Магический участок – сыр, тапки и магия на грани бесплатное чтение
Глава 1. ДЕЛО О ГОВОРЯЩЕМ СЫРЕ
Если бы у магии был запах, то в служебном фургоне Мобильной Магической Помощи пахло бы старой пиццей, озоном от случайных разрядов и тщетными надеждами. Фургон, внешне напоминающий помятый микроавтобус с загадочной надписью «ММП. Не колдовать!» на боку, стоял на запасном пути магического трамвайного депо, которое уже лет двадцать как не работало.
За рулем, уткнувшись в толстенный фолиант с закладками, сидела Виола Премудрая. На ней была безупречно чистая мантия с нашивкой «Специалист-теоретик», которая резко контрастировала с обшарпанным салоном.
– Согласно «Энциклопедии побочных магических эффектов» Генриха Заблудшего, – четко выговаривала она, – случайная вербализация неразумной материи чаще всего случается в зонах с повышенной эмоциональной остаточностью. Например, в пекарнях, где постоянно спорят о цене на сдобу.
С заднего сиденья донеслось довольное урчание. Там, на специально оборудованной лежанке, растянулся кот Бенедикт. Он был пушистым, рыжим и обладал выражением морды, полным безразличного превосходства.
– Феня, – Виола обернулась к третьему члену экипажа. – Ты уверена, что это «стабилизирует эфирный фон»?
Феня «Фенька» Хлопушка, техник-самоучка, свистела, орудуя паяльником над какой-то хитросплетенной схемой. Ее рабочая униформа состояла из заляпанных магическими реактивами джинсов и футболки с надписью «Я знаю, что я делаю. Обычно». На ее столе, среди микросхем и пучков засушенной плакучей ивы, стояла кружка с логотипом «Лучший сотрудник месяца», которую она, по слухам, отвоевала в рукопашной у гоблина из водопроводной службы.
– Абсолютно! – бодро ответила Феня, не отрываясь от работы. – Я встроила в бортовой компьютер резонатор на основе горного хрусталя и… э-э-э… жвачки. Теперь наш фургон не просто ездит. Он создает вокруг себя ауру умиротворения. В радиусе пяти метров даже самые вредные домовые начинают чувствовать легкую сонливость.
– Жвачки? – уточнила Виола, содрогнувшись.
– Опытной, магической! – успокоила ее Фенька. – Выплюнул ее один студент-заклинатель после провального экзамена по Некромантии-101. Очень концентрированная энергия разочарования.
В этот момент дверь фургона с скрипом открылась, и в салон ввалился Аркадий Простаков, глава команды. На нем была обычная куртка, на которой рядом с официальной эмблемой ММП кто-то вышил крестиком улыбающегося единорога. В руках он держал поднос с четырьмя стаканчиками кофе и бумажным пакетом.
– Кому капучино с сиропом «Утренняя радость»? – спросил он, ставя поднос на стол и задевая локтем конструкцию Феньки. Та чихнула, и из прибора вырвался маленький радужный смерч, который тут же улетел в вентиляцию, наполнив салон запахом марципана и легкой паники.
– Аркадий, – строго сказала Виола, – мы должны были начать утренний брифинг десять минут назад.
– Брифинг и был, – Аркадий достал из пакета пончик и протянул его Бенедикту. Кот снисходительно принял дань. – Я провел разведку. В булочной «У Плюшкина» на Аллее Фениксов – ЧП. И я не про подгоревшие булки.
– Насколько серьезное? – насторожилась Феня, откладывая паяльник.
– На уровне «код оранжевый, почти персиковый», – ответил Аркадий, делая глоток кофе. – По словам булочника, у него завелся… говорящий сыр.
В салоне повисла тишина. Даже Бенедикт перестал жевать и уставился на Аркадия своими зелеными глазами.
– Вербализация пищевого продукта, – тут же проанализировала Виола. – Крайне редкий феномен. Нужно свериться с протоколом…
– Протокол подождет, – перебил Аркадий. – Потому что этот сыр, цитирую, «требует политического убежища и зачитывает вслух депрессивные сонеты». Булочник в истерике. Клиентов разогнал. Говорит, сыр еще и на летающие круассаны способен.
Феня загорелась.
– Летающие круассаны? Это же круто! Надо не усмирять его, а нанять в цирк!
– Наша задача – устранить угрозу магическому спокойствию и частной собственности, Феня, а не монетизировать ее, – напомнила Виола, уже листая свой фолиант. – Параграф 14-b: «В случае вербализации неодушевленного объекта первостепенной задачей является установление типа разума: агрессивный, меланхоличный или коммерческий».
– Ну вот, – вздохнул Аркадий. – Поехали устанавливать. Виола, ты ведешь протокол. Феня, захвати какой-нибудь подавитель магических полей. Бенедикт… будь готов.
Кот лениво зевнул, давая понять, что он всегда готов, просто окружающие редко оказываются на уровне его готовности.
Через пятнадцать минут их фургон, урча как недовольный кот, подъехал к уютной булочной «У Плюшкина». Вывеска была стилизована под крендель, но сегодня дверь была закрыта, а на ней висела табличка: «ЗАКРЫТО. ТВОРЧЕСКИЙ КРИЗИС».
Булочник, круглолицый мужчина по имени Анатолий, впустил их внутрь. Он был бледен и трясущимися руками указывал вглубь зала.
– Вон он… Изверг… С утра уже прочитал лекцию о бренности бытия и испортил партию эклеров своим пессимизмом!
Команда ММП вошла внутрь. Булочная была очаровательна: резные полки, запах свежей выпечки и ванили. Но идиллию нарушали следы хаоса: пол был усыпан крошками, а с одной из полок свешивалась гирлянда из завядших плюшек, похожая на траурный венок.
И тут они его увидели.
На центральной витрине, на специально сооруженном постаменте из коробок от печенья, восседал сыр «Бри». Он был идеально круглым, с благородной белой корочкой, и на его поверхности кто-то углем нарисовал подобие грустных бровей и рта. Рядом с ним лежала раскрытая книжка стихов.
Сыр глубоко вздохнул – это был странный, влажный, пузырящийся звук – и заговорил бархатным, глубоким голосом, полным неподдельной скорби:
«О, хлебная вселенная, тленна и пуста!
Я – лишь плесень на лике абсолюта…
И почему здесь нет апельсинового мармелада?»
Феня не удержалась и фыркнула. Виола тут же достала блокнот и начала записывать: «Объект проявляет признаки меланхоличного типа разума с элементами гастрономических притязаний».
Аркадий шагнул вперед, как дипломат на опасных переговорах.
– Сыр, – начал он максимально нейтрально. – Меня зовут Аркадий. Мы из Мобильной Помощи. Давай обсудим твою… э-э-э… проблему.
Сыр медленно повернулся к нему, если можно так сказать о круглом предмете.
– Обсуждать? – проскрипел он. – С кем? С представителем системы, что породила это бессмысленное изобилие? – Он с презрением окинул взглядом полки. – Багеты, бублики, бриоши… Все это – лишь временная форма, обреченная на исчезновение в кислотном котле пищеварения. Я требую убежища! Признайте меня независимым государством – Сыростантом!
– Сыро… что? – не понял Аркадий.
– Сыростант! – повторил сыр с пафосом. – Я – суверенная сырная культура! И я требую, чтобы ваши кошки, эти усатые гестаповцы, соблюдали дипломатический иммунитет!
В этот момент Бенедикт, который до этого с интересом обнюхивал пол, вдруг поднял голову и уставился на сыр. Его хвост дернулся. Он не шипел, не выгибал спину. Он просто смотрел с холодным, научным интересом хищника, оценивающего новый, странный вид добычи.
Сыр заметил его и затрясся от страха.
– Вот! Видите? Он уже строит коварные планы! Я чувствую его взгляд! Он хочет аннексии!
– Бенедикт, не надо, – строго сказал Аркадий. Кот равнодушно отвернулся и начал вылизывать лапу, всем видом показывая, что он выше таких примитивных инстинктов, как охота на говорящие молочные продукты.
– Хорошо, – Аркадий снова обратился к сыру. – Допустим. Но что ты будешь делать с этим суверенитетом? У тебя нет территории. Нет подданных.
– Как нет?! – возмутился сыр. – Я уже назначил виконтами всех мышей в округе! Они мои дипломатические курьеры!
Объяснение странного поведения мышей, которых Анатолий последние дни видел бегающими с важным видом и крошечными бумажными флажками, нашлось само собой.
– Он свел с ума всех окрестных грызунов! – простонал булочник. – Они теперь не воруют, а оставляют мне петиции, написанные на крошечных свитках! Требуют признать Сыростант!
Виола, не отрываясь, писала в блокноте: «Объект демонстрирует способность к организации низших млекопитающих. Уровень угрозы повышен до «Высокого Сырного»».
– Ладно, – Аркадий потер переносицу. Он чувствовал, что переговоры зашли в тупик. – А что насчет поэзии? Может, ты просто хочешь, чтобы тебя слушали?
– Хочу! – воскликнул сыр, и в его голосе впервые прозвучали нотки чего-то, кроме скорби. – Я хочу, чтобы мой голос был услышан в веках! Чтобы…
Он не закончил. От обиды или от напряжения, он внезапно вспучился и из его пор с силой вырвался поток… летающих круассанов. Десятки воздушных, золотистых круассанов заполонили пространство булочной, хаотично носясь между полок и сбивая с ног банки с вареньем.
– Атакует! – закричал Анатолий, прячась за стойку.
– Это не атака! – крикнула Феня, уворачиваясь от булочного снаряда. – Это чистейшей воды телекинез, направленный на мучные изделия! Это же прорыв!
– Феня, не восхищайся, а делай что-нибудь! – приказал Аркадий, пригнувшись.
– Пытаюсь! – та уже хватала свой многофункциональный гаджет, похожий на гранатомет с лампочками. – Сейчас я направлю на него поле антимагического диссонанса!
– НЕТ! – почти хором закричали Аркадий и Виола.
– Ты его либо сотрешь в сырную пыль, либо наделишь разумом еще и эту люстру! – пояснил Аркадий.
Пока Феня искала другой инструмент, а Виола лихорадочно искала в книге заклинание «Усмирения Непокорной Молочки», Аркадий наблюдал. Он смотрел на сыр, который, исторгнув из себя круассаны, снова впал в меланхолию и тихо читал стихи под аккомпанемент хруста падающего стекла. Он смотрел на Бенедикта, который, наконец, слез с лежанки и с невероятной для кота грацией прошел через весь хлебный хаос к витрине с элитными сырами. Он встал перед самым дорогим куском – голубым сыром «Дор Блю» – и начал на него пристально смотреть.
И тут Аркадия осенило.
– Виола! Феня! – крикнул он. – Отвлекайте его! Говорите с ним о смысле жизни, о искусстве, о чем угодно!
Понявший намек Аркадий рванул к витрине. Пока Виола, краснея от смущения, вступала с сыром в дискуссию о влиянии французского символизма на современную кулинарию, а Феня пыталась поймать круассаны сачком для бабочек, Аркадий схватил тот самый «Дор Блю». Сыр был острым, с благородной плесенью и стои́л, как ползарплаты Аркадия.
Он подбежал к постаменту и с решительным видом водрузил «Дор Блю» рядом с «Бри».
– Что это? – надменно спросил «Бри». – Новый заложник?
«Дор Блю» не говорил. Он просто был. Но его вид, его насыщенный аромат и сложная текстура говорили сами за себя.
«Бри» замер, изучая соседа. «Дор Блю» молчал, излучая ауру старого, уставшего от всего цинизма.
– Ты… ты тоже один? – наконец, тихо спросил «Бри».
«Дор Блю», конечно, не ответил. Но в его молчании читалась такая глубина презрения ко всему миру, что «Бри» на его фоне показался юным истеричным поэтом.
– Ты говоришь о пустоте? – мысленно дочитал за него Аркадий. – Это не пустота. Это благородная плесень твоего невежества.
И между сырами пробежала искра. Не магическая, а интеллектуальная.
– Ты прав, – прошептал «Бри», обращаясь к «Дор Блю». – Моя скорбь была тщеславна. Она была… недостаточно выдержана.
Он умолк. Летающие круассаны один за другим попадали на пол. Тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием булочника, снова воцарилась в булочной.
Команда ММП медленно выдохнула.
– Протокол завершен, – тихо сказала Виола, закрывая блокнот. – Угроза нейтрализована методом… интеллектуального противовеса.
Феня разочарованно опустила сачок.
– Жаль. Летающие круассаны были бы хитом.
Аркадий подошел к Анатолию.
– Все кончено. Они, кажется, нашли общий язык.
Булочник смотрел на два сыра, которые лежали рядом в молчаливой, сырной гармонии.
– И что мне теперь с ними делать? – спросил он растерянно.
– Продавайте как гастрономический дуэт, – пожал плечами Аркадий. – «Бри для меланхоликов и Дор Блю для циников». Дорого возьмете.
На обратном пути в фургоне царило задумчивое молчание.
– Мы не применили ни одного утвержденного протоколом заклинания, – первым нарушила тишину Виола. – Мы действовали методом тыка и интуиции. Это непрофессионально.
– Зато сработало, – сказал Аркадий, глядя в окно на улочки, постепенно погружавшиеся в вечерние сумерки. – Иногда магия – это не сила заклинания, а сила нужного аргумента. Или нужного сыра. Самые сложные проблемы часто решаются не магией, а правильной расстановкой… продуктов.
На заднем сиденье Бенедикт сладко потянулся и мурлыкнул. Он знал, что это был единственно верный ход. Просто людям, как всегда, потребовалось время, чтобы до него додуматься.
Фургон свернул в ворота депо, готовый к новому вызову. Где-то в городе уже начинали размножаться чьи-то тапки, но это была уже совсем другая история.
Глава 2. ИНЦИДЕНТ С САМОРАЗМНОЖАЮЩИМИСЯ ТАПКАМИ
В служебном фургоне ММП пахло тревогой и слегка подгоревшими микросхемами. Феня Хлопушка, стоя на сиденье в позе сумасшедшего дирижера, настраивала свой новый прибор – «Экстрактор магических аномалий», собранный из старого пылесоса, медного таза и нескольких волшебных кристаллов.
– Еще чуть-чуть… – бормотала она, покручивая регулятор. Прибор заурчал и выплюнул облако розового дыма, пахнувшего леденцами и паникой.
– Феня, – вздохнула Виола Премудрая, отмахиваясь от дыма, – мы должны были выехать на вызов десять минут назад. Аркадий уже на месте.
– Почему без нас? – удивилась Феня, вытирая закопченное лицо.
– Потому что это «Индекс угрозы: Пушистый Комфорт», – пояснила Виола, застегивая мантию. – По предварительным данным, некромант-любитель попытался оживить своего умершего пуделя, но перепутал руны и наслал проклятие на свои тапки.
Феня замерла с отверткой в руке.
– И… что? Они теперь ходят сами?
– Хуже, – мрачно сказала Виола. – Они саморазмножаются.
Пока они ехали, Аркадий Простаков уже вел переговоры. Он стоял посреди гостиной в квартире на улице Заблудших Чародеев и смотрел на пол, где происходило нечто, напоминающее сон параноика.
По мягкому ковру «в горошек» маршировала армия тапочек. Домашние, войлочные, меховые, с ушками и без. Они двигались странно синхронно, словно подчиняясь невидимому дирижеру. В углу, на диване, сидел их владелец – юноша лет двадцати по имени Леонид, с красными от слез глазами и учебником «Некромантия для чайников» на коленях.
– Я хотел вернуть Шарика, – всхлипывал он. – А они… они просто начали плодиться! Смотрите!
Одна из пар розовых тапочек с помпонами внезапно вспухла и с тихим «хлопом» разделилась надвое. Теперь их было две.
– Они съели все мои носки! – трагически добавил Леонид. – Для биомассы, я полагаю!
В этот момент прибыли Виола и Феня. Феня, увидев марширующие тапки, всплеснула руками.
– Вау! Это же решение жилищного вопроса! Бесплатная обувь для всех!
– Феня, – строго сказал Аркадий, – они съели все носки в квартире. Представь, что будет, если они вырвутся в город.
Лицо Феньки стало серьезным.
– Без носков мир погрузится в хаос. Поняла. Будем действовать.
Виола уже достала свой блокнот и сканер.
– Аномалия демонстрирует признаки некротической магии, смешанной с чарами самовоспроизведения. Уровень угрозы… «Высокий Пушистый».
– Почему они все такие… разные? – спросила Феня.
Леонид виновато посмотрел на пол.
– Это… э-э-э… все тапки, которые я когда-либо терял. Проклятие, видимо, призвало их из небытия.
Тут в дело вступил Бенедикт. Он с легким пренебрежением соскочил с подоконника и пошел прямо через строй тапочек. Те расступались перед ним, как море перед пророком. Кот подошел к одной – невзрачному серому тапку – и лег на него, уткнувшись носом в носок.
– Кажется, Бенедикт нашел источник заклинания, – сказал Аркадий. – Первоначальный тапок.
– Отлично! – воскликнула Феня, нацеливая свой «Экстрактор». – Сейчас я его нейтрализую!
– Стой! – крикнула Виола. – Прямое воздействие может вызвать цепную реакцию! Они могут размножиться до критической массы!
Пока они спорили, тапки начали проявлять признаки коллективного разума. Они выстроились в геометрические фигуры, затем начали медленно, но неумолимо загонять команду ММП в угол.
– Они нас окружают! – панически прошептал Леонид. – Они хотят наших носков!
Аркадий окинул взглядом комнату. Его взгляд упал на клетку с хомяком в углу. Хомяк неподвижно сидел на колесе, наблюдая за происходящим с философским спокойствием.
– Леонид, – спросил Аркадий, – а хомяк… он настоящий?
– Конечно! – обиделся юноша. – Это Гога. Он ничего не понимает в магии.
И тут Аркадия осенило. Он вспомнил случай с сыром.
– Виола! – сказал он. – Ты говорила про «эмоциональную остаточность». Леонид скучал по Шарику. Он хотел тепла, уюта… А тапки – это символ уюта!
– Логично, – кивнула Виола. – Но как это нам поможет?
– Мы не будем уничтожать симптом, – объявил Аркадий. – Мы вылечим причину!
Он присел перед плачущим Леонидом.
– Слушай, парень. Шарик не вернется. Но эти тапки… они ведь тоже часть твоей жизни. Каждая пара – это память.
Леонид смотрел на марширующие тапки, и в его глазах что-то дрогнуло.
– Этот синий… я носил их, когда сдавал экзамен по Зельеварению. А эти, с ушками… мне их бабушка связала…
Тем временем Феня, вдохновленная идеей Аркадия, достала свой многофункциональный гаджет и начала перенастраивать его.
– Если нельзя подавить магию, может, можно ее… перенаправить? Сделать их не просто тапками, а… хранителями памяти!
– Это опасно! – предупредила Виола. – Непредсказуемые последствия!
Но Феня уже работала. Она направила прибор на тапки и начала настраивать частоту. Прибор загудел, кристаллы засветились теплым светом.
Тапки замерли. Затем одна пара – те самые синие – медленно подошла к Леониду и легла у его ног. Потом другая, третья… Вскоре все тапки успокоились, образовав вокруг него уютный, разноцветный круг.
– Они… они больше не размножаются? – робко спросил Леонид.
– Кажется, нет, – улыбнулся Аркадий. – Они просто… вернулись домой.
Феня с гордостью погладила свой прибор.
– Я не подавила магию, а стабилизировала ее! Теперь они не просто тапки, а… э-э-э… эмоциональные аккумуляторы!
Виола скептически подняла бровь, но данные сканера подтверждали: уровень магической активности стабилизировался.
– Протокол завершен, – сказала она, закрывая блокнот. – Угроза нейтрализована методом… психомагической гармонизации.
На обратном пути в фургоне царило чувство глубокого удовлетворения.
– Знаешь, – задумчиво сказал Аркадий, – иногда магия – это не контроль над силами, а понимание того, что ими движет. Даже если это движимое – пара стоптанных тапок.
Феня кивала, уже рисуя в блокноте схему «Эмоционального ретранслятора» на основе тапочка.
Бенедикт, сидя на своем месте, благосклонно мурлыкал. Сегодня люди действовали почти разумно. Почти.
А в квартире Леонида воцарился странный, но уютный покой. Теперь у него было много тапок. И каждый из них был не просто обувью, а памятью. Правда, когда он попытался надеть одну пару, тапки дружно ушли в другую комнату. Видимо, некоторые вещи лучше оставить в покое.
Где-то в городе уже начинала пропадать магия из эфира, но это была уже совсем другая история..
Глава 3. ТИШИНА В ЭФИРЕ
Аркадий Простаков проснулся от непривычной тишины.
Обычно его будил магический будильник «Соловей-Хрипун», который не просто звонил, а заливисто выкрикивал текущий курс магической валюты и уровень маны в атмосфере. Сегодня же в квартире стояла гробовая тишина.
Он потянулся к телефону, чтобы позвонить в диспетчерскую, но на экране вместо привычной заставки с танцующими заклинателями был статичный текст: «АУДИОСВЯЗЬ ОТСУТСТВУЕТ. ВЕДЕТСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ».
«Неужели Феня снова что-то взорвала?» – первым делом подумал Аркадий.
Через полчаса, добравшись до штаб-квартиры ММП на своем запасном велосипеде (летающий ковер тоже молчал), он застал картину полного хаоса. Виола Премудрая, с лицом, выражавшим научную одержимость, перемещалась между мониторами, на которых бежали столбцы зашифрованных данных. Феня Хлопушка сидела на полу в позе лотоса, окруженная разобранными приборами, и пыталась заставить их работать с помощью постукивания и уговоров.
– Это не локальный сбой, – Виола, не отрываясь от экрана, протянула Аркадию планшет. – Аудиовакуум распространяется со скоростью примерно полкилометра в час из эпицентра в районе Магической филармонии.
– Что случилось с Бенедиктом? – спросил Аркадий, заметив, что кота нет на его привычном месте.
Феня показала пальцем в угол. Бенедикт сидел там, прижав уши, и смотрел в пространство с выражением глубокого отвращения. Полная тишина, видимо, оскорбляла его кошачью эстетику.
Первый вызов пришел из Детского магического сада «Весёлый Гном».
– Они… они плачут беззвучно! – встретила их заведующая, и сама её паника была жуткой в полной тишине. – Мы не можем их успокоить!
В игровой комнате стояла сюрреалистическая картина. Десятки детей рыдали, топали ногами, кричали – и абсолютно беззвучно. Воспитательницы метались между ними, их лица искажались в безмолвных криках инструкций. Это было похоже на самый страшный немой фильм ужасов.
Феня, недолго думая, достала свой многофункциональный гаджет и начала строить гримасы, пытаясь хотя бы рассмешить детей. Один карапуз, увидев, как она изображает пойманную рыбу, на секунду перестал плакать, и в воздухе на мгновение возник едва слышный смех – тут же бесследно исчезнувший.
– Звук не блокируется, – заключила Виола, снимая показания с портативного резонатора. – Он поглощается в момент возникновения. Полное уничтожение звуковой волны.
Следующая остановка – Улица Заклинателей. Здесь хаос достиг апогея. Волшебники жестикулировали, открывали рты, размахивали палочками, но их заклинания не работали. Магические вывески потухли, летающие ковры лежали на мостовой как простые половики, а из дверей кондитерской «Сладкое заклятье» доносился лишь запах гари – немые повара не смогли произнести заклинание для духовки.
Именно здесь они нашли первую зацепку. На мраморном фасаде Банка Вечных Накоплений кто-то вывел сияющими буквами: «ВЕРНИТЕ ГОЛОС ВЕТРА!».
– Это что, требование? – удивился Аркадий. – Кто-то украл звуки с какой-то целью?
– Или что-то, – мрачно добавила Виола.
К полудню команда ММП вернулась в филармонию, определенную как эпицентр события. Величественное здание с колоннами и позолотой стояло в зловещей тишине.
Внутри их ждал главный дирижер, маэстро Фальцетти. Он, известный своим оглушительным тенором, теперь общался с помощью блокнота и карандаша. На первом листке было написано огромными буквами: «ЭТО КОШМАР!».
– Мы готовились к исполнению «Симфонии Рождающейся Вселенной», – писал он в блокноте, его рука дрожала от волнения. – Самое сложное заклинание звуковой магии! Когда я взмахнул палочкой на кульминационной ноте… всё пропало!
Виола сканировала сцену своим усовершенствованным резонатором.
– Здесь не осталось ни кванта звуковой энергии. Чистейший вакуум. Как будто…
Она не договорила. В этот момент Бенедикт, который до этого с презрением обходил рояль, внезапно замер, принюхался и издал беззвучное шипение, уставившись в пустоту в центре зала.
– Феня! – крикнул Аркадий, но, конечно, не услышал собственного голоса. Он показал жестами на прибор Фени. – Сканируй там, куда смотрит кот!
Феня направила свой прибор, собранный на скорую руку из детектора паранормального и кофеварки. Экран замигал, показывая хаотичные всплески.
– Там что-то есть! – она показала большой палец вверх. – Очень слабое поле. Оно… питается звуком?
И тут они Его увидели. Нет, не увидели – скорее, заметили искажение. Воздух в центре зала дрожал, как над раскаленным асфальтом, и в этом дрожании угадывались смутные контуры – что-то маленькое, пушистое и невероятно быстрое.
Существо метнулось к выходу, и на пути его остались те самые блестящие, похожие на капельки ртути следы.
– За ним! – скомандовал Аркадий беззвучно.
Погоня по безмолвному городу была сюрреалистичным опытом. Они бежали по немым улицам, мимо немых людей, преследуя невидимого вора звуков. Бенедикт бежал впереди, его хвост был трубой, а усы направлены вперед, как антенны радара.
Существо привело их в Старый Ботанический Сад – место, где росли магические растения, многие из которых издавали тихую, умиротворяющую музыку. Теперь сад был мертв и тих.
Среди немых цветов команда наконец смогла рассмотреть своего противника. Это было существо размером с небольшую кошку, напоминавшее помесь хорька и лемура. Все его тело состояло из мерцающего, переливающегося света, и оно сидело на ветке Немой Лютни – растения, чьи цветы обычно тихо перезванивались. Теперь цветы висели безжизненно.
– Цистокол, – беззвучно прошептала Виола, показывая им запись в магической энциклопедии на планшете. – Древнее существо, питающееся чистотой звука. Должно спать в звуковых пластах земли. Кто-то его разбудил… и направил сюда.
Феня жестами спросила: «Что делаем?»
Аркадий показал на свой нейтрализатор, но Виола яростно замотала головой. Она показала на текст в энциклопедии: «УНИЧТОЖЕНИЕ ЦИСТОКОЛА ВЫЗЫВАЕТ ЗВУКОВУЮ ВСПЫШКУ, СПОСОБНУЮ ОГЛУШИТЬ ГОРОД НА НЕДЕЛЮ».
План А отменялся.
Тем временем цистокол, заметив их, испуганно сжался в комочек. Он выглядел не злобным, а… напуганным и голодным. Он дрожал, и от этой дрожи воздух вокруг него снова заплывал мутью.
И тут Бенедикт совершил неожиданный поступок. Он медленно, не делая резких движений, подошел к дереву, на котором сидел цистокол, прыгнул на нижнюю ветку и… начал мурлыкать.
Конечно, никто не услышал мурлыканья. Но они увидели его последствия. Шерсть на горле Бенедикта вибрировала, и в воздухе вокруг него пошли мелкие, видимые ряби – звуковые волны, которые цистокол не мог поглотить, потому что они были слишком… простыми. Слишком природными. Слишком кошачьими.
Цистокол заинтересованно наклонил голову.
Аркадию в голову пришла гениальная идея. Он достал блокнот и написал: «ФЕНЯ. УСИЛИТЬ МУРЛЫКАНЬЕ. ВИОЛА. НАЙТИ ЧАСТОТУ, КОТОРАЯ ЕГО НАКОРМИТ».
Команда заработала с слаженностью часового механизма. Феня, используя детали от разобранного магнитофона и магический кристалл, сконструировала импровизированный усилитель, который она прикрепила к ошейнику Бенедикта. Виола, изучая энциклопедию, выяснила, что цистоколы впадают в спячку под определенную частоту – «Колыбельную Древних», звук падающих звезд и шепота первомагии.
Проблема была в том, что никто не знал, как звучит эта колыбельная.
– Мы можем создать резонанс! – написала Виола. – Скомбинировать частоту мурлыканья Бенедикта с частотой вибрации магического кристалла!
Это был отчаянный план. Феня настраивала усилитель, Виола рассчитывала резонансные частоты, а Аркадий координировал их действия, пока Бенедикт, величественный и спокойный, продолжал мурлыкать, глядя на озадаченного цистокола.
Наконец, Феня показала большой палец. Готово.
Она включила усилитель.
Никто не услышал того, что произошло дальше. Но они это УВИДЕЛИ. Воздух вокруг Бенедикта затрепетал, заискрился. От кота во все стороны пошли концентрические волны сжатого воздуха и света, не издавая ни звука. Они достигли цистокола…
И существо замерло. Его мерцающее тело начало светиться все ярче и ярче, из голодного и испуганного оно стало выглядеть умиротворенным, сытым. Оно сладко зевнуло (абсолютно беззвучно), свернулось клубочком прямо на ветке и заснуло, его свет стал ровным и спокойным.
И в этот самый момент Тишина закончилась.
Это было подобно взрыву. Звук вернулся внезапно и сразу весь – детский плач, голоса, музыка, шум города, пение птиц, крик маэстро Фальцетти из филармонии: «БРАВОООО!». Команда ММП на мгновение оглохла от нахлынувшей звуковой волны.
В штаб-квартире ММП царило праздничное настроение. По магическому радио снова передавали последние сплетни, а Феня дорисовывала схему «Кошачьего Усилителя Звука».
– Мы не победили угрозу, – говорила Виола, составляя отчет. – Мы ее… удовлетворили. Цистокол был голоден, его разбудили строительные работы в районе филармонии, и он отправился на поиски самой чистой звуковой магии в городе.
– И нашел «Симфонию Рождающейся Вселенной», – усмехнулся Аркадий. – Ценитель.
Теперь цистокол, сытый и довольный, спал в специальном вольере, где Феня создала для него генератор «звездного шепота» из старого проигрывателя и набора поющих кристаллов.
– Главное – не включать рядом с ним громкую музыку, – предупредила Феня. – А то снова уснет на столетие.
Аркадий смотрел на оживший город за окном. Где-то снова спорили о цене на летающие метлы, где-то играла уличная музыка, а где-то ребенок громко смеялся.
– Знаешь, – сказал он, – иногда самая сложная проблема решается не силой, а пониманием. Нужно было не заставить его замолчать, а дать ему то, что он хочет. Даже если «он» – это древний пожиратель звуков.
На своем коврике, получая двойную порцию лакомств, Бенедикт снисходительно мурлыкал. Конечно, именно он все и решил. Эти люди с их приборами и расчетами… без его кошачьего чутья и таланта они бы никогда не додумались до простого решения – просто помурлыкать погромче.
Где-то в городе уже начинался турнир садоводов-волшебников, но это была уже совсем другая история. И на этот раз – совсем не тихая.
Глава 4. СЛУЧАЙ НА ТУРНИРЕ САДОВОДОВ-ВОЛШЕБНИКОВ
Утро в штаб-квартире ММП началось с того, что Феня Хлопушка пыталась скрестить кофемашину с магическим кристаллом роста, утверждая, что это решит проблему с вечно заканчивающимися сливками. Результатом стал фонтан пенистого латте, стремительно заполнявший комнату и угрожавший похоронить всех под липкой, пахнущей кофеином лавой.
В этот момент в дверь постучали. Стук был настолько вежливым и официальным, что даже бурлящий кофе на мгновение притих.
На пороге стоял гном в безупречно отутюженной ливрее и держал в руках пергаментный свиток с восковой печатью.
– Депеша для Мобильной Магической Помощи, – объявил он и, бросив взгляд на захлестываемую пеной комнату, добавил с легкой гримасой: – Желаю удачи.
Аркадий Простаков принял свиток. Печать с изображением скрещенных лопаты и волшебной палочки принадлежала Департаменту Магического Земледелия.
– Турнир Садоводов-Волшебников, – прочитал он вслух, развернув пергамент. – «Гибрид кактуса и плотоядной орхидеи «Царица Ночи», созданный селекционером Горацием Колючкиным, проявляет признаки разумности и агрессии. Заблокировал центральный павильон, удерживает жюри. Просим срочного вмешательства».
Виола Премудрая, оттирая пену с мантии, замерла с выражением благоговейного ужаса.
– Турнир… Но это же… Гораций Колючкин! Его работы – это основа основ магической ботаники! Что же могло пойти не так?
– Может, кактус просто не понравилась его стрижка? – предположила Феня, пытаясь спасти из пены хотя бы одну кружку.
Аркадий смотрел на свиток с растущим предчувствием беды. Официальный вызов от Департамента всегда означал одно: проблемы, которые уже невозможно скрыть от общественности.
«Изумрудный Свод», главный ботанический сад столицы, снаружи напоминал хрустальный дворец, парящий над землей. Однако команду ММП провели не через парадный вход, усыпанный лепестками поющих роз, а через служебный проход, пахнущий удобрениями и тревогой.
Их встретил сам организатор Турнира, барон фон Блюмэншик, человек с лицом цвета перезревшего лимона и нервным тиком.
– Наконец-то! – выдохнул он, хватая Аркадия за рукав. – Он угрожает уничтожить уникальные экспонаты! Он цитирует Шекспира и бросается иголками! Это катастрофа для всей магической ботаники!
За его спиной простирался главный павильон. Это был тропический рай под стеклянным куполом. Гигантские папоротники шептались с орхидеями, по ветвям деревьев переливались светящиеся мхи, а в воздухе висели целые гроздья неизвестных науке плодов. И в центре этого буйства жизни, на алтаре из белого мрамора, возвышалось творение Колючкина.
Гибрид был одновременно прекрасен и ужасен. Двухметровый, мясистый стебель кактуса был увенчан огромным, бархатистым цветком орхидеи глубокого фиолетового цвета. Лепестки испещряли сложные узоры, напоминающие глаза, а из центра цветка свисали липкие, похожие на жала, отростки. Все растение было покрыто длинными, острыми как бритва шипами, на кончиках которых поблескивала ядовитая жидкость.
Вокруг постамента, на золоченых стульях, сидели члены жюри – седовласые магистры и дамы в роскошных мантиях. Они не были связаны, но их позы были застывшими, а лица застыли в блаженных, пустых улыбках. Они напоминали кукол, чьи батарейки сели.
– Наркотический нектар, – мгновенно диагностировала Виола, надевая многослойный респиратор. – Он испаряет его через шипы. Они в состоянии эйфорического ступора.
И тут растение заговорило. Его голос был похож на шелест сухих листьев, скрип старого дерева и тихий перезвон хрустальных бокалов – одновременно.
«И вы пришли… новые судьи? Новые палачи, что мерят красоту линейкой и циркулем?»
Аркадий сделал шаг вперед, подняв руки в жесте мира.
– Мы здесь не судить. Мы из Мобильной Помощи. Мы слушаем.
«Слушаете? – голос гибрида зазвенел с горькой иронией. – А слышите ли вы музыку сфер? Чувствуете ли боль распускающегося бутона? Нет! Вы видите лишь форму! Мои шипы пугают вас. Мой яд отталкивает. Вы, как и они, слепы!»
Одним из своих гибких отростков он указал на оцепеневшее жюри.
– Мы можем попробовать понять, – сказал Аркадий. – Расскажите.
«Меня создали для победы! – зашелестел гибрид, и его стебель содрогнулся. – Лелеяли, холили… а когда я показал свой истинный нрав, свою душу – они отвергли меня! Назвали «нестабильным», «опасным»! Я требую признания! Я – венец творения, а не научный курьез!»
В этот момент Феня, решив проявить инициативу, попыталась незаметно подобраться к жюри с баллоном антидота. Гибрид заметил движение. Он не повернулся, но один из его шипов с резким свистом выстрелил и вонзился в мрамор в сантиметре от ноги Фени. Шип был размером с гвоздь и дымился.
– Так, – отползла Феня, бледнея. – Он еще и снайпер.
– Прямое воздействие исключено! – прошептала Виола Аркадию. – Помимо нейротоксина, сканер показывает мощное защитное поле. Любая атака может спровоцировать выброс яда в атмосферу павильона!
Пока они оценивали обстановку, Бенедикт, проигнорировавший все инструкции по безопасности, невозмутимо прогуливался между экзотических растений. Он обнюхивал корни, трогал лапой странные цветы и, наконец, уселся перед небольшим, пыльным горшочком, затерявшимся в тени гигантской мухоловки. В горшке росла невзрачная опунция – корявый, покрытый бледными колючками кактус, явно не соответствовавший блеску и лоску Турнира. Бенедикт уставился на него, затем на разглагольствующий гибрид, и издал короткий, требовательный звук.
Аркадий, видя, что переговоры зашли в тупик, решил сменить тактику. Он вспомнил сыра и его потребность в достойном собеседнике.
– Вы говорите о душе, о сути, – начал он. – Но разве истинная сущность нуждается в признании со стороны? Разве великий философ ищет одобрения толпы?
Гибрид замер. Лепестки-орхидеи слегка дрогнули.
«Вы… вы думаете, я тщеславен?»
– Я думаю, вы одиноки, – мягко сказал Аркадий. – Вам не с кем разделить ваши мысли. Эти магистры? Они восхищаются вашей формой, но не видят содержания. А вы… вы не пытаетесь найти того, кто сможет его увидеть. Вы лишь требуете.
Растение молчало. Казалось, оно впервые задумалось над этим.
Тем временем Феня, следуя безошибочному чутью Бенедикта, осторожно принесла горшок с опунцией.
– Аркадий, – прошептала она. – Смотри, Бенедикт нашел… вот это. Может, ему нужен не приз, а… ну, знаешь. Просто кто-то свой.
Она поставила опунцию на пол на почтительном расстоянии от гибрида.
Тот медленно повернулся к нежданному гостю. Его «взгляд» скользнул по кривоватому стеблю, бледным колючкам, по общему виду упрямого и абсолютно самодостаточного выживания.