя на внезапное движение.

Элиасу понадобилась лишь секунда. Он проскользнул в щель в стене, оставив агента Инквизиции изучать пустой коридор и звенящую цепь.

За стеной его ждала не комната, а узкая каменная лестница, ведущая еще ниже. И на первой ступеньке, слабо светясь в полной темноте, лежал маленький, отполированный до зеркального блеска камень, похожий на черный алмаз. Вторая Сердцевина.

Он поднял его. Камень был холодным и гладким. В тот же миг в его сознании вспыхнуло новое знание, переданное не через видения, а как прямое понимание.

Сердцевина Разума. Артефакт, обостряющий восприятие, позволяющий видеть связи и узоры, невидимые глазу. И предсказывать на несколько шагов вперед.

Он сунул камень в карман и, не медля ни секунды, побежал назад. Он проскочил в щель, поставил шкаф на место и, крадучись вдоль стеллажей, выбрался из архивов другим путем, пока агент д'Ангира все еще искал источник шума.

Выйдя на свет, он тяжело оперся о стену, пытаясь унять дрожь в ногах. У него в кармане лежал второй фрагмент мозаики, ведущей к спасению или гибели мира. И теперь он знал, что игра стала еще опаснее. Инквизиция не просто охотилась. Она была всего в шаге позади.

И где-то в тени, лорд Ван-Дейк, без сомнения, наблюдал за всем этим. И ждал. Камень лежал на простом деревянном столе в его келье, поглощая скудный утренний свет. «Сердцевина Разума». Элиас не решался прикоснуться к нему снова. Первый контакт принес вспышку чистого знания, но теперь артефакт молчал, словно выжидая.

Он вспомнил предостережение из видения – «Сердцевины» требовали не только силы, но и уравновешивающей воли. Что, если этот камень, обещавший ясность, на самом деле был ловушкой для разума?

Стук в дверь заставил его вздрогнуть. Быстрым движением он накрыл камень тряпкой.

– Войдите.

Дверь открылась, и на пороге появилась Лилия. На ней была простая ученическая форма, но в ее осанке, в манере держать голову безошибочно читалось аристократическое происхождение. Ее взгляд сразу упал на бесформенный сверток на столе.

– Ты нашел его, – констатировала она, закрывая за собой дверь. Не вопрос, а утверждение.

Элиас кивнул, отодвигая тряпку. Черный камень замерцал в ее присутствии, словно откликаясь на родственную энергию.

– Архивы. Инквизиция была там. Они следят за мной.

– Они следят за всеми, – парировала Лилия, приближаясь к столу. Она не протягивала руку, а лишь внимательно изучала артефакт. – Ван-Дейк знает?

– Это он меня туда и направил. Как по нотам.

– Значит, это часть его плана. Он проверяет тебя. И подкидывает Инквизиции ложный след, пока ты делаешь за него грязную работу. – Она нахмурилась. – Что он делает?

Элиас глубоко вздохнул и рассказал ей о вспышке понимания, о том, как артефакт обострил его восприятие.

– Я не просто видел агента. Я… понял, куда он пойдет. Как он отреагирует. Это было… – он искал слово, —… как расчет траектории падающего камня. Не предчувствие, а логика, доведенная до мгновенного озарения.

Лилия внимательно слушала, ее лицо было серьезным.

–Опасно. Такая сила может ослепить. Заставить поверить в собственную непогрешимость. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Попробуй сейчас. Смотри на меня.

Элиас сжал в кулаке «Сердцевину Разума». Камень оставался холодным, но в его сознании что-то щелкнуло. Он смотрел на Лилию, и вдруг…

Он увидел не просто девушку. Он увидел микроподрагивание мышцы у ее глаза – признак усталости. Легкую сухость губ – она мало пила сегодня. Загар на тыльной стороне ладони, не совпадающий с линией манжеты – она тайно тренировалась с оружием где-то под открытым небом. Он услышал учащенный, почти неслышный ритм ее сердца – она волновалась, входя сюда.

Но это было не все. Его разум, обостренный до предела, начал строить связи. Усталость + тайные тренировки + ее положение дочери герцога = она готовится к чему-то. К чему-то, о чем не говорят вслух. Ее волнение было не только из-за риска. Оно было из-за него. Из-за Элиаса. В ее логике он был переменной, которую она не могла полностью просчитать, и это ее беспокоило. И… притягивало.

– Ты… тренируешься с мечом, – тихо сказал Элиас. – По ночам. В старом манеже за оранжереей.

Глаза Лилии расширились от изумления, смешанного с тревогой. Она непроизвольно сжала кулак, скрывая ту самую руку.

–Как…?

– Камень, – он разжал ладонь. – Он показывает не будущее. Он показывает настоящее. Детали. И позволяет вычислять вероятности.

– Боги, – выдохнула она. – Это… пугающе.

– Да, – согласился Элиас, отпуская камень. Напряжение спало, и его разум вернулся к нормальному состоянию. Он почувствовал легкую головную боль, как после долгого решения сложных задач. – Но это может помочь нам. Если я научусь это контролировать.

Внезапно дверь в его келью с силой распахнулась. На пороге стоял рослый старшеклассник из Дома Ястребов, Корвин, известный своим буйным нравом и преданностью идеалам Империи. За его спиной кучковались еще двое его приспешников.

– Торн! – проревел Корвин. – Говорили же тебе держаться подальше от кладовых на кухне! Опять ты там шлялся, воровал провизию? Признавайся!

Это была обычная для Корвина тактика – найти самого беззащитного и обвинить в чем угодно, чтобы развлечься. Обычно Элиас молча сносил это, предпочитая не привлекать внимания.

Но сейчас все было иначе. Его взгляд упал на «Сердцевину Разума». Искушение было слишком велико.

Он незаметно сжал камень в кармане и посмотрел на Корвина. Его разум снова заработал на повышенных оборотах. Он увидел свежий порез на костяшках пальцев Корвина – драка. Пятно от вина на манжете, тщательно затертое, но заметное для обостренного зрения – нарушение устава. Запах дешевых духов, исходящий от одного из его прихвостней – они были в городе, в таверне, что тоже каралось.

– Я был в библиотеке, Корвин, – спокойно сказал Элиас. – А вот ты, судя по царапинам от когтей и перьям на сапоге, опять пытался поймать того ястреба, которого ты по глупости выпустил из вольера на прошлой неделе. Надеюсь, герр фон Борк, смотритель птиц, не узнает, что это ты виноват в его побеге? Или что вы вчера тайком пробирались в город, в «Рыдающую сирену»?

Лицо Корвина побелело. Его уверенность сменилась паникой. Он осекся, его рот беспомощно открылся и закрылся.

– Ты… ты откуда…?

– Убирайся, Корвин, – тихо сказал Элиас, и в его голосе впервые прозвучала сталь. – И покажись знахарю. Эти царапины выглядят воспаленными. Сепсис – неприятная смерть.

Задира отступил на шаг, бросив на Элиаса взгляд, полный ненависти и страха. Он что-то пробормотал и, толкнув своих ошеломленных дружков, ретировался, громко хлопнув дверью.

В комнате воцарилась тишина. Элиас тяжело дышал, осознавая, что только что сделал. Он победил. Легко. Без единого удара. Это было пьянящее чувство.

– Ты только что совершил огромную ошибку.

Он повернулся к Лилии. Ее лицо было суровым.

– Раньше ты для них был никто. Серый, неинтересный червь. Теперь ты стал угрозой. И они будут стремиться эту угрозу устранить. Не грубой силой, так исподтишка. Ты привлек внимание. Ты нарушил первое правило выживания – оставаться невидимым.

Элиас понимал, что она права. Пьянящий эффект силы мгновенно испарился, сменившись холодным осознанием последствий. Он смотрел на дверь, за которой скрылся униженный и озлобленный Корвин. Он выиграл битву, но, возможно, начал войну. Войну здесь, в стенах Академии, где его враги были не только в лице Инквизиции, но и среди тех, кого он считал просто надоедливыми однокашниками.

«Сердцевина Разума» лежала на столе, холодная и безмолвная. Она дала ему силу, но лишила его козыря невидимости. Игра усложнилась. И теперь ему предстояло играть сразу на нескольких досках, и проигрыш на любой из них означал смерть Пьянящая эйфория от победы над Корвином испарилась уже к вечеру, сменившись тягостным предчувствием. Слова Лилии висели в воздухе, как ядовитый туман. «Ты привлек внимание».

И внимание не заставило себя ждать.

На следующий день, едва Элиас переступил порог столовой для младших учеников, гул голосов резко стих. Десятки пар глаз уставились на него – одни с любопытством, другие со страхом, третьи с неприкрытой ненавистью. Он прошел к своему обычному столу в углу, чувствуя, как взгляды впиваются ему в спину. Одиночество, которое раньше было его щитом, теперь стало позорным столбом.

Он взял свой паек – ломоть черного хлеба, миску похлебки и кружку разбавленного эля. Едва он опустился на скамью, как трое старшеклассников из Дома Ястребов во главе с Корвином встали и направились к выходу, нарочито громко смеясь. Проходя мимо, Корвин плеснул из своей кружки так, что темная жидкость брызнула на рукав Элиаса.

– Ой, неловко вышло, – скривился он в фальшивой улыбке. – Прости, червь.

Элиас сжал кулаки под столом, чувствуя, как «Сердцевина Разума» у него в кармане словно пульсирует, предлагая свою помощь. Он видел мельчайшие детали: нервный тик на щеке Корвина, каплю пота на его виске. Его разум уже просчитывал варианты ответа: резко встать, опрокинуть стол, бросить обвинение в лицо… Но он сглотнул ком ярости и просто опустил взгляд. Не сейчас. Не здесь.

Корвин фыркнул и ушел, оставив его в гробовой тишине.

Вечером, возвращаясь в свою келью после изматывающего дня, проведенного в попытках быть невидимкой, он почувствовал неладное. Дверь была приоткрыта. Внутри царил беспорядок: солома из тюфяка разбросана, немногочисленные вещи перевернуты.

Обыск.

Сердце у него упало. Он бросился к укромному уголку, где под рыхлым камнем в полу хранил завернутые в кожу «Сердцевины». Камень был сдвинут. Ниши была пуста.

Паника, острая и слепая, сжала его горло. Он потерял их. Все…

Внезапно его взгляд упал на узкую щель между стеной и половицей. Туда, куда в спешке вряд ли бы заглянули. Легкое свечение едва уловимо пробивалось из щели. Он сунул пальцы внутрь и вытащил свой сверток. Лилия. Это должна была быть она. Она знала про его тайник и, увидев беспорядок, опередила воров.

Облегчение было таким сильным, что он рухнул на пол, прижимая драгоценный сверток к груди. Но оно длилось недолго. Если обыскивали его комнату, значит, подозрения усилились. Инквизиция? Или люди Ван-Дейка, проверяющие его бдительность?

На следующее утро его ждал новый сюрприз. На столе в келье лежал аккуратно свернутый клочок пергамента без подписи. Всего три слова:

«Осторожнее с элем»

Холод пробежал по спине. Он вспомнил вчерашнюю кружку. Неужели это была не просто насмешка? Он сунул записку в карман, разум уже работал, анализируя. Предупреждение исходило от того, кто знал о покушении, но не мог или не хотел открыться. Союзник? Или кто-то, кто вел свою игру?

Он провел день в нервном напряжении, избегая общей столовой и питаясь сухим пайком, припрятанным с прошлой недели. Вечером, пряча «Сердцевины» в новом, более надежном месте – внутри выдолбленной ножки стола, – он нашел еще одну записку. На этот раз в складках его простыни.

«Северная башня. Полночь. Приходи один»

Это был либо ловушка, либо шанс. «Сердцевина Разума» не давала ответа, лишь холодно констатировала вероятности: 60% – ловушка, 40% – ценная информация. Риск был велик.

Но иного выбора не было.

Северная башня, когда-то использовавшаяся для астрономических наблюдений, давно стояла заброшенной. Ветер гулял по ее пустым залам, завывая в узких бойницах. Элиас поднялся по витой лестнице, каждый его шаг отдавался гулким эхом.

Наверху, в круглой комнате под открытым небом, его ждал незнакомец. Невысокий, тщедушный ученик в очках с толстыми стеклами, которого Элиас видел лишь мельком в библиотеке. Мальчик нервно теребил полу своего потрепанного мундира.

– Торн? – прошептал он, услышав шаги.

– Я. Кто ты?

– Меня зовут Тео, – он проглотил комок. – Я… я из Дома Змей. Я служу помощником у аптекаря.

Элиас насторожился. Дом Змей славился своими интригами и мастерами ядов.

– Это ты прислал записки?

Тео кивнул, оглядываясь по сторонам.

– Да. Я видел, как Корвин подмешал тебе в эль белладонну. Просто… чтобы испугать. Не убить. Но следующая доза могла бы быть и смертельной.

– Почему ты предупредил меня?

Мальчик посмотрел на него через толстые линзы, и в его глазах читался неподдельный страх.

– Потому что они боятся тебя не из-за того, что ты сделал с Корвином. Они боятся, что ты… другой. Как и я.

Он дрожащей рукой снял очки и посмотрел на Элиас. Его глаза, обычно затуманенные за стеклами, теперь были яркими, почти сияющими в лунном свете.

– Я вижу ауры, Торн. Вижу потоки силы. И твоя аура… она похожа на бурю, заключенную в стеклянный шар. А еще я видел, как к тебе в комнату заходила леди Рейвенхольд. Ее аура… она переплетается с твоей. – Он снова надел очки, словно прячась. – Я не хочу им служить. Ни Ястребам, ни… другим. Я просто хочу выжить.

Элиас смотрел на этого испуганного, но отважного мальчишку, который рискнул всем, чтобы предупредить незнакомца. В его лице он увидел самого себя несколько недель назад – загнанного, одинокого, отчаянно скрывающего свою природу.

– Спасибо, Тео, – тихо сказал Элиас. – Ты спас мне жизнь.

– Они не остановятся, – прошептал Тео. – Корвин – лишь пешка. За ним стоит кто-то старше. Сильнее. Кто-то из Дома Змей договаривался с человеком в сером плаще. С Инквизицией. Они ищут предлог, чтобы тебя убрать. Официально.

Ледяная рука сжала сердце Элиаса. Инквизиция действовала через учеников. Это было гениально и мерзко. Смерть в стычке с однокурсником можно было бы списать на несчастный случай.

– Что мне делать? – спросил Элиас, и в его голосе прозвучала беспомощность, которую он не решался показать даже Лилии.

Тео неуверенно улыбнулся.

– Я… я могу помогать. Подслушивать. Предупреждать. У Дома Змей есть уши везде. – Он сделал шаг назад, к лестнице. – Будь осторожен, Торн. И доверяй только той, чья аура переплетается с твоей. Больше никому.

Он скрылся в темноте, оставив Элиаса одного под холодными звездами.

У него появился союзник. Слабый, испуганный, но находящийся в самом сердце лагеря врага. Игра становилась все сложнее, обрастая новыми фигурами. И теперь Элиас понимал – чтобы выжить, ему нужно было не просто прятаться. Ему нужно было научиться наносить ответные удары. И первый удар предстояло направить в самое сердце Дома Змей. Следующие несколько дней Элиас провел в состоянии постоянной бдительности. Каждый скрип двери, каждый шепот за спиной заставлял его вздрагивать. Он стал тенью, скользящей по коридорам Академии, его чувства, обостренные «Сердцевиной Разума», улавливали малейшие признаки угрозы. Тео, его новый невольный информатор, передал через зашифрованную записку в книге по алхимии еще одно предупреждение: «Они планируют нечто на празднике Осеннего Равноденствия».

Праздник был главным светским событием семестра – вельможи со всей империи съезжались в Академию, чтобы посмотреть на своих отпрысков, заключать сделки и демонстрировать свое влияние. Идеальное время для инцидента, который можно будет списать на суматоху.

Элиас знал, что не может просто спрятаться. Нападение было неизбежно. А значит, нужно было контролировать его время и место. Нужно было заставить змею ужалить тогда, когда он будет готов к противоядию.

Он поделился своими опасениями с Лилией во время их тайной встречи в оранжерее, среди запаха влажной земли и экзотических цветов.

– Они будут использовать яд, – сказала она без колебаний, ее пальцы скользнули по лепестку редкого ночного лотоса. – Это их почерк. Быстро, незаметно, невозможно доказать. Скорее всего, что-то из группы цианидов. Запах миндаля легко замаскировать ароматом вина или сладостей.

– Значит, мне нельзя ничего есть и пить на пиру, – мрачно заключил Элиас.

– Это лишь отсрочит неизбежное. Они найдут другой способ. Нет, – ее глаза блеснули в полумраке, – мы должны дать им возможность. Но на наших условиях.

План, который они разработали, был рискованным до безумия. Элиас должен был сделать вид, что поддается на провокацию – стать общительнее, приблизиться к кому-то из Дома Змей, дать им ложное чувство контроля. А Лилия, используя свои связи и влияние, должна была обеспечить им «свидетеля» – кого-то, чьи показания были бы выше подозрений.

Ночь праздника Осеннего Равноденствия. Главный зал Академии сиял тысячами огней. Знать в бархате и шелках, офицеры в парадных мундирах, ученики, старающиеся выглядеть достойно своих семей. Воздух был густ от запахов жареного мяса, дорогих духов и политических интриг.

Элиас в своем скромном, но чистом мундире старался держаться на виду. Он видел, как Лилия, в ослепительном платье цвета темного изумруда, непринужденно беседовала с группой молодых аристократов, но ее взгляд постоянно скользил по залу, отслеживая его перемещения.

Он заметил и Тео, который жался у стены с подносом, его глаза за толстыми стеклами беспокойно бегали по сторонам. Их взгляды встретились на секунду, и Тео едва заметно кивнул в сторону высокого, худощавого юноши с лицом хищной птицы – Дариуса, неформального лидера Дома Змей.

Игра началась.

Элиас медленно направился к столу со сладостям, зная, что за ним наблюдают. Он сделал вид, что заинтересовался изысканными фруктами в шоколаде. Как и предполагалось, к нему тут же подошел Дариус с двумя бокалами искрящегося золотого вина.

– Торн! – его голос был сладким, как мед, и ядовитым, как жало. – Позволь предложить тебе выпить. В честь праздника. Забыть старые обиды.

Элиас посмотрел на бокал. Его обостренное восприятие уловило едва уловимый, горьковатый аромат, скрытый под сладостью вина. Миндаль.

– Ты слишком добр, Дариус, – вежливо улыбнулся Элиас, принимая бокал. Он почувствовал, как у него похолодели пальцы. Это был момент истины.

– За новые знакомства! – поднял свой бокал Дариус, его глаза сверкали торжеством.

Элиас поднес бокал к губам, делая вид, что отпивает глоток. На самом деле он лишь смочил губы, не проглатывая ни капли. Но даже этого было достаточно, чтобы почувствовать жгучий, горький привкус на языке. Он изобразил легкий кашель.

– Прошу прощения, – проговорил он, отставляя бокал. – Горло пересохло.

– Ничего, ничего, – Дариус ухмыльнулся, не скрывая своего удовольствия. – Главное – жест принят.

Элиас почувствовал легкое головокружение и тошноту. Яд был настолько сильным, что даже капли, попавшей на слизистую, было достаточно для симптомов. Он видел, как взгляд Дариуса стал пристальным, выжидающим. Они ждали, когда он рухнет.

Именно в этот момент к ним подошла Лилия, ведя под руку пожилого, важного вида человека в мантии члена Имперского Ученого Совета.

– Отец! – громко и радостно сказала она, обращаясь к советнику. – Позволь представить тебе Элиаса Торна. Тот самый одаренный ученик, о котором я тебе рассказывала. А это Дариус из Дома Змей. Они только что заключили перемирие.

Элиас увидел, как кровь отхлынула от лица Дариуса. Привлечь внимание столь высокопоставленного лица было явно не в его планах.

– Очень приятно, молодые люди, – кивнул советник, с интересом глядя на Элиаса. – Лилия говорит, ты проявляешь недюжинные способности в древних языках, мальчик мой.

Элиас попытался ответить, но его голос предательски дрогнул. Он покачнулся, делая вид, что споткнулся о ножку стола, и уронил свой бокал. Хрусталь со звоном разбился, золотистое вино растеклось по каменному полу.

– С тобой все в порядке? – немедленно спросила Лилия, ее голос был полон искренней тревоги.

– Голова… кружится, – прошептал Элиас, хватаясь за стол. Он видел, как советник нахмурился, его опытный взгляд скользнул от бледного Элиаса к побелевшему Дариусу, а затем к разбитому бокалу.

– Странно, – тихо произнес старик. – Очень странно. Пахнет… горьким миндалем.

Эти слова, произнесенные тихо, но четко, прозвучали для Дариуса как приговор.

– Это… это несчастный случай! – попытался выкрутиться он, но паника в его голосы была очевидна для всех.

– Несчастный случай? – ледяным тоном переспросила Лилия. – С цианидом? В бокале, который ты сам ему подал? Отец, я думаю, об этом инциденте следует доложить лорду ректору. Немедленно.

В глазах Дариуса читался животный ужас. Пойманный с поличным, да еще и при столь влиятельном свидетеле, он был обречен.