Знаменитые расследования Мисс Марпл в одном томе бесплатное чтение

Глава 1

Необычное объявление

По утрам (за исключением воскресенья), с половины восьмого до половины девятого, Джонни Батт, пронзительно свистя, разъезжал по поселку Чиппинг-Клеорн; перед каждым домом или коттеджем он останавливался, слезал с велосипеда и клал в почтовый ящик газеты, которые хозяева выписывали у киоскера с Хай-стрит. Полковнику Истербруку с женой он привозил «Таймс» и «Дейли грэфик», мисс Хинчклифф и мисс Мергатройд – «Дейли телеграф» и «Ньюс кроникл», а мисс Блэклок – «Телеграф», «Таймс» и «Дейли мейл».

Ну, а по пятницам он доставлял в вышеупомянутые и прочие дома Чиппинг-Клеорна еще и «Норс-Бенхэм ньюс энд Чиппинг-Клеорн гэзет», которую местные жители называли попросту «Газетой».

И каждую пятницу, бегло проглядев заголовки в других изданиях («НАПРЯЖЕННОСТЬ В МИРЕ НАРАСТАЕТ!», «СЕГОДНЯ СОСТОЯЛАСЬ АССАМБЛЕЯ ООН», «ПОЛИЦИЯ НАПАЛА НА СЛЕД УБИЙЦЫ БЕЛОКУРОЙ МАШИНИСТКИ!», «ЗАБАСТОВКА НА ТРЕХ ШАХТАХ», «ДВАДЦАТЬ ТРИ ЧЕЛОВЕКА CТАЛИ ЖЕРТВАМИ ПИЩЕВОГО ОТРАВЛЕНИЯ В ОТЕЛЕ «СИСАИД» и проч.), большинство жителей Чиппинг-Клеорна нетерпеливо разворачивали «Газету» и с головой уходили в изучение местных новостей. Быстренько пробежав глазами раздел писем, в которых пышным цветом расцветали жгучая ненависть и вражда, девять подписчиков из десяти принимались изучать частные объявления. Здесь вперемешку печатались объявления о сдаче домов в аренду, о найме домработниц, о собаках, домашней птице и садовом инвентаре – короче, все то, что могло заинтересовать членов маленькой общины Чиппинг-Клеорна. Пятница, 29 октября, не была исключением из правил…

Смахнув со лба прелестные пепельные кудряшки, миссис Светтенхэм развернула «Таймс», окинула томным взором левую страницу, где освещались последние события, и, как обычно, решила, что, даже если в мире случилось нечто из ряда вон выходящее, «Таймс» все равно сумеет это затушевать и замазать. Сделав сей глубокий вывод, она проглядела хронику рождений, свадеб и смертей (особенно ее интересовали последние!), после чего с чувством исполненного долга отложила «Таймс» в сторону и жадно потянулась к «Чиппинг-Клеорн гэзет». Когда чуть погодя ее сын Эдмунд вошел в комнату, миссис Светтенхэм уже была погружена в изучение местных новостей.

– Доброе утро, дорогой, – сказала миссис Светтенхэм. – Знаешь, Смедли продают свой «Даймлер». Он тридцать пятого года – совсем старый, да?

Сын в ответ что-то буркнул, налил себе кофе, взял парочку копченых рыбешек, уселся за стол и развернул «Дейли уоркер», прислонив газету к подносу с гренками.

– «Щенки бульдога», – прочитала вслух миссис Светтенхэм. – Право, не понимаю, как можно в наше время прокормить такую большую собаку!.. Та-ак, Селина Лоренс опять дала объявление насчет повара… По-моему, это пустая трата времени. Надо же, она даже адреса не указала, только индекс!.. М-да… роковая ошибка, скажу я вам… прислуге теперь – вынь да положь – нужен точный адрес, все хотят устроиться в приличное место… «Искусственные зубы…» Не понимаю, почему нынче на них такой спрос? Это же так дорого! «Прекрасный лук. Наш особый сорт». Якобы по сходной цене… «Девушка ищет интересную работу, не прочь попутешествовать». Тоже мне, оригиналка выискалась! Все не прочь попутешествовать! «Таксы»… Лично мне таксы никогда не нравились. Не потому, что порода немецкая, в конце концов, теперь это не суть важно, а просто не нравились – и все тут!.. Да-да, миссис Финч?

Дверь приоткрылась, и на пороге показалась мрачная особа могучего телосложения в потертом бархатном берете.

– Доброе утро, мэм, – рявкнула особа. – Можно убираться?

– Нет-нет, подождите. Мы еще не позавтракали, – заволновалась миссис Светтенхэм. – Вернее, позавтракали, но не совсем, – добавила она заискивающе.

Метнув грозный взгляд на сидевшего с газетой Эдмунда, миссис Финч презрительно фыркнула и удалилась.

– Я же только сел, – начал было Эдмунд, но мать не дала ему договорить:

– И, пожалуйста, не читай эту жуткую газету, Эдмунд! Миссис Финч ее терпеть не может.

– Не понимаю, какое дело миссис Финч до моих политических убеждений…

Но миссис Светтенхэм не слушала его.

– Тем более что эта газета для рабочих, а ты не рабочий, – продолжала она. – Ты вообще не работаешь.

– Ну, знаете ли… это уж слишком! – возмутился Эдмунд. – Как же не работаю?! Я ведь пишу книгу!

– Имеется в виду настоящая работа, – пояснила миссис Светтенхэм. – А миссис Финч, сынок, нам очень даже нужна. Вот обидится она, уйдет от нас – кого мы вместо нее найдем?

– А мы дадим объявление в «Газете», – усмехнулся Эдмунд.

– Да ты что?! Это бесполезно! Да, милый, в наши дни не прожить без старенькой нянюшки, которая готовила бы нам еду и вела хозяйство!

– А почему у нас ее нет? Что ж ты так оплошала и не обеспечила меня вовремя? И о чем ты только думала, мама?!

– Но, дорогой, у тебя была индийская няня.

– О, как ты недальновидна, мамуля! – пробормотал Эдмунд.

Миссис Светтенхэм вновь углубилась в светскую хронику:

– Продается сенокосилка, б/у. Любопытно… Боже милостивый, что за цена!.. Снова таксы… «Напиши или позвони, я в отчаянии. Макака». Какое нелепое прозвище!.. Кокер-спаниель… Эдмунд, помнишь Сьюзи? Она была прямо как человек. Все понимала… «Продам буфет в стиле шератон[1]. Подлинник, семейная реликвия. Миссис Лукас. «Дайс-Холл». Ну и врушка! Можно подумать – и впрямь настоящий шератон! – Миссис Светтенхэм презрительно хмыкнула и продолжала читать: – «Дорогая, все было ошибкой. Любовь до гроба. В пятницу, как обычно. Х.». Наверное, влюбленные поссорились. A может, это воровской пароль? Как по-твоему, Эдмунд? Снова таксы! Ей-богу, люди помешались на таксах! Будто других собак нет! Вот у твоего дяди Саймона, сынок, были манчестерские терьеры. Такие грациозные крошки! Мне лично нравится, когда у собак длинные лапы… Дама, уезжающая за границу, продает двухместный катер… А почему ни описания, ни цены?.. Свадьба… хотя нет, УБИЙСТВО… Что?! Впервые слышу… Эдмунд, Эдмунд, ты только взгляни: «ОБЪЯВЛЕНО УБИЙСТВО, КОТОРОЕ ПРОИЗОЙДЕТ В ПЯТНИЦУ, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ОКТЯБРЯ, В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ В «ЛИТТЛ-ПЭДДОКСЕ». ТОЛЬКО СЕГОДНЯ! ДРУЗЬЯ, СПЕШИТЕ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ!»

– Что такое? – Эдмунд оторвался от газеты.

– Но ведь пятница, двадцать девятое, – это сегодня!

– Ну-ка дай сюда. – Сын взял у матери газету.

– Да, но что бы это значило? – Миссис Светтенхэм сгорала от любопытства.

Эдмунд в задумчивости почесал переносицу.

– Не знаю… Наверно, они решили устроить вечеринку, затеять игру в убийство или что-то в том же духе.

– А-а, – с сомнением в голосе откликнулась миссис Светтенхэм. – Но что за странная манера давать такие объявления! Совершенно не похоже на Летицию Блэклок, я всегда считала ее на редкость здравомыслящей женщиной.

– Может, на нее подействовали развеселые юнцы, что поселились у нее в доме?

– Слишком мало информации в заметке. Сегодня… Как ты думаешь, нам стоит пойти?

– Здесь сказано: «Друзья, спешите принять участие!»

– Однако эта новая мода приглашать гостей страшно беспардонна! – решительно изрекла миссис Светтенхэм.

– Хорошо, мама, не ходи.

– И не пойду! – воскликнула миссис Светтенхэм.

Они помолчали.

– Неужели тебе действительно хочется съесть эту последнюю гренку, Эдмунд?

– Ах, мама, а я-то думал, что мое правильное питание для тебя важнее, чем то, когда эта старая мымра Финч уберет со стола!..

– Тс-с, дорогой, она может услышать!.. А что такое «игра в убийство»?

– Точно не знаю. Кажется, к твоей одежде прицепляют клочки бумаги… или нет, наверное, их все-таки тянут из шапки. Один участник игры становится сыщиком, другой – жертвой, потом гасят свет и кто-нибудь хлопает тебя по плечу. Ты вопишь, падаешь и притворяешься мертвым.

– М-да… звучит увлекательно.

– А по-моему, чертовски скучно. Я не пойду.

– Глупости, Эдмунд! – решительно возразила миссис Светтенхэм. – Раз я собираюсь идти, значит, и ты пойдешь вместе со мной. И нечего тут обсуждать!

– Арчи, – сказала миссис Истербрук мужу, – ты только послушай!

Полковник Истербрук не обратил на нее внимания, поскольку возмущенно пыхтел, читая статью в «Таймс».

– Вся беда этих деятелей в том, – изрек он, – что они не имеют об Индии ни малейшего понятия. Ни малейшего!

– Конечно, милый, конечно.

– Иначе они не писали бы такой ерунды.

– Да-да, Арчи, послушай: «ОБЪЯВЛЕНО УБИЙСТВО, КОТОРОЕ ПРОИЗОЙДЕТ В ПЯТНИЦУ, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ОКТЯБРЯ, В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ В «ЛИТТЛ-ПЭДДОКСЕ». ТОЛЬКО СЕГОДНЯ! ДРУЗЬЯ, СПЕШИТЕ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ!»

Миссис Истербрук умолкла и с торжествующим видом посмотрела на мужа.

Тот взглянул на нее снисходительно, но без особого интереса.

– Да это просто «игра в убийство», – пояснил он.

Миссис Истербрук ойкнула.

– Хотя, – полковник приосанился, – эта игра может быть довольно забавной, если ее как следует провести. Но для этого нужен специалист. Сначала тянут жребий. Один из игроков назначается убийцей. Кто именно – не объявляется. Потом гасят свет. Убийца выбирает жертву. Она должна сосчитать до двадцати и закричать. Тогда игрок, назначенный сыщиком, начинает расследование. Он допрашивает всех по порядку: где они были, что делали, пытается вывести убийцу на чистую воду. Да, хорошая игра, если только сыщик… м-м… имеет представление о работе в полиции.

– Как ты, например, Арчи. Сколько потрясающих дел было в твоем округе!

Полковник Истербрук снизошел до улыбки и самодовольно покрутил ус.

– Да уж, Лаура… Пожалуй, я мог бы их кое-чему научить.

– Напрасно мисс Блэклок не попросила тебя о помощи.

– Так вокруг нее теперь вертится этот молокосос! – хмыкнул полковник. – Кем он там ей доводится? Племянником?.. Наверно, он ее и подбил. Это ж надо додуматься – дать такое объявление!.. Забавно!

– Оно напечатано в разделе светской хроники. Мы могли бы и не заметить. Как по-твоему, это приглашение, Арчи?

– Хорошенькое приглашение! На меня, во всяком случае, рассчитывать нечего.

– Ну, Арчик! – голос миссис Истербрук стал заискивающе-плаксивым.

– Все равно нужно предупреждать заранее. Они же знают, что я могу быть занят!

– Но ведь ты не занят, милый, правда? – промурлыкала миссис Истербрук. – Арчи, я считаю, что пойти помочь бедной мисс Блэклок – твой долг. Она наверняка рассчитывает на твою помощь. Ты же столько знаешь про работу в полиции, про суды… Если ты ей не поможешь, у них ничего не получится. Ведь соседей надо выручать!

Миссис Истербрук склонила набок головку, тряхнула крашеными светлыми кудряшками и широко распахнула голубые глазки.

– Ну, коли так, то, конечно, Лаура, я не против… – Полковник Истербрук снова с важным видом покрутил ус и снисходительно глянул на свою пышнотелую женушку. Миссис Истербрук была моложе его по крайней мере лет на тридцать. – Раз ты так считаешь, Лаура… – протянул он.

– Но ведь это действительно твой долг, Арчи! – торжественно отчеканила миссис Истербрук.

«Чиппинг-Клеорн гэзет» принесли и в «Боулдерс» – так назывались три симпатичных, соединенных друг с другом коттеджа, где обитали мисс Хинчклифф и мисс Мергатройд.

– Хинч!

– Чего, Мергатройд?

– Ты где?

– В курятнике.

– Ой!

Осторожно ступая по высокой мокрой траве, мисс Эмми Мергатройд пробралась к подруге. Та, облачившись в вельветовые штаны и военный китель, старательно растирала руками корм для кур и бросала его в таз, в котором дымилось довольно неаппетитное варево из картофельных очистков и капустных кочерыжек. Мисс Хинчклифф обернулась. Волосы ее были подстрижены коротко, по-мужски, кожа на лице задубела. На миловидной толстушке по имени мисс Мергатройд была юбка из твида и растянутый пуловер ярко-синего цвета. Кудрявые волосы растрепались и напоминали птичье гнездо. Мисс Мергатройд слегка запыхалась.

– Тут в «Газете», – взволнованно выдохнула Мергатройд. – Только послушай… Как это понимать? «ОБЪЯВЛЕНО УБИЙСТВО, КОТОРОЕ ПРОИЗОЙДЕТ В ПЯТНИЦУ, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ОКТЯБРЯ, В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ В «ЛИТТЛ-ПЭДДОКСЕ». ТОЛЬКО СЕГОДНЯ! ДРУЗЬЯ, СПЕШИТЕ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ!»

У нее перехватило дыхание, и она умолкла, ожидая авторитетного заключения подруги.

– Рехнуться можно, – изрекла мисс Хинчклифф.

– Да, конечно, и все-таки… Что бы это значило, а?

– Как что? Выпивон! – хмыкнула мисс Хинчклифф.

– То есть, по-твоему, это приглашение?

– Выясним, когда придем, – сказала мисс Хинчклифф. – Шерри-бренди наверняка будет паршивый. Послушай, ты бы сошла с травы, Мергатройд. Стоишь тут в домашних тапочках. Ты же промокнешь.

– О господи! – Мисс Мергатройд уныло воззрилась на свои ноги. – Да, кстати, сколько сегодня яиц?

– Семь. Эта проклятая птица по-прежнему высиживает цыплят. Надо будет загнать ее в курятник.

– Странная манера приглашать гостей, правда? – сказала Эмми, и в ее голосе проскользнули мечтательные нотки.

Однако подруга была сделана из более жесткого теста. Раз она нацелилась на борьбу с непокорной курицей, то никакие, даже самые загадочные, объявления не могли сбить ее с намеченного курса.

Мисс Хинчклифф с трудом прохлюпала по грязи и бросилась в атаку на пеструю наседку. Та возмущенно закудахтала.

– Надо будет завести уток, – подытожила мисс Хинчклифф. – С ними куда меньше хлопот.

– Какая прелесть! – воскликнула за обедом миссис Хармон, обращаясь к мужу. – У мисс Блэклок намечается убийство.

– Убийство? – немного удивленно переспросил муж. – Когда?

– Сегодня днем… Вернее, вечером, в половине седьмого. Ах, что за невезение, милый, тебе как раз надо готовиться к конфирмации! А ведь ты обожаешь убийства!

– Право, не понимаю, о чем ты, Банч.

Пухленькая миссис Хармон протянула супругу «Газету»:

– Вот, посмотри. Там, где подержанное пианино и вставные зубы.

– Какое странное объявление!

– А я что говорю?! – радостно подхватила Банч. – Никогда бы не подумала, что мисс Блэклок увлекается подобными играми. Наверняка это затея юных Симмонсов… Хотя вообще-то для Джулии Симмонс затея грубовата. Но тем не менее факт остается фактом, и тебе, должно быть, очень обидно, что ты не сможешь пойти. Но ничего, я-то пойду обязательно и потом все-все тебе расскажу. Хотя надо признаться, мне это дастся нелегко, я ведь не люблю игр в темноте. Я их ужасно боюсь. Но надеюсь, меня не будут убивать. А то если мне вдруг положат руку на плечо и шепнут: «Ты убита», сердце у меня остановится, и я, наверное, умру. Как ты думаешь, я умру?

– Ну что ты, Банч! Ты доживешь до глубокой старости… вместе со мной.

– И мы умрем в один день и нас похоронят в одной могиле, да? О, это было бы чудесно!

При мысли о такой перспективе Банч засияла.

– Ты прямо-таки лучишься от счастья, – улыбнулся муж.

– А кто на моем месте не был бы счастлив? – смутилась Банч. – У меня есть ты, и Сьюзен, и Эдвард, и все вы во мне души не чаете, и вам неважно, глупа я или умна. И солнышко светит! И у нас такой чудесный просторный дом!

Преподобный Джулиан Хармон оглядел большую полупустую столовую и с сомнением кивнул:

– Хотя для некоторых людей жизнь в таком огромном доме, где гуляют сквозняки, хуже каторги.

– А мне нравятся большие комнаты. В них долго сохраняется благоухание, долетаюшее к нам из сада. И потом, тут чувствуешь себя вольготно. И вещи можно кидать куда попало, все равно беспорядка не будет заметно!

– Но у нас нет ни бытовой техники, ни центрального отопления. Тебе, наверное, нелегко управляться с хозяйством, Банч.

– Да какое там «нелегко», Джулиан! Я встаю в полседьмого, немножко поверчусь, как белка в колесе, и к восьми у меня уже все готово. И скажи, разве я плохо справляюсь? Полы натерты пчелиным воском, полировка блестит, в кувшинах осенние листья… Нет, на самом деле с большим домом хлопот даже меньше, чем с маленьким. Вытирать пыль и мыть полы легче, потому что не натыкаешься на вещи, как в тесных комнатушках. И спать в большой холодной комнате приятно: свернешься клубочком, так что только нос из-под одеяла торчит… прелесть как уютно! А чистка картошки и мытье посуды вообще не зависят от размеров дома. Сам посуди, это же прекрасно, что у Сьюзан и Эдварда такая большая пустая комната! Они могут играть сколько им вздумается и в железную дорогу, и в куклы, и им не нужно убирать игрушки. А еще в большом доме есть где разместить гостей. Взять, к примеру, Джимми Саймеса и Джонни Финча. Беднягам пришлось жить с родителями. А ты сам знаешь, что это несладко. Ты, конечно, преданно любишь свою маму, но, наверно, тебе не очень-то хотелось бы после свадьбы жить с ней и с отцом. Да и мне, признаться, тоже. Я бы чувствовала себя маленькой девочкой.

Джулиан улыбнулся:

– Но ты и вправду до сих пор как маленькая, Банч.

Сам Джулиан Хармон, судя по всему, давно ощущал себя шестидесятилетним. Хотя до этого возраста ему еще оставалось лет двадцать пять.

– Да, конечно, я глупая…

– Ты вовсе не глупая, Банч. Ты очень умная.

– Нет-нет… Я совсем не интеллектуалка. Я, правда, стараюсь… И мне, честное слово, нравится, когда ты говоришь о литературе, истории и о всяких других науках. Хотя, пожалуй, читать мне по вечерам вслух Гиббона все же не стоило, ведь когда за окном свистит ветер, а тут у нас так тепло и уютно, меня от Гиббона клонит в сон.

Джулиан рассмеялся.

– Но зато тебя я слушать обожаю! Расскажи мне еще раз про старого священника.

– Да ты давно знаешь все наизусть, Банч!

– Ну, пожалуйста, еще разочек!

– Ладно, – уступил муж. – Старого священника звали Скримгор. Однажды кто-то заглянул в церковь, где он служил, и увидел стоящего на кафедре старика Скримгора, который произносил пламенную проповедь, обращаясь к поденщицам. «Ага! – говорил он, грозя им пальцем. – Я знаю, о чем вы думаете. Вы думаете, что Агасфер – это Артаксеркс Второй. А я скажу вам, что вы ошибаетесь! – восклицал старик и добавлял с неописуемым торжеством: – Агасфер – это Артаксеркс Третий!»

Вообще-то Джулиан не находил в истории ничего особо смешного, но Банч не переставала потешаться. Вот и теперь снова раздался всплеск ее звонкого смеха.

– Ах, старый зануда! Когда-нибудь и ты станешь таким же, Джулиан.

Джулиан смутился.

– Да, я очень переживаю, что мне не всегда удается говорить просто и доходчиво, – сказал он.

– А вот из-за этого я бы на твоем месте не волновалась. – Банч поднялась из-за стола и принялась складывать на поднос грязную посуду. – Вчера миссис Батт призналась мне, что ее муж, который раньше в церковь даже не заглядывал и слыл местным атеистом, теперь каждое воскресенье приходит послушать твою проповедь… «А недавно, мадам, – продолжала она, мастерски копируя рафинированную собеседницу, – мой Батт сказал мистеру Томкинсу из Литтл-Ворсдейла, что наш Чиппинг-Клеорн – это культурный оазис. Не то что Ворсдейл, где мистер Гросс говорит с прихожанами, как с несмышленышами. Наш священник – человек высокообразованный, настоящий джентльмен. Еще бы! Он не в каких-нибудь Милчестерах, он в Оксфорде обучался! И нас дарит плодами своей образованности. Он все знает и про Древний Рим, и про Грецию, и про Вавилон с Ассирией! Даже кота своего назвал в честь ассирийского царя», – победоносно закончила Банч. – Видишь, какая о тебе идет слава?.. О господи! Мне же надо делать дела, а то я до вечера не управлюсь! Кис-кис-кис, Тиглатпаласар, иди сюда, отведай селедочный хребетик!

Открыв дверь, она ловко придержала ее ногой и юркнула в кухню с полным подносом, громко и не особенно благозвучно распевая песню собственного сочинения:

Грохот посуды, вываленной в раковину, заглушил следующие слова, но, выходя из дома, преподобный Джулиан Хармон все же услышал последнюю строку, преисполненную ликования:

Глава 2

Завтрак в «Литтл-Пэддоксе»

В «Литтл-Пэддоксе» завтрак тоже был в самом разгаре. Мисс Блэклок, шестидесятилетняя хозяйка дома, сидела во главе стола. Она была в домашнем платье, с которым совершенно не гармонировало ожерелье из крупного фальшивого жемчуга. Мисс Блэклок читала статью Лейн Норкотт, напечатанную в «Дейли мейл». Джулия Симмонс рассеянно перелистывала «Дейли телеграф». Патрик Симмонс разгадывал кроссворд в «Таймс». Мисс Дора Баннер с головой ушла в местный еженедельник, не замечая ничего вокруг.

Мисс Блэклок тихонько хихикнула. Патрик пробормотал:

– Ага! Значит, не «авторитетный», а «авторитарный» – вот где я ошибся!

И вдруг мисс Баннер закудахтала как испуганная наседка:

– Летти, Летти, ты видела? Что это?

– В чем дело, Дора?

– Какое странное объявление! В нем написано, что в «Литтл-Пэддоксе» произойдет убийство. Прямо так и написано, черным по белому…

– Дора, дорогая, не волнуйся… Покажи.

Мисс Баннер послушно протянула газету мисс Блэклок и ткнула дрожащим пальцем в загадочные строчки:

– Вот, смотри.

Мисс Блэклок взглянула. Брови ее поползли вверх. Окинув стол испытующим взором, она громко прочла:

– «ОБЪЯВЛЕНО УБИЙСТВО, КОТОРОЕ ПРОИЗОЙДЕТ В «ЛИТТЛ-ПЭДДОКСЕ» В ПЯТНИЦУ, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ОКТЯБРЯ, В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ. ТОЛЬКО СЕГОДНЯ! ДРУЗЬЯ, СПЕШИТЕ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ!» Патрик, это твои выдумки? – вопрошающий взгляд Летиции Блэклок остановился на красивом молодом повесе, сидевшем на противоположном конце стола.

Патрик Симмонс начал поспешно оправдываться:

– Да вы что, тетя Летти?! Как вы могли подумать? И вообще, почему я?

– Потому что с тебя станется, – жестко сказала мисс Блэклок. – Такие шуточки в твоем стиле.

– Шуточки? Господь с вами, тетя Летти!

– Тогда, может, это твоих рук дело, Джулия?

– Разумеется, нет, – ответила Джулия со скучающим видом.

Мисс Блэклок пробормотала:

– Неужели это миссис Хаймес?..

И взглянула на уже опустевшее место за столом.

– Нет, как-то непохоже, что у нашей Филиппы вдруг прорезалось чувство юмора, – откликнулся Патрик. – Она у нас особа серьезная.

– Тогда чья это выдумка? – спросила, позевывая, Джулия. – И вообще, что это означает?

– Наверное, какой-то глупый розыгрыш, – с расстановкой произнесла мисс Блэклок.

– Но зачем? – воскликнула Дора Баннер. – С какой целью? Если это шутка, то очень неумная шутка, дурного тона!

Ее дряблые щеки негодующе затряслись, а подслеповатые глаза возмущенно сверкнули.

Мисс Блэклок улыбнулась:

– Не волнуйся, Банни. Ничего страшного, просто кто-то решил пошутить. Хотелось бы только узнать, кто именно.

– В объявлении говорится «сегодня», – напомнила мисс Баннер, – сегодня в восемнадцать тридцать. Как ты думаешь, что будет?

– Будет смерть, – загробным голосом произнес Патрик. – Сладкая смерть!

– Прекрати сейчас же! – цыкнула на него мисс Блэклок, а мисс Баннер тихо взвизгнула от ужаса.

– …Но я имел в виду всего лишь торт, который готовит Мици, – снова принялся оправдываться Патрик. – Вы же знаете, мы называем его «Сладкая смерть».

Мисс Блэклок рассеянно улыбнулась.

Однако мисс Баннер не унималась:

– И все-таки, Летти, как ты думаешь?..

Подруга не дослушала. Она старалась казаться беспечной.

– Я знаю только одно, – сухо сказала мисс Блэклок, – в полседьмого к нам пожалует, сгорая от любопытства, добрая половина поселка. Поэтому на твоем месте, Банни, я бы лучше поинтересовалась, есть ли у нас какая-нибудь выпивка.

– А ведь ты волнуешься, Летти!

Мисс Блэклок вздрогнула. Она сидела за письменным столом и рассеянно рисовала на промокашке рыбок. Подняв голову, Летиция посмотрела на встревоженную подругу. Что ей было сказать Доре Баннер? Банни нельзя волноваться, нельзя расстраиваться. Мисс Блэклок помолчала, раздумывая… Они с Дорой Баннер вместе учились в школе. В те давние времена Дора была светловолосой, голубоглазой глупышкой. Но глупость ее никому не мешала. С Дорой охотно общались, потому что она была веселой, жизнерадостной и хорошенькой. Подруги считали, что ей нужно выйти замуж за симпатичного военного или за сельского присяжного. Дора обладала массой достоинств: она была нежной, заботливой, верной. Но жизнь жестоко обошлась с бедняжкой. Доре пришлось самой зарабатывать себе на хлеб. И хотя она была очень старательной, ее повсюду преследовали неудачи. На долгое время Летиция с Дорой потеряли друг друга из виду. Но полгода назад мисс Блэклок получила письмо, сумбурное и патетическое. Дорино здоровье было подорвано. Она жила в крохотной каморке, пытаясь хоть как-то просуществовать на мизерную пенсию. Ей хотелось бы брать на дом вышивание, но из-за ревматизма она не могла и этого. Банни с умилением вспоминала школьную дружбу… Жизнь, конечно, развела их… но, может быть… вдруг… подруга не откажется ей помочь?

И мисс Блэклок поддалась внезапному порыву. Бедная Дора, бедная, милая, глупенькая, пухленькая Дора! Летиция бросилась к Доре и привезла ее в «Литтл-Пэддокс», сказав, что одной вести хозяйство тяжело и ей нужна помощница. Жить Доре оставалось недолго – так, по крайней мере, уверяли врачи. И все же порой мисс Блэклок чувствовала, что взяла на себя непомерно тяжелую ношу. Бедняжка Дора постоянно все путала, портила нервы вспыльчивой домработнице-иностранке, теряла счета и письма, а временами просто доводила мисс Блэклок до белого каления. Бедная, бестолковая старушка Дора, она такая преданная, так искренне хочет помочь, так гордится тем, что она нужна и приносит пользу, но, увы, она так ненадежна!..

– Не надо, Дора. Я же тебя просила, – резко оборвала подругу мисс Блэклок.

– Ой! – виновато заморгала мисс Баннер. – Да, конечно… Я просто забыла. Но… ты ведь действительно…

– Волнуюсь? Отнюдь. По крайней мере, – добавила Летиция, стараясь быть правдивой, – не из-за этого. Ты ведь имела в виду нелепое объявление в «Газете»?

– Да… По-моему, даже если это шутка, она какая-то злобная.

– Злобная?

– Да. От всей этой затеи веет злобой. В общем… нехорошая это шутка, вот что!

Мисс Блэклок задумчиво поглядела на подругу. Кроткие глаза, большой упрямый рот, слегка вздернутый носик. Бедная Дора, от нее с ума можно сойти! Бестолковая, преданная Дора… О господи, сколько же с ней хлопот! А теперь еще и это… Кто бы мог подумать, что у выжившей из ума милашки еще сохранился нюх на нравственные и безнравственные поступки?!

– Что ж, похоже, ты права, Дора, – промолвила мисс Блэклок. – Это дурная шутка.

– Не нравится мне она, совсем не нравится! – с внезапной яростью выпалила мисс Баннер. – Я боюсь! – И неожиданно добавила: – Да и ты тоже боишься, Летиция.

– Вздор! – бодро возразила мисс Блэклок.

– Я уверена, затевается что-то опасное. Это как бомба в конверте…

– Да ладно тебе нагнетать! Просто какой-то недоумок решил сострить.

– Не вижу ничего смешного.

И действительно, ничего смешного тут не было. Лицо мисс Блэклок выдало ее потаенные мысли, и Дора торжествующе воскликнула:

– Я же говорила! Ты тоже так думаешь!

– Но, Дора, дорогая…

Мисс Блэклок не договорила. В комнату, словно цунами, ворвалась молодая женщина; ее пышная грудь бурно вздымалась под тесным свитером. Широкая пестрая юбка была посажена на корсаж, вокруг головы обмотаны сальные черные косы. Черные глаза метали молнии.

– Я могу вам обращаться, пожалуйста, да?

Мисс Блэклок вздохнула:

– Разумеется, Мици. Что стряслось?

Право же, подчас ей казалось, что лучше самой готовить еду и вести хозяйство, нежели терпеть бесконечные истерики домработницы-беженки.

– Я не ходить вокруг и возле… Я говорить прямо… Я давать предупреждение о уход… и уходить… уходить сейчас!

– Сейчас? Но почему? Тебя кто-то расстроил?

– Расстроил, да! – трагически воскликнула Мици. – Я не хочу умирать! Я уже бежал в Европа. Моя семья – они все умирали… их убивать, всех: и мама, и маленький брат, и моя такая милая маленькая племянница… все, все убивать. Но я убежать, прятаться, прийти в Англия. Я работать. Я делаю работа, какая никогда не делала на моя родина… Я…

– Да-да, ты говорила, – решительно оборвала мисс Блэклок Мици, по сто раз на дню повторявшую одно и то же. – Но все-таки мне непонятно, почему ты решила уйти именно сегодня?

– Потому что они опять приходить меня убивать!

– Кто?

– Мои враги. Наци! Они узнавать, что я здесь, и приходить убивать. Я об это читаль, да, я читаль газет!

– Ты имеешь в виду нашу «Газету»?

– Вот, здесь написано, – Мици достала из-за спины «Газету». – Видишь, здесь они прямо говорить: «Убийство». Убийство в «Литтл-Пэддоксе». Или это не значит здесь? Сегодня вечер, в половина седьмого. Ай! Я не хочу ждать, когда меня убивать… Нет!

– Но почему ты считаешь, что это про тебя? Мы, например, думаем, что кто-то просто пошутил.

– Пошутил? Разве убивать – это шутка?

– Нет, конечно. Но, дорогая девочка, если бы кто-нибудь захотел тебя убить, он бы не стал давать объявление в газете.

– Да? – Мици призадумалась. – Вы хотите сказать, они никто не хотеть убивать? А может, они хотеть убивать вас, мисс Блэклок?

– В жизни не поверю, что кто-то решил меня убить, – беспечно заявила мисс Блэклок. – И главное, Мици, я совершенно не понимаю, зачем убивать тебя. Ну, зачем, скажи на милость?

– Потому что они плохие… очень плохие. Я вам уже говорить: и маленький брат, и мама, и моя такая милая маленькая племянница…

– Да-да, конечно, – ловко остановила поток словоизлияний мисс Блэклок. – Но все равно мне не верится, что тебя хотят убить, Мици. Хотя если ты твердо решила уйти, причем предупредив меня за пять минут до своего ухода, я не в силах тебе помешать. Но учти, ты сделаешь огромную глупость, – уже другим тоном произнесла мисс Блэклок и поспешила добавить, заметив, что Мици заколебалась: – Говядина, что прислал к обеду мясник, по-моему, слишком жесткая.

– Я буду готовить гуляш, специальный гуляш.

– Специальный так специальный. А кстати, ты не могла бы сделать сырные палочки? Ну, из того засохшего куска сыра… А то ведь к нам могут сегодня пожаловать гости.

– Сегодня? Что значит «сегодня»?

– То и значит. В половине седьмого.

– Но… это же время, которое написать газета! Кто придет? Зачем придет?

– На похороны, – сказала, подмигнув, мисс Блэклок и добавила, пресекая дальнейшие возражения: – Все, Мици, хватит. Мне некогда. Ступай и, пожалуйста, поплотнее закрой за собой дверь.

– Так… на некоторое время покой обеспечен, – вздохнула хозяйка дома, когда дверь за ошарашенной Мици захлопнулась.

– Ах, Летти! Ты такая деловая! – восхищенно воскликнула мисс Баннер.

Глава 3

В половине седьмого

– Hy, вроде все, – сказала мисс Блэклок, придирчиво окидывая взглядом двойную гостиную. Ситцевая мебельная обивка с мелкими розочками, золотистые шары хризантем… вазочка с фиалками и серебряная сигаретница на столике возле стены… поднос с напитками на столе посреди комнаты… «Литтл-Пэддокс» представлял собой средний по величине особняк, построенный в стиле ранней Викторианской эпохи. В узкой, продолговатой гостиной вечно царил полумрак, потому что крыша веранды заслоняла солнечный свет; в дальнем конце когда-то были двойные двери, которые вели в маленькую комнатку с окном в нише, но потом двойные двери убрали и заменили бархатными портьерами. Когда же в особняке поселилась мисс Блэклок, она окончательно соединила две комнаты в одну. В каждой половине был свой камин, и, хотя ни один не горел, по комнате разливалось приятное тепло.

– Вы включили отопление? – спросил Патрик.

Мисс Блэклок кивнула:

– Да, тут было так зябко и промозгло! В доме жуткая сырость, поэтому я попросила Ивана затопить перед уходом котел.

– Неужто не пожалели драгоценного кокса? – усмехнулся Патрик.

– Вот именно: драгоценного. Но иначе нам пришлось бы расходовать еще более драгоценный уголь. Сам знаешь, отопительная контора не выделяет ни грамма сверх того, что нам положено на неделю… если только не заявить, что нам не на чем готовить еду.

– Но ведь когда-то были целые горы угля и кокса, и они продавались совершенно свободно? – Джулия сказала так, как будто речь шла не об Англии, а о какой-то диковинной заморской стране.

– Да, и причем по дешевке.

– И кто угодно мог пойти и купить все, что хотел, без карточек и ограничений? Неужели тогда всего было полно?

– Да, дорогая. И топливо было любого сорта и любого качества, а не как сейчас, только камни и сланец.

– Эх, жили же люди! – с завистью произнесла Джулия.

Мисс Блэклок улыбнулась:

– Мне тоже приходят на ум такие мысли, когда я оглядываюсь назад. Но ведь я старуха. И естественно, мое время кажется мне самым лучшим. Но вам, молодым, негоже вести подобные речи.

– Я тогда могла бы не работать, – продолжала, не слушая тетку, Джулия. – Сидела бы себе дома, составляла цветочные букеты и писала письма… Почему тогда писали столько писем? Кому?

– Всем тем, кому ты сейчас звонишь по телефону, – лукаво прищурилась мисс Блэклок. – Хотя мне, честно говоря, не верится, что ты умеешь писать, Джулия.

– Да уж конечно, я не следую «Полному руководству по написанию писем», которое раскопала тут у вас на днях. Это прелесть что такое! Представляете, там даже дают советы, как достойно отказать вдовцу, если он просит твоей руки.

– И тем не менее вряд ли тебе удалось бы всю жизнь пробездельничать. У людей и тогда было много разных обязанностей, – сухо сказала мисс Блэклок. – Впрочем, я мало сведуща в светской жизни. Нам с Банни, – она одарила Дору Баннер нежной улыбкой, – рано пришлось отправиться на биржу труда.

– О да, очень рано! – поддакнула мисс Баннер. – Господи, каких гадких, отвратительных детей мне пришлось обучать! Никогда их не забуду. Летти, правда, оказалась умнее меня. Она проникла в деловой мир, стала секретаршей финансового воротилы…

Внезапно открылась дверь, и вошла Филиппа Хаймес, статная, красивая, спокойная женщина. Она удивленно огляделась по сторонам:

– Здравствуйте! А вы что, гостей ждете? Почему мне ничего не сказали?

– Это невероятно! – воскликнул Патрик. – Филиппа не знает! Бьюсь об заклад: она единственная женщина в Чиппинг-Клеорне, которая ничего не знает!

Филиппа вопросительно взглянула на него.

– Узрим мы вскоре, – Патрик театрально взмахнул рукой, – убийства сцену!

Филиппа Хаймес слегка удивилась.

– Вот это, – Патрик указал на хризантемы, – похоронные венки, а оливки и сырные палочки символизируют поминальное угощение.

Филиппа перевела вопросительный взгляд на мисс Блэклок.

– Это шутка? Вы же знаете, я начисто лишена чувства юмора.

– Да, это очень гадкая шутка! – взволнованно ответила за Летицию мисс Баннер. – Мне она совершенно не нравится.

– Покажи объявление, – велела ей мисс Блэклок. – А я пойду загоню уток. Уже темно. Им пора домой.

– Давайте я схожу, – предложила Филиппа.

– Что ты, дитя мое! Ты отдыхай, на сегодня твоя работа закончена.

– Тогда давайте схожу я, – вызвался Патрик.

– Нет-нет, ни в коем случае! – решительно возразила мисс Блэклок. – В прошлый раз ты плохо задвинул засов.

– Летти, дорогая, позволь мне пойти! – взмолилась мисс Баннер. – Честное слово, я с удовольствием! Вот только галоши надену и кофту… Ах, куда же она запропастилась?

Но мисс Блэклок, улыбаясь, уже выходила из комнаты.

– Дохлый номер, Банни, – ухмыльнулся Патрик. – Тут энергия бьет ключом. Тетушка не выносит, когда что-нибудь делают за нее. Она везде хочет поспеть сама.

– Да, она очень самостоятельная, – поддакнула Джулия.

– Хотя ты, если не ошибаюсь, не предлагала ей своих услуг, – подколол Джулию брат.

Девушка лениво улыбнулась.

– Ты сам только что сказал, что тете Летти нравится со всем справляться самой. И потом, – она вытянула вперед изящную ногу в тонком чулке, – я же надела свои выходные чулки.

– Смерть в шелковых чулках! – патетически воскликнул Патрик.

– Не в шелковых, кретин, а в нейлоновых.

– Это не так красиво звучит.

– Послушайте, может, кто-нибудь объяснит мне, – жалобно сказала Филиппа, – почему здесь столько говорят о смерти?

Все загалдели, перебивая друг друга, хотели показать ей «Газету», но не смогли – Мици унесла ее в кухню.

Мисс Блэклок вернулась через несколько минут.

– Так, – она бросила беглый взгляд на часы, – значит, у нас все готово. А времени – двадцать минут седьмого. Ну что ж, теперь одно из двух: или сейчас к нам пожалуют гости, или я совершенно не понимаю своих соседей.

– Да, но с какой стати им приходить? – в замешательстве спросила Филиппа.

– Дорогая, неужели ты действительно не в курсе? Впрочем, похоже, что нет. М-да, другую такую нелюбопытную особу днем с огнем не сыскать.

– Отношение Филиппы к жизни можно выразить одним словом: равнодушие, – гаденьким тоном произнесла Джулия.

Филиппа предпочла промолчать. Мисс Блэклок посмотрела по сторонам.

Мици успела поставить на стол бутылку шерри и три блюда – с оливками, сырными палочками и какими-то миниатюрными печеньицами.

– Патрик, если тебе не трудно, переставь поднос в угол. Вон туда, в нишу. А лучше передвинь весь стол. В конце концов, у нас ведь не званый ужин. Я лично никого не приглашала и не хочу, чтобы было заметно, что я жду гостей.

– Как, тетя Летти?! Вы намерены скрыть вашу прозорливость?

– Ты прекрасно справился с заданием, Патрик. Большое спасибо, дорогой.

– Что ж, будем изображать тихий семейный вечер в домашнем кругу, – сказала Джулия, – а при виде нежданных гостей выразим искреннее удивление.

Мисс Блэклок взяла бутылку шерри-бренди и замерла в нерешительности.

– Да здесь почти полбутылки, – ободрил ее Патрик. – Я думаю, должно хватить.

– Да, конечно. – Мисс Блэклок поколебалась и, слегка покраснев, попросила: – Патрик, пожалуйста… в кладовке, в шкафу, есть новая бутылка. Принеси ее и захвати с собой штопор. Я… то есть мы вполне можем выставить на стол и новую бутылку. А то эта… она уже початая.

Патрик молча исполнил ее просьбу и, вернувшись с новой бутылкой, вытащил из нее пробку. Ставя шерри-бренди на поднос, он с любопытством поглядел на мисс Блэклок.

– Послушайте, а вы, похоже, это принимаете всерьез? – участливо спросил он.

– Еще бы не всерьез! – возмутилась шокированная Дора Баннер. – Нет, Летти, ты даже себе не представляешь…

– Тс-с! – резко оборвала ее мисс Блэклок. – Звонок. Что я говорила? Как видите, мои мудрые пророчества начинают сбываться.

Мици распахнула дверь в гостиную, впуская полковника Истербрука с супругой. У Мици была своеобразная манера объявлять о приходе гостей.

– Тут этот… полковник и миссис Истербрук… заявились, – фамильярно сообщила она.

Полковник, пытаясь скрыть смущение, вел себя разудало.

– Ничего, что мы к вам как снег на голову? – спросил он.

Из угла, где сидела Джулия, раздался тихий смех.

– Вот, проходили мимо и решили заскочить. Промозглый сегодня вечерок. Я смотрю, вы уже затопили. А мы пока не топим.

– Что за прелесть ваши хризантемы! – зашлась от восторга миссис Истербрук.

– Да они слова доброго не стоят! – возразила Джулия.

С Филиппой Хаймес миссис Истербрук поздоровалась особенно сердечно, как бы желая подчеркнуть, что понимает, насколько Филиппа выше обычных сельскохозяйственных рабочих.

– Как поживает садик миссис Лукас? Вы полагаете, его можно привести в нормальное состояние? Он ведь в полнейшем запустении… всю войну без ухода… да и после войны за ним никто не ухаживал… Противный старикан Эйш только подметал там листья и сажал кое-где капусту.

– Да, сад надо приводить в порядок, – согласилась Филиппа. – Но это недолго.

Мици снова распахнула дверь и выпалила:

– Тут эти… дамы из «Боулдерса»!

– Добрый вечер! – Мисс Хинчклифф двумя шагами перемахнула комнату и стиснула в своей огромной клешне руку мисс Блэклок. – Я сегодня возьми да и скажи Мергатройд: «А чего бы нам не нагрянуть в «Литтл-Пэддокс»?» Хотелось узнать, как высиживают утят ваши утки.

– Так день укоротился, не успеешь оглянуться, а уже смеркается, да? – с легким волнением защебетала мисс Мергатройд, обращаясь к Патрику. – О, какие прелестные хризантемы!

– Веник! – буркнула Джулия.

– Почему ты не желаешь общаться? – с упреком шепнул ей Патрик.

– О, вы уже затопили! – в устах мисс Хинчклифф это прозвучало как обвинение. – Что-то слишком рано…

– В это время года в доме ужасно сыро, – принялась оправдываться мисс Блэклок.

Патрик просигналил бровями: «Подавать шерри?» Мисс Блэклок послала ответный сигнал: «Пока не надо».

Она поинтересовалась у полковника Истербрука:

– Вам прислали из Голландии луковицы тюльпанов?..

Дверь снова отворилась, и вошла слегка пристыженная миссис Светтенхэм, за спиной которой маячил хмурый и сконфуженный Эдмунд.

– А вот и мы! – весело воскликнула миссис Светтенхэм и с явным любопытством посмотрела по сторонам. Но тут же смутилась и добавила: – Я просто так решила забежать… хотела спросить, мисс Блэклок, не нужен ли вам котенок. А то наша кошка вот-вот…

– Попадет на родильный стол, – закончил вместо матери Эдмунд. – Результат будет ужасающим. Так что потом не говорите, что я вас не предупреждал.

– Наша кошка прекрасно ловит мышей, – поспешно возразила миссис Светтенхэм. И добавила: – Какие прелестные хризантемы!

– О, а вы, я гляжу, затопили, – пытаясь выглядеть оригинальным, изрек Эдмунд.

– Как же люди похожи на граммофонные пластинки! – прошептала Джулия.

– Последние сводки новостей мне не нравятся! – заявил полковник Истербрук, мертвой хваткой вцепившись в Патрика. – Не нравятся – и точка. Спросите меня, и я отвечу: война неизбежна… неизбежна – и точка!

Дверь опять распахнулась, и вошла миссис Хармон. Пытаясь одеться помоднее, она нацепила поношенную фетровую шляпку, а вместо домашнего свитера надела какую-то несуразную блузку с рюшечками.

– Хэлло, мисс Блэклок! – лучезарно улыбаясь, воскликнула Банч. – Надеюсь, я не опоздала? Когда начнется убийство?

Все ахнули. Джулия одобрительно хохотнула, Патрик сморщился, а мисс Блэклок растянула губы в улыбке.

– Джулиан рвал и метал, что не может прийти, – продолжала миссис Хармон. – Он у меня обожает убийства. В прошлое воскресенье это подвигло его произнести прекрасную проповедь… Мне, наверно, не стоит хвалить Джулиана, ведь он как-никак мой муж, но проповедь и вправду удалась, вы не находите? По-моему, она получилась куда лучше остальных его проповедей… А все из-за детектива «Козни смерти». Вы читали? Продавщица книжного магазина в Бутсе отложила для меня экземплярчик. О, там так все запутано, ничего не разобрать! Только думаешь: наконец-то хоть что-то прояснилось, и вдруг на тебе – опять ничего не понятно! А убийств какая уйма! Целых четыре или даже пять, прелесть что такое! Я случайно забыла книжку в кабинете, а Джулиан пришел туда, чтобы подготовиться к проповеди. Решил взглянуть, зачитался и не смог оторваться до самого конца. В общем, проповедь пришлось составлять наспех, на всякие ученые штучки-дрючки времени уже не хватало… И естественно, получилось в сто раз лучше, чем обычно!.. О боже, я совсем заболталась! Так все-таки, скажите на милость, когда начнется убийство?

Мисс Блэклок взглянула на каминные часы и бодро ответила:

– Если ему суждено начаться, то уже вот-вот. До половины седьмого осталась ровно одна минута. А пока выпейте шерри.

Патрик с готовностью устремился в проход под аркой. Мисс Блэклок подошла к столику, стоявшему возле этого прохода, и потянулась за сигаретами.

– Выпить-то я выпью с удовольствием, – откликнулась миссис Хармон. – Но почему вы сказали «если»?

– А потому что я, – сказала мисс Блэклок, – пребываю в таком же неведении, как и вы. Откуда мне знать…

Тут она осеклась, повернув голову на бой каминных часов. Звук был нежный, мелодичный, похожий на звон колокольчиков. Все тоже замолчали и замерли, глядя на часы, которые отбили четверть, потом половину. А когда замер последний звук, комната вдруг погрузилась в темноту… Послышались восхищенные вздохи и женский писк.

– Началось! – в экстазе воскликнула миссис Хармон.

Дора Баннер жалобно захныкала:

– Ой, мне это совсем не нравится!

С разных сторон доносились и другие голоса:

– Какой кошмар! Какой ужас!

– Страшно, аж жуть!..

– У меня мурашки по коже бегают!..

– Арчи, ау!.. Что теперь надо делать?..

– О господи, я, кажется, отдавил вам ногу. Простите, пожалуйста!

Потом с грохотом распахнулась дверь. Яркий свет фонаря забегал по комнате, и хриплый мужской голос скомандовал:

– Руки вверх! А ну руки вверх, кому говорят!

Все сразу почувствовали себя как в кино и восхищенно подняли руки.

– Вот это да! – выдохнула какая-то дамочка. – С ума сойти можно…

И вдруг пистолет заговорил. Он выстрелил дважды. Свист пуль вдребезги разбил всеобщее благодушие. Игра перестала быть игрой. Кто-то взвизгнул… Человек в дверях обернулся, казалось, заколебался, но грянул третий выстрел, и он упал. Фонарь выпал из его руки и потух. Все опять погрузилось во мрак, а дверь в гостиную медленно, со слабым, негодующим стоном закрылась и защелкнулась.

В комнате началось вавилонское столпотворение. Все кричали наперебой:

– Свет, включите свет!.. Неужели нельзя найти выключатель?.. У кого есть зажигалка?.. Ой, не нравится мне это, совсем не нравится!.. Но ведь стрельба была настоящая!.. У него был настоящий пистолет!.. Это грабитель?.. Арчи, Арчи, я хочу домой!.. Ради бога, достаньте зажигалку!..

Затем почти одновременно щелкнули две зажигалки и вспыхнуло два маленьких ровных пламени. Все, щурясь, испуганно смотрели друг на друга. Прислонившись к стене, у прохода под аркой стояла мисс Блэклок. Она закрывала лицо руками, и что-то темное струилось у нее между ее пальцами; ничего больше разглядеть при таком слабом освещении было невозможно.

Полковник Истербрук прочистил горло и даже встал ради такого случая.

– Попробуйте нажать на выключатель, Светтенхэм, – приказал он.

Застывший возле двери Эдмунд послушно щелкнул выключателем.

– Или на станции авария, или пробки перегорели, – важно изрек полковник. – Эй, а там что за базар?

За дверью вопил-разрывался женский голос. Вопль становился все истошней, и наконец в дверь забарабанили. Тихо всхлипывавшая Дора Баннер воскликнула:

– Это Мици! Ее убивают!..

– Как же! Дождешься такого счастья! – пробормотал Патрик, а мисс Блэклок сказала:

– Надо достать свечи. Патрик, будь добр…

Но полковник уже открыл дверь. Освещая себе путь зажигалками, они с Эдмундом вышли в холл и чуть не споткнулись о лежавшего на полу человека.

– Похоже, готов, – сказал полковник. – Ну и где ваша горлодерка?

– В столовой, – ответил Эдмунд.

Дверь столовой выходила в холл. Слышно было, как кто-то бьется о стены, воет и визжит.

– Ее заперли, – сказал, наклоняясь в поисках замочной скважины, Эдмунд.

Едва он повернул ключ, Мици выпрыгнула из комнаты, как тигр из клетки. В столовой свет был. Мици являла собой картину неописуемого ужаса и продолжала визжать. Однако во всей этой ситуации было нечто комическое, потому что в момент нападения она чистила столовое серебро и до сих пор сжимала в одной руке шкурку, а в другой – длинный нож для разделки рыбы.

– Успокойся, Мици, – сказала мисс Блэклок.

– Да-да, перестань кричать! – поддержал ее Эдмунд, но, поняв, что Мици явно не собирается замолкать, подался вперед и влепил ей звонкую пощечину. Мици судорожно глотнула воздух, икнула и умолкла.

– Достаньте свечи, – распорядилась мисс Блэклок. – Они на кухне в шкафу. Патрик, ты знаешь, где у нас пробки?

– В коридоре за посудомоечной? Сейчас посмотрю.

Мисс Блэклок вступила в полосу света, падавшего из столовой, и Дора Баннер чуть не захлебнулась рыданиями. Мици же опять издала душераздирающий вопль.

– Кровь! Кровь! – истошно заголосила она. – Вас стреляли, мисс Блэклок… Вы умирать от теряния крови!

– Не болтай глупостей! – оборвала ее мисс Блэклок. – Я вовсе не ранена. Только ухо слегка поцарапано.

– Но, тетя Летти, – сказала Джулия, – это действительно кровь.

И правда, белая блузка мисс Блэклок, ее жемчужное ожерелье и руки – все было запачкано кровью.

– Уши всегда сильно кровоточат, – сказала мисс Блэклок. – Помнится, как-то в детстве я потеряла сознание в парикмахерской. Мастер чуть-чуть порезал мне ухо, а крови натекло целое ведро. Однако надо бы зажечь свет…

– У меня есть свеч, – подала голос Мици.

Джулия пошла вместе с ней, и они принесли на блюдцах несколько свечей.

– Так-так, посмотрим-ка на нашего злодея, – сказал полковник. – Опустите свечу пониже, Светтенхэм. Еще ниже, еще…

– Давайте я зайду с другой стороны, – предложила Филиппа.

Она решительно взяла пару блюдец. Полковник Истербрук опустился на колени.

Человек, лежавший на полу, был одет в мешковатый черный плащ с капюшоном. На лице была черная маска, на руках – черные нитяные перчатки. Капюшон сполз, из-под него выбивались всклокоченные светлые волосы. Полковник Истербрук перевернул незнакомца на спину, пощупал пульс, послушал, бьется ли сердце, и, вскрикнув от отвращения, отдернул руки. Они были липкими и красными.

– Застрелился, – сказал полковник. – Может, это самоубийство, а может, он упал, запутавшись в плаще, и в момент падения пистолет разрядился. Очень плохо видно…

И тут как по мановению волшебной палочки зажегся свет.

Со странным чувством, будто все происходит понарошку, жители Чиппинг-Клеорна, столпившиеся в холле «Литтл-Пэддокса», вдруг осознали, что на их глазах трагически погиб человек. Рука полковника Истербрука покраснела от крови. Кровь все еще текла по шее мисс Блэклок, капая на блузку и юбку, а на полу лежал нелепо растянувшийся незваный гость.

– Похоже, всего одна пробка перегорела… – Вошедший в комнату Патрик осекся.

Полковник потянулся к узкой черной маске, прикрывавшей лицо трупа:

– Давайте-ка взглянем, что это за тип. Хотя мы вряд ли его знаем.

Он сорвал маску. Все вытянули шеи. Мици икнула, судорожно хватая ртом воздух. Остальные стояли неподвижно, как истуканы.

– Совсем молоденький, – жалостливо протянула миссис Хармон.

А Дора Баннер взволнованно воскликнула:

– Летти, Летти, это же молодой человек из отеля «Спа» в Меденхэм-Уэллсе! Он еще приходил к нам, просил денег, чтобы вернуться в Швейцарию, а ты ему отказала. Наверное, это был лишь предлог, а на самом деле он хотел пробраться в дом и изучить планировку. Господи, он ведь мог убить тебя!..

Мисс Блэклок поспешила взять инициативу в свои руки:

– Филиппа, отведи Банни в столовую и дай ей полрюмки бренди. Джулия, дорогая, сбегай в ванную и принеси мне из шкафчика лейкопластырь, а то я тут все заляпаю. А ты, Патрик, звони в полицию.

Глава 4

Отель «Ройал Спа»

Начальник полиции Миддлшира Джордж Райдесдейл был человеком спокойным. Этот мужчина среднего роста с проницательными глазами под кустистыми бровями имел обыкновение больше слушать, чем говорить. Выслушав же собеседника, он бесстрастно отдавал лаконичные приказы, которые неукоснительно выполнялись.

Сейчас Райдесдейл слушал отчет инспектора Дермота Краддока, которому было поручено расследовать происшествие в «Литтл-Пэддоксе». Вчера ночью Райдесдейл вызвал Краддока из Ливерпуля, куда тот был отправлен для наведения справок по другому делу. Райдесдейл высоко ценил своего сотрудника. Тот не только обладал острым умом и богатым воображением, но еще и отличался дисциплинированностью и терпением (что для Райдесдейла было важнее ума) и мог вести расследование не торопясь, перепроверяя каждый факт и сохраняя способность непредубежденно мыслить до самого конца следствия.

– Вызов принял констебль Легг, сэр, – сообщил Райдесдейлу Краддок. – Он проявил оперативность и не потерял присутствия духа. А это было нелегкой задачей. Вы только представьте себе десяток людей, галдящих наперебой. Даже эта беженка, которая вообще-то боится полицейских как черт ладана, и та орала. Ей почудилось, что она угодила в ловушку, и бедняга вопила так, что в доме чуть не обрушились стены.

– Вам удалось установить личность покойника?

– Так точно, сэр. Это некий Руди Шерц. Швейцарец. Работал администратором гостиницы «Ройал Спа» в Меденхэм-Уэллсе. Если вы не возражаете, сэр, я сначала поеду туда, а потом в Чиппинг-Клеорн. Там сейчас сержант Флетчер. Он должен встретиться с водителями автобусов, а после отправиться в «Литтл-Пэддокс».

Райдесдейл одобрительно кивнул.

Открылась дверь. Начальник полиции поднял глаза.

– Входите, Генри, – сказал он. – У нас довольно оригинальное дело.

Сэр Генри Клиттеринг, бывший комиссар Скотленд-Ярда, поднял брови.

– Это может заинтересовать даже Вашу Пресыщенность.

– Неправда, пресыщенным я никогда не был! – возмутился сэр Генри.

– Вы уже слышали о последнем писке моды? – спросил Райдесдейл. – Теперь об убийствах оповещают заранее. Краддок, пожалуйста, покажите сэру Генри объявление.

Клиттеринг прочел абзац, в который ткнул пальцем Краддок.

– М-да, действительно оригинально.

– А удалось установить, кто подал объявление? – поинтересовался Райдесдейл у Краддока.

– Судя по всему, это был сам Руди Шерц. Он дал объявление в среду.

– И оно никого не заинтриговало? Неужели человек, который его принимал, не удивился?

– Тощая блондинка, сидящая на приеме объявлений, не обладает способностью к мышлению. По крайней мере, мне так показалось, сэр. Она просто сосчитала количество слов и взяла у клиента деньги.

– Но зачем он это затеял? – недоуменно спросил сэр Генри.

– Наверное, чтобы собрать побольше народу, – предположил Краддок. – Вероятно, он решил собрать местных зевак, крикнуть: «Руки ввepx!» – и быстренько облегчить их карманы от лишних денег и драгоценностей. Идея довольно оригинальная.

– А что за место этот Чиппинг-Клеорн? – поинтересовался сэр Генри.

– Это большой живописный поселок. Он растянулся на несколько миль. Там есть лавка мясника, лавка зеленщика, булочная, вполне приличный антикварный магазинчик, две чайные. Красивое местечко. Обслуживает автотуристов. Плотность населения высокая. Раньше в коттеджах жили фермеры, а теперь обитают старые девы и пожилые супружеские пары. Большинство домов построено в Викторианскую эпоху.

– Представляю, – сказал сэр Генри. – Божьи одуванчики и отставные полковники. Да, эти люди действительно явятся, увидев объявление в газете, они ужасно любопытны. Эх, много бы я дал за то, чтобы мой собственный божий одуванчик оказался там вчера! Неужели ей не захотелось бы впиться в эту историю своими мелкими дамскими зубками? Это вполне в ее духе!

– Вы о ком, сэр Генри? О своей тетушке?

– О нет, – вздохнул сэр Генри. – Она мне не родственница… Но это самый лучший сыщик на свете. Природный гений, взращенный на благодатной почве. – Он повернулся к Краддоку. – И вам не стоит пренебрегать божьими одуванчиками, обитающими в этом поселке, мой мальчик. Запомните на всякий случай – вдруг дело окажется запутанным? Старая дева, сидящая на лавочке с вязаньем или обожающая возиться в саду, даст сто очков вперед любому следователю. Она расскажет вам, что могло произойти, и что должно было произойти, и даже что на самом деле произошло. А главное – вы узнаете от нее, почему это произошло!

– Буду иметь в виду, – кивнул инспектор Краддок, стараясь держаться как можно официальнее. Никто никогда бы не догадался, что Дермот Эрик Краддок – крестный сын сэра Генри и на самом деле отношения у них очень близкие и дружеские.

Райдесдейл кратко изложил сэру Генри суть дела.

– В том, что они соберутся в половине седьмого, можно было не сомневаться, – сказал он напоследок. – Но как об этом мог узнать наш швейцарец? И еще одно: откуда у него возникла уверенность, что ему будет чем поживиться?

– Да, улов негустой… Пара старомодных брошек, нитка фальшивого жемчуга, от силы две банкноты, – задумчиво произнес сэр Генри. – Вы не знаете, мисс Блэклок хранит дома много денег?

– Вроде бы нет, сэр. Фунтов пять, не больше.

– Особо не разгуляешься, – заметил Райдесдейл.

– Вы хотите сказать, – подытожил сэр Генри, – что молодчику просто нравились розыгрыши? Вам кажется, это был не грабеж, а маскарад, игра в налетчика? Как в кино? Что ж, вполне вероятно. Вот только как он умудрился застрелиться?

Райдесдейл протянул ему бумагу:

– Предварительное медицинское заключение. Выстрел произведен с близкого расстояния… ожоги… гм… Да, но все равно неясно, что это: самоубийство или несчастный случай. Может, он действительно застрелился, а может, пистолет разрядился случайно, когда молодой человек споткнулся и упал. По-моему, вероятней последнее. – Сэр Генри посмотрел на Краддока. – Надо очень тщательно опросить свидетелей. Пусть точно опишут, что они на самом деле видели.

Инспектор Краддок вздохнул:

– Каждый из них видел что-то свое.

– Меня всегда занимал вопрос, – сказал сэр Генри, – что видят люди в минуту крайнего возбуждения или нервного потрясения? А еще интереснее то, чего они не замечают…

– Что известно про пистолет?

– Он иностранного производства. В Европе довольно много пистолетов такой марки. Шерц не имел разрешения на оружие. Въезжая в Англию, он не декларировал оружие.

– Прохвост, – сказал сэр Генри.

– Да уж, с какой стороны ни посмотри. Ладно, Краддок, вы свободны. Выясните все, что сможете, о Руди Шерце в отеле «Ройал Спа».

В «Ройал Спа» Краддока сразу повели к управляющему.

Высокий румяный добряк Роулендсон принял его с отменным радушием.

– Счастлив буду помочь всем, чем смогу, инспектор. Поверьте, для меня это полная неожиданность! Никогда бы не поверил… Шерц казался мне таким заурядным парнем, симпатичным, но совершенно обыкновенным. Я и представить его не мог в роли налетчика.

– Он давно работал у вас, мистер Роулендсон?

– Как раз перед вашим приходом я поднял документацию. Руди проработал тут чуть больше трех месяцев. Рекомендации у него были хорошие, все бумаги были в порядке.

– Он вас устраивал?

От Краддока не укрылось, что Роулендсон слегка замялся.

– Д-да, вполне.

Краддок прибегнул к испытанной тактике.

– Ах, мистер Роулендсон, – сказал он, ласково качая головой, – вы ведь не до конца со мной откровенны.

– Я? Э-э… – Управляющий явно был застигнут врасплох.

– Видите? Нет, тут что-то не так. Что именно?

– В том-то и дело, что я не знаю.

– Но у вас возникли какие-то подозрения.

– М-м… да. Я… Но у меня нет доказательств! Мне бы не хотелось, чтобы мои домыслы были записаны и потом использованы против меня.

Краддок любезно улыбнулся:

– Я знаю, на что вы намекаете. Не беспокойтесь. Мне просто необходимо уяснить, что собой представлял этот Шерц. Вы его подозревали. В чем?

– Пару раз у нас возникали сложности со счетами, – промямлил Роулендсон. – В них было включено то, чего включать не следовало.

– Иными словами, вы подозревали Шерца в том, что он брал деньги за услуги, которые не числятся в прейскуранте гостиницы, а разницу прикарманивал?

– Ну да, примерно так. Вообще-то он не больно осторожничал. Два раза речь шла о весьма крупных суммах. Сказать по совести, я однажды заставил нашего бухгалтера проверить все бухгалтерские книги, предполагая, что он… м-м… ошибся, но, хотя в бумагах действительно были обнаружены некоторые неточности, да и дела бухгалтер вел весьма небрежно, в целом касса оказалась в порядке. Так что я возводил на Руди напраслину.

– А если нет? Что, если Шерц, урывая понемножку то тут, то там, умудрился сколотить приличный капиталец?

– Это было бы возможно, если у Руди существовал еще какой-нибудь источник доходов. Но люди, которые, как вы изволили выразиться, урывают понемножку то тут, то там, обычно нуждаются в деньгах, а получая, сразу же их тратят.

– Значит, если бы Шерцу понадобилось покрыть недостачу, то ему нужно было бы раздобыть денег… Например, кого-нибудь ограбить, да?

– Да. Простите за любопытство, это была его первая попытка?

– Вероятно. Во всяком случае, проделано все крайне неумело. А кто мог, как говорится, подкинуть ему деньжат? Может, у него была женщина?

– Была одна официантка из гриль-бара. Мирна Харрис.

– Мне хотелось бы с ней побеседовать.

Мирна Харрис оказалась миловидной курносой девушкой с копной рыжих волос. Она была встревожена и напряжена. Ее явно возмущало, что приходится отвечать на вопросы полицейского.

– Я ничего не знаю, сэр. Ни-че-го! Знай я, что он за тип, никогда не стала бы с ним связываться. А так я видела, что он работает в отеле, и думала, будто он нормальный человек. Во всяком случае, мне так казалось. А вообще-то гостиницам следовало бы тщательнее подбирать персонал, особенно иностранцев. С ними нужно держать ухо востро. Он, наверно, был членом одной из шаек, о которых пишут в газетах.

– Мы предполагаем, – сказал Краддок, – что Шерц действовал в одиночку.

– Только подумать, такой спокойный, солидный мужчина! Ни за что не сказала бы, что ворюга! Правда, у меня пропало несколько вещиц, я только сейчас вспомнила. Брошка с бриллиантиком и небольшой золотой медальончик. Но я даже мысли не допускала, что это Руди.

– Охотно верю, – кивнул Краддок. – Кого угодно можно ввести в заблуждение. А вы хорошо его знали?

– Да как вам сказать…

– Но вы были с ним в дружеских отношениях?

– О да, именно в дружеских, не больше! Ничего серьезного между нами не было. Я не доверяю иностранцам. Кто знает, что у них на уме? Вспомните, как вели себя поляки во время войны! Да и янки, надо сказать, ничуть не лучше. В жизни не признаются, что женаты, а когда правда выйдет наружу, уже поздно. Руди любил пускать пыль в глаза, но я не особо верила его байкам.

Краддок встрепенулся:

– Пускать пыль в глаза? Любопытно… Я вижу, вы можете нам помочь, мисс Харрис. Пожалуйста, расскажите поподробней, как он пускал пыль в глаза.

– Ну, он это… распинался, какие у него богатые предки в Швейцарии, какие они важные птицы. Но это как-то не вязалось с тем, что он постоянно сидел без денег. Правда, Руди говорил, что не смог вывезти капиталы из Швейцарии, потому что на таможне были ограничения. Не знаю, может, он и не врал, но вообще-то шмотки у него были не ахти… Я имею в виду одежду. В ней не было настоящего шика. Поэтому я думаю, большинство его россказней – чистый треп. И о восхождении на Альпы, и о том, как он вызволял людей с ледника. А самому дурно стало, когда мы поднялись на нашу горку в Боулдерсе. Ха! Тоже мне – Альпы!

– Вы часто общались?

– Д-да… Он был такой обходительный… знал, как… ну это, в общем, как ухаживать за девушкой. В кино всегда покупал билеты на лучшие места. И даже цветочки дарил иногда. И потом, он классно танцевал… просто классно!

– А он когда-нибудь упоминал про мисс Блэклок?

– Про ту, что иногда приезжает сюда пообедать? Она еще останавливалась однажды в гостинице… Нет, кажется, нет. Я вообще-то понятия не имела, что он с ней был знаком.

– А он не говорил про Чиппинг-Клеорн?

Краддоку почудилось, что во взгляде Мирны Харрис промелькнула настороженность. Но, может быть, он ошибся?

– Нет… Правда, он как-то спросил про автобусы… Ну, про расписание… Но я не уверена, что ему было нужно именно в Чиппинг-Клеорн. Толком не помню. Это было давно.

Больше инспектор от нее ничего не добился. Руди Шерц вел себя обычно. Накануне налета она его не видела. И понятия не имела – ни малейшего, она особенно на это упирала! – что Руди Шерц проходимец.

«И вероятно, – решил Краддок, – Мирна говорила правду».

Глава 5

Мисс Блэклок и мисс Баннер

«Литтл-Пэддокс» оказался примерно таким, каким представлял его себе инспектор. Взгляд его задержался на цыплятах и утках, а также на том, что еще совсем недавно было очаровательным цветочным бордюром. Теперь там цвело лишь несколько астр – этакий последний, предсмертный всплеск пурпурной красоты. На лужайках и тропинках виднелись явные следы запустения.

Краддок сделал вывод, что у хозяев нет денег на садовника, но цветы здесь любят: клумбы разбиты со вкусом. Дом нуждался в покраске. Впрочем, сейчас большинство домов нуждается в покраске…

Едва машина инспектора остановилась у парадного входа, из-за угла вынырнул сержант Флетчер. Выправка у него была гвардейская. А еще он обладал способностью вкладывать уйму значений в коротенькое слово «сэр».

– А, вот вы где, Флетчер!

– Сэр, – откликнулся сержант.

– Какие новости?

– Только что закончили осмотр дома, сэр. Такое впечатление, что Шерц не оставил отпечатков пальцев. Впрочем, неудивительно – он же был в перчатках. Следов взлома нет ни на дверях, ни на окнах. Наверное, парень приехал на автобусе из Меденхэма и пришел сюда к шести часам. Черный ход, как я понял, заперли в половине шестого. Он, судя по всему, прошел через парадный. Мисс Блэклок уверяет, что эта дверь не запирается допоздна, пока все не лягут спать. Но служанка сказала, что парадная дверь целый день была заперта. Однако она может и не то еще заявить. Очень уж она темпераментная, вы сами убедитесь. Беженка с материка.

– Тяжко с ней?

– Сэр! – с чувством произнес сержант Флетчер.

Краддок усмехнулся. Флетчер продолжал рапортовать:

– Освещение везде исправно. Нам пока не удалось выяснить, что он натворил со светом. Из строя вышла лишь проводка в гостиной и в холле. Конечно, сейчас бра и лампы не делают на одной пробке, но в доме сохранена старинная система освещения и планировки. Даже не представляю, как он мог намудрить с пробками, ведь они находятся возле чулана. Добраться до них можно только из кухни. Но тогда бы его увидела служанка…

– А если она была с ним заодно?

– Не исключено. Оба иностранцы… Я, например, ни единому ее слову не верю, ни единому!

Краддок поймал на себе испуганный взгляд больших черных глаз, которые смотрели на него из крайнего окна возле входа в дом. Лицо, расплющенное об оконное стекло, было почти не различимо.

– Это она?

– Так точно, сэр.

Лицо исчезло.

Краддок позвонил в дверь. Ждать пришлось достаточно долго. Наконец дверь отворила хорошенькая девушка со скучающим выражением лица.

Краддок представился. Девушка одарила его холодным взглядом очень красивых орехово-карих глаз.

– Проходите. Мисс Блэклок вас ждет.

В длинный узкий холл выходило невероятное количество дверей. Молодая женщина распахнула одну, расположенную по левую сторону:

– Тетя Летти, к вам инспектор Краддок. Мици открывать не пожелала. Она в своем репертуаре: заперлась на кухне и орет благим матом. Обеда, насколько я понимаю, нам сегодня не видать как своих ушей. Мици не любит полицейских, – пояснила девушка Краддоку и удалилась, прикрыв за собой дверь.

Инспектор двинулся навстречу хозяйке «Литтл-Пэддокса». Перед ним была высокая энергичная шестидесятилетняя женщина. Пепельные, слегка волнистые волосы красиво обрамляли умное, решительное лицо. Проницательные серые глаза, волевой подбородок, левое ухо перевязано… Косметикой мисс Блэклок не пользовалась, одета была в простой, но ладно скроенный пиджак, юбку и свитер. На шее красовалось старомодное ожерелье. Оно совершенно не сочеталось с деловым костюмом. Сей отголосок Викторианской эпохи намекал на некоторую сентиментальность, однако внешне она никак больше не проявлялась.

Позади хозяйки дома стояла другая женщина, примерно того же возраста. На ее круглом лице было написано усердие, а непослушные волосы выбивались из-под сеточки. Краддок без труда угадал в этой женщине Дору Баннер, которую констебль Легг обозначил в докладной записке как компаньонку, а устно добавил, что она «немножко того».

Мисс Блэклок сказала приятным, хорошо поставленным голосом:

– Доброе утро, инспектор! Познакомьтесь, это моя подруга мисс Баннер, она помогает мне вести хозяйство. Присаживайтесь, пожалуйста. Надеюсь, вы не курите?

– Исключительно в нерабочее время.

– И напрасно, надо вообще бросить.

Краддок окинул комнату профессиональным взглядом. Типичная сдвоенная гостиная викторианских времен. Два продолговатых окна на одной половине. На другой – окно-«фонарь» в выступе стены. Стулья, диван, посреди комнаты – стол, на нем в большой вазе розы, на окне другая ваза… обстановка аккуратная, милая, но довольно ординарная. Из общей картины выпадала только маленькая вазочка с увядшими фиалками. Краддоку показалось странным, что мисс Блэклок терпит у себя в комнате увядшие цветы, но он решил, что недосмотр произошел из-за пережитого потрясения.

– Если я не ошибаюсь, несчастье произошло здесь? – спросил он.

– Да.

– О, видели бы вы нашу комнату вчера вечером! – воскликнула мисс Баннер. – Все было вверх дном! Столы перевернуты, у одного ножка отлетела… темень, суматоха… кто-то бросил зажженный окурок и подпалил мебель. Люди, особенно молодежь, сейчас так наплевательски относятся к вещам!.. Хорошо хоть фарфор не расколотили!

Мисс Блэклок мягко, но решительно осадила подругу:

– Дора, это, конечно, неприятно, но, ей-богу, ты заостряешь внимание на мелочах. Давай лучше отвечать на вопросы инспектора.

– В таком случае, мисс Блэклок, я сразу перейду к делу. Перво-наперво мне хотелось бы узнать, когда вы впервые увидели Руди Шерца?

– Руди Шерца? – Мисс Блэклок приподняла брови. – Так вот как его звали. А я думала… Впрочем, неважно. Впервые я увидела его, приехав в Меденхэм за покупками. Это было… дай бог памяти… недели три тому назад. Мы с мисс Баннер обедали в ресторане отеля «Ройал Спа» и уже собирались уходить, как вдруг меня кто-то окликнул. Я обернулась и увидела этого молодого человека. Он сказал: «Простите, вы случайно не мисс Блэклок?» И добавил, что я, наверно, его не помню, но он сын владельца гостиницы «Альпы» в Монтре. Во время войны мы с сестрой прожили там целый год.

«Отель «Альпы», Монтре», – мысленно взял на заметку Краддок. А вслух поинтересовался:

– И вы вспомнили этого юношу?

– Нет. У меня не было впечатления, что я встречала его раньше. Но ведь юноши, работающие в гостиницах, все на одно лицо. Однако мы с сестрой прекрасно провели время в Монтре, хозяин гостиницы обслуживал нас безукоризненно, и я постаралась быть с молодым человеком поприветливее… выразила надежду, что ему нравится у нас в Англии. Он ответил, что да, нравится, отец послал его сюда на полгода изучать гостиничный бизнес. Все это выглядело вполне нормально.

– А когда произошла ваша следующая встреча?

– Ну… дней десять назад он внезапно объявился у нас в «Литтл-Пэддоксе». Я очень удивилась. Он извинился за беспокойство и объяснил, что я – единственная, кого он тут знает. Ему срочно понадобились деньги, у него тяжело заболела мать.

– Но Летти денег не дала! – с придыханием сказала мисс Баннер.

– Не дала, потому что все это было шито белыми нитками, – решительно заявила мисс Блэклок. – Я увидела, что он человек пропащий. Одни обещания вернуть долг по возвращении в Швейцарию чего стоили! Ведь отец спокойно мог прислать деньги телеграфным переводом! Владельцы гостиниц все друг друга знают… Короче, заподозрила молодого человека в растрате. – Мисс Блэклок помолчала и сухо добавила: – Вы, вероятно, сочтете меня жестокой, но я долго работала секретаршей одного крупного финансиста и привыкла с большой осторожностью относиться к просьбам одолжить деньги. Мне не раз доводилось выслушивать такие душещипательные истории. Меня поразило лишь то, – задумчиво прибавила она, – что этот Шерц так легко сдался. Он тут же ушел, без единого возражения. Как будто на самом деле вовсе не ожидал получить денег.

– Теперь, задним числом, вам кажется, что его просьба была лишь предлогом для того, чтобы проникнуть в дом?

Мисс Блэклок уверенно кивнула.

– Когда я провожала его до дверей, он отпустил несколько замечаний насчет комнат. Сказал: «Какая милая гостиная!» Это было явное лукавство, ведь наша гостиная – тесная, темная комнатушка. Нет, ему просто хотелось туда заглянуть! А потом он опередил меня и начал открывать дверь, приговаривая: «Я сам». Наверно, хотел попробовать, легко ли она отпирается. Хотя вообще-то мы, как и все местные жители, не запираемся до самой темноты. Так что к нам может войти кто угодно.

– Но черный ход, насколько я понял, был заперт?

– Да. Перед приходом гостей я пошла закрыть уток.

– Дверь тогда была на замке?

Мисс Блэклок задумалась.

– Не помню. Кажется, да. Но я точно помню, что заперла ее, когда вернулась.

– Это было примерно в четверть шестого?

– По-моему, да.

– А парадная дверь была заперта?

– Обычно ее не запирают допоздна.

– Тогда Шерц мог преспокойно проникнуть через главный вход. А мог и проскользнуть через черный, пока вы загоняли уток. Он уже изучил планировку дома и, вероятно, понял, где можно спрятаться. Например, в шкафах. В общем, с этим мне, кажется, ясно.

– А вот мне совсем неясно, – внезапно сказала мисс Блэклок. – Зачем, скажите на милость, парню понадобилось врываться в дом и ломать нелепую комедию с налетом?

– Вы храните дома деньги, мисс Блэклок?

– Нет… Разве это деньги: пять фунтов в письменном столе и пара фунтов в кошельке?

– А драгоценности?

– Несколько колечек и вот эти камеи, – она указала на ожерелье. – Согласитесь, инспектор, что устраивать на мой дом налет – это полный абсурд.

– Да не был он никаким грабителем! – вскричала мисс Баннер. – Сколько раз тебе повторять, Летти?! Он мстил! Мстил за то, что ты не дала ему денег. И стрелял именно в тебя… целых два выстрела сделал!

– Так-так, – обрадовался Краддок. – Вот мы и подошли к вчерашнему вечеру. Как развивались события, мисс Блэклок? Постарайтесь только рассказывать поточнее и поподробнее.

Мисс Блэклок призадумалась.

– Каминные часы пробили половину седьмого. Помнится, я еще сказала, что, если грядут какие-то события, они на носу. И тут как раз начали бить часы. Все умолкли и молча слушали. Часы пробили две четверти, и вдруг совершенно неожиданно погас свет.

– Какие лампы погасли?

– Погасли бра. В этой и в той комнате. Большая люстра и ночники не были включены.

– А перед тем как свет погас, вы видели вспышку или шум?

– Вроде нет.

– Была, была вспышка! – встряла Дора Баннер. – И треск был. Очень опасный!

– Ну а потом, мисс Блэклок?

– Потом распахнулась дверь…

– Какая именно? Их тут две.

– Вот эта. Другая не открывается. Она ложная. Так вот, открылась дверь, и вошел человек в маске и с пистолетом. Зрелище было совершенно невероятное, но, конечно, тогда я решила, что это просто глупая шутка. Он что-то сказал… что – не помню…

– Руки вверх! Стрелять буду! – театрально воскликнула мисс Баннер.

– Да, кажется, что-то в этом духе, – неуверенно кивнула мисс Блэклок.

– И все подняли руки?

– О да! – сказала мисс Баннер. – Все до единого. Мы ведь думали, это игра.

– Я лично не подняла, – заявила мисс Блэклок. – Все выглядело глупо, дико глупо. Меня это раздражало.

– А что было потом?

– Свет фонаря слепил глаза. А потом… потом я не поверила своим ушам. Над головой у меня просвистела и ударилась в стену пуля. Послышался чей-то визг, я почувствовала острую боль в ухе и услышала второй выстрел.

– Кошмар! – вставила мисс Баннер.

– А потом что произошло, мисс Блэклок?

– Толком не знаю… От боли и нервного потрясения у меня закружилась голова. А он, человек в маске, повернулся… как будто споткнулся обо что-то… и тут прогремел третий выстрел. Фонарь упал, началась сутолока. Все впотьмах натыкались друг на друга.

– Где вы стояли, мисс Блэклок?

– Она стояла у столика и держала вазочку с фиалками, – опять вылезла вперед мисс Баннер.

– Да, я действительно была здесь, – мисс Блэклок подошла к маленькому столику возле прохода под аркой. – Но в тот момент я держала в руках сигаретницу.

Инспектор Краддок осмотрел стену за ее спиной. На ней явственно виднелись две дырки от пуль. Сами пули уже изъяли и отправили на экспертизу, чтобы определить, из какого пистолета они были выпущены.

– Вы чудом избежали смерти, мисс Блэклок, – бесстрастно произнес Краддок.

– Он стрелял в нее! – воскликнула мисс Баннер. – Именно в нее! Я его видела. Он высвечивал лица фонарем, пока не обнаружил Летти, а когда обнаружил, то прицелился и выстрелил. Он хотел тебя убить, Летти!

– Дора, милая, это все твои фантазии!

– Он стрелял именно в тебя, – упрямо повторила Дора. – Хотел тебя застрелить, а когда промахнулся, покончил с собой. Я уверена, что все было именно так.

– А мне кажется, ему и в голову не могла прийти мысль о самоубийстве, – возразила мисс Блэклок. – Не из той он был породы.

– Выходит, мисс Блэклок, вы до самого последнего момента, вплоть до выстрелов, считали происходящее шуткой?

– А как же иначе?

– И кто, по-вашему, выступал в роли шутника?

– Сначала ты подумала на Патрика, – напомнила подруге Дора Баннер.

– На Патрика? – резко спросил инспектор.

– Да, это мой юный племянник, – так же резко ответила мисс Блэклок и продолжала, раздосадованная поведением Доры: – Прочитав объявление, я заподозрила, что это розыгрыш Патрика, но он категорически все отрицал.

– И ты заволновалась, Летти, – напомнила мисс Баннер. – Ты волновалась, хотя прикидывалась спокойной. И, между прочим, правильно делала, что волновалась! В газете говорилось: «Объявлено убийство», и действительно было объявлено убийство, ТВОЕ УБИЙСТВО! Если бы он не промахнулся, тебя уже не было бы в живых. Что бы мы без тебя делали?

Произнося эти слова, Дора Баннер задрожала. Лицо ее сморщилось, она готова была разрыдаться.

Мисс Блэклок ласково потрепала ее по плечу:

– Все хорошо, милая Дора, не волнуйся. Тебе вредно волноваться. Это было ужасно, но все уже позади. Ради меня, возьми себя в руки, Дора, – добавила она. – Ты моя опора, все наше хозяйство на тебе держится. Да, кстати, если я не ошибаюсь, сегодня должны привезти белье из прачечной…

– О да, Летти, как хорошо, что ты напомнила! Интересно, они привезут пропавшую наволочку? Надо будет записать, чтобы не забыть… Сейчас пойду узнаю.

– И унеси фиалки, – велела мисс Блэклок. – Ненавижу увядшие цветы!

– Они увяли? Какая жалость! Я же только вчера их сорвала. Совсем не постояли… О господи, да я забыла налить воды! Только представь себе! Все время что-то забываю. Ладно, пойду выяснять про белье. А то ведь они с минуты на минуту приедут…

И Дора Баннер, повеселев, ушла.

– У Банни слабое здоровье, – сказала мисс Блэклок, – ей вредно волноваться… Что еще вы хотели узнать, инспектор?

– Кто, кроме вас, живет в доме и что это за люди?

– Сейчас здесь живут два моих дальних родственника – Патрик и Джулия Симмонсы.

– Дальние родственники? Вы же сказали, племянники…

– Нет, на самом деле мы – дальняя родня, хотя они и называют меня тетей Летти. Их мать приходится мне троюродной сестрой.

– Они всегда проживали с вами?

– Нет, что вы! Они тут только два месяца. До войны ребята жили на юге Франции. Потом Патрик служил во флоте, а Джулия, по-моему, работала в каком-то министерстве. Они жили в Льяндудно. А когда война окончилась, их мать написала мне письмо, попросила сдать им пару комнат… Джулия проходит практику в милчестерской больнице – она будущий фармацевт, – а Патрик учится на инженерном факультете в Милчестерском университете. Вы же знаете, от нас до Милчестера от силы десять минут на автобусе… ну, так вот… я их с радостью приняла. Для меня одной дом слишком велик. Ребята вносят небольшую сумму за жилье и питание, и мы с ними прекрасно уживаемся. Я люблю общаться с молодежью! – добавила мисс Блэклок с улыбкой.

– Кроме них, у вас живет миссис Хаймес, верно?

– Да, она работает помощницей садовника в «Дайас-Холле» у миссис Лукас. Миссис Лукас попросила меня выделить Филиппе комнату. Филиппа – очень хорошая женщина. Ее мужа убили в Италии. У нее восьмилетний сын, школьник. Мы с ней договорились, что он приедет сюда на каникулы.

– У вас есть прислуга?

– Пять раз в неделю по утрам приходит делать уборку миссис Хиггинс из поселка; еще у меня работает беженка с неудобопроизносимым именем, она готовит еду. Поладить с ней непросто. Боюсь, вы в этом убедитесь на собственном опыте. У Мици что-то вроде мании преследования.

Краддок кивнул, припомнив еще одно важное замечание констебля Легга. Сказав, что Дора Баннер «с приветом», а Летиция Блэклок – «нормальная», он припечатал Мици метким определением «лгунья».

Будто прочитав мысли инспектора, мисс Блэклок сказала:

– Только, пожалуйста, не относитесь к бедняжке с предубеждением! Я уверена, что в любой лжи всегда есть доля правды. Взять хотя бы ее россказни о всяческих преступлениях. Они росли как снежный ком, и теперь Мици кажется, что все ужасы, о которых сообщают газеты, происходили с ней или с ее близкими. Но с другой стороны, она действительно много перестрадала, и на ее глазах действительно убили какого-то родственника. Я считаю, что большинство перемещенных лиц вполне заслуженно нуждаются в повышенном внимании и заботе; судьба обошлась с ними жестоко, и, чтобы вызвать к себе сочувствие окружающих, они частенько преувеличивают и привирают. Хотя, конечно, Мици кого угодно сведет с ума, – добавила со вздохом мисс Блэклок. – Порой она нас просто бесит, мрачная, подозрительная, вечно у нее дурные предчувствия, обижается на ровном месте. Но мне ее все равно жалко! – Летиция улыбнулась. – Тем более что, когда Мици в хорошем настроении, она готовит превосходно.

– Постараюсь ей не докучать, – пообещал Краддок. – Скажите, а кто та девушка, которая открыла мне дверь? Это Джулия Симмонс?

– Да. Если хотите, можете с ней поговорить. Патрика сейчас дома нет, Филиппы тоже. Она на работе в «Дайас-Холле».

– Спасибо, мисс Блэклок. С вашего позволения, я переговорю с мисс Симмонс.

Глава 6

Джулия, Мици и Патрик…

Джулия с таким хладнокровием вошла в комнату и уселась в кресло, в котором до нее сидела Летиция Блэклок, что Краддок почувствовал прилив раздражения. Она устремила на него ясный взгляд и застыла в ожидании расспросов.

Мисс Блэклок тактично ретировалась.

– Расскажите, пожалуйста, о вчерашнем вечере, мисс Симмонс, – попросил инспектор.

– О вчерашнем вечере? – пробормотала Джулия, глядя на него пустыми глазами. – О, мы спали как убитые. Наверно, это была реакция на случившееся.

– Я имел в виду время с шести часов.

– Ах, вот что… Ну, пришли эти скучные людишки…

– Кто именно?

Она снова устремила на него ясный взгляд.

– А вы не знаете?

– Вопросы задаю я, мисс Симмонс, – мягко сказал Краддок.

– Ах, извините! На меня повторения навевают тоску! На вас, очевидно, нет… В общем, пришли полковник Истербрук с женой, мисс Хинчклифф, мисс Мергатройд, миссис Светтенхэм с Эдмундом Светтенхэмом и миссис Хармон, жена пастора. Они приходили по очереди. Хотите знать, что они говорили? Все твердили, как попугаи: «Я смотрю, вы уже затопили» и «Какие прелестные хризантемы!».

Краддок закусил губу, сдерживая смех. Здорово она их скопировала!

– Единственным исключением оказалась миссис Хармон. Она просто прелесть! Примчалась в шляпе набекрень и в ботинках с развязанными шнурками и спросила без обиняков, когда начнется убийство. Все страшно смутились: они-то прикидывались, что заскочили случайно! А тетя Летти сухо сказала – она всегда так разговаривает, – что это произойдет довольно скоро. Потом зазвонили часы, а потом свет погас, дверь распахнулась, и человек в маске скомандовал: «Руки вверх, кому говорят!» Или что-то в этом роде… Как в плохом боевике. Ей-богу, все выглядело дико нелепо. А потом он два раза выстрелил в тетю Летти, и стало совсем не смешно.

– Где находились в тот момент собравшиеся?

– Когда погас свет? Кто где. Миссис Хармон сидела на диване, Хинч, то есть мисс Хинчклифф, стояла напротив камина… Какая же она все-таки мужеподобная!

– Все находились в этой комнате или кто-то был в дальней?

– Большинство, по-моему, были здесь. Патрик пошел в ту комнату взять шерри. Полковник Истербрук, если не ошибаюсь, отправился за ним, хотя я не уверена. Мы, как я уже говорила, стояли здесь.

– А вы сами где были?

– Кажется, у окна. Тетя Летти пошла за сигаретами.

– Они лежали на столике под аркой?

– Да. И тут погас свет, и началась эта пошлая комедия.

– У мужчины в руках был яркий фонарь. Как он с ним обращался?

– Как? Да светил на нас. Совсем ослепил. Совершенно ничего не было видно.

– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить как можно точнее, мисс Симмонс: он держал фонарь неподвижно или шарил им по комнате?

– Шарил, – медленно произнесла Джулия. Томности ее заметно поубавилось. – Как прожектором в дансинге. Сначала свет ударил мне прямо в глаза, потом заплясал по комнате, а затем раздались выстрелы. Два хлопка.

– А потом?

– Мужчина обернулся… Откуда-то послышался вой Мици, похожий на вой сирены… фонарь упал, и раздался третий выстрел. А потом дверь закрылась… знаете, так медленно, с жалобным скрипом… дико страшно… и мы очутились впотьмах. Что делать, никто не знал, а бедняжка Банни визжала как резаная… А Мици, та прямо наизнанку выворачивалась.

– Вы полагаете, что налетчик покончил жизнь самоубийством или застрелился нечаянно? Например, споткнулся, а пистолет разрядился?

– Понятия не имею. Я ведь считала происходящее глупой шуткой… до тех пор пока не увидела окровавленное ухо тети Летти. Но с другой стороны, даже если стреляешь просто так, чтобы игра была более правдоподобной, все равно нужно целиться очень тщательно, чтобы ни в кого не попасть, да?

– Конечно. А вы думаете, налетчик видел, в кого стреляет? Я хочу сказать, фигура мисс Блэклок хорошо освещалась фонарем?

– Откуда мне знать? Я не на нее смотрела, а на него.

– Я вот к чему спрашиваю… Как вам кажется, он целился именно в нее?

Джулию, похоже, поразила эта мысль.

– Вы клоните к тому, что он хотел поймать на мушку именно тетю Летти? Вряд ли… Разве мало других способов убить человека? Какой смысл собирать для этого всех друзей и соседей? Зачем усложнять себе жизнь?.. Он мог в любое время выстрелить в нее из-за изгороди, так сказать, действуя в старых добрых ирландских традициях, и ищи его – свищи.

«Да, – подумал Краддок, – это вполне исчерпывающий ответ на предположение Доры Баннер».

– Благодарю вас, мисс Симмонс, – вздохнул он. – Я пойду побеседую с Мици.

Краддок с Флетчером застали Мици на кухне. Она раскатывала тесто для печенья и встретила их настороженно. Черные волосы лезли ей в глаза, лицо было угрюмо, а темно-красный свитер и ярко-зеленая юбка некрасиво обтягивали расплывшуюся, бесформенную фигуру.

– Почему вы входить на мой кухня, мистер полицай? Вы из полиции, так? Везде, везде преследования! Говорят, Англия другой, но нет, тот же самый. Я знаю, вы приходил мучить меня, заставлять говорить, но я молчать, слышите? Молчать! Можете снимать мои ногти, подносить горящий спичка к моя кожа, можете делать меня еще более ужасно, но я не буду сказать ничего. Я ничего не говорить! Можете посылать меня назад в концентрационная лагеря, я все равно…

Краддок задумчиво посмотрел на нее, выбирая тактику. Потом со вздохом сказал:

– Ладно, надевай шляпу, пальто, и пошли.

– Что вы сказать? – испуганно вскинулась Мици.

– Надевай шляпу, пальто, и пошли. Я не захватил с собой машинки для сдирания ногтей и прочих пыточных агрегатов. Они в отделении. У вас есть наручники, Флетчер?

– Сэр! – с чувством явной благодарности воскликнул сержант.

– Но я не хотеть ходить с вас! – в ужасе отпрянув, взвизгнула Мици.

– Тогда ты будешь вежливо отвечать на вежливо заданные вопросы. Если хочешь, мы пригласим адвоката.

– Юристы? Мици не любить юристы. Мици не хотеть юристы! – Служанка отложила скалку в сторону, вытерла руки об одежду и села на стул. – Что вы хотеть узнать?

– Расскажи о вчерашнем вечере.

– Вы сам хорошо знать.

– Я хочу услышать от тебя.

– Я пытаться уйти. Она вам это сказать? Когда я видеть, что в та газета говорят об убийство, я хотел уходить. Она не разрешать. Она очень жестокий, ей все плевать. Она сделать меня оставаться. Но я знала, что будет. Знала, что меня убивать.

– Но тебя же не убили.

– Нет, – неохотно признала Мици.

– Хорошо. Теперь расскажи, что произошло.

– Я была очень нервный. О, я была такой нервный! Весь вечер. Я слушиваться. Около меня ходить разный люди. Один раз мне казаться, кто-то крался в холл… но это только миссис Хаймес вошла в черный дверь, чтобы не делать грязный главная лестница, так она объяснять. Очень ей важно! Она сама наци, этот ее белый волос, синие глаза, такая выше все, смотрит на меня как на грязный… грязный…

– Бог с ней, с миссис Хаймес!

– Кто, она думает, она есть? Может, она учиться дорогой университет, как я? Может, она иметь диплома экономист? Нет, она просто наемный рабочий. Копать земля и косить трава, и каждая суббота ей платить столько денег! Как она может называться леди?

– Я же сказал: бог с ней! Давай дальше.

– Я брать шерри, стаканы и маленькое печенье, которое готовить днем, очень вкусный, и ходить гостиная. Звонить дверь, я ходить открывать… Потом еще ходить, и еще. Я все открывать и открывать. Очень унизительный занятия, но я его делать. Потом возвращаться чулан и начинать чистить серебро, я думала, это удобно, потому что, когда приходить убивать, я буду иметь нож для туша, очень острый и очень большой.

– Ты весьма предусмотрительна.

– А потом вдруг я слушать, как стреляли. Я думала: это случилось. И начала бежать столовой. Эта другая дверь, ее нельзя открывать. Я стояла, слушивалась, и тогда был третий выстрел, и тяжелая шум здесь, в холле. Я вертеть ручка дверь, но ее запирать с та сторона. Я… как это… в мышеловка. Я чуть с ума не сходить. Я кричать, кричать и бить дверь. Потом в конец ее открывать и давать меня выходить. Я приносить свечи, много свечи… потом свет зажигали, и я видела кровь… кровь! Ай! Я не первый раз видеть кровь. Мой маленький брат… я видеть, как его убивали… я видеть кровь на улица… людей застрелять, они умирать… Я…

– Все ясно, – прервал ее инспектор Краддок. – Большое спасибо.

– А теперь, – с пафосом продолжила Мици, – можете меня арестовать и носить тюрьма.

– Не сегодня, – сказал Краддок.

Когда Краддок с Флетчером шли через холл к выходу, парадная дверь распахнулась, и они чуть не налетели на высокого красивого юношу.

– Легавые! Чтоб мне пусто было! – воскликнул он.

– Мистер Патрик Симмонс?

– Так точно, инспектор. Вы ведь инспектор, а он сержант, да?

– Совершенно верно, мистер Симмонс. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

– Я невиновен, инспектор. Клянусь, невиновен!

– Не валяйте дурака, мистер Симмонс. У меня нет времени, мне еще нужно поговорить с кучей народу. Что это за комната? Мы можем тут посидеть?

– Это кабинет, но здесь никто не работает.

– А мне говорили, вы на занятиях, – протянул Краддок.

– Я понял, что не могу сосредоточиться на математике, и вернулся домой.

Инспектор держался официально: потребовал, чтобы Патрик назвал свое полное имя и возраст, сообщил об отношении к военной службе.

– А теперь, мистер Симмонс, пожалуйста, опишите вчерашний вечер.

– Мы заклали упитанного тельца. Я хочу сказать, Мици самолично изготовила мятные печенья, а тетя Летти откупорила новую бутылочку шерри…

– Новую? – прервал его Креддок. – А что, была старая?

– Да. Целых полбутылки. Но тете Летти эта чем-то не приглянулась.

– Она нервничала?

– Да не больно-то. Она весьма рассудительная женщина. Это старуха Банни всех взвинтила – весь день каркала.

– Значит, мисс Баннер действительно обуревали дурные предчувствия?

– Да, она здорово помотала нам нервы.

– Мисс Баннер восприняла объявление всерьез?

– Еще как всерьез! До смерти перепугалась!

– Мисс Блэклок поначалу заподозрила вас в причастности к публикации объявления. Почему?

– А меня тут всегда обвиняют во всех смертных грехах!

– Вы хотите сказать, что непричастны к публикации объявления?

– Я? Да ни с какого бока!

– И вы никогда прежде не видели Руди Шерца, не общались с ним?

– Нет.

– Но подобные шутки в вашем духе, не так ли?

– Кто вам сказал? Все из-за того, что меня дернул однажды черт подложить Банни в постель яблочный пирог. А потом я еще послал Мици открытку, в которой написал: «Осторожно! Гестапо напало на ваш след!»

– Расскажите о случившемся.

– Когда я вышел в маленькую комнату, чтобы принести шерри, вдруг погас свет. Я обернулся и увидел в дверях какого-то типа. Он рявкнул: «А ну руки вверх!» Все разохались, развопились, а я стоял и прикидывал, как бы половчее сбить его с ног. Но он вдруг принялся палить из пистолета, а потом повалился на пол; фонарь упал, и опять стало темно. Тут полковник Истербрук начал драть свою луженую глотку: «Свет! Свет!..» А где я ему возьму свет? Разве моя зажигалка долго протянет? Эти проклятые новинки – сплошное надувательство.

– Как вам показалось, налетчик целился именно в мисс Блэклок?

– Откуда я знаю? Думаю, он пальнул просто так, шутки ради, а потом понял, что заигрался.

– И покончил жизнь самоубийством?

– Почему бы и нет? У него физиономия мелкого жулика, такие легко впадают в панику.

– Вы твердо уверены, что раньше его не видели?

– Да, твердо.

– Благодарю вас, мистер Симмонс. Я хотел бы опросить всех остальных, кто был здесь вчера. В каком порядке это лучше сделать?

– Так, дайте сообразить… Наша Филиппа – миссис Хаймес, работает в «Дайас-Холле». Ворота почти напротив наших. А от «Дайас-Холла» ближе всего до Светтенхэмов. Спросите – вам любой покажет дорогу.

Глава 7

…И другие

«Дайас-Холл» сильно пострадал во время войны. Там, где раньше росла спаржа, теперь радостно зеленели сорняки, среди которых, как свидетели преступления, с превеликим трудом пробивались жалкие, тощие пучочки спаржи. Зато вьюнки, крестовник и прочее безобразие чувствовали себя в усадьбе вольготно.

Часть огорода, правда, уже была приведена в порядок, и там Краддок обнаружил унылого старика, который задумчиво опирался о заступ.

– Вы небось миссис Хаймес разыскиваете? Уж и не знаю, где ее сыскать. Она все поперек делает. Ничьих советов не слушает. Я к ней с чистой душой, да что толку? Нынешние девчонки никого не слушают, никого. Думают, раз штаны надели и уселись на трактор, так им никто не указ! Но тут настоящий садовник нужен. А эту премудрость в один день не одолеешь. Да, настоящий садовник – вот кто тут нужен.

– Пожалуй, – поддакнул Краддок. Но старику почудился в его замечании укор.

– Да сами посудите, что я один могу? Тут всегда работало трое взрослых и один парнишка. Столько и сейчас нужно. Ведь не всякий будет горбатиться, как я. Бывает, с восьми утра до глубокой ночи вкалываю. С восьми!

– С фонариком приходится работать?

– Так я ж не про сегодняшний день говорю. Я про лето.

– А-а, – протянул Краддок. – Ну, ладно, пойду искать миссис Хаймес.

– А чего это она вам понадобилась? – поинтересовался старикан. – Вы ведь из полиции, да? Она что, в какую-то историю влипла или это из-за «Литтл-Пэддокса»? Там, говорят, налетчик в маске вломился с пушкой в комнату и хотел грабануть, а народу было – яблоку негде упасть! Эх! До войны такого не бывало. А все из-за дезертиров. Ишь головорезы, рыщут по стране, как волки! И почему только военные их не прижучат?

– Сам не знаю, – пожал плечами Краддок. – Наверное, налет вызвал в поселке много пересудов, да?

– Еще бы! И куда мы катимся? Так Нед Баркер сказал. А виной всему, считает он, девчонка, что готовит для мисс Блэклок. Отвратительный у нее характер, она точно замешана, так он сказал. Нед говорит, что она коммунистка или даже хуже, а нам такие тут не нужны. А Марлен, она в баре за стойкой торчит… ну вы понимаете, о чем я… она уверяет, будто бы у мисс Блэклок есть что-то очень ценное. Нет, не то, про что вы сейчас подумали. Я-то лично такого мнения, что с мисс Блэклок взять нечего, разве что ее фальшивые побрякушки. А Марлен вдруг возьми да и скажи: «А вдруг они настоящие?» А Флорри, дочка старика Беллеми, ей в ответ: «Пустое». Это же… как она их обозвала?.. Бижутерия, во как! Бижутерия… Ничего себе название для простых побрякушек! Но мы-то с вами знаем, что это обычные стекляшки. Небось и то, что девчонка Симмонс носит, этот ее золотой плющ и собачки, – тоже бижутерия. В нынешние времена редко у кого увидишь настоящее золото, даже обручальные кольца – и те делают из какой-то серой платиновой дряни. Сколько бы эта дрянь ни стоила, все равно вид убогий, такое мое мнение.

Старик Эйш перевел дух и продолжил:

– Мисс Блэклок дома денег не держит. Джим Хиггинс клялся и божился, что это так. А кому еще знать, как не ему, если его жена ходит в «Литтл-Пэддокс» прибираться? Она все про всех знает. В каждую дырку свой нос сует, честное слово!

– И что же, по словам мужа, считает миссис Хиггинс?

– А то, что тут Мици замешана. Ну и норов у девчонки, скажу я вам! Спеси-то сколько, спеси! Недавно прямо в глаза назвала миссис Хиггинс батрачкой.

Краддок еще немного постоял, пытаясь (он привык быть аккуратным даже в мыслях) разложить по полочкам сведения, добытые у старого садовника. Картина деревенских сплетен была исчерпывающей, но вряд ли что-то могло ему пригодиться. Он уже собрался уходить, как вдруг старик ворчливо произнес:

– Она небось яблоки собирает. Молодым это сподручней.

Так все и оказалось. Сперва Краддок увидел стройные ноги в бриджах, легко скользящие по стволу дерева. А потом перед ним предстала и сама Филиппа Хаймес, раскрасневшаяся, растрепанная, испуганная.

«Из нее вышла бы прекрасная Розалинда», – машинально подумал Краддок. Инспектор был большим поклонником Шекспира и некогда имел успех в роли меланхолического Жака из «Как вам это понравится». Спектакль был поставлен для сиротского приюта.

Однако в следующий миг мнение Краддока изменилось. Для Розалинды Филиппа Хаймес была, пожалуй, холодновата. Правда, она была красива типично английской красотой, но все же облик у нее был слишком современный, в XVI веке идеал красоты был иным. Нет, Филиппа – просто хорошо воспитанная, невозмутимая англичанка.

– Доброе утро, миссис Хаймес! Извините, что напугал вас. Я инспектор полиции Краддок из Миддлширского округа. Хотел поговорить с вами.

– Насчет вчерашнего?

– Да.

– А это надолго? Может, нам… – Она нерешительно огляделась.

Краддок кивнул на поваленное дерево.

– Разговор сугубо конфиденциальный, – любезно пояснил он, – но я вас надолго не задержу.

– Спасибо.

– Несколько протокольных вопросов. Когда вы вчера вернулись с работы?

– Примерно в половине шестого. Я задержалась минут на двадцать, потому что поливала в оранжерее цветы.

– Через какую дверь вы вошли в дом?

– Через черный ход. Если идти мимо уток и курятника, то можно немного срезать путь. И не испачкать крыльцо. Я ведь порой прихожу такая чумазая!

– Вы всегда ходите этим путем?

– Да.

– Дверь была заперта?

– Нет. Летом она всегда нараспашку. Осенью ее прикрывают, но тоже не запирают. Мы часто через нее ходим. Войдя, я ее заперла.

– Точно?

– Абсолютно.

– Хорошо, миссис Хаймес. Что вы сделали, когда вошли в дом?

– Сняла грязные башмаки, поднялась наверх, помылась и переоделась. Потом спустилась вниз и обнаружила, что у них там в самом разгаре подготовка к приему гостей. Я ведь понятия не имела об этом странном объявлении.

– Теперь, пожалуйста, расскажите, что происходило во время налета.

– Ну… свет погас…

– Вы где стояли?

– У камина. Я искала зажигалку, думала, ее забыли там… Ну вот… Свет погас… все захихикали. Потом дверь распахнулась настежь, и кто-то направил на нас фонарь, прицелился и приказал поднять руки вверх.

– И вы подняли?

– Нет. Я думала, это шутка… И потом, я устала и не видела никакой необходимости задирать руки кверху.

– Вам все это показалось скучным?

– В принципе да. Но тут пистолет вдруг выстрелил. Грохот был такой, что затряслись стены, и вот тут-то я испугалась. Фонарь описал круг, упал и погас. И сразу же послышался визг Мици. Она визжала как резаная.

– Свет вас ослепил?

– Не то чтобы очень. Но он был довольно сильным. На секунду фонарь высветил мисс Баннер, она была как призрак, такая белая, рот раскрыт, глаза выпучены, вот-вот выскочат из орбит.

– Налетчик держал фонарь неподвижно?

– Нет, он шарил им по комнате.

– Словно кого-то выискивал?

– Н-нет, не сказала бы.

– Ну, а что произошло потом, миссис Хаймес?

Филиппа призадумалась.

– Потом начались суета и неразбериха. Эдмунд Светтенхэм и Патрик Симмонс зажгли зажигалки и вышли в холл, мы пошли за ними, кто-то открыл дверь в столовую… там свет горел… Эдмунд влепил Мици пощечину, и она прекратила вопить, после чего жить стало немного легче.

– Вы видели труп?

– Да.

– Вы знали покойного? Может, встречали его когда-нибудь?

– Нет. Никогда.

– На ваш взгляд, его смерть – случайность или самоубийство?

– Понятия не имею.

– Когда он приходил к мисс Блэклок, вы его видели?

– Нет. Кажется, это произошло ближе к полудню, когда я уже ушла из дому.

– Благодарю, миссис Хаймес. И еще один вопрос. У вас есть драгоценности: кольца, браслеты?

Филиппа покачала головой.

– Только обручальное кольцо и пара дешевых брошек.

– Насколько вам известно, в доме ценностей не было?

– Нет. Максимум, что там есть, – это столовое серебро, да и то – ничего особенного.

– Еще раз благодарю.

Идя обратно по огороду, Краддок столкнулся нос к носу с грузной, краснолицей, туго затянутой в корсет дамой.

– Доброе утро! – воинственно выпалила она. – Что вам тут понадобилось?

– Вы миссис Лукас? Позвольте представиться: инспектор полиции Краддок.

– Ах вот оно что!.. Извиняюсь. Вообще-то я терпеть не могу, когда в мой сад приходят чужие и отрывают садовника от дела. Но, как я понимаю, это ваша работа.

– Так точно.

– Вы мне скажите, неужто у нас повторится то безобразие, что случилось вчера у мисс Блэклок? Это что, шайка орудует?

– Нет, миссис Лукас, к счастью, это не шайка.

– Нынче столько ограблений! А полиция спит.

Краддок промолчал.

– Вы уже говорили с Филиппой Хаймес? – поинтересовалась хозяйка.

– Она свидетель, мне нужны ее показания.

– А подождать до часу, конечно, было нельзя? Почему бы не допросить Филиппу в ее время, а не в мое?

– Я спешу в управление.

– Теперь ни в ком не найти сочувствия. Равно как и добросовестного отношения к работе. Опаздывают, перекуры устраивают по полчаса… В десять – перерыв. В дождь не работают. Если нужно подстричь лужайку, так обязательно что-то случится с газонокосилкой. С работы норовят улизнуть на пять-десять минут раньше.

– А из рассказа миссис Хаймес я понял, что вчера она вместо пяти ушла в двадцать минут шестого.

– Ну, может быть. Надо отдать ей должное – миссис Хаймес неплохо справляется, хотя бывает, что ее не сразу найдешь в саду. Конечно, она рождена для другого, Филиппа из приличной семьи, таким бедным юным вдовам всегда хочется чем-то помочь. Но и с ней не все слава богу. Школьные каникулы длятся целую вечность, а по контракту ей полагается в каникулы дополнительное свободное время. Я пыталась ей объяснить, что сейчас появились чудесные летние лагеря, где детки прекрасно отдыхают и даже не вспоминают про родителей. И вообще, что за привычка приезжать домой на каникулы?!

– Но миссис Хаймес вашу идею не оценила?

– Нет, она такая упрямая! А ведь я именно сейчас решила подстричь травку на теннисном корте и обновить разметку. Старик Эйш ни одной прямой линии провести не в состоянии. Но со мной никто не считается.

– Осмелюсь предположить, что во время каникул миссис Хаймес получает меньше обычного.

– Конечно! А чего еще она хочет?

– Уверен, что ничего, – сказал Креддок. – До свидания, миссис Лукас.

– Это был кошмар! – радостно сообщила миссис Светтенхэм. – Сущий кошмар! По-моему, газетам следует более осмотрительно принимать объявления. Я сразу подумала: странно, очень странно… Я ведь так тебе и сказала, правда, Эдмундик?

– А что вы делали, когда погас свет? – поинтересовался инспектор.

– О, как вы напоминаете мне мою старую нянюшку! «Где был Моисей, когда погас свет?» Ответ: «Конечно же, в темноте!» Как вчера вечером. Все стояли и ломали голову, не зная, что произойдет. А потом аж дух захватило: темень – хоть глаз выколи, представляете, как мы переволновались?! А тут еще дверь открывается – и на пороге темная фигура с пистолетом… Ослепительный свет и грозный голос: «Кошелек или жизнь!» Это был лучший миг в моей жизни! Ну, а через минуту начался кошмар. У меня над ухом свистели настоящие пули! Как на войне.

– Вы сидели или стояли, миссис Светтенхэм?

– Так… дайте подумать… где я была? С кем я разговаривала, Эдмунд?

– Откуда мне знать, мама?

– Может, я спрашивала у мисс Хинчклифф, стоит ли в холода поить кур рыбьим жиром? Или то была миссис Хармон?.. Нет, она только вошла… Кажется, я все-таки говорила полковнику Истербруку, что атомная станция в Англии, на мой взгляд, представляет собой громадную опасность. Ее следовало устроить на необитаемом острове, а то, не дай бог, утечет радиация.

– Значит, вы не помните, где находились?

– Разве это так важно, инспектор? Ну, я, наверное, стояла у окна… или у камина, потому что часы били у меня над ухом, я хорошо помню. Какой же это был упоительный миг! Вот-вот что-то случится!

– Вы сказали, что свет фонаря ослеплял. Он бил вам в глаза?

– Прямо в глаза. Я ничего не видела.

– Налетчик водил фонарем по сторонам или держал его неподвижно?

– Ей-богу, не помню. Что он делал, Эдмунд?

– Он довольно медленно шарил фонарем по комнате, высвечивая нас поодиночке, как будто хотел разглядеть каждого повнимательней. Наверное, не боялся, что мы на него набросимся.

– Вы можете точно указать свое местонахождение, мистер Светтенхэм?

– Я разговаривал с Джулией Симмонс. Мы стояли посреди большой гостиной.

– А остальные тоже были там или кто-то прошел в дальнюю комнату?

– По-моему, туда пошла Филиппа Хаймес. Она стояла у дальнего камина. Если не ошибаюсь, она что-то искала.

– На ваш взгляд, третий выстрел был случайностью?

– Не знаю. Незнакомец резко повернулся, потом согнулся и упал, но вообще-то царила такая сумятица… Вы должны понять, практически ничего не было видно. А потом эта беженка истошно завопила.

– Это вы отперли столовую и выпустили ее?

– Да, я.

– А дверь точно была заперта снаружи?

Эдмунд поглядел на Краддока с любопытством.

– Ну, разумеется. Уж не думаете ли вы, что…

– Я просто хочу внести ясность. Спасибо, мистер Светтенхэм.

В обществе полковника и миссис Истербрук инспектору пришлось провести немало времени.

– Психологический подход – единственно верный путь в наше время! – вещал полковник. – Преступника надо понять. В данном конкретном случае, правда, все ясно как день… по крайней мере, для человека с моим опытом. Почему наш приятель затевает комедию? Опять-таки обратимся к психологии. Он хочет заявить о себе… привлечь к себе внимание. В отеле «Спа» его не замечают, а может, даже презирают за иностранное происхождение. Не исключено, что его отвергла любимая девушка и он решил привлечь ее внимание. Кто сейчас кумир кино? Гангстер, супермен. Превосходно – он станет суперменом, пойдет на разбой! Маска? Есть. Пистолет? Есть. Но ему нужна публика. Что ж, раз нужна, значит, он ее получит. И он собирает зрителей. А в кульминационный момент и сам подпадает под власть роли… Он уже не простой грабитель. Он убийца. Он палит… наугад…

Инспектор ухватился за последнее слово:

– Вы сказали: «Наугад…» Вам кажется, он стрелял не в какого-то конкретного человека? Например, в мисс Блэклок…

– Помилуйте, инспектор! Да он просто разрядил пистолет. Именно наугад! И это его отрезвило. Пуля в кого-то попала… на самом деле обошлось пустяковой царапиной, но он-то этого не знал! Он пришел в себя и понял, что дурацкий розыгрыш оборачивается страшной правдой. Он кого-то ранил или даже убил! И в панике он наставляет пистолет на себя! – Полковник Истербрук выдержал паузу, с чувством прокашлялся и довольно добавил: – Ясно как божий день. Как божий день!

– Удивительно! – ахнула миссис Истербрук. – Откуда ты все знаешь, Арчи?!

В ее голосе звучало страстное восхищение.

Инспектор Краддок тоже подумал, что это удивительно, но особого восторга не испытал.

– А где вы стояли, полковник, когда началась стрельба?

– Рядом с женой, возле круглого стола, на нем еще были цветы.

– Я схватила тебя за руку, да, Арчи? Я до смерти перепугалась. И как пить дать умерла бы, если бы не схватилась за тебя.

– Ах ты мой бедный котеночек! – игриво отозвался полковник.

Мисс Хинчклифф сидела на земле за свинарником.

– Прелестные создания – свиньи! – сказала она, почесывая розовую спину поросенка. – Шикарно откормлен, да? К Рождеству будет отличный бекон. Зачем пожаловали, инспектор? Я же вчера заявила вашим людям, что ничего не знаю про этого парня. Не знаю и не видела, чтобы он рыскал в округе. Наша мисс Мопп говорит, он из большой гостиницы, что в Меденхэм-Уэллсе. Почему ж тогда не грабанул кого-нибудь там, если уж ему приспичило? Мог найти добычу и покрупнее.

Спорить с этим было трудно.

Краддок начал допрос:

– Где вы находились во время инцидента?

– Инцидента? Тоже мне! Вот на войне были инциденты!.. Значит, где я стояла, когда началась пальба? Вы это хотели спросить?

– Да.

– Облокотилась о камин и молила бога, чтобы мне поскорей дали выпить, – выпалила мисс Хинчклифф.

– Грабитель стрелял наугад или в кого-то целился?

– Вы хотите сказать, в Летти Блэклок? Почем я знаю? Разве теперь припомнишь, как оно все было? Я только запомнила, что свет потух и фонарь замельтешил, ослепляя нас, а когда грохнули выстрелы, я подумала, что если это чертов болван Патрик балуется, то он добалуется – кого-то можно и задеть!

– Вы подумали на Патрика Симмонса?

– А на кого еще? Эдмунд Светтенхэм у нас ученый, книжки пишет и плоскими шутками не увлекается, а старый полковник Истербрук таких вещей вообще не понимает. Ну, а Патрик – сорвиголова. Хотя сейчас мне неловко, что я на него грешила.

– Ваша подруга тоже подозревала Патрика Симмонса?

– Мергатройд? Да вы лучше у нее самой спросите. Хотя навряд ли вам удастся добиться чего-нибудь путного. Она в саду. Позвать? – Мисс Хинчклифф повысила свой и без того зычный голос и оглушительно рявкнула: – Мергатройд! Ау!

– Иду! – донесся слабый крик.

– Поторопись… полиция! – проревела мисс Хинчклифф.

Мисс Мергатройд прибежала бодрой трусцой, слегка запыхавшись. Подпушка юбки у нее оторвалась, волосы выбились из-под нелепой сеточки, а круглое добродушное лицо сияло.

– Вы из Скотленд-Ярда? – спросила она, переведя дух. – Вот уж не думала, что вы приедете, а то сидела бы дома.

– Мы пока не сообщали о случившемся в Скотленд-Ярд, мисс Мергатройд. Я инспектор Краддок из Милчестера.

– Очень мило с вашей стороны, – не к месту ляпнула мисс Мергатройд. – Что, нашли какие-нибудь улики?

– Инспектор пришел по твою душу. Где ты была в момент преступления? – сказала мисс Хинчклифф, подмигивая Краддоку.

– О господи! – разинула рот Мергатройд. – Ну, конечно. Я должна была подготовиться. Алиби, мое алиби! Так-так, сейчас… значит… я была там же, где и все!

– Но не со мной, – заявила мисс Хинчклифф.

– Разве, дорогая? Ну да, точно. Я любовалась хризантемами. По правде сказать, они были довольно чахлые. А потом все произошло, только на самом деле я не поняла, что произошло… то есть я хочу сказать, что я не подозревала, что это что-то такое… У меня и в мыслях не было, что пистолет настоящий. И потом, в темноте было так страшно, и все кричали. Я все поняла не так. Я думала, убили ее… в общем, беженку. Я решила, ей перерезали горло. И не знала, что это он… то есть я даже не подозревала, что это мужчина. Ведь я только голос слышала. Представляете, он попросил: «Поднимите, пожалуйста, руки вверх».

– Да просто: «Руки ввepx!» – поправила ее мисс Хинчклифф. – Без всяких «пожалуйста».

– Мне сейчас так стыдно вспоминать, что, пока Мици не закричала, я прямо-таки наслаждалась. Только стоять в темноте было очень неудобно, и я ушибла мозоль. Чуть не умерла. А что еще вы хотели спросить, инспектор?

– Ничего, – сказал инспектор Краддок, задумчиво глядя на Мергатройд.

Ее подруга расхохоталась:

– Он записал тебя на пленку.

– Но, Хинч, – возразила мисс Мергатройд, – я ведь только хотела рассказать все, что знаю!

– А ему не это от тебя нужно, – заявила мисс Хинчклифф. Она посмотрела на инспектора: – Ежели вы делаете это по географическому принципу, то следующим номером будет пастор. Кто знает? Может, вам и удастся там что-нибудь выудить. Миссис Хармон кажется совершенно безмозглой, но подчас мне кажется, что она совсем не глупа. Вдруг ей есть что сообщить вам?

Провожая взглядом удалявшихся инспектора с сержантом, Эми Мергатройд глубоко вздохнула.

– Ну как, Хинч, я ужасно себя вела? Я так волновалась!

– Отнюдь, – улыбнулась мисс Хинчклифф. – Ты держалась молодцом.

Инспектор Краддок с умилением оглядел просторную, бедно обставленную комнату. Она напомнила ему родной дом в Кумберленде. Линялый ситец, большие ветхие стулья, много цветов… книги, разбросанные где попало, спаниель в корзинке. Да и сама миссис Хармон, ее открытое лицо и забавная рассеянность показались ему симпатичными.

Миссис Хармон простодушно заявила:

– От меня вам никакого проку не будет, потому что я зажмурилась. Ненавижу, когда мне светят в глаза. А когда раздались выстрелы, я зажмурилась еще крепче. И молилась, да-да, молилась, чтоб убили как можно тише. Мне не нравится, когда стреляют.

– Стало быть, вы ничего не видели, – улыбнулся инспектор. – Но слышать-то что-нибудь слышали?

– Шума, конечно, было много. Двери открывались и закрывались, все кричали, несли какую-то чушь и ахали. Мици ревела почище паровозного гудка, а бедняжка Банни дико верещала. И все толкались и падали друг на друга. Но я открыла глаза, только когда поняла, что выстрелов больше не будет. Все уже вышли в холл, принесли свечи. А потом зажегся свет, и все сразу стало как обычно… то есть не совсем как обычно, но мы опять были мы, а не какие-то странные люди в темноте. Ведь в темноте люди совсем другие, да?

– Мне кажется, я понимаю, о чем вы говорите, миссис Хармон.

Миссис Хармон улыбнулась.

– Он лежал там, – сказала она, – и был так похож на ласку… такой розовый и удивленный… Он был совсем мертвый, а рядом валялся пистолет. Нам это показалось такой нелепостью…

Инспектору – тоже. Все происходящее его тревожило.

Глава 8

На сцену выходит мисс Марпл

Краддок положил на стол начальника отпечатанный на машинке текст допросов. Тот держал в руках телеграмму, только что полученную от швейцарской полиции.

– Выходит, в полиции он был на заметке, – сказал Райдесдейл. – Впрочем, я так и думал.

– Да, сэр.

– Подделка драгоценностей… та-ак… махинации с бухгалтерскими книгами… чеками… Полный прохвост.

– Да, сэр, мелкий жулик.

– Вот-вот. Но малое влечет за собой большое.

– Будем надеяться, сэр, что вы окажетесь правы.

Начальник полиции поднял глаза на подчиненного:

– Вы чем-то обеспокоены, Краддок?

– Да, сэр.

– Но чем? Все ясно как божий день. Или нет?.. Посмотрим-ка, что нам расскажут свидетели.

Он придвинул к себе рапорт и быстро проглядел текст.

– Как обычно, масса несовпадений, противоречий. Воспоминания разных людей о стрессовой ситуации всегда разнятся. Но в целом картина ясна.

– Да, сэр, но не совсем. Я вам больше скажу: она неверна.

– Тогда обратимся к фактам. В пять часов двадцать минут Руди Шерц садится в автобус, отправляющийся из Меденхэма в Чиппинг-Клеорн, и прибывает туда в шесть часов. Его запомнили кондуктор и два пассажира. От автобусной остановки он идет пешком по направлению к «Литтл-Пэддоксу», беспрепятственно проникает в дом, вероятно, через парадный вход. Преступник вооружен, он стреляет дважды, одна из пуль слегка задевает мисс Блэклок. Третьим выстрелом он убивает себя. За недостатком улик невозможно определить, сделал он это намеренно или случайно. Я с вами согласен, причины самоубийства кажутся неубедительными. Но, в общем-то, мы с вами не призваны отвечать на вопрос: «Почему?» Коллегия присяжных решит, признавать это самоубийством или квалифицировать как несчастный случай. Но каким бы ни был вердикт присяжных, нам нет до этого дела. Мы можем поставить точку.

– То есть принять психологические теории полковника Истербрука, – мрачно пошутил Краддок.

Райдесдейл улыбнулся:

– Но в конце концов, у полковника, должно быть, богатый опыт. Меня, правда, тошнит от модных ученых словечек, однако нельзя сбрасывать психологию со счетов.

– И все же у меня чувство, что картина неверна, сэр.

– У вас есть основания полагать, что кто-то из Чиппинг-Клеорна лжет?

Краддок поколебался.

– Мне кажется, иностранка знает больше, чем говорит. Хотя, возможно, у меня предубеждение.

– Вы думаете, она была сообщницей? Впустила его в дом? Подговорила?

– С нее станется. Но тогда в доме есть какие-то ценности: деньги или украшения. А это вроде бы не так. Мисс Блэклок, во всяком случае, решительно все отрицала. И обитатели «Литтл-Пэддокса» – тоже. Остается предположить, что в доме были ценности, о которых никто не подозревал…

– Сюжет для бестселлера.

– Да, конечно, это звучит смешно… И последнее: мисс Баннер почему-то уверена, что Шерц покушался именно на жизнь Блэклок.

– Но из ваших отзывов о мисс Баннер и из ее собственных показаний следует, что она…

– Согласен, сэр, – торопливо вставил Краддок, – она ненадежный свидетель. На редкость внушаема. Ей можно вбить в голову любую чушь… но любопытно, что это ее собственные домыслы, не чьи-то чужие, а ее собственные. Остальные с ней не согласны. Она, может, впервые в жизни поплыла против течения.

– А с какой стати Руди Шерцу было убивать мисс Блэклок?

– В том-то и суть, что я не знаю. И мисс Блэклок тоже не знает… или она более искусная лгунья, чем кажется на первый взгляд. И никто не знает. Так что, судя по всему, это неправда.

Инспектор Краддок вздохнул.

– Не унывайте, – утешил его начальник полиции. – Я приглашаю вас пообедать со мной и с сэром Генри. Продегустируем лучшие блюда, которые может предложить отель «Спа» в Меденхэм-Уэллсе.

– Спасибо, сэр. – Краддок был несколько удивлен.

– Видите ли, мы получили письмо… – Райдесдейл осекся, потому что в комнату вошел сэр Генри Клиттеринг. – А вот и Генри.

Держась на сей раз неофициально, сэр Генри сказал:

– Привет, Дермот!

– У меня для вас кое-что есть, – сообщил начальник полиции.

– Да? И что же?

– Письмецо от старой киски. Она остановилась в «Ройал Спа». Пишет, что может помочь нам в чиппинг-клеорнском деле.

– Ну, что я вам говорил?! – победоносно изрек сэр Генри. – Эти старушки – настоящий клад. Все слышат. Все видят. И, наперекор старинной притче, любят позлословить.

Развернув письмо, Райдесдейл пожаловался:

– Почерк как у моей бабушки. Пишет как курица лапой, да еще подчеркивает через каждые два слова. Значит, так… сначала длинное и нудное вступление про наше драгоценное время, которое она не хочет отнимать… но, возможно, ее наблюдения нам пригодятся… еще что-то в том же духе… Кто она вообще такая?.. Джейн Мапл… нет, Марпл, Джейн Марпл.

– Разрази меня гром! – воскликнул сэр Генри. – Неужто она? Джордж, да это ж моя собственная, единственная и неповторимая киска! Лучшая из всех кисок на свете. Но с какой стати она очутилась в Меденхэм-Уэллсе, вместо того чтобы мирно поживать у себя дома в Сент-Мэри-Мид? И главное, поспела вовремя! Как раз к убийству! Да, убийство объявлено снова – на потеху мисс Марпл!

– Что ж, Генри, – язвительно произнес Райдесдейл, – я буду рад увидеть эталон сыщика. Пообедаем в «Ройал Спа» и встретимся с вашей протеже. Краддок, правда, смотрит на наше свидание весьма скептически.

– Напротив, – возразил из вежливости Краддок. Но про себя подумал, что порой его крестный отец, право же, несет ахинею.

Мисс Марпл была примерно такой, какой ее себе представлял Краддок. Правда, гораздо более благообразной и старой. Вид у нее был очень дряхлый: волосы белее снега, румяное лицо иссечено морщинами, а взгляд голубых глаз кроток и невинен. Старушка куталась в шерстяную ажурную шаль и вязала. Как потом выяснилось, детскую косыночку.

При виде сэра Генри она пришла в неописуемый восторг, а когда ее представили начальнику полиции и инспектору, страшно cмyтилась.

– Вот удача так удача, сэр Генри… Сколько лет, сколько зим! Ох, меня совсем ревматизм замучил. Особенно в последнее время. Конечно, я не могла бы себе позволить поселиться в таком шикарном отеле. Цены здесь запредельные, но Раймонд, мой племянник Раймонд Уэст, может, вы его помните…

– Это имя знает каждый.

– Да, его умные книжки пользуются большим спросом. Последняя, на мой взгляд, кошмарнее всех остальных, но, наверное, так частенько бывает, да? Так вот, милый мальчик настоял на оплате всех моих расходов. А его очаровательная супруга тоже делает карьеру, она художница. Рисует по большей части кувшины с увядшими цветами и сломанные расчески на подоконниках. Не решаюсь ей признаться, но вообще-то я до сих пор обожаю Блер Лейтон и Альму Талема. Впрочем, я заболталась… Это ж надо, сам начальник полиции пожаловал! Право, не ожидала… Боюсь, я отнимаю у вас время…

«Старушенция совсем того», – с неприязнью подумал инспектор Краддок.

– Пойдемте в кабинет управляющего, – предложил Райдесдейл. – Там удобнее разговаривать.

Кутаясь в шаль и прихватив с собой спицы, мисс Марпл взволнованно засеменила за ними в приемную мистера Роулендсона.

– Итак, мисс Марпл, что вы хотели нам рассказать? – спросил начальник полиции.

Мисс Марпл изложила суть дела неожиданно кратко:

– Чек. Он его переправил.

– Кто «он»?

– Молодой человек, сидевший тут за конторкой. Он вроде бы инсценировал налет и застрелился.

– Вы говорите, он подделал чек?

Мисс Марпл кивнула.

– Вот, посмотрите. – Она вынула чек из сумки и положила на стол. – Сегодня утром его прислали из банка вместе с остальными счетами. Можете сами убедиться: тут было написано «семь фунтов», а он сделал из них семнадцать, поставил единичку и приписал «дцать». Изящно проделано. А чтобы было не подкопаться, поставил кляксу и запачкал все слово. Мастерская работа, нечего сказать! Я полагаю, у него была богатая практика. Чернила те же самые, потому что я выписывала чек прямо за конторкой. Должно быть, он частенько проделывал это раньше, вы не находите?

– Но на сей раз не на ту нарвался, – заметил сэр Генри.

Мисс Марпл кивнула:

– Да. Со мной у него вышла осечка. Слишком уж я неподходящая кандидатура. Молодая замужняя жещина, занимающаяся бизнесом, или влюбленная девушка выписывают чеки на самые разные суммы и никогда не проверяют чековых книжек. Но старуха, считаюшая каждый пенс и закосневшая в своих привычках, – это плохой вариант. Я никогда не выписываю чеков на семнадцать фунтов. Двадцать – круглая цифра. Я откладываю двадцать фунтов на прислугу и книги. А на карманные расходы обычно отвожу семь. Раньше было пять, но с тех пор цены так подскочили!

– А не напомнил ли он вам кого-нибудь? – подсказал сэр Генри, и в его глазах промелькнул озорной огонек.

Мисс Марпл улыбнулась и покачала головой:

– Ах, вы баловник, Генри! Ну, конечно, напомнил – Фреда Тайлера из рыбной лавки. Тот всегда приписывал к счету лишний шиллинг. А поскольку рыбы мы едим много и счета бывали довольно длинными, люди никогда их не перепроверяли, и он всякий раз клал себе в карман по десять шиллингов. Немного, но вполне достаточно, чтобы приобрести пару галстуков и сводить в кино Джесси Спрегг, продавщицу из драпировочной мастерской. Эти молодчики так и норовят урвать везде, где только можно!.. Ну вот, стало быть, в первую же неделю моего пребывания здесь я обнаружила ошибку в счете. Я указала на нее юноше, он рассыпался в извинениях, вид у него был очень расстроенный, но я подумала: «Жуликоватые у тебя глаза, дорогуша». Для меня жуликоватые глаза, – пояснила мисс Марпл, – это когда человек смотрит прямо на тебя и даже не моргнет.

Краддок одобрительно кивнул.

– Руди Шерц вообще был неблагонадежен, – сказал Райдесдейл. – Как удалось выяснить, он состоял на учете в швейцарской полиции.

– Значит, на родине ему припекло и он по фальшивым документам приехал сюда? – спросила мисс Марпл.

– Именно так, – подтвердил Райдесдейл.

– Его частенько видали с рыжей официанткой из гриль-бара, – сказала мисс Марпл. – К счастью, ее сердце, как мне кажется, не разбито. Ей просто хотелось чего-нибудь новенького, а он имел обыкновение дарить цветы и шоколадки, чего от английских парней не дождешься… Она рассказала вам все, что знала? – спросила мисс Марпл, неожиданно повернувшись к Краддоку. – Или не совсем?

– У меня нет полной уверенности, – осторожно произнес Краддок.

– Думаю, вам не придется долго ждать, – ободрила его мисс Марпл. – Девушка очень встревожена. Сегодня утром принесла мне вместо селедки лососину и забыла про молоко. А ведь она отличная официантка. Да, она встревожена. Но надеюсь, – тут простодушные голубые глазки мисс Марпл с чисто женским восхищением окинули ладную фигуру и красивое лицо инспектора Краддока, – надеюсь, вы сможете войти к ней в доверие и она выложит вам все, что знает.

Инспектор покраснел, а сэр Генри одобрительно хмыкнул.

– Это может быть очень важно, – сказала мисс Марпл. – Вдруг он открыл ей, кто это был?

Райдесдейл удивленно воззрился на старушку:

– В каком смысле?

– О, я совсем не умею выражать свои мысли! Я имела в виду, кто его подбил.

– Вы считаете, что швейцарца подговорили?

Мисс Марпл сделала большие глаза:

– Безусловно. Сами посудите, что он был за человек? Смазливый юнец, который норовит урвать помаленьку то тут, то там, подделывает чеки на мелкие суммы… может, порой крадет недорогие украшения, когда постояльцы гостиницы оставляют их на видном месте, или стащит немножко денежек из чужого ящика. Этого ему вполне хватает на карманные расходы, на одежду и на девушек. И чтобы такой молодец среди овец вломился в дом, терроризировал столько людей и вдобавок в кого-то выстрелил! Да никогда в жизни! Не тот он был тип. Это нелепо.

У Краддока перехватило дыхание. То же самое говорила Летиция Блэклок. И жена пастора. Нелепо… И вот теперь старая киска сэра Генри повторила их слова, и в голосе ее прозвучала непоколебимая уверенность.

– В таком случае, может быть, вы нам поведаете, – с неожиданной злостью сказал он, – что же на самом деле там стряслось?

Мисс Марпл удивленно повернулась к инспектору.

– Откуда мне знать? Я читала газетные сводки, но из них мало что почерпнешь. Конечно, можно строить домыслы, но это же не достоверные факты.

– Джордж, – обратился сэр Генри к Райдесдейлу, – если дать мисс Марпл прочесть показания свидетелей из Чиппинг-Клеорна, это будет против правил?

– Против, – сказал Райдесдейл, – но я пришел сюда не для того, чтобы соблюдать правила. Пусть прочтет. Мне хочется узнать ваше мнение, мисс Марпл.

Старушка ужасно смутилась.

– Боюсь, вы напрасно доверяете сэру Генри. Он слишком добр ко мне и переоценивает мои мелкие наблюдения. На самом деле у меня нет никаких талантов, совершенно никаких… кроме, может быть, определенного знания человеческой природы. Я нахожу, что люди обычно бывают излишне доверчивы. А я, увы, имею склонность верить в наихудшее. Это неприятное свойство характера, но оно мне не раз пригодилось.

– Прочтите, – сказал Райдесдейл, подав ей листы с машинописным текстом. – Это не отнимет у вас много времени. Кроме всего прочего, свидетели – люди вашего круга… Вы можете знать кого-нибудь похожего на них. Может, вам удастся заметить что-нибудь важное… А то дело вот-вот будет закрыто. Давайте перед тем, как поставить точку, послушаем мнение любителя. Не скрою, наш Краддок не удовлетворен исходом расследования. Он, как и вы, считает, что это нелепо.

Все молча ждали, пока мисс Марпл прочтет показания. Наконец она отложила записи в сторону.

– Очень интересно, – вздохнув, начала она. – Какие разные вещи люди говорят… и думают. Что они видят… или думают, что видят. Да, очень сложно делать выводы, ведь почти все невероятно банально, а какую-то небанальную вещь выявить очень трудно, она как иголка в стоге сена.

Краддок был разочарован. На мгновение он вдруг поверил сэру Генри, до небес превозносившему эту смешную старушенцию. Поверил, что она может подметить какую-нибудь важную деталь, ведь старики часто бывают необычайно проницательны. Ему, к примеру, ничего не удавалось утаить от старой тетушки Эммы. Он долго не понимал, в чем дело, и наконец тетка призналась, что, когда он собирается соврать, у него начинает дергаться нос. Однако мисс Марпл способна лишь наводить тень на плетень. Он почувствовал прилив раздражения и довольно грубо сказал:

– Факты остаются фактами. Несмотря на разнобой в деталях, в целом свидетельские показания совпадают. Люди видели человека в маске, державшего пистолет и фонарь; он открыл дверь, приказал поднять руки вверх, и, как бы они ни передавали его слова: «Руки вверх!» или «Кошелек или жизнь!» – это зависит от того, какая фраза ассоциируется у них с налетом, – все они видели налетчика, это главное.

– Но на самом деле, – мягко возразила мисс Марпл, – они не могли ничего увидеть.

У Краддока дух захватило. Старушка попала не в бровь, а в глаз! Значит, все-таки она проницательна! Он ее провоцировал, но она не поддалась на провокацию. Да, факты пока оставались фактами, но мисс Марпл вслед за Краддоком поняла, что люди, видевшие налетчика в маске, на самом деле не могли его видеть.

– Если я правильно представляю себе картину происшедшего, – щеки мисс Марпл порозовели, а глаза заблестели от удовольствия, – света не было ни в холле, ни на лестничной площадке?

– Не было, – подтвердил Краддок.

– Значит, если человек встал в дверях, направив яркий свет на людей в комнате, никто не мог ничего увидеть, кроме этого света, не так ли?

– Так. Я проверял.

– И, утверждая, что они видели мужчину в маске, очевидцы невольно описывают свои впечатления уже после, когда свет зажегся. А это лишнее подтверждение того, что Руди Шерц был, так сказать, подставным лицом.

Райдесдейл уставился на нее с таким изумлением, что мисс Марпл покраснела еще сильнее.

– Не знаю, удачно ли я выразилась… Насколько я понимаю, подставное лицо – это человек, обвиняемый в преступлении, которое на самом деле совершено кем-то другим, – пробормотала она. – По-моему, Руди Шерц оказался именно таким человеком. Он был глуповат, корыстолюбив и, вероятно, необычайно легковерен.

Райдесдейл спросил, терпеливо улыбаясь:

– Уж не считаете ли вы, что его подговорили устроить пальбу в комнате, битком набитой людьми?

– Я думаю, ему сказали, что это шутка, – спокойно ответила мисс Марпл. – И наверняка щедро заплатили за то, что он опубликует объявление, выяснит планировку усадьбы, а потом в назначенный час явится в маске и черном плаще, распахнет дверь, взмахнет фонарем и прикажет: «Руки вверх!»

– И выстрелит?

– О нет, нет! – покачала головой мисс Марпл. – У него и пистолета-то с собой не было!

– Но все говорят… – начал Райдесдейл и осекся.

– Вот именно, – кивнула старушка. – На самом деле пистолета в его руках никто не видел. И не мог увидеть. А у меня сложилось впечатление, что его и не было. Я думаю, после того как парень скомандовал: «Руки вверх!» – кто-то бесшумно подошел к нему в темноте и выстрелил дважды через его плечо. Руди до смерти перепугался, оглянулся, и тогда тот, другой, застрелил его. А потом бросил пистолет рядом с трупом.

Все завороженно уставились на старушку.

– Это лишь одна из версий, – мягко сказал сэр Генри.

– Но кто сей мистер Икс, подкравшийся к Шерцу в темноте? – спросил начальник полиции.

Мисс Марпл кашлянула.

– Вам… вам следует выяснить у мисс Блэклок, кто хотел ее смерти.

«Один – ноль в пользу Доры Баннер, – подумал Краддок. – О это вечное состязание инстинкта и интеллекта!»

– Значит, по-вашему, это преднамеренное покушение на мисс Блэклок? – уточнил Райдесдейл.

– Судя по всему, да, – подтвердила мисс Марпл. – Впрочем, есть одна нестыковка… Но сейчас меня интересует не это. Сейчас нужно узнать, не проболтался ли он кому-нибудь. Человек, вступивший в переговоры с Руди Шерцем, безусловно, требовал, чтобы Шерц держал язык за зубами, и если парень все-таки проболтался, то только своей девушке, Мирне Харрис. Ей он вполне мог намекнуть о том, кто сделал ему такое необычное предложение.

– Я сейчас же допрошу ее, – сказал Краддок, вскакивая со стула.

– Сделайте милость, инспектор, – кивнула мисс Марпл. – У меня сразу на душе полегчает. Ведь когда она расскажет вам все, что ей известно, она будет в гораздо большей безопасности.

– В безопасности?.. Ах да, понимаю…

Краддок вышел из комнаты.

Начальник полиции сказал вежливо, но с явным сомнением:

– Мисс Марпл, вы заставили нас задуматься.

– Простите меня, пожалуйста, простите! Как мило с вашей стороны, что вы не в претензии! Но, понимаете, у меня такая мать… Из-за любого пустяка начинает сходить с ума. А ведь действительно могло показаться, что я пособница преступления. О господи, слова-то какие страшные! – Мирна Харрис тараторила без умолку. – Поймите, я боялась, что вы мне не поверите. Но я, честное слово, считала эту затею шуткой!

Инспектор Краддок вновь повторил заверения, благодаря которым ему удалось сломить сопротивление Мирны.

– Я все скажу. Но вы не будете меня привлекать, да? Просто из-за мамы… Короче, все началось, когда Руди отменил свидание. Мы хотели сходить в кино, а он вдруг заявил, что не сможет. Поэтому я говорила с ним очень сухо, ведь, в конце концов, это была его идея. Еще не хватало, чтобы иностранцы так со мной обращались! А он сказал: «Я не виноват». А я: «Знаю я твою песенку». А он: «Вот уж будет потеха!» И добавил, что внакладе не останется, и пообещал мне в подарок часы. «Что значит потеха?» – спросила я. А он в ответ: «Ты смотри, никому ни слова… Тут в одном месте будет вечеринка, и мне нужно сыграть роль налетчика». И показал объявление, такое забавное, просто умора! Вообще тон у него был довольно презрительный. Он сказал: дескать, все это детские шалости, но очень похоже на англичан. Они никогда по-настоящему не взрослеют. Я, конечно, возмутилась: «С какой стати ты нас так поносишь?» Мы немножко поцапались, но потом помирились. Сэр, надеюсь, вы меня понимаете? Когда я прочитала о налете и мне стало ясно, что дело-то вовсе не шуточное и Руди кого-то застрелил, а потом наложил на себя руки… Я не знала, что делать! И мне показалось, если я скажу, что была в курсе, все решат, что я и во всем остальном замешана. Но ведь это действительно казалось шуткой! И Руди тоже, могу подтвердить под присягой. А я даже не подозревала, что у него есть пистолет. Он ничего не говорил про оружие.

– Кто устраивал вечеринку? – спросил Краддок.

– Об этом он не сказал. Да, наверное, никто его и не подговаривал. Он сам во всем виноват.

– Неужели он не назвал имен? Может, хотя бы намекнул, кто это – мужчина или женщина?

– Нет, сказал только, что будет потрясающий сюрприз. И добавил: «Вот уж посмеюсь, когда увижу их физиономии!»

«Однако долго смеяться бедняге не пришлось», – подумал Краддок.

– Все это голословно, – заявил Райдесдейл по пути в Меденхэм. – Гипотеза ничем не подтверждена. Может, отбросим ее как досужие домыслы старой девы?

– Я бы поостерегся, сэр.

– Но где доказательства? Некий таинственный Икс вдруг вырастает в темноте за спиной у швейцарца. Откуда он взялся? Кто он такой? Где был до этого момента?

– Он мог пройти через черный ход, – предположил Краддок, – как прошел тот же Шерц. Или… прийти из кухни.

– Вы хотите сказать, она могла прийти из кухни?

– Не исключено, сэр. Беженка не внушает мне доверия. Неприятная особа. Все ее вопли и истерики могут оказаться чистым притворством. Она вполне могла подговорить парня, впустить его в дом, все обстряпать, застрелить его, примчаться обратно в кухню, схватить столовое серебро и замшу и начать ломать комедию с воплями.

– Против всего этого один-единственный факт: мистер… как бишь его… Эдмунд Светтенхэм вполне определенно показал, что ключ торчал в замке с наружной стороны и он повернул его, чтобы выпустить служанку. Может, в той половине дома есть еще какая-нибудь дверь?

– Да, есть дверь, ведущая к черному ходу и на кухню, она расположена прямо под лестницей, но, похоже, дверная ручка сломалась недели три тому назад и ее до сих пор не удосужились починить. А когда ручка сломана, дверь открыть невозможно. Так мне сказали в «Литтл-Пэддоксе», и, наверное, сказали правду. Штырь и две ручки лежат на полочке в холле, за дверью, на них толстый слой пыли. Но профессионал, естественно, сумел бы открыть и эту дверь.

– Запросите досье на иностранку. Проверьте, все ли у нее в порядке с документами. Но мне все равно кажется, что это умозрительные теории.

Райдесдейл опять испытующе взглянул на подчиненного. Тот спокойно ответил:

– Знаю, сэр. Конечно, если вы считаете, что дело пора закрывать, мы его закроем. Но я был бы вам весьма признателен, если бы смог поработать над ним еще немного.

К его удивлению, шеф спокойно и одобрительно произнес:

– Молодец!

– Надо проверить пистолет. Если гипотеза верна, он Шерцу не принадлежал. Тем более что никто не может определенно сказать, был у Шерца пистолет или нет.

– Он германского производства.

– Я знаю, сэр. Но в Англии сейчас полно иностранных пистолетов. Американцы привозили с войны трофейное оружие, англичане от них тоже не отставали. Вряд ли нам это поможет.

– Пожалуй. Какие еще соображения?

– Должен быть мотив преступления. Если теория мисс Марпл хоть отчасти верна, значит, случившееся в пятницу не было шуткой или обычным налетом. Кто-то пытался убить мисс Блэклок. Почему? Сдается мне, что если кто и может ответить на сей вопрос, то только она сама.

– Насколько я понял, она восприняла эту идею без энтузиазма?

– Она восприняла без энтузиазма идею, что ее пытался убить Руди Шерц. И была совершенно права. Но теперь ситуация изменилась.

– Почему?

– Убийца может сделать еще одну попытку.

– Которая, конечно же, подтвердила бы правильность вашей гипотезы, – сухо сказал Райдесдейл. – Кстати, вы бы позаботились о мисс Марпл.

– О мисс Марпл? В каком смысле?

– Если не ошибаюсь, она хочет поселиться в Чиппинг-Клеорне у священника и два раза в неделю ездить в Меденхэм-Уэллс на лечение. Вроде бы миссис… как бишь ее… короче, жена пастора – это дочь старой подруги мисс Марпл. У нашей киски настоящая спортивная хватка. Жизнь у нее, должно быть, довольно скучная, и старушка не прочь пощекотать нервишки, занявшись расследованием убийства… которое, может быть, все же действительно имело место.

– Мне бы не хотелось, чтобы она приезжала в Чиппинг-Клеорн, – озабоченно произнес Краддок.

– Что, будет путаться под ногами?

– Не в этом дело, сэр. Мисс Марпл – симпатичная пожилая леди. Будет очень жалко, если с ней что-нибудь случится… разумеется, если в нашей гипотезе и вправду есть доля истины.

Глава 9

Немного о двери

– Простите, что снова побеспокоил вас, мисс Блэклок.

– Ничего страшного! Раз следствие затянулось еще на неделю, значит, вы рассчитываете получить какие-то дополнительные сведения?

Инспектор Краддок кивнул.

– Выяснилось, что Руди Шерц вовсе не был сыном владельца отеля «Альпы» в Монтре. Судя по всему, он начал свою карьеру с санитара в бернской больнице. В бытность его санитаром у многих пациенток пропадали недорогие украшения. Потом Шерц работал под другой фамилией официантом на одном из небольших зимних курортов. Специализировался на подделке счетов: в дубликате указывал услуги, которых не значилось в оригинале. Разницу, естественно, прикарманивал. Дальше работал в одном цюрихском универмаге. В тот период воровство среди продавцов превысило средний уровень. И похоже, Шерц обворовывал не только покупателей.

– Вот как? Значит, он был нечист на руку? – мрачно осведомилась мисс Блэклок. – И я не ошиблась, подумав, что раньше его не видела?

– Не ошиблись. Скорее всего ему на вас указали в гостинице, а он прикинулся вашим знакомым. Родная полиция начала ему докучать, и, приехав в Англию с кучей поддельных документов, Шерц устроился на работу в «Ройал Спа».

– Подходящее местечко для поживы, – холодно процедила мисс Блэклок. – Отель очень дорогой, в нем останавливается много зажиточных людей. И кое-кто из них легкомысленно относится к счетам.

– Да, – сказал Краддок, – там можно собрать неплохой урожай.

Мисс Блэклок нахмурилась:

– Хорошо, это понятно. Но зачем Шерцу понадобилось приезжать в Чиппинг-Клеорн? Неужели он рассчитывал взять с нас больше денег, чем с клиентов отеля?

– Вы абсолютно уверены, что в доме нет никаких ценностей?

– Абсолютно. Мне ли не знать! Смею вас заверить, инспектор, что у нас нет неизвестной картины Рембрандта или чего-нибудь в том же роде.

– Тогда ваша подруга мисс Баннер права. Выходит, Шерц покушался на вашу жизнь.

Мисс Блэклок устремила на него тяжелый взгляд.

– Давайте говорить начистоту. Неужели вы серьезно думаете, что этот юноша пришел меня убивать, предварительно дав объявление в газете, из-за которого к нам сюда сбежалась половина поселка?

– Но он, может, не хотел, чтобы так случилось, – перебила Летицию Дора Баннер. – Наверное, он просто хотел пригрозить тебе и для этого выбрал такую страшную форму. Я, например, так и поняла. «Объявлено убийство…» Я сразу же всеми фибрами души почуяла беду… Если бы он замышлял тебя убить, он бы выстрелил и убежал, и никто бы не узнал, кто он такой.

– Вполне возможно, – согласилась мисс Блэклок, – но…

– Я чувствовала, что это не шуточное объявление, Летти! Я так тебе и сказала. А вспомни Мици! Она тоже перепугалась!

– Кстати, Мици! – подхватил Краддок. – Мици… Расскажите мне поподробней об этой молодой особе.

– Вид на жительство и документы у нее в порядке.

– Не сомневаюсь, – сухо сказал инспектор. – Бумаги Шерца тоже были – не подкопаться.

– Но зачем Руди Шерцу понадобилось меня убивать?

– За его спиной мог стоять кто-то другой, – сказал Краддок. – Вам это в голову не приходило?

Он употребил слова «за спиной» метафорически, хотя у него и промелькнула мысль, что если гипотеза мисс Марпл верна, то выражение имеет и прямой смысл. Однако мисс Блэклок и бровью не повела. Взгляд ее оставался скептическим.

– И все-таки, – сказала она, – зачем меня убивать?

– Ответа на этот вопрос я от вас и добиваюсь, мисс Блэклок.

– Но что мне вам ответить? Вздор! Врагов у меня нет. С соседями, смею думать, я всегда жила в мире. Ничьих тайн я не ведаю. Да это нелепая мысль! А намеки, что здесь замешана Мици, тоже абсурд. Ведь мисс Баннер сказала, что, прочитав объявление в газете, Мици до смерти перепугалась и тут же хотела от нас съехать.

– Это могло быть ловким маневром. Она прекрасно знала, что вы ее не отпустите.

– Ну конечно, если что-то втемяшить в голову, то на любое возражение всегда найдется контраргумент. Однако уверяю вас, если бы Мици вдруг ни с того ни с сего воспылала ко мне лютой ненавистью, она просто подсыпала бы мне чего-нибудь в еду и не стала бы ломать комедию… По-моему, у полиции предубеждение против иностранцев. Мици, может, и лгунья, но не убийца. Можете запугивать ее и дальше, но если она в порыве гнева потребует расчет или запрется у себя в комнате, закатив истерику, вы будете сами готовить нам обед. Миссис Хармон придет сегодня к нам с пожилой женщиной, которая приехала к ней погостить. Они придут к вечернему чаю, и я просила Мици испечь миниатюрное печенье, но боюсь, вы выбьете ее из колеи. Неужели вам больше некого подозревать?

Краддок отправился на кухню, задал Мици те же вопросы, что и в прошлый раз, и получил те же самые ответы. Да, она заперла входную дверь сразу после четырех. Нет, она не всегда так делает, но в тот вечер она нервничала из-за «ужасный объявления». Запирать черный ход не имело смысла, потому что мисс Блэклок и мисс Баннер собирались закрыть уток и покормить цыплят, а миссис Хаймес должна была вернуться с работы.

– Миссис Хаймес показала, что заперла дверь в половине шестого.

– А вы верить… да-да, вы верить…

– Почему бы и нет?

– Что вам разница, что я думаю? Мне вы не верить.

– Считай, что я даю тебе шанс войти ко мне в доверие. Итак, ты считаешь, что миссис Хаймес не запирала черный ход?

– Она очень стараться, чтобы не запирать.

– Не понимаю, о чем ты?

– Тот парень работать не один. Нет, он знать, куда ходить, знать, что, когда приходить, дверь будет открытый, о, такой удобно открытый!

– Что ты хочешь сказать?

– А какой польза, что я говорить? Вы не слушать. Вы сказать, что я бедная беженка, я не говорить правда. А этот английский леди с белый волосы, о нет, она никогда не говорить ложь. Она такой английский, такой честный. И вы верить она, а не я. Но я могла рассказать немного вещи. О да, могла!

Мици с чувством швырнула кастрюлю на плиту.

Краддок колебался, не зная, стоит ли придавать значение словам Мици. Ведь это вполне могло оказаться просто потоком желчи.

– Мы принимаем во внимание все, что нам сообщают, – наконец сказал он.

– Но я ничего не говорить. Зачем? Вы как везде. Преследоваете и презираете бедный беженцы. Если я говорить, что неделя назад, когда этот парень приходить за деньги к мисс Блэклок и она его гонять домой… если я говорить, что потом я слушать, что он разговаривать с миссис Хаймес… да-да, с ней около оранжерея, вы опять утверждать, что я придумать?

«Вполне вероятно», – подумал Краддок, но вслух возразил:

– Ты не могла слышать их разговор.

– Нет, могла! – торжествующе взвизгнула Мици. – Я ходить собирать крапива, из она делать такой хороший суп. Хозяева не согласные, но я им не говорить, готовить, и все. Вот я ходить и слышать, как они беседовали. Он сказать: «Но как я могу прятаться?» А она: «Я покажу». А потом еще: «Четверть шестого». А я думать: «Ага, так ты себя держать, моя леди! Идешь с работа и бежишь к мужчина. Несешь его в дом. Наверно, мисс Блэклок это не очень любить. Она быстро выгонять такой женщин». Я думала, я буду смотреть и слушать, а потом рассказывать все мисс Блэклок. Но сейчас понимать, что думать неправильный. Она с ним планировать не любовь, она с ним планировать грабить и убивать. Но вы говорить, я все придумывать. Злая Мици, говорить вы. Я буду садить ее тюрьма.

Краддок призадумался. Мици могла и сочинять. Но могла и не сочинять. Он осторожно спросил:

– А ты уверена, что она разговаривала именно с Руди Шерцем?

– Конечно. Он выходил, я видела, что он пойти по дорожка к оранжерея. А я тогда, – вызывающе добавила Мици, – выходила смотреть, если вырастала молодой крапива.

«Любопытно, – подумал Краддок, – что за молодая крапива может вырасти в октябре?» Но он понимал, что Мици просто наспех выдумала отговорку, скрывая свои шпионские намерения.

– А больше ты ничего не слышала?

Мици посмотрела на него удрученно.

– Эта мисс Баннер с ее длинный нос звать: «Мици! Мици!» И я должна уходить. Она такой вредный! Все лезет. Говорит, будет научить меня готовить. Ее готовление! В эти блюда везде, везде вода!

– А почему ты в прошлый раз умолчала об этом? – строго спросил Краддок.

– Потому что не помнить… Я не думать… Я только потом решить, что они иметь план… он и она.

– А ты уверена, что это была миссис Хаймес?

– Уверен. Она воровка, эта миссис Хаймес. Она воровает и показывает воры хорошие дом. Что она получать за работа в саду, для такой женщин мало. Нет! Ей надо ограбливать мисс Блэклок, которая был с ней такой добрый. Она плохой, плохой женщин, эта миссис Хаймес.

– А если, – сказал инспектор, – мне донесут, что не Филиппу, а тебя видели с Руди Шерцем? Тогда как?

Но сие предположение впечатлило Мици куда меньше, нежели надеялся Краддок. Служанка презрительно фыркнула и потрясла головой.

– Это ложь, ложь, ложь! Говорить ложь о человек нетрудно, но в Англия это надо доказывать. Так мне сказать мисс Блэклок. Это правда или она обманывать? Я не разговаривать воры и убийцы. Никакой английский полицейский не может так обвинять. Но как я могу готовить еда, если вы здесь всегда говорить, говорить, говорить!.. Уходите из моя кухня, пожалуйста. Я хочу сейчас очень осторожный соус.

Краддок послушно вышел. Его подозрения относительно Мици начали развеиваться. Слишком уж убежденно она говорила про Филиппу Хаймес. Конечно, Мици вполне могла оказаться лгуньей. Так оно и было, по мнению Краддока. Но в ее рассказе, вероятно, все же была доля правды. Он решил побеседовать с Филиппой Хаймес. В первый раз она показалась ему спокойной, хорошо воспитанной молодой женщиной. Он не подозревал ее в причастности к преступлению.

Краддок в задумчивости шел по коридору и по рассеянности попытался открыть не ту дверь. Спускавшаяся с лестницы мисс Баннер поспешила его поправить:

– Не туда. Та дверь не открывается. Вам нужна следующая слева. Запутаться можно, да? Тут столько дверей!

– Многовато, – согласился, оглядываясь, Краддок.

Миcc Баннер любезно перечислила:

– Первая ведет в гардеробную, за ней – дверь в чулан, дальше – в столовую, это по нашей стороне. А по той – фальшивая дверь, в которую вы сейчас пытались войти, потом настоящая дверь в гостиную, потом дверь в кладовку с фарфором, дверь в маленькую оранжерейку и в конце – черный ход. Запутаться можно. Особенно в этих двух: они так близко друг от друга. Я тоже часто толкалась в фальшивую дверь. Ее всегда загораживал стол, но его отодвинули.

Краддок машинально отметил про себя тонкую горизонтальную полоску на двери, которую он недавно пытался открыть. Теперь ему было понятно, что полоска – это след от стола.

У него промелькнула смутная догадка.

– Отодвинули? – переспросил он. – Когда?

К счастью, Дора Баннер любой вопрос воспринимала как должное. Словоохотливой старушке все казалось естественным, она была рада сообщить даже самые пустяковые сведения.

– М-м… дайте подумать… да совсем недавно, дней десять назад, от силы две недели.

– А почему его отодвинули?

– Не помню. Кажется, из-за цветов. Филиппа, если мне не изменяет память, поставила их в большую вазу – она великолепно составляет букеты, – но этот букет был такой огромный, что цеплялся за волосы. Поэтому Филиппа предложила: «Давайте отодвинем стол подальше. Цветы будут красивее смотреться на фоне голой стены, а не этой нелепой двери!» Но для этого пришлось снять картину «Веллингтон в Ватерлоо». Я, правда, от нее не в восторге. Мы положили картину под лестницу.

– Но на самом деле дверь не фальшивая? – спросил Краддок.

– Нет-нет, она настоящая. Эта дверь ведет в маленькую гостиную, но, когда комнаты соединили, две двери стали не нужны, и одну закрыли.

– Закрыли? – осторожно попытался выведать Краддок. – Вы хотите сказать, заколотили? Или просто заперли?

– Кажется, закрыли на ключ и на засов.

Инспектор увидел вверху засов и попробовал его отодвинуть. Засов поддался легко, пожалуй, даже слишком легко…

– А когда эту дверь открывали в последний раз?

– М-м… давным-давно. Все время, что я тут живу, ни разу не открывали, я бы обязательно узнала.

– А ключ где?

– В холле стол, в ящике полно ключей. Наверное, там.

Краддок пошел вслед за мисс Баннер и увидел в глубине ящика связку ржавых ключей. Внимательно осмотрев каждый ключ, он взял один, с виду отличавшийся от остальных, и вернулся к двери. Ключ сразу вошел в замочную скважину и легко повернулся. Инспектор толкнул дверь, она бесшумно открылась.

– Осторожней! – воскликнула мисс Баннер. – С той стороны к двери может быть что-нибудь прислонено. Мы ведь ее никогда не открывали.

– Неужели? – хмыкнул инспектор. Лицо его омрачилось. – Мисс Баннер, эту дверь открывали совсем недавно. Замок и петли смазаны.

Старушка уставилась на него, глупо разинув рот:

– Но кто мог это сделать?

– Это мне предстоит выяснить, – сурово ответил Краддок. А про себя подумал: «Икс, проникший в дом с улицы? Как бы не так! Икс был здесь, в доме. Икс был в тот вечер в гостиной».

Глава 10

Пип и Эмма

На сей раз мисс Блэклок слушала Краддока более внимательно. Она была умной женщиной и сразу поняла суть дела.

– Да, – спокойно согласилась она, – это меняет картину… Никто не имел права открывать ту дверь. Но насколько я знаю, никто и не пытался.

– Поймите, – настаивал инспектор, – когда свет погас, человек, сидевший в комнате, вполне мог проскользнуть в ту дверь, подкрасться к Шерцу сзади и выстрелить в вас.

– И никто его не заметил, не услышал?

– Никто. Вы же помните, когда погас свет, все засуетились, закричали, начали толкаться. А потом виден был лишь свет фонаря.

Мисс Блэклок сказала с расстановкой:

– И вы верите, что кто-то из этих заурядных людей, из моих милых соседей, пытался меня убить? Но почему именно меня? За что, скажите на милость!

– По-моему, это вопрос не ко мне, мисс Блэклок.

– Но я не могу на него ответить, инспектор. Уверяю вас.

– Хорошо, начнем сначала. Кто получит наследство после вашей смерти?

Слегка поколебавшись, мисс Блэклок ответила:

– Патрик и Джулия. Доре Баннер я завещала обстановку и небольшой годовой доход. Но, в общем-то, мне особо нечего оставить. Когда-то у меня были вклады в немецких и итальянских ценных бумагах, но они обесценились, да и налоги нынче высокие, а проценты низкие, так что убивать меня не имеет смысла, поверьте… Большую часть денег я положила в банк год назад.

– Но кое-какие средства у вас все же имеются, и ваши племянник с племянницей ими завладеют.

– Вы полагаете, меня пытались убить Патрик с Джулией? Не верю. Да они и не нуждаются в деньгах.

– Вы это точно знаете?

– Нет, только с их собственных слов… Но я решительно отказываюсь подозревать ребят! Может, когда-нибудь и появится смысл убивать меня, но не сейчас.

– Что вы имеете в виду, мисс Блэклок? – насторожился инспектор.

– А то, что когда-нибудь – кстати, может, и довольно скоро – я разбогатею.

– Любопытно. Вы не могли бы пояснить?

– Разумеется. Вы, должно быть, не в курсе… Видите ли, двадцать с лишним лет назад я была секретаршей и близким другом Рэнделла Гедлера.

Интересный поворот! Рэнделл Гедлер был в свое время крупным финансовым воротилой. Его дерзкие спекуляции и экстравагантные выходки были незабываемы. Гедлер умер, если Краддока не подводила память, году так в 1937–1938-м.

– Вы были еще маленьким, – сказала мисс Блэклок. – Но, наверное, слышали о нем.

– О да! Он ведь был миллионером?

– Миллиардером, хотя его капиталы были нестабильны. Большую часть денег Рэнделл всегда вкладывал в какое-нибудь рискованное предприятие.

Летиция оживилась, глаза ее заблестели. В памяти инспектора мелькнуло смутное воспоминание…

«ОГРОМНОЕ СОСТОЯНИЕ ПЕРЕЙДЕТ К ВЕРНОЙ СЕКРЕТАРШЕ», или что-то подобное.

– За последние двенадцать лет, – подмигивая инспектору, сказала мисс Блэклок, – у меня были веские основания убить миссис Гедлер, но вам это открытие вряд ли принесет пользу.

– Простите, пожалуйста… но миссис Гедлер… м-м… не выражала недовольства тем, что ее супруг так распорядился капиталом?

Мисс Блэклок была искренне позабавлена:

– Это излишняя деликатность. Вы ведь хотите узнать, была ли я любовницей Рэнделла, правда? Отвечаю: нет, не была. Рэнделл, насколько я понимаю, никогда не был в меня влюблен. А я и подавно! Он любил Белль, свою жену, и продолжал любить до самой смерти. Думаю, его шаг объясняется благодарностью. Видите ли, инспектор, давным-давно, когда Рэнделл был ещe новичком в мире бизнеса, он вдруг оказался на грани банкротства. Речь шла всего о нескольких тысячах фунтов. Он сделал важный ход, страшно рискованный и дерзкий, как все его планы, но у него не хватило денег, чтобы завершить комбинацию. Я его выручила. У меня были кое-какие сбережения. Я верила в Рэнделла и отдала ему все до последнего пенса. План удался. Через неделю Рэнделл сказочно обогатился. После этого он стал обращаться со мной как с младшим партнером. Эх, чудесные были времена! Я была на седьмом небе от счастья. А потом мой отец умер, и сестра осталась беспомощной калекой. Мне пришлось все бросить и ухаживать за ней. Через пару лет умер и Рэнделл. За время работы у него я скопила достаточно денег и не ждала никакого наследства. Но была до глубины души тронута и очень горда, да-да, горда, когда выяснилось, что если Белль умрет раньше меня (а она из тех хрупких созданий, о которых говорят, что они не жильцы), то я буду единственной наследницей босса. Думаю, бедняга действительно не знал, кому завещать свои миллионы. Белль – прелесть! Узнав о завещании мужа, она пришла в восторг. Белль – прекрасная, добрая женшина. Живет в Шотландии. Я не виделась с ней много лет, мы только посылаем друг другу открытки на Рождество. Перед войной мы с сестрой поехали в санаторий в Швейцарию. Там сестра умерла от туберкулеза. А я вернулась в Англию всего год назад.

– Итак, вы можете разбогатеть. Скоро?

– От сиделки, ухаживающей за Белль, я знаю, что бедняжка быстро угасает. Конец может наступить буквально через пару недель. Но теперь деньги не имеют для меня такой цены, – печально добавила мисс Блэклок. – Запросы у меня скромные. Мне вполне хватает того, что у меня есть. Раньше я бы с радостью тряхнула стариной и поиграла на бирже, но теперь… Так что согласитесь, инспектор, если бы Патрик с Джулией хотели убить меня из-за денег, с их стороны было бы безумием не выждать несколько недель.

– Так-то оно так, мисс Блэклок, но что будет, если вы умрете раньше миссис Гедлер? К кому тогда перейдет наследство?

– Никогда не задумывалась… Наверное, к Пипу и Эмме.

На лице Краддока отразилось изумление. Мисс Блэклок улыбнулась:

– Думаете, старушка сбрендила? Повторяю: если я умру раньше Белль, деньги, судя по всему, достанутся законным наследникам, или как там у вас называется на вашем юридическом языке… а попросту – детям Сони, единственной сестры Рэнделла. Он с ней разругался. Она вышла замуж за человека, которого Рэнделл считал отпетым негодяем.

– А он действительно был негодяем?

– Еще каким! Но женщинам нравился. Он был то ли грек, то ли румын… как же его звали, дай бог памяти? А! Стэмфордис, Дмитрий Стэмфордис.

– Когда Соня вышла замуж, Рэнделл вычеркнул ее из завещания?

– Нет. Соня и так уже была очень богата. Рэнделл успел поместить на ее имя крупную сумму денег, обставив это дело так, чтобы муж не мог до них добраться. Но адвокаты уговорили его указать наследника на тот случай, если Белль меня переживет, и он, наверное, назвал Сониных детей. Больше ему ничего в голову не пришло, а он был не из тех, кто завещает свои капиталы благотворительным организациям.

– Значит, у Сони родились дети…

– Да, Пип и Эмма. – Мисс Блэклок улыбнулась. – Звучит, конечно, забавно. Я знаю о них только с Сониных слов. Спустя какое-то время после свадьбы она в письме попросила Белль передать Рэнделлу, что брак у нее очень счастливый, а недавно родились близнецы, и она назвала их Пипом и Эммой. Насколько мне известно, больше писем не приходило. Но, конечно, от Белль вы получите более исчерпывающие сведения.

Мисс Блэклок позабавил ее собственный рассказ. Однако инспектору было не до смеха.

– Значит, – сказал он, – если бы вас в тот вечер убили, то по крайней мере два человека получили бы огромное наследство. Вы ошибались, мисс Блэклок, сказав, что ваша смерть никому не нужна. Минимум два человека в этом жизненно заинтересованы. Сколько сейчас лет братцу с сестрицей?

Мисс Блэклок задумалась.

– Дайте сообразить… Двадцать второй год… Нет, мне трудно припомнить… Думаю, лет двадцать пять – двадцать шесть. – Она резко посерьезнела. – Инспектор, я надеюсь, вы не думаете, что…

– Я думаю, что кто-то пытался вас убить. И что этот человек или эти люди могут повторить свою попытку. Вы должны вести себя очень осторожно, мисс Блэклок, постарайтесь. Одно убийство было подготовлено, но сорвалось. Очень может быть, скоро будет совершено и второе покушение на вашу жизнь.

Филиппа Хаймес выпрямилась и откинула прядь волос со вспотевшего лба. Она пропалывала цветочный бордюр.

– Инспектор?

Филиппа вопросительно поглядела на Краддока. Он, в свою очередь, присмотрелся к ней более внимательно. Ничего не скажешь, красивая девушка. Чисто английский тип: пепельные локоны, продолговатое лицо, упрямый подбородок, упрямый рот. Филиппа была чем-то удручена, обеспокоена. Но пристальный взгляд голубых глаз был абсолютно непроницаем. Да, эта девушка умеет хранить тайны.

– Извините, что снова отвлекаю вас от работы, миссис Хаймес, – сказал Краддок, – но мне не хотелось дожидаться, пока вы придете на обед. И потом, я решил, что нам проще побеседовать вдали от «Литтл-Пэддокса».

– Я вас слушаю, инспектор.

А в голосе ни тени волнения или интереса! Но зато проскользнула тревога… Или ему почудилось?

– Сегодня утром мне было сделано одно заявление. Относительно вас.

Филиппа приподняла брови.

– Миссис Хаймес, вы решительно утверждаете, что незнакомы с Руди Шерцем?

– Да.

– И вы впервые увидели его уже мертвым?

– Разумеется. Я никогда его раньше не видела.

– У вас не было с ним разговора в оранжерее «Литтл-Пэддокса»?

– В оранжерее?

Краддок был почти уверен, что в голосе Филиппы промелькнул страх.

– В оранжерее, миссис Хаймес.

– А кто это сказал?

– Мне сообщили, что у вас был разговор с Руди Шерцем. Он спросил, где ему спрятаться, а вы пообещали показать надежное место и назвали вполне определенное время: четверть седьмого. Как раз в четверть седьмoro Руди Шерц должен был добраться от автобусной остановки до усадьбы в день налета.

На миг воцарилось молчание. Потом Филиппа презрительно хмыкнула. Вид у нее был озадаченный.

– Я знаю, кто вам сказал, – процедила она сквозь зубы. – По крайней мере, догадываюсь. Это ложь, очень глупая, неуклюжая и злобная. Почему-то Мици ненавидит меня больше всех остальных.

– Значит, вы отрицаете свой разговор с Шерцем?

– Естественно! Я ни разу в жизни не встречалась с Руди Шерцем. Да меня и дома в то утро не было! Я была здесь, на работе.

– Простите, в какое утро? – вкрадчиво спросил инспектор.

Секундная заминка. Потом глаза моргнули.

– Каждое утро. Я прихожу сюда каждое утро. И не ухожу раньше часа дня, – отбрила инспектора Филиппа и презрительно добавила: – Зря вы слушаете Мици. Она постоянно врет…

– Итак, мы имеем взаимоисключающие показания двух девушек, – сказал Краддок сержанту Флетчеру. – Кому верить?

– Все считают, что беженка рассказывает байки, – откликнулся Флетчер. – Я тоже по опыту знаю, что иностранец соврет недорого возьмет. Да и по всему видно, что она миссис Хаймес терпеть не может.

– Значит, на моем месте вы предпочли бы поверить миссис Хаймес?

– Если б не появилось каких-то веских улик, сэр.

У Краддока таких улик не было… Ничего, кроме слишком пристального взгляда голубых глаз и слов «в то утро», невольно сорвавшихся у Филиппы с языка. А ведь он не говорил ей, когда состоялся разговор в оранжерее: утром или днем…

Впрочем, о приходе молодого швейцарца, выклянчивавшего денег якобы на возвращение домой, вполне могла упомянуть мисс Блэклок (а если не она, то мисс Баннер). И Филиппа Хаймес предположила, что разговор состоялся именно утром.

Но все же Краддока не покидало чувство, что в голосе Филиппы промелькнул страх, когда она переспросила: «В оранжерее?»

Он решил повременить с выводами.

В саду у пастора было чудесно. Несмотря на осень, неожиданно распогодилось. Краддок нежился в шезлонге, который принесла энергичная Банч. Сама она умчалась в школу на родительское собрание. Мисс Марпл, тепло укутанная шалями и большим пледом, сидела рядом с Краддоком и занималась вязанием. Припекающее солнышко, безмятежный покой, размеренное мелькание спиц в руках мисс Марпл – все это навевало на инспектора сон. Но в глубине его души все время копошился страх, как в повторяющемся ночном кошмаре, когда смутная тревога растет, растет и наконец перерастает в ужас…

Инспектор отрывисто произнес:

– Вам не следовало сюда приезжать.

Спицы мисс Марпл замерли в воздухе. Она задумчиво посмотела на Краддока ясными голубыми глазами, похожими на фарфоровые:

– Намек понятен. Вы очень добросовестный юноша. Но все в порядке. Отец Банч (он, кстати, был пастором нашего прихода, такой образованный человек) и ее мать (поистине выдающаяся женщина, очень сильная духом) – оба мои старинные друзья. И совершенно естественно, что, оказавшись в Меденхэм-Уэллсе, я решила погостить у Банч.

– Возможно, – сказал Краддок. – Но, пожалуйста, прошу вас, не надо ничего разведывать! Я чувствую, что это небезопасно.

Мисс Марпл чуть заметно улыбнулась.

– Боюсь, – сказала она, – что любопытство – неотъемлемая черта старух. И если я не стану разведывать да вынюхивать, это куда больше бросится в глаза. Мы же всегда выискиваем общих знакомых, выспрашиваем о них: за кого вышла замуж дочь такого-то, что слышно про такого-то… А это, доложу вам, очень помогает.

– Помогает? – тупо переспросил инспектор.

– Да, помогает выяснить, те ли это люди, за кого они себя выдают, – сказала мисс Марпл и добавила: – Ведь именно это вас беспокоит, не правда ли? И действительно, все так изменилось после войны. Взять хотя бы Чиппинг-Клеорн. Он удивительно похож на мой Сент-Мэри-Мид! Пятнадцать лет назад я знала наперечет всех жителей. Отцы и матери, бабушки и дедушки этих людей жили там всю жизнь. Если приезжал кто-то новый, он привозил рекомендательные письма, а если нет, то непременно оказывался чьим-нибудь однополчанином, или выяснялось, что он плавал на одном корабле с кем-нибудь из местных жителей. Если же появлялся кто-то совсем новый, действительно чужак, он приезжал, чтобы поселиться, оседал в поселке, и все стремились узнать его подноготную, навести о нем справки.

Мисс Марпл сокрушенно покачала головой.

– Теперь все наперекосяк. Везде полно пришлых, людей без роду без племени. Большие дома проданы, коттеджи перестроены. Люди приезжают без рекомендаций, и им приходится верить на слово. Они стекаются в Англию со всего света. Из Индии и Гонконга, из Китая… Кто-то обитал во французском захолустье, или в Италии, или на каких-нибудь экзотических островах. Там им удалось подкопить деньжат, и они могут поселиться в Англии и жить тут припеваючи. Поэтому теперь никто ничего не знает о своих соседях. Вы можете приехать с юга Франции или провести большую часть жизни на Востоке. О вас судят с ваших же собственных слов. Не так, как раньше, когда человека звали в дом, лишь получив о нем хорошие отзывы от своих старинных друзей.

А ведь именно это и угнетало Краддока! Он никого не знал. Личность людей, с которыми сейчас ему приходилось иметь дело, подтверждалась продовольственными карточками и новехонькими удостоверениями, на которых не было ни фотографий, ни отпечатков пальцев, а стояли только номера. Заполучить такое удостоверение мог кто угодно, и отчасти поэтому порвались тончайшие нити, некогда связывавшие английское общество. В городе никто и не рассчитывал на тесное знакомство со всеми своими соседями. Но теперь и в поселках никто никого не знал, даже если ему и казалось, что знает… Смазанная дверь недвусмысленно указывала на то, что в гостиной Летиции Блэклок в злополучный вечер был человек, лишь прикидывающийся добрым соседом… Вот почему Краддок так волновался за мисс Марпл, старую и слабую, но очень проницательную женщину.

– Можно запросить данные на этих людей, – сказал Краддок.

Однако задачка была не из легких. Индия, Китай, Гонконг, южная Франция… Теперь все не так просто, как лет пятнадцать тому назад. Теперь появилось достаточно много людей, живущих по чужим удостоверениям, «позаимствованным» у тех, кто нашел «случайную» смерть в больших городах. Есть целые шайки, покупающие и подделывающие удостоверения и продовольственные карточки; сотнями расплодились мелкие мошенники. На проверку свидетелей, проходящих по делу об убийстве в «Литтл-Пэддоксе», уйдет много времени, а его-то как раз и нет, ведь вдова Рэнделла Гедлера уже одной ногой в могиле.

Встревоженный и усталый Краддок, которого вдобавок разморило на осеннем солнышке, плюнул на конспирацию и поведал мисс Марпл о Рэнделле Гедлере, Пипе и Эмме.

– Нам известны всего лишь имена этих близнецов, – пожаловался он напоследок. – А может, даже не имена, а прозвища. Их вообще может не оказаться на белом свете. А может, они вполне благонадежные люди и живут где-нибудь в Европе. Но с другой стороны, они могут быть сейчас и в Чиппинг-Клеорне, то ли поодиночке, то ли вместе… Близнецам лет по двадцать пять. Кому из нашей веселой компании сейчас столько же? Кто там у нас? Этот ее племянник с племянницей, или кем они там ей доводятся… Интересно, сколько они не виделись с мисс Блэклок до своего последнего появления в «Литтл-Пэддоксе»?

– Давайте я выясню? – вызвалась мисс Марпл, глядя на инспектора невинными глазами.

– Нет, мисс Марпл, прошу вас, не надо…

– Но это очень просто, инспектор, не волнуйтесь. Тем более что это не вызовет подозрений, ведь я – лицо неофициальное. А если выяснять будете вы, они насторожатся. Вы же не хотите, чтобы они насторожились?

«Пип и Эмма, – вертелось в уме у Краддока. – Пип и Эмма…»

Близнецы становились его навязчивой идеей. Импозантный повеса и миловидная девушка с холодным пристальным взглядом…

Он сказал:

– В ближайшие двое суток мне, надеюсь, удастся получить о них какие-то сведения. Я собираюсь в Шотландию. Миссис Гедлер, если она в состоянии говорить, наверняка знает о них предостаточно.

– Пожалуй, это разумно, – с сомнением в голосе произнесла мисс Марпл. – Вы предупредили мисс Блэклок, что ей следует быть посторожней?

– Предупредил. И потом, я оставляю тут своего человека. – Краддок старался не встречаться взглядом с мисс Марпл, поскольку в ее взгляде явственно читалось, что от полицейского мало проку, если опасность притаилась в семейном кругу. – Не забывайте, – добавил он, наконец взглянув старушке в глаза, – я вас предупредил.

– Поверьте, инспектор, – заявила мисс Марпл, – я могу позаботиться о себе.

Глава 11

Мисс Марпл приходит к чаю

Если Летиция Блэклок и проявила некоторую рассеянность, когда миссис Хармон со своей гостьей пришли к вечернему чаю, то мисс Марпл, та самая гостья, вряд ли это заметила, поскольку видела хозяйку дома впервые в жизни.

Старушка с места в карьер принялась мило сплетничать. Она оказалась большой любительницей историй о грабителях.

– Они куда угодно могут проникнуть, моя дорогая, – уверяла она хозяйку. – Куда угодно! Сейчас появилось столько американских новинок – разных приспособлений против воров! Но я придерживаюсь старых добрых традиций. Крючок и «глазок»! Замок воры могут взломать, засов засовом, но перед медным крючком и «глазком» они бессильны. Вы когда-нибудь пробовали?

– Боюсь, мы плохо разбираемся в замках и засовах, – бодро ответила мисс Блэклок. – У нас, честно говоря, нечем поживиться.

– А цепочку на входную дверь пробовали? – не унималась мисс Марпл. – Прислуга может спокойно приоткрывать дверь, чтобы понять, кто к вам пожаловал, а грабителям цепочка не дает возможности вломиться в дом.

– Пожалуй, нашей Мици эта идея пришлась бы по душе.

– Страшный был налет, да? – поинтересовалась мисс Марпл. – Банч мне рассказывала…

– Я чуть не умерла! – воскликнула Банч.

– Да, мы все переволновались, – призналась мисс Блэклок.

– Просто чудо, что он споткнулся, а пистолет выстрелил! Грабители пошли нынче такие кровожадные! А как ему удалось пробраться в дом?

– Боюсь, мы плохо запираем двери.

– О, Летти! – воскликнула мисс Баннер. – Я забыла тебе сказать, что инспектор сегодня утром вел себя как-то странно. Он требовал открыть вторую дверь – ту, которая не открывается. Потом выспросил все про ключ и заявил, что дверь недавно смазали. Хотя я лично ума не приложу зачем, ведь… – Банни слишком поздно заметила, что подруга делает ей знаки, и замерла с разинутым ртом. – О, Летти, я… прости… я хотела сказать… извини меня, Летти… Господи, какая я глупая!

– Ничего-ничего, – утешила Банни мисс Блэклок, но было заметно, что она раздражена. – Только, сдается мне, инспектор не погладит нас по головке, если об этом пойдут всякие слухи… А я и не знала, что ты видела его эксперименты. Но вы… надеюсь, вы меня понимаете, миссис Хармон?

– О да, – сказала Банч. – Не бойтесь, мы не пророним ни звука… Однако хотелось бы знать, зачем он…

Жена пастора впала в глубокую задумчивость. Мисс Баннер ерзала на стуле с несчастным видом. Наконец ее прорвало:

– Я все время болтаю что-то не то. Боже, какая мука тебе со мной жить, Летти!

Мисс Блэклок поспешно ответила:

– Ты для меня величайшая радость, Дора. Тем более что в таком маленьком местечке, как Чиппинг-Клеорн, невозможно хранить тайны.

– Что верно, то верно, – подтвердила мисс Марпл. – Слухи распространяются самыми невероятными способами. Конечно, прежде всего от прислуги, хотя сомневаюсь, чтобы это был единственный источник сплетен, ведь в наши дни слуг очень мало. Правда, люди нанимают домработниц, и в каком-то смысле это еще хуже, ведь приходящие домработницы могут за день обойти полпоселка и разнести уйму сплетен.

– Вот оно что! – вдруг вскричала миссис Хармон. – Я поняла! Ну, конечно, раз та дверь тоже открывается, значит, кто-то мог пробраться в темноте в гостиную и устроить налет… только никто этого, естественно, не сделал, потому что налетчик был из «Ройал Спа», так? Опять ничего не понятно, – снова сникла она.

– Стало быть, это случилось здесь? – спросила мисс Марпл и добавила извиняющимся тоном: – Наверное, вы считаете меня чересчур любопытной, мисс Блэклок, но, право, это потрясающая история! Сенсация как в газетах, а произошло со знакомыми!.. Мне так не терпится услышать ваш рассказ и представить себе, как все было… надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду…

Тут же последовал пространный и сбивчивый рассказ Банч и мисс Баннер, изредка прерывавшийся уточнениями мисс Блэклок.

На середине повествования вошел Патрик. Он с удовольствием поддержал компанию и даже исполнил роль Руди Шерца.

– А тетя Летти стояла тут… в углу, у прохода под аркой. Станьте там, тетя Летти.

Мисс Блэклок послушно выполнила распоряжение племянника, после чего мисс Марпл продемонстрировали следы от пуль.

– Потрясающе! Прямо-таки божественное спасение! – изумилась старушка.

– В тот момент я как раз собиралась предложить гостям сигареты. – Мисс Блэклок указала кивком на большую серебряную сигаретницу, лежавшую на столе.

– Люди так неосторожно курят! – нахмурилась мисс Баннер. – Теперь никто не ценит хорошую мебель, не то что в старые времена. Вы только посмотрите на эту жуткую подпалину! Кому сказать – положили сигарету прямо на стол! Позор!

Мисс Блэклок вздохнула:

– Боюсь, мы слишком много заботимся о вещах.

Мисс Баннер любила вещи Летиции так страстно, будто они были ее собственными. Миссис Хармон считала это очаровательным, ведь при этом у Банни не было ни тени зависти.

– Миленький столик! – вежливо похвалила мисс Марпл. – А какая прелестная на нем лампа!

И опять мисс Баннер восприняла похвалу так, словно это она, а не мисс Блэклок, была владелицей лампы.

– Правда, восхитительно? Дрезденский фарфор. У нас таких две. Вторая, кажется, в кладовке.

– Ты все в доме знаешь, Дора… или думаешь, что знаешь, – добродушно улыбнулась мисс Блэклок. – Ты заботишься о моих вещах больше, чем я сама.

Мисс Баннер зарделась.

– Да, я люблю красивые вещи, – сказала она вызывающе, но с оттенком грусти.

– У меня, – заметила мисс Марпл, – немного вещей, но они мне тоже очень дороги. С ними связано столько воспоминаний! И с фотографиями, кстати говоря, тоже. Сейчас люди мало фотографируются. А я коллекционирую снимки моих племянников и племянниц с тех самых пор, когда они еще лежали в пеленках. Так забавно наблюдать, как ребятишки взрослеют!

– У вас есть и моя жуткая карточка, мне там три года, – напомнила Банч. – Я стою рядом с фокстерьером, такая косоглазая.

– Наверно, у тетушки Летти куча ваших фотографий, – сказала мисс Марпл, поворачиваясь к Патрику.

– О, мы всего лишь дальние родственники, – промямлил юноша.

– По-моему, Элеонора когда-то присылала мне одну твою детскую фотографию, Пат, – сказала мисс Блэклок. – Но боюсь, она не сохранилась. Я даже не помнила, сколько у твоей мамы детей и как их зовут, пока она не написала, что вы приедете.

– Еще одна примета времени, – закивала мисс Марпл. – Сейчас люди часто даже незнакомы со своими более молодыми родственниками. В старые добрые времена, когда так чтились семейные связи, это было невозможно себе представить!

– В последний раз я видела мать Пата и Джулии на свадьбе тридцать лет назад, – сказала мисс Блэклок. – Она была очаровательной девушкой.

– И поэтому у нее такие очаровательные детки! – ухмыльнулся Патрик.

– У вас такой красивый старинный альбом, – вставила Джулия. – Помните, тетя Летти, мы его смотрели на днях. Какие там шляпки!

– Да, мы тогда были модницами! – вздохнула мисс Блэклок.

– Не горюйте, тетя Летти, – сказал Патрик. – Когда лет тридцать спустя Джулия наткнется на свою юношескую фотографию, вряд ли она будет выглядеть как свежая роза.

– Вы нарочно это делали? – спросила Банч у мисс Марпл по пути домой. – Нарочно завели разговор про фотографии?

– Да, моя милая. И, как видишь, выяснились прелюбопытные вещи: Блэклок не знает в лицо ни одного из своих племянников. Думаю, инспектора Краддока это заинтересует.

Глава 12

Утренние хлопоты в Чиппинг-Клеорне

Эдмунд Светтенхэм осторожно присел на садовую тачку.

– Доброе утро, Филиппа!

– Здравствуйте!

– Вы очень заняты?

– Умеренно.

– А что вы делаете?

– А вы не видите?

– Нет. Я не садовник. По-моему, вы просто играете с землей.

– Я сажаю салат.

– Вот как? Сажаете, значит…

– Вы что-то хотели? – холодно спросила Филиппа.

– О да. Я хотел вас увидеть.

Филиппа метнула на него взгляд исподлобья.

– Не надо сюда приходить. Миссис Лукас это не понравится.

– Она не разрешает вам иметь поклонников?

– Не говорите глупостей.

– А что? Поклонник… Прекрасное слово! Великолепно передает мое отношение к вам. Я вас уважаю… держусь на почтительном расстоянии… но не отступаю.

– Пожалуйста, Эдмунд, уходите. Вам незачем сюда приходить.

– А вот и неправда! – торжествуюше провозгласил Эдмунд. – Вовсе даже есть зачем! Миссис Лукас позвонила сегодня моей матушке по телефону и сказала, что у нее полно кабачков.

– Целая пропасть.

– А потом она спросила, не хотим ли мы поменять горшочек меда на кабачки.

– Но это неравный обмен! Сейчас кабачки – бросовый товар, их везде хоть отбавляй.

– Конечно! Поэтому миссис Лукас и позвонила. В прошлый раз, если мне не изменяет память, она предложила обменять сливки – представляете, сливки! – на зеленый салат. В разгар сезона! Салат тогда шел по шиллингу за пучок.

Филиппа ничего не ответила.

Эдмунд сунул руку в карман и извлек крошечный горшочек меда.

– Так что вот мое алиби. В самом широком и неоспоримом смысле этого слова. Если миссис Лукас ухитрится протиснуть свой пышный бюст в дверь подсобки, я скажу, что явился по поводу кабачков. А это весьма уважительная причина!

– Может быть.

– Вы читали Теннисона?[2] – как бы между делом осведомился Эдмунд.

– Кое-что, немного.

– Зря, зря. Теннисон скоро снова войдет в моду. Даже теперь по радио читают по вечерам «Королевские идиллии», а не этого бесконечного Троллопа[3]. Троллоп всегда казался мне невыносимо напыщенным. Конечно, в небольших дозах его можно выносить, но когда тебя им пичкают!.. Так вот о Теннисоне… Вы читали «Мод»?

– Когда-то давно.

– Там есть такие строчки. – Эдмунд с нежностью поглядел на Филиппу. – «Непрочно-порочное, холодно-совершенное, великолепное ничто». Это ваш образ, Филиппа.

– Странный комплимент!

– Вовсе не комплимент. Я думаю, Мод запала бедняге в душу так же, как вы мне.

– Не болтайте чепухи, Эдмунд.

– Черт побери, Филиппа, почему вы такая неприступная? Что таится в этой головке с идеально правильными чертами лица? О чем вы думаете? Что чувствуете? Вы счастливы или несчастны? А может, вы чего-то боитесь? Не знаю, но хоть что-то же вы должны чувствовать!

– Мои чувства касаются только меня, – спокойно сказала Филиппа.

– Нет, и меня тоже! Я хочу, чтобы вы разговорились. Хочу знать, что творится в вашей с виду безмятежной голове. Я имею право знать. Честное слово, имею! Я не хотел в вас влюбляться. Я хотел спокойно сидеть и писать книгу. Прекрасную книгу о том, какие люди несчастные. Ведь так просто разглагольствовать с умным видом о том, какие все люди несчастные. Это быстро входит в привычку. Да-да, я воочию в этом убедился, когда прочел про жизнь Берн-Джонса[4].

Оторвавшись от работы, Филиппа удивленно воззрилась на Эдмунда.

– При чем тут Берн-Джонс?

– При том. Читая про жизнь прерафаэлитов, начинаешь понимать, какое огромное влияние оказывает на людей мода. Прерафаэлиты были такие добрые, веселые, постоянно смеялись, отпускали шуточки и твердили, что жизнь прекрасна. Но все это было данью моде. На самом деле они не были добрее или счастливее нас. А мы ничуть не несчастнее их. Просто тогда так было модно, поверьте. После войны мы помешались на сексе. А теперь начались депрессии. А впрочем, неважно. Почему мы съехали на эту тему? Я же начал говорить про нас с вами. Только у меня язык прирос к нёбу. А все потому, что вы отказываетесь мне помочь.

– Что вам от меня нужно?

– Скажите! Ну признайтесь же! Это из-за мужа? Вы обожали его, а он умер, и вы спрятались, словно улитка, в свою раковину? Вы так ведете себя со мной из-за него? Что ж, прекрасно, вы его обожали, а он погиб. Но у других женщин тоже погибли мужья, очень у многих, и некоторые женщины тоже любили своих мужей. Они поведают тебе об этом в баре, всплакнут, когда напьются, а потом преспокойно улягутся с тобой в постель, чтобы утешиться. Наверное, так можно утешиться. И вам тоже надо успокоиться, Филиппа. Вы молоды и чертовски милы, и я безумно люблю вас. Ну, расскажите, расскажите мне о вашем треклятом муже!

– А что рассказывать? Мы встретились и поженились.

– Вы были очень молоды?

– Да.

– Значит, вы не были счастливы? Продолжайте, Филиппа.

– Да продолжать-то нечего. Мы поженились. Были счастливы, как, наверное, большинство людей. Родился Гарри. Рональд отправился за границу. Его… убили в Италии.

– И остался Гарри?

– Да.

– Гарри мне нравится. Он милый ребенок. И я ему тоже нравлюсь. Мы с ним поладим. Ну так как, Филиппа? Давайте поженимся? Вы сможете по-прежнему садовничать, а я – писать книгу. А в выходные работать не будем, а будем развлекаться. Мы могли бы тактично отделиться от мамы. Она будет подбрасывать нам деньжат, помогая обожаемому сынуле. Я тунеядец, пишу дрянные книжонки, у меня плохое зрение, и я болтлив. Вот худшие из моих недостатков. Может, поженимся, а?

Филиппа подняла глаза. Перед ней стоял высокий, довольно серьезный молодой человек в больших очках. Его светлые, цвета спелой пшеницы волосы растрепались, а глаза смотрели ободряюще и дружелюбно.

– Нет, – отрезала Филиппа.

– Это ваше окончательное решение?

– Окончательное.

– Почему?

– Вы обо мне ничего не знаете.

– И это все?

– Нет. Вы вообще ничего не знаете.

Эдмунд немного подумал.

– Очень может быть. А кто знает? Филиппа, моя обожаемая Филиппа…

Он осекся. Издалека донеслось быстро приближавшееся тявканье.

– «И болонки на закате – только сейчас всего одиннадцать утра – так резвились и играли… – продекламировал Эдмунд. – «Филиппа, Филиппа, Филиппа!..» – тявкали они и звали…» Ваше имя не вписывается в размер. Может, у вас есть про запас другое?

– Джоан. Пожалуйста, уходите. Это миссис Лукас.

– Джоан, Джоан, Джоан, Джоан… Лучше, но ненамного.

– Миссис Лукас…

– О, черт! – выругался Эдмунд. – Ладно, давайте сюда ваши проклятые кабачки.

«Литтл-Пэддокс» остался на попечение сержанта Флетчера.

Мици взяла выходной. В нерабочие дни она всегда уезжала в Меденхэм-Уэллс. Мисс Блэклок разрешила сержанту Флетчеру осмотреть дом. Сама мисс Блэклок ушла с Дорой Баннер по каким-то делам в поселок.

Флетчер работал проворно. Кто-то смазал дверь, готовясь незаметно покинуть гостиную, когда погаснет свет. Мици попала бы в гостиную из кухни; ей эта дверь не понадобилась бы, так что Мици можно было исключить из списка подозреваемых. А кого следовало оставить? «Соседи, – решил Флетчер, – тоже исключаются». Он не мог себе представить, как бы они ухитрились смазать дверь в чужом доме. Следовательно, оставались Патрик и Джулия Симмонсы, Филиппа Хаймес и, возможно, Дора Баннер. Симмонсы были в Милчестере. Филиппа Хаймес на работе. Сержанту Флетчеру предоставлялась полная свобода действий. Но в доме все оказалось в полном порядке. Флетчер не обнаружил никаких изъянов ни в проводке, ни в электроприборах, а уж он-то великолепно разбирался в подобных вещах. Отчего погас свет, до сих пор оставалось неясным. При беглом осмотре комнат все тоже оказалось раздражающе нормальным. В комнате Филиппы Хаймес висели фотографии маленького мальчика с серьезными глазами. Еще был снимок того же ребенка в младенчестве, пачка его писем из колледжа и пара театральных программок. Ящик стола в комнате Джулии ломился от моментальных снимков, сделанных на юге Франции. Купающиеся люди, деревня под сенью мимоз… Патрик хранил какие-то мелочи в память о своей службе во флоте. У Доры Баннер тоже нашлись какие-то безделушки, с виду совершенно невинные.

«И все-таки, – думал Флетчер, – кто-то из домашних смазал ту дверь».

Ход его мыслей нарушил шум внизу. Сержант торопливо подошел к краю лестницы.

По коридору шла миссис Светтенхэм с корзинкой в руке. Она заглянула в гостиную и направилась в столовую, откуда вышла уже без корзинки.

Сержант пошевелился. Половица скрипнулa. Миссис Светтенхэм обернулась. Задрав голову, она спросила:

– Это вы, мисс Блэклок?

– Нет, это я, миссис Светтенхэм, – ответил Флетчер.

Миссис Светтенхэм слабо вскрикнула:

– Боже! Как вы меня напугали. Я подумала, снова грабители!

Флетчер спустился к ней по лестнице.

– Похоже, этот дом не особенно защищен от грабителей, – сказал он. – И что, каждый вот так запросто может прийти и уйти, когда ему вздумается?

– Я принесла мисс Блэклок айвы из нашего сада, – объяснила миссис Светтенхэм. – Она хотела сварить айвовое желе, но у нее нет айвы. Я поставила корзинку в столовой. – Миссис Светтенхэм улыбнулась. – Понимаю… Вы хотите узнать, как я вошла? Все очень просто – через черный ход. У нас так принято, сержант. Никому не приходит в голову запирать двери до темноты. Согласитесь, было бы страшно неудобно, если бы нельзя было принести и оставить в доме что-то нужное. Увы, те времена, когда на звонок выходил слуга и справлялся, что вам угодно, миновали. – Миссис Светтенхэм ностальгически вздохнула. – Помнится, в Индии мы держали восемнадцать слуг… восемнадцать! Не считая няни-туземки… А когда я была маленькой, у нас дома всегда вертелись под ногами трое слуг, и при этом мама считала нас нищими, как церковные крысы, потому что нам было не по средствам нанять кухарку. Должна признаться, сержант, что теперешняя жизнь кажется мне очень странной, хотя, конечно, жаловаться грешно. Шахтерам, например, живется куда хуже, они болеют пситтакозом (кажется, это от птичек передается), и потому беднягам приходится бросать свою шахту и наниматься в садовники, хотя они не в состоянии отличить сорняк от шпината. – Она добавила, направляясь к выходу: – Не смею вас больше задерживать. У вас, наверное, дел невпроворот. Еще что-то должно случиться, да?

– Почему вы так думаете, миссис Светтенхэм?

– Да я просто поинтересовалась. Увидела вас тут и подумала: наверное, все-таки шайка орудует. Вы скажете мисс Блэклок про айву, хорошо?

Миссис Светтенхэм ушла. Флетчера словно обухом по голове огрели. Две минуты назад он считал, что дверь мог смазать только кто-то из домочадцев. Теперь было ясно, что он глубоко заблуждался. Постороннему стоило лишь дождаться, пока Мици уедет в Меденхэм-Уэллс, а Летиция с Дорой Баннер уйдут в поселок. Все было проще простого. И, значит, ни одного из тех, кто присутствовал в тот злополучный вечер в гостиной, исключать было нельзя.

– Мергатройд!

– Да, Хинч?

– Знаешь, я тут все думала, думала…

– И что?

– А то, что чуть башку не сломала. Так вот, Мергатройд, то, что случилось вечером у мисс Блэклок, – сплошная липа.

– Липа?

– Ага. Ну-ка, заколи волосы и возьми в руки совок. Представь себе, что это пистолет.

– Ой! – нервно вскрикнула мисс Мергатройд.

– Да не бойся ты, он не кусается. Теперь иди к двери. Ты будешь грабителем. Встань там. А сейчас ты должна войти на кухню и проделать всю эту фигню. Бери фонарь. Включай.

– Но как же… днем?

– А воображение у тебя на что, Мергатройд? А ну включай, говорю!

Зажав фонарь под мышкой, мисс Мергатройд неуклюже проделала необходимые манипуляции.

– Так, – сказала мисс Хинчклифф, – поехали! Вспомни, как ты в институте благородных девиц играла Гермию из «Сна в летнюю ночь». Теперь у тебя новая роль! Вложи в нее всю свою душу. «Руки вверх!» – вот твой текст, и не надо портить его никакими «пожалуйста».

Мисс Мергатройд послушно подняла фонарь и, размахивая пистолетом, двинулась к кухонной двери.

– Руки вверх! – пискнула она и раздосадованно добавила: – Ой, как трудно, Хинч!

– Почему?

– Из-за двери. Она не фиксируется, того и гляди ударит, а у меня обе руки заняты.

– То-то и оно, – проникновенно произнесла мисс Хинчклифф, – а ведь дверь в гостиной «Литтл-Пэддокса» тоже постоянно распахивается. Она не совсем такая, как наша, но тоже ходит ходуном. Поэтому Летти Блэклок купила отличный тяжелый фиксатор для стеклянных дверей у Элиота с Хай-стрит. Нет, я на нее не в претензии за то, что она меня обскакала. Правда, старый болван попортил мне немало крови. И вот когда он наконец сбавляет цену с восьми гиней до шести фунтов десяти шиллингов, появляется Блэклок и покупает этот проклятый фиксатор. В жизни не видела стеклянного пузыря такого размера!

– Может, грабитель тоже вставил в дверь фиксатор, чтобы она не открывалась?

– Да в уме ли ты, Мергатройд? Сама посуди, как бы он это сделал? Распахнул бы дверь, сказал: «Простите, минуточку», нагнулся, поставил фиксатор, а потом вернулся бы к ограблению и крикнул: «Руки вверх!»? Попытайся-ка придержать дверь плечом.

– Все равно неудобно, – пожаловалась мисс Мергатройд.

– Вот и я о том же, – кивнула мисс Хинчклифф. – Держать в руках пистолет и фонарь, да еще и дверь придерживать – не слишком ли много для одного человека? А если много, то что из этого следует?

Мисс Мергатройд даже не пыталась строить предположения, а лишь с немым восхищением глядела на подругу, ожидая, когда та ее просветит.

– Мы знаем, что у грабителя был пистолет, поскольку он из него стрелял, – сказала мисс Хинчклифф. – И фонарь, поскольку все его видели, если только это не массовый гипноз… Значит, вопрос надо поставить так: придерживал ли кто-нибудь ему дверь?

– Но кто?

– Да хотя бы ты, Мергатройд. Насколько я помню, ты стояла как раз за дверью, когда погас свет. – Мисс Хинчклифф добродушно рассмеялась. – А ведь ты крайне подозрительная личность, правда же, Мергатройд? Но кто додумается обратить на тебя внимание? Ладно, давай сюда совок. Слава богу, что это не настоящий пистолет, а то ты бы сейчас застрелилась!

– Странно, очень странно, – бормотал полковник Истербрук, – крайне странно.

– В чем дело, милый?

– Подойди на минутку.

– Что случилось, милый?

Миссис Истербрук выросла в дверях гардеробной.

– Помнишь, я показывал тебе пистолет?

– Да, Арчи, такую мерзкую черную штуковину.

– Вот именно. Сувенир из Азии. Он лежал в этом ящике, помнишь?

– Помню.

– А теперь его тут нет.

– Как странно, Арчи!

– Ты не трогала?

– Да что ты, я даже прикоснуться к нему боюсь!

– Тогда, может, это старая грымза, как бишь ее…

– Нет! Миссис Батт в жизни бы такого не сделала! Спросить у нее?

– Не надо. А то пересуды пойдут всякие… Лучше скажи, когда я тебе его показывал?

– С неделю назад. Ты еще ворчал, что тебе плохо постирали воротнички в прачечной, выдвинул ящик, а там в глубине лежал пистолет, и я спросила, что это такое.

– Точно. С неделю назад. А числа не припомнишь?

Миссис Истербрук задумалась, закрыв глаза. На ее лице читалась напряженная работа мысли.

– Точно! – воскликнула она. – В субботу! Мы еще собирались в кино, но не пошли.

– Гм… А ты уверена, что не раньше? Может, это было в пятницу или даже на позапрошлой неделе?

– Нет-нет, дорогой. Я прекрасно помню. Это было тридцатого, в субботу. Просто после этого несчастья все кажется таким далеким… Я даже знаю, почему запомнила число. Ведь ты показал мне пистолет на следующий день после налета. Я его увидела, и он напомнил мне вчерашнюю пальбу.

– Уф, – сказал полковник Истербрук, – прямо гора с плеч свалилась.

– Но почему, Арчи?

– Да потому, что если бы пистолет исчез перед налетом, то его мог стащить проходимец Шерц.

– Но откуда ему было знать про пистолет?

– Гангстеры добывают сведения самыми невероятными способами. Они все про всех знают.

– Какой ты умный, Арчи!

– Ха, еще бы! Кое-что повидал на своем веку. Но раз ты точно помнишь, что видела пистолет после налета, тогда все в порядке. Не мог же он тогда стрелять из моего пистолета?

– Конечно, не мог.

– Слава богу! А то пришлось бы заявлять в полицию, отвечать на разные бестактные вопросы. Хочешь не хочешь, а пришлось бы… А я в свое время не удосужился получить разрешение на ношение оружия… После войны было не до законов мирного времени. Я относился к пистолету как к военной реликвии, а не как к огнестрельному оружию.

– Понимаю.

– Но куда же все-таки запропастилась эта проклятая штуковина?

– Может, его взяла миссис Батт? Она, правда, всегда казалась мне порядочной женщиной, но, может, после налета занервничала и решила, что пистолет в доме не помешает? Хотя, конечно, она никогда не сознается. Да я и спрашивать у нее не буду. Она ведь может обидеться. А как нам без нее обходиться? Дом такой громадный… я одна просто не справлюсь.

– Конечно, – согласился полковник, – миссис Батт лучше ничего не говорить.

Глава 13

Утренние хлопоты в Чиппинг-Клеорне (продолжение)

Мисс Марпл вышла из дома пастора и пошла по узенькому переулку, который вел на главную улицу.

Она шла очень быстро, опираясь на толстую палку преподобного Джулиана Хармона.

Миновав бар «Красная корова» и лавку мясника, старушка приостановилась, чтобы полюбоваться на витрину антикварного магазинчика мистера Элиота. Магазинчик был хитроумно расположен рядом с чайной «Синяя птица» и кафе для того, чтобы богатые автомобилисты, останавливавшиеся выпить чаю и отведать блюдо, подававшееся под уклончивым названием «Домашние пирожки», но окрашенное почему-то в ядовито-шафрановый цвет, не могли устоять перед искушением заглянуть в витрину магазинчика, принадлежавшего предусмотрительному мистеру Элиоту. Оформляя старинную выпуклую витрину, он постарался потрафить любым вкусам клиентов. Тут была пара вещиц ватерфордского стекла, стоявших на ведерке для льда. Бюро орехового дерева объявлялось невероятно выгодной покупкой, а на столе и в витрине красовались дешевые дверные молоточки, причудливые талисманы, несколько осколков дрезденского фарфора, какие-то жалкие нитки бус, кружка с надписью «Подарок из Танбридж-Уэллса» и несколько серебряных изделий Викторианской эпохи.

Не успела мисс Марпл разглядеть витрину, как мистер Элиот, тучный пожилой паук, уже начал прикидывать материальные возможности новой жертвы.

Но когда он решил, что «Подарок из Танбридж-Уэллса» слишком шикарен для гостьи пастора (ведь мистер Элиот, как и все в округе, знал, кто такая мисс Марпл), она краем глаза заметила мисс Дору Баннер, входившую в «Синюю птицу». И подумала, что столь ветреным утром не помешает выпить чашечку кофе.

В кафе уже подкреплялось несколько дам, подслащивающих себе утреннюю беготню по магазинам. Мисс Марпл, прищурившись, вглядывалась в полумрак «Синей птицы», искусно разыгрывая легкое замешательство. Вдруг у нее над ухом раздался голос Доры:

– Доброе утро, мисс Марпл. Подсаживайтесь ко мне. Я одна.

– Спасибо.

Мисс Марпл благодарно опустилась на неуклюжий синий стул, являвший собой предмет фирменной обстановки «Синей птицы».

– Какой сильный ветер! – пожаловалась она. – У меня ревматизм, я не могу быстро ходить.

Дамы принялись жадно обсуждать тему ревматизма, ишиаса и неврита. Хмурая девица в розовом халате с синими птицами, позевывая, приняла заказ на кофе с пирожными. Вид у нее был устало-терпеливый.

– Пирожные тут объедение, – заговорщическим шепотом произнесла мисс Баннер.

– Меня заинтриговала эта симпатичная девушка, которую мы видели, уходя от мисс Блэклок, – сказала мисс Марпл. – Если не ошибаюсь, она ухаживает за цветами или работает в поле. Как ее зовут? Хаймес?

– Да-да, Филиппа Хаймес. Мы прозвали ее «нашей квартиранткой». – Мисс Баннер с удовольствием посмеялась над собственной шуткой. – Филиппа – приятная девушка, очень спокойная. Настоящая леди, надеюсь, вы меня понимаете…

– Любопытно. Я знавала одного полковника Хаймеса, он служил в индийской кавалерии. Может, это ее отец?

– Она Хаймес по мужу. Вдова. Ее мужа убили в Италии: то ли в Сицилии, то ли еще где-то, не помню. Ваш знакомый мог быть отцом ее мужа.

– А нет ли там легкой интрижки с тем высоким юношей? – лукаво предположила мисс Марпл.

– С Патриком? Вы думаете? Мне кажется, нет…

– Я имела в виду юношу в очках. Я его как-то видела…

– Ах, вы об Эдмунде Светтенхэме! Тс-с… Там в углу сидит его мать, миссис Светтенхэм… Право, не знаю. Вы думаете, Филиппа ему нравится? Он такой странный, порой говорит совершенно несусветные вещи. А его почему-то считают умником, – добавила мисс Баннер с явным неодобрением.

– Ум – еще не все, – изрекла мисс Марпл. – А вот и наш кофе.

Хмурая девица шмякнула на стол поднос. Мисс Марпл и мисс Баннер принялись потчевать друг друга пирожными.

– Как интересно, что вы с мисс Блэклок вместе учились в школе. Вот уж действительно старая дружба.

– О да, – вздохнула мисс Баннер. – Мало кто так верен друзьям, как дорогая мисс Блэклок. Боже, как давно все было! Такая хорошенькая девушка, она так любила жизнь! Как все это печально!

Мисс Марпл вздохнула и покачала головой, хотя абсолютно не понимала, что же здесь печального.

– Жизнь тяжела, – пробормотала она.

– «И бремя печалей на сердце легло», – шепотом продекламировала мисс Баннер, и глаза ее затуманились от слез. – Я часто вспоминаю это стихотворение. Истинное терпение, истинное смирение. Такое мужество и такая стойкость непременно должны быть вознаграждены! Мисс Блэклок достойна величайшего счастья.

– Деньги, – заметила мисс Марпл, – способны очень даже облегчить человеку жизнь…

Она со спокойным сердцем позволила себе этот намек, считая, что мисс Баннер говорит о грядущем изобилии в доме мисс Блеклок. Однако мисс Баннер вдруг резко переменила пластинку.

– Деньги! – с горечью воскликнула она. – Я думаю, по-настоящему понять, что значат для человека деньги, а вернее, их отсутствие, можно только на собственном опыте.

Мисс Марпл сочувственно закивала.

– Я часто слышала, как люди говорят: «Я бы предпочел вообще не обедать, чем обедать без цветов на столе», – продолжала Дора. – Но часто ли они действительно оставались без обеда? Они не представляют себе, что это значит, такое надо испытать… Голод. Каково жить, когда в доме есть только хлеб, банка мясной пасты и остатки маргарина? И ты годами сидишь на таком меню и чуть не сходишь с ума, мечтая о хорошем куске мяса с овощами. А одежда! Латаная-перелатаная, живого места не осталось, а ты все убеждаешь себя, что это незаметно. А поиски работы?! Тебе везде говорят, что ты слишком стара. А когда вдруг наконец подворачивается место, силы уже не те. Ты падаешь в обморок и снова оказываешься на улице. А квартплата! Вечная квартплата… И ведь не заплатить нельзя – иначе выселят! На жизнь остаются жалкие крохи, цены-то кусаются! На одну пенсию не разживешься, совсем не разживешься…

– Понимаю, – сочувственно сказала мисс Марпл.

– Я написала Летти. Случайно увидела ее имя в газете. Там говорилось про благотворительный завтрак в пользу милчестерской больницы. Прямо черным по белому было написано: «Мисс Летиция Блэклок». И я вдруг вернулась в прошлое. Столько лет ничего о ней не слыхала… Летти работала секретаршей у одного очень богатого человека, наверное, вы знаете – Гедлера. Она была умницей, такие обычно преуспевают… не очень хорошенькая, но с железной волей. И… я подумала, что, может, она меня помнит… ведь она единственная, кого я могла попросить о небольшой услуге. То есть я хочу сказать… друзья детства, они ведь не подумают про тебя плохо, не сочтут попрошайкой, выклянчивающей деньги.

На глаза Доры Баннер навернулись слезы.

– А потом приехала Летти и забрала меня… сказала, ей нужна помощница по дому. Конечно, я очень удивилась… в газетах часто все перевирают… А сколько в ней доброты, сочувствия! И она так хорошо помнит старые времена. Я на все для нее готова, на все. И очень стараюсь быть полезной, но часто путаюсь… память уже не та стала. Я ошибаюсь. Все на свете забываю и говорю глупости. Но она – воплощенное терпение. И что самое трогательное – Летти упорно делает вид, что я ей нужна. Истинная доброта, правда?

Мисс Марпл ласково сказала:

– Да, это истинная доброта.

– Я еще до приезда в «Литтл-Пэддокс» начала волноваться, как я буду жить, если с мисс Блэклок что-нибудь случится. Вокруг столько несчастных случаев, машины носятся как угорелые, никто ни от чего не застрахован, правда? Но, разумеется, я Летти ни слова не говорила, хотя она, наверное, догадывалась. Даже наверняка догадывалась, потому что однажды сказала, что оставит мне небольшой годовой доход и – что для меня куда более ценно – всю свою роскошную обстановку. Я была приятно поражена. Но она сказала, что никто не умеет ценить вещи так, как я, и это истинная правда, я просто из себя выхожу, если на моих глазах бьют фарфор или оставляют на столе следы от мокрых стаканов. Я действительно забочусь о вещах Летти. Тут у нас некоторые, не буду конкретизировать, относятся к ее вещам наплевательски. Или даже еще хуже! О, я вовсе не так глупа, как кажется, – простодушно продолжала мисс Баннер, – и прекрасно вижу, когда Летти обводят вокруг пальца. Кое-кто, не буду называть имен, занимается чистым надувательством. Наша дорогая мисс Блэклок излишне доверчива.

Мисс Марпл покачала головой:

– Вы ошибаетесь.

– О нет! Мы с вами, мисс Марпл, знаем жизнь. А мисс Блэклок…

Мисс Марпл подумала, что Летиция Блэклок, некогда служившая секретаршей у крупного финансиста, тоже, по идее, должна знать жизнь. Но, вероятно, Дора Баннер имела в виду, что Летти всегда жила в довольстве, а такие люди не видят бездн человеческой души.

– Ох уж этот мне Патрик! – воскликнула мисс Баннер, да так неожиданно, что мисс Марпл подпрыгнула на стуле. – Он, насколько мне известно, минимум дважды вытягивал из нее деньги. Прикинулся, будто попал в передрягу. Залез в долги. В общем, обычная песенка. А Летти чересчур щедрая. На все мои упреки знай отвечает: «Мальчик молод, Дора. В юности можно и побезумствовать».

– Что ж, в этом есть доля истины, – усмехнулась мисс Марпл. – Тем более молодой человек так красив.

– Человек делами красив, – возразила Дора Баннер. – А Патрик очень любит над всеми потешаться. И, подозреваю, любит приволокнуться за девушками. Я, например, для него только объект насмешек, только и всего! Ему и в голову не приходит, что у других людей тоже есть какие-то чувства.

– Молодежь частенько этим грешит, – сказала мисс Марпл.

Мисс Баннер вдруг подалась вперед с таинственным видом.

– Дорогая, вы никому не расскажете? Видите ли… я никак не могу избавиться от ощущения, что Патрик замешан в том… ну, ужасном деле. Я думаю, или он, или Джулия были знакомы с молодым человеком… Летти я, конечно, об этом даже не заикалась, она с меня голову снимет. И потом, неудобно ей такое говорить, ведь Патрик – ее племянник. Но швейцарец-то все-таки застрелился… по идее, Патрик должен испытывать угрызения совести… разве я не права? Конечно, в том случае, если это он его подбил… Короче, я совершенно запуталась… И столько шума о второй двери в гостиную! А меня другое беспокоит. Инспектор сказал, что ее смазали. А я… понимаете, я видела…

Банни запнулась.

Мисс Марпл помолчала, подбирая слова.

– М-да, сложное положение, – наконец произнесла она с сочувствием. – И вы, естественно, не хотите, чтобы дело дошло до полиции.

– Вот именно! – вскричала Дора Баннер. – Я ночью не сплю, все думаю, думаю… Понимаете, я тут недавно натолкнулась в кустах на Патрика. Я искала яйца… у нас одна курица несет яйца прямо в саду… а он стоял там, и в руках у него были перышко и баночка из-под масла. Он как отскочит, завидев меня, с таким виноватым видом… и говорит: «А я вот как раз стою и голову ломаю: откуда это взялось?» Он, конечно, парень шустрый, сообразительный. Наверно, с ходу придумал, когда я его застукала. Да и вообще, сами посудите, как можно найти такое в кустах, если не искать намеренно, если не знать, что это – там! Но, конечно, я ему ничего не сказала. Просто посмотрела… так на него посмотрела! Ну, вы понимаете…

Дора Баннер взяла кусок розового, как лососина, торта и рассеянно надкусила.

– А в другой раз я случайно услышала их спор с Джулией. Он сказал: «Если б я знал, что ты с этим связана!» А Джулия, такая обычно спокойная, в ответ: «Ну и что ж, братец, ты намерен делать?» Но тут, как назло, скрипнула половица, и они меня заметили. Пришлось спросить с делано веселым видом: «Вы что, ссоритесь?» А Патрик сказал: «Да я уговариваю Джулию не связываться со спекулянтами, торгующими купонами на одежду на черном рынке». Гладко у него получилось, но я не поверила. Я считаю, что лампой в гостиной орудовал Патрик. Это его рук дело, я ведь прекрасно помню, что там был пастушок, а не пастушка. А наутро…

Она вдруг осеклась и покраснела. Мисс Марпл обернулась и увидела мисс Блэклок. Должно быть, Летиция только что вошла в кафе.

– Попиваем кофеек и чешем язычок, да, Банни? – укоризненно спросила мисс Блэклок. – Доброе утро, мисс Марпл. Не правда ли, холодно сегодня?

– Мы как раз говорили о купонах на одежду, – заторопилась мисс Баннер. – Их катастрофически не хватает. Хорошо, хоть цены на обувь немножко снизились. Но все равно пятнадцать фунтов за зимнее пальто – это чересчур дорого.

Дверь с грохотом распахнулась, и в «Синюю птицу» влетела Банч Хармон.

– Привет, – сказала она. – Я опоздала?

– Нисколько, дорогая, – отозвалась мисс Марпл. – Присаживайся, выпей кофейку.

– Нам пора идти, – сказала мисс Блэклок. – Ты все купила, что нужно, Банни?

Голос ее звучал более милостиво, но в глазах все еще таился упрек.

– Да-да, спасибо, Летти! Я только забегу по пути в аптеку, куплю аспирин и лейкопластырь.

Когда дверь за ними закрылась, Банч спросила:

– О чем вы говорили?

Мисс Марпл ответила не сразу. Дождавшись, когда официантка примет у Банч заказ, она сказала:

– Очень важно, когда в семье люди друг за друга горой. Очень! Помнишь одно громкое дело? Фамилии, конечно, позабылись, но суть в том, что муж отравил жену. Подсыпал яд в бокал с вином. Однако на суде дочь заявила, что выпила полбокала этого вина. В результате мужа оправдали. Говорят – хотя, может, это всего лишь слухи, – что дочь больше не захотела жить с отцом под одной крышей и никогда не перемолвилась с ним ни единым словом. Но, конечно, отец – это одно, а племянник или дальний родственник – совсем другое. И все-таки никому не хочется, чтобы его родственник угодил на виселицу, не так ли?

– Естественно, – задумчиво протянула Банч.

Мисс Марпл откинулась на спинку стула и сказала вполголоса:

– Как же люди похожи друг на друга.

– Да? А на кого похожа я?

– Ты-то как раз ни на кого. На саму себя. Ты мне никого особо не напоминаешь. Разве что…

– Ага! – воскликнула Банч.

– Дорогая, я просто подумала о своей горничной.

– О горничной? Из меня вышла бы ужасная горничная.

– Из нее тоже. Она совершенно не умела прислуживать за столом. Устраивала кавардак, клала кухонные ножи вперемешку со столовыми, а ее чепчик (это было очень давно, моя милая, тогда горничные носили специальные чепчики) всегда сидел набекрень.

Банч машинально поправила шляпку.

– А еще что? – в ее голосе звучала тревога.

– Однако я не увольняла эту горничную, потому что у меня с ней были хорошие отношения и вдобавок она меня смешила. Мне нравилось, что она все говорила напрямик. Пришла как-то раз и заявляет: «Не знаю, мэм, может, я и ошибаюсь, но по тому, как Флорри сидит, похоже, она уже не девица». И действительно, Флорри оказалась в интересном положении из-за одного подмастерья в парикмахерской. По счастью, произошло это в старые добрые времена, я с ним поговорила и все уладила. Они сыграли прекрасную свадьбу и жили очень счастливо. Флорри была хорошей девушкой, но слишком любила красивых мужчин.

– Но она никого не убила? – прошептала Банч. – Я про горничную.

– Нет, конечно, – ответила мисс Марпл. – Она вышла замуж за баптистского пастора, у них пятеро детей.

– Совсем как я! – воскликнула Банч. – Правда, пока что у меня только Эдвард и Сьюзен. – И помолчав, добавила: – А о ком вы сейчас думаете, тетя Джейн?

– Много о ком, – неопределенно откликнулась мисс Марпл.

– Из Сент-Мэри-Мид?

– В основном… Например, я думала о сестре Эллертон, этакой ходячей добродетели. Она ухаживала за одной старой дамой, души в ней не чаяла. Потом старушка отдала богу душу. Сестра Эллертон стала ухаживать за другой, та тоже умерла. От морфия. Все выплыло наружу. Истинная доброта!.. Проделала все с таким добросердечием и, что самое возмутительное, так и не поняла, что поступила дурно. «Им же все равно недолго оставалось жить, – заявила она, – у одной был рак, бедняжка ужасно страдала…»

– Эта сестра Эллертон… она что, убивала из милосердия?

– О, нет, нет! Старушки переводили на ее имя деньги. Она любила деньги. А еще был один молодой человек, племянник миссис Ньюси, она еще держала магазин канцтоваров… Он приносил домой краденые вещи и просил их спрятать. Врал, что купил товар за границей, заморочил тетке голову. А когда полиция заинтересовалась им и начала докапываться до истины, юнец попытался проломить бедняжке череп, чтобы она не смогла его выдать… Не очень приятный юноша, но зато какой красавец! Две девушки были в него влюблены по уши. На одну из них он просадил кучу денег.

– Наверно, на самую противную, – предположила Банч.

– Да, дорогая. А потом была еще миссис Крэй, она торговала шерстью. Миссис Крэй обожала своего сыночка и, как водится, испортила его. Сынок впутался в очень темное дело… Банч, а ты помнишь Джоанну Крофт?

– Н-нет, кажется, нет.

– Ты могла ее видеть, когда мы с тобой ходили в гости. Она обычно гордо восседала с сигарой или трубкой в зубах. Однажды воры пришли грабить банк, а там как раз оказалась Джоанна Крофт. Так вот, она сбила бандюгу с ног и отобрала пистолет. Суд объявил ей благодарность за мужество.

Банч ловила каждое слово старушки. Складывалось впечатление, что она хочет запомнить все наизусть.

– А помнишь девушку, которая жила однажды летом в Сент-Джин-де-Колин? Такая спокойная… Нет, скорее молчаливая, чем спокойная. Она всем импонировала, но никто не мог сойтись с ней поближе. А потом мы узнали, что у нее муж – фальшивомонетчик. Из-за него она чувствовала себя как бы отрезанной от мира. В конце концов эта девушка стала странноватой. С теми, кто слишком много думает, это порой случается.

– А в ваших воспоминаниях нет какого-нибудь полковника, служившего в Индокитае?

– А как же, милая! В Ларчесе жил полковник Уоген, а в Симла-Лодж – полковник Райт. За ними я ничего дурного не замечала. Но зато мистер Ходсон, управляющий банком, поехал в кругосветное путешествие и женился на женщине, которая годилась ему в дочери. Он и понятия не имел, кто она и откуда… Он верил тому, что она о себе рассказывала.

– А она говорила неправду?

– Да, врала на каждом шагу.

– Здорово! – Банч распрямила пальцы, которые загибала по ходу рассказа. – Итак, мы имеем преданную Дору, красавца Патрика, миссис Светтенхэм и Эдмунда, полковника и миссис Истербрук. Насчет нее вы, по-моему, попали в точку. Но какой ей резон убивать мисс Блэклок?

– Может быть, мисс Блэклок что-то знает о ее прошлом.

– О прошлом этой выдры? Господи, мало ли что было сто лет назад?!

– А может, и не сто. Ты, Банч, не очень обращаешь внимание на общественное мнение…

– А, я вас понимаю! – До Банч вдруг дошло. – Конечно, если долго бедствуешь, а потом вдруг, как бездомная, дрожащая кошка, обретаешь теплый дом и сметанку на блюдечке, и тебя холят и лелеют, называют котеночком и избавляют от всех неприятностей… Тут на все пойдешь, лишь бы сохранить такую сладкую жизнь… Но должна заметить, вы представили довольно пеструю картину.

– Только ты не всех поставила на свои места, – сказала мисс Марпл.

– Да? А насчет кого я ошиблась? Насчет Джулии? «Джулия томная – особа темная».

– Три шиллинга шесть пенсов! – рявкнула хмурая официантка, неожиданно вынырнув из полумрака. – И скажите на милость, миссис Хармон, – при этих словах ее грудь заходила ходуном под синими пташками, – почему вы обозвали меня «темной особой»? Да, моя тетка вступила в секту «Особых людей», но я-то всегда была правоверной англиканкой, вам это может засвидетельствовать преподобный Хопкинс!

– Бога ради, простите, – сказала Банч. – Я просто процитировала слова одной песенки. И это вовсе не о вас. Я понятия не имела, что вас зовут Джулия.

– А, ну тогда это просто совпадение, – смягчилась официантка. – Я, конечно, не думала, что вы хотели меня обидеть, но вы тоже поймите… я услышала свое имя и решила, что вы обо мне. А когда человеку кажется, что речь идет о нем, то вполне естественно подойти и послушать. Спасибо!

Oна взяла чаевые и удалилась.

– Тетя Джейн, – у Банч округлились глаза, – не надо так расстраиваться. Что с вами?

– Нет-нет, – пробормотала мисс Марпл. – Хотя… Быть не может! Для этого нет оснований…

– Тетя Джейн! Что вы?..

Мисс Марпл вздохнула, но тут же весело улыбнулась.

– Ничего, моя милая.

– Неужто вы догадались, кто убийца? – ахнула Банч. – Ну, скажите, кто?

– Понятия не имею. У меня промелькнула какая-то мысль, но тут же исчезла. Эх, если б я знала! У нас так мало времени. Катастрофически мало.

– Что значит «мало»?

– Пожилая леди из Шотландии может умереть в любую минуту.

Банч изумленно уставилась на мисс Марпл:

– Вы что, и вправду верите в Пипа и Эмму? Вы считаете, что это они… и что они попытаются снова?

– Конечно, попытаются. – Мисс Марпл говорила рассеянно. – Если один раз уже попытались, то почему бы не попробовать снова? Когда решаешь кого-то убить, не будешь останавливаться из-за того, что первая попытка не удалась. Особенно если ты совершенно уверен, что тебя не подозревают.

– Но Пипом и Эммой, – сказала Банч, – могут быть только Патрик и Джулия. И возраст подходящий, и это единственные брат с сестрой!

– Ах, милая, если бы все было так просто! Тут возможны разные варианты. Это может быть жена Пипа, если он женат, или муж Эммы. Кроме того, у них есть мать… хотя и не прямая наследница, но тоже сторона заинтересованная. Раз Летти Блэклок не видела ее тридцать лет, она вполне может ее не узнать. Пожилые женщины так похожи между собой. Вспомни, как миссис Уизерспун получала пенсию за себя и за миссис Барлетт, хотя миссис Барлетт давным-давно померла… А мисс Блэклок тем более близорука. Разве ты не замечала, как она щурится? И потом, существует еще и отец близнецов, Дмитрий Стэмфордис. По всей вероятности, большой мерзавец!

– Но он ведь не англичанин!

– По происхождению – да. Однако он вовсе не обязательно говорит на ломаном английском или бурно жестикулирует. Я думаю, он вполне достойно сыграл бы роль… ну, скажем, полковника, служившего в Индии.

– Вы так считаете?

– Я ничего не считаю, моя милая, ей-богу, ничего! Я просто вижу, что тут пахнет деньгами. Огромными деньгами! И боюсь, мне слишком хорошо известно, на какие чудовищные преступления идут люди, чтобы заполучить капитал.

– Да, такие люди, как вы описали, пойдут, – сказала Банч. – Но ведь это не принесет им счастья? В конечном итоге не принесет?

– Не принесет, но, как правило, люди об этом не подозревают.

– Вообще-то их можно понять. – Банч улыбнулась кроткой, чуть виноватой улыбкой. – Им кажется, что они станут совсем другими… Даже я иногда поддаюсь искушению. Начинаешь себя убеждать, что, разбогатев, сможешь заниматься благотворительностью… Строишь планы… видишь в своих фантазиях детские приюты, усталых матерей, которым ты будешь помогать… мечтаешь отправить на отдых за границу старушек, которые много поработали на своем веку…

Лицо Банч помрачнело, в потемневших глазах читалось страдание.

– Я знаю, о чем вы думаете, – сказала она. – Вы думаете, я еще порочнее их, потому что по-детски себя обманываю. Люди, желающие денег только для себя, прекрасно знают себе цену. Но начни притворяться, будто хочешь творить добро, и очень скоро внушишь себе, что не будет греха, если ты из-за денег кого-нибудь убьешь…

Но затем взгляд ее прояснился.

– Все-таки я бы не стала! – сказала она. – Нет, честное слово, я бы никого не смогла убить. Даже дряхлого старика, или неизлечимо больного, или самого страшного злодея в мире. Даже какого-нибудь шантажиста или… самого последнего подонка. – Банч осторожно выудила из кофейной гущи муху и положила ее на столик обсыхать. – Ведь люди любят жизнь, правда? И мухи тоже. Даже старики или тяжелобольные, которые почти не в состоянии доковылять до ворот, чтобы погреться на солнышке. Джулиан уверяет меня, что такие люди любят жизнь еще сильнее, чем здоровые и молодые. Он говорит, им труднее умирать, они сопротивляются еще отчаяннее, чем мы. Я тоже люблю жить… не просто быть счастливой, развлекаться, весело проводить время, а вообще жить… вставать и чувствовать каждой клеточкой, что я еще здесь, что завод еще не кончился. – Банч осторожно подула на муху, та задрыгала ножками и улетела. – Не волнуйтесь, тетя Джейн, – подытожила Банч. – Я никогда никого не убью.

Глава 14

Экскурс в прошлое

Проведя ночь в поезде, инспектор Краддок сошел на маленькой станции в Хайленде.

Поначалу он был удивлен, что богачка Гедлер, имевшая возможность поселиться в фешенебельном лондонском квартале, купить поместье в Хэмпшире или виллу на юге Франции, почему-то предпочла уединенную жизнь в Шотландии. Ведь она наверняка лишена здесь светского общества и многих развлечений. Неужели она не страдает от одиночества? Или миссис Гедлер настолько больна, что окружающая обстановка ей уже безразлична?

Краддока поджидала машина, большой старомодный «Даймлер» с пожилым шофером. Утро выдалось солнечное, и по пути, все двадцать миль, инспектор любовался очаровательными пейзажами, хотя еще совсем недавно не понимал, почему миссис Гедлер предпочла одинокую жизнь в такой глуши. Он вызвал шофера на разговор, и разговор этот частично объяснил ему, что к чему.

– Мадам тут в детстве жила, сэр. Она ведь последняя в роду. Им с мистером Гедлером было тут лучше всего; он, правда, редко когда мог вырваться из Лондона. Но уж если приезжал, то они резвились, точно малые дети.

Едва на горизонте показались стены средневековой крепости, Краддок ощутил, что время словно поворотилось вспять. Ему навстречу вышел пожилой дворецкий, а когда инспектор умылся и побрился, его провели в комнату с камином, в котором полыхало жаркое пламя, и подали завтрак.

После завтрака появилась высокая пожилая женщина в медицинском халате, назвавшаяся сестрой Маклелланд. Она разговаривала приветливо и держалась очень профессионально.

– Моя подопечная готова принять вас, мистер Краддок. Она очень ждала встречи с вами.

– Я постараюсь ее не волновать, – пообещал Краддок.

– Но все же, наверное, лучше заранее предупредить вас о том, как будут развиваться события, – сказала медсестра. – Сперва вам покажется, что миссис Гедлер чувствует себя нормально. Она будет охотно поддерживать разговор, а потом ее силы резко иссякнут. Тогда вам нужно немедленно выйти из комнаты и позвать меня. Видите ли, мы практически постоянно держим ее на морфии. Поэтому она весь день находится в забытьи. Готовя миссис Гедлер к вашему приезду, я дала ей сильные стимуляторы. Но как только их действие прекратится, она впадет в полубессознательное состояние.

– Я понимаю, мисс Маклелланд. Если не секрет, каковы прогнозы – я имею в виду ее здоровье?

– Она умирает, мистер Краддок. Ей осталось жить несколько недель. Вы наверняка удивитесь, если я скажу, что на самом деле она умерла много лет назад, но это так. Миссис Гедлер поддерживало только ее неиссякаемое жизнелюбие. Должно быть, странно слышать такое об инвалиде, который пятнадцать лет не выходит из дому, но я не преувеличиваю. Миссис Гедлер всегда была хрупкой, болезненной женщиной, но у нее поразительная воля к жизни. И потом, она потрясающе обаятельна, вы сами убедитесь, – с улыбкой прибавила сестра.

Краддока провели в большую спальню с зажженным камином. На кровати под балдахином лежала старуха. Она была старше Летиции Блэклок всего лет на семь-восемь, но выглядела несравненно более дряхлой.

Ее белые волосы были аккуратно уложены, шея и плечи укутаны бледно-голубой ажурной шалью. Лицо мученицы, но без следов ожесточения, а в выцветших голубых глазах даже мелькает плутовской огонек…

– Любопытно, – сказала она. – Меня нечасто навещает полиция. Я слышала, Летиция Блэклок не сильно пострадала во время покушения? Как там моя дорогая Блэки?

– Прекрасно, миссис Гедлер. Она передавала вам огромный привет.

– Давненько я ее не видела… Мы много лет только обмениваемся поздравительными открытками на Рождество. Я просила Блэки заехать ко мне, когда она вернется в Англию после смерти Шарлотты, но она написала, что спустя столько лет это будет мучительно. И, наверное, была права. Блэки всегда отличалась удивительным здравомыслием… Год назад меня навещала моя школьная подруга, и, о боже, – миссис Гедлер улыбнулась, – мы наскучили друг другу до смерти! Едва иссякли наши «ты помнишь?», как нам не о чем стало говорить. Ужасно неловко!

Краддок решил дать ей выговориться прежде, чем приступать к расспросам. Ему хотелось погрузиться в прошлое, проникнуть в мир Гедлеров и Летиции Блэклок.

– Наверное, – понимающе взглянула на него Белль, – вы хотите спросить меня о деньгах. Извольте! После моей смерти все деньги, по завещанию Рэнделла, перейдут к Блэки. У Рэнделла, конечно, и в мыслях не было, что я его переживу. Он был крупным, сильным мужчиной, никогда не болел, а я всегда хандрила, хныкала, ко мне постоянно ходили доктора с кислыми минами.

– Вам совершенно не подходит слово «хныкать», миссис Гедлер.

Старая дама усмехнулась:

– Я не в том смысле. Сама я никогда себя особо не жалела. Но считалось само собой разумеюшимся, что раз у меня более шаткое здоровье, то я уйду из жизни первой. Однако расчет не оправдался.

– Но почему ваш супруг распорядился деньгами таким образом?

– Вы хотите спросить, почему он оставил их именно Блэки? Нет, вовсе не из-за того, о чем вы скорее всего подумали! – Плутовской блеск в глазах миссис Гедлер стал еще заметнее. – Полицейские всегда все понимают не так! Рэнделл вовсе не был влюблен в Блэки, а она в него. Дело в том, что у Блэки поистине мужской склад ума. У нее нет женских слабостей. По-моему, она вообще никогда не влюблялась. Косметикой Блэки, правда, немного пользовалась, но только потому, что так принято, а вовсе не из желания быть красивой. – В голосе миссис Гедлер звучала жалость. – Она никогда не понимала, как прекрасно быть женщиной.

Краддок с интересом посмотрел на хрупкое создание, казавшееся совсем маленьким на огромной постели. И вдруг отчетливо понял, что Белль Гедлер действительно наслаждалась – до сих пор! – тем, что родилась женщиной. Она подмигнула инспектору.

– Я всегда считала, – сказала Белль, – что быть мужчиной безумно скучно. – И задумчиво добавила: – По-моему, Рэнделл относился к Блэки как к младшему брату. Он очень ценил ее мнение, она всегда оказывалась права. Блэки не раз выручала его из беды.

– Мисс Блэклок рассказывала, что однажды помогла ему деньгами.

– Да, но я имею в виду нечто большее. Спустя столько лет можно открыть правду. Рэнделл не мог отличить честную сделку от бесчестной. Он был не настолько тонок. Бедняга не мог распознать, где ловкая комбинация, а где обыкновенное надувательство. Блэки не давала ему сбиться с пути. Летиция Блэклок – удивительно добропорядочна, это одна из ее отличительных черт. Она никогда не совершит бесчестного поступка. Блэки очень, очень хорошая. Я всегда ею восхищалась. На долю девочек выпало тяжелое детство. Их отец был старый деревенский врач, упрямый, как осел, и страшно ограниченный – классический домашний деспот. Летиция порвала с ним, приехала в Лондон и поступила учиться на бухгалтера. Вторая сестра уродилась калекой, у нее было какое-то увечье, она ни с кем не встречалась и вообще не вылазила из дому. Поэтому, когда старик умер, Летиция все бросила и поехала ухаживать за сестрой. Рэнделл рвал и метал, но поделать ничего не мог. Если Летиция считала что-то своим долгом, ее никто не мог переубедить.

– Это произошло задолго до смерти вашего мужа?

– Года за два. Но завещание Рэнделл составил еще до того, как она бросила фирму, и не стал его переписывать. Он сказал мне: «У нас нет детей. Наш малыш умер, когда ему было два года. Так пусть после нашей смерти деньги достанутся Блэки. Она будет играть на бирже и пустит их в рост». Понимаете, – продолжала Белль Гедлер, – Рэнделл обожал сам процесс делания денег, ему нужны были не капиталы, а острые ощущения, волнения, риск. И Блэки это тоже любила. Она была так же азартна, ее отношение к жизни имело много общего с отношением Рэнделла. Вот только у бедняжки никогда не было обыкновенного человеческого счастья: она не влюблялась, не волновала мужчин, не кокетничала с ними… и семьи у нее не было, и детей – в общем, она не жила по-настоящему.

«Как удивительно, – подумал Краддок, – что женщина, жизнь которой была омрачена тяжелой болезнью, женщина, лишившаяся единственного ребенка, потерявшая мужа, оставшаяся вдовой и много лет прикованная к постели, сохраняет такую доброжелательность и способна так сочувствовать другим».

Миссис Гедлер кивнула:

– Я знаю, о чем вы думаете. Но у меня было все, ради чего стоит жить. Это можно отнять, но оно все-таки было! Я росла хорошенькой, веселой девочкой, вышла замуж за любимого человека, который любил меня всю жизнь. Мой малыш умер, но он все же пробыл со мной два года, и это было прекрасно. Да, физически я много страдала, но если вы когда-нибудь испытывали что-то подобное, то можете себе представить, как радуешься, когда боль на время отпускает тебя. И все всегда были ко мне добры… Нет, я действительно счастливая женшина!

Краддок обратил внимание на некоторые недоговоренности в рассказе вдовы финансиста.

– Миссис Гедлер, вы сказали, что муж оставил наследство мисс Блэклок, поскольку больше было некому. Но ведь это не так. У него есть сестра.

– Соня? Но они давно поссорились и разорвали отношения.

– Он не одобрял ее брак?

– Да, она вышла замуж за этого… как его…

– Стэмфордиса.

– Да-да, Дмитрия Стэмфордиса. Рэнделл считал его проходимцем. Они с ходу возненавидели друг друга. Но Соня по уши влюбилась в Дмитрия и твердо решила выйти за него замуж. А почему бы и нет? У мужчин на сей счет бывают странные идеи. В двадцать пять лет Соня не была уже глупой маленькой девочкой и прекрасно понимала, на что идет. Наверное, Стэмфордис действительно был самым настоящим мошенником; кажется, его обвиняли в каких-то махинациях. Рэнделл даже подозревал, что он живет под чужой фамилией. Соня все знала. Но Рэнделл, естественно, не мог оценить мужского обаяния Дмитрия. Он уверял, что Дмитрий женится на деньгах, но это неправда. Дмитрий тоже влюбился в Соню. Она была красива, очень красива. И характер у нее был волевой. Если бы брак не удался, если бы Дмитрий начал плохо с ней обращаться или изменять ей, Соня порвала бы с ним, бросила его. У нее были деньги, она могла самостоятельно строить свою жизнь.

– Значит, брат с сестрой так и не помирились?

– Нет. Рэнделл с Соней вообще не очень ладили. Она обиделась на то, что он пытался помешать ей выйти замуж, и заявила: «Что ж, отлично! Ты совершенно невозможный человек и больше никогда обо мне не услышишь».

– Но вы о ней все-таки услышали?

Белль улыбнулась:

– Полтора года спустя я получила письмо. Оно пришло из Будапешта, но обратного адреса Соня не указала. Она просила передать Рэнделлу, что бесконечно счастлива, у них с Дмитрием родилась двойня.

– А как назвала детей, не написала?

Белль вновь улыбнулась:

– В письме говорилось, что дети родились около полуночи и что она собирается назвать их Пипом и Эммой. Но, конечно, Соня могла и пошутить.

– И больше вы о ней ничего не слышали?

– Нет. Она написала, что они всей семьей собираются надолго уехать в Америку. Но больше от нее не было ни слуху ни духу.

– Это письмо не сохранилось?

– Боюсь, что нет… Я прочитала его Рэнделлу, он проворчал: «Она еще будет кусать локти, что вышла за такого подонка». Это были единственные слова в адрес Сони. И мы совершенно о ней забыли, она как-то выпала из нашей жизни.

– Но если вы переживете мисс Блэклок, наследство, по завещанию мистера Гедлера, должно перейти к детям Сони, не так ли?

– О, это моих рук дело! Когда Рэнделл сказал мне о завещании, я возразила: «А представь, что Блэки умрет раньше меня». Рэнделл был поражен. Я сказала: «Да, конечно, Блэки пышет здоровьем, а я этим похвастаться не могу, но бывают же несчастные случаи. Вдруг ей кирпич на голову упадет?» – «Но кому оставить? Больше некому!» – растерялся он. «Почему? У тебя есть Соня», – сказала я. «Чтобы этот прохвост прикарманил мои денежки? – возмутился Рэнделл. – Нет! Ни за что!» – «Но у них есть дети, Пип и Эмма, а может, и еще кто-нибудь родился», – сказала я. Муж поворчал, но в завещание их вставил.

– И с тех пор, – с расстановкой произнес Краддок, – вы не имели сведений ни о Соне, ни о ее детях?

– Ничего… Может, их и в живых-то уже нет. А может, они где-то далеко…

«Может, даже в Чиппинг-Клеорне», – подумал Краддок.

Белль как будто угадала его мысль, и в ее глазах появилась тревога.

– Нельзя допустить, чтобы они причинили Блэки зло! Блэки хорошая, действительно хорошая… Пожалуйста, оградите ее от беды!..

Голос миссис Гедлер резко ослаб. Вокруг рта и под глазами залегли серые тени.

– Вы устали, – сказал Краддок. – Я, пожалуй, пойду.

Больная кивнула.

– Пришлите ко мне Мэк, – шепотом попросила она. – Я страшно утомилась… – Она слабо шевельнула рукой. – Позаботьтесь о Блэки… с ней не должно случиться плохого… пожалуйста, позаботьтесь о ней!

– Я сделаю все, что от меня зависит, миссис Гедлер.

Краддок встал и направился к двери.

Ее голос потянулся за ним, словно тонкая нить:

– Вам недолго придется ее охранять… только до моей смерти. Пока я не умру, Блэки будет в опасности… позаботьтесь о ней…

На пороге Краддок столкнулся с сестрой Маклелланд.

– Надеюсь, я не сильно повредил ее здоровью, – смущенно пробормотал инспектор.

– Ничего страшного, мистер Краддок! Я же вас предупреждала: она потеряет силы внезапно.

Позже он спросил у медсестры:

– Скажите… я не успел узнать у самой миссис Гедлер… она не сохранила каких-нибудь старых фотографий?..

– Нет, боюсь, у нее ничего не осталось, – сказала сестра Маклелланд. – Все личные вещи и бумаги мадам были сданы на хранение вместе с обстановкой лондонского дома в самом начале войны. Миссис Гедлер тогда тяжело болела. А склад взорвали. Миссис Гедлер очень расстраивалась из-за того, что потеряла столько семейных реликвий и бумаг. Думаю, что никаких снимков у нее нет.

Тем не менее Краддок считал, что поездка была ненапрасной. Мифические близнецы Пип и Эмма оказались вполне реальными.

«Итак, – принялся рассуждать Краддок. – У нас есть брат с сестрой, которые воспитывались где-то в Европе. Перед свадьбой Соня была богата, но с тех пор деньги в Европе сильно обесценились. За послевоенные годы с ними вообще происходили какие-то странные вещи. Что же получается? Мы имеем дело с сыном и дочерью человека, который был не в ладах с законом. А вдруг они приехали в Англию нищими или почти нищими? Что им тогда делать? Напрашивается естественный вывод: надо разузнать про богатых родственников. Дядя, владевший многомиллионным состоянием, умер. Прежде всего они, вероятно, поинтересуются дядиным завещанием. Вдруг им или их матери что-нибудь перепало? Они отправятся в Соммерсет-Хаус, прочтут завещание и наведут справки про Летицию Блэклок. Затем примутся разузнавать о вдове Рэнделла Гедлера. Выяснится, что она инвалид, живет в Шотландии, но жить ей осталось совсем недолго. Однако, если Летиция Блэклок умрет раньше Белль Гедлер, близнецы завладеют огромными деньгами. Что из этого следует?»

Краддок задумался. Нет, в Шотландию брат с сестрой не поедут. Они скорее выяснят местонахождение Летиции Блэклок и отправятся туда. Но выдадут себя за других!.. А как они поедут: поодиночке или вместе? «Эмма… Хотел бы я знать… Пип и Эмма… Голову даю на отсечение, что один из них или даже оба находятся сейчас в Чиппинг-Клеорне!» – решил Краддок.

Глава 15

«Сладкая смерть»

Мисс Блэклок давала указания Мици:

– Приготовь сандвичи с сардинами и помидорами. И немного лепешек. Они у тебя получаются просто объеденье. Да! И еще хорошо бы испечь твой фирменный торт.

– Мы иметь праздник?

– Да, у мисс Баннер сегодня день рождения. Мы ждем к чаю гостей.

– Когда такой старый, не устраивать рождение. О рождение лучше забыть.

– Ну, а ей забывать не хочется! Мисс Баннер хочет получить подарки. И потом… устроить маленькое торжество очень даже приятно.

– Вы так сказать и тот раз. А что получалось?

Мисс Блэклок с трудом сдержала досаду:

– Теперь такого не случится.

– Почему вы знаете? Я весь день дрожу от страх, а весь ночь закрою дверь и смотрю даже гардероб, если там кто-то есть.

– Очень хорошо, ты таким образом обеспечиваешь свою безопасность, – холодно процедила мисс Блэклок.

– Вы хотеть, чтобы я готовить… – Мици произнесла слово, звучавшее для английского уха примерно так: «швицебзррр» – очень похоже на шипение разъяренных кошек.

– Да, именно его приготовь! Он такой вкусный!

– Вкусный, да. Но у меня ничего нет для этот торт. Я его не могут приготовлять. Мне нужно шоколад и масло. Много масло, сахар и изюм.

– Возьми масло, которое нам прислали из Америки. И часть изюма, припрятанного на Рождество. А вот тебе плитка шоколада и фунт сахару.

Лицо Мици расплылось в улыбке.

– Хорошо, я приготовлять вкусный торт, очень вкусный! Он будет растопляться в рот. А наверх этот торт я класть шоколадный глазурь!.. У меня хорошо получаться шоколадный глазурь. И еще я писать наверх: «С лучший пожелания». Этот англичане со свой торт как песок… они никогда не кушать торт, как мой. Хороший, скажут они, сладкий… – Ее лицо опять омрачилось. – О, этот мистер Патрик! Он называть мой торт «Сладкий смерть». Мой торт! Я протестовать, чтобы так называть мой торт!

– Но это был комплимент, – возразила мисс Блэклок. – Патрик имел в виду, что ради такого торта можно даже умереть.

Во взгляде Мици сквозило сомнение.

– Я не любить, когда говорят «смерть». Никто не будет умереть, когда кушать мой торт. Наоборот, они будут здороветь…

– Конечно, Мици, конечно!

Мисс Блэклок покинула кухню со вздохом облегчения. Беседа завершилась благополучно. А ведь могло быть иначе, от Мици всего можно ожидать!

В коридоре Летиция встретила Банни.

– О, Летти, наверное, надо сказать Мици, чтобы она начинала делать сандвичи?

– Нет! – решительно воспротивилась мисс Блэклок. – Мици сейчас в хорошем настроении, не надо ее будоражить.

– Но я только покажу ей…

– Дора, прошу тебя, не надо! Выходцы из Центральной Европы не любят, когда им навязывают свое мнение. Они этого просто не переносят!

Дора поколебалась, но тут же ее лицо озарилось безмятежной улыбкой.

– Только что звонил Эдмунд Светтенхэм. Пожелал мне всяческих благ и пообещал принести в подарок горшочек меда. Не правда ли, мило? И откуда он узнал про мой день рождения?

– Похоже, это знает весь поселок. Да, наверное, ты сама всем и растрезвонила, Дора.

– Что ты, Летти! Я просто как-то невзначай обмолвилась, что завтра мне стукнет пятьдесят девять.

– Шестьдесят четыре, – подмигнула ей мисс Блэклок.

– А мисс Хинчклифф сказала: «Непохоже. А мне, как вы думаете, сколько мне лет?» И всем тогда стало ужасно неловко, ведь мисс Хинчклифф – особа неопределенного возраста. Кстати, она сказала, что по пути занесет нам яиц. А я пожаловалась, что наши куры в последнее время почему-то плохо несутся.

– Выходит, у нас не так уж плохо с угощением на твой день рождения, – подытожила мисс Блэклок. – Мед, яйца, коробка прекрасных шоколадных конфет в подарок от Джулии…

– Хотелось бы мне знать, как она достает такой дефицит?

– Лучше не интересоваться. Скорее всего из-под полы.

– А ты мне подарила чудесную брошку! – Мисс Баннер с гордостью оглядела свою грудь, на которой красовался маленький листочек с бриллиантиком.

– Нравится? Вот и хорошо. А я никогда не любила побрякушки…

– Я в полном восторге!

– Ну, и прекрасно. Давай теперь покормим уток.

– Ха! – трагически воскликнул Патрик, когда гости сели за стол. – Что я вижу? «Сладкая смерть»!

– Тс-с, – шикнула на него мисс Блэклок. – Не ровен час Мици услышит! Она жутко злится, когда ты так называешь ее торт.

– Но это же воистину «Сладкая смерть»! Банни, это ваш именинный пирог?

– Да, – лучезарно улыбнулась Дора, – у меня сегодня великолепный день рождения.

Ее щеки ярко пылали с той самой минуты, когда полковник Истербрук вручил ей маленькую коробочку конфет и с поклоном провозгласил: «Сладкое – наисладчайшей!»

Джулия торопливо отвернулась, за что мисс Блэклок выразила ей взглядом неодобрение.

Собравшиеся воздали должное яствам и, отведав на десерт крекеров, поднялись из-за стола.

– Ох, тяжело, – пожаловалась Джулия. – А все из-за торта. В прошлый раз была аналогичная история.

– Но торт того стоит, – утешил ее Патрик.

– Да, в тортах и пирожных иностранцы знают толк, – изрекла мисс Хинчклифф. – А вот простого пудинга приготовить не могут!

Все вежливо промолчали, хотя губы Патрика дрогнули, как будто его так и подмывало спросить, кто из присутствующих хотел бы сейчас отведать простого пудинга.

– Вы что, наняли нового садовника? – поинтересовалась мисс Хинчклифф у мисс Блэклок, когда они возвратились в гостиную.

– Нет, а почему вы решили?

– Да тут один мужик шнырял возле курятника. Вид у него, правда, был довольно приличный, выправка армейская.

– Ах, вы про этого! – воскликнула Джулия. – Это же наш сыщик.

Миссис Истербрук выронила сумочку:

– Сыщик?! Но… почему?

– Не знаю, – пожала плечами Джулия. – Он тут все время ходит кругами и следит за домом. Наверное, охраняет тетю Летти.

– Какая чушь! – возмутилась мисс Блэклок. – Я могу сама за себя постоять.

– Но ведь все давно кончено! – вскричала миссис Истербрук. – Я как раз хотела спросить, почему полиция не закрывает дело?

– Они не удовлетворены его исходом, – объяснил ее муж. – Вот почему.

– А чего им не хватает?

Полковник Истербрук многозначительно покачал головой, давая понять, что он мог бы поведать куда больше, если бы счел это необходимым. Эдмунд Светтенхэм, испытывавший антипатию к полковнику, заметил:

– Честно говоря, мы тут у них все под подозрением.

– Под подозрением? – ахнула миссис Истербрук.

– Не бери в голову, котеночек, – промурлыкал муж.

– Нас подозревают в том, что мы тут крутимся намеренно, – продолжал Эдмунд, – чтобы при первой возможности совершить убийство.

– Мистер Светтенхэм, умоляю, не надо! – вскричала Дора Баннер. – Я уверена, никто из вас не смог бы убить нашу дорогую, драгоценную Летти!

Все дружно смутились.

– Это шутка, – пробормотал Эдмунд.

Чтобы разрядить обстановку, Филиппа предложила послушать последние известия. Все горячо ее поддержали.

Патрик прошептал Джулии:

– Сюда бы еще миссис Хармон! Сейчас наверняка прозвучал бы ее звонкий голосок: «Но ведь кто-то все-таки ждет случая убить вас, мисс Блэклок?»

– Я рада, что они со старухой Марпл не пришли, – сказала Джулия. – Эта старая грымза везде сует свой нос. По-моему, она обожает копаться в грязном белье. Типичный образчик Викторианской эпохи.

Последние новости вызвали чинное обсуждение ужасов атомной войны. Полковник Истербрук заявил, что Россия представляет собой главную угрозу мировой цивилизации, а Эдмунд возразил, что у него есть несколько совершенно обворожительных русских друзей. Однако его заявление было принято весьма прохладно.

Затем все снова рассыпались в благодарностях хозяйке.

– Ну как, повеселилась, Банни? – спросила мисс Блэклок после ухода последнего гостя.

– О да! Но голова так болит! Наверно, от нервов.

– Скорее от торта, – поправил Дору Патрик. – Меня тоже подташнивает. А вы еще все утро лопали шоколад.

– Я, пожалуй, прилягу, – сказала мисс Баннер. – Выпью аспирин и попытаюсь уснуть.

– Хорошая мысль, – отозвалась мисс Блэклок.

Мисс Баннер отправилась наверх.

– Мне пойти закрыть уток, тетя Летти?

Мисс Блэклок строго посмотрела на Патрика:

– Если дашь честное слово, что хорошо запрешь дверь.

– Запру! Клянусь, что запру!

– Выпейте немножко шерри, тетя Летти, – посоветовала Джулия. – Как говаривала моя нянюшка: «Это утихомирит ваш желудок». Выражение жуткое, но сейчас очень уместное.

– Пожалуй, ты права. Честно говоря, я не привыкла к таким роскошным пиршествам… О, Банни, как ты меня напугала! Что случилось?

– Не могу найти аспирин, – безутешно сказала Банни.

– Он в моей спальне, возле кровати.

– И у меня на трюмо лежит аспирин, – сказала Филиппа.

– Спасибо… большое спасибо. Я возьму, если не найду свой. Но мой где-то здесь, я точно знаю. Новый пузырек. Куда я его задевала?

– Да в ванной полным-полно пузырьков с аспирином! – нетерпеливо воскликнула Джулия. – Этот дом напичкан аспирином!

– Меня просто раздражает моя рассеянность, я все теряю, – пожаловалась мисс Баннер, поднимаясь обратно по лестнице.

– Бедная старушка Банни, – покачала головой Джулия, поднимая бокал. – Может, стоит дать ей капельку шерри?

– Нет, – покачала головой мисс Блэклок. – Она сегодня перевозбуждена, на нее спиртное не подействует. А назавтра будет худо… Но, по-моему, Банни от души повеселилась.

– Да, она была очень довольна, – кивнула Филиппа.

– Тогда давайте угостим Мици, – не унималась Джулия. – Эй, Патрик! – позвала она брата, услышав его шаги – Патрик вошел через черный ход. – Пригласи сюда Мици.

Мици привели, и Джулия налила ей шерри.

– За лучшего в мире повара! – сказал Патрик, поднимая бокал.

Мици была польщена, но решила, что надо возразить.

– О нет, нет! Я не повар. На родине я делать умственный труд.

– Значит, ты даром теряла время, – заявил Патрик. – Какой умственный труд сравнится с тортом «Сладкая смерть»?

– О-о! Я говорить… мне не нравится…

– Мало ли что тебе не нравится, моя прелесть? – рассмеялся Патрик. – Я его так прозвал – и точка! Ладно, давайте выпьем за «Сладкую смерть» – и к черту последствия!

– Филиппа, дорогая, я хочу с тобой поговорить.

– Да, пожалуйста, мисс Блэклок… – с легким удивлением отозвалась Филиппа Хаймес.

– Ты ведь немножко расстроена, да?

– Я?

– Мне кажется, в последнее время у тебя расстроенный вид. Что-то случилось?

– Нет… ничего, мисс Блэклок. Что у меня может случиться?

– Не знаю… Я думала, может, вы с Патриком…

– С Патриком? – на этот раз Филиппа удивилась всерьез.

– Значит, нет. Извини, пожалуйста, что я вмешиваюсь… Но вы так часто бывали вместе… Видишь ли, хотя Патрик мне родня, я бы тебе не советовала… Не думаю, что из него получится хороший муж. По крайней мере, в обозримом будущем.

Лицо Филиппы окаменело.

– Я больше не выйду замуж.

– Выйдешь! Когда-нибудь выйдешь, дитя мое. Ты молода. Но не будем об этом. Значит, других поводов для огорчения у тебя нет? Денежных затруднений, например?

– Нет. Все нормально.

– Я знаю, тебя волнует дальнейшая учеба сынишки. Поэтому я решила тебе кое-что рассказать. Я сегодня была в Милчестере у мистера Беддингфелда, это мой адвокат. В последнее время все настолько шатко, что я решила составить новое завещание… на всякий случай! Кроме того, что завещано Банни, все остальное переходит к тебе, Филиппа.

– Что?! – вскинулась Филиппа. Казалось, она напугана до полусмерти и вот-вот упадет в обморок. – Не надо, я не хочу… Правда не хочу… Что вы… И почему? Почему мне?

– Наверное, потому, – странным тоном произнесла мисс Блэклок, – что больше некому.

– Но ведь у вас есть Патрик и Джулия!

– Да, Патрик и Джулия. – В голосе мисс Блэклок продолжали звучать странные нотки.

– Они ваши родственники.

– Очень дальние. Они не вправе ничего от меня требовать.

– Но… я тоже не хочу… Не знаю, что вы думаете обо мне, но я не хочу…

Во взгляде ее читалась не благодарность, а скорее враждебность. И страх.

– Поверь, я знаю, что делаю, Филиппа. Я к тебе привязалась. И потом, у тебя ребенок. Если я умру сейчас, тебе достанется не так уж и много… но через несколько недель все переменится. – Мисс Блэклок посмотрела на Филиппу в упор.

– Но вы ведь не собираетесь умирать! – запротестовала Филиппа.

– Не собираюсь и не умру, если приму меры предосторожности.

– Меры предосторожности?

– Да. Подумай над этим… И больше не волнуйся.

Мисс Блэклок вышла из комнаты. В коридоре она о чем-то поговорила с Джулией – Филиппа слышала их голоса. Через несколько мгновений Джулия вошла в гостиную. Ее глаза холодно блестели.

– Сыграно просто идеально, Филиппа. Да, действительно, в тихом омуте… Теперь я вижу… Темная ты лошадка, темная…

– Ты слышала…

– О да! Как, наверное, и было задумано.

– Не понимаю, о чем ты?

– Наша тетя Летти совсем не дура… Но тебе-то теперь не о чем волноваться, Филиппа. Ты неплохо устроилась…

– Джулия!.. Я не хотела… совсем не хотела…

– Врешь! Еще скажи, что ты презираешь деньги. Нет, голубушка, тебе деньги нужны, и даже очень! Но запомни: если кто-нибудь теперь укокошит тетю Летти, ты первая окажешься под подозрением.

– Но я не собираюсь этого делать! Тем более что это просто глупо – убивать ее сейчас, когда… стоит только подождать…

– Ах вот как?! Значит, ты в курсе насчет этой старой миссис… как там ее… которая скоро загнется в Шотландии? Любопытно… Да, Филиппа, я чем дальше, тем больше убеждаюсь, что ты и впрямь темная лошадка.

– Я не хочу лишать вас с Патриком вашей доли!

– Неужели? Извини, дорогая, но я тебе не верю.

Глава 16

Возвращение инспектора Краддока

По пути домой инспектор Краддок очень плохо спал. Его мучили кошмары. Он все время бегал по серым коридорам старинного замка, тщетно пытаясь куда-то добраться и что-то предотвратить. Под конец ему приснилось, что он проснулся. У Краддока прямо гора с плеч свалилась. Но тут вдруг дверь его купе медленно распахнулась, и Летиция Блэклок, по лицу которой текла кровь, прошептала: «Почему вы не спасли меня? А могли бы, если бы постарались».

Тут уж он проснулся по-настоящему.

Так что Краддок был очень рад, когда наконец добрался до Милчестера. Он не откладывая явился к Райдесдейлу, который внимательно выслушал его рапорт.

– Мы тут тоже продвинулись вперед, правда ненамного, – сообщил Райдесдейл. – Но главное, что Белль Гедлер подтвердила слова мисс Блэклок. Итак, Пип и Эмма… Любопытно.

– Патрик и Джулия Симмонсы того же возраста, сэр. Если бы выяснилось, что мисс Блэклок не видела их с тех пор, когда они были маленькими детьми…

– Наша союзница мисс Марпл уже установила сей факт, – усмехнулся Райдесдейл. – Мисс Блэклок вообще впервые увидела племянников два месяца назад.

– Тогда, сэр, они наверняка…

– Увы, все далеко не так просто, Краддок. Мы проверяли. Их, судя по всему, придется исключить. Патрик служил во флоте. Характеристика, которую на него прислали, безусловно, подлинная… И, кстати, вполне приличная: единственный недостаток, на который там указывается, – это «тенденция к неповиновению». Мы снеслись с Каннами, и разгневанная миссис Симмонс ответила, что, естественно, ее дети сейчас гостят в Чиппинг-Клеорне у своей родственницы Летиции Блэклок. Такая вот петрушка!

– А миссис Симмонс, она настоящая?

– По крайней мере, эта дама была миссис Симмонс много лет подряд. Больше я пока ничего не могу вам сказать, – сухо ответил Райдесдейл.

– Что ж, ответ вполне определенный. Хотя… Джулия с Патриком – такие подходящие кандидатуры! И возраст… и то, что мисс Блэклок их никогда раньше не видела. Лучших Пипа и Эмму не сыскать.

Начальник полиции задумчиво кивнул. Потом пододвинул к Краддоку бумагу:

– Вот, ознакомьтесь, мы тут кое-что раскопали насчет миссис Истербрук.

Брови инспектора поползли вверх.

– Любопытно! Ловко же она обвела старого дурака вокруг пальца! Но, насколько я понимаю, с нашим делом это не связано.

– Очевидно, нет.

– А вот сведения относительно миссис Хаймес…

Брови Краддока снова взметнулись вверх.

– Пожалуй, мне стоит еще разок побеседовать с юной леди, – сказал он.

– Вы считаете, тут есть связь?

– Вполне вероятно. Хотя, конечно, косвенная.

Они помолчали.

– А как Флетчер справляется со своими обязанностями?

– Сержант проявил необычайную расторопность. С разрешения мисс Блэклок он ежедневно прочесывал территорию вокруг дома, но не нашел ничего существенного. Затем стал проверять, кто имел возможность смазать дверь. Он решил выяснить, кто остается дома в отсутствие служанки. Это оказалось проще, чем мы думали: оказывается, эта беженка почти каждый день идет проветриться и выпить чашечку кофе в «Синей птице». Так что когда мисс Блэклок и мисс Баннер нет дома – а это тоже бывает почти ежедневно, поскольку они ходят собирать ежевику, – путь совершенно свободен.

– Хозяева что, оставляют двери открытыми?

– Раньше оставляли. Сейчас, думаю, нет.

– И что в конечном итоге выяснил Флетчер? Кто бывает в доме в отсутствие хозяев?

– Практически все. – Райдесдейл кивнул на листок бумаги, лежавший перед ним на столе: – Мисс Мергатройд была там с курицей, чтобы посадить ее на яйца. Звучит сложно, но это ее доподлинные слова. Она ужасно волновалась и все время сама себе противоречила, но Флетчер считает, что волнение – еще не доказательство вины.

– Возможно, – допустил Краддок. – Она всегда квохчет.

– Миссис Светтенхэм приходила забрать конину, которую мисс Блэклок оставила для нее на кухонном столе, потому что мисс Блэклок ездила на машине в Милчестер, а когда она ездит на машине в Милчестер, она всегда привозит конину для миссис Светтенхэм. Как по-вашему, это правдоподобно звучит?

Краддок немного поразмыслил.

– А почему мисс Блэклок не завезла миссис Светтенхэм конину на обратном пути из Милчестера?

– Не знаю почему, но факт тот, что она этого не сделала. Миссис Светтенхэм говорит, что мисс Блэклок всегда оставляет конину на кухонном столе, а миссис Светтенхэм удобнее забирать ее, когда Мици нет дома, потому что Мици иногда ей хамит.

– Звучит вроде логично. Кто там у нас следующий?

– Мисс Хинчклифф. Она утверждает, что в последнее время не заглядывала в «Литлл-Пэддокс». Однако это неправда. Мици видела, как она выходила через черный ход. То же самое засвидетельствовала и миссис Батт. Тогда мисс Хинчклифф дала обратный ход: дескать, может, она и забегала, но не припоминает. А зачем забегала, вообще не помнит – хоть убей. Наверное, просто так.

– Странно.

– Но вполне в ее стиле. Дальше у нас на очереди миссис Истербрук. Она выгуливала своих драгоценных собачек и по дороге заглянула, чтобы попросить у мисс Блэклок выкройку, но хозяйки не оказалось дома. Миссис Истербрук говорит, что немного ее подождала.

– Aгa. А тем временем могла разведать обстановку. Или смазать дверь. А что полковник?

– Занес как-то книгу про Индию, мисс Блэклок изъявила желание ее прочесть.

– Правда?

– По ее словам, она пыталась отбрыкаться, но у нее ничего не вышло.

– Да уж, – вздохнул Краддок. – Если кто-нибудь решит всучить тебе книгу, отбрыкаться бывает трудно.

– Был ли там Эдмунд Светтенхэм, мы не знаем. Он вообще личность загадочная. Говорит, что порой заглядывал туда, разыскивая мать, но в последнее время, кажется, не заходил.

– Всего этого действительно недостаточно, чтобы делать выводы.

– Да.

– Мисс Марпл тоже проявила активность, – продолжил с легкой ухмылкой Райдесдейл. – По донесению Флетчера, когда она пила кофе в «Синей птице», ее приглашали на шерри в «Боулдерс» и на чай в «Литтл-Пэддокс». Еще старушка восторгалась садиком миссис Светтенхэм и заходила поглазеть на индийские диковинки полковника Истербрука.

– Может, хотя бы мисс Марпл развеет наши сомнения относительно того, настоящий он полковник или ненастоящий?

– Если бы был ненастоящий, она бы уже сказала… Думаю, с ним все в порядке. Хотя все равно придется снестись с Востоком, чтобы в этом удостовериться.

– Ну, хорошо… И все-таки, пока тянется следствие, может, мисс Блэклок согласится уехать?

– Из Чиппинг-Клеорна?

– Да. Прихватила бы с собой верную Банни и отбыла в неизвестном направлении… Почему бы ей, например, не прокатиться в Шотландию, не погостить немного у Белль Гедлер? Там она будет в полной безопасности.

– Предлагаете поселиться у Белль и ожидать ее смерти? Вряд ли Летиция Блэклок пойдет на такой шаг. Какой женщине понравится подобное предложение? Только какому-нибудь бессердечному чудовищу…

– Но тем самым мисс Блэклок спасет свою жизнь.

– Да полно вам, Краддок. Убить человека вовсе не так легко, как вам кажется.

– Неужели, сэр?

– Нет, конечно, теоретически это несложно. Есть тысяча разных способов. Например, ядохимикаты. Или можно огреть ее чем-нибудь тяжелым, когда она пойдет закрывать на ночь кур, или выстрелить из-за изгороди. Да мало ли что можно изобрести! Однако убить так, чтобы на тебя не пало подозрение, совсем не просто. А наши голубчики прекрасно понимают, что они под подозрением. Оригинальный, тщательно продуманный план провалился. Неизвестному убийце придется изобретать что-то новое.

– Вы правы, сэр, но нельзя сбрасывать со счетов и временной фактор. Миссис Гедлер при смерти. Она может скончаться в любой момент. А значит, убийца не может медлить.

– Верно.

– И еще одно, сэр. Он… или она прекрасно понимают, что мы тщательно проверяем каждого.

– И что это отнимает уйму времени, – вздохнул Райдесдейл. – Связываться с Индией так долго и хлопотно…

– Вот вам и еще одно основание для спешки. Сэр, опасность весьма реальна, поверьте! На карту поставлены огромные деньги. Если Белль Гедлер умрет…

Краддок осекся, потому что в кабинет вошел полицейский.

– Констебль Легг из Чиппинг-Клеорна на проводе, сэр.

– Давайте его сюда.

Наблюдая за шефом полиции, инспектор увидел, что лицо Райдесдейда вдруг посуровело и окаменело.

– Ладно! – рявкнул в трубку Райдесдейл. – Инспектор Краддок сейчас выезжает!

– Неужели? – Краддок запнулся.

Райдесдейл покачал головой.

– Нет. Это Дора Баннер, – сказал он. – Хотела выпить аспирина и, очевидно, взяла пузырек, стоявший возле постели Летиции Блэклок. В нем оставалось всего несколько таблеток. Мисс Баннер две взяла, а третью оставила. Врач отправил оставшуются таблетку на экспертизу. Есть предположение, что это вовсе не аспирин.

– Она мертва?

– Ее труп обнаружили сегодня утром. Умерла во сне. Врач говорит, это не естественная смерть, хотя здоровье мисс Баннер было в плохом состоянии. Он подозревает отравление наркотиками. Вскрытие назначено на сегодняшний день.

– Таблетки аспирина у постели Летиции Блэклок… Умен дьявол… очень умен! Патрик рассказывал, что мисс Блэклок выбросила початую бутылку шерри и откупорила новую. Вряд ли ей бы пришло в голову сделать то же самое с аспирином. Кто был в «Литтл-Пэддоксе» вчера и позавчера? Таблетки не могли храниться дольше.

Во взгляде Райдесдейла сквозило уныние.

– Вчера там, – сказал он, – была вся компания. Мисс Баннер праздновала свой день рождения. Любой из присутствующих мог прокрасться наверх и совершить подлог. Ну и, конечно, то же самое мог проделать любой из домочадцев в любое удобное ему время.

Глава 17

Альбом

Уже на выходе из дома священника тепло одетая мисс Марпл взяла у Банч записку.

– Передайте мисс Блэклок, – попросила Банч, – что Джулиан выражает ей свои соболезнования. Он страшно жалел, но прийти никак не мог. У него прихожанин помирает в Лоук-Хэмлете. Если мисс Блэклок не против, Джулиан подойдет после обеда. В записке говорится о подготовке к похоронам. Раз допрос свидетелей назначили на вторник, Джулиан предлагает перенести похороны на среду. Бедная старушка Банни!.. Но вообще-то это на нее так похоже: отравиться аспирином, предназначавшимся для другого человека!.. До свидания, тетечка! Ничего, если вы пройдетесь пешком? Надеюсь, прогулка вас не очень утомит. А мне обязательно нужно отвезти ребенка в больницу.

Мисс Марпл сказала, что прогулка ее не очень утомит, и Банч умчалась.

Дожидаясь мисс Блэклок, мисс Марпл оглядывала гостиную. Все-таки интересно, что имела в виду Дора Баннер, когда сказала в «Синей птице», что, желая выключить свет, Патрик «орудовал лампой»? Какой такой лампой? И как он мог ею «орудовать»?

Вероятно, Дора подразумевала небольшую лампу, стоявшую на столике возле прохода под аркой. Да-да, она еще упоминала про пастушка с пастушкой, а этот светильник тончайшего дрезденского фарфора был сделан в виде пастуха в голубом кафтане и розовых штанах. В руках пастушок держал подсвечник. Впоследствии из канделябра сделали электрическую лампу. Под большим абажуром из однотонного пергамента фарфоровую фигурку было почти не разглядеть. Что еще говорила Дора Баннер? «Там стояла пастушка, я точно помню. А назавтра…» Да, теперь это явно был пастух.

Мисс Марпл вспомнила, что, когда они с Банч приходили на чай, Дора Баннер обмолвилась, что лампа парная. И это вполне естественно: раз есть пастух, значит, должна быть и пастушка. И в день налета на столе стояла пастушка… а наутро появилась другая лампа – та, что стояла тут до сих пор. За ночь ее успели подменить. И у Доры Баннер были основания считать, что это сделал Патрик.

Но зачем? А затем, что, если бы полиция осмотрела ту лампу, она сразу бы обнаружила, каким образом преступнику удалось выключить свет. Мисс Марпл внимательно оглядела пастушка. Шнур тянулся через стол к розетке. На середине шнура был маленький грушеобразный выключатель. Мисс Марпл это ни о чем не говорило, поскольку в электричестве она разбиралась слабо.

«Где же пастушка? – гадала она. – В нежилой комнате или на свалке… а может, там, где Дора Баннер наткнулась на Патрика, когда он держал в руках перышко и баночку из-под масла? В кустах?»

Мисс Марпл решила высказать свои соображения инспектору Краддоку.

Поначалу мисс Блэклок скоропалительно сделала вывод, что объявление – проделка Патрика. Интуитивные предположения часто оказывались самыми правильными. Мисс Марпл, во всяком случае, в это верила. Когда человека знаешь, интуитивно чувствуешь, на что он способен.

Красавец. Обаятельный. Любимец женщин, и молодых и старых. Наверное, за такого же выскочила в свое время сестра Рэнделла Гедлера. А что, если Патрик Симмонс – это Пип? Но в войну Патрик был во флоте, и полиция легко может это проверить. Только вот… порой бывают самые невероятные перевоплощения. Стоит только набраться нахальства – и ты горы свернешь.

Дверь открылась, и в комнату вошла мисс Блэклок. Сейчас она выглядела гораздо старше своих лет. Куда подевались ее жизненная сила и энергия?

– Ради бога, извините за беспокойство, – сказала мисс Марпл, – но у пастора умирает прихожанин, а Банч срочно нужно отвезти ребенка в больницу. Пастор передал вам записку.

Она протянула бумажку мисс Блэклок.

– Присаживайтесь, мисс Марпл. Спасибо, что принесли, вы очень любезны.

Мисс Блэклок внимательно прочла, что написал Джулиан Хармон.

– Пастор – чуткий человек. Он не выражает бессмысленных соболезнований… Пожалуйста, передайте ему, что его помощь нам очень пригодится. Ее любимый… ее любимый псалом был…

Голос мисс Блэклок прервался. Мисс Марпл мягко произнесла:

– Я, конечно, человек посторонний, но поверьте, мне тоже очень, очень жаль!

И тут Летиция Блэклок не удержалась и зарыдала. Ее плач был детски-жалобным, в нем звучали безутешное горе и странная обреченность. Мисс Марпл замерла, затаив дыхание. Наконец мисс Блэклок выпрямилась. Лицо ее опухло и пошло пятнами от слез.

– Извините, – сдавленным шепотом сказала она, – на меня просто что-то нашло. Это очень большая утрата. Понимаете, она… она была единственной ниточкой, связывавшей меня с прошлым. Единственной, кто… помнил. Теперь ее нет, я осталась совсем одна.

– О да, я вас понимаю! – кивнула мисс Марпл. – Когда уходит последний, кто помнил тебя в молодости, ты остаешься одинок. У меня тоже есть и племянники, и близкие друзья, но никто из них не помнит меня молодой. А тех, кто помнил, уже нет в живых. Я давно одинока.

Они немного посидели молча.

– Да, вы все понимаете правильно, – вздохнула Летиция Блэклок.

Она поднялась и подошла к письменному столу.

– Сейчас черкну несколько строк пастору.

Летиция взяла ручку негнущимися пальцами и начала медленно выводить каждую букву.

– Совсем артрит замучил, – объяснила она мисс Марпл. – Бывает, вообще не могу написать ни слова. – Мисс Блэклок заклеила конверт и надписала его. – Если вам не трудно, захватите его с собой.

Неожиданно из коридора донесся мужской голос.

– Это инспектор Краддок, – заволновалась мисс Блэклок.

Она кинулась к зеркалу, висевшему над камином, и торопливо припудрила лицо.

Мрачный и злой Краддок неодобрительно глянул на мисс Марпл:

– И вы здесь!

Стоявшая у камина мисс Блэклок обернулась:

– Мисс Марпл любезно принесла мне записку от пастора.

– Ухожу… я уже ухожу, – засуетилась мисс Марпл. – Не буду вам мешать.

– Вы вчера тут были?

Мисс Марпл нервно сказала:

– Нет, мы с Банч ездили в гости к друзьям.

– Тогда вам нечего мне сообщить.

Краддок недружелюбно распахнул дверь, и мисс Марпл смущенно покинула гостиную.

– Эти старухи везде суют свой любопытный нос, – проворчал инспектор.

– Мне кажется, вы к ней несправедливы, – возразила мисс Блэклок. – Она действительно пришла с запиской от пастора.

– Разумеется! Как же иначе?

– Не думаю, что это праздное любопытство.

– Может, вы и правы, мисс Блэклок, однако мой вам совет: будьте пожестче с теми, кто лезет в чужие дела.

– Да она совершенно безобидная старушка! – воскликнула мисс Блэклок.

«Знала бы ты!.. Эта «безобидная старушка» опаснее гремучей змеи», – подумал инспектор. Но откровенничать ни с кем не собирался. Убийца поблизости, и чем меньше будет лишней болтовни – тем лучше. А то как бы следующей жертвой не оказалась сама Джейн Марпл.

Убийца где-то здесь, рядом… Но где?

– Не буду тратить время на выражение соболезнований, мисс Блэклок, – сказал инспектор. – Хотя, конечно, мне очень жаль, что мисс Баннер умерла. Мы обязаны были предотвратить ее смерть.

– Как? Не представляю себе…

– Задача, конечно, была не из легких. Но сейчас следует не рассуждать, а действовать, и притом без промедления. Кого вы подозреваете, мисс Блэклок? Кто дважды покушался на вашу жизнь и вполне может попытаться сделать то же самое и в третий раз, если мы ему не помешаем?

Мисс Блэклок поежилась:

– Не знаю, инспектор… честное слово, не знаю!

– Я был у мисс Гедлер. Она помогла мне по мере сил. Толку, правда, от этого мало. Короче говоря, ваша смерть была бы выгодна нескольким людям. Прежде всего Пипу и Эмме. Патрик и Джулия Симмонсы примерно того же возраста, но с ними все более или менее ясно. Однако ограничиваться только ими нельзя. Скажите, пожалуйста, мисс Блэклок, вы бы узнали сейчас Соню Гедлер, если бы увидели ее?

– Соню? Конечно… – Летиция задумалась. – Хотя нет… наверное, нет. Слишком много лет прошло. Целых тридцать! Сейчас Соня – уже пожилая женщина.

– А какой вы ее помните?

Мисс Блэклок немного подумала.

– Она была небольшого роста, смуглой, темноволосой.

– А какие-то особые приметы были?

– Да нет, она ничем особо не выделялась. Разве что была очень веселой… любила смеяться…

– За прошедшие тридцать лет она могла и отсмеяться, – хмыкнул инспектор. – А фотографий у вас нет?

– Сониных? Погодите, дайте подумать. Нет, отдельных нет. Были какие-то общие снимки… в альбоме… Наверное, там есть и Соня.

– Можно взглянуть?

– Конечно. Только надо вспомнить, куда я подевала альбом…

– Мисс Блэклок… а может так оказаться… хотя бы теоретически… что миссис Светтенхэм – это Соня Гедлер?

– Миссис Светтенхэм?! – Мисс Блэклок оторопела. – Но ведь ее муж состоял на государственной службе в Индии, а потом в Гонконге!

– Но это вы знаете только по ее рассказам, не так ли?

– Так, – с запинкой произнесла мисс Блэклок. – В принципе да… Но неужели вы думаете, что миссис Светтенхэм?.. О господи, какой вздор!..

– А Соня Гедлер никогда не пыталась играть на сцене? В каких-нибудь любительских спектаклях?

– Как не пыталась? Пыталась. И у нее, между прочим, выходило очень даже недурно.

– Видите? И еще одно настораживающее обстоятельство: миссис Светтенхэм носит парик. По крайней мере, – поправился инспектор, – так утверждает миссис Хармон.

– Да-да, мне тоже казалось… Ее пепельные кудряшки выглядят как-то ненатурально. Но все равно это вздор! Миссис Светтенхэм – очень приятная женщина, с ней порой бывает даже забавно.

– Еще есть мисс Хинчклифф и мисс Мергатройд. Как по-вашему, одна из них может оказаться Соней Гедлер?

– Мисс Хинчклифф чересчур высокая. Она ростом со среднего мужчину.

– А мисс Мергатройд?

– Ну, что вы! Я уверена, что мисс Мергатройд не имеет к Соне никакого отношения!

– Но вы же не очень хорошо видите, мисс Блэклок…

– Да, у меня близорукость. Вы на это намекаете?

– Совершенно верно… А теперь давайте все-таки взглянем на фотографию Сони Гедлер. Пусть прошло много лет, пусть даже она сейчас мало похожа. У нас профессиональный взгляд, мы умеем находить сходство там, где непрофессионал его никогда в жизни не заметит.

– Я постараюсь найти альбом.

– Пожалуйста, поищите его сейчас.

– Как, прямо сию минуту?

– Я был бы вам крайне признателен.

– Ну, хорошо… Дайте подумать… Помнится, я его видела, когда мы наводили порядок в книжных шкафах. Мне тогда помогала Джулия… Она еще потешалась над платьями тех времен… Мы поставили книги на полку в гостиной. А куда дели альбомы и большую подшивку «Арт джорнал»? Ох, совсем память дырявая стала! Может, Джулия помнит? Она сегодня дома.

– Пойду поищу ее, – сказал инспектор и отправился за Джулией.

Внизу девушки не оказалось. Он спросил у Мици, не видела ли она мисс Симмонс, и Мици сердито отрезала, что это не ее забота.

– Я на кухня занимаюсь обед. Я ничего не кушать, кроме то, что сама готовить. Вы слышите, ничего!

Стоя под лестницей, инспектор крикнул: «Мисс Симмонс!» И, не услышав ответа, пошел наверх.

Столкнулись они неожиданно. Джулия выходила из двери, за которой в глубине виднелась спиральная лесенка.

– Я была на чердаке, – сказала она. – Что случилось?

Инспектор Краддок объяснил.

– А, вы имеете в виду старые альбомы с фотографиями? Да, я прекрасно помню. Мы поставили их в большой шкаф в кабинете. Сейчас поищу.

Джулия спустилась на первый этаж и отворила дверь в кабинет. У окна стоял большой шкаф. Джулия открыла дверцу и выгребла кучу всякой всячины.

– Сколько же тут хлама! Старики никогда ничего не выбрасывают…

Инспектор присел на корточки и взял с нижней полки пару старинных альбомов.

– Эти?

– Да.

Мисс Блэклок тоже вошла в кабинет.

– Ах, вот куда мы их запихнули! А я не могла припомнить.

Краддок положил альбомы на стол и принялся перелистывать. Женщины в шляпах с большими прямыми полями, в юбках, суживавшихся книзу настолько, что трудно было ходить. Под снимками стояли аккуратные подписи, но чернила давно выцвели и были еле видны.

– Должно быть тут, – сказала мисс Блэклок. – Или на второй странице… А может, на третьей? Другой альбом появился позже, Соня уже вышла замуж и уехала. – Она перевернула страницу. – Вот зде…

Она осеклась.

На странице было несколько пустых мест. Краддок склонился пониже, пытаясь разобрать размытую подпись: «Соня… я… Р.Г.» Чуть дальше было написано: «Соня и Белль на пляже». А на противоположном листе: «Пикник в Скейне».

Мисс Блэклок заглянула на следующую страницу. «Шарлотта, я, Соня, Р.Г.»

Краддок встал. Губы его сжались.

– Кто-то отклеил фотографии. И, по-моему, не так давно.

– Когда мы с вами смотрели альбом, фотографии были на месте. Правда, Джулия?

– Я смотрела не очень внимательно, меня в основном интересовали платья. Но похоже, вы правы, тетя Летти, пустых мест в альбоме не было.

Краддок посуровел еще больше.

– Кто-то, – сказал он, – изъял из альбома все фотокарточки Сони Гедлер.

Глава 18

Письма

– Простите, что снова вас беспокою, миссис Хаймес… – произнес Краддок.

– Ничего страшного, – процедила Филиппа.

– Может, лучше пройти в ту комнату?

– Куда? В кабинет? Но там страшный холод. В той комнате нет камина.

– Неважно. Я вас надолго не задержу. И потом, нас там вряд ли смогут подслушать.

– А что, разговор такой важный?

– Не для меня, миссис Хаймес. Для вас.

– Что вы имеете в виду?

– Вы утверждали, что вашего мужа убили на войне в Италии?

– Да. И что?

– А не проще ли было признаться, что он дезертировал?

Филиппа побледнела и стиснула руки:

– Вы до всего докапываетесь, да?

В голосе ее звучала горечь.

– Мы ждем от людей правды, – сухо ответил Краддок.

Она немного помолчала. Потом повторила:

– И что?

– Я вас не понимаю, миссис Хаймес.

– Что вы намерены делать? Растрезвоните на всех углах? Вам это нужно? Зачем? Во имя восстановления справедливости? Или из милосердия?

– А разве никто не знает?

– Здесь – никто. Гарри, – ее голос дрогнул, – мой сын тоже ни о чем не подозревает. И я не хочу, чтобы он знал!

– Позвольте вам заметить, миссис Хаймес, что вы поступаете неблагоразумно. Когда мальчик подрастет, по-моему, лучше сказать ему правду. Если он узнает от кого-то другого, ему будет еще тяжелее. Или вы всю жизнь собираетесь морочить ему голову, рассказывая сказки про отца, павшего смертью храбрых?

– Я не рассказываю. Неужели вы считаете меня законченной лгуньей?! Нет, мы с сыном вообще не говорим на эту тему. Его отец был… убит на войне. В конце концов, какая нам разница?!

– Но ваш муж жив?

– Может быть. Откуда мне знать?

– Когда вы его видели в последний раз, миссис Хаймес?

– Мы не виделись много лет, – поспешно ответила Филиппа.

– Точно? А может, все-таки виделись… недели две тому назад?

– На что вы намекаете?

– Я не поверил, что вы встречались в оранжерее с Руди Шерцем. Но показания Мици довольно убедительны. Поэтому напрашивается вывод, что мужчина, ради которого вы в то утро отпросились с работы, – это ваш муж.

– Я ни с кем не встречалась!

– Наверное, ему нужны были деньги и вы ему дали?

– Говорю вам, я с ним не виделась! И ни с кем в оранжерее не встречалась!

– Среди дезертиров частенько попадаются отъявленные головорезы. Они и ограбить могут, и налет совершить. И нередко у них есть пистолеты, привезенные из-за границы.

– Я понятия не имею, где сейчас мой муж. Мы не виделись много лет.

– Это ваше последнее слово, миссис Хаймес?

– Да, больше мне нечего вам сказать.

Краддок ушел от Филиппы злой и растерянный.

– Вот упрямая ослица! – сердито бурчал он себе под нос.

Он не сомневался, что Филиппа лгала, но переупрямить ее ему не удалось.

Разузнать бы побольше о бывшем капитане Хаймесе! Но сведений было – кот наплакал. Послужной список Хаймеса был плохим, но нельзя же на этом основании считать его преступником!

И уж во всяком случае, Хаймес никак не мог смазать дверь. Это сделал либо кто-то из домочадцев, либо человек посторонний, но тот, кто запросто вхож в «Литтл-Пэддокс».

Краддок в раздумье поглядел на лестницу, и вдруг ему стало интересно, что делала на чердаке Джулия. «Вообще-то чердак, – подумал он, – весьма неподходящее место для такой привереды. Зачем она туда полезла?»

Краддок быстро спустился на первый этаж. Вокруг не было ни души. Он открыл дверь, из которой вышла Джулия, и поднялся по узкой спиральной лестнице.

На чердаке стояли кованые сундуки, старые чемоданы, какая-то мебельная рухлядь… Стул со сломанной ножкой, разбитая фарфоровая лампа, разрозненные столовые сервизы. Краддок подошел к сундуку, открыл крышку. Одежда… Старомодные добротные женские платья. Наверно, их носили мисс Блэклок и ее покойная сестра.

Он заглянул в другой сундук. Шторы. Взял в руки кожаный портфель. Там хранились бумаги и письма. Старые письма, пожелтевшие от времени. На портфеле были вытиснены инициалы «ШЛБ». Судя по всему, он принадлежал Шарлотте, сестре Летиции. Краддок развернул взятое наугад письмо. Оно начиналось так:

«Дорогая Шарлотта!

Вчера Белль чувствовала себя лучше и смогла отправиться на пикник. Рэнделл Гедлер тоже устроил себе выходной. С созданием предприятия в Эсвогеле все отлично. Льготные акции выше нормы».

Пропустив все остальное, инспектор посмотрел на подпись: «Твоя любящая сестра Летиция».

Он взял другое письмо.

«Милая Шарлотта!

Я хочу, чтобы ты хоть иногда общалась с людьми. Знаешь, ты все преувеличиваешь. На такие недостатки, как у тебя, люди вообще не обращают внимания. Ты напрасно считаешь это уродством».

Краддок вспомнил, что Белль Гедлер тоже упоминала про какое-то уродство Шарлотты Блэклок. Да, она сказала, что из-за этого Летиции пришлось бросить работу и ухаживать за сестрой. Письма дышали нежностью и любовью к несчастной калеке. Летиция пространно описывала свою повседневную жизнь, рассказывала подробности, которые, по ее мнению, могли заинтересовать сестру. И Шарлотта тщательно хранила ее письма. А вдруг среди них окажутся и старые фотографии?

Краддок внезапно разволновался. Что, если разгадка таится именно здесь? Может, в письмах есть нечто, о чем сама Летиция Блэклок давно позабыла? Ведь письма – это беспристрастная картина прошлого, в них может оказаться ключ к разгадке тайны. Вдруг ему удастся с их помощью напасть на след убийцы? И… найти фотографии Сони Гедлер, о которых не знает тот, кто вынул их из альбома?

Инспектор Краддок аккуратно сложил письма, закрыл чемоданчик и пошел вниз.

Стоявшая внизу Летиция Блэклок воззрилась на него в полном изумлении.

– Так это вы были на чердаке? А я слышала шаги и не понимала, кто…

– Мисс Блэклок, я нашел на чердаке письма. Вы писали их Шарлотте много лет назад. Можно их взять?

Мисс Блеклок даже побагровела от возмущения:

– Взять? Но зачем? Какой вам от этого прок?

– Там могут быть снимки Сони Гедлер или описание ее характера, какие-нибудь намеки, эпизоды, которые помогут следствию.

– Но это частная переписка, инспектор!

– Знаю.

– А впрочем, вы все равно заберете… Наверно, у вас есть соответствующие полномочия. А если и нет, вы легко их получите. Ладно, берите! Забирайте! Но о Соне там почти ничего нет. Она вышла замуж и уехала всего через два года после того, как я начала работать у Рэнделла Гедлера.

– А вдруг? – упрямо повторил Краддок. – Вдруг что-нибудь есть? Надо попробовать. Уверяю вас, опасность очень реальна.

– Знаю. – Летиция закусила губу. – Банни умерла оттого, что приняла таблетку, предназначавшуюся для меня. Следующей жертвой могут оказаться Патрик или Джулия, Филиппа или Мици, а ведь у них вся жизнь впереди. Они выпьют бокал вина, налитый для меня, или съедят шоколад, посланный мне в подарок. Да, забирайте письма! Прочтите их, а потом можете сжечь. Они представляли интерес лишь для меня и Шарлотты. Все давно кончено… ушло, кануло в Лету. Никто этого уже не помнит.

Она поднесла руку к ожерелью из фальшивого жемчуга. Краддок подумал, что оно совершенно не вязалось с твидовым пиджаком и юбкой.

– Забирайте письма, – снова сказала Летиция.

На следующий день инспектор зашел к священнику. День выдался пасмурный и ветреный.

Мисс Марпл вязала, придвинув кресло к камину. Банч ползала по полу, занимаясь кройкой материала. Сев, она откинула упавшие на глаза пряди волос и выжидательно посмотрела на инспектора.

– Может, я и нарушаю устав, – сказал Краддок мисс Марпл, – но мне хотелось показать вам это письмо.

Он рассказал, как нашел письма на чердаке.

– Письма очень трогательные. Чувствуется, что мисс Блэклок изо всех сил старалась поддержать в сестре интерес к жизни и поправить ее здоровье. В письмах ясно видна и личность старого отца, доктора Блэклока. Это был настоящий мракобес, убежденный в том, что каждое его слово – истина в последней инстанции. Наверное, из-за своего упрямства он уморил не одну тысячу пациентов. Старик терпеть не мог новых веяний и не признавал никаких новых методов лечения.

– Я лично за это на него не в претензии, – усмехнулась мисс Марпл. – На мой взгляд, молодые врачи чересчур увлекаются экспериментами. Вырвут тебе все зубы, исследуют сотню разных желез, удалят добрую половину внутренностей, а потом разведут руками и заявят – медицина бессильна. По мне, лучше старые, испытанные средства. Их, в конце концов, можно выбросить в мусорное ведро.

Она взяла письмо, протянутое ей Краддоком. Он сказал:

– Прочтите. Вы лучше понимаете то поколение. Я просто не представляю, как они мыслили, те люди.

Мисс Марпл развернула ломкую бумагу.

«Милая Шарлотта!

Я не писала тебе целых два дня, потому что тут у нас масса сложностей. Соня, сестра Рэнделла (помнишь ее? Она еще заезжала за тобой на машине. Как бы я хотела, чтобы ты побольше бывала на людях!), так вот, Соня объявила о своем намерении выйти замуж за Дмитрия Стэмфордиса. Я видела его только один раз. Он импозантный мужчина, но доверия не внушает. Рэнделл Гедлер его терпеть не может, говорит, что он плут и мошенник. Белль (господь с ней!) целый день валяется на диване с безмятежной улыбкой. Соня только внешне кажется бесстрастной, на самом деле темперамент у нее бешеный. Они с Рэнделлом Г. на ножах, вчера я даже боялась, что она его пришибет! Я делаю что могу: переговорила и с Соней, и с Р.Г. Вроде бы убедила собраться вместе и спокойно все обсудить. Они пришли, и все началось сызнова! Ты даже не представляешь себе, как это меня утомляет. Р.Г. все выяснил. Похоже, Стэмфордис – и впрямь не подарок.

Делами сейчас никто, кроме меня, не занимается. Все лежит на мне, и в каком-то смысле это даже неплохо, потому что Р.Г. дал мне свободу действий. Вчера он сказал: «Слава богу, среди нас есть хоть один нормальный человек! Блэки, ты ведь никогда не влюбилась бы в мошенника?» Я ответила, что вообще вряд ли способна влюбиться. Р.Г. сказал: «А давай затеем еще одну игру». Однако подчас он так жутко рискует, что ходит по лезвию бритвы. «Ты твердо решила не дать мне сбиться с пути истинного?» – спросил он меня однажды. А ведь это правда! Я действительно не даю ему сбиться с пути. Мне просто непонятно, как это люди не видят, что честно, а что – нет. Но Р.Г. совершенно искренне не видит. У него одна мерка: это законно, а это – незаконно. Белль же над всем смеется. Она считает, что страсти вокруг Сониного замужества сильно раздуты. «У Сони есть деньги, – говорит Белль, – почему бы ей не выйти за кого она хочет?» Я сказала, что это может оказаться роковой, непоправимой ошибкой, а Белль возразила: «Если выходишь по любви, это не может оказаться ошибкой… даже если потом будешь раскаиваться». И добавила: «По-моему, Соня только из-за денег не хочет порвать с Рэнделлом. Соня очень любит деньги».

Ну, вот и все на сегодня. Как там папа? Я не прошу тебя передать ему привет, но, если ты сочтешь нужным, можешь передать. Не стала ли ты чаще появляться на людях? Послушай меня, голубушка, нельзя быть такой затворницей!

Соня шлет тебе привет. Она только что была у меня в комнате. Знаешь, когда Соня в ярости, она похожа на кошку, выпускающую когти. Наверное, они с Р.Г. снова поругались. Вообще-то Соня подчас бывает невыносимой. Не знаешь, куда деваться под ее холодным пристальным взглядом.

Тысячу поцелуев, моя дорогая! Не унывай. Курс лечения йодом может дать значительное улучшение. Я выясняла, говорят, это лекарство очень эффективно.

Твоя любящая сестра Летиция».

Сложив письмо, мисс Марпл отдала его Краддоку и задумалась.

– Ну? Что вы о ней скажете? – допытывался инспектор. – Какое у вас впечатление?

– О ком? О Соне? Но ведь по чужим словам о человеке судить трудно… Она самостоятельна… по-моему, это главное. И ей хотелось взять от жизни все самое лучшее.

– Когда Соня впадала в ярость, она становилась похожа на кошку, выпускающую когти, – прошептал Краддок. – Мне это кого-то напоминает.

Он нахмурился.

– Я выясняла, – пробормотала мисс Марпл.

– Нам бы выяснить, что надо, – сказал Краддок.

– А письмо Летиции не напомнило вам о ком-нибудь из жителей Сент-Мэри-Мид? – поинтересовалась Банч. Она говорила невнятно, потому что держала во рту булавки.

– Вроде бы нет, моя милая… – проговорила мисс Марпл. – Правда, доктор Блэклок, отец Летиции, пожалуй, немного напоминает мистера Кертиса, служителя веслеанской церкви. Он не разрешил дочери поставить пластинку для исправления зубов. Сказал: «Богу угодно, чтобы ее зубы торчали вперед». – «Но вы же стрижете бороду и волосы, – возразила я. – А может, богу угодно, чтобы вы совсем обросли». Но он заявил, что это другое дело. Истинно мужская логика. Впрочем, нам это все ни к чему.

– А мы, между прочим, так и не установили владельца пистолета, – заметил Краддок. – Но Руди Шерц таковым не являлся. Эх, узнать бы, у кого в Чиппинг-Клеорне до налета был пистолет!

– У полковника Истербрука, – отозвалась Банч. – Он держал его в ящичке для воротничков.

– Откуда вы знаете, миссис Хармон?

– От миссис Батт. Она приходит к нам два раза в неделю делать уборку. Миссис Батт сказала, что раз полковник – человек военный, то у него, естественно, есть пистолет. А то вдруг к нему в дом вздумают забраться грабители?

– А когда вы с ней разговаривали?

– Давно. Примерно полгода назад.

– Неужели это полковник Истербрук? – пробормотал Краддок.

– Вся эта история похожа на игру в рулетку на ярмарке, – сказала Банч. – Рулетка крутится и всегда останавливается на другом месте.

– Ох, не травите душу! – простонал Краддок. – Так, дайте сообразить… однажды полковник Истербрук зашел в «Литтл-Пэддокс», чтобы занести книгу, – сказал он, поразмыслив. – Что ж, пожалуй, он мог тогда смазать дверь. Однако полковник честно признался, что заходил к мисс Блэклок. В отличие от мисс Хинчклифф…

Мисс Марпл осторожно произнесла:

– Видите ли, вы не учитываете, какие сейчас времена, инспектор. Вы служите в полиции. Согласитесь, люди не могут быть до конца откровенными с полицейскими.

– Почему? – изумился Краддок. – Не понимаю почему, если они не замешаны в преступлении…

– Тетя Джейн имеет в виду масло, – пояснила Банч, ползая по полу и пытаясь выудить завалившийся за ножку стола фрагмент выкройки. – Масло, зерно для кур и сметану… ну и, может быть, кусочек бекона.

– Покажи инспектору записку, которую нам передала мисс Блэклок, – велела ей мисс Марпл. – Написано довольно давно, но все равно читается как первоклассный детектив.

– Куда же она запропастилась? Вы об этой записке, тетя Джейн?

Мисс Марпл кивнула:

– Да-да.

Она протянула записку инспектору.

«Я все выяснила: в четверг, – сообщала мисс Блэклок. – В любое время после трех. Если будет что-нибудь для меня, оставьте где обычно».

Банч выплюнула булавки и расхохоталась. Мисс Марпл внимательно следила за выражением лица инспектора.

– В четверг местные фермеры сбивают масло, – принялась объяснять Краддоку Банч. – Кто хочет, может приобрести. Мисс Хинчклифф обычно объезжает фермы на машине и закупает у них масло. Она с фермерами на короткой ноге. Может, потому, что у нее тоже свиньи? Но загвоздка в том, что купля-продажа не афишируется, все делают вид, что это как бы товарообмен: кто-то получает масло, а взамен дает огурцы, а когда режут свиней, то еще и кусочек свинины. Поэтому-то со скотиной частенько «случается беда», и ее приходится забивать. Ну, вы меня понимаете… И, конечно, полицию в эти дела не посвящают. Думаю, добрая половина таких сделок нелегальна, но никто толком не знает, что законно, а что нет, потому как все ужасно запутано. У меня такое подозрение, что Хинч принесла в «Литтл-Пэддокс» масло или какие-то другие продукты и оставила «где обычно». Кстати, «где обычно» – это значит в мучном ящике под кухонной полкой. Никакой муки там на самом деле нет.

Краддок вздохнул.

– И потом, есть еще купоны на одежду, – добавила Банч. – Их обычно не продают: считается, что это непорядочно. Предпочитают обходиться без денег. Но миссис Батт, миссис Финч, миссис Хиггинс и другие женщины любят красивые шерстяные платья и почти не ношенные зимние пальто, и вместо денег они расплачиваются талонами на одежду.

– Пожалуйста, не продолжайте! – взмолился Краддок. – Все подобные махинации противозаконны.

– Значит, надо отменить эти глупые законы! – заявила Банч, снова набивая рот булавками. – Я, конечно, так не делаю, потому что Джулиану не нравится. Но я в курсе того, что творится вокруг…

Краддок начал впадать в отчаяние.

– Все выглядит так просто и обыденно, – сказал он. – Милые пустячки, невинные забавы. И в то же время уже убиты мужчина и женщина, и еще одну женщину могут убить прежде, чем я успею принять меры. Выходит, хватит заниматься Пипом и Эммой, надо все силы бросить на поиск Сони. Эх, знать бы, как она выглядит! В письмах было несколько фотографий, но никого похожего на нее я не обнаружил.

– Но откуда вам известно, как она выглядела?

– Мисс Блэклок сказала, что Соня была низенькая, смуглая и темноволосая.

– Вот как? – протянула мисс Марпл. – Любопытно.

– Одна фотография, правда, – продолжил Краддок, – мне смутно кого-то напомнила. Фотография девушки… такая высокая блондинка с пучком волос на затылке. Кто она – бог весть, но уж, во всяком случае, не Соня. Как вы думаете, миссис Светтенхэм была в юности смуглой?

– Вряд ли, – откликнулась Банч. – Она же голубоглазая.

– Честно говоря, я надеялся найти фотографию Дмитрия Стэмфордиса, но не повезло… Ладно, – Краддок взял письмо. – Прошу прощения за то, что тут не оказалось ничего для вас интересного, мисс Марпл.

– Напротив, напротив! – запротестовала мисс Марпл. – Тут столько всего интересного… Да вы сами вчитайтесь, инспектор… особенно внимательно советую прочесть то место, где она пишет, что Р.Г. выяснил про Дмитрия Стэмфордиса.

Краддок изумленно воззрился на старушку.

Раздался телефонный звонок. Банч встала с пола и вышла из комнаты – телефон, как в домах Викторианской эпохи, был установлен в холле.

– Это вас, – вернувшись, сказала она Краддоку.

Слегка удивленный инспектор вышел, не забыв, однако, поплотнее прикрыть за собой дверь.

– Краддок? Говорит Райдесдейл.

– Слушаю, сэр.

– Я тут изучал досье… Как я понял, Филиппа Хаймес упорно твердила, что не виделась с мужем с тех пор, как он дезертировал из армии?

– Так точно, сэр. Она от всего отпиралась. Но, по-моему, лгала.

– По-моему, тоже. Помните несчастный случай? Дней десять назад? Грузовик сбил человека… его еще отвезли в милчестерскую больницу с сотрясением мозга и переломом тазовых костей.

– Вы имеете в виду парня, что спас ребенка, на которого несся грузовик, а сам угодил под колеса?

– Да. Он был без документов, никто его не хватился. Судя по всему, парень был в бегах. Вчера ночью он умер, так и не приходя в сознание. Но его все-таки опознали. Это дезертир Рональд Хаймес, бывший капитан, служил в Южном Лоамширесе.

– Муж Филиппы Хаймес?

– Да. Между прочим, у него в кармане нашли использованный билет в Чиппинг-Клеорн и довольно приличную сумму денег.

– Деньги, конечно, дала ему жена! Я всегда думал, что Филиппа разговаривала в оранжерее именно с ним. Хотя она категорически все отрицала… Но, сэр, ведь этот несчастный случай произошел до…

– Совершенно верно! – подхватил Райдесдейл. – Хаймеса госпитализировали двадцать восьмого, а налет на «Литтл-Пэддокс» был совершен двадцать девятого. Так что к убийству Хаймес не имеет никакого отношения. Но жена его ничего о несчастье не знала и вполне могла подозревать его в причастности к убийству. Потому-то она и молчала: все-таки он ее муж.

– А парень поступил благородно, не правда ли, сэр? – медленно произнес Краддок.

– Когда спас ребенка из-под колес грузовика? Безусловно. Храбрец! Дезертировал он, конечно, не из трусости. Ладно, бог ему судья, что было, то быльем поросло. Для человека с подмоченной репутацией это достойная смерть.

– Я рад за Филиппу, – сказал инспектор. – И за ее сына.

– Да, теперь мальчугану не придется краснеть за отца. А молодая женщина найдет себе нового мужа.

– Я тоже об этом подумал, сэр, – кивнул Краддок. – Такая развязка открывает новые перспективы.

– Знаете, раз уж вы находитесь в Чиппинг-Клеорне, вам стоит рассказать о случившемся Филиппе.

– Будет сделано, сэр. Сейчас же иду к ней. Хотя… пожалуй, лучше дождаться ее возвращения в «Литтл-Пэддокс». Наверное, это известие будет для нее большим потрясением… И потом, мне охота еще кое с кем побеседовать.

Глава 19

Воссоздание преступления

– Мне надо идти. Давайте я включу вам настольную лампу, – предложила Банч. – А то здесь темно. Видно, будет гроза.

Она переставила маленькую настольную лампу на другой конец стола, чтобы та лучше освещала вязанье мисс Марпл, которая сидела в просторном кресле с высокой спинкой.

Услышав шуршание шнура по столу, кот подскочил к нему и впился в него зубами.

– Прекрати, Тиглатпаласар, прекрати! Ну, что за разбойник! Вы только поглядите, чуть не перекусил шнур… весь его растрепал. Как ты не понимаешь, дурачина, тебя же дернет током, если ты будешь так безобразничать!

– Спасибо, милая, – сказала мисс Марпл и потянулась к выключателю.

– Нет, она включается не здесь. Надо нажать на маленькую кнопку посередине шнура, такая вот дурацкая система! Подождите, я уберу цветы.

Жена священника подняла вазу с рождественскими розами. Шалун-кот, помахивая хвостом, вытянул лапу и легонько поскреб когтями руку хозяйки. Из вазы выплеснулось немного воды. Несколько капель попало на растрепавшуюся часть шнура и на самого кота, который с возмущенным шипением соскочил на пол. Мисс Марпл нажала на грушевидную кнопку. В том месте, где шнур намок, что-то вспыхнуло и затрещало.

– О господи! – вскричала Банч. – Она перегорела. И остальные лампы, наверное, тоже. – Банч щелкнула выключателем. – Да. Какая глупость, что все лампы действуют от одной… как ее? Плохой, гадкий Тиглатпаласар – все из-за него! Что с вами, тетушка Джейн? Испугались?

– Ничего-ничего, моя милая. Просто я вдруг поняла то, что должна была понять гораздо раньше…

– Я пойду вкручу пробку и принесу лампу из кабинета Джулиана.

– Не надо, дорогая, не беспокойся. Ты опоздаешь на автобус. Тут достаточно светло. Я просто посижу в тишине и подумаю. Тебе надо спешить, милая, а то не успеешь.

После ухода Банч мисс Марпл еще немного посидела не шевелясь. В комнате было душно, собиралась гроза.

Мисс Марпл пододвинула к себе листок бумаги, написала слово «лампа» и жирно его подчеркнула. Потом написала еще одно слово.

Ее карандаш заскользил вниз по листу, оставляя за собой лесенку слов и коротких фраз…

В «Боулдерсе», в полутемной гостиной с низкими потолками и окнами с частым переплетом, спорили мисс Хинчклифф и мисс Мергатройд.

– Вся беда, Мергатройд, в том, – твердила мисс Хинчклифф, – что ты не хочешь попробовать.

– Но, Хинч, хоть убей – я не помню!

– Ну, хорошо. Давай попытаемся мысленно воссоздать ход событий. Пока что сыщики из нас хреновые. Насчет двери я была в корне не права. Ты не придерживала ее, помогая убийце. Суд оправдывает вас, Эми Мергатройд.

Мисс Мергатройд кисло улыбнулась.

– Нам крупно не повезло, что наша домработница – единственная молчаливая женщина на весь Чиппинг-Клеорн, – продолжала мисс Хинчклифф. – Обычно я этому рада, но на сей раз она подложила нам большую свинью. Всей округе известно про вторую дверь в гостиную, а мы узнали о ней только вчера…

– Но мне, например, до сих пор непонятно, как…

– Да очень просто! Тогда, в самом начале, мы рассуждали правильно. Ты, конечно, не могла бы держать дверь открытой и одновременно шарить фонарем по комнате и палить из пистолета. Поэтому дверь мы из списка исключили, а пистолет с фонарем оставили. Но в том и состояла наша ошибка! Нужно было исключить пистолет.

– Но у налетчика был пистолет! – не сдавалась мисс Мергатройд. – Я его видела своими глазами! Он лежал на полу.

– Да, конечно, но Шерц тогда уже окочурился. Все как на ладони. Шерц из пистолета не стрелял…

– Но тогда кто стрелял?

– А вот это нам и предстоит выяснить. Пока что ясно одно: тот же самый человек положил отравленные таблетки у постели Летиции Блэклок, но по ошибке укокошил несчастную Дору Баннер. Руди Шерц этого сделать не мог, потому что сам дал дуба. Человек, который это сделал, был в гостиной в тот вечер, когда произошел налет, а также, судя по всему, присутствовал на дне рождения. С ходу отпадает одна только миссис Хармон.

– По-твоему, таблетки подложили именно в день рождения?

– Почему бы и нет?

– Но как?

– Ну, в сортир-то мы все ходили, – сказала не отличавшаяся изысканностью манер мисс Хинчклифф. – А я еще зашла в ванную помыть руки, липкие от торта. А наша пампушечка Истербрук пудрила рожу в спальне Блэклок, помнишь?

– Хинч! Ты думаешь…

– Пока не знаю. Если хочешь подложить кому-нибудь таблетки, вряд ли будешь околачиваться в спальне. Но, разумеется, имелась масса других возможностей.

– Мужчины на второй этаж не поднимались.

– В доме есть еще и черный ход. И потом… когда мужчина выходит из комнаты, ты же не бежишь за ним проверять, куда он на самом деле навострил лыжи. Это, в конце концов, бестактно! Ладно, не спорь со мной, Мергатройд. Давай лучше вернемся к первому покушению на Летти Блэклок. Для начала уясни обстановку, ведь тут все будет зависеть от тебя.

– Но, Хинч, дорогуша, ты же знаешь, что я всегда все путаю! – закудахтала Мергатройд.

– Сейчас речь не об опилках, которые у тебя вместо мозгов. Речь о твоих глазах. О том, что ты видела.

– Но я ничего не видела!

– Говорю тебе, Мергатройд: беда в том, что ты даже не хочешь попытаться. Слушай внимательно. Значит, так: кто бы ни был человек, охотящийся на Летти Блэклок, он в тот вечер находился в комнате. Он… я говорю – «он», поскольку так проще, но, в принципе, это преступление могла бы совершить и женщина, хотя, конечно, мужчина больше подходит, потому что все мужики – свиньи… так вот, он заранее смазал дверь, которая считалась заколоченной. Когда он умудрился это сделать, не спрашивай, ты только собьешь меня с мысли. На самом деле, улучив момент, можно незаметно пробраться в любой дом Чиппинг-Клеорна. Надо только выяснить, где прислуга и куда смотались хозяева. Хорошенько прощупать почву – и дело в шляпе! Ладно, поехали дальше. Он смазал дверь, и теперь она открывается беззвучно. А сейчас давай представим себе тот вечер… Свет потух. Дверь «А» распахнулась настежь. Сутолока, слепящий свет фонаря, крики налетчика… И пока мы пялимся в темноту, Икс (назовем его так) тихонько прокрадывается через дверь «Б» в темный холл, подходит сзади к дураку-швейцарцу, выпускает пару пуль в Летти Блэклок и пристреливает горе-гангстера. Потом бросает пистолет, чтобы такие тугодумы, как ты, решили, что стрелял швейцарец, и прошмыгивает обратно, успевая занять свое место до того, как зажгут свет. Усекла?

– Д-да… но кто это был?

– Уж если ты, Мергатройд, не знаешь, тогда никто не знает!

– Я? – еле слышно пискнула испуганная Мергатройд. – Но я ничего, совсем ничего не знаю. Честное слово, Хинч!

– Напряги, напряги же опилки, которые ты называешь мозгами. Начнем сначала: кто где был, когда погас свет?

– Не знаю.

– Знаешь! Ты меня до дурдома доведешь, Мергатройд! А где ты сама была, знаешь? Ты стояла за дверью.

– Да-да, помню. Она еще стукнула меня по больной мозоли, когда распахнулась.

– Ты бы лучше к педикюрше сходила, вместо того чтобы ныть. Допрыгаешься до заражения крови. Ладно, идем дальше. Значит, ты стоишь за дверью, а я – у камина, умираю от жажды. Летти Блэклок стоит у стола возле прохода под аркой, достает сигареты. Патрик Симмонс прошел в маленькую комнату, туда, где Летти оставила напитки. Так?

– Да-да.

– Хорошо. Кто-то пошел вслед за Патриком… или намеревался пойти. Какой-то мужик. Проклятие! Не могу вспомнить, кто именно: Истербрук или Эдмунд Светтенхэм. Ты случайно не помнишь?

– Нет.

– Где уж тебе помнить такие вещи? Ладно… потом кто-то еще прошел в маленькую комнату. А, вспомнила! Филиппа Хаймес! Мне это врезалось в память, потому что я обратила внимание на ее прекрасную осанку и подумала, что эта девушка хорошо смотрелась бы верхом на лошади. Филиппа подошла к камину. Зачем – не знаю. И тут потух свет… Итак, фигуры на шахматной доске расставлены. Патрик Симмонс, Филиппа Хаймес и то ли полковник Истербрук, то ли Эдмунд Светтенхэм – точно не установлено – стоят в дальней гостиной. Теперь внимание, Мергатройд! Скорее всего это было их рук дело. Если кто-то намеревался тихонько проскользнуть в дальнюю дверь, он, естественно, заранее занял удобную позицию. Так что, вероятнее всего, это был один из той троицы. И тогда, Мергатройд, от тебя ничего не зависит.

Мисс Мергатройд явно воспряла духом.

– Но с другой стороны, – продолжила мисс Хинчклифф, – может, они были и ни при чем. И тут все зависит от тебя, Мергатройд.

– Но что я могу?!

– Да говорю же, дурья башка: кому еще знать, как не тебе?

– Но я не знаю! Правда не знаю! Я не могла ничего заметить!

– Нет, могла. Ты – единственная, кто мог. Ты стояла за дверью и не смотрела на фонарь, потому что тебе мешала дверь. А значит, ты смотрела на то место, которое фонарь освещал. Всех остальных свет ослепил, а тебя – нет.

– Может, и так, но я все равно ничего не видела, ведь свет мельтешил из стороны в сторону…

– И что освещалось? Фонарь задерживался на лицах, верно? На столах? На креслах?

– Д-да… Мисс Баннер стояла разинув рот и выпучив глаза. Уставилась в одну точку и часто моргала…

– Ну, вот, наконец-то! – облегченно вздохнула мисс Хинчклифф. – Самое сложное – это заставить тебя шевелить опилками. Ну!

– Но я больше ничего не видела! Честное слово!

– То есть ты хочешь сказать, что видела пустую комнату? Неужели там не было ни души? Никто не стоял? Не сидел?

– Нет, конечно, были! Миссис Хармон сидела на подлокотнике кресла. Она закрыла лицо руками, совсем как ребенок.

– Так-так, с миссис Хармон и мисс Баннер все ясно. Неужто тебе не понятно, к чему я клоню, Мергатройд? Я не хочу тебе ничего подсказывать, но, понимаешь, когда мы исключим тех, кого ты видела, мы сможем подойти к самому главному: кого ты не видела. Поняла? Кроме столов, кресел, хризантем и прочей дребедени, в комнате были люди: Джулия Симмонс, миссис Светтенхэм, миссис Истербрук, полковник Истербрук или Эдмунд Светтенхэм… Дора Баннер и Банч Хармон. Ты уже вспомнила Банч и Дору. Отлично! Вычеркни их из списка. А теперь напрягись, Мергатройд, и подумай: кого в комнате не было?

В распахнутое окно стукнулась ветка. Мисс Мергатройд подскочила как ужаленная. Закрыв глаза, она бормотала:

– Цветы на столе… большое кресло… фонарь не дошел до тебя, Хинч… Миссис Хармон… о да…

Зазвонил телефон. Мисс Хинчклифф сняла трубку:

– Алло! Кто это? Со станции?..

Сидя с закрытыми глазами, мисс Мергатройд послушно пыталась воссоздать в памяти тот злополучный вечер. Фонарь медленно двигался по комнате… вот он высветил группу людей… окна… диван… Вот Дора Баннер… Стена… стол с лампой… проход под аркой… внезапный плевок пистолета…

– Этого не может быть! – ахнула мисс Мергатройд.

– Что?! – злобно рявкнула в телефонную трубку мисс Хинчклифф. – Он там с утра? Со скольких? Черт возьми, и вы только сейчас позвонили? Да я натравлю на вас ОБЖОЖ![5] Что? Недосмотр? И это все, что вы можете сказать?!

Она бросила трубку.

– Это по поводу рыжего сеттера. Оказывается, он торчит на станции с утра… с восьми! Без глотка воды, представляешь? A эти кретины соизволили позвонить только сейчас. Я поеду заберу его.

Она кинулась к двери. Мисс Мергатройд очнулась и пронзительно запищала:

– Хинч, послушай, это невероятно!.. Я ничего не понимаю…

Мисс Хинчклифф выбежала из дома и помчалась через двор к сараю, использовавшемуся в качестве гаража.

– Продолжим, когда я вернусь, – бросила она через плечо. – Я не могу ждать, пока ты соберешься. Ты же, как всегда, в домашних тапочках.

Мисс Хинчклифф завела машину и вырулила из гаража. Мисс Мергатройд проворно подскочила сбоку:

– Но послушай, Хинч, я должна тебе сказать…

– Когда вернусь!

Машина умчалась. Вслед за ней понесся слабый, взволнованный крик Мергатройд:

– Но, Хинч, там ее не было!..

Над головой собирались густые черные тучи. Мергатройд побежала к веревке, на которой пару часов назад развесила сушиться свитера и шерстяные сорочки.

– Невероятно, совершенно невероятно… – бормотала она, с трудом переводя дух. – Боже милостивый, я же не успею снять белье… А ведь оно почти высохло!

Борясь с неподатливой прищепкой, Мергатройд услышала чьи-то шаги и, повернув голову, радушно улыбнулась:

– Здравствуйте! Идите в дом, а то промокнете.

– Ничего-ничего, я помогу вам.

– О, если вас не затруднит… как ужасно, белье снова намокнет. Наверное, надо бы снять всю веревку целиком, но я не дотягиваюсь.

– Вот ваш шарф. Повязать вам его?

– Да-да, спасибо… Как бы мне дотянуться до той прищепки…

Шерстяной шарф обвился вокруг женской шеи и вдруг резко ее стиснул.

Мисс Мергатройд разинула рот, но из него вырвалось только тихое, придушенное бульканье.

А шарф стягивал шею все туже…

По пути со станции мисс Хинчклифф остановилась, завидев куда-то спешившую мисс Марпл.

– Привет! – крикнула Хинч. – Вы промокнете. Давайте поедем к нам, чайку попьем. Я видела Банч на автобусной остановке. Значит, у пастора никого дома нет. Поехали, составите нам компанию. Мы с Мергатройд пытаемся воссоздать преступление. И даже, кажется, кое до чего додумались. Только будьте поосторожнее с собакой, она волнуется.

– Какая красавица!

– Прелесть, правда? Эти уроды промурыжили ее на станции целый день и до вечера не удосужились мне сообщить. Я им высказала все, что я о них думаю, лоботрясам чертовым!.. Ой!.. Ради бога, простите за грубость, я выросла в Ирландии, на конюшне…

Малогабаритный автомобиль резко свернул на небольшой задний дворик «Боулдерса». Хинч и мисс Марпл вышли из машины, и их немедленно окружила стая голодных уток и прочей домашней птицы.

– Мергатройд их не покормила! – воскликнула мисс Хинчклифф. – Безобразие, где ее черти носят?

– Трудно в наше время доставать корм? – полюбопытствовала мисс Марпл.

Мисс Хинчклифф подмигнула:

– Я у фермеров свой человек.

Она отогнала уток и пошла за мисс Марпл к коттеджу.

– Надеюсь, вы не сильно промокли?

– Нет, у меня отличный плащ.

– Сейчас зажгу камин, если Мергатройд еще не успела. Эй, Мергатройд, ау! Куда она запропастилась? А собака где? Это ж надо, теперь и она пропала…

Со двора донесся зловещий протяжный вой.

– Черт подери безмозглую псину! – Тяжело ступая, мисс Хинчклифф подошла к двери и крикнула: – Ко мне, Душка! Душка!.. Ужасно нелепое имя, но так уж ее назвали. Мы дадим ей другое. Эй, Душка!

Рыжий сеттер обнюхивал нечто, лежавшее под бельевой веревкой, на которой развевалась на ветру одежда.

– Мергатройд даже не догадалась снять белье. Куда она подевалась, ума не приложу!

Рыжий сеттер снова обнюхал нечто, похожее на кучу тряпья, задрал морду кверху и завыл.

– Что с собакой?

Мисс Хинчклифф размашистым шагом двинулась вперед по траве.

Мисс Марпл внезапно догадалась, что происходит, и побежала за ней.

Они стояли под проливным дождем, и старушка обнимала за плечи свою более молодую спутницу.

Мисс Хинчклифф неотрывно смотрела на подругу, лежавшую на земле, напряженно вглядывалась в ее застывшее, посиневшее лицо.

– Кто бы ни была эта мерзавка, я ее убью, – глухо и бесстрастно сказала мисс Хинчклифф. – Только бы мне до нее добраться!

– До нее? – переспросила мисс Марпл.

Мисс Хинчклифф повернула к ней лицо, искаженное гримасой страдания:

– Да. Я знаю, кто это… Вернее, догадываюсь. Это одна из тех трех баб…

Она еще постояла, глядя на убитую подругу, и пошла к дому. Голос ее стал сухим и жестким:

– Нужно позвонить в полицию. А пока мы их ждем, я вам все расскажу. Наверное, тут есть доля и моей вины. Я превратила это в игру. А убийство – совсем не игра.

– Да, – откликнулась мисс Марпл, – убийство не игра.

– Вы, я вижу, знаете в этом толк? – спросила мисс Хинчклифф, снимая телефонную трубку.

Вкратце обрисовав полицейским картину, она нажала на рычаг.

– Через пару минут они будут здесь… Да, я слышала, что вам уже доводилось участвовать в расследовании уголовных преступлений… Кто-то мне рассказывал… если не ошибаюсь, Эдмунд Светтенхэм… Хотите знать, чем мы тут с Мергатройд занимались?

И мисс Хинчклифф в двух словах пересказала свой разговор с подругой перед отъездом на станцию.

– Она кричала мне вслед, когда я уезжала… Вот почему я знаю, что убийца не мужчина, а женщина. О, если бы я задержалась!.. Если бы выслушала ее!.. Проклятие! Собака вполне могла поторчать на станции лишних пятнадцать минут.

– Не вините себя, дорогая. Горю все равно не поможешь. Откуда вам было знать, что может случиться?

– Да, конечно… Помнится, что-то слегка стукнуло в оконное стекло. Должно быть, она уже стояла под окном… Она, наверное, пришла к нам в гости, а мы с Мергатройд в тот момент орали друг на друга что было мочи. Вот она и услышала… Она все слышала!

– Да, но вы так и не сказали мне, что именно крикнула подруга вам вслед?

– Всего одну фразу: «Там ее не было…» – Хинч помолчала. – Понимаете? Мы действовали методом исключения, и в нашем списке осталось только три женщины: миссис Светтенхэм, миссис Истербрук и Джулия Симмонс. Значит, одной из трех там не было… Ее не было в гостиной, потому что она проскользнула в другую дверь и очутилась в холле.

– Ага, – откликнулась мисс Марпл, – понимаю.

– Убийца – одна из этих трех. Кто – я пока не знаю, но обязательно выясню!

– Простите за назойливость, но она… я имею в виду мисс Мергатройд, она сказала именно так?

– Как – так?

– Ах, дорогая, как бы это получше объяснить?.. Вы сказали: «Там ее не было», сделав ударение на первом слове. Но понимаете, эту фразу можно произнести тремя разными способами. Можно сказать: «Ее там не было». Тогда имеется в виду какой-то определенный человек. Или: «Ее не было там». Так говорят, подтверждая ранее возникшие подозрения. А можно сказать так, как вы сейчас: «Там ее не было». Очень ясно, с ударением – если я не ослышалась – на слове «там».

– Не знаю, – покачала головой мисс Хинчклифф. – Не помню… Да и как я могу припомнить? По-моему… ну да, точно, она сказала: «Там ее не было». Но вообще-то не знаю. А что, это важно?

– Да, – задумчиво промолвила мисс Марпл. – Я думаю, да. Конечно, это неявное указание, но все-таки указание. Пожалуй, порядок слов в данном случае имеет значение. И немаловажное!

Глава 20

Мисс Марпл исчезла

К своему неудовольствию, почтальон в тот день получил указание отнести почту в Чиппинг-Клеорн не только утром, но и в конце рабочего дня. Без десяти пять он принес в «Литтл– Пэддокс» целых три конверта. Один, адресованный Филиппе Хаймес, был надписан детским почерком, два других предназначались для мисс Блэклок. Она распечатала их, когда они с Филиппой пили чай. Из-за проливного дождя Филиппа окончила работу раньше обычного: оранжерею пришлось закрыть, а других дел для нее в «Дайас-Холле» не нашлось.

Мисс Блэклок вскрыла первый конверт. В нем оказался счет за починку котла на кухне. Она сердито хмыкнула:

– Цены у Даймонда запредельные… просто фантастика! Хотя у всех остальных, наверное, не ниже.

Затем она взялась за другое письмо, написанное незнакомым почерком:

«Дорогая тетя Летти!

Вы не возражаете, если я приеду во вторник? Пару дней назад я написала Патрику, но он мне не ответил. Из чего я сделала вывод, что все нормально. В следующем месяце мама поедет в Англию и надеется с Вами повидаться. Мой поезд приходит в Чиппинг-Клеорн в 18.15. Надеюсь, это не причинит Вам неудобств?

Искренне Ваша Джулия Симмонс».

В первый раз мисс Блэклок прочла письмо с неподдельным и простодушным удивлением, но, когда начала читать во второй, лицо ее помрачнело. Она подняла глаза на Филиппу, которая улыбалась, читая каракули сынишки.

– Ты не в курсе, Джулия и Патрик уже вернулись домой?

Филиппа оторвалась от письма:

– Да, они пришли сразу же вслед за мной и пошли наверх переодеться. Бедняги промокли до нитки.

– Не будешь ли ты так добра пригласить их сюда?

– Да, конечно. Сейчас позову.

– Погоди минутку. Вот, прочти.

Мисс Блэклок протянула Филиппе странное послание. Филиппа нахмурилась:

– Ничего не понимаю!

– Я тоже. А пора бы понять. Позови Патрика и Джулию.

Филиппа крикнула, стоя внизу лестницы:

– Патрик! Джулия! Мисс Блэклок хочет с вами поговорить.

Патрик сбежал вниз и вошел в комнату.

– Не уходи, Филиппа, – попросила мисс Блэклок.

– Привет, тетя Летти! – весело улыбнулся Патрик. – Вы меня звали?

– Да. Ты объяснишь мне, что это все означает?

Патрик прочел письмо, и на лице его появилось почти комическое смятение.

– О черт, я же хотел послать ей телеграмму! Ну и осел!

– Насколько я понимаю, письмо прислала твоя сестра Джулия?

– Д-да…

– Тогда позволь поинтересоваться, – мрачно промолвила мисс Блэклок, – кто та юная особа, которую ты привез сюда, выдав за свою сестру и мою родственницу Джулию Симмонс?

– М-м… Понимаете, тетя Летти… дело в том, что… я вам сейчас все объясню! Конечно, зря мы это затеяли… но мы просто хотели пошутить. Если позволите, я вам сейчас все объясню!

– Да-да, изволь. Итак, кто эта юная особа?

– Вскоре после демобилизации я познакомился с ней на вечеринке. Мы разговорились. Я сказал, что собираюсь к вам, и мы… Ну, в общем, мы подумали, что будет здорово, если я возьму ее с собой… Понимаете, Джулия, настоящая Джулия, бредила театром, а мама даже слышать не желала о том, что ее дочь станет актрисой. С ней семь припадков из-за этого случилось. Ну вот, а тут Джулии как раз подвернулась возможность поступить в хорошую труппу, точно не помню где, кажется в Перте, и она решила попытать счастья… Но ей не хотелось волновать маму. Она считала, что пусть мама лучше думает, что ее Джулия живет у вас и, как примерная девочка, учится на фармацевта.

– И все-таки мне хотелось выяснить имя твоей подруги.

В этот момент в комнату с холодным, отчужденным видом вошла Джулия. Патрик с облегчением посмотрел на нее:

– Нас вывели на чистую воду!

Джулия подняла брови. Потом невозмутимо уселась в кресло.

– Ладно, вывели так вывели. Значит, так суждено. Вы очень на меня сердитесь? – Джулия всматривалась в лицо мисс Блэклок с каким-то холодным, даже ледяным любопытством. – Я бы на вашем месте рвала и метала.

– Кто вы такая?

Джулия вздохнула:

– Пожалуй, настал момент внести ясность. Я половинка от Пипа и Эммы. Точнее, имя, данное мне при крещении, – Эмма Джоселин Стэмфордис. Однако мой отец вскоре переменил фамилию. Если не ошибаюсь, он стал Де Курси… Они с мамой разошлись через три года после нашего рождения. Каждый из них зажил своей жизнью. Нас они разделили. Я досталась отцу. Родителем он был никудышным, хотя человеком – весьма обаятельным. Мне пришлось провести несколько затворнических лет в школе при монастыре, когда отец сидел без денег или готовил очередную аферу. Обычно он, не скупясь, платил за мое обучение в первом семестре, а потом пропадал на год или даже на два, оставив меня на попечение монахинь. В перерывах между этим мы с ним чудесно проводили время, вращаясь в разношерстном обществе. Война разлучила нас окончательно. Я понятия не имею, где он сейчас и что с ним. Во время войны у меня было довольно много приключений. Какое-то время я даже участвовала во французском Сопротивлении. Это было потрясающе! Ну, а в конце концов я поселилась в Лондоне и задумалась о своем будущем. Я знала, что брат моей матери, с которым она вдрызг разругалась, умер, оставив большое наследство. Я прочла завещание, надеясь, что и мне кое-что перепало. Но в завещании об этом не говорилось. Вернее, прямо не говорилось. Я разузнала что могла о дядиной вдове. Судя по всему, ей недолго осталось жить, она держалась только на лекарствах и медленно угасала. Честно говоря, вы показались мне самым подходящим вариантом. Вы должны были получить по наследству огромное состояние, а тратить его, насколько мне удалось выяснить, было особо не на кого. Буду искренней до конца. Я решила попробовать подружиться с вами, войти в доверие. Ведь после смерти дяди Рэнделла столько воды утекло… Во время бури, пронесшейся над Европой, мы с отцом потеряли наши сбережения. Вот я и подумала, что, может, вы пожалеете сиротку, которая осталась одна-одинешенька на белом свете, и назначите ей скромный пенсион.

– Вы на это надеялись? – мрачно усмехнулась мисс Блэклок.

– Да. Я же вас ни разу в жизни не видела… Я рассчитывала приехать и поплакаться вам в жилетку… А потом вдруг чудом встретила Патрика, он оказался вашим родственником. Я в него влюбилась, он отвечал мне взаимностью. Настоящая Джулия спала и видела себя на сцене, и мне не составило труда убедить ее, что из любви к искусству она должна поселиться в задрипанном гостиничном номере в Перте и попытаться стать новой Сарой Бернар. Пожалуйста, не ругайте Патрика. Он меня пожалел, ведь я была совсем одна… Патрик подумал, что будет здорово, если я приеду сюда под видом его сестры и добьюсь, чего хочу.

– А когда вы морочили голову полиции, он тоже одобрял ваше поведение?

– Не судите меня слишком строго, тетя Летти! Когда случился этот дурацкий налет, а главное – после него, я поняла, что угодила в ловушку. Судите сами: теоретически у меня было достаточно оснований желать вашей смерти. На самом деле я не покушалась на вашу жизнь, но вы можете мне поверить только на слово. Даже у Патрика порой возникали подозрения. А уж если он допускал такие мысли, то что говорить о полиции! Инспектор настроен весьма скептически. Поэтому у меня не оставалось другого выхода: я должна была по-прежнему играть роль Джулии, а после окончания семестра тихо исчезнуть. Откуда мне было знать, что эта идиотка, настоящая Джулия, поцапается с продюсером и в порыве гнева уйдет из труппы? Она спросила Патрика в письме, можно ли ей приехать сюда, а он, вместо того чтобы ответить: «Не суйся!» – преспокойно про все позабыл.

Джулия метнула на Патрика разъяренный взгляд.

– Болван! Если б вы только знали, как я маялась, уезжая в Милчестер. Ни в какой больнице я, конечно, не работала. Но куда-то мне надо было деваться на это время! Приходилось часами просиживать в кино, смотря по сто раз одни и те же пошлые фильмы.

– Пип и Эмма, – пробормотала мисс Блэклок. – Честно говоря, мне до конца не верилось в их существование, хотя инспектор уверял меня… – Она испытующе посмотрела на Джулию: – Ну, хорошо, значит, ты – Эмма. А где Пип?

Взгляд Джулии был чист и невинен.

– Не знаю, – сказала она, – понятия не имею.

– А по-моему, ты опять лжешь, Джулия. Когда ты его видела в последний раз?

Джулия как будто бы немного замешкалась с ответом… Но ее ответ прозвучал внятно и решительно:

– Когда нам обоим было три года, мама забрала его с собой. С тех пор я ни с ним, ни с мамой не встречалась и, где они теперь, не знаю.

– Это все, что ты можешь мне сказать?

Джулия вздохнула:

– Я могу, конечно, сказать, что мне стыдно. Но это будет неправдой. Если бы можно было вернуть все назад, я поступила бы точно так же… Конечно, если не знала бы про налет.

– Джулия, – сказала мисс Блэклок, – я называю тебя так просто по привычке… Ты упомянула про свое участие во французском Сопротивлении…

– Да, я была там целых полтора года.

– Значит, ты умеешь стрелять?

Взгляд голубых глаз снова стал ледяным.

– Да, я стреляю отлично, как первоклассный снайпер. У меня, конечно, нет доказательств, но поверьте, Летиция Блэклок, что это не я в вас стреляла. Потому что я бы не промахнулась.

Напряженную тишину нарушил шум подъехавшей машины.

– Кто это? – встрепенулась мисс Блэклок.

Мици просунула в дверь взъерошенную голову и закатила глаза.

– Снова полицаи! Это преследование! Почему они не оставлять мы в покой? Я не переносить. Я буду писать премьер-министр. Я буду писать сам король!

Краддок решительно и бесцеремонно отодвинул ее в сторону. Губы его были мрачно сжаты. Все насторожились. Таким его еще никто не видел. Он сурово произнес:

– Убита мисс Мергатройд. Ее задушили меньше часа тому назад. – Взгляд его остановился на Джулии. – Мисс Симмонс, где вы были днем?

– В Милчестере, – осторожно ответила Джулия. – Я только сейчас вернулась.

– А вы? – инспектор перевел взгляд на Патрика.

– Тоже.

– Вы приехали вместе?

– Д-да, – сказал Патрик.

– Нет, – сказала Джулия. – Какой смысл обманывать, Патрик? Инспектор легко выяснит правду. Водители автобусов нас прекрасно знают. Я приехала раньше, на автобусе, который приходит в четыре часа.

– И что вы потом делали?

– Пошла прогуляться.

– В «Боулдерс»?

– Нет, я гуляла по округе.

Инспектор пристально посмотрел на Джулию. Она побледнела, но выдержала его взгляд.

Никто не успел произнести ни слова, потому что зазвонил телефон. Вопросительно взглянув на Краддока, Летиция Блэклок сняла трубку.

– Алло! Kто это? А, здравствуйте, Банч. Что? Heт, ее тут не было. Не знаю… Да, он как раз здесь. – Она отняла трубку от уха. – Инспектор, вас миссис Хармон. Мисс Марпл до сих пор не вернулась, миссис Хармон тревожится.

Краддок в два прыжка перемахнул гостиную:

– Краддок у телефона!

– Инспектор, я волнуюсь! – Голос Банч по-детски дрожал. – Тетя Джейн ушла, я не знаю куда. А тут еще, говорят, мисс Мергатройд убили. Это правда?

– Правда, миссис Хармон. Мисс Марпл как раз была вместе с мисс Хинчклифф, когда они обнаружили труп.

– А, так, значит, она там, – облегченно вздохнула Банч.

– Нет. Она ушла… сейчас скажу когда… примерно полчаса назад. Значит, она еще не дома?

– Нет. А от них до нас ходьбы всего десять минут. Господи, где она?

– Может, зашла к кому-нибудь из соседей?

– Нет, я всех обзвонила, всех до единого! Ее нигде нет. Я боюсь, инспектор.

«Я тоже», – подумал Краддок, а вслух торопливо сказал:

– Я сейчас к вам выезжаю.

– О, пожалуйста… тут лежит листок бумаги. Перед уходом она делала какие-то записи. Я не знаю, есть ли в этом смысл… По-моему, какая-то белиберда…

Краддок положил трубку. Мисс Блэклок тревожно спросила:

– Что случилось с мисс Марпл? Надеюсь, ничего страшного?

– Будем надеяться, что ничего, – с горечью сказал Краддок.

– Она ведь такая старенькая и… слабая.

– Да.

Мисс Блэклок вскочила и прохрипела, рванув на себе жемчужное ожерелье:

– Час от часу не легче. Безумие какое-то, инспектор, просто безумие…

От рывка ожерелье порвалось. Гладкие белые горошины жемчуга раскатились по комнате.

– Мой жемчуг… Мой жемчуг! – вскричала Летиция с таким страданием в голосе, что все изумились.

Она прижала руку к горлу и, всхлипывая, выбежала из комнаты. Филиппа нагнулась за жемчужинами.

– Никогда не видела ее такой расстроенной, – сказала она. – Правда, мисс Блэклок не расстается с ожерельем. Наверное, это подарок какого-то близкого человека. Как вам кажется? Может, ей его подарил Рэнделл Гедлер?

– Может быть, – медленно произнес инспектор.

– А что, если… вдруг они настоящие? – Филиппа кивком указала на блестящие белые горощины.

Краддок положил одну на ладонь и только было собрался презрительно заявить: «Тоже мне настоящие!» – как слова застряли у него в горле.

А действительно, вдруг жемчуг настоящий? Он был таким крупным, таким откровенно фальшивым, что мысль о подделке напрашивалась немедленно. Но Краддок вспомнил, как однажды в ломбарде нитка настоящего жемчуга была приобретена всего за несколько шиллингов.

Летиция Блэклок уверяла его, что в доме нет ничего ценного. Но если жемчуг все-таки настоящий, он стоит безумных денег. А если вдобавок ожерелье окажется подарком Рэнделла Гедлера, то ему просто цены нет!

Да, жемчуг выглядел фальшивым и, может, действительно был поддельным, но… вдруг он все-таки настоящий?

А почему бы и нет? Летиция может и сама не подозревать этого. А может охранять таким образом свое сокровище, обращаясь с ним, словно с дешевой побрякушкой, цена которой – пара гиней, и то в базарный день. Сколько же стоит это ожерелье, если оно из настоящего жемчуга? Трудно даже себе представить… Ради таких денег вполне можно пойти и на убийство. И если кто-нибудь знал про ожерелье…

Инспектор резко встал. Хватит раздумывать! Мисс Марпл исчезла! Надо идти к пастору.

Банч с мужем ждали его, вид у них был встревоженный и подавленный.

– Ее до сих пор нет, – сказала Банч.

– А уходя из «Боулдерса», мисс Марпл сказала, что идет к нам? – поинтересовался Джулиан.

– Н-нет, – с запинкой ответил Краддок, припоминая обстоятельства своей последней встречи с мисс Марпл. Губы ее тогда были горько сжаты, а обычно ласковые голубые глаза смотрели холодно и сурово.

Горечь… непреклонная решимость сделать… но что? Пойти… но куда?

– В последний раз, когда я ее видел, она разговаривала с сержантом Флетчером, – сказал Краддок. – Они стояли у ворот. Потом мисс Марпл ушла. Я решил, что она пошла к вам. Надо было отвезти ее на машине, но я закрутился, и она как-то незаметно исчезла. Может, Флетчер что-нибудь знает? Где он?

Однако, когда Краддок позвонил в «Боулдерс», ему ответили, что Флетчера там уже нет, а куда он отправился – неизвестно. Наверное, в Милчестер. Инспектор дозвонился до полицейского управления в Милчестере, но там о Флетчере тоже ничего не знали.

Тогда Краддок вспомнил, что Банч говорила про записи мисс Марпл:

– Где листок? Вы сказали, она что-то написала.

Банч принесла бумажку. Инспектор развернул ее и положил на стол. Заглядывая ему через плечо, Банч вслух повторяла написанные слова. Мисс Марпл писала как курица лапой, разобрать ее почерк было нелегко.

«Лампа». Потом: «Фиалки».

Потом, с отступом: «Где пузырек с аспирином?»

Наибольшие затруднения вызвал следующий пункт.

– «Сладкая смерть», – наконец догадалась Банч. – А, так называется торт Мици!

– «Выяснять», – прочитал Краддок.

– Выяснять? Интересно, что?.. А это что такое? «И бремя печалей на сердце легло…» Зачем тут стихи?!

– «Йод», – прочитал инспектор. – «Жемчуг». Ах вот как? Жемчуг?! И еще: «Лотти», нет, «Летти». Тут «е» очень похожа на «о». А потом: «Берн». А это что? «Пенсия».

Они озадаченно уставились друг на друга. Краддок перечитал снова:

– «Лампа. Фиалки. Где пузырек с аспирином? Сладкая смерть. Выяснять. И бремя печалей на сердце легло. Йод. Жемчуг. Летти. Берн. Пенсия».

– Это что-нибудь означает? – спросила Банч. – Я хочу сказать, тут какой-то смысл? Я лично не вижу…

– У меня промелькнула смутная мысль, но тут же исчезла. Однако странно, что она включила в свой список жемчуг, – пробормотал Краддок.

– Какой жемчуг? Вы о чем?

– Мисс Блэклок всегда носит жемчужное ожерелье?

– Всегда. Мы даже над ней подтруниваем. Он так аляповато смотрится, да? Но, наверное, она считает, что это модно.

– А может, причина в другом, – медленно произнес Краддок.

– Что? Неужели вы думаете, что он настоящий? Не может быть!

– А вам часто доводилось видеть настоящий жемчуг такого размера, миссис Хармон?

– Но это же совсем стекляшки!

Краддок пожал плечами:

– Ладно, сейчас не время устанавливать истину. Мисс Марпл куда-то делась. Нужно ее разыскать.

Разыскать, пока не поздно… А если уже поздно? Записи мисс Марпл говорили о том, что она напала на след. Но это опасно, крайне опасно! И куда, скажите на милость, запропастился Флетчер?

Краддок вышел из дома пастора и размашистым шагом направился к машине. Придется прочесывать окрестности… другого выхода нет…

Внезапно из мокрых зарослей лавра раздался голос Флетчера:

– Сэр… Сэр!

Глава 21

Три женщины

Обед в «Литтл-Пэддоксе» закончился. За столом царило неловкое молчание. Патрик переживал из-за того, что впал в немилость у тети Летти, и судорожно пытался завязать разговор, но у него ничего не получалось. Филиппа Хаймес сидела, глубоко задумавшись. Мисс Блэклок же утратила свою обычную жизнерадостность и тоже молчала. Впервые во взгляде ее темных глаз сквозил страх, а руки дрожали. Одна Джулия держалась, как всегда, отстраненно и иронично.

– Прошу прощения, Летти, – сказала она, – что не могу сию секунду собрать вещички и покинуть ваш гостеприимный кров. Полиция мне не позволит. Но надеюсь, я еще недолго буду омрачать ваше существование. С минуты на минуту сюда, вероятно, явится инспектор Краддок с ордером на мой арест и с наручниками. Не понимаю, почему он не сделал этого раньше.

– Он ищет мисс Марпл, – сказала мисс Блэклок.

– Вы думаете, ее тоже убили? – с деланым любопытством спросил Патрик. – Но почему? Что она могла такого знать?

– Понятия не имею, – уныло ответила мисс Блэклок. – Может, мисс Мергатройд ей что-нибудь рассказала?

– Если мисс Марпл тоже убита, – сказал Патрик, – то, по логике вещей, это мог сделать только один человек.

– Кто?

– Хинчклифф! – В голосе Патрика звучало торжество. – Ведь в последний раз мисс Марпл видели живой именно у Хинчклифф. Я думаю, она так и не покинула «Боулдерс».

– У меня голова разболелась, – пожаловалась мисс Блэклок, сжимая виски. – Ну, зачем, скажи на милость, Хинч потребовалось убивать мисс Марпл? Чушь какая-то!

– И вовсе не чушь, если учесть, что это Хинч убила Мергатройд, – возразил Патрик.

Филиппа вышла из задумчивости и покачала головой:

– Хинч не могла убить Мергатройд.

Но Патрика обуял дух противоречия.

– Нет, могла, если Мергатройд случайно обнаружила, что Хинч – преступница!

– И вообще, когда убили Мергатройд, Хинч была на станции.

– Она могла совершить убийство до отъезда.

Внезапно мисс Блэклок вскричала так, что все содрогнулись:

– Убийство, убийство, убийство!.. Вы что, не можете поговорить о чем-нибудь другом? Неужели вы не понимаете, что я боюсь? Боюсь! Раньше не боялась, думала, смогу позаботиться о себе… Но как можно противостоять убийце, который постоянно выжидает… выслеживает… тянет время?.. О господи!

Она закрыла лицо руками, но уже через пару минут подняла голову и натянуто извинилась:

– Простите… Я… я потеряла самообладание.

– Ничего, тетя Летти, – ласково утешил ее Патрик. – Я позабочусь о вас.

– Ты? – только и молвила Летиция, но с таким разочарованием, что это короткое слово прозвучало как обвинение.

…Все вышеописанное произошло перед обедом, а тут еще Мици подлила масла в огонь, заявив, что отказывается готовить еду.

– Я больше ничего не делать! Я иду своя комната, запираю себя и завтра уйти. Я боюсь… столько людей убивать… Мисс Мергатройд с ее глупое английское лицо… кому нужно убивать мисс Мергатройд? Только маньяк! Значит, здесь явился маньяк. А маньяк все равно кому убивать. Но я не хочу, чтобы меня убивать! В кухня… там тени… я слушаю шорох и думаю: это во дворе. Потом вижу тень около дверь в кладовка и слышать шаги. Я идти в моя комната, запирать дверь и даже класть к ней комод. А утром говорить этот полицейский без душа, что я уезжать. А если он не разрешает, я говорить: «Я буду закричать, и закричать, и закричать, пока вы меня не отпускать».

От этих угроз у всех забегали по коже мурашки: все живо припомнили, как Мици умеет кричать.

– Поэтому я иду своя комната, – повторила Мици, чтобы ее намерение дошло до каждого, и театральным жестом сняла фартук. – Спокойной ночи, мисс Блэклок! Может, утром вы уже не жить. Поэтому до свиданья! На всякий случай.

Мици вышла, и дверь притворилась за ней, как обычно, со слабым, жалобным визгом.

Джулия поднялась.

– Давайте я займусь обедом, – сказала она так, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – По-моему, это мудрое решение. Заодно я избавлю вас от неловкости сидеть со мной за одним столом. Раз Патрик вызвался быть вашим защитником, тетя Летти, значит, он будет первым пробовать каждое блюдо. Я не хочу, чтобы меня обвинили еще и в вашем отравлении.

И Джулия приготовила отменный обед.

Филиппа заглянула в кухню, пытаясь предложить Джулии свою помощь, но та решительно отказалась.

– Джулия, я хочу тебе сказать…

– Сейчас не время для девичьих признаний, – твердо заявила Джулия. – Иди в гостиную, Филиппа.

…Теперь обед закончился, и все, сидя в гостиной, пили кофе за маленьким столиком у камина; похоже, им было нечего сказать друг другу… Они ждали.

В половине десятого позвонил инспектор.

– Я буду через пятнадцать минут. Со мной приедут полковник, миссис Истербрук, миссис Светтенхэм и ее сын.

– Но, инспектор… Я сегодня не настроена принимать гостей.

Казалось, у мисс Блэклок от горя вот-вот случится разрыв сердца.

– Я понимаю ваши чувства, мисс Блэклок, и приношу свои извинения. Но дело не терпит отлагательства.

– Вы нашли мисс Марпл?

– Нет, – сказал инспектор и повесил трубку.

Джулия понесла на кухню кофейный поднос и, к своему удивлению, обнаружила там Мици, которая созерцала груду посуды возле раковины.

Мици разразилась потоком брани:

– Смотри, что ты делать с моя такая прекрасная кухня! Эта сковородка… я использовать ей только для омлет, для омлет! А ты что из нее готовить?

– Я в ней пожарила лук.

– Она разрушилась! Разрушилась! Теперь ее нужно мыть, а я никогда, никогда не мыть моя сковородка для омлет! Я протирать аккуратно газета с сало, и все! А эта кастрюля только для молоко…

– Я понятия не имею, какие кастрюли и для чего ты используешь, – сердито отрезала Джулия. – По-моему, ты хотела спать. Ну, и спала бы себе, чего вскочила? Выметайся, дай мне спокойно помыть посуду.

– Нет, я не разрешаю использовать моя кухня!

– Мици, ты просто несносна!

Не успела рассерженная Джулия выскочить из кухни, как в дверь позвонили.

– Я не открывать, – заявила Мици.

Джулия сказала ей на прощание пару ласковых и пошла к входной двери.

На пороге стояла мисс Хинчклифф.

– Добрый вечер, – хрипло сказала она. – Прошу извинить за вторжение. Надеюсь, инспектор уже позвонил?

– О вашем приходе он нас не предупредил, – пробурчала Джулия, проводя ее в гостиную.

– Он сказал, что, если я не хочу, я могу не приходить. Но я пришла! – отчеканила мисс Хинчклифф.

Никто не выразил ей соболезнований и ни словом не обмолвился о гибели мисс Мергатройд. У энергичной мисс Хинчклифф было настолько скорбное лицо, что все становилось ясно без слов и любые соболезнования были не к месту.

– Зажгите свет, – попросила мисс Блэклок, – и подбросьте в камин угля. Я жутко замерзла. Проходите, мисс Хинчклифф, садитесь поближе к огню. Инспектор обещал приехать через пятнадцать минут. Значит, он вот-вот будет здесь.

– Мици снова спустилась вниз, – сообщила Джулия.

– Да? Мне иногда кажется, что она сумасшедшая, просто сумасшедшая. Но, может, мы тут все безумны?

– Терпеть не могу, когда преступника называют безумцем! – возразила мисс Хинчклифф. – По-моему, они, наоборот, прекрасно соображают, что к чему, раз могут так холодно и жестоко рассчитать каждый свой шаг!

С улицы донесся шум машины, и вошли Краддок, полковник, миссис Истербрук, Эдмунд и миссис Светтенхэм. Вид у всех был подавленный.

Полковник Истербрук сказал голосом, прозвучавшим как далекое эхо его обычного голоса:

– Ха! Хорошее пламя!

Миссис Истербрук села рядом с мужем, не снимая шубы. Ее лицо, всегда такое очаровательное и немножко кукольное, напоминало сейчас маленькую, облезлую мордочку ласки. Эдмунд был сердит и хмуро озирался по сторонам. Миссис Светтенхэм была напряжена и казалась пародией на саму себя.

– Ужас, правда? – затарахтела она. – Ужас что творится. Вот уж поистине, молчание – золото. Никто не знает, кто будет следующим… это как чума. Мисс Блэклок, дорогая, вам не кажется, что нам не помешало бы выпить чуточку бренди? Всего по полрюмочки. Я всегда говорила, что бренди – отличная вещь, он так бодрит! С моей, вернее, с нашей стороны, конечно, бестактно, что мы явились к вам без приглашения, но нас заставил инспектор. Ах, все так чудовищно, ее ведь не нашли! Я имею в виду бедную старушку, которая жила у пастора. Банч Хармон чуть не помешалась от горя. Никто не знает, куда она пропала. К нам не заходила, я ее вообще сегодня не видела. А уж я бы знала, если б она вернулась к пастору, ведь я сидела в гостиной, в глубине дома, а Эдмунд работал в кабинете, у него окна выходят на улицу. Так что, какой бы дорогой она ни пошла, мы бы ее увидели… Но я надеюсь, что с нашей дорогой старушкой все в порядке. Господи, хоть бы все было в порядке!

– Мама! – страдальчески сморщился Эдмунд. – Неужели ты не можешь помолчать?

– Конечно, дорогой! С удовольствием помолчу! – Мисс Светтенхэм уселась рядом с Джулией.

Инспектор Краддок встал возле двери. Лицом к нему сидели в ряд три женщины. Джулия и миссис Светтенхэм расположились на диване, а миссис Истербрук притулилась на подлокотнике кресла, в котором восседал ее муж. Краддок их так не рассаживал, но его это вполне устроило.

Мисс Блэклок и мисс Хинчклифф стояли, нагнувшись над камином. Эдмунд застыл возле них. Филиппа отошла в глубь комнаты, в тень.

Краддок сразу перешел к делу.

– Ни для кого не секрет, что мисс Мергатройд убили, – сказал он. – У нас есть основания полагать, что убийца – женщина. По ряду причин мы можем еще больше сузить круг подозреваемых лиц. Я намерен опросить кое-кого из присутствующих дам, что они делали сегодня с четырех до двадцати минут пятого. У меня уже есть сведения о передвижениях одной молодой особы, именующей себя мисс Симмонс. Я прошу ее повторить свои показания. Причем обязан вас предупредить, мисс Симмонс, вы можете не отвечать, если боитесь, что ваши показания будут вменены вам в вину; каждое ваше слово будет запротоколировано констеблем Эдвардсом и может быть использовано в качестве свидетельских показаний на суде.

– Это обязательно говорить, да? – спросила Джулия. Она сильно побледнела, но не потеряла самообладания. – Хорошо, я повторю. С четырех до двадцати минут пятого я гуляла по полям, ведущим к речушке, что возле фермы «Комптон». Потом вышла на дорогу, где растут три тополя. Насколько помню, мне по пути никто не встретился. Мимо «Боулдерса» я не проходила.

– А чем занимались вы, миссис Светтенхэм?

Эдмунд поинтересовался:

– Вы всех нас предостерегаете?

– Нет, – ответил инспектор. – На данный момент только мисс Симмонс. У нас нет оснований предполагать, что любые другие утверждения могут быть инкриминированы, но, разумеется, каждый из присутствующих имеет право на адвоката и может заявить о том, что готов отвечать только в его присутствии.

– О, это глупая трата времени! – вскричала миссис Светтенхэм. – Я уверена, что в двух словах смогу рассказать о том, чем я занималась. Вас ведь это интересует, да? Можно начинать?

– Пожалуйста, миссис Светтенхэм.

– Сейчас. – Миссис Светтенхэм учащенно заморгала. – Конечно, к убийству мисс Мергатройд я не имею ни малейшего касательства. Уверена, что это все знают. Но я живу в обществе и прекрасно понимаю, что полиция вынуждена задавать массу ненужных вопросов и аккуратно записывать ответы. Это необходимо для так называемого «досье». Я права? – Миссис Светтенхэм повернулась к прилежному констеблю Эдвардсу и снисходительно добавила: – Надеюсь, я не слишком тараторю?

Констебль Эдвардс, отличный стенографист, но человек совершенно не светский, покраснел до ушей и пробормотал:

– Все в порядке, мадам. Хотя можно чуть помедленней.

Миссис Светтенхэм продолжала, делая выразительные паузы там, где, по ее мнению, следовало ставить запятые или точки:

– Конечно, трудно сказать наверняка, ведь у меня отсутствует чувство времени… а когда началась война, половина наших часов вообще встала, а другие спешат, отстают или вовсе не ходят, потому что мы их не заводим… – Миссис Светтенхэм помолчала, дабы в головах присутствующих ярче запечатлелась неразбериха во времени, царящая в ее доме, а затем серьезно заявила: – Пожалуй, в четыре часа я выворачивала пятку на чулке (и по необъяснимым причинам ошиблась, когда вязала не лицевой ряд, а изнаночный). А может, я была во дворе, срезала увядшие хризантемы… Впрочем, нет, это произошло раньше, до дождя.

– Дождь, – напомнил инспектор, – начался в шестнадцать часов десять минут.

– Правда? Это облегчает дело. Значит, тогда я поднялась на чердак и поставила тазик туда, где у нас обычно капает с крыши. На этот раз текло так сильно, что я поняла: водосток снова забит. Я спустилась, надела плащ и резиновые сапоги. Я позвала Эдмунда, но он не откликнулся. Я решила, что он работает над трудным эпизодом… он же пишет роман… и не захотела его беспокоить. Лучше все сделать самой. Раньше я ведь прекрасно справлялась сама. Тут нет ничего сложного, надо только взять ручку от метлы и привязать ее к такой длинной штуке, которой поднимают окна.

– Вы хотите сказать, – уточнил Краддок, заметив, что его подчиненный пришел в полное замешательство, – что прочищали водосток?

– Да, он был весь забит палой листвой. Мне пришлось порядком повозиться, я насквозь промокла, но все-таки вычистила. Потом вернулась домой, переоделась и приняла душ. От них такой запах, от этих прелых листьев! Потом я пошла на кухню и поставила чайник. Кухонные часы показывали пятнадцать минут седьмого.

Констебль Эдвардс моргнул.

– А значит, – торжествующе завершила свой рассказ миссис Светтенхэм, – что на самом деле было ровно без двадцати пять. Или примерно столько.

– Кто-нибудь видел, как вы прочищали водосток? – спросил Краддок.

– Естественно, нет! – воскликнула миссис Светтенхэм. – А то я бы живенько их приспособила к работе. Одной ведь так трудно!

– По вашим словам выходит, что, когда начался дождь, вы вышли в плаще и сапогах на улицу и занялись прочисткой водостока, но подтвердить ваши показания некому?

– Можете осмотреть водосток, – нашлась миссис Светтенхэм. – Он такой чистенький, любо-дорого поглядеть!

– Мистер Светтенхэм, вы слышали, как ваша мать звала вас?

– Нет, – сказал Эдмунд. – Я крепко спал.

– А я думала, ты работал, Эдмундик! – укоризненно сказала мать.

Инспектор Краддок повернулся к миссис Истербрук:

– А что скажете вы, миссис Истербрук?

– Я сидела с Арчи в его кабинете, – сказала миссис Истербрук, устремив на Краддока невинный взгляд. – Мы слушали радио, да, Арчи?

Наступила пауза. Полковник Истербрук густо покраснел и взял жену за руку.

– Ты не понимаешь, котеночек, – сказал он. – Я… я должен сказать, инспектор, что вы нас совсем не подготовили. Моя супруга нервничает, она взвинчена и не осознает всей важности…

– Арчи! – с упреком воскликнула миссис Истербрук. – Неужели ты хочешь сказать, что тебя со мной не было?

– Но ведь меня действительно не было, солнышко! Нужно строго следовать фактам. При такой форме допроса это чрезвычайно важно. Я беседовал с Лэмпсоном, фермером из Крофт-Энда, о сетке для цыплят. Было примерно без пятнадцати четыре. Домой я пришел только после дождя. Лаура жарила оладьи.

– А вас тоже не было дома, миссис Истербрук?

Хорошенькое личико еще больше стало похоже на мордочку ласки. Миссис Истербрук явно приперли к стенке.

– Нет-нет, я как раз слушала радио и никуда не выходила. Я выходила раньше. Около… половины третьего. Пошла прогуляться. Неподалеку.

Казалось, она ожидала дальнейших расспросов, но Краддок спокойно кивнул:

– Достаточно, миссис Истербрук. – Он обратился ко всем присутствующим: – Ваши показания будут отпечатаны на машинке. Вы сможете с ними ознакомиться и, если все будет, по вашему мнению, правильно, подписать.

– А почему вы других не допрашиваете? – со злобой вдруг спросила миссис Истербрук. – Например, Хаймес? Или Эдмунда Светтенхэма? Откуда вы знаете, что он спал? Никто ведь его не видел!

– Перед смертью мисс Мергатройд кое-что рассказала, – спокойно ответил Краддок. – В момент налета одного человека в комнате не оказалось, хотя он, по идее, должен был быть там. Мисс Мергатройд перечислила своей подруге имена людей, которых она видела. Путем исключения та пришла к выводу, что был некто, кого она не видела.

– Но никто не мог ничего увидеть, – сказала Джулия.

– Мергатройд могла, – неожиданно подала голос мисс Хинчклифф. – Она стояла за дверью, там, где сейчас стоит инспектор. И была единственной, кто мог видеть происходящее.

– Ага! Вы в этом уверены? – заявила Мици. Она появилась весьма театрально – распахнув дверь с такой силой, что чуть не сбила с ног Краддока. Мици была очень возбуждена. – О, вы не приглашать Мици приходить вместе с другие, да, полицейский – деревянная голова? Конечно, я ведь просто Мици! Мици для кухня! Мици должен сидеть на кухня, там ее место. Но я скажу: Мици видит, как остальные. А может, даже лучше, чем остальные! Да, я много видеть. И кое-что видеть в тот день, день налет. Кое-что видеть, но не поверить и до теперь держать язык… Как это?.. За зубы. Я думала, я не буду говорить, что видеть. Пока не буду. Я буду ждать.

– А когда все утрясется, начнешь выманивать денежки? – усмехнулся Краддок.

Мици накинулась на него, как разъяренная тигрица:

– А почему нет? Почему мне нельзя платить, если я великодушно молчать? Особенно если когда-то будут деньги… много, много деньги! О! Я кое-что слышать и знать, что есть вокруг. Я знаю эти Пипэмеры… тайное общество, агент который, – Мици картинно указала на Джулию, – являться она. Да, я хотела ждать и просить деньги… Но сейчас боюсь. Лучше быть в безопасность. Потому что, может, скоро кто-то убьет и меня. Поэтому я скажу, что знать.

– Прекрасно! – скептически отозвался инспектор. – И что же ты знаешь?

– Сейчас сказать, – торжественно продолжала Мици. – Тот вечер я не сидеть в чулан и не очищать серебро. Я в столовой, когда услышать, как ружье стрелять. Смотрю дырка для замок. Холл черный, но ружье опять паф, и фонарь упадать. Упадать и все светить. И я вижу ее. Я вижу ее рядом с налетчик. Она держать ружье. Я вижу мисс Блэклок!

– Меня? – Мисс Блэклок даже привстала от удивления. – Ты с ума сошла!

– Вздор! – вскричал Эдмунд. – Мици не могла увидеть мисс Блэклок…

– Ах вот как, мистер Светтенхэм? – язвительно прервал его Краддок. – Почему же? Уж не потому ли, что не мисс Блэклок, а вы стояли там с пистолетом?

– Я? Конечно, нет… Что за чертовщина?!

– Вы украли пистолет полковника Истербрука. Вы затеяли всю эту интригу с Руди Шерцем. Преподнесли ему это как шутку. Вы отправились вслед за Патриком Симмонсом в дальнюю комнату, а когда свет погас, тихонько выскользнули через тщательно смазанную дверь. Вы стреляли в мисс Блэклок, а потом убили Руди Шерца. И через пару минут вы уже снова очутились в гостиной, щелкая зажигалкой.

Эдмунд на мгновение, похоже, утратил дар речи. Потом стал брызгать слюной:

– Ваша идея чудовищна! Почему я? Зачем, черт побери, мне это понадобилось?

– А завещание? Если мисс Блэклок умрет раньше миссис Гедлер, наследство получают двое. Небезызвестная парочка: Пип и Эмма. Джулия Симмонс оказалась Эммой…

– И вы решили, что я – Пип? – рассмеялся Эдмунд. – Фантастика! Просто фантастика! Единственное, что у нас может быть общего с Пипом, так это возраст. И я докажу вам, осел вы этакий, что я – Эдмунд Светтенхэм. У меня есть свидетельство о рождении, школьный аттестат, университетский диплом, все необходимые документы!

– Он не Пип, – раздался голос из темного угла. Побледневшая Филиппа Хаймес вышла на свет. – Пип – это я, инспектор.

– Вы?!

– Да. Все почему-то решили, что Пип – мальчик. Джулия, естественно, знала, что у нее не брат, а сестра, но почему-то сегодня днем не сказала этого.

– Из чувства семейной солидарности, – подала голос Джулия. – Меня вдруг осенило, кто ты такая. Раньше я не догадывалась.

– В моей голове родился тот же замысел, что и у Джулии. – Голос Филиппы слегка дрожал. – После того как я… потеряла мужа и война закончилась, я задумалась о будущем. Моя мать давно умерла. Я выяснила, где живет мисс Блэклок, и… приехала сюда. Нанялась на работу к миссис Лукас. Я надеялась, что, поскольку мисс Блэклок уже в годах и у нее нет родственников, она не откажется помочь. Не мне – я в состоянии работать. Я надеялась, она поможет Гарри получить образование. В конце концов, деньги ведь принадлежали Гедлерам, а у мисс Блэклок нет своей родни, так что ей не на кого их тратить. А потом, – Филиппа заговорила быстрее, как бы понукая себя: хотя она и нарушила обет молчания, слова все равно застревали у нее в горле, – потом, после налета, я испугалась. Все выглядело так, будто я единственная, у кого имелись основания желать смерти мисс Блэклок. Я же не догадывалась, кто такая Джулия, мы с ней не близнецы, а двойняшки и почти не похожи. Мне казалось, что подозрение может пасть только на меня.

Она остановилась, отбросила со лба светлые волосы, и внезапно Краддок понял, что размытый снимок, лежавший в коробке с письмами, был фотографией матери Филиппы. Сходство явно бросалось в глаза. А еще он понял, кого напомнили ему слова про Соню, которая похожа на кошку, выпускающую когти. Именно этот жест он увидел сейчас у Филиппы.

– Мисс Блэклок была ко мне очень добра. Очень, очень добра! Я не пыталась ее убить. Я даже в мыслях не желала ей зла! Но все равно Пип – это я. – Филиппа помолчала и добавила: – Так что не надо больше подозревать Эдмунда.

– Не надо? – переспросил Краддок. В голосе его снова зазвучали едкие нотки. – Эдмунд Светтенхэм обожает деньги. И, наверное, не прочь заполучить богатую невесту. Но она не разбогатеет, если миссис Гедлер умрет раньше мисс Блэклок. А поскольку миссис Гедлер наверняка умрет раньше, ему необходимо что-то предпринять, не так ли, мистер Светтенхэм?

– Это гнусная ложь! – воскликнул Эдмунд.

И вдруг по дому разнесся крик. Он долетел с кухни. Долгий, нечеловеческий крик ужаса…

– Господи, ведь это не Мици? – вскричала Джулия.

– Нет, – покачал головой Краддок. – Это человек, на совести которого три убийства.

Глава 22

Правда

Когда инспектор обвинил Эдмунда Светтенхэма, Мици тихонько улизнула из комнаты в кухню. Не успела она налить в раковину воды, как появилась мисс Блэклок.

Мици пристыженно покосилась на нее.

– Какая же ты лгунья, Мици! – мило улыбнулась мисс Блэклок. – Разве… разве так моют посуду? Сначала помой серебро. Да налей же ты раковину пополнее! Как можно мыть посуду, если в раковине совсем нет воды?

Мици послушно открыла краны на полную мощность.

– Вы не сердиться, что я так говорить, мисс Блэклок? – спросила она.

– Если бы я сердилась на все твои выдумки, мне пришлось бы беситься с утра до ночи, – ответила мисс Блэклок.

– Тогда я идти к инспектор и говорить, что это выдумка? – спросила Мици.

– Он и без тебя уже в курсе, – любезно откликнулась мисс Блэклок.

Мици закрыла кран, и тут же сильные руки одним рывком сунули ее голову под воду.

– Только я знаю, что ты раз в жизни сказала правду, – злобно проговорила мисс Блэклок.

Мици отбивалась, пытаясь вырваться, но мисс Блэклок оказалась на удивление сильной и удерживала голову девушки под водой.

И вдруг совсем рядом раздался жалобный голос Доры Баннер:

– О Лотти, Лотти… не надо… Лотти!

Мисс Блэклок вскрикнула. Руки ее разжались и выпустили Мици, которая, задыхаясь и отплевываясь, подняла голову. А мисс Блэклок продолжала кричать, потому что на кухне никого не было…

– Дора, Дора, прости меня! Я должна, должна была это сделать…

Не разбирая дороги, мисс Блэклок кинулась в посудомоечную, но путь ей преградил сержант Флетчер, а из шкафчика для веников и половых щеток шагнула раскрасневшаяся мисс Марпл.

– У меня всегда хорошо получалось подражать чужим голосам, – сказала она.

– Вам придется пройти со мной, – заявил Летиции сержант Флетчер. – Я свидетель вашей попытки убить девушку. Впоследствии вам будут предъявлены и другие обвинения. Должен предупредить, Летиция Блэклок…

– Не Летиция, а Шарлотта, – поправила сержанта мисс Марпл. – Шарлотта Блэклок, вот кто она такая. Под жемчужным ожерельем, которое она носит не снимая, у нее шрам от операции.

– От операции?

– Да. От операции по удалению зоба.

Притихшая мисс Блэклок изумленно посмотрела на мисс Марпл:

– Выходит, вы все знаете?

– Да, с некоторых пор – все.

Шарлотта Блэклок присела к столу и заплакала.

– Зря вы это сделали, – всхлипывая, бормотала она. – Зачем вы говорили Дориным голосом? Я любила Дору. Я действительно ее любила!

Инспектор Краддок и все остальные толпились в дверях. Констебль Эдвардс, помимо прочих своих достоинств умевший оказывать первую помощь пострадавшим, делал Мици искусственное дыхание. Как только к Мици вернулся голос, она принялась превозносить себя до небес:

– Я все хорошо делать, да? Я умный! И смелый. О, я такой смелый! Меня почти совсем немного убили! Но я так смелый, что рискую все.

Внезапно мисс Хинчклифф выскочила вперед и набросилась на рыдающую Шарлотту Блэклок. Сержанту Флетчеру с трудом удалось ее оттащить.

– Нет-нет, – пытался он урезонить мисс Хинчклифф, – что вы… не надо…

– Пустите меня! – приговаривала, стиснув зубы, Хинч. – Я ее растерзаю. Это она убила Эми Мергатройд!

Шарлотта Блэклок подняла на нее глаза и всхлипнула:

– Я не хотела ее убивать. Я никого не хотела убивать… так получилось… Но жаль мне только Дору, после Дориной смерти я осталась совсем одна… С тех пор как она умерла, я одна… О Дора, Дора!..

Мисс Блэклок закрыла лицо руками и вновь зарыдала.

Глава 23

Вечер у пастора

Мисс Марпл сидела в кресле с высокой спинкой, Банч примостилась на полу напротив камина, обхватив колени руками. Преподобный Джулиан Хармон подался вперед и впервые смахивал больше на школьника, чем на мудрого старца, много повидавшего на своем веку. Инспектор Краддок курил сигару, потягивал виски с содовой и чувствовал себя вольготно. Другой кружок образовали Джулия, Патрик и Филиппа.

– Я считаю, что это ваша история, мисс Марпл, – сказал Краддок.

– О что вы, мой мальчик! Я лишь капельку помогла вам. Но вы были в курсе всех событий, вы вели расследование и знаете куда больше меня.

– Ладно, рассказывайте вдвоем, – нетерпеливо перебила старушку Банч. – Каждый по кусочку. Только пусть начинает тетя Джейн, потому что мне нравится, как она путано рассказывает. Когда вы в первый раз заподозрили Блэклок, тетя Джейн?

– Трудно сказать определенно, дорогая Банч. Конечно, мне с самого начала показалось, что самый подходящий человек для организации налета – это мисс Блэклок. О ней единственной было известно, что она общалась с Руди Шерцем. Да и потом, устроить такую заваруху в собственном доме проще простого. Возьмем, к примеру, отопление. Камин зажигать было нельзя: от него был бы свет. Но никто, кроме хозяйки дома, не может распорядиться включить центральное отопление. Не хочу сказать, что я все время об этом думала… Однако порой у меня возникало сожаление, что разгадка не так проста. Впрочем, потом я, как и остальные, была введена в заблуждение, что кто-то покушается на жизнь Летиции Блэклок.

– Наверно, имеет смысл сразу уточнить, что же произошло в действительности, – сказала Банч. – Швейцарец узнал ее?

– Да. Он работал в… – Мисс Марпл нерешительно взглянула на Краддока.

– В клинике доктора Адольфа Коха в Берне, – сказал Краддок. – Кох был всемирно известным специалистом по удалению зоба. Шарлотта Блэклок легла в его клинику на операцию, а Руди Шерц работал там санитаром. Приехав в Англию, он увидел в гостинице даму, бывшую пациентку Коха, узнал ее и при случае заговорил с ней. Дай он себе труд задуматься, Руди, конечно, не стал бы этого делать, ведь он уволился из больницы, и над его головой сгущались тучи. Впрочем, это произошло спустя некоторое время после выписки Шарлотты, и она могла этого не знать.

– Выходит, он не говорил ей ни о Монтре, ни об отце, хозяине отеля?

– Нет, она все придумала, – сказала мисс Марпл. – Представляете, Шарлотта чувствовала себя в безопасности, и вдруг – на тебе, какое чудовищное невезение! Она встречает человека, который знал ее не как одну из двух мисс Блэклок (к этому она была готова), а именно как Шарлотту Блэклок, больную, которой удалили зоб… Но вы хотели услышать все по порядку. Итак, началось все – надеюсь, инспектор со мной согласится – тогда, когда у Шарлотты Блэклок, милой, очаровательной и беззаботной девчушки, начала увеличиваться щитовидная железа, именуемая в народе зобом. Это разбило ее жизнь, она ведь была очень ранимой девочкой и слишком болезненно относилась к своей внешности. Многие девочки этим грешат, особенно в подростковом возрасте. Если бы мать Шарлотты была жива или если бы отец был более разумным человеком, она не оказалась бы в столь плачевном состоянии. Но никто не пытался отвлечь ее от грустных мыслей, не заставлял общаться с людьми, вести нормальный образ жизни и не зацикливаться на своем недостатке. Конечно, если бы Шарлотта росла в другой семье, ей бы сделали операцию гораздо раньше.

Однако доктор Блэклок был мракобесом, деспотичным и упрямым. Он не верил в такие операции. И, вероятно, убедил Шарлотту, что ей ничто не поможет, кроме йода и других подобных лекарств. Шарлотта ему верила. Думаю, они с сестрой переоценивали медицинские познания своего папаши. Шарлотта любила отца слащавой, покорной любовью. Отцу, считала она, видней. Зоб рос, становился все безобразнее, и она постепенно замыкалась в себе, теряла связь с людьми. Хотя вообще-то она была очень добрым, привязчивым созданием.

– Странная характеристика для убийцы, – хмыкнул Эдмунд.

– Ничего странного, – возразила мисс Марпл. – Слабые и добрые люди часто оказываются предателями. А если они в обиде на жизнь, это лишает их и тех немногих душевных сил, которыми они обладают. Летиция Блэклок была, конечно, совсем другой. Белль Гедлер отзывалась о ней очень хорошо, и я полагаю, вполне заслуженно. Она была удивительно цельной натурой и, по ее же собственному признанию, искренне не понимала, как можно не распознать, что честно, а что – нет. Несмотря ни на какие соблазны, Летиция Блэклок не допустила бы мошенничества… Она преданно любила сестру. Чтобы Шарлотта не теряла связи с миром, Летиция писала ей пространные письма, во всех подробностях расписывая свою жизнь. Ее очень беспокоило ужасное душевное состояние Шарлотты. И вот доктор Блэклок умирает. Летиция без колебаний оставляет работу у Рэнделла Гедлера и посвящает себя сестре. Она повезла ее в Швейцарию, чтобы проконсультироваться со швейцарскими докторами по поводу операции. Болезнь оказалась очень запущенной, но, как мы знаем, операция прошла успешно. Зоб удалили, а шрам было легко замаскировать жемчужным ожерельем или бусами.

Потом разразилась война. Вернуться в Англию сестры не могли и остались в Швейцарии, работали в Красном Кресте и других организациях. Время от времени до них доходили вести с родины… Наверное, дошел слух и о том, что Белль Гедлер долго не проживет. Конечно, любой человек на их месте начал бы строить планы, всем бы хотелось получить громадное состояние. Надеюсь, вам понятно, что это было куда важнее для Шарлотты, чем для Летиции? Впервые в жизни Шарлотта почувствовала себя нормальной женщиной, на которую люди смотрят без отвращения или жалости. Наконец-то она вздохнула свободно… Она верила, что впереди у нее целая жизнь и оставшиеся годы будет чем заполнить! Она сможет путешествовать, купить дом, прекрасное поместье… будет иметь наряды и украшения, посещать театры, концерты… любая ее прихоть теперь может быть исполнена… Она грезила наяву.

И вдруг Летиция, сильная, здоровая Летиция, подхватила простуду. Вскоре эта простуда перешла в воспаление легких, и через неделю Летиция умерла. Шарлотта потеряла не только сестру. Рухнули все ее планы на будущее. Знаете, я думаю, она даже обижалась на Летицию: дескать, с чего бы это ей приспичило умереть именно сейчас, когда они получили письмо о том, что Белль Гедлер долго не протянет?! Подождала бы месячишко, когда все деньги перешли бы к Блэклокам, а там могла бы и помирать… В этом как раз и проявляется разница между сестрами. Шарлотта не осознавала, что поступает дурно, искренне не понимала. Ведь деньги все равно должны были перейти к Летиции – и перешли бы в ближайшем будущем! – а она считала себя и сестру единым целым.

Наверное, мысль об обмане не приходила ей в голову, пока врач не начал уточнять имя ее сестры. Тут она вдруг осознала, что почти все вокруг воспринимают их как «двух мисс Блэклок», пожилых благовоспитанных англичанок, одевавшихся одинаково и очень похожих друг на друга. (А я уже обращала внимание Банч на то, что пожилые женщины вообще удивительно похожи.) Почему бы, подумала Шарлотта, в таком случае Шарлотте не умереть, а Летиции не остаться в живых? Вряд ли это был стройный замысел, скорее – мгновенный порыв. Но тем не менее Летицию похоронили под именем Шарлотты. «Шарлотта» умерла, а «Летиция» вернулась в Англию. И тут ее природная предприимчивость, не востребованная столько лет, расцвела пышным цветом. Будучи Шарлоттой, она всегда играла вторую скрипку. Теперь она могла развернуться, в ней проявились начальственные задатки Летиции. Мыслили-то сестры очень похоже, а вот в нравственном плане существенно разнились. Шарлотте, разумеется, пришлось принять меры предосторожности. Она купила дом в совершенно незнакомом месте. Впрочем, ей следовало избегать только кумберлендских знакомых (хотя и в Кумберленде она жила уединенно). Ну и, конечно, ни в коем случае нельзя было встречаться с Белль Гедлер, которая слишком хорошо знала Летицию. Обмануть Белль было совершенно невозможно. Изменение своего почерка Шарлотта объясняла артритом… И все шло как по маслу, ведь Шарлотту знала лишь жалкая горстка людей.

– А если бы она вдруг встретила знакомых Летиции? – спросила Банч. – У той же было полно знакомых!

– Это другое дело. Они бы сказали: «Я тут на днях столкнулся с Летицией Блэклок. Она так изменилась, ее не узнать!»

Но подозрений ни у кого не возникло бы. За десять лет люди сильно меняются. То, что Шарлотта не узнала бы этих людей, было бы списано за счет близорукости, да и потом, она же была в курсе мельчайших подробностей лондонской жизни Летиции и прекрасно знала, с кем сестра там общалась, куда ходила. Шарлотте стоило только перечитать письма сестры, и она мгновенно устранила бы любое подозрение, упомянув про какой-нибудь случай или спросив об общем знакомом. Нет, ей следовало опасаться только того, что кто-нибудь признает в ней Шарлотту.

Она поселилась в «Литтл-Пэддоксе», познакомилась с соседями, а получив письмо, умолявшее «дорогую Летицию оказать гостеприимство» и все такое прочее, с удовольствием согласилась на приезд молодых родственников, которых никогда в жизни не видела. Они считали ее тетей Летти и тем самым как бы гарантировали ее безопасность. В общем, все шло превосходно. И вдруг… Она совершает непоправимую ошибку. Ошибку, вызванную исключительно ее добросердечием и сентиментальностью. Получив письмо от школьной подруги, влачившей жалкое существование, Шарлотта поспешила ей на выручку. Возможно, она страдала от одиночества. Тайна отдалила ее от людей. Да и потом, она искренне любила Дору Баннер, та была для нее олицетворением радостных и беззаботных школьных лет. В порыве чувств Шарлотта ответила на Дорино письмо. Представляю, как изумилась Дора! Еще бы: она писала Летиции, а ей ответила Шарлотта! Притворяться перед Дорой Шарлотте и в голову не пришло. Дора была одной из немногочисленных школьных подруг, которым позволялось навещать Шарлотту в годы ее одиночества и страданий. Шарлотта знала, что Дора будет на ее стороне, и рассказала ей об обмане. Дора ее поддержала от всей души. В ее затуманенном мозгу царила жуткая неразбериха, и ей казалось очень даже правильным, что дорогая Лотти не лишится наследства из-за безвременной кончины Летти. За свои безмолвные страдания, которые Лотти переносила так мужественно, она, безусловно, заслуживала награды. И было бы вопиющей несправедливостью, если бы деньги перешли к каким-то самозванцам.

Дора великолепно понимала, что обман не должен раскрыться. Это было для нее ложкой дегтя в бочке меда. Рассказывать о подлоге было нельзя, хотя Дора сама ничего плохого в нем не видела… Дора приехала в «Литтл-Пэддокс», и очень скоро Шарлотта начала осознавать, что совершила роковую ошибку. Нет, дело было вовсе не в том, что жизнь с рассеянной, никчемной Дорой, которая все на свете путала, превратилась для Шарлотты в полный бедлам. С этим она еще могла примириться, ведь Шарлотта действительно любила Дору. Но вскоре подруга стала представлять для нее реальную опасность. Шарлотта с Летицией всегда звали друг друга полными именами, но Дора признавала только уменьшительные. Она называла сестер «Летти» и «Лотти». И хотя Дора очень старалась привыкнуть называть подругу по-новому, старое имя частенько соскальзывало у нее с языка. Дора могла проболтаться о событиях прошлого, и Шарлотте приходилось все время быть начеку, бороться с Дориной забывчивостью. Это начинало действовать ей на нервы. Однако окружающие не обращали особого внимания на оговорки Доры. Гораздо большая опасность нависла над Шарлоттой, когда в «Ройал Спа» ее встретил Руди Шерц. Ведь он узнал ее и заговорил с ней. Я полагаю, это Шарлотта Блэклок давала Руди Шерцу деньги для покрытия недостач. Но мы с инспектором Краддоком не верим, что, обращаясь к ней с просьбами о деньгах, Руди Шерц замышлял шантаж.

– Он и понятия не имел, чем ее можно шантажировать, – подтвердил Краддок. – Шерц высоко ценил свое обаяние и на собственном опыте уже убедился в том, что обходительный молодой человек способен вытянуть приличные денежки из пожилых дам. Надо только мастерски рассказать им какую-нибудь трогательную историю. Но Шарлотта-то видела все в ином свете! Вероятно, она решила, что Руди ее хитроумно шантажирует, и боялась, что, когда после смерти Белль история с наследством получит широкую огласку, швейцарец возомнит, будто напал на золотую жилу. А она уже завязла во вранье по уши. Все считали ее Летицией Блэклок: и банкиры, и миссис Гедлер. Так удачно все складывалось, и надо же – появился этот швейцарец, какой-то гостиничный клерк, личность сомнительная, ненадежная и к тому же, судя по всему, шантажист!

Наверное, поначалу Шарлотта просто предавалась фантазиям. За свою жизнь она изголодалась по острым ощущениям, и сперва просто так, для собственного удовольствия, она принялась лелеять планы избавления от Шерца. Но в конце концов замысел оформился, и Шарлотта решила претворить его в жизнь. Она рассказала Руди Шерцу о розыгрыше с налетом, объяснила, что роль «гангстера» должен играть незнакомый мужчина, и пообещала крупный куш за сотрудничество. Тот факт, что Шерц согласился без тени подозрения, лишний раз подтверждает мою гипотезу: ему и в голову не приходило, что Шарлотта его боится. Он считал ее глуповатой старушенцией, охотно развязывавшей тугой кошелек. Шарлотта поручила Руди поместить объявление в газете, помогла разузнать планировку дома и сказала, где она его встретит в назначенный вечер. Дора Баннер понятия не имела о ее замыслах. И вот настал тот день…

Краддок замолк. Мисс Марпл подхватила нить рассказа:

– Я думаю, она чувствовала себя ужасно. Еще не поздно было отступить… Дора Баннер говорила нам, что Летти боялась. И наверняка Шарлотта была напугана. Напугана своими планами и тем, что они могут провалиться… Но все же она не настолько боялась, чтобы пойти на попятную. Наверно, ей казалось шуткой взять пистолет из ящика для воротничков у полковника Истербрука и спрятать его в корзинке с яйцами или с вареньем. Шуткой было и смазать вторую дверь в гостиной, чтобы она бесшумно открывалась и закрывалась. Да и предложение выставить стол за дверь якобы для того, чтобы букет, составленный Филиппой, смотрелся эффектней, еще можно было воспринять как шутку, игру. Но все дальнейшее на игру уже не походило. Да, конечно, она боялась. Дора Баннер была права.

– И тем не менее Шарлотта довела дело до конца, – сказал Краддок. – Все шло точно по плану. Едва часы пробили шесть, Шарлотта отправилась «закрыть уток», а на самом деле впустила Шерца, дала ему маску, плащ, перчатки и фонарь. Когда часы начинают бить половину седьмого, она уже стоит у стола возле прохода под аркой и протягивает руку к сигаретам. Все так естественно! Патрик, играя роль хозяина, отправился за напитками. Шарлотта – хозяйка, она угощает гостей сигаретами. Она правильно рассчитала, что бой часов привлечет всеобщее внимание. Так и случилось. Только Дора, преданная Дора, не отрывала глаз от подруги. И она сразу же заявила следствию, что мисс Блэклок взяла со стола вазочку с фиалками. Шарлотта заранее растрепала шнур лампы, почти оголив провод. Остальное произошло в считаные секунды. Сигаретница, ваза и выключатель находились рядом. Она подняла вазочку с фиалками, плеснула водой на оголенный провод и включила лампу. Вода – прекрасный проводник электричества. Тут же произошло короткое замыкание.

– Совсем как у нас, – сказала Банч. – Вы тогда этому поразились, тетя Джейн?

– Да, милая. Я все время ломала голову, пытаясь понять, как погас свет. Мне удалось узнать, что у мисс Блэклок было две лампы и их подменили… возможно, той же ночью.

– Совершенно верно, – подтвердил Краддок. – Когда на следующее утро Флетчер осматривал лампу, она, как и остальные светильники в доме, была в полном порядке – ни обтрепанного шнура, ни сожженных проводов.

– Я поняла, что имела в виду Дора Баннер, заявив, что накануне в гостиной стояла «пастушка», – сказала мисс Марпл, – но допустила ошибку, поверив Доре, обвинявшей Патрика. Забавно, правда? Доре нельзя было верить, когда она рассказывала о том, что слышала, ибо она все преувеличивала или искажала. В голове у нее творилась неразбериха. Но Дора абсолютно достоверно описывала увиденное. А она видела, как Летти подняла вазочку с фиалками… И конечно, когда наша милая Банч пролила немного воды из вазы с рождественскими розами на провод лампы, я сразу догадалась, что проводку могла сжечь только сама мисс Блэклок, поскольку, кроме нее, возле того стола никто не стоял.

– Я потом простить себе не мог! – воскликнул Краддок. – Ведь Дора Баннер упоминала про подпалину на столе, дескать, кто-то положил туда сигарету… Но закурить-то никто не успел!.. И фиалки завяли потому, что в вазе не было воды. Да, тут Летиция допустила промашку, ей следовало налить новую воду. Но, наверно, она решила, что этого никто не заметит. И действительно, мисс Баннер охотно поверила, что это она с самого начала забыла налить в вазу воды… Мисс Баннер была крайне внушаема. И мисс Блэклок неоднократно пользовалась ее слабостью. Я полагаю, что именно она внушила Банни подозрения насчет Патрика.

– Но зачем же на мне отыгрываться?! – горестно возопил Патрик.

– Вряд ли она намеревалась всерьез дискредитировать вас. Скорее она хотела отвлечь Банни от своей персоны, – пояснил Краддок. – Ну, а остальное нам уже известно. Едва погас свет и поднялся гвалт, мисс Блэклок выскользнула в дверь и подошла сзади к Руди Шерцу, который шарил фонарем по комнате, войдя в роль грабителя. Он и не подозревал, что она стоит позади него в садовых перчатках, с пистолетом. Мисс Блэклок подождала, пока фонарь высветил то место, куда ей надо было прицелиться, то есть стену, возле которой, по мнению всех присутствующих, стояла она, и поспешно сделала два выстрела. А когда Шерц испуганно обернулся, поднесла к его голове пистолет и выстрелила еще раз. Бросив пистолет возле трупа, она небрежно кинула перчатки на столик в холле и поторопилась занять свое место. Она поранила себе ухо… точно не знаю чем…

– Наверное, маникюрными ножницами, – предположила мисс Марпл. – От малейшего пореза мочки начинается сильное кровотечение. Это был тонкий психологический ход. Кровь, струящаяся по белой блузке, служила бесспорным доказательством того, что стреляли именно в мисс Блэклок и промахнулись лишь чудом.

– Все должно было кончиться успешно, – сказал Краддок. – Уверения Доры Баннер, что Руди Шерц хотел убить Летти, сыграли свою роль. Сама того не подозревая, Дора убедила окружающих в том, что видела, как ранили ее подругу. Случившееся могли расценить как самоубийство или несчастный случай. И дело едва не закрыли. А не закрыли его только благодаря вам, мисс Марпл.

– О нет, что вы?! – решительно возразила мисс Марпл. – Я лишь немножко помогла вам. Но основная заслуга ваша, исключительно ваша, мистер Краддок. Это вы не хотели прекращать дело.

– Мне было не по себе, – сказал Краддок. – Я чувствовал какой-то подвох, но никак не мог понять, в чем дело, пока вы мне не подсказали. И кроме того, мисс Блэклок действительно не повезло. Я раскрыл секрет второй двери. До того момента наши догадки оставались гипотезой. Но смазанная дверь уже являлась уликой. А напал я на нее совершенно случайно – по ошибке схватился не за ту ручку.

– Я считаю, что вас вело Провидение, инспектор, – сказала мисс Марпл. – Хотя у меня архаичные представления.

– И охота началась снова, – продолжал Краддок. – Правда, тактика немного изменилась. Теперь мы выясняли, у кого есть причины желать смерти мисс Блэклок.

– А кое у кого они действительно могли быть, и мисс Блэклок это понимала, – поддержала его мисс Марпл. – Думаю, она почти сразу же узнала Филиппу. Судя по всему, Соня Гедлер принадлежала к узкому кругу избранных, которым позволялось нарушать уединение Шарлотты. А в старости (вам пока это неведомо, мистер Краддок) гораздо явственней помнишь лица тех, кого видел в молодости, нежели людей, с которыми встречался пару лет назад. Шарлотта помнила Соню примерно в том же возрасте, в каком сейчас наша Филиппа, а Филиппа очень похожа на свою мать. Как ни странно, узнав Филиппу, Шарлотта обрадовалась. Она привязалась к девушке. Может, таким образом она пыталась заглушить угрызения совести, которые, наверное, все-таки ее мучили. Шарлотта убеждала себя, что, получив наследство, она позаботится о Филиппе, заменит ей мать. И они заживут все вместе: она, Филиппа и Гарри. Думая так, Шарлотта чувствовала себя благодетельницей и была счастлива. Но когда инспектор начал расспрашивать про Пипа и Эмму, Шарлотте стало неуютно. Она не собиралась делать из Филиппы козла отпущения. Ей хотелось, чтобы все ограничилось налетом юного головореза и его случайной гибелью. Насколько она знала (Шарлотта ведь не догадывалась, кто такая Джулия), только Филиппа могла теоретически желать ее смерти. И Шарлотта приложила все усилия, чтобы помешать опознать Филиппу. У нее хватило ума сказать инспектору, что Соня была низкого роста, темноволосой и смуглой. Заодно с фотокарточками Летиции она изъяла из альбома и фотографии Сони, чтобы вы, инспектор, не смогли уловить сходство.

– Надо же! А я думал, что Соня Гедлер – это миссис Светтенхэм, – недовольно пробурчал Краддок.

– Моя бедная мамочка! – пробормотал Эдмунд. – Заподозрить женщину со столь безупречной репутацией… По крайней мере, я всю жизнь верил в ее непорочность…

– Но, конечно, – вернулась к своему рассказу мисс Марпл, – настоящую опасность для Шарлотты представляла только Дора Баннер. С каждым днем старушка становилась все забывчивей и болтливей. Как мисс Блэклок ошпарила ее взглядом, когда мы с Банч пришли к ним на чай. А знаете почему? Дора опять назвала ее Лотти. Мы восприняли это как безобидную оговорку, но Шарлотта не на шутку перепугалась. Так все и шло. Бедная Дора не могла удержаться от болтовни. Когда мы пили кофе в «Синей птице», у меня возникло странное ощущение, будто бы Дора говорит не об одном человеке, а сразу о двух. На самом деле так оно и было. То она говорила о подруге, что она дурнушка, но сильная личность, то тут же расписывала ее как хорошенькую, веселую девушку. Сказав об уме и удачливости Летти, Дора вдруг посетовала на то, что у бедняжки была такая тоскливая жизнь, и процитировала строки «И бремя печалей на сердце легло…». Я еще подумала, что они совершенно не вяжутся с образом Летиции. Зайдя в то утро в кафе, Шарлотта, очевидно, слышала большую часть Дориной болтовни. Наверняка она слышала, как Дора упомянула про подмену лампы – дескать, это пастушок, а не пастушка. И поняла, что бедная преданная Дора представляет серьезнейшую угрозу для ее спокойствия. Боюсь, наш разговор в кафе окончательно решил участь Доры, простите за патетику. Но, наверное, этим все равно бы кончилось. Ведь пока Дора Баннер была жива, Шарлотта не чувствовала себя в безопасности. Она любила Дору… и не хотела ее убивать… но другого выхода не видела. Очевидно, она убедила себя (как сестра Эллертон, помнишь, Банч?), что поступает милосердно. Бедняжка Банни, ей же все равно осталось жить недолго. К тому же конец может оказаться мучительным… Что самое интересное – Шарлотта из кожи вон лезла, чтобы сделать последний день Банни как можно счастливее. День рождения, гости, особый торт…

– «Сладкая смерть»! – содрогнулась Филиппа.

– Да-да, именно так. Она пыталась устроить подруге сладкую смерть. Гости, любимые кушанья Банни, запрещение говорить о неприятных вещах, чтобы не расстраивать подругу. А потом – таблетки. Бог знает, какая гадость была в пузырьке из-под аспирина, который Шарлотта положила возле своей кровати, чтобы Банни, не найдя нового пузырька, взяла из этого. А впечатление создастся, подумала Шарлотта (и оказалась права), что таблетки предназначались для нее. Вот так Банни и умерла во сне, совершенно счастливая, и Шарлотта вновь почувствовала себя в безопасности. Но она тосковала по Доре Баннер, по ее любви и верности, ей было не с кем поговорить о прошлом… Она горько плакала в тот день, когда я принесла ей записку от Джулиана, и ее горе было искренним. Она убила свою самую близкую подругу…

– Ужасно! – воскликнула Банч. – Как это ужасно!

– Но очень по-человечески, – сказал Джулиан Хармон. – Вы забываете, что убийцы – тоже люди.

– Нет, я лично не забываю, – не согласилась с ним мисс Марпл. – Конечно, они люди. И их часто бывает жаль. Но они очень опасны. Особенно такие слабохарактерные, мягкосердечные убийцы, как Шарлотта Блэклок. Потому что стоит слабому человеку по-настоящему перепугаться, как он звереет от ужаса и теряет самоконтроль.

– Как случилось в истории с Мергатройд? – спросил Джулиан.

– Да, с бедной мисс Мергатройд. Видимо, Шарлотта подошла к дому как раз в тот момент, когда подруги воссоздавали сцену убийства. Окно оказалось открыто, Шарлотта прислушалась. До того момента ей не приходило в голову, что кто-то еще может представлять для нее опасность. Но мисс Хинчклифф требовала от подруги припомнить увиденное, а такого поворота событий Шарлотта не ожидала. Она ведь думала, что во время налета все смотрели на Руди Шерца! Шарлотта притаилась под окном и подслушивала. Вдруг все обойдется? Но когда мисс Хинчклифф собралась ехать на станцию, Мергатройд вдруг напала на след. Она кричала вслед мисс Хинчклифф: «Там ее не было…» Я недаром просила мисс Хинчклифф припомнить точные слова подруги. Потому что, скажи она: «Ее не было там», смысл утверждения изменился бы в корне.

– Для меня это слишком сложно, – покачал головой Краддок.

Мисс Марпл с готовностью повернула к нему порозовевшее лицо:

– А вы поставьте себя на место мисс Мергатройд. Человек видит очень многое, хотя часто сам об этом не догадывается. Когда я попала в железнодорожную катастрофу, мне врезался в память большой пузырь краски на стене купе. Я могла бы нарисовать его во всех подробностях. А однажды мне пришлось пережить воздушный налет на Лондон… помню бомбы… осколки… страшное потрясение… но ярче всего мне запомнилась какая-то женщина, она стояла передо мной, и у нее была большая дырка на чулке, а сами чулки были разного цвета. Так что когда мисс Мергатройд перестала думать и попыталась просто вспомнить, что она видела, она припомнила очень многое. Наверное, она начала свой мысленный путь от камина, который сперва осветил фонарь… потом свет прошелся по окнам, выхватывая из темноты фигуры людей… Вот миссис Хармон, она закрыла лицо руками. Мергатройд мысленно идет за фонарем дальше, доходит до мисс Баннер, которая стоит разинув рот и выпучив глаза… Потом взгляд мисс Мергатройд упирается в пустую стену и стол с лампой и сигаретницей. Звучат выстрелы, и вдруг она вспоминает нечто совершенно невероятное! Она видит стену, возле которой стояла Летиция Блэклок, когда в нее стреляли. Но в тот миг, когда пистолет выстрелил в Летти, там Летти не было… Теперь понятно? Мергатройд подозревала в убийстве трех женщин, на которых ей указала мисс Хинчклифф. Если бы одной из них не оказалось на месте, Мергатройд сделала бы ударение на местоимении «ее». Она сказала бы: «Этой! Ее там не было». Но она имела в виду место, где кто-то должен был стоять и не стоял – там никого не было. Место было, а человека не было. И Мергатройд не смогла сразу этого осознать. «Как странно, Хинч, – сказала она. – Там ее не было…» Следовательно, она имела в виду Летицию Блэклок.

– Но вы это поняли раньше, – заметила Банч, – когда перегорела лампа. Вы еще написали тогда какие-то слова, да?

– Да, милая. Разрозненные фрагменты вдруг соединились для меня в единое целое, и создалась стройная система.

Банч вкрадчиво произнесла:

– «Лампа»… Теперь мне это понятно. «Фиалки»… Тоже. «Пузырек аспирина»… Вы хотели сказать, что Банни собиралась купить новый пузырек и ей не было нужды брать лекарство Летиции?

– Да, а значит, Летиция должна была украсть и припрятать лекарство Банни. Ведь должно было создаться впечатление, что намеревались убить Летицию Блэклок!

– Ясно. Что там у вас шло дальше? «Сладкая смерть». Да, это не просто торт. Это вообще ведь день рождения. Предсмертный праздник для Банни. Шарлотта обращалась с ней как с собакой, которую собираются усыпить. По-моему, самое ужасное во всей этой истории – то, что она прикидывалась добренькой.

– Но она действительно была доброй! Последние слова, сказанные Шарлоттой на кухне, – чистая правда. «Я не хотела никого убивать…» Да, она просто хотела заполучить кучу денег, которые ей не принадлежали. И перед этим желанием, которое стало ее навязчивой идеей, как будто деньги могли вознаградить ее за все страдания в прошлом, – так вот, перед этим желанием все остальное отходило на задний план. Люди, затаившие злобу на жизнь, всегда опасны. Они считают, что жизнь им чем-то обязана. Я знавала многих калек, которые страдали гораздо больше Шарлотты и были беднее ее, но умудрялись радоваться жизни. Счастье или несчастье зависит от самого человека. Впрочем, боюсь, что я уклоняюсь от темы. На чем мы с вами остановились?

– Мы вспоминали список, – подсказала Банч. – Что вы имели в виду, написав «выяснить»?

– Уж вам-то, инспектор, – мисс Марпл обратилась к Краддоку, – грех было не заметить. Помните, вы показали мне письмо Летиции? Там дважды встречалось слово «выяснить», и оба раза вместо «я» стояло «е». А в записке, которую я попросила Банч показать вам, мисс Блэклок написала «выяснять» с «я». Люди стареют, но их орфография обычно не меняется. Это несоответствие показалось мне тогда весьма существенным.

– Вы правы, – согласился Краддок, – как же я упустил такую деталь!

А Банч продолжала:

– «И бремя печалей на сердце легло…» Но это же слова, сказанные Дорой в кафе! Она подразумевала недуг Шарлотты, а у Летиции, разумеется, никакого недуга не было и в помине. «Йод». Это связано с ее заболеванием?

– Да, милая. Рассказывая про свою жизнь в Швейцарии, мисс Блэклок пыталась создать впечатление, будто ее сестра умерла от чахотки. Но я вспомнила, что в Швейцарии крупнейшие специалисты по щитовидке и самые искусные хирурги. Кроме того, моя гипотеза объясняла, почему Летиция Блэклок не расставалась с этим нелепым жемчужным ожерельем, которое ей совершенно не шло: оно помогало скрыть шрам.

– Теперь понятно, почему она так заволновалась, когда ожерелье порвалось, – сказал Краддок. – В тот момент это выглядело абсолютно дико.

– Да, а потом еще я вспомнила, что сестру Летиции звали Шарлоттой и что Дора Баннер несколько раз называла при мне подругу «Лотти» и из-за этого всегда очень расстраивалась.

– А что означают слова «Берн» и «пенсия»?

– Руди Шерц работал санитаром в одной из бернских больниц.

– А «пенсия»?

– Банч, милая, я же тебе рассказывала тогда в «Синей птице»… правда, тогда я еще не знала, чему это соответствует… Помнишь? Миссис Уизерспун получала пенсию за себя и за миссис Барлетт, которая давным-давно умерла. А удалось мошенничество потому, что старушки обычно похожи друг на друга… Ну вот, и в результате у меня создалась стройная картина преступления. Я невероятно утомилась и вышла проветриться, а заодно и подумать, как доказать виновность Шарлотты. Тут-то меня и окликнула проезжавшая на машине мисс Хинчклифф. А чуть позже мы нашли мисс Мергатройд.

Мисс Марпл понизила голос. Возбужденная радость, еще недавно звучавшая в нем, исчезла. Теперь голос звучал сурово и сухо.

– Я знала, что нужно действовать, причем быстро. Но доказательств не было! И тут у меня возник план, которым я поделилась с сержантом Флетчером.

– Я ему за это такую взбучку устроил! – воскликнул Краддок. – Какое он имел право обсуждать с вами какие-то планы, не доложив мне?!

– Он не хотел, но я его уломала, – заступилась за сержанта мисс Марпл. – Мы отправились в «Литтл-Пэддокс», и я принялась обрабатывать Мици.

– Не представляю, как вам удалось ее уговорить?! – с глубоким вздохом сказала Джулия.

– Пришлось изрядно попотеть, милочка, – улыбнулась мисс Марпл. – Она же привыкла думать только о себе, а тут нужно было сделать кое-что для других. Конечно, я превозносила ее до небес, сказала, что у себя на родине она наверняка была участницей Сопротивления. Она ответила: «Конечно». Тогда я заявила, что у нее героизм в крови, она отчаянно смелая, не боится рисковать и могла бы мастерски сыграть свою роль. Я рассказывала ей про подвиги девушек – участниц Сопротивления; некоторые из них – быль, а некоторые, каюсь, вымысел. И Мици наконец воодушевилась! Мы с ней долго репетировали ее роль, пока она не выучила все назубок. После чего я велела ей отправляться к себе и до прихода инспектора Краддока не высовывать носа из комнаты. Самая главная беда возбудимых людей в том, что они нетерпеливы и могут испортить все дело.

– Но Мици выполнила свою миссию безукоризненно, – похвалила служанку Филиппа.

– А я все же не понимаю, зачем вы это затеяли, – сказала Банч. – Конечно, меня там не было… – добавила она извиняющимся тоном.

– Наш замысел был довольно сложным и рискованным. Прикинувшись шантажисткой, Мици должна была притвориться, что перепугалась, разнервничалась и решила открыть правду. Сквозь замочную скважину в столовой она будто бы видела, как мисс Блэклок подошла к Руди Шерцу, держа в руке пистолет. То есть девушка якобы видела все, как оно было на самом деле. Конечно, Шарлотта Блэклок могла сообразить, что Мици лжет. Ведь если в замке торчал ключ, значит, в замочную скважину ничего не было видно. Но когда человек в шоке, ему не до рассуждений. Поэтому я надеялась, что Шарлотта поверит.

– Но я – и это немаловажная деталь, – подхватил Краддок, – сделал вид, что воспринимаю ее заявление скептически, и моментально перешел в наступление, якобы решив открыть свои карты. Я напал на того, кто раньше был вне подозрений, и обвинил Эдмунда…

– А как здорово я сыграл свою роль, оцените! – воскликнул Эдмунд. – Я категорически все отрицал, действуя точно по нашему плану. Только мы не учли, что ты, моя драгоценная Филиппа, вдруг запищишь и поведаешь миру, кто ты такая. Ни инспектору, ни мне не приходило в голову, что ты можешь оказаться Пипом. Им ведь по сценарию должен был оказаться я! На мгновение ты выбила нас из колеи, но инспектор ловко парировал удар и сделал пару грязных намеков на мои мечты жениться на богатой невесте; не исключено, что эти намеки станут впоследствии причиной наших семейных раздоров.

– Не понимаю, зачем вам понадобилось ломать комедию?

– Не понимаешь? А ты встань на место Шарлотты Блэклок. Все наше поведение подсказывало ей, что подозревал или знал правду всего один человек – Мици! У полиции же все были под подозрением. Сейчас легавые решили, что Мици лжет. Но если девушка будет упорствовать, они могут прислушаться к ее словам и воспринять их всерьез. А коли так, то нужно заткнуть Мици рот!

– Служанка вышла из комнаты и прямиком, как и было велено, отправилась на кухню, – сказала мисс Марпл. – Мисс Блэклок вышла почти сразу же вслед за ней. Она не подозревала, что Мици на кухне не одна. Сержант Флетчер спрятался за дверью в кладовке, а я – в шкафчике для веников. Хорошо, что мои габариты позволили…

Банч внимательно посмотрела на мисс Марпл:

– И что, по-вашему, должно было произойти дальше, тетя Джейн?

– Одно из двух. Либо Шарлотта предложит Мици денег за молчание, и тогда сержант Флетчер это засвидетельствует, либо… либо она попытается убить служанку.

– Но не могла же она надеяться и в этом случае выйти сухой из воды! Тут уж ей было не отвертеться!

– Ах, милая Банч, она уже ничего не соображала. В тот момент Шарлотта Блэклок напоминала огрызающуюся, перепуганную крысу, загнанную в угол. Сама посуди, сколько событий произошло за один день. Сначала Шарлотта подслушивает разговор мисс Хинчклифф и мисс Мергатройд. Потом мисс Хинчклифф уезжает на станцию. Как только она вернется, мисс Мергатройд поделится с ней своим открытием, что Летиции Блэклок не было в тот вечер в комнате. В распоряжении Шарлотты считаные минуты, ей необходимо заткнуть мисс Мергатройд рот. Времени на разработку приличного плана нет. Остается один выход – грубое насилие. Шарлотта здоровается с бедной женщиной и душит ее шарфом. Потом очертя голову бросается домой переодеться и усаживается у камина, чтобы к приходу домашних все выглядело так, будто она никуда не уходила. Затем происходит неожиданное разоблачение Джулии. Шарлотта в порыве волнения рвет ожерелье и страшно пугается: вдруг окружающие заметят ее шрам? Чуть позже звонит инспектор и говорит, что приедет вместе с соседями. Ни минуты, чтобы подумать, передохнуть… Руки ее уже по локоть в крови, причем последнее убийство уже нельзя трактовать как акт милосердия или же устранение досадной помехи в лице молодого проходимца. Нет, это самое обыкновенное зверство! Но она-то хоть в безопасности? Да, пока вроде бы да. И вот появляется новая угроза – Мици. Надо ее убить, заставить умолкнуть! От страха Шарлотта обезумела. Она больше не человек, она опасный зверь.

– Но зачем вы полезли в шкаф, тетя Джейн? – недоуменно спросила Банч. – Неужели сержант Флетчер один не мог справиться?

– Так было надежнее, дорогая. И потом, я собиралась в случае чего заговорить голосом Доры Баннер. Это было единственное, что могло сломить Шарлотту Блэклок.

– Так оно и получилось.

– Да, ее это подкосило.

Все притихли, вспоминая пережитое. Наконец Джулия сказала нарочито беззаботным тоном, стараясь разрядить обстановку:

– Мици прямо преобразилась. Вчера она сообщила мне, что устраивается в какой-то дом под Саутгемптоном. – Джулия начала мастерски пародировать кухаркин акцент: – «Я идти туда, и если мне говорят, вы должны регистрировать себя полиция, вы иностранец, я им ответ: «Да, я буду регистрировать себя полиция! Полиция… они меня хорошо знать! Я помогать полиция! Если не я, полиция никогда не арестовать один очень, очень опасный преступник. Я рисковать свою жизнь, потому что я смелый, смелый, как лев… я не боюсь pисковать». – «Мици, – говорить они, – ты героиня, ты прекрасная, Мици!» – «Ах, ничего особенный», – говорить я». – Джулия замолчала. – Ну дальше в том же духе.

– Сдается мне, – задумчиво произнес Краддок, – что скоро Мици поможет полиции не в одном, а в целой сотне дел!

– Она и ко мне подобрела, – подала голос Филиппа. – Даже в качестве свадебного подарка презентовала рецепт «Сладкой смерти». Правда, потребовала, чтобы я ни в коем случае не открывала секрета Джулии, потому что Джулия испортила ее сковороду для омлетов.

– У миссис Лукас, – сказал Эдмунд, – Филиппа больше работать не будет. Белль Гедлер умерла, и Филиппа с Джулией унаследовали гедлеровские миллионы. Миссис Лукас подарила нам серебряные щипцы для спаржи. А я потешу себя тем, что не приглашу ее на свадьбу!

– Они жили долго и счастливо, – процитировал Патрик, – Эдмунд с Филиппой… Ну а что насчет Патрика с Джулией? – нерешительно повернулся он к Джулии.

– Нет, со мной этот номер не пройдет, – заявила она. – Намеки инспектора Краддока – скорее камешки в твой огород, а не в огород Эдмунда. Это ты юноша, мечтающий о богатой невесте. Так что не надейся.

– О, черная неблагодарность! – воскликнул Патрик. – И это после всего, что я для нее сделал!

– Да уж, из-за твоего разгильдяйства я чуть не увидела небо в клеточку, – хмыкнула Джулия. – Никогда не забуду тот вечер, когда пришло письмо от твоей драгоценной сестрицы. Я уж подумала, пиши пропало. Казалось, все, выхода нет. Ну а теперь, – промурлыкала она, – я, наверно, подамся в артистки.

– Как? И ты туда же? – простонал Патрик.

– Да. Поеду в Перт. Посмотрю, может, удастся заполучить местечко твоей Джулии. А когда освоюсь, займусь продюсерским бизнесом… буду ставить пьесы Эдмунда.

– А я думала, вы пишете романы, – сказал, обращаясь к Эдмунду, Джулиан Хармон.

– Я тоже так думал, – ответил Эдмунд. – И даже писал. Вполне приличный, кстати говоря, роман. На первых страницах там долго рассказывалось, как небритый мужчина вылезает из постели, как серо на улице и чем пахнет в комнате; потом появлялись отвратительная старуха с отечной мордой и злобная потаскуха, которые вели бесконечные разговоры о мироздании и размышляли о смысле жизни. И вдруг я тоже начал размышлять… Мне пришла в голову забавная мысль… я ее записал… А потом из этого вышла хорошенькая коротенькая сценка… Получилось простенько, но мило… И не успел я сообразить, что к чему, как закончил уморительный фарс в трех действиях.

– А как называется твоя пьеса? – спросил Патрик. – «Что увидел привратник?»

– Можно, конечно, назвать и так… Но я назвал по-другому: «И слоны забывают…» Скажу больше: пьесу уже приняли к постановке.

– «И слоны забывают…» – прошептала Банч. – Интересно, а на самом деле они умеют забывать?

Преподобный Джулиан Хармон вскочил и виновато пробормотал:

– О господи! Я заслушался… Моя проповедь…

– А все из-за этих проклятых детективов, – сказала Банч. – Только на сей раз детектив не выдуманный, а вполне реальный.

– Произнесите проповедь на тему «Не убий», – шутливо предложил Патрик.

– Нет, – серьезно ответил Джулиан Хармон. – Не хочу…

Банч перебила его, крепко обняла и сказала:

– Я знаю только одно: ты думаешь, что библейский Агасфер – это Артаксеркс Второй, но вообще-то (только это между нами!) он был Артаксерксом Третьим…

И Джулиан Хармон в энный раз не понял, что смешного находит его жена в этой истории.

– Тиглатпаласар жаждет тебе помочь, – сказала Банч. – Он теперь загордился, считает себя неоценимым помощником. Еще бы! Ведь это он подсказал нам, как и почему погас свет!

Эпилог

– Надо выписать газеты, – сказал Эдмунд Филиппе, когда они вернулись в Чиппинг-Клеорн из свадебного путешествия. – Пошли к Тотмэну.

Мистер Тотмэн, грузный мужчина, страдающий одышкой, при виде их расплылся в улыбке:

– Счастлив снова увидеть вас в наших краях! Мое почтение, мадам.

– Мы хотим оформить подписку, – сказал Эдмунд.

– Извольте, сэр. Как поживает ваша матушка? Надеюсь, здорова? Как ей на новом месте в Борнмуте?

– Она в восторге, – сказал Эдмунд, не имевший ни малейшего понятия, так ли это, но, подобно большинству сыновей, предпочитавший думать, что с их любимыми, хотя и надоедливыми предками все в порядке.

– Да, сэр, Борнмут – премилое местечко. Мы ездили туда в отпуск в прошлом году. Миссис Тотмэн очень понравилось.

– Я рад. Так вот, насчет газет: мы бы хотели…

– А еще я слыхал, вашу пьесу поставили в Лондоне. Говорят, презабавная.

– Да, она имеет успех.

– Вы, говорят, назвали ее «И слоны забывают…». Простите, сэр, но мне всегда казалось, что нет… то есть я хотел сказать, что они не забывают.

– Да-да, вы правы. Я теперь сожалею, что дал ей такое название. Мне многие делают то же самое замечание.

– Но ведь они – я имею в виду слонов – действительно забывают, не так ли?

– Разумеется! Это реальный факт. Как и то, что уховертки – образцовые матери.

– Неужели, сэр? Это ж надо, а я не знал!

– Так вот, насчет газет…

– Наверное, «Taймc»? – Мистер Тотмэн замер, держа наготове карандаш.

– Нет, лучше «Дейли уоркер», – твердо заявил Эдмунд.

– И «Дейли телеграф», – вставила Филиппа.

– И «Нью стейтсмен», – добавил Эдмунд.

– И «Радио таймс», – сказала Филиппа.

– И «Зритель», – подхватил Эдмунд.

– И «Вопросы садоводства», – спохватилась Филиппа.

Они замолчали, переводя дыхание.

– Превосходно, сэр, – закивал мистер Тотмен. – Ну и, разумеется, выпишем «Газету»?

– Нет, – заявил Эдмунд.

– Нет, – поддержала мужа Филиппа.

– Как?! Простите… Вы… не желаете получать «Газету»?

– Не желаем.

– Конечно, не желаем!

– Вы не хотите получать «Норс-Бенхэм ньюс энд Чиппинг-Клеорн гэзет»?

– Нет.

– Не хотите, чтобы я присылал ее в ваш дом каждую пятницу?

– Да нет же, нет! – воскликнул Эдмунд и добавил: – Теперь ясно?

– О да, сэр… д-да…

Когда за Эдмундом и Филиппой закрылась дверь, мистер Тотмэн, переваливаясь, пошел в гостиную, находившуюся в глубине дома.

– Мамочка, у тебя есть ручка? – спросил он. – А то у меня чернила кончились.

– Я сама запишу, – сказала миссис Тотмэн и схватила книгу заказов. – Что им нужно?

– «Дейли уоркер», «Дейли телеграф», «Радио таймс», «Нью стейтсмен», «Зритель»… погоди, дай припомнить… так, еще «Вопросы садоводства».

– «Вопросы садоводства»… – повторила миссис Тотмэн, деловито записывая. – И, конечно, «Газету».

– Нет, от «Газеты» они как раз отказались.

– Что?

– Они не хотят выписывать «Газету». Так прямо и заявили.

– Вздор! – воскликнула миссис Тотмэн. – Ты просто не расслышал. Естественно, они хотят выписать «Газету». Ее все выписывают. А иначе как узнать, что творится вокруг?

Рекс Фортескью – выпивает свою последнюю чашку чаю, и именно в его кармане находят зернышки.

Инспектор Нил – человек весьма проницательный, хотя по его внешности этого не скажешь.

Крамп – дворецкий в «Тисовой хижине» Фортескью, любитель опрокинуть стаканчик.

Мэри Доув – толковая и не теряющая самообладания экономка, трагедия в «Тисовой хижине» ее, похоже, забавляет.

Сержант Хей – сподвижник и правая рука инспектора Нила.

Глэдис Мартин – горничная «Тисовой хижины», увы, не слишком сообразительная.

Миссис Крамп – повариха «Хижины», радеет за свое дело.

Ланселот Фортескью – блудный сын Рекса, великолепная черная овца семейства Фортескью.

Пэт Фортескью – его жена, куда уютнее чувствует себя в обществе лошадей, чем в обществе новых родственников.

Адель Фортескью – вторая жена Рекса, очень интересная женщина, если верить слухам, вышла замуж ради денег.

Вивиан Дюбуа – осмотрительный партнер Адель «по гольфу».

Дженнифер Фортескью – жена Персиваля, пухленькая клуша, любимое занятие – хождение по лондонским магазинам.

Эллен – уборщица, чья матушка когда-то наказала ей не прикасаться к тисовым ягодам.

Мисс Рэмсботтом – свояченица Рекса, терпеть не может греха и распутства.

Элейн Фортескью – дочь Рекса, единственная из всего клана, кто подлинно скорбит.

Персиваль Фортескью – сын и деловой партнер Рекса, чопорный и привередливый, но никак не глупый.

Мисс Марпл – пожилая, но весьма смекалистая дама, имеющая свои соображения насчет дроздов.

Джералд Райт – школьный учитель, неофициально обрученный с Элейн.

Глава 1

Чай готовила мисс Сомерс. В компании «Консолидейтед инвестментс траст» она работала недавно и среди машинисток была самой бестолковой. Лучшие годы остались позади, на лице отпечаталось кроткое овечье беспокойство. Мисс Сомерс вылила в заварной чайничек невскипевшую воду – бедняжка никогда не знала наверняка, кипит чайник или нет. И конечно, ужасно из-за этого беспокоилась, как и из-за многого прочего в каждодневной жизни.

Она разлила чай и поставила чашки перед сослуживцами, положив на каждое блюдце две плиточки мягковатого печенья.

Мисс Гриффит, старшая седовласая машинистка, весьма толковая, не терпящая беспорядка дама, прослужившая в компании верой и правдой целых шестнадцать лет, резко бросила: «Вода снова не вскипела, Сомерс!» Кроткое и обеспокоенное лицо мисс Сомерс запунцовело, и она выдавила из себя: «Боже, уж на этот раз я была уверена, что она вскипела».

Ладно, подумала мисс Гриффит, подержим ее еще месяц, пока у нас работы невпроворот… Ну в самом-то деле! А что эта заторможенная натворила с письмом в «Истерн дивелопмент» – надо же так наломать дров! Про чай и говорить нечего. Да где такую найдешь, чтобы и на машинке бойко стучала, и чтобы голова на плечах была… и банку с печеньем в прошлый раз не закрыла как следует. Н-да…

Внутренние, полные негодования монологи мисс Гриффит часто оставались неоконченными – так вышло и сейчас.

В комнату вплыла мисс Гросвенор – совершить священный обряд приготовления чая для мистера Фортескью. Мистеру Фортескью чай заваривали по-особому, он пил его из особой фарфоровой посуды и заедал особым печеньем. Только чайник и вода из-под крана были те же. Но для чая мистера Фортескью вода вскипела. Мисс Гросвенор проследила за этим лично.

Мисс Гросвенор была блондинкой, до того роскошной, что дух захватывало. Она носила черный, ладно сидевший костюм от дорогого портного, на стройных ножках красовались самые лучшие и самые дорогие нейлоновые чулки с черного рынка.

Не удостоив машинисток словом или взглядом, она выплыла из их комнаты. Стоит ли обращать внимание на всяких насекомых? Мисс Гросвенор была не кем-нибудь, а личной секретаршей мистера Фортескью. Злые языки намекали, что этим ее обязанности не ограничивались, но в данном случае сплетня была лишь сплетней. Мистер Фортескью недавно во второй раз женился на роскошной и дорогой женщине, вполне способной завладеть его вниманием целиком и полностью. Для мистера Фортескью мисс Гросвенор была лишь неотъемлемой частью служебного интерьера, во всех отношениях исключительно шикарного и дорогого.

Мисс Гросвенор плыла, держа перед собой поднос, будто исполняла ритуал жертвоприношения. Небольшая приемная, комната ожидания, куда допускались наиболее значительные клиенты, ее собственный кабинетик и, наконец, после легкого стука в дверь – святая святых, кабинет мистера Фортескью.

Это была просторная комната, кое-где на надраенном до блеска паркетном полу лежали дорогие восточные ковры. Кабинет был изысканно отделан светловатым деревом, громадные набивные кресла обтянуты светло-желтой кожей. За гигантским столом из платана, естественным центром всей комнаты, восседал мистер Фортескью.

Не сказать, чтобы мистер Фортескью полностью «тянул» на свой кабинет, но все же выглядел вполне внушительно. Это был дородный, слегка одряхлевший мужчина с блестящей лысиной. Потакая своей прихоти, на работе он носил свободный твидовый пиджак, более уместный для загородных прогулок. Он хмуро изучал какие-то бумаги. Мисс Гросвенор приблизилась к нему грациозным лебедем, поставила поднос на стол возле его локтя, ровным негромким голосом объявила: «Ваш чай, мистер Фортескью» – и вышла.

Мистер Фортескью, как того требовал ритуал, в ответ просто хмыкнул.

Мисс Гросвенор возвратилась к делам, ждавшим ее внимания. Сделала два звонка по телефону, проверила отпечатанные письма, прежде чем отнести их мистеру Фортескью на подпись, ответила на звонок из города.

– Боюсь, сейчас это невозможно, – сказала она в трубку, и в ее голосе зазвучали высокомерные нотки. – Мистер Фортескью занят.

Повесив трубку, она взглянула на часы. Было десять минут двенадцатого.

Вдруг через дверь кабинета мистера Фортескью, обитую звуконепроницаемой материей, донесся какой-то странный звук. Это был вопль, приглушенный изоляцией, но сомневаться не приходилось, так вопят от боли и ужаса. Тотчас на столе мисс Гросвенор включился сигнал – долгие, отчаянно зовущие гудки. Мисс Гросвенор на мгновение оцепенела, потом неуверенно поднялась на ноги. При встрече с неожиданным она пасовала. Однако, следя за осанкой, она подошла к двери мистера Фортескью, постучала и вошла.

Но увиденное заставило ее начисто забыть об осанке. Лицо ее хозяина, сидевшего за столом, исказила боль. Его трясло в конвульсиях, и это было пугающее зрелище.

– Боже, мистер Фортескью, вам плохо? – спросила мисс Гросвенор, в ту же секунду осознав, сколь глуп ее вопрос.

Мистеру Фортескью было плохо, и даже очень – сомневаться не приходилось. Она увидела, подходя к столу, что ее босс буквально извивается от боли.

Слова выскакивали из него прерывистыми всхлипами:

– Чай… что, черт дери… вы положили в чай… скорее помощь… врача…

Мисс Гросвенор вылетела из кабинета. Всю ее надменность роскошной блондинки-секретарши как рукой сняло. Теперь это была до смерти перепуганная, потерявшая голову женщина.

Она вбежала в комнату машинисток с криком:

– У мистера Фортескью припадок… он умирает… надо срочно врача… у него такой жуткий вид… боже, он вот-вот умрет!

Со всех сторон посыпались советы, весьма разнообразные.

Мисс Белл, самая молодая машинистка, воскликнула:

– Если это эпилепсия, ему нужно сунуть в рот пробку. Пробки ни у кого нет?

Пробки не оказалось.

– В его возрасте… может, это апоплексический удар, – предположила мисс Сомерс.

– Надо вызвать доктора – немедленно, – распорядилась мисс Гриффит.

Однако ее обычная деловитость дала сбой – за шестнадцать лет службы ей ни разу не приходилось вызывать на работу врача. Ее лечащий врач далеко, в Стритэм-Хилле. А поблизости есть доктор, никто не знает?

Никто не знал. Мисс Белл схватила телефонный справочник и начала искать докторов под буквой «Д». Но справочник оказался алфавитным, и доктора не были сведены в одну колонку, как такси. Кто-то предложил позвонить в больницу, но в какую? Нужна больница этого района, настаивала мисс Сомерс, иначе толку не будет. Медицина-то нынче бесплатная. А раз так, в другой район нипочем не поедут.

Кто-то предложил набрать 999 и вызвать «неотложку», но мисс Гриффит даже замахала руками – как можно, ведь тогда придется разбираться с полицией! Для граждан страны, где право на медицинскую помощь имеет каждый, группа вполне разумных женщин проявила поистине исключительное невежество. Мисс Белл раскрыла справочник на букву «С» и стала искать «Скорую помощь». А ведь наверняка у него есть свой доктор, предположила мисс Гриффит, не может у него не быть доктора. Кто-то бросился за справочником личных телефонов. Мисс Гриффит вызвала курьера и велела ему бежать на улицу и найти доктора – как угодно, где угодно. В справочнике личных телефонов мисс Гриффит нашла сэра Эдвина Сэндмена, проживавшего на Харли-стрит. Мисс Гросвенор рухнула в кресло и запричитала голосом, куда менее поставленным, чем обычно:

– Я приготовила чай, как всегда… нет, правда… не могло в нем ничего быть…

– Не могло ничего быть? – Палец мисс Гриффит замер в диске телефона. – При чем тут чай?

– Он… мистер Фортескью… сказал, что все дело в чае…

Мисс Гриффит застыла в нерешительности. Куда же звонить: доктору или в «неотложку»? Мисс Белл, из молодых да ранних, заявила:

– Надо дать ему горчицу с водой – прямо сейчас. У нас тут горчицы нет?

Горчицы не было.

Через некоторое время к зданию почти одновременно подкатили две кареты «Скорой помощи», а в лифте встретились доктор Айзекс из клиники Бетнал-Грин и сэр Эдвин Сэндмен. И телефон, и мальчишка-курьер свою задачу все-таки выполнили.

Глава 2

Инспектор Нил сидел в святилище мистера Фортескью за его огромным платановым столом. Один из его подручных с записной книжкой пристроился на стуле возле двери.

Инспектор Нил был бравого вида мужчина с военной выправкой, чуть вьющиеся темные волосы, зачесанные наверх, открывали довольно низкий лоб. Когда он говорил: «Это дело обыденное», те, к кому он обращался, нередко с презрением думали: «А ты только на обыденное и способен!» Они ошибались. Да, внешность Нила не давала особой пищи для фантазии, но сам он был вдохновенный фантазер, и один из его методов расследования сводился вот к чему: он выдвигал какую-нибудь диковинную версию и тут же примерял ее к человеку, которого в данный момент допрашивал.

Он немедля и безошибочно определил – краткий и точный отчет о происшедшем ему даст мисс Гриффит. И действительно, заведя его в кабинет босса, она блестяще изложила утренние события. Когда она вышла, инспектор Нил выдвинул три отдельные, весьма неординарные причины, по которым преданная doyenne[6] машинистка могла бы подсыпать яд в утренний чай своего хозяина, и все их отверг как маловероятные.

Во-первых, мисс Гриффит не похожа на отравительницу; во-вторых, она не влюблена в своего босса; в-третьих, психической неуравновешенности как будто не наблюдается; в-четвертых, она не из тех женщин, которые держат камень за пазухой. Таким образом, мисс Гриффит можно использовать лишь как источник достоверной информации.

Инспектор Нил посмотрел на телефон. В любую минуту могли позвонить из больницы Сент-Джудс.

Конечно, не исключено, что внезапная болезнь мистера Фортескью была вызвана естественными причинами, но доктор Айзекс из клиники Бетнал-Грин придерживался другого мнения, равно как и сэр Эдвин Сэндмен с Харли-стрит.

Инспектор Нил нажал кнопку вызова, удобно встроенную в стол рядом с его левой рукой, и попросил зайти к нему личную секретаршу мистера Фортескью.

Мисс Гросвенор отчасти удалось восстановить свою горделивую осанку, но лишь отчасти. Она вошла испуганная, лебединого скольжения не было и в помине, и сразу же агрессивно заявила:

– Я этого не делала!

– Правда? – пробурчал инспектор Нил как бы между прочим.

Он указал ей на кресло, в которое мисс Гросвенор всегда садилась с блокнотом в руках, когда мистер Фортескью вызывал ее для диктовки. Она неохотно села и встревоженным взглядом окинула инспектора Нила. Инспектор Нил, тотчас давший волю своей фантазии: соблазн? шантаж? платиновая блондинка перед судом присяжных? и так далее – вселял спокойствие и выглядел слегка глуповатым.

– С чаем ничего не было, – с ходу вступила мисс Гросвенор. – И быть не могло.

– Понятно, – сказал инспектор Нил. – Будьте любезны, ваша фамилия и адрес.

– Гросвенор, Айрин Гросвенор.

– Как именно пишется фамилия?

– Как площадь[7].

– Адрес?

– Рашмур-роуд, четырнадцать, Масвелл-Хилл.

Инспектор Нил с удовлетворенным видом кивнул. Соблазн отпадает, сказал он себе. Как и любовное гнездышко. Респектабельный дом, живет с родителями. Шантаж тоже ни при чем.

Очередной набор умозрительных теорий – в корзину.

– Значит, чай готовили вы? – любезным тоном спросил он.

– Да, так вышло. То есть это вообще моя обязанность.

Не спеша инспектор Нил выудил из нее весь ритуал утреннего чая мистера Фортескью. Чашку, блюдце и заварной чайник уже запаковали и отправили в соответствующий отдел на анализ. Теперь инспектор Нил выяснил, что к чашке, блюдцу и заварному чайничку прикасалась Айрин Гросвенор, и только она. Воду в чайник, которым пользовались все сотрудники, из-под крана наливала опять же мисс Гросвенор.

– А сам чай?

– Мистер Фортескью пьет свой чай, особый, китайский. Он стоит на полке в моей комнате, за этой дверью.

Инспектор Нил кивнул. Спросил насчет сахара и выяснил, что сахар мистер Фортескью в чай никогда не кладет.

Зазвонил телефон. Инспектор Нил взял трубку. Выражение его лица слегка изменилось.

– Сент-Джудс?

Он кивнул мисс Гросвенор, давая понять, что она свободна.

– Пока все, мисс Гросвенор, спасибо.

Мисс Гросвенор торопливо покинула кабинет.

Инспектор Нил внимательно вслушивался в звуки писклявого и бесстрастного голоса, летевшего по проводам из больницы Сент-Джудс. Он сделал карандашом несколько загадочных пометок на уголке лежавшего перед ним блокнота.

– Умер пять минут назад? – переспросил он.

И тут же скосил глаза на часы. Записал: двенадцать сорок три.

Бесстрастный голос сообщил, что с инспектором Нилом желает говорить сам доктор Бернсдорф.

– Хорошо, – согласился инспектор Нил, – давайте его сюда, – слегка шокировав владелицу голоса такой беспардонностью, ибо она произнесла имя доктора с явным почтением.

Послышались какие-то щелчки, гудки, невнятные голоса где-то вдалеке. Инспектор Нил терпеливо ждал.

Потом безо всякого предупреждения его оглушил густой бас – он даже отодвинул трубку от уха.

– Привет, Нил, старый стервятник. Опять со своими трупами?

Инспектор Нил и профессор Бернсдорф познакомились примерно год назад – велось дело об отравлении – и с тех пор изредка перезванивались и встречались.

– Что, док, наш человек умер?

– Да. Когда его привезли сюда, было уже поздно.

– А причина смерти?

– Само собой, будет вскрытие. Вообще случай довольно интересный. Я даже рад, что мне придется им заниматься.

Профессиональный задор в богатом обертонами голосе Бернсдорфа сказал инспектору Нилу по крайней мере об одном.

– Ты считаешь, что смерть не была естественной, – сухо констатировал он.

– Какая там, к чертям собачьим, естественная, – экспансивно прогремел доктор Бернсдорф. – Пока это, сам понимаешь, неофициально, – с запоздалой осторожностью добавил он.

– Понимаю. Понимаю. Само собой. Его отравили?

– Несомненно. Мало того – только это неофициально… строго между нами, – готов побожиться, что знаю, чем именно.

– В самом деле?

– Токсином, сын мой. Токсином.

– Токсин? Первый раз слышу.

– Не сомневаюсь. Совершенно необычный яд! Восхитительно необычный! Я бы и сам нипочем его не распознал, но с месяц назад у меня был похожий случай. Ребятишки играли в дочки-матери, так вот, они сорвали с тисового дерева ягоды и положили их в чай.

– И тут это же? Ягоды тисового дерева?

– Ягоды или листья. Очень ядовитые. Токсин – это, разумеется, алкалоид. Что-то не помню, чтобы его применяли намеренно. Весьма интересный и необычный случай… Ведь все травят друг друга гербицидами, эти гербициды у меня уже в печенках сидят. А токсин – это просто конфетка. Я, конечно, могу и ошибаться – и ты, ради бога, на меня пока не ссылайся, – но сдается, что я прав. Да и тебе небось такое дело интересно. Все-таки что-то новенькое!

– Все поют и веселятся, да? Кроме жертвы.

– Увы, несчастному не повезло, – согласился доктор Бернсдорф без особого огорчения в голосе. – Сыграл в ящик.

– Он перед смертью что-нибудь сказал?

– Один из твоих людей сидел около него с блокнотом. Он все записал, слово в слово. Тот что-то бормотал насчет чая… будто ему на работе что-то подсыпали в чай… но это, конечно, бред.

– Почему бред? – резко спросил инспектор Нил, чье воображение уже нарисовало такую картину – роскошная мисс Гросвенор подкладывает ягоды тисового дерева в заварной чайничек. Но он отмел эту версию как несостоятельную.

– Потому, что этот яд не мог сработать так быстро. Симптомы проявились сразу, едва он выпил чай, верно?

– Свидетели говорят, что так.

– Ядов, которые действуют мгновенно, почти нет – за исключением цианидов, разумеется, да, пожалуй, еще чистого никотина…

– А цианид и никотин тут явно ни при чем?

– Мой дорогой друг. Он бы умер еще до приезда «Скорой помощи». Нет, то и другое исключено. Я было заподозрил стрихнин, но тогда откуда конвульсия? Короче, готов поставить на кон свою репутацию – неофициально, конечно, – это токсин.

– А он через сколько времени начинает действовать?

– По-всякому. Через час. Два или даже три. Покойник, видимо, был большой любитель поесть. Если он плотно позавтракал, действие яда могло замедлиться.

– Завтрак, – задумчиво произнес инспектор Нил. – А что, вполне может быть.

– Завтрак с Борджиа[8]. – Доктор Бернсдорф весело рассмеялся. – Ладно, дружище, удачной охоты.

– Спасибо, доктор. Соедини меня, пожалуйста, с моим сержантом.

Опять послышались какие-то щелчки, гудки, невнятные голоса вдалеке. Потом трубка наполнилась тяжелым прерывистым дыханием – так бывало всегда, когда сержант Хей собирался заговорить.

– Сэр, – раздался его встревоженный голос. – Сэр.

– Нил слушает. Умерший сказал перед смертью что-нибудь важное?

– Сказал, что все дело в чае, который он выпил в своем кабинете. Но врач говорит, что…

– Это мне известно. Еще что-нибудь?

– Нет, сэр. Правда, кое-что мне показалось странным. На нем был костюм… я проверил карманы. Все, что у всех: платок, ключи, мелочь, бумажник… ну и вот это… чудная находка. В правом кармане пиджака. Там была крупа.

– Крупа?

– Да, сэр.

– Что значит «крупа»? Сухие полуфабрикаты? «Завтрак фермера»? «Уитифакс»? Или зерна пшеницы, ячменя…

– Именно, сэр. Зерна. Мне показалось, что это рожь. Довольно много.

– Понял… Странно… Может, это образцы… в связи с какой-нибудь торговой сделкой.

– Совершенно верно, сэр… но я решил, лучше вам сказать.

– Все правильно, Хей.

Несколько мгновений инспектор Нил, положив трубку, смотрел прямо перед собой. Его привыкший к порядку мозг переходил ко второй фазе расследования – до сих пор отравление лишь подозревалось, теперь же факт отравления был налицо. Профессор Бернсдорф хоть и говорил неофициально, но в таких делах на его слова можно положиться. Рекса Фортескью отравили, и яд ему, скорее всего, дали за два-три часа до появления симптомов. Выходит, сослуживцы умершего к смерти своего босса, судя по всему, не причастны.

Нил поднялся и вышел из кабинета. Сотрудницы пытались работать, но пишущие машинки стрекотали далеко не с самой высокой скоростью.

– Мисс Гриффит? Можно вас еще на минутку?

– Конечно, мистер Нил. Ничего, если я отпущу девушек пообедать? Время перерыва давно прошло. Или вам удобнее, чтобы они перекусили здесь? Тогда мы что-нибудь закажем.

– Нет. Пусть идут обедать. Но потом они должны вернуться.

– Разумеется.

Мисс Гриффит последовала за Нилом в кабинет босса. Села и приняла свойственный ей сосредоточенный и деловой вид.

Не ходя вокруг да около, инспектор Нил сообщил:

– Мне только что звонили из больницы Сент-Джудс. В двенадцать сорок три мистер Фортескью скончался.

Мисс Гриффит и бровью не повела, просто покачала головой.

– Я подозревала, что он сильно болен, – сказала она.

Надо же, подумал Нил, ничуть не расстроилась.

– Будьте любезны, расскажите о его семье, домашних.

– Пожалуйста. Я уже пыталась связаться с миссис Фортескью, но, видимо, она уехала играть в гольф. До вечера ее дома не будет. На какой площадке она играет, точно не известно. – Как бы объясняя, она добавила: – Они живут в Бейдон-Хит, а вокруг него есть три отличные площадки для гольфа.

Инспектор Нил кивнул. В Бейдон-Хит жила почти сплошь городская знать. Он отстоял от Лондона всего на двадцать миль, связь по железной дороге была бесперебойной, да и машиной добраться относительно легко, даже в часы пик.

– Будьте любезны, точный адрес и номер телефона.

– Бейдон-Хит, три-четыре-ноль-ноль. Дом называется «Тисовая хижина».

– Как? – Вопрос сорвался с губ помимо воли инспектора Нила. – Вы сказали «Тисовая хижина»?

– Да.

В глазах мисс Гриффит мелькнуло легкое любопытство, но инспектор Нил уже взял себя в руки.

– Пожалуйста, поподробнее о его семье, если можно.

– Миссис Фортескью – его вторая жена. Намного моложе его. Они поженились два года назад. Первая миссис Фортескью давно умерла. От первого брака у него два сына и дочь. Дочь живет с ним, как и старший сын, он совладелец фирмы. К сожалению, сейчас его нет – уехал по делам в Северную Англию. Должен вернуться завтра.

– Когда он уехал?

– Позавчера.

– Вы пытались до него дозвониться?

– Да. Как только мистера Фортескью увезли в больницу, я позвонила в Манчестер в отель «Мидленд», думала, он там, но сегодня утром он оттуда выписался. Вообще он собирался в Шеффилд и Лестер тоже, но это неточно. Могу назвать фирмы в этих городах, с которыми он связан.

Да, подумал Нил, женщина деловая, и, взбреди ей в голову убить человека, она бы это провернула весьма по-деловому. Но он отогнал эти мысли и снова сосредоточился на фамильном древе семейства Фортескью.

– А второй сын?

– Он разошелся с отцом во взглядах и живет за границей.

– Оба сына женаты?

– Да. Мистер Персиваль женат три года. Он и жена занимают отдельную квартиру в «Тисовой хижине», хотя скоро переезжают в собственный дом там же, в Бейдон-Хит.

– А до миссис Персиваль Фортескью вы утром тоже не дозвонились?

– Она на весь день уехала в Лондон. А мистер Ланселот, – продолжала свою сагу мисс Гриффит, – женился меньше года назад. На вдове лорда Фредерика Энстиса. Вы, наверное, видели ее на фотографиях. В «Сплетнике» – рядом с лошадьми. И в колонках ипподромной хроники.

У мисс Гриффит слегка перехватило дыхание, щеки чуть запунцовели. Нил, чутко улавливавший настроение собеседника, понял: этот брак затронул в душе мисс Гриффит самые снобистские и самые романтические струны. В глазах мисс Гриффит аристократ всегда был аристократом, она словно и знать не знала, что репутация покойного лорда Фредерика Энстиса в спортивных кругах была весьма подмочена. Фредди Энстис пустил себе пулю в лоб, когда стюарды стали проявлять интерес к методам подготовки лошадей в его скаковых конюшнях. Нилу вспомнились кое-какие обрывочные сведения о жене Энстиса. Она была дочерью ирландского пэра и женой военного летчика, погибшего во время Битвы за Англию[9].

А теперь, судя по всему, она связала судьбу с паршивой овцой семейства Фортескью, который «разошелся с отцом во взглядах», как напыщенно заметила мисс Гриффит, что, скорее всего, означало какой-то постыдный случай в карьере молодого Ланселота Фортескью.

Ланселот Фортескью! Вот это имя! А как зовут другого сына – Персиваль? Интересно, что за особа была их матушка? Странный вкус на имена…

Он пододвинул к себе телефон, набрал номер телефонной станции и попросил соединить его с домом по адресу: Бейдон-Хит, 34–00.

Через несколько секунд мужской голос произнес:

– Бейдон-Хит, три-четыре-ноль-ноль слушает.

– Мне нужно поговорить с миссис или мисс Фортескью.

– Извините. Нет дома ни той, ни другой.

Инспектор Нил мгновенно определил: его собеседник пребывал в легком подпитии.

– Вы дворецкий?

– Точно так.

– Мистер Фортескью серьезно заболел.

– Знаю. Сюда уже звонили. Но я что могу поделать? Мистер Валь уехал на север, миссис Фортескью играет в гольф. Миссис Валь уехала в Лондон и вернется только к вечеру, а мисс Элейн тоже нет – умчалась к своим девочкам-скаутам.

– С кем мне поговорить насчет болезни мистера Фортескью? Неужели в доме никого нет? Это очень важно.

– Ну… не знаю, – с сомнением в голосе пробурчал дворецкий. – Есть мисс Рэмсботтом, но она даже к телефону не подходит. Есть мисс Доув – экономка, так можно сказать.

– Пожалуйста, попросите ее к телефону.

– Сейчас попробую разыскать.

В трубке был слышен звук его удаляющихся шагов. Через минуту-другую с инспектором заговорил – звука шагов на сей раз не было, видимо, трубку сняли в другом месте – женский голос:

– Мисс Доув слушает.

Голос был низкий, поставленный, с четкой дикцией. У инспектора Нила о мисс Доув сразу сложилось благоприятное мнение.

– Очень жаль, мисс Доув, что вынужден сообщить вам об этом, но совсем недавно в больнице Сент-Джудс скончался мистер Фортескью. Ему на работе вдруг стало плохо. Я хочу побыстрее связаться с его родственниками…

– Конечно. Я понятия не имела… – Она осеклась. Голос звучал ровно, но было ясно, что она потрясена. Подумав, она продолжала: – До чего неудачно. На самом деле вам нужно говорить с мистером Персивалем Фортескью. Все необходимые распоряжения будет делать он. С ним нужно связаться в отеле «Мидленд» в Манчестере или в отеле «Гранд» в Лестере. Или позвонить в лестерскую фирму «Ширер энд бондс». Боюсь, их номера телефона у меня нет, но я знаю, что он собирался им звонить и они могут подсказать, где его найти. Миссис Фортескью наверняка вернется к обеду, а возможно, даже к чаю. Это будет для нее настоящий удар. Все произошло внезапно? Утром мистер Фортескью, когда уходил из дому, чувствовал себя нормально.

– Вы видели его перед тем, как он ушел?

– Да. А что случилось? Сердце?

– Сердце его раньше беспокоило?

– Нет… нет… не думаю… просто я решила, что раз так внезапно… – Она смолкла. – Вы говорите из больницы? Вы доктор?

– Нет, мисс Доув, я не доктор. Я говорю из города, из кабинета мистера Фортескью. Я детектив, инспектор Нил из департамента уголовной полиции, и я сейчас же направляюсь к вам.

– Детектив-инспектор? Вы хотите сказать… что вы хотите этим сказать?

– Произошла внезапная смерть, мисс Доув, а в случаях внезапной смерти на место происшествия вызывают нас, особенно если умерший давно не обращался к доктору, как, насколько я понимаю, и мистер Фортескью.

В голосе его прозвучал лишь намек на вопросительную интонацию, но экономка ответила:

– Да, это так. Персиваль дважды назначал ему встречу с доктором, но мистер Фортескью так и не пошел. Он вообще никого не желал слушать… они все так беспокоились…

Она помолчала, потом продолжала уверенным, как прежде, голосом:

– Если миссис Фортескью вернется до вашего приезда, что ей передать?

Вот это выучка, подумал инспектор Нил, дело – прежде всего.

Вслух он сказал:

– Передайте, что в случаях внезапной смерти мы проводим небольшое расследование. Вполне обыденное.

Он повесил трубку.

Глава 3

Отодвинув телефон в сторону, Нил пристально взглянул на мисс Гриффит.

– Оказывается, последнее время состояние мистера Фортескью беспокоило его домочадцев, – проговорил он. – Его хотели показать доктору. Вы мне этого не сказали.

– Я как-то об этом не подумала, – призналась мисс Гриффит и добавила: – Он не казался мне больным…

– Не больным… а каким же?

– Ну, слегка странным. Непохожим на себя. Что-то с ним происходило.

– О чем-то беспокоился?

– Нет, не то. Беспокоились как раз мы.

Инспектор Нил терпеливо ждал.

– Даже и не объяснишь. – Мисс Гриффит задумалась. – Иногда на него будто что-то накатывало. Вдруг становился каким-то ребячливым. Раза два я, честно говоря, думала, что он как следует приложился к бутылке… Начинал хвастаться, плести какие-то небылицы. Сколько я здесь работаю, насчет своих дел он никогда не распространялся – во всяком случае, ничего лишнего. А в последнее время заметно изменился, позволял себе какие-то экспансивные выходки, а уж деньгами просто швырялся. Совершенно не в его духе. К примеру, когда у нашего посыльного умерла бабушка, мистер Фортескью вызвал его, дал ему пять фунтов и велел поставить на второго фаворита, а сам прямо зашелся от смеха. В общем, не такой он был, как обычно. Вот, пожалуй, все, что я могу сказать.

– Может, у него что-то было на уме?

– В конкретном смысле слова – нет. Казалось, он предвкушает что-то приятное… волнующее.

– К примеру, надеялся заключить крупную сделку?

Мисс Гриффит согласно закивала головой:

– Да, это уже ближе. Будто каждодневные дела его больше не трогали. И все время был в возбужденном состоянии. К тому же ему стали наносить деловые визиты довольно странные типы. Раньше их здесь никогда не было. Мистера Персиваля это страшно беспокоило.

– Вот как?

– Да. Мистер Персиваль всегда пользовался полным доверием отца. Отец на него полагался. А в последнее время…

– Разладились отношения?

– Видите ли, многое из того, что делал мистер Фортескью, мистер Персиваль не одобрял. Мистер Персиваль человек довольно осторожный и благоразумный. И вдруг отец перестал прислушиваться к его мнению. Мистер Персиваль был этим очень удручен.

– Но до открытой ссоры дело не доходило? – забросил очередную удочку инспектор Нил.

– Насчет ссоры не знаю… но раньше кричать он себе не позволял, а тут… в общем, явно человек изменился.

– Значит, раскричался? И по какому поводу?

– Он вышел прямо в комнату машинисток…

– И вы все это слышали?

– Ну… да.

– И что же, он обзывал Персиваля… оскорблял его… клял на чем свет стоит? Тот что-то сделал против отцовской воли?

– Скорее как раз наоборот – он ничего не сделал… Мистер Фортескью обозвал его жалким и ничтожным крючкотвором, мелким клерком, неспособным вести дело с размахом. Кричал: «Я вызову домой Ланса. Он стоит десятерых таких, как ты… и жениться сумел удачно. У Ланса есть воля, пусть он однажды и рискнул пойти против закона…» Ой, это я уже болтаю лишнее! – Мисс Гриффит занесло, как случалось со многими, кто попадал в опытные руки инспектора Нила, и сейчас она словно отрезвела и страшно смутилась.

– Не переживайте, – успокоил ее инспектор Нил. – Прошлое есть прошлое.

– Да, это история давняя. Мистер Ланс был молод, честолюбив и не всегда отдавал себе отчет в своих поступках.

Подобное толкование инспектор Нил слышал не первый раз и был с ним в корне не согласен. Тем не менее он не стал отвлекаться на дела минувшие и перешел к следующему кругу вопросов.

– Расскажите поподробнее о тех, кто здесь работает.

Мисс Гриффит, жаждавшая скорее позабыть о своей ошибке, засыпала инспектора сведениями о сотрудниках фирмы. Инспектор Нил поблагодарил ее и попросил еще раз пригласить к нему мисс Гросвенор.

Детектив-констебль Уэйт подточил свой карандаш. Не без зависти он заметил – кабинетик-то роскошный. Он обвел оценивающим взглядом огромные кресла, большущий стол, плафоны для отражения света.

– И имена у этой публики шикарные, – сказал он. – Гросвенор – прямо тебе герцогиня. А Фортескью – тоже имечко не из последних.

Инспектор Нил улыбнулся.

– Фамилия его отца была не Фортескью, а Фонтеску – он выходец откуда-то из Центральной Европы. Наверное, решил, что Фортескью звучит лучше.

Детектив-констебль Уэйт посмотрел на старшего по званию с восхищением.

– Так вам все про него известно?

– Просто перед тем, как ехать сюда, навел кое-какие справки.

– Может, его и к суду привлекали?

– О нет. Мистер Фортескью был человеком умным. Кое-какие связи с черным рынком у него имелись, пару сомнительных, мягко говоря, операций он провернул, но за рамки закона не выходил.

– Ясно, – подытожил Уэйт. – Не сказать, что очень приятный тип.

– Ловкач, – дал определение Нил. – Но перед нами он чист. Управление налоговых сборов долго расставляло на него сети, но ему всякий раз удавалось выскользнуть. Покойный мистер Фортескью был настоящим финансовым гением.

– Он из тех, – произнес констебль Уэйт, – у кого могут быть враги? – В голосе его слышалась надежда.

– О да, безусловно. Но не забывайте, что его отравили дома. По крайней мере, похоже на это. Знаете, Уэйт, у меня уже что-то вырисовывается. Нечто старое как мир и весьма знакомое. Есть хороший сын – Персиваль. И есть плохой – Ланс, с неотразимой внешностью. Есть жена, которая много моложе мужа и которая затрудняется сказать, на какой площадке она сегодня будет играть в гольф. Все это до боли знакомо. Но есть некий элемент, который никак не вписывается в общую картину.

– Какой? – спросил констебль Уэйт, но в эту секунду открылась дверь и на пороге появилась мисс Гросвенор. Она явно пришла в себя, ибо вплыла в кабинет во всем своем великолепии и надменно спросила:

– Вы хотели меня видеть?

– Я хотел задать вам несколько вопросов о вашем хозяине, точнее, вашем бывшем хозяине.

– Да, увы, – неубедительно согласилась мисс Гросвенор.

– Меня интересует, не заметили ли вы в нем каких-нибудь перемен в последнее время.

– Представьте себе, заметила. Да, заметила.

– Какие же?

– Так прямо и не скажешь… Вдруг начинал нести какую-то ерунду. Я и наполовину не могла поверить в то, что он говорит. Стал легко выходить из себя, особенно с мистером Персивалем. Не со мной, я, разумеется, никогда с ним не спорю, всегда соглашаюсь: «Хорошо, мистер Фортескью», даже если он выдумывает бог знает что… то есть выдумывал.

– А он никогда… не пытался за вами приударить?

В ответе мисс Гросвенор прозвучало легкое сожаление:

– Чего не было, того не было.

– Еще один вопрос, мисс Гросвенор. У мистера Фортескью была привычка держать в карманах зерно?

Мисс Гросвенор выказала живейшее удивление:

– Зерно? В карманах? В смысле, чтобы кормить голубей или что-то в этом роде?

– Может, и для этой цели.

– Нет, такого за ним не водилось. Мистер Фортескью? Кормить голубей? Нет, исключено.

– А не мог ли ячмень… или рожь оказаться сегодня в его кармане по какой-нибудь особой причине? Скажем, образцы продукции? Какая-нибудь сделка, связанная с зерном?

– Нет. Сегодня днем должны приехать нефтяники из Азии, из фирмы «Азиатик ойл». И строители – президент компании «Аттикус билдинг»… Больше никого.

– Ну что ж… – Нил взмахнул рукой, давая понять, что разговор на эту тему окончен и мисс Гросвенор свободна.

– Ножки – просто загляденье. – Констебль Уэйт даже вздохнул. – И чулочки высший класс…

– От ее ножек мне никакого проку, – буркнул инспектор Нил. – Я с чем был, с тем и остался. Зернышки в кармане – что бы это значило?

Глава 4

Спускаясь по лестнице, Мэри Доув остановилась и выглянула в большое окно. Из подъехавшей машины выходили двое. Тот, что повыше ростом, повернулся к дому спиной и оглядел окрестности. Мэри Доув задумчиво смотрела на них. Видимо, это инспектор Нил и его помощник.

Она отвернулась от окна и взглянула на себя в массивное в полный рост зеркало, висевшее на стене, где лестница делала поворот… Она увидела хрупкую, подчеркнуто опрятную женщину с безукоризненно белым воротничком и манжетами на серо-бежевом платье. Каштановые волосы были разделены посредине, две блестящих тугих волны завязаны в узел на затылке… На губах – бледно-розовая помада.

В целом Мэри Доув осталась своей внешностью довольна. Она пошла вниз, и на губах ее поигрывала легкая улыбка.

Инспектор Нил, оглядывая дом, рассуждал про себя.

Хороша хижина! Тисовая хижина! О-о, до чего они лицемерны, эти богачи, до чего любят играть на публику! Он, инспектор Нил, назвал бы этот дом усадьбой. Он прекрасно знал, что такое хижина. Можно сказать, он вырос в хижине. Она стояла у ворот усадьбы Хартингтон-Парк, неуклюжей махины в греческом стиле с двадцатью девятью спальнями, которую впоследствии прибрал к рукам Национальный трест[10]. А маленькая хижина снаружи казалась милой и привлекательной, внутри же была сырой, неуютной и не соответствовала самым примитивным санитарным нормам. К счастью для родителей инспектора Нила, подобный порядок вещей им казался вполне естественным и справедливым. Хозяева не брали с них денег за жилище, а работа их заключалась лишь в том, чтобы по мере надобности отворять и затворять ворота. В округе водилось много кроликов, а иногда к ним в кастрюлю попадал даже фазан. Миссис Нил не пришлось столкнуться с такими радостями цивилизации, как электрический утюг, кухонная электроплита, вытяжной шкаф, холодная и горячая вода из-под крана и даже свет, включавшийся простым нажатием пальца. Зимой Нилы пользовались керосиновой лампой, а летом с наступлением темноты укладывались спать. Это были здоровые и счастливые люди, безнадежно отставшие от своего времени.

И когда инспектор Нил услышал слово «хижина», в нем проснулись воспоминания детства. Но этот дом, претенциозно названный «Тисовая хижина», принадлежал как раз к хоромам, которые возводят себе богачи, а потом называют их «нашим укромным уголком в деревне». Да и деревню инспектор Нил всегда представлял себе как-то иначе. Дом был солидным и мощным сооружением из красного кирпича, вытянувшимся не вверх, а в длину, с чрезмерным количеством фронтонов и множеством окон со свинцовыми стеклами. Сады были уж очень искусственные, надуманные, повсюду разбиты розовые клумбы, растут перголы, поблескивают прудики и, оправдывая название дома, живой изгородью теснятся аккуратно подстриженные тисы.

Если кому-то потребовалось сырье для токсина, тиса здесь больше чем достаточно. Справа, за розовой перголой, природа сохранилась в чистом виде – там росло огромное тисовое дерево, какие встретишь в церковных дворах, ветви его опирались на подпорки – эдакий Моисей лесного царства. Это дерево, подумал инспектор, стояло здесь задолго до той поры, когда началось нашествие домов из красного кирпича. Это уже при нем здесь появились площадки для гольфа, при нем модные архитекторы водили по окрестностям богатых клиентов и показывали им преимущества того или другого участка. А раз уж именно здесь пустил корни этот памятник древности, трогать его не стали и даже вписали в новый пейзаж, скорее всего, благодаря ему и дали название новому вожделенному жилищу. «Тисовая хижина». И может быть, ягоды с этого самого дерева…

Инспектор Нил отогнал прочь эти бесполезные мысли. Делом надо заниматься. Он позвонил в звонок.

Дверь не замедлила открыться. За ней стоял мужчина средних лет и выглядел именно так, как и представил себе инспектор Нил, когда говорил с ним по телефону. Пройдоха и ловчила средней руки, любитель заложить за воротник.

Инспектор Нил представился, отрекомендовал своего помощника и не без удовольствия заметил, как в глазах дворецкого мелькнул тревожный огонек. Нил не стал придавать этому большого значения. Вполне возможно, смерть Рекса Фортескью тут ни при чем. Так, чисто автоматическая реакция.

– Миссис Фортескью еще не вернулась?

– Нет, сэр.

– А мистер Персиваль Фортескью? Мисс Фортескью?

– Нет, сэр.

– Тогда я хотел бы видеть мисс Доув.

Дворецкий чуть оглянулся.

– Мисс Доув уже спускается.

Пока мисс Доув со спокойным достоинством шла по широкой лестнице, инспектор Нил успел внимательно ее оглядеть. На сей раз составленный им образ никак не соответствовал действительности. Подсознательно слово «экономка» нарисовало в его воображении женщину крупную и властную, одетую в черное, где-то под передником – связка ключей.

Своим обликом маленькая ладная женщина, спускавшаяся к нему, застала инспектора врасплох. Нежно-голубиные тона платья, белый воротничок и манжеты, уложенные аккуратными волнами волосы, едва намеченная улыбка Моны Лизы. Тем не менее было в ней что-то ненастоящее, будто эта молодая, не разменявшая четвертый десяток женщина играла какую-то роль; не роль экономки, нет – роль Мэри Доув. То есть голубки. Она явно стремилась соответствовать своей фамилии.

Мисс Доув сдержанно приветствовала гостей.

– Инспектор Нил?

– Да. Это сержант Хей. Я вам уже сказал по телефону, что мистер Фортескью скончался в больнице Сент-Джудс в двенадцать часов сорок три минуты. Похоже, он что-то съел сегодня за завтраком, и это «что-то» явилось причиной смерти. Поэтому я хотел бы, чтобы сержанта Хея отвели на кухню, там он выяснит, что именно подавалось на завтрак.

На мгновение их взгляды встретились; чуть подумав, она кивнула:

– Хорошо. – Повернувшись к дворецкому, который встревоженно переминался с ноги на ногу, она распорядилась: – Крамп, проводите, пожалуйста, сержанта Хея и покажите все, что ему понадобится.

Крамп и Хей ушли. Мэри Доув пригласила Нила в дом.

Открыв дверь в комнату, она вошла первой. Это оказалась курительная, довольно безликая – панельная обшивка, богатая драпировка, большие набивные кресла, на стенах, как водится, – гравюры на спортивные темы.

– Пожалуйста, садитесь.

Он сел, Мэри Доув заняла кресло напротив. Лицом к свету, тут же отметил про себя Нил. Необычный выбор для женщины. Тем более необычный, если женщине есть что скрывать. Но вполне возможно, что скрывать Мэри Доув как раз и нечего.

– Так неудачно, – заговорила она, – что никого из членов семьи нет дома. Миссис Фортескью может вернуться с минуты на минуту. И миссис Валь тоже. Мистеру Персивалю Фортескью я послала несколько телеграмм – в разные места.

– Спасибо, мисс Доув.

– Вы сказали, что мистер Фортескью умер, потому что кое-что съел, может быть, во время завтрака. Вы имеете в виду пищевое отравление?

– Возможно. – Он внимательно смотрел на нее.

– Едва ли, – сказала она, храня полное спокойствие. – Сегодня утром на завтрак подавали яичницу с грудинкой, кофе, тосты и мармелад. Еще на буфете стоял холодный окорок, но его нарезали вчера, и никто не жаловался. Никакой рыбы не было, сосисок тоже – ничего такого.

– Я вижу, вы точно знаете, что подавалось к столу.

– Естественно. Заказ делаю я. Вчера на обед…

– Не нужно, – остановил ее инспектор. – Вчерашний обед здесь ни при чем.

– Мне казалось, что пищевое отравление иногда наступает с задержкой даже на целые сутки…

– В нашем случае – нет… Скажите, пожалуйста, что именно мистер Фортескью ел и пил сегодня утром перед выходом из дома?

– В восемь утра ему в комнату был подан чай. Завтракали в четверть десятого. Как я уже сказала, мистер Фортескью ел яичницу с грудинкой, кофе, тосты и мармелад.

– Какая-нибудь каша?

– Каш он не ест.

– Сахар для кофе – кусковой или сахарный песок?

– Кусковой. Но мистер Фортескью пьет кофе без сахара.

– У него нет привычки принимать по утрам лекарства? Какие-нибудь соли? Тонизирующие средства? Что-нибудь для улучшения пищеварения?

– Нет, ничего такого.

– Вы завтракали вместе с ним?

– Нет. За столом сидят только члены семьи.

– Кто еще был за столом?

– Миссис Фортескью. Мисс Фортескью. Миссис Валь Фортескью. Мистера Персиваля Фортескью, само собой, не было.

– А миссис и мисс Фортескью ели на завтрак то же самое?

– Миссис Фортескью выпила кофе, стакан апельсинового сока, съела тост – вот и все. Миссис Валь и мисс Фортескью всегда завтракают плотно. Кроме яичницы и холодного окорока, они иногда едят кашу. Миссис Валь пьет не кофе, а чай.

На минуту инспектор Нил погрузился в раздумье. По крайней мере, круг сужается. Завтракали с умершим всего три человека, и только они: его жена, дочь и невестка. Любая из них могла добавить ему в кофе токсин. Токсин – штука горькая, так ведь и кофе тоже. Мистер Фортескью мог ничего не заметить. Правда, был еще утренний чай, но Бернсдорф говорил, что как раз в чае привкус был бы явно ощутим. Хотя, с другой стороны, человек только проснулся, организм еще не так восприимчив… Инспектор Нил поднял голову и увидел, что Мэри Доув наблюдает за ним.

– Ваши вопросы насчет тонизирующих средств и лекарств показались мне довольно странными, инспектор, – сказала она. – Подтекст такой: либо лекарство было бракованным, либо в него что-то добавили. Но ни то ни другое не назовешь пищевым отравлением.

Нил пристально посмотрел на нее.

– А я и не говорил, что мистер Фортескью умер от пищевого отравления. Он умер от отравления. Просто от отравления.

– От отравления… – негромко повторила она.

Она не удивилась, не вздрогнула от испуга, просто в глазах ее появился интерес. Так человек переваривает нечто для себя новое.

Собственно, после минутного размышления именно это она и сказала:

– Мне никогда не приходилось сталкиваться с отравлением.

– Ничего приятного тут нет, – сухо заверил ее Нил.

– Да, наверное…

Она снова задумалась, потом подняла голову и неожиданно улыбнулась ему.

– Я этого не делала, – заявила она. – Но, не сомневаюсь, это вам скажут и остальные!

– А кто бы мог это сделать, мисс Доув?

Она пожала плечами.

– Говоря откровенно, он был довольно одиозным типом. И сделать это мог кто угодно.

– Ну, мисс Доув, одиозный – еще не причина для отравления. Мотив должен быть серьезнее.

– Да, вы правы.

Она задумалась.

– Может быть, вы мне что-нибудь расскажете об этом доме?

Она взглянула на него. Он даже слегка вздрогнул – от ее глаз веяло насмешливым холодом.

– Это, надеюсь, не официальный допрос? Конечно нет, иначе тут был бы ваш сержант, а он сейчас терзает прислугу. Я готова вам кое-что рассказать, но повторять это в суде мне бы не хотелось. Неофициально – пожалуйста. Как это говорится, без протокола?

– Разумеется, мисс Доув. Мы с вами, как вы уже заметили, говорим с глазу на глаз.

Она откинулась в кресле, качнула изящной ножкой и прищурилась.

– Начну с того, что особой преданности к моим хозяевам я не испытываю. Я работаю на них, потому что мне хорошо платят, и это мое обязательное условие.

– Я слегка удивился, увидев вас здесь, в этой должности. С вашим умом и образованием…

– Сидеть от и до в конторе? Перебирать бумаги в министерстве? Дорогой инспектор Нил, работенка здесь не бей лежачего, а деньги… Люди готовы платить любые деньги, любые, лишь бы у них не было проблем по содержанию дома. Найти и нанять прислугу – дело кропотливое и нудное. Писать в агентства, посылать в газеты объявления, беседовать с людьми, договариваться о встречах и в конце концов вести хозяйство, чтобы все шло без сучка без задоринки, – на это требуются определенные способности, которых у богатых людей, как правило, нет.

– А если прислуга, которую вы выбрали, возьмет да и уйдет от вас дружными рядами? Такое случается.

Мэри улыбнулась.

– Если надо, я сама и постели застелю, и комнаты приберу, и обед приготовлю, и на стол накрою – хозяева никакой разницы не почувствуют. Конечно, я не трезвоню на всех углах, что я – мастерица на все руки. Мало ли у кого какие мысли могут появиться. Но любую прореху заткнуть могу, это точно. Хотя прорех почти не бывает. Я работаю только на очень богатых, которые за удобство готовы платить сколько угодно. Соответственно, и я плачу прислуге по высшему разряду и могу отбирать лучших.

– Таких, как дворецкий?

Она удивленно, оценивающе взглянула на него.

– Супружеская пара – куда тут денешься? Крампа я держу только из-за миссис Крамп – лучших поварих я в жизни не встречала. Настоящее сокровище: чтобы ее сохранить, приходится кое на что закрывать глаза. Наш мистер Фортескью поесть любит… вернее, любил. Все в этом доме – большие гурманы, а денег куры не клюют. Так что миссис Крамп может закупать что хочет – масло, яйца, сливки. Что касается Крампа, свое дело он делает, и ладно. Серебряные вилки и ложки всегда начищены до блеска, на стол он подает не хуже других. Ключ от винного погребка я храню у себя, виски и джин тоже у меня под контролем, а как он чистит и гладит одежду, я проверяю сама.

Инспектор Нил приподнял брови.

– Маленькая хозяйка большого дома?

– Я считаю, нужно все уметь делать самой. И тогда делать тебе ничего не придется. Но вы хотели услышать мое мнение об этой семье.

– Если не возражаете.

– В общем, все они – публика одиозная. Покойный мистер Фортескью был из разряда мошенников, у которых все всегда шито-крыто. Он любил похвастаться, как ловко провернул какое-то дельце. Изысканными манерами не отличался, был человеком грубым и властным, одним словом, самодур. Миссис Фортескью – Адель – его вторая жена, она лет на тридцать его моложе. Он откопал ее в Брайтоне. Она работала маникюршей и караулила богатенького кавалера. Она хороша собой, просто пальчики оближешь, секс из нее так и прет.

Инспектор Нил был шокирован, но не подал вида. Все-таки странно слышать подобные речи от такой девушки, как Мэри Доув.

Та с непроницаемым видом продолжала:

– Адель вышла за него из-за денег, тут и думать нечего; когда это случилось, его сын Персиваль и дочь Элейн ходили просто зеленые от злости. Они и сейчас ее не жалуют, но она ведет себя очень умно – не замечает этого или не хочет замечать. Старик исполнит любую ее прихоть, она прекрасно это понимает. Господи, опять я говорю не в том времени. Еще не осознала, что его нет в живых…

– Ну а что же его сын?

– Драгоценный Персиваль? Валь, как его величает жена. Персиваль лицемер, из тех, кто мягко стелет, да жестко спать. Чопорный, хитрый и коварный. Панически боится отца, всегда перед ним тушуется и слова поперек не говорит, но свой маневр знает, свои интересы очень даже блюдет. В отличие от отца прижимист. Экономия – это его страсть. Потому он так долго не может подобрать себе дом. А тут у него и своя квартира, и денежки целы.

– А его жена?

– С виду – смиренная овца, которую бог обделил мозгами. Но это с виду, а что на самом деле… До замужества она работала медсестрой в больнице – когда Персиваль слег с воспалением легких, она его выхаживала и выходила до романтической развязки. Старика этот брак сильно разочаровал. Он сноб и хотел, чтобы Персиваль женился «как положено». Несчастную миссис Валь он презирает, то и дело мешает с грязью. Так что, думаю, она его не сильно любит – вернее, любила. У нее одна страсть – в кино и по магазинам. Главная печаль – муж дает мало денег.

– Что скажете про дочь?

– Элейн? Вот ее мне немного жаль. Она человек неплохой. Из тех, что всю жизнь остаются школьницами. Она умеет организовать игру, занимается с девочками-скаутами, это ей интересно. Недавно у нее был роман с молодым учителем, из сердитых, но отец семейства выяснил, что этот недовольный напичкан коммунистическими идеями, и разом положил этой романтической истории конец.

– И у нее не хватило духу возразить?

– У нее-то хватило. Отступился и поднял лапки как раз он. Опять же, наверное, из-за денег. Особенно привлекательной Элейн, увы, не назовешь.

– А другой сын?

– Никогда с ним не встречалась. Необычайно красив, но, судя по всему, отпетый негодяй. Была такая скверная история в прошлом – подделал чек. Живет в Восточной Африке.

– С отцом – полный разрыв?

– Да, мистер Фортескью не мог лишить его наследства, потому что уже сделал его младшим партнером в фирме, но не поддерживает с ним отношений многие годы, если и упоминает Ланса, то только так: «Не говорите мне об этом мерзавце. Он мне не сын». И все-таки…

– Да, мисс Доув?

– И все-таки, – медленно проговорила Мэри, – не удивлюсь, если вдруг выяснится, что старик Фортескью собирался вернуть сына сюда.

– Почему вы так думаете?

– Да потому, что с месяц назад старый Фортескью устроил Персивалю жуткую головомойку – оказалось, Персиваль что-то делал за его спиной, не знаю, что именно, – он был вне себя от ярости. Персиваль попал в опалу. Он в последнее время тоже сильно изменился.

– Мистер Фортескью?

– Нет, Персиваль. Ходил перепуганный до смерти.

– Так, теперь поговорим о слугах. Крампов вы уже описали. Кто еще работает в доме?

– Есть горничная, Глэдис Мартин, или официантка, – они предпочитают, чтобы их называли так. Она убирает комнаты внизу, накрывает на столы, уносит грязную посуду и помогает Крампу прислуживать хозяевам за едой. Довольно порядочная девушка, но уж очень придурковатая. Слегка гнусавит.

Нил кивнул.

– Эллен Кертис – уборщица. Женщина пожилая, вечно раздраженная и сердитая, но работает в доме давно и чистоту поддерживает на высшем уровне. Никогда нигде ни соринки, ни пылинки. Есть еще помощницы, но они появляются по мере надобности.

– То есть в доме больше никто не живет?

– Живет. Старушка мисс Рэмсботтом.

– Кто она?

– Свояченица мистера Фортескью – сестра его первой жены. Жена была немного старше его, а сестра намного старше ее – так что ей здорово за семьдесят. У нее на втором этаже своя комната, она сама себе готовит и вообще сама себя обслуживает, прислуга заходит к ней только убирать. Довольно эксцентричная особа и своего зятя никогда не любила, но переехала сюда при жизни сестры, да так здесь и осталась. Мистеру Фортескью никогда не было до нее дела. Но она, доложу я вам, штучка, эта тетушка Эффи.

– И это все?

– Все.

– Стало быть, мы добрались до вас, мисс Доув.

– Хотите подробности моей биографии? Я сирота. Кончила курсы секретарш в колледже Сент-Алфредс. Работала машинисткой-стенографисткой в одном месте, потом в другом, решила, что карьера секретарши не по мне, и поменяла курс, пошла в экономки-домоправительницы. Работала в трех семьях. Через год-полтора сидеть на одном месте мне надоедает, перебираюсь на другое. В «Тисовой хижине» я около года. Я отпечатаю на машинке фамилии и адреса моих прежних нанимателей и передам их вместе с копиями рекомендаций вашему сержанту… Хей, да? Это вас удовлетворит?

– Вполне, мисс Доув. – Нил минутку помолчал, мысленно представив, как мисс Доув подсыпает отраву в завтрак мистера Фортескью. Фантазия его пошла дальше, и он увидел, как она методично собирает тисовые ягоды в корзину. Вздохнув, он вернулся в настоящее, к реальной действительности. – Я хотел бы поговорить с девушкой… Глэдис, а потом с уборщицей, Эллен. – Поднявшись, он добавил: – Кстати, мисс Доув, может быть, вам известно, почему в кармане мистера Фортескью оказалась горсть зерен?

– Зерен? – Она уставилась на него, похоже, с неподдельным удивлением.

– Да, именно зерен. Вам это ни о чем не говорит?

– Абсолютно.

– Кто содержал в порядке его одежду?

– Крамп.

– Понятно. Мистер и миссис Фортескью занимают общую спальню?

– Да. Помимо этого, разумеется, у него своя гардеробная и туалет, как и у нее… – Мэри глянула на наручные часы. – Думаю, она вот-вот вернется.

Инспектор уже поднялся… Любезным тоном он спросил:

– Знаете что, мисс Доув? Даже если в округе три площадки для гольфа, очень странно, что миссис Фортескью до сих пор не нашли.

– А если она сейчас вообще не играет в гольф, инспектор? Тогда ничего странного в этом нет, правда?

В голосе Мэри слышались сухие нотки. Инспектор резко бросил:

– Мне четко ответили, что она играет в гольф.

– Она взяла клюшки для гольфа и сказала, что поедет играть. Села в машину и уехала.

Он с легким прищуром посмотрел на нее, переваривая смысл сказанного.

– С кем она обычно играет в гольф? Вам это известно?

– Весьма вероятно, что с мистером Вивианом Дюбуа.

Нил ограничился кратким:

– Понятно.

– Я пришлю к вам Глэдис. Скорее всего, она будет перепугана до смерти. – Застыв на мгновение в дверях, Мэри сказала: – На мои слова особенно не ориентируйтесь. Я женщина злобная.

Она вышла. Инспектор Нил в задумчивости смотрел на закрытую дверь. По злобе или нет, но рассказанное Мэри Доув давало пищу для размышлений. Если Рекса Фортескью отравили, а судя по всему, так оно и было, обстановка в «Тисовой хижине» выглядела многообещающей. Мотивы лежали на поверхности толстым слоем.

Глава 5

Девушка, вошедшая в комнату с явным нежеланием, была непривлекательной и испуганной. Несмотря на высокий рост и хорошо сшитый форменный бордовый костюм, ей удавалось выглядеть неряшливой.

Она сразу заявила, вперившись в него испытующим взглядом:

– Я ничего не делала. Правда. Ничего про это не знаю.

– Хорошо, хорошо, – сказал Нил сколько можно сердечно. Голос его слегка изменился. В нем послышались даже веселые нотки, интонация стала заметно проще. Пусть эта Глэдис, перепуганная крольчиха, почувствует себя посвободнее. – Садитесь, – пригласил он. – Я хочу расспросить вас про сегодняшний завтрак.

– Я ничего не делала.

– Но завтрак вы подавали?

– Завтрак подавала. – Даже в этом она призналась с неохотой. Вообще вид у нее был и виноватый, и перепуганный, но инспектор Нил знал – со свидетелями такое бывает. И бодрым голосом, стараясь, чтобы она почувствовала себя раскованнее, он продолжал задавать вопросы: – Кто вышел к завтраку первым? А вторым?

– Первой к завтраку вышла Элейн Фортескью. Крамп как раз вносил кофейник. Потом спустилась миссис Фортескью, потом миссис Валь, а хозяин вышел последним. Они обслуживали себя сами. Чай, кофе и горячее стояли на подогреваемых тарелках на буфете.

Ничего нового и существенного он от нее не узнал. Господа ели и пили именно то, что перечислила Мэри Доув. Хозяин, миссис Фортескью и мисс Элейн пили кофе, миссис Валь пила чай. Все как всегда.

Нил задал ей несколько вопросов о себе, тут она отвечала с большей готовностью. От Центра по обслуживанию она работала в ИААФе, то есть Институте армии, авиации и флота, потом в кафе в Истборне. Потом решила потрудиться в частном услужении и в сентябре устроилась в «Тисовую хижину». Уже два месяца прошло.

– И как, нравится?

– А что, вроде нормально. – Потом добавила: – Беготни тут, слава богу, меньше, хотя и не так вольготно…

– Расскажите мне об одежде мистера Фортескью – о его костюмах. Кто за ними следил? Чистил и все такое?

Глэдис обиженно поджала губы.

– Вообще-то полагалось, чтобы мистер Крамп. А он всякий раз норовил это дело на меня спихнуть.

– Кто чистил и гладил костюм, в котором мистер Фортескью был сегодня?

– Я и не помню, в каком он был. У него их ого сколько.

– В кармане его костюмов вы зерна никогда не находили?

– Зерна? – озадаченно переспросила она.

– Рожь, если точнее.

– Рожь? Хлеб, что ли? Такой черный… и на вкус противный, да?

– Хлеб делают из ржи. А рожь – это сами зерна. Их нашли в кармане пиджака вашего хозяина.

– В кармане пиджака?

– Да. Знаете, как они туда попали?

– Не знаю, точно говорю. Я их в глаза не видела.

Больше вытянуть из нее ничего не удалось. На мгновение он засомневался: вдруг она что-то утаивает, что-то знает, но не хочет признаваться? Она явно была смущена, будто ждала подвоха, но в конце концов он решил: это естественный страх перед полицией.

Когда он разрешил ей идти, она спросила:

– Так это правда? Он умер?

– Да, умер.

– Надо же, так сразу. Когда звонили из конторы, сказали, мол, у него припадок.

– Да… с ним случился припадок.

– У одной моей знакомой бывали припадки, – сообщила Глэдис. – Ни с того ни с сего ка-ак бухнется! Я, помню, жутко боялась.

На миг воспоминание помогло ей расслабиться.

Инспектор Нил прошел на кухню.

Там его встретили в штыки. Могучая краснолицая женщина, вооруженная скалкой, угрожающе шагнула в его сторону.

– Тоже мне, полиция, – сразу перешла она в наступление. – Приходят сюда и заявляют: я, мол, такого наготовила, что хозяин отравился. Нет уж, господа хорошие, извините. Отсюда в столовую все идет в том виде, в каком положено. Это же надо – прийти сюда и заявить, что я отравила хозяина! Да я на вас еще в суд подам, будь вы хоть десять раз из полиции. В этом доме порченого на стол не подают.

Инспектору Нилу не сразу, но все-таки удалось унять оскорбленную в лучших чувствах мастерицу своего дела. Из буфетной, ухмыляясь, выглянул сержант Хей, и инспектор Нил понял, что свою порцию праведного гнева миссис Крамп он уже получил.

Сцена завершилась телефонным звонком.

Нил вышел в холл и увидел, что трубку взяла Мэри Доув. Стала что-то записывать в блокнот. Повернув голову, она через плечо бросила:

– Телеграмма.

Повесила трубку и передала инспектору блокнот с записью.

Телеграмма была из Парижа и гласила следующее:

«ФОРТЕСКЬЮ ТИСОВАЯ ХИЖИНА БЕЙДОН-ХИТ. ТВОЕ ПИСЬМО СОЖАЛЕНИЮ ЗАДЕРЖАЛОСЬ. БУДУ ЗАВТРА ЧАЮ. ПРЕДВКУШАЮ ОБЕД ТЕЛЯЧЬЮ ОТБИВНУЮ. ЛАНС».

Брови инспектора Нила приподнялись.

– Итак, блудного сына вызвали домой, – произнес он.

Глава 6

В ту минуту, когда Рекс Фортескью пил свою последнюю чашку чаю, Ланс Фортескью и его жена сидели под каштанами на Елисейских полях и наблюдали за фланирующей публикой.

– Легко сказать, Пэт, «опиши его». Это не моя стихия. Что ты хочешь знать? Ну, допустим, папенька – старый плут. Но тебя это сильно не опечалит, правда? В конце концов, тебя этим уже не удивишь.

– О да, – согласилась Пэт. – Я, как ты говоришь, вполне акклиматизировалась.

Она постаралась, чтобы голос ее не звучал тоскливо. То ли весь мир состоит из плутов, то ли ей просто везет на эту породу людей?

Эту высокую длинноногую девушку нельзя было назвать красивой, но она, безусловно, была обаятельной – живой нрав и доброе сердце делали свое дело. Она была грациозна и стройна, особый шарм ей придавали чудесные каштановые волосы, блестевшие на солнце. Она напоминала холеную, благородных кровей кобылицу – возможно, сыграло свою роль ее длительное общение с лошадьми.

Да, про плутовство в мире скачек ей было хорошо известно. Теперь, значит, предстоит встреча с плутовством в мире финансов. Впрочем, ее свекор, которого она пока не знала лично, был, по крайней мере с точки зрения закона, столпом нравственности и морали. Все эти люди, хваставшие, как ловко они «провернули дельце», в одном были друг на друга похожи: технически они всегда оставались в рамках закона. И все же ей казалось: ее любимый Ланс, пусть в прошлом однажды и переступивший черту, был наделен честностью, большинству этих удачливых ловкачей не свойственной.

– Я не хочу сказать, – продолжал Ланс, – что он мошенник, нет, такого нет и в помине. Но как сорвать куш, он знает.

– Иногда, – сказала Пэт, – мне кажется, что я их ненавижу – тех, кто знает, как сорвать куш. Однако ты его любишь, – добавила она. Не спрашивая, а утверждая.

Ланс задумался над ее словами, потом с удивлением ответил:

– Знаешь, дорогая, наверное, ты права.

Пэт рассмеялась. Повернув голову, он взглянул на нее. Чуть прищурился. Какая она все-таки прелесть! Он ее обожал. Ради нее игра стоила свеч.

– В каком-то смысле, – сказал он, – ехать туда страшно. Городская жизнь. В пять часов восемнадцать минут – дома. Такая жизнь не по мне. Мне как-то уютнее среди изгнанников и банкротов. Но, наверное, приходит время, когда надо бросать якорь. А если мы будем вместе, это принесет мне радость. Раз уж старик пошел на мировую, не воспользоваться этим просто грех. Я здорово удивился, когда получил от него письмо… Чтобы Персиваль замарал свою репутацию – уму непостижимо! Но доложу тебе, Перси всегда был себе на уме.

– Боюсь, – заметила Патриция Фортескью, – что твой брат Персиваль мне вряд ли понравится.

– Я не хочу тебя против него настраивать. Просто мы с Перси никогда не ладили – только и всего. Я свои карманные деньги просвистывал, он складывал. У меня были друзья с сомнительной репутацией, но все люди занимательные, Перси заводил «полезные связи». Мы были с ним как две противоположности. Я всегда считал его недотепой, а он… знаешь, иногда мне кажется, что он меня просто ненавидел. Сам не знаю почему…

– А я, кажется, понимаю…

– Правда, дорогая? Ты у меня такая сообразительная. Знаешь, меня всегда занимала одна мысль… мысль фантастическая, но…

– Какая? Говори.

– А вот какая: не Персиваль ли подстроил всю эту историю с чеком – когда старик турнул меня из дому и рвал на себе волосы, что раньше дал мне долю в фирме и, стало быть, не мог лишить меня наследства. Ведь самое забавное в том, что этот чек я не подделывал. Хотя был случай, когда я выбрал из кассы все деньги и поставил их на лошадку. Я тогда был уверен на все сто, что выиграю, и, в конце концов, деньги эти принадлежали мне. А вот чек я не подделывал. Сам не знаю, почему мне пришла в голову эта дурацкая идея, будто это дело рук Персиваля.

– Но ему-то какая выгода? Ведь чек был выписан на твое имя.

– Тебе непонятно. Вроде бы он тут ни при чем, не так ли?

Пэт резко вскинула голову.

– Ты хочешь сказать, он тебя подставил, чтобы тебя вытурили из фирмы?

– Мысли такие были. Мерзко все это. Ну да ладно. Интересно, что скажет старина Перси, когда увидит, что блудный сын вернулся. Вот уж выпучит свои тусклые вареные виноградины!

– Он знает, что ты приезжаешь?

– Не удивлюсь, если и слыхом не слыхивал. У старика, знаешь ли, своеобразное чувство юмора.

– Чем твой брат так прогневил отца?

– Самому интересно. Чем-то он старика здорово зацепил. Я по отцовским письмам понял.

– Когда ты получил от него первое письмо?

– Четыре… нет, пять месяцев назад. Напустил туману, но одно я понял четко – он предлагал мне раскурить трубку мира. «Твой старший брат во многом оказался несостоятельным». «Ты отдал дань молодости, пора и остепениться». «Могу тебе обещать, что в деньгах ты не прогадаешь». «Буду рад видеть тебя и твою жену». Знаешь, дорогая, мне кажется, тут немалую роль сыграл наш с тобой брак. Отцу польстило, что я женился на девушке, стоящей на социальной лестнице выше меня.

Пэт засмеялась.

– Это на какой же ступеньке? Аристократы, они же – подонки общества?

Он ухмыльнулся.

– Вот-вот. Только у подонков общества, в отличие от аристократов, начисто отсутствует порода. Ты еще увидишь жену Персиваля. «Передайте, пожалуйста, консервы», – или рассказ о том, как ей проштемпелевали письмо – ничего умнее от нее не услышишь.

На сей раз Пэт не засмеялась. Она задумалась о женщинах, с которыми ей придется общаться. Эту сторону вопроса Ланс во внимание не принимал.

– А твоя сестра? – спросила она.

– Элейн? Она ничего. Была совсем девчонкой, когда я уехал из дому. Восторженная энтузиастка, хотя, возможно, уже повзрослела. Ко всему относится очень серьезно.

Характеристика была не очень обнадеживающей. Пэт спросила:

– Она тебе совсем не писала… после того, как ты уехал?

– Я не оставил адреса. Да она бы все равно не стала писать. Дружной семьей нас не назовешь.

– Вижу.

Он искоса взглянул на нее.

– Что, не по себе стало? Из-за моей семьи? Чепуха. Жить с ними под одной крышей мы не будем. Купим где-нибудь уютный домик. Лошади, собаки, все такое.

– Но пять часов восемнадцать минут все равно останутся.

– Для меня – да. Каждый день в город и назад, при полном параде. Но ты не беспокойся, радость моя, – прекрасных уголков природы хватает и вокруг Лондона. В последнее время во мне проснулся финансист. Сказывается наследственность – по обеим линиям.

– Свою маму ты ведь совсем не помнишь?

– Она всегда казалась мне поразительно старой. Собственно, она и была старой. Когда родилась Элейн, ей было под пятьдесят. Обожала носить побрякушки, вечно лежала на диване и любила читать мне разные истории про рыцарей и их дам, которые нагоняли на меня жуткую скуку. «Королевские идиллии» Теннисона. Наверно, я ее любил… Она была какая-то… бесцветная, что ли. Сейчас, из настоящего, я это понимаю.

– Похоже, особенной любовью ты не пылал ни к кому, – неодобрительно отозвалась Пэт.

Ланс взял Пэт за руку и стиснул ее.

– Я люблю тебя.

Глава 7

Инспектор Нил все еще держал в руках бланк телеграммы, когда услышал: к парадному входу подкатила машина и остановилась, легкомысленно взвизгнув тормозами.

– Это, должно быть, миссис Фортескью, – предположила Мэри Доув.

Инспектор Нил шагнул к двери. Краешком глаза он заметил, что Мэри Доув потихоньку испарилась из комнаты. Было ясно, что в предстоящей сцене она участвовать не желает. Поразительные такт и скромность, равно как и полное отсутствие любопытства. Любая женщина на ее месте осталась бы, подумал про себя инспектор Нил.

Тут он обнаружил, что сюда же из глубины холла идет дворецкий Крамп. Значит, подъехавшую машину услышал и он.

Машина оказалась двухместным спортивным «Роллс-Бентли». Из нее вышли двое и направились к дому. Когда они подошли ко входу, дверь открылась. Удивленная Адель Фортескью воззрилась на инспектора Нила.

Он мгновенно определил, что перед ним стоит очень красивая женщина, воздал должное и шокирующей реплике Мэри Доув: «Секс из нее так и прет». Что ж, с этим трудно не согласиться. Фигурой и осанкой она походила на белокурую мисс Гросвенор, но если мисс Гросвенор была роскошной снаружи и респектабельной изнутри, Адель Фортескью прямо-таки ослепляла роскошью. Ее сексуальность заставляла трепетать, поражала своей откровенностью. Без обиняков заявляла каждому мужчине: «Вот я перед вами. Настоящая женщина». Адель Фортескью словно вся состояла из секса, он пронизывал ее слова, движения, даже дыхание, но при всем этом в глубине ее глаз таилось что-то коварное, оценивающее. Да, подумал инспектор, мужчин Адель Фортескью любит, но деньги – еще больше.

Он посмотрел мимо нее и увидел мужчину, который нес клюшки для гольфа. Что ж, типаж вполне знакомый. Такие обхаживают молодых женушек богачей и стариков. В мистере Вивиане Дюбуа, если это был он, впечатляло демонстративное мужское начало, хотя на самом деле этому началу была грош цена. Он относился к типу мужчин, которые «понимают» женщин.

– Миссис Фортескью?

– Да. – Она широко распахнула голубые глаза. – Но мы с вами…

– Я – инспектор Нил. Боюсь, у меня для вас плохие новости.

– Вы хотите сказать… ограбление… что-то в этом роде?

– Нет, совсем не в этом. Беда приключилась с вашим мужем. Сегодня утром он тяжело заболел.

– Рекс? Заболел?

– Мы пытались найти вас с половины одиннадцатого.

– Где он? Здесь? В больнице?

– Его увезли в больницу Сент-Джудс. Боюсь, вы должны подготовиться к худшему.

– Вы хотите сказать… не может быть… он умер?

Она качнулась и вцепилась в руку инспектора. Инспектор, посуровев – на миг ему показалось, что он находится на сцене и играет роль, – помог ей пройти в холл. Тут же вертелся готовый прийти на помощь Крамп.

– Ей бы сейчас бренди, – посоветовал он.

Раздался низкий голос мистера Дюбуа:

– Вы правы, Крамп. Принесите бренди. Сюда, – показал он дорогу инспектору.

Он открыл дверь слева. Процессия вошла в комнату: инспектор и Адель Фортескью, Вивиан Дюбуа и Крамп с графином и двумя стаканами.

Адель Фортескью, прикрыв глаза рукой, опустилась в мягкое кресло. Из предложенного инспектором стакана сделала крохотный глоток и тут же оттолкнула стакан.

– Не хочу, – сказала она. – Я уже пришла в себя. Скажите, что это было? Удар, да? Бедный Рекс.

– Нет, миссис Фортескью, не удар.

– Вы, кажется, сказали, что вы – инспектор? – Вопрос задал мистер Дюбуа.

Нил повернулся к нему.

– Именно так, – любезно ответил он. – Инспектор Нил из департамента уголовной полиции.

Карие глаза наполнились тревогой. Появление инспектора уголовной полиции пришлось мистеру Дюбуа явно не по вкусу. Очень даже не по вкусу.

– А в чем дело? – спросил он. – Что-то не так?

И совершенно неосознанно попятился к двери. От инспектора это движение не укрылось.

– Боюсь, – обратился он к миссис Фортескью, – придется провести расследование.

– Расследование? Вы хотите сказать… что вы хотите сказать?

– Понимаю, миссис Фортескью, для вас все это очень огорчительно. – Он говорил не вымученно, а четко, без запинки. – Хотелось бы как можно скорее выяснить, что именно ел и пил мистер Фортескью сегодня утром, перед уходом на работу.

– Вы подозреваете, что он был отравлен?

– Да, похоже на это.

– Не может быть. О-о, вы имеете в виду пищевое отравление. – На последних словах голос ее упал на пол-октавы.

С каменным лицом таким же четким голосом инспектор Нил сказал:

– Да, мадам, а вы подумали что-то другое?

Не затрудняя себя ответом на этот вопрос, она поспешно заметила:

– Но мы все здоровы – все до одного.

– Вы можете говорить обо всех членах семьи?

– Вообще-то нет… нет, конечно… не могу.

Дюбуа демонстративно взглянул на часы и объявил:

– Мне надо нестись, Адель. Я тебе страшно сочувствую. Но если что-то понадобится, тут найдется кому помочь, да? Прислуга, маленькая Доув и так далее…

– Вивиан, не уезжай. Прошу тебя, останься.

Это был, можно сказать, крик души, но реакция была обратная желаемой. Мистер Дюбуа лишь увеличил темп отступления.

– Ты уж извини, душа моя. Важная встреча. Кстати, инспектор, я живу в гостинице «Дорми-хаус». Если вдруг… зачем-нибудь понадоблюсь.

Инспектор Нил кивнул. В его планы не входило задерживать мистера Дюбуа. Но его бегство он оценил по достоинству. Мистер Дюбуа убегал подальше от неприятностей.

Пытаясь как-то разрядить ситуацию, Адель Фортескью сказала:

– Это такой шок – возвращаешься домой и застаешь у себя полицию.

– Не сомневаюсь. Но, понимаете, надо действовать быстро, чтобы взять на пробу продукты, кофе, чай и так далее.

– Чай и кофе? Но они же не бывают ядовитыми? Наверное, это кошмарная грудинка, которую нам иногда подают. Она бывает просто несъедобной.

– Мы все выясним, миссис Фортескью. Не тревожьтесь. Вы не представляете, какие случаются казусы. Помню, я вел дело об отравлении наперстянкой. Оказалось, листья наперстянки по ошибке положили в приправу вместо хрена.

– Думаете, тут могло быть что-то подобное?

– После вскрытия картина прояснится, миссис Фортескью.

– Вскры… Понятно. – Она поежилась.

– У вас вокруг дома много тисовых кустов, мадам. Ягоды или листья этого растения едва ли могли… с чем-то смешаться, как вы считаете?

Он буравил ее взглядом. Она изумленно смотрела на него.

– Тисовые ягоды? Они что – ядовитые?

Изумление показалось ему слегка чрезмерным – эдакая невинность с широко распахнутыми глазами.

– Известно, что детей они приводили к трагическому концу.

Адель прижала руки к вискам.

– Я не в силах больше об этом говорить. Ради бога, оставьте меня. Я хочу прилечь. Не могу больше. Мистер Персиваль Фортескью даст все распоряжения. А я… я… избавьте меня от расспросов, это несправедливо.

– Мы пытаемся связаться с мистером Персивалем Фортескью. К сожалению, он где-то на севере Англии.

– Ах да, я забыла.

– Еще один вопрос, миссис Фортескью. В кармане вашего мужа была пригоршня зерен. Вы можете это как-нибудь объяснить?

Она покачала головой, явно озадаченная.

– Может, кто-то подсыпал зерна ради шутки?

– Не вижу в этом ничего остроумного.

Инспектор Нил был с ней согласен. Он сказал:

– Пока не буду вас больше беспокоить, миссис Фортескью. Прислать к вам кого-нибудь из прислуги? Или мисс Доув?

– Что? – машинально спросила она, явно думая о чем-то другом. Интересно, о чем?

Порывшись в сумочке, она достала носовой платок. Голос ее дрожал.

– Какой ужас, – слабым голосом пробормотала она. – Только сейчас до меня начинает доходить, что случилось. До сих пор я была как во сне. Бедный Рекс. Мой дорогой бедный Рекс.

И она зарыдала, почти убедительно.

Несколько секунд инспектор Нил, проявляя уважение к чужому горю, наблюдал за ней.

– Я понимаю, все это так внезапно, – сказал он. – Сейчас я кого-нибудь пришлю.

Он направился к двери, открыл ее и вышел. Прежде чем закрыть за собой дверь, оглянулся.

Адель Фортескью все еще держала платок у глаз. Кончики его свисали вниз, но рот скрывали лишь частично. На губах ее играла легкая улыбка.

Глава 8

Глава 9

– Похоже, что это жена, – предположил заместитель комиссара полиции.

Он внимательно выслушал отчет инспектора Нила. Суть была изложена блестяще. Ясно, кратко, но все необходимое было сказано.

– Да, – повторил заместитель комиссара, – похоже, это дело рук жены. А вы сами, Нил, что думаете?

Инспектор Нил согласился с мнением начальства. При этом про себя он цинично подумал: жена идет на такое ох как часто – или муж, в зависимости от ситуации.

– Что ж, возможность у нее была. А мотив? – Заместитель комиссара сделал паузу. – Мотив есть?

– Думаю, сэр, что да. Мистер Дюбуа.

– Считаете, он имеет отношение к смерти Фортескью?

– Нет, сэр, этого я бы не сказал… – Инспектор Нил на секунду задумался. – Он слишком дорожит собственной шкурой. Может, он и догадывался, что у нее на уме, но чтобы он был замешан – этого я представить не могу.

– Слишком осторожен?

– Более чем.

– Что ж, с выводами спешить не будем, но как рабочая гипотеза, это годится. А две другие дамы, которые могли отравить кофе?

– Это дочь и сноха, сэр. У дочери есть некий молодой человек, о котором отец не желал и слышать, запрещал ей выходить за него замуж. А тот ни за что не брал ее в жены без приданого. Таким образом, у нее появляется мотив. Насчет снохи не скажу ничего определенного. Пока мало данных. Но отравить Фортескью могла любая из трех, и я не представляю, как это мог сделать кто-то еще. Да, горничная, дворецкий и повариха готовили завтрак или подавали его на стол, но как они могли знать наверняка, что токсин достанется только Фортескью и никому другому? Если, конечно, это был токсин.

– Это был токсин, – подтвердил заместитель комиссара. – Мне только что прислали отчет о вскрытии.

– Значит, с этим ясно, – подытожил инспектор Нил. – Можем ехать дальше.

– Какое впечатление производят слуги?

– Дворецкий и горничная явно нервничают. Впрочем, тут нет ничего необычного. Нормальное явление. Повариха в ярости, а уборщица хоть и хмурится, но довольна. Все вполне естественно, ничего особенного в их поведении я не заметил.

– Еще кто-нибудь вам показался подозрительным?

– Пожалуй, нет, сэр. – Перед мысленным взором инспектора невольно возникла Мэри Доув и ее загадочная улыбка. За этой улыбкой едва заметно, но явно чувствовалась враждебность. Вслух он произнес: – Раз установлено, что это токсин, не худо бы выяснить, как его получили или изготовили.

– Именно. Что же, Нил, действуйте. Кстати, здесь сейчас мистер Персиваль Фортескью. Я успел перекинуться с ним парой слов, и он ждет вас. Другого сына мы тоже отыскали. Он сейчас в Париже, в «Бристоле», вылетает к нам сегодня. Пожалуй, вам лучше встретить его в аэропорту.

– Да, сэр. Я и сам так думал…

– А с Персивалем Фортескью поговорите прямо сейчас. – Заместитель комиссара хмыкнул. – Чопорный Перси, вот кто он такой.

Мистер Персиваль Фортескью оказался достаточно видным, подтянутым мужчиной лет тридцати – тридцати пяти, с блеклыми волосами и ресницами и слегка педантичной манерой выражаться.

– Как вы понимаете, инспектор Нил, это известие страшно меня потрясло.

– Могу себе представить, мистер Фортескью, – сказал Нил.

– Хочу заметить, что позавчера, когда я уезжал, отец был в добром здравии. Это пищевое отравление было очень внезапным?

– Вы правы, очень внезапным. Но это не было пищевое отравление, мистер Фортескью.

Персиваль внимательно посмотрел на инспектора и нахмурился.

– Вы хотите сказать, инспектор, что кто-то умышленно отравил моего отца?

– Да, сэр, похоже, что так.

– Какой кошмар!

– Вполне с вами согласен, мистер Фортескью.

– Теперь я понимаю все недомолвки в больнице, – пробормотал Персиваль, – мол, поезжайте домой, там все узнаете. – Он замолчал. Потом задал вопрос: – А похороны? – Да, интонация была вопросительной.

– Официальный осмотр трупа завтра, после вскрытия. Процедура будет чисто формальной.

– Понимаю. Так всегда и делается?

– Да, сэр. В наше время – да.

– Хотелось бы знать, у вас уже есть какое-то мнение, подозрение насчет того, кто… Я, право… – Он снова осекся.

– Пожалуй, делать выводы рановато, мистер Фортескью, – пробурчал Нил.

– Да, верно.

– Но вы нам очень поможете, мистер Фортескью, если ознакомите нас с намерениями вашего отца в смысле наследства. Или свяжете меня с его адвокатом.

– Его адвокаты – фирма «Биллингсли, Хорсторп и Уолтерс» с Бедфорд-сквер. Но с основными пунктами его завещания вас могу ознакомить и я.

– Сделайте такое одолжение, мистер Фортескью. Боюсь, этого все равно не избежать.

– Два года назад отец женился и составил новое завещание, – отчеканил Персиваль. – Он отписал по нему сто тысяч фунтов своей новой жене и пятьдесят тысяч фунтов – моей сестре Элейн. Все остальное наследую я. Собственно, я и сейчас совладелец компании.

– А ваш брат, Ланселот Фортескью, в завещании не упоминается?

– Нет, отец и брат давно не общаются.

Нил с прищуром взглянул на собеседника, но Персиваль, судя по всему, говорил вполне искренне.

– Итак, – подытожил инспектор Нил, – по завещанию наследство делят между собой три человека: миссис Фортескью, мисс Элейн Фортескью и вы?

– Боюсь, мне особенно наследовать нечего. – Персиваль вздохнул. – В связи со смертью отца меня ждут большие расходы, это вам понятно. К тому же в последнее время отец был… скажем, весьма неблагоразумен в некоторых своих финансовых сделках.

– У вас с отцом не было серьезного разговора с глазу на глаз по поводу того, как вести дела? – Этот вопрос инспектор Нил задал как можно более непринужденно.

– Я высказал ему свое мнение, но, увы… – Персиваль пожал плечами.

– Слегка погорячились, да? – поинтересовался Нил. – Если называть вещи своими именами, вы здорово поскандалили?

– Этого я бы не сказал, инспектор. – От досады на лбу Персиваля выступили красные пятна.

– Тогда, видимо, вы разругались с отцом по другому поводу, мистер Фортескью.

– Мы с ним не ругались, инспектор.

– Вы уверены? Впрочем, не важно. Вы сказали, что ваш отец и брат по сей день не общаются?

– Да, это так.

– Тогда, пожалуйста, объясните, как понимать это?

И Нил передал ему телефонограмму, записанную Мэри Доув.

Персиваль прочитал и издал восклицание, полное удивления и досады. Он был ошарашен и взбешен.

– Не понимаю, ничего не понимаю. Просто не могу в это поверить.

– Тем не менее это правда, мистер Фортескью. Сегодня ваш брат прилетает из Парижа.

– Но это невероятно. Немыслимо. Я отказываюсь это понимать.

– Отец ничего вам об этом не говорил?

– Ни слова. Какое коварство – вызвать Ланса и утаить это от меня!

– И вы даже не представляете, почему он так поступил?

– Конечно нет. Это вполне в духе его последних выходок… ведет себя глупо… необъяснимо… этому надо положить конец… Я…

Персиваль прервал себя на полуслове. Краска снова отлила от его бледного лица.

– Я совсем забыл, – признался он. – Начисто забыл, что отец умер.

Инспектор Нил сочувственно покачал головой.

Персиваль Фортескью собрался уходить. Взяв шляпу, он сказал:

– Позвоните, если что-то от меня потребуется. Хотя, – он сделал паузу, – вы, наверное, будете появляться в «Тисовой хижине»?

– Да, мистер Фортескью. Один из моих людей уже сейчас там.

Персиваль чуть брезгливо пожал плечами.

– Все это крайне неприятно. Чтобы такое случилось с нами…

Он вздохнул и направился к двери.

– Большую часть дня я проведу на работе. Там сейчас будет дел невпроворот. Но к вечеру вернусь домой.

– Очень хорошо, сэр.

Персиваль Фортескью вышел.

– Чопорный Перси, – пробормотал Нил.

Сержант Хей, все это время тихо сидевший у стены, поднял голову и спросил: «Что, сэр?» Но, не получив ответа, задал следующий вопрос:

– Сэр, что вы обо всем этом думаете?

– Не знаю, – буркнул Нил. Потом негромко процитировал: – «Все они очень неприятные люди».

Эти слова сержанта Хея явно озадачили.

– «Алиса в Стране чудес», – пояснил Нил. – Вы что, Хей, с Алисой не близкие друзья?

– Это что-то классическое, да, сэр? – спросил Хей. – По третьей программе гоняют? А я третью программу никогда не слушаю.

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Ехавшая поездом пожилая дама купила три утренние газеты, и в каждой из них, прочитанной, сложенной и убранной в сторонку, бросался в глаза один и тот же заголовок. Эта история, еще недавно прятавшаяся в укромном уголке на предпоследних страницах, выплеснулась на первые. «Тройное убийство в «Тисовой хижине» – вот как броско извещали о ней газеты.

Пожилая дама сидела, распрямив спину и поджав губы, ее бело-розовое в морщинках лицо выражало горечь и неодобрение. Дама смотрела в окно. Это была мисс Марпл. Она выехала из Сент-Мэри-Мид утренним поездом, с одной пересадкой добралась до Лондона, там кольцевым поездом доехала до другого лондонского вокзала, а уже оттуда направилась в Бейдон-Хит.

На станции она остановила такси и попросила отвезти ее в «Тисовую хижину». И такая она была очаровательная и невинная, эта мисс Марпл, такая старушка-лапочка с бело-розовым личиком, что ей почти без труда удалось проникнуть в дом, напоминавший осажденную крепость. Невероятно, но факт – братию газетчиков и фотографов полицейские держали на расстоянии, а мисс Марпл позволили проехать беспрепятственно, ибо с одного взгляда было ясно, что она – пожилая родственница, член семьи. Никому и в голову не пришло, что это не так.

Мисс Марпл расплатилась с таксистом, тщательно отсчитав полагавшуюся ему мелочь, и нажала кнопку звонка на двери. Ей предстал Крамп, и мисс Марпл окинула его опытным глазом. Хитрюга, себе на уме – такова была ее оценка. При этом напуган до смерти.

Крамп же увидел высокую пожилую даму в старомодном твидовом костюме, на шее повязаны два шарфика, голову украшает фетровая шляпка с птичьим пером. Пожилая дама держала вместительный саквояж, у ног ее стоял повидавший виды, но добротный чемодан.

Чтобы распознать даму, Крампу было достаточно одного взгляда, и потому самым уважительным и лучшим своим голосом он вопросил:

– Чем могу служить, мадам?

– Могу ли я видеть хозяйку дома? – поинтересовалась мисс Марпл.

Отступив, Крамп позволил ей войти. Поднял чемодан и бережно занес его в холл.

– Видите ли, мадам, – заколебался он, – я не знаю, как мне вас…

Мисс Марпл пришла ему на выручку.

– Я приехала, – объявила она, – поговорить о несчастной девушке, которую здесь убили. Глэдис Мартин.

– Понимаю, мадам. В таком случае… – Он смолк, потому что из дверей библиотеки вышла высокая молодая женщина. – Это миссис Ланс Фортескью, мадам, – представил он.

Пэт подошла поближе, и дамы взглянули друг на друга. Мисс Марпл испытала легкое удивление. Она никак не рассчитывала встретить в этом доме человека, подобного Патриции Фортескью. Обстановку она себе представляла именно так, но Пэт с этой обстановкой почему-то не вязалась.

– Это по поводу Глэдис, мадам, – услужливо подсказал Крамп.

– Может быть, зайдете сюда? – неуверенно пригласила Пэт. – Тут мы будем одни.

Она прошла в библиотеку, а мисс Марпл – за ней.

– Вы хотели видеть кого-то конкретно? – спросила Пэт. – Боюсь, я едва ли смогу вам помочь. Дело в том, что мы с мужем приехали из Африки несколько дней назад. О домашних делах ничего толком не знаем. Если хотите, я позову мою золовку или жену деверя.

Мисс Марпл взглянула на девушку, и та ей понравилась. Понравилась ее простота, серьезность. Неизвестно почему мисс Марпл вдруг стало жаль эту девушку. Интуиция подсказала ей – здесь, в этом богатом и до неприличия роскошном интерьере, Пэт неуютно, мебель из потертого ситца, конюшня, псарня – вот где она на месте. Мисс Марпл не раз была на выставках пони и «собачьих площадках» в районе Сент-Мэри-Мид, девушек вроде Пэт встречала нередко и хорошо их знала. И поэтому прониклась симпатией к этой девушке, оказавшейся не в своей тарелке.

– Вообще-то все просто, – заговорила мисс Марпл, аккуратно стягивая перчатки и высвобождая пальцы. – О том, что убили Глэдис Мартин, я прочитала в газете. А я очень хорошо ее знала. Она родом из моих мест. Можно сказать, обучение для работы в частных домах она прошла у меня. И как только с ней случилась эта жуткая трагедия, внутренний голос сказал мне – поезжай туда, вдруг сможешь оказаться полезной.

– Конечно, – сказала Пэт. – Я понимаю.

И это было правдой. Поступок мисс Марпл показался ей вполне естественным и неизбежным.

– По-моему, очень хорошо, что вы приехали, – продолжала Пэт. – Похоже, про нее никто толком ничего не знает. В смысле, есть ли у нее родственники и все такое.

– Нет, – ответила мисс Марпл. – Никаких родственников у нее, конечно же, нет. Ко мне она пришла из приюта Сент-Фейтс. Там довольно-таки неплохо, но, увы, с деньгами у них туговато. Мы делаем для девочек что можем, стараемся получше подготовить их для работы и прочее. Глэдис пришла ко мне в семнадцать лет, и я научила ее, как накрывать и подавать на стол, как чистить столовое серебро и тому подобное. Разумеется, она оставалась у меня недолго. Все они не задерживаются. Немножко кое-чему поучилась – и до свидания, пошла работать в кафе. Почти всех девочек тянет в кафе. Им кажется, что там свободы больше и веселее. Может, так оно и есть. Не знаю.

– Я ее даже не видела, – сказала Пэт. – Она была хорошенькая?

– О нет, – возразила мисс Марпл, – увы. Аденоиды, прыщики. Да и глупа до обидного. Боюсь, – задумчиво продолжала мисс Марпл, – что у нее постоянных друзей никогда не было. На мужчинах она была просто помешана, бедняжка, но те ее и замечать не желали. А другие девчонки только подтрунивали над ней да насмехались.

– Как все это жестоко. – Пэт поежилась.

– Да, моя милая, – согласилась мисс Марпл, – жизнь, к сожалению, штука жестокая. Прямо и не знаешь, что делать с такими, как Глэдис. Ходить в кино – это их любимое занятие, но они забивают себе голову бог знает чем, мечтают о невозможном. Что ж, в каком-то смысле это даже счастье. Но они обязательно разочаровываются. Вот и Глэдис, думаю, в ресторанной жизни разочаровалась. Ничего пленительного, ничего интересного в ее жизни не происходило, да и за день еще как набегаешься. Может, поэтому она и вернулась в частное услужение. Не знаете, сколько она здесь проработала?

Пэт покачала головой.

– Думаю, недолго. Месяц или два. – Пэт смолкла, потом продолжала: – Так ужасно, что она оказалась замешана в эту историю. Умереть вот так, ни за что. Наверное, она что-то видела, что-то заметила.

– Больше всего мне не понравилась прищепка, – проговорила мисс Марпл своим мягким голосом.

– Прищепка?

– Да. Я прочитала об этом в газетах. Это ведь правда? Когда ее нашли, нос ее был зажат прищепкой?

Пэт кивнула. Розовые щечки мисс Марпл заметно потемнели.

– Именно это, дорогая, рассердило меня больше всего, надеюсь, вы меня понимаете. Сколько в этом поступке жестокости и высокомерия! В моем сознании сразу сложился образ убийцы. Какая мерзость! Это вызов человеческому достоинству, поступить так мог только настоящий злодей. Ведь он это сделал уже после убийства.

– Кажется, я вас понимаю, – медленно произнесла Пэт. Она поднялась. – Пожалуй, вам надо встретиться с инспектором Нилом. Он ведет это дело, и сейчас он здесь. Думаю, он вам понравится. Очень душевный человек. – Внезапно она повела плечами, будто от холода. – Вся эта история – какой-то жуткий кошмар. Бессмысленный. Безумный. Ни складу ни ладу.

– Я, знаете ли, этого бы не сказала, – возразила мисс Марпл. – Нет, не сказала бы.

Вид у инспектора Нила был усталый и изможденный. Три смерти кряду, и газетчики со всей страны тут как тут, накинулись, словно стервятники. Казалось бы, дело – обыкновеннее не придумаешь, и вдруг все полетело вверх тормашками. Адель Фортескью, вполне подходящая подозреваемая, стала второй жертвой в донельзя запутанном деле об убийстве. К концу того рокового дня помощник комиссара вызвал к себе Нила, и мужчины долго не выходили из кабинета.

Несмотря на охватившее его смятение, инспектор Нил в глубине души был удовлетворен. Схема «жена – любовник» с самого начала казалась ему уж слишком лежащей на поверхности, слишком простой. Она всегда вызывала у него недоверие. И вот теперь оно оправдалось.

– Теперь все выглядит совершенно иначе, – сказал помощник комиссара, хмуро вышагивая по кабинету. – Мне кажется, Нил, тут какая-то психическая патология. Сначала муж, потом жена. Но из самих обстоятельств дела видно, что убийца – кто-то из своих. Что называется, в кругу семьи. Этот кто-то сидел за завтраком с Фортескью и положил токсин ему в кофе или в пищу. Этот кто-то пил с семьей чай и положил в чашку Адель Фортескью цианистый калий. Этот кто-то пользуется доверием, на него никто и подумать не может, это один из членов семьи. Кто из них, Нил?

– Персиваля дома не было, – сухо ответил Нил, – так что он опять вне подозрений. Опять, – повторил инспектор.

Помощник комиссара быстро взглянул на него. Это «опять» заставило его встрепенуться.

– У вас что-то на уме, Нил? Выкладывайте.

Лицо инспектора Нила оставалось непроницаемым.

– Ничего особенного, сэр. Я лишь хочу сказать, что уж очень удобно для него все получается.

– Подозрительно удобно, да? – Помощник комиссара задумался и покачал головой. – Считаете, он мог как-то это провернуть? Не представляю как, Нил. Не представляю. – После минутной паузы он добавил: – И вообще этот Персиваль – человек осторожный.

– Но и очень умный, сэр.

– А на женщин вы не грешите? Нет? Но все указывает именно на них. Элейн Фортескью и жена Персиваля. Они были за завтраком, они же были и за чаем. Сделать это могла и та и другая. С виду обе вполне нормальные. Что ж, патология не всегда бросается в глаза. Может быть, они страдали какими-то заболеваниями в прошлом? Это надо выяснить.

Инспектор Нил не ответил. Он думал о Мэри Доув. У него не было особых причин подозревать ее, тем не менее мысли его текли именно в этом направлении. Было в ней что-то неясное, недоговоренное. Какой-то легкий насмешливый антагонизм. Да, именно так было после смерти Рекса Фортескью. А сейчас? Ведет она себя, как всегда, образцово. Насмешки как будто больше нет. Пожалуй, и антагонизма тоже, но не страх ли мелькнул на ее лице раз-другой? А вот смерть Глэдис Мартин – на его совести. Ее смятение, какое-то чувство вины он приписал естественной нервозности от встречи с полицией. С этой нервозностью, будто человек в чем-то виновен, инспектор Нил сталкивался не раз. Но в данном случае было что-то, показавшееся ей подозрительным. Может, это была какая-то мелочь, нечто туманное и неопределенное, и она не хотела об этом говорить. И вот этот несчастный перепуганный кролик умолк навсегда.

Сейчас инспектор Нил не без интереса смотрел на пожилую даму, стоявшую перед ним в «Тисовой хижине». Черты лица приятные, видно, что обязательна, деловита. Он быстро определил, какой взять с ней тон, как себя с ней вести. Мисс Марпл может оказаться полезной. Человек она справедливый, безупречно честный, как у большинства пожилых дам, свободного времени у нее в избытке плюс нюх старой девы на всевозможные слухи и сплетни. Из прислуги и из лучшей половины семейства Фортескью она вытянет столько, сколько ему с его полицейскими и не снилось. Пересуды, догадки, воспоминания – все это месиво она перелопатит и извлечет на свет неопровержимые факты. Поэтому инспектор Нил был благожелателен.

– Вы проявили недюжинную доброту, мисс Марпл, решив приехать сюда, – почтительно произнес он.

– Я не могла поступить иначе, инспектор Нил. Эта девушка жила в моем доме. В каком-то смысле я за нее ответственна. Такая, кстати говоря, была глупышка.

Инспектор Нил понимающе взглянул на нее.

– Да, – согласился он, – именно так.

А сам подумал: надо же, как сразу эта дама перешла к сути дела.

– Она никогда не знала, – продолжала мисс Марпл, – как поступить. Если что-то происходило. Господи, что это я мысль не могу выразить?

Инспектор Нил заверил мисс Марпл, что ее мысль абсолютно ясна.

– Она не умела определить, что важно, а что нет, вы, наверное, это хотели сказать?

– Да, именно это, инспектор.

– Когда вы сказали, что она была глупышка… – Инспектор Нил сделал паузу.

Мисс Марпл тут же подхватила:

– Понимаете, она была из доверчивых. Из тех, что отдадут все свои сбережения мошеннику. Только у нее никаких сбережений не было – все деньги она вбухивала в одежду и каждый раз покупала что-нибудь не то.

– А как насчет мужчин? – спросил инспектор.

– Ей очень хотелось, чтобы у нее был молодой человек, – сказала мисс Марпл. – Пожалуй, поэтому она и из Сент-Мэри-Мид уехала. Уж больно велика там конкуренция. Мужчин-то мало. У нее были серьезные виды на разносчика рыбы. Этот Фред находил лестное словечко для каждой девушки, но ни о чем серьезном он, конечно, не помышлял. Бедняжка Глэдис приняла это очень близко к сердцу. Но в конце концов она как будто все же нашла себе молодого человека?

Инспектор Нил кивнул.

– Похоже, что так. Насколько я знаю, его звали Альберт Эванс. Она якобы познакомилась с ним где-то на курорте. Никакого кольца, ничего обязывающего он не подарил, так что, возможно, рассказ про курорт – чистая выдумка. Он – горный инженер, по крайней мере, так она сказала поварихе.

– Горный инженер? – удивилась мисс Марпл. – Вот уж вряд ли. Хотя рискну предположить, что ей он отрекомендовался именно так. Она ведь верила всему на свете. Его вы со всей этой историей не связываете?

Инспектор Нил покачал головой:

– Нет. Думаю, он тут ни при чем. Он ведь к ней, как я понял, никогда не приезжал. Посылал иногда открытку, обычно из какого-нибудь порта. Может, служит четвертым механиком на каком-нибудь судне, что плавает в Скандинавию.

– Так или иначе, – заключила мисс Марпл, – я рада, что маленький роман у нее все-таки был. Раз уж ее жизни суждено было так оборваться… – Она поджала губы. – Знаете, инспектор, меня это ужасно, просто ужасно рассердило. – И она добавила, как прежде добавила в разговоре с Пэт Фортескью: – Особенно прищепка. Это каким же надо быть злодеем!

Инспектор Нил с интересом взглянул на нее.

– Я хорошо вас понимаю, мисс Марпл, – только и сказал он.

Как бы извиняясь, мисс Марпл откашлялась.

– Я хотела бы… не думайте, что я слишком много на себя беру… но я хотела бы предложить вам свою очень скромную и, боюсь, очень женскую помощь. Этот убийца – настоящий злодей, а злодеяние не должно оставаться безнаказанным.

– Сейчас это убеждение не очень в моде, мисс Марпл, – угрюмо изрек инспектор Нил. – Хотя лично я с вами согласен.

– Я могу остановиться в гостинице около станции или в гостинице «Гольф», – как бы рассуждая вслух, заговорила мисс Марпл, – к тому же в этом доме, как мне известно, живет некая мисс Рэмсботтом, которая проявляет интерес к иностранным миссиям.

Инспектор Нил окинул мисс Марпл задумчивым взглядом.

– Что ж, – сказал он. – Возможно, вы правы. Не могу похвастать, что мой разговор с этой дамой прошел весьма успешно.

– Вы очень любезны, инспектор Нил, – сказала мисс Марпл. – Я так рада, что вы не считаете меня охотницей за сенсациями.

Инспектор Нил неожиданно расплылся в улыбке. Он вдруг подумал, что мисс Марпл никак не соответствует общепринятому образу разгневанного мстителя. Но ведь если разобраться, кто же она, как не разгневанный мститель?

– Газетчики, – щебетала мисс Марпл, – так и ищут сенсацию и часто находят там, где ее нет. И потому, боюсь, часто расходятся с истиной. – Она вопросительно посмотрела на инспектора Нила. – Хорошо бы иметь беспристрастные факты.

– Не знаю, насколько они беспристрастные, – усомнился Нил. – Но в целом, если сорвать с них излишнюю сенсационность, картина получается такая. Мистер Фортескью умер у себя в кабинете в результате отравления токсином. Токсин содержится в ягодах и листьях тиса.

– Очень удобно, – вставила мисс Марпл.

– Возможно, – согласился инспектор, – но никаких улик на этот счет у нас нет. Во всяком случае, пока. – Он выделил слово «пока», потому что считал: мисс Марпл может оказаться полезной именно на этом фронте. Если в доме и делался какой-то настой из тисовых ягод, весьма вероятно, что его следы сумеет обнаружить как раз мисс Марпл. Она, должно быть, из тех бабулечек, которые делают домашние ликеры, наливки, заваривают чай на всяких травах. Она должна знать, откуда берутся все эти настойки и куда потом деваются.

– А миссис Фортескью?

– Миссис Фортескью в семейном кругу пила чай в библиотеке. Последней из комнаты и из-за стола вышла Элейн Фортескью, ее падчерица. Она утверждает, что, когда выходила из комнаты, миссис Фортескью наливала себе еще одну чашку чаю. Минут через двадцать или тридцать в комнату за подносом зашла мисс Доув, здешняя экономка. Миссис Фортескью все еще сидела на диване, но уже мертвая. Рядом с ней стояла на три четверти пустая чашка, и в остатках жидкости был обнаружен цианистый калий.

– Который, кажется, действует почти немедленно, – уточнила мисс Марпл.

– Совершенно верно.

– Очень опасное вещество, – пробормотала мисс Марпл. – Им пользуются, чтобы выбирать осиные гнезда, но я, например, всегда делаю это с большой осторожностью.

– Вы правы, – подтвердил инспектор. – Пакет с этим веществом хранился в сарае садовника.

– Опять же очень удобно, – заметила мисс Марпл. Потом добавила: – А миссис Фортескью что-нибудь ела?

– О да. То, что было подано к чаю.

– Кусочек торта? Хлеб с маслом? Лепешки? Джем? Мед?

– Да, был мед и лепешки, шоколадный торт и рулет с вареньем, еще на подносе стояли тарелки со всякой всячиной. – Он с любопытством взглянул на нее. – Но цианистый калий обнаружили в чае, мисс Марпл.

– Да, да. Это я поняла. Просто хотела, как говорится, представить себе всю картину. Это ведь важно, правда?

Он посмотрел на нее, слегка озадаченный. Розовые щечки, блестящие глазки.

– А третья смерть, инспектор Нил?

– С фактами и здесь как будто все ясно. Эта девушка, Глэдис, занесла в библиотеку поднос с чаем, потом из кухни вынесла в холл поднос с едой, но почему-то там его и оставила. Она вообще весь день была какая-то рассеянная. Так вот, после этого ее никто не видел. Повариха, миссис Крамп, без долгих раздумий решила: девушка просто ушла по своим делам, никого не спросясь. Видимо, миссис Крамп сделала такой вывод, потому что на девушке были ее лучшие нейлоновые чулки и лучшая пара туфель. Но, как выяснилось, повариха ошиблась. Девушка внезапно вспомнила, что забыла снять сохнувшее на веревке белье, – это очевидно. Она выбежала за ним и сняла с веревок уже половину, как вдруг кто-то застал ее врасплох, накинул на шею чулок… и все было кончено.

– Кто-то чужой? – спросила мисс Марпл.

– Может быть, – сказал инспектор Нил. – А возможно, кто-то из своих. Кто-то ждавший, пока девушка останется одна. Когда мы первый раз допрашивали Глэдис, она волновалась, нервничала, но мы, к сожалению, не придали этому значения.

– Но это же естественно! – воскликнула мисс Марпл. – У людей часто бывает смущенный и виноватый вид, когда их допрашивает полиция.

– Вы абсолютно правы. Но на сей раз, мисс Марпл, тут было нечто большее. Я думаю, эта Глэдис застала кого-то за каким-то занятием, объяснить которое она не могла. Едва ли это было что-нибудь определенное. Она бы не стала от нас скрывать. Но, скорее всего, она пошла со своими сомнениями прямо к этому человеку. И человек понял – Глэдис опасна.

– И поэтому Глэдис находят задушенной с прищепкой на носу, – пробормотала про себя мисс Марпл.

– Да, это гадкий штрих. Гадкий, издевательский штрих. Гадкая и ненужная бравада.

Мисс Марпл покачала головой:

– Почему же ненужная? Все по схеме.

Инспектор Нил с любопытством посмотрел на нее.

– Не совсем вас понимаю, мисс Марпл. О какой схеме вы говорите?

Лицо мисс Марпл вдруг вспыхнуло от волнения.

– Ведь это похоже… тут же явная связь, понимаете… ведь от фактов никуда не убежишь.

– Боюсь, я плохо вас понимаю.

– Я хочу сказать… номер один – мистер Фортескью. Рекс Фортескью. Его убили в городе, в своем кабинете. Далее – миссис Фортескью, она сидела в библиотеке и пила чай. Перед ней лежали лепешки с медом. Наконец, несчастная Глэдис с прищепкой на носу. Ведь все сходится! Очаровательная миссис Ланс Фортескью сказала мне сегодня, что это очень странная история: ни складу ни ладу, но я с ней не согласилась, потому что первым делом удивляет именно то, что тут есть и склад и лад.

Инспектор Нил медленно произнес:

– Может быть, вы объясните…

Мисс Марпл быстро продолжала:

– Вам, инспектор, лет тридцать пять? Тридцать шесть? Кажется, в годы вашего детства считалочки были не в почете? Но для того, кто вырос на Матушке Гусыне, считалочка – вещь серьезная, правда? Вот я и подумала… – Мисс Марпл остановилась, словно собираясь с силами, потом отважно продолжала: – Я знаю, с моей стороны спрашивать у вас такое – большая наглость.

– Пожалуйста, мисс Марпл, спрашивайте все, что хотите.

– Что ж, вы очень любезны. Спрошу. Спрошу, поборов застенчивость: пусть я старая, пусть бестолковая, пусть мой вопрос – чистая бессмыслица. И все-таки: вы не прорабатывали линию дроздов?

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Вся семья Фортескью сидела в гостиной. Прислонившись к каминной полке, речь держал Персиваль Фортескью.

– Все это прекрасно, – говорил он, – но радоваться совершенно нечему. Полицейские приезжают, уезжают, нам ничего не говорят. Они якобы заняты какими-то поисками. Но дело и не думает сдвигаться с мертвой точки. Нельзя ничего предпринимать, нельзя строить планы на будущее.

– Как можно так не считаться с людьми? – вставила Дженнифер. – Дурацкое положение.

– До сих пор нам запрещено уезжать из дому, – продолжал Персиваль. – И все же в своем кругу мы должны обсудить планы на будущее. Что скажешь ты, Элейн? Ты ведь собираешься замуж… забыл, как его зовут… за Джералда Райта, так? Когда вы хотите пожениться?

– Чем быстрее, тем лучше, – ответила Элейн.

Персиваль нахмурился.

– То есть через полгода?

– Нет, раньше. Почему мы должны ждать полгода?

– Чтобы соблюсти приличия, – объяснил Персиваль.

– Чепуха, – возразила Элейн. – Месяц. Больше мы ждать не намерены.

– Что ж, тебе решать, – сказал Персиваль. – А когда поженитесь, что думаете делать дальше? Или планов нет?

– Мы хотим открыть школу.

Персиваль покачал головой.

– В наши дни это рискованно. Где найти обслуживающий персонал? Где найти толковых учителей? Идея, безусловно, хорошая, дело благое. Но на твоем месте, Элейн, я бы как следует подумал.

– Мы уже подумали. Джералд считает, что будущее нашей страны зависит от того, какое образование получат дети.

– Послезавтра я встречаюсь с мистером Биллингсли, – сообщил Персиваль. – Будем обсуждать разные финансовые вопросы. Он считает, что деньги, которые оставил тебе отец, есть смысл положить в банк на длительный срок, а доверительный собственник – ты и твои дети. В наши дни это самое надежное.

– Нет, – отказалась Элейн. – Деньги нам понадобятся сейчас, чтобы открыть школу. Мы уже нашли подходящий дом, он сейчас сдается. В Корнуолле. Прекрасная земля и отличный дом. Мы хотим пристроить к нему несколько крыльев.

– Ты хочешь сказать… что собираешься забрать из дела все деньги? Знаешь, Элейн, я не думаю, что это разумно.

– А я считаю, что разумнее их забрать, – осталась при своем мнении Элейн. – Дело-то трещит по швам. Ты, Валь, сам говорил, когда отец еще был жив, что положение в фирме хуже некуда.

– Всякое приходится говорить, – высказался Персиваль неопределенно, – но пойми, Элейн, взять весь свой капитал и вбухать его в покупку, оборудование и оснащение школы – чистое безумие. Если дело не выгорит, что будет? Ты остаешься без единого пенни.

– Выгорит, – продолжала упрямиться Элейн.

– А я – за тебя. – Это Ланс, полуразвалившись в кресле, выступил с поддержкой. – Рискни, Элейн. Лично я считаю, что школа эта будет чертовски странной, но ведь именно этого ты хочешь – ты и Джералд. Если даже потеряешь деньги, у тебя, по крайней мере, останется чувство удовлетворения – ты поступила так, как захотела.

– Что еще от тебя можно ждать, Ланс, – кисло заметил Персиваль.

– Знаю, знаю, – согласился Ланс. – Я мот, транжира и блудный сын. Но, Перси, старина, я все же считаю, что жизнь дала мне больше радостей, чем тебе.

– Смотря что считать радостями, – кисло заметил Персиваль. – Кстати, самое время поговорить и о твоих планах, Ланс. Ты, видимо, отправишься назад в Кению… или в Канаду? Или совершишь восхождение на Эверест? Или еще что-нибудь не менее потрясающее?

– С чего ты это взял? – спросил Ланс.

– Ну, домашняя жизнь в Англии тебя никогда не привлекала.

– С возрастом люди меняются, – сказал Ланс, – Возникает тяга к оседлому образу жизни. Представь себе, дружище Перси, что я жду не дождусь, когда смогу ступить на стезю бизнесмена, трезвого человека дела.

– Не хочешь ли ты сказать…

– Именно, старина, я хочу стать совладельцем фирмы, вместе с тобой. – Ланс расплылся в улыбке. – Ты, разумеется, будешь старшим партнером. Тебе – львиная доля. Я всего лишь очень младший партнер. Но какими-то акциями я владею, и это дает мне право участвовать в управлении фирмой, верно?

– Ну… да… конечно, если ты этого желаешь. Но смею тебя уверить, мой дорогой, что тебе это быстро наскучит.

– Посмотрим. Не думаю, что мне это наскучит.

Персиваль нахмурился.

– Ты что, Ланс, серьезно собираешься заняться делами фирмы?

– Да, хочу приобщиться к семейному пирогу. Именно это.

Персиваль покачал головой.

– Дела у нас, знаешь ли, обстоят не лучшим образом. Ты скоро это поймешь. В лучшем случае мы сможем выделить Элейн ее долю, если она на этом настаивает.

– Видишь, Элейн, – обратился к сестре Ланс. – Ты проявила мудрость, когда настаивала. Хватай свои деньги, пока есть что хватать.

– Перестань, Ланс, – рассердился Персиваль. – От этих твоих шуток дурно пахнет.

– Действительно, Ланс, надо все-таки думать, когда говоришь, – вмешалась Дженнифер.

Сидя в сторонке около окна, Пэт разглядывала их одного за другим. Если Ланс имел в виду это, говоря, что прижмет Персивалю хвост, он явно преуспевал. Подчеркнутая безмятежность Персиваля, несомненно, была поколеблена. Он снова сердито огрызнулся:

– Ты это все серьезно, Ланс?

– Серьезнее некуда.

– Пойми, ничего у тебя не выйдет. Ты скоро насытишься этим по горло.

– Не волнуйся. Представляешь, как это разнообразит мою жизнь? Контора в городе, машинистки носятся взад и вперед. Секретаршу возьмем только блондинку, как мисс Гросвенор… ведь ее фамилия Гросвенор? Небось ты на нее уже накинул уздечку? Ничего, найду себе другую, такую же. «Да, мистер Ланселот, нет, мистер Ланселот. Ваш чай, мистер Ланселот».

– Не валяй дурака, – огрызнулся Персиваль.

– Почему ты так сердишься, мой дорогой брат? Разве ты не будешь счастлив переложить на мои плечи часть твоих городских забот?

– У тебя же ни на йоту нет представления, в какой мы сидим трясине.

– Это точно. Вот ты меня и научишь, как из нее выбраться.

– Во-первых, ты должен понять, что последние полгода… больше, целый год отец был совершенно другим человеком. Он творил одну жуткую глупость за другой, в смысле финансов. Продавал хорошие акции, покупал какие-то авантюрные. Иногда буквально вышвыривал деньги на ветер. Тратил, можно сказать, удовольствия ради.

– Чего уж там, – вставил Ланс. – Семья только выиграла от того, что у него в чае оказался токсин.

– Формулировка довольно скверная, но по сути ты абсолютно прав. Это во многом спасло нас от банкротства. Но нужно действовать крайне сдержанно и какое-то время вести себя очень осторожно.

Ланс покачал головой:

– Я с тобой не согласен. На осторожности далеко не уедешь. Нужно рисковать, наносить удары. Замахнуться на что-то серьезное.

– Не согласен, – сказал Перси. – Осторожность и экономия – вот наш девиз.

– Только не мой, – отозвался Ланс.

– Помни, ты всего лишь младший партнер, – попробовал поставить брата на место Персиваль.

– Хорошо, хорошо. Но все же какое-то право голоса я имею.

Персиваль взбудораженно зашагал по комнате.

– Нет, Ланс, так не пойдет. Я тебя люблю и все такое…

– Неужели? – отозвался Ланс, но Персиваль пропустил реплику мимо ушей.

– …но, честно говоря, я не думаю, что мы можем скакать в одной упряжке. Уж слишком разные у нас взгляды.

– Может, это наше преимущество, – предположил Ланс.

– Единственный разумный выход, – продолжал Персиваль, – расторгнуть наше партнерство.

– Ты предлагаешь откупить у меня мою долю, так?

– Мой дорогой мальчик, при том, как по-разному мы смотрим на мир, это единственный разумный выход.

– Если тебе трудно выплатить Элейн ее часть наследства, как, хотел бы я знать, ты собираешься рассчитаться со мной?

– Ну, я не имел в виду наличные, – объяснил Персиваль. – Мы можем… как-то поделить наши владения.

– Тебе, разумеется, идут бумаги гарантированные, а мне – так, что-нибудь с барского стола? Что-нибудь рискованное и сомнительное?

– По-моему, тебе по вкусу именно такое, – заметил Персиваль.

Ланс расплылся в широкой улыбке.

– В каком-то смысле ты прав, старина Перси. Но я не могу полностью потакать своим прихотям. Мне теперь надо думать о Пэт.

Братья посмотрели на нее. Пэт раскрыла было рот, но тут же его закрыла. Она не знала, что за игру вел Ланс, но поняла – в любом случае ей лучше не вмешиваться. У Ланса явно было что-то на уме, но чего он хотел добиться, она пока не понимала.

– Давай, Перси, перечисляй, что там у тебя есть, – сказал Ланс, смеясь. – «Призрачные алмазные копи», «Недосягаемые рубины», «Нефтяные концессии», в которых нет нефти. Неужели ты считаешь, что я такой дурак, каким кажусь?

Персиваль сказал:

– Разумеется, некоторые из этих владений весьма рискованные, но помни, в один прекрасный день они могут принести колоссальный доход.

– Видишь, ты уже запел по-другому. – Ланс ухмыльнулся. – Собираешься предложить мне последние отцовские безумные приобретения вместе с шахтой «Дрозды» и прочим хламом. Кстати, инспектор тебя об этих «Дроздах» не расспрашивал?

Персиваль нахмурился.

– Да, спрашивал. Не представляю, зачем они ему понадобились. Мне почти нечего было ему рассказать. Мы ведь с тобой тогда были детьми. Помню смутно, что отец туда уезжал, а потом вернулся, потому что вся затея лопнула.

– А что это было – золотые прииски?

– Кажется, так. Но отец, когда вернулся, четко сказал: золота там нет. А он не из тех, кто в таких делах дает промашку.

– Кто втравил его в эту историю? Некий Маккензи, так?

– Да. Этот Маккензи там и умер.

– Маккензи там умер, – задумчиво произнес Ланс. – Была какая-то жуткая сцена. Что-то такое я помню… Миссис Маккензи, да? Она пришла сюда. Честила отца на чем свет стоит. Посылала проклятья на его голову. Если не путаю, она обвиняла отца в том, что он убил ее мужа.

– Ну уж, – сдерживающе произнес Персиваль. – Я что-то таких страстей не припомню.

– А вот я помню, – повторил Ланс. – Понятно, я был совсем ребенком, намного моложе тебя. Но, может, как раз поэтому я все так хорошо запомнил. Эта история ребенку показалась страшной драмой. А где они находились, эти «Дрозды»? В Западной Африке?

– Кажется, да.

– Надо посмотреть, что это за концессия, – сказал Ланс. – Посмотрю, когда буду в конторе.

– Можешь не сомневаться, – заверил его Персиваль, – отец не ошибся. Если он вернулся и сказал, что золота там нет, значит, его там нет.

– Может, ты и прав, – согласился Ланс. – Несчастная миссис Маккензи. Интересно, что сталось с ней и с ее двумя детишками, которых она тогда притащила с собой? Занятно: ведь теперь они, надо полагать, взрослые люди.

Глава 20

В частной лечебнице «Пайнвуд» инспектор Нил, сидя в холле для гостей, беседовал с седовласой пожилой женщиной. Элен Маккензи было шестьдесят три, но выглядела она моложе. Взгляд ее поблекших голубых глаз был каким-то отсутствующим, подбородок никак не был волевым. Вытянутая верхняя губа изредка подергивалась. На коленях миссис Маккензи держала большую книгу и, разговаривая с инспектором Нилом, почти не поднимала от нее глаз. В мозгу инспектора еще звучали слова, сказанные доктором Кросби, главным врачом этого заведения.

– Она здесь, разумеется, по своей воле, – объяснил доктор Кросби. – Невменяемой мы ее не считаем.

– То есть она не опасна?

– О нет. Большую часть времени она мыслит не менее здраво, чем вы или я. Сейчас у нее хорошая полоса, так что говорите с ней как с совершенно нормальным человеком.

Помня об этом, инспектор Нил запустил первый пробный шар.

– Очень признателен, мадам, что вы согласились со мной встретиться. Меня зовут Нил. Я хотел бы поговорить с вами о некоем мистере Фортескью, он недавно умер. Мистер Фортескью. Надеюсь, это имя вам известно.

Миссис Маккензи сидела, вперившись в книгу. Она сказала:

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Мистер Фортескью, мадам. Мистер Рекс Фортескью.

– Нет, – ответила миссис Маккензи. – Нет. Не знаю такого.

Такое начало слегка обескуражило инспектора Нила. Это доктор Кросби называет совершенно нормальным?

– Я полагаю, миссис Маккензи, что вы знали этого человека много лет тому назад.

– Не совсем, – возразила миссис Маккензи. – Это было вчера.

– Понятно, – сказал инспектор Нил, прибегая к своей испытанной формуле, но на сей раз безо всякой уверенности. – Я знаю, – продолжал он, – что много лет назад вы навестили этого человека в его жилище, его дом называется «Тисовая хижина».

– Не дом, а сплошная показуха, – сказала миссис Маккензи.

– Да, да, можно сказать и так. Этот человек был связан с вашим мужем, насколько мне известно, у них была шахта где-то в Африке. Она называлась «Дрозды».

– Мне нужно почитать книгу, – сказала миссис Маккензи. – Времени не так много, и мне нужно почитать книгу.

– Конечно, мадам. Я вполне вас понимаю. – После паузы инспектор Нил продолжал: – Мистер Маккензи и мистер Фортескью вместе отправились в Африку, чтобы разрабатывать эту шахту.

– Это была шахта моего мужа, – вдруг прорвало миссис Маккензи. – Он ее нашел и застолбил за собой. Ему нужно было вложить в нее деньги. Он пошел к Рексу Фортескью. Будь я умнее да знай больше, ни в жизнь бы ему этого не позволила.

– Конечно, я понимаю. Но в итоге в Африку они поехали вместе, и там ваш муж умер от лихорадки.

– Мне нужно читать книгу, – сказала миссис Маккензи.

– Как вы считаете, миссис Маккензи, мистер Фортескью одурачил вашего мужа на этой шахте?

Не поднимая глаз от книги, миссис Маккензи сказала:

– До чего вы глупы, право.

– Да, да, наверное… Но, видите ли, дело это давнее, и трудно расспрашивать об истории, которая давно быльем поросла.

– Кто сказал, что она поросла быльем?

– Понятно. А вы так не считаете?

– «Вопрос считается решенным, лишь если верно он решен». Это Киплинг сказал. Киплинга теперь никто не читает, а это был великий человек.

– Вы считаете, что в ближайшее время этот вопрос будет решен верно?

– Ведь Рекс Фортескью умер, да? Вы сами сказали.

– Его отравили, – уточнил инспектор Нил.

К смущению инспектора, миссис Маккензи засмеялась.

– Какая чушь, – сказала она. – Он умер от лихорадки.

– Я говорю о мистере Рексе Фортескью.

– Я тоже. – Она внезапно вскинула голову, и ее поблекшие голубые глаза впились в его лицо. – Бросьте, – сказала она. – Ведь он умер в своей постели, разве нет? Он умер в своей постели?

– Он умер в больнице Сент-Джудс, – поправил ее инспектор Нил.

– Никто не знает, где умер мой муж, – сказала миссис Маккензи. – Никто не знает, как он умер, где похоронен… Все знают только то, что сказал Рекс Фортескью. А Рекс Фортескью – лжец!

– Вы считаете, он совершил подлость?

– «Подлость, подлость, все кричат: «На помощь!»

– Думаете, в смерти вашего мужа повинен Рекс Фортескью?

– Мне сегодня на завтрак подали яйцо, – сообщила миссис Маккензи. – Вполне свежее. Но неужели все это было тридцать лет назад?

Нил сделал глубокий вдох. Похоже, такими темпами он до финиша не доберется. Но сдаваться он не намерен.

– За месяц или два до смерти Рекса Фортескью кто-то положил ему на стол мертвых дроздов.

– Интересно. Очень даже интересно.

– Как вы думаете, мадам, кто бы это мог быть?

– От дум еще никому легче не становилось. Надо действовать. Я так их и воспитала, чтобы они действовали.

– Вы имеете в виду ваших детей?

Она быстро кивнула.

– Да. Дональд и Руби. Когда они остались без отца, им было семь и девять лет. Я сказала им. Говорила каждый день. Заставляла их давать клятву каждый вечер.

Инспектор Нил подался вперед.

– Давать клятву в чем?

– В том, что они убьют его, ясное дело.

– Понятно.

Инспектор Нил произнес свою реплику так, будто миссис Маккензи сказала сейчас нечто вполне естественное.

– И они это сделали?

– Дональд уехал в Дюнкерк. И не вернулся оттуда. Я получила телеграмму. «С прискорбием сообщаем, погиб в бою». Да только не тот был бой, к которому я его готовила.

– Мне очень жаль, мадам. А ваша дочь?

– Дочери у меня нет, – ответила миссис Маккензи.

– Вы только что о ней говорили, – поправил ее Нил. – Ваша дочь, Руби.

– Руби. Ах да, Руби. – Она склонилась вперед. – Знаете, что я сделала с Руби?

– Нет, мадам. Что же вы с ней сделали?

Она вдруг перешла на шепот:

– Посмотрите сюда, в книгу.

Тут он увидел, что на коленях у нее лежит Библия. Библия была очень старая, и, когда миссис Маккензи ее открыла, инспектор Нил заметил на первой странице какие-то имена. Это, безусловно, была семейная Библия, в которую по старой традиции записывали всех вновь родившихся. Сухой палец миссис Маккензи указал на два последних имени. «Дональд Маккензи» и дата рождения, и «Руби Маккензи», тоже с датой. Но поперек имени Руби Маккензи шла жирная линия.

– Видите? – спросила миссис Маккензи. – Я вычеркнула ее из Библии. Навеки отсекла ее от себя! Ангел, что отмечает добрые дела и грехи, там ее не найдет.

– Вы вычеркнули ее имя из Библии? Но почему, мадам?

Миссис Маккензи посмотрела на него с хитроватым прищуром.

– Сами знаете почему, – сказала она.

– Нет, не знаю. Правда не знаю, мадам.

– Она перестала верить. Вы же знаете, что она перестала верить.

– Где ваша дочь сейчас, мадам?

– Я вам уже сказала. У меня нет дочери. Руби Маккензи больше не существует.

– Вы хотите сказать, что она умерла?

– Умерла? – Женщина внезапно расхохоталась. – Было бы лучше, если бы она умерла. Для нее самой. Намного лучше. – Она вздохнула и беспокойно заерзала в кресле. Потом, вдруг вспомнив о правилах хорошего тона, сказала: – Извините, боюсь, больше не смогу уделить вам времени. Знаете, времени становится все меньше, а мне еще надо дочитать книгу.

Инспектор Нил хотел еще что-то выспросить, но ответа не получил. Миссис Маккензи отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и продолжала читать Библию, водя пальцем по строчкам.

Нил поднялся и вышел. Прежде чем уехать, он накоротке переговорил с управляющим.

– Кто-нибудь из родственников ее навещает? – спросил он. – Дочь, например?

– По-моему, во времена моего предшественника к ней однажды приехала дочь, но пациентка так разволновалась, что дочь попросили больше не приезжать. С тех пор все дела решаются через адвокатов.

– А вам известно, где эта Руби Маккензи сейчас?

Управляющий покачал головой:

– Не имею ни малейшего представления.

– А вы случайно не знаете, замужем она или нет?

– Понятия не имею. Хотите, дам адрес адвокатов, которые ведут дела этой пациентки?

До этих адвокатов инспектор Нил уже добрался. Они были не в состоянии – если верить им на слово – что-либо прояснить. Для миссис Маккензи был создан денежный фонд, этими средствами они и оперировали. Распоряжения были сделаны несколько лет назад, с той поры мисс Маккензи адвокаты не видели.

Инспектор Нил попытался получить описание Руби Маккензи, но сильно не преуспел. К пациентам приезжает столько родственников, что через несколько лет перестаешь понимать, кто есть кто, и все становятся как бы на одно лицо. Сестра-хозяйка, проработавшая в лечебнице много лет, с трудом припомнила, что мисс Маккензи была женщиной невысокой и темноволосой. Еще одна сестра, числившаяся в старожилах лечебницы, сказала, что мисс Маккензи – женщина крепко сбитая, блондинка.

– Вот так, сэр, – подытожил инспектор Нил, доложив о проделанной работе помощнику комиссара. – Все составные части этой безумной считалки на месте. Не может такое быть случайным.

Помощник комиссара задумчиво кивнул.

– Дрозды в пироге связывают между собой шахту «Дрозды», зерна в кармане убитого, лепешку с медом Адель Фортескью (последнее, впрочем, не особенно убеждает. В конце концов, есть к чаю лепешку с медом мог любой). Третье убийство – девушка задушена чулком, и нос ее зажат прищепкой. Да, эта идея безумна, но отмахиваться от нее мы не имеем права.

– Минутку, сэр, – сказал инспектор Нил.

– Что такое?

Инспектор Нил нахмурился.

– Что-то меня в этой версии не устраивает. Не похожа она на правду. Что-то не стыкуется. – Он покачал головой и вздохнул. – А вот что? Пока не знаю.

Глава 21

Глава 22

Надвигались сумерки. Мисс Марпл с вязаньем пристроилась у окна в библиотеке. Сквозь оконное стекло она увидела, как на террасе прогуливается Пэт Фортескью. Отперев окно, мисс Марпл позвала:

– Заходите сюда, дорогая. Заходите, прошу вас. Там так холодно и сыро, а вы еще и без пальто.

Пэт послушно повиновалась. Она вошла, закрыла окно и включила две лампы.

– Да, – сказала она. – На улице не очень приятно. – Она села на диван подле мисс Марпл. – Что вы вяжете?

– Да так, дорогая, детскую кофточку. Для младенца. Такие кофточки никогда не бывают лишними, молодые мамы довольны. Это второй размер. Я всегда вяжу второй размер. Из первого малыши уж больно быстро вырастают.

Пэт вытянула к каминному огню свои стройные ноги.

– Здесь сегодня уютно, – сказала она. – Камин, слабый свет, и вы вяжете детские вещички. Покойно и по-домашнему, как и должно быть в Англии.

– В Англии так и есть, – заметила мисс Марпл. – «Тисовых хижин» в ней не очень много, дорогая.

– Хорошо, если так, – сказала Пэт. – Не верится мне, что этот дом когда-то был счастливым. Что хоть один человек в нем был счастлив, несмотря на все их деньги, на все их богатство.

– Мне тоже не верится, – согласилась мисс Марпл. – Боюсь, счастье всегда обходило этот дом стороной.

– Может, здесь была счастлива Адель, – рассуждала Пэт. – Мы с ней никогда не встречались, так что этого я просто не знаю, но Дженнифер явно страдает, а Элейн вся извелась из-за молодого человека, которому она безразлична, и, скорее всего, в глубине души она это чувствует. Боже, как мне хочется отсюда уехать! – Она взглянула на мисс Марпл и неожиданно улыбнулась. – А знаете, Ланс мне сказал, чтобы я держалась поближе к вам. Он считает, что под вашим крылышком я буду в большей безопасности.

– Ваш муж – человек не глупый, – сказала мисс Марпл.

– Вы правы. Глупым Ланса не назовешь. Подурачиться он любит, это точно. Но он чего-то боится, а чего именно, не говорит. Мне ясно одно: кто-то в этом доме сошел с ума, а это всегда страшно, ведь ты не можешь себе представить, что такому человеку может взбрести в голову. Не знаешь, чего от него ждать.

– Бедная девочка, – пожалела собеседницу мисс Марпл.

– Да нет, все нормально. Пожалуй, я здесь уже закалилась.

Мисс Марпл участливо спросила:

– На вашу долю, милая, тоже выпало достаточно несчастья, да?

– Ну, в моей жизни были и хорошие времена. Прекрасное детство в Ирландии, езда верхом, охота, отличный дом, большой и просторный, по которому гулял свежий ветер, а солнца в нем было – хоть отбавляй. Если у тебя было счастливое детство, оно остается с тобой на всю жизнь, ведь правда? Это уже потом, когда я выросла, счастье словно куда-то улетучилось. Первый удар мне, наверное, нанесла война.

– Ваш муж был летчиком?

– Да. Через месяц после свадьбы самолет Дона сбили. – Она смотрела прямо перед собой, на огонь в камине. – Мне сначала хотелось умереть, уйти вместе с ним. Казалось, все так несправедливо, так жестоко. А потом, когда прошло время… мне даже стало казаться: оно и к лучшему, что все кончилось именно так. Дон был словно рожден для войны. Отважный, отчаянный, веселый. У него были все качества, какие нужны воину. И я почему-то чувствую, что в мирное время он бы потерял себя. Сидело в нем этакое… как бы сказать… заносчивое неповиновение. Оседлый образ жизни, изо дня в день одно и то же – он бы этого не выдержал. Обязательно ввязался бы в какую-нибудь драку. В каком-то смысле жизнь в обществе была ему противопоказана. Нет, он бы этого не выдержал.

– Очень важно, моя милая, что вы это поняли. – Мисс Марпл склонилась над вязаньем, подцепила петлю и стала считать про себя: – Три простых, две изнаночных, одну выпускаем, две вместе, – потом спросила: – А ваш второй муж, милая?

– Фредди? Фредди застрелился.

– Боже! Как это печально. Какая трагедия.

– Мы были очень счастливы вместе, – сказала Пэт. – Года через два, как мы поженились, я начала понимать, что Фредди… не всегда честен. Увидела: что-то у него не так. Но между нами все оставалось по-прежнему. Потому что Фредди любил меня, а я – его. Я пыталась закрыть глаза на его жизнь вне дома. Возможно, это была трусость с моей стороны, но изменить его я не могла. Изменить человека – это не под силу никому.

– Да, – подтвердила мисс Марпл. – Изменить человека – это никому не под силу.

– Я приняла его таким, каким он был, полюбила и вышла за него замуж, понимая, что с какими-то сторонами его натуры придется мириться. Но потом дела его совсем разладились, он растерялся – и застрелился. После его смерти я уехала в Кению, пожить у друзей. Оставаться в Англии, видеть старых знакомых, которые всё знали, просто не могла. Ну а в Кении я встретила Ланса. – Взгляд ее изменился, потеплел. Она продолжала смотреть в огонь, а мисс Марпл смотрела на нее. Наконец Пэт повернула голову и спросила: – Мисс Марпл, скажите откровенно, что вы думаете о Персивале?

– Ведь я его почти не знаю. Так, вижу за завтраком. Вот и все. По-моему, ему не очень нравится, что я сейчас здесь.

Пэт неожиданно засмеялась.

– Он ведь жуткий скряга. Дрожит над каждым пенсом. Ланс говорит, что он был таким всегда. И Дженнифер на него жалуется. Проверяет все счета вместе с мисс Доув. За каждый расход ее критикует. Но мисс Доув умудряется делать по-своему. Она – совершенно замечательная особа. Вы так не считаете?

– Да, считаю. Она напоминает мне миссис Латимер из моей собственной деревни, Сент-Мэри-Мид. Миссис Латимер возглавляла Женскую добровольную службу, группы девочек-скаутов, вообще почти все, что можно было возглавлять. И только лет через пять нам стало известно, что… Ой нет, сплетничать нехорошо. Тем более это такая тоска – слушать чьи-то рассказы о людях, которых ты никогда не видела, о местах, где никогда не бывала.

– А ваша Сент-Мэри-Мид – симпатичная деревушка?

– Ну, моя дорогая, не знаю, что есть симпатичная деревушка в вашем понимании. Что ж, там довольно мило. Живут довольно симпатичные люди, но и неприятных субъектов хватает. В этой деревне происходит много любопытного, как и в любой другой. Человеческая природа везде одинакова, правда?

– Я заметила, вы часто поднимаетесь к мисс Рэмсботтом, – сказала Пэт. – А я ее боюсь.

– Боитесь? Почему?

– Мне кажется, она сумасшедшая. Свихнулась на почве религии. Вы не думаете, что она по-настоящему… безумна?

– Безумна? В каком смысле?

– Мисс Марпл, вы хорошо понимаете в каком. Сидит целыми днями наверху, никогда не выходит и думает мрачные думы о греховодниках и греховодницах. В конце концов ей могло прийти в голову, что ее миссия в этой жизни – быть верховным судией.

– Это ваш муж так считает?

– Я не знаю, что считает Ланс. Он мне не говорит. Но я уверена в одном: он полагает, что это дело рук безумца и безумец этот – член семьи. Ну, Персиваль, я бы сказала, человек вполне здравый. Дженнифер просто глупое и отчасти жалкое создание. Нервозная, это есть, но не более. Что до Элейн… бывают такие девушки – странноватые, одержимые, словно натянутые пружины. Она по уши влюблена в своего молодого человека и ни на секунду не признается себе, что он хочет на ней жениться из-за денег.

– Вы считаете, он хочет жениться на ней из-за денег?

– Да. А вам так не кажется?

– Я бы не стала утверждать это с такой категоричностью, – сказала мисс Марпл. – Был такой Эллис, молодой мужчина, он взял в жены Марион Бэйтс, дочь богатого торговца скобяными изделиями. Девушка она была простая, бесхитростная, его прямо боготворила. И ничего, все у них сладилось. Мужчины вроде молодого Эллиса и этого Джералда Райта проявляют дурной нрав, если они взяли в жены бедную. Они так клянут себя за это, что на ней же и отыгрываются. Но если они берут в жены богатую, они продолжают уважать ее и в браке.

– Не представляю, – продолжала Пэт, хмурясь, – чтобы это был кто-то со стороны. А отсюда и атмосфера, что царит в доме. Все друг за другом наблюдают. Только что-нибудь все равно случится…

– Смертей больше не будет, – заявила мисс Марпл. – По крайней мере, мне так кажется.

– Как вы можете быть в этом уверены?

– Представьте, почти уверена. Понимаете, убийца выполнил свою задачу.

– Выполнил?

– Выполнил или выполнила. Это я так, для удобства.

– А какая задача перед ним стояла?

Мисс Марпл покачала головой – на этот счет полной ясности у нее, увы, не было.

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Инспектор Нил пристально посмотрел на мисс Марпл, потом медленно покачал головой.

– Вы хотите сказать, – искренне поразился он, – что Глэдис Мартин умышленно убила Рекса Фортескью? Извините, мисс Марпл, но в это я просто-напросто не верю.

– Нет, убивать его она вовсе не хотела, – пояснила мисс Марпл, – но все-таки убила! Вы сами сказали, когда вы ее допрашивали, она нервничала и была расстроена. И вид у нее был виноватый.

– Но не такой, как у виновных в убийстве.

– Не такой, согласна. Я же говорю, она не собиралась никого убивать, но токсин в мармелад добавила. Она и понятия не имела, что это яд.

– Что же это, по ее мнению, было? – все еще пораженный, спросил инспектор Нил.

– Наверное, исповедальное снадобье, – сообщила мисс Марпл. – Очень интересно, знаете ли, и очень поучительно – что эти девушки вырезают из газет и хранят у себя. Круг их интересов, знаете ли, не меняется уже несколько столетий. Секреты красоты, чтобы привлечь внимание любимого человека. Всякое колдовство, магия, диковинные события. Сейчас все это свалено в одну кучу в разделе «Наука». Никто больше не верит в волшебников, никто не верит, что какой-нибудь чародей с волшебной палочкой возьмет и превратит тебя в лягушку. А вот если прочтешь в газете, что, пересадив железы, можно изменить твои жизненно важные ткани и развить лягушачьи черты, – поверишь. Глэдис прочитала в газете насчет исповедального снадобья и, разумеется, полностью ему поверила, когда он сказал: вот оно, это снадобье.

– Кто сказал? – не понял инспектор Нил.

– Альберт Эванс, – объяснила мисс Марпл. – Это, конечно, не настоящее имя. Но летом на курорте они действительно познакомились, он обольстил ее и, я думаю, рассказал какую-то историю о несправедливости, гонениях, что-то в этом роде. Во всяком случае, смысл был вот какой: Рекс Фортескью, в чем-то согрешивший, должен теперь покаяться и как-то возместить ущерб. Подробностей я, конечно, не знаю, но насчет сути уверена. Он уговорил ее устроиться сюда на работу, а в наши дни это проще простого – прислуги ведь не хватает, она все время меняется. Вот Глэдис и устроилась. Потом они договорились встретиться. Ведь в последней открытке он так и написал: «Не забудь о нашей встрече». В назначенный день их план должен был сработать. Эванс дал Глэдис яд и велел подмешать его в верхний слой мармелада, чтобы мистер Фортескью съел его за завтраком. Эванс велел ей насыпать зерна в карман пиджака Фортескью. Не знаю, что он ей навыдумывал про зерна, но я вам с самого начала говорила, инспектор, что Глэдис – девушка очень доверчивая. Да представительный молодой человек ей хоть что наплети – она бы всему поверила.

– Продолжайте, – произнес ошеломленный инспектор.

– Видимо, Альберт выдал ей такую легенду, – развивала свою теорию мисс Марпл. – С утра Глэдис дает мистеру Фортескью исповедальное снадобье, через пару часов оно сработает, тут-то Альберт и придет к нему на работу, и мистер Фортескью во всем признается, и так далее, и тому подобное. Представляете, каково было этой бедняжке, когда она узнала, что мистер Фортескью умер.

– Но она бы не стала от нас скрывать, – усомнился инспектор Нил.

– Что она первым делом заявила на допросе? – быстро спросила мисс Марпл.

– «Я этого не делала», – ответил инспектор Нил.

– Именно! – торжествующе воскликнула мисс Марпл. – Неужели вы не понимаете, что ничего другого она и сказать не могла? Стоило Глэдис разбить какую-нибудь безделушку, она тут же заявляла: «Я этого не делала, мисс Марпл. Ведать не ведаю, как это вышло». Эти несчастные ничего не могут с собой поделать. Они что-то натворили и так этим расстроены, что на уме у них одно – лишь бы не наказали. Неужели вы думаете, что нервная молодая женщина, кого-то убившая, да еще без всякого намерения, так вам в этом и признается? С какой, интересно, стати?

– Да, – согласился Нил, – пожалуй.

Мысли его вернулись к разговору с Глэдис. Нервничает, чем-то расстроена, вид виноватый, глаза бегают – все как положено. Иногда эти признаки не значат ничего, а иногда – очень много. Едва ли ему следует винить себя в том, что он сделал неверный вывод.

– Возможно, – продолжала мисс Марпл, – первая ее мысль была простой: все отрицать. Потом она, видимо, попыталась как-то разобраться – в голове-то сумятица. Может, решила: Альберт не знал, что снадобье такое сильное, либо по ошибке дал ей слишком большую дозу. Может, хотела как-то выгородить его, найти объяснение. Стала ждать, что он с ней свяжется, и он, разумеется, связался. По телефону.

– Вам это известно? – быстро спросил Нил.

Мисс Марпл покачала головой:

– Нет. Это я домыслила. Но звонки в тот день были. Кто-то звонил, и когда к телефону подходил Крамп или его жена, трубку вешали. А как еще он мог поступить? Он звонил, пока трубку не взяла Глэдис, тогда он и договорился с ней о встрече.

– Понятно, – сказал Нил. – И вы считаете, что в тот самый день, на который они назначили встречу, Глэдис и была убита.

Мисс Марпл энергично закивала:

– Да, и тому есть подтверждение. Миссис Крамп права. Девушка надела свои лучшие нейлоновые чулки, лучшие туфли. Она явно готовилась с кем-то встретиться. Только ей никуда не надо было для этого ехать. В «Тисовую хижину» собирался нагрянуть он. Вот почему в тот день Глэдис все что-то высматривала, была сама не своя, какая-то заторможенная, опаздывала с чаем. И вот когда она внесла в холл второй поднос, Эванс, я думаю, окликнул ее от боковой двери. Она поставила поднос и вышла к нему.

– И он ее задушил, – докончил инспектор Нил.

Мисс Марпл поджала губы.

– На это нужно не больше минуты, – сказала она. – А рисковать он не мог – вдруг у нее развяжется язык? Вот и пришлось ей умереть – несчастной, глупой, доверчивой. А потом – он нацепил ей на нос прищепку! – Голос мисс Марпл задрожал от праведного гнева. – Чтобы все подогнать под стишок. Зерна, дрозды, контора, бутерброд и прищепка – лучшее, что он мог придумать для строчки «хвать за нос ее».

– Все кончится тем, что его спровадят в сумасшедший дом и мы не сможем его повесить – потому что он сумасшедший! – медленно произнес инспектор.

– А я считаю, вы его очень даже повесите, – возразила мисс Марпл. – Он вовсе не сумасшедший, инспектор, ни на секунду!

Инспектор Нил строго взглянул на нее.

– Хорошо, мисс Марпл, вы изложили свою теорию. Да, да, хоть вы и говорите, что знаете наверняка, но это всего лишь теория. Вы утверждаете, что все эти преступления совершил человек, назвавший себя Альбертом Эвансом, он познакомился с Глэдис на курорте и использовал ее для своих целей. Этот Альберт Эванс хотел отомстить за старую историю, случившуюся на шахте «Дрозды». Наверное, вы считаете, что сын миссис Маккензи, Дон Маккензи, не умер в Дюнкерке. Что он до сих пор жив и все это – дело его рук?

К удивлению инспектора Нила, мисс Марпл энергично затрясла головой.

– Ни в коем случае! – воскликнула она. – Ни в коем случае! Ничего такого у меня и в мыслях нет. Неужели вы не видите, инспектор Нил, что дрозды призваны навести вас на ложный след? Это просто отвлекающий маневр, и все. А вот дрозды, которых подкинули на стол в библиотеку, вложили в пирог, – те были настоящие. Их подбросил человек, знавший старую историю и жаждавший мести. Но месть заключалась лишь в том, чтобы испугать мистера Фортескью, лишить его уюта и спокойствия. Воспитать детей в такой ненависти, чтобы они вынашивали план мести и ждали, когда пробьет их час, – я что-то плохо в это верю, инспектор. В конце концов, у детей есть своя голова на плечах. Но если твоего отца кто-то одурачил и, может, даже оставил умирать – возможно, у тебя и возникнет желание сыграть злую шутку с человеком, который якобы все это сделал. Полагаю, так оно и произошло. А убийца этим воспользовался.

– Убийца, – повторил инспектор Нил. – Прекрасно, мисс Марпл, выкладывайте ваши соображения насчет убийцы. Кто он?

– Вы не удивитесь, – сказала мисс Марпл. – Во всяком случае, не особенно. Как только узнаете, кто он – по моему мнению, разумеется, – вы сразу со мной согласитесь. Вы увидите, что он как раз и способен совершить эти убийства. Это здравый и одаренный человек, но для достижения своей цели не остановится ни перед чем. И совершил он эти убийства, конечно же, из-за денег, думаю, довольно больших.

– Персиваль Фортескью? – с мольбой в голосе спросил инспектор Нил, хотя уже знал, что ошибается. Картину, нарисованную мисс Марпл, едва ли сопоставишь с обликом Персиваля Фортескью.

– О нет, – сказала мисс Марпл. – Не Персиваль. Ланс.

Глава 27

Глава 28

Глава 1

Миссис Макгилликадди бежала, задыхаясь, по платформе вслед за носильщиком, который нес ее чемодан. Миссис Макгилликадди была низенькой и полной, а носильщик – высоким, шагал быстро. Кроме того, миссис Макгилликадди обременяло большое количество свертков – результат целого дня беготни за подарками к Рождеству. Поэтому условия гонки были неравными, и носильщик скрылся за углом в конце платформы, когда миссис Макгилликадди все еще двигалась по прямому отрезку.

На платформе № 1 в тот момент было не слишком много народу, так как один поезд только что отошел, но на ничейной территории за ее пределами людские потоки текли в нескольких направлениях одновременно: к станции метро и от нее, к камерам хранения, буфетам, справочным бюро, доскам объявлений, а также из двух выходов зоны прибытия и отправления поездов на привокзальную площадь.

Миссис Макгилликадди с ее свертками толкали со всех сторон, но в конце концов она добралась до выхода на платформу № 3. Она поставила один сверток у ног и пошарила в сумочке в поисках билета, позволяющего ей пройти мимо сурового стража в мундире у ворот. В этот момент над ее головой раздался голос, охрипший, но приятный:

– В четыре пятьдесят с платформы номер три отправится поезд на Брэкхэмптон, Милчестер, Уэйвертон, узловую станцию Карвил, Роксетер и на станции ветки Чэдмаут. Пассажиров, следующих в Брэкхэмптон и Милчестер, просим пройти в хвост поезда. Пассажирам, следующим в Вейнкуэй, следует сделать пересадку на станции Роксетер-пять.

Голос выключился со щелчком, затем заговорил снова, объявив о прибытии в 4.33 на платформу № 9 поезда из Бирмингема и Вулверхэмптона.

Миссис Макгилликадди нашла свой билет и предъявила его. Дежурный проколол его и буркнул: «С правой стороны в хвосте поезда».

Миссис Макгилликадди прошла по платформе и нашла своего носильщика, который со скучающим видом смотрел в пространство у двери в вагон третьего класса.

– Прибыли, леди.

– Я еду первым классом, – возмутилась миссис Макгилликадди.

– Вы мне этого не говорили, – проворчал носильщик, с пренебрежением бросая взгляд на ее похожее на мужское твидовое пальто цвета «перец с солью».

Миссис Макгилликадди, хотя она ему это говорила, не стала с ним спорить. Она слишком запыхалась.

Носильщик подхватил чемодан и зашагал с ним к соседнему вагону, где миссис Макгилликадди прекрасно расположилась в одиночестве. Поезд в 4.50 не пользовался большой популярностью – пассажиры первого класса предпочитали или более быстрый утренний экспресс, или поезд в 6.30 с вагоном-рестораном. Миссис Макгилликадди вручила носильщику чаевые, которые он принял с разочарованием, явно считая их более подобающими пассажиру третьего, а не первого класса. Миссис Макгилликадди, хотя она и была готова потратить деньги на удобную поездку домой после ночного путешествия с севера страны и целого дня лихорадочной беготни по магазинам, никогда не давала слишком щедрых чаевых.

Она со вздохом откинулась на плюшевые подушки и открыла журнал. Через пять минут раздался свисток, и поезд тронулся. Журнал выскользнул из рук миссис Макгилликадди, голова ее упала набок, и через три минуты она уже спала. Женщина проспала тридцать пять минут и проснулась со свежими силами. Поправив сбившуюся набок шляпку, она села прямо и стала смотреть в окно, на проносящийся мимо сельский пейзаж. Уже стемнело, угрюмый, туманный декабрьский день подходил к концу, до Рождества оставалось всего пять дней. Лондон был темным и унылым; сельский пейзаж выглядел ничуть не лучше, хотя иногда казался веселым, благодаря постоянно мелькающим огням, когда поезд мчался мимо городков и вокзалов.

– В последний раз подается чай, – объявил служащий, распахивая дверь в коридор.

Миссис Макгилликадди уже выпила чаю в крупном универмаге. В данный момент она была полностью сыта. Служащий прошел дальше по коридору, издавая свой монотонный крик. Миссис Макгилликадди взглянула вверх на багажную полку с довольным видом. Полотенца для лица были замечательным приобретением, Маргарет хотела именно такие; космическое ружье для Робби и кролик для Джин ей очень нравились, а вечерняя жакетка была именно такой, какая ей нужна, – теплой, но элегантной. Пуловер для Гектора тоже… И она с одобрением стала размышлять о добротности своих покупок.

Ее довольный взгляд вернулся к окну и к поезду, который со скрежетом стремительно пронесся в противоположном направлении, заставив дребезжать окна, а ее саму – вздрогнуть. Поезд прогрохотал по стрелкам и проскочил мимо станции. Потом он внезапно снова сбавил скорость, очевидно повинуясь сигналу семафора.

Несколько минут состав полз вперед, затем остановился, потом опять двинулся вперед. Мимо проскочил еще один встречный поезд, хоть и не так стремительно, как первый. Их поезд опять набирал скорость. В этот момент еще один, также идущий из Лондона, приблизился к их поезду; на мгновение такая близость даже испугала ее. Некоторое время оба поезда двигались параллельно, то обгоняя друг друга, то отставая. Миссис Макгилликадди смотрела из своего окна в окна параллельно идущих вагонов. Большинство штор были опущены, но иногда можно было видеть пассажиров. Второй поезд не был переполнен, многие купе оставались пустыми.

В тот момент, когда возникла иллюзия, будто оба поезда стоят на месте, штора одного купе резко взлетела вверх. Миссис Макгилликадди смотрела в освещенное купе первого класса, всего в нескольких футах от нее.

Затем она ахнула и привстала с места. Спиной к окну и к ней стоял мужчина. Его руки сжимали горло женщины, стоящей к нему лицом, и он медленно, безжалостно, душил ее. Ее глаза вылезали из орбит, лицо посинело и застыло. На глазах у завороженной миссис Макгилликадди наступил конец: тело обмякло и обвисло на руках у мужчины.

В этот момент поезд миссис Макгилликадди снова замедлил ход, а второй поезд начал набирать скорость. Он вырвался вперед и через несколько секунд исчез из виду.

Рука миссис Макгилликадди потянулась к шнуру вызова проводника, потом замерла в нерешительности. В конце концов, какой смысл звонить в том поезде, в котором едет она?

Ужас того, что она видела на столь близком расстоянии, и необычные обстоятельства парализовали ее. Необходимо срочно что-то предпринять – но что?

Дверь ее купе отодвинулась, и проводник сказал:

– Ваш билет, пожалуйста.

Миссис Макгилликадди в волнении повернулась к нему:

– Какой-то мужчина задушил женщину! В поезде. Я видела это – отсюда. – Она указала на окно.

На лице проводника отразилось сильное сомнение.

– Задушил? – недоверчиво переспросил он.

– Да, задушил… Я это видела, говорю же вам! Вы должны сейчас же что-нибудь предпринять!

Проводник смущенно кашлянул.

– Вы не думаете, мадам, что, возможно, слегка задремали и… э… – Он тактично умолк.

– Я поспала, конечно, но если вы думаете, что это был сон, вы сильно ошибаетесь. Я это видела, говорю же вам.

Взгляд проводника упал на открытый журнал, лежащий на сиденье. На открытой странице была изображена девушка, которую кто-то душил, а человек с револьвером грозил паре из открытой двери.

Он убедительным тоном произнес:

– Не думаете ли вы, мадам, что читали интересный рассказ и просто задремали, а проснулись несколько…

Миссис Макгилликадди перебила его.

– Я это видела, – сказала она. – Я была не более сонной, чем вы сейчас. И я смотрела через окно прямо в окно поезда, идущего рядом, и там мужчина душил женщину. И я хочу знать, что вы собираетесь предпринять.

– Ну… Мадам…

– Вы что-нибудь собираетесь предпринять, я полагаю?

Проводник нехотя вздохнул и посмотрел на свои часы.

– Ровно через семь минут мы прибываем в Брэкхэмптон. Я доложу о том, что вы мне рассказали. В каком направлении шел тот поезд?

– В этом направлении, разумеется. Вы же не предполагаете, что я смогла бы все это рассмотреть, если бы поезд промелькнул мимо в противоположном направлении?

Вид проводника говорил о том, что он считал миссис Макгилликадди вполне способной увидеть что угодно и где угодно, куда бы ни увлекла ее фантазия. Но он остался учтивым.

– Вы можете положиться на меня, мадам, – заверил проводник. – Я доложу о вашем заявлении. Могу я записать ваше имя и адрес – на всякий случай?

Миссис Макгилликадди дала ему адрес, по которому она будет находиться несколько следующих дней, и свой постоянный адрес в Шотландии, и проводник записал их. Затем он удалился с видом человека, который выполнил свой долг и успешно разобрался с надоедливой пассажиркой.

Миссис Макгилликадди продолжала хмуриться и чувствовала смутную неудовлетворенность. Доложит ли проводник о ее заявлении? Или он просто хотел ее успокоить?

Она полагала, что многие пожилые пассажирки бывают совершенно уверены, что раскрыли коммунистический заговор, что их грозят убить, что они видели летающую тарелку или секретный космический корабль, и сообщают об убийствах, которых никогда не было. Если этот человек счел ее одной из них…

Поезд замедлял ход, грохоча на стрелках; мимо бежали огни большого города. Миссис Макгилликадди открыла свою сумочку, достала копию счета, так как не смогла найти ничего более подходящего, быстро что-то написала на обороте шариковой ручкой, положила листок в чистый конверт, который, к счастью, оказался в сумочке, заклеила его и надписала.

Поезд медленно подъехал к платформе, заполненной людьми. Так много пассажиров и так мало носильщиков… А, вот идет один! Она повелительным тоном подозвала его:

– Носильщик! Отнесите это, пожалуйста, в контору начальника станции.

Она вручила ему конверт вместе с шиллингом. Затем со вздохом откинулась на спинку. Ну вот, она сделала, что могла. На секунду пожалела о шиллинге: шести пенсов было бы вполне достаточно…

Ее мысли вернулись к сцене, свидетелем которой она стала. Ужасно, совершенно ужасно…

Она отличалась крепкими нервами, но ее била дрожь. Какой странный, какой фантастический случай произошел с ней, Элспет Макгилликадди! Если бы штора на окне случайно не поднялась вверх… Но это, конечно, воля Провидения. Именно оно пожелало, чтобы она, Элспет Макгилликадди, стала свидетельницей преступления… Женщина мрачно поджала губы.

Раздались крики, послышались свистки, двери со стуком захлопнулись. Поезд в 5.38 медленно отъехал от станции Брэкхэмптон. Час и пять минут спустя он остановился в Милчестере.

Миссис Макгилликадди собрала свои свертки, взяла чемодан и вышла. Посмотрела в оба конца платформы и мысленно подтвердила свое прежнее суждение: носильщиков не хватает. Те, которых она видела, таскали мешки с почтой или толпились возле багажных вагонов. Кажется, пассажиры сегодня должны сами носить свои вещи… Но она не сможет нести чемодан, зонтик и все свертки. Ей придется подождать.

Через некоторое время миссис Макгилликадди удалось подозвать носильщика.

– Вызвать вам такси?

– Меня будут встречать, надеюсь.

У милчестерского вокзала к ней подошел водитель такси, который наблюдал за выходом, и заговорил с мягким местным выговором:

– Вы – миссис Макгилликадди? В Сент-Мэри-Мид?

Женщина подтвердила, что это она. Носильщик получил свое вознаграждение, адекватное, хоть и небольшое. Автомобиль с миссис Макгилликадди, чемоданом и свертками выехал в ночь. Ехать предстояло девять миль. Сидя в машине очень прямо, миссис Макгилликадди не могла расслабиться. Ей необходимо было выплеснуть свои чувства.

Наконец такси поехало по знакомой деревенской улице и в конце концов остановилось у места назначения; миссис Макгилликадди вышла и двинулась по вымощенной кирпичом дорожке к дому.

Шофер внес вещи в дом, когда дверь им открыла пожилая служанка.

Миссис Макгилликадди прошла прямо через прихожую, туда, где у открытой двери в гостиную ее ждала хозяйка – хрупкая старая леди.

– Элспет!

– Джейн!

Они поцеловались, и, без всякого вступления и околичностей, миссис Макгилликадди заговорила.

– Ох, Джейн, – простонала она, – я видела убийство!

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19