Отмеченный Судьбой бесплатное чтение

ПРОЛОГ: «СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!»

Июнь, 1997

Куда бежит – не видела. Светло-русые волосы, всегда аккуратно ниспадавшие завитыми прядями на плечи, разметались в стороны. Голубые глаза застилали слёзы, тело била дрожь, а дыхание срывалось от истерики. В голове пульсировала лишь одна мысль: всё не должно было так случиться! Кто бы ни распоряжался её Судьбой, у него явно были проблемы с юмором. Или же этот "кто-то" просто ненавидел людей...

Ещё пара сотен метров до Сквера Комсомола, а там можно прийти в себя. Хотя какой там? Чёртова совесть! Сейчас она была совсем не уместна! Вытерев мокрые щёки, девушка свернула за угол супермаркета. Мгновение – и она столкнулась с чьей-то крепкой фигурой.

– Смотри, куда прёшь! – выругался парень.

– Простите...

С дрожащих губ слетело лишь одно слово, а дальше сработали инстинкты. Хрупкое тело прижалось к груди в поисках поддержки. Неважно, что он сочтёт её сумасшедшей. Было настолько плохо, что домыслы о вменяемости не имели значения.

Незнакомец между тем смотрел на неё сверху вниз, пытаясь сообразить, что происходит. Его собственный мозг не мог подкинуть ни одного варианта, так как всё ещё не избавился от хмельного дурмана. Прошлый вечер удался на славу, даже возразить нечего. Это ж надо было так надраться!

Парень попытался отстранить от себя рыдавшую девушку, но та вцепилась в него, словно клещами, и не желала отпускать. Дрожь сотрясала её тело, а с губ срывались частые всхлипы. Напрашивалось лишь одно... Однако погони не было, значит, мог просто ошибиться.

– Что случилось? Кто тебя обидел?

Внятного ответа не поступило. Чёрт! Они так и стояли, прижавшись друг к другу, пока она наконец не стала успокаиваться. Воспользовавшись моментом, парень аккуратно отодвинул её от себя:

– Что с тобой слу… Соколовская?!

Ей потребовалась доля секунды, чтобы понять, кто перед ней стоит. Мокрые глаза широко распахнулись. Чувство вины? Его уже не осталось. Отвращение, ненависть, злость – что угодно, но только не вина или жалость. Туда ему и дорога!

Вырвавшись, она начала отступать назад, но, споткнувшись, упала. Едва он сделал шаг ей навстречу, чтобы оказать помощь, как раздался громкий крик:

– Не подходи ко мне!

Соколовская подскочила на ноги и бросилась бежать, успев бросить напоследок:

– Чтоб ты никогда не вернулся оттуда, слышишь? Никогда!

ЧАСТЬ I. «ЧЕЧНЯ. ЧИСТЫЙ ЛИСТ»

«В каждом человеке есть искра добра, которую не тушит пепел заблуждения, как бы он ни был густ. В каждом человеке остаётся частица любви и истины, как бы он ни погряз в злодеяниях, насколько бы ни ушёл с прямой дороги…»

Рейхани Амин

Глава 1.1. Младший сержант

Май, 1998

Пришла весна. Май окончательно прогнал апрельскую прохладу, позволив теплу вступить в свои законные права. Погода стояла жаркая. Находясь почти всё время на максимальной отметке, температура ни на градус не понижалась. Для горного жителя – вполне нормальное явление, но вот для солдата-десантника, проходящего срочную службу, – просто мучение: Преисподняя на грешной Земле.

Некоторые надписи, сделанные на покосившихся от обстрелов домах, выживших после бомбёжек, так и гласили: «Добро пожаловать в Ад». Кто писал – русские или чеченцы – не имело значения, главное, что суть отображали верно. И если в городах ещё можно было скрыться от палящего адового солнца, то бойцам, переброшенным в военно-полевые лагеря, оставалось лишь молиться и надеяться на свою выносливость.

Как любил повторять капитан Терехов, «десант всегда считался элитой, и ему не пристало жаловаться на погодные условия, когда над головой свистят пули. Первична лишь цель, а обстановка – то, к чему всегда можно приспособиться, используя сильные стороны характера». Однако жара стала тем фактором, который сводил с ума не только солдат, но и самих офицеров. Сущее пекло и тысяча чертей в подарок! Мозг плавился, мешая сосредоточиться. Эмоции со знаком "минус" зашкаливали, так же, как и температура со знаком "плюс" росла вверх. Прямая пропорциональность, мать её!

В это жаркое утро группа из пятнадцати бойцов во главе с капитаном Максимом Тереховым совершала переход из одного горного селения в другое, патрулируя окрестности. Они шли почти час – без отдыха, под нещадно палящими лучами солнца. Дорога, вдоль которой с одной стороны тянулась отвесная горная стена, а с другой – крутой обрыв, не внушала доверия.

Офицер чувствовал опасность, но рация молчала, что с каждой минутой увеличивало внутреннюю тревогу чуть ли не вдвое.

– Я же русским языком сказал: выходить на связь каждые пятнадцать минут. Они уже больше получаса молчат!

Мужчина ходил с места на место, нервно осматриваясь по сторонам. Пот ручьём тёк по загорелому лицу, а на скулах гуляли желваки.

– Товарищ капитан, Вы зря беспокоитесь, – попытался внести ясность один из рядовых. – Младший сержант хорошо знает, что делать.

– Своими аналитико-прогностическими способностями, рядовой Филин, надо было блистать в университете, – сжав руку в кулак, раздражённо произнёс Терехов. – И раз уж на то пошло, Ваш горячо любимый младший сержант – не Бог. Я не намерен ставить под угрозу целую группу из-за одного героя, страдающего синдромом Рэмбо.

Филин виновато потупился, поняв, что сморозил глупость. Офицер отошёл от солдата и устремил взгляд на дорогу: туда, куда ушла разведгруппа под командованием Шторма. Частично рядовой был прав: Шторм знал, что делать. Терехов с силой сжал челюсти. Этому герою с таким необычным синдромом непослушание в очередной раз сойдёт с рук, а у него прибавится пара седых волос. Подумаешь, мелочь какая! Несносный мальчишка!

Младший сержант Александр Шторм считался одним из лучших солдат в роте. Физическая подготовка вкупе с ежедневными нагрузками закалили его, отбросив всё ненужное и оставив то, что делало из простого парня настоящего мужчину, несмотря на возраст. Кроме того, высокий рост и крепкое сложение всегда выделяли Александра из общей массы, заставляя, даже нехотя, обращать внимание.

В свои двадцать Шторм выглядел достаточно взросло. Возможно, виной тому послужили военные действия, в которых успел побывать, либо же врождённые качества сыграли свою роль, но, как бы там ни было, парень открыто смотрел опасности в глаза, не боясь рискнуть жизнью во благо Родины. Бунтарь от рождения, он словно нарочно обходил стороной приказы. Недостаток – да, но, к счастью, легко компенсируемый личными качествами.

– Глаз-1, я – Змей-5, ответьте. Приём… Глаз-1, я – Змей-5.

– Змей-5, я – Глаз-1, как… – но радист не успел закончить фразу, потому что Терехов выхватил рацию из рук и закричал:

– Рядовой Кочетов, я хочу услышать вашего командира! Живо!!!

Наступила тишина, однако молчание длилось недолго.

– Товарищ капитан, младший сержант….

– Ты что о себе возомнил?! Думаешь, ты – великий полководец?!

– Я…

– Молчать! – Офицер едва сдерживал порывы дикой ярости. – Я что сказал? Выходить на связь каждые пятнадцать минут! Где ты был последние три четверти часа? Мне надо целый день орать в эту чёртову рацию, чтобы ты соизволил ответить?

– Товарищ капитан, я не мог выйти на связь раньше, – послышался всё такой же ровный голос с другой стороны.

– Ты не один, Шторм! С тобой люди! Я не собираюсь рисковать солдатами из-за прихотей одного сержантишки, который до сих пор считает себя супергероем! Ты меня понял? Готовься к рапорту у полковника! Ещё раз…

Но закончить начатое капитан не успел: связь оборвалась, и кроме монотонного похрюкивания в рации ничего не было слышно. Лицо Терехова пылало от гнева, однако он явно испытывал облегчение, о чём свидетельствовала едва уловимая улыбка в уголках губ.

– Как же я устал от него, – прошептал мужчина, – а ведь это ещё только самое начало.

Он передал рацию радисту и приказал двигаться дальше. Колонна уставших солдат покорно продолжила путь в надежде поскорее добраться до лагеря.

*****

Шторм прервал сеанс связи нарочно, чтобы не слышать надрывных криков командира. Отговорки с плохим сигналом наверняка уже больше не подействуют – да ну и пусть! Они и так потеряли много времени и сбились с графика. Безопасность дороги стояла на первом месте.

Когда крики в рации сменились глухим шипением, Александр улыбнулся и отдал рацию рядовому Кочетову:

– Больше вообще не выйду с ним на связь, пусть помучается.

Подростковый максимализм налицо. Он покачал головой: взрослый мужик, а всё туда же. Грёбаный характер! Бросив быстрый взгляд на своё окровавленное плечо, младший сержант обратился к сидевшему на земле солдату:

– Как ты, Кирилл?

– Уже лучше, – улыбнулся тот, тяжело дыша и зажимая рукой правое колено. – Не бандитская пуля, так что жить буду.

– Идти сможешь? – Александр опустился рядом и ощупал повреждённую ногу.

– Думаю, да, – сморщился Чудов, когда коленную чашечку свело болью. – Твоё-то плечо как?

– Нормально, – кивнув, ответил Шторм. – Будет, что в старости внукам рассказать. – С этими словами он хлопнул друга по плечу и встал на ноги. – За дело, пацаны. "Хвост" начал движение, скоро они будут здесь.

– Чувствую себя штрафником, – отбросив последний камень в сторону, Кочетов выпрямился во весь рост и широко улыбнулся. – Ей-богу, по-другому не скажешь.

– Сплюнь, придурок! – толкнул его в бок Александр. – Мысль материальна, знаешь? Хотя мне об этом всё же стоит задуматься, особенно после разговора с Тереховым.

Осмотревшись по сторонам и оценив результат проделанной работы, он громко отдал приказ двигаться вперёд, мысленно готовясь к тому, что его ожидало в кабинете полковника в связи с очередным нарушением приказа.

За восемь месяцев службы в Чечне под командованием капитана Терехова Шторм хорошо усвоил, где находилась грань между дозволенным непослушанием, которое можно было прикрыть случайным стечением обстоятельств, и прямым невыполнением приказа. Сообразительности ему не занимать, однако факт не выхода на связь во время патрулирования стратегически важной местности добавлял дополнительные осложнения. Чёрт! Уголок губы подёрнулся в ухмылке.

Александр знал о своих сильных сторонах и надеялся, что в этот раз тоже пронесёт, хотя изрядная доля беспокойства всё же присутствовала: а вдруг нет? Не может же постоянно везти. Или дело не в везении?.. Конечно, нет! Осознание, что наконец был полезен, грела душу и смягчала осадок от возможных последствий. Скажи ему кто-то год назад, что будет чувствовать себя на передовой как рыба в воде, ни за что бы не поверил! Зато теперь…

Шторм крепко сжал автомат. Глаза приобрели орлиный прищур, инстинкты обострились. От виска к подбородку медленно покатилась капля пота. Рапорт рапортом, но до встречи с Денисовым ещё предстояло дожить, а в этих чёртовых горах нельзя быть уверенным ни в чём. На лице появилась улыбка. Глубокий вдох – и она тут же сменилась серьёзным, сосредоточенным выражением. К чёрту Смерть! Костлявая наверняка поставила его в самый конец списка, если до сих пор получалось выжить.

Отогнав ненужные мысли прочь, Шторм вскинул автомат и, сканируя местность глазами, приготовился двигаться дальше.

Глава 1.2. Райская жизнь

Два года назад: июнь 1996, Москва

– Слушай, какого чёрта ты там копаешься? – Стас хмуро смотрел на своё безупречное отражение в зеркале.

Тёмно-синие классические брюки сидели идеально, подчёркивая крепкие ноги и узкие бёдра. Белоснежная рубашка оттеняла тёмный цвет костюма, прекрасно гармонируя с загорелой кожей и русыми волосами своего обладателя. Кожаный ремень и пиджак в правой руке логически завершали образ успешного богатого мачо, готового вступить во взрослую жизнь.

Стас провёл рукой по аккуратно уложенным волосам и через открытую дверь бросил недовольный взгляд на комнату брата. Через десять минут им нужно выходить, а этого чёртового капуши даже не слышно.

– Сань!

Ответом ему стала тишина. Поправив ворот рубашки, Стас громко выкрикнул:

– Шторм, твою мать!

– Да что ж ты так орёшь?

Довольный баритон раздался совсем рядом, а ещё через мгновение Александр сам появился в дверном проёме, улыбаясь от уха до уха:

– Я собрался ещё полчаса назад, спустился вниз и ждал тебя там.

Бровь Стаса изогнулась в удивлении:

– Что ты заливаешь? Дверь была постоянно открыта, я бы не пропустил тебя.

– Тогда как ты объяснишь моё появление? Не по трубе же я спустился вниз. Это с пятнадцатого-то этажа!

Лукавая улыбка не сходила с лица. Его внешний вид, отличавшийся от брата лишь цветом костюма – классический чёрный – говорил, что он уже был на низком старте, только дай команду. Посмотрев на дорогие часы, Шторм развёл руки в стороны:

– Пора, Стасян. Время великих открытий и завоеваний! Взрослая жизнь, ответственность и прочая бла-бла-бла, которую нам сегодня в последний раз будут втирать учителя.

Стас отошёл от зеркала и закинул руку брату на плечо:

– Ты же знаешь: без этого никак.

Вместе они вышли из комнаты и направились вниз, в гостиную.

– Я готов героически терпеть всю эту ерунду только по одной причине, – Александр выдержал драматичную паузу. – Потому что в конце вечера меня ожидает бурная ночка в объятьях какой-нибудь красавицы из параллельного класса.

По дому разнёсся весёлый смех ребят.

– Говори прямо, – ударил его по спине Стас, пропуская вперёд на лестницу, – ночка в объятьях Кругловой, верно?

Шторм загадочно подмигнул, оставив вопрос без ответа:

– Иди, я догоню.

Спустившись вниз, он сменил траекторию и, вместо того, чтобы следовать за братом, отправился к камину, где на полке лежал его пиджак. Забрав предмет одежды, парень пошёл к выходу из квартиры, попутно напевая какой-то весёлый мотив.

Выпускной... Они ждали его долгих два года. Школьные стены наконец останутся в прошлом. Прощай, скучная серая рутина – да здравствует студенчество! Самостоятельная жизнь, полная свобода от сессии до сессии, вечеринки и никаких проблем – не жизнь, а сказка! И самое главное – новый уровень отношений с Кругловой.

При мысли о девушке губы растянулись в томной улыбке. Импульсы от предвкушения предстоящей встречи дошли до нужной части тела, и Александр с шумом втянул носом воздух. Чёрт бы побрал эту дрянную девчонку! Она заводила его даже на расстоянии.

– И ты уже даже знаешь, куда будешь поступать? – раздался голос Стаса с лестничной клетки.

Шторм улыбнулся – брат кадрил соседку. Сдалась она ему, эта простушка: ни внешности, ни задора, ни изюминки. Однако влезть в разговор двух влюблённых счёл своим долгом:

– Конечно, она знает, – толкнул он Стаса в спину, чтобы тот уступил дорогу. – В отличие от нас с тобой, у Соколовской всё расписано на пятилетку вперёд. – Захлопнув входную дверь, Александр достал ключи и посмотрел на девушку: – Я прав, Кать?

Едва только их взгляды встретились, он замер. Восхищение Стаса в этот раз оказалось обоснованным. Она стояла в обтягивающем бордовом платье до колена, эффектно подчёркивающим каждый изгиб тела. Короткий рукав и дугообразный вырез декольте открывали достаточно, но не так много, чтобы можно было назвать это вызывающим. Чёрные туфли на высоком каблуке делали её выше, подчёркивая элегантность и грацию. Не знай он, кто такая, точно бы клюнул на шикарную «обёртку».

– Классно выглядишь! – стрельнув бровями, произнёс Александр и заставил себя отвернуться к двери. – Знал бы, что такая красотка, уже давно бы затащил…

– Давай шевели руками, а не языком, Казанова! – перебил словесную тираду Стас, догадавшись, что собирался сказать бесцеремонный братец.

Катя улыбнулась, поправив завитый локон, щекотавший щёку. Эти двое в своём репертуаре: один шутит, другой следит за тем, чтобы шутки не выходили за рамки приличий. И угораздило же иметь таких соседей! Они всегда привлекали внимание, а сегодня и вовсе заставляли забывать обо всём на свете. Высокие, статные, красивые... Воображение само нарисовало картинку, и она поспешила опустить глаза, притворившись, что что-то ищет в сумочке, но пальцы предательски дрожали и не желали слушаться. Да чтоб их!

Успокоившись, Катя наконец посмотрела на ребят. Её нервозность, скорее всего, была видна невооружённым глазом.

– Ты в школу? – спросил Стас, нарушив неловкую паузу.

– Да, но я никак не могу дозвониться до Ани. Они с Никитой обещали забрать меня.

– Похоже, выпускной у его маленького приятеля начался раньше, – усмехнулся Шторм, за что получил знатный подзатыльник от брата.

– Слушай, кончай паясничать!

Александр поднял руки в знак капитуляции и, образно закрыв рот на замок, направился к лифту.

– А поехали с нами? – обратился к Соколовской Стас. – Отец уже ждёт внизу.

– Да, поехали, Соколовская, – широко улыбнулся Шторм, обернувшись к паре. – Подари ему шанс коснуться твоего прекрасного тела хотя бы через ткань этого чертовски красивого платья!

– Придурок, – состроил недовольную гримасу Стас.

– Я лишь озвучил то, что написано у тебя на лице, – поспешил оправдаться Александр. – И у неё, кстати, тоже.

Больше не говоря ни слова, он нажал на кнопку и стал ждать лифт. Ну их – зануды! Катя не сводила с него глаз. Сегодня он снова ничего не видел дальше своего носа. Отогнав прочь подкравшуюся обиду, она повернулась к Стасу. На его лице сияла довольная улыбка. Ну чем не кавалер Её Величества? Только нагрудного знака не хватает. Всегда такой внимательный, заботливый, учтивый… Катя тепло улыбнулась:

– Я буду благодарна, если вы захватите меня с собой. Как бы ни хотелось признавать, но, похоже, твой брат прав.

– Шторм никогда не ошибается, в отличие от Ерёменко, – снова вставил свои пять копеек Александр.

– Да без проблем, Катрин! – кивнул Стас, пропустив мимо ушей болтовню непутёвого родственника.

Он галантно подставил локоть, позволив Кате опереться на него. Самая красивая девушка в классе, самая красивая девушка в школе – его соседка и дама сердца. Но, к сожалению, он не был героем её романа, что неимоверно злило. Возможно, хотя бы сегодня она позволит быть ему больше, чем просто другом.

Отказом ведь не отвечала, всегда принимала ухаживания, а значит, всё-таки была надежда, что выпускной вечер, хорошее настроение и неотразимый образ сыграют в его пользу. Собственные мысли действовали успокаивающе. Отбросив сомнения, Стас решил довериться Судьбе, у которой, как всегда, имелись свои собственные планы на этот счёт…

Глава 1.3. Отголоски прошлого

– Почему Вы не вышли на связь сразу же после случившегося?

Мужчина в возрасте сорока пяти лет не сводил пристального взгляда со своего подчинённого. Морщины и редкие проблески седины в волосах выдавали его возраст, однако ни усталость, маячившая время от времени в глазах, ни мрачное выражение лица не могли заставить офицера выглядеть старше своих лет. В свете всех происходивших событий, полковник казался угрюмым и чрезмерно серьёзным, однако те, кто хорошо его знали, не сомневались: за грозным обликом скрывался не лишённый юмора человек со своими достоинствами и недостатками.

Возможно, из-за потери сына несколько лет назад или же из-за самой обстановки, в которой они все оказались, Денисов старался не повышать голоса на солдат и предпочитал сначала разбираться, а потом выносить приказ о наказании. Кто-то считал это странностью, кто-то – причудой, сам же полковник объяснял это тем, что психика и так оставляла желать лучшего, не хватало ещё суицидов на нервной почве.

Сейчас он смотрел на подчинённых и тяжело дышал, ощущая, как горячий воздух обжигает лёгкие. Жара, будь она неладна! В полевой палатке, где находился он, капитан Терехов и младший сержант Шторм было душно. Уже несколько минут офицеры пытались выяснить у последнего обстоятельства, при которых пострадали солдаты, патрулировавшие горную местность, связывающую ближайшее селение с их штабом. Но паршивец упорно молчал, словно намеренно скрывая детали.

– Я не хотел подвергать панике главный отряд, – как будто выученный текст, повторил в который раз Александр.

Волновался ли он? Скорее, нет, чем да. За последние несколько месяцев рапорты вошли в привычку, ведь изменять принципам не спешил: он поступал так, как велел разум и проснувшаяся не так давно совесть. Внеочередные наряды поначалу бесили, но, скрипя зубами, всё же приходилось мириться с «несправедливым» наказанием. Главное – не стройбат, и то хорошо.

– Подвергать панике? – раздался эхом вопрос Денисова. – Я не припомню случая, чтобы капитан Терехов начинал паниковать.

– Ничего серьёзного не произошло, товарищ полковник, – продолжал стоять на своём Александр. – Мы просто не сразу заметили ловушки, а пока обезвреживали растяжки, время первого выхода на связь прошло.

Шторм замолчал. Офицеры так же не говорили ни слова.

– Продолжайте, – устало нарушил тишину Денисов.

– Рядовой Кочетов попытался связаться с товарищем капитаном, следуя инструкциям, но я не позволил, так как произошёл обвал камней с отвесной стены. Вы же сами знаете: камни редко срываются с обрыва самостоятельно. Заняв позиции, мы приготовились отразить удар, однако никаких лишних движений по периметру обнаружено не было. Стечение обстоятельств, только и всего. Остальное Вам известно из рапорта товарища капитана.

Шторм посмотрел на полковника, который, слушая доклад, крутил в руках пачку сигарет.

– И Вы считаете, товарищ младший сержант, что ничего серьёзного не произошло? – обратился наконец Денисов к парню. – Вы не связались с главным отрядом и тем самым поставили под угрозу жизни Ваших товарищей, поскольку с местом, где стояли растяжки, могли оказаться вооружённые боевики.

Уголок губы Александра едва заметно дёрнулся. Офицер явно тянул время. Для чего? Пытался найти в услышанном хоть какую-то зацепку, чтобы наказать? Но её не было! Денисов знал это так же хорошо, как и сам Шторм. Да и если бы хотел наказать, уже бы давно отправил с глаз долой. Причина крылась в чём-то ещё...

– Товарищ полковник, никого, кроме моей группы и группы капитана Терехова, вокруг не было, – размеренно, но достаточно чётко ответил младший сержант. – Опасность отсутствовала, а поднимать шум из-за растяжек, которые мы с успехом обезвредили, глупо.

В палатке снова стало тихо. «Уступи!» – шепнул голос внутри. – «Спорить всё равно бесполезно, ты знаешь».

– Если Вы считаете по-другому, я готов понести наказание за то, что ослушался приказа, – пожав плечами, тихо добавил Шторм.

– Готов он… – Денисов замолчал, о чём-то раздумывая. – Вас бы в звании понизить, да боюсь, что к концу службы нам придётся создать новую Табель о рангах, включающую звания на десяток порядков ниже рядового. – Губы растянулись в улыбке, а затем лицо опять приняло серьёзное выражение. – Учитывая обстоятельства и детали, о которых доложили Вы и Ваши люди, считаю, что другого выбора у Вас не было.

Александр с облегчением выдохнул – пронесло! Интересно, кому молиться в это раз?

– Но учтите на будущее: что бы ни произошло, разведгруппа всегда должна выходить на связь в заранее обговорённое время. Всегда! Вы – хороший солдат, Шторм. Мне не хочется терять такого человека, но если нарушение приказов продолжит иметь место, ни я, ни тем более товарищ капитан, не сможем Вам помочь. Обдумайте это на досуге.

Ещё мгновение они молча смотрели друг на друга, словно безмолвно общаясь, а затем тишину в палатке нарушил голос полковника:

– Можете возвращаться в лагерь.

Александр отдал честь и направился к выходу.

– И ещё, Шторм…

– Да, товарищ полковник? – замер в дверях он.

На губах Денисова появилась тёплая отеческая улыбка:

– На твоём месте я бы поступил так же.

Младший сержант улыбнулся в ответ и, кивнув, вышел на воздух. Он был рад, что находился на хорошем счету. "По-другому и быть не может", – так бы когда-то сказал Стас. Ещё бы! Привлекать внимание всегда умел. Это, пожалуй, то, в чём прекрасно преуспел, будучи на гражданке.

Вечеринки, девушки, пьяные дебоши в клубах…

Заносчивый, полный спеси и гонора Александр Шторм.

Студент МГИУ[1] Правительства Москвы, отчисленный за неуспеваемость и прогулы…

Жалкий мажор…

Форменный неудачник…

Монстр!

Цепочка мыслей вернула в прошлое, и Шторм крепко зажмурился, надеясь, что это поможет прогнать воспоминания прочь. Но он ошибся. Так и надо! Уничтожить жалкие остатки своего эго, чтобы оно не могло больше воспрянуть вновь. Александр не любил возвращаться назад, однако это казалось неизбежным: образы сами всплывали в голове или приходили во снах, контролировать которые не получалось.

Попав в учебку, он испытал на себе, каково это – быть униженным другими и находиться внизу пищевой пирамиды, а не на её верхушке. Боль и гематомы стали самым меньшим, чем могла наказать его Судьба. Райская жизнь закончилась в одночасье, сразу как только попал в воинскую часть, но не это стало жутким кошмаром. Одиночество – вот что испугало в первые дни службы. Одиночество и осознание того, каким моральным уродом он был.

– Да пошёл ты!

Голос одного из часовых рассеял мрачные мысли. Неужели так быстро добрался? Оказавшись в лагере, Шторм отметил, что сегодня мало кто маячил. Да и куда там! После дневной пешей прогулки задача максимум: просто добраться до кровати и уснуть. Когда вошёл в палатку, Александр увидел, что его возвращения ожидали.

– Ну что там, Сань? – первым начал Кирилл Чудов, тот самый, который вместе с ним пострадал в дневной операции.

– Что «что», – устало улыбнулся младший сержант. – Два наряда вне очереди сегодня, три завтра и каждый день по нарастающей.

– Да ладно! – протянул изумлённо рядовой Филин.

– А, ну и понижение в звании до рядового, – как бы между прочим добавил Александр.

– Что сочиняешь! – Кирилл бросил другу яблоко. – Ты слишком спокойный для такого наказания.

– Да всё нормально, пацаны, – наконец серьёзно ответил младший сержант. – Я рассказал, как всё было, и Денисов отпустил меня на четыре стороны.

– Нас просто Терехов сбил с толку, – облегчённо выдохнул рядовой Орлов. – Он тут такой крик поднял, пол-лагеря поставил на уши.

– По-моему, кроме криков, у него ни хрена не получается в последнее время, – заметил скептически Чудов.

– Капитан – нормальный мужик, пацаны, – вступился за мужчину Александр. – Его тоже понять можно. Он поди все свои боевые заслуги вспомнил, пока ждал, когда мы выйдем на связь. В случае чего, спросят ведь с него, а не с нас.

С этими словами Шторм направился к своей кровати и, не раздеваясь, лёг.

– Слушай, Сань, а чем ты занимался до армии? – спросил вдруг Филин. – Мы служим почти год, а ты так ничего о себе и не рассказал.

Александр закрыл глаза. Он догадывался, что рано или поздно его кто-нибудь об этом спросит. Чёрт бы побрал человеческое любопытство!

– Ничем особенным, чем можно похвастаться.

– Да ладно тебе! – подхватил дружеский допрос Чудов. – У тебя девушка была? Давай колись!

– Кирь, мы не говорим на эту тему, – обрубил друга Шторм. – Если сказал: ничего особенного – значит, так и есть.

После чего он снова закрыл глаза, дав понять, что разговор окончен. Кирилл лукаво стрельнули бровями, но больше вопросов задавать не стал, переключившись на друзей. Под гул голосов Александр снова стал тонуть в пучине воспоминаний. Пока не разберётся во всём, его прошлое для всех останется тайной. Важно лишь одно – прежний Шторм умер, туда ему и дорога!

Перед глазами вдруг нарисовался образ, тот самый, который преследовал его с тех пор, когда они встретились у супермаркета. Лицо посветлело, а на губах появилась улыбка. Он почувствовал, как по телу стало расползаться тепло, словно та, о ком грезил, находилась рядом. Совсем как тогда, год назад…

Видения между тем не спеша обволакивали разум, с каждой секундой становясь всё мрачнее и мрачнее и заводя в тупик. Александр нахмурился. Изо дня в день, от ночи к ночи, когда не получалось быстро уснуть, Соколовская не покидала изъеденное, словно червотоком, сознание. Она боялась его... Проклинала… Она пожелала ему смерти… И это самое малое, что стоило делать.

Заслужил! Заслужил всё это сполна, именно поэтому Чечня стала искуплением.

Александр открыл глаза, уставившись в нависший над ним второй ярус кровати. Нет... Чечня – не наказание. Чечня – это спасение. Шанс начать жизнь с чистого листа, ведь только тут и удалось стать человеком.

[1] Московский государственный институт управления Правительства Москвы

Глава 1.4. Лучший друг

Два года назад, 1996 год, Москва

Вадим Петрович ожидал сыновей в машине перед домом. Когда запищала входная дверь, и из подъезда показались два высоких парня в обществе обворожительной девушки, на губах мужчины появилась тёплая улыбка. Одиннадцатый класс – такие взрослые, а кажется, только недавно были детьми.

Стас и Катя о чём-то с увлечением беседовали. Отличный вкус, не поспорить. Выбирать хороших девушек сын умел, а вот удержать их рядом с собой… Этому ещё предстояло научиться. То, что Александр учился в параллельном классе, несомненно, было огромным плюсом, иначе соперничества не удалось бы избежать. Вадим Петрович посмотрел на племянника. Тот шёл впереди: задумчивый, сосредоточенный и почему-то серьёзный.

Несмотря на беззаботность повесы, он всё же был неплохим парнем. Света и Женя гордились бы им. Жаль, что не смогли дожить до этого дня… Александру тогда исполнилось четырнадцать. Воспоминания о сестре причинили боль. Как старший брат, он не уберёг ту, кого клялся защищать. Если бы только сам поехал в аэропорт… Если бы встретил их лично, возможно, они бы не попали в аварию и выжили… В глазах полыхнуло отчаяние, однако от скорби не осталось следа, когда ребята сели в машину:

– Вас бы в журнал «Форбс». Хорошо бы там смотрелись, – улыбнулся Ерёменко

– Всё ещё впереди, дядя Вадим, – ответил Александр, устраиваясь на переднем сиденье рядом с ним.

– Тебе точно это не светит, – бросил Стас, закрывая за Катей дверь, когда та оказалась в салоне.

– Уж куда там… Я всегда только после вас, дорогие мои.

Когда все сидели на своих местах, Вадим Петрович тронулся с места.

– Я надеюсь, вам не нужно напоминать, что домой вернуться нужно на своих двоих.

Он сначала бросил серьёзный взгляд на Александра, а затем посмотрел на Стаса через зеркало заднего вида.

– Пап, мы уже говорили на эту тему, – замялся парень, не желая чувствовать себя маленьким мальчиком перед Катей. – Не начинай, ладно?

– Выпускной бывает один раз в жизни, – широко улыбнулся Шторм.

– Вот именно!

Вадим Петрович остановился в правом ряду, дожидаясь зелёного света светофора.

– Вернуться самостоятельно и в более или менее адекватном состоянии, – не отвлекаясь от длинного ряда машин, произнёс он: – Я не хочу, чтобы потом пол-Москвы судачили, что дети Ерёменко устраивали пьяные дебоши публике на потеху. – Повернувшись в сторону Александра, Ерёменко добавил: – Особенно это касается тебя.

– А что я?

– Не скромничай, Сань, – ударил его по плечу Стас. – Всем прекрасно известно, кто у нас главный по такого рода развлечениям.

Катя отвернулась к окну, чтобы скрыть улыбку. Ни для кого не было секретом: Шторм мог завестись с пол-оборота, вспылить на ровном месте или полезть в драку, и сам признавать вину никогда не торопился. Здесь и сейчас – только это имело значение, а о последствиях думать не хватало времени.

– Не уводим разговор от темы, – снова вернулся к начатому Вадим Петрович. – Либо вы убеждаете меня, что услышали и осознали, что я сказал, либо забираете аттестаты, и мы едем обратно домой праздновать окончание школы в семейном кругу.

– Да ладно, дядя Вадим, мы всё поняли. Особенно я. – На лице Александра заиграла улыбка. – К утру обязуемся вернуться, а Соколовская проследить. – С этими словами он обернулся к девушке. В глазах блестели озорные искры. – Стасян ни на миллиметр не отпустит свою даму сердца от себя, а я, так уж и быть, пристроюсь в хвосте у их Величества. С ними точно не пропаду.

Ерёменко-старший осуждающе посмотрел на племянника:

– Только твоё умение держать слово позволяет мне с такой лёгкостью тебе поверить, Александр. За Стаса я не переживаю, а вот ты…

– А я притворюсь взрослым и сделаю так, как ты сказал. Торжественно клянусь! – Шторм поднял правую руку вверх и театрально кивнул, словно приносил присягу. – Даю слово непутёвого родственника.

После чего в машине раздался весёлый смех ребят.

Наши дни, 1998 год

Яркое майское солнце освещало большую комнату. Сквозь приоткрытое окно в неё попадала прохладная утренняя свежесть, отчего по голой коже тут же бежали мурашки. Хороший способ взбодриться, особенно когда не хочется вставать.

Стас открыл глаза и улыбнулся. Проснуться с утра в постели с красивой девушкой – что может быть лучше? Он положил левую руку под голову и перевернулся на бок. Симпатичная блондинка мило сопела рядом, крепко обняв белоснежную подушку. Такая красивая снаружи и настолько же гнилая внутри. Да, Александр умел выбирать себе окружение, ничего не скажешь.

При мысли о брате на лице застыла холодная маска. На тумбочке запищал таймер. Стас отключил будильник и вернулся к блондинке, которая продолжала делать вид, что крепко спит. Он поднял правую руку и коснулся фалангой указательного пальца тёплой щеки. Девушка не реагировала. Его губы растянулись в лукавой улыбке – что ж, давай поиграем! Он очертил контур девичьего лица и, вернувшись к подбородку, скользнул к ключице. Чёрт, похоже, своими действиями только усугубил утреннюю эрекцию. Хотя кого он обманывает? Круглова умела возбуждать одним только взглядом, брошенным из-под опущенных ресниц.

Нарисовав воображаемое дугообразное декольте, Стас медленными поступательными движениями стал спускаться к упругой груди. Рената широко улыбнулась, но глаза не открыла, томно выжидая, когда её возлюбленный перейдёт к активным действиям. И парень не заставил себя долго ждать. Когда он закончил ласкать грудь, рука медленно поползла по плоскому животу ниже. Круглова обвила руками шею Стаса и впилась губами в его губы. Тот не сопротивлялся. Ему нравилось, когда она превращалась в дикую кошку.

Пока Рената заявляла на него свои права сверху, он разжигал в ней горячий огонь снизу. Умелые пальцы, как бабочки, порхали над её чувственным бутоном, принося невероятное удовольствие.

– Господи, Ерёменко, ты меня с ума сводишь! – выдохнула она.

– Я же знаю, чего хочет моя девочка. Чего и самое главное – как.

С этими словами Стас прекратил ласки и ловким движением оказался сверху. Расположившись между её бёдер, он резко вошёл в неё, желая снять напряжение. Рената вскрикнула, а затем обхватила ногами спину парня. Он двигался всё быстрее, постепенно наращивая темп. Быстро, резко и жёстко – она любила это так же, как и он.

Соколовская никогда не могла дать ему такой разрядки. Да что там! Она и в подмётки не годилась Кругловой. А может, просто не хотела его так, как… На лице Стаса промелькнула обида. Как Александра. Он всегда стоял между ними. Стас крепко сжал в кулаке простынь, и движения стали ещё неистовее. Быстрее, чаще, больнее… Спустить пар, позволить злости выйти наружу. Она не должна знать, что творилось у него внутри. Для Соколовской он – верный парень. Удар. Ещё один. Заботливый простачок. Удар. Гортанный рык. Готовый терпеть её детские заскоки. Её ужимки наивной девственницы. Удар. Шум в висках. Громкие стоны Ренаты.

Он ускорил движения. Почему она не может быть такой, как все? Почему не может отдаваться ему без остатка? Почему не видит в нём того, кого всегда видела в брате? Почему? Почему? Почему, чёрт её подери?! Ярость достигла апогея, и в этот самый момент он почувствовал, как наступила разрядка. Стас замер, позволяя телу и себе раствориться в блаженном забытье.

Спустя несколько секунд он откинулся на кровать рядом с Кругловой и, тяжело дыша, закрыл глаза.

– Чёртов эгоист, – недовольно пробурчала Рената, однако блаженная улыбка не сошла с её раскрасневшегося лица удовлетворённой самки.

– Только не говори, что тебе не понравилось, – парировал Ерёменко. – Я знаю, такой секс заводит тебя. К тому же, – он повернул голову набок и посмотрел на девушку, – не думаю, что мой брат относился к тебе нежнее.

Рената, совершенно не стесняясь наготы, перевернулась на живот и поставила руку под голову. В блестящих глазах плясали бесенята:

– Ты и правда его так ненавидишь? Или это показное?

Она коснулась тонким длинным пальцем груди Стаса, вычерчивая на ней незамысловатые узоры. Тот внимательно изучал её красивое лицо.

– Тебе-то какое дело?

– Просто всё то время, которое учились в школе, вы были не разлей вода. – В глазах Кругловой отразился неподдельный интерес. – А потом вдруг ты решил строить из себя обиженного мальчика. Из-за неё?

Ерёменко молчал. Пытливый взгляд заставил отвернуться и уставиться в потолок. Она задавала слишком много вопросов.

– Катя здесь ни при чём.

Стрельнув лукаво глазами, Рената улыбнулась:

– Да брось ты, Стас. Все прекрасно знали, по кому она пускала слюни. Один ты не видел очевидного. – Выдержав короткую паузу, словно обдумывая что-то, она покачала головой: – Или всё же видел?

– Тебя. Это. Не касается!

Довольная улыбка так и не сошла с её лица. Не так страшен чёрт, как его малюют – это выражение придумали специально для него. Она знала – он её не тронет. Слишком крепкими были нити, связывавшие их друг с другом.

– Так вот в чём дело, – протянула блондинка. – Задетое и обиженное эго толкнуло тебя на путь мести, превратив из любящего брата в самого Дьявола. Вы прямо как Каин и Авель, ей-богу.

Стас мерил её презрительным взглядом.

– Даже когда он ушёл, ты так и не смог добиться расположения Соколовской, – Рената откинулась на подушку. – Значит, дело было не только в нём, но и в ней самой.

Ерёменко закрыл глаза.

– Не говори того, чего не знаешь, – процедил сквозь зубы он. – У нас всё хорошо.

Девушка громко фыркнула и с изрядной долей озорства посмотрела на него:

– Правда? Тогда какого чёрта ты тащишь свой похотливый зад ко мне всякий раз, когда появляется возможность?

Этот вопрос не раз всплывал и в его собственной голове, но внятного ответа найти не получалось.

– Она уехала на все майские праздники к подруге.

– И ты отпустил её одну? – В голосе слышалась явная насмешка. – Брось, Стасик! Если бы ты пылал любовью, у тебя и мысли бы не возникло оставлять её без присмотра. Мало ли, что может случиться…

– Если ты не приложишь руку, поверь мне, с Катей всё будет в порядке.

С этими словами Стас сел и взял с тумбочки мобильный – половина десятого. Через полчаса нужно встретиться с отцом, а он снова опаздывал. Круглова между тем встала с кровати и направилась в ванную. Уже находясь около двери, она обернулась, довольным тоном произнеся:

– Вы просто не созданы друг для друга. Прими это как должное и не мучь себя. Возможно, твоя ненаглядная Соколовская возненавидела его, но к тебе она тоже не воспылала горячей любовью. Хоть Луну с неба достань, всё равно будешь пустым местом. Лучшим другом, так сказать.

Ерёменко сверкнул глазами и бросил на девушку взгляд, полный ненависти:

– Сука!

По комнате разнёсся её громкий смех:

– И я тоже тебя люблю, Стасик. Но ты всё же прислушайся к моим словам.

Она томно подмигнула и скрылась в ванной.

Глава 1.5. Шикарная девушка

Вместе с подругой Юлей Соколовская не спеша шла в сторону вокзала, наслаждаясь тишиной тёплого майского вечера. Неделя, которую провела у Касимовой, уже подошла к концу. После Москвы Владимир казался совсем тихим и спокойным городом. Периферийные города всегда отличались от столицы особой уютной аурой. Да, возможно, здесь не было тех развлечений, которыми пестрела Москва, но зато каждый квадратный метр напоминал о детстве и навевал приятные воспоминания.

– Приезжай чаще, Кать, – улыбнулась Юля, держа подругу под руку. – Я понимаю, ты занята – учёба, женихи, ночная насыщенная жизнь. Новые подруги, в конце концов.

– Нет, – покачала головой Катя. – Такое меня не привлекает, и тебе это известно.

Касимова внимательно изучала подругу. Та нисколько не изменилась. Ни грамма спеси, ни доли излишней самоуверенности. Она была всё той же Екатериной Соколовской, которую она всегда знала.

– А что касается кавалеров… – Катя замолчала, слегка нахмурившись, словно подбирая нужные слова. – Что касается кавалеров, то их не так уж и много. Всего один.

– Стас? – хитро подмигнула Юля.

На лице Кати появилась улыбка:

– Если знаешь, зачем спрашивать?

В этот момент у неё зазвонил мобильный.

– Да, Толик. Уже выезжаю. Было бы хорошо, потому как приеду поздно. Спасибо.

– Толик? – удивлённо спросила Касимова. – Кто это?

– Не питай иллюзий, – улыбнулась в ответ Соколовская, убирая телефон в сумку. – Одногруппник и только. Мы вместе работаем над проектом. Мне нужно отдать ему исследовательскую часть. Хотя в последнее время он что-то рьяно требует новых встреч.

– Ну-ну.

– Что «ну-ну»? Я не собираюсь менять парней как перчатки.

– Не надо как перчатки, – Юля заложила русую прядь волос за ухо. – Но, согласись, что всегда должно быть то, из чего можно выбрать. Нельзя бросаться на первого встречного и считать его тем самым единственным и неповторимым. – Она с укором посмотрела на Соколовскую. – Это и твоего Стаса тоже касается. Вы вместе учились в средней школе, но это ни о чём не говорит.

Катя стала серьёзной. Ей не нравилось, в какую сторону двигался разговор.

– Ты не обязана быть с ним, если тебе этого не хочется.

– Юль…

– И ваше соседство тебя тоже ни к чему не обязывает.

– Юль…

– Оглянись вокруг. Ты – шикарная девчонка! Наверняка, рядом полно ребят, которым ты нравишься. Дай им шанс!

От яркой характеристики, которую подарила подруга, Соколовская поёжилась.

– Стас – мой парень! – произнесла громче, чем планировала она. – Мой парень. Он многое сделал для меня. Всегда был рядом. Он один, и больше никто. Никто!

– Это не его заслуга, – тихо произнесла Юля. – Ты никого к себе не подпускала. До сих пор не понимаю, почему он.

Оставшийся путь до вокзала они шли молча. Катя обдумывала слова Касимовой и не могла не признать, что в них звучала доля истины. Да что там доля! Юля говорила абсолютную правду, но отвернуться от Стаса не могла. Ей было хорошо с ним. Он всегда помогал, когда чувствовала себя одинокой. Он стал для неё маяком. Светом, к которому тянулась, словно цветок к солнцу.

Конечно, всегда можно было попросить совета у семьи. Однако бывали моменты, когда хотелось найти помощи у сверстников, а не у мудрых родителей. Мама и так для неё многое сделала. Слишком многое. А отец… Он любил её по-своему, но девчачьих проблем ему точно не понять. Отогнав прочь мысли, Катя улыбнулась. Расставаться с подругой детства на такой мрачной ноте было верхом неблагодарности.

– Ладно, Юль, не обижайся. Я обещаю, что подумаю над твоими словами.

Лицо Юли посветлело:

– Спасибо. Просто на твоём месте я бы не стала связывать Судьбу с человеком, брат которого…

– Хватит! – перебила её на полуслове Катя. – Хватит. Это в прошлом. Стас не в ответе за его поступки. К тому же, они не родные. Это всё объясняет.

Между ними повисла неловкая пауза. Сколько раз они зарекались не поднимать эту тему, однако разговоры о семье Ерёменко так или иначе заставляли вспоминать о Шторме.

– Ладно, смотри сама, – наконец сдалась Юля. – Ты уже взрослая девочка и знаешь, что к чему. Просто прислушайся к моим словам – я плохого не посоветую. Тем более тебе.

Она крепко прижала Катю к себе и тепло улыбнулась. Юля любила её как сестру, которой у неё никогда не было. После короткой паузы, она нехотя отстранилась и вытерла мокрую щёку:

– А теперь иди, иначе опоздаешь. Придётся ехать завтра рано утром, и тогда ты не попадёшь на Красную Площадь. Всё-таки День Победы в столице намного отличается от Дня Победы во Владимире. Да и пропуск твой будет жалко – пропадёт.

– Я бываю там каждый год, и каждый год там ничего не меняется.

– Всё равно. Не стоит огорчать отца. Пусть он достаётся ему просто так, но он делает это для тебя.

Катя улыбнулась:

– Ты права.

Посмотрев на огромное табло электронных часов, она ещё раз сердечно обняла подругу и пошла в сторону вокзала. Ей не хотелось уезжать, не хотелось оставлять человека, с которым было комфортно, тепло и спокойно, но пребывание на параде Победы не обсуждалось, да и Стас будет ждать.

Мысли о Ерёменко заставили улыбнуться. Нет, Юля однозначно ошибалась на его счёт. Пускай он был братом Шторма – это не имело значения. Купив в кассах билет, Катя медленно двинулась в сторону платформы. Она прошла несколько метров в одиночестве, и вдруг услышала шаги за спиной. Делить с кем-то чудесные мгновения тишины перед прибытием в шумную столицу совершенно не хотелось, а потому пришлось пойти быстрее, но шедший позади явно не собирался отставать.

– Девушка, подождите минуточку, – раздался приятный голос за спиной, и кто-то схватил её за руку.

Катя резко остановилась, освобождаясь от тёплых пальцев на предплечье. Развернувшись, она увидела красивое лицо высокого брюнета. По-видимому, он понял, что слишком стремительно вторгся в чужое личное пространство. Незнакомец тут же поднял руки в знак капитуляции и ослепил лучезарной улыбкой:

– Прости, я не хотел тебя пугать. Четвёртая платформа где находится?

– Уж явно не здесь. До перрона ещё метров сто, не видно, что ли?

Он виновато пожал плечами, и его улыбка стала ещё шире:

– Да, пожалуй, Вы правы. Позволите составить Вам компанию?

– Нет.

Катя нахмурилась и, не имея никакого желания продолжать бессмысленный разговор, пошла дальше. Он продолжал преследование. Господи, какой настырный! Неужели непонятно, что…

– Я тоже еду в Москву, вдвоём будет веселее. Ты так не считаешь?

– По-моему, на «ты» мы не переходили, – по-прежнему держала оборону девушка.

Незнакомец поравнялся с ней, продолжая улыбаться: высокий, загорелый, харизматичный.

– Так давай исправим это.

Катя бросила на него быстрый взгляд, уловив в глазах загадочный блеск. От него так и веяло дружелюбием. Из вещей он имел при себе лишь небольшую кожаную сумку на плече, чёрные солнечные очки и мобильный телефон. На бандита с большой дороги не тянул, но кто его знает. В тихом омуте…

– Артур, – пока размышляла, незнакомец, улыбнувшись, на ходу протянул ей раскрытую ладонь. – Но друзья зовут меня просто – Арчи. Будем знакомы?

Пауза. Катя колебалась.

– Откуда ты знаешь, что я еду в Москву? – вместо того, чтобы протянуть ему руку в ответ, спросила она.

Какая дура… К чему все эти вопросы?

– На путях стоит только одна электричка, и она направляется в столицу, – ответил Артур, не сбавляя шага, чтобы вдруг не отстать. – Логично предположить, что ты торопишься именно на неё.

– И именно поэтому ты спросил у меня, где находится четвёртая платформа? – прищурила глаза Соколовская. – То есть ты знал, что электричка одна, но где она стоит, тебе неизвестно?

Он ещё секунду улыбался, а затем хлопнул себя по лбу и громко рассмеялся:

– Каюсь, ты меня поймала.

Его смех оказался таким же притягательным, как и внешность. Ямочки на щеках, блестящие искрящиеся глаза, приятный, ласкающий слух голос – всё это вкупе рисовало в голове странные картинки, толкавшие на измену.

– Вокруг тебя полно парней… Дай им шанс!

– Но зато смотри, как быстро мы перешли на «ты».

Стрельнув бровями, Артур бросил лукавый взгляд на спутницу:

– Так что, возьмёшь меня в попутчики до Москвы?

Снисходительно улыбнувшись, Катя кивнула:

– В умении уболтать девушку тебе не отнять. Так и быть, будем попутчиками.

Сжав правую руку в кулак, Арчи издал победный клич и поднял голову к небу:

– Спасибо, Всевышний, что подарил мне в спутницы такую девушку, как… – На долю секунды на его лице отразилась растерянность. – Я даже не знаю, как тебя зовут.

Соколовская удивлённо вскинула брови. Точно! Она же так и не представилась.

– Катя.

Склонив голову в галантном поклоне, Артур снова воззрился к небесам и величественно произнёс:

– Так вот, спасибо тебе, Всевышний, за то, что свёл меня с такой шикарной девушкой, как Катерина. Буду обязан Тебе до конца своих дней.

Едва только фраза сорвалась с губ, Катя сморщилась, словно съела что-то донельзя неприятное. Шикарная девушка… Однако прошли секунды, и она снова улыбалась.

– А вот и четвёртая платформа, – произнесла, указав на стоявшую перед ними электричку.

– Добро пожаловать на борт, как говорится, – поддержал её парень.

И они отправились вдоль по перрону к середине состава.

Глава 1.6. Выпускной

Два года назад, 1996 год, Москва

В «Эль Гуне», куда приехали с Красной Площади, громко играла музыка. Это был один из элитных клубов Москвы. Догадаться, какого рода публика там собиралась, не составило большого труда. Находясь в компании таких парней, как Стас и Александр, стоило предположить, что отдыхали в нём не простые москвичи со среднестатистическим доходом.

Катя с печальным видом смотрела на танцпол, где отжигали друзья, однако не видела никого, кроме одной-единственной пары. Уголок губы едва заметно подёрнулся в горькой улыбке: даже безупречная внешность не смогла пробудить в нём интерес! Ну что, что он нашёл в этой девице? Ни гордости, ни знаний – ничего! Пустая, как пробка от шампанского. «Зато всегда неотразимая», – шепнул дьяволёнок внутри, подлив масла в огонь. – «Всегда, а не один день, как Золушка!»

Катя закрыла глаза, глотая обиду. Неужели, чтобы понравиться парню, нужно вести себя как последняя дешёвая девка?

– Грустишь?

Голос Стаса заставил вздрогнуть.

– Нет. Просто немного устала.

Ерёменко опустился на диван и откинулся на мягкую спинку. Туда же последовала его рука, невзначай коснувшаяся открытой спины и плеча девушки. Он посмотрел на танцующего с Ренатой брата – счастливый, довольный. Хотя бы один из них хорошо проводил время. Губы сжались в тонкую нить, а глаза приобрели ястребиный прищур.

– Может, потанцуем? – отвлекаясь от страстной парочки, спросил Стас.

– Прости, – виновато улыбнулась Катя, покачав головой, – я не хочу. Такой пытки мои ноги точно не выдержат.

Взяв со стола недопитый бокал с коктейлем, она сделала приличный глоток и снова стала наблюдать за одноклассниками.

– Мы можем поехать домой, если хочешь.

– Ты собираешься оставить брата одного?

Стас стиснул челюсти. Она игнорировала его. Открыто, не стесняясь и не задумываясь, что он заметит это. Какого чёрта она пялилась на них? Нравилось мучиться?

– Он уже взрослый. Дорогу к дому найдёт без труда.

С губ Кати сорвался смешок:

– Ты же обещал Вадиму Петровичу.

– Даже если не отыщется к рассвету, ему будет полезно для разнообразия получить нагоняй от отца, – усмехнулся Стас. – Думаю, ты согласишься со мной.

Она отвлеклась и посмотрела на парня. Тот приветливо улыбался, но слова явно содержали скрытый смысл.

– Не понимаю, о чём ты.

– Мы же оба знаем, что мой брат не святой. – В его глазах появился азартный блеск. – Так пусть хотя бы раз ответит за свои поступки.

– За какие?

Молчание. Она и впрямь не видела в нём недостатков? Что бы ни сказал, что бы ни сделал – всегда будет святым Ангелом, спустившимся с райского облака на грешную землю. Внутри начала подниматься волна злости. Рука с силой сжала спинку дивана, но Стас старался держать эмоции под контролем.

– Не бери в голову. Болтаю без умолку весь вечер. Ладно, Катюш, не грусти. – Стрельнув бровями, он быстро встал. – Как только надумаешь ехать домой, дай знать. Отправимся вместе. – Бросив быстрый взгляд на толпу и найдя в ней Шторма, Стас добавил: – И прихватим кутилу с собой. От греха подальше.

Соколовская согласно кивнула. Подняв бокал, она сделала ещё один глоток, провожая парня взглядом до бара, пока тот не скрылся из виду, а затем вернулась к танцующей толпе. Ни Шторма, ни его спутницы там уже не было. Катя печально улыбнулась: куда и для чего они удалились, сомнений не вызывало.

– Улыбнись, мисс Зубрилка!

Глубокий баритон прозвучал над самым ухом. Кожу обдало горячим дыханием.

– Я…

– Да что с тобой, Соколовская! – воскликнул Александр, обойдя диван и упав на него рядом с ней: туда, где несколько минут назад сидел брат. – Что ты такая скучная?

Внутренности успели дважды стянуться узлом, а потом вернуться в своё исходное состояние. Катя не могла придумать, что ответить. Стас не волновал её так, как это делал Александр.

Он между тем с неподдельным любопытством рассматривал сидевшую перед ним девушку, а потом, совершенно неожиданно подался вперёд. Склонившись к ней, он прошептал:

– Ты отказала моему брату, тогда, может быть, согласишься составить компанию мне? На танцполе.

Шторм отстранился ровно на столько, чтобы можно было увидеть смущение в девичьих глазах. Их разделяли миллиметры. Чёрт, какая опасная близость!

Катя проглотила ком в горле. Она ощущала его тёплое дыхание на губах. Глаза предательски забегали, выдавая волнение, но отвести их от тёмного омута не было сил.

– Я… Да.

Александр усмехнулся и, встав, протянул ей руку:

– Позвольте пригласить Вас на танец, сеньорита.

Он отвесил галантный поклон. Ждать долго не пришлось. Как только холодные пальцы коснулись его горячей руки, Шторм выпрямился и не спеша двинулся в сторону танцующих. Что о ней подумает Стас, Катю мало волновало. Значение имел лишь шедший впереди парень. Кумир! Мечта, которая наконец начала сбываться!

Мурашки побежали по всему телу, стоило только представить, как его руки коснутся талии. Время остановило ход. Не существовало никого вокруг. Только он. Катя следовала за Александром, пытаясь унять панику. Господи, дурочка, успокойся! Это просто танец! Тебя всего лишь взяли за руку, а твоя больная фантазия уже нарисовала страстную картину соития с этим жгучим красавцем!

Однако ни одно из убеждений не оказало нужного эффекта, пока вдруг Александр не сменил направление и не стал двигаться в противоположную сторону от танцпола. Не говоря ни слова, Катя всё ещё шла за ним, пытаясь определить конечное место их маршрута.

– Что… Куда мы идём? – наконец спросила она, когда количество людей на пути заметно уменьшилось, а музыка перестала громко звучать.

Шторм молчал. Романтическое настроение стало рассеиваться. В попытке вырваться Соколовская резко дёрнула руку, но Александр ещё крепче сжал её ладонь пальцами.

– Отпусти меня! Слышишь?

Ещё одна попытка освободиться – тщетно, и в это самое мгновение он внезапно остановился, рывком прижав хрупкое тело к стене. Александр всегда выглядел крупнее и крепче остальных одноклассников, а по сравнению с маленькой девичьей фигурой так и вообще казался великаном.

Он упёрся правой рукой в тёмную стену, а левую по-хозяйски расположил на Катиной талии. Глаза с лёгким прищуром внимательно изучали её испуганное лицо. Мгновение – и на губах появилась дерзкая ухмылка.

– От… Отпусти, – прошептала девушка, чувствуя, как ноги задрожали от страха.

Шторм скользил вожделенным взглядом по её лицу, не пропуская ни одной детали. Маленький курносый нос, бледные щёки и, наконец, губы. Пухлые, слегка приоткрытые губы, так и манившие к себе. Чёрт! О чём думал?

– Отпустить? Правда? – В голосе прозвучала насмешка. – Ты весь вечер не давала мне покоя, то и дело бросая томные взгляды дикой самки, страдающей хроническим недотрахом. А теперь, когда потаённые желания начинают сбываться, ты говоришь «Отпусти меня»? Чёрта с два!

И он впился в мягкие губы. Катя попыталась оттолкнуть его, однако напор только усилился. Правая рука соскользнула со стены и, опустившись на упругую грудь, с силой сжала её. Прошли секунды, прежде чем Александр понял, что под бордовой тканью ничего не было. Твою ж мать! Она что, не носила нижнее бельё? Судя по тому, какими естественными были ощущения, бюстгальтер на ней точно отсутствовал.

– Давай, не строй из себя недотрогу, мисс Зубрилка. Ты же ждала этого весь вечер!

Соколовская быстро замотала головой, упираясь в его грудную клетку.

– Нет? – продолжал глумиться Шторм. – Но, похоже, твоё тело думает иначе. Смотри…

С этими словами его правая рука сжала грудь, а большой палец, определив через ткань, где находился сосок, начал ласкать его.

– Саш… – Катя перехватила запястье, пытаясь остановить жуткое представление. Как такое могло быть? Ведь она не хотела его! – Саш, не надо. Я… Я не могу. Я…

– Да что ты ломаешься, как девственница, ей-богу! Выпускной бывает один раз в жизни.

Ладонь поползла по талии вниз. Миновав бедро, она замерла. Перебирая пальцами ткань платья, Александр стал не спеша поднимать его вверх, оголяя ноги.

– Давай сделаем его по-настоящему незабываемым, – прошептал тихо, гипнотизируя девушку взглядом.

– Не надо. Я… Я не хочу! – сорвавшимся голосом проговорила она, удерживая его руку, чтобы та не двигалась дальше. В глазах показались слёзы.

– Ты лукавишь, Кать. Уверен, просто набиваешь себе цену.

Голова склонилась набок. Блестящие глаза скользнули к её губам и снова вернулись обратно.

– Н-нет.

– Тогда… – Александр надменно улыбнулся. – Неужели ты правда девственница?

Неподдельный страх подсказывал, что это могло быть правдой. Да ладно? Она ни разу ни с кем не спала? Стас обхаживал её с восьмого класса.

– Пожалуйста, отпусти.

– Значит, да. Ты меня приятно удивляешь, мисс Зубрилка.

Он ещё секунду смотрел на растерянное лицо, а затем одним быстрым движением забрался под платье и накрыл ладонью внутреннюю часть бедра. Катя широко распахнула глаза, когда почувствовала, как его пальцы стремительно поползли вверх. Все попытки сопротивляться тут же блокировались. Руки упирались в каменный торс, шея отчётливо ощущала горячее дыхание, пока он продолжал шептать на ухо едкие слова:

– Ну же, расслабься, малыш! Это не больно и совсем не страшно. Тем более мы оба знаем, что я тебе нравлюсь.

Катя качала головой, моля о пощаде, но Александр ничего не слышал. Когда пальцы коснулись мягкого кружева трусиков, попытки вырваться усилились как минимум вдвое:

– Отпусти, меня. Пожалуйста, отпусти! Отпусти!

Она крепко сжала рукав его рубашки и зажмурилась, боясь представить, что последует дальше. Крепко стиснутые зубы свели скулы болью. У неё больше не было сил бороться. Она сомкнула дрожащие ноги, блокируя руку и не позволяя ей сдвинуться с места.

– Прекращай ломаться, Соколовская! – выдохнул Александр, тяжело дыша. – Ты же шикарная девушка, мать твою! Давай, раздвинь свои чёртовы ноги! Покажи мне, какая ты есть на самом деле!

– Нет, не надо. Не надо. Умоляю тебя!!!

Надрывной крик сорвался с губ, который тут же заглушился истеричным плачем. Катя уткнулась в его плечо. Тело тряслось от страха и напряжения. Шторм глубоко дышал, пытаясь справиться с собственными эмоциями. Пах, словно наполненный раскалённой лавой, требовал разрядки. Здесь и сейчас.

– Шикарная дама, чёрт тебя подери! – прорычал с ненавистью.

К ней? К себе? Ему было неизвестно, но одно он знал наверняка: своими действиями добился обратного эффекта. Проведя рукой по её волосам, Александр прошептал:

– Я не такой, каким ты меня нарисовала в своих мечтах, тебе понятно?

Катя быстро закивала, борясь с душившими её слезами.

– Я бы трахнул тебя прямо здесь, веришь?

Кивок и снова едва сдерживаемый плач.

– Я не делаю этого лишь по одной причине: мой брат умудрился найти в тебе что-то, что не даёт ему покоя ни днём ни ночью, а я никогда не посягну на то, что принадлежит ему. Но если ещё раз увижу или почувствую твой взгляд на себе, я забуду, что у меня есть честь.

Сделав глубокий вдох, Шторм не без труда отпустил девушку. Освободив её личное пространство, он смерил Катю сочувственным взглядом. Ублюдок!.. Мгновение – и на губах появилась улыбка:

– Удачи, Вирджиния [1] .

Стоило отвернуться, как лицо стало серьёзным. Сжимая кулаки, Александр быстрым шагом направился к VIP-зонам. Сердце отбивало чечётку, бешено стуча о рёбра. Уже на выходе из служебного коридора, он столкнулся со Стасом.

– Где ты был? Где Катя?

Не обращая внимания на взволнованного брата, Шторм на ходу произнёс:

– Пару метров вперёд и налево.

– Вы были там вместе?

– Не боись, братец, – ухмыльнулся Александр, остановившись. – Целомудрие твоей Орлеанской Девы не тронуто. Мы просто поболтали, как будущие близкие родственники. Думаю, теперь тебе дадут «зелёный свет». Не благодари меня, не надо!

С этими словами он двинулся дальше, надеясь поскорее найти Ренату, чтобы спустить пар. Было трудно, но он справился. Лишил ложных надежд и помог забыть. Хотя нет… Не забыть, а наоборот, запомнить. Запомнить как самый страшный кошмар, от которого стоит держаться подальше.

[1] производная от слова «virgin» (англ.), что в переводе означает «девственница», «чистый, непорочный».

Глава 1.7. Заслуженное наказание

Терехов вошёл к Денисову, когда стрелки часов перевалили за десять. Тот сидел за столом и что-то изучал в бумагах. В свете тусклой лампы лицо офицера выглядело сосредоточенным и задумчивым. Лёгкий прищур глаз выдавал обилие маленьких морщин, отчего мужчина казался уставшим и измученным.

– Вызывали, товарищ полковник?

– Заходи, Максим. Присаживайся.

Жестом он показал на стул перед столом, продолжая о чём-то размышлять. Терехов сел. Ожидать, когда товарищ наконец нарушит царившую в палатке тишину, пришлось недолго.

– Вторая декада мая. Праздники отгремели, и вместе с ними ушло наше спокойствие, – произнёс Денисов, не поднимая глаз от документов. – Хорошо, что в столице всё обошлось без происшествий? Что думаешь о нашем «герое-одиночке»?

Резкая смена разговора заставила растеряться, однако о ком шла речь, догадаться не составило труда, под вопросом оставались только лежавшие на столе бумаги. Что-то случилось, как пить дать…

– Младший сержант Шторм – хороший солдат, товарищ полковник, и…

– Брось ты эти официальные обращения! – перебил его Денисов. – Я сейчас разговариваю с тобой как с другом, Макс – без чинов и званий.

Короткая пауза – Терехов бросил встревоженный взгляд на документы и уже более спокойно закончил:

– Хороший пацан. Своевольный, но у всех есть недостатки.

– Да, здесь ты прав. – Денисов отложил ручку в сторону. – Ну, а ещё что? Что скажешь о его прошлом?

– А что его прошлое? Все мы не без греха. Шторм – не исключение.

– Вот здесь ты ошибаешься, – нахмурившись, полковник посмотрел в окошко, закрытое москитной сеткой. – Тебе прекрасно известно о его особом положении. Да и не каждый в корне изменится, отправившись в армию.

В палатке стало тихо. Прозвучавшие слова находились под запретом. Не то, что произносить вслух, даже думать об этом было запрещено.

– Ладно, я вызвал тебя сюда не за этим, – нарушив напряжённую и неловкую тишину, начал Денисов. – Скажи мне, Шторму можно доверить серьёзное боевое задание?

Как только две пары глаз встретились друг с другом, палатка снова напомнила кладбищенский склеп. Часы медленно тикали, а за окном трещали цикады.

– Без чинов и званий, говоришь? – Капитан исподлобья посмотрел на товарища. – Я бы доверил ему свою жизнь.

Полковник склонил голову набок и печально улыбнулся:

– Даже так? Значит, младший сержант так хорош, по твоему мнению?

– Ты же сам хотел знать, – произнёс уверенно Терехов. – Я ответил. Мне довелось видеть его в ближнем бою. Парень хорошо ориентируется на местности, может оценить обстановку, быстро приспосабливается к изменившимся условиям и великолепно справляется с боевыми заданиями. Какие ещё доказательства тебе нужны?

Денисов глубоко вздохнул. Он перевёл задумчивый взгляд с капитана на брезентовую стену палатки. Ещё никогда не приходилось принимать таких сложных решений, идя против своих принципов, но этот случай не оставлял другого выбора. Чёрт!

То, что им сообщили, и то, что видел собственными глазами, противоречило друг другу и взаимно друг друга исключало. И ладно если бы ему одному так казалось!

– Я слышал о нём от офицеров из учебки, где ефрейтор Чудов и Шторм провели первые четыре месяца службы. Но не кажется ли тебе слишком странным: мальчишка с криминальной репутацией на гражданке превращается в идеального солдата с хорошими организаторскими способностями и с чувством долга и ответственности?

– Вижу, ты изучал его дело. Я тоже. И не раз… – Терехов колебался. – Знаю, мы не должны были этого делать, но… Я так не могу. Тебе известно, что здесь каждый солдат на вес золота, а тем более такой, как Шторм. Мне плевать, что там было написано в его личном деле, для меня важны результаты, которые я вижу. Ты ведь понимаешь, верно?

Их взгляды встретились. В том, что капитан прав, не оставалось сомнений.

– А к чему вообще весь этот разговор? – насторожился Максим.

Взяв со стола жёлтый лист, полковник протянул его другу:

– Прочти.

Тому понадобилось несколько минут, чтобы понять, что это такое. Абсолютная растерянность сквозила в каждой черте лица:

– Я… Как?!

– Не нужно сейчас выплёскивать наружу эмоции, товарищ капитан! – резко прервал его полковник. – Мне нужен боевой офицер, а не баба. Соберись! – Денисов не сводил с него орлиных глаз. – По его словам, информация проверенная. Что говорят связные?

– О заложниках ничего не сообщалось, – мрачно отозвался Терехов. – Что касается места сбора, оно уже известно, но мы ждём окончательного ответа.

То, как бегали глаза друга, говорило: это было ещё не всё. Капитан выждал несколько секунд, а затем задал вопрос в лоб:

– Есть что-то ещё, ведь так?

– Шторм. На задание нужно отправить его, и это, как ты понимаешь, не обсуждается.

Брови Терехова сошлись на переносице. Что?! Одно дело – муштровать его во время боевой подготовки, выжимая последние соки, что, как ни крути, шло только на пользу, и совсем другое – отправлять на верную смерть.

– Ты спятил?!

– Это приказ, товарищ капитан.

– К чёрту приказы! – вскочил со стула мужчина. – Он ещё зелёный. Салага!

На губах Денисова появилась горькая улыбка:

– Наши с тобой доклады говорят об обратном.

Терехов нервно мерил палатку шагами, то и дело запуская правую руку в волосы.

– Если понадобится, я готов их отозвать.

– Уже поздно. Сядь, успокойся.

Полковник взял сигарету и прикурил. Спокойные глаза изучали тлевший красный кончик, пока мозг проворачивал возможные варианты развития дальнейших событий. Эмоции тут были излишни, дураку ясно. Расчёт – вот что важно.

По сути, Шторм – единственный, кто мог справиться с заданием. По крайней мере, из находившихся в распоряжении солдат. Проблема крылась в другом: нападать неожиданно и идти в клетку со львом, когда тот заранее знает об этом, – две разные вещи. Неужели гражданские грехи парня и правда не имели прощения?

– Офицеров в составе группы быть не должно, – продолжал вводить капитана в курс дела Денисов. – Если что-то пойдёт не так, будет проще объяснить потери.

– Шторм выполнит приказ, но действовать будет, опираясь на ситуацию, – наконец заговорил Терехов. – Чтобы потом не было лишних разговоров, если операцию будут обсуждать в верхах, младшего сержанта нужно освободить от обязательного следования инструкциям. Это обезопасит его и нас.

Денисов посмотрел сначала на бумаги, а затем – на капитана. Тень сомнения всё ещё присутствовала на лице, но личные интересы не должны мешать боевым задачам на пути к поставленным целям. Истина, не требовавшая возражений.

– В таком случае, всё решено. Начинаем подготовку и будем считать это вполне заслуженным наказанием за совершённые им проступки.

Сев на стул, Терехов взял сигарету:

– Ты знаешь моё мнение на этот счёт.

В палатке снова наступила давящая тишина. Может, парень и заслуживал наказания, но не таким образом и не после того, что успел сделать во благо Отечества.

Глава 1.8. Боевое задание

– Рядовой Кочетов, Шторма ко мне. Быстро!

Сидевший у костра часовой подскочил и направился к палатке, где спал младший сержант.

– Сань! Сань, вставай. Там Терехов тебя зовёт.

Шторм открыл глаза и, подождав, пока они привыкнут к темноте, встал с кровати. Он шёл за Иваном, попутно гадая, который был час. Судя потому, что вокруг царила относительная тишина, достаточно поздний.

– Вызывали, товарищ капитан?

Услышав голос, мужчина отвернулся от языков пламени:

– Пошли.

– Что случилось? Куда…

– За мной, товарищ младший сержант. Без лишних вопросов!

Нахмурившись, Шторм посмотрел на Терехова, а затем перевёл взгляд на Кочетова, который, в свою очередь, растерянно пожимал плечами. Похоже, визит капитана для всех стал неожиданным сюрпризом. Теперь оставалось понять, хорошим или плохим. Вместе они направились к выходу из лагеря.

Александр медленно тащился за офицером, зевая и прогоняя остатки сна. Выспался, твою мать! Миновав солдатский лагерь, Терехов свернул в сторону, где располагались палатки офицеров. Остановившись напротив одной из них, капитан жестом указал на вход:

– Милости прошу.

Шторм вошёл внутрь. Денисов, как всегда, сидел за столом и что-то быстро записывал.

– Как плечо? – спросил он, увидев наконец ночных визитёров.

– Всё в порядке, товарищ полковник.

– Это хорошо. Нам нужны здоровые солдаты.

Терехов стоял рядом с младшим сержантом, ожидая дальнейших действий. Дружба дружбой, но субординацию никто не отменял, тем более в присутствии молодых солдат. Шторм ощущал напряжение, висевшее в воздухе. Офицеры что-то скрывали или же не знали, как и с чего начать разговор. Странно… На лице появилось хмурое выражение.

– Ты, я так понимаю, не догадываешься, зачем тебя привели сюда. Да ещё в такой поздний час.

– Никак нет, товарищ полковник. Не имею ни малейшего представления.

– Тогда думаю, стоит сразу перейти к делу, – едва заметно кивнул Денисов и принял серьёзный вид. – Подойдите ближе, товарищ младший сержант, и взгляните на карту.

Александр сделал несколько шагов вперёд и склонился над столом. После нескольких секунд внимательного изучения местности, он посмотрел на полковника:

– Это наш боевой квадрат. – Бросив ещё один быстрый взгляд на карту, Шторм спросил: – Но обратить внимание я, скорее всего, должен на северо-восток, так?

Денисов улыбнулся.

– И что там? – всё ещё не понимал, чего от него хотят, Александр.

– Через несколько дней Вы и Ваша боевая группа должны будете проникнуть в одно из селений в северо-восточном квадрате и, незамеченными попав в лагерь противника, захватить небольшой отряд боевиков.

Шторм не двигался. Лишь морщинка, появившаяся между бровей, свидетельствовала, что он слышал и понимал, о чём шла речь.

– Разведка донесла, что у них есть важная информация, – продолжал полковник. – Месторасположение вооружённых группировок, а также места будущих терактов: здесь, в Москве и, возможно, в других больших городах. Беда только в том, что они делят её между собой.

Денисов выдержал паузу, но Александр по-прежнему молчал, ожидая окончания первичного инструктажа. Иначе это назвать было нельзя.

– Отсюда плавно вытекает вывод, товарищ младший сержант: вам придётся взять в плен как можно больше сукиных детей. Больше «языков», больше шансов, что мирные останутся в живых. Естественно, с наименьшим количеством жертв с вашей стороны и со стороны мирного населения.

Брови Шторма медленно поползли наверх. На губах появилась ухмылка. Шутка такая, что ли? Или слова действительно произносил взрослый человек?

– Если нам придётся брать в плен заложников, то об отсутствии жертв речи быть не может.

– Вы – элита, – вступил в разговор Терехов, – поэтому должны сделать всё на высшем уровне, товарищ младший сержант. Десант – не детский сад! Вы знали, куда шли и, я уверен, догадывались, что Вас здесь ждёт.

Александр с вызовом посмотрел на командира. Слова, как хлыст, больно ударили по живому, но доказывать сейчас что-то не имело смысла. Это прошлое, которое ворошить не стоило.

– Элита, верно, – как можно спокойнее проговорил Александр, – но не боги. Мы всё сделаем, однако утверждать, что жертв не будет, я не могу. Если Вас не устраивает, ищите кого-нибудь ещё, кто умеет выполнять задания такого рода без потерь. Для этого лучше сразу обратитесь в небесную канцелярию.

До него только сейчас дошло, насколько дерзко прозвучала последняя фраза. Чёртов характер! Шторм проглотил ком в горле. Капитан привык к таким закидонам, а вот полковник… В палатке воцарилась тишина. Да ну и пусть! Хуже, чем есть, точно не будет.

Первым молчание нарушил Денисов:

– Смотрю, Вы не изменяете своим привычка, товарищ младший сержант. Бунтарь до мозга костей. – Уголок губы мужчины слегка подёрнулся. – Будете действовать по обстоятельствам. Командование полностью за Вами, но не забывайте главной задачи – живые боевики.

Кивок – и едва уловимое облегчение на лице. Неужели пронесло?

– Когда мы выступаем?

– Завтра я доложу о принятом решении в Ханкалу[1], послезавтра они пришлют ребят, у которых также имеется боевой опыт в подобных операциях. После этого останется ждать докладов наших связных, когда боевики появятся в назначенном месте. Вас ещё вызовут, чтобы провести полный инструктаж, а сейчас возвращайтесь в лагерь.

– Так точно, товарищ полковник.

Александр направился к выходу. Ему в очередной раз повезло и «выступление», сопровождаемое пламенной речью, снова осталось незамеченным. Или они уже привыкли к его манере общения? Как бы там ни было, но обороты стоило сбавить.

Оказавшись на улице, Шторм улыбнулся. Взгляд устремился в звёздное небо. Пускай родители оставили его, но он чувствовал, что они там, наверху, неустанно наблюдают за ним. За ним и его убогой игрой в пьесе под названием «Жизнь».

*****

На следующий день, как и говорил полковник, на военную базу в Ханкалу было отправлено послание, ответ на которое не заставил себя долго ждать. Письменное подтверждение и приказ о назначении младшего сержанта Шторма командиром группы пришли спустя двое суток, а вместе с ними и уведомление о прибытии четырёх человек, которые временно должны были войти в личный состав группы Шторма.

Ждать прибытия самих новеньких пришлось также недолго. Утром следующего дня после всех полученных сообщений прилетел вертолёт, и из него высадились четверо солдат в полном обмундировании. Когда все вещи были сброшены на землю, пилот поднял «вертушку» в воздух и улетел. Собрав рюкзаки, ребята направились к уже ждавшему их на посадочной площадке полковнику.

Пока шли, Денисов успел отметить, что прибывшие солдаты ничем не отличались от солдат, находившихся под командованием капитана Терехова, разве что были ростом повыше и цветом темнее, так как служили здесь уже больше года.

– Сержант Киреев, товарищ полковник, – отрапортовал высокий молодой человек, отдав честь офицеру. – По приказу генерала Богданова прибыл для выполнения боевого задания. Со мной ещё трое бойцов: младший сержант Зубов, рядовой Козырев и ефрейтор Обухов.

– Вольно, солдат. Сейчас вас проводят в лагерь, где вы сможете привести себя в порядок. Рядовой Кочетов! – обратился Денисов к солдату, стоявшему за его спиной.

Тот сделал два шага вперёд и поравнялся с командиром.

– Вечером я соберу всех у себя, и мы сможем обговорить подробности предстоящего задания, а пока привыкайте к новому месту жительства. Вольно!

Новоприбывшие направились вслед за Кочетовым. Проводив ребят печальным взглядом, полковник пошёл в сторону ждавшей его в нескольких метрах машине:

– Чёрт бы побрал эту войну.

Когда Киреев, Обухов, Козырев и Зубов вошли в палатку, куда их привёл сопровождающий, их сразу же встретил дружеский возглас ефрейтора:

– Вэлкам! (русский аналог английского слова «welcome», что в переводе означает «добро пожаловать»). Чего так долго-то?

Киреев сначала замер в проходе, оценивая обстановку, а затем двинулся к сидевшему на раскладной табуретке Кириллу.

– Когда разговариваешь с солдатом старше тебя по званию, ефрейтор, нужно встать, тебе известно?

Опешив, присутствующие внимательно следили за происходящим.

– У нас все равны, товарищ Встаньте-Кто-Ниже-Меня-По-Званию!

Он продолжал сидеть в том же положении, в каком его застали гости. Чудов был простым парнем и за словом в карман не лез: на каждое одно замечание у него находилось десять. Таким уж уродился, от чего часто сам и страдал, но поделать с характером ничего не мог. Не мог, да и не особо-то хотел.

– Встать, когда с тобой разговаривает сержант!

Однако Кирилл не сдвинулся с места. Губы растянулись в довольной улыбке и было видно, что ситуация его искренне забавляла, нежели пугала.

– Вообще-то вы – гости, и вести себя подобным образом…

Но он не успел закончить фразу, потому что мощные руки Киреева схватили его за куртку и резким рывком поставили на ноги.

– Полегче, товарищ сержант, – раздался голос Шторма, который всё время находился в дальнем углу палатки.

Он медленно встал и направился к конфликтующим солдатам:

– Возможно, в списке званий ефрейтор и ниже сержанта, но его удар может оказаться ударом хорошего прапорщика.

Вадим отпустил остряка и повернулся к Александру.

– Вот так-то лучше, – продолжил тот. – Теперь предлагаю пройти к своим кроватям, а чуть позже мы заново попробуем познакомиться.

Они буравили друг друга взглядами и, если бы ими можно было прожечь насквозь, в палатке уже давно бы лежали две дымившиеся кучки пепла. Напряжённое зрительное сражение продолжалось недолго. Сдавшись первым, Вадим молча направился к угловым кроватям, которые были аккуратно застелены и ожидали своих хозяев.

Спустя несколько часов после всего случившегося недавно прибывший рядовой Козырев и ефрейтор Чудов мирно беседовали у костра часовых. Наверное, солдатам званиями пониже найти общий язык друг с другом было гораздо проще.

– Нехорошо как-то получилось днём. Вадим, конечно, перегнул палку. Хотя чего удивляться, сержанты все такие.

– Саня Шторм тоже без двух дней сержант, – возразил Кирилл, – но никто из ребят не обращается к нему по званию. И, заметь, он ни разу не кичился своим положением.

– Кстати, о вашем Шторме… – посмотрел на ефрейтора рядовой. – Он странный. Что с ним не так?

Кирилл поднял глаза на нового товарища:

– Видимость. На самом деле Саня – классный пацан, и что самое главное – отличный друг. Это редкость в наше время, особенно тут. А вот Киреев ваш…

– Вадим тоже нормальный. Просто бесится, что командует не он, а кто-то ещё, тем более ниже него в звании.

– Да, уж…. – усмехнулся Чудов. – Похоже, звания – его больная тема. Но ты увидишь: Саня, хоть и младший сержант, но стоит пяти таких, как ваш Вадим. Уверен, что предстоящая операция это докажет.

– Время покажет, – пожал плечами Козырев. – Поживём – увидим.

Однако события следующего утра лишь подлили масла в без того ярко пылавший костёр ненависти…

[1] упразднённый в 2008 году посёлок в Чеченской Республике, ныне являющийся микрорайоном города Грозный

Глава 1.9. Ген патриота

Шторм вышел из палатки, когда на часах ещё не было шести. Утренняя прохлада приятно ласкала кожу, однако яркое солнце, висевшее над линией горизонта, ничего, кроме очередного жаркого дня, не обещало. Нахмурившись, Александр глубоко вздохнул и посмотрел на дремавших у костра часовых. Это была пара недавно прибывших новобранцев, только-только покинувших стены одной из многочисленных учебок, которые готовили ребят к серьёзной службе.

– Вояки, – тихо прошептал Шторм.

На мгновение он вспомнил себя несколько месяцев назад. Рука непроизвольно коснулась прессовых мышц. Шрам до сих пор находился там, как напоминание, что может случиться, если ослушаться приказа спесивого сержанта. Попадись он спящим на посту в своё время, его бы четвертовали без наркоза.

Александр подошёл ближе к потухшему костру и громко крикнул:

– Рота подъё-о-ом!

Подскочив, рядовые пытались прийти в себя, хлопая сонными глазами.

– Мы… Я… – бубнил каждый из них. – Мы… Такого больше не повторится, товарищ младший сержант.

Серьёзное выражение лица Шторма заставляло их тушеваться ещё больше.

– За время дежурства…

– Вы убиты, бойцы, – мрачно произнёс Александр. – Вы и, надо полагать, ваши товарищи. Любой боевик снял бы вас в два счёта, а потом вырезал бы весь лагерь.

Ни дать ни взять провинившиеся первоклассники.

– Считайте это теорией, – продолжил Александр, не понижая тона голоса, – но в следующий раз, если попадётесь, будет уже практика и отвечать придётся с учётом первого проваленного занятия. Ясно?

– Так точно.

– Хороший командир дал бы за это по два наряда вне очереди… Каждому!

– Хороший командир сначала разберётся, насколько велика вина, – ответил Шторм, обернувшись к стоявшему за спиной Кирееву.

– Они уснули при исполнении прямых обязанностей, а значит, нарушили приказ, – продолжал нападение сержант, подходя ближе. – Надеюсь, ты знаешь, что бывает, когда солдат нарушает приказ, товарищ младший сержант?

Последние слова Вадим значительно выделил. Колкость не осталась незамеченной, но Александр предпочёл пропустить её мимо.

– Старших офицеров не было, никто не видел, – отразил словесную атаку он. – Ребята ещё зелёные. Стоит рассматривать срок службы как смягчающее обстоятельство. А что до тебя, товарищ сержант, – на лице появилась холодная ухмылка, – то командовать здесь не советовал бы. У тебя есть люди в подчинении, вот и следи за тем, как они исполняют свои прямые обязанности. К моим не лезь. Или боишься, что сдачи дать не сможешь? Они ведь не какие-нибудь малолетки восемнадцатилетние, верно?

Едва только закончил фразу, как тут же получил сокрушительный удар в челюсть. Левую скулу свело болью, а во рту появился неприятный привкус крови. Упав на землю, Шторм покачал головой, приходя в себя.

– Никогда не называй меня трусом, ты понял? – прошипел Киреев, пренебрежительно посмотрев на него.

Александр медленно встал на ноги, не нарушая зрительного контакта с соперником. Внутри полыхал огонь. Ударить в ответ – больно, чтобы искры из глаз.

– Личный пример. Личный пример и то, кем ты являешься сейчас, а не то, кем ты был в прошлом.

Слова капитана Терехова, произнесённые после первой боевой операции – настоящей – Александр хорошо запомнил. Именно тогда кривая роста начала выравниваться. Чечня – искупление. Чистый лист. Новая жизнь.

Прежний Шторм наверняка бы ринулся в бой, возвращать долг, но Шторм-настоящий не торопился. Вадим стоял, не двигаясь, и был готов в любую секунду отразить удар.

– Больше так не делай, – наконец произнёс Александр, прищурившись. – Я не даю сдачи только потому, что не хочу создавать себе лишние проблемы из-за пятнистого мажора цвета хаки, привыкшего ставить себя выше всех.

– Да ты просто струсил! – зло усмехнулся Киреев. – На словах герой, а на деле… – Но он не успел закончить, потому что из палаток начали выходить солдаты. Драка могла оказаться чреватой последствиями, а потому сквозь зубы сержант добавил: – Закончим в другой раз.

Однако закончить «светскую» беседу так и не удалось. Изнурительные тренировки, патрулирование местности и теоретические занятия вкупе с практикой не оставляли ни минуты свободного времени. Словесные перебранки и соревнования в остроумии, насквозь пропитанном сарказмом, стали единственным способом задеть оппонента.

Спустя неделю напряжённого общения стали известны детали и последние изменённые штрихи предстоящего боевого задания. Накануне вечером Денисов и Терехов сидели в палатке в полной тишине и прожигали северо-восточный квадрат взглядами.

– Я всё ещё считаю, что это слишком серьёзное задание для таких юнцов, как они, – негромко произнёс капитан, сделав глубокую затяжку.

Сизый клубок дыма повис в воздухе, наполнив пространство терпким запахом.

– В Великую Отечественную дети в десять лет становились героями, – ответил полковник, нахмурившись.

– Тогда было другое время. Не стоит сравнивать.

Денисов оторвал глаза от карты:

– Война в любое время заставляет детей взрослеть раньше.

– Сейчас другое поколение. Другое мировоззрение.

– Патриоты были, есть и будут всегда, независимо от того, в каком обществе они растут, – полковник улыбнулся. – В них это заложено генетически. Не удивлюсь, если все они имеют одинаковый ген в ДНК.

С губ Терехова сорвался лёгкий смешок. Он затянулся ещё раз и уже серьёзно спросил:

– Ты до сих пор веришь в то, что Шторм сделал это?

Денисов провёл ладонью по лицу, прогоняя подкравшуюся усталость:

– Не знаю, Макс. Не знаю. Его поступки говорят об одном, а характер и то, что нам рассказали, совершенно о другом.

В палатке снова стало тихо.

– Но в том, что Александр – не моральный урод, я уверен точно. Столько кадров видел, так что чуйка у меня есть. Младший сержант – не такой, каким нам его представили, и скоро он это докажет.

Горько улыбаясь, Терехов покачал головой:

– Сомневаюсь. Ни это боевое задание, ни все последующие – ничто не сможет обелить парня. Только смерть. Его ведь именно поэтому сюда отправили, верно? Но что-то пошло не по плану: орешек оказался крепче, чем о нём думали.

Мужчины встретились взглядами. Каждый понимал: это была правда. Горькая, жестокая, но правда, и что бы они ни делали, изменить уже ничего не получится, пока Шторм сам не смоет с себя свои грехи. Кровью…

– Ладно, товарищ капитан, – наконец заговорил полковник. – Отбой. Как ни крути, мы здесь только пешки. Отправляйся спать – завтра будет трудный день,

Капитан молча встал со стула и, едва заметно кивнув, направился к выходу. Философствовать можно сколько угодно, но факт всегда остаётся фактом.

*****

Ровно в 16:00 группа из двенадцати человек стояла построенной и ожидала последних распоряжений. Денисов прибыл в сопровождении капитана Терехова сразу после того, как Александр провёл инструктаж с личным составом.

– Как только доберётесь до места, выйдете на связь с помощью специальных позывных, – начал офицер, отведя младшего сержанта в сторону. Информация явно не предназначалась для лишних ушей. – Эфир не засорять. Хотя Вас, товарищ младший сержант, упрекать в этом не имеет смысла: Вы – любитель помолчать, верно? Обратного ответа не получите, – продолжил полковник, уйдя от лирического отступления. – Только в крайнем случае, если что-то пойдёт не так или произойдут какие-то изменения.

– Так точно, товарищ полковник.

– Когда цели будут захвачены, проверите объект на наличие пленных.

– Пленных? – повторил эхом Александр. – А разве…

– Каждый сарай, – пропустил мимо ушей его вопрос Денисов, – каждую щель и яму. Только после этого вызовете вертолёт. По прибытии назад лично доложите о результатах проведённой операции.

– Есть, – ответил Шторм, всё ещё до конца не понимая последних слов командира.

– В таком случае, удачи, бойцы. Приказываю приступить к выполнению задания.

Александр посмотрел на Денисова, затем – на Терехова, и, отдав честь, он и его группа направились к машинам. Они должны были доставить их до места, откуда начинался пеший переход к назначенной цели.

Полковник посмотрел полными горечи глазами на последнего бойца, погрузившегося в крытый брезентом кузов, и тихо прошептал:

– Храни вас Бог, ребята…

Глава 1.10. Тяжёлое решение

Майские праздники в столице отгремели, оставив москвичей в состоянии приподнятого настроения. Погода радовала теплом, несмотря на частые кратковременные дожди, время от времени проливавшиеся по улицам города.

Вадим Петрович Ерёменко остановил машину на парковке перед домом и, заглушив двигатель, откинулся на сиденье. Он бросил быстрый взгляд на часы – половина первого – Стас, как всегда, опаздывал. Эта привычка, не так давно появившаяся у сына, начинала раздражать. Как будущий наследник половины акций большой фармацевтической компании, он был обязан появляться в назначенном месте точно в срок. Уважение к клиентам и компаньонам – залог успеха и процветания. Сын же следовал принципу с точностью наоборот.

После нескольких минут ожидания, мужчина достал телефон. Он успел услышать четыре длинных гудка, когда на другом конце приняли вызов:

– Да, пап.

– Я жду тебя внизу.

В трубке повисла тишина, однако молчание длилось недолго:

– Пап, я – не дома, – произнёс неуверенно Стас, явно предугадывая реакцию отца.

– Что значит «я – не дома»? – спросил раздражённо Ерёменко-старший. – Мы, по-моему, вчера договорились, что…

– Пап, возникли непредвиденные обстоятельства, и я…

– Какие такие обстоятельства не позволили тебе вернуться домой к назначенному сроку? Я договорился с людьми, отменил свои дела, организовывая, кстати, твоё будущее, а ты открытым текстом заявляешь, что плевать хотел на всё это!

– Между прочим, я не просил устраивать меня туда, – буркнул обиженно парень, уязвлённый словами отца. – Каникулы существуют для отдыха, а не для того, чтобы в процессе между учёбой вкалывать с утра до позднего вечера.

Вадим Петрович сощурил глаза. На лице заходили желваки от дерзости отпрыска:

– Естественно. Ты лучше будешь трахать подружку брата, пока твоя собственная девушка гостит у друзей, а потом с невинными глазами клясться ей в любви, – выпалил в сердцах мужчина. – Она правильно делает, что держит тебя на расстоянии, потому что с детством, которое играет в твоей заднице, тебя нельзя воспринимать всерьёз!

– Она уже неделю игнорирует мои звонки, – стал оправдываться Стас, – и я не знаю, чем она там занимается.

– Да хоть и спит с кем-то! – выкрикнул Ерёменко-старший.

Тяжёлая рабочая неделя давала о себе знать. Переговоры с европейцами сходили на «нет», ставя под вопрос продление договора о дальнейшем сотрудничестве. Ещё и сын ставил в невыгодное положение перед друзьями.

– Два сапога – пара! Зато это послужит уроком, если для тебя наши с матерью отношения не являются примером. – Снова взглянув на часы, Вадим Петрович завёл двигатель. – Собирайся и выходи, – уже спокойнее произнёс он, слушая тяжёлое дыхание в трубке. – Через двадцать минут я буду около дома Кругловой. Не заставляй меня снова нервничать, Стас.

И, не дожидаясь ответа, мужчина сбросил вызов. Слушать детские оправдания не собирался. Они и так успели наговорить друг другу гадостей, о чём вскоре каждый из них будет сожалеть, однако подобная встряска была необходима. Стасу точно, потому как тот явно забыл, кем являлся и какое будущее ему уготовано.

Выехав на главную улицу, Вадим Петрович перестроился в правый ряд. Последний раз подобный разговор на повышенных тонах состоялся почти год назад. Как раз когда Александр ушёл в армию. При мыслях о племяннике на лице появилась болезненная гримаса. Сосредоточенное выражение сменилось хмурым, и количество морщин под глазами увеличилось.

Пришедшие воспоминания были неприятны, однако спрятаться от них не получалось, сколько бы ни гнал прочь. Он слишком сильно верил в него, не замечая, что что-то в воспитании парня идёт не так. Когда всё успело выйти из-под контроля? Ерёменко покачал головой. Сестра никогда бы не допустила такого, как и не простила бы за то, что не досмотрел за племянником.

Остановившись на светофоре, мужчина включил радио, но ни голос диктора, ни ритмичная музыка не помогли избавиться от гнетущих размышлений. Отвлёк от них звук входящего сообщения. Прочитав текст, он положил мобильный в карман. Радовало лишь одно: собственный сын, хоть и выкидывал номера, но имел голову на плечах. А ведь они были так близки с Александром. И что тому не хватало? Ответ на этот вопрос до сих пор являлся тайной за семью печатями.

Денисов вскочил из-за стола, опрокинув на пол стул, на котором сидел:

– Как такое могло произойти? Как?!

– Не знаю, – тихо проговорил Терехов. – Я передал тебе всё слово в слово. В шести километрах к югу от Юрал-Харби есть селение Башлар. Встреча состоится там. Координаты изменили, когда ребята были уже в пути.

Полковник метался по палатке, словно дикий зверь, обхватив голову руками. После минутного молчания, капитан стал первым, кто нарушил напряжённую тишину, висевшую в воздухе:

– Нужно отозвать их.

Денисов тут же бросил на Терехова испепеляющий взгляд.

– Они доберутся до места к середине дня, – продолжал рассуждать Максим. – От селения Юрал-Харби до того места, куда ушли боевики, расстояние в несколько часов ходьбы. Уверен, местность не останется чистой. Ребята растратят ресурсы и не смогут выполнить задание. Их срочно нужно отозвать.

– Нет, – покачал головой Денисов. – Никого мы отзывать не будем. Другого шанса может не быть. Да нам повезло, что эти гады решили в кои-то веки собраться вместе. И ты думаешь, что я позволю сорвать операцию? После стольких усилий?

– Цель не оправдывает средства.

– Отключай эмоции, товарищ капитан! – рявкнул полковник. – Повторяю: мне нужен офицер, а не баба или любящий папаша. Включи мозг и попробуй заглянуть вперёд! – Он быстрым шагом подошёл к карте и ткнул пальцем в северо-восточный квадрат. – Они сидят сейчас здесь и решают, когда и куда удобнее заслать нового «смертника», из-за которого могут погибнуть близкие нам люди. Они дико смеются, надрывая связки, когда наблюдают за предсмертной агонией наших ребят, снимая это на видео, а потом, смакуя реакцию отцов и матерей, отправляют им это по почте.

Ярости Денисова не было предела. Казалось, вся та боль, так хорошо скрываемая последние пару лет под толстым панцирем спокойствия, вырвалась наружу. В первый раз за долгое время он дал волю чувствам. Смерть сына не прошла бесследно. Терехов понял это только сейчас, глядя в пылавшие огнём глаза друга.

– Шторм и его группа – последняя надежда, – нажимал полковник. – Шанс на то, что удастся узнать хоть что-то о предстоящих терактах в столице и ещё Бог знает где.

– Но они не выполнят…

– Я помню, ты говорил, что твои ребята – элита. Так пусть доказывают это! Они все – опытные солдаты, уже побывавшие в бою, потому их и отправили. К тому же, у них есть Шторм. Они справятся с заданием!

– Ценой своей жизни, – тихо проговорил Терехов.

– Не хорони их раньше времени, капитан, – произнёс низким голосом Денисов. – Ты этого не знаешь.

Максим по-прежнему колебался. В словах офицера был смысл, однако человеческие чувства одерживали верх над холодным рационализмом, будь он неладен!

– Риск слишком велик.

– Какая разница, где давать бой: в Юрал-Харби или в десяти километрах южнее? Все селения одинаковые!

– Да, но подходы к ним разные! – не мог успокоиться капитан. – Их нужно отозвать.

– Нет. Мы не имеем права нарушать приказ. – Денисов опустился на стул. – Распоряжения исходят сверху.

– Ты готов положить целую группу солдат только потому, что Шторм должен сдохнуть, истекая кровью с диким страхом в глазах? – не выдержал наконец Терехов.

Лицо полковника побледнело. Бросив быстрый взгляд на выход из палатки, он сквозь зубы процедил:

– Озвучишь это ещё раз, и я лично напишу рапорт о твоём переводе с передовой.

Капитан понял, что сказал лишнее. Эмоции и впрямь брали верх. Сколько раз убеждал себя отпустить ситуацию, но честь не позволяла.

– Значит так, – размеренно произнёс Денисов, доставая сигарету из пачки на столе.

Принимаемое решение давалось нелегко. Да, несправедливо. Да, нечестно, но, уходя на задание, Шторм знал, что вернуться без потерь не получится. Слова Терехова однозначно не были лишены смысла, но это не их дело! Выполнять приказы, не задавая лишних вопросов, а выживет ли тот, кому пророчили смерть, уже не имело значения. Сука! Их нарочно загнали в угол, чтобы нельзя было спасти мальчишку. Живой ублюдок или информация, стоящая сотен невинных жизней: выбор очевиден.

– Слушай мой приказ, товарищ капитан, – произнёс уверенно полковник, глядя на карту. – Когда Шторм выйдет на связь, предупреди его об изменившихся обстоятельствах. Скажи, пусть идут на юг, к селению Башлар. Пусть делают, что хотят, но приказ должен быть выполнен! На кону стоит слишком многое. Ты меня слышишь, Терехов?

– Так точно, товарищ полковник.

Денисов не сводил пристальных глаз с друга, словно сканируя его насквозь, пытаясь нащупать слабину. Или оправдание себе?..

– Они справятся.

– Справятся, – кивнул Терехов, – и половина из них там поляжет.

Встав, он направился к выходу из палатки. Оставшись один, полковник громко выдохнул. Собственный голос звучал увереннее, чем внутренний, шептавший, что допустил огромную ошибку, не отозвав ребят назад. Только отступать было поздно. Поздно и некуда. Ставки сделаны. Теперь нужно ждать и надеяться, что им повезёт.

Выпустив сизое облако, Денисов закрыл глаза и, поставив локти на стол, закрыл ладонью лицо. Будь проклята эта война и те, кто её начал!

Глава 1.11. Сдача

Как и было приказано, когда Александр и его группа приблизились к селению Юрал-Харби, рядовой Кочетов вышел на связь со штабом.

– Сокол, приём. Видимость полёта.

– Сань, это Терехов, – позвал Кочетов Шторма.

Александр отошёл от наблюдавшего за селением младшего сержанта Зубова и взял у Ивана рацию:

– Шторм.

– Видимость полёта! – потребовал голос капитана.

– Горная местность, – Александр выдержал паузу, посмотрев на Зубова. Тот отрицательно покачал головой. – Чистое небо. Повторяю: чистое небо.

В рации всё стихло, а спустя несколько секунд капитан Терехов ответил:

– Мы знаем.

– Что значит «мы знаем»?

Внимание бойцов мгновенно переключилось на Шторма. Новые позывные?

– Что там? – спросил Киреев, подойдя ближе.

– Что значит «мы знаем»? – повторил вопрос Александр. – Я похож на дурака, по-Вашему?

Он крепко сжал рацию в руке. Такой путь, и всё напрасно?

– По-моему, ты забываешься, – начал Терехов. – Ты даже не лейтенант, чтобы разговаривать со мной подобным тоном.

– Что там, Сань? – спросил обеспокоенно Чудов, подойдя к другу.

Шторм посмотрел на солдата, а потом обратился к Зубову:

– Отставить наблюдение: там никого нет.

– То есть как «нет»? – сразу же отреагировал Киреев. – Что происходит?

Но Александр и в этот раз оставил вопрос без ответа. Растерянность – не то чувство, которое должен испытывать командир, однако держать себя в руках становилось сложно. Они не готовились к такому, чёрт бы их подрал!

– Это новые позывные? Почему нас не предупредили?

– Отставить панику, Шторм.

– Панику? Вы говорите «панику»? Тут пока ещё никто не паникует! Я хочу знать, почему…

– Молчать, товарищ младший сержант! – выкрикнул наконец Терехов, прерывая поток растущих возмущений. – Шесть километров к югу. Башлар. Задача прежняя.

Шторм не мог поверить своим ушам:

– Шесть километров…

– Задача прежняя. Конец связи.

Александр хотел ещё что-то сказать, но не успел. Сука! Неприятно, когда тебя обрывают на полуслове. Так вот как себя всегда чувствовал капитан, когда терял связь с разведкой. Паршиво. Шторм отдал рацию Кочетову.

– Что там? – спросил его Вадим.

Спокойный, Александр молчал, уставившись в ближайшее дерево. Мысли хаотично носились в голове в поисках верного решения. Грёбаная ответственность, мать её!

– Ты оглох?

– В селении никого нет, – Шторм повернулся к товарищам. – Боевики ушли на юг.

Ребята один за другим начали переглядываться, словно желая убедиться, ослышались или всё же нет.

– И что теперь? – первым ожил Обухов. – Мы возвращаемся назад?

– Задача осталась прежней. Местоположение – Башлар. Ром, дай карту! – обратился Александр к рядовому Орлову. – Чёрт! Терехов не учёл одного: боевики явно не оставят дороги чистыми. Сейчас начало шестого… До наступления темноты у нас есть пять, если повезёт, шесть часов.

– Башлар… Отсюда до него несколько километров, – Вадимой квадрат вместе с Александром.

– Мы не успеем, – Чудов посмотрел на Шторма. – Как ты говоришь, дорога вряд ли будет чистой. Придётся двигаться медленно.

– Действовать ночью? – выдвинул предположение Орлов. – Иначе никак.

Все молчали.

– Ночью так ночью! – вдруг нарушил тишину Киреев. – Или ты испугался, товарищ младший сержант? – посмотрел он с вызовом на Александра. – Генерал Богданов сделал большую ошибку, когда назначил главным такого слюнтяя, как ты.

Фамилия офицера подлила масла в огонь. Мощный кулак Шторма свалил Вадима с ног. Сержант упал на землю. Прошло несколько секунд, пока он пришёл в себя и, встав на ноги, замахнулся для ответного удара. Однако товарищи не позволили продолжить назревавшую вот уже целую неделю драку.

– Разошлись на хрен! – выкрикнул Чудов.

Освободившись от хватки Козырева и Орлова, Александр расправил плечи:

– Всё нормально, Кирь. Это была твоя сдача, – обратился он к Вадиму и направился к стоявшему с картой в руке Кочетову.

Развернув её, Шторм посмотрел на изображённую местность. От селения Юрал-Харби до Башлар было, как и сказал Терехов, километров шесть, не меньше. Но помимо него на карте значились ещё четыре объекта, располагавшиеся примерно на таком же расстоянии от места, где находилась их группа.

Хоть капитан и сообщил, куда ушли боевики, что-то подсказывало: если сейчас пойдут на юг, ничего хорошего не выйдет. Один раз уже доверились – хватит. Александр изучал другие четыре селения и никак не мог выбрать: слишком серьёзное решение, чтобы принимать его в одиночку; слишком тяжёлые последствия в случае неудачи.

– Как в школе, ей-богу.

– Что? – спросил его подошедший младший сержант Зубов.

Но Александр молча продолжал внимательно смотреть на карту. Одно из селений – Шали – находилось севернее Юрал-Харби. От него до ближайшего города было километров пятнадцать, но мысль, что боевики направятся туда, автоматически исключилась из списка: в цивилизованных городах их и будут искать в первую очередь. Значит, они должны скрыться в местности, которая лежала между.

Однако именно это и заставляло Александра колебаться. Лес – не то место, где предпочтут прятаться горные люди: не их стихия. А хребет, длина которого составляла всего лишь один километр, являлся плохим убежищем в случае отступления.

Гушлар…. Его расположение выглядело более удобным с географической точки зрения. От него до города простирались леса примерно на расстоянии двадцати, может, тридцати километров. Но лес…

Селение Аралби мало чем отличалось от селения Гушлар. Оно лежало западнее, и единственный выход из него вёл к городу, где стояли русские солдаты. Вдобавок ко всему, все дороги в этой местности часто патрулировались, и идти туда значило подписать себе смертный приговор своими же собственными руками.

А вот последним местом, где задержались глаза Шторма, был перевалочный пункт Хатур. Идеальное место для укрытия! Да, совсем небольшое, но для того, чтобы раздать указания, а затем спокойно скрыться из виду – самое оно. За его пределами стеной стояли деревья на расстоянии пары километров, а дальше раскидывались бесконечные горы.

Шторм по-прежнему, не двигаясь, смотрел на карту.

– Что пялишься на неё, как баран на новые ворота? Никогда в своей жизни карт не видел? Идём на юг. Собирайтесь!

Солдаты зашевелились.

– Я разве отдал какой-то приказ?

– У нас времени осталось всего-ничего, а ты стоишь и влюбляешься с этим вшивым клочком бумаги! – взорвался Вадим. – Был приказ: идти на юг!

Шторм в последний раз бросил быстрый взгляд на карту, и по выражению его лица стало ясно: он принял решение.

– Мы идём на восток.

– Куда?! На восток? Ты стал путаться в сторонах света?

– Мы. Идём. На восток, – отчеканил каждое слово Александр.

– Сань, – начал Кирилл, – приказ был совсем другой. Ты же не хочешь…

– А мне плевать на то, каким был приказ! Они – там, а мы – здесь!

– Но, Сань, – поднялся на ноги рядовой Орлов, – ты же не хочешь проблем, как в прошлый раз?

Александр взял в руку автомат:

– Начнём с того, что приказ изначально был идти сюда, к Юрал-Харби, и только потом он изменился. Если они меняют планы, то мы тоже можем, так как командир здесь я! Было приказано действовать по обстоятельствам. Вот мы и действуем по обстоятельствам. Они назвали нас элитой, так пусть получают элиту такой, какая она есть! Всё, вопрос больше не обсуждается. Собирайтесь!

Судя по лицам товарищей, речь их впечатлила, однако, когда Шторм двинулся в указанном направлении, следовать за ним никто не спешил. Сука! Неужели струсили? Развернувшись к бойцам, он, ухмыльнувшись, произнёс:

– Отдаю командование сержанту Кирееву. Ты же этого хотел, да? – обратился Александр к Вадиму. – Можете идти на юг. Приказ ведь был именно таким. Я иду к перевалочному пункту Хатур. Кто со мной – милости прошу, остальные – вперёд туда, куда приказано.

Он отвернулся. Шаг, второй – позади тишина. Что, правда один?!

– Ай, ладно, в первый раз, что ли, приказ нарушаем, – взял вещи Кирилл и первым двинулся за другом. – Сань, подожди! Я с тобой.

Неуверенно переглянувшись, солдаты один за другим последовали примеру ефрейтора. Нарушение приказа – серьёзная провинность, но оставаться без командира – не вариант, особенно в тех условиях, в которых оказались.

– Вот и отлично, – прошептал Шторм, когда понял, что группа в полном составе снова с ним. – Теперь будем надеяться, что я не ошибся.

Улыбка скрылась под тенью задумчивости, а потом и вовсе пропала под гнётом сомнений.

– Сань, а насчёт командования, ты правду сказал? – спросил Чудов, когда поравнялся с другом.

– Ага, сейчас! – улыбнулся Шторм. – Скорее яблони на Марсе зацветут, чем я позволю Кирееву командовать.

– Ну, ты и жмот! – рассмеялся Кирилл, толкнув его в бок.

С учётом зачистки территории они добрались до перевалочного пункта Хатур к восьми часам вечера. Расположившись на безопасном расстоянии, начали вести наблюдение.

– Сань, ты был прав, – глядя в бинокль, улыбнулся ефрейтор. – Они здесь и, похоже, даже не подозревают, что мы находимся рядом.

– Они думают, мы в Башлар, – ответил Шторм, – куда приказывал идти Терехов. Новая информация была «уткой». Как ни крути, а нарушение приказов всё же имеет свои плюсы. – Несмотря на шутку, в глазах отразилась глубокая печаль – Все и всё продаётся, нужно только правильно назначить цену.

– Стойте! – вдруг раздался голос Кирилла. – Там что-то происходит. Сань, посмотри!

Шторм взял бинокль и начал внимательно изучать периметр, в частности, то место, куда указывал ефрейтор.

– Интересное кино.

– Что тебя снова не устраивает? – огрызнулся Вадим.

Александр наблюдал за беготнёй местных жителей и нескольких боевиков. Одни размахивали руками, а другие громко кричали на своём, указывая в сторону низких построек, похожих на сараи.

– Среди них суета. Они готовятся к чему-то? – предположил младший сержант Зубов.

– Нет, – Шторм покачал головой. – Обычная потасовка с жителями. Наверное, кто-то разозлил незваных гостей.

И в подтверждение его слов раздались несколько выстрелов. Поднялся крик, а затем всё стихло. Александр встал с земли и убрал бинокль. Он окинул ребят взглядом: опустившись на одно колено, развернул карту:

– Напоминаю, наша боевая задача: нейтрализация противника и захват «языков». Постараемся сделать так, чтобы страна нами гордилась.

Слова хоть и были произнесены с иронией, но каждый понимал: для кого-то этот бой мог оказаться последним. Последним.… Звучало зловеще, но отступать было некуда. Они дали присягу и изменять клятве не собирались.

– Думайте о том, кто будет перед вами. Ваши товарищи смогут справиться и без посторонней помощи, – продолжал Шторм. – Каждый уже был в бою и знает: пытаться воевать за двоих – бесполезно, да и невозможно, в принципе.

Он посмотрел на сосредоточенные лица друзей. Все ли они были так уверены в себе, как он? То, что увидел, погасило сомнения: они готовы идти до конца, готовы сражаться так же, как это делали когда-то их деды и прадеды.

– Как только цели будут захвачены, ты, Вань, вызываешь вертолёт. Если вдруг кого-то не будет… – Шторм нахмурился. – Но я уверен, что будут все. Всё ясно?

– Чего уж тут неясного, – пробурчал рядовой Орлов. – Пробежал, руками-ногами помахал, запрыгнул в вертолёт, улетел.

– Вот и отлично, – как можно бодрее произнёс Александр. – В таком случае – приступаем.

*****

В полевой палатке Денисова царила абсолютная тишина. Офицеры молча сидели за столом и смотрели на часы. Стрелка медленно отсчитывала секунды, перетекавшие в минуты.

21:00…

21:15…

21:35…

От Шторма не поступало никаких известий с момента последнего сеанса связи. Вопросы множились, но обсуждать что-то было страшно. Разведка донесла новые сведения, в корне отличавшиеся от тех, которые получила группа Александра. Что с ними случилось, одному Богу известно.

– Шторм. На это задание нужно отправить его.

Приказ выполнен. Цель достигнута. Виват, король, виват! Денисов и Терехов переглянулись, словно одновременно подумали об одном и том же. В глазах обоих отразилась вина, а с ней – боль утраты.

– Не хорони их, капитан, – сдавленно произнёс полковник.

– Не буду, ведь они и так уже мертвы, – выдохнул Терехов, крепко сжав в руке пустую пачку сигарет.

Глава 1.12. Между жизнью и смертью

Солнце только-только успело подняться из-за линии горизонта. Утренний воздух, пропитанный ночной прохладой, давал возможность дышать полной грудью. Несколько домов, уцелевших после штурма, пугали тишиной, ведь она говорила о том, что здесь больше никого не осталось.

Не открывая глаз и все ещё лёжа на спине, Кирилл прислушивался к окружающим звукам. Плен?.. Рай?.. Ад?.. Однако всё, что мог слышать, – это пение птиц и шум воды.

«Душу продам, если я – на побережье моря или океана», – промелькнула забавная мысль. Чёрт, даже в такой говённой ситуации умудрялся шутить, но боль в теле рассеяла мечты. Мозг выдал картинки последних событий, от которых стало страшно. Благоговейную улыбку как рукой сняло.

Ефрейтор открыл глаза и посмотрел по сторонам. Да уж, Раем не пахло… Он сделал глубокий вдох: похоже, серьёзных ранений не получил. Для большей уверенности Кирилл пошевелил конечностями, которые подтвердили догадки, – здоров. Или как там говорят медики? Годен для строевой! Кое-как он сел, тяжело дыша. Один, что ли? В этом проклятом Аду? Чтоб черти подрали всех тех, кто… И вдруг в знойной тишине Кирилл услышал приглушённый кашель. Парень снова осмотрелся, пытаясь определить, откуда он исходил.

Метрах в тридцати от себя, около покосившегося домишки, увидел солдата. Тот не подавал признаков жизни. Но кто-то ведь кашлял! Собрав силы, Чудов встал и, спотыкаясь, медленно двинулся к бойцу. Он лежал лицом вниз. Ефрейтор опустился на колени, попытался перевернуть раненого, но тот издал громкий стон.

– Прости, приятель.

Когда солдат оказался на спине, Кирилл громко воскликнул:

– Саня, это ты! – Взгляд упал на окровавленный бок друга. – Твою ж мать, младший сержант!..

– Еф… Ефрейтор.

– Не двигайся.

– Где… Где остальные?

Глаза Чудова с трудом оторвались от рваной раны и судорожно метались по телу друга, сканируя его на наличие ещё каких-либо повреждений.

– Они улетели, как ты и приказывал. Улетели, Сань. Всё в порядке. Я… Я слышал, как «вертушка» поднималась в воздух.

Кирилл коснулся раны – влажная. Когда надавил на рваный край, из неё потекла кровь.

– Чем же тебя так зацепило?

Александр не реагировал ни на слова, ни на действия. Его веки дрожали, с трудом открываясь.

– Ладно, ничего. Мы сейчас тоже пойдём – той дорогой, которой пришли, – продолжал нервно бормотать Чудов. – Пойдём. Отдохнём и пойдём.

– Меня… зацепило… – Шторм сделал короткий вдох. – Так что… я никуда…

– Сань, – перебил Кирилл друга. – Молчи, ладно? Твоя рана…

Ефрейтор снова предпринял попытку осмотреть её. Судя по отсутствию крови на земле, ясно было только одно: это не сквозное ранение, что увеличивало шанс остаться в живых и продержаться до тех пор, пока не найдут помощь.

– Прости… Извини, прости… – Трясущиеся руки парили над телом солдата, но коснуться его не решались. – Сань, ты лежи, ладно? Не шевелись. Лежи, я сейчас. Чёрт! – выругался Чудов. – Что же делать?

Глаза судорожно бегали вокруг.

«Промедол»[1]! – выдало находившееся в шоке сознание.

– Аптечка, – прошептал Кирилл и, несмотря на ноющую боль в мышцах, бросился к тому месту, где очнулся несколько минут назад.

Спасительная маленькая сумка лежала там. Подхватив её с земли, он вернулся к другу. Достав ампулу, он незамедлительно ввёл раствор в тело Александра.

– Сейчас станет легче, Сань. Терпи… Терпи, твою мать! И не вздумай мне помирать!

Выбросив пустую ампулу, Кирилл потрогал его лоб – горячий. Сука! Он снова стал судорожно скользить взглядом по войсковой аптечке. Антибиотики! Схватив таблетки, а вместе с ними и «Пантоцид»[2], ефрейтор бросился к ручью. Сняв с бокового кармана куртки полупустую фляжку, он склонился к воде и опустил её в бегущий поток. Когда жидкости набралось достаточное количество, Чудов выдавил таблетку обеззараживающего средства и бросил её в флягу.

Только бы не слишком поздно!

Оказавшись рядом со Штормом, он громко позвал:

– Сань! Сань! Ты слышишь?

Александр медленно кивнул, явно не ориентируясь в пространстве и времени. Голос Кирилла едва пробивался сквозь вязкую темноту, окутывавшую с ног до головы. Боль уже не была такой сильной, но движения давались с трудом. Глаза не хотели открываться. Веки были тяжёлые, справиться с ними не хватало сил. Тело горело огнём, как в Адовом пекле. А может, и впрямь Преисподняя? Неужели отмучился и получил по заслугам? Но Кирилл явно тут лишний. Его место не здесь.

– Сань, давай выпей это.

Голос ефрейтора прервал бессмысленные рассуждения. Голова оторвалась от земли, и в рот полилась холодная вода. Вода! Боль отошла на второй план, уступив место жажде. Глоток, второй – тяжело… Даже глотать живительную влагу было тяжело. Горло сдавило, блокировав возможность поглощать жидкость, и она потекла изо рта. Раздался глухой кашель, а за ним – болезненный стон.

– Тихо-тихо, а теперь прими это.

Кирилл положил ему в рот пару таблеток и снова приставил флягу с водой к губам. Глоток, ещё один – и снова кашель.

– Всё. Теперь всё будет хорошо, – шептал ефрейтор.

– Кирь, слушай… – Сдавленный голос Александра отвлёк от растущей паники. – Слушай…

Пауза тянулась недолго – секунды, но они показались вечностью.

– Я… Я отключаюсь, – шептал Шторм, сжимая, насколько позволяли остатки сил, руку друга. – Ты… Они вернутся… Пленные… Уходи… Здесь нельзя оставаться.

– Я не брошу тебя!

Пальцы Александра сдавили его ладонь:

– Приведи… Помощь… Пленные были…

Хватка ослабла.

– Сань?.. Сань!

Нет, нет, нет, нет! Не здесь! Не так!

– Слышишь, Сань? Сейчас станет легче. Я же сделал укол!!! Слышишь? Боль сейчас уйдёт… Сань!

В глазах показались слёзы. В первый раз за всё время службы в них показались слёзы. Слёзы солдата, готового отдать жизнь за товарища, истекавшего кровью. Слёзы друга, винившего себя за то, что не он попал под грёбаный осколок несколько часов назад.

Вытерев мокрую щёку, Кирилл нащупал пульс на шее Шторма. Слабый, очень слабый, но есть. Обезболивающее и антибиотики помогут выиграть время и отсрочить заражение, а значит, жар скоро спадёт.

– Сань, держись, – прошептал ефрейтор, беря в руки автомат. – Только не умирай, ладно? Я приведу помощь! – Он поднялся с земли. – Только не умирай!

Осмотревшись по сторонам, Кирилл направился по камням к проторенной дорожке, ведущей в зелёные заросли. Именно оттуда они начинали штурм, значит, возвращаться стоило тем же самым путём. Возможно, помощь уже близко. Не могут же их просто бросить! Ведь не могут! Наверняка, кого-то отправят за телами. Должны отправить!

Он потерял счёт времени, пока шёл. Уставший и ослабленный организм бунтовался, но он не останавливался. Красота и величие гор, которые каждый раз впечатляли, потерялись в потоке сумбурных мыслей. Почти гробовая тишина на километры вокруг, чистый воздух, без примесей гари и полная ненависть ко всему, что окружало…

Вдруг недалеко раздался звук ломающихся веток. Остановившись, ефрейтор замер. Справа кто-то приближался. Учитывая, что животные здесь не могли появиться после стрельбы и взрывов, вывод о том, кто это мог быть, напрашивался сам собой. Кирилл вскинул автомат и передёрнул затвор, приготовившись в любую минуту открыть огонь на поражение.

Секунда… Другая… Звук приближался. Он давил на нервы, заставляя внутренности стягиваться в тугой узел. От виска к подбородку скатилась капля пота. Сжатые челюсти свели лицо спазмом, но Кирилл продолжал сосредоточенно всматриваться туда, откуда исходил звук. Он уже приготовился стрелять, держа взмокший палец на спусковом крючке, как вдруг из-за деревьев показалась девушка – испуганная, бледная и вся перепачканная то ли сажей, то ли грязью.

Увидев солдата с оружием, она замерла. Доли секунды они смотрели друг на друга, а потом нежданная гостья медленно стала двигаться назад, пока дерево не преградило ей путь. Кирилл растерялся не меньше – его застали врасплох. Он ожидал встретить здесь кого угодно, но точно не девчонку: беззащитную, до смерти перепуганную и такую… подозрительную.

– Кто… Кто ты? – первым нарушил тишину Чудов хриплым от волнения голосом.

Глаза по-прежнему сканировали местность, пока ожидал её ответа, однако она молчала, оцепенело гипнотизируя дуло автомата. Какого чёрта как воды в рот набрала? А вдруг это ловушка? Приманка?..

– Кто ты, я ещё раз спрашиваю?

И только тогда незнакомка испуганно дёрнулась, подпрыгнув на месте. Слова полились как из рога изобилия:

– Я… Нет… Я… Я ничего не сделала. Пожалуйста…

Её глаза заблестели, и по щекам покатились слёзы. Она продолжала пристально смотреть на автомат. Кирилл двинулся в её сторону, затравленно оглядываясь по сторонам, явно ожидая непрошенных гостей. Но никого не было. Тишина, как и две минуты назад: нигде не хрустнула ни одна палка, и ни одна ветка не шелохнулась.

– Тихо. Успокойся. Успокойся, сказал! Я не причиню тебе вреда, – убеждал больше себя, чем её. – Скажи, кто ты и что здесь делаешь.

– Я… Я убежала. Они похитили. Угрожали…

Пленная. Кирилл с облегчением опустил оружие. Пленная? В глазах неожиданно промелькнуло непонимание. Откуда Шторм знал о ней? Или не знал?.. Он мерил незнакомку взглядом, гадая, что ему предпринять: идти искать ближайшее селение с русскими, как приказывал Александр, или же вернуться назад. Но его судьба волновала куда больше. Они выберутся отсюда вместе. Вместе и больше никак.

– Успокойся, ладно? – наконец произнёс Кирилл. – Не плачь, чёрт тебя подери! Сейчас ты в безопасности. Здесь никого нет. Слышишь меня? Никого.

Девушка убрала ладони от лица и посмотрела на солдата:

– Да. Да, я не буду. Я…

– Я помогу тебе, – всё ещё оглядываясь по сторонам, сказал Чудов, – но мне тоже нужна будет помощь. У меня друг… Он ранен.

– Но я…

– Он умрёт, если мы ему не поможем! – повысил голос ефрейтор, превращая просьбу в приказ. – Ты знаешь, как оказывать первую помощь? Ведь знаешь, да?

Он отвечал на вопросы за неё, ложно внушая себе надежду.

– Наверное, – успела вставить короткое слово она, когда словесный поток солдата прекратился. – Я сделаю, что смогу.

Лёгкое облегчение отразилось на лице, и Чудов улыбнулся:

– Спасибо, а теперь идём. Нельзя медлить, тут опасно.

С этими словами он направился туда, откуда пришёл несколько минут назад. Только теперь их было двое, и шансы на спасение увеличились в несколько раз, а значит, появилась надежда на возвращение домой без потерь.

Пока шли, Кирилл узнал, что его спутницу и ещё одну несчастную похитили несколько дней назад. Из столицы их доставили сюда, в перевалочный пункт Хатур. Случайно или нет, было сложно сказать, но упоминание о пленных за последние полчаса прозвучало уже дважды, и это однозначно не могло быть простым стечением обстоятельств. Группа сделала так, как приказывал Саня. Значит, поисками заниматься никто не будет, если только…

– Если только информация, что в селении остались пленные, не дойдёт до командования.

– Что? – переспросила девушка, не расслышав слов, но он оставил её вопрос без ответа.

Мозг усиленно работал, но цепочка причинно-следственных связей оборвалась, стоило только подойти к покосившимся строениям, где оставил друга. Кирилл замер, в полной растерянности качая головой. Холодный пот прошиб тело, а ноги задрожали.

– Что случилось?

Вопрос донёсся как сквозь туман. Сколько раз она задала его? Два? Три? Да чёрт бы с ним! Он ничего не мог ответить, продолжая сжимать в руках автомат и бороться с леденящим душу страхом.

[1] наркотическое обезболивающее средство в ампуле 2 мг, обязательное в войсковой аптечке солдата в военное время [2] обеззараживающее средство для воды – обязательно в составе войсковой аптечки солдата

Глава 1.13. Ирония Судьбы

Абсолютная тишина и блёклый кровавый след, тянувшийся по камням к зелёным деревьям. На лице одна за другой сменялись эмоции, а сознание то и дело рисовало жуткие картины. Ноги не двигались.

Нет… Нет, нет, нет, нет.

НЕТ!

Что могло произойти за то время, пока он отсутствовал? Мозг выдавал страшные варианты.

Нет, чёрт тебя подери!!!

Сдавленный стон. Страх и паника мгновенно ушли. Кирилл бросился туда, куда вёл кровавый след. Господи, он просто отполз в сторону, в тень деревьев. Впечатлительный придурок! Значит, обезболивающее уже подействовало.

Опустившись на колени, Чудов услышал частое прерывистое дыхание. Состояние Шторма ухудшилось, даже не имея медицинского образования, он понял это, как только окинул взглядом рану и лицо. Александр бредил, его тело так и пылало, словно доменная печь.

– Твою же мать, Сань… – прошептал Кирилл. – Борись! Борись, слышишь? Только попробуй мне здесь сдохнуть! Я собственноручно тебя прикончу, ты понял? Он здесь! – закричал Чудов, обернувшись к девушке. – Да скорее же! Ему стало хуже.

Она медленно приближалась к месту, где ефрейтор пытался помочь раненому бойцу. Глаза как под гипнозом не сходили с места ранения. Кровь… Столько крови и всё по-настоящему. Поборов страх, она тоже опустилась на колени и приступила к осмотру. Собраться и отодвинуть эмоции в сторону – это то, чему учили. Теория, всего лишь сухая теория, а не суровая и страшная реальность. К горлу подкатил ком.

Она подняла край футболки, чтобы открыть полный обзор и понять масштаб полученных ранений. Потеря крови была на лицо. Гематомы вокруг рваных краёв раны, покрытой песком и мелкой каменной пылью. Чёрт! Грязь могла вызвать заражение, в этом случае шансов на жизнь у бедняги останется мало. Характер ранения и его расположение указывали на то, что предмет, повредивший ткани, прошёл по касательной и всего лишь рассёк эпидермис. Всего лишь… Да это целая проблема, учитывая в каких условиях находились!

– Что там? – нервно спросил Кирилл, ожидая вердикта. – Что?

– Ничего хорошего. Он… Он потерял много крови. Его рана продолжает кровоточить и…

– И?.. – на лице Чудова отразилась растерянность.

– Скорее всего… – она осеклась.

– Что? Что «скорее всего»? – злился Кирилл.

Тишина.

– Говори же! Ну!

– Я могу ошибаться, но мне кажется, что уже пошло заражение.

Ефрейтор посмотрел на неё широко раскрытыми глазами:

– Что? Нет, не может быть. Посмотри ещё раз, ты, наверное, ошиблась! – Он замер, став бледным как полотно. – Нет. Посмотри ещё раз! Посмотри!!!

– Не ори на меня! – произнесла резче, чем хотела, незнакомка. – Это правда. У него жар, и с каждой потерянной секундой ему будет становиться только хуже, пока мы тут выясняем уровень моей компетентности и параллельно боремся с твоей паникой.

На мгновение между ними повисла напряжённая тишина. Произнесённые слова звучали как приговор. Смертельный приговор.

– Но я вколол ему «Промедол», – словно оправдываясь, прошептал Кирилл.

– Это обезболивающее. Не антибиотики.

– Антибиотики тоже есть! Он принял две таблетки, прежде чем отключился. Аптечка! Там есть ещё. Я… Я сейчас принесу.

– Постой. Кирилл, подожди. – Девушка положила руку на плечо солдата. – Если жар до сих пор не сошёл после двух таблеток, значит, там точно что-то есть, и организм борется с инородным телом внутри. Пока действует наркотик, нужно вычистить рану, иначе… Иначе твой друг умрёт. Я постараюсь сделать это. Я учусь в медицинском. Правда, практики у меня ещё не было, но попытаться стоит. Это лучше, чем если он погибнет оттого, что мы даже не попытались ему помочь.

И снова давящая тишина, которая сводила с ума.

– Да. Да, конечно, – сквозь затуманенное сознание проговорил ефрейтор. – Я тебе помогу. Сделаю всё, что скажешь. Только помоги ему, прошу.

Девушка улыбнулась, но на лице отразилось лишь жалкое подобие улыбки. Было мало радости, да и надежда на спасение едва ли теплилась.

– Кстати, тебя как зовут? – спросил Чудов, наблюдая за тем, как девичьи руки аккуратно работают над раной, убирая с неё грязь. – Я – Кирилл.

– Нужно нащупать пульс, – сказала она, потянувшись к шее солдата. – Я – Катя.

Едва её взгляд упал на его лицо, наступил ступор. Катя замерла, забыв обо всём, что творилось вокруг. Шторм?.. Беззащитный, слабый и балансирующий на грани между жизнью и смертью солдат, покрытый ссадинами и грязью? Шторм? Эмоции обрушились как цунами. Страх, презрение, ненависть – они опять зашевелились внутри, заставив вернуться в прошлое. В то самое, которое хотела забыть как страшный кошмар.

Что это? Ирония Судьбы? Или испытание? Катя медленно моргнула. Даже глубокий вдох и глоток кислорода, которого, казалось, совсем не хватало лёгким, не смог вернуть самообладание. В голове носились обрывки воспоминаний и мысли, одна зловещее другой. Она ведь могла отплатить той же монетой, могла наказать. Око за око…

И вдруг сквозь ненависть пробилась жалость… Жалость? Правда? Соколовская негодовала. Даже самой себе теперь нельзя доверять, так? Когда-то она пожелала ему смерти, и теперь, когда желание стало исполняться, в ней проснулось сочувствие? К нему? Неужели ошиблась, думая, что та наивная влюблённая дурочка умерла?

– Кать!

Катя вздрогнула. Взволнованный голос Кирилла вернул её в реальность.

– Что случилось? Я уже два раза тебя позвал, но ты не ответила. Тебе плохо?

– Всё… Всё в порядке, – проглотив ком, ответила она. – Я… Просто он напомнил мне кое-кого.

Ефрейтор перевёл взгляд с Кати на Александра и обратно:

– Он спас меня, – сдавленно произнёс он, борясь с чувствами. – На его месте сейчас должен быть я. Я должен лежать тут. Не он. – В голосе слышалось отчаяние. – Саня мне как брат. Я не могу позволить ему умереть.

Катя кивала, скорее, по инерции, чем в поддержку слов солдата. Она по-прежнему была погружена в чёрные мысли, тянувшие на дно омута и толкавшие на грех.

– Надо развести огонь и вскипятить воду, – наконец сказала девушка. – Поищи у вас в аптечке что-то обеззараживающее. Там точно должны быть какие-то препараты.

Глава 1.14. Платон мне друг, но истина дороже

– Сразу после того, как Шторм отдал приказ начинать выполнение задания, группа рассредоточилась по периметру, заняв боевую позицию. Стратегия была отработана на «отлично», потому проблем с расстановкой сил на новой местности не возникло. Как видишь, они и впрямь оказались лучшими из лучших.

Денисов замолчал, сидя за столом и докуривая уже третью за последний час сигарету. Стрелки наручных часов показывали начало седьмого утра. В палатке помимо него находились ещё два человека – капитан Терехов и генерал-майор Богданов.

– Они взяли почти всех.

– Кто отдал приказ идти к перевалочному пункту? – перебил речь полковника генерал-майор.

– Младший сержант. – В голосе Денисова звучала неподдельная гордость. – Не знаю, по какой причине ему не понравилось селение Башлар, о котором говорил Максим, но в своём выборе Шторм не ошибся.

В палатке стало тихо. Богданов сделал последнюю затяжку и медленно потушил окурок, оставив его в пепельнице. Серо-голубые глаза едва заметно прищурились, а уголок губы искривился в ухмылке. Офицер провёл массивной шершавой ладонью по колючей щеке и равнодушно произнёс:

– Важно лишь то, что они выполнили задание.

– Но какой ценой, – не сдержавшись, отозвался стоявший рядом с полковником Терехов.

– Мы понесли минимальные потери, товарищ капитан. Все остальные бойцы живы. Боевики взяты в плен. Отсюда вывод: эта часть операция была проведена успешно.

Денисов смотрел на генерал-майора и не мог поверить своим ушам. Двое из его лучших солдат погибли, а тот так спокойно рассуждал о том, что всё было хорошо? Ещё и смел ёрничать?

– Меня волнует другой вопрос, – продолжил Богданов. – Что с пленными?

– Я получил полный отчёт от сержанта Киреева. В селении не было русских гражданских, только местные, – произнёс полковник. – Чисто.

Генерал-майор сверкнул глазами:

– В послании от Аслана говорилось об обратном.

– Он мог блефовать, – поддержал полковника капитан.

Ударив кулаком по столу, Богданов резко вскочил на ноги:

– Я видел видеозапись!

Терехов вздрогнул от яростного выпада и громкого голоса офицера.

– А потому не надо строить догадок, – рычал тот, вот-вот грозясь накинуться на капитана. – Действуйте! Какого чёрта группа вернулась назад?

– Шторм отдал приказ…

– Не говори мне больше об этом сопляке, ясно? Уже наслышан достаточно! – Бледные щёки Богданова пошли пунцовыми пятнами. Сверкавшие исподлобья глаза буравили полковника гневным взглядом. – Перед ними стояли две задачи: живые боевики и спасение пленных.

Денисов проглотил ком в горле:

– Я тебе ещё раз повторяю, Артём, в селении никого не было. Они проверили каждую щель.

В палатке стало тихо.

– Надеюсь, ты понимаешь, что это значит? Они вернутся за пленными. – Генерал-майор перевёл взгляд с Денисова на Терехова и назад. – Сразу, как только поймут, что там нет наших людей. Эти сукины дети снова потребуют обмен, и мы не сможем отказать, вы понимаете?

В глазах полыхнуло отчаяние. Офицер покачал головой и, опустошённый, опустился на стул, проведя ладонью по лицу.

– Мы должны найти их первыми. И это – не моя личная прихоть. Последствия могут быть непредсказуемыми.

Сев на стул, Денисов взял очередную сигарету и прикурил. В палатке царило молчание. Каждый обдумывал и взвешивал все возможные «за» и «против». Пока проблема не вышла на более высокий уровень, они должны были попытаться что-то предпринять. Только вот вопрос «что», оставался открытым.

– Мы можем отправить туда наших ребят, – полковник выпустил клубок дыма и посмотрел на Терехова. – Ещё раз.

– Вполне возможно, – кивнул тот. – Вы сами говорили, боевики не вернутся назад, пока там будут наши люди.

– Беда в том, – продолжил Денисов, – что мы уже потеряли достаточно времени. С момента окончания операции прошло почти двенадцать часов. Это слишком долго. Аслан мог отправить людей на поиски.

– Они понесли потери, – отозвался Богданов. – Вряд ли он снова ринется в бой. Один раз они недооценили наших ребят, второй раз такой ошибки никто совершать не будет. Эти черти хоть и наёмники, но в стратегии и тактике им не отнять. – Губы генерал-майора искривились в болезненной усмешке. – К тому же, у вас появится шанс забрать тела погибших бойцов.

Произнесённые слова полоснули Терехова и Денисова, словно ножи, напомнив хоть о немногочисленных, но серьёзных потерях.

– Мне нужно вернуться на базу в Ханкалу, – начал сворачивать разговор Богданов. – В полдень за пленниками прилетит столичная «вертушка». К этому времени я хочу знать, есть ли какие-то результаты. У вас в запасе шесть часов. Шесть часов на то, чтобы локальная проблема не превратилась в федеральную.

Встав со стула, в полной тишине генерал-майор направился к выходу из палатки. Он уже успел поднять край москитной сетки, когда голос полковника заставил его остановиться:

– Скажи мне, ты получил удовлетворение?

Офицер на мгновение замер, а затем повернулся к другу, всё так же сидевшему за столом:

– Если хочешь вызвать у меня жалость, то у тебя ничего не получится.

С этими словами он вышел на воздух. Утренняя свежесть обдала пылавшее лицо прохладой. Глубокий вдох, за ним ещё один, и ещё, однако это не помогало. Шесть часов напряжённого ожидания – и только потом можно будет что-то предпринять.

Когда генерал-майор вышел, Терехов наконец дал волю чувствам. Гнев и ярость клокотали с такой силой, что, казалось, заполонили всю армейскую палатку:

– «Если ты хочешь вызвать у меня жалость…» Чёртов сукин сын! – Находившийся рядом стул отлетел в сторону, когда нога придала ему ускорение. – А как же Шторм? Чудов? Как быть с ними?

Полковник не говорил ни слова, ожидая, пока капитан успокоится и придёт в себя. Как только Терехов замолчал, он размеренно начал:

– Во-первых, Шторм сам отдал приказ не ожидать тех, кто отстанет. И он был прав, потому что понимал: в этой операции главное – доставить боевиков живыми во что бы то ни стало! К тому же, – продолжил Денисов, слегка нахмурившись, – Александр знал: вернуться без потерь с такого задания было просто невозможно! И в слово «потеря» он включал не только своих товарищей, а в первую очередь, как ты знаешь, себя самого.

Уставившись в пол, Терехов молчал. Солдаты справились с заданием – прими это как маленькую победу. Но младший сержант….

– Шторм должен быть представлен к награде. Так же, как и ефрейтор Чудов.

– Кому они теперь нужны, награды эти… – Максим поднял глаза на полковника. – Разве они воскресят наших ребят?

Денисов резко посмотрел на друга – в глазах полыхнул огонь:

– Ты ещё заплачь, капитан! Мы живём в военных условиях: мы воюем, а не в игрушки играем! А война, если ты ещё не понял, она такая: сегодня ты сидишь с солдатом, а завтра его, может, уже не будет в живых! И так изо дня в день! – Полковник почти перешёл на крик: – А до тебя, видно, это дойти никак не может. Ты думаешь, мне не жалко этих ребят? Думаешь, мне плевать на них? Ошибаешься, товарищ капитан. Но если я буду оплакивать каждого так, как это сейчас делаешь ты, то, поверь мне, Терехов, через пару недель я тронусь умом.

Замолчав, он взял пачку сигарет, но тут же отбросил её в сторону: и так выкурил недельную норму за последние несколько часов.

– И Чудов, и Шторм были хорошими солдатами, но наша жизнь на них не заканчивается. Они выполнили свой долг перед Отечеством, теперь мы выполним свой. – Посмотрев на товарища, полковник добавил: – Не считай виноватым себя во всём случившемся, Максим. Твоей вины тут нет.

Губы капитана изогнулись в горькой ухмылке:

– Не забывай, кто отправил их на задание. Возможно, мы и не писали смертный приговор, но под ним стоят наши с тобой печати. – Не дожидаясь ответа, Терехов продолжил: – Боевая группа выступает сразу по готовности. Я отправлюсь вместе с ними.

– Макс, ты не обязан…

– Всё зашло слишком далеко, товарищ полковник, – прервал его холодным голосом мужчина. – Дружба дружбой, но больше я в эти игры не играю. У меня тоже есть честь и в довесок к ней – своё мнение. Платон мне друг, но истина дороже[1].

С этими словами капитан пошёл к выходу. Проводив друга взглядом, Денисов тяжело вздохнул. Глаза пристально смотрели на восточный боевой квадрат: туда, где красной точкой был отмечен перевалочный пункт Хатур. Рука непроизвольно потянулась к сигаретам. По-видимому, с пачкой придётся распрощаться раньше обычного.

[1] Аристотель

Глава 1.15. Вопрос ребром

Ерёменко-старший проснулся от громкого звука мобильного. Сквозь тёмные шторы едва пробивался солнечный свет – ещё рано. Бросив быстрый взгляд на спавшую супругу, Вадим Петрович потянулся за телефоном. Имя, которое увидел на экране, прогнало сон. Какого лешего ему надо?

Отключив звук, мужчина продолжал сжимать в руке мобильник, не решаясь принять вызов. Разговаривать с другом детства желания не было, но тот не стал бы звонить просто так, ведь в последний раз они ясно дали понять друг другу, что их дороги навсегда разошлись в разные стороны.

Пока Ерёменко раздумывал, входящий вызов закончился и, казалось бы, проблема общения разрешилась сама собой, однако на душе всё равно скребли кошки. Дурное предчувствие не покидало. К чёрту! Вадим Петрович положил телефон на тумбочку и лёг, но в этот момент пришло сообщение.

Он недовольно нахмурился и снова взял мобильный:

«Его больше нет. Геройски погиб. Соболезную…»

Шесть коротких слов набатом били в ушах, леденя кровь в жилах. Шесть слов. Шесть… Сатанинское число, и оно ещё раз подтвердило свою сущность. Рука, сжимавшая гаджет, затряслась. Грудь сдавило, словно тисками. Буквы стали прыгать перед глазами, пока не слились в сплошное белое размытое пятно. Только в этот момент Вадим Петрович почувствовал, как по щеке покатилась скупая мужская слеза. Не уберёг. Так же, как и его мать несколько лет назад.

Встав с кровати, он быстро оделся и направился к выходу из комнаты, набирая по пути ненавистный номер. В старину гонца, приславшего дурную весть, могли казнить. Как же сейчас не хватало этого варварского обычая! Ерёменко добрался до лестницы, ведущей на первый этаж, когда на другом конце провода наконец ответили.

– Ты звонил позлорадствовать? – рыкнул Вадим Петрович в трубку.

– Лишь сообщить, что мне стало известно не так давно.

– Была б моя воля, я бы придушил тебя собственными руками. Ты вечно разрушаешь то, что мне удаётся отстроить после твоего очередного вмешательства в жизнь моей семьи.

– Не бросайся словами, Вадим, – произнёс ровным тоном собеседник. – Ты бы всё равно рано или поздно узнал.

– Уж лучше получить похоронку, чем услышать это от тебя.

Ерёменко спустился в гостиную и свернул налево, где находился кабинет. Ему срочно требовалось виски. Несмотря на ранний час, кто-то мог не спать, а он не хотел, чтобы домочадцы видели его в таком состоянии.

– Твои соболезнования звучат как насмешка, – продолжал шипеть в трубку мужчина. – Александр был единственным звеном, которое поддерживало связь между нами, отныне я не то, что знать тебя, я даже слышать о тебе ни черта не хочу!

– Это твоё право.

Не ответив, Вадим Петрович сбросил вызов и, подойдя к столу, опустился в кресло. Закрыв лицо ладонью, он глубоко вздохнул. Теперь нужно было как-то сообщить об этом известии Оксане. И Стасу. Чёрт! Открыв глаза, Ерёменко потянулся за открытой бутылкой коньяка, которая стояла на столе. Взгляд невольно упал на семейное фото, где были запечатлены они с женой и ребята. Весёлые, жизнерадостные и счастливые. Вадим Петрович сделал большой глоток. Когда спиртное обожгло горло, он поморщился. Взяв в левую руку рамку с фотографией, он ещё раз посмотрел на довольные лица и, перевернув снимок, положил его на стол.

Боль снова сковала сердце. Тогда ведь можно было всё исправить! Можно было договориться, изменить место службы, но его упёртый характер…

– Что тебе сказали? Не годен к строевой? – улыбнулся Вадим Петрович, когда Александр сел в машину.

Парень молчал. На бледном лице не дрожал ни один мускул. Значит, не показалось. Он и впрямь был чем-то встревожен, когда шёл к стоянке. Ему редко удавалось скрывать истинные чувства.

– Саш?

Шторм не двигался. Длинные пальцы крепко сжимали папку с документами, а глаза были устремлены вперёд.

– Поехали, – наконец сказал он.

– Что тебе сказали? – повторил свой вопрос мужчина.

Как по щелчку, Александр расслабился и, улыбнувшись краешком губы, ответил:

– Всё нормально. Заводи двигатель.

Он по-прежнему старался не смотреть на Вадима Петровича. Взгляд касался всего, но только не собеседника.

– Где ты будешь служить? Куда распределят после учебки?

Ерёменко включил зажигание и выжал сцепление. Когда выехали с парковки, Шторм спокойно произнёс:

– Чечня.

Вадиму Петровичу потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что ему сообщили. Если бы не поток машин, куда успел вклиниться, экстренного торможения не удалось бы избежать.

– Где?! Почему ты сразу не сказал?

– А что бы это изменило? – пожал плечами Александр.

– Всё! Всё, Саш! Ты хоть представляешь, что там творится? Ты смотрел новости?

На губах парня появилась улыбка:

– В Багдаде всё спокойно, дядя Вадим.

Он отвернулся к открытому окну, явно желая избежать зрительного контакта. Перестроившись в левый ряд, Ерёменко покачал головой:

– Нет. Ты однозначно не будешь там служить. Я сейчас же свяжусь с нужными людьми и улажу этот вопрос.

Достав мобильный, он стал искать чей-то номер.

– Не нужно никуда звонить, дядя Вадим.

– Я не допущу этого, – бормотал вслух, пытаясь до кого-то дозвониться. – Чёрт! Он не отвечает!

– Не звони никуда.

– Чечня. Они вообще там в своём уме или нет?

– Я сам вызвался!

Громкий голос племянника заставил Вадима Петровича замолчать. Отвлёкшись от дороги, чего никогда не делал, когда сидел за рулём, он посмотрел на Александра. Изумление и негодование – то, что читалось в его глазах и лице.

– Ты «что» сделал?

– Я сам. Так. Решил, – отчеканил каждое слово парень. – Потому не нужно напрягать людей. Это моё решение, и я его не изменю.

Молча Ерёменко вернулся к дороге. Стиснутые челюсти и ходившие желваки говорили о том, что он злился.

– Что бы ты ни делал, я не передумаю.

Мужчина крепко сжал пальцами руль.

– Меня отчислили из универа. Мне абсолютно неинтересно то, к чему ты меня готовишь. Акции, управление, бизнес – это всё не моё.

– Семейный бизнес – не твоё, а армия, чёрт бы тебя подрал, твоё? – рявкнул, не сдержавшись, Вадим Петрович. – С каких пор, скажи мне, ты стал патриотом?

Шторм молчал.

– Вот и я о том же, – усмехнулся Ерёменко. – Потому не пори горячку! Сейчас ещё пока можно всё исправить.

– Нет.

– У меня есть знакомые…

– Нет!

В салоне снова стало тихо. Александр с вызовом смотрел на дядю Вадима и молчал. Боковым зрением мужчина видел, что племянник на самом деле настроен решительно. Как и мать: если вобьёт что-то в голову, с места не сдвинешь. Чёртовы гены!

– Почему именно Чечня? Больше не было мест?

– Я должен доказать, что чего-то стою в этой жизни, – отвернулся к окну Шторм.

– Ты никому ничего не должен, Александр. Если бы твои родители были живы, они бы сказали тебе то же самое.

– Но их нет, – сжал руку в кулак парень. – Так что закрыли тему. По всем показателям, я – здоров и вменяем. Вы ничего не сможете сделать. Вам остаётся либо смириться, либо…

– Либо что? – перебил его Вадим Петрович.

– Либо забыть о том, что я – ваш родственник.

В глазах Ерёменко полыхнул гнев. Да как он смеет ставить вопрос ребром? Ещё и выдвигать такие условия! Но салон машины был не тем местом, где стоило решать такие вопросы. Затормозив на светофоре, он низким голосом произнёс:

– Мы ещё не закончили. Вернёмся к разговору вечером.

Глава 1.16. «Мисс Зубрилка»

Время тянулось медленно, словно вязкая липкая масса. Прошло не больше получаса, но Кириллу они показались вечностью. Следить за тем, как Катя «копалась» в ране друга, не смог, а потому решил заняться другим, не менее важным делом – осмотром близлежащей территории. Он хорошо понимал: спокойное утро – лишь временное затишье. С учётом того, что боевики потеряли заложника да ещё и понесли потери, место штурма так просто не оставят. Русские пленные были слишком важны, чтобы давать им возможность сгинуть в горах. Если это понимал он, значит, понимали и они.

Ефрейтор молча следил за периметром, прислушиваясь к каждому подозрительному шороху. Тишина напрягала, и в голову лезли разные нехорошие мысли, заставлявшие чувствовать себя трусом. Оказаться в плену или быть убитым? Да лучше сразу на тот свет, чем дать возможность этим ублюдкам глумиться над собой, доставляя радость своими предсмертными криками.

Нахмурившись, Кирилл покачал головой, избавляясь от картинок, мелькавших перед глазами. Чёртов паникёр! Как мальчишка, ей-богу! А ещё защитником зовётся! Бравый солдат Швейк. Бросив ещё один взгляд на зелёные заросли, он обернулся и посмотрел на Катю:

– Что там? Всё в порядке?

Она глубоко вздохнула, вытерев со лба капли пота. Остатки футболки Шторма, сплошь перепачканные кровью, упали на песок. Осмотрев результат своей работы, она тихо сказала:

– Я прочистила рану, продезинфицировала и обработала её. Она не глубокая, но повреждения серьёзные. Кровь остановлена. Стяжки не позволят ей разойтись, однако лишние движения твоему другу противопоказаны. Слава Богу, что у вас в аптечке вообще оказались нужные лекарства. Как только жар спадёт, будет ясно, успели мы оказать ему помощь вовремя или нет. Теперь остаётся только ждать. – С этими словами Катя посмотрела на солдата: – Чем скорее его осмотрит врач, тем лучше.

– Но ты же…

– Настоящий врач, Кирилл. Не студентка второго курса, а дипломированный специалист.

Она опустила глаза на перебинтованный живот Шторма и коснулась рукой его шеи. Он всё ещё находился без сознания.

– Пульс ровный. Дыхание вроде тоже. Осталось ждать, когда он придёт в себя.

– У нас нет на это времени, Кать, – снова прислушиваясь к посторонним шумам, Кирилл подошёл ближе к раненому другу.

Он достал из аптечки раствор аммиака и, открыв крышку, поднёс раздражающее средство к носу Александра.

– Нам нужно двигаться. Сидеть на месте – слишком опасно.

Катя не верила своим ушам. Ей с таким трудом удалось закрыть рану, вернув Шторма в более или менее стабильное состояние, и всё напрасно? По-видимому, её мимика выдала внутреннее смятение и недовольство, поскольку Чудов тут же пояснил:

– Саня никуда не сможет идти в таком состоянии – да, но у нас есть обезболивающее, которое будет действовать ещё как минимум часов пять, поэтому мы должны воспользоваться…

Он не успел закончить фразу, так как раздался глухой кашель пришедшего в себя Шторма. Катя отвлеклась от ефрейтора и бросила на него испуганный взгляд. Она абсолютно не была готова к общению с ним. Мало того, ей совсем не хотелось, чтобы он видел её здесь.

– Вот так, – прошептал Кирилл, убирая раствор аммиака от носа друга. – Подъём, товарищ младший сержант. Сейчас не время спать.

Веки Александра задрожали. Он медленно открыл глаза, однако они тут же снова закрылись.

– Давай, Сань, просыпайся! Ты сам говорил, нам нельзя тут оставаться.

Катя наблюдала за ними, пытаясь унять дрожь. «Хоть бы не пришёл в себя», – единственное, о чём молилась, чтобы хоть как-то отсрочить момент встречи, но Кирилл продолжал приводить его в чувство.

– Зачем… Зачем ты это делаешь? – тревожно спросила она. – Он всё равно не сможет идти.

Ефрейтор лукаво улыбнулся:

– Ты многого не знаешь о возможностях русского солдата. И, в частности, о Шторме.

Губы Соколовской искривились в усмешке. О ком-о ком, а вот о нём-то ей было известно столько, сколько никому другому.

– Давай же, твою мать, приходи в себя!

– Хочу верить, – послышался хриплый голос Александра, – что я уже сдох.

На лице Кирилла появилась улыбка. Шторм глубоко, насколько позволила рана, вздохнул, и медленно открыл глаза. Сжатые в кулаки руки Кати вспотели. Она ждала его пробуждения как казни. Почему нельзя просто убежать? Спрятаться, испариться… Да что угодно, только бы не видеться с ним. Никогда! Глаза судорожно метались из стороны в сторону, словно она была воришкой, которого застали на месте преступления. Чувство безысходности, страх, паника – откуда? Дыхание уже давно сбилось с ритма. Ещё немного – и давать аммиак будет в пору ей.

Секунда, вторая – холодный пот, боль в ладонях от впившихся в них ногтей. Третья – и вот их взгляды встретились. Бледное лицо Шторма, казалось, не выражало никаких эмоций. Сведя брови к переносице, он некоторое время смотрел на девушку, а затем его губ коснулась слабая улыбка:

– Соколовская… Похоже, я и правда в Пекле. – Александр медленно моргнул, делая попытку ещё раз глубоко вздохнуть. – Я знал, что моей Судьёй будешь ты.

– Сань…

– А вот что тут делает ефрейтор… непонятно.

– Сань, ты живой! – подал голос Кирилл, нарушив бессвязную болтовню друга. Широкая улыбка озарила уставшее лицо. – Живой, слышишь? Всё нормально. Ты… Ты как себя чувствуешь?

Шторм нахмурился. Очень медленно, но сознание начинало синхронизироваться с мозгом. Подняв тяжёлую руку, он коснулся раненого бока, чтобы убедиться, что это не сон. Память воссоздала картинки последних событий: штурм, взрыв, страшная боль, жажда и жуткий жар, пожиравший тело. Всё предельно ясно и логично. В общую картину не вписывалась лишь она.

Александр поднял глаза на девушку. Не сон – явь. Смуглый оттенок кожи, те же самые волнистые волосы, затравленный взгляд.… Это однозначно Соколовская. Но… Что она здесь забыла?

– Я… Я нормально, – прохрипел он осипшим голосом, переключаясь на друга. – Мне бы только воды.

Кирилл облегчённо выдохнул:

– Вот. Только не всё сразу.

Сделав пару глотков, Александр начал кашлять.

– Я не могу пить лёжа, – пробурчал он, после чего предпринял попытку сесть.

– Не советую этого делать.

Две пары глаз как по команде посмотрели на Катю. Под пристальными взглядами ребят уверенность снова стала сходить на «нет».

– Я не собираюсь опять латать его после ваших упражнений.

Кирилл улыбнулся и позволил другу сидеть самостоятельно:

– Я же говорил: ты многого не знаешь о русском солдате. – С этими словами он повернулся к Александру. – Идти сможешь?

– Наверное, да. – Рука коснулась раны. – Я не ощущаю боли.

– «Промедол», – коротко пояснил ефрейтор.

– Как давно?

– Полтора часа назад. Плюс-минус.

Короткая пауза. Шторм что-то просчитывал в уме. Катя следила за ним и не могла поверить, что перед ней находилось то самое ничтожество, которое ни в грош не ставило никого вокруг, кроме себя самого.

– Ты знаешь, который час? – вдруг спросил Александр.

– Нет, но мы просидели здесь дольше положенного.

Оглядевшись вокруг и задержавшись на долю секунды на девушке, Шторм вернулся к ефрейтору:

– Ты прав. Нужно идти. Чем дальше отсюда, тем больше шансов, что мы не нарвёмся на поисковый отряд.

– А рана?

– «Промедол», – повторил он слова друга. – В запасе ещё одна ампула. Хватит. – В голосе послышалось сомнение, отчего последняя фраза получилась больше похожей на вопрос, нежели на утверждение. – Должно хватить, – исправился Александр. – Проверь хибары на наличие оружия. Может, что-то осталось.

Кирилл с готовностью вскочил на ноги и бросился к первому покосившемуся строению. Когда ефрейтор скрылся из виду, Шторм набрался смелости и посмотрел на Соколовскую. Она молчала, по-прежнему избегая его.

– Кать…

Едва слово сорвалось с губ, на её лице отразилось презрение. От прежней неуверенности не осталось и следа. Волнение? Паника? Ничего. Холодное безразличие и океан ненависти.

– Не говори со мной! – зашипела она. – Никогда. Больше. Не смей. Говорить со мной.

Александр едва заметно кивнул. Именно такого отношения к себе и заслужил. Удивительно, как вообще смогла заставить себя ему помочь. Вряд ли Кирилл успел приобрести навыки врачевания, значит, в том, что ещё дышит, была целиком и полностью её заслуга. От осознания этого на душе стало ещё паршивее.

– Я понял.

– То, что я сказала тогда… Я до сих пор так считаю. Если бы не Кирилл…

– Есть два пистолета! – раздался довольный голос Чудова. – Правда, патронов мало.

С этими словами он протянул один «ствол» Кате:

– Умеешь пользоваться?

Сменить гнев на милость оказалось не так легко. Кое-как натянув улыбку, она тихо ответила:

– Имелся опыт.

Взяв оружие, Соколовская вытащила «магазин» и проверила наличие патронов в обойме. Поставив его на место, она уверенно, со знанием дела передёрнула затвор:

– Я была Мисс Зубрилкой в школе.

От этих слов Александр поморщился. Ведь именно так он её и называл. Как же хотелось стереть из памяти все воспоминания, но мозг не считался с его желаниями. Страдай! Это часть твоего наказания! Смотри ей в глаза и мучайся!

– Если так, то это только нам на руку, – похвалил девушку Кирилл.

– А почему такая спешка?

– Потому что ты – сбежавшая заложница, – хмуро пояснил ефрейтор. – А они не любят терять важный «товар».

Шторм резко повернулся к другу:

– Заложница? – Взгляд скользнул к Кате. – Единственная? Или был ещё кто-то?

Молчание.

– Единственная? – повторил настойчивее Александр.

– Тебе ли не всё равно?

– Я спрашиваю: единственная или был кто-то ещё?

Тон его голоса изменился. Ни капли былого сожаления или вины – чёткий, не требовавший возражений голос человека, привыкшего держать ситуацию под контролем. Катя опешила от такой перемены и без промедления ответила:

– Я и ещё одна девушка, но она… Её больше нет.

Кирилл непонимающе смотрел на Шторма:

– Что?

– Мы должны уходить отсюда, и чем скорее, тем лучше. Помоги мне встать!

Глава 1.17. Поисковый отряд

Сборы не заняли много времени. Несмотря на абсолютное спокойствие вокруг, в воздухе витало напряжение. Оно было чуть ли не осязаемым. Катя ощущала его как интуитивно, так и физически. Парни нервничали, хоть и старались не показывать этого, держа её в неведении, какой на самом деле была ситуация.

Проверив автоматы и собрав все необходимые для Шторма лекарства в одну войсковую аптечку, Кирилл отправился к ручью. Девушка наблюдала за ним, стараясь не обращать внимания на Александра, однако глаза то и дело норовили посмотреть в его сторону. Врачебная забота или личный интерес? Однозначно не второе.

– Я наполнил фляжки водой, но их мало.

Голос ефрейтора вытащил Катю из размышлений.

– Придётся экономить.

– Не впервой, – отозвался мрачно Шторм, перекинув через плечо автомат. – Если всё пойдёт нормально, скоро будем дома.

– Выпей, – подошёл к другу Кирилл и протянул ему воду. – Жар ещё не спал, тебе нужно пополнять запасы жидкости.

Взяв фляжку, Александр сделал пару больших глотков. По горячему телу потекла холодная влага. В лежачем положении переносить лихорадку казалось проще. Обезболивающее помогало блокировать болезненные спазмы, но слабость в ногах и руках напоминала о том, что организм продолжал бороться с инфекцией.

– Готов?

Он вытер пот со лба и вернул воду ефрейтору:

– Да. Только… – Шторм бросил быстрый взгляд на Катю. – Мне будет нужна твоя помощь. Я не смогу идти в одном темпе самостоятельно.

– Я знаю, – хлопнул его по плечу Кирилл. – И в этом нет ничего постыдного, если что.

Нахмурившись, Александр быстро закивал. Казаться жалким в глазах Соколовской не хотелось, но и строить из себя героя не было сил. Младший сержант, который всегда чётко знал, как и что делать, сейчас потерялся где-то глубоко внутри, как будто жар выжег его, оставив лишь жалкую оболочку.

Что это? Раскаяние? Оно заставляло испытывать такие муки? Или всё же совесть? Как бы то ни было, но близость Кати уничтожала всё то, чего удалось добиться за прошедший год. На первый план выходили лишь поступки, которые совершил в прошлом. Проклятье! Они давили на него, прижимая к земле сильнее, чем когда-либо раньше.

Им нужно было поговорить. Но как? Что он ей скажет? Попросит прощения? Прошёл почти год. Попытается оправдаться? От этой мысли стало противно. Оставалось только одно – терпеть. Терпеть и ждать, когда станет легче.

– Всё, пора выдвигаться! – скомандовал Кирилл, схватив Александра за руку и перекинув её через шею. – Время играет против нас. Кать, ты готова?

Девушка кивнула.

– Идёшь строго след в след, – проговорил Шторм, глядя в её смуглое лицо. – Идёшь, наблюдаешь, слушаешь. Любой подозрительный звук – и ты сразу же, немедля, сообщаешь об этом. Поняла?

Тишина.

– Кать!

Кирилл следил за ними, в очередной раз ловя себя на мысли, что между этими двумя происходило что-то неладное.

– Я поняла тебя, – после короткой паузы ответила Соколовская.

Александр кивнул, после чего не спеша все трое двинулись в путь. Ранний утренний час спасал от жары, давая возможность двигаться в одном темпе. Катя медленно шла за парнями, получив шанс рассмотреть их получше. Оба находились в хорошей физической форме и были практически одного роста, как братья. Широкие плечи Кирилла удерживали на себе крепкий торс Александра. Загорелые, мускулистые, словно герои фильма.

Соколовская отвернулась и осмотрелась по сторонам. Как бы ни было ей неприятно выполнять требования Шторма, она понимала: в его словах имелся смысл. К тому же, Кирилл тоже поддерживал его. Ефрейтор вообще смотрел на него, как на кумира. Неужели заслужил такое уважение? Чем, интересно?..

– Когда выберемся отсюда, – проговорил негромко Чудов, чтобы Катя не смогла его услышать, – я хочу знать, какую роль в твоей жизни сыграла эта девушка.

Александр улыбнулся краешком губы. Психолог чёртов! Но на этот вопрос ему и самому хотелось бы получить ответ.

– Не понимаю, о чём ты.

– Я оставлю тебя здесь. Одного.

– Ха! Раз до сих пор не бросил, значит, и дальше будешь опекать мою дырявую тушку.

– Придурок! – фыркнул Кирилл и наигранно закатил глаза. – Я предупредил, а потому у тебя есть время, чтобы подумать, как ты это будешь делать.

– Так точно, товарищ ефрейтор.

Катя ускорила шаг, заметив, что парни о чём-то разговаривают. В сложившейся ситуации ей хотелось знать всё, что хоть как-то было связано с их выживанием. Поравнявшись с ними, она спросила:

– Что-то случилось?

– Всё нормально, – успокоил её Кирилл. – Болтаем о своём, солдатском.

Губ Соколовской коснулась слабая улыбка:

– Пока мы здесь, можно ваше станет не только «солдатским», но и «гражданским» достоянием?

Александр скользнул по ней глазами и отвёл их в сторону. Она ничуть не изменилась. Всё та же лёгкая манера общения, порой наивная простота и желание всегда быть в курсе дела. Чёрт! Неужели он столько о ней знал?

– Как скажешь, – отозвался Чудов. – Кстати, вполне справедливое требование в сложившихся обстоятельствах. Личное обязательно должно стать общественным. Ты слышал, товарищ младший сержант?

Тишина.

– Эй, тебя же не контузило! – продолжал хохмить Кирилл. – Так как насчёт перевоплощения?

– Тебе не понравится моя гражданская сущность, – только и смог сказать Шторм, поздно сообразив, что Катя поймёт подлинный смысл сказанного.

– Что, всё так плохо? – с долей наигранного сожаления спросил ефрейтор, не обращая внимания на их игру в гляделки.

– Более чем.

– Ты меня точно заинтриговал. Вот же дьявол! И не бросишь тебя тут теперь после таких слов.

– А ты хотел? – брови Александра поползли вверх.

– Скажем так: рассматривал такой вариант.

Катя слушала их диалог, и на губах непроизвольно стала появляться улыбка. Беседа напомнила ей школьные годы. То время, когда Шторм и Стас точно так же по-братски перепирались, соревнуясь в остроумии.

– Как долго нам идти? – нарушив их дружескую идиллию, спросила она.

– Нашей группе потребовалось несколько часов, – посмотрел на неё Кирилл. – Но это с учётом того, что пришлось делать остановки, чтобы зачищать путь.

Катя нахмурилась.

– Растяжки, мисс Зубрилка, – пояснил парень.

– Не называй её так, – вдруг ощетинился Александр.

– Как? Мисс Зубрилка?

– Я же попросил.

– А что такого? – вступила в их разговор Соколовская. – Лично я не имею ничего против.

На лице читался вызов. Она нарочно это делала? Нарочно напоминала о прошлом? Хотела увидеть его реакцию? Играла на чувствах, видя в глазах раскаяние?

– Абсолютно ничего, – проговорила Катя, не прерывая их зрительного контакта.

– Вот тем более, – продолжил Кирилл. – Расслабься, товарищ младший сержант. Тебе вообще вредно напрягаться. В твоём-то состоянии.

– Значит, несколько часов, – прошептала обречённо девушка, потупив взгляд.

– Несколько часов до ближайшего селения, где не факт, что нас будут ждать друзья.

– Это как?

– Ты – пленная, – продолжил объяснять Шторм. – Важный товар, который был утерян, но от которого может зависеть свобода нескольких чеченских боевиков.

– Не пугай её, Сань.

– Пусть говорит. И что это значит?

– А то, что тебя будут искать до тех пор, пока не найдут: живую или мёртвую.

Александр замолчал, дав ей возможность переварить услышанное.

– Наша группа выполнила задание. Я не знаю, сколько человек им удалось захватить в плен, но как минимум одного точно. А это уже большая потеря, зная, какие звания в их грёбаной Табеле о рангах они носят.

– И… И что нам делать? – растерянно спросила Катя, встретившись с ним глазами.

– Молиться, чтобы наши нашли нас быстрее.

– Но они не знают, что вы живы.

– Зато они знают, что пленные, которых мы должны были освободить, в селении не обнаружены.

– Наши будут её искать? – присоединился к допросу Кирилл.

Тишина. Александр что-то обдумывал, не торопясь с ответом.

– Сань, наши будут её искать?

– Я не знаю, – наконец проговорил он после короткой паузы. – Но приказ звучал определённо ясно: боевики и заложники. Не будь заложники так важны, на них не делали бы такой акцент.

Парни одновременно перевели взгляды на Катю. В них читался немой вопрос.

– Что за девушка была с тобой? – первым нарушил молчание Шторм.

– Я… Я не знаю. Мы не разговаривали. Нам не разрешали, а когда начался штурм… Она… Её убили.

– В любом случае, мы должны двигаться на запад, – подвёл итог Александр.

– Почему? – в голосе Кати снова звучал вызов. – Потому что младший сержант выше ефрейтора? Или потому что ты так сказал?

Шторм с силой сжал челюсти.

– Так почему?

– Потому что Саня у нас – профи, – пришёл на выручку Чудов. – И ему стоит верить на слово.

– Просто железный аргумент, – проговорила едва слышно Соколовская и замедлила шаг.

Вести светскую беседу отпало всякое желание. Единственное, чего хотелось, – это оказаться наедине с собой, чтобы подумать, чем она и занялась, молча следуя за солдатами. Они успели пройти несколько сотен метров, прежде чем зелёные деревья начали редеть, сменяясь всё больше горным ландшафтом. Солнце уже поднялось, и воздух начинал напитываться теплом, словно губка водой. Чем меньше становилось зелени, тем тяжелее давалось передвижение.

Обезболивающее держало Шторма в тонусе. Принятые антибиотики побороли жар, но тело всё равно оставалось непослушным. Даже помощь Кирилла не смогла позволить им двигаться быстрее.

– Мне нужна передышка, – произнёс Александр спустя полчаса пути, когда они вышли из тени деревьев и оказались на открытой каменистой местности, за которой снова продолжался лиственный лес. – Дайте мне несколько минут.

Осмотревшись по сторонам, Кирилл помог ему опуститься на землю. Вокруг было тихо, не считая птиц, которые время от времени выводили свои трели. Достав фляжку с водой, ефрейтор протянул её Кате, но та отказалась.

– Нужно оставить Юрал-Харби в стороне, – сказал Шторм, сделав большой глоток воды.

Прохладная жидкость взбодрила, однако сил не прибавила. От разбитого виска к щеке покатилась капля пота, которую он тут же поспешил вытереть рукой. Как бы ни старался, но скрыть усталость не удавалось.

– Предлагаю двигаться по старому маршруту. В селении нас наверняка будут ждать.

– Но тогда добираться до расположения придётся несколько дней, – возразил Кирилл. – Почему ты так уверен в засаде?

– Если нас будут искать русские солдаты, – Катя задумчиво посмотрела на парней, – они тоже могут оказаться там.

– Возможно, – ответил Александр. – Но риск слишком велик. Если нарвёмся на засаду, тогда эти черти получат не одного заложника, а трёх. Трёх! Тебе должно быть прекрасно известно, что это значит, – обратился он к Чудову.

Ефрейтор кивнул.

– Вот поэтому мы уйдём в сторону.

Шторм положил автомат на колени и упёрся спиной в огромный камень, закрыв глаза. Прошло несколько минут, когда молчание, царившее между ними, нарушили негромкие басистые голоса, доносившиеся оттуда, куда они держали путь. Рефлексы сработали моментально, и буквально в несколько секунд Александр оказался на ногах.

Прятаться было бесполезно. Гости оказались ближе, чем могло показаться на первый взгляд. В глазах Кати отразилась паника. Кирилл передёрнул затвор и жестом приказал ей спрятаться за ним и Александром. Она достала пистолет, найденный в перевалочном пункте, и сняла его с предохранителя.

Секунда, вторая, третья – и из зелёных деревьев показались боевики. Катя насчитала пятерых. Все, как один, в чёрном, с оружием в руках. Трое рослых мужчин в возрасте и двое молодых парней, один из которых… Она изумлённо покачала головой, не веря своим глазам.

Высокий худощавый брюнет дал знак остановиться. На его губах появилась широкая улыбка:

– Тот случай, когда гора сама пришла к Магомеду. Или, как там говорят: кто рано встал – того и тапки?

Соколовская проглотила ком в горле. Она растерянно посмотрела на Кирилла, затем на Александра и вернулась к тому, кого точно не ожидала здесь увидеть.

Глава 1.18. Пленные

– Ты? Но как ты…

Катя находилась в полном смятении. Теперь вопрос о том, как попала в плен, не казался ей странным. Значит, их знакомство не было случайным. Он изначально знал, кто она.

– Представишь меня своим друзьям? – улыбнулся Артур и, сверкнув глазами, окинул взглядом солдат. Дружелюбие, распространявшееся, по-видимому, только на особей женского пола, как рукой сняло. – Это, я так понимаю, жалкие остатки тех, кто прошлым вечером бесцеремонно вторгся в наши владения?

Кирилл и Александр следили за боевиками, пытаясь оценить обстановку. Хотя тут всё было предельно ясно: их застали врасплох, и сделать что-либо теперь казалось невозможным. Только если надеяться на чудо.

– Хатур был настолько нашим, насколько и вашим, – процедил сквозь зубы Чудов, сжимая во вспотевших руках автомат.

Дьявол, какого чёрта он делал? Александр стиснул зубы так, что челюсть свело болью. Заткнись же, придурок! Заткнись!

– Вас там никто не ждал, – гнул свою линию ефрейтор.

Едва только он замолчал, раздался низкий бас одного из непрошеных гостей – того, что стоял ближе всех. Мужчина что-то сказал на своём и передёрнул затвор. Кирилл среагировал чуть медленнее. Когда раздалась автоматная очередь, Катя громко закричала, закрыв уши ладонями. Пистолет упал к её ногам. Пули пробили землю прямо у самых ног ефрейтора, подняв пыль.

– Хасан!

– Рыпнешься ещё раз и тут же сдохнешь! – прорычал боевик с явным акцентом, держа под прицелом Кирилла.

– Мать твою, Киря, не дёргайся! – зашипел Шторм, обдав друга ледяным взглядом.

Была бы его воля, он бы лично разорвал ефрейтора в клочья. Чёртов клоун! Тело прошиб холодный пот.

– Дельный совет. Я бы на твоём месте прислушался, – продолжил чеченский молодчик, растянув губы в презрительной ухмылке. – А теперь дружно положили автоматы на землю.

– Артур…

Тот посмотрел на перепуганную девушку:

– Арчи. Друзья зовут меня так, ты забыла?

– Я… Нет, я помню.

Её голос дрожал, но она изо всех сил старалась храбриться. Наличие хотя бы одного знакомого лица среди чёрных демонов вселяло надежду.

– Я…

– Умница, а теперь заткни свой рот и дай поговорить взрослым. Твоя очередь ещё не пришла.

Артур широко улыбнулся, а затем вернулся к Шторму:

– Положили. Оружие. На землю.

Александр кивнул и послушно убрал руки с автомата. Кирилл не мог поверить своим глазам. Он сдавался? Добровольно? Вот же!..

– Молодец. Теперь ты, болтун, – Арчи посмотрел на ефрейтора. – Медленно и без лишних движений.

Кирилл колебался секунды, однако, видя покорность друга, решил последовать его примеру. Когда солдаты выполнили требование, Артур что-то громко сказал своим людям. Двое из них двинулись в сторону пленников, а он сам не спеша подошёл к Кате. Мгновение – и раздался звонкий звук пощёчины. Её голова ушла в сторону, а по щекам покатились слёзы.

– Из-за тебя мне пришлось рыскать здесь, как гончему псу.

– Только тронь её! – предпринял попытку вырваться Александр.

– Уже тронул. – Холодный взгляд карих глаз переместился на него. – Что дальше?

Шторм молчал, понимая, что сыпать пустыми угрозами было бессмысленно.

– Вот и я о том же. – Артур отошёл от Кати. – Доставим в лагерь. Отец решит, что с ними делать.

– Аслан говорил о двух девушках.

– Вторая мертва, Хасан. Если тебе надо, возвращайся за ней сам.

Посмотрев на часы, Арчи снова заговорил на своём. Беседа состояла из нескольких предложений, однако по выражению лиц было нетрудно догадаться, что она носила далеко не дружеский характер. Пока боевики басили, Шторм успел переглянуться с друзьями.

Катя была подавлена. Красный след от пощёчины украшал бледное лицо, однако она выглядела более, чем спокойно. Возможно, была напугана или пока до конца не осознавала, куда в скором времени попадёт. Кирилл же явно негодовал. В его глазах читался открытый вызов и несогласие с тем, что происходило.

Александр сжал кулаки. Сука! Это ж надо было так глупо попасться! Он проглотил ком в пересохшем горле. Несколько минут отдыха позволили ему прийти в себя, но в ногах и теле всё равно чувствовалась дикая усталость. Обезболивающее будет действовать ещё несколько часов, а что дальше? Вряд ли эти ублюдки позволят уколоть дозу.

Размышления прервал один из людей Артура, который начал обыск. Руки грубо ощупывали тело в поисках посторонних предметов. Когда они дошли до ранения, Шторм глухо ухнул.

– Ранен! – словно между делом, сообщил боевик, продолжая обыск.

Руки скользнули к ногам, а затем – к боковым карманам армейских штанов. Мать твою, пистолет! Вся надежда была на него, а теперь…

– У этого запас!

С этими словами мужчина вытащил оружие, демонстрируя его товарищам. Повертев его в руке, он проверил обойму и, поднявшись на ноги, засунул «ствол» за пояс.

– Чисто.

– У этих тоже.

– Вот и отлично, – снова улыбнулся Артур. – Значит, пора выдвигаться. Наши русские друзья наверняка скоро окажутся здесь. Верно, Катерина?

Сузив заплаканные глаза, Соколовская не удостоила его ответом, лишь подарила убийственный взгляд и поспешила отвернуться, чтобы не видеть самодовольного лица.

– Stropive dağ Keçi[1], – хохотнул Арчи. – Что с раненым? – Он не спеша направился к Шторму. – Подними куртку.

Александр не двигался.

– Я дважды просить не буду.

Шторм медленно поднял край куртки, оголив часть живота и раненый бок. Кое-где на бинтах проступила кровь. Недолго думая, Артур сжал кулак и нанёс удар. Дыхание Александра оборвалось, и, согнувшись пополам, он стал хватать ртом воздух.

– Ублюдок! – рыкнул Кирилл и бросился к другу, но на половине пути резко замер, почувствовав, как автомат упёрся ему в затылок.

– Жить будешь, – довольно произнёс Арчи.

Шторм тем временем уже успел выпрямиться. Полный ненависти взгляд встретился с озорным взглядом Артура, но лишние движения могли стоить жизни ему или друзьям.

– Жить будешь. Ты знаешь, чем чреваты необдуманные поступки. Значит, осталось усмирить только твоего болтливого приятеля.

Тяжело дыша, Александр молчал.

– Думаю, ты мне в этом поможешь. Выдвигаемся!

Вместе с Хасаном Арчи занял место в голове отряда, и они все отправились на северо-восток. Скалистая местность вскоре снова сменилась деревьями, однако воздух был насыщен теплом, даже несмотря на ранний час. Зелень частично спасала от лучей солнца, но желаемой прохлады не давала. Они двигались в достаточно быстром темпе, скорее всего, боясь быть обнаруженными. Тишину, царившую вокруг, нарушали только неровные звуки шагов и тихие голоса боевиков.

Александр потерял счёт времени. Минуты? Или часы? Судя по ощущениям, они шли уже десятки часов. Долго. Мучительно долго. Ноги начали дрожать. Пот крупными каплями проступил на лбу, время от времени скатываясь по переносице и вискам. Дикая жажда обжигала горло. Ещё несколько сотен метров – и он свалится, больше не имея физической возможности идти дальше. Вряд ли с ним будут возиться. Пристрелят как бешеного пса, без рода и племени.

Шторм облизал сухие губы. Несмотря на безысходность ситуации, инстинкты самосохранения ещё работали. Мозг медленно соображал, что предпринять. Чёртов сукин сын сказал, что они шастали по округе почти всю ночь. Точно преувеличил. Скорее всего, вышли с рассветом. Александр нахмурился. Наверняка, главный отряд стоял где-то неподалёку, может, в радиусе нескольких километров. Споткнувшись, он чуть не упал. Автомат больно ткнул в спину. Сука! Но это отвлекло от мозгового штурма лишь не мгновение. Путаясь, мысли снова вернулись к логическим цепочкам.

Если попадут в плен, назад дороги уже не будет. Смерть, а перед ней заслуженный статус – мученик. Другое дело гражданские заложники. Они все носились с ними, как курицы с цыплятами. Заложники… Они для обеих сторон представляли ценность. Как нефть на чёрном рынке. Их искали. Всегда. Везде. Все? Возможно.

– Когда цели будут захвачены, проверите объект на наличие пленных. Каждый сарай, каждую щель и яму.

На губах появилась едва заметная улыбка – их точно искали. Шторм поднял глаза от земли. Арчи и Хасан по-прежнему шли в голове отряда. Двое других боевиков двигались по бокам, и ещё один, забравший у него пистолет, замыкал колонну сзади. Ни единого лишнего движения. Шаг влево или шаг вправо – несанкционированная попытка бегства. В глазах начало темнеть, веки медленно опустились. Заложники… Их все ищут. Все… Только бы Кирилл не подвёл!

Движение, ещё одно – и он упал на колени. Время пошло…

[1] Строптивая горная коза

Глава 1.19. Попытка – не пытка, а казнь!

Дорогие моиГлава достаточно тяжёлая для восприятия. Не забывайте, что все герои вымышлены. Была бы рада смягчить подачу, но у нас война...

Шедший позади боевик отреагировал тут же: он остановился и, наведя автомат на пленника, ударил его ногой. Александр не двигался. Только сейчас стала доходить вся абсурдность ситуации и риск, которому подверг товарищей. Чёрт, но лучше сдохнуть защищаясь, чем позволить им забрать себя в лагерь.

Отряд не сразу заметил, что происходило позади. Это давало преимущество, но счёт шёл на секунды. Шторм слышал громкое биение своего сердца. Оно отбивало ровные удары, словно метроном. Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук… Боевик склонился, чтобы проверить, что произошло. Боковым зрением, Александр следил за ним, выжидая, когда он окажется достаточно близко. Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук…

Руки сжались в кулаки, сбившееся дыхание странным образом выровнялось. Окружающая действительность потерялась, растворилась, как будто кто-то применил размытый эффект в фоторедакторе. Глаза видели лишь того, кто стоял рядом, а мозг стремительно создавал траекторию полёта пули, выбирая наиболее удачную цель. Полная сосредоточенность, словно во время медитации. Сейчас…

– Вставай, шакал, – раздался низкий рык с акцентом.

Сейчас… Шторм почувствовал руку у себя на плече, которая больно сдавила кость. Сейчас… Шедшие впереди боевики остановились, услышав возню позади. Хватка ослабла. Лязганье автомата. Секунда… Вторая… Сердце вдруг понеслось, как бешеное. Похоже, в кровь выплеснулась изрядная доля адреналина.

СЕЙЧАС!

Александр выхватил нож, закреплённый на ноге боевика под коленом, и резким рывком всадил его в брюшную полость мужчины. Сдавленный стон, попытка открыть огонь, но Шторм оказался быстрее. Он встал на колено и, направив оружие, которое всё ещё держал в руках раненый боевик, на того, кто стоял ближе к Кате, выстрелил. Автоматная очередь разрезала утренний воздух и эхом разнеслась по округе, растворившись в зелёных зарослях.

Александр увидел, как убитый боевик замертво упал на землю. Не теряя драгоценного времени, он ударил своего провожатого, свалив его с ног. Мужчина хрипел, кашляя кровью. Прошли секунды, когда раздалась ещё одна очередь, слившаяся с выстрелами Шторма, который успел добить мучившегося от боли противника.

– Никому не двигаться! – громкий голос Артура заставил замереть на месте.

Александр выпрямился во весь рост и попытался оценить обстановку. На лице отразилась паника, но сузившиеся глаза и стиснутые зубы сразу убрали лишние эмоции. Палец лежал на спусковом крючке, только стрелять было не в кого. Арчи удерживал Катю, закрывая себя ею, точно щитом. Дуло его пистолета было направлено на Шторма. Кирилл стоял неподвижно, наведя автомат на единственного оставшегося в живых боевика, не считая Артура, а тот, в свою очередь, держал под прицелом Чудова.

Минус три, но ситуацию, в которой оказались, можно было назвать лишь одним словом – паршивая. И сколько они будут держать друг друга на мушке?

– Хорошая попытка, младший сержант, – улыбнулся Артур, сдавив шею девушки пальцами. – И что теперь?

Тяжело дыша, Александр не сводил с него ледяного взгляда. Действительно, что?

– Даже не знаю, как расценить твои действия. Либо как отчаянную попытку в борьбе за жизнь, либо как поступок идиота, мыслящего иррационально и плюющего на своих друзей.

– Отпусти её!

– Да что ты!

Арчи посмотрел на Катю и, коснувшись носом её волос, громко втянул воздух:

– Она того стоила?

Шторм молчал. Глаза бегали по действующим лицам жуткого представления, но мозг не мог выдать ни одного сценария, как закончить его без жертв. Ладони взмокли. Кирилл и верный пёс Артура точно так же держали друг друга под прицелом. Один из них явно умрёт, стоит только открыть огонь. В глазах ефрейтора читался вызов. Он был готов действовать и неважно, как лягут карты и кто отправится к праотцам.

Взгляд Александра снова вернулся к Кате. Она полностью закрывала Артура телом. Даже сомкнутые ноги и те не оставляли ни одной лазейки. Если бы только появилась возможность открыть этого ублюдка хотя бы чуть-чуть! Не снайпер, но расстояние, разделявшее их, было достаточно маленьким, чтобы попасть в цель. Стрельба по неподвижной мишени – то, за что всегда получал высокие отметки и на гражданке, и на учениях.

– Так стоила? – усмехнулся Арчи.

Шторм смерил его и Соколовскую оценивающим взглядом, и уголок губы подёрнулся в усмешке. Надежда всё же была… БЫЛА, мать её! Главное теперь, чтобы не только его память не отпускала прошлое… Попытка – не пытка.

– А ты сам как думаешь? – ответил вопросом на вопрос Александр. – Только дурак не поймёт, что она – шикарная дама. Настолько шикарная, что можно попытаться рискнуть жизнью. И не только своей, – продолжал Шторм, глядя то на Артура, то на Катю.

– По-моему, ты выбрал совсем не подходящее время, чтобы производить впечатление на даму.

Александр сощурился, полностью сосредоточившись на Соколовской. Давай же, родная, вспомни!

– На даму – да, но на шикарную даму впечатление нужно производить всегда, какой бы говённой ни была ситуация.

Катя смотрела на его серьёзное лицо, боясь нарушить зрительный контакт. Слова звучали набатом, заглушая стук сердца. Страх был единственной эмоцией, которая овладела ею, но даже он не мог до конца притупить инстинкты. Александр что-то задумал, но она никак не могла понять, что. Чего он хотел?

– Шикарная дама! – воскликнул Артур, крепче сжав тонкую девичью шею. – Да ты, никак, романтик.

Давай, горный ублюдок, смакуй тему! Выиграй для нас время! Шторм слушал его речь, не отрываясь от Кати. Взгляд быстро спустился к её ногам и снова вернулся к глазам, восстановив безмолвное общение. Ну же, только пойми! Ты же столько страдала из-за моего чёртового грязного языка!

– Хотя, знаешь, увидев Катерину в первый раз, я назвал её так же. Помнишь? – Артур склонился к уху пленницы, давя дикое желание коснуться его губами. – Шикарная девушка… Думаю, что, вернувшись в лагерь, мне всё же придётся лично убедиться в этом.

Катя не двигалась. Она по-прежнему, как под гипнозом, смотрела на Шторма. Когда его глаза во второй раз проделали тот же маршрут к её ногам, она посмотрела на его берцы – правый ботинок едва заметно сдвинулся с места.

– У вас нет шансов. Опусти оружие.

Но никто не двигался.

– Опусти оружие, младший сержант! – громко приказал Артур. – И я прощу тебе смерть моих людей: когда придёт время, ты сдохнешь первым и быстро.

– Арчи!

Хасан был явно с ним не согласен.

– Похоже, твоя нянька тебя не поддерживает, – ухмыльнулся Александр. – Интересно, чтобы спать с шикарными дамами, тебе тоже нужно просить разрешения, а?

Его взгляд скользнул по Катиному лицу, а затем снова спустился к её ногам.

– Сань, какого чёрта ты делаешь? – растерянно спросил Кирилл, не понимая, что происходит. Напряжение и так висело на максимальной отметке, а тут ещё провокационные разговоры.

– Мне надоело играть, младший сержант, – прорычал Артур. – Считаю до трёх. Раз…

Шторм не двигался.

– Думаю, ты видишь, какой расклад. Итог один: вы, двое, отправитесь на тот свет, а девчонка будет доставлена в лагерь. Два…

Ботинок Кати наконец медленно двинулся в сторону. Секунда, ещё одна, и ещё… Губы Шторма подёрнулись в ухмылке. Вспомнила! Расстояние между ног увеличивалось.

– Ты – идеалист, Арчи. Это хорошо, но только не тогда, когда имеешь дело с русскими солдатами.

И после этих слов раздалась автоматная очередь. Одна, за ней – вторая из автомата ефрейтора. Шторм застыл, словно каменное изваяние. Одиночный выстрел Артура – и боль. Она стрелою пронзила тело, обездвижив. Куда? Уже неважно.

Они упали почти одновременно. Стояла лишь Катя – испуганная, бледная и едва дышавшая от страха. Её уши были закрыты ладонями. Крики, стон, мат… Открыть глаза не хватало смелости. Даже о шальной пуле не думалось, потому что тело сотрясала дикая дрожь. Как ему удалось? Наконец с большим трудом заставила себя пошевелиться. Когда глаза распахнулись, она увидела, что они все лежали. Артур и Кирилл шевелились, матерясь и стоная от боли. Второй боевик не подавал никаких признаков жизни, как и… Шторм. Шторм!

Катя бросилась к нему. Умер? Нет! Не может! Не может умереть! Они ещё не расставили точки в своей истории. Что бы ни сделал, им нужно поговорить, ведь тогда так и не получилось! Она упала на колени, судорожно нащупывая пульс, пока взгляд сканировал тело.

Дышит! Ещё не ощутив биение, она уловила, как грудь едва заметно вздымалась и отпускалась.

– Господи, ты живой…

– Согласен даже на чёрта, только бы это было правдой.

– Не двигайся. Только не двигайся, ладно?

Катя увидела красное пятно на куртке, которое увеличивалось в размере. Руки метнулись туда, но пальцы Александра перехватили их:

– Кирилл… Посмотри… Посмотри, что с ним. ПОСМОТРИ!!!

Не думая, она вскочила на ноги и бросилась к ефрейтору. Взгляд выхватил движение Артура, который, лёжа на земле, корчился от боли, сжимая ладонями кровавые колени. Она сменила траекторию. Мгновение – и пистолет, который находился рядом с ним, оказался у неё в руках.

– Кать…

К чёрту! Потом. Ноги автоматически двинулись в сторону Кирилла. Ранение в живот. Она поняла это сразу, даже не исследуя рану.

– Всё хреново?

Сев на колени, Катя коснулась его пальцев, покрытых кровью, и попыталась улыбнуться:

– Есть шанс. Всегда есть шанс. Надежда…

Кирилл кивнул, медленно закрыв глаза. Не в его случае, он знал это. Чувствовал.

– Я уколю обезболивающее, – вытирая слёзы, говорила Соколовская, хотя прекрасно понимала, что обмануть никого не получится. – Я уколю и попробую остановить кровь. Кирилл, я сделаю это. Ты… Мы выживем, слышишь?

– Да, – ответил он с придыханием. – Оставь… Оставь один сержанту. Шторм… Он несносен, когда ему больно.

За словами последовал приглушённый кашель, и изо рта потекла кровь.

– Оставь Сане, Кать.

Серьёзные ноты в голосе – предпринимать что-то было бесполезно. Силы покидали его, и счёт шёл на секунды, даже не на минуты. Понимал ли он? Скорее всего, да. Смерть никогда не подкрадывалась втихомолку, особенно в такие моменты.

Громкий бас и звук затвора автомата отвлекли Катю от умирающего парня. Растерянная, она успела окинуть взглядом вновь прибывших «гостей», а затем крепкие руки больно вцепились в плечо, одним рывком поставив на ноги. Пятеро! Их было пятеро. Но… откуда? Такие же страшные, как и люди Арчи, одетые во всё чёрное, словно вестники Смерти.

Боевики рассредоточились по периметру. Двое из них помогали Арчи сесть. Один удерживал её, остальные – находились возле раненых солдат. Тот, что стоял около Чудова, смерил ефрейтора презрительным взглядом и усмехнулся:

– Покойник.

Он навёл автомат на раненого и приготовился выстрелить.

– Нет. Не трогать, – тяжело дыша, прохрипел Артур. – Поднять другого!

Когда Шторм оказался на ногах, его лицо выражало лишь одну эмоцию – презрение.

– Ты хотел… Хотел произвести впечатление, да? – ухмыльнулся Арчи. – У тебя получилось. Теперь пришла моя очередь.

Он что-то сказал одному из своих людей, и Александра, больно схватив за волосы, повернули в сторону ефрейтора. Ноги едва стояли. Холодный пот заливал лицо. Перед глазами – темнота. Голосовые связки смогли издать дикий крик только, когда раздалась короткая череда выстрелов, а внутренности словно расщепило на атомы:

– КИРИЛЛ!!!

Несмотря на слабость и ранение, Шторм ломанулся вперёд, но удар прикладом в левый висок заставил упасть на землю:

– Сука!!!

Его глаза горели огнём. Хотелось рвать, крушить, топтать. Изо рта вырывалось нечленораздельное рычание, смешанное с матом. Раздавить! Уничтожить! Тяжёлый ботинок, опустившийся на спину, блокировал движения, но Александр снова и снова пытался подняться, чтобы добраться до ухмылявшегося ублюдка по имени Артур.

– Ты любишь представления, Катерина? – обратился тот к шокированной девушке, смотревшей на неподвижное тело ефрейтора. – Это был лишь первый акт.

Парень снова отдал какой-то приказ, который явно вызвал всеобщий восторг. Соколовская не сразу успела сообразить, что происходит. Её опустили на колени и повернули голову к лежавшему на земле Александру. Когда высокий боевик дал знак одному из стоявших рядом товарищей, тот крепко придавил Шторма к земле. Другой подошёл к нему справа и резким рывком вытянул правую руку на всю длину.

– Что… Что ты делаешь?

Затравленный взгляд Кати метался от Александра к Артуру и назад. Происходило что-то страшное, но потрясённый мозг не мог пока адекватно оценивать ситуацию.

– Это за то, что отправил моих людей к Аллаху.

Короткая команда, напряжённый зрительный контакт – и как только чьи-то руки сжали локоть, словно тисками, Александр почувствовал боль. Он не понял, в какой момент и почувствовал ли вообще. Возможно, просто фантомные ощущения создали нужный эффект?

– Нет! Не надо! Хватит!

Истошный вопль девушки доносился как сквозь туман. Шторм крепко зажмурился, провалившись в темноту. Лицо уткнулось в песок. Прерывистое дыхание, перебиваемое попытками заглушить рвущиеся наружу стоны и сдавленный рык, – всё, на что был способен. Судьба наказывала его, но слишком жестоко. ЖЕСТОКО, МАТЬ ЕЁ!

Александр бросил все попытки сопротивляться. Боль… Значение имела лишь одна боль, и ничего кроме. Прошли короткие секунды, когда он, по-прежнему тяжело дыша и срываясь на хрип, повернулся к изувеченной руке. Выгнутый под неопределённым углом палец шокировал… Сукины дети!

– Шикарная дама впечатлена. Ты ведь этого хотел, не так ли? – наблюдал за страданиями младшего сержанта Артур. – Остальное – твоё наказание за то, что лишил меня ног.

– Хватит! Умоляю тебя! – рыдая, захлёбывалась слезами Катя. – Умоляю, прекрати!

Но Арчи не слышал. Он снова что-то сказал, раздался низкий гортанный смех. Мгновение – и сломанный палец вновь оказался на своём месте. Дыхание Шторма оборвалось, но сил издать какие-либо звуки не было. Похоже, болевой шок сделал своё дело. Инстинкты проснулись, только когда в руке мужчины показался нож.

– Мои колени станут последним, куда ты мог выстрелить в этой жизни. Больше у тебя такой возможности не будет.

Холодное лезвие острого, словно бритва ножа, опустилось туда, где была раздроблена кость. Александр судорожно замотал головой, вырываясь из мёртвой хватки – безуспешно. Глаза расширились, наполнившись диким ужасом. Страх – всеобъемлющий, безграничный и ни с чем несравнимый… Лёгкие поглощали больше кислорода, чем следовало. Рвотный позыв подкатил к горлу, и в этот момент лезвие вошло в плоть, перерезав сухожилия, нервные окончания и то, что совсем недавно считалось полноценной фалангой указательного пальца правой руки…

Глава 1.20. Прости меня…

Катя не слышала и не видела ничего вокруг. Окружающая действительность растворилась. Она всегда думала, что была жестокой в своих мыслях к нему, но сейчас... Сейчас пришлось столкнуться с истинным проявлением жестокости, в самом что ни на есть её чистом виде. Александр лежал на земле, не двигаясь, даже не пытаясь сдержать вырывавшийся из горла крик. Из-за стиснутых крепко зубов звук казался похожим на звериное рычание. Никакие его поступки в прошлом не заслуживали такого наказания! Она не об этом просила Бога. Не об этом!

Чечня должна была послужить уроком, так ей говорили. Они убеждали, что он выживет. Выживет! Они все как один твердили, что он сильный. Но то, что творилось сейчас, нельзя было выдержать. Он же человек! Он – человек!

– Надо отправить девчонку в лагерь. Чем скорее, тем лучше, – сплюнул на песок вновь прибывший Ахмед и посмотрел на Артура. – Ты и так тут наследил.

– Я не могу идти, не видишь, что ли! – рыкнул на него парень.

– Останешься здесь с парой ребят, они помогут тебе добраться до места. Выстрелы были слышны далеко отсюда. Их могли услышать. И не только мы.

– Их... Их и услышали... – прохрипел Шторм, не открывая глаз.

На мгновение образовалась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием изувеченного солдата.

– Что ты сказал? – орлиный взгляд Ахмеда устремился на Александра.

– Грёбаные стервятники...

Катя пыталась уловить здравый смысл в его словах, но не могла: он отсутствовал. Неужели бред?

– Повтори, что ты сказал, шакал!

Ахмед подошёл к парню и, сев на колено, схватил его за волосы. Тот зарычал, однако губы по-прежнему были растянуты в жалком подобии улыбки: они не заставят его страдать!

– Русские... не бросают своих, даже... даже на поле... брани.

Ахмед внимательно вслушивался в речь Александра, стараясь уловить суть раньше, чем тот закончит.

– Они... Они... рядом... Вы даже не знаете... не знаете насколько... близко. Пленные... – продолжал хрипеть Шторм, больше скалясь, нежели улыбаясь, – ... пленные нужны... нужны не только вам, ублюдки чёртовы! Для вас – товар... А для нас...

Его лицо вдруг стало серьёзным. Ни капли страха или боли. Мгновение – и глаза сузились в хищном прищуре:

– Для нас они – люди.

Соколовская не верила тому, что видела. Выбиваясь из последних сил, он продолжал следовать своим принципам. Александр и правда верил в то, что говорил. Истинный патриот, готовый даже под страхом смерти идти до конца. В этот момент Катя смотрела на взрослого мужчину, а не на того заносчивого паренька, которым он когда-то был.

Рывком Ахмед отпустил Шторма, и тот снова уткнулся лицом в песок.

– Девчонка идёт со мной, – отчеканил каждое слово он. Его взгляд сканировал местность на наличие посторонних шумов. – Ты остаёшься здесь. Как только появится возможность, я отправлю к тебе подкрепление.

– Ты поверил его болтовне? – Артур не сводил глаз с мужчины.

– Я не знаю, что у вас произошло до моего появления, Арчи, но вы палили из оружия как умалишённые вместо того, чтобы идти по маршруту, как мыши. Ты отступаешь, подчищая "хвосты", а не нападаешь. Забыл, для чего отец отправил тебя назад? Ты должен быть найти пленных, а вместо этого... – Ахмед посмотрел на Шторма и на лежавшее неподвижно тело ефрейтора, – ... вместо этого ты стал развлекаться. За что ещё предстоит ответить.

Арчи виновато опустил глаза. Даже несмотря на полученные травмы, отец явно не похвалит его за случившееся.

– А что делать с этим? – он указал на Александра.

– Добей его, – рыкнул раздражённо Ахмед. – Он должен был сдохнуть ещё вчера.

– Нет!

Громкий крик Соколовской прорезал тишину утреннего леса. Она предприняла попытку вырваться, но крепкие пальцы больно сдавили плечо. Плевать! Попытка, ещё одна, и ещё… Катя прекратила сопротивление, лишь когда звонкая пощёчина привела её в чувство.

– Заткнись, иначе я не посмотрю на твою родословную! – В глазах боевика пылал огонь. – Положу рядом с этими шакалами и скажу, что не выжила.

Она смотрела в чёрные, как смоль глаза, но ни единой доли повиновения не испытывала:

– Лучше сдохнуть с шакалами, чем строить из себя грозного Шер-Хана, а самому прятаться как последнему трусу.

Александр крепко зажмурился. Идиотка! Чёртова бунтарка! Лучше бы ты точно так же сопротивлялась мне когда-то. Ахмед схватил Катю за шею и вытащил из ножен кинжал. Острое лезвие блеснуло в лучах солнца, а спустя мгновение Соколовская почувствовала прохладную сталь на своей щеке.

– Мне не составит труда выпотрошить тебя прямо тут, но ваши русские друзья уже наверняка где-то рядом, а потому, будь так добра, заткни свой грязный рот, или я сделаю это сам: быстро и без представлений.

Катя не двигалась. Ненависть, которую видела в глазах своего визави, пугала. И какой бы храброй ни была, сомневаться в том, что он мог воплотить угрозы в реальность, не стоило. Словно сувенирный истукан, она быстро закивала. Ахмед убрал нож и хотел продолжить путь, как вдруг чуткий слух выхватил в густых зарослях звук ломающихся веток. Взгляд метнулся к Арчи и Шторму, а потом снова сосредоточился на источнике шума.

– Они рядом. Вы даже не знаете, насколько близко.

И раздалась первая автоматная очередь. Ахмед выстрелил в ответ. Катя зажмурилась. Сердце заколотилось с бешеной скоростью. Ноги затряслись. Из горла должен был вырваться крик, но связки не выдали ни звука. Страх и ужас заполнили всё тело, парализовав.

Словно тряпичную куклу, её потащили к зелёным зарослям. В ушах гремели выстрелы. Ощутив недостаток кислорода, Катя распахнула глаза. Вокруг царил хаос. Ахмед что-то громко выкрикивал, озираясь по сторонам и стреляя из автомата. Они уже успели уйти с открытой местности вглубь деревьев, как внезапно хватка на горле ослабла, а тяжёлое тело Ахмеда, потеряв равновесие, стало наваливаться на неё всей своей тяжестью. Секунда – они упали на землю, и наступила тишина…

Стрельба смолка так же внезапно, как и началась. Тяжело дыша, Катя попыталась выбраться из-под лежавшего без сознания мужчины. Одно движение, второе… Боже, как же сложно, но ей всё же удалось. Одежду покрывала кровь, много крови. К горлу подкатил ком. Поборов рвотный позыв, она бросилась обратно: туда, откуда её увели несколько минут назад.

Инстинкты напрочь отключились. Перед глазами стояла лишь одна цель: раненые солдаты. Им нужна помощь! Однако, выскочив из кустов, Катя замерла – поляна была похожа на побоище: трупы, пыль, стоны раненых, мат. Кто-то осматривал местность на наличие угрозы – скрытой или явной, кто-то проверял, живы ли те, кто лежал на земле без сознания.

Она много слышала о том, как выглядит место боя или сражения, пусть даже небольшого, однако то, что представляла, даже на йоту не совпало с тем, что видела сейчас. Реки крови не текли по камням, едкий металлический запах не бил в нос, но оглушительные выстрелы и пара взрывов, а затем последовавшая за ними тишина… Страшно… Загипнотизированная картиной, Соколовская не сразу поняла, что с ней разговаривают.

– … в порядке? Слышишь?

Глупо хлопая глазами, она пыталась прийти в себя.

– Катя!

Громкий вскрик вывел из транса. Она вздрогнула и посмотрела на стоявшего рядом высокого мужчину. В его глазах читалась тревога.

– Ты в порядке? Ранена?

– Я… Я – нет. Там Кирилл, – перепачканная грязью и кровью дрожащая рука указала на пригорок, где в последний раз находилось тело ефрейтора. – Он жив?

По мере того, как адреналин растворялся, блокированное сознание начинало оценивать обстановку.

– Он жив? Ефрейтор жив? А Шторм?

Катя хотела броситься к раненым, но крепкая хватка больно сжала плечо:

– Оставь это. Им окажут помощь.

– Но там…

– Уведите девушку, рядовой Халиев!

Голос тут же приобрёл жёсткие ноты, и пара мужских рук потащила её в сторону: подальше от места боевых действий.

– Я должна… Я могу помочь. Я – будущий медик. Им нужна помощь, чёрт бы вас подрал!

Терехов отвернулся от девушки и с мертвенно-бледным лицом двинулся туда, где собралась большая часть бойцов. С каждым сделанным шагом ноги становились тяжелее и тяжелее. Отсутствие солдат, о которых говорила Катя, среди тех, кто мог самостоятельно передвигаться, пугало. Они не для того выжили, чтобы спустя сутки умереть!

– Что здесь? – не своим голосом спросил офицер.

– Ефрейтор Чудов… – Киреев замолчал на полуслове. – Ефрейтор Чудов мёртв, товарищ капитан.

Терехов опустил глаза на бездыханное тело парня. Грудь больно сдавило, а в горле образовался ком. Вид недвижимого, ещё буквально вчера шутившего солдата, привёл в шок, несмотря на то, что мужчина воевал не первый год. Чувство вины усилило боль утраты в несколько раз – не успели… Судьба была несправедливой. Она была жестокой и, мать её, играла по каким-то своим садистским правилам, понятным лишь ей одной! Сука – настоящая, чистокровная и донельзя жестокая!

– Шторм?..

Взгляд метнулся ко второму телу.

– Живой, – выдохнул Филин. – Но…

Капитан бросился к раненому, так и не дослушав до конца речь рядового. То, что увидел, заставило содрогнуться. Хриплое, прерывистое дыхание всё ещё подтверждало наличие жизни в ослабленном теле младшего сержанта, но каждый вдох и выдох забирали её на глазах. Покрытое кровью и потом лицо выглядело настолько бледным, что статус «живой» едва ли подходил к описанию физического состояния солдата.

Шокированный, Терехов опустился на колени:

– Шторм… – позвал он.

Однако парень молчал. Дышал, держась из последних сил, но молчал.

– Его рука… – начал Филин.

– Вызывайте помощь! – вдруг в полной тишине выкрикнул капитан, скользя глазами по ранам Александра. – Мы не доставим его в лагерь живым самостоятельно. Держись, парень! – Офицер коснулся его плеча. – Держись…

– Де… Девушка… – Едва различимый то ли шёпот, то ли хрип. – Деву… Де… Девушка…

По-прежнему не размыкая дрожавших век, Шторм пытался что-то сказать, но язык не шевелился. Даже элементарные слоги – и те давались с трудом. Вдох – выдох: больно. Болело всё. Казалось, даже воздух причинял нестерпимую боль, касаясь кожи. Тело словно горело в огне, но он должен был сказать им.

Она должна жить!

Она…

Должна…

Александр не мог сосредоточиться. Сказать… Им нужно сказать…

Она…

Должна…

Он не слышал себя. Губы шевелились, но звук не шёл. Боль глушила всё: слова, образы, мысли. Грань между реальностью и сознанием стёрлась, растворилась. Где заканчивался он, а где начиналась фантомная область воображения? Как же больно, мать его!

– Я знаю, что больно, Шторм. Держись!

Мужской голос пробился через стены Ада. Значит, мысли всё же получали звуковую оболочку… Или нет? Темнота в глазах становилась вязкой, липкой, ощутимой. Так вот как наступает конец? Ни яркого света, ни хлопанья крыльев ангелов, ни хвостов рогатых – ничего. Только нестерпимая боль: её, своя…

И вдруг стало страшно. Страшно уходить вот так. Пусть заслужил – пусть! Но она должна знать, что он раскаялся, должна услышать.

– Ка… Ка…

Она должна услышать!

– Прости меня! – громким криком сорвались слова с губ, забирая последние силы.

– Что случилось? Что…

Соколовская, вырвавшаяся из хватки Халиева, подбежала к Терехову и застыла с широко раскрытыми глазами.

– Прости меня!

Последнее, что она услышала от него – сквозь боль, сквозь слёзы, сквозь борьбу… Прости меня… Всего два слова, но то, сколько вложил в них, заставило душу сжаться до размеров атома. Дыхание оборвалось, словно от удара в солнечное сплетение.

– Чтоб ты никогда не вернулся оттуда, слышишь? Никогда! НИКОГДА!

Собственные слова звучали в ушах, как смертный приговор. Это она убила его. Она… И за что? За то, о чём всегда мечтала?..

– Прости меня… – прошептала Катя, чувствуя, как по щекам катятся горячие слёзы, а земля медленно уходит из-под ног.

– Шторм! – выкрикнул Терехов, увидев, как обмякло тело младшего сержанта. – Шторм! Шторм!!!

Однако он не двигался. Пальцы мужчины крепко сжали грязную ткань футболки:

– Держись, чёрт тебя дери! Ты же всегда шёл против системы! Борись за жизнь, сука! БОРИСЬ!!!

ЧАСТЬ II. «ДВА ПУТИ – ОДНА ЖИЗНЬ»

Нельзя уйти от своей судьбы — другими словами, нельзя уйти от неизбежных последствий своих собственных действий…

Ф. Энгельс

Глава 2.1. Живой…

Октябрь, 1998 год

Родной город встречал проливным дождём. Над землёй грузно висели синие тучи. Порывистый ветер время от времени пытался сдвинуть их с места, но безуспешно. Крупные капли стучали по стеклу, быстро сползая по прозрачной поверхности и исчезая где-то внизу под вагоном. Всё казалось бледным, серым и угрюмым.

Как там говорил великий русский классик: «Осенняя пора – очей очарованье?»[1] Катя печально улыбнулась, мрачно глядя в окно. Жаль, что нельзя было остаться во Владимире навсегда, хотя расстояние – особенно такое незначительное – для него не будет преградой. Улыбку как рукой сняло. Последний месяц Стас просто как с цепи сорвался. Звонки, сообщения, встречи – он не оставлял её в покое нигде: ни в реальном мире, ни в виртуальном. И сколько бы ни говорила, что между ними всё кончено, парень словно ставил блок на слова, пропуская лишь то, что хотел слышать.

После её возвращения из Чечни он пытался быть заботливым, как в добрые школьные времена, однако, когда понял, что отношения сходят на «нет», отступился. Возможно, сказалась потеря брата – они ведь были лучшими друзьями – а возможно, причина крылась в чём-то другом, но на душе стало легко. И вот теперь в её мир снова вторгались. Зачем? Катя закрыла глаза, коснувшись лбом холодного стекла вагона. Электричка медленно приближалась к конечной.

Москва… Огромный город, оживлённый мегаполис, давил на неё как четыре стены маленькой душной комнаты. Пребывание в нём опустошало, то и дело напоминая о прошлом. Да, он заставлял страдать, травил при любом удобном случае как бездомного щенка, бросал в спину насмешки, однако был жив. А теперь… Память снова вернула к весенним событиям.

Прости меня… Они должны были сказать это друг другу до того, как всё случилось, но вместо разговора она плюнула ему в лицо, не дав шанса объясниться.

– Чечня станет искуплением. Такие, как он, нигде не пропадут, а если всё же не выживет, значит, туда ему и дорога; значит, справедливость есть на свете.

Катя медленно моргнула. Справедливость… А что такое справедливость? Такая же высокопарная ерунда, как честь, долг и всё остальное, чем засоряют голову с малолетства, ни черта не зная о них. Но он знал. Он знал и верил, и сделал всё, чтобы отстоять свои убеждения, чтобы спасти её жизнь…

– Мы прибываем на конечную станцию. Просьба быть внимательными и не забывать свои вещи.

Приятный женский голос повторял уже заученную за последние месяцы речь, сообщая, что электричка дальше не идёт. Катя взяла рюкзак с лавки напротив и приготовилась выходить. Она почти добралась до дверей, когда в кармане раздался рингтон мобильного. Достав телефон, девушка посмотрела на экран. Чёрт!

– Привет, Стас.

– Почему ты не сообщила, что приедешь днём?

– Я…

– Не столкнись с твоей мамой на лестничной клетке, так бы и пребывал в неведении, – продолжал отчитывать её Ерёменко. – Ты видела, какая погода за окном?

По инерции, сквозь раскрытые двери, Соколовская посмотрела на улицу: дождь почти закончился, но вместо него с неба сыпалась неприятная морось. Порывы ветра увеличились, норовя унести зонтики успевших выйти из вагона пассажиров.

– Я вызову такси. Слава Богу, сейчас с этим проблем нет.

– Не надо никого вызывать. Я уже на Курском. Ты же туда приезжаешь? Буду ждать тебя у главного входа. До встречи.

На этом разговор был закончен. Катя убрала мобильный в карман и, накинув капюшон, вышла на осенний холод. Промозглая погода и сырость тут же заявили свои права. Ветер пробирал до костей. Закинув рюкзак на плечи, она обняла себя руками и ускорила шаг. Может, оно к лучшему, что Стас приехал встречать? В конце концов, совместная поездка ни к чему не обязывала. Да и не она попросила о встрече, он сам изъявил желание.

Успокоив себя, Катя вошла в здание вокзала. Стараясь не затеряться среди вновь прибывших, она уверенно двигалась к главному входу, ища в толпе знакомое лицо. Стас, как и обещал, ждал в условленном месте. Не узнать его было трудно: тёмные классические брюки, идеально вычищенные ботинки, синий джемпер и кожаная куртка от Giorgio Armani. Даже не знай его, Катя всё равно выделила бы парня из толпы. Он однозначно не вписывался в общую картину мокрых, уставших и одетых по-простому людей.

Поняв, что её заметили, она изобразила приветливую улыбку:

– Привет. Я забираю назад свои слова, что меня не надо встречать. Погода и впрямь шепчет.

– А я тебе говорил, – широко улыбнулся Ерёменко, подставляя свой локоть. – Ты ещё и одета непонятно как. Насколько мне известно, Владимир находится в одной климатической зоне с Москвой, – Стас с укором посмотрел на спутницу.

– Только не включай режим «Заботливый папочка», ладно? – улыбнулась Соколовская. – Твои брюки не многим теплее моих джинсов, и ботиночки на тонкой подошве не чета кроссовкам. Да и Армани не столько греет, сколько…

– Всё-всё, я понял, – хохотнул Стас, пропуская её вперёд. – Но предупредить о приезде ты могла.

Оказавшись на улице, он раскрыл большой чёрный зонт. Катя зацепилась за его руку и, быстро перебирая ногами, они двинулись к припаркованной недалеко «Ауди».

– Сейчас включу кондиционер – станет тепло.

Пальцы ловко порхали по приборной доске, и уже спустя считанные секунды в салоне заметно потеплело и заиграла тихая музыка. Прикрыв глаза, Катя откинулась на удобное сиденье.

– Не выспалась?

– Просто немного устала, – улыбнулась она. – Дорога всегда утомляет.

Стас выехал на оживлённую улицу и перестроился в правый ряд. Он следил за дорогой, изредка поглядывая на Катю. Та ровно дышала, словно готовясь задремать. Ну уж нет! Цель их встречи вовсе заключалась не в этом.

– Слушай…

– Если ты снова начнёшь уговаривать меня не ездить одной, – неожиданно открыла глаза Соколовская, – тогда лучше давай помолчим.

– Катюш…

– Я не собираюсь вечно сидеть взаперти! – вспылила она. – А по твоим рассуждениям, именно это мне и светит. Или что, на мне стоит клеймо: идеальная мишень для террористов?

Их взгляды встретились.

– Смотри за дорогой, – уже спокойнее произнесла Катя. – Я прошла реабилитацию, со мной всё в порядке. Надоело постоянно это повторять: маме, отцу, Юле, теперь тебе. Я намного сильнее, чем вы все обо мне думаете.

Стас крепко сжал руль. Сильнее… Захотелось усмехнуться, но он сдержался. Она всё равно не станет слушать. Не слушала тогда, не будет и сейчас.

– Все хотят тебе добра. И я в том числе.

Катя отвернулась к окну. Мимо проносились высокие дома, дорогие авто – уж лучше любоваться ими.

– Я всегда хотел только одного: чтобы ты была счастлива.

– Стас, не нужно.

– Дай мне сказать, – слова прозвучали резко, но времени тянуть не было. – Ты видела во мне друга, не позволяя стать кем-то большим. Те несколько месяцев, которые мы считались парой… – Он улыбнулся краешком губы. – Да счастливее меня не было никого на свете! Ты подарила мне крылья!

Катя слушала его откровения, ощущая, как неловкость растёт с каждым произнесённым словом. Ей нечем было ответить, а то, что могла сказать, он точно не оценит и не поймёт – они уже это проходили.

– Я мог горы свернуть ради тебя.

Остановившись на светофоре, Стас воспользовался моментом и посмотрел на девушку. Пальцы нежно коснулись её руки, лежавшей на колене. Катя отвлеклась от стильных многоэтажек. Мгновение – и она освободила руку:

– Мы пытались, Стас, ты знаешь. У нас не получилось. Дружба…

– Да хватит мне трандеть про эту чёртову дружбу! Мы не в пятом классе, чтобы просто мило друг другу улыбаться и говорить о погоде.

Катя нахмурилась – бессмысленный разговор. К чему он затеял его? Зачем предъявлял претензии? Разве она обманывала или давала ложную надежду?

– Не кричи на меня, Стас, – спокойно осадила его девушка. – В последний раз мы всё обсудили и решили, что мы либо друзья, либо просто соседи. Третьего не дано! Насколько мне помнится, ты согласился с первым. Так почему мы опять вернулись к мёртвой точке?

В салоне стало тихо. Ерёменко смотрел на дорогу, не торопясь с ответом.

– Сделаем вид, что этого не было, – тихо продолжила Катя. – В противном случае, придётся разойтись в разные стороны.

Стас прищурился, крепко стиснув челюсти. И чего ей не хватает? Он же мог обеспечить её до конца дней, мог дать то, чего была лишена долгие годы – деньги, внимание, положение, любовь, в конце концов!

– Хоть Луну с неба достань, всё равно будешь пустым местом. Лучшим другом, так сказать…

– Всё дело в нём, да?

В голосе сквозило отчаяние, но больше похожее на упрёк. Катя смотрела перед собой и не говорила ни слова.

– Я прав.

– Нет. Твой брат был… – она осеклась. Говорить спокойно о Шторме в прошедшем времени до сих пор не получалось. – То, что случилось там, никак не повлияло на моё отношение к нему.

Соколовская замолчала. Перед глазами замелькали ужасные кадры из прошлого: выстрелы, крики, смех и боль. Много боли….

– Мне… Мне…

Голос задрожал. Дыхание участилось, как будто стало нечем дышать.

– Кать?.. – Стас испуганно посмотрел на неё, стараясь параллельно следить за трафиком. – Ты меня слышишь? Кать!

– Мне… Я в порядке.

Опустив дрожащими пальцами стекло, она глубоко дышала, насыщая лёгкие кислородом. Ледяной ветер прогнал воспоминания. Как только приступ прошёл, Катя поспешила закрыть окно. Тело сотрясала дрожь.

– Может, остановиться?

– Всё хорошо, Стас. Правда, – поспешила успокоить его она. Если об этом станет известно родителям, её опять посадят на антидепрессанты.

Ерёменко разрывался между ней и дорогой, однако, убедившись, что ей и впрямь стало лучше, прибавил скорость.

– Ты хочешь отношений, – после недолгой паузы Катя вернулась к сути разговора, – но я к ним ещё не готова. Я не могу просто взять и пойти под венец.

– О свадьбе речи не было, – тут же отозвался парень. – То есть… Я в принципе не против, – уголки губ подёрнулись в улыбке, – но об этом действительно рано.

Они въехали в знакомый квартал. Ещё немного – и впереди покажется их высотка. Жаль, что расстояние от вокзала до дома было таким коротким. Или ему так показалось?

– Просто пообещай подумать, ладно?

Красный свет светофора позволил Стасу посмотреть на свою спутницу. Милое, хоть и немного бледное лицо, озаряла улыбка. Снисходительная, мать её, улыбка! Он знал, что это значило, но попробовать всё же стоило, ведь когда-то же получалось быть вместе, получалось наслаждаться каждым мгновением… Ничего бы не изменилось, если бы на пути снова не встал он, чёрт его подери!

– Кать?

– Я обещаю, – кивнув, тихо произнесла Соколовская.

На этом разговор пришлось закончить, поскольку они въехали в просторный двор. Стас припарковался и, заглушив двигатель, вышел на улицу. Перепрыгивая через успевшие налиться лужи, он направился к пассажирской двери, где сидела девушка. Открыв дверь, Ерёменко помог ей выбраться из машины.

– Если у тебя есть дела, можешь не провожать, – Катя накинула на голову капюшон. – Ведь не развлечения ради ты оделся по-деловому.

Стас широко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы:

– Бинго! Меня ждёт отец, но документы, необходимые для встречи, остались дома. – С этими словами он достал ключи и помахал ими перед лицом Кати. – Чур, роль привратника моя!

Схватив за руку, он потащил Соколовскую к подъезду. Дождь, до этого напоминавший морось, снова усилился. Перешучиваясь и стараясь больше не касаться темы отношений, они добрались до пятнадцатого этажа. Когда створки лифта окрылись, Стас пропустил Катю вперёд:

– Быть важной шишкой в компании – это, конечно, классно, но ответственность, которую на меня хотят возложить, для студента третьего курса…

Он замолчал, замерев на лестничной клетке. Катя, успевшая заметить его первой, также не двигалась, словно каменное изваяние. Частота, с которой поднимались и опускались её плечи, свидетельствовала о том, что она шокирована. И ясное дело почему! Стас проглотил ком в горле.

Он стоял у двери. Высокий, широкоплечий, с бронзовым загаром на и без того смуглой коже. Служба однозначно пошла ему на пользу, сгладив огрехи подростковой фигуры и превратив её в крепкое тело взрослого парня. Коротко стриженые волосы были аккуратно уложены. Синие джинсы и белая футболка под чёрной кожаной курткой удачно оттеняли цвет лица. В карих глазах, как и на лице, замерла растерянность.

Катя смотрела на него широко раскрытыми глазами, пытаясь понять, что происходит. Галлюцинация? Мираж? Холод в конечностях и тяжесть в ногах говорили, что это не сон. Запах подъезда, звук голосов этажом выше – время не остановилось и не пошло вспять. Тогда… Как это могло быть?

Губы задрожали. Она не знала, что сделать: то ли улыбнуться, то ли заплакать. Рюкзак, висевший на плече, с шумом упал на пол, но сейчас он волновало меньше всего. Вдох, выдох – ноги сами бросились ему навстречу. Тело не подчинялось разуму, потому что тот до сих пор находился в полном смятении. Лишь когда крепкие руки Александра легли на талию, Катя поняла, что снова дышит.

– Живой… – едва слышно выдохнула она, чувствуя, как по щеке побежала первая слеза.

[1] А.С. Пушкин

Глава 2.2. Бегство

Столько раз представлял себе встречу, думал, что скажет, с чего начнёт, и вот когда она стояла рядом, прижимаясь к нему, слова напрочь вылетели из головы. Единственное, что мог делать, это едва слышно дышать, чтобы вдруг не спугнуть её лишним движением. Руки робко коснулись тонкой талии. Скорее, на автомате, чем обдуманно, Александр попытался прижать Катю к себе, но тут же остановился – взгляд брата обжёг лютой ненавистью.

Стас наблюдал за «счастливым воссоединением», ощущая, как тело начинает колотить от злости. Она обещала подумать, но, по-видимому, о данном обещании стоило забыть. Шторм… Он словно ураган опять ворвался в их спокойную, размеренную жизнь, разнеся покой и возможное совместное будущее на куски.

Александр метался между братом и Катей, не зная, что предпринять. Лишь когда горячее дыхание обожгло шею, а с её губ сорвалось чуть слышное «живой», только тогда способность говорить вернулась. По-прежнему обнимая девушку, он выдавил из себя неловкую улыбку:

– Если ты продолжишь в том же духе, это понятие будет не применимо к моей тушке.

Мягкий голос вернул к действительности. Катя только сейчас вспомнила, что рядом стоял Стас. Боже, что с ней творилось? Но ответа на вопрос не было, а тот, что пришёл в голову, совсем не понравился. Неужели всё снова возвращалось на круги своя? Нет. Или да?.. Сомнения множились, и от этого становилось страшно.

– Я… Прости, – быстро вытерев мокрую щёку, Катя отстранилась от парня.

– Всё нормально, – улыбнулся Александр.

– Думаю, тебе пора, – Стас поднял рюкзак с пола и отдал его Соколовской.

Непрозрачный намёк на то, чтобы их с братом оставили одних, показался довольно грубым, но она была слишком потрясена, чтобы спорить.

– Ты сама говорила, что устала с дороги, да и мокрая одежда тоже не пойдёт на пользу.

Катя рассеяно кивнула. Бросив ещё один взгляд в сторону Александра, она дрожащими руками достала из бокового кармана рюкзака ключи. Пока возилась с замком, на площадке царила напряжённая тишина. Былое веселье и лёгкость, с которой братья общались друг с другом, исчезли. Неужели Стас не был рад встрече? Ведь Шторм всё это время считался погибшим. Или нет?.. Или это она его похоронила, а остальные не стали переубеждать?

Когда Катя наконец скрылась в квартире, Стас первым нарушил молчание:

– Привет.

Стоя на месте, он не выпускал брата из виду, словно боялся, что тот, как хищник, совершит нападение.

– Неожиданно, – вполне дружелюбно ответил Александр, несмотря на сухой тон брата.

Стас ухмыльнулся, но всё же сбавил обороты: они не виделись больше полутора лет. Затолкав обиды куда подальше, он протянул руку для приветствия. Неловкость росла. Шаг, второй – рукопожатие. Секунды зрительного контакта, а затем, недолго думая, Александр притянул брата к себе и крепко обнял.

Странное ощущение образовалось внутри. Он никогда не был сентиментальным, но теперь… Знать, что не один, – более щедрого подарка Судьба преподнести не могла. Хотя… Александр зажмурился, борясь с эмоциями. Она и так ему задолжала. Пора собирать урожай!

Время шло, а у него не хватало сил ослабить хватку. Приветствие затянулось даже для братской встречи. Стас выждал ещё несколько секунд и отстранился от Шторма. Лицо посветлело:

– Давай зайдём в квартиру, а то как не родные, ей-богу.

С этими словами он достал ключи и стал открывать дверь. Александр молча следил за его действиями, спрятав руки в карманы куртки.

– Почему не сообщил, что приедешь? – спросил между тем Стас. – Как ты вообще добрался до Москвы? Отец же просил позвонить.

Шторм вошёл в просторную прихожую, с интересом рассматривая интерьер. За полтора года ничего не изменилось. Всё те же обои с Лондоном, огромный шкаф-купе, дорогущее бра, из-за которого Вадим Петрович чуть не поругался с женой, и картина Айвазовского.

– Не хотел никого отрывать от дел, – ответил Александр, подойдя к зеркалу. Зафиксировав себя в отражении, он тут же постарался отвести глаза. – Как вы здесь? Вопрос банальный, но… – Шторм улыбнулся. – Я так долго не был дома.

Стас прошёл через всю гостиную и встал у камина, следя за братом, как тот то ли испуганно, то ли с интересом озирается по сторонам:

– Я думал, армия сделает тебя жёстче, а ты превратился в нытика.

Едва только слова получили звуковую оболочку, Александр с вызовом посмотрел на Стаса. Руки сжались в кулаки. Это шутка… Обычная шутка… Ты тоже так шутил когда-то!

– Медаль имеет две стороны: реверс и аверс, – спокойно, насколько мог, произнёс он. – Так же, как и армия.

Увидеть скрытый смысл в сказанном было сложно, но богатая эмоциональная составляющая чётко расставила акценты на нужных местах. Стас прищурился. Секунда – и на лице отразилась беспечность:

– У нас, как видишь, всё без изменений: учёба – дом, дом – учёба. Отец заставляет батрачить на компанию, поэтому выгляжу как клерк[1] в будни и выходные.

Александр осмотрел его с головы до ног, и на губах появился первый намёк на улыбку. Напряжение стало растворяться, однако неловкость всё ещё ощущалась.

– А личка[2]?

– Здесь стабильность, – стрельнул бровями Стас. – Катя и я – любовь до гроба! До свадьбы не дотянули, но… Мы движемся в правильном направлении. С нами всё ясно, ты-то как?

Шторм пожал плечами:

– Живой.

– Вот так просто? Живой, и всё?

– Меня комиссовали[3].

Александр отвернулся к окну, нахмурившись, рассматривая свинцовые тучи.

– Это ж круто! А то бы чалился там ещё полгода. Я тебя поздравляю!

– Спасибо.

Шторм повернулся к брату, только когда его ладонь коснулась плеча. Ни к чему заострять внимание на пустяках – в конце концов, он ведь и правда вернулся домой: туда, где всегда чувствовал себя своим.

– Сегодня гуляем, – обнял его за плечи Стас. – Отец точно не будет возражать. Да какой там! Он лично отвезёт нас в самый дорогой клуб Москвы и оставит с безлимитом до утра.

Покачав головой, Александр улыбнулся:

– Уверен, даже моё возвращение не заставит его пойти на такое.

– Это мы ещё посмотрим. – Ерёменко отошёл от брата и двинулся в сторону кухни. – Ты не голоден? Лично я не ел со вчерашнего вечера. Ночь выдалась бурной – Соколовская изменилась – а утром, ни свет ни заря, пришлось ехать к отцу в компанию.

Шторм следовал за Стасом, слушая пустую болтовню. Тот волновался, заполняя молчание потоком ненужной информации. Или же всегда был таким? Неужели настолько отвык и забыл о его привычках?

– Я бы от кофе не отказался, – неловко кашлянув, произнёс Александр.

– Чёрный?

Шторм кивнул. Молча сев за стол, он наблюдал за движениями Стаса продолжавшего болтать о планах на вечер. Когда словесный фонтан иссяк, Александр пододвинул к себе кружку с кофе и, глядя на содержимое, тихо сказал:

– Знаешь, Стас, похоже, моё возвращение тебе придётся отмечать без непосредственного виновника торжества.

– Прости? – тот сел напротив, с интересом рассматривая брата.

– Я завязал с вечеринками. Они в прошлом. Не думаю, что поднимать тот пласт жизни – хорошая идея. К тому же, сегодня я уезжаю.

Брови Стаса поползли вверх. Первая новость удивила, а вторая застала врасплох:

– Куда?

Александр хранил молчание. Глоток. Ещё один.

– Слышишь?

– Хочу вернуться в квартиру родителей. – Шторм поднял глаза. – За полтора года многое изменилось…

– Однако это не повод сбегать из дома, только вернувшись.

Громкий голос Вадима Петровича заставил парней вздрогнуть. Мужчина стоял в дверном проёме, недовольно хмурясь. Обнаружив себя репликой, он, недолго думая, шагнул навстречу к племяннику. Александр встал и тут же оказался в крепких объятиях Ерёменко-старшего.

Стас наблюдал за ними, не говоря ни слова. Отец редко когда проявлял эмоции, особенно такие тёплые и искренние. Укол зависти заставил зашевелиться чувство обиды. Они все были рады его видеть. Все, и она в том числе. Вдруг совершенно неожиданно глаза остановились на правой руке Александра, лежавшей на спине Вадима Петровича. Лицо исказилось отвращением. Стас отвернулся, но Александр успел заметить. Секунда – тёплые объятия прекратились. Шторм отошёл от дяди и поспешил спрятать руку в карман.

– Ни о каком отъезде речи быть не может, – уверенно произнёс мужчина. – Ты не сообщил о приезде, нарушив данное мне слово.

Александр виновато нахмурился:

– Я не хотел…

– Ты хотел сбежать – молча, а это некрасиво. Тебе так не кажется?

Вадим Петрович с укором смотрел на племянника, не убирая при этом улыбки. Лицо светилось от счастья. Неужели в этом доме были люди, которые ещё искренне радовались ему? Александр поспешил мысленно отвесить себе подзатыльник: конечно были! Дядя Вадим и…

– А где тётя Оксана?

– В поликлинике. Скоро придёт. Оксана плохо спит после того, как нам сообщили о… – Вадим Петрович осёкся. – Она тяжело перенесла ложные известия о твоей смерти, Саш.

В кухне стало тихо.

– Хотя бы ради неё задержись на пару дней. Дай ей убедиться, что с тобой всё хорошо. Она переживала больше нас всех.

Александр колебался. Почему страх находиться с единственными близкими людьми, которых считал почти матерью и отцом, не покидал? Ведь здесь его дом. Глаза переместились на брата – ответ крылся в нём. Полтора года настолько сроднили с дядькой и тёткой, насколько развели в разные стороны со Стасом. Неприязнь и натянутые отношения ощущались на расстоянии. Почему?

– Хорошо, дядя Вадим, – наконец ответил Александр, улыбнувшись. – Я останусь, но, как ты сказал, только на пару дней.

– Так не терпится остаться одному?

– Просто хочу начать жить по-взрослому. Я ведь не уезжаю из Москвы. Мы по-прежнему родственники и можем видеться хоть каждый день, но висеть у вас на шее…

– Об этом мы тоже поговорим. Чуть позже, – перебил его Вадим Петрович. – А теперь давайте топайте в гостиную. Я подожду Оксану и подготовлю её к встрече. Да и вам со Стасом, наверное, есть что обсудить.

Мужчина бросил многозначный взгляд на сына, однако вслух больше ничего не сказал. Подождав, пока ребята покинут кухню, он открыл холодильник и достал бутылку холодной воды. Наполнив трясущейся рукой стакан, сделал пару больших глотков, стараясь унять дрожь в теле.

[1] офисный работник [2] личная жизнь – (разг.) [3] в результате осмотра специальной комиссией дать заключение о непригодности к несению военной службы

Глава 2.3. Рюмка водки & горячий шоколад

Глава 2.3. Рюмка водки горячий шоколад

Катя стояла в ванной перед большим зеркалом и смотрела на своё отражение. Тепло его тела до сих пор согревало, несмотря на то, что расстались несколько часов назад. Нужно было принять ванную, но она боялась, что смоет с себя те ничтожно малые крупицы запаха, которые сохранились на одежде.

Вспомни себя полтора года назад… На губах тут же появилась горькая улыбка. Боже, и что теперь делать? Грудь разрывалась от частых ударов сердца, эмоции зашкаливали, заставляя испытывать бурю противоречивых чувств.

Холодные пальцы коснулись бледных губ, на которых появилось жалкое подобие улыбки. Живой…

– Если ты продолжишь в том же духе, это понятие будет не применимо к моей тушке.

Даже после всего случившегося ему удалось сохранить чувство юмора. Вспомнив о прошлом, улыбка померкла, а спустя несколько секунд и вовсе сошла на «нет». Взгляд расфокусировался, очертания комнаты растворились…

– Нет! Не надо! Хватит!

– Хватит! Умоляю тебя! – рыдая, захлёбывалась слезами Катя. – Умоляю, прекрати.

– Мои колени станут последним, куда ты мог выстрелить в этой жизни. Больше у тебя такой возможности не будет.

С трудом вырвавшись из страшных воспоминаний, Катя крепко зажмурилась. Они никуда не уходили, а просто спали, выжидая подходящего момента. Настоящие, реальные, живые…

Шум гортанных голосов, смех и горящие чёрные глаза…

Раздирающий душу крик младшего сержанта…

Бездыханное тело Кирилла…

Катя замотала головой, хватая ртом воздух. Дрожащие ледяные пальцы судорожно коснулись крана с холодной водой. С губ сорвались рыдания, но ни первая, ни последовавшая за ней вторая горсть воды не смогли привести в чувство. Обессиленная и дрожащая, она опустилась на пол, громко плача. Неужели это станет пожизненным наказанием?

На шум в ванной прибежала высокая русоволосая женщина. Распахнув дверь, она увидела свернувшуюся калачиком дочь.

– Катюша? – Алевтина Николаевна поспешила на помощь. – Что произошло? Что случилось?

Обняв её за сотрясавшиеся от рыданий плечи, женщина прижала девушку к себе, не веря, что приступы снова вернулись.

– Я не виновата, мам… – сквозь слёзы твердила Катя. – Не виновата. Я не хотела… Не хотела этого. Никогда не хотела.

Алевтина бормотала под нос первые приходившие на ум слова, пытаясь успокоить дочь, но её не слышали. Поток безумных извинений, сменившийся обвинениями в свой адрес, не прекращался. Совсем как тогда… На лице женщины отразилось отчаяние – Господи, за что?

– Ты не виновата, родная. Ни в чём не виновата, Катюша. Он погиб…

– Он – живой! – почти прокричала Катя, отстранившись от матери. – Живой, мама!

Они не сводили друг с друга глаз. Вызов – во взгляде одной и растерянность – во взгляде другой.

– Он – живой.

Секунда – и девушка снова прижалась к груди Алевтины Николаевны, крепко зажмуриваясь, чтобы темнота скрыла образы, мелькавшие перед глазами.

Прийти в себя удалось лишь к вечеру. Изрядная доля успокоительного сделала своё дело, и после нескольких часов сна организм, мозг и тело смогли настроиться на одну частоту. Слаженной работы не получалось, но, по крайней мере, истерика прекратилась. Суматошные видения, слёзы, бессвязная речь – все признаки невменяемости и психического расстройства ушли, осталась лишь полная апатия.

Слова давались с трудом: то ли от количества таблеток, то ли от личного нежелания что-то обсуждать, но, сварив себе горячий шоколад, Катя уединилась в комнате, дав понять, что никого не хочет видеть. Расположившись на широком подоконнике, девушка отхлебнула горячий напиток и с грустью посмотрела на алеющие облака на востоке.

Тучи ушли, утолив потребность города во влаге. Свежесть и вечерняя осенняя прохлада, пробираясь сквозь раскрытое окно, наполняли комнату кислородом. Кожа в очередной раз покрылась мурашками, и, когда зубы стали отбивать чечётку, Катя наконец потянулась за пледом, лежавшим на спинке кресла у окна. Накинув его на голые ноги, она продолжила любоваться закатным небом, согревая руки о кружку с шоколадом.

Звук мобильного отвлёк от мыслей. Катя печально улыбнулась. Наверняка, это был Стас. Он словно чувствовал, когда ей требовалась помощь, однако отвечать не стала. Не сейчас, когда изнутри раздирали противоречия. Как только в комнате образовалась тишина, сомнений стало ещё больше: а может, всё-таки стоило ответить? Ведь это явно знак. Теряться в раздумьях долго не пришлось, так как почти сразу пришло сообщение. Недолго думая, Катя открыла папку с входящими СМС:

«Собираемся с братом в клуб. Рената едет с нами. Как насчёт двойного свидания?»

На лице появилась тусклая улыбка. А что она, собственно, хотела? Сказку, написанную собственным больным воображением, где кусок жизни, ставший переломным в судьбах обоих, привёл к заветному «… и жили они долго и счастливо»? Идиотка – другого слова для себя не находила. Пришла пора спускаться с небес на землю и решать, наконец, в какую сторону двигаться дальше.

Написав быстро ответ, Катя отправила его получателю. Жить дальше, но это однозначно будет завтра, а не сегодня. Сегодняшний день ещё находился в полной её власти, и только она была вправе решать, что с ним делать. Погладив пушистого серого кота, лежавшего рядом, девушка выключила звук и бросила мобильный на кровать.

– Что угодно, только подальше от вас. Подальше от вас обоих.

С этими словами Катя вставила в уши наушники и, включив плеер, взяла в руки кружку. Любимые песни, шоколад, кот и тёплый плед – лучший набор в холодный осенний вечер, а когда наступит завтра, можно будет подумать о будущем.

*****

– Полтора года, а кажется, что совсем недавно ушёл, – просияла белоснежной улыбкой Рената, поставив недопитый коктейль на стол. – А я тебе говорила, помнишь? Глазом не успеешь моргнуть, и всё вернётся на свои места.

Александр гипнотизировал зажатый в левой руке стакан со спиртным. Ни громкая музыка, ни алкоголь, ни даже томные взгляды Кругловой, которые раньше заводили с пол-оборота, не могли рассеять тревожных мыслей. Изолировать себя от семьи было неправильно, тем более зная, какой впечатлительностью обладала тётя Оксана, но оставаться вблизи той, что в прямом смысле сводила с ума, тоже было глупо.

Агрессия со стороны Стаса если не бросалась в глаза, то чувствовалась на расстоянии. И это понятно: они ещё в школе пытались играть в любовь, а уж в университете наверняка успели перевести отношения на новый уровень. Стоило принять как должное. А кто для неё он? Правильно – никто. Даже не пустое место. Микроб в рамках мироздания и тот больше.

Однако сердце бунтовалось. Те несколько секунд, которые стояли прижавшись друг к другу, говорили об обратном. В Чечне, возможно, на первом месте и была жалость, но сейчас её жизни никто не угрожал, он сам не находился на грани между жизнью и смертью, а потому искренность в действиях, дрожь в теле, наконец, слёзы, которые пыталась спрятать, были настоящими. Неужели и правда обрадовалась? Сомнения множились. Так же, как и вопросы. Чёрт! Как же хорошо было полтора года назад!

Александр окинул взглядом танцпол. Место, где когда-то считался завсегдатаем, теперь дико раздражало. Чувство отвращения росло с каждой минутой, неустанно намекая, что пора уходить.

– Ты так и не передумал?

Вопрос отвлёк от бурного потока мыслей.

– Что? – растерянно спросил Александр.

– Ты так и не передумал уезжать?

Рената, с неподдельным интересом следившая за своими кавалерами, широко распахнула глаза:

– Куда ты собрался? Не успел вернуться и снова сбегаешь?

Губ Шторма коснулась лёгкая улыбка: кому-кому, а ей уж точно должно быть всё равно.

– Дальше Москвы не убегу, – произнёс он, оторвавшись от стакана. Стекло не поддавалось гипнозу и уж точно не могло дать ответы на мучившие вопросы, а вот друзья однозначно заподозрят неладное. – Я хочу переехать из центра на окраину.

– Что, нищие трущобы стали роднее собственной семьи?

Стараясь не подавать вида, что её слова задели, Александр продолжил натянуто улыбаться:

– Лучше сказать: относительно чистый воздух и возможность заниматься спортом по утрам.

– Боже, ты ли это? – Круглова с удивлением посмотрела на Стаса, словно спрашивая, правда это или нет, а потом снова вернулась к Шторму: – Спорт, свежий воздух… Скажи ещё воскресные походы в церковь и молитва перед сном.

Рената хихикнула. Подвинувшись ближе к Александру, она коснулась ладонью его щеки. В глазах промелькнула похоть, он увидел это сразу. Если бы не людное место, она бы запрыгнула на него как дикая кошка. По телу прошла дрожь. Физиология, мать её!

– Может, хотя бы на сегодня забудешь о рамках приличия и выпустишь настоящего Шторма на волю?

Горячее дыхание обожгло ухо. Мурашки поползли по коже, а пах свело, словно спазмом. Александр смотрел в её блестящие глаза, изо всех сил борясь с желанием, но оно было сильнее. Краешек губы изогнулся в ухмылке – а почему, собственно, нет? Он не забирал силой, она сама отдавалась, как последняя проститутка.

От этой мысли стало тошно. Ведь всегда была такой! Неужели ему нравилось? Неужели правда думал, что лучше Кругловой никого не существовало? От собственной тупости захотелось рассмеяться в голос. Идиот! Каким же ты был идиотом, сержант!

– Пожалуй, ты права.

Губы растянулись в полноценной улыбке. Он достаточно намучился за последние полгода. Пора восполнять запас положительных эмоций, иначе скоро точно тронется умом. Скользнув взглядом к ярко-красным губам Ренаты, Александр поднял руку и запустил пальцы левой руки в густые волосы. Притянув резким движением улыбающееся лицо к себе, он впился губами в губы.

Стас криво усмехнулся. Всё шло лучше, чем ожидал. Возможно, прежний брат скоро вернётся, стоит только снова вкусить запретный плод, которого был лишён больше полутора лет. В конце концов, развратная натура возьмёт своё. Такие, как Александр, не меняются, что бы там с ним ни произошло в чёртовых горах.

Стас взял со стола стакан и залпом осушил его. Виски обожгло горло, наполнив нутро теплом, а вместе с ним – успокоением. Пусть брат нежится в объятиях Кругловой, он же пока наведёт порядок в отношениях с Соколовской.

– Мне кажется, вам надо отправиться в менее людное место. Нет?

Услышав прозвучавший вопрос, Александр оторвался от губ Ренаты. Завораживающе-похотливая улыбка на её лице продолжала возбуждать. Сука! Схватив правой рукой стакан со спиртным, Шторм вылил его содержимое в рот. Водка раскалённой лавой потекла по глотке, обжигая внутренности огнём. Крепко зажмурившись, он сделал глубокий вдох.

– Что это?!

Изумлённый возглас Кругловой пробился сквозь плотную завесу возбуждения. Тряхнув головой, Александр посмотрел на девушку, пытаясь понять, что могло её так удивить. Проследив за траекторией взгляда, он с силой стиснул челюсти. Смешанные чувства обиды, презрения и страха вдруг зашевелились внутри. Нужно было быть аккуратнее, чёрт дери!

– То, благодаря чему я вернулся домой раньше на полгода, – улыбнулся Александр, глядя на изувеченную руку.

Мгновение – и ладонь с четырьмя здоровыми пальцами поднялась над столом. Он не сводил полных боли глаз с того, что когда-то считалось полноценной рукой, продолжая глупо улыбаться.

– Мерзость какая! – сморщила нос Рената, совершенно не заботясь, что подумает, а тем более почувствует тот, кому ещё пару часов назад признавалась в любви.

Стас также сосредоточенно гипнотизировал конечность брата, но, в отличие от Кругловой, пытался скрыть истинные чувства за маской притворного сочувствия. Александр покрутил кисть перед собой и, бросив взгляд на Ренату, сказал:

– Ты права. Это самое подходящее слово, которым можно описать то, что вижу я. Мерзость. – Он не отрываясь смотрел на неё. Ответа не последовало. Сарказм явно не оценили – Однако хочется верить, что это не помешает нам провести остаток ночи так, как мы оба того хотим. Верно?

Круглова расплылась в пьяно-довольной улыбке. Четыре пальца вместо пяти – не велика потеря! Главное – всё остальное на месте.

– Абсолютно.

С этими словами она встала с дивана, таща Александра за собой. Стас довольно отсалютовал удаляющейся паре. Когда остался один, взял мобильный и в который раз набрал уже успевший врезаться в память номер телефона. Половина десятого – она не должна спать, учитывая, что завтра у неё был свободный от учёбы день. Однако ответом стала тишина.

*****

Катя вышла из подъезда в начале одиннадцатого, плотно укутавшись в тёплый кардиган. Уснуть так и не удалось, несмотря на отчаянные попытки убедить организм в необходимости отдыха. Обогнув дом, Соколовская вышла на детскую площадку, куда выходили окна её комнаты. Выбрав с детства любимую скамейку в самом дальнем углу, у раскидистого тополя, Катя села и облокотилась спиной о шершавый ствол дерева. Свет фонаря едва пробивался сквозь густую крону. Оно и к лучшему: её никто не увидит.

Прикрыв глаза и подтянув ноги к груди, она глубоко вздохнула. То ли свежий осенний воздух творил чудеса, то ли мозг устал от избытка метаний, связанных с прошлым, но на душе стало спокойнее. Дыхание выровнялось. Жаль, что нельзя было разбить во дворе палатку. На губах появилась едва заметная улыбка.

Катя не знала, сколько просидела неподвижно, наслаждаясь ночной прохладой, но, когда интуитивно ощутила, что пора сворачивать ночную воздухотерапию, совсем рядом раздался негромкий голос:

– Ты никогда не отличалась отменным здоровьем, поэтому сидеть в ночи, даже одевшись тепло, слишком неразумно и опрометчиво.

Она вздрогнула и распахнула глаза. Тусклого света было мало, но узнать его смогла бы даже в кромешной тьме. Растерянность отразилась на лице. Как он здесь оказался? И самое главное – почему был один, без неё?

Глава 2.4. Это фиаско, товарищ сержант!

– Позволишь?

Катя молча кивнула, внимательно наблюдая, как Александр медленно опустился на противоположный край скамейки, держа руки в карманах куртки.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, не поворачиваясь. – Уже достаточно поздно. И холодно, к тому же.

Соколовская не сводила глаз с его профиля. Задумчивый, грустный, уставший…

– Я плохо сплю в последнее время.

Между ними образовалась тишина. Шторм, не двигаясь, смотрел на стену дома, скользя взглядом по горевшим окнам. Значит, проблемы были не только у него. Интересно, насколько сильно пострадала она после весенних событий?

– Последнее время – это последние полгода? – наконец повернулся к ней.

В полной тишине они смотрели друг на друга, ощущая, как пропасть длиной в несколько месяцев становится меньше. Противоположные края, как полюса магнитов, притягивались, унося обоих в самый страшный день их жизни: день, полный боли, отчаяния и страха.

Ответа на прозвучавший вопрос не последовало, но он и не был нужен, поскольку те, кто вместе прошли сквозь Ад и Чистилище, могли самостоятельно найти его в глубине блестевших тёмных глаз. Наконец нарушив безмолвное зрительное общение, Катя посмотрела на его правую руку:

– Можно?

Александр проследил за траекторией её взгляда и на доли секунды растерялся – зачем? – а затем всё же не спеша вытащил изувеченную конечность из кармана и, отвернувшись в сторону, показал её девушке.

Катя, как завороженная, смотрела на то, что некогда было полноценным указательным пальцем. Дрожь, словно судорога, прошла по телу.

– Мои колени станут последним, куда ты мог выстрелить в этой жизни. Больше у тебя такой возможности не будет.

В глазах потемнело. Дикий, неистовый крик, полный невероятной боли, когда они, издеваясь, скалились и восхищались самими собою, эхом раздался в глубинах сознания. С ресницы на щёку капнула слеза. Нет, ей не смыть то, через что он прошёл, даже целым потоком слёз.

Не до конца понимая, что делает, Катя взяла его руку в свою и поднесла к лицу. Горячую кожу обожгло холодом.

– Прости меня… – едва слышно прошептала она.

Александр растерянно наблюдал за ней, чувствуя, как глаза начинает жечь. Пульс стучал в ушах, зашкаливая. Прикосновение было самым обычным, но ощущения, которые оно вызывало, казались сродни урагану. Но, чёрт побери, что она такое говорила?..

– За что ты просишь прощения, Кать? – сорвавшимся на полуслове голосом спросил Шторм. Ладонь наконец ожила, и большой палец нежно погладил её щёку, однако спустя секунды снова замер.

– Я… Они ничего не говорили мне. Они знали и молчали. Молчали всё это время – все полгода. – Вдруг её испуганный, затравленный взгляд скользнул к лицу Александра: – Я была уверена, что ты погиб. Я… Я похоронила тебя.

– Тогда понимаю твою реакцию сегодня, – попытался улыбнуться Шторм. – До Патрика Суэйзи[1] мне далеко, а вот ты однозначно лучше Мур. Ты красивее, даже когда плачешь.

Лишь прозвучавшая шутка рассеяла мысли о прошлом и заставила вернуться в реальность. Катя медленно положила руку парня ему на колено. Порыв сошёл, эмоции стали утихать, и только часто бьющееся сердце напоминало, что случилось несколько секунд назад. Значит, оно не забыло… Оно никогда не забывало.

И снова тишина. Её стоило чем-то заполнить, но школьные годы, университет, Чечня – что ни вспомни, всё казалось не тем, о чём можно было говорить.

– Я свалился как снег на голову, – наконец начал Александр, глядя на неподвижно сидевшую девушки. – Было бы нечестно сказать, что я не надеялся тебя увидеть, но и нарочно искать встречи тоже не собирался.

– Почему ты здесь? – хмурясь, спросила в лоб она.

Шторм медлил мгновение. Лицо приобрело серьёзное выражение, а взгляд – решимость и абсолютную уверенность: действительно, зачем ходить вокруг да около.

– Чтобы сказать, что я – не тот ублюдок, каким был раньше; чтобы сказать «прости» за то, что делал и говорил; чтобы…

– Нет, – Катя покачала головой. – Я не об этом. Почему ты здесь?

Александр молчал. Зачем говорить о том, в чём и сам не был уверен? Ей и так досталось по его милости. У них со Стасом всё шло хорошо, но тут явился он… Живое воплощение доблести и благородства, мать его! Только ты опоздал, сержант!!! Смирись и достойно уйди с дороги. Она – героиня не твоего романа.

– Я перееду к Ренате завтра.

Слова сорвались быстрее, чем Александр успел их обдумать. Не такой ублюдок, каким был раньше, говоришь? Но лучше так, пусть знает, что у него не было и нет к ней никаких чувств.

– Сегодняшнюю ночь я обещал провести в доме дяди Вадима.

Уголок губ Кати едва заметно подёрнулся, а затем на её лице появилась улыбка: тёплая, искренняя, но донельзя печальная. Она резала его без ножа – медленно, глубоко и невыносимо больно.

– Рада, что ты не один. Правда. Одиночество съедает изнутри и толкает на страшные поступки. Рената поможет избежать этого.

Кивнув, Шторм поспешил отвести взгляд в сторону. Он больше не мог смотреть ей в глаза и врать.

– Ты права, она всегда знала, чего я хочу.

Челюсти с силой сжались. Пора убираться отсюда!

– Рената дождалась меня. Это главное.

– Да, – тихо согласилась Катя. – Дождалась.

– В общем, прости, если что-то было не так, – встал наконец со скамейки Шторм. Разговор ушёл в безопасное русло: аллилуйя! И пускай внутри всё горело огнём от несправедливости и собственной трусости, но продолжать портить ей жизнь было бы верхом безумия. – Я жив, я дома, и всё возвращается на круги своя. Ты тоже вроде в порядке. – Губы растянулись в широкой улыбке, когда взгляды в очередной раз пересеклись. Скулы свело болью. – Ладно, Кать, счастливо оставаться. Долго не сиди, на улице действительно очень холодно.

– Не буду.

Он одобрительно кивнул, собираясь сказать что-то в ответ, но не успел:

– А ты что здесь делаешь? – Со стороны парковки к ним шёл Стас. – Ты ж уехал с Кругловой буквально час назад. Какого ты тут забыл? И где Рената?

Шторм смотрел на приближавшегося брата, но ни одной идеи, как объяснить своё присутствие во дворе дома, в голову не приходило. Мало того, байка о счастливом воссоединении влюблённых затрещала по швам. Идиот! Он перевёл взгляд на Катю. В её глазах тоже читалось негодование. Как же давно не врал! Не стоило и начинать, но теперь об этом думать было поздно… Очередное фиаско, сержант! Благо, в этот раз оно не повлекло за собой ничьих жертв…

[1] американский актёр, снявшийся в фильме «Привидение» 90-х гг. вместе с Деми Мур

Глава 2.5. «Разговор по душам»

– Что-то случилось? – подошёл к брату Стас, подозрительно меряя его взглядом. – Почему ты один?

– Не находишь странным: твоя девушка ночью в полном одиночестве на улице, а тебя интересует судьба совершенно постороннего человека?

Лучшая защита – нападение. Стрелки переводить всегда умел, только полезная ли тактика в данный момент? Александр прищурился. Интересно, инстинкты защищают, или же сердце продолжает бунтоваться, доказывая, что девушка ему не безразлична?

– Она не одна, – ответил Стас, бросив укоризненный взгляд на Катю.

– Она была здесь одна, пока не появился я. – Губы Александра растянулись в улыбке. – На моём месте вполне мог оказаться некто менее порядочный, Стасян. Думаю, не нужно объяснять, что бы могло произойти.

Стас стиснул челюсти. Что он имел в виду? Но, судя по тому, каким непринуждённым выглядело лицо, скрытого умысла в словах не было. Или же был?.. Парень посмотрел на Катю, которая молча наблюдала за ними со стороны.

– Кстати, да, – расправил плечи он. – Ты написала, что устала и собираешься спать. Почему вдруг я застаю тебя на улице? Где ты была?

Соколовская плотнее укуталась в тёплый кардиган:

– Дышала воздухом.

– Ночью? – напирал Стас.

– А что такого? Я во дворе собственного дома, в центре города, в элитном квартале. Везде видеонаблюдение. Что со мной может произойти?

– Ты и в прошлый раз ехала в электричке, где было полно народу, – ухмыльнулся Ерёменко. – Разве тебе много надо, чтобы попасть в неприятности?

В глазах Кати полыхнула злость.

– Знаешь что? В том, что я уехала во Владимир одна, виноват целиком и полностью ты.

Шторм следил за их перебранкой, пытаясь понять, в каком именно месте у них всё шло так хорошо и ровно, как это описывал ещё днём Стас.

– Или тебе напомнить, из-за кого мне пришлось покинуть Москву?

Оба, как по команде, посмотрели на Александра. Брови Шторма взметнулись наверх. Оказывается, стрелки переводить умел не только он… На площадке воцарилась тишина. Сказанное явно было брошено в сердцах и не предназначалось для широкой публики.

– Воу-воу-воу, – улыбнулся Александр. – Попридержите коней, хлопцы. Я, конечно, понимаю, милые бранятся – только тешатся, но по-моему суть беседы сводилась совсем не к этому. – Повернувшись к брату, он продолжил: – Рената у себя. Ей стало нехорошо. Я проводил её до дверей квартиры и ушёл. Ответ более, чем исчерпывающий. Я прав?

Стас тяжело дышал, продолжая хранить молчание, однако во взгляде сквозило сомнение.

– Теперь что касается Соколовской… – Шторм посмотрел на неё. – Она уже собиралась домой, когда появился я. Прости, что задержал. Нужно было незаметно проводить тебя до подъезда и подождать, когда ты в него зайдёшь. У нас никогда не получалось вести светские беседы. – На лице заиграла тёплая улыбка. – Не стоило начинать и сейчас. – Александр пожал плечами и, как ни в чём ни бывало, закончил: – Я всегда умел испортить приличную компанию своим появлением, а потому готов понести любое наказание от без двух минут молодожёнов.

Он замолчал, однако ответных реплик на столь бесцеремонное выступление не поступило: то ли шутить разучился, то ли то, что должно было стать шуткой, в их ушах звучало как сарказм – едкий, колкий и цепляющий за живое сарказм. Дьявол! Зачем вообще возвращался сюда?

– Продолжим разговор завтра, – наконец первым нарушил тишину Стас, глядя на Катю.

Не говоря ни слова, Соколовская скрестила руки на груди и двинулась к арке, за которой располагался вход в подъезд их дома. Глупая ситуация… Необоснованная ревность, беседы на повышенных тонах, резкость в голосе и во взгляде – по какому праву он вообще позволял себе так относиться к ней?

Ты обещала… Голос совести напомнил, что случилось днём. Обещала… Это были лишь слова, чтобы заставить его сменить тему, но, по-видимому, для него они значили больше, чем вкладывала в них она.

– «Продолжим разговор завтра…» – прошептала едва слышно Катя. – Мы его закончим, поставив огромную жирную точку.

С возвращением Александра снова появились проблемы. Как один человек был способен навести такой бардак: в личной жизни, в семье, в голове и самое главное – в сердце? Глубоко вздохнув, она достала ключи из кармана джинсов и, открыв дверь, вошла в тёплый подъезд.

Когда девушка скрылась из виду, Стас положил тяжёлую руку на плечо брата и заставил его остановиться:

– Давай на чистоту, ладно?

Александр развернулся, расправив плечи. Похоже, пришла пора расставлять акценты.

– Ты ушёл в свою чёртову армию, и у нас всё стало налаживаться. Она была счастлива и никого не видела, кроме меня. Мы были парой, мать твою! – выкрикнул Ерёменко, не сдерживая гнева. – Нормальной, счастливой парой!

Голос звучал спокойно, но наполнен был ненавистью до отказа.

– И когда она забыла о тебе, ты опять влез в её жизнь. Стал героем… – Стас покачал головой и усмехнулся: – Героем… Значит, чтобы добиться расположения, нужно надеть зелёную форму и превратиться в калеку? Так, что ли?

Лицо Александра побледнело. Брат ступил на запретную территорию. Пускай им двигала обида, зависть, злость – да что угодно! – но говорить так не имел права.

– Она ненавидела тебя, когда ты уходил. Что могло случиться?

– Люди меняются.

– Конечно! – фыркнул Стас. – Меняются. Или пара капель крови способна даже к чудовищу вызвать сострадание? – Он шагнул навстречу. Руки сжались в кулаки. – А может, дело не в тебе, а в ней? Может быть, она любит, когда больно и жёстко? Эдакая пай-девочка с задатками первостатейной шлюхи. А я-то дурак, думал: она не такая, как все. Тогда надо дать ей «Оскар».

Шторм не понял, когда нанёс удар, свалив Стаса с ног и закрыв неиссякаемый фонтан унижений. Он смотрел на брата, всё ещё сжимая руку в кулак, занесённую для удара. Но, по-видимому, тот не собирался давать сдачи. Помотав головой, Стас сплюнул кровь, вставая на ноги. Сумасшествие, пылавшее в глазах буквально несколько секунд назад, испарилось. Шторм отступил назад.

– Чтобы добиться её расположения, нужно быть человеком в первую очередь, – проговорил он. – Жаль, что ты этого до сих пор не понял, а я понял, но слишком поздно.

И больше не говоря ни слова, Александр направился к подъезду. Неприятный осадок, осевший внутри по возвращении домой, превратился в толстый налёт. Чувство одиночества усилилось в несколько раз. Лучше бы это он сдох полгода назад… У ефрейтора хотя бы была семья.

– Почему мы не приезжаем сюда, когда нет шумных вечеринок? – недовольно надула губы Рената, взяв со столика коктейль. – Тут очень мило.

– Потому что это место, где собирается либо семья, либо элитная студенческая тусовка, – Александр стрельнул бровями, подавшись к девушке. – Третьего не дано.

В глазах Ренаты появился озорной блеск. Изрядная доля выпитого спиртного давала о себе знать. Слова, сопровождаемые нарушением личного пространства, воспринимались как повод в очередной раз повысить уровень тестостерона в крови.

– А я…

– А ты пока только во второй группе, – выдохнул Шторм, по-хозяйски положив ладонь на обнажённую талию Кругловой.

– Пока?.. – томная улыбка озарила лицо.

Рената запустила цепкие пальцы в тёмные волосы парня и притянула его к себе. Дыхание с приторным запахом алкоголя обожгло губы.

– Пока… – словно эхо, повторил Александр.

Секунда – и они слились в жарком поцелуе. Не отрываясь от девушки, он в два больших шага оказался у стены и прижал к ней свою пассию. Негромко охнув, больше от удовольствия, нежели от боли, Рената углубила поцелуй. Бедро ощутило растущее возбуждение парня. Её ладонь, как змея, поползла по груди к прессовым мышцам. Александр издал короткий рык и, перехватив тонкое запястье, прошептал:

– Я не собираюсь заниматься этим на виду у всех. – В пьяных глазах промелькнула похоть. Сгорая от желания, он сорвал с мягких губ ещё один поцелуй и добавил: – Жди меня в комнате для гостей, где и всегда.

С этими словами Александр развернулся и медленной походкой победителя двинулся к выходу из гостиной. На веранде, где оказался, было полно народу. Кто-то танцевал, кто-то соревновался в количестве выпитого спиртного, а кто-то, забыв о рамках приличия, придавался утехам, благо без откровенных сцен с максимальным возрастным цензом.

Шторм сканировал взглядом толпу, пытаясь найти в ней Стаса, но того, как назло, нигде не было. Вдруг в самом дальнем углу веранды, он поймал знакомый профиль, и, недолго думая, направился прямиком к цели.

– Что я вижу, мисс Зубрилка почтила нас своим присутствием!

Девушка, сидевшая в соломенном кресле, вздрогнула. Тело вжалось в спинку, но, к несчастью, та не могла укрыть её от парня целиком. Александр продолжал наблюдать за эффектом, который произвёл своим появлением.

– Неужели шикарная дама решила, что штат Вирджиния уже не пригоден для проживания? Аллилуйя! – используя всё своё актёрское мастерство, он воздел руки к небу. – Искренне рад за Стаса. – Склонившись к неподвижно сидевшей Соколовской, Александр прошептал: – Но я бы на его месте не ждал так долго. Жаль, что ты так быстро усваиваешь преподанные уроки. Хотя… – он присел на колено, заставив Катю обратить на себя внимание. Когда их глаза встретились, Шторм с явной издёвкой закончил: – … сейчас я вижу и даже чувствую твой взгляд на себе, а значит…

Тяжёлая ладонь легла на её ногу и не спеша двинулась к бедру. Стоило только ощутить прикосновение, как Катя резко схватила стоявший на столе стакан и выплеснула его содержимое в лицо своему визави. Александр зажмурился, а когда открыл глаза, бывшей одноклассницы и след простыл. Улыбнувшись, он вытер мокрое лицо ладонью – с лёгким паром!

Глава 2.6. Чистая доска

Утро началось, как всегда, рано. Открыв глаза, Александр улыбнулся: светлые подвесные потолки, обои, не имеющие ничего общего с больничными стенами, и запах, в котором отсутствовала стойкая примесь хлора – дом, милый дом! Он посмотрел на будильник – семь двадцать. Домашние наверняка ещё спали. Ни у кого из них, кроме дяди Вадима, не имелось привычки вставать раньше восьми, а то и девяти часов. Или так было раньше? Прошлое и настоящее… Полтора года, а такое ощущение, что прошла как минимум четверть жизни.

Александр встал с кровати и раздвинул шторы. Комната тут же наполнилась ярким солнечным светом. Когда открыл дверь на балкон, кожу обдало осенней прохладой, и по ней побежали мурашки. Вдох… Выдох… Вдох… Выдох… Свежий воздух обжигал лёгкие. Москва… Шумная и суетная, даже ночью. А там всё было по-другому… Он коснулся шрама на животе. Пальцы заскользили по неровной поверхности вверх: туда, где находился ещё один знак отличия – пулевое ранение. Дикое напоминание о том дне, который перевернул жизнь с ног на голову.

Закрыв глаза, Шторм глубоко вздохнул. Гражданская жизнь тяготила. Там он был солдатом, а здесь – никем. Там с ним считались и уважали, здесь же… Здесь он снова превратился в урода с репутацией богатого мажора, избалованного деньгами именитого дяди. От осознания этого стало тошно.

Александр открыл глаза и сжал руку в кулак. Нужно убираться отсюда! Родственники никуда не денутся, они всегда смогут навещать его в квартире родителей, зато Стас и Катя останутся вне поле зрения. С глаз долой – из сердца вон… Может, в словах брата и впрямь был смысл? Если бы не его появление, у них бы всё шло ровно.

– Чёрт, кого я обманываю? – прошептал парень и, покачав головой, двинулся в ванную.

Что бы там ни кричало, надрываясь, сердце, одно было ясно как день: нужно начинать новую жизнь. Ту, в которой нет места ни Стасу, ни тем более Соколовской.

Покинуть квартиру незаметно, как хотел, не получилось. Приняв душ и собрав все необходимые на первое время вещи, Александр спустился в гостиную. На кухне уже слышались голоса. Дядя Вадим и тётя Оксана о чём-то громко разговаривали.

– Доброе утро.

– Ты уже встал? – улыбнулась высокая женщина средних лет. Серые глаза наполнились теплом и любовью. – Почему так рано, Саш?

– Привычка, – ответил тепло Шторм, пройдя к свободному стулу за столом.

– Ты уже не в армии, – потрепала его по волосам женщина. – Ничего, скоро снова станешь самим собой.

Улыбка Александра слегка померкла. Он понимал, что Оксана Владимировна вкладывала в слова совсем другой смысл, но ничего с собой поделать не мог.

– Надеюсь, – сухо ответил, взяв с тарелки гренку.

– Какие планы на день? – отвлёкся от документов Вадим Петрович и посмотрел на племянника. – Решил, чем будешь заниматься?

– Я хотел съездить на квартиру родителей, – неуверенно произнёс Александр, не зная, как к этому отнесутся родственники. – Там долгое время никто не жил.

– Всё-таки решил уехать? – Оксана Владимировна опустилась на стул напротив. – К чему такая спешка? Ты ведь только вернулся, Саш.

Неловкий разговор, которого пытался избежать, всё же состоится. Нахмурившись, Шторм буравил лежавшие на столе столовые приборы.

– Именно по этой причине не хочу затягивать, – попытался изобразить искреннюю улыбку Александр. – Там я привык быть самостоятельным, а тут снова стану размазнёй. Пока этого не произошло, хочу войти в прежнюю колею.

Он чувствовал взгляд женщины не себе, но поднять глаза не хватало сил: расстраивать её хотелось меньше всего. Но выбора не было.

– Я восстановлю тебя в университете, год только начался, – Вадим Петрович взял чашку с кофе. – Помимо этого, как и Стаса, введу в штат младших сотрудников компании. У тебя не будет свободного времени на всякую ерунду. – Их взгляды встретились. – Или ты забыл, что твоему отцу принадлежала половина акций? Ты – его прямой наследник.

– Дядя Вадим…

– Никаких «дядя Вадим»! – Голос мужчины стал жёстким. – Ты хотел поиграть в патриота? Я не стал мешать, но, согласись, игра слишком затянулась. Когда мы получили известие о твоей смерти, Оксана попала в больницу, а я на стены лез, потому что в своё время не сделал ничего, чтобы остановить тебя.

В кухне стало тихо. Александр крепко стиснул челюсти. Приводить свои аргументы было бессмысленно – его не услышат.

– Вадим…

– Не надо успокаивать меня, Оксана! Пойди лучше разбуди Стаса. Наш сын, по-моему, забыл, что сегодня понедельник и ему нужно быть в университете.

Нехотя женщина встала и вышла из кухни. Когда она скрылась из виду, Ерёменко посмотрел на племянника:

– Это ведь было не твоё решение, верно?

Шторм молча гипнотизировал тарелку с гренками.

– Ты из кожи вон лез, чтобы убедить меня в обратном. «Семейное дело – это не моё. Акции, бизнес…» Чушь собачья!

Вадим Петрович с грохотом бросил вилку на стол. Только когда прибор со звоном ударился о тарелку, Александр поднял глаза на дядю.

– Ты думал, я не узнаю правду? Думал, ты умнее всех? Полтора года прошли впустую в месте, из которого мало кто возвращается нормальным. Ты чуть не погиб, стал калекой. Для чего всё это?

– Я так решил, – процедил сквозь зубы Шторм.

– Решил он… Ни черта ты не решил! Ты поддался на провокацию, подтвердил свою слабость, тупость – называй как хочешь… Это не стоило того. Самостоятельный, твою мать.

– Да, самостоятельный! – вышел наконец из себя Александр. – Самостоятельный! К твоему сведению, полтора года там были самыми полезными за всю мою никчёмную жизнь.

Вадим Петрович прищурил глаза. На лице заходили желваки.

– Провокация, спор, тупость… Но я ни капли не жалею об этом! Слышишь? А знаешь почему? – Шторм выдержал паузу. – Потому что в итоге я понял, каким был мудаком последние несколько лет. Долг, честь, достоинство – пустой звук, красивые слова, полные пафоса! И только Чечня показала, что именно они значат.

– Так пойди купи себе медальку в переходе, – отозвался появившийся на кухне Стас.

Александр метнул в него полный презрения взгляд. Рука, сжатая в кулак, затряслась от напряжения.

– Не лезь в чужой разговор, – рыкнул Вадим Петрович, но тут же изменился в лице, увидев следы побоев. – Это что ещё такое?

– Проявление братской любви, – парировал, ухмыльнувшись, парень.

Растерянный, мужчина не верил в то, что услышал. Ещё вчера вечером всё было нормально, перешучиваясь, они вместе ушли из дома: однако разбитая губа служила верным доказательством словам сына.

– И что же вы не поделили, позвольте узнать?

Стас облокотился об косяк двери и, улыбаясь, сказал:

– Соединённые Штаты Америки, а именно: Вирджинию.

Едва он замолчал, как в полной тишине раздался громкий удар кулака об деревянную поверхность обеденного стола. Вскочив на ноги, Александр двинулся к выходу из кухни. Внутри бушевал ураган. Ещё пара слов – и драки не избежать. Больной сукин сын!

Толкнув Стаса плечом, он вышел в прихожую и поднял с пола спортивную сумку. Бледная Оксана Владимировна следовала за ним.

– Где меня искать, вы знаете, – как можно спокойнее произнёс Александр. – Прости, я не хотел тебя расстраивать.

Шторм поцеловал испуганную женщину в лоб и нежно обнял. Дрожь в её теле говорила, что она вот-вот расплачется. Меньше всего желал причинять боль ей.

– Я позвоню, хорошо? Сразу, как только доберусь до квартиры родителей. Спасибо за всё.

Уже находясь в дверях, Александр развернулся и, достав ключи, протянул их Оксане Владимировне:

– Они мне больше не понадобятся. Перед приходом всегда буду звонить, без вас же ногой сюда не ступлю.

Он ещё раз бросил сочувствующий взгляд на женщину. Робкая улыбка, лёгкий кивок – не таким представлял себе расставание с родственниками, но так даже лучше: ни слёз, ни уговоров, ни пустых обещаний. Чистая доска. Тётя Оксана поймёт, и дядя Вадим тоже: сразу как только эмоции улягутся. А что до Стаса… В его сторону даже смотреть не хотелось, не то чтобы что-то объяснять.

Выйдя на светлую лестничную площадку, Александр спустился на один пролёт, ведущий на четырнадцатый этаж, и медленно опустился на ступеньки. Шесть лет они заботились о нём, как о сыне: помогали, поддерживали, как могли – и чем отплатил он? Устроил скандал, не успев вернуться. Высказался, чёрт побери! Может, не стоило так сразу рубить сгоряча? Ни денег, ни работы – ничего. Москва мало изменилась за время его отсутствия, но зато изменился он сам.

Глубоко вздохнув, Шторм положил руки на колени и упёрся в них головой. Физиономия брата бесспорно просила рихтовки[1]. За всё: за прошлое и настоящее, но особенно за то, как отозвался о Соколовской. И после этого он будет говорить о любви к ней? Да чёрта с два! Может, когда-то она и была, однако теперь от неё не осталось следа.

Александр горько усмехнулся. А ты-то сам знаешь, что это такое? Кого ты любил, кроме себя? Круглову? При мысли о девушке внутренности свело, словно от спазма. От неё требовался лишь доступ к стройному и горячему телу, секс – безудержный и, порой, жёсткий, благо фантазия работала хорошо у обоих. Когда же пришло время проверить отношения, всё встало на свои места.

Он вспомнил лицо Ренаты, увидевшей, во что превратилась его рука. Рука, мать её! Простая конечность, которую легко спрятать. А если бы знала про шрамы на теле? Наверняка бы плевалась всю ночь, отмываясь в хлоре. Обида зашевелилась внутри.

– Сука… – произнёс Александр, стиснув зубы. – Какая же ты сука!

– Упражняешься в сквернословии?

Он резко поднял голову и увидел стоявшую рядом Катю. На её лице застыло выражение лёгкого удивления. Синие джинсы, белая футболка и коричневая кожаная куртка – так просто, но ей невероятно шло. Наверное, она в любой одежде бы смотрелась бесподобно. На плече висел серый рюкзак, а в руке девушка держала зелёную лейку. Стоп! Лейку?..

[1] рихтовка – процесс восстановления деформированных металлических поверхностей

Глава 2.7. Bis dat…

Шторм прекратил открыто изучать её и встал на ноги.

– Нет, я просто…

Фраза оборвалась на полуслове. Секундная пауза – и он снова посмотрел на то, что она держала в руке:

– Лейка? Зачем тебе лейка?

На милом лице засияла улыбка. Соколовская пожала плечами и жестом указала на цветочные горшки. Александр только сейчас заметил, что на лестничных площадках росли цветы.

– Мне разрешили облагородить этаж, но поставили условие: ухаживать за ними буду сама. Выполняю часть обещания. А ты что здесь делаешь в такую рань? – Катя бросила взгляд на его сумку. – Да ещё и с вещами.

– Меняю объект дислокации.

На девичьем лице отразилось удивление:

– В мирном квадрате присутствие врага не выявлено? – попыталась пошутить она.

– Скорее, наоборот, – ответил Александр, поднимая спортивную сумку со ступенек.

– Если ты вниз, подожди меня, ладно? – Катя стала быстро спускаться на четырнадцатый этаж. – Просто лифт ждать долго, а я и без того вышла позднее, чем обычно. Не хочу, чтобы мне влепили опоздание.

– Ты на учёбу? – Шторм с интересом наблюдал за тем, как она аккуратно поливает огромный фикус, словно это был живой человек, а не обычный бездушный цветок.

– Да. Сегодня вообще-то выходной, но с утра поставили консультацию по курсовой. Неявка карается если не законом, то неудом точно. Не хочу портить репутацию.

Катя посмотрела на парня и широко улыбнулась. Он следил за каждым её движением, как будто видел впервые. Ни капли похоти или заигрывающего лукавства – простое любопытство, от которого вдруг стало неловко. Когда они так общались? Правильно – никогда!

– Ты учишься в медицинском, да?

– Да. Университет имени И.М. Сеченова, – она спрятала лейку за большим фарфоровым горшком и поправила свалившуюся с плеча лямку рюкзака. – Теперь ещё усерднее, чем раньше.

– Почему?

Тишина. Катя смотрела на загорелое лицо, взъерошенные волосы, тёплую улыбку, глаза, полные блеска, и молчала.

– Кать?..

– Чтобы быть полезной, а не падать в обморок, когда от меня будет зависеть чья-то жизнь, – тихо прошептала, опустив глаза.

А что ещё могла сказать? До сих пор винила себя, что не смогла попрощаться по-человечески, что упала без чувств как последняя аристократка – светская дама, чёрт побери! – а когда пришла в сознание, он был уже далеко…

– Ты сделала столько, сколько никто бы не сделал на твоём месте, – спускаясь к ней, произнёс, нахмурившись, Шторм. – Если бы не ты, думаю, я бы сдох ещё в перевалочном пункте от заражения.

Катя смотрела в тёмно-карие глаза, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Его тепло, запах парфюма и такая невероятная близость. Почему мозг и тело так реагировали?

– Ты подарила мне шанс на жизнь, – прошептал Александр, борясь с желанием коснуться её лица. Не заслужил! – Шанс, которого я не был достоин. Оставь вы меня, как приказывал, ефрейтор… – Голос дрогнул. – … этот чёртов сукин сын до сих пор бы жил.

На лестничной клетке воцарилось молчание. Катя видела, как медленно его взгляд теряет фокус. Полное отрешение в глазах, и дикое напряжение в теле. Он смотрел сквозь неё, смотрел на что-то, ведомое ему одному – страшное и до боли терзающее душу. И только сейчас Катя поняла, что он не справился с потерей друга. Да, возможно, прошёл реабилитацию, скорее всего, даже встречался с психологом – и не один раз – однако единственным, кого до сих пор считал виновным, был он сам.

От этой мысли стало страшно. Сначала она, потом Кирилл… Судьба играла с ним, как со слепым котёнком. Зачем? Готовила к чему-то важному? Как по ней, то он уже доказал свою отвагу и выносливость сполна. Чего ей ещё не хватало?

– Саш, ты ни в чём не виноват, – прошептала, пытаясь вернуть парня оттуда, куда загнало его сознание. – Не виноват, слышишь?

Ответной реакции не последовало, но девушка не сдавалась:

– Другого выбора не было. Если бы не ты, мы бы никогда не выбрались, нас бы не нашли.

Секунда, вторая – Александр медленно моргнул и посмотрел на неё – столько уверенности в глазах. Тогда почему не получалось убедить себя? Почему, мать его?!

– Я столько раз повторял это, – наконец прошептал он, – но здесь… – Рука легла на грудь в области сердца. – Оно не принимает их, понимаешь? Оно, чёрт побери, не слышит меня! Не слышит, Кать!

Тишина – безмолвная и жуткая.

– Оно не слышит… – выдохнул Шторм. – Совсем…

Катя проглотила ком в горле.

– Оно не услышит, пока ты не примешь это здесь… – Она робко коснулась прохладными пальцами его виска.

Ладонь по инерции легла на щёку, покрытую короткой жёсткой щетиной. Мгновение – и мокрый след на ней выбил последний воздух из лёгких. Катя почувствовала, как его горячая рука накрыла её руку. Пальцы нежно переплелись, но она боялась совершить даже самое крошечное движение, чтобы не нарушить ту связь, что образовалась между ними. Словно духовное таинство, дарующее надежду, она наполняла тело теплом. Не желание, не страсть, не внезапный порыв – нечто большее, что нельзя просто объяснить словами, но что совершенно понятно на незримом, невербальном уровне.

Громкий стук захлопнувшейся двери заставил вздрогнуть, рассеяв чары. Александр нахмурился и быстро смахнул следы своей слабости с лица. Пальцы выпустили руку девушки. Она забралась слишком глубоко: никто не должен этого видеть! Но почему-то именно ей хотелось открыться.

– Нам пора, ты опоздаешь на учёбу.

Шторм развернулся к лифту и быстро нажал на кнопку вызова. Этажом выше раздался недовольный голос, в котором он тут же узнал брата.

– Повезло! – Тёплая улыбка озарила лицо. – Думаю, Стас был бы не в восторге, увидев нас снова вместе.

Он посмотрел на Катю, стоявшую со странным задумчивым выражением. Она улыбнулась, но, скорее, из вежливости. Когда двери открылись, Александр поспешил войти внутрь. Он судорожно сжимал и разжимал лямку спортивной сумки, пока кабина лифта медленно ползла вниз.

«Трясёшься как первоклассник, не выучивший урок», – потешался внутренний голос.

И, лишь миновав седьмой этаж, Шторм наконец произнёс:

– Кать, оставь свой номер.

Слова прозвучали словно приказ. Когда она посмотрела на него, её лицо озарила тёплая улыбка:

– Вот от этого Стас точно будет не в восторге.

Александр растерялся. А что ты хотел? Они ведь в отношениях! О чём вообще думал?!

– Но попробовать можно, – добавила Катя.

Она давала шанс? Или это обычная вежливость?

– Tabula rasa? – выдало сознание: оказывается, читать книжки полезно.

В глазах Кати появился озорной блеск:

– Sic. Bis dat, qui cito dat[1].

– Знания в области латыни сейчас ставят меня в неловкое положение, – улыбнулся Шторм, состроив неловкую гримасу. – «Бис дат…»: это что-то ругательное, да? Ты таким образом деликатно благословляешь меня на четыре стороны?

Едва он закончил, раздался звонкий девичий смех. Коснувшись крепкого плеча, Катя уткнулась носом в мягкую кожаную ткань его куртки, продолжая смеяться.

– Что? – негодовал Александр. – Но это ведь точно не восхищение моим «табула раза».

– Нет, Саш. – Открывшиеся двери позволили им выйти из лифта. – Это значит, что «выручать попавшего в беду нужно сразу, пока проблема не приобрела необратимый характер». Тем самым имею в виду, что с радостью это сделаю.

Она на ходу достала из рюкзака тетрадный блок и ручку. Вырвав листок, Катя быстро написала на нём ряд цифр:

– Надеюсь, он не потеряется.

– Никогда… – не раздумывая, отозвался Шторм.

Секунда – и они замерли, внимательно изучая друг друга. Второй раз за последние несколько минут окружающая действительность теряла смысл. Случайность?.. Хотелось верить, что нет.

– Время, – прошептал парень, покосившись на загоревшуюся кнопку вызова лифта: это наверняка был Стас.

– Да, – улыбнулась Катя и двинулась к выходу.

Он шёл следом, крепко сжимая в руке заветный листочек. Надеюсь, он не потеряется… Да чёрта с два! Раньше – ещё может быть, но точно не теперь, когда количество серого вещества в голове прибавилось.

Распрощавшись у дверей подъезда, Александр не спеша двинулся на главную улицу, где находилась автобусная остановка. Пришла пора вести образ жизни среднестатистического москвича, в котором не было места былой роскоши.

– Bis dat, qui cito dat, – прошептал он, улыбнувшись самому себе. – И, наверное, ты даже не представляешь, насколько сильно можешь мне помочь…

[1] поэт Публий Сир. Крылатое латинское выражение

Глава 2.8. Бывшие

Общественный транспорт, машины, люди – если в самом начале службы их не хватало, то, пока добирался до квартиры родителей, на собственной шкуре ощутил избыток удобств цивилизации. На душе до сих скребли кошки из-за того, как расстался с семьёй, но встреча с Катей смогла смягчить осадок.

Эгоист? Возможно. Однако дышащая в затылок Смерть многому научила. Она преподала отличный урок – не скрывай свои чувства. Если они есть, значит, борись: рви зубами, когтями, кричи – делай всё, что угодно, но не молчи, потому что потом может быть поздно. Он до сих пор не понимал, почему Судьба дала ему ещё один шанс. Ефрейтор заслуживал этого больше…

В голову снова полезли тягостные мысли. Что стало с его семьёй? Мать, отец, младшая сестрёнка… Они не хотели, чтобы он шёл в армию, хоть и верили, что непременно вернётся живым и невредимым. В груди больно защемило. Ты хотел наказания? Попробуй, загляни в глаза его матери.

Александр вошёл в просторную гостиную и, закрыв дверь, облокотился спиной об холодную стену. Сумка упала на пол. Грудь стала часто вздыматься, а рот хватал воздух, словно лёгким не хватало кислорода.

Ты принял решение за всех.

НЕ ИМЕЛ ПРАВА.

Он хотел жить, а ты лишил его этой возможности.

Не человек – чудовище.

УБИЙЦА!

Зажмурившись, Александр быстро закачал головой, не соглашаясь, однако внутреннее «Я», как всегда, одерживало верх. Он с силой сжал челюсти и стал медленно опускаться на пол:

– Я не виноват, не виноват, не виноват… – задыхаясь, шептал, закрыв лицо ладонями. – Я не виноват…

Мгновение – и наступила тишина.

– Я НЕ ВИНОВАТ! – вдруг громко, насколько мог, выкрикнул Шторм, подняв голову к высокому потолку, а после с губ сорвался низкий гортанный рык.

Прошло ещё некоторое время, прежде чем в пустых глазах появился блеск, и они приобрели фокус. Частое дыхание медленно приходило в норму.

Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…

Александр кое-как встал на ноги. На лбу проступили капли пота. Нужно отвлечься, переключиться на что-то… Он не спеша пошёл в гостиную. Мебель, покрытая белыми простынями, всё также стояла на своих местах. Картины, хрусталь, книги – ничего не изменилось, словно отсюда никто не уезжал.

Быстрым шагом подойдя к двери на балкон, Шторм раскрыл её настежь. В гостиную тут же ворвался порыв холодного ветра. Он сделал несколько глубоких вдохов. По коже побежали мурашки: после южного тепла было сложно привыкнуть к осеннему холоду. Когда тело пробила дрожь, Александр наконец отошёл от балкона. Окинув взглядом комнату, остановился на снимках, стоявших на журнальном столике: мама, папа и он. Сколько ему тогда было? Десять? Одиннадцать?

Скользя пальцами по посеревшим от времени белым полотнам, направился к семейным фотографиям. Сев на корточки, Александр взял одну из рамок и едва заметно улыбнулся.

Парк имени Горького. Лето, 1990

За год до автокатастрофы. Беззаботные лица родителей, святящиеся от счастья. Они любили друг друга. Настолько сильно и искренне, что исполнили клятву «… вместе, до тех пор пока Смерть не разлучит нас». Если бы они выжили, как бы сложилась его жизнь? Где бы он был сейчас? Что делал?

«Уж точно не пошёл бы в армию», – шепнул голос внутри. – «И не стал бы калекой». Нахмурившись, Александр вернул рамку на место. Собственные мысли покоробили: Чечня наложила свой отпечаток – да, но она и расставила сбившиеся приоритеты.

– Нет худа без добра, – прошептал задумчиво он.

Осмотревшись по сторонам, Александр остановился на покрытом белой простынёй диване:

– Пожалуй, начнём с тебя.

С этими словами он аккуратно снял полотно и бросил его на пол. Предстоял трудный день. Взрослые поступки – взрослая жизнь, и начать стоило именно отсюда: с места, которое когда-то было домом…

*****

Звонок со второй консультационной пары должен был прозвенеть в половине первого. Оставалось всего несколько минут, а время, казалось, ползло словно черепаха. Катя то и дело бросала взгляд на телефон, но он не подавал признаков жизни. Мозг посылал двоякие сигналы, пытаясь убедить, что надеяться не на что, и тут же приводил веские аргументы против.

– Что-то случилось?

Катя рассеяно посмотрела на преподавателя, услышав в полной тишине своё имя.

– У Вас что-то случилось, Соколовская? Вы сегодня третий раз не понимаете, о чём Вас спрашивают.

Она виновато опустила голову: за своими мыслями и правда потеряла суть беседы.

– У меня всё в порядке.

– Впредь будьте более внимательны, в противном случае, оставайтесь дома.

Молча кивнув, Катя поспешила убрать телефон, чтобы больше не гипнотизировать его пытливым взглядом. Потерял, забыл, передумал – всё одно! От раздумий отвлёк долгожданный звонок. Она быстро собрала вещи и направилась к выходу из аудитории. Бестолковые занятия! Лучше бы правда осталась дома.

Уточнив изменения в расписании, вышла в вестибюль и увидела у выхода Стаса.

– Я забил на последние две пары, чтобы встретить тебя, – просиял он, словно события прошлого вечера абсолютно стёрлись из памяти. – Ты закончила?

– Начало неплохое, – постаралась изобразить невозмутимый вид Катя. – Но, если учесть то, о чём ты хочешь говорить, этого делать не стоило. – Увернувшись от поцелуя, она двинулась к дверям. – У меня нет настроения слушать ещё один курс лекций.

Они вышли на улицу, где ярко светило солнце. Стас поспешил опустить солнцезащитные очки, добавившие в его внешний вид – чёрные джинсы, стильную серую водолазку и кожаную куртку – несколько баллов.

– Я не собираюсь читать тебе нотации, но мне правда хочется знать, что ты делала ночью на улице.

Остановка. Молчание. Зрительный контакт мог выдать смятение, но между ними постоянно возникали недомолвки, ещё со школы.

– Дышала воздухом.

– С каких пор у вас с моим братом стал один воздух на двоих?

Брови Кати медленно поползли наверх:

– Что, прости? То есть, следуя твоей логике, мне и не дышать теперь в его присутствии? Собираясь на улицу, нужно сначала отправить разведгруппу, чтобы проверили, всё ли чисто, а потом выходить? Так получается?

– Ты поговорила с ним один вечер, а уже выражаешься как заправский военный.

От такого комментария она опешила. Боже!..

– Стас, что ты несёшь?

Покачав головой, Катя пошла дальше, но почувствовала крепкую хватку у себя на предплечье.

– Слушай, – резко развернулась к нему, став серьёзной. Рука тут же ощутила свободу. – Твоя беспочвенная ревность сводит с ума. Комментарии и намёки на брата – тем более. Мы даже не в отношениях, а ты бесишься так, словно я – твоя девушка.

Лицо Стаса побледнело. Очки помогли скрыть огонь, что полыхнул в глазах после её слов.

– Я просто беспокоюсь, – процедил сквозь зубы он. – Не ревную, а беспокоюсь. Или ты забыла, что он сделал? Забыла, как обошёлся…

– Замолчи, Стас! – выкрикнула Катя, с силой сжав кулаки. – Сейчас же замолчи!

Проходившие мимо студенты замедлили ход. Психи и ругань привлекли внимание и тех, кто находился неподалёку.

– Я устала слушать одно и то же, – уже тише, но так же напряжённо проговорила она. – Устала! Чего вы все хотите от меня? Чтобы я ненавидела его всю жизнь? Чтобы наделала кукол Вуду и мучила их каждую ночь? Чего?!

– Успокойся…

– Не надо теперь меня успокаивать! – вырвала локоть из его пальцев Катя. – Ты хотел, чтобы я подумала? Я подумала и готова дать ответ: нет! Я не хочу каждый день слушать упрёки, не хочу отвечать на вопрос, где была и кого видела, и самое главное – не хочу, чтобы меня то и дело тыкали носом в прошлое.

Она замолчала, глядя, как на его лице ходят желваки. Возможно, не надо было вставлять сюда вопрос об отношениях, но так хотя бы хватило смелости высказать всё, что думала.

– Мы попробовали, и у нас не получилось. Хватит. А теперь прости, я тороплюсь. Если тебе больше нечего сказать, тогда пока.

Стас смотрел ей вслед и молчал. Когда она растворилась в толпе за пределами университетской изгороди, он полез в карман за мобильным. Романтичная история любви закончилась, пришла пора писать драму.

Собеседник на другом конце провода не заставил долго ждать, ответив уже после третьего гудка:

– Привет, лучший друг.

– Привет, бывшая подруга, – съязвил Ерёменко, представив, какое выражение появилось на её лице. – Надо встретиться и поговорить. Заеду сегодня. Ничего на вечер не планируй.

Глава 2.9.Свидание

Александр привёл квартиру в порядок только к вечеру. Отсутствие жильцов бывает также заметно, как и их присутствие, теперь он понял это на деле. Правда, спрятанная под простынями мебель всё же спасла от тотальной уборки. Совсем не тронутой осталась лишь комната родителей. Кровать, комод с зеркалом, шкаф с одеждой, небольшой диван и журнальный столик рядом – всё выглядело так, как в тот день, когда они уехали за границу. И больше не вернулись…

Пустой холодильник заставил сходить в ближайший супермаркет. Пока занимался шоппингом, мрачные мысли немного рассеялись. Вскипевший на кухне чайник сообщил, что пришла пора ужинать. Половина шестого – рановато, но это был первый приём пищи за целый день, не считая выпитого по пути кофе из палатки фастфуда. Позавтракать ведь так и не удалось из-за стремительного бегства. Шторм горько улыбнулся: значит, так надо. Он достал из шкафа стеклянную кружку и, заварив кофе, сел за стол. Взгляд устремился в окно.

Небо затянулось облаками. Скорее всего, ночью пойдёт дождь. Не то, чтобы он был против пасмурной погоды, но до конца недели предстояло найти работу, а перспектива гулять под дождём не прельщала. Несмотря на хороший иммунитет, болеть не хотелось.

Работа… Александр мысленно посмеялся над собой. Куда он устроится без образования? Разве что дворником или курьером, где не требовались особые навыки. Остальные варианты закрыты. А может, правда восстановиться в университете? Принять предложение Вадима Петровича и продолжить дело отца? Недовольная гримаса появилась на лице: полная ерунда!

Сердце уже давно знало, чего хотело, но возвращение в армию было невозможным. Ранение, потеря указательного пальца – всё это считалось ерундой, по сравнению с чёртовой меткой в личном деле. Александр стиснул челюсти. Они сделали из него психа, чтобы не позволить вернуться назад. Как ни пытался, доказать обратное не получилось.

Поставив кружку на стол, он обхватил голову руками. Единственное место, где получалось быть нужным, где чувствовал себя уверенно и комфортно, пускай даже с угрозой для жизни, но даже оттуда выгнали с позором. Для твоего же блага. Да шли б вы к лешему с таким благом! Мысли становились похожими на снежный ком: чем дольше думал и метался из стороны в сторону, тем больше злился.

Александр провёл ладонями по лицу. Ладно, уже всё равно ничего не изменить. От мозгового штурма отвлёк входящий звонок. Посмотрев на экран, он продолжил пить кофе. Четвёртый раз за день… Неужели прошлый вечер ничему не научил? Когда в кухне стало тихо, Шторм с облегчением выдохнул. Надолго ли?

На ум вдруг пришла утренняя встреча. Вот от разговора с кем не отказался бы! Недолго думая, он стал копаться в карманах джинсов. Первый, второй, третий… Внутри всё похолодело. Вскочив со стула, Александр бросился в прихожую, где висела куртка. Ничего не найдя и в ней, он испугался по-настоящему. Ведь не мог же потерять! НЕ МОГ!

– Я не мог тебя потерять, – бормотал Александр, судорожно раскрывая боковой карман сумки: тот, что был ближе всех.

Маленькая бумажка в клеточку лежала там. Сердце пропустило пару ударов. На губах появилась улыбка. Встав с пола, Шторм снова вернулся в кухню и сел за стол. Позвонить? Написать?

– Голубя почтового отправь, – сорвалось с языка.

Успокойся, сержант! Ты перед первой разведкой так не дрожал, как сейчас. Если она дала номер, значит, ждёт звонка. Но беседа с самим с собой не принесла ожидаемого успокоения. Пальцы нервно сжимали мобильный, пока мозг пытался принять решение.

– А, к чёрту!

Не раздумывая больше ни секунды, Александр набрал номер и нажал на вызов. Прошло восемь гудков, прежде чем в трубке послышался голос автоответчика. Шторм медленно опустил мобильный и улыбнулся: зато теперь не будет ложных надежд.

Он спрятал телефон в карман и направился в гостиную. Пора отдохнуть. Прошлый вечер, ночь и день выдались тяжёлыми. Раз больше никаких не завершённых дел не осталось, стоило уйти в тень. С этими мыслями Александр лёг на диван и включил телевизор, но задремать не получилось. Едва только удобно устроился, как пискнул телефон – входящее сообщение:

«Кто Вы?»

Внутри словно взорвали хлопушку с конфетти из счастья. Широко улыбаясь, Александр отправил ответный текст:

«Тот, кто всё утро упражнялся в сквернословии)))»

Выждав ещё полминуты, он набрал номер. Гудок, второй, третий…

– Привет, – раздалось на другом конце провода.

Размер хлопушки увеличился до полноценного заряда фейерверка.

– Привет. Я сдержал обещание.

– Ты не потерял листочек?

– Да, – улыбнулся Александр. – Правда, когда не нашёл его в кармане, в пору было пить «Валидол». Или что там нужно принимать в таких случаях?

В трубке послышался её смех:

– Ещё «Карвалол» помог бы.

– Подожди, запишу. – Шторм выдержал секундную паузу, делая вид, как будто правда что-то записывает, а потом продолжил: – Синим записал, красным подчеркнул. Два раза подчеркнул – теперь точно не забуду. Как прошёл твой учебный день?

– Всё хорошо. Я же умняшка, поэтому проблем не возникло. А чем занимался ты?

– Убирался.

– Убирался?

– А то, – снова улыбнулся Шторм. – В армии нас учили заботиться о себе.

Тишина. Они вели разговор ни о чём: либо им было неловко, либо настолько комфортно, что даже бестолковые темы приносили удовольствие.

– Кать, давай встретимся.

Едва произнёс фразу, как тут же ударил себя по лбу: что творишь, сержант? Соколовская молчала.

– Кать?..

– Ты же собирался переезжать.

– Как раз утром этим и занимался, когда столкнулись на лестнице. Родительский дом теперь в полном моём распоряжении.

– А ты… – Она начала фразу, но остановилась на полуслове. Происходило что-то странное: они говорили об одном и том же, но на разных языках? – А как же Рената?

– Какая Рената?

И только сейчас Шторм сложил один плюс один. Чёрт! Несостыковка.

– Я соврал.

Состроив гримасу, Александр закрыл глаза ладонью. Ты – полный кретин!

– Слушай, давай я всё расскажу при встрече, – попытался реабилитироваться он. – Ты не против?

– Нет.

– Нет, в смысле ты против? Или нет, в смысле не против? Или…

– Давай встретимся, – перебила его Катя. – Эта формулировка понятна?

– Так точно, – довольный, словно маленький ребёнок, отрапортовал Шторм. – Напиши, где и во сколько.

– Хорошо. – Пауза. – Тогда пока?

– Кать… – Тишина. – Спасибо.

И он тут же отключился. Они ничего не будут обсуждать по телефону. Ничего. Её глаза, лицо, голос – она должна быть рядом, хотя бы на расстоянии вытянутой руки. Только так и никак по-другому. Рядом…

*****

Уходить далеко от дома было страшно. Сердце знало, что он изменился, но испытывать Судьбу не хотелось. Катя печально улыбнулась, глядя в зеркало. До встречи оставалось меньше часа. В голове вертелся только один вопрос: зачем? Зачем согласилась на эту авантюру? То, что он позвонил, не значило ровным счётом ничего. Если бы не Чечня, они бы до сих пор находились по разные стороны баррикад.

Если бы не Чечня, ты бы никогда не узнала, какой он.

Какой он, я узнала ещё полтора года назад…

Споры с самой собой заводили в тупик. Скажи «нет» и поставь точку. ПОСТАВЬ! Поставь и уйди с высоко поднятой головой. То, что ты видела его страдания, не делает из него героя! Прощальное «прости»? Всего лишь слово, сказанное в подходящий момент. Лишь слово…

– Катюша? – в дверном проёме показалась голова Алевтины Николаевны. – Ты будешь ужинать? – Окинув дочь взглядом, женщина улыбнулась: – Куда-то уходишь. Это свидание?

– Нет, мам. – На губах Кати заиграла тёплая улыбка. – Это всего лишь прогулка.

– Кто он? Я знаю?

– Просто друг, мамуль. Ничего больше.

Алевтина Николаевна с пониманием кивнула:

– Именно с дружбы всё и начинается.

– Нет, мам. Здесь не может быть ничего большего.

С этими словами она посмотрела на часы: сорок минут до назначенного срока, а ещё нужно успеть добраться до места. Сквер Комсомола находился недалеко, но опаздывать не хотелось.

– Папа приехал?

– Да, – вышла следом за дочерью Алевтина Николаевна. – Мы хотели покушать вместе, но раз тут такое дело, тогда мы устроим ужин при свечах.

Катя весело посмотрела на мать:

– Учитывая, как часто папа бывает дома, это было бы логично. В этом случае тем более моё присутствие нежелательно.

– Где твоё присутствие нежелательно, милая?

Высокий широкоплечий мужчина показался в прихожей.

– Пап! – Катя бросилась ему на шею. – Я так соскучилась!

– Дела, родная, ты же знаешь.

– Не задерживай её, у нашей дочери свидание, – наконец нарушила неловкий момент Алевтина Николаевна.

Отстранив девушку от себя, родитель наигранно нахмурил брови:

– Свидание?

– Пап, это простая прогулка. Мама! – Катя с укором посмотрела на мать. – Это дружеская встреча, я же тебе говорила.

– Да-да. Мы с твоей мамой тоже начинали с таких же дружеских встреч. Ладно, дело молодое! – сдался мужчина. – Но перцовый баллончик обязательно должен быть в сумке.

Улыбнувшись, Катя кивнула. Поцеловав родителей, она взяла ключи и вышла из квартиры, всё ещё ощущая их взгляды на себе. Если бы вы только знали… Однако продолжать мысль не решилась. Один раз… Она пойдёт на встречу один раз, а затем поставит точку. Так будет правильно. Правильно и безопасно: для неё и самое главное – для него…

Глава 2.10. Правда

– Ну что, Стасик, – томно улыбнулась Рената, посмотрев на лежавшего рядом парня, – ты окончательно признал своё поражение? Или же надежда возобновить недоотношения ещё теплится?

– Прежде чем говорить о моих недоотношениях, ты бы подумала о своих.

Лицо Кругловой помрачнело, но она смолчала.

– Насколько мне известно, вместо того чтобы кувыркаться с тобой, он мило беседовал с ней. Не подскажешь, как такое случилось? – Ледяной взгляд обдал холодом. – Вы же уехали вместе, готовые запрыгнуть друг на друга прямо в клубе. Что изменилось потом?

Рената перевернулась на спину и стала рассматривать ногти на правой руке. Изобразить беспечный вид было несложно, но глаза наверняка бы её выдали:

– Он довёл меня до квартиры, а потом развернулся и ушёл.

Брови Стаса взметнулись вверх:

– Что, вот так просто взял и ушёл? Тот человек, который полтора года никого не трахал, у которого вставал от одного твоего взгляда, просто взял и ушёл?

– Да, Стасик, он просто взял и ушёл, – эхом повторила Рената. – Сказал, устал и обещал позвонить.

– Позвонил?

– Если бы позвонил, тебя бы здесь сейчас не было.

Стас улыбнулся. Несмотря на то, что план провалился, свои плюсы в этом всё же имелись: дерзкая блондинка, всегда считавшая себя правой, наконец спустилась с золотого пьедестала победителей. Они оба оказались не у дел – отвергнутые.

– Что будем делать?

Круглова молчала, глядя в потолок. А стоило ли что-то делать? Прошло полтора года, любовь остыла. Пустота в его глазах, сочувствующий взгляд, которым одарил напоследок, – он был уже не тем Штормом, который уходил в армию.

– Благословим, – улыбнулась она, повернувшись к Стасу. – Он мне не нужен. Я бы на твоём месте тоже отпустила. Сколько ты ещё будешь пытаться заставить её быть своей?

Он метнул в неё полный дикой ненависти взгляд.

– Ты – не её Ромео, Стас. Прими уже это как должное и смирись. – Рука Ренаты скользнула к его груди. – Любя Сашку или ненавидя, Соколовская никогда не будет твоей, неужели ты не понял?

– Если бы не его возвращение, мы бы снова стали парой. Она почти согласилась, – прорычал Стас, перехватив тонкое запястье. – Ещё месяц – и мы были бы вместе.

Круглова подарила ему снисходительную улыбку:

– Ты живёшь в мире иллюзий, милый. Сними розовые очки, прозрей. Знаешь, как говорят: не Судьба. Ты и Соколовская – утопия. Так не бейся головой о бетонную стену, сломать которую тебе не по силам.

– Что это значит?

Рената молчала.

– Что это значит, я тебя спросил? Хочешь меня кинуть?

На губах блондинки появилась улыбка.

– Слушай сюда, – Ерёменко навис над ней как скала. – Ты можешь говорить и думать, что хочешь, но не вздумай кидать меня, поняла?

В глазах Ренаты появился озорной блеск. Она высвободила руку из его цепкой хватки и вдруг стала серьёзной.

– Хочешь совет, Стасик? Если продолжишь играть, ставки поднимутся, и платить придётся по-взрослому. Подумай об этом. Хорошенько подумай.

С этими словами Круглова встала с кровати и, не стесняясь наготы, направилась в ванную.

Александр сидела на лавочке в Сквере Комсомола, где Катя назначила встречу, и смотрел на стайку голубей, клянчивших у прохожих хлеб. Маленькие, суетливые и довольные жизнью. Хорошо, наверное, быть голубем: ни проблем, ни переживаний. Уголок губы подёрнулся в улыбке. Когда ты стал философом, сержант?

– Привет, – девичий голос отвлёк от размышлений.

Шторм поднял глаза и увидел Катю. Она внимательно изучала его серьёзным взглядом.

– Привет.

– Если бы я не обозначила своё присутствие, ты бы так и сидел.

– А ты давно пришла? – Александр встал со скамейки. – Я немного задумался.

– Оказывается можно вечно смотреть не только на огонь, воду и звёзды, – её лицо озарила улыбка, – но и на гуляющих в парке голубей. Интересно.

– И не говори, – поддержал шутку он. – На самом деле, они очень забавные. Прогуляемся?

Катя кивнула, и они направились по асфальтированной дорожке. Александр шёл рядом, сохраняя дистанцию и стараясь не нарушать её личное пространство. Между ними царило молчание. Ночная беседа, утренний разговор, телефонный звонок – тогда было проще. Может, зря затеял всё это?

– Странно, да?

– Что именно? – покачала головой девушка, глядя перед собой.

– Я попросил о встрече, ты пришла, а мне и сказать нечего.

Катя улыбнулась. Он хоть когда-нибудь общался нормально тет-а-тет? Или всегда всё сводилось к постели?

– Люди о многом разговаривают, Саш: о погоде, о природе…

– Да-да, – перебил её Шторм, – самые актуальные темы, когда ты настолько вежлив, что не можешь отправить человека восвояси.

С её губ сорвался смешок: шутка удалась.

– Знаешь, я много думал, – после короткой паузы продолжил он.

– Вот этим ты меня удивил.

– Серьёзно. Если честно, до сих пор не могу понять, почему ты согласилась прийти. После всего того, что было до Чечни…

– Не хочу говорить об этом, – поспешила сменить неприятную тему Катя. – Если ты позвал меня сюда, чтобы излить душу, то, пожалуйста, не надо. Не надо напоминать о том, что я с таким трудом пыталась забыть. Не надо…

– Надо! – вдруг резко остановился и развернул её к себе Александр.

На лице отразилась паника. Она смотрела на его пальцы, удерживающие предплечье, и не двигалась.

– Прости… Я понимаю, это тяжело, но ты должна знать.

– Зачем?

– Ты должна…

– Зачем? – повторила ещё настойчивее свой вопрос Катя. – Ты тешил своё самолюбие, самоутверждался, получал удовольствие. Всё нормально, правда. Я это пережила.

Каждое слово било словно нож: больно и глубоко. Но она была права. Права во всём.

– Если ты таким образом хочешь отблагодарить за то, что помогла, не нужно. Я бы сделала это независимо от того, раскаялся ты или нет. Хотя соглашусь, искушение бросить тебя было велико.

От этих слов Александр опешил. Он никогда не смотрел на события в Чечне под таким углом. Ведь она действительно могла не возиться с ним: студентка медицинского, не врач.

Катя читала смятение в его глазах. Дура! Зачем брякнула это? Меньше всего хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным.

– Ты могла бросить, но не бросила… – прошептал Шторм. – Несмотря ни на что, помогла. Почему?

Час истины настал быстрее, чем думала. И вдруг стало страшно…

– Почему, Кать?

Тишина.

– Почему?

– Потому что, в отличие от тебя, у меня всё же есть честь, – выдохнула она и, развернувшись, пошла прочь.

Вот и поговорили…

– Что это значит? – раздался голос за спиной, но Катя не оборачивалась. – Что это значит?

Не оглядывайся! Иди! По щекам катились слёзы – он не должен их видеть. Зачем вообще нужно было встречаться?.. Секундная слабость в подъезде не изменит того, что между ними произошло. Его страдания и душераздирающее «прости» – всего лишь искушение, происки Судьбы. Ты не справилась, поддалась, и теперь расплачиваешься.

Александр стоял в полной растерянности. Он прекрасно помнил, в каком контексте и когда произнёс те слова, но причём тут это?

– Кать! – наконец бросился за ней. – Подожди, не убегай. Кать!

Соколовская часто дышала, пытаясь справиться с эмоциями. Он не отстанет. Господи, теперь придётся либо отвечать, либо… Однако сбежать не получилось, так как Александр заступил ей дорогу, заставив остановиться.

– Не трогай меня!

– Хорошо, успокойся, – в голосе звучала тревога. – Успокойся, ладно? Я не трогаю тебя. Не трогаю. Только, пожалуйста, не убегай.

Она отвернулась в сторону проезжей части.

– Объясни мне.

Молчание.

– Объясни, слышишь?

– Мне пора домой.

– Объясни, что значили твои слова.

Напряжение росло с каждой секундой. Его глаза прожигали. Боже, дай сил выдержать пытку!

– Что значили твои слова? – не выдержал Шторм, сорвавшись на крик.

Редкие прохожие стали оборачиваться. Катя проглотила ком в горле, вытерев мокрую дорожку на щеке. Медленно, словно в режиме стоп-кадр, она посмотрела на парня. Он ждал, едва сдерживаясь. Его полные огня глаза и её затравленный взгляд. Чего добивается?.. Но отступать было некуда. Вот он, а вот она. Либо говори, либо живи с этим дальше. Секунда – и пустым, будто безжизненным голосом, Соколовская произнесла:

– Мы переспали. Это, по-моему, так называется.

Глава 2.11. Семейные ценности

Его брови сошлись на переносице, а на лице читалось изумление. Глаза смотрели на неё как на полоумную. Прошло несколько секунд, прежде чем из неподвижного каменного изваяния Александр начал превращаться в живого человека. Он закачал головой, а уголок губы подёрнулся в жалком подобии улыбки:

– Нет.

Катя равнодушно изучала его лицо, а по щеке побежала ещё одна слеза.

– Мы не могли. Я не мог.

Но её стеклянный взгляд не оставлял сомнений. Да и зачем ей врать? Но тогда… Как?! Почему Стас ничего не сказал? Или он не знал? Чем больше Александр пытался понять, тем длиннее становился список вопросов.

– Я не мог этого сделать, – наконец уверенно произнёс он, отбросив мозговой штурм на потом.

Катя быстро вытерла мокрую щёку и, по-прежнему глядя на него, тихо сказала:

– Не мог… Но сделал.

Александр вспомнил день перед уходом в армию. Её ненависть, проклятия и пожелание смерти… Страх в глазах, когда поняла, кто перед ней стоял… Ошибки быть не могло.

– Кать, я…

Он оборвал фразу на полуслове, потому что не знал, что сказать. Не знал, как такое могло быть. Как, мать его, можно переспать с Соколовской и не запомнить этого? КАК?! Внутри бушевал ураган, ломая все устои и смешивая эмоции в кучу: презрение, сожаление, потрясение, безысходность…

Ты ещё больший ублюдок, чем думал о себе. Надо было подохнуть в Чечне – и это стало бы самым подходящим наказанием для такого урода, как ты…

Шторм проглотил ком в пересохшем горле, всё ещё не осознавая до конца услышанное.

– Иди сюда, – вдруг поднял руку он и притянул девушку к себе.

Не ожидавшая такого, Катя упёрлась ладонями в его грудь, однако все попытки ослабить объятие не увенчались успехом. Он сильнее – она знала это. Но почему-то сейчас не было страшно. Хотелось одного – чтобы ту боль и страх с ней разделил именно он.

– Прости меня, – шептал Александр, крепко сжимая её в своих руках. – Пожалуйста, прости.

Сопротивление стало ослабевать, и по мере того как она сдавалась, плечи начали содрогаться от почти беззвучных рыданий.

– Я тебя ненавижу. Ненавижу тебя, – бормотала Катя. – Что ты делаешь со мной? Зачем мучаешь?

Шторм нежно гладил её по голове. Она снова проливала слёзы на его груди, как и тогда, полтора года назад. Даже место встречи не изменилось – тот же самый Сквер Комсомола, чёрт бы его подрал! Те же самые герои, та же самая сюжетная линия.

– Прости.

Они стояли не двигаясь до тех пор, пока Катя не успокоилась и с её губ не перестали слетать всхлипы. Только когда хрупкое тело застыло, согревшись в его руках, Александр посмел первым нарушить молчание:

– Понимаю, что нужно отпустить тебя, но не могу. Не могу, потому что боюсь, что ты уйдёшь. Навсегда. – Пальцы медленно скользили по прядям волос, ощущая их мягкость. Тепло её тела согревало, успокаивая и давая надежду. Ложную! – Когда думал, что умираю, моим единственным желанием было, чтобы ты узнала: я раскаялся. Все годы службы молился, как мог, умолял Судьбу, чтобы позволила сказать тебе это. И она позволила… Но, как оказалось, я не за то просил прощение.

Тишина, только его частое сердцебиение: тук-тук… тук-тук… тук-тук... Катя внимала каждому слову, изо всех сил сдерживая желание сказать «Уже давно простила». Это эмоции, глупая! Они всегда толкали тебя к нему. Слушать нужно здравый смысл.

– Уже поздно, – прошептала наконец она. – Пора возвращаться домой.

Полное безразличие в голосе причинило боль. Но Александр не собирался сдаваться: в их истории было слишком много нестыковок.

– Я провожу.

– Не стоит, – Катя высвободилась из объятий и тут же ощутила холод. – Здесь недалеко, я доберусь сама.

Он смотрел в спину удаляющейся девушки, чувствуя себя полным ничтожеством.

– Не хотел… Но сделал.

Она дошла до светофора и, подождав, пока загорится зелёный, двинулась дальше, ни разу не обернувшись.

– Мы переспали. Это, по-моему, так называется…

Александр с силой сжал челюсти. Затравленный взгляд, ненависть и проклятия… НО ПОЧЕМУ, МАТЬ ЕГО, ПАМЯТЬ НИЧЕГО НЕ ВЫДАВАЛА? Почему никто ни разу не поднял этот вопрос? Почему его не наказали? Почему она не заявила? С этим количеством «почему» ещё стоило разобраться. И первым, с кого начнёт, станет брат. Ему наверняка должно быть что-то известно.

Несмотря на отказ, Александр всё же проводил Катю до подъезда. Он проследил за тем, как она вошла внутрь, а затем достал мобильный и набрал номер Стаса. Монотонные гудки раздражали, учитывая, как сильно хотелось получить ответы. Безрезультатно. Шторм предпринял ещё одну попытку, но она также не увенчалась успехом. Дьявол! Брат то ли не слышал, то ли намеренно решил игнорировать его.

Александр ходил из стороны в сторону, не зная, что предпринять. Если уйти прямо сейчас – ни с чем – уснуть всё равно не получится. Воспалённый мозг заставит снова и снова возвращаться к разговору с Катей. А если остаться, придётся возвращаться в дом дяди, откуда только утром ушёл.

Но правда волновала куда больше. До сих не укладывалось в голове, как такое могло случиться, но Катя не стала бы зря клеветать. Для чего? Прошёл уже достаточно большой срок, даже если бы хотела наказать, доказать что-либо практически невозможно.

Устав теряться в догадках, Александр убрал мобильный и, подойдя к двери подъезда, набрал номер квартиры родственников.

– Кто там?

– Тётя Оксана, это я.

– Саша?

Замок запищал, и Шторм оказался в тёплом подъезде. Эмоции били ключом, но, если Стас дома, они точно не помогут. Кулаки не позволят докопаться до истины, однако и светские беседы однозначно не будут иметь результата. Пока раздумывал, какую тактику выбрать, лифт уже успел доставить его до нужного этажа. Оксана Владимировна встречала его у двери:

– Ты передумал?

Надежда, сквозившая в голосе, напомнила, при каких обстоятельствах покинул дом.

– Нет, – виновато улыбнулся парень, – мне нужно узнать кое-что у Стаса. Звонил ему несколько раз – он не отвечает, поэтому решил приехать.

– Нужно было сразу так сделать, – просияла женщина. – Проходи! Ужин уже готов. Мой руки и давай за стол.

– Я…

– Никакие отговорки не принимаются. К тому же, Стаса ещё нет, а мы с Вадимом уже за столом.

И не дожидаясь ответа, она пошла в сторону кухни, оставляя Александра одного со своими протестами. Нахмурившись, он направился в ванную: спорить всё равно бесполезно.

– Самостоятельность закончилась? – съёрничал Вадим Петрович, откладывая газету в сторону. – Быстро, однако.

– Вадим…

– Я на пару минут, не больше, – ответил Шторм, садясь на свободный стул.

– Продолжаешь упрямиться?

Александр взял вилку и наколол лежавший на тарелке помидор:

– Проявляю инициативу.

Губы мужчины растянулись в улыбке:

– Ты только не забудь, что обычно бывает с инициатором.

– Вадим!

– Я навёл порядок в квартире родителей, – не обратив внимания на реплику дяди, сказал Шторм. – С понедельника собираюсь заняться поисками работы.

Руки Вадима Петровича замерли, но лишь на мгновение, а затем, как ни в чём не бывало, он продолжил ужин.

– Да, и деньги, которые ты дал мне вчера, я верну. Сразу как только начну зарабатывать сам.

Похоже, произнесённая фраза переполнила чашу терпения. Мужчина с грохотом положил столовые приборы на стол и посмотрел на племянника:

– Слушай, ты нарочно хочешь вывести меня из себя? Проверяешь, насколько крепки мои нервы, да?

– Даже не думал.

– Смотри сюда, когда я с тобой разговариваю!

Александр оторвался от тарелки и перевёл взгляд на дядю.

– Я всегда готов тебя поддержать, но только в том случае, когда ты перестанешь выкидывать никому ненужные номера самодеятельности. Что с тобой происходит, Александр?

Шторм молчал.

– Что? Чего тебе не хватает? С каких пор ты стал сам по себе? Думаешь, родители были бы рады, увидев твои заскоки?

– Заскоки?

– Заскоки! – повторил Вадим Петрович. – Другого слова нет. «Пойду служить!» – «Хорошо, иди!», сказал я тебе. «Хочу в Чечню!» – И даже здесь тебе не стали возражать. Мы полтора года не находили себе места, потому что в тебе вдруг заиграли гены патриота…

– Вадим, остановись! – повысила голос Оксана Владимировна.

– И теперь, вернувшись, ты снова продолжаешь творить неизвестно что.

– Неизвестно что? Правда? – взорвался наконец Шторм. – Жить самостоятельно – это плохо? Не висеть на вашей шее – это тоже плохо? Разобраться, в конце концов, с тем, что натворил перед своим уходом, – это тоже плохо? Да?

В глазах горел вызов. Дыхание было тяжёлым, а руки сжались в кулаки. Разговор на повышенных тонах позволил выпустить пар, но он же вскрыл то, о чём ни с кем, кроме Стаса, говорить не собирался. Чёртов характер!

Услышав слова племянника, Вадим Петрович побледнел. Пылавшая в глазах злость вдруг сменилась растерянностью. Взгляд скользнул к жене и обратно.

– О чём ты говоришь?

– О том, что случилось с Соколовской в мае.

В кухне воцарилось молчание. Судя по реакции, которую увидел, для родственников это не стало сюрпризом. Значит, они с самого начала всё знали? Знали и ничего не сказали?

– Я сделал это, да?

Вадим Петрович и Оксана Владимировна снова переглянулись.

– Я сделал это, – уже не спрашивая, а утверждая, произнёс Шторм.

– Ты что же, даже не помнишь? – вырвалось в сердцах у женщины.

Ответить было нечего. Он до последнего убеждал себя, что произошла ошибка, но, по-видимому, ошибки быть не могло. Медленно Александр встал со стула и отвернулся к окну.

– Когда… Когда вы узнали? – едва слышно проговорил он.

– Мы…

– Когда?

– Спустя две недели после твоего ухода, – ответил за супругу Вадим Петрович. – Алевтина встретила Оксану на лестничной клетке.

Шторм обернулся к тёте. В её глазах стояли слёзы.

– Они заявляли в милицию?

– Если бы они заявили, ты бы по горам не скакал и в окопе не ползал, – отозвался Вадим Петрович.

– Почему смолчали? – никак не мог успокоиться Александр. – Ты заплатил? – Пустой взгляд метнулся к мужчине. – Заплатил, да?

– Я ничего не делал.

Шторм горько усмехнулся:

– Я не верю.

– Саш, Вадим на самом деле…

– Она до сих пор страдает!

– Ты её видел?

– Видел. И даже общался.

Лицо Вадима Петровича побелело:

– Ты точно не в себе. Мы только всё забыли, а ты опять начинаешь ворошить былое.

– Забыли?! – снова завёлся Александр. – Я изнасиловал девушку! Мало того, свою соседку по лестничной клетке. Как прикажешь такое забыть, дядя Вадим?

Слова ударили словно хлыстом. Никто ни разу не произносил этого вслух. Ерёменко проглотил ком в горле и, встав со стула, подошёл к племяннику:

– Насколько я понял, до недавнего времени ты не знал об этом, верно? Так будь добр сделать вид, что продолжаешь находиться в святом неведении. Прошло полтора года – её семья не имеет никаких претензий к нашей. Девочка тоже. К тому же, про изнасилование говоришь только ты: тот, кто не уверен, совершал это или нет. Возможно, они потому и не заявили, что ничего не было. Больная фантазия, привлечение внимания – ей ведь так и не удалось добиться твоего расположения, не так ли?

Каждое произнесённое слово приводило в бешенство. Оказывается, он совершенно не знал свою семью. Благополучие и репутация – вот что имело значение, а остальное… На войне все средства хороши? Но даже на войне есть правила.

– Вы спятили. С ума сошли. Оба.

Александр покачал головой и двинулся к выходу из кухни, но крепкая рука Вадима Петровича остановила его, пригвоздив к дверке холодильника:

– Слушай сюда, Мистер-Доброта-и-Справедливость! Я тебе ещё раз повторяю: забудь об этом. Ничего не было, ты понял?

Шторм перехватил предплечье мужчины, но хватку ослабить не удалось.

– Я годами создавал репутацию нашей семье, пахал денно и нощно ради вашего со Стасом будущего, а теперь ты хочешь всё разрушить? Я в последний раз разъясняю для особо одарённых: семья Соколовской не имеет к нам никаких претензий, а если хочешь получить наказание, то считай, ты его уже отбыл, находясь там, куда ни один нормальный человек по доброй воле, в здравом уме, не отправится. Тебе ясно?

Шторм молчал, медленно осознавая, что всё это время боготворил Дьявола во плоти.

– Я ещё раз спрашиваю, – громче повторил свою фразу Вадим Петрович, – тебе всё ясно?

– Более чем.

Его рука расслабилась, и Александр ощутил свободу.

– То, что ты переехал в родительский дом – это правильно, – продолжил как ни в чём не бывало мужчина, – беря во внимание твои помыслы, будет лучше, если вы не будете видеться.

Шторм с силой сжал челюсти, чтобы не ляпнуть чего-нибудь в ответ. Словесная перебранка точно ни к чему хорошему не приведёт. Особенно сейчас. Он сам во всём разберётся, хотят того родственники или нет.

Молча Александр направился в прихожую. Уже находясь у выхода, он услышал слова Вадима Петровича:

– Не вздумай выкидывать что-то за моей спиной. Узнаю, что копаешься в этом деле, лично позвоню в «дурку» и сдам туда. Будешь сидеть взаперти, пока мозг не начнёт думать в нужном направлении.

Чем больше запретов устанавливали, тем сильнее бунтовался. Внутри всё кипело от гнева, обиды и несправедливости. Прозвучавшая угроза лишь увеличила сомнения: неужели бизнес был настолько важен, что стоило идти по головам?

Хлопнув громко дверью, Александр вышел на лестничную клетку. Прислонившись спиной к стене, он закрыл глаза. Вечер незабываемых открытий, мать его! После такого и впрямь в пору звонить в психушку. Все его действия в прошлом, слова дяди Вадима, откровения Кати – ничего из этого не поддавалось логическому объяснению.

А может, они просто все решили свести его с ума? Заговор? Или, возможно, это – сон? Он впал в кому после ранения и спит, а всё происходящее – его личный Ад, в котором суждено гореть до скончания веков? Такая картина больше походила на правду. Немного сверхъестественная, с долей мистики, но зато чёткая и ясная.

Ударив кулаком по стене, Александр открыл глаза и вызвал лифт. Хотят они того или нет, но он получит ответы. Первым в списке допрашиваемых так и будет числиться Стас, если он ходит за Соколовской как хвост. На губах появилась улыбка – но отныне у неё появится два хвоста, а уж какой из них станет родным, решать только ей.

Глава 2.12. «Искусство войны»

Два следующих дня Александр терялся в догадках, то и дело пытаясь выстроить в голове хронологию событий, о которых узнал. Смутные воспоминания тусовок перемешивались с яркими образами, когда он «нападал» на Соколовскую. Чем больше окунался в прошлое, тем увереннее становился: она и на метр не подпустила бы к себе, ни за что не осталась бы наедине. После показательных выступлений на выпускном, если и стояла рядом, то лишь в присутствии Стаса, а тот, в свою очередь, и мухе не давал пролететь мимо.

За последние две недели перед уходом в армию Соколовская вообще не появлялась в поле зрения. И брат про неё не говорил. Не говорил ведь! Правда, память могла ошибаться. Но, даже если допустить, что сотворил такое, следы проведённой с Катей ночи наверняка остались бы: на одежде, на кровати, на теле – да где угодно! – однако их не было! В памяти по-прежнему мелькали лица знакомых, друзей, и ни одного воспоминания о Соколовской – пустота. А потом роковая встреча рядом со Сквером Комсомола: её полные страха глаза и слова проклятий, брошенные вслед.

Александр подбежал к подъезду дома и вытащил наушники из ушей. Целый час, сколько длилась пробежка и блок физических упражнений, мысли, словно пчёлы, копошились в голове. Пока ждал лифт, проверил мобильный – ничего. Стас продолжал игнорировать звонки и сообщения, Катя тоже не подавала признаков жизни с вечера понедельника. Словно сговорились!

Шторм вошёл в квартиру и включил свет. Сбросив кроссовки, он направился в ванную. Холодный душ взбодрит. Может быть, и мозги поможет привести в порядок? Хотя вряд ли. Ему нужен мозгоправ – опытный, со знанием дела.

– Мы переспали. Это, по-моему, так называется.

Стоя под струями воды, Александр нахмурился: если бы он и правда посягнул на её честь, она бы до сих пор его проклинала. Неважно, что произошло в Чечне, психологическая травма всё равно не отпустила бы.

– Я тебя ненавижу. Ненавижу тебя. Что ты делаешь со мной? Зачем мучаешь?

Она не сбежала, не истерила и не звала безумно на помощь. Мало того, была рада увидеть живым. Она, в конце концов, сама написала номер телефона, и, лишь когда он вернул её в прошлое, сломалась.

Шторм крепко зажмурился. Она заставляла себя ненавидеть его – другого объяснения нет. Сплошные противоречия в словах и поступках, искреннее проявление заботы и нежности и такие же яркие вспышки агрессии. Почему? От мысли, что пришла в голову, стало дико. Неужели любила?.. Несмотря на всё, что творил, говорил, делал… Именно поэтому помогла, не бросила, и именно поэтому не смогла построить отношений со Стасом. Она рвала душу на части, пытаясь убедить себя в обратном, но необдуманные, спонтанные действия раскрывали правду.

Однако то, что сотворил, не позволит им быть вместе. Пускай не помнил ни черта, но в её глазах навсегда будет чудовищем, которое перешло грань дозволенного. Ведь перешло?.. Или нет?.. Громко зарычав, Александр несколько раз ударил кулаком по кафельной стене. Костяшки пронзила боль, а вода окрасилась в бледно-красный цвет. Он словно под гипнозом смотрел под ноги, наблюдая за потоками воды. Секунда, вторая, третья…

– Нет… – прошептал Шторм не своим голосом. – Не может быть. Не может!

Крепко зажмурившись, он переключил воду на холодный режим. Вскоре зубы начали отбивать чечётку, а холод сковал конечности, но внутри всё также бушевало пламя.

– Личный пример и то, кем ты являешься сейчас, а не то, кем ты был в прошлом.

терехов всегда верил в него, знал, что под личиной дерзкого мажора скрыт некто, достойный уважения. Но если знал он, значит, могла знать и она!

Ты успел доказать обратное.

– Тогда я исправлю это! – громко ответил самому себе Александр.

Она давала шанс, пыталась простить. Пускай ещё имела сомнения, но всё же верила. Выключив воду, он обмотался полотенцем и вышел из ванной. Два дня… У неё было два дня, чтобы прийти в себя и взвесить все «за» и «против». Теперь пришёл его черёд! Устал мучиться от воспоминаний, устал строить догадки, устал от собственных уговоров и убеждений. Хватит! Пора разворачивать карты: надо отметить боевой квадрат и начинать военные действия.

С этими мыслями Шторм взял мобильный и набрал номер Соколовской. Количество длинных гудков поколебало уверенность, но он успокоил себя тем, что она могла быть на учёбе.

– Да, – наконец на другом конце провода послышался голос.

– Нам нужно встретиться.

– Саш…

– Между нами остались кое-какие недоговорённости.

Главное – не дать сказать «нет».

– Саш…

– Сквер Комсомола? Тишина, покой и много свидетелей. И это правильно, я понимаю. Напиши мне время. Я буду ждать тебя там.

И, не выслушав ответа, он завершил вызов. Вот так! Решение принято, первый удар нанесён, а насколько точно, покажет её ответная реакция. Если же нет, придётся сменить тактику и разработать новую стратегию. Воевать, значит, на полную: по всем фронтам и во всех направлениях.

Улыбнувшись, Александр положил телефон на стол. Ей нужно время, чтобы справиться с эмоциями. Донельзя спокойная и рассудительная, но Соколовская не сможет быть невозмутимой, когда её ставят перед фактом, не спросив перед этим мнения. У неё ведь всё расписано на пятилетку вперёд. Что ж… Придётся нарушить устаревшие советские каноны. Если ломать жизнь, то до самого конца, а затем создавать новую.

Однако, сколько ни ждал, сообщение так и не пришло. Десять часов… Одиннадцать… Полдень… Телефон молчал: ни звонков, ни СМС. Поставив недопитый кофе на стол, Александр откинулся на спинку стула. Взгляд был устремлён в окно, но глаза однозначно ничего не видели.

Предпринятая попытка наладить связь не увенчалась успехом. Ладно – этого стоило ожидать. Противник оказался куда крепче, чем показал себя. На губах появилась тёплая улыбка. Но наверняка звонок заставил волноваться. Мало того, она не прислала сообщение с просьбой больше не беспокоить. Значит… Значит, нужно переходить к плану «Б» и «нападать на врага там, где он не ждёт»[1].

Посмотрев на часы, Шторм встал из-за стола и, забрав в прихожей куртку, вышел из квартиры. Они в любом случае поговорят, чего бы это ни стоило. Если потребуется, будет днями и ночами караулить, как верный сторожевой пёс. Хотя… На её месте тоже бы гнал взашей, как бешеную дворнягу.

«Вы оба – форменные шизофреники!» – потешался внутренний голос. – «У одной правое полушарие кричит «Люблю!», а левое – «Ненавижу!» Другой несколько лет убеждает в том, какой он – мудак, а теперь хочет заслужить доверие».

– Мы поговорим, Соколовская, – прошептал, улыбаясь, Александр, спускаясь в лифте на первый этаж. – Ведь не просто ж так ты вытащила меня с того света.

*****

Добраться до университета, где училась Катя, удалось лишь к началу второго. Вычислить адрес не составило труда, а вот проложить маршрут с учётом общественного транспорта – куда сложнее. Ещё одной проблемой стало незнание группы и факультета, на который была зачислена девушка. К тому же, охранник на пропускном пункте хорошо знал свою работу: без студенческого билета вход в здание оказался невозможным.

После очередной рассказанной байки, которую седовласый мужчина не воспринял всерьёз, Шторм выругался и вышел на улицу. Пара должна была закончиться в 14.20. В запасе имелся почти целый час. Час на то, чтобы подумать, с чего начать разговор и как удержать её, чтобы, развернувшись, не ушла. Сверхзадача, учитывая положение, в котором оказались. Оба. Да и не факт вообще, что пар было четыре. Возможно, она уже давно находилась дома или где-то ещё, пока он ждал её здесь. Нападай на врага там, где он не ждёт. Наверное, мозг воспринял утверждение слишком буквально, однако теперь об этом думать было поздно.

Как только стрелки часов отмерили двадцать минут третьего, из дверей главного входа стали появляться студенты. Парами, по одному, шумными компаниями – они покидали здание, но Кати среди них не было. Он прождал почти до трёх часов. Территория перед университетом опустела. Надежда таяла с каждой минутой, как и количество тех, кто покидал стены учебного заведения. На войне без жертв не обойтись. Истина, вполне понятная, но донельзя несправедливая. Уже полностью отчаявшись, Александр собрался уходить, как вдруг в дверях показалась знакомая фигура. Внутри словно раздался залп «Ураган-1М»[2].

Но радость длилась недолго. Буквально через несколько секунд за ней появился Стас. Как ему удалось пройти через КПП? Хотя неважно. Стоило развернуться и уйти, однако тело не подчинилось команде. Шторм неподвижно стоял, не сводя с них глаз. Пускай они вместе – нет проблем! – не давало покоя лишь одно: зачем она ему? Ведь в прошлый раз доступно объяснил: отношения трещат по швам. Или что-то изменилось за эти два дня, которые они молчали?

Вопросы множились, сомнения в выбранной тактике тоже, а горе-влюблённые между тем уже успели его заметить. Лицо брата перекосилось от гнева. Глаза Шторма переместились на Катю: она выглядела отрешённой – сама находилась здесь, а мысли далеко отсюда. Опустошённость, безразличие, а за ними – боль. У неё что-то случилось…

Однако долго гадать не пришлось. Шаг, второй, третий… Катя вдруг вторглась в его личное пространство и, обвив руками шею, приникла к губам. Хрупкая, словно статуэтка, она прижалась к крепкому торсу, как будто ища защиты. Парализовала, обезоружила и полностью захватила в плен. Так как ты говорил, товарищ сержант? Нападай на врага там, где он не ждёт?.. Эта девушка однозначно была одним из лучших стратегов современности!

[1] «Искусство войны», трактат Сунь-цзы [2] российская реактивная система залпового огня

Глава 2.13. Детали

Глава 2.13. Детали

Появление Александра шокировало настолько, насколько и принятое решение, но только он мог помочь в сложившейся ситуации. Что касалось последствий – о них не думала, потому что хотелось лишь одного: сделать больно! Обида, досада, ненависть – всё смешалось, превратившись в огромное желание отомстить.

Как подошла к нему, как нашла губами его губы – ничего не помнила. Дрожь в теле и жуткий страх стали единственным, что ощущала в тот момент, но когда руки Александра коснулись талии, сознание неожиданно прояснилось. Что творила, глупая?! Но было уже поздно. Шторм аккуратно притянул её к себе и после короткого замешательства ответил на поцелуй – нежно и трепетно.

Тепло его тела и запах парфюма околдовали. Страх растворился. Искры здравого смысла потухли, зато спрятанные чувства и переживания вырвались наружу. Сумасшедшая – другого слова для себя не находила. Ну и пусть! Однако, когда крепкие руки медленно заскользили вдоль позвоночника, испугавшись, Катя, заставила себя остановиться.

И он уловил произошедшие изменения. Его тело напряглось, а губы, буквально секунду назад сводившие с ума, прекратили нежную пытку. То, что должно было выглядеть представлением, слишком затянулось. А представлением, ли?.. Открыв наконец глаза, Катя встретилась с блестящими серо-голубыми омутами, полными нескрываемого восхищения. Хотелось одного: утонуть в них, и пускай её осудят.

Ещё несколько секунд она позволила себе наслаждаться его близостью, а затем на губах появилась тёплая улыбка:

– Спасибо.

– Bis dat, qui cito dat[1]? – прошептал, улыбнувшись, Александр.

– Какого чёрта?!..

Лицо Стаса выражало шквал эмоций. Катя обвила рукой талию Шторма и, встав рядом, повернулась к метавшему молнии парню:

– Иногда дышать одним воздухом полезно, – проговорила она, став абсолютно серьёзной. – Ты это знаешь не понаслышке, верно? Теперь поняла и я.

Стас хорошо помнил, как больно бьёт кулак брата, но сдержать себя, видя их вместе, оказалось сложно.

– Тебе и правда надо вручить «Оскар», – усмехнулся он. – Знал бы, первым трахнул тебя. Пусть грязно, зато почётно.

Слова полоснули как ножи – глубоко, оставив болезненные обжигающие раны.

– Мразь!!!

Александр ломанулся в сторону брата, но Катя вовремя заступила дорогу:

– Не надо! Не делай, Саш! Не надо!

Ладони упёрлись в широкую грудь, изо всех сил сдерживая его от нападения.

– Похоже, купаться в крови друг друга у вас вошло в привычку

– Какая же ты гнида! – прорычал Шторм.

– Зато ты у нас святой, – расправил плечи Стас, оглянувшись на главный вход, где показалась охрана. – А знаешь, о чём она мечтала, рыдая у меня на плече? Чтобы ты сдох там в страшных муках!

Александр снова двинулся на брата, но Катя помешала:

– Саш, умоляю, не делай…

– К твоему сведению: она сама меня вернула с того света. САМА! Я не просил об этом.

– Что здесь происходит, молодые люди? – Охранник вклинился между конфликтующими. – Какие-то проблемы?

– Абсолютно никаких, – зло бросил Стас. – Просто поговорили немного. По-родственному.

С этими словами он двинулся прочь. Когда Катя и Александр остались одни, Шторм тихо проговорил:

– Ты знаешь, между нами определённо что-то происходит. – Он смотрел на высокое здание университета, о чём-то размышляя. – Я пока ещё не понял, хорошее или плохое, но мы обязаны это обсудить.

– Между нами всегда что-то происходило, – также задумчиво-спокойно отозвалась Соколовская.

– Ты права. Но в одном Стас не ошибся. – Александр повернулся к ней, внимательно изучая точёный профиль. – Мы на самом деле повязаны друг с другом кровью.

Секунда – и их взгляды встретились. Катя смотрела в его лицо, пытаясь увидеть там подвох, скрытую иронию или сарказм, но оно было совершенно серьёзным.

– Я хочу, чтобы ты рассказала мне, как это произошло. – Заметив, что она хочет возразить, Александр продолжил: – Ты можешь возмущаться сколько угодно, но я не отстану, пока ты этого не сделаешь. Если понадобится, буду ночевать под твоей дверью. Мне больше не у кого спрашивать, понимаешь? К тому же… – На губах появилось нечто, похожее на улыбку. – … когда люди ненавидят друг друга, они редко целуются.

Катя покраснела. Пальцы инстинктивно коснулись губ, пока глаза искали, за что бы зацепиться взглядом.

– Позволь мне доказать, что я изменился, – умоляюще проговорил Александр. – Дай шанс. Ты же и так это видишь.

Катя молчала.

– Я не прошу называть меня другом, не прошу мило улыбаться, просто помоги разобраться во всём, хорошо?

Она по-прежнему продолжала хранить молчание, хотя уже давно знала ответ.

– Я ни черта не помню, и от этого чувствую себя ещё большим шизофреником. Я устал пытаться быть тем, кем не являюсь. Хочу, чтобы ты узнала, какой я есть на самом деле, но как только между нами налаживаются более или менее нормальные, человеческие отношения, обязательно что-то мешает: настоящее, прошлое, этот чёртов Стас. – По-прежнему задумчивый, Александр протянул ей руку. – Ты готова, наконец, снять маски и стать самой собой?

Катя колебалась. Неважно, какое чувство доминировало: жалость, привязанность, забота, дружба или, упаси Боже, нечто большее – в одном Шторм был прав: им нужно поговорить. Она робко подняла руку, и спустя мгновение ладонь оказалась в его руке.

– Но это только в рамках сотрудничества, – тут же произнесла она. – Как только…

– Я согласен, – не дав ей закончить, широко улыбнулся Александр. – Всё, что угодно. А теперь, если ты не против, мы где-нибудь выпьем кофе, или чаю, или какао – к сожалению, я не знаю, что ты предпочитаешь.

– Чай. Зелёный. И шоколад. Но это только…

– Да-да, исключительно в рамках сотрудничества, – закончил он за неё, жестом предлагая покинуть территорию университета.

*****

– Теперь и тебе известна правда, – Катя забрала у него конверт со снимками. – Он хотел, чтобы мы были вместе, а сам между тем спал с твоей девушкой.

Шторм откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Снаружи жизнь текла плавно и размеренно, и только у них её иначе, как «американскими горками», назвать было нельзя.

– Откуда у тебя фотографии? – вернулся к Кате Александр.

– Их прислали вчера вечером. Лежали в почтовом ящике. Думаю, это Рената. – Соколовская нахмурилась. – Только не понимаю зачем?

Встретившись с её взглядом, Шторм улыбнулся:

– Отвергнутая самка сеет хаос в жизни тех, у кого дела идут лучше неё.

– Прости? – искренне удивилась Катя.

– В день, когда вернулся в Москву, вместо того, чтобы провести ночь с Кругловой, я встретился с тобой. Думаю, её это задело.

– Но… Ты же не знал, что увидишь меня.

– Это детали, – пожал плечами Александр. – А всех всегда интересуют факты. Например, Шторм – редкостный урод. Но почему он выставлял себя в таком свете? О причинах никто не спрашивал. – Он продолжал говорить, не прерывая их зрительного контакта, ловя каждую эмоцию, которую она испытывала. – Или так: я – в Чечне.

В глазах Кати мелькнула тревога. Почему именно этот пример?

– Факт. – Александр выдержал паузу. – «Туда ему и дорога, другого не заслужил». Уверен, многие, кто обо мне слышал, так и решили, но никто из них даже не подумал, что я мог вызваться добровольцем.

Прозвучавшие слова повергли в ужас. Доброволец?! Но… Этого не могло быть!

– Конечно, там тоже имелись свои детали, но опять же, о них тоже не должно быть никому интересно.

Он отвернулся к окну, собираясь с мыслями. Наконец подошли к главному.

– Или есть ещё один пример… – Александр посмотрел на Катю. Внутренности стянуло узлом. – Я изнасиловал тебя. – В глазах полыхнуло отчаяние. Челюсти с силой сжались, сведя скулы болью.

– Мы переспали, – поправила его Соколовская, отведя взгляд в сторону. Господи, как было страшно и трудно говорить об этом, учитывая, как двояко вело себя тело и какими непостоянными оказались инстинкты.

– Изнасиловал, и это факт. – Александр не сводил с неё глаз. – Но, хоть убей, я не помню деталей. Ни слов, ни действий, ни сопутствующих обстоятельств – в памяти нет ничего, Кать. – Теперь в его голосе звучал открытый призыв о помощи. – Ничего. Лишь утро и кровь в ванной, когда принимал душ.

За столиком стало тихо. Он понимал: ему легче всего, потому что сознание не воспроизводило произошедшего во всех красках. Оно вообще ничего не помнило. Что испытывала она, можно только догадываться.

«Сначала ты сотворил с ней это, а теперь заставляешь переживать те эмоции снова», – бунтовался разум. Однако жить с мыслью, что является полным ничтожеством – недочеловеком, было страшнее.

Совесть сведёт с ума, а вина в смерти ефрейтора заставит пустить себе пулю в лоб. Кирилл был достоин жизни, но вместо этого отправился «Грузом-200» в Новосибирск.

Александр зажмурился, избавляясь от зашевелившегося внутри сумасшествия. Холод начал расползаться по телу. Сейчас не время: слишком рано, обычно всё начиналось ночью, когда оставался наедине с собой и своими страхами.

– … в порядке?

Голос Кати вытащил из темноты. Выравнивая сбившееся дыхание, Шторм открыл глаза и увидел, что находится в уютном кафе. Дьявол! Сколько прошло времени? Как долго он «медитировал» в застенках собственного Чистилища?

– Всё хорошо? – обеспокоенно спросила Соколовская. – Ты очень бледный.

– Расскажи мне, – проигнорировав её вопрос, Александр вернулся к сути разговора. – Расскажи всё, что знаешь.

Катя нахмурилась. Пальцы крепко сжали лежавшую в руке салфетку. Никогда не думала, что придётся снова говорить об этом вслух. Может быть, и не стоит? Похоронить всё в прошлом, забыть – как и хотела полтора года назад…

– Мы должны заявить в милицию.

– Какая милиция, Алевтина?! Что ты им предъявишь? Хочешь, чтобы нашу дочь сочли умалишённой?

Спор родителей доносился, как сквозь туман. Глаза болели от слёз. Унижена, раздавлена, растоптана…. Душа, некогда открытая и светлая, раненой птицей билась в полной темноте, не надеясь снова увидеть свет. Как она могла настолько ошибиться в нём?

– Да на неё саму заведут уголовное дело. Сразу как только проведут экспертизу! – на лице отца отразилось отчаяние.

Сильный мужчина, всегда знающий, что делать, метался по кухне как зверь, утопая в собственной беспомощности.

– Я… Я не могу рассказать, – едва слышно прошептала Катя, не отрывая взгляда от стола.

Единственная, кто мог помочь, даже не пыталась пойти навстречу. А чего ты хотел?

– Это тяжело, понимаю, – мягко произнёс Александр, – но…

– Я не могу, Саш! – наконец подняла на него глаза Соколовская. – Не могу.

Она замолчала, а спустя несколько секунд добавила:

– Я ничего не помню.

[1] Выручать попавшего в беду нужно сразу, пока проблема не приобрела необратимый характер (лат.)

Глава 2.14. Нулевой километр

Глава 2.14. Нулевой километр

Фраза, как хлыст, остудила эмоции. Мозг воспринял каждое слово, но почему-то смысл всё ещё оставался неясным. Шторм снова и снова повторял про себя последнюю прозвучавшую реплику, однако она по-прежнему казалась ему бессмысленным набором букв и звуков.

– Как это?

Катя молчала, морщась, словно от боли. Глупо, но добавить было нечего.

– Я помню, как мы приехали в ваш загородный дом. Там была вечеринка по поводу дня рождения Ренаты. Мне не хотелось ехать, мы ведь никогда с ней не были подругами, – тихо начала Соколовская. – Но Стас настоял. Сказал, что тебя отчисляют из университета и что ты пытаешься утопить переживания в спиртном, а на самом деле нуждаешься в поддержке. Он обещал просто проверить, что у тебя всё в порядке, а потом вернуться назад. – Катя выдержала паузу. – Когда мы приехали, там, как всегда, было полно народу. Я осталась ждать на веранде. Пока Стас отсутствовал, ко мне подошла Рената. Я ещё подумала: почему одна, без тебя. Мы поговорили, а потом она напомнила, что у неё день рождения и предложила выпить за её здоровье. Сказала, что Стас читает тебе нотации, и в ближайшее время вы не появитесь. Мы зашли в дом. Рената сразу направилась к компании у камина и, взяв стаканы с полки, наполнила их шампанским.

Катя замолчала. Пальцы нервно теребили салфетку.

– Что было потом? – спросил Александр, когда пауза затянулась.

– Потом? – Соколовская печально улыбнулась. – Мы выпили, разговорились. Пошутили, посмеялись. Она показалась мне неплохой девушкой. В школе у нас не было общих тем для разговора, а тут… Разные учебные заведения, эмоции, впечатления, шутки – разговор как-то сам строился: легко и непринуждённо. Мы выпили ещё по одному бокалу шампанского, а потом появился Стас.

Шторм следил за повествованием, пытаясь найти в нём хоть какие-то зацепки, что в тот вечер могло пойти не так.

– И?.. – не выдержал он.

Салфетка превратилась в горку крошечных кусочков, однако Катя никак не могла оставить их в покое. Взгляд гипнотизировал остатки бумаги, словно искал поддержки.

– Кать, – наконец мягко произнёс Александр, коснувшись её руки. – Перестань. Ты не на допросе. Если тебе сложно, давай закроем тему.

Она замерла. Страх заставлял уйти от разговора, но ей надоело бегать, надоело прятаться и строить догадки. Если они оба страдали провалами в памяти, то собрать полную картинку получится только вместе.

– Мы не вернулись в город тем вечером, – проговорила тихо, посмотрев на Александра. – Остались в коттедже.

– Я не видел тебя там, – покачал головой он. – Вечеринка, день рождения, разговор на повышенных тонах – это было. Дело дошло почти до драки, но Стас вовремя включил заднюю. Мы выпили и разошлись. Потом появилась Рената… Что происходило дальше?

– А дальше я проснулась вместе с тобой. – Медленно моргнув, Катя отвернулась к окну. – Ложилась спать с одним, а в итоге оказалась с другим.

Шторм не двигался. И это всё? Конец истории?

– Между нами что-то было?

Вопрошающий взгляд прожигал.

– Я думала, это сон, – оправдываясь, произнесла Соколовская. – Просто сон. Бывают такие сны, знаешь? – быстро заговорила она. – Алкоголь, хорошее настроение. Это должен был быть всего лишь сон!

– Кать…

– Хороший сон, полный нежности и любви.

– Кать… – ещё громче позвал Александр, прервав поток слов.

Она повернулась и шёпотом закончила:

– Чары рассеялись, когда стало больно. – В карих глазах показались слёзы. – Во снах никогда не было больно.

Шторм стиснул челюсти. Чёртов сукин сын! Как же ты мог? КАК?! Они молча смотрели друг на друга, читая во взглядах то, что не передавалось словами.

– Но самое страшное заключалось в другом. – Губы Кати задрожали. – Когда мозг смутно понял, что происходит, тело не захотело останавливаться. Я… Инстинкты спали. – Она закрыла лицо руками. – Знаешь, такое странное ощущение: как будто я-настоящая была замурована внутри и наблюдала за всем со стороны. Только спустя некоторое время удалось прийти в себя. Как я могла позволить это? До сих пор не понимаю. Я отыскала Стаса, растолкала его и, ничего не объясняя, заставила вызвать такси.

– Почему ты ничего не рассказала? – мрачно спросил Александр, не поднимая глаз от чашки с кофе.

– А как я могла рассказать ему такое?

– Ты сделала это не по своей воле, – он тут же устремил свой взгляд на неё. – Есть разница между обоюдным согласием и тем, что сотворил я.

– Есть, – прошептала Катя после короткой паузы. – Только… Откуда я знаю, что обоюдного согласия не было?

Неужели произнесла эти слова вслух? Шторм не сводил с неё изумлённого взгляда. Что она такое говорила? Но зато теперь многое, что не поддавалось объяснению, встало на места.

– Ты именно поэтому не заявила в милицию?

Тишина. Он терпеливо ждал. Наверняка, там было что-то ещё.

– Моя мама – медик, – успокоившись, ответила Катя. – Когда узнала о случившемся, она заставила меня сдать экспресс-анализы. После обследования следов насильственных действий не обнаружили, зато был алкоголь в крови и друзья, которые видели, как я весело проводила время. – Горькая улыбка появилась на губах: – Полный набор, чтобы поставить на товар соответствующий лейбл.

Когда она замолчала, Александр почувствовал себя ещё большим ничтожеством, чем раньше. Теперь картинка сложилась если не целиком, то на две трети точно, а недостающие детали легко восстанавливались сами. Всегда примерная и правильная девочка попадает в плохую компанию. Расслабившись, показывает себя во всей красе. Не знай он её, так бы и решил, потому что всех всегда интересуют лишь факты. Вечеринка, алкоголь, давняя влюблённость – всё это вело к одному финалу, которым, в конце концов, и закончилось.

Шторм пришёл в ужас от собственных мыслей. Даже если бы она придала огласке то, что произошло, нашлась бы толпа свидетелей, которые кричали бы, что она с ума сходила от любви к нему, и никто бы не стал вдаваться в подробности, что это был он, кто при любом удобном случае распускал руки.

Полтора года жил в неведении, думая, что его ненавидят за слова и шутки. На самом же деле, всё оказалось куда сложнее и серьёзнее.

– Я задам последний вопрос, – сдавленно произнёс Александр. Он поднял глаза от стола и посмотрел на Катю, которая внимательно следила за тем, что происходило на улице. – Вы ведь были близки со Стасом до меня?

Она не двигалась, пристально глядя в окно. За последние несколько минут столько скрытых деталей явило себя свету, что ещё одна правда ничего не сделает. Медленно повернувшись к нему, Соколовская произнесла:

– Штат Вирджиния был необитаем на тот момент.

Он знал. Заранее знал ответ, но почему-то продолжал надеяться. Прозвучавшая истина окончательно придавила к земле. Растоптала. Как она вообще могла созерцать его после такого? Как разговаривала? Как дала номер? Как могла просить прощения за то, что похоронила? Да ей в пору было лично вырыть для него яму и закопать там!

Встав резко из-за стола, Александр направился к выходу. Воздух… Нужно выкурить сигарету и прийти в себя после всего, что узнал.

– Возможно, они и не заявили по этой самой причине, что ничего не было. Больная фантазия, привлечение внимания – ей ведь так и не удалось добиться твоего расположения, не так ли?

– Ещё раз объясняю для особо одарённых: семья Соколовской не имеет к нам никаких претензий.

– Не вздумай выкидывать что-то за моей спиной. Узнаю, что копаешься в этом деле, лично позвоню в «дурку» и сдам туда.

Он знал. Когда говорил всё это, знал историю если не от «А» до «Я», то до результатов анализов и причин, по которым семья Соколовской не имела никаких претензий. Он был более, чем просто уверен в себе.

Сделав глубокую затяжку, Александр выпустил облако дыма. Для человека, который забыл дело полуторагодовалой давности, дядя Вадим выглядел слишком осведомлённым и донельзя спокойным.

– То, что ты переехал в родительский дом – это правильно. Беря во внимание твои помыслы, будет лучше, если вы не будете видеться.

Тогда почему Стас до сих пор продолжал виться вокруг неё? И почему, мать их, для него общение с Катей превратилось в табу? Кому-то было удобно? Выгодно? Выгодно свалить всё на непутёвого родственника, который ушёл в Чечню и пропал с радаров на два года?

– До свадьбы не дотянули, но… Мы движемся в правильном направлении.

Шторм с шумом выдохнул. Логическая цепочка умозаключений медленно приводила к выводам, которые не нравились. Абсолютно. И единственными виновными выступали люди, которых всю жизнь считал семьёй. Как один мог предлагать помощь после того, как сам же воткнул нож в спину? Как другой называл братом, а потом пользовался всеми, кто был дорог? Мозг отказывался это понимать.

Заставив себя успокоиться, Александр решил вернуться в кафе. Появившиеся вопросы и страшные подозрения однозначно требовали ответов и объяснений, однако тех, кто мог внятно что-то сказать, ещё стоило разговорить. Как? Он пока не знал, но точно был уверен в одном: Соколовскую они не получат!

– Ты не ушла… – Шторм сел на своё место и посмотрел на девушку.

Катя пожала плечами:

– Если бы я бросилась на улицу так же стремительно, как ты, администратор бы вызвал милицию.

Александр улыбнулся, но появившаяся улыбка тут же померкла.

– Что будем делать? – Он встретился с ней взглядом. – Если погонишь прочь, будешь права.

Катя с силой сжала кулаки, лежавшие на коленях. Интересно, что скажет дальше. Уйдёт, надев маску благородного идальго[1]? От этой мысли стало плохо.

– Но есть одна проблема…. – прервал её тревожные размышления Шторм. – Я не смогу уйти. Гони сколько хочешь, всё равно буду находиться где-то поблизости. Как тень отца Гамлета, знаешь?

На губах появилась улыбка: он не собирался, не хотел бросать.

– Или «Секретные материалы»: истина где-то рядом, – попыталась пошутить она.

– Но я не хочу быть «где-то», я хочу быть рядом.

Что бы она ни сказала в ответ – не отпустит. Однажды допустил такую ошибку, второй раз на те же грабли наступать не станет.

– Нулевой километр? – совершенно неожиданно прошептала Катя.

Что, правда? Вопрос сначала поставил в тупик, прервав цепочку уже начавших выстраиваться в убедительные аргументы доводов.

– Вообще, после случившегося я должен предложить тебе руку и сердце, – смущённо улыбнулся Шторм, – но нулевой километр тоже звучит неплохо. В конце концов, ты должна узнать меня лучше. Уверен, я не такой мудак, каким казался. Но… – Он осёкся: если точки над «i», значит над всеми. – Неужели ты так легко простишь то, что я сделал? После всего что говорил…

– Уже простила, – перебила его Катя. – Я видела тебя настоящего, видела твои страдания, боль и слёзы. Я видела твою душу. Видела в тот момент, когда ты не мог притворяться. И знаешь, все эти полгода, пока думала, что ты мёртв, я упрекала себя в одном: «Как ты можешь быть такой мелочной, Соколовская? Как можешь обвинять его в том, о чём сама мечтала? Он жизнь отдал, чтобы дать тебе шанс остаться в живых, чтобы сохранить твою честь, а ты до сих пор питаешься прошлым, обвиняя его в бесчестье!» К тому же, – Катя печально улыбнулась, – ты сам говорил: всех всегда волнуют только факты. Мы переспали – и это факт. Вполне понятный, учитывая современные взгляды.

– Кать…

– Дай мне закончить, хорошо? Мы выяснили, что к фактам прилагаются детали. К сожалению, ни ты, ни я не помним их – это тоже нормально для современной молодёжи. Раз так, то давай сойдёмся на том, что ты намекал на постель, а я наконец поддалась искушению. Каждый получил то, что хотел. Прошло полтора года. Мы поговорили – и мне стало легче. Правда.

Катя замолчала. Неужели сказала? Собрала все мысли воедино и в первый раз была честна: с ним и самое главное – с собой.

– Бернард Шоу сказал однажды: «Только действия человека говорят о его личности и его отношении к Вам. Не верьте словам. Просто наблюдайте и Вы увидите истину», – улыбнулась Соколовская, глядя ему в глаза. – Я увидела. А ты?

Александр улыбнулся в ответ. Какой же ты всё-таки дурак, товарищ сержант!

– В тот момент, когда услышал «Живой…» в день нашей встречи. – Откровение за откровение. Не сводя с неё глаз, он продолжил: – Ты отправила за мной костлявую, но, когда та пришла, вытащила из её лап. Подарила жизнь, хотя всем сердцем ненавидела.

– Жизнь за жизнь… – прошептала Катя. – Мы повязаны не только кровью.

– Сама Смерть благословила нас, – после короткой паузы выдал Александр, нарушив всю интимность момента. – А эту старушенцию обижать нельзя. У неё крайне неординарное чувство юмора, я точно знаю.

С губ Кати сорвался смешок – его юмор никогда не перестанет удивлять. Став снова серьёзной, она с уверенностью произнесла:

– Нулевой километр.

– Нулевой километр, – кивнул Шторм, ощутив, как медленно по венам стало растекаться тепло.

Лишь её слова смогли принести успокоение. Лишь её прощение подарило надежду, а улыбка озарила светом темноту, в которой существовал последние полгода…

[1] в средневековой Испании человек, происходящий из благородной семьи

Глава 2.15. Взрыв из прошлого

Спрятанные чувства, поддававшиеся гнёту предрассудков, наконец вырвались наружу. Когда точки и запятые встали на свои места, а все недомолвки и тайны оказались вытащены наружу, строить общение стало гораздо проще. Хоть роковая ночь в коттедже и не получила однозначного объяснения, но теперь это волновало меньше всего. Убеждения родителей, что это было хорошо спланированное преступление, а не жуткое стечение обстоятельств, уже не звучали так убедительно.

Правда, сказанная Стасу в глаза относительно их отношений, тоже позволила дышать полной грудью: теперь Соколовская не чувствовала себя обманщицей, которая водила парня за нос. Предательство с его стороны, конечно, причинило боль, но не такую сильную, которую могла бы. В конце концов, они оказались квиты: она грезила о Шторме в то время, пока он спал с его девушкой.

Единственной проблемой, что не давала покоя, была семья. Катя открыла кран с холодной водой и умылась. Раньше она разрывалась от чувства неопределённости, а теперь – от страха. Что они сделают, когда узнают, что она общается со Штормом? Посмотрев на своё отражение, Соколовская покачала головой:

– Они убьют меня. А он возненавидит, и будет прав.

Прошла неделя после их разговора по душам. За это время она изменилась до неузнаваемости. Даже отец со своей прагматичностью заметил перемены. Не проходило ни дня, чтобы они не спросили, кто стал причиной подобных изменений. Пока шутки и отговорки сходили с рук, но, зная родителей, они скоро потребуют очной ставки, учитывая, что папа снова собирался уезжать на длительный срок.

Катя набрала в руки холодной воды и снова умыла бледное лицо. Хорошо, что сегодня был понедельник: методический день пришёлся как никогда кстати. В запасе имелась уйма времени, чтобы всё обдумать. К тому же, дождь за окном намекнул, что свидание с Александром придётся отменить.

В груди вдруг защемило. Их встречи после пар стали частью повседневной рутины. Да она никогда раньше с таким рвением не просыпалась с утра, как в последнюю неделю. Общение со Штормом приводило в невероятный восторг. Эмоции, которых никогда раньше не испытывала со Стасом, били ключом.

Приведя себя в порядок, Катя оделась и направилась на кухню, чтобы позавтракать. Мысли об Александре помогли отвлечься от проблем. Всё, что происходило между ними, казалось чем-то нереальным. Простое общение – не больше и не меньше – однако его шутки, взгляды, улыбка: они сводили с ума, бросали в дрожь, поднимая не одну стаю бабочек в животе. То, что испытывала сейчас, не шло ни в какое сравнение со школьными годами, словно взаимность усилила чувства в несколько раз.

Однако Александр не торопился нарушать её личное пространство, даже рук не касался, позволяя быть инициатором ей. Катя заварила себе чай и села за стол, но только поднесла чашку к губам, как в дверь позвонили. Ещё не было и десяти: кого могла принести нелёгкая, да ещё в такую погоду? Оставив завтрак, она пошла открывать дверь, молясь, чтобы ранним визитёром не оказался Стас, который подозрительно долго не выходил на связь.

– Доброе утро, – раздалось с порога, а затем последовала улыбка, что сводила с ума.

– Привет.

Слово прозвучало скорее удивлённо, чем радостно. Не то, чтобы не была рада его видеть, просто… Пока мозг искал оправдание, Александр продолжил:

– Не поверишь, я просто шёл мимо.

– Мимо дома или пятнадцатого этажа? – уточнила Катя, наконец придя в себя.

– Мимо стеллажа с рыбными консервами. – С этими словами в его руке показалась жестяная банка с лакомством для кошек. – Я вспомнил, что у тебя методический день сегодня, а потом подумал: почему бы не навестить твоего кота. У тебя ведь есть кот?

Улыбка на лице Кати стала шире: более оригинального способа прийти в гости ещё не слышала.

– Ты всегда ходишь по магазинам в такую непогоду? На улице льёт как из ведра.

– Да?! – театрально протянул Шторм. – Надо же! Не заметил.

– Тогда получается ты из дома такой мокрый вышел? – изогнув бровь, Соколовская окинула его оценивающим взглядом.

– Мокрый? Из дома?

– Ну да! – рассмеялась звонко она. – Ты же сказал, что не заметил непогоды, значит, мокрым ты вышел из дома. Более, чем странно.

В подтверждение её слов, на нос Александра упала капля с волос. Чёрт! Улыбнувшись, он виновато закрыл лицо ладонью, признавая поражение, и в этот момент из квартиры напротив вышел Стас.

– Картина маслом «Не ждали». – На лице Ерёменко отразилось искреннее презрение. – Значит, спишь с моей девушкой? – усмехнулся он.

– Беру пример с тебя, – прорычал в ответ Александр. Хорошее настроение как рукой сняло.

– Молодец, – одобрительно кивнул Стас, натянув улыбку. – Только спешу напомнить: ты первый поимел то, что было моим.

Стиснув челюсти, Шторм хотел шагнуть ему навстречу, но рука Кати вовремя успела перехватить предплечье.

– Мило, аж до боли в зубах. – Ерёменко развернулся к двери и стал закрывать замок, не переставая при этом разговаривать: – Ты, кстати, рассказал ей, по какой причине тебя комиссовали? За исключением изувеченной конечности.

Вытащив ключ, он повернулся к собеседникам. В глазах Соколовской читалось удивление.

– Вижу, что нет, – состроил невинное выражение Стас. – Поделись на досуге. Сомневаюсь, что после этого она будет так же улыбаться.

В полной тишине он подошёл к лифту и нажал кнопку вызова. К счастью, никто не успел вызвать его с пятнадцатого этажа. Уже войдя в кабину, парень, улыбаясь, выглянул наружу:

– И ещё: будете знакомиться с родителями, непременно сообщите. Хочу на это посмотреть.

После чего он скрылся в лифте, громко смеясь. Когда створки закрылись, Александр повернулся к стене и с силой ударил по ней несколько раз рукой. Ладонь обожгло болью.

– Саш, всё хорошо. Не делай так.

Катя коснулась его спины, заставив замереть. Внутри бушевало пламя. Уважение, которое всегда испытывал к кузену, превратилось в необузданную ненависть. Когда тот успел стать таким подонком? Из них двоих только Стас обладал благоразумием, считался ответственным и служил примером для подражания. Куда делась его порядочность?

– Я в порядке, – прошептал Шторм. – В порядке.

Упоминание о психическом состоянии стало ударом ниже пояса. Зачем он так? Играл не по правилам: низко. За неделю, проведённую с Катей, уже успел забыть о той пометке в личном деле. Приступов и атак больше не было, даже одиночество не воспринималось как наказание, а лишь как промежуток от встречи до встречи.

Когда Катя узнает, не осмелится остаться наедине. Дьявол! Кому нужен псих, страдающий чувством вины, мучающийся от ночных кошмаров и фантомных болей? Отчаяние обрушилось как цунами. Собственная несостоятельность, изувеченная рука, смерть Кирилла… Даже Терехов и Денисов избавились от него за ненадобностью. Для чего он ей сдался?

– Я должен идти, – не глядя на девушку, произнёс Александр. – У меня дела.

– Что за дела? – обеспокоенно нахмурилась Катя. – У тебя не было никаких планов пару минут назад.

– Я… Я забыл.

Глаза бегали по лестничной клетке, останавливаясь на чём угодно, только не на девушке.

Не смотреть на неё! Просто уйти!

УЙДИ, ЧЁРТ ТЕБЯ РАЗДЕРИ!

– Да, – ответил сам себе Александр. – Уже пора.

Но сердце бунтовалось. Он проглотил ком в пересохшем горле.

Уйти, надо уйти.

Однако тело не подчинялось.

С какой стати? Она простила. Вы всё решили.

Ты просто жалкий. Она тебя пожалела.

Нулевая точка отсчёта…

Ты – жалкий…

Шторм крепко зажмурился.

Больной сукин сын! Непредсказуемый, жестокий…

– Саш?.. – мягкий голос вмешался в беседу с самим собой.

ЖАЛКИЙ!!!

Он распахнул глаза и встретился со взглядом Кати. Она обеспокоенно смотрела на него, не понимая, что происходит. Такая добрая… Такая светлая… Такая… Александр шагнул ей навстречу и приник к губам.

Любимая…

Она сопротивлялась лишь мгновение, а затем коснулась ладонями его лица и ответила на поцелуй. Шторм зарылся одной рукой в волнистые волосы, второй притянув девушку к себе. Голоса в голове вмиг замолчали. Едва наступила тишина, он ощутил уверенность в себе. Разрываемое на двое сознание стало опять неделимым.

Поцелуй вызвал странные ощущения. Ничего похожего на буйство эмоций, как с Кругловой. Нежность, притяжение, трепет, влечение, желание оберегать то, что находилось в руках, а не обладать им. Александр медленно оторвался от её губ и уткнулся носом в шею. Руки крепко обняли и прижали Катю к себе. Дыхание постепенно приходило в норму, пульс выравнивался, и все признаки недавно накрывшего приступа сошли на «нет».

– ПТСР, – прошептал Шторм, окончательно успокоившись.

Катя отстранилась.

– Они приняли решение отправить меня в запас из-за чёртового посттравматического расстройства. Из-за того, что я не смирился с мыслью о смерти ефрейтора. Из-за ночных видений. Но я не сумасшедший, Кать. Не сумасшедший!

В его глазах плескалось отчаяние. Слова набатом били в ушах. Её страшные догадки получили подтверждение, приведя в ужас.

– Никто тебя им не считает, – прошептала, Коснувшись его щеки. – Посттравматическое стрессовое расстройство – это временное состояние. Не диагноз, Саш. Всего лишь состояние, из которого можно выйти. Не сразу – для этого нужно время – но наличие ПТСР никак не делает из тебя психа. Ты меня услышал? Услышал меня?

Он быстро закивал, чувствуя, что становится похожим на маленького ребёнка. Но только её слова воспринимались всерьёз. Только в них не видел насмешки или лжи, которой пичкали в госпитале. Психологи, мать их! Пустые фразы, лишённые элементарного сочувствия и понимания. Они уже тогда списали его со счетов, повесив бирку «Шизофреник». И лишь она искренне верила в то, что говорила.

– Боже мой… – прошептала Катя.

С какими мыслями он жил последние полгода? Ему была нужна семья. Люди, которые помогли бы стать прежним, которые убедили бы, что он ни капли не изменился. Семья, но никак не одиночество, на которое себя обрёк. Зачем уехал от родственников? Внутренние возмущения прервал звук открывшихся дверей лифта. Катя и Александр обернулись посмотреть, кто вышел на лестничную клетку, и побледнели.

Состояние? Не диагноз? Но тот, кто вышел из лифта, похоже, собирался доказать обратное.

Глава 2.16. «Доброволец»

1997 год, май, военкомат №… г. Москвы

Количество будущих призывников постепенно таяло. В коридоре уже почти никого не осталось, а фамилия «Шторм» до сих пор не прозвучала. И что это за порядок такой – входить по вызову? Александр нервно маячил из угла в угол, держа в руке папку с документами. Почему нельзя просто взять и прислать по почте, как повестку? Лично ему было абсолютно всё равно, где отдавать долг Родине. Как только надоест, один звонок – и дядя Вадим всё устроит. Он никогда не умел злиться подолгу, а армия – лишь способ разнообразить наказание. Как ни крути, но отчисление из университета всё же было серьёзным проступком.

Пока размышлял, последний оставшийся паренёк успел войти в кабинет военкома. Отлично, твою мать! Алфавитный порядок рулит? Или его просто решили оставить «на закуску»? Ровно через семь минут из кабинета вышел некто Назаров Илья и назвал фамилию Александра. Шторм улыбнулся, бравой походкой входя в кабинет. Никогда не боялся проблем, не собирался пасовать и в этот раз.

Тем более за последние пару лет почти безвылазно, когда появлялось свободное время, пропадал в тире. Стрельба по неподвижным мишеням превратилась из развлечения в хобби. Инструктор ставил высокие оценки, прогнозируя хорошие успехи на военном поприще, если вдруг окажется в армии. Меткие стрелки всегда пользовались спросом, ну «а физические показатели», как говорил Лев Аркадьевич, «это дело наживное». Тогда Александр лишь посмеивался над его словами, но сейчас задумался о них всерьёз. Кто знает, может, Судьба?

Войдя в кабинет, Шторм увидел двух мужчин. Оба были одеты по форме. К сожалению, в погонах не разбирался, да и на кой ему вообще сдались их регалии. Один из офицеров сидел за столом, другой стоял у окна. Его руки были сцеплены в замок за спиной, а взгляд устремлён в окно. Полная тишина – как в склепе. И сравнение же подходящее подобрал!

Медленно пройдя к столу, Александр сел на свободный стул.

– Имя.

– Александр Шторм.

Стоявший у окна офицер наконец повернулся к говорящим.

– Ваши документы.

Молча Александр протянул папку и положил её на стол. Зачем им? Уже и так выучили наизусть: характеристики, личные качества, результаты тестов. Стоявший у окна офицер подошёл к столу и забрал бумаги.

– Генерал-майор?

– Продолжайте, капитан, – отозвался, небрежно листая страницы.

– Где бы Вы хотели проходить срочную службу?

Шторм улыбнулся: прямо с его мнением кто-то будет считаться! Видимая демократия, под которой скрыт плотно укоренившийся авторитаризм.

– Без разницы. Особых предпочтений нет.

– Род войск?

– Десант, – раздался вдруг низкий голос генерал-майора.

– Простите?

– Десант, товарищ капитан.

Сталь в голосе и лёд во взгляде: с таким не то, что спорить, на него смотреть было страшно. Однако что-то в процедуре распределения шло не так. Александр чувствовал это.

– Какого чёрта? – вскочил со стула он.

– Сядь! – рыкнул в ответ генерал-майор и бросил папку с документами на стол.

Шторм растерялся, однако прозвучавший приказ выполнил беспрекословно.

– Молодец, – съязвил мужчина, а затем посмотрел на капитана: – Так и отметь: отсутствие уважения к старшим. – Склонившись к побледневшему парню, офицер произнёс: – К личным качествам я бы ещё добавил парочку, но это будет уже слишком. Боюсь, потом даже ходатайство генерал-майора Богданова не поможет.

В кабинете повисло напряжённое молчание.

– Где бы ты хотел проходить срочную службу, Шторм? – спустя несколько секунд Богданов повторил уже звучавший ранее вопрос.

Пока судорожно соображал, каким должен быть ответ, его уже озвучили:

– Чечня.

Их взгляды снова встретились. В глазах Александра полыхнул вызов.

– Отличный выбор, Шторм.

– Товарищ генерал-майор…

– Да, капитан Брунько, я сам удивлён. У нас первый доброволец. Похвально, молодой человек. – Серые глаза устремились на парня. – Хоть что-то касательно Вас достойно уважения.

Александр с силой сжал кулаки. Этот мужик явно находился не в себе. Или таким образом выполнялся план по отправке «пушечного мяса» на Кавказ? Ну, уж нет! Поглумились – и хватит. Он резко вскочил со стула, но чёртов сукин сын в погонах схватил его за грудки и, протащив через весь кабинет, больно прижал к стене:

– Послушай сюда, дядин любимчик… Чечня покажется Раем, по сравнению с тем, что я устрою тебе здесь. Как и у твоего Вадима Петровича, у меня тоже есть связи.

Упоминание дяди Вадима сбило с толку.

– Тюрьма, несчастный случай в подворотне, кирпич, сорвавшийся с крыши, – да дюжина сценариев! Или, например, найдётся девушка, которая обвинит тебя в изнасиловании на вечеринке. Ты ведь любишь вечеринки, да? А уж доказательства и свидетели, поверь мне, обязательно найдутся.

Крепкая рука с силой давила на грудь. Шторм тяжело дышал, ощущая нехватку воздуха. Какая тюрьма? Какое изнасилование? Но, похоже, мимика сработала быстрее.

– Ты понял, что я имею в виду, верно? Сделай хоть что-то, заслуживающее уважения. Если судьба – вернёшься героем, а если нет… – В ледяном взгляде мелькнула насмешка. – … то хотя бы сдохнешь достойно.

С этими словами мужчина отпустил Александра, позволив ему дышать:

– Считай это благословением.

И, как ни в чём не бывало, он вернулся к окну, снова заложив руки за спину.

– Генерал-майор… – Брунько хотел что-то сказать, но его перебили:

– Делайте Вашу работу, капитан. Лично я так и не услышал внятного ответа на поставленные вопросы, а мы с Вами прекрасно знаем, что в первую очередь нужно считаться с пожеланиями призывников.

Опустив глаза в бумаги, Брунько громко спросил:

– Род войск и место предполагаемой службы?

Всё ещё стоя у стены, Шторм медлил. Уверенность в себе, с которой вошёл в кабинет, испарилась. А если всё, что говорил этот сумасшедший, правда? Кровь в ванной не могла взяться ниоткуда. Но он ни с кем, кроме Кругловой, не спал. Ведь не спал же?

Шторм посмотрел на неподвижного генерал-майора. Он не угрожал. Такие не угрожают – они ставят перед фактом. Неужели на последней вечеринке была малолетка? Дядя Вадим убьёт, если узнает.

– Род войск и место предполагаемой службы? – повторил вопрос капитан.

– ВДВ, – ответил наконец растерянно Александр. – Чечня.

– Что тебе понадобилось от моей дочери? – прорычал генерал-майор, испепеляя Шторма взглядом.

Катя медленно моргнула. Это катастрофа.

– Дочери? – Александр растерянно посмотрел на девушку, а затем снова вернулся к офицеру.

– Папа…

Ледяной взгляд обдал арктическим холодом, заставив замолчать. Катя ещё ни разу не видела его в таком состоянии. Дьявол во плоти, и виновата во всём она.

– Похоже, наш последний разговор ничему тебя не научил, – переключился на парня Богданов. – Что нужно сделать, чтобы ты оставил её в покое? – В два больших шага он оказался рядом и, пригвоздив к стене, сдавил горло локтем.

– Папа! – вскрикнула девушка.

– Вернись в квартиру! – рыкнул тот.

– Пап, оставь его…

Однако слова не возымели действия. Он продолжал удерживать Александра, вот-вот грозясь лишить его жизни прямо здесь, в подъезде.

– Пап, пожалуйста… Пап… – На глаза навернулись слёзы, и она больше ничего не придумала, как громко выкрикнуть: – Я люблю его!

Фраза прогремела как гром среди ясного неба, заставив всех опешить. В диких глазах Богданова появился хищный прищур. Он посмотрел на дочь, а затем на растерянного Шторма. Представление явно затянулось, и точно не требовало лишних свидетелей. Молча генерал-майор нажал на кнопку вызова лифта, и, когда двери раскрылись, затолкал Александра внутрь.

Катя с ужасом наблюдала за тем, как створки закрылись, и кабина двинулась с места. Куда? Наверх или вниз? Она до боли кусала сжатый с силой кулак, проклиная себя за несдержанность. Что она надела? Теперь он точно убьёт его…

Едва только остались без посторонних наблюдателей, Артём Геннадиевич снова лишил Александра возможности дышать и двигаться:

– Я приложил все усилия, воспользовался всеми связями, чтоб ты подох там. Забыл о чести, только бы мой ребёнок никогда больше не вспоминал о тебе, но ты как бельмо на глазу.

– Товарищ генерал-майор, – прохрипел Шторм.

– Чечня сделала из тебя героя. Мои друзья готовы назвать тебя сыном, но для меня ты всегда будешь ублюдком, посягнувшим на честь моей дочери.

– Я хочу…

Но он не успел ничего сказать: сильные руки резким рывком оторвали его от стены и вновь пригвоздили к ней. Затылок свело болью.

– Если ты снова подойдёшь к ней, если посмотришь в её сторону… – Предплечье сдавило шею и стало нечем дышать. – … клянусь, я лично вышибу тебе мозги.

Александр попытался ослабить давление, но получилось с трудом.

– Нужно было сделать это ещё полтора года назад, но лёгкой смерти ты не заслуживал. Хорошо спланированное преступление требует такого же изощрённого наказания.

Увидев, как побледнело лицо парня, офицер ослабил хватку, дав ему возможность вздохнуть.

– Я предупредил. ПТСР не делает из тебя психа, сержант, но постоянное чувство вины, боязнь холодного оружия и пребывание в «горячей точке» могут стать достаточными причинами, чтобы медики пришли к выводу, что ты слетел с катушек по возвращении домой. – Хищный прищур и холодная усмешка: – Я превращу твою жизнь в Ад. На гражданке тебе уже нет места, ты это чувствуешь, а военное будущее, которое обещал капитан Терехов, под большим сомнением. Не вынуждай меня переходить от угроз к действиям, Шторм. Раздавлю, как клопа.

С этими словами он отпустил его, отступив на шаг. Согнувшись пополам, Александр стал хватать ртом воздух. На лице генерал-майор отразилось презрение. Что бы ни говорили о нём Терехов и Денисов, раскаяния ублюдка не примет. Слёзы дочери и её затравленный взгляд – этого никогда не забыть, как и того, каким образом ему удалось уложить девочку в постель.

Подождав, пока двери лифта откроются, мужчина вытолкал Александра на лестничную клетку первого этажа и нажал на кнопку с цифрой «15». Теперь предстояло получить объяснения ещё у одного человека, предательства со стороны которого он не ожидал…

Глава 2.17. Судья, Палач и Ангел-Хранитель

Как ушёл, как добрался до квартиры родителей и как провёл большую часть дня – не помнил. Рутина потеряла смысл, как и желание с кем-то общаться и кого-то видеть. Открывшееся обстоятельство перевернуло всё с ног на голову. Катя и генерал-майор – родственники. И не просто, мать твою, родственники…

Александр сидел в гостиной, обхватив голову руками. Чеченский плен, важность заложников, рвение, с которым Арчи искал девушку, – всё потому, что Катя была дочерью генерал-майора ВДВ. Вот откуда такая осведомлённость в военных терминах и использовании боевого оружия. Детали, на которые не обращал внимания… Единственное, о чём боялся думать, – это то, как оказался в Чечне. Пограничное состояние сумасшествия, изуродованная конечность, смерть Кирилла, ночные кошмары, фобии, та боль, что испытал… Александр вскочил на ноги, громко зарычав. У всего этого было одно имя – Соколовская. Судья и Палач в одном лице.

Ангел-Хранитель и та, кому ты отдал своё сердце.

Когда мысли пришли в порядок, на часах уже было шесть вечера, и хоть большая часть вопросов получила ответы, кое-что всё ещё оставалось под чёрной завесой с табличкой «Секретно». Александр вошёл в ванную. Включив холодную воду, он умылся. Мозговой штурм утомил, но то, что в этот раз играть в Шерлока не получится, – это точно. Хватит с него самостоятельности! Одно дело – пытаться выяснить, спал с Соколовской или нет, но совсем другое – разгребать последствия чьих-то действий.

– Хорошо спланированное преступление требует такого же изощрённого наказания.

Набрав ещё одну горсть воды, Александр выплеснул её на лицо. Генерал-майор не стал бы разбрасываться громкими словами.

– В нужном – это в том, которое будет выгодно тебе? – прошептал, глядя в зеркало. – Кого ты прикрываешь, дядя Вадим?

Достав из кармана мобильный, он набрал номер Вадима Петровича. Пришла пора узнать правду. Служба в Чечне, ранение и идущий с ним неприятный набор аксессуаров – это нормально: терпимо, ведь, по крайней мере, только там удалось стать человеком. Но расплачиваться за поступки ублюдка-брата… Александр стиснул челюсти. Увольте!

– Слушаю тебя.

– Нам нужно поговорить, – как можно спокойнее произнёс Шторм.

– Если речь пойдёт о благородстве, то тема закрыта, Александр. Мы уже всё обсудили, добавить…

– Я общался с её отцом.

В телефоне стало тихо. Фраза явно произвела неожиданный эффект. Это ещё раз подтвердило догадки, что детали прошлого известны узкому кругу людей, который не ограничивался только семьёй Ерёменко.

– Что он тебе сказал?

Шторм взял полотенце и вытер мокрое лицо, по-прежнему глядя на своё отражение. Значит, рыть нужно в этом направлении.

– Он говорил загадками, именно поэтому мне нужна твоя помощь. Помнится, ты запретил копаться в этом деле, но если я не получу ответы у тебя, придётся идти за ними к товарищу генерал-майору.

Между ними снова образовалась тишина.

– Хорошо, – сдался Вадим Петрович. – Я вернусь домой не раньше девяти вечера. Приезжай, и мы обо всём поговорим.

Ничего не ответив, Александр сбросил вызов. Неужели Гордиев узел начнёт развязываться? Однако ликовать ещё было рано. Если столько человек что-то скрывали, искомое могло оказаться малоприятным.

– Если с ней это сделал ты, – прошептал не своим голосом Шторм, но мысль прервал звук входящего вызова.

Посмотрев на экран, он едва заметно улыбнулся – Личный Палач собственной персоной.

– Привет.

– Мы должны поговорить, – взволнованно произнесла Соколовская.

– Определённо, но думаю, что без конвоя тебя никуда теперь не отпустят.

Шутка неуместная, но ничего поделать с собой не мог: хлебом не корми, но дай съязвить.

– Пока они сдавали и принимали пост, я сбежала. Я помню номер дома. Скажи мне квартиру.

А вот это уже стало неожиданностью. Он лишь один раз упомянул о месте, где жил. Александр вышел из ванной и включил на прихожей свет.

– Где ты?

– Внизу. На улице холодно.

– 256.

Вызов завершился. Шторм растерянно смотрел на телефон, пытаясь понять, когда стоило начинать смеяться. Она была здесь? Звонок домофона заставил вздрогнуть. Она была здесь. Сняв трубку, Александр открыл дверь. За целый день, который провёл в раздумьях и метаниях, напрочь забыл о ней и её чувствах, а ведь во всей этой грёбаной детективной истории было две разменных монеты.

Только стоимость у них разная… Если бы не её уверенность, что вы переспали, наказание получил бы другой человек. Из-за неё тебе пришлось стать «добровольцем» и пойти в Чечню. Она перевернула жизнь с ног на голову, заставив пройти Чистилище.

Пальцы крепко сжимали ручку входной двери, пока он ждал, когда лифт остановится на нужном этаже.

– Я приложил все усилия, воспользовался всеми связями, чтоб ты подох там.

Дыхание участилось. Плотно сжатые челюсти свели скулы болью. Секунда, вторая, третья – кабина остановилась, и створки раскрылись. Она показалась на лестничной клетке. Увидев его в дверном проёме, замерла. Что испытывала в данный момент, сказать было сложно, но Александр хорошо её знал, чтобы понять: внутри бушевал ураган.

– Забыл о чести, только бы мой ребёнок никогда больше не вспоминал о тебе, но ты как бельмо на глазу.

– … для меня ты всегда будешь ублюдком, посягнувшим на честь моей дочери.

Короткий зрительный контакт: бледность и смятение на лице. Она боялась. Его?! Рука непроизвольно дрогнула, и инстинктивно он протянул её вперёд. Не говоря ни слова, Катя бросилась к нему. Шаг, второй – и она уткнулась носом в его шею, обдав кожу горячим дыханием.

– Я не хотела этого… Клянусь тебе, никогда не хотела… – шептала, задыхаясь. – Я ни о чём не просила, он сам всё решил.

Шторм прижимал девушку к себе, чувствуя, как дрожит её тело.

– Чечня сделала из тебя героя…. Мои друзья готовы назвать тебя сыном….

– Пожалуйста, прости, Саш. Прости меня.

Прощение… Она снова просила прощения, как и в день первой встречи. По телу прошёлся мороз.

– Я не хотела…

– Успокойся, – Александр отстранился и посмотрел в её испуганные глаза. Ладонь нежно коснулась бледной щеки. Только сейчас стало понятно, что именно не давало ей покоя. – Ты ни в чём не виновата, поняла? – Большой палец нежно скользил по щеке. – Ни в чём не виновата. Это было моё решение.

Катя часто моргала, кивая и пытаясь сдержать подступающие слёзы. Мягкий голос успокаивал, но поверить в его искренность не могла. Как такое можно простить? Особенно когда узнал, кем являлся её отец и какую роль сыграл в его Судьбе. Как можно забыть, видя каждый день шрамы и изувеченную руку, страдая ночами от кошмаров?

– Я хотела всё рассказать, Саш. Правда, хотела, но я боялась…

Шторм наблюдал за её эмоциями, изо всех сил борясь с самим собой.

Если бы не она, ты бы продолжал гнить, кичась своим положением и имея всё, что движется; ты бы прожигал жизнь с дешёвыми девками, которым ничего, кроме денег, не нужно.

– Я люблю его!

Он медленно моргнул, а когда открыл глаза, сомнений в том, кого благодарить за себя-настоящего уже не было. Чечня – не наказание…

– Чечня стала моим спасением, – прошептал Александр и коснулся губами её губ.

Мгновение Катя медлила, а затем ответила на поцелуй. Страх, что находилась на чужой территории, даже не пробудился. Сильные руки не спеша ползли вверх по позвоночнику, пока их обладатель отступал назад, увлекая девушку за собой. Едва только входная дверь захлопнулась, она запустила пальцы в волосы парня и притянула его к себе. Сдержанный до этого поцелуй тут же превратился в более настойчивый.

Александр прижал Катю к стене, скользя руками по стройной талии. Она с готовностью отвечала на ласки, возбуждая ещё большее желание, но чёртов комплекс монстра, коим мог быть в её глазах, не давал расслабиться и выпустить эмоции наружу. Оставив мягкие губы, Шторм медленно двинулся к ложбинке на шее:

– Если не прекратим сейчас, потом будет поздно.

Его руки застыли на талии, едва ощутимо сжав кожу. Неровное дыхание вызвало дрожь, разослав по телу волну мурашек. Ещё ни разу за последние полтора года ей не удавалось испытывать такие сильные эмоции. Сумасшествие? Или всё же нечто большее? Чем бы это ни было, Катя не хотела останавливаться. Нащупав край его футболки, она коснулась ладонями крепкого торса:

– Пусть будет поздно.

Прошли секунды – и её губы снова оказались в плену. Рюкзак, а следом за ним куртка полетели на пол. Пальцы Александра ловко расправились с пуговицами на Катиной рубашке, открыв доступ к телу. Медленно он начал двигаться в сторону гостиной, не прекращая ласк. Она чувственно реагировала на каждое прикосновение, на каждый поцелуй, оставленный на теле: манила, искушала и сводила с ума. Разве можно о таком забыть?

Оказавшись в комнате, они избавились от лишней одежды. Позволив уложить себя на мягкий диван, Катя закрыла глаза. Его губы нежно прокладывали дорожку по контуру шеи, пока руки изучали каждый изгиб талии, спускаясь к бёдрам. Она задыхалась от собственных чувств, от жара, которым наполнялось тело. Каждое касание словно воспламеняло, разжигая дремавшую до этого глубоко внутри страсть.

Сомнения и переживания – ничего не осталось. Был только он: тот, кто доводил до исступления; кто заставлял дрожать, словно птицу, но не от страха, а от наслаждения; чьи ласки были подобны томной муке – соблазняли и доводили до блаженства. Она изгибалась, стараясь сдерживать себя, но едва Александр коснулся возбуждённой горошины груди, для борьбы не осталось сил. Катя подалась ему навстречу, громко выдохнув имя. Руки обвили его голову, а пальцы зарылись в коротких волосах, не позволяя останавливаться.

– Ты – невероятная, – прошептал Шторм, вернувшись к её губам. Ладонь коснулась щеки, убрав прядь волос с лица. – Я не помню… Не помню, как это было в первый раз, но клянусь: то, что происходит сейчас, никогда не смогу забыть.

Мелодичный тембр околдовывал. Блеск его глаз гипнотизировал, собственное желание дурманило, и, когда сообразила, что собирался сделать, было уже поздно. Впившись ногтями в плечо, заставив Александра зашипеть, Катя крепко зажмурилась, однако боль не пришла. Касание губ на шее у мочки уха отвлекло лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы жар, собравшийся внизу живота, вязкой лавой стал расползаться по всему телу.

Движение, ещё одно и ещё – это было лучше любого сна, которые когда-либо видела. Реалистично, но вместе с тем неправдоподобно волшебно. Словно магниты, они двигались в такт друг другу, вдыхая в повреждённые болью оболочки жизнь, исцеляя их нежностью и любовью. Секунды, минуты, часы – время потеряло границы, позволив наслаждаться светом в самом чистом его виде… Вечность… Александр был готов тонуть в нём целую вечность, но сладкий и восторженные стон, вырвавшийся из груди девушки, вернул его обратно в сознание.

Нет, они должны сделать это вместе. Только вместе и никак по-другому! Александр сжал её в своих объятиях и увеличил темп – прерывистое дыхание сменилось дрожью, и мир вокруг поглотил огонь: яркий, благодатный и пьянящий. Он обволакивал, заполняя каждую клетку безграничным счастьем, соединяя некогда разделённые пополам души.

Зарывшись в мягких волнистый волосах, Шторм вдыхал их аромат, нежно сжимая в объятиях миниатюрное тело. Она казалась ему Ангелом, не побоявшимся пасть и потерять свои крылья; Судьбой, что неотвратимо следила за каждым шагом, посылая испытания, но не позволяя потерять душу.

Светлая, чистая и безумно любимая… Его Соколовская.

Глава 2.18. Отличный солдат и полный профан

– Я люблю тебя… – прошептал Александр, едва коснувшись мягких губ и, освободив Катю из объятий, лёг рядом, внимательно изучая каждую черту её лица, словно видел впервые.

– Мне казалось, я никогда не услышу этих слов, но, похоже, что-то пошло не так.

– У нас с тобой всё идёт не так, – улыбнулся в ответ он. – Парочка фриков, которая ломает законы мироздания, а потом, познав истину, пытается их восстановить.

Катя удивлённо вскинула брови:

– Когда ты успел стать философом?

– У меня было много времени. Бесконечные наряды за нарушение приказов тоже имеют свои плюсы. Кать, скажи, – после недолгого молчания Александр задумчиво посмотрел на девушку, – почему ты Соколовская, а не Богданова?

Она провела кончиком указательного пальца по его груди.

– Когда начались военные действия в Чечне и папу перевели на передовую, он настоял на том, чтобы мама и я уехали в провинцию – неважно куда, но подальше от столицы. В то время часто пропадали люди, а спустя время оказывались в плену с целью выкупа. Мама наотрез отказалась, сказав, что отец превращается в параноика и придаёт себе слишком много значимости. Хотя я его понимала: он почти не находился дома и беспокоился, что с нами могло что-то случиться. После долгих споров папа всё же позволил нам остаться в Москве, – Катя улыбнулась, – но с условием: мама изменит мою фамилию на свою. Девичью. Так я стала Соколовской.

Александр нахмурился:

– Сурово, но вполне объяснимо. Не сделай он этого, ты бы оказалась в плену ещё раньше, ведь обменять дочь генерала ВДВ можно было очень выгодно.

– Ты мыслишь, как мой отец, – фыркнула Катя. – Неужели тоже превратишься в солдафона, как он? Да не дай Бог! Хотя я его очень люблю.

– Он тоже тебя любит, – поцеловал девушку в макушку Шторм. – И я тому доказательство.

В гостиной стало тихо. По сути, они оба явились жертвами любви. Судьба написала комедию, а Любовь добавила в неё изрядную долю драматизма. Уголок губы Александра подёрнулся в улыбке: философ, твою мать! Из размышлений о великом вытащил вопрос Кати, которая нежно касалась шрама от пулевого ранения, находившегося на плече.

– Он болит?

– Сейчас нет. Только эстетику портит: не всем нравятся меченые ребята.

Она гипнотизировала место ранения, обводя его по контуру, и вдруг её палец замер, а затем пополз ниже, к ещё одному шраму. Спрашивать, откуда появился, не пришлось: он был ей хорошо знаком. Коснувшись поверхности, Катя прошептала:

– Страшный день… Самый страшный в моей жизни.

Александр накрыл её руку своей и поспешил отвести глаза в сторону: неполноценная кисть до сих пор вызывала противоречивые чувства.

– Он стал страшным в жизни сразу нескольких человек, но мы пережили его. – На лице заходили желваки. – Все, кроме одного.

Катя почувствовала, как его пальцы с силой сжали ладонь, однако спустя несколько секунд хватка ослабла. Он уткнулся носом в её волосы, по-прежнему не говоря ни слова. Лёжа на его груди, она услышала, как сердцебиение стало менять ритм. Дыхание участилось, отчего грудная клетка вздымалась и опускалась чаще.

– Саш?..

Тишина.

– Саш, ты в порядке?

Катя попыталась подняться, но он не отпустил. Вернувшись в исходное положение, она решила ждать, когда то, что творилось у него внутри, позволит продолжить разговор.

– Я даже не попрощался с ним, – начал Шторм после нескольких минут напряжённого молчания. – Хотел съездить в Новосибирск, но не смог. Испугался.

Он зажмурился.

Жалкий трус.

Ты всегда был таким: нападал на слабых, унижал. Даже плена избежал ценой не своей, а чужой жизни.

– Я испугался. Испугался смотреть его матери в глаза.

Пауза. Признания давались с трудом.

– А если бы она спросила, как это произошло? Что бы мне пришлось ответить? Что это я убил её сына?

Катя молчала. Он должен выговориться, должен рассказать всё, что творилось на душе, иначе пережить прошлое не получится: оно превратится в проклятие.

– Мне хватало своего собственного презрения. С её обвинениями я бы не справился.

Александр с силой сжал кулак, ощутив, как костяшки свело болью.

– Я принял решение, которое отправило ефрейтора на тот свет, хотя был не вправе распоряжаться вашими жизнями. Я – убийца, Кать. Страшнее приговора нет.

Он отпустил её руку и вытер мокрый след на щеке. Глубокий вдох ослабил давление в груди, но тиски, которыми было зажато сердце, так и остались.

– У тебя не было другого выбора, – произнесла тихо Соколовская. – Ты это понимаешь, но не хочешь принять.

Тишина. Она испуганно ждала ответа. Только бы снова не закрылся!

– Даже дураку было ясно: мы бы не смогли прорваться, – наконец заговорил Александр.

– Но?.. – Катя поднялась на локоть и посмотрела ему в глаза. – Ты ведь руководствовался чем-то, когда решил действовать? О чём ты думал? Не о смерти точно.

Шторм колебался. Он ни с кем не обсуждал события того дня. Ни с кем. Закрылся в панцире и отгородился высокой стеной. Тогда почему именно ей хотелось рассказать, что чувствовал все эти долгие месяцы? Ей и никому другому.

– Я видела тебя настоящего, видела твою душу, твои страдания, боль и слёзы.

Александр проглотил ком в горле. Судьба… Он не верил в сверхъестественное, и пришедшая в голову мысль только подтвердила сумасшествие. Но хуже, чем есть, уже не станет.

И лучше тоже…

Однако попробовать стоило. После общения с ней всегда становилось легче. Может, получится и сейчас.

– Я был уверен, что нас будут искать.

– Почему?

Интерес в её взгляде казался искренним. Она правда желала знать: не потому, что так требовали обстоятельства, а потому что для неё это тоже было важно.

– Потому что заложников берегут как зеницу ока. Когда полковник Денисов отправлял нас на задание, он сделал акцент на них. Сказал, что мы должны обыскать каждую щель, яму и сарай, и только найдя пленных, можно было вернуться назад. Группа выполнила лишь часть задания, и я сделал ставку на то, что было потеряно.

Катя смотрела на его лицо и снова видела перед собой того солдата, который держал ситуацию под контролем, который знал, чего ожидать от противника, – уверенный в себе, смелый и твёрдо верящий в то, что делает. Совсем как… отец.

– И ты не ошибся, – тепло улыбнулась она.

– Не ошибся, но Кириллу теперь всё равно.

Опять двадцать пять!

– Кирилл был таким же солдатом, как и ты, Саш! – вдруг серьёзно и громко произнесла Соколовская. Их взгляды встретились, и, немедля ни секунды, она продолжила: – Он знал, за что сражается, понимал всю серьёзность и опасность ситуации. Ты был его другом – лучшим! – так кому, как не тебе, известно, что бы ефрейтор сказал, останься в живых.

В глазах Александра полыхнул вызов:

– Ключевое слово – в живых.

– Да, он погиб, – гнула свою линию Катя, – но погиб не потому, что боялся, и не потому, что ты сказал: «Иди умирай!», а потому что выполнял свой долг. Вспомни его лицо, когда ты приказал сложить оружие! Он бунтовался, потому что хотел идти до конца. Он, как и ты, прекрасно понимал, что лучше умереть, сражаясь свободным, чем потешать тех ублюдков и заставлять страдать родных.

Она замолчала, но лишь на мгновение, чтобы перевести дыхание.

– Ты это знаешь, но каждый раз пытаешься убедить себя в обратном. Ты цепляешься не за то, что позволяет жить, а за то, что убивает. Кирилл смело смотрел смерти в глаза. Он – герой, не жертва! И если бы вы с ним не стояли до конца, поисковый отряд капитана Терехова никогда бы нас не нашёл. Перестрелка, которую устроили, стала спасением. Твоим и моим. Кирилл погиб ради него. Ради нас. Ради тебя.

Александр хотел что-то сказать, но Катя его перебила:

– И если бы мог, уверена, он бы был рад тому, что нам удалось спастись. Значит, его смерть оказалась не напрасной. А если ты до сих пор сомневаешься в этом, товарищ сержант, тогда подойди к зеркалу и спроси у себя самого, чего бы хотел ты от тех людей, за которых отдал свою жизнь. – Она замолчала, устремив на него пытливый взгляд. – Неужели ты бы винил их? Неужели хотел, чтобы они мучились, сгорая в агонии от собственных обвинений?

В комнате стало тихо.

– Да ты бы с того света достал ефрейтора и заставил его взять себя в руки, – уже спокойнее проговорила Соколовская. – Тогда почему сам отказался от нормальной жизни? Почему заставляешь себя страдать, не позволяя ему упокоиться в мире?

Внутри бушевала буря. Её слова, словно шквалистый ветер, били по умело вскрытым ранам. Опухшие, воспалённые и загноившиеся, они пульсировали, причиняя неимоверную боль. Всё, что сказала, правда – от начала и до конца – но принять это не получалось.

Александр сел и отодвинулся на край дивана. Закинув руки за голову, он сцепил их в замок. Локти впились в колени, а глаза уставились в пол. Она загнала в угол, больно ударив его же собственным оружием – честью.

– Мы всё сделаем, однако утверждать, что жертв не будет, я не могу. Если Вас это не устраивает, то ищите кого-нибудь ещё, кто умеет выполнять задания такого рода без потерь.

Они все знали, что могли остаться там. У них был шанс отказаться, но каждый принял решение идти до конца. Они давали присягу, клялись в верности Родине. И никто не виноват, что Смерть выбрала не всех сразу, а лишь одного, кому предстояло доказать истинность данных обещаний.

– Найди, ради чего жить, чтобы он знал, что погиб не напрасно, – подвинувшись ближе, Катя положила руку на его колено. – В противном случае, состояние превратится в диагноз.

Шторм сидел не двигаясь, по-прежнему глядя в одну точку, но она знала: он не просто слушал, а пытался услышать. Сложно, учитывая сколько изводил себя в застенках личного Ада, однако нет ничего невозможного. Ефрейтор был его карателем, он же мог превратиться в спасение.

– Когда умирал, знаешь, что он сказал? Приказал оставить последнюю ампулу «Промедола» для тебя, потому что, по его словам, ты несносен, когда тебе больно. – На Катиных губах появилась улыбка. – Теперь я понимаю, что Кирилл имел в виду. Ты и правда невыносим. Упрямый как баран.

Александр резко обернулся.

– И почему-то до сих пор считаешь, что только твоё мнение правильное.

Он увидел, как на её щеках появились ямочки, когда на лице промелькнула улыбка, но она тут же свела брови к переносице, стараясь изобразить недовольство. Её якобы суровый взгляд исподлобья умилял.

Выводя узоры на тёплом пледе, которым успела укрыться, Катя молчала, хотя он догадывался, что она могла ещё много чего ему сказать.

– Ты – необыкновенная.

– Мы не обо мне сейчас говорим, – напомнила Соколовская, сдерживая улыбку. Вот же паршивец!

– Знаешь, когда я понял это? – Александр опустился на колени, чтобы их лица оказались на одном уровне. – Сразу после смерти родителей. Тогда шёл дождь, я сидел во дворе с серым потрёпанным котёнком на коленях, и к нам подошла ты…

Слёзы текли по грязному лицу, смешиваясь с каплями мелко моросившего дождя. Они не погибли… Они просто задержались… Задержались, как это было раньше… Мама не оставила бы его одного… К тому же, в субботу будет матч, на который отец уже давно заказал билеты.

Но чем больше убеждал себя, тем громче звучали в ушах слова дяди Вадима: «Они погибли. Их больше нет….»

Маленький серый котёнок, весь грязный и худой, громко мурчал на коленях. Странно, что он осмелился подойти именно сегодня. Всегда боялся, убегал.

– Ты, наверное, тоже остался один, – прошептал Александр, погладив малыша по сбившейся шерсти.

Пока беседовал, не заметил, как худенькая девочка-подросток опустилась рядом, не сводя глаз со странной пары, так не похожей друг на друга. Он сразу узнал её, это была соседка Стаса по лестничной клетке.

– Он голодный, – прошептала тихо. – Я слышала, что произошло. Мама с папой говорили об этом сегодня. Мне очень жаль.

Слёзы обильным потоком снова покатились по щекам, но он не мог с ними справиться. Плакать перед девчонкой – последнее дело, однако ему было плевать на репутацию: всё равно, что будет, всё равно, что подумают, ведь хуже, чем есть, уже не станет.

– Не надо меня жалеть, – как можно спокойнее проговорил Александр. – Слова – лишь пустой звук. Ты не поймёшь, потому что твои родители всегда будут рядом, а мои….

С губ сорвался всхлип, и эмоции вырвались наружу. Он закрыл лицо руками, дав волю слезам. Серый котёнок, до этого мирно мурчавший на коленях, умолк, как будто почувствовав его боль.

– Я просто хотела поддержать.

Александр вдруг вытер мокрые щёки и, посмотрев на котёнка, сказал:

– Поддержи лучше его. В отличие от меня, о нём и правда некому позаботиться.

С этими словами он встал, заставив малыша в растерянности спрыгнуть на землю, и, не оборачиваясь, пошёл прочь…

Катя не могла поверить, что он помнил. Помнил всё – слово в слово.

– Я… Я забрала его, – потрясённая, чуть слышно прошептала она.

– Знаю. Стас как-то упоминал твоего «дворового кота, до одури наглого и самовлюблённого».

Он поднял руку и, едва касаясь, провёл фалангой указательного пальца по её щеке:

– Мы тогда учились в десятом классе. Услышав это, я понял, что ты и правда не такая, как все. Но, к сожалению, место уже было занято: ты пыталась строить отношения с братом. Я смирился, переключился на Круглову, но чем старше мы становились, тем чаще ловил твои взгляды на себе: те, которые ты должна была посылать Стасу, не мне. И я испугался, что однажды сорвусь… – Шторм покачал головой. – Если бы с самого начала не врал самому себе, всё сложилось бы по-другому, но я не мог. – Он медленно моргнул. – Я не мог… Дядя Вадим и тётя Оксана и так отдали мне половину любви и заботы, которые предназначались Стасу. Я не мог забрать у него ещё и девушку. Заставляя смотреть на меня как на последнего мудака, думал тем самым защищаю. Благословляю вашу с братом любовь.

– Господи, Саш… – Катя изумлённо качала головой, отказываясь верить во всё услышанное. – Какие ещё глупости живут у тебя в голове? – Она коснулась ладонью его щеки. – Ты никому ничего не должен. И никогда не был должен. Вадим Петрович – твой дядя. Насколько я всегда видела, он искренне любит тебя. Он и Оксана Владимировна.

Вспомнив недавний разговор, Александр едва сдержался от едкой ухмылки. Он и так наговорил столько, что в пору книги писать. Многотомник о шизофренике, который сошёл с ума от любви. Но только когда выговорился, стало легче. Теперь она знала всё. Всё, о чём молчал, о чём боялся не только говорить, но и думать после смерти родителей.

Посттравматическое расстройство… Оно появилось не после Чечни, а задолго до неё – в день, когда потерял маму и папу. Чечня лишь добавила чёрных красок в и без того серую палитру.

– И что ты скажешь теперь? – поднял Шторм на неё полные печали глаза. – ПТСР – это состояние или всё же диагноз? По-моему, ответ очевиден.

Катя нежно улыбалась, глядя на него. Как можно было быть настолько сведущим в одном и абсолютно не разбираться в другом?

– Ты – отличный солдат, товарищ сержант, – произнесла она, – но что касается всего остального: полный профан. И теперь очевидно лишь одно: ты хочешь быть самостоятельным там, где нужно просить помощи. – Девушка пожала плечами: – Подростковый максимализм налицо, только и всего.

Усмехнувшись, Александр медленно моргнул:

– Медицина – явно твоё призвание. И, по-моему, у тебя уже появился постоянный клиент.

С этими словами он подался ей навстречу и нашёл губами её губы. Тело отреагировало на близость, словно подожжённый напалм. Отбросив плед в сторону, Шторм накрыл ладонью упругую девичью грудь. Секунда – и он оказался на диване рядом с ней. Позволив Кате сесть себе на колени, Александр очертил контур стройной гибкой талии, восхищаясь красотой её форм.

– Говоришь, я – полный профан?

Губы с жадностью впились в уже успевшую затвердеть горошину груди. Язык ловко запорхал над ней, словно бабочка. Катя изогнулась, издав томный, сладостный стон, и, едва слышно прошептала:

– Абсолютно, товарищ сержант.

Она обхватила коленями его бёдра. Господи, что он с ней творил! Искушал, доводя до сумасшествия. Никогда не думала, что способна на такое, но единственное, чего хотела, – быть с ним, чувствовать его в себе, растворяться в нём, потому что только он, Александр Шторм, мог сделать её по-настоящему счастливой.

– Люблю тебя и никогда не переставала любить.

Он замер лишь на мгновение, подумав, что ослышался, а затем одним быстрым движение вошёл в неё, крепко сжимая в своих объятиях. Неподражаемая, желанная, родная, любимая, но самое главное – та, что могла исцелять не только тело, но и душу; рядом с кем чувствовал себя человеком: полноценным, нужным и способным преодолеть любые испытания.

Глава 2.19. Не мой – твой!

Покинуть квартиру родителей получилось только, когда на часах было начало девятого. Страсть, что овладела обоими, не отпускала. Снова и снова они придавались ласкам, как будто навёрстывая то, что упустили за последние несколько лет. Телефон Кати разрывался от звонков, но на вызовы отца, а затем и матери она не отвечала. После угроз посадить под домашний арест, позволяя выходить только в университет и обратно, желание общаться с родственниками пропало.

– Ответь. Молчанием ты делаешь только хуже, – посмотрел Александр на звонивший телефон, когда Катя в очередной раз отключила звук. – Они беспокоятся. Это нормально.

– Они думают лишь о себе.

Лифт остановился на первом этаже, и Шторм пропустил её вперёд.

– Ты не права, Кать. Твой отец знает, что я в курсе, по чьей вине оказался в Чечне. Ему известны все причины, на основании которых меня комиссовали. Как ты думаешь, о чём он сейчас беспокоится?

Выйдя на улицу, где успело изрядно стемнеть, она с интересом посмотрела на парня.

– Товарищ генерал-майор боится, что я начну мстить, что обвиню тебя в своих несчастьях и буду сеять хаос во благо справедливости.

На Катином лице отразилось изумление:

– С чего бы?

– Когда ты пришла ко мне сегодня, уверен, у тебя были похожие мысли. Ты боялась, и он тоже сейчас боится. Все считают, что Чечня должна была стать наказанием, но о том, что она явилась новой точкой отсчёта в моей жизни, известно лишь нескольким людям.

– Нескольким людям?

Их взгляды встретились. Александр тепло улыбнулся и, не задумываясь, ответил:

– Капитан Терехов и полковник Денисов. Они всегда верил в меня, выжимали на плацу, как лимон, давали сутки на то, чтобы перевести дух, а потом всё начиналось с самого начала. Всем, что знаю и умею, я обязан в первую очередь им. Была ещё моя семья, но, как оказалось, они совсем не такие, какими я их себе представлял.

Между ними повисло молчание. В течение нескольких минут, которые понадобились, чтобы дойти до станции метро, они не говорили ни слова. Не спеша шли, держась за руки, и думали каждый о своём. Уже сидя в вагоне электрички, Катя подняла голову с плеча Александра, уверенно сказав:

– Мы должны поговорить с родителями. Надо объяснить, что произошло, и я уверена: они поймут. – На долю секунды на лице отразилась радость, которая тут же померкла: – Хотя сомневаюсь, что мой отец станет слушать. – Её губы крепко сомкнулись, а в глазах появилось уже знакомое чувство вины: – Всё из-за меня…

– Эй, – Александр коснулся пальцами её подбородка, заставив повернуться к себе. – Мы уже обсудили это. Я ни дня не пожалел, что оказался там. Да, сначала было тяжело – я ломался, но то, что получилось из меня в конечном итоге, однозначно того стоило. К тому же, – он замолчал, гипнотизируя девушку взглядом, – не отправь твой отец меня в ссылку, как декабриста, кто знает, где бы был сейчас я и что бы произошло с тобой.

Во взглядах обоих мелькнула тревога. Смысл сказанного оказался страшнее любого фильма ужасов, основанного на реальных событиях.

– Так что принятое генерал-майором решение спасло как минимум две жизни. И, как бы смешно это ни звучало, но я должен сказать ему «спасибо». Думаю, что при нашей следующей встрече, я начну именно с этого.

На загорелом лице заиграла искренняя улыбка, а спустя несколько секунд, не обращая внимания на ехавших рядом пассажиров, Александр коснулся губами её губ. Поцелуй оказался лёгким и непринуждённым, но достаточно длительным, чтобы табун сумасшедших мурашек успел навернуть пару кругов по телу, отправив импульсы в самое чувствительное место.

– Я тебе уже говорила или нет? – прошептала Катя, утопая в сером омуте.

– О том, что любишь? – улыбнулся лукаво Шторм. – Да. Но мне больше понравилась та часть, где я выступаю в роли полного профана. А знаешь почему? – задал ещё один вопрос парень. – Потому что теперь я каждый раз буду пытаться доказать обратное.

Он скользнул взглядом к её губам, а затем вновь вернулся к светившимся от счастья глазам. Секунда – и раздался его громкий голос:

– Я – самый счастливый человек в этом вагоне! – Озорные глаза окинули людей, поймав несколько тёплых и искренних улыбок. – Да что там в вагоне! Во всей Москве! Ты слышал, мир? Потому что мне выпала честь полюбить самую лучшую девушку на свете.

Стоило ему замолчать, как на её щеках появился яркий румянец. Смущённая улыбка сделала похожей на подростка: совсем как тогда, когда они решали судьбу маленького бездомного котёнка.

– Я люблю тебя, – проговорил тихо Александр, глядя на неё восхищёнными глазами. – И здесь, уверен, мне нет равных.

Оставшуюся часть пути до места, где жили, они весело перешучивались, время от времени обнимаясь и нежно касаясь губ друг друга: счастливые, беззаботные, потерявшие счёт минутам, медленно перетекавшим в часы.

– Меня сегодня точно отправят в отряд штрафников, – закрыв глаза ладонью, виновато прошептала Катя, останавливаясь у подъезда.

– Что случилось?

– На часах почти десять. – Их взгляды встретились: взволнованный у Александра и искрящийся у неё. – Но я ни капли не жалею, что провела вечер с тобой.

– Как и я, – улыбнулся Шторм, запечатлев короткий поцелуй на её губах. – Однако нам действительно пора. Я и так в «чёрном списке» у твоего отца. Боюсь, как бы завтра не пришла ещё одна повестка. В этом случае даже пометки в личном деле не помогут.

Смеясь, они вошли в подъезд, не заметив наблюдавшего за ними с другой стороны улицы Стаса. Его глаза горели огнём. Руки то и дело сжимались в кулаки, а на лице ходили желваки, отплясывая чечётку. На его месте должен был быть он. Она должна мило улыбаться и светиться от счастья рядом с ним, а не с этим чёртовым солдатишкой, лишившим её девственности по пьяни.

Пнув стоящую рядом урну, он достал мобильный и набрал номер Ренаты. Эта сука должна ответить за то, что сделала!

*****

Генерал-майор сидел за столом, держа в руках уже четвертую по счёту сигарету. Сизый дым, не успевший выветриться через открытое окно, наполнял кухню едким запахом. Он знал, что Алевтина не любит, когда он курит в квартире, но причины были более, чем уважительные: жуткая сцена, свидетелем которой стал, выйдя из лифта, так и стояла перед глазами, приводя в бешенство.

Мужчина не понимал, что его злило больше: то, что подонок имел наглость подойти к дочери, или то, что она позволила себе променять семью на него. Неблагодарная! Неужели забыла, как рыдала на коленях у матери? Не помнила, каким низким образом он воспользовался ею?

Потушив окурок, Богданов опустил голову на руки и закрыл глаза. Всё потому, что чёртовому сукину сыну всё сошло с рук. Герой, мать его! После майской операции любому другому сказал бы «Горжусь!», но для него не существовало слов благодарности. Друзья, которым было велено превратить жизнь в Ад, и те перешли на сторону сопляка.

Отвага и смекалка, проявленные при выполнении боевой операции, храбрость, с которой смотрел смерти в лицо, честь солдата, сохранённая до последнего вздоха, – как будто слова, сказанные совсем о другом человеке.

– Он спас твою дочь ценой собственной жизни и жизни ефрейтора Чудова. Сомневаюсь, что кто-то на его месте поступил бы так же, поэтому, будь добр, прояви хоть каплю уважения, Артём.

Мужчина тяжело вздохнул. Терехов стоял грудью за это ничтожество, Денисов, хоть и сдержанно, тоже поддерживал товарища. Сомневаться в их словах значило сомневаться в дружбе и слове офицера. Но, чёрт побери, они не видели дочь, когда та пыталась пережить то, что сотворил этот грёбаный героишка! Результаты анализов тоже не врали. Так кто был прав, а кто опирался на эмоции?

Встав из-за стола, генерал-майор подошёл к окну. У друзей сложилось субъективное мнение – пусть. В конце концов, военные действия на самом деле могли повлиять на Шторма, но дочь… Как она посмела подпустить его к себе? Как забыла о той ночи? Возмущению не было предела, как и растущему чувству гнева.

Однако одному с возникшей проблемой не справиться. Если тот не смог оказать достойного воспитания, так пусть хотя бы держит своего ублюдка на привязи. С этими мыслями Артём направился к выходу из квартиры. Почти десять – он наверняка уже должен быть дома. Проблему стоило решить до отъезда, иначе покоя на службе не будет ни дня.

Выйдя на лестничную клетку, мужчина подошёл к квартире соседей и громко постучал в дверь. Будь проклят тот день, когда Алевтина нашла объявление с продажей квартир в этом доме!

– Мы, по-моему, обо всём договорились в прошлый раз, – без каких-либо слов приветствий начал Богданов, когда на пороге показался бывший друг, – но ты либо забыл, либо решил избавиться от мальчишки. – Уголок губы искривился в ухмылке. – Чужими руками. Я думал, ты любил сестру.

При упоминании Светы, Вадим Петрович побледнел. Ах, он сукин сын!

– Я тоже так думал, – ледяным голосом ответил Ерёменко, сощурив глаза.

На лестничной клетке образовалась тишина. Мужчины буравили друг друга взглядами, едва сдерживаясь.

– Что ты сказал Александру? – прорычал Вадим Петрович.

– Спросил, не желает ли он отправиться добровольцем сверхсрочно, – лицо генерал-майор исказилось в усмешке.

– Слушай ты…

– Нет это слушай ты, дядя Вадим! – Артём сделал шаг навстречу ненавистному соседу. – В прошлый раз я не засадил его за решётку лишь потому, что он – сын Светы. Как ни крути, я дал ему шанс искупить вину…

– Отправив в Чечню? Хорошее искупление! Не ври хоть самому себе.

– В этот раз я подключу все связи и дам ход делу об изнасиловании, – пропустил мимо ушей реплику Ерёменко генерал-майор. – Я сделаю всё, лишь бы держать его на расстоянии от моей дочери.

– От твоей дочери… – В голосе Вадима Петровича послышалось презрение. Давняя обида, которую носил в сердце после смерти сестры, рвалась наружу. – Я смотрю ты на многое готов ради своего ребёнка. Похвальное рвение.

– Можешь язвить сколько угодно. – Лицо Артёма побагровело от злости, а в височной области начала пульсировать вена. – Я предупредил: держи своего больного ублюдка подальше от Кати.

– Это не мой ублюдок, как ты выразился, – взорвался наконец Ерёменко, – не мой, а твой! Александр – твой!!! И только по этой самой причине я не подпущу его к Кате, а не потому, что так хочешь ты.

Когда понял, что озвучил, было уже поздно. Лицо генерал-майора побледнело.

– Что? – вышедшие из лифта Катя и Шторм опешили. – Что ты сказал?

Александр растерянно смотрел то на одного мужчину, то на другого, чувствуя, как в жилах стынет кровь. Тишина, образовавшаяся на лестничной клетке, позволила бы услышать жужжание мухи, пролети она мимо. Последней, на кого перевёл полные негодования глаза, стала Катя. Эмоции на лице сменяли одна другую. Губы пытались что-то сказать, но связки словно парализовало.

– То, что ты переехал в родительский дом – это правильно. Будет лучше, если вы не будете видеться.

Александр посмотрела на Вадима Петровича. Он прикрывал вовсе не Стаса, как казалось раньше. Он пытался не допустить близости между…

– Брат и сестра? – Дрожащий голос сорвался. – Мы – брат и сестра?!

Глава 2.20. Отчаяние

Горел бы ты в Аду, Богданов! Каждый раз, когда вмешивался в семью, все её члены так или иначе страдали. Вадим Петрович смотрел на Александра, судорожно соображая, что сказать:

– Саш…

– Я спросил у тебя, мы – брат и сестра?

Он держался из последних сил. Биение сердца, каждый его удар, с шумом отдавались в ушах. Пульс наверняка зашкаливал. Внутри творилось что-то непонятное. Частое дыхание словно давало обратный эффект: воздуха не хватало – то ли от волнения, то ли от страха, то ли от отчаяния. Шторм не понимал, какое из чувств преобладало. Даже в Чечне, в окружении вооружённых до зубов боевиков, не ощущал такой безысходности, как сейчас.

Стоявшая рядом Катя смотрела на Вадима Петровича и тоже ждала ответа. Весь её мир в одно мгновение пошатнулся и готов был упасть в бездну. Но Судьба не могла так жестоко поступить с ними. Те несколько часов счастья… Неужели цена за них была настолько высока?

– Генерал-майор Богданов – твой отец, – наконец в полной тишине прозвучал зловещий приговор, погрузив во мрак и погасив последний луч надежды, ещё теплившийся в душе.

Катя закрыла рот рукой, чтобы заглушить готовый вырваться из груди стон отчаяния. По щекам покатились слёзы, остановить которые она была не в силах. Взгляд устремился на отца, стоявшего в полной прострации.

Секунда – сорвавшись с места, Александр бросился в сторону дяди, но стоявший рядом генерал-майор среагировал быстрее. Заключив его в кольцо сильных рук, как в смирительную рубашку, – благо высокий рост и крепкое телосложение позволили – он изо всех сил пытался удержать обезумевшего Шторма.

– Это не может… не может быть правдой, слышишь? – кричал не в себе Александр, вырываясь из стальной хватки.

– Катя, уйди отсюда! – бросил Артём дочери, оттаскивая парня подальше от Ерёменко.

Выбежавшие на шум женщины – Алевтина и Оксана – ошарашенно смотрели на участников безумного представления, не понимая, что происходит.

– Уведи её! – приказал генерал-майор жене.

Алевтина Николаевна поспешила исполнить требование супруга, потянув дочь за холодную руку к квартире.

– Она – не моя сестра! – надрывался Шторм. – Она не может быть ею! Не может!

Его глаза блестели: то ли от слёз, то ли от гнева, что полыхал внутри. Здравый смысл отсутствовал. Пелена, которая отгородила от всех, пропускала только одну фразу: генерал-майор – твой отец, а в сознании пульсировала страшная, то и дело громко повторяющаяся истина: ты спал с собственной сестрой.

– Успокойся, сержант, – хрипел Артём, чувствуя, что сдерживать его уже скоро не сможет.

– Она – не сестра!

Собрав последние силы, Богданов отбросил Александра к двери своей квартиры и, когда тот снова двинулся к Вадиму Петровичу, нанёс удар кулаком в челюсть. Шторм упал, ощутив сильную боль в скуле. Безумие, что охватило разум, ослабло. По мере того, как болезненные ощущения увеличивались, гнев, клокотавший внутри, уходил. Во рту появился тошнотный привкус крови.

– Успокойся, я тебе сказал! – донёсся сквозь туман голос генерал-майора.

Александр сплюнул на белую плитку красную жижу и покачал головой, приходя в себя. Хорошо ударил. Сильно. Темнота перед глазами таяла, позволяя увидеть очертания предметов и силуэты людей.

– Твоя мать не хотела, чтобы об этом кто-то знал, – тихо произнёс Вадим Петрович, увидев, что Александр поднялся на ноги.

Шторм старался не встречаться ни с кем из мужчин глазами. Казалось, даже не слушал, что говорилось. Вытирая кровь из разбитого уголка губы, он рассеяно смотрел в пол.

– Это был её секрет, не мой. Будь моя воля, – Ерёменко бросил гневный взгляд на Богданова, – я бы рассказал об этом ещё несколько лет назад. Но Света не хотела, чтобы ты стал похожим на отца. Она боялась, что он отправит тебя по своим стопам и сделает офицером, ничего не видящим, кроме службы.

Бывшие друзья смотрели друг на друга и молчали. Для кого больше предназначались эти слова – для Александра или для Артёма – было неясно, но то, что мужчинам давно следовало поговорить по душам, понимал каждый.

Шторм стоял, опустив плечи и потупив взор. Щека, куда пришёлся удар, горела огнём.

– Ты – молодец, – наконец безжизненно проговорил он. – Проблема только в том, что, несмотря на все твои потуги, я всё равно стал похожим на него. Судьба… – Александр посмотрел сначала на одного родственника, а потом на другого. Во взгляде сквозила безнадёжность: абсолютная и физически ощутимая. – Судьба… Но я даже предположить не мог, что она окажется настолько жестокой сукой и сделает Катю моей сестрой. – Он крепко зажмурился, и по щеке покатилась слеза. В груди, где должно было быть сердце, зияла огромная дыра. – Ведь я же люблю её… Я люблю…

– Саш….

Но Александр не обратил внимания на дядю. Он открыл глаза и посмотрел на генерал-майора:

– Люблю.

Невербальное общение длилось недолго, однако что тот увидел в его взгляде, осталось загадкой. Спустя несколько секунд Шторм медленно направился к лестнице. Никто не говорил ни слова, все лишь пристально следили за его размеренными действиями. Словно тень, Александр стал не спеша спускаться по ступенькам.

– Саш! – бросилась за ним, подавшая признаки жизни Оксана Владимировна.

– Куда ты пошёл? – не двигаясь, громко спросил Вадим Петрович.

Ответа не последовало.

– Оставьте его.

Как по команде, Вадим и Оксана посмотрели на Артёма.

– Сержант вспыльчивый, но не дурак. Дайте ему время.

– Ты!..

– Нет, это ты, – с таким же вызовом в голосе произнёс мужчина. – Не умеешь держать язык за зубами, не берись хранить чужие секреты! Через десять минут буду ждать на улице.

С этими словами Артём направился к своей квартире. Только армейская выдержка, отточенная годами, позволила держать себя в руках. Если бы не она, они бы с сержантом уже давно пинали холодный труп Ерёменко по лестничной клетке, пытаясь выяснить детали. Слова Вадима об отцовстве не укладывались в голове, но самое страшное, что по срокам это вполне могло оказаться правдой.

Со Светой они не виделись двадцать лет, а когда расставались, наговорили друг другу столько, что повода искать встречи возникнуть не могло. От части Вадим был прав: в своё время служба действительно стала всем, но он никогда бы не оставил женщину, если бы знал, что она ждала ребёнка. Тем более того самого, который мог продолжить династию.

Войдя в квартиру, Артём услышал голос жены, доносившийся из комнаты дочери. Он медленно прошёл через гостиную и остановился у двери. Рука уже приготовилась постучать, но вдруг замерла. А что им скажет? Как объяснит слова Ерёменко? Дьявол! Решать деликатные вопросы вне военной системы было тяжело. То ли дело в армии: отдал приказ и жди исполнения. Этой простоты и безоговорочного следования инструкциям очень не хватало в гражданской жизни.

Решив, что разговор с семьёй лучше отложить, пока сам не узнает всех деталей, Богданов развернулся и быстрым шагом пошёл к выходу из квартиры. Когда Вадим всё расскажет, тогда можно будет наметить план дальнейших действий, сейчас же смотреть в глаза жене не сможет. И не только жене…

*****

Катя сидела на кровати, уставившись в одну точку. Сил биться в истерике или кричать не было. По щекам текли слёзы. Вопросы и суета матери не воспринимались, как будто кто-то выключил громкость. Состояние полного безразличия ко всему и всем. Апатия… Как давно не испытывала подобного. Всего лишь несколько часов назад мир был наполнен яркими красками, а сейчас всё погрузилось во мрак.

Мозг и сознание в целом находились в шоке. Господи, лучше бы они в девяносто третьем уехали из Москвы с отцом: пусть была передовая, чем то, что произошло теперь.

– Мам… – глухой безжизненный голос нарушил тишину в комнате.

Алевтина Николаевна, вытерев мокрые щёки, с надеждой посмотрела на дочь – слава Богу, ожила:

– Я здесь, родная. Что случилось?

– Когда вы познакомились с папой? – проигнорировала её вопрос Катя. – Где? Как это было?

Женщина ожидала всего, чего угодно, но точно не этого. На лице отразилась растерянность.

– В госпитале. Они с офицерами проходили плановый осмотр, а я входила в состав медицинской комиссии. После этого мы ещё несколько раз пересекались по рабочим делам, а дальше сработали чувства. – На губах Алевтины Николаевны появилась смущённая улыбка. – Твой папа не был особым романтиком, но временами даже его прагматизм давал брешь, и он становился джентльменом. – Но вдруг лицо снова приобрело былую серьёзность и обеспокоенность. – Скажи мне, что произошло на лестничной клетке, доченька? Шторм… Это он виноват?

При упоминании имени Александра к глазам снова подступили слёзы.

– У папы был кто-то до тебя? – несмотря на боль, рвущую сердце, упорно продолжала допрос Катя. – Жена, дети… Может, другая семья?

– Да что ты такое говоришь? – вспылила Алевтина Николаевна.

Катя вытерла мокрые щёки и легла, отвернувшись к стене.

– Я хочу побыть одна, мам.

Если стоило с кого-то спрашивать правду, то только с отца, но это однозначно будет не сейчас. Сейчас хотелось одного: остаться одной и громко закричать, выпустить всю боль наружу, – но даже тогда Катя сомневалась, что станет легче.

Брат и сестра… Разум не желал принимать это. Ни разум, ни тем более сердце. Здесь наверняка была какая-то ошибка, или они услышали лишь часть фразы и неверно её истолковали. Но какой бы аргумент в опровержение ни привела, против слов Вадима Петровича возразить было нечего: генерал-майор Богданов – твой отец. Что уж тут непонятного? С губ сорвался стон, и, уткнувшись в подушку, она горько заплакала.

Глава 2.21. Рыцарь в третьем колене

– Мы сюда молчать вышли? – спросил Артём Вадима, безмолвно сидевшего на скамейке.

Холод осенней ночи пробирал до костей. Адреналин растворился, эмоции ушли, но последствия собственных действий остались. Ерёменко сплюнул. Чёртов борец за справедливость!

– Это правда? Или ты бросился фразой сгоряча? – в голосе Богданова сквозила насмешка.

– Александр на самом деле твой сын, – наконец после короткой паузы начал Вадим, достав из кармана пачку сигарет. – Света узнала о беременности уже после вашего расставания. Я говорил ей, чтобы она сообщила тебе, но ты же знаешь, какой упёртой могла быть моя сестра.

Горькая улыбка появилась на лице. Он закурил и сделал глубокую затяжку.

– Не знаю, что между вами произошло. Сколько ни пытался выяснить, она ничего не говорила. Сказала просто, что не собирается мотаться с тобой по гарнизонам и тем более не желает сидеть и ждать, когда однажды ей принесут «похоронку». Сказала, что ты сделал свой выбор, а она сделала свой.

Ерёменко поднял глаза на друга и встретился с его полными боли глазами.

– Она поставила мне ультиматум, – тихо произнёс Артём, опустившись на скамейку. – Либо семья и жизнь на гражданке, либо армия со всеми вытекающими последствиями.

Между ними повисло напряжённое молчание.

– Военная карьера была моей мечтой, – словно оправдываясь, продолжил Богданов. – Мой отец и мой дед… Я спал и видел как продолжу военную династию. С младенчества меня воспитывали на понятиях «долг», «отвага» и «честь», военные награды, регалии, которые имелись в семье, – служба была для меня всем. И, когда пришлось выбирать между девушкой и мечтой, я не смог предать мечту. Я был слишком амбициозен и предан семье, а Света – слишком горда, чтобы понять меня и уступить.

Нахмурившись, Артём достал сигареты и прикурил. Прошлое уже давно осталось в прошлом, но вспоминать о нём всё равно было тяжело. Любил ли её до сих пор? Нет, но она осталась в памяти светлым воспоминанием, забывать о котором не смел.

– Теперь понятно, почему сестра боялась, что, узнав о ребёнке, ты захочешь сделать из него солдата, – мрачно проговорил Вадим, глядя в пустоту. – Когда стало известно о беременности, я просил, умолял, кричал на неё, чтобы рассказала тебе, но Света не уступила. Всё решила сама, и даже разрешения ни у кого не спросила. Пришла однажды с парнем по имени Боря Шторм, он был её одногруппником в университете, и сообщила, что выходит за него замуж.

– Шторм… – усмехнулся Артём. – Я помню его: невзрачный очкастый ботаник. Он постоянно ходил за Светой, как привязанный. Она несколько раз рассказывала о нём. Ещё тогда думал: иметь такую фамилию и абсолютно не соответствующий ей характер – какая несправедливость!

– Да уж... Но Борька оказался славным малым. Меня до самого дня их смерти терзала совесть, что мы обманывали его, заставляя воспитывать не своего ребёнка. Но он любил Александра. Настолько сильно, что мне порой казалось, что даже Света не испытывала к нему столько нежности, сколько её супруг. И со временем всё наладилось. Материнство пошло сестре на пользу. Глядя на её семью со стороны я правда видел счастливых людей: не просто уважительно относящихся друг к другу, как было раньше, а любящих. Они светились как радиоактивные элементы. – Вадим Петрович улыбнулся. – И я наконец обрёл покой, перестал мучить себя мыслью, что сестра несчастна в браке.

Он замолчал. Сигарета уже давно закончила тлеть, и в руках остался лишь небольшой фильтр, который мужчина тут же поспешил выбросить в стоявшую рядом урну.

– Когда в восемьдесят пятом мы стали соседями, я испугался. Проклинал тебя на чём свет стоит, потому что решил, что счастливой жизни сестры пришёл конец. Хорошо, что они на тот момент уже жили в своей квартире. Когда случайно узнала, кто является моим соседом, она даже глазом не моргнула. Единственное, о чём попросила, когда Александр оставался у меня, не допустить его общения с тобой: ни взглядом, ни жестом, ни тем более словом.

– Настолько ненавидела? – спросил Артём, искоса посмотрев на Вадима.

– Боялась. Света безумно боялась, что тебе станет известно о сроках рождения Александра, что ты сложишь один плюс один и заберёшь у неё сына. Я убеждал её, что у тебя семья: любимая жена, маленькая дочь – но она не слушала. Именно тогда сестра взяла с меня обещание, что я и близко не подпущу мальчика к твоей семье. В принципе, мне и стараться особо не пришлось. Афган, потом Чечня – ты не бывал в Москве, поэтому шансы увидеться с Александром ровнялись нулю. Да и вряд ли ты бы мог подумать, что это твой сын. С чего бы?

Ерёменко снова выдержал паузу.

– А потом произошла та страшная автокатастрофа в девяносто втором. Я забрал Александра к себе. В отличие от Светы, я не боялся, что ты узнаешь в нём своего сына, однако на горизонте появилась новая проблема: твоя дочь.

Богданов резко посмотрел на Вадима. Всё, что касалось Кати, воспринималось чересчур болезненно, и причины этого обоим мужчинам были известны. Ерёменко ощутил его пристальный взгляд физически, но даже вида не подал, что его что-то смутило. Сцепив пальцы в замок, он продолжил:

– Мне пришлось оформить Александра в параллельный класс, на ходу придумав историю о том, что наполняемость класса не позволила им со Стасом учиться вместе. Я пристально следил за тем, чтобы он даже и глазом не посмотрел в сторону Кати.

– Значит, ты – плохой соглядатай, – ухмыльнулся Артём.

– Он совершенно не интересовался твоей дочерью! – вдруг вспылил Вадим. – Она была ему не интересна. К тому же, в старшей школе она играла в любовь со Стасом, а я неустанно, при любом удобном случае твердил им, что брат должен уважать брата, и то, что принадлежит одному, никогда не должно привлекать другого. Понятие о чести всегда трактовалось Александром правильно. Наверное, он унаследовал это от тебя. – На лице появилась усмешка. – Конечно, по-другому и быть не могло: рыцарь же в третьем колене.

– Рыцарь… Был бы рыцарем, не сотворил такое с моей дочерью!

– Ты там не присутствовал! – тут же ощетинился Ерёменко. – Они действительно могли переспать по обоюдному согласию. Возраст…

– Моя дочь не стала бы спать с кем попало на пьяной вечеринке, – перебил его Артём.

– Однако анализы говорят об обратном.

– Верно, – в глазах Богданова появился хищный прищур, – она могла выпить пару бокалов вина, да пускай даже и две рюмки водки – возраст, как ты сам выразился, – но Катя никогда бы не стала принимать ту дрянь, которую обнаружили у неё в крови.

В глазах Вадима Петровича отразилось непонимание:

– О чём ты?

– А ты думал, я завёлся на ровном месте? Да чёрта с два! Если бы дочь переспала с кем-то на вечеринке по собственному желанию, я бы слова не сказал. Почитал бы нотации, максимум – голос бы повысил на два тона. Но ты не видел её состояние, не слышал, как она плакала ночами. А я даже в милицию не мог заявить о факте изнасилования, потому что против неё самой возбудили бы уголовное дело. Так что не надо мне сейчас втирать про рыцарство и про то, что твой племянник ни в чём не виноват. Он спланировал, а потом совершил преступление, невероятно тонко обдумав все детали.

Нахмурившись, Ерёменко потёр переносицу. Здесь что-то не сходилось. Алкоголь – да, но наркотики… Либо Богданов преувеличивал, либо он не знал своих детей настолько хорошо, насколько ему всегда казалось.

– Что за наркотики, Артём?

– Метилендиоксиметамфетамин, или, выражаясь проще, «Экстази».

Вадим изумлённо покачал головой. О названии чудо-таблеток доводилось слышать – и не раз – однако верить, что собственные дети могли употреблять эту дрянь, не хотелось.

– Александр не мог принимать их, – проговорил наконец мужчина больше для себя, чем для друга.

Мозг усердно пытался вспомнить особенности поведения ребят, но ничего подозрительного не всплывало. Обычные юноши, студенты первого курса. Они постоянно находились на виду. Мало того, завтраки и ужины в кругу семьи были традицией.

– Александр не мог этого сделать.

– Тебе показать официальные документы?

– Он не мог этого сделать! – выкрикнул, разозлившись, Ерёменко. Пока никто не доказал обратного, он будет до последнего защищать детей.

– Моя дочь определённо ясно указала на него! Кому, как не ему, было выгодно, чтобы она ни черта не помнила?

– Но он тоже до недавнего времени ни черта не помнил!

– Значит, он – хороший актёр, – надменно усмехнулся Богданов, – потому что стоило мне прижать его тогда в кабинете военкома, как он тут же во всём сознался, решив спрятаться от ответственности в армии.

Между ними снова повисла напряжённая тишина. Казалось, если бы не шум ночного города, разряды статического электричества ощущались бы физически. У каждого была своя правда, и никто не собирался уступать. Молчание длилось недолго. Спустя несколько минут первым голос подал Вадим Петрович:

– Мы можем спорить до бесконечности, доказывая с пеной у рта свою правоту. Прошло полтора года, – он достал из пачки последнюю сигарету, – об этом случае уже все забыли.

– Забыли?

– Забыли, Артём. Включая непосредственно пострадавшую сторону – твою дочь. По-моему, единственный, кто до сих пор никак не отпустит ситуацию, это ты. – Вадим сделал глубокую затяжку и выпустил клубок дыма. – Ты хотел наказать его? Наказал. Александр полтора года пробыл в Аду. Никто не виноват, что он вернулся оттуда героем. Хотя, зная, чей он сын, я ни разу не сомневался, что гены возьмут своё. – Мужчина выдержал паузу. – У нас сейчас другая проблема.

В неярком свете уличного фонаря они посмотрели друг на друга.

– Что будем делать с их любовью?

– Не мели ерунду! – Богданов громко фыркнул. – Какая, к чёрту, может быть любовь?!

Однако за напускной уверенностью всё же таился страх. Настоящий, липкий, леденящий душу страх, который вновь зашевелился внутри, стоило только вспомнить выражение лица дочери и полные отчаяния глаза сержанта, когда тот произнёс это чёртово «люблю». Даже огрубевшее сердце солдафона-прагматика ощутило всю силу той боли, что испытывал парень.

– Ты можешь принимать или не принимать это, – говорил размеренно Ерёменко, глядя на тлеющий кончик сигареты, – но то, что их связывает нечто большее, чем просто дружба, – факт. Можно упрямо топать ногами и сослать его хоть на Северный Полюс, однако меньше любить твоего сына Катя не станет.

Они ещё долго сидели на скамейке в полной тишине, раздумывая каждый о своём. Когда стрелки часов перевалили за полночь, генерал-майор встал и на удивление спокойно произнёс:

– Оставим всё, как есть.

– Что ты имеешь в виду? – посмотрел на него Вадим Петрович.

– Их отношения и любовь. Они не так много времени провели вместе, чтобы натворить глупостей, а родственные связи пресекут всё на корню. Пострадают и переживут. От этого ещё никто не умирал.

– О чём ты вообще говоришь? – не поверил его словам Ерёменко. – Ты видел Александра?

– А я тебе повторяю: сержант вспыльчивый, но не дурак. За полтора года мне удалось узнать о его качествах больше, чем тебе за двадцать лет. Думаешь, я сослал парня в Чечню и забыл о нём? – Краешек губы подёрнулся в улыбке. – Я следил за каждым его шагом: благо, нашлись верные люди. А что касается отцовства… – Артём задумался. – У меня нет никакого морального права претендовать на роль любящего папы.

Вадим Петрович был готов поклясться, что, несмотря на всю свою неприступность, в голосе друга промелькнула горечь.

– К тому же… – Богданов тяжело вздохнул, – … мне нужно переварить услышанное. Двадцать лет прошло, а это срок, причём немалый.

С этими словами он медленно двинулся прочь с детской площадки. Широкие плечи и крепкая спина, всегда готовые принять удар, выглядели понуро. Уверенно шагавший вперёд, теперь генерал-майор чувствовал себя лишённым опоры. Семья, которой так дорожил, могла разрушиться в одночасье. Как рассказать Алевтине, что у него всё это время был ребёнок? Да, пускай не знал о нём, но незнание никак не снимало ответственности.

Сержант, которого люто ненавидел…

Ублюдок, воспользовавшийся наивностью дочери…

Солдат, достойный гордости и уважения…

Паренёк, на чью долю выпало слишком много испытаний…

И, наконец, ребёнок, о котором мечтал всю свою жизнь… Продолжатель военной династии и семейных традиций…

Рыцарь в третьем колене…

Собственный сын…

Артём крепко зажмурился. Сын, которого лично отправил подыхать в самое пекло, защищая честь той, кого называл дочерью. Жизнь одного ребёнка за покой другого. Палач, твою мать! Судьба вертела людьми, как могла, что и успела в очередной раз доказать.

– Дерьмовое у тебя чувство юмора, – прошептал Богданов, входя в подъезд, – но, сука, в иронии тебе не отнять.

Оправдать себя было нечем. Хотя одно смягчающее обстоятельство всё же имелось: капитан Терехов и полковник Денисов – люди, которых, сам того не ведая, сделал его наставниками. Те, кто на протяжении всей службы, пытались доказать, что он не такой, каким его представили. Ангелы-Хранители, кому сейчас стоило сказать «спасибо».

Молча войдя в квартиру, генерал-майор закрыл дверь и прошёл на кухню. Достав из шкафа бутылку с коньяком, которую не открывал уже больше года, он наполнил стакан и одним залпом осушил его. Предстояла бессонная ночь. Провести её хотелось если не в полном одиночестве, то на пару с тем, что хоть частично могло успокоить нервы. Ему нужно всё хорошенько обдумать, потому что от принятого решения будет зависеть жизнь и судьба сразу нескольких человек…

Глава 2.22. Раскаяние

Бессонная ночь прошла не только в квартире Богдановых, но и в квартире Ерёменко. Хранить чужую тайну было сложно, но разгребать её последствия – ещё тяжелее. Теперь это стало ясно, и мысль, что Артём заслуживал узнать правду сразу после смерти Светы, как никогда громко билась в воспалённом мозге.

Вадим смог уснуть лишь ближе к четырём часам утра, а в девять уже предстояло быть в компании. Как вести дела и не думать о постороннем, понятия не имел. Не отвечавший на звонки Александр сводил с ума ещё больше, чем то, что он любил далеко не братской любовью свою сестру. И виноват во всём этом был только один человек…

Не выспавшийся, раздражённый, с красными глазами Ерёменко опустился на стул и уставился в тарелку с омлетом.

– Не изводи себя. – Оксана Владимировна коснулась понуро опущенного плеча супруга. – Пожалуйста. Уверена: всё случившееся только к лучшему. Да, это произошло не так, как хотелось, но представь, что бы было, если Саша и Катя… – Женщина замолчала, боясь, озвучить то, что пришло в голову. – Тебе не удалось бы держать их на расстоянии всю жизнь. Да и Артём… Он обязан знать правду. Может, если бы она открылась раньше, Чечни удалось бы избежать.

– В этом случае Александр попал бы туда гораздо раньше, – мрачно усмехнулся Вадим Петрович. – Сразу после совершеннолетия, уж в этом не сомневайся. Он, кстати, не звонил?

– Написал. Сказал, что уехал на дачу, за город. Просил, чтобы его не искали, он хочет побыть один. Ещё сказал, что совершать глупости не собирается.

В глазах Вадима мелькнуло облегчение: ну хоть кому-то ещё доверяет.

– Хорошо. Артём уверил меня в том же самом.

– Ты рассказал ему? – с надеждой в голосе спросила женщина.

– Всё. Только слишком поздно… – В кухне стало тихо. Ерёменко медленно моргнул, проглотив ком в горле. – Все эти полтора года пытался убедить себя, что на самом деле между Александром и Катей ничего не было, но, по-видимому, я ошибался.

– Вадим…

– Однако это полбеды. Есть ещё кое-что, что ты должна знать. – Он выдержал паузу, а затем продолжил: – Вчера, разговаривая с Богдановым, я выяснил, что помимо алкоголя в крови его дочери были обнаружены психоактивные вещества. «Экстази», если быть точным. Скажи мне, Оксан, Катя похожа на наркоманку?

Их глаза встретились, и ответ был очевиден без слов.

– К тому же, если бы она умышленно приняла наркотики в тот вечер, вряд ли бы согласилась сдавать анализы, верно? – Вадим посмотрел на жену. – Александр тоже проходил полный медосмотр. Уверен, нас бы оповестили, будь у него в крови или моче эта дрянь.

– К чему ты ведёшь? – прошептала испуганно женщина.

– Я очень хочу верить, что это простое стечение обстоятельств, Оксан. На их вечеринках всегда творится чёрт-те что. Наши дети ведь не могут быть долбаными наркоманами?! – Во взгляде сквозило отчаяние. – Я провёл бессонную ночь, утопая в собственных чёрных мыслях, и едва дождался утра, чтобы поделиться этим с тобой.

– Вадим, ты сходишь с ума, – попыталась успокоить его Оксана Владимировна, коснувшись ладонью колючей щеки. – Остановись. Не накручивай себя, иначе окажешься загнанным в угол и наломаешь дров. Прежде чем обвинять кого-то, нужно убедиться…

– Доброе утро, родители! – вошёл в кухню Стас, и, словно ни в чём не бывало, сел на стул. – Что обсуждаем с утра пораньше?

Вадим Петрович смерил сына внимательным взглядом. Беспечное выражение лица, совершенное спокойствие и блеск в глазах – ничего странного, лишь тёмные тени под ними настораживали.

– Что? – пожал плечами парень.

– Во сколько ты вчера вернулся домой?

– Вадим…

Стас посмотрел сначала на отца, а затем на мать:

– Я чего-то не знаю?

– Просто ответь, во сколько ты вчера заявился домой, – спокойно, насколько мог, проговорил мужчина.

– Час. Может быть, полвторого, – бросил небрежно Стас, взяв со стола вилку.

В полной тишине он приступил к завтраку, стараясь игнорировать дикое ощущение неловкости. До его появления что-то произошло, и теперь это «что-то» заставило отца вести допрос с пристрастием. Очень интересное кино! Неужели Круглова дала о себе знать?

– В последнее время вы с Александром не ладите, – Вадим Петрович наконец тоже принялся за омлет. – Расскажешь, что произошло?

– Акклиматизация, – усмехнулся Стас. Значит, девчонка тут ни при чём.

– Хватит паясничать! Я задал конкретный вопрос и жду такой же предельно ясный ответ. Так что произошло?

– Ничего, – посмотрел на отца парень. – Нам нечего делить со Штормом.

За столом стало тихо. Вадим ждал продолжения, но, похоже, сын не собирался откровенничать, тщательно пережёвывая свежий огурец.

– И с каких пор брат стал для тебя «Штормом»?

– С тех самых, как позарился на моё, – рыкнул Стас. – Но это уже неважно. Я переживу. Справлюсь как-нибудь.

– Как? – пристальный взгляд Вадима Петровича скользнул по лицу сына.

– Так же, как справлялся всегда.

По мере того, как количество вопросов увеличивалось, внутри начинало расти раздражение. Никогда не интересовались его личной жизнью, а тут устроили блиц-опрос. Досье собирают, что ли? От собственного остроумия стало смешно. Пришлось приложить максимум усилий, чтобы, не дай Бог, на сосредоточенном лице не появилась улыбка.

– Вот это «как всегда» меня и пугает, – качнул головой Вадим Петрович. – Я не буду ходить вокруг да около. Скажу прямо: вы живёте слишком насыщенной ночной жизнью, в частности ты. Сейчас много говорят о синтетических психоактивных веществах, популярных в молодёжной клубной среде.

Стас замер.

– Хочу быть уверенным, что у моих детей есть голова на плечах. На днях съездим в клинику, и вы с Александром сдадите экспресс-анализы на наличие всякой дряни в организме. – Мужчина посмотрел на сына. – Дороже и ближе семьи нет никого на свете, а я привык к тому, что мои тылы всегда надёжно прикрыты.

Зрительный контакт, едва заметная ухмылка – и Стас опустил глаза в тарелку. Тылы, мать их…

– Если надо, значит, съездим. Не вопрос, – вслух произнёс ровным голосом он. – Скажи где и когда, я заберу Саню, и мы приедем. Он у родителей на квартире?

– За городом, – отозвался Вадим Петрович, – к концу недели вернётся.

Уголок губы Стаса подёрнулся в улыбке. Доев бутерброд, он сделал пару больших глотков уже успевшего остыть чая и вышел из-за стола. Значит, конец недели…

*****

Генерал-майору потребовалось два долгих дня, чтобы набраться мужества и рассказать обо всём Алевтине. Если бы не возвращение на Кавказ в предстоящие выходные, тянул бы дольше. Он прекрасно понимал, что стал не виновником, а жертвой ситуации, однако ответственность снимать с себя не собирался. Если бы тогда, двадцать лет назад, было выплеснуто меньше эмоций и проявлено больше понимания, возможно, всё сложилось бы совсем по-другому.

Меньше эмоций и больше понимания – и твой сын не оказался бы в Чечне.

Мысль о том, что чуть лично не убил собственного ребёнка, сводила с ума. Меньше эмоций и больше понимания… Хорошо, что Алевтина владела им сполна. Принять факт о родстве было сложно, но она справилась, если побледневшее лицо и трясущиеся губы можно было так назвать. Тяжелее всего оказалось переосмыслить то, в чём упорно убеждали себя на протяжении полутора лет.

– То, что он – твой сын, не смягчает его вину за содеянное, Артём, – произнесла наконец Алевтина, когда в четверг вечером они сидели на кухне, обсуждая сложившуюся ситуацию. – Не забывай, при каких обстоятельствах это произошло. Я очень рада, что Саша вернулся оттуда живым, значит, мои молитвы были услышаны, но во всём остальном…

– Я теперь и в остальном не уверен, – едва слышно отозвался Богданов.

– Что это значит?

Тяжело вздохнув, мужчина поднял обречённые глаза на супругу:

– Ты разговаривала с Катей после того, что случилось в понедельник вечером?

– Нет, она молчит и обсуждать ничего не хочет. Я не давлю: надеюсь, что вот-вот обо всём расскажет сама, но чем дольше тяну, тем больше она замыкается в себе. – На лице Алевтины Николаевны отразилась тревога. – И что самое страшное: даже после той вечеринки наша дочь не была настолько безразличной ко всему окружающему. Расскажи, что произошло на лестничной клетке.

Артём выдержал паузу, словно собираясь с мыслями, а затем, проведя ладонью по лицу, сказал:

– Они любят друг друга.

Исподлобья он посмотрел на растерянную Алевтину, ожидая её реакции, но та молчала.

– Я не знаю, когда между ними успели завязаться отношения, но то, что это сильно и взаимно, признаёт даже мой закоренелый прагматизм. Наша дочь сейчас страдает из-за любви к парню, которого мы обвинили в её изнасиловании.

– Мы не просто так обвинили его.

– Мы поторопились с выводами, Алевтина, и это факт, – устало произнёс Богданов. – Пошли на поводу у эмоций, когда нужно было использовать разум. Мы выслушали лишь одну сторону и вынесли вердикт, а стоило послушать другую.

В глазах супруги он всё ещё видел непонимание.

– Когда разговаривали с Вадимом, – пояснил Артём, – он сказал, Шторм тоже не помнил, что случилось между ним и Катей.

– И ты в это веришь? Сейчас можно говорить всё, что угодно: прошло полтора года. Но ты же сам видел, как ей было плохо.

– Она держалась до тех пор, пока мы не убедили её, что Шторм воспользовался ею, намеренно напоив и доведя до бессознательного состояния. Давление, которое оказывали, не оставило ей другого выбора, как принять домыслы за истину.

– Артём…

– Да, все аргументы выглядят притянутыми за уши, но чем больше думаю, тем сильнее понимаю: это на самом деле может быть правдой.

В кухне стало тихо. Алевтина смотрела на мужа, стараясь прогнать старые страхи прочь, но получалось с трудом. Появление новоиспечённого сына шокировало, но уверенность, что он никогда не займёт Катиного места в сердце мужчины, успокаивала. Однако теперь, когда тот пытался отказаться от обвинений, который сам же и построил, испугало не на шутку.

– Ты говоришь так, потому что узнал, что Александр – твой сын. Если бы не кровное родство, ты бы даже рассматривать эту версию не стал.

В голосе женщины послышались нотки отчаяния. В руках появилась дрожь и, закрыв лицо ладонями, она крепко зажмурилась.

– Я боялась этого с того самого дня, когда мы стали семьёй. Но ты убеждал меня…

– Алевтина…

– Я поверила, однако Судьбу не проведёшь.

– Алевтина! – повысил голос генерал-майор. – Услышь меня, родная! Они. Любят. Друг. Друга. – Продиктовал отдельно каждое слово он. – Любят! Я сейчас пытаюсь найти лазейки, думая в первую очередь о нашей дочери, а не о себе.

Тишина. Его не слышали.

– Послушай меня, дорогая, – Артём взял её за руки, – сержант двадцать лет считал отцом Бориса Шторма, неужели ты думаешь, что открытая правда изменит его отношение к нему? Думаю, нет. У меня тоже сейчас есть только один ребёнок, которого я могу назвать своим, и это – Катя.

На губах Алевтины Николаевны появилась тусклая улыбка. Вытерев мокрые дорожки на щеках, она согласно кивнула.

– Если Александр когда-нибудь сочтёт возможным наше с ним общение, я буду рад, но после всего случившегося, признаюсь, мне будет сложно смотреть ему в глаза. Особенно если догадки относительно его невиновности окажутся верными.

В этот момент в дверях кухни показалась Катя. Бледное лицо, красные глаза с глубокими тёмными тенями, сбитые волосы… Молча она прошла к шкафу и взяла с полки стакан.

– Катюша… – робко произнесла Алевтина Николаевна. – Ты… Как ты, милая?

Налив воды, Катя сделала несколько больших глотков, после чего поставила стакан на стол и также медленно двинулась к выходу из кухни.

– Кать… – позвал её Артём Геннадиевич. – Поговори с нами. Мы с мамой места не находим.

Вдруг замерев в дверном проёме, она развернулась и посмотрела на родителей. В глазах плескалась боль.

– Вот как? Ну что же, давайте поговорим. О чём сначала? О том, как однажды отправили в Чечню морального урода? Редкостный был подонок, скажу я вам, который исключительно благодаря своему жестокому характеру спас из чеченского плена вашу ненаглядную доченьку, а сам стал калекой и получил печать «Псих» в личное дело. Об этом вы хотите поговорить? Или о том, как он лишился лучшего друга, смерть которого до сих пор не может себе простить? – Из её глаз покатились слёзы. – А может, вам рассказать о том, как я без ума влюбилась в него, когда он вернулся? Хотя, пожалуй, не стоит, иначе семейный военный совет снова решит сослать его с глаз долой, благо, опыт такой уже имеется.

– Катя…

– Ах, неувязочка! – Её ладонь театрально коснулась щеки, а на лице отразилась наигранная досада. – Не получится. А почему? А потому что в этот раз он никого ни к чему не принуждал, представляете?

Алевтина Николаевна закрыла рот рукой, борясь с эмоциями. Слова дочери больно били по совести, шокируя своей язвительностью и едким сарказмом. Это говорило лишь об одном: она была в отчаянии.

– Об этом вы хотите поговорить, да? О том, что я влюбилась и провела несколько незабываемых часов в постели со своим братом?

Катя крепко зажмурилась и закрыла лицо ладонями, дав наконец волю слезам:

– Об этом?!

Не раздумывая ни секунды, так как находился ближе к ней, Артём выскочил из-за стола и в один большой шаг оказался рядом с дочерью. Сильные руки крепко обняли дрожавшее от рыданий тело ребёнка.

– Как мне жить с этим, пап? Что теперь делать?

Полные боли глаза генерал-майора метнулись к жене, ища поддержки. Меньше эмоций и больше понимания… Один секрет чуть не разрушил жизни нескольких людей, второй же мог окончательно и бесповоротно превратить их в руины. Дети не должны платить за ошибки своих родителей…

Алевтина едва заметно кивнула, вытирая текущие по щекам слёзы. Всё не должно было быть так, но рано или поздно правда всегда выбирается наружу. Видеть страдания дочери было выше её сил. Плевать на уязвлённую гордость! В конце концов, Артём прав: двадцать лет – огромный срок, а семья – не просто слово. Мы любим сердцем и душой – что бы ни говорили окружающие, их сложно обмануть…

Глава 2.23. Два пути – одна жизнь

Лучше познать любовь и потерять её, нежели не познать любви вовсе[1]… Тот, кто придумал эту высокопарную ерунду, по-видимому, никогда не любил и никого не терял. Говорил о том, о чём сам не имел ни малейшего представления. Боль и безысходность от того, что мир больше не будет, как прежде, убивали. По-настоящему его мог понять лишь слепой, имевший возможность видеть и вмиг потерявший эту способность.

Мрак – абсолютный, осязаемый и до одури страшный. Липкий, вязкий, как смола, дёготь или гудрон. Он заполняет тебя всего до краёв. Ты кричишь в пустоту, но никто не слышит. Никто, и даже ты сам. Беспомощность, паника, надежда – какие бы чувства ни двигали тобой, мёртвая тишина и полный штиль поглощают их, пресекают на корню стремление выжить и выбраться к свету. Почему? Потому что ты знаешь, что света нет…

Лёжа на деревянном мостике, находившемся у небольшого озера перед коттеджем, Александр смотрел на звёздное небо. Холод осенней ночи пробирал до костей. Лёгкие летние джинсы и толстовка, надетая на голый торс, почти не давали тепла. Дрожь, в очередной раз пробившая замёрзшее тело, не убедила в необходимости вернуться в дом. Здесь было красиво… Красиво, спокойно и… чертовски холодно.

Шторм глубоко вздохнул. Остатки жизни ещё теплились, и рассудок пока мог мыслить здраво, но он знал – безумие не за горами. Третий день одиночества подходил к концу. Уголок губы подёрнулся в улыбке. Бог любит Троицу? Достаточно символично: семья, друг и любимая. По дню на каждого потерянного человека в этой чёртовой грёбаной жизни. Странно, что не шесть… Шестёрка подошла бы больше, потому что чувства, ощущения и мысли, разрывавшие душу, были похожи на Ад, но никак не на Райские Кущи с трубящими купидонами. Хотя тут и Адом не пахло…

Александр снова поёжился от холода и закрыл глаза. В конце концов, все здравые решения должны приниматься холодным разумом.

– Холодный разум и окоченевшая тушка – это разные вещи, товарищ сержант.

– Значит, подохну задумчивым. Пусть считают, что я был философом.

Едва слова сорвались с языка, как Александр широко распахнул глаза.

– Я бы сказал сделать лицо попроще, но, боюсь, эффект окажется обратным.

Резко сев, Шторм увидел рядом с собой ефрейтора. Весёлый, с озорными горящими глазами и широкой ребячьей улыбкой на лице, он сидел на краю причала, свесив ноги к воде. На нём была армейская форма цвета хаки, тельняшка и голубой берет…

– Знаешь, если бы я был тобой, я бы уже рехнулся, честно, – улыбнулся Кирилл. – Не, не потому что ты такой бедный и несчастный – хотя потрепало тебя изрядно, чего уж там, – а потому, какой бардак творится в твоей башке, сержант.

Александр растерянно нахмурился, желая что-то сказать в ответ, но слов не было. Мысль не получила звуковую оболочку: слова застряли внутри.

– У тебя даже в Аду будет холодно, ты верно подметил, – покачал головой ефрейтор, по-прежнему улыбаясь, как мальчишка. – Знаешь почему? Потому что черти не только ноги, но и голову сломят о те баррикады, что ты нагородил. С одной стороны – хорошо, до дров им не добраться, но с другой – если доберутся, то будет знатно полыхать.

Шторм попытался улыбнуться, но эмоция далась с трудом. Всё внимание сосредоточилось на друге, чья смерть незримой чёрной меткой была выжжена в груди.

– «Мисс Зубрилка» дала тебе дельный совет, – кивнул Кирилл. – Лекция была что надо! Хотя я бы ещё подзатыльник отвесил в конце. – Он лукаво стрельнул бровями. – Эффектно бы смотрелось, согласись? Она хорошо сказала: найди, ради чего жить. Тут, конечно, наша умняшка поскромничала, что ни говори. Правильнее звучало бы «найди, ради кого жить». – Лицо ефрейтора вдруг стало серьёзным. – Каждому отписан свой срок, товарищ сержант. Ты либо проживёшь его полной жизнью, либо, став шизофреником, будешь страдать. Решать тебе.

Они не отрываясь смотрели друг на друга.

– Два пути и одна жизнь. Ты понимаешь это, но не хочешь принять. – Кирилл улыбнулся краешком губы. – А принять придётся. Смотри…

Он протянул ему руку, зажатую в кулак. Секунда – и на раскрытой ладони Александр увидел ампулу «Промедола».

– Зачем? – словно угадав его вопрос, спросил ефрейтор. – Ты знаешь. Я просил отдать её тебе.

Шторм взял ампулу, удивляясь, насколько легко далось движение.

– На войне без него никак, – задумчиво говорил Кирилл, глядя на обезболивающее в руке друга. – Оно помогает выжить. Блокирует боль, освобождая инстинкт выживания. Благодаря ему ты остался в живых и спас её, как она спасла и продолжает спасать тебя.

Ефрейтор замолчал, грустно посмотрев на тёмное озеро. Полная луна отражалась на идеально гладкой поверхности водоёма, рисуя ровную дорожку из света, уходящую в бесконечную даль.

– На гражданке же без боли никак, – печальные глаза Кирилла вернулись к Александру. – Парадокс, мать его налево… – Губ коснулась ребяческая улыбка. – Но её наличие доказывает одну простую истину: ты ещё жив. Когда тебе больно, это сигнал, что что-то идёт не так. Боль учит нас осторожности, она делает нас мудрее, ибо боль – это опыт.

Между друзьями снова образовалась абсолютная тишина. Шторм посмотрел на ампулу в своей руке, а затем на сидевшего рядом Кирилла. Спокойствие и безмятежность его лица умиротворяли. Карие глаза были полны печали. Ни капли злости или ненависти к тому, кто так бесцеремонно распорядился его жизнью.

Александр перевёл взгляд на серебристую лунную дорожку на воде и, глубоко вздохнув, закрыл глаза. В словах ефрейтора был смысл. Много смысла и мудрости, которой так не хватало ему самому.

– Два пути и одна жизнь – решать тебе… – раздалось эхом в голове.

Шторм сделал ещё один глубокий вдох и с силой сжал ампулу в ладони, тут же зашипев от жгучей боли. Он распахнул глаза и увидел, что сидит всё там же на мостике у озера рядом с коттеджем, а в руке зажато лезвие ножа. Разжав пальцы, Александр отбросил его от себя и посмотрел на кровоточившую рану. Когда он успел порезаться? И где… ефрейтор?

Но сколько бы ни вертелся по сторонам, пытаясь увидеть знакомый силуэт, всё было тщетно: кроме него, поблизости никого не было. Растерянно Шторм снова посмотрел на окровавленную руку. Что произошло? Он не помнил, когда успел нанести порез. В памяти отчётливо вырисовывалась ампула с обезболивающим. Не нож. А может, это всё тот же сон? Только декорации другие?

Александр сжал ладонь в кулак, ощутив, как кровь потекла по кисти к локтю. Больно… Жгучая боль увеличивалась с каждой секундой, стоило только приложить чуть больше сил.

– Боль доказывает простую истину: ты ещё жив.

Он что-то хотел этим сказать… Воспалённое сознание пыталось вспомнить каждую деталь, которую так отчётливо видел во сне. Или всё же наяву?.. Шторм посмотрел на окровавленный кулак. Когда разжал его, глаза окинули взглядом ладонь: рана выглядела вполне реальной. И болела тоже по-настоящему.

– Два пути и одна жизнь – решать тебе.

– Найди ради чего жить, в противном случае состояние превратится в диагноз…

Их слова звучали одинаково. Они оба говорили об одном и том же. Или нет?.. Ефрейтор процитировал слова Кати, добавив то, о чём не раз думал сам. Так что это? Видение? Сон? Или первый признак сумасшествия?

– Чёрт! – зашипел, словно змея, Александр, глядя на руку, по которой всё также алой струёй текла кровь.

*****

Дождаться утра оказалось нереально сложно. Сверхзадача – она только так могла охарактеризовать то состояние, в котором находилась. После разговора с родителями появилась лишь одна цель: найти Александра. Во что бы то ни стало найти и рассказать обо всём, что узнала. Многочисленные звонки на мобильный не увенчались успехом: оператор то и дело вещал, что «аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Катя не помнила, сколько раз успела набрать его номер, прежде чем уснула прямо с телефоном в руке. Будильник, который должен был разбудить в семь утра, не сработал. Или это она его отключила?.. В любом случае – неважно. Неявка на учёбу тоже не стала весомым аргументом, потому что судьба того, кого любила больше всего на свете, волновала куда больше, чем пропущенные занятия в университете.

Учитывая его нестабильное состояние, удары, которые сыпались как снег на голову, – до непоправимой беды могло остаться совсем немного. Он в стольких вещах винил себя, что произошедшее окончательно сведёт его с ума. От собственных опасений стало жутко. Трясущимися пальцами Катя попыталась в очередной раз набрать Александра, но и эта попытка не увенчалась успехом.

Злясь на весь белый свет, девушка бросила телефон на кровать и закрыла лицо руками. Чувство беспомощности давило на плечи, заставляя испытывать дикий страх: а что если уже поздно? Где его искать?

Рената…

Пришедшая мысль не понравилась, но попробовать стоило. Он всегда шёл к ней, когда было плохо. Может, и в этот раз поступил точно так же? Впервые Кате хотелось, чтобы Круглова оказалась рядом с ним. Пускай переспали – чёрт бы с ней! – лишь бы ничего с собой не сделал.

Бывшая одноклассница ответила после четвёртого гудка. Всё время пока шёл вызов, Катя нервно кусала фалангу указательного пальца, прогоняя прочь образы и картины, навязчиво крутившиеся в голове.

– Да?

– Ренат, привет. Как хорошо, что ты не сменила номер! – нотки явного облегчения звучали в голосе.

– Что-то случилось…

Утверждение, а не вопрос на другом конце провода никак не насторожили, потому что эмоции Кругловой в данный момент волновали меньше всего.

– Скажи, Шторм у тебя?

– Я… Нет, – растерянно проговорила Рената. – Я не могу дозвониться до него со среды.

Среда… Среда… Сегодня была уже пятница! Катя проглотила ком в горле. Коснувшись дрожащей рукой лба, она попыталась сосредоточиться.

– Послушай…

– Кать, я в больнице.

– Что произошло?

– Неважно. – Голос Ренаты дрогнул. – Тебе нужно связаться с Александром, слышишь? Я… Скажи ему, чтобы был осторожен.

Услышав это, Катя замерла:

– Что значит «был осторожен»?

Тишина. Молчание давило на и без того натянутые до предела нервы.

– Ренат, что значит «был осторожен»? Ты что-то знаешь?

– Я видела Стаса, – наконец проговорила девушка после короткой паузы. – Кать, с ним что-то не так. Я знала, что он помешан на нездоровой любви к тебе, но думала, что это временное, что всё наладится, что он забудет…

– Ты знаешь, где сейчас может быть Шторм? – не дала закончить ей Соколовская.

– Нет.

– Господи… – внутри всё оборвалось.

В трубке стало тихо. Похоже, обе девушки судорожно соображали, где мог находиться Александр в этот момент.

– Коттедж! – вдруг воскликнула Рената. – Загородный дом, ты была там. Он всегда уезжает туда. Говорит, что это место для тусовок…

– Очень сомневаюсь, что сейчас он в настроении тусить. Ладно, хорошо, спасибо.

Катя собиралась закончить разговор, но Круглова её остановила:

– Кать… Прости меня.

Короткая растерянность – за что? – однако Александр волновал её куда больше.

– Ренат, у меня очень мало времени. Я перезвоню, ладно? Я не держу на тебя зла, но сейчас мне нужно найти Сашку.

И, не говоря ни слова, Катя сбросила вызов. Встав с кровати, она направилась на кухню в надежде застать кого-то из родителей, в частности отца, но в десять утра их уже не было дома. Заварив на скорую руку кофе, девушка предприняла ещё одну попытку связаться с Александром, но ей снова ответил автоответчик. Чёрт! Она вызвала такси и, бросившись в комнату, стала одеваться.

Каждая минута промедления могла стоить жизни. Она и сама не знала, почему вдруг решила, что он должен обязательно что-то с собой сделать, но то, каким видела его в последний раз, не оставляло сомнений: известие о родстве уничтожило всякую надежду на свет. Их отношения были стержнем, который удерживал от падения шаткую конструкцию, не успевшую окрепнуть после психических потрясений в Чечне, а теперь, лишившись его, Александр мог лишиться жизни.

Чем больше накручивала себя, тем страшнее были мысли, приходившие в голову. Хватит! Он сильный. Если вернулся из Чечни, значит, справится и с этим. Господи, только бы успеть!.. На счастье лифт находился на пятнадцатом этаже. Секунда, вторая, третья… Он всегда двигался так медленно или только сегодня? Выйдя из подъезда, Катя стала озираться по сторонам, но искомой машины не видела. Таксист приехал спустя десять минут. Десять чёртовых минут!!! Нужно будет оставить жалобу в их «конторе».

Назвав адрес, который знала наизусть, Соколовская уставилась в окошко, надеясь, что хотя бы столичные пейзажи смогут отвлечь от волнения, с каждой минутой нараставшего внутри. Когда приезжала туда со Стасом, дорога занимала не больше сорока минут. Сколько потребуется таксисту – одному Богу известно. Пока уезжали с главных улиц, а затем выбирались за город, Катя снова и снова набирала номер Александра – безрезультатно…

Минуты медленно складывались в десятки и, казалось, перетекали в часы. Благодаря неплотному трафику и водителю, который достаточно хорошо ориентировался в коттеджном посёлке (по-видимому, выполнял там не один заказ), им удалось добраться до места меньше, чем за час. Катя расплатилась с парнем, отдав почти все свои сбережения на карманные расходы, и бросилась в сторону роскошной двухэтажной постройки.

– Саш! – позвала громко она, но никто не ответил. Ещё бы! Наверняка, он внутри. – Саш!

Миновав входную калитку, которая на счастье оказалась открытой, Соколовская прошла через длинную зелёную лужайку и через одну ступеньку поднялась по лестнице.

– Саш! – забарабанила она в закрытую дверь. – Слышишь меня? Шторм, чёрт побери! Ты слышишь?!

Найдя дверной звонок, Катя стала звонить, то и дело прислушиваясь к звукам внутри. Секунда, вторая… Кулак уже покраснел и начал болеть, когда наконец щёлкнул замок, и дверь открылась. Тяжело дыша, словно пробежала не один километр, Катя смотрела на заспанного Александра, а затем бросилась ему на шею.

– Господи, как ты меня напугал… Чёртов паршивец цвета хаки!

Мгновение – и, отстранившись, Катя стала бегло осматривать его тело на наличие увечий. На лице отразилось разочарование. А что ты, собственно, хотела? Увидеть его в луже крови?

– С тобой ничего не случилось? – Взгляд уловил перебинтованную ладонь. – Рука! Что с ней? Болит? Сильно болит?

Щурясь от яркого утреннего солнца, Шторм всё ещё растерянно наблюдал за её искренним беспокойством.

– Ну что ты улыбаешься?

На её губах тоже непроизвольно появилась улыбка, а из глаз покатились слёзы. Александр притянул девушку к себе и крепко обнял, уткнувшись носом в шею.

– Знаешь, мне всё равно, – прошептал он, чувствуя, как по щеке тоже побежала слеза, однако сдерживать эмоции было сложно. – Всё равно, что они говорят. Брат с сестрой? Пусть! Пусть будет брат с сестрой. Плевать! Я всё равно люблю тебя… Я не смогу один. Без тебя. Не смогу!

Высвободившись из его объятий, Катя обхватила ладонями смуглое лицо и прошептала:

– Не брат и сестра… Они рассказали мне вчера. Всё рассказали, что скрывали. Мама и папа… Они познакомились, когда у мамы уже была я. Генерал-майор только твой кровный отец, Саш. Конечно, я не стала его меньше любить, но это сейчас неважно. Важно, что ты и я – мы не родственники. Мы… Мы просто Катя и Саша. Мы…

Однако он не дал ей закончить то, что она сумбурно пыталась объяснить. Подавшись навстречу, Александр приник к мягким губам. Руки легли на её талию и поползли вверх по спине. Ладонь, где находился порез, свело болью.

– Боль говорит о том, что ты ещё жив.

Затянув девушку в дом, он захлопнул входную дверь. Когда в последний раз настолько ценил жизнь? Наверное, когда точно так же обнимал её, но только декорации ограничивались лестничной клеткой пятнадцатого этажа и словом «Живой». Одно простое слово, но оно несло в себе шквал, бурю эмоций и невероятно точно описывало всё, что испытывал, находясь рядом с ней. Живой – во всех смыслах и проявлениях: эмоционально, духовно, физически.

– Найди, ради кого жить.

– Ты либо проживёшь свой срок полной жизнью, либо, став шизофреником, будешь страдать.

Он однозначно говорил её словами. Может, никакого ефрейтора не было? Устав гадать, Александр прогнал прочь мысли, не дававшие покоя всю ночь. Он скользнул ладонями к её ягодицам и, подхватив лёгкое тело на руки, двинулся в просторную гостиную, огромные окна которой выходили прямо на берег озера. Её стройные ноги крепко обхватили бёдра, пока губы неистово отвечали на жаркий поцелуй. Не отрываясь, Шторм ждал, пока Катя освободится от кожаной куртки, а затем от футболки. Когда доступ к желанному телу был открыт, Александр аккуратно уложил её на диван, где недавно спал сам, и одним ловким движением снял с себя толстовку.

Открывшиеся взору немногочисленные, но достаточно эффектные шрамы, заставили Катю улыбнуться:

– Не всем нравятся меченые ребята, да? Наверное, я никогда не войду в понятие «все».

Склонившись к её губам, Шторм прошептал:

– Мы всегда будем не такими, как все. Особенно ты. Ты – необыкновенная! Лучше всех, кто был и когда-либо будет.

Мгновение – и их губы слились в нежном поцелуе. Ладони скользили по её телу, обжигая кожу прикосновениями. С их последней встречи прошла неделя, но эти несколько дней показались вечностью. Катя, словно эхо, отзывалась на его ласки, утопала, растворялась в растущем желании. Как ему удавалось это? Как получалось настолько точно знать, чего хотела, о чём думала и мечтала?

Александр медленно прокладывал чувственную дорожку из поцелуев от губ к ложбинке на шее, а затем ниже – к ключицам и, наконец, опустился к упругой девичьей груди. Аккуратно отодвинув ткань бюстгальтера, коснулся губами затвердевшего соска. Тело Кати сотрясла лёгкая дрожь наслаждения. Шторм улыбнулся, чувствуя, как она трепещет в его объятиях.

– Ты сводишь меня с ума, – выдохнул парень, с трудом сдерживая собственное желание. – Хотя куда уже больше, не пойму.

Вскоре остатки одежды, что разделяла их тела друг от друга, полетели на пол. Время остановилось, а все видимые и ощутимые границы с реальностью растворились. Были только они: их тела, души и их любовь. Эмоции, что созидали, возрождая искреннюю веру в счастье и свет. Свет, который, как казалось раньше, никогда уже не сможет пробиться сквозь густую пелену мрака.

Александр ловил каждый вздох и стон, что срывались с губ Кати, то ускоряя, то замедляя темп. Стать единственным, тем, кто вознесёт до небес и не позволит упасть. Так же, как она стала той, кто вытащил со дна, из самой бездны. Туманный взгляд, блаженная улыбка и её лицо, полное восхищения – он чувствовал, как она билась и дрожала, словно пламя свечи. Её руки крепко обнимали, пальцы впивались в кожу каждый раз, стоило только глубже оказаться в ней.

– Родная моя… – выдохнул Александр, обдав шею горячим дыханием.

Катя изогнулась. Из груди вырвался протяжный стон, который тут же заглушил его поцелуй. Движения стали быстрее и резче. Дыхания не хватало, но она знала: ещё чуть-чуть, совсем чуть-чуть…

– Саш!..

Глубже, сильнее… Короткий вскрик, его глубокий гортанный рык – и весь мир поглотил свет… Они тонули в ярких лучах, забывая обо всём, видели и слышали лишь друг друга. Глаза в глаза… Рука в руке… Он – с ней и она – с ним… Целая Вселенная для них одних… Одна душа на двоих и два сердца, бьющихся в унисон.

Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук…

Вопреки непреодолимым преградам… Вопреки тяжёлым испытаниям… Вопреки всему и всем…

Вместе…

[1] Поль Брэгг

Глава 2.24. Генерал-майор

Тёплые лучи освещали гостиную ярким светом, согревая и лаская кожу. Катя открыла глаза и посмотрела на лежавшего рядом Александра. Он крепко спал. Безмятежность на лице выдавала в нём мальчишку, того самого, которым мог бы быть, не свались на него то, через что пришлось пройти.

Ровное дыхание и едва уловимая улыбка… Она не могла не улыбнуться в ответ, пускай и не видел этого. Тёмные круги под глазами выдавали усталость. Возможно, теперь дела пойдут лучше, если, конечно, родственники с обеих сторон не приготовили ещё каких-нибудь сюрпризов.

Найдя футболку, Катя надела её и, положив руку под голову, продолжила наблюдать за парнем. Взъерошенные волосы, смуглая кожа, крепкие, достаточно мускулистые руки и тело, местами покрытое боевыми шрамами. Ему было чуть больше двадцати, а он уже столько повидал и пережил. Даже не верилось, что когда-то жил беспечной жизнью городского пижона.

Мысли крутились в голове, напоминая о прошлом и вновь возвращая в настоящее. Катя уже собралась закрыть глаза, ощутив дрёму, как вдруг услышала, что дыхание Александра стало сбиваться с ритма. Он делал частые вдохи и выдохи, словно ему не хватало воздуха. Веки задрожали, а пальцы с силой сжали кусок одеяла. Девушка приподнялась на локте и коснулась ладонью его плеча, но Шторм не отреагировал.

Вдох… Выдох… Вдох… Выдох… Даже секунды бежали не так быстро.

– Саш...

Лицо Александра застыло, исказившись гримасой боли, на нём заходили желваки, а спустя ещё мгновение из его горла вырвался громкий крик:

– Нет! – Шторм широко распахнул глаза, по-прежнему хватая ртом воздух: – Нет…

– Саш, это сон. Это сон, слышишь? – Катя обхватила его лицо, пытаясь успокоить и вернуть в реальность. – Всего лишь сон. Сон.

Александр коснулся ладонью её руки, выравнивая дыхание, но сердце в груди билось, как бешеное. Фантомная боль в указательном пальце правой руки ощущалась вполне реально, словно он находился на месте.

– Прости… Я… Прости… У меня такое бывает. Бывает…

– Всё хорошо.

– Сейчас пройдёт.

Александр освободился из объятий и сел. Прогнав с лица остатки сна и виновато улыбаясь, он произнёс:

– Чёртов обрубок болит так, как будто никуда не смылся. – Глаза метнулись туда, где раньше находился указательный палец. – Особенно когда грёбаные воспоминания возвращаются во сне.

Взгляд гипнотизировал трясущуюся ладонь до тех пор, пока не убрал её из поля зрения.

– Полный псих, да? – посмотрел на Катю Александр и улыбнулся.

– Дурачок, – покачала головой та.

– Вот и я о том же.

С этими словами он изобразил смешную рожицу и, схватив девушку, прижал к себе. На лице сияла улыбка, но в глазах всё также плескался страх от того, что увидел и пережил во сне. Всего лишь простой кошмар, но настолько реалистичный, что в собственные убеждения верилось с трудом.

– Мы должны вернуться в город, – проговорила Катя, удобно устроившись на его груди.

Тонкие пальцы скользили по линиям жизни на левой руке – длинные, ровные, прямые

– Должны, – согласился Шторм, – только давай вечером, ладно? Я хочу, чтобы ты увидела закат.

Она развернулась и с явным интересом посмотрела на него.

– Что, – смутился он.

– Закат?

Александр пожал плечами, а на губах заиграла улыбка:

– Не прокатило, да? – В глазах заблестели озорные искры. Судя потому, что снисходительное выражение не сходило с лица девушки, ответ был утвердительным. – Что, правда?

– Закат, значит.

– Чёрт! – Шторм склонился к её губам и сорвал короткий поцелуй. – Ладно, тогда давай так: я ещё немного хочу побыть с тобой наедине, потому что там вряд ли получится. Сомневаюсь, что наш папа так быстро смирится с образовавшейся вражеской коалицией на своей территории.

Катя негромко рассмеялась, оценив шутку.

– И я уверен, что даже самый большой голубь мира с огромным лавровым веником не сможет убедить его в благородстве моих мотивов.

Он покачал головой, понимая, что в каждой шутке присутствовала лишь доля шутки, а что до их ситуации, так тут вообще всё было насквозь пропитано правдой: горькой и до боли обидной.

– Он пытается принять то, что узнал, Саш. Ему тяжело, но папа уже не рубит сгоряча. Те события и факты, которые произошли и открылись сейчас, заставляют его по-другому смотреть на вещи.

Александр нежно касался её тонких пальцев, то переплетая их со своими, то вновь освобождая.

– Расскажи мне о нём, – вдруг тихо произнёс он. – Оба раза, которые мы виделись, генерал-майор был зол как чёрт. Оно и понятно: явился какой-то урод, сотворил такое с дочерью… Я бы на его месте сразу прикончил ублюдка. Не знаю, как он сдержался. – Шторм улыбнулся краешком губы. – Но я определённо чётко уяснил, что твой отец очень тебя любит. Настолько сильно, что понятие «честь офицера» отошло на второй план.

Катя едва заметно кивнула. То, что произошло и как поступили родители, было страшно. Самосуд всегда считался изощрённым наказанием, наверное, поэтому его и не принимали в современном обществе, но действия отца оправдывались тем, что он защищал единственного на тот момент ребёнка – дочь! – которую, по его мнению, обманули и которой низко воспользовались.

– Он хороший, – прошептала наконец Катя. – Может, кому-то генерал-майор Богданов и покажется лишённым эмоций и чувств, но я знаю его настоящего. Одно то, что женился на маме и принял её ребёнка, как своего, уже говорит о многом. Я ни разу за всю свою жизнь не почувствовала, что могу быть ему не родной. Они рассказали об этом вчера. Оказывается, после того как родила меня, у мамы больше не могло быть детей. Его не остановило даже это. Заботливый, нежный, внимательный дома, и совсем другой, когда дело касается работы. Однажды папа разговаривал по телефону с одним из офицеров. Это был совершенно другой человек: голос, речь, мимика – он излучал такую независимость и властность, заставляя испытывать уважение, а кого-то, наверное, даже страх.

– Да уж… – качнул головой Шторм. – Страх внушить – ему раз плюнуть.

– Когда пытались выжить в Чечне, ты вёл себя так же, как мой… наш отец, – посмотрела на него Катя. – Сначала был одним, а потом, едва появилась опасность, вмиг изменился, исключив эмоции из возможного списка чувств. Только логика, сосредоточенность и холодный расчёт.

В глазах Александра отразилось восхищение: неужели она успела заметить?

– Папа часто рассказывал военные байки, делился переживаниями, планами о предстоящих операциях с мамой, и я видела, что он по-настоящему любит то, чем занимается. Армия для него – всё. Афган, теперь Чечня – это не пугает его. Ни капли. Не представляю, как такое может быть.

Катя скользила пальцами по руке Александра, вычерчивая на загорелой коже неясные фигуры.

– Мне иногда казалось несправедливым, что ему досталась я, а не сын, из которого можно было сделать отличного солдата.

– Что, генерал-майор даже не пытался провернуть это с тобой? – улыбнулся Шторм.

– Нет, – ответила на улыбку девушка. – Хотя, возможно, предложение отправить меня учиться в «мед»[1] как раз и стало первой попыткой. Причём удачной. Моя будущая профессия имеет хоть крошечную, но связь с армией. В остальном он баловал меня так же, как любой отец балует свою единственную дочь.

Она замолчала, и в гостиной стало тихо. Александр смотрел в окно, пытаясь представить то, о чём рассказывала Катя. Сложностей не возникло, ведь у него когда-то тоже была семья, были родители, их забота и любовь.

– В тот день, когда мы встретились с тобой у Сквера Комсомола, – снова заговорила Соколовская, – я впервые узнала, каким жестоким может быть мой папа. Вернувшись домой, услышала их разговор с мамой о том, что он отправил тебя туда, где тебе доходчиво объяснят, что такое «честь» и «достоинство». Сказал, что Чечня покажет, насколько ты гнилой и заставит пожалеть о содеянном. – Она медленно моргнула. – Он подписал тебе смертный приговор. Я вспылила, мы поругались, однако переубедить отца не удалось. Когда позже столкнулись с тобой на улице и я увидела твоё лицо – довольное и беспечное – поняла: ты ни капли не жалел о том, что произошло. Родители были правы, говоря, что ты – тот ещё расчётливый подонок. У меня в голове не укладывалось только одно: зачем сначала предупреждать, чтобы я держалась от тебя подальше, а потом нарочно тащить в постель, опаивая перед этим алкоголем?

В комнате образовалась тишина.

– Я до сих пор жалею, что произнесла те слова. Тогда они казались достаточно эффектными, чтобы разыграть драму, как в кино или книге. Но, увидев воочию, что там творится, ту жестокость и насмешки, отношение к людям… – Катя замотала головой. – Ты умер у меня на глазах, и единственным человеком, кого считала виновным в этом, была я. Не мой отец, не Арчи и его люди, а я… Именно я отправила тебя туда, я пожелала остаться там навсегда…

Она села и повернулась к Александру, желая заглянуть в его глаза. Что он испытывал теперь, когда узнал всю историю целиком? Однако, встретившись с серьёзным взглядом, ей не удалось найти ни ненависти, ни презрения, лишь задумчивость, печаль и всё то же обожание.

– Первый месяц я не могла смотреть на себя в зеркало, потому что видела в отражении убийцу, но время шло – таблетки, психологи, постоянные беседы с мамой, с отцом, когда он бывал дома, – и у меня получилось ослабить оковы самоуничижения. До конца избавиться от чувства вины не смогла, но я старалась жить. Что-то внутри не давало сломаться. Наверное, как раз то самое убеждение, что ты погиб, защищая меня. Я не имела права подводить тебя ещё и в этом. Тебя и Кирилла.

Катя опустила глаза на свои руки. Пальцы то сжимались, то разжимались, выдавая волнение.

– Когда увидела, что ты жив, не представляешь, что творилось у меня внутри. Я лишь в тот момент почувствовала, что такое искреннее счастье. Восприняла его на физическом уровне, а не как простое абстрактное понятие.

– И поделилась им со мной, – улыбнулся Александр, коснувшись ладонью её щеки, тем самым заставив посмотреть на себя. – Обняв и произнеся «Живой», ты подарила мне надежду. Когда прижимал к себе, я ощущал такое странное, невероятное чувство умиротворения, как будто обнимал Ангела, знаешь. – С его губ сорвался смешок. – Я нечасто играю в обнимашки с крылатыми, если что, просто это правда было нечто большее, чем простое объятие. Именно тогда я решил, что сделаю всё возможное, чтобы ты осталась рядом. Если не навсегда, то хотя бы до того момента, пока рассудок не покинет мой крошечный кусочек серого вещества.

С этими словами он склонился к её губам и нежно коснулся их своими. Обычный поцелуй, но эмоции, что нёс с собой, будоражили кровь, заставляя сердце биться быстрее. Рука опустилась к краю футболки. Ловко нырнув под неё, пальцы не спеша поползли вдоль позвоночника, вызывая табун мурашек и сводя низ живота приятным спазмом.

– Саш… – прошептала томно Катя, но он не ответил, продолжая свою нежную пытку. – Саш…

– Его нет… – улыбнулся Александр, чувствуя, как её тело начинает реагировать на ласки. – И в ближайшее время связь с вызываемым объектом будет напрочь отсутствовать.

Он притянул Катю к себе, позволяя сесть на колени. Она обвила ногами его бёдра, ощущая, как с каждой секундой растёт возбуждение, и с готовностью ответила на жаркий поцелуй.

*****

Спустя пару часов, перекусив, они сидели на мостике у озера и весело болтали. В одном Александр был прав: стоит только вернуться в город, как спокойствию придёт конец. Возможно, после её пламенной речи родители и оттаят, однако благословлять их отношения никто не будет. Это сражение ещё предстоит выстоять.

– Здесь очень красиво, – тихо произнесла Катя, положив голову ему на плечо: – Словно маленький мирок, где нет места городским проблемам. Неудивительно, что ты всегда сбегал сюда с ней.

Александр обнял её и поцеловал в макушку:

– Она была здесь только, когда устраивались вечеринки. В другие дни мы не приезжали.

– Почему?

– Потому что это место, где собирается либо семья, либо великосветская тусовка. – Шторм отстранился от Кати и, посмотрев на неё, добавил: – Третьего не дано.

Они, не отрываясь, изучали друг друга. Лёгкий ветерок ласкал кожу, а осеннее солнце согревало теплом. В блеске его глаз она видела своё отражение – счастливое и радостное: полная аналогия тому, что творилось внутри.

– То, что происходит между нами…

– Не великосветская тусовка, – перебив, закончил за неё Александр. – Знай это. Я люблю тебя.

И, подняв голову навстречу тёплым лучам, он громко, насколько хватало сил, выкрикнул:

– Я люблю!

– Очень рад за тебя, – голос Стаса заставил обоих обернуться.

Его губы были растянуты в улыбке – хищной и до дрожи жуткой, учитывая, какие эмоции играли на лице, но что было самое страшное: он приехал не один…

[1] медицинский университет – (разг.)

Глава 2.25. Маленькая Вирджиния для Чудовища

Увидев брата в обществе трех крепких парней, Александр поспешил встать на ноги. Улыбка исчезла с лица, уступив место сосредоточенности. Глаза сканировали гостей и не видели ни капли дружелюбия в их внешности. Однако открытая агрессия тоже отсутствовала, что давало надежду на мирное разрешение негласного конфликта, существовавшего между ним и Стасом. Правда, надеяться на это было бы глупо…

– Для вечеринки рановато, – попытался изобразить радушие Шторм. Едва заметно улыбнувшись, он шагнул вперёд и закрыл Катю собой: – Хотя неважно. Мы уже собирались уезжать. Располагайтесь, место свободно.

– Даже не задержитесь? – изогнул бровь Стас, скривив губы в усмешке. – Такси всё равно приедет не раньше, чем через полчаса, а то и больше. Мы ещё успеем накинуть по паре рюмашек.

– С тобой опасно пить, – сорвалось с языка раньше, чем Александр успел сообразить, что произнёс это вслух.

Идиот! Но было поздно – скрытый смысл наверняка поняли правильно. Оставалось только надеяться, что брат не замышлял плохого. От предположения стало смешно – наивный. Не спеша Шторм начал двигаться к берегу. Несколько пар глаз следили за ним, прожигая взглядами. Каждая клетка тела, каждый инстинкт кричали об опасности, однако оставаться на мостике не хотелось. Лучше попытаться пройти мимо Немейского льва, чем оказаться в неприятной близости к воде.

Шаг, второй, третий… Александр почувствовал, как вспотела ладонь Кати, зажатая в его руке. До Стаса оставалась пара метров. Нервы, словно струны, натянулись до предела. Секунда – и нога ступила на зелёную траву. Плечо коснулось плеча Стаса, но тот молча наблюдал за происходящим.

Катя едва дышала, нутром чуя опасность. Наличие посторонних парней пугало, рисуя в голове страшные картины. Рука непроизвольно скользнула к карману джинсов, где лежал телефон.

– Ты кому-то собралась звонить? – в полной тишине прозвучал громкий голос Стаса.

Александр отвлёкся от гостей, стоявших на лужайке, и рефлекторно посмотрел на Катю.

– Я хотела вызвать такси, – пальцы судорожно искали среди вызовов номер отца. Вот он! – Вряд ли ты согласишься подбросить нас до города.

– Не считай себя умнее других!

Стас шагнул к ней. Александр успел заступить дорогу, и случайно выбитый из рук мобильный упал на траву – поднять его Катя уже не успела, так как Шторм резким рывком потянул её в сторону, уворачиваясь от удара брата. Выпустив ладонь девушки, Александр нанёс ответный удар, свалив Стаса с ног. Эффект неожиданности сработал, но ненадолго. Тот вскочил, вытирая кровь из разбитой губы, и ринулся на своего противника.

– Девчонку держите! – крикнул он одному из друзей, которые, словно по команде, как свора собак, бросились на Александра.

Шторм поставил блок, отразив нападение, а затем снова с одного удара свалил брата на землю. Боковое зрение уловило ещё одну угрозу. По факту их было две, но для нейтрализации он выбрал ближайшего соперника. Развернувшись, ударил нападавшего ногой в челюсть и тут же добил ударом кулака в скулу. Он действовал быстро, но не настолько, чтобы успеть увернуться от второго парня. Его кулак просвистел перед лицом, не причинив вреда, зато второй удар пришёлся как раз точно в левую бровь. Шторм упал на траву. Похоже, тот был спортсменом – кулак оказался тяжёлым.

Они валяли друг друга по земле, пока численный перевес не дал о себе знать. Александр выбивался из сил, так же, как его противники. Вопрос заключался лишь в том, кто сдастся первым. Рассечённая правая бровь мешала полноценно видеть картину, но это не пугало. Больший страх внушал детина, который удерживал Катю, безуспешно пытавшуюся вырваться из крепкой хватки.

Когда в очередной раз один из нападавших нанёс удар, в воздухе раздался громкий выстрел. Все присутствующие замерли, устремив всё внимание на того, кто держал в руке пистолет. Секундного замешательства хватило, чтобы Шторма свалили с ног.

Александр упал на траву, и в глазах потемнело. Крови во рту прибавилось. Похоже, из тридцати двух белоснежных остался тридцать один. Чёрт! Только долго жалеть о потере не пришлось, так как за первым последовал ещё один удар ногой в область прессовых мышц. Вовремя сгруппированные, они смягчили нападение, но крепкий ботинок всё же выполнил поставленную задачу.

– Сука! – прорычал Шторм, пытаясь откашляться.

Опустив руку с пистолетом, Стас вытер кровь и коснулся синяка на сбитой скуле.

– Круто! – усмехнулся он, изобразив подобие улыбки. – Драться ты умеешь, здесь тебе не отнять. Но всегда будет сильнее тот, у кого в руках окажется пистолет. И сейчас этим счастливчиком являюсь я. Поднимите его!

Парень, чьи кулаки казались крепче бетона, резким рывком заставил Александра подняться на ноги. Скрученные за спину руки словно заковали в оковы. Спину в области лопаток свело болью. Глаза метнулись в сторону Кати.

– Я не хотел, чтобы всё закончилось так… драматично, – произнёс с явной насмешкой Ерёменко. – Но ты не оставил мне другого выбора, братец.

– Стас, остановись! – взмолилась Соколовская. – Это не ты. Ты ведь не такой!

Ноль внимания, словно её и не было.

– План изначально был другим. ДРУГИМ!!! Понимаешь? – Он подошёл к Александру и, склонившись, схватил его за волосы. В широко раскрытых глазах блестели искры ненависти. – Поимев её, ты просто должен был исчезнуть из поля зрения на два года. Два грёбаных года, и всё! У нас бы сложилась счастливая ячейка общества. – Губы растянулись в бешеной улыбке, а взгляд устремился на Катю. – Но эта сука оказалась хорошей актрисой с очень влиятельным папашей. – Отпустив брата, Стас двинулся в сторону испуганной девушки. – Кто ж знал, что Артём Геннадиевич – действующий генерал-майор ВДВ, да?

Катя попыталась вырваться, но хватку стальных рук не удалось ослабить ни на йоту.

– Ты же сама мечтала проснуться в его постели! – Он склонился к её лицу, обдав горячим дыханием. – Сама мечтала! Но когда пришло время, и мечты сбылись, сразу побежала жаловаться папочке. Что так, а? Брат тебя не удовлетворил? Ты должна была просто возненавидеть его! ВОЗНЕНАВИДЕТЬ! – Проорал Стас ей в лицо, заставив вздрогнуть. – Как и тогда после выпускного.

– Так вот когда у тебя родился безумный план, – отвлёк внимание брата на себя Александр.

Ерёменко прищурился и, обернувшись, окатил его ледяным взглядом:

– Не у меня, а у тебя. Ты первый чуть не трахнул её в грязном коридоре! Хотя признаюсь: определённый вклад сюда внесла и твоя горячо любимая Круглова, которую ты однажды имел не осторожность назвать именем Соколовской во время секса. – Стас снова направился к обездвиженному Александру. – Представляешь, как ей было обидно? Спишь с одной, а грезишь о другой. Молодец! И тогда мы решили совместить приятное с полезным: придумали план под названием «Невинность маленькой Вирджинии для Чудовища», чтобы та наконец поняла, от кого нужно держаться подальше. Одна ночь любви – и все счастливы!

Александр не мог поверить тому, что слышал. Недостающие части истории становились на свои места, и чем яснее вырисовывалась картинка, тем страшнее было осознавать, кто всё это время находился рядом.

– Проблема заключалась лишь в том, как уложить вас в одну постель, – продолжал упиваться рассказом Ерёменко. – Но несколько бокалов шампанского и пара таблеток «Экстази» сверху решили её на «раз». Ядерная смесь получилась, скажу я вам. Похлеще любого афродизиака! Неважно кого и как, главное – выпустить пар.

– Ты – больной, Стас, – произнёс потрясённо Шторм, посмотрев на не менее шокированную Катю. – На всю голову больной.

Сверкнув гневно глазами, тот сморщился, словно съел нечто донельзя неприятное, и подошёл вплотную к Александру:

– Говоришь, больной? Больной, да?! Тогда скажи мне, как не сойти с ума, когда я из кожи вон лезу, чтобы произвести на неё впечатление, чтобы сделать хоть что-то, что она оценит, но ей ни почём! Зато стоит только появиться тебе – и она течёт от одного только взгляда. Неважно, что ты скажешь или сделаешь, хоть на лбу набей «шлюха», всё равно будет пускать слюни. Особенно теперь: ты же герой, мать твою! Гордость семьи! Любимый племянник, подвинувший даже родного сына!

Слова сошли на крик, и едва только закончил фразу, Стас с размаху ударил брата кулаком в челюсть. Качнув головой, Александр сплюнул кровь на траву. Скула загорелась огнём.

– Только они все забыли одну маленькую деталь: герой вернулся с небольшим изъяном, который, при правильной подаче, снова превратит его в урода, вызывающего не гордость, а презрение. – Он склонил голову набок, не сводя безумного взгляда со Шторма. – Мне не удалось отвоевать у тебя девушку, но свою семью я тебе не отдам! НЕ ОТДАМ!!! Ты понял?

Быстрым шагом Стас направился к Кате и, перехватив её из рук приятеля, заставил встать на колени. Едва только пистолет упёрся в затылок, с губ девушки сорвался громкий вскрик, а из глаз покатились слёзы.

– Стас! – попытался вырваться Александр.

– Стасян, мы так не договаривались! – запаниковал один из парней, что приехал вместе с ним.

– Заткнись, Пах! – рыкнул тот, держа Катю под прицелом. – Про вас никто и не вспомнит! – Стас перевёл безумные глаза на Александра: – Вы все ответите. Все! Круглова знает: я не шучу. Она уже получила награду за то, что не умеет держать язык за зубами.

– Что ты сделал? – тут же отреагировал Шторм.

– Это же от неё ты узнала о нас с ней? – Проигнорировав его, Ерёменко посмотрел на Катю. – Вряд ли бы отец пошёл изливать тебе душу.

– Что ты сделал? – повторил свой вопрос Александр.

– Её тупая башка требовала встряски. По-видимому, серое вещество в ней давно застоялось. Она решила дать заднюю и благословила ваши отношения. Тварь неблагодарная! Но это уже неважно. Совсем неважно, потому что каждый, так или иначе, получит своё. Круглова стояла первой на раздаче, теперь ваш черёд. Знаешь, что я собираюсь сделать?

Шторм быстро покачал головой. Помешательство брата не вызывало сомнений.

– Нет? Что ж, просвещу. Сначала я трахну её, – утвердительно закивал самому себе Ерёменко, не сводя глаз с Александра. – Чтобы ты видел, чтобы мучился, как мучился я, наблюдая со стороны за вашими прелюдиями. – Он склонился к уху плачущей девушки и невероятно спокойно, ледяным тоном произнёс: – А потом пристрелю, как безродную дворнягу.

Шторм в очередной раз попытался вырваться из хватки, но у него не вышло. Чёртов сукин сын!

– Все подумают на тебя, – Стас снова вернулся к брату. – Они решат, что ты слетел с катушек и прикончил её, чтобы отомстить генералу. Достаточно веский мотив, если вспомнить, с какими «подарками» ты вернулся домой по его вине.

– Стас…

– А потом и себе пустил пулю в лоб, чтобы не мучиться.

– Стас! – ещё громче позвал Шторм, отвлекаясь от находившейся на грани срыва Кати. – Отпусти её. Отпусти! Давай поговорим один на один. Всё решаемо. Только не глупи, слышишь?

– Поговорим? Теперь ты настроен на разговор? Правда? Ну давай поговорим.

Ухмыльнувшись, Стас спрятал за пояс пистолет и посмотрел на одного из своих приятелей:

– Пригляди-ка за ней.

Затем он достал из кармана куртки нож-«бабочку» и, подойдя ближе, поднёс его к щеке брата. Липкий страх зашевелился где-то внутри, но Александр изо всех сил старался убедить себя, что опасности нет.

– Стас, хватит, – сквозь слёзы проговорила Катя.

– Моя мать переживает за тебя, как за родного, – пропустил мимо ушей её реплику тот. – Отец только упрекает. И везде, куда ни глянь, один Шторм: Шторм то, Шторм это, Шторм-мученик, Шторм-герой. Шторм! Шторм! Шторм! ШТОРМ!!!

Прекратив орать, Стас медленно повёл нож от щеки к шее, затем переместил на футболку и остановил в области груди. Улыбаясь, он ловил каждую эмоцию на лице брата, однако с каждым пройденным сантиметром, довольная улыбка таяла на глазах. Увиденное не впечатляло. Отец преувеличил?

– Правая рука… – Лукавые искры блеснули в глазах. – Мне нужна его правая рука!

Когда приказ был исполнен, Стас изменил направление и повёл нож к правому плечу. От него – к локтю и далее к предплечью. Дыхание Шторма участилось. Фантомная боль свела повреждённую конечность и сосредоточилась в некогда бывшем указательном пальце. Чем ближе лезвие становилось к кисти, тем труднее было дышать. Александр почувствовал, как тело прошиб ледяной пот. В горле пересохло. Непроизвольно попытался освободиться, но у него не получилось. Рывок, второй, третий – он крепко зажмурился, борясь с приступом тошноты.

– Красавчик! – раздался над ухом восхищённый возглас Стаса. – На старуху тоже бывает проруха. – Он убрал нож и посмотрел на Катю: – И ты променяла меня на это?

Взгляд переместился на тяжело дышавшего брата, но, увлечённый собой, Ерёменко даже не подумал, что тот мог оказать сопротивление. Ударив Стаса головой в нос, Александр воспользовался замешательством державших его парней и резким рывком освободил вытянутую руку. Не теряя ни секунды, он перекинул второго через себя. Удар кулаком в челюсть помог выиграть время. Мозг понимал, что добраться до Кати не получится: численный перевес был против, но попробовать всё же стоило.

Выбросив ногу, Шторм ударил стоявшего рядом парня в живот. Согнувшись пополам, противник стал хватать ртом воздух. Добив почти поверженного парня, Александр бросился к девушке, однако голос брата заставил остановиться:

– Ещё шаг, и в этот раз я не буду стрелять в воздух.

Шторм замер. Дьявол! Он поднял руки в знак капитуляции и повернулся к Стасу. Простота и в то же время безысходность ситуации загнали в тупик. Было слишком много разговоров, значит, брат тянул время. Боялся или наслаждался производимым эффектом? Как первое, так и второе могло быть правдой. Друзья, что прибыли вместе с ним развлечения ради, однозначно не собирались проливать чью-то кровь, однако оружие находилось у Стаса, а тот жаждал зрелищ согласно написанному сценарию.

Оставалась крохотная надежда на соседей, но вряд кто-то проживал здесь на постоянной основе, тем более осенью. Дерьмовый расклад, как ни крути, а взывать к благоразумию сумасшедшего ублюдка точно не стоило: он не услышит, по крайне мере, сейчас. Глаза переместились на Катю. Взгляд наполнился теплотой и нежностью. Всё равно подыхать, так пускай хотя бы в попытке уберечь её, а не в слепом безоговорочном повиновении.

Увидев выражение его лица, девушка замерла. Он что-то задумал… Замотав головой в немом призыве «Не делай!», она попыталась остановить Александра, но опоздала. Короткое расстояние тот преодолел в несколько быстрых шагов. Неожиданность и скорость были на его стороне, да и Стас, по-видимому, не ожидал нападения.

Сбив брата с ног, Шторм попытался вырвать из его руки пистолет, но безуспешно. Когда они сделали два оборота по траве, раздался выстрел. Катя вскрикнула, закрыв рот ладонью. Тройка верных друзей оказалась не достаточно храброй. В слово «веселье», согласно их мнению, явно не входила стрельба по живым мишеням. Переглянувшись, молодчики поторопились к выходу. Один контролируемый выстрел был нормой, но то, что задумывалось в качестве шутки, уже давно перестало быть таковой.

– Брось чёртов пистолет! – прохрипел между тем Александр, навалившись на Стаса сверху. – Мы всё решим без крови.

– Да что ты!

Ерёменко изо всех сил держал оборону, но рукоятка предательски скользила во вспотевшей ладони. Пальцы свело болью. Ещё немного – и он будет обезоружен. В груди начал зарождаться рык, медленно подкатывавший к горлу. Рука онемела от напряжения. Кисть согнулась почти пополам, направив дуло пистолета вниз.

Катя с ужасом наблюдала за всем происходящим, не зная, что предпринять: одно неправильное действие могло стоить кому-нибудь жизни. И вдруг она вспомнила про мобильный. Вызов уже шёл, когда Стас выбил его из рук. Только бы папа услышал! Катя добежала до мостика и стала судорожно искать в траве телефон. Секунда, вторая, третья… Вот он! Она разблокировала экран и увидела список недавно вызванных абонентов. Последним значился её отец. Глупая, обнадёживающая улыбка появилась на лице. Набрав номер повторно, Соколовская стала ждать ответа.

Прошло два гудка, прежде чем она услышала за спиной ещё один выстрел. Содрогнувшись, Катя обернулась и с мертвенно-бледным лицом замерла. В глазах отразился дикий ужас, а мобильный выпал из рук…

ЭПИЛОГ: «ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ СЕРЖАНТА»

Год спустя: 28 августа, 1999

Они погибли. Их больше нет…

Чтоб ты никогда не вернулся оттуда, слышишь? Никогда!..

Ты – тот ещё засранец, рядовой. Прямо, как я. Думаю, это веский аргумент, чтобы считать тебя другом. Меня зовут Кирилл…

Личный пример и то, кем ты являешься сейчас, а не то, кем ты был в прошлом…

На Вашем месте, товарищ младший сержант, я бы поступил так же…

Прости меня!

Живой…

Найди, ради чего жить…

Два пути – одна жизнь…

Люблю тебя и никогда не переставала любить…

Фемида слепа, Судьба безлика…

Губ коснулась тёплая улыбка. Он очень точно обозначил переломные моменты своей жизни. Непонятной оставалась только последняя фраза, в отличие от остальных выведенная ровным почерком: что хотел сказать ею? Катя провела пальцами по строчкам и глубоко вздохнула.

Александр и правда был философом в глубине души, а ещё немного романтиком с отменным чувством юмора. Мечтателем? Скорее, нет, чем да. Если перед ним стояла цель, значит курс брался строго в её направлении. Сильный, отважный и знающий цену понятию «честь». Даже отец не мог не согласиться с этим. Сбит с ног – сражайся на коленях , что не раз доказал: как на службе, так и на гражданке.

Катя перевернула наполовину оставшуюся пустой страницу и на чистом листе прочитала новую запись:

– Фемида слепа, Судьба безлика. Моя же Судьба имеет лицо. И даже имя. И имя ей…

– Екатерина Соколовская.

Улыбнувшись, она закрыла тетрадь и, убрав прядь волнистых волос за ухо, обернулась на мелодичный голос, вместе с ней назвавший её имя.

– Психологи в госпитале рекомендовали вести его хотя бы раз в месяц. Я не понимал зачем, но когда недавно перечитал все каракули целиком, кое-что заметил: свой рост и то, как менялся под действием обстоятельств.

– Психологический портрет, – поправила его Катя.

– Тебе виднее, мистер Фрейд. Зелёный чай и шоколад, – просиял Александр, опустившись рядом на деревянный мостик. – Не знал, что ты предпочтёшь, потому взял и то, и другое.

– Очень предусмотрительно, – улыбаясь, Катя забрала из его рук чашку с пряным ароматом.

– Ну, нет! – раздался полный досады стон парня. – Нет же! Ты нарочно это сделала? Мне что, опять придётся пить эту… этот чёртов напиток для ушастых?

– Для ушастых? То есть это даже не настоящий шоколад, а просто «Несквик»?

Он виновато пожал плечами, едва сдерживаясь от смеха:

– Я забыл его купить.

– Нарочно? – склонила голову набок Катя, щурясь от лучей солнца.

Ответом ей стала тишина, однако выражение лица Александра предельно ясно говорило, каким должен был быть ответ.

– Ну, Кать, я метался меж двух огней, – предпринял попытку оправдаться Шторм. Слабую. Она была уверена: он даже не старался. – Твой шоколад или ждущий в машине генерал-майор. Пятница, а в городе пробки. Перспектива получить нагоняй от офицера, тем более в его звании…

– Он – твой отец.

– Тогда мне бы влетело вдвойне: за задержку и за то, что использую родственные связи как смягчающее обстоятельство. – Александр склонился к её губам и запечатлел на них нежный поцелуй. – Кто ж знал, что он лично приедет на церемонию принятия Военной присяги. Зато теперь меня можно поздравить: я – полноправный курсант Военного Университета Минобороны.

С этими словами он чокнулся с её кружкой и, сделав глоток, сморщился:

– Фу, гадость-то какая! Как ты это пьёшь?!

– Нахал, – улыбнулась Катя. – Я тебя поздравляю, курсант Шторм.

Её губы коснулись его губ, и она ощутила сладкий привкус шоколадного напитка.

– Немного странно в моём возрасте быть зачисленным на первый курс, – серьёзно произнёс Шторм, поставив кружку на мостик. – Но, после всего случившегося, это единственное место, где я получу то, что мне действительно нравится.

Серые глаза смотрели на тёмную гладь водоёма, а на лице читалась глубокая задумчивость. Заходящее солнце нежно согревало теплом, успокаивая.

– Сейчас я по-настоящему счастлив. – Он отвлёкся от вечернего пейзажа и посмотрел на Катю: – У меня есть семья, есть генерал-майор, которого я, возможно, когда-нибудь осмелюсь назвать отцом, но самое главное – есть ты.

Тишина и пение птиц умиротворяли, создавая ту самую атмосферу волшебства, которой были лишены в городе. Александр потёрся носом о кончик носа Кати. Секунда – и ещё один трепетный поцелуй соединил их губы вместе.

Ладонь Шторма легла на талию девушки. Она обвила руками его шею, заставив полностью развернуться к ней. В этот момент его кружка с «Несквиком» упала в воду.

– Чёрт, – выругался Александр, провожая её виноватым взглядом. – Это была любимая кружка Стаса.

Катя нахмурилась. Ей до сих пор было сложно простить его.

– Ничего страшного, ему долго не понадобится, – проговорила тихо, стараясь не вкладывать в фразу больше эмоций, чем положено. – И не пытайся его оправдывать или ещё хуже – обвинять во всём себя. У каждого своя голова на плечах, и каждого природа наделила разумом.

– Я понимаю это, – ответил наконец Шторм, устремив взгляд вдаль. – Мне просто сложно принять, что тот, кого я всегда считал родным братом, оказался способным на такое. Что им двигало в тот момент?

– Безумие, – не раздумывая ответила Соколовская.

Александр повернулся и встретился с ней глазами.

– У него была возможность остановиться, Саш, но он ею не воспользовался. Рената не раз пыталась вразумить твоего брата, но что сделал он? Избил её, нашёл неизвестно где оружие, сколотил банду и приехал на разборки. Ты сам слышал и видел его в тот день.

– Да, но я слышал его и после, – неуверенно возразил Александр, словно сомневаясь в самом себе. – Он приходил ко мне в больницу перед тем, как его забрали. Стас раскаялся.

– Это не снимает вины за содеянное! – не собиралась уступать Катя. – Если он на самом деле осознал, что совершил, – заработал себе крошечный плюс в карму, но каждый должен отвечать за свои поступки, иначе нужные выводы никогда не будут сделаны. Мы погрязнем в насилии.

Их взгляды встретились.

– Не смотри на меня так. Я вовсе не бессердечное чудовище и искренне рада, что Вадим Петрович принял правильное решение. Шесть лет тюрьмы – вполне заслуженный срок, хотя я бы дала больше: за прошлое и настоящее. – Она поправила непослушную прядь за ухо. – Если бы Стас ответил за то, что сотворил в первый раз, разборок и твоего ранения удалось бы избежать. Зато теперь он будет знать, что за преступлением, каким бы оно ни было, всегда следует наказание – реальное и достаточно суровое.

– Будь твоя воля, – губ Александра коснулась слабая улыбка, – ты бы и Круглову отправила за решётку, да?

Катя улыбнулась в ответ:

– Я не держу на Ренату зла. Честно.

– Вот как!

– Она вовремя одумалась и нашла смелость попросить прощения.

– Но распивать напитки с ней ты точно не будешь. Это факт, – пошутил Шторм, нежно щёлкнув Катю по носу.

– Однозначно. Никогда. К тому же, Стас – наш бессменный Ангел-Правосудия – успел наказать её. Думаю, Круглова теперь будет внимательнее выбирать себе друзей.

– Кстати, ты знаешь, кто её новый кавалер? – спросил Александр, когда, встав с мостика, они медленно направились к коттеджу. Судя по времени, их уже ждали за столом.

– Нет, но в день нашей недавней встречи она сказала, что его зовут Вадим.

– Киреев Вадим, если быть точным, – поправил её Александр.

– И?.. – Катя с неподдельным интересом ждала продолжения.

– Товарищ сержант, помешанный на звании и прямом следовании уставу. Он был со мной в одной команде, когда наша группа выполняла задание в перевалочном пункте.

– Бог ты мой!

– Сам обалдел, увидев их вместе в метро. Надо организовать совместную встречу: у нас с Вадимкой остался незавершённый разговор.

– Как тесен мир, – мечтательно произнесла Соколовская.

– Как несправедлива в его случае Судьба! – улыбнулся Александр. – С её заскоками она разнесёт его слаженную систему правил в пух и прах.

Представив картину, оба громко рассмеялись.

– Кстати, о Судьбе… – Катя остановилась и, развернувшись, положила руки на его талию. – Фемида слепа, Судьба безлика.

Он притянул её к себе:

– У моей же Судьбы есть лицо. И даже имя.

Едва закончил, в Катиных глазах промелькнула лёгкая тень смущения, а на щеках появился румянец.

– Ты – моя Судьба, Екатерина Соколовская, – произнёс серьёзно Шторм. – Та самая, которая дождливым днём семь лет назад отметила меня, как своего любимчика. Та, что искушала, посылая испытания, что закаляла, отсекая ненужное. Благодаря тебе, вместо одного потерянного отца, у меня появилось три наставника, для каждого из которых я – почти сын. – Подняв руку, Александр провёл фалангой указательного пальца по её щеке: – Ты помогла мне найти себя.

Искренность, теплота и любовь читались в его глазах, и если был человек, который мог самоотверженно любить, то он точно достался ей. За какие заслуги? Не знала. Единственное, в чём была уверена, так это в своей безграничной любви к нему, которую сохранила и пронесла через испытания, боль и слёзы.

– Кать, скажи как будущий психолог, – вдруг ушёл от философской темы Шторм. Он понимал, что момент, возможно, был не самый подходящий, но кое-что не давало ему покоя. – Когда человек видит галлюцинации, значит ли это, что он сходит с ума?

Вопрос вогнал Катю в ступор. Внутри зашевелилась тревога.

– Почему ты спрашиваешь?

Молчание.

– Саш?..

– Ночью, накануне разборок со Стасом, я кое-что видел. Вернее… – Он осёкся: как сказать об этом? – Кое-кого видел. Я лежал на мостике у озера, в голове была каша, бардак мирового масштаба. И, когда думал, что совсем потерялся, ко мне пришёл он.

– Он? – Катя растерялась – Кто он?

Александр колебался ровно несколько секунд, а потом уверенно произнёс:

– Кирилл. Я разговаривал с ним. Точнее, это он разговаривал со мной. Мне не удалось сказать ни слова: я лишь кивал, как китайский истуканчик.

– Что он тебе сказал? – спросила Соколовская, стараясь скрыть волнение. – Призывал к чему-то?

– Он много чего говорил. Вспомнил тебя, твои слова о смысле жизни. Цитировал меня. – Взгляд Шторма на мгновение потерял фокус. – Упомянул «Промедол», который велел оставить мне.

– И как часто вы ведёте с ним беседы? – волнение внутри начало перерастать в тревогу.

– Это было всего лишь раз. – В глазах парня наконец снова появилось осмысление. – В ту ночь.

Её сосредоточенный вид пугал не на шутку. Пение птиц, шум, доносившийся из дома, – для него ничего не имело значения, кроме того, что мог услышать в ответ.

– Это знак, что во мне дремлет псих, да?

После недолгого молчания на Катином лице неожиданно появилась улыбка:

– Нет, Саш. Если это произошло только раз и, по твоим словам, Кирилл не сказал ничего нового, кроме того, что ты и без него знал, то, скорее всего, это была лишь проекция.

– Проекция? – Александр озадаченно покачал головой. – Поясни для особо одарённых.

– Когда человек находится в стрессовой ситуации, – начала Катя, тщательно подбирая слова, – когда уверен, что ему неоткуда и не у кого просить помощи, рождаются психологические проекции. То есть в этот момент ты приписываешь кому-то или чему-то собственные мысли, чувства, мотивы, черты характера, и полагаешь, что воспринял что-то извне, а не изнутри самого себя. Кирилл был по-настоящему дорог тебе, и, по-видимому, твоё подсознание решило, что если ты сам не можешь принять верное решение, это поможет сделать ефрейтор. – Катя искренне улыбнулась: – У тебя хорошая способность к рефлексии, курсант. Мало кому удаётся осознать проекцию. Как ты это сделал?

– Ампула «Промедола» помогла, – стрельнул лукаво бровями Шторм.

– Надеюсь, понять, что я люблю тебя, ты сможешь без неё, – коснулась загорелого лица девушка.

– Однозначно.

Короткий зрительный контакт – и нежный поцелуй. Хотелось ещё провести немного времени в обществе друг друга, но нужно было идти.

– Если мы не поторопимся, за нами вышлют поисковый отряд во главе с генерал-майором, – прошептал Александр, обдав губы горячим дыханием. – В итоге, мне влепят наряд вне очереди за нарушение приказа: доставить именинницу к праздничному столу. Опаздывать на свой день рождения нехорошо, ты знаешь?

– Спешу тебя огорчить, курсант Шторм. – Катя прижалась к нему ближе и томно выдохнула: – Мы уже опоздали.

– Чёрт… Тогда в оправдание смогу предъявить лишь один аргумент: я – самый счастливый человек на свете. – Глаза поднялись к небу: – Ты слышал, мир? А потому часов не наблюдаю!

Он снова посмотрел на неё влюблёнными глазами и уже тише добавил:

– Что мне действующий генерал-майор ВДВ, когда я, Александр Шторм, новоиспечённый курсант Военного Университета Минобороны – любимчик самой Судьбы и тот ещё паршивец цвета хаки. С такими регалиями и море – по колено, а с такой девушкой, как ты, – даже горы по плечу. Жаль, что дневник мне больше не нужен, иначе следующая глава называлась бы именно так.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Фемида слепа, Судьба безлика, ибо у каждого человека она своя. Иногда Судьба приходит сама, иногда отравляет своих вестников. Наша задача – увидеть знаки и правильно истолковать то, что происходит в жизни.

Если удаётся, мы называем себя счастливчиками; если же нет – сетуем на Судьбу. Как бы там ни было, но только от нас зависит, какую жизнь мы будем проживать и с чем придём к концу дороги.

Что бы ни посылала Судьба, важно всегда оставаться человеком…

Продолжение книги

Мышка для Сердцееда

2024-11-05 13:34:00

Алина Крюкова

После первых глав уже понятно, что дальше будет еще интереснее. Диалоги живые, есть нотка юмора. Жду продолжения, автору спасибо.

Жизнь мальчишки

2024-11-04 15:15:00

AthaloneTaxon

В эту книгу невозможно не влюбиться! Я подписываюсь под всеми положительными отзывами. Этот роман действительно в духе Рэя Брэдбери. Он пронизан лучами его солнца, травы, тайн, загадок и приключений, звука Каллиопы на ярмарке и моментами детства, которые очень быстро пролетают перед нами. Читая историю Кори Маккенсона, на долю которого выпали и радость, и горе, и карусель лета детства и замаячившее на горизонте взросление, ты погружаешься в нее с головой. Ты там, внутри, переживаешь и радуешься, фантазируешь и плачешь, боишься и ненавидишь. Автор создал действительно яркий и глубокий роман, не лишенный юмора; с атмосферой Стивена Кинга, южной готики и магического реализма. Мне иногда казалось, ну сколько еще испытаний выпадет на плечи этого мальчишки?! Не каждый взрослый такое вынесет, но дети сильные, они способны пережить многое и жить дальше. Дочитывать было грустно. Последние строки растрогали до слез, не говоря уж о главе о Бунтаре, где слезы просто лились в три ручья. Очень летний роман, неспешный, трогательный и завораживающий, отправляющий нас в путешествие в затерянный где-то в Алабаме городок с необычным названием Зефир. От души рекомендую!

Антидемон. Книга 17

2024-11-03 08:18:00

karmazin_i1204

Я уже думал что с этой серией все. Пациент скорее мертв чем жив. Но в конце XVI тома и в начале XVII тома сюжет наконец то вышел на первый план. Будем надеяться что это не короткий эпизод для привлечения читателя.

Отмеченный Судьбой бесплатное чтение

ПРОЛОГ: «СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!»

ЧАСТЬ I. «ЧЕЧНЯ. ЧИСТЫЙ ЛИСТ»

Глава 1.1. Младший сержант

Глава 1.2. Райская жизнь

Глава 1.3. Отголоски прошлого

Глава 1.4. Лучший друг

Глава 1.5. Шикарная девушка

Глава 1.6. Выпускной

Глава 1.7. Заслуженное наказание

Глава 1.8. Боевое задание

Глава 1.9. Ген патриота

Глава 1.10. Тяжёлое решение

Глава 1.11. Сдача

Глава 1.12. Между жизнью и смертью

Глава 1.13. Ирония Судьбы

Глава 1.14. Платон мне друг, но истина дороже

Глава 1.15. Вопрос ребром

Глава 1.16. «Мисс Зубрилка»

Глава 1.17. Поисковый отряд

Глава 1.18. Пленные

Глава 1.19. Попытка – не пытка, а казнь!

Глава 1.20. Прости меня…

ЧАСТЬ II. «ДВА ПУТИ – ОДНА ЖИЗНЬ»

Глава 2.1. Живой…

Глава 2.2. Бегство

Глава 2.3. Рюмка водки & горячий шоколад

Глава 2.4. Это фиаско, товарищ сержант!

Глава 2.5. «Разговор по душам»

Глава 2.6. Чистая доска

Глава 2.7. Bis dat…

Глава 2.8. Бывшие

Глава 2.9.Свидание

Глава 2.10. Правда

Глава 2.11. Семейные ценности

Глава 2.12. «Искусство войны»

Глава 2.13. Детали

Глава 2.14. Нулевой километр

Глава 2.15. Взрыв из прошлого

Глава 2.16. «Доброволец»

Глава 2.17. Судья, Палач и Ангел-Хранитель

Глава 2.18. Отличный солдат и полный профан

Глава 2.19. Не мой – твой!

Глава 2.20. Отчаяние

Глава 2.21. Рыцарь в третьем колене

Глава 2.22. Раскаяние

Глава 2.23. Два пути – одна жизнь

Глава 2.24. Генерал-майор

Глава 2.25. Маленькая Вирджиния для Чудовища

ЭПИЛОГ: «ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ СЕРЖАНТА»

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Вход на сайт