Мой сон о тебе бесплатное чтение

Holly Miller

THE SIGHT OF YOU

First published in the English language by Hodder & Stoughton Limited.

Печатается с разрешения издательства Hodder & Stoughton Limited.

© Holly Miller, 2020

© Издание на русском языке AST Publishers, 2021

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Холли Миллер – английская писательница, чей дебютный роман «Мой сон о тебе» издан более чем на 20 языках, а права на его экранизацию приобрела голливудская кинокомпания еще до выхода книги в свет. Роман получил международное признание и восторженные оценки не только журналистов, но и коллег по перу, единогласно признавших литературный дар Холли Миллер.

Эта книга, несомненно, станет хитом!

Cosmopolitan

Главная история любви 2020 года!

RED

Это очень трогательный и восхитительно написанный роман, от которого невозможно оторваться!

Бет О’Лири, автор романа «Квартира на двоих»

Одна из тех историй о любви, которые остаются в нашей памяти навсегда.

Дэни Аткинс, автор романа «Виновата любовь?»

Холли Миллер написала уникальный, завораживающий, способный поразить в самое сердце роман… как сама любовь. Я должна успокоиться и прочитать его снова.

Джоди Пиколт

Эта книга завладела моим сердцем. Она заставила задуматься, что лучше – горячо любить и потерять или никогда не узнать, что такое настоящая любовь?

Джиллиан Макаллистер, автор романа «Все, кроме правды»

Пролог

Джоэл, мне очень жаль. Когда я увидела тебя там… Зачем я села в поезд? Надо было подождать следующего. Чуть раньше, чуть позже… Все равно я пропустила свою станцию и опоздала на свадьбу.

Всю дорогу я думала только о тебе и твоей записке и не сразу решилась посмотреть, что ты написал. А потом перечитывала ее снова и снова, и, когда наконец оторвалась от нее, оказалось, что я уже проехала «Блэкфрайес».

Мне так много надо было тебе сказать! Но, увидев тебя, я словно оцепенела. Наверно, просто испугалась, что, начав говорить, не смогу вовремя остановиться.

Что, если сегодня мы встретились в последний раз, Джоэл? Что, если я больше никогда не увижу тебя, не услышу твой голос?

Время не стоит на месте, и я знаю, что меня ждет.

Я должна была задержаться. Хотя бы на несколько минут. Прости.

Часть I

Бархатное небо усыпано звездами. Светится мраморная луна. Я стою в гостиной, раздетый до пояса, и смотрю в окно.

Час ночи. Стив, мой сосед сверху, с минуты на минуту выйдет из дома, неся сумку-переноску с хнычущей дочкой, и направится к машине. Он часто возит Полли в машине по ночам, надеясь, что шуршание колес по асфальту ее убаюкает. Стараясь успокоить девочку, он включает запись голосов животных с фермы.

Вот и он. Слышно, как сонный Стив вяло спускается по лестнице, как плачет Полли. Поворачивается ключ в замке. Я наблюдаю, как Стив подходит к машине, открывает ее и останавливается. Он явно озадачен. Чувствует: что-то не так, но не может осознать, в чем дело.

Наконец, выругавшись, Стив хватается за голову и, все еще не веря в произошедшее, дважды обходит машину кругом.

Прости, Стив. Спущены все четыре колеса. Так что никуда ты сегодня не поедешь.

Стив стоит неподвижно. В призрачном мерцании уличных фонарей он напоминает статую. Затем почему-то всматривается в мое окно.

Я стараюсь сохранять самообладание. Если не двигаться, он меня не заметит. В квартире темно и тихо, как в логове спящей змеи. Жалюзи закрыты. Вряд ли Стиву придет в голову, что я слежу за ним через узкую щелку.

На мгновение Стив задерживает взгляд прямо на уровне моего лица. Затем отводит глаза и качает головой. Полли заходится рыданиями. В окнах дома напротив вспыхивает свет, словно ножом разрезая темноту ночи. Раздается чей-то сердитый окрик:

– Можно потише?!

Махнув рукой, Стив идет обратно к дому.

До меня доносится звук шагов: сосед поднимается по лестнице. Полли непрерывно плачет. Стив привык ложиться поздно, а вот Хейли постарается скорее уснуть: с недавних пор она снова работает в крупной юридической компании в Лондоне и ей непозволительно клевать носом во время совещаний.

Итак, все мои планы на сегодня выполнены. Я открываю блокнот и тщательно вычеркиваю все пункты в списке, а затем чуть раскрываю жалюзи, чтобы были видны звезды, и сажусь на диван. Вознаграждаю себя бокалом виски: я всегда так поступаю, когда есть особый повод. Следом залпом выпиваю еще бокал, чтобы поскорее провалиться в сон. Через двадцать минут алкоголь делает свое дело, и я засыпаю.

Несколько часов спустя захожу к Айрис – живущей неподалеку восьмидесятилетней старушке, – чтобы забрать на прогулку ее палевого лабрадора, Руфуса. Айрис взволнованно сообщает:

– Он неровно дышит. Ко мне!

Еще нет и восьми утра. Видимо, поэтому я никак не могу взять в толк, кто, по ее мнению, к ней неровно дышит. Может, сосед Билл, что по утрам забегает к Айрис посплетничать и показать, какие рекламки ему бросили в ящик? Или тот почтальон, который только что приветливо помахал нам рукой через окно? Эти почтальоны всегда ходят либо с улыбкой до ушей, либо мрачные, как тучи. Третьего не дано.

– Ко мне! – повторяет Айрис, и Руфус послушно трусит к ней и ложится у ее ног. – Ему очень жарко, он просто задыхается. Он спал в кухне, прямо на плитке, чтобы было прохладнее.

Ну конечно! Она имеет в виду свою собаку. К сожалению, слишком часто у меня не хватает сил, чтобы поддерживать беседу с пенсионерами.

– Прекрасная идея, – улыбаюсь я. – Надо и мне попробовать.

Айрис пристально смотрит на меня.

– Ни одной леди это не понравится.

А, леди… Айрис почему-то считает, что сотни девушек жаждут пойти на свидание с таким, как я. Интересно, где она таких видела?

– Думаешь, он выдержит такую жару? – Айрис кивает на Руфуса.

Раньше я был ветеринаром. Теперь я не работаю, но Айрис все равно доверяет моим советам.

– Сегодня будет прохладнее, – уверяю ее, хотя в последние дни солнце жарит нещадно: ведь осень только началась. – Если хотите, мы прогуляемся к озеру и поплескаемся в воде.

– И ты тоже? – улыбается Айрис.

– Предпочитаю нарушать общественный порядок только после работы. Так интереснее.

Соседка смеется. Неужели мои дурацкие шутки действительно улучшают ей настроение?

– Джоэл, нам так повезло, что ты есть. Правда, Руфус?

Это мне повезло: Айрис – удивительный человек. Носит сережки в виде фруктов и обожает слушать музыку онлайн.

Наклонившись, пристегиваю к ошейнику Руфуса поводок. Пес неохотно встает.

– Когда у собаки лишний вес, она плохо переносит жару. Может, посадим Руфуса на диету?

Айрис пожимает плечами.

– Он чует сыр за полсотни шагов. Так что сам понимаешь…

Вздыхаю. Я уже восемь лет внушаю Айрис, что пса нельзя перекармливать.

– Мы же договаривались! Я выгуливаю Руфуса, а вы создаете ему все условия…

– Знаю, знаю, – перебивает Айрис и начинает теснить нас к выходу. – Но у Руфуса такие глаза… Как ему откажешь?

Захожу за остальными собаками, и мы отправляемся в парк. Я выгуливаю еще двух псов, которых лечил когда-то: их хозяева уже старенькие и ходят с трудом. Есть и четвертый, дог Бруно, но он слишком задиристый и сильный, так что приходится выгуливать его отдельно, по вечерам.

Хотя за ночь похолодало, я, как и обещал Айрис, веду собак на озеро. Отстегиваю поводки, и псы весело несутся к воде. Их радость передается и мне.

Возвращаюсь к своим мыслям и вновь убеждаю себя, что вчера поступил правильно. Дело в том, что почти всю жизнь я примерно раз в неделю вижу вещие сны о тех, кого люблю, – яркие и четкие. Из них я узнаю, что случится спустя дни, месяцы, годы. Эти сны бывают и хорошими, и плохими. А иногда мне снятся кошмары, от которых я просыпаюсь в холодном поту: несчастные случаи, болезни, горе и боль. Они пугают меня больше всего. Я схожу с ума от беспокойства, гадая, когда мне снова предстоит увидеть дурной сон. Тогда мне приходится вмешиваться в чужие дела, нарушать чьи-то планы, чтобы попытаться отвести беду и даже спасти кому-то жизнь.

Отвожу псов подальше от других собачников, которые часто собираются по утрам у моста. Они всякий раз приглашают меня присоединиться, стоит мне попасться им на глаза. А я в ответ улыбаюсь, но обхожу их стороной. Я не общаюсь с ними с тех пор, как они начали обмениваться советами, как избавиться от бессонницы с помощью таблеток, правильных привычек и народной медицины. В тот день я удрал под каким-то благовидным предлогом и теперь их избегаю.

Мне не по себе от разговоров о бессоннице. Что я только ни перепробовал, чтобы спать без вещих снов! И диеты, и медитацию, и самовнушение… Эфирные масла и аромат лаванды, звуки природы, молоко на ночь и снотворное. Изнурял себя физическими упражнениями, после которых меня даже тошнило. В юности много пил, ошибочно полагая, что это мне поможет. Но опыт показал: избавиться от этих снов невозможно. Можно только сократить их количество, а для этого надо меньше спать. Теперь допоздна смотрю телевизор и ложусь только под утро. Мне хватает нескольких часов забытья. Я научился просыпаться рано.

Из-за этого я постоянно нуждаюсь в кофе. Вот как, например, сейчас. Подозвав собак, направляюсь обратно по тропинке вдоль реки. Справа от меня шумит город. Сегодня обычное суматошное утро рабочего дня. По дороге непрерывной чередой проносятся машины, проезжают велосипедисты, торопятся по своим делам пешеходы.

Я тоскую по нормальной жизни, в которой есть место работе, друзьям, спорту. Из-за вечной тревоги и неполноценного сна я чувствую себя усталым, разбитым, неспособным сосредоточиться. Чтобы не сломаться под тяжестью проблем, я установил самые необходимые правила: больше ходить пешком, меньше пить и не влюбляться.

Я поведал о своем предвидении всего паре человек и дал себе зарок, что больше о нем никто не узнает. Поэтому вчера я не рассказал Стиву о том, что должно было случиться с Полли – моей крестной дочерью, которую я люблю не меньше собственных племянниц. Я видел сон: от усталости Стив не затормозил на перекрестке, и его машина на полном ходу влетела в фонарный столб. После аварии, чтобы достать тело Полли, пришлось разбирать автомобиль по частям.

Я принял меры, чтобы это предотвратить. Думаю, я заслужил те два бокала виски. Надо постараться подольше избегать Стива, чтобы ему не пришло в голову связать ночное происшествие со мной.

Беру собак на поводки и выхожу из парка. Разведу питомцев по домам и посижу в каком-нибудь кафе: в одиночестве спокойно попью кофе.

Кафе уже закрылось. Вечереет, лучи заходящего солнца придают небу теплый персиковый оттенок. Это моя любимая часть рабочего дня. Наводя порядок, можно расслабиться и поболтать. Мы с Дот вытираем столики и обсуждаем сегодняшнего посетителя, который ушел, не заплатив…

– Только не говори, что раньше такого не случалось.

– Может, он не нарочно.

– Да неужели? – Дот поправляет осветленные волосы. – Сколько ты здесь работаешь?

– Полтора года. – Всякий раз, когда я отвечаю на этот вопрос, мне все труднее поверить: целых полтора года!

– И за все время ни один клиент не ушел, не заплатив? – Дот качает головой. – Должно быть, у тебя очень строгий вид!

– А я думаю, он просто забыл попросить счет. Наверное, его Мерфи отвлек.

Мерфи – моя собака, рыжая с черными пятнами дворняжка. То есть теперь уже моя. Мерфи нравится здесь, в нашем кафе, потому что тут находится много желающих приласкать его и угостить чем-нибудь вкусным.

– Если он что и забыл, так это кошелек, – не сдается Дот.

Я никогда раньше его не видела. Впрочем, сегодня у нас побывало много новых посетителей. Расположенное неподалеку кафе, куда обычно заходили офисные работники, неожиданно закрылось. И все его клиенты – гладковыбритые, в деловых костюмах и до блеска начищенных ботинках – с самого утра двинулись к нам.

Этот был явно не из их числа. На самом деле я даже стесняюсь признаться, каким необыкновенным он мне показался. Темные волосы взлохмачены – в офисе с такой «прической» не появишься. Изможденный вид – похоже, у него выдалась трудная ночь. Время от времени он строчил что-то в блокноте. Когда я подошла взять заказ, он, казалось, полностью углубился в свои мысли. Однако, взглянув на меня, уже не сводил с меня глаз. Перед тем, как он ушел, не расплатившись, мы едва успели обменяться парой слов, но я заметила, что они с Мерфи сразу прониклись друг к другу симпатией.

– Может, он писатель. У него был с собой блокнот.

Дот саркастически фыркает:

– Ну конечно! Голодный писатель без гроша в кармане… Да он просто жулик! А ты – неисправимый романтик.

– А твоя бы воля – здесь бы сейчас висел плакат, как на бензоколонке: «В случае отсутствия средств для оплаты…»

– Кстати, отличная идея.

– Даже не думай!

– В другой раз врежу ему как следует!

Да уж, она может. Недавно Дот начала заниматься кикбоксингом, да с таким рвением, что можно позавидовать. Дот – увлекающаяся натура, по жизни не идет, а мчится, как оголтелая. Она считает, что я отгородилась от мира, сижу в своей скорлупе и боюсь оттуда высунуться. Возможно, так оно и есть.

– Никаких боев с посетителями, – возражаю я, – главное правило нашего кафе.

– Ладно, в любом случае такое больше не повторится. Я его хорошо запомнила. Если где-то встречу, сразу потребую десятку.

– Он только кофе выпил.

Дот пожимает плечами.

– Считай, это штраф за то, что ушел, не заплатив.

Усмехнувшись, захожу в подсобку распечатать список продуктов на завтра. Через минуту слышу крик Дот:

– Мы закрылись! Приходите утром!

Выглядываю из подсобки и сразу узнаю стоящего на перед дверью загорелого парня, высокого и стройного, в серой футболке и темных джинсах. Мерфи приветливо виляет хвостом.

Сердце на миг замирает.

– Это он. Посетитель, который не заплатил.

– А-а.

– Эх ты, Шерлок Холмс.

Хмыкнув, Дот поворачивает ключ в замке. Парень что-то ей объясняет. Вероятно, он принес деньги за выпитый кофе. Дот сбрасывает с двери цепочку, впуская молодого человека. Мерфи чуть пятится назад, давая ему дорогу, а потом начинает радостно носиться вокруг гостя.

– Я сегодня забыл расплатиться, – хмурясь, произносит парень с обезоруживающим раскаянием в голосе. – Совершенно случайно. Возьмите. – Он протягивает Дот двадцатку и, проведя рукой по волосам, кидает взгляд на меня. У него необыкновенные глаза, большие и черные, как влажная земля.

– Сейчас принесу сдачу, – киваю я.

– Сдачи не надо. Простите, что так вышло.

– Тогда возьмите что-нибудь с собой. Еще кофе? Или тортик? В качестве благодарности за вашу честность. – Почему-то мне кажется, что он очень нуждается в заботе и ласке.

У нас оставался пирог, испеченный по традиционному датскому рецепту: нежный бисквит с кокосовой стружкой и карамелью. Называется он «Пирог мечты». Я упаковываю кусок в коробку и протягиваю посетителю. Секунду он медлит, в нерешительности потирая щетину на подбородке. Потом принимает у меня подарок, и наши руки соприкасаются.

– Спасибо.

Парень уходит. Из раскрытой двери до нас долетает теплый ветерок.

– М-да, – произносит Дот, – он немногословен.

– Думаю, он просто смутился из-за пирога.

– И правда, что ты так засуетилась? Еще кофе? – передразнивает она. – Или тортик?

Я стараюсь не покраснеть.

– По крайней мере, он все-таки вернулся и заплатил. Так что зря ты плохо думаешь о людях.

– Ну-ну. Ты дала ему такой кусище пирога, что мы точно в убытке.

– Не в этом дело.

Дот приподнимает подкрашенную бровь.

– Думаю, босс с тобой не согласился бы. И бухгалтер.

– Неправда. Бен сказал бы, что людям надо верить.

– Ясно. А что ты делаешь сегодня вечером? – насмешливо спрашивает Дот, направляясь в подсобку за курткой. – Помогаешь бездомным? Будешь им суп на улице разливать?

– Очень остроумно. Может, заскочу к Бену, проведаю его.

Дот не отвечает. Она считает, что я слишком беспокоюсь за Бена, живу прошлым.

– А ты?

Дот выходит с курткой в руках и солнцезащитными очками на лбу.

– Катаюсь на водных лыжах.

Ну конечно, что же еще?

– И ты приходи! – приглашает Дот.

– Не, я неуклюжая.

– Ну и что? Вода мягкая, не ушибешься.

– Я лучше…

– Ты знаешь мое мнение, – перебивает Дот.

– Знаю.

– «Тиндер» уже пробовала?

– Нет.

Только не начинай, Дот…

– А я бы могла тебе кого-нибудь найти.

– Не сомневаюсь. – Дот на все способна. – Хорошего вечера.

– Я бы пожелала тебе того же, но… – подруга подмигивает. – До завтра.

Она скрывается за дверью. В воздухе еще какое-то время витает цветочный аромат ее духов.

Я повсюду выключаю свет и, как обычно, присаживаюсь у окна, вдыхая стойкий запах свежей выпечки и кофе. Машинально достаю из кармана мобильный. Набираю номер Грейс. Прикладываю трубку к уху.

Хватит. Сколько можно?

Сбрасываю звонок. Экран гаснет. Я искренне пытаюсь избавиться от этой привычки, но даже само ее имя в телефоне поднимает мне настроение, как солнечный лучик серым дождливым днем.

Я рассеянно смотрю в окно и неожиданно наталкиваюсь на пристальный взгляд темно-карих глаз недавнего посетителя с блокнотом. Вздрогнув, улыбаюсь ему, но поздно: отвернувшись, молодой человек спешит прочь, опустив голову, и исчезает в мягком свете фонарей. В руках у него больше нет коробочки с пирогом. Значит, он его уже съел либо выкинул в первую попавшуюся урну.

Просыпаюсь, как от толчка, в два часа ночи. Осторожно вылезаю из кровати, стараясь не потревожить Мелиссу, и хватаю блокнот. За ночь похолодало, и мне немного зябко. Напялив толстовку и спортивные штаны, иду в кухню.

Сажусь за стол и записываю все, что увидел. Мой младший брат Даг, несомненно, будет доволен. Мне приснилось, что его дочь, Беллу, когда ей исполнится десять, как подающую надежды спортсменку бесплатно примут в элитную частную школу. Белла будет выигрывать все соревнования по плаванию, получит кучу наград. В жизни порой случаются неожиданные повороты: самого Дага в детстве отстранили от занятий плаванием за то, что он прыгал с вышек без разрешения и пререкался с инструктором.

Хотя Белле нет еще и трех, Даг уже подбирает для нее подходящие секции. Его старший сын Бадди, которому четыре, ходит на теннис. Даг предпочитает все планировать заранее и смотрит шоу «Британия ищет таланты», чтобы понять, как лучше развивать способности своих отпрысков. Судя по моему сну, его усилия не пропадут даром. Делаю себе пометку: как бы невзначай в разговоре с ним упомянуть местную спортивную школу по плаванию, и поскорее. Подчеркиваю новую запись тремя чертами.

– Джоэл? – В дверях беззвучно возникает Мелисса. – Тебе приснился кошмар?

Качаю головой.

– Сон был хороший.

Мелисса одета в мою футболку. Наверное, она ее и дома носит. Ей это кажется милым. А меня раздражает, когда кто-то трогает мои вещи.

Мелисса садится рядом со мной на табурет, скрестив голые ноги, и приглаживает копну золотистых волос.

– А я была в твоем сне? – Мелисса подмигивает одновременно и невинно, и дерзко.

Такое в принципе невозможно, но я не стану ей ничего объяснять. Мелисса ничего толком не знает о моих снах. И не узнает.

Последние года три Мелисса приезжает ко мне примерно раз в месяц. В остальное время мы практически не общаемся. Стив частенько пытается наладить с ней контакт, втянуть в разговор. Наверно, считает, что у нас все серьезно. Мелиссу это забавляет. Иногда она сама заводит с ним беседу, просто чтобы позлить меня.

Кидаю взгляд на часы и подавляю зевок.

– Ложись, поспи еще. Ночь глубокая.

– Не-а, – лениво возражает она, вычищая грязь из-под ногтя. – Я уже проснулась. Лучше посижу с тобой.

– Во сколько тебе на работу?

Мелисса – сотрудница лондонского филиала африканской золотопромышленной компании. Часто ей приходится приезжать в офис к шести утра.

– Рано, – недовольно закатывает глаза Мелисса. – Притворюсь, что заболела.

Я собирался, как проснусь, встретиться со своим другом, Кираном, и вместе выгулять собак. Потом позавтракать в том кафе, где на прошлой неделе забыл расплатиться. Я теперь часто туда захожу. Сначала я хотел просто загладить свою вину, а потом мне понравилось: в этом кафе подают отличный кофе, а еще там живет очень симпатичный пес. Сотрудницы кафе всегда тепло меня встречают, несмотря на то, как я зарекомендовал себя при первой встрече.

– Вообще-то у меня есть на завтра кое-какие планы, – замечаю я и тут же чувствую себя виноватым.

Мелисса наклоняет голову набок.

– Как мило. Не понимаю, почему у тебя все еще нет девушки.

– И у тебя нет парня, – как обычно парирую я.

– Мне так удобно.

Мелисса убеждена, что я жду не дождусь, как бы начать с кем-то встречаться. До нашей встречи у меня пять лет не было девушки, и это обстоятельство доставляет Мелиссе огромное удовольствие, как кошке – сметана. Иногда она даже называет меня чересчур навязчивым, если после месячного перерыва в общении я звоню ей и приглашаю на пиццу. Но Мелисса заблуждается. Я с самого начала не скрывал своих намерений: прямо сообщил ей, что от меня не стоит ждать любви и романтики, и спросил, подходят ли ей такие отношения. Мелисса рассмеялась и согласилась, заметив, что я слишком высокого мнения о себе.

– Когда-нибудь я возьму твой блокнот, пока ты спишь, и узнаю, что ты там пишешь.

Усмехнувшись, отвожу взгляд, предпочитая ничего не отвечать.

– Журналисты, наверное, за него подрались бы, – продолжает Мелисса.

Может, она и права. Мне снятся вещие сны каждую неделю уже двадцать восемь лет, из которых двадцать два года я записываю все видения в блокнот, на случай, если придется действовать. Порой после дурного сна я не нахожу способа изменить будущее или просто не считаю нужным вмешиваться в ход событий, хотя принять неизбежность того, что должно случиться, мне нелегко.

Время от времени я вижу во сне самые обыденные, повседневные события: походы в магазин и парикмахерскую, домашние дела и школьные уроки, семейное застолье в честь Рождества. Так я узнаю, что Даг съест на обед потроха (ну и гадость!), Белла забудет взять спортивную форму, а отец добьется неплохих результатов в бадминтоне.

И все же, если разворошить угли кошмаров и ничего не значащих видений, отыщутся и настоящие алмазы: прекрасные, счастливые сны о рождении детей, повышениях по службе и других приятных событиях.

Я боюсь что-то упустить. Записываю в блокноте все, вплоть до мелочей. Пытаюсь найти хоть какую-то закономерность.

Блокнот лежит на столе. Я напрягаюсь, готовясь немедленно схватить его, если Мелисса попытается завладеть им. Заметив это, она с притворной насмешкой просит меня успокоиться. Видя искорки любопытства в глазах Мелиссы, спешу отвлечь ее:

– Хочешь кофе?

Меня мучают угрызения совести. Да, Мелисса ведет себя бесцеремонно, но она наверняка предпочла бы сладко спать до утра, как все нормальные люди.

– Знаешь, ты со своими деньжищами вполне мог бы позволить себе кофемашину.

Неожиданно мне вспоминается кафе, мой любимый столик у окна и Кэлли с подносом. Эти мысли вызывают у меня легкую тревогу. Стараясь выкинуть их из головы, начинаю раскладывать по чашкам растворимый кофе.

– Какими еще деньжищами?

– Хватит прикидываться нищим. Ты же был ветеринаром, а теперь не работаешь.

Это правда только отчасти. У меня действительно есть кое-какие сбережения, но лишь потому, что я логично рассудил, что могу потерять работу, и начал откладывать. К тому же надолго их не хватит.

– Сахар положить? – спрашиваю я, чтобы перевести разговор на другую тему.

– Я пью без сахара.

– Поэтому у тебя и характер не сахар.

Мелисса не обращает внимания на мой сарказм.

– Ну так как?

– Что – как?

– Купишь кофемашину?

Складываю руки на груди и смотрю на нее в упор.

– Чтобы ты раз в месяц могла заскочить выпить кофейку?

Она подмигивает.

– Если бы ты вел себя иначе, то, возможно, у нас что-нибудь и получилось бы.

Постукиваю ложечкой по краю чашки.

– А я люблю растворимый кофе.

Впервые я увидел вещий сон, когда мне исполнилось семь. В те годы моим самым близким другом был двоюродный брат Люк. Разница в возрасте у нас три дня. С самого рождения мы были неразлучны: вместе играли на компьютере, ездили на велосипедах, гуляли со своими щенками в лесу.

Однажды мне приснился кошмар: Люк, как обычно, спешил в школу, срезая путь через футбольное поле, и вдруг откуда ни возьмись появилась большая черная собака. Она набросилась на Люка, вцепилась зубами прямо ему в лицо, и тут я проснулся. Голова раскалывалась, а перед мысленным взором стояли дата и время, когда все это произойдет.

Было три часа ночи. Оставалось совсем немного времени для того, чтобы предотвратить беду.

За завтраком, так и не притронувшись к еде, я рассказал обо всем маме. Я сходил с ума от беспокойства, умолял ее позвонить папиной сестре – матери Люка. Но мама отказалась. Она уверяла меня, что все это – просто страшный сон, и когда я приду в школу, Люк уже будет там, целый и невредимый.

Однако Люка в школе не оказалось. Тогда я помчался к нему домой. Я летел так быстро, что даже ощущал привкус крови во рту. Дверь открыл незнакомый мужчина – видимо, сосед. В ответ мне он буркнул: «Парня увезли в больницу. Его покусала собака на футбольном поле».

Вечером мама позвонила тете и выяснила: черная собака набросилась на Люка, когда он шел в школу, и теперь ему требовалась пластическая операция на лице, левой руке и шее. Брату повезло, что он остался жив.

Положив трубку, мама увела меня в гостиную, и мы долго молча сидели, обнявшись. Папа еще не вернулся. С кухни долетал запах куриного супа. За стенкой ссорились мои брат и сестра – Даг и Тэмсин, и, как ни странно, звук их голосов успокаивал.

– Это просто совпадение, Джоэл, – твердила мама. Интересно, кого она хотела тогда убедить: меня или себя? – А совпадение – это когда что-то происходит случайно.

Родители работали в бухгалтерской компании, привыкли руководствоваться логикой и фактами. Факты говорили, что экстрасенсов не существует.

– Я знал, что так случится, – выдавил я сквозь рыдания. – Я мог это предотвратить.

– Тебе просто так кажется, Джоэл, – прошептала мама. – Это совпадение. Запомни.

Мы никому об этом не сказали. Отец подумал бы, что я сошел с ума, а брат и сестра были еще слишком малы. «Пусть это будет наш секрет», – попросила мама. И я согласился.

Этот секрет я храню до сих пор. Родные убеждены, что после смерти мамы у меня от горя съехала крыша, поэтому я страдаю от дурных предчувствий и постоянно лезу в чужие дела. Даг считает, что мне нужно пропить какие-нибудь таблетки. По его мнению, таблетки – это панацея. Конечно, он ошибается. По-моему, Тэмсин что-то подозревает, хотя я ничего ей не говорю, а сама она не спрашивает.

Иногда мне хочется все им рассказать, но я подавляю это желание, напоминая самому себе о том, как однажды по глупости решил посоветоваться с врачом. Насмешка в его глазах и неприятная ухмылка на губах заставили меня поклясться: больше я никогда никому не доверюсь.

Этим вечером, в пятницу, раздался звонок от моего риелтора, Иана.

– Боюсь, у меня плохие новости, мисс Купер.

Нахмурившись, напоминаю, что он может звать меня просто Кэлли: ведь мы знакомы уже несколько лет.

– Кэлли? – повторяет Иан, как будто впервые слышит мое имя. – Хорошо. Итак, к делу. Мистер Райт только что заявил о намерении продать свою недвижимость.

– Что? Какую недвижимость?

– Квартиру, которую вы снимаете. Номер девяносто два «B». – Небольшая пауза. – Нет, постойте, девяносто два «С».

– Я помню свой адрес. Вы что, меня выгоняете?

– Нет, просто заранее уведомляем. В вашем распоряжении еще месяц.

– Но почему? Зачем ему продавать квартиру?

– Ее сдача внаем более не рентабельна.

– Не рентабельна? Я же плачу аренду!

– Не надо так переживать.

– Может, новые хозяева тоже будут сдавать жилье? Я бы могла остаться квартиросъемщиком. – Хорошо прозвучало. В кои-то веки я защищаю свои права, сама предъявляю требования к арендодателю, а не он ко мне.

– Нет-нет. Вам в любом случае придется съехать. Мистер Райт еще должен привести помещение в порядок.

– Вот прекрасно! А где же вы мне жить прикажете?

– Вы не получаете дотацию от государства?

– Нет, но…

– Сейчас сдается много квартир. Я вам отправлю варианты по электронной почте.

Теперь, когда выяснилось, что меня выгоняют из дома, я почувствовала себя полной неудачницей.

– Хорошенькое начало выходных вы мне устроили, Иан. – Интересно, он всегда сообщает о выселении именно в пятницу вечером?

– Правда? Ну и отлично.

– Да нет, это был сарказм… Слушайте, вы сможете подобрать мне жилье с хорошим садом?

Моя квартира находится на последнем этаже, и сад целиком принадлежит моим соседям снизу. Но я бы не стала проводить в нем время, даже будь у меня такая возможность. Он давно превратился в голую забетонированную площадку, заваленную разным хламом: ржавыми шезлонгами, полусгнившими деревянными стульями, сломанными тачками и старой сушилкой для белья. Я не аккуратистка, не любительница образцово-показательных клумб и лужаек и ничего не имею против небольшого беспорядка, но это уже перебор.

Иан сдавленно фыркает.

– Оплата будет такой же?

– Лучше поменьше.

– Смешно. Да, Кэлли, вы уже разобрались с пчелами?

– С пчелами? – невинно переспрашиваю я.

Иан медлит. Слышно, как он сердито шуршит бумагами.

– Да, с пчелами, которые роились у карниза рядом с окном вашей гостиной.

Это правда. Из-за них соседи накатали на меня жалобу. В прошлый раз, когда Иан позвонил мне по этому поводу, я наврала, что один мой друг поможет избавиться от пчел. Видимо, поэтому Иан вспомнил об этой проблеме только сейчас, спустя несколько месяцев. Я так старалась защитить пчелиный дом! Эти крохотные существа не причиняют никому вреда, чего нельзя сказать об их преследователях, которые, едва успев въехать, забетонировали сад и заменили траву искусственным газоном.

– Да, конечно, разобралась, – бодрым тоном отзываюсь я.

– Хорошо. Нельзя, чтобы они остались в доме на зиму.

Улыбаюсь. Пчелы уже давно покинули гнездо.

– Вообще-то пчелы не…

– Что?

– Неважно.

Кладу трубку и откидываюсь на спинку дивана. Подумать только, в тридцать четыре года остаться без крыши над головой! Пожалуй, утешусь-ка я мороженым.

В саду рядом с расположенным неподалеку домом раньше рос боярышник. Потом соседи срубили его, чтобы расчистить место для стоянки машин. В ту пору он был весь в цвету. Соседи бросили дерево в мусорный контейнер, и белое облако осыпавшихся цветков напомнило мне о том, как в детстве весной я играла с папой в саду, а ветер весело поднимал в воздух белоснежные лепестки.

А еще я вспомнила о другом боярышнике, который был виден из окна моего офиса в компании по производству жестянок. Я любила его – одинокое дерево, выросшее среди стекла и бетона. Вероятно, когда-то его семена занесла сюда птица. Или какой-то человек, который, как и я, тосковал по природе. Долгие годы я любовалась деревом: весной – прелестными бутонами, летом – пышной листвой, осенью – пылающим нарядом. Даже зимой я восхищалась боярышником, словно отточенной скульптурой.

В перерыв я неизменно подходила к боярышнику. Стояла под развесистой кроной, гладила шершавую кору. В теплую погоду обедала прямо под ним, усевшись на зеленый островок травы. Года через три на этом месте появилась скамейка: должно быть, кому-то стало меня жаль. Но еще через пару лет дерево спилили, чтобы освободить место под курилку. Сама не понимаю, почему мне так больно было видеть на том месте полсотни физиономий, уныло глазеющих в окно.

Смотрю через стекло туда, где когда-то рос соседский боярышник. Наверное, нужно зайти в Интернет и начать поиски новой квартиры. Надо же, как легко один человек может перевернуть жизнь другого, неожиданно выдернуть его с корнем и выдворить прочь.

Иду с собаками вдоль реки и думаю о том, что сегодня случилось. Или не случилось. Это как посмотреть.

Утром я сидел в кафе и поглаживал Мерфи, положившего голову мне на колени. Когда Кэлли принесла мне двойной капучино, наши взгляды встретились, и мне внезапно стало жарко. В этот момент она показалась мне еще более привлекательной: длинные каштановые волосы оттеняли матовую кожу лица, что придавало выразительности большим карим глазам. На ее губах играла приветливая улыбка, и сложно было поверить, что Кэлли так улыбается именно мне.

– Надеюсь, он вам не мешает. – Кэлли кивком указала на Мерфи.

Последнее время я почти каждый день захожу в кафе, и мы с Мерфи успели подружиться.

– Этот парень? Нет, мы отлично ладим.

– Правда?

– Да. Он составляет мне компанию, а я даю ему что-нибудь вкусное, когда вы отворачиваетесь.

– Кстати о вкусном: нам только что завезли свежую выпечку. Хотите «Пирог мечты»?

– Пирог мечты?

– Так он называется. Его делают по традиционному датскому рецепту.

Ужасное название. Но, надо признать, сам пирог – пальчики оближешь.

– Хочу, спасибо.

Кэлли ушла и тут же вернулась с огромным куском пирога.

– Приятного аппетита, – пожелала она, ставя передо мной тарелку.

Наши глаза снова встретились, и я почувствовал, что не могу отвести от нее взгляда.

– Спасибо.

Кэлли помедлила, теребя красиво поблескивающий золотой кулончик в виде раскинувшей крылья ласточки.

– Вы торопитесь? На работу?

Впервые за долгое время мне жаль, что я не могу ответить «да». Было бы приятно, сам не знаю почему, рассказать ей о себе хоть что-то, стоящее внимания. Просто в Кэлли все кажется особенным: ее грациозная походка, сияющая улыбка, звонкий смех. Она словно дыхание весны…

Стоп, надо взять себя в руки!

– Знаете, у меня насчет вас было одно предположение… – добавила Кэлли.

Я мимоходом вспомнил о Мелиссе. Вот уж у кого насчет меня куча совершенно невероятных предположений – на целую книгу хватит!

– Вы писатель? – Она указала на мой блокнот и ручку.

Мне снова захотелось произвести на Кэлли впечатление, добиться ее симпатии, показать себя с лучшей стороны. Но похвастаться было нечем.

– Так, пишу всякую ерунду, ничего интересного.

Судя по всему, Кэлли это не смутило.

– А что вы…

В этот момент ее окликнул один из посетителей. Обернувшись, я увидел, как к нему с извиняющейся улыбкой спешит Дот, лавируя между столиками.

Кэлли кивнула на барную стойку.

– Я, наверное, пойду.

Она ушла, и мне сразу стало до странности неуютно. Хотелось протянуть руки, вернуть ее, вновь ощутить тепло. Я научился не обращать внимания на девушек, но сейчас все по-другому. Я давно не испытывал такого чувства, которое словно наполнило всю мою душу. Кэлли пробудила во мне то, что, казалось, уснуло навеки.

Я спешно покинул кафе, подавив в себе желание обернуться в дверях, чтобы увидеть Кэлли еще раз.

– Джоэл! Эй, Джоэл!

Пытаюсь перестать думать о том, что произошло утром, и внезапно понимаю, что меня кто-то зовет – не самый лучший способ привлечь мое внимание, когда я погружен в свои мысли. Голос знакомый: это Стив. Оглядываюсь. Сосед бежит ко мне.

Я избегаю Стива уже неделю, с тех пор, как спустил ему шины. И сейчас, похоже, расплата меня настигнет – в буквальном смысле слова.

Я уже подумываю, не рвануть ли к озеру и уплыть на катамаране, прямо с собаками на борту, но осознаю, что Стив гораздо спортивнее. Да он догонит меня в три скачка и легко повалит на землю. Стив – инструктор по фитнесу, проводит групповые и индивидуальные тренировки для чокнутых любителей спорта с мазохистскими наклонностями. Судя по тому, какой сосед взмыленный, он только что закончил занятие. На нем мокрая от пота, прилипшая к телу футболка, спортивные штаны и кроссовки. В руке у него огромный стакан с протеиновым коктейлем.

Поравнявшись со мной, Стив сбавляет шаг и здоровается с моими собаками:

– Привет, ребята!

Сосед выглядит спокойным и расслабленным, но, возможно, он просто устал на тренировке. Я нарочно не останавливаюсь, настороженно поглядывая на него. Если Стив спросит про шины, притворюсь, что ничего не знаю.

– В чем дело, дружище?

Я мог бы и не спрашивать. Стив со свойственной ему прямотой сразу переходит к сути:

– Джоэл, я знаю, что это ты спустил мне шины на той неделе. – Он говорит тихо, но твердо, как с ребенком, которого поймал на краже сигарет из магазина. – Родни показал мне запись с камеры видеонаблюдения.

Ох уж этот Родни. Всегда все видит и знает. Тоже мне, шпион нашелся. И как я сразу не догадался, что он меня сдаст? Он же еще прошлым летом установил камеры, чтобы, чуть что, бежать в полицию.

Чувствую угрызения совести. Хочу хоть что-то сказать в свое оправдание, но ничего не могу придумать. Поэтому просто сую руки в карманы и спешу дальше.

– В конце записи видно, как ты сидишь на корточках, опершись головой о подкрылок колеса. – Не отстает Стив. – Сам же переживал из-за случившегося, правда?

Конечно, я переживал, даже при том, что иначе Полли бы погибла. Мы со Стивом дружим уже так долго, что он для меня – почти как брат.

– Ты ведь не хотел этого делать, старина. Скажи, зачем ты так поступил?

Не могу: при одной мысли об этом у меня возникает ощущение, что я стою на краю бездны. Сердце колотится, все тело покрывается мурашками, и слова не сходят с языка, будто намертво прилипают к нему.

– Мне пришлось рассказать обо всем Хейли, – не дождавшись ответа, добавляет Стив. Ничего удивительного: у Стива и Хейли очень дружная семья, они все друг другу рассказывают, ничего не скрывают. – И Хейли этому не обрадовалась. Да что там, она рвет и мечет! О чем ты только думал? Я ведь был с Полли, с ребенком!

– Шины сдулись полностью. Ты бы даже тронуться не смог.

Стив хватает меня за руку, принуждая остановиться и посмотреть ему в глаза. Сопротивляться бесполезно: он очень силен.

– Джоэл, Полли – твоя крестница. По крайней мере объясни, зачем!

– Я не… У меня была веская причина. Правда.

Стив ждет.

– Не могу объяснить. Прости. Я хотел как лучше, честное слово.

Стив вздыхает и отпускает мою руку.

– Знаешь, Джоэл, все это… подтолкнуло нас с Хейли к решению. Мы уже давно об этом думали… Теперь, когда родилась Полли, нам все равно нужно больше места… В общем, должен тебе сказать… мы переезжаем.

– Мне очень жаль. – Я искренне огорчен.

– Наверное, мы не будем продавать квартиру, а сдадим ее. По крайней мере поначалу. Тем более что мы почти закончили выплачивать ипотеку, поэтому… – Он осекается, будто ляпнул что-то обидное. – Ужасно звучит. Я просто меркантильная сволочь.

Стив и Хейли поступили очень разумно, когда выкупили квартиру у нашего арендодателя: в то время цены еще не так кусались.

– Вовсе нет. Ты много работаешь. Конечно, не надо продавать.

Стив медленно кивает.

– Жаль, что ты не хочешь рассказать, что с тобой происходит, дружище. Я волнуюсь за тебя.

– У меня все в порядке.

– Джоэл, полагаю, я могу тебе помочь. Я когда-нибудь упоминал о…

– Извини, – быстро перебиваю я. – Мне нужно идти. Нельзя же выгуливать собак, стоя на месте.

Вообще-то можно, конечно. Просто это единственная отмазка, которая пришла мне в голову.

В этом городке, Эверсфорде, я живу всю свою жизнь. Стив с женой считают меня чудаком. Когда десять лет назад они въехали в квартиру на втором этаже, я старался избегать их. Но от Стива было не так-то легко ускользнуть. Благодаря свободному графику работы у него хватало времени и на то, чтобы по-соседски занести мне почту или выбросить мой мусор заодно со своим, и на то, чтобы поскандалить с арендодателем из-за возникшей в стене дома трещины. Постепенно мы подружились.

Викки, с которой я тогда встречался, всячески поддерживала эту дружбу. Они с Хейли постоянно организовывали разные посиделки. На выходных мы частенько все вместе болтали на лужайке у дома, потягивая вино, и ездили на барбекю. Вместе отмечали дни рождения. В Ночь фейерверков[1] гуляли в городском парке. В Хэллоуин гасили свет, чтобы детям, выпрашивающим сладости, показалось, что нас нет дома, и в темноте смотрели фильмы ужасов.

Мы с Викки были вместе всего три года. А потом она ушла прямо в день своего рождения, вручив мне составленный ею список: малюсенький столбик моих достоинств и огромный перечень недостатков. Викки не забыла упомянуть ничего: мою замкнутость, постоянное беспокойство, нежелание проводить вечера вне дома и показывать ей записи в блокноте, мои бессонницы, привычку витать в облаках и вообще полную неспособность к семейным отношениям.

Все это до последнего слова было правдой. Викки заслуживала большего, чем я мог ей дать. Возможно, расскажи я ей о своем даре предвидения, все сложилось бы иначе. Но у меня не поворачивался язык. Дело в том, что Викки напоминала мне Дага: оба они не слишком способны к состраданию. Многие черты ее характера вызывали у меня восхищение: чувство юмора, решительность, настойчивость, энергичность. И в то же время Викки была жесткой. Если бы она случайно задавила на дороге кролика, то просто пожала бы плечами.

После того как Викки меня бросила, я на несколько месяцев ушел в запой. Еще раньше, на последних курсах университета, я уже пытался спасаться спиртным, так как прочитал, что оно вызывает бессонницу. Безусловно, я понимал, что это не выход, и все-таки надеялся, что алкоголь поможет. Не помог.

Я прекратил пить, и как раз вовремя: еще чуть-чуть, и у меня появилась бы зависимость. Да я скорее предпочту переплыть Ла-Манш или принять участие в соревнованиях по кунг-фу, чем соглашусь подсесть на выпивку!

Когда Викки ушла из моей жизни, Стив и Хейли начали общаться со мной еще теплее и приветливее, словно хотели облегчить мою боль. Они стали для меня скорее родственниками, чем просто друзьями. Когда родилась Полли, Стив попросил меня стать ее крестным отцом. Видимо, она решили, что это пойдет мне на пользу.

Во время крестин меня фотографировали с Полли на руках. Она напоминала маленького котенка: такая же крошечная и милая. Я смотрел на ее личико, чувствовал, как она шевелится, и меня внезапно затопило нахлынувшей любовью.

Рассердившись на самого себя, я отдал девочку родителям. Напился. Разбил два стакана. Стиву пришлось в разгар праздника вызывать такси, чтобы отправить меня домой.

Это событие сильно повлияло на нашу дружбу. С тех пор между нами чувствуется напряжение.

В конце месяца Бен решил устроить в пабе вечеринку в честь дня рождения своего приятеля. Я так устала, что не хочется идти туда, но друга подвести нельзя. Бен только начал приходить в себя после случившегося, делать слабые попытки вернуться к жизни.

Джоэл был одним из последних посетителей кафе. Больше всего мне нравится в моей работе возможность часто видеть его. Одной улыбки Джоэла достаточно, чтобы заставить меня покраснеть, а в его взгляде можно утонуть. Каждый день я с нетерпением жду его прихода и раздумываю, что бы такое сказать Джоэлу, как бы поудачнее пошутить.

Когда вечером он выходил за дверь, мне на мгновение захотелось догнать его и пригласить на вечеринку Бена. Но в последний момент я отказалась от этой затеи: позвать Джоэла в паб – значит, переступить черту. Человек имеет право спокойно попить кофе, не ломая голову, как бы повежливее отказать назойливой официантке. И потом, у такого мужчины, как Джоэл, наверняка уже есть девушка, хотя, как заметила Дот, он всегда приходит один.

Кроме того, мы едва знакомы и лишь время от времени обмениваемся вежливыми улыбками и пустячными фразами. Мы словно звезды из разных галактик, которым только и остается, что мигать друг другу через бескрайние просторы космоса.

Сегодня еще по-летнему тепло, и все гости собрались в открытой части паба. Моя подруга Эстер в желтой блузке и ее муж, Гэвин, сидят в кругу смутно знакомых мне людей, с которыми я общалась при жизни Грейс. Если бы она была сейчас здесь, то мгновенно стала бы душой компании, и ее звонкий смех звучал бы для меня музыкой. На долю секунды непроизвольно прислушиваюсь, стараясь различить среди шума ее голос, а потом усаживаюсь рядом с Эстер. Мерфи устраивается у моих ног. С садовой арки над нашими головами струится ярко-зеленый водопад жимолости, пенящийся кремовыми цветами.

– Где Бен? – спрашиваю я.

– Задержался на работе. По-моему, он опять не в настроении.

– Снова впадает в депрессию? Или просто тоскует по Грейс?

– Думаю, просто тоскует. Он уже едет сюда. – Эстер подвигает мне сидр.

Я знакома с Эстер и Грейс с первого класса. Их смелость и решительность восхищали меня, хотя сама я никогда не могла похвастаться этими качествами. Подруги всегда говорили, что думают, и за это их часто выгоняли с уроков. Годы спустя присущие им прямота и чувство справедливости проявились в звонках на общественно-политические ток-шоу и в жарких обсуждениях феминизма, климатических изменений и действий правительства. Они оживленно спорили и кричали друг на друга, а я обычно отмалчивалась. А потом Грейс погибла. Ее сбил пьяный таксист: машину занесло на тротуар. Грейс умерла на месте, оставив Эстер в одиночку сражаться за их убеждения и принципы. Позже в полиции утешали нас: Грейс не страдала, ее смерть была мгновенной.

Пока мы ждем Бена, разговор заходит о работе.

– Сегодня попробовал себя в твоем любимом деле, Кэлли, – отхлебнув пива, объявляет Гэвин.

Смотрю на него в недоумении.

– То есть?

Гэвин – архитектор в компании, которая время от времени бесплатно участвует в общественно-полезных мероприятиях. На этот раз они обустраивали Уотерфен – наш местный заповедник, а для меня – настоящий рай.

– Это было что-то! – подмигивает мне Эстер. Она социальный работник в сфере благотворительности. Целыми днями трудится за гроши, помогая налаживать жизнь в Эверсфорде. – Вообрази: любителей посидеть в офисе заставили целых восемь часов вкалывать на природе!

Вдыхая свежий запах жимолости, представляю себе, как весь день провожу среди деревьев и зарослей кустарника, любуясь коричневыми полосками тростника, растущего по берегам прохладной реки.

Иногда я выполняю кое-какую работу для заповедника. Составляю квартальные отчеты, веду наблюдение за численностью птиц и состоянием среды обитания животных. Мне за это не платят, ну и ладно. Я всегда любила не исчерченное крышами домов небо, не закиданную мусором землю, не загрязненный фальшью воздух.

Улыбаюсь Гэвину:

– Как здорово!

При воспоминании о непривычной физической нагрузке на лице Гэвина отражается досада.

– Ну, мне так не показалось. Я-то думал, что я в хорошей форме. Лично мне не доставило удовольствия таскать бревна, которые раз в пять длиннее меня, тягать металлические столбы для забора и выдирать сорняки. Я чуть не надорвался!

Замечаю царапины у него на руках и запутавшиеся в волосах травинки.

– Крестовник?

– Что-что?

– Вы крестовник выдирали?

– Да какая разница? – угрюмо бормочет Гэвин и отпивает еще пива. – Это был сущий ад.

– Правда? А я бы с удовольствием…

– Так вот, директор заповедника сказал, что они планируют нанять помощника. Скоро опубликуют объявление. Не хочешь к ним устроиться? Сколько можно подавать кофе? Зря ты, что ли, получала диплом эколога?

Во мне что-то екает, пробуждая давно забытые мечты. В этот момент Эстер прерывает Гэвина деликатным покашливанием.

– О чем это вы? – Сжимая в руках кружку пива, напротив меня устраивается Бен и с интересом оглядывает нас. Он смотрится именно так, как любой человек в конце рабочего дня: рукава рубашки закатаны, волосы взлохмачены, в глазах – облегчение от того, что можно наконец расслабиться.

– Да так, ерунда, – торопливо заверяю его я.

Бен наклоняется и чешет Мерфи за ухом. Краем глаза вижу, что в кем-то оставленном недопитом бокале барахтается божья коровка. Аккуратно опускаю туда палец и вытаскиваю ее. Насекомое сразу же улетает.

– В Уотерфене скоро появится вакансия, – вмешивается Гэвин. – Ты ведь знаешь Уотерфен? Это заповедник, где сотрудники пашут как лошади, почти задаром. Кэлли мечтает именно об этом, так что… – Гэвин замолкает на полуслове и обиженно оборачивается к Эстер. Судя по всему, та пнула его ногой под столом.

Бен резко выпрямляется.

– Я думал, тебе нравится в кафе.

Его растерянность болью отзывается во мне.

– Так и есть, – поспешно успокаиваю его я. Эстер удивленно приподнимает бровь, но я предпочитаю этого в упор не заметить. – Не волнуйся. Я никуда не собираюсь.

На лице Бена отражается облегчение. Я и сама прекрасно понимаю: для Грейс было бы очень важно, чтобы кафе оставалось в надежных руках.

После смерти Грейс я ушла из компании по производству жестяных банок и начала управлять кафе. Это казалось естественным, почти само собой разумеющимся. Бен занимал престижную, высокооплачиваемую должность. Я же целых одиннадцать лет готовила начальнице кофе, составляла ее расписание и отвечала на звонки. Устраиваясь после окончания университета секретарем, я не ожидала, что задержусь там надолго. Планировала поработать около года, чтобы накопить денег и снять квартиру. Через десять лет мне вручили награду за службу: бутылку шампанского. Грейс это очень развеселило. «Надо же, столько времени хранить верность одной женщине! – подтрунивала она надо мной. – Можно сказать, вы с ней почти женаты!»

Через год после этого Грейс погибла, а вскоре я взяла к себе Мерфи. Вообще-то его хозяевами были Грейс и Бен, но начальство Бена не соглашается терпеть в офисе собак, а в кафе Мерфи пользуется всеобщей любовью и вниманием.

После университета Грейс лет шесть провела за границей. Она там то работала официанткой, то раздавала рекламки на улицах, то занималась продажами по телефону. Металась от одной идеи к другой, пока наконец не осознала, что ее мечта – заниматься ресторанным бизнесом. Сначала мы все посчитали, что это ее очередная блажь, но ошиблись. Получив наследство, Грейс купила на эти деньги помещение, где раньше располагался магазин одежды, и открыла собственное кафе.

До этого Грейс успела объездить полмира. Иногда она звонила из очередной далекой страны, чтобы поведать мне о своих приключениях. После звонка я ощущала волнение и тревогу, приток адреналина и жгучее желание присоединиться к Грейс. Каково это – отправиться в путешествие? Я всегда грезила о просторах природы, бескрайнем небе, завораживающих пейзажах.

В школе мы как-то изучали Южную Америку. Наша учительница географии побывала в Чили, и после ее историй к концу урока всем нам захотелось съездить туда и увидеть собственными глазами национальный парк на севере страны. В тот же вечер я рассказала обо всем папе и спросила, можем ли мы провести лето в Чили. Рассмеявшись, он предложил обратиться с этим к маме, и я поняла: папа просто не знает, как помягче отказать. Наверное, он был прав: кто же в здравом уме возьмет десятилетку в такую рискованную поездку?

Мне пришлось довольствоваться мечтами. Я представляла себе лам, кондоров и фламинго, воображала испещренное вулканами Альтиплано, и от красоты этой картины у меня захватывало дух. Это место стало моим надежным убежищем, милым сердцу приютом, где моя душа могла укрыться от любых невзгод и напастей.

Еще в детстве я твердо решила, что когда-нибудь покину родной Эверсфорд и поеду в Чили. Однако после университета у меня не было денег, а в Южной Америке я вряд ли смогла бы подработать. Я далеко не такая отважная, как Грейс, и куда больше склонна сомневаться в себе. Из-за этого я никак не могла найти подходящий момент: сначала искала работу, потом копила деньги, бегала на свидания. Шли годы, а поездка в Чили все откладывалась.

Бен всегда считал, что кафе для меня – отличная возможность вырваться из ненавистной компании по производству жестянок. На самом же деле оно лишь заставило меня еще острее ощутить: такая жизнь – не для меня. Я сижу в своем маленьком городке, хотя вокруг – целый мир с океаном возможностей, а время все идет, идет, идет…

Я будто бы случайно прохожу мимо ветеринарной клиники. Не спрашивайте, зачем. Я так поступаю по меньшей мере раз в неделю, частенько воображая, что все еще здесь работаю. Что сейчас войду через вращающуюся дверь, поздороваюсь с Элисон у регистраторской стойки и двинусь к своему кабинету, по пути остановившись, чтобы поболтать в коридоре с коллегами.

На автостоянке вижу вышедшего передохнуть Кирана. Он стоит у служебного входа, прислонившись к стене. Помахав Кирану, направляюсь к нему. Заметив меня, он выпрямляется.

– Здорово. Как жизнь?

– Спасибо, хорошо, – уверенно киваю я, хотя мы оба знаем: это неправда. – А у тебя?

– Да вот, захотелось немного подышать воздухом.

Мы оба опираемся о стену. Кидаю взгляд на синюю униформу Кирана. У меня дома лежит такая же. Когда-то я с гордостью носил ее. Запрокинув головы, мы смотрим в безоблачное небо.

– Неприятности? – интересуюсь я у Кирана.

– Вроде того. Помнишь Джета?

– Конечно.

Глухой бордер-колли Джет – питомец Энни, славной одинокой старушки. Энни завела собаку после смерти мужа. Хозяйка и пес обожали друг друга.

– Полгода назад пришлось ампутировать ему переднюю лапу из-за саркомы.

Я уже догадываюсь, что произошло. Смотрю на Кирана.

– А теперь саркома вернулась?

– Только что сообщил об этом Энни.

– Как она это восприняла?

– Сам понимаешь…

– И что Энни намерена делать?

– К счастью, она со мной согласилась.

Значит, обезболивание и покой…

– Пес больше месяца не протянет, – вздыхает Киран.

Представляю себе, как Энни приводит Джета домой, насыпает корм в его миску. Притворяется, что все нормально, изо всех сил пытаясь не расплакаться.

– Ты-то в порядке?

– Ну да… – Слабо улыбнувшись, он оборачивается ко мне. – Приятно с тобой поговорить. Совсем как в старые добрые времена.

Я не рассказывал Кирану о своих снах: всегда боялся, что он сочтет меня сумасшедшим, начнет жалеть, а возможно, даже решит, что мой уход с работы – к лучшему. Киран – мой друг и бывший начальник, и я очень дорожу его расположением. Частично из-за этого я и бросил клинику: не стал дожидаться увольнения.

Выдавливаю из себя ответную улыбку.

– Да…

– Не хочешь вернуться на работу?

Качаю головой:

– Нет, слишком много дел накопилось.

– Да уж, сразу видно, что ты занят по горло. Просто мимо шел, да?

– Угу. – Прокашлявшись, отступаю от стены. – Мне пора.

– Заходи в любое время! – прощается Киран.

Машу ему рукой и шагаю прочь.

Направляясь домой, прохожу мимо кафе и замечаю Кэлли: она запирает двери. Возле нее сидит Мерфи.

Вот уже три недели я ежедневно захожу в кафе. Бывает, меня обслуживает Дот, но я всегда надеюсь, что заказ примет Кэлли. Пару раз я даже нарочно тянул время, ожидая, пока она освободится. Делал вид, что ищу кошелек или не могу определиться, что выбрать: сэндвич или круассан. Когда Кэлли рядом, я сам себя не узнаю.

Сегодня утром сидевший рядом со мной посетитель имел неосторожность поспорить с Дот: он доказывал, что бриошь – это пирожное. Пока они пререкались, я встретился взглядом с Кэлли, которая обслуживала соседний столик, и нам пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не расхохотаться. Я зажал рот руками, а Кэлли, давясь от смеха, поспешила к барной стойке.

Когда Кэлли подошла ко мне взять заказ, я притворился, что тщательно перебираю варианты, а потом громко потребовал бриошь, чем вызвал у Кэлли новый приступ веселья. Давно я так не смеялся!

Остановившись, наблюдаю, как Кэлли запирает дверь, на всякий случай нажимает на ручку и окидывает взглядом кафе. Сейчас отличный момент, чтобы подойти к ней, пригласить где-нибудь посидеть. Но вовремя спохватываюсь. Вспоминаю о списке Викки и об измене Кейт, с которой встречался в юности. Я словно маятник: то пытаюсь вести себя, как нормальный человек (учусь, работаю, встречаюсь с девушками), то опять срываюсь (отчаянно пытаюсь избавиться от снов, ухожу в запои, остаюсь в одиночестве). Как я могу пригласить на свидание такую необыкновенную девушку, как Кэлли? Даже подумать смешно. Она не для меня. Вряд ли я могу ей понравиться. Кто я такой? Всего лишь очередной клиент, к тому же довольно странный. Поэтому я просто смотрю на Кэлли, словно подглядываю за чужой жизнью через замочную скважину.

Кэлли одета в голубую джинсовую куртку. Ее темные волосы забраны в пучок. Кэлли что-то говорит Мерфи, надевает солнцезащитные очки, после чего оба они уходят. Как бы мне хотелось идти рядом с Кэлли! Обнять ее за плечи, слушать ее звонкий голос, смеяться вместе с ней…

В начале октября, через пару недель после вечеринки Бена, я отпрашиваюсь на полдня с работы, чтобы заняться поиском жилья.

Сначала Иан показывает мне отсыревшую однушку в подвальном помещении. В кухонном шкафу я обнаруживаю мышеловки.

– С одной стороны, не хочется жить с мышами, с другой, у меня рука не поднимется их травить, – признаюсь я.

Поглядев на меня, как на ненормальную, Иан возражает:

– В таком случае вы останетесь бездомной. – И улыбается, будто сказал что-то смешное.

Следующая квартира находится в двухэтажном доме викторианской эпохи. Как объяснил мне Иан, арендодатель, Стив, предпочитает лично встречаться со всеми потенциальными арендаторами. В гостиной я замечаю картину в рамке. На ней из множества нарисованных отпечатков собачьих лап составлено изображение пса, как две капли воды похожего на Мерфи.

– Это все Хейли, моя жена, – проследив за моим взглядом, объясняет Стив. Он инструктор по фитнесу и, наверное, поэтому даже сейчас одет в спортивный костюм. – Она обожает собак. Да, кстати… Иан обещал проверить, но на всякий случай: у вас же нет никаких домашних животных?

Скрестив пальцы, качаю головой. Бесполезно просить Иана отыскать для меня квартиру, где хозяева не возражали бы против питомцев. Такого просто не бывает.

Тем не менее мне здесь нравится. Дом расположен близко к моему предыдущему, улица тихая. Много деревьев, значит, на рассвете можно слушать пение птиц. Правда, арендная плата выше на пятьдесят фунтов стерлингов. С другой стороны, столько же стоит и однушка в подвале. А эта квартира гораздо лучше. Здесь, на втором этаже, немного душно, зато в общем с соседями коридоре не воняет мочой, а это уже кое-что, тем более за такую цену.

Спрашиваю Стива, есть ли тут сад.

– Ну… – мнется Стив, – небольшой участок перед домом… если его можно назвать садом.

Мы оба знаем, что нельзя, что «небольшой участок перед домом» фактически означает место для урны. Усилием воли придаю лицу выражение заинтересованности:

– Вот как?

Стив подводит меня к окну кухни, и я удрученно смотрю на покрытую унылым бетоном, заваленную разным хламом площадку а-ля семидесятые. Как же мне не хватает зеленой лужайки!

– Сад вообще-то принадлежит соседу снизу. То есть не совсем принадлежит. Сосед снимает квартиру, как и вы. Извините, что в саду такой кавардак. Я могу попросить соседа прибраться.

– Нет, что вы, – торопливо возражаю я, потому что эта свалка из опавших листьев, старых кирпичей и полусгнивших деревяшек все равно лучше, чем голый бетон. – Не надо. Все это полезно для природы.

– Для природы? – изумляется Стив.

– Да, для пауков и насекомых: жуков, мотыльков… Они любят… беспорядок. Прячутся там и вообще… – оборвав себя на полуслове, улыбаюсь. Вдруг я покажусь Стиву ненормальной и он не сдаст мне квартиру? – А какой он, ваш сосед?

Стив медлит с ответом. Интересно, почему? Значит, обычные определения «хороший парень» или «порядочный человек» здесь не подходят?

– Ну, он очень замкнутый, – наконец определяется Стив, видимо, выбрав мягкий способ намекнуть на «асоциальный». – Может, вы его вообще никогда не увидите.

Пытаюсь представить себе его соседа – тихого, незаметного и пугливого, как мышь: прячется по темным углам и только ночью вылезает из норки. В принципе, это даже любопытно. Дот постоянно говорит, что я слишком скучно живу.

Когда ближе к вечеру я рассказываю Дот о Стиве и его квартире, подруга морщит нос. Она любит шумные компании и не понимает, зачем вообще нужны соседи, если нельзя проводить у них по полдня, болтая за сигаретой и роясь в музыкальных дисках.

Стоя на стремянке, я упражняюсь в каллиграфии: мелом обновляю стершееся меню на доске. Посетителей в кафе мало. Этим утром небо закрывают черные тучи, вот-вот разразится гроза.

– В «капучино» ошибка, – замечает Дот. – Там должна быть одна «ч», а не две.

Тряпкой стираю неправильно написанное слово и начинаю заново.

– Кстати, – меняет тему Дот, – мой тренер по кикбоксингу – секси!

– Не начинай.

Пожав плечами, Дот, тем не менее, начинает:

– И все-таки я хочу тебя с ним познакомить.

– Спасибо, не надо. Я его боюсь. И умоляю, не приводи его сюда!

У Дот такой пунктик: приглашать к нам в кафе на чашку кофе с тортом мужчин, которые, по ее мнению, могут мне понравиться. Я много раз просила ее этого не делать. Встречаться с ними на работе по меньшей мере глупо. Все равно что позвать парней в офис и вести беседы об увлечениях, отпуске и кино в перерывах между копированием документов.

– А как насчет того красавчика с «быстрых свиданий»? – не отстает подруга.

– Нет, Дот, мне не нужны те, кого ты отвергла на «быстрых свиданиях». Что я, по-твоему, сама не смогу найти парня?

Дот смотрит на меня, как будто жалеет, что вопрос риторический, но не успевает ничего сказать: ее прерывает чье-то покашливание.

Обернувшись, вижу Джоэла, терпеливо ждущего у прилавка. Волной накатывает смущение. Стараюсь не думать о том, как долго он здесь стоит. Я даже не заметила, как он вошел.

– Извините, что помешал.

У Джоэла совершенно удивительные, темные, почти черные глаза. Он заходит в кафе каждый день вот уже месяц, чаще всего по утрам, но иногда и после обеда. Садится за один и тот же столик у окна, спрашивает у меня и Дот, как жизнь, возится с Мерфи, оставляет щедрые чаевые, убирает за собой посуду. Частенько я замечаю, как он смахивает со стола крошки или салфеткой вытирает лужицу разлитого кофе.

Дот, посмеиваясь, удаляется в подсобку.

– Простите. – Я с грохотом спрыгиваю со стремянки. – Мы тут болтали ни о чем…

– Ничего страшного. Я просто хотел…

– Конечно, извините. Что желаете?

Джоэл заказывает двойной эспрессо и сэндвич с яйцом и помидором. Судя по всему, он вегетарианец, как и я. Сегодня он оделся потеплее, в темно-серый свитер, черные джинсы и коричневые ботинки.

Записав заказ, я неожиданно для себя закатываю глаза и произношу:

– По-моему, «быстрые свидания» – это ужасно.

Джоэл улыбается.

– Ага.

– Я хочу сказать, сходить с кем-то на свидание вслепую, это еще ничего. Но когда двадцать человек по очереди пытаются оценить, насколько ты хороша… – Я содрогаюсь. – Хуже и быть не может! Разве не лучше просто встретить кого-то, а потом… – Перехватив взгляд Джоэла, умолкаю. Повисает пауза.

Джоэл, прокашлявшись, переминается с ноги на ногу. Кажется, ему не терпится сбежать к своему столику.

– Полностью согласен.

Отлично. Теперь он считает, что я с ним кокетничаю. Того и гляди, как и Дот, подумает, что я не способна найти парня.

– Не ждите, присаживайтесь, – бормочу я. – Я все принесу.

Джоэл садится на свое обычное место у окна. Мерфи трусит к нему и ложится у его ног. Такое впечатление, что наш посетитель – его хозяин.

В это время из подсобки появляется Дот.

– Ты аж вспотела, – шепчет она с довольным видом.

– Что? – Я нервно смеюсь и, передав Дот заказ, снова карабкаюсь на стремянку, собираясь закончить с меню.

– Да, а еще покраснела. – Дот достает из шкафчика сэндвич для Джоэла.

На улице начинается ливень. Миллионы капель барабанят по крыше. Я продолжаю царапать мелом по доске.

– Не понимаю, о чем ты.

– Он с тобой заигрывал?

– Конечно, нет!

– А ты не задумывалась, почему он наведывается к нам каждый день?

Оборачиваюсь к ней и пожимаю плечами, краем глаза наблюдая за Джоэлом.

– Наверное, из-за Мерфи.

Дот кивает.

– Ну да. Из-за Мерфи. Точно. Жить не может без твоей собаки.

– Нельзя торчать тут всю ночь, Кэлли, – настаивает Дот.

– Не хочу его будить.

– Тогда я сама его разбужу.

– Не надо! Дай ему хотя бы пять минут. У меня здесь еще много дел.

Дот наклоняет голову вбок и пристально смотрит на него, будто разглядывает шедевр живописи.

– Интересно, кто он такой?

– Что ты имеешь в виду?

– У него есть работа? Он слегка смахивает на…

– На кого?

– На бродягу.

Да, Джоэл одевается довольно небрежно. Но мне это нравится!

– А тебе-то что?

– Ты явно к нему неравнодушна.

– Вовсе нет!

– Как скажешь. Хотя, вообще, неплохой вариант. Могло быть хуже.

– Все, Дот, тебе пора. Пока!

– Ладно. Только, пожалуйста, не сиди тут с ним до полуночи.

– Хорошо, не буду.

Явно не поверив моему обещанию, Дот громко хлопает дверью и, уже выйдя на улицу, показывает мне через окно два больших пальца.

Потревоженный шумом, Джоэл чуть шевелится во сне. Я и Мерфи подходим к его столику.

– Мы закрываемся, – негромко произношу я.

Он растерянно моргает.

– Что?

– Вы задремали.

Несколько секунд Джоэл недоуменно таращится на меня. Потом резко выпрямляется, выругавшись себе под нос.

– Простите, мне так неловко…

– Бросьте, с кем не бывает.

– Что, ваши посетители частенько здесь отсыпаются?

Поколебавшись с ответом, признаю:

– Нет, но… Ничего страшного. Правда.

– И вы из-за меня не могли пойти домой! – Он торопливо встает и, сунув блокнот в карман, хватает чашку из-под кофе и тарелку. – Я отнесу!

– Лучше я сама…

Поздно: посуда летит на пол и разбивается вдребезги.

Джоэл зажмуривается на мгновение, а затем виновато смотрит на меня.

– От таких клиентов, как я, одни убытки? Да?

– Все в порядке, – смеюсь я, мысленно соглашаясь, что так оно и есть. – Идите, я уберу.

Не слушая меня, он наклоняется и начинает поднимать осколки. Велев Мерфи сидеть смирно, принимаюсь помогать Джоэлу. Наши пальцы то и дело соприкасаются. Стараюсь не встречаться с Джоэлом взглядом. Сердце колотится.

Закончив прибираться, мы поднимаемся на ноги. За окном слышится раскат грома. Закат окрасил тучи в пурпурный цвет.

– Я все оплачу, – обещает Джоэл.

– Не нужно. Я сама виновата.

Почему-то от взгляда Джоэла сердце у меня замирает.

– Извините, Кэлли, что вам пришлось меня выгонять.

– Ерунда. Я уже выпроваживала одну сладкую парочку.

На его лице написано изумление.

– Неужели свидание оказалось таким скучным, что они заснули?

Я смеюсь.

– Напротив, они были настолько… увлечены, что не заметили, как кафе опустело.

Джоэл размышляет над моими словами.

– Их так захватила беседа?

– Не совсем. Мне пришлось чуть ли не силой оттаскивать их друг от друга.

– Ах, эта первая любовь…

– Вряд ли. Я бы дала им лет по пятьдесят, если не больше.

Джоэл хохочет.

– Выходит, мой случай не самый ужасный!

– Безусловно! – улыбаюсь я.

Перед тем как покинуть кафе, Джоэл задерживается в дверях, чтобы еще раз погладить Мерфи, и наконец, попрощавшись со мной, выходит на улицу. Пересекает дорогу и оборачивается. Я торопливо отвожу взгляд и принимаюсь тереть и без того сверкающую чистотой столешницу.

Мы сидим у отца. На кухне душно, витает пар: готовится воскресный семейный обед. Моя племянница Эмбер носится по дому в костюме динозавра, то и дело задевая все вокруг длиннющим хвостом.

– Если тебе интересно мое мнение, это бред какой-то. – Отец обращается к Дагу, словно не замечая меня.

– С чего ты взял, что твое мнение кому-то интересно? – бурчу я.

Наша ссора началась из-за Дага: тот снова задал мне набивший оскомину вопрос, нашел ли я работу. Я не ответил, но Дага это не смутило. Они с папой вдвоем продолжили обсуждать эту тему, как будто меня здесь вообще нет.

– Все твои проблемы из-за того, что ты маешься от скуки. – Папа кидает на меня сердитый взгляд поверх очков, потрясая зажатой в руке морковкой. – Чем скорее ты найдешь себе дело, тем лучше.

Господи, как мне надоели эти разговоры! Я просто не мог остаться в клинике. Не хочу даже вспоминать, как невыносимо плохо мне было в тот последний день на работе. Я тогда много выпивал и из-за этого мучился от похмелья, недосыпа, тоски и осознания собственной некомпетентности. Отец и Даг этого не знают.

Временами меня, словно током, пронизывает осознание того, как я скучаю по работе. Например, когда я гуляю с собаками или вижу дремлющую на солнце кошку. Или когда до меня долетает резкий запах антисептика, воскрешая в памяти дни, проведенные в отделении хирургии. Или когда общаюсь с Кираном, как в старые добрые времена.

– Пап, я уволился. Насовсем. На мое место взяли другого специалиста.

Отец неодобрительно цокает языком.

– И зачем ты только университет заканчивал…

Меня больно задевают даже не сами слова, а презрение, с которым он их произносит. К счастью, в этот момент в кухню вбегает шестилетний стегозаврик и, коснувшись гребнем на спине моих колен, кричит:

– Дядя Джоэл, ты водишь!

– Эмбер, ты вовремя! – широко улыбаюсь я.

– Осалила, не повезло, – усмехается Даг. Кажется, он не понял, как я рад появлению племянницы.

– Сейчас вернусь, только догоню того шустрого динозавра. – Я быстро вытираю руки полотенцем и, издав грозный рык, бегу за Эмбер.

Позже ко мне подходит Тэмсин. Мы с ее мужем Нилом моем посуду: я споласкиваю, а он вытирает. Несмотря на некоторую молчаливость и замкнутость, Нил – отличный парень. Хорошо, что он женился на моей сестре.

– Я слышала, как папа на тебя ворчал, – смущенно замечает Тэмсин.

– Ничего, я привык.

– Он не хотел тебя обидеть.

Тэмсин на три года моложе меня и на фут ниже ростом. Копна ее огненно-рыжих волос всех приводит в восхищение. У Дага была бы такая же, но он бреет голову, так что в его случае восхищаться нечем.

Сегодня сестра почему-то выглядит уставшей и рассеянной, совсем как я.

– Спасибо на добром слове, Тэмсин, но ты ошибаешься.

– Он просто за тебя переживает. – Тэмсин замолкает, давая понять: «и мы все тоже».

– Кстати, у Эмбер замечательный костюм.

Сестра закатывает глаза, но улыбается.

– На прошлой неделе она ходила в нем на утренник, а теперь это ее любимая одежда. Вчера мы брали Эмбер с собой на корпоратив, и там ее костюмчик произвел фурор. Чудаковатая у нас семейка, да?

– Да уж.

– Кстати, давно хотела спросить: почему на твоем доме висит объявление «сдается квартира»? Разве ты переезжаешь?

Стив и Хейли съехали вчера вечером, а я так и не придумал, как перед ними извиниться за свое поведение. Провел весь день у себя, а когда Стив сам пришел, чтобы попрощаться, притворился, что меня нет. Все-таки плохой из меня друг, да и сосед – так себе.

– Нет, не я. Стив и Хейли.

– Вы поссорились?

– Можно сказать и так. – Я начинаю с удвоенной силой оттирать кувшин.

Чувствую, что Тэмсин выжидающе смотрит на меня.

– Ладно, – наконец откликается она. – Пожалуй, нам пора.

– Что, уже? Может, еще посидите? Сейчас папа наверняка заведет свою шарманку насчет того, чтобы я нашел девушку.

Вопреки обыкновению Тэмсин даже не улыбается моей шутке. С удивлением замечаю печаль в ее глазах.

– Я просто… просто…

– У нас опять не получилось с беременностью. Мы только что узнали, – тихо объясняет Нил. Отложив полотенце, он берет Тэмсин за руку.

Их горькое разочарование болью отдается в моей душе.

Тэмсин кивает.

– Прости, мы пойдем. Я сказала папе и Дагу, что у меня болит голова.

– Конечно, идите.

– Я сейчас, только вещи соберу. – Похлопав меня по спине, Нил выходит из кухни.

– Не забудь нашего динозаврика, – грустно напоминает ему Тэмсин.

– Мне так жаль, Тэм, – искренне вздыхаю я, когда мы остаемся вдвоем.

Сестра опирается о холодильник.

– Я так хотела еще одного малыша…

Вспоминаю тот день, когда Эмбер появилась на свет. Я влетел в палату Тэмсин и несколько часов любовался своей племянницей в колыбели. Меня так и распирало от гордости. У моей сестры родилась дочка! Только посмотрите на эту кроху!

– Я боюсь, что уже… уже… Ведь мы целых пять лет пытаемся…

– У вас еще будет ребенок, – уверенно возражаю я.

– Ты-то откуда знаешь…

А ведь я знаю. Знаю, потому что всего два месяца назад видел сон: Тэмсин в роддоме, я у ее постели, держу сестру за руку, а рядом – кроватка с новорожденным мальчиком, Гарри. Он родится в следующем году, под Рождество. Тэмсин об этом пока даже не догадывается.

Сжимаю ладонь сестры.

– Держись, Тэмсин. Все будет хорошо. Я чувствую.

Домыв посуду, выхожу в сад. Делаю несколько шагов по выложенной камнями дорожке. Сейчас середина октября. Заметно похолодало. Над крышами домов нависает темная туча. Накрапывает дождик.

Мама обожала сад, называла его своим убежищем. Как же я скучаю по ней… Она умерла от рака молочной железы, когда мне было тринадцать. За четыре года до этого холодной ноябрьской ночью мне привиделся кошмар о ее смерти, и вся моя душа наполнилась страхом. Я ничего никому не сказал: не хотел пугать маму, сердить отца, тревожить семью. А вдруг я сам накличу беду? Вдруг меня станут винить в маминой болезни?

Я словно онемел. Перестал улыбаться, общаться с людьми. Как я мог спокойно жить, зная, какое горе нас ожидает? Мир вокруг утратил краски, стал серым и унылым. Я не мог спать, боялся даже на секунду закрыть глаза.

Мама сообщила о своем диагнозе в Рождество, три года спустя. Мы с братом и сестрой сидели рядом с ней на диване, испуганные и притихшие. Никогда не забуду выражения ее лица. Отец застыл, с виду холодный и отчужденный. Даг не шевелился и едва дышал. Тэмсин тихо всхлипывала. Но мама смотрела не на них, а на меня. Смотрела, потому что понимала: я давно все знаю. «Как же так? – читалось в ее взгляде. – Почему ты не сказал мне раньше?»

Молчанием я лишил ее последнего шанса. Я жалею об этом всю свою жизнь.

Сзади хлопает дверь. Выходит Даг.

– Привет, малыш.

Брат на год моложе, чем я, но постоянно в шутку так меня называет. Ему кажется, это смешно.

На нем свитер, подозрительно смахивающий на те, что носят игроки в гольф, хотя сам он ни разу не брал в руки клюшку. Подавляю желание сострить на этот счет. Даг отпивает пива и, достав пачку сигарет, закуривает.

– Ты что?!

Брат выдыхает облачко дыма.

– Необходимость скрываться, чтобы не застукали, добавляет адреналина.

Обернувшись, он кидает взгляд на окно гостиной. Там его жена Луиза пытается отобрать у детей, Беллы и Бадди, планшет и усадить их играть в слова. Даг, чтобы Луизе не было его видно, делает несколько шагов в сторону, прячась за яблоней.

– Прискорбно, если так, – принужденно смеюсь я.

В морозном воздухе облачко пара от его дыхания напоминает сигаретный дым.

– У нас с Луизой нет других развлечений. Работа-фитнес-телевизор-сон – вот и вся моя жизнь. Сплошная рутина.

Чувствую укол зависти. На мой взгляд, такая рутина – отнюдь не плохо.

– Так значит, ты курильщик и при этом любитель фитнеса? – как бы между прочим уточняю я. – Не находишь, что в таком случае абонемент в спортзал – напрасная трата денег?

– Да, кстати о трате денег. Мы собираемся съездить отдохнуть. – Даг, прищурившись, снова затягивается сигаретой.

Я жду. У нас с Дагом всегда были противоположные взгляды на то, что такое хороший отдых.

– Мы всей семьей летим на Канары. Дети впервые побывают за границей. Надеюсь, эта твоя тревожность… – Даг выделяет голосом последнее слово и изображает пальцами кавычки, идимо, чтобы подчеркнуть собственное превосходство. – …не будет портить нам отпуск.

Сердце начинает учащенно биться.

– Рад за вас.

– Мы заказали отель, где все включено.

– Что, с игровыми комнатами, бассейнами и всем прочим?

Даг пожимает плечами.

– Ну да.

– Тогда, может, Белле стоит начать заниматься плаванием? Уверен, ей понравится. Недаром Луиза называет ее рыбкой.

Даг фыркает.

– Может. Спасибо за ценный совет. В любом случае, главное, чтобы ты не заявился в аэропорт и не приказал нам поворачивать обратно.

Я бы так и сделал, если бы самолету Дага суждено было упасть. К счастью, это вряд ли когда-нибудь произойдет. У Дага шансов попасть в авиакатастрофу – примерно один на десять миллионов.

Жаль, что брат мне так мало доверяет. Да, иногда я даю необычные советы и делаю странные предупреждения, и все-таки чаще всего я действую мягко, не напрямую. Конечно, если нет угрозы для жизни и необходимости срочно принимать меры. Как в тот раз, когда я увел Дага из паба, где ему предстояло подраться с каким-то громилой и заработать перелом челюсти. Или когда отговорил Луизу ехать к стоматологу-дилетанту, из-за которого ей грозила хроническая боль в шее. Или когда помог задержать вора до того, как тот ограбит их обоих. Правда, в полиции я не мог предъявить ему никаких обвинений, поэтому напирал на его подозрительное поведение.

– Может, и тебе стоит отдохнуть? Когда ты последний раз ездил в отпуск?

Я ничего не отвечаю. Кто же в наши дни, в эпоху «Инстаграма», когда для тебя открыт целый мир, признается, что ни разу не покидал пределов Великобритании?

– А, точно, – вспоминает Даг, – ты был Испании в две тысячи третьем.

Киваю. В тот раз я соврал. Сказал родным, что лечу отдыхать с компанией однокурсников, а сам вернулся в общежитие в Шеффилде на две недели раньше остальных. Когда ребята приехали, я внимательно выслушал их впечатления о путешествии, записал в блокнот и позже выдал за свои собственные.

Даг качает головой:

– Одна поездка в Испанию с однокурсниками – и с тех пор ничего! Я думал, мне скучно живется, но по сравнению с тобой…

– Мне и здесь хорошо. – Если что, я могу быстро оказаться в нужном месте. Это успокаивает.

– Ну да. Оно и видно. – Нахмурившись, брат делает еще затяжку. – Знаешь, что бы я тебе посоветовал? Обратиться к опытному вра…

– Ясно, – перебиваю я и, сунув руки в карманы, начинаю пританцовывать на месте: холодно.

– У тебя столько лет нет девушки. Это же ненормально!

Сам того не подозревая, он напомнил мне о разговоре про «быстрые свидания», который состоялся у нас с Кэлли на той неделе. Помню, как она записывала заказ, а я любовался ее аккуратным почерком, серебряными сережками в форме парящих птиц, выбившимися из прически прядями волос и выразительными карими глазами. Так и хотелось пригласить ее куда-нибудь, но я сдержался и поторопился уйти, пока Кэлли не догадалась, о чем я думаю. Почти десять лет назад я запретил себе поддаваться чувствам, но они без предупреждения вспыхнули во мне, и я ничего не могу поделать.

– Ты сейчас говоришь только про секс, а не про серьезные отношения, – возражаю я.

Даг хмыкает, как будто уверен, что у меня нет ни того, ни другого.

– Есть специальные таблетки. Можешь заказать их по Интернету, если так стесняешься.

Он имеет в виду успокоительное средство от моей тревожности, но я не упускаю случая сострить:

– Мы слишком молоды, чтобы пить виагру, разве нет?

Даг секунду медлит, переваривая услышанное, а затем фыркает.

– И все-таки я хочу, чтобы ты правильно меня понял насчет отпуска. Попробуешь его нам испортить – и ты мне больше не брат. Сейчас главное для меня – жена и дети.

Нервно сглотнув, киваю. Я ведь желаю Дагу только добра…

– Мама умерла двадцать два года назад, Джоэл. Тебе давно пора повзрослеть. – Даг хлопает меня по плечу и, всучив свою дымящуюся сигарету, уходит в дом.

Я смотрю на то место, где раньше стояли клетки с кроликами. Раньше мы держали целый зверинец: собак, кроликов, морских свинок и даже уток. Но после смерти мамы отец не заводил больше домашних животных. Постепенно все звери умерли, и теперь лишь смех резвящихся динозавриков оживляет этот дом.

Несколько секунд стою неподвижно. Душа болит, будто в ней вновь открылась старая, незаживающая рана. Смерть мамы – самое большое горе в моей жизни. Еще раз пережить такую потерю у меня не хватило бы сил.

Через несколько недель после звонка Иана я наконец перебралась на новую квартиру. Мама и папа помогли мне с переездом. Вещей у меня накопилось столько, что каждому пришлось тащить по огромной коробке. Мне было неловко просить родителей приехать, но они совсем не возражали. По-моему, они даже обрадовались, что я обратилась к ним за помощью.

Родители отбыли около половины седьмого: мама торопилась на собрание книжного клуба.

Пару часов спустя папа возвращается, уже с Мерфи: мы решили привезти его под покровом темноты, чтобы никто ничего не заметил. Небо усеяно крупинками звезд. Я выхожу на улицу встретить папу. Дверь за моей спиной захлопывается.

– Спасибо за все.

– Пожалуйста, милая. – Папа передает мне поводок Мерфи. – Ты же знаешь: мы всегда рады помочь.

– Мне кажется, я для такого уже старовата, – признаюсь я. Сегодня холодно, и изо рта у меня вырывается пар. – В прошлый раз вы так же провожали меня в студенческое общежитие.

Папа улыбается.

– Брось! Для нас ты – всегда ребенок.

Улыбаюсь в ответ. Родители… Даже если ты конченый неудачник, они обязательно найдут, как тебя утешить.

Папа обнимает меня. Я прижимаюсь к его широкой груди, вдыхаю привычный запах.

– Хочешь, Мерфи побудет у нас еще несколько дней, пока ты не договоришься насчет него с соседом?

Возможно, это разумно, но я не могу бросить Мерфи даже на одну ночь. Всякий раз, глядя на него, гадаю, понимает ли он, куда пропала Грейс. Папа видит выражение моего лица и мягко сжимает мое плечо.

– Нет так нет. Но не лучше ли сказать риелтору правду?

Я смотрю на Мерфи. Уставший за день пес осоловело моргает.

– Я бы не стала откровенничать с Ианом.

Папа, человек высоких моральных принципов, собирается что-то возразить, но решает не спорить и молча целует меня на прощание.

– Спасибо еще раз за цветы.

На новоселье родители подарили мне цветочный ящик, в который папа посадил примулы, папоротник, плющ, вереск и альпийские фиалки. «Установишь его на подоконнике со стороны улицы, и у тебя будет прекрасный вид из окна», – заявил папа. Подарок тронул меня до слез. Я горячо поблагодарила папу. Представляю, с какой любовью он выбирал для меня растения и высаживал их.

Папа уезжает, а я смотрю на окна соседа. Жалюзи опущены, света не видно. Наверное, его нет дома. Конечно, мне не удастся долго прятать Мерфи. Но я надеюсь договориться с соседом.

Пытаюсь отпереть дверь, однако ключ почему-то не влезает в замочную скважину. Пару секунд недоуменно верчу его в руках и тут осознаю: это ключ от квартиры, а ключи от общей входной двери я оставила дома.

Отступив назад, проверяю, закрыла ли я собственные окна. Не то чтобы я всерьез намеревалась карабкаться на второй этаж по водосточной трубе… А может, сосед вопреки договору аренды предусмотрительно оставил запасные ключи где-нибудь под цветочным горшком? Увы, поблизости не видно ни горшков, ни коврика, под которым можно спрятать ключ.

Я уже почти успеваю смириться с мыслью, что придется провести еще одну ночь у родителей, когда дверь распахивается, и выходит молодой человек.

Мы оба замираем, потеряв дар речи.

– Здравствуйте. – Я чувствую, что очень рада его видеть. – Что… что вы тут делаете?

– Живу. А вы? – Джоэл присаживается на корточки и гладит восторженно вертящегося вокруг него Мерфи. – Привет, малыш.

– Живете?

Он выпрямляется. В его глазах проскальзывает любопытство. Джоэл, как всегда, красив. На нем темно-синяя куртка, узкие джинсы и коричневые ботинки.

– Почти десять лет.

Какой счастливый поворот!

Джоэл ждет, чтобы я объяснила свое присутствие.

– Я новая квартирантка.

– Квартирантка Стива? – изумленно уточняет он.

– Да.

Джоэл расплывается в улыбке.

– Замечательно!

– Даже не верится…

– Значит, мы с вами соседи. – Он трет подбородок. – Ну, как дела? Хотя я сегодня уже спрашивал… Но вдруг с тех пор что-то поменялось?

Утром мы немного поболтали в кафе. Обсудили двух женщин, сидящих рядом с прилавком, которые заявились с большой упаковкой разноцветной оберточной бумаги. Мы сошлись на том, что не стоит продавать рождественские атрибуты по крайней мере до декабря. А потом припомнили, что еще в феврале, раньше, чем за два месяца до праздника, сами с удовольствием покупали пасхальные яйца.

Пора признаваться.

– Если честно, я не могу попасть домой. Забыла прикрепить на связку ключи от общей двери.

– Когда я сюда только переехал, со мной случилось то же самое, – мягким баритоном успокаивает меня сосед, распахивая дверь пошире, чтобы дать мне пройти. От него приятно пахнет: сандаловым деревом и пряностями. Меня немного смущает, что из-за переезда я так неопрятно одета: в старый серый свитер с дырками на локтях и в треники. Хорошо, что уже темно!

– Большое спасибо! – Я вхожу и останавливаюсь. – Понимаете, мне вообще-то нельзя держать здесь Мерфи, но…

– Я совсем не против.

– Спасибо! – с облегчением выдыхаю я.

Слава богу, что мой сосед – ты.

– Я же знаю, как тяжело снять квартиру, где хозяева разрешают заводить питомцев.

Откуда ему это известно? Однажды, глядя на то, какая дружба установилась у них с Мерфи, я поинтересовалась у Джоэла, есть ли у него собака. Он ответил, что нет. Наверное, раньше была…

Джоэл смотрит на часы.

– Мне нужно идти. Извините.

– Ой, конечно! Не буду больше вас задерживать.

– К сожалению, наш дворик почти весь заасфальтирован. С Мерфи можно погулять вон там, в тупике. Там есть газон и кустики.

– Да? Спасибо.

На лице Джоэла застыло непроницаемое выражение.

– Спокойной ночи, – мягко говорит он и уходит.

Через час после встречи с Кэлли, выгуляв Бруно, возвращаюсь домой. Остановившись в подъезде, кидаю взгляд на лестницу, ведущую в квартиру Стива… То есть в квартиру Кэлли. Она здесь, прямо надо мной. Представляю, как Кэлли неторопливо ходит по комнатам, раскладывая вещи, а длинные волосы волной укрывают ее плечи. Возможно, она зажгла свечу и включила приятную, легкую музыку. Сегодня утром, когда Кэлли подавала мне кофе, я заметил ее изумрудно-зеленый маникюр, уловил сладкий цветочный аромат ее духов. В тот момент я почувствовал неизъяснимое желание накрыть ее руку своей, заглянуть ей в глаза и пригласить на свидание.

Зажмуриваюсь. Нельзя все время думать о Кэлли! Хватит!

И все же мои мысли опять возвращаются к ней. Может, Кэлли услышала, как хлопнула входная дверь, когда я вошел? Вдруг она сейчас выглянет и пригласит меня на чашку кофе? Или сама зайдет ко мне за сахаром? Мы будем смеяться и шутить, как обычно, когда я прихожу в кафе. Кэлли знает множество забавных историй, у нее отличное чувство юмора.

Коротко вздыхаю. Пора спуститься с небес на землю. Ничего, это пройдет. Набежит и отхлынет, словно волна. Мои чувства наверняка не такие глубокие, как кажется. Нужно только больше времени…

На следующий день я захожу в гости к Кирану и его семье, а вернувшись домой, задерживаюсь в подъезде, чтобы проверить почту. В этот момент появляется Кэлли. За ней трусит Мерфи.

– Есть что-нибудь интересное? – Кэлли спускает Мерфи с поводка, и он, виляя хвостом, так радостно бросается ко мне, как будто мы не виделись целый месяц.

– Ничего, – развожу я руками. – Разве что счет за газ или напоминание о выплате по кредиту.

Кэлли кутается в теплую зеленую куртку с капюшоном, на шее у нее серый вязаный шарф.

– Мне никогда ничего не приходит, кроме рекламок и скучных банковских извещений, – признается она.

Улыбаюсь и меняю тему:

– Как квартира?

– Мне очень понравилась! Гораздо лучше, чем моя предыдущая: просторнее и теплее. – Она счастливо вздыхает и приподнимает бровь. – Остается посмотреть, что за тип мой сосед снизу.

Я смеюсь.

– Ой, он какой-то подозрительный! Я бы обходил его стороной.

Кэлли тоже смеется, теребя ключи. Я снова меняю тему:

– Вы только с работы? Уже поздно.

– Нет, я… зашла еще кое-куда.

– Простите, – спохватившись, смущенно извиняюсь я. – Хотел по-соседски проявить участие, а получилось, что читаю мораль, прямо как мой отец.

– Ерунда. На самом деле я тоже часто веду себя, как мама. Сегодня посоветовала одному посетителю не заказывать из магазина доставку на дом, потому что этих курьеров только за смертью посылать.

– Хм. И что же он ответил?

– Сначала ничего. А потом нахмурился и спросил, что я имею в виду. Ему от силы лет двадцать. Наверно, еще студент.

Вздыхаю с облегчением. Кажется, Кэлли не обиделась. Во всяком случае, пока. Приподнимаю стопку конвертов.

– Ну, я пойду. Надо уладить дело с кредитом. Бланки сами себя не подделают.

Кэлли вежливо смеется, поправляя волосы.

– Точно.

Помешкав, наклоняюсь к ней и уточняю:

– Шучу. На самом деле из меня не вышел бы мошенник. Даже когда покупаю выпивку, потею от страха.

С этими словами я скрываюсь у себя в квартире.

Ну вот. Мало того, что сострил неудачно, так еще и полез объяснять свою дурацкую шуточку, выставив себя полным идиотом. Ну зачем я вообще морочил Кэлли голову такими глупостями, как выпивка, пот и подделка бланков?! Давно я не чувствовал себя настолько неуклюжим, косноязычным и бестолковым. Без конца путался и пропускал реплики, как бездарный актер-любитель. Ничего удивительного, что Кэлли смеялась только из вежливости и выглядела такой напряженной перед тем, как мы расстались: наверное, ожидала услышать заключительную «гениальную» остроту!

Что со мной вообще происходит? Ведь я уже приспособился избегать девушек, которые мне нравились. Мне удавалось не замечать их взглядов и улыбок, от которых в животе порхали бабочки и сладко замирало сердце.

Когда-то я был без ума от Кейт. Мы познакомились на первом курсе университета и виделись каждый день. Кейт была милой, доброй и веселой. Она знала, что я плохо сплю, иногда исчезаю, постоянно нервничаю и витаю в облаках, но списывала это на напряженную учебу. В самом деле, со студентами такое случается.

Мы с Кейт встречались несколько месяцев. А потом я увидел очередной сон: на шестом году нашей совместной жизни она должна была мне изменить. Кейт находилась в незнакомой квартире, раздетая, на кровати (которую, как я понял, мы с ней делили) с каким-то немолодым мужчиной. Возможно, своим коллегой. Он выглядел очень важным и уверенным в себе. На тумбочке у постели стояла наша с Кейт фотография, что означало: мы все еще вместе.

Я не был уверен, что смогу это предотвратить. Не хотелось следующие шесть лет нервничать из-за возможной измены своей девушки. Партнеры должны доверять друг другу, а я отныне сомневался в Кейт. Нельзя просто так взять и простить измену, даже пока не случившуюся.

Поэтому я порвал с Кейт. Извинившись, наплел ей, что не вижу будущего у наших отношений. Мои объяснения прозвучали нелепо. Странное ощущение: получается, Кейт предстояло разбить мне сердце, но я ее опередил.

Трудно было пережить расставание с Кейт. Я еще долго не мог забыть ее, пока догорал огонь моей любви. Но через пять лет в моей жизни появилась Викки. Она играла в спектакле, который я пришел посмотреть, а потом мы случайно встретились в баре. Мы напились, и я так и не помню, как она оказалась в моей постели. Странно, что Викки выбрала меня, ведь поклонников у нее было немало.

Я пытался быть таким, каким Викки хотела меня видеть. Сначала у меня получалось. Потом мы съехались, и Викки, узнав меня получше, поняла, что я – не тот, кто ей нужен. Ее раздражало во мне все: моя тревожность, замкнутость и рассеянность, привычка полуночничать и писать в блокноте. Мы начали ссориться по пустякам, срываться друг на друга. Наши чувства теряли новизну. Так незаметно тускнеет фонарик, сдувается воздушный шар.

За все время, пока мы были вместе, я не увидел ни одного сна о Викки. Уже через полгода я понял: это означает, что я не питаю к Викки ничего, кроме привязанности. Тогда я вздохнул с облегчением. Конечно, наши отношения были лишены главного: любви. Зато я не боялся ни осложнений, ни потерь, ни кошмарных снов. Я не любил Викки – и так было гораздо легче. Возможно, с помощью Викки я боролся с собой, со своей природой.

После того, как мы расстались, я принял решение, простое, как все гениальное: я больше никогда никого не полюблю.

Сижу в Уотерфене и думаю о Грейс.

Впервые мы попали в Уотерфен еще детьми. Скакали, как зайчата, по деревянному мосту, соединяющему городской парк с заповедником. Бегали по дорожкам из досок и по песчаным извилистым тропинкам. Шлепали по заболоченным прудикам, ловили стрекоз мокрыми, поблескивающими на солнце руками. Грейс болтала о чем-то, а я шла вслед за ней сквозь пену белых цветов таволги, словно летела, как маленькая пчелка, упиваясь красотой этого сказочного места.

Грейс любила Уотерфен за то, что тот давал ей иллюзию свободы: можно было подождать с уроками. А я любила его просто за то, что он есть – полный жизни, лишенный притворства, не тронутый цивилизацией. Именно таким бог и создавал наш мир.

Мы бродили по безлюдному царству тростника и осоки, по полям, расцвеченным фиолетовыми всполохами кипрея. Слушали птичьи трели, доносившиеся из густой листвы. Шутили, мечтали, обсуждали школьные дела. Гуляли допоздна, пока вечерняя свежесть не остужала воздух.

И однажды нашли это дерево. В дальнем уголке заповедника, низко склонив над водой ветви, раскинулась величественная старая ива. Мы взбирались по испещренному морщинами стволу, ныряли в зеленый водопад листьев и, болтая ногами, улыбались друг другу, поглядывая на проходивших внизу людей. На неровной, покрытой наростами коре мы вырезали наши инициалы.

Несмотря на сырость и холод, залезаю, как в детстве, на дерево. Инициалы сохранились до сих пор: полустертые из-за дождя, поросшие мхом. Провожу по ним ладонью, стараясь не вспоминать о надписи на надгробном камне Грейс. Мы с Беном составили ее вместе: «Грейс Гарви. Обожаемая жена, дочь, племянница и внучка. Излучающая оптимизм. Исключительная и неподражаемая».

Я никому не рассказывала о дереве. Оно только наше, мое и Грейс.

Когда я закончила университет и вернулась в Эверсфорд, я не понимала, куда пойти работать. Грейс в это время путешествовала, а Эстер временно жила в Лондоне вместе с Гэвином. Без друзей я чувствовала себя одиноко. Только прогулки по Уотерфену, под птичьи трели, среди деревьев и цветов, придавали мне сил.

Снова размышляю о вакансии, про которую Гэвин говорил мне несколько недель назад. С тех пор я каждый день проверяю сайт Уотерфена. Информация о ней до сих пор не появилась, но я знаю, что в благотворительных организациях на все нужно время, что им не так-то просто добиться финансирования.

Однако даже если объявление о приеме на работу опубликуют, смогу ли я подвести Бена и доверить кому-то чужому мечту Грейс, словно ненужное наследство? И все же. У меня есть свои мечты. Например, работать здесь, в Уотерфене. Вдыхать среди тростниковых зарослей сладкий аромат лета, слушать трубные крики выпи, любоваться проносящимися по небу стрижами. Мокнуть под дождем, пачкаться в грязи, обливаться потом под жарким солнцем, задыхаясь от счастья. Это место приносит мне столько радости, и я бы хотела хоть как-то отблагодарить его.

«Прости, – шепчу я, обращаясь к незримо присутствующей Грейс. – Знаю, что ты мечтала о собственном кафе. Но это – твоя мечта, и я не уверена, что она сможет стать и моей тоже».

По дороге домой я ощущаю прилив смелости – то ли из-за воспоминаний о Грейс, то ли из-за надежды уйти из кафе. Поэтому решаюсь позвать Джоэла к себе на чай. В конце концов, мы уже неделю как соседи. К тому же он всегда может отказаться.

– У тебя здесь все так по-домашнему! – восклицает Джоэл, когда мы входим в гостиную.

Разматываю шарф и уже собираюсь по привычке кинуть его на диван, но, спохватившись, аккуратно складываю его и кладу на полку у двери. Ведь «по-домашнему» вполне может означать «не прибрано». Половина вещей так и лежит в коробках. Конечно, нужно было сначала все разложить по местам и только потом звать Джоэла в гости.

Прежде чем принять приглашение, он какое-то время колебался. Я даже испугалась, что поставила Джоэла в неловкое положение и он не знает, как отказаться. Но прежде, чем я успела пойти на попятную, Джоэл согласился зайти.

Надеюсь, он не считает, что квартира должна быть идеально чистой и стильной. Здесь нет ничего, что характеризовало бы меня как взрослого, успешного человека. Вся мебель осталась от прежних хозяев. У меня нет ни картин, ни дорогих статуэток, ни дизайнерских украшений. Только лоскутное покрывало, скрывающее пятна от кофе и вина на диване, старые пробковые подставки под чашки и набор разномастных кружек с изображениями животных – их мне часто дарят родители и друзья. В гостиной стоят два книжных шкафа разного цвета с книгами о природе и фигурки птиц и зверей – тоже подарки. На подоконнике – горшки с цветами. А проход в кухню загораживают еще не разобранные коробки. Только бы Джоэл о них не споткнулся!

На минуту забежав в спальню, переодеваюсь, поправляю прическу и провожу помадой по губам. Вернувшись в гостиную, предлагаю Джоэлу что-нибудь выпить.

– Есть кофе, чай и недорогое вино.

Помедлив, он выбирает вино. Пока я достаю из холодильника бутылку и разливаю напиток по бокалам, Джоэл подходит к книжному шкафу. Мерфи следует за ним. Наблюдаю, как Джоэл медленно проводит ладонью по корешкам книг: «Словарь растений», «Уход за деревьями», «Лишайники», «Чешуекрылые». Какой же он стройный и красивый! И спокойный. Мне бы очень хотелось узнать его получше.

– Боюсь, тут нет ничего стоящего внимания. Я скучный человек.

И это мягко сказано. В детстве я обожала книги и передачи о природе. Ранней весной выбегала босиком в сад и, пачкаясь в грязи, собирала палочки, листочки и яичные скорлупки. Иногда в жаркие летние вечера папа ставил деревянный ящик, а на него клал фонарь. Поутру мы находили в ящике привлеченных светом мотыльков: розовых бражников, пестрых медведиц-кайя, а еще крапчатых медведиц – этих бабочек с крыльями, напоминающими королевскую мантию, я любила больше всего. Мы любовались ими, а затем укрывали их в траве от птиц и солнечного света, чтобы ничто не грозило мотылькам, пока они спят.

Мой бывший, Пирс, всегда подтрунивал над моим интересом к природе. Он без жалости мог наступить на паука, раздавить кружкой из-под пива осу, прихлопнуть спящую бабочку. И каждый раз, когда он поступал так, вместе с убитым существом умирала и частичка моей любви к нему.

– Увлекающиеся люди не бывают скучными, – возражает Джоэл.

– Это всего лишь хобби.

– Ты не хотела бы заниматься им профессионально?

– Возможно, – уклончиво отвечаю я, решив не вдаваться в подробности.

Протягиваю ему бокал. Мы негромко чокаемся и отпиваем вина. По телу разливается тепло, и дело тут не только в алкоголе.

Джоэл наклоняется, разглядывая горшки на подоконнике.

– Что это за растения?

– Там, слева, зелень, а тут – просто комнатные цветы. Люблю природу.

Джоэл подходит к другому книжному шкафу, где стоят географические атласы, путеводитель по Чили, справочник о птицах Южной Америки и другие книги о разных странах. Например, о прибалтийских – эту книжку отдала мне мамина подруга, которая когда-то там побывала. Думаю, родители хотели туда слетать, но так и не выбрались. Мы мало куда ездили: только в Испанию, Португалию и Францию.

Я могла часами сидеть в кресле и листать эти книги, в мечтах уносясь в не тронутые цивилизацией далекие деревушки и залитые лунным светом долины, туда, где небо сливается с землей.

– Значит, ты много путешествуешь, – заключает Джоэл.

Вспоминаю о Грейс. Ее бы догадка Джоэла очень позабавила.

– Разве что во сне.

Он слегка вздрагивает.

– Значит, ты не…

– Пока нет. Но надеюсь, когда-нибудь… – Отпиваю вина. – На севере Чили есть национальный парк Лаука, в котором мне всегда хотелось побывать.

Джоэл поднимает на меня взгляд.

– Да?

Киваю.

– Учительница в школе говорила, что это – природное наследие ЮНЕСКО, – нарочито-торжественным тоном добавляю я и смеюсь. – Это звучало так интересно и необычно… Как будто парк Лаука – где-то в открытом космосе.

Джоэл тоже смеется.

– И правда!

Одна моя однокурсница утверждала, что видела в этом парке очень редкую птицу, которую мало кому доводилось заметить. Тогда мне еще сильнее захотелось поехать в Чили.

– Меня почему-то тянет в дальние края. Туда, где ощущаешь, какая наша планета огромная.

Джоэл улыбается:

– Да, когда смотришь на звезды, сразу понимаешь, что ты совсем крохотный.

Мы садимся на диван. Джоэл гладит Мерфи по голове, чешет ему за ухом. Делаю глоток вина.

– А ты? Где ты успел побывать?

– Если честно, я… ни разу не был за границей, – вздыхает Джоэл. Он кажется смущенным, словно признался, что не смотрит футбол и не любит «Битлз». – Скучно со мной, правда?

Я удивлена, но в то же время чувствую облегчение: хорошо, что он не объездил всю землю, как Грейс, и не собирается рассказывать увлекательные истории о путешествиях. Иначе моя жизнь показалась бы совсем серой и неинтересной. Заверяю его:

– Вовсе нет. На самом деле я тоже домоседка. Не ездила никуда дальше Европы. А ты почему?..

– Сложно объяснить.

Я собираюсь спросить, в чем дело, но Джоэл поспешно меняет тему:

– Ты давно работаешь в кафе?

– Полтора года. Раньше кафе принадлежало моей подруге, Грейс. Она… – Слова застревают в горле. – Прости. Она недавно умерла.

Некоторое время Джоэл молчит.

– Мне очень жаль, – тихо произносит он. – Что произошло?

– Ее сбило такси. Водитель был пьян.

Джоэл смотрит на меня с сочувствием, и это дарит утешение.

– Его поймали?

Киваю.

– Он получил шесть лет.

И я рассказываю Джоэлу все: о Грейс, о том, как я забрала к себе Мерфи и ушла с работы, чтобы помочь Бену с кафе.

– До этого я была секретарем в компании, производящей жестяные контейнеры. Ну там, для напитков, красок, аэрозолей… – хлопаю себя по губам. – Неважно. Одна мысль об этом нагоняет тоску. А ты где работаешь?

Ему явно становится не по себе.

– Я был ветеринаром.

Невероятно! Секунду я даже не нахожу, что сказать. Едва не задаю вопрос, почему же он раньше молчал. Однако успеваю прикусить язык. С какой стати он вдруг стал бы говорить мне об этом?

– Был? А сейчас?

– Временно не работаю.

– Решил сделать передышку?

– Вроде того.

– Наверное, профессия ветеринара, как и врача, очень тяжелая.

– Иногда.

– Не скучаешь по работе?

Помедлив, Джоэл объясняет, что нет, потому что и так много возится с животными: почти каждый день выгуливает целую свору соседских собак.

Улыбаюсь. Как хорошо, что на свете еще остались такие добрые, бескорыстные люди!

Джоэл снова отпивает из бокала. Любуюсь его руками, большими и сильными – такие и должны быть у хорошего, опытного ветеринара.

– А куда переехал Стив? – интересуюсь я.

– В новостройку рядом с пристанью.

– Я все детство провела в этом районе, гуляла в заповеднике…

– В Уотерфене?

– Да. – Приятно, что Джоэл о нем знает. – Ты там бывал?

Он кивает, внимательно глядя на меня своими черными глазами.

– Самое подходящее место, чтобы проветрить голову. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю.

Мы разговариваем еще несколько минут, допиваем вино. Прежде чем я успеваю налить еще, Джоэл встает, благодарит меня, гладит Мерфи на прощание. Выходя из комнаты, он, немного поколебавшись, легко касается губами моей щеки. Меня кидает в жар, и даже несколько часов спустя я все еще ощущаю его поцелуй.

Мелисса проделала долгий путь из Уотфорда, чтобы вытащить меня в магазинчик на углу. Сегодня Хэллоуин, и горстки залежавшихся мандаринов явно не хватит на всех детишек, которые придут выпрашивать угощение.

Уже больше недели минуло с тех пор, как я побывал в гостях у Кэлли. Я долго не решался в ответ позвать ее к себе. Часто прокручивал в голове предстоящий диалог, пытаясь сделать его как можно более легким и гладким, а потом напоминал себе, что нельзя поддаваться чувствам. Я ведь давно решил, что не буду заводить серьезных отношений.

Я мог бы перестать заходить в кафе, но это все же чересчур. В конце концов, я взрослый, солидный мужчина, а не подросток, чтобы так бороться с влюбленностью. К тому же Кэлли все равно живет со мной в одном доме, пусть и на другом этаже, и я не в силах запретить себе о ней думать. Она очаровательная и непосред-ственная, внимательная и заботливая. Кэлли сортирует нашу почту, напоминает мне о приезде мусороуборочной машины, иногда оставляет коробочку с пирожным на коврике перед моей дверью. А самое приятное в нашем соседстве – пение Кэлли, которое по утрам доносится из ее ванной. Хотя она совершенно не умеет петь, мне нравится просыпаться под необыкновенно милый звук ее голоса.

– Давай ты сам откроешь деткам дверь? – предлагает Мелисса на ходу. – Вот они испугаются!

– Вообще-то я прекрасно лажу с детьми.

– Да брось! Ты же их терпеть не можешь!

– Неправда, я люблю детей. Мои племянники подтвердят.

– Но тебе не нравится «История игрушек».

– И что?

Мелисса пожимает плечами.

– Странно. Все обожают «Историю игрушек».

– А по-моему, странно, что взрослые смотрят мультики.

Мелисса откидывает платиновую прядь парика с лица. Вечеринка в Уотфорде, на которую ее пригласили, отменилась, но Мелисса все равно надела маскарадный костюм. Она изображает героиню Джулии Робертс из «Красотки». А еще она притащила баллончик серебристого лака для волос и спросила, не хочу ли я выступить в роли Ричарда Гира. Я ответил, что не хочу.

– Мелисса, может, ты пойдешь сзади? Чтобы никто не подумал, что ты со мной.

– Ха-ха! – Она берет меня под руку. – Мне нравится тебя смущать, Джоэл. Ты такой нервный и взвинченный.

Да, с этим не поспоришь.

Расставшись с Мелиссой у кондитерского отдела, кладу в корзинку печеную фасоль, белый хлеб, томатный суп в пакетиках и пиццу. Может, когда-нибудь я научусь готовить, как подобает человеку в моем возрасте, и перестану покупать полуфабрикаты, но пока меня все устраивает.

– Еще раз с праздником! – мелодично раздается сзади.

Оборачиваюсь. Это она!

Утром в кафе Кэлли принесла мне тыквенный латте с безе в виде привидения. Ее солнечная улыбка до сих пор не выходит у меня из головы.

– Мы забыли обсудить, кто будет открывать дверь детям и угощать их.

Делаю вид, что обдумываю ее слова.

– Я считаю, им вообще не надо открывать.

– Как это?

– Подождем – и они сами уйдут.

– А я считаю, твоя квартира ближе к входной двери, – улыбается Кэлли. – Ты же не станешь заставлять меня бегать вверх-вниз по лестнице?

Приподняв бровь, поддразниваю ее:

– Почему бы и нет?

– Ладно, давай так: ты открываешь дверь, я покупаю угощение. – Она показывает мне пакетики «Харибо» с нарисованными привидениями и тыквой. – Остатки делим пополам. Так будет честно.

Наши взгляды встречаются, и у меня теплеет на душе. В то же мгновение в нос ударяет приторный запах духов, и чья-то рука по-хозяйски ложится мне на талию. Мелисса! Мое сердце сжимается. Конечно, Мелисса не заслужила такого отношения. Единственное, что могу сказать в свое оправдание, она одета, как проститутка.

– Пойдем, котик. Я взяла «Харибо».

Прокашливаюсь.

– Мелисса, это Кэлли.

Улыбка на лице соседки угасает.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – вторит ей Мелисса. – А у вас что за костюм?

Кэлли с удивлением смотрит на меня.

Сгорая от стыда, поворачиваюсь к Мелиссе.

– В костюме у нас только ты.

– Ну ладно, я пойду, – вежливо кивает Кэлли. – Приятно было вас обоих увидеть.

Мелисса берет меня за руку и тащит к кассе, громко стуча каблуками по полу.

– Что это за сучка?

– Эй! – я отнимаю у нее свою ладонь. – Полегче на поворотах!

– Джоэл, да я просто тебя подначиваю. Ты и впрямь весь взвинченный и нервный.

– Прекрати.

– Кто она?

– Соседка сверху. Квартирантка Стива.

– Знаешь, что тебе нужно?

– Заплатить за покупки и идти к себе. Желательно одному.

– Ха-ха. Ты и правда меня любишь.

Нет, не люблю, мысленно возражаю я. Совсем не люблю.

Я сижу в гостиной на полу, прислонясь к стене. Рядом лежит картонка с пиццей. Я, как всегда, заказал нам на двоих пепперони: Мелисса ее любит, хотя съедает не больше двух кусочков. А я терпеть не могу такую колбасу и снимаю ее с пиццы.

Мелисса опускается рядом и берет кусок пепперони.

– Кстати, ты помнишь, что мы вместе уже три года?

– Так долго?

Мелисса скептически улыбается.

– Только не говори, что не помнишь, когда впервые положил на меня глаз.

Точная дата и правда вылетела у меня из головы. Однажды вечером я отправился в фитнес-клуб. Надеялся, что напряженные тренировки избавят меня от проблем. Какое-то время покрутив педали на велотренажере, я едва не свалился оттуда замертво.

Мелисса – безупречно накрашенная, в лайкровом спортивном костюмчике, с собранными в хвост волосами – подошла ко мне, когда я, согнувшись пополам, боролся с тошнотой.

– Что, дал себе слово с нового года приобщиться к спорту?

Она так подумала, потому что на дворе стоял январь. Вообще-то я скептически отношусь к тому, чтобы начинать что-то с нового года.

– Просто хочу привести себя в форму, – выдохнул я.

– И как, получается?

– Есть кое-какие успехи.

– Ого! Ну, если это успехи, то что же было раньше?

Приняв душ и выпив по протеиновому коктейлю, мы поехали ко мне. Через пару недель Мелисса совершенно неожиданно снова позвонила. С тех пор наши встречи стали регулярными.

Слышно, как наверху у Кэлли скрипят половицы. Представляю, как она ходит по комнате с бокалом. Приближается к окну, чтобы выпить вино, любуясь звездами.

Хотелось бы знать, что Кэлли подумала обо мне, когда встретила нас с Мелиссой в магазине. Может, решила, что Мелисса моя девушка? Посчитала меня ветреным и безответственным? Если так, наверное, это к лучшему.

– Доминик терпеть не может пиццу, – мимоходом роняет Мелисса.

Имя мне ни о чем не говорит, но тон, с которым Мелисса его произносит, хорошо знаком. Такое уже случалось. Мы никогда не обещали хранить друг другу верность, и это устраивает нас обоих. Поэтому наши отношения длятся уже столько времени.

– Кто такой Доминик? – подыгрываю я Мелиссе, счищая с грязных тарелок остатки сыра.

– Мой парень.

– Старше тебя?

– С чего ты взял?

Пожимаю плечами.

– Тебе же нравятся мужчины вроде Ричарда Гира.

Мелисса чуть улыбается.

– Нет, не старше.

– Это к нему ты собиралась сегодня в гости?

Мелисса кивает.

– Мы поссорились. Он требует, чтобы я переехала к нему.

– И долго вы встречаетесь?

– Три недели.

Прожевав пиццу, заключаю:

– Тогда это точно любовь.

Мелисса выглядит довольной.

– Да ты никак ревнуешь?

– Мелисса, послушай, если ты встретила кого-то, кто тебе нравится, то…

– То что?

– То нам не стоит больше встречаться. Я желаю тебе счастья.

Наступает тишина, и я слышу, как бьется сердце – может, мое, а может, Мелиссы. Не могу разобрать, чье: так близко мы сидим.

– Давай сегодня просто поговорим? Нам вовсе не обязательно этим заниматься, если ты не хочешь.

Вытянув шею, она целует меня в губы.

– Спасибо. Но я хочу, милый мой пиццеед.

Ох уж эта Мелисса. Всегда скажет именно то, что нужно.

Сон врывается в мое сознание, сдавливает горло, лишая возможности дышать.

Суббота, вечер, минул примерно год. Я нахожусь на кухне у отца, а он, багровый от гнева, исступленно орет на меня и грозит мне пальцем.

– Ты мне не сын! – вопит папа. – Я тебе даже не отец!

Он повторяет это еще несколько раз. Я молча стою перед ним в испуге и смятении.

В конце концов папа направляется к двери, запретив мне следовать за ним. Тэмсин, стоящая у противоположной стены, глядит на нас во все глаза и от изумления роняет банку клубничного джема. Банка падает, и джем растекается по полу, напоминая кровь.

Выбегаю из кухни и, остановившись у лестницы, кричу в удаляющуюся спину отца:

– Папа, о чем ты говоришь? Папа!

Спустя несколько дней после Хэллоуина Джоэл останавливает меня в коридоре.

– Слушай, мне нужно перед тобой извиниться.

Извиниться? Неужели за шум, доносившийся из его квартиры в четверг, поздно вечером? Мои губы непроизвольно разъезжаются в улыбке.

Я смотрела на ноутбуке новый документальный фильм о загрязнении океанов и, когда раздались первые толчки, в недоумении убавила громкость. Постепенно колебания стали более ритмичными, их начали сопровождать вздохи и стоны. Я остановила фильм и замерла, прислушиваясь к звукам. Я думала о Джоэле и ничего не могла с собой поделать. Пыталась представить, как он выглядит в это время и каково это – быть на месте Мелиссы. Мое лицо пылало, сердце учащенно билось. Я закрыла глаза, чтобы дать волю воображению. В этот момент до меня долетел последний, завершающий возглас, и все стихло.

Сгорая от стыда, я включила воспроизведение и постаралась сосредоточиться на том, как пластиковые отходы волной прибивает к пляжам в Индонезии. Но мысль о произошедшем той ночью преследовала меня еще несколько дней.

С тех пор из-за неожиданного наплыва посетителей в кафе я едва успела перекинуться с Джоэлом парой слов, и сейчас мне трудно взглянуть ему в глаза. Вряд ли он догадывается, что случившееся не показалось мне ни шокирующим, ни оскорбительным, а скорее совсем наоборот. Джоэл тоже выглядит смущенным. Насколько я могу судить, больше ему не за что просить прощения. И я беру инициативу на себя.

– Тебе незачем извиняться.

– Мы выпили…

– Ничего страшного.

– Обычно она так себя не ведет.

– Всякое бывает.

– Она становится немного несдержанной после…

Пытаюсь жестом остановить его.

– Все в порядке.

– Ее костюм был просто…

– Я понимаю, честно.

– Мелисса так шутила. Хотя тон, конечно, выбрала неудачный.

– Так ты… о том, что Мелисса сказала мне тогда в магазине?

– Да… А ты о чем?

Нервно сглатываю.

– Неважно. Мы с тобой не так друг друга поняли.

В ту же ночь, позже, меня разбудили отчаянные крики Джоэла. Голоса Мелиссы я не слышала, значит, они не ссорились. Наверное, Джоэлу приснился кошмар. Однако после нашего разговора я не решаюсь спросить, что произошло. Боюсь показаться Джоэлу назойливой и не в меру любопытной – в общем, худшей соседкой в мире.

Джоэл озадачен, однако улыбается и меняет тему.

– Мерфи не боится фейерверков?

Сегодня Ночь Гая Фокса, небо то и дело озаряется вспышками разноцветных искр. Повсюду гремят салюты и звучит музыка, превращая все вокруг в огромный ночной клуб.

– Бен отвел его к своим родителям. Они живут на отшибе, и у них поблизости нет никаких соседей.

– Отлично придумано.

Улыбаюсь ему в ответ.

– Какие планы в Ночь Гая Фокса?

– Никаких, – заявляет Джоэл нарочито возмущенным тоном. – Терпеть не могу этого парня!

Я смеюсь.

– Дот и ее друзья, с которыми она занимается водными лыжами, устраивают вечеринку в парке. – Глубоко вздыхаю. Повисает молчание. Я бы хотела позвать его туда, но он, конечно, будет отмечать праздник со своей девушкой… И все же я решаюсь: – Если ты не занят, мы могли бы…

Джоэл слегка улыбается и медлит с ответом. Наконец, через пару секунд, он хрипло соглашается:

– Я с удовольствием.

На самом деле у меня были планы: как всегда, трястись от холода в саду у Дага вместе с остальными членами семьи и смотреть, как брат запускает петарды, две трети из которых так и не взлетают. Я как раз размышлял, как бы от этого отвертеться. Чувствую себя слишком усталым из-за того, что последнее время очень мало сплю. К тому же я все еще не могу прийти в себя после сна об отце. Постоянно просматриваю наши совместные фотографии и со слезами на глазах перечитываю его старые сообщения. Наверное, так ведут себя после смерти близкого человека.

Снова думаю о том кошмаре: «Ты мне не сын! Я тебе даже не отец!» Такое нельзя выкрикнуть просто так, даже в пылу ссоры, только чтобы сделать собеседнику больно. А это означает, что, возможно, за словами отца кроются тайны прошлого. Мне хочется разузнать об этом побольше. Но я боюсь спрашивать об этом напрямую: разговор получится слишком серьезным. Лучше приеду к папе, когда его не будет дома, и сам поищу какие-нибудь доказательства и подсказки.

Десять минут спустя мы с Кэлли встречаемся у выхода из дома. Ночь холодная, но ясная, как летом: небо, озаряемое всполохами фейерверков, усыпано крошками звезд. Сияет неестественно яркая луна. Такая погода в начале ноября бывает не часто.

Кэлли до бровей надвинула черную шерстяную шапочку и до подбородка намотала красный шарф. Сунув озябшие руки в карманы, мы направляемся к реке, время от времени сталкиваясь плечами.

Напоминаю себе, что мы идем не на свидание. Это чисто дружеская встреча. Она ничего не значит. Мы просто соседи. Раньше я точно так же ходил любоваться фейерверками со Стивом и Хейли.

– Вы с Мелиссой давно вместе? – В голосе Кэлли звучит любопытство, что вполне логично, учитывая эпатажный стиль моей подружки.

Нервно смеюсь, пытаясь скрыть неловкость.

– Все не совсем так, как кажется.

Кэлли поворачивается ко мне:

– Правда?

– Не знаю, как объяснить… Может, и не надо этого делать.

– Почему?

– Вдруг ты начнешь плохо обо мне думать.

Мы проходим еще несколько шагов.

– Друзья, но не только? – догадывается Кэлли.

– Угу.

– В этом нет ничего страшного.

– Ничего хорошего тоже.

– В мире вообще нет совершенства.

– Ты права, – соглашаюсь я.

Да уж, в точку.

Раздается грохот, и над нами обрушивается водопад разноцветных искр, освещая все кругом.

Дот и ее приятели расположились у лодочного домика на озере. Играет негромкая музыка, стол уставлен напитками, а в специальной чаше для разведения огня – точно такой же, как та, в которой папа сжигает опавшие листья – горит костер. Я давно не был на вечеринках, за исключением тех, что мы устраивали в узком семейном кругу. Меня поражает всеобщая слаженность действий: одни жарят маршмеллоу, другие пекут картошку, а дети бегают с бенгальскими свечами, оставляющими за собой в воздухе сверкающий хвост, как у кометы.

Дот выглядит так, словно явилась прямиком из шестидесятых: прическа с начесом, яркий макияж, украшения в стиле ретро. А ее куртка слегка смахивает на военную.

Дот обнимает меня, чмокает в щеку и сует в руки чем-то наполненную кружку.

– Привет, Посетитель! Я так и знала!

– Что знала? – интересуюсь я.

– А что это за питье? – быстро вмешивается Кэлли, раскрасневшаяся от холода и быстрой ходьбы.

– Горячий праздничный пунш. Сама готовила!

– Из чего?

Дот пожимает плечами.

– В основном из рома. Ну, и понемножку из всего, что было.

Классический вариант.

Напиток получился вкусный: сладкий и крепкий, как забродивший сок тропических фруктов. Правда, мне хотелось кофе, ну да ладно, оставлю его на потом.

– Мне тут нравится один парень, – доверительно сообщает Дот, беря меня под руку. Встречаюсь взглядом с Кэлли и улыбаюсь. – Вон тот блондин, который стоит спиной к нам и жарит маршмеллоу. Как он тебе?

Секунду я гадаю, что можно сказать о незнакомом человеке, видя только его затылок.

– По-моему, умелый и трудолюбивый.

Дот в молчаливой задумчивости пьет пунш.

– Пожалуй, ты прав, – наконец заявляет она, отрываясь от кружки. – Совсем не в моем вкусе. Да он вообще финансовый управляющий клуба! Только глянь, как аккуратно переворачивает маршмеллоу!

– Я вовсе не это хотел…

– Нет, все правильно! Что на меня нашло? Он ведь даже не запускает фейерверки!

– Извини, – кротко каюсь я, недоумевая, как всего за несколько секунд умудрился так круто отвести от нее стрелу Купидона.

– Ладно. Налью себе еще пунша. – Дот удаляется к лодочному домику.

– Я что-то не то ляпнул?

– Да нет, – хохочет Кэлли. – Что ты еще мог ответить?

– Судя по всему, Дот предпочитает пироманов.

– Не волнуйся, у Дот очень своеобразные представления об идеальном мужчине.

По песчаной тропинке, петляющей между деревьями, мы подходим к каменистому берегу озера. В темноте оно напоминает огромную чернильницу. Вода лишь слегка поблескивает в лунном свете.

– Интересное прозвище дала мне Дот.

– Посетитель? Необычное, правда?

– И четко определяет границы.

Кэлли смеется.

– Вообще-то ей известно, как тебя зовут. Наверное, Дот просто слишком много выпила.

– А почему она сказала «так и знала»?

Кэлли вздыхает.

– Понятия не имею.

На безопасном расстоянии от лодочного домика блондин, приглянувшийся Дот, оставляет маршмеллоу. Вокруг него собирается толпа, напоминающая стаю пингвинов. Через несколько секунд над нами начинают с грохотом вспыхивать и рассыпаться фейерверки. Мы глядим в ночное небо, сияющее многообразием ярких красок, как на причудливую работу кисти художника-абстракциониста.

– Чувствую себя подростком, – признается Кэлли, когда раскаты первого залпа стихают. – В парке, ночью, с кружкой пунша…

Хлопаю себя по лбу:

– А! Так вот где я тебя видел много лет назад!

Кэлли смеется и смотрит на меня.

– Дот тебя помадой испачкала.

– Да?

– Если хочешь, я могу…

Не дожидаясь ответа, она снимает перчатку и пальчиком осторожно проводит по моей щеке.

– Вот так.

У меня сжимается сердце, и начинает щипать в глазах. Какая Кэлли красивая! С трудом подавляю желание взять ее за руку.

– Спасибо.

Кто-то из толпы зовет Кэлли, и мы по поросшему травой склону направляемся к лодочному домику.

– Вы с нами? – интересуется Дот, решительно устремляясь к озеру.

– Куда?

– Покатаемся на гидроцикле.

Поперхнувшись пуншем, Кэлли заходится кашлем.

– Ты что! Вода ледяная!

– А у меня гидрокостюм!

– Дот, ты же выпила. Утонешь!

– Не-а. Натан – спасатель, профессионал.

Кэлли морщит нос. Вероятно, как и я, подозревает, что Натан может оказаться не таким уж профессионалом, раз нарушил главное правило спасателей: не быть безответственным идиотом.

– Не волнуйся, он сегодня не пил ничего крепче лимонада. – Дот поворачивается ко мне. – Хочешь с нами, Посетитель?

– Нет, благодарю. Не хочу перед всеми дефилировать в гидрокостюме.

Дот прыскает.

– Не стесняйся, тут все свои!

– Спасибо за приглашение. В другой раз, – отказывается за нас обоих Кэлли.

Дот обнимает подругу, целует ее в макушку, и я ощущаю необъяснимый укол ревности.

– Ну, что я говорила?! – восклицает Дот.

Кэлли пожимает плечами, а Дот спешит обратно к лодочному домику – вероятно, чтобы завербовать других добровольцев – будущих утопленников.

Я отпиваю еще пунша.

– А что она говорила?

Кэлли медлит с ответом, затем предлагает:

– Пойдем прогуляемся?

– Не обращай на Дот внимания. Просто она считает меня старой занудой.

Мы бредем по тропинке, ведущей к Уотерфену. Все стихло. В черном небе светится лунное окошко. Кэлли уверенно шагает вперед, легко ориентируясь в парке. Должно быть, звезды служат ей компасом.

– А сколько ей лет?

– Чуть за двадцать, – будничным тоном откликается Кэлли.

– Значит, если ты для нее «старая», тебе…

– Тридцать четыре. – Она поворачивается ко мне. – А тебе?

– Гораздо больше. Скоро на пенсию. Тридцать пять.

По деревянному мосту мы переходим из парка в заповедник. В воцарившейся тишине наши шаги звучат громко и гулко. Деревья, отбрасывающие длинные тени, тянут к нам ветви.

– Дот считает, что в жизни надо… как говорится…

– Брать быка за рога?

– Точно. Она постоянно зовет меня с собой на водные лыжи и кикбоксинг.

– А ты?

Кэлли улыбается. Ее длинные, влажные от росы волосы чуть блестят в лунном свете.

– Пока сопротивляюсь, – улыбается Кэлли.

– Ты не такая как Дот, вот и все.

Она недолго молчит, обдумывая мои слова.

– Возможно.

Петляющая дорожка из досок заводит нас в глубь заповедника. Где-то вдалеке еще слышны приглушенные взрывы фейерверков, но теперь нас окружают голоса природы: шелест листьев, уханье совы. Время от времени долетает шорох: это проходит по лесу кто-то из его обитателей. Из-за темноты я плохо понимаю, куда мы идем.

– Знаешь, а ведь я не представляю, где мы сейчас находимся.

Кэлли тихо смеется:

– Не волнуйся. Я часто гуляю здесь по ночам.

– Бессонница?

– Да, бывает.

Сворачиваем на тропинку, тянущуюся вдоль узкой канавы. Между деревьями показывается просвет. Кэлли останавливается и, приблизив ко мне лицо так, что я чувствую пьянящий аромат ее цитрусового шампуня, шепчет:

– Обожаю это место. Смотри, как тут хорошо.

Впереди видна заболоченная топкая лужайка, поросшая камышом. Тут и там серебром поблескивают небольшие озерца. Прямо на влажной земле птицы устроились на ночлег. Взглянув туда, куда указывает Кэлли, я замечаю в ярком свете луны стадо оленей. Изящные, стройные животные лакомятся сочной травой, мягким ковром устилающей все вокруг.

– Какие красавцы! – негромко восхищается Кэлли.

Я киваю.

– Они будто высечены искусным скульптором.

– Да. Повезло, что мы их увидели. Они пугливые, могут на расстоянии ста метров учуять человека и отлично умеют прятаться.

Мы притаились за кустами, от которых исходит свежий острый запах, как от сырой овечьей шерсти. Где-то рядом раздаются птичьи голоса.

– Кэлли, кто это кричит?

– Дикие утки. Очень говорливые создания.

Мы еще какое-то время наблюдаем из нашего убежища за оленями, а потом Кэлли подает знак, что пора возвращаться.

За разговором мы выходим на тропинку. Она становится все шире, круто заворачивает и выводит нас к реке.

Рассказываю Джоэлу о своих родителях. Мой папа – онколог, а мама руководит ателье по пошиву одежды. Джоэл интересуется, как долго я изучаю природу. Отвечаю, что всю жизнь. Когда я была совсем маленькой, папа впервые привел меня в Уотерфен, а еще выделил для меня в огороде небольшой участок земли. Мы вместе собирали гербарий. По утрам выходили в сад, чтобы послушать птичьи трели, и папа объяснял мне, какая птица как поет. Папа научил меня отличать лягушек от жаб, сарычей от ястребов-перепелятников. Мы делали домики для жуков и ежей. Я часто притаскивала домой разных насекомых, чем очень нервировала маму, и позже приходилось уговаривать меня их отпустить. Дело редко обходилось без слез.

Говорю Джоэлу о своем экологическом образовании и о том, что в Уотерфене сейчас открыта вакансия помощника смотрителя. Заявление нужно подать до пятницы.

– Так что тебе мешает подать заявление? – удивляется Джоэл.

Пару секунд размышляю над ответом.

– Наверное, боязнь перемен. Мы только начали приходить в себя после смерти Грейс. К тому же помощник в Уотерфене требуется только на год. Не знаю, что буду делать потом, когда контракт кончится.

– Но, может, стоит все-таки рискнуть?

Нахмурившись, вздыхаю:

– Не люблю рисковать. Мои родители всегда поступают очень… рассудительно, понимаешь? Наверное, поэтому я никогда не путешествовала. Оставаться на месте безопаснее. Когда ничего не предпринимаешь, чтобы мечта исполнилась, то не так уж сильно огорчаешься, если она так и остается мечтой.

– Ты ведь уволилась с должности секретаря и стала работать в кафе, – мягко напоминает Джоэл. – Это тоже был риск.

Он прав. Просто в то время я сходила с ума от горя. Мне не было страшно: скорбь по Грейс не оставила в моем сердце места для других чувств. К тому же кафе позволяло мне почтить память Грейс. Ведь сама она всегда меняла работу по прихоти.

Мы бредем дальше по тропинке. Джоэл сегодня очень красив. Ему необыкновенно идут темная шерстяная куртка и шарф. Мне кажется, зима – очень подходящее Джоэлу время года. У него и характер зимний: притягательный, таинственный, многослойный.

Интересуюсь, в честь кого его назвали. Может, в честь Билли Джоэла[2]? Он качает головой: нет, это было бы странно. Потом задает мне тот же вопрос. Правда, он не знает ни одну знаменитость, которую звали бы Кэлли.

– Вообще-то это папа предложил. Когда мама была беременна, они решали, как меня назвать, и перебирали разные имена. Однажды вечером, когда папа ел шоколадное пирожное, ему пришло в голову назвать меня Кэрри. Он поделился своей идеей с мамой, но произнес имя с набитым ртом.

– И маме послышалось: «Кэлли»?

– Именно. Она пришла в такой восторг, что у него не хватило духу поправить. Так я и стала Кэлли. Папа рассказал об этом в день моего восемнадцатилетия в ресторане, когда произносил тост. Кстати, в тот день мы ели шоколадные пирожные вместо именинного торта.

– По-моему, это самая невероятная история о том, как ребенку давали имя.

– Спасибо. Я тоже так думаю.

Когда я начинаю расспрашивать Джоэла о его семье, выясняется, что его мама умерла от рака, когда ему было всего лишь тринадцать. Они были очень близки. Кажется, Джоэлу больно об этом вспоминать. Сочувствую ему от всей души.