Хочу жить бесплатное чтение

Акт I: Начало круга.

1: Я одна?

Утро субботы. Солнце ярко заливало комнату через окно.

На улице уже бегали дети с родителями – раздавались весёлые крики, радостное щебетание птиц.

Мара открыла глаза.

И снова услышала эту чужую радость, звучавшую с самого утра. Она не приносила облегчения, а лишь тянула её глубже в депрессию.

День за днём был одинаковым. Только суббота и воскресенье выделялись своей чрезмерной оживлённостью – ведь в эти дни она не шла на работу, и казалось, что мир вокруг только громче смеётся.

Поднявшись с кровати, Мара молча сварила себе кофе.

Допив кофе, Мара уселась за стол и снова открыла свою книгу.

Она никак не могла понять, что это за история. Сначала всё начиналось как фантастика, потом постепенно превращалось во что-то похожее на фэнтези, а дальше – в любовный роман. Где-то к середине всё окончательно переплелось, потеряло форму, и теперь только вырванные листы летали по комнате, словно отражая её собственный хаос.

Каждая страница была её мыслью – смятой, исписанной, оторванной.

Она чувствовала растущую смесь раздражения и недовольства. Но, несмотря на это, продолжала работать. Пальцы машинально печатали слова, словно боялись остановиться и признать пустоту внутри.

Пальцы всё ещё стучали по клавишам, когда резкий звонок телефона прорезал тишину. Мара вздрогнула.

На экране высветился знакомый номер. Банк.

Сердце болезненно сжалось. Она уже знала, о чём пойдёт речь – о просрочках, о долгах, о суммах, которые висели над ней тяжёлым камнем.

Она не взяла трубку. Просто смотрела, пока звонок не стих сам по себе. Казалось, что вместе с этим гулким звоном в комнате стало теснее, стены придвинулись ближе.

Мара откинулась на спинку стула, закрыла глаза и тихо заплакала. Слёзы скатились по её щекам, но она даже не вытирала их – пусть текут. В этот момент мир снаружи с его солнечными улицами и смехом детей казался чем-то из другой жизни.

Слёзы стекали по щекам, накапливаясь в уголках губ. Но вскоре тихий плач прорвался наружу – и она не выдержала.

– Почему я здесь?! – закричала Мара, сжимая кулаки. – За что мне это? Что я сделала не так? Почему я всегда должна страдать?!

Голос её срывался, комната будто наполнилась её отчаянием. Она поднялась со стула, шагнула в сторону, не зная куда деть себя, и снова закричала – громче, чем когда-либо прежде.

И вдруг… телефон снова издал звук. На этот раз – уведомление.

Она машинально потянулась к экрану. Сообщение от того самого парня, с которым она познакомилась всего пару недель назад. Часть её ещё хранила надежду. Но текст был коротким:

«Мара, извини… Нам больше не стоит общаться.»

Её дыхание сбилось. Внутри всё оборвалось. Она выронила телефон, он с глухим стуком упал на пол.

– Нет… – прохрипела она.

Слёзы хлынули с новой силой, превращаясь в истерику. Она обхватила себя руками, словно старалась удержать от распада, но ноги подкосились. Мара рухнула на колени прямо посреди комнаты и закрыла лицо ладонями.

Комната сжалась в одинокий мрак, а её крик растворился в тишине.

Слёзы застилали глаза, дыхание сбивалось, и сквозь рыдания начали вырываться слова.

– Я боюсь… – прошептала Мара, качаясь на коленях. – Я боюсь будущего. Оно как туман, и я не вижу дороги. Всё, что впереди, кажется пустым и чужим.

Она закрыла лицо ладонями, но продолжала говорить в пространство, словно сама себе признавалась в самом страшном:

– Я боюсь остаться одна… Я боюсь, что никто никогда не сможет меня понять, что всё вокруг только ложь и маски. Что все уходят… так, как он… – она судорожно втянула воздух, едва не захлебнувшись от рыданий.

Голос дрожал, срывался, но слова рвались наружу:

– А если я всё делаю не так? Если во мне самой есть что-то, что всех отталкивает? Что если я виновата во всём этом? – она ударила ладонью по полу, оставив красный след на коже. – Что если я не смогу стать другой?!

Она всхлипнула и уронила голову на руки, чувствуя, как тьма внутри всё плотнее обволакивает её.

Мара осталась сидеть на полу, обхватив колени. Тишина комнаты давила на неё, словно тяжёлая стена, с каждым вздохом сжимая грудь.

И вдруг в голове прозвучал знакомый, холодный голос – её собственный, но чужой одновременно:

– Ты одна. Ты всегда одна. И никто не придёт. Никогда.

Она вздрогнула, но не встала.

– Не может быть… – прошептала она сквозь слёзы.

– Может. И это именно то, что ты заслужила, – продолжал голос, монотонный и безжалостный. – Твоё одиночество не уйдёт. Оно живёт в тебе. Оно съедает тебя изнутри, тихо, день за днём.

Слёзы уже не приносили облегчения. Каждая капля только делала пустоту вокруг ещё глубже.

– Я… я не могу… – почти беззвучно сказала она, но голос в голове уже не спрашивал, а утверждал:

– Ты сломалась. И даже если что-то будет дальше, всё равно останется то, что нельзя починить.

Мара продолжала сидеть, сжимая себя в холодном объятии пола, пока ночь медленно растекалась вокруг, поглощая всё светлое, что когда-то жило внутри.

Она всхлипывала иногда, тихо, как будто стыдилась самого своего существования. И никто, ничто, даже сама жизнь, не пришло ей на помощь. Только тьма и её собственная, неумолимая Мара.

2: Я это он?

– Привет… – мягко сказал голос из тени.

Женя молчал.

– Как ты? Какими судьбами?.. – голос звучал спокойно, почти заботливо.

Женя всё так же молчал.

– Вижу, ты не слишком разговорчивый, – продолжил голос. – Думаю, ты в замешательстве и не понимаешь, что происходит…

– Я… – Женя открыл рот, но слова застряли.

– Нет-нет, сейчас ты говорить не можешь, – перебил голос.

Пауза. Затем он добавил с какой-то ленивой насмешкой:

– Видишь ли, какое дело… ты меня слишком раскормил. Я уже не помещаюсь в этой маленькой комнате.

– Кто… ты?.. – едва слышно сорвалось с губ Жени.

– Я – это ты. Но если быть точнее, твой страх. Сильный. Постоянный. – Голос неожиданно рассмеялся. – Видел бы ты себя со стороны… жалко смотреть.

Женя искренне не понимал, где находится и что происходит. Его тело словно исчезло – конечности онемели, и он не мог ими пошевелить. Казалось, что он не стоит на твёрдой поверхности, а парит в пустоте.

Он пытался разглядеть хоть что-то, но вокруг царила абсолютная тьма. Ни проблеска света. Ни даже намёка.

– Хочешь увидеть меня? – прошептал голос. Он звучал уже ближе, словно прямо за спиной.

Женя судорожно попытался обернуться, но тело оставалось неподвижным, будто скованным невидимыми цепями.

И вдруг тьма перед ним дрогнула. Из неё начало вырастать что-то бесформенное, но вместе с тем жутко знакомое. Черты собирались медленно, будто из дыма.

Сначала – глаза. Тёмные, глубокие, полные пустоты.

Потом – рот, растянувшийся в кривую усмешку.

– Я твоё одиночество, Женя, – произнёс страх, и слова словно отозвались эхом внутри самого Жени. – Ты кормишь меня каждый день. Ты сам сделал меня таким.

Фигура окончательно оформилась, и теперь Женя видел – это был он сам. Только исхудавший, серый, с пустым взглядом и лицом, на котором не осталось ничего живого.

– Я живу в тебе давно, – продолжал страх. – Каждый вечер, когда ты засыпаешь в пустой комнате. Каждое утро, когда ты просыпаешься и понимаешь, что рядом никого нет. Я ел тебя изнутри… и теперь я сильнее, чем ты.

Женя хотел закричать. Его грудь напряглась, рот открылся, но звука не вырвалось. Только тишина.

– Видишь? – шепнул страх, приближаясь вплотную. – Даже крик у тебя отнял.

Женя почувствовал, как его сердце бешено колотится, а холодный ужас окутывает каждую клетку его тела.

Фигура страха начала расплываться и вместе с тем расти, превращаясь в бездну.

Огромную, чёрную, глотавшую всё вокруг.

Женя почувствовал, как его тянет внутрь – в пустоту, где нет ни света, ни людей, ни надежды.

Вместо звуков – только гул одиночества, от которого хотелось сойти с ума.

– Ты уже внутри меня, – раздался голос из бездны. – Ты давно мой.

Холодные тени обвили его ноги, грудь, горло. Женя хотел сопротивляться, но тело не слушалось.

Он пытался кричать, но губы лишь беззвучно размыкались.

И вот в тот миг, когда тьма сомкнулась над его головой, он услышал резкий звон.

Будильник.

Женя рывком открыл глаза.

Всё тело было мокрым от пота, сердце гулко стучало. Он тяжело дышал, оглядываясь по сторонам – привычная комната, стены, стол… но ощущение сна не отпускало.

«Сон?.. Или…» – мелькнуло у него в голове.

Он медленно поднялся, ноги дрожали. Прошёл в ванную, умылся холодной водой, долго смотрел на своё отражение.

Лицо казалось чужим, усталым, осунувшимся.

Женя молча заварил себе кофе.

Каждое движение было будто механическим. Он надел куртку, вышел из квартиры и направился на работу, стараясь вытолкнуть из головы ночной кошмар.

Весь день Женя провёл в привычной рутине. Бумаги, звонки, переписки – всё сливалось в однообразный поток.

К вечеру в офисе стало тише: коллеги один за другим собирали вещи и с шутками, улыбками уходили домой.

– Женя, останься, пожалуйста, – начальник заглянул в его кабинет. – Нужно доделать отчёт. Недолго.

Женя кивнул. Он давно привык оставаться дольше других.

Когда дверь за последним сотрудником закрылась, в здании воцарилась мёртвая тишина.

Только звук клавиатуры и редкое мерцание монитора напоминали о жизни.

Часы медленно тикали, и вдруг… свет моргнул.

Экран погас.

Женя застыл. Тьма хлынула в кабинет мгновенно, плотная, вязкая, как смола.

Он почувствовал, что снова не может пошевелиться. Руки прилипли к столу, дыхание стало прерывистым.

– Ну вот мы и встретились снова, – знакомый голос раздался прямо перед ним.

Из тьмы проступил силуэт. Те же глаза, бездонные и холодные. Та же жуткая усмешка.

– Думал, это был сон? – фигура сделала шаг вперёд. – Нет, Женя. Я – твоя реальность.

Женя пытался закричать, но горло будто сжали тисками.

Паника билась в груди, но наружу не выходила.

– Ты можешь бежать от сна, но не убежишь от себя, – прошептал страх. – Я всё ближе.

И фигура протянула руку, словно собираясь коснуться его.

Рука тьмы почти коснулась его плеча.

Женя зажмурился, сердце грохотало так, что, казалось, грудь разорвётся.

– Нет! – внутри него взвыл крик, но наружу не вышло ни звука.

И вдруг…

– Молодой человек! – раздался громкий голос.

Женя дёрнулся и с криком отпрянул от стола, ударив стул о пол.

Перед ним стоял не силуэт из мрака, а пожилой уборщик с ведром и шваброй.

– Эй-эй, спокойно! – замахал руками тот. – Всё в порядке! Это я, не пугайтесь!

Женя судорожно переводил дыхание, сердце всё ещё колотилось, ладони были мокрыми от пота. Он прижимался к стене, глядя на мужчину расширенными глазами, будто всё ещё видел тьму позади него.

– Я… я… – с трудом выдавил он, глотая воздух.

– Всё нормально, парень, – мягко сказал уборщик, поставив ведро на пол. – Задремали за работой, вот и приснилось чего-то нехорошее. Такое бывает.

Женя провёл рукой по лицу – щеки были мокрыми, то ли от пота, то ли от слёз.

Он смотрел на лампы, на стол, на бумаги… всё было на своих местах. Никакой тьмы.

Что с тобой, парень? – уборщик нахмурился, глядя на Женины дрожащие руки. – Ты весь белый как мел. Что случилось?

Женя хотел отмахнуться, сказать «ничего», но вдруг ощутил, будто что-то внутри ломается.

Словно невидимая сила выталкивала слова наружу.

– Я… я видел его… – выдохнул он, и голос дрожал. – Он приходил ко мне… прямо сюда. Тьма, и голос… он говорил, что он – мой страх. Что он всегда со мной… что я его часть…

Старик слушал молча, не перебивая. Лишь тихо присел на стул напротив, положив швабру рядом.

– Понимаю, – наконец сказал он. – Страх… он ведь у каждого свой. Он всегда есть. Его нельзя победить.

Женя вскинул на него глаза, полные отчаяния.

– Но как же? Я не могу так… я не могу… – он прижал руки к лицу. – Он пожирает меня изнутри. Я не живу, я только боюсь.

Старик покачал головой.

– Его нельзя убить, парень. Только ослабить. Чуть-чуть отодвинуть. Дать себе передышку.

Эти слова повисли в воздухе, тяжёлые и будто чужие.

Жене они показались бессмысленными, оторванными от его боли. Какая передышка, когда страх не отпускает ни на миг?

Он встал, глубоко вдохнул и, стараясь не смотреть старику в глаза, тихо сказал:

– Спасибо вам… Но мне пора.

Женя быстро собрал бумаги, выключил свет и вышел.

Холодный воздух ночного города ударил в лицо. Улицы были пустынны, фонари отбрасывали длинные тени.

Он шёл по тротуару, и каждый шаг отдавался в висках тяжёлым эхом.

Слова старика всё ещё звенели внутри:

«Его нельзя победить. Только ослабить…»

Женя сжал кулаки.

– Бессмыслица… – прошептал он в темноту.

Но почему-то не смог перестать прислушиваться к этим словам.

Холодный воздух города обжигал лёгкие. Женя сунул руки в карманы и медленно шагал по пустынной улице. Фонари светили блекло, жёлтыми пятнами, отбрасывая длинные тени.

«Его нельзя победить. Только ослабить…» – снова всплыло в голове.

– Что за чушь, – пробормотал он. Но слова не уходили. Они будто вцепились в него, как крючки.

Ослабить…

А если это правда? Как можно ослабить то, что сидит внутри, что растёт с каждым днём?

Женя остановился. Тишина. Только редкий шум машин вдали.

Он прикрыл глаза, и мысли сами хлынули наружу.

Это ведь одиночество. Вот и всё. Мой страх – это я сам, запертый в пустоте.

Он почувствовал, как внутри сжалось что-то болезненное. Картинки прошлого одна за другой возникали перед глазами.

Друзья. Те, с кем раньше он смеялся часами, ночами гулял по городу. Они звали его, писали… а он всё реже отвечал. «Не о чем говорить», – твердил себе. Они стали чужими.

Семья. Звонки матери, на которые он отвечал сухо и быстро. Вечера, когда можно было приехать в гости, но он выбирал сидеть дома, глядя в экран. «Я устал», – говорил он себе. Но это была ложь. Он просто не хотел.

И вот – годы текли. Он всё сильнее уходил в поток одинаковых дней: работа, дом, редкие случайные знакомства, которые быстро обрывались.

Я сам себя загнал сюда, – понял Женя. – Я сам построил клетку. И теперь удивляюсь, что в ней темно и пусто.

Его дыхание стало прерывистым. Он чувствовал, как эти мысли одновременно рвут и проясняют его изнутри.

Но стоило этому озарению коснуться сердца, как тьма вокруг будто дрогнула.

На асфальте, среди вытянутых фонарных теней, что-то шевельнулось.

Фигура. Знакомая. Слишком знакомая.

Женя застыл.

Тень стояла прямо напротив него.

Женя замер, глядя на силуэт. Фонарь мигнул, и тень будто шагнула ближе.

– Так вот оно что… – прошептал знакомый голос. – Ты сам построил свою клетку. Ты сам всё разрушил. Ты сам виноват.

Женя резко выдохнул и закрыл глаза.

– Чёрт… нет… Это сон. Опять сон. Я просто не проснулся.

Он тряхнул головой, зашагал быстрее, почти вприпрыжку.

Только вот тень не исчезла. Она двигалась рядом, скользя по стенам домов, отражаясь в стёклах машин.

– Ты правильно понял, Женя, – голос звучал мягко, почти успокаивающе, и от этого становился ещё страшнее. – Ты отвернулся от друзей. Ты забыл семью. Ты выбрал одиночество, потому что так проще.

– Заткнись… – пробормотал он, ускоряя шаги. – Это галлюцинация. Это просто усталость.

– Проще сидеть одному, чем признавать свою слабость, да? – голос будто улыбался. – Но теперь ты здесь. Со мной.

Женя стиснул зубы, сердце билось в горле.

Это не может быть реальностью. Я схожу с ума. Опять сон. Будильник зазвенит, и всё исчезнет.

Он резко свернул за угол, стараясь не смотреть в сторону теней.

Но даже не поднимая глаз, он чувствовал: силуэт по-прежнему рядом.

Женя ускорил шаг, серое ночное небо сгущалось над городом.

Он свернул к мосту, надеясь, что немного высоты и холодного ветра вернут ему чувство реальности.

Но тень снова появилась.

Она не шевелилась, не говорила – просто скользила следом, как часть самой темноты.

И вдруг – лёгкое касание по плечу.

Женя дернулся, весь мир закружился, дыхание прервалось. Сердце ударило так, что казалось, оно выскочит из груди.

– Нет… – выдохнул он сквозь сжатые зубы.

Он бросился бежать, чувствуя под ногами скользкий металл мостового настила. Но тень была быстрее.

Она не делала шагов, но словно жила своей собственной скоростью, загоняя его к краю.

Женя вскрикнул.

– Отстань!

Но фигура продолжала преследовать, и никакой манёвр не помогал.

Он достиг середины моста, глаза расширились от ужаса – вокруг был лишь холодный ветер, пустота, и этот преследующий силуэт.

Не видя другого выхода, срывшись с ног, Женя прыгнул с моста.

Холодный воздух свистел в ушах. Сердце бешено колотилось.

Внизу – темная вода. Плеск приближался, и всё вокруг словно замедлилось.

Он закрыл глаза.

Тьма и холод окутали его полностью. А голос, едва слышный, почти шёпотом, прокатился по сознанию:

– Ты не убежишь от себя…

3: Смерть?

Лёша вцепился руками в холодные перила моста. Ветер бил в лицо, тянул за одежду, будто сам звал – сделай шаг, проверь, что там, внизу. Но Лёша не двигался. Он уже давно перестал верить в слова психологов, блогеров и «мудрецов» из интернета. Все они уверяли, что страх можно приручить, что стоит только взглянуть ему прямо в глаза.

Но страх смерти – не зверь, которого можно посадить на цепь. Это бездонная пропасть. Ты смотришь в неё – и она смотрит в тебя.

С того самого дня, как Лёша впервые почувствовал острую боль в груди и решил, что умирает, всё изменилось. Врачи потом сказали: «нервное, паническая атака». Но с того момента он жил так, будто вокруг каждую секунду его поджидал финал. Он перестал смеяться, перестал строить планы. Все радости, все краски будто вытекли из его жизни.

Теперь он видел смерть во всём: в тени за окном, в тишине квартиры, в каждом прохожем, который мог толкнуть его на дорогу.

Он снова посмотрел вниз.

– Если я шагну, – прошептал он, – то мой страх исполнится. Если не шагну… он всё равно будет жить во мне.

И в этот момент ему показалось, что тьма внизу шевельнулась, будто что-то ждало его там.

Лёша вцепился в холодные перила, стараясь не смотреть вниз, туда, где тьма тянула к нему свои липкие щупальца. И вдруг услышал быстрые шаги.

Из темноты моста вынырнул силуэт. Человек шёл торопливо, тяжело дыша, но не оглядывался по сторонам – будто не видел никого и ничего. Его глаза были устремлены прямо вперёд, туда, где начиналось перильце.

Лёша замер. Хотел крикнуть, но горло предательски сжалось.

Незнакомец остановился всего на мгновение. Секунды казались вечностью: он будто колебался, держась за ограждение, словно борясь с последней мыслью.

А потом перелез.

Его движения были решительны, быстры. Он даже не заметил Лёшу рядом. И через секунду тело сорвалось вниз.

Тьма внизу ожила и встретила его гулким ударом, похожим на разорванный барабанный звук, за которым последовала тягучая тишина.

Щупальца втянулись обратно, будто насытившись.

Лёша стоял, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. Всё внутри кричало, но сам он оставался безмолвен – немым свидетелем чужого исчезновения.

Лёшу охватила паника. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться наружу.

– Скорая! – пронеслось в голове. Он судорожно стал шарить по карманам, дрожащими пальцами выхватывая телефон. Аппарат чуть не выскользнул, но Лёша успел поймать его, прижав к груди. Сбивчиво, почти криком, он вызвал «112», выдавил из себя адрес и коротко объяснил, что человек только что… прыгнул.

Он хотел было рвануть к лестнице, спуститься вниз, хотя бы попробовать помочь, хотя разум понимал – там уже не помочь. Но ноги сами дернулись вперёд.

И в этот момент рядом с ним возник кто-то.

Старик в длинной чёрной одежде, будто вырезанный из самой тьмы. Он наклонился к перилам, посмотрел вниз – спокойно, без эмоций.

– Вот оно как… – протянул он тихим, хриплым голосом.

Лёша отшатнулся, заморгал, сердце сжалось ледяной рукой. Он поднял глаза – старика уже не было. Ни звука шагов, ни дыхания, ни следа. Только ночной мост, пустой и холодный, и Лёша с телефоном в руках, будто один на всём свете.

Лёша протёр глаза, вскинул голову ещё раз – пусто. Ни старика, ни следа. Он рванул вниз по лестнице, перескакивая через ступени, спотыкаясь, но не останавливаясь.

Внизу его ударил в нос сырой запах реки. Лёша выбежал к воде и замер.

Тело медленно качалось на течении, спиной вверх. Вода вокруг него была уже не просто чёрной, а с тёмно-красным оттенком, как будто ночь сама пускала по реке кровь.

Лёша шагнул в воду. Лёд сжал лодыжки, дыхание перехватило.

– А если я утону?.. – пронеслось в голове.

– А если его тело утянет меня вниз?..

– А если он мёртвый?..

Но он не успел принять решение – течение принесло человека ближе. Он был ещё жив: грудь едва заметно поднималась, а губы выпускали редкие пузырьки воздуха.

– Господи… – сорвалось у Лёши.

Он бросился вперёд, ухватил его за плечо и с трудом вытащил на берег. Человек был тяжёлый, обмякший.

Лёша уложил его на спину, колени дрожали. Он лихорадочно пытался вспомнить, как делают сердечно-лёгочную реанимацию.

– Так… так… голова назад… рот… дыхание! – говорил он сам себе.

Он закинул голову пострадавшему назад, прижал ладонь к его носу, плотно прижался губами и вдувал воздух. Грудная клетка слабо приподнялась. Лёша начал надавливать руками на грудь – ритмично, прямо в центр, считал удары:

– Раз… два… три…

Потом снова воздух. Ещё серия надавливаний.

Вода стекала с одежды, зубы Лёши стучали от холода и страха, но он не останавливался.

В какой-то момент человек резко, хрипло закашлялся, выплюнув тёмную воду, и судорожно вдохнул. Его тело выгнулось, будто из него вырвали саму смерть.

Лёша отпрянул, тяжело дыша, а затем склонился над ним, не веря глазам.

Человек лежал на холодной траве, дрожал всем телом, но глаза постепенно открывались. Они были полны ужаса, но в них уже мелькнула искра жизни. Лёша не мог отвести взгляд, будто боясь, что эта искра погаснет, если он сделает шаг назад.

– Ты… живой… – выдавил Лёша, голос дрожал.

Человек закашлялся снова, выдавив слабое «спасибо», а потом внезапно замер, глаза закрылись, дыхание остановилось. Лёша ощутил, как сердце сжалось до невозможной точки – он пытался понять, жив ли он, но тело рядом стало неподвижным. Паника медленно, как ледяная вода, обволакивала его изнутри.

И тут, будто из тьмы, рядом возник старик. В длинной чёрной одежде, неподвижный, как тень, он склонился к Лёше. Его хриплый голос разрезал ночь:

– Ты вмешался… – сказал старик. – В естественный ход вещей. Смерть всегда забирает своё, ты же понимаешь.

Лёша почувствовал, как по спине ползёт холод, дыхание сбилось. Его разум мгновенно сжался до одной мысли: «Теперь заберут меня».

– Нет! – закричал Лёша, тряся руками, пытаясь оттолкнуть старика. – Не смей! Я не готов!

Старик улыбнулся, или, скорее, его рот изогнулся в странной тёмной гримасе:

– Боишься? Правильно, бойся. Этот страх навсегда останется с тобой.

И вдруг в груди Лёши возникло ощущение, будто вонзился нож. Жгучая, адская боль пронзила тело, заставляя корчиться, сжиматься в комок, кричать от ужаса. Он думал, что вот-вот умрёт, что смерть наконец заберёт его, как того человека в реке.

Но внезапно… звук сирен разрезал ночь. Скорая приближалась. Лёша с трудом открыл глаза и понял, что он лежит на холодной траве, весь мокрый, в собственных слезах. Паника всё ещё охватывала тело, дыхание срывалось, но рядом больше не было старика.

Он снова был жив – и снова накрыла паническая атака. Сердце колотилось, грудь жгло, мир казался опасным и чужим. И единственное, что Лёша понимал точно: страх, который он пытался победить всю жизнь, теперь укрепился и не собирался никуда уходить.

Работники скорой осторожно окружили Лёшу, но он не двигался. Он сидел, сжавшись в комочек рядом с телом человека, будто слился с холодной землёй. Врачи пытались хоть как-то вывести его из оцепенения, спрашивали, пытались вызвать реакцию, но все усилия оказались тщетны. Его глаза, широко открытые, смотрели сквозь них, сквозь ночь, сквозь саму реальность.

– Он… не реагирует, – сказал один из врачей, голос дрожал от напряжения. – Ни слова, ни движения…

– Нужно показать психологу, – кивнул другой. – Сейчас он в опасности сам для себя.

Лёша не сопротивлялся. На самом деле, он не оказывал вообще никаких действий. Его разум будто отключился, оставив тело лишь оболочкой. Даже когда его осторожно поднимали, он не шевелился.

Сирена скорой, шум мотора, крики врачей – всё это скатывалось в один глухой, давящий звук, который не трогал Лёшу. Он сидел и смотрел в пустоту, будто мир вокруг уже не существовал.

Двери машины скорой закрылись с тихим, но окончательным щелчком. Мгновение тьма обняла его полностью. Сердце колотилось, но тело оставалось неподвижным. Внутри всё было пусто, кроме жгучего, ледяного страха, который поселился навсегда.

И так, погружённый во тьму, Лёша оказался в пространстве между прошлым ужасом и неизвестной будущей болью, где каждый вздох казался лишним, а каждое мгновение – испытанием.

4: Никто не справляется один?

– Аня… Аня?!

– А? Что?

– Ты чего задумалась? Едешь?

Анна стояла перед входом в лифт и не решалась сделать шаг внутрь.

– Нет… – она натянула улыбку. – Я пойду по лестнице.

– Серьёзно? На пятнадцатый этаж?

– Да ничего страшного, езжайте.

С десяти лет Аня боялась замкнутых пространств. Это был её главный кошмар. Когда-то отец запер её в маленьком, ветхом сарае «для воспитания». Тогда девочка зажалась в углу, не в силах ни закричать, ни заплакать. В полумраке тени оживали, менялись, превращались в чудовищные силуэты, смотрели ей прямо в душу и тянулись к ней, стараясь утащить за собой в темноту.

Аня дождалась, пока двери лифта закрылись, и только тогда выдохнула. Коллеги уехали вверх, оставив её одну в гулком холле. Ступени вели в темноту, бесконечные пролёты, но всё же они казались ей спасением по сравнению с металлической коробкой, что могла захлопнуться и навсегда лишить её воздуха.

Каждый шаг по лестнице отдавался эхом. На десятом этаже ноги уже налились свинцом, но Аня упорно поднималась дальше. Лишь бы не лифт. Лишь бы не те стены, что сжимаются вокруг.

На четырнадцатом пролёте её дыхание сбилось. Лампочка над головой мигнула, словно дразня её. В памяти тут же всплыл тот сарай: деревянные доски, щели, сквозь которые пробивался свет… и тени. Тени, что жили своей жизнью. Тогда, в детстве, ей казалось, что они тянулись к ней, сгущались, шевелились, пока она сидела в углу, обхватив колени.

Аня зажмурилась, вцепилась в перила.

– Это было давно, это прошло, – шептала она себе. – Это всего лишь лестница.

И в этот момент сверху раздался звук. Скрип. Тяжёлые шаги. Кто-то спускался вниз.

Она подняла голову – и на верхнем пролёте, в полутьме, увидела силуэт. Чёрный, высокий, неподвижный. Он словно ждал её.

Аня застыла. Сердце ударило в грудь так сильно, что воздух вышибло.

– Нет… – прошептала она.

Фигура сделала шаг вниз.

И вдруг свет погас.

Полная тьма окутала лестничный пролёт, оставив Аню наедине с её самым древним ужасом.

Дыхание Ани сбилось, казалось, что места становилось всё меньше и меньше, стены давили со всех сторон.

Но вдруг её плеча коснулась рука, и свет резко включился.

– Аня, ты чего? Мы тебя уже все потеряли, планёрка вот-вот начнётся.

Аня вздрогнула так сильно, что едва не закричала. Сердце ударило в грудь, дыхание сбилось.

– Да, Никит… видишь, я почти дошла, – сквозь наигранную улыбку выдавила она.

– Твоя боязнь лифтов когда-нибудь тебя убьёт, – Никита легко хлопнул её по плечу, взял за руку и повёл наверх.

Убьёт? – пронеслось в голове Ани. Может, и так. Но это всяко лучше того ужаса, что я пережила в сарае.

Она с силой проглотила ком в горле. Так это уже прошло. Всё в прошлом.

Анна и Никита вошли в большое просторное помещение.

Светлые стены, высокие потолки и широкие окна, из которых лился дневной свет, словно тут же растворили её клаустрофобию. Пространство дышало, и Аня дышала вместе с ним. Шум голосов коллег, лёгкая суета, запах кофе – всё это возвращало её в привычную реальность.

Тени, что преследовали её на лестнице, растворились, и она впервые за утро почувствовала себя в безопасности.

Аня села ближе к окну – так она всегда делала: больше пространства, меньше ощущения, что её зажали стены. Никита плюхнулся рядом и, как обычно, начал что-то шептать коллеге через стол, но Аня не слушала. Она старалась сосредоточиться на шуме офиса, на свете из окна, лишь бы заглушить эхо недавнего ужаса.

Главный редактор, низкий, сухощавый мужчина в очках, поднял руку, требуя тишины.

– Коллеги, начнём.

Журналисты перестали переговариваться, зашуршали бумаги, включились диктофоны.

– Сегодня у нас несколько тем. – Он перелистнул папку. – Но одна особенно важная: история с теми, кто две недели назад стали героями новостей. Человек, прыгнувший с моста, и парень, который бросился его спасать.

В зале зашумели: кто-то переглянулся, кто-то покачал головой.

– Оба выжили, – продолжил редактор. – Но сейчас находятся под присмотром психиатров. И вот что интересно: оба несут одно и то же. Говорят о тенях. Непонятно, галлюцинации ли это, стресс или… что-то ещё.

Аня почувствовала, как внутри всё холодеет. Тени. Это слово словно надавило на старый шрам в памяти. Она машинально сжала пальцы в кулак.

– Нам нужно разобраться, – сказал редактор. – Я хочу, чтобы мы сделали серьёзный материал: интервью с врачами, детали происшествия, возможно, комментарии родственников. Люди тянутся к таким историям.

Его взгляд прошёл по рядам и остановился на Ане.

– Анна, это твоё. Ты у нас репортёр, умеющий копать глубже всех. Возьмёшься?

Голоса вокруг стихли, коллеги смотрели на неё. Внутри Ани всё сжалось – тема будто била прямо в её страх. Но вслух она сказала ровно, натянув улыбку:

– Конечно.

Редактор удовлетворённо кивнул:

– Отлично. Свяжись с врачами, собери материал, напиши черновик к концу недели.

Аня опустила глаза в блокнот, чтобы никто не видел, как дрожат её пальцы. В голове звучало одно и то же слово: тени.

Кафе рядом с редакцией всегда было шумным: звон посуды, запах свежего хлеба и кофе, гул голосов. Аня сидела напротив Никиты, крутя вилкой в тарелке пасты, но кусок так и не доходил до рта.

– Слушай, – начал Никита, отодвигая чашку. – Ты правда уверена, что тебе стоит этим заниматься?

Аня подняла глаза, на её лице мелькнула лёгкая улыбка.

– Ты о материале?

– Ну да. – Он понизил голос. – Два человека с крышей не в порядке, бредят про какие-то тени. С врачами-то ты поговоришь, но кто знает, что ещё может вылезти.

Аня пожала плечами, стараясь не показать, как у неё внутри всё сжалось от одного слова «тени».

– Всё хорошо. Я справлюсь. Не в первый раз берусь за что-то сомнительное. Помнишь, как я ночевала в хосписе ради статьи? И ничего, жива.

Никита нахмурился, покачал головой:

– Это другое. Тут… слишком странно всё.

– Никит, – перебила Аня мягко, – я репортёр. Это моя работа.

Он внимательно посмотрел на неё, будто пытаясь прочитать, что у неё внутри.

– Тогда хотя бы позволь помочь. Я могу сходить с тобой, встретиться с врачами, поддержать.

Аня усмехнулась, но улыбка вышла натянутой.

– Нет. Это моё задание, я сама справлюсь.

– Ань, – Никита наклонился ближе, его голос стал тише, серьёзнее, – я правда переживаю за тебя.

Она отвернулась к окну, делая вид, что наблюдает за прохожими.

– Перестань. Всё нормально. Правда.

Но в груди уже зашевелился знакомый холод, словно сама тьма напомнила ей: «Никто не справляется один».

Аня вышла из здания – просторная улица встретила её тёплым ветром. Широкая мостовая тянулась вперёд, фонари один за другим зажигались в сумерках: солнце уже скрылось за горизонтом. Дом был недалеко, она уже видела знакомый силуэт крыши.

И вдруг позади раздались шаги.

Сначала спокойные, размеренные. Но стоило Ане ускорить шаг, как и тот, кто шёл за ней, ускорился. Шаги превратились в торопливый топот. Аня бросилась бежать, дыхание сбивалось, сердце колотилось в груди. Мысли путались: насильник? маньяк? кто это? Главное – добежать до дома, там он её точно не достанет.

Ноги горели, силы уходили, и в тот момент, когда она была готова упасть, на плечо легла рука.

– Аня, ты чего?! – запыхавшись, проговорил Никита.

– Никит?.. Это ты? Почему ты не сказал сразу?! – выдохнула она, и внутри всё словно рухнуло, а вместе с тем пришло облегчение.

– Я кричал твоё имя несколько раз! – в его голосе слышался лёгкий гнев. – Ты как будто и не слышала вовсе.

Аня поняла: страх полностью затмил её разум, и она не слышала ничего, кроме собственных мыслей о спасении.

– Прости… я так испугалась, поэтому… наверное, и не услышала, – виновато произнесла она.

Никита выдохнул, глядя на неё пристально:

– И после этого ты всё ещё думаешь, что эта тема тебе подходит?

– Никита, – голос Ани стал жёстче, – это закрытая тема. Я этим займусь.

Повисла пауза.

– Так чего ты, собственно, хотел? – спросила Аня, стараясь сменить разговор.

Никита вдруг поднял руки, и она заметила две коробки пиццы.

– Мы давно не проводили время вместе. Я подумал… возьмём пиццу, посмотрим фильм.

Аня чуть смягчилась, но в её голосе ещё оставалась усталость:

– Ох, Никит… ты же знаешь, завтра мне рано ехать.

– Знаю, знаю, – Никита улыбнулся во весь рот. – Поэтому мы посмотрим один фильм, а не два. Ну пожааалуйста!

Аня закатила глаза, но уголки губ дрогнули.

– Ладно, хорошо… но только один.

Никита победоносно вскинул коробки.

– Договорились!

И впервые за день Аня почувствовала лёгкое, почти забытое тепло – как будто рядом с Никитой тьма, преследующая её из прошлого, отступала хоть на шаг.

Дом Ани был просторным, но даже в нём стены давили – напоминали, что выхода нет. Именно поэтому она выбрала жильё с террасой и обустроила её под себя. Здесь, под открытым небом, ей было легче дышать. Весной и летом терраса превращалась в её маленький мир – кухню, спальню, рабочий кабинет. Здесь она чувствовала себя свободной.

Зимой же приходилось мириться с тем, что большую часть времени нужно было проводить в закрытой части дома. И это всегда было испытанием.

– О, ты уже подготовила террасу к зиме? – удивлённо спросил Никита, выходя следом за ней.

– Да… – Аня улыбнулась. – В этом году пришлось пораньше, сентябрь выдался слишком дождливым.

Терраса выглядела пустынной. Лишь мебель, накрытая белым брезентом, напоминала о том, что когда-то здесь кипела жизнь. Садовое кресло, столик, горшки с цветами – всё спрятано, укрыто, будто законсервировано до весны. Пространство, где Аня когда-то дышала полной грудью, теперь казалось мёртвым, лишённым тепла.

Она провела ладонью по холодному брезенту, словно пытаясь вернуть ту атмосферу свободы, которую теряла вместе с осенью.

– Пусто тут без тебя, – тихо сказал Никита, глядя на неё. – Зато весной снова оживёт.

Аня кивнула, но в её сердце скреблось другое чувство: зимой придётся снова жить в четырёх стенах. И эта мысль уже отбрасывала на неё тень страха.

Аня с Никитой вернулись в дом, повесили вещи. Она достала из холодильника напитки, Никита ловко нарезал пиццу. Через несколько минут они уже сидели на диване, экран мерцал то красными всполохами боевика, то мрачными тенями какого-то ужастика.

Аня не понимала, что именно они смотрят. Звуки сливались в фоновый шум. Её мысли были далеко.

– Тени…

– Глупости. Ужас, вызванный шоком. Люди часто бредят после таких событий.

– Но почему оба говорят одно и то же? Не могли же они договориться.

– Галлюцинации бывают одинаковыми. Мозг устроен похоже у всех.

– А если это не галлюцинации? Если тени действительно… живые?

– Живые тени? Ты сама слышишь себя?

– Да, слышу. Но ведь я тоже помню то чувство, как будто они дышат. В сарае…

– То было детское воображение. Страх сделал их реальными для тебя.

– Но почему сердце сейчас так сжимается, стоит лишь вспомнить? Если это был всего лишь вымысел, почему тело помнит иначе?

– Потому что травма. Всё просто.

– Или всё не так просто…

Аня уставилась в экран, где мелькала сцена погони, и поймала себя на мысли: а если тени – это не плод воображения, а что-то, что всегда рядом, просто не все умеют их замечать?

Она глубоко вдохнула, пытаясь прогнать эту мысль. Но холод, будто тянущийся из прошлого, не отпускал.

– Ань? – голос Никиты вырвал её из мыслей. – Уже поздно. Пора ложиться спать.

Она моргнула, будто возвращаясь издалека.

– Да, конечно… – Аня немного помедлила и добавила: – Слушай, останься у меня, ладно? Сегодня… как-то не по себе одной.

Никита чуть удивлённо поднял брови.

– На диване? – уточнил он.

– Ну да. – Она улыбнулась, стараясь скрыть неловкость. – Я тебе постелю.

– Хорошо, – легко согласился Никита.

Аня достала плед, подушки, уложила их на диван. Он с благодарностью кивнул и уже устроился, а она, пожелав спокойной ночи, отправилась в спальню.

Как только дверь за ней закрылась, тишина дома стала плотнее. Аня включила все свои ночники. Один заливал комнату ровным белым светом, как прожектор на стадионе. Другой мерцал разными цветами, словно пытался отвлечь её игрой оттенков. Третий – самый капризный – иногда и вовсе не включался. Но сегодня он загорелся, и по потолку поплыли мягкие светлые звёзды.

Это был её любимый ночник. Пусть от него было мало толку, но он был подарком от мамы. Каждый раз, когда Аня видела звёздное небо над головой, ей казалось, что мама рядом, и темнота уже не такая страшная.

Аня легла, укрылась одеялом, всматриваясь в звёзды на потолке.

Надеюсь, этой ночью тени меня не найдут… – подумала она, сжимая край одеяла сильнее, чем хотелось.

Аня ворочалась уже который час. Подушка казалась каменной, простыни липли к телу, а воздух в комнате был слишком густым, чтобы спокойно дышать. Даже три её верных ночника, которые всегда хоть немного помогали, будто потеряли силу.

Белый прожектор отбрасывал резкие углы теней на стены, разноцветный перелив расползался пятнами, а звёздный проектор – упрямо мигал, то включаясь, то гаснув. И в этом странном свете тени начали двигаться.

Сначала тихо, едва заметно, как будто подрагивали от сквозняка. Но через секунды они уже извивались, будто танцевали, складывались в неестественные фигуры и медленно тянулись к ней. Аня вдавилась в матрас, глаза расширились, дыхание перехватило. Казалось, ещё немного – и эти чёрные силуэты коснутся её кожи.

– Нет… нет, нет! – сорвалось с её губ. И она закричала.

В дверь ворвался Никита.

– Аня! Что случилось?!

Она метнулась к нему, сжимая его руку так, что побелели костяшки. Сердце бешено билось, голос дрожал:

– Н-ничего… просто… просто не по себе… Останься со мной, пожалуйста. Сегодня… – Она опустила глаза, боясь признаться, что видела.

Никита молча кивнул и сел рядом, обняв её за плечи.

Тени отступили, растворяясь в свете ночников, но холод, что они оставили внутри, всё ещё стягивал грудь.

Аня знала: в одиночку она бы не выдержала.

И впервые за долгое время она признала правду, от которой всегда убегала.

Акт II:Что же это?

1:Все переплетено?

Этим ранним утром, когда стрелки часов ещё не добрались до семи, Аня сидела в автобусе, устроившись у окна. За стеклом тянулись серые проснувшиеся улицы, редкие прохожие спешили по делам, фонари ещё не все погасли. В руках у неё лежала книга о психических расстройствах.

Она читала о галлюцинациях – зрительных, тактильных, слуховых. В книге говорилось, что мозг способен создавать реальности куда страшнее любой объективной действительности. Тени, голоса, прикосновения, которых нет. Всё это для больного – так же реально, как утренний холод за окном.

"Может, и правда дело в болезни? – задумалась Аня, перелистывая страницу. – Тогда это объясняет всё. И прыжок с моста, и слова про тени… Да и то, что я сама начинаю бояться темноты всё сильнее. Просто… заразилась чужим страхом?".

Она попыталась ухватиться за эту мысль, будто за спасательный круг. Ведь если это психоз, то всё предельно ясно: есть диагноз, есть лекарства, есть объяснение. Но внутри словно что-то сопротивлялось. Та ночь, когда тени тянулись к ней, была слишком реальна. Слишком живая.

Автобус подпрыгнул на ухабе, вырывая Аню из мыслей. Впереди её ждали пять часов дороги до лечебницы – достаточно времени, чтобы начитаться и подготовить вопросы для врача. Но вместе с этим у неё было достаточно времени, чтобы страх внутри успел снова поднять голову.

Автобус убаюкивал гулом, но Аня всё чаще ловила себя на том, что ей становится тесно. Сначала – просто неудобство, будто воздух загустел. Потом стены словно приблизились: потолок нависал, проход сжимался, сиденья с обеих сторон будто давили на неё.

"Нет, это не по-настоящему. Это просто страх. Это я сама. Паническая атака." – твердила Аня, пытаясь сосредоточиться на книге в руках.

Но буквы уже расплывались. И тогда, краем глаза, она заметила.

Тень она лежала вдоль пола, будто от лампы где-то за спиной, но никакой лампы не было. Тень шевельнулась. Вытянулась, и в этом движении было что-то слишком осознанное. Секунду спустя ей показалось – она слышит смех. Беззвучный, но отчётливый, словно вибрация прямо в черепе.

"Нет… это игра воображения. Так бывает. Я читала… галлюцинации зрительные, слуховые, тактильные. Всё укладывается в диагноз. Это не живое. Это не может быть живое.", но тень становилась больше. Длинные неровные линии скользили к её ногам, как будто тянулись к коже. Сердце Ани заколотилось в бешеном ритме.

-"Просто симптом… всего лишь симптом…"

Автобус резко дёрнулся. Визг тормозов, хлопок дверей. Люди зашевелились, выходя. И тень… исчезла. Растворилась, будто её никогда и не было.

Аня вскочила и вылетела наружу, хватая холодный воздух ртом. Земля под ногами казалась слишком твёрдой, реальной. Её дрожащие руки прижимали книгу к груди так, будто это был спасательный круг.

– "Это болезнь. Это должно быть болезнью. Если я признаю другое… тогда всё кончено."

Она глубоко вдохнула, закрыла глаза, считала удары сердца. Постепенно дыхание выровнялось. Автобус всё ещё стоял, водитель уже смотрел на неё с раздражением.

Аня сделала шаг обратно.

– "Ещё четыре часа дороги. Я справлюсь. Я должна."

Двери закрылись, и автобус снова поехал вперёд – увозя её всё глубже в ту самую историю, где границы между болезнью и чем-то другим становились всё тоньше.

***

Аня вышла из автобуса.

– Всё-таки дальние поездки на автобусе даются мне слишком тяжело, – пробормотала она, вытирая влажные ладони о джинсы.

Ещё несколько раз ей приходилось выбегать из душного салона, чтобы перевести дыхание, прежде чем автобус наконец прибыл на нужную остановку.

Размышления Ани резко прервал странный силуэт: прямо у забора лечебницы стоял человек, белый, как чистый лист. С лёгким дуновением ветра он снова и снова бился головой о железную решётку, будто в ритме чуждой мелодии. Его истощённая рука вытянулась вперёд, прямо к Ане, словно он просил помощи.

Аня застыла, сердце ухнуло вниз.

– Вы Анна, верно? – послышался спокойный мужской голос рядом.

– Д-да… это я. А вы? – слова застряли в горле, Аня даже не сразу оторвала взгляд от человека у решётки.

– Иван Валентинович, главный врач этого учреждения. Давайте пройдём в мой кабинет и побеседуем, – представился мужчина, делая жест в сторону здания.

– Да, но… – Аня снова посмотрела на бледного, лысого человека, который уже, похоже, несколько часов безостановочно бился о металлическую сетку. – А он?..

– Не беспокойтесь за него, – голос врача оставался холодно-ровным. – Это Антон. Он уверен, что вернулся к себе домой. Скорее всего, сейчас он принял вас за свою погибшую жену и пытается обнять – как будто встречает её на пороге.

Аня поёжилась.

– Вы много знаете… – с лёгким испугом произнесла она.

Взгляд Ивана Валентиновича мгновенно потемнел.

– Я знаю всё о своих пациентах, – произнёс он негромко, но так, что от его слов по спине Ани пробежал холодок.

Когда Иван Валентинович распахнул тяжёлую дверь лечебницы, Аню будто ударило холодным потоком воздуха. Она переступила порог – и тут же ощутила, как стены давят на неё. Запах сырости, железа и лекарств смешался в тошнотворную смесь. Это место напоминало ей тот самый сарай из детства: тесный, душный, без выхода.

Аня облизнула сухие губы, сердце болезненно заколотилось.

– Клаустрофобия, – произнёс Иван Валентинович так, будто констатировал диагноз.

Аня резко повернулась к нему.

– Откуда вы…?

– Я вижу по вашему взгляду. По тому, как вы дышите. Поверьте, это здесь не редкость. У многих наших пациентов – свои стены, свои клетки, – врач слегка усмехнулся, но глаза его оставались холодными.

Аня попыталась собраться.

– Я приехала, чтобы поговорить о случае на мосту. О тех двоих.

– Знаю, – кивнул Иван Валентинович, разворачиваясь и ведя её длинным коридором. – Вы не первая, кто приезжает ради этой истории. Репортёры любят шумные трагедии.

– Это не просто трагедия, – возразила Аня, стараясь звучать твёрдо. – Человек прыгнул с моста, а другой спас его, рискуя собственной жизнью. И теперь оба живы, но… они твердят про какие-то тени. Мне нужно понять, что они видели.

Врач остановился, обернувшись к ней. В его взгляде было что-то изучающее, почти насмешливое.

– Они не просто твердят, Анна. Они убеждены. Оба, хотя у них разные истории, описывают одни и те же видения.

– То есть? – Аня наклонилась вперёд, чувствуя, как в груди снова нарастает тревога.

– Тени, – спокойно произнёс он. – Чёрные силуэты, что смеются, что тянутся руками, что обещают смерть, если отвернёшься. Они утверждают, что это не галлюцинации. Что это… живое.

Аня сглотнула, ощущая, как мурашки пробежали по коже.

– Но ведь это просто бред?

Иван Валентинович чуть прищурился, словно решая, стоит ли говорить больше.

– Бред, галлюцинации, психоз – называйте как угодно. Но что, если совпадение их рассказов – не случайность?

Аня замерла. В её голове вспыхнуло воспоминание: как сама видела тень в автобусе, тень, которая смеялась.

– Вы… хотите сказать, что они действительно видели… это? – голос её предательски дрогнул.

– Я ничего не хочу сказать, – холодно ответил врач. – Я лишь наблюдаю. А вот вы, Анна… Вы сюда пришли за правдой. Сумеете ли вы её выдержать?

На удивление Ани, Иван Валентинович прошёл мимо массивной двери, где, по её ожиданиям, должен был находиться его кабинет. Вместо этого он продолжил вести её по длинному тускло освещённому коридору. Лампочки под потолком потрескивали, иногда на долю секунды вспыхивая ярче, отчего стены казались живыми, подрагивающими.