Плексус бесплатное чтение

Квартира 48

 Меж туч, блуждающих во мраке ночи, 

Звезды неясный свет. 

Что океан небесный нам пророчит? 

Сокрыт во тьме ответ. 

Бродил пастух под звёздами Халдеи – 

Века меж ним и мной. 

Сиянье звёзд с веками молодеет – 

Старее мир земной. 

Горит звезда, в слезах росы вечерней 

Оплакивая нас. 

В пучине распрей, горестей и скверны 

Придёт ли счастья час? 

<<Вечерняя звезда>> (Дои Бансуи)

 В ту ночь выдалась бессонница у металлурга Алексея Васильевича Боборыкина, и была она связана отнюдь не с происходившим наверху таинственным шумом, а с похожим процессом в его организме, лишившим сна и занявшимся устранением неполадок. Пока Алексей ворочался, сетуя на неизвестность причины расстройства и свои тщетные попытки распознать её, шум неизменно раздавался сверху; волей-неволей он перенёс внимание с себя на этот громкий источник.

 Около двух недель почти каждую ночь восьмой этаж сотрясали звуки, как правило, рабочего характера: что-то перетаскивали спешно, неуверенно, как будто инициатор ещё не определился в цели и исполнении своего замысла. Источники шума Алексей смутно определял по звуку, но это было относительно: какой-нибудь предмет мог весить как тумба, но быть размером с куб, и потому он, смотря в потолок, терялся то в одном, то в другом предположении. Поначалу загадка доставляла радость – можно пораздумывать, отвлекаясь от работы, над суетой в квартире 48 (Алексей в какой-то день не поленился и пошёл наверх увидеть воочию это логово тайн), – однако её сменило быстро раздражение, которое усиливалось двумя факторами – неудачами одна за другой Алексея разобраться в странном шуме этой квартиры и скорой свадьбы Дарьи, его сестры.

 Торжество проведут через три дня в Ярославе, где, собственно, живут Дарья и будущий жених, Степан, а также познакомились, устроили свидание, разделяли досуг разного, преимущественно близкого характера, познакомились с родителями друг друга и, в конце концов, спустя подобные события вознамерились обвенчаться (Алексей чуть не оглох, когда, вместо ответа, из телефона вырвался радостный визг Дарьи, настолько громкий (даже больше, чем тот шум наверху), что её брату пришлось отстранить телефон (впрочем, и в таком положении голос из динамика не потерял силы восторга и крика)). Дарья не хотела донимать брата и потому вежливо просила его приехать на свадьбу быть её шафером.

 Алексей не питал какой-нибудь желчи в отношении как мероприятия, так и жениха Степана Локува, но неурядицы на работе и тесный график мешали не то что выбрать день поездки, а выделить само время, хоть ничтожное, на помощь сестре в организации свадьбы. Начальник же, который был свирепее фурий и слыл среди подчинённых как искусный махинатор с привычкой поглощать всю материю, а именно – еду и хмельное, отказывался давать ему дни отдыха несмотря на такой замечательный и важный случай (хоть и сам он бывал на подобных праздниках, где отстреливал всякие шутки: похабные, политические, чёрные – и заряжал своё ружьё – рот с толстыми губами, одна из которых выпирала над нижней – яствами с фуршета). Сколько бы раз Алексей ни пытался уговорить его – отработает вдвое больше смен, наладит производственный процесс в запущенных (самим начальником) цехах, причём без поощрения в форме добавки к заработной плате, – ходячее пузо не желало слушать и вообще слышать о таком дерзновении.

 Пока мысли о свадьбе заняли ум Алексея, отсеяв догадки насчёт шума квартиры 48, голод, пробуждённый и усиленный бессонницей, направил его опустошать холодильное царство: гору Винегрет, Яичную скалистую равнину, монолит Колбасы – и натыкаться, к разочарованию, также на руины, вроде: оставшуюся от Куриного храма, былого величия, сочную колонну и разбросанные балки укреплений, принадлежащих к крепости Жареной картошки.

 Алексей усмехался своему виду: мужчина в расцвете сил, белоснежных трусах и с усталым, жадным до еды выражением лица, обливаемый голубым светом холодильника, рылся в поисках чего-нибудь съестного, пугливо озираясь, точно питекантроп над своей добычей, в пору ночи окружённый тьмой.

Над ним вдруг стихло: сосед, видимо, перестал докучать себе и мебели.

Алексей облегчённо выдохнул, держа сосиску, вмиг слопал её и лёг в кровать, надеясь на скорое снисхождение сна.

 Его мольбы были услышаны: веки начало подёргивать, и бренный мир исчезал отрывками прошедшего дня. Какой-то звук последовал с квартиры сверху, но, овеянный цепким сном, Алексей не разобрал его и заснул.

…Впрочем, грёзы длились не так долго, когда в глубокую ночь разбудил шум уже не квартиры, а подъезжавшего автомобиля.

 Алексей сонно взглянул на окно, впускавшее тусклый свет фонарного столба в его тёмную комнату; судя по звуку, машина въезжала во двор. Алексей невольно прислушивался, но шум прекратился. Какое-то время тишина охватывала этажи, до того как заработал лифт и дверцы её отворились со стуком. Медленные шаги в мгновение донеслись по коридору восьмого этажа, и звук их по мере удаления растворялся в недрах жилого здания.

Дверной звонок, как показалось Алексею, пронёсся по всему дому.

Сверху послышалась беготня и вдруг сменилась размеренным движением.

Прозвучал щелчок.

<<Уполномоченный майор полиции Олег Афанасьевич Арсеньев. Звонили с жалобой на шум>>.

Алексей напряжённо вслушивался в разговор, который, благодарил он случай, выходил из квартиры хоть и приглушённым, но разборчивым.

<<Шум?>> – спросил спокойный голос.

<<Позвольте осмотреть помещение>>, – настаивал не менее спокойный, чем сосед Алексея, сотрудник.

Боборыкин посчитал, что того не впустят.

<<Конечно>>.

Неспешные шаги разносились по квартире.

<<Давно тут живёте?>>

<<Около года>>.

<<Работа, семья?>>

<<Ремонтник электроприборов… семьи нет>>.

 Раздавались щелчки – видимо, Арсеньев проверял комнаты.

<<Интересная картина>>.

<<"Буря" Джорджоне>>

Они остановились.

<<Предъявите паспорт>>.

<<Сейчас>>.

Алексей слышал только собственное дыхание.

<<На вид всё в порядке… Что скажете о шуме, Артемий Фёдорович Игнатьев?>>

<<Тут довольно просторно несётся звук, знаете ли, и потому кажется, что со всех сторон слышно; таким образом, путаешься, от чего или кого идёт шум>>.

<<Ну… да>>.

Последовала пауза.

<<Что это?>>

Грохот и возня заполонили квартиру.

Алексей испуганно и сжав одеяло смотрел в потолок.

Полицейский что-то невнятно произнёс, прогремел выстрел, и осталась мрачная тишина, которая мучительно тянулась, будто вечность, для Алексея.

 Он встрепенулся, когда быстрые шаги вырвались из квартиры, пробежали стремглав по лестнице, минуя этаж Алексея и остальные, и перетекли в звук выезжавшего автомобиля. Алексей метнулся к окну, но водитель, видно, решил уехать с противоположной стороны. К его ужасу, было слышно, как сверху волочили что-то тяжёлое (Алексей боялся говорить кого, но стук подошв развеял туман сомнений и надолго завис в его голове), затем пропал всякий звук.

Алексей не спал до самого утра; даже когда всходило солнце, разливая ослепительный свет утра, он сидел у кровати и смотрел то на потолок, то на тень окна, вытянутую по узорчатому ковру.

 Работа ждала его, но страх заставлял не уходить из дома и продолжать шокированно пялиться в потолок (по мнению инстинктов, это занятие более спокойное, а значит, и безопасное, очевидное, чем жизнь снаружи, которая в любой момент, независимо от времени и места, может устроить что угодно). Тем не менее, пришлось побороть страх: поступок был не такой смелый, но вполне умный и логичный – сделал вид, что ничего ночью не произошло и он, как всегда, тем же путём идёт на работу.

 Первая часть удалась, да ближе к второй возникли трудности: через грязно окошко у входной двери он увидел какую-то фигуру, стоящую у подъезда. Алексей раздумывал, не подождать ли в укромном месте ухода незнакомца, но если это тот самый сосед сверху, то время увеличивается в разы больше. <<Пан или пропал>>, – обречённо подумал Алексей и открыл дверь.

Цветы, кривой палисадник, деревянная скамейка с урной и курящий справа старичок, чей равнодушный взгляд лишь коснулся Алексея, потом рассеялся в окружении.

Он облегчённо выдохнул и пошёл на автобусную остановку.

Стеснённый пассажирами и потрясываемый вместе с транспортом, он раздумывал:

<<Больше всего пугают непрояснённые детали: одно дело – видеть, а другое – слышать. Прибыл полицейский, произошла, скорее всего, драка, кто-то второй – постой… откуда там ещё один?! Там же только один человек живёт! Или?.. Может быть, какой-нибудь родственник, или друг, или знакомый… Ладно, допустим, там было два человека, полицейскому что-то не понравилось, и его… а точно убили? Может, он живой… но как объяснить, что потом стало тихо? Куда утащили тело? Боже мой…>>

Москва-река текла под мостом, рассекаемая туристическими и служебными судами.

Автобус проехал по нему, двигаясь в глубь города.

<<Молчать тоже не хорошо, а потому надо обратиться в полицию… подожди: если сотрудник полиции не вернётся, обязательно, я думаю, кто-то направится выяснять, что произошло с ним. Получается, не надо спешить? А если этот сосед Игнатьев вознамерится покончить со мной в случае, если ничего, никого, даже тела и второго соучастника, не обнаружат? Может, на время уехать к сестре в Ярославль от греха подальше? А как же работа, дом?.. – он поразмышлял: – Прям-таки охота прогибаться под этим толстобрюхим начальником-идиотом и платить высокую цену за квартиру в том старом доме!>>

Автобус остановился, и он сошёл.

Длинный переулок, обставленными вплотную автомобилями, тянулся до самой площади с фонтаном и, подобно артериям, ветвился на улицы.

<<Надо отвлечься работой… потом решу, что делать…>>

 Едва полковник полиции Константин Григорьевич Звягин пришёл в отдел, как к нему подошли капитан и старший лейтенант:

– Товарищ полковник, разрешите обратиться!

– Разрешаю. Что стряслось?

– Олег пропал.

– Как это – пропал?

Он раздвинул их и направился к генерал-полковнику.

Тот сидел за столом в своём кабинете и постучавшему в дверь Звягину ответил: <<Войдите>>.

– Разрешите обра…

– Некогда, – прервал он и поверх очков взглянул на Звягина. – Ладно, я простил бы этого придурка, если бы он ехал на место вызова днём, но ночью и к тому же без напарника?.. Он конечно тот ещё дуралей, но такого не ожидал… ладно, не суть. – Он убрал в сторону кипу документов, сложил морщинистые пальцы замком и всё внимание обратил на полковника Звягина. – Дома его нет, на звонки не отвечает, а служебная машина вообще далеко уехала от зоны патрулирования… Ты и подполковник Сергей негласно езжайте туда, куда он приехал по вызову, и разберитесь, что произошло, потом незамедлительно уведомите обо всём, что раздобудете.

– Так точно!

– Ступай.

Звягин вышел в коридор, где уже стоял Сергей, читая рапорт.

– Пошли, Серёжа, на ходу расскажешь…

– Так… вызов с жалобой на шум поступил в три часа, сорок две минуты ночи, место – квартира 48, на восьмом этаже, в 5-м доме на улице Трезини, на юге Москвы.

– По камерам смотрели?

– Криворуко поставили там: виден по большей части вход в парк напротив здания, а засняли лишь момент, когда он покидал двор.

– Внешность водителя было видно?

– Нет.

Они сели в автомобиль.

– А в какую сторону уехал?

– Поначалу в центр Москвы, затем начал петлять, да вот и проворонили.

– Должно быть, местный, знает расположение камер… – Звягин вставил ключ зажигания, повернул – взревел двигатель.

Звягин достал пачку сигарет из нагрудного кармана.

– Никому не скажешь?

– Ничуть, товарищ полковник.

– Давай без этих <<товарищей>>: в конце концов только ты да я.

– Как скажете.

Он выехал с просторного внутреннего двора полицейского участка.

– А дальше?

– Всё.

Звягин исподлобья взглянул.

– В плане?

– Это всё, что я накопал.

Звягин остановил машину перед гневным глазом светофора; пешеходы пересекали дорогу под пристальным взглядом его доброй половины.

– Что ж, на месте узнаём больше. – Он заморгал. – А Маришка не звонила в отдел?

– Звонила: беспокоилась, где её муж, что с ним, всё ли хорошо, генерал-полковник старался успокоить, да, ты знаешь, у него это никогда не получалось хорошо; закончил обещанием найти Арсеньева и сообщить о нём всё, что сможет разузнать.

– Посредством наших сил, – шутливо заметил Звягин, покуривая сигарету и придерживая руль одной рукой. – А из-за чего-то шум?

– Как рассказала свидетельница, судя по голосу старушка, перетаскивали больше двух часов мебель.

– Значит, приблизительно в час ночи жилец начал лишать покоя, два часа перетаскивал мебель…

Он скривил губы.

– Надеюсь, хозяин квартиры вменяемый. Словом, кто он?

– Зарегистрирован как Артемий Фёдорович Игнатьев, живёт там полгода.

Они приехали на улицу Трезини и въехали в залитый солнцем двор 5-го дома.

Звягин кинул окурок в стакан-пепельницу, вышел из автомобиля и осмотрел местность и жилое здание.

– Я слышал, – начал говорить подполковник, закрывая дверцу машины, – что в этом доме пропадали.

– И кто же?

– Много кто: маляр, бригадир стройки, инженер-проектировщик.

– Недавно?

– Эм… нет: тридцать-сорок лет назад.

– Потеряться легко.

Они вошли в подъезд.

– Но в доме?

– Ой, напиться до отключки и проснуться погребённым в цемент – такие случаи на весь свет бывают, Серёжа.

– Так же думаете и об Арсеньеве?

Звягин смирил его мрачным взглядом; подполковник замолчал и поднялся с ним на лифте.

– Квартиииира… – Звягин смотрелся. – Ага, сорок восемь.

Он нажал кнопку – дверной звонок спугнул тишину по ту сторону.

Замки начали отпирать, и дверь приоткрылась: озабоченные глазки выглянули за неё.

 Хозяина встречали двое мужчин: первый зрелых лет, коренастый, с упитанным в меру пузом и щетиной, второй ещё молоденький, спортивного телосложения и с простодушным лицом.

– Здравствуйте. Сотрудники полиции – полковник Константин Григорьевич Звягин и подполковник Сергей Андреевич Катаев. Мы по делу пропажи коллеги – майора Олега Афанасьевича Арсеньева. Он приезжал сюда на вызов с жалобой на шум, который вы, гражданин, согласно телефонному звонку, создавали посреди ночи. Майор Арсеньев приходил к вам?

– Дайте припомнить… кажется, нет.

– Можем зайти?

– Ну… ладно.

 Звягин с Катаевым вошёл в квартиру и осмотрел жильца: несмотря на тоненький голос, он был крупный и хорошо сложенный; случай пропажи не произвёл на него удручающего эффекта, но точно возбудил интерес.

– Одни живёте?

– Да.

– Покажите паспорт, – потребовал Катаев.

– Конечно.

Он пересёк гостиную и скрылся в кабинете.

Едва обернулся хозяин с найденным документом, как Звягин и Катаев преградили путь.

– Кем вы работаете… – Сергей просмотрел данные паспорта, – Артемий Фёдорович Игнатьев?

– Ремонтником электроприборов… ну, знаете, стиральные, посудомоечные, нагревательные устройства.

– Чем объясните шум? – Он вернул документ.

– Да… признаю́, навёл суету, но поймите: моя стиральная машинка сломалась, а одежда была грязная, вонючая, запах её витал по всему дому; сдвинул, начал разбирать и чинить, потом собрал и поставил на место машинку; бельё, решил, постираю уже утром.

Звягин зашёл ванную: стиральная машинка стояла на месте, следы же от пыли и перемещения остались на кафельном полу.

– Картина конечно мрачная… – приметил Катаев, осматривая гостиную; возле открытого окна стояла сушилка, навешанная мокрым бельём.

– Таков замысел.

– В этом доме пропадали люди; что скажете? – поинтересовался Звягин, присоединяясь к напарнику.

– Ах, эти истории… сказки всюду плодят.

– Считаете их сказками?

– Я так могу придумать всякие небылицы о любом доме, при этом живописно и красочно вешая лапшу на уши.

– А то мнится, что наш друг Арсеньев ушёл к ним.

– Вы слышали, как подъезжал какой-нибудь автомобиль?

– Таких уйма, и ничего особенного в них не замечал.

Осталась непроверенной спальня.

 Скромная по размеру и качеству кровать, напротив неё шкафчик со стеклянными дверцами, за которыми стояли в ряд книги разного содержания; голое напольное покрытие, дубовый комод на крепких ножках, возле двери; и в самом углу, между кроватью и тумбой, высился гардероб.

Звягин рассмотрел книги в шкафчике, и большинство относилось к классическим произведениям и техническим пособиям.

 Всё было чисто, и никаких деталей или хотя бы намёков, косвенно и прямо наводящих на след Арсеньева, ни полковник Звягин, ни подполковник Катаев не обнаружили. В то время как второй готовился покинуть квартиру и опрашивать других жильцов с целью установить, а был ли вообще здесь шум, задумчивый Звягин бродил по спальне. Отсутствие улик нависло над ним тучами, и он по привычке стал уныло проверять мебель.

Ему не сразу удалось открыть гардероб.

– Ну и громадина на вид! – присвистнул Катаев, глядя на неподдающийся шкаф и борющегося с ним Звягина.

– Будет время – смажу петли. А так, – улыбаясь говорил Игнатьев, – шкаф очень старый, но какой обалдуй из таких материалов сделал его, – загадка для меня!

Звягин отворил гардероб, недоумённо поглядел на улыбчивого Игнатьева и немедля занялся осмотром.

Вешалки, одежда: домашняя, уличная; обувь, разбросанная по дну, – это всё, что мог показать шкаф.

Звягин стал щупать, надавливать стенки.

– Полковник, что же вы ищете там?

– Помалкивай!

Он чувствовал отчаяние: обувь, вешалки, рубашки – и всё.

Звягин остановился и понял, как сейчас выглядит.

<<Ничего…>> – сокрушался он и стукнул раздражённо по задней стенке.

Стук будто продолжился.

Звягин изумлённо посмотрел туда.

Легонько ударил – и пронеслось эхо.

Надавил на стенку, но она не сдвинулась.

– Полковник Звягин!

Он обернулся: Катаев и Игнатьев ушли и, видимо, ждали его в гостиной.

Звягин встряхнул головой, вылез из шкафа и закрыл двери.

Когда он вернулся, Катаев посмотрел на него с лёгким стыдом, Игнатьев – с сочувственным видом.

– Так дорог ваш друг?

– Его жена и две дочери остались одни.

 За время пребывания полицейских в квартире выражение лица Игнатьева не теряло радушия и проникновенности, однако после ответа Звягина обрело черты боли и печали.

– Соболезную.

– Говорите им, а не мне.

– Полковник… – сказал Катаев.

Голову Звягина окутывал туман.

– Что?

– Опросим жильцов. – Напарник пояснил Игнатьеву: – Будьте на связи: в случае подтверждения мы ещё наведаемся к вам. – Он вынул записную книжку из поясного кармана. – Вот наши телефонные номера. Также было бы неплохо узнать график, когда вы работаете и отдыхаете.

– В будние дни, хотя, правда, и по выходным, так сказать, подрабатываю.

Катаев сорвал листок с их номерами.

– Держите. Если что-нибудь вспомните, то звоните.

– Непременно.

Звягин вышел в коридор и попытался собраться с мыслями.

– Всего хорошего, Артемий Фёдорович Игнатьев.

И закрыл за собой дверь.

– Это что было? – спросил он Звягина.

С той стороны двери щёлкнуло.

Звягин хотел было сказать, но промолчал и невозмутимо отрезал:

– Бес вселился. Идём опрашивать жильцов.

Катаев беспокойно посматривал на полковника.

– Мы найдём Арсеньева, – старался приободрить Катаев.

Звягин сохранял тишину.

 Дражайший друг Алексея, Владимир Сергеевич Григорьев, стачивал блюда одно за другим, раздумывая над его сложившейся ситуацией и то и дело приговаривая: <<Образуется, образуется…>>

– Володя, быть может, вместо того, чтобы хомячить за столом, ты изрыгнёшь полезный совет?

– Да расслабься… – проговорил он с набитым ртом, доел картошку фри и откинулся на спинку кожаного дивана. – Мы же обсудили: идёшь в полицию, там пишешь заявление, пережидаешь у меня, а если дело не сдвинется с места, то поедешь к сестре на время, пока не образуется.

– И долго ждать?

– Без понятия.

Алексей хмуро оглядывал одноразовый стакан с газировкой.

– Выше нос! Тем более… ты сам не уверен, что это было преступлением: в этой истории смущает меня твоя бессонница…

Он возразил было, но, видя радостное выражение лица Владимира, спросил:

– Чему радуешься? Я тебе рассказал непонятное и жуткое событие, а ты как ни в чём не бывало.

– А что ожидал? Когда в рутинной, однообразной и оттого скучной жизни происходит нечто сверхъестественное и странное, я не пугаюсь, а ликую!

– Выражать восторг продолжишь и в пасти фантастического зверя?

– На первый взгляд, жизнь статична и медленна, – на деле скоротечна и обрывочна.

– Ты готов к этому, а я… в конце концов хочу вкусить плодов настоящей любви, до того как нагрянет смерть.

– Какой?

– Да искренней!

– Все мы, Лёша, одиноки, но кто сказал, что с близким так не будет?

– Значит, моя мечта ничтожна?

– Я хочу сказать, что если ты воздвигаешь в саму мечту желание разделить существование с родственной душой и под порывом страсти, отчаяния следуешь ей, то в такой же степени корабль твоих надежд, затуманенный собственным смогом грёз, может разбиться о скалы, которые ещё издалека видны.

Алексей притих и грустно попивал из стаканчика, искоса поглядывая на окружение в кафе.

– Что решил?

Он громоздко выдохнул.

– Пока не буду обращаться…

– Смотри по ситуации. Если бы это действительно произошло, полиция по-любому пришла бы туда. – Он поднял бокал с газировкой. – Давай… за твою сестру: экую красавицу нашёл этот счастливчик.

Они чокнулись.

– На всякий случай надо предупредить её, чтобы она к тебе не ехала из-за этой странной истории…

– Ты прав. – Он открыл сумку, лежавшую сбоку, и начал искать мобильный телефон.

– Кстати, сосед-то кто?

– Артём Игнатьев. Живёт где-то полгода. Пару раз пересекались, ограничивались только сиюсекундным взглядом… Правда, – достав телефон, он посмотрел на Владимира, – однажды сидел в парке с таким лицом… жутко было, как будто выражал всю скорбь человеческой жизни: взгляд рассеянный, усталый, и около трёх часов не уходил оттуда.

– Хм…

– Насчёт Даши.

– Да?

– Она уже приехала и ждёт меня у дома.

Владимир окаменел.

– Что ж, за ней!

Он расплатился, и оба метнулись из кафе.

 Полуденное солнце заволакивали облака; лучи пробивались сквозь них истощённые, распространяя свет изо всех сил и отпечатывая на мире неизменную тень вещей

 Двор 5-го дома был усеян тёмным переплетением крон деревьев, обвивавшим и силуэты автомобилей, подъездов со скамейками, урнами, стендами, и две фигуры – женскую и мужскую.

 Алексей и Владимир осторожно повернули за угол дома и испугались: Даша разговаривала с Игнатьевым. Они впали в ступор и не знали, как подступить, не вызывая подозрений со стороны возможного убийцы и не подвергая Дашу опасности.

 Пока общение тех, исходил Алексей из улыбок и раскованной жестикуляции, шло как обычное, повседневное. Из обрывков, которые подхватывал и нёс ветер мимо, Алексей узнал, что сестра рассказывает о предстоящей свадьбе и трудностях проведения её. Игнатьев активно участвовал в разговоре и часто спрашивал, по каким традициями и в какой форме устроят торжество.

Алексей ужаснулся, что Дарья поведает слишком многое, и под видом неспешной походки ринулся к ней.

– Лёша!

Она обняла его держа красную сумочку.

 Сколько помнил Алексей Дашу, любая одежда на ней опьяняла и склоняла если не к знакомству, то к интересу: продолговатая белая юбка ребристыми складками прикрывала упругие бёдра; блузка в чёрно-белую полоску облегала туловище, грациозно извивающееся в движении; на плечи же спадали шатеновые локоны, которые враждебно, воинственно реагировали на кокетные посягания ветра. За долгое время расставания Алексей и забыл, что она выше его по росту, а характер всегда отличался плавной сменой между диким и ласковым нравами, безупречно и умело балансируя на этой грани.

– Знакомься – Игнатьев!

– Очень приятно.

Он протянул руку Алексею.

Тот неуверенно пожал её, смущаемый как улыбкой, так и рельефностью мышц на волосатых руках соседа; вблизи он походил на борца.

– А это Лёша, мой брат!

– Артём! Кажется, мы встречались… да?

– Иногда.

– Вы такой же незаметный, как я! – Он рассмеялся, но Алексей не понял – искренне или фальшиво. – Ещё раз поздравляю вас, Дарья, с помолвкой.

– Спасибо! Если будете в Ярославле – так, жизнь в разные углы заносит, – примем вас с радушными объятиями!

– Благодарю!

– Думаю, Даша, нам пора…

– Ой, действительно, столько дел на носу! Всего хорошего, Артемий Игнатьев!

– Просто Артём, Дарья.

 Постоянная улыбка соседа теперь беспокоила Алексея; воспоминание, когда он видел того в мрачном настроении, подкрепляло домысел, что данное выражение лица – уловка.

 Алексей быстро отвёл Дашу в сторону, к тропинке, которая тянулась через небольшой участок за двором, с зелёными насаждениями и стремительно заканчивалась дорогой; Владимир стоял под четой берёз, возле дощатой скамейки, доживающей свои дни, и покуривал, глядя на двор и Алексея с Дашей.

– Дашенька!

Он заобнимал её, и та ответила тем же.

– Ну как вы тут без меня?

– Сплошная скука! Твоего брата выманить с работы нынче ужасно трудно, даже просто поболтать.

– Надеюсь, Лёша, ты не продолжаешь работать на того чревоугодника?

– Я подумываю найти другое место…

– Долго ты думаешь.

Алексей нахмурился.

– Извини, я не в обиду, – учтиво улыбнулась она. – Прежде чем что-то стоящее совершить, ты, как правило, медлишь.

Он промолчал, разочарованно осознавая ничуть не поборотую им привычку.

Владимир глянул: сосед Алексея посмотрел куда-то в глубь улиц, потом вошёл в подъезд.

– С виду нормальный мужик…

– О чём ты?

– Да Лёша, возможно, преступление слышал.

– Слышал? – больше всего удивило Дашу это слово.

– Не знаю… я в сомнениях.

– Володя, поделись сигаретой, пожалуйста.

Она села на скамейку и, тоже закурив, вытянула струю дымка.

– Родители извели меня по поводу свадьбы… да и Степашку – собственные… – Она перевела взгляд с земли на Алексея. – Так что случилось?

 Даша отвлекалась поверхностным, малым расследованием с большим удовольствием, так как свадебные и семейные заботы кружили над ней неутихающим роем и весьма быстро наскучили, вдобавок изрядно утомив.

Алексей рассказал ей прошлую ночь.

– Жуууть! – выговорила в конце Даша и с нескрываемым, разожжённым любопытством добавила: – Мистика! Однако… – её пыл убавился, и она хладнокровно занялась анализом, – тьма… Значит, неспроста эти полицейские пожаловали к Игнатьеву.

– Постой, тут была полиция!?

– Да. Артём сообщил между тем, что к нему пришли сегодня двое сотрудников по поводу пропажи некоего майора, которого, по его словам, никогда не видел.

Алексей поражённо смотрел на Дарью и Владимира и стал ходить нервно взад-вперёд.

– Этот майор приехал на машине, а после кто-то отогнал… звук сверху доносился такой, будто тело тащили… потом прекратился… что происходит?..

Алексей сел на скамейку и закрыл лицо руками.

– Значит… не привиделось… – вымолвил Владимир и виновато улыбнулся. – М-да… и как это объяснить полиции?

– А они сами в тупике, – возразила Даша. – Их работа строится на фактах, показаниях, логике, теориях и практике, что, в свою очередь, – на рационализме, а этот случай нарушает здравый смысл.

– Значит, что..?

– Ну и тугодум ты, Володя. – Дарья повернулась к Алексею: – Иди в полицию и обрисуй ситуацию со своей стороны; как бы то ни было, вряд ли жильцам понравится, что их сосед убивает и заставляет исчезать людей.

– Всё это выглядит чересчур безумно. – Владимир бросил окурок в урну с пепельницей. – Без обиняков, Лёша, я тебе верю, но, учитывая реалии нашего скучного мира, должно найтись разумное объяснение твоему случаю.

– Соглашусь, Володя, – поддержала мысль Дарья, – впрочем, не помешает быть настороже: может статься, что сосед на деле был один, а моему братцу всё это приснилось; а возможно, Игнатьев действительно кого-то убил, искусно убрал труп, – это если придерживаться версии, что Лёша не спал и всё слышал, – соучастник же угнал машину майора замести следы; в третьей альтернативе так вообще обыкновенный криминал, в середине завершения которого Лёша мог пасть в обморок.

– Уж такая тряпка я, по-твоему?

– А окна соседа куда выходят? – поинтересовался Владимир.

Алексей на мгновение дёрнулся, затем успокоился.

– На улицу. Все комнаты, как у меня.

Дарья выкинула окурок также в урну и ехидно поглядела на брата.

Вконец запутавшись, Алексей волновался.

Она положила руку на его колено.

– Не переживай: предоставь эти дела полиции – у сотрудников побольше опыта в такой <<мистике>>, чем у тебя. Володя сомневается, а я знаю, что трепать нервы из-за вымысла тебе несвойственно.

Он немного расслабился.

– Хорошо… ты права, Даша… спасибо.

– Можем вдвоём пойти, – предложил Владимир, чувствуя стыд за неверие.

– Нет, справлюсь и сам; как раз поможешь Дарье найти гостиницу.

– Вообще-то могу и сама, но раз уж выделяешь такого специалиста по призыву тульп, то грех отказать.

– Всё-таки не забыла тот день… это же была шутка!

– А кто жаловался, что его душу словно высасывают рядом?

– Рассмешить хотел… да идёмте уже! – раздражался он от воспоминаний и колкости Дарьи. – Лёша, тебе по пути: работа никуда не делась

Алексей вспомнил, что перерыв почти закончился, и пошёл с Владимиром и Дарьей на автобусную остановку.

Взор невольно потянуло к дому; пристально разглядывая фасад здания, он представил, что Игнатьев наблюдает за ними с балкона, и Боборыкина охватил страх.

– Всё-таки интересно, что там произошло? – размышлял Владимир.

– Обстоятельства строят то одну, то другую картину, и каждая имеет место существовать в том или ином порядке с логикой, и сложно разобраться, какая из них истинная или ложная, – отвечала Дарья.

– Может, обратно уедешь от греха подальше? Что думаешь, Лёша?

– Пускай о своём думает, а я ни на шаг не сдвинусь от него, когда такие дела творятся! Справимся…

Они сели в прибывший автобус.

Владимир беспокойно взглянул на усталого Алексея.

– Отпуск выдают?

Тот слегка улыбнулся.

– Только во снах.

Автобус двинулся.

– Под вечер тогда направишься в полицейский участок, а я куплю все продукты для праздника.

– Какого праздника? – недоумевал Алексей.

Она взяла его за плечи и начала трясти.

– За воссоединение!

– Можем отпраздновать в моём доме.

– В каморке, набитой дакимакурами, ловцами снов и бессчётными книгами по оккультизму?

– Их немного…

5-й дом вскоре остался позади, растворяясь в однородности улиц.

Полковник Звягин передал показания генерал-полковнику по делу пропажи майора Арсеньева.

– Выстрел?

– Женщина Маргарита Шестакова проснулась, – он зачитал строку в показании, – от <<громкого хлопка, после что-то ударилось об пол>>, остальные жильцы или не слышали, или крепко спали, или вообще подумали, что одиночный фейерверк кто-то пустил.

– Под квартирой находится..?

– Алексей Васильевич Боборыкин, но его не застали дома.

Яснецов тяжело вздохнул.

– А тот, кто водит служебную машину Арсеньева, либо страдает картографическим кретинизмом, которым мы в процессе поиска невольно заражаемся, либо ясновидец: он должен быть попасться если не патрулям, так на уличные камеры… а ни того, ни этого… полицейскую машину бросил и поменял на обычную?..

Яснецов задумчиво растирал сбритую бороду. Звягин перебирал листы с показаниями и отчётом.

– Были какие-нибудь отметины, удары от пули, хотя бы гильза?

– Ничего.

– Пу-пу-пу… над нами чёрт шутит.

– Либо сам сосед.

– В курсе, – осадил генерал-полковник. – У нас недостаточно улик, чтобы, собственно, не столько возбудить уголовное дело, сколько вообще задержать на время этого человека. Пока будем исследовать его место работы, историю обращений в ведомства, затем поразмыслим, действительно ли это был выстрел или, как заметил Сергей в отчёте, скрип стиральной машинки.

– Можно спутать скрип и выстрел?

– Звягин, что за вопрос? Свидетель может путаться в своём же показании. Кстати, видел на столе твоё маленькое расследование… заканчивай с этим и возвращайся к работе.

Кабинет потряс звонок.

Генерал-полковник схватил трубку.

– Слушаю.

И помахал Звягину рукой в сторону двери.

Он вышел из тихого кабинета в шумный коридор, где сновали коллеги разных чинов и из других отделов.

Звягин вернулся на рабочее место, которое делил в небольшом помещении с подполковником Сергеем и капитаном Валерием.

 На столе лежали документы – опись имущества, имена прошлых жильцов квартиры 48, планировка её, пять раз менявшаяся начиная с восьмидесятых годов двадцатого века и заканчивая десятыми настоящего.

 Звягин рассчитывал найти связь с незаконной деятельностью в квартире, так как, по его предположению, и маляр Павел Абатуров, и бригадир Матвей Попов с 2-го участка, где также работал и инженер-проектировщик 2-й категории Фома Сартаков, могли быть жертвами теневой организации, которая скупала – воображение полковника далее разыгралось – земельные участки в прошлом и за счёт их отмывали деньги, каким-то образом оставаясь незамеченной для советского государства.

 Всё вышло куда скучнее: строительство 5-го дома на улице Трезини, тогда Крупской, шло два года и к назначенному сроку, семидесяти пятому году, было окончено. Районом, куда входил дом с квартирой 48, распоряжался 2-й участок под управлением прораба Анатолия Дуева. Звягин изучал скрупулёзно, мучительно протокольные и технические свидетельства, по прочтении которых он от силы две-три минуты тупо смотрел в потолок, после же приходил в себя и возвращался к расследованию. За всей этой волокитой, где полковник уже начинал теряться, он не находил чего-то необычного и подозрительного, за исключением двух странностей, которые посеяли в нём смутную тревогу.

 Те же пропавшие люди – Павел, Матвей и Фома – не ограничились участием в строительстве: позднее, спустя год, маляр купил квартиру 48 и оставался владельцем её шесть лет, до того самого момента, когда все трое исчезли, а квартира сменила хозяина на Мирослава Кусакова, прапорщика в отставке, который через двадцать восемь лет продал квартиру за небольшую сумму ремонтнику Артемию Игнатьеву.

 Примечательно, что родные тех строителей, к огромному удивлению Звягина, тоже пропали: девятилетняя дочь Павла Анфиса и его жена Оксана; двое одиннадцатилетних братьев-близнецов Поповы и Лаврентия, супруга Матвея; София, младшая сестра Фомы.

 Свидетельства, донесения, показания – все задокументированные обстоятельства гонялись за собственным хвостом, и схожее чувство испытывал Звягин, когда проводил с Сергеем осмотр в квартире 48. Нарытая информация казалась ему фантастикой, причём отнюдь не смешной; ещё немного копания – и он точно провалится в <<нехорошую квартиру>>.

Звягин сделал глоток ароматного, ядрёного кофе.

<<Я упускаю какую-то деталь…>>

 В компьютере он ознакомился с чертежами – прошлым и нынешним строениями квартиры – и с нараставшим испугом наблюдал неизменяемую вещь: всегда оставался гардероб. Прочая мебель, так или иначе, подвергалась переменам, но вот этот гардероб стоял на том же месте, пока менялись два мира – внешний и квартирный. В отчёте с бесчисленными нумерациями, подробными описаниями комнат, домов, корпусов, аллей, садов и парков на улице Трезини не было упоминаний о гардеробе; именно когда дом вошёл в эксплуатацию, он начал фигурировать в поздних документах о строительстве.

Звягин ломал голову: как и почему этот шкаф для одежды очутился там? Прошлые записи теперь вряд ли ответят на его вопрос, разве что кто-нибудь из до сих пор живых, кто участвовал в стройке, поможет.

Но Звягину не везло: большинство уже были мертвы, и по сей день бодрствует, если можно так сказать, заместитель прораба 2-го участка.

Он нашёл его номер и позвонил.

Ласковый женский голос ответил по ту сторону линии:

– Кто это?

– Здравствуйте. Полковник Константин Григорьевич Звягин. Звоню спросить гражданина Иннокентия Савельевича Рудакова. Он рядом?

Телефон молчал.

– Да.

Послышались шаги и качание кресла.

– У папы, если что, деменция.

<<Боже упаси…>>

– Папа, тебя к телефону.

– Кто?

– Полиция.

Видимо, бывший строитель не решался взять телефон.

– Алло? – сказал хриплый, немощный голос.

– Здравствуйте. – Он закатил глаза. – Полковник Константин Григорьевич Звягин. Звоню расспросить о 5-м доме.

– Какой дом?

– 5-й, на улице Трезини, в советское время Крупской, на юге Москвы.

Звягин выжидательно, плавно барабанил пальцами по столу.

– Не помню… Кристина знает. Кристи! – позвал он её.

– Постойте, слушайте: квартира 48, там стоит гардероб.

Молчание длилось так долго, будто давно закончили вызов.

– Алло? – произнёс нервно Звягин.

– Я не знаю, откуда он. Просто появился. – Старик задышал. – Пришёл… инспектор… сказал, что ничего тут не видит, продолжаем работу. Если бы… если бы он сказал, что там стоит шкаф, нас и его уволили бы…

– Что в этом шкафу?

– Шкаф? Какой шкаф? Кто это? Кристина, кого ты мне дала?!

– Пожалуйста, успокойтесь. – В голове Звягина родилась хитрая идея: – Я – полковник Константин Григорьевич Звягин, звоню по поводу шкафа в квартире 48 в 5-м доме на улице Крупской.

– А что с ним?

– Почему жильцу не удаётся сдвинуть гардероб?

– Сам не знаю: мы тоже пытались сделать так, но не выходило, словно запаяли основание.

– Мне жалуется директор отдела: почему не прописали в планировке комнаты эту часть мебели?

– Он знает?!

Старик запинался.

– Без понятия! Там было пусто, а ночью он появился там. Пожалуйста, не увольняйте! Я… я… я сделаю…

– Не надо переживать: прораб уже договорился с директором, что они после стройки запишут в документации шкаф как часть интерьера

– Спасибо, большое спасибо! Это просто шкаф, я уверяю, обычный шкаф!..

Звягин закончил вызов и разлёгся в кресле.

<<Куда это я двигаюсь? – задал он себе вопрос. – Не может быть, чтобы этот гардероб стоял там вечно: кто-то его притащил… – и посмотрел в технический документ. – Но как объяснить вес? Шкаф не запаян к основанию… нет, это что-то другое>>.

Он растерянно осмотрелся и гневно подумал:

<<Да что там в гардеробе?>>

– Товарищ полковник.

– Что?

В проходе стоял подполковник Сергей.

– Второй свидетель.

Звягин оторопело встал с кресла.

– Где он?

Безумный взгляд полковника насторожил Сергея.

– С вами всё хорошо?

– Где свидетель?!

– В допросной комнате. Следователь Виноградов и оперативный начальник Войнов уже ведут с ним разговор.

Звягин не отвечая направился к ним.

 Алексей съёжился под хищным взглядом двух фигур в синих кителях и по внешности под стать друг другу: короткая стрижка, утончённая выправка и пристальное всматривание в каждую деталь одежды, мимики и движения тела.

– Вот так оно и было…

По заключении следователь дописал показания и безэмоционально посмотрел на оперативного начальника.

– Мы всё услышали. Вы молодец, что обратились к нам.

– Что дальше?

– Мы уведомим вас в случае прогресса в деле.

– Я могу идти?

– Да.

Оперативный начальник отпер дверь и подозвал шедшего мимо сержанта.

– Выведи гражданина Алексея с участка.

Идя бок о бок с сотрудником полиции, Боборыкин не переставал размышлять о реальности произошедшего.

 Какой-то толстоватый и с постриженной бородой мужчина в белой рубашке, с погонами на плечах миновал его и постучал в дверь комнаты, откуда Боборыкин вышел.

Изумлённый внезапным и взволнованным стуком, следователь вопросительно взглянул на оперативного начальника, и тот, пожав плечами, открыл дверь.

– Разрешите обратиться!

Усталый и возбуждённый вид полковника Звягина ввёл их в недоумение.

– Разрешаем… – озадаченно ответил оперативный начальник.

– Звягин… да? – припоминал следователь.

– Так точно.

– По какому делу?

– Вы брали показания свидетеля пропажи майора Арсеньева?

– Ну?

– Что он рассказал?

Те переглянулись.

– Скажем, Федя?

– А что скрывать? – Следователь пролистал показания Боборыкина. – Второе подтверждение выстрела, тем более Алексей Васильевич, согласно его истории, не спал до утра, страдая бессонницей, и за всё это время не слышал, как кто-то выходил или что-нибудь нёс.

– Нужно досконально обыскать владельца квартиры сорок восемь!

– Придержи коней, Звягин! Свидетельств хватает для краткосрочного задержания, но не для ареста.

– Мы осмотрим вдоль и поперёк квартиру Игнатьева, и если обнаружим косвенные – на прямые уже не рассчитываем – улики, то дело зашевелится; в противном случае – давным-давно готовы к нему: ни машины, как и, предположительно, угонщика её, ни самого тела Арсеньева не удастся найти – прекращаем процесс.

Звягин собрался было рассказать о причастности гардероба и к другим исчезновениям, но вовремя остановил себя и почти невозмутимо вымолвил:

– Позвольте участвовать в задержании.

– У тебя же назначено на сегодня патрулирование… забыл?

– Тем более вот-вот начнётся.

– Как так?

Он посмотрел в свои наручные часы: день уже склонялся к вечеру.

<<Как пролетело время!>>

Звягин сориентировался.

– Если я смогу договориться с генерал-полковником переназначить патрулирование, включите меня в состав вашего наряда?

– Попробуй, но я сомневаюсь, что это свершится – договориться с ним; к тому же беспокоит твоя какая-то нездоровая мания к этому делу: подполковник Сергей после посещения с тобой владельца квартиры заметил признаки импульсивного поведения, которое часто наблюдаем у тебя и на участке, Звягин.

 Полковник пригляделся: и следователь, и оперативный начальник напряжённо смотрели на него – если сотрудник полиции, это очевидно и без устава, следует собственным порывам рассудка, отстраняя прочь здравость и, главное, подчинение регламенту, он даёт повод усомниться в его состоянии выполнять служебные обязанности и далее.

 Звягин сообразил и, немного успокоившись, как-то обречённо сказал:

– Товарищ следователь, оперативный начальник, простите за мою некомпетентность: пропажа майора Арсеньева вывела меня из равновесия, а отсутствие тела и сама возможность, что виновников или хотя бы причастных к этому лиц не обнаружим, ранит моё чувство справедливости.

– Нас тоже, Звягин.

Они теперь расслабленно глядели на полковника.

– Боря, оставь, пожалуйста, меня и Звягина наедине.

– Как скажешь.

Оперативный начальник покинул допросную комнату.

– Я видел, что ты там раздобыл. – Следователь улыбаясь пояснил: – Тот же путь, правда мне-то времени хватило меньше, чтобы разобраться.

– И?

– Обыкновенная квартира, как и история её.

– Обыкновенная? А пропажа людей?

– Кто у нас только не пропадает, Звягин: вот как-то раз на днях в местных газетах написали, как грибник потерялся в лесу и спустя два месяца спасательная служба нашла его истощённым, но живым, притом он был опытен. Таких случаев тьма, полковник: то напились и сдуру упали с обрыва; рыбак послушался себя и решил вопреки прогнозу ловить рыбу, а в итоге спасали его, обезвоженного в лодке. Продолжать?

Звягин молчал.

– Всему отделу тяжело: генерал-полковник съездил к жене Арсеньева спросить её здоровье – пока держится, однако своей дочке ничего не говорила о пропаже отца, всё ещё надеясь на скорое возвращение. Человеческое воображение в условиях этих нелёгких обстоятельств может сыграть с нами злую шутку; не забывай о версии, что и гражданин Игнатьев, он же владелец квартиры 48, может быть совсем не причастный к этому делу. Ты понял меня, Звягин?

– А гардероб?

– Что не так с гардеробом?

– Как он там появился?

– Как обычная мебель.

– Нет, я имею в виду, что он там стоял во время стройки.

Следователь устало выдохнул.

– Показывай.

Звягин привёл к столу и, разбросав в стороны ненужные листы, нашёл старую планировку квартиры.

– Видите?

– Я вижу… вот только…

Он ушёл в свой кабинет и вернулся с другой планировкой.

– Это незаполненная конструкция, а здесь окончательный вид квартиры.

Звягин всмотрелся: гардероб оказался элементом стенной конструкции, и квартира лишилась ореола таинственности.

– Вот поэтому занимайся тем, что знаешь, я же – своим делом. Уясни, а то больше не хочу повторять: забот и так много.

Звягин впал в ступор.

– Готовься к патрулированию: оно вот-вот начнётся.

Потерянный, он встал в стойку.

– Так точно, товарищ следователь…

– Молодец.

Звягин остался один в комнате.

В мыслях царил вихрь предположений, фактов, домыслов, гипотез и не стихал до конца ночного патрулирования.

 Звягин усмехнулся: то же самое, что говорил сейчас следователь, он рассказывал и напарнику Сергею, отчего ощутил беспощадную иронию над собой; помимо неё, задето было и чувство достоинства: полковник Звягин выставил себя в дурном свете из-за какой-то мистики, которую якобы излучает повседневный, незамысловатый, обычный шкаф для хранения одежды.

<<Тьфу ты! Занесло-то как…>>

 Бегло блиставшие в предзакатном славе солнца лучи отчаянно и стойко продолжали разливать благоносный свет, но вот огромное оранжево-жёлтое пятно ушло за горизонт; слабоватый туман начал подниматься в городе; уличные фонари обложили белыми отпечатками дороги, и к их еженощному ритуалу присоединились магазины и автомобили, добавляя второй слой разнородного свечения. Тусклое небо с облачными странниками – исполинами, коротышкам – и величественными сооружениями, погранично обращавшимися то в корабли, то в горы, совсем не долго сохраняло в своём владении силу покинувшей зари: темнота простёрлась вмиг по ней, и, несмотря на канувших в её недра подданных небесного мира, далеко сияющие звёзды нарисовались мелкими точками на ночном полотне.

 Звягин сидел в патрульном автомобиле и с мрачной задумчивостью рассматривал ветхий дом с обособленным участком: одна сторона окончательно обвалилась, смешав в сплошную груду потолок, стены, мебель и нагромождая ими покосившийся пол.

 Унылый вид этого дома пробуждал в Звягине мысли о той квартире: такое укромное место приютилось в теле стандартного жилого строения и скрытно существует, не нарушая привычного порядка; 5-й дом – пока неизвестно: жертва или сообщник – смотрит на неё как на основополагающий элемент его существования, в то время как для узревшего её Звягина обратилось в средоточие мглистых холмов, за которыми скрывается нечто больше, чем само здание, всеохватнее, чем родной мир, и непостижимее, чем человеческий разум; и потому оно, средоточие, захватывает не столько внимание, сколько саму душу Звягина, задействуя в свою пользу его чувства и упрямый принцип раскрывать связи.

В машину вернулся Сергей.

– Я купил латте и капучино.

Он поднёс латте Звягину, освободив его от сумрачных мыслей.

– По улице Фонвизина? К слову, недалеко от 5-го дома: перекрёсток разбивается на ту и эту.

– Без разницы.

Он отхлебнул латте и сморщил лицо.

– Извините: в кафе не поняли, что вы подразумевали под обычным кофе.

– Ядрёный и классический.

– Для разнообразия не помешает, полковник Звягин.

– Да веди уже.

Сергей выехал на улицу Фонвизина.

Бо́льшую часть пути они пребывали в молчании.

– Вот, Серёжа, хочу спросить.

– Давайте.

– По-твоему, наша система имеет дыры?

– Что ж, у всякой системы имеются недочёты: за всем не уследишь.

– Ты не понял; попробую объяснить. – Латте не нравилось Звягину, но за отсутствием иного бодрящего напитка он с неохотой и угрюмым лицом попивал это кофе. – Я имею в виду, на что опирается, к примеру, наша система?

– На факты, доказательства, свидетельства и исходя из них написанные нами отчёты и доклады.

– Молодец, пятёрку – с минусом. – Звягин лукаво улыбнулся и продолжил: – А они, в свою очередь?

– Как же… благодаря тому, что нам известно и мы учили.

– Верно. А откуда мы получили знания?

– От родителей, учителей, друзей, знакомых. – Он и сам решил блеснуть знанием: – Их называют агентами социализации.

– Угу. Тогда перейдём к главному: откуда те получили сведения, перешедшие затем в форму знания?

– От опыта, собственных наблюдений, сравнений и такого прочего; к чему клоните?

– К тому, что они получали информацию по слухам, воочию, сопоставлением и сохранением её в тех или иных формах; а допустим, что мы не наблюдаем во всём зримом, слышимом и мыслимом мире одного местечка…

– Допустил.

– Ты можешь только предполагать, что оно существует, поскольку не видел его, а рассчитывать на слепую мысль без видимого факта – пустая вера.

– Как вы загнули! Ладно, такое место я могу лишь предполагать; но так уж надобно лицезреть?

– А ты знаешь, что там?

– Нет.

– Вот именно – неизвестность: там может быть ничего, или что-то, или кто-то, а может, такого места и не существует, так как оно – плод моей фантазии; однако я с тобой допускаю тот факт, что такое место реально; и вдруг оно привело к чудовищным последствиям для всей Земли, но начало их было настолько незаметно, что мы проглядели. Так вот… сможет ли не только наша система, но и остальные обнаружить в гипотетическом пагубном сценарии источник происхождения, первопричину и влияние катастрофы – всю суть того места, при этом объективно, опираясь на наши древние знания о преступлении, мотивах, личности, теории и практике расследования и, таким образом, приводя это явление в логическую и закономерную связь с известной нам реальностью и с нашей верой?

– Что-то наподобие <<Чайника Рассела>>?

– Чего?

– Жил в прошлом веке такой математик – Бертран Рассел и выдвинул аналогию, согласно которой бремя доказательства лежит на утверждающем; то есть некто отправил чайник вращаться на орбиту между Землёй и Марсом, и тут возникает дилемма: с одной стороны, это вполне возможно, хоть и абсурдно, с другой – попробуй узнать, действительно ли он находится в космосе.

Звягин задумался.

– Ах да! – Сергей отложил пустой одноразовый стаканчик из-под кофе в органайзер посреди салона и остановил машину перед светофором, загоревшим красным. – Звонил в участок спросить о деле пропажи Арсеньева, и ответили, что наряд из трёх человек, под начальством капитана Румянцева двинулся задерживать владельца сорок восьмой квартиры.

Полковник промолчал и хлебнул латте.

 Около двух часов они кружили по району и, к своему счастью, не обнаруживали действий преступного характера (разве что административного: двух подростков, выкидывавших приличное количество окурков мимо полного урна и заливавшихся периодично хохотом, отчитали, заставили собрать и выкинуть весь их мусор в свободную, которая стояла нелепо рядом с полной, а также записали данные, чтобы связаться с родителями этих недорослей, один из которых, кстати, после услышанного в ужасе сбежал, бросив товарища на произвол судьбы и в огромном разочаровании).

Звягин курил под аркой жилых домов, создававших полуквадрат и озарённым светом фонарей, и карман вдруг задрожал.

Константин достал телефон.

– Полковник Звягин слушает.

– Капитан Евгений Адрианович Скутков, извините, что тревожу, но нужен совет.

Звягин напрягся.

– В чём?

– По поводу квартиры сорок восемь: владельца задержали и увезли, а мы осматриваем комнаты, и вот следователь Виноградов вскользь упоминал ваши находки в расследовании по делу пропажи Арсеньева, потому я и обратился к вам: лишняя помощь не навредит.

– Всю квартиру обыскали?

– Досконально.

– Что обнаружили в кабинете?

– Энциклопедии, разговорники и книги по картографии, какие-то адреса, которые на участке сейчас пробивают.

Сергей окликнул Звягина, но он махнул рукой и зашагал из стороны в сторону нервно размышляя.

– Гардероб. Проверьте его.

– Вы серьёзно?

– Ничего не будет – и ладно: тем более телефонный звонок только между нами, помните?

Из динамика вырвалось цоканье.

Капитан принялся проверять шкаф; были слышны глухие удары одежды, размеренные стуки по дереву.

Звягин до того внимал происходящему, что не замечал стоящего напротив него подполковника с выражением любопытства.

– Ну что там?! – едва выдерживал полковник.

Судя по звуку, нечто выдвигалось и задвигалось.

– Задняя стенка гардероба смещается, и только, – последнее слово капитан произнёс со злобной насмешкой то ли себе, то ли Звягину.

– А за стенкой?

– Бетон! Обычная стена из бетона! – капитан рассмеялся. – Ладно, простите за беспокойство, полковник Звягин: уж показалось, что поймал зацепку. До свидания.

Вызов закончили.

Звягин не убирал от уха телефон.

– Кто звонил?

Полковник с каменным лицом взглянул на Сергея будто насквозь.

– Да так, ничего: спросили совет – я дал его.

– Что-нибудь нашли?

– Нет.

Звягин положил телефон в карман штанов и направился к машине.

Сергей пошёл за ним вслед, теряясь от странно холодных ответов напарника.

 Алексей чувствовал наваливавшую тяжёлыми волнами усталость, которая сковывала движение и призывала лечь где угодно и погрузиться в сон. Он боролся с ней, горестно осознавая причину прихода её.

 Преступление в квартире 48, бессонница, целый день работы, включая встречи с Владимиром и Дарьей во время перерыва, после обращение в полицию – обстоятельства дня трепали Боборыкина и не давали разобраться в ситуации, которая нежданно свалилась на голову.

Пока поезд нёс Алексея по тоннелям метро, разнообразные мысли сталкивались между собой, то обретая, то теряя первенство.

<<Долг совести и общественного участия я, конечно, выполнил, однако это почему-то не приносит радости. – В окнах вагона Алексей видел отражение себя и пассажиров, среди которых выделялась молодая пара, активно обнимаясь и целуясь. – Это из-за одиночества..?>>

 Боборыкин был славным, умеренным и довольно общительным вопреки скромной молчаливости. Жизнь не преподносила ему невзгод, как, впрочем, и самих сюрпризов: дорога начиная с рождения и заканчивая по настоящее время оказалась без извилин, дыр, крутых спусков и подъёмов, отчего казалось, что он упустил какую-то деталь, что прошёл мимо той тропы, которая вывела бы из тёмной чащи в светлую рощу. Все одиноки в той или иной степени, думал Алексей, но ведь каждая душа – уникальное создание, к которому может понадобиться индивидуальный подход; правда, редко в жизни выпадает шанс обрести помощь со стороны (и не простого, банального совета, изречённого под влиянием идеалистических побуждений и бесспорной веры в трюизм, а рационального и, как ни требовательно, душевного).

 Дарья казалась образцовым и ярким примером человека, познавшего своё существо: детская тяга к изучению языков переросла в одержимость, которая окончилась выпуском, и с отличием, из Института языкознания РАН, но позднее, во время знакомства с будущим женихом Степаном, – профессией менеджер. Она не сокрушалась этим выбором, хотя родители уговаривали её вернуться к любимому (и, главное, престижному) ремеслу, чему противилась: доставляет радость и то занятие, и как родные, так и Алексей удивлённо наблюдали эту перемену ценностей, с которой как-никак смирились (быстрее всех – её брат); и вышеупомянутое ремесло даже несколько оттеняют незаурядный характер, привлекательная смесью дерзкого и кроткого ума, утончённость тела и умеренный вкус моды.

 Что до Алексея, он был крепкой серединой: половину знал – другую нет, в одних частях тела удался – остальными смущается, придерживался хладнокровного взгляда – иной раз отдавался порывам страсти.

 В общем, жизнь вполне устраивала его, за исключением отсутствия любви – пустой ячейки в его системе души. Обретя её он узрел бы играющий красками, окружающий с самого рождения свет, а мрак, порождаемый одиночеством, рассеялся бы, страх же блуждать по дремучему пути жизни отогнал бы спутник, разделяющий его мысли и скитания.

Алексей так задумался, что чуть не пропустил остановку; он выбежал в тот момент, когда двери начали закрываться.

<<Повезло…>> – испуганно подумал Алексей, пересёк площадь станции и встал на эскалатор.

 На улице стало ветрено: деревья качались, шумя листвой, и в свете фонарей, которые тщетно боролись с наступавшим мраком ночи, рьяно неслись капли мороси.

Алексей поглубже укутался в куртку и, перебегая улицы и терпя влажные удары погоды, дошёл до сиявшей гостиницы <<Гулливер>>.

 В пышном, более ярком, чем фасад, вестибюле он сказал сотруднице за стойкой, что пришёл навестить Дарью Иосифовну Боборыкину, и спросил, в какой комнате она живёт. Та удостоверилась в его личности, пролистала гостевой журнал и объяснила, куда нужно идти.

Алексей постучал в дверь комнаты <<№35>>.

Прозвучал громко щелчок, и в просвете открываемой двери появилась сестра в футболке и красных трусах.

– Ну как гостиница? – спросила она.

– Недурно.

 Дарья ушла в ванную надеть шорты, пока Алексей оглядывал разбросанные на кровати вещи и открытый чемодан в углу; за окном дождь впадал в переменчивое настроение.

– Игнатьева задержали.

– Правда? – выйдя, изумилась она.

На её лице была видна грусть.

– Может, он никого и не убивал…

– Даша, я слышал, как его убили.

Она села в раздумьях на край кровати и подпёрла рукой подбородок.

– Что же там было в квартире?.. И всё это во время свадьбы… как не кстати.

– Ну, вот такие дела…

– У тебя-то как жизнь сложилась?

Алексей уловил в вопросе нотки искренности и какого-то сочувствия.

– Никак, всё по-старому.

– И тебе это нравится?

– Не особо… а почему спрашиваешь?

– Так… для интереса.

Алексей обиделся:

– Только не начинай, как мать: я жажду любви и счастья изо всех сил, но они не идут мне навстречу.

– А на что ты рассчитывал? Вдруг, ни с того ни с сего свалятся с неба? Нет уж, ты должен или поймать их, какие они есть, или создать подобие им.

– Что ты такое говоришь – создать! Неужели возможно породить желанную жизнь?

– Её можно сформировать. Идеалы, которыми ты поглощён, только критерии по поиску счастья и любовной избранницы, и весьма непрактичные. Пойми: эти высокие материи витают вокруг тебя, да вот либо ты не желаешь принимать существующий порядок вещей, или неуёмно ищешь в них то, что станет одним целым с тобой.

– Тебе легко говорить: полиглот, жена, успешный работник, а я – металлург в убогом доме, одиночка с жалкой надеждой обрести покой!

– Покой нам только снится.

– Даже не начинай!

– Ты не изменился за три года… ничуть.

За стенкой кто-то кашлянул; Дарья и Алексей неловко задвигались.

– Тут не лучшее место, чтобы праздновать наше воссоединение. – Она нежно улыбнулась и стала рыться в чемодане. – Где отмечаем?

– У Владимира.

– Тогда у тебя.

– Это почему?

– Его каморка развешена плакатами с магическими аниме-девками, <<Лешим>> Брута, а также завалена дакимакурами и книгами по эзотерике и мифологии.

– Однако в моём доме может быть…

– Опасно? Насколько знаю, задержать могут на срок не более сорока восьми часов.

– Не уверен, что стоит быть там.

– Лёша… всё будет нормально. – Дарья наконец-то нашла в зарядное устройство. – И вообще, мы отпразднуем на одну ночь, а завтра уйдём по делам, как, например, визит к твоему начальнику.

– Вот будет потеха: старший брат не нашёл сил уговорить начальника отпустить, и на выручку приезжает сестра!

Не отвечая она оделась в тёплые штаны и куртку, своей внешностью придававшие Дарье вид пилота.

– Выходим? – хладнокровно спросила она.

Хмурый Алексей кивнул и не дождавшись её вышел.

Снаружи по ним начал рьяно хлестать ветер; дождь определился с помыслами.

Алексей и Дарья спешили к станции метро, а укрывшись там и спускаясь к поездам, продолжили разговор:

– Я контролирую свою жизнь.

– Как скажешь.

– И я много раз пытался найти ту самую любовь! Вот только попадались дуры…

– По-моему, тут два выбора: первый – подчиниться преобладающему порядку и никак не пытаться изменить разочаровывающую обстановку, второй – играть по правилам и вносить изменения во благо себе, хитро не нарушая их.

– Природа не наделила меня смекалкой, как тебя.

– Началось! Природа то, природа сё – а ты не думал, что надо и вручную развивать это качество? Врождённый талант упрощает процесс, однако труд никуда не исчезает. Сидеть дома, читать фантастические книжки и упиваться мечтой обрести вековечную любовь, не прилагая к тому весомых усилий, – вот это природа точно не задумывала как метод! Либо бери то, что подносит жизнь, либо смиряйся со своими мечтами и призрачным воплощением их.

Алексей разозлился (когда он так делал, то несознательно сутулился), на что Дарья равнодушно отреагировала.

 Поезд прибыл с переполненными вагонами; кое-как втиснувшись между пассажирами – угрюмыми, усталыми, рассеянными, сонными, – она не угомонилась и вновь попыталась убедить брата:

– Сложно не найти любовь, а определить, какая нужна.

– Ни одна не захватывала с первого, да и со второго, взгляда, в сердце же неустанно вонзалось остриё <<Не та. Не та>>…

Она промолчала.

Отворились двери, и толпа, шаркая каблуками и шелестя одеждой, вступила на мраморные плитки площади, вернув небольшой простор в вагонах.

– Идти против мира – значит теряться в себе.

Дарья моментально сменила тему:

– Владимиру сказал набрать вкусностей?

Он молчал, напряжённо смотря в зеркальное отражение вагонного нутра.

 Ночной дождь набирал силу: с крыш лились потоки, сливаясь на земле в протяжные реки, бродившие по улицам и затем покидавшие их через решётки ливневой канализации. Мириады падающих капель на мгновение озарялись светом фонарей, магазинов и вновь тускнели, касаясь поверхности и растекаясь миражом по ней.

 5-й дом высился наравне с соседними жилыми зданиями, выглядел томным, отрешённым и печальным; струилась по его трубам, окнам, подъездам рассечённая вода и мнилась слезами, и причина плача будто относилась ко всему, сама теряясь в возможных источниках, мимолётных и беспорядочных, плохого настроения. Невозмутимые деревья, осияваемые столбами-светилами, раскинули по парку свои жуткие тени; двор с машинами казался единственным местом, лишённым теней; поблизости, кроме вскользь проезжавших светлячков – автомобилей, никого не было.

 Дарья и Алексей добежали туда мокрыми, усталыми – тот разговор спустился тяжёлым осадком на них – и, выжав под крышей подъезда влагу с отягчённой одежды, вошли. Когда железная дверь закрылась позади, они прислушались к дыханию дома: не считая ударов капель, барабанивших снаружи, никто из жильцов или какой-нибудь предмет не нарушал тишины на этажах.

Алексей осторожно оглядывался, Дарья нажала кнопку вызова и вошла вместе с братом в прибывший лифт.

Боборыкин старался не думать о соседе и сорок восьмой квартире.

На седьмом этаже, впрочем, и он, и Дарья вытянули головы и осмотрелись: никого не было видно, да та же тишина присутствовала.

Они не ослабляли слуха, медленно подходя квартире Алексея.

Грохот пронёсся по всему дому; они испуганно огляделись и ужаснулись последовавшему за тем скрипению двери.

Навстречу им вышел темноволосый курчавый юноша с выдающимся вперёд подбородком.

Это был Владимир, и он, завидев перепуганных Дарью и Алексея в бледном свете настенной лампы, подтрунил:

– Бабая призвали?

Не отвечая те ввались с ним в комнату, заперли дверь и притихли.

Владимир направил взгляд туда же, куда и они, – на потолок с мелкие трещинами в некоторых местах.

– Кажется, там никого нет… – заключила Дарья и, расслабившись, пошла на кухню. – Что наготовил, Володя?

 Он представил ей стол, обильный едой: нарезанные ломтиками сырокопчёная колбаса, два вида сыра – гауда и маасдам, свежие, мягкие чёрный и белый хлебы; квадро из алкогольных, сладких газированных, обычных, фруктовых напитков, возвышающихся башнями; и апофеоз – макароны, испускающие из большой кастрюли дымку пара, смазанные сливочным маслом, и гора жареных, окрашенных горелым румянцем сосисок (Дарья заранее оговорила, что предпочитает лёгкую еду, и Владимир внял её просьбе: скромная кастрюля с гречкой и сочный шницель на тарелке).

 Вечер только начинался: Владимир первым поднял тост за вернувшуюся в их городскую обитель суеты Дарью, её скорую счастливую семейную жизнь и везучего жениха Степана, прибавляя в меру остроты и вспоминая анекдоты, посвящённые помолвкам.

 Алексей молчал и безучастно слушал речь Владимира и реагировал на благодарности Дарьи, которая искоса поглядывала на брата и не находила нужных слов развеять смрад после того разговора. Владимир заметил мрачную атмосферу между ними и, скрывая беспокойство, старался внести весёлые краски в званый ужин.

По телевизору в гостиной вещали какие-то программы, и те служили скорее как фон, чем искромётный занимательный вид эфирного пейзажа.

 Владимир рассказывал об истории вызова тульпы (этого не избежала, как ни горько, Дарья), участник и инициатор которого позднее не мог отвязаться от форменного воображения в виде лохматого, высокого, красивого, изящного по фигуре, но страшного по выражению лица существа женского пола.

 Невероятные, будь то фальшивые или настоящие, обыденные или фантастические, случаи завораживали Владимира: он считал, что если они и не удовлетворяют объективную действительность и приверженцев её, не принося истины ни той, ни этим, так хотя бы разогревают просторы созидания вымысла и творческого развития; грань между истиной и фальшью, по его мнению, размывчата не потому, что априори противоречат друг другу и притязает каждая на трон веры, а из-за того, что сами люди вносят в них смысл и личную выгоду, нередко ввергая самих себя в созданную ими же ссору.

– Представим, что одна группа охотников, во главе Лутака, – объяснял Владимир скучавшей Дарье и боровшемуся с накатами сна Алексею, – подстрелила шесть уток, летавших стаей в небе, разошлись собрать их, и один отбился и наткнулся на другую группу собратьев по ремеслу, под предводительством Хлынова: они тоже добыли туши этих птиц, да только охотник из первой группы увидел, как его две забрал под носом один из них. Он непременно доложил об этом своим товарищам, и возникла перебранка: увы, очевидцем оказался только этот охотник, а его группа, как и та, не видела; встаёт дилемма – верить много лет знакомому, да и уже родному, человеку и принять его версию истины – настоящую – или усомниться и решить, что он обознался с подстреленными утками и сейчас требует чужих; в первом случае исход – отказ от версии противоположной группы и взаимное урегулирование конфликта, во втором же имеет место усугубление её (Владимир подметил, что, несмотря на осторожность и некоторую ответственность, группа Хлынова была готова и к такому сценарию – настолько чувство правды затмевало их разум, передавая бразды правления инстинктам).

– А есть третья версия?

– Третья?

– Да, третья, – лукаво подтвердила ожившая Дарья и любопытно посмотрела на Владимира.

– А стоит ли сразу переходить к насилию? Анализ, сравнение и прочие свидетельства никто не отменял.

– Ладно. Они осмотрели эти туши и подтвердили следующее: оба охотника из разных групп выстрелили по два раза, их же добыча относится к одному виду.

– Тогда получается головоломка: птиц могло раскидать по всему лесу, и сказать, какие принадлежат одному из тех охотников, невозможно.

– Они этому не верят и настаивают на своём.

– Ну… пускай делят добычу, – вставил Алексей, – как будто жалко двух птиц.

– Их чувство справедливости не позволяет рассудочно оценить ситуацию.

– Ты создаёшь ситуацию, где нет места мирному исходу, а факт затуманивается в неосязаемом прошлом.

– В том-то и дело: истина и ложь часто бодаются друг с другом, а растерянному человеку остаётся доверять разве что самому себе: в одном сценарии они могут спокойно решить проблему поискав другие туши, во втором впустить в ход кулаки, ружья да хоть палки, в третьем так вообще немудрено поделить добычу и спокойно разойтись продолжать охоту.

– То есть важна не столько истина, сколько способ осуществления её?

– Я пытаюсь сказать, что хоть она, хоть ложь будет доминировать, но человек всегда найдёт собственное мнение к этим двум.

– Экий провозвестник! – посмеивалась Дарья и перешла к крепкому спиртному, целомудренно размешивая его с сладкой газировкой. – И без твоих откровений известно, невесть что человек придумает по своей или чужой прихоти! Небось, ты подобное рассказывал, когда уходил из РГГУ?

Эмоции исчезли на лице Владимира.

– Интересы не совпали.

– Потраченные два года и итоговая аттестация?

– Даша… не продолжай!..

– Нет-нет, Лёша, – произнёс холодно Владимир, выпил из бокала и устремил хищный взгляд на Дарью. – Этот праздник в честь тебя – можешь зазнаваться.

– Помню, Лёша рассказал мне по телефону – ох, и давно это было! – как твои нервы сдали и ты всю ночь сидел в парке молча и тупо смотря вперёд; этот нервный срыв же… и сейчас не даёт мне покоя… ты знаток фольклористики, истории мифологий разных народов, блистательно начал карьеру в этой сфере, и потому спрошу прямо в лоб: что это за причина, которая разрушила результат пережитых с трудом и мукой годов?

Владимир одаривал каждого колкой улыбкой и промолвил:

– Я разочаровался.

– В институте? – подхватила Дарья и развила: – Эти автономные оплоты знаний и дисциплин, конечно, не всем могут угодить, но через тернии к звёздам ты почти добился окончания своих страданий; неужели силы покинули в тот роковой момент, когда началась итоговая аттестация?

– Нет, Даша, я разочаровался в мире.

Она замолкла.

Владимир уставился в мрак за окном, напротив которого сидела Дарья; шум дождя доносился оттуда, и маревые отсветы мелькали в пучине фонарных огней.

– Это случилось в Третьяковской галерее: я распереживался из-за двух незакрытый сессий и направился туда отвлечься. Ни сном ни духом застал редкую картину Арнольда Бёклина, название которой… увы, не помню – только тёмную гамму цветов и фигуры купающихся в реке женщин* ( *Женщины, купающиеся вечером в южной сельской местности – прим. автора). Она помогла развеяться и на время забыть о своих проблемах и, к счастью или нет, пробудила чувство, которое до сих пор не отпускает и заставляет спрашивать себя: <<Я в правильном месте?>> Вопрос смешной и странный, соглашусь, но совершил тогда столь немыслимый переворот в душе, что от одного воспоминания пробегают по телу мурашки. Он неустанно преследовал, нарушал привычный, рутинный порядок моей жизни. Записываю конспект на лекции – и спрашивает: <<Я в правильном месте?>> Участвую в обсуждениях на семинаре – и снова: <<Я в правильном месте?>> Сдаю зачёты – и уже себя донимаю: <<Я в правильном месте?>> Мог бы обратиться и к психологу, раз уж дело всей твоей жизни висит на волоске от какого-то дрянного вопроса, заметишь ты, Даша, однако, и Лёша это знает, справляюсь с невзгодами личностного характера прекрасно и без них. Вдаваться в подробности не буду, так как больно вспоминать то время перемен, и перейду к главному: после спора с самим собой я, Григорьев, осознал, что все знания, полученные на моей стезе поиска цели и в том институте, вся дальнейшая работа после выпуска и, следовательно, само устройство моей жизни – всё это делает меня счастливым, но неудовлетворённым. Я не встречу по пути домой лешего, фавна, кицуне, а вместо них, скорее, выйду на хулиганов или пьяную сволоту. Не увижу девственные, фантастические, пестрящие разнообразием красок, как в картинах художников, места, а способен лицезреть только этот мир в дарованном ему обличии. Тогда всё опостылело; я не разрешил противоречие между <<надо>> и <<хочу>>; любое занятие стало невидимой глазу скукой, и вот оказался там, куда сам же себя привёл: доставщик еды, арендатор крохотной комнаты, хозяин подушек с нарисованными девушками, альбомов по классической живописи и книг, былых надежд, по мистике и мифам. Однако я не собираюсь подстраивать себя под реалии этого мира и разделять общее ви́дение сути вещей.