Инкубатор бесплатное чтение

ИНКУБАТОР

Спуск по тропинке вниз. Я медленно шагаю по песку, спотыкаясь о камни, ноги заплетаются. В голове всё как в тумане. Потихоньку начинаю приходить в чувства и держать равновесие. Вокруг тишина, лишь стаи воронов летают по всей местности, шурша крыльями, и издают режущий слух звук. Осмотрев место, где я очутился, я ощутил, что явно тут чужой. Всё какое-то серое и в то же время не обделено красочными пейзажами местности. Бугристая тропинка в ширину метра полтора начинает выравниваться. Вдали силуэт белого двухэтажного коттеджа. С обеих сторон тропинки два одинаковых пруда, будто сама тропинка разделила пополам одно цельное озеро. Позади меня тёмный лес. На улице хоть и пасмурно, но вроде бы день. Но почему тогда над лесом тьма? Может, какие-то тучи собрались осыпать нас мощнейшим дождём за всю историю человечества? Да и по сторонам деревья все чёрные, засохшие и выглядят погибшими. Будто всё из другого времени, как в средневековье, где ведьмы и колдуны заразили тьмой всё живое. С некоторых сучьев деревьев что-то капает, ярко-оранжевое, как будто… Точно! Эта субстанция напоминает лаву из жерла вулкана. Ощущение тревоги не покидает меня с того самого момента, как ко мне вернулось сознание. Подойдя к пруду, что находится по правую сторону, я удивился, насколько тут прозрачная вода. Совершенно не свойственно для такого места, как пруд, привычный глазу, в котором я купался в детстве, да и в целом это не обычно для такой местности. Есть ещё какая-то странность, которую я не могу уловить, но чувствую в глубине души, где-то в подсознании, что что-то не так. Ага, точно! Почему в такой прозрачной воде ракушки, камушки, песок, водоросли, но нет ни одного живого существа, что должно существовать и жить в водной стихии пруда? Пойду-ка я отсюда. Перешагнув через какую-то штуку, напоминающую то ли длинное бревно, обросшее мхом, то ли трубу, ведущую с одного пруда в другой, пересекая тропинку, мне стало интересно, что это такое. Иду за своим взглядом, что приводит меня по левую сторону к другому пруду. Блин, эта штука уходит вглубь пруда, а сам пруд значительно отличается от другого. Весь зелёный, заросший наглухо мхом и вонючей тиной, воды совсем не видно, лишь мухи летают над ядовитым покрывалом пруда. Надо посмотреть на другом пруду. В нём вода прозрачная, может, удастся что-то увидеть. Переходя к пруду справа, я заметил, что эта штука, труба или бревно, становится уже в диаметре и съёжена так, будто её кто-то скрутил и бросил. В пруду эта трубка шла кольцом, огибая от берега метра два и снова возвращаясь к берегу. Сделав пару шагов, я увидел, что в воде из дна пруда растут колючие кусты. Среди веток кустов я обнаружил жабу, вернее, то, что от неё осталось. Эта трубка стала такой узкой, что заходит жабе в туловище. Не знаю как, но я уверен, что жаба, выплюнув эту штуку, потеряла основание головы. Её тупо разорвало. Эта съёженная штука напоминает мне завяленное туловище змеи. Да, вон, кажется, чёрная чешуя виднеется из воды. Я решил убедиться в своих догадках и правой рукой дотянулся и приподнял туловище. Да, змея. Белая чешуя блёстками сверкала в руке. Инстинкт самосохранения хоть и поздновато, но всё же соизволил подсказать выбросить эту гадость. Надо вообще валить с этого странного места. Иду дальше по тропинке и подхожу ближе к дому. Что это виднеется впереди? Я решил обернуться и ещё раз глянуть на ту сторону, где два необычных пруда. И тут, блин, фокус какого-то чародея: из пруда, что был заросший, по левую сторону тропинки, из воды вылезла огромная башка змеи. Я хоть не из пугливых, но оставаться с этой тварью вблизи желания не имелось. Я ломанулся по тропинке ближе к забору, ограждающему территорию двухэтажного коттеджа, перепрыгивая через грязные лужи, пробираясь сквозь ветки, цепляющие меня за шмот, я вышел на проселочную дорогу. Сделав шаг, я тут же левой ногой вляпался в лужу. Красная и пахнет кровью. Я увидел вблизи, что эта субстанция течёт из ветвей тех кустов, где я пробегал, случайно сломал сучья, что цеплялись за меня. Это окончательно вывело меня из равновесия. Я нихрена не понимаю: где я? Что происходит? И как я оказался в этом шибанутом месте? Появилось резкое и очень сильное желание закурить. Я осмотрел все карманы, но ничего не обнаружил.

Как только взгрустнул об отсутствии табачных изделий, и тут на тебе, удача! Мужик в красной клетчатой рубахе идёт, покуривает. Я притормозил, дождался, когда он подойдёт ближе, стрельнул у него сигарету. Он достаёт из нагрудного кармана рубахи пачку, большим пальцем открывает крышку. Я вижу пару оставшихся в пачке сигарет и, без совести, потянул руку за сигаретой. Мужик резко закрывает пачку и говорит:

– Нет, сначала пойдём, подсобишь мне, нужно доску к дому прибить.

Войдя на его территорию, он без замедления вручил мне край доски, а второй взял сам и забрался на лестницу. Длина доски метров пять и толщина сантиметра четыре, не меньше. Он стал забивать свой край доски, приколачивая в середину дома, если смотреть от земли вверх. Раз гвоздь, два, три, пять, десять, пятнадцать. У меня руки налились кровью и дико устали. Я подумал: он чё, готовится к падению метеорита в его дом или к нападению пришельцев? А что, я уже от увиденного тут никаких версий не исключаю. Тут как-то всё со странностями. Наконец, прибив доску, он спешился и, подойдя, взял мой край доски.

Выходит второй, такой же мужик, худой и в такой же рубахе, но возрастом моложе. Подойдя ко мне, парняга достал пачку сигарет и дал мне одну штуку. Я с жадностью выхватил у него из рук и прикурил от него. Делая затяжку, я увидел, как этот гражданин ухмыляется и еле сдерживает смех. Мужик, в свою очередь, открыл рот с чёрными зубами и стал ржать надо мной. Серьёзно, блядь?! Да что за херня? Гребанный фильтр во всю длину сигареты. Обманка. Я в бешенстве смотрю на двух дебилов, которые ржали, оскалив кривые зубы. Не понимал, что с ними. Я просто охреневал от происходящего. Мозг анализировал, что не только место тут шизанутое, но и люди с придурью. Вдруг смех прекратился, резко стих, пропали какие-либо признаки веселья. Я увидел, как на их лицах проступили черты лёгкого разочарования.

Слышу, как клацают железным замком. Открылся кормяк и прозвучал голос Баландера:

– Гречка, молоко. Есть брать будете?!

Данное предложение окончательно выдернуло меня из моего сна, и я открыл глаза. Вспоминая сон, я стараюсь детально его запомнить. Естественно, я сам удивился, что у меня творится в голове. Мой сокамерник «Ванек» предложил мне крепкого чая. Встав и умывшись, я сел пить с ним чай.

Сижу за столом, пью чай, а у самого из головы не выходит приснившееся. Ваня мне говорит:

– Ты, «Правый», пока спал, меня дергали в ОБ (отдел безопасности).

– Чего они хотели?

– Да за тот кипиш, что мы в 57-й устроили.

– Они сами, Вано, виноваты. Мы их два месяца просили кран починить, который тек. У нас двоих забрали, скоты, с «Губиком».

– Да, они говорят, типа, что сломали решётку на окне, раковину, унитаз разбили, и что надо на кого-то из хаты иск вешать. Там иск – херня, 2500 рублей.

– Да пошли они нахер со своими исками, Вань.

– А ты что такой задумчивый проснулся, «Правый»? Гонишь, за что?

– Хм, как тут не гнать? Только освободился и спустя пять месяцев снова в этой жопе. Я, бля, такой дуб, Вань, пиздец. Сроку набросили на плечи восьмёрку особого. Просто защищал себя и честь уже бывшей. Сижу в тюряге, любимая бросила и ушла к другому, дружки все позабыли, кроме мамки (тёщи). Никто не вспоминает, мыла куска не передадут. Зато, Вано, на свободе я всем нужен, для всех БРАТ. Подрывался в любое время и место, помогал им, чем мог. Кто с «блатными» в жир вчехал, кому домой мебель новую замутить, за кого в драку полетел, кому на работу помог устроиться через своих знакомых. За них заступаешься, а они тебя предают и бросают, на самом деле, Ванёк. Я задумался о том… В голове кисель, всякая чепуха снится лютая. Не понимаю, откуда в голове такие образы и картины.

– Чего снилось-то?

– Змея с огромной башкой, которую выплюнула жаба, прикинь.

– Ну и дела. Ты чего там втихоря долбишь?

– Да это ещё ладно, у этой змеи ещё морда мутированная, наполовину змеиная и наполовину мышиная.

– Тебе хоть что-то снится, мне вообще нихрена.

Ванек переключил с пульта канал на музыкальный, взял сигареты и, забыв, что я бросаю, предложил закурить.

– Не, братух, от души, я же бросаю…

Он сам прикурил и говорит:

– Короче, я когда освободился, приехал домой. Там Машка, жена. Отдохнул пару дней, устроился на работу.

– А кем?

– Да на склад. Прихожу как-то с работы ночью, время около двух где-то. Там к моей «Рыжей» приехала её сестра. Она моя ровесница, ей тоже 26. Она как появляется – по любому в этот день что-то произойдёт. Захожу на кухню, смотрю, сидит «Рыжая», на столе пиво. Она мне сразу: «Привет!» Я её сразу послал и спрашиваю: «А где Настюха?» Она мне: «В туалете». Я подошёл и кричу своей: «Открой!» Она открыла. Я чувствую – куревом воняет, смотрю – на комоде пачка KISS открытая лежит. Я ей говорю: «А чё, ты закурила опять? Да ещё и в туалете. От меня что ли шкоришься?» Она что-то пробормотала и вылетела на кухню. Мы с ней эту хату снимали. Мать моя дала нам денег, и мы недорого нашли съёмку. Ремонт нормальный, мебель, в общем, всё на должном. Единственное – хозяйка квартиры попросила стараться курить на балконе и в падике. Я на кухню захожу и у «Рыжей» спрашиваю: «А где твой малой?» – «Какой малой?» – она мне. – «Сын, говорю, твой где?» Она мне: «Да вон, в зале спит». Я им и говорю: «Короче, вы с Настюхой спите, а я с мелким». «Рыжая» мне такая: «Нифига, я с сыном спать буду!» Я ей: «Ты чё, ненормальная?! Перегаром на него дышать будешь? Давайте вообще закругляться, дайте Никитосу поспать!» Забросил шмотки в стирку, попросил их развесить, а сам ушёл спать. Просыпаюсь от того, что эти две мадам поют! Чё-то там: «Бычок подниму, сектор…» Я к ним на кухню: «Слыш, вы заебали! Я вас сейчас обеих выкину на улицу. Будете там бычки собирать! Тянуть, про что вы там поёте!» Отозвал свою на балкон и говорю: «Завтра, чтобы никого не было. Малого сам отвезу к тёще, как проснётся». Ну и всё. Только лёг – у них опять бабские песни в четыре утра! Я им говорю: «Пошли покурим». Они оделись, выходят в падик. Я резко дверь закрыл и всё. С утра слышу, кто-то в дверь долбит настойчиво, ещё так громко! Не в звонок, а по двери! Встаю и думаю: «Ну, пизда им». Открываю, а там участковый. «Ты чё их выгнал и ребёнка удерживаешь?» Я говорю, что по договору хату я снимаю, они всю ночь бухали, песни орали, там люк, бычки, бомжи, спать ребёнку не давали. Он спросил: «А кто они тебе?» – «Жена и её сестра. А ребёнка я им сказал, что сам отвезу». Он мне: «Ну ладно, пусти их, вон какие стоят». Я их запустил. Моя сразу сосаться лезет, я её спать отправил. В падике три бутылки пустого коньяка и от пива несколько. Так что, «Правый», на меня жена со своей сестрой вообще ментов вызвала, – подытожил Ванёк.

– Большинство, Вань, живут по тому воспитанию, по которому тот или иной был обучен. Я считаю, что нет в мире плохих людей, есть плохое воспитание и дурное окружение. Из любого можно воспитать хорошего человека, главное – дать ему шанс и не просто показать, а доказать ему его нужность! Просто иногда показать – этого недостаточно. Дама и король должны идти по одной цене. Может, мои жизненные приоритеты и позиции уже устарелые установки, но я считаю их правильными. Живя с человеком, кому ты доверяешь во всём, доверяешь свою жизнь и ровно так же отвечаешь за её жизнь, нужно понимать, что именно этот выбор, этот человек – стоил тебе всего! Самый родной и близкий! Наступит момент, и кроме него ближе, роднее, любимей не будет! Смотря правде в глаза, родители уходят. У кого-то рано умирают, у кого-то доживают до сотки. Но тут с любой долгожительностью наших предков тягаться с молодостью бесполезно! За исключением, конечно, отдельных трагедий и случаев. Всё построено на том, что у тебя с твоей половинкой одно лицо. То есть всё связано воедино. Любой поступок – он не делится, он один на двоих, и неважно, кто его совершил, – он и она. Ты упал – она обязана подать руку, она оступилась – ты обнял её и вывел. Мы все не идеальны, но нужно друг друга поддерживать во всём! Всё бывает: обиды, скандалы, ссоры, но это же твой человек! Твой изначальный выбор! Тебя тянуло к нему, столько сил вложено, терпения, воспитания, чувств и т.д. А сейчас большинство при ссоре слишком уж легко расстаются со своим самым в жизни человеком. И живут потом не по любви, а призваны привычкой кого-то одного из них. Самое смешное, что прикрываются тем, что: «Вот я пожила и поняла, что это не мой человек». То есть изначально твой, потом не твой? Просто не сумели сделать счастье! А то: он мало зарабатывает, она орёт постоянно – «ему друзья важнее меня!», она перестала давать и т.д. Бред! Это было придумано слабыми людьми! Это удел неспособных на созидательность и потенциальных блядунов. Одного мало – вот и поводы находим. А просто-то нужно выворачиваться наизнанку ради друг друга, стараться делать каждый день в заботе о своём сердце, любимом человеке. Не бояться новых ощущений и ради сохранности отношений уметь где-то и перешагнуть через себя, свои принципы, идеалы и потерпеть. Не все мы с одинаковыми потребностями и желаниями, но можно и нужно говорить об этом, находить общий знаменатель. Верность и однолюбие – это и есть успех всего, братух! Уметь прощать и делать так, чтобы не за что было просить прощения!

– Не, «Правый», я свою не ревновал, я уверен в ней на сто процентов.

– А я ревновал! До меня просто не доходит, мне непонятно, что значит не ревновать. Это сравнимо с тем, что перестать любить. Я всегда бывшей отвечал честно: доверяю, но ревную, потому что люблю!

– Вот поэтому ты и один, «Правый».

– Да пошёл ты! Один я потому, что восемь лет тюряги и глупейший поступок. Ошибся с выбором спутницы. Сам тоже был перед ней виноват, но у дам как: один раз обосрался – и жопа засрана в её глазах навсегда.

– Всё норм будет!

– Да, надеюсь и сам на лучшее… Готов к лучшему. В первой что ли…

Зовут меня Серёга «Правый». Сейчас мне 30 лет. Из них я, не считая приютов, детских домов и других закрытых заведений, в заключении провёл ещё 11 нелёгких, долгих и трудных лет. Возможно, вы подумаете, что я неисправимый преступник и моё место как раз в тюрьме. Что такие, как я, опасны для общества и не способны жить в социуме. Возможно. Если вы возьмётесь за мою историю, то в вашем сознании откроется ещё одна ячейка с впечатлениями о таких, как я. Это совершенно новые чувства и знания того тёмного мира, откуда я выглядываю на вас. Моя история подойдёт любому читателю. В ней каждый найдёт свои или схожие ошибки, провалы и промахи. Она для тех, кто думает, что круто отсидеть и жить по понятиям; для тех, кто уверен, что каждый, кто совершил какое-то преступление, должен находиться за решёткой; для тех, кто уверен, что его проблемы и трудности в жизни – несущий ад. Я же хочу рассказать вам историю и надеюсь, что в ней будет много поучительных моментов, которые помогут многим не совершить ошибок, в которых весьма преуспел я. Попрошу не судить меня за неграмотность и за мою ненормативную лексику, да и морали. Я человек, выросший на улице и без образования. Надеюсь на ваше снисходительное понимание. Если уже добежали до этих строк, дальше будет интересно, необычно, с присутствием чего-то сверхъестественного, смешно, обидно, остроумно. Вспыхнут все существующие чувства, которыми обладает человек.

Вся история – без вымысла, все люди в ней реальные, я лишь изменил их имена, прозвища. Многие ситуации из жизни людей, с кем я соприкасался или кто так или иначе менял мою жизнь в лучшую или худшую сторону. Я постараюсь передать всё максимально точно, насколько это возможно. В ваших руках находится более сжатая и чуть скомканная версия моей истории. Я не стал уж совсем пошло, нагло, не стесняясь в выражениях, предоставлять вам свой рассказ, как планировалось изначально. Альтернативную версию оставил себе. Тут и так хватит огня…

Эпизод 1.

20 лет назад.

Начну с того, что жил я в маленьком, молодом подмосковном городке под названием «Озёры». Жители этого города только начинают дышать попкорном из кинотеатра и ощущать вкус «Макдональдса». Но в 2000-х годах, 20 лет назад, было около 70 многоэтажных домов от 5 до 10 этажей, больница, вокзал, 4-5 заводов и 4 микрорайона. Мне 10-11 лет. Мать воспитывала меня одна. Куда подевался батя, я не помню. Знаю лишь со слов матери, что он где-то в Астраханской области и у него там другая семья.

Время – 2000 г. Кто помнит – совсем не оплачиваемое за труд на работе. ЗП всем задерживали и выплачивали натурой. У матери, помимо меня, две работы: в больничке санитарка и основная на конфетной фабрике «Коровка». Дома жрать всё равно было нечего, за исключением конфет, хлеба, маргарина и крупы. Приходя со школы, мать садила меня за стол, накладывала тарелку еды и садилась напротив, смотрела, как я ем. Один раз я помню, в таком же порядке после школы, в моей тарелке оказалась куриная ножка. Я увидел пупырчатую кожицу и отказался есть. Мать настаивала вплоть до наказания ремнём, но я истерил и бил ногами в пол. Тогда она изъяла курицу из моей тарелки, поскольку я окончательно потерял аппетит, и, как я запомнил отчётливо, стала её есть так, будто волк зимой поймал добычу после месячной голодовки. Но тогда я не понимал, что мне отдавали последнее. Многие воспоминания моего детства стали мне понятны лишь спустя десятилетие. С малых лет я видел разочарования. По ночам, я из другой комнаты, не знаю как, но всегда *чувствовал*, что мать плачет. Я бежал к ней и, рыдая от того, что мама чем-то расстроена, плакал с ней и старался её успокоить. Вина её слёз лежала на бате, т.е. её личная жизнь. Сильнее моего отца она так никого и не полюбила, хотя ухажёров было много.

Однажды по напутствию и влиянию старшаков из школы я пропустил занятия первый раз. Я хотел заработать чуть денег. Вместе со старшаками я полез на молокозавод за цветным металлом. Поскольку отверстие под бетонным забором было маленькое для них, меня и взяли с собой. Похвастаться дома не получилось. Вернувшись домой, я рассказал матери, по какой причине прогулял школу. Вместо похвалы меня наказали – запретили гулять на улицу. За мной приходили друзья, близняшки-одноклассницы, с кем я особенно любил гулять, они мне очень нравились. С близняшками я жил в одном доме, а с одной из них я сидел даже за одной партой в первых рядах, пока была успеваемость. Моё наказание было мне в тягость и казалось чрезмерно суровым. Да ещё забеги домой с попыткой друзей вытянуть меня на улицу значительно утяжеляли мой домашний арест. В один день надумал сбежать, пока мать варила суп на кухне. Тогда всё перевернулось. Я сказал матери те ужасающие слова, о которых жалею по сей день. Они врезаны так глубоко в сердце, что безумно сильно и болезненно кровоточат рану. Я выбежал в подъезд и на слова матери: «Куда побежал, ну-ка домой!» – ответил: «Ты не моя мать!» – и побежал по лестнице вниз. Нагулявшись с друзьями, я хоть и со страхом, но вернулся домой. В тот день всё обошлось руганью и слезами матери.

Вскоре у матери появился ухажёр, а у меня – отчим. Он делал всё правильно: цветы, подарки и красивые слова. С финансовой точки зрения вроде как выкарабкались на среднестатистический уровень жизни. Отчим записал меня в зал по кикбоксингу, учился я на среднем уровне успеваемости, мать вроде стала чаще улыбаться, и всё, казалось, как нельзя лучше. Я продолжал гулять с близняшками Машей и Дашей. Помню, как стою с ними у пруда, наблюдаю за происходящим в воде с мостика. Машка говорит: «Жаль, я не умею плавать…» Тут я в первый раз услышал природно-животный зов. Сейчас думаю – тот самый шанс завоевать сердце одной из них. Я разделся и с разбега прыгнул с моста в воду. Какие-то инстинкты, конечно, перед прыжком сработали, но, к сожалению, не из основы главного! Инстинкта самосохранения! Плавать я не умел и даже не пробовал до этого фееричного прыжка. Я почти утонул и почувствовал дно. Видимо, там хотел откопать Машкино сердце. Барахтаясь, я каким-то образом подобрался к выступу мостика, где на корточках сидели девчонки. Я пытался дотянуться до края моста, но сил уже не оставалось. В последний момент я увидел сквозь мутную воду руки Маши с Дашей. Из последних сил я зацепился за них, а потом за мост, выбрался из воды и стал отрыгивать воду. Это было невероятное спасение девчатами. Я до сих пор помню и душевно благодарен им! В голове не укладывается, как? Как две 11-летние девочки, хрупкие, вытянули в паническом состоянии барахтающегося парня. Молодчины, девчули!!!

Беззаботное время прошло так же быстро, не успев начаться. Сначала сожгли зал, где я занимался боксом. Потом отчим стал тянуть мать на дно ещё глубже прежнего. Если мать раньше не пила, то теперь с отчимом они всё чаще стали наступать на пробку. Поначалу Вселенная отводила меня от глупостей и ненужного по жизни отрицательного общества.

Вблизи от дома открыли игровой клуб с приставками Sony. Платишь 10 рублей и час играешь в джойстик. Я быстро научился этой манипуляции и полюбилась тогда всем геймерам игра MK Trilogy. Мы играли на победителя, и проигравший платил за тебя «взнос». Вскоре я ходил каждый день в игровуху, и за моё мастерство в МК не платил своих денег за своё пребывание возле голубых экранов. Когда я достиг беспрекословного совершенства в МК, со мной отказывались играть под предлогом того, что неинтересно сесть и проиграть. Я был замечен управляющим клуба и принял приглашение сразиться в турнире по Московской области в г. Щёлково. Занял второе место, призы, грамота и долгожданная мечта – собственная приставка.

В скором времени наигрался от души и забросил джойстики на полку. Стал снова проводить время на улице и попал в компанию футбольных фанатов и скинов. Дома – пьянки, школа послана, скандалы, избиения отчимом, разрывая об меня ремни, шланги, проволоки, ломая кулаки и брюки. Вскоре опека заинтересовалась мной и матерью, и я попал в детский «ад». Приют с названием «Гнёздышко». Там мне сгрустнулось, но не так, как в будущем, окажись я в детдоме «Д/Д». Но не буду забегать вперёд.

Первые дни моего пребывания в «Гнезде» были переполнены одиночеством и тоской по дому. Для всех я был новой личностью и мишенью для издевательств и приколов. То кровать подстроят так, что, ложась, она рассыпалась на все части и падала вместе со мной, то пастой с зелёнкой измажут, то пинка дадут. С каждым днём шутки становились злее, приходилось махать руками напрямую. Вскоре привык. В школу гонял ту же, на автобусе по-поездному, с пометкой, что я приютский, за что было стыдно его доставать. Окружающие дети из школы думали и шептались о моих родителях плохо и обидно. Возле приюта жила бабушка, и я часто забегал к ней на чай со сладостями. Бабуля обещала, что мать меня скоро заберёт из «Гнезда». Прошёл год, и наконец мама приехала за мной и забрала.

Так как в приюте я часто прогуливал школу, меня из гимназии перевели в середнячок. Возвращение обратно в дом родной из приюта меня обрадовало. Дома ничего не изменилось, кроме новой мебели для органов опеки. Я стал чаще прогуливать школу, вырывать листы из дневника и вписывать старые готовые домашки. Я был самым младшим из компании, почему и как меня в неё приняли – не знаю. Моя жизнь становилась куда серьёзней и опасней в мои 12 лет.

В компании было два лидера: Лёха «Дизель», фан футбольного клуба ЦСКА, и Серёга «Сем», скиняра. Два лидера, но движ почти тот же (сейчас запрещённый в РФ RAS, так же как и движение скинов, несёт ответственность по УК РФ. Поэтому подчеркну, что никого не призываю, а лишь рассказываю события из жизни).

Время проводили в одной компании. Пили пивас, играли в футбол, дрались с другими пацанами из разных движений и познавали женскую красоту под рок-музыку. Леха «Дизель» и «Сем» делили мой выбор после моей драки с мужиками из противоположного движа ANTIFA. Я тогда отхватил лютых люлей, но для меня это была победа. С мужиком нас разделяла разница как минимум в лет 20. Так что мой бой был первый шаг к крепости духа и смелости.

Лёха в тот день говорит:

– Малой, красавчик! Не зассал АНТИФАшника ёбнуть. До последнего месился, не сдавался. Может, к нам в фан-дивиж пойдёшь?

– Не знаю, «Дизель», может, – ответил я.

– Да что там ловить, Серый? – сказал «Сем». – К нам пойдёшь! В наших рядах не помешает духовитый соратник.

– А какая разница, не пойму? Тусуемся вместе?

«Дизель» говорит:

– Есть разница, поверь, Малой! Короче, «Сем», я свожу малого на мяч, постараюсь на фан-сектора натянуть билеты, так сказать, показать ему «своих». Ты потом сводишь его по своей движухе, и после он сам выберет, с кем будет двигаться.

– Сойдёт, «Дизель». – И «Сем» пожал ему руку.

Мы пришли на коробочку, у Дизеля зазвонила мобила, он отошёл поговорить. Мы с «Семом» убирали лавочки от мусора, так как планировали распитие до вечера. Вернулся «Дизель».

– Там моя звонила, я пойду её встречу и вернусь.

Как только он скрылся за стадионом, «Сем» мне говорит:

– Не слушай его, Серёг. У них движ тухловат. На мяч мы и без его помощи не раз сгоняем. У нас идеи более здравые. У них кроме FAIR PLAY и одиннадцати отчаянных инвалидов больше нового нет. Сгоняем на рок-фестивали, «Русский марш», трени есть по рукопашке, планируем с питерскими соратниками встретиться, обсудить общий движ. Короче, у нас, братец, тема реально зачётная и перспектив больше!

– Звучит заманчиво и многообещающе, «Сем».

– Я завтра в Коломну помчу, там в «Галко» рок-арсенал, присмотрел себе розу здравую с кельтским крестом и надписью White Power. Поедешь со мной?

– Можно и сгонять, – ответил я.

– Заодно тебе шмот присмотрим, я тебя с пацанами познакомлю. По городу погуляем, «хачей» погоняем, пивас попьём.

– Точно поеду! Во сколько?

– В три завтра забегу за тобой и помчим сразу на «кукушке».

– У тебя мобилы нет, что ли?

– Нет, нихрена, у маман и отчима только, мне жмутся приобрести, «Сем».

– У меня дома Siemens валяется, я тебе подгоню, – пообещал «Сем».

Пока обсуждали с «Семом» планы, вернулся «Дизель» со своей милой и в присутствии ещё трёх лиц.

– Знакомься, малой, «Сеня», «Заяц», «Пантос». А там два ящика пива на лавке, – указал за мной «Дизель».

Мы пошли на поляну возле больницы, так как там планировали жарить сосиски на костре и гулять подальше от глаз и лишних вопросов со стороны мирного населения. Поляна находилась возле морга, огороженная бетонным забором. Возле забора стоял деревянный стол, лавочки и яма для костра. Вокруг – редко стоящие сосны, ели, дубы. Рядом, в метрах 100, – озеро. Природное место и нелюдимое почти. Подходило для подобных шумных компашек. По пути до нужного места я у «Сема» спросил:

– А чё за пацаны с шипами, в косухах и напульсниках?

– Это «Сеня» и его друзья, ты чё, не знаешь их?

– Нет, а кто они?

– Да местные «панки», играют в городской рок-группе.

– Ничего себе, прикольно. Достойный музон?

– Да хрен их знает, у них в группе – «Санта Барбара», там кто уйдёт, кто придёт. Я тебе завтра нормальную запрещёнку на болванку скину, там достойный тяжеляк с уклоном на правый движ.

– Да, хорошо бы послушать что-то новенькое. Я слышал, там на поляне ещё народ ждёт нас?

– Да, там пацаны с девчонками. Пока ты отсутствовал год, мы слегка расширились, – ответил «Сем». – Я ненадолго останусь, завтра с утра, походу, поедем. Тебе тоже советую пораньше домой пойти.

– Вмести пойдём, «Сем», нам всё равно по пути.

Эпизод 2.

Последняя слеза матери.

Придя на поляну, ожидавший нас народ радостно приветствовал со словами: «Мы уже вас заждались!» Немного отдохнув, пофоткался с девушками и пацанами, поиграли в «слона» и в карты. Кто-то стал зажиматься за деревьями с девушками, кто-то и вовсе уходил и возвращался хорошо оттрахавшись. Мы с «Семом» одни из первых полетели в расход по домам. Я жил чуть дальше, так что я проводил «Сема» и двинулся дальше.

Я шёл в розовых очках, представляя, как пройдёт завтрашний день. Пацаны, хулиганства и запрещёнка из колонок. Ещё «Сем» пообещал мобилу и какой-то шмот. Но моим маленьким мечтам не дано было сбыться, вернее сказать, они сбылись, но спустя 5 долгих лет и массу событий.

Поднимаясь по лестнице домой, я прошёл на 3-м этаже мимо девчонок и пацанов, распивающих спиртное. Я поднялся на 4-й этаж своей квартиры. Оказавшись у двери, я услышал, как отчим кричит на мать, а она рыдает. Я трясущимися руками открыл дверь, забежал в коридор и увидел, как отчим в зале прижал мать к стене. Держа её за шею левой, он правой стал её бить по животу и лицу. Я увидел на полу стоявший деревянный ящик с инструментами. Не помню как, но в руке у меня оказался молоток. Я подлетел к отчиму и всадил ему молотком в колено. Он упал, держась за коленку, я в этот момент стал наносить удары по рукам. Он орал, а мать стала меня останавливать. Я посмотрел на неё: вся заплаканная, избитая, с опухшим глазом и с ссадиной под правой бровью.

Услышав крики всего происходящего, из подъезда забежали ребята и спросили у матери:

– Что случилось?

– Этот мудак её бьёт! – ответил я истерично и матом, на что никто не обратил внимание.

Пацаны с ходу подлетели и лежачему отчиму стали его пинать и поволокли в подъезд. Мать: «Сиди дома!» – а сама выбежала в подъезд. Я слышал, как она просила не бить отчима, как соседи кричали, что вызывают ментов. И вскоре всех забрали в отделение. Дома я оставался один и стал переживать за мать. Вышел из дома и пошёл среди ночи по трассе в ментуру за матерью. Ночь, дорога, мелкий дождь. Я почти дошёл до отделения, как вдруг откуда ни возьмись остановилась «буханка», открылась боковая дверь, и оттуда вылезла женщина с опеки и мент. Взяв меня под руки и усадив в машину, мы тронулись. Я истерил, пытался бежать, но блюститель закона пристегнул меня к себе наручниками. Меня привезли обратно в «гнездо». Я психовал и дрался со всеми, силой меня уложили на кушетку и сделали успокоительный укол. Докторша убедила, что завтра, ну максимум через неделю, я вернусь домой. Но так и не смогла мать забрать меня из «гнезда». Я жил в приюте, убегал домой, дома прятался от ментов и сотрудников опеки. Когда меня ловили, то отправляли обратно в приют. Так продолжалось около года, пока мать не лишили родительских прав. Когда лишили, да и мои побеги всем порядком надоели, меня отправили в интернат в районе Луховиц. Именно это заведение поломало мне моё детство в хлам, а психическое здоровье ушатали с особым старанием. Я попал в котлован ненависти и жестокости.

Далее описываемые мной события – это самое лёгкое представление событий, через что мне пришлось пройти и пережить. Это место – тюрьма для тех, кто ничего не сделал. Даже в тюрьме есть свои правила и нормы допустимости, пределы. В «Д/Д» всё это отсутствовало. Ты просто никто. Только в фильмах и единичных случаях там всё красиво. Может, время такое было, когда жестокость и подлость в детских домах было нормой, не знаю…

Эпизод 3.

Один против всех или всё против тебя.

По дороге из «гнезда» в Д/Д (интернат-инкубатор, как мы его называли), проезжая один город за другим, я с тоской и тяжестью на душе осознавал, что каждый новый указатель с неизвестным для меня названием города запускает в моей голове механизм трансляции воспоминаний прошлого. Там, дома, за сотни км, от которого я со скоростью 80 км/ч отдалялся. Внезапная смена дислокации, мой невольный переезд, прибила намертво и неподвижно меня к сидению «Газели». Время в дороге словно остановилось, мой взгляд замер на асфальтированной дороге, лишь трещины на трассе переключали в памяти картинки воспоминаний и сожалений. Моя тоска усиливалась с каждым поворотом. В эти минуты я хотел просто сгореть, став пылью дорог. Усатый водила повысил уровень адреналина в крови:

– Ещё мин 20 и на месте, постарайтесь там недолго, обратно в пробках нет желания простаивать. Сейчас с работы, с Москвы, фуры попрут – заебёмся толкаться!

На его слова все ответили тишиной и задумчивыми лицами. Лишь меня его слова взволновали. Прозвучали так резко и больно, будто в перепонки воткнули острый карандаш. Мозг стал работать, как в экстремальных условиях. За минуту я успел бросить взгляд в лобовуху в поисках светофоров и возможных поворотов, так как на повороте «Газель» притормаживает, а это шанс выпрыгнуть из машины, не разбившись. Потом оценил одного охранника приюта, женщину с опеки. Осмотрел в задней части салона «Газели» задние двери и опечалился. Двери «Газели» между собой были предусмотрительно скреплены цепочкой и замком, оплетая обе ручки дверей. Да уж, дёрнуть мне не удастся… Но во мне открылось второе дыхание, мои планы на дальнейший побег из «д/д», в который я даже ещё не успел приехать, приободрили меня.

Когда мы прибыли на место, моё сердце колотило так, что казалось, оно вырвется наружу, на свободу, о которой я так грезил. Двухэтажное кирпичное здание красного цвета. Во дворе не присутствовало никакой охраны, шлагбаума, ворот и т.д. По периметру серый деревянный забор отделял территорию «д/д» от внешнего мира. Опекунша взяла очки, натянула на пухлое пафосное выражение лица и вышла из «Газели» с такой важной походкой, будто в её руках судьба всего человечества или она имеет 3 завода в Европе. Но решалась судьба всего лишь 12-летнего пацана. Вернулась из здания она реально быстро, в сопровождении ещё одной представительницы женского пола (директрисы д/д). Открылась боковая дверь, и я услышал голос опекунши:

– Серёж, пошли знакомиться с директором.

Я перескочил ступеньки «Газели», оказавшись на свежем воздухе, услышал, как в ушах пульсирует, а адреналин сжимает грудную клетку.

– Меня зовут Ольга А., – сказала директорша, – а тебя Сергей, верно?!

Я подтвердил кивком головы, что эта дамочка не ошиблась.

– Ну пойдёмте, – и она по-хозяйски повела нас внутрь своих владений.

Открыла большую и тяжёлую деревянную дверь. Мы вместе с директрисой миновали два сортира с обозначением «М» и «Ж», и ступеньки, и оказались в длинном широком коридоре с раздевалкой, столовой и 5 кабинетами. Мы направились в предпоследний кабинет с вывеской «Директор», ФИО, но не успев войти в сам кабинет, сзади я услышал, что по лестнице кто-то спускается быстрыми шагами. Обернувшись, я увидел несколько воспитанников, спешивших по своим делам. И тут резкий крик, то ли мелкого пацана, то ли девочки:

– К нам новенького привезли!!!

Сразу прогремел грохот по потолку, будто кто-то выбил STRIKE в боулинге. Толпа из 30-40 человек нависла на перилах лестничной площадки, дети разного возраста рассматривали меня, как новую вещь на рынке. Кто постарше, спускались вниз под лестницу курить.

Все шумят, о чём-то шепчутся, тыкая в меня пальцами. Моё состояние было соизмеримо с тем, если бы вы никогда не сталкивались с вокальным талантом, но не по своей воле вас вытолкнули на сцену в «Крокус Сити Холл» для того, чтобы вы исполнили хитяру Гагариной. Но Ольга А. спасла меня от провала повторить голосище Полины и не менее тихим крикнула:

– Чего столпились?! Ещё наглядитесь! – и пригласила нас в свой кабинет, из которого я в будущем не вылазил, забегая на «ковёр».

До сих пор помню её слова в первый день моего прибытия:

– Серёж, ты не бойся, у нас все ребята хорошие. Найдёшь себе новых друзей. У нас подарки дорогущие на праздники дарят, летом в лагерь, в оздоровительные санатории. Тебе у нас понравится!

– А можно меня лучше обратно в приют отправить? Без ваших подарков…, – говорю я.

– А что, тебе тут не понравилось?

– Там мать, бабуля, друзья.

– Серёж, ты уже взрослый мальчик, маме ты не нужен, она от тебя отказалась, а бабушку ты сможешь навещать, потерпи чуть-чуть. У нас ребята на выходные домой уезжают.

Короче говоря, события развивались следующим образом: меня передали во власть Ольги А., оставив меня в новом мире, на первый взгляд очень дружелюбном. С воспитательницей младшей группы мы поднялись на второй этаж, я увидел много комнат, общий большой зал, кучу бегающих и сидящих на диванах детей. Я стал ощущать чьё-то вмешательство в подсознание, кто-то на меня смотрит и призывает на телепатическом уровне срочно обратить внимание. Там, сука, что-то важное, то, что я никак не должен упустить. И я нашёл этого Зверька из людей Икс, короля условных сигналов. Это был пацан 17-ти лет, достаточно крепкий для своего возраста. Он смотрел на меня и жестом правой руки, проводя по горлу под самым подбородком, указал мне по меньшей мере как минимум на одну похоронную процессию. Соответственно, после таких предупреждений в 12-летнем возрасте ты перестаёшь пользоваться даром речи, у тебя нарушается координация движений, и ты только ждёшь, когда и откуда, а в моём случае ещё и от кого, начнёт прилетать.

Воспиталка показала мне комнату на 5 человек и моё спальное место. Пыталась чего-то объяснить, помогла застелить кровать, так как я мысленно уже выхватывал по физиономии. Я совсем на время выпал из реальности. После, кто забегал со мной знакомиться, расспрашивал, кто я и откуда, пацаны сводили в курилку под лестницу, там ужин, аппетита ноль, и наступило время отбоя. Воспитательницы уложили всех спать по койкам, дневная смена сменилась на ночную. В общем, наступило время откровенных бесед между воспитанниками учреждения. Прошло около часа после отбоя, воспитательница бегает по комнатам успокаивать детей, вторая воспитательница носится вниз, собирая старшаков из курилки, не забывая следить за тем, чтобы два разных пола не совокуплялись. Мест для этих целей было дофига, а воспитательниц ночных всего две. Я лежал под одеялом и строил планы на срыв.

– Слышь, пацан, забыл, как тебя зовут?

– Ты мне?

– Ну да, кому ещё? Остальных я знаю. Меня Гриня!

– Я Серёга.

Гриша – в будущем мой лучший товарищ в Д/Д и в колледже.

– А ты откуда?

– С Озёр, – ответил я.

– Я с Луховиц. А где эти Озёра?

– Да я сам уже не знаю, Гринь, и не знаю, где я и куда привезли…

– Ты в Белоомуте, недалеко от Луховиц.

– Я слышал, тут домой на выходных отпускают? – поинтересовался я у своего собеседника.

– Да, Серый. Я в пятницу домой.

– А как мне это дело организовать?

– До хрен знает, я тоже не сразу понял. Тётка собирала какие-то бумаги, я только спустя 2 года начал отсюда на выходные сваливать…

– Два года… это слишком много для меня, Гринь…

– Серый, ты лучше о другом думай. Я слышал, тебе «тёмную» хотят замутить.

– А за что, не пойму?

– Тут повода особо и не ищут. Всех новеньких долбят.

– И как часто?

– Да практически всегда! Главное, без палева от воспиток.

– И сколько это дело будет продолжаться?

– Не знаю, со всеми по-разному. Кого-то один раз шлёпнут, кто-то до сих пор выхватывает.

– И тебя тоже бьют?

– Не, я Вовану отдаю что-то из полдника, сладкое, а он взамен за меня заступается.

– Ясно, Гриш.

Я лежал и вникал в правила и обычаи своего нового дома пребывания. Я был шокирован Гришиными рассказами о постояльцах, об издевательствах, извращённых приколах и в целом в чистом беспределе. Обо всём, через что мне предстоит пройти, начиная с этой ночи. Гриша всё медленнее знакомил меня с историями Д/Д и с большой паузой отвечал на мои вопросы. Вскоре он окончательно отрубился, и вместе с ним остальные участники и слушатели нашей беседы. Я снова стал размышлять. Дороги я до Озёр не знаю, на улице начало декабря, но достаточно холодно, утеплиться нечем совсем, из одежды – кофта, ветровка осенняя, треники и кроссы летние. Безысходность. Найти выход из сложившихся обстоятельств совсем не давало мне сомкнуть глаз. Ещё Гриша, блин, с этой «тёмной» и рассказами, жути нагнал. Но одна идея в головной коробке имелась. Гриша! Он же гоняет домой на выходные, значит, дорогу знает. Надо с ним сдружиться и использовать все знания в своих целях, с его помощью организовать дерзкий побег из этого котлована. Эта идея мне показалась превосходной, и с ней я стал проваливаться в сон.

Проснулся я от резкой боли в боку, дыхалка перебита так, что я не могу полноценно дышать. Вокруг темно, меня накрыли одеялом, и удары по всему телу сыпятся со всех сторон быстро и жёстко. Я не сразу догнал, что происходит, и стал вырываться из-под одеяла. Вываливаясь на пол, мои ноги запутались в простыне, я пытаюсь встать, но меня ударяют ногами в спину, и я падаю лицом в пол. Я обернулся и успел увидеть тех, кто меня втаптывал в черно-жёлтый ковёр. Тот самый Вова, что заступался за Гришу, и он же мне дал понять жестом по горлу, указывая на неспокойное будущее. С ним ещё около 5-6 человек. Я с ходу поймал с кулака ещё по глазу и голове. Попытался ещё раз встать и тут же снова прилетело по хребту ногой, упал и отбил подбородок, прикусил губу, одновременно расцарапывая подбородок о ковёр. Я закрыл руками лицо и часть головы, тогда меня стали пятками бить по спине, сравнивая с плинтусом, отбивать рёбра и почки, бить по затылку чем-то твёрдым и отбивать тыльную часть ладоней и кистей ногами, пытаясь как можно сильнее подпортить причёску. Я издавал громкие стонущие звуки от боли. Вдруг все разбежались, забежала воспитательница и включила свет. Весь ковёр в крови, из носа льёт красная жидкость, глаз совсем заплыл и полностью закрылся, из второго льются слёзы. Воспитательница подняла меня и усадила на кровать.

– Саша, успокойся, Сашенька, не плачь, за что они тебя так? Мы всех накажем! Что случилось? Ты видел, кто тебя бил?

Я лишь заикался и не мог слова сказать. Гриша её поправил:

– Наталия Евгеньевна, его не Саша зовут, а Сергей!

– Гриш, ты видел, кто его бил? Я на них докладную напишу!

– Нет, не видел, я проснулся, когда все убежали. Одни кроссы видел, так как я под одеялом с головой спал.

– Они его в ботинках что ли били?

– Тут всех так бьют. В кроссах же удобно. Когда бьют – не слетают, и убегать легче, – ответил ей Гриша.

– Серёж, снимай футболку, – сказала мне Наталья Е.

Я с психом, ощущая по всей спине боль, снял футболку и отбросил её в ноги кровати. Захлёбываясь от недостатка воздуха, я шептал слова как сумасшедший: «Я убегу, я всё равно отсюда убегу…» Меня успокоили не без труда. Я умылся, остановили кровь из носа, уложили спать под предлогом, что воспитательница будет всю ночь дежурить возле меня, и, на удивление, я быстро уснул. С утра всё болело, по всему телу ссадины, синяки и ожоги от ковра. Меня повели к доктору, он осмотрел меня и говорит:

– Кости все целы, вроде. Что за звери его так лупили, что на спине отпечатались узоры от подошв в виде синяков и отёков? Даже надпись осталась.

Доктор развернул меня спиной к Ольге А.

– Вот, смотрите.

– Ух, ё-моё! Они совсем охренели, что ли? Серёж, кто бил тебя, сможешь показать? – поинтересовалась директриса.

– Нет, – твёрдо ответил я. Хотя одного из обидчиков я запомнил на 100%.

– Я сейчас всех соберу, и ты вместе со мной посмотришь, может, кого вспомнишь.

Ольга собрала всех на втором этаже, взяла меня за руку, и мы стали подходить то к одной, то к другой группе людей. Мне так стыдно и не по себе, ходить с директрисой и отвечать на один и тот же вопрос «вспомнил кого?», я так и не признался ей. Так-то мы с первого раза безошибочно подошли к тому самому Вове в окружении 5-ти человек, и, скорее всего, это был весь пучок в сборе. Попытки Ольги А. выявить моих обидчиков завершились безуспешно, не без моей помощи. Все воспитанники по звонку пошагали на завтрак и собираться в школу, ко мне подошла воспитательница моей группы и сказала:

– Серёж, ты пока в школу ходить не будешь, теперь после Нового года. Как раз выздоровеешь, посидишь с ребятами на каникулах, познакомишься поближе, а потом в школу ездить будешь.

– Уже познакомились, куда уж ближе-то?

– Не обращай внимания на дураков, и избежишь конфликтов. Давай, дуй на завтрак, и после пойдём с тобой на склад получать зимние вещи на тебя.

Прошло около полугода моего проживания в школе выживания. За это время я не просто сблизился с Гришей, чтобы осуществить свой побег, он стал для меня настоящим другом, насколько мне тогда позволяло понимать моё воображение о дружбе. Конечно, не полноценно знал и умел дружить. Да и моё поведение, индивидуальность, взгляды и характер мало кого толкали на дружбу со мной. Те, кто пытался со мной сдружиться, автоматом становились врагами для всего заведения. Я полностью отрицал внутренние правила жизни воспитанников Д/Д. Меня тупо не переваривала большая часть постояльцев. Остальные держались от меня как можно дальше, дабы избежать проблем и физической расправы со стороны старшаков. И только Гриша не отвернулся от меня, и за дружбу со мной расплачивался синяками и издевательствами. Даже воспитательницы разных групп потихоньку стали замечать, что я один им предоставляю излишние хлопоты и без того трудных дней. Где драка – там я, где скандал и крики – там снова я. То куртку перед школой спрячут, то кроссы мои в унитаз скинут, то иголки со стёклами под простыни набросают, то от удлинителя оголённые провода в ноги ночью бросят, подключённые к сети. По ночам и во время отсутствия поблизости взрослых меня подкидывали всей толпой. Вскоре мой организм привык и адаптировался к избиениям настолько, что болевой порог понизился почти на максимум, синяки и вовсе почти перестали проявляться. Лишь с обидой в душе я не мог справиться, подавляя слёзы. Я не понимал, что им от меня надо, чего они докопались и почему просто НЕ ОСТАВЯТ меня в покое. Я ведь не лезу ни к кому и не могу сказать, что меня уничтожали просто так. Были на это причины и повод. Всё просто! Я не хотел, не соглашался жить как все. По их установкам, убеждениям и образу жизни. Не знаю, откуда у меня взялись свои нравы, скорее всего, что-то осталось из прошлого воспитания родителей, бабули, школы, друзей. Впоследствии мне не раз говорили воспитательницы, что я всегда был другим с первого дня. Если вы не воспитатель приюта, интерната, Д/Д, то для вас я открою один секрет, как воспитателям удаётся доживать до конца смены и с чётким планом приходить на следующую.

Первая категория воспитанников – жополизы. За лишний оставшийся полдник стукачи определённому воспитателю доносят инфу обо всём и всех. Если жополиз старше 12-13 лет, то участвует в воспитании младших групп.

Вторая группа – это сама основа, в неё входят самые взрослые и сильные воспитанники. С такими воспитателям трудно справиться во всех смыслах, поэтому воспитательницам приходится находить общий знаменатель. Закрыв на многое глаза, разрешить попить пивка, отпустить на дискотеку в тайне от всех, дать денег на что-то и т.д. У неких воспитательниц есть «чёрный список», и взамен на привилегии по их шёпоту старшаки зачитывают твоё имя из «чёрного списка» и настоятельно советуют пересмотреть своё поведение к данной персоне. Если ты всё же не воспринял всерьёз и снова опрометчиво ослушался, получаешь рекомендации уже у травматолога.

Однажды вечером я с Гришей сижу в беседке, ко мне подошёл Вова, тот самый, с кем были проблемы, и с чьим братом Максом я учился в одном классе, он говорит:

– Пойдём со мной.

– Куда? – Я ему говорю.

– На футбольное поле.

– Зачем?

– Ты хочешь, чтобы от тебя все отъебались? Тебя никто трогать не будет.

– Конечно хочу.

– Ну пойдём тогда, чё сидишь.

Я встал и пошёл на поле. Я чувствовал, что ничем хорошим это не закончится, но мне реально хотелось, чтобы от меня наконец отстали. Поле находилось в конце территории Д/Д, и весь обзор закрывался баней. То есть идеальное место для пиздюлей. Подойдя на место, я увидел ещё двоих старшаков, Саня «Лом» и Гриша «Сурик», у стены стоял весь зажатый и испуганный мой одноклассник и брат Вовы Макс. Я удивился. «Сурик» – самый старший из всех воспитанников. Ему 22 года, свои интересы, он никуда не лез, никого не стращал без повода и то, если это касалось его лично. Он, как и я, жил сам по себе. Разница была лишь в том, что он реально жил, а я выживал. Его боялись все без исключения. Выяснилось, что он оказался случайно в данной интриге. Макс с кем-то подрался, и когда воспитательницы его оттаскивали, он случайно одну из них ударил. Та в свою очередь попросила «Лома» провести с Максом беседу. Так как «Лом» друг «Сурика» и Вовы, а Макс брат Вовы, то эта троица из старших пришли к нелогичному решению устроить поединок между мной и Максом. Казалось бы, при чём тут я. Но если рассмотреть дальнейшие события, то всё становится понятным.

Так вот, представьте себе, что на вас смотрят те люди, каждому ты пиздец как не нравишься, один из них и вовсе представляет своего брата в драке против меня, промоутер хренов. Я заведомо чувствовал уже себя проигравшим. В последний момент я взял себя в руки и разбил Максу нос. Драться я с ним не хотел, но нас обоих поставили в безысходное положение. Дождавшись, когда Макс сам на меня попрёт, смог найти повод помахать кулаками. «Сурик» и «Лом» похвалили меня за победу и удалились по делам. Я смотрел, как Макс плачет, сидя на песке, а Вова его успокаивает. Я развернулся и с неприятным чувством стал уходить, как вдруг почувствовал удар в ребро. Я упал на землю и стал задыхаться, Вова неожиданно ударил с ноги и попал в солнечное сплетение. Я увидел, что возле бани, в углях, лежит арматура. От издевательств у меня окончательно сорвало башню. Я встал и, взяв в правую руку арматуру, побежал за Вовой. Пробегая мимо детей, воспитательниц, я увидел, что Вова забежал внутрь Д/Д. Только я пролетел четыре ступени, меня повалили, и толпой замесили в плитку. Оказалось, меня ждали уже. Драка с Максом была поводом накидать мне, ломая мои убеждения. Самое ужасное всё было впереди. Меня заставляли бить слабее себя, чего я не делал, и мне приходилось биться постарше себя.

Окончательно меня сломало следующее обстоятельство: мы с Гришей играем ночью в «Соньку» без звука на телеке, чтобы воспитательницы не спалили и не отключили удлинитель из розетки, поскольку запрещено было в будни ночью не спать, да ещё и играть на консоли. Гриша говорит:

– Пойду схожу отлить, заодно гляну, воспитательница спит или нет.

Я продолжил давить на кнопки и спасать виртуальный мир от Апокалипсиса. Пройдя пару уровней в игрухе, я осознал, что Гриши уже достаточно долго нет. Игра была новая, и мы с Гришей договорились проходить её вместе, поэтому, отложив джойстик, я направился за Гришей. Спустившись по лестнице вниз, я увидел, что Гриша выглядывает из угла раздевалки.

– Ты чё там шкоришься, Гринь? Пошли играть, я уже два уровня прошёл.

– Блин, я думал, «шухер» идёт. Меня попросили на палёве постоять. Прикинь, Серый, там Славик девчонку прет, хочешь посмотреть?

– Больной, что ли, Гриш? Нет, не хочу, пошли лучше отсюда. Тем более воспитательница спит.

– Надо тогда Славика предупредить, что воспитательница спит.

– Давай, Гринь, быстрее.

Гриша убежал к пожарному выходу предупредить Славу, что был там с девушкой, о том, что он покидает место сексуального входа и выхода. Через минуту я услышал в Гришину сторону грубости вроде «хули ты мешаешь, иди нахуй отсюда». Гриша вернулся:

– Серый, я так и не сходил, щас сгоняю в толчок и пойдём.

Когда я остался один, то отчётливо слышал, как девчонка там плачет со словами «не надо, не хочу, ну пожалуйста». А Слава вполголоса отвечал: «Да ладно, не бойся, я быстро, давай на пол, шишки, или пососи мне». Мне стало жалко девушку, но я не мог ничего сделать, хотя не могу сказать, что этот Слава представлял для меня прям пиздец какую опасность. Но связываться с ним я не имел желания. Я увидел пожарную кнопку тревоги, она была без пломбы, тупо на куске пластилина была печать, а так в свободном доступе. У меня созрела идея предотвратить изнасилование. Я подошёл и нажал кнопку пожарной тревоги в 2 часа ночи. После забежал в туалет и прикинулся дураком, типа, что за херня, сам удивлён такому баловству. Спустились две воспитательницы, пробежались по всем углам, выдернули нас даже из сортира, расспрашивая, жгли мы что или нет. Девчонке в ту ночь повезло, зато мне нет. Пока одна воспитательница, успокаивая по телефону пожарных и директрису, вторая провела расследование, сложила кубы в голове, кто был внизу во время тревоги, и вот я, Гриша и Слава после дичайшего срыва со стороны воспитательницы стоим внизу уже перед старшаками. Я сразу признался, что это я нажал кнопку тревоги, не хотел, чтобы Гришу уронили из-за моего поступка. «Сурик» спросил, зачем я это сделал, я не сразу сказал причину моего поступка. «Сурик» для начала накинул мне парочку с кулака в висок с обоих сторон моей тыквы и контрольный в бороду, после чего я провалился на миг в свой совершенный мир. Меня кто-то поднял с пола, посыпались в мою сторону оскорбления и недовольства моим поведением. Мимо прошла воспитательница, отчитавшаяся перед директрисой за мой поступок:

– Мало ему! Дайте посильнее, чтобы руки свои держал в карманах, а не лез, куда собака свой хуй не вставляет. Совсем распоясался.

Доброжелательница поднялась наверх, а «Сурик» возвратился с курилки:

– Малой, ты по-любому не сам додумался до такой хуйни, тебя кто-то попросил, да?

– Нет, «Сур», меня никто не просил, реально.

– Ты дебил? Скажи мне? Просто не понимаю тебя, зачем? У тебя мало проблем?

– Нет, не дебил.

Я решил «Сурику» рассказать всю правду о девчонке и Славике. «Сурик» глянул на Славу суровым взглядом и говорит:

– Ты совсем осатанел?

И всадил ему в левое ухо. Слава зарыдал, обвинил меня в клевете и предложил позвать Вику, ту самую девчонку, кого он хотел изнасиловать. «Сурик» отправил Гриню за Викой.

– Если ты мне напиздил, малой, можешь забыть на несколько месяцев о самостоятельном передвижении, понял?

– Да, «Сур».

Я хоть и волновался, но не переживал. Логика мне подсказывала, я чуток помог Вике, и она по-любому скажет всё, как было, плюс у Славы «Сурик» отобьёт всё желание повторять рецидив против неё. Вика спустилась с Гриней, и «Сурик» задал ей вопрос:

– Тебя реально хотел этот чмо отъебать?

Вика посмотрела на Славу, потом обвела всех остальных взглядом, по ней было видно, что она испугана и ей не по себе от такого вопроса.

– Ничего такого не было, пацаны, мы со Славой просто разговаривали.

«Сурик» резко развернулся в мою сторону, и я даже не успел осознать моё падкое положение, как тут же загремели мои кости и плитка на полу от ударов ногами. Помимо «Сурика», меня бил и этот Слава, и ещё кто-то. Я пытался что-то кричать, но получил ногой в затылок, от удара голова отпружинила в плитку. Когда всё прекратилось, я лежал в позе эмбриона на полу, чувствовал во рту вкус своей крови, вся одежда была ей залита. Гриня подбежал и помог подняться. Я увидел, что Вика стоит в слезах, смотрит на меня.

– Хули ты смотришь?! – сказал ей Гриша. – Неси тряпку.

– Не надо ничего, пусть съебет, эта сука.

– Сереж, прости, я просто испугалась очень!

– Мне повторить?! Иди нахуй отсюда, пососундра!

Вика с удовольствием покинула первый этаж. Я сходил, умылся, Гриня вытер залитый моей кровью пол, и мы поднялись к себе в комнату. Прошло около двух часов, в комнате со всех сторон храп. Что касается меня, то после того как я физически и морально ощутил всю несправедливость ответа судьбы на мои поступки, я дал чёткие установки в своей голове. Мной движила обида, месть и дикое желание как можно скорее свалить из инкубатора. Я спустился вниз, зашёл в раздевалку, надел кроссы и олимпийку. Подошёл к пожарному выходу и открыл щеколды обеих дверей сверху и снизу. Толкнул двери чуть сильнее обычного так, чтобы язычок от замка выскочил. Когда двери распахнулись на свободу, я уже хотел шагнуть в ночную летнюю прогулку, мной владело желание отомстить. По пути наверх прихватил с собой из туалета швабру и тихими шагами вошёл к «Сурику» в комнату. Подкравшись к койке, где он спал, я увидел, что он сбросил одеяло, видимо от духоты. «Жарко, да? Сейчас будет ещё жарче, сука», – подумал я. На глаза попалась твёрдая табуретка с железными ножками, этот эквивалент будет куда эффективней против такого бычары. Подняв табуретку над головой, я со всей силы обрушил на его башку всю свою злость и сорвался с места вниз на побег. Выбегая на улицу, я обернулся и никого не увидел, меня никто не преследовал. Видимо, эффект неожиданности сработал на все 101%, никто не успел сообразить, в чём, собственно, дело, и какого врача вызывать.

Свернул на какую-то улицу с частными домами, я замедлил шаг. Погода ясная, в небе полная луна, и звёзды рассыпаны на чёрном покрывале. Я с наслаждением вспоминал свой подлый поступок. Я улыбался, меня грели ужас и крик от боли, как он съёжился, держа кровавыми руками голову. Если бы я умел возвращать время вспять, как в фильме «Принц Персии», то раз за разом возвращал бы момент моего удара табуретом и наслаждался бы, хоть и некрасивым поступком, но моей маленькой победой. Я куда-то шёл, не зная дороги, в памяти откапывал всё ранее услышанное от пацанов, которые гоняли домой на выходные. Первое, что следовало мне найти, – это переправу, паром, переправляющий через реку Оку на другую сторону «острова». Мне нужно как можно быстрее переправиться на другой берег, иначе скоро обнаружат, что я свалил, поднимут тревогу и поиски.

Я вышел на дорогу и по указателям нашёл паром. Ни одной машины и ни одной живой души не было видно, лишь блестела тёмная вода, отсвечивая луну и звёзды. Глубина реки казалась ровно такой же, как бесконечность вселенной. Впереди висела вывеска с обломной надписью: «Режим работы переправы осуществляется с 5.00 до 00.45».

Блин, вот досада, и времени не знаю сколько. Там неподалёку я проходил разрушенную кирпичную церковь, а рядом – коробка с футбольным полем. Дойдя до нужного места, я сел в коробке на лавку в самый угол. Становилось прохладно, и я натянул олимпийку на поджатые колени, стал дышать вовнутрь, пытаясь хоть как-то согреться. Проснулся я от солнечных лучей. Роса с травы промочила мои кроссы и ноги в целом. Радовало одно: шум машин означал, что паром ходит. Я последовал за людьми и машинами переправляться на другую сторону. Переправившись, добрался до ближайшего перрона ж/д станции «Фруктовая». Позади было семь с половиной км. От каждой проезжавшей мимо меня машины захватывало дух, я боялся, что меня поймают. Ещё и трасса была всего одна в окружении полей, так что, если бы за мной шло преследование, удрать по полям было тяжело. Я посмотрел направление «электричек» и расписание «Рязань – Москва». С подсказкой людей я выяснил, что эта электричка тормозит в Коломне. У меня хорошее настроение, наконец-то сбежал, и не такой уж трудной показалась дорога до дома.

Добравшись до квартиры, где я последний раз видел свою мать, я вспомнил весь благополучно проделанный маршрут и с лёгкостью выдохнул. Я, кстати, первый и единственный, кто сбегал из инкубатора. В будущем я удивлялся тому, что всех всё устраивало, будто никто не хочет домой, не скучает по родным и близким. Такое ощущение, что в Д/Д хорошо всем, кроме меня. Из 120 человек домой-то отпускали всего человек 15, не больше. Так вот, дома я застал мать и отчима в своём привычном состоянии, под алкогольной продукцией. Маман, увидев меня, залила стол слезами, то ли это водка из её зелёных глаз стекала, то ли я своим появлением возбудил в ней материнские чувства, не знаю. Дома я пробыл уже три дня, и наступила суббота. В этот день приезжала сестра матери, моя тётка – Вера. Увидев меня, Верка обалдела, она подумала, что мать меня забрала, но я рассказал ей о побеге. Она выслушала мой краткий рассказ и поделилась своим планом:

– Серень, не волнуйся, я придумаю, как тебя выдернуть оттуда. Дома со своим посоветуюсь, у него связи хорошие, – её муж работал в ментовке и воевал в Чеченской компании, так что надежды были большущие, – Завтра, Света, пусть Серёня придёт ко мне, я вам пожрать соберу, он хоть с сестрой увидится, и посмотрим, что мой скажет, как его можно забрать из детдома.

На следующий день я пошёл к Верке домой. Дверь открыла моя младшая сестрёнка (двоюродная), я вошёл в коридор, и Верка тут же повела меня на кухню кормить и расспрашивать о жизни в инкубаторе.

– Вер, всего не рассказать, одно скажу – мне там плохо! Я хочу домой! Там на выходных некоторых отпускают. Можно и мне как-то сделать так, чтобы я тоже сваливал хотя бы на выходные?

– Нет, Сереж, матери тебя даже видеть не дают, мы кое-как узнали, куда тебя перевели. Хотели в ближайшее время приехать. Мать твою прав лишили, ей не разрешат опеку, я уже узнавала.

– А бабушке?

– Бабушка умерла, Сереж, тебе мать не сказала?

– Нет, – ответил я с печалью на душе.

– Ешь суп, не волнуйся, мы придумаем что-нибудь. Надо этого козла Андрюшу (отчима) выкинуть из квартиры, я мать устрою на работу, и мы заберём тебя! Пойду Юльку позову, с ней чай попьёте. Сереж, она сестра твоя! Запомни, ты старше, чтобы ни случилось – никогда не бросай её. Наступит время, и вы останетесь одни друг у друга, у нас родня недружелюбная между собой, береги её! Пойду соберу вам поесть домой.

Пока пили чай с сестрой, с работы вернулся дядя. Увидев меня, тут же стал звонить к себе на работу в ментовку. Я слышал, как Верка ругалась с ним из-за меня за то, что сдаёт меня обратно в Д/Д.

Меня объявили в розыск, и по всем городам Московской области на меня ориентировки висят. Провалились и разрушились мои мечты о возвращении домой. Вместо дома я ехал на мотовозе обратно в инкубатор. Я понимал, что меня там с нетерпением ждут старшаки, особенно «Сурик», и те воспитательницы, в чью смену я дернул и подставил их. Представляю, сколько придумали для меня издевательств, наверное, целый парк развлечений. Надо доктора предупредить, что я на некоторое время его постоянный клиент, пусть достаёт все припасы с зелёнкой и бинтами…

Так меня предали дома ещё раз, о чём я не смог забыть и был уверен, что я лишний за домашним столом.

Не буду томить, что со мной творили старшаки и воспитательницы. Признаться, у нас и за меньшее более гуманные издевательства и страдания приписывали к святому лику. Не подумайте, я не претендую на портрет в рамке над ладаном. Я вообще предпочитал ведические взгляды на веру исповедания, но считаю, что у каждого свой выбор и предпочтения в религии. Одно не укладывается в голове – динозавры! Чёртовы существа, не упомянутые ни в одной религии. А они, сука, были! Бесконечная вселенная, миллионы планет и солнечных систем, а мы тут типа такие одни разумные существа. Об НЛО тоже в основных религиях ни слова, но никто не сомневается, что они существуют. Думаю, вряд ли всем этим существам есть места в раю или аду. Моё мнение – мы, люди, в определённое время сами себе создаём почитаемых нами богов. Своей энергетикой мы наделяем их неведомыми силами, и когда устаём, мы верим, что он просто хлопнет в ладоши и всех спасёт. Многие из вас задумывались над тем, почему всевышний весь такой милосердный, любвеобильный, добрый, но с хладнокровностью продолжает наблюдать, как матерям отрезают сыновьи головы, как отцы расчленяют детей, насилуют и убивают забавы ради. Разврат и неравенство, нищета, войны, издевательства.

Задайте себе вопрос, включая логику и факты. К примеру, злой человек способен сочувствовать замёрзшему котёнку и проявить добро и заботу, обогреть пушистого, забрав его из сугроба домой. Если зло способно созерцать, сочувствовать и быть добрее, то кто там наверху? Если верить, как нам говорят книжонки, что Бог обладает первородностью, т.е. все добрые и тёплые чувства ко всему живому невероятно острее наших человеческих. Только человек не смог бы так хладнокровно наблюдать за страданиями, не вмешиваясь. Думаю, многие из вас слышали о материализации мыслей? Представьте, сколько людей верит, к примеру, в только что придуманную молодую религию. Индусы – Будда, видели Шиву, Кришну или кого ещё, евреи с православными – Христа, мусульмане – Аллаха, язычники – Одина, Перуна, египтяне – Ра и т.д. Столько энергии способно создать что угодно и кого угодно. У каждого в жизни всплывали в фантазиях вещи, которых не существовало, но спустя время вдруг раз – и эта вещь появилась на свет, может, не совсем с точностью, как вы себе её представляли, но в целом это именно то, о чём когда-то фантазировал. Кто-то это замечает, а кто-то нет, вот и всё.

Ладно, что-то я отошёл от своей истории.

Вы будете шокированы тем, что я вам поведаю дальше. Пора рассказать миру о том, что творили в детских домах, приютах, интернатах с детьми, кто плохо себя ведёт, кто убегает, потому что хочет домой, либо убегает от постоянных систематических издевательств со стороны старшаков и воспитателей. Ты хватаешь любой находящийся поблизости твёрдый предмет, чтобы хоть как-то защитить себя против толпы обидчиков, старше тебя на 5-7 лет. Но перед воспитательницами виноват ты, в тебе они видят проблемы. Не захотел кого-то избить насильно, пока девушку держат старшаки, провести ей половым органом по губам, отказался отдать полдник, что-то своровать, в общем, сделать подлость, которую заставляют делать старшаки. За невыполнение подобных просьб тебя унижают и бьют. Я не поддавался доминации и по этой причине часто подвергался издевательствам.

Когда я научился за себя постоять, хватая всё, что попадалось на глаза: табуретки, палки, кирпичи, давать сдачу, то в глазах воспитательниц я выглядел сумасшедшим. Ну а кто же ещё виноват-то? Старшие – молодцы, добряки, потому что могут устроить незабываемую впечатлениями смену для воспитательниц. Им удобней было не только обвинить, но и не прочь шепнуть кому из старших, толкая на издевательство. В качестве бонуса, дополнительного наказания и собственно отдыха, меня отправляли на 4-6 месяцев в психушку.

Представьте себе: у вас сын или дочь, может, где-то местами вредный ребёнок, ослушался, покапризничал, подрался в школе, потому что спровоцировали или он заступился за кого-то, а может, убежал из санатория или лагеря, поскольку соскучился по дому, родителям. А вы его – раз, и в дурку. Нормально? Я подвергался такому виду наказания со стороны работников инкубатора. А потом они делают всё просто: когда выпускаешься из детдома, интерната, приюта, они снимают тебя со всех учётов, типа ничего не было. Таких детей в России сотни, а может, и тысячи. Представляете, какие там психотропные сильнейшие лекарства и как они влияют на мозг ребенка? Превращают мозговые извилины в клейстер. Кто-то размораживается со временем, а кто-то – нихрена. Но в любом случае у многих проблемы после лекарств с нервной системой и психикой. Просто за что? Что ребёнок сделал не так? Разве он виноват, что оказался не нужен родителям? Что детские дома от потолка до недр земли пропитаны завистью, ненавистью, жестокостью, и тебе приходится выживать. Тебя тупо прикрыли в дурочку, чтобы отдохнуть от излишних хлопот на работе. А ты реально охуеваешь в дурдоме, тебе дали пижаму, закрыли в помещении 50 квадратов, в окружении действительно душевнобольных, где из человек 60-ти, 10-15 таких же, как ты, из детских домов. Тянут срок в дурке за нестабильное, по их мнению, поведение. Как вам такая правда? Как вообще допускали подобные действия и решения? Не поверю, что структуры, отвечающие за детей-сирот, не знали этого. Я уверен, что у них найдётся 500 заученных фраз, определений, которых вы не знаете, но в итоге все поверят, что всё было сделано в рамках закона и дети были больны. Тогда как же таких детей сажают в тюрьмы за преступления? Как они служат в армии, проходя медкомиссию? Как объяснить такое?

Эпизод 4.

Совсем уж сумасшедшие деньки.

После моего возвращения из дома в инкубатор прошла неделя. Я продолжал отбиваться от всех нападающих, и за это время от своего кореша Грини узнал радостное событие. Если бы я только знал, как моя ехидная радость вернётся мне бумерангом.

– Серый, «Сурик» узнал правду о Славе. Вика призналась ему, что тот хотел её трахнуть.

– Мне это ничем, Гринь, не помогло, как видишь.

– Нет, ты не понял, как это произошло, сейчас оборжёшься! Ты когда «Сурику» треснул табуреткой по башке, ему на лоб наложили пару швов. В общем, ты убежал, а через два дня Славу подловили пять девок и за Вику отомстили.

– Да ладно?

– Прикинь! Но это полбеды, слушай дальше, там вообще треш. Они забили Славу, потом затащили его в женский сортир, засунули ему стринги в рот и заставили их пережевывать. Потом уложили на пол и обоссали его, сняв на телефон. Он теперь им шестерит, стирает носки с трахами и дежурит за них. Не удивлюсь, что ещё что-то делает. Он из их комнат не выходит, думает, девчонки видос никому не покажут, дебил.

От услышанного я ржал дико и был доволен, что за меня жизнь сама отомстила. Я обратился к Лерке позырить на видос, чтобы потешить свою грязную душонку. Лерка показала несколько видосов во всех подробностях, и я офигел, какими жестокими, изобретательными и без комплексов бывают девушки. Как могут унизить до уровня самого опущенного человека на земле.

– С вами лучше не связываться, Лерок.

– Да ладно, не ссы, ты хорошенький пацанчик. Этот опущь сам заслужил такое обращение. Ему вообще идут к лицу женские трусики.

Мы с ней поржали, и я ушёл по своим делам. Судьба не заставила долго ждать ответочку за мои насмешки над Славой. Утром следующего дня меня разбудил наш безопасник по пожарке с двумя ментами.

– Давай, давай, вставай, Серег, – сказал мне шёпотом безопасник.

– Куда вставай?

– Тихо, не разбуди пацанов, им в лагерь сегодня собираться. Тебя тоже везут в лагерь.

– А почему меня одного собирают?

– На тебя мест не хватило, вот и поедешь в другой лагерь. Там круче.

– А милиция зачем?

– Давай, одевайся быстрее, нас уже «газель» ждёт. Милиционеры для сопровождения, чтобы быстрее доехали.

Я без каких-либо мыслей и подозрений одевался. Я знал, что сегодня всех должны отправлять на автобусе на море в лагерь. Ничего не заподозрив, я сел в «газель», и мы тронулись. Лишь в дороге я не понял, зачем с нами едет наш врач.

– Куда едем-то хоть? – спросил я.

– В Рузу, Серень, – ответил мне врач.

– А что там за лагерь?

– Увидишь, не будем портить впечатления.

Мы приехали к какому-то зданию, похожему на поместье в лесу. Вокруг – все в белых халатах врачи. Я нихрена не понимаю, что происходит, но подсознательно чувствую, что где-то меня наёбывают.

– А чё врачей так много тут?

– Ну, Серень, ты же не один тут будешь отдыхать. Сейчас доктора тебя проверят, может, вдруг у тебя какая болячка, и придётся тебя везти обратно.

– Да нет у меня никаких болячек.

– Ну и хорошо. Пойду узнаю нашу очередь, – ответил доктор и ушёл в здание.

Вернулся через полчаса и, взяв меня с собой, повёл в приёмное отделение двухэтажного здания. На втором этаже доктор попросил меня раздеться до трусов и пройти в кабинет для осмотра. Я сел на кушетку и стал ждать, когда придёт этот товарищ. В итоге спустя 15–20 минут меня заломали медбратья и медсёстры на кушетке и сделали в ляжку какой-то болючий успокоительный укол. Эти мрази из инкубатора меня намазали, привезли в дурку, и пока я ждал в кабинете доктора, они уехали, оставив меня с врачами. Мне принесли пижаму, и тут я дошёл, что я далеко не в лагере. Стал кипиш поднимать, и вот результат – укол, и уже через 10 минут я безумно хочу спать. Я кое-как примерил клетчатую пижаму, и меня повели в детское отделение. Там передали меня двум медсёстрам, те стали показывать, где моё спальное место, заставили застилать постельку, что в моём состоянии было очень трудно – глаза закрывались, давление зашкаливало до боли в висках, и слабость такая, что кажется, наволочка весит килограмм 100. Медсестричка предупредила меня сразу:

– Будешь плохо себя вести – заколю так, что на жопе не сможешь сидеть полгода.

В основном им всем было не больше 30 лет. Молодые девушки, но откуда у них столько желчи – не ясно. После заправки и предупредительных речей она отвела меня к лечащему врачу. Сидит передо мной дед лет 50, я стою и стараюсь хоть как-то не заснуть, как лошадь стоя. У него на столе лежит папка с моим личным делом, он стал зачитывать вслух её содержание:

– Неуравновешенное поведение, частые конфликты с другими детьми (видимо, забыли написать, что этим детям уже как два-три года можно официально работать и покупать сиги без помощи взрослых), игнорирование воспитательных мер влияния, нежелание находить общий язык с воспитателями, собственные неудачи, конфликты, тревоги и беспокойства переживает молча, ни с кем не делится, доказывает свою правоту, даже если не прав, бывает вредным, на замечания не реагирует (а как среагировать, когда носятся человек 100, и 30 из них – Сергеи?).

– Я смотрю, ты часто имеешь желание убежать из детского дома. Почему?

Странно, что его забеспокоило только это, но я всё же нашёл в себе силы ответить ему.

– Потому что хочу домой, скучаю по родным и друзьям.

– А почему дерешься?

– Не хочу делать то, что заставляют делать пацаны из старших групп.

– А что заставляют делать?

– К примеру, залезть к воспитателю в сумку и своровать деньги, обидеть того, кто не может дать сдачи, отдать свою вещь, которая понравилась другому, и т.д.

– И что, ты сразу драться?

– Нет, конечно! Как я могу? Они же старше и сильнее меня. Обижаются и бьют меня, а я в свою очередь сам за себя заступаюсь как могу.

– А воспитатели куда смотрят?

– Им похуй. Они видят только, что я плохой.

– Ну, понятненько. Я назначу тебе таблеточки успокоительные, пропьёшь чуть-чуть и поедешь домой.

Вот старый ублюдок, чего ему «понятненько»?! Наверняка подумал, что быть такого не может. Что воспитки игнорируют подобные сцены, и я тупо преувеличиваю. На этом допрос закончен, и меня привели в зал к основной массе. Я сел за стол и, облокотившись, уснул до обеда. На обед всем раздали таблетки в мензурках, но меня пока обошли стороной. Потом построили всех в две шеренги друг напротив друга для пересчёта и повели в туалет по два человека одновременно, считая «больных». В туалете стоит медсестра, и дверь закрывать нельзя. Им вообще совершенно не важно, по какой ты нужде. Ты сидишь на толкане, стоит медсестра лет 25–30 в белом халате и подталкивает тебя словами: «Давай быстрее сри, я долго тут с вами стоять буду?» или «Ты чё такой вонючий, насрал – не продохнёшь». Я однажды на такие слова ответил и пожалел. Говорю:

– Я не успел даже зайти, и где ты, дура, видела, чтобы гавно малиной пахло?!

Так меня за это посадили на уколы, эта медичка ещё и пощёчин мне навтыкала. Некоторые «больные» делали массаж санитаркам и медсёстрам на ногах по вечерам. Я уж не знаю, за какие заслуги «больные» этим занимались, может, их подкармливали и водили чаще курить, но я этой участи избежал. Хотя был момент, когда я обнял один фонарный столб. Одна молоденькая медсестра, тоже любительница массажа, в присутствии больных и санитарок пыталась заставить провинившихся больных целовать ей пятки. Прикол у неё такой – с уклоном унизить человека. Вечером всех посадили на лавки смотреть телик. Лечащие врачи в пять вечера уходят домой, дежурный врач с медбратьями – в другом отделении, оставшиеся медсёстры и санитарки весь вечер посвящают массажу на ногах и болтовне между собой. Без разрешения с лавок вставать не положено. Я захотел в туалет, и поскольку телик работал громко, я встал и подошёл к медсёстрам.

– Можно в туалет сгонять? – отвлек своей просьбой медичку.

Олеся взбесилась так, будто сама больная. Стала орать на меня:

– Не видишь, я разговариваю? Ты чего перебиваешь? Почему вообще без спроса встал? В процедурку захотел?

Она резко вскочила, оттолкнув массажёра ногой, не давая мне слова сказать, повела меня в процедурный кабинет. Завела внутрь кабинета и усадила на кушетку.

– Не хочешь, пока не поздно, попросить прощения?

– Да блин, за что хоть? Я просто попросил в туалет.

Она взяла шприц, распаковала его и достала какие-то ампулы, стала иголкой набирать жидкость из них.

– Ты будешь не только на коленях просить у меня прощения, будешь сейчас мои ноги вылизывать.

Она подошла ко мне и стала укладывать на кушетку, чтобы сделать мне внутримышечную инъекцию. Я стал сопротивляться, Олеся начала пугать санитарами и охраной, но до этого дело не дошло.

– Да всё, хватит, ладно, извините, что перебил вашу беседу!

Она, наверное, удивилась, что я стал сопротивляться и моя речь была не заторможена.

После того как я выпил один раз «колёса», я спал дня два. Ходил с особой тяжестью, в упадке сил. Меня тошнило, в голове кавардак, пульсировали виски, в глазах темнело и присутствовало лёгкое головокружение. Короче, состояние было ужасное. Я прятал таблетки в горле и потом, откашливая их обратно, выплёвывал. Вот поэтому и удивило Оксану моё состояние здравости. А когда я задал вопрос:

– Зачем вы это с нами делаете? Закалываете уколами и пичкаете таблетками?

Я думал, она вот-вот заплачет.

– Возьми левым указательным пальцем и докоснись до правого уха.

Я продемонстрировал ей свою координацию движения без каких-либо сомнений.

– Ты точно всё правильно сделал?

– Ну да, вы же сами сказали коснуться правого уха левым указательным пальцем.

– Обычно многие сомневаются. Ты как тут оказался?

Я не сразу понял её вопрос.

– Тебя за что сюда привезли? По какой причине в этом заведении для дебилов?

– Я сам не знаю. Плохо вёл себя в инкубаторе, домой убегал.

– Понятно. Достал их, вот и решили избавиться от тебя. Им самим сюда бы.

Она отвела меня в туалет для персонала, так как он был ближе, и потом – обратно к общей массе. Попросила никому и ничего не рассказывать, какие задавала вопросы и т.д. Я сначала подумал, что она боится утечки инфы вышестоящим врачам о том, что она заставляла делать. Но потом я понял, что ей просто меня, нелюдя, жаль. В свою смену она давала мне пустые мензурки. Мой мозг вроде стал выводиться из коматозного состояния, и я стал верить, что в нашей стране действительно действует закон презумпции невиновности. Олеся сама ходила к моему лечащему врачу с ходатайством о моей выписке. На прогулке я гулял с ней вдали от остальных, чтобы никто не слышал наши беседы. Ей было интересно узнать про мою жизнь и как мне живётся в инкубаторе. Притаскивала мне сладости из дома. В моих мыслях стали чаще вырисовываться картины, что про меня забыли и не имеют никакого желания вспоминать обо мне. Так что в моменты наших прогулок с Олесей меня стали посещать мысли попытаться сбежать. Идеального варианта не предоставится. Голос разума шептал: если не сейчас, то другого шанса может не быть. В одну из таких прогулок я решился. Мы вместе со всеми вышли на улицу как должное. Олеся забрала меня под свою ответственность гулять по территории. В этот день я был неразговорчив, мои мысли были заняты побегом. Я приглядывался, в какой миг сорваться и в какую сторону бежать. Олеся распознала мои мысли.

– Не здесь, Сереж.

– Что не здесь?

Я заволновался, что она догадалась о моих ближайших планах, и по-детски стал уводить её от догадок.

– Я же вижу, что ты хочешь. Я давно поняла, что ты ждёшь момента сбежать.

– Да нечего я не хочу. Ты же сказала, что поговоришь с врачами.

– Не делай из меня дуру. Я по глазкам твоим всё вижу. Пошли, кое-что покажу.

Мы направились в место, где курили все медработники. Это место находилось за приёмным покоем. Вся территория была в лесу, от неё вели множество тропинок в неизвестном направлении. Вдалеке виднелись какие-то частные сектора с огородами и домами. Место уникальное. Иметь дачу рядом с дурдомом. Отличные соседи. В приёмном покое на первом этаже готовили для всех «больных» еду, за которой приходили санитарки или буфетчица с отделения, прихватив себе в помощь пару больных. Не ясно, как, чем сотрудники медучреждения мотивировали и от чего отталкивались, но они какими-то неясными убеждениями, личным выбором определяли, способен тот или иной «больной» сбежать или нет. Подойдя к курилке, мы могли свободно с Олесей говорить, поскольку там никого не было.

– Сереж, слушай внимательно и не перебивай, я хочу помочь тебе. Хочешь – беги вон в ту сторону, – она указала на тропинку, ведущую вглубь леса. – Там лес большой, но не заблудишься, держись тропинки, она выведет тебя на дачный поселок. Не вздумай выходить на трассу – тебя могут поймать. Это если ты мне не поверишь. Но я хочу предложить другой план. Смотри, когда пойдут за обедом, я попрошу, чтобы твою фамилию записали помогать нести бочки с едой. В этот момент у охраны, и в целом у всех работников, тоже обед. У тебя будет чуть больше времени убежать дальше. И сам убежишь, и меня не подставишь. Пока будешь ждать очередь, попросись покурить. Сюда иди спокойным шагом, чтобы с окон никто ничего не заподозрил. А отсюда беги всех сил. Куда бежать, понял?

– Да, вон по той тропе до деревни.

– Добежишь до деревни, остановись и прислушайся, там недалеко должна быть железная дорога и вокзал. В Москве бывал?

– Конечно, – соврал я Олесе. – От Москвы дорогу домой знаю.

– Это хорошо. Как мне жалко тебя, Сережка, честно. Я и помочь тебе ничем не могу. Может, ещё раз попытаюсь с твоим лечащим врачом поговорить?

– А смысл? Он только кормит завтраками. Говорит, что каждую неделю звонит в инкубатор, а те ему в ответ: то денег на бензин нет, то «газель» сломалась, то водила заболел.

– Видимо, ты им как в жопе заноза, раз за тобой ехать не хотят. Не удивительно, после того что я услышала, если ты не соврал. Им такие проблемы не нужны. В твоём возрасте такое не придумать. Я думала, у меня было жёсткое детство. Ты точно надумал бежать?

– Да.

– Смотри, не ляпни никому, что я помогаю тебе.

– Да я словно никому не скажу, Олесь.

Наступило время моего подвига. Меня внесли в список, и вот я уже отпросился покурить, пока наполняли бочки едой. Дойдя до курилки, я резко рванул по тропинке, на которую мне указала Олеся. Убежать мне удалось. Но беда случилась в том, что я всё-таки решил вопреки всему выйти на трассу. Тут судьба надсмеялась надо мной. Я остановил машину с сыном моего лечащего врача, который, на свою удачу, искал меня. Я сам сел к нему в машину, не зная, что он сын моего врача. Попросил добросить меня до вокзала, но с заблокированными дверьми он повёз меня обратно в дурку. Меня уже ждали все санитарки и медсёстры всех отделений в приёмном покое.

– Мы по всей территории тебя искали, сволочь! – процедила сквозь зубы медсестра лет 35. Ждать долго не пришлось, посыпались со всех сторон оплеухи, а потом и вовсе меня стали рвать в клочья. Стянули с меня пижаму, когда я остался в одних трусах, одна медичка с нашего отделения стала лупить меня плеткой для выбивания ковра. Потом уложили на пол, одна дама надавила коленом на шею, два медбрата держали руки, несколько девушек держали ноги, а одна аж встала ногами на позвоночник. Черноглазка (так называли медичку, что била меня плеткой, из-за её восточной внешности) – та ещё злая сука, набрала шприц и сделала мне укол в плечо из-за того, что я пытался вырваться. Короче, в тот день была жопа полная. Конкретный провал с побегом и впоследствии провал в моей памяти. Я вылетел из реальности на месяц. Врачам меня показывали исключительно обколотым сильными препаратами и в одежде, так как на спине заживали синие круги и узоры от плетки для выбивки ковра. Всё остальное время я находился в одних трусах, и гулять меня больше не водили, чтобы не вздумал ещё раз дёрнуть. Всё же я не оставлял надежды на осуществление нового плана побега из «шоушенка».

Я так же, как и вы, затрудняюсь ответить здраво на некие обстоятельства, происходящие со мной, с людьми и их поступками. Порой совсем с полным отсутствием логики. Судьба меня сталкивала с людьми, чьи цели и участие в моей жизни я не совсем понимаю. Но возможно, это по силам понять вам, а я продолжаю свою историю. Мне уже 13, и своё день рождение я справил в психушке. Из-за моего побега Олесю не уволили. Никто даже не догадался, что она подсобила мне в побеге. Все решили так, будто я втёрся в доверие и при первой возможности надавил на жалость. Олеся лишь время от времени жалела меня и с сочувствием наблюдала, как я отхожу от месячной дозировки внутримышечных инъекций. Заканчивался уже пятый месяц моего «лечения». Я всё так же продолжал выплёвывать «колёса» и по совету Олеси делал вид, что у меня слабость и сонное состояние. Облокотившись на стол, я симулировал неподвижный сон от действия лекарств. На самом деле я истерично насиловал свои два полушария, призывая их помочь мне в поисках нового стопудового плана освободить себя из лечебницы.

Из окна была видна территория приёмного покоя. Каждый день припарковывались машины из детских домов или чьи-то родные перед окнами нашего отделения. Некоторые с утра до вечера не слазили с широкого подоконника, наблюдая за происходящим на улице, в ожидании, что за ними приедут. Как досадно наблюдать, когда ребята радостным голосом кричат, что за ними приехали, что эта машина принадлежит их детдому, а на деле в 95% оказывалось, что данная тачка просто похожа маркой или цветом и, к сожалению, принадлежала кому-то другому. Эх, эти расстроенные лица… Остальные 3%, ожидавшие свою машину, довольствовались тем, что с их Д/Д привели кого-то ещё, с обещаниями, что в следующий раз их точно заберут. В подтверждение своих обещаний передавали им гостинцы. Признаюсь, моя совесть подсказала воспользоваться разочарованиями таких людей. Я присматривался, кто способен бежать, у кого хватит духа и кто больше всего отчаян. Я был примером всем, кто вдруг надумает самостоятельно покинуть лечебницу, – какие последствия могут последовать. Самое главное, я искал, кто не балабол, не сдаст при массажировании прекрасных ног медсестёр.

Жизнь научила меня уже в 13 лет разбираться в людях, кто держит язык за зубами. Я нашёл таких разочарованных смельчаков из разных детских домов, мы быстро придумали план. Я поделился с ними секретом, как не пить «колёса», чтобы в ночь побега никто из них не уснул. Нас было 6 человек, почти все одногодки. Пока пацаны выходили на прогулку, они рассматривали окна, откуда можно вылезти на улицу. Наши палаты находились на втором этаже Рузской больницы. Если посмотреть фотки этой детской психушки от 2004–2005 гг., вы увидите, какой была высота второго этажа этого замка. Расстояние между первым и вторым этажом было больше обычного. Второй этаж превышал чуть третий, если сравнивать пятиэтажку панельного дома. Так что, помимо преодоления страха о побеге, нам ещё предстояло в 13-летнем возрасте преодолеть страх высоты. Пацаны обратили внимание на выступы под окнами в виде выложенных кирпичей и пожарную лестницу, ведущую от самого купола крыши почти до первого этажа. Кирпичи выглядели достаточно широкими и плотно состыкованными между собой, что позволяло нам, прижавшись вплотную к стене, перебраться свободно без страховки до пожарной лестницы. Конечно, это всё мы не могли просчитать, мы лишь теоретически прикинули эту возможность, а дальше – всё дело отчаянного риска. Я в свою очередь узнал, в какую комнату до утра уносят пижамы. На ночь всех («больных») раздевают до майки и трусов, расстилают на полу пару простыней, и все пижамы сваливают в кучу, унося в комнату для хранения. Данная комната находилась возле туалета и процедурной, дверь запиралась на само захлопывающуюся щеколду. Ручка на двери отсутствовала, а вместо неё был проём для ключа в виде полсантиметрового квадрата. У некоторых «больных» были кассетные плееры на батарейках, я намутил одну пальчиковую батарейку и снял с неё жестяную обмотку. Убедившись в её достаточной твердости, я согнул её в несколько слоёв, сделав из неё продолговатый треугольник. Ночью я проверил отмычку, и, как оказалось, она получилась успешной заменой ключа. Всё, план был обдуман и готов идеально. Мы даже смену подобрали из тех медсестёр, кто крепче спит и громче храпит. Дверь открылась с лёгкостью, вещи оказались там, где я и предполагал. Мы оделись и, подходя к окну, обрадовались нашей удаче – окна оказались без решёток и выходили на заднюю сторону территории. Мы пересмотрели свой план и решили бежать через данное окно. Нам хоть и ползти на фасадную сторону, но именно это окно, разделяющее нас и свободу, позволяло больше времени оставаться незамеченными. Навести резкость, настроиться, преодолеть путь по выступу с чувством и расстановкой, не спеша, дав возможность привыкнуть ногам к ощущению выступа и поймать равновесие.

Прижав остатки вещей к окну, мы как можно тише разбили окно, и звук рассыпающихся осколков спугнул одного из нас. Один малой в последний момент отказался с нами бежать. Я вылез первый, наступая дрожащими ногами на выступ. От высокого уровня адреналина не сразу понял, как быстро и легко я приблизился к пожарной лестнице. Ухватившись левой рукой за перекладину, я быстро спустился до конца лестницы. До земли оставалось ещё метра два, лестница была подпилена. Я повис на руках и спрыгнул, но не смог удержаться на ногах и завалился на правый бок. Ноги дрожали, не отойдя ещё от преодоления страха, и казались ватными. Пока ждал остальных, «землетрясение» прекратилось, и я с радостью ощутил почву под ногами. Когда все 5 человек оказались на земле, я крикнул:

– Пацаны, я знаю, куда бежать! Погнали за мной!

Пробегая мимо приёмного покоя, где на втором этаже заночевал дежурный врач, он нас срисовал с окна:

– Пацаны, стойте!

Все как под гипнозом остановились под его окнами, и я в том числе. Судьба сделала мне благоухающий подарок, но только для меня одного – этот дежурный врач оказался тем самым, который прикурил меня при моём первом неудачном побеге на трассе. Сынок моего лечащего врача. Как он пел, как сладостно звучали его слова, слова отчаянья в попытке нас остановить. Он сыпал лживыми обещаниями, лишь бы мы не убегали.

– Пацаны, пожалуйста, не убегайте. Я обещаю! Я сам лично вас развезу по детским домам и родителям.

– Пацаны, он пиздит! – крикнул я, выдёргивая их из забвения.

Резко сорвался с места и изо всех сил рванул в сторону леса. Все бежали за мной, но когда я перебегал трассу, двое куда-то отлетели. Может, отстали или свернули в лесу не туда, может, поймали – не знаю, но больше мы их не видели. Повторять ошибки идти вдоль трассы я больше не хотел. Но осталось трое: я, Паша и Виталя. Пашок был с коломенского д/д, так что с ним нам по пути. Виталя – точно не помню, то ли с Ногинска, то ли с Наро-Фоминска.

– Пацаны, по дороге не пойдём, меня в прошлый раз там на трассе отловили. Нам в деревню, – указал я прямо на ряд домов и сараев.

– А потом куда, знаешь? – поинтересовался Паха.

– Сориентируемся, там где-то должна быть ж/д станция или вокзал.

В деревне мы нашли забытые или брошенные сараи с дряхлыми дверьми, взломали один замок за другим. Где нашли старые шмотки, где-то в погребах – соленья. Поели, оделись в шмот из 80-х на несколько размеров больше и остались ночевать в одном из сараев. Когда наступило утро, мы вылезли из погреба и пошли на звук железнодорожных электричек. Стараясь быть осторожными, оглядываясь с обострённым волнением по сторонам, мы вышли на вокзал, отправляющий электрички в сторону Москвы. Было охуеть как холодно, вещи все отсыревшие, конец ноября, и мы с Пахой почти стали завидовать Витале, если бы не одно «но»: мы увидели, как его на другой стороне принимали копы. Мы с Пашкой сныкались за тыльной частью перрона, я весь задрожал от волнения. Думал о том, лишь бы Виталя нас не сдал, лишь бы нас не поймали. Прижавшись к бетону, я замер. Время будто остановилось. Кругом – сплошная серость, пасмурно, моросил мелкий дождь. Вдруг по мегафону объявили, что электричка на Москву прибывает ко 2-му перрону. Виталя не дождался всего минут 15–20, но для меня это время длилось вечно. Удача нас не покинула – мы дождались электрички и втиснулись в тамбур. Когда состав тронулся, я почувствовал неописуемое расслабление и кайф.

Доехав до Москвы, ближе к вечеру (я не помню, как) мы оказались в Сокольниках. Жрать хотелось дико, и мы с Пахой стали клянчить мелочь у прохожих и покупателей у рядов палаток. Там же случайно познакомились с московскими беспризорниками – они предложили нам ночлег и одежду. Эти ребята жили на стройке неподалёку от метро, магазинов и выпивки. В одной из комнат стояли кровати с матрасами и даже телик, работавший от аккумулятора. В углу была свалена огромная куча новеньких вещей, похоже, спёртых с рынка или из магазов. Я полностью переоделся, подобрав что-то более-менее по размеру, и сел с остальными жрать гриль и салаты из «Крошки картошки», запивая коктейлями. Так мы и остались жить по московским районам.

Стреляли мелочь, подрабатывали в палатках грузчиками и таскали мусор за деньги, иногда ходили в церковь умыться прохладной водой, а от зимы прятались в недостроенном двухэтажном садике. Прошло около двух месяцев, пока нас не отловили правоохранители. Как и всех беспризорников того времени, нас сначала доставили в отдел в Сокольниках, там опросили – кто мы и откуда. Я проявил смекалку и соврал свои Ф.И.О., назвав только адрес, где жила покойная бабуля. Паха сделал так же. Менты записали наши данные и отправили в обезьянник. Спустя пару часов нас переправили в 21-ю больницу.

С виду – почти обычная московская больница. Но inside я не понял, что это за заведение. Вроде не дурка, чему я обрадовался. Но и не просто так. В сопровождении охранника и двух ментов нас с Пахой передали в приёмку. Копы отдали на нас бумаги и уехали, оставив с врачами и охраной. Ко мне спокойно обратилась женщина крупноватого телосложения:

– Раздевайся до трусов.

Я про себя подумал: «Опять, блин, какой-то дурдом?» – и спросил:

– А зачем раздеваться?

– Блин, давай быстрее, сейчас ещё ребят привезут, я с вами до утра не справлюсь. Не замотались из дома убегать? Думаете, с вами легко? Вас лови по подвалам, подъездам, метро… Отмой, одень, потом пол-ночи писанины – у кого какие раны, болячки. Давай, раздевайся и пошли мыться.

Вот это обрадовало. Наконец-то можно помыться в тёплой воде. Я без лишних вопросов скинул с себя вонючие шмотки, сел на кушетку и стал ждать начала банных процедур. Врачиха проконтролировала, как встать на весы и измерить рост. Охранник с трудом уговорил меня постричься налысо и отвёл в ванную. Я с наслаждением плескался не меньше получаса, пока за мной не пришёл сотрудник больницы. Помыли, подстригли, переодели, затем повели на 3-й или 4-й этаж. Поднявшись, нас встретил ещё один охранник. Тот, что привёл, говорит:

– Вот, принимай. Там ещё один. Этого – к приютским.

У меня сердце ёкнуло. Похоже, догадались или узнали, что я из инкубатора. Охранник повёл меня в палату. Кругом – большие широченные окна с алюминиевыми рамами, такие же створчатые двери, которые блокировали, вставляя ножки стула в алюминиевые ручки, – так выход из палат закрывали наглухо. В комнате было ещё двое пацанов, лет 11–12, и один постарше – на вид лет 16. Вид, конечно, вокруг был необычный и даже диковатый, неожиданный для Москвы. Я познакомился с новыми сокамерниками, и тот, кто постарше, объяснил мне, что к чему. Он тут и в подобных местах бывал не впервые, так что без труда расписал мне дальнейший маршрут:

– Смотри, с тебя ещё раз возьмут объяснения – кто ты и откуда. Потом – общие анализы. Когда придут результаты (где-то через две недели), тебя отправят в приют, если за это время не найдут твоих родных. А могут и в ЦВИНП (центр временной изоляции несовершеннолетних преступников) – если поймали на преступлении.

– А куда в приют отправляют?

– Да по-разному, их по всей Москве дофига.

После дурки и всего, что я пережил, приют меня не пугал. Я и раньше бывал в приютах, так что дальше расспрашивать не стал. Две недели пролетели быстро. Я отоспался, морально подготовился к приюту, отошёл от ночёвок на стройке – в общем, привёл себя в порядок. Делать в больнице было особо нечего: кто спал, кто отрывал куски от простыни, связывал их в длинную верёвку и выкидывал в окно, чтобы сбивать у прохожих мужиков сиги. Удивительно, но выглядело это забавно. Пацаны, выкинув верёвку, дёргали ей, привлекая внимание, и, докричавшись, просили привязать сигареты. И, блин, им привязывали – несмотря ни на что.

В приют я попал в район Орехово-Борисово. На удивление, там все оказались приветливыми и без злобы – от воспитателей до самого отпетого беспризорника. Об этом месте остались добрые воспоминания. Если бы я пробыл там до окончания школы и своего полного взросления, то избежал бы многого плохого. Получил бы образование, не растерял бы несчётное количество нервных клеток и сохранил бы психическое здоровье. Конечно, были и ссоры, и драки между собой, но та кровавая бойня, к которой я готовился, думая, что там такой же ад, как в инкубаторе, оказалась плодом моего воображения. Из местной гимназии приходили учителя, занимались с нами. Учился я с охотой и по некоторым предметам даже делал успехи. Остальное время мы проводили за PlayStation, гоняли в футбол и облазили весь район Орехово-Борисово.

Рядом стояли многоэтажки, где я познакомился с местным «хулиганьём». Ходил с ними на стрелки подраться near реки – мне тогда кастетом пробили голову соперники, но и мы их потрепали. В подъезде дома рядом с приютом мы набрали код, домофон открылся. Пацаны пивком «продезинфицировали» мне рану на голове, вылив не меньше четырёх бутылок – так сказать, «посвятили» в свою группировку. Подогнали мне кастет, подарили первую олимпийку Pit Bull, а одна девчонка из компании принесла из дома подтяжки с крестами. Одним словом, было весело и комфортно – я чувствовал себя своим, в своей стихии. Я начал забывать, что я замкадышный инкубаторский, но всему хорошему приходит конец. Через полтора-два месяца моего пребывания в ореховском приюте меня вызвал директор:

– Сереж, зачем же ты обманул? У тебя ведь другая фамилия, и ты из другого приюта. Тебя уже два месяца ищет вся Москва и область. Завтра за тобой приедут из твоего приюта.

Единственная моя жалоба была – жалоба директору московского приюта.

– Я, блин, не хочу ехать обратно, Дмитрий. Они меня снова в лечебку упекут.

Я выложил всё без умолку, не забыв упомянуть психдиспансер, чему Дмитрий С. очень удивился. Я постарался максимально очернить свой д/д, расписав, что там творится. Директор явно был шокирован услышанным.

– Да это не приют, а школа выживания. Там что, спартанцев воспитывают? Ладно, мы придём к решению: завтра приедет директор вашего д/д, я подниму вопрос о твоём переводе к нам. Думаю, это возможно.

Эти слова меня успокоили, и я отбросил мысли о побеге из Ореховского приюта. На следующий день к обеду я уже стоял в кабинете директора московского приюта.

– Проходи, Серег, – пригласил директор Дмитрий С. к круглому столу.

– Ну здравствуй, Сереж, – ядовито протянула Ольга А. и сразу перешла в атаку. – Зачем врёшь? Весь такой бедный и несчастный. А о своём поведении чего не рассказал? Как ты по ночам со стульями носишься? Представляете, у нас ребёнок спокойно спал, а он ночью подскочил и треснул ему стулом по голове. А сейчас стоит весь такой невинный.

– Конечно, ребёнок – ему 23 года, а мне 13.

– А что случилось, Серег? – спросил Дмитрий С.

– Да нихрена себе! Не буду называть, кто, но хотели силой девушку «насадить». Я пожарную тревогу нажал – просто чтобы спугнуть и воспитателей разбудить. Естественно, ночным работникам не понравилось, что я им сон нарушил да ещё таким способом. Они старшаков попросили со мной «профилактически поговорить». Те, в свою очередь, за мой поступок вмазали меня, раскрасив плитку в алый цвет. Вот я и отомстил – они же старше и сильнее.

– О-о-о, ещё и словечки новые выучил! Не выдумывай! – перебила Ольга А. – И воспитатели у него виноваты! Дмитрий С., этот воспитанник у нас самый трудный, с ним ни один работник не справляется. Никакие меры воспитания на него не действуют, он единственный, кто сбегает из д/д.

– Да-да-да, именно такие показания вы, Алексеевна, и должны давать. А то, что вы просите старших уничтожать тех, кто вам не нравится, – это нормально? Об этом вы, я смотрю, тоже забыли рассказать? И это – самое безобидное из того, что творят вы и ваши работники.

– Ой, ты посмотри на него! Выкаблучивается! Поумнел, что ли? Сейчас обратно отвезём, откуда сбежал, – видно, на пользу пошло.

Я промолчал. Она ещё не успела как следует приехать, а уже успела меня достать.

– Ольга А., а можно узнать, по какой причине вы его на лечение отправили? – неожиданно для всех поинтересовался Дмитрий С. – У нас он характеризуется вполне спокойным: учится неплохо, с воспитанниками общительный, не конфликтный, даже с местными ребятами подружился – я как-то видел, как они его до ворот провожали. С каждым новым ребёнком у нас работают психологи. Многие дети годами жили на улице, им нужна помощь. Серега вполне адекватен, по анкетам и тестам показывает нормальные результаты – я специально узнавал. Почему же его направили в такое заведение?

– Как почему? Я же говорю – его поведение оставляет желать лучшего! У вас он ведёт себя так, а у нас – совсем иначе, на детей с палками кидается!

– Ну всё ясно, давайте сменим тему, – предложил Дмитрий С., явно оставшись при своём мнении.

– Я не хочу с ними ехать обратно, – я кивнул в сторону Ольги А. – Вы же вчера обещали решить, чтобы я остался тут.

– Обещал, и мы с Ольгой А. уже обсудили такую возможность. Пока будем решать, собирать документы, тебе придётся немного побыть там. Не переживай, я обещаю, мы с Ольгой А. постараемся ускорить процесс. Ольга А. тоже заинтересована в твоём переводе.

– Мы с радостью отдадим вам этого дьяволёнка! – фальшиво улыбнулась она. – Потом сами будете искать, кому его сплавить! Мы же не умеем себя вести тихо, как все остальные дети, да, Серёж?

– Да бросьте, нормальный пацан, – Дмитрий С. подмигнул мне. – У нас всё будет на дружеской ноте и взаимопонимании.

Я улыбнулся ему в ответ. Но как бы я ни хотел остаться в Ореховском приюте, пока решался вопрос о переводе, это было невозможно. Закон не разрешал числиться в одном приюте, а находиться в другом. Дмитрий С. пообещал звонить каждую неделю и интересоваться моими делами.

И вот, собрав всё нажитое (и подогнанное пацанами), я поехал обратно в инкубатор. Уже не так переживал, что со мной будет, что старшаки могут накрыть – о чём, кстати, директриса сообщила мне прямо в машине:

– Сейчас приедем – получишь от ребят за все наши нервы, гадёныш!

Я молча посмотрел на неё. Меня забавляла эта её уверенность. В голове крутилась мысль, что я готов ко всему и в любом случае чувствую себя победителем. Сбежал из дурки – что уже непросто. Создал такие условия, что мой д/д теперь не сможет просто так отправить меня на «лечение» – теперь моя жалкая жизнь под контролем Москвы, самого Дмитрия Сергеевича! Поставил в неловкое положение Ольгу А., да ещё и добился перевода в отличный приют с офигенными воспитателями и учителями. Все пацаны там – с улицы, может, и злые в чём-то, но не животные. Короче, я кайфовал от достижений тринадцатилетнего пацана.

Дмитрий С., как и обещал, звонил каждую неделю, интересовался жизнью. Но это было единственное обещание, которое сбылось. Перевести меня в Москву пытались, но форматы заведений не совпадали. Какая-то комиссия без объяснений не дала добро на мой переезд. Так я и остался в Белоомутском инкубаторе.

За два года я повзрослел, окреп. Заставил старших уважать себя – не без труда и шрамов на голове. Мне шёл 16-й год, я стал старшим – все старички выпустились. Те, кто остался – на год-два старше, – не составляли мне конкуренции ни в чём. Я был на вершине влияния среди воспитанников. Внёс поправки в правила выживания – сделал их мягче и человечнее. Не хочу на себя наговаривать, но я действительно боролся за справедливость с пониманием и порядочностью. Заступался за слабых, не требуя взамен ни полдников, ни другой платы. Где-то, конечно, был неправ и жесток – но это мелочи и дефекты характера после всего, что я прошёл. С воспитателями я так и не нашёл общего языка, разве что с новенькими. На остальных просто забивал. Многое пришлось терпеть, когда они ничего не делали и поощряли издевательства. Как только выяснилось, что меня не переведут в московский приют, я перестал подходить к телефону, и Дмитрий С. прекратил звонить. Ольга А., естественно, этим воспользовалась – при каждом удобном случае отправляла меня в разные больницы, каждый раз пытаясь найти условия покруче, чтобы я не сбежал. Но мне везло: я сбегал из Хотьково, Старого, 8 Марта – каждый побег сопровождался долгими поисками. То домой прибегал – на мать взглянуть, высказать ей за свою «прекрасную» жизнь, то в Москву – в Орехово к пацанам. Бывало, просто болтался по Москве, ночуя в подъездах, канализационных люках сокольнических теплотрасс, на заброшенных стройках. Это было лучше, чем торчать в инкубаторе, где тебя постоянно унижают, бьют, отправляют в дурку и делают крайним во всём. Как говаривали местные воспитатели:

– Вот повзрослеешь – будешь по д/д скучать и ностальгировать по этим стенам.

Скажу вам: я совсем не скучаю по инкубатору и очень рад, что его расформировали – видимо, не просто так. Именно там искалечили мою жизнь. Из-за моих побегов и бродяжничества по Москве я побывал в ЦВИНПе. Из Морозовской больницы меня отправили в Филимоновский ЦВИНП – не за преступления, я до сих пор не знаю, как туда попал. Видимо, тогда время было такое – беспризорник мог вытянуть несчастливый билет и загреметь за бродяжничество. Я побывал в разных приютах Москвы. Где-то было офигенно, где-то не очень. Но любой из них был лучше Белоомутского инкубатора. Не считая, конечно, двух ЦВИНПов – Алтуфьевского и Филимоновского. Хотя даже в них моя психика не пострадала так, как в инкубаторе.

Эпизод 5.

Альтернатива.

Должен признаться, единственное, о чём я очень сожалею, – это то, что своими скитаниями по Москве я годами пропускал учебные заведения и стал неграмотным гражданином. Не получил нужного образования, и бывает, мне стыдно до глубины души, что я не знаю ответа пятиклассника. И вот после очередного побега из инкубатора, спустя несколько месяцев, меня отловили сотрудники милиции и направили в Морозовскую больницу. Эта больница была идентична другим больничкам для беспризорников. Отличалась тем, что отделение было одноэтажное и двери не запирали на стулья. Запирали на щеколду. В палате от 6 до 12 человек. На окнах решётки, а стёкла сделаны из оргстекла, все исцарапаны нецензурной бранью в адрес ментов и охранника данной больнички по кличке «ПАНК». Это тело ростом 175 см и весом не больше 70 кг. На левом ухе серьга в виде креста и чёрный ирокез на башке. На его брюках с правой стороны свисала металлическая цепочка чуть ниже карманов, а из-под рубашки виднелась футболка какой-нибудь альтернативной рок-группы. Этот тип устраивал между нами бои. Вечером, когда всех рассаживали в коридоре по лавкам перед экраном ТВ, врубали каждый день один и тот же фильм «Кладбище домашних животных» – видимо, название подбирали с сарказмом. И пока остальные, кто не участвовал в смешанных единоборствах, смотрят телик, «ПАНК» уводил в дальнюю палату двух пацанов и стравливал их между собой. Того, кто выигрывал, он отводил в душевую и давал курить сигарету. Я был его любимчиком по двум причинам: первая – его цель была выбить меня из титула чемпиона, вторая – я не курил, а ему не особо хотелось расставаться с сигами. Я бился с новоприбывшими пацанами, поскольку, когда был сам новичком, то самого сильного бойца уронил. С другими смысла драться не было. Санитарки или врачи знали о его страсти к боям, но благополучно молчали, попивая чаёк в кабинете и болтая о своём. Того, кто ругался матом, не спал в тихий час, громко разговаривал, «Панк» выводил в коридор и заставлял по сто раз приседать, а потом по 20-30 раз отжиматься. Если плохо выполняешь повторения, то можешь схватить той самой цепочкой по жопе. Лично я не держу на него и на его методы воспитания никакого зла, я даже в чём-то благодарен. Я хоть и огорчался, с удовольствием поддерживая пацанов в оскорблении данного персонажа, но его методы закаляли мой дух и подготовили к худшему. К моему прибытию в ЦВИМПе. Тюрьма – тюрьмой для малолеток. Везде решётки, правила передвижения строем, внутренний распорядок, и вместо воспитателей – сотрудники полиции в форме, как у ментов на воле. Просто в тюряге менты в камуфляжной форме, а в ЦВИМПе они как вольняшные, в обычной. Нас было около 50 пацанов до 16 лет. Стояли в строю по 3-4 часа. Кто присядет на корточки от усталости передохнуть, тому прилетало по почкам дубинами. Не без драк между собой. Там каждый исключительно сам за себя. Многие бывали на реальной малолетке за мелкие кражи и хулиганства. Все на блатной фене ботают, передавая друг другу знания о тюремной жизни. Из-за недопонимания и в силу возраста мы все думали, что в тюрьме крутые ребята, с пушками, наколками, которых боится весь мир. И все хотели стать самыми крутыми. Как-то мы шли на прогулку, а дворик с решётками даже над головой. Когда спускались по лестнице, кто-то в шутку толкнул меня в спину. Я развернулся с особой раздражительностью, увидев, кто был ближе всех, зарядил ему в душу. Наш конфликт перерос в драку, откуда я вышел победителем. Когда прогулка завершилась, нас с этим бедолагой менты поставили к стенке лицом, дождались, когда из прогулочного дворика выйдет последний из узников, чтобы не было свидетелей, и менты нам отбили почки и ноги. Потом мы почти всю ночь простояли в коридоре в одних трусах в качестве наказания. Но на этом история не закончилась. Спустя пару дней, по дороге в столовую, я ощутил резкую боль в левом боку живота. Тот пацан, кого я вбил в бетон, не разобравшись, где-то раздобыл ржавый гвоздь на 150 и воткнул мне в бочину. Я вытащил гвоздь из живота, ощущение было, будто он цепляется коррозией за ткани мяса и кожи и рвёт их. Казалось, я слышал звук разрывающейся плоти. Слава Богу, всё обошлось уколами от столбняка и шрамом. Гвоздь я выкинул. Мусора всех допрашивали, но так ничего и не добились, хотя и догадывались, кто и по какой причине меня пырнул. За то, что я промолчал, меня стали уважать.

Пробыл я там 3 месяца, пока за мной не приехала Ольга А. из д/д. По пути, когда меня забрали из ЦВИМПа, Ольга А. говорит:

– Ну что, понравилось в тюрьме?

– Да как видишь, жив.

Я давно с ней на «ты», поскольку не уважал её больше всех и этого не скрывал, она отвечала взаимностью.

– Может, эти обстоятельства тебя остановят? Перестанем за тобой гоняться по всей Московской области и Москве.

– Это вряд ли!

– У тебя все такие тупые в семье?

– Поверь, Алексеевна, тебе нет равных!

Водила угарнул – то ли от сказанного мной, то ли от шутки из магнитолы.

– Может, тебя обратно отправить? Мы быстро сейчас машину развернём.

– Нашла чем напугать, делай что хочешь. Сына своего пугай.

– А что ты сына моего трогаешь?

– Ну, а ты-то не брезгуешь семью цеплять.

– Я сына своего не бросила и воспитываю его. А твои родители спились и валяются где-нибудь в блевотне.

– Может и так, но в отличие от тебя, они не бессовестные мрази. Не крысят у сирот.

– Это ты про меня что ли?

– Нет, про член в говне, конечно про тебя! На Новый год спонсоры подарили комп, где он? У твоего сына появился, а у нас нет. Прежде чем приглашаешь домой своих стукачей на чай, научи сына держать язык за зубами. Думаешь, твои стукачки нам ничего не рассказывают?

– Сыну я всё приобретаю на свои заработанные деньги, а ваш комп на складе лежит в пыли.

– Странно, что и на складе его никто не видел. По всему складу ходим, шмотки выбираем, а вот, во что на компе сыграть – выбрать не можем. Ах да, потому что кладовщица сказала, что игровой аппарат Ольга А. забрала к себе в кабинет.

– Да как с тобой, дураком, разговаривать?

– Вот и иди на хуй! Куда мне до вашего высокого интеллекта?

– Делай выводы, хватит бегать, посадят, а там за длинный язык убьют.

– Смотри, чтобы тебя не посадили за воровство и превышение должностных полномочий.

На этом наш разговор закончился. К вечеру мы были уже в инкубаторе. Я слушал от Грини незначительные новости и от мелких разные жалобы, время подошло к отбою. Перед сном я рассказал всем в комнате про новые места, где я побывал, все ощущения, впечатления, и лёг спать. Темнота. Я хочу идти, но не вижу, куда шагнуть, слышу голос матери. Она зовёт меня. Кручусь на месте и не могу понять, откуда издаётся голос. Резко провалился вниз и оказался на текстильках в районе Озёр. Стоит напротив, в метрах ста, автобус «ПАЗик» с чёрными шторками. Возле него ходит толпа незнакомых мне людей. Постойте, вон отчим. С кем он там разговаривает? Кого-то этот человек мне напоминает. Блин, не могу вспомнить, надо ближе подойти, рассмотреть. Иду потихоньку по тропинке из песка и камней, вглядываясь в человека, разговаривающего с отчимом о чём-то. Споткнулся о камень, перешагнул другой и пошёл дальше. Подойдя к ним, я вдруг вспомнил! Это дядя Лёша, лучший друг мамы. Всегда приходил в гости, дарил подарки мне и матери. Лёша умер, когда мне было лет 8-9. Отчим заметил, что я подхожу, и повернулся ко мне. Его лицо было грустное и бледное, как у мертвеца. Мимо нас в автобус зашла заплаканная женщина, и вдруг в автобусе все зарыдали очень громко. Вся картина выглядела излишне мрачно. Отчим говорит:

– Мы с Лёхой понесём гроб, а ты тогда, Серёг, возьми крышку, она лёгкая.

Отчим открыл заднюю дверцу автобуса, где стоял гроб. Я не стал туда заглядывать, чтобы узнать, кто там упокоился. Я уже знал! Я взял крышку, накатились слёзы, острая боль в груди. Я осознавал немыслимую потерю, мне хотелось лечь рядом. Сердце билось так тихо и редко, что казалось, каждый его стук может быть последним, оно просто замолчит. Мир окрашен горем и печалью, совсем чужой. Я больше не могу тут оставаться… Проснулся глубокой ночью, на глазах слёзы, наволочка сырая, половина простыни на полу. На душе всё то же самое, что я чувствовал и переживал во сне, такое ощущение, что я телепортировался с похорон моей матери в кровать инкубатора. Больше уснуть я так и не смог, как бы ни старался. В глубине души моё подсознание точно определило, каким-то сверхъестественным чувством, что это был именно прощальный трюк усопшей. Я, конечно, пытался убедить себя, что это был всего лишь чертовски плохой сон. На это моя память ответила теми воспоминаниями из жизни, когда мать с точностью угадывала, что кто-то из родных помер. Из поколения в поколение передавались знания по магии, чем была не обделена моя мать. Я, конечно, не верил в магию и ведьм, но в своё время, в детстве, я видел необъяснимые вещи, явно не связанные с нашим миром. Потом стал взрослеть, да и от матери меня забрали, и всё мной увиденное я списал на детское воображение, и теперь стараюсь в этом не копаться. Возле моей кровати находилось окно, где на подоконнике стоял центр Sony. Я включил группу STIGMATA, и данные исполнители отвлекли меня от проклятого сна. Вообще, когда мне плохо или я нервничаю, переживаю, то тяжёлый рок меня приободряет. Всю неделю я ходил с тревогой на сердце, вспоминая не дающий покоя сон. С самого детства я ни с кем не делюсь болью и переживаниями, мне просто не с кем. Для таких вещей должен быть самый любимый и родной человек. Так что боль и горе я переживал один. Я надумал убежать. Уже невозможно было ломать голову, я решил убедиться, что с матерью всё хорошо. Убежал. Добрался до дома, поднялся на четвёртый этаж, стучу в дверь – никто не подходит. Я дёрнул ручку двери вниз, и дверь открылась, чему я тут же удивился и забеспокоился. Мать никогда не оставляла дверь открытой, в каком бы состоянии ни находилась. Войдя в зал, я врубил свет, а там отчим один, за столом пьяный спит. Растолкав его, я с нервозностью начал расспрашивать, где мать? На удивление он быстро отрезвел – то ли проспался, то ли от неожиданности лицезреть меня.

– Серый, сын, сядь на диван.

Я с ходу всё понял и остался стоять и ждать приговор.

– Мать неделю назад умерла. Крепись, Серый!

Вот и всё, что я услышал. По щеке покатилась слеза, не знаю как, но я собрал все остатки сил и мужества и кое-как сдержался, чтобы не завыть на луну. На столе стоял пузырь водяры, я подошёл, налил себе стакан, выпил его как воду, развернулся к выходу и ушёл, не знаю куда, я просто шёл куда ноги вели. Таким образом я дошёл до тётки, она открыла дверь, обняла меня и зарыдала. Даже дядя не посмел в такой ситуации меня сдать в мусарню. Переночевав, я понял, что мне нужно уехать к пацанам, туда, где никто не напомнит мне о потере и в целом отвлечёт меня от траурных мыслей. Я уехал в Москву. С пацанами пил, гулял, и на это время я отключался от мыслей о матери. Парняги думали, что я снова в Ореховском приюте, и не задавали лишних вопросов. Я ночевал в подъезде под лестницей первого этажа, каждую ночь оставаясь один с целым миром, замерзая, мечтал больше не проснуться, хотел замёрзнуть до смерти. А кто-то в это время поднимался по этой лестнице с работы или ещё откуда, шёл домой в уют, где ждут любимые и родненькие, дети, жёны, мужья, родители. Эти люди даже не догадывались, что у них под ногами, под лестницей, по которой они поднимались домой, лежит на бетоне 15-летний пацан, замерзая, мечтает только об одном – умереть любой смертью, лишь бы покинуть этот бессмысленный мир. Наверное, мне повезло, что меня вновь отловили фараоны и отправили обратно в инкубатор. Ольга А. уже была в курсе моей беды и в этот раз даже не докучала меня обвинениями, какой я плохой и как они всем инкубатором от меня устали. Вскоре я свыкся с утратой, стал оживать. У Ольги А. проснулось чувство симбиоза, стала меня отпускать на выходные домой под свой страх и риск, я в свою очередь пообещал не сбегать. И почему ей раньше не пришло в голову подобное решение избавиться от моих побегов? И всё же я редко уезжал, и то не домой, а к пацанам в Москву на пару дней. Гонял к Грише и «Резе» в гости. «Резя» – это тоже мой одноклассник, с его приглашением погостить связано моё первое столкновение с интересными вещами и ощущениями, которые отложили своеобразный отпечаток на моих предпочтениях. Но всё по порядку. Последний учебный день перед зимними каникулами. Мы с Ваваном «Реней» движемся самыми последними на лыжах.

– Серый, что делать собираешься после физры?

– А есть какие-то предложения?

– Я дома с батьком договорился, давай к нам на зимние? Свалим сейчас после физры, просто на автобус успеть. Правда, там минут 40 по расписанию, придётся ждать. Если после трудов ехать, там вообще замёрзнем. Серьёзно, Серег, чего ты тухнуть будешь в инкубаторе?

– Да я хотел к пацанам в Орехово сгонять.

– Успеешь! Дома с батьком вина своегоского попьём с салом. Батя сало сам мутит, закачаешься!

– Ну если сало с вином, Вован, то идея мне нравится. Такого сочетания я не слышал.

– Ну всё, замазали, Серый.

– Я тогда после физры к директрисе, подожди меня у инкубатора.

– На две недели? Ты с дуба рухнул? Я и так под свою ответственность тебя отпускаю не знамо куда, проездной тебе сделала. Нет, Серёж! Две недели это много! – возмутилась Ольга А.

– Давайте так посмотрим на ситуацию, Алексеевна. Две недели – это лучше, чем потом минимум пару месяцев вы будете искать меня по всей России?! Верно?

– Манипулируешь, не стыдно тебе, бесёнок? Я к тебе и так по-хорошему. Максимум неделя!

– Ну вот же, не так трудно прийти к общему знаменателю.

– Номер свой давай!

– Зачем?

– Проверять мне тебя как? Мало ли, что с тобой случится?

– Да брось, я месяцами жил на улицах Москвы и, как видишь, живой.

– Либо номер даёшь, либо никуда не едешь.

– Ну, добро. Только не забывайте, что вы не моя мать!

– Упаси Господи!

– Он тут ни при чём, просто постарайтесь меньше мне звонить, мама, а то привыкну.

– Выйди вон из кабинета!

– И тебе счастливо!

Мы с «Резей» добрались до его населённого пункта, где он проживал. По-моему, если память не подводит, посёлок назывался «Грачёво» в Луховицком р-не. «Резя» жил в пятиэтажке на 3-м этаже. У порога нас встретил его батёк, дядя Коля. Ему не нравилось, когда его называли дядей, поэтому просто Коля. Хороший мужик, занимался домашней скотиной, пёк хлеб и работал на приёмке металла в городе. Мамы у «Рези» не было, вернее была, но уехала от бати Вовки обратно на родину в Днепропетровск. Сеструхе Вована, Ксюхе, было 24 года. У неё сын мелкий, жила она там же, в деревне, со свекровью в частном доме, муж её работал дальнобойщиком и погиб в аварии. Она каждый день навещала отца и всё остальное время проводила дома с малым. Девушка симпатичная, всё при ней, и сразу мне понравилась. Карие глаза с большими ресницами, тоненький, правильной формы носик, волосы каштанового цвета, свисающие почти до поясницы, упругая грудь и попа. Весёлая и умная девушка. От неё прям исходила положительная энергетика и веяло сексом. Я находился в гостях у Вована уже четвёртые сутки. За это время я думал только о Ксюше. Но разница в возрасте на 9 лет, как мне казалась, разделяла нас неприступной горой. За это время я довольствовался лишь её красивой улыбкой и обворожительным заигрывающим взглядом. Наступил день исполнения желаний, вселенная услышала мои сокровенные мысли, и за вечерним столом, за обещанным стаканом домашнего винца и сала, «Резя» отозвал меня в зал на короткий разговор.

– Серый, темнить не буду, спрошу прямо, как тебе Ксюха?

– Хорошенькая, Вован! А что, вдруг за интерес?

– Ты ей тоже нравишься, попросила разузнать, что думаешь о ней. Но я тебе ничего не говорил!

– Ну, само собой, мы сюда отошли на друг друга посмотреть. Встретились, да, друга, так, не виделись давно. Целовались, обнимались, пока хуй не встал у одного.

– Серый, пошёл ты! Опять шуточки твои. Нахватался на малолетке. Короче, в случае чего, базарили о своём, и всё!

– Ага.

Я никогда не был обделён женским вниманием, благодарочка матери-природе, что наделила меня смазливостью и обаянием. Да вот в свои 15 я был даже не целован и в первый раз перед девушкой дрожал и был застенчив. Вернувшись на кухню, к столу, батёк Вована насыпал всем по стакану и говорит:

– Давай, молодёжь, салом закиньтесь, сам делал!

Перец, чеснок. Я на тот момент сало ни разу не пробовал. Ломтики с мясной прослойкой и жиром не проявляли во мне желания его попробовать, хотя аромат чеснока и перца разыгрывали аппетит. Ксеня выпила вино и, посмотрев мне в глаза, облизнула языком верхнюю губу, подмигнула, издевательски посмеиваясь. От её флирта я застеснялся и замер, отвечая ей взаимной улыбкой. От неё не ускользнула моя застенчивость и нерешительность как-то действовать. Скорее всего, она даже догадалась о том, что я девственник и не имел отношений с противоположным полом, кроме дружбы и общения. Я опрокинул ещё стакан вина, и батёк снова предложил своё фирменное сало. Я, не подавая виду, что категорически не планирую пробовать его изготовление, тупо запил винишко яблочным соком. Тут Ксюха схитрила, взяла ломоть сала и кусок хлеба, подошла ко мне.

– Ну-ка, давай закусывай, а то быстро сломаешься. Открывай рот!

Я не стал сопротивляться, дабы не проявлять неуважение к труду её бати, и открыл рот. Она ловко положила ломоть сала и отломила от куска хлеба крошку, говорит:

– Присяду-ка я рядом с этим мальчишкой, а то я смотрю, совсем взрослых не слушается, буду перевоспитывать товарища, че делать!

Ксюха подвинула меня бедром, села рядом на стул, прижав меня к стенке. А чтобы я не успел чего лишнего выдать, она впихнула мне хлеб в рот. Батя согласился с её хитростью и решением, хоть скорее всего не догадывался об истинном намерении его дочери.

– Правильно, дочь, когда это от нас гости голодными уходили?! Она, Серень, быстро тебя научит тому, как люди на воле живут. В вашем инкубаторе, наверное, ничего нельзя, да и нет нихрена. По разрешению, наверное, в туалет-то ходите? Смотрю, скромничаешь, как благородная девица. А хотите анекдот?!

«Новый год, сидят за столом две пары, два мужика и две дамы. Ждут бой курантов. Петя спрашивает у Васи:

– Васянь, какое желание будешь загадывать?

– Хочу новый мерс, а ты?

– Я – повышение в должности до начальника, – ответил Петя.

– А ты, Вик, чего задумала?

– За начальника замуж выйти.

В кухню забежал кот, и Ленка встала из-за стола, насыпать ему корм. Достала «Вискас» и нагнулась над миской. Мужики все стали смотреть на её орех.

– А ты, Лен, чего загадать хочешь?

– Чтобы сиськи больше стали.

– Ты возьми туалетку и потри ей между сисек.

– Зачем, Вик?

– Жопе помогло же!»

Мы посмеялись над весёлым анекдотом батька, бахнули за отличный вечер. Ксюха мне шепнула:

– Пошли, отойдём!

Встала и, не дожидаясь моего ответа, взяла меня за руку и направилась в сторону зала. Походу, это у них в семье комната переговоров.

– Бать, сейчас вернёмся.

– Можете не возвращаться, Ксюх, забирай его к себе.

– Возьму и заберу!

– Да идите уже, мы и с Вованом неплохо сидим.

Когда оказались в зале, Ксюша спросила:

– У тебя девушка есть?

– Нет.

– А была?

– Неа.

– Ты чего, никого не любил никогда?

– Просто в инкубаторе мне никто не нравится, я не рассматриваю там никого в качестве второй половинки. Так что я свободный пацан.

– Ага, и девственник, да?!

Ксюха тихо рассмеялась, вгоняя меня в стрём. Неожиданно взяла двумя руками меня за лицо и прикоснулась пухлыми губами к моим, мы засосались, и я почувствовал одновременно дрожь по телу и возбуждение. Она опустила мою руку к себе на попу, тем самым давая урок, как нужно вести себя с девушкой в интимной обстановке. Я думал, у меня вот-вот откажут ноги, и я шлёпнусь к её ногам. На моё счастье, в тот вечер на поцелуях и поглаживаниях попы уроки раскрепощённости закончились. Ксюха сказала, что ей пора домой, т.к. вторая мать скоро ляжет спать, ей рано вставать на работу. С этим обломом мы вернулись на кухню.

– Ну всё, поговорили? – уточнил батёк.

– Всё норм. Мне домой пора, малого спать укладывать. Вовчик, ты завтра можешь с Серегой прийти часиков в 9–10? Поможете дорожку от снега почистить.

– Да без проблем. Я могу один привалить, там делов-то. Чего я Серегу таскать с собой буду?

– Там нормально навалило, Вов, лучше вдвоём с Серегой приходите.

– Дочь, конечно, придут, хули дома сидеть, облучаться за голубым экраном. Целый день давят на кнопки в приставку, как умственно отсталые.

– Придём, Ксюх! – заключил я.

– Ну всё, я домой, увидимся.

Ксюха ушла, а мы продолжили застолье.

Только на улице едва взошло утреннее солнце, мы с Вованом поднялись из тёплых постелей, умылись и сели пить чаёк.

– Вован, дома тихо, батёк уже ушёл на работу?

– Да, у него электричка в 7.40.

– Вчера Алексеевна звонила, пока ты в магаз бегал. Твой батёк не только ей рассказал, что я у тебя в гостях тусуюсь, он ещё каким-то образом уломал её, чтобы я до конца каникул тут смог остаться!

– Батя может, у него язык хорошо подвешен. Точно! Надо сеструхе позвонить. Ты как? Пойдёшь со мной?

– Конечно, я чё, один тут сидеть буду? Вован, мне кажется, она нас двоих не просто так позвала.

– Я знаю, Серег.

– И ты не против?

– А мне какое дело?! Она сама клинья к тебе бьёт. Вдруг у вас чего получится.

– Ну х/з.

– Не парься, мы приехали отдыхать, вот и кайфуй.

Вован позвонил Ксюхе и предупредил её о нашем визите.

– Ничё, погнали, Серёг? Вечером, кстати, можно на дискач сорваться, сгоняем?

– Спрашиваешь ещё, конечно, запляшемся! А далеко пилить?

– Нет, ДК рядом, метрах 300 от дома.

– Я про сеструхин дом.

– Тоже рядом, погнали.

Оставив кружки на столе, мы пошли одеваться. На улице свежо и солнечно. За 10 минут мы добрались до Ксюхи, вошли в открытую калитку и позвонили в дверь. Дверь приоткрылась, я увидел Ксюху в коричневом байковом халате с завязанным в поясе бантом, распущенные мокрые волосы, без макияжа, по-домашнему она казалась ещё красивее.

– Давайте, быстрее проходите, я только из душа.

Мы вошли внутрь террасы.

– Есть будете?

– Нет, – ответил «Резя».

– Чаю хоть попейте.

– Дома попили. Давай, Ксюх, лопаты, мы с Вованом быстро всё сделаем и поскачем.

– Вовка знает, где всё взять, лопаты, санки и т.д. Тогда занимайтесь, зайдёте.

Мы вышли на улицу, Вован достал из сарая лопату и сани, распределил роли, и вот я с лопатой уже наваливал ему снег в сани. На всё про всё времени у нас ушло минут 20. Мы вошли в дом, и «Резя» окрикнул сеструху. Ксюха примчалась быстро и настояла на том, чтобы мы попили чай. Мы разделись, помыли руки и сели за стол. Ксюха навела очень сладкого чаю с печеньями.

– Блин, парни, без обид, но от вас попахивает потом. Давайте-ка в душ.

– Дома помоемся, Ксюх. У Серого, да и у меня, шмотки как бы тоже дома.

Ксюха отвесила ему оплеуху, не знаю за что, видимо на правах старшей сестры, но Вова тут же оказался первый в душе. Ксюха подошла ко мне со спины, обняла двумя руками, дёрнула меня, прижимая к себе, и прошептала дразнящим голосом «Пошалим?», облизнув мою шею с левой стороны. Я чуть не вздумал бежать, запаниковал, заволновался и уловил пульс возбуждения в штанах.

– Ты чего, Ксюх? Тут же Вован, спалит нас.

– Ой, ты чего, тут Вован, – передразнила меня Ксюшка, имитируя детский голос. – Нашёл кого бояться.

– Я не его боюсь, просто неудобно, когда кто-то рядом.

– Я просто обняла.

– Да, у меня в целом не было отношений, Ксюш. Я ощущаю неловкость, если честно.

– Это хорошо. Хорошего щенка воспитывают с детства.

– Не понял сарказма.

– Не парься, всему научу!

Пока я размышлял, перебирая в голове свои фантазии, как я занимаюсь с Ксюхой сексом, «Резя» уже вышел из душа.

– Давай, Серег, иди тоже в душ, или тебя проводить?

– Не нужно, Ксюш, дойду.

Только в душе я догнал, что от нас, кроме одеколона, больше ничем не пахло. Я догадался, что Ксюха что-то мутит, но всё равно забрался в ванну сполоснуться. Только смыл с себя мыло, как в дверь постучали.

– Серег, открой.

Я охренел от такого нежданчика и молниеносно выпрыгнул из ванны. Это была Ксюха. Я схватил первое попавшееся на глаза полотенце и стал лихорадочно вытираться.

– Ты там утонул?

– Всё, открываю, Ксюх.

В трусишки я влетел быстрее, чем вылетает пуля с новенького револьвера. Открыл дверь. Ксюха, входя в ванну, тихо и аккуратно оттолкнула меня, потом, сделав пару шагов, подошла вплотную и прижала к себе.

– Всё, не парься! Вована я отправила до вечера домой.

Она повторила вчерашний урок поцелуев, и мы отправились к ней в спальню. У неё была широкая кровать, которая явно намекала мне на долгий секс и потерю статуса неприкосновенности. Она толкнула меня, и я упал на кровать. Она сбросила халат и полностью соответствовала появлению Евы, я не успел осознать, как Ксюха оказалась на мне.

– Знаешь, что девушкам приятно?

– Нет.

– Закрой глаза и не подсматривай.

Я с радостью подчинился такой приятной участи. Не могу объяснить свой страх, но почему-то в первый раз я боялся посмотреть ей в глаза. Сейчас наоборот, это возбуждает. Но тогда этот страх сыграл со мной злую шутку. Я с закрытыми глазами ощущал поцелуи на шее, нежно и страстно губами она прикусывала у меня за ухом, и её грудь коснулась моего лица. Я резко открыл глаза и осознал происходящее.

– Ты чё творишь, Ксюх? Я не буду этого делать!

Я попытался поднять голову, но она прижала её обратно к матрацу.

– А кто об этом узнает?

– Да это не только из-за того, что узнают.

– Тогда делай мне приятное! Чего бояться? Девушкам это очень нравится!

Я стал возмущаться такой дерзостью и поворотом событий.

– Я могу сделать так, что все будут знать, что твоя голова побывала между ног и ты отличный лизун.

– Ты же пиздишь, хорош, короче, стебаться.

– Я не шучу, ты будешь моей жертвой.

В этот момент зазвучал голос ребёнка.

– Так, лежи тут и никуда не уходи! Пойду, ребёнка проверю.

Она вышла, а я сидел и думал, как же я встрял и как выкручиваться. Вернулась Ксюха.

– Давай забудем с тобой о нашей маленькой ссоре, ты главное всё понял и знаешь, что и как. Давай, сам теперь пробуй кадрить.

В общем, первый в жизни секс был весьма разнообразен. Сходил снег почистить. Наступил вечер, и за мной забежал Вован. Мне не охота было делиться с ним о том, что у нас с его сестрой был секс. Я надеялся, что Ксюха не проговорится о моей чисто проделанной работе. Вован говорил, что Ксюха иногда тоже позволяет себе сходить на час-другой в ДК с подругами попиздеть. Просто переживал, что до батьки инфа дойдёт, перед ним жесть как неудобно будет. Ещё женит на ней, а я совсем не готов залазить под каблук и морально погибать молодым. Как говорится: «Что было, то было». Вован вытянул меня из сексуального рабства, пока я окончательно не стёр по яйцам свой половой орган, и мы отправились к нему домой. Дома созвонились с Гриней, договорились встретиться у гастронома вблизи ДК. «Резя» взял у бати немного рублей на пивас, я вылил на себя полфлакона «адика», переоделись и пошли на танцы в надежде провести замечательный в нашей жизни вечер. Встретились с Гриней, набрали пакет пиваса, арахиса, и всё это дело уговорили за клубом. Клуб мало чем отличался от других того времени. Большие колонны на входе, двухэтажное здание жёлтого цвета. Внутри раздевалка, теннисный стол, дальше актовый зал. Большие дискотечные колонки, фонари под потолком разного цвета. Естественно, блестящий шар, без этого атрибута дискач 90-2000-х не имел бы музыкального эффекта. На входе ультрафиолетовая лампа, притормаживающая своим освещением движения. Танцевать я не любил и не умел, за исключением брейка и медляка. Так что я тупо сидел на стуле и слушал местный популярчик из колонок. Зазвучал медляк группы Максим «Знаешь ли ты», и меня заметила одна особа лет 18-19. Она пригласила покружиться, я пытался ответить, что не танцую, но алкашка подсознательно напомнила о модели поведения, намекая, что негоже отказывать одинокой девушке в такой маленькой просьбе. За танцем последовало нерадостное обстоятельство. Толчок в спину с намёком на дископодставу.